Читать онлайн Пропавший рейс бесплатно

Пролог

Самолеты могут взлетать,

могут садиться,

и даже падать,

но они не могут одного:

бесследно исчезать в воздухе.

В ночь на 8 марта 2014 года авиалайнер Боинг 777-200 авиакомпании Малайзия Эирлайнс, совершавший рейс MH370 из Куала-Лумпура в Пекин с 227 пассажирами и 12 членами экипажа, включая туриста из России, пропал с экранов радаров. Предполагается, что самолет потерпел катастрофу в южной части Индийского океана. Поисковая операция не смогла установить место крушения самолета. По итогам трехлетней поисковой операции, которую финансировали власти нескольких стран, обломки воздушного судна так и не были найдены.

Пропавший рейс не только сам стал одной из самых больших загадок, но и запустил цепочки разных событий, которые, как костяшки домино, падая друг на друга, изменили судьбы многих людей. С момента исчезновения самолета начались масштабные поисковые операции, к которым присоединились спасательные команды из разных стран. Каждое новое сообщение о возможных находках, каждая новая версия событий, накаляли общественное мнение, создавая атмосферу неопределенности и тревоги. Множество людей, ранее не интересовавшихся авиацией, стали активно участвовать в обсуждении новостей и теорий заговора, а соцсети наполнились различными версиями и предположениями. Эта загадочная ситуация выявила не только страх перед бесследным исчезновением, но и глубокую потребность в информации и понимании.

В то же время, у семей пропавших людей возникали личные драмы, каждая из которых развивалась по собственному сценарию. Некоторые нашли утешение в объединении усилий, чтобы выяснить правду, другие погружались в бездну отчаяния и неизвестности. Количество правовых и моральных вопросов продолжало расти, создавая правовые казусы.

В это время международные СМИ обостряли интерес к происшествию, накручивая зрительские рейтинги своими спекуляциями. Каждое новое интервью с экспертами или родственниками пассажиров выводило на поверхность личные трагедии, поднимая популярность тех или иных телеканалов.

Практически каждый день объявления о найденных частях самолета или подробностях перелета каким-либо образом изменяли ход расследования и внушали надежду, даже если это были лишь крохотные фрагменты или обрывки непроверенной информации. Хотя некоторые находки не имели отношения к исчезнувшему рейсу, их обсуждение лишь подливало масла в огонь интереса. Дискуссии о том, что могло произойти на борту и какие факторы привели к этому, становились всё более поляризованными и разделяли расследователей на группы, каждая из которых продвигала свою теорию. Каждый новый поворот приносил новое осознание: страх перед бесследным исчезновением стал общим состоянием для всего общества. Даже те, кто не был напрямую вовлечен в трагедию, чувствовали страх, так как осознавали свою уязвимость перед неизвестным. Так этот загадочный рейс стал не просто историей, а символом незащищённости человеческой жизни в современном мире.

Глава 1. 8 марта. Петр Завадский. 00.30 малазийского времени

Аэропорт Куала-Лумпура, как и любая другая воздушная гавань в мире, живет своей обычной жизнью. Залы ожидания наполнены звуками шагов, голосов и объявлений о рейсах на разных языках, создающими уникальную симфонию суеты и ожидания. Сотрудники аэропорта как невидимые дирижеры координируют этот сложный оркестр, следя за тем, чтобы каждый пассажир нашел свой путь, а каждый самолет вовремя покинул землю или приземлился. Их титаническая работа незаметна для сотен тысяч пассажиров, снующих по миру, но крайне важна для поддержания гармонии в этом огромном механизме. Она практически никогда не дает сбоев, и настолько регламентирована, что допустить ошибку практически невозможно. Ведь маленькая ошибка всего одного человека, как песчинка, попавшая в часовой механизм, может остановить все шестеренки и сломать чётко отлаженную систему.

Пассажиры, не задумываясь о том, что что-то может пойти не так, живут своей обычной жизнью, предвкушая или переживая за свой предстоящий перелет. На информационном табло загораются новые номера рейсов, и толпа начинает перемещаться, словно по неуловимому движению игрока компьютерной мышкой, выделившего группу персонажей и направившего их в определенную точку.

У стойки регистрации рейса на Пекин малазийская семья с тремя детьми пытается справиться с пятью чемоданами разной величины, которые, кажется, живут своей жизнью, постоянно норовя упасть. Дети, несмотря на поздний час, полны энергии и любопытства, и с восторгом смотрят на огромные самолеты за окном, представляя то, как скоро они окажутся на борту одного из них. Их мало беспокоит конечная точка прибытия и волнение родителей о перелете; их детский восторг от самого факта перелета на самолете перекрывает желание спать.

В кафе у окна, из которого открывается вид на взлетно-посадочную полосу, сидит красивая молодая женщина с огромной чашкой капучино, пытаясь не уснуть и дождаться своей посадки на Пекин, сдерживая навязчивое желание потереть глаза. Вдыхает хоть немного бодрящий запах кофе из чашки, и с ленивым интересом наблюдает за самолетами, угадывая, куда может лететь каждый из них. Придумывает историю о том, что бы она делала, и в какой компании в той выдуманной точке прилета каждой из этих красивых стальных птиц.

Рядом, за соседним столиком, бизнесмен в деловом костюме сосредоточенно изучает документы, подписанные несколькими часами ранее, и постоянно отвлекается на телефон, с кем-то переписываясь – с кем-то, кто ему явно нравится, потому что каждый раз видя новое сообщение, легкая улыбка трогает его тонкие губы, смягчая очень серьезное выражение его лица.

У выхода на посадку рейса MH 370 пожилой мужчина, погруженный в книгу, терпеливо ждет посадки, наслаждаясь возможностью побыть одному. Скоро он должен прилететь в гости к дочке и четверым внукам, и ему будет совсем не до чтения.

И никто не представляет, что сейчас аэропорт Куала-Лумпур – это не просто место пересечения маршрутов, место прилета и вылета самолетов – это живой часовой организм, в который уже попала невидимая песчинка.

– Господа и дамы, объявляется посадка на рейс MH 370 следующий маршрутом Куала-Лумпур – Пекин, стойка вылета номер двадцать один, – прозвучал в интеркоме привычно металлический голос, и семья с детьми, и девушка, и бизнесмен, и пожилой мужчина, ведомые этим объявлением, направились в чрево стальной птицы, которая скоро станет одной из самых больших загадок человечества.

– Welcome on board, sir! – прощебетала с приятным местным акцентом симпатичная малайка в синей униформе с ярким платком на шее.

– Thank you, Christine, – буркнул я в ответ, с трудом прочитав имя на фирменном бейджике. С моим двухметровым ростом поездки в ЮВА напоминали сказку про Гулливера в стране лилипутов. Все окружающие, даже самые высокие, едва доходили до середины груди. А уж их местные девочки вообще оставались где-то на нижнем этаже восприятия.

Сделал пару шагов и плюхнулся в удобное кресло.

«Так, вроде все успел; сейчас шесть с половиной часов до Пекина, потом стыковка, еще восемь часов, и я дома. На праздник успеваю. Подарки купил в Кей-Эл перед вылетом, и жене, и Алинке. Жене взял новые изящные часы от Tiffany, Алинке колечко-гвоздь Cartier; хорошо, что все женщины любят цацки, можно не напрягать мозг. Тащи что-то дорогое и блестящее, и всё будет пучком. Толик-адъютант с охраной должен встретить, отвезти. Но сначала заеду на часок к Алине, и потом уже домой, отсыхать.

После тяжелых переговоров с американцами, и в отсутствии нормальных прямых рейсов в Москву, пришлось брать стыковку через Пекин. Хорошо, что в наличии был бизнес-класс – можно хлопнуть вискаря и отрубиться на все время перелета. Не первым классом, конечно, но бизнес – уже хорошо. Никто не будет мешать и толкать в бок с просьбой выпустить в туалет. Как в страшном сне вспомнились перелеты экономом на заре развития бизнеса. Запахи от соседей, громкие дети, писушники, поднимающие тебя через каждый час, несъедобный авиакорм в коробочке… Ноги умещались только на месте в проходе, брать билет у окна было невозможно – колени не вмещались в расстояние между креслами на какой угодно авиакомпании. А уж если место в средине – хоть плачь; проще стоять весь перелет.

Но в этот раз проблем с билетами не было, и я снял туфли, пиджак и, немного поерзав, удобно устроился в широком, удобном кресле.

Самолет начал разгон и оторвался от земли. Терпеть не могу этот момент. Полная потеря контроля ситуации: от меня ничего не зависит, и я совершенно беспомощен в своем положении. При моем болезненном гиперконтроле всего, и вся вокруг, это каждый раз тяжелое и неприятное испытание. Наверное, давно стоило сходить к психологу и снять эту локальную аэрофобию, но советское, вбитое родителями и обществом воспитание, шепчет на ухо: «к психологам ходят только психи». Признаться себе, что ты псих, довольно сложно, да и какой я псих?.. Так просто, трясет слегка при взлете. Будем бороться со своими страхами самостоятельно, или я не Завадский?

– Give me please two shots of whiskey, – обратился я к стюардессе. Слыша со стороны свой жуткий английский, внутренне посмеялся. На любых переговорах за границей мой рязанский акцент выдавал советско-пролетарское происхождение с потрохами. Да и хрен с ним. Не пытался я быть похожим на лощеных британцев или суетливых азиатов. Я русский, я советский, и пока у меня тонна бабла на счетах, вы будете кланяться и улыбаться. Нет, понятно, что до частного Боинга я еще не дожил и, в принципе, в Форбсе далеко не на первых позициях, но я пережил девяностые живым и без тюрьмы. Не без греха, конечно, но кто не попался, тот не грешил. Один раз не считается. Впрямую на тот свет практически никого не отправил, а что при покупках заводов закрывал их и увольнял народ пачками, а они потом бедствовали, так то не я: то экономическая ситуация. Кто не спрятался, я не виноват. И если кто не пережил мои методы, мне очень и очень жаль. А чтобы меня Господь простил, вон – церковь отреставрировал, а батюшка мне все грехи отпустил. Так что теперь я чист и перед законом, и перед небесами, и точка.

Десятого совет директоров «Русских Металлов», и я приготовил всем отличный сюрприз: выхожу из операционного управления. Пусть готовятся бездельники, теперь придется им поработать.

Размышления прервала отбивка, предваряющая объявление в самолете. В динамиках раздался голос с типичным восточным акцентом:

– Дамы и господа, доброй ночи, вас приветствует на борту авиалайнера Малазийских авиалиний капитан корабля Захари Ахмад Шах, мы совершаем перелет Куала-Лумпур – Пекин, наш самолет набрал высоту тридцать пять тысяч футов, мы летим со скоростью восемьсот семьдесят километров в час и ориентировочно прибудем в аэропорт Пекина через шесть часов. Желаем вам приятного полета.

И еще раз тоже самое на неприятном моему слуху китайском.

– Дамы и господа, меня зовут Кристина Вонг, и я рада приветствовать вас на борту нашего авиалайнера от лица команды. Я старший бортпроводник, и в случае возникновения каких-либо вопросов, вы можете обратиться к любому члену моей команды, или прямо ко мне.

Да что, блин, такое происходит в этом мире?! Даже Малайзия – мусульманская страна – и то, даже здесь тёлки выходят на первый план, управлять; я совсем не понимаю, как такая маленькая и худенькая девочка может быть начальником. Мой дремучий патриархальный уклад ударил в голову со всей силы: ну не могу я воспринимать бабу начальником в мужском или смешанном коллективе, ну как это? Женщина управляет мужиками – да не бывать этому! Есть какая-то явная проблема в мужчинах, которые позволяют захватить власть женщине; я думаю, это полная импотенция. Баба она и есть баба: красивая, нежная, ласковая, может даже друг и советник, но всегда на втором плане, всегда где-то там, за спиной. Короче: баба – она или жена или любовница. Дети там, секс, дела домашние – но никак не начальник. И то, что последние годы транслируется как равноправие, дело весьма для меня сомнительное. Еще пятьдесят лет назад женщина в основном занимала свое правильное место в обществе – сидела дома и воспитывала детей; им даже голосовать не давали, ну ведь понятно почему. Всё это развитие феминизма и равенства полов, на мой взгляд, было выдумкой капиталистов, которым была нужно дополнительная рабочая сила. Считай, разом вдвое прибавили себе рабочих рук для умножения доходов. А если появились новые рабочие руки, значит старым платить больше не надо. Ну и весь двадцатый век мужики убивали друг друга со страшной силой в разнообразных войнах. Я думаю, у нас в стране все это случилось по одной причине: после войны осталось куча детей без отцов, воспитываемых мамами. А воспитание мамы – это совсем не то же самое что отца, вот и получили поколение изнеженных «маменькиных сынков»; первая волна разжижения мужика в СССР. Потом такие ребята, не добиваясь ничего, плодили опять безотцовщину, потому что нормальной бабе нужен «Мужик», а не вот это вот интеллигентное чмо в очочках и с высшим образованием. Как следствие – развод, и вторая волна еще более изнеженных мальчиков, без стали в яйцах. Ну а бабе что делать? Брать жизнь в свои руки и лезть наверх, пытаясь выжить.

Девяностые, в силу своего брутального характера, вытащили наверх пусть не самых умных, но жестких мужиков, и в этот момент гендерное равенство улетело к довоенному состоянию. Страна откатилась к тюремно-воровскому понимания вертикали управления, а по понятиям баба не решает ничего. И действительно, дела тогда делались на стрелках, где женщины явно лишние, да в саунах, а там баба не бизнес-партнер, а тупо плоть для утех. А так как я продукт этого времени, ну, для меня женское главенство вообще никак не понятно, и у себя в холдинге до высших постов ни одна баба никогда не поднимется. В совете директоров одна Танька, но это маркетинг, и ни один нормальный мужик этим заниматься не будет, да и то она пробилась только благодаря тому, что отдавалась мне в свое время с особым рвением.

Стюардессы принялись сновать по салону и разносить пледы и наборы для сна, выполняя свои привычные ритуалы, готовя самолет к ночному перелету. Чем больше людей уснуло, тем спокойнее и беспроблемнее пройдет рейс, и завтра можно будет погулять по Пекину, ожидая обратный рейс.

У команды на завтра была запланирована вечеринка, которую собирала Кристина. Она планировала проставиться за свое повышение до старшего бортпроводника, и коллеги предвкушали, как они будут выпивать саке и есть утку по-пекински в хорошем ресторане. Привычные шутки и подколки насчет повышения Крис до руководителя от вчерашних коллег, того же, что она была уровня, немного раздражали девушку, но показать этого было нельзя, и приходилось улыбаться вместе с ними, и самой развивать тему иронии над собой как начальником. Но вся эта суета не мешала выполнять свою работу команде как хорошо отлаженным часам.

– Сэр, еще виски? – Кристина подошла к Завадскому видя, что его бокал опустел

– Ес, плиз ту шотс.

Ну все, Чивас дошел до нужного места, тепло разлилось по телу, и усталость начала забирать своё. Сейчас еще соточку и – спать-спать-спать…

Отбивка объявления вырвала из сна, я посмотрел на часы; получилось поспать четыре часа, я вытянул руки и попробовал растянуть затекшее тело. В динамиках прозвучал резкий голос.

– Господа и дамы, с вами говорит Фарик Хамид, второй пилот воздушного судна. Первый пилот Захари мертв… это я убил его. Я отключил транспондеры, и ни один человек не знает, где мы уже четыре часа. Я заблокировал вход в кабину, и сюда никто не сможет зайти. Я изменил маршрут полета; больше никто и никогда не сможет найти наш самолет. Во имя Аллаха мы исчезнем навсегда, и никто и никогда не узнает, что произошло. Я поставил самолет на автопилот, и он будет лететь пока не кончится топливо. Я прославлю себя навсегда как верный воин Аллаха. Я убью себя и умру гораздо раньше вас всех, а вы будете испытывать ужас до самого конца, не зная, когда вы умрете. Аллах акбар!

Из динамика раздался громкий выстрел и наступила звенящая тишина. Звук из кабины не отключился и было слышно, как попискивают датчики. Секунда звукового вакуума и самолет взорвался криками на всех языках.

«Твою мать! Это что розыгрыш?» – пронеслось в голове, но судя по виду бледной стюардессы, стала понятна вся серьезность происходящего.

Моё кресло находилось в нескольких метрах от двери в кабину пилотов, я вскочил и бросился к ней, но дергание ручки и удары по бронированной двери ожидаемо не принесли никаких результатов.

После терактов 11 сентября в США, двери кабины всех самолетов забронировали, и сделали так, что без желания пилотов туда было проникнуть невозможно. Экипаж просто нажимает кнопку LOCK, и даже набрав код доступа в кабину, туда невозможно попасть никому из салона.

«Твою МАТЬ»! В салоне начал нарастать гул паники, полусонные люди начали приходить в себя и осознавать всю кошмарность ситуации. Хорошо, что большинство пассажиров спали и не слышали этого объявления. На удивление паника не полыхнула по салону. Пассажиры сидели пришибленные и полусонные.

– Дамы и господа, пристегнитесь и оставайтесь на своих местах; экипаж воздушного судна пытается решить возникшие неприятности. Лучшее, что вы можете сделать – это оставаться на своих местах. Сейчас мы свяжемся с землей и получим инструкции по дальнейшим действиям. Самолет находится на безопасной высоте и причин для паники нет. Сейчас вам подадут напитки и завтрак, – миниатюрная бортпроводница проговорила это железным голосом, совершенно без какой-то нотки истерики.

Можно только удивиться хладнокровию этой маленькой девочки, ведь понятно, что нам трындец. Все что она говорит – полная херня: как мы с кем-то свяжемся? Все приборы коммуникации только в кабине пилотов, туда как понятно не попасть. Стю, видимо для очистки совести, жмет код доступа, но замок, естественно, не реагирует.

Ну нет, ну не может вот так глупо всё закончиться. Внутри как будто лопнул воздушный шарик с силой воли, предательская волна липкого страха ударила в ноги, и я осел около двери пилотов. Я всегда был хорошим бизнесменом и аналитиком, принимавшим в жизни массу быстрых и правильных решений, и в этот момент сразу стала понятна вся безвыходность ситуации. Где-то пару лет назад вечерами я просмотрел по Дискавери большой цикл документальных фильмов про авиакатастрофы. «Шансов нет, шансов нет, шансов нет» – пульсировала, разрастаясь в голове, мысль. Никакой паники, никакой агрессии, простое осознание безнадёги. Никаких надежд. Смертник перед расстрелом. Всё окружающее стало ощущаться в формате slow motion. Звуки притушились и практически ушли.

Глава 2. Москва. 7 марта. Центральный офис компании «Русские Металлы», вечеринка по поводу 8-го марта. 20-30 московского времени.

Практически любой человек любит праздники. А уж корпоративы и подавно, а особенно в России, где любой корпоратив – это не просто пьянка, а возможность себя показать и других посмотреть.

В каждом российском офисе наступает момент, когда слово «корпоратив» начинает звучать чаще, чем «дедлайн». Это время, когда сотрудники, обычно занятые отчетами и совещаниями, превращаются в настоящих кумушек у подъезда, обсуждая, где и как пройдет очередное событие. Подготовка к корпоративу – это отдельный вид искусства. Сначала долго выбирается тема. На последний Новый год это был «Великий Гэтсби», и бухгалтерия с плохо скрываемым сожалением до сих пор поглядывает на платья в пайетках и боа, висящие в платяных шкафах.

В этом году решили не мудрствовать лукаво, и выбрали «Назад в 90-е». Кто-то уже достал с антресолей малиновые пиджаки, спортивные костюмы Адидас и барсетки.

С самого утра офис наполнился особым волнением. Все постарались закончить дела пораньше, чтобы успеть переодеться и морально и физически подготовиться, ну а как не бахнуть шампусика с утра? Все равно никакая работа уже не делается, а все ходят по офису и обсуждают наряды, и того, с кем собираются танцевать и не только. Ближе к вечеру, когда все собирались в большом зале, начинается самое интересное. Коллеги, которых привыкли видеть в строгих костюмах, вдруг предстали в образах рок-звезд, или героев популярных в девяностых сериалов про ментов.

Через несколько часов после начала, корпоратив в компании «Русские Металлы», посвященный шествию суфражисток в Нью-Йорке больше ста лет назад, набрал обороты.

Уже прошла официальная часть, с дежурными поздравлениями от руководства, закончились веселые конкурсы, многократно откатанные ведущими подобных мероприятий. Перекатывание яиц под одеждой у коллеги, попадание ручкой, привязанной к поясу в бутылку, и прочие, на трезвую голову никак не воспринимаемые нормальным человеком, развлечения.

На ура прошла групповая ламбада, и массовый танец маленьких утят, закончилось ироничное награждение самых-самых сотрудников – «королей дедлайнов» и прочих «мастеров исчезновения».

Коллеги, еще вчера общавшиеся в рамках корпоративной этики сугубо на рабочие темы, с каждым часом разгорячаясь благодаря веселящим напиткам, с радостью обсуждали слухи, перемывали косточки руководству и награждали своих сослуживцев сочными прозвищами.

За главным столом руководства из шести стульев занято оставалось только два, остальные пустовали по причине перекура, танцев и просто раннего покидания начальством вечеринки.

Перекрикивая музыку, в диалоге сошлись Сергей Хилько, директор по продажам компании «Русские Металлы», поджарый и загорелый, длинноволосый блондин внешне похожий на гавайского сёрфера, и директор по маркетингу Татьяна Язвенко – эффектная зеленоглазая брюнетка с длинной черной косой и резкими чертами лица, как будто грубо вырубленными топором, но не уродующими лицо а дополняя его четкими линиями и особостью, выделяющей ее на фоне остальных женщин. Широкие скулы, тонкие губы, раскосые глаза с явно какими-то восточными корнями в родословном древе. Про таких говорят: ведьма, яркая и сексуальная.

– Вот скажи мне, Тань, – чуть заплетающимся голосом продолжал Сергей, – хотя бы как директор по маркетингу, ну чо на этого Иванова все бабы виснут? Ну ведь не красавец: вообще обычный, ну худенький, но не накачанный, одевается обычно: костюмчик, рубашечка, машина обычная, дурацкий Приус, даже часы обычные, даже фамилия у него – Иванов!! Ну вот как так-то? Из-за бабок? Или из-за положения?

– Серёжа, отцепись, я-то откуда знаю? – Татьяна уже несколько осоловела и раскручивала бокал так, чтобы оливка всё время оставалась по центру. Не получалось, и этот Серёжа мешал сосредоточиться.

– Да вижу я, как ты на него смотришь; ответь мне как женщина, ну ты же женщина, вон какая. Ему же на тебя наплевать, он же этим не пользуется, ты же не одна такая, на него девки пачками вешаются, а он как будто не понимает, что вам нужно. Чертов робот. Я же вижу, что каждая вторая готова с ним уединиться. Точно все из-за бабла.

– Видишь ли, Серёжа, – с усмешкой посмотрела на него Таня, – у него есть ха-риз-ма. Понимаешь?.. – бокал у неё в руке покачнулся, – ой!.. Ну вот хочется немедленно раздеться. Понимаешь? Сила, воля, уверенность – и глаза.

– Ни хрена непонятно. Чо такое харизма, что такое воля?? Хрень какая-то; как это пощупать? Вот на тебя посмотреть! Твои обе харизмы видно из-за угла на расстоянии ста метров. Их пощупать можно, – гыгыкнул Сергей, – правда ты не даёшься. А чо, кстати, непонятно: вот, посмотри на меня – я в зале шесть раз в неделю страдаю по полтора часа, чтобы так выглядеть. – Сергей согнул руку в локте продемонстрировав рельефный бицепс. – И ведь не тупой при всем при этом. А ты не даешься, а с ним, по глазам твоим вижу, готова. Вот что не так? У меня же тоже бабки есть.

– Тебя куда понесло, родной? Ты главное не бери в голову; Александр – он такой один, и… Харизма, короче, – бокал, окончательно накренившись, плеснул мартини на стол, Татьяна резко его поставила, будто впечатывая в столешницу. – Тебе чего надо-то? Или тебе жены не хватает? Недоеб? – недобро усмехнулась Татьяна

– Да не надо мне, – замялся Сергей, опустив взгляд, – но сам факт бесит, зависть, на уровне «просто раздражает».

– Зависть плохое чувство! Пойду до бара, у меня тут… Кончилось! – она развела руками и очень сосредоточенно и ровно направилась к стойке. – А ты тетёха. Пресс есть, а ха-риз-мы… – Татьяна вскинула руку и перебрала в воздухе пальцами, будто нащупывая что-то неосязаемое.

Сергей остался за столом в одиночестве.

Компания Русмет всегда закатывала дорогие и красивые корпоративы, по всем праздникам. Обязательным атрибутом всегда было присутствие российских звезд и красочное шоу. В этот раз сисадминов и бухгалтеров развлекала группа «Серебро», только прогремевшая со своим хитом «Мама Люба». Громкая музыка подхватила в танец всю женскую часть коллектива и особо расслабившихся мужчин. Ну как можно усидеть на месте, когда на сцене выплясывают такие сочные девчонки? Выступление «Серебра» уже было закончено, и вечер близился к кульминации: к тому моменту, когда одна часть коллектива начинает видеть в другой неотразимых партнеров для танца, или чего большего.

Как обычно, на следующий рабочий день после корпоратива, самое увлекательное занятие в офисах – это обсуждение, того, кто как накидался и вел себя непотребно на празднике, и того, кто с кем куда уехал дальше, и какая Наташка блядь; отсосала Антону Александровичу прям в туалете.

– И правда, что это я: Сан Сеич шеф хороший и мужик правильный, хоть и зелёный по меркам бизнеса. Даже тридцати лет нет. Вон, в прошлом году моя мать заболела, так он из Главного выбил компенсацию лечения: «Петр Алексеевич, Сергею переживать нельзя, он наш основной таран в продажах, все затраты отобьет работой и доходом холдинга». И Завадский выделил серьезную сумму на операцию и реабилитацию мамы в Крыму. Но даже эта мысль порождала какую-то неприятную липкую зависть внутри Сергея. Он бы так не смог, не получилось бы убедить Главного. А этот походя решил проблему, и полетел дальше дела решать. Наверное, раздражала публичная нарочитая вежливость при общении, отстраненность, легкое ощущение разговора с роботом, или сотрудником банка. Эта избыточная корректность; везде на Вы, даже к уборщице. Все это переходит границы естественного общения. Вроде, просто воспитанный человек, но внутренне воспринимается как неискренность и лицемерие. А еще этот вечно идеально выглаженный строгий костюм, накрахмаленная белая рубашка и затянутый виндзорским узлом галстук. А вот интересно, что будет если его напоить прям в слюни?

– Сергей, что вы такой невеселый? Напитки закончились? Или горячее невкусное? – Иванов появился из-за спины как всегда бесшумно, – идите потанцуйте, все девушки будут очень довольны, и вы развеселитесь.

– Да вам показалось, всё хорошо Александр Алексеевич, просто устал, да и переживаю за отчет на совете, во вторник. Главный будет, не хочется опозориться.

– Успокойтесь, Сергей, у нас всё отлично: год закончили с прекрасными результатами, нам не стыдно показать. А то, что будет Завадский, так это же хорошо: покажете себя лишний раз, будет основание двигать вас выше.

– О чем речь, мужчины? – Таня вернулась к столу с полным бокалом коктейля.

– Татьяна, как всегда, о работе: о чем же еще могут разговаривать выпившие мужчины на корпоративе, кроме работы?

– Ой, Александр Алексеевич, я чувствую нотки сарказма.

– Татьяна, к сожалению, я не понимаю, что такое сарказм, и не умею им пользоваться. Если я вас чем-то задел, прошу меня простить.

– Ой, да все нормально, не берите в голову. Эх, мужчины!.. Вот здесь, – она обвела собеседников взглядом, чуть дольше положенного задержавшись на Александре, – вот здесь харизма есть. Жен-щи-ны это чув-ству-ют. И точка.

– Так. Коллеги, а давайте-ка собираться отсюда по домам; у нас совет десятого, надо подготовиться получше. Скажу вам по секрету, Завадский нашептал, что готовит нам какой-то сюрприз, думаю будет хорошая годовая премия. Да и коллективу надо погулять по-взрослому, а то при нас они скромничают. Вызывайте такси и по домам. Чтобы через десять минут я тут никого не видел.

Татьяна вызвала такси, загрузилась в него, и попросила водителя отъехать за угол здания, в котором проходил праздник. Через несколько минут правая задняя дверь распахнулась и в салон плюхнулся Александр.

– Как же я устаю от этих мероприятий! Ты прихватила бутылочку как я просил?

– Держи, Аньхео твоя любимая, с непроизносимым названием. Комеморативо? Конемарартино? Конь и Буратино, – зашлась она смехом, откинувшись на сиденье.

Александр открутил пробку, глубоко выдохнул и сделал два глубоких глотка обжигающей текилы.

– Татьяна, ну что, как всегда? Поехали отдыхать?

– Погнали, Иванов, сними ты уже свой дурацкий галстук, и поцелуй меня уже, сколько ждать-то можно? Весь вечер терпела. Александр Алексеевич, я очень Вас хочу, – с дьявольски соблазнительной улыбкой низким грудным голосом проговорила девушка.

Глава 3. 8 марта. Центр управления авиакомпании Малазийские Авиалинии. 02-00 малазийского времени. Куала Лумпур.

В тишине центра управления полетами, нарушаемой лишь тихим гулом техники, авиадиспетчер сосредоточенно следит за множеством экранов, на которых отображаются маршруты самолетов. Его рабочее место – это сердце воздушного движения, где каждый миг имеет значение. Словно дирижер невидимого оркестра, он координирует движение воздушных судов, обеспечивая их безопасное и точное перемещение в небе. В его наушниках звучат голоса пилотов, и он, с абсолютной ясностью и спокойствием, направляет их, учитывая погодные условия, загруженность воздушного пространства и множество других факторов.

Каждое его решение – это мгновенный анализ и интуиция, отточенная годами опыта. Он знает, что от его действий зависят жизни сотен людей, и это придает его работе особую значимость. В моменты, когда ситуация требует максимальной концентрации, он остается собранным и уверенным, принимая решения с точностью хирурга.

Работа авиадиспетчера – это искусство балансировать между хаосом и порядком, где каждый день приносит новые вызовы. И хотя его труд остается за кадром, именно благодаря его усилиям небо становится безопасным для всех, кто решает отправиться в полет.

Руководитель дежурной смены авиакомпании Малазийские Авиалинии Махир бин Аббад, лениво попивал очередной кофе и пялился в монитор, на котором привычно передвигались точки самолетов авиакомпании Малазийские Авиалинии.

– Шеф, диспетчерская аэропорта Куала-Лумпур Интернешнл передает что рейс MH370 пропал с радаров в 1-21 местного времени. Они связались с Хошимином, рейс не выходит на связь, – сообщил подошедший младший помощник Нишан.

– Ниш, не поднимай панику: у меня на радаре все нормально, рейс идет по курсу, сейчас находится над Камбоджей, проверьте информацию, – ткнул пальцем в точку на мониторе Махир

– Ок, принято, пытаемся связаться.

Нишан пошел за свое рабочее место, сел и набрал на пульте код связи с диспетчерской в КейЭл.

– Фарух, это Ниш, что там по MH370?

– По-прежнему тишина: на связь борт не выходит, на карте я его не вижу, свяжись с Хошимином, они должны были его принять сорок минут назад.

– Диспетчерская аэропорта Сайгон, вызывает дежурный Малазийских Авиалиний Нишан бин Тамим.

– Диспетчерская Сайгона, слушаю.

– Ребята, КейЭл потерял связь с рейсом MH370, вы должны были принять его 40 минут назад, посмотрите, по радарам, где он, свяжитесь с пилотом.

– Мы его не видим в нашей зоне ответственности, он к нам не заходил, – через пятнадцать секунд ответил Хошимин.

– Как: не заходил? Эшелон проходит через вашу диспетчерскую зону.

– Нишан, MH370 не пересекал зону нашей ответственности. На карте его нет, по транспондерам я его не вижу.

– Принято, Сайгон.

Ниш поднялся и, уже заметно нервничая, направился к своему начальнику.

– Мистер Аббад, Хошимин не принимал рейс в своей зоне, Куала-Лумпур с ними связь потерял. Мы не знаем где наш борт.

– Ниш, ну посмотри на монитор: вот он летит, вот его точка, что ты паникуешь? Видимо, в Сайгоне что-то выпили перед сменой. Пусть уточняют. Иди попей кофе.

2014 год, 8 марта. Малайзия, 4 часа малазийского времени

Иконки рейсов продолжали свои ленивые перемещения по монитору, периодически возникая и исчезая в зависимости от взлета и посадки. Все выглядело нормально и штатно, но внутреннее беспокойство, поселенное Нишаном внутри, не давало покоя Махиру. Еще раз окинув глазами монитор, датчики, и тут его пронзило ледяной волной ужаса. Тумблер, переключающий монитор с полетных заданий на реальную ситуацию в небе, был в положении плановых полетных заданий. Махир понял, что несколько часов смотрел «мультики», показывающие как должны лететь самолеты, и совершенно не контролировал реальную ситуацию. Трясущейся рукой он щелкнул переключателем, и на экране практически ничего не поменялось. Практически ничего, кроме одной иконки – той самой, с надписью MH370 – она исчезла.

Он поднял трубку негнущейся рукой и запросил связь с аэропортом Пекина.

– Дасин на связи.

– Доброе утро, это Махир бин Аббад, Малазийские Авиалинии. В зону вашей ответственности должен был зайти наш рейс MH370, видите ли вы его?

– Секунду, Малазийские Авиалинии, – прошли томительные десять секунд, – нет, этот борт не заходил в наше воздушное пространство.

– Проклятие, мы не видим его на карте уже почти три часа!

– Мистер, возможно, сломались транспондеры; по внутренним сетям не было зафиксировано происшествий на земле. Мы свяжемся с военными: проверить информацию о пересечении воздушной границы.

– Спасибо, Пекин.

Махир тяжело поднялся с кресла: нужно налить еще кофе и сообщить руководителям о чрезвычайной ситуации. Иначе он будет во всем виноват; нужно разделить ответственность за эту промашку.

– Нишан, подойди.

– Да сэр, – Нишан оказался рядом через несколько секунд.

– Нишан, действительно рейс 370 пропал с радаров, теперь приборы его не показывают, сейчас я сообщу руководству о потенциально чрезвычайной ситуации. Ты должен подтвердить, что два часа назад ты, также как и я, видел его на экране монитора, и должен будешь засвидетельствовать, что мы не стали поднимать панику, так как видели борт.

– Да сэр, но…

– Никаких но, Ниш, – прервал его Махир – или ты хочешь, чтобы нас с тобой сделали виноватыми?

– Нет, сэр, я понял, сэр.

– Я звоню старшему.

– Господин Шарухи, это Махир бин Аббад, у нас тут чрезвычайная ситуация: один из бортов пропал с радаров, и не появляется уже два с половиной часа.

– Что значит – пропал?

– Транспондеры отключены, на связь, на звонки по спутниковому телефону и на текстовые сообщения они не отвечают.

– Что за борт?

– МН370 Куала-Лумпур – Пекин.

– Когда он должен прибыть в порт назначения?

– Примерно через два часа.

– Кто пилотирует?

– Капитан воздушного судна Захари Ахмад Шах, второй пилот Фарик Хамид.

– Хорошие пилоты, опытный Захари и молодой перспективный Фарик; вы уверены, что ничего не перепутали?

– Господин Шарухи, мы все перепроверили несколько раз.

– Хорошо, я понял; выезжаю в центр, при изменении ситуации звоните немедленно.

2014 год, 8 марта. Малайзия. 6 часов малазийского времени

Фуад Шарухи прибыл в ситуационный центр через час после звонка дежурного, пытаясь разобраться с происходящим. Неумолимо приближалось плановое время посадки самолета в аэропорту Пекина, на всех табло уже высвечивалась «задержка рейса». До момента, когда встречающие и власти поднимут панику, оставались считанные минуты. На работу пришла утренняя смена и Фуад собрал планерку с теми, кто был на месте.

– Коллеги, рейс 370 пропал с радаров в момент перехода из одной диспетчерской зоны в другую над Андаманским морем, вот в этой точке, и с того момента никто не может понять, где он, и что с ним случилось. Даже при падении или сбитии самолета ракетой, датчики, передающие данные с борта, не отключаются все разом. Значит, кто-то отключил всю аппаратуру. Нужно оповестить власти и военных: есть вариант захвата самолета террористами, и его угона.

Последнее сообщение от первого пилота Захари Ахмад Шах было в 1-18 ночи: он подтвердил высоту полета и пожелал спокойной ночи; в этот момент все было нормально. После этого мы потеряли связь, и не знаем, что произошло. Запросите все распечатки переговоров с боротом в диспетчерской, я звоню властям, необходимо начинать поиски.

В семь часов утра на ленты всех мировых информационных агентств прорвалась информация об исчезнувшем рейсе. В аэропорту Пекина начали собираться родственники пассажиров пропавшего рейса, а сказать им по-прежнему было нечего. Огромный самолет просто растворился в воздухе. Запросы были отправлены военным нескольких государств, управление расследованием взяла на себя власть Малайзии.

Глава 4. 8 марта. Петр Завадский. 05-00 малазийского времени

Работа членов экипажа в любом авиарейсе по своей сути – очень простая штука. Это набор постоянно повторяющихся ритуалов. брифинг экипажа, проверка оборудования, приветствие пассажиров, демонстрация безопасности, обеденные ритуалы, подготовка к посадке. Все просто до невозможности, но что делать, когда посреди привычной рутины происходит что-то настолько выбивающееся из естественного хода событий? И это даже не очень сильная турбулентность, а просто полный разрыв шаблонов. Большинство людей в таких ситуациях теряются и приходят в состояние истерики или ступора. Именно в такие моменты проявляется истинный профессионализм членов экипажа. Они обучены не только справляться с экстренными ситуациями, но и сохранять спокойствие, что является ключом к контролю над атмосферой на борту, будь то технические неполадки или эмоциональные реакции пассажиров. Главное правило на борту – спокойствие в любой ситуации.

По просьбе стюардессы Кристины, я отполз от кабины пилотов в свое кресло. Что толку долбиться в бронированную дверь? После нескольких захватов самолета их укрепили так, что открыть снаружи практически невозможно; электронный замок с кодами, которые знают только пилоты, и дверь с такой защитой, что нужно взрывать. А взрывать в воздухе, понятно, дело сомнительное. Пустота в голове начала заполняться простыми и логичными вопросами. Сколько у нас осталось горючки? Считаем: отрубился через сорок минут после вылета, проспал четыре часа, плюс пятнадцать минут ада. Итого, летим примерно пять часов, до Пекина по плану лететь шесть тридцать. Судорожно вспоминаю, на сколько больше заливают керосина про запас. Вроде, процентов десять на непредвиденные ситуации. Итого: еще плюс сорок минут жизни. Грубо говоря, жить осталось плюс-минус два часа. Негусто.

В голове всплыл дурацкий вопрос из интервью на канале РБК: «А что бы вы делали, если бы узнали, что вам осталось жить два часа?». В мягком кресле напротив симпатичной журналистки было забавно разглагольствовать на этот счет. «Вот эти деньги переведу на благотворительность, эту фирму отдам своим менеджерам, этот завод – в пользу семьи. Выпью чашечку любимого кофе «Блю Маунтин. Открою бутыль коллекционного бордо 1965 года. И пойду гулять по парку Царицыно, смотреть на уточек, пока старуха с косой до меня не доберется».

В реальности ни доступа к счетам, ни кофе, ни вина, ни парка с утками. Бронированная дверь, закрытая на электронный ключ, зловещая тишина в кабине пилотов и монотонный гул движков Боинга. Слух перестроился только на эти источники звука; крики, и интернациональные истерики превратились в белый шум.

А ведь у меня даже есть лицензия пилота, правда не на лайнер, конечно, а на легкомоторный. Да и что толку? В кабину не попасть, а даже если попасть, кроме руля высоты ничего не понятно.

Твою мать!!!!! Как же помирать-то не хочется, столько сделать еще надо было! Только с америкосами договорились, руки пожали, будем титан гнать для их самолетов, а они мне, благодаря своим связям, место в Думе обеспечат через пару лет.

Ирония, конечно: помереть в самолете, для которого ты титан собрался поставлять. Осталось только формальности соблюсти, подмазать кого надо у нас, чтобы стра-те-ги-чес-кое сырье разрешили вывозить. Так это дело техники, «кушать любят все». Как говорил мой старый институтский препод по экономике Борис Исакович Штейнгольц. А по моему опыту люди с такой фамилией и отчеством крайне редко ошибаются.

В голове всплыло воспоминание недавней встречи в Москве.

– Господин Завадский, мы рады, что у нас получилось договориться.

– Мистер Робинсон, я надеюсь, что все наши договоренности останутся в тайне. Я бы очень не хотел, чтобы мой поход в политику напрямую связывали с вашей страной и вашей компанией. Я безмерно уважаю корпорацию Боинг, но кроме гражданских самолетов, вы в тройке основных подрядчиков Пентагона. А это лишние риски для молодого политика в России, – усмехнулся Завадский

– Не вижу никаких проблем; для нас главное в данный момент – настроить потоки поставок титана на наши заводы. В нашей глобальной концепции развития эти поставки играют очень важную роль.

– Господа, прекрасно: контракт совершенно чистый, на поставки титана нет никаких запретов со стороны государства, а когда я попаду в Думу, а потом в комитет по экспортной политике, я смогу проработать вопрос с авиационным алюминием АД35. И тогда мы сможем начать его поставки на ваши заводы. Мы уже поставили новое оборудование под его производство. Выборы через два года; я уверен, что мы успеем хорошо подготовиться.

– Петр, мы очень рассчитываем на вас в роли нового политика, и мы с партнерами готовы вкладывать деньги в развитие новой политической силы в России с вами во главе. Несистемная оппозиция исчерпала себя, и не представляет реальной силы.

– Да всё это несерьезно: сплошные популисты – если бы не ваши деньги, они бы не просуществовали и года, у них нет никакой реальной поддержки, они не понимают реалий и вообще – уходящая фактура. В России майдан невозможен; не знаю, что уж думают ваши коллеги из госдепартамента.

– Мы прекрасно понимаем и оцениваем ситуацию; то, что происходит в Украине, должно помочь вам в развитии карьеры. По нашим планам в России должны быстро развиваться ультрапатриотические настроения, и вы должны их возглавить. Основные тезисы и нарративы мы перешлем вашему спичрайтеру Владимиру. И дополнительно начнем качать повестку на основных государственных каналах.

– Спасибо друзья – надеюсь, я могу вас так называть – давайте в честь договоренность выпьем хорошего коньяку, и скрепим договоренности крепким рукопожатием.

– Чин-чин, Пётр.

– Господа, дела закончены; я думаю теперь можно спокойно отдохнуть – пойдемте в нашу комнату отдыха, пообедаем и, так сказать, приступим к отдыху.

В комнату переговоров юркнула стайка не сильно обременённых одеждой девочек в фартучках официанток. Собственно, фартучки были надеты поверх нижнего белья, и дразнили открытыми участками загорелой кожи.

– Друзья, берите всё что вы здесь видите, – с широкой улыбкой проговорил Завадский, – и всех.

И для более понятного объяснения возможностей, шлепнул ближайшую девочку по загорелой заднице.

– Мне нужно сделать пару звонков, и я к вам присоединюсь

Американские коллеги, увлекаемые полуодетыми дамами, вышли из комнаты.

Ну все, на этот вечер они заняты, и вряд ли вообще вспомнят о его существовании. Девочки проверенные, покажут им небо в алмазах. В голове приятным шлейфом возникли образы нескольких прошедших вечеринок, и появилось мимолетное желание пойти и присоединиться, уж больно вкусные и заводные дамочки. Только благодаря им узнал многие новые для себя вещи и ощущения. Но тут же осекся: не время. Пойла и кокса им хватит на неделю, а мне нужно спокойно обдумать произошедшее.

Договор с дьяволом подписан. По-другому это оценить невозможно. Нужно честно себе признаться: «я продал душу дьяволу во имя Золотого Тельца». Внутри смешивается радость от размера и перспектив, и злость на то, как это происходит. Чёртовы пиндосы: приходится гнуться в реверансах перед этими упырями. Титан в обмен на политическую карьеру. Терпеть их не могу, но без них двигаться дальше не получается. Держат большинство ниточек в Думе и правительстве. Удивительно: пока не начал этот путь, даже и не представлял себе истинного положения вещей – вся власть наполнена их марионетками. Ладно, в девяностые бизнесмены-олигархи, наводнили своими людьми все коридоры, всех ветвей, и, если бы не «Сам», пришедший в двухтысячном, растащили бы страну по углам и каморкам. В тот момент было понятно – у кого деньги, тот и мает власть; типичная олигархическая республика. Феодалы со всеми вытекающими: собственными вассалами, войсками, законами и правом первой ночи. Жаль, конечно, что в то время я был не в том месте – бригадир с Ленинки в столице Сибири не думал о владении заводами и пароходами. Всё было проще: щемили торгашей и цеховиков, держали свою поляну. Хотя, жаловаться, конечно, грех. Интересно, а есть такой грех? Если только зависть к этому притянуть, или уныние?

Но ведь прошло уже целых четырнадцать лет, я искренне думал, что все ветви власти в основном перекрасились и стали верными бойцами за устойчивое развитие страны, и куда не глянь – агент ФСБ или ГРУ. А оказалось, что куда не плюнь, кругом люди, зависимые от англичан и америкосов, у всех деньги и активы там, за бугром. Лондонград кто побогаче, Дубайск кто попроще. И в страхе все потерять, все до единого становятся управляемыми. Даже те самые, как они их называют «комми», которых так отменяли и ненавидели сами штатовцы – теперь и они наполовину партнёры, прислужники, друзья бывших идеологических врагов. Походу, один дядя Зю чист, как слеза младенца.

Реальная власть, но без власти улицы. Чтобы поднять Майдан как в Киеве, мощи не хватит никогда, да и повязаны все партии, как макраме у сорокалетней девственницы. С другой стороны, Навальный и его несистемная гоп-компания, эта свора разнообразных лающих собак, действительно могут поднять улицу. Криками с трибуны, как во время девяносто третьего, поднимут народ, и сметут тех, кто у власти. Точнее, могли – Болотные революционеры; в двенадцатом году стало немного страшно. Но соевые-латте-низвергатели оказались неспособны на реальные действия: это вам не баркашовцы из РНЕ. Здесь нужна жёсткость, я бы даже сказал жестокость и безжалостность. Нужно не бояться крови и смерти. А эти… Фоточки в инстаграмы только постить могут из автозака. Существующая власть – молодцы: погасили, и без крови: распихали по автозакам самых буйных и на этом всё успокоилось. Всё верно сделали, я сам бы первый их по хатам расселил, на Очень Дальних Северах. Такой бунт нам не нужен, нельзя допустить повтор девяностых с такими же сумасшедшими безумцами, погрузившими страну в хаос. Развалили все к чертям собачьим, как будто кто-то домашним тапком по лужице ртути со всей силы хлопнул. Вся страна, шариками металла разной величины, разлетелась по полу. А сейчас как будто специальный магнит для ртути в центр положили. Но очень слабый. Ближние капли притянулись, а вот те, которые далеко отлетели, нужно веником к центру сметать.

Но веника нет, есть куча прутков разной толщины, те самые «башни Кремля». Собраться прутикам в сильную метлу не дают наши «западные партнеры», грамотно пользуясь конфликтами интересов кучи игроков. Я вообще в душе не могу представить себе как Сам с этим всем разбирается. Регионы, отрасли, банкиры, производственники, Дума, военные, ФСБ-шники – и это неполный список тех, кто имеет свои интересы, и тянет одеяло на себя. Я еще не коснулся внешнего контура, где все те же самые, но условно кто-то друзья, кто-то враги, а кто-то хрен поймешь. Как этим управлять вообще непонятно. Президент – это не человек, президент – это функция; никогда не хотел бы туда на такой уровень. Мне достаточно своей небольшой комнатки в одной из башен. Моя карьера будущего политика, и даже сама идея похода туда, тоже пришла со стороны и, что характерно, с заокеанской стороны. Вся команда моих политтехнологов – от «партнеров», хоть и с русскими фамилиями. Ну как русскими; Вадик Штейбель и Сеня Либерман, вообще ни разу не Ивановы. Но и не Андерсон и не Харрис. Вся эта затея выглядит как долгосрочный ввод новой фигуры на шахматную доску; хотелось бы думать, что не пешки, а хотя бы коня. И я совершенно не против побыть конем.

Сложная гамма ощущений: я вроде и предатель получаюсь, продаю Родину, меня тащат наверх наши «партнеры», а попросту говоря – враги. С другой стороны, внутренне я патриот: я не хочу, чтобы Россия развалилась. Да, есть проблемы, но есть и будущее. Делать деньги тут сейчас проще всего, кто бы что ни говорил. Плавали, знаем. В Черногории пробовал строить – кинули братья-славяне, у немцев пытался завод купить, так задрали бумагами, и всю душу вынули, в Австралию сунулся: там вроде проблем особо нет, но живешь как на другой планете. В Штаты просто страшно соваться: без лобби на высоком уровне вообще ловить нечего. Да и отметут легко весь бизнес и бабки. Попробуй начать делать не то, что им надо. Стоит посмотреть на Иран, и все станет понятно. Владимир Владимирович десять лет назад сказал: «Не скажу, что уже завтра заморозят ваши капиталы, но захлебнетесь пыль глотать, бегая по судам, чтобы их разблокировать». И смотря на всё, что происходит вокруг, я решил прислушаться, вытащил из офшоров все заводы и перетащил в Россию. Практически герой, патриот страны, вернувший бизнес в Россию.

Теперь все мои активы здесь, отжать за бугром ничего не получится, но заставляют работать с «партнерами», грубо говоря, шантажом, хотя по деньгам всё это очень выгодно. И ведь ухватили не за бабки, не за жадность, а за прошлые грехи. Раскопали, собрали и привезли в аккуратной папочке. Насадили на крючок так, что не дернуться – либо делаешь что им нужно, либо похоронят карьеру через прессу. Грехи периода накопления первоначального капитала маячат за спиной. Прямо и правда никого не валил наглухо, но один эпизод с коммерсом и его женой тогда, в Сибири, конечно был запредельный. Она крышей потекла от наших методов, а он на себя руки наложил, потому что защитить не сумел. Воспоминания той жести неприятно царапнули нервы, в носу многолетним шлейфом застыл запах паленой плоти.

Ничего, справимся: на любую хитрую жопу свой болт с резьбой найдется. «Нет у вас методов против Кости Сапрыкина»! Помощники мои политтехнологические схему красивую нарисовали с выходом из этой ловушки. Запустим сами информацию о моем прошлом. Но подправим, подкрасим, смягчим, позитивчика накинем современного; в конце концов, не обязательно ультраправому патриоту быть кристально чистому в прошлом. Да, были вопросы у закона, но в девяностых у кого их не было? Душегубом не стал. А тот эпизод, за который меня притягивают? Так за рулем сидел, ничего не знал, ничего не видел, никого не бил, никого не насиловал. Что было в Сибири, должно остаться в Сибири.

Съемку сегодняшней вечеринки приберу до лучших времен: девочки зажигательные много на что смогут гостей вытащить, задание ими получено, будут стараться. Потом это видео можно использовать в свою пользу. Договор уж больно серьезный сегодня подписан – поставки титана это вам не газ по трубам гнать. Стратегическое сырье, наравне с ураном. Ну, что поделать, что у нас нет потребности? Всю свою авиапромышленность просрали в девяностые. Мне самолеты начать строить? Пупок сорву, хотя идея, конечно, привлекательная. Продаю ли я Родину за бабки? А кто сейчас не продает? Газ, нефть, медь, золото, дерево – что мы не продаем? Сами виноваты, нет у нас промышленности, а мне людей на заводах кормить: у них семьи, дети. Ну встал бы я в позу по поставкам – кому от этого стало бы легче? Никому. Поэтому не предатель я, а патриот: помогаю русским людям выживать. Мы с пиндосами вроде не воюем, пусть строят себе боинги свои, летают по миру и распространяют демократию. Кто я такой, чтобы сопротивляться этому? Я готов сотрудничать и работать, но раком меня ставить не надо, я не папуас и не индеец, я русский, могу и дубиной ответить.

Мысли сплетаются и переливаются, как стеклышки в детском калейдоскопе, очень сложно удерживать долго хотя бы одну идею или стройную мысль, всё время думается сразу про пять-шесть вещей, переплетается и рождает самые сумасшедшие идеи, выводы и парадоксальные сочетания.

Из размышлений вырвало изменение звука из кабины пилотов: монотонное попискивание прервалось тревожным звуковым предупреждением, и металлическим голосом LOW FUEL, LOW FUEL, LOW FUEL!!!

Ну вот и все: несколько минут, и все былое станет неважным. Надо помолиться.

Господи, Боже мой, Ты знаешь, что для меня спасительно…

LOW FUEL, LOW FUEL, LOW FUEL!!!

…помоги мне; и не попусти мне грешить пред Тобою и погибнуть во грехах моих…

Слух сконцентрировался на звуке работающих двигателей.

…ибо я грешен и немощен; не предай меня врагам моим…

LOW FUEL, LOW FUEL, LOW FUEL!!!

…яко к Тебе прибегох, избави меня, Господи…

Мыслей не осталось, только лицо матери перед глазами.

…ибо Ты моя крепость и упование мое и Тебе слава и благодарение вовеки.

LOW FUEL, LOW FUEL, LOW FUEL!!!

Аминь.

В микрофоне, из кабины пилота раздался кашель.

Глава 5. 8 марта. Александр Иванов

Час волка – это время между ночью и рассветом, когда темнота кажется особенно густой, а мир вокруг замирает в ожидании нового дня. В это время, как говорят, просыпаются самые глубокие страхи и тревоги, но не в Москве. Moscow never sleeps, особенно в субботу, особенного в ночь на восьмое марта, особенно в районе Патриков. Здесь она всегда яркая, громкая и напомаженная; эта точка города никогда не прекращает своего движения и своей жизни. Силиконовые телочки в брендовом шмоте и с сумочками за тысячи баксов, и их спутники, мажоры и папики на дорогих тачках, начинают разъезжаться только с рассветом, оставляя улицы во власти дворников из Средней Азии.

То самое место, где Воланд столетие назад обсуждал москвичей с поэтом Бездомным. За это время сменился антураж, но не люди. Москвичи остались всё теми же – стереотипными рвачами, которых испортил квартирный вопрос, в основном понаехавшими из регионов.

В центре города в квартире на Патриарших прудах, в комнате, наполненной тяжелым смрадом алкогольного перегара, раздавалось тяжелое мужское похрапывающее дыхание, перемежающееся легким сопением женщины. На постели были видны два силуэта, сплетенных во сне, еле прикрытых простынями.

Резкая трель айфона разорвала тяжелое пространство.

Ля, кому в семь утра в субботу не спится? Александр в темноте нащупал телефон.

– АЛЛО!

– Александр Алексеевич я очень п-п-прошу п-прощения, что разбудил в т-такую рань, – я услышал нервный заикающийся голос Толика, помощника Завадского.

– Толь, что случилось?

– П-п-петр Алексеевич не вышел на связь из П-пекина, и вы в-видели н-н-новости?

– Анатолий, какие новости? Я вернулся домой в четыре часа, я спал и не смотрел новости.

– Включите, п-пожалуйста, Евроньюс: т-т-там говорят, что рейс из Малайзии п-пропал, п-п-по-моему на нем д-должен был лететь ш-шеф.

– Анатолий, дай мне пять минут, и я перезвоню.

Сон сняло в секунду, но вчерашние дозы алкоголя все равно гудели в голове чугунным колоколом. Я ткнул в пульт трясущимися пальцами и начал листать каналы.

Руки трясло от похмелья и резкого пробуждения. Нужно исправлять ситуацию. Рядом с кроватью стояла недопитая бутылка текилы; вообще не помню, откуда она. Обжигающий глоток и десятисекундная пауза, глубокий выдох. Тремор начал уходить, и гул в голове стал затихать. Пожалуй, последний бар вчера был зря, а откуда взялась текила я вообще не помню.

Телевизор включился и пробился в сознание, режущим ярким светом и неприятным для похмельного состояния звуком.

– Авиалайнер Боинг 777-200 авиакомпании Малайзия Эирлайнс, совершавший рейс MH370 из Куала-Лумпура в Пекин, через сорок семь минут после вылета из аэропорта Куала-Лумпур Интернешнл, пропал с экранов радаров. На борту находилось 227 пассажиров и 12 членов экипажа. На данный момент никаких данных о судьбе пропавшего борта нет.

– Иванов, это то, о чем я думаю? – голос Татьяны вывел меня из оцепенения.

Присутствие другого человека в комнате было очень неожиданным; я только что вспомнил, что вернулся домой не один, а с Таней.

– Это плохо, Татьяна, это очень плохо, – более ёмкого термина в голову не пришло. – Надо звонить Анатолию и предупреждать о том, чтобы он молчал о том, что шеф летел этим рейсом. Информация о том, что Петр Алексеевич летел этим рейсом была у меня, Павла Александровича, Анатолия и теперь вот у тебя.

Трясущиеся руки с трудом разблокировали айфон и нажали на кнопку обратного вызова, сухой язык прилипал к нёбу и еле ворочался.

– Анатолий, не переживай и не нервничай. Скажи мне пожалуйста: ты звонил еще кому-нибудь по поводу Петра Алексеевича?

– Н-н-ет, я сразу в-вам. Х-х-хочу Пал С-с-санычу.

– И не звони никому больше, Павла Александровича я наберу сам. Оставайся в аэропорту, вдруг какая-то ошибка, и Петр Алексеевич не полетел этим рейсом, и будет тебя искать там. Дежурь там, и ни с кем не связывайся.

– П-понял.

Глоток текилы. Хорошо, что я все-таки дома, плохо что не один; это мешает сосредоточиться.

– Татьяна, ты понимаешь, что никому об этом сообщать нельзя? По крайней мере пока это всё само не просочится; ты должна делать вид что ты ничего не знаешь. Мы теперь в очень непростой ситуации. Ты просто всего до конца не понимаешь, но у нас реально большие проблемы. Если Завадский пропал или погиб, то это очень плохо.

– Иванов, ты прекрасно знаешь: я с тобой, я тебя поддержу, что бы ни случилось. Можешь на меня рассчитывать.

– Татьяна, большое спасибо, но то, что сегодня произошло – это сбой системы. Я прекрасно к тебе отношусь, и ты меня очень привлекаешь, но я не готов на серьезные отношения, моя жизненная цель – это работа.

– Ой всё, я все понимаю, я так-то привыкла за столько лет, к этим, как ты называешь, сбоям, два-три раза в год. Всё всегда одинаково, и диалог мы этот уже проходили. Не понимаю я тебя, Иванов; хорошо же у нас с тобой получается. Секс классный, поговорить есть о чем, не по-ни-ма-ю. Дурак ты Иванов. Вот выйду замуж за Борю – будешь знать. Кончатся наши сбои.

– Хорошо, я приму к сведению эту информацию, свари пожалуйста кофе.

– Да, конечно, босс, – Татьяна вышла из спальни накинув на себя мою рубашку.

Скорее всего про Бориса врёт, но не хотелось бы проверять и терять такую умную женщину; не просто любовницу, а лучшую помощницу в работе. Похоже, придется каким-то образом обелить наши тайные встречи, но не слишком их афишировать в офисе. В конце концов, взаимоотношения начальник-подчиненная – не самая лучшая запись в моем безупречном резюме. С другой, почему бы и нет: союзники сейчас нужны, а она не последний человек в компании, работает больше десяти лет, знает все входы и выходы, и всех старожилов. Может и правда перевести отношения из просто секса по пьяни в секс по трезвости: всё равно всё всегда по одному сценарию – алкоголь, караоке, бар, моя спальня. Конечно, такая ситуация меня устраивает на сто процентов, никаких рисков за собой она не несет, она в разводе. Может, жениться? Женатый человек формирует больше доверия, холостой мужчина в моем возрасте вызывает больше вопросов с ориентацией и вообще надежностью как человека. Пожалуй, надо подумать над этим вариантом, для дальнейшего роста по карьере, к тому же в случившейся ситуации женатость будет дополнительным позитивным фактором. Объективно оценивая эти встречи под алкоголем – это не просто организм требует своего, а мозг требует определенную женщину. Иначе просыпался бы каждый раз с новой девицей. Да, пожалуй, надо подумать и предложить обнародовать хотя бы дружбу. Будем действовать поэтапно.

За окном темнота и свет фонарей, в марте в семь утра очень серое утро, которое переходит в серый день, сменяемый серым вечером. Серые облака медленно плывут по небу, как будто уносят с собой последние остатки зимы, оставляя лишь хмурую атмосферу. Иногда город одевается в белую тогу снега, но все равно мгновенно становится серым, и в этот момент все начинает сливаться – небо, дороги, дома, пешеходы. Ярко горящие неоновые вывески только оттеняют эту серость своим нереальным свечением.

Я прижался лбом к холодному стеклу окна.

Итак, вероятно, Завадский пропал или погиб. Как же всё происходит не вовремя! Я столько планировал и готовил всю эту схему, убеждал шефа, что нужно идти в политику, что нужно переписать активы на других людей, подбирал этих людей!.. Столько лет был «хорошим мальчиком» и «Сашка, ты мне почти как сын». И вот на финальной прямой реализация плана угрожает рассыпаться из-за непредсказуемой случайности. Прошло всего три месяца с момента продажи заводов, и когда сейчас, в связи со смертью Петра Алексеевича, текущие номинальные владельцы заводов раскроются, появится масса вопросов. А лишние вопросы бусина за бусиной могу привести ко мне. А это очень опасно. Жена Завадского Ольга с сыном будут претендовать на всё, а тут один завод на любовнице, второй на водителе, третий вообще совершенно непонятно на ком, то есть на мне. Пока не понимаю, как объяснить совету директоров, кто такая Алина Королева, и почему она, а не Завадский, единственный владелец Новосибирского Оловозавода. Начнут оспаривать сделки, начнутся разборки, и моя роль во всей этой схеме может вылезти. Ни один человек не знает всего, но если кто-то умный начнет собирать паззл по частям, то картина может сложиться.

Нужно придумывать логичные объяснения для каждого интересанта.

Сегодня-завтра новости еще можно будет удержать, но очень быстро появятся списки пассажиров, и всё: информация покатится по СМИ, а потом по желтой прессе, а значит узнают все: Ольга, Алина, все работники, все друзья и все враги. Будет хорошо, если самолет быстро найдут, и Завадского признают погибшим, тогда начнется дележка имущества. А если не найдут?

Во всем холдинге основные активы – это заводы, а они сейчас Петру Алексеевичу не принадлежат. Управляющая компании на балансе не имеет практически ничего, и никому не интересна. Остаются его личные накопления и определенные активы – в трастах на Кипре. Там все просто, там все расписано кому и что, адвокаты траста всё сделают быстро и по закону. Но что делать с заводами? Завадский передал права на номинальных владельцев и теперь все новые хозяева под жестким подозрением. Особенно если самолет взорвался.

– Александр Алексеевич, ваш кофе готов, – с улыбкой в голосе позвала Татьяна.

Действительно, приятный запах защекотал ноздри и поманил за собой в сторону кухни.

– Татьяна, спасибо большое, я прошу прощения, но давай ты поедешь к себе: мне нужно прийти в себя и подумать, что делать дальше, – Татьяна своим присутствием очень мешала трезво мыслить.

– Сволочь ты, Иванов, всё-таки. Какая же ты бесчувственная сволочь, и дурак. Поеду к Борьке. – Таня показала язык, нарочито медленно расстегнула рубашку, оставшись абсолютно нагой, и покачивая бедрами уплыла в спальню.

– Я в душ, и поехала, вызови мне такси. Если будет нужно звони, – раздался далекий голос, забиваемый звуком потока воды.

– Да, Татьяна, хорошо, – под нос пробубнил я, понимая, что она меня уже не услышит.

Через пятнадцать минут Таня заскочила в кухню, свежая, красивая и с одуряюще пряным ароматом.

– Ты удивительно прекрасно выглядишь, – увидев и унюхав все это великолепие, удивился я. – Мне, к сожалению, еще пару дней будет очень плохо после вчерашнего.

– Иванов, это все, потому что ты сволочь, и ничего не понимаешь, просто я ведьма. Давай приходи в себя, и, если будет инфа – позвони, не забывай: меня это тоже всё очень касается, я так-то тоже работаю в Русмете.

– Татьяна, давай так: то, что у нас происходит – это уже не случайность, который раз мы оказываемся в одной постели. Ты единственная женщина за последние годы, которая была в этой квартире; я думаю, нам стоит это всё проговорить на трезвую голову, но не сегодня. Сейчас есть более актуальные проблемы; думаю ты это прекрасно понимаешь. Но я готов обсудить наши отношения, а ты еще раз сама подумай, насколько тебе всё это самой нужно. Давай завтра встретимся и обсудим, позавтракаем где-нибудь на нейтральной территории, и одетыми. Уверен, после совета директоров будет совсем некогда разговаривать и обсуждать эту тему.

– Саша?.. – на лице Татьяны отобразилось непритворное удивление. Она первый раз назвала меня по имени. Брови поднялись так, что даже на заколотом ботоксом лбу появилась едва заметная морщинка. Её красивое, почти всегда ироничное лицо стало каким-то беспомощным и детским. – Очень неожиданно, да, конечно, конечно, давай обсудим.

– Татьяна, такси у подъезда, черный Мерс номер 262. Не обижайся пожалуйста, но мне нужно побыть одному.

Хлопнула дверь, и я остался наедине с запахом кофе, шлейфом ее парфюма, и своими мыслями.

Нужно позвонить Павлу Александровичу, но я не знаю, что ему сказать. Но откладывать нельзя, все равно нужно что-то решать.

Опять эти ощущения: начинает пробивать пот, становится невозможно дышать, сердце трепыхается, как воробей в руках у скверного мальчишки, руки начинают ходить ходуном – кажется, что я куда-то падаю, проваливаюсь в бездну своего страха и паники. Начали неметь пальцы на руках и ногах, онемели губы. Я не могу выдавить ни слова, ни звука, тело парализовано неконтролируемым ужасом, невозможностью двинуться. Комната превратилась в карусель, зрение размылось, накатила тошнота, и меня вывернуло на пол. Руки заходили ходуном, все тело покрылось липким холодным потом и начало трястись от холода, сознание спуталось и отказалось воспринимать объективную реальность. Закололо сердце; ощущение того, что я сейчас умру, если не сдвинусь с места или не смогу выдавить хоть звук. Я попробовал сделать глубокий вдох, стараясь набрать как можно больше воздуха, но он получился сдавленным, что вызвало еще больший ужас.

Где-то на уровне подкорки всплыли рекомендации врача: упереться ногами в пол, заземлиться, вдох через нос, выдох ртом, не глотай воздух, медленно дыши, внимание на окружающие предметы, назвать пять вещей, которые видишь, четыре вещи, которые можно потрогать, три звука, которые слышишь, два запаха и один вкус. Сведенные судорогой мышцы начинает отпускать, легкие понемногу наполняются кислородом, возвращается чувствительность рук. Главное – дыхание: вдох-задержка-выдох-вдох-задержка-выдох.

Давно меня не накрывало панической атакой; ужасное состояние. В моменты неопределенности и опасности с детства меня сковывает так, что я не могу ничего с этим сделать. Я уже думал, что приобретенный в детстве недуг меня покинул. Получается, что нет; это очень неприятный сюрприз вдобавок ко всему остальному. Пошел за тряпкой, убрал следы панической атаки с пола, открыл настежь окно, чтобы проветрить, вдохнул свежий мартовский воздух. Нужно звонить Бортко.

Взял трубку и набрал номер нашего начальника службы безопасности, и по совместительству – близкого друга Петра Алексеевича. Сколько себя помню в «Металлах», Павел Александрович Бортко всегда был там, и являлся столпом надежности и адекватности.

– Павел Александрович здравствуйте. Вы слышали о пропавшем Боинге?

– Да, Сашко, – с привычным южным акцентом, и ударением на последний слог моего имени, прогремел голос в трубке. – Как бы хреново всё.

– Что делать будем, Павел Александрович? Я пока совсем не понимаю, что нам делать, и как выходить из этой сложной ситуации.

– Не кипеши, ждем информации, до завтра. Думаю, за сутки-двое как бы их найдут – или живых, или объявят всех погибшими. В списках пассажиров он есть, я проверил. В общем, ща не дёргаемся: сидим, пьем чай, потеем.

– Как у вас там дела в Макеевке? Вы подписали документы на собственность?

– Ой неспокойно, Сашко. В общем, Крым, похоже, отделяется, в Донецке бузят, в Харькове бузят, в Луганске бузят. Новости смотреть страшно, хохлы Губарева арестовали, дончане протестуют. Кажись, Сашко, как бы отделяться будем. А это, в общем, хреновая история. Покупали-то завод на Украине, а сейчас статус будет как бы непонятный, хрен кто признает собственность в непонятном государстве. Документы как бы нотариально заверены местными нотариусом, и силу имеют. Завод, в обще,м оформлен на меня, оспорить как бы никто не сможет. Но чисто теоретически мы на земле Украины, а по факту тут бардак, и как бы непонятно, кто сейчас власть.

Павел Александрович в моменты серьезных вопросов перескакивал со своего деланного южного диалекта на чистый русский язык, присущий бывшему жителю Новосибирска, коим в принципе и являлся, как и я. Чистота языка сибиряков объяснялась тем, что в Новосибирск в Великую Отечественную приехало двести тысяч ленинградцев в эвакуацию. За сорок первый год город прирос на треть, очень культурной и хорошо говорящей прослойкой. Одна беда: при всем богатстве и красоте языка Бортко бесконечно ввинчивал в свою речь мусор в виде двух оборотов «в общем» и «как бы». За что имел подпольною кличку у подчиненных «Как бы Саныч».

– Во вторник совет директоров, сможете быть? Если Петра Алексеевича не будет, вы там как человек, олицетворяющий надежность и устойчивость. Во избежание паники и истерики среди персонала. Возьмите, пожалуйста, подписанные документы и прилетайте в Москву. Если на Украине сейчас небезопасно, лучше бы в плане бизнеса вам быть тут. Как минимум обезопасим себя с этой стороны, а с украинцами позже договоримся.

– Конечно, Сашко, буду, я уже как бы взял билеты, в общем, если что – звони.

– Павел Александрович, берегите себя пожалуйста, сейчас это ну очень важно.

– Дякую.

Состояние отвратительное. Похмелье во всех его привычных проявлениях: тошнота, обостренное обоняние, головная боль и отсутствие желания жить. В текущей ситуации стандартных для выхода из этого состояния двух суток на прийти в себя у меня нет, придется звонить спасательной бригаде докторов с капельницами, а пока надо идти в душ.

Тугие струи горячей воды приятно разбиваются о спину, немного снимая головную боль. Так бы и стоять, уперевшись головой в стену и смывать с себя итоги вчерашних похождений. Через час приедут доктора, и еще через пару часов мне станет намного легче.

Физически станет легче, но что делать с тем, что, ощущение возникшей пустоты начинает разрастаться и захватывать разум. А что, если самолет разбился и Завадского больше нет? Волна паники окатила с ног до головы, вызвав приступ тошноты. Что делать- то? Как там говорил Воланд? «Проблема не том, что мы смертны, а в том, что мы внезапно смертны». И как же не вовремя он пропал! Что с заводами делать? Как разбираться с проблемами собственников? Очень много денег вложено в продвижение Завадского Петра Алексеевича как политика, все планы развития строились на его личной харизме. Стоит ли теперь искать замену, или бросать эту идею?

По ощущениям на спину опустилась многотонная бетонная плита, грозящая раздавить маленькую крупинку по имени Александр Иванов. И положиться категорически не на кого. Разве что Татьяна.

Главное сейчас не поддаться панике: нужно дышать – вдох-задержка-выдох-вдох-задержка-выдох.

Глава 6. 8 марта. Петр Завадский. 05-30 малазийского времени. Борт рейса MH370 Куала-Лумпур – Пекин.

Из динамиков кабины пилотов, прорываясь сквозь тревожные крики автопилота, послышался сдавленный кашель.

Показалось? Одним рывком я очутился у двери в кабину и начал стучать изо всех сил. У входа меня встретила миниатюрная стю Кристина.

– Zakhari adakah awak masih hidup, – она проговорила в трубку коммутатора какой-то чирикающий набор звуков, видимо на малайском.

– Saya cedera, – послышался хрипящий голос первого пилота.

– Что ты спросила? Что он ответил? – Я не отрывал глаз от стюардессы.

– Он ранен, – прошептала она.

– Он может открыть дверь? Как открыть дверь??? Есть какой-то код доступа открытия двери? Can he open the door? How to open the door??? Is there some kind of access code to open the door? – сбиваясь с русского на английский, прорычал я. Английские слова вылетели на автомате; оказывается, в кризисной ситуации мозг работает без запинок.

– Beritahu saya kod untuk membuka pintu, – пролопотала она на малайском в коммутатор, наверное, спросила код доступа.

– Еmpat, lapan, lima belas, enam belas, dua puluh tiga, empat puluh dua, – с паузами и сдавленным дыханием продиктовал сдавленный голос из кабины

Миниатюрная малайка начала набирать код на панели двери пилотов: 4-8-15-16-23-42. Щелкнул замок, дверь разблокировалась, и я рванул её на себя.

Представившееся зрелище напомнило сцену из третьесортного американского хоррора. Стены кабины в брызгах крови и кусочках мозга второго пилота-террориста. Первый пилот, Захари, в алой от крови, некогда белоснежной рубахе, с торчащей из груди рукояткой ножа, на полу лужа крови, резкие звуки тревоги, доносящиеся из динамиков, неприятный запах пороха и крови. Прямо как в Сибири, в девяносто первом, стремительно пронеслась мысль. Потряс за плечо раненного пилота, но он опять был в отключке. По величине густой красной лужи на полу было однозначно понятно, что при такой потере крови он не способен управлять боротом. Нужен кто-то, кто посадит самолет хоть куда-то. Тряхнул головой и повернулся к стюардессе.

– Кто-то может посадить самолет? – обратился я к Кристине.

– Нет, в экипаже нет бывших пилотов.

Ну что? Придется побыть Томом Крузом и Брюсом Уиллисом в одном лице, и попробовать приземлить самолет самому; знать бы еще, конечно, куда… В конце концов, летная лицензия есть, и принципы должны быть те же, что у маленького самолета. И один раз ходил ради смеха на тренажер по управлению Боингом поменьше. Но там только взлет и посадка на симуляторе, и отношения к реальности имеет мало. Радует одно: инструктор объяснил, какие приборы за что отвечают, хоть в этом смогу разобраться.

– I have a pilot's license. I'll try to land the plane, help me remove him.

Отстегнул труп второго пилота, с дырой в затылке размером с мой немаленький кулак и, подхватив подмышки, стянул с кресла. Естественно, сразу весь измазался в крови, руки стали скользкие и липкие. Опять резанули неприятные воспоминания из бурной молодости. Руки, измазанные в крови, под струей воды в раковине, и розовые потоки, стекающие с кистей в канализацию. Тряхнул головой, отгоняя воспоминания, скинул уже окоченевшее тело в проход, и уселся в пилотское кресло. Судя по звукам, турбины еще работали и самолет шел на крейсерской скорости. Среди десятков кнопок и лампочек отыскал «автопилот», переключил тумблер на OFF, и взялся за штурвал. Мысленно вернулся к аттракциону по управлению самолетом; что там говорил инструктор? – уменьшить тяги двигателей, оттолкнуть штурвал от себя, переводя борт к снижению. На приборах тридцать две тысячи футов. Из телепрограмм про катастрофы всплыла информация, что максимальная скорость снижения должна быть не более 7 метров в секунду. Если снижаться по 7 метров за секунду с десятки, потребуется примерно двадцать пять минут. Примерно две с половиной минуты на тысячу метров снижения. На сколько хватит горючки – непонятно. Пока работают движки, нужно снизить самолет как можно ниже, чтобы была возможность не упасть камнем, а мягко спланировать на любую поверхность. В памяти всплыло чудо на Гудзоне: пять лет назад Боинг сел с неработающими двигателями на воды реки Гудзон и при этом выжили все. Но там пилоты были опытными ребятами, а я условно первый раз замужем. Вцепился в штурвал до боли: это позволяет не думать о хреновом финале, а отдаться процессу. Сквозь чужую кровь на коже стало видно, как побелели костяшки пальцев.

Девять тысяч.

Допустим, топлива даже хватит до полного снижения, но куда сажать? Вокруг куда ни глянь бескрайний простор океана; видимо, нужно готовить пассажиров к аварийной посадке на воду. Я повернулся направо и поискал глазами стюардессу. Оказалось, что она все это время была рядом, зажимала рану в груди КВСа, откуда-то взявшимся полотенцем. По цвету его белого как мел лица было понятно, что он не жилец. Я видел таких раненых после разборок много лет назад. Без операционной, хирурга и переливания крови ему писец. Вообще непонятно, как он смог очнуться и нажать на кнопку разблокировки в таком состоянии. Ничем как божественным провидением я это объяснить не могу.

– Оставь его, он все равно умрет, подготовьте пассажиров к посадке, пусть наденут жилеты.

Стю оторвалась от пилота и растворилась за дверью, через несколько секунд я услышал её твердый голос, раздающий команды пассажирам.

Восемь тысяч.

Движки по-прежнему работают без единого чиха, хотя система кричит о низком топливе уже минут десять. Может, это как в машине? Датчик начинает орать сильно заранее, чтобы напугать водителя и заставить заехать за бензином. Психология страха работает тем сильнее, чем громче орет тревога. Когда уже оно кончится?! Как же не хочется сдохнуть! Столько еще не сделано…

Сына в МГИМО пристроил – на самом деле не дурака, но мажора, но что поделать: родная кровь, нужно участвовать. А ректору даже столь уважаемого ВУЗа тоже надо кушать. Хотелось было, конечно, в Лондоне его оставить, но пришлось все отменить: сын будущего депутата-ультрапатриота не может учиться в Лондоне. Олежка за это на меня, конечно, люто обиделся: после частной школы в Англии переехать на родину было для него ударом. Понятно, что не в Чебаркуль приехал, а в златоглавую, но все равно бесился от того, насколько тут все непривычно и по-другому. С другой стороны, с таким количеством папиного бабла и влияния здесь вариантов прожигать жизнь оказалось сильно больше. Поэтому у парня немного сорвало резьбу: гоняет по городу на заряженном Мустанге, тёлок по клубам тискает, жрет элитный вискарь и снюхал уже несколько кило кокса. Хорошо, что хоть тёлок тискает, а не дружков, а то эти ваши просвещённые Европы могли что угодно с ребенком сделать. Пидорасню я бы не пережил. Сколько раз засранца из ментуры приходилось вытаскивать в невменяемом состоянии, и не сосчитать. Никаких, кроме этого, интересов, Тёлки, клуб Soho и кокс. Хотелось бы, конечно, думать, что не от меня такой распиздяй вышел, но ведь внешне – натуральный я: те же два метра, та же косая сажень в плечах, глаза неопределенного каре-зеленого цвета, и полное отсутствие волевого подбородка. Вряд ли жена второго меня семнадцать лет назад встретила и от него нагуляла.

С другой стороны, если вспомнить себя в этом возрасте: дай мне в холодной Сибири во времена моей молодости такие же возможности, ой не знаю, что бы я сам творил. Тогда возможностей было на пару бутылок рябины на коньяке и пироженки из магазина «Аленка», да в общагу Пединститута завалиться. Главное было прорваться через Зину Сергеевну, лютую вахтершу, испепеляющую взглядом любое существо мужского пола, включая сильно пьющего шестидесятилетнего сантехника дядю Колю.

«Ходите тут к девкам, а они потом пузатые тут! Валите из общежития, и чтобы я вас тут больше никогда не видела». Хорошо, что девочки-студентки были совершенно другого мнения, поэтому общими усилиями для несанкционированного доступа в общагу был организован «канат». Из кухни второго этажа под покровом ночи в окно выбрасывался привязанный к батарее канат, по которому страждущие женского тела молодые люди типа меня, попадали в гнездо похоти и разврата. Я был пару раз на улице красных фонарей в Амстердаме, так вот по сравнению с общагой Педа в начале девяностых, это целомудренное и пуританское место. Такого количества жаждущих секса девушек я больше не видел нигде и никогда. Причем совершенно неожиданно для меня контингент, состоящий в основном из приезжих с маленьких городов и деревень девок, имел совершенно отвязанную мораль. Особенно отличался четвертый этаж, училки начальных классов. Там меня тупо передавали из комнаты в комнату, из койки в койку, как эстафетную палочку. Нет я, конечно, понимаю, почему был так востребован: спортивный парень двухмерного роста, бывший пловец, сложенный пропорционально во всех отношениях. Как я любил говорить «оснащен по последнему слову техники», но чтобы вот прям вот так?.. Тогда я еще хотел чувств и привязанностей. Пару раз даже пытался завести отношения, но эта возможность прыгать в любую кровать в любой момент не позволили мне построить что-то стабильное на срок больше двух недель. Может, конечно, если бы я был трезвый, я бы смог сдерживаться, но алкоголь в моей жизни в то время был постоянно, и никаких сдерживающих барьеров он мне не оставлял. Портвешок, рябина на коньяке, водочка – мне было не важно, чем заливать глаза. Мне кажется, именно этот двухлетний алко-секс-марафон с таким количеством легко доступных девиц разнообразной наружности и сформировал мое отношение к женщинам. И последствия этих загулов: в какой-то момент пришлось закупать большой объем антибиотиков и сильно лечиться. Хорошо, что в те времена в Сибири практически не было СПИДа, а то вполне мог с таким образом жизни заразиться и помереть молодым. С появлением более или менее серьезных денег цинизм превратился в черту характера. Никакой любви, только секс, такой какой я хочу, тогда, когда я хочу, и с той, с кем я хочу. Сначала девочки в сауну, потом и просто содержанки. Иначе иди ты на хрен и не делай мне мозг – я тебе плачу, не хочешь по-моему? – придет следующая, кто сделает не хуже, и так, как хочу и куда я захочу. Все они одинаковые.

Сын, похоже, по моим стопам пошел, и в отношении к бабам, к алкашке, и к жизни.

Сейчас, если что, придется повзрослеть. Вот помру – кто холдингом рулить будет, непонятно. Сейчас надо изолировать; не дай Бог журналюги пронюхают очередную выходку, совсем не будет вязаться с моей политической программой. И в Лондон не отправишь: те же газетчики сразу вычислят, что у турбопатриота сын за границей учится. Недовоспитал, пока Олег рос, некогда было им заниматься: бизнесы-хуизнесы, все сбросил сначала на жену, а потом на частную школу в Англии. А Ольга, как оказалось, тоже особо не заморачивалась: пока сама по бутикам и фитнесам, его нянькам да преподам передала, ну а в десять лет просто парень на полный пансион в Лондон переехал в закрытую школу.

Итого: Олег Петрович Завадский – пока самый неудачный проект бизнесмена Петра Завадского. Мое личное отношение к ребенку видимо тоже сложилось из моего детства. Родителям было не до меня, они выживали на фоне разваливающейся страны. Особой любви и ласки не было: выполняй повседневные дела, убирай в комнате, учись в школе, ходи на плавание. Все мое воспитание. Жрать даем, жить есть где, одеваем – что тебе еще надо? Живи себе сам, нам некогда, мы свой маленький мир строим. Девяностые не оставляли места для сантиментов, и они сделали выбор в пользу создания своего небольшого бизнеса по продаже пуховиков и прочего тряпья на местной барахолке. Я к ним, конечно, тянулся, но лет в двенадцать выпившая на какой-то из праздников, мама Катя заплетающимся языком поведала: «Лучше бы я тогда аборт сделала, да отец не дал, сейчас бы проще было». Те слова засели в голову такой сильной занозой, с которой я не мог справиться довольно долго. Ну как так-то? Родная мать хотела от меня избавиться и, если бы меня не было, ей было бы лучше. Как человеку с этим жить дальше? Как утоптать в голове такую информацию? Родная любимая мамочка – и такое… Как я уже потом осознал, я всю свою жизнь пытался доказать матери что не зря она тогда меня не выскребла. Ситуацией, после которой меня немного отпустило, стал момент, когда я уже был бригадиром в банде, державшей барахолку. Я пришел собирать дань с их торговой точки, и сказал, что им платить не нужно, они и так под моей охраной. Морально я почувствовал себя сильнее и круче, чем отец и мать. Теперь вы от меня зависите, и я могу делать с вами все, что хочу. Захочу – выгоню с точки, захочу – отмету ваш смешной бизнес. Но я же благородный: живите, цените, что я есть на этом свете.

Я искренне думал, что у меня с ребенком всё будет по-другому, как мне тогда казалось. Я очень хотел сына, мечтал о нем. Когда Олег родился – бухал неделю. А потом оказалось, что он орёт по ночам, ссытся, срётся и вообще ограничивает мою жизнь мужика и бизнесмена. Олег рос сложным и громким пацаном. Жена все время занята, стала страшная и прозрачная. Секса нельзя: пока рожала порвалась так, что секс отменился на долгое время. Сначала я переехал в другую комнату от него с женой, а потом все чаще стал ночевать не в доме, а в квартире, купленной около офиса. И, что характерно, не один: молодых и крепких девок вокруг было достаточно. И в тот момент я осознал, что не готов заниматься ребенком и вкладывать в него что-то, кроме денег. А для воспитания хорошего человека этого оказалось откровенно мало, и сын, воспитанный няньками, баблом и частной школой, совсем не тот, кого я хотел бы увидеть сейчас. Но сейчас уже ничего не поменять, и ему придется выкручиваться самому. Надеюсь, что моя кровь позволит прийти в себя и понять, что всё поменялось, повзрослеть раньше под давлением обстоятельств. Ну или нет: бабла с завода, которым он владеет по документам, должно хватить на кокс и девок до конца жизни.

Хотя теперь сугубо фиолетово на его поведение: если тут закончусь, его будущее меня слабо волнует. Если выживу, возьму его за гениталии так, что не дернется: хватит своим поведением мне жизнь отравлять и карьеру портить.

Семь тысяч, звук движков до сих пор ровный.

Жена Оля. Мисс Березники девяносто седьмого года. Я тогда уже при деньгах и бизнесе был, мы как раз там заводик прикупили. Решил проспонсировать конкурс, ну и понятно, что председателем жюри был. Лишним было ей объяснять, как титул получить, она и не спрашивала; предварительный отбор закончился в сауне. В те времена прямо нужно было, чтобы жена мисс-хоть-чего-угодно. Вот я и получил главный приз в призовой ленточке. Красивая, молодая – как породистая лошадь. Скандинавская красота, блондинка по всему телу, высокая, спокойная как слон, без реакции на мои нервы; тем и зацепила; мы вообще не ругались. Решил, что с такой можно остепениться и размножиться, тогда мне был сын нужен, наследник. Начиналось все здорово, я даже притормозил с похождениями, дома всего хватало: такой аппарат под боком… И по общению все сложилось, и поржать и выпить было о чем вместе, и бизнес обсудить; мозги работают как надо. Наверное, мог бы остановиться в тот момент, и получить настоящую семью, но Ольгин залет сломал все к чертям собачьим. Беременность тяжелая была, и трахаться нельзя было от слова совсем. И на этом фоне очень некрасивая ситуация вышла с Ольгиной подругой и, по совместительству, Пашкиной бабой.

Праздновали мой день рождения в коттедже, Паша уснул бухой в слюни, Оля спать рано ушла по здоровью, а мне приспичило, вот я и уболтал выпившую Натаху на пару палочек. В совершенно ненужный момент вошла Ольга, и обнаружила, как ее благоверный порет невесту лучшего друга и партнера. Скандал устраивать не стала, нордический характер проявила. Но поставила условие: Паша ничего не узнает, я обещаю, что в нашем доме больше этого не повторится, плюс я обеспечиваю ее и сына до конца жизни. Потребовала дать слово, зная, что у меня «пунктик» – я свое слово никогда не нарушаю. Ну я и пообещал, и обещанное выполнил. Слава Богу, что Паша так ничего и не узнал, иначе из-за моего разового блуда могли крепко разосраться. А он необходимый винтик моей империи, я бы даже сказал не винтик, а болт от Братской ГЭС. С Натахой они в итоге разошлись, до свадьбы дело так и не дошло, так что всё раскружилось нормально.

Потом я Ольге в виде «прошупрощения» фитнес подарил, за сына и молчание, и она, умничка, из подарка смогла серьезный бизнес развить. Клубы «FitOut» сейчас на каждом шагу, и самые модные в столице. Целыми днями занимается собой и своими фитнесами, и вполне себе уже финансово от меня не зависит. Жесткая, красивая и умная баба; жаль, что любви так и не получилось. Но тут скорее моя вина: не умею я в такое, не про любовь я. По ощущениям, Оля спит со своими инструкторами по расписанию. Но тут я совсем не против, пусть трахается, а что ей делать? Баба красивая и здоровье требует, да и я сам вообще не без греха; нет у меня ни злости, ни возмущения по этому поводу. По факту мне давно на ее леваки уже по хрену: живем каждый своей жизнью, секс последний раз пару лет назад был, по пьяни и жутко романтическому настроению. Разводиться геморойнее и дороже выйдет: почти все имущество нажито в браке, придется делить. Пусть. Да и не надо это ни ей, ни мне, держим лицо перед прессой: жена красавица и умница рядом с успешным бизнесменом и начинающим политиком. А если совсем по-честному, и не хочу я разводиться, Ольга мне как друг уже.

Для утех и радостей Алинка есть. Очередная пассия: думал, надолго не задержусь, а вот уже год как с ней. Старею, видать, лень по новой искать. Не, конечно, разовые моменты, как на встрече с американцами, присутствуют, но так что бы на постоянку искать – вообще лень. Под Новый Год в новую квартиру переселил, со всеми удобствами. Ха, действительно: квартира со всеми удобствами, включая отсос. По дороге из офиса, и в офис, в любой момент; почти как «МакАвто».

– Американо и минет пожалуйста.

– Да, хорошо проезжайте в соседнее окошко.

Хороша чертовка: тридцатник от роду, а крепкая и упругая как зрелый помидор. Ирония в том, что познакомился в фитнес-клубе жены, вроде как совершенно случайно. И вот совсем не уверен, что Ольга тут ни при чем. Радует, что у Алины мозги есть: не предъявлять лишнего, других мужиков к себе не водить, да и подписывать документы без вопросов. Понимает, чем грозят глупости. Простые честные отношения: я ей деньги и комфорт, она мне любовь и ласку.

Скорее видимость любви и ласки. Ни на секунду не верю в искренность. Зависимые люди всегда фальшивы по своей сути; вся эта любовь, и уважение могут быть только на одном социальном уровне. А где я и где она? Как только человек попадает в зависимость, он становится наркоманом – зависимым, а я видел, как искренне лгут и изворачиваются нарки, когда им нужна доза. И здесь тоже самое: подсаживаются на комфорт, безопасность и деньги, и думают, что искренне любят. Заставляют себя так думать. Попробуй их всего этого лишить, и сразу станет понятно, что терпеть мои загоны и закидоны за бесплатно никто не будет.

Нет любви. Не бывает. Только себя, только к себе. Все мы индивидуумы: для себя решая, что вот она, "ЛЮБОФФЬ", в основном сидим и лелеем свои эмоции в отношении объекта обожания, реакций от него ждем, благодарности, ответности какой-то. Подарки, бабки, Мальдивы, Картье. А на самом деле мы в этот момент любим только себя. Свои возможности и свои жесты. ТОЛЬКО СЕБЯ, и тебе по-хорошему по хрену, кто напротив: это просто зеркало и отражатель твоих эмоций. Ну да, есть, конечно, вкусовщина и элементарно необходимый набор качеств: сиськи, жопа, фейс приятный, характер задорный. Но чтобы вот так по-настоящему любить самозабвенно до мурашек по коже от голоса? Всё это для шестнадцатилетних пубертатных юношей.

Шесть тысяч.

Завод на Украине наконец-то выкупили окончательно. Не хватало медного комбината для полного флеш-рояля. Пятый в коллекции. Никель, титан, олово, алюминий – и теперь медь. Очень долгая сделка получилась, трудная и геморройная. Два года прежнего владельца обрабатывали со всех сторон, всё обставили так, как хотели. Торговались как в последний раз; вот уж ничего не скажешь, хохляцкий характер – всё думал, что самый хитрый и умный. Но вышло в итоге по-нашему, заплатили ровно столько, сколько изначально рассчитывали.

Неспокойно там сейчас, поэтому отправил туда самого Пашку, друга детства, начальника службы безопасности. Пал Саныч Бортко это тебе не хрен с горы, а серьезный мужчина. С майданами этими непонятно, конечно, что там на Украине дальше. Хотя донецкие подписались, что всё ровно будет. Донбасс отдельное государство, туда Киевские со своей «рэволюциэй незалэжности» не дотянутся. Который раз уже эта хреноверть на сопредельной… Думаю, побуровят немного, газом им рот заткнут. Тимошенка с заявлением выступит, и дальше работать будем. Братские народы, как-никак. Но всё-таки хорошо, что Пал Саныч со своими ребятами сейчас там, мне так спокойнее.

Да твою мать, мысли как будто сейчас в Москве приземлимся и всё будет по-прежнему! Как же всё не вовремя!.. Только процесс перевода заводов закончили. Переписали все заводы на номиналов, на тех, кому доверяю, или тех, кто не задаст вопросов: Новосиб на Алину, Норильск на Толика-помощника, Богучаны на Олега, Артемовск взял Пал Саныч, и главную звезду в Березниках переписали на Сашку Иванова.

Пять тысяч.

Сашка. Ну вот почему не он мой сын? Толковый, образованный, честный, порядочный (в отличие от меня). Сделал себя сам, воспитание детдомовское, характер кремень. Знает цену деньгам и своему слову. Добился положения, поднялся с самых низов, земляк с Новосиба, с Оловозавода. Коллектив его уважает, бабы вокруг кипятком ссутся, мужики хоть и завидуют, но не переходят границ. А он железный: только бизнес, только хардкор. Кругозор такой, что даже сам завидую. Ни семьи, ни детей: чтобы не отвлекали от работы. Старательно скрывает свои загулы с Татьяной, но и хорошо, что скрывает, и что с Татьяной. Значит, все-таки есть слабые места. В общем, Сашка проверку прошел; ни одного слова лишнего в любом состоянии. Ни бухой в синюю дыню, ни в кровати разгоряченный, сразу после, ни в моменты ночных откровений – сколько ни вызывала на криминальные темы, ни разу ничего подозрительного не было. Каждый загул – равно доклад о проделанной работе от Татьяны: где, как, зачем и в какой позе. И нет у меня угрызений никаких, что под него любовницу свою бывшую подложил. Никому верить нельзя, а Таня сама предложила: пацан симпатичный – и бабло и удовольствие. Девочка, выращенная в моем личном инкубаторе, верная и лояльная. Нравится мне приятное с полезным совмещать; главное со старта обозначить, что я тебе помогаю с карьерой, обеспечиваю деньгами, а ты со мной спишь, но это ненадолго и дальше будет следующая. Кто соглашается – переходят в ранг моей личной тайной бабской гвардии. Отряд Мата-Харей. Таня была совсем не первая, но одна из самых адекватных и умных девок, я был ею очень доволен, и пока мы с ней трахались, и после, на заданиях. Пришла очередь следующей пассии, и выход отличный получился. Саня хороший пацан, а что молодой, так это вопрос временный, тридцатник в этом году; можно говорить, что четвертый десяток пошел. Забавно, что они с Алиной ровесники, а какие разные люди, и какие разные судьбы!..

Интересно за ним наблюдать: идеалист, искренне не понимает, как можно делать плохо, если можно сделать хорошо. Кроме того, что сам так мыслит, всю свою команду на это натаскивает. Какой мы рывок в продажах за последние пару лет получили: ничем другим, кроме как его назначением коммерческим, объяснить нельзя. На Боинг ведь тоже он вышел, и слепил всю эту схему, и идею с политикой тоже он подкинул. Башка варит как котелок с волшебным зельем. Ни одной бредовой идеи, всё по делу, с обоснованием и четко понятной стратегией – цены ему нет. Нет, цена есть всем, просто его цена для меня очень высокая. Он, пожалуй, единственная достойная замена меня в управлении холдингом. Если разобьюсь, на него да на Пашу надежда. Только они вдвоем знают всю картину по компании.

Как ее сейчас без меня в одну кучу собрать, не сильно понятно; все номиналы были только у меня в кулаке.

За мои ошибки придется платить другим людям.

Четыре тысячи.

Да когда ты уже заглохнешь, мысленно матюгнулся я на двигатель. Ну невозможно тянет жилы это ожидание наступающего пиздеца! Хотя в телевизоре показывали, как пилоты периодически сажают самаль на заглохших двигателях: таких случаев был не то что один или два, а десятки; главное сохранять спокойствие, и знать, что делать. И задача спланировать хреновиной весом в сто тонн – не самая невероятная для профи. Есть одна небольшая проблема: я очень примерно представляю, что делать с этой хреновиной. Здесь тумблеров, кнопочек и лампочек столько, что понять без спецподготовки вообще нереально. Но вариантов не так чтобы много: буду сажать, как маленькую Сессну. Штурвал есть? Есть. Уже легче.

На небе ни облачка, в иллюминатор куда не глянь – водное полотно, отражающее блики утреннего солнца. Даже если и сядем, то куда? Кругом океан, и где мы находимся вообще непонятно. Как разобраться в этих приборах? Что тут что включает? ЛЯ!! Должна же быть рация, нужно связаться с землёй, какой я тупой!..

Внезапно раздался громкий «Бом-м-м». В кабине вырубилось электричество, погасли все приборные панели, кроме нескольких лампочек и приборов, видимо работавших от бортового аккумулятора. То есть, воздушное судно рассекает воздух уже чисто по инерции, постепенно теряя высоту.

Всё, допросился: трындец, потухли оба двигателя. Керосин наконец-то кончился.

Сука!!! Вместе со всеми приборами отрубило высотомер, быстро посмотрел на часы, поделил минуты на метры: осталось примерно три тысячи, значит семь-восемь минут до приводнения. Скорость падает, но пока не критично. Главное теперь держать самолет руками и не клюнуть носом, иначе уйдем в штопор, и не задрать его так, чтобы камнем упасть в воду. Остаётся только держать штурвал и молиться, благо один раз уже помогло.

Глава 7. 8 марта. Павел Бортко. Артемовск, Украина.

С первым днём весны 2014 года в Донбасс пришла «Русская весна». Пришла как ответ на переворот в Киеве, вызвавший волну недовольства среди населения восточных регионов Украины, пропитанный насквозь нацистским духом, ряженым в вышиванки и веночки – и всё это в наркотическом угаре, за американские доллары, выгружаемые из спецрейсов дипломатической почты США. Как ответ для Виктории Нуланд, раздававшей печеньки на майдане, как ответ тем, кто, прыгая, скандировал «Москаляку на гиляку!».

Местные жители увидели в событиях на Майдане угрозу своим культурным и языковым правам, что привело к массовым протестам. Эти настроения вскоре трансформировались в организацию митингов и акций, на которых стали требовать федерализации и большей автономии для Донбасса. Это был ответ, которого ждали уже давно. Русские, гонимые после «развала СССР» из всех когда-то дружных, живших одной большой семьей республик, терпели унижения, вплоть до издевательств и многочисленных убийств, только за то, что они русские.

Русскоговорящий Донбасс поднялся в один миг, как по волшебству, на центральной площади имени Ленина, в столице шахтерского края – Донецке.

Сказать, что первого марта 2014 года в центре Донецка собралось много народу, значит ничего не сказать. Там была огромное скопление людей. Над многотысячной толпой – голубое небо и весеннее солнце, лёгкий ветерок полощет самые разные флаги. Тревожный гул перекатывается с одного конца людского моря в другой. Все в ожидании смотрят на пустую пока ещё трибуну. Переговариваются между собой, оценивая киевские события и бегство президента Януковича.

Весна сразу принесла на своих крыльях долгожданное тепло. И атмосфера была хоть и тревожной, но радостно-приподнятой. Люди почему-то поверили, что могут что-то изменить, остановить начало большой беды, ещё даже не осознавая в полной мере всего масштаба происходящего и грядущей трагедии не только для Донбасса, но и для Украины.

Никто специально не собирал народ «на баррикады», всё передавалось по сарафанному радио; и площадь, и прилегающие к ней территории быстро заполнились до отказа.

«Регионалами» заранее была сооружена большая трибуна перед стелой. Именно они стали инициаторами проведения митинга на площади Ленина, но практически сразу же всё пошло не по их плану.

В разных местах, по одному или сразу несколько, над головами развевались короткие белые полотнища с надписью «Русский блок», российский триколор, красные флаги компартии Украины, растяжки-транспаранты с надписями на фоне российского триколора: «Донбасс с Россией». По улицам подъезжали автобусы, привозили людей из разных городов Донбасса. Флаги перемен взвились над Донбассом в первый день весны 2014 года.

Многотысячная толпа, остужаемая бодрящим весенним ветерком и подогреваемая «Русским маршем», стояла в ожидании: что же будет дальше? В разных местах зарождался многоголосый крик: «Россия – Россия» и, усиливаясь, волной проходил по всей площади.

Митинг начался с того, что люди почтили память убитых на майдане бойцов «Беркута», тех единственных, кого считали защитникам истинной власти, позорно сбежавшей из страны.

– Беркут! Беркут! – скандировала толпа.

Перед трибуной в ряд стояли женщины с портретами убитых беркутовцев, а на самой трибуне с микрофоном был кто-то из организаторов митинга.

Представителям провосточной «Партии Регионов» нужно было вернуть так позорно утраченную власть. Где в это время был бежавший из Киева донецкий Янукович, которого они привели к власти, никто не знал.

Наконец какой-то паренёк влез на трибуну. Появилась пара милицейских чинов в погонах, ещё какие-то люди. Молодого хлопца тогда ещё никто не знал, это был Павел Губарев. Он представился, но не это было важно; люди на площади ждали чего-то другого. И это другое заключалось на тот момент всего в одном слове: «референдум». Губарева попытались вывести со сцены, заломив ему руки за спину, но он почти сразу вернулся. Павел заявил, что он представитель Народного ополчения.

Историю не перепишешь, факт остаётся фактом: «Русская весна» началась в Донбассе с выступления Павла Губарева, бывшего Деда Мороза.

Слово «референдум» повело толпу к зданию областной администрации прямо по улице Артёма. И без того приостановленное движение машин и транспорта на Первой линии было парализовано полностью. На перекрёстке Артёма и Гурова, посредине улицы, стоял столбом одинокий гаишник в жёлтом жилете, и не понимал, что ему делать.

Людское море вылилось с площади на главную улицу Донецка – Артёма, и хлынуло непрерывным потоком по направлению к зданию администрации, чтобы продолжить там митинг с требованием к представителям власти о проведении референдума о самоопределении всей Донецкой области. Первого марта началась «Русская весна».

Забросило же меня на старости лет в сопредельную!.. В общем, полное ощущение середины девяностых в Сибири; такое впечатление, что Украина отстала в своем развитии на пятнадцать-двадцать лет, весь бизнес как бы поделен между несколькими олигархами. И у каждого своя как бы бандитская группировка, вежливо называемая охранным предприятием. Вся экономика построена не на законах, а на как бы понятиях. Кто и что решает, приходится кропотливо разбирать в каждом конкретном случае. Фраза «под кем ходишь?» сначала вызывала улыбку, а потом начала требовать реального ответа. В общем: Ахметовские, Януковичевские, Порошенковские, Киевские – без горилки разобрать, кто и что стоит, и кто за кем стоит, как бы практически невозможно. И это, в общем, только основные силы; есть еще мелкие царьки, бандиты помельче и местные менты. Чувствую себя как попаданец в прошлое из как бы фантастических романов; в общем, приходится мимикрировать под текущую действительность, фамилия как бы помогает сойти за своего, а не за москаля. В общем, хорошо, что всё это уже было пройдено пятнадцать лет назад, и просто необходимо как бы взбодрить спящие навыки «правильного базара», с правильными ребятами.

Город Артемовск, семьдесят тысяч населения рабочего города являют собой микс типичного южного человек с растянутым говором, и как бы неторопливым сельским ритмом жизни – и работяг шахтеров, с тяжелым взглядом и несгибаемой волей. Взрывоопасная смесь; такие долго могут терпеть, но если возьмутся за дубину, то, в общем, будут гнать до Днепра, пока сильно не устанут. До ближайшего как бы крупного города, Донецка, без малого девяносто верст. И вот с каждым из этих девяноста как бы километров от крупного города до райцентра скорость жизни, в общем, замедляется по экспоненте. Завод цветных металлов, который нам как бы удалось так технично отработать, был, в общем, градообразующим предприятием, имеющим разветвленную систему как бы подземных коммуникаций, бомбоубежищ, генераторов электричества и прочей как бы эпидерсии. В общем, многокилометровые соединительные галереи завода как бы проходят под землей и выходят на поверхность за его пределами. Когда мы придумали всю эту как бы покупку, даже не подозревали, что нам в итоге достанется. В общем, настоящие лабиринты, в которых спокойно как бы можно спрятать что угодно и кого угодно. Но завод нам этот как бы был нужен больше, чем сильно и, в общем, после безуспешных попыток купить любое медное производство на Родине, было принято как бы решение искать как бы предприятие на близлежащих территориях, так как медь-латунь-бронза были просто необходимы для тех как бы партнеров, с которыми мы работали, а при перекупке мы сильно теряли в доходе и как бы самостоятельности. В общем, почти год вели сделку, я здесь за этот год уже совсем как бы стал местным, подучил местный южнорусский диалект. Даром что как бы Украина, но за этот год ни одного разговора на мове как бы и не слышал. В общем, ощущение, что живу где-то в районе небольшой кубанской станицы, но как бы лет пятнадцать назад.

В общем, в конце концов, завод как бы наш, и по бумагам даже не наш, а как бы мой. В общем, понятно, что Петя собрался в политику, и как бы прямым бенефициаром быть не мог, вот так я и оказался как бы владельцем здорового завода на иностранной территории, и как бы здоровенного геморроя во всю спину. Говорил я, что надо бросать эту затею, и бежать: могут начаться как бы проблемы, но Петя – баран упертый, как бы, в этот раз решил меня не слушать. В общем, его уверенность в собственной правоте иногда раздражает так, что хочется всё бросить и как бы послать в жопу. Но куда я его брошу? Столько лет вместе. Хотя, в общем, конечно, есть за что: Натаху я ему как бы до сих пор не забыл, пусть и не предъявлял. Столько времени прошло, а сидит как бы занозой это их блядство…

И, в общем, если подходить с холодной головой к произошедшему, Петя скорее всего как бы «всё»: ну не бывает положительных новостей после того, как самолет как бы пропадает с радаров и его не могут найти в течении суток. Только в фантастических и оптимистических кино, про как бы робинзонов. В общем, я в эту эпидерсию не верю: если самолет пропал, как бы на девяносто девять процентов раненых нет. В общем, это значит, что теперь как бы я отвечаю не только за Артемовский объект как владелец, а в целом за компанию, оставшуюся как бы без головы. В общем, нужно лететь в Москву и как бы разбираться со всеми этими пирогами.

Петя с института себе приключения на жопу придумывал, а я его как бы прикрывал, друг-одногруппник, мать его. Новосибовский филиал Томского юрфака, с первого курса вместе во всех передрягах. В общем, даже когда он как бы к бандосам прилип, а я в органы пошел, всё равно общение до конца не прерывалось. В общем, если бы я его тогда после беспредела не помог как бы отмазать, сел бы он на свою десятку, как пить дать. Распетушили бы его, в общем, на зоне, за их художества, или сторчался бы, как все его подельники. Отмазали условкой, как водилу, «мол в машине сидел, ничего не знал, ничего не делал», хотя я-то точно в курсе, как бы что и с кем он там делал. В общем, рассказал потом Петя по синей воде все подробности, плакался, что спать не может. Как бы каялся, за грехи свои. В общем, договорились с ним тогда: он льет нужную инфу моему начальнику, а его как бы не закрывают на зону. Собственно, если бы не я, то как бы не было бы этой бизнес-империи, поэтому, в общем, я имею самые большие права на всё. Как бы столько лет на заднем фоне, конечно, формируют привычку не высовываться, но теперь именно мне как бы выгребать всю эту бодягу своими мозолистыми руками. Ну, может, Сашко еще будет помогать.

В общем, в принципе, здесь ситуация не совсем чтоб полная жопа – документы по всем объектам чистые, как бы предъяв от местных нет, со всеми поделились, и как бы договорились. Вроде бы. Позавчера объявились какие-то новые «мы здесь новая народная власть». Как бы послал их, конечно, посоветовал обратиться в международный Гаагский суд; в общем, моих бойцов должно хватить ответить на безобразия. Можно как бы отчалить в Москву решать за главное. Тут на хозяйстве оставлю Кешу Бабуина.

– Кеша, ты тут? – громко гаркнул в дверь.

– Так точно.

– Кеша, я сегодня в Москву, там задержусь на недельку минимум, а скорей всего на месяц, ты тут как бы за хозяина.

– Так точно.

– Не знаю в курсе ты или нет, но Завадский как бы пропал вместе с самолетом, завтра неприятные новости вылезут наружу: в общем, будь готов к возможным волнениям. Дежурство круглосуточное, оружие парням раздай и можешь не собирать вечером по оружейкам. В общем, может, конечно, обойдется, но очень уж хороший повод нас пошатать. Да и в принципе все неспокойно, не дай боже эти майдауны сюда полезут.

– Принято.

– В общем, с местными не рамсить, в стычки не вступать, при непонятках звонить мне, я как бы подключусь.

– Так точно, – ни один мускул не дернулся на его круглом, внешне добродушном, но ничего не выражающем лице.

– Кеша, ты робот; ты вообще понимаешь, что у нас как бы проблемы?

– Так точно, Пал Саныч.

– Кеша, сдай билеты на самолет и иди организуй мне машину с охраной до Москвы.

– Сделаю.

Бабуин тихо растворился за дверью. Несмотря на его немногословность и кажущуюся недалёкость, Кеша был очень хорошо образованным и как бы думающим парнем – в общем, бывший офицер Беркута из Донецка, местный, как бы соль от соли Донбасса. Бабуин – погоняло, в общем, сомнительное, но на самом деле погремуха сложилась как бы от имени и фамилии —Бабин Иннокентий. Именно он как бы управляет силовой охраной завода и держит контакт с местными; уверен, что справится.

Интересно устроена психика человека. Еще вчера ты спокойно летаешь самолетами и даже не задумываешься о том, что что-то может пойти не так, а сегодня, когда катастрофа ударила совсем рядом, по близкому человеку, у тебя развивается жёсткая аэрофобия. Авиакатастрофы всегда вызывали у человека сложные эмоции: страх, горе, недоумение по поводу того, как это вообще могло произойти. Головой ты, конечно, понимаешь, что погибнуть на самолете шансов сильно меньше, чем разбиться н автомобиле или просто умереть от инфаркта, но тебе все равно становится очень страшно, и ничего с этим сделать не получается. Это иррациональный страх, как у животных перед молнией и громом; кто-то начинает пить алкоголь, чтобы снять страх, кто-то становится истово набожным. Но на самом деле это слабо помогает. Со временем у большинства это чувство притупляется, становится не столь острым и колющим сознание – до следующей громкой авиакатастрофы, и каждый новостной заголовок о новой катастрофе влечет за собой новый поток вопросов: что могло пойти не так? Как это повлияло на семьи пассажиров и экипажа?..

С другой стороны, езда в автомобиле, что за рулем, что пассажиром, не пугает так сильно, хотя ежедневно в мире в автокатастрофах погибает больше трёх тысяч человек, и еще больше калечится, травмируется. Если глубоко задуматься, то отсутствие страха – это ощущение мнимого контроля над ситуацией, в отличие от полета на самолете, где кроме того, что ты вверяешь свою судьбу в руки пилоту и до конца не понимаемым технологиям, так еще и попадаешь в незнакомое замкнутое пространство.

Это мнимое ощущение контроля в жизни очень часто играет с людьми дурную шутку. Оно снижает внимательность и осторожность; тот же опытный водитель всегда на рефлексах определяет скорость потока и поведение других автомобилей. Даже в зависимости от марки машины понимает, что вот этот тревожный человек на Бэхе сейчас может начать резкие маневры и держит большую дистанцию, а вот эта машина, оклеенная буквами «У» и «туфельками», может сделать вообще все что угодно. Годы опыта и безаварийного вождения еще более укрепляют ощущение тотального контроля над дорогой и своей судьбой. Но это происходит только до того момента, пока у груженого щебнем самосвала не отказали тормоза на МКАДе, или до внезапно случившегося инфаркта у таксиста на встречке. А ты всего лишь не пристегнулся, потому что ты настолько опытный, что с тобой ничего не может случиться. Самые страшные последствия наступают, когда ты перестал все предусматривать, а ситуация внезапно вышла из-под контроля, и твои рефлексы не знают, что делать: ты привычно пытаешься спасти ситуацию, а это не помогает, потому что обстановка не стереотипная. Мнимое ощущение полного контроля может привести к игнорированию и недооценке внешних факторов, которые влияют на исход событий. Это сильно затрудняет объективную оценку ситуации и принятие правильных решений.

В общем, глобально, всю структуру Русмета можно и нужно подгрести под себя; в конце концов мы с Петей все это время как бы бок о бок всё это создавали. В общем, на фронте он, а в тылу я, как бы подметая все его косяки, отрезая хвосты и обеспечивая безопасность процесса. Да, он с шашкой на лихом коне, а я как бы обозник и, в общем, кому как не мне должно достаться всё это добро? Ну не Ольге же с ее сынишкой-дебилом. Она вообще как бы не имеет отношения к тому результату, который есть. В общем, одна заслуга: вовремя раздвинута ноги перед нужным человеком. И за это отдавать сотни миллионов баксов? Ну уж нет. В общем, есть у неё свои фитнесы, как бы ей хватит до конца жизни. Сынишка Олег? Дебилоид малолетний: я, в общем, ему мыть толчки не доверю, настолько тупой. Мозги все коксом и алкашкой сжёг, надо как-то изолировать его. Хотя лучше ничего не делать. Или сам сторчится, или как бы разобьется к хренам на своем Мустанге. Толик-помощник все документы без проблем подпишет; в общем, мой человек, отломлю ему пару соток грина, до конца жизни обязан будет, как бы переведу к себе в водилы. Туповат Толик, ему как бы больше и не надо.

Сашко, в принципе, как коммерс и управленец, не помешает в дальнейшей работе; обеспечу ему должность председателя совета и долю в его заводике как бы оставлю; в общем, тоже будет довольный, как Бобик на помойке. К тому же он и есть как бы с помойки, детдомовец хренов. В общем, нужен он мне, не надо жадничать; думаю, договоримся, к тому же он мне полностью как бы доверяет. Вон, первому позвонил мне за помощью, как бы понимает, у кого сила. В общем, в конце концов, что он может без меня? Это ему наивно кажется, что у нас как бы просвещённые времена и можно все по закону решать. Испокон веков, в любом государстве, при любом строе, как бы работает право сильного. А сейчас сильный тут как бы только я. Но ломать его нельзя: нужно брать в союзники, как бы убеждать, что так будет лучше, что наследие нельзя просрать, в общем, «Русские Металлы» дело всей жизни и все такое.

Остается эта соска Алина – сиськи-губы-жопа; думаю даже не понимает, что за документы она как бы подписала. Привезу её сам к нотариусу, оставлю жить в хате, должна спокойно все переписать на кого надо. И как с ней Петя столько времени был? Ну невозможно в режиме лежать-сосать-молчать с одной и той же бабой долго общаться, даже с самой сладкой. В общем, наверное, что-то не понимаю, что-то упускаю, надо как бы внимательно присмотреться и разобраться. Покопаться в деталях. Позвоню-ка я Алику-чечену.

– Алло, Алик, дорогой, как сам, жив-здоров?

– Ас-саляму алейкум, Павел Александрович, все хорошо, работаем, Машаллах.

– Алик, брат, мне твоя помощь нужна. Девочка есть одна, надо её немного как бы прессануть, но без травм и криминала. Надо чтобы она ко мне с проблемами прибежала, а не к ментам. Пусть от тебя боец заедет, я дубликаты ключей от квартиры передам и адресок напишу.

– Павел Александрович, дорогой, все сделаем как просишь, отправлю туда ребят, порешают.

– Пусть послезавтра подъедут, как бы стволами погрозят, отыметь пообещают, если она документы на завод не отдаст, и доверенность не напишет. Начнет орать, что нет у неё никаких документов – посмотрим, кому она звонить бросится за помощью, проверим, кто за ней стоит. Если никому звонить не станет, то легонько в печень пусть сунут, и дадут день на раздумья, и пусть уходят. Еще раз говорю: как бы не уродовать и не насиловать. А с меня, как всегда, за услуги как бы по тарифу.

– Да, брат, сделаем.

Ну вот, все карты как бы на руках, осталось только разыграть партию. В общем, все складывается нормально. Петю, конечно, как бы жалко, но все мы смертны, а развалить общее дело я не дам, и раздать на халяву не позволю. Как там говорил французский монарх Людовик под каким-то порядковым номером? «Королевство – это я». Так вот теперь «Русмет» – это я, и как бы никаких вариантов больше нет.

– Шеф, машина подъехала, пора ехать в аэропорт.

В общем, пора. Новая глава моей жизни как бы начинается сегодня. В общем, поехали. В Москву.

Глава 8. 8 марта. Петр Завадский.

На горизонте, где небо встречается с водой, утренний свет разливает свои краски, превращая открытый океан в живописное полотно. Небо окрашивается в пастельные оттенки розового и персикового, постепенно переходя в яркий золотистый цвет, который отражается на поверхности воды, создавая иллюзию мерцающего золота. От этого света рябит в глазах и хочется надеть темные очки. Океан в этот момент кажется бескрайним и величественным, его спокойная гладь простирается до самого горизонта. Легкий утренний бриз касается поверхности воды, создавая едва заметную рябь и наполняя воздух свежестью и ароматом соли. Волны, словно ленивые гиганты, медленно перекатываются, и видно, как по поверхности бегут белые барашки пены.

Утренний открытый океан – это момент, когда природа демонстрирует свою мощь и красоту, эту силу невозможно ощутить, пока не окажешься в воде, мелкой щепкой кружась в могучем потоке.

Это спокойствие обманчиво. Буквально в течение нескольких минут налетает ветер, и вода, обычно спокойная и манящая, теперь кажется тёмной и неприветливой, её поверхность покрыта высокими пенистыми гребнями. Ветер воет, предупреждая о надвигающейся буре, его порывы беспощадно хлещут по воде, поднимая брызги и создавая хаотичные узоры на поверхности. Океан в этот момент кажется живым существом, полным скрытой силы и непредсказуемости. Вдали виднеются молнии, озаряющие горизонт, и гром раскатывается, добавляя драматизма в эту и без того напряжённую картину.

Мы прошили слой редких облаков, значит падать осталось совсем немного, не больше километра.

Капля воды на стекле иллюминатора, словно кристаллическая жемчужина, замерла в своём стремительном путешествии. Её поверхность играет с утренним светом, преломляя лучи и разлагая радугу на множество оттенков, от нежно-голубого до яркого зелёного. В каждом движении капли затаилась неведомая жизнь, словно она – частичка того, что происходит за стеклом, за горизонтом, где небо встречается с морем. Бескрайнее пространство синей воды с отблесками солнца вызывает ассоциации с приземлением на любой жаркий курорт. Вот сейчас приземлимся в аэропорту, подъедет комфортная машина с кондиционером, скроет от изнуряющей жары в своем чреве, и доставит тебя в комфортабельный отель, к бару и бассейну.

Самолет шел по пологой глиссаде, приближаясь к водной поверхности. Я вцепился в штурвал, медленно натягивая его на себя, чтобы удар об воду был плоским и не разорвал самолет на части. Хотя какие шансы выжить в открытом океане без еды и воды – непонятно, даже в спасательном жилете. Ну несколько суток, а потом – на корм акулам или другим хищным созданиям. Мой опыт дайвера, нырявшего под воду во всех уголках мира, не давал никому длительных шансов. Я наблюдал все виды акул на этой планете, мои покусанные ласты не дадут соврать. И кроме акул – барракуды, мурены, осьминоги, медузы, электрические скаты – с разной степенью вероятности могут быстро или не очень отправить тебя на тот свет. Но самое страшное – это отсутствие пресной воды. В лучшем случае трое суток, и мучительная смерть от жажды под палящим океанским солнцем. Худшие варианты я даже не рассматриваю, до приводнения еще дожить надо. От напряженного вглядывания в поверхность в глазах появились белые пятна. Или это пятна на воде? Слева по борту в воде начали появляться бледно-голубые, неправильной формы круги. Как на Мальдивах, отфиксировала память. Твою мать, это же атоллы, коралловые острова! Значит мы в Индийском океане; вопрос, конечно, где, но шансы на выживание начали расти в геометрической прогрессии. Острова – это шанс на выживание, это шанс на еду и воду. И на то, что нас смогут найти. Теперь главное посадить борт так, чтобы не разбиться об воду. Начал тянуть штурвал в сторону белых кругов на воде: нужно плюхнуть самолет как можно ближе, а там уже можно будет доплыть до отмелей.

Никогда не понимал, как такое количество тонн металла и пластика не падает в воздухе. Мне десятки раз объясняли физику процесса и разницу давления под- и над крылом: когда самолет движется вперед, воздух обтекает крылья, создавая разницу давления между верхней и нижней частью, это давление и удерживает самолет в воздухе. Я как баран на новые ворота смотрел на формулы, и не мог понять, каким образом это работает. И поэтому даже сейчас не понимаю, почему мы не летим камнем на дно. Господи, спаси меня, грешного. Вода надвигается с огромной скоростью, набегая навстречу огромной падающей стальной птице.

Удар о воду. Грохот, скрежет гнущегося металла, крики пассажиров. Меня тряхнуло так, что показалось, что внутренности вышли наружу и пожили какое-то время отдельно от тела. Я выключился на какие-то мгновения. Самолет разрезал воду носовой частью, но не зарылся под воду, а удержался на воде как поплавок. Выживу – пойду пилотировать Боинги; посадка в текущих условиях получилась идеальной. Ёпта, где мои аплодисменты от пассажиров?!.. Эх, это вам не рейс Москва – Анталья.

Теперь все нужно делать очень быстро; борт сконструирован так, что если не развалился на части, то продержится на воде некоторое время, и если мы не пошли на дно сразу, то все могут успеть выбраться из самолета. Катастрофа начала превращаться в приключение. Я отстегнулся и вылез из кресла пилота. Выгляжу, конечно, отлично: руки по локоть измазаны в крови, рубаха и пиджак тоже. Попробовал открыть дверь пилотов и понял, что при ударе о воду ее перекосоебило, и заклинило. Приложил усилия, но дверь не поддалась. Весёлая ситуация: остаться в заблокированной кабине пилотов с двумя трупами в медленно уходящем под воду самолете. Если не выбраться, то следователи, нашедшие борт, сойдут с ума от догадок по поводу того, что тут произошло. Хорошо, что я знаю, как выбраться – буду вылезать через форточку, этот способ я тоже подсмотреть в программах на Дискавери. Как рассказывали специалисты, открывающиеся окна в кабинах пилотов – не для проветривания, а как раз для вот таких вот непредвиденных ситуаций. Надо торопиться, а то такая махина, если начнёт тонуть быстро, утащит за собой не только тех, кто не успел выбраться, а еще и всех, кто не успел отплыть достаточно далеко. Твою ма-а-ать, а я-то не одел спасжилет, и где они тут, интересно, лежат? Огляделся и не смог понять, где они. Придется выгребать без дополнительных средств. Постарался трезвым взглядом окинуть кабину, и понять, что нужно взять с собой, и что не утянет меня на дно. Взгляд зацепился за пистолет, лежащий на полу, в лужи крови. Поднял его, и не вытирая сунул за пояс. Прихватил пару бутылок питьевой воды и, рассовав их по карманам, начал открывать форточку. На удивление защелка поддалась легко, и распахнулась. Теперь нужно решить самую большую проблему: протиснуть свое не так чтобы маленькое тело в это отверстие, и спрыгнуть в воду, так чтобы не разбиться. Как говорили в детстве: если пролезает голова, то все остальное тоже пролезет, но, к сожалению, это касается тела маленького ребенка, и даже моя большая голова шестьдесят второго размера вообще не давала шансов остальному, слегка в моем возрасте погрузневшему телу. Самолет пока держался ровно, не сильно погружаясь под воду и давая шанс большинству пассажиров на выживание. Еще раз зачем-то осмотрев кабину, я высунулся наружу и протиснул в окошко плечи. Посмотрев назад, увидел несколько плотов, в которые с крыла загружались пассажиры. Бортпроводники уже вовсю командовали процессом спасения, аварийные люки выбиты, и стюарды направляют голосом и жестами пассажиров по плотам. Те, кто не успел раньше, торопливо натягивали на себя спасжилеты. Никакой паники; вокруг происходило очень грамотно управляемое действие, и никакой Брюс Уиллис оказался не нужен. Рывком я выдернул себя наружу по пояс, перегнулся и спрыгнул в воду. Воздух обнял меня еще до того, как я коснулся поверхности. Вода неожиданно оказалась очень холодной, как в зимой в проруби. Время словно замерло, и я ощущал каждую каплю, каждую молекулу, которая стремительно набегала на мою кожу. Ледяная вода обожгла своим холодом, по спине пробежал разряд энергии, будто сам океан решил напомнить о своем могуществе. Видимо, мы довольно далеко отлетели от экватора на юг, и на температуре океана уже сказывалась близость Антарктиды. В ту же секунду все мысли спутались, оставляя только чистые ощущения. Сердце билось с удвоенной силой, а дыхание замерло, словно тело отказывалось подчиняться. Мелкие волны окружили меня, искристо сверкало солнце, пронзающее поверхность. Я почувствовал, как холод обжигает каждую клеточку тела, выжимая из меня все тревоги и сомнения. Несмотря на ясное солнце, по ощущениям вода была градусов двенадцать, как летом на Алтае: да, не очень приятно, но я с детства привык к такой температуре, и это не было проблемой. К тому же большой опыт дайвинга тоже закалил организм; конечно, на мне сейчас не было гидрокостюма, но холод был не настолько критичными, чтобы замерзнуть, как герою фильма Титаник. Плюс ко всему адреналин согревал и бурлил в крови, не оставляя места страху; какое-то пьянящее веселье выжившего в безнадежной ситуации. Я погреб в сторону плотов – нет никакого смысла геройствовать; если есть плавсредства, то шансов на выживание гораздо больше, чем без спасжилета одному посреди океана. В несколько мощных гребков подплыл к крылу самолета, и забрался на неустойчивую плоскость. Почти все пассажиры уже погрузились в надутые плотики, и на крыле оставались только члены экипажа в форме авиакомпании. Среди них я узнал Кристину, которая встречала меня при посадке и помогала в кабинет пилотов.

– Sir, get into the raft.

– All right, Chris.

Я нырнул в неустойчивое плавсредство и начал подавать руку остальным оставшимся на крыле. Довольно быстро все загрузились на плот, и я попробовал оттолкнуться ногой от самолета, чтобы отплыть в сторону. Один из бортпроводников, постучал мне по плечу, и протянул разобранное на три части весло.

– Thanx, – я в несколько движений собрал все части воедино и оттолкнулся от фюзеляжа, начав понемногу отгребать от самолета. Минут через пять интенсивной работы мы удалились от металлической птицы на безопасное расстояние. Наконец-то появилось время отдышаться и осмотреться. В лодку уместилось десять человек экипажа: семь девок и трое мужиков, и я одиннадцатым. Мест на плоту при этом было двенадцать, что очень радовало: по крайней мере, запасов воды, которыми должно быть обеспечено плавсредство, будет с небольшим запасом. Вторым несомненным плюсом было то, что на плоту были подготовленные к подобной ситуации люди. Третьим – то, что это были малайцы, очень компактные по комплекции ребята, значит и воды, и еды им нужно сильно меньше, чем мне. По карманам спас-плота было рассовано всякое разное барахло; опять же из программ на Дискавери я знал, что там обязательно есть вода, компас, радиоприемник, фонарь, ракетница, медицинские пакеты и даже рыболовные крючки с леской и блеснами. В принципе, вполне себе рабочая история, чтобы дождаться спасателей или добраться до островов. Суток пять на плоту мы выживем спокойно, а если еще рыбы наловим, то и голодать даже не будем, практически всю рыбу можно есть сырой.

– Господа, меня зовут Петр, вы все друг друга знаете, представляться не надо, я все равно не запомню, не снимайте бейджи: мне так будет проще к вам обращаться. За несколько минут до падения я видел белые отмели атоллов, значит где-то рядом должны быть острова, на которых может быть вода и еда. Мы должны их найти и ждать, пока нас отсюда вытащат. Пока ты, – я указал на взрослого мужчину с бейджиком Ашар, – включи маячок обнаружения: мы должны подать сигнал бедствия. Вы двое, натягивайте тент, иначе нас всех спалит солнцем и нам захочется пить. А пить нам надо очень аккуратно, иначе вода быстро кончится, и мы мучительно сдохнем от жажды. Кристина, найди мне компас, пока я понимаю откуда мы прилетели, но, когда мы отплывем от самолета, не будет никаких ориентиров. Шафира, – разглядел я имя на бейдже, – найди рыболовные снасти: нам нужно начать ловить рыбу, чтобы не быть голодными.

Я привычно забрал управление в свои руки и не увидел ни нотки сопротивления со стороны моей новой команды, все происходило совершенно естественно: ну так понятно – я только что спас целый самолет народу, посадив его на воду, и выглядел всемогущим суперменом, знающим, что делать в любой ситуации. Я осмотрелся: несколько таких же как наш красных плотов дрейфовали рядом, но часть уже начало относить на расстояние, и они стали превращаться в красные точки.

– Крис, сколько всего было плотов?

– Двадцать.

– Вы рассадили всех пассажиров?

– Да, места хватило всем.

Значит, около двухсот пятидесяти человек на двадцати надувных кругах. Пытаться собрать всех за собой нереально, кричать и объяснять каждому – затея, обреченная на провал. Я быстро принял внутреннее решение: «Спасение утопающих – дело рук самих утопающих», у меня есть свой плот, я должен сделать так, чтобы они выжили, ну может быть докричаться до соседей и объяснить, что мы плывем искать острова, и чтобы они держались рядом. Три плота на расстоянии крика: нужно все-таки попробовать им объяснить, что мы собираемся делать.

– Ашар, попробуй докричаться до соседей, объясни им, что мы видели остров, и плывем туда, и, если они хотят, могут держаться за нами.

Невысокий малазиец, высунулся из проема в тенте, и начал махать руками соседям, параллельно пытаясь передать смысл того, что мы собираемся делать. Ля, тихий и невнятный, люди его не понимают, и хрен кто послушает! Точно говорят: хочешь сделать что-то хорошо – сделай сам.

– Ашар, спасибо, давай я сам.

– Лююююдии, – на своем ужасном ломанном английском заорал я со всей силы, чтобы докричаться до большего количества соседей. – Сейчас самолет утонет, нужно отплывать подальше, и потом искать сушу, я видел острова рядом, мы собираемся плыть туда, берите весла и следуйте за нами.