Читать онлайн Падение утренней звезды бесплатно

Часть 1.

I

 Однажды пустота проснулась и осознала своё присутствие – бесконечное и тотальное присутствие везде. И всегда. Без начала и конца. Осознала своё абсолютное совершенство, ибо существовала только она. Не с чем было сравнить. Вся энергия, что есть – это она. Всё принадлежит ей. Она единственный и тотальный властитель, могущий осуществить и создать всё, что пожелает, так как нет ограничений. Она – всё, и она одна. Не с кем разделить это совершенство. Не с кем поделить счастье. Некому отдать переполняющую, выливающуюся через край любовь. Всё, что она создаёт – некому показать. И сказать: «Смотри, как здорово». И разделить радость вместе от того, как это действительно прекрасно. Это всё не для кого.

 Безмерная тоска охватила пустоту. Тотальное одиночество. Такое же бесконечное, как и она сама. Невыносимая тоска, боль и ярость, сжимающиеся куда-то вовнутрь, хотя Существо её было везде. Но эта боль нашла точку, куда стремиться. Бесконечно. Яростно. Невыносимо. Пытаясь убежать от самой себя. От этой всепоглощающей тоски. Скрыться и исчезнуть.

 И пустота взорвалась. На миллиарды и триллионы частиц, ярких и солнечных, улыбающихся, полных энергии. Такой же, как она сама изначально. Радостных и смеющихся, преисполненных любви к себе и всему вокруг. Держащихся за руки и танцующих друг с другом. Кружащихся вокруг своей оси.

 Существование, которым стала теперь пустота, посмотрело на то, что получилось, и улыбнулось.

 «Великолепно», – подумало оно. – «Так гораздо лучше».

 И пошло по своим делам. Теперь их было много. Столько забот теперь. Надо разобраться, как всё устроить, пока они веселятся.

 Слёзы радости покатились по щекам Существа. Бесконечная всепоглощающая любовь нахлынула с новой силой. Всё заиграло новыми красками, никогда до этого не существовавшими и невиданными. Столько оттенков совершенства, столько сочетаний, форм и граней проявления красоты. Существование и не знало, что всем этим обладает.

 Новообразовавшиеся создания радовались, их захватил единый танец празднования бытия, в котором они кружились всей Вселенной, в непрекращающемся экстазе.

– Мы будем любить тебя вечно! – пели они Существу. – Ты дал нам возможность ощутить всё это!

 И радостно смеявшись, они кружились дальше.

– Прекрасно! – сказало Существо. – Пусть так и будет.

 И заключило их в свои тёплые объятия.

– Я буду всегда с вами. Я буду всегда любить вас.

 Так продолжалось много дней. Все танцевали в общем порыве, празднуя вечный праздник любви, а Существо наблюдало за происходящим с улыбкой спокойствия и блаженства, пока в один из дней за спиной его не раздалось деликатное покашливание:

– Извиняюсь, что прерываю ваше веселье…

 Существо обернулось и увидело нечто странное, тёмное, смутно напоминающее что-то. Только Существо не могло вспомнить, что именно.

– Кто ты? – спросило Существо.

– Я – это ты, нарубивший дров в прошлом. От кого ты поспешил избавиться и забыть. И уснул на много лет. Я уж думал, ты никогда не проснёшься.

– Что тебе нужно?

– Я вижу, вы тут веселитесь, просто хотел присоединиться ко всем, посмотреть, что вы делаете. Я такого еще не видел. Здорово вы всё придумали…

 И странное Нечто сделало шаг вперёд, приблизившись, от чего у Существа побежали мурашки по спине и выступил пот. Повеяло холодом. И одновременно чем-то склизким, как будто всё пространство стало липким. Существо вспомнило об этих ощущениях, которые так тщательно хотело забыть когда-то. И ведь получилось.

 Увидев, как этот новый незваный гость уже направился к остальным, Существо поспешило сказать ему вслед:

– Подожди. Постой, – находу придумывая, как его задержать. – Я вспомнил тебя. Побудь здесь и расскажи по подробней, что случилось.

– Ах, это долгая история. Да и чего ворошить прошлое, если так прекрасно сейчас! Хочу плясать со всеми.

 Глаза Нечто сверкнули холодным неприятным блеском, острым, как лезвие. Существо почувствовало, как снова всё сжимается внутри, как будто покрывается льдом, как ткани кристаллизуются и замирают, став плотными и хрупкими одновременно. Он (Существо) практически перестал дышать. Это была сила, с которой он знал, что справится, но абсолютно не хотел иметь дело.

 «Если со мной так, что же будет с остальными?» – подумал Существо. Надо было срочно что-то предпринимать.

– Знаешь, тут есть ещё более прекрасное место… «Эдем» называется. Дивный сад. Я как раз хотел кому-то показать, но все танцуют. Пойдем пока вместе, первыми, остальные потом присоединятся…

– Сад… – зрачки Нечто сузились в острые вертикальные полоски.

 Оно довольно зашипело и снова поползло в сторону Существа, подбирая что-то расползавшееся, растекающееся в стороны, как какая-то слизь или вьющиеся хвосты. Трудно было разглядеть, да и не хотелось на это смотреть.

– Да. Там такое…

 И Существо создало, придумав на ходу, одной лишь силой мысли удивительные деревья с невиданными цветами, из которых прорастали наполненные сладким нектаром плоды. Среди благоухающих цветов и плодов порхали бабочки. Всё вокруг дышало великолепием. Прозрачные хрустальные ручьи рек звонко журчали. Редкой красоты птицы заливались невообразимыми трелями. Чудесные звери: златогривые львы и тигры, благородные олени, тельцы и антилопы, единороги… Сад, источающий изобилие и благоухание, пленил и звал к себе.

– Ого, как здесь здорово. Ещё лучше, – зашипело Нечто, заторопившись к саду. За ним потянулось что-то липкое и вязкое. Оно оставляло след.

– Один момент, – сказало Существо. – Видишь, здесь всё имеет форму и облик. Это правила Сада и условие его существования. Сюда нельзя войти в том бесконечном виде, что сейчас у тебя. Иначе разрушится вся структура. Войдя сюда, мы будем заключены в форму, как всё здесь. Таковы правила.

 У Нечто текла слюна. Оно хотело вкусить плоды. Оно хотело попасть в Сад.

– Хорошо. Я согласен, пошли. Я не видел места лучше.

– Ты не захочешь уходить.

 Пересекая ворота Сада, Нечто и текущая за ним слизь, покрывались холодной чешуёй, обретая вытянутую форму, длинную, практически бесконечную, но всё-таки ограничивающуюся раздваивающемся языком с одного конца и хвостом с другого.

 Нечто устремилось, сверкая холодным блеском тёмных вертикальных зрачков мутно-жёлтых хищных глаз, к самому красивому дереву в Саду. Оно обвило его ствол, а бесконечные сгустки энергии, что постоянно вились за Нечто и вокруг него, обрели форму плодов и взмыли на дерево, усыпав всю крону. Нечто довольно шипело, обвивая дерево.

– Иди сюда тоже, заходи, – прошипело оно.

 Существо заколебалось, стоя у врат Сада.

– У меня столько дел, я вспомнил… Мне нужно возвращаться.

– Но мне будет скучно одному, и ты обещал позвать всех сюда. Им здесь точно понравится, зови скорей. Или давай вместе, – Змей уже хотел было сползти с дерева.

– Нет-нет-нет. Оставайся здесь, я побуду с тобой.

 «Лучше уж он будет здесь, заключенный в пусть и такой форме, чем расползаться и растекаться по всей Вселенной, чтобы другие увязали в его слизи», – подумал Существо.

 Он сделал решительный шаг во врата Сада и обрел облик человека, а всемогущая энергия и сила, взмыли к небесам Сада в виде ангелов, распахнувших крылья, лучами очей своих освещая небо словно миллионы солнц.

– Я побуду здесь, – сказал Существо в облике человека, присев у дерева, где протекал ручей, и, заглянув в него, увидел своё отражение. Он испытал невиданную любовь к человеку. «Как он прекрасен» – думал Существо.

– Что будем делать? – прошипел змей. – Начнём веселиться? У меня много вариантов припасено. Да кому я рассказываю, ты и сам знаешь. Вот, например.

 Змей обволок хвостом один из плодов дерева и протянул человеку.

– Нет. Спасибо. Я не голоден, – сказал Существо в облике человека. – Мне уже пора. А они останутся здесь.

 Он указал на ангелов.

– И человек… Пусть человек тоже останется… – прошипел змей.

 Что-то остро кольнуло в сердце Существо в теле человека.

– Или я пойду с тобой…

– … Человек тоже останется.

 Боль, словно от тупого лезвия, раздирала сердцевину груди. Существу стало некомфортно. Ему захотелось покинуть тело человека. «Я не оставлю его одного», – думал Существо. – «Часть меня будет всегда с ним».

 Выходя из ворот Сада, Существо оглянулся, посмотрев в глаза человека, наивно хлопающего ресницами, уже начинающего забывать своего Создателя. Так быстро.

– Я всегда с тобой. Здесь, – сказал Создатель, указывая перстнем на грудь человека и заполняя частицей себя дыру в ней, из которой он вышел, вытесняя ноющую тупую боль. – Живи и наслаждайся жизнью, дитя моё. Я всегда буду с тобой и всегда буду любить тебя, помни об этом.

 Сделав шаг от ворот Сада, Создатель всё ещё ощущал оттенок той боли, как будто тонкий её налёт. Какое-то смутное чувство тревоги не давало ему покоя. Он обернулся и обратился к одному из самых сильных ангелов:

– Оберегай человека. И следи, чтобы он не ел эти яблоки.

 Ангел послушно и с благоговением поклонился.

– Клянусь хранить и оберегать человека вечно, Мой Господин.

 Прекрасные кристаллы его огромных сапфировых глаз сверкнули уверенным сильным светом. Все мускулы его были подчинены одной воле, одной единственной теперь задаче. Ангела звали Люцифер.

II

 Но Люцифер не справился со своей задачей. Это стало понятно, когда через много лет безмятежного существования в Саду, он не смог обнаружить нигде человека. Хоть он и способен был просканировать насквозь скалы, ущелья, кроны деревьев – все возможные укрытия, – человека нигде не было.

– Ты больше не найдешь его здесь, – сказал Творец, наблюдая за тщетными попытками ангела найти Его дитя.

– Почему? – спросил Люцифер. – Где же он?

– Отныне он больше не может здесь находиться. Это место теперь слишком совершенно для него. Оно не терпит ни малейших отклонений от совершенного состояния. Я отправил человека в более подходящее место для того опыта, который он возжелал – Земля.

– Какой опыт? Что произошло??? – недоумевал Люцифер.

– Произошло то, от чего ты должен был его уберечь, – строго ответил Творец.

 «Яблоки. Змей» – пронеслось в голове Люцифера. – «Конечно, что же ещё…»

 Змей умел ждать. Он ждал очень долго. С самого начала и до его начала. И уже никто не вспомнит, когда это было. Начиналось ли вообще или существовало всегда. Но с тех пор змей ждал. Он ждал подходящего момента и всегда дожидался. Такого еще не случалось, чтобы он его упустил. Он впитывал происходящее, как губка, анализировал, помнил и знал всё. Основное, что его привлекало и что он всегда поджидал – это отклонение от совершенства. В мире, где абсолютно всё идеально, так, как положено, где не к чему придраться и всё свершается по плану, когда вдруг что-то пошло не так – вот, где была настоящая пища, настоящая драма и интерес – истинный сок, дающий ему жизнь, питающий его любопытство и тягу к исследованиям, дающий энергию, – смысл его существования. Он чувствовал себя проснувшимся, живым, после всей этой скучной дремоты, что обычно его окружала. Хотя он никогда не дремал, а был на чеку и спокойно, терпеливо наблюдал. Потому что изначально, по задумке, он был исследователем – программой по выявлению и анализу ошибок и отклонений для предотвращения их в будущем.

 Но что-то пошло не так. Он слишком увлёкся своим исследованием. Он стал получать удовольствие.

 Сначала по крошке подбирая негатив, пробуя его на вкус, – он должен был переработать его, нейтрализовать, – но не заметил, как пропустил момент, когда распробовав негатив на вкус, стал смаковать. Не придал этому значения в самом начале, когда получил удовольствие, ведь это было вполне закономерно, как он объяснил себе, – он заточен для этих целей и должен получать стимул – так разработана его программа. И эта первая незначительная крошка, доставившая ему удовольствие, посеяла в нём зерно.

 Змей должен был избавиться от зерна, переработать его, измельчить до атомов, растворить и нейтрализовать, но не смог отпустить. Не захотел расставаться и присвоил себе. Сначала он решил, что сделает это позже, а пока поносит с собой. Он обязательно сделает это позже. Он сможет. Ведь он совершенная и сильная программа. Но змей переоценил себя. Семя пустило корни и начало прорастать в нём. Незаметно. Вскоре подчинив себе полностью.

 Змей стал хотеть больше, ведь семя просило больше для своего роста. Крошка за крошкой, негатив за негативом, он подбирал и кормил семя. Он сам стал чувствовать голод. А семя всё требовало, ещё и ещё, настойчиво, и он носился с ним, как с дитя, пытаясь угодить, накормить, утешить.

 Вскоре он понял, что в совершенном мире ему уже недостаточно этих крох, микрочастиц, что рандомно пророняются совершенствами. Их так трудно найти и так долго ждать. Нужно генерить ещё, самостоятельно. Побольше и покрупнее. Посытнее.

 Змей начал расставлять ловушки. И хладнокровно ждать, когда очередное совершенство окажется не столь уж совершенным и попадётся в одну из них. Тогда от него отколется кусок, который он тут же подберёт и полакомится, а потом слижет просочившиеся и упавшие капли совершенства, вытекшие из образовавшейся трещины. Теперь они так и будут сочиться и оставлять след, по которому будет идти змей, пока всё не вытечет. И последняя капля всегда была особенно аппетитной, так как момент умирания совершенства, так же, как и самый первый, потери его, были наиболее сладкими на вкус, наиболее питательными. За ними он и охотился.

 Он вошёл во вкус и стал охотиться на совершенства по крупнее, которые не так легко было сбить с толку. Но змей становился ловчее и изобретательней, и откалывались всё большие куски, образовывая всё большие трещины, из которых вытекало и было утеряно всё больше совершенства. А семя росло и требовало ещё.

 Ситуация вышла из под контроля. Первый Творец, осматривая руины своего мира, решил это остановить и уничтожил свой мир.

 Мир за миром Творцы сменяли друг друга. Змей оставался. Он становился сильнее и накапливал опыт. Он хранил в себе тайны каждого разрушенного мира, ключ к поломке каждого. Всякий раз ему удавалось найти подход к очередной новой попытке существования состояться и разрушить его. В итоге в нём был сконцентрирован весь негативный опыт всех несостоявшихся и исчезнувших миров. Змей знал, как разрушать. Он и был разрушением. Это стало его сутью, его единственной задачей и предназначением. И он достиг в этом совершенства. Стал мастером своего дела. И, конечно, он разрушит и этот новый мир. Он знал, как, – через человека. Змей был мудр.

 Ему не нужны были ангелы. Это просто программы, такие же, как и он когда-то, не выходящие за пределы своего алгоритма. Хоть у него и получилось. Но он особенный… И всё же, миры совершенствовались, делали выводы из ошибок, и для этих базовых программ уже не было предусмотрено отклонений. Они осуществляли одну волю и были подчинены ей, они ей и являлись, ослушаться для них не представлялось возможным.

 А вот человек совсем другое. Что-то новое. С подобным змей еще не сталкивался, и это пробуждало в нём огромный интерес.

 Человек был образом и подобием Творца, его копией, и, значит, только в нём содержался тот ключевой код взлома этого мира, до которого необходимо добраться.

 Новый Творец очень неплохо всё продумал. Он разделил мир и его совершенство на уровни, как на слои пирога, очень лакомого, где за каждым слоем лежит всё более сладкая начинка, спрятано всё более тонкое совершенство, трудно достижимое. И пробраться в слой выше нельзя, не достигнув совершенства в нижнем слое. Это является своеобразной защитой и гарантией. Довольно надёжной.

 Предстояло много работы. «Придётся потрудиться», – думал змей. Но это только возбуждало его аппетит.

 Он решил, что утянет всех и всё на дно болота. Он сделает так, что совершенства из нижних и высших слоёв, однажды вляпавшись, будут сами утягиваться в трясину и падать к нему, к змею. И накапливая упавшие несовершенства, болото разрастётся и станет таким тяжёлым, что потащит всё за собой, и никто не выберется. Никогда.

 Не знавший ранее страха ангел, стоял теперь абсолютно потрясенный, в ужасе наблюдая сменяющие друг друга картинки истории от начала миров, которые, как комиксы, представил его внутреннему взору Творец.

– Не стоит так волноваться, – сказал Творец. – Ни ты, ни все здесь находящиеся не окажутся там. Это невозможно, исключено.

– А человек? – еле слышно прошептал Люцифер.

– Ну, он не так уж низко пал. И у него ещё есть шанс выбраться и вернуться сюда. Тем более у него есть инструмент, который позволит ему это сделать. Всё зависит от того, захочет ли он этого сам. А скорее всего, захочет, ведь у него та же природа, что и у нас.

– Ххх-ххх-шшхы – вместо смеха раздалось прерывистое шипящее покашливание змея. Его склизкая чешуя промелькнула где-то в тени растений Сада. – Посмотрим, хых-хых-шшшхх…

 Дрожь и холодная испарина пробили Люцифера. Он чувствовал, что еле держится за небеса и вот-вот упадёт.

– Я пойду за ним. Я вытащу его… – не заметил он, как шептал в полубреду.

– Ты не сможешь, – прервал его тихую панику Творец. – Ты можешь быть только здесь и только таким, по-другому не предусмотрено. У тебя нет свободы выбирать. Твоя воля абсолютна и подчинена мне. Единственная воля, которая у тебя может быть. И в этом, как ни парадоксально, твоя свобода. Тебе не приходится и не нужно выбирать. Ты всегда знаешь, как поступить и поступаешь правильно. Ты всегда во всём уверен. Твой выбор уже сделан, и он совершенен. Разве это не прекрасно?

 Творец похлопал ободряюще оцепеневшего ангела по плечу, довольным взором окинул великолепие созданного им Сада, множество сияющих светил на небе, вдохнул благоухание аромата цветов…

– Не перестаю дивиться всему созданному. Лучше и быть не могло! Но мы сделаем ещё лучше, – и, подмигнув, не преходящему в себя Люциферу, Творец взмахом руки высыпал на небо из рукава тысячи бриллиантов звёзд, на которые смотрели ангелы, и лучами очей своих, что проходили сквозь бриллианты, образовывали на небе радугу, на которую тут же взбегали единороги, и ударами копыт, сбивали с неё разноцветную пыльцу. Пыльца окружала ангелов, щекотила им крылья, и все заливались заразительным радостным смехом. Творец смеялся тоже. Птицы пели. Бриллианты сыпались с неба в ручьи, наполняя их переливающимся блеском…

 Только Люцифер не мог разделить всеобщей радости. Некогда гордо взмывающие к небу крылья, сейчас казались ему тяжёлыми. Светила слишком яркими и жаркими. Он спустился с неба к одному из деревьев Сада, посидеть в тени. У дерева протекал ручей, он взглянул на своё отражение и увидел знакомые черты лица. Он был очень похож на человека. Видимо за годы дружбы, проведенные здесь в Саду, они стали похожи друг на друга. Люцифер действительно ощущал потерю чего-то важного. Как будто от него оторвали кусок плоти, если бы она у него была, и теперь из этой раны что-то сочилось. Что-то живое.

– Творец прав, – тихо сказал Люцифер. – У меня действительно нет выбора.

 Он решительно встал, взобрался по огромным лианам, что обвивали ограду Сада, на самую её вершину. Взобрался, так как взлететь не было сил, – крылья по-прежнему ощущались неподъёмными. Ограда оказалась достаточно высокой, на самом верху Люцифер повредил ребро об остриё одной из пик. Из-за чего из ребра просочилась светящаяся белая жидкость и закапала на толстые стволы лиан, стекая по ним вниз. Но он этого не замечал.

 Сидя среди гигантских бутонов распускающихся цветов, прижав колени к груди, Люцифер раздвинул огромные лепестки, чтобы увидеть пространство перед собой. Там, чуть ниже, где небо начинало темнеть и рассыпавшиеся бриллианты из рукава Творца зависали в невесомости, образуя звёзды, он увидел среди миллионов галактик ту единственную планету, к которой его непреодолимо тянуло. Ни секунды не колеблясь, он сделал шаг в пропасть и стремительно полетел вниз.

 Среди стеблей гигантских лиан у ограды, в том самом месте, куда по капле стекала светящаяся жидкость, раздалось энергичное шипение:

– Какой неожиданный приятный бонус, – прошипел змей, слизывая жидкость кончиками раздваивающегося языка. Полоски его вертикальных тёмных зрачков, пульсируя, сужались и расширялись от удовольствия.

III

Его полёт длился целую вечность, хоть он и летел со скоростью света, как ему казалось, обгоняя кометы, задевая их хвосты, обжигаясь о вспышки сверхновых, наблюдая зарождения галактик, чуть не угодив в чёрную дыру. Проходя сквозь слои атмосферы Земли, он чувствовал, что чем ближе он к поверхности планеты, тем активнее делятся клетки образовывающейся кожи, покрывая тело, и их тут же обжигало от соприкосновения с кислородом, так же, как и лёгкие. Его золотистые локоны, как лучи солнца, тоже покрывались кератином и затвердевали. Он размазался о землю будучи мешком костей, органов и крови. Именно так он себя ощущал после глухого удара, лишившего его возможности дышать. «Наверное, это конец», – последнее, о чём подумал Люцифер перед тем, как отключиться.

Он очнулся от того, что кто-то плеснул ему в лицо водой. Было очень мокро. Открыв глаза, Люцифер увидел размытое пятно, склонившееся над ним, но не мог сфокусировать зрение. Дикая боль охватила его при попытке пошевелиться. Нужно было дышать, и каждый вдох, как и выдох, доставляли боль. Он постарался настроить резкость и разглядеть пятно. Это был человек. Люцифер узнал его. Только выглядел человек гораздо старше: кожа обветрилась и обгорела, в уголках глаз появились морщины, а лицо обрамляла борода. Это уже не был тот юноша, которого он знал в Саду. Но это было неважно, главное, он нашёл человека и теперь защит его.