Читать онлайн Сломанные вещи. Часть 4 из 4 бесплатно

85.

За последнее время я так отвыкла и от успокоительного, и от алкоголя, что даже небольшая доза вырубила меня почти мгновенно и продержала в стране радужных единорогов до позднего утра.

Чувствуя себя замечательно отдохнувшей и в хорошем настроении, приоткрываю глаза – и вижу, что вторая половина кровати пуста и выглядит подозрительно несмятой. Где Син? Не хотел будить меня и лёг на диване?

Несколько минут тревожно прислушиваюсь к тишине квартиры.

Но вдруг вспоминаю, что дивана нет. Син не мог спать нигде, кроме как здесь. Скатившись с кровати в панике, высовываю голову в гостиную. Пусто! Ни дивана, ни Сина. Зато на столе стоят оплывшие свечи и ваза с ярко-алыми розами. Вся тяжесть отчаяния бухается на плечи. Точно, он ушёл.

Что ж. Нужно жить дальше.

Время выпить кофе. Стараясь ни о чём не думать, заталкиваю «романтический антураж» в мусор.

Однако, не удержавшись, снова проверяю вчерашнее сообщение. Не доставлено.

А вдруг он всё же не ушёл? Вдруг что-то случилось? Заявить в полицию о пропаже, запросить отслеживание его порта? Но если он действительно ушёл, и ему совершенно не нужно лишнее внимание? Или нет? Или ему нужна помощь? Не оставил даже прощальной записки, какого-то сообщения вроде «не ищи меня». С другой стороны, может, ему просто не пришло это в голову. Я ведь говорила, что он свободен сам решать, ходить где хочет и жить отдельно. Он не должен передо мной отчитываться. Возможно, Син даже не подумал, что я начну искать его с полицией как свою пропавшую собственность.

Всё-таки проверяю отслеживание в его браслете. Конечно, выключено. Я ведь сама его отключила сразу после покупки, на всякий случай, чтобы было меньше цифровых следов. Проклятье!

Нужно одеться. И, конечно, именно сейчас – когда уже слишком поздно, – надеваю то, что выбрал для меня Син, водолазку и злополучные узкие джинсы. Ну да, в зеркале отражается тощая селёдка. Но Син сказал, что ему нравится. Поправляю кулон. Может, он придаст мне немного уверенности. Такой красивый. Син выбрал его для меня, всё же это что-то да значит. Что я хоть немного ценная. Что я тоже что-то значу.

Мысли о вчерашних посиделках со Златой вызывают новую волну горечи. Вдруг я всё же зря ей поверила? Её дружелюбный тон был лицемерным обманом? Отец всю жизнь повторял, что верить нельзя никому. Вдруг это правда?

На всякий случай спускаюсь к её квартире, звоню в дверь. Тишина. Но после второго звонка Злата всё же открывает – снова в халате, но уже сверкая моими ногтями. Эта деталь неожиданно злит. Непроизвольно заглядываю через её плечо, в глубь квартиры: может, она и Сина присвоила? Но там никого не видно.

– Привет. Я уже сама сходила на пробежку, – тон прохладный.

О, точно, мы договаривались. Но сейчас не до ерунды.

– Извини, ты не видела Сина со вчерашнего вечера? Не общались? Может, он звонил? Писал? Я не буду устраивать сцену, там, истерики… Просто он… пропал, и я хочу понять. Может, ты видела.

Наверняка она чувствует злорадство: только вчера рассказала о своих сбежавших кавалерах, а уже сегодня я в такой же ситуации, жалкая и раздавленная. Но мне плевать, я готова на что угодно: упрашивать, встать на колени, – лишь бы она сказала правду. Я предпочту, чтобы Син банально променял меня на другую, чем чтобы его схватили военные.

Однако сопереживание на лице Златы вроде бы выглядит искренне. Блондинка качает головой, от чего один из её идеально-упругих локонов соскальзывает с плеча, затянутого в гладкий розовый шёлк халата, и падает на грудь.

– Вчера ты ушла, и я была дома, а утром сходила в парк. Вроде бы… нет.

– Ладно. Но если он появится или как-то свяжется с тобой – пожалуйста, скажи мне, хорошо? Просто… как угодно. Я просто хочу знать, что с ним всё порядке.

– Конечно.

Вернувшись к себе, прямо в ботинках кружу по комнатам. Ну и плевать. Могу хоть раз не просчитывать, как правильно, а действовать как хочется?

Искусанные губы уже болят. Открываю полицейскую базу – я-то надеялась, что она больше мне не пригодится, – и новости о происшествиях в городе, просматриваю по диагонали, мечусь между страницами. Обрывки мыслей скачут, не помогая, а лишь усиливая чувство паники. Где и что искать? Мог ли Син попасть в морг? Ведь внешне его от человека не отличить. Но пока что я не вижу вообще ничего, никаких подходящих сообщений…

Звонок в дверь.

Первая секунда радости сменяется страхом. Ведь Син бы не звонил.

А перед экраном двери сердце и вовсе падает куда-то в живот. Отец. Вот так, значит? Всё же решил отомстить Сину за сломанную руку? Сделать мне гадость, чтобы показать свою власть? Будет ставить условия? Чтобы я бросила «Психушку», вернулась домой или что?.. Что ему нужно, почему он не может оставить меня в покое?!

Нужно активировать код, мою «защиту от отца». Я ему покажу, как трогать Сина!

Второй звонок – раздражённый, требовательный – сбивает меня с мыслей, и так хаотичных. Нет, нужно действовать разумно. Козырь у меня единственный. Нужно убедиться.

На всякий случай всё же бросаюсь на кухню, хватаю короткий нож, засовываю в задний карман джинсов – сама не знаю зачем. То ли проткнуть себе руку и этим активировать банковскую ячейку с компроматом, то ли ткнуть отца, если он вновь решит меня ударить. Хватит меня бить! Хотя, вообще, он не склонен к бессмысленному рукоприкладству, только если заслуженно, в прошлый раз я сама была виновата, вывела его из себя… Однако главная проблема с господином Александэром – никогда не угадаешь, в каком настроении он окажется в данный момент.

Но сейчас мне повезло. Отец заходит в квартиру деловито, чётким шагом, собранный и уверенный в себе. Считает, что контролирует ситуацию, – следовательно, бить не будет. Мельком поморщившись в сторону моих розовых волос, проходит мимо, разворачивает барный стул к гостиной и усаживается, выпрямив спину, словно на троне.

– Перейдём сразу к делу. Кому было известно, что ты держишь дома утерянное государственное имущество? – В ответ на мой взгляд он раздражённо взмахивает рукой. – Робота, Алетейя! Милостивые боги, не надо изображать невинную овечку. Твои прихоти всегда обходились мне слишком дорого!

От удивления в голове становится пусто. Нужно быть собранной, думать быстро и ясно, а я застопорилась без единой мысли в голове.

Так ничего и не придумав, ляпаю напролом:

– Он у тебя?

На лице Владимира Александэра – выражение такого разочарования моими умственными способностями, что я в очередной раз сомневаюсь, его ли я дочь.

– Нет, – тон размеренно-ядовитый, будто он разговаривает с последней тупицей, которой нужно разжёвывать очевидное. – Тот человек, у которого твой робот, представь себе, меня шантажирует.

Виновато переминаюсь с ноги на ногу, втягиваю шею, чтобы избежать этого ледяного взгляда, обращённого на меня с высоты барного стула. По факту эта «высота» не особенно большая, но изнутри ощущается так, словно он – на вершине самой высокой горы мира, а я униженно ползаю в пропасти.

– Ты знаешь, кто он?

Не выдержав, отец срывается:

– Алетейя, ты!.. Если бы я знал, очевидно, я бы не терял время на разговор с тобой. Так что? Кто в курсе?

Я беспомощно качаю головой. Знал только Дэн, но его больше нет.

– Ладно. Что ещё? К чему мне готовиться?

– Что?..

– Робот был только один? Что ещё у них на тебя может быть?

– Ничего особенного…

– Ничего особенного! – он раздражённо рычит. – Кроме проклятого робота! Как и ожидалось, толку от тебя никакого. К счастью, у меня есть более полезные контакты, надеюсь, они выяснят, кто этот смельчак. А что касается тебя, – он взмахивает указательным пальцем, – ещё одна такая выходка, и мы обсудим твоё пребывание в исправительном заведении.

Страх не даёт дышать. Долбаный страх. Всегда, если отец рядом. Всегда, если я виновата. Вот и сейчас я неловко топчусь перед его стулом, мечтая сгореть на месте. Но нужно бороться. Я должна бороться!

– Он точно у них? – по крайней мере, мой голос не дрожит.

– Вот об этом я и пришёл поговорить. На фото выглядит похоже. Этот человек сказал, что робот в единственном экземпляре. Ты что-нибудь знаешь об этом?

Вспыхивает безумная надежда: что, если это не Син? Рэд? Ведь органика не разлагается, может, его тело сохранилось до этого момента, каким-то образом попало к шантажисту? Или это совсем другой робот, ведь армия могла сделать нового? Но где тогда Син? Нет, самое простое объяснение – самое вероятное. Это он. Хотя мысли в голове путаются, и я уже ни в чём не уверена.

Осторожно говорю:

– Раньше был ещё один, но тот вроде как уничтожен. Два года назад. Скорее всего… Значит, они хотят деньги?

– Да, ситуация выглядит стандартно. Деньги в обмен на улику. После этого, если ты действительно не натворила ничего больше, я смогу наконец-то улететь в отпуск, которого ждал три с половиной года. Между прочим, из-за всей этой истории мне пришлось поменять билеты.

Чувствую, как ярость закипает, наполняя меня уверенностью в себе. Наконец-то!

– «Улику»?

Отец смотрит непонимающе, и это раздражает ещё больше.

– То есть моего робота.

Закатив глаза, он страдальчески тянет:

– Алетейя, он не твой! Он государственный! Хотя откуда тебе знать разницу? Я всегда шёл у тебя на поводу. И вот результат! Меня укоряют тем, что моя разбалованная дочь не знает удержу в сомнительных развлечениях и не видит разницы между своими вещами и государственными. И, вообще, это совершенно справедливо.

– Он – не вещь!

Проклятье, зачем я это ляпнула? Молчала бы себе… А теперь отец вскидывает подбородок, поднимает указательный палец на уровень моих глаз и возвышает свой хорошо поставленный голос:

– Алетейя! Главная проблема, почему ты никогда не сможешь стать успешной в жизни, – это то, что ты не умеешь отличать важное от второстепенного. Ты всегда цеплялась к мелочам. Ответь мне, какая разница, как это назвать, – «улика», «предмет», «имущество»… Никакой! У меня пропал билет в первый класс, придётся лететь третьим, а ты устраиваешь сцену из-за терминологии! Могла бы хоть раз подумать о других, а не только о себе.

– Ладно! Хорошо. Значит, робот у них. Они отдадут его за деньги. И ты… конечно, мне его не вернёшь?

Я знаю, какой будет ответ. Естественно, знаю. В детстве я не раз просила отца. Плакала, умоляла. Даже как-то встала на колени, на что он ответил: «Алетейя, ты не на сцене, иди в свою комнату». Ни разу это не помогло. Даже наоборот, ему хочется получить ещё больше. Чтобы рыдали, пресмыкались, целовали ноги. И что же он в итоге ответит? «Нет». Всегда только «нет». Я поклялась себе, что никогда больше не буду унижаться перед ним. Но сейчас – приходится ради Сина.

По лицу отца уже расползлось выражение, которое я ненавижу больше всего, – смесь превосходства, наслаждения властью и снисходительной усмешки. Нет, чуда не будет и на этот раз. Он знает, что контролирует ситуацию полностью и может отомстить мне за все случаи непослушания. Возможно даже, что он пришёл сюда не ради болтовни о деталях шантажа, а именно ради этого момента.

Господин городской судья изящно опирается локтем на барную стойку рядом и начинает размеренную речь:

– Алетейя, я забочусь о твоём благе, раз уж ты сама не можешь позаботиться о себе. Ты, очевидно, не понимаешь, что это армейский робот. Не развлечение, а оружие. Между прочим, мне стоило немалых денег восстановиться после того инцидента. Не говоря уж о том, что он не приобретён официально, а украден. Я не могу позволить своей дочери держать в доме краденные вещи, тем более, принадлежащие государственной армии. Ты же понимаешь, что это безумие? Этот робот должен исчезнуть как можно скорее.

За годы общения с ним я поняла, что нужно иметь в запасе кое-что получше слёз. Очевидно, что козырь в рукаве пора использовать. Но как это сделать? Вытащить из кармана нож и проткнуть руку – слишком безумно, пафосно, глупо. Пойти в спальню и активировать банковскую ячейку через компьютер? Слишком долго, я уже не помню точный алгоритм, сотрудник банка объяснял, но это было давно…

Что ж. Остаётся только вариант блефовать. Получится ли? А главное, та ли это ситуация? Не пожалею ли я, что слишком быстро достала единственный козырь?

Неожиданно вступает Голос-в-голове: Соберись! Ты сможешь. Нужно собраться и сделать правильно. Главное – не позволяй ему затянуть тебя в разговор о неблагодарных детях и в чувство вины. Давай, ты справишься!

Перевожу дыхание. Расслабляю напряжённые плечи. Добавляю на лицо лёгкую улыбку.

– Хорошо. Тогда поговорим об уликах. Я хотела сделать тебе сюрприз на день рождения, но раз такое дело… Ты, случайно, приехал сюда не на «Майоратти Нова»? Той самой, которую тебе подарил один известный бизнесмен вскоре после того, как ты оправдал его сына.

Отец фыркает снисходительно, однако я настойчиво продолжаю:

– А через два месяца другой господин благополучно вышел на свободу, потому что улики показались судье недостаточно убедительными. И это странным образом совпало с появлением значительной суммы на одном анонимном банковском счету… Вот только у меня есть бумаги, которые проливают неожиданный свет на этот счёт – не такой уж он и анонимный. Как и пять других счетов, по которым имеется полный список транзакций. Также есть кое-какие аудиозаписи, там даже звучат имена… Да, это было давно, но срок ответственности ещё не истёк. А ведь помимо полиции в таких данных заинтересованы и другие люди – те, которые были очень расстроены твоими приговорами.

Он спокойно дожидается конца моей речи и рассудительно говорит:

– Алетейя, работа судьи тяжела. Однако кто-то должен брать на себя ответственность и принимать решения в сложных, неоднозначных ситуациях. Да, эти решения не всем по нраву. Тем не менее, я в первую очередь руководствуюсь соображениями общественного блага. Поэтому мои симпатии всегда были на стороне людей, которые хранят наше общество, поддерживают в нём стабильность, и, в конце концов, ведут нас всех в верном направлении. Эти люди могут ошибаться в частностях, как и любой из нас, однако в целом они – столпы нашего порядка и культуры.

– То есть преступники – это оплот нашего общества?

– Не занимайся софистикой. Ты передёргиваешь мои слова.

– Я занимаюсь софистикой?! Ты получил машину за то, что оправдал урода, изнасиловавшего и убившего двух девушек!

Отец снисходительно качает головой. Абсолютно спокойный.

– Очевидно, хорошо, что ты не пошла в юриспруденцию. С подобным подходом там делать нечего.

– Это с каким таким подходом?!

– Ты не знаешь обстоятельств дела, но с ходу осудила обвиняемого. Ты бы раздавала смертные приговоры налево и направо, основываясь только на собственных эмоциях и слезливых историях из сети?

Меня словно окатывает холодной водой. И я не знаю, что ответить. Как ему всегда удаётся выставить меня тупой истеричкой?

Голос-в-голове холодно заявляет: Может, ты такая и есть?

Пока я хлопаю глазами в замешательстве, отец вкрадчиво тянет:

– Алетейя, зачем тебе эти игры? Ты расстроилась из-за робота? Хорошо, я куплю тебе нового. Никогда не мог устоять перед твоими просьбами! Помнишь того огромного динозавра, которого мы везли домой на крыше такси? – он добродушно улыбается.

Раз! – и я снова чувствую себя маленькой девочкой, полностью зависящей от всемогущего отца. Волшебство и магия.

Голос-в-голове шепчет с опаской: Соглашайся. Не зли его. Ты же помнишь, что было в прошлый раз? Не противоречь! Тебя некому защитить, а сама ты не сможешь. Ничего не получится. Так что улыбнись и скажи, что пошутила.

Но я сжимаю кулаки. Нужно выглядеть спокойной и уверенной. Не показывать уязвимость.

– Не надо мне ничего покупать. Я хочу конкретно этого робота. В нормальном состоянии.

– Алетейя, хватит этих глупостей, – тон отца мгновенно становится ледяным, командным. – Зачем тебе всё это? Хорошо, если хочешь, сделаем точную копию. Не будет никакой разницы.

Прячу руки за спину – нельзя, чтобы он заметил, как дрожат пальцы.

– Я не хочу копию.

На лице господина судьи растекается наигранное удивление. О нет, приготовься, Лета, сейчас он тебя раскатает. Впрочем, отступать некуда, так что придётся терпеть.

– Именно этого, значит… – тянет отец с понимающей улыбкой, от которой тошнит. – Что ж… Да, я слышал, современные технологии позволяют запрограммировать что угодно, проявление любых эмоций. Я не осуждаю тебя. Конечно. У тебя никогда не складывались отношения с мужчинами, а каждой девушке хочется… быть как все. Ох уж эти женские фантазии! Романы! Как в кино! Я могу это понять. Но ты же осознаёшь, что это лишь программа?

Я молчу. Нужно просто молчать.

Отец разочаровано качает головой.

– Ох, милая, ты же не серьёзно! Вот, – он вновь поучительно поднимает указательный палец, – именно поэтому я поддерживаю закон об ограничении роботехники. Нашему обществу это не нужно! Моей семье это не нужно! Алетейя, найди мужчину, заплати ему, в конце концов. Хочешь, я заплачу? Но это будет правильно! Естественно! И гораздо больше похоже на правду, чем… вот это.

Пусть болтает. Я привыкла. Я могу выдержать все эти эмоции, ничего нового. Однако есть кое-что сложнее – не просто вытерпеть, а ответить. И чтобы голос не дрожал.

– Вернёмся к делу. У меня есть документы, и меня интересует робот – именно этот, в нормальном состоянии. Если нет – всё уйдёт журналистам. Твоя драгоценная честь, за которую ты так трясёшься, будет опорочена по полной программе. И даже если ты закроешь меня в пансионате или я умру, это не станет препятствием. Я всё равно контролирую процесс.

Отец недоверчиво рассматривает моё лицо.

– Неужели ты готова навредить собственной репутации и репутации нашей семьи, рискуя оказаться в тюрьме за государственную измену, только ради обладания этим предметом? У меня складывается впечатление, что я тебя совершенно не знаю.