Читать онлайн Аллергия на ложь бесплатно

Кошмар повторился снова. Не в смысле сновидений, а в виде результата.

Более всего не нравилось Артему подозрительное совпадение, тянущее на закономерность. Естественно, два случая закономерность не выявят, но тенденцию обозначить могут. Еще раз проверять не хотелось.

И не надо ничего проверять. Вчера он был вынужден запустить программу, потому что получил ехидное послание от Влады. Типа, прежде чем хвастаться, следует сто раз убедиться, что это не глюк. Она предложила выявить соответствие. Под скрепкой были фотки пяти предметов и десяти разных людей.

Ему самому стало интересно, азарт обуял, но и волнение, конечно. Облажаться перед Владькой не хотелось, хотя кто она ему?

Баба молодая, разведенная, бездетная, тридцать с небольшим. Снимает полдома у Татьяны Гущиной с начала лета, говорит, чтобы воздухом дышать, а сама сиднем сидит в библиотеке.

Библиотеку, кстати, сама замутила, на общественных началах. Артем не верил в успех, но дело пошло. Договорилась кое с кем по электронке, чтобы ей разрешили занять пустующее помещение в бывшем клубе, где сейчас с одного входа промтоварный магазин, а с другого продуктовый. Развесила объявления по поселку, люди книг натащили, мужики шкаф приволокли, а письменный стол и несколько стульев в комнате и так имелись. Самое интересное, что приходят поселяне и книгообмен устраивают с непременным последующим возвратом.

Письмо от Влады Артем получил вчера до обеда, а проверкой собрался заняться ближе к вечеру. Во-первых, ни к чему указания выполнять по первому дамочкиному писку, во-вторых, решил, что если чего-то сильно хочется, а программой заняться у него прямо руки чесались, то следует себя укоротить и не вестись на порывы. Незачем расхлябанность натренировывать. Что значит хочу? А ты потерпи, повремени немного. У тебя и другие дела имеются.

Его айтишное бюро «Цифрониум Байт», специализирующееся на создании различного софта, недавно смогло выцарапать тендер на госзаказ, суть которого состояла в разработке приложений для йотофона. Так сказать, даешь отечественному телефону родное ПО. Лично Артем занимался графическим редактором с опциями коллажера. Программа шилась для йотофона, но примонтировалась и к компьютеру. А примонтировавшись, проявила дополнительную возможность, в которую Артем поначалу и верить не хотел.

Когда он инсталлировал ее в компе и запустил проверку, на опции просмотра споткнулся. Хрень какую-то демонстрировала прога. Вокруг каждого объекта на снимке, будь то дерево в лесу или стол в офисе, тонким слоем рисовалось сопливо-туманное облако, повторявшее очертания предмета. Артем было решил, что данная размытость оттого возникла, что глючит программа и ее следует доработать, только вот не все так просто оказалось. В отличие от столов и деревьев, то бишь вещей неодушевленных, человеческие фигуры выглядели не так банально. Люди рисовались помещенными в пухлые прозрачные эллипсоиды, но не полностью, а где-то до середины бедра. Ниже колен туман делался тонкослоен. Гигантские яйца на ножках.

Артему стало любопытно.

«Может, все же сбой?» – подумалось ему, и он принялся копаться в настройках. В результате информации прибавилось: коконы у разных людей могли отличаться плотностью. Могли иметь геометрические изъяны. Рассматривая слайд-шоу одного сюжета, он понял, что толщина облака вокруг одной и той же фигуры нестабильна по времени.

Вот те на… Это же… аура?

Та самая. Которую могут видеть лишь экстрасенсы, мнящие себя индиго. Какие ж вы индиго, если вот машина бездушная зафиксировала ауру, да еще с подробностями?!

О каких таких тонких астральных телах вы толдычите, чувачки? Чуть ли не бестелесную человеческую сущность пятернями якобы сканируете. Не бредьте, аура – это всего лишь тепловое излучение. Как от холодильника или компьютера. Как от автомобильного двигателя. Или как от колебания атомов, если ты не организм и не механизм, а табурет. Отсюда вывод: о состоянии твоих внутренних органов можно судить по толщине и плотности твоей же ауры, но мистику сюда не приплетайте. Ничего нематериального тут нет.

Однако вывод этот тянул только на гипотезу, которую следовало неоднократно проверить, прежде чем бежать оформлять патент. Ребятам он ничего не сказал, а вот с соседкой поделился почему-то.

Она тогда зашла, чтобы пироги ему скормить. Третьего дня это было. Говорит, ждала подруг в гости, а те подвели, не приехали. А пирогов она много напекла, не пропадать же добру.

Пироги были с капустой и мясным фаршем. И еще с вишней парочка попалась. Дуры ее подруги, абсолютные дуры. И постоянно необязательные. Не первый раз он таким образом соседку выручал.

– По ходу, я тут открытие сделал, – глядя не на Владу, а в монитор, проронил Артем. – Вернее, изобрел. А куда с ним податься, не знаю. Сначала предполагал показать кому-нибудь… из специалистов… Для экспертизы. Я же не биоэнергетик, верно? Но тут кое-что дополнительно обнаружилось. Сейчас увидишь. Ты присядь, это займет время.

Влада подтащила стул от окна, согнав недовольно вякнувшего Шедулера, и присела, взглянув на Артема подозрительно.

Шедулером звался кот, а с какой стати он так именовался, Влада не интересовалась. Предполагала, что термин айтишный, демонстрировать серость в этой области ей не хотелось. Это во-первых. А во-вторых, не хотелось давать возможность мальчишке распушить хвост и раздуть щеки, когда он решит заполнить прорехи ее кругозора парочкой-тройкой свежих килобайтов.

Темкин питомец был бежевого окраса с коричневыми подпалинами на лапах, хвосте и рыльце. Когда он с важностью монаршьей особы ступал крепкими лапами по лакированным доскам половиц, мышцы играли и перекатывались под его гладкой шкуркой, искрящейся, как у норки. Кот был огромен и совершенно беспороден. Влада его не любила.

– Ночью с настройками повозился. И вшил кое-что в прогу. И теперь думаю, не убить ли мне ее на фиг, пока не поздно.

– Прогу убить?! – поразилась Влада. – А за что? Почему, вернее?

Программа уже демонстрировала снимки. Заурядные уличные снимки, на которых были изображены обычные люди. Артем застучал по клавишам, и снимки преобразились, на фигурах людей появились ожидаемо-знакомые белесые коконы.

– Ого, – проговорила Влада. – Не иначе как твоя программа ауру моделирует. И зачем? Наглядное пособие для начинающего экстрасенса?

– Не моделирует. Фиксирует, – пробурчал недовольно Артем.

– Иди ты, – с веселым скептицизмом хмыкнула Влада.

– Погоди веселиться. Я еще не все показал. Сейчас контрастность прибавлю.

Коконы начали изменяться, становясь различными по цвету, к тому же на их поверхностях обозначились рельефные узоры. Слабо обозначились, но Влада заметила. Артем выбил новую дробь. Снимки опять трансформировались.

– А это что? – удивленно спросила соседка, указывая на продолговатые мазки пятен, облепившие коконы аур, если это, конечно, были они.

Пятна не казались плоскими, напротив, имели объем, и эти нашлепки выглядели достаточно упитанными, напоминая жирных пиявок, изогнутых дугой или свернувшихся спиралькой. В отличие от блеклых коконов, они имели яркую окраску.

Артем не ответил, продолжая мрачно смотреть в монитор. Влада, быстро взглянув на него, проговорила:

– Если следовать твоей теории, то это как бы некие энергетические импульсы, которые могут свидетельствовать… О чем они могут свидетельствовать, кстати? Может, о патологии какой-нибудь в организме? Или о сильных эмоциях?

– Нет у меня никакой теории, – проговорил Артем, отчего-то раздражаясь. – Целостной, я имею в виду. Однако могу предположить, что это не энергетические импульсы, а напротив. Энергетические вампиры. И я не удивлюсь, если эти хрени имеют личность. По крайней мере, перед сном с этой прогой лучше не работать.

– Ну, про личности это ты загнул, – усмехнулась Влада. – А вот как тебе еще один феномен, или ты его не заметил? Отчего, как считаешь, портфель у дядьки заляпан тем же цветом, что и его, гм, аура? Кейс рядом на скамейке лежит, дядька его даже не касается, а ручка и латунный замочек пятнистые?

Артем, удивленно взглянув на соседку, прильнул к экрану. Увеличил изображение, просмотрел еще несколько снимков. С ошарашенным видом почесал затылок и произнес:

– А вот это и вправду круто. Ты просто космос, Константиновна. Соображаешь, что сейчас ты отследила?

– Не дура, – холодно сказала соседка. – Отпечатки. Энергетические отпечатки владельца.

– А может, не владельца? – вскинулся было Артем, но сразу же пожалел о сказанном.

Конечно, владельца или, по крайней мере, того, кто часто с вещью соприкасался. Вон скамейка обычный вид имеет, не в цветах дядькиной ауры, несмотря на то, что он на нее облокачивался.

– Подведем итоги, – вставая со стула, проговорила Влада. – Выводы по первым двум феноменам сомнительны, а третий вполне подходящий для науки криминалистики. Если повторяемость будет, МВД с руками оторвет. Кстати, вот тебе еще гипотеза. То, что ты обозвал энергетическими пиявками, может оказаться всего-навсего проекцией определенных личностных свойств конкретного индивида. Как то: жадность, щедрость, злоба, доброта и так далее. Иными словами, схема его психики с узлами и связями. На этой гипотезе не настаиваю. Полет фантазии, поскольку пример заразителен.

Ни восхищения, ни хотя бы вежливого удивления Темкиными талантами. И зачем он перед ней разливался? На какие кайфы рассчитывал? Вдобавок опозорился, не заметив сразу то, что она разглядела. Да еще под конец по носу его щелкнула. Все-таки холодная она. Бездушная. Хоть и с симпатичной мордашкой.

Проводив соседку, Артем еще немножко посидел в компе, потом направился на кухню к пирогам и откушал их, не утруждаясь разогревом в микроволновке. Задал Шедулеру сухого корма и плеснул в его миску молока, потом, прихватив кружку с чаем и оставшиеся два пирога, вернулся к компьютеру и вновь погрузился в изучение небывалых возможностей цифрового детища. Ближе к полуночи улегся спать на широченной кровати, стоящей тут же, в его временной комнате на втором этаже пустующей от хозяев дачи, отстроенной как капитальный дом.

Проснувшись среди ночи, понял, что дико хочет курить, и зашарил в потемках в поисках прикроватной тумбочки. Сообразил, что ее тут нет и не было, вылез из-под одеяла, собираясь найти пачку где-нибудь возле компьютера. Не нашел, включил настольную лампу и вспомнил, что уже пять лет как бросил.

Открытие его удивило, потому что курить хотелось душераздирающе, как в те жуткие полгода, когда он выцарапывал, выдирал себя из этой привычки. Были бы поблизости курящие соседи, ломанулся бы к ним, невзирая на время суток.

От попытки раскурить самокрутку из щепоти листового цейлонского удержался как от заведомо никчемной, поэтому поскакал по деревянным ступеням вниз, выхватил из холодильника банку пива и опустошил ее крупными глотками, после чего смог заснуть.

Утром ломка была слабее, решил к пиву не прибегать, отвлекся минералочкой, но озадачен ситуацией был чрезвычайно. Он давно забыл эту дьявольскую дымно-никотиновую жажду, мог спокойно переносить вблизи себя курящих людей, глядя с состраданием на дымящих молоденьких девчонок или с недоуменной грустью на взрослых тетенек и пожилых мужиков с сигареткой в зубах.

Так что с ним? Ответ был очень близко, но ускользал.

К вечеру Артем сумел преодолеть остатки сигаретной тяги, а на следующее утро о ней забыл, как и о необходимости искать ответ. Прошло, и хорошо, и ладненько.

Все последующие дни он был занят бюрократическими делами фирмы, хорошо хоть, что по электронке. Выкроил время, чтобы съездить в Москву и навестить в офисе ребят. Завидуют пацаны, что он от жары в пригороде прячется. Но в Тимофеевке с понедельника дожди наладились, так что завидовать особенно нечему.

Инцидент ночной, трехсуточной давности, подзабылся, причинно-следственной связи между приступом никотиновой ломки и новым графическим редактором выявлено не было. Абсурд чистый – какая еще связь?!

Когда от Влады письмо получил, стало прежде всего приятно, что соседка помнит о его то ли открытии, то ли изобретении. Хотя теперь он уже не считал, будто настолько оно эпохальное, даже конфузился слегка, что с такой патетикой о нем говорил. Однако Влада прислала материал для проверки, и он с энтузиазмом взялся за нее.

Запустил программу, скормил ей фотоснимки, дал команду сканировать их и сличить. Отметил совпадения между предметами и их владельцами, программу закрыл. Посмотрел в соцсетях новостные ленты, отправил несколько прикольных картинок на свои страницы и, довольный прожитым днем, отправился спать.

Проснулся рано, в начале седьмого, с жуткого бодуна и с определенным намерением опохмелиться стаканом портвейна, густого и терпкого, затянуться сигаретой, после чего остатки портвейна допить, смакуя. Затем снова дать храпака, проснуться и, уже со здоровой головой, поискать подходящую компанию, чтобы расписать «пульку». Или забить козла в домино. В домино даже предпочтительнее. А после – с мужиками по пиву.

В одурелых метаниях по дому он наткнулся на дверь в ванную. Мимо колонки водонагревателя ринулся в душевую кабинку спасаться от накатившего безумия холодным душем.

Промерзнув до серых мурашек, выбрался наружу и торопливо зашлепал по дощатым ступенькам наверх, оставляя голыми ногами мокрые следы.

Его осенило. Ответ был найден.

Он вспомнил два снимка, которые вчера ночью в числе прочих прогонял через графический редактор. Фотографии одного мужика в солнцезащитных очках за рулем крутой тачки и другого, небритого и грязного, больше похожего на спившегося грузчика.

Теперь же, всматриваясь в них мысленно, Артем различил струйки миазм, плывущие от «хозяйских» силуэтов в окружающее пространство, и ощутил необъяснимый с ними резонанс, породивший в его душе хотение и решение. Жгучее хотение и непоколебимое решение. Не свои. Вот этих грязных струек, кем бы или чем бы они ни являлись, хотение и решение.

Приплыли. Инвазия. Но не биологическая, а психическая. Или ментальная? Или ментально-психическая. И Артем теперь инвазивный.

Интересно, симптомы долго продержатся, если подпитки не будет? И чем эти гельминты изгоняются?

Будем надеяться, что со временем воздействие их ослабеет, а потом и совсем пропадет. Артем тоже приложит усилия, он все же не хлюпик слабовольный, поборется, сбросит с себя налипшую гадость.

А вот развлекаться с прогой больше не нужно. Хорошо еще, что вчера он не отправил Владе результаты. Как там она, интересно? Тоже подхватила какую-нибудь виртуальную заразу и мучается немотивированной тягой к чему-нибудь эдакому?

Придется ей сказать, что тестирование провалилось, а ее ехидство он как-нибудь переживет.

И программу с компа удалит. И лишние алгоритмы тоже. А на йотофоне она работать будет стандартно.

Однако объяснять Владе ничего не понадобилось.

В поселке случилось ЧП, и Темкин фоторедактор с его дивными возможностями больше соседку не интересовал.

Исчез ее любимый мальчик.

Ушел из дома и не вернулся.

Она его прождала почти час, а потом поняла, что Иван передумал. Или вообще ехать передумал, или передумал ехать с ней.

Или проспал.

Нужно ли его в таком случае разбудить? Можно бы, конечно, но Ваня не хотел, чтобы о его планах знала Евгения Петровна. Не потревожив Евгению Петровну, нельзя разбудить Ваню.

Влада закрыла библиотеку на замок, скотчем прикрепила к двери написанное маркером оповещение, что обмен книг откладывается до после обеда, извините. И неторопливо направилась вдоль по улице Ильича, чтобы, свернув через квартал направо, а потом еще раз, пройти мимо дома Ваниного опекуна.

Населенный пункт под названием Тимофеевка не был ни дачным, ни коттеджным поселком. Не был он в анамнезе и колхозным селом. Тимофеевка – это классический пригород на расстоянии от Москвы в одну остановку на электричке или двух кварталов пешим ходом до бетонного ограждения Московской кольцевой. Застройка пестрая: и срубы с мансардами, еще сталинские, и аккуратные кирпичные домики брежневских времен, и несколько современных коттеджей – опять же либо бревенчатых, либо из бетонных плит, либо из кирпича.

Воздух в поселке был не идеален, но и не слишком загазован, и уж конечно чище и приятнее, чем в любом спальном районе Москвы. А преимущество очевидно – близость к столице. Тимофеевская молодежь и люди среднего возраста предпочитали ездить на заработки в Москву, а не в ближний райцентр, до которого, кстати, добираться было сложнее и дольше. Имелись в поселке и дачники – бывшие аборигены, которые, обзаведясь жилплощадью в столице, не пожелали расстаться с загородной недвижимостью и наезжали сюда для отдыха.

Влада Лукианова тут тоже в каком-то смысле для отдыха пребывала. Нельзя сказать, что семья Лукиановых, состоящая из мамы, бабушки, младшего брата с женой и двух их малолетних отпрысков, в четырехкомнатной квартире теснилась, но шуму, сутолоки и суеты было очень много. Как только появлялась возможность съехать на пару месяцев от родных и любимых, Влада подыскивала дачку для аренды и собирала чемоданы.

В Тимофеевку она прибыла впервые, поскольку коттедж в соседней Коммунарке, предоставлявший ей в течение шести последних лет кров на летние месяцы, был хозяйкой продан, а новые владельцы плотно обосновались на всех его этажах. Да и не стала бы Влада селиться под одной крышей с табором. В Москве у нее собственный табор, от которого и бегает регулярно.

Семья ее любила, и Влада любила свою семью тоже. Но еще она любила уединение и тишину и, кроме всего прочего, не могла избавиться от ощущения, что ее родные, хоть и сочувствуют ей по поводу разрыва с мужем, однако отнюдь не рады, что Влада опять вселилась в свои пятнадцать квадратов, на которые рассчитывали брат и невестка. Наверное, рассчитывали. Прямо об этом ей никто не говорил. Наверное, ждут не дождутся, когда она снова выйдет замуж и освободит помещение. Хотя предположение это из разряда гадких мыслей о самых близких, такие мысли нужно гнать.

Но как ни гони, а лезут, проклятые, поэтому Влада старалась относиться к ситуации философски, а про себя думала иронично, что лучше бы домочадцы беспокоились о том, чтобы не привела она в эту свою, вновь занятую, пятнадцатиметровку следующего мужа, и не оказался бы он дебоширом и пьяницей.

Ей нужно жить одной, но как это исполнить? Снимать постоянно квартиру – это маму обидеть и бабушку. Купить? На какие шиши?

Может, поселиться здесь, у тети Тани Гущиной? Продолжать выплачивать мизерную ежемесячную аренду, а родных известить, что выкупила полдома у хозяйки.

Если вранье вскроется, будет очень неприятно. Причем сразу всем.

Влада поначалу удивилась и, конечно, обрадовалась, что мадам Гущина запросила копейки за все два месяца проживания в половине дома да еще с отдельным крыльцом. А потом поняла, в чем дело, но было поздно.

Татьяна Степановна любила заложить за воротник, и об этой ее особенности успели прознать все постоянные съемщики летнего жилья в Тимофеевке. Притока новых съемщиков не предвиделось, что здорово Гущину огорчало. Она была взвешенной дамой и тратить на выпивку пенсию не хотела. Арендную плату можно, а пенсион – ни-ни.

Покумекав, Татьяна обратилась за помощью к Артему, который был в поселке новеньким. Он недавно вселился в коттедж по диагонали напротив, выполняя обязанности смотрителя, а вернее – сторожа усадьбы, как он всем объяснял. Поговаривают, что прежде он наезжал в Тимофеевку проведать дом, но посещения были буквально двух-трехчасовые. За это время трудно погрузиться в жизнь поселян, чтобы иметь представление о местных новостях и нравах. Артем мало кого знал, зато все были в курсе, что он программист. Человек с компьютером, не сведущий о Татьянином пристрастии к перцовке, – это именно то, что нужно.

Артем по просьбе Гущиной разместил в интернете объявление, и вот, пожалуйста, желающая арендовать полдома отыскалась.

Наверное, потом ему было неловко перед Владой.

Квартирная хозяйка в первый же вечер по получении от постоялицы денежных средств нализалась как зюзя и до ночи на полную громкость слушала Таню Буланову – у Гущиной имелась радиола с проигрывателем и пластинки к нему, – причем одну и ту же песню про «ясный мой свет», выводя вторым надрывным голосом, а потом пьяно рыдала и материлась. Через стенку все было отлично слышно.

Владе пришлось перебраться с постельными принадлежностями в дальнюю от общей стены комнату, и звуки дебоша сделались почти неслышными, даже тише, чем в московской квартире, когда у соседей собираются гости.

Таким образом, вопрос с ночным спокойным сном был разрешен. А чтобы сократить для квартирной хозяйки, случись той напиться спозаранку, возможность приставать к жиличке с пьяными разговорами в течение дня, Влада затеяла в поселке библиотеку, дабы отсиживаться там среди книг. Запах книг, особенно старых, Владе нравился.

У нее всегда хорошо получалось что-либо организовать. Надо было ей в менеджеры податься, а она библиотечный окончила. Теперь вот при НИИцветмет в библиотеке заведует отделом художественной литературы и редактурой подрабатывает. Статьи с инженерного на русский переводит для институтского толстого ежемесячника.

Относительно роли Артема в истории с ее заселением в гущинские хоромы она узнала от самого Артема. Вероятно, тот решил, что заслуживает благодарных слов. Зашел с улыбкой до ушей в почти еще пустое помещение общественной библиотеки и сказал:

– Привет, я тот самый, кто устроил тебя на постоялый двор.

– Мы на «ты»? – поинтересовалась Влада с холодной усмешкой.

– Естественно, – с готовностью ответил новый знакомый. – Не старые еще. Можно на «ты». Даже необходимо.

Мальчишке было года двадцать два, не больше. Ну, может, двадцать три – это максимум. Нагленький, вальяжный, тощий, длинный. Волосы на макушке собраны в хвост и стянуты пучком под резинку. Остальные – те, что ниже верхушек ушей – стрижены коротко, почти под ноль.

Весьма по-хипстерски, но именно это Владу раздражало в мужиках более всего – когда изо всех сил стараются выделиться и повыставляться. Дешевый способ, кстати. Если не брать в расчет траты на барбершоппера.

В остальном – обычный пацан. Старые джинсы, обрезанные ниже колен до состояния бриджей, стоптанные сандалии на босу ногу, майка широченная навыпуск. Руки у мажора… Руки были мужские.

– Желаете что-то про сталкеров почитать? Или про постапокалипсис? – спросила посетителя Влада. – Пока у нас небольшой фонд, но кое-что имеется. Кстати, если дома завалялась какая-либо беллетристика, несите.

Тот прошелся не спеша вдоль книжного шкафа с почти пустыми полками, обернулся к ней и сказал:

– Артем Адамыч. Адамыч – это у меня отчество такое. Но ты можешь звать меня Артем.

И слегка поклонился всем корпусом. С руками в карманах его жест нельзя было истолковать как особо почтительный. Скорее уж хамоватый.

– Владислава Константиновна. Можно Влада, – сказала она и тут же уткнулась в блокнот, изображая, что делает пометки.

– Фигасе. Круто. Из западных славян?

– Из московских.

Тут в библиотечную комнату вошли какие-то люди, и высокоинтеллектуальный разговор закончился.

Артем приходил еще несколько раз, и Влада узнала, что живет он в доме каких-то дальних родственников, решивших переехать на жительство в Питер, за постой им не платит, поскольку вселился по их же просьбе присматривать за недвижимостью, они ему тоже за присмотр дома не платят – по-родственному. Денег ему хватает, поскольку довольно времени их заработать: он программист и заниматься своим делом может в любом месте, был бы нормальный комп.

«Жрет одни чипсы. Или макароны, – думала она. – Хорошо, если сначала их сварит».

Владе не было никакого дела, ну абсолютно никакого, чего он там жрет. Но ей нетрудно затеять опару, замесить тесто и испечь дюжину пирожков. Два съесть самой, остальное – студенту.

Хоть и говорит, что программист.

Среди ее мотивов не было червонного интереса ни в малейшей степени. После двойной прививки от всех этих «любовей» ей в принципе никакой подобный интерес не грозил.

Влада презирала особей мужского пола. До полного безразличия и абсолютной свободы.

Исключение составлял Филька, потому что он ее брат. И ее племянники – потому что маленькие еще.

Недавно к списку прибавился Ваня, потому что друг, хоть ему тринадцать и он не знает, что друг.

А студент этот для Влады – пустое место.

И подкармливает она его пирожками, как подкармливала бы какого-нибудь спаниеля, оставшегося внезапно без хозяев. Обычное сочувствие, выраженное в поступке.

Мальчишка, кстати, одаренный. Хотя – нет, ни при чем его таланты. Софт он писал рядовой, а если и получился некий побочный эффект, то произошло это спонтанно. Посему ни удивляться, ни тем более восторгаться на его счет не стоит.

Наверное, не нужно было ей обращать лишний раз на себя внимание. Фотографии случайных прохожих слать, подначивать его что-то там проверить…

Зачем тебе все это, Влада? Ты лучше книжки читай, вон у тебя их теперь сколько, отдыхай, расслабляйся. Отпуск быстро пройдет, потом снова в НИИ нужно будет ездить. На электричке до трех вокзалов, а затем на метро две остановки – и ты на месте, даже ближе, чем от дома, получается.

Сейчас она уймет глупую тревогу за Ваню и вернется в библиотеку. Надо каталог до ума довести, распечатать карточки каталожные – в продуктовом имеется принтер, ей позволят. С бумажными карточками ей нравилось работать больше, чем с базой в компьютере. Казалось, что так именно и должно быть в библиотеке – бумажная картотека и бланки читательских формуляров.

Вчера Ваня рассказал про странное послание, которое он получил по электронке, и даже дал ей его прочитать. Дословно Влада не запомнила, а по смыслу – мальчишку предупредили о пакости со стороны опекуна и предложили встретиться в Москве в парке Сокольники, чтобы Иван смог ознакомиться с неким документом. Без подписи послание.

Дичь полная. Влада сказала: «Забей. Никуда не езди. А лучше покажи письмо Антону Дмитриевичу».

И тут же прикусила язык.

А вдруг как раз этого делать и не стоит? Что она знает о Боброве, кроме того, что ей рассказали тетка Татьяна и сам Иван?

Ваня проговорил: «Антона нет дома, в Казань рванул. До конца недели не вернется. По делам фирмы, наверное».

Тогда она сказала: «Я поеду с тобой».

Они договорились, что Ваня зайдет за ней в библиотеку в восемь утра, чтобы не маячить под окнами любопытной тетки Тани. Зачем разводить лишний треп в поселке?

Для Влады это ни свет ни заря, но она согласилась. На месте была без двадцати восемь, наскоро позавтракав мягким творожком и чашкой кофе эспрессо. Перед выходом сунула в рюкзак две плитки шоколада для перекуса, а воду брать не стала, Иван был категорически против. Сказал, что таскать жидкость литрами – это не для девочек, он сам с вечера наберет кипяченой воды в бутылку из-под минералки и сразу поставит в рюкзак. В летнюю пору путешествовать без воды, рассчитывая купить питье по дороге, – верх легкомыслия.

Она просидела в библиотечном помещении до десяти, периодически набирая Ванин номер. Каждый раз выслушивала, что «телефон абонента выключен или…» и так далее. Перед каждым очередным разом надеялась, что оболтус поставит наконец смартфон на подзарядку.

В десять с минутами решила пойти взглянуть на их усадьбу.

Может, зайти и спросить у Евгении Петровны?

А что спросить? Дома ли Ваня и выйдет ли гулять? По возрасту Влада в подружки по играм Ивану никак не подходит.

Ерунда. Как-нибудь выкрутится.

Дойдя до монументальных бобровских ворот, она подумала, что ведет себя нелепо и неадекватно. Решила, что нужно прекратить немую истерику, в которой не желала себе признаваться.

Мальчишка и не собирался никуда ехать. Это была такая игра в понарошку. Письмо ему, конечно, прислали, оно существует, но вот значения ему Иван никакого не придал. И молодец. А сейчас он мирно спит, посапывая, в своей постельке на втором этаже особняка.

Влада развернулась на сто восемьдесят и даже произвела несколько шагов в обратном направлении, но резкий звук распахнувшейся настежь металлической двери заставил ее обернуться. Из калитки, врезанной в ворота, вышла Евгения Петровна с пылающим лицом, за калиткой виднелся борт хозяйской «Ауди», выпачканный глиноземом по самые стекла.

– Владочка? – окликнула ее бобровская домработница, забыв поздороваться. – К вам в библиотеку Ваня не заходил? Вчера, поздно вечером?

– Нет, – помедлив, ответила Влада. – Я до вечера, тем более позднего, там не сижу. А в чем дело, Евгения Петровна?

– Да, в общем… Я подумала, может быть, он зашел в библиотеку по дороге на станцию. Может, передумал идти на электричку… Или вы его отговорили… Может, он там у вас на стульях переночевал… Ну, раз нет, так я в Москву поеду, там его искать буду. Адрес его квартиры мне Антон Дмитриевич вот тут написал… Не потерять бы…

Именно так, у Ивана была своя квартира в Москве. Весьма неплохая трешка в брежневской девятиэтажке. Сейчас там ремонт, а три месяца назад его не было. Были Ольга Сергеевна, Ванина мама, и Надежда Игоревна, Ванина гувернантка, а сам Ваня оканчивал шестой класс.

Гувернантка по большому счету уже была не нужна, Ваня вырос, но мама считала, что кто-то должен накормить ребенка обедом, когда он придет из школы, и помочь с домашкой. Мама подолгу пропадала на работе, у нее был художественный бутик и при нем небольшая гончарная студия, где она в компании трех подруг лепила, а потом обжигала стильную утварь из какой-то угольно-черной глины. Чайники, чашки, миски получались жутко кривобокие, со множеством вмятин, но именно такими они и должны были быть. Из липового лыка дамы плели сундучки и хлебницы, из перьев домашней птицы изготавливали креативные подвески и браслеты, скрепляя их эпоксидной смолой, но самым шиком была, конечно, посуда.

Мама много работала, чтобы накопить денег Ване на образование в будущем и на спокойную, обеспеченную жизнь им обоим в настоящем. Она пропустила момент, когда надо было остановиться и пойти к врачу. Угасала беспощадно быстро. Ваня не видел, как она умерла, это случилось в больнице. А он был все эти дни с Надеждой Игоревной.

Он не очень запомнил все дальнейшее. А что вспоминал, то хотел забыть.

«Знаешь, Влада, как больно маму потерять?»

«Нет. Расскажи».

«Это когда всегда кричишь, но молча. И внутри все рвется на части, и ты молча кричишь».

«Ты бы поплакал, а?»

«Не мог тогда. А сейчас не нужно. Мне так она сказала».

«Кто, Ваня?!»

«Так мама же. Она мне приснилась. Чуть больше месяца прошло после похорон. Я все это время и говорить-то ни с кем особенно не мог. Не хотелось совсем».

«Сорок дней, может быть?»

«Не знаю. Может быть, я не считал. И вот. Приснилась. Красивая такая! Лицо светлое, веселое. И одежда у нее какая-то необычайно красивая. Говорит: «Не хандри, Иван, сам не мучайся, и меня не терзай стенаниями своими. Мне тут счастливо. И тебе так же будет скоро. Через семьдесят примерно годков».

«Семь, наверно? Если “скоро”?»

«Семьдесят. Ты, говорит, и не заметишь, как они пролетят. Только так живи, чтобы нам здесь встретиться. “Это как?” – спрашиваю. Она мне: “Честно и по совести”. Еще сказала о человеке, на которого я могу положиться, но это я уже неясно помню. Вроде бы ниоткуда он появится. Потом она вдруг пропала, и чепуха всякая началась: паровоз, цыгане, убегал от них. Обычный бред, короче. А начало сна помню хорошо. Правда, здоровский сон?»

«Правда. Здоровский».

Влада не решилась сказать, что не каждому сну можно верить. Откуда ей знать? Возможно, именно этому верить можно и нужно.

Когда в его жизни появился Бобров, Ваня не удивился. Мама же предупредила.

Антон Дмитриевич сначала позвонил, сказал, что приедет.

Они уселись в большой комнате друг против друга, в креслах. Надежда Игоревна спросила, принести ли чаю, и, услышав отказ, понимающе кивнула и ушла на кухню, чтобы не мешать.

Бобров сообщил, что хотел бы оформить над Ваней опеку. Иначе придется Ивану перебираться в детский дом, а квартиру оставить под присмотр государства, мамин же бизнес вообще за бесценок уйдет. А если Иван согласится на предложение Антона Дмитриевича, то станет жить в его доме, где у Вани будет своя комната, окончит школу, пойдет учиться, опять же на кого захочет. Антон Дмитриевич выгодно продаст бутик вместе со студией, деньги положит в банк, пусть растут, а квартиру можно отремонтировать и сдавать в аренду. Когда Ивану исполнится восемнадцать, Антон Дмитриевич отчитается перед ним в расходах и доходах, передаст в его полное распоряжение квартиру и счета.

– Как вы вышли на меня? – совсем по-взрослому спросил Иван, сведя брови к переносице. – И кто вы такой?

Накануне к нему приходили две приторные тетки из опеки и велели собираться. Если бы в квартире не оказалось Надежды Игоревны, сразу бы забрали, не дав ни дня на сборы.

Тетки Ване не понравились.

Этот чел не рафинад. Жилистый, сутулый, неулыбчивый. Носастый блондин с серыми глазами, лет под сорок. Ваню именно неулыбчивость Боброва успокоила. Иван все решил уже для себя, но вопрос интересующий задал, потому что спрашивать нужно сейчас, а не позже, когда будет пройдена точка возврата.

– Иван, это твоя мама вышла на меня, а уж потом я на тебя вышел. Она сделала распоряжение своему адвокату, он, кстати, знакомый мой, мир тесен. Я сам юрист, но занимаюсь сделками с недвижимостью, а он – делами наследства. Так вот, мама твоя сделала такое распоряжение… Она завещала найти твоего отца, своего бывшего мужа, с которым рассталась, когда ты был младенцем. Либо для того, чтобы он усыновил тебя, либо для того, чтобы оформил над тобой опеку, – это на его усмотрение. Указала его имя, фамилию и возраст, место рождения, а больше ничего сообщить о нем не могла. Она почему-то была уверена, что тому человеку можно тебя доверить. И имущество твое тоже ему можно поручить, а оно весьма приличное, поверь. Адвокат после кончины твоей мамы принялся искать гражданина и, как ему показалось, нашел. То есть меня. Мы с ним встретились, быстро выяснили, что произошло недоразумение, и это его чрезвычайно огорчило. Органы опеки подступили к тебе вплотную, если ты попадешься к ним, выцапать тебя оттуда будет проблематично. Юрист, не выполнивший распоряжения доверительницы, лишается гонорара, оговоренного в завещании. Других же кандидатур, подходящих по описанию, выявить ему не удалось. В Москве не удалось, если быть точным. Поиски затягивать ему не хотелось по вышеназванной причине. Я тоже огорчился, потому что успел обрадоваться, что у меня, оказывается, есть сын. И тогда у нас с Эдуардом Гавриловичем – адвоката твоей мамы так звать – родился план. Мы решили воспользоваться тем, что в тексте завещания не было конкретно указано, что гражданин Бобров, тот самый мой однофамилец и полный тезка, является твоим отцом. С формальной точки зрения меня можно счесть за искомое лицо, что мы с Эдуардом Гавриловичем и сделали. Сейчас я здесь, чтобы предложить себя в качестве твоего опекуна. На вышеперечисленных условиях. Я обязуюсь соблюдать твои финансовые интересы, тратить твои деньги только на тебя и только на твои крупные нужды, а все остальные расходы возьму на себя, поскольку не бедствую. Вот здесь небольшое досье о том, кто я такой. Мне нравится, что ты дотошный мальчик. Ознакомься.

Ваня, не перебивая, дослушал посетителя до конца и произнес: «Мой папа нас не бросал. Он погиб. Он был подводник. На лодке случился пожар. Мама не смогла даже его похоронить. Зачем вы обманываете меня, Антон Дмитриевич?»

Кажется, тот был озадачен. «Даже не знаю, что тебе сказать, Ваня, – потер переносицу Бобров и осторожно продолжил: – Понимаешь, у тяжелых больных случаются такие сумеречные состояния перед… смертью. Она, мама твоя, могла вообразить, что ее муж жив. Ни врач, ни адвокат – никто не понял этого, и распоряжение было составлено. Давай исходить из этой данности. Читай документы и решайся».

Иван решился, и на момент появления Влады в Тимофеевке жил с опекуном почти месяц.

С тутошним пацанским сообществом он контакты налаживать не торопился и не стремился, зато ему понравилось бывать в библиотеке. Первый раз он завернул туда от нечего делать, а потом уже приходил ради бесед с неразговорчивой библиотекаршей. По крайней мере она так расценила его почти ежедневные посещения – библиотечных книг Иван не брал.

Он тоже не был многословным, но время от времени человеку необходимо что-то выложить вслух, а не держать внутри. Впечатление, наблюдение, новость, переживание, мысль. Он и выкладывал, а Влада хранила. Иван это чувствовал и ценил.

«Ты знаешь, – делился он, – а Евгения Петровна нормальная тетка. Я сначала думал, что угрюмая, а она нелюдимая. И не ругается на меня совсем. Антон тоже нелюдимый, но меня обещал свозить на рыбалку, просто у него времени нет. Я понимаю: юрфирма, бизнес. Зато мы с ним в «Макдоналдс» недавно ходили. Тайком от Евгении. Она мозг ему ест из-за фастфуда, а нам понравилось. Весело было. А Евгения эта Петровна очень об Антоне печется, просто как нянька какая. Как ты думаешь, сколько ей лет? Я в женских возрастах плохо разбираюсь. Лет шестьдесят, наверно?»

Насчет бобровской домработницы Владу успела просветить тетка Таня. Сообщила, что той шестьдесят четыре, держит дом она справно, за хозяином присматривает, как иная мамаша не будет. И вроде бы, бабы судачат, чуть не с детства она при Антоне, еще с тех пор, когда его родители были живы. Хотя, может, и привирают, откуда им знать… Бобров ведь недавно коттедж в Тимофеевке выстроил. Купил участок с хибарой, ее снес, новое жилье построил. Неброское, даже скромное на вид, если внутрь не заходить. Мог бы в другом месте обосноваться? Мог бы, легко. А он тут решил. Видно, от завистливых глаз прячется, чтобы меньше разговоров было. Человек-то не бедный.

«Ей больше шестидесяти, Иван. Но не намного».

«Выходит, я угадал почти что. А еще, ты прикинь, Влад, она кролей разводить задумала. Уши у них прикольные. И носы все время шевелятся. А сами – туповатые, им пофиг, гладишь ты их или просто зыришь, полный игнор. Антону долго нельзя рядом с ними находиться, у него приступ астмы начаться может».

«У хозяина аллергия, а домработница меховых животных завела?» – удивилась Влада.

«Ну да. Их клетки в полуподвале, в котельной. Антону туда ходить и незачем. А в котельной много места свободного осталось. Думали раньше, что углем топить будут, чтобы не зависеть от перебоев электричества. Там даже чулан угольный отгородили, но он пустой. Потому что незачем углем запасаться, если газ провели. А кроликов она для Антона решила разводить. Из-за его пищевой непереносимости какой-то. Вроде другого мяса ему нельзя, а мужику без мяса никак, вот Евгения Петровна и придумала звероферму в подвале».

И вот сейчас эта преданная и надежная женщина стоит напротив Влады, мнется, переминается, и лица на ней нет.

– Как такое случилось, что вы не знаете, где Иван? – разволновалась Влада, досадуя на медлительность бобровской домработницы и отчетливо понимая, что та вовсе не обязана выкладывать, какая беда произошла в доме хозяина.

Хотя почему непременно беда? Пустяк какой-нибудь, недоразумение, а Евгения Петровна элементарно боится взбучки, как и любая прислуга на ее месте.

– Я… Кажется… глупость сморозила… насчет стульев… Извините… Я с утра растрепанная немножко.

Она прерывисто вздохнула.

– Видите ли, я вчера душ перед сном принимала, голову помыла… Сижу с чалмой из полотенца, в халате… Тут Ванечка входит на кухню и говорит, что позвонил ему какой-то мужчина и велел срочно ехать на Курский вокзал, потому что он, мужчина этот, уезжает через полтора часа, а у него важный документ, который может нашего Антона из беды выручить. Я ему говорю: «Ваня, милый, ну из какой беды? Все у Антона Дмитриевича в порядке, успокойся, спать ложись лучше». А он не послушал. Сказал, что ему все равно нужно завтра в Москву, поэтому он лучше сегодня поедет, чтобы не мотаться. И ушел. Я переоделась, в гараж кинулась, чтобы догнать, а у моей «Шкоды», оказалось, колесо спустило… Побежала пехом, да какой там… Звонила ему на мобильный, звонила, трубку не берет. Вернулась домой, под утро только заснула, все его ждала. И проспала, вон, до десяти аж. А тут Антон приехал, хоть и говорил, что через неделю только вернется. Я так обрадовалась, но и страшно стало, все же беда-то какая… Не досмотрела… Он же мальчика нашего как любит, хоть и не родной тот ему… Сейчас он меня отправил в Москву, чтобы я в Ванину квартиру наведалась. Надеется, что он там переночевал. А сам Антон Дмитриевич не может сейчас со мной поехать, у него слушание в суде на одиннадцать тридцать назначено. Сказал, что после суда сводку происшествий запросит. У него в железнодорожной полиции знакомые есть, так они предоставят.

На Ваню охоту объявили? То электронные письма неизвестно от кого, то звонки мужским голосом. И все на одну тему – встретиться, причем срочно и неотложно. Подростка явно выманивали из дома.

Сердце царапнула тревожная мысль, точнее – воспоминание.

Дня три назад Иван, жестикулируя и выпучив от негодования глаза, живописал, как в кабинете опекуна застукал дядю Гену Шабельникова.

Геннадий Михайлович – правая рука Антона по бизнесу. Не компаньон, поскольку не совладелец, а глава центрального офиса. А есть еще и филиалы в соседних губерниях, те поменьше.

И этот самый глава шарил по ящикам секретера владельца фирмы. А Ване сказал, что не шарил. А Ваня видел, хоть и не подглядывал. Он зашел, чтобы маршрутизатор перезагрузить, потому что на его ноутбуке вайфай слетел, а роутер в кабинете у Антона.

Дядя Гена держал в руках глянцевый лист формата А4, а ящик был выдвинут. Он сказал Ване: «Смотри, Иван, я кладу документ обратно, мне нужно было ознакомиться с деталями, Антон Дмитриевич в курсе».

А рука с документом мелкой дрожью трясется.

Ага, в курсе, как же.

«Поэтому ты, Иван, не говори про это Антону, чтобы мелким стукачом не выглядеть. Но можешь и сказать. Кстати, хочу тебе айфон подарить. Получу гонорар за одно дело, и купим с тобой наикрутейший. Подождешь недельку?»

Влада спросила:

– И что ты думаешь обо всем об этом?

– Мухлеж какой-то, – ответил он сердито. – Или воровство, или подстава. Думаю забацать прикольчик один, чтобы шакалу неповадно было по чужим столам копаться. Свой план Антону рассказывать не стану, у него с юмором не очень, а про дядьку Генку шакалистого, может, и расскажу. Мы теперь с Антоном все равно что одна семья, я его интересы защищать должен.

– Правильно. Расскажи. Это никому не повредит, даже если ты дядю Гену этого подозреваешь понапрасну. И не вздумай капканы по ящикам распихивать. Антон Дмитриевич руку прищемит, а с его чувством юмора твой прикол он не поймет.

Капканы Ваня обещал не распихивать, посмеявшись от души над ее приколом. На следующий день, в субботу, кажется, явился с сиреневой пластиковой папкой на кнопке. Спросил, можно ли ее в библиотеке оставить, в письменном столе. Да никакой ценности, сказал, запирать необязательно. Цена бумажки – билет на электричку до соседней Семеновки, где дом быта, и обратно, а Ваня все равно зайцем катался, да тридцать рублей за распечатку и ламинирование одного скана. Можешь посмотреть, сказал.

Влада посмотрела.

Хорошего качества цветная копия какой-то дарственной, закатанная в пластик. «С того самого документа копия? – спросила она и, дождавшись самодовольного кивка, поинтересовалась: – И зачем тебе она понадобилась?»

«Ну ты не догоняешь, Влад! Я на нее подменю настоящую. Пусть схавает, жучара. Сто пудов, он снова полезет. Антон сегодня и завтра дома пробудет, так что документ в безопасности, а в понедельник я эту липу положу, а оригинал перепрячу, только надо придумать, куда. Антона я потом перед фактом поставлю, а иначе он мне может и не поверить. Дядьку этого Генку очень уж Евгения Петровна уважает, хвалит – просто заливается. У Антона он тоже на доверии. Могут решить, что хорошего человека оговариваю».

Если Иван все-таки рассказал о скандальном событии опекуну, то что из этого может следовать?

Что Бобров турнул с теплого местечка шефа головного офиса, а тот захотел отомстить Ивану и вызвал его ночью на вокзал? Чтобы – что?

Чтобы каким-то способом расплатиться с подростком за его неподкупность и принципиальность?

В таком случае найдет ли Евгения Петровна мальчика в его квартире? Может, лучше поискать вороватого Шабельникова, чтобы потрясти его?

Она спросила у экономки:

– Хотите, я поеду с вами?

Та, вздернув подбородок, неприязненно спросила в ответа:

– А зачем вам ехать со мной?

В общем, незачем. Хотелось действовать, а придется ждать.

Возвращайся в таком разе в библиотеку, Влада. Там тебя ждут картотека и каталог, а может, и читатели у входа.

Дойдя до здания бывшего клуба, она чуть было не прошла мимо библиотечной двери. Отчего-то захотелось наведаться в промтоварный, размещенный с противоположного торца дома. Купить себе новую кофточку, или сумочку, или кружевной гарнитур из трусиков и лифчика. Сообразив, что в пристанционном магазине она ничего из перечисленного не приобретет, идти раздумала.

Кстати, Влада, а что за порыв? И не первый же раз за последние несколько дней. Хорошо еще, что до супермаркета на электричке ехать. А то бы ты оттянулась.

Мелькнула искоркой неясная мысль о возможной причине, но тут же исчезла, не позволив хозяйке ни рассмотреть ее, ни осмыслить.

Глупая, видно, мысль. Не стоящая внимания.

Когда перфоратор умолк, стали слышны глухие удары в дверь.

– Слав, взглянь, кто там, – с дрелью в руках, скособочившись на стремянке, прокричал Толик.

– Соседи, кто ж еще, – буркнул из ванной Слава, где сбивал кафель со стен.

Похлопал ладонью о ладонь, стряхивая цементное крошево, прошел в коридор и отворил тяжелую створку, за которой его ждала возмущенная соседка.

– Ивана позовите, – проговорила крупная дама за шестьдесят, в джинсах и клетчатой рубахе навыпуск, похоже – мужской.

– Кутепова? Так ведь нету Ивана. Он на другом объекте нонче.

– Панфилова. Хозяина квартиры этой самой! Несовершеннолетнего! Он тут должен быть. И почему дверной звонок не работает? Вам деньги платят, а вы халтуру лепите, – плевалась восклицаниями визитерша, возмущенно выкатив глаза.

– Толь, это не соседка! – прокричал напарнику Славик, после чего обратился к пришедшей:

– Дамочка, успокойтесь. Звонок не работает, потому что дверь недавно новую поставили. И звонок нам с Толяном ни к чему. Никаких Иванов тут с нами нету. Вы уверены, что по адресу пришли? Тут у нас ремонт конкретный, жить невозможно. Если, конечно, не привыкшие, как мы, например.

Дама сделала глубокий вдох и рявкнула:

– Как это нету?! Как нету, если он тут, под дверью вашей, ночь простоял? Вот это вы видите?

И сунула под нос Славе картонку, раскрашенную цветными фломастерами. Слава не отпрянул, картонку из пальцев нервной гражданки вытащил и, ознакомившись, процитировал:

– Иван Панфилов. Школа номер 1002, класс седьмой, вэ. Адрес…

– И адрес! – гаркнула Евгения Петровна, вырвав самодельную визитку из рук плиточника и штукатура. – Эту визитку Иван сам изготовил. Она за вот эту дверную притолоку засунута была. А вы тут, видно, пьете беспробудно и не слышали, как он к вам ночью колотился. Дайте пройти. Может, прячете его.

Отодвинув Славика в сторону, дама решительно проследовала вглубь квартиры, захрустев кроссовками по клокам жухлых обоев и брезгливо морщась при виде вполне закономерной пыльно-цементной разрухи. Штукатур поспешил следом.

– Вы поаккуратней, гражданочка! Мой напарник сейчас на верхотуре, стену долбит в большой комнате, как бы вы друг другу не навредили…

Послышался грохот и изумленные матюги. Гражданочка, неприязненно поджав губы, уже шла Славику навстречу. Двинув попутно тугим бицепсом его в плечо, процедила:

– Провожать не надо. – И прибавила: – Вас товарищ зовет. Неприятность у него какая-то.

В общей сложности Влада приходила к нему четыре раза. Запомнить нетрудно, потому что четыре – это не десять и даже не семь. Это четыре.

Каждый раз с пирожками или с чем-нибудь еще съестным и вкуснейшим. Приготовленным для необязательных подруг, которые опять подвели, не приехали.

Сегодня пирогов не было, а была одна только Влада.

Артем не возражал. Разнообразие в программе не помешает. Зато он сможет угостить ее пельменями из морозилки, очень, кстати, приличными на вкус и по составу, если не брешут. В смысле, если производители не врут, а не в том смысле, что пельмени, гы-гы, брешут. Чай, не собаки. Артем ухмыльнулся.

Он закрылся в ванной, чтобы, как Владе озвучил, космы расчесать, а на самом деле с утра еще зубы не чистил. Заработался до ночи у компьютера, дело обычное, ну и допоздна проспал. Крендель на голове тоже нужно наладить, чтобы все было на должном уровне. Кажется, Владе его причесон нравится.

Поднялся на второй этаж, где у окошка его поджидала гостья. Вот у нее на голове всегда порядок, и когда успевает? «Колоски» такая прическа называется, он в интернете посмотрел. Плести их каждое утро сущая морока. А Влада из своих светло-русых плетет.

Бабой назвать ее язык не поворачивается: фигурка – как у подростка, движения стремительные, если забывает флегму изображать. Стильная девочка. Ничего особенного, а – стильная. Комбез из тонкой джинсы просторный, без рукавов. Штаны на лямках и с грудкой-спинкой. Под комбез надевает всяко-разно. Может майку, может льняную рубаху в горошек, может вообще из шелка блузочку. Штанины выше щиколоток, ноги без этих глупых гольфов, голенькие, пальчики розовые, ноготочки розовые тоже… Почему он об этом знает? Потому что обувает она по жаре сандалии из трех ремешков.

Влада не сидела у окна, а стояла, барабаня пальцами по подоконнику.

Интересно, что ее привело к нему на этот раз? Без важной причины не придет, не такая. В смысле, не любительница она пустого трепа.

А может… А может, у нас претензия выявилась? Проблема?

На душе стало погано.

– Если хочешь, кури. Пепельницу сейчас принесу, – кинул пробный шар Темка.

Влада посмотрела дико, вскинув взгляд. Пожала плечами, покачала головой: с какой, мол, стати.

– Винца бокальчик? – продолжал наседать Артем, рискуя нарваться на акт агрессии с тяжким для себя итогом. – Сухого? Или лучше крепленого? А может, баночку пива?

Влада не спешила с ответом, и у Артема тревожно забилось сердце.

Неужели девочка подхватила психическую заразу, от которой ему самому удалось избавиться большими трудами?

Какая же он свинья.

Ты виноват в ее ломках, подонок, не юли, именно ты виноват. Гений хренов, идиот бахвалистый. Потому и пришла с утра. За винцом крепленым или сухим.

А если у нее воля слабая?

«Что, конечно, вряд ли», – тут же успокоил себя он.

Не перебивай! Если у нее воля слабая, то пропадет девчонка. Сопьется за считаные месяцы. Вон уже синяки какие под глазами.

Нужно что-то срочно предпринять. Только вот что?

Перво-наперво открыть ей глаза на проблему.

Но Влада его опередила.

– Не отказалась бы, наверно. Надо нервам отдых дать. Но сейчас мне нужна ясная голова и твои уши.

– Что, извини? Голова и уши? И зачем они тебе? Вот, можешь потрогать.

Отлегло. Никаких у нее ломок нету. Что-то еще произошло у Влады, и сейчас она все расскажет. Ей нужны его уши.

Часом позже он выкатывал свой «Опель» из гаража.

И подал экипаж к правой калитке усадьбы Татьяны Гущиной.

Влада попросила его одеться во что-нибудь более консервативное. Во что-нибудь отличное от бриджей с неряшливой бахромой по линии обреза и с оторванным карманом на заду. Обрез, кстати, мог бы быть более линейным. А карман мог бы быть оторван окончательно и не висеть безвольным косячком, удерживаемый двумя оставшимися строчными швами.

– Лады, – сказал покладисто Артем и, когда она отправилась готовиться к поездке, извлек из платяного шкафа стильный костюм темно-синего шелка, а ноги обул в черной кожи узконосые мокасины.

«Блин», – подумала Влада, увидев его в этом прикиде.

«Блин», – подумал Артем и обозвал себя дуралеем. На Владе был ее верный комбез.

– Нам на Лавочкина. Подруга теперь там живет. Переехала, когда вышла замуж.

– Одна из тех, что постоянно тебя динамят?

– В смысле – как?

– В смысле, в гости на пирожки не приезжают.

– А… Нет. Те – подруги, а эта… Не совсем подруга. Одноклассница бывшая. Хорошая девчонка. Маргарита мне контакты обещала другой одноклассницы. У которой связи в полиции.

– Та тоже хорошая девчонка?

– С чем сравнивать, – ответила уклончиво Влада.

С Линой Трофимовой по прозвищу Росомаха в школьные годы Влада не дружила. Если точнее, Росомаха ее раздражала. В подростковом возрасте сложные психологические определения Владе были недоступны, сейчас же стало очевидно: не могла она терпеть Трофимову из-за властных ее манер, безапелляционных суждений и, главное, абсолютной уверенности в собственной правоте. Ритку Радову, которую классная «прикрепила» к Трофимовой, чтобы та ее подтягивала, напротив, жалела.

Ритка была славной девчонкой, но несколько тугодумной и очень ленивой. За что и огребала от отличницы Трофимовой по полной – хоть один на один, хоть при всем классе.

За одну только единственную подобную выходку Влада разругалась бы с шефиней вдрызг, наплевав на полезность так называемой дружбы. А Ритка терпела.

Сейчас Влада смотрела на их странное партнерство иначе.

Возможно, Радова ничего такого и не замечала. Она просто-напросто не видела, что над ней измываются.

Или замечала, но реагировала спокойно и без обид. Или оценивала Алину как-то по-своему.

К сожалению, в нынешних обстоятельствах Владе нужна не ведомая, а ведущая, и по причине абсолютно меркантильной.

Несколько лет назад Рита вышла замуж за Женьку Анисимова, тоже их бывшего одноклассника. На свадьбе гулял весь выпуск, все те, кого смогли найти. Разговоров в перерывах между застольем было много, а одной из основных тем явилась история о том, как Алина Трофимова, свидетельница со стороны невесты, выручила из беды бывшую подшефную, то бишь Ритку, раскрыв преступление, в котором Радову обвиняли. И немалую роль в успехе дела сыграл тот факт, что имелась у Росомахи подруга на Петровке, то ли капитан, то ли майор, а фамилию полицейской подруги никто не знал, да и не важна она была в кулуарных разговорах.

В настоящий момент Владе очень, ну просто позарез, нужна была эта трофимовская подруга, хоть бы не уволили ее из органов за какую-нибудь провинность. За превышение полномочий или за взятку, мало ли за что еще.

Придется, стиснув зубы, поклониться Алинке в ножки. Кстати, та давно не Трофимова. По слухам, вышла замуж за несчастного с фамилией Росомахин. Такое вот совпадение. А мужика жалко.

Владиславе необходимо было набраться решимости для очень простого поступка – позвонить Маргарите. Затем – Алине. Просто позвонить им обеим в таком вот порядке. Этого так не хотелось, что не моглось.

Звонить надо.

Чтобы себя подстегнуть и отрезать путь к отступлению, она решила свое намерение озвучить. Например, Артему. Например, под видом обсуждения некой проблемы, а также необходимости получить от него совет, хотя ничего такого ей не было нужно, тем более от студента.

«Я скажу Артему, что мне непременно нужно передать важную информацию следственным органам, а в какое именно отделение полиции, не знаю. Поэтому собираюсь обратиться к давнишним знакомым, хотя делать это как-то неловко. Потому что я не уверена, что они меня помнят».

Темка скажет: «Все будет нормуль, Константиновна, действуй. Оно того стоит».

А завтра спросит, как все прошло.

И что она ответит, если спасует сегодня?

Влада произнесла заготовленный текст, но Артем отреагировал иначе.

– Отлично, – произнес он бодрым тоном, потирая ладонь о ладонь. – Через час выезжаем. А ты звони пока подруге своей. При мне звони. Вдруг ее в Москве нету. По России придется рыскать.

И прыснул. Весело ему стало, оболтусу.

Владе ничего не оставалось делать, она позвонила. Выслушала Риткины восторженные: «Вау! Ладочка! Я так рада!» – и, улыбнувшись в трубку, попросила переслать ей Алинин номер телефона.

Ритка неожиданно воспротивилась. Она пожелала увидеться с Владой лично и вволю поболтать. Она обожала сплетничать, называя это «быть в теме».

Трындец. Еще и с ней. Будто мало Владе одной Росомахиной, с которой тоже придется «поболтать».

Куда деваться. Влада согласилась.

Встречаться с кем-либо из школьной беззаботной жизни было тяжко. Невыносимо демонстрировать постаревшее лицо, отвечать на дуболомные вопросы и глотать пилюли чужого неискреннего участия. Да и не нужно ей ничье участие, и сострадание не нужно. За прошлое стыдно, и проехали.

Но не было у нее иного выхода, если только не вымести из головы все мысли про Ваню. Повздыхав для порядка: «Какая жалость, какая жалость», его забыть. И жить дальше. Найдут же мальчика. Наверное.

Только разве она вот так сможет?

Вчера после блиц-разговора с бобровской домоправительницей Влада не находила места, беспокоясь за мальчишку. Ругала себя, что не попросила Евгению Петровну непременно позвонить по возвращении из Москвы, а лучше передать эту просьбу Ване.

Вернувшись в библиотеку, уселась на стуле возле окна в надежде увидеть пацана среди пассажиров очередной прибывшей электрички. Ни картотекой, ни составлением каталога заниматься не могла. Просидев без толку около часу, отправилась домой и сделала по поселку большой крюк, чтобы пройти мимо особняка Боброва. Там было тихо и безлюдно.

Дома сжевала половину бутерброда с сыром, недоеденный кусок замотала пленкой и отправила в холодильник. Выпила чашку чая. Кажется, без сахара.

За стеной завела рулады тетка Таня. Видимо, к обеду у нее было что-то покрепче чая. Обреченно вздохнув, Влада решила, что среди книг ей будет комфортнее.

На двери библиотеки обнаружилось объявление. На двери продуктового такой же листок. Надо полагать, что с торца здания, где вход в промтоварный, имеется аналогичный.

Объявление гласило, что утеряна КПП на имя Смирновой Екатерины Павловны, просьба к нашедшему вернуть. Заодно уточнялось, что карточка заблокирована, так что не пытайтесь.

КПП – это не что иное, как «Карточка постоянного покупателя», и таковой прогресс внедрил в поселке нынешний владелец бывшего клубного здания, которого мало кто видел, но многие хвалили. Были и такие, кто говорил, что, мол, нефиг умиляться, подумаешь, КПП. Наворовал, гад, себе миллиарды зелени, отчего же теперь не бросить объедки нищебродам Тимофеевки.

Однако карточки эти были хорошим подспорьем для местных пенсионеров и малообеспеченных семей. При предъявлении удостоверения полагалась солидная скидка на товары в обоих пристанционных магазинах. Дачники в акции не участвовали, как и те из поселян, кто трудоустроился в Москве, добираясь к месту работы на собственном авто.

Судя по тому, с каким треском был уволен из продавцов пронырливый Макс Чернявский, отпускавший дачникам провизию с половинной скидкой, а вторую половину складывавший в свой кошель, у владельца бывшего клуба имелись в поселке глаза и уши. С тех пор воровать никто не пытался, а продавщицы сестры Семины, Тоня и Клава, правила местной торговли блюли неукоснительно.

Влада как-то даже подумывала, не обратиться ли к филантропу, чтобы тот помог с мебелью для библиотеки, тогда люди могли бы приходить и читать, и о книжках разговаривать, но решила, что не следует наглеть, тем более что она сама в Тимофеевке постоянно обитать не собирается, а без нее, организатора и вдохновителя, проект загнется и умрет, как это ни печально. Человек всегда нужен. Для любого дела – прежде всего человек.

Следом за ней в библиотечное помещение протиснулись две пухлые тетеньки. Ждали, что ли, снаружи? Тетеньки принесли книги для пополнения фонда – брошюрку стихов советских поэтов, второй том Лермонтова из четырехтомника, почти новые «Мертвые души» Гоголя и «Историю России» Ключевского.

В принципе, нормально. Кому-нибудь придется по вкусу. Молодые больше интересуются современной беллетристикой, а кто с возрастом поумнел, тот возвращается к школьной программе. Возвращается и удивляется.

Заполняя формуляры новых дарительниц и читательниц, Влада узнала, что одну из них зовут Наталья Сергеевна, а вторую – Людмила Михайловна, они обе работают в районной поликлинике в регистратуре, а возраст их, который был слегка за сорок, уточнять не стала.

Тетеньки между тем продолжали разговор, начатый, видимо, еще на улице, обсуждая тимофеевскую сенсацию и делясь мнениями и предположениями по поводу того, где сейчас может быть мальчик, опекун которого неулыбчивый юрист Бобров.

Тетеньки согласились друг с другом, что мальчик странный, имеет, вероятно, психические отклонения, иначе не сторонился бы сверстников. Поэтому неудивительно, что на ночь глядя дернул из дому, придумав небылицу про телефонный звонок.

Экономка вообще не обязана была кидаться его искать. Она этому мальчику не нянька и не гувернантка, и не виновата, что неадекватный подросток уехал по месту прежнего жительства.

Дальше их точки зрения расходились. Людмила Михайловна считала, что мальчишка провел ночь на Курском вокзале, где ему якобы была назначена кем-то встреча. Хотя первым делом заехал в свою квартиру, надеясь переночевать там, но не сумел войти, поскольку дверь поменяли, а новых ключей у него не было.

Однако Наталья Сергеевна с ней не соглашалась, аргументируя это тем, что по позднему времени транспорт уже не ходил, а значит, вернуться на вокзал мальчишка не смог, поэтому ночевал в парке на скамейке.

Куда он направился потом, обе дамы придумать не могли. Вероятно, заблудился в мегаполисе, поскольку слабоумный. Но его, конечно, найдут.

Затем Людмила Михайловна поделилась с Натальей Сергеевной свежайшей информацией о том, что ее пожилая мама видела, как буквально десять минут назад от особняка юриста отъезжала полицейская машина с двумя некрупными чинами. Похоже, Бобров решил обратиться в органы по поводу исчезновения, а так как дело касается ребенка, то заявление приняли сразу. Да и схвачено у юриста все в районном отделении, иначе и быть не может.

Однако Наталья Сергеевна возразила Людмиле Михайловне, что не прямо сейчас это произошло, а несколько раньше. Ей доподлинно известно, не важно от кого, что чины осмотрели дом, поговорили с хозяином и домработницей, та показала полицейским Ванину визитку, которую нашла в двери его московской квартиры. Сказала – и Бобров подтвердил, – что мальчик изготовил таких визиток штук двадцать, и не на принтере распечатал, а, вырезав из картонной коробки прямоугольники, расписал их цветными фломастерами.

– Это лишний раз подтверждает, что мальчик с отклонениями, – подвела итог Людмила Михайловна, не огорчившись, что ее сведения были не вполне свежи и подробны, тем более что огорчаться глупо, если двоюродная сестра Натальи Сергеевны замужем за сержантом местной ДПС, а при наличии мобильной связи бабий телеграф работает в разы быстрее.

«Сами вы с отклонениями!» – сердито подумала Влада.

Отличный, замечательный человек Иван, очень взрослый в свои тринадцать, серьезный и вдумчивый!

Ему нравится работать руками, в маму пошел. У Влады тоже имелась его визитка, вручил, когда только-только они познакомились. Важный такой был, гордый, визитки у него, видите ли… Целая стопка. Извлек одну из забавного такого чехольчика, сплетенного из бечевки техникой макраме. Пояснил, что чехольчик этот был на самом деле ключницей, в нем его мама ключи носила. Вещь уникальная. Было таких всего две, но вторая, по маминым словам, сгорела в пожаре.

А вы – глупые курицы, уверенные, что использование плодов цивилизации, изобретенных и произведенных, кстати, не вами, есть признак развитой личности, а бестолковая тусня в толпе безликих сверстников – признак подростковой нормальности и залог всех будущих успехов и побед.

Вежливо попрощавшись с Владой, дамы направились к двери, продолжая тарахтеть.

– А что полицейские в результате сказали? – поспешно спросила она, и обе тетеньки, обернувшись, воззрились на нее с удивлением.

– Влада Константиновна, вы не волнуйтесь, все хорошо, – проговорила Людмила Михайловна ласковым тоном, как говорят с больными.

Надо же, они, оказывается, знают ее по отчеству. Но отчего такой тон, интересно?

– Да, да, все кончилось очень удачно, – закивала Наталья Сергеевна. – Дело решили передать в Москву, поскольку следы подростка ведут туда. Наши районные были весьма тому рады. Мы Евгению Петровну по дороге сюда встретили, она нам и дополнила подробности. У несчастной женщины хотя бы вид немножко посвежее стал. Все-таки столичная полиция, если возьмется за поиски, быстро найдет. Фотографии мальчика Бобров предоставил полицейским со своего телефона, скинул на их служебный. А Евгения Петровна смогла вспомнить, что в тот день мальчик был одет в джинсы и белую рубашку в мелкую клетку. И еще добавила, что мобильник был при нем, она совершенно в этом уверена. Сотрудники полиции все зафиксировали и обещали в Москву переслать. Только не уточнили, в какое отделение: может, по адресу его квартиры, а может, прям на Петровку. Хотя, думается, лишнее все это. Мальчик вполне может оказаться в гостях у какого-нибудь своего московского приятеля. Небось заигрался на компьютере и все на свете забыл.

Значит, пропал.

Ничего утешительного в последних событиях Влада не находила, в отличие от пухлых медработниц, которым по большому счету никакого дела не было ни до Вани, ни до его опекуна, ни до Евгении Петровны.

А Владе – было.

Судя по контексту только что услышанного, Евгения Петровна сообщила полицейским о звонке незнакомца, из-за чего, собственно, и отправился Ваня в Москву так внезапно. Но вряд ли ей известно, что у господина Шабельникова, правой руки юриста Боброва по бизнесу, у того самого дяди Гены, который настолько ей симпатичен, что она разрешает ему разгуливать по дому из комнаты в комнату в отсутствие хозяина и ожидать прихода Антона Дмитриевича, сидя в его кабинете, могут быть серьезные причины избавиться от Ивана. И это очень тревожно.

А также навряд ли экономка знала и посему до сведения полицейских чинов довести не могла, что Ване по электронке пришло приглашение встретиться на следующее утро, и если бы не треклятый вечерний звонок, Влада с Иваном отправились бы к девяти часам утра в парк Сокольники к третьей скамейке слева по центральной аллее. Кстати, мотивом для встречи тоже была информация про опекуна, но с обратным знаком.

Какие еще компьютерные игры, дамочки, что вы несете! Жив ли Ваня?!

По всему выходит, нужно Владе Лукиановой доложить следствию недостающую информацию. Жаль, что не пересеклась она с ментами из района, когда те посещали бобровский особняк. Видимо, как раз в это время хлеб с сыром в себя впихивала и слушала тетки-Танины рулады.

Нужно ехать в Москву. И она поедет, и найдет к кому обратиться. Даже если это будет Линка Росомахина.

– Вау, – оторопело проговорила Ритуся, пропуская в квартиру вслед за бывшей одноклассницей стройного брюнета лет тридцати в блещущем дороговизной костюме и со скандальным пучком на макушке. – Ты с бойфрендом?

– Артем не бойфренд, – буркнула Влада.

– Да? – в голосе Радовой-Анисимовой тугими волнами билось непонимание, а также панический протест тому, что все может оказаться так, как оно выглядит.

Хотя зачем Маргарите завидовать? Ее Женька – прекрасный муж, и Алешеньке скоро четыре. А каков супружник получится из этого красавца, что рядом с Лукиановой, еще большой вопрос. Да и с детками Лада здорово отстает.

Ритка провела гостей в просторную комнату, усадила рядком на диване, сама устроилась в кресле напротив. Темка тут же вытянул левую руку вдоль велюровой диванной спинки, намекая, что приобнял спутницу. Та неслышно фыркнула, но стерпела, дабы ситуация не сделалась совсем уж комичной.

На низеньком столике уже располагались чайные чашки, чайник под грелкой в виде желто-розового слоника, вазочка с печеньем, коробка шоколадного ассорти. Печенье было домашней выпечки, это Влада определила сразу и оценила Риткино гостеприимство.

Переводя внимательный взгляд с одного на другую, Ритка принялась болтать:

– Мой Анисимов на фирме сейчас, вырваться не смог, заказов много. У него фирма своя, сервис-центр «На все руки». Десять человек в штате, не считая уборщиц, но чего их считать, если они на все здание общие. Он, когда фирму регистрировал, думал ее мастерской назвать, но я воспротивилась. «Сервис-центр» красивше звучит, правда? И солиднее, конечно. У нас сыночек, ну, ты про это, наверно, знаешь. Алешенька спит сейчас в детской, еще часик проспит, поэтому время для разговоров имеется. А потом мы можем вместе на прогулку его сводить, тут недалеко детская площадка есть замечательная. Вы ведь временем располагаете? Ты сможешь с масюсеньким нашим пообщаться. С детками общаться – это такая радость, такая радость, ты не представляешь! Алешенька очень развит для своих лет, так что не удивляйся. Евгений тебе привет шлет. Говорит, надо бы как-нибудь встретиться и тоже пообщаться. Школу вспомнить, то-се… Я ему обязательно расскажу, что у тебя… Артем есть. Вы вместе приходите, будем рады.

– Спасибо, – деревянно проговорила Влада. – Артем… у меня… тоже постоянно занят. Вряд ли выберется.

– Отчего же, киска? – оживленно возразил негодяй, улыбнувшись во все два зубных ряда. – Я специально время выкрою для твоих друзей. Предчувствую, будет весело.

Бросив взгляд на застывшее Владино лицо, сообразил, что лучше бы ему заткнуться, а еще лучше скрыться с глаз долой.

Растопыренными пальцами правой руки он коснулся ее комбеза в районе желудка, приблизил губы к ее ушку, куснул за мочку и проговорил, интимно гундося:

– Подожду в машине. Поговори с подругой вволю, киска. Но я буду скучать.

Пружинисто встал с места, повернулся в сторону хозяйки, улыбнулся, глядя в пространство над ее макушкой, отчего улыбка сделалась абсолютно пустой и мимо Ритки летящей, но по форме не придерешься, и произнес:

– Рад знакомству, леди. Евгению привет.

Прежде чем подняться с кресла, чтобы проводить гостя, тугодумка Ритка ошарашенно посмотрела на школьную подругу, ища ответы на шквал не успевших сформулироваться вопросов, и наткнулась на ее невозмутимо-спокойный взгляд и каменную улыбку Джоконды.

Двадцатью минутами позже дверь подъезда распахнулась, и на улицу вышла Влада.

Сидящий за рулем Артем втянул голову в плечи.

Сейчас тебе достанется, ухарь. Если, конечно, она мимо не пройдет на ближайшую автобусную остановку.

Но Влада села на пассажирское сиденье и сказала:

– Спасибо.

А Артем вдруг так сразу оживился, смеяться начал: типа всегда к вашим услугам, леди, только намекните.

А она вдруг сжатым кулачком в щеку его ткнула и сказала:

– Нахал.

А он вдруг этот кулачок аккуратно своей рукой перехватил и поцеловал легонько косточки.

А она кулачок вырвала. Но не сразу. Растерялась, наверно.

Посидели молча, отчего-то несчастные.

Потом Влада заговорила:

– Представляешь, Ритка, такая дурочка…

– Дурочка? Разве? Я думал – ума палата, – грубо сострил Артем и сам понял, что получилось грубо. – Извини.

– Ничего. Бывает. Так вот, Ритуся. Ходила на прием к одной дамочке-экстрасенсу. По секрету от мужа причем. Женька в этом отношении человек очень взвешенный, не разрешил бы. У Ритки часто случаются головные боли, таблетки глотать не хочет, чтобы, как выразилась, печень не посадить. А экстрасенс без таблеток пролечит. За деньги, естественно.

– Любопытно, – отозвался Артем, заводя машину. Ему и вправду стало любопытно. – А почему она дурочка? Напрасно денег шарлатанке дала?

– Да не совсем она шарлатанка оказалась. Голова у Ритки вроде болеть перестала. Правда, неизвестно, надолго ли. Две недели всего прошло с процедуры. А дурочка Ритка потому, что легкомысленная. Мало ли чем ее изляпает экстрасенс в процессе? Он же не святой ангел, а обычный человек. Может, он вообще негодяй в душе. Или психически больной, а косит под неординарную личность. Дипломов и лицензий я могу столько на принтере распечатать и в рамочки поместить, что на стенах места не останется. Короче. Сеанс был групповой, шесть человек присутствовало. Целительница распорядилась, чтобы пациенты друг от друга экранировались, и объяснила, как. Чушь собачья. Вообразить нужно было какой-нибудь щит вокруг себя. Какой кому больше по вкусу. И дело в шляпе. Но от нее, от целительницы то есть, никакой защиты ставить нельзя, а даже напротив – нужно максимально открыться. Иначе она не сможет проводить манипуляции с их аурами. Представляешь? Я раскроюсь перед первой встречной теткой, чтобы она своими грязными лапами в моей начинке шуровала? А откуда я знаю, что она все правильно там нашурует? Из ее рекламного объявления и проплаченных отзывов? И откуда я знаю, что она, наоборот, не навредит? Ведь не проверишь и не докажешь, одни субъективные ощущения.

Артем насторожился:

– А что ты имеешь в виду про «изляпать»? Форма речи такая? Или что-то конкретное?

– Я же объяснила. Все мы морально больные, а значит, заразные. При этом каждый считает себя здоровым, а сам между тем является носителем и распространителем. Но одно дело, если чужой микроб на мою одежду попадет, а совсем другое – в открытую ранку на моей руке. Вот представь ситуацию: лег ты на операционный стол на предмет удаления у тебя аппендицита.

– Не хочу я себе такую ситуацию представлять, – шутливо всполошился Темка. – Давай я другую представлю.

– Давай представим, что некто оказался в такой ситуации. Так пойдет?

– Так пойдет. И что дальше?

– А дальше видит тот самый некто, что инструментарий хирург из помойного ведра извлекает, руки у эскулапа в фекалиях, а резиновых перчаток нет и в помине. Что предпримет наш некто?

Артем хмыкнул, оценив ее смелую терминологию, но возразил:

– Ты слишком плохо думаешь о человечестве, Владислава, причем огульно. Не все же вокруг… в фекалиях. Мне, например, встречались люди порядочные и без дурных наклонностей. Не экстрасенсы, правда, но нам же принцип нужен, не так ли?

– А если принцип, то являться и выглядеть – немного разные вещи, – парировала Влада и тут же добавила, испугавшись, что он о ком-то из близких говорил: – Не обижайся за своих знакомых, Артем. Мы не знаем, что у кого в голове. Мы даже сами себя не знаем.

– Да я что, я не в обиде, – задумчиво произнес он. – Надо же, как все серьезно. Ну а инфекция-то какого толка бывает? И вообще, это все сочинения твоего ума или вычитала где-то?

Влада язвительно спросила:

– Если моего ума, то и всерьез принимать не стоит?

– Отнюдь, – поспешно ответил он. – Твоего ума плоды – они даже ценнее. Особенно если на чужой опыт опираются.

– Виртуоз, – хмыкнула Влада. – И то, и то. А зараза может быть всякая. Например, клептомания. Или обжорство. Или вот тщеславие, как у Ритки. Я про Радову недоговорила. Никогда не замечала за ней тяги к хвастовству. И она, кстати, мне поведала, что целительница в начале сеанса расписывала красочно свои возможности и результаты. В качестве начального психотерапевтического воздействия, я так понимаю. Просто упивалась, когда все расписывала.

– А теперь и твоя Радова что-то такое расписывает?

– Ну ты же слышал…

– Прикольно… – проговорил задумчиво Артем. – Сейчас куда? К другой твоей подруге?

– К другой не надо. Я позвонила ей от Ритки и попросила помочь. Она согласилась. Я отправила Алине по мессенджеру Ванину электронку и его номер телефона. Теперь нужно ждать. Если ее знакомая с Петровки не очень занята, то сразу же выяснит, кто этим делом у них занимается, и эти данные туда передаст. И будет держать нас в курсе. Странно, но Росомахина отнеслась к моей просьбе, как бы это сказать… с сочувствием. Или с пониманием?

– Это ко мне вопрос? Тогда я не знаю.

– Это вопрос ко мне. И я тоже не знаю.

После разговора с Алиной на душе стало немного попросторнее, но саднящее чувство, что больше ничего для Вани сделать Влада не может, сохранилось.

Алина спросила: «Сколько времени прошло?» Влада ответила: «Две ночи и сегодняшнее утро». Алина, помолчав, сказала: «Пока некритично, – и, не дав Владе возразить, добавила: – Поверь моему опыту».

И откуда у нее опыт такой?

Влада уточнять не стала, а поверила.

– Значит, едем домой? – спросил Артем, искоса взглянув на пассажирку. – Мы можем по дороге где-нибудь перекусить.

– Перекусить – это здорово. Обязательно нужно перекусить. Только давай сначала заедем еще в одно место. Хочу кое-что проверить.

И она протянула водителю картонную визитку, расписанную фломастеровыми вензелями.

– Вот по этому адресу.

Иван, в отличие от Влады, не мог сказать точно, сколько прошло времени, зато он знал, где это время проводит.

Отвратительное место и объективно безнадежное.

Сначала был шок, потом – гнев, задним числом. Потом навалился страх.

Со страхом Иван пробовал бороться путем простых рассуждений: если его не убили, значит, он нужен живым.

Надо ждать, и его отпустят.

Дрожь унялась, и он на ощупь открыл рюкзак, попил воды из бутылки. Подумал, что воду, может, нужно экономить, и бутылку убрал. Потрогал стены. Ни одной щели. Подергал створку. На всякий глупый случай подергал. Он помнил лязг, с которым с наружной стороны была наброшена петля навесного замка.

Еще раз попытался оживить телефон. Мобильник был безнадежно убит. Безнадежно, потому что основательно.

Потом он сделал то, чего стыдиться будет до конца дней, – расплакался. Наплакавшись, уснул. Была поздняя ночь.

Сколько спал, знать он не мог, зато точно мог сказать, что в окружающем тесном пространстве не имеется отхожего места. Это его доконало.

Он снова принялся торопливо ощупывать стены и, проведя пальцами по периметру двери, наткнулся на петли, нащупал шурупы.

Какое-то время ушло на раздумья, каким образом и чем можно их открутить. Нечем. Хотя…

Антон Дмитриевич заставил его носить вкладные супинаторы. Якобы у Вани плоскостопие. И с чего он решил? Однако втемяшилось опекуну, и он свозил мальчика в ортопедический салон, где с обеих его ног сняли мерки и изготовили стельки по спецзаказу. Ходить с ними было противно, потому что давили на свод стопы чем-то твердым, похоже металлическим, но Иван решил терпеть, чтобы не сердить Антона. Все же деньги уплачены, время потрачено, да и забота проявлена.

Если внутри стельки окажется металлическая пластина, он сможет использовать ее как отвертку. Даже если пластина пластмассовая, попробовать стоило, иначе он загнется от собственных нечистот быстрее, чем от голода и жажды.

Глупости, узников должны кормить. Их всегда кормят и поят.

Если они узники, а не смертники.

– Слав, звонют! Ты че, не слышишь? – крикнул напарнику Толик, справлявшийся в одиночку с навесным потолком в дальней комнате. – Наверно, пиццу принесли, пойди, выкупи.

Славик аккуратно уложил на табурет фрагмент кафельной мозаики цвета «морской прибой», обтер об тряпку руки, вышел из ванной, извлек купюру из спецовки, висящей на крюке в прихожей, и отправился за пиццей.

Однако пиццы не было, а стояла перед ним парочка страховых агентов. Ан нет, страшнее. Кто-то из администрации района. Или управы. Чувак сильно смахивал на должностное лицо, причем сильно коррумпированное, а его напарница походила на чиновницу, которая предпочитала не демонстрировать явно свои доходы, но, если судить по прическе и маникюру, средств на себя не жалела. Славик про это знал хорошо, потому как его супруга тоже не жалела на себя средств.

Обреченно вздохнув, он крикнул вглубь квартиры:

– Толян, это не пицца. Это из управы инспекция.

И, развернувшись к «проверяющим», зачастил:

– Мы все нормы соблюдаем. Работаем с обеденным для жильцов перерывом. Сегодня и не сверлили. Почти. С утра немножко. И плитку я еще вчера всю сбил, можете убедиться. А если другие претензии, то это к нашему начальству. Я сейчас вам визиточку ихнюю дам.

Артем спросил Владу:

– Тебе нужна ихняя визитка?

Усмехнувшись тихонько, Влада отрицательно качнула головой.

– Спасибо, это лишнее, – сказала она штукатуру-плиточнику. – У меня к вам просьба. Вот такая визитка вам знакома?

Предъявленную картонку Славик брать не стал. Зачем? И так видно.

– Значит, вы не из управы?

– Выходит, так.

– Покедова, – буркнул он и, ухватившись за дверную ручку, попытался мощным торсом выдавить посетителей на лестничную клетку и захлопнуть дверь.

– Ну так что, милейший, знакома вам эта визитка? – повторил вопрос Артем, плечом удержав створку на месте, а поясницей приняв тычок Славикового кулака, сжимавшего рукоятку.

– Ну, знакома. Тетка одна пожилая вчера заходила, в нос совала. Говорит, за косяком дверным ее нашла и спрашивала про пацана, который тут прописан. Он, вишь, достучаться не мог, чтобы ему открыли. Потому что звонка не было, кнопку-то сегодня подсоединили. Он и оставил визитку за косяком. Значит, не нашелся пацанчик пока? А кому ж квартира достанется? Я в том смысле интересуюсь, что вот мы тут ее ремонтируем, корячимся, а может, и не надо это никому? Извиняюсь, конечно. Нам главное, чтобы оплата была. Остальное не наше дело, это вы правильно заметили.

Никаких похожих замечаний Влада и Артем не делали, но хотелось. Не успели, плиточник сработал на опережение.

Влада сказала твердым голосом:

– Найдут. Уже ищут. Если он здесь появится или что-то вы узнаете о нем, не сочтите за труд, позвоните мне по этому номеру.

Аккуратным почерком она написала свой мобильный на обратной стороне Ваниной визитки и протянула штукатуру. Тот молча смотрел на картонку, наморщив лоб. Вздохнул:

– Забыть могу за всякими делами.

– А я вам на память бумажку оставлю, – проговорила догадливая Влада, открывая сумочку.

– Мы вам две бумажки оставим, – опередил ее Артем, прикладывая к визитке две тысячные купюры. – На «с двойным сыром» чтобы.

Попетляв между корпусами девятиэтажек, Артем остановил машину в проулке перед выездом на проспект. Взглянул весело на пассажирку. Дурашливо провозгласил:

– Большое дело сделали, товарищи! Даже два дела! Ура!

Тут же обеспокоившись, что говорит не то и не так, продолжил, все еще оживленно, но уже по-деловому:

– Мы намеревались перекусить. Ты не забыла? Варианты такие: ресторанчик под названием «Котлетная». Суперская котлетная, не пожалеешь. Вариант второй, простецкий – в ближний ТЦ набить желудок фастфудом. Вариант третий: закупить там бургеры и схавать по дороге. Не на ходу, подчеркиваю, а по дороге. Устроим пикник на обочине и дадим конечностям отдохнуть.

Влада, прикрыв веки, улыбнулась. Было бы неплохо, совсем неплохо, дать себе отдых.

Она представила себе опушку молодого леса, белую скатерть, подмявшую высокую траву, и расставленные по скатерти сине-белые эмалированные миски с незамысловатыми яствами: черный хлеб, нарезанный толстыми ломтями, картошку в мундире, вареные яйца, скляночку с крупной солью, огурцы в зябких пупырышках и алые помидоры, и снопик петрушки поверх. И светлый деревенский квас в стеклянной бутылке, запечатанной пробкой из туго свернутого газетного листа.

И чтобы на ней был ситцевый сарафан в меленький цветочек и льняная панамка с большими полями, а на нем сатиновые синие шаровары, а майки не было вовсе, и чтобы они были босы, и чтобы…

«Куда тебя несет?!» – с внезапной яростью подумала она.

И проговорила сухо:

– Вариант четвертый, окончательный. Поехали-ка до дому. Не люблю общепита. И тебе не советую.

Лицо Темкино посерьезнело. На малую долю секунды. Потом разгладилось, и он легко сказал:

– Желание дамы – закон. Тем более что у меня прога одна не доведена, а обещал заказчику завтра сдать.

– Артем, спасибо за помощь! Если бы не ты… – опомнившись, поспешила исправиться Влада.

Коза неблагодарная.

– Обращайтесь, леди, – с улыбкой прервал ее Артем, выводя машину на трассу.

До Тимофеевки они больше не проронили ни слова.

После школы Влада окончила гуманитарный колледж, потом – по профилю институт. С замужеством не торопилась. Не была она этой целью озабочена, не беспокоило ее, что передержится в девках и никто ее, старую, замуж не возьмет, когда и если юные нимфы бегают стаями.

По окончании института ей было все еще двадцать три, и на нее положил глаз взрослый, по тем Владиным меркам, тридцатилетний менеджер крупной лизинговой компании, которая не скупилась на проценты от сделок для своих профессионалов. Менеджера звали Федор по фамилии Игнатюк.

Год длились его ухаживания, и о том, что это ухаживания, Влада узнала лишь после того, как Федор Игнатюк сообщил, что намерен на ней жениться. Он был надежный и рассудительный, словно Ипполит из культового фильма. И совсем не походил на ее отца.

Мамин муж оставил семью, когда Владе шел тринадцатый год. Опасный, сложный возраст. Она очень любила отца. Она не понимала, как это его больше не будет с ними вместе. А будет он с другой какой-то женщиной и с другими, этой чужой женщины, детьми. Она бы возненавидела мать из-за того, что та оказалась такой плохой и такой дурой, отчего папа больше не может с ними находиться. Если бы не одна подробность.

Последний разговор родителей на повышенных тонах был слышен по всей квартире, отец не стеснялся, а мама не могла сдержать почти крика из горла и очень громко говорила, все спрашивала: «Может, ты передумаешь? Может, это просто порыв? Так я все пойму, только уходить не надо».

А он ей сказал спокойно и холодно, что ее не любит и жить с ней не будет. Что надоели ему ее обломанные ногти, немытые волосы и растянутые футболки поверх линялых треников. Ему плевать, что она старается для него и не успевает следить за собой. Успевала бы, если бы хотела. И ушел.

Филиппке, брату, было восемь, и он как-то легче это все пережил. Или делал вид, что все нормально, подумаешь. И даже навещал новую папину семью, пока не вырос. Потом перестал.

А Влада отца не простила. Хуже всего – в душе ее ко всем без исключения представителям мужского пола зародилась неприязнь с сильной примесью презрения и злорадной уверенности в их низости и подлости по природе.

С годами эмоции поутихли, спрятавшись в дальних уголках сознания под напором молодого оптимизма.

Она решила быть мудрой. И мудро рассуждала: «Хватит подросткового максимализма. Жизнь сложнее, она не монохром, она цветная». И позволила себе поверить. И влюбилась.

С первых дней супружества Федя принялся «воспитывать из нее жену», переделывая под себя.

Женщины – народ гуттаперчивый, почти жидкость. В какой сосуд нальешь, такую форму и примет. Особенно любящая женщина. Особенно та, которая страшится мужа потерять, наученная горькими примерами.

Но способы! Они бывают разные. Да и требования… идиотскими.

Муж придирался к пустякам, ища повод устроить ей выволочку. Именно выволочку устроить, а не сделать замечание мягко и без укора. Или, что было бы еще лучше, не высказать пожелания, чтобы жена поступала так-то и так-то.

Замечания касались ее привычек, вкуса, внешности. Он диктовал, в какую одежду она должна одеваться, какого цвета лаком красить ногти, какую прическу носить, какие книги читать, а какие, напротив, читать не сметь категорически. Как подавать на стол, как мыть посуду, как гладить его, Федины, кальсоны и трусы. Как пережевывать пищу, как сморкаться, как сливать воду в унитазе!

Перенеся некую критическую меру унижений, Влада почувствовала, что ей стало трудно обманывать себя. Ее муж – никакой не мудрый воспитатель, а обычный семейный деспот, эгоистичный и мелочный.

Тем не менее Влада послушно и старательно выполняла мужнины повеления, перестраивая себя под его представления о правильном и даже прекрасном, и, получив очередную оплеуху, не теряла оптимизма. Скоро она все в себе исправит, кончится горькая полоса, и жизнь наполнится радостью, как мечталось.

Лишь оптимизм и отчасти пофигизм ее и спасали. Некоторое время. Когда спасать перестали, держалась на гордости.

Ей было стыдно разводиться в первый же год замужества. Она боялась и не хотела толков и перетолков подруг и просто знакомых. И терпела. Где-то вычитала, что первый год бывает одним из самых трудных, а потом притрется, притерпится, полегчает.

Вход для пользователей

Меню