Читать онлайн Волчий лес бесплатно

Тропа первая

Хвойные ветки, цветы тысячелистника,

бурые травы на холмике низком,

ягоды красные, росой окропленные,

сочные, сладкие, солнцем холеные.

Тропы заросшие, следы незнакомые

люда заблудшего иль зверя лесного.

Запахи свежие, запахи терпкие,

крадется по зелени, цепляясь за ветки.

Когти точеные, лапы пушистые,

идет в тени черной, прячась за листьями.

Очи стальные, а морда волчья,

носом ведет, чует мясо сочное.

Мех ало-рыжий, густой и диковинный,

а взгляд человеческий грустный и сломленный…

Как-то часто в последнее время мне стали вспоминаться темные времена, когда люди из моей деревни жили в страхе перед чудищем в волчьей шкуре. В ту пору молва о нем ходила недобрая и внушала жителям опасение за собственное благополучие. Женщины не гуляли в лес за хворостом и травами, мужчины, охраняя скот, без оружия не переступали порога. Детей с малых лет приучали не уходить далеко от дома. Когда всей деревней собирались у общего костра, старшие ведали маленькой мне и моим сверстникам об охотнике, в прошлом убившем алую волчицу и ее щенков. Долго хвастал он добычей, пока в один день не начал обрастать черной шерстью прямо на глазах у жены. За считанные дни не осталось от мужчины ничего человеческого, и жители в страхе прогнали его. Ушел темный пес, напоследок оскалившись и клацнув острыми зубами. Нашел он пристанище в лесу и с тех пор каждое полнолуние выл до хрипоты так пронзительно, что от воя того в жилах стыла кровь.

В такие ночи мне совсем не спалось, и я бегала в спальню к родителям, чтобы спрятаться в их объятьях. Матушка гладила меня по волосам и приговаривала: «в Волчьем лесу сегодня опять неспокойно».

Я была еще девчонкой, но все ясно помню. Помню, как разбудили меня истошные крики и женский плач, доносившиеся с улицы. Грубый говор кузнеца, моего папы и других мужчин. Утро то было накануне очередного полнолуния, и что-то непоправимое стряслось, такое, что взволновало всю деревню. Любопытство подтолкнуло меня за порог. Во дворе толпились жители, окружив со всех сторон причину, порушившую мирской покой. Дети беззаботно бегали вокруг, пока матери в спешке не уводили их домой. Взгляды женщин были отчаянными и запуганными.

Меня тогда тоже поймали и уволокли от места беды, а я и не сопротивлялась. Ведь, в отличие от других детей, мне удалось мельком глянуть на бездыханное покусанное тело, что лежало под ногами у взрослых. Земля была измазана кровью, одежда разорвана безобразными клочками. Жертвой оказалась молодая знахарка, живущая в соседнем от нас доме. Я была хорошо знакома с ней, ведь она не раз ухаживала за мной. Родственники ее рыдали от бессилия и, не жалея красноречия, проклинали черного волка.

Спустя несколько месяцев несчастье повторилось, и на этот раз волк не пощадил чью-то супругу. Тьма ненависти и жажды отмщения копилась в сердце каждого, пока очередное беспощадное убийство не переполнило чашу терпения. Гнев и негодование жителей напитались такой силой, что с лихвой заглушили прежний страх перед могучим зверем. Отец вместе со всеми взялся за оружие и ушел в лес. Матушка себе места не находила, пока ждала его возвращения.

Был уже вечер, когда мужчины вернулись с победой и темной волчьей шкурой в награду. По рассказам охотников, черный пес будто ждал, когда за ним кто-нибудь явится, и не особо противился расправе. А после того, как смертная казнь свершилась, он даже выглядел счастливым, будто пленник, дождавшийся освобождения. Жители приняли общее решение и закопали трофей недалеко от входа в деревню, чтобы дух убитого хищника отпугивал ему подобных. С того дня от Волчьего леса осталось одно лишь памятное название, ведь волки все до одного его покинули.

***

Мне исполнилось семнадцать, и я закончила учиться у травника. Смерть знахарки оставила на мне невидимый след и чувство, что кто-то должен вместо нее помогать жителям. Так я решила освоить лечебное ремесло. Последний старый ведун по травам спешно диктовал писцу книги, опасаясь не успеть передать все знания потомкам до своей кончины. Уж возраст его перевалил за сотню.

А мне хотелось быть нужной своим близким, хотелось, чтобы все на моей маленькой родине были счастливы и здоровы.

С первыми лучами солнца я просыпалась и быстро собиралась в лес за заготовками. Волосы заплетала в косу, чтобы не мешались, надевала накидку и перекидывала через плечо сумку. Под ногами крутилась маленькая Елка и просила обратить внимание на себя, словно переживала, что я забуду ее захватить на прогулку. Ведь как и мне, Елочке нравилось бродить по лесу.

– Еля, иди-ка сюда, – я открывала еще одну сумку, которую обычно носила с собой на спине. Маленькая кошка приседала, перебирая лапами в белых носочках, и прыгала, скрываясь в глубине переноски. Потом ее черепашья мордочка довольно высовывалась, а желтые глаза щурились. – Вот так.

Мои матушка и отец не одобряли походы по волчьим тропам, хоть с момента, как хищники перекочевали на другие земли, прошло уже много лет. Охотники признали лес безопасным и впервые разрешили туда ходить. Но из всех смельчаков, кто готов был рисковать, гуляя по волчьим тропам, нашлись лишь охотники да я.

Местное достояние, как меня называли, нелюдимая, заблудшая. А все потому, что не искала развлечений и общения со сверстниками, днями напролет пропадала с Елочкой в чащах или у травника с книгами. Подружек у меня особо не было, а юноши если и интересовались мной, то только из-за внешности. Стоило им узнать меня получше, так все ухажеры пропадали.

Но мне и дела не было до всего этого. Меня манили душистые травы, растущие в Волчьем лесу, дивные дикие пейзажи и скрытые тропы. Ах, сколько там росло полезного сырья! Я готова была целыми днями бродить между елями, ползать на четвереньках по полянкам и копаться в земле, вспаханной корнями.

После того, как из Волчьего леса ушли все волки, год за годом он становился все более мрачным и таинственным. По рассказам травника-учителя, в его время, когда он сам ходил за заготовками, лес встречал его светом солнца, перелесками и свежестью воздуха с запахом елей. Однако же сейчас волшебное место словно перерождалось в дремучие чащи с неприветливыми и непроходимыми тропинками. Тьма медленно укрывала его, словно покрывалом.

И все равно я любила Волчий лес всей душой, ведь только здесь чувствовала себя спокойно и свободно. Для меня он навсегда оставался, пусть и пугающей, но сказкой.

День за днем я пропадала в Волчьем лесу. Травник удивленно вскидывал брови, когда я приносила ему полную сумку различных корений, корневищ, листьев, плодов… Но он знал их все. Знал, потому что когда-то сам заготавливал.

Волчий лес таил в себе много ценностей. Благодаря нашим заготовкам мы лечили простуду, готовили заживляющие мази и растирки, настаивали микстуры, смешивали порошки. Травник давал мне список, чего ему не хватало, а я, зная все премудрости сбора лечебных растений, уходила в лес. Важно было все сделать по уму, чтобы вся целительная польза сохранилась в ее первозданном виде.

***

Природа встретила нас с Елкой свежим дуновением ветра и птичьим щебетом над головой. Кошка выбралась из переноски и, задрав хвост, затопала подле меня, обегая кустарники и высокие травы. Достав из аптекарской сумки список травника, я вчиталась и зашагала вперед. В это время года часть трав заканчивала цветение, а это означало, что пора заготавливать корни. Моя память хранила в себе полезные сведения – где искать Кровохлебку, например, или с чем обычно соседствует Аир.

До полудня я сидела на корточках и специальной лопаткой выкапывала растения, потом срезала с них верхушки и стебли, некоторые корни промывала водой в ручье, а в конце раскладывала, чтобы просушить. Занятие трудоемкое, но мне было в удовольствие вот так копаться в земле. Урожай сегодня собрала богатый, сумка тяжелая получилась, наполненная доверху. И пора бы домой возвращаться, но мне не хотелось уходить.

Елка пропала из виду – почуяла мышь и сбежала на охоту, как обычно, а я села под деревом, привалившись спиной, и возвела глаза к небу. Все-таки дышалось здесь совсем иначе. Не так, как в деревне. Любила вот так мирно отдыхать после работы в уединении с собой и Волчьим лесом. Это сложно передать словами, но я кожей ощущала, что он живой и общался со мной незримой магией. Порой мне снились реальные сны, в которых я гуляла по тропам и чувствовала себя самой счастливой.

День клонился к вечеру, настала пора отправиться в обратную дорогу. Я позвала Елку, и она, спустя несколько минут, выскочила ко мне навстречу, сыто облизнувшись и вздыбив шерсть. Волчий лес я знала хорошо. По зарубкам охотников, по протоптанным тропам… Мы с кошкой почти вышли к опушке, но я немедля остановилась и прислушалась. Тихий болезненный стон проявился на фоне природной тишины, он был жалостливым и больше походил на скуление. Я обернулась на звук и всмотрелась – кто-то нуждался в моей помощи, взывал прийти к нему. Помешкав мгновение, поманила Елку в переноску и свернула с натоптанной дорожки навстречу неизвестности.

Путь выдался тернистым, – никто, видно, не проходил здесь до меня. Разве что только дикие обитатели, да я и не припомню этого места. Стон и тяжелое сопение становились громче, и вскоре передо мной развернулась поляна, неведомая до этого дня. Я осмотрелась и не смогла скрыть восхищения. Быстрый ручей играл на гладких камнях, искрясь в рыжих лучах солнца, большое дерево невиданной красоты росло на краю поляны, а его корни вздымались над землей так высоко, что под ними можно было спрятаться. Ковры из трав расстилались под ногами и колосились от дуновения ветра.

Больной опять заскулил, и я немедленно отыскала его в пестрой зелени. Странный был у него тембр, неестественный, да и внешне, как показалось издалека, он выглядел подозрительно. Лежал на животе без сознания и жестко дышал, голая с алыми разводами спина часто невысоко вздымалась. Я осторожно кралась по поляне, присматриваясь. Как думала сначала – в лесу мог пострадать только выходец из моей деревни, ведь больше сюда никто не заглядывал, вот только… даже подступив достаточно близко, я не узнала этого человека.

Передо мной лежал темноволосый юноша, почему-то нагой и весь испещренный свежими рваными ранами. Глубокие следы, будто от когтей, горели болью, и странный незнакомец с мукой на лице скулил на выдохе, словно побитая хозяином собака. «А ведь и правда собака», – изумилась я, когда увидела: заостренные уши на его голове, длинные когти на пальцах, словно у зверя, а в продолжении позвоночника на его ягодицах лежал пушистый хвост с ало-рыжей шерстью.

Елка высунула морду из переноски и зашипела. Рвано рыкнув, юноша напрягся и оскалился, а я чуть не завизжала от испуга. Вовремя поймала свой вскрик руками. Больной оставался без сознания, просто бредил в лихорадке и мучился от боли, грызущей плоть. Как внезапно он ожил, так же внезапно и обмяк.

Я вытаращилась на незнакомца и медленно попятилась назад. Руки все еще держала губах, будто боялась, что лишним движением разбужу злую силу. Я слишком хорошо помнила приметы главного хищника, принесшего столько бед и горя моей деревне. Никакой это был не человек. Острые уши, хвост и клыки в пасти… Настоящий волк в людской личине!

Глаза застилало слезами страха, и я отступала, молясь всем богам, чтобы этот монстр не ожил и не набросился. Противилась я принимать на себя участь травницы, убитой волком. И как он очутился здесь? Ведь наши охотники весь лес проверяли.

А мое тело будто околдовали, ватные ноги еле стояли, руки холодные, как лед. Да так еще и травинки длинные обвивали стопы, мешали уйти, словно сам лес задерживал. А мне не хватало духу даже обернуться к волку спиной, чтобы со всей прыти убежать прочь в деревню. Я с опаской не сводила с него глаз, неуклюже спотыкалась, пока не оказалась у края поляны. Казалось бы вот оно – спасение! Один шаг, и бояться больше нечего. Да вот только, когда юноша вдруг снова застонал, я остановилась, и почувствовала дрожь в коленках. На мгновение поразилась тому, как же по-человечески зазвучала его неосознанная мольба.

Мольба. О помощи.

Оборотень лежал и сипло хрипел. Хвост и уши его подрагивали. Он замерзал и медленно угасал, спрятанный в травяном покрове, совершенно одинокий и никому не нужный. Без посторонней помощи он был обречен, и мысли об этом упали грузом ответственности на мои плечи. Своими руками могла спасти его, или оставить погибать в лесной чаще.

Я снова отступила назад, намереваясь уйти и бросить оборотня. Мной не забыты все страшные убийства и беды, случившиеся по вине волков. Страх и отрешение вели меня подальше и прочь с поляны, когда вдруг что-то внутри потянуло тоской и заскреблось чувством вины.

Я с досадой осознавала, что мне не хватало сил, чтобы просто уйти и хотя бы в отмщение за все невзгоды прошлого лишить жизни волка. Сделать вид, что ничего не видела, спрятать глаза, закусить губы. Пальцы свело от нерешительности, ведь я знала… знала, как помочь ему. Как лечить раны и список нужных трав всплыли в уме сами собой, и по-настоящему очнулась я, только когда уже выпускала Елку из переноски, укрывала оборотня своей накидкой и трогала его лоб. Кошка, увидев моего больного, снова зашипела и посмотрела на меня, как на ополоумевшую.

Да, Еля, я не смогла пройти мимо…

Не теряя ни минуты, набрала во фляжку воды из ручья и, вернувшись к оборотню, промыла его раны, чтобы потом обработать мазью. Я всегда носила с собой несколько баночек на всякий случай. Юноша порой слабо морщился и ворчал, поджимая уши. Но чем больше я проводила времени рядом с ним, тем меньше боялась волчьего недовольства.

Отыскала в аптекарской сумке несколько бинтов, чтобы сделать перевязки на ранах. Я намотала лоскут на мужскую руку, и стоило мне коснуться пальцами оборотня, как по спине побежали мурашки. Странное чувство отвлекло на секунду, но долго не задержалось и быстро рассеялось. Спустя время я закончила и довольно смотрела на перевязанного незнакомца. Его жар постепенно спадал, да и сам больной больше не подавал признаков агонии.

У меня перехватило дух, и в горле волнительно пересохло, как только я услышала ровное дыхание оборотня. Без хрипов и стонов, он мирно спал и шел на поправку. Я смотрела на него с такого опасного расстояния и почему-то не могла отвести глаз. Длинная челка спадала на лоб, веки были расслабленно опущены, а плюшевые острые уши направлены назад. В какой-то момент я и забыла, что передо мной хищник. Теперь уж волчья кровь завещала ему быстрое исцеление. Я помогла ему, чем могла, и вины за собой больше не чувствовала.

Напоследок оставила свою накидку, ведь оборотню в таком обличье она была нужнее, как мне показалось. Исполнив лекарский долг, я забрала Елку и с легкой душой засобиралась домой. Почему-то заведомо знала, что обязательно вернусь и хотя бы проведаю оборотня. Почему-то я очень хотела, чтобы он побыстрее очнулся.

Тропа вторая

По следам луча рассветного шагает в лес ногой уверенной,

не Бог, не дух – простая смертная с большой душой самонадеянной.

Впереди лес Волчий расступается, впереди ей открывает тропы тайные,

лесная магия для нее свершается в сокрытой от людских сердец поляне.

Сын брошенный дикого волчьего племени, на смерть обреченный собратьями злостными,

Ненавистный, презренный и проклятый всеми, с разорванной плотью, кровавой росписью.

Ему лес Волчий обещал стать могилою, сюда он пришел, чтоб отправиться к предкам,

Но девичьи руки его исцелили, пробудили в нем алую кровь человека…

Вот уже несколько дней, как у меня появился волк, а вместе с ним и хлопот вдоволь прибавилось. С недавних пор я потеряла всякий покой в заботах о нем. Оборотень не приходил в себя, но мне было видно, как здоровье его крепчало. Рваные раны заживали, и лихорадка ушла. Как околдованная, я продолжала навещать его, менять повязки. А недавно попробовала намочить ему губы полезным сладким отваром, в надежде, что он сам их оближет. Ох, обрадовалась я, когда юноша впервый раз провел языком и проглотил лечебные капли. Это значило, что сознание его возвращалось, и скоро он, набравшись сил, пробудится.

Тайком утащила мужские отцовские штаны и рубаху. Мой волк не превращался в зверюгу все это время, а был таким же ранимым, как обычный человек. От холода его смуглая кожа становилась гусиной, и он мелко дрожал. Конечно, тело оборотня было ослаблено ранами, может, поэтому кровь волчья так быстро не помогала ему. Дорогого же мне стоило облачить взрослого юношу в людскую одежду, пусть у травника мне и приходилось не раз видеть нагих людей. С ними я была почти хладнокровна. Но здесь смущенно краснела, жмурилась и причитала: «Все равно мои старания не оценит».

Однажды над лесом нависли грозовые тучи, и меня заела тревога. Мой волк остался лежать под открытым небом совсем беззащитный. В тот день я должна была помогать травнику с заготовкой порошков, но мысли нарочно улетали в сторону леса. Нарушив строгий наказ травника, я бросила ступку с недотертой душицей и сбежала. Стащила из дома толстое шерстяное одеяло бабушки, захватила сухие одежды для волка и поспешила к поляне. Даже Елку с собой взять забыла. Она проводила меня долгим неодобрительным взглядом.

Черные облака стремительно летели по небу, словно в погоне за остатками света, чтобы пожрать его. Пугающий полумрак спустился на землю и взволновал мирно спящую до этого природу. Ледяные капли дождя безжалостно хлестали по лицу, сильный ветер настойчиво толкал меня назад, не подпускал к лесной опушке.

А мне все было нипочем. Чувство долга напрочь затмило мой разум.

Запыхавшись и промокнув до нитки, я вбежала на поляну и от досады уронила плечи. Даже небесная буря была не в силах пробудить ото сна моего волка. Он лежал и обреченно мок под дождем. Его шерсть напиталась влагой и слиплась иголками, а рубаха испачкалась и повисла. Я набросила одеяло на древние ветвистые корни, сооружая для нас маленькое убежище. Земля внутри оказалась еще сухой – вековое древо укрыло ее густой кроной, защитив от воды. А дождь все хорохорился, ускорялся и крепчал. Я подцепила оборотня под руки и постаралась поднять. Мне еле хватило духу дотащить его под крышу. Пока я волокла юношу по земле, вся отцовская одежда на нем испачкалась в грязи и почти сползла.

Так мы оказались в безопасности, спрятавшись в корнях под деревом. Уложив промокшего оборотня, я оглянулась на выход, припорошенный тьмой, и с горечью осознала, что домой к обеду мне уже не судьба воротиться. Оставалось переждать непогоду в лесу. Только бы родители не спохватились искать меня в эту бурю, только бы подумали, что я осталась у травника.

Сняв с озябших плеч промокший плащ, отложила его в сторону и в темноте принялась переодевать оборотня. Выглядел он, словно моя соломенная кукла в детстве: руки плетями лежали в разные стороны, ноги по одной пришлось поднимать, чтобы избавиться от намертво прилипших штанин. На какой-то миг я подивилась тому, как заметно потеплела кожа юноши.

И сердце в груди волнительно встрепенулось: «Неужели скоро мои старания принесут первые плоды?»

Покрывало над нашими головами сдерживало натиск недоброй стихии. Я развесила влажную одежду на корни, а после подсела к оборотню и постаралась напоить теплым отваром, что с собой принесла. Сладкое лекарство по его губам текло, скатываясь по шее. И мне приходилось вытирать дорожки от капель, что ускользнули от языка и в рот ему не попали.

Вверх по моей спине прошла дрожь – от самых кончиков пальцев и до зубов. Ютиться на земле стало нестерпимо холодно, и я первым же делом выпила травяную настойку, чтобы не разболеться. Юноша безмятежно спал, а я мелко тряслась, обхватив себя руками, жалея себя, громко стуча зубами.

Дождь медленно стихал, но мне уже не было мочи терпеть холод, кусающий остервенело и безжалостно. Я совсем продрогла, а капли звонко шлепали по листьям и травам, разлетаясь искрами. Белесый пар взлетал в отсыревший воздух после каждого моего выдоха. Места в нашем укрытии было не много, поэтому я и сама не заметила, как ненароком прислонилась спиной к оборотню. Стоило прикоснуться к нему, как его звериное тепло проникло в меня, заставив поежиться. Я с сомнением покосилась на юношу.

Он сопел тихо и ровно, волосы разметались по расслабленному лицу. Одна рука осталась откинутой после переодеваний, и мне вдруг стало страшно от бесстыжих мыслей, посетивших мою бедную голову. Затаившись, я медленно и осторожно развернулась к оборотню и для успокоения души еще раз проверила – точно ли он спит? Неуклюже, медленно двигались мои окоченевшие руки и ноги. Я неловко прислонилась к нему и, почувствовав животное тепло, прижалась сильнее.

А он был мягкий и такой уютный, хоть и пах промокшей дворнягой. Мое тело отогревалось и больше не колотилось дрожью. Веки стали тяжелыми, лютая усталость меня одолела. Под шум бушующего леса, я уснула и во сне увидела, как две звериные тени – алая и черная, сцепились друг с другом в яростной схватке. Кровь проливалась на сырую землю, и кто-то вдалеке скулил от сильных ран.

Алая тень была повержена. Черный хищник возвышался над ней гордо и торжествующе. В моем сердце тогда заныло тупой болью, а в ушах вдруг сотряслось угрожающее рычание.

Я проснулась, резко выдохнув от испуга, вскочила с места и к выходу попятилась. Небо прояснилось, и в глубине нашего убежища сверкнули серые звериные глаза. Голос застрял глубоко у меня в горле, и я раненой сойкой воззрилась на ощетинившегося юношу с острыми поджатыми ушами и недобро раскачивающимся хвостом. Он, набычившись, стоял на четвереньках, пальцы согнув, как в волчьи лапы, а губы его приподнялись в предупредительном оскале.

Настоящий волк. Ни больше, ни меньше. Видимо он совсем исцелился, а его сознание вернулось именно сейчас. Как же не вовремя, как же неудачно все сложилось. Мне грозила страшная расправа от зверя, за которым столько ухаживала и, позабыв себя, заботилась. Я взмолилась всем богам и вжалась в корни дерева. Глупая, зачем только связалась с этим оборотнем? Зачем выхаживала его столько времени? Как же горевать будут бедные родители, останется без ученицы старый травник, и даже Елочку больше некому будет в лес отнести погулять.

Оборотень сердито и хрипло рычал, медленно подкрадываясь ко мне, как к своей добыче. В его груди рокотало, а я беззвучно рыдала от ужаса, глотая соленые слезы.

– Не т-тронь… – я жалобно пропищала, а юноша, услышав мой голос, только нахмурился и тряхнул ухом. – Прошу тебя… не тронь… – он подступил близко, так, что его возбужденное дыхание ощущалось на лице. Меня колотило от страха. – Я же помогла тебе… – заговаривала его шепотом, старалась резко не двигаться, не гневить еще больше. – Я тебя вылечила, хотя не должна была… Взамен прошу просто отпустить, – во рту пересохло, когда сделал он еще один шаг, и острые клыки оказались совсем рядом. Я зажмурилась. – Прошу, не тронь… Я никому не скажу про тебя. Ты обязан мне жизнью, так сжалься надо мной и отпусти… Обещаю, больше и шагу в лес не ступлю, не наведаюсь к тебе, не потревожу… только не тронь…

Оборотень пытливо всматривался в меня и недоверчиво скалился. Мне было неведомо – понимал ли он мою речь или я впустую выпрашивала у него пощады. Но что-то в поведении его переменилось. Я вздрогнула, когда почувствовала его опасную близость у своего лица, потом волос и шеи. Юноша с осторожностью всю меня обнюхивал, часто замирая и поглядывая, чтобы не воспользовалась моментом и не напала исподтишка. Да куда уж мне там! По жилам словно вязкая глина разлилась и затвердела. Было не сбежать, не шелохнуться. А в это время оборотень припал к земле, где лежали мои холодные, перепачканные в грязи ладони.

Он вдруг с еще большей жадностью стал втягивать носом запах с кожи, пока в чем-то не убедился. А потом посмотрел на меня совсем по-доброму. Я в изумлении открыла рот, когда оборотень, поджав жалостливо уши, отошел от меня и виновато склонил голову. Он видел, как я его испугалась, и спрятал клыки с когтями. Мне не нашлось объяснения всему случившемуся, но казалось, что душеньку мою не только помиловали, но еще и принесли извинения за резкость.

Оборотень уселся напротив и невольно отвлекся, стоило ему заметить на себе одежду. Будто позабыв про меня, он увлеченно и по-детски забавно принялся себя разглядывать, рубаху растягивать руками-лапами, зарываться носом под ворот, желая разузнать, что скрыто было там. Уши его любопытно дергались, а сам юноша что-то фырчал себе под нос. Он не разговаривал. Совсем. Хоть и выглядел человеком, внутри он оставался волком. Я наблюдала за ним, теряясь в догадках о будущей своей судьбе. Уйти прочь не хватало духу, но и долго находиться здесь тоже было не дело. Дома меня дожидалась семья и учитель-травник.

Юноша замер и притаился, уставившись на свой живот, а тот протяжно и голодно заурчал. Брови взлетели ко лбу, а длинный хвост пару раз игриво хлопнул по земле. Оборотень так сильно был увлечен своей новой внешностью, что совсем не обращал на меня внимания. Я покосилась на выход и двинулась с места, подталкивая себя наружу.

Дождевые тучи рассеялись. Вся поляна пестрила свежей зеленью и играла отражением солнца на каплях воды, покрывающих листья трав и кустарничков. Подтягиваясь на руках, я почти выбралась из нашего укрытия, но тут зацепилась юбкой за один из корней и так и застряла. Горестно закатив глаза, медленно обернулась, чтобы освободиться и скорее бежать. Однако не дерево вовсе остановило меня, как наивно я полагала, а зубы.

Оборотень крепко сомкнул челюсти на моем подоле и поднял вопрошающий взор. Он стоял на четвереньках и тянул меня назад, словно не желая отпускать, а я чуть не стонала от бессилия, не зная, как теперь спасаться. В его животе снова завыл пустой желудок, и мой волк смачно сглотнул, настойчиво не ослабляя хватку.

«Он, наверное, очень голоден спустя столько времени, ведь кроме отвара я ничем его не кормила. Как бы не потерял рассудок и не набросился», – тревожно мелькнуло в моих мыслях.

Я аккуратно потянулась к сумке и зарылась рукой. Помнится, где-то оставалось несколько кусков хлеба и полоски вяленого мяса, что матушка завещала взять с собой. Желая откупиться от оборотня, я доставала жалкие крохи еды, какие у меня были, а он радостно дергал ушами, видя, что для него что-то приготовили.

– У меня не так много, – протянула ему чуть почерствевшие корочки с мясными кусочками. – Но если ты отпустишь меня, я принесу тебе больше… если захочешь…

Оборотень посмотрел разумными глазами, выслушал, и, похлопывая хвостом, с нетерпением покосился на еду. Его зубы разжались. Как только я стала свободна, тут же подобралась и отбежала подальше. Юноша резво припал к подношению и снова забыл про меня.

Странно было за ним наблюдать. Странно и немного жутко. Мои вещи остались развешанными на корнях, но я не решилась за ними возвратиться. Пока мой волк смачно жевал, я трусливо покралась к выходу с поляны, совсем как в день нашей первой встречи. Он вел себя дружелюбно, словно давно знал, и доверял так искренне, что, даже не задумываясь, съел все до последней крошки. А я, вместо того, чтобы поверить в его необъяснимую человеческую доброту, отвернулась и засеменила к деревьям, мечтая спрятаться и спастись.

Но вдруг причудилось мне, что меня окликнули. Я обмерла и остановилась, как только ощутила спиной чужое присутствие. Тихие мерные шаги становились все ближе, смешиваясь с взволнованным дыханием оборотня. Он снова нагнал меня и помешал уйти, а я не знала, чего от него следовало ожидать.

– Мне пора воротиться домой, – твердо произнесла я, и юноша печально притих, а затем мягкой поступью все же двинулся ко мне. – Прошу… не ходи за мной, – покачала головой. Он расстроенно сел на траву и снизу вверх стал рассматривать мое лицо. – Я вернусь завтра и принесу еще съестного. Как и обещала – о тебе никому не расскажу, но и ты должен сделать кое-что… Дай слово никогда не приходить в мою деревню, не губить наш скот… – оборотень округлил глаза и поджал уши, словно ужасаясь моим словам, – и не убивать местных жителей, – поставила точку я. – Если ты причинишь вред людям, то никогда больше меня не увидишь, а за твоей головой придут охотники.

Оборотень со всей серьезностью внимал моим словам. Он молчал, но мне было достаточно его уверенного взгляда. С таким видом люди обычно давали клятвы.

Так вот он поклялся, и мне стало чуточку спокойней рядом.

С тех пор в Волчьем лесу снова появился волк.

Тропа третья

Зреют под солнцем волчие ягоды.

Лес сторожить есть волчие хлопоты.

Он пронесется крепкими лапами,

он затаится неслышным топотом.

Воздух согреет теплым дыханием,

затем успокоит нежностью мягкою.

Зверь не опасный, а приручаемый.

Как друг лучший – преданный,

невиданно ласковый.

Раны зализаны, но шрамы останутся,

а в мыслях живет его добрая травница.

Волосы в злате, как солнце слепящее,

ему и не верится, что она настоящая.

И голос ее не забудет вовеки.

Так очарован был волк человеком…

Ранним утром я собиралась в лес за заготовками и тайком от родителей сложила с собой копченую рыбу и несколько пирожков с мясом. Ответственна я стала за оборотня, когда своими действиями велела ему жить. Ох, а теперь тревога не покидала мое сердце. Чудилось, что накликала беду на деревню и жителей, чудилось, что вмешалась, во что не нужно было. Загадочный сон о двух звериных тенях привиделся опять. И заболело в груди, когда алая тень снова пала перед черной. Я проснулась ночью, умытая слезами, и в окно засмотрелась, думая о том волке.

И рассказать никому нельзя, и посоветоваться не с кем.

Елка свернулась клубочком на подоконнике, недовольно наблюдая за мной. Сегодня она не крутилась под ногами и в лес погулять не просилась. С тех пор, как я спасла оборотня, кошка меня будто разлюбила и теперь сторонилась. Даже морщилась, когда порой нюхала мои руки или одежду, в которой в лес ходила.

– Еля, точно не пойдешь со мной? – спросила ее напоследок, раскрывая переноску, а кошка только важно отвернулась к окну, задрав нос.

Пожав плечами, я ушла без нее.

Как обещала, добровольно явилась на поляну и принесла оборотню еду. Навстречу из убежища вышел юноша, любопытно навострив уши. Он сидел на четвереньках, подгибая пальцы, и приветливо ерзал хвостом. Солнце запуталось в его волосах, на чумазом лице светилась счастливая улыбка, а глаза игриво серебрились. Видно рад был снова меня увидеть.

– Вот, это все тебе, – приговаривала, раскладывая перед ним скромные гостинцы.

Он с аппетитом припал сперва к рыбной голове. Смачно захрустел и зачавкал, проглатывал быстро, будто не жуя. Тем временем я приступила к перевязке. Приподняла рубаху и удивилась – бинты оказались чистыми, а кожа была горячая и сухая. Лезвием срезала льняные лоскуты, складывая в сторону, но запнулась, как только взгляд юноши почувствовала на себе. Он съел все, что ему оставила на подстилке, и теперь с тихим интересом следил за мной, загадочно притаившись.

– Раз уж ты закончил трапезничать, будь добр – помоги мне, – смущенно пряча глаза, я потянула его за рубаху, чтобы совсем снять. Волчонок послушно извернулся и выбрался из рукавов, а после по-собачьи встряхнулся.

В последний раз я осмотрела рваные полосы на его смуглой спине и протерла чистой водой, смывая остатки мази. Мокрой тряпицей вела бережно по вздувшимся бороздам когда-то разорванной плоти, немо сочувствовала оборотню и нелегкой звериной судьбе. А он дышал так спокойно и ровно, веки его блаженно опускались, будто ему все было приятно, будто ему становилось легче. Я отошла к ручью, чтобы промыть тканевый лоскут, и, вернувшись, села напротив.

– Мое имя Олеся, но в деревне все Лесей зовут, – молвила я и стерла с его щеки следы грязи. Он смешно уставился на меня, как на лесное чудо, и только ушами повел, ничего не ответив. Я вздохнула. – Раз уж говорить ты не умеешь, то и назваться тоже не сможешь. Но мне нужно как-то тебя величать. Неужто самой имя придумывать?

Оборотень, состроив непонимание, наклонил ушастую голову и причмокнул языком, облизывая губы после рыбы. Он казался наивным и несметно добрым. Теплый, как солнце, яркий, как красное лето. Я неловко улыбнулась, позабавившись его внешностью, и мокрой тряпицей с заботой провела по виску.

– А ты смешной и вовсе не страшный. Странный только. Все волки, как волки – серые, да черные. А ты в кого такой диковинный уродился? – приговаривала я, любуясь ало-рыжей шерстью.

Осмелилась коснуться пальцами его прядей, но немедля растерялась, как только в глазах юноши сверкнула боль. Он вдруг шумно засопел и отвел от меня потемневший взор. Помрачнел оборотень и нахмурился, и его мысли были неведомы мне.

«Может, ему не нравится свой цвет?» – опомнилась я, отстраняя руку. Он угрюмо не смотрел на меня, супился, будто от обиды или напоминании о чем-то неприятном.

С тоской посмотрел на огненный хвост и вздохнул, сокрушаясь своим видом, а мне стала непонятна его нелюбовь к себе, ведь таким он был красивым, таким волшебным. Как приворожённая я снова засмотрелась на оборотня, каждую крапинку на его лице подметила. Мужские черты, человеческие. Большие задумчивые глаза цвета серых лесных мхов, узкие губы, широкий лоб. Никогда похожего не встречала. Никогда такого волнения не испытывала. Мой волк пугал и манил, а я душой и сердцем летела на его яркий свет. Страсть как захотелось прикоснуться к нему еще раз.

– Жаль я не ведаю, что с тобой стряслось… Прости, если молвила лишнего. Не хотела ранить твои чувства, – поежилась виновато и обхватила себя руками. – А раны на спине затянулись, и моя помощь больше не требуется, – оборотень с тревогой навострился, округлив испуганно глаза. – Ты теперь исцелен и свободен. Я могу не приходить, ведь слово, тебе данное, сдержала. Но ты про свое все равно помни. В Волчьем лесу много дичи. Хватит, чтобы прокормиться. Но осторожен будь и следы за собой заметай, чтобы не прознали про тебя охотники. Меня не ищи, больше я не приду. До осени нужно заняться заготовками. Травник-учитель уже косится на меня, ворчит, что мало сырья приношу. Не могу я оставаться с тобой. Ты только не серчай, – взлохматила ласково его космы, и мой волк засопел пуще прежнего, почти тоскливо заскулил.

Засуетился, занервничал он, стал неразборчиво рычать, проникновенно глядя в глаза. Но для меня то были простые звериные звуки. Не понимала я его речи, хотя догадывалась, что оборотень был не согласен с моим решением.

– Мне пора, – улыбнулась в последний раз и на ноги поднялась, чтобы уйти с поляны.

Почти шагнула, почти отошла, как вдруг он напал со спины, повалил на землю, и я с громким писком развалилась под ним, больно ударившись. Полуденное солнце ослепило яркими лучами, и я щурилась, покуда волчья тень надо мной не склонилась. В груди дыханье сперло, как только его горячий нос коснулся моего. Застыл на губах девичий крик. Руки-лапы меня ограждали с двух сторон. Юноша дышал загнанно, как дворняга. Я зажмурилась, когда он припал к моему уху и чуть цапнул зубами. Кожу обожгло от его укуса, и я дернулась со всего духу, отталкивая от себя нерадивого оборотня. Покатился он рядом, но тут же вскочил, хватая меня за руку.

– Леся, подожди! – раздался человеческий голос, а я все вырывалась, как обманутая бабочка из паутины. – Леся, не бойся меня! Я только разок укусил, чтобы ты могла понимать! Да стой же ты! Посмотри на меня! Леся!

Я поперхнулась воздухом, как только очутилась в плену рук. Не удержаться было на ногах, и рухнули мы в травы. Закряхтело тело подо мною, тихо застонало, а кожу мне обдало волчьим теплом, знакомым до боли. Я спряталась лицом в мужской груди, и страшно стало от призрачных голосов в голове.

– Хр-р-р, какая ты тяжелая, – послышалось перед самым моим носом. – Еще и кошатиной пахнешь. Бррр…И чего так норовишь сбежать от меня? Странный человек. Я, может, подружиться хочу, а ты волчьего языка не знаешь. Так что мне делать оставалось? Леся, я ж не со зла укусил… Слышишь? Прости, если сильно напугал.

Долго звучала его речь, а мне все не верилось, что это мой волк молвил. Как трусиха, я украдкой выглянула из убежища, и тут же встретилась с дымчатыми улыбающимися глазами. Я лежала на оборотне нос к носу и слова не решалась выдавить. Неужто и правда заговорил? Юноша держал меня в крепких объятьях, не желал добровольно отпускать.

– Успокоилась? – вновь голос мужской заставил вздрогнуть, но оборотень даже губами не двинул. От удивления на моем лбу проступил холодный пот, тяжелой каплей покатился по виску. Я сглотнула комок в горле и легонько кивнула. – Молодец. Я освобожу тебя, Леся, но только ты пообещай не глупить. Вреда тебе не причиню. Твою доброту помню, поэтому оставь страх и доверься.

Он говорил в моей голове и ни разу рта не открыл! Я уж испугалась грешным делом, что ум отбила, но вопреки всему юноша руки расцепил и позволил отпрянуть от него. Подобралась я суетно, косилась, как на беса.

– Ты… Так ты говорить можешь?! – осипло спросила я, уставившись на оборотня.

– Могу, – он приветливо заерзал хвостом и улыбнулся. – Но из людей ты первая и единственная, кому я позволил общаться со мной. Не принято у волков с вами водиться. Не будь ты Лесей, давно бы прогнал тебя.

– А за ухо зачем укусил? – грозно нахмурилась, трогая раненое место. Он виновато поджал уши. – Я уже с жизнью простилась, когда налетел на меня!

– Иначе было никак, – пожал плечами оборотень, жмурясь от слепящего солнца. – По-человечьи слова могу только понимать. Не обучен я вашей грамоте. Проще тебя было посвятить волчьей меткой. Вот и позарился на ухо.

– Что ж теперь матушке скажу? – перепугалась я, маленькую ранку нащупав пальцами. – Вернусь в дом изувеченная, так она больше в лес и не отпустит! А следы зубов увидит, так панику в деревне нагонит. Придут за тобой охотники и…

– Полно волноваться, – фыркнул оборотень и приблизился ко мне. – Ее и не видно совсем, а уж к вечеру затянется без следа. Моя метка волшебная, скоро забудешь про нее. Пока делать будешь эти… как их там… заготовки. Правильно?

Я приятно удивилась – оказывается, юноша помнил, что рассказывала ему про травы для учителя. Не сдержала я улыбки и кивнула.

– Правильно.

– А я с тобой пойду, – огорошил новостью оборотень. – Не хочу больше один на поляне оставаться. Тебе буду помогать. Что скажешь, то и сделаю. Принесешь своему травнику столько зелени, сколько ни разу не приносила. Я много секретных мест знаю. Идем, покажу их тебе.

Мой волк казался счастливым, как маленький ребенок. Радостно мне было видеть его таким, легко становилось на душе. Повелела ему одеться в рубаху и набросить мою накидку, чтобы спрятать уши и хвост. Оборотень недоуменно поглядел на меня, но поручение выполнил. Смешно он бегал он на четвереньках, и я не сдержалась – показала, как ходить на двух ногах. Противился юноша, раздраженно фырчал, но все же согласился подняться от земли во весь рост. Деваться ему было некуда. Сам же сказал, что будет делать все, что попрошу.

Охнула я, когда оборотень плечи расправил и посмотрел на меня. Он высокий был, сильный. Его человеческий образ пленил и очаровывал, и снова забилось мое сердце, как раненое, а скулы стали горячими.

Так ушли мы вдвоем с поляны вглубь Волчьего леса. Оборотень рассказывал дивные истории, порой смешил меня. Я описывала ему, какие травы и кустарники мне нужны, а он улыбался по-волчьи хитро и брал под рукав. Уверенно вел сквозь деревья в самые густые заросли. Я словно в сказке бабушкиной очутилась! Сколько троп оказалось скрытых, сколько тайников! Все до одной записала в дневник, много раз оборотня поблагодарила.

А он тотчас гордым становился, таким потешным. Я срезала кору калины острым ножичком и присыпала землей там, где оставила дереву рану. Чтобы заросло и зажило. Много сероватых полосок заготовила, все в сумку сложила. Оборотень с любопытством следил, что и как я делала, а потом выпытывал – зачем мне коры и корешки понадобились. Вот я и объясняла ему, что отваром из коры калины мы с травником-учителем кровотечения останавливали. А, например, корнем солодки лечили кашель. Слушал юноша так странно, будто моим голосом заслушивался, как музыкой. И его глаза блестели теплотой. Я ее на себе чувствовала, но объяснить не могла.

Солнце клонилось к горизонту, и мне настала пора возвращаться. Довел меня оборотень почти до опушки и не подумал остановиться. Я испугалась, что его заметят, и тут же встала на пути.

– Дальше нельзя, – руку выставила вперед, и оборотень в нее грудью врезался. – Со мной не ходи. На этом попрощаемся.

– Но я с тобой хочу, – насупился он и еще один шаг сделал. Я покачала головой, чем его расстроила. – Но почему? Возьми меня с собой. Я буду жить у тебя во дворе, охотиться и тебе все отдавать, за травами с тобой ходить. Наказ твой помню – никого в деревне не трону. Даже в их сторону не посмотрю. Ну же, Леся, пусти…

Дернулись большие уши под капюшоном, мой волк жалостливо заскулил. Его горячая грудь тяжело вздымалась под моей ладонью. Тоску юноши я разделила на двоих и тоже опечалилась.

– Пойми, тебе не рады будут там, – с горечью признала я. – В прошлом волки принесли много горя моей деревне, погубили несколько прекрасных женщин и скот. Свежи еще раны тех дней. Тебя как увидят, сразу поднимут на вилы, а я… я боюсь за тебя.

Его плечи опали и взгляд потускнел. Больно порезали мои слова, глубоко засели в душу. Я закралась пальцами под капюшон и погладила оборотня, чтоб хоть как-то утешить, и он веки опустил. Жаль мне его. Один он жил в лесу.

– Но ведь то не я был, – снова молвил, сжимая человеческие кулаки. – Никогда бы не навредил людям. Не чета я своим собратьям. Я другой, ты веришь?

– Я верю тебе. Искренне верю. Поэтому не могу допустить, чтоб по людской злобе с тобой что-нибудь случилось. Отступи. Спрячься в лесу, а завтра я снова приду к тебе. Будем травы собирать вместе, захвачу курятины, угощу тебя. Только вернись на поляну, дождись меня там. Пожалуйста…

Он погрузился в раздумья, и я видела, как тяжело ему было согласиться со мной. Снял оборотень накидку и отрешенно протянул прямо в руки.

– Ратибор, – вдруг заговорил юноша и на вопрос на моем лице продолжил. – Мое имя Ратибор, но в стае звали Раце. Отец не нарекал, мать именем наградила.

Он развернулся от меня и зашагал в лес, не оборачиваясь. Сначала на двух ногах, как человек, а потом на четвереньки упал и сбежал по-волчьи, шепнув напоследок:

«Я буду тебя ждать, Леся.»

А я стояла, накидку прижимая к груди, и глядела ему вслед, как дурочка. Сама прогнала, а теперь жалела. Щеки горели пожаром от мыслей о нем, все трепетало внутри, будто речка по венам журчала. На кончиках пальцев кололо иголками от прикосновений к нему… Ох, убереги меня, матушка, от боли, как бы не влюбиться мне в волка…

Тропа четвертая

Шаг человеческий, следом шаг волчий.

Шуршат под ногами древние травы.

Она не признается, кто снился ей ночью,

а он с ней поделится страшною тайной.

Шаг человеческий, следом шаг волчий.

И мокнут волосы от хладной капели.

Но никто из двоих расставаться не хочет.

И так день за днем их время летело.

Шаг человеческий, следом шаг волчий.

Они попрощаются вновь у опушки.

И пусть их дружба опасность пророчит.

Встречаться будут они непослушно.

Шаг человеческий, но нет следа волка.

Она обернется к нему с легкой грустью.

И что-то сердце пронзит, как иголкой.

И боль эта долго еще не отпустит.

С рассвета и до заката мы с оборотнем гуляли по лесным тропам, собирали созревшие ягоды, выкапывали полезные корни и срезали коры для моих заготовок. На диво травнику-учителю заготавливала столько сырья, сколько до этого никогда не носила. Не соврал Раце, когда обещал мне показать лекарственные заросли. При каждой нашей встрече радовал меня новой загадочной поляной, новым укромным местом. Тряпичная сумка быстро становилась полной, и остальное время мы сидели с юношей в древесной тени. Я ему гостинцы из дома передавала в благодарность за помощь, а потом говорили с ним до самого вечера, покуда красное солнце почти не пряталось за горизонтом.

Взялась я за воспитание оборотня: отучила его бегать на четвереньках, показала, как следовало есть руками, чтобы не пачкать пищу в земле. Он потешно удивился, стоило мне сложить ладони лодочкой и зачерпнуть воды из ручья. Смотрел юноша так завороженно, словно перед ним свершалась невиданная магия. Я не утаила улыбки и звонко рассмеялась, на что Раце свой взгляд потупил и ушами задергал. Сводил он неуклюже пальцы, пытался собрать воду, но она быстро сочилась сквозь щелочки, настырно убегала от него, искрясь в солнечных лучах. Ворчал мой волк и хмурился, требовал снова показать магию, а мне и не трудно было, поэтому раз за разом сгребала воду в лодочку и подносила ему, чтобы получше рассмотрел.

И тут оборотень обхватил мои ладони своими горячими, потянул к себе, а я с испугу затаилась, как пораженная громом. Он так серьезно и сосредоточенно смотрел, а потом возьми да испей из моих рук! Но уже не по волчьи, не языком загребая. Сложил смешно губы трубочкой, стараясь быть похожим на меня, и осушил все до последней капли, облизнувшись в конце. Мне обожгло скулы, от волнения стало жарко, но юношу я не оттолкнула, так и застыла, глядя в его дымчатые глаза. Мои мысли потонули в сером омуте, сердце заколотилось, будто отравленное хворью. Да что же творилось со мною такое? Не могла странное предчувствие отвести от себя, не могла не думать об оборотне.

Не могла не думать о Раце.

Сколько же в нем было человечности! Он все больше и больше походил на обыкновенного юношу, стирались его звериные черты. С ним рядом было спокойно. Душой к нему тянулась, как за волчьим теплом под ледяным дождем. Он манил и пленил, уводил все дальше в лес, все дальше от деревни. А я чувствовала, как нужна ему, видела, как оборотень для меня старался, но взамен ничего не просил. С лихвой ему хватало в плату мое внимание.

Недавно Раце совсем меня огорошил, когда вдруг заговорил не в мыслях, а наяву. Так, обомлевши, и уставилась на него, хлопая глазами. А он радостно скалился, был доволен собой. Поведал мне оборотень, как одинокими вечерами вспоминал мои слова, учился повторять вслух, чтобы звучало по-человечьи. Говорил он вполне сносно, только редко порыкивал, когда сомневался в произношении.

Так заметно Раце менялся, так быстро всему учился, что даже не верилось, что он всю жизнь прожил в лесу. Привыкала его звать по имени, и каждый раз краснела, когда он, улыбаясь, меня окликал.

– Эй, Леся! Смотри, что я нашел!

Мы забрели далеко в рощу посмотреть на лисьи норы. Раце рассказал много удивительного о рыжих охотниках, а после и показал мне их. Сидели в укрытии с ним вдвоем, наблюдали за важной лисицей. Она оказалась матерью, воспитывала трех щенков. Они были смешные и маленькие, дальше дозволенного от норы не отходили. Раце нашептал мне на ухо, как видел лису на охоте зимой. Долго же хрипел он со смеху, когда та головой в снег нырнула и застряла.

– Лисы неважные охотники. Вот другое дело волки, – выкатив грудь вперед, похвастался оборотень.

Слушать его сказочные истории о звериной жизни я готова была днями и ночами напролет, но меня ждали дома родители и работа травника. Повелось у нас прощаться у опушки. Раце с неохотой отпускал меня и, грустно поджимая острые уши, отводил потускневший взгляд в сторону. Я же ласково трепала его пальцами по волосам, обещала прийти снова и с гостинцами. А на душе так тоскливо было, будто раз за разом отрывала частичку себя. Хотела юношу забрать из леса с собой, но была не в силах.

Не в силах защитить его от людского гнева.

Однажды захотела Раце познакомить с Елкой, но кошка снова отказала мне. Не пошла в переноску, а только убежала во двор, даже не обернувшись. Видно чем-то обидела ее…

Наше волшебное лето подходило к концу, и теплые деньки пошли на убыль. Женщины в деревне собирали урожай, занимались заготовками на зиму. Местные охотники в лес зачастили ходить. То на кабана пойдут, то на утку, а то и на лисицу. С опаской я кралась на тайную поляну, чтобы не выдать ее и не привести с собой других людей. Раце строго настрого запретила уходить в лес. Опасно на глаза охотникам попадаться. Не поймут, не признают и забьют насмерть.