Читать онлайн Мастер проклятий. Сепаратист бесплатно

Глава 1

Неровно оборванный газетный листок в левой руке, в правой – кисет с табаком. Скатать шарик из сыроватого табака, чтобы лишнего не просыпать. Затем распределить получившийся шарик по бумажке относительно ровным слоем, аккуратно скрутить трубочку, облизать край, тщательно примять, чтобы держалось. Размять получившуюся сигарету, окончательно выравнивая содержимое, прикурить и затянуться горьким дымом. Привычные действия всегда помогают успокоить нервы, привести мысли в порядок. Да и от контузии немного помогает, хотя уверен, приличный врач бы мне за такие слова еще и добавил по башке.

Фабричных папирос теперь не найти, приходится обходиться продукцией окружающих Памплону фермерских хозяйств. Впрочем, необходимость привыкать к самокруткам – это последняя из наших трудностей.

Смешно сказать, но расстояние в несколько миль преодолеть оказалось не так-то просто. Причина простая – у нас возникли сложности с трофеями. Как-то не рассчитывали мы на такую богатую добычу. Жандармы ехали воевать всерьез, да и чистые не рассчитывали только на силы своего бога, так что оружия и боеприпасов в поезде оказалось очень приличное количество. После боя выяснилось, что значительная часть отряда уже разбежалась. Собрать удалось всего человек восемьдесят – и такого количества оказалось совершенно недостаточно, чтобы прибрать все, что попало к нам в руки. В то же время оставлять добычу не хотелось категорически – у нас жуткая нехватка всего.

– И хочется и колется, чтоб их! – протянул Рубио, найдя меня сидящим возле поваленного взрывом вагона. Кровавая каша, в которую превратился сияющий некогда иерарх Нона меня совсем не смущала – перегорел, должно быть. – Ладно, берем сколько сможем унести, и уходим. Незачем испытывать судьбу.

– Ой, да хватит уже причитать, – отмахнулся я. – Бери Доменико, сопровождения сколько в локомобиль уместится и езжайте в Памплону. А мы здесь пока посторожим.

– Ты ж понимаешь, что войнушка, которую мы здесь устроили ни для кого тайной не осталась?

– И что? Много ли сейчас жандармов в Памплоне? Уж как-нибудь отобьемся…

Старик согласился. Дал себя уговорить, хотя на самом деле и уговаривать не пришлось – он, наверное, лучше всех понимал, насколько нам необходимы сейчас эти стволы.

Ну а нам предстоит просто продержаться до возвращения Рубио с людьми. Очень сомневаюсь, что Мануэль успеет раньше, чем жандармы. Проводы надолго не затянулись – старик, приняв решение не стал тянуть время. Перегруженный локомобиль, а туда уместилось аж восемь человек, на случай, если по дороге случится какая-нибудь нежелательная встреча, шустро покатился по дороге. Я присел буквально на пару минут – снова закружилась голова, не прошли для меня даром близкие взрывы динамита. Казалось, глаза смежил буквально на несколько секунд, когда вдруг обнаружил рядом Доменико, который тряс меня за плечо. Парень и не подумал уезжать в Памплону – услышав предложение, он только отмахнулся, и ушел куда-то к вагонам, не желая ввязываться в споры.

– Слушай, а чего ты меня вечно пытаешься куда-нибудь отправить? – с обиженным видом спросил Доменико, дождавшись осмысленного выражения у меня на лице. – Мне, право, неприятно! Как будто я лишний, и от меня надо поскорее избавиться.

Я даже подзавис на секунду от такого вопроса. Почему-то не думал, что мои, разумные, в общем-то предложения интерпретируют подобным образом.

– Ты меня удивил. – Признался я. – Ты же главный на заводе. Лидер, один из трех, нашей компании. То есть априори человек более ценный, чем рядовой солдат или, там, рабочий. Просто потому, что в твоих руках нити управления людьми, авторитет и все такое. Соответственно, если ты сгинешь, эти нити порвутся и все полетит кувырком. Мне вообще странно, что ты так легко суешься в любую опасную заварушку. И сейчас, после того, как мы едва выжили – мне казалось, тебе в самый раз возвращаться на завод, а не испытывать лишний раз судьбу.

Теперь уже Доменико посмотрел на меня удивленно.

– Все время забываю, что ты жил среди плебеев. Ты не подумай, что я это в упрек! Просто понимаешь… мы же эквиты! И ты тоже, хоть и пытаешься отрицать свою причастность. Аристократы. Мы никогда не бегали от опасности. Все, что ты говоришь, в общем, правильно, однако если я, зная, что мои люди, что мой брат идут в бой, сам останусь в безопасности – я просто перестану быть эквитом. А я так поступить не могу.

Мы помолчали еще немного – лично мне все еще трудно было шевелиться, и голова до сих пор кружилась, так что я не ругал сам себя за лишнюю трату времени. Небольшой отдых был необходим. О чем думал Доменико – не знаю, однако через минуту он спросил:

– Можно личный вопрос?

– Удиви меня.

– Каковы твои отношения с доминой Евой?

– Удивил, – признался я. Объяснять, как оно на самом деле было бы глупо, поэтому я ответил правду: – Я сочувствую ее трагедии и надеюсь, что когда-нибудь она сможет вернуться к нормальной жизни. Надеюсь ей в этом помочь…

– Да я не про то, – отмахнулся кузен. – Ты имеешь на нее какие-нибудь виды, как на даму?

– Чего? – я сдержался от того, чтобы рассмеяться. Какие виды можно иметь на богиню беды в теле изнасилованной девушки, боящейся лишний раз выглянуть в реальный мир? – С чего бы? И почему ты спрашиваешь? Хотя подожди… Хочешь сказать, что эти самые виды имеешь ты?

– Ну да, – парень даже покраснел от смущения. – Я уточняю на всякий случай, хотя вроде бы и так вижу, что у вас нет таксиса друг к другу.

– Послушай, я понимаю, что сердцу не прикажешь, и что любовь зла – тоже. Но все-таки спрошу – ты уверен? Мне казалось, у тебя уже была возможность убедиться, что Ева… кхм, не совсем обычная девушка? – тема обсуждения была настолько животрепещущая, что у меня даже шум в ушах прошел, да и в целом немного полегчало.

– Ты не понимаешь! – горячо зашептал Доменико. – В глубине души она нежная и ранимая. А все остальное – это результат несчастья! Я же вижу! Иногда ее взгляд меняется, и тогда на короткое время вновь появляется та девушка, которой она была раньше. Хотя, признаться, мне она нравится любая – даже неистовая, как Кера на поле битвы.

Ох, дружище, ты даже не представляешь, насколько ты прав! Я едва не проболтался. В самом деле, что такого, если я ему расскажу? Не станет же Доменико болтать об этом на каждом углу. Однако решил все-таки повременить, и для начала посоветоваться с предметом обсуждения. Даже любопытно, что думают по этому поводу Кера и сама Ева. Кузен, между тем, все не унимался:

– Понимаешь, после того, как она принесла тебе клятву… Такими вещами не шутят. Я осознаю, что ее судьба теперь всегда быть рядом с тобой. Но это ведь не значит, что у нее не должно быть своей жизни?

– Дружище, ты полностью прав. – Я решил, что этот разговор пора заканчивать. – Еще раз подтверждаю, что я совсем не против твоего общения с Евой, однако очень сомневаюсь, что из этого может что-то получиться. Надеюсь, разочарование, если таковое случится, не станет для тебя слишком сильным ударом. А пока давай все-таки вернемся к нашим делам?

Работы у нас действительно много. «Оборону» перед отъездом наладил старик – а именно посадил два отряда по двадцать человек следить за дорогой, на случай приезда гостей. Позиции выбрал лично. Кроме винтовок установили даже картечницы, так что с налета нас отсюда не сковырнуть. По крайней мере, имеющимися поблизости силами жандармов. Однако сидеть и ждать с моря погоды смысла нет – трофеи, ради которых мы здесь остались нужно подготовить к перевозке. А еще есть недобитые жандармы, которые так и сидят в своем разбитом вагоне под пристальным взглядом Керы. Оказалось, кто-то из пленных наблюдал бой с Нонной, и то, как Кера с ним поступила, так что теперь ее откровенно боялись. Все бы ничего, но некоторые из пленных довольно серьезно пострадали после схода поезда с рельс, и было бы неплохо им хоть какую-то помощь оказать – мы, все-таки не звери.

Впрочем, оказалось я напрасно беспокоился. Прежде, чем подойти ко мне, Доменико уже все устроил, и пока мы обсуждали сердечные дела, ребята во всю работали, так что трофеи начали понемногу складываться в аккуратные кучи и увязываться веревками – пока только так, подходящих емкостей мы не нашли. Сообразив, что помощи от моей контуженной тушки никакой, да и без ценных руководящих указаний все прекрасно обходятся, я даже растерялся. Только что было нужно что-то делать, куда-то бежать, и вдруг, стоило ненадолго выпасть из жизни, и я уже никому не нужен, все прекрасно справляются сами.

Из пучины уныния меня вывел подбежавший боец одного из отрядов.

– Доминус Диего! – чуть отдышавшись выпалил совсем молодой еще парень. Скорее мальчишка – в нашей «армии» встречаются и такие. – Там жандармы!

Мгновенно подобравшись, я зашагал в сторону поста.

– Сколько их? И почему стрельбы не слышно?

– Так они не стреляют, – слегка недоуменно объяснил боец. – Просят главного. Для переговоров.

– Неожиданно, – признался я, и еще немного ускорил шаг. Как ни крути, главный сейчас – я.

Вид у прибывших был неуверенный. Еще бы – карабинеров было всего десять человек против наших двадцати, к тому же ствол пулемета, направленный прямо на них, не добавлял оптимизма.

– Ну и чего звали? – обратился я к сержанту, и решил немного похулиганить: – Вам делать нечего? Чего вы меня от дел отрываете!

Карабинеры претензий, высказанных начальственным тоном, не ожидали, и потому даже как-то подтянулись.

– Прибыли для получения сведений о происшествии и оценки обстановки, доминус…

Интонация явно намекала на необходимость представиться, однако я ее проигнорировал.

– Ну так считайте, что уже оценили! Нахрен вы мне тут сдались на месте аварии? Скоро темнеть начнет, а здесь полная задница. Возвращайтесь в Памплону, доложите, что необходимо столько грузовых локомобилей, сколько сможете найти, бригада лекарей с запасом медикаментов, а так же тысячу фунтов нитроглицерина для расчистки завалов. Да побыстрее, гекатонхейры вас дери! Каждая минута на счету, мы зашиваемся!

Сержант дисциплинировано взял под козырек, после чего жандармы дружно погрузились в стоящий неподалеку локомобиль, шустро развернулись и упылили восвояси. Я несколько секунд очумело смотрел вслед паровику, потом пожал плечами и побрел назад к поезду, пробормотав ребятам, чтобы не расслаблялись. Кто бы мог подумать, что такие идиоты еще встречаются в этом мире?

Курьезный случай выкинул из головы сразу же, как только вернулся к поезду, потому что пленные попытались бузить, и Кера оторвала головы самым активным. И ее нужно было срочно остановить, пока она не проделала ту же процедуру со всеми остальными. После этого потребовалось убрать трупы и успокоить сначала пленных, а потом еще свидетелей происшествия из наших – некоторые только теперь осознали, какое чудовище ходит рядом. В общем скандал затянулся на час, так что когда парень с заставы снова неожиданно появился поблизости, и начал рассказывать про какие-то грузовики, я не сразу сообразил, о чем он вообще говорит.

– Доминус Диего, там машины приехали. Пускать?

– Что? Какие машины? – я почему-то сначала подумал про Рубио, и что это нереально. Грузовых локомобилей у повстанцев не было, трофеи планировали вывозить на повозках с лошадьми, только последних нужно было еще собрать по ближайшим фермам, а это дело небыстрое.

– Ну, как же… – удивился мальчишка. – Вы же велели жандармам грузовые локомобили пригнать. Вот, пригнали. Дюжина больших локомобилей! И лекари еще. Нитроглицерина, говорят, нет столько – только триста фунтов на складах нашлось.

– Так, подожди. – Я с силой потер лицо руками. – То есть я ляпнул ерунду, чтобы отвязались, просто потому что пожалел на этих идиотов патроны тратить, а они мало того, что поверили, так еще и руководство свое убедили?!

– А вы это не всерьез говорили, да? – удивился парень. – Так чего их, разворачивать?

Диего, который наш разговор слышал, начал дико хохотать, а я судорожно прикидывал, найдется ли у нас двенадцать человек, способных управлять грузовым локомобилем. По всему выходило, что не найдется.

– Парни, бросай работу, вооружайтесь, – крикнул тем временем Доменико. – Надо машины проверить, – это уже мне. – Вдруг они все-таки не настолько тупые?

Оказалось, именно что настолько – грузовики прибыли пустые, за исключением последнего, в котором обнаружилось пятеро врачей и куча медикаментов. Ну, столько для лечения пострадавших жандармов не понадобится, а вот нам очень даже не помешает – лекарств уже сейчас очень сильно не хватает, и со временем эта проблема только усилится. Лекарей споро выгрузили, проводили к пострадавшим, грузовики подогнали поближе к месту крушения и примерно за час заполнили добытыми винтовками и патронами. Загрузились почти под завязку – знали они, что ли, сколько и чего везут в поезде? Отделение жандармов, – кстати, то же, что приезжали в первый раз, – разоружили и посадили «под арест» в наименее пострадавший вагон к остальным пленным. Они были очень удивлены, а на сержанта вообще было жалко смотреть, когда он сообразил, какой курьез случился его стараниями. Водителей локомобилей оставили тех же пока – кроме меня и Доменико умельцев среди наших не нашлось.

– Теперь расскажи мне, как тебе удалось их так обдурить? – поинтересовался кузен, уютно устроившийся на водительском сидении, когда мы, наконец, отправились.

– Да ты же видел, – пожал я плечами. – Они совсем деревянные. Не знаю, кто там в верхней части Памплоны всем заправляет сейчас, но, похоже, особым умом тоже не отличается. Я и подумать не мог…

Доменико снова расхохотался, чуть не свернув локомобиль в кювет – пришлось ловить руль.

– Нет, это подумать надо… Анекдот ведь! Нужно будет отцу рассказать – ему понравится.

– Просто бардак и неразбериха. Думаю, скоро они закончатся, и тогда нам придется значительно тяжелее.

– Ничего, мы тоже не пальцем деланы, – отмахнулся Доменико. – Вернемся – займемся обороной.

– Кстати об обороне, – встрепенулся я. – Пока не забыл: вы на своем заводе можете колючую проволоку делать?

– Это что за зверь такой? – удивился кузен.

Описать на словах не получилось, поэтому оставил это до возвращения. Правда, быстро вернуться к делам не получилось – прибытие в город сопровождалось долгими хлопотами. Сначала пришлось долго переругиваться с часовыми, которые сдуру чуть не начали стрелять – и я даже не стал их за это винить. Никто не ждал появления дюжины грузовых локомобилей, которых раньше у повстанцев не было. Слава богам, удалось уговорить охрану вызвать Северина, не пороть горячку. И то, только благодаря тому, что среди прибывших нашлись знакомые лица. Центурион с минуту разглядывал колонну, и, наконец, махнул рукой, разрешая проезжать. Сам взобрался к нам с Доменико:

– А теперь, господа полевые командиры, кто-нибудь объяснит мне что за verpa1 происходит? Сначала заявляется трибун, сообщает, что мы победили, и нужно срочно добывать транспорт для сбора трофеев. Потом начинают появляться бойцы, которые дружно твердят, что все пропало, мы разгромлены страшным иерархом и нужно срочно собирать манатки и бежать куда угодно. Не успеваю я сообразить, что с этим делать, являетесь вы во всем блеске красоты и славы с трофеями, и еще на локомобилях! Я уже откровенно теряюсь, а когда я теряюсь, я начинаю злиться. В ваших интересах объяснить, что происходит!

Мы с Доменико переглянулись, и кузен снова расхохотался. Я – сдержался, потому что Северин, наблюдая за весельем начал наливаться дурной краснотой. Пришлось объяснять, что в целом акция прошла успешно, но иерарх устроил побоище. Многие бежали, но потом иерарха все же упокоили. Рубио приехал первым, потому что ехал на локомобиле. Аферу с грузовиками тоже пересказал.

– Везучие вы… – протянул Северин, выслушав рассказ. – Трибун бы сказал, что это потому что дураки, но я промолчу. Что ж теперь делать-то?

– Трофеи распределять, – пожал плечами Доменико. – И отряды самообороны формировать. Обучать их. И решить, как будем обороняться.

– Это как раз понятно, – поморщился центурион. Мне интересно, как на все это метрополия отреагирует и церковь. Убийство этого их иерарха… Как бы не заявились сюда всей компанией. Если правда, что вы говорите их даже пули не берут, тяжело придется.

– Предлагаешь перебираться на запад? Людей-то ладно, а вот станки перевезти непросто будет, – протянул Доменико. – А без заводов мы там никому не нужны, нахлебниками.

– Нет, это не вариант, – покачал головой Северин. – Мы и людей-то не сможем перевезти.

– Ребята, вы чего? – удивился я. – У нас куча оружия, полно людей, которые сидят без дела на территории бывшей тюрьмы, а в городе нет армии и жандармов мало. Если вы не собираетесь бежать, то мне кажется просто необходимым занять его весь, разве нет?

Северин посмотрел на меня как на идиота.

– Ты хочешь с тремя тысячами необученных горожан вести наступательные действия против всей республики?

– Да при чем здесь наступательные действия? Верхняя часть осталась без прикрытия. Сколько там жандармов сейчас? Если мы займем Памплону, то, потом, когда они придут в себя, нам же обороняться будет проще! Северин, я не военный, и совсем не разбираюсь в военном деле, но если просто логику использовать? Сейчас они могут накопить в верхней части города сколько угодно войск, после чего нас отсюда непременно выдавят. А если Памплона будет наша, наступать придется уже откуда-то еще. Ну, скажем, из Туделы или из Хаки, а это еще дойти нужно.

Доменико, пожевав губами, ответил:

– Северин, я тоже не военный, но звучит правдоподобно. Или мы с Диего в самом деле чего-то не понимаем?

Центурион молчал, наверное, целую минуту, но потом все-таки признался:

– Не вижу изъянов. Просто дико думать, что мы можем наступать такими силами. Лупанарий же полный!

– Сейчас везде бардак, – пожал плечами Доменико. – Как раз наилучшие шансы на удачу – потом будет поздно. Да и людей надо в дома расселять. Зима близко, в палатках ночевать не получится. У большинства жилье в верхней части города. Да и жить такой кучей… Сколько там за сегодня новых больных в карантине добавилось?

– Боги с вами, но давайте дождемся возвращения Рубио, – махнул рукой Северин. – Утром будем решать, как дальше жить.

– Нет уж, – тут уже я вмешался. – Рубио еще сутки может слоняться по окрестным фермам, собирая лошадей и повозки. Время уходит. Нужно действовать сейчас. Решайся, центурион.

– Согласен с Диего, – поддержал меня кузен. – Сейчас очень подходящий момент. Командуй, центурион, или мы сами соберем людей.

– Canis matrem! – выматерился Северин. – Вы оба правы, дерзкие щенки, а я слишком стар для этого дерьма.

– Северин, люди за тобой идут, – не ослаблял давления Доменико. – Тебе верят. Мы с Диего сможем собрать только тех, кто был с нами возле железной дороги. Этого мало.

– Ждите перед комендатурой. – Мрачно проговорил центурион. – Людей будем там собирать. И подумайте, что кроме магистрата, жандармерии и храма нужно занять в первую очередь.

Я понимал нежелание центуриона действовать. Наверное, даже лучше, чем он сам. И не потому, что такой опытный, просто я помню историю. Ту еще историю, из прошлого мира. Империя с античности не знала гражданских войн. Но Северин чует, спинным мозгом ощущает всю ту кровь и грязь, что нависли над нами, и не хочет быть одним из тех, кто будет в этом участвовать. Только поздно. Все уже закрутилось. Остановить теперь не получится. Самое мерзкое, что для меня это даже хорошо.

Глава 2

Перед зданием комендатуры собралась внушительная толпа. Около тысячи человек – в основном мужчины всех возрастов, но порой взгляд выхватывает светлые женские юбки. Люди стоят здесь не просто так – они распределились в несколько длинных очередей, упирающихся в грузовики с которых раздают оружие. По одной винтовке Спенсера и по пачке патронов на руки. Северин бросил клич по лагерю. Позвал всех, кто способен самостоятельно зарядить и выстрелить из винтовки. Судя по лицу центуриона, зрелища, более тошного, чем сейчас, видеть ему не приходилось. Глядя, как неумело управляются с винтовками счастливчики, мне тоже становится паршиво. Это не солдаты. Это даже не ополченцы. Энтузиазм и боевой задор никак не компенсируют того факта, что наша армия состоит из рабочих, школьников и даже домохозяек. Это именно толпа. Если нам окажут хоть какое-то сопротивление, крови будет много – Кера будет довольна. Богиня стоит рядом, и как раз она явственно наслаждается происходящим. На лице хищное предвкушение, глаза горят восторгом, аккуратные губки будто налились кровью – сейчас она напоминает мне вампира из фильмов моего прошлого мира. Вообще я уже привык к особенностям моей спутницы, но вот это предвкушение…

– Презираешь меня, смертный? – шепчет девушка мне на ухо. – А ведь это не я отправляю этих людей убивать и умирать. Это делаешь ты. Вы, смертные, больше всего любите убивать всех вокруг. Не важно, кого – вам нравится сам процесс. Убивать всех, до кого руки дотянутся – это сама суть человечности. Вот он настоящий гуманизм, а не эта ваша недавняя придумка. Вам нет большей радости, чем поизобретательнее прикончить друг друга. Так почему ты отказываешь мне в праве насладиться зрелищем?

– Ты права, – шепчу я в ответ. – Мы такие. Но мне не нравится таким быть. Я себя за это не люблю и переношу свое отвращение на тебя.

– Ты же понимаешь, насколько это глупо?

Отвечать не стал, да ей этого и не требовалось. Раздача оружия закончилась, пришло время разделить людей на отряды. Действовать решили одновременно по нескольким направлением, чтобы сразу парализовать любое организованное сопротивление. Кроме перечисленных Севериным учреждений решили занять еще почтовое отделение, за неимением в этом мире телеграфа, так что делиться предстояло на четыре. Основную сложность должна представлять жандармерия с городским арсеналом – ее взял на себя центурион. Соответственно с ним пойдет самая боеспособная часть «армии» – те восемьдесят человек, с которыми мы вернулись после акции на железной дороге, плюс те полторы сотни, что успели добраться своим ходом. Остальные разбежавшиеся еще не подошли, и я очень сомневаюсь, что они вернутся в полном составе. Наверняка многие решат, что после того «разгрома», который они наблюдали, делать в Памплоне нечего, и лучше убраться западнее, пока тут все не обратили в пепел. Вполне логичное решение, и я даже не думаю их за это винить. Люди шли рвать поезд с чистыми не за идею, а для того, чтобы обезопасить себя, и решив, что попытка провалилась, будут действовать так, как подсказывает им желание выжить. Далеко не у всех на территории бывшей тюрьмы остались родственники, а впрягаться за чужих людей желание возникает далеко не у каждого. Плевать. Лишь бы грабить не начали – это сыграет против повстанцев, к которым пока, несмотря на пропаганду сената, простые обыватели относятся с сочувствием.

Называя отряд центуриона боеспособным, я даю им большой аванс. Умения быть солдатами им прошедшая заварушка не прибавила ни на грамм, однако побывав в серьезной переделке сознание меняется, а это уже что-то. Вон у них и лица отличаются от остальной массы повстанцев – спокойные и собранные. Я даже не могу сказать, на кого больше надежды в предстоящем штурме жандармерии – на тех, кто оставался с нами до конца, или тех, кто бежал. Последние, чтобы оправдать свою трусость, вероятно, будут стараться даже сильнее… Главное, чтобы не переборщили. Впрочем, Северину явно не в первый раз приходится иметь дело с новобранцами, он все эти психологические тонкости знает лучше, чем кто-либо из присутствующих.

Лица остальной части армии оптимизма не внушают совсем. Большая часть воодушевлены. Даже слишком воодушевлены. Новость о том, что разгромлен поезд с отрядом, который ехал нас убивать, уже распространилась по лагерю. Новички, пришедшие за оружием уверены, что теперь все будет легко и просто, и, по-моему, готовы не только отбивать Памплону, а идти прямиком на Рим. Очень опасное настроение. Меньшая часть откровенно трусит, и лучше уж так. Несмотря на страх они откликнулись на призыв центуриона, значит, достаточно хорошо представляют, что нам предстоит, и готовы к этому.

Доменико со своими людьми займет магистрат, и последняя часть, под руководством Драко – одного из подчиненных Северина, возьмет почту. Сам не знаю, почему именно Драко досталось наименее важное направление – должно быть, Северин учел, что авторитет Доменико уже и так высок, а после недавнего и вовсе взмыл выше облаков. Предполагается, что в данной ситуации ореол удачливого командира важнее, чем реальные навыки управления. Доменико только плечами пожал. Кажется, эта идея не слишком понравилась парню, но спорить и кочевряжиться сейчас – не лучшее время, так что он молча кивнул на предложение центуриона и отправился выбирать себе людей.

Мне же достался храм чистому, чего было непросто добиться. Северин очень не хотел оставлять это дело такому дилетанту как я, но выбирать не приходилось – сам центурион разорваться не мог, а больше никто на такое дело подписываться не захотел бы, так что пришлось сотнику соглашаться. Он даже выделил десяток парней из тех, что были с нами утром. Большего количества решили не брать. Дело деликатное – пусть уж как можно меньше народа знает подробности. Простые обыватели боятся чистых. Не так, как боятся бандитов в подворотне или, скажем, наставленного в лицо револьвера. Это иррациональный страх, страх неведомого, сверхъестественного. Так боятся ночных некрополей или оживших мертвецов. Боятся потерять не только жизнь, но душу. Нет, сгонять большую толпу к храму не стоит. И все нужно сделать быстро – даже раньше, чем начнут действовать остальные. Именно поэтому я вытребовал у Северина один из трофейных грузовиков.

– Смотрите там аккуратнее, – немного волнуясь, напутствовал меня Доменико. Глазами при этом стрелял в сторону невозмутимой Керы, так что основной предмет его беспокойства вычислить труда не составляло. До сих пор не могу привыкнуть, что парень, несмотря на то, чему был свидетелем, продолжает воспринимать ее как слабую девушку. И, может быть я ошибаюсь, но богине это не так безразлично, как она пытается показать. Самое смешное, я не могу однозначно утверждать, что Доменико не имеет шанса на успех. Ведь как-то появились в древности обладатели маннов. И не только благодаря любвеобильным богам вроде Зевса и Аида – дамы там тоже отметились. Вот будет смешно. Определенно, нужно будет поговорить с Керой и объяснить парню, с кем он имеет дело. Не хочется вводить его в заблуждение.

– Диего! – я даже вздрогнул от неожиданности – так глубоко погрузился в размышления. – Ты уверен, что тебе не стоит остаться в лагере? С чистыми и я справиться могу.

– Все в порядке со мной, – качнул я головой. – Просто задумался. Не беспокойся. Вряд ли их там много, а с несколькими монахами мы справимся. Главное, не дать им время подготовиться. Ты же знаешь, мы с Евой опаснее, чем кажемся.

– На, поешь хотя бы, – протянул мне слегка помятый бутерброд кузен, и добавил вполголоса: – я заметил, что использование твоего манна отбирает много сил, а ты еще после вчерашнего не оправился.

Я с благодарностью принялся жевать – есть не хотелось, меня до сих пор подташнивало, но подкрепиться действительно не помешает. Стало немного неловко. Заподозрил брата в эгоизме, а ведь он в самом деле переживает не только о понравившейся девушке. Всего несколько дней знакомы, а уже подружились, и моей заслуги тут нет. Я, по большей части, наоборот держусь отстраненно и настороженно.

– Ты тоже особо не высовывайся. И, главное, не давай своим разбредаться, – посоветовал я. Лучше держитесь толпой, а то раздергают. Только несколько небольших групп из тех, кто посерьезнее, и посылай впереди и по параллельным улицам – вроде разведки, ну и чтобы ситуацию контролировать.

– Не беспокойся, я о своей шкуре забочусь трепетно, – улыбнулся Доменико. – И тоже крепче, чем выгляжу.

А ведь он тоже аристократ, и очень вероятно с пробужденным манном. Интересно, какая у него способность? При мне ни разу не применял… вроде бы. Я встряхнулся, с силой потер щеки. После перекуса потянуло в сон, тем более уже и не помню толком, когда в последний раз спал, но расслабляться рано. Успокоив себя тем, что сам заварил эту кашу, отправился забирать своих бойцов, где выслушал очередное напутствие – теперь от Северина:

– Парень, не вздумай охреневать героически в атаке. Если почувствуешь, что нахрапом взять храм не получается, лучше отступите. Не угробь мне людей, и сам там не вздумай сдохнуть. Не хочешь подождать пару часов? Все отходить проще будет, если мы тоже будем в городе.

– Нет, – покачал я головой. – Обсуждали же все. Если монахи разбредутся, их потом не выловишь. А представь, если даже один начнет по толпе своими лучами садить? Скажи лучше, картечницу дашь?

– Зачем тебе? – неприятно удивился собеседник.

– Северин, не жмись, – попросил я. – Мы, между прочим тебе этот пулемет сами и притащили. Я и вон те ребята.

– Да я не зажимаю, мне в самом деле непонятно! – возмутился центурион. – Пока вы его вытащите, пока установите – о вас весь город знать будет! Только время потеряете!

– Кхм… – я как-то даже удивился. – А с чего ты взял, что мы его будем снимать? Сразу установим в кузове, и все. Стрелять тоже с кузова будем. Так же удобнее. Понимаешь, там двери тяжелые, я видел. – Мы действительно проезжали мимо храма в первое посещение верхнего города. Точнее, видели его в конце улицы – не долго, но оценить сооружение хватило. – Наверняка на ночь запирают, а то еще и на засов. Динамита у нас больше нет, все утром потратили. Есть немного нитроглицерина, но я не решусь его с собой взять – мы через город поедем, если какой патруль бдительность проявит, всей машиной на воздух взлетим. А так встанем напротив двери, очередью пройдемся и выбьем.

Северин посмотрел на меня с каким-то странным выражением:

– Ты прямо фонтанируешь новыми придумками, да?

– А это новая, да? – уточнил я. – Так удобнее же так! Я бы и вам советовал с каждым отрядом по машине с пулеметом взять. На всякий случай просто, мало ли. И вообще, будь время, я бы их с лафетов снял, а попросил бы подчиненных Доменико какую-нибудь треногу для них сделать, чтобы можно было просто поворачивать, а не ручками наводить. Так слишком долго.

– Ну ты прямо вовремя придумал! – возмутился Северин. Даже руками взмахнул. – С этим как-нибудь потом. А за совет спасибо, не помешает. Еще есть какие пожелания, или ты уже пойдешь делом заниматься?

Я мотнул головой.

– Все, езжайте тогда, Кера с тобой, – раздраженно поморщился центурион. – Мы тоже выдвигаемся, но сам понимаешь, в городе шуметь начнем не раньше, чем через час.

– Она всегда со мной, – не удержался я.

Кера, к слову, действительно была рядом, и, кажется, тоже оценила иронию – ухмыльнулась Северину так, что он вздрогнул.

Ребята, с которыми мы должны будем брать храм чистых, ждали возле машины, наблюдая за установкой пулемета. Увидев меня обрадовались, что было приятно. На Керу смотрели опасливо, но разбегаться не спешили – и то хорошо.

– Куда едем, командир? – поинтересовался один из них, и я с удивлением узнал того самого парнишку, который встречал жандармов на дороге.

– Северина вы слышали, так ведь? – уточнил я, и дождавшись кивков, продолжил. – Город надо брать, сами понимаете, или нас отсюда выдавят. А мы с вами сейчас поедем к храму чистого. Понимаю, что страшновато, но вспомните утро. Не такие они и страшные, даже иерархи. Но иерархов там не будет.

Особого восторга в глазах бойцов не увидел, кроме мальчишки, но и труса не праздновали.

– Понятно с этим, доминус Диего, – согласился кто-то из бойцов. – Дело нужное, хоть и неприятное. Хотите побыстрее с ними разобраться, чтобы они потом гражданских светом полосовать не начали?

– Так и есть, – я кивнул. – Давайте имена свои назовите что ли, а то неловко – вы меня и Еву знаете, а я вас – нет.

Представление надолго не затянулось, пулемет уже стоял на своем месте, так что бойцы погрузились в кузов, мы с Керой – в кабину.

Дорогу, которой мы будем добираться к церкви я выбрал еще на этапе подготовки. Решил ехать кратчайшим путем, по ближайшему мосту через Аргу. Конечно, мост наверняка охраняют жандармы, но много их там быть не может, они не ожидают со стороны повстанцев подобной техники, да и вступать в перестрелку мы не будем. Можно было бы поехать в объезд, но смысла в такой перестраховке я не нашел. Посты есть на всех въездах в проправительственную часть города, и пусть в других местах жандармы меньше ожидают неприятностей, выгода от такого маневра будет слишком ничтожна.

Локомобиль тронул не торопясь, привыкая к управлению, но быстро приспособился, так что на дорогу, выходящую к мосту, выехал уже на приличной скорости. Спидометры здесь еще не устанавливают, но по прикидкам миль до тридцати в час я машину разогнал. И светильники, которые здесь используются вместо фар, зажигать не стал – лунного света достаточно. В общем, жандармов на въезде в город я даже не заметил. Ни выстрелов не было, ни требований остановиться – не совсем понятно, то ли нас действительно не заметили, то ли просто не сумели вовремя отреагировать. Хорошее начало, но верный спутник усталости – апатия, в которой я до сих пор пребывал, начала постепенно отступать. Я успел осознать, что мы, вообще-то вдесятером въезжаем на враждебную территорию, и собираемся устроить налет на храм чистого, в котором неизвестно сколько боевых монахов. Испуг быстро уступил место сосредоточенности – самое лучшее настроение перед делом.

Поднявшись от берега пришлось сбросить скорость. Тесные, извилистые улочки верхней Памплоны не способствуют гонкам. Однако реакции на наше вторжение до сих пор не наблюдалось. Улицы тихие и безлюдные, фонари редкие и тусклые, так что едва удается вписываться в повороты, прохожих на улице нет. Один раз промелькнул патруль, но локомобиль, проводив взглядом, даже не подумали остановить.

Храм чистых всегда виден издалека. Здесь на освещении не экономят. Нам это на руку, не промахнемся. Подъехав, развернулся лихо, поставив машину задним бортом к дверям. Перескочить из кабины и забраться в кузов недолго – пользоваться картечницей пока умею только я.

– Выбирайтесь, парни, и разойдитесь немного по сторонам от машины, – прошу я.

Можно уже стрелять, но мне приходит в голову еще одна мысль:

– Постучите кто-нибудь в ворота, да понастойчивее.

Все, включая Керу, посмотрели на меня с удивлением. Зачем предупреждать противника? Но я решил, что чистые пока слишком уверены в собственной неприкасаемости. Объяснять ничего не пришлось. Первым успевает самый младший член отряда – Ремус, как я успел запомнить. Подскочив к двери, он яростно заколотил кулаками, потом, не удовлетворившись результатом, достал великоватый для него револьвер, и принялся стучать рукояткой.

– Ты, стучащий, хочешь бога прогневить? Прояви уважение к святому месту, – раздался из-за ворот приглушенный голос. – Говори, зачем пришел в неурочное время, и не жалуйся, если причина не покажется мне достаточно важной.

– Именем республики, вы арестованы! – крикнул я. – Вы обвиняетесь в государственной измене, оскорблении чистого бога и помощи бунтовщикам. Откройте дверь, иначе будете атакованы!

Ответом мне послужило ошеломленное молчание. Даже мои спутники дружно вытаращились на меня одинаково круглыми глазами, в которых читалось полное непонимание ситуации.

– Жандарм, ты что, разум потерял?! – собеседник явно кое-как справился с удивлением, но до сих пор не мог поверить в услышанное. – Что за бред ты несешь? Какое оскорбление чистого бога?

– Я считаю до десяти и выламываю дверь!

– Ты не имеешь права, жандарм, кто бы ни дал тебе этот приказ. Монахи чистого бога не подсудны гражданским властям! Предупреждаю, если ты начнешь штурм, будешь очищен!

– Пять! Шесть!

За дверью послышались приглушенные команды. Да, я в них не ошибся. Чтобы монахи чистых, и подчинились какому-то жандарму? Этот монах, безусловно, знает, что никто в здравом уме не мог отдать приказ на арест чистых. Значит, это какая-то ошибка. Но разбираться будут потом, а пока нужно уничтожить жандармов, дерзнувших говорить с чистыми братьями повелительным тоном. Монах уверен, что у жандармов снаружи таран, и что мы сейчас будем высаживать дверь, так что мне даже не нужно слышать команд, чтобы представлять, что происходит внутри. Монахи чистых выстраиваются перед входом, готовясь устроить очищение всем, кто окажется в проеме, как только ее высадят.

– Десять! – выкрикнул я, и закрутил ручку.

Зачем напрасно тратить патроны, если можно дать им собраться за дверью, и прикончить сразу нескольких? Грохот в ночной тишине звучит оглушительно. Свою ошибку я понял мгновенно – тент с машины надо снять. Пороховой дым заволакивает все пространство уже после первых выстрелов так, что дышать становится невозможно. Впрочем, больше стрелять не нужно – пока не заслезились глаза успеваю заметить, что от двери остались одни щепки. Прекращаю крутить ручку, выскакиваю наружу.

– Убивайте всех! – кричу я и первым врываюсь внутрь, с удовлетворением замечая тела монахов в лужах крови.

Не доводилось раньше бывать в храмах чистых. Проношусь мимо деревянно-человеческого крошева, мельком удивляясь, что Керы в этот раз не видно – только пятеро повстанцев топают по бокам. Обычно она всегда оказывается впереди. Проносимся через центральный зал, мимо ярчайшего прожектора, чей луч бьет вертикально вверх – совсем как в лагере. Взбегаем на амвон и проходим сквозь завесу. Почему-то ожидаю увидеть алтарь, как в моем мире, в христианских храмах. Однако вижу лишь пустой белостенный коридор с единственной дверью в конце, за которой нахожу вполне обычную столовую со столом и стульями. Проверяю те пять дверей, что ведут из трапезной – все необитаемы. В каждой по несколько двухъярусных кроватей, как в казарме. За пятой дверью кухня, еще хранящая приятные запахи. Ни людей, ни каких-нибудь ритуальных помещений. Ничего таинственного. Все выглядит, как банальная казарма, правда, достаточно комфортабельная – в каждой из жилых комнат даже отхожее место отгорожено. Разве что душевой не хватает.

– Чувствую твое удивление, – раздается за спиной насмешливый голос Керы. – Ожидал увидеть что-то другое?

– Ну, если честно, ожидал, – соглашаюсь я. – Ты почему отстала?

– Зачем мне за вами бегать? – пожимает плечами девушка. – Живых тут нет, я это чувствовала. А у входа парочка еще живы были. Я их добила.

Странные ощущения. Я… да все участники штурма себя накручивали, готовились к эпической битве, собирались чуть ли не помирать тут, а в результате… Несколько оборотов ручки, и все. Проблема решена. Даже какое-то разочарование возникло. Все еще хочется куда-то бежать, стрелять, даже руки подрагивают – а уже не нужно.

Вернулся в святилище, пересчитал трупы. Тридцать два. Жаль, что я не знаю, сколько их должно быть, но вообще выглядит правдоподобно. Судя по количеству коек, в местном храме постоянно проживали сорок монахов. Десяток мы постреляли несколько дней назад, когда только въехали в Памплону. Вроде все сходится, даже пара лишних обнаружилась.

– Командир, – окликнул меня один из повстанцев. Максим, я запомнил имя. – Что дальше делать будем?

– Ничего. Сейчас убедимся, что тут больше никого нет, вытащим все, что покажется ценным, и свалим отсюда. Пусть Ремус с Марком покараулят на улице. Ремус, слышал? Если что – увидишь или услышишь, сразу сообщи. И подскажите мне кто-нибудь, как выключить эту гадость? – я махнул рукой на прожектор. – Слепит, и вообще неприятно, будто давит что-то.

– Командир, может, не надо? – как-то неуверенно предложил Максим. – Все же храм. А ну как бог прогневается? Да и в целом, как-то неловко святое место грабить…

– То есть то, что расстреляли кучу служителей, включая иерарха, чистого бога никак не обидит, а из-за грабежа он расстроится? – удивился я.

– Монахов мы убивали по необходимости, – еще более неуверенно объяснил Максим.

– Не говори ерунды. Думаю, мы все слишком мелкие сошки для чистого. А если он придет к тебе с претензиями, можешь по всем вопросам отправлять ко мне.

Нет, все-таки глубоко пустила корни новая религия в неокрепших умах соотечественников. Вон уже и храмы святым местом на полном серьезе почитают, да и мысль о том, что чистый – настоящий бог, а все остальные так, ложные, уже вполне успела укрепиться в сознании масс. Как только решились на такое святотатство?

– Так все же, кто знает, как отключить эту гадость? – громко поинтересовался я. Весь отряд к этому времени уже собрался в главном зале, даже в рядок дисциплинированно выстроились. Присесть явно боятся, да и видно, не понимают, чем себя занять.

Оказалось, никто не знает, где она выключается. Вообще соратники стараются к алтарю, – а это, оказывается, алтарь, – не приближаться, почитая очищающий свет проявлением божьей воли. Однако логика подсказывает, что должен быть какой-то генератор, или хоть батареи – в общем, что-то, что дает этой гигантской лампе энергию. Не может же она светиться божьим промыслом? Нет, в этом мире я во многое могу поверить, но не в то, что чистый бог станет тратить силы на освещение пустого храма. У меня создалось впечатление, что чистый – существо крайне рациональное. Однако никаких проводов я не нашел, как ни старался. Можно было бы просто разбить стекло – правда, судя по толщине последнего, потребовалась бы как минимум кувалда, но меня уже зацепило. Стало просто любопытно, как работает эта штука. Помимо яркого света лампа испускала еще и тепло, отчего мне стало казаться, что это простая лампа накаливания. Хотя бред, конечно. Я слышал описания процедур очищения, проходящих в храме. Да кто о них не слышал? Они отличаются от того, что делают монахи, да и в лагере, где уничтожали язычников было по-другому, хоть и похоже. Жертву укладывают на эту самую лампу и оставляют на месте, после чего человек начинает медленно усыхать. Порой процедура занимает до нескольких дней, пока от несчастного не остается высохшая мумия, скелет, обтянутый кожей. И все это время, до самой смерти, жертва остается в сознании, корчась от нестерпимой боли. Монахи чистого утверждают, что божественное свечение выжигает всю грязь из того, кто не пожелал очиститься сам, добровольно. Утверждают даже, что если грязи не слишком много, человек может остаться жив. Правда, о таких случаях никто не слышал. Даже легенд не ходит. Лампа накаливания, какой бы яркой и сильной она не была, такого эффекта не даст. Значит, тут что-то другое. Тем не менее, работать сама по себе эта пакость не может. Откуда-то она должна брать энергию!

Глава 3

Время еще есть. Как ни странно, храм чистого для нас пока самое безопасное место – обыватели и так-то не стремятся лишний раз соваться к чистым, а уж теперь, после стрельбы, в непонятной ситуации… Пока повстанцы не войдут в город, о нас тут никто не вспомнит, а потом и в городе станет не до нас. Да и вообще, первый раз в жизни оказываюсь в храме чистого, может, больше не доведется. И не узнать, как он устроен? К тому же сидеть без дела в храме просто физически неприятно. Давит сама атмосфера, кажется, будто дышать тяжело. Причем на остальных это действует как бы не сильнее, чем на меня. Если чем-то заниматься, на давление можно не обращать внимания, а если сидеть сложа руки, в голову начинают проникать неприятные мысли о тщетности бытия и о собственной ничтожности и нечистоте. Мерзкое ощущение. Да и ребят определенно надо занять. Вон, физиономии бледные, зрачки расширенные, губы дрожат.

– Так, парни, кому совсем невмоготу, можете выходить к машине, только не светитесь особо. А кто держится, помогите мне. Хочу понять, как тут все работает.

– Вот зачем тебе, командир? – простонал Марк. – Светит себе и ладно.

– Угу, то-то ты такой бледный. – Хмыкнул я. – Чтобы знать. Интересно мне. Короче, кто хочет – идет на улицу, говорю же. Заодно пока тент с машины снимете, а то при стрельбе дышать невозможно. Да и обзор ограничивает.

В общем, энтузиастов не нашлось, за исключением Ремуса. Парнишку тоже ощутимо потряхивало, но он упрямо оставался внутри.

Поиски не задались. Еще раз обошел вокруг постамента с лампой – бесполезно. Постамент из белого гранита выглядел монолитнее некуда и будто вырастал из пола, упорно навевая ассоциации с могильными плитами – только каких-нибудь надписей не хватало. Я начал жалеть, что у нас нет с собой кувалды. Такое ощущение, что это единственный способ пробиться сквозь толстое стекло алтаря и посмотреть, что же там внутри. Попробовал даже подключить способности Керы. Богиня порой удивляла не только сверхчеловеческой силой и скоростью, но и другими неожиданными талантами. Но теперь только бессильно развела руками:

– Его сила забивает всю чувствительность, – недовольно поморщилась девушка. – Даже жаль, что не могу передать тебе эти чувства. До его появления со мной такое только однажды было – после того, как Гефест разгневался на Помпеи. В один миг тысячи людей и других тварей погибли, а потом еще тысячи медленно задыхались и сгорали. Ты знаешь, страдания – это моя сила… Но тогда даже мне стало тошно. Так вот, сейчас я чувствую примерно то же, только эта сила еще и проходит мимо меня, не задерживается ни капли, все уносится прочь, к этому кровососу. Будь я здесь в своем истинном обличье, уже бы корчилась от боли.

– Вот зараза, – выругался я. – Неужто так и придется уходить, не солоно хлебавши?

– Поищи какой-нибудь подвал, – пожала плечами богиня. – Вы, смертные, любите зарываться в землю. Этот храм строили смертные – значит, наверняка вырыли какую-нибудь яму.

Довольно разумно. Мог бы и сам догадаться, вообще-то – видимо тоже влияет атмосфера – начинаю тормозить. Начали методично обыскивать помещения на предмет входа в подвал. Повезло Ремусу. Мальчишка обнаружил неприметный люк в дальней части храма, в кухне. Правда, открыть оказалось сложновато – каменная дверь была подогнана очень плотно. Вообще, от гранитного покрытия пола она отличалась только наличием небольшой щели, в которую предполагалось вставлять лом, да крохотным сколом на углу – удивительно, как парнишке удалось ее заметить.

Лом нашелся в углу, возле плиты. Немного усилий, пара ругательств, и путь в недра храма открыт. Что ожидаешь от подземелья? Прежде всего темноты, затхлого воздуха, влажности. В этот раз ожидания не оправдались. Стоило крышке приподняться, из-под пола наоборот появилось слабое свечение. Да и запах… такой аромат бывает в больнице. Запах чистоты, лекарств и боли. Даже странно. А еще давить на мозги стало ощутимо сильнее. Настолько сильно, что даже мне на секунду захотелось захлопнуть плиту обратно и убраться подальше. Но я, повторюсь, уже закусил удила. Ремус сунулся было за мной, проследил задумчивым взглядом, как осыпается невесомым пеплом обтрепанный край рукава, и испуганно отскочил:

– Оставайся на стреме, – велел я парню. Заметив сомнение на лице, успокаиваю: – Будет что-то интересное – покажу.

– Вы там осторожнее, командир.

Кере ничего говорить не стал, но стоило спуститься вниз, услышал ее шаги. Вряд ли она прониклась заботой, просто богине тоже не чуждо любопытство.

– Ух, какое мерзкое место! – восхитилась богиня. – Не думала, что в тварном мире может быть так мерзко! Как будто попал в один из доменов Икела2 и не знаешь об этом!

– Я смотрю, ты прямо много времени в Демос Онейро провела, – не то что бы мне было интересно, просто так спросил, чтобы отвлечься. Потому что ощущения были действительно как в кошмарном сне. Если в верхней части храма просто тоска давила, то здесь добавилось еще ощущение присутствия. Примерно то же чувство, как бывает во время сонного паралича. Ты точно знаешь, что кто-то рядом есть, и этот кто-то на тебя смотрит. Недобро смотрит. Двигаться трудно, как будто из тебя вдруг вынули все мышцы. Да и не хочется двигаться – хочется закрыть глаза и голову руками и просто переждать. При этом кожу понемногу начинает печь, как бывает при солнечном ожоге, но на это уже как-то не обращаешь внимания.

– А где мне еще быть? Когда я в тварном мире – старшие следили так пристально, будто я только и делаю что экпирозы3 устраиваю! – Кера, в отличие от меня, никаких проблем с движением не испытывала, и с любопытством оглядывалась по сторонам. – Лучше бы за пришлыми так смотрели, может, теперь бы не томились в Тартаре. На Олимпе я сама не хотела. Тоска смертная, все чинно и благостно. И неизменно! Только и оставалось, что во владениях Гипноса бродить. Тем более, племянникам до меня дела не было, по большому счету. Даже хулиганить иногда разрешали. Кстати, тебе помочь?

Богиня наконец-то заметила, что я буквально парализован ужасом и с интересом уставилась в глаза. А мне неожиданно стало обидно: как это так – я, да не справлюсь без помощи с каким-то наведенным страхом? Злость помогла сосредоточиться. Первый шаг дался с усилием, дальше пошло легче, хотя ужас так и не ушел окончательно – затаился где-то на краю сознания. Стоило чуть расслабиться, и он снова начинал накатывать душной волной.

– Неплохо держишься, – с некоторым даже уважением отметила Кера. – Если даже мне не по себе.

Коридор, на самом деле совсем короткий, растянулся, казалось, на километры. Кера возле дверного проема оказалась первой, и ее удивленное восклицание помогло мне преодолеть последние пару метров. Оценить с первого взгляда содержимое крохотной комнаты не получалось. Какая-то мешанина блестящих медных трубок, маятников и стеклянных колб. Приглядевшись, заметил среди этого винегрета вкрапления темно-красного мяса, будто бы еще живого, продолжавшего вздрагивать и сжиматься.

– Это что?

– Stercus accidit! Scrofa stercorata et pedicosa! – впервые слышу от Керы столь грязную брать. Обычно ее из себя не вывести. – Что за извращенный мозг у этих тварей!

– Если ты понимаешь, что тут, то объясни уже и мне! – не выдержал я.

– Видишь эти куски? Вон там сердце, а вон там – кусок мозга, а вон еще почки с легкими. Пока не впечатляет, да? – криво ухмыляется девушка. – А теперь представь, что этот смертный еще жив. Знаешь, что он чувствует? Я тебе объясню: боль, отчаяние, горе, страх, ужас, ярость, счастье, восторг, дикий смех и возбуждение. Все возможные чувства одновременно и десятикратно усиленные. Дикая, непрерывная мука и такое же бесконечное наслаждение.

Кера зашла в комнату и протянула руку к плоти, заключенной в медную оправу, но стоило ей прикоснуться, раздался громкий треск и девушку отбросило назад с силой впечатав в стену.

Еще одну порцию мата я пропустил мимо ушей – заметил в потолке комнаты круглое отверстие, в которое уходят трубки и проводки. Несколько шагов ближе, и я имею удовольствие наблюдать золотую полусферу – отражатель линзы. Той самой, что в верхней части храма испускает столб волшебного света.

– И это от этого тут все так светится? – уточняю я.

– Да, смертный, – кивает головой Кера. – Людские чувства. Эта мерзость не гнушается ни одним источником силы. Уничтожает бессмертную душу ради того, чтобы очищать одних смертных, а другим являть чудеса и растить в них веру. Безотходное производство.

Да, омерзительно. Но реакция Керы меня удивила:

– Разве ты сама не питаешься людскими страданиями?

– Питаюсь, – соглашается Кера, с трудом поднимаясь на ноги. – Такова моя природа. Но я не нарушаю запрет! Я не уничтожаю души! Те, кто погиб благодаря мне, просто уходят за кромку, переплывают Стикс и уходят в царство Аида. А за перенесенные здесь муки Полидегмон4 даже облегчает им посмертие. А после такого, – она ткнула пальцем в машину, – от души ничего не остается. Совсем! Она просто медленно разрушается. Эти твари идут против замысла изначального Творца! В общем, так, смертный. Прошу – добей этого несчастного, пока он окончательно не развоплотился. Сам видишь, у меня не выходит.

Я уже и так собирался, тем более от окружающей атмосферы у меня начала в пыль рассыпаться одежда. Кожа пока держалась, но зудела все сильнее. Достал револьвер и выстрелил… попытался выстрелить, потому что курок щелкнул всухую. Взвел заново, еще раз – бесполезно.

– Напрасно стараешься, – покачала головой Кера. – Здесь эти ваши новомодные придумки не работают.

– А если так? – с этими словами я подхожу к механизму и бью прикладом винтовки по тонкостенной стеклянной колбе. Ощущение, будто в бетонную стену ударил – скорее приклад расколется.

– Нужно по-другому. – Объясняет Кера. – Попробуй манном. Я помогу.

Тот, кто когда-нибудь пытался перемножать пятизначные числа сидя под водой меня поймет. Это и так-то непросто, а уж когда не хватает воздуха… На плечо ложится узкая рука, и становится немного полегче. Медь трубок… чистая. Патине места нет. Влаге – тоже. Все это нагромождение трубок – великолепно отлаженный механизм, находящийся в стерильных условиях. Самое слабое место здесь – это части несчастного. Одна неприятность – непосредственно на организм мой дар не действует. На живой организм. А этот набор органов по словам Керы все еще живой человек. Бесполезно. Голова начинает болеть от усилий, я пытаюсь усмотреть хоть один изъян в механизме, но он идеален. Здесь, во владениях чистого я не могу ничего с этим сделать. Нужно зацепиться хоть за какую-то неправильность, хоть что-то! Вновь возвращаю внимание на пульсирующий кусок человечины. Что это – сердце? Вроде бы да. В сердце входят трубки, которые подают какую-то жидкость. Не кровь, что-то прозрачное: жидкость из сердца попадает в стеклянную колбу, так что это видно. Это ведь не чистая вода? Определенно нет. Она соленая, и довольно сильно. Трубка изнутри наверняка покрыта патиной. Дерьмо! Ничего она не покрыта. От соленой воды меди ни жарко, ни холодно. Впрочем… вот же, железная муфта соединения. Да! Я открываю глаза. Зрение плывет.

– Не получается? – напряженно спрашивает Кера.

– Видишь вон ту стальную муфту? – я указываю вверх. – Это единственное слабое место. Изнутри ее тронула ржавчина.

– Но и сила чистого это место больше не защищает. Он же не терпит грязь. С этими словами девушка забирает у меня из рук карабин, и размахнувшись как дубиной бьет по указанному месту. Результат примерно такой же, как от удара по колбе. Однако я что-то чувствую… Да, крохотные трещинки. Нужно только помочь! Сосредоточившись, хриплю сквозь зубы:

– Еще!

Кера бьет снова и снова. Металл будто сопротивляется. Мне кажется, что трещины стремятся сойтись, зарасти, я всеми силами мешаю этому процессу. После очередной попытки трубка ломается, чуть светящаяся жидкость течет внутрь механизма, появляется неясный, на грани слышимости шум. Куски мяса – по крайней мере те, что я вижу, сморщиваются и чернеют на глазах. Я инстинктивно вжимаю голову в плечи – почему-то кажется, что сейчас рванет. Но напрасно. Наоборот, с плеч будто снимают тяжеленный рюкзак, свечение гаснет, подвал погружается в темноту.

– Спасибо, смертный. Слышу голос Керы. – Ты не поймешь, но мне очень неприятно было находиться рядом с местом, где нарушаются законы Творца. Такими уж он нас создал.

– Ты же знаешь, что таких церквей тысячи по всей республике. Как же ты теперь будешь?

– Одно дело знать, другое быть рядом и ничего не сделать. Пойдем уже отсюда, не то я решу, что ты хочешь со мной совокупиться в потемках.

– Кстати об этом, – вспоминаю я, пытаясь нащупать дверной проем. – Как ты относишься к Доменико?

– Забавный смертный, – я слышу, как она пожимает плечами. Уверен, она отлично ориентируется в темноте, но почему-то, положив руку мне на плечо не торопится вести к выходу. Наоборот, даже придерживает. – А почему ты спрашиваешь?

– Он признался, что влюблен в тебя.

– В самом деле? – богиня звонко рассмеялась. – Смертные часто влюблялись в богинь, но со мной такое впервые! Это… смешно.

Смешно. А еще тебе приятно. Говорить этого вслух я не стал.

– Ну, пока он не знает, что ты богиня. Было бы честно рассказать.

– Тебе лучше знать. Это вообще была твоя идея хранить мою сущность в тайне, мне – все равно.

А ведь она мне лжет! – понял я. Это было не умозаключение, я действительно почувствовал ее ложь. Сработала наша связь – впервые за все время. Собственно, прежде всего меня поразил именно сам факт, что я что-то такое почувствовал, а уж потом то, что Кера, которой обычно было наплевать, что о ней думают окружающие смертные, вдруг начала лукавить.

– Мерзкая клятва! – собеседница тоже поняла, что прокололась. – Вот поэтому я и не хотела с ней связываться! Да, мне приятно почтение мальчишки, и я не хочу его лишаться! Это ты хотел услышать? Чем я хуже той же Портовой5 лупы?

– Как по мне, ты намного лучше. – С трудом сдерживая улыбку успокаиваю девушку. – По крайней мере, честнее. А по поводу Доменико – мне что-то подсказывает, что твое признание не заставит его от тебя отвернуться. Судя по всему, мой кузен предпочитает составлять о людях свое мнение, а не руководствоваться сложившейся репутацией.

– Ты слишком молодой и плохо знаешь смертных, – проворчала богиня. – Но ты прав, унижаться и скрывать свою сущность от какого-то мальчишки недостойно.

– Как скажешь. Может, тогда пойдем уже? А то мы сидим как двое подростков в темном подвале, только страшилки друг другу остается рассказывать! Нас, вон уже ищут.

Впереди и правда затрепетали неверные отсветы, в их свете из люка появилась вихрастая голова Ремуса:

– Командир? Домина Ева? Вы там как?

В наземной части храма тоже темно. Ремус, как и остальные бойцы жгут спички, периодически обжигаясь и сдавленно матерясь.

– Я сижу, жду. – Возбужденно описывает свои впечатления мальчишка. – Вниз пытаюсь заглядывать, но глаза щиплет от света. Это потому что перед чистым нагрешили, да? Он нас теперь убивать будет? А потом раз – и погасло. Темно. Полегчало сразу, будто дышать легче стало. А что там было командир?

– Ничего хорошего, – морщится Ева. – Какого-то бедолагу разобрали на части, но оставили жить и мучиться. Вот его муками храм и освещался. Хочешь – слазай, глянь. Мозг еще вроде не совсем рассыпался, можешь даже извилины посчитать.

Ремус даже отшатнулся:

– Не, домина Ева. Чего я, мозгов не видел?

– Слушай, а откуда ты взялся, такой опытный? – правда ведь странный парень. Очень уж легко воспринимает происходящее. Остальным вон до сих пор не по себе, что алтарь испортили. Как же – чистые, это все же люди, а тут, считай, самому богу в душу плюнули. А этому хоть бы хны. И Керу он ничуть не боится – это после всего-то, что она устроила! – И лет тебе сколько?

– Тринадцать, доминус Диего, – с готовностью откликнулся парень. Кажется, он даже рад был поболтать. – А взялся от мамы с папой, откуда ж еще!

– И почему ты разгуливаешь с этими железяками и суешься туда, где могут отстрелить что-нибудь нужное? Насколько мне известно, такие мелкие щенки должны сидеть дома и… что там положено делать детям? Изучать науки? Или ты как Диего – мстишь за замученных родителей? – Кера есть Кера. Как всегда, никакого такта.

– Да не, родители у меня давненько уж умерли. – Беспечно махнул рукой парень. – Я их и не помню. По Памплоне тогда тиф ходил. Вот, я один из семьи и остался, самый младший. И мать с отцом, и братья с сестрами – все на Асфоделевы луга отправились. Ну а меня в храме Геры приютили. Кормили, учили, и вообще хорошо было. Хорошие были тетеньки. Вот в этом самом храме я и обретался. Только его перестроили, а жриц и послушниц всех забрали. Сначала снасильничали и языки повырезали, чтобы больше не могли обращаться к своей богине, а потом увезли. А я тогда на завод пошел, помощником. А сейчас – кому я нужный?

– А тебя почему не забрали? – подозрительно спросила Кера. – Отрекся? Чистому присягнул?

– Да ну, что вы такое говорите, домина Ева! – возмутился парень. – Жрицы со мной хорошо обращались, были ласковы и пороли только раз в месяц, для профилактики. Меня в тот день послали на рынок, а когда я вернулся, их уже того, насиловали. Ну я и бросился защищать – только много ли защитишь. Мне и лет-то тогда было… Семь, наверное, или девять. Кто-то из жандармов, которые чистых охраняли, дал по башке прикладом, я и упал. Они, наверное, думали, что помер, а я выжил.

– Понятно, – хмыкнула Кера. – То есть я не ошиблась. Не будь Аластор6 низвергнут, он бы порадовался, глядя на вас…

В этот момент с запада послышались выстрелы.

– Заканчиваем, наши, наконец, вошли в город. Поехали посмотрим, и поможем.

***

Керу терзало странное чувство. Увиденное под храмом было ужасно. Вызывало почти физическое отвращение, а еще чувство бессильной злобы. Она видела – душа уничтожает сама себя, разрушается медленно, но верно, теряя слой за слоем. Силы при этом высвобождаются огромные, и лишь малая часть идет на «освещение» храма. Все остальное уходило куда-то… Да понятно, куда оно уходило. К пришлому. Если учесть, сколько построено храмов чистому, это получается каждый день он получает гекатомбу. Больше было только там, где она встретилась с наглым смертным – но то один раз, а то каждый день. Наверное, даже Юпитеру никогда не доставалось так много силы за столь короткое время. Да, чужак делится своей силой со своими монахами. Иерархам досталось и вовсе много. Почти все, что было высвобождено после окончательного решения вопроса с язычниками. И тем не менее… Кера теперь не была уверена, что вернись вдруг старшие, они смогут, даже объединив усилия, уничтожить наглого пришельца.

На Диего, она видела, новости не произвели особого впечатления. Человек вообще проявил удивительное пренебрежение к сверхъестественным проявлениям. Для начала он вообще смог спуститься в подвал. Непонятно было, что это – толстокожесть или владение собой? А может, он понемногу учится сопротивляться силе чистого? Смертному, она видела, было тяжело, очень. Он едва смог побороть ужас, которым была напоена атмосфера подземелья. Божественное присутствие здесь чувствовалось очень четко. Самый краешек внимания чистого, но какое же оно было омерзительное! Сама богиня, она с трудом сохраняла невозмутимость. Чистый подавлял волю и желание сопротивляться. Думала, ей придется вести Диего за руку, однако к удивлению, парень лишь тряхнул головой, и будто отгородился от неприятного взгляда. И потом, когда она рассказала, что именно они смогли предотвратить… Будто ничего страшного не произошло. Впрочем, что взять со смертного – для них, как бы ни были они уверены в обратном, смерть – это конец, окончательный. Все они подсознательно считают, что значение имеет только то, что происходит здесь, в тварном мире – а потом их все равно не будет. Он даже не понял, какую услугу оказал тому куску мяса, что питал своими муками храмовый алтарь. Не увидел, что сохранившийся огрызок души никуда не исчез, а так и продолжает виться вокруг спасителя. К добру это или к худу, Кера не знала, а потому не стала об этом сообщать. Тем более смертный, вместо того, чтобы проникнуться важностью совершенного принялся вспоминать о каких-то совсем незначительных вещах. Ну вот что ей с восхищения какого-то смертного? Кера сама не заметила, как улыбка наползает на ее лицо. Нет, все же приятно. Как будто чуть-чуть утерла нос всем этим высокомерным стервам, и, прежде всего пенорожденной. Жаль будет, если узнав о ее истинной природе, тот мальчик испугается. Хотя, они ведь с Диего родственники? Может, и в этом похожи?

Глава 4

Полыхнуло сразу, одновременно по всему городу. Звуки перестрелки доносились, казалось со всех сторон, и непонятно было, куда лучше сунуться, чтобы помочь.

– Командир, в двух кварталах от нас почта, – Максим махнул рукой, указывая направление. – Там, похоже, тоже стреляют, и это ближе всего.

Ну что ж, ближе, так ближе. Туда и отправимся. Парни дружно полезли в локомобиль, но я остановил:

– Подождите туда набиваться. Пусть машина едет потихоньку, а мы следом побежим. Соображаете, зачем?

Парни посмотрели с уважением, кивками подтвердив, что идея им понравилась. Только Ремус недоуменно посмотрел на меня, и тихонько признался:

– А я не понял.

– Да все просто, – на ходу объяснил я. – Тент от пуль не защищает, если что, а обзор ограничивает. Если мы туда дружно залезем, сами себе маневр ограничим. Тут недалеко, можно и пробежаться… Хотя знаешь, полезай-ка ты в кузов. Видел, как я из пулемета стрелял? Сообразишь, что делать?

Парнишка, расстроившийся было что его прогоняют, просиял и шустро влез в кузов. Нормально, справится, если что. Я подозвал одного из парней, Андреса, и велел ему тоже залазить в кузов – патроны подавать, в случае чего. Глупость на самом деле несусветная – бегун из меня теперь так себе, так что надо бы мне туда забираться, но вот не хотелось. Хотелось видеть общую обстановку, чтобы успеть среагировать в случае чего. А еще было неловко перед парнями – как это, я поеду, когда другие бегут. Не хотелось показывать слабость.

В первый момент, когда здание почтамта показалось в конце улицы, возникло ощущение, что отряд Драко уже подавил сопротивление. Так оно, в общем, и было, вот только приехали мы очень вовремя.

Возле входа в почтамт собралась небольшая, разношерстно одетая толпа повстанцев. То, что это не законопослушные граждане можно было определить только по наличию у каждого «жандармских» карабинов Спенсера. В остальном же повстанцы выглядели именно как толпа. И взгляды у всех были направлены на здание почты – господа революционеры так увлеклись зрелищем, что не заметили даже появления нашего локомобиля. Подойдя чуть ближе, я понял, что же столь сильно захватило внимание бунтовщиков. Первое, что бросалось в глаза, даже из-за спин собравшихся – потеки крови на мостовой. Натекло с престарелого почтмейстера, что лежал возле входа в почтамт. Старик до сих пор сжимал совершенно нелепый однозарядный пистолет Купера. Неудобный, маленького калибра, годный только собак пугать. Тем не менее, судя по тому, как было истерзано тело почтмейстера, оказанное сопротивление очень впечатлило повстанцев. Рядом с ним лежала девушка. Я не понял, мертвая, или просто без сознания, но юбки у нее уже не было. По бедрам стекала кровь. Однако собравшихся интересовало не это. С гоготом и улюлюканьем доблестные победители почтальонов подначивали своих удачливых товарищей, весело насиловавших побежденных письмоводительниц. Оглядев толпу, нашел взглядом Драко – командира этой группы. Мужчина, зажимая плечо, взирал на происходящее с одобрительной усмешкой и явно не собирался останавливать развлечение.

От злости свело скулы. Что они творят, мрази? Достаю револьвер и стреляю в воздух – только теперь появление новых лиц заметили.

– Замерли все! – рявкнул я.

– О, Диего, вы вовремя, – хмыкнул Драго. – Как раз успеете досмотреть представление. А то и присоединяйтесь – тебе, как командиру, вне очереди.

– Драго, объясни мне, какую задачу поставил перед тобой центурион?

– А что не так? – удивился мужчина. – Захватить почту. Как видишь, задача выполнена.

– Вижу. А где в этой задаче было про то, чтобы трахнуть почтальонов? Может, я чего пропустил?

– Не было ничего про это. Ну так, а чего с ними делать? Ты видишь, меня подстрелили. Пусть знают, как сопротивляться. Так будет со всеми этими трусами и лизоблюдами, которые радостно прогнулись под чистых и их марионеточное правительство! – Последнюю фразу он прокричал громко, в ответ нестройно, но поддерживающе загудела толпа.

– Все ясно. – Я подошел к продолжавшим держать письмоводительниц.

– Встать. И построиться.

– С чего бы? Мы не в армии, а ты не мой командир, – нагло ухмыльнулся один из насильников.

Я направил ему в лицо револьвер.

– Встать. И построиться. Построиться – значит встать в ряд, даже такому дегенерату должно быть понятно.

– Ты чего, в самом деле? – Драко подковылял поближе, заглянул мне в лицо.

– Ты низложен. Больше не командир. С тобой будет разбираться Северин. А с этими я разберусь сам.

Меня аж трясло от ненависти. Ярость, дикая и необузданная. Сам, помимо воли начал проваливаться в транс. Кажется, сейчас я мог сделать так, чтобы они умерли все, и даже сил немного потратить. Этот поскользнется на луже натекшей крови, тот выстрелит случайно, этот отшатнется прямо под подъезжающий грузовик… Нельзя. Я с усилием отказался от соблазнительной идеи. Нужно, чтобы все было прозрачно. И показательно.

– С чего бы я низложен? – удивился Драко и злобно улыбнулся: – Ты видать, переутомился, мальчик. Перевоевал. Давайте, парни, вяжите его, не бойтесь. Он не выстрелит.

Толпа качнулась в мою сторону. Идиоты. Они даже не видели, как разворачивается локомобиль. А я видел – в трансе я многое вижу.

– Ева!

Кера поняла меня правильно. Из тени кузова выметнулся яркий язык огня, по ушам ударил грохот. Люди, секунду назад полные азартного веселья пополам с праведным гневом вдруг разом растеряли кураж, половина повалилась на мостовую, остальные куда-то побежали.

– Всем встать! Вернулись все! Следующая очередь будет на два фута ниже!

Народ начал неохотно возвращаться. Не все, разумеется, некоторые наверняка ускользнули, но мне плевать. Нужна хоть какая-то массовость, а дальше слухи и так разойдутся.

– Вы, отродье. – Я снова повернулся к насильникам. Пересчитал. Хорошо, эти разбежаться не успели. – Построиться!

В этот раз ублюдки, наконец, выполнили указание.

– Слушайте все! – обернулся я к собравшимся. – И передайте другим. Мы боремся за жизнь. Свою и своих детей. Мы боремся против тех, кто закрывает фабрики и мануфактуры, против тех, кто лишает куска хлеба тысячи честных рабочих, против тех, кто отправляет их детей на паперть, а жен – в лупанарии. Мы боремся против озверелых чистых монахов, которые именем чистого бога обращают в пепел целые поселения. Против произвола жандармов и властей на местах. Мы хотим сами строить свою жизнь, не оглядываясь на распоряжения бесконечно далеких магистратов и сенаторов. Мы хотим лишь честного труда и достойной жизни. – Да уж, экспромты мне явно не удаются. Мог бы придумать что-нибудь более убедительное. Тем не менее, меня слушали внимательно, с тревогой в глазах. Некоторые кивали одобрительно. Заметил в инсулах напротив тени за шторами – значит, слушают не только свои. Это очень хорошо, просто отлично. Но надо продолжать. – Мы не воюем с мирным населением, вся вина которого в том, что им повезло чуть больше. Они терпят не меньше нас, многие так же лишаются заработка или получают жалкие семисы за свой труд. Они точно так же страдают от произвола чистых монахов и жандармов.

Я сглотнул. В горле с непривычки пересохло. Надо закругляться – если голос сорвется, весь эффект смажется.

– Мы – не бандиты! Не грабители и не убийцы! Таким среди нас не место!

Я стал говорить чуть тише:

– Эти шестеро – худшие вредители нашему делу, чем жандармы и чистые. – Нет. Не время здесь эти истины объяснять. Потом. – Поэтому! – я снова повысил голос. – За грабеж, насилие и неподчинение приказу, за утрату человеческого облика и предательство идей восстания эти шестеро приговариваются к смерти. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Будет приведен в исполнение немедленно.

Я поворачиваюсь к неровному строю провинившихся. Вижу в глазах непонимание. Только что было весело и смешно, только что было торжество победы. И что с того, что они победили немощного старика – уверен, этим идиотам казалось, что они побывали в настоящем бою. И вдруг их торжество так грубо прервали. Да. Они еще не верят, что я говорю серьезно. Дай им десять секунд – и попытаются сопротивляться.

Я поднимаю револьвер и делаю пять выстрелов. Вытаскиваю из кобуры второй, стреляю в последнего. И еще двоих – эти еще дергаются. Неудачно попал, нужно добить.

– Максим! – подчиненный явился передо мной с дивной расторопностью. Смотрит со страхом – неприятно, но терпимо. – Бумагу и чернила найдете на почте. Нужно шесть табличек с надписью «Насильник и убийца». Веревки найдете там же – чем-то же они тюки с корреспонденцией перевязывали. Повесьте тела за шею. На фонарях. С табличками. Ты понял?

Максим преданно кивает, и бросается исполнять поручения. Толпа начинает рассасываться, но рано…

– Стоять! – снова кричу я. – Я еще не закончил. За то, что потворствовали преступлению, вы лишаетесь членства в боевых отрядах. Оружие сдать – в локомобиль складывайте. Ролло, – я киваю одному из своих бойцов. – Проследи.

– Теперь с тобой, – Я повернулся к Драго. Наконец-то можно говорить тихо. Уже все связки надорвал. – Тоже оружие сдавай. Решать насчет тебя будет Северин. Считай, что ты арестован.

– Не думай, что тебе это сойдет с рук, – прошипел бывший командир отряда, передавая револьвер и винтовку. – Мы с Северином знакомы несколько лет а тебя, сопляка, он второй раз видит. Не думай, что я буду молчать. Все расскажу – и как ты меня с командиров сместил, и как расстрелял своих. Братьев, считай. Из-за каких-то дырок. Попомни мои слова – ты еще будешь у меня прощение вымаливать, на коленях. А я подумаю, прощать или нет!

– Посмотрим, – жму плечами я.

Нужно еще как-то помочь жертвам. Несчастные письмоводительницы так и сидели, прижавшись к стене отделения. Отправлять к ним парней, да и сам подходить не стал – сомнительно, что сейчас им будет приятно мужское общество. Попросил помочь Керу, благо она, против обыкновения, проявила несвойственную ей деликатность. То есть не стала объявлять их бесполезным мясом и предлагать добить. Правда, и участия особого не проявила:

– Ну и чего вы тут расселись, как курицы ощипанные? Прям, беда-огорчение случилось. И всего-то по паре раз трахнули. Меня вон чистые мрази десять дней сношали без перерывов, и ничего. Зато вон ваши обидчики, болтаются уже – а мне моих еще поискать придется.

Как ни странно, такие грубоватые утешения подействовали. Девушки, неловко прикрываясь, поднимались и уходили обратно в здание почты. Плакать продолжали, но пустоты в глазах уже не было.

– Ну чего, командир? Кому следующему поедем помогать? – подпрыгивая от нетерпения спросил Ремус. Максим, услышавший вопрос, закашлялся. Я тоже подозрительно уставился на парнишку. Физиономия абсолютно честная и наивная, но вот не верю я, что он случайно… Ну точно, глаза-то поблескивают. Шутник хренов!

– К жандармерии поехали, – решил я. На самом деле, пока разбирались с подчиненными Драго, стрельба в городе закончилась. Так что я надеялся, нашей помощи никому не потребуется. А вот Драго надо бы Северину побыстрее передать. Да и вообще рассказать центуриону о происшедшем – пусть он тоже подумает, как предотвратить повторение подобных инцидентов.

– А нам чего делать? – мрачно спросил один из бойцов Драго.

– Ничего, – я пожал плечами. – Валите куда хотите. Кого с оружием встречу – пристрелю.

Жандармерия встретила нас погнутыми створками ворот, сколами от рикошетов на стенах здания, выбитыми окнами и густым запахом крови. А еще трупами. В основном в синей форме, но у выхода лежали двое в гражданском – наши парни.

– Живые, и даже все целые, – Северин пересчитал новоприбывших глазами, и удивленно покачал головой. Любит тебя Марс, парень. А я вот двоих не уберег. Если бы не твоя придумка с пулеметами, было бы хуже. Встречали нас. Залпом. То ли стрельбу услышали, то ли просто ждали. Хорошо, слишком рано начали, нервы у синемундирников не выдержали. Если бы поближе подпустили… А так успели грузовик развернуть. Ладно. Приятель твой людей прислал, у них без потерь. Магистратские не сопротивлялись, хотя возмущались ужасно. А вот от Драго что-то ничего не слышно.

Как раз в этот момент Максим вывел помянутого из машины. Я не успел рот открыть, как разжалованный мной командир захлебываясь принялся рассказывать о моих преступлениях. Видно, за время пути он успел продумать свою версию происшедшего, так что, по его словам, я получился настоящим предателем. Они встретили ожесточенное сопротивление, Драго был ранен, и тут сзади налетели мы, пристрелили несколько бойцов, злобных почтальонов отпустили, а самого доблестного Драго пленили и готовимся оговорить. По мере приближения к финалу, Северин хмурился все сильнее. Дослушав докладчика, мрачно глянул на меня, предлагая высказать свою версию. Я стесняться не стал – объяснил, что произошло, и почему я сделал то, что сделал.

– Я бы и этого пристрелил, но у нас вроде как военная организация, а он мне по статусу равен. Так что разбирайся ты.

Северин помрачнел еще сильнее, в глазах появилась тоска. Кажется, ему было бы даже легче, если бы Драго оказался прав, вот только моя версия звучала намного убедительнее.

– Поехали к почте. Посмотрим на месте.

– Ты чего, дружище?! – возмутился Драго. – Ты чего этого сопляка слушаешь? Да мы с тобой два года знакомы!

– Разобраться надо, – брезгливо глянул на приятеля центурион. – Обвинения оба серьезные выдвинули. Так что поехали. И вот что, Диего, ты бы тоже оружие сдал пока. И своих парней пока здесь оставь. С моими поедем.

Я только хмыкнул. Возмущаться не стал. Хочет поиграть в справедливый суд – его право. Если примет сторону моего соперника… Ну уж точно терпеть не стану. Уж уйти я смогу и безоружным. К тому же Ева даже не подумала выполнять указания центуриона, молча пристроившись за моим плечом – центуриону это не понравилось, но он промолчал. В отличие от тех, кто видел ее в деле, к девушке он угрозы не видел.

– Ждите здесь, – обвел я глазами своих ребят. Почему-то не увидел Ремуса, но разбираться не стал, оставив это на потом.

Отсутствовали мы недолго, так что Северин получил возможность не только полюбоваться на висельников, но и выслушать жертв – они так и сидели в здании, кое-как забаррикадировав входную дверь. Собственно, Северину все стало ясно уже тогда, но он велел подчиненным пригласить нескольких жителей соседних инсул – опросить независимых свидетелей. Свидетели, когда поняли, что их не грабят, разливались соловьями. Их показания, конечно, здорово отличались друг от друга, да и от того, что было в реальности были далеки, но в целом соответствовали общему смыслу происходившего.

Отпустив очевидцев, Северин подошел к Драго. Мужчина, поняв, что центурион не на его стороне, вновь завел свою волынку про то, что они же давние товарищи, и что почту они взяли…

– Хватит, – велел Северин, не став дослушивать. – Вернемся на базу, решим, что с ним делать. Диего, с тебя подозрение снято, оружие заберешь сам. Жестковато ты, конечно, – сотник глянул на меня с каким-то даже удивлением, – но, наверное, правильно. Такие дела лучше пресекать в зародыше, а то мы быстро в банду превратимся. Ладно, возвращаемся в жандармерию. Да и вообще надо перебазироваться – хватит тюрьму занимать. Насиделись.

– Милицию[1] нужно организовать, – я все же решил высказаться. – Как можно быстрее. Уговорами народ не удержишь, все сейчас злые. Наши могут почувствовать себя победителями в захваченном городе, да и местные… Сколько они по домам сидели?

– Возьмешься? – с надеждой взглянул на меня центурион. – У тебя неплохо получается, – он кивнул на висельников.

– Нет уж, спасибо, – сразу открестился я. – Это не для меня. Встречу где – пресеку, а так я больше по чистым. Дождусь возвращения старика, и будем отряды формировать.

– Что за отряды?

– Мы какую территорию контролируем? – ответил я вопросом на вопрос.

– Да никакую пока, – удивился Северин. – А то сам не знаешь!

– Ну вот. А с отрядами будем контролировать. На одних фермерах жизни не построишь. Нужно заводы запускать, как тот химический, с которого мы нитроглицерин забрали. Связи налаживать с другими городами. Не на уровне «мы вам поможем, но потом». Разведка опять же. А то новости из газет узнаем! Я думаю, нужно много небольших отрядов на локомобилях.

– Хорошая мысль, но давай об этом правда с Рубио. Сначала нужно с этим всем разобраться – он неопределенно повел рукой, имея виду, видимо, Памплону.

***

Иерарх Прим вспоминал. Воспоминания широким, полноводным потоком заливались в сознание и не было никакой возможности остановить эту пытку. Вся грязь, весь ужас и мерзость его прошлого заполняла сущность. Все то, что его хозяин когда-то милостиво отделил прозрачной чистой стеной безмолвия теперь стремительно возвращалось. Перед глазами мелькали сцены из прошлой жизни – такие яркие, будто он прожил их только что. Это было так больно, что физическая боль, терзавшая тело, выворачивавшая суставы, гулявшая стеклянным песком по венам почти не ощущалась. Прим готов был отдать все, чтобы только остановить эту пытку. Недовольство господина никогда не было приятным, но такого, как сейчас не было еще никогда.

Иерарх Прим не мог даже сказать, как долго продолжается истязание. Он вообще слабо понимал реальность, полностью погруженный в прошлое. Однако вопрос, зазвучавший в голове он осознал сразу же.

– Я не знал! Не знал! – Иерарху казалось, что он кричит, однако для посторонних наблюдателей, будь они в состоянии видеть и слышать происходящее, он по-прежнему оставался безмолвной и неподвижной фигурой. – Я сделаю, только забери это обратно господин мой. Убери мою грязь, молю тебя! Я больше не вызову твоего недовольства!

И божество снизошло до своего ближайшего последователя. В один момент прошлая жизнь скрылась в сияющей вспышке света, в душу вновь вернулось счастье и покой. Только на самом краю сознания оставалась крохотная червоточина. Знание о том, что все может измениться.

Иерарх Прим обвел взглядом собеседников. Даже очень внимательный взгляд не мог бы обнаружить пережитой каждым из них бури. Для каждого бог подобрал свою пытку. Выбрал что-то такое, что причиняло особенно сильные страдания. На секунду стало любопытно – а что пережили они? Впрочем, это не имело значения.

– Мы должны отправиться туда вместе, – проскрипел Квинт, поймав взгляд. – Мы превратим в чистоту всех. Если понадобится, я буду выжигать саму землю, на которой это произошло, пока она не скроется под волнами. И даже тогда там никогда больше не появится ничего живого.

– И добьешься только того, что сегодняшняя епитимья превратится в бесконечную кару, – холодно ответил Прим. Все-таки не зря божество поставило его первым над всеми своими рабами. Остальные так и не смогли достичь очищения в достаточной степени. Страх не стал для них стимулом, он лишь ограничивает. – Если мы так поступим, происшедшее сегодня исключение станет правилом. Сегодня бог потерял одну из тысяч душ, предназначенных ему. Если мы поступим так, как хочется… он потеряет намного больше.

– Но что делать? – голос иерарха Септима даже сорвался, отчего остальные досадливо поморщились. Нельзя оскорблять соратников проявлением своих слабостей. Слабость – это грязь. – Сенат уже отказался отправлять туда легионы. Жандармов слишком мало. И мы не можем собрать их достаточно быстро. К тому же, паства, почувствовав свободу, начнет волноваться. Они все должны чувствовать удушающую руку на своих шеях, иначе мгновенно распоясаются. Как будто вы не знаете!

– Скажи, Септим, – едва сдерживая презрение, спросил Прим. – Что делают с ослом, если он не слушается стека?

– Убивают? – переспросил Септим.

Приму захотелось закрыть лицо руками. Стыд – это первое, от чего очистил его господин, когда он пришел к нему. И вот теперь это чувство почти вернулось. Ничего. Когда-нибудь нужда в таких помощниках уйдет.

– Если осел не слушается стека, ему показывают морковку. – Ласково пояснил Прим. И поняв, что метафора слишком сложна, пояснил: – Мы объявим награду тому, кто приведет к нам святотатца. Мы объявим прощение бунтовщикам, если они приведут к нам его.

– Этого мало, – проскрипел Децим. Самый младший из иеррархов, на чью долю выпал контроль и окормление паствы из исправительных учреждений, он редко участвовал в обсуждениях, и потому слова прозвучали веско.

– Что предлагаешь? – живо отреагировал Прим.

– Нужно сделать так, чтобы они хотели, чтобы их оставили в покое. Нужно послать туда орду.

– Где ее взять? – разочарованно процедил Септим. – Обсудили же, что нет у нас людишек.

– У меня есть.

Глава 5

Памплона была почти спокойна. Северин, при всей своей нерешительности и нежелании управлять большими массами людей, умел действовать быстро. Первые отряды милиции отправились в патруль уже через час после завершения расследования. Еще через два в город привезли партию металлических рупоров, – моя идея, – и отряды помимо собственно контроля за порядком, начали извещать жителей о том, что власть сменилась, но к жителям никаких претензий нет. Беспорядки, мародерство, грабеж и прочие безобразия будут пресекаться самым радикальным образом, так что просьба сохранять спокойствие и здравость рассудка. В городе вводится комендантский час, но только на ночь – днем можно жить в обычном режиме. По всем вопросам обращаться в магистрат. Тут-то центурион и взвыл самым натуральным образом.

К пяти пополудни возле магистрата собралась нешуточная толпа. Людей интересовал только один вопрос – когда в городе появится еда. Смешно, но верхняя Памплона, как оказалось, уже неделю голодает – подвоза провизии в город не было с тех пор, как начался бунт, все запасы из лавок и прочих складов подмели, не глядя на взвинченные цены, и теперь люди интересуются, что в этой ситуации собирается делать новая власть. Народу в основном оказалось совершенно наплевать, кто там сидит в магистрате, потому что кушать хочется независимо от политического строя. И теперь, если в ближайшее время людей не накормят, мы рискуем получить новый виток беспорядков, потому что повстанцев боятся все-таки значительно меньше, чем чистых, которых в городе теперь нет. Тогда те несколько стычек, которые произошли за день и были довольно жестко подавлены милицией, покажутся цветочками.

Пришлось Северину по завершению импровизированного митинга, на котором ему кое-как удалось отбрехаться от вопрошающих, созывать на совещание глав бунтовщиков, включая меня и Доменико. А на нас бывший сотник преторианцев демонстративно дулся – это после того, как Доменико со своими ребятами ввалился в жандармерию и чуть не устроил очередной переворот в отдельно взятом городе. Это его Ремус привел – парень, оказывается, не просто так исчез, когда меня разоружили. Мальчишка, видно, решил, что Северин меня непременно казнит за самоуправство, ну и позвал на помощь. Не знаю, что он там рассказал кузену, но настроен тот был очень серьезно, так что кровопролитие едва удалось остановить. Повезло, что я спал в нашем локомобиле, который стоял во дворе жандармерии, и проснулся, когда все только началось. Увидев, что невинно обвиненный в помощи не нуждается, накал возмущения Доменико поумерил, зато Северин, разобравшись, в чем дело, разозлился до невозможности, и устроил настоящий скандал с воплями и проклятиями, после чего отослал нас куда-нибудь подальше с пожеланием не видеть наши отвратительные рожи хотя бы сутки. Но не судьба. К шести пополудни нас разыскал вестовой – благо далеко идти не пришлось. Мы с Доменико так и оставались в магистрате – отсыпались с комфортом на стульях возле печной трубы в одном из подсобных помещений. Ни у того, ни у другого не нашлось сил даже найти что-нибудь на подстилку. Впрочем, после полутора суток на ногах такие мелочи как-то выпадают из внимания. Я не сразу понял, что от нас требуется, и зачем вообще участвовать в совете. Мне, по крайней мере – к лидерам восстания я себя не причислял, представлять мне тоже было некого. «Своими» людьми я пока мог назвать только тех ребят, с которыми брали храм чистого. Ладно Доменико – у него целый завод… Этот вопрос я и задал первым делом – очень уж хотелось вернуться в уютную теплую комнатку и доспать.

– Ты там что-то утром про мобильные отряды говорил? – ответил мне Северин. – Ну так радуйся, их создание только что вышло на передний план. В Памплоне десять тысяч жителей, если считать повстанцев. А худо-бедно снабжение налажено только в расчете на наших, жителей верхнего города мы как-то не учитывали. Конечно, протянем какое-то время, но оно будет недолгим. Так что будете налаживать связи с фермерами. Тех, кто уже и так возит к нам продукцию, отмечу на карте, с остальными будете договариваться. Ты принимаешь людей, принимаешь машины, объясняешь механикам, как ставить туда картечницы и придумываешь, как быть с теми, на кого пулеметов не хватит. Планируешь, куда нужно ехать в первую очередь, а куда лучше пока не соваться. Этот план потом предоставляешь мне на утверждение. Завтрашний день на подготовку, утром послезавтра контубернии[1] должны уже выехать. Понятная задача?

Задача была яснее некуда, непонятно только, когда спать. Но возмущаться я не стал – сомнительно, что кому-то еще из присутствующих будет легче. Ночь превратилась в сплошную череду беготни, объяснений, просьб и попыток сообразить, что делать, сна урывками во время дороги от магистрата до жандармерии, от механического завода до бывшей тюрьмы и обратно. К утру организационные моменты, связанные с подготовкой техники были завершены, и я рассчитывал выкроить пару часов сна перед тем, как мы с Доменико и Севериным начнем формировать команды и думать, куда, собственно, эти команды отправлять, но тут вернулся Рубио. Во главе колонны из сотни подвод, которые тащила всевозможная живность – начиная лошадьми и заканчивая ослами. Старик был зол, как сто циклопов.

– Canis matrem! За каким stercusом я сутки объезжал все эти subagigetовы фермы, если у нас, оказывается, полно техники? Мне что, по-вашему, в охотку покататься по округе и любоваться пасторалью? И что мне теперь делать с этой кучей четвероногих производителей навоза?

– Спокойно, трибун, не разоряйся, – вклинился, наконец, Северин. – Не было у нас никаких локомобилей, это вон молодежь расстаралась. Провели жандармов, как котят. Они тебе потом расскажут, или я расскажу, не важно. Важно, что ты, наконец, приехал, потому что у нас полная задница.

– Да уж вижу, – чуть успокоившись согласился Мануэль. – Я так понимаю, Памплона теперь едина и не подчиняется власти Рима?

– Правильно понял, – кивнул Северин. – Только нам от этого не сильно легче…

Северин лаконично, но очень образно описал проблемы, с которыми мы столкнулись после перехода власти в городе, перечислил предпринятые меры и вопросительно уставился на старика.

– Что смотришь? Вполне дельно придумано. С милицией – очень вовремя. С отрядами на локомобилях – вообще блестящая идея, сам бы лучше не придумал. Скажи Доменико, чтобы срочно налаживал на заводе выпуск пулеметов. Патроны достанем, это надо с Авилессцами контакты налаживать. У них там пороховой завод неплохой, думаю, мы тоже сможем им что-нибудь предложить. Те же пулеметы – если рассказать, как их нужно использовать, да еще показать – с руками оторвут. А патронов нужно очень много. Того, что мы взяли с поезда, хватит на неделю нормальных тренировок.

– С металлургами будешь ты договариваться, – вставил центурион. – Ни меня ни Доменико они слушать не хотят, а тебя боятся.

– Хорошо. Но прежде нужно проблему с продовольствием решать, тут ты прав, это первоочередное. Уже прикинул, насколько хватит того, что есть?

– На два дня. Люди напуганы, скупят все, что есть, как только появится. Централизованное питание, как в лагере организовать не получится.

– Карточки надо вводить. Вон на той же почте раздавать, или на предприятиях.

– Какие карточки? – уставился на меня Северин. Старик тоже глядел заинтересованно.

– Ну, как обычно, когда город в осаде. Карточки с количеством продуктов на человека. Скажем, полфунта крупы, четверть фунта мяса, фунт муки, фунт овощей – на взрослого, сколько-то там на ребенка. Тем, кто работает на заводах побольше, тем, у кого труд легкий – поменьше. Самый, значит, минимум необходимый для выживания, а излишки и деликатесы пусть по лавкам покупают, если деньги есть. Ну и если это есть в лавках.

У Северина начали шевелиться губы, взгляд стал отсутствующий.

– Две недели. Если распределять по минимуму, то хватит примерно на две недели. Это уже легче. Хотя люди будут недовольны.

– Довольны они будут, – отмахнулся старик. – Те, кто соображают. А дураки пусть кричат, у нас для этого милиция теперь есть. Так, значит, Доменико еще должен штампов наделать для карточек… Кстати, и нашим их раздавать надо. Какой ты там штат поваров держишь? Сейчас народ по домам начнет расходиться, по крайней мере часть, вот их тоже на карточки переводи. Кормить будем только армию и милицию.

– Как скажешь, – отмахнулся Северин. – Спорить не буду, тем более согласен. Но все равно нужно провиант добывать – я собираюсь нагрузить этим мобильные отряды. Диего готовится, рассчитываю завтра разослать людей.

– Спорно, – протянул Рубио. – Им бы потренироваться хоть немного. Если нарвутся на кого, потери будут… С другой стороны, голодные бунты нам тут тоже не нужны. Может, пока пусть группами побольше ездят?

Обсуждение плюсов и минусов предложенного стариком затянулось надолго, в конце концов пришли к решению отправлять пока по две машины одним маршрутом. Как по мне, получилось ни нашим, ни вашим – и отряды не особенно увеличились, и при этом их количество и охват территории резко уменьшится. Но тут я возражать не стал.

– Собственно, остался последний вопрос, – поморщился центурион. – Что делать с Драго. Прости, трибун, сам я не могу решить. Мы с ним не то, что друзья, но судить того, с кем так долго был знаком и не раз переламывал хлеб… Понимаю, что он мой подчиненный, но у нас не армия, да и… Не могу, в общем.

Пришлось еще раз пересказывать случай на почте. На меня опять смотрели с удивлением – похоже, Рубио не ожидал от меня такой жесткости.

– Забавно, – протянул старик, выслушав историю до конца. – Как быстро меняются люди. Месяц-то прошел интересно, с тех пор, когда ты отказывался стрелять в чистых первым? А теперь, смотрю, даже рука не дрогнула… Что там с совестью? Мучает? – полюбопытствовал Рубио.

Я промолчал – смысл отвечать на риторические вопросы? И нет, совесть меня не мучала. У почтамта был на взводе, едва держался на ногах от усталости, но не думаю, что поступил бы по-другому в спокойном состоянии. Не люблю бандитов и насильников.

– Да-да, все понятно, твой гастат превращается в настоящего солдата, – вклинился Северин. – Делать-то что будем?

– Да чего тут думать? Устроим трибунал, причем завтра же утром, пока все «военные» на месте. Показательный. Чтобы с защитником и обвинителем, как положено. Какой вердикт будет вынесен объяснять нужно?

– Судить ты будешь, и вердикт выносить тебе. Ты – трибун, – хмуро проворчал Северин.

– Ну и чего ты куксишься? – окрысился Мануэль. – Тебе нужно объяснить, почему все так? Мне тоже это не нравится. При других обстоятельствах из этого Драго, возможно, мог бы получиться дельный командир. Но мы его казним, и жестоко. Для того, чтобы такого было поменьше, и не пришлось эти казни устраивать каждую неделю.

– Понимаю я все, – махнул центурион. – И поддерживаю. Просто тошно. В общем, все, проехали. Нечего меня успокаивать.

– Ну слава богам, а то я уже думал, что одной сопливой девочкой в моем окружении стало больше. Вон, бери пример с мальчишки. Никаких сомнений в собственной правоте, никаких проблем с совестью. Идеальный тиран!

– Твоего мальчишку уже, между прочим, прозвали палачом, в курсе? – криво усмехнулся центрион. А подружку его – Головоотрывательница. Чудная парочка, правда?

– А вот это не очень хорошо, – нахмурился старик. – а, впрочем, пусть будет.

– Да уж, как в той истории про Джека – строителя мостов… – хмыкнул я.

– Что за Джек? – вяло заинтересовался Северин. – Не наше имя. Такие у норманнов встречаются. У тех, которые на Британике живут.

Рассказал им этот бородатый анекдот – мне не жалко. История имела успех – даже, кажется, настроение у собеседников слегка улучшилось.

В общем, поспать мне так и не удалось. Старик устроился в одном из кабинетов жандармерии, расстелил карту и целых два часа мучал меня составлением маршрутов для каждой из групп, а после этого еще три часа мы составляли команды. Адская работенка – опросить две сотни человек. Старик, такое ощущение, составлял психологический портрет на каждого – вопросы, касающиеся умений и опыта составляли едва ли половину от того, что интересовало Рубио. Его интересовало все – состав семьи, отношения с родителями, вера, наличие друзей, причины, по которым будущий рейдер оказался среди повстанцев и чуть ли не предпочтения в еде. Мне досталось составлять личные дела, и, надо сказать, как ни старался сокращать, к концу допроса, рука у меня чуть ли не отваливалась. Тем не менее, спустя семь часов адского труда команды оказались сформированы – правда, рейдеры об этом еще не знали, – маршруты для каждой группы составлены, и даже примерный список предложений по бартеру подготовлен. Есть шанс, что проблему с продовольствием решить получится в срок.

– Только имей ввиду – тебе по фермам ездить не придется. – Старик устало откинулся на кресло – мы как заняли кабинет капитана жандармерии, так до сих пор в нем и сидели. – Из всей нашей армии, ваша команда самая боеспособная и сработанная. Так что поедем договариваться с Бургасом. Дело небыстрое и опасное, но нужное. Ты помнишь, Северин говорил, что уже какие-то мосты навел… Хех, мостостроитель… Но ничего конкретного. Это нужно исправлять и срочно. Республика велика, и раскачиваться будет долго. Но когда начнет давить… В общем, мы должны быть готовы. Хотя если отправят легионы – нас ничего не спасет. Всю нашу шайку одним легионом снесут за неделю и даже устанут не сильно. Одна надежда, что легионы нужны на границах. И предупреди ребят – мы отправляемся не завтра, а послезавтра. Завтра отсыпаться и отдыхать будем, а то дедушка старенький, дедушке нагрузки противопоказаны. Да и твои красные глаза не позволяют надеяться на адекватность. Доменико, кстати, поедет с нами – он может оказаться полезным, так что найдешь его, и сообщишь. После этого можешь лечь куда-нибудь и затихнуть – смотреть без слез на твою осунувшуюся рожу становится все сложнее.

Это указание я с удовольствием выполнил. Доменико нашелся на своем заводе – парень тоже без дела не сидел. Новость о том, что послезавтра мы отправляемся в новое путешествие, кузен воспринял с небывалым энтузиазмом, тут же сообщил подчиненным, что дальше они будут справляться без него, и гостеприимно предложил свой кабинет для ночевки. Не в первый раз уже, так что я здесь чувствовал себя почти как дома.

А утром меня разбудили за час до восхода – пора присутствовать на трибунале. Северин накануне предложил место обвинителя мне. Я не горел желанием в этом участвовать, но не думаю, что мое мнение что-то бы изменило. Однако старик неожиданно меня в этом поддержал.

– Нечего мне из парня палача делать, и так вон уже прозвали! Он мне для другого нужен. Обвинителем возьми городского прокурора. Не прибили, надеюсь?

– Да кто ж его знает? – пожал тогда плечами центурион. – Ладно, поищем.

Я уже привычно подавил вспышку раздражения по отношению к Рубио. «Он мне для другого нужен». Палачом я себя не считал. Те твари получили по заслугам, моя вина только в том, что слишком поздно подоспел. Однако упорное желание старика вылепить из меня то ли народного героя, то ли лидера сопротивления неимоверно бесило. Я многим готов поступиться, ради мести чистым, но делать из меня куклу позволять не собираюсь. Сообщать об этом Мануэлю не стал – не нужно быть провидцем, чтобы угадать его реакцию. Покивает снисходительно, выдаст что-нибудь язвительное, и благополучно выкинет из головы «детский лепет юнца». Однако уже в который раз дал себе зарок – не вестись на манипуляции старика, если они будут идти в разрез с моими планами или принципами.

Позже выяснилось, что ни прокурора, ни судьи в городе нет – и вообще все руководство благополучно слиняло, еще до того, как повстанцы вошли в Памплону, так что и обвинителя, и защитника пришлось выбирать из мелких служащих магистрата. Но никто особенно не расстроился – Старику было важно соблюсти видимость законности. Собственно, после этого я уже начал надеяться, что мне не придется присутствовать на этом представлении. Напрасно. «На трибунале будут присутствовать все вставшие под ружье и любой желающий из гражданских» – такое распоряжение отдал Северин, и исключений никто делать не собирался.

Толпа собралась внушительная. О предстоящей процедуре заранее оповещали патрули милиции, с помощью так быстро прижившихся матюгальников, и, на удивление, народу подтянулось много. Отдельно стояло «военное сословие» повстанцев. Даже в каком-то подобии строя. Не сказать, что как на параде, но какая-то организация была – точно. Ну и мы с Керой поспешили было присоединиться к ребятам – я заметил знакомые физиономии. Не дали. Северин, обводя взглядом армию, наткнулся взглядом на меня, скорчил зверскую рожу и ткнул пальцем в землю рядом с собой. Пришлось тащиться на возвышение. Вообще-то трибунал должен происходить на холме, но руководство, видимо, решило слегка отойти от традиций. Суд устроили на площади возле магистрата, а для того, чтобы всем было видно, за ночь успели сколотить деревянный помост. Поднявшись наверх, я обнаружил помимо Северина всю компанию: Рубио в кресле за столом, Доменико, бородатые мастера с металлургического. Даже жертвы присутствовали – дамы явно нервничали, но выглядели значительно лучше, чем накануне. Сам виновник «торжества» тоже был здесь – стоял под охраной двух солдат с винтовками. Для них даже нашли где-то легионерскую форму, чем парни явно гордились. Драго выглядел потерянным. Ни на кого не смотрел, глядел преимущественно в пол. И вообще у меня создалось впечатление, что он будто пьян – по крайней мере, в те редкие моменты, когда он поднимал взгляд от пола, вид у него был такой, будто он не до конца осознает, где находится, а взгляд мутный.

– Он что, пьяный? – спросил я у центуриона.

– Он был моим подчиненным, – с вызовом ответил сотник. – Я дал ему выпить настойки лауданума. А что, ты хотел бы, чтобы он участвовал в этой комедии в полном сознании?! Так сказать, прочувствовал все оттенки?!

Я чуть не отшатнулся – столько злости было в голосе сотника. Но сдержался.

– Я хотел бы, чтобы он сдох еще там, вместе со своими подчиненными. В идеале – пустил себе пулю в лоб, не заставляя меня марать руки. А теперь… Мне плевать. Хорошо, что он не осознает происходящее, но менее отвратительной эта, как ты говоришь, комедия не станет.

– О да, я смотрю, ты любишь решать проблемы радикальным образом, – хмыкнул сотник. – Смотри, как бы не пришлось как-нибудь занять его место.

– Скорее всего, меня это и ждет, – пожимаю я плечами. – И уж поверь, если придется, лауданумом спасаться не стану.

– Ну-ну, – хмыкнул центурион. – Надеюсь, мне не придется напоминать тебе о твоей браваде.

Я не злился на Северина, потому что отлично понимал, как ему горько и тошно. Драго не был мне приятелем, я его вообще не знал, но мои чувства были ничуть не лучше. Трибунал готовился с размахом, все выглядело торжественно и пафосно, и оттого еще более мерзко. И особенно мерзко было сознавать, что это мои усилия привели к такому исходу.

Еще минут пятнадцать ждали опаздывающих, а потом старик поднялся и хорошо поставленным голосом объяснил зрителям, по какой причине здесь все собрались в такую рань. Дальше потянулась процедура суда. Прокурор – незнакомый мне мужчина с наметившимся брюшком зачитал по бумажке обвинения. Заслушали свидетелей. Кроме меня свою версию событий рассказал какой-то житель окрестных домов, который, как оказалось, внимательно наблюдал за происходящим еще до того, как к почтамту подъехали мы, и самих жертв. Углубляться в детали никому не потребовалось – наоборот, едва кто-то начинал делиться слишком незначительными подробностями, Рубио его останавливал. Тем не менее, исходя из показаний всех свидетелей картина вышла яснее некуда. Предоставили слово защитнику, который промямлил что-то про «оказать снисхождение и быть милосердными». Рубио благосклонно покивал и поднялся из-за стола.

– Суду все ясно. Деяния, в которых обвиняют лейтенанта Драго считаю полностью подтвердившимися. Необходимости в дополнительном расследовании не вижу и готов огласить свой вердикт. Лейтенант Драго приговаривается к лишению звания, изгнанию из рядов республиканской армии Ишпаны и лишению гражданства. Плебей Драго приговаривается к расстрелу. Приговор привести в исполнение немедленно. Исполнять!

Нетрудно догадаться, что к такому решению подготовились заранее. Расстрельная команда из десяти человек, – я, кажется, даже узнал пару знакомых лиц, – быстро и без суеты отвели преступника с помоста, поставили к стене магистрата. На глаза повязали повязку – Драго не сопротивлялся и вообще, видимо, не очень осознавал происходящее. Короткая команда – солдаты вскинули винтовки. Взмах рукой, слитный вздох толпы. Залп. Расстрелянный падает на брусчатку. Командир подходит к телу и проводит контроль из револьвера. Тело накрывают простыней и уносят.

Дождавшись, когда волнение среди наблюдавших поуляжется, и взгляды вновь обратятся на помост, Рубио снова заговорил:

– Лейтенант Диего, когда увидел непотребство, сказал, что мы – не бандиты. Я могу только еще раз подтвердить его слова. И если кто-то из наших солдат об этом забудет, он перестанет быть нашим соратником и превратится во врага. А враги от нас могут получить только одно – пулю. Помните об этом.

Вот так, нежданно-негаданно, я получил звание лейтенанта.

Глава 6

Копьем в живот, взад-вперед

Подожжем церковный мы приход…7

Припев старинной песенки удивительно хорошо подходил под создавшуюся ситуацию и к тому же совсем просто перевелся на современную латынь. Можно сказать, сам на язык прыгнул. Ну, а я сопротивляться не стал, и плевать что народ косится. Иногда нужно позволять себе расслабляться.

День начался мерзко, но я собирался получить максимум от оставшегося, и потому заставил себя не вспоминать о казни, а заняться чем-нибудь жизнеутверждающим. Возможно, доморощенный аутотренинг сработал, а может, я действительно зачерствел, но вскоре о неприятном эпизоде я и не вспоминал. Тем более, что занятие не способствовало посторонним мыслям, требовало достаточной сосредоточенности. Я решил, наконец, разобраться с картечницей, для чего полностью ее разобрал, почистил и смазал. В процессе обнаружились некоторые недоработки в смонтированной накануне на скорую руку треноге, но я счел, что могу исправить их самостоятельно и не стал напрягать подчиненных Доменико. Все-таки полтора года работы в оружейной мастерской еще не успели забыться.

Удивительно, как я успел соскучиться по простой работе руками. Так увлекся, что гостью заметил, только когда ее тень упала на руки. В первый момент подумалось, что это Кера позволила себе проявить любопытство – до этого она крутилась неподалеку, но близко не подходила. Однако спустя мгновение понял, что ошибся. Барышня была мне незнакома.

– Добрый день, квирит. – Вежливо поздоровалась девушка. – Не подскажешь, как мне найти лейтенанта Диего?

– Чем могу помочь? – поинтересовался я. – Лейтенант Диего к вашим услугам.

На лице девушки отразилось легкое удивление, но она быстро взяла себя в руки:

– Простите, лейтенант, не ожидала застать прославленного командира повстанцев за таким занятием. – Мне показалось, или в голосе проскользнула легкая насмешка? – Что ж, тем лучше, а то я уже немного устала вас искать. Мы не представлены, однако отбросим условности: Петра Алейр.

Сказано было таким тоном, что не оставалось сомнений – дама либо известна сама, либо, как минимум, ее фамилия. Вероятно, так оно и было, вот только я слышал это имя впервые в жизни. Если следовать этикету, нужно было рассыпаться в извинениях, что благородной домине пришлось приложить столько усилий, чтобы меня найти. Но я поленился, и потому просто спросил:

– Так что же вас ко мне привело, Петра?

– Я слышала, что вы завтра отправляетесь в Бургас. – Девушка, теперь уже совершенно очевидно аристократка, дернула щекой, явно недовольная таким пренебрежением политесом. – Хотела бы к вам присоединиться. Путешествовать в одиночку нынче опасно.

– Я бы вообще не рекомендовал вам это путешествие, домина. Даже в большой компании оно будет далеко не безопасным, и уж точно мы не сможем обеспечить приличествующий вашему положению комфорт.

Не то что мне было жалко, просто не хотелось брать на себя ответственность еще и за гражданскую. Которая, ко всему прочему, выглядела слишком утонченно для грубой реальности гражданской войны. В самом деле – давненько мне не встречалось столь нарядно одетых дам. Пожалуй, с тех времен, когда нас еще не выселили в неблагонадежный район.

– О, не стоит беспокоиться, я неприхотлива в быту, – лицо девушки озарилось улыбкой, будто она действительно рада, что может снять решение этой проблемы с моих плеч. И я прекрасно умею справляться с опасностями!

– Ваш отец должен гордиться талантами своей дочери, – стандартный комплимент все-таки прыгнул на язык. – Однако это не отменяет того факта, что нам предстоит проехать сто пятьдесят миль по территории, которая не контролируется ни правительством, ни повстанцами. У меня есть большие сомнения, что нам удастся добраться без потерь, и я почти уверен, что забота о вашей безопасности не увеличат наши шансы.

– Вы хотите сказать, что я буду обузой? – девушка сердито сверкнула глазами. Гнев был ей очень к лицу. Широкоскулое, с точеным подбородком и чуть раскосыми карими глазами в обрамлении темных ресниц – она была чудо как хороша, особенно теперь, когда, чуть сощурившись, возмущенно сверлила меня взглядом.

– Домина Петра, я никоим образом не хочу вас оскорбить, но и не собираюсь лгать о том, что с вами наше путешествие не осложнится. Прежде всего потому, что это может спровоцировать вас на напрасный риск. Дороги опасны вообще, и вдвойне – для молодой прекрасной девушки. Какая бы нужда не гнала вас в путешествие, уверен, она не стоит жизни.

– Ваши слова, доминус Диего, – она выделила интонацией обращение, – недостойны настоящего эквита, который не должен отступать перед опасностью, и уж тем более отказывать в просьбе женщине на основании вероятных сложностей.

– Домина Петра, вас, должно быть, кто-то ввел в заблуждение, – вежливо улыбнулся я. – Я не имею чести принадлежать к сословию эквитов, более того, я даже не квирит, ибо, будучи язычником, лишен не только титулов, но и гражданства. А плебей может не только отказывать женщинам в просьбах, но и совершать гораздо более низкие поступки без урона чести за отсутствием таковой.

– Лишиться чести человек может только самостоятельно. И я вижу, вы с удовольствием это проделали!

– Как скажете, домина, как скажете, – согласился я и вернулся к работе, ожидая что домина Петра больше не захочет общаться с таким грубияном, как я. Однако она и не думала уходить. Наоборот, подошла поближе и встала так, что для того, чтобы вернуться к опоре, с которой возился, мне пришлось бы либо отодвинуть девушку, либо передвинуть деталь.

– Если вы отказываете мне в совместном путешествии, лейтенант, я буду вынуждена отправиться одна! Что вы на это скажете?

– Я скажу, что это решение крайне далеко от того, на что может пойти здравомыслящий человек. – Меня начал утомлять и сам разговор, и, особенно, аргументы собеседницы. – Более того, если уже совсем откровенно, я бы назвал его идиотским. Однако это ваше решение, домина Петра, и отговаривать вас было бы невежливо с моей стороны. Если вы не против, я хотел бы вернуться к работе.

– Да уж, измельчали нынче эквиты, – вскинула подбородок девушка, и, наконец, ушла.

Зато прискакала Кера, и принялась нарезать вокруг меня круги.

– Что хотела эта самочка? – наконец, не выдержала богиня.

– Среди смертных не принято называть друг друга самцами и самками, – педантично поправил я. – Может, для вас, богов, мы и не отличаемся от животных, однако мы сами довольно серьезно относимся к собственной исключительности. Я-то ладно, но при других постарайся не сболтнуть что-то в этом духе.

– Учту, – растянула губы в улыбке богиня. – Так что она хотела? От нее веяло нетерпением, любопытством и немного предвкушением, а когда уходила – яростью и недоумением.

– Поехать с нами в Бургас.

– Зачем?

– Я не спросил. Нам не нужны такие попутчики, поэтому я отказал. Странно, что она вообще подошла с этим ко мне, а не к старику. – Упомянутый как раз появился рядом и услышал мою последнюю фразу.

– А, эта девица и до тебя добралась? Как тебе удалось так быстро от нее отделаться? Она с самого утра, битых два три часа насиловала мой мозг все новыми аргументами, почему я должен взять ее с собой, и отстала только после того, как я отправил ее к тебе. Даже любопытно, что такого ты сказал, что она проскочила мимо с таким видом?

– Да вроде бы был вежлив, – пожал я плечами. – Она стала угрожать, что отправится в путешествие самостоятельно, а я сказал, что это идиотское решение, но не мне ее отговаривать.

Старик оглушительно расхохотался.

– Ох, такого она явно не ожидала! Чтобы представительницу семьи Алейр назвали идиоткой, да еще проигнорировали такие угрозы…

– А что, большая шишка? – заинтересовался я.

– Ну, как тебе сказать, – протянул Рубио. – Последние пару тысяч лет место представителя рода Алейр всегда было по правую руку от императора. Они никогда не входили в сословие сенаторов, однако по влиятельности, пожалуй, превосходили большинство из них. После переворота их позиции слегка пошатнулись, но я бы не сказал, что очень сильно. Они по-прежнему сказочно богаты и при этом многочисленны. Думаю, где-то треть сената не станет голосовать ни по каким важным вопросам, не ознакомившись предварительно с мнением патриарха Алейр.

– Да, значительные господа. Как же они допустили свержение императора? Или были совсем не против?

– Нет, там сложная история. – Помрачнел старик. – Ерсуса Алейра не было в столице, когда все произошло. Уже несколько лет. Не знаю, как оно было на самом деле, но ходили слухи, что они с императором серьезно поссорились, после чего Ерсус с главной ветвью семьи убрался куда-то на окраины империи с чрезвычайно важным заданием – постройкой нового города в северной Африке. Когда все закрутилось Алейры вернулись, но поздно, слишком поздно. Что-то менять было бесполезно, и пришлось приспосабливаться. Ладно, то дела минувших дней. А вот если девчонка в самом деле закусит удила и отправится искать неприятности на свою попку, может получиться нехорошо.

– Ее никто силком туда не отправляет, – пожал я плечами. – Или надо было соглашаться поработать няньками? Тогда странно, что этого не сделал ты. Или хотя бы не предупредил.

– Да нет, ты все правильно делал. Мы тоже не развлекаться едем, и тащить с собой изнеженную девчонку – идея не из лучших. Просто я рассчитывал, что ты обаяешь ее своей смазливой физиономией и аристократическими манерами и откажешь как-нибудь помягче.

– Тогда, повторюсь, нужно было предупреждать. Или отправил бы ее к Доменико. Вот уж он бы в грязь лицом не ударил. А я, извини, в высшем обществе не вращался.

– Не заводись, я тебя ни в чем не виню. Собственно, я и отправлял ее к мальчишке, но девочка непременно хотела познакомиться с главным героем памплонского восстания. Ладно, как получилось – так получилось. Не полная же она дура, чтобы в самом деле путешествовать в одиночку. Пересидит, пока все не наладится, ничего страшного… – Подытожил старик, и перешел к тому, за чем, собственно, пришел – выяснить степень готовности к походу. А я поставил себе зарубку в памяти – поинтересоваться как-нибудь у Доменико, с каких пор я стал «главным героем памплонского восстания». Глупо делать скромный вид – у нас все получилось благодаря моим усилиям в том числе. Непонятно только, когда мое участие стало достоянием широкой общественности. Ладно среди боевой части повстанцев, но почему так считают даже те, кто к повстанцам никакого отношения не имеет?

В дорогу отправились, как водится, рано утром, по холодку. К путешествию команда в этот раз подготовилась не в пример лучше, чем обычно: кроме запасов продовольствия у нас были две палатки на случай ночевки на природе, спальные мешки, а, главное – удобная армейская форма на всю компанию. Без знаков различия, конечно. Где уж Рубио ухитрился ее раздобыть – неизвестно, должно быть, нашлось несколько комплектов в загашниках жандармерии, а может, еще где-нибудь нашли. В любом случае, это очень кстати. Гражданская одежда – это хорошо, но не слишком удобно в некоторых ситуациях. Впрочем, ее мы тоже не забыли, правда, тут нам с Керой пришлось растрясти набранные ранее трофеи, благо в Памплоне нашлась лавка готовой одежды, и владелец не слишком ломил цены в связи с последними событиями.

Локомобиль тоже был модифицирован для более комфортного путешествия десятка разумных – подчиненные Доменико расстарались для любимого начальника, установили в кузове мягкие сиденья вдоль бортов и даже о подголовниках не забыли. Кроме того, мою идею с тентом творчески доработали. Совсем отказываться от него не стали – все какая-то защита от ветра и холода. По зимней погоде совсем не лишнее. Однако теперь там были проделаны легко откидывающиеся клапаны, так что в случае опасности можно стрелять и вести наблюдение, не боясь задохнуться от пороховых газов. Вдоль бортов, где-то по грудь стоящему человеку поставили тонкие стальные листы – защита так себе, но от револьверной пули поможет. Мне понравилось, в общем – выглядит аккуратно и внушительно. Даже угрожающе, особенно сзади, откуда хорошо видно стволы картечницы. Жаль, не вышло установить пулемет так, чтобы можно было вести огонь по направлению движения. Слишком сложная работа, да и не факт, что полезная. На ходу вообще стрелять не рекомендуется –точность никакая. Если только будем от кого-то улепетывать, но там сильно целиться и не придется. Так что решили оставить все как есть.

– Командир, а расскажите, как вы до Памплоны добирались? И откуда? А то никто толком и не знает, – спросил Ремус. – Первый час дороги парень все больше смотрел по сторонам, а теперь видимо надоело, и он заскучал. Доменико, когда узнал, какого возраста бойцы встречаются в моем отряде, был шокирован. Спрашивал, не боюсь ли я за парня, и не лучше ли отправить его на обучение – благо, среди прочего, школу уже тоже начали возрождать. Однако я уже достаточно узнал мальчишку, чтобы понять – в школе он надолго не задержится. Не тот характер. При всей внешней легкомысленности, жандармов и чистых Ремус ненавидит люто, так что непременно присоединится к какой-нибудь из команд, не нытьем так катаньем. Или того хуже, отправится на «охоту» в одиночку. А в таком случае, пусть уж лучше он остается с нами. Во-первых, как ни смешно, он чуть ли не самый надежный член отряда, кроме Керы. Я оценил тот случай, когда он рванул к Доменико, надеясь меня спасти от «ареста». А то, что стрелять особо не умеет, и вообще не солдат – так у нас таких и нет. Научится еще, так что пусть уж лучше будет под присмотром. Вот он, пользуясь командирским расположением, устроился на переднем сидении, между Доменико и Керой. Я, как лучший водитель, был за рулем, а старик устроил себе лежанку в кузове и теперь отсыпался, не обращая внимания на болтовню остальных бойцов.

Рассказывать не хотелось, но стало и в самом деле скучновато, к тому же меня начало клонить в сон от монотонности дороги, так что пришлось размять язык. Описывал не слишком подробно, но и углы сглаживать не старался – парень уже и без того навидался всякого, вряд ли просто словами я смогу повредить «хрупкой детской психике».

Однако завершить рассказ так и не удалось. Я как раз вспоминал, как мы покупали одежду в похоронном агентстве, когда Кера вдруг насторожилась:

– Стреляют.

Я ничего такого не слышал, но не доверять способностям богини оснований нет, так что я, затормозив локомобиль, просто уточнил:

– Направление и как далеко?

– Там, – Кера махнула рукой куда-то вперед и вправо. – Примерно две мили.

Далеко. Не удивительно, что я не услышал. Тронул остановившуюся было машину и принялся рассуждать вслух:

– Это не на нашей дороге, если не ошибаюсь. Наша как раз… да, вон уже поворот налево, а стреляют, как ты говоришь правее…

Дело в том, что в сторону Бургаса от Памплоны есть две дороги, которые сохраняют общее направление. Иногда они сходятся, иногда отдаляются друг от друга, и окончательно сливаются уже в Васконе. Та, по которой отправились мы – новая, ее построили недавно, когда эти места стали более населенными. Она довольно сильно петляет, так чтобы пройти через как можно большее количество поселков и деревень. Старая, еще постройки первой республики дорога же идет прямиком на Васкону. Мы специально выбрали новую дорогу. И из соображений безопасности – тут гораздо больше ответвлений, в случае серьезной опасности будет легко уйти на проселочные дороги и там затеряться, и по «политическим» причинам. Нужно понемногу объяснять народу, что власть сменилась – так почему бы и не сейчас, тем более, все равно по дороге.

– Просто уедем? – спросил Ремус. Парень аж подпрыгивал от нетерпения на сиденье, ему явно было жутко интересно, кто там в кого стреляет, и наверняка хотелось всех плохих прибить, а всех хороших спасти. Разум и осторожность действительно проехать мимо, и не лезть в чужие дела, но тут загвоздка – дела-то как раз наши. Нужно наводить порядок на подконтрольных территориях. Стукнул пару раз в стенку кабины, дождался, пока в окошке появится лицо старика – он и так уже проснулся, когда мы остановились. Описал ситуацию.

– И? Ты меня спрашиваешь, что делать? – поднял бровь старый легионер. – У кого-то случилась амнезия, и он забыл, что командир отряда – он, а я только пассажир?

– Советы-то пассажирам можно давать, или ты теперь будешь загадочного сфинкса изображать? – парировал я. – понятно, что надо вмешаться, я думал, ты подскажешь, как это сделать таким образом, чтобы никого не пристрелили. Из наших, в смысле.

– Нет уж, малыш. – Ухмыльнулся Рубио. – Учись сам. А то так и будешь вечно исполнителем, как вон Северин. Золото же, а не боец, вот только так и не научился принимать решения самостоятельно. Ничего, думаю, зная, что из-за твоей ошибки может погибнуть десяток разумных, ты не станешь творить откровенных глупостей!

С этими словами старик демонстративно задвинул окошко, разделяющее кабину и кузов. Вот же зараза!

– Суровый у тебя учитель, – покачал головой Доменико. – Даже завидно! Может, будь у меня такой, я бы не натворил всех этих глупостей.

– Угу… Только сейчас от этого не легче… – согласился я. – Так, Ева, покажи еще раз направление? Там все еще стреляют?

– Уже нет, – пожала плечами богиня. – Там. – Она еще раз махнула рукой.

– Значит, надо торопиться. Ох, как же я этого не люблю… – пробормотал я. Изначально хотел остановить машину и пройтись в ту сторону, чтобы оценить обстановку, но теперь такими темпами я рискую найти пустое место со следами боя и, возможно, телами. Таким манером мы даже не определим, кто с кем воевал. А нужно найти по крайней мере «плохих». Хотя в идеале еще и «хорошим» помочь, это да. Кто бы они ни были.

– Ремус, скажи нашим, чтобы держались крепче, – попросил я парня, сворачивая с дороги в указанном направлении. – Ну и пусть будут готовы к бою.

Поле уже убранное, дождей толком еще не было – должны проехать, и не застрять, тем более, колеса у локомобиля большие. А еще очень хорошо, что паровик работает не слишком громко – кто бы там ни был, они сейчас заняты, так что сильно по сторонам смотреть не будут. Есть надежда подобраться незамеченными. Полмили, разделяющие старую и новую дорогу, проскочили быстро, но на тракт я выезжать не стал, так и ехали вдоль дороги по полю. Обочины обсажены кустами, хоть немного скроют нас от ненужных взглядов.

Противника мы увидели первыми. Через просветы кустов впереди я увидел аккуратненький небольшой локомобиль, лежащий на боку в кювете, и вокруг него полтора десятка мужиков в гражданской одежде с оружием. Картина ясна и очевидна. Насколько я помню карту – тут неподалеку городок Эчарри-Аранас. Раньше здесь добывали камень для строительства, вряд ли теперь у них много работы. Какую бы сторону не поддерживали жители этого города, сейчас они решили поправить свои финансовые дела за счет какого-то незадачливого путешественника.

Резко дергаю рычаги, локомобиль выскакивает на дорогу и разворачивается. Включаю задний ход и футов сто еду таким образом, ловя в зеркала заднего вида удивленные и растерянные взгляды грабителей.

– Поверх голов! – кричу, потому что, во-первых, не уверен, что если стрелять на поражение не заденет тех, кого мы, собственно, спасаем. Ну и честно говоря, рожи у грабителей настолько ошеломленно-недоуменные, что даже как-то стыдно таких сходу убивать. Никто даже не схватился за оружие, а когда над головами прогрохотало, так и вовсе побросали стволы на дорогу и сами повалились в пыль. Попытавшихся убежать не было – видимо, прекрасно понимают, что бежать тут особо некуда – вокруг поля.

Торопиться было уже некуда, так что спокойно заглушил локомобиль, спрыгнул с подножки. Команда порадовала – никто не расслабляется, стоят полукругом, держат под прицелом бандитов. Первым делом подошел к «жертвам». И даже не особо удивился, увидев за разбитым стеклом дорогого локомобиля домину Петру Алейр. По щеке у девушки стекала кровь из разбитой брови, а в руках она побелевшими пальцами сжимала револьвер, и судя по виду готова была дорого продать свою жизнь.

***

Петра была возмущена до глубины души. С этими мужланами совершенно невозможно договориться. Целый день она обхаживала это «новое правительство», и все, чего смогла добиться – это имя лейтенанта, который может согласиться ее сопровождать. Как же он ее взбесил! Петра была уверена, что без труда убедит свежеиспеченного полевого командира помочь благородной даме. Мужчины падки на лесть, а в данном случае даже придумывать комплименты не обязательно. Достаточно было послушать разговоры среди повстанцев – о лейтенанте Диего говорили. Кто-то восторгался его лихостью и презрением к опасности, другие восхищались тактическими находками и изобретением какого-то «динамита». Были и те, кто, наоборот, ругал полевого командира на чем свет стоит за излишнюю жестокость. В любом случае, подробностей жизни этого Диего она получила достаточно, в чем особенно помогла Лиза, компаньонка. Сомнений в том, что бравого командира удастся убедить даже не было. В конце концов, не зря же она проучилась целых три года у лучших риторов Рима! Уж заболтать молодого мужчину она сможет без труда. «В крайнем случае, воспользуюсь манном», – думала девушка. Вот только этот грубиян вовсе отказался с ней разговаривать! Мало того, он практически в открытую обозвал ее идиоткой! Тут уже манн бы не помог. Нет, справедливости ради, ее угроза отправиться в одиночку была изначально не более чем шантажом. Раньше (на отце или его подчиненных) подобное неизменно срабатывало. Однако после такой отповеди Петра была слишком на взводе и слишком возмущена, чтобы думать рационально. Она не могла оставаться в этом дурацком городе ни секунды лишней! Эта дурацкая ссора с отцом… наверняка его люди уже близко. А она просто не может позволить ему себя найти! Хотя после всего, вернуться домой хотелось очень сильно. Но нет, у нее только одна дорога. Петра сознавала, что делает глупость, но остановиться уже не могла. Сначала это длительное сидение взаперти в отеле – и ведь даже не кормили толком, отговаривались отсутствием припасов. Потом повстанцы, какие-то карточки, и никому до нее нет дела, и как последняя капля – этот жалкий лейтенантишка, смотревший на нее совершенно равнодушным взглядом, как на пустое место!