Читать онлайн Вагнер. Дорога на Бахмут. 300! 30! 3! бесплатно

Вагнер. Дорога на Бахмут. 300! 30! 3!

© Аzнеп, 2025

© ООО «Издательство АСТ», 2025

* * *

Хочу от души поблагодарить за создание этой книги и телеграм-канала «Блиндаж на века»:

Лопушинскую Оксану,

Наталью Лихачеву,

Аненкову Анну,

Семененкову Юлию,

Тучкову Анастасию.

Каждая из вас мне очень помогала, в первую очередь обрести веру в себя, и мы это сделали!

Введение

В данных записях не содержится каких-либо дискредитирующих материалов, только правда, исходя из взгляда одного обывателя. Сколько людей, столько и мнений. Поэтому не хочу заострять внимание читателя именно на данных очерках. Я бы хотел максимально приблизить вас к тому времени, к тем урокам, которые для себя учли и испытали на себе наши вооруженные формирования в период Специальной военной операции по отстаиванию интересов нашего государства и защите нашего Русского Донбасса, а также остальных исторически русских городов на территории бывшего государства, которое принято называть «Страна 404. Ошибка».

Этот интересный факт запудривания мозгов людей, что они правы, и против них сначала были сепаратисты, а теперь оккупанты, орки и прочие сказочные нечисти, с кем нас только не олицетворяли… Эта история показывает мнение миллиона людей и сторон, что встречаются на земле, вдалеке от больших кабинетов с настольными лампами с их грандиозных планами, на которые мы рассчитывали до последнего. Кто-то скажет, что это написано от скудости ума, якобы мы не мыслим глобально в мировом масштабе, но что хотеть от обычного бойца, который всю жизнь прожил в деревне, работал на комбайне или сторожем и видит все происходящее из глубины окопа в человеческий рост, в триплекс боевой самоходной техники или от заряжающего в канал ствола боеприпас, направленный на мирное светлое будущее.

Глава 1. Начало большого пути

Мой собеседник не сразу попал на Специальную военную операцию по ряду причин, но нужно отдать должное, что оказался здесь после того, как принял четкое решение из ряда патриотических побуждений. Его первая командировка началась в августе 2022 года, спустя полгода, как началась спецоперация, которая по юридическим формулировкам должна была продлиться всего три месяца, но по истечении данного срока ее цели не были достигнуты, и она продолжается и по сей день.

Из-за многих причин, препятствующих восстановлению его в рядах Вооруженных сил Российской Федерации, а именно из-за одной и самой главной – нежелания заниматься бумажной волокитой по его восстановлению, так как у кадровых органов не было времени в связи со складывающейся обстановкой на фронте, боец бросил скитания по томным кабинетам, вернул личное дело в военкомат и поехал тогда еще в неизвестную ему организацию под названием ЧВК «Вагнер». Были ли сомнения на этот счет, стоит или нет?.. Конечно же были, как перед чем-то новым и неизведанным. Тем более путь лежал не в какую-то финансовую организацию, занимающуюся повседневной рутиной, а – назовем вещи своими именами – на войну…

Я понимаю, каково это… Человеку, пусть и окончившему военный вуз, прослужившему определенное время в регулярных войсках глубоко в тылу и видевшему автомат или пистолет только перед заступлением на боевую службу в караул. Про остальные виды вооружения вообще говорить не стоит… Только на картинке или появившихся уже к этому времени фильмах о событиях на Донбассе. Но этот тяжелый и философский вопрос «Если не я, то кто?» взял над ним верх.

Помимо этого семья, дети и, как у большинства людей в наше время – кредиты, и тут он не исключение. Позвонил в «контору», сказали приезжай, и опять неуверенность, а возьмут ли, а нужен ли он им, а не обманывают ли по зарплате и по срокам выплаты, а не оставят ли семью в случае гибели? Терзали смутные сомнения…

Пошел в храм, чтобы исповедоваться, причаститься и задать пару самых главных вопросов. А не считается грехом ехать воевать, причем не в Вооруженные силы Российской Федерации, а по факту – на то время назовем грубо, но правдиво – «наемником»? На что был получен ответ, успокоивший душу православного воина: смотря с каким помыслом едешь… А помысел был один – уничтожить коричневую чуму и освободить мир от фашизма, доделать то, что не смогли доделать наши прадеды.

Получил благословление, купил билеты, собрал вещи и поехал.

Азарт самой ситуации, что жизнь так круто может поменяться в одночасье, переполнял, но дороги назад не было, он не имел ни физического, ни морального права вернуться кроме как с победой или в отпуск, он должен сделать так, чтобы не стыдно было жить дальше и дети с внуками потом вспоминали и гордились своим предком. Иначе зачем жить трусом, спасовавшим перед лицом смерти. Если затронуть этот момент, то когда едешь не понимая куда и как там на самом деле, страха смерти нет, есть одно, как и у всех, – бить врага, или у ребят, кто вообще был очарован войной, но тоже не понимал и недооценивал противника, у которых проскакивали фразы о том, как они уши будут резать за кого-то, на что он всегда отвечал с колокольни православного воина: не нужно этого делать, убил и пошел дальше, достаточно уже того, что свои укропов и так не закапывали, а бросали и просто шли дальше. Но чувства, что ты наемник, уже переполняют, иногда вольно или невольно, они берут верх над православием, и хотелось также максимально принести пользу, и чтобы в глазах других не выглядеть таким же безбашенным «ихтамнетом».

В последующем, дорогой читатель, чтобы не путаться, я вынужден жизнь его переложить на себя, и надеюсь вы правильно меня поймете.

Далее для понимания – истории жизни будут самые настоящие, но некоторые с вымышленными именами, фамилиями и позывными, так что кто в последующем из знакомых будет читать данные очерки, обязательно найдет свои образы в них…

Истории будут различного рода, но начну по порядку.

Сел я в поезд, попрощавшись с семьей, повторюсь, не зная сроков, насколько убываю. Денег было немного, пару тысяч, наверное, в кармане, плюс билет, купленный на место в самом обыкновенном и дешевом плацкартном вагоне. Я пытался найти во всем оправдание своим действия, в верном ли направлении я прокладываю свой жизненный путь. Я человек очень общительный… Сев на свое место, увидел, что в попутчики мне попался дедушка лет семидесяти пяти, в соседнем купе ехали семейные пары на отдых на курорты Новороссийска. Путь предстоял долгий – двое с половиной суток. Я был любителем выпить, и такое долгое времяпровождение в поезде благоприятствовало этому. Мы познакомились с дедушкой, ну и, как полагается, сели поужинать. У меня была небольшая чекушка, оказалось, и у деда тоже.

Я порой боялся заводить разговоры по поводу Специальной военной операции, потому что был яростным патриотом своего государства и Родины в целом, а времени от начала ее прошло всего полгода, и не было какой-то еще нормативно-правовой базы, поддерживающей в той или иной сфере нас, защитников своего Отечества. Поэтому часть населения была против, другая часть делилась на «за» либо воздерживалась.

К этим, которые оказывались против, можно еще и приписать беженцев с Донбасса, а среди них «ждунов». «Ждунами» мы называли людей, которые ждали и ждут, что Украина победит в данном конфликте, и они вернут утраченные территории, и окажутся нужными своему режиму. Они либо выполняют функцию спящих ячеек диверсионно-разведывательных групп, либо активно действуют на территории нашей страны… Далее будут затронуты моменты, из которых вы увидите, как за все время рассказа их система развивалась, и наиболее ярые из них выявлялись спецслужбами и либо уничтожались, либо задерживались.

Основным, явным критерием в общении с местным населением являлось то, что граждане, которые были на нашей стороне, сдавали или – были случаи – сжигали даже свои украинские паспорта публично и получали российские, а были и такие, те самые «ждуны», которые украинский оставляли на случай, если придут ВСУ, и тогда можно будет переметнуться на их сторону. Конечно, нужно выделить и категорию людей, оставлявших украинские паспорта уже позже, после отхода и «тактической перегруппировки» наших войск от таких городов, как: Красный Лиман, Херсон. Люди просто-напросто стали бояться, что, если наши Вооруженные силы снова «перегрупируются», то они попадут в руки к самым яростным нацистам, а что с ними будет дальше – вы и так знаете… Тем самым в данном случае украинский паспорт в какой-то момент являлся гарантом безопасности, со словами: как же они ждали Вооруженные силы Украины обратно.

Итак, вернемся в наше купе. Я начал издалека выводить деда на разговор, и, как оказалось, он был тоже яростным патриотом, ну и как принято у нас, у русских, за бутылочкой мы начали обсуждать победы и поражения наших войск, будучи вдвоем «диванными экспертами».

Мы подъезжали к городу С., где стоянка поезда составляла целый час, и я решил быстренько дойти и посмотреть на свой институт, так как он находился недалеко от вокзала. Мною правила ностальгия, после выпуска не было возможности ни разу приехать сюда и снова оказаться рядом. Уже по дороге обратно я встретил однокурсника, мы разболтались, и я его попросил, чтобы он в общий наш курсантский чат написал пацанам, куда я уехал, и сообщил, что не знаю, через сколько выйду на связь. Единственное, он мне рассказал, что один парнишка из нашей роты уже находится там, но от него нет вестей с того момента, как уехал.

С одной стороны, это взбодрило, с другой – я не знал, все ли с ним хорошо, и встретимся ли когда-нибудь. Конечно, по пути я забежал в магазин и отоварился еще бутылочкой, потому что ехать еще более полутора суток, а у нас с дедом все закончилось. На последней рюмке закончились и темы для разговора. Видимо, мы слишком громко обсуждали некоторые моменты, особенно на перроне, когда выходили покурить во время остановок, – к нам подходили мужики с соседних вагонов, и мы знакомились, и они также словесно меня поддерживали во всех моих начинаниях.

Это очень грело душу и все больше убеждался, что я на правильном пути. Время поездки подходило к концу, мы вышли, тепло распрощались, мужики оставили свои координаты и просили, как я приеду, чтобы заезжал.

А я продолжил свой путь на автовокзал; там я купил билет на автобус, хорошо, что отправка была в районе часа, уже жара невыносимая. Таким образом, я первый раз оказался на юге нашей большой и необъятной страны, а в жаре я невольно думал, что я там забыл? Где мой Урал с нормальной погодой во все времена года? Как тут вообще люди живут? Но я тогда еще не понимал, что это все цветочки, и что ждет меня впереди.

Я стоял и ждал на перроне автобус, и не заметил, как ко мне подошел парень моего возраста и спросил: «Ты в пионерлагерь?» Я на него посмотрел и неуверенно ответил, что да. Объясню, что такое пионерлагерь и откуда он взялся. Чтобы попасть на базу, была целая инструкция и маршрут, как до нее добраться. В конечной точке нужно было у кого-то местного или еще у кого спросить, как пройти в пионерлагерь, и знающий человек укажет направление. Мы с этим парнем познакомились, он назвался Алексеем. Если честно, его судьба после нашего распределения мне до сих пор неизвестна, надеюсь, что он жив.

В итоге мы сели вдвоем в автобус. Едем, обращаем внимание, что пол-автобуса парней разного возраста, но судя по «шмурдяку», так называют личные вещи в наших кругах, едут в те же края, что и мы, и в конечном итоге мы в этом убедились, когда водитель, подсаживая бабушку на остановке, сказал ей: «Сидячих мест нет, много ребят до хутора едет, потом станет посвободнее!» Мы переглянулись с Лехой и очень радостно удивились, что не одни. Когда вышли на нашей так называемой остановке, то увидели, что таких же, как мы, было человек двенадцать.

Мы двинулись под мост, спросить у таксистов, куда нам дальше идти. Все с баулами, хотя четко было сказано в сообщении – ничего с собой не брать, кроме паспорта и принадлежностей для умывания, но большинство боялись и не понимали, так же как и мы, куда едем и правда ли то, что нам там выдадут все необходимое. Просто, если честно, не верилось, что какая-то непонятная организация готова полностью обеспечить своего бойца всем положенным, да еще и по размеру все. Все служили в армии, ну или почти все, и, наверное, эти стереотипы и не давали покоя, поэтому мы считали, что взяли самое нужное.

Подошли к солдатскому контрольно-пропускному пункту. Нам сказали, куда идти дальше. Дорога уходила в непонятном направлении, вся каменистая, мы в тапочках и шортах, с баулами, жара просто жесть, а идти предстояло три километра.

И вот мы на месте… Первое впечатление – это ворота металлические решетчатые, через которые по факту все видно, и в принципе секретностью никакой и не пахнет; за воротами ларечек, в котором можно что-то прикупить, их было даже два: один с экипировкой, другой с продуктами. По обе стороны стояли казармы барачного типа, чуть дальше виднелись большие металлические контейнеры и совсем далеко большая палатка: как оказалась, это была столовая. Справа от ворот располагалась беседка, похожая на курилку, и в ней сидели гражданские – кто-то ждал своей очереди, кто-то приехал за своих родных получить зарплату, а кто-то выплаты за погибших и награды… Первый раз сердце немного екнуло, и я начал медленно, но верно погружаться в реальность…

Как оказалось, не зря я взял с собой пару комплектов одежды и маскхалатов, потому что проход на территорию базы в шортах был запрещен. И даже с этого момента совершенно незнакомые пацаны уже начали помогать друг другу, обмениваясь одеждой, и если у кого-то не было вообще штанов, то просто отдавали, но с возвратом, заострю на этом слове внимание, потому по итогу перед убытием за «ленточку» мы уже просто говорили: «Возьми, браток, это на память тебе обо мне, даст бог, еще свидимся…»

  • Нас, брат, свела судьба с тобой,
  • Надолго иль не очень,
  • И правда временен наш бой,
  • Проводим вместе дни и ночи.
  • Мы многое стране должны,
  • И как бы глупо ни звучало,
  • Мы километрами прошли,
  • Бывало даже без привала.
  • Нас, брат, с тобой не разлучить,
  • И нитью красной мы навеки,
  • На этом свете иль на том,
  • Не унесут друзей стальные реки.

День первый

И вот мы уже у цели, остается только перешагнуть границу забора.

Я звоню куратору, с которым общался по телефону по поводу трудоустройства. Он сказал, что через пару минут подойдет. Я взял Леху с собой, чтобы в дальнейшем держаться вместе, потому что на контрольно-пропускном пункте быстрее всех начали заводить, и, как правило, когда говоришь, что от Баварца, зачисляют в общие списки фильтра, и потом ты не знаешь, в какой отряд попадешь. Мой куратор был уже из отряда, поэтому после фильтра я уже знал, в каком мне предстояло работать, но это по-прежнему оставались мраком покрытые цифры, названия, позывные и численные составляющие отрядов, потому что на тот момент мне казалось, что отряд – ну это примерно по составу как обычная войсковая рота, но я глубоко ошибался…

Итак, подошел куратор, я ему сказал, что это мы звонили, хотя по факту я должен был быть один. Он нас завел, и пошла проверка у стеллажей на контрольно-пропускном пункте. Все, что мы видели за решеткой забора, снова по факту поменялось, хотя смотрели мы на расстоянии трех метров. При входе сразу же отключали и сдавали телефоны, нас полностью с ног до головы осматривали, чтобы никто ничего не пронес.

Тут же стоял столб фонарный, деревянный, на котором, за различные нарушения выхода на связь с внешним миром виднелись дешевые и дорогие, разных моделей сотовые телефоны, прибитые к нему гвоздями-сотками… Законы и правила одни для всех. Попадались и такие, мягко говоря, дурачки, которые пытались пронести и флешки, и телефоны, и наркоту, и прочие запрещенные предметы.

На стеллажах мы полностью разворачивали свои баулы, там колющие и режущие предметы изымались, как потом оказалось, временно. Прямо на лезвиях подписывались маркерами фамилии, конечно, досматривала служба безопасности, дальше мы их называли либо просто СБ, либо эсбэшниками.

Соответственно у молодняка они просили по пачке сигарет, кто курил, но там, наверное, можно все отдать от волнения. И вот проверка прошла, и нас небольшими группами забирали и отводили в первый барак по левой стороне. Там располагался фильтр, а с торца напротив находился штаб. От штаба до фильтра была натянута лента, на которой висела бумажка формата А4 с надписью «Фильтр». Между зданиями чуть вглубь находилась курилка и трубы отопления, на которых были те же листочки, только с пугающими надписями, типа «на трубы не садиться и не вставать, штраф пятьдесят тысяч рублей». Это все казалось смешным и необыкновенным, что за суммы, что за штрафы, так как такие же листочки были и в местах общего пользования, да и вообще везде. В туалете – «Ногами на унитаз не вставать – штраф», возле контейнеров – «Не курить – штраф», ну и так далее.

Так как людей в день приходило на тот момент – это был конец августа 2022 года – где-то человек по тридцать – сорок, нас сразу в помещение не заводили, а оставляли на несколько часов в курилке, ну и по одному вызывали в кабинет. Там уже кто-то за зданиями ложился прямо на траву, кто куда, где найдет себе место в тенечке. Так, наверное, и начинается путь и становление «боевого бомжа». Там и начинались наши знакомства, относительно короткие, но которые запомнились на всю жизнь. Об этих людях до сих пор, спустя уже полтора года, узнаешь, известно ли через кого-нибудь об их судьбе, но, к сожалению, про большую часть из них я до сих пор ничего не знаю…

Мы из наших групп вставали посменно в очередь в коридоре, чтобы не упустить свой вызов, потому что, если пропустить, когда вызовут тебя, можно было вернуться в начало и ждать по нескольку дней. Никто не церемонился, это было в наших интересах быстрее устроиться, получить жетон, чтобы посуточно начинали капать бабки. Пока стоишь в коридоре, присматриваешься ко всему, это, наверное, как и везде, смотришь, кого набирают, теоретически понимаешь, с кем предстоит работать, оцениваешь обстановку. По лицам, по манере общения, по жестикуляции, по внешнему виду можно многое понять о человеке, на что он готов и готов ли он вообще. По многим было видно, это теперь становится понятно: у них не было ясности, куда едут, зачем… В головах людей царил престиж в узких кругах компании и деньги.

И даже те мужчины среди нас, которые прошли уже не одну войну, не понимали и полностью не осознавали, что здесь будет все совсем по-другому. При этом действующие сотрудники забегали все-таки в нашу курилку и рассказывали, что чеченские кампании по сравнению с этой – просто «песочницы». Из кабинета постоянно – раз в тридцать минут – выходил человек и всех предупреждал, к чему подготовиться перед заходом, – самой главной задачей было придумать себе позывной.

Позывные в «конторе» не повторялись, а на тот момент через нее уже прошло очень много людей, и если ты себе не смог придумать или придумал, но по базе данных такой позывной проходил, с целью, чтобы не тратить время, тебе его озвучат в кабинете, причем не самый лучший… Но был один шанс его изменить в последующем – в отделе кадров на конечном этапе трудоустройства. А так перед кабинетом висел листочек, на котором были указаны не занятые позывные, например, вибратор, куник и все в таком же роде.

Что интересно, некоторые из них уже были ручкой вычеркнуты, кому-то не повезло. Я зашел в кабинет, где сидели два человека за компьютером. На мое счастье, следом за мной зашел мой куратор из отряда, потому что первым делом последовал вопрос: «К кому, в какой отряд хотите?»

Я назвал номер отряда, и следом прозвучали два вопроса подряд: «Точно ли? Уверен или нет?» На что вписался за меня мой куратор, который затмил мою неуверенность, ответив: «Оформляйте, это к нам!» И один из сидевших в кабинете на квитке, который потом отдавался на руки для прохождения врачей, службы безопасности и отдела кадров, поставил пометку с номером отряда, в который направлен боец. Ну и, соответственно, как у всех, у меня спросили, какой позывной я придумал, конечно же ответил, но такой уже был, и мне дали не то чтобы не очень приятный, однако мне он не понравился. На данный момент было поздно, и мне записали его.

Я уже понял, что попал к веселым ребятам, сразу вспомнились фильмы «Гранит» и «Турист», где также постоянно подшучивали над молодняком. Эти фильмы были сняты за счет компании, в них рассказывалось о ней, а если быть совсем уж точным, о ее миссии в регионах Центральноафриканской Республики.

Но я настойчиво не хотел ехать на дальнее направление, хотя в какой-то момент куратор мне предложил из-за недобора одного человека, и загранпаспорт в течение трех дней мне могли сделать прямо на базе.

Вернемся в кабинет. Также там был опрос по обыкновенным данным при устройстве на любую другую работу. Был шанс на минуту позвонить по своему телефону домой, уточнить некоторые данные, которые не помнишь. Тут же лежала коробка с изъятыми у нас ножами, среди них лежал даже мачете – кто бы ни заходил, ленивый только не спрашивал, кому он принадлежал.

Все, я забрал обходной лист, анкету, и у меня пошло время на ее заполнение – с первого раза никому не удавалось ее правильно заполнить, и, наверное, самое сложное было писать только печатными буквами, ошибок допускать нельзя было. Иначе тоже закон – все заново.

Некоторые не могли неделями устроиться только из-за заполнения анкет. Мы все получили анкеты и ринулись их быстрее заполнять… Как всегда, самого первого посылали на проверку и сразу сами на его примере исправляли ошибки. И хотя были выходные, штаб постоянно и усиленно работал, и у нас была уверенность, что анкеты мы сдадим в первый же день, так и получилось, и на следующий день ожидал штаб, где срочно нужно предложить для себя новый позывной.

Полночи у меня ушло на думы. Другая часть ночи ушла на общение и знакомство с пацанами, нас поселили в барак, где стояли двухъярусные кровати с матрасами, с подушками. Постельного белья не было, все замызганное, кто получше успел занять место, того и тапки. И все не знали, сколько предстоит еще пробыть на фильтре, а ребята, которые приехали ранее, убывали по отрядам или пятисотились. Мы заранее забивали лучшее койко-место за уходящими и сразу же перемещались. Пятисотыми мы называли тех, кто отказался от своего выбора устраиваться в контору, кто отказался ехать в последний момент перед отправкой за «ленточку» или кто уже непосредственно там отказался идти на штурм или выполнять какую-либо задачу.

Кто пятисотился еще на базе, должны были две недели отработать по разным хозяйственным нуждам, и только потом отпускали, кто-то не выдерживал и сбегал, оставляя все документы. Разные моменты бывали… Бог им судья! Таким образом первые сутки подошли к концу, и предстоял новый день. Пока нам все нравилось, даже эти дикарские условия, в которых мы оказались, такое чувство, что я ждал этого всю свою жизнь, наконец-то я становился не чистеньким офицером в тылу, обивавшим только паркетные кабинеты, а по-настоящему бойцом самой лучшей организации в мире, по всем своим соображениям.

День второй

Первое утро на радость выдалось довольно-таки простым… Реально утро наемника: захотел – проснулся, захотел – продолжил спать, захотел – пошел на завтрак, не захотел – не пошел. Одним словом, определенного распорядка дня не было, главное не пропустить очередь. Но все возможности нашей воли ограничивались лентой между двумя зданиями. После подъема умылись, привели себя в порядок, вышли организованной толпой, и после того как все действующие сотрудники позавтракали, нас повели в сторону большой палатки. В этой палатке, как я ранее упоминал, была полевая кухня. Мы простояли большую очередь при подходе к раздаче. Справа от нас стояли бочки с кипяченой водой, я обратил внимание, что на их крышках лежала мелочь.

Тогда я не понимал, для чего это, и даже думал, что, возможно, каким-то образом скидываются на общак, но, когда уже вступил в ряды сотрудников, ребята, которые находятся здесь чуть дольше, объяснили, что это такая примета: перед убытием в командировку, нужно положить туда монету, чтобы вернуться… Вернуться не именно на это место, как принято в гражданском обиходе, а просто вернуться живым.

На удивление, кухня была весьма разнообразная, и порции были внушительными. Мы тогда обрадовались и тоже только позже поняли, почему и для чего так кормили. После завтрака пришел старший по набору, объявил, каким группам куда идти и что проходить. Ребята были разные, приходили абсолютно отовсюду. Были и из России, Белоруссии, Донецкой и Луганской Народных Республик, попадались даже такие, которые в свое время служили в рядах Вооруженных сил Украины, до начала конфликта 2014 года.

Эти люди при прохождении службы безопасности, как правило, отправлялись еще дополнительно на полиграф.

Мы пошли проходить врача, и снова очереди. В кабинете сидела женщина-врач, нас все заранее предупреждали, что следует заходить молча, ничего не спрашивать и даже не здороваться, не говорить ни спасибо, ни пожалуйста, а просто выполнять ее команды молча. Потому что стоило ей что-то сказать, она начинала сильно ругаться и кричать, и из-за одного человека всю группу ставила в конец всех групп. Ее поведение потом стало всем понятно… Основной фактор, сколько через нее людей проходит и сколько потом не возвращается, и здесь нельзя давать волю ни чувствам, ни эмоциям. И второй причиной являлся ее муж, который работал в конторе с самого начала образования, когда она еще называлась «Славянский корпус».

Первый раз к ней заходишь, сдаешь документы, кровь на ПЦР-тест[1], и она тебя полностью голым фотографирует, после чего выходишь и встаешь в конец очереди своей группы. После чего заходишь второй раз, и она тебе ставит печать, означающую отрицательный тест или положительный, то есть годен или нет.

Если тест положительный, есть второй шанс съездить в город и сдать там, в независимой клинике, и привезти анализы сюда, ну а если снова положительный, то стоп колеса. Самое интересное, что печати были детские – дракончики, киты и прочее. Их обозначения были ясны только самим сотрудникам набора. Потом мы зашли в общий зал, где с нами провели беседу сотрудники службы безопасности, которые объяснили сразу все правила и законы конторы, что можно, что нельзя и порядок прохождения их комиссии.

Когда мы разбежались по кабинетам службы безопасности, каждый входил по одному. Первый вопрос, заданный мне, был и основным. Сотрудник коротко просмотрел мою анкету и спросил почему я хочу работать в конторе. Нам ребята, уже которые проходили до этого, рассказывали некоторые варианты ответа.

Мой ответ был краток и ясен: пятьдесят процентов заработать деньги, чтобы семья ни в чем не нуждалась, другие пятьдесят процентов – безусловно, патриотизм, и если положить на чашу весов, то они будут на одном уровне, на что он мне ответил: «Вопросов больше не имею и желаю удачи!»

Это крайняя инстанция, которую необходимо было пройти, и считалось, что все – ты уже сотрудник, оставалось только дождаться, когда за тобой придут и заберут непосредственно представители твоего отряда. Одного парнишку из нашей группы врачи забраковали, и он сразу же начал искать выход, чтобы хотя бы работать в такелаже: эта служба занималась разгрузкой, погрузкой боеприпасов, вещей и прочими делами. Как после я узнал, у него это получилось. Я всех ребят перечислять не буду, с которыми познакомился тогда, а только тех, с кем меня жизнь столкнула позже.

Ребята с разной судьбой, с разным воспитанием, с разным вероисповеданием и такие близкие по духу, по соображениям. Целеустремленные в одном направлении, настроенные только на нашу общую победу над врагом.

Этот день подходил к концу в ожидании. Тонны выпитого кофе в курилке под сотни сигарет и под жизненные истории вновь прибывающих людей, и даже обмен опытом двухдневной давности. Нас загнали в барак, потому что началась отправка ребят в командировку после двухнедельного обучения. Это делалось в целях соблюдения режима секретности, чтобы абитуриенты не видели, сколько человек, сколько автобусов уезжает, ведь по факту нас там не было.

И конечно, находились и такие, которые каким-то образом все-таки прятали телефоны и пытались постоянно ходить и что-то снимать. Стоит отдать должное, служба безопасности очень быстро выявляла нарушителей правил. И конечно же, следовали наказания, о которых я расскажу чуть позже, но, по моему мнению, они были очень строгими и все же очень справедливыми, потому что уже после мы видели, что такое армия без дисциплины, и оценивали последствия.

Вот и подошел второй день к концу, все мы уже ждали, когда нас заберут по подразделениям, осталось только переждать ночь.

День третий

Наверное, после третьего дня я уже перестану их считать, потому что им нет счета, а просто продолжу описывать повседневные различные ситуации.

Ближе к обеду нас построили и сказали собрать вещи, так как в скором времени за нами должны были прибыть представители и разобрать по отрядам. Было обидно, что тех ребят, с кем мы тесно общались эти три дня, в том числе и Леху, забрали по другим отрядам, и только в конце пришли за мной и забрали одного. Кстати, как выяснилось, когда с Лехой уже чуть позже общались, что мы ехали даже в одном поезде – только в соседних вагонах.

Когда созвонились с женой, она рассказала, что видела его, он тоже со своей прощался на перроне, но я тогда не обратил внимания, да и мне просто было не до этого.

Вспомнился еще один интересный случай, когда я только подумывал о конторе, стоит или нет туда ехать, находясь на шабашке, это уже было после увольнения из армии, позвонил своему товарищу по службе. Рассказал ему о своих планах, он меня поддержал, и, как выяснилось, он должен был ехать в отпуск. Сам Серега, так его звали, был из тех краев, где находилась база компании. Он рассказал о своем желании в скором времени уволиться и тоже податься в «вагнера».

От него поступило предложение ехать туда вдвоем, только якобы он хотел попасть на собеседование и что-то уточнить для себя. Мы договорились сначала ехать на машине, потом решили на поезде, потом на самолете, и вид транспорта менял постоянно он. Единственное, я сразу сказал, что не хочу ехать на такое расстояние на автомобиле.

В итоге определились, что я еду на поезде, а он летит на самолете. Серега должен был меня встретить уже на вокзале в Краснодаре. В конце своего пути я ему позвонил, чтобы спросить, будет он меня встречать или нет. Он ответил, что проспал самолет и вылетит следующим, поэтому увидимся уже на базе.

Я сразу же догадался, что это какая-то мутная тема, потому что, по моему мнению, человек либо хочет и делает, либо не хочет и ищет причины. Эта история так и осталась покрыта мраком, но потом он рассказывал, что якобы приезжал на собеседование, но по каким-то причинам его не уволили, и так он не оказался в конторе. Хотя тогда можно было уволиться еще из армии, только потом – негласно опять-таки – запретили увольнения до конца Специальной военной операции, и все контракты стали автоматически продлеваться.

Подошел куратор, и мы пошли. Забрали сначала телефон на фильтре и все мои вещи. Когда мы пришли уже в барак нашего отряда, то там я наблюдал очень много людей, опять незнакомых. Я зашел, обозначился, ребята встретили меня хорошо, да и в принципе так было заложено в конторе: куда бы ты ни зашел в качестве вновь прибывшего бойца, тебя сначала накормят, напоят чаем, а потом только уже основное знакомство и рабочие моменты… Во мне такая черта сохранилась и по сей день. И когда, будучи в другом статусе и в других организация, я наблюдаю абсолютно обратное отношение или такое же, но лицемерное, меня внутри прям бомбит, разрывает всего на части. Те ребята, как оказалось позже, готовились уезжать на дальнее направление в Центральноафриканскую Республику. Мы потом уже с ними три дня подряд просто в голос ржали.

Когда я к ним пришел, они должны были уже улететь в этот день, и происходило это так… Часиков в шесть вечера, плюс-минус, им подавалась команда на сбор, после чего ближе к десяти часам подъезжали автобусы, в которые они грузились. Грузились и сидели в ожидании отправки часа по четыре где-то. После чего им давали отбой, они заново разгружались, заходили в барак и ложились спать.

И так три дня: в определенное время они погружались, разгружались и ложились спать. Причины были разные: то борту запрещена посадка, то на перевалочной базе не готовы были их принять, то другие различные причины. Представляете, барак забит полностью двухъярусными кроватями, которые стоят вплотную друг к другу, в правом крыле находится столик с чайником и всякими «приколюхами», так мы называли что-то сладенькое к чаю. В левом крыле висит телевизор. Жара ужасная, поэтому от житья в таких условиях все кашляли как туберкулезники.

Я радовался, что меня это не коснулось, но не тут-то было.

В крайний день перед их отъездом я начал тоже дохать. Начинался этот кашель как обычная простуда, так понемногу подкашленешь и пошел дальше, но после он перерастал в нечто. И самое интересное, что ни одни таблетки месяцами не помогали, и между нами в простонародье этот кашель мы называли «молькинский синдром». К моему счастью, из этой толпы были четыре человека, которые собирались так же на ближнее направление и которые убывали на Специальную военную операцию. Парни тоже были классные – Леха, Тема, Дэн и Петька.

Они пришли в отряд на несколько дней раньше, чем я. Единственное, Тема приехал из отпуска по ранению – это был молодой парнишка двадцати четырех лет, разведчик. Парень классный, но обо всем по порядку.

Подготовка, как я ранее говорил, проводилась в двухнедельном периоде.

Первая неделя это была усиленная общевойсковая подготовка, по методике обучения спецназа Главного разведывательного управления, вторая неделя уже шла углубленная либо для узкой направленности специалистов. Самое главное, никто не смотрел, кем ты был на гражданке, а гражданкой называлась любая жизнь, кем ты был до вступления в ряды сотрудников ЧВК «Вагнер».

И если ты имел какое-то офицерское звание в армии, хоть генерал, ты приходил на общих основаниях рядового бойца, и уже после, когда ты проявлял к чему-либо интерес или свои морально-деловые и психологические качества, тебя ставили на должность или готовили из тебя определенного специалиста.

Меня это очень затронуло, потому что я хотел наконец-то побыть обыкновенным бойцом, отвечающим за самого себя и выполняющим свою узконаправленную задачу.

Полевой лагерь, который находился непосредственно на полигоне, палаточный, был полностью заселен, поэтому мы жили в бараке на базе, и нам приходилось несколько раз в день ходить на полигон… Это получается, что после завтрака, на обед, после обеда и на ужин, расстояние до полигона составляло примерно пять километров. Но эти километры, особенно первые разы, были самыми долгими, потому что до устройства в контору два месяца я просто жил в свое удовольствие, набрал лишний вес и вел неактивный образ жизни.

Мы позавтракали и решили пойти на занятия, хотя очень не хотелось из-за жары, она была такой, что выходишь на пару минут в курилку с голым торсом и сразу же обгораешь. Да и я сам думал, что такого нового могу узнать, уволившись только два месяца назад из армии. Тем более тогда можно еще было не пойти на занятия, и никто бы этого не заметил, это ведь в наших интересах, это ведь мы с каждым занятием могли себе продлить жизнь хотя бы на несколько минут, но все познается в сравнении.

Вышли нашей небольшой группой, отметились на контрольно-пропускном пункте и побрели. Первый день занятий мы еще не были обеспечены формой, поэтому, что привезли с собой, в том и занимались. Постоянно ужасно хотелось пить, воды, что брали с собой с предусмотрительностью, не хватало даже до обеда, плюсом еще находились нахлебники, которые не хотели воду носить с собой и потом ходили и выпрашивали у всех.

Мы пришли на полигон, там – построение, зачитка списков и распределение по группам, по дням прохождения занятий. Я, конечно, пошел на первый день. После первой недели обучения инструкторы группам давали такие названия, как: малинки, арбузики, бананчики и так далее.

Это выглядело очень смешно, и непонятно, чем они руководствовались, то ли своей фантазией, то ли опять-таки каким-то шифрованием. Мой первый день обучения начался с холощения, он в себя включал: изготовку к бою из различных положений, перезаряжание автомата в различных положениях, выполнение определенных команд, которые были сокращенные для удобства их передачи и управления в бою, ну и соответственно изменения положения для отражения нападения по секторам обстрела.

И вот я первый раз понял, насколько же все-таки я был не готов. Все по-новому, грамотно, с чувством, с толком, с расстановкой. Но хочу заметить, кого хотя бы однажды учили обращаться с оружием по определенным действиям, порядку перезаряжания его, стрельбы из различных положений, тому переучиться было очень сложно, проще научить того, кто никогда оружие в руках даже не держал.

Это было жизненно необходимо, и все это понимали, все трудились над оттачиванием своего мастерства, падали от жары в обморок, но при этом инструкторы относились с пониманием, не теряя требовательности к обучаемым. На тот момент наши учителя безусловно имели опыт боевых действий, но большая часть на дальнем направлении, а наша предполагаемая обстановка несла в себе очень много таких особенностей, как общевойсковой бой, штурм населенных пунктов и городов, действия в лесополосах, оборудование фортификационных сооружений и многое другое.

Поэтому по возможности, кто приезжал после ранений, перед отправкой обратно, за «ленточку», приходили на полигон и указывали инструкторам вопросы, которые требуют более глубокого изучения. Пока мы занимались холощением, мои товарищи проходили мимо и постоянно усмехались над нами, подкалывая, и приговаривали, что дальше будет еще хуже до определенного дня.

Но мы и на этом дне уже выдыхались, что же будет дальше? Этот вопрос мучил всех, усталость была дикая, но приятная от вновь полученных знаний и умений. Когда мы шли на обед, я, уже оценив обстановку на полигоне, конкретно понял, что мне нужно, а что не очень, и в разговоре с ребятами стал узнавать подробнее, что проходят и изучают в каждый день занятий. В ходе разговора я выяснил, что надо мне идти сразу на восьмой день. Потом мы обсуждали много кого по дороге, вспоминая беспомощность некоторых на занятиях, и думали: а ведь им предстоит прикрывать нам спины.

Потом изо дня в день мы отговаривали Дэна идти в штурмы, потому что он был очень большой комплекции, такой прям детина, и мы его убеждали, что он будет первой целью, что ему лучше идти обучаться по узкой специальности на что-то крупнокалиберное. Он противился, говорил, что со всем справится, но мы понимали, что и он сам это все осознавал, просто не мог дать заднюю, как сделали его дружки, с которыми он приехал. Денис приехал со своими друзьями с гражданки, как и все готовыми грызть зубами гусеницы танков, но в определенный момент сначала один друг спасовал и решил пойти учиться на ПВО, потом другой, так и остался он один. Ему было обидно, что так получилось, что это, значит, за такие друзья, которые очканули и кинули его одного в штурмах.

Вот и Дэн долгое время стоял на своем, но в конечном итоге мы, слава богу, его переубедили, и он остался лишнюю неделю дообучаться на «Корд» или «Утес». Поначалу было проще, и, придя на обед, я обратился к старшему и попросился не сидеть две недели на обучении, а уехать в предстоящую пятницу, на что получил добро. В конторе можно было обучиться с нуля абсолютно любой специальности, потом по ней приобрести опыт, и как оказалось, военные высшие учебные заведения даже не нужны, чтобы стать хорошим специалистом и в последующем также обучать людей.

После обеда мы пошли обратно на полигон. Выяснилось, что никто даже не заметил, что я прилип к новой группе к восьмому дню. Если бы не одно «но»: старший инструктор дал команду выйти из строя тем, кто в армии занимал командные должности от командира отделения и выше, в различных подразделениях. Тех, кто вышел, записали, кто какие должности занимал, и сформировали отдельную группу для подготовки командиров, потому что контора в них очень нуждалась. Соответственно в процессе обучения на нас также смотрели, и тех, кто был совсем нулевым, отправляли обратно на должности бойцов штурмовых подразделений. Тогда и зародилась эта великая фраза: «Нет ума, штурмуй дома́!»

Тут мое удивление начало брать верх. Нас отправили на занятия по изучению онлайн-карт. Не передать мои эмоции, когда я увидел карты на гаджете, а не на бумаге, и как все намного легче, и проще, и быстрее в современных реалиях. Не надо что-то чертить, не надо вымерять линейкой, все данные высчитываются сами, не прячешься от ненастной погоды, дабы бумага не промокла, работать одно удовольствие. И тут я сразу же начал впитывать все как губка, потом тренировки, обозначение целей на карте, прокладка маршрутов, определение углов и азимутов, мне хотелось знать все больше и больше.

Теперь я, уже сидя на поляночке и спокойно изучая карты, смеялся над своими друзьями, которые то штурмовали здание, то лесополки, то отрывали в бетонной земле окоп, а они на меня косились. По дороге обратно на базу мы уже ржали надо мной, точнее над тем, что я нашел лазейку, где можно загаситься, но по факту, если бы не командирская подготовка и полученные на ней знания, где бы я сейчас был, а может, уже бы и не был…

Вечером, после холодного душа, потому что попросту там не было горячей воды, мы шли на ужин, кто хотел, а кто сидел также с кружкой кофе в курилке или просто лежал на кроватях. Мы уже сидя смотрели на абитуриентов по ту сторону ленты. Было весело.

Мы получили уже жетоны, и с этого дня начала начисляться зарплата. По ним мы могли уже на территории базы, в военторге купить себе необходимые элементы экипировки или вещи. Тебя записывают по номеру жетона, и потом просто эта сумма будет вычтена из зарплаты. Деньги выдавались только наличкой, либо по доверенности получали родственники в городах, как правило, миллионниках, либо по окончании командировки боец сам приезжал и всю сумму получал на базе.

Давали несколько листов анкеты и договоров, среди которых было сразу и завещание – в случае гибели кому сколько процентов боец завещает выплатить. И снова все заполнять печатным текстом, а потом сидеть и ждать, переживать до первой зарплаты, прошли ли все бумаги, и то чувство, когда пришла от представительства первая эсэмэска, во сколько и куда нужно приехать, чтобы получить деньги.

Бывало, что мы просто вечером гуляли по базе вокруг контейнеров. Контейнеры… Хочется в голос и смеяться, и плакать. Их было около двадцати или пятнадцати штук, в одних хранились вещи убывших бойцов, которые постоянно перекладывались, изо дня в день. Потому что приезжали ребята, искали вещи или приходили списки трехсотых и двухсотых, и уже мы сами искали их вещи для передачи родным. А другие контейнеры были для провинившихся, которые не чтили или не выполняли законы компании, соответственно их наказывали и кидали в контейнер на несколько суток без доступа света, периодически только кормили. Это было страшно, когда на улице температура плюс сорок, представьте, сколько в контейнере… И прогуливаясь вечером, проходишь мимо них, и кто-то уже тихонько, почти без сил, стучит ногой изнутри по контейнеру. Но извините, закон есть закон, дисциплина есть дисциплина, только так можно добиться выполнения задач и успеха в целом.

В курилке мы порой сидели до трех часов ночи, общаясь, слушая истории и теоретически перенимая опыт ребят, которые вернулись целыми или трехсотыми с передка. Было очень интересно, как будто просматриваешь боевик, и только сам потом понимаешь, что это не фильм, а жизнь. Но трехсотый трехсотому рознь. Кто-то рассказывает с такими эмоциями, со смехом, как его подранило и как он готов снова вернуться и мстить, заряжая энергией и позитивом, а кто-то, наоборот, сидит, извините за выражение, как унылое говно, и только и говорит о том, как там плохо, как страшно, какие укропы мощные и могучие, что они не отступают, что бьются за каждый метр, после чего ребятишки со слабой психикой просто пятисотятся и уезжают домой.

Да, они дрались действительно жестко, но только мы их ломали духом воинов, а они просто-напросто были под воздействиями сильных наркотиков, поэтому и стояли как зомби до последнего. Может, оно и лучше, что естественный отбор уже действовал на том уровне, но, с другой стороны, тем самым такие рассказы подрывали моральный дух бойцов.

С нами был один парнишка местный из Краснодара, звали его Кирюха. Замечательный парняга. Он почти не слышал, его лицо было обожжено, и говорил он с трудом из-за контузии. На вид ему было около тридцати лет. Когда он нам рассказал свою историю, мы частично поняли, хоть он и половину писал на листочке. Потом приехал его товарищ, тоже трехсотый, который видел, как затрехсотило Кирюху, история была такая…

Шел штурм села Кодема, и не понятно почему, во время штурма Кирилл решил, что у него воняют ноги, и присел на входе в подвал, чтобы переодеть трофейные носки. В этот момент со спины был прилет мины, который откинул его в этот подвал. Соответственно контузило, и он подумал, что снаружи укропы, и кинул наверх гранату, а там были наши. Они подумали, что там укроп, и кинули в подвал три гранаты, а там еще и находились термобары. Его даже не задело ни одним осколком, но порвало барабанную перепонку, обожгло лицо. Он, будучи сильно контужен, выполз из подвала, сорвал чеку с гранаты, в другую руку взял нож и пошел, как оказалось, тогда думал, что бредет в сторону хохлов, а на самом деле в сторону точки нуль. Ребята его увидели и доложили, не ваш ли там дурак идет с гранатой и ножом в руке…

Я его потом частенько вспоминал и многим рассказывал его историю.

Что характерно, после лечения Кирюха собирался вернуться, долбить гадов и зарабатывать деньги, потому что являлся единственным кормильцем в семье.

В продолжение забегу вперед: нас частично судьба снова свела, но уже в ноябре месяце. Я шел по какому-то селу, в поисках инструмента для работы, и в одном из разрушенных дворов мое внимание привлек хороший медицинский подсумок из-под аптечки. Я подошел, взял этот подсумок, перевернул его, а там была подпись с позывным Кирюхи.

Осмотрев все вокруг и вспоминая его историю, восстановил хронологию событий, и весь этот рассказ до мелочей на местности был правдив. Виден и этот прилет около подвала, и сам подвал очень сильно выгорел. Я просто правда сам был шокирован и не ожидал, что случайно найду место, про которое он мне рассказывал.

На следующее утро мы снова двинулись на полигон. Тема уже как опытный воин пошел с нами, пройтись и развеяться от скуки. Придя чуть раньше на полигон, мы упали полежать под навесами. С нами рядом находился старший инструктор, и тут мы наблюдали такую картину. Идет толпа, и один человек из нее очень выделяется тем, что хорошо экипирован, причем экипировка была вся новая.

Инструктор это заметил и начал себе под нос сначала тихо, потом в конце чуть ли не в голос возмущаться глупости этого бойца.

– Вот дурак, накупил по жетону в военторге на всю свою первую зарплату…

А цены там были не маленькие…

– У него по-любому дома большая семья, несколько детей, а он всю свою зарплату потратил на эти шмотки, что они дома теперь будут есть, зато он красивый, а может, еще ему это все и не пригодится.

И этот текст он в конце уже просто орал, а мы лежали и ржали, потому что со стороны это выглядело очень смешно.

Снова построение, и мы разошлись по занятиям. На сегодня мы занимались в полевом классе командирской подготовкой. Разбирали реальную ситуацию, которая была при штурме какого-то перекрестка. Все его зарисовки у меня отложились до сих пор в памяти. Нам давались исходные данные, по которым мы должны были принять решение на штурм.

Каждый его сначала оформлял на бумаге, после чего выходил к доске и зачитывал. И это то самое чувство, когда ты слушаешь каждого, смотришь на его ошибки, начинаешь исправлять у себя, словно возвращаешься в курсантские годы, и опять-таки есть одно «но»: там у нас не будет много времени на принятие решения, и здесь мел и доска, а там человеческие жизни.

Было очень интересно, тем более что инструктор, который преподавал у нас, должен сам был ехать с нами в эту пятницу, по отдельному плану. Вот тем и интересно: сегодня ты обучаешь, а завтра Родина тебя зовет самого выполнить что-то невыполнимое и снова вернуться передавать опыт.

После обеда нас снова ждала тренировка по работе с онлайн-картами. Каждый день становилось все легче и интереснее, по крайней мере для меня. Самым сложным для меня было ходить с полигона до лагеря на приемы пищи, а на занятиях – умственный труд.

На следующий день были занятия по корректировке огня минометов, АГС и другого тяжелика. Для меня, да и для многих, наверное, воздушный коптер – это было средство развлечения детей, потом для съемок различных мероприятий, ну и просто городов. Я его не видел вживую, уже не говоря о том, чтобы подержать в руках или поуправлять им.

И тут, после наземной корректировки с помощью оптических приборов и вычислений на листочке, нам говорят: «Теперь рассмотрим устройство, приведение к работе и управление квадрокоптером».

Я радовался как ребенок, эти эмоции не передать. Ты берешь, поднимаешь его в воздух, и перед тобой открывается все, что ты хочешь видеть с высоты птичьего полета. Различные режимы скорости, да он еще и гранату может скидывать, и все это при присутствии пилота не на самой линии боевого соприкосновения, и соответственно, это повышает живучесть личного состава и одиночного бойца, как боевой единицы подразделения.

В армии я об этом только мог мечтать, и в голове уже и пропадали думки обо всем, и становилось ясно, что я себя нашел. И так же, как твердили и зомбировали в войсках, что мы никому не нужны на гражданке, что за воротами очередь стоит на службу, ходите и бойтесь, чтобы вас не выгнали. Чем только не пугали. А оказалось, мы не такие уж безнадежные и в других местах сможем принести пользу Родине.

Поэтому, конечно, свою роль в моем становлении безусловно сыграла Специальная военная операция.

Прошли занятия, и нам уже точно огласили списки тех, кто в пятницу выдвигается. Соответственно началась движуха, потому что ни одежду, ни обмундирование еще не получали. Можно пойти было еще на пару дней занятий перед отправкой, но уже не до этого, но и нам повезло в те дни туда не ходить, потому что ребята из других отрядов уже настолько обнаглели, что не выходили на занятия десятками. Конечно же это все спалили, и начался разбор полетов, и с того времени все обязаны были присутствовать на них, даже трехсотые, которые вернулись в строй после лечения.

Мы – как всегда нашей небольшой группкой – разделились на разные направления, чтобы занять очередь. Конечно, пришли на склад для получения вещей, там была огромная очередь, но мы, гордо подняв голову, как уже обученные бойцы и собирающиеся завтра уезжать, всех вежливо попросили нас пропустить. Прошли, получили и вернулись в барак, все внимательно посмотрели; если чего-то не хватает, чтобы по-быстрому поменять человека в очереди в военторг и докупить все жизненно необходимое. Тема все так же ходил ни пришей рукав, он же все уже дозакупил на гражданке, а мы носились как ужаленные. Дэн, как я писал ранее, отказался ехать, чтобы доподготовиться.

Мы все собирались идти в одно подразделение, потому что эти дни на полигоне нас уже очень сильно сплотили, и мы начали понимать друг друга с полуслова, и в принципе не трусы.

Единственное, прикольная ситуация произошла с Петрухой. Он позже всех пришел и по факту побывал чуть ли не на двух днях занятий. Мы его уламывали, чтобы он поехал с нами, но он долго принимал решение, все пытаясь тщательно обдумать.

А куратор, так как нас было мало, подумал, что и он готов тоже ехать в эту пятницу, и подал его в списки. И когда мы стояли на зачистке списков впятером, по итогу Дэна в них не было, а Петя чудесным образом оказался в нем, видели бы всю его глубокую печаль в глазах, а мы стояли и ржали, – судьба его дальнейшая – ехать или не ехать – разрешилась сама. Был только один маленький нюанс: у него вообще почти никаких вещей не было, но ничего – с миру по нитке собрали.

Второй интересный момент… Стою я, значит, в коридоре, и ко мне подходит парнишка Рашид. Тоже классный парень, около тридцати восьми лет, адыгеец что ни на есть. Жизненный путь до конторы у него тоже был интересный: успел и поработать в полиции, и посидеть на нарах, был в разводе и дочка пяти лет, красавица.

Мы с ним ехали тогда в том автобусе и познакомились на фильтре, когда толпой лежали на траве. Я говорю:

– А ты что здесь делаешь?

Он отвечает:

– Все, я теперь с вами, меня перевели в ваш отряд.

Как оказалось, у него в отряде были подвязки в виде названого братишки, то есть друга детства, с которым они жили в одном дворе, и он среди этих друзей был самый старший и периодически контролировал всех.

Так Рашида и перетянули к нам в отряд, потому что брат его был уже давно в конторе и занимал неплохую должность, и соответственно со всеми был в хороших отношениях. Я честно тогда очень обрадовался, что в нашем полку прибыло.

Ну, и вот к концу следующего дня мы собрали наши рюкзаки и вынесли их во двор. Все на нервах, все ли успели, все ли взяли, успели позвонить на минуту домой – предупредить что уезжаем. Телефоны и личные вещи мы скинули в коробку и сдали в комнату за решеткой. По этим вещам тогда можно в последующем определить, чьи остались, а чьих хозяев уже нет… Но это только по возвращении на базу.

Мы сидели и ждали одиннадцати часов вечера, то в курилке, то валялись на кроватях. Крайние разговоры, как в случае чего будем действовать, что нужно глубже окапываться, делать лисьи норы (подкопы в окопах внизу в сторону), что на фишке (в караульном дозоре) стоять по очереди, и, если сильно будет рубить (захочется спать), сразу же поднимать друг друга, чтобы не уснуть вдвоем, и так далее. И вот наконец-то начали подъезжать автобусы, один за другим. Всего их было восемь. Мы сразу же закидали вещи, теперь построение всеобщее, проверка личного состава, убывающего в командировку. Кстати, срок контракта, который мы заключили на четыре месяца, начинался с момента убытия. Мы сели в автобусы, и начался какой-то кипиш.

Оказалось, в автобус сажали бойца для отправки на передок, который чем-то провинился на дальнем направлении, и у него в этот момент начался приступ малярии. Жуткая тема… Он лежал беспомощно, чуть ли не скатившись на пол автобуса, почти в бессознательном состоянии, кряхтел, стонал, но закон есть закон. Таблетки его где-то забыли, чтобы хоть как-то сбить приступ. По итогу решали, что с ним делать, часа, наверное, два, после чего дали команду его все-таки вынести и отнести в барак, а мы с опозданием тронулись.

Странная и характерная почти для всех ситуация, особенно для тех, кто уже ехал не первый раз за «ленточку». С каждым километром приближаясь к границе, лица у многих становились все печальнее и грустнее. Вроде разговариваешь с человеком, смеешься, а потом тихонько наблюдаешь за ним, а он как будто прощается с мирной жизнью, да и вообще со всем, – этот стеклянный взгляд, направленный в окно автобуса…

Остановки где-то в поле, и такой утренний холод после каждодневной краснодарской жары, и кругом ветряные мельницы, сверкающие на высотке красными огнями. И вот после недолгой проверки мы заехали на территорию Луганской Народной Республики. Я почему-то по воображению и по новостям из телевизора себе представлял все по-другому. Думал, только пересечем границу, сразу начнутся какие-то разрушенные дома, сожженная техника, рытвины от прилетов снарядов, но ЛНР нас встречала иначе. Прям на въезде баннеры, на которых надписи: «Мы – Россия, мы вместе!», «Спасибо, Россия!». Было, мягко говоря, неожиданно и очень приятно. И вот начались терриконы, бесконечные степи, редкие лесополосы Донбасса.

Я ехал и пытался сравнивать каждую мелочь с нашими деревнями, с нашей природой, почему говорю с нашей, потому что на тот момент мы заехали на территорию дружественного самопровозглашенного государства.

Дома очень интересные, сделанные из глины и сена, трубы печные торчали в коньке по центру крыши, потом я это уже подробнее рассматривал, что к чему и почему. У дорог везде маленькие домики с одним окном, тоже сначала не знал, для чего они, а позже мне рассказали, что печи делались всегда в центре дома, чтобы захватывать и обогревать все комнаты сразу, и они были угольные, с дровами у всех было тяжко. А те самые домики с одним окошком, это были угольные сарайчики, чтобы с подъезжавшей техники с углем можно было быстро перебрасывать его в этот сарайчик.

Я ехал и вспоминал одно из общений со своим школьным товарищем. И снова, и снова я для себя находил причины, почему я именно здесь. За месяц до отъезда пришла информация от моих товарищей, с кем учился в Суворовском военном училище, что погиб однокашник. Опять просыпалось чувство яростной мести за пацанов.

Когда мы разговаривали на тот момент с Ильдаром, так звали одноклассника, он уже находился на Специальной военной операции, с самого первого дня. Он военнослужащий контрактной службы в одном из подразделений Вооруженных сил Российской Федерации. Я с ним тогда поделился, что тоже очень хочу поехать воевать, и сразу же разъяснил все свои соображения почему.

Он меня яростно начал отговаривать, чтобы я не ехал, что мне не надо видеть, что тут творится, что у меня семья и маленький ребенок. Сиди, дескать, на месте и никуда не дергайся, и все в том же роде.

А сейчас я сидел радостный и смотрел в окно, потому что моя мечта исполнилась, и я уже наполовину мог смотреть в зеркало, не виня себя в том, что я трус и отсиживался в тылу.

Мы подъехали на первую точку в Луганске.

Это была опушка, где стоял различный военный транспорт, готовый нас забрать на места дислокаций. Это были: самодельные обшитые железными листами микроавтобусы, бронированные «Уралы», бронированные КамАЗы, разные другие переделки техники. И только одно их объединяло: на них не было номеров и везде на решетках радиаторов прикреплены детские игрушки, это был своего рода пропуск для своих, для «музыкантов». Уже представитель от конторы построил нас по отрядам, снова зачитал списки и сказал напутственные слова, которые не обошлись и без юмора:

– Ребята, братцы, вы все молодцы, что приехали сюда и встаете со своими братьями в один строй. Что вы не остались равнодушными и не отсиживаетесь в стороне или не пьете на диване пиво, не шляетесь с девушками по клубам и так далее. За то, что вы приехали сюда добровольно, уже заслуживаете как минимум медали «За Отвагу!». Кто приехал сюда первый раз, у того стальные яйца, а кто второй и последующие, у того вольфрамовые!

Мы все поржали, он пожелал удачи, и снова разошлись на посадку по машинам. Дальше путь предстоял еще ближе к фронту, где мы должны получить вооружение. Нам говорили, что для привыкания сначала попадем в зеленую зону, потом через несколько дней в оранжевую и еще через несколько в красную. Приехали на следующую точку, и с нами, как оказалось, ехало уже не пять человек, а больше – непосредственно в наш отряд прибавилось еще двое ребят, вернувшихся после ранений.

Мы зашли в подвал для беседы с замполитом батальона, он нам разъяснил еще раз законы конторы и уже непосредственно требования командования отряда. Объяснил, что придется работать и с бывшими заключенными из так называемого «Проекта К». Потом мы их просто называли «кашниками», у них у единственных жетоны начинались на букву «К».

Меня это нисколько не испугало и не удивило, тем более потому что «трассера» (слухи) уже до этого гуляли по базе. После чего пришли, как их называют в военкоматах, покупатели. Мы впятером сидели и не понимали, что происходит. Первым пришел братишка Рашида, но я его тогда еще не знал. Он задал вопрос: «Кто по специальности армейской, или кто учился и был наводчиком на орудии или миномете, а также кто умеет обращаться с «птичкой» или обучался корректировке?» Ну, Рашид уже был в курсе дела, а я по своей на тот момент глупости поднял руку, что умею и с «птичкой» обращаться и корректировать.

Он сразу же нас двоих забрал и повел получать вооружение, броники и каски, аптечки. Я только потом понял, что мы находились по факту уже в оранжевой зоне, издалека доносились канонады, и по всем этим районам был риск прилета высокоточных ракет.

После остальные парни вышли снаряжаться, никто не понимал, что происходит, и никто не осознавал и уж точно никто не догадывался, что все мы видимся последний раз… Вот так жизнь разделила нас и стерла все наши задумки одной моей поднятой рукой по незнанию. Я и Рашид прыгнули в пикап и куда-то поехали.

Его брата звали Саня. Веселый мужичок, адыг, полноватенький, среднего роста. Мы ехали и общались в машине. Как оказалось, у них еще один братишка работал там и тоже названый, и тоже с того же двора, и вот Рашид – самый старший – и приехал за друзьями. Того недавно затрехсотило, и он уехал в Россию в госпиталь. Он был корректировщиком, большой осколок попал ему в плечо и сильно покромсал; потом во взводе огневой поддержки про него ходили легенды. Он был самым крутым и отмороженным корректировщиком, всегда работал бок о бок со штурмами, в упор в нескольких метрах находясь в соседнем доме от хохлов, корректировал по ним огонь ствольной артиллерии.

Много времени спустя про него мне рассказывали уже другие ребята, которые также знали его, например, как у него в электронной сигарете закончилась жидкость, и он с передка от штурмов бегом добежал до артиллеристов, а это без малого было девять километров, спросил жидкость, заправил и убежал обратно догонять штурмов.

И таких парней встречалось очень много, в последующем я еще расскажу об их безбашенности, подвигах и преданности своему делу. Я по-настоящему горжусь, что работал с такими ребятами и с некоторыми из них поддерживаю связь и по сей день.

Мы приехали в домик к командиру взвода огневой поддержки. Все сокращенно называли его ВОП, а я вообще не понимал, что это такое, к такому жизнь меня не готовила. Этот день промелькнул настолько быстро, что реально при таких движухах не успеваешь ориентироваться в пространстве. Новые места чуть ли не через каждый час, новые люди.

Это был обычный дом в деревне: таких свободных домов осталось много после людей, которые стали беженцами. Как правило, те люди ключи от своих домов оставляли у соседей, и соседи добровольно, не под каким-то принуждением, а порой и сами просто предлагали заселяться и жить в них, потому что, сами понимаете, что такое частный дом без жильцов. Кто родом из деревни, тот знает, что его нужно постоянно отапливать, где-то что-то подмазывать и так далее. Но, к счастью, у этого дома был хозяин, и у него просто неподалеку находился еще один, в котором жил он сам с семьей. Поэтому он просто впустил пожить в него моих командиров. Если я правильно помню, звали этого хозяина Игорь.

У него были золотые руки, и он частенько помогал нам чинить транспорт, за отдельную плату, безусловно. Только вы наверняка подумаете и вам станет интересно, сколько же он с нас брал денег? И здесь вы не угадаете, потому что всем тяжело во время войны, особенно мирному населению, люди просили все что угодно, только не деньги. Мы и просто так им помогали часто сухпайками, одеждой, деньги даже давали, особенно детишкам. Многие под словом наемник понимают какого-то кровожадного дядьку с оружием в руках, руки по локоть в крови, но это не так.

Здесь были люди другого покроя и пошива. Многие, как и я, офицеры запаса, которые по каким-либо причинам, цитируя нашего шефа Пригожина Е. В., вечная ему слава и память, стали не угодны в нашей армии или имели свое мнение, которое им не давали реализовать. И вот здесь мы все свои задумки воплощали в жизнь, советовались друг с другом, ни одно решение не проходило мимо обычного бойца, здесь командир был народным избранником.

В конечном итоге, когда командир принимал решение на выполнение боевой задачи, не важно, в каких подразделениях кто бы ни служил, никто не перебивал и не высказывал своего мнения, но и ответственность за все возлагалась на командира, и в случае неуспеха можно было серьезно вляпаться. Но всем, подчеркиваю – всем, это нравилось, и люди раскрывали себя. Начинали работать самые невероятные заповеди и законы полководцев всех времен, про которые в армии уже забыли и привыкли опираться только на узкие знания из учебников. Видимо, преподавать так стали в военных учебных заведениях, а то, что учебник – это всего лишь общая основа, от которой просто нужно оттолкнуться и мыслить масштабнее и глобальнее, предупредить забыли.

Так вот, приехали мы в домик, нас с Рашидом оставили в беседке, а потом для проверки наших знаний вызвали для личного общения с командиром. У командиров всегда были свои вопросы для проверки знаний, простеньких, но нужных обычному бойцу. И если он ими уже на тот момент обладал, в последующем из них тоже получались хорошие командиры. Плюс очень важны личные качества, как человека, здесь человечность присутствовала во всем, и мне даже очень нелегко было перестроиться после своих армейских привычек.

Когда появился командир, он подозвал сначала Рашида – начались элементарные вопросы: кто, откуда, о семье, о специальности. После чего он задал простой пример на вычисление в уме, ответ у него уже был, потому что пример был один и тот же для всех. Он растерялся, а тем временем и я думаю, какой пример он меня спросит, и как бы не упасть в их глазах.

Но все перевелось в шутку, и он перешел к моей персоне, спросил, что я закончил, сказал, что знает такой вуз, и к моей радости, не дал никакого задания решить пример. По его распоряжению меня отправили на точку, где меня должны были дообучить, а Рашид остался там в соседнем доме на этой точке. И тут я снова расстроился, что и с ним нас разлучили.

Водителю поставили задачу, чтобы он меня довез и передал командиру. У меня не было ни денег, ни сигарет, – ничего, и сутки почти ничего не ел. Водитель, уже не помню, как его звали, пусть будет Вован, угостил меня уставными сигаретами, энергетиком, привез и передал командиру. Еще у меня был сухпаек, выданный на прежней точке, и я очень ждал, когда же все-таки раскрою его и поем.

И вот с тех пор уже начались моменты и для наших подвигов, и для внесения их в историю России в боях за Донбасс и по освобождению многих населенных пунктов, что в конечном итоге подразумевало собой взятие под наш контроль города Бахмут, или освобождение русского города Артемовска.

Глава 2. Волшебник

В этой главе я бы хотел увековечить память ребят из своего первого артиллерийского расчета гаубицы Д-30 с командиром, имевшим позывной «Волшебник». Это одна из глав моей и нашей общей жизни с ребятами, и эти истории не вырвать из книги, так же, как и настоящие позывные и имена.

Когда я прибыл на позицию, командир меня принял хорошо, как и все ребята, находящиеся на пункте управления. Кто-то также дообучался перед боевой работой, а кто-то уже непосредственно работал. Это была артиллерийская позиция, состоящая из двух гаубиц Д-30. Однако после всех обещаний, очень быстро я попал в красную зону.

Двухэтажный домик, в котором раньше было рыболовное хозяйство и кафешка, находившийся на берегу Углегорского водохранилища… На другом берегу виднелись недавно освобожденные Углегорская ТЭЦ, самая большая ТЭЦ в Европе, и небольшой населенный пункт под названием Новолуганское.

Командира звали Илья, он меня познакомил со всеми, опять приходилось всем рассказывать историю своего прихода в контору. Скрывать друг от друга информацию о себе смысла не было, потому что все равно бы все узналось со временем. И тут, обходя и осматривая помещение, в одной из комнат я увидел гору сухпайков – слюна текла, наверное, до водохранилища. Мне нужно было где-то разместиться, и мне предложили либо на втором этаже, либо на первом, с небольшой оговоркой, что на втором этаже жили парни-кашники, а на первом добровольцы с гражданки, которые назывались ашниками, потому что номер жетона начинался у нас на букву «А».

Почему у него пацаны со второго этажа вызывали недоверие, это было ясно, потому что это были первые три кашника во взводе огневой поддержки. До этого они работали только в штурмовых группах, непосредственно на передке, но дали добро брать и к нам, если действительно человек обучаем и принесет пользы больше у нас в артиллерии.

Но я без какого-либо сомнения сказал, что размещусь на втором этаже. Поднялся на второй этаж, спросил у парней, есть ли где у них там кости бросить, они приветливо сказали, куда можно будет упасть. Мы с ними познакомились и подружились на долгое время – как оказалось после.

Сроки, которые они оставили в тюрьме, были самые разные, да это уже и не важно, потому что на всем пути общения с такими же ребятами, как они, я их в душе давно приравнял к обычным добровольцам, и жетон уже никакой роли не играл, ведь вместе мы прошли многое и ни разу не отказывали ни в помощи, ни в поддержке. Словом, мы варились в одном котле.

Их позывные соответственно мною на данный момент переделаны, чтобы читатель не путался, о ком конкретно идет речь, но и с сохранением секретности. «Колдун», «Райх», «Дэльта». «Дэльта» был самый старший из них, легенда суровых девяностых, из-за которого в свое время трепетала одна из областей нашей необъятной страны. Он был высокий, коротко стриженный, мощный, но высох от камер-одиночек, ведь отмотал на тот момент уже двадцать один год из двадцати пяти. Ему было около пятидесяти трех лет. Своеобразный, с философским мышлением, очень начитанный и интересный как собеседник. Колдун, по его рассказам, присел на десяточку по глупости, ему отправили нехорошую посылку, которая определяла срок отбывания наказания. Худощавый, маленький, лет тридцать пять ему было, веселый парнишка, на тот момент он уже отмотал лет восемь.

Вот и думаешь, сидел бы и сидел свои оставшиеся два года без риска для жизни, вышел бы и продолжал жить… Это я хочу написать в защиту кашников как людей и личностей в целом. Да, по различным новостям по нашему узкому фронту проходили и некоторые плохие слухи про них, но как говорится, в семье не без урода. А ведь не единичны были случаи, когда ребятам оставалось сидеть и три месяца, и два, и десять дней, но они шли в этот ад, пытаясь хоть что-то исправить в своей жизни, в жизни своих родных, чтобы потом не говорили, какой папка у того или иного был негодяй и подлец, в разговоре с ними. Я слышал тысячу причин, и ни одной причины оправдания, что где-то он получил свое наказание незаслуженно. Опять-таки не говорю за всех, а только за тех, которые попадались на моем жизненном пути. Сейчас кашники уже не те…

И они по праву стали героями, по праву всю свою вину они искупили кровью и заслуживают рая на том свете, кто не дожил до нашей общей победы.

Райх – парнишка моего возраста, чуть помладше, отбывал свое наказание за закладки, он тоже был интересный собеседник, а спустя полгода стал еще мужественней, серьезнее, как будто вообще другой человек. И вот мы поселились вчетвером, каждый день готовили из того, что было, обед, в основном это сухпаи и что-нибудь из россыпи, россыпью у нас назывались просто овощи, крупы, одним словом все продукты, которые предстояло еще только приготовить. Райх всегда лишковал с перцем. Ребята помогли мне найти и принести кровать и обустроиться на новом месте.

Но меня уже тянуло к новым знаниям, и я постоянно спрашивал у командира, когда начнутся занятия. Корректировщики у нас делились на тех, кто числился в штате штурмовых взводов и осуществлял разведку и корректировку огня штатных вооружений подразделения, и тех, кто был в штате взвода огневой поддержки, они работали в интересах штурмового отряда и осуществляли огневое поражение противника из всех крупнокалиберных средств артиллерии. Таким образом, меня зачисли в штат взвода огневой поддержки корректировщиком. Но первый день помимо моего обустройства на месте был веселым.

Забегает парнишка к командиру, весь на панике, и говорит, что нужна похоронная команда, чтобы взяли с собой ковры, пленку и лопаты. Он прибежал с командного пункта отряда, и для объяснений времени не было. Ну и мы, конечно, попали в эту команду. Сентябрь, жара неимоверная днем, а ночью холодрыга, температура опускалась до нуля. И вот мы начали все напяливать на себя: броники, каски, балаклавы, разгрузки, автоматы… Лица тогда мы еще скрывали от гражданских, напомню, что нас по юридическому факту тут не было, а в городе, как я узнал потом, мы находились недалеко от Светлодарска, в дачных массивах, он делился на две половины – на проукропски настроенных и наших. Поэтому нам нельзя было показывать своих лиц в целях безопасности не только своей, но и наших родных, находящихся дома.

Бывали случаи, что недобросовестные сотрудники по глупости выкладывали фото в соцсети, и потом какая-нибудь бабушка подходила и показывала фото его родным около дома и соответственно предлагала работать на спецслужбы Украины. Это и были те самые спящие ячейки диверсионно-разведывательных групп в наших городах, о которых я писал ранее. И вот мы пошли до места расположения командного пункта отряда. По дороге этот парень нам рассказал, что произошло.

Взяли ребята на передке в плен двух нацистов… Как правило, против нас все это время стояли нацбаты «Айдар», «Азов», «Кракен». Привели на допрос, они не сознавались, хотя у обоих были нацистские татуировки по всему телу, свастики, орлы Третьего рейха и так далее. Один оказался очень дерзкий, начал чуть ли не бросаться на наших, и его угомонили саперной лопатой… Вот его и нужно было взять, тихонечко вывезти, чтобы не видели гражданские, и прикопать. Вообще, тогда командный пункт отряда, мы не понимали, что это за место, а потом при его названии мурашки пробегали по телу, и создавалось впечатление, что лучше пойти за провинность в штурмы, чем попасть туда. Мы туда пришли, но кто-то за нас всю работу уже выполнил, и мы пошли обратно, а по дороге какие-то бабушки крестили нас вслед, а какие-то плевались. Все это казалось таким диким, не с экранов телевизоров, а воочию наблюдать.

Все мы вернулись уставшие, а Дэльта в особенности, – столько времени провести в камерах-одиночках, без нормального питания, а тут резко такие пешие прогулки, его чуть ли не шатало, и пот катился от слабости градом. Наконец-то вечер, пошли искупаться на озеро, вода за ночь еще не сильно остывала, но уже была прохладной, там же и стирались, и ловили в свободное время на оставшихся от гражданских спиннинги окуньков. На территории жили трое гражданских: один дедушка, другой мужчина средних лет и малой парнишка.

Мы их постоянно подкармливали и давали курить, если было, а они взамен выполняли некоторые бытовые задания, если мы просили.

Хотел бы небольшой очерк сделать, краткую историю рассказать, которая также войдет в эту книгу, но уже позже. После написанного стихотворения мне скинули эту фотографию, которую когда-то скидывал я этому человеку. Это апрель 2023 года, Бахмут.

Рис.0 Вагнер. Дорога на Бахмут. 300! 30! 3!

История, значит, была такая… Мы переустанавливали орудие, пушку Д-20, после ее перестановки и ориентирования положено два-три выстрела сделать, чтобы станины сели, пушка встала на свое место. Точность стрельбы соответственно улучшается, потому что она уже не «играет» на почве. Мы, соответственно, все сделали, и я запросил у старшего начальника точку, по которой можно сделать эти посадочные выстрелы… Точку он мне дал без кодировки, простые координаты X, Y. Я, соответственно, вычислил по артиллерийской программе, даже не стал смотреть по карте, что это за точка, и сделал два выстрела, больше не потребовалось, потому что грунт был мягкий. Сидим мы дома – все хорошо, прибегает Виталя (Брезент), он на тот момент уже был в саперах. А он знает, как я к вере отношусь, и говорит: «А ты знаешь, куда ты сейчас стрелял?»

А мы работали на одной радиоволне, и он слышал координаты и решил ради интереса посмотреть, что за точка.

Я говорю: «Нет, да мне как бы и без разницы…»

Он открывает на карте точку и показывает на храм почти в самом конце Бахмута… Противник, как оказалось, не меняя своих традиций, снова посадил на колокольню снайпера и корректировщика, а в самом храме устроил убежище. Я бы честно, может, и не стал стрелять по этой точке, взял бы уже сам себе другую… Я говорю: «Виталя, иди в задницу, все настроение испортил».

Прошло времени недели три, наверное, я постоянно думал об этом, лишь бы не попал, а прилеты, тем более от 152-миллиметрового, так быстро не зарастают на земле. И тут я увидел это фото… Вот то, что я на нем отметил два прилета, это мои, и какова же была моя радость… Во-первых, я знал, что пушка по направлению у меня стреляет очень точно, а, во-вторых, на дальность стрельбы влияет порох плюс она еще не села полностью, и мои снаряды не попали в храм! Слава богу за все!

У меня продолжался «молькинский синдром», очень сильный душащий кашель мучил меня. Что я только ни пытался с ним делать, но понимал, что без хороших дорогих антибиотиков тут не обойтись, но, к моему сожалению, первая зарплата и «окопные», или «пенсия», как мы ее называли, должна была прийти только в октябре. Во дворе мы даже на костре грели кирпичи, и мои друзья помогали ставить их на грудь через несколько полотенец, но и это не помогало.

На управление позицией периодически приходили парни из расчетов, все больше и больше я обретал знакомств. На следующий день начались занятия, их стал проводить старой закалки артиллерист, который также по зову сердца приехал работать в контору.

Он родом был из Харькова, но после развала Советского Союза продолжал жить и служить в России, а там осталась у него матушка. Он обучал всему с нуля, а я уже имел эти знания, поэтому было не особо интересно. И вот мы стоим на втором этаже около окна, о чем-то беседуем, и по озеру два раза что-то прилетело. Выглядело, признаться, красиво, тем более мы еще не знали, что такое прилет и какие последствия за собой несет. Нас резко спустили вниз, и мы опять в непонятках, что случилось, хотя прилет случился в метрах трехстах от нас, но вода его заглушила, поэтому ни дрожи земли, ни разлета осколков мы не ощутили, поэтому, наверное, даже и не напугались.

На первом этаже жили еще два паренька моего возраста, которые также обучались корректировке и уже завершали свое обучение. Это были два друга, вместе приехавшие сюда, на гражданке они с коптеров снимали праздники. И каково было мое удивление, когда я увидел, как виртуозно они управляют ими, мастерство высший класс.

Командир вечером решил собрать нас и посмотреть, что мы умеем. Он давал цели, которые мы должны были найти на онлайн-карте, и также при подъеме птички найти на местности. После чего указывал место предполагаемых разрывов после выстрела, и мы должны были более точно скорректировать на цель различными способами: по сторонам света (от цели к разрыву или от разрыва к цели), дальше (ближе) правее (левее), или по координатам разрыва. Он удивился, что за столь короткое время я это уже все научился делать.

На следующий день уже я начал обучать и показывать, что собой представляет квадрокоптер и как с ним обращаться. Эти занятия я проводил со своими друзьями, с которыми жил на втором этаже. Я был далек от артиллерии и всего, что с ней связано, поэтому, когда я заходил на командный пункт и видел какие-то тетради с расчетами, на телефонах какие-то программы, я в это даже не хотел вникать, только от увиденного у меня уже дымилась башка.

Вечером я ради интереса и для знакомства с остальными попросился со штатными вычислителями пройтись по их позициям. Мне было интересно, как выглядит пушка вживую, снаряды, как стреляет и все тому подобное. На позициях также меня принимали тепло и с расспросами. На первую мы пришли к командиру позиции с позывным «Феномен», его орудие стояло сзади нашего дома, где мы жили, в ста пятидесяти метрах, поэтому с непривычки, когда они производили выстрел, я ходил и нагибался от испуга, потому что это было неожиданно и очень громко.

Для сравнения, потом я уже стрелял на орудии даже без наушников и только изредка на самых больших зарядах прикрывал уши руками, потому что можно получить легкую контузию. Ребята все веселые, дружные, друг друга подкалывали местами, периодически вспоминая прикольные моменты из своей работы, и никто не вспоминал ничего плохого, хотя, как оказалось потом, было всякое. Но и я, слушая их, думал, как же весело и быстро пройдет моя служба, каждый из них уже как минимум был в командировке четыре месяца, а я всего лишь пару дней, хотелось и плакать, и смеяться, сколько еще предстояло месяцев пробыть здесь. Но было интересно, поэтому дни летели, я их даже не замечал, мне всегда было мало событий.

И наконец, про эти сухпаи… Они были очень разные: одни – неприметные, наши конторские в коричневых бумажных коробочках с наклейкой белой, на которой крупными буквами было написано «ZV» и по-русски номер рациона питания; другие – министерские «Армия России», в зеленых, монотонных красивых коробочках со звездой, это мечта каждого, но их было не так много. В наших по составу все было просто, что нужно бойцу, чтобы поддерживать свое жизнеобеспечение: тушенка, рис с мясом или гречка с мясом, зеленый горошек или фасоль с мясом, повидло яблочное, шоколадка, два чайных пакетика, пакетик кофе, галеты и сухой спирт с маленькой конфоркой, куда его следовало положить для разогрева. Уже после появились конфеты «Ежики».

А министерский… Это был просто шведский стол… Но стоит отметить, что многие говорили, якобы в наших тушенка была качественней, чем у них. В него входили: рис с курицей, гречка с мясом, зеленый горошек с мясом или бобы, овощное рагу или кабачковая икра, бекон армейский, шоколад офицерский, сыр плавленый, три пакетика с тонизирующим напитком, пакетик кофе, пакетик сухих сливок: повидло яблочное намного вкуснее, чем у нас; таблетки для воды обеззараживающие (но они, по-моему, входили и в тот, и тот), пюре яблочное, ну и само собой – сахар.

Когда мы жили на позициях и рядом не было ни магазинов, ни транспорта своего, чтобы до них добраться, одну сигарету курили на троих, а то и больше, но вот за шоколадки из сухпаев все готовы были убить друг друга, это шутка конечно же.

1 ПЦР-тест – это метод полимеразной цепной реакции, который позволяет выявить у человека различные инфекционные и наследственные заболевания.
Читать далее