Читать онлайн Офисный пилот. Небесные истории – 3 бесплатно

© Денис Окань, 2022

ISBN 978-5-0051-5365-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Я посвящаю свои книги моим родителям. Большое спасибо за ваш пример, за то, что в трудные 90-е годы не отговорили меня рискнуть и поступить в лётное училище. Спасибо за поддержку и помощь, которую вы всегда мне оказывали! Очень люблю вас!

Я посвящаю свои книги моим друзьям-коллегам, знакомым мне как лично, так и виртуально. Спасибо за то, что верили мне, поддерживали мои идеи и начинания тогда, когда большинство не понимало и было против. За то, что помогали найти мотивацию, когда я ее уже не чувствовал. За тот результат в работе, который с каждым годом виден всё лучше и лучше! Крепко жму ваши руки!

Я посвящаю свои книги и моим «недругам». Без вас у меня ничего бы не получилось! Спасибо за то, что вы без устали разжигали мою мотивацию! И извините, коли по молодости лет был где-то резок.

Я посвящаю свои книги S7 Airlines – авиакомпании, в которой я вырос как специалист. Я горжусь тем, что был частью S7 в годы трудностей и роста.

Летайте безопасно! И будьте счастливы!

Ваш Денис Окань

Автор в социальных сетях:

YouTube: denisokan

www.boosty.to/sky_stories

Канал «Небесные истории» на Яндекс. Дзен.

Злой проверяющий

Больше всего мне не по душе полёты проверяющим. Да, именно так: не «с проверяющим», как часто говорят пилоты, а «проверяющим». То есть выступать в роли экзаменатора – проверять пилотов. Сама необходимость оценки квалификации, которая не всегда бывает положительной, давит грузом противоречия и ответственности. Особенно, если работаешь в небольшом замкнутом коллективе и проверяешь своих же коллег. По букве документов вроде бы всё правильно: есть начальники и подчиненные, есть экзаменаторы и проверяемые. А вне документов – мы все сотоварищи, давно знакомые друг с другом и варящиеся в одном котле.

Ставить «FAIL»1 нет-нет да приходится, несмотря на поиски зацепок в увиденной работе пилота, чтобы этого… не делать. И каждый раз в душе остаётся тяжёлый осадок: вроде всё честно, оценка поставлена по делу – как говорится, «по стандарту», – но факт плохой оценки портит настроение не только неудачливому пилоту, но и экзаменатору.

Ставить «FAIL» члену коллектива, в котором ты сам же и работаешь означает вызвать очередную волну негатива в свой адрес. Комэски2, функция которых в сегодняшних реалиях свелась больше к обеспечению выполнения плана полётов, чем качества лётной подготовки, в очередной раз начинают хоть и неявно, но ругаться в сердцах, что «план летит к чертям» – ведь пилот выбывает из обоймы на некоторое время. Его надо заменять другими, а они ведь уже задействованы в расписании. Обязательно начинаются расспросы: «А что? А как? А что – совсем никак?»

Увы. Никак. Совсем!

Другая сторона медали – поставить «PASSED»3 тому, кто такую оценку… не заслуживает! Пойти на сделку с совестью, убеждая себя в том, что «ничего не случится». Это рано или поздно испытывает любой проверяющий, и, поверьте, соблазн очень велик: ведь и коллегам, которых проверяешь, по-дружески сочувствуешь, и конфликтовать с руководством совершенно не хочется.

А может, действительно, ну его? Поставить «пасс»?.. Ничего ж не случится?

В таких случаях, чтобы не позволить себе поддаться искушению, я представляю, что отправляю в рейс с данным специалистом… свою семью. Своих детей.

И морально готовлюсь пройти через нервотрёпку с «фейлом».

Каждый раз, когда мне предстоит выполнять проверку, ещё до выхода из дома продумываю варианты: чего можно ждать от проверяемого, вспоминаю прежний опыт совместных полётов, зачётов, да просто неформального общения. Пытаюсь понять: где, несмотря на принципиальность, допустимо сделать некоторое послабление, а где – ни в коем случае нельзя! Например, если парень4 только-только ввёлся в строй, весьма глупым будет требовать от него техники пилотирования на уровне Александра Покрышкина5. Достаточным будет увидеть, что он старается, что те огрехи, какие есть – это только из-за недостатка опыта. Если у парня взаимодействие на должном уровне и на теоретические вопросы он отвечает правильно – этого достаточно для «PASSED».

Но если с этим же самым парнем летишь через год и не видишь прогресса – извини, брат! Год в современной авиации при налете под девятьсот часов, по 26—30 полётов каждый месяц – это достаточный срок для получения навыков пилотирования. Было бы стремление!

Навыки пилотирования, взаимодействие в экипаже, технология работы, взаимный контроль, стандартные процедуры, правила, рекомендации… Всё это кубики, которые составляют профессиональное мастерство пилота гражданской авиации. Кто-то до сих пор считает (и рьяно отстаивает своё мнение!), что пилоту достаточно уметь пилотировать (взлетать и садиться), и он может смело бить в себя грудь, приговаривая: «Я лётчик!» А всё остальное, дескать, вторично.

Я – инопланетянин6, поэтому считаю иначе. Пилотирование я выношу за скобки, так как этот навык не обсуждается. Это основа, база! Потому ты и лётчик, что летаешь. Пилотированию рано или поздно, но обучаются практически все. Это навык, приобретаемый путем многократного повторения. А если совсем никак – таких, как правило, исключают ещё в лётном училище.

Кто обычно бьется в авиакатастрофах? Уж точно не тот, кто вчера сел за штурвал – те как раз-таки стараются на рожон не лезть. Бьются люди с большим опытом, уже выполнившие сотни и тысячи успешных полётов и посадок. Бьётся тот, кто стал чересчур смелым и лезет на рожон – мол, я лётчик, я справлюсь! Во всех печальных случаях наблюдаются проблемы, связанные с нашим человеческим несовершенством.

Уметь пилотировать – надо! Но одного лишь мастерского пилотирования недостаточно для того, чтобы считаться Хорошим Пилотом. Ненадёжный взаимный контроль – вот причина большинства печальных событий! Кто-то что-то в кабине не сделал, коллега этот пропуск не заметил, ситуация получила развитие и… В лучшем случае придёт плохая «расшифровка»7, добавится головной боли у командира эскадрильи. А в худшем…

Что ж, как говорится, о тебе напишут в газетах, но только ты этого не прочитаешь!

И ладно только о тебе напишут, но там всегда есть дети… Мысли о маленьких пассажирах напрочь убивают желание вытянуть на «PASSED» человека, который явно нарывается на «FAIL». Я в ужас прихожу, когда читаю, что по причине разгильдяйства неразумных взрослых в очередной раз погибли дети – не важно, в авиации или на дороге.

На днях мне пришлось в очередной раз стать «злым проверяющим». Слетали в Сочи, и по совокупности огрехов и пробелов – как в технике пилотирования, так и в теоретических знаниях (последнее стало очевидным при обсуждении случившегося отклонения в технике пилотирования) – я принял сложное решение поставить оценку «FAIL» проверяемому мною второму пилоту.

Стандартные процедуры выполнялись не лучшим образом, взлёт получился так себе, корявеньким. А при заходе на посадку пришлось уйти на второй круг – не получился у специалиста стабилизированный заход на посадку… в несложных-то метеоусловиях! Был ветер, несильный. Сначала подсосало, потом поддуло – то есть ничего особенного, обычное для Домодедово явление. Но пилот чересчур уж резко отреагировал на падение скорости увеличением тяги двигателей, что повлекло за собой увеличение тангажа, который пилот не парировал, и самолёт выскочил за пределы нормативов.

Но даже не это склонило чашу весов в сторону «фейла» – ведь повторный заход был выполнен успешно, хоть и не идеально гладко. Пилот не смог объяснить природу возникшего отклонения, не знал о влиянии тяги низкорасположенных двигателей на продольные аэродинамические моменты8 – вот это явилось главным фактором!

Что ж, пришлось парню подтягивать теоретическую подготовку, повторять аэродинамику: как влияет нижняя децентрация двигателей на пилотирование самолёта, к чему приводит изменение тяги и как с этим бороться… И конечно же успешно пройти проверку через день, но уже с «добрым» проверяющим.

Не могу сказать, что я являюсь рекордсменом авиакомпании по количеству выданных «фейлов». Я точно не первый в числе «злых», однако почему-то так получается, что именно мои оценки становятся объектом пристального внимания и широкого обсуждения за спиной, а «фейлы» от других экзаменаторов прячутся в тени моих. Может, я так «угадываю» со временем или, может, я ставлю «фейлы» тем пилотам, в которых командование авиаэскадрилий чересчур (почему, интересно?) уверено?

Еще на переучивании моим именем устрашают: «Попадёте к Оканю, вот он вам покажет!»

Хех! Если бы все попадали ко мне как к инструктору – я был бы счастлив сделать всё от меня зависящее, чтобы научить. К сожалению, работать с каждым индивидуально невозможно, хоть я и стараюсь поучаствовать: провожу занятия с группами переучивающихся, иногда даже будучи в отпуске занимаюсь с пилотами! На недавних курсах повышения квалификации инструкторов первую половину дня я сам был слушателем, а вторую (по личной инициативе) – преподавателем на занятиях с очередной группой переучивающихся на Боинг-737 пилотов. И так в течение нескольких дней. За это мне не платят, но я нисколько не жалею, что трачу свое личное время! Мне интересно, парням тоже. Такие «мелочи» злые языки, лишней своей свободной минуты на новичков не потратившие, предпочитают не замечать.

А когда студенты заканчивают процесс переподготовки и попадают ко мне, но уже как к проверяющему… В этом случае я говорю предельно честно: «Моя оценка будет посвящена тому инструктору, который вас вводил».

Я верю в то, что говорю: инструктор должен нести ответственность за свою работу, за то, что он допустил пилота к проверке. Допустил? Значит, пилот проверку пройти способен! Я считаю, что оценка «фейл», поставленная пилоту, должна быть поводом для пристального внимания к работе его инструкторов.

Однако крайними у «динозавров» почему-то всегда остаются «студенты», и это противоречие не поддается решению.

Ставить «фейлы» очень тяжело. Каждый из них сохраняется шрамом на сердце. И ты не рад случившемуся, и пилот, конечно, не излучает счастье.

Нет, были и такие пилоты, которые… благодарили за то, что им вовремя была поставлена такая оценка. Были, да… И даже становились сильными командирами через некоторое время. Но большинство по традиции, заведённой ещё в советские годы и чудовищно развившейся во вседозволенные девяностые, сваливает свои недостатки на предвзятость «чудака-проверяющего». Да и как тут не соблазниться перекладыванием с больной головы на здоровую, если среди проверяющих нет единой политики проведения проверок, если экзаменаторы делятся на «злых» и «добрых», то есть на «плохих» и «хороших» соответственно?

Кто самый лучший проверяющий? Тот, кто весь полёт молчит и ни о чем тебя не спрашивает. По окончанию полёта ставит «пасс», и ты доволен! Книжки можно не открывать до следующего раза… или вообще не открывать, если опять полетишь с «добряком».

При определении «доброго» и «злого» степень личного профессионализма проверяющего, как правило, в расчёт не берётся, только количество выставленных «фейлов» и «пассов». Комэски этой системой ранжирования пользуются вовсю! Сегодня «злой» ставит «фейл», пилота отстраняют от полётов, но план-то горит! Поэтому через день-два проштрафившийся пилот летит с «добрым», и всё становится окей – пилот проверку проходит. План возвращается в спокойное состояние.

А ведь этот «окей» оказывает пилоту дурную услугу! Как и все мы, человеки, пилот склонен не видеть свои проблемные места. Признаваться самому себе в собственных неудачах – признак сильного человека, а таких, увы, меньшинство. Факт прохождения повторной проверки и отсутствие замечаний со стороны «доброго» проверяющего лишний раз укрепляет пилота во мнении, что он-то – нормальный специалист, а тот, первый проверяющий, – «чудак»!

Как результат, мотивации меняться у пилота не появляется. Вот такие дела.

Как победить?

Радикальным изменением подхода к работе инструкторов, к работе экзаменаторов. Играешь в «добряка» и при этом демонстрируешь неуважительное отношение к записанным правилам и стандартам авиакомпании? Ты можешь заниматься этим где угодно, но не в этой авиакомпании – только таким должен быть подход у руководителей.

Не только с пилотов надо строго спрашивать, а с себя! С инструкторов! С проверяющих! С начальников! В первую очередь – с начальников!

Какие начальники – такие инструкторы. Какие инструкторы – такие и пилоты. Сильные, надёжные, безопасные пилоты делают сон руководителей спокойным.

Когда вот только до «динозавров» дойдет эта простая истина?

Они почему-то предпочитают плохо спать.

Из лета в зиму и обратно

– Ну куда ты прёшь?

Черный «Прадо» объехал традиционную пробку на светофоре, состоящую из желающих развернуться в сторону Москвы, и встал поперёк дороги перед моим «Фордом». Машины, спешащие по своей законной полосе прямо, отчаянно загудели клаксонами – дорогу им перекрыла жирная чёрная задница. «Прадо», изображая из себя вип-персону, нехотя подвинулся.

На этом перекрёстке в городе Домодедово аварии случаются часто. Однажды, едва дождавшись зелёной стрелочки, один нетерпеливый водитель решил развернуться через две сплошные… и тут же схлопотал в бок от водятла, промчавшегося на красный свет.

Торопились, парни?.. А теперь не торопитесь?

Дождался зеленой стрелочки, подождал, пока «Прадо» освободит путь и аккуратно развернулся и покатил в сторону Москвы, чтобы затем через село Ям выехать на трассу в аэропорт Домодедово. Сегодня у меня необычный рейс. Я лечу в Новый Уренгой, а не какую-то там Верону, и не какой-то ваш Тиват!

Как давно я не был в этом северном городе?.. Полгода, наверное, если не больше! А сегодняшний рейс особенный ещё и тем, что он дневной! С недавних пор мы летаем в газовую столицу не только ночью, но и днём, и у этого рейса такое хорошее расписание, что он очевидно займет в моём личном рейтинге место среди самых удобных: выспался, не очень рано улетел, не очень поздно вернулся.

Мечта, а не рейс!

Тем более в такую замечательную погоду, как сегодня. Правда, такая только в Москве – заглянув в погоду Нового Уренгоя, я увидел в ней самые что ни на есть «майские» +2 градуса и сильный ветер.

Было бы наивным ожидать иного от города, стоящего практически на полярном круге.

– Добрый день! «Глобус». Новый Уренгой. Окань.

– Здравствуйте…

Опытные цепкие очи сотрудницы службы авиационной безопасности сканируют /сетчатку глаза/ списки пилотов, находят мою фамилию.

– …проходите.

Прохожу через рамку металлоискателя. Раздается сигнал.

– Что там у вас металлическое? – интересуется ещё одна сотрудница, стройная девушка с крашеными под Мерилин Монро волосами.

– Ничего, только нервы стальные.

Приятные «обнимашки», ничего запретного на моей одежде девушка не нашла. Беру свою сумку с ленты сканера, иду по коридору дальше. Следующий блокпост – медпункт. Пришёл я рановато – ещё два часа и пятнадцать минут до вылета, а раньше, чем за два часа проходить врача не положено, поэтому не наглею, усаживаюсь в кресло около двери, жду, пока пройдут пятнадцать минут.

– Здравствуйте!

– Здра-асьте, здра-асьте!

Глаза женщины-фельдшера смешливо изучают меня. Представляюсь:

– «Глобус», Новый Уренгой, Окань.

– Приса-а-аживайтесь. Когда крайний9 раз летали?

Сажусь на стул рядом со столом веселой женщины.

– Прилетел вчера, – машинально перевожу взгляд на наручные часы, глаза фельдшера стреляют туда же, – в шестнадцать с чем-то, жалоб нет… до октября.

В октябре у меня срок очередной годовой экзекуц… простите, ВЛЭК10.

– А после октября будете жаловаться? – поднимает свои прекрасные очи красавица-фельдшер.

– Вам попробуй пожалуйся. Да ни в коем случае! Российский пилот должен умереть за штурвалом самолёта, будучи абсолютно здоровым, так как он только вчера прошел российский ВЛЭК!

Смеётся.

Да разве ж я шучу?

В Новом Уренгое прогнозируют довольно низкую облачность, боковой ветер с порывами до четырнадцати метров в секунду и заход на полосу 09, на которой в связи с окончанием срока службы удалили ИЛС – систему точного захода на посадку по приборам.

Газовая столица России!

Зато летим мы сегодня на замечательном самолёте, который выделяется из всего нашего зелёного парка необычным окрасом – на Боинг 737—800 с бортовым номером VQ-BKW. Киви, Кило Виски – такие прозвища он имеет среди пилотов.

Начинаю предполётный осмотр самолёта, залезаю в нишу переднего шасси и приветствую лайнер:

– Здорово, брат! Как ты? Скучал?

Градус настроения уплывает вверх, поближе к позитиву. Офис, ремонт, неурядицы и прочая бытовуха – всё уходит на задний план, а наш бело-зелёный красавец, подрагивая от радости и от порывов ветра, нетерпеливо ждёт возможность показать себя во всей красе скрывающимся в кустах любителям фотографировать самолёты.

А я, пока обхожу самолёт традиционным кругом почёта, сам превращаюсь в споттера11. Фотограф из меня, конечно, тот ещё. Но это дело я люблю!

Возвращаюсь на борт, старший бортпроводник протягивает мне уведомление об опасных и специальных грузах. Беру, изучаю: опасных сегодня нет, а вот в специальных привезли «цветы срезанные всякие». Тридцать кэгэ! Кто-то в Новом Уренгое скоро порадует своих любимых.

Мы доставляем радость!

Сегодня в Домодедово в работе только одна взлётно-посадочная полоса, 14 правая. Стоим на предварительном старте, ждём своей очереди. Это вам не Мюнхен – в Домодедово диспетчеры никуда не торопятся. Конечно, и от смены зависит, но чаще всего заходящий на посадку борт ещё бог знает где, ты готов взлететь через двадцать секунд после страгивания, но…

– Ждите на предварительном! Борт на прямой!

Стоишь ждёшь. Пытаешься разглядеть причину задержки – самолёт, заходящий на посадку. Щуришься и так, и эдак.

Ага, вон, точка появилась на горизонте! Летит. Не обманули!

И стоишь дальше.

Сначала пропустили зелёного собрата, потом коллег из «Ямала». Позади нас начинает скапливаться очередь из желающих тоже поглазеть на посадки. Терпите, коллеги! Мы скоро улетим (но это не точно), встанете на наше место, налюбуетесь вдоволь!

Наконец прилетели таджики из «Сомон Эйр», и после них диспетчер всё-таки разрешил нам занятие исполнительного старта и взлёт без остановки. Собрав рой незадачливых насекомых лобовым стеклом, подрагивая на неровностях подмосковного неба, наш лайнер бодро устремляется в синее небо, чтобы взять курс к полярному кругу…

Но для начала диспетчер устраивает нашим пассажирам обзорную экскурсию вокруг аэродрома, отправив нас на север нестандартным правым разворотом. Огибаем город Домодедово, машу рукой своей семье – дом очень хорошо видно. Затем облетаем Москву по восточному краю. Река Москва, Останкино… Физкульт-привет аэропорту Шереметьево!

Всё! Окончательно вырвались из загруженного московского неба! Теперь чем дальше будем улетать от Москвы, тем реже будем слышать голоса пилотов и диспетчеров.

«Вот это да! Машина времени!»

Углубляемся на север. Земля решила, что пора заканчивать радовать нас соблазнительными видами зелёных лужаек и лесов и прикрылась облачным покрывалом. А когда мы уже привыкли к белой картинке за окном, покрывало начало потихонечку стягиваться…

Вот это да! Машина времени! Вылетали из зелёного лубочного пейзажа, а здесь ещё самая настоящая зима! Вот такой интересный контраст всего за час полёта.

У Салехарда принимаем погоду Нового Уренгоя. Она… нормальная. Почти строго боковой ветер, одиннадцать метров в секунду. Плотненько дует! Зато облачность поднялась. Это радует.

Начинаем подготовку к заходу на посадку на ВПП 09, будем заходить по приводам. Приводы – это две так называемые приводные радиостанции на продолженной осевой линии ВПП12, одна на удалении один километр от посадочного торца, вторая – в четырёх13. Заход по приводам полностью оправдывает своё отношение к неточным заходам на посадку14: сигнал от радиостанций подвержен помехам, и стрелки приборов, указывающие на них, гуляют, и иногда делают это в весьма широком диапазоне.

По правде говоря, очень часто они показывают погоду, а не направление.

Конечно, заход по приводам на таком лайнере, как Боинг 737—800 по степени нагрузки на пилотов нельзя сравнить с героическими полётами самолётов середины прошлого века. А ещё за десятилетия до этого, после исключительно визуальных заходов на посадку появление приводных станций рассматривалось лётчиками, как инновация, как великое достижение научно-технического прогресса! Стало возможным находить аэродром даже в густом тумане, не снижаясь на свой страх и риск до предельно-минимальной высоты в попытках увидеть землю, и как-то даже на полосу попадать!

А когда изобрели точную систему захода ИЛС, то всепогодность лайнеров довели до того, что на иные ВПП стало возможным выполнять посадки при практически нулевой видимости! Правда, такие посадки выполняет автоматика, и вот это нам сегодня не грозит точно – ни один автопилот ещё не умеет выполнять автоматическую посадку по приводным радиостанциям.

Не грозит, и не надо! Есть замечательная возможность полетать «на руках», да ещё и в «чудесных» условиях: сильный боковой ветер, кривая полоса… Да-да, на аэродроме газовой столицы России полоса идёт «волной» – повторяя рельеф местности, имеет характерный горб. Особенно заметный со стороны торца ВПП 09, на которую мы и планируем приземлиться – желательно до горба, тогда проблем не будет. Но если вдруг перелететь сверх меры, то придётся как бы «карабкаться» на бугор, чтобы избежать грубого приземления, и это усложняет выполнение посадки. А если ещё и бугор перелететь… Длина ВПП два с половиной километра. А сцепление передают, хоть и хорошее, 0,42, но не отличное. Есть риск выкатиться на замёрзший грунт.

Нет! Перелетать мы сегодня не будем!

А будем мы использовать закрылки 40 – не очень любимое большинством пилотов 737 положение, стоит отметить. Мол, ограничение по скорости близко15, в болтанку лететь неприятно – а вдруг чего? Якобы и самолёт совсем иначе летит, и сажать сложнее… Я не разделяю эти страхи и часто использую максимальное положение механизации для посадки. Ну и что, что ветер дует – самолёт сегодня достаточно легкий, соответственно и посадочная скорость будет ниже, и до ограничения всё ещё далеко. Да и сама посадка будет точнее: самолёт, имеющий большее воздушное сопротивление, охотнее садится в намеченной зоне. А это как раз то, чего сегодня хочется.

Не будем перелетать!

На снижении в спину дул очень сильный ветер, неумолимо подгоняя наш Киви к полосе. Держу в голове: у земли ветер имеет обыкновение стихать, а если по мере снижения высоты стихает попутный ветер, то для самолёта это то же самое, как будто начинает постепенно усиливаться встречный. Появляется прирост подъёмной силы, приборная скорость ползёт вверх и будет снижаться очень неохотно или даже продолжать свой рост, несмотря на предпринятые меры.

Пришлось даже использовать спойлеры16 для спокойного гашения скорости перед началом финального снижения. Чуть раньше, чем обычно, дал команду на выпуск шасси – от них очень хороший тормозящий эффект, шасси открывают всем ветрам огромный «бассейн» посреди самолёта, создавая мощное сопротивление. А вот от спойлеров на этих уже небольших скоростях толку пшик, практически нет эффекта, лишь вибрация по самолёту от смеющегося над таким бесполезным деянием потока воздуха. Но кто-то используют спойлеры и с закрылками… И даже с шасси.

Смысл? Потрясти пассажиров, наверное. Если уж шасси не позволяют снизить скорость в глиссаде до нужной, это очевидный признак, что заход идёт как-то не очень хорошо, и, быть может, стоит попробовать заново.

Плавно приступаю к снижению на предпосадочной прямой. Мы летим «крабом» (то есть боком) по отношению к полосе. Взгляд на индикацию ветра… Ого! Боковой ветер задувает со скоростью сорок четыре узла17! Пока что самолёт ведёт автоматика – а она, замечу, умеет отлично вести самолёт по заложенным в её базу данных координатам, причем рассчитывает и вертикальный профиль снижения тоже.

Правда, есть один нюанс, и было бы удивительно, если бы его не было. Координаты-то опубликованные – ещё в древней советской системе СК-42, а она немного, но отличается от всемирно принятой WGS 84 – той, что использует наш самолёт. И хоть и была некоторое время назад подана сверху команда «пересчитать», но воз на большинстве российских аэродромов и поныне там.

Если не задумываться над этим фактом, то всё остальное просто шикарно! Летишь по неточной системе захода на посадку, как будто по ИЛС! И чаще всего примерно так же точно… ну уж по крайней мере намного точнее, чем по методике дедов заходить по болтающимся стрелкам радиокомпаса.

Дедам такое и не снилось, наверное.

А вот стрелки те сейчас мне намекают, что полоса находится левее. Да и визуально мы летим немного правее – сказывается, видимо, влияние различий в системе базовых координат. Выглядит некритично, но чем раньше исправить, тем проще садиться!

Отключаю автопилот и лечу полувизуально, полуприборно – то перемещая взгляд из кабины наружу, то возвращая его обратно на приборы. Жду изменения ветра. Если боковой ветер при входе в глиссаду был двадцать два метра в секунду, а у земли передают одиннадцать, значит, по мере приближения самолёта к полосе скорость воздушных потоков будет уменьшаться. Это может случиться как плавно, так и резко. Если последнее, то очень важно не проморгать!

Из-за сильного бокового ветра самолёт летит со значительным углом сноса. Если ветер начнёт стихать постепенно, то бочком-бочком ты плавно выровняешь самолёт как надо. Но если же скорость ветра упадёт резко, то при неизменном курсе самолёта ты махом окажешься в стороне от полосы! Если при этом и высота небольшая, то заход, возможно, придётся прекратить – по-дедовски мастерски вырисовывать кренделя у самой земли сегодня не всегда считается красивым. То есть безопасным.

Надо быть очень внимательным и не проворонить момент, когда ветер начнёт стихать. Поэтому глаза бегают: ВПП, приборы, ВПП, приборы, скорость ветра…

В этот раз получилось достаточно просто: ветер стихал плавно, занимательного маневрирования применить не довелось. Вспомнился рейс в Сочи, выполненный год назад. Вот тогда было куда «интереснее»! Приличные 27 метров в секунду дули в правый бок на входе в глиссаду, а на высоте 200—150 метров ветер вдруг начал резко стихать и разворачиваться. Почти мгновенно самолёт улетел вправо, даже несмотря на то, что я был готов и не пропустил начало «шоу». Пришлось оперативно доворачивать в сторону полосы и держать скорость, отреагировавшую на изменение движения воздушной массы хаотичными скачками вниз-вверх, точными перемещениями РУД18.

Дедам посадка бы безусловно понравилась. А сейчас ничего сверхъестественного не наблюдается, мне остаётся лишь посадить самолёт.

Бочком-бочком, подпрыгивая на небесных ухабах, наш Киви приближается к квадратным бетонным плитам неровной ВПП 09 Нового Уренгоя. Пролетаю торец, чуть сбрасываю режим, избавляясь от пары узлов лишней скорости. Плиты активно набегают, впереди ясно виден «трамплин», на который нам совершенно не надо. Моя цель – приземлиться до него.

Самолёт мчится в метре от полосы, до касания остаются мгновения. Пора! Для устранения угла упреждения плавно даю левую ногу, парирую возникающий крен отклонением штурвала вправо. Самолёт, на миг задумавшись, просаживается, я чуть подтягиваю штурвал на себя дабы не порадовать отдел анализа полётной информации…

Чш-п-пок!..

Бам-бам-бам-бабах, ба-бах, ба-ба-бах! Киви скачет по колдобоинам газовой столицы, я прыгаю в кресле и чувствую, как где-то внутри меня начинает чесаться гордость за отличную посадку!

Нет, серьезно! Это чертовски здорово – летать!

Приветствую тебя, Новый Уренгой!

Как же много грязного снега. Бр-р! Разительная перемена на фоне вошедшей в лето Южной и Центральной России!

…В 2003 году я, пилот, зеленее которого было сложно найти, впервые прилетел из южно-сибирского майского «почти лета» в суровый норильский май… Это было самым началом моей карьеры в большой авиации19 и отличным впечатлением, врезавшимся в память. Вскоре я уже вводился в строй вторым пилотом Ту-154 авиакомпании «Сибавиатранс», летал из Норильска (-20°) в Белгород (+30°) и обратно.

А ещё через год я впервые побывал в морозном Новом Уренгое рейсом из тёплой майской Москвы уже в качестве второго пилота авиакомпании «Сибирь». Наш Ту-154 поставили близко к аэровокзалу, и я с интересом наблюдал за парнем в шортах и сланцах, зябко шлёпающим по снегу, пробираясь от самолёта к спасительной двери. Юноша явно ошибся с оценкой погодных условий пункта назначения.

Натягиваю поверх кителя светоотражающий жилет, иду осматривать самолёт. Ох, и дует же снаружи! И как только мы приземлились? Улыбаюсь собственным мыслям.

Сделал я эту фотографию и пошёл дальше. Из грузовичка, стоящего у заднего багажника, высовывается водила, на ходу доставая телефон, и направляет его на меня.

Интересуюсь дружелюбно:

– Чего хотел, брат?

Водитель отвечает:

– А вы чего там фотографировали, а?

Молодец, бдит! Говорю с улыбкой:

– На память! Когда же ещё тут у вас окажешься!

Улыбаюсь, иду дальше. Слава богу, не повязали.

Улетаем обратно. Пилотирует второй пилот. Попросился: «Можно я попозже включу автопилот?» Можно? Да я исключительно «за»! Предложил ему потренировать взлёт и набор высоты без директоров20, на что он с радостью согласился.

Алексей в авиакомпании уже два года. Мне он знаком ещё с дней его переучивания – я проводил с его группой занятия по изучению технологии работы и взаимодействия. А потом, увы, мне пришлось не засчитать ему летную проверку и увеличить программу ввода в строй…

Такова судьба экзаменатора – принимать непопулярные решения. Каждый раз я подчеркиваю: это «незачёт» не студенту, а инструктору. А в том случае мне действительно было о чем поговорить с его учителем.

Наблюдаю, как парень старается. Он по натуре своей очень упорный. Есть такие люди, у которых всё получается легко и сразу. А вот у кого-то – нет. Не идёт, и всё! Кое-кто из таких плюнет, скажет: «Ну и бог с ним!» – и смирится, ну или в начальники пойдёт, а кое-кто будет упорствовать и всё равно своего добьётся – станет, может быть, не самым лучшим, но хорошим, надежным пилотом.

Мой сегодняшний второй пилот из таких. Жизнь его здорово помутузила в лихие девяностые: и на флоте отслужил, и в провальные годы из лётного училища выпустился… Работы не было. После возвращения в авиацию вскоре вновь пришлось перетерпеть трудности: авиакомпания «Сибавиатранс», где он работал, обанкротилась, и опять начался перерыв в лётной работе. Наконец он оказался у нас.

За разговорами пролетело время, и незаметно внизу наступила сначала весна, а затем и лето. Немного дольше, чем планировалось, пришлось полетать в подмосковном небе – в Домодедово сложилась «пробка», обычное дело для нагруженного столичного неба.

Приземлились. Зарулили. Тепло попрощались с пассажирами и самолётом.

Спасибо, брат!

Интересный получился полёт! Вылетели из лета, прилетели в зиму, вернулись обратно в лето. И всё это за половину дня!

Рейс жестянщика

Как жарко в Москве! На днях синоптики пообещали побить температурный рекорд более чем столетней давности, и налицо все предпосылки: ещё только семь утра, а температура приближается к +20. На небе ни облачка!

На днях мне стукнуло тридцать пять лет… Тридцать пять, с ума сойти! Десять с половиной лет назад я впервые прилетел в Москву за штурвалом самолёта, а ещё через год переехал сюда же, и закрутилось: поиск жилья, нежданное переучивание на Боинг-737 в США, полёты в разные города и страны, кабина самолёта, офис, снова кабина, снова офис… Как будто вчера было, а сколько событий успело случиться! Однако… столько лет, и всё на Боинге-737, одни и те же города, одни и те же маршруты, задачи.

Признаться честно, полёты давно потеряли чувство новизны, я ощущаю застой. Хочется роста (не карьерного – куда уж выше? – профессионального!), новых достижений, стремлений, вызовов, позитивных эмоций…

Да хотя бы новых направлений!

И вот в моём ростере впервые замечен итальянский город Генуя. Ура! Иду на вылет с надеждой получить от полёта что-нибудь – новый опыт, например. Да хотя бы новые фотографии.

Сегодня я лечу не просто так. Моя задача – дать так называемую «провозку» командиру, Дмитрию, не так давно пересевшему в левое кресло. С нами полетит ещё и второй пилот, Алексей. Вот так бывает – сам я на аэродроме не был, но даю провозку, ознакомительный полёт. Генуя у нас в авиакомпании относится к аэропортам категории Б, и, согласно требованиям (опять же авиакомпании), «молодым» (то есть малоопытным) командирам требуется провозка. Если бы, например, я летел в Геную в роли КВС, мне бы провозка не потребовалась – как командир я давно уже не «молодой», опыта достаточно.

Захожу в штурманскую комнату аэропорта Домодедово. Мой экипаж уже здесь, вовсю занят подготовкой к полёту. На столе лежит лист бумаги, исписанный цитатами из лежащего рядом раскрытого сборника аэронавигационной информации. На листочке пилоты набросали заметки про особенности аэропорта, чтобы было куда обратиться по-быстрому. Сочинили «шпаргалку», так сказать. Молодцы, похвально!

– Я предлагаю добавить ещё четыреста пятьдесят килограммов к расчёту на случай обхода гроз. Как раз будет двадцать тонн. Ты как считаешь? – Дмитрий предлагает мне добавить керосина к предложенному авиакомпанией расчёту.

Хмыкаю – по плану нам предстоит слетать «туда-сюда» без заправки в Генуе. То есть мы везём топливо, достаточное для того, чтобы вернуться в Москву, не заправляясь в Италии. Короче говоря, для полёта в сторону Генуи его чуть больше, чем достаточно. Гораздо больше, то есть.

Отвечаю:

– Дима, я считаю, что любое решение должно быть красивым и на чём-то основанным. Вот твоё предложение – на чём оно основано?

– Мы возьмём четыреста пятьдесят килограммов, и этого нам как раз хватит для того, чтобы взять запасным Нижний Новгород при полёте обратно. Да и грозы тут могут быть, – бодро отвечает Дмитрий.

– Хорошо! А что там насчёт гроз в Москве? – Указываю пальцем на прогноз погоды, говорящий о том, что вечером здесь ожидается чудесная безоблачная погода. – Сколько у нас шансов улететь в Нижний Новгород?

– Ну… – мнётся Дима, – так-то их нет, но ведь… всё может быть! И в Генуе могут быть грозы!

Могут, почему бы нет?

Усмехаюсь:

– Дима, скажи, нашей «экстры» в… – беру в руки план полёта, – десять тысяч шестьсот шестьдесят килограммов хватит для того, чтобы обойти все грозы в Генуе?

– Ну так-то хватит, да… – Дмитрий тушуется, но вдруг хватается за спасительный «аргумент»: – Но ведь тогда придётся там заправляться?

И торжествующе смотрит на меня. Я пожимаю плечами:

– Значит, придётся заправляться в Генуе. Разве кто-нибудь запрещает это делать? У нас есть ограничения по заправке в Генуе?

Дима явно не ожидал получить такой простой аргумент.

– Нет… Но что, из-за ста килограммов заправщик вызывать???

– Дмитрий, надо будет дозаправить сто килограммов – значит, дозаправим сто килограммов. Знаешь, я по этому поводу вообще не комплексую!

У нас есть время, поэтому позволяю себе прочитать «лекцию». Надо заметить, Дмитрий из тех капитанов, с кем мне нравится работать, я точно знаю, что он старается работать с душой. Поэтому верю, что слова найдут понимание:

– Смотри: остаток в Генуе по расчёту десять тонн шестьсот шестьдесят кэгэ. Так? А потребное топливо для полёта обратно – десять пятьсот шестьдесят, при этом в расчёт включены ещё восемьсот килограммов «экстры». Уже имеем девятьсот в загашнике. А сколько у нас учтено на руление?

– Триста тридцать.

– А сколько мы обычно тратим по факту?

– Килограммов сто – сто пятьдесят.

– Верно! И это в обоих полётах! То есть ещё где-то триста килограммов нам в карман. Плюс, в расчёте учтены три процента от рейсового топлива. И туда, и обратно, замечу. Маршрут нам обязательно спрямят над Европой, и не раз. Ну и «подарок» от предыдущего экипажа ещё никто не отменял.

Внимательно смотрю на Диму:

– Ты хочешь заправить и свозить четыреста пятьдесят килограммов туда-обратно? Да ведь при этом ты ещё сотню-другую в воздух спалишь – топливо ведь тоже вес имеет и на расход влияет! И вообще, Дима, ты сам как считаешь? Разве нам даётся эта «экстра» в восемьсот кэгэ для того, чтобы мы показали ей Италию и привезли обратно? Не-е-е! Дают как раз для того, чтобы мы её спалили, если вдруг потребуется!

Дима «переваривает» прослушанную лекцию.

Иногда я ловлю себя на том, что говорю ну очень уж революционные вещи, которые… на самом деле простые и банальные, если вникнуть и разобрать по полочкам. А командир должен это делать, если это хороший командир. Я ничего не имею против запаса топлива сверх расчёта, но ведь всему должен быть разумный предел! Переедать, например, вредно, хотя еда может быть очень даже вкусной. Надо уметь вовремя остановиться.

Командирские решения должны быть красивыми! Только так, и не иначе!

Наш красавец-лайнер Боинг 737—800 с бортовым номером VP-BDH уже на базе. Мы договорились, что в сторону Генуи пилотирующим будет Дима, а я сяду справа. На обратный полёт у меня есть эгоистичный план – порулить самому, а то я уже целых два рейса подряд просидел на откидном кресле наблюдателя и к штурвалу не прикасался. Учитывая, что частота моих полётов в связи с возникшей недавно офисной работой снизилась, так хочется полетать! Руки по штурвалу стосковались!21

С улыбкой поднимаюсь в самолёт. Мне говорят, что обычно у меня лицо, скажем так, не очень радостное, ещё со времён учёбы в школе так утверждают. Ничего поделать с собой не могу, но дабы люди не думали, что и в душе́ я такой же хмурый, стал почаще заставлять визуализировать своё состояние улыбкой.

Чувствую, что руки соскучились не просто по штурвалу, а по лётной работе вообще. С удовольствием начинаю выполнять обязанности второго пилота, пока Дмитрий обходит лайнер в ритуале предполётного осмотра. Фиксирую страховочным ремнём чемодан справа от своего сиденья, приступаю к выполнению процедуры подготовки кабины – не торопясь, не на автомате. Я не так часто летаю, чтобы делать всё быстро. Мысленно проговариваю последовательность действий и следую ей.

Мерным писком гудят преобразователи тока, шумит система кондиционирования… Родная, любимая обстановка!

Как же это здорово – летать!

Дмитрий вернулся и выполняет свою процедуру предполётной подготовки кабины, которая начинается с проверки сигнальных табло. Включением тумблера кабина превращается в новогоднюю ёлку. Вместе проверяем, что все табло, которые должны гореть, горят. Я обращаю внимание: на панели предупреждений не горит одно из многих возможных сообщений – отсутствует надпись «OVERHEAD»22. Такое с этими панельками частенько случается – контакты маленьких ламп, в ней установленных, порой слабо контачат. Я привычным движением чуточку шевелю панельку, и надпись загорается. Порядок!

На нашем самолёте имеется отложенный дефект – одно из табло LOW PRESSURE23 топливных насосов «иногда не работает» – так гласит запись в бортовом журнале. У инженеров, как это часто бывает, времени на поиск и устранение причины неисправности нет, и, чтобы не сомневаться, работает табло или не работает, мы выполняем процедуру вылета с данной неисправностью. Говоря проще, мы просто не включаем соответствующий топливный насос – так требует MEL24. На топливной панели табло LOW PRESSURE теперь будет гореть постоянно и этим вызывать загорание предупредительного табло MASTER CAUTION25 при каждом нажатии на кнопку вызова сигнализации о наличии неисправностей26 – той самой панельки с многочисленными надписями, на которой не так давно не горело сообщение «OVERHEAD».

Мы отбуксированы на точку запуска. Правый двигатель запущен, я включаю отбор воздуха от него для работы системы кондиционирования, чтобы дать хоть немного прохлады пассажирам. На земле салон охлаждается (а зимой обогревается) воздухом, который отбирается от ВСУ27, небольшого двигателя, установленного в хвосте самолёта. Во время запуска двигателей отбор воздуха от ВСУ на кондиционирование отключается – воздух нужен двигателю, чтобы его роторы и турбины могли хорошенько раскрутиться. В жаркую погоду в салоне, набитом пассажирами, очень быстро становится душно, поэтому существует процедура: после запуска правого двигателя изолировать правую воздушную магистраль, перекрыв специальный клапан (иначе в правую магистраль будет идти воздух от ВСУ, что затруднит запуск левого двигателя), и включить кондиционирование в пассажирском салоне, запитав его на работающий правый двигатель. Правда, производительность двигателя, работающего на малом газе, не очень высокая, не идёт в сравнение с ВСУ, но… Чем богаты. Хотя бы так.

Запущен и левый двигатель. Обороты стабилизировались, я выполняю процедуру «Перед выруливанием». Выключаю ВСУ, выпускаю закрылки, Дмитрий проверяет управление, отклоняя штурвал и педали во все возможные стороны. Я дохожу до проверки MASTER CAUTION, нажимаю на панельку и отпускаю. Замечаю, как перед глазами промелькивает и гаснет надпись «OVERHEAD», но табло MASTER CAUTION продолжает гореть. Последнее меня не удивляет – ведь один из топливных насосов выключен, его табло LOW PRESSURE сейчас горит и из-за этого на панели светится надпись «FUEL»28. Но почему мелькнуло сообщение «OVERHEAD»? Этого не должно было быть!

Поднимаю голову и… опаньки! Регистратор полётных данных, бортовой самописец, «чёрный ящик» – не работает, горит табло «OFF»! Мгновенный взгляд влево-назад на традиционный источник этой проблемы. Однако все три автомата защиты сети на панели за креслом командира утоплены. То есть проблема не в них. А вылетать с неработающим «чёрным ящиком» нельзя!

И тут (видимо, чтобы «добить» нас окончательно), после выключения ВСУ загорелось табло FAULT – неисправность! Ё-моё! Обычно это табло является экипажу при попытке запуска ВСУ, но не после выключения. Жара, что ли, так повлияла?

Придётся заруливать обратно и выяснять, что происходит. Сообщаю об этом диспетчеру, затем в авиакомпанию, Дмитрий делает объявление пассажирам. Снова подъезжает буксир, тащит нас на стоянку. Техник торопится, чуть ли не бежит к самолёту со стремянкой.

Мы на стоянке. Двигатели выключены. Так как сейчас ничто не охлаждает салон (ВСУ ведь не работает), то скоро в нём станет очень жарко – самолёт набит жаркими курортниками, да и на улице рекордные июньские +30°. Звоню проводникам, прошу открыть двери спереди и сзади, чтобы обеспечить хоть какую-то циркуляцию воздуха. Поторапливаю ЦУП29 авиакомпании, чтобы не забыли напомнить инженерам насчёт наземного источника электричества – так как ни ВСУ, ни двигатели не работают, самолёт стоит без питания, расходует аккумуляторы.

А вот и электричество подъехало30! Оперативно!

К самолёту причалил трап, в кабину забегает техник, объясняем ему, что случилось: «Мы его не трогали, оно само!» Техник просит провести эксперимент – запустить двигатель. Закрываем двери, согласовываем запуск с диспетчером, получаем разрешение. Запускаем левый двигатель, смотрим наверх – табло OFF самописца не погасло, горит. В чем же причина?

Причина вскоре была установлена. И она оказалась банальной.

Оказывается, есть нюансы в установке флешки, на которую пишутся параметры. Если её как-то не так установить, самописец не будет работать. В общем, техник её переустановил, мы прогнали специальный тест (мне стало интересно: зачем надо было гонять двигатель?), который показал, что всё должно работать отлично.

А я задумался над тем, как всё получилось, и к каким последствиям могло теоретически привести…

Восстановим хронику событий. Изначально лампочка, высвечивающая надпись «OVERHEAD» на панели предупреждений, при проверке не горела. Не контачила, но я её вроде как «починил», пошевелив панельку. Далее, после запуска двигателей мы по процедуре проверяем сигнальное табло MASTER CAUTION – нажатием на панель вызываем загорание сообщений о фактических отказах в разных системах самолёта. Если таковые есть, то MASTER CAUTION останется гореть (и соответствующее предупреждение на панели тоже), привлекая внимание пилотов.

У нас открыт дефект по топливному насосу, и после проверки это табло будет гореть. Ему не важно, по какой причине загораться: то ли это отключенный насос (сообщение «FUEL») или не включившийся «чёрный ящик» (сообщение «OVERHEAD»).

Какой вывод можно сделать?

Если при проверке работоспособности лампочек прошляпить незагорание одного из многочисленных табло, что находятся на сигнальной панели, то, выполняя процедуру «Перед выруливанием», нажимая панельку, можно и не понять, что, кроме «законного» дефекта, в наличии имеется ещё один. Будет гореть табло MASTER CAUTION, оба пилота подтвердят, что это сегодня нормально – из-за неработающего насоса. И полетят… не заметив неисправность в другой системе!

Нет, я и раньше о подобном задумывался, почему, собственно, особое внимание и уделяю работоспособности всех лампочек этой капризной панели, и других учу быть педантами. К сожалению, слабые контакты её миниатюрных лампочек – ахиллесова пята всех без исключения поколений Боинг-737.

Сегодня педантичность наглядно продемонстрировала свою важность. Да, я «починил» табло, заставив все лампочки светиться. Но, выполняя процедуры «Перед выруливанием», после того как я нажал на панель, надпись «OVERHEAD» промелькнула и тут же погасла – контактик у лампы опять отошёл! А ведь надпись могла и не загореться вовсе! И остались бы мы в святом неведении о неработающем самописце – ведь чтобы увидеть его табло OFF, расположенное в задней части верхней панели, надо особым образом задрать шею: вверх, назад и вбок!

Я пожаловался технику на эту лампочку, и он решил проблему на «раз-два». Говорит, «жопка» на лампах со временем «коптится», контакт становится хуже, вот она и не горит. Можно почистить её, либо лампочку переставить. Что он и сделал за полминуты, и панелька стала чудесно гореть и гаснуть тогда, когда нужно. Без всяких шевелений.

Наглядный урок для «педанта»!

Значит, надо избавляться от практики устранения дефектов «шевелением». Надо не лениться, а всего-то «почистить „жопку“»… или просто-напросто заменить лампочку. Ничего сложного! Вот тебе и девять лет полётов на 737 – всегда есть место для новых открытий!

Хорошо, это победили. А что у нас с ВСУ? А её табло FAULT уже не горит – самолёт был обесточен, система как бы перезагрузилась. Парень залезает в компьютер, ищет сообщения по этой ошибке, находит. Говорит, что ничего особенного, есть возможность попробовать запустить. Запускаем, ВСУ работает. Ура! Выждав минуту, пускаем прохладный воздух в салон.

Все проблемы решены. Можно лететь?

Мы уже практически отпустили техника, как вдруг Алексей, снова севший на своё кресло, восклицает: «Ревёрсер горит!» Поднимаю голову… Боги, ну как же так?! Горит табло REVERSER правого двигателя, сообщая нам о том, что в системе реверса, обратной тяги двигателя, непорядок. Это тоже относится к разряду возможных глюков на нашем «электрическом» самолёте. А может быть это и не глюк, поэтому надо определиться: если при помощи хитрого «ресета» (сброса) табло гаснет, значит, лететь можно. Просим ещё слава богу не убежавшего техника решить и эту проблему.

А ведь пассажирам мы уже успели сообщить, что «всё нормально, вот-вот и полетим». Интересно, как они отреагируют на то, что сейчас на правом двигателе створки реверса неожиданно прыгнут назад? Процедура «ресета» на 737—800 предусматривает открытие реверса на земле. На 737 классического поколения31 она попроще.

– Дима! А ведь это всё из-за того, что мы не взяли четыреста пятьдесят килограммов! Топлива-то никогда много не бывает!

Сейчас керосина в баках девятнадцать триста, мы уже потратили триста килограммов, пока запускались, стояли, думали, заруливали. И сейчас всё ещё стоим, никуда не едем, а ВСУ молотит.

Конечно же я шучу и специально улыбаюсь, чтобы мой экипаж шутку понял. Да ещё и язвлю, припомнив традиционную пилотскую поговорку: «топлива много не бывает и веса оно не имеет».

Дмитрий тоже улыбается. Стопроцентно, он со мной согласен! Затаил, небось, каверзные выражения на момент прилёта в Геную, где нам придётся сто килограммов заправить из-за возникшей ситуации и упрямства педанта-Оканя!

Ладно-ладно! Мы ещё не долетели! Хорошо смеётся тот, кто это делает последним. Из опыта полётов в Европу я представляю, сколько на самом деле в Генуе останется керосина. И надеюсь, что у нас получится очень поучительный полёт.

Наконец-то мы успешно решили все проблемы. Скорее, скорее в небо!

Запускаем правый двигатель, быстро делаю «махинации» с воздушной системой, чтобы подать воздух в салон, как при первой попытке. Запуск левому… и что-то обороты идут не так бодро, как должны. Бросаю взгляд на потолок: может, я забыл выключить левую систему кондиционирования? Но нет… переключатель левого «пака»32 выключен, правый включен (он сейчас подает воздух в салон), а изолирующий клапан в положении AUTO («автомат»). Возвращаю взгляд обратно – наблюдать за процессом запуска, который идёт явно медленнее, чем обычно.

Наконец двигатель запущен, и только сейчас меня осеняет:

– Ёпрст, AUTO! «Авто»! Ну ясен же пень! Денис Сергеич!

Вот к чему спешка приводит – торопишься и совершенно неосознанно, на автомате совершаешь ошибку! Вместо того чтобы принудительно закрыть клапан, изолирующий левую и правую воздушные магистрали, поставив переключатель вверх в CLOSE33 (как делал много-много раз, и как сделал час назад), я поставил его в положение AUTO – в среднее положение, при котором система автоматически открывает изоляционный клапан, если один из блоков кондиционирования включен, а второй – выключен. В результате воздух, идущий от ВСУ в левую магистраль, идёт и в правую тоже, то есть стартер левого двигателя получает меньше воздуха, что усложняет процесс запуска. Как правило, двигатель и в таких случаях запускается (что мы сегодня и подтвердили), но делать так не надо!

Надо быть внимательным! Не торопиться!

Время вспять не повернешь, получен ещё один опыт, в очередной раз подтвердивший: нельзя поддаваться течению, стремящемуся тебя разогнать! Десять секунд роли не сыграют. Как минимум один эпизод, который не позволит поставить хорошую оценку самому себе, в этом рейсе уже есть.

Ладно, проехали!

Двигатели запущены, шелестят ровно. Всё что надо горит, всё что не надо погасло. С часовой задержкой мы наконец-таки взмываем в жаркое подмосковное небо.

Ура!

На разбеге обратил внимание, что Дима чрезмерно давит штурвал «от себя», почти до упора в приборную доску. Так делать не стоит, надо будет обсудить.

Продираемся сквозь не очень спокойную приземную атмосферу, диспетчер долгое время не разрешает нам окончательный набор. Пилим на средних высотах, жжём керосин.

– Эх, надо было брать четыреста пятьдесят кэгэ, – деланым печальным тоном говорю я. Затем улыбаюсь, хлопаю Диму по плечу: – Видишь, как получилось, пошёл ты у меня на поводу!

Дима довольно улыбается. Уделал Дениса Сергеича! Будет о чем рассказать в пилотских курилках!

Ну-ну. В Генуе поглядим.

Наконец вырываемся из загруженной московской зоны, забираемся в прохладу эшелона 36034. Можно пообедать и заодно поинтересоваться о том, что там с погодой в Генуе и на запасных аэродромах по маршруту: Будапеште и Варшаве.

Опаньки! А погода-то в Генуе не айс! Почти строго попутный ветер 9 узлов (ограничение у нашего борта 1035). Слабая гроза с дождём. Кучево-дождевая облачность на высоте ниже, чем высота входа в глиссаду.

Ковыряться в грозах в горах, да ещё и на незнакомом аэродроме, в небе Италии с забавными итальянскими диспетчерами… Похоже, нас ждёт действительно интересный опыт!

Лететь ещё порядочно времени. Может, пронесёт, погода улучшится? Да и не жарко в той Италии – каких-то +19. Тучи, дождь… Вот чего нам не сиделось в безоблачной Москве?

Летим, приближаемся к Альпам. Периодически принимаем сводки погоды в Генуе, она почти не меняется. Всё такой же попутный ветер, разве что уже не слабая гроза с дождём, а просто дождь и мощно-кучевая облачность, нижняя граница которой ниже гор и ниже высоты входа в глиссаду. Не айс, но что поделать?

Заранее начинаем обсуждать нюансы предстоящего захода, ещё раз проверяем схему прибытия, внесённую в компьютер. Мы первый раз в Генуе, но не впервые в Италии. Знаем, что местные диспетчеры очень любят подкинуть на заходе что-нибудь неожиданное. Например, в Вероне они практикуют выдачу захода по схеме прибытия, которая к маршруту, по которому ты летишь, никак не относится. Это уже сбивает с толку, а потом тебя ещё векторят36 внутри схемы, нещадно срезая маршрут, и в результате самолёт оказывается ощутимо выше нормального профиля снижения, и надо оперативно что-то делать.

Мне представляется, как азартные итальянцы делают ставки: зайдут эти русские с первой попытки или нет?

(Забавно слушать «лёдчиков», которые величают пилотов иномарок не иначе как «операторами». На работу таких специалистов я насмотрелся вдоволь. Спесь с «нео ператоров37» сбивается очень быстро: оказывается, кнопки тоже надо уметь давить! Та ещё наука!)

В Неаполе диспетчер меня однажды пытался убедить в том, что нам надо лететь по схеме, которая, вообще-то была предназначена для захода… с противоположным курсом посадки! Так гласила информация, опубликованная для данной схемы. Диспетчер обиделся, когда я намекнул на этот факт, но в итоге выдал нам правильную схему. В Римини тоже бывали приключения.

Что же приготовила нам Генуя?

Чего бы она не готовила, я обращаю внимание Дмитрия на то, что ветер в Генуе попутный, возможен заход с круговым маневрированием на ВПП 10. Сегодня я не экзаменатор, да и ситуация не та, чтобы устраивать экзамен на знание столь редкой для российского пилота процедуры, поэтому объясняю, как будем заходить в этом случае: сначала по схеме ИЛС для полосы 28 снизимся до минимальной высоты снижения, пройдем левее ВПП, затем правым доворотом визуально довернем и приземлимся на полосу 10. Раз это будет правый доворот, то и заходить лучше мне – я ж справа сижу, с моего места полосу будет видно лучше.

Может, и не придётся нам маневрировать визуально, но лучше быть заранее готовым к такому варианту.

Следующая сводка погоды принесла новость: облачность опустилась ниже, чем безопасная высота для захода с маневрированием по кругу, поэтому вряд ли он предстоит нам сегодня. Остаётся надеяться на то, что ветер не усилится – его значение и так уже на пределе. Ветер измеряют на высоте 10 метров у земли сбоку от полосы, сейчас намерили восемь узлов «в хвост». А выше он наверняка сильнее. Заходить с сильным попутным ветром по достаточно крутой глиссаде – то ещё удовольствие!

Поэтому заходить будем с закрылками в максимальном положении 40. Полоса мокрая, ветер попутный, а реверсом (согласно правилам полётов в Генуе) следует пользоваться лишь в случае угрозы безопасности, а её в данных условиях всё же нет. Да и по крутым глиссадам с закрылками 40 летать проще, тем более с попутным ветром – поступательная скорость на заходе поменьше и, соответственно, вертикальная скорость снижения тоже меньше. Что в итоге даёт больше пространства для маневра.

Снижаемся. По мере продвижения по эшелонам, диспетчеры пасуют нас от одного к другому, и наконец один из них выдает команду на выдерживание текущего курса. Дмитрий включает режим HEADING SELECT38, теперь автопилот будет держать курс, а не лететь по маршруту, внесенному в компьютер. И пока что наш курс совпадает с участком маршрута, на котором мы находимся.

На подлёте к следующему поворотному пункту, после которого трасса уходит влево градусов под тридцать, диспетчер передаёт наш борт своему миланскому коллеге. Тот встречает нас любимой фразой итальянцев «Proceed as cleared». То есть летите в соответствии с предыдущими указаниями по направлению и по высоте. Всё ничего, если бы маршрут наш не уходил резко влево – мы-то продолжаем лететь с прежним курсом! Действительно ли этого от нас хотят? В Италии нельзя доверять диспетчерам (опыт!), поэтому выражаю сомнения Милану, напоминая о том, что его коллега задал выдерживать курс. И что вы думаете? Нам тут же дали указание лететь по маршруту, то есть крутить влево!

Хех! Далеко бы мы улетели, бездумно доверившись диспетчерскому «proceed as cleared».

Вдруг подумалось: по аналогии с автомобилистами, встречающими на летней резине первый осенний снегопад, у нас сегодня самый настоящий «рейс жестянщика»! Сплошь подвохи и каверзы, одна за другой!

Так как диспетчеры начали снижать нас достаточно заранее и постоянно нагружают вводными, мы никак не можем закончить предпосадочный брифинг. Итальянцы несколько раз перебивают: то разрешением на дальнейшее снижение, то переводом на частоту следующего диспетчера. Вокруг облака, внизу горы, на радаре виднеются засветки: грозовые очаги или очень водные тучи. Обстановка начинает разгоняться, я это чувствую и намеренно заставляю себя «притормаживать», более чётко проговаривая слова и заставляя глаза бегать по приборам.

Что-то перебарщивает Генуя с нагрузкой, а нам лететь-то ещё прилично!

Начинаем читать карту контрольных проверок, и опять перебивает диспетчер: «Следуйте прямо на точку ПИТОК, а далее на Геную». Нутром я понимаю, что под «Генуей» он имеет в виду не аэропорт, а радиомаяк VOR, который расположен на значительном удалении от аэропорта. Пока собираюсь с мыслями, нас переводят на частоту следующего сектора.

Сначала заканчиваем чек-лист, затем связываюсь с новым диспетчером, прошу его подтвердить, что под «прямо на Геную» он понимает «прямо на VOR». Да, так оно и есть.

Летим, снижаемся, вроде бы всё постепенно устаканивается. Только собираюсь перевести дух, как нас опять (!) переводят на следующего диспетчера!

Mamma Mia! Да откуда у вас столько диспетчеров? Это способ решить проблему безработицы в Италии?

Синьора-диспетчер протараторила, что аэродром… закрыт, и нам следует подумать, как провести следующие «минимум пять минут». Спрашивает, где мы собираемся выполнять зону ожидания? Прикольно: она предлагает решить это нам, вместо того чтобы дать конкретные указания. Какой сервис! Чтобы не гадать, куда лететь (а за окном облака, любоваться всё равно не на что) прошу зону ожидания над маяком VOR Генуи, на который мы сейчас и летим. В ней будет возможность отдохнуть, отдышаться, снизить градус напряжения, а то своим «четвертым итальянским уровнем»39 синьора совсем уже загнала наш экипаж.

Получаем разрешение. Ныряю в компьютер, сооружаю зону ожидания над VOR с позывным GEN. Можно перевести дух, сейчас кружок сделаем, и спокойненько зайдем…

Ну-ну. Нас переводят на следующего диспетчера (о боги!), и тот рушит планы по отдыху:

– После VOR Генуи следуйте в зону ожидания над /неразборчиво/, снижайтесь до эшелона 90. Аэродром закрыт по причине столкновения самолёта с птицей, задержка до пяти минут из-за осмотра полосы.

А ведь мы уже почти вошли в зону ожидания над GEN! А «неразборчиво» – это то, куда лететь после GEN, а куда лететь-то? С трудом раздвигаю конкурентов, тараторящих с диспетчером на непонятном нам итальянском языке40, прошу повторить название точки, на которую он нас только что послал. В ответ четко слышу «следуйте на ВАРАП». Вот это другое дело! Быстро провожу махинации с FMC41, удаляю зону ожидания над GEN, добавляю точку ВАРАП, строю над ней новую зону. Бросаю пару слов Диме, мол, построил, перепроверь, пожалуйста!

А самолёт летит. Вокруг хмурятся тучи, нас ощутимо подкидывает в неспокойной атмосфере, на радаре со всех сторон рисуются засветки. Слава богу, неяркие, на грозы не похожи, обычные кучёвки, но и таких летать неприятно – может болтануть так, что мало не покажется! Итак уже мозги закипают.

«Сегодня нет пилотов, одни операторы!» Ну-ну. Вас бы сюда, «специалисты»!

Подлетаем к GEN, далее будем брать курс на ВАРАП, которая, к слову, является точкой начала захода на полосу 28… Подбадриваю коллег:

– Всё нормально. Сейчас покружимся и спокойно зайдем!

Щас! Диспетчер радостно сообщает: полоса снова открыта, берите влево двадцать градусов, рассчитывайте заход ИЛС на ВПП 28, снижайтесь восемь тысяч футов.

Неожиданно!

А вот не надо было расслабляться! Это же Италия!

Снова окунаюсь в работу: надо настроить компьютер, проверить настройки, понять, как снижаться… Ощущаю сильнейшее стремление «разогнаться» под давлением ситуации. Самолёт-то не стоит на месте, обстановка содействует напряжению: одно дело выполнять пусть даже непростой заход, но в знакомом аэропорту, и совершенно другое, когда тебя болтает, за окном хмарь, на радаре засветки, внизу горы, а впереди ждёт совершенно незнакомый аэродром – какие ещё каверзы можно ждать на заходе?

Благодаря махинациям диспетчера мы оказались несколько выше профиля нормального захода, и надо бы снижаться поактивнее.

– Дима, давай-ка выпускаться!

Выпустив механизацию крыла, мы уменьшили скорость полёта, увеличив сопротивление, и, как следствие, увеличили градиент снижения. Скоро подлетим к посадочному курсу, и пока есть возможность, надо избавляться от давления нагрузки, возвращаться в рамки нормального захода.

Впереди самый ответственный этап полёта, к нему необходимо привести самолёт в правильной конфигурации и на должном профиле снижения. Чем ближе к земле, тем у́же рамки, тем сложнее догнать ситуацию и куда проще набедокурить. Пока есть удаление и высота, надо извернуться, но войти в удобные рамки по высоте, по скорости, по конфигурации самолёта. Если же не успеть, но обнаружить себя на предпосадочной прямой в соблазнительной близости от ВПП, вот тут и образуется нацеленность на заход любой ценой, отмеченная при расследовании многих происшествий. Только что продравшись через неприятности, поимев значительную психологическую нагрузку, пилот не хочет даже думать о том, чтобы ещё раз пройти через это из-за ухода на второй круг! Он «нацелен на посадку» и мчит самолёт к ВПП, не замечая, то, что осталось не выполненным. Например, закрылки не в посадочном положении, шасси не выпущены. Или же, видя, что самолёт летит значительно выше глиссады, пытается догнать её, буквально пикируя. Догоняет и перегоняет.

В недалёком прошлом, работая замкомэской, пришлось мне разбирать один случай. Получаю звонок от одного из командиров: Денис, мол, в Варне «накосячили», жди расшифровку! Спойлеры забыли подготовить для автоматического выпуска при посадке (то есть рычаг не установили в положение «ARM»). Думаю, ну ладно, невелика беда, если вручную всё же выпустили.

Уточню: невелика, если физический процесс рассматривать. Если спохватились и выпустили вручную после посадки – хорошо! А вообще-то проверка спойлеров входит в перечень карты контрольных проверок, которую пилоты выполняют перед посадкой. То есть налицо факт: контроль был формальным.

Если он вообще был.

Приходит расшифровка. Увидев её, глаза мои полезли на лоб! Какие там спойлеры??? Там посадка с непосадочным положением закрылков 25! Изучаю, как проходил полёт до посадки: очевидно, что снижались они выше профиля (в Варне это частое явление) и отчаянно догоняли его, выпуская шасси и закрылки. Свистели-свистели и догнали глиссаду примерно на высоте тысяча футов. А затем, как летели с закрылками 25 (их иногда используют для гашения скорости перед выпуском в посадочное положение 30 или 40), так и приземлились, и сделали это очевидно под аккомпанемент сигнализации о непосадочном положении механизации крыла: «TOO LOW, FLAPS! TOO LOW, FLAPS!»42

М-да.

Теперь уже я звоню командиру, интересуюсь: как так получилось? Не слышал при посадке ничего подозрительного? Командир (человек в возрасте за пятьдесят, с налетом под двадцатку тысяч часов), помычав для вида, отвечает: ну, было что-то там про закрылки, звучало, но глянули, вроде всё нормально.

Позвонил второму пилоту, который по возрасту вроде и не мальчик (старше меня), но только-только начал летать на Боинг-737. И в гражданской авиации тоже новичок – пришёл из военной. Говорит, да, было. Пытался что-то донести до командира, но тот лишь отмахнулся. Он подумал, что опытный командир лучше знает, что делает, и не стал настаивать.

Армейская выучка, что с неё взять? Дело правого – не мешать левому.

Так и приземлились.

Этот КВС был штатным пилотом-инструктором моей эскадрильи. Признаться, у меня к нему уже успело накопиться очень много вопросов: и по работе (летал он не сказать, чтобы уверенно, и уровнем знаний не блистал), и по тому, как он «учил». Откровенно говоря, был он типичным примером тех, кого я толерантно называю «заслуженными», а если на эмоциях, то «динозаврами». До 737 он много лет отработал на различных советских самолётах, был инструктором на Ил-76…

Эта героическая посадка стала последней каплей в чаше терпения, и я убедил своего начальника, командира эскадрильи (когда-то он командира этого и продвинул в инструкторы: заслуги, опыт, всё такое… я был против), снять «залётчика» с должности. Комэска к этому времени осознал свою ошибку и помог убедить командира лётного отряда.

В общем, перевели данного специалиста в рядовые командиры («по собственному желанию», конечно же), но и здесь он не задержался. Примерно через полгода случился новый казус – при взлёте он попытался убрать шасси ещё до отрыва от земли, лишь только начался подъём передней ноги. И они начали убираться, стоило концевику на основной стойке разжаться. Благо не случилось просадки при взлёте… И это стало последней каплей уже у начальства, разборки были шумными.

«По собственному желанию» он уволился. А потом проявился в другой авиакомпании… снова инструктором. Встречал его не раз в штурманской, он делал вид, что не помнит меня. Конечно же – ведь это я был виноват в его прегрешениях! Обидел заслуженного ветерана! Не проявил должного уважения!

Через несколько лет он вышел на пенсию. И продолжил «учить» – на тренажёрах.

История знает много печальных историй, связанных с продолжением заходов на посадку, ставших нестабилизированными. Знание причин и понимание рисков, связанных с этим, играют на стороне хорошего пилота, такой пилот меньше подвержен опасной «нацеленности на заход». Они помогают встряхнуться, чтобы прогнать навязчивый «туннельный эффект», заставляют глаза бегать по приборам, замечая не только положение самолёта в глиссаде («Пока что летим выше – на полторы точки»), но и удаление от ВПП («16 миль, высота?.. Пока нормально!»), и даже во-о-он ту тучку на радаре, которую мы можем зацепить на предпосадочной прямой.

И держать в голове то, что надо не только быстро снижаться, но и при этом гасить скорость – понятия, к слову, противоположные, ведь гашение скорости подразумевает уменьшение вертикальной скорости снижения. Можно обеспечить самолёту дополнительное сопротивление, а если мы этого не сделаем сейчас, то уже скоро обеспечить стабилизированный заход будет проблемой. Чем ближе самолёт к полосе, тем у́же рамки!

Гляжу на Диму, ожидая действия с его стороны. Он напряжен, молчит и не даёт команды на то, чего я жду. Тянуть больше нельзя, подсказываю:

– Давай-ка шасси выпустим, Дима…

Дима «просыпается», командует:

– Gear Down!43

Ставлю рычаг вниз, самолёт вздрагивает, шумит и начинает помогать ощутимым торможением.

Замечаю, что Дмитрий поставил на задатчике высоту 4000 футов, а в соответствии с последним указанием диспетчера надо было ставить 4500. Сразу я не заметил – проглядел, оценивая тучу впереди. Но это и к лучшему – заход нам все равно разрешён, что означает, что после захвата луча курсового маяка, который вот-вот произойдет, мы можем захватывать глиссадный и по нему снижаться уже без разрешения диспетчера.

Да только вот сейчас мы пересекаем 5500 футов, а глиссада всё ещё под нами. Мы идём чересчур высоко.

– Дима, будем захватывать глиссаду сверху!

Самолёт захватывает луч курсового маяка, разворачивается на полосу. Мучительно жду, что Дима отреагирует на мой намёк – уменьшит значение высоты на задатчике, иначе мы вот-вот выйдем в горизонтальный полёт, а глиссада-то ещё не захвачена! Она так и будет уходить все ниже и ниже, и тогда прощай, стабилизированный заход!

Увы, действий со стороны Дмитрия нет. Ждать больше нельзя!

– Извини, я помогу тебе немного.

Ставлю 3400 на задатчике – это высота пролёта точки входа в глиссаду, на неё же целюсь крутилкой задатчика вертикальной скорости, опуская зелёную дугу расчётного места достижения заданной высоты, рисующуюся на навигационном дисплее. Теперь мы должны захватить глиссаду в районе точки входа и войти наконец в нормальные рамки. У меня есть стойкое ощущение, что всё идёт нормально, я нахожусь в контуре полёта. Хотя ещё немного, и у меня наступит перегрузка.

Надо гаситься дальше – ведь мы с закрылками 40 планировали выполнять посадку, а скорость лишь только что пересекла 200 узлов, медленно катясь вниз. Ограничение для этого положения закрылков – 162 узла.

– Дима, ты как, готов к заходу?

– Да, всё хорошо! Спасибо! Взял управление!

– Отдал!

Пошли в ход закрылки 5, затем 15, скорость падает к 175… Предлагаю выпустить в промежуточное положение 25. Но Дима бросает команду:

– Закрылки 30!

Ограничение по скорости для них – 175 узлов, у нас чуть больше. Не поддаюсь на провокацию, я уже чувствую себя практически в своей тарелке и даже позволяю отвлечься на то, чтобы сказать: «Какие тридцать, Дима? Скорость сто семьдесят пять! Ставлю двадцать пять!» В этом положении скорость загасилась бодро, вскоре пошли закрылки 30 и следом 40. Захватили глиссаду, выполнили карту контрольной проверки.

Летим. Фух! Наконец-то мы в центре рамок захода на посадку!

Выскакиваем из облаков… прямо в кучевое облако! Это оно отсвечивало на радаре где-то сбоку, а теперь визуализировалось во всем объёме, и в реальности оно больше, чем считает метеолокатор самолёта. Снова вводная, хочется перезагрузиться, но включаю голову: на радаре отсвечивает зелёным цветом, сам отсвет правее курса, ну а облако – оно и в Африке облако. Не самое большое кучевое облако из тех, в которые приходилось влетать. А судя по тому, как оно изображено на радаре, и не самое опасное тоже.

Влетаем в белую муть, нас трясёт, вылетаем в хмурое небо. Всё, вот теперь земля видна отчётливо, где-то впереди и справа рисуется ВПП, и очень-очень хочется поскорее уже долететь до неё, почувствовать под колёсами твердую землю.

Как-то слишком много «опыта» для одного рейса!

В следующий раз надо будет обзёрвером44 сюда слетать – на заходе должно быть красиво, а сегодня ничего толком и не увидели. Не до красот было, да и облачность скрыла всё, вот только сейчас явив нам порт, заставленный кораблями и кранами… очень высокими кранами! Если у кого-то будет соблазнительное желание поднырнуть в Генуе под глиссаду, да пораньше вправо довернуть, чтобы выйти на осевую линию ВПП (ведь курс на прямой с курсом полосы не совпадает!) – нет, не советую этого делать!

Ветер задувает сзади-слева со скоростью 13 узлов. Снижаемся. 12 узлов… Ещё ниже… Снова 13 узлов. Если перевести в строго попутный ветер, тут и будут те самые 10 узлов нашего ограничения. Но у земли обещают восемь – диспетчер только что сообщил.

Высота 50 футов… 20… 10… Вот-вот колёса найдут землю, случится долгожданная посадка… и тут Дима решил меня, очевидно, добить и сунул перед самым касанием руды вперёд… Двигатели взвыли, я тоже, самолёт ускорился и взмыл в небо.

– …ёпрст! Дима! Заче-ем???

Встрепенувшись, Дмитрий резко ставит малый газ, активно ворочая штурвалом. Самолёт, не понимая, чего от него хотят, пожал плечами и пошёл вниз. Бумс! Основные стойки шасси плюхнулись на полосу, краем глаза замечаю, как командир борцовским броском отдал штурвал от себя, едва успеваю подставить руки с той стороны и не дать штурвалу уйти в приборную доску. Ну что за грубое обращение с самолётом?!

– Зачем от себя до упора? Дима!!!

Ну и максимальный реверс, конечно же, пошёл в дело, несмотря на то что на брифинге мы обсудили, что использовать его будем на режиме малого газа в соответствии с правилами Генуи.

Сложно удержаться от комментариев. Эмоции, накопившиеся за напряжённый заход, рвутся наружу. И бурлит у меня не столько из-за реверса, сколько из-за непонятной дачи режима перед касанием… Ну вот зачем это было надо?!! Мало того, что совершенно не надо, но ведь ещё и опасно! Я очень редко позволяю себя повышать голос в кабине, но сегодня не сдержался. Нет, не кричал, конечно. Но говорил довольно громко и даже, по-моему, применил весьма крепкое словечко.

Усилием воли заставил себя замолчать. Доедем до стоянки, там и обсудим.

Катимся до указанной нам стоянки 301. Смотрю на схему, помогаю Дмитрию не потеряться в незнакомом аэропорту. Проезжаем РД45 М, следующий поворот направо – наша 301-я стоянка. Вот она. А где же встречающий? Может, он в той машине сидит, что в пятидесяти метрах от стоянки? Медленно заезжаем на стоянку, надпись «STOP», намалёванная на ней, уплывает под нос самолёта…

Нутром чую, что это всё не просто так.

– Дима, притормози… Останавливайся!

До этого мне нигде не приходилось так останавливаться: всегда мой самолёт встречал «маршал46», либо мы заруливали при помощи специального табло.

Интересуюсь у диспетчера: это нормально, что нас не встречают на стоянке? Тот не понимает и говорит, что для заказа наземного сервиса нужно связаться на такой-то частоте. Похоже, он решил, что нам нужно электричество – ведь в правилах аэропорта указано ещё и ограничение по работе ВСУ, её надо будет выключить на время стоянки. Три минуты переговоров, и мы наконец друг друга поняли. Оказывается, стоянка 301 предназначена для самостоятельного заруливания. Что-то новое в моей практике!

Спрашиваю у диспетчера, нормально ли мы остановились? Тот говорит, что да, всё окей.

Выключаемся.

Перевожу дух. Заканчиваем процедуры. Читаем чек-лист.

Извиняюсь перед Дмитрием за эмоциональный всплеск. Вероятно, в нём я выразил накопившиеся за годы чувства по поводу методы, отмеченной у разных пилотов – непонятной, опасной, которую никак не получается изжить…

– Скажи, зачем ты сунул руды вперёд перед самым касанием?

– Ну самолёт же просаживаться начал!

Какая знакомая песня!

– Дима, мы ведь в одном самолёте были. Моя половина самолёта не просаживалась! Ты к ВПП нормально подошёл, самолёт уже почти приземлился. Какой был смысл совать руды? Выравнивать надо, тангаж увеличивать, а не руды совать – от двигателей ведь кабрирующий момент! Вот мы и пошли в небо снова, и штурвал ты затем от себя отдал. Да мы в итоге почти на три точки сели! А могли и носовую стойку в фюзеляж вмять!47 Кстати, зачем ты до упора штурвал на пробеге отдаёшь? Не надо так делать – тем самым ты как бы приподнимаешь хвост, нагружаешь переднюю ногу, а что происходит с основными стойками?..

– Они разгружаются.

– Правильно! И ухудшается торможение. А это нам разве надо? И на разбеге не надо отдавать штурвал до доски. Не требуется, нет такой процедуры на «боингах»! Так было принято на советских самолётах, согласен. Но не здесь.

Дмитрий соглашается.

– И ещё раз про режим перед касанием. Ну да, есть такая болезнь за номером сто …дцать у тех, кто раньше на Ту-134 и 154 летал – сунуть руды перед касанием, чтобы «покрасивше» сесть. Но на тех машинах от дачи режима и моментов-то никаких не возникало почти! А тут ты сунул руды, и самолёт вверх полез! А нам ведь садиться надо! Дима, я понимаю, если на пятидесяти футах ситуация вдруг требует увеличить режим. Понимаю, если на двадцати футах это надо. Но на десяти, когда всё идет нормально, когда мы уже почти сели… Нет! Не понимаю! Отказываюсь понимать!

Увеличение режима за пару мгновений до посадки на этом самолёте ничего хорошего не даст. Если ситуация требует (например, самолёт действительно «посыпался»), это надо делать раньше, а тут, с высоты менее трех метров… Да если он и начал проседать (чего не было), оставалось всего-то посадить самолёт стандартным методом – добрать штурвал на себя и малый газ поставить. Падать дальше ВПП не получится, она уже буквально под колёсами основных стоек шасси! Пусть даже и жёсткая посадка получится – для самолёта такая будет что слону дробина, а вот припечатать носовую стойку… вот здесь могут быть большие неприятности!

Резюмирую:

– Очень непростой заход. Я чувствовал очень большую нагрузку. Как-то всё на грани. Очень нагружено, одно на другое. Радиосвязь нетривиальная, сбойная ситуация на аэродроме… Да и погода туда же.

Дима неожиданно добавляет:

– Знаешь, Денис, я бы в таком ситуации, если бы летел со вторым пилотом, наверное, не стал бы заходить, а попросил зону ожидания, чтобы там подготовиться спокойно.

Вот это отличный вариант! Если бы нагрузка была ещё немного выше – я бы сделал то же самое. Смотрю на Диму:

– Это будет правильным решением. Но почему ты сегодня так не предложил?

– Я видел, что ты владеешь ситуацией.

Усмехаюсь:

– Ну, вообще, да… Но я честно признаюсь: я ощутил большую нагрузку! Как бы не максимальную даже. Я понимал, где мы летим, куда летим, что диспетчер говорит. Однако ж, на задатчике ты поставил 4000 вместо 4500? Я заметил, но не сразу.

Помолчав, добавил:

– Знаешь, мне твоя мысль очень нравится, и я её всячески поддерживаю. У каждого свой уровень нагрузки, и если ты попросишь зону ожидания, чтобы подготовиться, это будет отличным и со всех сторон правильным решением!

– Да. Лучше перебздеть, чем недобздеть.

Улыбаюсь:

– Я говорю иначе: «Лучше перебздеть, чем обделаться». Ладно, ещё раз извини за эмоции на пробеге!

Жмём руки.

Дмитрий собирается исследовать местный дьюти-фри, Алексей будет готовить кабину к следующему полёту. А мне хочется выйти из самолёта, подышать, развеяться, подумать и сделать правильные выводы о только что выполненном полёте. Есть пища для размышлений: и о ситуации, и о нагрузке, и о собственных действиях.

Чуть не забыл!

– Дима, а керосина-то у нас смотри, как ты и хотел – строго по расчёту, десять шестьсот. Значит, можно было не брать четыреста пятьдесят килограммов, как ты предлагал в Москве, а?

Есть повод для торжества! На первую попытку запуска, на выруливание и заруливание ушло триста килограммов, на заходе потратили явно больше топлива, чем планировали. Тем не менее фактический остаток топлива позволяет нам спокойно выполнить полёт в Москву без дозаправки, и мы всё ещё имеем «экстру» в восемьсот кэгэ. Моя взяла!

Улыбаясь, смотрю на Диму. Ему крыть нечем, он тоже улыбается.

Покидаю кабину, около двери хлопает глазами пацанёнок лет десяти, с зелёным галстуком на шее – наш несопровождаемый пассажир. Все уже вышли, а его «забыли». Нет, не забыли, конечно же – рядом стоит стюардесса, а у трапа автобус стоит, ждёт мальчишку, просто специально обученная синьора ещё не пришла. Ох, итальянцы!

Выхожу на трап. Ох, и зябко же тут после московских +30! Хмурые тучи зацепились за горы, моросит дождик.

Какое-то не очень курортное место!

Первое впечатление всегда накладывает отпечаток на подсознательное восприятие аэропорта в дальнейшем. К примеру, мой первый рейс в Тиват в 2006 году был выполнен в чудесную погоду, и с тех пор у меня Тиват с такой погодой и ассоциируется. А что, если бы тогда условия были вроде тех, что оказались в памятном ноябрьском рейсе?48

Или взять Сплит и Дубровник. Там тоже может быть хмурая погода, но мне до сей поры везло, и эти места у меня в личном рейтинге красивых аэродромов находятся на позиции лидеров.

Конечно, и в Генуе бывает отличная погода, и обстоятельства на заходе не всегда такие «жестяные», как сегодня. Надеюсь, у этого города ещё будет возможность показать себя во всей красе.49

В любом случае, спасибо за опыт! Он никогда не бывает бесполезным!

Прогуливаюсь по перрону и пробую обмозговать заход, его финальный этап. Я ощутил значительную нагрузку: нестандартная связь, полёт в болтанку, в облачности, новые вводные, необходимость быть в контуре происходящего. Я делал подсказки капитану и даже управлял за него значениями на MCP50. Правильно ли я делал? Может, лучше было бы взять управление на себя, сказать «I HAVE CONTROL»51, чтобы формально разделить обязанности так, как они выполнялись по факту?

Но, с другой стороны, не выбило бы это Дмитрия из контура полёта окончательно? Ведь в тот момент было не так много времени, чтобы объяснять, почему я внезапно сказал «I HAVE CONTROL». Может, всё-таки, правильно я сделал, что всего-то выполнил три действия на МСР с комментариями что и зачем я делаю, пока Дима «догонял самолёт»?

Или же правильным решением было бы попросить кружочек над той же точкой ВАРАП, чтобы поглубже вздохнуть и начать заход более спокойно? Да, это было бы весьма разумным решением. Крутнуться, собраться с мыслями, успокоиться. Да и Дима вернулся бы в контур полёта.

С другой стороны, это всё равно был не самый сложный заход в моей жизни. Дополнительная нагрузка была ещё и в том, что надо было думать за командира, ждать от него правильных действий, дать ему шанс додумать самому, и терять время из-за этого. Будучи пилотирующим, сам я действовал бы куда скорее, и нагрузка была бы меньше. Хотя… Кто знает, как бы понимал итальянский радиообмен мой контролирующий коллега? Возможно, мне пришлось бы ему помогать, отвлекаясь от пилотирования, и как бы ещё не больше нагрузка была на меня при этом!

Да уж! Задача с кучей переменных и без однозначного ответа.

Вернёмся к самому началу полёта. Ситуация с сигналом «OVERHEAD». Да, это особенность всех модификаций Боинг-737 – на панели сигнализации лампочки не всегда хорошо контачат, и привычным способом устранить подобный «дефект» является пошевелить панельку. Конструкция её весьма архаичная: два табло по шесть сообщений, каждое подсвечивается двумя маленькими лампочками. Две кнопки-лампы MASTER CAUTION, которые загораются, если появляется новое сообщение. Погасить все можно нажатием любой из этих кнопок-ламп, а чтобы вызвать обратно все действующие на данный момент сообщения надо просто нажать на любую из панелек сообщений, сделать так называемый «recall».

Именно нажать, а не бить от души, как это, увы, делают некоторые… Кстати! Может, в этом и кроется причина того, что со временем некоторые лампочки начинают глючить?

Сегодняшний запуск двигателя с клапаном в AUTO и работающей правой системой кондиционирования… Будет лукавством говорить, что раньше я подобных ляпов не пускал. Было, было! Один раз и очень, очень давно. Да и с кем не было-то? Давно установлено, что двигатель с включённым «паком» запускается, только на это уходит больше времени.

Наверное, мне стоит запатентовать ещё одно высказывание. Пилот Боинг-737 не может считаться состоявшимся, пока он не сделал три вещи:

1. Выключил гидросистему Б вместо противообледенительной системы двигателей (одинаковые выключатели находятся рядом).

2. Нажал TO/GA вместо выключения автомата тяги (по запарке) при заходе на посадку.

3. Запустил двигатель с работающей системой кондиционирования.

На любом типе самолётов есть свои «подлянки», рано или поздно срабатывающие у многих, если не у большинства пилотов. На «арбузиках», говорят, частым событием является активировать режим APPROACH PHASE52 тогда, когда это совсем не нужно, создав тем самым проблем себе на пятую точку. А уж их DUAL INPUT53 набил оскомину расшифровщикам.

Универсальными причинами подобных ошибок являются три банальных вещи:

– спешка;

– отсутствие взаимного контроля;

– незнание/непонимание логики работы систем и/или процедур.

Я не случайно поставил спешку на первое место – как показывает жизнь, именно эта причина является проблемой даже очень опытных пилотов, которые и процедуры знают, и логику понимают, и даже в 99,9% случаев обеспечивают прекрасный взаимный контроль и успевают перехватить чужую руку, не давая ей схватиться за то, за что хвататься не надо. Но иногда звёзды сходятся таким образом, что ты сам начинаешь «разгоняться», и некому твою руку перехватить…

Значит – в который раз говорю это самому себе! – не надо торопиться! Как писал мой любимый авиационный автор, летчик-испытатель Марк Лазаревич Галлай, цитируя одного из своих коллег: «Работать быстро – это означает… делать медленные движения без перерывов между ними».

Я давно, казалось бы, принял это как заповедь, зная свою любовь к «разгону» (четвертинка холерика в моём характере сангвиника даёт о себе знать) и приучил себя «делать медленные движения без перерывов между ними». Сегодня на заходе на посадку мне это удавалось делать – что интересно, в куда более напряжённой обстановке, чем на пресловутом запуске, когда вообще можно было не торопиться и, соответственно, не косячить с «паками»!

Видимо, это и есть причина: ты считаешь, что всё нормально, ты на земле – от этого расслабляешься. А торопясь вылететь (уже час задержки!) – на автомате совершаешь неправильное действие, чисто машинально, неосознанно, бесконтрольно!

Да, очень полезным оказался полёт в Геную.

Подхожу к трапу. Синьора-супервайзер встречает меня, теребит: можно ли сажать пассажиров в автобус? Интересуюсь, сколько ещё нужно времени для окончания уборки салона, она отвечает, что пару минут. Что ж, сажайте тогда, конечно.

Поднимаюсь на самолёт, стоящие в вестибюле очень удивлённые проводники провожают взглядами убегающих итальянок – те им помахали ручками, сообщив, что подголовники54 на пассажирских креслах они не меняют. Допуска нет55, наверное. Девчонки повозмущались, конечно, но быстро взяли себя в руки и забегали по салону, самостоятельно меняя старые на новые – лететь-то надо, а разве можно лететь без чистых подголовников?

Обратно, как и договаривались, полечу я – в левом кресле. Прошу прощения у Алексея за то, что сегодня ему не придётся пилотировать – мне тоже это надо делать иногда. В связи с офисной работой полётов у меня не очень много – один-два в неделю. Так что sorry, Лёша!

А вот и наши двадцать два пассажира прибыли! Не очень много желающих вернуться в жаркую Москву из хмурой Италии!

Даю команду на запуск ВСУ. Смотрю на часы – благодаря короткой стоянке мы не так уж и вышли из расписания, есть надежда догнать его по прибытии в Москву.

Пассажиры быстренько заняли свои места, я их поприветствовал («…в Москве нас ждёт отличная погода, не то что в этой вашей Генуе. Синоптики обещают поставить новый температурный рекорд»), и тут Дмитрий, сидящий сзади, обращает внимание на потолок, на котором снова горит табло REVERSER!

Тенденция, однако! Опять надо выполнить «ресет» системы, и, если табло погаснет, можно лететь. А чтобы сделать «ресет» надо снаружи залезть в брюхо самолёта, в специальный отсек с электроникой. Беру эту задачу на себя. Надеваю желтую жилетку и спешу на улицу.

На классических 737 такую процедуру мне приходилось делать частенько, а на «восьмисотке» за все годы полётов лишь раз. На ней процедура похитрее будет, чем на «четырехсотке» – и это всё, что я об этом помню. Будучи в отсеке, оглядываюсь в смятении: за что хвататься? Чтобы не гадать, звоню в авиакомпанию, в центр технической поддержки.

К счастью, дозваниваюсь быстро. Я их слышу, они меня не очень – вокруг очень шумно. Тем не менее получаю инструкции, и… не могу найти нужную панель! На «классике» она сразу в глаза бросается, а тут нет. Наконец нашёл – она на задней стороне, на второй «полке», неприметная такая. Лампочкой светится. По моей команде Алексей выпускает правый реверс, я жму кнопку «Тест», лампочка на панельке гаснет, Алексей реверс убирает. Вылезаю из ниши, смотрю, Алексей сигналит большим пальцем вверх: «Табло в кабине погасло».

Теперь можно лететь!

Зря я так подумал.

Вернулся в кабину, уселся в левое кресло. Вместе с Алексеем быстренько всё перепроверили, ещё раз посчитали «перфомансы» для взлёта. Нам бы хотелось взлететь с ВПП 10 – с этим курсом ветер будет встречным. Однако я держу в голове то, что, согласно текущей сводке, в работе полоса 28, поэтому просчитываем характеристики взлёта и для неё тоже. При такой массе (66,4 тонны всего) – мы с неё прекрасно взлетим, даже несмотря на попутный ветер и ограничения из-за гор впереди.

Связываемся с диспетчером, просим запуск. Слышим в ответ:

– Глобус 608, вам назначено время вылета 12:44 UTC56, сейчас 12:20, ждите, я вас вызову для запуска.

Ну ё-мое! А ведь они утверждали, что мы вылетим без требований по слоту. Обманули! Сообщаю информацию пассажирам. Извиняюсь за задержку.

Что ж делать, теперь мы уже никак не сможем вернуться в Москву по расписанию. Жаль!

Ждём, сидим… Сидим, ждём… Ещё раз повторяю схему выхода, обращаю внимание на возможную грозовую деятельность в районе аэродрома. Так проходит двадцать пять минут. Диспетчер молчит.

Вызываю:

– «Генуя-Вышка». Может быть, мы запустимся?

– Глобус 608, у нас нет подтверждения, что вы отпущены наземной службой. Свяжитесь на частоте 136,825 для подтверждения.

Да что за… творится сегодня??? Откуда мне вообще знать, что я должен быть кем-то там на 136,825 отпущен? Этого в правилах аэропорта нет!

Хорошо, связываюсь с наземной службой. Довольный жизнью мужской голос отзывается:

– Да-а-а?

– Вы можете подтвердить, что мы вами выпущены?

– О-оке-ей!

– А вы можете передать Вышке, что вы нас выпускаете?

– О-оке-ей!

– Спасибо!

Ждём ещё пять минут. От Вышки ноль эмоций. Выхожу на связь, получаю ответ:

– Глобус 608, у нас до сих пор нет подтверждения, что вы отпущены наземной службой. Свяжитесь на 136.825!

Diavolo!57

– Знаете, я с ними уже разговаривал. И получил подтверждение, что да, отпущен. И я попросил их сообщить вам. Что я ещё должен им сказать, чтобы заставить их сделать свою работу?

– У нас нет подтверждения. Свяжитесь с ними.

Еще раз выхожу на частоте 136,825.

– Эй, есть кто живой на 136,825? Это Глобус 608!

Молчание.

– Кто-нибудь, это Глобус 608!

Какая-то женщина нам отвечает наконец-то:

– Глобус 608?

– Да!

– Что хотите?

Belissimo!58

– Хотим, чтобы вы передали «Вышке» информацию о том, что мы вами отпущены. Вы это можете сделать?

– Сейчас передадим.

Italiani!59

Через пару минут нас вызывает диспетчер и разрешает запуск, сообщая о том, что нам придётся взлетать с полосы 28. Мы к этому готовы, делаем лишь пару изменений в компьютере, проводим краткий брифинг. Запускаемся и уезжаем со стоянки.

Grazie a Dio!60

Рулим в сторону ВПП 28. Замечаю, что «колдун»61 показывает: ветер-то встречный! Хотя диспетчер только что сообщил, что он попутный – 120 градусов, 8 узлов. Ну как можно доверять итальянцам?

Но встречный – это лучше, чем попутный!

Разворачиваемся на курс взлёта. Сканирую радаром пространство в направлении вылета. Радар показывает засветку, но она может быть и от горы, которая там выросла много миллионов лет назад. В любом случае засветка расположилась чуть дальше, чем наш отворот влево после взлёта.

Решаю взлетать с тормозов. Останавливаю самолёт, вывожу двигатели на режим около 60%, обороты стабилизируются, отпускаю тормоза, нажимаю кнопку TO/GA… Автомат тяги бодро подхватывает рычаги, двигатели радостно взвыли! С середины полосы устремляемся в небо, скорость интенсивно растёт, парирую её рост взятием штурвала на себя. Тангаж уже двадцать градусов! Ух!

Достигаем удаления полторы мили, начинаю выполнять разворот влево, как положено по схеме. Впереди рисуется приличная засветка и уже не только на радаре – облако прекрасно видно визуально, и наш путь проходит через него. Надо запросить обход… И тут вдруг диспетчер наконец идёт нам навстречу:

– Глобус 608, как пересечёте пять тысяч футов, берите курс на VOR Генуи.

Это то, что нам надо! Махом достигаем 5000 футов, будучи ещё в развороте, и продолжаем крутить влево с креном 30 градусов, не долетев до опасной тучи. Завершив разворот, включаю автопилот. Всё! Вот теперь можно чуток перевести дух.

День жестянщика постепенно подходит к концу…

Летим мы на четырехсотом эшелоне62, как нам запланировала авиакомпания. Пилоты не очень любят летать настолько высоко, в моём экипаже началось ёрзанье. Подобный «космический» эшелон не мог не привести к следующему диалогу:

– Дима, как ты думаешь, почему в иностранных компаниях пилоты летают высоко, но при этом на пенсию уходят в возрасте шестьдесят с лишним лет, налетав за двадцать тысяч часов?

– Почему же?

– Нервов на работе оставляют меньше. В авиакомпании, где все процессы отлажены, где пилоту не сношают мозги по поводу и без, нервные клетки уходят только на выполнение своих непосредственных служебных обязанностей. К тому же они следят за своим здоровьем. В чём разница между отечественным лётчиком и зарубежным, если он заболел? Вот ты, – обращаюсь к Алексею, – пойдёшь к врачу, скажешь, что заболел?

– Нет, конечно! – Алексей смеётся в тридцать два зуба, мы с Дмитрием присоединяемся. Мы больные на всю голову, что ли, признаваться врачам, что заболели? Да они такую заботу проявят с дополнительными исследованиями и отстранением от полётов, что сердце потом лечить придётся!

– И я не пойду. Отстранят, замордуют! А вот там – пойдут! И их будут в первую очередь лечить, и лишь потом списывать со счетов. А вообще у меня своя теория на тему здоровья есть.

– Какая?

– Наш, – выделяю это слово, – пилот будет курить, пить, вести нездоровый образ жизни, есть вредную жирную и острую пищу, не заниматься спортом. В отпуске вместо отдыха он будет занят ремонтом, он никогда не признается врачу, что на что-то жалуется, но никогда, никогда не будет летать высоко, ибо это вредно для здоровья!

Парни смеются, я улыбаюсь. А что? Я ничего не приукрасил, просто собрал факты воедино.

Так и долетели до московского неба, в котором нас ожидала замечательная погода, обещанная синоптиками этим утром. Вот всю жизнь бы только в такой и летал! Редкие-редкие облачка, спокойная атмосфера. Диспетчер домодедовский чуть почудил на заходе, но оставался в рамках приличия. До итальянцев ему ещё далеко!

И это замечательно! Не надо весь зарубежный опыт на себя тянуть.

Сочи, грозы…

Что-то зачастила Москва ставить погодные рекорды. Год назад замерзала, ливнями умывалась ежедневно, а теперь ситуация обратная. Очень жарко! Каждое утро нового дня синоптики обещают побить рекорд столетней давности и каждый вечер отчитываются об очередном достижении. Кто-то уже успел открыть купальный сезон, дачники посадили картошку…

А мне такая жара некомфортна. Да, это здорово, когда на улице светит солнце и небо синее. Но только не в душном городе, пусть даже таком небольшом, как Домодедово. В жару не работать хочется, а наслаждаться природой, солнцем и синим небом, желательно поближе к водоёму. И – обязательно! – в хорошей компании!

Так что новость о том, что на московскую область надвигается похолодание, я воспринял скорее с оптимизмом, и даже подготовился: на вылет поехал в пиджаке, а не просто в форменной рубашке.

Я почему-то не подумал о том, как изменение погоды отразится на, собственно, работе.

– Добрый день! «Глобус», Сочи, Окань.

Тётенька-робот механически шарит по столу, находит распечатку с рейсами нашей авиакомпании, сканирует, сравнивая фамилии с тем, что напечатано на моём пропуске и максимально отрешённым голосом сообщает:

– Здравствуйте… проходите…

Спускаюсь в брифинг, навстречу мне выходит Павел Нефедьев, мой сегодняшний второй пилот. Высокий, стройный, с намечающейся проседью в чёрной шевелюре, и при этот молодой и перспективный пилот, расположившийся на хорошем месте в табели о рангах пилотов нашей авиакомпании. Моей табели, конечно же, неофициальной. Здороваемся.

Вообще сегодня у меня два вторых пилота. Павел летит рабочим, а «куроедом»63 записан Кирилл Харитонов, большой и очень добродушный парень. Зачем так много вторых пилотов? Для этого есть причина: у Паши был перерыв в полётах более девяноста дней, поэтому он проходит программу восстановления допуска к полётам. Наш рейс является завершающим.

Интересуюсь, что случилось? Паша, смущенно улыбаясь, отвечает:

– Да вот, палец сломал…

– Кому?

Шучу. Паша белозубо улыбается.

Анализируем полётную документацию. CFP (навигационный расчёт полёта) предлагает нам заправку в обе стороны. Тем не менее масса в Сочи на посадке планируется не предельной, что радует – скорость на заходе будет поменьше. Прогноз погоды лётный, хотя конечно же синоптики Адлера колдуют сильный порывистый ветер со стороны моря – они так делают по традиции, на всякий случай. К счастью, эти предсказания чаще всего не сбываются.

Такой вот у них стиль создания прогнозов: сочинить порыв ветра, при котором как бы всё проходит, лететь можно… Но пусть пилот понервничает! Зато у синоптиков всё будет прикрыто, если вдруг прогноз оправдается!

– Парни, какие будут предложения по заправке?

Паша предлагает взять немного побольше – по маршруту обещают грозы. Аргументирует: «Чтобы там не заправляться».

И снова этот заезженный аргумент. На первый взгляд логичный – будешь обходить грозы, значит израсходуешь керосина больше, чем предусмотрено. Но у нас сегодня заправка в обе стороны, то есть для полёта в Сочи топлива более чем достаточно. А в расчёте на обратный путь предусмотрено ещё и топливо на двадцать минут, как раз для непредвиденных обстоятельств. Правда, тратить «экстру» в первом же полёте всегда некомфортно, так как затем предстоит лететь в загруженную трафиком Москву. И, опять же, через грозы.

Казалось бы, аргументация у Паши железобетонно верная. Но есть ещё один нюанс.

– Павел, разве в Сочи нам запрещено заправляться, если вдруг что?..

Подобный вопрос ставит в тупик. В голове у пилота уже сложился образ, что топливо он сегодня берёт «туда-обратно» и заправке в Адлере места нет. Хотя никто не запрещает этого делать! Никто даже слова не скажет, если вдруг (обоснованно, конечно же) командир примет решение о дозаправке для полёта в Москву.

Разъясняю своё видение ситуации:

– Возьмём больше топлива – значит, масса будет больше, скорость на заходе будет выше, а там обещают попутный ветер. Не очень хорошо! По маршруту грозы, а чем больше вес самолёта, тем ниже максимальная высота полёта – сложнее будет обходить. Опять же, триста тридцать кэгэ, что нам дают на руление, мы вряд ли израсходуем. Ни здесь, ни там. Это уже даёт запасик. Согласен?

Паша кивает. Я продолжаю:

– А в Сочи, если надо будет заправиться, то заправимся. Идёт?

Конечно же Паша согласен. Хорошо быть командиром, не правда ли? Все с тобой соглашаются…

Мало кто из вторых пилотов умеет отстаивать свою точку зрения, да чаще всего они и не пытаются. Я знаю и таких, кто пытался аргументировать свою позицию доводами вроде моих, но потерпел крах. А при подлёте к Сочи их капитаны начинали ёрзать: чего это вдруг посадочная масса на тонну выше максимально допустимой?

– В какую сторону хочешь лететь сегодня?

Павел смутился, он явно удивлён такой постановкой вопроса:

– Вроде же в Сочи только командирам можно летать? Значит, обратно.

Теперь уже я делаю удивлённое лицо:

– Серьёзно? В Сочи теперь только командиры летают???

На самом деле я наслышан уже… Откуда-то пошло такое поверье среди наших пилотов, хотя никакого официального сообщения боссы не делали. Став недавно заместителем лётного директора, я это знаю точно.

Да, из Сочи сделали в своё время страшилку некоторые наши начальники, те, что из «заслуженных». Хотя с их-то подходом можно вообще любой аэродром вынести в категорию С – повышенной сложности. Эти для Сочи ограничение даже поставили «молодым» командирам: не летать в Адлер ранее чем через триста часов самостоятельных полётов!

«Что ж ты ёрничаешь, Денис Сергеич? – Вы наверняка спросите. – Это же забота о безопасности!» Ага, конечно! Щас! Если б так, то «заслуженные» наверняка были последовательными. Но нет. В Гонконг – куда более сложный аэропорт, чем Сочи, можно лететь хоть на следующий день после того, как командиром стал. Один полёт с инструктором, а дальше – летай самостоятельно! Хоть каждую неделю.

Как же я в октябре 2006 года слетал в Сочи в свой первый самостоятельный полёт в качестве командира 737? Причем слетал после куда более короткой программы ввода в строй – тогда было положено летать всего-то десять полётов перед проверкой. Сегодня – в несколько раз больше!

В несколько раз больше, а в Сочи – нет, нельзя «молодым» командирам.

– Нет, Паша. Такого ограничения нет. По крайней мере ещё нет, с них станется сделать. Поэтому, если хочешь – лети в Сочи, я полечу обратно. Без проблем!

– Хорошо, тогда я полечу туда. – Паша быстро соглашается. Какой хороший второй пилот откажется от возможности слетать в Сочи пилотирующим?

Сочи64 – аэродром со стандартными схемами захода, с нормальным заходом по системе ИЛС, с обычным наклоном глиссады, с двумя отличными полосами. В хорошую погоду – чем может обосновано недоверие второму пилоту? Да и какая, собственно, командиру разница, где забирать управление у второго пилота – в Сочи или в Москве? Он на то и командир, чтобы взять управление на себя, если посчитает необходимым!

Да, есть в Сочи важные нюансы, которые могут возникнуть при сильном юго-восточном ветре при заходе на полосу 02. У самой земли самолёт может так расколбасить, что приходится попотеть, чтобы пролететь оставшиеся сто метров высоты. Мне доводилось это испытывать, причём первый раз это случилось тогда, когда у меня ещё не было трёхсот часов самостоятельного налёта в качестве командира, но посадка (ночью, замечу) была выполнена успешно.

Может быть поэтому «заслуженные» не доверяют своим подчинённым? Хм. Но ведь подобные нюансы есть на любом аэродроме. Интересно, знают ли редко летающие руководители о том, что в нашем базовом Домодедово порой (особенно по осени) очень неслабо болтает на протяжении всего захода и – особенно! – у самой земли?

Что? И тут надо второго пилота заранее отстранять от управления? Но нет, именно в Домодедово чаще всего вторые пилоты и выполняют посадки.

А как быть в Томске, с его горбатой разбитой полосой, не всегда спокойной атмосферой, заходом ИЛС лишь с одним курсом и частой плохой видимостью? А в Красноярске, который знаменит орографической болтанкой при южном ветре? Одна из самых сложных посадок в моей жизни состоялась именно в Красноярске – ночью, в очень приличную болтанку. Первую попытку делал командир-стажёр – не получилось. Вторую делал я, инструктор в том рейсе. Получилось. Но была посадка ой какой непростой!

Эх, руководители!.. Заседая в офисе с кондиционерами, сколько в вас осталось от пилотов?

С такими думами я дошел до кабинета метеослужбы, чтобы взглянуть на картинку метеолокатора. А картинка не очень-то радостная!