Читать онлайн Номинар бесплатно

Пролог

Нет ничего более относительного, чем добро.

Моя история начинается в совершенно другом месте и времени. Но сейчас это не главное. Главное, чтобы у истории был слушатель, – так она сразу меняет свои краски и расцветает новыми оттенками. Будто иней на стекле, она рисует собственный узор, и у каждого из нас он неповторимый. Кто-то видит незатейливые разводы грубой кисти художника, а кто-то, быть может, целый мозаичный витраж и в нём отражение каждого слога и предложения.

Но всё зависит от того, на чьей вы стороне. А если не принимать ничью сторону? И не вешать, точно патологоанатом на покойников, которых он при жизни-то и не знал, такие простенькие ярлыки, как «герой» или «злодей».

У меня к вам такой вопрос: как поступили бы вы? Когда дойдёте до конца, вернитесь и прочитайте эти строки ещё раз. Может, мы не такие уж и разные, когда обстоятельства впиваются пиками нам в спину, заставляя нависать над обрывом собственного Я. Все немного боятся узнать себя получше – прыгнуть в тот чёртов омут с головой. Боятся не вынырнуть прежними. Или же не вынырнуть вовсе.

Моё имя не имеет сейчас никакого значения, так что я начну с описания Старого города, угасающего под натиском технологий, созданных в Новом мире. Мире, с трудом выбравшемся из-под руин Последней войны, опустошившей планету. Жители ещё зовут его «Нижним», несмотря на его расположение над Новым, или Верхним, городом.

Здесь – на улицах Нижнего, или Старого, города – свет неона исходит от химических реакций за стеклом, а не проецируется интегрированным интеллектом в зрительной зоне коры головного мозга. Здесь каждый звук живой: от него можно скрыться лишь при помощи вышедших из употребления в Верхнем городе микронаушников. Только от запаха смешанной кухни уже не спастись даже при наличии респиратора. Может, в этом вопросе я и утрирую, но аромат тысячи и одной специи способен распугать и колонию крыс.

Нижний, или Старый, город выбрали жители, не связавшие себя с интегрированным интеллектом – системой, объединяющей сознания её носителей. Работа ИИ построена на расширении возможностей, связи разума пользователя с другими и выходом в мир ИИ. Нет никакого заранее прорисованного интерфейса: он уникален у каждого. Все знания, весь опыт, накопленный человечеством, хранятся не на жёстких дисках, а в голове отдельно взятого жителя. Можно почерпнуть интересующую тебя информацию из сознания другого (понятно, с его согласия): журналиста, молекулярного биолога, исследователя или спортивного комментатора. Знания не пропадают бесследно, они хранятся в памяти людей, приумножаются и передаются следующим поколениям. По крайней мере, так объяснили мне.

Стоит отметить, что для подключения к интегрированному интеллекту не нужны никакие операции или встроенные чипы. Вместо хирургического вмешательства в тела людей конструкторы вмонтировали мощные передатчики в организмы самих городов. Именно передатчики работают усилителями мозговых волн жителей. Помимо прочего, эти конструкции распространяют вокруг себя энергию джуничи, названную так в честь её первооткрывателя. Джуничи заменила собой электричество, зависимое от проводов. Но в Нижнем городе на каждом шагу встречаются напоминания о его некогда примитивном прошлом. Верхний же полностью лишён архаичных переплетений кабелей как над головой, так и глубоко под землёй.

В Нижнем городе всё ещё правит красота прошедшего столетия: яркая и вульгарная из-за диодных и неоновых вывесок по ночам и едва ли не скромная днём. Ходит даже поговорка: «Сколько зданий в Старом городе, столько и проблем может свалиться на твою голову».

А вот младший брат – Новый, или Верхний, город – его полная противоположность. В отличие от старшего, он будто вытесан из огромного монолита отшлифованного обсидиана. Но, несмотря на чёрный глянец зданий и гладкие правильные формы, он ничем не уступает по красочности Нижнему городу – ни днём, ни ночью. Он точно сошёл со сказочной открытки, нарисованной душевнобольным иллюстратором. Иллюстратором, который терял свет изо дня в день и его остатки переносил на чернильные улицы гигаполиса.

И вот небо достаточно опечалилось, готовое пролить свои слёзы. Меня всегда завораживало, как смешиваются цвета в отражении сточной воды: будто ручейки-хамелеоны, шустро прячущиеся в дождевую канализацию. Музыка разливается повсюду бурлящими потоками и уносит прислушивавшихся к ней в то или иное заведение с чёрной пастью и неоновым оскалом.

Ни один из звуков улицы не ускользает от меня: мелодичный неомидж с пронзающими сердце нотками тоски по былым временам зазывает в старинное кирпичное здание, когда-то давно считавшееся примером архитектурного искусства. Но вот уже новая мелодия заиграла дальше по улице, будто поджидала меня: песня раздаётся из проигрывателя, подключённого через резиновый шнур к ветхим скрипучим колонкам.

Простенькие слова громыхают из старенького музыкального аппарата, и я невольно слушаю их.

– Знаю, – произношу я полушёпотом в никуда.

Слова песни не отпускают, но с этим ничего нельзя поделать, мне следует идти дальше.

Музыка той улицы уже потухла под натиском новой, и здесь слова всё той же лирики вновь дотянулись до меня из наушников проходящего мимо парня. Теперь и из радиоприёмника на прилавке уличного торговца сино-таанскими блюдами послышался треск. Слова продолжают преследовать меня. Вдруг весь шум улиц будто исчез. Время остановилось. И капли дождя стали как-то лениво опускаться на каменную мостовую. Громкоговоритель, властно зазывавший прохожих в двухэтажный бар послушать новые треки в стиле синтезированного нью-райна, уже взывает только ко мне.

Все аудионосители замолкли, словно в них разом оборвался один-единственный провод, питающий музыкальные сердца. Люди замерли. Кто-то стянул с головы громоздкие наушники и начал разглядывать их с тем же любопытством, с каким ребёнок исследует свою первую в жизни ракушку, найденную на побережье залива. Владелец лавки нервно водит пальцем по калёному стеклу проигрывателя и проверяет шнур, ведущий к колонкам, с которыми он не был особо бережным. Какофония, мирно заполнявшая улицы города, иссякла, оставив в недоумении всех, кроме меня.

– Настало время начать с начала.

Глава 1. Вознесение

Шорохи статического электричества спешно покидали мою застывшую кожу: невидимые глазу искорки тут же перескакивали с одежды, чуть коснувшись ледяной плоти, и исчезали, не оставляя ни единого следа своего ежесекундного присутствия. Дождь так и не решил, пришло ли его время разойтись в полную силу или стоит ещё подождать заплутавших в ночных переходах путников – тех бедолаг, которые не успели добраться до дома. Так что ко влажному вечернему бризу присоединились крупные капли воды, лениво падающие с неба, усеянного звёздами, видимыми, несмотря на облачную ночь. Именно таким мне представлял небо мой личный интегрированный интеллект, с которым я, как и миллионы жителей Нового города, прочно связан.

Вся одежда, за исключением высокой обуви, плотно зашнурованной до середины голени, стала до отвращения влажной. И не то чтобы я жаловался на погоду, но во мне боролись два противоречивых чувства. Одним из них было желание почувствовать себя в настоящем, именно в этом отрезке времени – здесь и сейчас. Это ощущение было почти невозможно поймать. Абсурд! Мы живём в настоящем, неустанно всматриваясь в будущее и постоянно оглядываясь на прошлое. Почему прошлое заставляет нас возвращаться к нему вновь и вновь? Ох, воспоминания – это самый сильный наркотик, и на нём сидит каждый. Даже тот бизнесмен с прилизанными волосами в нейросенситивном костюме, подчёркивающем его стать и не дающем дождю добраться до закрытых участков кожи, или та хорошенькая девушка-номинар с бледно-фиолетовыми волосами, пытающаяся спрятаться от дождя под кинетической накидкой, еле заметной глазу. От этой болезненной зависимости возвращаться в минувшее никто не застрахован.

С желанием почувствовать себя в настоящем боролось стремление оказаться поскорее в сухой и тёплой квартире. В своё время мне посчастливилось заполучить тридцать квадратных метров на восемьдесят девятом этаже гигалита Исаи – в счёт оплаты моих услуг наёмника за весьма крупный заказ. Так что я жил в самом высоком здании, расположившемся на последней линии города и уходящем своим основанием в океан. По форме гигалит напоминал глаз, если смотреть на него сверху, может, поэтому его и назвали Исаи – по имени бога давно разрушенного царства. В одной из книг я нашёл его описание: он был богом, следящим за потоком времени, поэтому у него было по глазу на лице и затылке.

За моими окнами простирались два мира: вечно кипящий жизнью и разноцветными огнями Новый город и безгранично бездушная чернота акватории – за такой вид и убить можно. К счастью, этого делать не пришлось, я брался за любые заказы, кроме убийств. И да, мне никогда не доводилось жить в сердцевине гигалита, где вместо окон тебя окружают серые стены либо пейзаж, спроецированный интегрированным интеллектом прямо в мозг.

Мой путь лежал между самой высокой и самой низкой точками города, где можно ощутить солоноватый привкус прибрежного бриза на губах. А всё благодаря первым застройщикам, принявшим решение оставить как можно больше открытых переходов на среднем уровне, куда проникает свет солнца, а ветер, если и пытается прихватить тебя с собой, сталкивается с преградой в виде кинетического барьера.

Не прошло и получаса, когда я перевёл задание в статус «выполнено» и отправился домой. Элиен каким-то образом узнал, что я взялся за заказ без договора, иначе бы не стал связываться со мной через ИИ. Его сверхъестественные способности тьюринга и бесили, и восхищали одновременно.

– Когда ты прекратишь пренебрегать договором? – Его речь в моей голове представляла собой нечто среднее между голосом и образами. Рассерженными и недовольными.

– Когда ты прекратишь подключаться без разрешения?

– Тогда же, когда ты научишься соблюдать договор.

Очередная перебранка. Не будь мы друзьями, а он отличным навигатором, я бы уже давно надрал ему задницу, если бы знал, где она восседает.

– Он отдал мне бумажный экземпляр легенд и мифов староземья. Считай, заплатил за услуги. – Книгу пришлось спрятать под курткой, её углы врезались под рёбра, напоминая о материальности сокровища.

– Нужно следовать договору. Во-первых: нам нужны деньги, а не бумага. А во-вторых: Рэк отказал ему. Я устал тебя учить. – Сегодня Элиен был чересчур раздражителен, ведь обычно сам закрывал глаза на мою самодеятельность.

– Я понял.

– Ничего ты не понял. Мы не благотворительный фонд. – Он неожиданно сменил тему разговора: – Ты ещё не говорил с Акки?

Оставалось пересечь выскобленную базальтовую площадь перед главным входом на среднем уровне и можно сказать – я дома. Мыслями я уже был там, в тёплой сухой комнате, так что чуть не потерял связь с тьюрингом.

– Чего? Нет, не говорил. К чему вопрос? Он провалил задание? – Это было не более чем глупое предположение: скорее у меня отрастёт третье яйцо, чем Акки не выполнит заказ.

Бесцеремонный тьюринг прервал связь, не удосужившись ответить.

– Конечно, не надо мне отвечать. Кто я такой?

Девушка, подошедшая вместе со мной к прозрачным дверям, подозрительно покосилась на меня из-под чёлки.

Я постучал пальцем по виску и добавил:

– Не обращайте внимания, я просто идиот. Не умею пользоваться ИИ про себя.

Подозрение в её глазах никуда не делось, но она хотя бы улыбнулась, пусть и натянуто. Девушка ускорила шаг и первой вошла в гостевой холл. Попытался разрядить обстановку, а вышло как всегда. Радовало одно: я наконец-то добрался до Исаи – гигалита, слегка вычурного из-за переизбытка пилястр и видов мрамора в дорогой отделке. В нём вместе с жилыми апартаментами соседствовали заведения самого разного рода: от маленьких частных кафешек до морской акватории размером с периметр здания, расположившейся на последнем этаже и укрытой непроницаемым куполом. Всё здесь буквально пахло достатком выше среднего класса: вентиляционные шахты разносили по зданию аромат эксклюзивного парфюма.

Украшенная бирюзовым мраморным фризом шахта-трансгрессор за долю секунду перенесла меня на нужный этаж. Не будь перепады давления скорректированы ядрами гигалита, телепортация стала бы весьма ощутимой проблемой.

Мой жилой этаж ничем не отличался от тех, что ниже. Коридоры и вполовину не отражали богатства холла, но зато не слепили золотыми флюрами глаза и не заставляли чувствовать себя оборванцем, зашедшим погреться.

Едва я очутился перед входом в квартиру, дверь напротив рассыпалась, и из-за неё выглянуло маленькое личико с не по-детски серьёзными глазами. В свои десять лет Лин была поумнее многих старших, включая меня, а я далеко не дурак, хотя слыву таковым среди малознакомых людей. Я дружил с её родителями с момента переезда в глаз Исаи. Официально я числился безработным, ведь ни в какой ID-паспорт нельзя вписать «наёмник», вот и Джоан с Иноа считали меня иждивенцем с массой свободного времени, но притом приличным и заслуживающим доверия, иначе не оставляли бы в качестве няньки со своей дочерью.

Поначалу Джоан предлагал мне деньги, но я считал кощунством брать с него хоть кре́дит за столь ненапряжную во всех смыслах работу. Да и на этой работе я по большему счёту отдыхал, скорее Лин приходилось присматривать за мной. В итоге я стал негласным крёстным отцом, из-за чего надо мной подшучивали друзья, говоря, что более безответственного человека на эту роль не найти. Единственной, кто относился к выбору Джоан и Иноа серьёзно, была Мойра. Её он нисколько не удивлял.

Я невольно улыбнулся от одной мысли о ней.

От мечтаний меня оторвала Лин, напомнив о данном мною обещании посидеть с ней. Я попросил предоставить мне пару минут на переодевание и заверил её в своей полной готовности подняться в Акваторию к десяти вечера. Девочка подкатила тёмно-карие глазки, дав понять, что не рассчитывает меня дождаться раньше половины одиннадцатого. В чём-то она права: пунктуальность – не моя сильная сторона.

Дверь в квартиру бесшумно отворилась, вернее, рассыпалась, будто сухой песок, и вновь затянулась, когда я переступил порог. Отдавать приказы интегрированному интеллекту не сложнее, чем сесть на диван или почесать затылок.

Вся прелесть ИИ – в отсутствии визуализированного интерфейса: всё, что тебе нужно, ты представляешь как можешь. Как толкаешь дверь, как поворачиваешь винт водопроводного крана и многое другое. Конечно, такой способ использует в основном старое поколение или же те, кто живёт в Старом городе, где есть ручки, винты и прочие средства взаимодействия с объектами. Здесь же, в моей квартире, в гигалите, да и во всём Новом городе, нужна лишь сила мысли, способная обретать форму.

Книгу, из-за которой пришлось выполнить ещё одно поручение, я сразу выложил на смоделированную при помощи ИИ и нейрочастиц кухонную стойку. Твёрдая обложка совсем истрепалась, и позолоченные буквы утратили блеск. Не сегодня, так завтра примусь за неё. Хотя мне уже были известны все описанные в ней легенды, освежить память никогда не помешает.

Стягивая промокшую синтетическую одежду и закидывая её в сушилку в стене, я принялся искать свой нейросенситивный браслет на полу в куче хлама, оставшегося от последнего заказа. Стоило бы разобрать весь этот мусор до прихода Мойры с работы – он тут лежал вторую неделю. Я клятвенно обещал его разобрать, но всё время что-то отвлекало.

Наконец, я заметил блестящий браслет рядом с полимерной трубкой, ловко подцепил его и надел на руку. Ещё секунда, и нейросенситивные частицы, сконцентрированные на запястье, единой волной покрыли тело, превратившись в лёгкий спортивный костюм, под которым уже были надеты синтетические плавки. Почему-то в плане нижнего белья я не доверял ИИ. Пусть на нём и держался весь город, меня с детства преследовали кошмары о сбоях браслета и их драматичных последствиях. И на то были основания.

В детстве я баловался, подключаясь к чужим ИИ, и терроризировал неприятных мне личностей. Сравнительно просто отключить нейробраслет владельца и оставить того в чём мать родила, куда сложнее перекраивать костюмы по желанию. Но мне в своё время хватило упорства и злости на одного хулигана – я менял его одежду на девчачьи платьица, а с возрастом на куда более откровенные женские наряды. Этому засранцу я долго не давал жить спокойно.

Новый город был почти автономным и лишь иногда регулировался людьми посредством ИИ. Правда, ещё ходили слухи про суррогатные интеллекты, управляющие гигаполисом или хотя бы некоторыми его частями. Но суррогатные интеллекты существовали до Последней войны и переносить в мир ИИ их никто не собирался. Они остались в прошлом. Ни к чему городу ненужная конкуренция с искусственным сознанием, способным выполнять работу сразу десятерых, а то и до полусотни тьюрингов. Новый мир не мог себе позволить безработицу во всех смыслах.

Сегодня мы решили провести часть ночи в Акватории. Цель – исследовать недавно привезённые коралловые рифы, а также пофотографировать морских обитателей на старенький пластмассовый фотоаппарат. В отличие от большинства детей, Лин не любила «насильно» – с её слов – записывать события в память. Ей хотелось запоминать их без помощи ИИ, чтобы приукрасить со временем собственным воображением.

Акватория – это пляжи с мягким пудровым песком, с волнами для серфинга и полным штилем. Это бары с изумительными коктейлями, палящим под куполом солнцем или бездонным звёздным небом. В Акватории время суток противоположно реальному. И здесь всё взаправду, как на настоящем океанском берегу, только коралловые рифы не опасны для ныряльщиков: они не жалят и не режут мягкую кожу. А морская живность генетически «обезврежена»: можно кататься на спине ската и не бояться укола его острого, как шило, шипа. Владельцы изрядно постарались над этим местом – оно стало едва ли не раем.

Вход для жителей Исаи бесплатный, если не принимать во внимание стоимость самого проживания, которое выше среднего. В гигалиты наподобие Исаи заманивали привилегиями, а не размерами жилплощади.

– Мэло! Давай быстрее, – торопила меня маленькая воительница.

– Не переживай, – успокаивал я её. – Без нас не закроется.

Акватория вообще работала двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю.

– Я знаю, но у нас мало времени! – не унималась девчушка. – В отличие от тебя, бездельника, завтра мне нужно рано вставать.

– Боишься проспать и потерять достижение «пунктуальный пингвинёнок»?

Лин обучалась на дому через ИИ – можно даже с кровати не вставать. Именно так я бы и поступил в своё время, если бы не рос в семье учёных. Такой подход их не удовлетворил бы, будь я хоть трижды гением. Меня ежедневно заставляли проходить различные тесты, совершенно бестолковые во взрослой жизни. Где-то они, конечно, подкачали мою слабую память, но в остальном нисколько не пригодились. Родители были помешаны не только на моём образовании, но ещё и на здоровье. Они никогда не говорили о моём врождённом отклонении, ссылаясь на его незначительность, и всё же водили на обследования с необоснованной регулярностью.

– Боюсь потом остаться без светлого будущего. – Лин сурово и в то же время игриво прищурилась.

– Да твоему будущему можно позавидовать. Хочешь, я тебе самолично присвою достижение «вредная хрюшка»?

– Тогда присвой и себе «непунктуальный индюк».

– Так, ты меня сейчас индюком назвала или… А, в любом случае выходит, что назвала.

Мы оба улыбнулись новой шутке.

Как обычно, наши места никто не занял. Лин предпочитала прятаться в прохладной тени пальм и любоваться небом, замаскированным гигантскими листьями размером с доску для сёрфинга.

Горячий песок и тёплый ветер моментально согрели моё озябшее тело. Я стоял на берегу, зарывшись пальцами ног в подогретую искусственным солнцем песчаную пудру и расправив плечи навстречу искусственному солнцу. Радостные возгласы сливались с шумом прибоя и плеском тел купальщиков. Мимо проскочила, вздымая песок, орава детей и с громкими криками влетела в воду. Искрящиеся брызги полетели во все стороны и попали на мужчину, мирно дрейфующего на плавательном лежаке. Возмущённый шумом, он стянул солнечные очки и прикрикнул на галдящую ребятню.

– Пойдём плавать! – позвала Лин.

Девчушка бесцеремонно потащила меня в воду, но вдруг остановилась и задрала голову. Дети, устроившие своими играми переполох, притихли. На всём искусственном побережье будто убавили звук. Крестница неуверенно дёрнула меня за руку, указав на фигуру, поднимающуюся к самому куполу.

– Номинар, – заворожённо прошептала она. – Смотри, летит прямо к солнцу.

Я сфокусировал зрение и мысленно запросил ID парящего номинара у ИИ. Хотя закон и не ущемлял права бессмертных на использование своих способностей (только не во вред другим), они редко применяли их на глазах у людей, тем более в общественных местах. Человечество достаточно давно узнало об их существовании, но всё равно поражалось присущим им способностям, сильно превосходящим возможности обычного человека. И до сих пор относилось к ним с некими предубеждениями и опаской. Именно поэтому Совет обязал номинаров указывать свои способности и держать ID в открытом доступе.

Однако прогресс никогда не стоял на месте. В наше время уже существовали технологии, позволяющие копировать некоторые из уникальных способностей номинаров. Генетика продвинулась так далеко, что научилась создавать преноминаров – людей с искусственно изменённым геномом, обычно используемых в качестве Стражей города. В отличие от номинаров, они не были рождены от себе подобных, а получили свои способности с помощью генной инженерии.

Проще говоря, номинары – это другая раса или же ещё один вид человека, который пошёл по отдельной эволюционной ветви, – споры по этому поводу до сих пор продолжаются. А номинары, живущие не одну сотню лет, не отрицают и не подтверждают догадки антропологов и генологов.

Девушку, стремительно летящую к искусственному солнцу, звали Ирби Тонгард. Возраст – тридцать два года, человек, ID для третьего круга знакомых. Информация просачивалась в моё сознание извне: она не висела над ней ненужной псевдоголограммой и не мелькала на сетчатке глаза, как это показывали в ретофильмах про будущее; она просто сразу отпечатывалась в моём сознании, будто бы я невзначай вспомнил старую подругу.

– Человек, – произнёс я.

Я посмотрел на Лин, а затем на всех, кто обратил внимание на вознесение Икара. Но никто не шевелился. Все ждали, и я в том числе.

– Наверное, новый антигравитационный аттракцион придумали! – крикнул какой-то парень. – Стоит заценить.

Люди начали перешёптываться, а потом и вовсе говорить в полный голос. Напряжение спало. Все уже начали расходиться, когда фигура под куполом резко сорвалась вниз и упала прямо на каменные скалы, торчащие над водой. Я не успел моментально среагировать – как и все, застыл в недоумении, но пришёл в себя так быстро, как только смог. Поднял Лин на руки и прижал её маленькую головку к своему плечу, чтобы она не видела ни единого фрагмента этой чудовищной картины. Девочка молчала, пока я не вынес её на берег.

– Она умерла? Я не ощущаю её.

– Не знаю, малышка, – соврал я.

– Знаешь, – обвиняюще пробормотала Лин.

Видимо, она не успела подключиться к её ID, на своё счастье.

– Она могла просто отключиться от сети, – я попытался солгать, но вышло, откровенно говоря, паршиво. Будь на её месте номинар, всё могло бы и обойтись, но это был человек.

– Пойдём домой, – нарочито бодрым голосом предложила Лин.

Собираясь, она не проронила ни слова, а лишь аккуратно сложила свои пляжные вещи в рюкзачок в виде крокодила – его пасть на молнии жадно заглатывала всё, что девочка в неё прятала. Многие родители последовали тому же примеру и забрали детей домой. Информации через ИИ от представителей Акватории не поступало.

Выйдя из шахты на восемьдесят девятом этаже, крестница попросила уложить её спать, пока родители не вернулись. И ещё попросила ничего им не говорить. Я видел, что несчастный случай заставил её уйти в себя, но не знал, чем помочь. Хотелось успокоить её, приободрить, но малышка выглядела чересчур подавленной, чтобы выслушивать мои нескладные речи. У меня самого была мешанина в голове.

Час назад жизнь шла своим чередом, а теперь запнулась и вряд ли собиралась в скором времени вернуться к привычному ходу.

У Лин не было своей комнаты, как и у подавляющего большинства жителей гигаполиса. Квартира её семьи состояла из двух помещений: одно заменяло столовую, кухню, спальню и гостиную, а второе было отведено под душ с туалетом. Она улеглась в углу комнаты на полукруглый выступ из стены – простенькая модель детской кровати, которой она управляла с помощью ИИ.

– Хочешь, почитаю тебе? Сегодня достал новую книгу.

– Нет, спасибо. – Обычно Лин сама просила ей почитать. – Я очень хочу спать. – Словно в подтверждение своих слов она прикрыла рот рукой и зевнула. – Добрых снов.

– Добрейших.

Я укрыл её одеялом с дружелюбными динозаврами и положил рядом плюшевого трицератопса. Этого игрушечного доисторического зверька я выиграл на ярмарке в Старом городе у стенда на меткость. Тогда мне достался детский пластмассовый пистолет – развесёлый владелец лавочки мог бы вообще выдать мне мыльные пузыри, но правила игры писал он. Я попал в каждого из пяти выпрыгивающих жестяных сурикатов, но не выбил ни единого. Чёртов мошенник скорчил гримасу недоумения и продолжал улыбаться себе в усы. Хотя лицо моё не выдало ни единой эмоции, внутри меня всё закипело. Я достал БАГ, модифицированный лично мной, и разрядил в игрушечный аттракцион полмагазина. Никаких детских пулек: против мошенника, ухмыляющегося досаде ребёнка, – только травмат. Он попытался со мной спорить, но я пообещал засадить пять оставшихся патронов в его жирный зад, если он не прекратит свой балаган.

Безусловно, стрелковое оружие было под запретом, если это не модель для самообороны, разрешённая на окраинах Старого города, как у меня. Для очень яростной и зубастой самообороны.

Убедившись, что пульс моей подопечной замедлился и она уснула, я покинул крошечную квартиру с каменно-серыми стенами, скудно обставленную самой необходимой мебелью. Моделировать вещи при помощи ИИ практически невозможно, если у тебя нет лицензированный инструкции по сборке, облегчающей жизнь в разы.

Прежде чем пустить меня в собственные апартаменты, ИИ просканировал мои данные. Уже внутри, не тревожа флюрами темноту, я подошёл к панорамному окну во всю стену, перешагнув через притаившуюся кучу мусора. В глянцевом отражении графена на меня смотрел бледный молодой человек с угловатыми чертами, отчего лицо казалось скупым на красоту, но не лишённым индивидуального обаяния. А вот светлые волосы и ореховый цвет глаз было куда труднее разглядеть в парящем по ту сторону призраке.

«Где моя нормальная жизнь?» – пронеслось в голове.

Далеко внизу под гигалитом раскинулся флуоресцентный океанский порт – целый макроорганизм, заполнивший собой всю прибрежную полосу, за которой простиралась беспросветная чернота водной глади. Люди не успели застроить её бездушными псевдометаллическими сотами, вздымающимися на километровую высоту.

Два столь разных мира пролегали где-то далеко подо мной и даже спустя прожитые годы всё ещё казались чуждыми. Я родился в этом городе, но ощущал себя подкидышем из другого мира. Мира, который никогда не существовал.

Мне стало чуть легче от вида неспящего города. И тут же передёрнуло от мысли, что сейчас я мог бы пялиться в галостену с до жути реалистичными, но всё же искусственными пейзажами, как это делали жильцы из подводной и внутренней секций. Это только в интегрированной брошюре вид из окна открывался на дно с тысячами причудливых форм жизни, от которых невозможно оторвать взгляд. Курсирующие косяки переливающихся огненной и серебристой чешуёй рыб и прочей живности должны были составить жителям компанию на океанском дне. На самом деле ничего, кроме тьмы, за графеном на подводных этажах не видно – никто не стал растрачивать деньги на подсветку скупой органики вблизи побережья. Не знаю, что хуже: иллюзия живого и красочного мира или подводное царство в первозданном виде – бесконечно мрачное и холодное.

Но так было на момент строительства Исаи, а сейчас дальше по побережью уже возводили Атлантиду – самый дорогой проект города, обещающий поселить своих постояльцев среди пестрящей разнообразием воссозданной флоры и фауны. Застройщики Атлантиды верили, что немного помощи от генной инженерии никогда не помешает.

Население Нового города проживало так высоко и в то же время столь глубоко, оставаясь при этом замурованным в тесные коробки. Но такова плата за неминуемый прогресс. Можно уйти в Старый город и жить среди бестолковых напоминаний об ушедшей эпохе на обширных квадратных метрах, но всё придётся делать самому – особенно бороться с капризной канализацией.

Пока я размышлял о тысяче бессмысленностей, окружающих меня, становилось легче. К сожалению, разум – сложная штука. В памяти всплыл труп той молодой девушки. Я машинально зажмурил глаза, но картинка от этого стала только чётче. Как она взлетела? Ответ на этот вопрос я почти знал. И почему она упала – тоже.

Вид из окна больше не успокаивал нервы. Комната была пуста, и я решил наконец её изменить. Достаточно старая разработка, просочившаяся в повседневную жизнь после войны, позволяла с помощью ИИ собирать и конструировать практически любое изобретение, представленное на рынке ИИ-конструкторами. Не нужно заключать контракт с Проклятым, чтобы купить кровать своей мечты. Стоит лишь зайти в мир ИИ, найти продавца-конструктора и выбрать из его каталога необходимую вещь, а затем оплатить её счётом со своего ID. И вот! У тебя есть лицензия и схема сбора из интегрированных нейрочастиц, загруженная прямо в сознание. Ни схем, ни инструментов. Проще не бывает.

У меня был куплен полный набор мебели и техники, и я не поскупился на резной дубовый паркет вместо бесцветного, чуть шероховатого покрытия.

Я сосредоточился, и комната начала преображаться, собираясь почти из воздуха: мебель постепенно вырастала из пола, стен и потолка, принимая сначала очертания и структуру будущего предмета, а затем обретая его фактуру. Минута – и всё готово. Я остался наблюдать у панорамного окна за огнями Старого города дальше по побережью, пока бесцветная комната перестраивалась, превращаясь в уютную кухню-гостиную со спальным диваном прямо позади меня.

– Новая книга?

Я не заметил присутствия Мойры. Она двигалась словно пантера: столь же тихо и грациозно, переступая через разбросанные по полу запчасти от конфискованного оружия контрабандистов из Старого города.

– Да.

– Что-то ты немногословен. Обычно тебя не удержать, когда речь заходит о забытой литературе. – Книга бесшумно вернулась на столешницу. – Так что случилось?

Я отвернулся обратно к окну.

– Ничего, просто устал. Полдня потратил на доставку мелкого мафиози к Арате в обход Стражи. А за второй заказ не взял денег. Впрочем, я его и не согласовывал с Рэком, вот Элиен и бесится, – я практически соврал, не назвав истинную причину своих беспокойств. – Засранец лезет в голову без спроса с доставучими нравоучениями.

– Милый, когда будешь готов поделиться, я тебя с удовольствием выслушаю, – мягко, но с напором прошептала Мойра над самым ухом, а затем обняла меня. Крепко, будто боялась, что графеновое окно перед нами растает и я полечу в пропасть… как та девушка. – Может, тебя лучше отвлечёт разговор с другом?

Сладкий цитрусовый аромат окружил меня вместе с её объятиями. Он унёс мысли далеко от проблем настоящего в неосознанное благополучие прошлого.

– Может.

Я кривил душой, но по-другому просто не мог.

До её слов у меня и в мыслях не было связываться с Акки: во-первых, я точно знал, что он сделает это сам, а во-вторых, мне хотелось забыть этот день и никогда больше не возвращаться к нему. Ни к чему возвращаться к старым неприятностям.

Несмотря на всё дерьмо, случившееся со мной за последние годы, я оставался дьявольски везучим человеком – я невероятно удачлив, но вот всем остальным не очень-то везёт рядом со мной. Одна сумасшедшая в чахлом райончике Старого города, населённом одними чудаками, предсказала, что «я расплачиваюсь за ошибки давно минувших дней, и, пока долг не будет выплачен, плата продолжит расти». За такое паршивое предсказание я отсыпал ей горсть запрещённых нейролептиков, но главная причина, по которой я вообще заплатил ей, – она была честна и не старалась набить себе цену сладкой ложью. Конкретно в этом пророчестве не было никакого смысла, но всё сказанное ею до того оказалось чистой правдой.

Теперь же, вспомнив её морщинистое, не к месту украшенное кристаллическими микродермалами лицо и тусклые лиловые волосы, я напомнил себе в очередной раз, что не стоит испытывать судьбу.

– Знаешь, сегодня одна принцесса отказалась слушать мои сказки. – Смена темы не всегда верное решение, но не сегодня. – Может, другая принцесса соизволит их послушать?

Мойра приглушённо рассмеялась, но потом осеклась и ответила уже совершенно ровным голосом, без единой смешинки:

– Если принц пообещает не будить принцессу, когда она уснёт. А если честно, я бы хотела, чтобы ты читал до самого утра.

Она крепче прижалась ко мне и уткнулась лицом в голую шею. Её тёплое дыхание приятно щекотало кожу. Мы долго стояли, едва ли не неподвижно наблюдая за огнями двух городов. Я развернулся и попытался разглядеть во мраке черты лица любимой: её чёрная, точно смоль, кожа почти сливалась с темнотой. Она слегка склонила голову набок, и огни за окном отразились в драгоценных глазах двумя призрачными светлячками.

– Ты так и продолжишь глазеть на меня, словно мы на первом свидании? – Её игривая улыбка обнажила ряд белоснежных зубов.

Девушка моей мечты потянула меня за собой, и мы оба упали на диван.

Сирены

Прошло четыре года с нашей первой встречи – странной и неопределённой, после которой мы уже никогда не расставались. В нас обоих недоставало чего-то важного, будто мы родились без ключевых деталей или потеряли их по пути ко взрослой жизни. Но эти жизненно необходимые детали мы нашли друг в друге. Связь, установившаяся между нами, была неизбежна, и если мне она принесла облегчение, то для Мойры всё сложилось иначе. Едва её семья прознала обо мне, то не задумываясь поставила ультиматум: либо они, либо какой-то уличный наёмник. Мойра выбрала меня и порвала все связи с близкими, не успев нас познакомить. Я сильно переживал за неё. Мне прекрасно известно, каково это – лишиться дорогих сердцу людей. Но Мойра никогда не говорила о своём поступке как о жертве. Она лишь раз заявила о своём решении и велела никогда не ставить её выбор под сомнение. И теперь, как бы ни тяготили меня призраки прошлого, я был обязан держаться от этой истории подальше, пусть и стиснув зубы до хруста.

Наутро мы проснулись плотно прижавшись друг к другу, словно два потерявшихся во Вселенной создания. Её мерное дыхание гипнотизировало и почти заставило вновь вернуться в объятия Морфея, но я сдержался. Графен гасил яростные лучи солнца по ту сторону, оставив нас нежиться во мраке скоротечно прошедшей ночи. Снимать затемнение с окон я не осмеливался.

На стеклянном столике перед диваном светились нейросенситивные часы, состоящие из того же материала, что и вся комната. Они бесшумно парили над поверхностью, строго отсчитывая время. Песчинка за песчинкой они рассы́пались и собрались в маленький фрегат, плывущий над стеклянной гладью. Я снова уснул, сам того не заметив, покачиваясь на полупрозрачных волнах.

Спокойствие, ни с чем не сравнимое ощущение полного умиротворения, окружило меня. Единственным звуком был серебристый шелест плакучей ивы, а единственным ароматом – запах распустившихся гиацинтов. Я видел этот сон и прежде, много раз, но никогда не мог разобрать слов человека, стоящего прямо передо мной в густой тени дерева. Лицо его сокрыто в тумане воспоминаний, а очертания фигуры спрятаны под просторной бесцветной туникой. Он что-то говорит: его губы шевелятся, но не издают ни звука. Вроде и я ему отвечаю, но, опять-таки, ничего, кроме голоса ветра, играющего с листвой, не слышно. А затем лёгкое прикосновение холодных пальцев ко лбу и больше ничего.

Но сон не закончился. Меня подхватило ледяное течение моря и принялось уносить всё глубже и глубже – запястья оказались в тисках холодных и цепких пальцев прекрасных сирен: они тянули меня вниз за собой, в тёмную и бездонную пучину, к неведомому существу. Лёгкие горели; я тонул. Необходимо было срочно проснуться. Я попытался вырваться из объятий чудовищ, притворяющихся наполовину людьми, в то время как и четверти человеческого в них не было. Злобные гримасы исказили их лица, поначалу казавшиеся милыми; они оскалили акульи зубы и с ещё большим упорством потянули меня на дно, зло насмехаясь над моей беспомощностью. Немой ужас стиснул грудь.

– Нет!

Я, видимо, кричал во сне, потому что продолжал отбиваться от призрачных рук наяву. Мойра пыталась меня успокоить.

В груди щемило, и потребовалось немало времени, чтобы успокоиться. Кораблик на кофейном столике рядом с раскрытой книгой давно принял форму электронного циферблата и показывал восемь утра. За окном уже рассвело, но из-за непроницаемого графена в комнате до сих пор царствовала ночь. Сердце постепенно меняло ритм с галопа на равномерное биение метронома. Мойра приказала через ИИ снять с окна затемнение на треть.

– Что это было? – встревоженно спросила она и убрала со лба шёлковые чёрные пряди. Столь женственный и непринуждённый жест вкупе с широко раскрытыми дымчато-сапфировыми глазами заставил позабыть бóльшую часть кошмара. – Тебе вновь снилась она? – чуть ли не шёпотом спросила Мойра.

– Нет. Мне снились сирены.

Она непонимающе сдвинула идеально ровные брови, и мне пришлось объяснить:

– Сирены, мифические существа из средиземноморских сказок. Прекрасные создания, заманивающие мореплавателей в непроходимые бухты или заставляющие их нестись прямо на скалы, очаровывая своим пением.

– Ты мне о них ещё не читал.

– Не успел, но они есть в этой книге.

Она посмотрела на сборник мифов, покоящийся на низком столике, который я не заметил, как создал, не помнил я, и каким образом уснул.

Горячий кофе успел остыть в стенном отсеке, когда я вышел из душа, задержавшись дольше обычного в попытках смыть с себя остатки ночного кошмара. Мойра отдала приказ через ИИ, и графен стал полностью прозрачным. Утреннее солнце безжалостно осветило апартаменты, смятую постель и неубранный мусор на полу.

– Сегодня вечером устроим ужин для нас двоих, – неожиданно произнесла Мойра, стоя допивая кофе за кухонной стойкой, – так что не задерживайся на работе. – Она запнулась и оглядела комнату с показным недовольством. – И ещё, прибери свой хлам, я чуть ноги не сломала, пытаясь обойти этот смертоносный конструктор.

Она нисколько не злилась: в глазах, точно два серых звёздчатых сапфира, плясали лукавые искорки, а уголки губ слегка подрагивали, сдерживая улыбку.

– Будет сделано, моя леди, – подыграл я, почтительно отвесив поклон.

Моя выходка её окончательно рассмешила – она отставила чашку и попросила поцеловать себя перед уходом. Простой, но обязательный ритуал перед прощанием. Я подошёл к самой великолепной девушке в мире с другой стороны стойки, перегнулся через неё, ожидая от Мойры того же, но вместо поцелуя получил струйкой воды в лицо. Шутница держала гибкий излив в одной руке, а другой прикрывала открытый в изумлении рот.

– Как так вышло?! – почти взаправду удивилась она.

Мне тоже было интересно, потому что я не заметил, когда это Мойра успела потянуться за краном и удлинить его.

– Видимо, судьба против.

– Не говори так, – уже вполне серьёзно попросила она и одним стремительно быстрым движением впилась своими губами в мои. – Никогда, – властно прошептал на ухо бархатистый голос.

Обещание

Я вышел в прохладное утро, выбрав маршрут, пролегающий через открытые переходы и тоннели.

Знание карты гигаполиса записывалось в память с детства посредством обычного визуального восприятия, но город неустанно продолжал разрастаться и модифицироваться, из-за чего порой приходилось пользоваться знаниями ИИ – в данном случае чужими воспоминаниями.

В моём сознании отпечатался маршрут, которым я никогда не ходил, но теперь знал не хуже пути от дивана до ванной. Едва интуитивная карта выстроилась, я ко всему прочему вызвал видимую только моему глазу нить, что поведёт меня через лабиринты глянцевых гигантов. Мне было интересно узнать, отличается ли маршрут образа Ариадна от воспоминаний других «первопроходцев».

Надо мной простиралось чистое голубое небо, сливающееся с несколькими уровнями переходов, тем самым создавая лёгкое искажение, напоминающее марево над скоростной трассой в жаркий летний день.

В таком мире технологий определённо были как плюсы – в виде исключительного совершенства проектирования переходов, зданий, автомагистралей и воздушных путей сообщения, так и минусы. Например, ИИ-девушки, раздающие листовки, которые невозможно взять в руки, но едва они тебя коснутся, информация моментально просочится в сознание и, будто заевшая пластинка, будет крутиться, пока ты не усвоишь её, а рекламный слоган не станет твоей новой молитвой на ночь. Эти кукольные модели не более чем иллюзия, состоящая из чистой информации, которую ИИ проецирует напрямую в сознание. Потому ИИ-маркетологов мало кто любит, несмотря на дань уважения их неуёмной фантазии. Если бы они не занимались откровенно навязчивой рекламой, то стояли бы в одном ряду с ИИ-иллюстраторами и архитекторами города.

Новый город был слеплен из того же информационного теста, что и неосязаемые промоутеры: каждая вывеска над заведением, каждое табло, даже украшения на универсализированные праздники. Но и от назойливой рекламы, порой летящей прямо на тебя в виде анимированной зверушки, можно спрятаться, если приобретёшь временную блокировку по сумасшедшей цене. К счастью, у меня водились деньги, но прощаться со всем этим «безумным чаепитием» мне не хотелось, и я шагал дальше, вежливо улыбаясь ИИ-моделям и иногда раздавая им неосязаемые «пять».

Как-то я пытался вообразить Новый город без ИИ, и он предстал передо мной ахроматическим, лишённым любого цвета, кроме чёрного. Без светящихся информационных, но не особо информативных вывесок, без персонажей, сотканных ИИ-маркетологами для развлечения публики и привлечения её в различные места Нового города. Здесь и праздничные украшения никогда не были материальны. Единственное, что можно было по-настоящему ощутить и к чему прикоснуться, – это висячие сады, способные посоревноваться своей пышностью и разнообразием с древним и величественным чудом света, картинки которого нам с братом в детстве показывал отец в бумажной книге.

Кто-то сказал, что мы построили новый Измалиир, и, может, в этом была доля правды. Здесь были собраны все виды рас и национальностей, сохранившихся после Последней войны. Оставшиеся в живых создали величественный город, который отражал собой само будущее. И в прошедшие десятилетия город продолжал расти, уничтожая при этом всё архаичное и строя на его месте нечто новое и грандиозное.

Я следовал за нитью Ариадны. Путь пролегал сквозь сады, накрытые кинетическим куполом, где регулировались самые важные показатели для роста и процветания флоры. Круглый по своей форме подвесной сад протягивал зелёные рукава сразу по шести туннелям, расходящимся от него. Один из таких рукавов напоминал тропические джунгли с нависающими над головой лианами. Стянутые в изумрудные жгуты лозы искрились влагой. Правда, крики животных – и сами они – были лишь плодом воображения чужого ИИ: распускать экосистему дальше купола было попросту неразумно.

Я спускался всё ниже к побережью, где причудливо переплетались два столь разных мира и располагалось заведение, в котором работала Мойра.

Внутри пространство напоминало нанотехнологичный ковбойский салун. Нанотехнологичный, потому что хозяин места не терпел технологий, устаревших хотя бы на одно поколение, а что касается салуна, то здесь мне чудилась уже скорее атмосфера. Едва переступив порог автоматических дверей, ты ощущал подозрительные взгляды исподлобья и атаки стороннего интегрированного интеллекта на персональный ID. Завсегдатаями здесь были по большей части тьюринги и по совместительству информационные наёмники, такие как Акки. И если Акки проблемы своих клиентов решал преимущественно в интегрированном мире, то я вживую.

Интегрированный мир – это пользователи, подключённые к интегрированному интеллекту и управляющие всеми сферами, подконтрольными ему. Иная вселенная, где коллективное сознательное позволяет существовать каждому в отдельности.

Как тьюринг – то есть посредник в интегрированном мире, способный изменять его структуру, – я был неплох. Но такой мозговой штурм всё же предпочитал оставлять другим, например, моему красноволосому другу Акки или несравненному в своём деле мастеру – Элиену.

Последний, наверное, самый опасный тьюринг в моём личном списке. В широких кругах он не особо известен, и это поразительно, потому что его Эго едва ли умещается в мире ИИ. Разговаривая с ним, я постоянно ощущаю себя придурком, который впервые устанавливает базовую версию эгиды.

Из раздумий о ещё одном друге из расы номинаров меня вырвал голос Мойры:

– Я здесь! – Она энергично помахала рукой из-за высокой стойки, отделанной пластинами с каменными прожилками.

Благодаря тому, что она работала здесь управляющей и барменом по совместительству, меня не особо донимали сетевыми атаками на персональный ИИ, да и сам Элиен изрядно постарался над моей эгидой.

– Кажется, я тебя уже где-то видел. – Я перегнулся через прохладный искусственный камень, чтобы поцеловать вишнёвого цвета губы любимой.

– Надеюсь, ты задержался потому, что разгребал свалку мусора у нас дома? – Она приподняла глянцево-чёрную бровь и нацелила на меня серьёзный взгляд жемчужно-серых глаз.

Под таким взором я всегда чувствовал себя виноватым и был уже готов сознаться, что задержали меня дома две чашки кофе и новая книга, но тут подоспел Акки.

Сегодня в заведении, наверное, только мы с Мойрой были людьми без модификаций, но Мойра представлялась куда более привлекательным, скорее, сногсшибательно красивым человеком. Вороные, длинные шёлковые волосы, почти столь же тёмная кожа и светлые глаза, сверкающие серыми сапфирами. Я любил маленький, аккуратненький носик, чуть вздёрнутый к небу, овал лица в виде сердечка и губы, словно наконечник любовной стрелы. Я называл её ангелочком, но только про себя – она почему-то обижалась на это сравнение. При дневном свете вся её красота расцветала по-настоящему.

– Доброе, Мэло! – С другого конца стойки ко мне подскочил Акки.

Вот он выглядел истинным номинаром и не старался скрывать это: огненно-красные волосы, флюоресцирующие при любом свете, он всегда держал распущенными, а глаза-хамелеоны постоянно меняли свой окрас. Строгий характер отражали резкие черты лица.

Если посмотреть на моё окружение, то кроме Мойры в нём были сплошь одни номинары. Хоть они и составляли, может, один процент, а то и меньше от оставшегося населения города, мне везло на дружбу с ними.

– Добрый день, Мойра, – второпях бросил Акки и, схватив меня за предплечье, потащил на второй этаж.

Оказавшись наверху, он заговорил, не меняя холодного тона:

– Уверен, что её ID лжёт, и твоя девушка – номинар с психосенсорными способностями, – в который раз то ли в шутку, то ли всерьёз заявил мой друг, – слишком уж по-особенному она выглядит.

– Завидуешь её красоте?

– Всё может быть, – равнодушно произнёс Акки. – Так всё же, ты был там и видел произошедшее своими глазами?

В кругах наёмников слухи всегда разлетаются неимоверно быстро. Да и благодаря ИИ те же обыватели узнают новости с пугающей скоростью.

На втором этаже мы устроились в непроницаемой полусфере, занавешенной мерцающей кинетической ширмой, поглощающей звуковой шум извне, и с защитой от атак сторонних тьюрингов. Внутри кабинка была обставлена минималистично: два кресла в виде половинки кокона шелкопряда, пуфики для ног и стол. Я завалился в кокон, вытянул на один из мягких табуретов ноги и принял почти горизонтальное положение. Мой друг устроился в кресле напротив и склонил голову в задумчивости.

По устоявшемуся обычаю, Акки перешёл сразу к делу и был прямолинеен, точно монорельс скоростной гусеницы, – эта его черта сохранялась и в работе, и в повседневной жизни. Он и в быту не разбрасывался словами. Его откровенность, поначалу казавшаяся грубостью, с возрастом сточила свои острые углы. На самом же деле Акки никогда никого не хотел задеть, но в силу характера, сформировавшегося без семьи и на окраинах Старого города, в нём укоренилась привычка, как он сам повторяет, «не трепаться попусту» и «говорить как есть».

– Как ты узнал?

– У меня свои источники, – небрежно напомнил Акки. – Ты рассказал своей Даме в Тёмно-Бордовом?

– Прекрати её так называть, пожалуйста.

С самого начала их знакомства что-то не заладилось, и поначалу Акки относился к Мойре достаточно холодно, а затем и вовсе пассивно-агрессивно.

– Тебе ведь известна легенда о Даме в Тёмно-Бордовом? – не отвлекаясь от сканирования сети интегрированного мира, поинтересовался Акки. – Не легенда, но может ею скоро стать.

– Разве твой цветочный садик оставляет время на глупые слухи из реального мира?

Маленькие нейросенситивные светлячки, такие же живые, как морской песок, разом погасли, оставив нас в кромешной темноте. Мерный гул, незаметный за голосами и музыкой заведения, оборвался вместе с подачей энергии.

– Акки?

Мой друг не ответил. Я попробовал нашарить его в абсолютной темноте и запнулся об один из пуфиков. Свет на секунду вернулся, но то вылетели искры из глаз от боли в ушибленных коленях и запястьях. Будто этого было мало, плюсом на спину опрокинулся стол. Повезло, что угол его не заехал по голове. Я грязно выругался и с трудом нащупал ногу Акки. Я едва не стянул с него штаны в попытке его дозваться.

Незаметный до инцидента гул вернулся, приклеенные к потолку флюры вновь засветились. Боль грубо пульсировала вместе с биением сердца. Я начал медленно растирать недовольные суставы, в то время как Акки неожиданно пришёл в себя и выскочил из нашей кабинки осмотреться. Когда он вернулся, волосы и глаза друга угрожающе мерцали.

– Мне это не нравится, – констатировал он, подтягивая штаны.

Поначалу я не понял, о чём именно идёт речь, но сдерживаемая тревога наёмника прояснила ситуацию.

– Никому не нравится, когда с него в отключке пытаются стянуть штаны, – попытался я снять напряжение и добавил уже более серьёзно: – Кто-то отключил генератор джуничи, чтобы пробиться сквозь барьер и взломать твою эгиду. Я удивлён, что кому-то это удалось.

– Может, спросишь свою девушку про генератор? – задал вопрос Акки безо всякого энтузиазма.

– Сейчас спрошу.

Я вышел из сферической кабины и связался с Мойрой. Наш разговор можно было сравнить с чтением мыслей, где каждая из сторон контролирует воображаемую речь. Но если ты ещё не приноровился, то обязательно засыпешь своего абонента бессвязными картинками и эмоциями, а не чётко сформулированной мыслью.

– Что произошло?

– Не знаю. Генератор вдруг отключился, но теперь порядок. У вас что-то случилось? – рассеянно спросила Мойра, явно занятая своими делами. Из-за сбоя в подаче джуничи её, должно быть, донимали возмущённые посетители.

– Всё в порядке. – На этом я оборвал нашу связь и зашёл обратно.

– Что она сказала? – бесстрастно спросил Акки.

– Какой-то сбой. На границе со Старым городом это не редкость. Ты кому-то перешёл дорогу, мой друг?

Повисла подозрительная тишина.

– Мэло, сегодня ночью останешься у меня. Мне нужна твоя помощь. Хорошо?

Больше ничего не сказав, Акки пристально уставился на меня своими меняющими цвет глазами в ожидании моего решения.

– Как понимаю, без вопросов?

– Верно. Я смогу объяснить на месте, – пообещал друг.

Не знаю, что такое произошло с ним, но раз он попросил помочь и довериться ему без вопросов, то я так и сделаю.

Мы ещё немного посидели. Я съел оба обеда, принесённые Мойрой, и выпил за друга его калорийный коктейль. Он так и ушёл, ничего не сказав на прощание.

– Паршивое начало.

Прошло больше четырёх с половиной лет с последней смерти от интегрированного нейровируса. Официально в последнюю волну эпидемия унесла жизни четырнадцати пользователей ИИ – сколько их было на самом деле, можно только догадываться.

С момента открытия интегрированного мира неуловимый нейровирус принялся уничтожать его обитателей. По неофициальным данным, за семьдесят пять лет от него скончалось порядка полутора тысяч жителей, подключённых к ИИ. Первых жертв из-за их посмертного вида записывали на счёт номинара-телекинетика, пока какому-то криминалисту не пришло в голову отдать образцы ДНК двоих погибших на детальный анализ, где выяснилось, что ни одному телекинетику такое не под силу – «редактировать» геном.

Стали всплывать показания очевидцев, якобы встречавшихся на тёмных и бесшумных просторах мира ИИ с этой дрянью. На тот момент – ещё полиции, а не Стражам – удалось найти записи памяти тех, кто наблюдал чудовищную трансформацию заражённого. Но этого было мало. Жертвы либо не знали о проникшем за их эгиду вирусе, либо умирали сразу после заражения. Поэтому отдел противоборствующих тьюрингов принялся искать уже не убийцу-номинара, а такого же, как они, способного пользователя ИИ. Но необъяснимое явление всё же назвали интегрированным нейровирусом. Кому-то удалось создать образ, способный изменять геном не только человека, но и номинара.

 Хотя жертвы понесли обе расы, больше погибших было на стороне людей. Изменения, которые происходили с некоторыми из них перед самой смертью, напоминали предел Роша у номинаров. Эти факты подливали масла в огонь скрытой нетерпимости людей. Открытых распрей уже давно не происходило, но в человеческом подсознании всё ещё копошился червячок сомнений и недоверия к расе бессмертных. Если бы девушка из Акватории не была человеком, речь об интегрированном нейровирусе могла и не зайти.

Поначалу Совет вёл статистику и давал комментарии, но затем прекратил это делать из-за неточностей в работе полиции, откровенно паразитирующих на страхах жителей СМИ, и маркетологов тьюринг-компаний, продуцирующих образы защиты для пользователей в мире ИИ. Управление Новым и Старым городом приняло решение прекратить панику самым простым способом – путём отрицания проблемы. Поиски защиты от нейровируса не прекратились, но результаты их перестали обнародовать. Показания и записи памяти начали стираться тьюрингами Совета с молниеносной расторопностью.

Необъяснимая эпидемия исчезала столь же внезапно, как и начиналась, оставляя после себя изувеченные трупы и вопросы без ответов. Связи между жертвами установить не удалось, а в последние две волны Совет уже более тщательно скрывал подобные эпизоды. И всё равно в мире ИИ находились те, кто собирал информацию и вёл список жертв, попавших на запись памяти, иначе бы четыре с половиной года назад не стало известно о четырнадцати новых жертвах.

Когда Акки ушёл, я приглушил свет флюр с помощью ручного датчика и погрузился в созерцание фальшивого ночного неба. Я попытался медитировать, но в голову наперебой лезли воспоминания.

Когда я был ребёнком, отец рассказывал нам с братом, что существуют два вида номинаров: рождённые, то есть истинные, и искусственные, или преноминары, – созданные Главным научно-исследовательским институтом Совета, в котором он познакомился с мамой. Он приводил нам множество разных фактов об этой расе, но один до сих пор казался мне странным и необъяснимым: номинары теряли своё «бессмертие», когда от них рождалось следующее поколение.

Отец объяснил мне это в своё время так:

– Во всём есть баланс, продиктованный природой, и, если мы его не видим, это не значит, что его не существует. С номинарами так же. В отличие от людей, срок их жизни может быть в теории неограниченным, конечно, при условии, что они преодолевают вновь и вновь накапливающийся предел Роша. Они могут эволюционировать без передачи генов другому поколению. А люди обречены на бесконечную репродукцию с целью улучшить свой геном. Но представьте себе, какое бы перенаселение ожидало планету, если бы не механизм «предохранения», вживлённый в их ДНК?

Он так толком нам и не пояснил сам процесс передачи бессмертия, сославшись на собственную некомпетентность в данном вопросе.

Блуждая по коридорам воспоминаний, я наткнулся на дверь, за которой скрывалась история встречи с Акки.

Мы были одногодками, но его процесс старения – в своё время – замер на месте, а мой неуклонно стремился к точке невозврата. Наше знакомство произошло на грязных улицах контрабандистского района Старого города, куда лично я попал случайно, сбежав от родителей и их бесконечных лекций по генологии, бессмысленных тестов и переживаний за моё здоровье. А вот Акки скрывался там от бандитов, у которых умудрился стащить раритетный процессор эпохи компьютеров. Мы буквально налетели друг на друга из-за угла облезлого кирпичного здания. Оба перепуганные не на шутку, мы понеслись в одном направлении, петляя по узким улочкам, укрытым проводами и мусором.

Я понял, что увязался за ним, когда очутился на заброшенном складе с крышей в виде шахматной доски, где белыми клетками было небо. Ощутив облегчение и триумф от побега, мы оба зашлись неистовым смехом. При всей его настороженности и недоверии к окружающим, о которых я узнал позже, в ту нашу встречу Акки первым протянул руку и представился. Мы рассказали друг другу о своей жизни, будто уже давно были приятелями и просто делились новостями прошедшей недели. Из его рассказа я и узнал, что он искусственный номинар.

В то время один из частных НИИ Совета открыл двери для несовершеннолетних беспризорников, не знавших ни своей семьи, ни какой-либо ещё, давая шанс обрести новую. Вот только цена была высока. Добровольцам предлагался проект «преноминар», который до этого был чисто военным. Тем новоприбывшим, у кого оказывался скрытый ген номинара, разрешали принять участие. Но наличие скрытого гена не давало стопроцентной гарантии пережить трансформацию.

И вот, не имея никаких корней, кочующий из одного детдома в другой с самого рождения, Акки в надежде найти своё место попал в проект. Ну, а дальше оказалось, что у него имеется скрытый ген номинара. И зная о последствиях неудачной трансформации, а именно – о крайне мучительной смерти, он всё равно согласился.

Нет, члены НИИ Совета не были злодеями, ставящими бесчеловечные опыты над людьми, но и хорошими парнями их назвать тоже сложно. В четырнадцать лет я мнил себя достаточно взрослым, чтобы самостоятельно принимать важные решения, поэтому с пониманием отнёсся к выбору нового друга. Но узнав, что Акки прошёл трансформацию в двенадцать, не мог поверить: какими же уродами надо быть, чтобы оставлять такой выбор за ребёнком.

Не прошло и пары месяцев, как Акки сбежал вновь. На его счастье лаборатория не особо его и искала: кроме необычной внешности, никаких талантов в нём не выявили. Про свои способности к гипнозу мой друг узнал гораздо позже, но они не были чем-то выдающимся. Его талант с трудом дотягивал до способностей триггеров – искусственных номинаров с зачатками силы.

И вот два года спустя после его перерождения мы встретились. До него я, конечно же, пересекался с номинарами на улицах Нового города, но никогда не общался с ними, а тут сразу умудрился подружиться с одним, пусть и с искусственным. С номинаром, чьи волосы напоминали пламя, а глаза неустанно меняли цвет.

До захода солнца мы бродили по заброшенным зданиям Старого города и собирали, на мой взгляд, всякого рода мусор. Акки снабжал этим «мусором» тамошних торгашей, а те ему платили – так он и жил. Мой новый друг двигался проворно, с некоей кошачьей грацией, в то время как я пару раз свернул бы себе шею, если бы не он.

Через неделю после нашей первой встречи я уже выполнял вместе с ним поручения от подвыпившего куратора наёмников в занюханном баре, где колонки работали на последнем издыхании, а от самого мужчины несло чем-то кислым и едким.

Спустя два или три месяца я стал столь же проворно лазить по забытым богами местам и почти не уступал Акки в ловкости. И тогда он познакомил меня с феноменально рослым даже для номинара куратором наёмников по имени Рэк. Именно он научил меня тонкостям общения с его расой: как не задавать с ходу недопустимо бестактные вопросы про возраст и семью. Благодаря его советам мне удалось завести немало приятельских отношений с бессмертными. В отличие от обычных людей, я не просил их продемонстрировать свои способности и не интересовался возрастом.

Вопрос о прожитых годах и среди людей-то считается бестактным, что уж говорить о номинарах, переживших Последнюю войну.

Вот примерно так мы оба и стали малолетними наёмниками. С возрастом Акки сделался куда более скрытным и уже никому не открывал историю своего происхождения. Он и ID каким-то образом сумел переписать на «истинного». Теперь же, спустя более чем десять лет, мы оба превратились в профессионалов и больше не шастали по помойкам.

Акки стал моим первым настоящим другом, в смысле живым, а не выдуманным. До него компанию мне составляли книги и воображение.

Пробуждение

– Просыпайся, милый. – Надо мной нависла Мойра, чьи мягкие волосы цвета затемнённого графена слегка касались моего лица.

Кресло за её плечом пустовало. Акки ушёл, а я уснул и сказать, сколько точно проспал, без встроенных ИИ-часов не мог.

Лицо Мойры неожиданно стало ближе, и меня накрыло ароматом ментола и цитрусовых – её любимые духи. Когда я проходил мимо оранжереи с апельсинами, передо мной всегда возникал её образ: лёгкий, свежий и летний.

Мне почудилось, что она немного хмурится и чем-то недовольна. Но наваждение вмиг спало, когда она поцеловала меня. Я ощутил горьковатый вкус кофе и сладкий – миндаля. Поцелуй длился недолго, но для меня он застыл в вечности.

– Милый, мне пора бежать. Босс требует самолично закупить ему новые генераторы из-за сбоя. А ты, если у тебя нет заданий на сегодня, оставайся. Я вернусь через пару часов.

Прежде чем я успел вспомнить о данном Акки обещании остаться у него на ночь, она игриво подмигнула, нежно коснулась моей щеки на прощание и скрылась за переливающейся шторой. Видимо, запланированному с утра романтическому ужину сегодня не суждено состояться.

В моём распоряжении был весь день, и я решил дождаться Мойру, чтобы пойти вместе с ней домой, а там уже рассказать о просьбе Акки и направиться прямиком к нему.

Пока мои мысли занимали насущные проблемы, я вышел из кабины и тут же поймал входящий вызов через ИИ от Рэка. У него было специальное задание, отказаться от которого значило бы прослыть идиотом, впрочем, заказчик требовал именно меня. Неизвестный богач обещал заплатить просто неприличную сумму кре́дитов за его сопровождение. Среди наёмников моё имя стояло не на последнем месте, но вот гонорар заставлял задуматься: а нет ли здесь подвоха, соразмерного плате?

Путь лежал в пафосный центр Нового города.

На выходе из бара я вспомнил о Мойре и пообещал себе убрать скопившийся посреди нашей квартиры хлам сразу по возвращению – в знак моей признательности и извинений. Солнце нещадно слепило, отражаясь от прибрежных волн вдали, но тёплый бриз подгонял в спину, и я счёл это хорошим знаком.

Глава 2. Судьба

Скоростной вагон на магнитной ленте – будто хромированная гусеница – уносил меня всё дальше вглубь Нового города. Машина неслась с невероятной скоростью. Пейзаж за окном виделся подобием акварельного рисунка, на который нечаянно пролили стакан воды, а затем поспешно попытались исправить ситуацию сухой тряпкой – картинка смазалась, и в ней едва угадывалась первоначальная задумка мастера. Единственное, что можно было различить, это огромные обсидиановые здания, медленно и величественно проплывающие за окном гусеницы. Этакие мрачные непроснувшиеся великаны, заслонившие своими спинами большую часть небосвода.

По мере приближения к тому или иному гигалиту на нём ярким фейерверком вспыхивала реклама. Вокруг ближайшего гигалита – Окерро – носились кометы, а между ними мелькали логотипы ресторанов и известнейших рецепторов – дегустаторов, пробующих различные блюда с открытым доступом к ID и нервной системе. Благодаря внушительному денежному счёту и строению вкусовых рецепторов эти дегустаторы ходили от одного заведения к другому и пробовали всевозможные блюда с подключёнными к их интегрированному интеллекту наблюдателями. Беднее они от этого не становились, сколько бы ни съели: наблюдатели с остервенелой горячностью готовы платить за то или иное блюдо, чтобы попробовать его не двигаясь с места и не набирая лишних калорий. Именно по этой причине самыми популярными являлись номинары-рецепторы, способные позволить себе есть сразу за троих человек.

Я пробовал себя в этом деле пару раз, но в конечном счёте оказывался той или иной стороной перед унитазом. Запросы в выборе блюд для новичков велись исключительно по принципу «сможет или нет». Были и такие рецепторы, которые на спор ели всевозможную дрянь, но я к ним не относился.

Однако Оккеро в первую очередь славился не эксклюзивными ресторанами, а искусственной обсерваторией, расположенной на последнем этаже, как Акватория в Исаи.

За пару секунд до прибытия на нужную станцию ИИ напомнил об остановке. Я всё чаще ловил себя на мысли, что со временем становится практически невозможно отделить, где твоё собственное сознание, а где интегрированный интеллект.

Едва ступив на платформу, я связался с Рэком:

– Я на месте.

В голове тут же раздался спокойный низкий голос – такой, каким я его помнил:

– Клиент не выходил из заведения. Координаты не изменились. Разберись, что с ним случилось. И будь, мать твою, осторожен.

Рэк был достаточно сдержанным номинаром, но в своей уравновешенной речи порой использовал на удивление грубые выражения. Их я старался пропускать мимо ушей, особенно если они лились словно из прорванной сточной трубы Старого города. Но некоторые ругательства я всё же перенял и порой сквернословил за двоих, что, конечно, не устраивало Мойру.

– Как он связался с тобой? – Вопрос был крайне логичным, ведь сигнал ИИ блокировался в стенах Дума.

– Мне пришло письмо.

О да, бумажные носители стали самыми надёжными хранителями информации, если она в первую очередь не должна быть раскрыта посторонними.

– Письмо? А кто передал?

– Кува-Младший.

Младшему уже было далеко за семьдесят, и он пережил своего отца давным-давно, но кличка за ним плотно закрепилась, в отличие от неудачного парика, скрывающего лысину.

– Почему клиенту попросту не обратиться к персоналу?

– Не знаю. За этим ты и здесь. – Друг, наставник и по совместительству работодатель напомнил мне, что лишними вопросами дело не ускоришь. – Главное, встреться с ним и проводи, куда ему там вздумалось. Понял?

– Понял. За такие деньги я его к любому Проклятому провожу и с улыбкой прогуляюсь по падшим мирам.

– Отлично. Прекращай болтать и шевелись давай. – Последняя фраза Рэка прозвучала сердечной просьбой, а не приказом.

Мне было велено торопиться, и я побежал сквозь толпу, стараясь никого не задеть.

Новый город, а особенно его центральный район, всегда был весьма демократичным в выборе одежды. Здесь современные дизайнеры превращали жителей в моделей, сошедших с конвейера по штамповке людей с идеальной внешностью и вкусом.

С нейробраслетом одежду можно с лёгкостью менять на ходу: перекраивать фасон, перекрашивать цвет, убирать или добавлять аксессуары. Всё это возможно благодаря нейросенситивной ткани – прямому аналогу тех же частиц, из которых состоит внутреннее убранство жилища. Эту же форму одежды использовал и я, когда находился на заданиях в центральных районах Нового города, где в приличное место не пускали без трёх модных элементов сезона и облагороженного кредитами ID.

Я пронёсся мимо парня, одетого в чёрно-изумрудный шервани с золотыми металлическими вставками в виде рыбьей чешуи на предплечьях и спине. Другой прохожий был окутан до колен чёрным туманом в прямом смысле этого слова: рассеянные нейросенситивные частицы носились вокруг него, создавая иллюзию вихря при ходьбе.

Я никогда не шествовал в стройных рядах горделивых модников, считая это бессмысленной тратой денег и времени. Мода менялась с неимоверной скоростью. Пока ты нёсся по монорельсу гусеницы с одной станции на другую, вокруг тебя мог развернуться целый маскарад.

Забавно наблюдать за пассажирами, вошедшими в вагон и обнаружившими свои фиолетовые декоративные плащи – последнее веяние моды – вдруг уступившими первенство тёмно-синим атласным накидкам. Одни поспешно мимикрировали, сливаясь с более расторопными ценителями искусства, другие же делали безразличный вид. Кто-то мог и вскинуть бровь, изображая удивление, смешанное с пренебрежительным сочувствием. Но едва этот благодетель лицемерия выходил на платформу и терялся в толпе, то лихо перекраивал свой наряд.

На нижнем ярусе нейрочастицы под ногами понесли меня прямо к одному из выходов на площадь. В закрытом пешеходном тоннеле свет исходил от флюр, прикреплённых к высоким сводчатым потолкам. Порой я представлял себя заплутавшим искателем приключений в мрачном подземелье, которое невозможно покинуть, если не следовать за золотистым мерцанием светлячков, лениво парящих под каменными сводами.

«Волшебный» тоннель вывел на подвесную улицу, где на одной из сторон огромной пятиугольной площади среди ресторанов и кафе разместился, может быть, самый скромный вход в известнейшее заведение Нового города – Дум. Название ему дали в честь древнего города, в переводе на современный язык оно означало «судьба». Но Элиен не прекращал травить байки, мол, это он дал имя гигалиту, и значение у него совершенно иное, а вот какое – не говорил. В этом вообще весь Элиен – распалять интерес, а затем отмалчиваться. Из его загадочности можно было кинетическое поле соткать.

Неимоверных размеров гигалит возвышался, заслоняя чуть ли не весь небосвод. На нём не пестрела реклама ИИ, да и вообще ничего не выделялось на гладкой лощёной облицовке. Это было одно из тех заведений, куда пускали строго по дресс-коду.

На моё счастье привести себя в подобающий высшему свету образ не составило ни малейшего труда: на правом запястье я ещё утром закрепил нейробраслет графитового оттенка. Осталось отдать приказ через ИИ – и не понадобится никакая фея-крёстная или подпольная организация домовых эльфов, чтобы уже через минуту преобразиться из грязного оборванца в желанного гостя любого заведения Нового города. Правда, в некоторые места пускали исключительно в костюмах из натуральной и редкой ткани, такой как лён или хлопок, и разумеется, без нейробраслетов.

Понаблюдав за теми, кого впускает секьюрити, я примерно составил образ нового костюма в чёрно-малахитовых тонах с золотыми вставками.

Невидимые глазу портные с рвением принялись за работу и сшили для начала не то пиджак, не то искромсанный блендером водолазный свитер, напоминавший крылья летучей мыши, плотно обёрнутые вокруг талии. Руки начали окутывать размножившиеся в геометрической прогрессии нейросенситивные частицы, моментально застывшие в виде золотисто-изумрудной драконьей чешуи. Она переливалась всеми мыслимыми оттенками, стоило свету упасть на неё. Брюки дополнили изорванный верх, а неудобные на вид высокие позолоченные сапоги на самом деле оказались комфортнее тапочек, которые Рэк заставлял надевать у себя в жилой части дома, едва ли не с угрозами в мой и Акки адрес.

Образ был почти готов. Крошечные швеи шустро переквалифицировались в визажистов и раскрасили мои скулы и лоб в бледное золото. В таком виде не стыдно заявиться и на приём к Совету. Между прочим, каждый такой фасон стоил немалых денег и приобрести его можно было исключительно у высококвалифицированного ИИ-дизайнера, но мне сии привилегии достались бесплатно, хоть и нелегально, от Элиена.

Вход загораживал высокий – чрезмерно элегантно одетый для охранника – мужчина едва ли старше средних лет. Он мнился изваянием из благородного камня, привратником в иной, сокрытый от людских взоров мир. Аура таинственности окутывала его плотной пеленой. На мою удачу мне ни разу не пришлось попасть ему под горячую руку, но довелось лицезреть эффектную драку секьюрити с тремя пьяными номинарами. Скажем так, каждый из них получил по заслугам, ибо такого обилия крепких выражений в адрес одного человека я не слышал ни разу за всю свою жизнь. Охранник заведения раскидал тех придурков, будто шар для боулинга: нежеланные гости разлетелись кеглями, нелепо сталкиваясь и роняя друг друга на вылизанную до блеска мостовую. И, смею заметить, всё это секьюрити проделал одной левой, но не в угоду зрелищности, а из-за полного отсутствия правой руки.

Я подозревал, что он может быть номинаром, скорее всего искусственным, но его ID для меня всегда скрыт и остаётся лишь гадать.

Прежде чем подойти к секьюрити, перегородившему вход, я оценивающе оглядел свой образ в полированном отражении здания. Небольшая очередь быстро растворилась в величественных дверях гигалита.

Я нацепил самую обворожительную улыбку и тут же снял её.

– Можно пройти? – самым вежливым тоном поинтересовался я.

– А разве нельзя? – столь же вежливо парировал охранник.

Его пронзительно синие глаза будто изучали не мой вычурный костюм, а душу. Если он и собирал информацию с моего ID, то ничего компрометирующего найти просто не мог: Элиен самолично мне его чистил каждый конец месяца.

– Мэло, ты сегодня пришёл по делам, – заметил секьюрити не без интереса.

Мне понадобилось меньше секунды, чтобы подобрать лучший ответ:

– Да.

Врать не имело смысла, сказать наверняка, что он не номинар с телепатическими способностями, было нельзя. Мы с ним не раз встречались, но наши беседы никогда не заходили дальше приветствия.

Усилием воли я постарался заглушить мысли об оружии, спрятанном в складках мудрёного костюма. Использовать его внутри Дума в мои планы не входило. Оно у меня вообще имелось исключительно в целях самозащиты, но из-за него меня могли с лёгкостью не пустить и вызвать Стражу для беседы. Такой тесной, что даже нет смысла прятать пистолет в заднице.

– Прошу, – выговорил охранник, но прежде чем отступить в сторону, вытянул руку. – Оружие оставь здесь.

Нехотя, но без препирательств я послушался.

– Удачи.

Его напутствие удивило не меньше, чем пронзительный взгляд без тени враждебности или недовольства моей попыткой пронести огнестрельное оружие.

Охранник сделал шаг в сторону и пропустил меня к исполинским дверям, будто вырезанным из застывшей лавы. Фантастический узор сплетался в тревожные образы без чёткой задумки и внушал благоговение. Внутрь я попал, пройдя сквозь «врата» в буквальном смысле, но перед этим администрация Дума дала мне разрешение на пребывание в заведении не дольше сорока семи часов – то есть все мои денежные средства конвертировали во время. Если я превышу установленный лимит, то расплачиваться придётся прямо со Стражей, а это малоприятно.

В Новом городе абсолютно все хранили свои деньги в интегрированном мире, я же предпочёл иметь несколько заначек с наличкой по всему Старому городу. Поэтому на моём счету имелось не так много сбережений, но и не так мало, чтобы не проснулась жадность и не поскребла своей скрюченной лапой сердце.

Расценки на пребывание в Думе были поистине баснословные. И это не самый поразительный факт, хотя и наиболее прискорбный. Точное число этажей в здании никто не знал. Дум являл собой нескончаемый лабиринт из музыкальных сцен и залов, баров, конференц-помещений, до дрожи в ногах дорогущих спа-зон и ресторанов, отелей, гоночных трасс и целых стадионов – на этом список увеселительных заведений не заканчивался. Помимо прочего, здесь находились и боевые арены, и оперные театры.

В здание вело больше дюжины входов, и выбранный мной не являлся ни главным, ни самым популярным из-за однорукого охранника с придирчивым взглядом. Помимо «официальных» входов для непосвящённых, должны были существовать и другие, но сколько я ни пытался выведать о них у здешних служащих, те хранили неподкупное молчание.

Парадный вестибюль вызывал не меньшее восхищение, чем исполинские двери. Стены, пол, потолок и громоздкая стойка администрации – всё будто грубо вырезали из чёрного опала. Всё, кроме идеально ровного пола. Любая поверхность искрилась радужными вкраплениями и ни одна не была правильной формы. Над головой висела хрустальная люстра в виде сталактита, похожие светильники, но поменьше, сталагмитами вырастали из пола рядом с аскетичными диванами и столиками у стен.

Ко мне шустро подскочила низенькая девушка в облегающем стройное тело костюме и услужливо отвела в первый попавшийся бар. На мой вопрос, может ли она проводить меня к человеку по имени Верон, она отрицательно покачала головой и выразила свои искренние сожаления. Оставалось ждать, когда он сам соизволит послать за мной кого-нибудь или свяжется через ИИ.

Искать его в лабиринте самолично не хватит и всех оставшихся на счету денег. Дум не позволял связываться с внешним миром, но в своих стенах такой возможности не лишал. Впрочем, ID Верона всё равно был мне неизвестен.

Задание, за которое, кажется, я не получу ни кредита.

Свет в баре исходил в основном от обслуживающего персонала и дымящихся неоновых напитков. Музыка лилась отовсюду: её проводниками являлись сами стены, и, приложив руку к одной из них, можно было ощутить приятную вибрацию. Работники этого элитного заведения – то ли номинары со способностью к морфированию второго и выше уровня, то ли обычные люди, пользующиеся продвинутыми модификациями нейробраслетов. Этим вопросом я никогда не интересовался, а узнать ID сотрудников Дума не представлялось возможным. Кроме указания должности – «администратор», «официант» и так далее – персональный ИИ информации не выдавал.

Вокруг столов вились прекрасные лесные фейри ростом с человека и беззаботно приплясывали парнокопытные фавны с диковинными рожками на кудрявых головах. Похоже, День Святых и Проклятых праздновали здесь заранее.

У стойки меня встретил бармен в облике минотавра, и, в отличие от Рэка, сходство заключалось не в одном размере. Выпуская клубы пара из ноздрей величиной с перепелиные яйца, волосатое чудовище налило два приветственных шота. Не успел я принюхаться к ним из чистого любопытства, а ко мне уже подкралась волшебная фейри.

– Вы сегодня что-то празднуете?

Она оказалась у меня за спиной почти незаметно. Почти.

– Не совсем, – я попытался перекричать шум музыки. – Сегодня у вас сказочный маскарад? – Настала моя очередь задавать вопросы, если я хотел поддержать разговор в ожидании чуда от непонятного клиента.

Видимо, всё это глупый розыгрыш, и я догадываюсь чей.

– Сегодня, – администратор подошла поближе, и я ощутил на своём лице лёгкий ветерок от трепещущих за её спиной крыльев, – лесной король должен явить себя во всей красе!

Я не нашёлся, что на это ответить.

Никогда нельзя сказать наверняка, искренне тебе улыбаются в заведении Дума или нет, но её острозубая улыбка показалась мне самой что ни на есть настоящей. Ко мне сразу пришла гениальная идея.

– Это и впрямь волшебное место, – сказал я и неловко подмигнул, – но мне кажется, что я сказочно перебрал. – В подтверждение этого я неловко схватил со стеклянного подноса, который проносила мимо официантка с радужными крылышками, один из дымящихся бокалов и опрокинул его на себя.

– Где же ты успел так набраться? – Фейри скорчила презрительную гримасу, задрав одну изогнутую бровку неестественно высоко.

Не знаю, сколько лет ей могло быть, но интуиция у неё, на мой взгляд, была не слишком развита, или же она просто играла свою роль не хуже меня. А может, администратор и впрямь была ещё молоденькой и не замечала моих актёрских талантов, ведь в игре «притворись пьяницей» я был непревзойдённым маэстро, по моему собственному скромному мнению.

Этот талант часто меня выручал, если приходилось развязать кому-нибудь язык без грубой силы или взлома персонального ИИ. Но у меня имелось ещё одно достоинство – перепить меня способен был лишь номинар. Метаболизм номинаров в разы совершеннее человеческого, на них слабо действует алкоголь, а к большинству ядов почти моментально вырабатывается иммунитет. Не в пример моему, конечно, метаболизму, но и на том спасибо. Сегодня я изображал пьяницу, пытаясь добраться до заказчика, зачем-то вызвавшего меня и спрятавшегося в Думе. У меня были свои постоянные клиенты, но Рэк так и не понял, входит ли этот в их число. В любом случае имя его нам обоим не было знакомо.

Поиски в бесконечных лабиринтах гигалита, где без конкретной геолокационной точки невозможно найти не то что человека, но и собственную пятую точку, – дело до абсурда выматывающее и, скорее всего, невыполнимое. Но раз уж именно сегодня я был наряжен точно принц, мне ничего не оставалось, кроме как вызволить свою, скажем так, «принцессу» из темницы, и для этого мне была необходима помощь кого-либо из персонала. Кто-то да должен был знать, где искать моего клиента, ведь как-то Дум отсчитывает время пребывания гостей и вежливо провожает их на выход точно по истечению денежных средств. Я не мог поделиться ID с клиентом, но оставался шанс, что Веронов сегодня в Думе можно сосчитать по пальцам.

Я выбрал роль провинившегося подчинённого, который знает, где зачастую просиживает свои дорогущие штаны босс, и хочет вымолить у него прощение, покуда тот в приподнятом настроении. Со стороны могло показаться, будто я пропиваю казённые кредиты, но на самом деле я пытался войти в доверие к фейри-администратору с целью убедить её провести меня к клиенту. Такой вот план. Конечно, был ещё вариант прямо спросить, где находится Верон, но в первый раз у меня ничего не вышло, и надеяться на разглашение конфиденциальной информации не приходилось.

Всё могло быть куда проще, если бы заказчик просто попросил обслуживающий персонал привести его ко мне или вовсе вышел бы сам, но он не пожелал сделать ни того, ни другого, что было весьма раздражающей загадкой. Не пришлось бы разыгрывать дурной спектакль.

Поэтому, пока сам Верон не соизволит объявиться, вариантов у меня почти нет.

Я тщательно обдумывал каждый свой шаг: как заставить эту сверкающую леди отвести меня именно туда, куда нужно, при этом не нарвавшись на глухую к оправданиям охрану. Из-за малодушия я постоянно отвлекался на таймер. Мне было бы не жаль оставить здесь хоть половину своего состояния, если бы время тратилось не на бессмысленное задание.

К больной спине, стёртым коленным чашечкам и множеству заживших переломов после прошлых заказов добавилась ещё и головная боль от мудрёности всего этого фарса. Времени оставалось предостаточно, но я всё равно прямо физически, до скулящей боли в груди ощущал, как утекают мои денежки. Ещё один час – и я предпочту побитой собакой ошиваться у входов в гигалит в ожидании клиента, чем терять свои деньги на работе.

– Не могла бы ты проводить меня… – договорить так и не удалось, девушка мягко коснулась невесомой рукой моего плеча и продолжила:

– К Верону?

Я потерял дар речи – имя «босса» я ей не говорил. Всё это время она знала, куда мне нужно, но решила понаблюдать за моей игрой. «Или потратить твои сбережения», – нашептал внутренний голос.

– Да.

– Я могу проводить тебя, поделиться названием места или дать метку Ариадне. Что выбираешь, Мэло?

Я не был с ней, но в соответствии с правилами заведения мой ID был открыт, поэтому имя, возраст и боги знают что ещё персонал читал без усилий. Да и, по-видимому, Верон всё же решился дать себя обнаружить.

– Соглашусь на твои услуги, – полностью растеряв свой былой образ, пробурчал я. – Цена не важна.

Фейри довольно кивнула и махнула тоненькой сверкающей ручкой, приглашая идти за ней. Я согласился на самый дорогой способ добраться до заказчика из любопытства.

Без лишних вопросов я последовал за волшебным созданием по бесконечным переходам Дума, гулять по которым в одиночку никогда не горел желанием: можно легко заблудиться.

Меня не покидало гадкое ощущение, будто я выставил себя дураком. Только что ещё мне оставалось делать, если частная жизнь клиента здесь ставится в приоритет и в случае, когда кто-то желает остаться недоступным, найти его можно лишь с помощью неслыханной удачи. Поговаривали и про взятки, притом исключительно наличными – опять-таки информация из пьяных пересудов наёмников на окраине. Но с собой у меня не было ни налички, ни желания попасть к Стражам за действия коррупционного характера. В общем, не гигалит, а грёбаный улей слухов.

Причудливые коридоры сменяли друг друга незаметно, и ты внезапно обнаруживал вокруг совершенно иной интерьер, не похожий ни на один из предыдущих. От увиденного разнообразия разум понемногу пьянел.

Ощущение было такое, словно меня специально пытаются дезориентировать в мудрёном лабиринте. Поначалу вокруг тебя смыкаются деревянные панели, вырезанные без всяких изысков, а через несколько поворотов они уже скрыты за плотной стеной растений в глиняных горшках. Следующий поворот – и ниспадающие стены воды заставляют вспомнить о жажде.

До трансгрессионной шахты мы дошли не так скоро, как я надеялся.

На неизвестном мне ранее этаже администратор неожиданно обратилась с вопросом:

– Ты умеешь хранить секреты, Мэло? – Она шла справа и не сводила с меня сверкающих любопытством глаз.

– Не очень, – честно признался я.

– Тогда расскажу тебе. Хотя нет, намекну, а ты сам потом догадаешься. – Не дожидаясь ответа, она пропела стишок: – Кто существует везде и нигде, не знает границ, но заперт во тьме?

– Э… не знаю.

– Тогда спроси у своего так называемого друга. – Провожатая лукаво подмигнула искрящимся глазом.

Её загадка мне не понравилась, и я не стал ничего уточнять. Я рассчитывал, что она пояснит причину поведения Верона, а не будет паясничать.

Мы шли, а вдоль стен в шахматном порядке блестели отполированным деревом дубовые солдаты, пронумерованные позолотой. Неловкое молчание с моей стороны продлилось до самых дверей гостиничного номера, за которыми меня уже, должно быть, заждались.

– Заходи в Дум ещё, поболтаем. Я тебе скидку сделаю. Честно.

Девушка улыбалась, а блёстки на лице переливались серебром и всеми оттенками розового и голубого. Её слегка прищуренные сверкающие глазки бросали вызов.

– У меня есть с кем поболтать.

Фейри недоумевающе вскинула очерченную блёстками бровь, открыла рот, но я успел поблагодарить её прежде, чем она нашла слова сожаления или оправдания. Грациозно откланявшись, я скрылся в номере. Пришлось оставить любезного администратора наедине с её собственным разочарованием.

За дверью раздался крик уязвлённой девушки на пару с ударом по неповинному дереву.

– Да пошёл ты… – часть фразы потонула в громком стуке. – Придурок! Привет такому же придурку Элиену!

С ID списалось два часа за оказанные услуги – многовато за прогулку в одиннадцать минут. Но такова цена моего обаяния. Зато теперь я знал, к кому обратиться за ответом на её пространную загадку.

В гостиничном номере на идеально заправленной кровати, сильно ссутулившись, сидел пожилой мужчина, крупноватый, но отнюдь не полный. Его чёрные от природы волосы и кожа выцвели, в точности как картинка на допотопном экране, имеющем свойство выгорать со временем. Коричневый вельветовый пиджак висел на нём тяжким бременем.

– Меня зовут Мэло. Я по поручению Рэка, – сразу представился я.

После моего приветствия следовало ожидать как минимум сметающий всё на своём пути поток информации, который приходится зачастую сдерживать плотиной убеждений: «Не спешите», «Всё по порядку» и «Что произошло?». Но, к моему удивлению, этого не случилось.

Мужчина привстал, затем вновь сел на край кровати, застеленной бордовым бархатным покрывалом: здесь всё было в красных тонах. На двух противоположных стенах висели огромные, в человеческий рост, зеркала, старательно множившие кровавую безвкусицу. Просторный номер был обставлен вычурной мебелью, не роскошной, но старательно подчёркивающей свою дороговизну.

Пока я разглядывал обстановку, моё отражение застряло в бесконечной анфиладе тёмно-красных бархатных комнат.

– Какое у вас ко мне поручение?

Ноль реакции, проще добиться ответа у мертвеца. Но я не некроскоп и не некромант, к счастью или сожалению.

– Вы просили забрать вас отсюда и помочь. Какая помощь вам нужна?

С разрешения клиента я быстро просканировал его ID и не нашёл никакой достойной внимания информации. Мужчина, раса человек, пятьдесят семь лет (на мой взгляд, он выглядел на десять лет старше).

На меня уставились почти бесцветные глаза, будто подёрнутые катарактой. Закралось сомнение: способен ли вообще кто-то ему помочь?

– Скоро всё закончится, – тяжело выдохнул мужчина, – я не хочу быть один. – Его голос звучал пресно. В желании не оставаться одному таилось понимание безысходности.

– Что закончится?

– Зря всё это, – невпопад ответил старик. – Зря, – повторил он.

Время шло, и, честно говоря, я надеялся избежать больших потерь на своём счету, но не торопил клиента. Он перестал слепо глядеть в пустоту под ногами и принялся внимательно изучать меня. У бесцветных глаз неожиданно собрались морщины. Его вымученная улыбка царапала сердце.

– Что я могу для вас сделать? Просто скажите. – Я рассчитывал получить хоть какую-то подсказку.

– Ничего, молодой человек. Вы уже всё сделали.

Было не по себе пребывать в бездействии, когда этот пожилой джентльмен уже приготовился к чему-то неописуемо паршивому.

Моя работа – это не только порой нелегальный и иногда достаточно прибыльный заработок, это кое-что ещё. Что-то большее, нежели деньги, поступающие на банковский счёт, – это реальная помощь тем, кому некуда больше податься. Для тех, кто не знает, куда обратиться, мы остаёмся последней станцией перед чистилищем, тем местом, где есть время подумать, и шансом повернуть обратно. Но в данной ситуации я не понимал, в чём же заключается моя работа.

Вся обстановка вместе с моими героическими умозаключениями напоминала сцену из старого нуарного детектива в мягкой обложке – похожие издания держал у себя на многочисленных полках и стеллажах в гостиной Рэк.

– Думаю, пора. Вы сопроводите меня наверх? – неуверенно спросил старик.

– Конечно.

– Просто будьте рядом, – ещё раз напомнил он о своей просьбе.

– Я никуда не денусь, даже если по вашу душу придёт Последний Про́клятый.

Его чуть морщинистое лицо вновь тронула тень улыбки, но она была, скорее, скорбной.

В полной тишине, не проронив ни слова, я взял пожилого джентльмена под руку и вывел за дверь. В конце коридора за гостиничной стойкой скучал молодой человек. Заметив клиентов, он в один миг очутился перед нами, нервно поправляя руками растрёпанные каштановые волосы. Должно быть, администратор отеля ждал прямого обращения: в его тёмно-карих глазах ясно читалась готовность выполнить любую нашу просьбу.

– Нам нужно на выход.

На лице парня отразился чуть ли не щенячий восторг, он поклонился, прижав правую руку к груди и отчеканил:

– Всё, что пожелаете, сэр, – старомодное обращение парень растянул не без умелого уважительного подчёркивания. – Стоимость моих услуг скромна. Пожелаете воспользоваться сопровождением или передать вам инструкции? – Мне ещё ни разу не приходилось наблюдать кого-то, кто столь рьяно желал услужить.

Жадная фейри отбила всякое желание пользоваться услугами персонала Дума, но этот парень – совесть не позволяла оставить его скучать в гробовой тишине безвкусной и слегка пугающей гостиницы. Впрочем, моему клиенту сейчас не помешала бы компания.

Я согласился, к его неописуемой радости.

– Прошу следовать за мной, господа.

Новый провожатый повёл нас через открытые переходы над огромными шумными залами, похожие на глубины кипящего океана, где будто только начинала зарождаться жизнь. Ведя нас сквозь музыкальную какофонию, молодой человек несколько раз пытался разделить с нами свой еле скрываемый восторг. Он явно выбрал этот путь из желания впечатлить клиентов, и ему это удалось. Верон на время перестал таращиться в пустоту. Его поблекшие от возраста и переживаний глаза заблестели интересом, когда мы перешли в тихую галерею с фонтаном из цветочных лепестков.

В фойе главного входа энтузиаст-администратор откланялся и назвал воистину скромную цену за свои услуги, прежде чем списать её. Я оставил десять минут чаевых, чем несказанно обрадовал юношу.

Пребывание в Думе заняло ровно час, но, когда мы наконец вышли, стало казаться, что в стенах гигалита я провёл вечность и ни минутой меньше.

– Спасибо, – уже более уверенно и без дрожи в голосе поблагодарил Верон. Всю дорогу он скорбно молчал. – Было приятно с вами познакомиться. Вы кажетесь хорошим человеком.

У меня возникло ощущение, будто я палач, а Верон приговоренный.

Плата за пребывание в Думе моментально списалась, едва я переступил порог заведения.

«Не страшно», – успокаивал я себя и беспричинную жадность.

Счёт моментально пополнился, увеличив почти вдвое первоначальную сумму: поступила половина платы за выполненную работу. Так легко деньги мне ещё никогда не доставались, и это настораживало. Вежливый охранник вернул отобранное на время оружие, и я быстро спрятал его в складках костюма, пока кто другой не заметил.

Верон смотрел ввысь, запрокинув голову, словно никогда до этого не видел небо. У меня всё ещё оставалось смутное желание схватить печального мужичка и отвезти его к Рэку и Ниро как можно скорее. Может быть, Ниро была в силах развеять мои опасения. Она – один из лучших генных инженеров, известных мне, а я встречал их немало. Её работа на Совет НИИ – тому подтверждение. Но дело не в этом. Эти два близких мне номинара всегда были теми, у кого можно найти ответы почти на все вопросы.

– Мэло, это и есть твой клиент?

Из ниоткуда материализовался Акки. Алые волосы развевались на ветру, открыв на восхищение окружающим строгие черты лица.

– Да, а что…

Акки очутился рядом быстрее, чем я успел задать ответный вопрос.

– У него пульс сто семьдесят. – Уже через секунду он поправил себя самого: – Нет, сто восемьдесят.

Недоумение сменилось тревогой, когда пожилой мужчина неожиданно схватился за сердце и упал на колени, сотрясаемый судорогами. Мой слух различил стук его коленных чашечек о гранит мостовой, и это был не самый неприятный звук, какой мне довелось услышать. Из глубины его лёгких вырвался сдавленный мокрый кашель неистовой силы. Мужчина непроизвольно согнулся пополам и ударился лицом о гладкий камень. Раздался новый хруст, на этот раз столь отчётливый, что не нужно было проверять, сломал ли он себе нос или расколол череп – один из этих вариантов точно реализовался, а может, и оба сразу.

Поодаль начали останавливаться прохожие, с любопытством озираясь на разворачивающуюся посреди площади сцену.

– Вколи транквилизатор. Он у тебя ещё с собой… – Акки осёкся, явно не находя подходящего слова, которое хотя бы примерно описало верх моего костюма.

Ему не пришлось заканчивать фразу или повторять дважды: я молниеносно достал один из инъекторов и всадил мужчине в плечо. Мы оба начали беззвучно отсчитывать шесть секунд до его отключения.

Прошло больше тринадцати секунд, а мужчина по имени Верон пребывал в сознании и его обезумевший то ли от боли, то ли от ужаса взгляд был направлен в голубое безоблачное небо. Кровь стекала из раны на лбу и смешивалась со слезами в глазах. Он больше не задыхался и не пытался выхаркнуть свои лёгкие, он попросту застыл, будто святой мученик, прошедший через пытки Исправляющих и углядевший лик истинного бога в лучах солнца. Я уже однажды лицезрел подобное, только то была картина, висевшая в мрачной галерее, пропахшей пылью и сыростью, и нарисована она была на потрескавшемся от времени холсте. Всего лишь ветхий кусок раскрашенной ткани, натянутый на подрамник в обветшалом доме на окраине Старого города.

Но это был не Старый город и не какое-то затхлое здание с замазанными краской окнами. Это был Новый город с небом, безоблачным даже в ненастную погоду, если ты того хотел. Здесь стоял день, и меня окружала сотня людей на площади, а вокруг проходили ещё тысячи живых душ. Всё это было слишком реально, чтобы оказаться ночным кошмаром.

Безымянный секьюрити пришёл в себя куда быстрее меня и Акки – он оказался не только силачом, но и достаточно участливым гражданином.

– Его нужно перевернуть и зафиксировать язык, – скомандовал охранник, с лёгкостью укладывая и переворачивая грузное тело одной рукой.

– Хорошо, – не успел я договорить, а Верон забился в новом приступе судорог, куда сильнее прежнего.

Пришлось засунуть ему в рот рукоять собственного пистолета, предварительно разрядив его и разобрав на части – словно во сне, я слышал звон падающих на гранитные плиты площади гильз. На немой вопрос, застывший в глазах охранника, я пожал плечами, и мы продолжили.

Именно в тот момент, когда казалось, что конвульсии несчастного стихли, появилась Мойра. Я не сразу её заметил, она стояла в толпе за спиной охранника и внимательно наблюдала, совсем не замечая меня. Порыв окликнуть её и попросить немедленно уйти улетучился – тело Верона под моими руками резко застыло. Глаза мужчины распахнулись, и под восковыми веками я увидел окрасившиеся в чёрный цвет белки.

– Что у вас происходит? – Неожиданный вопрос Рэка, заданный через ИИ, чуть не устроил мне сердечный приступ.

– Ему каракатица в глаза прыснула.

– Что? – недоумённо переспросил на той стороне куратор.

У меня не было других объяснений.

Я заворожённо наблюдал за чернотой, растекающейся из глазниц по ближайшим сосудам и венам. Она наполняла и уродовала до неузнаваемости лицо мужчины, о существовании которого я узнал пару часов назад. Чернота просвечивала сквозь и без того тёмную кожу. Стоявший рядом Акки наблюдал за чудовищным преображением мужчины с не меньшим ужасом, но его страх прочесть мог один я – для прохожих он оставался невозмутимым изваянием.

Охранник вызвал скорую помощь, на что у меня не хватило мозгов.

– Сейчас тебе помогут. Ты только держись. – Секьюрити пытался не дать отключиться пострадавшему, разговаривая с ним.

По мне, так лучше бы Верон потерял сознание и забылся.

Послушав этого однорукого с участливостью стажёрки-медсестры и спокойствием монаха-отшельника, можно было запросто поверить в правдивость его слов.

Послышался шум двигателей сферы; Верон, спокойно лежавший до этого с пистолетом в зубах, вдруг оживился. Людей на площади заметно прибавилось: мать держала за плечи чересчур любопытного мальчишку с соломенными волосами, несколько мужчин, явно не знакомых друг с другом, в голос обсуждали происходящее. Я оглядел толпу в поисках Мойры, но она испарилась.

Вдалеке послышались смутные возгласы – может, то был тихий испуганный плач светловолосого мальчишки, а может, мужчины разошлись во мнениях и начали спор – и всё разом оборвалось.

Шум сферы больше не казался нарастающим. Время замерло. Каждая пылинка на площади, окружённой пятью мостами, застыла. Перед глазами замелькали обрывки картинок и далёкие отголоски фраз. Вот мы с охранником держим Верона за руки, а в следующую секунду валяемся на холодном камне в шести метрах от него. Акки отбросило дальше всех. Красный ореол вокруг его головы я поначалу с ужасом принял за кровь. Нет, он всего лишь без сознания.

Я поднял голову и застал момент, когда клиент одним нажатием челюсти раскрошил мой БАГ – пистолет не из самого прочного сплава, но точно покрепче, чем человеческие зубы. Я бы хотел, чтобы на этом моя память прекратила записывать происходящее, но то было пустое желание, вряд ли исполнимое.

Те, кто находился рядом со мной, расслышали треск ломающихся человеческих костей. А затем площадь затопили крики мужчины – будто то, что осталось от его нижней челюсти, превратилось в портал в преисподнюю, откуда, захлёбываясь, наперебой вопили сотни тысяч грешников, молящих вызволить их. И заключительный штрих – мягкий удар о каменные плиты изуродованного до неузнаваемости тела. Всего один, но запоминающийся на всю жизнь приглушённый шлепок, разнёсшийся по площади, – будто уронили мешок, набитый потрохами животных на Солнечном рынке. Бездыханное тело без половины лица, скрюченные пальцы, в точности ветки засохшей осины, и вывернутые суставы – это самое щадящее описание того, что осталось лежать посреди площади и ещё минуту назад имело имя.

На мой счёт поступила вторая часть гонорара.

Предположения

Тихая вибрация вагона напомнила мне о том, где я. Смерть не была для меня чем-то противоестественным, но не такая… Подобной смерти не должно существовать. Пришлось с силой сдавить голову в надежде заглушить тот мерзкий, тихий и в то же время оглушающий шлепок – всё кончено.

Гусеница несла своих пассажиров в Старый город прямиком на ближайшую к дому Рэка станцию. У него я надеялся встретить Акки; наши пути разошлись, когда прилетела сфера скорой. Гладкий белоснежный эллипсоид опустился на мостовую, а мой друг уже пришёл в себя и скрылся в толпе: ему ни к чему были лишние расспросы медперсонала, который уже ничем не мог помочь покойнику.

Все места напротив меня были свободны и рядом тоже, может, из-за крови Верона на моём вычурном костюме. Несколько ярко разодетых девушек с одинаковыми причёсками жались в переходе между вагонами по правую руку, а вот пассажирам слева некуда было деться. Некоторые исподлобья следили за каждым моим движением, другие старались меня игнорировать.

В сознание вновь пробрались холодные и склизкие щупальца событий сегодняшнего кошмара. Они с жадностью присасывались к каждой извилине, чтобы не опустошить, но наполнить её более яркими деталями жестокой расправы над душой и телом человека. И этот, заставляющий всё нутро сжаться, один-единственный звук – шлепок ударившегося о землю изломанного и чуть ли не вывернутого наизнанку тела…

Горизонт за окном резко сменил положение, но это не мир вдруг завалился на бок, а гусеница начала практически девяностоградусный спуск. Если не вертеть головой и уставиться себе под ноги, это почти незаметно. Я мог бы пройтись из одного конца гусеницы в другой, держа при этом в зубах ложку с яйцом, и оно не упало бы. И не разбилось, как голова старика о твёрдый камень.

– Проклятье! – я выругался вслух, заставив и без того выбеленные лица девушек потерять всякий живой оттенок.

Может, стоит сказать им, что это не моя кровь и всё в порядке? Хотя нет, глупая идея. Им глубоко плевать, моя это кровь или чья-то ещё. Я идиот, мог бы просто сменить прикид и умыться в питьевом фонтанчике, нейрочастицы сами бы избавились от крови. А теперь стоит ожидать Стражей на следующей станции, если кто-то из пассажиров перепугался настолько, чтобы их вызвать.

Косые взгляды, нервные одёргивания и без того идеально сидящих манжет, плечи, поднятые так, будто налетел неожиданный порыв зимнего ветра, и ещё десяток менее заметных глазу признаков крайнего беспокойства. Собственная недальновидность отодвинула жуткие образы на задний план, а они не желали так просто выветриваться из сознания. Они хотели вонзить свои ядовитые иглы в ещё не затронутые островки памяти как можно глубже. Воспоминания отравляли мой мозг.

Гусеница притормозила сразу за крутым спуском вниз на первой платформе Старого города, где меня уже встречали двухметровый номинар, больше напоминающий оживший старинный платяной шкаф, и сереброволосая девушка с широко открытыми миндалевидными глазами цвета жидкого металла. Как и Рэк с Акки, она была одним из самых близких моих друзей. Только если Рэк мог передвигать двухсоткилограммовые предметы руками, то Ниро могла проделать это при помощи силы мысли.

– Тебе нужно прилечь, – спокойный, но настойчивый голос, отражающий характер девушки, донёсся до меня, не успел я к ним подойти.

– Мне нужно напиться, притом до беспамятства.

– Это потом.

– Могу прилечь прямо здесь. – Указал я на платформу под ногами.

– Можешь прилечь у Рэка в гостиной, – без тени юмора предложила подруга.

– А может, меня кто спросит? Ах, ну да, мой дом – это ваш дом, а ещё любого сброда, который вы притащите с улицы. – Рэк уловил моё настроение и тоже решил отшутиться.

Каре-зелёные глаза наставники излучали понимание, придавая загорелому лицу слегка беспечный вид. Задумчиво серьёзный в минуты молчания и добродушно весёлый в любое время вне работы, он даже при внушительных габаритах не казался грозным.

– Я вас поняла.

Ниро никогда не настаивала на своём и предпочитала убеждать при помощи логики. Её высоким скулам и острому подбородку не хватало мягкости, впрочем, как и тону голоса – ровному, сдержанному. И всё равно на неё было приятно смотреть. Она была хороша собой, но никогда не пользовалась этим фактом, в отличие от Мойры. Моя возлюбленная умело добавляла к своей неотразимой внешности томный голос, женское обаяние и чуточку косметики. Ниро же наоборот, будто вовсе не знала о своей привлекательности. Может, всё дело было в её глазах – без радужки и зрачков. Такой мутации я ни у кого прежде не встречал, и Рэк говорил, что даже для номинара её глаза выглядят немного жутко. Я так никогда не считал, впрочем, как и мой наставник.

До сих пор не понимаю, почему кого-то её серебристые глаза могут смущать или тем более пугать. В любом случае у всех номинаров есть способность к метаморфированию первого уровня, и изменить цвет глаз или волос может каждый из них. По-видимому, Ниро не волновала чья-то излишняя впечатлительность.

Сам того не подозревая, я вновь вспомнил Мойру и её отрешённый взгляд, смотрящий куда-то сквозь меня. Сейчас мне бы не помешало её присутствие – умиротворяющий звук её бархатного голоса и непоколебимая уверенность в завтрашнем дне. А ещё ответ на вопрос: «Какого про́клятого бога она там забыла?!» Разве генераторы, за которыми её послал Тонильм, можно приобрести на площади Дума?

До антикварной лавки и по совместительству жилых апартаментов Рэка мы доехали на допотопном седане с водородным двигателем в тишине, не считая вибрации внутри колёсного автомобиля и тяжеловесного поскрипывания подвески, собравшей все выбоины на дороге. Когда Рэк припарковался рядом со старым кирпичным домом, сохранившим свой былой шарм, даже Ниро не смогла оставить без комментариев его манеру вождения.

Пока мы поднимались на крыльцо с перилами, увитыми чугунными лозами, я отметил про себя (уже в который раз), что архитектура Старого города мне куда ближе. При солнечной погоде на улицах всегда было светло вне зависимости от настроек ИИ, ведь дома были не выше пяти этажей, за редким исключением. В центре стояли более высокие здания, но и они не в силах были полностью укрыть своей тенью улицы. А шум города здесь будто бы имел свой собственный неповторимый голос: тихий шелест листьев по ночам, щебет утренних птиц, шуршание шин по асфальту, голоса прохожих и ещё сотни различных звуков, слитых до невозможности выделить какой-то один. А вот вечером включалась музыка, свои двери открывали заведения, дремавшие днём. На оживлённые улицы выкатывались киоски с едой и мелкой утварью. В Старом городе можно было найти всё и более того. Для вольных наёмников это город мечты.

Как всегда, о нашем прибытии возвестил мелодичный перезвон дверного колокольчика. И, как обычно, хозяин этого дворца использованных, давно устаревших и почти никому ненужных вещей, продающихся за баснословную сумму, со всей доступной ему строгостью бросил на меня взгляд, в котором ясно читалось: «Попробуй снеси ещё хоть что-нибудь и я выставлю тебе счёт». То же самое подразумевали и его густые брови, почти сошедшиеся в одну линию. Но вся его притворная строгость мигом улетучилась, когда дверной колокольчик прозвенел в третий раз, объявив о Ниро. Не рассчитав силы, Рэк стиснул меня в своих стальных объятиях и поднял над полом. Его сентиментальные порывы могли переломить не только мой хребет, но и фонарный столб, если бы тот вызывал у Рэка столько же эмоций.

– Не знаю, что произошло там на площади, но я чертовски за тебя перепугался, парень.

– Да, спасибо, – еле выдавил я, ощущая недостаток кислорода.

– Извини. Так, давай проходи, но аккуратно. – Рэк поставил меня на пол и даже не заметил, что после его объятий я не совсем твёрдо стою на ногах. – И сними обувь на пороге гостиной.

– Знаю, – пробурчал я себе под нос.

Мне его дом и по совместительству антикварный магазин напоминал нескончаемый лабиринт Минотавра, где стражем был номинар-переросток. Но лабиринт – это сильно сказано, да и сравнение Рэка с получеловеком-полубыком – всего лишь метафора. Пускай в узких переходах, загромождённых старой рухлядью, можно потерять ориентацию и заплутать до позднего ужина, сам хозяин древних сокровищ не имеет ни копыт, ни рогов, только нечеловеческий рост и широченные плечи, не предназначенные для старинных дверных проёмов.

– Не зря я велел Акки сходить и удостовериться, всё ли под контролем.

– Теперь понятно, откуда он там взялся.

Я не стал ничего говорить о другой загадке, мучившей меня: откуда там, прокляни моё имя, взялась Мойра?

– Мы видели финал через его нейросеть. Акки не сразу разрешил Элиену подключиться к своему зрению, – пояснила подруга.

Пока что мне нечего было добавить, и мы молча прошли внутрь. Я ненароком едва не снёс позолоченную статуэтку неизвестного древнего божества, восседающего на стопке книг, переплетённых в кожу, вместо полагающегося ему пьедестала. Я потратил немало концентрации, дабы чего-нибудь не снести, а вот самый огромный из нас грациозно обтекал любые преграды на своём пути. Так мы и вышли друг за другом в жилую часть дома.

– Мне нужно умыться. И переодеться, а то я напоминаю бойцовского павлина. – Шутка вышла бы смешнее, если бы не обстоятельства.

Рэк согласно кивнул, ещё раз напомнил мне снять обувь и пошёл заваривать чай. Ниро отправилась помогать ему с закусками.

Провозившись дольше положенного в душевой из-за старых труб, не теряющих попыток наградить меня то пневмонией, то ожогами первой степени, я вышел прямо к сочным сэндвичам с говядиной и жареными ананасами. Судя по внешнему виду сэндвичей, Рэк сделал их собственноручно, а заваривать чай и доставать печенье из коробки предоставил своей помощнице.

Мы взяли еду, посуду и собрались в гостиной вокруг стеклянного журнального столика, не менее изысканного, чем витражи в соборе Всех Собранных Мучеников в Старом городе. Я и Рэк выбрали мягкие кресла-близнецы с деревянными резными ножками в виде лап грифона, а Ниро устроилась на меньшем из двух изумрудных диванов, украшенном расписными подушками. Напольные часы отбивали чёткий ритм, их громкое тиканье гулко разносилось по необъятной гостиной, совмещённой с кухней. Облицованный стеатитом портал камина безжизненно наблюдал за нами, ожидая середины осени.

Без слов мы принялись за еду. Аппетит пришёл не сразу.

Я успел прикончить три сэндвича и почти всё печенье в миске, несмотря на то и дело подкатывающую к горлу тошноту. Колокольчик-дворецкий приглушённо оповестил о новом госте – Рэк пробурчал про перевёрнутую табличку «закрыто» и не удосужился выйти к посетителю.

Из-за книжных стеллажей, стеной отгораживающих рабочую зону от домашней, появился Акки. Я не сразу обратил на него внимание, но, заметив, поприветствовал друга кивком головы. Пусть я ничего не смог сделать для несчастного мужчины из Дума, но свою беспомощность я делил с другом и от этого чувствовал себя немного лучше.

Я вспомнил про перевод оставшейся суммы за заказ и решил разделить её с Акки. У всех было одно объяснение того, почему нашего заказчика вывернуло наизнанку, а его лицо воплотило собой маску ужаса и страданий. В памяти всколыхнулась картина другой смерти – девушки из Акватории. Я до последнего надеялся, что эпидемия уже в далёком прошлом, где ей и место. В какой-то момент, пока ехал в гусенице, успел придумать версию со спятившим номинаром-телекинетиком. Но быстро отмел её из-за знакомого предчувствия. Наверное, так себя ощущают люди, выслушивая бредни параноиков, когда те пытаются объяснить очевидные вещи самыми фантастическими способами. Стоило прекратить врать себе и принять как данность – всё повторяется: люди умирают, точнее, то, что сидит в них, заставляет ДНК носителя выделывать нехилые кульбиты и завязываться в смертельный узел.

– … уверен, что Ниро со мной согласится. Это похоже на неудачный предел Роша. То же подтверждают записи памяти очевидцев смерти девяти предыдущих жертв, – заключил Акки.

– Нет-нет-нет, – я покачал указательным пальцем в такт своим словам, – сначала нам всем нужно выпить немножечко крепкого чая. Да, Рэк? Где ты прячешь свой столетний пуэр? – Со стороны я, должно быть, выглядел похлеще обезумевшего от передоза наркомана из трущоб на окраине перед Заброшенным районом.

Да, уже где-то внутри себя я признал: история повторяется, но говорить об этом вслух пока не был готов. Может быть, я и трус, но боюсь не за себя: всё, что произошло в прошлый раз, обошло стороной меня, но не мою семью. А теперь у меня новая семья и потерять её – непозволительная роскошь.

Акки решил подождать, когда я наконец успокоюсь, и дал мне время повозиться на кухне. Через минуту чайник на электрической плите со свистом вскипел. Понадобилось лишних пятнадцать минут тишины, чтобы дать напитку настояться, и только после этого он был разлит по чашкам. Мне никогда не нравился ни цвет, ни запах этого чая: будто воду с землёй размешали, но зато он заваривался дольше остальных сортов.

 Все, кроме Акки, с благодарностью приняли наполненные чашки. Этот же засранец стоял в ожидании, когда на него вновь обратят внимание.

– Мэло…

Я увяз в собственных воспоминаниях о прошедшем дне, подобно древнему насекомому, навечно застывшему в янтаре.

– Нужно обсудить происшествие на площади. Через ИИ я всем успел разослать ID-профиль Верона. Стоит разобраться, – начал Акки.

– В чём разобраться? – спокойно поинтересовался я и для демонстрации самоконтроля медленно отпил чай из фарфоровой чашки. Внутри меня всего колотило.

Пусть только он не скажет, что это оно.

– Мэло, я уверен – это интегрированный нейровирус. Это очевидно уже не одному мне.

Акки не стал упрекать меня в трусости: при всей своей внешней холодности к окружающим он старался не забывать о чувствах других.

Мне не хотелось вести себя грубо, тем более обижать друга, оказавшегося рядом в столь паршивой ситуации. Ведь неизвестно, чем всё вообще могло кончиться. Только нервы мои были на пределе. Две смерти, произошедшие за последние сутки, бередили старые раны, так и не сумевшие достаточно зажить и позволить смириться с прошлым окончательно.

Солнечные лучи согревали лепестки серебряных лилий, вышитых на шерстяном ковре под нашими ногами. Я был не в силах встретиться с хладнокровным, сдержанным взглядом Акки и потому не смел отрываться от «медитации».

Меня это не касается, когда у меня есть Мойра, когда у меня есть все они.

К нашему диалогу подключился Рэк, его голос заставил отвлечься от созерцания переливающихся нитей.

– Что ты хочешь сказать, Акки? – с напором, но без всякой резкости поинтересовался он.

Чувство дежавю неожиданно пронзило меня и едва не выбило чашку из рук.

– Я хочу выяснить, кто за этим стоит. Нейровирусом должны управлять, но если я ошибаюсь, то его создатель вполне может знать, каким образом его стереть или заточить.

– Разделяю твои альтруистические стремления, но не стоит лезть в то, что тебя напрямую не касается. Не забывай об этом, – заключил Рэк и, будто соглашаясь с самим собой, слегка кивнул и отпил из чашки.

Акки не стал спорить, но и к совету наставника не прислушался.

– Нам всем нужно обновить эгиду. Предлагаю вам обратиться к Элиену за новой версией, он уже её подготовил по моей просьбе. – Пламенноволосый друг перевёл серьёзный взгляд со своего рассудительного наставника на сосредоточенную Ниро. – Мэло эгиду переустановлю сегодня сам.

– Ты поэтому меня просил остаться у тебя?

– Да, поэтому. – Будто вспомнив о моём присутствии, Акки резко перевёл настороженный взгляд на меня. – Понимаю, никто не хочет обсуждать случившееся. Но то, что мы не можем повлиять на происходящее сейчас, не значит, что в будущем у нас не нет шанса. У меня есть собственная запись памяти случившегося сегодня, и меня волнует: почему одни проходят трансформацию, напоминающую предел Роша, а другие нет.

– В случае с номинарами – понятно, – неожиданно подключилась к разговору единственный генолог в комнате. – Но ты прав, у некоторых из людей тоже наблюдались побочные эффекты преодоления предела Роша. Это может быть связано со скрытым геном.

– Может.

– К чему вносить смуту? – вмешался я.

Акки непонимающе свёл брови.

– Смуту, – повторил я.

– Спасибо, объяснил, – немного раздражённо ответил друг.

– Мэло имел ввиду: не трогай дерьмо и пахнуть не будет, – в своей манере растолковал Рэк.

Краем глаза я заметил, как Ниро торопливо отпила из своей чашки.

На время воцарилась тишина, нарушить которую смели только древние напольные часы с циферблатом, украшенным созвездиями и перламутровыми силуэтами хтонических чудовищ. Рэк не выдержал и попросил Акки присесть. После непродолжительной игры в гляделки тот так и остался стоять на своём в буквальном смысле.

– Ну, предположим, ты выяснишь причину этих трансформаций. – Я сам не понял, какой из демонов подстрекнул меня открыть рот и добавить: – А дальше что? Каким образом это приблизит тебя к создателю вируса? Да и вообще, с какого про́клятого…

– Кхм, Мэло… – Мой наставник многозначительно вскинул бровь.

– Умоляю, Ниро не маленькая и от тебя слышала выражения куда хуже, – вскинулся я и поставил пустую чашку на стол.

Акки не остался в стороне:

– Я помню, когда Мэло сломал твой подсвечник, в моём словаре появились два новых выражения. И да, Ниро тогда тебя слышала со второго этажа.

– То был канделябр из рога красного буйвола с Роатанна, – сердито уточнил наставник и весь напрягся в кресле от возмущения. На свою подопечную смотреть не стал, а вот меня с Акки в своём недовольстве просто искупал, сверля взглядом.

Метроном отбил шесть раз, прежде чем Ниро прервала затянувшееся молчание:

– ID номинара сложно перезаписать на человека?

На её вопрос первым ответил пламенноволосый тьюринг:

– При смерти любого номинара нужно предоставить тело на специальную экспертизу – это во-первых. Во-вторых, реестр учёта номинаров ведётся персональным кругом тьюрингов Совета и сверяется по бумажным носителям раз в полгода. Если ID кого-то из списка неактивен – начинается тотальная проверка ID жителей и на поиски пропавшего высылают Стражей. – Обе радужки Акки одновременно затопила морская лазурь, и он задумчиво добавил после паузы: – Я сталкивался два раза с перезаписью ID номинаров и в обоих случаях тьюринга и клиента арестовывали, притом быстро. В такой операции и Элиен не поможет.

– Если бы это было так просто, сам бы уже перезаписал.

Я не удержался и прокомментировал заявление Рэка:

– Тебе так плохо живётся, что ли?

– Ну, сегодня никто нас, конечно, камнями не закидывает и на кострах не сжигает, не гоняется с вилами, как в былые времена…

– Мэло… – раздражённо выругался Акки.

– …не суёт лук в лицо, не обрызгивает посеребрённой водой, не пытается прижечь раскалённым железом или проверить твои чресла и кровать на прочность…

– Святые грешники, никому из нас не обязательно знать про тебя и твои… Мы тебя поняли, – взмолился я, осознав весь масштаб своей ошибки.

– Прекращу, если только он наконец сядет, а то стоит надо мной будто Страж или сама Смерть, – пожаловался хозяин дома, глядя почему-то на меня, а затем развернулся к причине своего раздражения. – Акки, моё гостеприимство безгранично, но прояви уважение лично ко мне и прекрати доставать своей упёртостью. Места полно, размести своё упрямство где пожелаешь, но у меня на виду.

Акки не стал больше спорить и опустился на диван к Ниро, ему о любовных похождениях нашего наставника знать совершенно не хотелось: мы и без того вдоволь наслушались о его «геройских подвигах» раньше, чем сами к ним приступили. Рэк выдохнул с облегчением и пошёл ставить новый чайник.

– Спасибо, Акки, – сереброволосая подруга признательно кивнула и опустила ноги на пол. – Я понимаю твоё желание, Рэк. Никто не охотится на нас сегодня, но неприязнь и зависть никуда не делись.

– Вместе с суевериями насчёт нашей нечеловеческой выносливости, – раздался с кухни низкий голос. – Сколько женщин жаждут убедиться, что слухи не лгут на сей счёт. Ох, вы бы знали. Не смотрите так на меня. Скажу лишь одно. Ещё никто не усомнился в правдивости этого. И не усомнится, пока я жив!

– О, боги, заканчивай! Из тебя песок-то ещё не сыпется?! – взорвался я.

– Нет.

– Только опилки из матраса, – едва слышно прокомментировал Акки.

Ниро вновь спряталась за чашкой, но уже пустой.

Наши с Акки упрёки нисколько не смутили наставника, он принялся разливать новую порцию чая, довольно улыбаясь про себя. Ниро кивнула в знак благодарности и протянула ему пустую чашку, старательно избегая его взгляда. Для неё он был кем-то вроде доброго дядюшки, если не отцом. Рэк вырастил Ниро – с его слов – чуть ли не с пелёнок, и потому поведение заправского ловеласа её смущало похлеще нас.

Беседа потекла в непринуждённом русле, но Рэк вновь попытался незаметно подсунуть нам очередную историю о своих любовных приключениях, и Акки, не выдержав, со звоном поставил чашку на стол и велел прекратить по-хорошему. На удивление наш наставник не считал свои истории чем-то неуместным в присутствии Ниро, а вот материться запрещал.

– Двести сорок восемь, – подсчитал Рэк вслух уже совершенно серьёзным тоном.

По загадочной причине он вёл счёт всем случаям, когда Акки выходил из себя. Если не ошибаюсь, то шестьдесят второй раз пришёлся на стационарный чайник: наш весьма уравновешенный друг запустил его в долгий полёт до самого входа в магазин. На его удачу допотопный прибор не пришиб переступившего порог клиента. Стоит ли говорить, что больше Рэк не подпускал Акки к кухне, когда тот был не в духе. Хотя именно двухсотый раз Акки отметил, разбив чайный сервиз того же возраста, и чуть не вызвал сердечный приступ у меня и Рэка. Наш наставник едва не лишился чувств от потери, а я от его нелепого причитания и попыток собрать осколки воедино. Нехорошо смеяться над чужим горем, но незадолго до этого Рэк сам потешался над пролитой мною скупой слезой из-за сгоревшей куртки. Не просто куртки, а самой любимой, которую он же мне и подарил.

Солнце уже клонилось к закату и пряталось за пыльными кирпичными зданиями Старого города. Не желая остаться в темноте, которая, к слову, нисколько не мешала моим друзьям, я встал и зажёг несколько светильников в главной комнате. Тонконогий торшер рядом с Ниро тёплым светом окрасил её длинные волосы в мягкое золото. Не просто симпатичная девушка, а очень привлекательная, несмотря на пугающие глаза.

Всё напряжение, в котором я пребывал с момента встречи с Вероном, растворилось в дружеской беседе, растаяло без следа. Сейчас я был в кругу друзей, пускай и без Мойры и Элиена, но они оба были живы и где-то рядом. Тёплый свет торшера и настольных ламп за нашими спинами создавали уют и настроение для безмятежного времяпрепровождения.

– Я всё же вернусь к первоначальной теме, – неожиданно прервал беседу Акки.

Зачем?!

Никто, в том числе я, не стал ничего спрашивать или пытаться поддержать его тему. Наш наставник выпрямился в кресле, отчего громоздкая мебель сделалась весьма миниатюрной. Хотелось избежать этого разговора любой ценой, но торговаться с Акки попросту невозможно. Поэтому мы сидели и ждали.

– С вашего позволения, я поделюсь своей памятью, чтобы не тратить слов. Вам не нужно ничего предпринимать, просто стоит иметь это в виду.

Ниро кивнула и сказала «хорошо», Рэк же о чём-то задумался и дал согласие не сразу, ну а мне всё равно деваться было некуда.

На удар метронома глаза Акки сделались одинаковыми, и моё сознание затопило одной большой информационной волной. Теперь мы все владели частью его памяти. Такие трансформации не проходили без мигрени и лёгкого головокружения, но если нашего друга почему-то волновал сей вопрос, то можно было и потерпеть.

Акки пытался найти связь между жертвами последней волны – их ID, как и ID предыдущих, официально представлены не были, пока больше четырёх лет назад под самый конец эпидемии СМИ неожиданно не опубликовали записи памяти, на которые попали смерти четырёх достаточно известных личностей: генологов Полин Киильм и Сегера Горинга, владельца оранжереи в гигалите Рера Лекета и писателя-антрополога Кодору Мироус. Независимые обозреватели уже делились в том году своими личными записями о последних секундах жизни тьюринга-мнемоника компании Нотигис, специализирующейся на восстановлении памяти, и ещё шести студентов из университета Общих Направлений Нового города. Двое учились на факультете архитектуры ИИ, один на факультете поведенческой психологии, ещё один на трансгрессивной генологии и двое на смежных факультетах искусства и дореволюционной истории.

Сейчас Акки пытался вычислить личности двух жертв за последние сутки и пары неизвестных на записи памяти пятилетней давности. От его идеи связать жертвы воедино веяло одержимостью.

– Вместе с твоей мамой – это пятеро генологов, – обратился ко мне новоявленный детектив.

– Кто пятый? – Рэк, как и я, не мог досчитаться.

– Лекет, – ответила за него Ниро. – Он преподавал синтетическую биологию в моём университете. Но его специализация смежная: Лекет был скорее биологом, чем генологом, хотя его исследования относились сразу к двум областям. Но, Акки, ты берёшь за аксиому, что смерти этих пятерых связаны между собой. У Сегера Горинга случился сердечный приступ на лекции, и вскрытие это подтвердило.

По упрямому виду Акки было видно, что он не собирается менять своё мнение.

– Лицо того учёного выглядело немногим лучше, чем у сегодняшнего клиента.

– Он разбил его о кафедру, когда падал, Акки.

– Моё заключение от этого не изменится: нейровирус связан с НИИ Совета, – заявил наш друг.

– У научно-исследовательского института Совета отделений больше, чем здесь книг на полках, – вновь не согласилась с детективом Ниро. – Кому предъявлять обвинения?

– Мои родители преподавали в Первом университете, а не работали на Совет. Я у них на лекциях торчал каждую неделю лет с шести. Откуда бы у них время взялось ещё на что-то, – тоже не согласился я. – А остальные, кого ты избирательно не берёшь во внимание? Тридцать лет назад этот вирус прикончил с десяток безработных и столько же последователей какого-то жертвенного культа. И того певца, проклятье, забыл его имя.

– Шеган, – напомнил Рэк.

– Я смогу подтвердить свои слова, когда найду того, кому удалось распространить записи памяти через СМИ. До этого они не попадали в сводки официальных новостей. Кто-то сделал исключение для тех четверых и, видимо, пошёл наперекор Совету.

В наступившей тишине напольные часы отсчитывали время неумолимо быстро. В животе заурчало, и я понял, как много времени прошло с прихода Акки. Сумерки за окном перетекли в ночь.

– И как ты собрался его искать? – задал очевидный вопрос я.

Акки не стал отвечать, он смотрел на сад, мирно спящий за окном. Простое, но красивое место, полное цветов и кулинарных трав, высаженных Рэком вокруг деревянной беседки. Сам хозяин сада напряжённо стискивал обитые цветастой тканью подлокотники кресла. Он будто пытался решить в уме парадокс, и у него это – по понятным причинам – не выходило.

– Мэло, собирайся, мы едем ко мне, – неожиданно напомнил Акки и вырвал Рэка из раздумий. – Расскажу на месте. В любом случае Ниро мне не верит, а Рэку мои исследования не по душе.

– Акки, я не не верю тебе, но считаю, что ты заблуждаешься в некоторых вопросах.

– А мне не нравится этот разговор, потому что толку от него, как от петуха яиц. Но это не значит, что я хочу, чтобы ты поскорее свалил из дома. Останьтесь поужинать хотя бы. Я ещё вчера замариновал пятикилограммовую говяжью вырезку и рассчитывал разделить её с вами.

Я был всеми руками и желудком за ужин в исполнении Рэка, но у Акки имелись иные планы на вечер:

– Спасибо, но переустановка эгиды займёт время, а его у нас немного.

Рэк непонимающе сдвинул брови. Добродушие сменила профессиональная серьёзность.

– Уже поздно, а я почти сутки не спал, и сегодня ночью может прийти новый заказ от Араты, – бесстрастно пояснил Акки.

Губы Ниро недовольно сжались, и она вновь спряталась за чашкой чая.

– Проклятье, я обещал Мойре сегодня ужин, совсем забыл. Нужно будет попросить Элиена установить и ей новую эгиду. Или ты можешь это сделать, когда заедем ко мне за вещами.

Меньше всего мне сегодня хотелось оставлять Мойру одну, но обещание, данное Акки, было важно. Может, договор я и не соблюдал, но хотя бы слово своё старался держать.

Элиен и Рэк неустанно вдалбливали мне в голову, как важно соблюдать договор и ни в коем случае не влезать без его заключения в чужие дела. Я научился не интересоваться ни возрастом, ни семейным положением и статусом номинаров, ни их способностями. Всё усвоил без лишних вопросов, но вот с договором у меня не вышло. Больше всего наседал Элиен со своим «всё имеет свою цену, особенно альтруизм, а за него расплачиваться никто не хочет», «у всего должны быть границы, особенно у помощи» и его коронным «мы не благотворительный фонд». Рэк выражался приблизительно в том же духе, но любил добавлять: «Мы не благотворительный фонд и не проститутки, чтобы делать исключения из симпатии». Его больше волновала гипотетически недополученная прибыль.

Я же не вижу ничего плохого в том, чтобы лишний раз помочь нуждающемуся, особенно если на то есть время и возможность. Стража порой не в силах решить проблему легитимным путем, а наёмникам наплевать на закон, регламенты и прочие рамки, мы готовы играть не по правилам. Но вот Рэк и Элиен зачем-то их писали и заставляли меня им следовать.

– Я уже об этом позаботился. Мы сразу поедем ко мне. Всё, что тебе может понадобиться, я найду. – Акки тут же переключил внимание на Ниро и Рэка. – Не забудьте про эгиду.

В уме возник вопрос, но мигом улетучился, выбитый из головы другими мыслями.

– Ужасный день, да, – устало выдал весьма заниженную оценку сегодняшним событиям Рэк. – Незачем ехать сейчас куда-то, лучше останьтесь у меня, мне так будет спокойнее. Эгиду и здесь сможете переустановить.

– Нет, в следующий раз. Может, завтра, если ты не съешь всю вырезку.

Наставник по-доброму ухмыльнулся и поднялся с кресла проводить нас. Ниро тоже встала, но отпускать нас так просто не собиралась.

– Что ты не договариваешь? Зачем тебе Мэло? – прямолинейно спросила она, и её стальной взгляд впился в лицо нашего общего друга.

Несмотря на отсутствие у Ниро зрачков и радужки, порой я каким-то шестым чувством понимал, куда она смотрит.

– Ничего, – с неменьшим вызовом ответил он и сменил тему разговора, будто Ниро проявила вопиющее неуважение. – Поставьте эгиду сегодня же. – И тут настала его очередь строго смотреть на Рэка с Ниро. – Я был бы рад разделить с вами вашу уверенность, что вирус нас не коснётся, но пока закономерность не выявлена – этого нельзя утверждать. Ниро, позаботься о себе первой, – выделил он последнее слово, – за Мэло я сам прослежу.

– Ладно, – едва ли согласилась Ниро и расслабила плечи, продолжая испускать слабые лучи хладнокровия. – Мне тоже пора домой. Завтра задам несколько вопросов на работе.

– Лучше не стоит, – предостерёг её сурово Рэк. – Если Акки прав, то лучше держать свои подозрения подальше от Совета.

– Ещё раз напомню: у НИИ Совета отделов – не связанных между собой – не один десяток. И сам Совет точно имеет веские причины не разглашать данные о жертвах. Они не отрицают существование нейровируса, но и не создают паники. Спасибо всем за вечер. Мэло, если почувствуешь себя нехорошо, сообщи мне сразу.

Ниро задержалась убрать посуду, но перед самым нашим уходом они с Акки обменялись малопонятными взглядами.

Хотя Акки никогда в открытую не обвинял, а Ниро не защищала НИИ, мне было известно отношение каждого из них к научной организации. Им обоим сложно было оставаться беспристрастными, когда одна положила свою жизнь на помощь людям в стенах института, а другой ощутил на собственной шкуре, к чему такая «помощь» может привести. Притом оба прекрасно знали о существовании обратной стороны медали, но принимали именно ту, которая была им лучше знакома.

Нарушенные обещания

Наш путь пролегал вдоль побережья с возвышающимся вдалеке величественным гигалитом, выстроенным в виде божественного всевидящего ока, где меня, должно быть, ждали ужин и постель. Дьявольщина, совсем забыл убрать мусор посреди квартиры.

Я попытался связаться с Мойрой, принести искренние извинения, но был полностью проигнорирован. Пока гусеница мчала на ближайшую к апартаментам Акки станцию, я заказал доставку выпечки из Старого города на наш с Мойрой адрес. Вопросы об увиденном на площади могли подождать. Мой непреклонный друг не разрешил делать крюк и заезжать домой.

Воспоминания дня теснились в моём распухшем мозгу, и только сосредоточенный взгляд Акки заставил меня отвлечься.

– Мойра спит, – неожиданно произнёс он, будто прочитав мои мысли. – Или злится.

– Скорее второе.

Он приподнял алые брови и отвернулся к окну.

Солнце успело зайти, и огни гигаполиса отчаянно слепили глаза по мере нашего приближения к центру Нового города. Вдруг меня осенило: за последние сто лет в нашу жизнь широкими шагами вошли номинары, скрывавшие до этого само своё существование. Мир начал расширяться со скоростью Большого Взрыва, и многие, тогда ещё непостижимые нашему уму вещи вошли в обиход столь резко и неожиданно, что не были сразу признаны.

Мы жили в неописуемых масштабов городе, в зданиях-сотах, где контролировали каждую нейрочастицу при помощи ИИ, посредством которого к тому же обучались, общались и развлекались. И, несмотря на этот прогресс, достигнутый благодаря Последней войне, и весь скрупулезно воссозданный из кусочков разбитого прошлого мир, кто-то отчаянно пытался разрушить само его основание. Может, сейчас я и утрировал, но мой мир кто-то точно пытался уничтожить.

Гусеница плавно остановилась на пустынной крытой станции; с нами вышло всего несколько пассажиров, тут же скрывшихся в противоположных нашему пути туннелях. Я последовал за Акки через закрытые переходы, усыпанные бирюзовыми флюрами. Гирлянда из миллионов светлячков вспыхивала впереди и медленно гасла за нашими спинами. Мы так и не проронили ни слова, пока не достигли величественной арки, ведущей в центр Тауруса, где Акки жил последние два года.

Глава 3. Спасение

– Смотрю, твои растения выглядят получше, никаких голых палок. – Я наклонился коснуться пушистой хвойной веточки низенького деревца. – Хотя надо быть исключительным рукожопом, чтобы угробить сосну. Чего кривишься?

– Это не моя заслуга, а Фило.

Одним из плюсов жилья моего друга был многоуровневый сад прямо в сердце гигалита, где каждый мог ухаживать за деревьями, кустами, цветами и всем, что зеленеет и пахнет. Кто-то высадил две ровные аллеи декоративных помидоров рядом с бонсаем незадачливого садовода.

– Она в тебя влюбилась, – пошутил я, и чеканные черты Акки скривило недовольство. – Или же ей больно наблюдать за издевательствами над живыми растениями. Что тебе так не нравится?

– Не люблю, когда лезут с помощью, о которой не просили. Это мой участок, Мэло, я за ним ухаживаю. Может, не так здорово, как остальные, но я прилагаю усилия и хочу видеть результат своих трудов, а не Фило.

– Так скажи ей.

– Говорил. Семнадцать раз. Но она не слушает.

– Может, не так говоришь?

Акки оторвал взгляд от томатов и наклонился поправить обвязку своих миниатюрных сосен.

– Может.

Мы двинулись через сад. Ночное небо светило ясными звёздами; цветы с клумбы, обнесённой мелкими валунами, перебивали аромат роз, высаженных вдоль мощёной дорожки, – кто-то явно прибегнул к генной модификации орхидей.

– Элиен вчера вновь отчитал меня за нарушение договора, но толком не объяснил причины, – решил я пожаловаться на общего тьюринга-навигатора. – Рэк велел отказаться от задания: у клиента не было достаточно средств, чтобы заплатить за наши услуги. Но тот мужчина не пытался толкнуть на Нижнем рынке оружие или животное через посредника и не собирался нелегально модифицировать тело или запугать конкурентов. Всё, что он просил, это найти и привести домой его дочь. Он даже примерно знал, где её искать. Да, не в самом приятном, дружелюбном и безопасном районе. Ты знаешь, о каком месте я сейчас говорю. Я понимаю, почему Рэк завысил цену, но, проклятые боги, не на столько же. Всё же это отец искал свою дочь, а не сутенёр сбежавшую проститутку.

От воспоминаний о загаженных переходах, разбитых подземных «улицах», где было изувечено всё, на что падал взгляд, стало паршиво. Старые платформы поездов превратились в райончики с администрацией, предпочитающей видеть своих жителей под кайфом круглые сутки. Едва моя нога переступила порог самого вонючего притона в моей жизни, желудок немедленно забил тревогу, желая его покинуть. Борясь с тошнотой и брезгливостью, какой отродясь не страдал, я сумел найти измождённую девушку, свернувшуюся на грязном матрасе под кучей протухшего тряпья. Я не тешил себя надеждами найти её вменяемой, никто в здравом уме не решился бы спуститься под землю в заброшенные туннели Старого города вблизи границы. Заброшенные если не людьми, то цивилизацией.

Когда я забрал девушку, она еле дышала. Её руки напоминали птичьи лапки, а ключицы опасно выпирали под тонкой майкой. Пришлось по пути унять какого-то парня, накинувшегося на меня с арматурой и дикими воплями, но инцидент быстро себя исчерпал при помощи ручного электрошокера. Были и другие неприятные мелочи, но они не заслуживали внимания. В конечном счёте девушка оказалась дома, отец не мог унять слёз и найти слов благодарности, в полной мере передающих его признательность. Он предложил в оплату моих услуг всю свою скромную библиотеку, но я решил довольствоваться одной книгой.

– Рэк оставил мой день свободным, никаких заданий и поручений. Почему не помочь убивающемуся от горя отцу? Чего Рэк и Элиен постоянно меня донимают своим договором? Эй, Акки?

Прежде чем ответить, он задержался у входной двери.

– Ты правда хочешь знать?

– Почему нет? Хорошо, Рэк трясётся из-за денег, и его антикварный салон переживает не лучшие времена, но зачем отказывать в помощи. И не говори, что мы не фонд милосердия.

Всего на секунду его глаза стали одного цвета, в них отразились флюры над входом в апартаменты.

– Рэк не из-за денег волнуется, а из-за тебя. Не удивляйся так, он старается о тебе заботиться, в своём понимании. Для него мы навсегда останемся подростками. Он никогда не давал тебе задания, связанные с грубым насилием и тем более убийством, и ни разу не пытался склонить тебя к ним, а они почти всегда самые прибыльные. Он готов терпеть убытки, но не рисковать тобой. По этой же причине Рэк не посылает тебя на задания, связанные с моральной дилеммой или подразумевающие последствия…

– Какие последствия? – я непроизвольно повысил голос. – Что было бы с той девушкой, проведи она ещё неделю в подземке? Ты её не видел, Акки. Да грешники в преисподней и то здоровее выглядят. Что с тобой?

– Ничего.

– Я же вижу.

Лицо друга оставалось непроницаемым, но я знал его слишком долго, чтобы не заметить слегка поджатую линию губ и тень смятения.

– Та девушка сегодня днём убила своего отца, унесла из дома всё, на её взгляд, ценное и вернулась в подземные трущобы. – Он старался говорить ровно, ничем не выдавая беспокойства.

– Откуда знаешь?

– Рэк просил проверить. Не первый раз такого рода истории заканчиваются не в пользу нанимателя.

На мгновенье я потерял точку опоры и безвольно прислонился к стене. На ум, шумя и толкаясь, лезла без малого сотня вопросов, но ни один не имел значения. Ничего не имело значения, так как рано поседевшего из-за волнений о дочери-наркоманке мужчину было уже не вернуть.

– Мэло, твой клиент рано или поздно отправился бы искать свою дочь в одиночку и закончил бы скорее всего не лучше.

– Скорее всего…

– Невозможно всё знать наперёд.

– Но Рэк знал и потому отказал. И он знал, что я бы всё равно его не послушал, расскажи он мне причины. Я в порядке, просто не ожидал. Я только хотел помочь. – Тяжесть ответственности давила к земле.

– Знаю. Давай войдём внутрь.

– А почему Элиен? – спросил я, чтобы перестать думать об отчаявшемся старике, руки которого затряслись от волнения, когда я обещал вернуть ему любимую дочь.

Дверь в апартаменты рассыпалась и, переступив порог, Акки ответил:

– Не уверен, но могу догадываться. Элиен пытается привить тебе свои ценности и, видимо, тем же способом, каким когда-то их привили ему. Может, со временем я смогу ответить на твой вопрос более полно. Или ты и сам сможешь.

Я ступил вслед за ним в полумрак апартаментов, флюры лениво проснулись, разбуженные приказом своего хозяина. Молочные светлячки едва освещали силуэт Акки и нагромождение из полированных металлических коробок.

– Намного проще воспринимать нашу работу, чётко следуя заранее прописанным инструкциям. Мы инструмент, Мэло, нас не касаются вопросы этики и морали. Молотком можно забить гвоздь, а можно и человека. – Его голос прозвучал далеко и отрешённо. – Невозможно быть хорошим в нашей профессии, да и в жизни в целом.

Необъяснимая меланхолия накрыла нас обоих, философские беседы не были редкостью в нашей компании, но именно сегодня показались чересчур давящими и угнетающими. В любой другой день мы бы без труда развеяли их очередным сумасбродством.

В последний раз я поспорил с Акки, что улучшил свои навыки шпионажа. С полдюжины бокалов тёмного пива с ликёром и виски пробудили во мне полную уверенность в возможности доказать собственную правоту. Всё началось с преследования в тёмных переулках Старого города девушки в нелепо броском и вызывающе нескромном наряде. Я выступил в роли того самого шпиона, а Акки следил за мной через мою нейросеть – и, значит, видел и слышал всё то же, что и я, не отрывая своей элегантной задницы от барного стула.

Преследуемая девушка с виляющими бёдрами, норовящими выскользнуть из коротеньких шорт, лихо свернула за угол дома и растворилась. Но я не мог признать поражение и решил выяснить, куда она делась. Я прошёл несколько метров в том же направлении и вдруг ослеп от боли. Перед глазами закружились разноцветные пятна. Истеричный смех и лавина нелепых и едва ли обидных ругательств посыпались на мою голову вместе с ударами сумочки. Преследуемая девушка застала меня врасплох, налетев, точно ночная фурия, из своего укрытия между выступами здания. В отличие от меня, Акки не испытал и сотой части дискомфорта от перцового баллончика, который эта леди испробовала на мне.

Когда я осознал, что произошло, то попытался защититься, выставив руки над головой. По ту сторону сознания я ощущал дикий восторг Акки, но прекрасно знал, что ни один мускул на строгом лице не поддался нелепой улыбке. Девушка не скоро решила, что с меня хватит. В конечном счёте она исчезла под одобрительные выкрики разбуженных соседей, победно цокая в ночи каблуками.

Акки же нашёл меня лежащим лицом в ближайшей луже. С его слов, в ней было больше моих слёз, чем воды. Не самая занятная история, но всё же. Элиен потом заколебался стирать записи памяти, чтобы моя репутация не оказалась уже в метафорической луже.

– Смотри под ноги. – Голос раздался из глубины квартиры. Я не заметил, когда он успел раствориться в полумраке.

– Будь любезен, скинь контроль.

Когда управление апартаментами перешло ко мне, я запустил облако флюр вглубь жилища: всё свободное пространство Акки умудрился заставить допотопной техникой, которой тьюринги не пользовались уже с полвека. Стеклянные экраны, металлические и пластиковые корпусы…

Аккуратно проходя под свисающими кабелями, переплетёнными в тугие жгуты, и с той же осторожностью ступая на свободные от проводов участки пола, я разглядывал убежище друга словно впервые. За последние два месяца многое изменилось: иллюзия сосновых деревьев на стенах создавала впечатление бесконечного леса, но вот сама комната будто зачахла и поросла чужеродными пепельными лозами с другой планеты. Облачка флюр проплывали над головой, неравномерно озаряя светом тёмные уголки просторного жилища, загромождённого цифровыми машинами.

– У тебя жуткий беспорядок. Дай Фило возможность убраться здесь, может, она отстанет тогда от твоего сада? – пошутил я и сразу вспомнил о собственном беспорядке дома и об обещании, данном Мойре. Дурное предчувствие зародилось во мне, точно приступ тошноты после неудачного выбора лотка с сырым галаролу.

– Может, ты отпустишь меня на полтора часа? – спросил я, но по каменному выражению лица друга понял, что ответ – «нет». Хотя с таким же непроницаемым видом он жил чуть ли не двадцать четыре часа в сутки.

Зачастую Акки выходил из себя, практически не меняясь в лице. Менее эмоциональное выражение можно встретить разве что в администрации приёма Совета.

Вокруг нас рождались и погибали тени, отбрасываемые сплетением проводов, свисающих с потолка. К моему сожалению, они не были созданы из нейрочастиц и с таким жутковатым неудобством приходилось считаться. Хорошо, хотя бы воздух был свежим.

– Зачем тебе всё это? – Я повернул голову, указывая на ту часть комнаты, где скопилась целая груда металла и стеклянных цифровых экранов.

– Присядь. – Он указал на кресло, сплошь покрытое пожелтевшими от времени вырезками из газет, проигнорировав мой вопрос.

Подо мной захрустел истлевший пергамент, и я провалился в истёртую временем и молью натуральную мебель. На подлокотнике лежала газета с заголовком: «На месте трагедии установят памятник Единения новому герою». Написанное под выцветшей от времени фотографией было не разобрать – больше моему вниманию не на что было отвлечься.

– Я слушаю.

– Мэло, мы дружим с тобой с детства. Не так ли? – со всей присущей ему серьёзностью задал вопрос Акки.

– Конечно. А что?

Он вновь пропустил мой вопрос мимо ушей. По правде, это начинало раздражать.

– Ты доверяешь мне?

– Да, – без колебаний ответил я.

– Сегодня, когда мы оба были в баре, кто-то сначала отключил информационный поглотитель, а затем взломал мой ID дистанционно, несмотря на защиту. Помнишь?

Ещё одно облако флюр проплыло над головой и озарило лицо Акки мертвенно-бледным светом. Впервые я заметил, сколь глубоко отпечатались на нём замешательство и неуверенность. То, что я зачастую мог прочесть его настроение, не заслуга моей внимательности, просто мы давно друг друга знаем. Но это выражение лица разглядел бы и слепой.

– Я помню. – На время я забыл о странном инциденте, это и неудивительно: другие события вытеснили его с лёгкостью… Усилием воли удалось вовремя подавить мерзкое воспоминание о мертвеце на площади.

– На площади я оказался раньше, чем Рэк меня туда направил проверить тебя. Я знал, что произойдёт, потому что этим утром мне передали ID того мужчины и предупредили, что ты будешь следующим. – Всё было произнесено вслух на одном дыхании.

Он сжал рукой переносицу, будто его замучила головная боль.

– Ты о чём? – До меня не сразу дошёл смысл его слов. Понадобились время и тишина, чтобы осознать сказанное. – Следующим, значит, – уже будто приговорённый к смертной казни, а в каком-то смысле так оно и было, повторил я.

– Это ничего не значит. Я знаю, что делать. – Акки оторвал руку от лица, и меня обожгло его взглядом, полным решимости.

– Я всё-таки не понимаю, как кто-то сможет обойти мою эгиду, кроме разве что Элиена. Тебя могли разыграть. Кому я сдался? Какой вообще толк убивать меня таким способом? Легче меня пристрелить или отравить. Я чью-то бабулю переехал и не заметил? У кого настолько больное воображение в выборе карающих средств?

– Успокойся. Лучше подумай: какой был смысл убивать других пользователей ИИ?

– Ты же говорил, что там связь с НИИ Совета, – напомнил я и едва ли не ощутил облегчение.

– Ниро права в том, что я могу ошибаться или не видеть ситуацию полностью. В любом случае тебе же будет лучше, если мы оба поверим полученной мною информации, – жестоко подытожил Акки.

– Ничего не понимаю…

– Знаю.

– Тебе не кажется подозрительным тот факт, что с тобой решили поделиться именем следующей жертвы и ею оказался я? Серьёзно, какому маньяку-тьюрингу я перешёл дорогу?

Я не заметил, как встал и начал расхаживать по комнате, автоматически огибая всякий хлам.

– Мы это выясним.

– Да почему? Что не так со мной? – Руки не знали куда себя деть и пытались не позволить разрываемой вопросами голове развалиться на части. – А что, если потом это перекинется на вас? Я заразился, когда помогал тому мужчине? Так? Но я бы заметил. Должен был. Каким образом это заражение происходит? Мне же не с деньгами за заказ скинули вирус или… – Но Акки не дал мне договорить.

– Мэло, прекрати. Ты не заражён пока.

– О-о-о, об этом грёбаном вирусе известно не больше, чем о выходе новой модели браслета! Откуда тебе знать без сканирования, что он уже не сидит в моей голове? Ты знаешь, кто с тобой связался? Надо найти этого ушлёпка и выбить из него, откуда ему столько известно о целях вируса.

– У тебя истерика. Либо ты сам успокоишься, либо я тебе вколю твой транквилизатор.

Мне стало неловко от его слов, но хуже было то, что я и вправду сорвался. Меня вновь занесло. Конечности трясло от злости, а не от страха. Хотелось размозжить лицо того шутника, кто придумал образ этой дряни и запустил его убивать своих носителей с абсурдной жестокостью.

В нос неожиданно ударил запах протухших консервов, сырости и дерьма. Я будто вновь очутился в заброшенной подземке, а передо мной парень-наркоман, решивший… кто знает, чего он там решил. Арматура в его жилистых руках не дала мне шанса поговорить по душам. Я остановил его, но применил больше силы, чем стоило. Меня разозлило его необдуманное, глупое поведение. Я вернулся обратно в кресло, еле сдерживая гнев и разочарование.

– Я спокоен. – Это была ложь.

Глаза привыкли к полумраку жилища, но оставались углы, надёжно укрытые плотным одеялом тени.

– Почему ты не сказал раньше, при Рэке?

– Сначала мне нужно было кое-что проверить, а затем я решил взять ответственность на себя. Я знаю, что делать и как избежать твоего заражения. – Его взгляд стал жёстким. – Но тебе придётся мне довериться.

– Куда я денусь.

– Нет, ты не понял. – Он склонился надо мной, отбрасывая тень. – Я не позволю ни тебе, ни себе облажаться в этом вопросе, потому что не собираюсь терять своего брата.

Вот этого я никак не ожидал. Акки никогда и близко не касался сентиментальных тем, не говоря уже о том, чтобы прямолинейно выражать собственные чувства. Мы оба и без слов знали, что стали как братья, но зачем об этом говорить вслух?

– Я не знаю, что ответить. – Видимо, его сдержанность передалась и мне.

Сегодня «Я не знаю» стало фразой дня.

– Ты меня понял?

Он подошёл ближе и упёрся руками в подлокотники кресла, нависая надо мной гигалитом. Оба его глаза горели безумием, но осознанным, не пожирающим разум огнём, а наоборот, заковывающим его в свой ледяной плен.

– Мне и самому как-то не хочется умирать, – я попытался отшутиться и тут же пожалел об этом.

– Я серьёзно. Ты должен будешь следовать моим инструкциям неукоснительно и без вопросов. Ты это осознаёшь?

Его дыхание сбилось, он почти вышел из себя, хотя, в отличие от меня, был признанным наёмником, способным сохранять хладнокровие и мыслить здраво, когда ситуация к тому вовсе не располагает. Он не надеялся на других и не полагался на удачу, как делал я. Из нас двоих только он способен отодвинуть все чувства в сторону и мыслить настолько непредвзято, что существуй до сих пор суррогатные интеллекты, на его фоне они смотрелись бы сентиментальными подростками.

Все те моменты, когда Акки выходил из себя, никогда не были связаны с работой. Я же наоборот, совершенно не переживал по пустякам, и разного рода мелочи крайне редко могли меня разозлить по-настоящему. Но если дело касалось чувств других и несправедливости, я уже не мог совладать с собой. Ребячество и глупость – за это Элиен упрекал меня.

– Я понял тебя. – И в эту ложь надо было свято уверовать.

В голове всплыли тысячи вопросов, но в ожидании ответов на них придётся запастись терпением.

Акки убрал со лба выбившиеся пряди длинных волос. В неясном свете они, будто не затянувшиеся раны, алели на бледном лице. Откуда-то из-за груды старого железа он достал крутящийся стул на колёсиках и устроился напротив меня. Выносить пристальный взгляд его вечно меняющихся глаз становилось всё труднее с каждой секундой.

– Дай доступ к своему ИИ, – велел Акки.

– Начнёшь устанавливать эгиду?

– Да.

– Какую-то особенную? – догадался я.

– Верно. А теперь дай полный доступ и не делай ничего без моего разрешения. И никаких вопросов: ты обещал, – напомнил мой настойчивый друг с отменной памятью и взял мою голову в свои руки.

– Ладно-ладно, – я не стал спорить и тут же выполнил его просьбу. – Мне помолчать?

– Будь любезен.

Сидеть вот так близко – лицом к лицу – становилось отчего-то неловко. Не отрывая взгляда, он подался ещё вперёд. Какое-то время мы так и пялились друг на друга, точнее, я на него: Акки полностью ушёл в моё сознание, но для концентрации глаза не закрыл. На его лице совсем не имелось морщин, кожа была гладкой и идеально ровного тона. Я задумался, как сильно изменился сам с момента нашей встречи? И замечал ли он отпечатки времени на моём лице?

Глаза-хамелеоны переливались из одного оттенка в другой и меняли цвет плавно. Тёмно-синий, индиго, ультрамарин, пурпурный… вишнёвый, рубиновый, алый… На меня напала зевота, но зевнуть не было сил, а ещё не хотелось отрываться от радужного сияния.

– Мэло? – Это был знакомый образ. – Где ты?

В мыслях Мойры сквозили отчаяние и страх, но я не мог ответить. Последнее, что она передала было: «Помоги». Затем полная тишина, будто опустили занавес.

Меня вырвало из сна или полудрёмы. Я попробовал встать и ощутил себя стариком: колени ныли, а в спине защемило нерв от неудобной позы, в которой я просидел неизвестно сколько. Акки отпустил мою голову и протёр глаза.

– Мне надо домой, – тупо сказал я, не понимая, почему именно туда.

В образе Мойры было нечто знакомое: наша квартира. Да, она сейчас там. Одна, в темноте.

– Мэло, сядь, – попросил Акки, не обращая внимания на мою тревогу. – Нам нужно серьёзно поговорить.

Если бы не мерцающие тусклым пламенем волосы, в скудном свете флюр нельзя было бы различить выражение его лица.

– Поговорим завтра. Что-то не так с Мойрой.

Я не догадался вызвать её и выругал себя за паникёрство. Акки прав, нужно сесть и спокойно всё выяснить. Но садиться я не стал, а попробовал дотянуться до своей девушки – и ничего не вышло. Из моего ИИ исчезла такая функция, я словно забыл, как ею пользоваться. Попробовал выйти в интегрированный мир, и вновь не получилось. Будто меня разбил паралич: конечности вижу, а пошевелить ими не могу.

– Какого хрена?! Твоя эгида отрезала меня от ИИ!

– Нет, только от мира ИИ. Своим браслетом можешь спокойно пользоваться.

– На хрена?! Это что за защита такая? Как теперь работать с ней? Мне Рэк голубиной почтой станет заказы присылать или хромой Кува будет таскать записки?!

Пока я злился на потерю одного аспекта повседневной жизни, напрочь забыл о другом, не менее важном.

– Ничего не произошло. – Акки резко поднялся, крутящийся стул глухо упал на пол. – Успокойся, – велел он и подошёл ближе.

В своих попытках утихомирить меня Акки больше подливал масло в огонь, чем реально внушал спокойствие.

– Я иду домой! – окончательно психанул я и чуть не свалился на пол, будучи не в силах вздохнуть.

Я не сразу понял, куда делся воздух из моей грудной клетки, и скорчился от застрявшей в солнечном сплетении боли. Попытки восполнить потерянный кислород кружили голову. Акки бил не в полную силу, иначе бы я уже выхаркивал внутренности. Едва я решил, что меня на ровном месте посетили неестественно правдоподобные галлюцинации, мой друг принялся обшаривать внутренние карманы моей куртки. Осознание того, что он ищет спрятанный транквилизатор, привело меня в чувство.

Из последних сил я схватился за манжеты его пальто и нанёс удар коленом в живот. На мою удачу он, как и я, не ожидал такого поворота событий. Но Акки пришёл в себя быстрее, чем я надеялся.

– Что происходит?!

– Выслушай меня, – произнёс друг и в его словах звенел прямой приказ. – Ты никуда не пойдёшь, пока мы не поговорим.

– Нет у меня времени! Что-то не так с Мойрой, – медленно пятясь к двери, возразил я. – Я должен…

– Остаться, – закончил за меня спятивший друг. – Ты обещал, Мэло. Я прошу тебя. – Его голос утратил ледяной и непоколебимый тон, когда он произнёс последнюю фразу.

– Это я тебя прошу! Мне надо идти! – Гнев разом стёр всю боль и неуверенность.

– Это опасно, – холодно ответил Акки.

Я не верил своим глазам, наблюдая за тем, как он подходит всё ближе с полной решимостью остановить меня любым способом.

– Я бы всё тебе объяснил, если бы ты был готов выслушать.

Со всей комнаты начали слетаться флюры: Акки решил усыпить меня с помощью гипноза, а не грубой силой, если я проявлю сопротивление.

Грёбаный день!

Белёсые светлячки медленно кружили вокруг, завораживая своим танцем: они поочерёдно гасли и вспыхивали, заставляя сознание медленно вливаться в свой размеренный вальс. Глаза Акки меняли цвет в ритм свечения.

Если я дам себя отвлечь, то точно произойдёт нечто непоправимое.

Эта уверенность была выжжена в моём сознании. Я представил самое худшее: Мойру на месте мужчины с площади. Едва картина сегодняшней смерти наложилась на образ любимой, я в отчаянии бросился на друга.

Его нужно остановить любой ценой!

Не знаю, о ком именно я подумал, об Акки или о вирусе, но последнее, что отпечаталось в памяти, – это широко распахнутые разноцветные глаза и недоумение, смешанное с глубокой горечью.

Мы оба повалились на усыпанный истлевшей бумагой пол. Толстые кабели, путающиеся под ногами, смягчили падение. Правую руку обожгло чем-то горячим.

– Нет, – вырвалось бесполезно отрицание, а затем меня заело: – Нет, нет, нет…

Клинок, трансформировавшийся из нейробраслета, глубоко засел в груди Акки. Я хотел его вырубить, вколоть транквилизатор, если получится. Я не собирался убивать друга. Только остановить.

И я остановил.

Почему браслет понял мои мысли буквально и трансформировался в холодное оружие на предплечье? Кроме Стражи, никто не способен превращать нейрочастицы в оружие. Так не может быть. У меня не могло получиться. Никогда не выходило. Почему сейчас вышло?! Это же была случайность.

Лезвие исчезло под рукавом, будто его и не было. Кровь начала бить из открытой раны с новой силой. Она струилась сквозь мои онемевшие от ужаса пальцы, безуспешно пытающиеся остановить её.

– Прошу… верь… мне… – Акки не смог договорить, кровь подступила к горлу.

Отвратительный булькающий звук вырывался из его груди.

– Элиен! – я орал точно умалишённый, будто мог до него докричаться через Завесу. – Элиен!

Я схватил с пола несколько газет и прижал их к груди Акки, они сразу промокли и превратились в бесполезные сырые комки. Паника накрыла и не давала возможности соображать трезво.

– Акки, ты слышишь?! Вызови скорую! Немедленно вызывай, сволочь!

По его виду невозможно было понять, слышит он меня или нет. Он с мучительными хрипами пытался набрать ртом воздух.

Страх оставить Акки одного едва не пересилил голос разума. Я выскочил из его апартаментов и понёсся искать любую живую душу. От сада шла пожилая женщина, она толком не успела меня испугаться, когда я буквально набросился на неё с криками вызвать скорую вон в те апартаменты. Женщина ошарашенно закивала и прошептала: «Сейчас». На рукавах её голубой куртки остались окровавленные отпечатки моих ладоней, но напуганная женщина их не заметила.

Я ринулся обратно к другу.

– Прошу, – молил я Акки, стоя на коленях над ним и удивляясь, откуда в человеке столько крови.

В номинаре, поправил я сам себя.

Я пытался остановить кровотечение не только руками и газетами, но и проклятиями в адрес всего живого, включая самого себя. Когда кровотечение начало утихать, я уже было обрадовался, пока не обратил внимание на разлившееся вокруг тёмное озеро. Глянцевая поверхность топила в себе свет флюр и любую надежду на благополучный исход.

Акки вновь попытался заговорить, прилагая к этому нечеловеческие усилия.

– Молчи, всё будет хорошо, – приказал я в надежде, что он послушается.

– Прости, – произнёс он тихо, но до дрожи отчётливо.

В неясном свете флюр его глаза стали одного цвета с волосами и лужей крови, собравшейся под ним.

– Всё хорошо, – я попытался утешить друга и не дать ему понапрасну растрачивать свои и без того угасающие силы.

Где скорая?!

Секунды растягивались в минуты, для меня время словно остановилось, а для Акки, наоборот, неслось со всех ног.

– Верь… я… ах… – в его горле булькало и звуки тонули в подступающей к горлу крови, – твой… – Каждое следующее слово давалось ему с трудом, но он находил в себе силы и упрямство продолжать перечить моим просьбам помалкивать. Акки попытался коснуться моего лица. – Брат.

Из глаз предательски бежали слёзы, падая на его грудь, они смешивались с остывающей кровью. Акки смотрел на меня с такой болью и сожалением, будто умирал я, а не он. Его рука обмякла. Я не заметил этого, вцепившись в неё.

Дверь рассыпалась, в неё вбежала группа медиков в белоснежных костюмах. Кто-то достаточно сильный подхватил меня и силой оттащил от Акки. Я перестал сопротивляться, всё вокруг казалось кошмарным сном. Самым ужасным, какой смогло придумать моё воображение. Я пытался зацепиться за любую мысль, лишь бы не думать о смерти Акки, и нашёл якорь – Мойра. С ней точно что-то было не так. В животе предостерегающе гудел улей рассерженных ос.

В это время Акки успели быстро и профессионально уложить на носилки. Один из медиков подошёл ко мне, готовый начать расспросы, на которые у меня не было времени. Всё смешалось…

Яркий свет, исходящий от обтекаемого тела огромного летательного аппарата, ослепил на миг. На секунду я потерял ориентацию в пространстве. Хотя какая там ориентация. Я выбежал из квартиры Акки и не понял этого. В спину кричал один из медработников, его голос заглушал работающий двигатель сферы, на которой они прилетели. Я не обращал внимания и продолжал бежать, сам не зная куда.

Далеко позади остались не пытающиеся меня преследовать медики и друг, чью жизнь я оборвал самолично. Не останавливаясь, я попробовал вызвать нить Ариадны и наткнулся на глухую стену. Пришлось бежать до платформы по памяти. Внутри мчащегося вагона я позволил себе перевести дыхание. Двери за мной беззвучно сомкнулись, и гусеница тронулась; в памяти всплыло обескровленное лицо Акки и мольба о прощении.

«Я твой брат» – вот его последние слова, которые с трудом удалось разобрать.

В этой безумной карусели событий картина моего предательства была столь яркой, что слепила не меньше сферы, прибывшей на запрос безымянной женщины. Видения ночи вцепились в моё сознание и не отпускали, поражая меня ужасающими до помутнения рассудка последствиями. Расширившиеся то ли от ужаса, то ли от неверия в происходящее зрачки Акки, его кожа, не отличимая по цвету от белков глаз, – всё это преследовало меня. И, конечно же, ощущение тёплой и густой крови на руках. Уже второй раз за сутки я разъезжал по городу весь в крови. Нелепая и злая шутка – ирония, видимая мне одному.

Я рассмеялся, но вагон был пуст и мне некого было пугать своим помешательством. Говорят, что осознание произошедшего ужаса приходит со временем. Это неправда! Оно не приходит, оно врывается бешеным порывом, сносит всё на своём пути и остаётся бушевать. Оно затягивает тебя, лишая возможности вдохнуть. Я сидел на мягком полимере дивана и неустанно бил себя ладонями по лбу, пока в какой-то момент не решил проверить на прочность то ли свой череп, то ли графеновую дверь – она непоколебимо выдержала мой удар и чуть не отправила меня в нокаут. В семье, в которой мне довелось родиться, один я почему-то отличался несдержанным нравом и, судя по всему, долгожительством.

Я старался причинить себе как можно больше боли, будто физические муки могли заглушить те, что и словами не описать. Ниро назвала бы моё состояние «ментальными страданиями» – у неё был ответ на любой вопрос, и она всему могла дать объяснение. Почти всему. Но то лишь название, набор звуков, неспособный передать, какие чувства раздирают меня изнутри. Если бы я мог умереть на месте, то уже давно окоченел бы.

Переживания перенеслись с Акки на Мойру. Мерзкое, липкое ощущение страха за неё присосалось под ложечкой. Хотя бы сейчас я не гнал от себя мысли – всё не то, чем кажется. Она в порядке, а тот одинокий напуганный образ не её.

Гусеница раздражающе медленно подъезжала к моей платформе. На выходе со станции я столкнулся с каждым, кто не успел увернуться. По правде говоря, я попросту никого не видел. Исаи возвышался прямо передо мной. Вечно неспящий город злил и выводил из себя впервые в моей жизни. Если раньше я любил его бесконечную суету, то сейчас просто-напросто желал разрушить всё на своём пути. Вокруг не маячила навязчивая реклама, не горели вывески интегрированных указателей. Город превратился в сгусток застывшей лавы без намёка на разнообразие.

В сотый раз выругавшись вслух, я сбил с ног разукрашенного в змеиное золото номинара. Я уже предвкушал драку, на которую у меня не было времени, но вежливый парень виновато улыбнулся, самостоятельно поднялся, аккуратно отряхнул и без того идеально чистый костюм и удалился прочь, затерявшись в переходах. Вместе с его уходом улетучились и мои собственные ненависть и гнев. В новом, чистом и осознанном порыве я понёсся к Мойре.

Я ворвался в сумрак квартиры: она сидела, прижавшись спиной к окну и зажав руками голову, будто та норовила расколоться.

– Я здесь! – Подбежал и упал на колени перед ней.

Мойра не подала вида, что заметила меня, тогда я обхватил её лицо руками и поднял к своему. Я попытался поймать её блуждающий взгляд, но ничего не вышло.

– Мэло? – Неожиданно она пришла в себя и расплакалась.

Никогда прежде я не видел слёз Мойры. Сердце сжалось от одного их вида, и я прижал её к себе как можно сильнее, будто этим мог уберечь от надвигающейся угрозы или стереть из памяти свой собственный кошмар.

Ночь продолжала властвовать над днём, но свет, струящийся из портового городка внизу, небрежно освещал лицо Мойры. Её зрачки постепенно расширились и наполнились неподдельным ужасом.

– Что с тобой? – Она начала ощупывать моё лицо и руки. – Это твоя кровь?

– Нет, я в порядке. Что случилось? – Я попытался перевести тему, лишь бы не сознаваться в собственном преступлении.

– Мне страшно… – сбивчиво начала она, и это был голос не уверенной в себе девушки, а лишь её призрака.

– Всё будет хорошо, я рядом.

Я уложил Мойру в постель, и её голова тут же безжизненно откинулась на подушку.

– Мойра, слышишь? Прошу, приди в себя! – Мой голос охрип от напряжения, но я не переставал звать её.

Что-то забирало её с собой. Но что и куда?

– Очнись! – В какой-то момент мне показалось, что я пытаюсь оживить труп – из-под полуприкрытых век выглядывали белоснежные полумесяцы белков.

– Я здесь, – в трансе произнесла она.

Пришлось опуститься на пол у её головы, чтобы не выпускать из рук её холодную и такую знакомую кисть.

– Что с тобой?

– Мне страшно, – чуть слышно прошептали её губы.

Можно было проклинать этот свет до самой своей смерти, и ничего бы не изменилось. Единственное верное решение – это взять себя, наконец, в руки.

– Я не хочу умирать, – еле слышно прошептала она.

По мокрым дорожкам, оставленным слезами, побежали новые.

– Ты о чём?

Я уже догадался, но до последнего надеялся не услышать этого:

– Это всё из-за вируса.

Вдруг Мойра резко села и сжала голову руками так сильно, что будь та спелой дыней, то уже разлетелась бы.

Меньше часа назад я сам пережил ужас осознания скорой смерти, притом достаточно страшным образом. Теперь же этот кошмар ждал Мойру. После увиденного нами обоими на площади удивительно, что она вообще не впала в безумие.

– Как это произошло? – Меня больше не волновало «Кто?» и «Почему?».

Она перехватила мою руку и притянула к себе.

– Не оставляй меня…

– Ты что? Я здесь и никуда не уйду. Я всё исправлю, обещаю. – Внутри меня бушевал вихрь из гнева и отчаяния. Голова отказывалась соображать. – Вызови скорую. Ты же не вызывала?

– Они не помогут, Мэло. Не помогут! Они заберут меня, и я умру одна, нет. Не бросай меня! Я не хочу быть одна. – Её голос срывался, слова с трудом передавали смысл, одни чувства.

В одночасье меня осенило, что нужно делать:

– Нам нужен Элиен. Обратись к нему. Сейчас же!

Она меня не слушала, точнее, была где-то далеко, откуда её было не дозваться.

– Ложись, прошу. Открой своё сознание, Элиен тебе поможет. – Я очень на это надеялся.

– Мне так жаль, прости меня, прости…

– Ты не виновата. Пожалуйста, ложись и вызови Элиена.

Моя просьба показалась ей подозрительной, и она спросила, в чём дело.

– Акки поставил Завесу или ещё что-то. Он отрезал меня от мира ИИ.

– Почему? – К ней вернулась настойчивость, и она вновь стала той непоколебимой Мойрой. Моей Мойрой, для которой не существует непреодолимых препятствий и которая точно знает, чего хочет, и добивается этого. – Мэло, что случилось?

– Неважно. Свяжись с Элиеном.

– Не могу.

Теперь я был в замешательстве:

– Почему не можешь?

– Он не отвечает, – едва ли не извиняясь, прошептала Мойра.

Я не мог сам дозваться тьюринга, поэтому кидал просьбы и угрозы в пустоту. Сегодня весь мир был против меня.

– Тогда откройся мне. Подожди, сейчас попробую. Может быть, если между нами будет телесный контакт – мне удастся войти в твоё сознание. – По большому счёту я говорил сам с собой.

В полумраке комнаты Мойра сливалась с темнотой, но я видел её широко раскрытые агатово-серые глаза. В них читались страх, едва ли не безграничный, и сожаление. Акки умирал с точно таким же выражением на лице. Когда она отвела взгляд, я понял, какая внутри неё кипит борьба.

– Мойра, давай хотя бы попробуем? Либо едем к Арате сейчас же.

Всё происходящее чудовищно неправильно. Так же не бывает. Нельзя лишиться всего мира в один вечер.

Она вновь заговорила, тем самым вырвав меня из плена неуместной жалости к себе.

– Мы не успеем. Прости меня. – Её слова заставили вспомнить ещё одного человека, уже просившего моего прощения сегодня.

– Всё будет хорошо.

Пусть на этот раз мои слова не станут ложью.

Ещё утром она отгоняла приснившийся мне на этом самом диване кошмар, а кто отгонит его сейчас?

– Ты будешь осторожен? – Она беспокоилась не за себя, а за меня.

– Буду.

Мойра наконец сдалась и легла, но печать сомнения над её переносицей не разгладилась.

Без промедления я попросил её закрыть глаза и сконцентрироваться, чтобы помочь мне. Нет больше времени на глупые заверения в любви.

Акки, ну зачем ты оторвал меня от мира ИИ?

Мне пришло на ум, что он мог предвидеть случившееся и следующим было вовсе не моё имя, а Мойры. Он попытался скрыть это, тем самым защитив меня от необдуманных поступков. Но почему было тогда не попробовать помочь моей девушке? Почему не попытаться обратиться к Элиену заранее?

Грёбаные урезанные функции ИИ не позволяли так просто пробиться к сознанию Мойры, даже держа её за руку. Где-то в темноте витал её призрак, а я не мог за него ухватиться: он растворялся, стоило его коснуться. До конца не осознавая реальность происходящего, я унял дрожь в собственном теле и прильнул своим лбом к её. Она была такой холодной. Не имело значения, держу я её за руку или же вот так прижимаюсь к её голове. Я это прекрасно знал, но продолжал верить в обратное. Верить всем естеством и не обращать внимания на законы логики. И мне удалось.

Вокруг должна была сомкнуться всепоглощающая тьма. Сам по себе мир ИИ – это ничто, пустая вселенная, пропитанная в то же самое время миллиардами образов. Бездна – без светоча постороннего сознания, но целый мир, когда оно в нём есть. Но вместо неё разум мгновенно наполнило несметное число картинок, звуков и ощущений. Я не Акки и тем более не Элиен, чтобы проворачивать операции с сознанием. Для меня и некоторые операции с ID чересчур сложны и опасны, например его перезапись. Единственным преимуществом моего положения было желание Мойры впустить меня в своё сознание. Она чуть ли не сама втащила меня в него.

– Всё будет хорошо, – передал я и в ответ ощутил лёгкий кивок.

Это было моё первое погружение в чужое сознание без поддержки Элиена. Я постарался не думать о нём как о предателе, бросившем меня в минуту безысходности. И постарался не думать об Акки.

– Не вини его. – Мойра легко смогла прочесть мои мысли, ведь я буквально находился в её разуме. – Мы справимся, – она попыталась придать мне уверенности.

– Конечно.

Я оказался между двумя сознаниями и едва не потерял собственное.

– Я нашла его. Оно здесь. – С этими её словами мир вокруг приобрёл ослепительную яркость.

Столь резкие перемены дезориентировали, и я потерялся в чужой реальности. Низкие гудки причаливающих кораблей оглушили, но вместе с тем вернули точку опоры. Огромные неуклюжие суда ходили по каналам, прорезающим город насквозь, и плавали вдоль берега от старой части города к новой. Ветер принёс приветствие стального гиганта, спугнув недовольную стаю чаек с погрузочного крана. Я стоял посередине крыши и в то же время у самого её края. Гигантские прожекторы подсвечивали склад и блестящий гравий под моими ногами.

– Если не собираешься прыгать сейчас, то уступи место. – Голос исходил от меня, но был женским. По вызывающему тону я сразу узнал Мойру.

«Это её воспоминания. Главное – ни в коем случае не изменить их, иначе последствия для сознания непредсказуемы. Нужно абстрагироваться и выйти за пределы её восприятия» – повторял я себе.

Тёмный силуэт стоял на парапете, очерченный яркими огнями порта. Удивительно, но я и со спины узнал себя.

Кажется, Мойра считает меня выше, чем я есть на самом деле.

– Что ты здесь забыла?

– А сам что забыл? – с вызовом передразнила она.

– Не твоё дело.

Я не помнил, чтобы когда-то разговаривал с ней столь грубо.

Так произошло наше знакомство. Первая встреча в порту Нового города. Упрямая девушка, непонятно откуда взявшаяся на закрытом складе, куда я сам проник с одной-единственной целью.

– Вот оно. – Голос Мойры из настоящего рассеял оцепенение.

Я сконцентрировался и с трудом отделился от Мойры-на-крыше. Мне повезло: эти воспоминания были и моими. Когда я открыл глаза, то увидел свою девушку со стороны. Она была слишком легко одета для ночной прогулки. Ветер пытался спрятать её лицо за распущенными волосами и всё равно не мог скрыть правильные черты. Она была прекрасна. Совсем не изменилась.

Я потерял нить разговора Мойры со мной из прошлого: движущаяся тень прямо за её спиной отвлекла меня. Плотный смог перетекал из одной формы в другую, пытаясь уплотниться и обрести чёткость. Тень – или смог – аккуратно касалась её плеча.

Завороженный невиданным прежде явлением, я не заметил движение Мойры мне навстречу и едва успел сделать шаг в сторону – мы не столкнулись, но соприкоснулись плечами. Мойра обернулась, кажется, на мгновение она увидела меня, но тут же забыла. В момент нашего соприкосновения по воздуху прошла рябь, но ничего видимое глазу не изменилось. Густая тень последовала за ней, не касаясь крыши. Я попытался ухватить её, но она дымкой просочилась сквозь пальцы. На короткий миг я выпал в иную реальность, в ней стоял день и вместо миллионов голосов гигаполиса звучал один. Безмятежный, успокаивающий. На затылке тени предупреждающе вспыхнули два красных огонька, похожие на глаза.

– Ты меня видишь… – задала ли вопрос тень – неясно, но она быстро потеряла ко мне всякий интерес.

Это не было интегрированным нейровирусом в привычном понимании. Точнее, нейровирусы, созданные тьюрингами, могут выглядеть как угодно или же не иметь чёткой формы вовсе, но именно этот отличался от всех виденных мною прежде. Элиен любил хвастаться своими достижениями, и одно из них – коллекция пойманных нейровирусов, а она у него была весьма внушительной.

Уничтожить нейровирус, мягко говоря, проблематично, куда проще его заточить в ловушку. Но дотронувшись до сгустка вредоносного образа, я не обнаружил в нём отпечатка её создателя или записанного сценария.

Я вновь обратился к вирусу, но он продолжил меня игнорировать, хотя моё присутствие не осталось незамеченным.

Мойра села на парапет рядом со мной-из-воспоминаний – трёхмерная тень, точно часовой, заняла свою позицию позади неё. В ту ночь мы долго сидели на прохладном бетоне, свесив ноги над водой и разговаривая обо всём, только не о моих потерях, проложивших дорогу к крыше портового склада. До боли приятные воспоминания.

Оставив тщетные попытки позвать вирус, я попытался ухватить его или хотя бы коснуться.

– Что ты? – не успел толком спросить, а тень уже материализовалась рядом со мной.

– Что… тебе… надо… – Слова тени не были озвучены голосом, скорее, представляли неумело переданные образы. Вирусу, или чем оно было, не хватало навыков выражаться по-человечески.

От его речи моментально заболела голова.

– Покинь сознание девушки. – И немного помедлив, добавил: – Пожалуйста.

У меня не было ни единого предположения, каким образом возможно от него избавиться.

– Нет…

Вирус вытолкнул меня из разума Мойры легко и непринуждённо. Я очутился в полумраке в наших апартаментах, сидящим на деревянном паркете перед диваном. Сердце бешено колотилось. Пришлось заново подключиться к сознанию Мойры уже без её помощи.

Из тьмы на свет я вытащил себя сам. И это сработало. Я вновь оказался на крыше склада под ночным небом.

– Как… – Антропоморфная тень замерла. – Что тебе нужно…

Я не отважился приблизиться к вирусу: мне с большим трудом удалось вернуться в сознание своей девушки.

– Мне нужно, чтобы ты покинуло её сознание.

– Нет…

– Почему?

Я возненавидел собственную бестолковость. Элиен не стал бы упрашивать плод чужого воображения, а мне приходилось вести едва ли не бессмысленный диалог.

Тень приблизилась к Мойре, безмятежно сидящей на парапете и шутливо болтающей с воспоминанием обо мне, затем отступила и встала за спиной моего образа. Никто не заметил фигуру, сотканную из дымящейся тьмы, и никто не обратил внимания, когда она нагнулась заглянуть прямо в моё лицо – точнее, лицо образа, каким его запомнила Мойра.

– Это ты… – вопрос или утверждение, прозвучал прямо в голове.

– Это я, – тупо повторил очевидное и вмиг опомнился: – Какова твоя цель? Я сделаю что угодно, если покинешь её разум.

Сделка – вот мой единственный шанс, при условии, что вирус хоть немного самостоятелен или в его сценарии есть брешь.

– Свобода…

– Согласен, – выпалил без раздумий.

Чем дольше мы общались, тем тяжелее было сконцентрироваться на пребывании в чужом разуме. Огни погрузочных кранов начали вызывать мигрень, а крики чаек вторили зарождающейся пульсации в висках.

– Зачем я тебе…

За несколько шагов тень приблизилась ко мне вплотную. Безликое пятно с горящими углями вместо глаз уставилось на меня: оно принялось меня изучать.

Я не позволил себе шелохнуться, пока вирус не отошёл обратно к краю крыши.

– Уходи…

– Тебе же нужна свобода, так? – Мысли судорожно перебивали друг друга, пока не нашлась та – единственно нужная: – Разве здесь ты свободно? Пойдём со мной, и я её тебе обещаю.

Тень покачнулась, будто её толкнул плечом невидимый прохожий.

– Нужно умереть за мою свободу…

– Хорошо!

На сей раз я не заметил перемещения вируса. Когда плотный сгусток тени очутился прямо передо мной, я инстинктивно отступил.

– Ты врёшь… – Было вновь не совсем ясно: вопрос это или утверждение. – Я буду ждать её неисправности…

От его слов внутри живота что-то неприятно сжалось, но я не сдался.

– Сколько тебе придётся ждать?

Тень замерла, обдумывая вопрос.

– Я подожду…

– Если ты уйдёшь со мной, то обещаю, тебе нисколько не придётся ждать. Ты же хочешь свободы?

– Свободы… – Это слово давалось вирусу проще всего. Всё его естество составляло мешанину из множества обрывочных эмоций. Соприкосновение с его сознанием было равнозначно погружению в хаотичные образы тьюринга-новичка или больного шизофренией.

– Тогда я тебе её дам! – пообещал я, уже полный решимости.

Вирус дотронулся до меня, и я уверен, что ощутил его прикосновение в реальном мире.

– Нужно умереть… – его будто бы заело.

– Да я понял.

Упрямый вирус задумался и подошёл к Мойре.

– Нет… Не верю…

Тень склонилась над Мойрой и провела рукой по шёлковым волосам, со стороны это могло показаться небрежным прикосновением ветра, но таковым не было. Тут я понял: сейчас у вируса нет достаточной власти над её разумом, но если оставить его, рано или поздно он её заполучит. И скорее рано.

Всё решилось за пару секунд. Страх, сковавший разум, дал трещину. Я бросился на тень и, не думая, придал ей осознанную форму и плотность. При соприкосновении одна реальность подменила другую, но обращать внимания на трюки вируса не было времени. Из летнего дня я вырвался на ночную крышу и повалил причину моих давних кошмаров на жёсткий гравий. Шум борьбы нисколько не потревожил пару у края крыши.

– Ахр… – вирус больше не пытался подражать человеческой речи.

Он закидывал меня устрашающими образами расправы, и ему почти удалось парализовать меня ужасом, но мой главный страх был не за собственную жизнь – тут он не угадал.

Мне недолго удавалось сдерживать извивающегося противника. Кажется, я выпустил его, когда крыша под нами рассыпалась и собралась в каменные своды над головой. Грандиозные нервюры и звёздчатый потолок исчезли, не дав времени восхититься захватывающей дух красотой, – я очутился в цветущем саду.