Читать онлайн Жизнь на Repeat. За тобой бесплатно

Серия «Интернет-бестселлеры Эли Фрей»

Дизайн обложки Екатерины Ферез

В оформлении макета использованы материалы по лицензии ©shutterstock.com

* * *

Предисловие

Дорогой читатель! Перед тобой – вторая часть дилогии «Жизнь на Repeat». Книга рассказывает необычную историю героя, который родился с признаками обоих полов и проживает две параллельные жизни: женскую и мужскую. В одной он – Максим, в другой – Серафима. Раздвоение жизни происходит в момент рождения героя, когда его родители делают выбор, обращаясь за помощью к шару предсказаний – пластмассовой игрушке, купленной в сувенирной лавке. Кто бы мог подумать, что этот шар может так сильно изменить чью-то судьбу?

Начало истории Максима и Серафимы вы можете прочитать в первой части дилогии «Жизнь на Repeat», где вы узнаете, за что Артем так сильно презирает Серафиму и что за ужасный поступок она совершила. Вы познакомитесь с историей Лизы – знакомой Максима и Серафимы, – чья судьба тоже круто меняется в зависимости от того, какой ответ выдал шар. Узнаете, почему Максим и Артем были вынуждены переехать из родного города, кем они приходились друг другу раньше и что за конфликт произошел между юношами и отцом Артема.

Глава 1
Линия 2. Максим

Прозвенел будильник. Ненавистные 7:52.

Пока я перекладывал с пола матрасы – обратно на койки нашей двухъярусной кровати, – Артем напяливал джинсы.

– А ты помочь не хочешь? – недовольно спросил я.

– Давай забьем? – заныл он.

Я посмотрел на него так, чтобы без слов стало ясно: забить мы не можем.

Мы снимали комнату в трешке-хрущевке. Помимо нас, в квартире жили еще четверо, все студенты – кроме Валеры. Дом находится в центре треугольника, вершины которого образовывали три универа: наш гуманитарный, строительный и экономический. У всех отсутствовали общежития, поэтому многие квартиры в доме, где мы поселились, снимали студенты.

– Что? – Артем сделал вид, что не понимает.

– Ты знаешь правила, пусь.

– Правила – это скучно, – вздохнул Артем и перешел к рубашке поло.

– Пусь? – позвал я.

– Мась? – ответил Артем, все еще не желая помогать мне. Тогда я взял с тумбочки шар-предсказатель, повертел в руках и вопросительно глянул на Артема. Он пожал плечами: мол, давай спросим.

– Шар, надо ли нам убрать матрасы? – спросил я у цифры 8.

Определенно, да.

Увидев ответ в чернилах, Артем опять заныл.

– Это две минуты, – сказал я.

– Я бы с удовольствием их проспал, – проворчал он, затем нехотя взял с пола матрас и бросил на койку.

Так странно осознавать, что еще совсем недавно между нами все было по-другому. Мы дружили, а сейчас – в отношениях. В животе я теперь постоянно чувствовал твердый клубок нервов. Еще бы, ведь мы с Артемом не просто стали парой: мы жили вместе, делили одну кровать, точнее пространство на полу. Все изменилось так быстро, что мой мозг за этим не поспевал; кажется, я еще долго до конца не понимал, что же произошло. Самое странное, что Артем был не просто моим парнем. Он был тем самым долбанутым другом, с которым мы в десять лет срали на спор с заброшенной смотровой вышки: кто попадет в стоящую под ней бочку? Один наверху целился, а второй внизу замерял. А теперь… Теперь я постоянно украдкой нюхал подмышки и проверял запах изо рта. Задавался вопросом: «А что он подумает, если?..» Если увидит мои грязные волосы, прыщи на лбу, учует запах несвежих носков? Вдруг он меня разлюбит?

Как будто в моей жизни было два разных Артема. И меткий стрелок, который всегда обыгрывал меня в соревнованиях с бочкой, не имел ничего общего с нынешним Артемом.

* * *

В первый день учебы мы подошли к зданию университета – простая коробка, если бы не золотистые буквы. Без них и не понять, что перед тобой. Мы поступили в гуманитарный вуз, где часть направлений относились к культуре и искусству. Артем выбрал сценографический факультет. Я поступил на журналистику и сценарное дело.

В лифте я глянул в экран телефона – мне нужна 502-я аудитория, пятый этаж. Артем вышел на третьем.

Я шел по коридору и вглядывался в номера на дверях. Кабинеты 51, 52, 53… Что за черт? Где же 502? Для верности я обежал четвертый и шестой этажи, но вожделенной аудитории там не оказалось. И вот я стоял перед 52-й аудиторией и мучительно напрягал мозг, тщетно пытаясь разгадать самую сложную загадку в своей жизни. Может, надо как в «Гарри Поттере»? Встать, к примеру, между 52 и 53, разбежаться – и в стену?

Тут в одну из аудиторий заглянул высокий парень.

– Простите, а история тут? – спросил он приятным бархатным голосом.

– Не, у нас тут немецкий, – ответили ему.

Парень направился к лифту. Да что я туплю? У меня тоже история! Он ищет тот же волшебный кабинет, что и я! Я бросился догонять парня и поравнялся с ним уже у лифта.

– 502 ищешь? – спросил я.

Парень обернулся. У него были зеленые глаза и уверенное лицо с точеными чертами.

– Да. Ты тоже? – Он запустил пятерню в густые темные волосы, чтобы не лезли на лоб.

– Ага.

Парень нажал кнопку вызова лифта.

– Погнали. Думаю, она в другом корпусе.

– Тут есть еще один корпус? – удивленно спросил я, когда мы зашли в кабину.

– Тут их штук пять. И просто дебильная система лестниц. Во второй, например, с первого этажа не попадешь, только с третьего, с другой лестницы.

Парень нажал кнопку третьего этажа.

– Похлеще Хогвартса! – восхитился я.

– Я Вадим, кстати. – Он протянул мне руку, и я, представившись в ответ, пожал ее. Рука у него была приятной, теплой. Такую даже отпускать не хотелось. Вот бы поставить время на паузу, чтобы насладиться этими тактильными ощущениями.

По дороге я в красках воображал, как на наши головы выльется ведро позора: вот мы сейчас войдем, а там уже идет лекция, и все злобно на нас уставятся. Преподаватель токсично прокомментирует наше появление, а потом запретит входить.

Первым в аудиторию вошел Вадим. Я обрадовался – он взял на себя основной удар; я ненавидел опаздывать, тем более, в первый день. Но все обошлось: преподаватель даже не обратил на нас внимания. А следом за нами влетели еще двое студентов. Так что я зря себя накручивал.

Вадим, не смотря на меня, направился к задним рядам. Я какое-то время думал, стоит ли подсесть к нему. Это, с одной стороны, было бы вежливо, но, с другой, – чересчур навязчиво. Ругая себя за раздутую способность грузиться и заморачиваться из-за ерунды, я сел в другое место.

* * *

После двух пар мы встретились с Артемом в столовой.

– Как у тебя учеба? – спросил я, орудуя вилкой в тарелке с морковным салатом.

– История ИЗО была – дичайшая нудятина. Потом графика. А вот это интересно. – Артем пальцем запихивал чересчур прыткую начинку обратно в блинчик: она все норовила выпасть.

– Ну, у тебя прикольно, от школы все отличается.

– А у тебя что?

– Пока не понял. Все как в школе: русский был и история, ничего нового, в общем. Профильные завтра начнутся.

Артем доел обед – он всегда ел быстрее, – достал листок бумаги и стал что-то заполнять.

– О, нам такие же дали! Что ты выбрал? – Я попытался заглянуть в его листок.

Это была анкета для физкультуры. В списке содержалось штук десять разных спортивных направлений, можно выбрать какое угодно.

Артем не ответил. Он отвлекся на кого-то, стоящего в очереди в кассу. Я проследил за его взглядом. Стройная блондинка помахала ему, он помахал в ответ. Я с неудовольствием заметил, что смотрят они друг на друга так, будто дружат уже лет сто. Я изу-чил ее наряд и грустно вздохнул. Блондинка была в клетчатых, похожих на пижамные, штанах, красном свитере с высоким горлом, черном строгом пиджаке, а на ногах красовались белые кеды. Все время завидовал способности некоторых удачно сочетать несочетаемое. Девушка стояла с двумя подругами. Обе тоже светловолосые, одна с прической каре, а у второй кончики волос выкрашены в голубой.

– Артем? – позвал я.

Он отвлекся от блондинки и растерянно посмотрел на меня.

– А? Что?

– Что ты выбрал? – Я кивнул на листок.

– Аэробику, конечно, – хмыкнул он и что-то черкнул на листе. Я подсмотрел, что он поставил галочку напротив баскетбола, и нарисовал свою в том же месте.

* * *

Сидя на шестиметровой кухне и подпирая локтями кособокий стол, покрытый клеенкой в бело-голубую ромашку, мы с Артемом и соседями по квартире обедали вкусным супом. Суп сварила Юля, назывался он «Выручайка».

Юля училась в строительном. Типичный интроверт, она постоянно зависала то за компом, на котором играла в стрелялки, то за чертежами. Часто гуляла одна. Низкорослая, широкоплечая, угрюмая, с вечным тубусом за спиной, Юля походила на хмурого гнома с базукой. Но на самом деле она оказалась милой и дружелюбной – просто ни на кого не пыталась произвести приятное впечатление и не любила улыбаться.

В начале августа, когда мы переехали от родителей, перед нами встал острый вопрос готовки. Так как зарплата и подачки от родителей (преимущественно от моих, но иногда Артемовой маме втайне от мужа удавалось передать сыну деньги) уходили почти полностью на выпивку, а на еду оставалось крайне мало, мы проявили всю свою изобретательность. Мы обнаружили, что готовить суп – это очень выгодно. За неделю до зарплаты у нас в холодильнике всегда стояла кастрюля с «Выручайкой». Ингредиенты просты: банка самой дешевой тушенки, полтора килограмма картохи, стакан сухой фасоли, немного муки и пара бульонных кубиков – и вот у тебя пять литров «Выручайки» с себестоимостью в десять рублей на порцию, хо-хо! Хватит на целую неделю и дешевле дошика! Правда, потом ты этот суп уже видеть не можешь, но, когда наступают голодные времена, опять уминаешь с аппетитом.

Напротив сидели Настя с розовой гривой и Слава с рыжеватой куцей бородой – они парочка, жили вдвоем в одной комнате. Оба из экономического университета. Приятные ребята, общительные.

Настя – необыкновенно сильная духом девушка! В двенадцать лет она победила рак четвертой стадии, хотя врачи говорили, что ей осталось всего три месяца. Теперь она отмечает два дня рождения. Второй – день, когда пришли результаты анализов и врач торжественно объявил, что враг повержен. Вот уже шесть лет Настя совершенно здорова и ведет активную жизнь. А ее крашенная в фуксию грива гордо развевается на ветру, как флаг абсолютной победы.

Про Славу я не смог бы многое сказать. Он отличался забывчивостью и был не особо аккуратен. На кухне вытащит и выставит все – нужное и не нужное, а поев, обязательно забудет убрать на место. В холодильнике вечно тухла его еда.

За столом Артем с воодушевлением рассказывал всем одну смешную историю, которая произошла с нами в Радужном, когда мы были классе в девятом. История о том, как хитрые бабули из подъезда Артема решили приватизировать жопоместо.

– …И тут Макс как заорет: «Не садись!» Слава богу, я не успел. Смотрю. Такой подставы я не ожидал. Это не лавка, а орудие пыток. Сложена как шахматная доска, днищем вверх, на замке, а все днище в саморезах, прикиньте?

Соседи комментировали историю репликами «Ни хрена себе!» и «Вот наглые!».

Речь Артема прервал бодрый голос из коридора:

– Эй, козлятки! Ваша мать пришла – молока принесла; бежит молоко по вымечку, из вымечка по копытечку…

На кухню вошел Валера, уже переодетый в домашнее. Я заметил, что у него мокрое лицо. Наверное, умывался.

– О, выручайка! – Он повел носом, затем с емким комментарием «Сдача!» бросил на стол какой-то пакет и тут же загремел крышками и тарелками.

Девчонки распотрошили пакет, там оказалась косметика. Настя и Юля принялись перебирать Валерин улов – тюбики и баночки. Артем продолжил рассказ:

– И вот, короче, про лавку. Мне такие вещи вообще нельзя показывать. Вот решили мы с Максом объяснить бабулям, что вкручивать саморезы в чужие жопы нехорошо. Пришли ночью с лопатами…

– Че там у вас за жопа с саморезами? – Валера сел за стол и зачерпнул ложкой суп.

Артему пришлось повторить историю еще раз.

Девчонки тихо переговаривались о косметике, решая, кому что уйдет.

– Тебе красные нужны? – спросила Настя Юлю, помахав в воздухе палеткой с тенями.

– Не, я с ними на больную мышь похожа, я вон лучше пудру заберу…

Почему-то я с интересом пялился на косметику.

– И че, прям лопатами? – спросил Слава Артема, а потом посмотрел на меня: – Вон те хватай, зелененькие, они к твоим волосам обалденно будут!

Все засмеялись, и только тогда я понял, что это Слава мне. Я отвлекся от косметики и притворился, что обнаружил в своем супе что-то уж очень интересное.

– Конечно. Если просто сломать замок, бабки другой навесят. Несправедливость решили уничтожать на корню. Лопатой. Но не тут-то было, – Артем продолжил рассказ. – Копаем такие, копаем. А тут на нас водой из окна раз! Макс, помнишь?

– Как такое забудешь? Как первую линию нашей обороны прорвал батальон тяжелой танковой дивизии… Нет, этот позор навсегда с нами.

В Радужном Артем был ярым борцом за справедливость. Местным Темным рыцарем, вершившим правосудие. А мне пришлось быть в его команде. Мы вечно вляпывались во всякие неприятности по его вине, неоднократно получали по щам за эту его справедливость. Но мы упорно продолжали спасать мир. Только вот в нашем бурундучьем тандеме спасателей я всегда чувствовал себя Дейлом…

В восьмом классе одноклассники довели до слез молодую училку. Они хамили ей, по-всякому оскорбляли, неприлично шутили. Вели себя мерзко. Нет, бывают приколы над учителями, которые не смертельны, но эти переходили все границы. Артем долго грызся с обидчиками, но им было плевать. И тогда как-то на улице, увидев тех парней, паркующих велосипеды у магазина, мы подождали, пока они зайдут внутрь, а потом рассыпали возле великов канцелярские кнопки и забросали листьями. Вскоре мы со злорадством наблюдали, как парни чертыхались, оглядывая свои спущенные колеса.

Я прекрасно помнил и ночь обороны от бабушачьего батальона. Я принялся за одну сторону лавочки, Артем за другую, и мы стали ее выкапывать. Пропотели здорово. Дело продвигалось медленно. Вдруг в окнах второго этажа зажегся свет. Заскрипели рамы… Мы с Артемом замерли. Я поднял голову… И на нас обрушился шквал ледяной воды. Грохнула дверь подъезда. В уши ворвался пронзительный свист. Мокрые, оглушенные, мы не сразу поняли, что происходит.

– Хулиганы!

– Вандалы!

Снова свист.

– Полицию вызывайте!

– Натаха, газовый баллончик тащи!

– Фонарь у кого? Подсветите этих гадов.

Свист.

– Сетку, сетку бросайте!

Бабки устроили облаву. Они были везде – высыпали из подъезда, а может, и повылазили из окон. Вооруженные до зубов – кто сеткой, кто баллончиком, кто шваброй, кто фонарем. Стиснули нас в кольцо – не убежишь. Я пожалел, что мы не надели какие-нибудь маски… так был бы шанс, что нас не узнают. В лицо ударил луч света.

– О, одного знаю, это Ритки с Игорем балбес! А второй чей лоботряс?

– О-о-о… Да это Князев!

– Чего, Князевское отродье? Не верю!

– Да ты посвети получше!

Луч фонаря перешел с меня на Артема.

– И правда, Князевский! Стыд какой семье! Ну, мало им не покажется. Вызывайте родителей, девочки. Пусть забирают свое исчадие… Позору теперь не оберутся…

– И что, кстати, бабуси предкам сделали? – спросил Валера.

И Артем продолжил. Разбудили родителей. Родителям пришлось выкупать нас из плена обещаниями, что они за свой счет построят бабулям целую беседку. В общем, это был явно не день спасателей. Нам влетело. Родаки, когда нас наказывали, отбирали ноутбуки – от недели до месяца в зависимости от тяжести наказания. Они думали, что это суровая кара. Так бы и было, если бы Артем не откопал в глубинах квартиры огромный старый «Пентиум-3», вполне рабочий, а к нему – диски с играми. Комп Артем утащил к себе в шкаф. Отныне мы частенько сидели в его комнате на полу перед раскрытым шкафом и играли. Про существование «Пентиума» отец не подозревал, и комп-мамонт был в нашем полном распоряжении. Так как доставалось Артему регулярно, мы стали просто профами по досовским играм. Больше всего обожали «Легенды Кирандии» и «Орион».

Когда друг закончил историю, смешки стихли и тема себя полностью исчерпала, я, кивнув на косметику, обратился к Валере:

– Я думал, ты как в «Орифлейме», бегаешь с каталогами.

– Ну, почти… – Валера увильнул от ответа.

– А это тогда откуда?

– Считай, что просрочка, – хитро сказал он.

Валера был самым загадочным нашим соседом. Он обитал в кладовке, переделанной под комнату, и что надо туда, в принципе, помещалось, так что Валера ничуть не комплексовал по поводу того, что живет в шкафу. Кем он работал, оставалось тайной.

Впервые увидев Валеру, я почувствовал легкую неприязнь – будто между нами в прошлом что-то произошло, девчонку не поделили или нечто такое. Но впечатление было ошибочным, Валера оказался крутым парнем и классным другом. Невысокий, с красивой фигурой, соломенными ресницами и веснушками на миловидном лице, он единственный из жителей квартиры не был студентом. Точнее, когда-то был, учился в строительном, но его отчислили. Валера казался нам чем-то средним между домовым и привидением. Он дольше всех жил в этой квартире. Сколько ему лет, никто не знал, по этому поводу велись оживленные дискуссии. И кто-то как-то раз предположил, что Валера, возможно, на самом деле уже умер и по квартире витает его дух.

* * *

Как-то незаметно пролетела первая неделя учебы. Мы с Артемом шли к лифту. Одна стена просторного университетского холла представляла собой «доску почета»: тянулась полукругом, и там красовались рамки с фотографиями преподавателей, профессоров и руководителей, получивших разные награды. В самом центре гордо висел портрет ректора.

– Кого-то он мне напоминает… – проходя мимо, Артем глянул на снимок.

– Ага. На актера какого-то похож, – согласился я.

– Да не… На кого-то из жизни.

В лифте, когда двери закрылись, мы взялись за руки, это вышло как-то само собой. Но тут створки разъехались снова, и я увидел Вадима. Мы с Артемом слишком поздно расцепили руки. Я поздоровался с Вадимом, судорожно соображая, стоит ли познакомить его с Артемом? В конце концов я решил, что, вообще-то, неплохо бы, но уже слишком поздно – я долго думал. Представлять их друг другу после такой паузы будет странно.

Лифт остановился на этаже Артема.

– Увидимся после третьей, – сказал он, и мы стукнулись кулаками. В последний момент Артем накрыл мой кулак ладонью, нежно сжал и прошептал: – Люблю.

Я стал думать, заметил ли Вадим, что мы держались за руки? Не мог не заметить. Что он подумал? Удивился? Разозлился? Или для него в таких отношениях нет ничего особенного?

Мы иногда садились вместе на лекциях. К моей радости, Вадим сам ко мне подсаживался. Интересно, подсядет ли теперь? На культурологии я устроился на любимом месте – в середине, ближе к проходу. Обычно Вадим тоже садился тут, и я решил проверить, присоединится он ко мне сегодня или нет. Я даже занял для него стул, на который уже двое покушались.

Вадим вошел в аудиторию. Я не помахал ему и никак не показал, что занял ему место, – это было бы странно, ведь мы все-таки не друзья. Вадим сел в другую часть зала, и это меня расстроило.

* * *

– Как в целом первая учебная неделя? – спросил Артем на улице, когда мы шли по пешеходному переходу.

– Пока не понял. Русский просто жопный… И в этом семестре вообще все предметы какие-то унылые.

– Ага, у меня та же фигня. Куча историй! История ИЗО, история театра, история литры, просто история. Нахрена?! – возмутился он.

Мы перешли дорогу, и настал момент прощаться: Артему надо было в «Макдоналдс», мне – в «Якиторию». Мы стояли у здания с зеркальным фасадом, и Артем посмотрел на наши отражения.

– Макс, да мы с тобой сейчас прям как Ромео Монтекки и Джулиан Капулетти!

Я улыбнулся. И правда! На мне – зеленая униформа курьера «Деливери Клаб», на Темыче – похожая, только желтая «Яндекс. Еды». За спиной у обоих – одинаковые «гробики», отличающиеся по цвету.

Вечно плохая погода, гудящие ноги, паника – что не успеешь и на тебя наложат штрафы… Толкучка в транспорте и злобные окрики: «Молодой человек, снимите рюкзак!» А вообще курьерить мне нравилось. Я, например, не смог бы работать продавцом в магазине – стоять на месте и впаривать людям товары. А здесь ты всегда в движении. Новые маршруты, новые районы. Я рассматривал дома, людей вокруг. Мне нравилось наблюдать за миром. Это придавало сил, даже чувство постоянной усталости казалось приятным. И мне нравилось думать, что сейчас где-то в другом районе – Артем, с таким же, как у меня, рюкзаком, только желтым. И если повезет и сойдутся звезды, в один момент мы окажемся в одной точке. Я заключал сам с собой пари – случится такое совпадение или нет? И везде, где бы я ни находился, я вглядывался в желтые рюкзаки – искал Артема. Почему мы не устроились в одно место? Не сошлись в цветах. У Артема любимый желтый, у меня – зеленый. А еще специально так сделали – хотели изучить «кухню» изнутри в обеих компаниях, а потом уйти туда, где получше. Так что планировали мы изначально все же работать в одной службе. Но оказалось, что и там, и там – дно, поэтому мы и остались каждый на старом месте.

– Точно! Ну что, до вечера?

– До вечера. Люблю.

Прощались мы как обычно: один слегка приобнял другого ладонью за локоть. Получились недообнимашки – вроде и обнялись, а вроде и только дотронулись друг до друга. В Москве нас никто не знал, на нас никто не обращал внимания. Но мы все равно стеснялись прилюдно держаться за руки или делать еще что-то, что бы выдало, кто мы друг другу. Да мне и не хотелось, я не любил публично проявлять чувства. Чувства – они ведь для двоих. Все, что мы позволяли, – слегка и незаметно тронуть друг друга; иногда будто случайно соприкоснуться коленками, сидя рядом в общественном транспорте. Дотронуться ладонью до спины, до локтя. Часто шли рядом и держались теснее друг к другу, чем обычно ходят люди. Все это не вызывало тревогу или любопытство у окружающих. Но я не мог расслабиться и, позволяя себе что-то такое, постоянно обводил глазами людей вокруг – заметили ли? Что подумали? Но нас не замечали. Мы были двумя невидимками в огромном городе, и я чувствовал переполняющее меня счастье.

Я видел, что Артема все эти недообнимашки жутко напрягают – он не из тех, кто прячет чувства. Но даже он обычно вел себя осторожно – гомофобный Радужный нас в этом плане многому научил.

Часто я думал, как набраться смелости и признаться Артему в том, что родился бесплодным. Думаю, постепенно он и сам что-то такое понял бы. Но мы находились в самом начале наших сексуальных отношений, и это можно было сравнить с первой ездой на велосипеде. На первых «велоуроках» каждый из нас только и думал: «Как, черт возьми, это работает?!» Сначала все просто учатся ездить, а только потом задумываются о низкой или высокой посадке, тонких или толстых шинах, закрытой или открытой раме и количестве скоростей. Но я знал, что это время наступит, и скоро Артем обязательно начнет задумываться, а может, и сам меня спросит, чего я боялся. К такому нужно как следует подготовиться, поэтому я решил поднять тему первый. Только я никак не мог решиться и все ждал подходящего момента. Я не представлял, каким должен быть этот подходящий момент, поэтому просто откладывал и откладывал тяжелый разговор.

Глава 2
Линия 1. Серафима

В первый день нового учебного года, сама не зная зачем, я снова стояла у окна в своей комнате и вглядывалась в толпу учеников. Асфальт блестел от луж, но дождя не было – редкость для Дня знаний. Обычно, стоя на линейке под зонтом, по щиколотку в воде, я думаю, что Бог ненавидит детей. Но сегодня он явно пропустил по маленькой и был в неплохом настроении.

Я увидела Артема и Лизу, они шли вместе. Сбежав вниз, я на ходу взбила длинные рыжевато-каштановые волосы, на завивку которых пожертвовала четвертой стадией сна, и вышла на улицу в тот момент, когда они проходили мимо. У обоих – красивые спортивные фигуры. Я с неудовольствием отметила, что они чертовски подходят друг другу.

Лиза – загорелая блондинка с прямым каре – посмотрела на меня с легкой тревогой, сжав широкие губы. Наверное, думала, что я в любой момент могу на нее накинуться. Почему она так ко мне относится? Разве это я накинулась на нее? Четко очерченные скулы Артема стали еще резче – так он стиснул челюсти. Он расправил покатые плечи и выпрямил спину, весь напряженный, как пружина. Короткие волосы торчали ежиком. Взгляд серых глаз, обрамленных густыми черными ресницами, стал таким, будто улица вся была в его владении и он запретил мне тут появляться. Артем наклонился к Лизе и демонстративно поцеловал ее в висок, потом что-то шепнул. С ее лица исчезла тревога, она ответила, и они завели разговор, делая вид, что я абсолютно не стою их внимания.

Мы не поздоровались по понятным причинам. Я с гордым видом ускорилась и всю дорогу до школы держалась чуть впереди. Как же здорово, что я не поленилась поколдовать над внешностью. Вот так! Пусть смотрят на мои идеальные волосы, наглаженную стильную юбку и начищенные туфли! Пусть Лиза завидует, а Артем жалеет о том, кого упустил!

Войдя в школу, я первым делом покрутилась у зеркала и тут же обнаружила, что сзади все колготки и даже юбка до самой задницы покрыты мелкими грязевыми каплями. Боже, я такая крутая.

Шел третий урок. Я не сводила глаз с Артема и Лизы, сидевших за одной партой впереди, на соседнем ряду. Физичка рассказывала о свойствах магнитного поля, парочка делала вид, что увлеченно слушает. Руки обоих были опущены, и я, крутя в пальцах ластик, вдруг «случайно» уронила его, а затем наклонилась, чтобы выяснить, держатся ли голубки за руки или Артем гладит Лизу по бедру. Они держались за руки. Настроение упало. Я подняла ластик и снова уставилась на ненавистную парочку.

– Дыру прожжешь, придется возмещать. А рубашка у него от «Лакост», из новой коллекции. – Насмешливый голос Вадима над ухом выдернул меня из мыслей, я встрепенулась. Оказывается, прозвенел звонок. Я стала судорожно собирать вещи.

Я была благодарна Вадиму за то, что он теперь всегда рядом. Учился в нашем классе, сидел со мной, мы вместе шли в буфет, вдвоем покидали школу. Жаль, что жили в разных от школы направлениях – я бы с удовольствием ходила на учебу вместе с ним.

Вадим здорово помогал мне справиться с одиночеством. Казалось, все в классе, кроме него, настроены против меня, как будто все знали о Дне моего великого позора и смотрели с немым осуждением. Конечно, я могла все выдумать – свежие сплетни в нашем городке не залеживались; народ редко обсуждал долго одну новость, быстро переключал внимание на что-то другое. Правда, с того дня у нас, к моему огорчению, не стряслось ничего нового и интересного.

Когда я пошла в школу, мамина терапия перестала действовать. Артем и Лиза всегда ходили в паре. Артем не оставлял Лизу ни на минуту и смотрел на меня так, будто я – ненавистное шоу «Пусть говорят». Взгляд Лизы сообщал мне кое-что новое: я – лихорадка Эбола. Я глядела на свое отражение и шептала себе: «Ты плохой человек. Очень плохой. Ты дрянь». От этих терзаний Вадиму не удалось меня вылечить, хотя он очень старался. Мы постоянно обсуждали творчество: я ведь по-прежнему писала и выкладывала истории, а он создавал комиксы. Последним моим начинанием был «ориджинал» о читателе, который попадает в сюжет своей любимой книги. У нас с Вадимом появилась и соавторская работа – комикс об ужасно злом ученом, который ненавидит весь мир и разрабатывает мощное оружие, чтобы уничтожить человечество – локатор со смертельными волнами. Ученый потратил на разработку все деньги и потому вынужден жить в коммуналке. Ему постоянно мешают соседские дети, которые так и норовят добраться до локатора, чтобы что-то в нем подкрутить, в результате чего рождается множество курьезных ситуаций. Ситуации мы придумывали вместе, я расписывала смешные реплики, а Вадим делал зарисовки.

У ссоры с Артемом был небольшой плюс: у меня появилось время на поиск себя. Я не подразумеваю, что ударилась во все, начиная от рассады красной капусты в пластиковых бутылках и заканчивая вышиванием крестиком иконы Николая Чудотворца. Нет. Я имею в виду поиск ответов на глобальные вопросы, которые время от времени меня мучили и доставляли определенные неудобства. Вопросы начинались с неясных и давящих чувств в животе. Эти чувства разрастались и поднимались выше, будто шарики, накачанные гелием. И вот они уже в груди, а затем – в голове. Там чувства смешивались с вопросами, которые я никогда не могла четко сформулировать.

В один из сентябрьских вечеров я решительно села за стол, взяла лист бумаги и ручку, немного подумала и написала:

Кто я? Почему я не чувствую себя обычной? Насколько сильно отличаюсь от других? В чем проявляется это отличие? Как его назвать? В чем его причина? Когда появилось это отличие?

Раньше, пока Артем не отвернулся, я была зациклена на «шкатулке воспоминаний» и все свободное время посвящала ей. Но теперь класть в шкатулку было нечего. Я могла продолжать раскрывать ее и перебирать старые воспоминания, все так же задумываться, что означает каждое, но теперь это казалось глупым. Ведь я поступала так, чтобы понять, нравлюсь я ему или нет. А сейчас я это знала.

Я задумчиво смотрела на записи. Я пока не нашла ни одного ответа. Но формулировка вопросов мне нравилась, пожалуй, стоило сделать это раньше.

Чем дольше я думала, тем меньше понимала. Новые вопросы плодились, как под заклятием Умножения. А вот ответы не появлялись, и это меня злило. Я решила отложить задачу на неопределенный срок.

Моя успеваемость падала, но меня это не волновало. Меня ругали учителя, ругали родители – ноль реакции. Они повторяли, как важно закончить учебный год хорошо и хорошо сдать экзамены. А я не чувствовала, что мне это важно. Я не нуждалась в хороших оценках. Чем меньше времени я отводила учебе, тем больше – тренировкам по танцам на пилоне. Летом, в период апатии из-за ссоры с Артемом, я совсем забросила занятия и возобновила их только к концу августа, когда Вадим пришел мне на выручку. Сейчас же я занималась регулярно – пилон здорово помогает вытеснить из головы все ненужные мысли. Когда висишь перевертышем, они из нее сами сыплются.

Раньше мы с Ирой, моей бывшей подругой, ходили к одному тренеру и занимались вместе, но после размолвки она ушла к другому преподавателю, чтобы не пересекаться. Ира приходила после меня, к следующей тренировке. Я часто сталкивалась с ней в раздевалке – снимала топик и шорты, а она надевала. Я наблюдала за Ирой, ждала, когда она посмотрит на меня, чтобы просто кивнуть. Но бывшая подруга всячески избегала меня и все время старалась повернуться ко мне черным затылком. Я подумала, может, стоит тоже сменить время и приходить одновременно с Ирой? А потом решила: зачем? Что это даст? Разве совместные тренировки вернут былую дружбу?

Мне оставалось только ностальгировать по прекрасным вечерам, когда я, собрав увесистую сумку с одеждой и массивными стрипами[1], радостно бежала к Ире, а потом мы вместе ехали в маршрутке до Беличей. Там шли минут десять пешком по парку, до студии, где занимались две тренировки подряд – по танцам на пилоне и растяжке. А на обратной дороге заходили в магазин восточных сладостей и брали себе по рулетику пастилы. Ирка всегда покупала гранатовую, а мне нравилась грушевая.

В раздевалке мы с ней, облачившись в топики и шорты, придирчиво разглядывали в зеркало свои синюшные тела. В контрасте с цветом волос и пухлыми, яркими губами Иркин бледный вид придавал ей сходство с Белоснежкой. А вот моя белая кожа явно не была изюминкой: я походила на утопленницу. Я ворчала из-за отсутствия груди, Ирка успокаивала меня и повторяла, что сейчас моя фигура в моде, и я не права, у меня есть сиськи.

– Где?

– Да вот же они!

– Это ребра!

– Нет, я вижу даже ложбинку между ними!

Ирка критиковала свои ушки на бедрах и мягкий живот. И тут уже была моя очередь доказывать ей, что никакие это не ушки, а красивые упругие и накачанные бедра, а живот вовсе не мягкий, и я вижу кубики пресса!

– Где?

– Вот!

– Это не кубики, это жир!

– Нет же, не бывает такой ровной полосы жира, это точно кубики, я что, не могу отличить жир?

Ирка была более гибкой, растяжка давалась ей лучше, чем мне. Зато по трюковой части я все схватывала быстрее. Тело с первого раза понимало, что нужно сделать, даже если элемент был повышенной сложности. Ирка же жаловалась: «Не могу запомнить последовательность! У меня будто сорок ног, не знаю, куда какую девать!» Я хихикала над подругой, видя, как она корячится на пилоне. Зато она потом мстила мне на растяжке.

Обливаясь потом, я со страдальческим видом пыталась сесть на шпагат, а до пола оставалось еще тридцать сантиметров. Рядом, сидя в минусовом[2], Ирка с улыбкой повторяла: «Это так приятно, почти как массаж».

Теперь я шла на тренировку мимо Иркиного дома. Я с тоской смотрела на дверь ее подъезда и детскую площадку, на месте которой раньше росли те самые кусты снежноягодника. Возвращаясь с тренировки, я заходила в наш магазинчик, покупала сразу два рулетика пастилы – гранатовый и грушевый – и уминала оба. Как же мне всего этого не хватало! Без Ирки тренировки не доставляли прежнего удовольствия. Я с грустью смотрела на пилон у окна во всю стену. Это всегда был Иркин пилон, она обожала внимание, хлебом не корми, дай покрасоваться перед уличными зеваками, заглядывающими в зал. А теперь там занималась другая ученица.

* * *

– Пойдешь к Дэнчику? – спросил меня Вадим на выходе из школы в одну из октябрьских пятниц. Денис вечером позвал народ на «вписку» – его родители уезжали на все выходные.

– А Артем будет?

Вопрос, скорее, был риторическим. Конечно, Денис позвал его, не мог не позвать. Ребята тусовались в одной компании.

– Ага.

– Значит, и Лиза? – мрачно уточнила я, бегло глянув на Вадима.

– Не знаю, даже если и будет, то что?

– Я не пойду.

– Почему?

– Ты знаешь почему, – отрезала я.

– Нет, не знаю. Сколько можно мучить себя, Сим? Уже все забыли, – вздохнул Вадим. В глазах – не то сердитый, не то усталый зеленоватый блеск.

– Не все, – возразила я.

– Почему ты не можешь просто расслабиться и продолжать жить? Отдыхать, развлекаться, танцевать. Когда ты уже перестанешь быть такой?

– Какой – такой?

– Такой, словно мечтала играть Алису, но на всю жизнь застряла в роли Швейцара-Головастика[3].

– Я не могу пойти туда. Это будет неуместно.

– Что значит неуместно? Денис позвал и меня, и Артема. Артем зовет свою девушку, а я имею полное право взять тебя. И пусть хоть слово кто пикнет, – сурово сказал он. – Мне плевать, кто там еще что думает. Если им нечем заняться, кроме как обсасывать позапрошлогодние выпуски «Дома-2», ради бога. Если этой Лизе так неприятно твое присутствие, пусть переезжает, заводит парней и друзей в другом городе.

Слова Вадима ложились бальзамом на душу. На самом деле я очень хотела пойти, особенно зная, что там будет Артем. Но я понимала: поступить так будет неправильно – и боялась, что у Дэнчика все станут меня осуждать. Я желала, чтобы Вадим настоял, убедил меня, что ничего в этом плохого нет. И он здорово меня подбодрил. Я сделала вид, что думаю и мучительно с собой борюсь, хотя на самом деле уже бежала на эту «вписку».

Я дала согласие, и Вадим повеселел. Ему нравилось, когда в компании друзей я находилась рядом с ним. Это создавало некую иллюзию, будто я – его девушка. А может, он не потерял и надежду.

* * *

Грохотала музыка, народу собралась тьма. Люди были повсюду: одни валялись на диванных подушках на полу вдоль стен, другие танцевали тесной толпой. Я находилась среди танцующих, пила уже второй стакан чего-то непонятного, но приятного и явно крепкого. Кто-то вручил мне полный стакан еще на пороге, и я даже не успела спросить, что там: этот кто-то убежал. По вкусу – кола и какой-то необычный алкоголь со специями. Второй стакан в моих руках появился примерно по той же схеме.

Вадим танцевал со мной. Его улыбка начисто стирала мой страх и сомнения. Я не жалела, что пришла: народ веселился, никому не было дела до прошлых обид. Я не видела ни Артема, ни Лизу. Мне стало весело, и я подумала, может быть, лучше, чтобы они вообще не появились? А потом замечталась… А что, если Лиза не придет, а появится один Артем? Может, без Лизы он посмотрит на меня более благосклонно?

Стакан опустел, и я отошла к столу, чтобы выяснить, наконец, что я такое пью, и налить еще. На столе стоял ром Captain Morgan Spiced; я повертела бутылку в руках, открутила крышку, понюхала и убедилась, что пью именно это. Я долила в ром колы до самых краев, развернулась, чтобы вернуться к Вадиму, и столкнулась нос к носу с Лизой. Та отшатнулась, но не испуганно, будто я собираюсь ее ударить, а снова будто я – зараза. На душе стало гадко, я отвела взгляд.

Я шла через толпу, тщетно ища глазами Артема. Неужели Лиза пришла одна?

«Хватит думать о них. Просто выкинь их из головы, танцуй и пей», – приказала я себе. И я действительно постаралась расслабиться.

Позже, по дороге в туалет, я все же увидела Артема и вместе с ним – Лизу. Они стояли чуть в стороне от шумной толпы, под лестницей.

– Ты не говорил, что она будет здесь, – сказала Лиза с укором.

– Я сам не знал. Не грузись, просто не думай о ней. Ее для нас не существует. – Артем провел указательным пальцем Лизе от носа до подбородка, задержавшись на губах.

Мне будто по лицу врезали. Я вернулась к Вадиму, забрала свой стакан и залпом осушила.

– Эй, не слишком ли разогналась? – хмыкнул Вадим.

Четвертый, пятый стакан… Так хотелось напиться, а я все не пьянела. Может, слишком много двигалась?

Через пару часов я продиралась через танцующую толпу к столу с напитками. Вдруг под ноги кто-то упал. Я не сразу поняла, что это Лиза. Совершенно пьяная, с бутылкой рома в руках, она споткнулась на ровном месте, растянулась на полу и безудержно засмеялась. Бутылка выпала из ее рук, ром пролился на ламинат… Все расступились, освобождая вокруг Лизы пространство. Пока я судорожно думала, как поступить, подлетел Артем и поднял ее на ноги. Наши с ним взгляды пересеклись. И я поняла, что меньше всего он хотел, чтобы свидетелем этой сцены была я. Мне вдруг срочно захотелось эмигрировать не то в Новую Зеландию, не то в Куньи Выселки. В общем, сбежать куда-нибудь подальше отсюда. Артем повел Лизу прочь, а я вернулась к Вадиму.

Позже, устав от танцев, я отошла к висящему на стене зеркалу и заглянула в него, чтобы поправить одежду. С нарядом все было в порядке, но вот лицо… Я напоминала вождя команчей: помада растеклась, лицо блестело от жира, стрелки размазались. Мне срочно нужен был мой рюкзачок со спасительной косметичкой. Я отнесла его в одну из комнат, вот только в какую?

Я принялась искать. За одной из дверей я услышала сдавленный плач. Она была приоткрыта, и я заглянула в комнату. Лиза сидела у кровати, поджав к груди ноги, и рыдала. Рядом стояла бутылка рома. Я отпрянула. Что же делать? Зайти, успокоить ее? Но я сделаю только хуже, ведь, скорее всего, она плачет из-за меня. Как поступить? Ее нельзя оставлять одну.

Наверное, нужно было подойти к Вадиму и рассказать об увиденном. Он бы сказал Артему. Но умные мысли обычно приходят слишком поздно. И я, набравшись смелости, сразу пошла к Артему.

Я обнаружила его на кухне, в компании Дениса, Юрца и пары парней постарше, которых я знала по площадке, но не лично. Они обсуждали неприятную ситуацию – долговую яму, в которую попали родители Юрца, понабрав кредитов в сомнительных банках. Разговор был личным и тяжелым. Лучше бы они болтали о девчонках… Ведь нам, девушкам, всегда так хочется верить, что парни, оставаясь одни, обсуждают только нас, верно? Говорят о чувствах, дают друг другу советы, как добиться конкретной девушки. Ну ладно, на крайний случай – треплются о сексе, сиськах и волшебных женских кнопках, открывающих не только душу.

Мне не хотелось прерывать беседу, но пришлось.

– Артем… – тихо позвала я. Парни недовольно посмотрели на меня, посчитав, что я услышала весь разговор, не предназначенный для моих ушей.

– Чего тебе? – отозвался Артем так резко, что остальные на него вытаращились – очевидно, они не были в курсе нашего конфликта или успели забыть.

– Там Лизе плохо.

Его недовольство сменилось обеспокоенностью. Я провела Артема к комнате и отступила, чтобы он зашел внутрь. Потопталась в растерянности. Что мне делать? Уйти? Или войти? Может быть, Артему нужна помощь?

– Я никуда не пойду, – услышала я сердитый нетрезвый голос Лизы.

– Останешься здесь? Нравится быть мазохисткой?

– А может, и нравится!

– Мы уходим, Лиза. Где твой рюкзак?

– Не помню… Я не хочу никуда идти.

– Ладно. Потом заберем рюкзак. А телефон?

– Не знаю. Я не пойду.

Наступило молчание, а потом раздался звонок мобильного.

– Вон он. Забирай и пойдем.

– Почему ты все время решаешь за меня? Меня это бесит. Какое тебе до меня дело? Иди к своим парням, – процедила Лиза.

– Я не с ними встречаюсь, а с тобой.

– И что?

– И то, что ты здесь сидишь и пьешь коктейль «Слеза пирата», – усмехнулся Артем и сердито добавил: – А я должен веселиться и делать вид, что мне плевать?

– А тебе разве не плевать? – в голосе Лизы звучал вызов.

– Ты о чем? – Артем насторожился.

– Тебе не надоело это вранье? Мы же всем врем. Всем вокруг и себе.

– Интересно. Ну-ка расскажи, и о чем же мы врем? – судя по тону, Артем как будто оживился.

– Да обо всем. О том, что между нами. Тебе просто жалко меня, и все. Доктор Айболит нашел себе раненую зверушку, – голос Лизы сочился патокой и ехидством. – Ее можно пожалеть и полечить. Мы просто врем друг другу. Так же легче.

Мои колени подогнулись. Я прикусила кос0тяшки пальцев, чтобы подавить крик. Что? Что она сказала? Артем и Лиза… не любят друг друга? Но как же так? Вадим был прав?..

– Легче что? – спросил Артем дрогнувшим голосом. Я поняла, что слова ошарашили и его.

– Да все легче! – крикнула Лиза. – Легче жить, проще думать! И чтобы все вокруг думали, что между нами что-то есть Это же лучше, чем знать правду. И никаких сложностей.

Мысли явно путались в голове Лизы, она пыталась выразить их словами, донести до Артема, но получалось плохо. Я почти ничего не поняла.

– Значит, мы врем друг другу? Ты не любишь меня? – очень тихо спросил он. Мне пришлось сильно напрячься, чтобы разобрать его слова.

Лиза молчала.

– Ну что же, – теперь Артем говорил на удивление спокойно, даже воодушевленно. Но я знала, что это лишь защита. – Давай, наговори мне еще чего-нибудь. Добей. Ты это можешь. Ну? Чего молчишь?

Но Лиза не ответила, а потом пьяно пробубнила:

– Где мой телефон? Где чертов телефон? Он только что здесь был. Я не могу уйти без телефона. И без рюкзачка…

По шуму я поняла, что Лиза встала и, шатаясь и сбивая все на пути, ищет потерянные вещи. И тут я вышла из оцепенения. Да что я делаю? Стою и подслушиваю? Как низко! Сцена была некрасивой и для моих ушей явно не предназначалась. Я ушла, но направилась не к народу, а в прихожую, встала у шкафа. Через пару минут я увидела, как Артем наполовину ведет, наполовину несет пьяную Лизу. С бутылкой она расставаться не захотела. Не смотря на меня, оба прошли к входной двери.

– Помочь? – спросила я.

Артем обернулся. В глазах – усталость.

– Ты уже помогла всем, чем можешь. А я разгребаю последствия.

После того как Артем с Лизой ушли, я побыла на вечеринке недолго. Все вокруг резко стало раздражать – пьяные люди, шум, теснота. Я сказала Вадиму, что хочу домой, и он проводил меня.

В эту ночь я с трудом заснула. Сердце яростно качало кровь, шестеренки в мозгу бешено вращались. Я думала о подслушанном разговоре. Неужели все и правда так, как говорила Лиза? Вадим предполагал подобное. Но одно дело – строить предположения, совсем другое – услышать подтверждение. Артем хотел защитить Лизу, пожалел ее, поэтому стал с ней встречаться. Мне так хотелось думать, что это правда. Сколько продлятся такие отношения? И простит ли меня когда-нибудь Артем? Вдруг… еще не все потеряно?

* * *

На следующее утро, завтракая, я просматривала сторис. В основном, сторис тех, кто был вчера на вечеринке, чтобы узнать, что я пропустила. Итак, я пропустила: карты на раздевание, «Правду или действие», которая вылилась в массовый обмен слюнями (как всегда, никакой оригинальности), а под конец – блюющего из окна Юрца и драку двух десятиклассниц, которые успели выдернуть друг у друга немало волос, пока их не разняли.

Дальше пошли сторис Ники… Я хотела перелистнуть их, потому что сестра обычно постит всякую чушь, но остановилась. Ее посты меня заинтересовали. В первом – сплетенные руки, женская и мужская. Женская явно принадлежала Нике – я узнала шрам на косточке запястья, который она получила в детстве, упав с горки. У младшей что, появился парень? На следующей фотографии – селфи Ники. Ее довольное лицо, мужские руки обнимают ее за шею. Свободной рукой она накрывает руку парня, лицо которого скрыто за кадром. К фотографии шла приписка:

Настроение: бабочки в животе.

Я просмотрела обычные посты Ники, но не нашла новостей о парне. Я открыла ее страницу «ВКонтакте» – никаких новых фотографий, зато изменилась информация в профиле. В семейном положении стояло «Встречаюсь», хотя раньше было «В активном поиске». Я улыбнулась, предвкушая, как завалю сестру подколами и шутками, и уже представила ее обиженное, недовольное лицо.

Я снова открыла сторис в инстаграме, решив сделать скриншот и рассмотреть парня Ники получше. Точнее, хотя бы его части, присутствующие на фото. А именно – руки.

Увеличив масштаб, я пригляделась. В одно мгновение тело ослабело, а телефон как будто потяжелел. Я узнала эти руки – форму пальцев, овал ногтей, родинку на впадине между большим и указательным пальцами, тонкий кожаный браслет.

Я распахнула дверь в комнату Ники и с порога выпалила:

– Ты что, встречаешься с Вадимом?!

Глава 3
Максим

Мы с соседями допивали пятничное пиво. Юля собирала мусор, Настя заваривала себе чай, остальные делали последние глотки. Перед нами стояла опустевшая тарелка с сухариками и кальмарами.

– Слав, сколько с нас? – спросил Артем.

Слава прожевал кальмара и вытянул изо рта длинный розовый волос.

– Да забей.

– Да не, скажи сколько, – настаивал Артем.

– Ой, расслабься, утром с Настькой сожрем просто ваши сырки.

Слава смахнул что-то со столешницы – пошевелил пальцами, так как это что-то было очень цеплючее, и спросил как бы невзначай:

– Насть, а ты никогда не думала, что у тебя очень красивая форма черепа?

– Правда? – Та села за стол с чашкой чая и с довольным видом потрепала себя по гриве.

– Ага. Идеальная форма, ровная такая, большая редкость. – Слава с притворным восхищением разглядывал Настину голову.

– Спасибо, милый.

– Такой череп просто грех прятать.

– В смысле?

– Тебе бы очень стрижка пошла.

– Думаешь? – Настя снова затеребила волосы.

– Уверен. Тем, ты ж художник, скажи же, а?

– Ага. Идеальные пропорции. Все по золотому сечению. – Артем соединил большие и указательные пальцы в рамку и заключил в нее Настину голову, как будто оценивал.

– Настюх, а давай мы тебя побреем? – с восторгом предложил Слава.

И тут Настя заметила, что Артем вылавливает розовый волос из пивного бокала, а Слава стряхивает другой на пол. Она нахмурилась и огрызнулась:

– А кипятком в рожу не хотите? – После чего, хлестнув Славу волосами по лицу и громко отодвинув стул, вышла из кухни с чашкой.

– Нет, ну вот что я опять не так сказал? – закричал Слава вслед, а потом перевел взгляд на нас с Артемом и вздохнул: – Завидую вам. Отношения – это жопа.

Артем под столом незаметно погладил мою ногу своей, а Слава побежал догонять Настю со словами:

– Насть! Ну, Насть! Мы не про то, у тебя и правда охеренная черепня!

Я первым ушел в душ. По дороге из ванной я увидел, как из комнаты Валеры выходит девушка с длинными светлыми волосами. Она двигалась по коридору в другую сторону, к двери, и не заметила меня. Это не была Настя или Юля. Может, подружка Валеры? Скорее всего. Но почему тогда он ее не провожал?

Когда Артем вернулся из ванной, мы стали готовиться ко сну. Он закрыл дверь на замок, а затем помог мне разложить матрасы на полу.

– Блин, Темыч, нам нужно придумать, что можно делать такое общественно полезное, – задумчиво сказал я, застилая простыню.

– Ты это к чему?

– Да вон, Юлька убирается, Валера притаранил ящик мыла, от Славки с Настькой пятничный пивас… А от нас куй.

– Два куя, – поправил Артем.

Я лег на кровать, взял шар предсказаний, повертел в руках.

– Может, посуду за всех мыть?

– Так мы моем. – Артем улегся рядом.

– Так за себя, а я говорю про общественно полезное. Мы как паразиты. Шар, стоит ли нам мыть за всех посуду? – Я потряс и перевернул шар.

Ответ нет.

– Я с ним солидарен! – Артем показал пальцем на шар.

– А что тогда? Что мы умеем?

– Можем концерты давать.

– И на чем играть?

– Смотри! – Лежа на спине, Артем забарабанил ладонями по животу мелодию. – Как? Круто же, а? – Его взгляд был таким чистым и наивным, будто он действительно считал, что это круто.

– Звезда в шоке, – сказал я с сарказмом.

Сарказма Артем не уловил и сказал с гордостью:

– Я нашел свое призвание!

– А я пока нет. Может, готовить что-то?

– М-м-можно! Корм мы любим!

– Может, блинчики на завтрак? – предложил я.

– Блинчики! Обожаю! – протянул Артем мечтательно.

– Ну, не каждый день, конечно, каждый я опухну, но на выхах можно.

Я спросил Артема, как, по его мнению, все отнесутся к этой идее. Он заявил, что ему абсолютно плевать, потому что у него контрольный пакет акций на все принимаемые в этой квартире решения относительно еды. На том и порешили.

Перед сном я снова задумался о том, что хорошо бы рассказать Артему о себе. Я не знал, как и когда начать разговор. До секса, во время прелюдии? Это странно. Во время? Еще страннее. Наверное, можно поговорить после, когда мы обычно просто лежим и болтаем о чем попало, но все же это приятное время не для таких серьезных тем. Может, когда мы оба не думаем о сексе? За обедом, на прогулке, во время подготовки к семинарам. Я представил, как Артем готовит работу по «Пластической анатомии»: делает каркас для фигуры человека, моделирующей пастой заполняет мышцы, прорабатывает черты, избегая прорисовки гениталий, и прикрывает эту область фиговым листком, и тут я такой тычу фигуре в пах: «О, кстати, у меня там все как у этого чувака! Нет своих коков! Я тоже бескокочный чувак!» Думаю, после этого Артем случайно отрубит гипсовой фигуре какую-нибудь важную часть тела.

И снова важный разговор я отложил…

* * *

– Буин, я фспомнил! На Дфека Никофсона похож! – осенило меня, когда я жевал острый «Вестерн гурмэ» из «Макдоналдса».

– Кто? – не понял Артем, держа в руках коробку с двойным воппером из «Бургер Кинга».

Мы встретились на обеденный перерыв у «Арбатской»: сидели на автобусной остановке, перед нами лежали наши «гробики». Где-то поблизости клали асфальт, в уши врывался резкий шум дробилки – будто в голове стояла барабанная установка, за которой сидел Чед Смит[4], и в этот день он явно был в ударе.

– Да ректор наш.

– Точно, похож, – согласился Артем. – Значит, этот мужик был у нас дома.

– Э-э-э… Надеюсь, без топора?

– Да не, не сам чувак. Но похожий на него. Вытри, у тебя там холопеньо. – Артем показал себе на подбородок, и я стал вытирать. – Давно было. Лет в семь я посмотрел «Сияние», а потом домой к отцу заявился этот мужик.

– Все? – спросил я, выпятив подбородок.

– Не, еще осталось, вот тут.

– Вытри сам.

Артем потянулся ко мне губами. При этом он смотрел на меня, не отрываясь, и все переводил взгляд с одного моего глаза на второй, будто спрашивая у каждого – можно слизнуть? Я в ужасе отстранился и покраснел.

– Тем, люди!

Но рядом никого не было.

– Да никто не видит!

– Они ходят. И машины.

Артем продолжил тянуться, я двигался назад.

– Да всем плевать, Макс, это Москва!

– Мне не плевать.

Мимо прошел человек, и Артем все же отстранился – не так уж ему все равно на людей вокруг. Я счистил кружочек перчика ладонью.

Вообще мы с Артемом толком не говорили о чувствах и о том, как вести себя на людях, – просто как-то инстинктивно поступали в той или иной ситуации. Я еще не знал, как об этом говорить. Все изменилось не так давно, но, переехав в Москву, мы стали вести себя будто супружеская пара со стажем: делали вид, что между нами все ровно, спокойно, естественно, как и должно быть. Будто мы знаем каждый шаг друг друга. И будто не было ни генерала, ни дуэли, ни чувственных разговоров на даче. Казалось, мы играли заученные роли в спектакле, но режиссер дал мне только мои реплики, а Артему – его. Не хватало сценария целиком, чтобы понять, как строить отношения, как играть. Мне очень хотелось прочитать Темину часть сценария, узнать, что он думает. Хотелось искренних, личных разговоров, но я боялся их начать. Вдруг он подумает, что я трахаю ему мозг? Я не хотел этого, вот и молчал. Я понимал: молчание до добра не доведет и однажды кончится плохо. Но первые месяцы нашей новой жизни были счастливыми.

– Чего с тем мужиком-то? – напомнил я про Джека Николсона.

– Да я тогда чуть не обосрался. Оказалось, это папин знакомый какой-то.

– Стоп! Ректор нашего универа – кореш твоего отца? – спросил я потрясенно.

Артем нахмурился и взял с сиденья свой клубничный молочный коктейль.

– Честно, не знаю, кореш или нет.

– А он тебя не узнает? – Я потянулся к своему коктейлю, ванильному.

– Кто, ректор? Да нет, конечно, у него вон сколько студентов…

– А по фамилии?

– Да что фамилия? Князевых знаешь сколько? Да и что, если узнает? Он ушел радостный, так что подгадить не должен.

– А чего он радостный?

– К отцу тогда многие бегали… Он как крестный отец, блин. Постоянно чьих-то сынков к себе пристраивал.

У Артема пиликнул телефон. Он глянул на экран и что-то прочитал, а затем радостно сообщил, что нас сегодня позвали на тусню его одногруппники.

– Нас?

А я там каким боком?

– Ну, я сказал, с другом буду.

– Тем… – заныл я. Уж больно не хотелось тащиться после работы к непонятным людям. – Мы сегодня до ночи почти. Мне захочется ноги отстегнуть и в окно выбросить и больше ничего.

Артем с мольбой посмотрел на меня.

– Да недалеко совсем, Мась! Давай, ненадолго? Отдохнем, потусим.

Я вздохнул и в итоге уступил, несмотря на усталость и мечту зарыться под одеяло, а не идти на тусовку. В принципе, сейчас свое нежелание тусить я мог оценить на шесть с половиной из десяти – а это не такое уж большое нежелание. Лучше я откажусь от тусовки в другое время, когда нежелание потянет хотя бы на восьмерку – а такие случаи бывают и будут частенько.

* * *

– Привет, я Кристи!

Блондинка – та самая, которую я видел в универе, – открыла дверь и с очаровательной улыбкой впустила нас. Я хмыкнул. Тяжелые и прямые – явно славянские – волосы Кристи были окрашены техникой «эйрТач», той самой, которая длится восемь часов и стоит десять штук. Когда твоя сестра – крашеная блондинка, экстраверт на все 24 балла из 24 и помешана на уходе за волосами, а ты для нее брат только в третью очередь, во вторую – человек, а в первую – мыслесборник на ножках, ты волей-неволей втягиваешься. Через меня она размышляет, вот. Есть такие люди, которые просто не могут оставаться один на один со своими мыслями, им обязательно нужен ходячий «транзистор», через который они могли бы громко думать. Так что понятно, почему я в теме техник окрашивания … Нет, если Динке что-то требовалось, она все же смотрела на меня как на брата, но редко. Например, когда я был в седьмом классе, сестра шантажировала меня, требуя каждый день покупать ей «Сникерс», а не то она всем расскажет, что я смотрю «Папины дочки». Наша трогательная любовь длилась месяца два, пока однажды на кухне за обедом Динка не чихнула, а пуговица от ее джинсов не обрела полную самостоятельность и не стрельнула прямо в кастрюлю с щавелевым супом. Так эра «Сникерсов» канула в лету, и я освободился от кандалов шантажа.

На Кристи были штаны, похожие на тюремные, – свободные, в вертикальную черно-белую полоску, с низкой посадкой. Ярко-красный топик из какого-то ворсистого материала типа бархата оголял живот – плоский и рельефный.

– Ты одноклассник Артема, верно? – обратилась она ко мне.

Эта формулировка меня кольнула; я сразу стал размышлять о ней. Артем же сказал, что спросил ребят, можно ли прийти с другом. А Кристи сказала – одноклассник. Значит, он представил меня как одноклассника? Да что за нафиг? Также я заметил, что Кристи сделала акцент на этой формулировке. Может, это уже бред сумасшедшего, но я почему-то подумал, что она специально так сказала – предугадала, что я загружусь, а возможно, потом поговорю об этом с Артемом, и разговор приведет к ссоре. Не дождется!

Судя по тому, что дверь открыла Кристи, она здесь живет. Значит, тусовки всегда будут проходить с ее участием. Артема на них отпускать одного категорически нельзя, и несмотря на восьмерку, девятку и даже десятку по шкале нежелания тусить, мне придется таскаться с ним, чтобы охранять своего парня от таких вот Кристей. Я разозлился на себя: вот чего я завелся из-за ерунды? Разве парни так делают? Я попытался выбросить из головы подозрения и стал рассматривать интерьер.

Кристи повела нас через квартиру, которая была больше нашей минимум в два раза. Ремонт – новый, дизайн интерьеров – очень стильный. По обстановке чувствовалось, что тут живут люди, помешанные на искусстве: на стенах – картины с непонятной размазней, на полках, тумбочках и подставках – фантастические скульптуры из полимерной глины.

Кристи и Артем шли впереди и переговаривались.

– Вика и Женька здесь? – спросил Артем.

– Ага. Вика снова сиреневая.

Артем почему-то обрадовался и шутливо толкнул Кристи, как будто они уже обсуждали это, а может, поспорили.

– А я ж говорил!

– А еще тут Маркина. Не падай. Она в платье, – Кристи понизила голос, явно не одобряя этот факт и пытаясь интонацией донести, что ситуация до бе-зумия нелепая.

– Что?! – Артем явно удивился.

– Это просто эпикфейл. Без слез не взглянешь. Только не пялься на нее.

Я с мрачным видом плелся сзади. Ох уж эти мне разговорчики. У этих двоих, кажется, уже появились свои тайны. Когда только успели?

В комнате сидело человек пятнадцать, играла музыка. На столе были расставлены закуски и вино. Я сразу понял, кто такая Маркина – она одна оказалась в платье, и не в простом, а коктейльном.

Все играли в «Активити», и на следующем круге мы присоединились. Правда, я сделал пару ходов и вышел, сел в кресло в углу, взял бокал и стал мрачно наблюдать за происходящим. Почему? Знаете, в любом обществе – будь то игра на тусовке или урок в школе – обязательно найдутся два человека. Один будет первым выкрикивать ответ, но ведущий/учитель его не услышит, а второй сопрет ответ первого, выкрикнет сам – и ему засчитают. Я относился к неудачникам первого типа, поэтому ни игры, ни учеба – не мой конек. Вот я и сел в дальнее кресло: надоело, что Кристи все время тырит мои ответы.

Артем показывал что-то. Я через полминуты понял, что это «Мадонна» Мунка, и стал злорадно наблюдать, как остальные тупят. Конечно, Артем показывал непонятно: сначала обвел руками прямоугольник, отошел и сделал вид, что созерцает.

– Окно! – крикнул Кирик.

– Фотография! – подхватила зеленоглазая девушка со светлым каре – кажется, Женя; я видел ее с Кристи в универе.

– Выставка, картина? – неуверенно перечислила Кристи.

Артем воодушевился и ткнул в Кристи пальцем.

– Картина?

Темыч кивнул и дальше показывал уже как будто одной Кристи, игнорируя остальных. Он изобразил длинные волосы и грудь. Встал в позу «Мадонны» на картине, неправильно сложив руки.

– Женщина в черной шляпе? – спросил кто-то.

– Портрет Жанны Эбютерн? – предположила Вика, накручивая на палец сиреневые кончики волос.

– Змей-искуситель? – выдала Кристи.

Артем покачал головой и задумался.

– Но это же название картины, да? Может, поиграться с направлением? Импрессионизм? Сюрреализм? Экспрессионизм? – стала перечислять Кристи.

Друг оживился и кивнул.

– Экспрессионизм? Что еще есть у этого художника?

Артем изобразил ужас и схватился за щеки.

– Мунк! Это Мунк! – Кристи аж подпрыгнула. – Мадонна!

– Да! – закричал Артем.

– Ура, слаженная работа, дай пять!

Артем и Кристи хлопнули друг друга по рукам, а потом она возмутилась:

– Тем, но это, конечно, провал. Где нимб? И с руками что?

– Да? Да я не помню ничего! – оправдался Артем.

– И голая она!

– Ну, я показывал сисяндры!

– Я думала, ты просто женщину показываешь!

– Ну, отгадали же.

– Я отгадала, а это другое. У нас с тобой телепатическая связь.

Артем и Кристи выставили растопыренные ладони в сторону друг друга, пошевелили пальцами, показывая радиоволны, и дуэтом издали протяжное «У-у-у». Я изобразил, как меня рвет в бокал вина. Кто-то рядом хихикнул.

Все продолжили играть. Кристи всегда была в одной команде с Артемом. Она часто касалась его как бы невзначай, при этом глупо хихикала – невинный жест, который обычно означает: «Эй, я поддерживаю твою шутку!» или: «Правда, то, что я сказал, это забавно?» Я мрачно подумал, что за этой Кристи нужен глаз да глаз… Веселенькая у меня будет учеба. Самое паршивое – Артем и Кристи постоянно угадывали друг друга, понимали с полуслова, и меня дико бесил тот факт, что они ужасно друг другу подходят.

Домой мы вернулись глубокой ночью. Когда мы раскладывали матрасы, в воздухе висело смутное напряжение, но чувствовал это я один. Артем как ни в чем не бывало что-то напевал под нос.

– Тем, я вот тут думаю… – начал я, расправляя простыню. – Ты когда ребятам сказал, что со мной придешь, – ну, к Кристи – как ты это сказал?

– В смысле как? Ну, сказал, что с тобой приду. – Артем кинул на матрасы подушки.

– А как ты меня представил им?

– Вроде сказал «приду с другом». А что? Ты хотел, чтобы я сказал; «Приду со своим парнем?»

– Да нет, это-то понятно, что сразу так говорить не надо, – отмахнулся я от подкола. – Я про другое. Ты точно сказал «с другом»? Не сказал, например, «с одноклассником»?

Артем изобразил напряженную мыслительную деятельность.

– М-м-м… Вроде с другом. Да, точно, с другом. А что?

– Просто Кристина сказала мне: «Ты тот самый одноклассник Артема?» То есть как будто ты представил меня как одноклассника.

– Да не, она напутала что-то. Точно сказал: приду с другом. – Тон Артема был даже слишком уверенный, а для пущей уверенности он и лицо сделал такое, что по нему можно было прочитать: не сомневайся. Все это меня насторожило…

– Но откуда она тогда узнала, что мы одноклассники?

Я внимательно наблюдал за Артемом и заметил, как на секунду он растерялся, посмотрел на меня немного хмуро, с обидой. Сразу закрылся – но тут же открылся снова и расплылся в одной из своих дурацких улыбочек, которые меня очень раздражали. Знаете, снисходительные такие улыбочки, которые расставляют роли: он – умный взрослый, а я – глупый ребенок.

– А я помню? Наверное, она спросила, что за друг, а я ответил – школьный. Что ты к словам-то цепляешься? Плохой день?

Если бы я был девушкой, он бы сказал в конце: «Месячные, что ли?» Объяснение было логичным, но я не поверил. И все же ссориться не хотел.

– Просто бесит, когда мне выдают ложную информацию. – Я раздражался. Артем это почувствовал и попытался отшутиться:

– Да чего ты завелся-то?

Я лег на матрасы, отвернулся к стене.

– Свет выключи.

Артем выключил и лег ко мне, но еще долго копался в телефоне. Что он там делает? Переписывается со своей Кристей?

И тут… открылась дверь и опять включился свет. Мы подскочили. На пороге стоял заспанный Слава со стаканом воды в руке. Сонное выражение мигом исчезло с лица, и сосед посмотрел на нас с таким ужасом, будто мы были огромной кометой, которая приближалась к Земле и сулила ей неминуемую гибель.

– Ой, сорян! Не туда! Не туда! Я ничего не видел! – смущенно забормотал Слава, свободной рукой прикрыл себе глаза, а стаканом нащупал выключатель.

– Темыч, блин! – взвыл я и откинулся на подушку, когда Слава, наконец, нас покинул.

– Я закрывал, честно! – заявил Артем обиженно.

– Значит, он ее выломал?

– Может быть. Не заметил.

– Темыч. Это кабзда, – сказал я по буквам, подводя итог всей ситуации.

Артем попытался меня подбодрить:

– Мысли позитивней! Ищи во всем плюсы.

– И в чем тут плюс?

– Ну, теперь можно ставить будильник не на 7:52 а на 7:54, – сказал Артем, намекая на то, что нам больше не придется убирать чертовы матрасы, и потянулся к телефону.

Заснул он быстро – через пять минут я услышал тяжелое дыхание. А я еще долго лежал без сна, гадая, чем для нас обернется этот незапланированный каминг-аут.

* * *

Утром мы завтракали все вместе. Перед Юлей на столе лежал учебник. Она не отлипала от него даже за едой и так увлеченно читала, что не заметила, как намазала хлеб медом и положила сверху кусок колбасы. Откусив и прожевав, Юля наконец-то очнулась, пробурчала что-то о странном майонезе и вновь погрузилась в учебник.

Атмосфера на кухне стояла напряженная. Слава и Валера обсуждали новый выпуск какого-то блогера, но диалог казался искусственным. Я сразу понял причину.

Валера прошел к холодильнику за молоком, встал рядом со мной и отхлебнул прямо из пакета. Настя немедленно разразилась лекцией о микробах. Валера проигнорировал ее.

– А ты знаешь, что ЗППП передаются и орально? – не отступала Настя. – И вместе с молочком ты делишься со мной своими хламидиями.

Валера прыснул. Меня окатил молочный душ.

– Ой, Макс, прости… – запричитал Валера, схватил полотенце и стал протирать меня так тщательно, словно любимый бокал. – Ты не подумай, я не из этих, я случайно…

И тут, поняв, что сболтнул лишнее, Валера прикусил язык. Повисла пауза.

– Из этих – это каких? – холодно спросил я. – И что я должен подумать?

Валера и Слава смущенно переглянулись.

– Ну… Из этих… – зашептал Слава. – Гомофобов.

Я открыл рот от удивления, а Артем крякнул.

– Все мы здесь современные и толерантные, все понимаем и не имеем ничего против, – Валера смущенно тараторил, и, натирая мне полотенцем макушку, заходил уже на тридцатый круг. – Правда, товарищи?

Настя и Слава закивали.

– Юль?

Юля не отвечала.

– Юль? Юля!

– А? Да, я слушаю, – она оторвалась от учебника и нахмурилась. – Знаете, а вот я совершенно не могу понять эту вещь…

Сердце тревожно екнуло. Неужели Юля окажется против наших отношений?

– …Потенциальная энергия деформации! Это за гранью моих умственных способностей. – Юля со злостью хлопнула учебником по столу. – А в остальном я понимаю абсолютно все. – Она посмотрела на нас с Артемом и подмигнула.

Я выдохнул. Ну вот и все. Все тайны раскрыты.

– Ну, можем кинуть ответочку. Мы тоже не из этих, – сказал Артем. – Из тех, кто во всем видит заговоры против геев.

– Так что смело можете обливать нас молоком, – весело заявил я соседям. – И даже если однажды кто-то из вас забудет вытереть пол в ванной, и я или Артем поскользнемся и раскроим себе черепушку, мы все равно не обвиним вас в гомофобии. Так что выдыхайте.

И соседи действительно выдохнули. Настя подошла к нам с Артемом, встала между нами и, обняв нас за шеи, сказала, что теперь ей есть с кем ходить на шопинг. Мы с Артемом испуганно переглянулись, а затем кухня взорвалась всеобщим смехом.

В тот же день перед философией я зашел в туалет. Специально подождал, когда все выйдут. Просто тут в туалетах одна кабинка и несколько писсуаров. Все предпочитают писсуары, кабинка почти всегда свободна, но вечно в ужасном состоянии. Я вообще-то не люблю ходить в писсуар, особенно когда рядом кто-то стоит. Но если выбирать между писсуаром и этой кабинкой, предпочту писсуар, только дождусь, когда все уйдут. Сейчас специально выждал момент… И тут к соседнему писсуару пристроился Вадим. Почему-то мне стало ужасно неловко, захотелось побыстрее доделать дела и сбежать. Но вдруг Вадим заговорил.

– У тебя сколько получилось парадоксов?

Я сначала растерялся, а потом понял, что он о домашке.

– Четыре.

– Четыре? У меня только три. Это какие?

– Ахиллес и черепаха, Стрела, Дихотомия и Стадий.

– Блин. У меня Стадия нет, – расстроенно сказал Вадим.

– Могу сейчас дать.

– О, спасибо.

Я пошел мыть руки. Вадим вскоре открыл соседний кран. Это был первый наш разговор после того, как Вадим увидел меня и Артема в лифте. Я обрадовался. Если Вадим и понял все, то воспринял нормально. Это здорово. Не заметить он не мог – ведь мы действительно поздно расцепили руки. С тех пор мы не разговаривали и не садились вместе. Но, может, на это были какие-то другие причины?

– Давно вы вместе? – вдруг спросил Вадим.

– Что? – я опять растерялся.

– Вы вместе. Давно?

Я усмехнулся. Знаете, меня очень улыбают люди, которые имеют эту дурацкую привычку – когда тебе задают вопрос, а ты переспрашиваешь, они говорят то же самое, только переставляют слова местами. Как будто от этого собеседнику откроется новый смысл! Хотя после «что?» стоит разъяснить первый вопрос, может быть, дать какие-то детали, но не говорить то же самое. Ну, вообще, все это, конечно, было лишним – я понял, о чем он, и своим «что» взял паузу на обдумывание ответа.

– Кто? – глупо спросил я. Я не знал, что сделаю, если он ответит «вы».

– Вы с Артемом.

Теперь я был уверен на сто процентов, что он видел, как мы с Артемом держались за руки. Но с какой целью он интересуется? Он гомофоб? Точно, хочет настроить группу против нас! Я в одну секунду представил будущее – как на нас обрушивается травля, декан и ректор оказываются гомофобами, и нас с Артемом исключают. И мы работаем в доставке еды до конца жизни и умираем в один день – на пороге «Макдоналдса».

– С лета. – Я не стал уточнять месяц и день.

– Понятно. А я летом расстался со своим, – грустно улыбнулся Вадим.

У меня чуть челюсть не отпала! Так вот откуда этот интерес! С плеч будто камень свалился. Я с любопытством посмотрел на Вадима. Он – первый гей, за исключением Артема, с кем я общаюсь вживую!

Вадим уже вытирал руки бумажным полотенцем.

– Сочувствую, – сказал я.

– Да не, это к лучшему. Ревность в такой стадии – уже болезнь. В школе со мной на волейбол таскался, даже в универ этот собирался поступать, чтобы палить.

– Хреново, – только и выдал я, все еще ошарашенный признанием Вадима.

– В общем, это не отношения, а сплошное «1984».

Вадим бросил бумажное полотенце в урну, подмигнул мне и вышел. А я еще какое-то время стоял в оцепенении, размышляя, что это было? И что он имел в виду?

Порадовало то, что на философии Вадим подсел ко мне.

В тот же день мы с Артемом стояли в очереди в столовой, а я все думал над подтекстом в словах Вадима. Неужели я верно распознал его? Постоянно таскаться со своим парнем, делать и любить то, что он делает, – не выражение привязанности, а сюжет из антиутопии Джорджа Оруэлла? Никогда об этом не думал. Я абсолютно не представлял, как ведут себя другие в отношениях. Может, стоит спросить у Насти, как у них со Славой в этом плане? И на всякий случай надо сделать одну вещь…

Я стоял между Артемом и старостой. Обернулся к ней и спросил, можно ли поменять физру. Она ответила, что можно, но нужно сдать заявление на смену направления и новую анкету. Тут я увидел, что остался последний салат из моркови. Я потянулся к нему, но Артем меня опередил и взял себе. Не замечал, чтобы он особо любил морковный, а вот я всегда брал только его. Я вздохнул, ничего не сказал и взял капустный.

После я сходил в кабинет айтишников распечатать заявление на смену физры – поменял баскетбол на настольный теннис. Я стоял у принтера и ждал, когда он выплюнет мои заявление и анкету, и тут в кабинет вошли Артем и Кристи. Стоя в очередь на печать, они обсуждали дичайшую глупость: спорили, что означают узоры на колечках, которые Кристи купила на ярмарке на Новослободской. Меня они не заметили.

– Да не, точно кошаки. Вот уши! – доказывал Артем.

– Сам ты кошак! Это листья и цветочки.

Артем взял Кристину за руку (что-то в груди больно кольнуло) и рассмотрел кольца ближе.

– Вот морда. А вон хвост. А этот будто яйца лижет.

Кристина пихнула Артема.

– Дурак!

Артем в шутку пихнул Кристину в ответ.

– Что ж так долго-то? – протянул Артем, когда тема с кольцами была исчерпана. Но Кристи, по-моему, радовалась, что очередь движется медленно.

– На «(М)ученика» не хочешь сходить?

– Куда?

– В «Гоголь-центр», спектакль Серебренникова. Я тебе про фильм говорила, ты так и не посмотрел?

– Не-а, пока времени не было.

– Так что, не хочешь пойти?

Артем пожал плечами, но я знал, что он не хочет, просто не любит отказывать сразу.

– А что по чем?

– Мне бесплатно отдали.

– Ого! А сколько билетов?

– Два.

– Не, я пас, я только с Максом.

Издалека я почувствовал, как от Кристи по воздуху, словно круги по воде, пошло раздражение, и злорадно улыбнулся.

– Жаль, у меня только два… А он разве понимает? – Она дернула плечиком.

– Не скажу. Но я тоже, если честно, так себе ценитель. Ты вон Женьку возьми.

Кристи вздохнула.

– Ага, предложу ей.

Подошла их очередь. Я решил, что дальше ничего интересного не услышу, и осторожно направился к выходу. По дороге до аудитории я размышлял, насколько плохо поступил – спрятался и подслушивал. Как будто не доверял Артему и проверял его. Вообще, конечно, это нехорошо, но так было нужно – какая же хитрая стерва эта Кристи! За такой и следить не стыдно. Моргнуть не успеешь, как уведет парня. Артем тоже хорош – нет бы сразу отказать, так ведь неудобно ему! Вот он и пудрит всем мозги, эти его знаки и ответы, интерес к дурацким колечкам – на самом деле элементарная вежливость, боязнь расстроить девушку. А девушки ведь каждый обращенный на них взгляд воспринимают так остро… Блин, откуда я это знал? Такие, как Кристи, могут увидеть в этом романтический интерес… Но я-то знал, что это не так. Если я так уверен, то почему загрузился? Зачем подслушивал? Все же засомневался в Артеме?

Как-то на автомате я зашел в аудиторию, подошел к Вадиму и спросил:

– У тебя свободно?

Он улыбнулся мне, кивнул и убрал рюкзак с соседнего сиденья.

Глава 4
Серафима

Резко пахло химией: сестра сидела на кровати за педикюром. На пальцах – желтые разделители-смайлики. Ногти уже были покрыты ярко-розовым лаком. В ожидании, пока лак высохнет, Ника выщипывала волоски с больших пальцев ног.

– Эй! А стучаться не учили? Вдруг я тут письку брею? – возмутилась она, оторвавшись от своего занятия.

– Ты бреешь письки в ванной, – парировала я и скривилась: – И не смываешь! Вся ванна потом в твоей волосне. Повторяю вопрос: ты что, встречаешься с Вадимом?

– Ну и? – Ника нахально смотрела на меня, ничуть не смущаясь.

– Ты… Даже не отрицаешь? – задохнулась я.

И тут я поняла, что она тщательно готовилась к этому разговору, проработала все – взгляд, улыбку, голос, слова. Она ждала моей атаки.

– Почему я должна отрицать?

– Ты не можешь с ним встречаться!

– Почему? – спросила Ника с той же гримасой, с которой папа обычно пытается упихать в литровую банку ведро огурцов.

– Он… Он…

Хотелось крикнуть «Мой!», но я вовремя прикусила язык. Он ведь не был моим.

– Тебе всего четырнадцать! – нашлась я.

– И что?

– Ему семнадцать, вы не можете встречаться.

– Почему? – Сестра напустила на лицо драматическую наивность и картинно захлопала глазами.

– Потому что он слишком взрослый.

Ника хмыкнула. Мои аргументы не производили на нее никакого впечатления. Но она просто не могла с ним встречаться! Я забрала его себе! Ему нравлюсь я, и никто другой! Или… мне удобно так думать? Я подсознательно хочу быть единоличной владелицей сердца Вадима… или я все же беспокоюсь о Нике? Конечно, о Нике! Ей мало лет, она не может быть с Вадимом!

Ника убрала пинцет и тихонько постучала указательным пальцем по ноготкам на ноге.

– Три года – такая большая разница?

– Сорок и сорок три – никакой разницы, четырнадцать и семнадцать – огромная, – отрезала я.

– Да ты просто ревнуешь!

Убедившись, что лак высох, сестра убрала разделитель, спустила ноги и пошевелила пальцами. Гордо улыбнулась – то ли от того, что была довольна педикюром, то ли от ощущения своей победы надо мной.

– Я? С чего мне ревновать, мы с ним не встречаемся! – вспыхнула я.

– Вот именно! Ты его динамила и динамила, а я взяла и подобрала. – Ника прищурила глаза. – Он же тебе не нужен?

– Он мне не нравится. – Я залилась краской. – Но речь не обо мне, а о тебе. Ты еще маленькая.

– Ты поэтому так бесишься? А может, все-таки ревнуешь? – в тоне Ники сквозила ехидца.

– Я не ревную. Ты просто не можешь с ним встречаться. Я скажу маме. Мам! Мам!

Я нашла маму на кухне за ноутбуком. Мысленно я уже торжествовала – вот сейчас огорошу ее, и Нике достанется по первое число…

– Мам, ты знаешь, что Ника встречается с Вадимом? – спросила я, предугадывая ответ и набирая в грудь воздуха, чтобы сказать: «Да, да, с моим Вадимом!»

– Знаю, – спокойно сказала та, не отрываясь от экрана.

Я оцепенела.

– В смысле знаешь? Мам. Наша Ника. Наша восьмиклассница Ника встречается с одиннадцатиклассником!

Мама все же отлипла от ноутбука и непонимающе посмотрела на меня.

– А в чем катастрофа, Сим? Не понимаю.

– Мам! Ей всего четырнадцать! Она должна еще в куклы играть.

– Не утрируй, дочь. Новое поколение всегда взрослеет быстрее предыдущего, но даже твоя бабушка не играла в куклы в четырнадцать. Будь она жива, она бы тебе рассказала, что в свои тринадцать вытворяла у себя в деревне с пастухами.

– Не хочу об этом знать, – оборвала я. – Я о Нике говорю! При чем тут бабушка? Нормальные мамы запрещают своим четырнадцатилетним дочерям встречаться с мальчиками!

– Сима, я правда не вижу проблемы, – вздохнула мама. – Вадим очень хороший, мы с папой его знаем. Он настолько хороший, что выпускать его из семьи как-то не хочется, – она хихикнула. – Так что, если со средней дочерью не получилось, пусть попробует младшая. – Мама подмигнула мне, пытаясь обратить все в шутку, и уточнила: – У тебя ведь, насколько я поняла, нет на него планов?

– Нет… – Я не знала, какие еще аргументы предоставить. – Мам… Но это неправильно. Ника наделает глупостей. Она еще мелкая, влюбчивая, вдруг он ей сердце разобьет? Ты представляешь, как ей будет тяжело?

– Надеюсь, этого не случится. Но, увы, на разбитые сердца страховка не распространяется вне зависимости от возраста.

– Но он же старше!

– Три года всего. Это небольшая разница.

– Это огромная разница. Ты представляешь потребности парней в семнадцать лет? Ты хочешь, чтобы Ника залетела в четырнадцать?

– Кхм. Как здорово, когда уважают твою личную жизнь, – раздался саркастичный голос сестры на пороге. – Я девственница, если что. И планирую ею остаться в ближайшие четыре года. Ну что, стуканула? Я же говорю, мама не против. И папа. Одна ты недовольна, потому что ревнуешь. – Сестра показала мне язык.

– Я не ревную!

– Ревнуешь!

– Нет!

– Да-да-да!

– Не-е-ет!

– Сима ревнует! Кто согласен, тот дышит! – кричала сестра.

– Девочки, перестаньте! – Мама вклинилась в спор.

– Да Сима просто завидует! Не вышло ничего с Вадимом, так теперь мне хочешь помешать, а?

– Ты просто дура! – бросила я.

– А ты шлюпка плоскодонная!

Ника пнула меня, я пнула ее в ответ. Мама с трудом разняла нашу драку и отправила по комнатам. Плюхнувшись на кровать, я застрочила Вадиму:

Объясни мне, почему я узнаю из сторис младшей, что вы мутите?

Вадим ответил довольно быстро:

Прости. Я думал, что успею сказать при встрече, но Ника опередила. Ты дома? Если дома, то я сейчас подойду, все обсудим.

Вскоре, толкнув дверь подъезда, я увидела Вадима метрах в трех, и сразу напала на него:

– Совсем тронулся? Чего ты творишь?

И вот мы стояли у моего дома и выясняли отношения на радость оккупировавшим приподъездные лавочки бабулям. И если до моего появления пара бабуль встали и собрались уйти, то своим выпадом я их здорово заинтриговала, и они сели обратно.

– Подожди, подожди! Остынь! Чего тебя так бомбит?

– Потому что речь о моей Нике! Из всех девушек в этом городе ты выбрал именно мою сестру! О чем ты думал? Ей всего четырнадцать! А вдруг она забеременеет?

– Да не кричи ты так! – смущенно шикнул на меня Вадим и с опаской поглядел на бабулек, которые даже не скрывали живейшего интереса к нашей ссоре. – Остынь! Между нами ничего такого! И речи быть не может. Дыши, Серафима, просто дыши.

В глазах – насмешка. Да он издевается! Ничто так не раздражает больше, чем когда кто-то советует тебе «дышать»!

– Думаешь, я поверю, что это случайность? – Я топнула ногой. – Ты мстишь мне, да? Хочешь, чтобы я рыдала по ночам и грызла ногти?! Не дождешься!

Бабули покачали головами, склонились друг к другу и зашептались. Шоу, которое развернулось перед ними, определенно потеснит с первого места излюбленный «Вечер с Владимиром Соловьевым» в бабуличьем рейтинге. Вадим фыркнул. А я рассвирепела еще больше от того, что все, что бы я ни говорила, его только забавляет!

– Ты такая красивая, когда злишься. – Под его взглядом сейчас растаял бы Гренландский ледяной щит, но не я. И почему мой злой вид всех вокруг только умиляет? Мне бы не помешало пройти курс «Как казаться грозной и внушать всем страх».

– Заткнись! – процедила я. – И так бесишь.

– Да ты заводишь меня, Серафима!

Я зарычала от того, что ему все – смех, развернулась и собралась уйти, но Вадим не пустил – взял за руку и развернул на себя. Кто-то из бабуль растроганно охнул.

– Ну ладно, ладно. Извини. Буду серьезным.

Он вдохнул и выдохнул, выдержал паузу и стер с лица веселость. Сразу было понятно, что серьезность неискренняя и ситуация его все еще забавляет. Вадим задумался, как бы все объяснить, чтобы я снова не развернулась. Бабули все обратились в слух. Вадим сурово покосился на них и увел меня в сторону. С лавочки послышался негодующий бубнеж.

– Да. Я встречаюсь с твоей Никой, – сказал он тихо, чтобы зрители не услышали. – Начали недавно, честно, я сразу же хотел рассказать. Думал сделать это при личной встрече и не успел. Ника мне нравится. Она милая, смешная, симпатичная. С ней не заскучаешь. У нее просто потрясающее чувство юмора.

Я немного успокоилась, но почувствовала, как заныло в груди. Что? Я что, и правда ревную?

– И я ей нравлюсь. Мы классная пара, твои родители не против. Против одна ты. Но, черт возьми, Сима, ты просто выносишь мне мозг! – Вадим сложил пальцы пистолетом и приставил к виску. – Ты нравишься мне. Нравишься больше, чем тысяча Ник. Но ты не хочешь со мной встречаться. Не хочешь – и ладно. Это всего лишь одна из неудач. Это не конец, надо идти дальше – жить, общаться, любить других. Это нормально. Так какого хрена ты пытаешься помешать?

Я не заметила, как Вадим повысил голос. Последние фразы он говорил уже громко и с раздражением, а меня до кончиков пальцев пробирала противная сосущая боль. В меня будто медленно всаживали тупой нож. Как же задевали его слова… А чего я ожидала, дура? Что он до конца своих дней будет за мной бегать? Не выдержит безответных чувств и пойдет прыгать с крыши? Я что, этого хотела? Конечно же, нет… Тогда почему мне так паршиво от осознания того, что Вадим хочет выселить меня из своего сердца и впустить туда другую?

Эгоистичное чудовище внутри взревело, ведь оно хотело именно этого – чтобы Вадим мучился. Он должен принадлежать только мне. Иначе пусть умрет.

«Заткнись!» – мысленно приказала я чудовищу.

Видимо, на моем лице промелькнуло сомнение, потому что Вадим вдруг спросил:

– Или все не так? Только скажи, Сим. Одно твое слово. Ответ всего на один вопрос, и я сразу же расстанусь с Никой.

– Ты знаешь мой ответ, Вадим, – отрезала я и добавила с несвойственной мне сердечностью в голосе: – Ну, что же? Поздравляю вас. Берегите друг друга. Счастья, любви, долгих лет.

Я развернулась и пошла домой. Вадим меня не остановил.

Он звонил – я не брала трубку, писал – не отвечала, приходил в гости к Нике – я не выходила из комнаты. Пару раз он постучал в мою дверь. Стук был как сигнал SOS: три коротких, три длинных, три коротких удара… Но я не открыла. Ника торжествовала, количество ее любовных сторис зашкаливало. Я смотрела их все, даже делала скриншоты. Эгоистичное чудовище то выло, то ревело, то тоненько скулило от боли.

Временами, перед сном, когда я обдумывала все, что случилось, мне становилось стыдно за свое поведение с Вадимом у подъезда. Проявление гнева на людях мне не свойственно. Когда меня что-то или кто-то бесит, я предпочитаю уйти, дать задний ход. Никогда не любила конфликты. Удивительно, но чем дальше от меня человек, тем милее я буду с ним обходиться. Со всеми чужими я держалась дружелюбно, даже если они меня бесили так, что хотелось их убить. Зато чем человек ближе, тем несноснее я буду себя с ним вести. Я поняла, что наиболее вспыльчива обычно с мамой, Никой и Вадимом. С мамой и Никой все понятно, они – моя семья… Хотя папа не вписывается в формулу. Он тоже семья, но с ним я сдерживаюсь. А вот Вадим… Неужели он стал самым близким после семьи? А как же Ира? И тут я подумала, что с Иркой всегда держалась мило, никогда не кричала на нее, наоборот – выступала в роли подушки для ее истерик. Неужели это значит, что моя бывшая лучшая подруга на самом деле всегда стояла от меня очень далеко?

Игнорировать Вадима в школе было тяжелее всего. Как игнорировать человека, с которым сидишь за одной партой? Но я старалась изо всех сил. Иногда он, не смотря на меня, стучал по парте: три коротких удара, три длинных, три коротких… Я понимала, что он пытался достучаться до меня.

Постепенно я все же возобновила общение – вынужденно, по учебе. Личное остается личным, учеба – учебой, эти две сферы нельзя смешивать. Разговаривали мы исключительно по делу. По реакции Вадима было непонятно, огорчен он или нет из-за того, что прекратилась наша дружба. Он настаивал хотя бы на возобновлении работы над комиксом, но я резко отказала. Во-первых, потому что комикс – это то, что нас сближает, а сейчас сближаться с Вадимом я совершенно не хотела, а во-вторых – у меня начисто пропало вдохновение. После того как я узнала о Нике и Вадиме, я забросила все свои начатые фанфики. Подписчики просили «проду», но я не могла выжать из себя ни строчки.

Наступили тяжелые дни. Все будто было мне назло: отношения Лизы и Артема, Вадима и Ники, а еще бывшая подруга… Ирка упорно смотрела на меня как на сломанные часы, из-за которых опоздала на свидание. Я чувствовала себя на войне, со всех сторон напирали враги. Почему все навалилось на меня одну? За что? Но сразу за вопросом автоматом шел ответ: Потому что ты плохой человек. Ты дрянь, Серафима. А дрянные люди заслуживают того, чтобы им на головы ежедневно выливалось ведро дерьма.

Я изводила себя на тренировках, чтобы прогнать мрачные мысли. В шпагате даже добилась сокращения расстояния до пола – теперь оно составляло сантиметров пятнадцать. Лучше всего мне удавались флажки и Шолдермаунт[5]. Когда я сделала Аишу[6], тренер, всплеснув руками, сказала, что мое нежелание участвовать в выступлениях с такими данными должно быть прописано в Уголовном кодексе отдельной статьей. Каждый раз тренер проявляла настойчивость: может, я передумаю? На носу очередное соревнование, точно ли я не хочу поучаствовать? Но я отказывалась. Тренировки оставались для меня тренировками, большего я не хотела. Хотя понимала, что могла бы занять призовые места.

Также я много времени проводила в «Спирали» – том самом клубе, куда мы раньше ездили с Ирой, иногда – и с Артемом. В танцах я забывалась. Чувствовала себя защищенной. И главное – рядом не было никого, кто бы меня за что-то винил или за что-то мне мстил.

* * *

В один из бесснежных декабрьских дней случилась неприятность. Придя домой из школы, я увидела, как мама с силой дергает дверь в комнату Ники.

– Ника! Ника, открой, слышишь? – Мама говорила требовательно и с легкой паникой.

– Что случилось? – тревожно спросила я, предчувствуя беду.

– Она пришла домой, ни слова не сказала, лицо белее мела. Сразу в комнату шмыгнула и заперлась. Я не знаю, что делать.

– А есть запасной ключ? – Я посмотрела на ручку. Дверь запиралась с обеих сторон.

– Я уже все обыскала!

– А невидимкой пробовала?

– Пробовала, никак.

– Дай я.

Я стала колдовать над дверью с помощью двух невидимок и перочинного ножа.

– Дочь, признайся, ты прогуливаешь школу и грабишь банки? – прищурилась мама.

– Нет. Просто однажды кто-то запер в шкафчике мои сырные «Лэйс», – сказала я маме в укор и распахнула дверь.

Еще десять минут понадобилось на уговоры – уткнувшись лицом в подушку, Ника плакала и не хотела ничего объяснять.

Мы никогда не были близки со старшей сестрой, но Ника – другое. С младшей мы с ранних лет были как две подружки: она тянулась ко мне, а я к ней. Ника обожала приходить ко мне в комнату, рассказывать обо всем – о важном и ерунде, секретничать и сплетничать, шутить, перебирать мои шмотки и косметику, иногда – ломать и пачкать. Видя пятна шоколада от ладошки на новом светлом платье, я хоть и ворчала для виду, но на самом деле не злилась. А вот от Дины за такое можно получить увесистую затрещину. Поэтому мы с Никой побаивались Динку, предпочитали не входить в ее комнату без серьезного повода. Сейчас Ника находилась в ужасно несносном возрасте, и мы чуть отдалились друг от друга, но я понимала, что это временно. Теперь я винила себя за то, что накричала на сестру из-за Вадима. Иначе она бы рассказала мне все.

Я была в полной растерянности – что сделать? Как поступить? Чем помочь сестре? А вот моя дрянная половина ликовала: «Наверняка она ревет из-за Вадима, поссорилась с ним! Так ей и надо!»

Мама села на кровать и приобняла Нику, попросила рассказать, что случилось. Ника не реагировала. Мама пробовала подойти с разных сторон, но все без толку.

– У тебя… проблемы с Вадимом? – спросила я.

Ника вся сжалась, на мгновение замолкла, а потом снова зарыдала. Сердце рухнуло – она беременна от него! Точно, дело в этом.

– Ника… Вы с ним не? – я не могла договорить. Мама посмотрела на меня, пытаясь прочитать незаконченную часть предложения по моему лицу.

Ника вдруг вскочила и встала возле меня – красное лицо, опухший нос, мокрые щеки. В блестящих от слез глазах – дикая злоба, укор, холодное торжество. Губы гневно стиснуты в тонкую линию. Я отпрянула – от Ники так и веяло безумной яростью.

– Иди, подбирай обратно, раз так свербит! – выкрикнула она мне в лицо. – Довольна теперь? Ведь ты этого хотела?

Ну вот, в моей копилке появился еще один человек, который в чем-то меня винил.

– Ника, мне очень жаль, правда, – сказала я как можно искренней, пытаясь заглушить ликующие вопли чудовища внутри. Он свободен! Он снова мой! – Я не хотела этого.

Сейчас Ника представляла собой существо, соединяющее в себе мою младшую сестру и мясорубку.

– Как же, не хотела! Думаешь, я слепая?

– Я не лезла в ваши отношения.

– Да неужели? – ядовито спросила она. – И ты смиренно их приняла, и не писала Вадиму, и не устраивала шоу перед приподъездными бабушенциями? – Видя мое смущение, Ника обрадовалась: – Что? Думала, все удачно провернула?

– Ника, да что ты такое говоришь? – мама встряла в диалог. – Сима не стала бы мешать.

– Ты плохо ее знаешь, мам, – фыркнула Ника. – Она хотела, чтобы Вадим только ее был. – Сестра перевела взгляд с мамы на меня. – Не знаю, что ты сделала ему, пригрозила или надавила… Но это все из-за тебя. Сука!

Последнее слово она бросила так, будто плюнула в меня ядом.

– Понимаю твое недовольство. Но претензии теперь принимаются только в письменном виде. Кинь в ящик, – сухо и спокойно сказала я, тщательно пряча потрясение.

Мама, всплеснув руками, негодовала, что Ника не имела права оскорблять меня. А я не желала оставаться рядом с младшей дольше, чем нужно для того, чтобы окатить ее холодным презрением, и ушла к себе.

Глава 5
Максим

– Кто-нибудь видел морковку? – озадаченно спросила Юля в воскресенье, проводя поиски на кухне. – Вчера покупала, а найти не могу.

– Не-а, не видел, – сказал я, перекладывая блинчики со сковородки на тарелку. – Может, ты в магазине забыла?

– Да вроде пока в маразм не впала, точно помню, что приносила… Хм. Как странно. Ох, Макс, красота какая! – восхитилась Юля, когда я с гордостью поставил на стол свой кулинарный шедевр.

На кухне сидели все, кроме Насти и Валеры. Валера был на своей загадочной работе, а Настя…

– Слав, а где Настька? – Юля будто мои мысли прочитала.

Все с большой охотой разобрали блинчики.

– Обиделась. – Слава махнул рукой, намазал блинчик вареньем и свернул в трубочку.

– За что?

– Я сказал, что в красном платье она похожа на знак аварийной остановки.

На кухню вошел Валера. Он молча швырнул на стол очередной пакет со «сдачей», дернул носом и радостно воскликнул:

– Блинчики? А сметана есть?

– В холодильнике была, – ответила Юля.

Валера открыл холодильник и стал его гипнотизировать.

– Блин, Слав, так нельзя, – сказала Юля и высыпала содержимое пакета на стол. На этот раз среди тюбиков попадались пилочки для ногтей и маски для лица. Я заинтересовался. Может, что-то взять себе? Или парни так не делают, и это только для девчонок?

– Ну а что такого? – Борода Славы уже вся была в варенье. – Я же правду сказал. Вот, Макс, ты бы обиделся, если б Темыч тебе так сказал?

– Нет, наверное, – неуверенно сказал я. Артем просто никогда так не говорил, он всегда только хвалил.

Слава вдруг потянулся к косметике и взял тканевую маску для лица. Я вытаращился на него. Неужели можно вот так просто? А кто надо мной ржал в прошлый раз. «Бери вон те, Макс, зелененькие к твоим волосам подойдут…» Я воспринял это как сигнал к действию и тоже полез за своей долей, но копался неуверенно и стеснительно, будто меня сейчас хлопнут по рукам и скажут: «Это не для тебя, а для девочек!» Сколько раз так делал папа… Никакой ухаживающей косметики у меня никогда не было, я стыдился всего такого.

– Так у них другое. Настя – девочка, с ней так нельзя. – Юля заспорила со Славой.

И тут Валера, который уже должен был прожечь в холодильнике дыру, а может, взглядом открыть портал в другое измерение, сообщил:

– Уважаемые соседи, в холодильнике в желтом контейнере в данную минуту происходит зарождение неизвестной науке очень агрессивной формы жизни. Просьба хозяину избавить Землю от захвата новой цивилизацией.

– Это мое, сорян, уберу, – виновато сказал Слава, распаковывая маску, и обратился к Юле: – То есть лучше врать? А как же никаких секретов в отношениях?

Валера наконец достал сметану и сел за стол.

– Это ложь во благо, так что так можно, – ответила Юля.

– Все, отстаньте от меня, я в домике, – буркнул Слава и плюхнул на лицо тканевую маску.

Юля зашевелила ногами под столом, что-то двинула и посмотрела вниз.

– Чего тут такое? Коробки?

– А, это моя летняя обувь, хотел задвинуть на шкаф и забыл, – оправдался Валера.

– А комната на что? – заворчала Юля.

– Ты вообще мою комнату видела?

– Ты и платишь за нее на тридцать процентов меньше!

Пока все переругивались из-за коробок, я забрал со стола маску от черных точек и пилочку для ногтей и застенчиво спрятал это добро под тарелкой.

Позже в тот же день, когда мы с Артемом искали, что посмотреть, и листали список фильмов, взгляд зацепился за постер к «Доктору Хаусу». Я чуть не хлопнул себя по лбу. Меня озарило: «Доктор Хаус» – именно то, что мне нужно! Наверняка там будет что-то про мошонку, и после серии я смогу завести с Артемом разговор. Сначала он будет нейтральным, мы просто обсудим сюжет, потом я плавно переведу его в нужное русло… И мне будет не так неловко. Точно, так и сделаю.

Ни я, ни Артем, этот сериал не смотрели, и Артем охотно поддержал предложение. Отлично! Осталось только дождаться нужной серии.

* * *

Стоя в очереди в столовой, я поглядывал на двери – не идет ли Артем? Его все не было. Я позвонил, но он не отвечал. Как странно. Обычно в это время он уже ко мне присоединялся. Может, его задержали на парах? Придется обедать одному.

В витрине впереди снова красовался одинокий морковный салат. Я с тоской смотрел на него – между нами было еще четыре человека, наверняка кто-нибудь сопрет… Обидно, что даже капусты нет – один морковный, а все остальные тарелки – с винегретом. Я свеклу на дух не переносил. Впереди через три человека стоял Вадим. Он поравнялся с салатной витриной и потянулся за морковным. Я вздохнул. Неудачный день.

Расплатившись на кассе, я собрался пойти к столикам… Но тут ко мне подошел Вадим и поставил салат на мой поднос.

– На, держи.

– Это зачем? – растерялся я.

– Ты же только его и берешь. А мне и винегрет норм.

– Спасибо, – сказал я сухо. Такая у меня в тот момент была защитная реакция. На самом деле внутри бушевала буря чувств: и удивление, и радость, и даже волнение. Вадим помнил, что я беру морковь… Но когда он успел заметить? Мы даже в очереди вроде вместе не стояли. Как это здорово – когда замечают такие вещи. Это много говорит о людях. Зачем Вадиму запоминать, что я беру, а что нет? Может, он за всеми все подмечает? Может, я ему интересен и он пытается таким образом обо мне что-то узнать? Конечно, второй вариант был привлекательнее – всегда приятно, когда кто-то выделяет тебя из массы. Особенно когда этот кто-то такой классный и симпатичный, как Вадим.

Вдруг я увидел вдалеке компанию – Артем, Кристи, клоны Кристи и парочка парней. Они сидели с подносами и явно давно уже здесь обосновались. Меня будто в сердце ужалили. Артем даже не позвонил, не предупредил, что пришел раньше меня! Мы обычно обедаем вдвоем, это время – только наше, и вот теперь я вижу его с придурочными одногруппниками. Хотелось грохнуть поднос об пол, разрыдаться и убежать. Но вместо этого я глубоко вздохнул, забетонировал все эмоции и посмотрел на Вадима, который все еще стоял рядом, спрашивая глазами, куда мы сядем. Мы выбрали столик в другом конце столовой – подальше от неприятной компании.

Как же меня все достало. Достала эта Кристи, достали тусовки, которые я ненавижу. Зачем все это? Для чего? Каждый раз, идя с Артемом на вечеринку, я ужасно расстраивался заранее, представляя, что снова будут эти псевдоумные разговоры, которые меня дико раздражают, снова игры, и, конечно же, Кристи сделает так, что типа случайно в любой игре они с Артемом окажутся в паре. А я буду тихо злиться в уголке, думать, что же между ними, а потом еще полночи не спать, размышлять, стоит ли нам с Артемом разобраться в отношениях. В итоге я оставлю все на утро, а утро сотрет старые обиды, и разбираться-то уже и не захочется. А потом все пойдет по кругу…

Из одногруппников Артема, тех, кого я часто видел у Кристи, нормальных и адекватных было только двое: Кирик и Егор. Они оказались без заморочек, добрые и открытые. Мы быстро скорешились и даже завели свою пацанскую компанию, куда помимо нас входили еще Слава и Валера – наши соседи. Тусовки в таком составе мне нравились. С этими ребятами было просто и весело. И никаких Кристи.

А вот одногруппницы у Артема были те еще. Главной считалась Кристи, еще я с трудом запомнил парочку ее подруг – Вику, которая каждый день меняла цвет кончиков волос, и зеленоглазую молчаливую Женьку. Других девчонок – а их еще штук пять – я вообще не мог запомнить. Все были стильными и ухоженными, чувствовалось, что внешность их сильно заботит. Они вряд ли выйдут из дома, если их трусы и шарфик не совпадают по цвету. Хотя стоит учесть их вкус в одежде… неудивительно, если трусы у них окажутся зелеными льняными, а шарфики – красными шелковыми.

Эти девчонки могли часами нудно спорить о схожести и отличиях культур эллинизма и классической Греции, попивая белое акционное вино из «Пятерочки», разлитое по купленным за наклейки бокалам «Дикси» и ставя эти бокалы рядом с томиком Бродского – всегда в определенное место, чтобы можно было в любой момент потянуться к телефону и засторить композицию. При этом у девушек был такой вид, будто они не на шестиметровой кухне в хрущовке, а, как минимум, в тронном зале дворца Клеопатры. В тот же вечер они могли разгуливать по улице, горланя песни «Короля и Шута» и хлебая водку из горла. Да, девки бесючие, но все же такие забавные!

Почти каждый из постоянных гостей Кристи был ходячей афишей выставок, спектаклей и кинофестивалей – они знали репертуар наизусть, разбирались во всем, но, кажется, довольно поверхностно, просто чтобы блеснуть знаниями в нужный момент.

Артем отличался от них. Разговоры об искусстве и надрывных фильмах с претензией на интеллектуальность вызывали у него скуку, на спектаклях он клевал носом. Как и я. Артему было интереснее обсудить грим мясных ужастиков – он обожал углубляться в детализацию вываленных кишок, содранной кожи, размазанных мозгов. Художественные выставки вгоняли Артема в сон. Он восторгался совсем другими работами. Его любимым художником был Самура Хироаки, который мастерски рисовал сцены насилия и пыток, и Артем преклонялся перед его шедевральными знаниями в области анатомии.

Теоретические дисциплины вводили его в уныние – а их было много. Артем любил то, что давало видимый результат: рисовать, лепить, строить. Это приносило ему удовлетворение, а буквы на бумаге – нет. Из всех дисциплин Артему нравилась только пластическая анатомия. Мне казалось, он ошибся с выбором факультета, а то и университета… Может, ему стоило пойти на совсем другое направление, например куда-нибудь, где побольше изучают анатомию? На патологоанатома? Или на судебную экспертизу? Там он мог бы часами изучать все эти кости, сухожилия, кишки и мозги. Хотя, может, я не прав, и в следующих семестрах новые дисциплины ему понравятся.

Дома я предъявил Артему сегодняшний случай в столовке. Когда он пришел – у него было на одну пару больше, – я сидел за ноутбуком, публиковал на «Ответ. Мейл» вопрос: «Это нормально, когда парень подпиливает ногти пилкой?» Проблема меня сильно беспокоила. Просто когда живешь в военном городке, думаешь, что все мужчины должны стругать ногти армейским ножом. Эти «скрепы» сидели во мне прочно и выдирались только с мясом.

Дверь открылась. Артем перешагнул матрасы, которые мы теперь не убирали, чмокнул меня, но я недовольно вывернулся.

– Видел тебя в столовке. – Я сделал многоз-начительную паузу, но Артем всю эту паузу глупо и вопросительно улыбался. – А я тебе место забивал и четверых пропустил.

Артем округлил глаза и хлопнул себя по лбу, а потом жалобно сказал:

– Ой… Сорян, Мась. Мы с ребятами реферат обсуждали. И я все на свете забыл.

Он выглядел таким виноватым, что его невозможно было не простить. Но я знал, что это такой прием – актер он хороший, и никогда не поймешь, насколько искренне ему стыдно. Он может совсем не ощущать вины, просто знает, как подластиться. Но Артем – это Артем. Я его простил, хотя для вида еще долго напряженно пыхтел.

– Ты чего? Обиделся, что ли? – удивился он, схватился за спинку кресла и стал крутить меня туда-сюда, повторяя даже с каким-то восторгом и гордостью: – Что, правда? Ревнуешь, да?

– Отвали, мешаешь!

– Блин, я такой классный, меня ревнуют!

– Да свали ты!

– И я тебя тоже! – засмеялся Артем и, чмокнув меня в макушку, ушел обедать.

Я обновил страницу с вопросом – пока ответов не было. Буду ждать. Моя пилочка ждала меня в ящике комода с мелочевкой.

* * *

– На выхах домой сгоняю. Не хочешь со мной? – спросил я в наш кофе-брейк.

Мы с Артемом со стаканами с руках сидели на лавочке у памятника на Трубной площади. Рюкзаки лежали перед нами.

– Не, чего-то я по своим еще не соскучился. Странно, да? – саркастически заметил Темыч.

Я пожал плечами.

– Ну, у моих бы остановился. От Беличей доехали бы на такси.

– Не. Я пас. Я вон к ребятам сгоняю.

– Опять? – заныл я.

– А что такого? – Артем уставился на меня и невинно захлопал глазами.

– Может, ты у них пропишешься уже? А что, съедешь к ним, у меня два матраса будет, красота, – съязвил я.

– Да что ты все бычишь из-за них? Выдыхай, бобер!

Я заметил, что желтый «гробик» наполз на зеленый, и со злостью спихнул рюкзак Артема ногой.

– Чего тут раскидался, вообще! Тут территория Зеландии!

– Какая еще Зеландия? – удивился Артем.

– Визу гони! – потребовал я.

Артем пихнул меня плечом. Я отставил стаканчик.

– Виза? Серьезно? Ты хочешь посмотреть мою визу?

– Да! Зеландия не принимает всякий сброд, гони визу или вали! – Я еще раз пнул желтый рюкзак.

– Сейчас, где-то она у меня в пиджачке завалялась…

Артем сделал вид, что роется в карманах, а потом как накинется на меня!

– Мочи зеленых! – заорал он, локтем зажал мою шею в тиски, наклонил меня и свободной рукой стал тыкать башкой в свой пах. – Вот моя виза! Достанешь? Нет? Надо поглубже?

Он держал меня так крепко, что было тяжело дышать. Я набрал в легкие скудную порцию воздуха и заорал:

– Пусти, желтая гнида!

– Гнида? Ты кого назвал гнидой, зеленая ты сопля?

Артем освободил одну руку и стал сильно тереть мне волосы костяшками пальцев. Я это просто ненавидел! Я наступил ему на ногу, он охнул и выпустил меня. Я вскочил, Артем вслед за мной. Некоторые прохожие остановились и удивленно смотрели на нас.

– Это нечестно! – сказал Артем с обидой.

– Нечестно нападать без предупреждения! Ну? Теперь-то нападай! Че, зассал? Или ты только со спины? Желтые так и норовят сзади пристроиться, а? – Я встал в боксерскую стойку и стал подпрыгивать, как на ринге, держа кулаки перед собой.

– Все, пошутил шутку, уже можно смеяться? – Артем подыграл и встал в ответную стойку.

Как бешеные кенгуру, мы прыгали по кругу и бросались токсичными фразочками. И тут я резко выбросил вперед руку, Артем не успел блокировать удар, и я хлопнул его ладонью по щеке. Я такой обиды на его лице никогда не видел! Стало и смешно, и стыдно.

– Что, желтожилеточный, разжирел? Сноровка уже не та? Глотаешь втихаря клиентские омлеты? – съязвил я.

– Ах, ты говно! Ща как засуну тебе по самые зеленые помидоры! – Артем тоже выбросил руку, но я ловко блокировал удар и улыбнулся.

– Вали в свой Желтосранск, желтомазый! Зеландия для зеленых! – парировал я и все же получил хлопок по носу.

Я заметил, что кто-то даже снимал нас на камеру. Мы не успокоились, пока не отвесили друг другу по шесть лещей, а потом отметили это дело добавочным кофе. Ох уж эти наши гейские и расистские шуточки! Иногда мне кажется, что мы только поэтому вместе, ха-ха!

* * *

За пятничным завтраком Артем сказал, что нас снова зовут на тусовку. Я отказался.

– Чего так?

– Да неделя трешовая, отдохнуть хочу.

– Так там и отдохнем.

– Не, я отдыхаю с кроваткой и книжкой.

– Ну Макся, не будь бяксей! – Артем состроил смешное лицо.

– Да не хочу я. А ты чего блинчики не ешь? – нахмурился я. Я только заметил, что ем уже третий, а Артем не взял ни одного. Он съел йогурт и чистил себе второе яйцо. Ну вот. А для чего я встал в такую рань перед парами?

– Да что-то заметил, что тяжко стало мучное по утрам… – Артем скривился.

Я расстроился. Я ведь для него старался, встал пораньше, делал эти блинчики…

– А чего будешь делать, если не пойдешь? – добавил он.

– Почитаю, посплю.

Я думал о том, что надо бы завести другую традицию. Может, готовить сырники? В них совсем мало муки…

– М-м-м… – Было видно, что Артем мучится. Разрывается. Понимает, что должен из солидарности со мной остаться. Как всегда, боится расстраивать, но и отказываться от тусовки не хочет. Я не стал его долго мучить и сказал первый:

– Да ты иди. Все ок, правда.

На самом деле мне хотелось, чтобы он остался и показал, что я ему важнее тусовок. Если бы он это сказал, то я, конечно, бы уступил и согласился пойти с ним. Но он не сказал… и ничего не понял.

Вечером он чмокнул меня и ускакал на тусовку. А я остался грустить.

Все не было «ок». Что-то давило на меня, я не мог расслабиться и спокойно насладиться чтением или просмотром фильма. Я снова и снова обновлял инстаграм, сталкеря профиль Кристи – она во время каждой тусовки выкладывала миллион сторис. В этот раз даже сама себя превзошла; кажется, она это специально сделала, знала, что я буду смотреть. Ох, она и оторвалась: прилипла к Артему и не отходила ни на шаг. На всех селфи в сторис они вместе… Я убрал телефон, сунул его в дальний ящик комода. Парни себя не накручивают. Выкинь все из головы.

Я попытался отвлечься на домашние дела: постирал, собрал и разложил всю висящую на сушилке одежду. Мне попались женские колготки. Я уже стал различать некоторые шмотки и понимать, какие чьи, но вот уровня «Найди владельца колготок» еще не достиг, так что постучался к Настьке.

– Это твое или Юлькино? – Я показал находку.

Настя взяла колготки, задумчиво повертела в руках и вернула со словами:

– Валерино.

У меня отпала челюсть.

– Что? Валерино?!

Настя посмотрела на меня тяжелым взглядом.

– Не спрашивай. Это сложно.

В принципе, я был так погружен в мысли об Артеме и Кристи, что думам о Валере и его колготках просто не было места в моей голове. Так что я пожал плечами, отнес шмотку Валере в шкаф-каморку и кинул на его матрас.

Артем пришел часа в четыре утра – я ждал его, но сделал вид, что сплю. Он очень шумел, стал рассказывать, как прошла тусовка, будто зная, что я бодрствую, или просто не думая об этом. Перед тем как заснуть, он вдруг сонным голосом сказал:

– Мась, я так сильно тебя люблю.

– Ок, – ответил я.

– Я так никогда не любил. А ты же меня знаешь, у меня такая влюбчивая натура.

Я хмыкнул про себя. Улыбает, когда люди говорят: «Ты же меня знаешь» – и начинают треп…

– Я как будто до тебя вообще никого не любил. Не знал, что это, у взрослых подслушал, что есть такая штука – любовь, и, чтобы показаться взрослым, стал везде этим словом бросаться. Но нифигашеньки не знал. И понял, что это за хреновина такая, любовь, только когда «Макаров» на тебя навел.

Я промолчал. Подобные разговоры меня смущали. Иногда, как сейчас, откровения казались неуместными. Слишком много слов – и ноль результата. Я пытался найти какой-то подвох, двойное дно – с чего вдруг он об этом заговорил? К чему ведет? Попахивает чем-то вроде: «Дорогой, нам надо серьезно поговорить…» А как известно, такое начало ни к чему хорошему не приводит.

– Макс, а ты меня любишь? – спросил Артем, не дождавшись реакции.

– Угу.

– А почему ты никогда не говоришь и не показываешь? – укорил меня он. – Я вот часто говорю. А ты нет. Ты эгоист, Максик.

И тут меня прорвало, я аж одеяло с себя сбросил!

– Я не говорю и не показываю?! А кто в твою еду сыпет свежий чеснок, а в свою сухой? И кто в твои бутеры пихает больше колбасы, чем в свои?

– Сорян, не знал, – сказал Артем смущенно и совсем сонно. – Просто ты не говоришь.

– Да что слова-то? – вздохнул я.

Разговор мог бы продолжится, но тут я услышал, как дыхание Артема стало медленным и тяжелым. Он уснул. Ну и хорошо. А утром он забудет про мою «эгоистичную» привычку добавлять ему в бутеры больше колбасы, чем себе. Ну и ладно.

Кажется, я понял, откуда ветер дует. Ох, Кристи! С каким бы удовольствием я провел твоим милым личиком по стене вашего подъезда. Там бетон с таки-и-ими неровностями, как сыр по терке поскользит! Представив себя эту картину, я быстро уснул.

* * *

В субботу я приехал в Радужный. Выйдя из автобуса, я по привычке направился к дому окольными путями, чтобы лишний раз не привлекать внимание. Я не знал, продолжает ли наш с Артемом «каминг-аут» быть главным событием в жизни города или все нашли себе другую вкусную сплетню, и знать, честно говоря, не хотел. С семьей мы об этом не разговаривали. Каждый раз дорога домой обходилась без происшествий. Я низко опускал на глаза капюшон толстовки или куртки, а редкие прохожие не обращали на меня внимания. Но все равно я расслаблялся, только оказавшись за дверью своей квартиры.

Мама каждый раз готовила к моему приезду чуть ли не праздничный обед. Ну, не только к моему, Дина в это время тоже приезжала. Мы болтали, рассказывали о своих делах. Особенно всех интересовали мои отношения с Артемом. Я пытался отделаться общими фразами вроде «Все хорошо», но семья ждала подробностей. Им приходилось доставать из меня информацию клещами. Зато сестра болтала без умолку – у нее часто менялись парни, и о каждом она трещала так, будто через неделю выходит за него замуж.

Все в старой комнате напоминало о школьном прошлом, и каждый раз я предавался воспоминаниям. На душе было тепло, но немного грустно – давние времена не вернуть… Тогда мы с Артемом были лучшими друзьями, он встречался с другими девушками, а я всегда ходил за ним и очередной его пассией хвостом и сгорал от ревности… Потом мысли переходили к Лизе. Ее я вспоминал с теплом, и каждый раз, когда я представлял ее лицо, кровь приливала к низу живота. Там становилось горячо-горячо, зато все остальное будто немело от холода. Иногда я просматривал ее фотографии в соцсетях, читал новости. Съемки в Европе. Открытие магазинов. Плакаты, баннеры – я радовался, что у Лизы все хорошо.

В воскресенье я проснулся поздно. После завтрака я валялся на кровати, подпиливал и полировал ногти и лениво просматривал сторис друзей. Да, да, на «Ответ. Мейл» мне выдали много положительных ответов. Кстати, моя ванная косметичка немного разрослась – в ней появились умывашка, маски для лица и волос. «Скрепы» «мужской уход = мыло + вода» постепенно ржавели и превращались в труху.

Я с раздражением отметил, что Кристи выложила несколько сторис со вчерашней ночной тусовки, где был Артем. Но не это вызвало мое недовольство, а то, что она добавила фотографии с завтрака. Значит, Артем ночевал у нее! Подпись к фото содержала текст: «Уютный завтрак. Мне нужно было стать шеф-поваром, ха-ха!» Значит, завтрак делала Кристи. На фото я заметил Артема, перед ним стояла тарелка, а в руке… свернутый блинчик! Да что за черт?! Он перестал есть мои блинчики, но вовсю жрет блинчики Кристи?! Разве это не предательство? Я сделал скриншот, сохранил в галерею. Увеличил фотографию и долго разглядывал. Пытался по внешнему виду определить, насколько блинчики Кристи вкуснее моих. Тоненькие, ажурные, все в дырочках, они испортили мне настроение на все воскресенье.

Я знал, что нужно остыть, все обдумать. На холодную голову я бы решил вот что: по пятницам нужно снова ходить на тусовки с Артемом, оставаться там на ночь рядом с ним, ни на шаг не отходить. Не допускать ситуаций, когда Кристи и Артем где-то остаются вдвоем, поймать завтрак, на котором Кристи снова сделает блинчики, и попытаться понять, чем же они вкуснее моих. Но я был слишком обижен на Артема. Я просто тупо пялился на фотографию блинчиков, сжимая челюсти и перетирая между зубами свою злость, а потом решил написать Вадиму.

Я долго смотрел на пустую историю сообщений… Оказывается, мы еще не переписывались. Как странно… Я настрочил: «Привет. Как дела?», но не отправил. Перечитал, подумал, что попахивает навязчивостью. Он удивится… Может, спросить что-то по домашке? Я стер сообщение и написал заново: «Привет. Не подскажешь, что задали по культурологии?» Снова задумался… Опять не то… Слишком сухо, я получу ответ, и все, исчерпаю единственный шанс. Я же не смогу после такого официального вопроса перейти на личное… Нужно написать что-то неформальное, но не «Как дела?», а что-то более конкретное… Я стал думать. На прошлой неделе мы обсуждали фильмы. Он рассказывал об одном и советовал его посмотреть. Название я помнил, но это могло быть хорошим предлогом. И в итоге я написал:

Привет. Не подскажешь, как называется фильм, про который ты говорил? Там что-то о хакерах, похоже на «Бойцовский клуб», и концовка неожиданная.

Вадим прочитал сообщение быстро и стал печатать. Почему-то я разволновался. Отложил телефон, чтобы, когда он пришлет ответ, у него не отобразилось, что я сразу же прочитал. Надо выждать время. Сообщение пришло. Я вытерпел пару минут – очень мучительных минут – и только потом посмотрел текст.

Привет. Называется «Кто я?».

Я был разочарован: ответ казался слишком сухим. Ни одного смайлика. Это не располагало к беседе, и я понял, что облажался. Надо было написать что-то такое, что точно дало бы толчок к дальнейшей переписке. Что же придумать? Я решил быть настырным. Конечно, я пожалел об этом сразу, как только отправил следующее:

А то вот уехал домой, погода отстой, льет, думаю, что бы такое глянуть, и вспомнил про тот фильм.

И прибавил три смайлика. И также отложил телефон, но не мог выждать и десяти секунд, взял его и уставился в экран. Вадим прислал скобку. Я сначала расстроился, а потом обрадовался. Скобка – это же улыбающийся смайлик, а любые улыбающиеся смайлики показывают готовность к беседе… Ну, или нет… по крайней мере, они показывают, что человек не против… Иначе он бы ничего не прислал, верно?

Я написал:

А ты сегодня дома остался? Или к родителям поехал?

Я знал, что родители Вадима живут раздельно: мама и отчим в Москве, а где отец, я не знал. Вадим с сестрой снимали квартиру, почему-то не жили с мамой и отчимом.

Это был контрольный вопрос – если Вадим сейчас даст односложный ответ, я отстану. Он ответил: «У мамы». Я разочарованно ждал, не напишет ли он что-нибудь еще, но значка строчащего карандаша все не было, и я отложил телефон, уставился в стену. Мне стало стыдно. Вот, пристал к человеку. Но тут экран загорелся.

Хотел к отцу поехать, но он далеко, в такой ливняк дико лень тащиться.

А где он живет?

Да ты вряд ли знаешь. Радужный, есть такой военгородок.

Я с удивлением таращился на сообщение.

Радужный? Я тоже оттуда.

Да ладно? Шутишь?

(И два подмигивающих смайла.)

Нет, честно!

Я пришел в такой восторг, что чуть не пустился в пляс. Отец Вадима тоже живет в Радужном. Вот это удача! Это точно нас сблизит. Я теперь могу писать ему когда захочу, и даже долго не думать над предлогом!

Какое-то время мы переписывались о городке; я спросил, часто ли Вадим там бывал; он ответил, что нет. Мы договорились в следующий раз, когда он соберется навестить отца, поехать вместе, чтобы было не скучно. Потом Вадим первым сменил тему.

Хотел на велике покататься, но тоже дождь ливанул. Так что по твоему примеру придется что-нибудь глянуть. Что посоветуешь?

Я задумался и стал строчить ответ. Вот так и завертелась наша беседа. Она плавно перешла с фильмов на книги, и как-то незаметно пролетела пара часов.

Когда я вернулся в Москву, Артем спросил, как прошла поездка. Я стал рассказывать так подробно и радостно, будто за эти два дня действительно произошло что-то особенное и приятное, хотя на самом деле все было обычно. Возможно, я чувствовал легкую вину за то, что общался с Вадимом за спиной Артема. Ведь в плане общения мы с Артемом очень разные. Он мог запросто общаться со всеми подряд обо всем, легко говорить о сокровенном и личном с незнакомцами. Поэтому, даже если бы я сказал Артему, что половину воскресенья переписывался с одногруппником, он бы и ухом не повел.

Но я относился к общению совсем по-другому. Дружеские беседы – даже самые нейтральные – я мог вести только с по-настоящему близкими людьми… Или с теми, кого я хотел бы видеть рядом. Это осознание неприятно сдавило грудь. Я задал самому себе вопрос, на который не знал ответа:

Я что, правда хотел, что Вадим стал мне близким человеком?

Глава 6
Серафима

Я слышала, как Ника выбежала из комнаты и мама с криком «Ника, вернись!» бросилась ее догонять. А я лежала как каменная скульптура, в полном ступоре, не чувствуя своего тела. Меня задело оскорбление Ники. Одно дело, если бы это сказал посторонний человек, другое – родная сестра.

Я ведь ничего не делала, чтобы они расстались. Да, я была против их отношений, потому что не понимала, да и сейчас до конца не понимаю, зачем Вадим пошел на этот шаг. Если то, что он сказал у подъезда, правда; если он верит, что от одной невзаимной любви жизнь не заканчивается и надо идти дальше… Ну что ж. Это ранит мое чудовище, но я смогу это пережить. Я никогда не буду мешать. Но что если… Вадим использует Нику? Эта мысль раньше пряталась глубоко, а сейчас, когда я подумала об этом всерьез, мне стало страшно. Я не позволю, чтобы Ника была игрушкой Вадима. Может, подсознательно я допускала такой исход, поэтому и взбесилась, узнав об их отношениях?

На следующий день я пришла в школу ко второму уроку – первого не было – и, увидев Вадима у кофейного аппарата на первом этаже, накинулась на него.

– Разве ты не этого хотела? – удивился Вадим, выслушав мою гневную речь. – Чтобы мы расстались?

– Почему все вокруг, кроме меня, знают, чего я хочу?! – вспылила я.

– Сим, я ни черта не понимаю. Узнав, что мы встречаемся, ты орешь, но, когда я рву с Никой, ты снова орешь.

Аппарат пикнул, Вадим взял стаканчик с готовым напитком, протянул мне.

– Я не буду, – буркнула я. Я с ним ругаюсь, а он мне кофе протягивает! – Я взорвалась, решив, что ты связался с Никой из мести мне! Но потом ты же сказал, что просто пытаешься забыть… любовные неудачи. И что Ника веселая и забавная, она помогает тебе справляться. И после этого я забрала назад свою претензию.

– Ага, и поэтому пожелала нам счастья таким тоном, будто провожаешь в последний путь? – Вадим проницательно посмотрел на меня.

Я вспыхнула и опустила взгляд, меня вдруг живо заинтересовали мои ладони. Все же мне не удалось обмануть Вадима напускной сердечностью в голосе. Но это не я, это мое чудовище! В каждом из нас есть чудовище, оно иногда просыпается и делает неправильные вещи, за которые нам потом стыдно. Никто не может его контролировать. Борьба ничего не даст, только раздразнит чудовище, оно рассвирепеет еще больше. Остается просто смириться и делить с ним одно тело на двоих. Тихо петь ему колыбельные, чтобы оно спало как можно дольше.

– Счастья, любви, долгих лет, – передразнил меня Вадим.

– Почему ты цепляешься к словам? – взъярилась я и топнула ногой. Я злилась – на Вадима, потому что он все воспринимал неправильно, на себя, потому что не могла ничего нормально объяснить, и на свое чудовище.

– Попробуй иногда помолчать. Тогда люди не будут придираться к словам. Частенько помогает, – усмехнулся Вадим и ушел, не дожидаясь ответа.

Хотелось ринуться следом, выхватить стаканчик и вылить кофе ему на голову. Но вместо этого я стояла и сверлила взглядом его спину.

Я хотела добиться разговором не этого. Я надеялась выяснить причину, по которой он порвал с Никой. Но всё, что я поняла, – Вадим сделал это, потому что я так хотела. Ника оказалась права. Я все испортила. Мне нужно было догнать его, рассказать, что творится с сестрой, попросить сделать что-нибудь, восстановить отношения… Но вместо этого я перестала разговаривать с Вадимом и пересела от него за другую парту.

Неделя прошла ужасно. Ника угасала на глазах. Видя, как она, бледная, словно привидение, вяло передвигается по дому, я понимала, что дело плохо. Как же сильно Ника успела влюбиться в Вадима. У сестры, похоже, началась серьезная депрессия. Она перестала есть и реагировать на внешний мир, ходила в школу на автомате, почти не разговаривала с нами. Мама пропадала на мамских форумах, снова и снова перечитывала темы с заголовками в духе «Дочь бросил парень» и пичкала Нику легкими успокоительными.

Сестра постоянно просила оставить ее одну, когда мы с родителями пытались растормошить ее. Однажды вечером она сказала маме, что не хочет жить. Никто всерьез не отнесся к ее словам: Ника была из тех, кто многое делает наигранно, чтобы привлечь внимание. Она и раньше заявляла подобное. До шести лет Ника устраивала позорные истерики в магазинах, билась головой о пол, требуя купить ей ту или иную игрушку. В семь лет ее методы стали изощреннее. Например, как-то в торговом центре, обидевшись на родителей за то, что они не купили автобус из LEGO Friends, Ника выбежала из магазина, бросилась прямо к охраннику и выдала ему, что вон те дядя и тетя, которые к ней бегут, – не мама и папа, эти злые незнакомцы украли ее у настоящих родителей. Охранник оказался чересчур бдительным и отдавать Нику родителям не захотел. В дело впутали администрацию и даже полицию… В общем, думаю, о том дне родители вряд ли захотят однажды поведать внукам. А год назад Ника грозилась убить себя, если родители не купят ей «Айпад».

Вот почему ее выпад не произвел впечатления. Но на следующий день маме позвонила классная руководительница и сказала, что Ника не появилась в школе.

Домой сестра тоже не пришла.

К ночи паника разрослась до гигантских размеров. Ника раньше не убегала из дома. Родители обратились в полицию, но заявление не приняли – должно пройти несколько дней, прежде чем стражи порядка займутся поиском.

Родители отправились искать Нику сами, а я ринулась к Вадиму. Он открыл дверь, и я молча уставилась на него, переводя взгляд с одного изумрудного глаза на другой, ища в каждом ответы. Мой вид Вадима испугал. Он повторял и повторял: «Что случилось? Сима, ответь!» Но говорить я смогла только после того, как Вадим усадил меня на кухне и всучил чашку чая. Отхлебнув горячий напиток, я немного пришла в себя и рассказала, что Ника сбежала из дома. Мы связались с ее друзьями и знакомыми – каких-то мы обзвонили еще с родителями, но некоторых друзей, о которых Вадим был в курсе, не знали ни родители, ни я. Тщетно: Ника ни у кого не появлялась.

Мы пошли искать сестру, но впустую. Родители тоже вернулись ни с чем.

Эта ночь оказалась самой тяжелой в жизни нашей семьи. Чувство беспомощности сковывало по рукам и ногам. Я уже видела Нику, стучащую в подвале кандалами и кричащую от боли. Видела, как ее, запертую в гараже, разделывают, как свиную тушку, и снимают на камеру для снафф-видео, как к ней приближется маньяк в жуткой маске. Видела, как ее затаскивают в машину, насилуют, а потом бросают в канаву за обочину.

За ночь у меня появились первые седые волосы.

Все прояснилось на следующий день. Позвонили из полиции и попросили родителей забрать дочь из отделения. Они вернули Нику домой, и мы раскололи ее.

Сестру поймали в магазине в Беличах, за кражей продуктов. Она пыталась стащить из «Пятерочки» упаковку охотничьих колбасок и маленький пакет кефира.

– Большой не залез бы под куртку, – огорченно сказала она.

Ника сбежала из дома, прихватив немного денег, которых хватило только на билет до Беличей и на обед. В городе она гуляла по торговым центрам, чтобы провести время в тепле, до самого закрытия. Ника искала возможность украсть что-то, чтобы потом продать в скупку, но подходящего момента так и не дождалась. После закрытия торговых центров сестра бродила по городу в надежде найти круглосуточный бар, но таковых не было. Дошла до окраины, где располагался гаражный комплекс, попросила охранника приютить ее на ночь, и он пустил ее в теплое помещение шиномонтажа, предупредив, что нужно будет уйти до девяти утра. В шиномонтаже были кушетка и плед. Охранник принес Нике чай и бутерброд.

Наутро все повторилось – торговые центры, ловля подходящего момента для кражи. Денег у Ники не было. Проголодавшись, сестра спустилась на цокольный этаж, где находилась «Пятерочка», и попыталась стащить еду.

Я живо представила эту картину: Ника прячет под курткой охотничьи колбаски и маленький пакет кефира. Сердце защемило от жалости. Захотелось обнять сестру и прижать к себе. Я подошла к ней и уже положила руку на плечо, но Ника, вывернув свои колючки, отдернулась, и мой порыв сразу прошел.

Я бы хотела сказать, что по возвращении Ники проблемы остались позади, но это не так. Она больше не сбегала, все время вне учебы проводила дома. Сестра всегда оставалась под присмотром. Но это не значит, что все наладилось. Ника была похожа на песок, который пытаешься удержать в ладонях, но он все равно утекает сквозь пальцы.

Депрессия Ники прогрессировала. В страхе за сестру я решилась на отчаянный шаг.

* * *

Утром прозвенел будильник. Я отложила его на пять минут, нырнула под одеяло с головой и свернулась калачиком, выдохнула горячий воздух, но это не помогло: я тряслась от недосыпа, как стиральная машинка в режиме отжима. И снова будильник. Еще три минуточки… Две, одна.

Наконец, проснувшись и пройдя на кухню, я попыталась согреться о чашку кофе, но зубы отбивали «На улице дубак группы Anacondaz. Хм, откуда я знаю эту песню и где ее слышала? Я с тоской посмотрела в окно. На дворе был конец октября, темнота своей густотой напоминала перевзбитые сливки: почти как в кинговском рассказе про живой подвал, который жрет людей. Темнота настолько жуткая, что, казалось, стоит только выйти, как она тут же заглотит тебя, прожует и выплюнет останки. Темнота ненавидит детей. От этой мысли я поежилась. Прямо название для книжного ужастика. Осторожно, Кинг, а я ведь составлю тебе конкуренцию.

В школе перед первым уроком я пересела обратно к Вадиму. Тот удивленно посмотрел на меня. Достав из рюкзака тетрадь, учебник и пенал, я аккуратно разложила вещи на столе. Вадим внимательно наблюдал, зная, что за сменой места должно последовать что-то еще, но терпеливо ждал. Закончив расстановку, я вздохнула, собираясь с духом, и повернулась к нему.

– Я хочу тебя кое о чем попросить.

– И о чем же?

– Ты должен вернуть Нику.

Сказать, что он удивился, – ничего не сказать.

– Подожди, подожди, сейчас возьму ручку, – издевательски сказал он и действительно взял ручку, а еще придвинул тетрадку. – Так, что еще? Каким будет мой свадебный костюм? Сколько у нас будет детей? Может, что-то указать в завещании?

Я проигнорировала сарказм и продолжила:

– Ты заварил всю эту кашу. Влюбил ее в себя, а потом бросил. Ты бы видел, в каком она состоянии, родители уже не знают, что с ней делать. Посмотри на нее в школе – ходит, как привидение, ничего не ест. Скоро в анорексичку превратится.

Вадим побарабанил пальцами по парте – все тот же SOS.

– Я извинился перед ней, – тихо произнес он.

– Что? Когда?

– На днях. Сказал, что мне очень жаль. Наплел какую-то банальную фигню… Что это не из-за нее, что это я такой мудак. Я хотел, чтобы она поняла и меньше переживала… Но, видимо, не вышло. – Вадим грустно усмехнулся. – А теперь ты предлагаешь снова подойти к ней и сказать, что я передумал? Ты понимаешь, как это бредово?

– Но я не вижу другого выхода, – отозвалась я с отчаянием. – Она же тебе нравится! Ты порвал с ней из-за меня…

– Да, все так. Но ты понимаешь, что сейчас у нее ломка, она бы ее просто перетерпела. А что делаешь ты? – упрекнул он меня. – Снова подсаживаешь ее на иглу.

Я все это прекрасно понимала, но у меня был план. Он пришел в голову неожиданно, ночью, когда я не могла заснуть. Этот план казался блестящим и должен был сработать. Я воодушевленно затараторила:

– Понимаю. Но ее ломка не пройдет. Я не могу смотреть на нее. Я боюсь, как бы она действительно что-то с собой не сделала. Ты можешь расстаться с ней позже и сделать это не так резко. Идеально – чтобы ты постепенно рядом с ней превращался из идеального парня в полного мудака. Надо, чтобы у нее у самой прошли чувства и чтобы она первая с тобой порвала.

Вадим молчал, обдумывая мои слова.

– Ты ведь сможешь это сделать? – спросила я с надеждой. Насколько реалистичен мой план? Или то, о чем я прошу, что-то из области фантастики?

– Смогу, – уверенно сказал он, и от сердца отлегло. Я уже представила светлое будущее: Ника излечивается от депрессии, становится цветущей и веселой, как раньше. Она рвет с Вадимом и находит себе хорошего парня, влюбленного в нее по уши…

– Но не за просто так.

Мое нарисованное будущее дало трещину.

– Что это значит? – нахмурилась я.

Вадим смотрел на меня изучающе, с легкой усмешкой.

– Это слишком большая просьба. Не всякий справится. Я попрошу кое-что взамен.

– И что же? – прохрипела я, почувствовав, как пересохло в горле.

Еще до того, как он ответил, я все поняла по его взгляду.

Глава 7
Максим

В понедельник, когда я поднимался по лестнице с русского на литературу, сзади меня окликнула Кристи:

– Макс, подожди!

Я обернулся.

– Артем уже ушел, забыла ему отдать… передай, плиз! – Она с хитрой улыбкой протянула футболку поло Артема.

Я нахмурился. Он оставил футболку вчера, после ночевки у Кристи? Зачем Артем снимал ее? Ну, спать можно и без нее, но утром-то как можно ее не надеть? И в чем он вернулся домой? Меня не было, когда он пришел. На сторис с блинчиками он был в ней… Значит, он снял ее после завтрака? Но зачем? В общем, странная ситуация, но не такая, чтобы долго о ней думать – это все-таки футболка, не трусы. Но эта стерва специально не отдала поло Артему. Ничего она не забыла, все просчитала. И, в принципе, этот факт меня успокоил. Кристи могла специально все подстроить: пролить на Артема что-то, дать ему другую одежду взамен, замыть пятно, высушить футболку, потом спрятать, чтобы он про нее забыл… В общем, махинации вполне в духе этой девушки.

– Окей, передам, – спокойно сказал я.

– Не переживай, он спал не в моей комнате. С Кириком.

Я хмыкнул и улыбнулся.

– Уж лучше с тобой. Кирик – это суровый повод для семейных разборок.

Это ее укололо, а я злорадствовал и был собой доволен: достойные ответы удаются так редко! Мгновение Кристи смотрела на меня со злостью – а потом улыбнулась.

– Жалко, тебя не было. Приходите в субботу на мои блинчики. – Она как бы невзначай поправила на груди лифчик. – Артем, наверное, их тебе уже прорекламировал.

Не дожидаясь ответа, гадина стала спускаться. Вот стерва! Я представил, как посылаю ей в голову шестисотстраничную «Раннюю греческую тиранию», как она теряет равновесие и кубарем летит со ступенек.

Что-то подобное повторялось часто и каждый раз во мне откладывалось. Обиды нарастали снежным комом, терпение кончалось. Я чувствовал себя гранатой, из которой вот-вот вырвут чеку. Зато… на этой же неделе случилось то, чего я ждал ровно два сезона и 13 серий: нам с Артемом попался нужный эпизод «Доктора Хауса».

Перед нами на табуретке стоял ноутбук, мы валялись на матрасах, пили колу с лимоном и следили за событиями на экране. В сюжете у пациентки были проблемы со здоровьем, и врачи никак не могли определить, что с ней. В итоге выяснилось, что девушка – интерсекс, УЗИ показало наличие скрытых яичек. Сюжет меня очень заинтересовал, я впервые задумался, что это, оказывается, возможно.

– Бывает же, – начал я. – Вот живешь, живешь в теле девушки, а у тебя бац – и яйки. А они и ни к чему тебе. А другой родится без коков, но они ему ой как нужны… Природа напоминает мне мою троюродную тетку из Пензы. Заявилась она к нам однажды под Новый год, подарила мне ортопедические стельки, а Динке – энциклопедию «Змеи и другие рептилии».

– Да? Можно родиться без коков? – удивился Артем. Эта новость его заинтересовала явно больше, чем о девушке со скрытыми яичками.

– Ага.

– И как жить потом?

– Как – как? Как обычно.

– А как тогда шишка дымится? «Терминатор: восстание машин», все дела?

– Нормально дымится. Думаешь, евнухи не могли заниматься сексом? Еще как могли. И кастрировали их в гаремах не для того, чтобы они с наложницами не жарились, а чтобы те от них просто не залетели. За эрекцию и оргазм отвечают мозг и простата. Лишаешься коков – лишаешься только сперматозоидов, но не прочих плюшек.

– Фига се! А откуда ты это все знаешь?

И я рассказал о том, каким родился, и о своих имплантах.

– То есть физически тебя это ничего не лишает? – уточнил Артем.

– Нет. Ничего такого, я не чувствую никакой неполноценности.

– Ну и классно. А все это… Да блин, зато никаких геморройных алиментов, – беззаботно сказал Артем, подразумевая детей, которых у меня не будет. – Разве это не клево?

– Эй, а что на счет тебя? Вдруг ты возьмешь да и настругаешь кого-нибудь на стороне? – наигранно возмутился я.

– Не исключено! – Артем подлил масла в огонь и гадко улыбнулся.

Я шутливо стукнул его.

– Ну уж нет! Чтобы все по-честному, в брачном договоре пропишем вазэктомию!

Артем, который в этот момент отпил из стакана, поперхнулся колой.

– Что?! Э-э-э, ну, уж нет! Никакой вазэктомии!

– Я не шучу! – Я попытался принять чертовски серьезный вид, но это давалось тяжело: когда я видел напуганное лицо Артема, смех так и рвался наружу!

Какое-то время мы еще обменивались шутками и подколами, а затем включили очередную серию. Вот и все. Я так боялся этого разговора, и зря. С Артемом во всех смыслах слова было удивительно легко.

* * *

Нас с Артемом позвали на вечеринку по случаю Хэллоуина. Если бы тусовка собиралась у Кристи, я бы ни за что не пошел. Но всех позвал Кирик, а он из группы Артема мне больше всех нравится. Кирик был из богатой семьи, у них имелся дом с огромными окнами недалеко от МКАД. Родители уехали в отпуск, и дом оказался в его полном распоряжении.

Кирик хорошо общался со Славой и Настей – и их тоже позвал, а они попросили разрешения взять еще парочку друзей… В итоге наша квартирка собралась к Кирику в полном составе. Я просто не мог остаться дома в одиночестве, ведь у меня была отличная возможность даже не пересекаться ни с кем из группы Артема, кроме Кирика и Егора, общаться только со своей квартирной компанией. Если дом большой, от Кристи я мог бы держаться за несколько десятков метров. Или даже сидеть в другой комнате и представлять, что ее нет.

Мы с Темычем решили подготовить костюмы. Тут он оторвался – наконец-то мог дать волю фантазии! Он сделал нам па́рные образы: сам превратился в жертву медицинских опытов – больничная рубашка, во вскрытой черепушке виднеются мозги, из вспоротого живота вываливаются внутренности, – а я был медсестрой-маньячкой. Парик блонди, женский макияж, накладная грудь, сексуальный халатик в пятнах «крови» и «мозгах», и в качестве вишенки на торте – ржавая окровавленная пила… кстати, настоящая, я ее из дома привез. Нашел у папы в загашнике раритетную древность – она еще дедушке принадлежала.

Я не знаю, почему Артем сделал меня медсестрой, а не врачом мужского пола – но он творец, ему виднее. После того как он закончил надо мной колдовать, я заглянул в зеркало и обомлел – куда делся вечный мальчишка-подросток? Кто эта хорошенькая, сексапильная и, да, немного жуткая девушка? Я долго смотрел в отражение.

– Нравится? – спросил Артем.

– Еще как. Просто шедевр! Ты профи!

Но думал я не над гримерным мастерством Темыча. Думал я над тем, а что было бы, будь я таким? То есть такой? Родился бы девочкой и в обычной жизни выглядел бы так. Было бы мне легче жить? Возможно.

1 Туфли на высокой платформе для занятий танцами на пилоне.

2 Шпагат, при котором угол между ногами больше 180 градусов.

3 Персонаж книги «Алиса в Стране чудес».

4 Ударник рок-группы Red Hot Chili Peppers. Входит в список «100 лучших барабанщиков» по версии журнала Rolling Stone.

5 Вид элементов с хватом для захода на шест с упором в плечо. Похожий трюк в первой части «Жизнь на Repeat» выполнял Макс на турнике, когда красовался перед Лизой, только он называл его «Драконьим флагом».

6 Флажковый элемент с зацепом под локоть.

Вход для пользователей

Меню

Читать онлайн Жизнь на Repeat. За тобой бесплатно

* * *

Предисловие

Глава 1Линия 2. Максим

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

Глава 2Линия 1. Серафима

* * *

* * *

* * *

Глава 3Максим

* * *

* * *

* * *

Глава 4Серафима

* * *

Глава 5Максим

* * *

* * *

* * *

* * *

Глава 6Серафима

* * *

Глава 7Максим

* * *

Вход для пользователей

Глава 1
Линия 2. Максим

Глава 2
Линия 1. Серафима

Глава 3
Максим

Глава 4
Серафима

Глава 5
Максим

Глава 6
Серафима

Глава 7
Максим