Читать онлайн Мемуары двоечника бесплатно

© Ширвиндт М., 2018

© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2018

* * *

Куда падают яблоки

F = G(Mm/r²) – выскочило из головы Исаака вместе с шишкой, образовавшейся от падения яблока. Так старик Ньютон сформулировал закон всемирного тяготения, а говоря простым языком, объяснил нам, как падают яблоки… правда, ни словом не обмолвился, куда они падают.

Вот тут-то на помощь пришла русская мудрость, пришла и заявила: «Яблоко от яблони недалеко падает». И на всякий случай добавила: «От осинки не родятся апельсинки», – видимо, желая обьяснить простым языком расхожую истину: «По плодам их узнаете их. Собирают ли с терновника виноград, или с репейника смоквы?» (Матфей 7:16).

Все логично и не вызывает сомнений. Однако в детстве на даче я своими глазами видел, как во время жуткого урагана яблоки летали по всему участку и разбивали стекла на веранде метрах в двадцати от яблони. «Как же так? – переживал я. – Рушатся законы мироздания и русские мудрости!»

– Успокойся! – сказал Альберт Эйнштейн. – Все относительно.

И я успокоился. Но ненадолго.

«Сын за отца не отвечает», – заявил Сталин. (Потом спохватился и посадил дочерей, жен, братьев, сестер и прочих домочадцев.)

Окончательно запутавшись, я решил написать эту книгу, чтобы и за отца ответить, и за себя постоять, чтобы законы вернуть на место, да и с яблоками разобраться… тем более что родился я под Яблочный Спас, в середине августа.

Коляска

Я появился на свет года за два до своего рождения! Есть даже фотография, где родители умильно склонились над моей коляской. Все такое летнее, солнечное. Мама и папа счастливы, колясочка ажурная… Наверное, это самая трогательная фотография моего детства, именно она во всех папиных мемуарах иллюстрирует появление долгожданного сына! Но есть один нюанс: на этой картинке я появился только как медийный персонаж! Непонятно? Приглядитесь внимательнее к коляске… Видите?.. Нет?.. А сейчас? Да! Правильно! Она пуста!!! Дело происходит на съемках. Моя будущая мама приехала проведать моего будущего папу, и там, в реквизите, нашлась очень красивая коляска. Родители просто сфотографировались на ее фоне! Ну а чего еще ожидать от молодого актера? Но мама-то, мама! Начинающий архитектор! Ох! Кстати, никогда после ни у меня, ни у моих детей и внуков не было такой красивой плетеной колясочки! Нет, я вовсе не обижен на родителей за эту милую мистификацию. Наоборот, благодарен этому предмету реквизита! Может быть, фотка-шутка и натолкнула их на мысль… Кто знает.

Та самая коляска

В общем, так и пошло… Как говорится, маленькая ложь порождает… уж не помню что. Но неважно, продолжим.

Долгожданным был не мальчик, а девочка! И если бы не Леонид Марков, папин старший товарищ по «Ленкому», так бы девочку и ждали! Леонид Марков был не только замечательный артист, но и известный в Москве красавец и сердцеед! И вот как-то в гримерке мой будущий молодой папа поделился с коллегами своей мечтой о дочери… Все вяло умилились, и только Марков отнесся к мечте утилитарно. Он поведал страшную историю, которая сыграла важнейшую роль в моей самоидентификации. Привожу по памяти (папиной) этот рассказ. «Представь себе, старик, родилась у тебя миленькая такая девочка, ангелочек, – начал Марков. – Назвали вы ее, конечно же, Фирочкой. Все в ней души не чают. Фирочка растет, цветет. И вот ей уже восемнадцать. И вот уже поздний вечер, а ее все нет. Вы с Таточкой лезете на стенки… Как вдруг открывается дверь и входит Фирочка, а позади нее стою я и говорю тебе: «Здравствуйте, папа»…И после паузы добавил: «Старик, тебе это надо?» Нужно ли говорить, что после этого к девочке папа поостыл. И дальше как в сказке: думали они, думали… но делать нечего, пришлось рожать мальчика!

Жених Фирочки

Тут тоже история запутанная. Когда родители отмечали золотую свадьбу, мне исполнилось 52 года! То есть я постоянно не вписывался в протокол: два года мой дух витал над пустой коляской, а потом я все-таки появился, но за два года до свадьбы. Но и это еще не все! Медицинские справочники говорят, что если ребенок рождается на седьмом месяце, это не страшно. Нормально и когда чуть позже девятого. Страшно, если на восьмом! Продолжать надо?.. Да! Я родился именно на восьмом месяце! Мама на даче гуляла с моим годовалым кузеном Кутей, как вдруг – гроза! Кутю на руки и бегом домой. Было это, как сейчас помню, 13 августа, потому что 14-го родился я.

Вы спросите, а где же был счастливый отец, когда все-таки после стольких фальсификаций ребенок родился на самом деле? Папа был на гастролях в Башкирии, на родине знаменитого верескового меда. В общем, при первой возможности папаша с радостью на сердце и с медовыми сотами в руках грузится на ТУ-104 и мчится в Москву. ТУ-104, в то время флагман советской авиации, был, по сегодняшним меркам, не самым комфортабельным лайнером. Места было мало, полочки для багажа микроскопические, поэтому верхнюю одежду вешали в шкаф при входе. И вот туда, на полку для шляп, папа и положил содержимое нескольких ульев. Может быть, это промышленное количество меда и натолкнуло папу на идею назвать мальчика Мишей – не знаю. Счастье, что он не прочитал тогда башкирскую народную сказку «Медведь и пчелы». По-башкирски медведь «Айыу»! Представляете, Айыу Александрович Ширвиндт!!!

Но вернемся к самолету и меду. На улице было прохладно, в самолете жарко, мед начал таять… В общем, когда в Московском аэропорту открыли шкаф, вся одежда пассажиров была покрыта толстым, но равномерным слоем знаменитого башкирского меда! Папа малодушно сбежал, но если кто-нибудь из жертв этого липкого инцидента не умер на месте и дожил до сегодняшнего дня, пусть знает, кто организовал им сладкую жизнь в столице родины!

А что же наш малыш? Мы о нем совсем забыли! Малыш рос, хорошел день ото дня: спадала желтизна, разглаживались морщинки, начал выпрямляться крючковатый носик – одним словом, пупс! И вот тут в гости к родителям, а заодно и глянуть на чудо, пришел Аркадий Арканов – друг. Счастливая мать подвела его к коляске, сорвала покрывало (или что там срывают для пущего эффекта?):

– Ну, смотри!..

Невозмутимый Арканов посмотрел на чудо долгим профессиональным взглядом, потом повернулся к маме и сказал:

– Таточка, не волнуйся, я врач, я знаю, что говорю! Все это не так страшно. Он еще маленький, еще все может измениться. Он, скорее всего, выправится! Не переживай!.. Говорил он все это человеку, который считал, что содержимое коляски – самое прекрасное произведение природы и если не эталон красоты, то очень близок к нему… После этих смотрин мама два года не разговаривала с Аркановым.

Ну не такой уж и страшный

Родословная

Все эти мистические и скандальные моменты детства открылись мне значительно позже, а тогда я жил себе веселой и шумной детской жизнью в роскошной девятикомнатной квартире в самом сердце Москвы – в Скатертном переулке. Главным достоинством этих хором для меня было – общение! Какому еще ребенку доводилось разделять любовь сразу пятнадцати домочадцев! Не знаю, можно ли называть домочадцами соседей по коммунальной квартире, но для меня все они были как родные. Публика была разношерстная: интеллигентная и не очень; от рафинированных барышень до милейшего алкоголика Васи, которого в подпитии боялись все, кроме меня и, конечно же, моего папы, всегда способного найти общий язык и с Васей, и даже с рафинированными, что особенно ценно.

Этот папин конформизм, наверное, послужил основой образования нашей довольно «сложной» многонациональной семьи. Хотя нет, с многонациональностью я погорячился – их у нас было и есть всего две, зато чистейшие! По маминой, абсолютно русской линии, – столбовые дворяне и купцы высших гильдий; по папиной – чистокровные евреи литовского и одесского разлива. Предание гласит, что нашими русскими предками были знаменитые путешественники Семенов-Тяньшанский и Миклухо-Маклай! (Папа настаивает, что и лошадь Пржевальского была из наших). У мамы даже сохранилась грамота с императорской подписью и печатью, начинающаяся словами «Мы, Николай Первый, Император и Самодержец Всероссийский…», согласно которой Император Николай I присвоил моему прапрадеду Павлу Белоусову за его заслуги перед Москвой звание ПОЧЕТНОГО ГРАЖДАНИНА города Москвы.

Мамин дедушка академик Владимир Николаевич Семенов был долгие годы главным архитектором Москвы. По его плану столица строилась до недавнего времени, до эпохи точечных застроек. Прабабушка, Алевтина Михайловна, была вообще столбовой дворянкой! (кстати, от нее я получил один из главных уроков своей жизни. Когда крестьяне родового Воронежского имения подавали ей малину, близорукая прабабушка снимала очки и с удовольствием ела прекрасные, одна к одной ягоды, только что сорванные с куста. Если бы она осталась в очках, то наверняка обнаружила бы какие-нибудь червоточинки, а то и самих червячков. И все… и радость уже не та. И ты уже полностью сконцентрирован на поиске изъянов. И малина не в малину. И вот я, всю жизнь руководствуясь этим принципом, чуть что «снимаю очки»… И это «чуть что» становится приятным и безопасным. Много раз я бывал наказан за это, но по-прежнему продолжаю смотреть на проблемы сквозь прабабушкины «розовые очки». Ведь как мы знаем из букваря – «Добро всегда побеждает зло!»). Что же касается папиных предков, то они город не строили – город носил их (нашу) фамилию! Да-да, был в Литве на границе с Россией город Ширвиндт или Ширвиндас, в настоящее время, увы, полностью разрушенный. У папы даже написана книга «Ширвиндт, стертый с лица земли».

Может быть, эта чистота двух не самых совместимых кровей и сделала меня «безродным космополитом». Я с иронией отношусь и к той и к другой нации и считаю, что гордиться только своей национальностью – удел унылых неудачников. Ну да ладно…

Прадед, который построил Москву

Так вот, в коммуналке мы жили «по еврейской линии». В двух небольших комнатах: бабушка, дедушка, мама, папа и я. Дедушка Анатолий Густавович (Теодор Гедальевич) Ширвиндт был прекрасным скрипачом, музыкальным педагогом, играл в Большом театре, выступал с концертами на фронте. При этом был человеком очень застенчивым и мягким. Увы, ни его музыкальное дарование, ни застенчивость не передались по наследству ни папе, ни мне! Хотя скрипочкой папу мучили много лет, но дальше «Сурка» он не продвинулся.

Дед – единственный член семьи, кому не наступил на ухо медведь

«Сурок» – очень трогательная песенка на музыку Бетховена и стихи Гете – была вроде азбуки для юного скрипача. В русском переводе выглядит примерно так:

Припев:

Эх, как жаль, что дед не дожил до триумфа своего нерадивого ученика! Если бы он только мог увидеть, как его сын мучает скрипку и «Сурка» сольно или под не менее корявый фортепьянный аккомпанемент Андрея Миронова, выступая в Большом зале консерватории, в зале Чайковского и даже в Большом театре, и все это под овации публики, он наверняка решил бы, что мир сошел с ума!

А впрочем, может быть, он все это слышит и видит, и смеется вместе с тысячами зрителей, кто знает… Дай Бог!

Дед умер, когда я был совсем маленьким. Я запомнил его, как что-то очень мягкое и доброе.

Главное – серьезное лицо

Бабушка, или как я ее звал – Баба, Раиса Самойловна Ширвиндт (урожд. Кобыливкер), родилась, естественно, в Одессе. А где еще может родиться барышня, папа которой носит гордое и красивое имя Ицхок-Шмуэль Аронович Кобыливкер?!

«Сурок», соло на скрипке – А. Ширвиндт, партия фортепьяно – А. Миронов

Работала бабушка редактором Московской филармонии, ее знала и любила вся богемная Москва. И несмотря на то, что она ослепла, когда я был совсем маленьким, она сохранила такую энергию и жизненную силу, что многие зрячие могли ей позавидовать! На этом я тему «Бабушка» временно закрываю, так как она заслуживает отдельной одноименной главы!

Скатертный

В нашей коммуналке было шумно и весело. Я шастал по соседям, выклянчивал какие-то интересные штучки. Я с нетерпением ждал толстую хлебницу, которая, как и веселая молочница молоко, приносила каждый день корзину теплого хлеба. Я обожал старьевщика, который раз в неделю проходил по Скатертному переулку и кричал: «Старье берем!» И если удавалось упереть какой-нибудь старый бабушкин халат или на худой конец стопку газет, то можно было это обменять на шарик из папье-маше с резинкой!

А прогулочная группа, куда меня водили несколько лет! С детскими садами было туго, поэтому появились специальные старушки-гуляльщицы. Они набирали группу из восьми-десяти детей и гуляли с ними на Гоголевском или Тверском бульварах часа по три в день. Все было здорово, кроме отсутствия удобств. Если тебе хотелось по-маленькому (о большом даже страшно было подумать), тебя вели за песочную будку, снимали штаны и говорили:

– Ну, сикай! Пыс-пыс-пыс!

Я это ненавидел! Особенно это «Ы»! Фу! А еще у меня там был друг Пашка! Когда неумные взрослые спрашивали:

– А кого ты больше любишь, маму или папу?

Я отвечал:

– Сначала Пашку!

С Пашкой мы менялись. Кусок рогаточной резинки – на крупную пуговицу, большой болт – на пистоны и т. д. Однажды он принес сумасшедшей красоты резную деревянную палочку-трость – я был покорен! Я предлагал несметные сокровища взамен, и в итоге Пашка милостиво согласился принять все ордена и медали моего деда. (Во время войны дед и бабушка выступали на всех фронтах с концертами и получали за это в награду ордена и медали.) Сделка состоялась, причем палку пришлось засунуть через ворот в штаны, чтобы не застукали. Тут уж не то что «пыс-пыс» – я еле дохромал до дому!

Трость я спрятал под кровать и затаился. Увы, если бы меня разоблачили сразу, ордена еще можно было бы вернуть… А так, когда через пару месяцев нашли под кроватью палку, о которой я даже и не вспомнил, то было поздно! Награды прошли длинный путь обменов и нашли своего героя… Имя его неизвестно, а я получил по шее!

В тот день ставили на оленей

Иногда меня выпускали одного во двор, где у меня тоже водился друг. Его звали Хабибуль Хабибулин, и он был одним из четырнадцати детей нашего дворника. Во дворе мы гулять могли, а если идти на бульвар, то туда надо было быть отведенным. И вот, как-то мне звонит Хабибуль по телефону. Да, у нас был телефон! Огромный черный с ушами, он висел в коридоре, и по нему изредка кто-нибудь разговаривал. Изредка, потому что персональные телефоны были в то время далеко не у всех. У дворника телефон был. Так вот, звонит Хабибуль… а в это время моя мама лежала в больнице с переломом ноги, бабушка, как я уже говорил, не видела, и тут входит в квартиру папа. Он вернулся с ипподрома, куда они с Аркановым ходили при любой возможности. Наверное, они много выиграли, иначе чем объяснить, что папа был днем слегка «выпимши», и, конечно же, вовсе не из-за этого, а из-за лежащего на пороге ботинка он споткнулся и упал к моим ногам. Хабибуль тем временем звал меня идти гулять на бульвар… И вот что услышал лежащий на полу в коридоре папа.

– Нет, Хабибуль, дорогой, я не пойду гулять, меня некому отвести: мама в больнице, бабка слепая, папка пьяный валяется…

Можете представить себе, что подумали о жизни богемы в семье дворника?

Иногда мы с папой ходили гулять! Это всегда было событие! Мы шли по Медвежьему переулку, поворачивали в Столовый… Если это была весна, то я обязательно запускал лодочки по ручьям из тающего снега! Этим занимались все дети. Они для этого специально вырезали из досочек кораблики, втыкали мачты, делали из конфетных фантиков паруса… У меня всегда руки росли из… какого-то другого места, поэтому я запускал баржи, то есть спичечные коробки, но все равно это было классно! Куда это все девалось? Где теперь «журчат ручьи»? А если все же удастся сегодня найти в Москве талый ручеек и запустить в него кораблик, то он растворится, не доплывя до стока.

Так вот, мы шли, я читал по буквам афиши, и это, наверное, был самый большой папин вклад в мое образование! Особенно трудно мне давались исполнители с буквой «р», которую я не выговаривал: Рихтер, Шпиллер, Ростропович не входили в число моих фаворитов, а папа именно ими меня и мучил! Единственный, кого я любил, был Ойстрах: уж очень смешно он звучал по слогам! Я от отчаяния даже сочинил стишок, чтобы и рыбку съесть, и Рихтером не подавиться. Вот он:

И вот мы подходим к магазину «Консервы» (опять «р»). Это был знаменитый старинный магазин. Он располагался в доходном доме, где теперь торгуют фарфором. Внутри были не то фрески, не то картины, изображающие овоще-фруктное изобилие. Но главный арт-объект находился сразу у входа. Отдел «Соки-воды»! Широченный мраморный прилавок, приспособление для мытья посуды, стакан с мокрой красной солью, в другом стакане плавала ложка, чтобы солить томатный сок, белая тетенька в кокошнике… и штатив с соковыми конусами! Рай! Но и это еще не все: когда конус пустел, тетка снимала его со штатива, закрепляла на толстенную цепь, кричала куда-то вниз что-то типа «Бу-бух! Бах! Нах! Ма-мах! Ух!» – и цепь вместе с пустым конусом уходила в преисподнюю! А оттуда наверх с лязгом выползал новый, наполненный до краев соком сосуд! О!

И я, и, по-моему, папа могли часами наблюдать это таинство рождения, выпивая один за другим несколько стаканов сока, чтобы быстрее освободить емкость.

Как правило, на этом прогулка и заканчивалась, потому что после восьми стаканов сока бежать за будку «пыс-пыс» было дальше, чем до дома. И мы, довольные, возвращались.

Я мужал, взрослел. Мне грянуло семь. Пространство двора уже тяготило нас с Хабибулем. Повсюду были соблазны: газированная вода, мороженое, пирожки с «павидлой» и прочие деликатесы, да и соки не надо сбрасывать со счетов. Ведь папа же не резиновый, словом, остро обозначилась финансовая проблема! И вот как мы совместили пространство и деньги… Билетные аппараты в троллейбусах и автобусах были тогда, мягко говоря, «полуавтоматические». Металлический ящик для денег с прозрачной крышкой с прорезью для монет, стальная пластинка-весы, на которую эти монеты сыпали, и катушка с билетами, которые ты сам себе и отматывал. Проезд в автобусе стоил пять копеек, но если у тебя была только двадцатикопеечная монета, то ты, показывая ее вновь вошедшим пассажирам, говорил: «Не опускайте, пожалуйста». Собирал с них пятнадцать копеек, а двадцать бросал в кассу и отрывал четыре билета: три раздавал, один брал себе. Понятно объяснил? Словом, сплошная честность и доверие!

И тут – пам-пам! – появляемся на арене мы с Хабибулиным! Поверьте, дорогие судьи, мы не знали, что совершаем преступление! Мы слышали от мам и пап это: «Не опускайте, пожалуйста», видели, как им давали деньги и они отрывали всем билеты. Вот и мы, удрав со двора, садились в любой троллейбус или автобус и колесили по Москве, отрывая всем желающим билеты и не забывая набивать карманы монетами. По прошествии нескольких поездок все дворовые мальчишки ходили табунами за нами с Хабибулем, и мы щедро угощали всех желающих «павидлой» с сиропом!

Удивительно, что нас ни разу не разоблачили ни контролеры, ни сами пассажиры. Они, вероятно, думали: «Дети, ну что с них взять…» А взять можно было много: рубля по полтора с носа!

Разоблачили

Застукал меня кто-то из родительских знакомых: «Ой, а мы вашего Мишеньку вчера видели в Сокольниках, он там покупал мороженое». Ну кто их тянул за язык?! И да, я покупал мороженое, потому что ждал автобус – у меня там была пересадка. Им какое дело? В общем, спалился! А дальше: серия перекрестных допросов, очные ставки, пытки – и вся картина как на ладони.

На этом закончились мои увлекательные путешествия по Москве, да и счастливое детство в Скатертном переулке.

Обыденский

Отвлечемся ненадолго от еврейской коммуналки и перенесемся в русские хоромы моего прадеда.

Про В.Н. Семенова написано несколько книг. И действительно, личностью он был выдающейся! Недолго поработав инженером после института, бросил все и в составе добровольческого отряда уехал в Трансвааль, где воевал в англо-бурской войне на стороне буров, дружил с молодым журналистом Уинстоном Черчиллем, после ранения вернулся в Россию и тут же иммигрировал с семьей в Великобританию, так как его жена, моя прабабушка, была ярой революционеркой! В Англии построил первый город-сад в Летчуэрте, вернулся в Россию, создал несколько архитектурных шедевров – например, дворец Эмира Бухарского в Железноводске (как звучит, а!). Дальше – больше. Занимался планировкой городов: Астрахани, Ярославля, Хабаровска и других, восстанавливал Сталинград после войны, построил дачу… и тем самым заложил основу дачному кооперативу НИЛ («Наука. Искусство. Литература») в Новом Иерусалиме и, наконец, построил первый в СССР кооперативный трехэтажный дом в Обыденском переулке. Последние два сооружения сыграли важнейшую роль в папиной и, как результат, в моей жизни!

Друг Черчилля

Прадеду «За выдающиеся заслуги» выделили квартиру на третьем этаже этого дома – и вот это были хоромы! Там было пять (!) комнат, включая комнату для прислуги! Огромный зал, или гостиная, полукруглый кабинет, длинный коридор… Мы с моим кузеном Кутей (помните, из-за него я родился чуть раньше?) гоняли на велосипедах по всем закоулкам этой квартиры. До сих пор, когда я читаю Толстого, Чехова, Булгакова, у меня все события ассоциируются с домом в Обыденском. Там проходил бал Наташи Ростовой, там жил и работал профессор Преображенский, и даже знаменитый Ниро Вульф Стаута восседал в своем огромном кресле, только почему-то не в кабинете, а в гостиной.

Я уже говорил, что вовсе не тяготился жизнью в коммуналке. Но эта квартира вселяла в меня какой-то трепет. До сих пор не могу представить себе что-то более аристократическое, чем этот дом.

Слева направо: Кот Билька, мама, папа

Там устраивались детские и взрослые спектакли, шумные елки, мы играли в лото, нам читали сказки… Ах! Мой дедушка (мамин папа) Николай Павлович Белоусов был, пожалуй, единственным человеком в моем роду, у которого руки росли из правильного места. Я часами торчал в его кабинете-мастерской и просто смотрел – неважно на что: дед либо что-то сооружал, либо чинил наши вечно ломающиеся игрушки и велосипеды, либо запускал паровую машину! Ах! А еще там был телевизор! Мы с Кутей сидели как завороженные и часами смотрели в этот таинственный ящик, даже не замечая, что пообедали. Тогда же и возникло мое любимое блюдо «замурца»: нам давали котлету с картошкой на тарелке, мы разминали все это до однородной массы и ели, не отрываясь от телевизора. Кто придумал этот кулинарный шедевр, Кутя или я, – неизвестно, но, думаю, что сейчас для барышень, глядящих неотрывно в свой мобильник, он бы пришелся очень кстати.

Миша и Кутя

Да, что-то я раскутькался: Кутя, Кутя! Кутя – мой двоюродный брат Николай Владимирович Белоусов, известнейший архитектор, который строит самые красивые деревянные дома в России! Кутей он себя называл в детстве – ну и прилипло. Вообще, мои знаменитые родственники-зодчие в кругу друзей звались странновато. Прадеда звали Дуда, дядю – Вока, брата – Кутя, и даже бабушку и дедушку мы почему-то звали Баба и Дида! Я тоже, когда был совсем маленьким, бил себя в грудь и говорил: «Я – Мыка!» Не прижилось! То ли архитектурного дарования не хватило, то ли фамилия Ширвиндт дает слишком широкий простор для кличек и вариаций.

Мой любимый дядя Вока, Владимир Николаевич Белоусов, – конечно же, архитектор, академик РААСН – ездил довольно часто в заграничные командировки и привозил оттуда неслыханные вещи, точнее, невиданные! Например, кокосовый орех! Мы знали из книжек, что такие орехи есть и что в них даже водится кокосовое молоко, но были уверены, что растут они только в сказочных лесах несуществующей Африки. А тут – на тебе! Вот он! И какого же волшебного вкуса было это молоко! Мы пили его несколько недель и не могли напиться! И нам, двум маленьким наивным детишкам, не приходило в голову, что не могло в один орех поместиться столько молока, что нас поили разбавленной сгущенкой… И слава богу! Спустя много лет где-то в Азии я попробовал настоящее кокосовое молоко… Какое же это было разочарование! Сладкая липкая мутная вода! Мораль: иногда обмануть ребенка – не грех.

Не могу не добавить ложку дегтя в банку счастливого детства. Вернее, могу не добавлять, но добавлю! Игрушки у Кути были лучше! Можно было бы на этом и остановиться, но нет, продолжу. Вока привозил из-за границы маленькие английские машинки, точные копии оригиналов, которые мы, впрочем, тоже никогда не видели. Они были на рессорах, у них открывались дверцы, они… Они были неописуемой красоты, и их было очень много! А еще у них была железная дорога! (Написал «у них» и почувствовал себя злобной завистливой старушкой-соседкой, а впрочем, такой я, наверное, и был.) Железная дорога раскладывалась и занимала две комнаты. Там были мосты, станции, семафоры, разного типа поезда… А если добавить туда расставленные повсюду машинки – то все, психика ребенка из коммуналки нарушена навсегда! На мои стоны и слезы невыездными родителями все же была куплена в «Детском мире» железная дорога… Она была метр в диаметре, и там, кажется, даже был поезд… В общем, сказал, что добавлю дегтя, и добавил! И чтобы уж добить тему, приведу одно из детских высказываний, которые всегда так трепетно собирают и хранят бабушки. Так вот, Кутя сказал: «У нас с Мишкой все игрушки общие… кроме моих!»

Впоследствии квартиру на Обыденском разменяли, и все ветви нашей большой семьи в результате получили отдельные квартиры.

Многие годы, проходя мимо этого дома, я мечтал хоть одним глазком взглянуть на былую роскошь, но все как-то не мог набраться наглости… И вот однажды, пару лет назад, я сидел в машине около нашего дома, разглядывал стеклопакетные окна кабинета, как вдруг меня торкнуло: именно из-за этих дурацких привычных стеклопакетов я увидел реальные пропорции! И – о ужас! – квартира мне увиделась не такой уж и огромной, да и потолки, судя по всему, низковаты для бального зала… Просто и я, и трехколесный велосипед были очень маленькие! Я был потрясен этим открытием и возблагодарил Бога, что так и не попросился заглянуть внутрь! И, слава богу, детский образ этого дворца уже никогда не испарится из моей памяти. И бал Наташи Ростовой всегда будет проходить в кабинете прадеда.

Дача

Дачу прадед построил в 1935 году. Место для будущего поселка он выбрал сам: покрытый лесом холм, у подножия которого течет речка Малая Истра. Некоторые скептики называют ее ручьем, и действительно есть места, где реку можно перейти вброд, закатав по щиколотку штаны. В одном из своих рассказов Фазиль Искандер написал: «В нашей речке по уши, если встать на голову». В целом это описание подходит и к нашей Истре, но все же там встречались омуты и разливы, в которых мы, маленькими, сидели с мая по сентябрь, не вылезая. При всей своей неказистости Малая Истра, тем не менее, является самой быстрой равнинной рекой в Советском Союзе (официальная информация), и, наверное, поэтому температура воды в ней в самые жаркие дни поднимается аж до 18 градусов! Ничего этого мы тогда не знали: дети же не читают справочники и не носят с собой градусники. Мы, синие, с дрожащими от холода губами, сидели часами в этой проруби и были… (мой умный компьютер-подсказчик, написав эту фразу, предложил мне вариант «госпитализированы» – но нет!)… мы были счастливы! Да и вообще, дача и счастье для меня – синонимы.

Поселок, начавшийся с нашей дачи, постепенно превратился в оазис советской интеллектуальной элиты. Здесь жили писатели Бабель и Эренбург, академики Веснин, Сулержицкий, музыканты Ойстрах, Шпиллер, знаменитые художники, ученые, архитекторы, врачи (впоследствии «вредители») и, конечно же, выдающиеся актеры: Дикий, Леонидов, Захава, Журавлев и всякая мелочь типа Олега Табакова и моего папы (мелочь, естественно, в номинации 50—60-х годов).

Участки тогда давали огромные, по гектару на человека. Наличие соседей с трудом угадывалось в ближайшем лесу, правда, и признаки цивилизации пробивались с большим скрипом. И до сих пор на половине дач – летний водопровод, печка для тепла, газовый баллон для готовки. Мы относимся именно к этой половине. Но зато наш дом! Наша терраса!!!

Дача

Сам сруб прадед привез откуда-то из Тамбовской губернии. Сруб и сруб, ничего особенного, а дальше – читай выше… Человек, который воевал в Трансваале и строил в Англии город-сад, легким движением руки и рейсшины сотворил архитектурный шедевр: террасу и балконы в «англицком» стиле. Во многих известных зарубежных журналах по дизайну и архитектуре наша терраса приводится как эталон дачного стиля! Мой сын Андрей недавно был на приеме у главного редактора крупного издательства, там всю стену кабинета занимала огромная фотография. Сорок минут Андрей на нее то и дело поглядывал, и, наконец, редактор, видя его интерес, небрежно бросил:

– Это фрагмент террасы одного очень известного архитектора.

– Ну да, – сказал Андрей, – а еще это моя дача.

Реакцию редактора нафантазируйте сами.

Терраса и вечные собаки,.. Ах да, еще папа

Так вот, именно там, в НИЛе, и произошла историческая встреча моего папы и моей мамы! И если мама была аборигеном и жила в своем имении, то папа в качестве бедного родственника-дачника проводил каникулы на даче Дмитрия Николаевича Журавлева, знаменитого актера, чтеца и друга дома моих бабушки и дедушки.

Дети всех этих академиков, писателей и актеров, естественно, образовали молодежную тусовку, которая породила (в прямом смысле этого слова) следующие поколения НИЛьских обитателей!

Ах, как же прекрасно проводили досуг подростки 50-х! Они купались в речке, гоняли на великах, рубились в волейбол с «санаторскими», а по ночам жгли костры и танцевали в лесу под патефон! И этот патефон был единственным гаджетом на весь поселок!

Вы можете себе представить что-нибудь подобное сейчас? Как ярко и бурно развивались дачные романы, не обремененные никакими техническими средствами! Телефонов не было – не то что мобильных, а вообще НИКАКИХ! Телевизор еще толком не изобрели, селфи приходилось делать при помощи холста и краски, и называлось это в те дикие времена длинным дурацким словом «автопортрет»!

…после встречи

По легенде, созданной моим папой, он женился на маме из-за коровы. Вы скажете, опять mystification?[1] Актерская фантазия? Так нет! Действительно, как это ни странно, корова у мамы была! Участок – гектар, домик прислуги, ну и как следствие – коровник с коровой и прочей дичью. А кстати, корова – дичь или нет? Неважно. Важно, что коровник-сарай прожил огромную жизнь. После коровы там иногда жил кто-то из родственников, иногда хранили всякое барахло, а наверху был сеновал – со всеми вытекающими отсюда последствиями… И в довершение всего, незадолго до того, как легкий порыв ветра сдул этого повидавшего виды старика с лица земли, у меня гостил замечательный питерский художник Толя Белкин с семьей. И вот он увидел этот сарай и влюбился! А влюбившись, стал его рисовать. Мне было обидно за нашу знаменитую английскую террасу.

А лучше бы деньгами

– Посмотри, какая красота! – говорил я. – Зачем ты тратишь талант на всякую дрянь? Рисуй террасу!

– Да-да, – отвечал Толя и продолжал рисовать дрянь!

Картину Белкин назвал «Золотое сечение», и говорят, что спустя пару лет на каком-то аукционе ее купил за 40 000 долларов Майкл Джексон! (Никаких авторских отчислений я не получил ни от Толи, ни от Майкла.)

Ладно, не в деньгах счастье. Вернемся к нашей корове. Корова давала молоко, мяса, как ни просили, не давала. А молоко мой папа любил страстно, и день за днем, год за годом ходил к корове, чтобы ее доить. Ходил к корове, а женился на маме.

Свадьба!

Я, кстати, тоже внес свой вклад в героизацию образа коровы. Во время войны в нашем поселке жили немцы, в смысле фашисты, и непосредственно на нашей даче они устроили столовую, а напротив, на даче Мошкиных, был штаб. Впоследствии мы с Кутей частенько дрались за право есть «фашистской» вилкой, брошенной ими во время бегства. Вилка была алюминиевая, с орлом и свастикой на ручке, и, накалывая на нее котлету, мы, как бы вносили свой вклад в Великую Победу!

И опять к корове. Как мне рассказала няня, которая так и прожила в своей сторожке при немцах, за день до прихода фашистов наш сторож выгнал корову в лес, и она, видимо осознав политическую остроту момента, ушла! И весь период оккупации пряталась от немецко-фашистских захватчиков по оврагам и буреломам. А на следующий день после того, как немцев погнали, вернулась домой!

Естественно, я верил в эту историю и всем ее рассказывал (вот и вам сейчас). Еще бы, такая героическая корова и главное – наша!

Сейчас, правда, кое-какие сомнения закрадываются в мою душу: холодная зима 1941 года, не бизон какой-нибудь там, а милая домашняя корова одна в лесу…

Но нет! Не будем пересматривать военную историю! Да и мою историю тоже. Ведь получается, что благодаря корове и я появился на свет!

А если серьезно, то бои в наших краях шли нешуточные. Мы, пропалывая огород, то и дело находили гильзы от разного вида оружия, а мой дедушка, выкапывая яму для посадки яблони, наткнулся на что-то большое и железное. Клад – решили мы! Но, увы, нет! Это оказалась всего лишь огромная невзорвавшаяся авиационная бомба. Ну, бомба так бомба, тоже ничего. Дед ее откопал, помыл и воткнул рядом флажок: дескать, осторожно – бомба! Мы пол-лета водили всех смотреть на нашу бомбочку. Все ахали, и только нянька ушла жить в погреб. Когда же все-таки приехали саперы, они сказали, что если бы снаряд взорвался, то и погреб бы завалило! Видели бы вы, с какой нежностью четыре солдата несли нашу красавицу, как трепетно они укладывали ее в грузовик с песком, и слышали бы вы, как громыхнуло через пару часов где-то далеко-далеко!

Для меня дача – это Родина! Это единственное место на земле, по которому я «географически» тоскую. С рождения и до окончания школы не было лета, которое бы я не провел на даче. Нас с Кутей сбрасывали туда к бабушке и дедушке 30 мая и забирали с букетами золотых шаров и гладиолусов 31 августа (отсюда у меня устойчивая ненависть к этим гадким цветам). Нас, одичавших, везли в большой шумный город. По дороге заезжали в «Детский мир», покупали всякие ранцы, пеналы, мышиного цвета и вида форму – и все: добро пожаловать в ад! Пишу это – и мороз по коже! Все, хватит! Назад, на дачу, в май!

У нас с Кутей дни рождения летом. Это немножко обидно, когда в школе всех «летних» поздравляют чохом 1 сентября, в самый гадкий день в году, а не индивидуально, как Петю или Катю, родившихся осенью или зимой… Но зато эти дачные дни рождения!!! Прошло уже черт знает сколько лет… Я с трудом могу вспомнить, как отмечал день рождения в прошлом году, но те – дачные – помню, как будто это было вчера!

Миша с папой бьют козла

Подарки вручили – можно и улыбнуться

Итак… Пропустим раннее утро, когда ты просыпаешься счастливый и, конечно же, слегка обиженный на отсутствие должной любви и внимания к тебе – к имениннику!!! Ты, печальный и немного рассеянный, выходишь на террасу… а там уже все готово, вернее сказать, все готовы! Тебе указывают на стул, на который ты должен залезть. «А? Что? Сюда?.. Ну, хорошо, если хотите…» После этого непродолжительного кокетства ты карабкаешься на стул, а на табуреточку рядом ставят Кутю, ну или меня, если это Кутин день рождения, включают патефон (да-да, тот самый!), заводят какой-нибудь марш, и родственники по одному выходят из дома и дарят нам подарки! Я сказал «нам», потому что если не одарить второго из нас, то смертельные обиды, легкие истерики и непродолжительные драки могут немного омрачить праздничный настрой юбиляра. А так – протокол соблюден и праздник катится дальше! А потом придут дачные друзья: лимонад, беготня, торт, игры, опять лимонад – и так до потери сознания!

Пора в путь-дорогу…

Мы ходили в походы по участку (1 гектар)! Бабушка сшила маленькие рюкзаки, мы набивали их всякой едой и уходили на весь день! Обычно мы путешествовали втроем: взрослая восьмилетняя Ларочка (внучка бабушкиной подружки), семилетний Кутя и шестилетний я. При этом я всегда шел в середине: вдруг нападут спереди или догонят сзади. Некоторые участки нашего маршрута находились аж в 100 метрах от дома, а там бурелом и как следствие – волки! Вымотавшись, мы делали привал в чаще, но так, чтобы дом все же оставался в поле зрения. Строили шалаш и устраивали пикник!

Однажды, нам уже было лет одиннадцать-двенадцать, мы с Кутей построили шалаш у самого крыльца, весь день просидели в нем и стали уговаривать взрослых разрешить нам остаться там и на ночь. К величайшему удивлению, нам разрешили! По мере того, как сгущались сумерки, таял наш энтузиазм. И вот уже совсем темно, Баба и Дида гасят свет, закрывают дом… И мы остаемся одни, ночью, практически в лесу, окруженные черт-те чем и кем – это даже не учитывая стай волков, рыскающих вокруг! Мы в ужасе натягиваем на себя одеяла, как вдруг позади шалаша из кустов раздается тихое, но отчетливое «У-у-у».

…Секунд шесть нам понадобилось, чтобы преодолеть крыльцо, террасу, кухню, гостиную и оказаться в своих кроватях с подушками на головах! Потом выяснилось, что «У-у-у» сделал Дида, незаметно пробравшись в кусты. Ну не могли же взрослые всерьез оставить детей на ночь в лесу среди волков!

Вообще, храбрецом я не был. Единственные, кого я никогда не боялся, это собаки. У нашего сторожа всегда жили цепные псы. Их, как правило, звали Диками, и они, злобно рыча, бегали на цепи вдоль длинной проволоки, натянутой от будки до ворот. Я улучал момент, когда очередной Дик отбегал подальше, и с разбегу запрыгивал к нему в конуру. Собака с воем мчалась обратно, но было поздно – дом занят! От моей наглости пес терял дар речи, просто садился и смотрел на меня вытаращенными глазами. Насладившись триумфом, я милостиво разрешал Дику протиснуться «ко мне» в будку… и уже друзьями мы лежали, обнявшись, вдыхая сладкий запах псины и прелой соломы… Счастье!

Миша и Дики

Не со всеми животными у меня складывались такие идиллические отношения. Был один случай… Или не рассказывать?.. Ну да ладно… Из жизни слова не выкинешь! В общем, подарили Ларочке цыплят. Штук десять маленьких желтеньких комочков! Прелесть! Жили они в каком-то вольере на террасе, и трогать их мне категорически запрещалось! Только мне!!! Кутя брал их в руки, выносил в сад, сажал на травку, а я – нет! Я еще маленький! Чего только я не делал, чтобы завоевать Ларочкино расположение! Я льстиво заглядывал ей в глаза, предлагал любую помощь, бегал по саду и ловил мух для ненасытных птенцов… И наконец день на третий заслужил! Мне было разрешено взять одного цыпленка и попасти его на травке рядом с домом, не отходя от крыльца дальше трех метров. О радость! Я, как заботливая куриная мать-наседка, не отходил от своего чада, сыпал ему зернышки, подкладывал мушек… как вдруг цыпленок сорвался с места и побежал! Он с бешеной скоростью мчался прочь от дачи, а у нас с ним лимит 3 метра. Я рванул за ним, вот он уже близко… и тут цыпа остановилась! Ни до, ни после я не видел такого торможения! Ни в живом мире, ни в мире техники! Вот он несется… и вот, раз – и стоит! А как же законы ускорения и торможения? – спросите вы. Что ж, отвечу: а хрен их знает! Птичка бежала-бежала и встала! Но я-то не птичка! Я так не умею. Я чту Декарта и Ньютона… В общем, не затормозил! И с разбега наступил сандалькой на цыпленка!