Читать онлайн Тайна старого сада бесплатно

Пролог

Слоган: Взрослые теперь мы

Там, где песочные часы

Крошат песок за веком век…

Александр Щербина

Тихий ветерок осторожно пошевелил пыльные, немного липкие кусты у дороги, любопытно заглянул за забор заброшенного сада. Тяжелые ветви яблонь нехорошо прищурились в ответ. Вольготно разросшаяся крапива и огромные рваные лопухи покачались, совещаясь, и единогласно приняли решение. Приглашающе поклонились, пропуская задиру ветра в сад. «Добро пожаловать, мы тебе рады», – прошелестела старая пожухлая листва. Ветерок торжествующе пометался над ней, наслаждаясь тёплым приёмом. И решительно полетел дальше в сад над едва угадывающейся неухоженной дорожке. Восхищённые шёпотки доносились из-за зарослей кустов. Неожиданно навстречу неприятно пахнуло сыростью и плесенью. Впереди виднелся старый колодец. Он стремительно увеличивался в размерах, казалось, что ещё немного, и заполнит собой всё пространство, весь древний сад. Ещё секунда и колодец словно бухнулся набок, призывно открывая навстречу ветру мерзко раззявленный рот. Ветер сдал было назад, но поздно. Покосившийся колодец заскрипел, загудел своими полусгнившими досками, забренчал давно утопленным ведром. Заплескалась внутри колдовская вода. Поднялось из колодца туманное облачко, расплылось древним оскалом. Затрепетал ветер, заметался по саду, пригибая к земле травинки. Облачко усмехнулось, обложило жертву мягким туманом. Окружило со всех сторон, прижало сверху. Немного поиграло, как шаловливый котёнок с мышкой, и прихлопнуло когтистой лапкой. Ветерок подергался-подергался, да затих. Задира попал в ловушку.

Ни он первый, ни он последний.

Глава 1. Запретный плод

Всё детство, сколько себя помню, мы бегали играть к старому заброшенному колодцу на краю села. Все без исключения родители строго-настрого запрещали своим чадам даже близко подходить к заросшему саду, в котором находился так манящий нас древний полуразвалившийся колодец. Но запретный плод сладок вдвойне. Не нарушали родительский наказ только слабаки: отщепенцы, с которыми никто не играл. А что может быть в детстве страшнее всеобщего бойкота?

Родительский запрет такой строгости был единственным. Нам можно было углубляться далеко в лес, собирать ягоды на болотах, приходить домой за полночь. Даже за самостоятельный «побег» в соседнее село без предупреждения не карали так сурово, как за невинное нахождение в заброшенном саду.

Детство больше располагает к играм, чем к глубокому анализу. Нам ничего тогда не казалось странным или нелогичным. Взрослые, на наш детский взгляд, обожали придумывать дурацкие бессмысленные правила, вроде чистки зубов перед сном и строгого посещения школы.

К запрету относились как к острой специи, без которой детские забавы пресны и унылы. Собирались на улице, в самом центре села, у всех на виду. По официальной версии там мы и играли, носились по всей округе. Иногда заскакивали к кому-то во двор. Воды напиться, а ещё лучше ледяного молока из погреба с краюхой свежего хлеба. Но как только нас заприметило достаточное количество взрослых, мелкими перебежками передвигались к запретному саду. Сердце бешено колотилось в груди. Воображали себя партизанами, героями-разведчиками: свободными, ловкими, неуловимыми.

Одно только посещение недозволенного места было головокружительным приключением, не говоря уже о том, что там, в саду, мы могли столкнуться с настоящей опасностью. С какой – точно неизвестно. Родители все как один на вопросы отвечали односложно и неохотно. Но ходили смутные слухи, что раньше в саду том изба стояла, да жила в ней ведьма страшная. Но что произошло дальше, куда подевалась ведьма со своим жилищем, выяснить не удалось.

Играли мы у колодца часто, ничего страшного с нами не происходило. Взрослые же, загруженные тяжёлой работой, специально за нами не следили и сторожей у сада не выставляли. Мы даже начали остывать к прежде леденящему кровь развлечению. Ну сад как сад, в самом-то деле. Разве что заросший, неухоженный. Никаких следов избы найти не удалось, хотя сад тщательно обыскали, и не раз. Мы осмелели и перестали пугаться каждого случайного шороха. Заросли у колодца стали нашим «тайным местом» для игр, где мы по-прежнему шифровались от взрослых, но и только. Сад стал таким же обыденным, как школьный двор, футбольное поле и центральная сельская дорога.

Однажды тёплым июльским вечером играли мы в саду в прятки. В ту пору мне минуло десять лет. Была моя очередь искать, и я стояла у колодца, честно зажмурив глаза. Досчитав до ста, быстро осмотрелась и с неудовольствием отметила про себя, что пока «маялась», как-то незаметно стемнело. По моим ощущениям, сумерки спустились на землю рановато. Надо же, как быстро летит время, когда увлечешься любимой игрой с друзьями.

В темноте искать труднее, но делать нечего. Проигрывать не хотелось. Я поморщилась и начала аккуратно осматривать территорию, стараясь двигаться по спирали от центра колодца, чтобы не пропустить шустрых игроков. Приходилось постоянно оглядываться, чтобы никто мимо меня не проскочил удалым молодцом, не постучал с ликующим видом по трухлявым доскам колодца, закрепляя свой успех и победу. И мой проигрыш.

Вдруг со стороны колодца послышался странный плеск. Я немедленно обернулась и с удивлением увидела на подгнивших досках оголовка огромные песочные часы. Мутноватая, словно загрязненная колба, а песок внутри ослепительно желтый, золотистый, мерцающий. Яркий свет легко пробивался даже сквозь мутное, застарелое. стекло. Так и тянуло взять в руки и хорошенько рассмотреть. А то и протереть внешнюю поверхность часов, глядишь, станет прозрачней, удастся разглядеть, что же там внутри такое.

«Что это за шутка?» – заинтересованно подумала я, машинально сделала несколько шагов назад и взяла часы. Какие большие! Прохладные на ощупь, несмотря на то, что на дворе жаркий июль. Даже вечером мы изнывали от жары. С надеждой потерла ладошкой колбу, но лучше не стало. Стекло было загрязнено изнутри. Засмотревшись на изящный изгиб часов, пропустила момент, когда вся толпа играющих выскочила из соседних зарослей с другой стороны от колодца и торжествующе разразилась визгливыми голосами:

– Туки – туки! Раззява! Вика – раззява!

Такие обидные выходки в нашей компании не приветствовались. Я задохнулась от несправедливости:

– Да вы! Сами! Отвлекли меня… этим! – я собралась со всей силы запустить коварные, явно виновные в обмане песочные часы в кусты, но мою руку перехватил Илюша, мой сосед.

А по совместительству хороший и верный друг. Мы знакомы с самого детства. Когда-то давно, в шесть лет, мне повадились сниться кошмары. Сейчас я уже не помнила, что именно меня пугало. Осталось в памяти только то, что сюжет снов с завидной настойчивостью повторялся каждую ночь. В слезах просила маму оставить меня спать в родительской кровати. Но меня ждала только строгая отповедь: такая большая девочка не должна морочить голову глупостями. Я заламывала руки, умоляла, обещала больше помогать по дому. Мама была неумолима. Рыдала я так громко, что живущий через дорогу Илья, играющий в своём дворе, как-то раз услышал мои стенания. Как только мама зашла в дом, оставив меня одну в полуобморочном состоянии на крыльце, мальчик перебежал дорогу, подтянулся на руках и сел на наш забор.

– Что случилось? – тихо спросил он.

– Ничего! – рявкнула я, отвернувшись. Но слёзы вытерла. Рыдать перед каким-то там мальчишкой не хотелось.

Илья легко спрыгнул во двор и осторожно подошёл ко мне.

– Я слышал ваш разговор, – мягко произнёс он.

Вместо ответа я сурово шмыгнула носом. Ни подтверждать, ни опровергать ничего не собиралась.

– Знаешь, мне тоже раньше снились кошмары, – как ни в чём не бывало продолжил сосед, – но я справился. И тебе могу помочь.

– Как? – моментально заинтересовалась я.

– Нашёл палку. Специальную, волшебную. Положил под кровать. И как только сон приходил, я его: хрясь! И кошмары перестали появляться. Хочешь, подарю тебе?

Я внимательно посмотрела на мальчика. Кажется, он говорил совершенно серьёзно.

– Давай попробуем, – осторожно согласилась я, подумала и добавила, – а что делать, если не поможет?

– Поможет. Но если нет, прибегай ко мне. Перелезешь через забор, постучишь в окно. Я сплю в галерее. Так мы называем летнюю веранду. У меня с кошмарами разговор короткий.

– Мне страшно даже глаза открыть! Не то что бежать через дорогу! – от отчаянья я сказала на тот момент плохо знакомому мальчишке то, в чем не решалась признаться матери, – Когда я просыпаюсь, в комнате что-то есть. Или кто-то.

Мой благодетель и это воспринял как должное. Немного подумал и предложил:

– Надо сделать вот что. Если палка не сработает, когда проснешься, скажи громко в темноту: «Иду к Илье, теперь я под его защитой». Смело вставай и иди! Никто и ничто тебя тронуть не посмеет.

Вскоре Илья и правда приволок мне палку, а я аккуратно спрятала её под кроватью. Первая ночь прошла спокойно, вторая тоже. Я было обрадовалась, что лекарство в виде волшебной палки подействовало, но на третью ночь проснулась в поту от ужаса. Сон повторился. Лежала с закрытыми глазами, ещё ощущая на себе липкую паутину кошмара. И слышала в комнате чьё-то мерзкое, прерывистое дыхание. Сердце забилось так сильно, что почти оглохла и никаких звуков уже не различала. Мне казалось, что нечто жуткое подкрадётся ко мне и задушит, если немедленно ничего не предпринять. Потными от ужаса ладошками я, не открывая глаз, зашарила под кроватью. Палки не было. Мама же сегодня мыла в доме полы, с запозданием поняла я. Наверняка нашла и выкинула спасительную палку. Нужно было что-то делать. Можно громко закричать, перебудив уставших родителей. Прийти ко мне придут, только не кончилось бы дело моей же трепкой. Или… Я набрала в лёгкие побольше воздуха и чётко и внятно произнесла:

– Иду к Илье! Теперь я под его защитой!

Открыла глаза и осторожно спустила ноги на студеный пол. Никто на меня моментально не набросился, не уволок за ступни в страшную нору. Прислушалась: кажется, чудовище затаилось и перестало дышать. Испугалось! Действует! – поняла я. Быстро натянула штаны и майку, обула лёгкие кроссовки и выскользнула из дома. Перелезть через забор Ильи было делом одной минуты. И вот уже я стучала в окно галереи:

– Илья! Илья! Мама выкинула палку!

Заспанное лицо мальчика в окне показалось далеко не сразу.

– А, привет, Вика. Да ничего. Я сделаю ещё.

– Ну она же волшебная.

Сосед открыл мне дверь, и мы вместе залезли на узкую панцирную кровать. На таких хорошо прыгать. Но сейчас мы сидели рядом тихо-тихо, укрывшись одним одеялом.

– Видишь, никого нет, – зевнул Илья.

– Но как? Как ты это делаешь?

Мальчик обнял меня, и я наконец-то перестала дрожать. И почти до утра рассказывал про своего деда, укротителя чудовищ. Каким он был смелым, сколько подвигов совершил. И всё – тайно. Но главное, что он передал секрет любимому внуку. Илье. Совсем успокоенная, я уснула. Видимо, и Илья тоже, потому что утром нас нашла его мама. Тётя Тася. Ох, и криков было. Меня первый раз в жизни по-настоящему выпорол отец. До этого могли слегка хлопнуть по заднице. Но всё это было неважно. Стоит ли говорить, что кошмары с той ночи мне сниться перестали? А мы с Ильей стали настоящими друзьями. Теперь я убегала к нему, когда что-то случалось дома, или меня терзали другие неприятности. Просто мы стали вести себя умнее, и я до восхода солнца непременно возвращалась домой. Немного повзрослев, поняла как то, за что меня тогда так строго наказали родители, так и то, что Илья всё выдумал. Про деда, волшебную палку и укрощение чудовищ. Но от того я только прониклась к нему ещё большим уважением и дружбой. Родители не стали возиться с моими кошмарами, а вот друг спас. А ведь он старше меня всего лишь на год.

Именно поэтому сейчас я не стала вырывать у Ильи руку и закидывать песочные часы в кусты, как сделала бы, останови меня кто-то другой. Но всё равно было обидно.

– Погодь! Что это? – у мальчика заблестели глаза.

– Сами подложили, чтобы отвлечь, а теперь дурачков из себя строите? – всё больше распалялась я.

– Нет, – спокойно мотнул головой Илья, – я таких ни у кого не видел. Они такие… огромные.

Друг выхватил из моих рук часы и перевернул их, пытаясь проникнуть любопытным взглядом внутрь. Песчинки радостно заструились в узкое отверстие. Мальчик нежно провёл тыльной стороной ладони по колбе. И словно с сожалением поставил часы обратно на колодец. В эту минуту неожиданно налетел сильный ветер, и начался обильный дождь, совсем не похожий на летний. Странно, ведь ещё минуту назад на небе не было ни облачка. Все радостно завизжали и кинулись врассыпную. Взял ли кто-то песочные часы, или они остались стоять на колодце, я не заметила.

Мы с Ильёй привычно пустились наперегонки. Победил мальчишеский запал. Вдвойне раздосадованная проигрышем в прятках и забеге, я обиженно проследила, как промокший насквозь друг дерзко хохочет и захлопывает за собой калитку.

А утром выяснилось, что Илья пропал.

Глава 2. Поцелуй

Мать друга, тётя Тася, долго шепталась на кухне с моей. Потом позвали меня и строго допросили. Я честно рассказала, как мы бежали домой, и мальчик на моих глазах хлопнул калиткой. Умолчала только про заброшенный сад и колодец.

Не объявился Илья и к вечеру. Всей нашей дружной компанией мы собрались вместе, бурно обсудили произошедшее. Версий выдвигалось много, но все они не выдерживали критики. Кто-то считал, что Илья с вечера рванул на рыбалку, кто-то романтично предполагал, что у тринадцатилетнего мальчика наконец-то появилась подруга сердца. Я точно знала, что и то и другое ерунда. Про рыбалку бы друг сказал, про влюблённость… Глупости какие, тут и говорить нечего. А вот злополучные песочные часы выкинуть из головы не получалось. Откуда они взялись? Почему всё произошло после того, как Илья их перевернул и поставил на колодец?

– Ребята, нам надо вернуться в сад, – твердо предложила я.

– Но Вика, уже вечер, поздно. Темно. Что ты хочешь там найти? – разумно спросил вихрастый Дениска.

– Вы же с Ильей вместе ушли, ты сама говорила, – поддержала Дениса рыжая Танька.

– Мне не дают покоя песочные часы, – призналась я, – что-то в них было… зловещее.

Оказалось, что часы запомнили все. Да и других предложений всё равно не было. Кроме того, никто не хотел прослыть трусом. Было решено немедленно отправиться в сад. Обыскать землю возле колодца, по возможности найти песочные часы.

Крепко взявшись за руки (так было спокойнее), мы растянулись в цепочку и стали осторожно красться по направлению к саду. Добрались мы почти без происшествий, если не считать спятившую ворону, с громким криком спикировавшую на голову Толику, который шёл первым. Парень заорал так, что казалось, к нам должно было сбежаться всё село. Чего, к счастью, не произошло. Толика успокоили, дерзкую птицу прогнали, ряды сомкнули. Путь продолжили, хотя и с меньшим энтузиазмом. Почему-то смеяться над парнишкой не хотелось. Мне показалось, что ворона хотела нас предупредить, остановить от посещения сада. А может, кто-то недобрый и зловещий послал её к нам, пытаясь запугать.

Калитка угрюмо покачивалась и неприятно поскрипывала, отбивая и так не сильное желание посетить сад. Мы остановились, нерешительно переглядываясь. Вдоль забора росли высокие малиновые кусты, добросовестно скрывая всё происходящее внутри. Вдруг с той стороны, где находился колодец, мелькнул отблеск света, словно кто-то шарил по тропинке слабеньким фонариком. Танька попыталась завизжать, но Денис, которому было в ту пору уже почти тринадцать, попросту зажал ей рот рукой.

–Там никого нет. Не ори! – сурово прошептал он.

– Я видела свет! – оправдывалась Таня.

– Глупости! Тебе показалось!

– Да все видели! Что, всем показалось?

Дюжина собравшихся ребят неуверенно загомонила. Как оказалось, заметили отблески света не все. Я видела точно, но сообщать об этом не спешила. Меня словно магнитом тянуло в сад, к колодцу. Не могла объяснить причину, это было почти животное чувство, такое, как голод или страх перед опасностью. Ему невозможно противиться. Поэтому презрительно фыркнула, торопливо толкнула калитку, отрезая путь к отступлению, и ступила на заросшую тропинку сада. За мной решительно шагнул Денис, а за ним устыдившиеся ребята, даже Танька присоединилась. Подозреваю, что ей было страшно оставаться одной на улице, а соблазн заорать и броситься домой привёл бы её к всеобщему бойкоту, что куда ужаснее.

В саду на первый взгляд было пустынно. Но у меня моментально пересохло горло. Высохшая яблоня так сурово трепетала ветками, хотя никакого ветра не было и в помине, что волосы у меня на голосе от ужаса стали шевелиться в такт. То и дело слышались странные шорохи, а иногда будто человеческие вздохи. Небольшой сад словно многократно увеличился в размерах. Мы всё шли и шли по казавшейся бесконечной тропинке, а колодца так и не было видно.

– Дениска! – позвала я, – у тебя есть фонарик?

– Не взял, – с досадой ответил паренек.

В темноте что-то рассмотреть было практически невозможно.

– Что делать будем? Может, придём завтра? – сдалась я.

Денис ответить не успел. Но словно в ответ мне иронично заухала вдали сова, а совсем рядом громко захлопала крыльями неопознанная нами птица. Весь сад наполнился звуками, зашуршал, захлюпал, затрещал, застучал ветками. Темнота сгустилась ещё больше, хотя, казалось, это уже невозможно. Мне очень хотелось схватить за руку друга, но я везде натыкалась на пустоту. Уже набрала было в рот воздух, чтобы перекричать ужасную какофонию и позвать Дениса, как из-за тучи выкатилась полная Луна. Торжественно осветила кусты, наши искаженные страхом лица и тропинку, приглашая продолжить путь с комфортом. Всё стихло. Сад изо всех сил притворялся обычным приличным вечерним садом.

Я оглянулась назад и увидела, что мы стоим всего в двух метрах от калитки. Это было очень странно, тропинка прямая, шли по ней очень долго, за это время можно было обойти весь сад по кругу десяток раз. Пойти домой показалось не такой уж плохой идеей, но Денис схватил меня за руку и потянул за собой:

– Айда!

Я призывно махнула рукой остальным и поспешила за другом. Ребята шли следом, во всяком случае, было прекрасно слышно, как кто-то топал вслед за нами. Но добравшись до колодца, увидела, что мы с Денисом остались вдвоём. Видимо, ребята потихоньку нас покинули. Хотя подозрительные звуки давно стихли, сова упорно продолжала периодически тоскливо ухать. Света от Луны было достаточно, чтобы рассмотреть и древние гнилые доски оголовка, и землю вокруг колодца. Песочных часов нигде не было видно. На всякий случай я присела на корточки и повнимательнее огляделась. Ничего.

– Пойдём отсюда, – почему-то дрогнувшим голосом предложил Денис, уставившись округлившимися от страха глазами на что-то за моей спиной.

Я быстро оглянулась, но ничего не увидела, кроме закачавшихся ветвей куста смородины, словно кто-то развел их руками и тут же отпустил. Мальчик крепко ухватил меня за руку и потянул за собой. Мы быстро достигли калитки, прислонились к забору и одновременно облегчённо вздохнули. И тут Луна снова спряталась за тучи.

Несмотря на полную темноту, домой мы добрались без происшествий. Денис по-джентельменски проводил меня до калитки.

– Ты смелая, – сказал он самый чертовски приятный комплимент, какой только можно было услышать от мальчика в нашем возрасте, – остальные убежали. Трусы.

Мне стало неловко. То, что безудержно тянуло меня в сад, к странному колодцу, заставляя безрассудно презирать опасность, сейчас отпустило. Слышать такие слова от друга было лестно, но, как мне казалось, незаслуженно. Возражать же глупо, подумает, что ломаюсь. Поэтому я слегка улыбнулась и отвернулась от Дениса.

Молча стояла, прижавшись к своему забору, с тоской рассматривая сад Ильи. Любопытная Луна, вновь вышедшая из-за туч, покладисто светила на свежеокрашенную калитку, за которой вчера со смехом скрылся Илья. В голове мелькали картинки. Огромные песочные часы с мутной старой колбой и странным, переливающимся золотым песком внутри. Отблески света из-за кустов заброшенного сада со стороны колодца. Округлившиеся глаза Дениса, когда он смотрел за моё плечо. И почему-то лицо Ильи со скачущими по нему тенями от лунного света из окон галереи. Узкая кровать, мы под одеялом, и друг тихим голосом рассказывает мне как дед боролся с чудовищами.

– Он тебе нравился? – неожиданно спросил Денис.

– Кто? – не поняла я.

– Ну, Илья! – требовательно спросил друг.

Я вздрогнула. Мне показалось, что Денис прочитал мои мысли, тогда как он всего лишь проследил направление моего взгляда. Парень был выше меня на голову. Он подошёл близко-близко и теперь стоял, опираясь руками на забор за моей спиной. Мне вдруг стало неуютно.

– Что ты, нет, – я совсем смутилась.

Мой ответ прозвучал как оправдание. И сама на себя за это рассердилась. Какое ему дело, в конце концов? Чтобы скрыть смущение и злость, заставила себя поднять голову, внимательно, как можно строже посмотрела на Дениса. Лунный свет смягчил резкие черты его лица. Мне почудилась нежность во взгляде друга. Он тихонечко наклонился и на краткий миг прижался теплыми губами к моим. Тело парализовало. Сердце остановилось, а потом застучало, все сильнее и сильнее. И хотя Денис уже отстранился и даже убрал руки с забора, оно перекатывалось у меня в ушах, стучало уже вне меня, поглощая все звуки. Ноги стали ватными, ладошки мокрыми.

– Ты смелая, – повторил он, – мне это понравится.

Видно, заметив моё смущение, Денис отступил на шаг. Озорно улыбнулся, поднял руку в прощальном жесте и, развернувшись, быстро зашагал по дороге.

А я наконец-то отмерла, провела рукой по губам. Я не очень понимала, что сейчас произошло. Конечно, девчонки то и дело трещали о поцелуях, но меня эта тема совершенно не интересовала. Мне нравилась наша шумная ватага, лёгкая на подъём и падкая на запретные приключения. Основной костяк составляли пацаны, но иные девчонки могли заткнуть за пояс любого мальчугана. Например, Дина, которая сейчас гостила у тётки в городе. Да даже Танька временами могла сильно удивить.

К тому же все говорили, что Денису нравится Оля, его ровесница. Нежная красавица редко принимала участие в наших играх, но родители Дениса и Оли дружили. И вроде бы парочку не раз видели прогуливающейся вечером по селу. Что он в ней нашёл? – отчего-то с досадой подумала я. Интересно, а её он целовал? И точно ли это был поцелуй? Денис просто прижался губами к моим, а девчонки рассказывали что-то про язык. Врали, наверное.

Неожиданно где-то совсем рядом со мной снова громко ухнула сова, разом прервав мои нехитрые размышления. Я толкнула калитку и стремглав помчалась домой. Всё верно, не время думать о поцелуях. Пусть сначала найдётся Илья. Тогда, по крайней мере, это будет честно.

Глава 3. Марина: девочка с большими ступнями

Илью так и не нашли. На грязном, видавшим виды пазике в село прибыли полицейские из города, чтобы провести расследование. Они обосновались в маленьком сельском участке, куда вскоре вызвали и меня с матерью. Так как я, судя по всему, видела друга последним, со мной беседовали неприлично долго, дотошно выспрашивая все обстоятельства того злополучного вечера. Я повторила то, что уже рассказала матери и убитой горем тёте Тасе, снова умолчав про заброшенный колодец и песочные часы. Толстый усатый полицейский равнодушно, но скрупулёзно заполнял бланки моими ответами. Снова и снова задавал одни и те же вопросы по кругу, словно надеясь, что в десятый раз я отвечу на переиначенный вопрос по-другому.

В каком настроении последнее время находился Илья? Не обижали ли его в семье? Не делился ли планами побега из дома? Что особенного происходило с Ильёй в последние дни? Ссоры со сверстниками? Проблемы с девушкой? Употреблял ли он алкоголь? Курил травку?

Я отвечала, что друг был в прекрасном настроении. В моих ушах ещё слышался его задиристый, заразительный смех – последнее воспоминание о друге. Девушки, насколько мне известно, у него не было, ни с кем из друзей Илья не ссорился, в семье, вроде бы тоже всё хорошо. Никогда ничего не курил и не принимал.

– Так уж и никогда? – переспросил усатый.

В его вопросе странным образом переплелись усталость, равнодушие, безразличие и одновременно недоверие к моим словам. Было понятно, что он не верит ни одному моему слову, что его бесят глупые подростки, которые наверняка прикрывают сбежавшего из дома сорванца. В глазах следователя читалось, что будь его воля, он бы просто оттаскал всех нас за уши, а то и выпорол бы от души хворостиной, чтобы наконец-то заняться серьёзными и важными делами.

И хотя я бесконечно скучала, отвечая на одни и те же вопросы, задаваемые в разных вариациях, не без злорадства осознавала, что, удерживая и допрашивая меня, он точно также мучается и бесится, и ничего не может с этим поделать. А потому в ответ на его вопрос с совершенно непроницаемым лицом серьёзно кивнула. Какой с меня спрос? Спросили – ответила.

Мир взрослых, в котором бесполезно говорить правду, потому что никто в неё не поверит, представлялся мне огромным, неповоротливым, жутким чудовищем, в беззубую пасть которого я, разгоняясь всё больше, качусь с горы моего рождения. Мы вырастем, хотим мы этого или нет, это никак не изменить, разве что спрыгнуть с горки в бок, свернув шею, покинув арену реальности вечно молодыми. Бессмысленное и тупое действие. Нет-нет, вряд ли мы спрыгнем. Вырастем и позабудем как детские кошмары, так и цветные головокружительные сны, и не заметим странное, даже если оно произойдёт на наших глазах. Взрослые всегда найдут скучное и неправдоподобное объяснение, которое всех устроит.

И нас не спасёт то, что сейчас мы, дети, прекрасно видим ложь и цинизм взрослого мира, также как это не спасло наших родителей. Спрятанный на чердаке дневник, в котором большими буквами написано «послание себе взрослому», покроется пылью и превратится в труху. Детские предупреждения самому себе забудутся за чередой важных и неотложных дел. Семья, работа, быт сожрут не только двадцать четыре часа в сутках, но и тайные знания, и прекрасные иллюзии. От этой неумолимой перспективы мне хотелось кричать, биться лбом об ограниченные стены мироздания. И «мир не наш, и правила не наши». И только соображение, что, похоже, такие мысли не приходили в голову никому, кроме меня, давало мне надежду. Не стану ли я и во взрослом возрасте редким исключением? Это бы подарило мне неограниченную свободу действий. У меня был план: каждое утро проговаривать эту нехитрую мысль. Тогда изменения не смогут подкрасться ко мне незаметно.

Но вот конкретно сейчас деваться некуда. Мне не спастись от пышущего недовольством толстого усатого полицейского, от его тупых вопросов, которые он задаёт не для того чтобы найти Илью, а чтобы поймать меня на лжи.

Но неожиданно мои горькие размышления прервала распахнувшаяся дверь кабинета, в который ворвалась моя мать, красная и взволнованная. Она ждала меня за дверью кабинета и, видимо, не только всё прекрасно слышала, но и всё поняла.

– Деточка, подожди меня за дверью, – мама непривычно ласковым движением на миг сжала мои плечи.

– Мы не закончили, – тяжело глядя на нас, брякнул полицейский.

– Закончили! – повысила голос мать.

Я не заставила просить меня дважды и упорхнула в коридор, откуда и правда всё было отлично слышно. Мать на повышенных тонах долго отчитывала полицейского за неуместные вопросы ребёнку. Какой, мол, алкоголь? Какая травка? Они же дети! Да и с девушкой вы перегнули. Никаких пар у детей нет! Полицейский вяло возражал, что дети-де бывают разные. И есть такие, что «принимают» во вполне юные годы. Мать заявила, что я к таким детям точно не отношусь, а потому делать тут нам больше нечего.

Это было что-то новое.

И мы ушли. Мне было всё равно, не верила, что полиция сможет помочь.

Взрослые на селе собрали «тайное» от детей собрание, о котором мы узнали сразу же, как только родители о нём сговорились. Что там обсуждали, не знаю, но после него организовали патрули. Каждый вечер пятеро мужчин с суровым видом ходили по селу, представляя реальную опасность только для ненасытных комаров. Один удар – один труп. С поимкой же каких-либо неблагонадежных личностей всё обстояло куда хуже. Но если никого не поймали, что плохо, то больше никто не пропадал, что несомненно хорошо. Следствие пришло к выводу, что мальчик просто сбежал в город. Разослали ориентировки, тем дело и закончилось. Патрулирование потихоньку сошло на нет, надзор за нами ослабел. Мы снова носились по селу и играли во все мыслимые и немыслимые игры. А как-то решились и снова забрались в запретный сад. Там всё было как прежде, только колодец ещё больше покосился, да тропинка, которую всё это время никто не вытаптывал, заросла сильнее.

Денис вёл себя со мной приветливо и ровно, про поцелуй не вспоминал. Мне даже стало казаться, что он мне привиделся, также как качающиеся кусты, странные тени в заброшенном саду, а может, и загадочные песочные часы. Зато я услышала, как девчонки болтали, что нежную Олечку перестали видеть гуляющей под ручку с Денисом. Кошка чёрная пробежала между сладкой парочкой. И это известие почему-то согрело мне сердце.

Жизнь потекла своим чередом. Через год, снова в жарком июле, мы играли в прятки в заброшенном саду. Водила Марина, смешная девочка с большими ступнями. Мы не были близкими подружками, но я цыкала на девчонок, когда те дразнили несуразную девочку то лапотницей, то цаплей. В тот раз спряталась так хорошо, забившись в кусты, сплошь заросшие крапивой, что осталась последней, кого Марина не нашла. Раздражённая моим долгим отсутствием и безуспешным поиском, девочка отходила всё дальше и дальше. Улучив момент, я выскочила из кустов, обжигая об крапиву оголённые руки и ноги, и побежала к заветному колодцу. Торжество победы было близко, как вдруг споткнулась о какой-то предмет и растянулась на земле, больно ободрав коленку.

С досадой повернулась посмотреть, обо что же так неловко споткнулась. Песочные часы! Всё те же. Кажется, они стали ещё более внушительными, огромными. Как заворожённая, потянулась к ним. Мутная колба, неестественно яркий песок внутри. Он лучился, манил, завораживал. В тот момент мне пришло в голову, что с часами связана какая-то тайна. «Раскрыть её не сложно, – шептал чей-то чужой голос внутри, – нужно всего лишь перевернуть часы, присмотреться внимательнее к золотистому песку, послушно перетекающему через узкое горлышко. Заметить в золотых искорках лежащую на поверхности разгадку. Ну же, давай!»

Подчиняясь этому голосу, который я принимала за собственные мысли, собралась перевернуть часы. Но запыхавшаяся Марина с торжеством постучала по практически развалившемуся оголовку колодца с криком: «Туки-туки, Вика!», чем на секунду меня отвлекла. Рассмотрев предмет у меня в руках, девочка бросилась ко мне и невежливо выхватила часы из рук.

– Какие необычные, – возбуждённо воскликнула она.

Я вспомнила, что прошлый раз Марины с нами не было. Как все на селе, она слышала историю Ильи, но песочные часы в ней никак не фигурировали. Даже те, кто был с нами в тот злосчастный вечер, решили, что это просто совпадение. Мало ли кто что нашёл и подобрал. От такого люди не пропадают.

Сердце моё сжалось от нехорошего предчувствия. Горло сдавило, и я едва смогла прошептать:

– Не надо!

Вышло так тихо, что вряд ли увлеченная песочным часами девочка меня услышала. Я попыталась повторить, но не смогла выдавить из себя ни звука. Тогда решила выхватить часы из рук подруги, но моё тело онемело, стало ватным и перестало слушаться. Руки не поднимались. Да что происходит?

Между тем опустившаяся со мной рядом на землю Марина уже перевернула часы.

Тут же резко потемнело. Зашевелилась вокруг трава, закачались ветки деревьев. Странные тени забегали вокруг нас, словно за нами стояли переминающиеся с ноги на ногу чудовища. Больно заложило уши. Вместо того, чтобы подняться и бежать, я с тоской посмотрела на небо, на внезапно набежавшие тучи. А вокруг нас уже поднималась пыль, поднятая налетевшим откуда-то ветром. Поднималась всё выше и выше. Вот уже стало не видно ни неба, ни сидевшую рядом Марину. Загрохотал гром, перекрывая голоса друзей, которые отчаянно звали нас по именам. А через несколько секунд хлынул сильнейший ливень. С чувством того, что произошло что-то непоправимое, я слепо зашарила руками вокруг себя.

– Марина! – позвала негромко, уже зная, что девочки рядом нет.

Яркая молния озарила сад, ветхую калитку, из которой выбегали заторопившиеся домой напуганные друзья. Подруги среди них не было.

– Марина! – заорала я что есть силы, но мой голос утонил в раскате грома.

Вскочила на ноги, кожей ощутив рядом чьё-то присутствие. По ощущениям – что-то громадное, чуждое, нечеловеческой природы.

– Кто здесь? Марина, это ты?

Слёзы градом катились по моему лицу. Мне было страшно, холодно, я вся промокла и ничего не видела из-за пелены дождя. Но настырно не уходила. Если бы тогда, год назад, я взяла Илью за руку и проводила бы до дома, сдав на руки матери, может, он бы не пропал? Друг исчез в тот момент, когда я перестала его видеть. Зашёл за калитку, но до двери дома так и не дошёл. Что за зло его похитило? Мне почему-то казалось, что это зло творило свои дела только тогда, когда все покинули жертву. Именно эта уверенность (нас же двое, а значит, ничего не случится) позволяла мне остаться в саду, а не завопить от ужаса и припустить куда подальше вместе со всеми. А потому продолжала отчаянно звать Марину. Снова ударила молния, но я не сдавалась.

– Марина! Ма-ри-на!

Пока чей-то голос рядом со мной отчётливо не произнёс мне в ухо:

– Марины здесь нет!

И вот тогда я заорала так, что почти перекричала гром. Пулей вылетев из сада, побежала по направлению к дому, не разбирая дороги. Пролетев метров десять, поскользнулась и шлёпнулась в грязную лужу, попутно ободрав обо что-то ногу. Не мешкая, поднялась и снова припустила, уже немного подволакивая ушибленную правую ногу. Мне казалось, что кто-то громадный бежал рядом, тяжело дыша, видела боковым зрением смутную тень сквозь плотную пелену дождя, но боялась повернуть голову. Это точно не Марина, а кто, я не горела желанием знать.

Дорогу развезло не на шутку. Кто-то тихонечко прикоснулся к моей спине, от неожиданности я снова не удержалась и упала, на это раз в самую гущу грязи. Зарыдала от отчаянья и снова закричала. Дико, страшно, не от надежды, что кто-то придёт на помощь, а от того, что больше ничего сделать не могла. Попутно хотела отпугнуть неведомую тень своим криком. Я устала бояться и шарила вокруг себя глазами, выискивая мерзкую тварь, посмевшую тронуть меня своей противной конечностью. Никого не было видно. Слышала только шум ливня и своё стучавшее в ушах сердце. И точно знала, что отвратительное существо рядом.

С трудом встала, понимая, что на этот раз у меня разбиты обе коленки. Подняла руки, чтобы набрать дождевой воды и смыть грязь с лица. Но дождь закончился также внезапно, как и начался. Ощущение чужого присутствия тоже пропало. Улица была пустынна.

Я обнаружила себя у собственной калитки. Облокотилась на неё всем телом в изнеможении и услышала знакомый голос, от которого подпрыгнула на метр:

– Нет, ну скажи, классно я тебя уделал? Ты просто черепаха по сравнению со мной!

Резко обернувшись, увидела Илью, который выглядывал из-за своей калитки и корчил мне рожи. Он выглядел также, как год назад. Был в той же одежде. Мокрый, но не такой грязный и исцарапанный, как я. Всё верно, в прошлый раз мы просто промокли. Молча смотрела на него, капли от вновь зарядившего, но уже небольшого дождя стекали по моему лицу, перемешиваясь со слезами. И не могла вымолвить ни слова.

Мне казалось, что прошла целая вечность, а на самом деле, минут пять, когда друг понял, что происходит что-то не то, выбежал за калитку и бросился ко мне с вопросом:

– Что произошло? Ты вся в крови. Когда ты упала?

Он вытирал мне слёзы, обнимал, а я всё стояла каменным истуканом. Наконец он начал меня трясти:

– Вика! Что случилось?

И тут я наконец-то повисла на нём, обнимая, и затряслась от рыданий. Илья гладил мои грязные, спутанные волосы и что-то успокаивающе бормотал мне в ухо. Дождь колотил по нам всё сильнее.

– Пойдём, я провожу тебя к твоей маме, – наконец предложил вконец растерявшийся Илья.

Я уже поняла, что он ничего не помнит. Что это для меня с того времени прошёл год, а он всего лишь захлопнул калитку, сделал пару шагов, а потом решил вернуться и ещё немного меня подразнить.

– Ты сейчас очень нужен своей, – мягко сказала я, – давай я с тобой пойду.

– Хорошо, – удивился Илья.

Мы постучали в дверь, и открывшая нам тётя Тася немедленно упала в обморок. Подоспел отец друга, я сбегала за своими родителями. Совместными усилиями привели маму Ильи в чувство. Мы с родителями откланялись, понимая, что семье нужно многое обсудить.

Позже нам рассказали, что родители Ильи и спешно приглашенный из города врач сошлись на том, что мальчик придумал историю с потерей памяти, чтобы избежать наказания. Сплетники ликовали – история с побегом подтвердилась. Радость от того, что блудный сын нашёлся, была так велика, что остальным решили пренебречь. Илья остался без наказания.

Стоит ли говорить, что Марина в тот день бесследно пропала.

Глава 4. История повторяется

После окончания школы я покинула родное село, уехала учиться в город. Планировала поступить в театральный, но с мечтой пришлось распрощаться. В ближайшем к нам городе такого ВУЗа не было, а я не чувствовала в себе столько сил, чтобы бороться за место под Солнцем со столичными умниками. Пришлось удовольствоваться педагогическим институтом. Получила диплом, нашла работу учителя в городской школе, а через пару лет вышла замуж. Счастливо, по любви.

Мужа звали Виталий. Он работал инженером-строителем. Мы случайно оказались на Новый год в одной компании. С тех пор я была безумного благодарна как знакомым ребятам, невольно устроившим наше знакомство, так и волшебному Новому году. С дорогим супругом мы смотрели на жизнь одинаково, а разве не это самое важное?

Но самое главное событие в моей жизни случилось через год после замужества. Я родила прекрасную, здоровую малышку. Оказалось, что до этого я жила, не зная, что можно любить так. Безоглядно и всепрощающе. Когда первый раз взяла дочку на руки, мгла, упорно атакующая меня с разной степенью успеха, наконец-то позорно отступила. Навсегда, как я тогда подумала.

Муж был на седьмом небе от счастья.

– Как мы назовём наше чудо? – спросил Виталий, обнимая меня.

Мы так и не придумали имя, и пять дней в роддоме малышка была просто «деткой».

– Мариной, – неожиданно слетело с моих губ.

Странно, я хотела назвать дочь в честь бабушки. Ефросиньей. Но девочка совершенно не походила на Фросю. Нежный овал лица, голубые глаза, точёный носик. Удивляло меня другое. Откуда взялось это имя – Марина? Никого из родственников так не звали, да и имя мне особенно никогда не нравилось. Но оно сорвалось с моих губ так естественно, так убедительно, словно я с детства планировала назвать дочь именно так. Хотела тут же возразить, что, мол, ляпнула просто так, но мне неожиданно сильно сдавило горло, закружилась голова. Вместо того, чтобы засмеяться и взять слова назад, смогла только нервно раскашляться.

– Марина, – с удовольствием повторил муж, – Знаешь, я думал, мы назовём дочку в честь одной из наших бабушек. Но сейчас ни в чём не могу тебе отказать, – нежно добавил он.

Вымученно улыбнувшись Виталию, подумала, что, если он доволен, привыкну и я. Это была странная мысль. Но мне не хотелось ничем омрачать наше счастье. А ещё не хотелось допускать и тени сомнения в том, что в моей голове могут бродить чужие, кем-то нашептанные мысли. И только ночью, засыпая, вспомнила, что у меня была знакомая по имени Марина. Подруга детства. Девочка с большими ступнями. Несмотря на титанические усилия как полиции, так и односельчан, её так и не смогли найти.

Ночью ко мне нагрянули давно забытые кошмары. С большим облегчением вставала к пищащей крошке, кормила её, укачивала и снова проваливалась в беспокойное марево сновидений. Но утром от ночных переживаний не осталось и следа. И снова, как в далёком детстве, не помнила, что мне снилось.

Неприятный осадок от имени, неосмотрительно данного дочке, выветрился очень быстро. Помогло этому и то, что с моей лёгкой руки все стали называть малышку Маришкой, а не Мариной.

Жизнь шла своим чередом. Маришке исполнилось восемь лет.

Лето мы обычно проводили в селе у моих родителей, сполна наслаждаясь чистым воздухом, нетронутой природой и овощами с грядки. Маришка целыми днями носилась с ватагой местных ребятишек. Мы с мужем только улыбались, любуясь её загорелой довольной мордашкой. В городе было страшно отпускать дочку одну, здесь же я нисколько за неё не волновалась. Тем более, ребята всегда на виду, в основном играли либо на самой улице, либо у кого-то в саду. Даже если девочка забывала забежать домой пообедать, я знала, что голодной не останется. Ребята нагрянут к кому-то во двор, и там их покормят. Изредка ватага заглядывала и к нам. Мне было в радость угостить весёлых ребятишек. Старалась подгадать момент и испечь для детворы сладкий пирог.

Как-то раз после обеда возилась на кухне, помогая маме делать заготовки на зиму. Точнее, делала их я, но под чётким маминым присмотром, против чего нисколько не возражала. Строгость, с которой мать относилась ко мне в детстве, с возрастом сменилась заботой и вниманием. Когда мы приезжали в гости, наскучавшаяся за долгую зиму мама была вне себя от счастья и не знала, куда нас посадить, чем порадовать. Только и старалась дать кусок послаще, приготовить любимое. А уж как она обожала маленькую Маришку.

Если бы сейчас любимой внучке снились кошмары, она бы не отправила её к себе в комнату со строгой отповедью, как когда-то поступала со мной. Да и обнаружив, что Маришка сбежала от страха к мальчику и провела ночь в невинных разговорах, не стала бы пороть и даже орать. Я невольно вздохнула. И тут же устыдилась, погнала прочь недостойные мысли. Можно только радоваться, что у моей дочери детство более счастливое, чем было у меня. Во всяком случае, я смела на это надеяться. Так и должно быть. Дети должны жить лучше родителей. Закон жизни. Иначе… зачем это всё?

А мама… Что мама? Не думаю, что она что-то поняла и раскаялась. Во всяком случае ни разу не заговорила со мной об этом. Не попросила прощения. Просто потихонечку старела, всё чаще ощущая одиночество. Её характер становился мягче. Вспоминала ли она прошлое долгими зимними вечерами? Я не знала. Но старалась ценить каждую минуту из тех, что мы сейчас проводили вместе. Жизнь бежит слишком быстро. Непоправимое обязательно случится, и тогда… Усилием воли я отгоняла от себя мрачные размышления и искренне улыбалась матери.

Вынырнув из своих мыслей, увидела, что небо потемнело. Откуда-то набежали хмурые тучи, с явным намерением излить своё содержимое на наше село. С беспокойством выглянула в окно. Ребятишек нигде не было видно. В летнем дожде, даже самом сильном, нет ничего страшного. Детвора носилась босиком, купалась в ледяной речке, и редкий ребёнок чихнул хоть раз за лето. Теплый ливень только на пользу, как дополнительный элемент закаливания. Одежду всё равно придётся стирать. Маришка заявлялась вечером домой грязная, как чушка. Даже если никакого дождя и в помине не было.

Но меня охватила тревога, не имеющая никакого рационального объяснения. Я поспешно сняла фартук, бросила на стол и, сказав несколько слов матери, выбежала из дома.

Ноги сами понесли меня к краю села. К заброшенному саду, забытому Богом и взрослыми. Туда, где до сих пор стоял накренившийся заброшенный колодец. Редкие, но тяжёлые капли начали падать с неба. Ветер противно дул в лицо, трепал волосы и словно бы старался меня затормозить. Мне даже послышалось, что он воет на одной ноте одну только фразу: «Не ходи». Вокруг меня поднялась пыль, запорошила глаза, скрыла дорогу. На секунду мне показалось, что я попала в один из своих детских кошмаров. Глубоко вздохнула и припустила вперёд уже всерьёз.

Калитка выглядела точно также, как много лет назад. Толкнула, она со скипом поддалась. Как только я ступила в сад, ветер немедленно стих. Место, столь любимое нами в детстве, встретило меня тишиной. Дождь так и не начался, редкие капли перестали падать мне на лицо. Облегчённо вздохнув, поняла, что ребятишек здесь нет, но на всякий случай решила точно удостовериться. Пробралась в заросший крапивой и бурьяном сад… и сразу увидела непослушных детей.

Вся притихшая ватага сидела на корточках кружочком прямо у колодца, так низко склонив головы, что ребята почти соприкасались лбами. Была там и Маришка.

Хотела окликнуть её, но от страха слова застыли у меня в горле. Насколько же беспечны и доверчивы родители. Почему мы считали, что ребятня не нарушает наши запреты, являясь более послушными детьми, чем были мы сами? Ругая себя за недальновидность на все лады, я по возможности осторожно и тихо подкрадывалась к ребятне. За что и поплатилась.

Один из мальчишек обернулся, увидел меня и испустил истошный вопль, который тут же подхватила остальная детвора, резво вскочившая на ноги. Сидеть осталась только Маришка, в руках у которой я увидела те самые злополучные песочные часы. Огромные. С мутной колбой и ещё более ярким, чем раньше, золотым светящимся песком.

– Детка, – как можно более ровным голосом постаралась сказать я, в то время как внутри всё сжималось от страха, – солнышко, просто поставь часы на место…

Маришка, явно напуганная тем, что её застали там, куда ходить строго запрещено, ещё больше сжалась в комок, мой ласковый голос её нисколько не успокоил. Песочные часы в руках дрогнули и завалились на бок. На уговоры и увещевания не было времени. Быстрее молнии бросилась к дочери, перехватила злосчастный предмет. На секунду показалось, что тело онемело и больше мне не принадлежит. Снова, это повторилось снова. Меня подчиняла чья-то чужая воля – неожиданно дошло до меня. Но если прошлый раз я не смогла предупредить подругу Марину, девочку с большими ступнями, подать ей знак, то в этот произошло ещё нечто более ужасное. Словно со стороны увидела, что я сама переворачиваю часы, хотя совершенно не намеревалась делать такую глупость. Последнее, что успела подумать: «Что ж, зато не Маришка».

Но и эта мысль вырвалась, ускользнула. Голову заволокло туманом. Невозможность сосредоточиться, вспомнить важное, пугала меня больше, чем потеря управления телом. Я пыталась сконцентрироваться, но стало происходить что-то совсем невероятное. Мир замелькал вокруг меня мириадами сменяющихся оттенков. Стало тепло, потом жарко. Внезапно жар сменился холодом, со всех сторон одновременно налетели ледяные ветры. Окончательно перестала чувствовать своё тело, меня несло куда-то во тьму. «Сейчас наткнусь на что-нибудь и разобьюсь на тысячи осколков», – всё же удалось подумать мне. И снова туман в голове, обрывки вопросов и ответов. «Кто я? Откуда? Что происходит?» Кажется, всё-таки падала-летела вниз, всё ускоряясь и ускоряясь. Неожиданно повисла в воздухе, меня опутала невидимая паутина. Стала сжиматься, давить всё сильнее. Совсем скоро я забилась в твердом металлическом коконе. Стало не хватать воздуха, и вскоре потеряла сознание.

Когда снова осознала себя, меня кружило и швыряло в беспросветном мареве тумана. Временам было трудно дышать, временами лёгкие наполнял чистый воздух, и я с облечением вздыхала полной грудью. До меня попеременно доносилось пение соловья, рёв неведомых хищников, шелест листвы, чьи-то слёзы и рыдания. В какой-то момент рядом со мной раздался строгий голос, диктующий пациенту медицинские назначения: «Три раза в день, строго натощак». Попробовала окликнуть бестелесный голос, но не смогла. Тело по-прежнему мне не подчинялось, вокруг ничего не было видно. Попыталась вспомнить своё имя, но не преуспела.

Но изменилось и это. Теперь я парила словно в невесомости, наблюдая цвета, которые, как мне казалось, никогда не существовали в реальности. Яркая палитра ослепляла, завораживала, давала надежду и одновременно ввергала в пучину отчаянья. Если бы могла, упала бы на колени, молясь странному видению. Но существовало ли это чудо в реальности? А я сама? Были ли ещё у меня колени, на которые хотелось упасть? Не была уверена.

Всё циклично повторялось: цветовая гамма, чередование тепла и холода, насыщенность воздуха, странные звуки. Наконец тело окончательно перестало существовать, осталось только осознание своего я. Но у него не было ни имени, ни прошлого, ни будущего. Но цеплялась изо всех сил и за это. Я существую! Просто надо вспомнить. Не раствориться, не уйти, не провалиться в эту гадкую вязкую вату. Меня тошнило от бесконечного полёта. Исчезли ощущения, звуки, цвета, температура. Я сжималась в точку. Поразительным образом она становилась всё меньше и меньше, я уже вполне могла просочиться в самое узкое игольное ушко. Ещё немного и меня не станет.

Но я боролась. Случались и проблески сознания, и тогда я твердила, не переставая: «Маришка». Пыталась воскресить в памяти облик дочери, улыбку любимого мужа. Пока получалось, но каждый раз это требовало всё большего сосредоточения всей моей воли, выходило всё хуже. Но своё имя вспомнить так и не могла.

Сколько времени прошло, я тоже не понимала. Его просто не существовало. Но за столь желанную для человека шкалу, вдоль которой движется наше сознание, цеплялась изо всех сил. «Ещё ничего не закончилось!» – говорила себе.

Наконец меня вышвырнуло из странного пространства. Я почувствовала, что лежу на сырой земле. Открыв глаза, обнаружила себя в заброшенном саду у старого колодца, который с виду покосился ещё больше. Вокруг не было ни души.

Встала и побрела к дому. Наверное, ребятишки разбежались от страха. Дорогой обдумывала, что сказать дочке, чтобы не напугать, не нанести травму, но предостеречь на будущее. И так увлеклась своими мыслями, что не заметила, как оказалась у своей калитки.

Видимо, при ударе я хорошо приложилась головой, потому что двор наш изменился. Я совершенно не помнила сарайчик, примостившийся на месте, где раньше росла старая раскидистая липа, горячо любимая мамой и так раздражающая папу. Неужели это те самые ложные воспоминания, в которые упорно не верила? Но голова гудела, и я решила отложить все разборки с загадочным человеческим мозгом на потом.

Толкнула дверь, но она не поддалась. Тогда я постучала. Застучали по полу резвые ножки, и дверь распахнулась, открывая моему взору вовсе не Маришку, а девчушку примерно её лет, удивительно на неё похожую. А ещё на меня. На детские фотографии, моментально возникшие перед моим мысленным взором.

– Мама, – звонко закричала девочка, – тут пришла незнакомая тетя.

Малышка отступила на шаг и доверчиво мне улыбнулась. А я стояла молча, словно проглотив язык, пока к двери не подошла усталая девушка примерно моего возраста. В сердце вонзилась тупая игла. Неужели? Нет, этого не может быть. Машинально провела рукой по лицу, и обнаружила, что оно мокрое от слёз. Маришка очень изменилась внешне. Но материнское сердце узнает своё дитя в любом возрасте.

– Мама? – прошептала дочь и медленно осела на пол.

Сама я совсем не изменилась с того вечера в заброшенном саду, а между тем, как оказалось, прошло двадцать лет. Тем удивительнее, что Маришка узнала меня сразу. Но тогда я не придала этому значения.

Меня безуспешно искали. Потом оплакали и даже похоронили пустой гроб. Я сомневалась, что так было можно, но родители как-то это устроили. Видимо, им нужна была определённость. И место, где можно было со мной пообщаться. Хотя бы мысленно.

Зато в день моего исчезновения в семье давно пропавшей Марины появилась девочка, которую якобы взяли из приюта. Конечно же, её назвали в честь исчезнувшей дочери. Мариной.

– Хорошо хоть, родители не зовут её Маришкой, – криво усмехаясь, завершила свой подробный рассказ дочка.

Дочка выросла, её воспитали мои родители. Виталий почти сразу после моего исчезновения уехал в город и лишь изредка навещал Маришку. После школы дочь, как и я в своё время, уехала из села. С переездом помог Виталий. Поступила в машиностроительный техникум, вышла замуж и родила дочку, которую назвала в честь меня – Викторией.

История очень напоминала мою, но с некоторыми отличиями. Маришка уже успела развестись с мужем. Лето она предпочитала проводить в городе, крайне редко навещая вырастивших её бабушку и дедушку. Мне повезло, что застала в доме дочку и внучку – они приехали к старикам только на выходные.

Маришка и родители поверили в мою историю сразу и как-то подозрительно легко. Но тогда мне не показалось странным и это. Я же знала, что говорю чистую правду, а верить близким совершенно нормально! Объявить открыто о моём возвращении мы не могли, а потому меня представили всем в качестве дальней родственницы, которая приехала приглядывать за маленькой Викой. Роль няни меня вполне устраивала.

Дочка предложила немедленно уехать в город. Но я настояла на том, чтобы остаться на селе хотя бы до конца лета. Кстати, снова было начало июля. Видимо, этот месяц имел какое-то сакральное значение. Теперь я знала наверняка – во всех несчастьях были виноваты песочные часы. И у меня появилась понятная цель: найти их и уничтожить.

К тому же, было ясно, что моё возвращение означало ещё одно: в тот странный мир отправился кто-то ещё. Но кто? В селе вроде бы никто не пропал.

Что ж, будет чем заняться!

Глава 5. Дело тёмное

Вернувшись из странного небытия, которое про себя окрестила лимбом, я не сразу смогла адекватно воспринимать реальность. И дело было не только в том, что прошло двадцать лет. Мозг был словно затуманен, я понимала, что мне нужно время на восстановление. А его у меня не было. Я спешила, остервенело вгрызаясь в действительность. Боялась за дочку, внучку. Больше никто и никогда не должен был так пострадать.

Маришка показала новинку – смартфон. Я развлекалась, осваивая новую технику, окончательно ломая себе мозг. Но это было кстати. Мир изменился, с каждой освоенной программой я словно подтверждала своё право в нём находиться.

Село, как ни странно, поменялось незначительно. А вот родители сильно постарели. Мне было больно смотреть на маму, особенно на её потухшие глаза. Но если прошедшие годы, оставившие свой след, сразу бросались в глаза, то только через несколько дней поняла, что вся моя семья совершенно несчастлива. Прежде всего Маришка.

Мама плакала, рассказывая, что произошло после моего исчезновения. Дочь просто сообщила мне важные вехи, не особенно вдаваясь в подробности. Её рассказ звучал легко и обыденно. И даже царапнувшая мне душу новость, что Виталий уехал в город, доверив воспитание дочери моим родителям, не сильно меня расстроила. Нужно было работать, чтобы всех содержать, а Маришка была слишком мала, её нельзя было оставлять без присмотра. Наверняка муж и помогал, и навещал, а устами дочери говорила детская обида. Но мамин рассказ ужаснул меня до глубины души: всё было совершенно иначе, чем я представляла.

– Мы были так потрясены, так напуганы, – причитала мама, – боялись потерять Маришку. Запретили ей гулять на улице, только во дворе. Твой отец запил. Я сумела его вытащить, ты ведь знаешь, до этого он был совершенно равнодушен к спиртному. Лечение потребовало всех моих сил, денег и времени. Пока вытаскивала отца из трясины, Маришка окончательно замкнулась в себе. Не могла её разговорить. Она очень хотела жить в городе, постоянно просила меня о переезде, но ты ведь понимаешь, мы не могли бросить дом! Училась внучка из рук вон плохо, закончила девять классов и всё-таки уехала в город. А там… связалась с одной компанией. Вышла замуж за бандита, – в сердцах бросила мама, – да развелись сразу после рождения Викуси.

Потрясённая, я погружалась в ужас, который пережили мои родные. Но…

– Мама, а как же Виталий, мой муж? Если Маришка так хотела жить в городе, почему вы не позволили ему забрать её? – тихо спросила я.

Обожание и заботу мужа я помнила очень хорошо. А дочь он любил куда сильнее меня. Редко мужчины воспринимают ребёнка частью себя, продолжением своего тела и души. Но Виталий любил Маришку именно так. Они были неразлучны. Он постоянно возился с ней, играл, опекал, воспитывал. Маришка не засыпала без папиной сказки на ночь. Если бы в тот несчастный день он не работал в городе, я уверена, всё сложилось бы иначе. Поэтому не могла допустить мысли, что он не захотел забрать её к себе. Тем более в такой трудный момент, когда дочка лишилась матери? Сразу не мог повесить всё на себя, это понятно, но дочка росла и уже года через два могла оставаться одна дома, могла разогреть, а то и приготовить еду.

Мама по старой привычке вытерла слёзы подолом, хотя я и многозначительно подталкивала к ней носовой платок, смущённо забарабанила пальцами по столу.

– Понимаешь, Виталий…

Она шумно высморкалась, на этот раз в платок. Протяжно вздохнула и отвела от меня глаза.

– Что? Что Виталий, мама? – нетерпеливо поторопила я.

–Он… тронулся умом.

– Что? – я ожидала чего угодно, но не этого, – Маришка сказала, он навещал её, хоть и не часто. Подумала, что ему нужно было работать.

Мама скорбно потеребила подол и подняла на меня заплаканные глаза.

– Мы не сразу это поняли. Ведь в тот страшный день именно Виталий нашёл и привёл домой зарёванную Маришку.

– Но ведь он был в городе!

– Он приехал. Девочку трясло от рыданий. Вместо того, чтобы просто уложить её спать, он заперся с ней в комнате и полночи о чём-то расспрашивал. Что мог рассказать ребёнок?

Онемев, я слушала маму и не могла поверить. А она продолжала:

– Утром, едва рассвело, Виталий ушёл из дома. Вернулся только к вечеру. Он не мог не понимать, что нужен дочери. Маришка неделю потом молчала, ни с кем не говорила. Я-то, старая, не сразу поняла, что твой муж уже не в себе. Сначала с упрёками кинулась: «Посмотри, говорю, что с твоей дочерью. А ты где шляешься?» А он только зыркнул на меня безумными глазами: «Занят. Дело важное у меня». Что может быть важнее ребёнка, что без матери остался? Увещевала, убеждала, уговаривала, пыталась по-хорошему поговорить с ним. В ответ только одно твердил, что я, мол, жену ищу. Не успокоюсь, пока не найду. А глаза пустые. Ушла из них душа, пропал человек. Так любил тебя, дочка, что в ту же ночь умом и двинулся.

Мама горестно вздохнула и продолжала, всё больше понижая голос:

– Дальше больше. Соседи-то девочку тогда удочерили, Марину. Он видать совсем того, детей перепутал. Дочь родную забросил, давай всё к соседям бегать, с Мариной той гулять, разговаривать. Много времени они вместе проводили, пока родители её не хватились, да взашей его не выгнали. Тогда дома он засел, исхудал весь, глаза дикие. В город, говорит, поеду. А что там делать? С работы-то его в то время уже уволили. Илью, говорит, искать буду. Помнишь Илюшу, что напротив нас жил? И чего, спрашивается, его искать? Виталий и не знал-то его никогда. Как я ни просила его, ни уговаривала, разве что в ногах не валялась. Собрался да уехал. На прощание обнял дочь, всё что-то шептал ей на ухо. Что говорил, так и не призналась. Только отворачивалась и слёзы вытирала, когда я допытывалась. На том и отстала. Что сумасшедший сказать может? Расстройство одно.

Значит, муж говорил с теми, кто, как и я, пропал по вине злосчастных песочных часов.

– Мама, а когда ты последний раз видела Виталия?

Мать устало махнула платком.

– Да вот за день буквально до твоего появления баба Маня говорила, что видела его на селе. К нам даже не зашёл, окаянный. Хотя, что грех на душу беру. Может и не помнит уже, болезный, что родня мы, что дочь у него здесь. И внучка.

Меня охватило страшное подозрение. Хотя я и далека от медицины, но поверить в то, что Виталий помнил про родное село, приезжал в него погостить, а вот о дочери и внучке ни разу не вспомнил, не могла. Не укладывалось такое у меня в голове. Да и с Маришкиным рассказом мамин бился плохо. Дочка говорила, что отец её навещал, пусть и не часто. И даже помог при переезде в город. А по маминому рассказу выходило, что Виталий вскоре исчез окончательно. Может, Маришка не хотела меня расстраивать? Вряд ли. Дочка к рассказу не готовилась, я свалилась на её голову совершенно неожиданно. Да и события все были такие, одно другого страшнее, тут что-то скрывать и не договаривать странно и нелогично.

Я успокоила маму, как сумела, и бросилась искать Маришку. Дотошно расспросила её, но дочка толком не сказала ничего нового. Она не помнила уже, ни о чём шепталась с отцом в ночь моего исчезновения, ни что сказал отец, перед тем как уехать в город. Я никак не могла привыкнуть, что дочь теперь выглядит так по-взрослому, а главное, стала почти ровесницей мне. Казалось, что это она так внезапно выросла, да ещё внучку откуда-то взяла, а не я всё пропустила.

Мы ещё немного поболтали, уже об отвлеченных вещах. Затем я решила немного прогуляться в одиночестве, чтобы проветрить голову и спокойно подумать о том, что сегодня узнала. Шагала по селу, кивая и улыбаясь всем встречным, но становилось всё тревожнее и тревожнее.

С одной стороны, абсолютно нормально, что ребёнок не помнит события, которые произошли в то время, когда ему было восемь лет. Только вот если они не такие яркие и судьбоносные. Воспоминания, подобные тем, что пережила Маришка, врезаются в память, даже если произошли в глубоком детстве. А дочка тогда была не так уж мала.

Ясно одно: дело тёмное, свидетелей не осталось. Но отступать я не собиралась. Попыталась найти тех, кто до меня побывал в лимбе. Марину и Илью. Но они покинули село, а родственники сообщить их местонахождение не пожелали. Добившись своей настойчивостью только того, что половина села стали провожать меня подозрительными взглядами, вернулась домой. Оставалось только одно место, где можно было попробовать поискать ответ: заброшенный колодец на краю села.

Решила не мешкать и отправиться в заброшенный сад немедленно. Смеркалось, неприятный сухой ветер дул в лицо, словно призывая одуматься, но я упрямо шла к колодцу. Особенных надежд не питала. Песочные часы являлись лишь тогда, когда хотели. И лишь тем, кого выбрали сами.

Дорогой вспоминала слухи о древней ведьме. Детская страшилка в свете последних событий перестала казаться мне надуманной. Так задумалась, что почти не заметила, как пришла к месту назначения и едва не налетела на сгорбившийся у колодца силуэт. Фигура пошевелилась. Очень-очень медленно подняла голову.

Марина. Я сразу её узнала. У неё был тот же самый странный отблеск в глазах, который я видела после возвращения, разглядывая себя в зеркале. Песочные часы метили свои жертвы. И всё те же большие ступни, невольно отметила я про себя, некстати вспомнив детское прозвище девушки.

– Что ты тут делаешь? – спросила я. Вышло хрипло и грубовато.

Девушка выпрямилась и насмешливо подняла брови, подчёркивая как неуместность вопроса, как и то, что отвечать на него не собирается.

–Была сегодня у твоих, сказали, что ты в городе, – пояснила я чуть более мягко.

Мы неотрывно смотрели друг на друга. У нас много общего. Обе выглядели моложе своих лет, снова ровесницами. Обе потеряли свои личности. Нам придётся жить под чужими личинами. Обе пропустили часть своей жизни. А главное, заглянули в глаза жуткой бездне. И выжили. Вернулись. Казалось, мы могли бы стать лучшими подругами. Но только в глазах Марины плескалась вполне осознанная ненависть. С чего бы? Вообще-то могла бы и поблагодарить. Именно я освободила её, перевернув песочные часы. Отправилась на её место. Да, сделала это неосознанно, но тем не менее.

Но Марина продолжала молчать, скользя по мне оценивающим взглядом.

– Значит, он всё-таки это сделал, – наконец процедила сквозь зубы подруга по детским играм.

Я не стала спрашивать, о ком она говорит, и что именно «он сделал». Это было очевидно. И очень больно. Мой дорогой муж. Искал меня, не нашёл способа вернуть, но сумел обменять свою жизнь на моё возвращение. Я начала подозревать это ещё при разговоре с мамой, а теперь Марина подтверждала мои догадки.

– Но как? Он всё время искал часы?

– Нет, – Марина посмотрела на меня странным взглядом, словно прикидывая, достойна ли я её доверия, – он искал ответы.

Я вопросительно подняла брови. Наверно, ненавидящий взгляд мне померещился в наступающей темноте.

– Ладно, – неохотно сдалась Марина, – слушай. Перебравшись в город, Виталька (меня сильно резануло столь панибратски названное имя мужа) обошёл всё библиотеки, собирая нужные сведенья. Когда этого оказалось недостаточно, с помощью всех своих накоплений («Наших! – про себя возмутилась я, – наших накоплений, Марина!») получил самые секретные допуски. Он выяснил, что песочные часы – не просто известный масонский символ, который демонстрирует конечность жизненного пути, а магический артефакт. Он может перенести человека сквозь время, заморозив его в неком таинственном пространстве («В Лимбе! Значит, угадала», – невесть чему обрадовалась я).

Масоны использовали это свойство артефакта для упрочнения своей власти, влияния и богатства. Адепты вполне осознанно перемещались во времени, следуя своим планам. Иногда песочные часы использовали как средство устрашения и демонстрации возможностей. Как только их переворачивали, человек исчезал, а его предшественник возвращался. Как выяснилось, случались и накладки, когда масон «терялся» и не мог вернуться. Почему такое происходило, понять так и не удалось. Но адепты всё равно сознательно шли на такие страшные риски. Более того, чтобы быть допущенным к таинству перемещения во времени, нужно было быть посвященным самых высоких ступеней. Но сто лет назад артефакт был утрачен. Подробностей про его исчезновение в архивах нет.

Виталька считал (я снова поморщилась), что сейчас часы приносят только несчастье и представляют для людей угрозу, ломая их жизни. Он решил уничтожить злонамеренный песок (я вздрогнула, удивившись единству наших мыслей с мужем). Но как не приманивал мужчина артефакт, часы не показывались. Тогда твой муж (тут почему-то поморщилась Марина) стал собирать сведения об этом месте. Оказалось, в саду действительно раньше жила ведьма. И избушка у неё была, не врут легенды. Но так всех достала старуха, что в какой-то момент её изгнали из села, а может и убили, избу уничтожили до основания, землю под избой перекопали. Кстати, нашли много странных закопанных предметов, о назначении некоторых из них можно было только догадываться. Сейчас то место поросло травой, никаких следов не осталось.

А вот колодец – остался. Ми… Виталий предположил, что колодец и песочные часы связаны.

Я во все глаза смотрела на Марину. Не знаю, что поразило меня больше. То, что слышала от неё, или то, что смотрела на любовницу своего мужа.

Глава 6. Признание

Самый главный вопрос, который меня сейчас мучал, я уже задала Марине при встрече, и она его проигнорировала. Что бывшая подруга тут делает? Пытается благородно разгадать загадку и спасти мир от песочных часов? Повредилась рассудком и не может устоять перед местом, стоившим ей нормальной жизни? Ищет своего возлюбленного, то есть моего мужа?

Слишком ласково называла девушка его имя. Слишком много ненависти ко мне (с чего бы?) было в её взгляде. Или это у меня повредился рассудок? Может это я вижу страсть там, где общая тайна, которой ни с кем больше нельзя поделиться, сплотила несчастных и переросла в настоящую дружбу? Ведь если Марина и Виталий любили друг друга, зачем мужу жертвовать своей жизнью, чтобы вернуть меня?

Мне не верилось, что именно она, смешная девочка из прошлого, несуразная дурочка с большими ступнями, стала моей соперницей. Как там её обзывали? Лапотницей? Гусыней? Больше-ножкой? Та дурнушка, которую я неизменно брала под своё покровительство, издевательства над которой пресекала, делила постель с моим мужем? Мямля, которая не могла за себя постоять? Нет, нет и ещё раз нет. У моего мужа слишком хороший вкус.

Прийти к правильному ответу чрезвычайно важно. Марина могла быть союзницей, а могла – опасной соперницей.

– Так что ты тут делаешь? – снова спросила я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно нейтральнее.

Собеседница задумчиво обошла вокруг колодца и устало уставилась на меня:

– Ты вообще слышала, что я говорила?

– Слышала. Но это не объясняет, что здесь делаешь ты. И что произошло дальше?

Вместо ответа Марина опустилась на землю, снова сгорбилась, приняв явно неудобную позу, и не торопилась поднимать на меня глаза. Я терпеливо ждала, переминаясь с ноги на ногу. Бесполезно подгонять вопросами. Захочет – расскажет. К тому же, судя по оговоркам, Марине и самой не терпелось расставить точки над «и» и посвятить меня в тайные отношения с моим мужем.

– Я поражаюсь эгоизму людей, – начала Марина, не обманув моих ожиданий.

Она внезапно резко выпрямилась, вновь расправила плечи. Странная какая-то. Может, у неё биполярное расстройство? В глазах девушки блеснули слёзы ярости. Она посмотрела на меня с такой открытой неприязнью, что на секунду показалось: сейчас ударит. Но вместо этого Марина просто продолжила:

– Таких, как ты. Тебя не интересует ни мой рассказ, ни твой муж. А только то, почему здесь я. И почему он для меня «милый Виталий».

Соперница (теперь в этом сомнений не было) резко запрокинула голову и захохотала. Даже в темноте было видно, как надулись вены на её шее. Казалось, что сейчас девушка упадёт на землю, и у неё начнётся припадок. Правильно было бы брызнуть на неё водой, но я не догадалась её прихватить. Или влепить пощечину, чтобы привести в чувство. Но, учитывая обстоятельства, «спасение» могло перерасти в драку. Марина и так была не прочь выяснить, кому же принадлежит «милый Виталий». И не по записи в паспорте, а в «честном бою». Впрочем, никакого паспорта у меня не было, вспомнила я с тоской. Кажется, муж официально стал вдовцом. Или всё-таки нет? Надо в ближайшее время выяснить все подробности, без документов как-то некомфортно. Хотя о чём я? Прежними документами я воспользоваться не смогу. Ещё одна проблема.

И вместо того, чтобы узнать, как эту проблему в своё время решила Марина (или её родители), я смотрела на истерику девушки, беспомощно озираясь по сторонам. У нас общие, очень похожие проблемы в реальной жизни. Мы посвящены в то, что нашему селу угрожает со стороны жизни «тайной». Нам бы объединиться. Но нет, эта большелапая дурочка зачем-то полезла в постель к моему мужу и всё испортила.

Между тем в колодце что-то тихо поскрипывало, на этом фоне всё продолжающийся смех Марины звучал особенно дико. Я всерьёз начала подозревать, что у девушки повредился рассудок. Впрочем, не была уверена и в здравости своего. После посещения лимба называть себя нормальной весьма опрометчиво.

Но хохот оборвался также внезапно, как и начался. Подруга детства уронила голову, обхватила её руками и горячо зашептала, так тихо, что мне тоже пришлось опуститься на землю рядом и придвинуться вплотную, чтобы расслышать.

– Сначала бедняга был одержим навязчивой идеей найти песочные часы и спасти тебя. Пусть даже и ценой собственной жизни. – Марина подняла голову, в глазах снова блеснула ненависть, но тут же снова бессильно уронила голову на руки и продолжила, – Но чем больше Виталька раскапывал сведений, тем больше ему хотелось не просто найти тебя, но и навсегда уничтожить опасный артефакт. Всё всегда происходило тут, в заброшенном саду, – девушка шептала всё быстрее, торопилась, проглатывала слова, словно боялась не уложиться в кем-то отведенное время, – мужчина понял, что ведьмины «следы», чары, проклятия – называй как хочешь, сохранились только в покосившемся колодце. Масоны хранили песочные часы в специальном тайнике, возможно, как-то экранированным к чарам. Иначе артефакт стал бы влиять на реальность. Теперь появлением магического артефакта управлял сам колодец. Гиблое место!

Сколько времени провёл Виталька в заброшенном саду, не счесть. Я умоляла его остановиться, быть аккуратнее. Он был единственным близким мне человеком, тем, с кем я могла откровенно говорить о произошедшем. Но Вит выбрал тебя.

Марина надолго замолчала. Я тихо сидела рядом, боясь пошевелиться, прервать молчание, спровоцировав новую вспышку ярости. Когда я отчаялась, решив, что она уже больше ничего не скажет, бывшая подруга неожиданно продолжила:

– Он испытывал колодец. Приходил сюда в разное время суток. Кидал внутрь разные предметы. Кричал, зажигал свечи, рисовал пентаграммы, играл на музыкальных инструментах. Всё было тщетно. Однажды милый (я постаралась сохранить лицо невозмутимым, хотя Марина так и не поднимала головы) приехал ко мне в город глубокой ночью. Я обрадовалась, думала, что он одумался, наконец-то соскучился по мне. Но Виталька только смотрел на меня безумными глазами и твердил, что всё понял. Сказал, что колодцу нужны зрители. Песочные часы только инициировали переход, нужно было где-то брать энергию для переноса. Масоны использовали для этого специальные ритуалы. Когда энергии было недостаточно, люди не могли вернуться.

Колодец подкидывал часы только в тот момент, когда рядом было много людей, а лучше детей. Их эмоции – удивление, испуг – и были той энергией, которая позволяла открыть ворота в лимб, другой мир. Виталий просил меня поехать с ним и взять с собой кого-то из подруг. Я слишком дорожила им, чтобы отказать.

Марина снова замолчала. Я решила, что всё основное сказано, а потому продолжила за неё:

– Ты послушно собрала подруг, и в этот раз всё получилось. Моему мужу (Я выделила голосом эти слова. Панибратски коверкать имя Виталия могли мы обе, называть его мужем – только я.) наконец-то явились часы, он перевернул их и исчез. Но почему ты сказала, увидев меня: «Он всё-таки это сделал?» Ты же была при этом?

Соперница бросила на меня уничтожающий взгляд и снова тяжело уставилась в землю.

– Виталька не переворачивал часы.

– Что же тогда произошло?!

– Он их разбил.

Почему-то я была уверена, что уничтожить магический артефакт не так-то просто. И разбить песочные часы как обычный предмет не удастся. Марина же жадно установилась на меня, и, как видно, я её не разочаровала. Увидев мою реакцию на свои слова, девушка дико расхохоталась.

– Мы тоже не ожидали. Но Вит прокричал какие-то страшные слова, видимо, заклинание. Масонские штучки, полагаю. Вот после этого песочные часы разбились. На нас навалился густой туман, уши заложило, стало трудно дышать. Я думала, что снова попала в то страшное место, но вскоре всё рассеялось. Только ни Виталия, ни разбитых песочных часов на месте не было. А сегодня сюда пришла ты. Ты! Ты спрашивала, что я делаю здесь. Пытаюсь понять, как так вышло, что мы поменяли его на тебя. И как обратить это вспять.

Глава 7. Ведьма

Срывать злость на несчастной женщине, безнадежно влюблённой в моего мужа, я не стала. Развернулась и молча ушла. Некоторые оговорки Марины («Я обрадовалась, думала, что он одумался, наконец-то соскучился по мне».) подтверждали мои догадки, что если между Виталием и Мариной и было что-то, то мимолётное и ничего не значащее. Трудно всерьёз сердиться на мужа, который положил жизнь на то, чтобы вернуть любимую жену. И даже не пожалел ради этого своей. А может, Марина приняла за страсть всего лишь настойчивую попытку Виталия любой ценой накопать сведенья? Кто, как ни она, побывавшая в лимбе, могла ему их дать?

Но червячок сомнения всё увереннее обосновывался в моей душе. А если всё было не так? Может, сначала Виталий искренне добивался моего спасения. Нашёл мою бывшую подругу исключительно ради полезных сведений о лимбе. И они начали общаться как друзья. Как коллеги по опасному делу. Но время шло, муж начал потихонечку влюбляться в Марину, мой облик померк. С глаз долой из сердца вон. А заодно и первоначальная цель – моё возвращение. Но большую работу, которую проделал Виталий, пожертвовав дочерью, прежней комфортной жизнью, нельзя было бездарно слить. Появилась более глобальная цель. Миссия! Избавить человечество от злосчастных песочных часов. Соперница, кстати, в своё время тоже от них пострадала.

Но я сознательно заглушила этот голос. Муж меня спас. Это – факт. Всё остальное домыслы.

Единственная серьёзная претензия к мужу с моей стороны касалась дочери. Благодарность за моё возвращение не могла перевесить то, что Виталий фактически бросил Маришку. Во многом он был в ответе за её сломанную судьбу. Я бы выбрала дочь. Мне казалось это естественным, и выбор мужа удивлял.

Первоначальной целью, которую я поставила себе по возвращении, было уничтожение злополучных песочных часов. По словам Марины, муж их разбил, задействовав какой-то древний масонский ритуал. Можно ли было ей верить? Я склонялась к тому, что да. Играть девушка явно не умела, не скрывала свою ненависть и ревность ко мне. Уничтожены ли песочные часы навсегда? На этот вопрос ответить сложнее. Но если это так, то как вытащить мужа из лимба, я не знала. Возможно, он заперт там навсегда. Сгинул вместе с часами.

Снова мысленно перебрала в памяти рассказ Марины. Осколки и песок не нашли. Опять же, это могло означать полное физическое и магическое уничтожение артефакта, но могло и не означать. Что если песочные часы восстановились и были теперь в другом месте? Там же, где они скрывались в перерывах между исчезновениями людей. В колодце?

Стоп. Что-то было не так. Чувствовала, что почти нащупала разгадку, но она ускользала от меня.

Масоны! Марина рассказала, что они хранили песочные часы в тайнике, доставая для проведения ритуалов. Значит, часы сами по себе не исчезали и не возвращались. Девушка в своём рассказе упомянула, что сейчас вместо масонов выступал колодец, как некая разумная сила. Что якобы он подкидывал часы, когда рядом было достаточно людей для высвобождения энергии для переноса.

То есть колодец как магический артефакт контролировал и распоряжался другим магическим артефактом – песочными часами. Простите, не верю. Кто-то управлял колодцем. Кто-то разумный, живой. Тот, кто полон магической силы. Либо знаниями, что почти одно и тоже.

Надо бы вернуться, да поближе познакомиться с покосившемся колодцем. Безопаснее идти днём, зато вечером магия «оживала». Больше шансов, что колодец или то, что им управляет, проявит себя. Решение было принято. Готовясь к вечерней вылазке, сложила в небольшой рюкзачок пару фонариков (предварительно проверив батарейки), спички, зажигалки и несколько свечей. Остальное время провела в интернете, в котором уже немного освоилась после возвращения, но в открытых источниках ничего полезного не нашла.

Сад встретил меня угрюмой тишиной. Вопреки ожиданиям, магия «проявляться» не спешила. Никто не наводил жуть, не звенел цепями и даже не шептал неразборчиво около уха, маскируя странный звук под шелест листвы. Старые ветви яблонь понуро жались к земле, полные равнодушия к шастающим мимо любопытным. Колодец выглядел хотя и очень древним, полуразвалившимся, но вполне добропорядочным. Хоть бы кто спел на два голоса, улыбнулась я, вспомнив любимую книжку. Может, я отпугиваю нечисть своим фонариком? Посмотрела на него с сомнением, но выключать не стала.

Тем не менее вокруг темно, зябко и как-то неуютно. Свет фонарика только дополнительно добавлял жути. Я вспомнила, как когда-то давно, в другой жизни, мы с ребятами пробрались в сад после исчезновения Ильи. Как разбежались все, кроме нас с Денисом. Тогда мы находились в полной темноте. Лукавая Луна, играя с нами, то ярко освещала всё вокруг, то скрывалась за тучами, нагнетая драматизма. Надо было зайти к Денису, быть может, он и сегодня составил бы мне компанию, пожалела я.

И тут же вспомнила о своём полулегальном положении. Мне ничего не нужно было объяснять Марине. Но с остальными нужно что-то придумать. Не уверена, что даже Илья узнал бы меня сейчас. Что уж говорить о Денисе, который считал меня пропавший без вести и немало бы удивился тому, что я выгляжу как двадцать лет назад. Ничего, будем решать вопросы по мере их поступления.

Я осмотрела колодец, прошлась вокруг. Посветила фонариком вниз. Там внизу в глубине переливалась вода. Мне показалось, что на меня неприязненно глянули чьи-то глаза, но видение быстро исчезло. Не обращая внимания на озноб, пробежавший по коже, я окрестила глаза «бликами на воде» и постаралась успокоиться.

Лучший способ – заняться делом. Не убирая фонарик, достала свечи и расставила по периметру. И начала зажигать по одной, потихоньку обходя колодец. Как раз в это время подул слабый ветерок, которого оказалось достаточно, чтобы помешать мне поджигать непослушные фитили и гасить уже зажженные. Сложив ладошки лодочкой, я добросовестно пыхтела над свечками, да так увлеклась, что только тактично покашливание за моим плечом заставило меня обернуться.

За моей спиной стояла крепкая с виду старушка, с лукаво сощуренными глазами. В длинном старомодном красном сарафане прямого кроя, рукава которого затейливо расшиты задиристыми петухами, с повязанным на голове белоснежным платком, она словно вышла из рекламного ролика молочной продукции. Я даже поискала глазами чистенькую довольную корову, не обнаружила её и снова перевела взгляд на незнакомку. Теперь бабушка скрестила руки на груди, но поза её не выглядела угрожающей, скорее насмешливой. Под её оценивающим взглядом я почувствовала себя ребёнком, который залез в чужой сад за абрикосами, не нашёл ни одного и попал прямо в руки добродушно посмеивающихся хозяев. Между тем последние свечки погасли. Фонарик, который положила на колодец, когда мне понадобились обе руки для борьбы с гаснущими свечами, продолжал тускло светить в сторону.

– Здравствуй, красавица. Спрашивай, что хотела, коли пришла, – неожиданно молодым звонким голосом произнесла старушка.

– Здравствуйте, – совсем было растерялась я, но взяла себя в руки и прямо спросила, – так Вы и есть та самая ведьма?

Моя собеседница молча, с достоинством кивнула.

– Значит, это Вы управляете колодцем и песочными часами?

– Что ж за прыткая семейка такая, – вздохнула ведьма, – то муж твой пыжился, пыжился, прыгал всё вокруг, вернуть тебя хотел. Я уж ему и девку молодую, справную в постель подложила, а он всё успокоиться не мог. Ты не смотри, что у неё ступни большие, в постели-то она огонь, не чета тебе. Да бесполезно. Приворожила ты мужа, что ли? Расскажи бабушке, я такое не осуждаю, сама грешна. Безобразник он у тебя, ох, охальник такой. Сломал хорошую вещь, окаянный. Разбил часики. Зачем, спрашивается? Забыть тебя не мог? А что ж такое? Дело житейское, все как-то ж устраиваются, и ничего! А этот… Фу-ты ну-ты, капризы. Теперь вот ты пришла. Чего пришла? Свечки свои суёшь. Покоя нет на старости-то лет! Ладно, в ногах правды нет, пойдём в избу.

Я хотела возразить, что никакой избы не вижу, но неожиданно мой фонарик упал на землю, сам собой развернулся и осветил в основании колодца маленькую дверь. Свет моргнул, и колодец исчез. На его месте стояла такая же древняя, покосившаяся изба. А ведьма уже открывала дверь и призывно манила меня к себе. Словно завороженная, без страха и сомнений я ступила внутрь.

Мы оказались в небольшом предбаннике, где стояли несколько кадушек, от одной из которых остро пахло рассолом, грубо сколоченная деревянная скамья, и висела вешалка с каким-то тряпьём. Пол оказался земляным, куда более студеным, чем нагретая за день под июльским солнцем земля в саду. От него веяло каким-то могильным холодом. Не мешкая, старуха открыла следующую дверь, такую же старую и покосившуюся, как сама избушка. Я поспешила за хозяйкой. Щелкнул выключатель, комнату залило светом, а я от неожиданности споткнулась о порог, упала, да так и осталась сидеть на полу.

Мы были во вполне современно обставленной комнате. Никакой грубо сколоченной мебели и древнего тряпья. Удобный мягкий кожаный диван бежевого оттенка, несколько барных стульев у высокой, почему-то стеклянной стойки. В углу офисный стол. На нём разглядела принтер и пару ноутбуков. В глубине виднелась ещё одна приоткрытая дверь, за которой угадывалась уютная спаленка.

– У меня есть более удобная мебель, чем табуретки с занозами, чтобы присесть, не бойся, – лукаво засмеялась ведьма и протянула мне руку.

Старуха менялась на глазах. Она хорошела и молодела. Сейчас я могла дать ей максимум двадцать пять лет. Розовые пухлые губы продолжали улыбаться, но умело подведённые глаза оставались злыми и колючими.

Опершись на протянутую ведьмой руку, встала и прошла к дивану. Ноги слегка дрожали, но я надеялась, что ведьма этого не заметила. Все мои силы были направлены сейчас на то, чтобы выглядеть в её глазах достойно. Умирать, как говорится, так с музыкой.

Но ведьма ухмыльнулась и посмотрела на мои ноги, презрительно изогнув бровь. Я вернула ей взгляд и гордо задрала голову. Дрожь мне уже удалось унять, пусть маленький, но повод для гордости. Хозяйка избушки вздохнула, отказываясь от игры в гляделки, и совсем другим тоном, в котором не было и намёка на смех, спросила:

– А теперь поговорим. Скажи, ты по-хорошему отстанешь, или мне придётся всё-таки уничтожить вашу неугомонную семейку?

Глава 8. Дел