Читать онлайн Русский Медведь. Император бесплатно

Глава 1

5 апреля 1713 года. Москва. Преображенское. Малый дворец

Петр раздраженно вышагивал по своему кабинету. А перед ним с напряженными лицами сидели Анна Росс[4], князь-кесарь и Яков Брюс.

– Казнены… – медленно произнес государь, стоя у окна. – Кто знает, что конкретно там произошло?

– Никто толком ничего не знает, – начал Брюс. – В один день был схвачен весь штат нашего дипломатического представительства. И уже через день их всех публично обезглавили на площади.

– И все же, какого лешего султан так поступил?

– Я полагаю, – осторожно отметила Анна, – что это провокация…

Так и сидели, гадали. Однако за недостатком информации Петр решил дров не ломать, а подождать и посмотреть, что там дальше будет. И не зря, потому что уже через полторы недели прилетел вестовой к постоянному посланнику Габсбургов при русском дворе с очень интересными подробностями.

Оказалось, что оттоманский султан Ахмед III, подначиваемый своими французскими и испанскими советниками, своей волей приказал схватить и казнить всю делегацию русских. Без объяснения причины или какого-либо обвинения. Зачем? На этот вопрос посланник Иосифа I[5] ответил, что по всем дворам Европы, затаив дыхание, ждут, как Россия отреагирует на эту провокацию. Начнет ли войну или утрется?

– Серьезно? – переспросил удивленный Петр у посланника.

– В тот же или на следующий день после казни французские посланники по всем европейским дворам поделились именно этими соображениями. Дескать, вы не рискнете нападать на Порту, поддержанную серьезными европейскими державами. Это не ваш уровень.

– И по салонам о том говорят?

– Истинно так, – кивнул посланник.

– И вы, я полагаю, ждете моего решения, чтобы передать своему императору?

– Мы все его ждем, – уклончиво ответил, мягко улыбнувшись, посланник.

– Ну да, конечно, – усмехнулся государь. – Полагаю, что уже вся Европа готовится наблюдать за предстоящей драмой.

– Война неизбежна, – развел руками посланник. – Мы все это видим и понимаем. Людовик XIV предпочитает ее не начинать первым, резонно опасаясь ваших шхун с могущественной нарезной артиллерией. У него нечего им противопоставить. А без них затруднительно наступать вдоль побережья Черного моря. Да еще с определенной угрозой для своего фланга в лице нас. Поэтому начинать кампанию от обороны ему выгоднее.

Петр задумался, буквально зависнув на пару минут. Обдумывая диспозицию.

Что у него было?

Два полноценных пехотных корпуса по двадцать пять тысяч «лиц». Вооружены однозарядными, заряжаемыми с казны карабинами под унитарный патрон, револьверами, шашками, картечницами и минометами, калибром от шестидесяти до ста миллиметров[6]. По меркам начала XVIII века – божественно! Но всего пятьдесят тысяч. Плюс еще столько же из практически необученных лиц по крепостям да учебным ротам. И эти силы ему предстояло размазать на два предстоящих театра боевых действий, отдаленных друг от друга практически на полторы тысячи километров.

Одна отрада – шоссированная дорога, проложенная от устья Невы до Азова, да железная дорога, что шла вдоль этого шоссе на шестидесяти пяти процентах пути. Что позволяло осуществлять стремительный маневр войсками. Но все равно… их было очень мало на слишком большую территорию. Так что начинать войну глупо и рано.

Но и плюнуть нельзя.

Потому что выстраиваемая им политическая и экономическая международная система едва теплилась под давлением реакционных сил. Довольно было одного удара, чтобы она пошла трещинами и развалилась. Таможенный союз, образовавший единое таможенное пространство из России, Саксонии, Дании, Шотландии и Соединенных провинций держался на одном лишь его авторитете. Дело новое, непонятное и имеющее немалое количество противников… А тут такой провал. Истерики начнутся такие, что их вонь, словно дым кошмарных пожаров, поднимется до небес. А как вскипят коричневые субстанции людей, что вечно всем недовольны? В общем – катастрофа. Обрушение всего, чего он добивался все эти годы. Петр нуждался в этом союзе для скорейшего развития и укрепления экономики России. Да и уния со Швецией, доставшаяся ему таким трудом, может оказаться под угрозой расторжения. Люди не любят, когда их лидер позволяет себя унижать и проявляет слабость. Люди любят победителей.

– Видит бог, я не хотел начинать так, – наконец произнес Петр после затянувшейся паузы с какой-то особенной, звенящей тишиной. – Глупый поступок.

– Но ведь вы ответите на него?

– Отвечу. Я не могу не ответить. В этом расчет моего брата, Людовика, верен. Впрочем, война была действительно неизбежна. Я могу вас просить об одном одолжении?

– Да, конечно, – кивнул посланник. – Все, что в моих силах.

– Рисковать своими людьми и посылать их к османам я не хочу. Вы видите – те ведут себя вызывающе. А вас они трогать не посмеют, опасаясь выступления Иосифа на моей стороне. Вы согласны со мной?

– Конечно, ваше величество.

– Хорошо.

Петр взял чистый лист бумаги, благо что имел привычку максимум переговоров и приемов вести не в тронном зале, а в рабочем кабинете. Окунул перо в чернила и размашисто написал в центре листа: «Иду на вы!»

Ни подписи, ни каких-либо иных слов или пометок он ставить не стал.

Посланник стоял рядом и прекрасно видел, что было написано на листке бумаги. Да, Петр и не скрывал того. Специально. Чтобы они потом не извращались, пытаясь вскрыть печать.

– Вот, – наконец завершил он упаковку послания. – Я прошу вас передать это письмо султану.

– Это начало войны? – спросила Анна.

– Да.

– А что ты такое странное написал?

– В стародавние времена князь Киевский Святослав, выступая войной на врагов своих, всегда отправлял наперед такое послание.

– Тебе не кажется, что это слишком кратко? – повела она бровью. – Хотя бы унизил как или пообещал что-нибудь оторвать за ту выходку.

– Зачем? – улыбнулся Петр. – Обещанного три года ждут. Это слишком долго.

Глава 2

15 мая 1713 года. Босфор

После того как на быстроходной лоханке принесся наблюдатель, эскадра коалиции стала сниматься с якорей и выдвигаться колонной в сторону Черного моря. Идти против течения Босфора было непросто. Поэтому линейные корабли первого и второго ранга двигались очень медленно. Пятьдесят две штуки! Огромная сила по тем временам! Все, что Людовик XIV смог собрать в Западной Европе, плюс купленные у англичан после их разгрома Шотландией.

Луи-Александр де Бурбон, граф Тулузский, разгромивший англо-голландский флот в войне за Испанское наследство, стоял на квартердеке своего флагмана и напряженно вглядывался вдаль.

– Что это за дымы? – указал он на столбы черного, угольного дыма, поднимающегося где-то там, впереди.

– Не могу знать, – ответил командир корабля.

– Так запросите авангард! Черт подери! Мне вас учить надо?

– Никак нет, ваше сиятельство, – напрягся капитан первого ранга и развил бурную деятельность.

Впрочем, ничего внятно флажками им передать не могли, кроме того, что приближаются корабли противника. Поэтому, когда флагман пропустил по траверзу крепость Йорос, именуемую также генуэзской, перед ним открылась довольно необычная картина. Вдалеке, еще в море за пределами пролива, шел отряд из двух очень крупных кораблей. Каждый был вдвое, а то и втрое крупнее любого из мателотов флота коалиции. Длинные мачты с четырьмя ярусами парусов, которые… да, которые были убраны. Но Луи-Александр мог поклясться – корабли имели ход! Как?! Как это было возможно?! Правда, по центру у обоих располагались две высокие трубы, из которых и валил дым одним сплошным потоком. Так, словно внутри у них были маленькие вулканы, готовые к извержению.

– Вы что-нибудь понимаете? – озадаченно поинтересовался граф у командира корабля.

– Какие-то порождения бездны… – тихо прошептал тот, покачав головой, и зашептал молитву, время от времени крестясь. Его примеру последовали очень многие из числа тех, что наблюдали русские броненосцы.

А тем временем между авангардом и этими необычными судами дистанция сократилась до сорока кабельтовых[7]. Мористее держались четыре шхуны типа «Москва». Быстрые, маневренные, очень опасные. Но их боезапаса было явно недостаточно для уничтожения столь значительных сил. На что и был расчет Людовика XIV, который надеялся русских просто задавить массой. И в руководстве флота это прекрасно понимали. Другой вопрос, что батарейные броненосцы типа «Орел» выглядели темными лошадками – руководство флота коалиции просто не понимало, чего от них ожидать. Точнее, не все броненосцы данного типа, а только два из них: сам «Орел» и его систершип «Победа».

– Ваше сиятельство, – оторвал графа от размышлений командир корабля, – авангард запрашивает ваши распоряжения.

– Пусть атакует, – отмахнулся командующий соединенным флотом, не отрываясь от подзорной трубы.

После чего группа из пяти наиболее быстроходных линейных кораблей 2-го ранга стала медленно, но уверенно сваливаться к батарейным броненосцам. Держа кильватер. Плавные сходящиеся линии курсов должны были пересечься на дистанции, наиболее комфортной для огня гладкоствольных пушек – один кабельтов. То есть меньше двухсот метров. Ибо выстрелы на большую дистанцию уже имели слишком серьезное возвышение траектории, что затрудняло ведение достаточно точного огня. Плюс ощутимое рассеивание. Да и действие ядра оказывалось ослабленным из-за отвратительной баллистики оного. А потому крепкие борта могучих боевых кораблей первого и второго рангов могли устоять под их натиском, в то время как броненосцы были вооружены нарезными пушками калибром пятнадцать сантиметров. Причем пушек, заряжаемых с казны, а не с дула. Конечно, длина ствола была всего двадцать один калибр – по современной классификации пушка-гаубица. Но для предстоящих дел и этого было более чем достаточно. Их сорокакилограммовые стальные снаряды с ударным взрывателем, начиненные пятью килограммами изумрудного пороха, обладали подавляющим могуществом. Не в пример большим, чем у монолитного чугунного ядра, которым могли бить линейные корабли коалиции из своих 36-фунтовых пушек. Слон и моська оказались на ринге друг против друга.

И вот момент истины настал.

Головной линейный корабль авангарда окутался дымами, дав бортовой залп по первому броненосцу. Красиво так. По батарейным палубам один за другим пробегали раскаты выстрелов. Пышно. Эффектно. Казалось, что этим все и кончилось. Ибо ничто не устоит перед такой мощью – тридцать семь пушек калибром от двенадцати до тридцати шести фунтов! Но именно в этот момент случилось чудо в представлении аборигенов. Все, наблюдающие этот залп в подзорные трубы, могли поклясться, что видели, как чугунные пушечные ядра отскакивали от борта русского корабля, словно каучуковые мячики!

А потом дал залп «Орел». Всего восемь пушек. Ничего впечатляющего. Даже дыма практически никакого из-за применения изумрудного пороха. Но это только при выстреле. А вот от попаданий – полностью зеркальная картина. Из восьми снарядов в высокий надводный борт деревянного линейного корабля вошли все восемь. Промахнуться с такой дистанции с едва ползущего по меркам даже начала XX века броненосца, да еще из нарезного оружия, по такой лакомой цели было чрезвычайно сложно. Тем более что и качки особой не было. Едва заметная волна.

Луи-Александр даже перекрестился при виде этого кошмара. И не только он.

Восемь взрывов, практически слившихся в один, разнесли надводную часть корабля в щепки, оставив лишь пылающий остов, который явственно стал крениться на левый борт. Тот самый, который был ближе всего к броненосцам. Его явно разворотило взрывами до самой ватерлинии и ниже.

– Они попали в крюйт-камеру? – осипшим голосом поинтересовался командир корабля.

– Надеюсь, – тихо произнес граф, сглотнув подступивший к горлу комок и промокнув холодный пот, выступивший у него на лбу.

Но чудес не бывает.

Второй мателот успел миновать «Орла», одарив его градом снарядов, и попал под залп «Победы», также его буквально распыливший. А спустя несколько секунд окутался жидкими дымами и «Орел», завершивший перезарядку. Как следствие – третий мателот авангарда развалило на запчасти.

– Это не крюйт-камера… – ошалело констатировал командир флагманского корабля.

– Проклятие! – зарычал граф Тулузский. – Поднять сигнал флоту! Поворот все вдруг! Уходим под защиту крепости! Немедленно! Черт бы вас подрал!

Четвертый и пятый мателоты авангарда, видя столь незавидную судьбу своих товарищей, попытались отвернуть. Но «куда они с подводной лодки могли деться»? На такой дистанции да при таких смешных скоростях у них не было никаких шансов. Разве что один снаряд упал в воду рядом с бортом, подняв столб воды. Впрочем, на результат это не повлияло.

– Что будем делать? – поинтересовался Владимир Петрович, старший сын герцогини Анны Росс и Петра, у Федора Матвеевича Апраксина, ставшего к тому времени полным адмиралом.

– Преследовать, – флегматично ответил тот.

– Но они же уходят в узость. Под береговые батареи, которые нас достанут. Видишь, как высоко стоят. Их ядра станут прилетать к нам прямо сверху. А броня у нас только по бортам.

– А зачем нам лезть под береговые батареи? – удивился Апраксин.

– Но как тогда?

– Шуганем этих и развернемся, не доходя пары миль до крепости. На развороте дадим пару залпов и встанем на якоря, заблокировав пролив.

– Но…

– Ваша светлость, перед нами никто задач по уничтожению флота противника или прорыву к Стамбулу не ставил. А вас ведь папенька лично наставлял. Не увлекайтесь. Скоро подойдут шхуны и поддержат высадку десанта. Мы должны обеспечить это нехитрое дело. Вот наша цель. Не забыли?

– Нет, – недовольно скривившись, ответил Владимир. Очень уж он был воодушевлен восточными победами и жаждал новых грандиозных успехов. Только уже не над туземцами, а над цивилизованными народами…

А Луи-Александр тем временем отчаянно боялся. Эти два морских чудовища, поднявшиеся, как ему мнилось, со дна океана, казались непобедимыми. Нет, конечно, он понимал, что если он сможет вывести свой флот двумя колоннами и поставить их в два огня, то шансы были. Да и абордаж, в конце концов, тоже был выходом. Но сколько при этом он потеряет кораблей? Пять линейных кораблей второго ранга они разнесли в щепки буквально за пару минут. Так не бывает! И в этот самый момент Луи-Александр вспомнил те рассказы о жутких русских орудиях, благодаря которым были разгромлены шведы и поляки. Как он сразу не догадался?! Впрочем, это ничего не меняло. Хотя…

– Отступаем к Стамбулу! – гаркнул Луи-Александр.

– Но мы оставим без поддержки крепость… – попытался возразить командир корабля.

– Черт с ней! Мы здесь все равно бессильны.

– А в Стамбуле?

– Русские не сунутся в проливы с ходу. А значит, у нас есть время.

– На что? – поинтересовался адъютант.

– На галеры! У османов много галер. Они малы, быстры, маневренны. На них большие абордажные команды. Это именно то, что нам нужно! Вы поняли меня?

– Да, ваша светлость, – произнес капитан и вздрогнул от серии мощных взрывов, которые потрясли крепость Йорос, от чего он и все остальные офицеры нервно сглотнули. Между крепостью и броненосцами было мили две. А значит? Значит, противник просто играл с авангардом…

– Не медлите! Еще не хватало, чтобы они нас накрыли этими адскими ядрами, – прокричал граф и перекрестился. Наблюдая за тем, как крепость вновь покрылась всполохами взрывов. Старая каменная кладка, не способная держать обстрел даже обычных гладкоствольных пушек, становилась смертельно опасной для гарнизона. Ведь при взрыве ее камни разлетались вторичными снарядами, поражая всех вокруг. А такая хрупкая и нежная конструкция перекрытий, еще вчера казавшихся нерушимыми, легко рассыпалась, погребая под собой несчастных. Тем более что парой залпов с каждого броненосца Владимир решил не ограничиваться, всадив по пять…

Глава 3

30 мая 1713 года. Днестр

Герцог[8] Меншиков стоял на замаскированном командном пункте и с некоторой тревогой смотрел на активно копошащиеся на противоположном берегу войска коалиции. Конечно, большая часть войск этой почти стотысячной группировки уже сгрудилась в зоне досягаемости тяжелых стомиллиметровых минометов, которых было целых четыре батареи по четыре ствола в каждой. Да не просто так, а в глубоких окопах на заранее оборудованных позициях. Однако герцог тянул. Нужно было, чтобы враг раскорячился в самую неудобную позу, начав переправу войск… Мало того – сумев что-то переправить и закрепиться. Ведь в противном случае он быстро отступит, и мясорубка не получится…

Но вот первые части оттолкнули шестами свои плоты от правого берега Днестра, стремясь как можно быстрее преодолеть полосу воды. О присутствии русских войск на левом берегу им было известно. Тут и местные болтали, да и визуальное наблюдение определенные результаты давало. Оттого и сосредоточенные, напряженные лица. Саперные части и немного пехоты. Им нужно будет наводить мост для прохода основных сил. И что они смогут, если их сейчас атакуют? Все прекрасно понимают риск.

– Не будем им мешать, – улыбнулся герцог.

– Но почему? – удивился генерал Евдокимов.

– А вы видите тут много леса? – повел рукой Меншиков.

– Нет.

– Вот и я о том же. А значит, они все материалы для мостов и плотов с собой притащили. И вряд ли их много. Поэтому, я полагаю, нам нужно помочь этим просвещенным особам возвести мост и втянуть на него поток людей. Мост будет забит людьми, как бочка килькой, так как они боятся и спешат. Вот тогда и ударим…

Правда, по ходу развития событий план пришлось менять. Дело в том, что, наблюдая за очередью на переправу по эрзац-мосту, генерал Евдокимов отметил колонну артиллерийских орудий, которую конные упряжки подтягивали к будущей переправе. Вероятно, они хотели как можно скорее отправить на плацдарм легкие орудия. А то вдруг русская пехота атакует? Поэтому пришлось ждать. Упускать такой шанс не хотелось.

– Может, ну ее? – задумчиво произнес генерал. – Вон уже три полка скопилось.

– Да хоть пару дивизий, – усмехнулся Меньшиков. – Пока они оттуда не вылезают – ничего страшного не происходит.

– Да, но…

– Смотри! Смотри! Пошли!

– Пехота?

– Да нет, дурень! Артиллерийская колонна двинулась. Не зря, ой не зря мы ее отметили. Передать сигнал готовности на батареи!

– Есть передать, – козырнул офицер связи, и механизм военно-полевой бюрократии стал стремительно раскручиваться.

А герцог Меншиков взял в руки сигнальный пистолет, зарядил его красной ракетой, положил на бруствер перед собой и усмехнулся.

– Вот теперь повоюем!

Медленно тянулись секунды. Генерал Евдокимов вглядывался в лица этих солдат, что сейчас со всей осторожностью пытались провезти артиллерийские упряжки по наплавному мосту. Да, не очень тяжело, но узко. Да и шатается он немного.

И тут они все если не сразу и сами, то поддавшись общему порыву, подняли головы и вперили взгляды в странный объект, что по крутой дуге не спеша спускался, испуская дымный шлейф и слабое красное свечение. Но долго это единение эрзац-гипноза не продлилось. Не прошло и трех секунд этого коллективного «залипания» на незнакомую им сигнальную ракету, как где-то за рекой часто захлопали минометы. И мины посыпались на переправу, плацдарм и позиции коалиции обильным градом. Стальные подарки калибром шестьдесят, восемьдесят и сто миллиметров.

Наплывной мост растерзало очень быстро. По нему работали «восьмерки», то есть минометы калибром восемьдесят миллиметров, обрушив на эту хрупкую конструкцию более двухсот мин всего за пару минут. Еще быстрее с переправы скинуло лошадей. Бедные животные после первых же разрывов дернули в воду… прямо в упряжках, вместе с пушками и зарядными ящиками. И с ужасным, жутким ржанием пытались выплыть, утаскиваемые на дно тяжелыми пушками и повозками. Коллективный страх смерти – штука совсем не завораживающая и не эстетичная. Жуткая скорее. Кошмарная.

На левом берегу творился не меньший хаос. Туда были направлены все «шестерки», то есть минометы калибром шестьдесят миллиметров. Они били слабо, но их было много. Очень много. Поэтому плацдарм покрылся сплошной стеной взрывов, буквально выжигающей живую силу противника.

Впрочем, правому берегу досталось не меньше. Ведь именно туда полетели самые тяжелые мины – «десятки», которые падали не очень густо и часто, но чрезвычайно смачно по меркам тех лет… Да еще под аккомпанемент «восьмерок», которые, завершив с мостом, переключились на дальние цели.

Через полчаса у русских батарей кончились боеприпасы в зарядных ящиках и наступила звенящая тишина. Ну как тишина? После сплошной череды взрывов даже истошные крики раненых людей и животных казались тишиной.

Но на этом представление не закончилось.

Руководство войск коалиции ожидало атаки русской пехоты. Это было логично. Ведь плацдарм требовалось ликвидировать. И они ее дождались. Только не до, а сразу после артиллерийского обстрела. Русская пехота выдвинулась жидкими цепями в несколько эшелонов. К карабинам примкнуты штыки. У офицеров револьверы на изготовку. А с флангов, надрывно погоняя лошадей, заходили легкие подрессоренные повозки, перевозящие картечницы и расчеты к ним с боезапасом. Пулемет не пулемет, но свыше трехсот выстрелов в минуту практической скорострельности обеспечивает.

Пленных не брали.

Незадолго до этой битвы перед всеми частями русской армии был зачитан приказ царя, в котором в красках рассказывалось о судьбе нашей дипломатической миссии в Стамбуле. С украшательствами и надрывом. Да и возиться с пленными не было никакого смысла. Лишняя обуза в начале войны никому была не нужна.

Не прошло и нескольких минут затишья, как затрещали карабины, захлопали револьверы и завели свою монотонную песню картечницы: ду-ду-ду… ду-ду-ду…

А потом подвезли новые зарядные ящики к минометам «десяткам», и те вновь включились в дело, продолжая вбивать по ноздри в землю войска коалиции. Те самые, что пытались в спешке и полном расстройстве отступить, бросая все…

– Ну что же, – хмыкнул Меншиков. – Первый раунд за нами.

– Мы не можем прикрыть несколько направлений. А ну как в следующий раз решат сразу в двух или трех местах переправляться?

– И что? – удивленно пожал плечами Меншиков. – Отступим. Петр Алексеевич нам какой наказ дал?

– Стараться выбить их как можно больше.

– Вот. – Герцог назидательно поднял палец вверх. – Тем и займемся. Разъезды уже прибыли?

– Нет. Ждем.

– Как появятся, сразу меня извести. А пока… а пока нам пора обедать. Бой закончился. И да, не забудьте доложить о потерях и расходе боеприпасов…

Спустя несколько часов мушкетер Жак, по прозвищу Счастливчик, судорожно вздохнул, приходя в себя. И замер. Было тихо. Очень тихо. Никто не стрелял, не болтал, не стонал. Хотя после того жуткого обстрела должно было остаться изрядно раненых. Он хоть и был простак, но это его насторожило. Так и лежал с полчаса – прислушивался, пока не решился выбраться из-под засыпавшей его земли.

Уже смеркалось.

Жак огляделся, аккуратно выглянув из воронки. На левом берегу Днестра было тихо. Но перед началом обстрела ему казалось так же…

Зло усмехнувшись и сплюнув черную от земли слюну, он стал обшаривать воронку. Три трупа. Одного явно добивали штыком. От осознания того Жаку стало не по себе, а по спине пробежали мурашки. Ведь это говорило о том, что русские были на этом берегу… Оружия на виду не было. Явно собрали. Как и подсумки. Поснимали сапоги со всех, у кого они были, кожаные ремни и так далее. Так что все трупы валялись в разодранных мундирах. Впрочем, ему повезло. С трудом, но удалось откопать свое ружье, с которым его отбросило взрывом. Даже подсумок с оторванной лямкой нашел. А вот что делать дальше, Жак не знал.

Русские просто переправились, чтобы добить раненых и собрать трофеи? Или контратаковали, погнав армию коалиции на юг? Кто его знает? Их генералы твердили о том, что их мало и столь великой силе они ничего не смогут противопоставить. А оно вон как повернулось.

Впрочем, выбора особенного не было. Судя по тому что русские добивали его соратников, пленные им не нужны. Значит, идти к ним глупо. Просто пристрелят. Поэтому, тяжело вздохнув и потерев живот, в котором уже отчетливо урчало, Жак направился на юг. Без какой-либо надежды. Однако ему повезло – уже к утру он смог выйти на передовые разъезды французских войск. Мало того – оказался именно там и тогда, когда в этом месте присутствовал лично маршал де Невиль. Очень уж тревожно было в войсках. Вот и не спал. Объезжал костры, поддерживая хоть какой-то боевой дух.

– Боже… – тихо произнес Франсуа, глядя на этого оборванного и чумазого, как сам черт, мушкетера, который вышел из той бойни не только живой, но и с оружием. Один из немногих. Ревизия войск, отступивших от Днестра, продолжалась, но уже сейчас было ясно – это трагедия. У него оставалось только одно ружье на каждых трех строевых. Да сохранилась тяжелая артиллерия, что просто не успела к кошмару у переправы. Первые нарезные пушки Франции, заряжаемые с дула под снаряды с ударным взрывателем. Вроде тех, какими русские били шведов десять лет назад. И маршал был счастлив тому, что удалось их уберечь.

А мушкетер стоял перед ним по стойке смирно, чуть пошатываясь, и вызывал смешанные чувства. С одной стороны, он выстоял. Выжил. Не бросил оружия. А с другой… олицетворял собой столкновение с русским медведем. С этими жуткими восточными варварами, которые, как говорит Папа Римский, продали душу дьяволу за познания в науках и воинском деле. Представитель святого воинства, которое, видимо, оставил Бог. Однако, справившись с первой волной ужаса, которая накатила на него, маршал максимально торжественно произнес:

– Накормить героя! – После чего достал из кошелька крупную золотую монету и бросил ее мушкетеру. Он был достоин награды. Пожалуй, единственный во всей армии.

Глава 4

20 июня 1713 года. Босфор

Несмотря на отсутствие крупных, серьезных успехов или наступлений, Россия пока выигрывала по очкам, набираемым в локальных столкновениях. Разве что запирание Босфора стало серьезным достижением, заблокировавшим проход эскадры католической коалиции на просторы Черного моря. Впрочем, воспользоваться этим и с ходу высадить десант тоже не удалось.

Уже на третий день после удачного дебюта русских броненосцев османы попытались атаковать их галерами в узостях Босфора. Да, атаку отразили, начав палить дорогостоящими снарядами с двух миль по узким, быстроходным кораблям. А потом еще подключились картечницы, буквально выкашивающие скученных вражеских моряков. В тот раз удалось отбиться. Не выдержали османы. Потому что галере хватало и одного попадания от жутких пушек русских. Но Владимир Петрович решил не рисковать и вышел из узости Босфора в море, опасаясь ночного нападения, которое будет значительно сложнее отразить.

Из-за этого неприятного инцидента пришлось переделывать весь план наступления. И ждать, когда от Севастополя подойдут дополнительные силы. В частности, шесть новеньких канонерских лодок, оборудованных паровым двигателем, тяжелой курсовой стопятидесятимиллиметровой пушкой и четырьмя картечницами для самообороны.

И только после того как подошли подкрепления, силы русского Черноморского флота вновь перешли в наступление, имея ядро из двух могучих броненосцев, способных своим огнем подавить любое сопротивление противника. Конечно, они были чрезвычайно медлительны из-за большого водоизмещения и слишком слабых машин, но при определенной поддержке «мелочью» ордера подобное качество не являлось сильным недостатком.

Крепость Йорос прошли без каких-либо приключений. Тихо и спокойно. Да иначе и быть не могло. Ведь фактически к тому моменту она уже превратилась в «античные руины». Владимир Петрович распорядился потренировать на ней старшего артиллерийского офицера и расчеты. Благо что выстрелов было в достатке. Впрочем, другие крепости, что стояли по ходу движения флота, тоже никакого сопротивления не оказывали. И лишь бдительность Владимира Петровича заставляла их обстреливать на проходе. Мало ли что?

Но любой идиллии когда-нибудь приходит конец. Так и тут.

Оказалось, что османы после битв при Босфоре и Йоросе сделали правильные выводы и стянули к Стамбулу все силы, которые только можно было подключить к обороне. И артиллерию, и пехоту, и кавалерию. Все. Поэтому на подходе к столице Османской империи русских ждали огромные силы. Сонм самых разнообразных пушек. Всех, что только смогли найти. Некоторые из которых помнили, по-видимому, еще осаду Константинополя. И даже две батареи новейших французских нарезных орудий, заряжаемых с дула, установили. Вроде тех, что русские применяли в полевых сражениях десять лет назад. Поэтому за какофонией бесконечной стрельбы и взрывов Владимир Петрович был сильно удивлен, когда заметил серьезные столбы воды, поднимающиеся у борта вырвавшейся вперед канонерской лодки. Даже сразу и не поняли, откуда эти подарки прилетали. А когда разобрались, канонерская лодка «Сивуч» исчезла в сполохе взрыва. Ведь небольшой корабль был буквально завален снарядами к орудию…

Но жертва не была напрасна. Новейшие батареи противника были подавлены серией близких накрытий.

Залп. Залп. Залп.

И на месте батарей противника, стоящих в прямой видимости, – одни воронки.

Впрочем, спокойно идти дальше было нельзя. Повторять печальный опыт не хотелось. Поэтому Владимир Петрович начал высаживать десант, который и должен был при поддержке дальнобойных корабельных пушек зачистить берег.

Французские, испанские, итальянские и османские полки раз за разом пытались выбить первые десантные команды. Впрочем, безуспешно. Ведь тех не только поддерживала мощная и современная корабельная артиллерия, но и сами они были превосходно вооружены. Карабины, револьверы, картечницы, минометы «шестерки», ручные гранаты. Для начала XVIII века – просто невероятный набор. Всесокрушающий!

Владимир стоял на мостике броненосца «Орел» и аккуратно потягивал свежий, ароматный, горячий кофе. С виду спокойный и уравновешенный, но глаза горят. Просто пылают.

– Два века прошло… – наконец тихо произнес он.

– Что? – Удивился Апраксин.

– Говорю, два века прошло с того момента, как турки овладели Константинополем. И вот мы здесь. Ничего не чувствуешь?

– Нет, ничего. Разве что гарь и пороховые дымы, – хмыкнул адмирал. – Впрочем, подойти – не значит взять.

– Тоже верно. Но даже подойти – уже свершение. Кто бы мог подумать о подобном хотя бы полвека назад? Османы нагоняли страх и ужас на всю Европу. Да и мы сидели тихо, терпеливо снося набеги их ручных татар с Тавриды. А теперь мы тут…

– Главное, голову не теряй! – усмехнулся Апраксин. – То дело не хитрое. Видишь, как идут? – махнул он рукой на сонм малых судов, мерно выгребающих против черноморского течения, гонящего свои воды в Мраморное море. – Почитай, тысяч десять «сабель», если не больше. А ну как дойдут?

– Так встретим! – Улыбнулся Владимир и поправил кобуру с револьвером.

И он не один был с такими настроениями. Палуба его «Орла», как и соседнего броненосца, полнилась от егерей, с нетерпением сжимающих свои карабины. В бытность Крымской и Северной войн они были конными егерями, но сейчас оказались важнее в иной роли. Да и навык точной стрельбы с неустойчивой платформы имелся. Так что надвигающуюся мелочь ждал натуральный свинцовый град, довершающий действие артиллерии.

Бах! Ударили пристрелочным выстрелом с «Елены» – головной шхуны отряда. А спустя несколько секунд с сочным хлопком снаряд лопнул в воздухе, оставив после себя дымную кляксу да осыпав всех моряков внизу картечью. Начались своего рода фронтовые испытания первых образцов шрапнели.

Бах! Бах! Бах!

Задолбили остальные пушки «Елены», после корректировки порождая все новые и новые «облака» над надвигающимся москитным флотом.

Бабах!

Жахнула канонерка своей «пятнашкой», поднявшей большой столб воды в десятой части кабельтова от довольно крупной галеры. Вроде как флагмана. Причем снаряд не просто плюхнулся в воду, а детонировал, окатив низкобортный корабль водой вперемежку с осколками.

Бабах! Бабах! Бабах!

Заговорил бортовой залп «Орла», бьющий по площади. Благо что практически все снаряды взрывались от удара о воду из-за довольно чувствительного взрывателя, так что осколки густо зажужжали над водой, выкашивая десант и экипажи с легких, хлипких корабликов и лодочек.

Ду-ду-ду… ду-ду-ду… застрочили первые картечницы головных канонерок ордера, осыпая градом пуль наиболее ретивых бойцов коалиции. Ду-ду-ду… ду-ду-ду… отзывались ей товарки с соседнего корабля.

Бабах! Вновь ударила «пятнашка» одной из канонерок.

А в небе от дымных облачков уже и солнце если было видно, то в разрывах. Практически штиль да частая стрельба всех четырех шхун в тридцать два бортовых орудия очень способствовали этому.

Впрочем, совсем от ближнего боя оградиться не получилось. Под финиш пришлось «Орлу» с «Победой» разворачиваться лбом навстречу этой толпе мелюзги и под всеми парами, на предельной скорости переть вперед, буквально втаптывая мелочовку в толщу воды своими шестью с лишним тысячами тонн. Эффект от них был примерно такой, как от утюгов на неровностях одежды. А с их высоких бортов неустанно били картечницы и без малого восемьсот егерей, буквально аннигилировав все живое в радиусе нескольких сот метров.

Эта контратака «мастодонтов» стала финалом затянувшейся битвы. Флот коалиции дрогнул и, заходя в циркуляцию, стал стремительно убегать, стараясь как можно быстрее «свалить» от столь неприступных русских кораблей. Не прошло и часа.

Владимир Петрович сидел на раскладном стульчике и с каким-то детским, озорным весельем смотрел на творящуюся катастрофу. Катастрофу его врагов. Ведь большие корабли первого и второго рангов, что держались у горизонта, просто не решались подойти к броненосцам. Они знали, что их ждет. А мелочь кончилась быстрее, чем смогла добиться успеха. Да, он ранен, как и многие другие. Вот на канонерках так и вообще по трети экипажей выбили из-за попыток абордажа. Но они отбили эту атаку! А значит, что? Значит, победа! Господство на море в зоне проведения операции достигнуто! Богиня Виктория обратила на него свой бесподобный взор!

А там, на берегу, почти четыре тысячи глоток русских морских пехотинцев орали громогласное «ура!». Они видели ЭТО. Само собой, предварительно отразив очередной натиск коалиции, буквально засыпав все подступы к своим позициям их трупами. Картечницы метров со ста, да по плотным порядкам пехоты – эпическая сила! Да и минометы с гранатами – вещь.

Тем временем султан Ахмед III с каким-то мистическим ужасом смотрел на происходящее действие с вершины самого высокого в городе минарета.

– Наш флот разбит… – тихо произнес он своему визирю.

– Но большие корабли целы, – попытался возразить тот.

– И что они смогут сделать? Вы видели, какие сокрушительные пушки у этих гяуров.

– Не бездонны же крюйт-камеры на этих кораблях? Еще немного, и им нечем станет стрелять. И тогда мы их сможем захватить.

– И сколько еще нужно пустить на дно наших кораблей, чтобы утомить гигантов кидать в нас камешки?

– Я не знаю, – еле слышно произнес визирь.

– И что это за корабли вон там?

– Где?

– Вон – выходят из-за поворота. Мы так не строим. Значит, это русские. Не везут ли они запасной порох и ядра? Вряд ли Петр так глуп, что начал наступление, не имея зарядов в достатке.

– Но Северная война…

– И что Северная война? – перебил его султан. – Ошибся ли этот гяур в своих расчетах? Нет…

И тут возле борта «Орла» совершенно внезапно поднялся столб воды. Это ожила подавленная батарея. И пока суд да дело – трижды выстрелили, умудрившись третьим снарядом, причем сдетонировавшим, угодить в борт броненосцу. Так что на какой-то момент султан замер, а его сердце сжалось в предвкушении хоть какого-то успеха. Но дым рассеялся, и всем стало ясно – попадание прошло без толку. Броня корабля выдержала это испытание, что и неудивительно – восемьдесят миллиметров прекрасной стали для классической шестидюймовой гаубицы – непреодолимая преграда.

Повторно попасть по «Орлу» уже не удалось, потому что позиции ожившей батареи накрыла волна разрывов.

– Уходим, – тихо бросил султан и, развернувшись, начал спускаться по лестнице.

– Но…

– Уходим. Мы не сможем их остановить здесь и сейчас.

Глава 5

23 июня 1713 года. Вена

Война кипела не только на полях сражений, но и в умах власть имущих Европы. Потрясающая по своей интриге кампания грозила полным переделом мира. Вот и император Священной Римской империи Иосиф I в очередной раз «пережевывал» вместе со своей чрезвычайно деятельной мамой, Элеонорой Нейбургской, сложившиеся диспозиции. Ведь его положение после фактического поражения в войне за Испанское наследство оказалось очень шатким. Да, на севере было разгромлено курфюршество Пруссия – молодой и опасный конкурент-протестант внутри Священной Римской империи. Но его место заняло королевство Саксония, прирезавшая себе Польшу в наследные владения и небольшое количество земель Габсбургов для устранения разделения территорий. Кроме того, странное моровое поветрие унесло многих из рода Габсбургов. Даже императрицу оспа прибрала[9], оставив Иосифа с двумя дочками на руках, без наследника и особых перспектив. Ослаблена династия, экономика надорвана большой и тяжелой войной, кругом враги. А на душе – гнетущее ощущение пустоты и безысходности.

– Видишь, – произнесла назидательным тоном Элеонора, бросив на стол письмо осведомителя. – Я оказалась права. Босфор и Днестр за Петром.

– Это всего лишь две битвы, – пожал плечами Иосиф. – Кроме того, в Босфоре еще ничего не решено.

– А что там можно еще решать? – усмехнулась вдовствующая императрица. – Петр противопоставил католической коалиции силу, которую им не сломить. А при Днестре так и вообще был жуткий разгром. Уточненных сведений нет, но армия маршала осталась практически без оружия.

– Но Петр не перешел в наступление, – покачал головой Иосиф. – Это говорит о том, что у него нет сил для решительного натиска. А от обороны войны не выигрывают.

– Да, сил у него мало. Но Днестр – это удобный рубеж для обороны. И русские показали, что могут там остановить наступление даже вдесятеро превосходящих сил. А вот интерес к Стамбулу он проявил явный. Или ты думаешь, он зря построил эти чудовищные корабли? Помяни мое слово – скоро, если не в это же самое время, они будут греметь своими пушками под стенами древнего города. Кроме того, вспомни его обет – он поклялся вернуть этот город в лоно христианства.

– Это не так просто сделать, – хмыкнул император. – Там большой гарнизон. Много пушек. Но даже если он сможет его взять, к северу от столицы стоит армия в сто тысяч «штыков». Это не считая той, что у Днестра, и той, что прикрывает Балканы от нашего вторжения.

– Я уверена, Петр знает, что делает.

– Иногда мне кажется, что именно Петр твой сын, а не я. Ты так им гордишься… так в него веришь…

– Он мой зять, не забывай об этом.

– Это в прошлом. Моя сестра покинула этот бренный мир.

– Но хорошие отношения с ним никуда не делись, – усмехнулась Элеонора.

– Какие могут быть отношения… с этим русским?

– Не забывай – ты ему жизнью обязан, – покачала головой Элеонора. – Иначе бы умер, как и многие в твоем окружении. Оспа, мой милый, не шутка.

– Я помню, – хмуро произнес Иосиф. – Но что это меняет?

– Многое. Например, подобный шаг со стороны Петра говорит нам о том, что ты ему нужен. Людовику или Августу он такие сыворотки не посылал. На тебе держатся его расчеты и планы. Из чего и нужно исходить.

– Ты полагаешь?

– Уверена. Хотел бы он избавиться от Австрии в предстоящей войне – не стал бы помогать тебе.

– Тогда получается, что он ожидает моего вступления в войну.

– Я тоже так думаю.

– Но Людовик собрал такие силы…

– Судя по тому, что было на Днестре, это ему не поможет, – криво усмехнулась Элеонора. – Петр умеет удивлять.

– Днестр – это Днестр. Русские стянули к южному направлению все свои немногочисленные войска. А северный фланг у них остался открыт. Ты же не хуже меня знаешь, что Людовик смог договориться с датчанами.

– И Петр это знает.

– Тогда зачем он ведет наступление на Стамбул? Ведь, пройдя через датские проливы, эскадра коалиции сможет запереть устье Невы и разорить все Балтийское побережье. Да еще и десант высадить. Как он его отражать станет?

– А тебе не кажется, что это ловушка?

– В каком смысле? – нахмурился Иосиф I.

– Петр знает о том, что в его обороне есть слабое место. И он в курсе желания противника ударить именно туда. Ты полагаешь, что он совсем умом повредился?

– Вряд ли…

– Вот и я о том же. Вспомни битву при Бресте, где он заманивал войска коалиции в ловушку. А как разыграл татар в Крыму? На мой взгляд, эта ситуация вполне в его духе. Он любит смертельные шутки.

– Но тогда получается?..

– Мы можем только гадать, – улыбнулась Элеонора. – Впрочем, это не главное. Идет колоссальный передел сфер влияния. Петр в этой войне выиграет. Как и во всех предыдущих, что ему были навязаны. И нам, сынок, нужно думать о том, как с этого дела получить наибольшую пользу для династии и короны.

– Все еще слишком неопределенно…

– Отнюдь. Сведения о разгроме, который генералы Петра учинили на Днестре, отчетливо говорят о том, что он вооружил своих солдат новым оружием. Вспомни, как он бил Карла? Используя новое оружие и приемы, он старался принимать превосходящие силы противника в обороне, выбивая их, расстраивая и обращая в бегство. Да ладно выбивая, натурально выкашивая. Что изменилось? Ничего. Все тот же прием. Только оружие еще более совершенное, чем раньше. А у его противника – нет. Разрыв только увеличился.

– Хорошо, допустим, – нехотя кивнул Иосиф. – Но как нам укрепить свои отношения с ним? Да, формально Петр является князем-избирателем Священной Римской империи. Но чрезвычайно могущественным и независимым. Не думаю, что ему выгодно стремиться к укреплению короны Габсбургов.

– У нас есть прием, который работал всегда и везде.

– Мам, я тебя не понимаю, – нахмурился Иосиф.

– Ты потерял супругу, а у Петра третьей дочери на днях исполнилось двадцать лет. Молода, здорова, красива, умна и очень хорошо образованна. Тебе нужны наследники. А русскому царю – международное признание.

– Ты полагаешь?

– Изволь. – Элеонора извлекла из рукава небольшую фотокарточку, что принесла с собой, заранее готовя этот разговор. – Это Василиса сфотографировалась в прошлом году. Весьма миловидная девушка.

– Какое у нее будет приданое? – едва заметно улыбнулся Иосиф, понимая, что его мама все заранее обсудила с Петром и решила, а ему остается лишь для приличия поломаться.

– Петр обещает десять тысяч винтовок, заряжаемых с дула. Тех самых, что так хорошо показали себя в конце войны за Испанское наследство. Конечно, это не новейшее русское оружие, но они дадут нашей армии серьезное преимущество над французами, испанцами и итальянцами.

– А что с Августом? Насколько я знаю, его сын должен по договору о разделе Речи Посполитой получить русскую принцессу.

– Верно. Анастасию. Говорят, что они скоро обвенчаются с сыном Августа. Такое решение позволит скрепить Россию, Саксонию и Австрию династическими узами. Сестры дружны и не позволят начаться войне между нашими странами. Да и мать их жива и здорова. Мария Голицына – моя хорошая подруга. Одна из наиболее образованных женщин Европы, второе лицо в Русской православной церкви. Поверь – от такого союза выиграем все мы.

– Если я правильно понял, Петр хочет привлечь к этой войне на своей стороне меня и Августа?

– Да. Но не сейчас.

– А когда?

– Ты прав в том, что у Петра мало войск. И вести наступление ему будет непросто. Поэтому он хотел бы привлечь тебя с Августом к дележу французского пирога после того, как разобьет армии католической коалиции.

– Но зачем?

– А ты думаешь, что это разумно – настраивать против себя весь мир? – усмехнулась Элеонора. – Петр понимает, что, сражаясь с одной половиной Европы, он должен быть выгоден второй. Иначе вся Европа рано или поздно объединится против него.

– Шотландия и Соединенные провинции тоже вступят в войну?

– Можешь не сомневаться. Вопрос времени. Пока это не столь важно. Нет смысла ставить под удар Голландскую Вест-Индскую компанию. Она слишком важна для всех стран Таможенного союза. Но потом… почему нет? Когда французского льва свалят, отведать его сочного мяса пожелают многие. Нам же Петр предлагает войти в будущую коалицию победителей.

– И какой кусочек французского льва он предлагает нам?

– В его интересах укрепление каждого из своих союзников. Поэтому он предлагает передать наши владения в Нидерландах Соединенным Провинциям, а самим забрать с помощью нового оружия всю Северную Италию, образовав Итальянское королевство и возложив эту корону на тебя. По его мнению, и я с ним согласна, нам будет намного легче и проще удерживать земли, примыкающие к нашим коренным владениям, нежели удаленные анклавы. Согласись – очень щедрое предложение.

– Но мы и сами после ослабления Франции сможем их взять.

– Ты в этом уверен? – криво усмехнулась вдовствующая императрица. – Эта коалиция против Петра ничего не сможет сделать, и мы ему нужны, чтобы просто добить поверженного противника. А Франция, Испания и все владения Италии выставят против нас такие войска, что мы не устоим. Ведь десяти тысяч винтовок у нас не будет. Да и династического союза с Россией и Саксонией тоже. Что позволит Саксонии ударить нам в спину. Один на один со всем католическим миром. Или ты надеешься на то, что французы позволят нам вот так забрать себе земли, которые ими уже давно представляются как их собственные владения?

– Хм. Полагаю, что ты уже все решила за меня, – бросил, чуть скривившись, Иосиф.

– Верно.

– И ты надеешься на то, что я так безропотно тебе подчинюсь?

– У тебя разве есть выбор? – усмехнулась Элеонора.

– Похоже, что нет, – зло процедил Иосиф после долгого молчания. – Что от меня требуется?

– Просто распорядиться об отправке сватов к Петру. Все уже готово, и люди ждут лишь твоего позволения.

– Хорошо, – тихо произнес Иосиф и рухнул в кресло. А Элеонора подошла сзади и, положив ему руки на плечи, стала массировать их.

– Ну же, не кисни. Ты же знаешь, мама никогда тебе плохого не посоветует.

– В том-то и дело, что это не совет… – буркнул Иосиф. – Иногда мне кажется, что правлю не я, а ты.

– Ты, сынок, ты. А я… я всего лишь поддерживаю тебя в силу своих скромных возможностей…

– Не нужно, – отмахнулся от оправданий Иосиф и, решительно встав, направился к выходу из кабинета. Совещание закончилось. И Иосифу предстояло отдать необходимые распоряжения своим министрам. Ведь одно дело кулуарные игры вдовствующей императрицы, и совсем другое – официальные бумаги и приказы.

В то же время в Москве

Петр сел в закрытую подрессоренную пролетку, увозившую его от Новгородского вокзала железной дороги, обслуживающей соответствующее направление. Царя едва ли не трясло. Эта поездка по святым местам, инициированная патриархом, совершенно выбила его из колеи.

– Милый, не переживай ты так, – нежно, с придыханием шепнула ему на ушко Анна Росс, – все образуется.

– Нет, не образуется, – хмуро покачал он головой. – Ты же сама видишь, что Россия медленно, но верно раскалывается на два лагеря. С одной стороны, те, кто стремится в будущее и желает учиться и развиваться, а с другой – те, кому любые изменения как серпом по… в общем, тошнотворны. И возглавляет эту реакционную группу наиболее ортодоксальное духовенство. Рано или поздно это приведет к открытому противостоянию. И потребуется либо идти на уступки, либо начинать религиозную войну. В лучшем случае проводить что-то в духе Варфоломеевской ночи, тупо и банально вырезая всех лидеров этой реакции.

– А без крови нельзя?

– Сам не хочу. Но что делать дальше, просто ума не приложу. Ты их видела – либо они нас, либо мы их. Сейчас их разум заволокли грезы о священной войне с еретиками по освобождению древнего Константинополя. А что будет потом? До тех пор пока я сражаюсь с османами и стремлюсь к освобождению Царьграда, они меня всецело поддерживают. Но если я проиграю войну – они первые же выступят против меня, дескать, нету во мне должной святости и духовности, дабы освободить древнюю христианскую святыню. Впрочем, если я его им завоюю, все равно начнут зудеть и накручивать. И если против меня не пойдут, то моего сына или внука стопчут.

– Не хочешь организовать из них Крестовый поход для освобождения Гроба Господня?

– Они не пойдут. Ведь их вера базируется на нежелании что-то менять. На них должна снизойти благодать. Им кто-то должен принести победу. А они… они будут молиться и сидеть сиднем. Нам нужно что-то решительно делать с церковью. С идеологией государства. Ибо то, что есть, – гарантированный геморрой.

– Но как ты это сделаешь? Сам же знаешь, сколь болезненно реагируют на эти вещи подобные люди.

– Есть у меня идея одна… – задумчиво произнес Петр, уставившись куда-то в пустоту.

– Поделишься?

– Конечно, тем более что без тебя ее не реализовать. Наши войска уже на подступах к Стамбулу. А значит, вскоре в древний город полетят тяжелые снаряды.

– Верно. Но что это даст?

– Нам нужно случайно «найти» древние откровения какого-нибудь апостола. Хм. Того же Петра. Нужно подготовить волшебное обретение древних текстов глухой древности. Ну и так, святынь.

– Ты уверен, что хочешь шутить с такими вещами? – немного напряглась герцогиня.

– Уверен. Ты же знаешь, с кем я общался, начиная свой жизненный путь. Все это – цирк. Обычный цирк. Как именно плясать собачкам – под дудочку или под удары бубна – наше личное дело. Всевышнему нет до того никакого дела.

– Не нравится мне эта идея, – нахмурилась Анна. – Что конкретно ты хочешь написать в тех текстах от имени апостола Петра?

– Пока мне в голову приходят только три мысли. Во-первых, дать предсказание влияния искусителя на амбиции и гордыню церковных иерархов, дабы исказить учение Христа. Дать там несколько «предсказаний» задним числом для пущей красоты. Кое-что уточнить на будущее, например, затмение или какое-нибудь стихийное бедствие. Описание самолета дать, космического корабля и так далее. Это все не проблема. Во-вторых, я хочу убрать из христианства концепцию рабства. Если человек создан по образу и подобию Господа нашего, то рабом быть не может априори. Сын-дочь, вполне нормальная форма. А вся эта идея «рабства» есть не что иное, как обычная гордыня церковных иерархов и стремление возвыситься над людьми, повелевать ими, возвышаться за счет унижения окружающих.

– Но как тогда быть с Иисусом Христом? – Ахнула Анна. – Ведь именно его именуют Сыном Божьим.

– И вот тут нам на выручку приходит третья мина, которую я хочу заложить. Концепция сотворения как совместный акт[10]. Дескать, Всевышний дал нам свободу воли не для того, чтобы мы выбирали, кому слепо поклоняться. Отнюдь. Свобода воли давалась потому, что иначе не получалось бы дать шанс тем личинкам, что порождает человек в процессе размножения, превратиться в полноценных людей. И путь в Царствие Небесное идет не через смирение и самоотречение, а через личное развитие, которое, в свою очередь, возможно только через укрепление разума с телом. А не их деградацию и выхолащивание, ибо зачем Всевышнему в своем Царствии толпы убогих? В общем, вывернем классические церковные догмы наоборот, обозначив в нашем варианте путь от обычного говорящего животного к сыну Божьему или дочери. Ведь в классических догмах потакание животному началу так угодно дьяволу. С ними нужно бороться.

– Опасная дорожка… – покачав головой, произнесла герцогиня. – Слишком радикальные нас ждут изменения.

– Опасная, – кивнул Петр. – Но иного пути я не вижу. Широким массам нужно во что-то верить, ибо жить своей головой не хотят. И раз уж без религии никуда, то нужно максимально устранить ее противоречия с реальностью. Религия должна не гасить устремления людей, их страсти, желания, а стимулировать, направляя в нужное русло.

– Ты уверен, что Всевышнему плевать?

– А ты думаешь, если всемогущему существу было важно, как именно ему поклоняются, он бы не вмешался лично? Не дал бы по шее тем, кто неправильно возносит ему молитвы? – горько усмехнулся Петр. – К сожалению, вся эта мышиная возня во имя Господа творится без малейшей санкции с его стороны. Ему даже поклонение не нужно. Вот скажи, тебе нужно, чтобы тебе поклонялись муравьи? Вот то-то и оно.

– Тогда я не понимаю… зачем вообще нужна религия? – нахмурила лобик Анна.

– Как зачем? Я же сказал – подавляющая масса людей не любит жить своей головой. Она как собачка Павлова. Помнишь, я тебе рассказывал? Увидели какой маркер – отреагировали. Причем не задумываясь. Они вообще не любят задумываться. Но что же с ними делать? Других у нас крайне мало. Поэтому этим широким массам и нужно дать предельно простые и понятные жизненные ориентиры. Делай так, так и так, и тогда у тебя есть шанс получить «Божественное благословение», которое должно выражаться в чем-то понятном и хорошо наблюдаемом. Ну и правила общежития требуется установить заодно. Чтобы наши братья и сестры друг друга не поубивали. Религия – очень полезная вещь. Если бы ее не было, то ее следовало бы придумать. Да… собственно, ее для этого и придумали.

– Но ведь не все примут эти… хм… откровения.

– Слушай, резни на этой почве нам все равно не избежать, – пожал плечами Петр. – Но одно дело, когда у нас за спиной будет логичная, стройная и понятная платформа, на которую мы станем опираться и которую отстаивать. Причем с примерами реального успеха. Дескать, делай так, так и так, и ты получишь то же самое, а то и лучше. Причем не где-то там и потом, а здесь и сейчас. То есть при жизни. Что станет подтверждением признания твоей веры, твоей набожности, которая после смерти, безусловно, также будет награждена. И совсем другое дело, если станем поступать по принципу – Баба-яга против.

– Ох… не нравится мне все это…

– Да и мне не очень, но выбора, в сущности, нет, – развел руками Петр. – Ты сможешь найти гравера, который станет молчать?

– Гравера? – с некоторым удивлением переспросила Анна.

– Да, гравера. Мы будем работать по серебру – чистому металлу.

– Но зачем? Чем тебя не устраивает пергамент?

– Тем, что он быстро гниет. Любой желающий с трезвым мышлением может усомниться в том, что пергаменты пролежали почти семнадцать веков в климате Царьграда и не сгнили. Да, божественная благодать, но прочие святые книги-то гниют за милую душу. Мы изготовим книгу на серебре, искусственно ее состарим. Доставим в Стамбул, спрячем в нужном месте, а потом огнем артиллерии вскроем тайник. Некоторые пластинки от того повредятся, но тем лучше.

– Это безумие… – вновь покачала головой герцогиня.

– Есть немного. Но ты со мной? Ты мне поможешь?

– Безусловно.

Глава 6

24 июня 1713 года. Стамбул

В Стамбуле уже третий день шли уличные бои. Тяжелые, напряженные и очень интенсивные. Они не прекращались ни днем ни ночью. А город… город пылал…

Поручик Игнатьев аккуратно выглянул из окна одного из немногих уцелевших каменных домов в этом довольно бедном квартале. Остальное окружение в основном развалилось и лежало пыльными бесформенными кучами.

– Идут? – тихо спросил осипшим голосом ефрейтор, который сидел на полу, прислонившись к стенке.

– Пока нет, – ответил, покачав головой, поручик и протер глаза. Пыль, грязь и пот… казалось, что они везде…

– Гранат много осталось?

– Шесть штук…

– Не хватит, – покачал головой ефрейтор.

– Верно… – хмуро согласился Игнатьев. – Василий, – крикнул он сержанта. – Бери свое отделение и выноси раненых на старую позицию. А мы пока прикроем. Понял?

– Так точно.

– Выполняй.

Но не прошло и минуты, после того как часть бойцов под командованием сержанта спешно покинула опорный пункт, войска коалиции вновь атаковали. Но не тут-то было. Десять карабинов под унитарные патроны, конечно, не автоматы, но застучали они довольно часто. Плюс с командного пункта роты эту неприятность заметили и поддержали огнем из минометов-«шестерок»[11], которые ударили плотным заградительным огнем по площади. В общем – отбились. Хотя отделение, оставшееся удерживать опорную точку, сократилось еще на два бойца. Обоих убило наповал – крупные мушкетные пули, попав в грудную клетку, шансов не оставляют. Но не успел поручик передохнуть, как по позициям, куда отступили войска католической коалиции, ударили корабельные орудия. Разрывы были так сильны, что заставили и морских пехотинцев вжаться в пол, молясь о том, чтобы моряки ничего не перепутали. У них флажками по инстанциям запросили огневую поддержку по квадрату. А они все рядом. Ошибись артиллерийский офицер, и все. Даже фарша не останется. Вон «пятнашки»[12] в каком-то полукилометре рвутся, а кажется, что еще чуть-чуть, и их накроет.

Само собой, огневой налет делался не просто так. Под его прикрытием к опорному пункту подошел полный взвод из резерва роты. Потрепанный. Но не суть. Главное, что подошел и притащил целую прорву гранат и патронов…

Бои не прекращались ни днем ни ночью.

Османы, французы, итальянцы и испанцы, потерпев фиаско днем, попытались задавить числом ночью. Но кто же знал, что на вооружении русской армии есть осветительные мины к минометам? После выстрела они раскрывали парашют и медленно опускались, подсвечивая все вокруг. Конечно, не как днем, но тоже неплохо. По крайней мере, можно было разглядеть силуэты и бить по ним. Плюс еще тусклый свет от пожаров, которые, казалось, горят везде. Ведь город пылал. А русская морская пехота постепенно вгрызалась в него, сминая любое сопротивление… вместе с городом. Шаг за шагом. Оставляя после себя одни обугленные руины.

Владимир Петрович, командующий этим наступлением, больше всего опасался начала разложения трупов. Ведь ни о каком перемирии речи и быть не могло. Враги как с ума сошли, ожесточенно сражаясь и предпринимая в день бессчетное количество контратак. Поэтому пришлось снимать часть корабельных экипажей и расчищать хотя бы тылы…

А потом вдруг все лопнуло. Как струна. Вот так – раз, и войска коалиции спешно, бросая все, стали оттягиваться из города.

– Не понимаю… – покачал головой герцог. – Почему?

– Так что удивительного? – усмехнулся Апраксин. – Ты посчитай, сколько они пороху пожгли. На всю кампанию обычно берут запас из расчета выстрелов тридцать-сорок на линейного бойца. Обычно больше и не нужно. А тут…

– И все? – удивился Владимир Петрович.

– Конечно. Или ты думаешь, после того, что мы им продемонстрировали, они с сабельками в атаку пойдут?

– Вряд ли… Что же они теперь предпримут?

– Судя по тому, что случилось на Днестре, более-менее боеспособны у них только две армии из четырех. В этой мы тысяч тридцать выбили, может быть, больше. Плюс боеприпасами истощили. На Днестре разгром еще сильнее произошел.

– Думаешь, они подтянут армию из Русы или Софии?

– Из Русы, – не задумываясь, произнес адмирал. – Армия, стоящая в Софии, прикрывает направление от возможного вступления австрийцев в войну. От нее хорошо если пороха со свинцом пришлют.

– Как эти бои начались, туда, наверное, послали курьера… И армия сейчас на марше.

– Я тоже так думаю, – хмуро произнес Апраксин.

– В принципе у нас не такие большие потери. Всего восемьсот убитых и две тысячи триста раненых. В обороне принять можем.

– А нужно ли? – задумчиво спросил Апраксин. – Их суммарно будет около ста пятидесяти тысяч. По одному направлению такой толпой не ударить. Поэтому они постараются обойти нас с разных сторон. Что само по себе очень плохо. Да еще боеприпасы. Не только они поиздержались. У нас осталось всего по три сотни патронов на каждый карабин. С минами, гранатами да снарядами не лучше. Плюс орудия сильно расстреляны. Еще немного, и все. Сам понимаешь, как будет неудобно, лишись мы своей огневой мощи в разгар боя.

– М-да… – покачал головой Владимир. – Кто же знал, что они так стойко станут город защищать.

– Вот-вот. Для нас всех это упорство – полная неожиданность.

– Поэтому ты предлагаешь отойти заранее?

– Почему? Нет. Войска коалиции уходят. Город наш. Пока. И мы просто обязаны взять трофеи. Какие найдем. Полагаю, неделя у нас есть. А потом с боями отходить. Правда, занимая сразу наиболее удобные позиции для этого. Потом, как постреляем немного. И снова отходим, сдавая позиции потихоньку.

– Отбили атаку и отступили туда, откуда старые позиции хорошо простреливаются?

– Именно так, – улыбнулся Апраксин…

Дальнейшие дни прошли очень рутинно. Жители в основной массе из города уже давно все сбежали, так как та чудовищная канонада и стрельба, что сопровождали бои, не предвещали им ничего хорошего. Какие-то населенные островки оставались только в западной части Стамбула, куда снаряды пока не падали. Да и то явно, что ненадолго.

Важной особенностью стало то, что быстро вывезти ценности из дворцов и особняков не представлялось возможным. Просто не успевали. Ведь дороги, забитые солдатами и военными обозами, совершенно не позволяли проходить гражданским подводам. А спорить с усталыми, злыми и вооруженными людьми фактически на передовой мало кто решался. Так что состоятельные люди эвакуировались преимущественно верхом, а ценности вывозили конными вьюками. Сколько могли. Даже лодками воспользоваться было нельзя. Броненосцы надежно блокировали все водное сообщение и без вопросов топили любого супостата, кто появлялся в досягаемости их пушек. Хоть рыбака, хоть боевой корабль. Поэтому добыча русских оказалась весьма и весьма солидной. И если сокровищницу султана еще до начала войны практически «обчистили» французы, оставив русским жалкие крохи, то вот «заначки» прочей османской аристократии и купечества оказались практически полностью в руках Владимира Петровича. Золото, серебро, драгоценные камни, меха, произведения искусства… все это спешно собиралось и волоклось на корабли.

Но все померкло после того, как морская пехота взяла штурмом дворец Топкапы, который обороняли какие-то слуги и евнухи. Вооруженные преимущественно холодным оружием, ничему не обученные люди сопротивления оказать не смогли толком, но ребят раззадорили. Так что пленных особенно не получилось. А потом бойцы ворвались во внутренние помещения и наткнулись на массу девиц разной наружности… Дело в том, что султан покидал столицу тайно, дабы не посеять панику среди войск. А вывоз гарема – дело хлопотное и публичное. Вот он его и бросил.

Удача это или нет? Сложно сказать. Но удержать разгоряченных морских пехотинцев от изголодавшейся по мужской ласке толпы девиц оказалось непросто. Владимиру лично пришлось нестись туда сломя голову и наводить порядок.

Конечно, можно было и отдать морских пехотинцев этим страстным девицам. Тем более что бойцы были не против. Но Владимир Петрович не решился. Во-первых, он опасался полного развала дисциплины немногочисленной армии. Во-вторых, девицы находились в статусе жен или наложниц султана, а решать судьбу такого рода особ без совета с отцом он не стал. А то, что у них не было секса по несколько лет, – не повод сходить с ума. Переживут.

Глава 7

26 июня 1713 года. Москва

Москва встречала вдовствующую императрицу Священной Римской империи Элеонору Нойбургскую уже второй раз. И вновь она прибыла сюда из-за войны…

– Надеюсь, вы хорошо доехали? – поинтересовался государь, принявший ее незамедлительно.

– Да, прекрасно, – мягко улыбнулась она. – Шоссе, что связало наши столицы, позволяет путешествовать без обычного в таких делах утомления и особого неудобства. Ровная дорога да мягкий ход подаренной вами подрессоренной кареты. Сказка.

– Я рад, что вы оценили. А как сама дорога? Я имею в виду загрузку. Наши расчеты оправдались?

– Более чем. Очень оживленное движение. Шоссе вдохнуло новую жизнь в торговлю между нашими державами. Сплошные вереницы подвод идут вне зависимости от погоды. По дороге сюда мы попали под чудовищный ливень, но даже не сбавили темпов движения. Как и прочие участники. Кажется, что они даже стали двигаться шустрее, стремясь как можно скорее укрыться на постоялых дворах дорожных фортов.

– И это замечательно, – кивнул Петр. – Хм. Может быть, перейдем сразу к делу?

– Вы правы, – кивнула Элеонора. – Нечего тянуть.

– Ваш сын одобрил нашу идею?

– Да. Он согласен взять в жены вашу дочь, если она примет католичество, а вы дадите в качестве приданого десять тысяч винтовок.

– Но он не хотел…

– Верно. Сын боится вас. Опасается, что после разгрома Франции вы возьметесь за Священную Римскую империю.

– Ради чего я тогда ее вооружаю своими руками? – усмехнулся государь.

– Мы оба понимаем, что против того оружия, что ваши воины применяют в этой войне, старые винтовки – пыль.

– Боеприпасов, милостивая государыня, они кушают тоже немало. А каждый выстрел из таких новинок мне обходится в среднем раза в три дороже против тех, что я с приданым передаю. Картечницы так и вообще, считайте, золотом и серебром стреляют. Образно, разумеется. А артиллерия и подавно. Война – дорогое удовольствие. И чем совершеннее оружие, тем дороже.

– Но пока вы бьете многократно превосходящие силы.

– Ваша правда. Бью. Но подумайте сами – нужны ли мне и моему народу эти победы? По крайней мере сейчас. Большая часть страны – в глухой древности обретается. Широкие массы разум не привечают, опираясь более на веру в Иисуса нашего Христа.

– А разве плохо, что люди искренне верят в Бога?

– Нет, конечно нет. Но зачем же при том отвергать разум, считая его глубоко второстепенным?

– К чему вы клоните? – заинтересованно спросила Элеонора.

– К тому, что искренняя вера – это всего лишь звено в том огромном труде, который должно каждому из нас проделать, чтобы войти в Царствие Небесное. Не зря же Он наделил нас свободой воли и могучим разумом, который при определенном усердии и таланте способен познавать то, как Всевышний устроил мир.

– Хм. Необычная трактовка.

– Это еще что, – грустно произнес Петр. – В своих размышлениях я пошел дальше. Сравните обычную собачку и человека. И то и то – создание Божье. Радости и горести, отдых, болезни, размножение и так далее – все это у них если и отличается, то не принципиально. Аналогично с коровами, козами и так далее. Мы все – создания Господа Бога нашего, а потому имеем намного больше общего, чем кажется. Сердце, печень, желудок, кишечник и так далее.

– Вы говорите еретические вещи… – покачала Элеонора головой. – Но мне интересно.

– Но в чем отличие? Вы не задумывались?

– Признаться, я для себя никогда такой вопрос не ставила.

– Я пришел к выводу о том, что из мира животных нас, людей, выделяет только достаточно мощный разум, которым мы иногда можем пользоваться.

– Иногда? – удивилась вдовствующая императрица.

– Именно так. Он есть, но, как и всему в этом мире, ему нужен тонус, тренировка, развитие, опыт использования. Возьмите ребенка. Он рождается личинкой человека. Зародышем. Все в нем олицетворяет природу зарождения, но не зрелости. Так вот. Родившись, он начинает ходить, бегать, прыгать, разговаривать и так далее, что позволяет ему развиваться. Вы обращали внимание на то, что если ребенка с детства приучать к воинским упражнениям да должным образом кормить и давать отдохнуть, то он вырастает намного крепче, чем ребенок, лишенный такой нагрузки. Нет? Так обратите. Это очень характерная вещь. И связана она с тем, что мышечные ткани всего организма активно используются, активно тренируются, а потому растут и укрепляются. Ведь человеку это нужно, раз он так долго и методично старается.

– И с разумом, я полагаю, то же самое?

– Именно, – кивнул Петр. – Но что же мы видим на деле? Словно животные…

– Вы подняли очень скользкую тему, – нежно улыбнулась Элеонора. – Ведь получается, что Всевышний ошибся, создавая столь неудачных созданий, как люди. Или, что еще хуже, он сам… хм… животное.

– О! Отнюдь.

– Вы будете подобное отрицать? Но ведь это очевидно из ваших слов.

– Весь вопрос в том, что хотел получить Всевышний. Если бы ему требовались свои копии, то разве бы Он не справился? Я уверен, что никаких трудностей подобное дело Ему бы не составило. Но Он хотел иного. Именно по этой причине мы рождаемся практически личинками, зародышами, а потом потихоньку развиваем тело… и разум. Вы сами подумайте, зачем совершенному созданию в своем царстве необразованные, невоспитанные и ленивые подданные? Представьте себе, какой получится рай. Никакой эстетики. Вокруг толпы нищих и убогих, которые истово молятся и каются… Зачем высшему существу окружать себя такими ничтожными подданными? В чем смысл? В моем представлении Царствие Небесное – это место, куда Всевышний отбирает жемчужины из общей массы. Лучших из лучших. Философы, воины, каменщики… Только наиболее толковые и искусные. Лентяи, дураки и бездари там не нужны.

– А все остальные куда? В ад?

– Полагаю, что Ему, – Петр скосил глаза наверх, – нет до них дела. Их судьба Его не интересует. И я Его понимаю. Поставьте себя на Его место.

– Как можно?

– О, это очень просто. Я помогу. Представьте, что, просыпаясь каждое утро, вы весь день будете вынуждены выслушивать лесть от ВСЕХ ваших подданных раз по десять. А потом они начинают у вас что-нибудь клянчить или просить решить их проблемы. Истово. Искренне. Притом что большая часть проблем была бы решена, если бы они просто уже пошли и попытались хоть что-то сделать. И так изо дня в день, из века в век… И нигде вам не спастись от назойливой лести и откровенного попрошайничества. Представляете этот скулеж?

– Кошмар… – покачала головой Элеонора. – Не хотелось бы мне, чтобы мои подданные вот так меня постоянно донимали.

– Вот-вот. А Он терпит. Представьте – все население планеты… Десятки, сотни миллионов людей…

– О Боже!

– А если планет несколько? Ведь за пределами Солнечной системы тоже могут быть обитаемые планеты… Поэтому мне Его искренне жаль. На Его месте я бы давно вспылил и поубивал к чертям всю эту толпу клоунов, достающую меня вечным нытьем и скулением. Но и это еще не все. Ведь в перерывах между молитвами люди делают гадости, прикрывая их именем Господа. Вам бы понравилось, если одна половина ваших детей во имя вас резала и грабила вторую половину? Причем вас даже не пытаясь спросить. Религиозные войны – это особый успех Лукавого на земле.

– Вы считаете, что все участники религиозных войн не верили в Бога?

– Почему? Вполне себе верили. Вот только почему-то считали Его соучастником в своих гадостях. Дескать, Он такой же злодей, получающий удовольствие от убийства, насилия, грабежа и прочих военных будней.

– А чью, по-вашему мнению, сторону Он занимает?

– Я полагаю, что Он на стороне тех, кто идет вперед и старается оправдать Его надежды, чаяния и ожидания. Всевышний как отец радуется успехам своего ребенка. Особенно если большинство остальных растет бестолочью, которую регулярно хочется утопить очередным Всемирным потопом. Как котят. Ему нравятся наши успехи. Ведь именно для того, чтобы мы смогли самостоятельно пробиться в Царствие Небесное, Он и дал нам свободу и способность к развитию. Дабы отделить зерна от плевел и болезнетворных грибков. Ему не нужно совершенство сразу, Ему нужно, чтобы мы сами к нему шли. Стремились. Развивались.

– То есть, получается, что человек сам себя создает? – удивленно выгнула бровь вдовствующая императрица.

– Именно так. Он – Творец, а мы все были созданы по образу и подобию Всевышнего, а потому вполне в состоянии творить. В том числе и себя, своими руками. Этакая концепция не творения, а со-творения. Совместного дела. Он дает нам заготовку и инструмент, а мы, пыхтя и от усердия высунув язык, пытаемся слепить из этого сырого материала хоть что-то внятное. У кого-то это получается лучше, у кого-то хуже… но сути это не меняет.

– Ужасная гордыня овладела вами, мой друг, – миролюбиво отметила Элеонора.

– Отнюдь, только лишь смирение перед волей Господа нашего.

– Но как тогда можно ставить человека вровень с Создателем? Ведь именно так поступил дьявол.

– В дьяволе возобладало животное начало над разумом. Он ведь тоже обладал свободой воли, вот и решил, что утолять собственные желания, несмотря ни на что, – это его стезя. В сущности, он повел себя как маленький капризный ребенок, который еще не развился до должного уровня. И Всевышний просто отпустил его порезвиться в надежде на то, что когда-нибудь он перебесится и образумится. Ведь, я надеюсь, вы не допускаете того, что какой-то падший ангел мог стать по-настоящему серьезной угрозой для всемогущего Создателя?

– Резонно, – усмехнулась Элеонора. – Но как быть с тем, что вы поставили человека в один ряд со Всевышним?

– Если у папы волосы рыжие, то почему им не быть такими же и у сына?

– Но у Всевышнего был только один сын.

– «И создал Бог человека по образу и подобию своему», – процитировал Петр кусочек из Книги Бытия.

– И что с того? Я не понимаю вас.

– А что, отец с матерью не порождают детей по образу и подобию своему через близость? Разве не получаются у них такие же зародыши человеческие, которые надобно развивать и воспитывать, дабы толк из них получился? – произнес государь, и Элеонора задумалась, крепко задумалась.

– Вы еретик, друг мой, но мне нравится ваша ересь… – после долгой паузы произнесла она.

– И теперь вы понимаете меня, – грустно произнес Петр. – Я живу каждый день как на войне, сражаясь с невежеством и прочими дьявольскими пороками. Ведь так легко опустить руки и отдаться на волю Господа. Но разве этого родитель ждет от своих детей? Разве обрадует отца грязное, невоспитанное и необразованное стадо, которое истово верит в него… и только верит, считая, что он за них должен все сделать? Пожалуй, только расстроит, а то и разозлит. А тут еще эта война. Такая мелочь… нелепица…

– Но ведь вас это не остановило? – лукаво прищурилась вдовствующая императрица. – Вы же могли найти предлог и предотвратить эту бойню на Балканах, чтобы уделить внутренним вопросам больше времени.

– Ах, если бы только на Балканах. Наши… добрые партнеры из Дании задумали злодейство. И не только они. Но, думаю, вы уже знаете.

– Отрадно то, что и вы знаете… Но не подаете виду. Отчего?

– Я люблю все делать хорошо, добротно. И если бить, то так, чтобы потом не откачали, – тихо и спокойно произнес Петр. – Что же до провокации, то спусти я османам ту выходку – они бы не успокоились. Да и не они ее устроили. Французам была нужна война, и они искали повод. В конце концов, если бы я не поддался, они сами бы ее начали. А войну, если она неизбежна, как известно, можно отсрочить только к выгоде твоего противника[13]. Что же касается Габсбургов, то вам опасаться нечего. Внутренние проблемы России меня волнуют намного больше, чем внешние. А потому, если Габсбурги сами не замыслят против меня какой гадости, то ничто не помешает нашим добрым и тесным отношениям.

– Гадости? Что вы? Как можно? – всплеснула руками Элеонора, сделав нарочито удивленное лицо.

– А потому, пользуясь случаем, хотел бы выразить вам мою благодарность и признательность за то, что удержали своего сына от опрометчивых поступков, – невозмутимо отметил Петр и чуть поклонился.

– Так вы знаете… – как-то глухо произнесла вдовствующая императрица. – У вас есть шпионы у нас при дворе?

– Вы же умная женщина, – ласково произнес государь. – Вы думаете, что я отвечу «да», даже если они у меня там есть? Но на самом деле для того, чтобы сделать этот вывод, шпионы не нужны. Все очень просто. Людовик, безусловно, хотел склонить Иосифа к вступлению в коалицию католических держав. Однако вы здесь… Сложить два плюс два нетрудно, даже не имея шпионов.

– Пожалуй, – усмехнулась Элеонора с едва скрываемым облегчением. – Особенно в свете вашей проповеди со-творения, которая заиграла новыми красками.

Глава 8

2 июля 1713 года. Стамбул

Владимир Петрович стоял на позиции одного из передовых командных пунктов и наблюдал в зрительную трубу за тем, как с севера медленно надвигались массивные колонны войск. Угрюмо и неотвратимо. Коалиция стянула все силы, какие только удалось найти, чтобы выбить русских из Стамбула.

– Отметка! – громко произнес поручик-корректировщик, после чего второй номер выстрелил из сигнального пистолета.

И тут же откуда-то из-за спины донесся грохот. А броненосцы окутались легким дымом от беглого бортового залпа по наступающим войскам коалиции. Причем для большей дальности им дали искусственный крен на один борт.

Разрывы шестидюймовых снарядов в плотных боевых порядках противника не замедлили оставить после себя огромные проплешины, которые, впрочем, с первого раза не остановили наступления. Французы и их союзники не решились разделять силы, опасаясь, что русские разобьют их по частям. Поэтому повалили всей толпой с одного направления. И было их много. Потребовались два полных бортовых залпа обоих броненосцев, чтобы отразить первый натиск. И не потому, что войска коалиции иссякли или побежали. Нет. Просто части чрезвычайно смешались и было утеряно управление. Из-за этого неудобства и протрубили отступление. Наступать толпой слишком опасно. Впрочем, спустя всего три часа коалиционные полки вновь двинулись на приступ русских позиций.

– Быстро они… – хмыкнул Владимир Петрович, все еще остававшийся на этом командном пункте…

Трое суток волна за волной накатывались враги. Благо что людей у них хватало. А русские роты отходили, своевременно отводя тяжелое вооружение. Аккуратно. Осторожно. Постоянно устраивая засады и огневые мешки. Максимально убийственные.

Например, тщательно замаскировав четыре картечницы с одного торца полуразрушенной улицы, дожидались, пока в нее втянется пара рот, а потом открывался чудовищный по своей убийственности продольный огонь на кинжальной дистанции. Практически как из пулеметов. После чего картечные расчеты максимально быстро отходили. А их позиции минировались растяжками на обычных гранатах. Не легче противникам было и от огневых налетов, которые совершали русские по скоплению войск. Само собой, не наобум, а с помощью корректировщиков.

Кошмарные трое суток!

Французские, испанские, итальянские и османские солдаты измотались чудовищно, и прежде всего психологически. Они были на грани того, чтобы все бросить и убежать. Столько соратников полегло! И постоянные ловушки с засадами. Они боялись собственной тени. Да еще эти проклятые русские егеря, старавшиеся выбить офицеров одиночными выстрелами из руин. А потом спешно отходившие от греха подальше.

Страх, злоба, ненависть и всеобъемлющий ужас буквально пропитали солдат коалиции, из-за чего с каждой новой атакой они становились более и более неистовыми…

Командующий этой армией Джеймс Фитцджеймс, 1-й герцог Бервик, ехал медленным шагом по одной из многочисленных разрушенных улиц Стамбула и с каким-то мистическим ужасом смотрел по сторонам. Кругом были одни руины, среди которых то здесь, то там высились немногочисленные обгорелые и потрепанные здания, что выстояли в этой жуткой бойне. Но их было немного. Большинство домов оказалось или разрушено, или настолько сильно повреждено, что жить в них было невозможно. И трупы, трупы, трупы. Казалось, что они везде. Причем, что примечательно, ни одного в русской форме. Иной раз ему даже казалось, что этот запах смерти и трупного разложения пропитал его самого насквозь. Настолько, что, вернувшись домой, он не сможет отмыться.

– Боже… – тихо прошептал он.

– Что? – не поняв вопроса, поинтересовался адъютант.

– В какую войну мы ввязались?

– В священную, – не задумываясь ответил адъютант. – Вы же сами видите, какой хитрый и изворотливый противник.

– И сколь губительно его оружие…

– Данное ему самим дьяволом в обмен на бессмертные души.

– Да, да. Конечно, – охотно согласился герцог и перекрестился. – Но я бы не отказался, чтобы оно оказалось в наших руках.

– Так куда оно денется? – усмехнулся адъютант. – Мы прижали русских к морю. Отступать им некуда. Перебьем этих нечестивцев и заберем.

– Вы так уверены в этом? – удивленно выгнул бровь герцог.

– Абсолютно, – убежденно кивнул адъютант и вздрогнул – у моря зарокотали пушки. Тяжелые пушки, бьющие разрушительными снарядами…

Владимир Петрович лежал на носилках и с интересом рассматривал чистое голубое небо. Лишь дым, поднимающийся от города, портил идиллию. И сладковатая, тошнотворная вонь разлагающихся тел вперемежку с гарью.

Буквально полчаса назад ему пришлось возглавить контратаку против прорвавшихся к причалу испанцев. Они могли сорвать всю эвакуацию войск и орудий. И вот результат – два штыковых ранения. Одно в левое предплечье, второе – в бедро. Хорошо хоть, сосуды не задело. Испанцев отбили. Очень помогли две картечницы, которые успели развернуть и ударить кинжальным огнем с двухсот метров по противнику. Это и определило исход атаки, а не геройство Владимира, что мог положить и себя, и своих солдат в рукопашной – глупой и никому не нужной.

– Ну как же ты так? – со вздохом спросил Апраксин, когда Владимира доставили на броненосец «Орел». – А… – махнул он рукой в досаде, не дожидаясь ответа. – В лазарет!