Читать онлайн Последний is человек бесплатно
Глава 1
Болит живот, страшно болит. Боль, как вой в гулкой трубе, заходит где-то у позвоночника и всхлюпывается уже под сердцем. Каждый такой проход вызывает сильный спазм, меня скрючивает, я падаю и по несколько минут бьюсь в агонии, купаясь в луже собственных испражнений.
Но я рад, я безмерно счастлив, я не поражён, не заражён как они, я всё ещё человек!
Когда в далёком 2029 объявили пандемию по поводу эпидемии крабавируса, никто и не догадывался что это, и во что выльется эта зараза. Подумать только, глупые людишки пытались спастись от краба при помощи медицинских масок, как в 2020-м спасались от коронавируса. Это после, даже тупым школярам стало понятно, что у голой девки, брошенной в море спермы без презервативов и прочей контрацепции, шансов забеременеть меньше, чем у человека, гуляющего по улице города, страны, мира, планеты, куда был вброшен крабавирус.
В самом начале у человечества ещё был шанс, но время было упущено, безвозвратно. Мировые правители, лоббируемые фармаконцернами, устроили тупую гонку по созданию вакцины да войну с китайцами за «право первой ночи». Кстати, именно китайцы первые сообразили, что к чему. Видимо, многолетний опыт по контролю рождаемости помог. Да, именно китайские медики первыми закричали на весь мир, что нас трахают во все, не то, что дыры, во все поры! Пока мы, земляне, спрятавшись в маски и дистанцируясь, ждём спасительной вакцины. Бред!
Но китайцев никто не слышал и слышать не хотел.
После первого детального отчета, медиков Поднебесной гнобили все мировые СМИ. В результате, вообще разогнали лабораторию, а руководителя проекта, чуть ли не расстреляли за растрату. А что было с сотрудниками московского СКЛИФа? Типа, вирус не ваш профиль. Куда засунули испанского химика и группу из Луизианы? Испанец, кажется, надолго сел по обвинению в педофилии, а американцев линчевали за опыты над неграми, простите, афроамериканцами.
Тема внеземного происхождения краба на годы попала под запрет. Любые мысли, высказывания, даже самые безобидные шутки, сравнивающие краба с космической спермой, влекли за собой наказания, как за тяжкие преступления.
Время шло, а нас, человеков, имели, осеменяли, трахали, использовали, как плаценту и т. д., по самое нихочу. Очередная пандемия окончательно разорила и уничтожила неглобальные сектора экономики. Бедные слои населения с трудом сводили концы с концами, оставшись без работы и доходов. А богатеи бесновались от возможности нажиться на пандемийном маразме.
В высших кругах считалось, что прививка, как манна небесная, спасёт от всех напастей, а на заграбастанные миллионы они смогут купить по девять жизней. Если бы те, кто колол себе вожделенную, самую дорогую прививку, транспортируемую самолётами при температуре минус семьдесят по Цельсию, знали во что она, эта прививка, их превратит, то они с радостью вкололи бы себе мышьяка, а не этой дряни. Но в принципе, можно сказать, что им повезло. А таким, как я, нет. Мы дольше боролись за выживание, мы дольше оставались людьми, мы жили дольше в своем облике, но это было мучительно. Очень больно и очень мучительно.
* * *
Немолодой бородатый мужчина на экране застонал, скрючился и, схватившись за живот, рухнул на пол.
Алекса щёлкнула пальцем по монитору, изображение мгновенно свернулось в точку и исчезло.
– Это твой отец? – серьёзно спросил Янек.
– Да, – ответила Алекса, продавливая ком в горле.
– Похоже на бред сумасшедшего, – съязвила тощая азиатка Унь из глубины кубрика.
– Заткнись, – оборвал её Янек, – блатным слово не давали.
– Если у моих предков есть деньги, это говорит лишь о том, что они умнее твоих и лучше адаптировались к ситуации.
– Вон, адаптировались, кровососы!
Янек кивнул в сторону монитора.
– А ты, что думаешь? – Янек подошёл к Алексе.
– Папа, конечно, большой любитель пошутить, но это, это…
– Что это?
– Если это правда, то ЧТО сейчас там на Земле?
Алекса подошла к Юрию и присела на край стола.
– А когда сможешь раскодировать остальные сообщения?
– Сложно сказать, файлы битые, информация записывалась на кремниевых пластинах.
– Что значит битые?
– Термин устаревший, но сейчас в прямом смысле, носитель повреждён. Тогда ещё не было АЭРОТИКА1.
Унь засмеялась.
– Я читала, что в те года аэротика называли секс без совокупления.
– Что? – наморщился Юрий.
– Это, когда как бы трахаются, но его в неё не засовывают.
– Слушай, – зашипел Янек, – иди к себе и засунь себе что-нибудь! Ты тут всем уже надоела.
Унь встала и продефилировала к выходу.
– Вот проперло, набрали педиков и импотентов, зато все идейные!
– Иди, иди! – Янек хлопнул по дисплею и дверь в кубрик задвинулась за Унь.
Юрий покашлял в кулак.
– Я ещё одно почти расшифровал…
– И? – напрягся Янек.
– Прости, Янек, это, наверное, нарушение субординации. Так получилось, что…
– Говори, не мямли, в чём дело?
– Получилось так, что я прослушал сообщение…
– Это не проблема, включай, мы тоже послушаем!
– Не могу.
– Да, почему же?!
– Понимаешь… В общем, Алекса, тоже прости. Оно личное.
– А зачем ты его тогда слушал?
– Да я же объяснял, вся инфа на жёстких носителях. Я коммутацию налаживал за панелью.
– Что такое коммутация?
– Объясняю, это ещё не аэротика, с проводами приходится трахаться.
– Вы, что сговорились? С чем ещё трахаться?
– Командир, сорри, я не знаю, как ещё сказать. Это типа, пришлось много повозиться.
– Ладно, что с изображением?
– Я не видел, говорю же, только слышал.
– А ДУПЛОНЫ, МАРКИ2?
– Лучше про телетекст спроси. Какие дуплоны? Говорю, это ещё не аэротика.
Янек подошел к Алексе и приобнял её за плечи.
– Девочка, ты сама справишься или кому-то с тобой остаться?
– Нет, спасибо, я в порядке, справлюсь.
Дверь задвинулась за Янеком и Юрой. Алекса с полминуты сидела в полной тишине. Затем продвинулась и щёлкнула по монитору. Из ЗВУКОВОЙ ЛАСТЫ3 послышался тот же хрипловатый голос её отца. Изображение появилось чуть позже. Но теперь это была не сэлфи-запись, а семейный архив.
* * *
В коронавирусном 2020-м, первую и вторую волну пандемийных мер, мы с матерью пережили без особых потерь. Если не считать двух штрафов за отсутствие масок, того, что я лишился бизнеса, а маму уволили с работы. Ещё у нас пропали путевки на Олимпиаду в Японию, её тогда отменили. Было очень обидно, мы два года копили и собирались. Вот, наверное, и всё. А то, что я набрал 12 килограмм к весу, утонул в депрессухе и спровоцировал астму на нервной почве – это не в счет. Хотя, собственно, с астмы всё и началось.
* * *
Алекса подперла лицо ладонями. Глаза налились слезами, изображение помутнело… И вдруг, Алекса подскочила и опрокинула бутыль с ТАХОИНОМ4. Через призму слез стал отчетливо виден второй, стереоскопический слой, наложенный поверх домашнего видео. Девушка протерла глаза, со слезами исчезло и наложенное изображение. На экране вновь были только она, её родители и собака. Алекса откинулась в кресло, при этом ногой вляпалась в разлившийся тахоин. Она подняла бутылку и вылила остатки напитка в рот. В этот момент, через стекло бутылки, как раньше через слезы, Алекса увидела наложенное стереоизображение.
Из ступора Алексу вывел не мерцающий сигнал тревоги и не резкий писк ласты, а Юрий, трясущий её за плечи.
– Вставай, девочка, ты что уснула?
Алекса открыла глаза, Юра продолжал её трести.
– Ты в порядке? Очнулась?
– Да, да! Что случилось?
– Тревога!
– Как!? Почему!?
– СКРАБСЫ5 вышли на наш форватер!
Алекса тряхнула головой, придвинула ШЛЕМОКАПСУЛУ6.
– Второй пилот в деле. Принимаю управление.
– Всё в порядке, красотка? – услышала она голос Янека, – Как ты?
– В порядке, работаем.
Алекса взмахом руки развернула панорамные мониторы.
* * *
На главной площади Ватикана замерла многотысячная толпа. Конклав вот-вот должен вынести свой вердикт. Все взоры были устремлены на трубу Сикстинской капеллы. Люди крестились, нервно перебирали пальцами, губы скороговоркой произносили молитвы, напряжение звенело и нарастало.
Внутри, под сводами, расписанными Леонардо Да Винчи, распахнулась высоченная дубовая дверь. Кардиналы склонили головы перед новоизбранным папой Бенедиктом шестнадцатым. Новоиспеченный понтифик быстрым шагом прошёл сквозь толпу в красных мантиях.
Вперёд с поклоном вышел камерарий:
– Ваше первосвятейшество, вам нужно пройти в красную комнату плача, а затем выйти на лоджию…
Его оборвал страшный, оглушаюший рёв толпы с площади. Из трубы над Сикстинской капеллой взмылся белый дым. Кардиналы заткнули уши. Канделябры и рамы старинных картин начали ужасающе вибрировать. Из распахнувшегося витража, прямо к ногам самого папы упали несколько цветных стекол.
Бенедикт раздражённо отпихнул стекляшки носком туфли.
– Хватит! Какая к чертям лоджия?!
Не столько от шума, сколько от слов папы кардиналы остолбенели, не в силах даже перекреститься. Десятки пар глаз в ужасе таращились на понтифика. Камерарий уронил большой старинный колокольчик и бухнулся на пухлую задницу.
– Ваше первосвятейшество, на центральную лоджию базилики Собора Святого Петра.
– Хватит я сказал!
– Но это благословение. Кардинал-дьякон уже объявил нового папу римского, вы должны благословить город и мир…
– Благословение? Быстро ко мне в кабинет всех, кто хоть что-то знает про эту новую заразу!
– Какой кабинет?
– Не знаю какой! Я тут ещё ничего не знаю!
– Вам надо облачиться в папскую мантию в комнате плача…
– Остановитесь уже, заклинаю! Неважно где, неважно в каком крыле, келье, спальне, резиденции, да хоть прямо тут! Главное быстрее! Соберите всех: ученых, писак, наших, мусульман, евреев – всех!
Камерарий, не меняя позы, как был на заднице, так и двинулся к выходу, словно перепуганный краб.
От его медлительности и неуклюжести понтифик окончательно пришёл в ярость. Он со злостью ударил ногой по лежащему на полу колоколу. Колокольчик полетел в камерария, а новоиспеченный папа римский схватился за ушибленную о колокольчик ногу и, прыгая на второй, через боль заорал камерарию:
– Я же сказал быстрее!
* * *
Том остановился возле стойки ресепшн. Девушка в белом халате, наверное, секретарша, а может и медcестра, сообщила ему, что доктор задерживается, а Том может несколько минут подождать в кабинете, чтобы не пересекаться с другими пациентами.
Она распахнула дверь и Том вошел в просторный белый кабинет.
– Располагайтесь. Может, чаю? Кофе у нас нет.
– Нет, спасибо.
Девушка скрылась за дверью. Том осмотрелся. Кабинет был большой, но сесть можно было либо на медицинскую кушетку, либо на кресло за стол доктора. На кушетку не хотелось, а за стол не решился. Том подошел к зеркалу у двери и стал себя разглядывать.
– Да, возраст Христа.
Потёр ладонью небритость, украдкой выдавил прыщик в складке носа, пригладил волосы на макушке.
– Красавчег, обидно будет, если подсел на какую-нибудь хроническую дрянь. Надеюсь, что это астма и она лечится.
Том повернулся, посмотрел на часы. Стрелки тикали, а доктора всё не было. Том подошел к письменному столу. Среди бумаг и прочей канцелярии лежал раскрытый журнал. Том развернул журнал к себе. На половине страницы красовалось фото доктора, сделанное в этом кабинете, за этим самым столом.
– Ну вот, его уже в журналах печатают, звезда, зачем теперь вовремя приходить…
Том поднял журнал и сравнил фото с обстановкой в кабинете.
– Да, точно тут.
Том обошёл вокруг стола, уселся в кресло и стал разглядывать журнал. Из приемной послышался шум. Том перестал читать и прислушался. По-видимому, к кабинету рвались какие-то настырные дядька, произносящие фразы на непонятном языке. Девушка с ресепшен явно пыталась их остановить, но безрезультатно. Том захлопнул журнал и бросил на стол. Дверь распахнулась, и в комнату ввалились трое в строгих чёрных костюмах. Том попытался подняться им навстречу, но не успел. Один из вошедших, с ходу, выстрелил ему в шею капсулой с, как выяснилось позже, сильным парализующим веществои. Том обмяк и стёк под кресло.
* * *
Вокруг Алексы высветились четыре проекции монитора. На меньшем расположены все системы управления, а на больших, овальных, пространство с разных сторон от вакуумной АСТРОСФЕРЫ7, Алекса приложила ладонь к овальной проекции и недовольно закачала головой.
– Командир, где вибрация? Где вибрация, спрашиваю?
Дверь раздвинулась и вошел Янек.
– Ну, ты же понимаешь…
– Зачем нас дурачить?
– Мне необходимо раз за ШЕЛТОН8 проводить учебную тревогу.
– Раз обязан, проводи, но мы же не дети. Предупреждай, а то дойдет до настоящего дела, а кто-нибудь слажает, мол, учебная.
– Подумаю. Сегодня как прошло?
– Всё в штатном режиме, но вопрос к Юрию, на третьей проекции пуск задерживается на пять миллисекунд.
– Юрий, ты слышишь? Алекса, панорамный звук включен?
– Да, работает.
– Юрий, слышишь?
– Слышу и проверяю уже, вот нетерпеливые.
– В чём проблема?
– Проблемы нет. Это из-за сопряжения систем. Если проекции раздвинуть, то задержки не будет, но придётся физически преодолеть почти два метра.
– Раздвигай, задержка не нужна.
– Ты же не успеешь, надо будет бросаться, словно змея на жертву.
– Успею, я быстрей змеи, – улыбнулась Алекса.
– Командир, как поступим?
– Ты, конечно, можешь ещё поспорить, но я пас. Раздвигай!
Янек засмеялся, похлопал Алексу по плечу и вышел.
Алекса осталась сидеть. Прошло минут пять, Янек не вернулся. Она осторожно встала, подошла к двери, выглянула в буфер, никого. Девушка задвинула дверь, достала бутылку из проема между ХАМПОМ9 и шкафом и осторожно присела на край рабочего кресла.
* * *
Алекса уже несколько раз пыталась просмотреть кодированное изображение, но каждый раз всё заканчивалось плачевно, в прямом смысле этого выражения. Тяжёлые мысли о том, что может сейчас твориться на Земле и ностальгия, вызванная основным видео, одерживали верх, а слезы, хоть и позволяли увидеть «тайнопись», но никак не давали в ней разобраться.
Сегодня Алекса была настроена крайне серьезно, а детская выходка капитана отбросила остатки лирики.
– Хоть кто-то тут должен быть взрослым человеком…
Алекса ещё раз оглянулась на дверь и щелкнула по монитору. Перед глазами, словно в памяти выплыли изображения её комнаты, мамы, папы и вечно суетящегося пса, любимого лабрадора Гектора. Слёзы опять навернулись на глаза, ком подкатил к горлу. Алекса сильно закусила губу и сжала кулаки, так, что ногти глубоко впились в плоть. Стало легче. Алекса смахнула слёзы и прокашлялась. Подняла бутылку и дождалась пока последние капли напитка упадут ей в рот.
– Кошмар, лечу на скорости, сравнимой со скоростью света, а для просмотра пользуюсь примитивной линзой, как в середине 20-го века.
Алекса нагнулась и стала пристально рассматривать изображение через линзу, точнее бутылку.
При беглом просмотре, казалось, что это помехи аэротика первой платформы. Но нет, это были чередующиеся символы. Часть их напоминала нечто среднее между наскальной живописью древних людей и китайскими иероглифами, а другая часть была словно снята со стены в детском саду.
Алекса попыталась скопировать наложение через РАПИРУ10, но ничего не вышло. Нужен был некий простой, даже примитивный способ зафиксировать данные. А что, если попробовать их зарисовать? – подумала Алекса. Идея хорошая, но как это устроить?
Алекса отложила бутылку и переключилась на ИНФОСТОК11. По запросу она получила полную информацию обо всех орудиях, позволявших человеку создавать изображения, от угля до ПЛАЗМОСКАНЕРОВ12.
– Уголь, конечно, перебор, а вот какой-нибудь карандаш сейчас был бы очень кстати. Но где его здесь и сейчас взять? Последний карандаш был выпущен задолго до старта их астросферы проекта РОТОР13.
Алекса откинулась на спинку и закрыла глаза. Волнения всё-таки взяли своё. Но тут ей показалось, что в комнате есть кто-то ещё. Алекса открыла глаза, рядом стояла Унь.
– Ты давно здесь?
– Не более минуты.
– Не заметила, как ты вошла.
– Ты была в отключке. КАЛЕЗОН14?
– Я не употребляю эти гадости.
– Да, брось, все ширяются.
– А я не все.
– Да, ты не все, ты – крутая. Слушай, а ты успела с кем-нибудь? Там, на Земле?
– Что успела? Я не…
– Я не про ширево. У тебя был кто-нибудь? Ну парень, мужчина?
– Не хочу говорить об этом.
– Значит не было, я так и знала. Тут все девственики.
– Нам по тринадцать было, когда нас отобрали в рейд. Что там могло быть?
– Могло, и у меня было.
– Что было?
– У меня был секс с мужчиной. Поэтому я и здесь.
– Не понимаю, какая связь?
– Это был мой отец. Я никому никогда не говорила об этом.
– Извини, я не знаю, что…
– Не извиняйся, я хотела, чтобы ты знала. А то всё блатная, да блатная. Меня сюда сослали. Я не просто так, с жиру или по дури чьё-то место заняла.
– Зачем ты это мне рассказала?
– Я очень хочу, чтобы ты мне доверяла.
Унь подошла к проекции инфостока. Пальцем прокрутила несколько битов.
– Ты тоже увлекаешься? – поинтересовалась Унь, указывая на светящийся инфо бит.
– Чем увлекаюсь?
– Рисуешь или может тоже сёдо? Я много пишу – успокаивает, наводит на мысли.
– А чем ты пишешь? На астросфере нет ни ручек, ни карандашей, ни фломастеров ни в простом, ни в протонном, ни в плазменном виде.
– У меня специальная фудэ-кисть, ей больше трёхсот лет, она из вековой сакуры, и суми – это твёрдая тушь.
– А её вообще из костей динозавров синтезировали?
Девушки посмотрели друг на друга и рассмеялись, как закадычные школьные подружки.
Глава 2
Сознание понемногу возвращалось к Тому. Голова гудела, шея болела, руки, ноги затекли и не шевелились. Осторожно приоткрыв глаза, осмотрелся. Он полулежал в бежевом кресле частного самолета.
– Хорошо, одной проблемой меньше, значит шум в голове – это не спекание мозгов, а всего лишь гул турбин.
Удалось немного повернуть голову. Напротив, в таких же кожанных креслах сидели два уже немолодых педика.
Они показались Тому знакомыми. Где же он их видел? Ах, да! Точно! В журнале, на фото в той статье, где была фотография его доктора. За ними и с другой стороны сидели ещё какие-то люди. В конце салона расположилась та самая троица в черных костюмах. Все выглядело спокойно и мирно. Из-за шторы выпорхнула стюардесса и стала разносить шампанское и… устрицы. Да, именно устрицы. Что это? Куда я попал? – пульсировало в голове. Пожалуй, стоило очнуться и не пропустить пиршество. Тем более, что от шипения в бокалах горло тут же пересохло, а от нежного аромата малюсков в желудке начался переворот, в политическом смысле этого слова.
Том приподнялся, попытался позвать стюардессу и махнуть ей рукой, но получилось только невнятно промычать и пошевелить пальцами. Педики, сидевшие напротив, заметили его активность и захлопотали. Через пару минут Том с наслаждением заедал устрицами уже второй бокал шампанского.
Шея, в том месте, куда угодила капсула, конечно, болела, но уже не так сильно и боль не мешала чревоугодию. По правде говоря, боль вообще не беспокоила, но Том решил остаться немым на некоторое время и не отвечать на возможные вопросы. Вместо ответов он болезненно кряхтел и показывал вздутие на шее.
Самолет снизился, вынырнул из облака и зашел на разворот. Под крылом в свете восходящего солнца раскинулся вечный город Рим.
Джет подрулил к дальнему ангару. Рядом стояло ещё семь или восемь аналогичных самолетов, прибывших ранее. Тому показалось странным, что не было ни таможенников, ни механиков, вообще никакой обслуги. К трапу подъехали четыре тонированных минивэна. Том вышел из дверей и тут же прикинул расстояние до ворот ангара. Было метров семьдесят.
– Конечно я не тот Болд, но секунд за 9–10 добегу.
Том уже занёс ногу на перила, но тут заметил ещё троих вооружённых людей у ворот.
– Чёрт, этих не проскочить, – подумал Том и сплюнул остаток пиршества, прилипший к зубу.
Люди в чёрных костюмах развели пассажиров по машинам. Кортеж быстро миновал предместья, каким-то чудом проскочил старую часть города и вкатил в ворота Ватикана.
У Тома сложилось ощущение, что все собравшиеся, хоть и не одна компания, но как-то связаны между собой и все, кроме конечно его, Тома, понимают куда и с какой целью они направляются.
На входе во дворец был обыск. Шмонали тщательно, как в старинных боевиках, разве что в задницу не заглядывали. У Тома не было никаких вещей, если не считать одежды, обуви и КЛИПСЫ ЛЕНАЙЗЕРА15, поэтому он в числе первых прошёл досмотр и оказался в святая святых Ватикана – в папском дворце.
– Да, круто, – произнес Том, но тут же осекся и закашлялся. Он продолжал прикидываться неговорящим.
У всех входов выходов, лестниц, окон и даже колонн стояли гвардейцы. Сбежать отсюда не получится, да и не хочется. Страх неизвестности уступил место страшному любопытству. Пока Том размышлял, Дворцовую залу начали заполнять люди. Большая часть из них, по-видимому, были такими же гостями, как и он, а другие, в монашеских балахонах, тащили стулья, табуретки, пуфики. Была спокойная рабочая суета, но вдруг с одной из лестниц донесся душераздирающий стон, грохот, треск ломающейся мебели и вопли ужаса. Тому с его места не было видно, что случилось, но по выражениям лиц тех, кто оказался напротив лестницы было понятно, что произошло нечто ужасное.
Несколько гвардейцев оставили свои посты и побежали к месту трагедии. Через минуту, один из них тащил бесчувственного камерария. За его волочащимися ногами тянулся тонкий кровавый след. Гвардеец доволок тело до входа в зал, кое-как привалил к стене и поспешил обратно.
Том с любопытством перешёл поближе, так, чтобы видеть место трагедии.
Рядом с лестницей валялась груда обломков деревянной мебели. Один из церковников разложил на полу свою мантию и вместе с гвардейцами аккуратно складывал на нее деревянные обломки.
Рядом стояли два кардинала. Они крестились и причитали.
– Святые угодники, они разбили папский трон. Понтифик ещё не садился на него.
– Этому трону полторы тысячи лет.
– Или более того.
– До неба вознёсшийся, до ада низвергнешься.
* * *
Алекса изрисовала всю кипу пергамента подаренного Унь. Но поток видео ещё не закончился. Алекса встала посреди комнаты и задумалась.
– Хоть на стенах рисуй.
Девушка с досады махнула рукой, в которой была фуде кисть. Несколько капель разбавленных тахоином чернил суми упали на ГРАВИТАЦИОННЫЙ ПАЛАС16. Через несколько секунд клининговый лазер сжег их.
– А почему обязательно на стенах?
Алекса приподняла край паласа. На пульте раздался тревожный писк. Алекса молниеносно перескочила через комнату и смахнула тревожный сигнал. Но тот не остался незамеченным. В следующее мнгновение из ласты донесся веселый голос Янека.
– Принцесса, ты там что полетать решила?
– Практически. Разрабатываю новый гимнастический комплекс, для невесомости.
– Понял. Надеюсь, в этот раз без спарингов, а то у меня ещё с Земли челюсть побаливает, – Янек рассмеялся.
– Посмотрим на ваше поведение. Ладно, Юрию передай, что отключусь на некоторое время.
Алекса смахнула мониторы, все изображения и мерцания блока управления исчезли. Девушка просунула руку за хамп, нащупала толстый кабель и дернула. Гравитация была отключена. Раньше Алекса этого не делала, а потому внимательно осмотрела комнату.
– Ничего, кроме кроме гаджетов для сёду взлететь не могло. Да, и эти некоторое время будут двигаться по инерции и не разлетятся.
Алекса подошла к столу, взяла кисть, банку с тушью и положила их в контейнер.
– Теперь понятно, почему на сфере не было никаких мелких предметов. А как же Унь удалось протащить это? Блатная! – засмеялась собственной шутке Алекса.
Она резко захлопнула крышку контейнера. Образовавшийся от этого воздушный поток сдул со стола всю кипу исписанных и изрисованных пергаментов. Листы разлетелись по всей комнате. Алекса бросилась их собирать, но тут включился клинолазер и начал методично уничтожать листы, как мусор.
– У, чёрт! – выругалась Алекса.
Девушка попыталась выдёргивать листы прямо из-под лазера, но даже еë скорости не хватало, чтобы опередить луч. Алекса поняла, что теряет бесценный материал.
– А может все эти каракули полная глупость, какой-нибудь глюк? И я тут напрасно изгаляюсь? – мелькнула малодушная мысль. – Нет, отец, хоть и бывал с придурью, но дело всегда знал и не стал бы мне сюда транссканировать семейный архив, только ради сентиментов.
Алекса прекратила хватать листы, посмотрела на свою левую руку и закатала рукав по локоть.
– Наверное это будет больно? – подумала Алекса, зажмурилась и подставила руку под луч клинолазера.
Луч тут же отрубился, но на руке остался рубец. Алекса застонала и принялась растирать повреждённое место.
* * *
Огромные дубовые двери распахнулись и в главный зал Курии вместе с потоком солнечного света ворвался понтифик. Его свита запыхалась и едва поспевала за ним. Было понятно, что уже не одну сотню лет тут так быстро никто не передвигался. Все присутствующие замерли и склонились. Том с перепуга присел в реверансе. Но тут увидел лица давящихся от смеха дружков педиков, все понял, сам чуть не захохотал и изменил позицию на поклон головой.
Папа Бенедикт остановился возле тела камерария.
– Что это?
Церковники робко затоптались. Вперед вышел гвардеец в чёрном костюме.
– Ваше первосвятейшество, на него упал Папский, ну Ваш, трон с лестницы и придавил…
Папа повернулся к телу и занес руку для крестного знамения.
– Упокой, Господи, душу усопшего раба твоего…
Папа начал крестить тело. Гвардеец встал на одно колено и взял лежащего кардинала за запястье.
– …и прими во царствие своё его грешную душу.
– Простите, Ваше Первосвятейшество, он жив.
– Как? Жив? Тогда уберите отсюда этот жирный кусок мяса!
Кардинал опустил руку, повернулся и на всех парах двинулся дальше вглубь Курии.
Свита, еле поспевая, засеменила следом. Двое гвардейцев подхватили тело оказавшегося живым камерария и уволокли прочь.
Папа Римский также быстро, как шёл, взбежал на импровизированную кафедру, остановился, повернулся к собравшимся и поднял правую руку. Воцарилась звенящая тишина. Тому показалось, что он слышит, как работает электронный хронограф на его ленайзере.
Папа кашлянул.
– Приветствую всех собравшихся. Приношу глубочайшие и искренне извинения за неудобства, связанные с приездом в Ватикан.
По залу прокатился весёлый ропоток.
– Очень прошу на ближайшее время забыть про ритуалы, чины, звания. Откинуть личные обиды, идейные и профессиональные разногласия. Нам кажется, что все уже догадались о том, за чем мы тут собрались.
– Конечно, догадались. Все, кроме меня, – пробурчал Том, оглядывая согласно кивающие лица вокруг.
– Прошу всех рассаживайтесь. И мне… – папа с грозным видом обратился к свите, – …принесите стул. Понятно?! Не трон, а стул! Обычный стул, а не то я собственноручно превращу вас в отбивные, как та, что валялась у входа.
Папа вновь обратился к гостям.
– Прошу вас, начнем немедленно. Те, кто готов высказаться, прошу сюда, на кафедру. Организационными и прочими вопросами будут заниматься вот эти…
Бенедикт указал рукой на свою свиту.
– К любому из них, по любому вопросу. Где молиться, где мочиться и так далее. Я также всегда буду в вашем распоряжении.
Итак, приступим. Тема, в принципе, одна: как выжить человечеству, над которым нависла угроза крабавируса. Папа повернулся и собрался спуститься с кафедры.
По залу пронеслось легкое роптание. Бенедикт вернулся к аудитории.
– Я понимаю ваши опасения, во многих странах ваши суждения признаны незаконными. Некоторых из вас гвардейцам вообще пришлось выкрадывать из тюрем. Знайте, здесь все эти продажные политики и их спонсоры влияния не имеют! Здесь все вы находитесь под защитой священной Католической церкви и Ватикана. Если кому-то таких гарантий недостаточно, то знайте, что самый мощный вонно-морской флот США перебазирован в Средиземное море. Его командующий – адмирал Кентель – находится среди нас и готов отразить любую, даже космическую атаку. И ещё. Для людей, не очень искушенных в политике, поясню, в мире ничего невозможно сделать без ведома израильской разведки Моссад. Так вот, сообщаю по секрету, мы получили их благословение.
Понтифик засмеялся, его смех поддержали все собравшиеся.
Том почесал затылок.
– Действительно говорят, на Бога надейся, а сам не плошай.
– …А теперь серьёзно. Никто не покинет границы Ватикана, пока не будет сформирован чёткий план действий. Начнём. Господь с нами.
Том улыбнулся:
– Да прибудет с нами сила, так было бы уместнее.
Слава богу, его опус никто не услышал.
Понтифик окрестил всех присутствующих, спустился и сел на приготовленный для него стул. На трибуну вышел очень грузный и большой гвардеец.
– Уважаемые, на сегодня регламент такой. Мы заслушаем тех, кто уже готов высказаться. Прений и споров, пока все не выскажутся, не будет. Каждый выслушивает мнение каждого, не перебивает. Нарушитель дисциплины получает два устных предупреждения, на третий раз – сутки карцера без еды и света. Извините, без этого никак.
Гости зароптали.
– Теперь, прошу тех, кто уже готов высказаться поднимите руки, гвардейцы раздадут номера очередности.
– Если так пойдет, то ещё пара дней, и вся эта разношёрстная ученая братия наденет капюшоны и станет ходить строем, – подумал Том.
– И ещё всем одинаковые четки, – услышал Том и перепугался. Том решил, что разговаривал вслух сам с собой, и кто-то сзади услышал и добавил фразу к его крамольной шутке. Том осторожно повернулся, на него никто не смотрел. Видно, мысль была очевидной и у кого-то вырвалось, Том успокоился.
* * *
Половина следующего дня у Алексы ушла на сбор и сортировку уцелевших листов. Когда все было разложено по порядку, Алекса связалась с Юрой и попросила отключить у нее клинолазер. Юра как человек дотошный, естественно, стал допытываться, в чем дело. Алексе даже не пришлось врать, она просто показала Юрию рубец на руке. Юра отключил систему и пообещал, что завтра первым делом займётся ремонтом клининга. Но Алекса убедила его не спешить и отложить ремонт на пару дней. Далее, уже наученная горьким опытом, она первым делом сложила в контейнеры не только гаджеты, но и разрисованные листы. И только после выдернула кабель гравитационного паласа.
Замысел Алексы был прост, она решила поднять палас, а остатки шифрованного видео записать прямо на полу и, в случае чего, скрывать записи от сторонних глаз паласом. В теории всё казалось простым и легко выполнимым, но на практике оказалось несколько сложнее.
Во-первых, при отсутствии гравитационного поля на видео стали появляться серьёзные помехи, сильно искажающие тайнопись, а к Юрию с этой проблемой идти пока не хотелось. Во-вторых, при отсутствии внешних гравитационных полей, гравитация, создаваемая обувью, стала создавать серьёзные проблемы при передвижении, и никакая регулировка не помогала исправить ситуацию. А без обуви, в состоянии невесомости, работать не получалось. И третье, самое главное, что окончательно сделало копирование в невесомости невозможным, это то, что жидкая тушь слетала с кисти, даже при мало-мальски резком движении, и разлеталась по помещению.
Конечно, был и один плюс, бутылку-линзу возле глаз, в отсутствии гравитации, можно было удерживать совсем без помощи рук, только наморщив носик, но этот фактор погоды не делал.
И всё же Алекса нашла выход из положения. И совсем не потому, что она была самой умной, самой ловкой, самой сильной и вообще, самой-самой с самого детства. Алекса была на голову круче всех везде и всюду: во всех организациях, во всех коллективах, будь то спортивные секции, образовательные КОЛИБРИУМЫ17 или даже вокальные студии. Но в этот раз её беспредельная крутость была не причём, ей просто повезло. Когда Алекса укладывала на место гравитационный палас, она случайно положила его обратной стороной наверх. После включения выяснилось, что и в таком положении он прекрасно работает. Тогда Алекса решила наносить изображения на тыльной стороне включённого гравитационного паласа. И работа пошла. Хотя бутылку, используемую в качестве линзы, приходилось держать рукой.
* * *
В первый день в карцер был отправлен всего один человек. Это был православный епископ, кажется, с Кипра. Наказание он получил не за споры, а за то, что он нес с трибуны. При этом, все три предупреждения вынес ему сам понтифик, так как гвардейцы, учитывая высокий церковный сан киприота, не решались его остановить.
Епископ вылез на трибуну одним из первых и понес апокалиптическую чушь, ссылаясь то на библейскую саранчу, то на фантастов ХХ века… Короче, по его мнению, не хрен дёргаться, нужно молиться и в муках принять Божью «милость». Пока его стаскивали с кафедры, наверное, каждый из присутствующих сожалел о том, что карцер киприоту светит всего на сутки.
В первый день работали недолго. Через пять, максимум шесть часов выступления прекратили. Всех чудно накормили и развели по номерам, извиняюсь, по кельям. Хотя в большинстве отелей, где мне выдавалось останавливаться, номера, в сравнении с этими кельями, выглядели захудалыми сараями.
Второй день начался с драки. Два научных противника, которые до этого дискутировали только в прессе, находясь по разные стороны Атлантики, на сей раз вцепились друг другу в глотки, и при помощи кулаков, ногтей и зубов смогли в непосредственной близости отстаивать свою сугубо научную точку зрения.
Тому удавалось прикидываться немым и уходить от вопросов ещё несколько дней. Он понимал, что в случае разоблачения, карцер на год будет сравним с манной небесной. Но дело уже было не в боязни разоблачения. Том втянулся в происходящее и старался не пропустить ни одного доклада, ни одной мысли. Можно сказать, что он ловил каждое слово, даже каждую букву, будь то выступление докладчика или прения. Несмотря на абсурдность большинства выдвигаемых мнений и теорий, общая картина вырисовывалась вполне понятной. Конечно, как победить ужасный вирус, который оказался вовсе и не вирусом, а какой-то инопланетной спермой, было ещё не понятно, но собравшийся коллоквиум начал работать продуктивно. Бывшие противники начинали, как говорится, дудеть в унисон. На совершенно абсуодную теорию одного нанизывалась ещё более фантастическая трактовка другого, а дальше третьего, четвёртого… В результате, в конце цепочки, состоящей из полного научного и околонаучно бреда, вырисовывалась ясная, обоснованная и всем очевидная теория.
Такие метаморфозы очень забавляли и увлекали Тома. Он часто был так увлечён, что начинал азартно выкрикивать либо браво, либо какие-то замечания и уточнения. Выкрикнув, Том осекался от собственного голоса, озирался, но каждый раз оставался нерассекреченным. Все вокруг были так же увлечены процессом, что до Тома и его ложной немоты никому не было никакого дела. Конечно, так не могло продолжаться вечно. В конце четвёртого дня, Том так увлекся, что не заметил, как выскочил прямо к кафедре, для того чтобы лично задать уточняющий вопрос докладчику. Тот был с Мадагаскара, говорил без переводчика, но не очень хорошо и с сильным акцентом. Из-за двоякого понимания его мадагаскарского английского поднялся шум, и Том рванулся к кафедре. Он даже не успел задать вопрос докладчику, как его за плечо взяла и остановила огромная сильная рука. Том тут же ощутил себя нашкодившим школяром и виновато повернулся. Перед ним стоял огромный гвардеец-швейцарец и пристально глядел Тому в глаза.
Глава 3
Алекса зависла над исписанным от и до паласом. Зависла в двух смыслах этого слова. Во-первых, в прямом смысле, отключив гравитацию, и в образном, она никак не могла понять, что могут означать эти каракули.
Алекса изогнулась, резко перевернулась и занырнула в ботинки. Крепёжки затянулись, создав вместе с гравитатором приятное урчание. Алекса перевернула палас в правильное состояние и, пока шла до кабеля включения, подумала, что гравитаторы обуви делают ходьбу похожей на ходьбу в коньках без чехлов по асфальту. Алекса усмехнулась, она только что смотрела это видео, где она, ещё малышка, выбежала со льда к папе. И никак не могла понять, чему он не рад и почему ругается, и машет на своего любимого птенчика руками. Да, изменилось в мире многое, но коньки, как и прежде, были железными, а асфальт асфальтовым, извините за тафтологию.
Алекса подключила гравитационный палас, разблокировала двери и уселась смотреть своё хоум видео, без всяких расшифровок.
В дверь постучали, Алекса встрепенулась.
– Да, кто там?
На капсуле никто никогда не стучал. Для любой комуникауии использовалась ласта.
Дверь сдвинулась, в комнату осторожно вошла Унь.
– Подруга, у тебя все в порядке?
– Все ОК, а ты чего скребёшься?
– Детка, у тебя отключены все коммуникаторы, и датчики хампа тебя не фиксируют. По приборам тебя либо нет, либо ты того…
– Что того?
– Совсем того…
Девушка заулыбалась и подошла к Алексе.
– Я тут замечталась над архивом.
– Можно я с тобой побуду, не помешаю?
– Не сколько, усаживайся поудобнее.
Унь посмотрела на экран. На экране маленькая фигуристка в розовом платье цветочек катала настоящую программу под смешную детскую песенку.
– Алекса, это ты?
– Конечно.
– Класс какой! А сколько тут тебе?
– Так сразу и не соображу. Постой, по элементам прикину. Уже прыгаю аксель, обратный винт… Наверное лет пять, может только исполнилось шесть.
– А эти аксель и винт – это фигуры?
– Нет, это элементы.
– А почему тогда катание называют фигурным, а не элементным?
Алекса рассмеялась.
– Было бы круто…
Алекса встала в пафосную позу оперного певца и продекларировала:
– Начинаем соревнования по элементному катанию!
Девушки расхохотались.
– А если серьёзно, то в своём зародыше, ещё в конце XIX века или начале ХХ, суть спорта была как раз в рисовании коньками рисунков на льду.
– Значит ты тоже увлекалась сёдо, только на льду. А как твои успехи с чернилами?
– Исписала все.
– Покажи, что у тебя получилось.
Алекса осторожно достала из контейнера все гаджеты для сёдо и исписанные листы пергамента. Унь взяла листы и стала внимательно изучать графику.
– Ты могла бы стать величайшим мастером сёдо.
– Шутишь?
С лица Унь исчезла даже малейшая тень иронии.
– Нисколько.
– Что, красиво написано?
– Нет, над техникой, калиграфией, как у вас говорят, надо ещё много работать.
– Тогда что же тут великого?
– Многие в совершенстве владеют техникой, но дело не только в этом, самое главное, что ты пишешь.
– И что, по-твоему, я тут написала?
– Твоя душа излилась в поэзии твоего тела. Твой стих – это элементы или фигуры из фигурного катания. Когда тебе стало тоскливо и одиноко, ты призвала на помощь то, что любила с детства, то, что ценили твои близкие, то, что через тяжкий труд поднимало тебя над мирской суетой.
Алексу осенило. От волнения она начала массировать пальцами лоб. Но Унь внимательно смотрела на экран и не заметила, как волнение охватило её собеседницу. А главное, Унь не поняла, что она только что помогла Алексе расшифровать тайнопись.
Алекса не могла припомнить, когда она так волновалась, а главное, что она не могла справиться с волнением. В обычной жизни, на Земле, женщины в таком состоянии начинают суетиться, ходить, что-то перебирать, прибирать, наводить порядок. Тут прибирать было нечего. Единственными предметами, не интегрированными в панели капсулы, были листы пергамента и кисть с чернильницей для сёдо. Вот их-то и постаралась прибрать Алекса. Унь отодвинулась, зацепилась, листы опять рассыпались, девушки бросились их собирать и оказались на полу, взволнованные, испачканные чернилами.
Унь попыталась нежно смахнуть черную капельку со щеки Алексы. Капелька размазалась по всей щеке, но от прикосновения внутри Алексы словно разорвался вулкан и изверг лаву в мозг и во все частички её прекрасного тела. Не понимая происходящего, Алекса прижала руку Унь к своему лицу, губам и начала целовать её ладонь. Свободной рукой Унь ловко обнажила свою грудь и грудь Алексы. Две пары прекрасных девичьих розовых сосков напряглись и прижались друг к другу.
* * *
Гвардеец продолжал смотреть в глаза Тому.
– Что-то не так?
– Мне кажется, что вы не регистрировались, сэр.
– Не понимаю в чем проблема, что за регистрация?
– Вас нет в списках, сэр, давайте отойдем в сторону.
Гвардеец, не убирая руку с плеча Тома, повел его в сторону от кафедры, на которую уже взошел следующий оратор. Они остановились у колонны. Том покорил себя за то, что расслабился и за все время не придумал ни одного плана побега. Сейчас самое время, или как это, лучше поздно, чем никогда, подумал Том, прикидывая ходы к отступлению. Но даже самого поверхностного взгляда на охранявших курью швейцарцев и их расположение оказалось достаточно для понимания того, что сбежать отсюда нет никакой возможности.
Том вздохнул и опустил голову. Гвардеец убрал руку с плеча Тома и достал планшет.
– Сэр, у нас установлено чёткое правило в отношении тех, кто…
У гвардейца сработал коммуникатор…
– Одну минуту, сэр.
Гвардеец вытянулся и в течении пары минут слушал собеседника на том конце провода. «Вот парадокс, проводов давно нет, а выражение осталось», – подумал Том. Ещё он подумал, откуда и почему люди говорят алло и что это значит. Вообще, эта пара минут, пока говорил гвардеец, показалась Тому очень длинной, и Том успел подумать о многом. И ещё бы о чем-нибудь подумал, но его оборвал гвардеец.
– Есть, сэр! – отрапортовал воин в гарнитуру и повернулся к Тому. – А теперь с вами, сэр…
– Да, что, собственно, случилось?
– Повторяю, сэр. У нас существуют чёткие правила в отношении тех, кто выходит выступать на кафедру…
Том просветлел.
– Что, выступать?
– Да, сэр, выступать. Согласно правилам, вам следует закрепить номер и в дальнейшем выходить строго в соответствии с номером.
Тому захотелось обнять гвардейца, но он сдержал свой порыв.
– С огромной радостью, запишите меня.
– Есть сэр, вы можете выступать следующим.
Тома покинула радость. В глазах потемнело. Стало понятно, что разоблачения не избежать.
– Ваше имя, сэр?
– Что, что?
– Имя, сэр.
– А это, Болд.
– Понял, сэр.
– Только через Д.
– Это не важно, сэр, у меня есть фото. И ещё, сэр, если вы получите ещё одно и одно предупреждение, то будете помещены в карцер. Записывайтесь и не выскакивайте на трибуну без своего номера. Удачи, сэр, вы выступаете следующим.
Гвардеец развернулся на каблуках и удалился. Том привалился спиной к колонне и закрыл глаза. Давление поднялось, пульсация крови гулко отдавалась в висках. Мысли путались. Том судорожно пытался собрать их в какой-нибудь более-менее стройный строй. Стройный строй, нет, это не каламбур, это глупость какая-то. А почему глупость? Масло масляное, подобное подобным, или ещё, это, клин клином. Том открыл глаза. Взгляд, слух, а главное мысли вмиг стали яснее ясного. Точно, яснее ясного, что клин клином. Вот это настоящий каламбур! Как тут у них говорится, во спасение? Прорвёмся!
Том тряхнул кулаком и уверенно зашагал к трибуне.
* * *
Янек потрепал за затылок сладко сопящего Юру.
– Проснись!
– Чо? Что случилось, горим?
– Слушай, я с нашими красавицами связаться не могу.
– В каком смысле?
Юра потянулся и протер глаза кулаками.
– Вообще не могу. Ласты не отражают, на камере нет.
– Может спят?
– По датчикам их нигде нет, ты ничего не отключал?
– Вроде ничего…
– Что значит вроде? Ты отключал системы или нет?
– Погоди, не дави, не проснулся ещё. Так…
Юрий встал и размял плечи, потянулся.
– Так. У Унички я ничего не отключал, а у Алексы клинолазер накрылся, может ещё чего прицепом гафкнулось?
– Пойдём посмотрим.
– А, вспомнил, Алекса же своё хоум видео смотрела и просила не мешать, очень просила. А Унь, наверное, рисует.
– Все равно нужно проверить.
– А может не надо? Не любят они визитов без приглашения, – грустно заметил Юрий и «ностальгически» погладил свою челюсть.
– Пошли, так нужно по инструкции.
– Раз по инструкции, тогда пошли.
Парни вышли из покоев Юрия, прошли через мостик к трапам.
Янек остановился.
– К кому вначале?
– Поехали к Унь.
– На лифтах нельзя, пешком.
– Почему нельзя?
– По инструкции. Когда нет связи с членом экипажа…
– Да знаю, знаю. Тогда к Алексе пойдем, а то к Унь три этажа наверх топать.
Юрий с тоской посмотрел на лифт и пошел на лестницу вслед за командиром. Парни спустились, прошли по туннелю и остановились перед дверью в покои Алексы.
– Прошу.
– Что прошу, открывай.
– Командир, она же нас убьёт, а если не убьёт, то…
– Открывай!
– Бог свидетель, Я этого не хотел.
Юрий провёл КОСЛОДОМ18 над аркой и дверь разъехалась. Янек робко заглянул в комнату.
– Алекса, Алекса ты тут? Ответа не последовало. Янек позвал громче, почти криком.
– Алекса, ты здесь? Мы должны войти!
Янек повернулся к Юрию.
– Заходи!
– Точно говорю: ноги вырвет, глаза выдавит.
Парни зашли в помещение. Девушек не было. Пол, палас и часть панели были забрызганы чернилами. Посреди помещения, поверх рассыпавшейся кипы листов пергамента, была набросана одежда. Юрий заглянул в хамп и прошёл к стойке санузла. Остановился, прислушался и с заговорческой улыбкой поманил командира.
– Тихо, иди сюда!
Янек поколебался несколько секунд, но юношеское естество в конце концов победило в нём функционера. Он на цыпочках подошёл к Юрию.
Парни, затаив дыхание, отодвинули занавеску и заглянули внутрь. От увиденного у них вытянулись лица и подскочила эрекция. За стеклом душевой кабины, сплелись, лаская друг друга, два прекрасных женских тела Алексы и Унь.
Юрий издал легкий стон, дёрнулся несколько раз в конвульсиях, схватился за намокшие брюки и, полусогнувшись, посеменил прочь. Янек, сам еле сдерживая оргазм, зажал член рукой и поспешил за бортинженером. Он догнал Юрия уже в тоннеле, возле санитайзера. Юра активно пользовался полотенцем.
– Тебе нужно? – Юра протянул Янеку рулон.
– Нет, спасибо, я ещё не того, не успел. Держусь.
– Ты это видел? Нет! Ну ты это видел? Мы значит тут, а они там вдвоём! Нет! Это надо видеть!
– Я видел, я в шоке.
– Да, что они думают?! Нам что, тоже тут вдвоем начать? Или дрочить до конца веков?
Юра показал рукой на свои запачканые спермой штаны.
– Ну, какие они всё-таки красивые…
Юра привалился к стене, сполз на пол и заплакал. Янек неспеша подошел и сел рядом.
– К чёрту эту капсулу и все их идеи, и науку с будущим человечества – всё к черту! Просто девку хочу, много хочу, разных. Хочу теплых, холодных, потных! Хочу их трогать, нюхать! Пусть они пукают, рыгают! Все равно хочу, и чтобы они меня хотели, всегда, всегда хотели и утром хотели и в обед…
Янек подсел ближе, обнял рыдающего Юру и по-дружески потрепал его по голове. По-дружески! (примечание автора)
* * *
Несколько экранов вспыхнули одновременно. Проведя рукой, Алекса собрала их в один побольше и отодвинула. С экрана на команду смотрел старый измученный болезнью отец Алексы. Том покашлял и сплюнул прямо на пол.
– Простите. Так вот. Клин, клином. Меня тогда прям попёрло. Видно, из-за сильного стресса подсознание активизировалось и для спасения собрало в кучу и построило огромное количество информации, услышенной мной в Ватикане, а затем помножило всё это месиво на моё педагого-историческое образование. И получилось очень логичное про «клин клином». Тут же вспомнился трактат о том, как маленькому и слабому государству одолеть сильных соседей.
Том наморщился, закашлялся и застонал, схватившись за живот.
– Вот и в моей голове сформировалась чёткая доктрина о том, что нужно стравить между собой этих мощных соседей, то есть стравить два этих вируса, или как их там. Короче, заставить Это конфликтовать с себе подобным. Что должно привести либо к ослаблению, либо к полному уничтожению этой гадости. Вот так, если кратко. Когда, тогда на Папском форуме, я закончил говорить воцарилась тишина. Никто не спорил и не дискутировал. В этот день уже никто больше не выступал. Все, погружённые в мысли, разошлись по кельям.
Том покашлял.
– Зато на следующий день началось. К обеду карцер был заполнен на неделю вперёд. К ужину количество наказанных перевалило за сотню. И сам понтифик, посовещавшись со священным Синодом, всех амнистировал.
Том закашлялся, видео прервалось и съехалось в точку.
Юрий встал и переложил носитель в карман.
– Это пока всё, но думаю в ближайшее время сможем посмотреть ещё два блока.
– Молодец, продолжай не откладывай.
Унь сдула вьющуюся прядь волос с лица.
– Может от отца Алексы мы наконец узнаем на кой черт нас сюда заслали.
– Да, было бы неплохо, – процедил Юрий.
– А ты раньше знала, что он имеет отношение к миссии?
– Нет, пока мы не увидели послание. Наверное, догадывалась, но никогда ничего прямо не обсуждалось.
– Поясни.
– Вообще, чем бы он не занимался, будь то спорт или тетр, даже ремонт – он всегда и во всём докапывался до самой сути. Казалось, что этим он занимается всю жизнь и знает об этом всё. Так же и с миссией.
– Командир, а если не от Тома, то, как мы получим инструкции. Как мы узнаем о часе Х и что делать после его наступления?
– Пока я не могу обсуждать эту тему, мы действуем согласно инструкции.
Юрий отвернулся и пробурчал.
– Вчера тоже по инструкции действовали?
Юрий смутился и покраснел. Девушки с интересом переглянулись. Неловкую паузу прервал Янек.
– Алекса, скажи, а на семейном видео не было ничего интересного, ну по миссии информации? Алекса вжалась в кресло, она ненавидела ложь в любых её проявлениях, но сейчас пришлось соврать.
– Нет, командир, только архив из детства.
– Ну что, это всё на сегодня? – Янек поднялся.
– Нет, подождите. Кажется, не всё посмотрели, есть ещё концовка этого фрагмента, – вспомнил Юра.
Экран вспыхнул, через искажения Том продолжил говорить с полуслова.
– …суть все одобрили, но до вашей миссии, да что миссии, до первой мысли о её создании, было ещё очень далеко…
* * *
Через два дня прений по моей теме, хотя это уже была и не моя тема. Тема развилась и обрасла так, что про меня никто уже и не вспоминал. Даже обидно было.
Так вот, отвлекся, через день или два на сходняк, или на это наше совещание не явились ни понтифик, ни его сановники. В зале вообще не было никого из церковников, присутствовали только мы, гости, и гвардейцы. К вечеру стало жутковато. Появились мысли, что нас всех сейчас – в расход, поимели и в расход. Но ужин в конце этого дня был фантастический, а вино волшебное. Не знаю, как это стало возможно по церковным канонам, но испив вина, моя душа вознеслась и переместилась в женскую обитель, часов на пять или даже на шесть.
Том на экране засмеялся. Зрители заулыбались. У Алексы сквозь улыбку навернулись слезы. Унь заметила это и осторожно взяла Алексу за руку.
На экране смех Тома перешёл в кашель. Ещё с минуту он кашлял и чистил глотку, затем продолжил.
– Да, стало ясно, что подковы ещё рано сдирать. Ещё повоюем. Через день сановники вернулись. От лица папы старший гвардеец объявил, что дальнейшую работу продолжит конклав избранных, а остальным, ну, типа, спасибо. Всех доставят, либо обратно, либо в любую указанную точку мира. Опять же было вино, был ужин, только на сей раз с душой переместилось и мое тело. Очнулся я дома, лёжа на полу возле кресла. Да, вот так.
Ещё забыл сказать, в тот день, в последний, опять появился камерарий, придавленный троном. За километр чувствовалось, что он зол на весь мир и эта злоба не была связана с его физической помятостью.
Я находился возле дверей в папские покои и слышал, как он орал на самого папу. Что он кричал я не расслышал, да и не очень тогда верил в то, что кто-то может поднять голос на самого Папу Римского, тем более из его свиты и не где-нибудь, а в Ватикане.
Уже после я узнал, что и эта ругань, и покушение на понтифика были следствием того, что группе избранных из нашего числа, из числа гостей-учёных, было позволено без каких-либо ограничений пользоваться всеми архивами Ватикана. От древнейших манускриптов, рукописей, чертежей Да Винчи, до самых последних данных о контактах с инопланетянами. А контакты к тому времени, уже были, и не только с гуманоидами. К тому времени, к 2026 году, специальная тайная служба Ватикана инициировала и поддерживала такие контакты уже более шестидесяти лет. Наверное, папины опозиционеры боялись распространения именно этой информации, которая могла на корню подрубить все устои церкви. Причём любой церкви, не только католической.
Так. А без этого ваша миссия…
На экране пошли помехи, изображение исчезло, в ластах слышался только кашель Тома.
Глава 4
Том зарулил на стоянку перед дворцом ледового спорта. Остановился. С минуту побарабанил пальцами по рулю, но затем решительно вышел из машины и быстрым шагом пошёл внутрь. На входе чуть не столкнулся с какой-то старухой со шрамом на шее, которая перегородила узкий проход ко льду и уставилась на него. Тому пришлось трижды просить старуху продвинуться прежде, чем она пошевелилась. Том пролез между старухой и бортиком, процедил спасибо и тут же забыл про старуху, ему предстоял серьёзный разговор.
Жена стояла, как и всегда, у самого края ограждений. Дочь была на льду в новом розовом платье. Она готовилсь к стартам. Алекса заметила отца и подкатила к бортику.
– Пап, привет! Ты где был?
Том перегнулся, приподнял девочку и поцеловал в лобик.
– Привет, солнышко, всё потом расскажу. Иди катайся!
Алекса укатила и включилась в тренировку. Том повернулся к жене.
– Привет, Жюли!
– Тебя не было неделю, – не поворачиваясь ответила женщина.
– Я думал, что сейчас не обязан отчитываться.
– Передо мной не нужно, а как Алекса?
– Прости, послушай. Я как раз думал, хотел поговорить, может мы опять вместе?
– Что вместе?
– Опять начнем жить вместе, как раньше, как семья.
– А пропадать по ночам и не ночевать неделями тоже будем как семья?
– Я всё понял, прости, ну давай ещё раз попробуем.
– Не могу, я не одна.
– Ты про Сержа? Ты же говорила, что у вас не серьёзно.
– Уже серьёзно, скотина! Из-за тебя, ублюдок, мне пришлось переспать с этим боровом!
Жюли начала кричать, люди, стоящие рядом, отшатнулись. Жюли замахнулась и повернулась, но Том опять не успел увидеть её лица, он проснулся. Том часто видел сны с Жюли, но ни разу не видел в них её лица.
Том приподнял голову. Он лежал на полу. Поскрипел, неспеша поднялся и размял затекшие члены.
– Чёрт, как больно они это делают.
Прошёл в ванную, освежился. На кухне отправил в мусор испорченные за неделю продукты. Снял с вешалки куртку и послал воздушный поцелуй на семейное фото – его, жены и маленькой Алексы.
* * *
Том остановился перед дверью доктора.
– Надеюсь примут без записи, по старой памяти.
Том толкнул дверь и вошёл в приемную. Девушка натянула дежурную улыбку, но узнав Тома, перекосилась, выронила поднос с чашками и метнулась в кабинет. За дверью послышались неразличимые возгласы и шум падающей мебели. Не прошло и минуты как из кабинета вышел доктор, под руку вывел возмущающуюся тетку, принудительно проводил её до лестницы и подошел к Тому.
– Пройдемте, нам нужно поговорить.
– Элина, – обратился он к ассистентке, – меня ни для кого нет. Так нет, что вообще нет! Понимаете?
Девушка кивнула.
– Отлично! Если сюда вломятся рожать тройни четыре чернокожие, гомосексуальные африканские беженки… Что вы им скажете?
– Скажу, что вас нет, доктор.
– Отлично, моя милая!
Доктор и Том вошли в кабинет. Доктор запер дверь на ключ. Повернулся к Тому и протянул руку.
– Доктор Эмиль Браун.
Том пожал протянутую руку.
– Том Болд, через Д.
* * *
Юрий провёл рукой над панелью и экран засветился. С экрана смотрел постаревший Том. Он прокашлялся и продолжил свой рассказ.
С доктором Брауном мы тогда бодались очень долго, крепкий он был орешек. Он вытянул из меня почти всю информацию по Ватикану, но сам мне почти ничего не поведал. Хорошо, что я вовремя спохватился, но пришлось блефовать. Я напустил тумана по поводу моей беседы с гвардейцем. Браун купился и начал вскрывать свои карты.
Многое я уже знал и без него. Но общение с ним помогло выстроить ещё более точную и полную картину происходящего. В основном я уже вам обо всём рассказал ранее, есть детали, но к ним вернёмся позже. Главное в общении с ним было не общение с ним, а общение с Чуком и Геком, парой гомосеков, что были со мной в Ватикане. Оказались милыми мужичками. Я показал ему их на фото в журнале. Я думал, что с голубыми общаться не в моих силах, но оказалось голубой голубому рознь.
Том засмеялся своей шутке.
– Эти не лезли со своими мироощущениями, не навязывали своих взглядов и оказались вполне сносными и даже забавными. Они оказались в числе избранных, кого допустили к архивам Ватикана и, несмотря на строжайший запрет, многое нам поведали. Стоило их поддеть, ну, спровоцировать их спор между собой или похвалить только одного, как тут же, перебивая друг друга, они начинали посвящать собеседника в самые святая святых. Именно от них я узнал, что на научном конклаве было решено создать вашу миссию. Набрать, так сказать, племенной материал и отправить в космос, подальше от болезни, о которой ничего пока толком не знали. Звучало жутко, но для Алексы, моей дочуры, это был реальный, по-моему, шанс выжить вдали от этой заразы. Прости, девочка, но после этого, я практически лишил тебя детства.
Унь ухмыльнулась.
– Да, твой папаша извращенец не меньший, чем у меня, а по жестокости ещё и фору даст.
– Ещё они очень много и долго обсуждали втроем с доктором нюансы конфликта коронавируса особого космического пошиба с крабавирусом. Я и сейчас это с трудом понимаю, а тогда для меня это было похлеще китайской грамоты. Они дискутировали сутками, вводили разные исходные, но почти всегда приходили к победе наших над ихними. Ещё они несли полную чушь, как мне тогда казалось, про машину времени, про заговор антииллюминатов, про взрыв в Диснейленде, но всё это ни они, ни я ещё долго не могли связать воедино.
Дальше где-то на год всё ушло в рутину. Алекса во всю училась и тренировалась. Хотя нет, это было чуть позже, когда вас уже зачислили в программу и увезли под купол. Или, вообще, плохо помню, наверное, программа уже подходила к стадии полёта… ну, не важно.
Короче, ко мне возле Парижского дома, мы тогда уже туда переехали, поближе к куполу, подошли те самые люди в чёрном, что похитили меня в кабинете доктора. Конечно, они были в масках на пол рожи, комбинезонах из целофана, тогда уже все ходили, как долбанные марсиане, не разберёшь, но этих я узнал ещё издалека. Стрелять на сей раз не стали, но страху всё равно нагнали.
Вежливо так провели и усадили в припаркованный лимузин. А когда глаза привыкли к темноте, я вообще чуть не обделался. Передо мной сидел…
* * *
Звук затрещал, изображение пропало.
Янек встал.
– Кто там сидел? Не расслышал.
– Я тоже не поняла.
– И я.
– Ну извините, не от меня зависит. В следующей главе попробуем разобраться. Алекса ухмыльнулась и поймала себя на мысли, что никогда не реагировала на шутки Юрия. Даже когда считала его замечания смешными, сдерживала и улыбки, и смех. «Вот дура!» – громко подумалось Алексе, и она ещё шире улыбнулась. Её улыбка не осталась незамеченной для Унь, девушки встретились глазами и обменялись заметными только им двоим воздушными поцелуями. Ещё час или полтора ушёл на обсуждение текущих дел. Нужна была корректировка орбиты. И ещё, Янек с сарказмом предупредил, что готовит учебную тревогу.
После все разошлись по своим кубрикам.
У Алексы в руках был шифр и ключ к этому шифру, но она не спешила узнать содержание послания. И это так на неё не походило. Сейчас, вспоминая себя прежнюю, Алекса представляла робота, который исправно и методично шёл к цели, непонятно какой и кем поставленной. Но сейчас в этом роботе что-то щёлкнуло, изменилось, стало цветным и нежным. Ужас, я по-настоящему живу всего сто часов, может немного больше.
Алекса отложила в контейнер пергамент и перевернула исписанный палас.
Последним дни, Алекса непрестанно думала об Унь, о её руках, коже, запахе, дыхании, жестких волосах между ног и, конечно, о нежном розовом клиторе. При каждой мысли о подруге, внутри Алексы образовывалась зияющая пустота, и пока Унь не заполняла этот вакуум своими прикосновениями, грудь болезненно сжималась всеми своими, искусственно созданными атмосферными двенадцатью тоннами.
В эти моменты губы сохли, Алекса постоянно облизывала их и кусала. От этого губы немного припухли и воспалились. Любое, даже самое нежное, прикосновение к ним было болезненным, но когда к губам поикасалась Унь, боль становилась сладостной.
Может это и есть настоящая любовь, а я лесбиянка… Не важно, сейчас хотелось только одного – ощутить тепло её тела. Алексу охватила дрожь и сильное волнение.
Алекса поднялась к Унь и зашла в комнату. Тут они ещё не предавались любви, все их прежние встречи были у Алексы.
Алекса тихо прошла в глубину тёмного помещения. Мониторы были включены. Алекса взглянула на них и оторопела. На экране двое мужчин занимались любовью с одной женщиной. Их загорелые мускулистые тела, эрегированные члены привели девушку в неописуемый восторг. Наверное, я не совсем конченная лесбиянка, мелькнуло в голове у Алексы. И тут она поняла, что не одна в комнате. В кресле перед монитором сидел Юрий с растегнутыми штанами и, любуясь происходящим на экране, наглаживал свой член. Алексу охватило непреодолимое желание прикоснуться к члену, почувствовать его тепло и упругость.
«Точно не лесбиянка», – подумала Алекса и сделала шаг к Юрию. Он заметил её, оторопел, выкатил глаза и наверное бы закричал, но Алекса молниеносно зажала ему рот рукой, а второй рукой обхватила член. Юрий застонал, а девушку накрыло неведомое по глубине возбуждение. Она начала гладить набухший фаллос. Юноша задрожал, член в руках Алексы налился, стал ещё больше и изверг фонтан спермы. Несколько капель попали девушке на лицо, губы и их тепло разлилось по всему телу. Возбуждение достигло апогея. Алекса издала грудной стон, как будто сама испытала пик блаженства, и поняла, что вот-вот может лишиться чувств. Она сдержалась, собралась с силами и отпрянула. Юрий схватил её за руку и потянул к себе. Но Алекса замотала головой, отдернула руку и убежала.
В лифте Алекса поняла, как оказалась в комнате Юрия, она ошиблась и нажала не ту кнопку этажа. «Интересно, 3 вместо 4, по-моему, было чудно, но что это значит по нумерологии?» – со сладострастным вздохом прикинула Алекса.
Алекса зашла к себе, тут её ждала взволнованная Унь. Алекса уже не сдерживая эмоций, бросилась в объятия подруги. «И всё-таки лесбиянка», – подумалось Алексе.
* * *
Том сидел на кожанном сиденье лимузина, глаза ещё не привыкли к полутьме, и он не мог узнать тех, кто сидит напротив. Воняло мерзко, не то дешёвым ароматизатором, не то церковным ладаном. Глаза начинали адаптироваться к освещению и контуры лиц начали вырисовываться. Том оторопел, перед ним сидели сам кардинал-распорядитель Ватикана камерарий, отец Гвидо и тот православный епископ, кажется с Кипра, которого в первый день конклава отправили в карцер. Видимо, там он и оставил дар речи, с Томом говорил только камерарий.
– Здравствуйте, месье Болд. Через Д, правильно?
– Здравствуйте, не знаю, как вас величать по сану, святой отец.
– Зовите меня Гвидо, отец Гвидо. Так будет проще.
– Да, действительно проще. Чем обязан, отец Гвидо?
– Ну, во-первых, вам не стоит так волноваться.
– Спасибо, утешили.
– Нас не интересует прошлое, то, что вы подлогом оказались в Ватикане, вместо доктора Брауна.
Том хотел было оправдаться, но камерарий жестом остановил его.
– Забыли. Так же нас не интересует как вы вытянули всю запрещённую информацию из русских профессоров Чука и Гека.
Том понурил голову.
– Так же забыли. Забыли и то, что, используя эту информацию, вы определили дочь в суперсекретную научную миссию.
Том побелел. Это было заметно даже в полумраке.
– Я же говорил, вам не стоит волноваться. Ваша дочь, бесспорно, самый достойный кандидат на участие в миссии. Её рейтинг первый с большим запасом. И именно поэтому мы здесь и беседуем с вами. Нас интересует будущее миссии и будущее вашей дочери Алексы.
– Что я должен сделать?
– Вы неправильно нас поняли. Единственное, что вы должны, так это постараться уверовать, что мы не желаем вашей дочери зла.
– Тогда что?
– Надеюсь, вы помните, какую идею выдвинули в Ватикане и как ваше выступление изменило ход истории?
– Конечно, помню и удивлен, что это ещё кто-то заметил, кроме меня.
– Заметили и сделали нужные выводы, а вот вы – нет.
– Не понимаю, что значит «не сделал выводов»?
– Извините, что вопросом на вопрос. Какова, по-вашему, цель миссии в которой участвует ваша дочь?
– Не понимаю, в чем подвох.
– Подвоха нет.
– Но это всем известно. Отбирается лучший генетический материал и в чистом виде консервируется на орбите, для возможного возобновления рода человеческого.
Киприот прервал обет молчания и съязвил:
– Ага, как Адам и Ева, два раза.
– Не понимаю, к чему вы клоните?
– Какая, по-вашему, связь между вашим посылом, тем, что один вирус должен убить другой, и миссией, в которой участвует ваша дочь?
– Я запутался! Кажется, тут нет никакой связи, миссия – это запасной вариант.
– Вот тут вы и заблуждаетесь! Связь есть, её не может не быть. Миссия – это основной вариант, и миссия – это команда смертников. Их цель – привезти на землю чистый коронавирус для борьбы с вирусом краба.
– Это может быть одной из задач миссии, но почему они смертники?
– Они заразятся и не смогут излечиться.
– Тогда нужно отменить миссию!
– Отменить миссию уже не получится, и ваша дочь будет в ней участвовать, если будет жива. Но мы хотим спасти детей и миссию в целом.
– Как спасти? И, не понимаю, зачем это вам?
– Отвечу по порядку. Спасти можете вы, и мы вам в этом поможем. А зачем это нам? Мы, действительно, хотим сохранить здоровых, а главное, живых миссионеров для возможного возобновления рода человеческого.
– Ага, как Адам и Ева, два раза, – поперхнувшись выдавил Киприот.
Отец Гвидо кивнул:
– Это раз, а второе, мы искренне не хотим позора для великого престола, убивающего детей, ради вероотступничества.
– У меня складывается впечатление, что понтифик Бенедикт не очень-то поддерживает вашу миссию.
Возникла пауза. Церковники переглянулись. Киприот побагровел, резко встал и зашипел. При этом он сильно ударился головой о крышу машины, но не обратил на это никакого внимания.
– Этот…! Он вероотступник! Проклятый иллюминат! Гореть ему в аду!
– Если коротко, то именно так.
– Ясно, мне он также показался странным. Каков план и когда начинаем?
* * *
Обнаженные девушки зависли в полуметре над полом. Алекса блаженно растянулась, а Унь сосредоточенно расписывала её спину кистью.
– Осторожно, не дёргайся! От невесомости тушь разлетается.
– И что получается?
– Такие прикольные шлейфы, как млечный путь.
– Ты аккуратней, не испорти!
– Какая разница, всё равно никто не увидит.
Алекса мечтательно закрыла глаза.
– Я бы хотела, чтобы увидели…
– Кто? Наши?
– И наши тоже. Вот войдут сейчас и увидят…
– А ты не закрылась?
– Нет, а как закрыться?
– Двери заблокировать, чтобы ни Юра, ни командир не вошли. Смотри!
Унь подняла с пола ботинок, переключив тумблер, а затем снова включила и бросила ботинок в дверь. Ботинок подлетел к двери и, резко дёрнувшись, прилип над ней.
– И теперь ни один инструмент, ни один кослод не отопрёт.
– Класс, а как это, как ты научи… ну, узнала?
– Гравитация включается с запозданием, пока летит, потом липнет к замку, он магнитный, и блокирует. Это Юрий показал.
– Ты была с Юрием?
– Не совсем, но голым видела и за член держала.
Унь засмеялась. А Алекса представила свою встречу с ним и даже немного заревновала. Но не поняла кого к кому.
Унь увидела, что подруга напряглась.
– Эй, не вздумай ревновать!
Унь нежно обняла Алексу за талию, прижалась щекой к ягодице и нежно поцеловала в ямочку в самом низу спины.
– Не забывай, я же как врач. Я его осматривала, а у него встал, огромный такой. Я улыбнулась, чуть не захохотала, а он решил, что, типа, можно дальше. Вот дверь заблокировал и ко мне…
– И что?
– Получил по челюсти и отвалил. Вот и всё.
– А ты тогда и Янека видела?
– Конечно, видела.
– Вау. Какой он?
– Он красивый.
– Без майки я его тоже видела. А член у него какой?
– Тоже красивый.
Алекса перевернулась лицом к подруге.
– И что, тебе никогда не хотелось?
– Чего не хотелось?
– Ну большего. Чего там бывает? Подержать, поцеловать, вставить в себя…
Унь смущенно отстранилась.
– Немного хотелось.
Алекса задорно кувыркнулась.
– Говори, говори скорей, с кем больше, с кем больше?!
Но Унь не ответила, она уткнула лицо в руки и заплакала.
Глава 5
Лимузин остановился возле развалин Диснейленда. Отец Гвидо приподнял шторку на окне.
– Ещё недавно здесь был райский сад. Здесь царили радость и смех, а теперь…
Киприот заржал.
– …Адам и Ева два раза!
– Вот именно.
Гвидо повернулся к Тому.
– Наши апостолы скоро свяжутся с вами и передадут инструкции. А теперь прощайте, с Богом, сын мой.
Дверь распахнул один из «апостолов». Том вышел из машины, натянул маску, защитный костюм и зашагал к метро.
Мысли судорожно перескакивали с одной на другую. Пока вокруг были люди, суета, город, метро было проще справится с их чехардой. Но когда, Том оставался один, мысли словно сверлили голову изнутри. Том шёл и не мог простить себе, почему он не вытянул из церковников болше информации. И зачем сейчас ему приходится думать и гадать, что там будет. Том свернул за угол и понял, что за ним по пятам, метрах в пятнадцати, давно идет высокий крепкий мужчина. Том вспомнил, что уже видел его у развалин, в метро, на входе в кафе, но, погрузившись в свои мысли, не обратил на него внимания. А это был именно он, и никакие маски и защитные костюмы не могли обмануть Тома.
На противоположной стороне стояла машина жандармерии. Том перешёл через улицу и остановился возле жандармов. Стражи порядка жевали гамбургеры. Том нервно постучал в окно их автомобиля. Молодой офицер нерадостно отложил еду, передал поднос напарнику и стал разворачивать медицинскую маску с тремя фильтрами, прилагаемую к форме. Резинка маски заела, жандарм дернул её рукой и опрокинул стакан с кофе. Горячий напиток вылился на ногу второму жандарму, от чего тот дернулся и перевернул оба подноса с едой. Жандармы замерли и очень-очень недобро посмотрели на Тома. Том все понял, смиренно поднял руки, попятился назад и побежал прочь, едва не угодив под колеса фургона. Водитель фургона резко затормозил, высунулся из окна и послал в адрес убегающего Тома набор проклятий, способный завернуть уши у любого сапожника.
Том пробежал пару кварталов, запыхался, остановился и привалился спиной к рекламной конструкции. Немного переведя дух, Том выглянул и посмотрел назад. Никого, оторвался и от жандармов, и от большого человека.
В ближайшие несколько дней не было никаких известий от церковников, большой человек не встречался, а жандармов Том обходил за километр. Он понемногу успокоился. В центре подготовки в тот день был день свиданий. Это была уже поздняя фаза подготовки и курсанты не покидали купола. Общение проходило через три стекла, и, конечно, никаких гостинцев и передач. Но, несмотря на ограничения, все – и курсанты, и их близкие, с нетерпением ждали этих дней. Том поторапливался, он не хотел опаздывать. Девочка, хоть была уже и большая, но оставалась девочкой. Том знал, что цветы не попадут в купол, но всё равно купил огромный букет из маленьких розовых цветочков. Алекса увидит и ей будет приятно. По привычке зашёл в кондитерскую за углом. Поздоровался с Джемом, кондитером. Посмотрел на любимые конфеты Алексы, но покупать, конечно, не стал. В купол не передадут, а вид расстроит, это не цветы. Выходя из кондитерской, подумал, что заходил сюда каждую субботу последние два года и ни разу не обратил внимание на то, что у Джема очень подходящее имя для кондитера. А сейчас, во всём этом вирусном камуфляже он был Джем в фантике. Алексу это бы очень повеселило. Том разулыбался, но улыбка стала грустной.
У Алексы в детстве было очень мало конфет и сладостей. Да что говорить, настоящих детских радостей у неё почти не было. Конечно, были игрушки, поездки, аттракционы, родительская любовь, но жизни обычного ребёнка у Алексы не было. Она всегда стремилась к чему-то важному. В начале это был спорт – фигурное катание, а цель – Олимпийские игры. Для несведущих, это ежедневные тренировки с трёх лет, с пяти лет, уже по две тренировки, потом по три, и это изо дня в день. Ещё хореография, плаванье и конный спорт – это так, для общего развития. И, конечно, строгая диета без всяких сладостей и режим, без всяких прогулок во дворе.
А потом началась подготовка к миссии и на детство времени вообще не осталось. Ещё в школе Алекса защитила степень по культурологии, изучала историю театра и всех религий. Да чего она только не изучала! Ну и, конечно, фитнес. Теперь это было уже не фигурное катание, а симбиоз йоги, триатлона, всех известных восточных единоборств и, конечно, танцев. Девочка готовилась спасти мир и к пятнадцати годам была к этому, в принципе, готова. Да, и это моя малышка! Том осмотрел букет и зашагал к куполу. Купол был действительно купол. Это была прозрачная многоуровневая конструкция. Курсанты с первых дней жили и готовились внутри. Но, по мере приближения запуска, количество курсантов сокращалось, а степень изоляции возрастала. Том знал, что уже никогда не поцелует, не обнимет и даже не понюхает свою дочуру. Самая большая радость, которая светила отцу в общении с дочкой, это видеть её раз в неделю через три стекла и слышать голос через коммуникатор. Но и это счастье будет не вечным. Да, не вечным.
Была ещё одна вещь, которая согревала и, одновременно, до боли щемила родительскую душу. Ещё на заре подготовки, втайне от детей, мамы и папы собрали подарки для своих деток, которые те могли бы взять с собой в космос. Разрешено было собрать всего 1 кг. Поначалу это казалось смешной забавой, но после, пришло осознание того, ЧТО в этот килограмм нужно было вместить. А нужно было вместить многое: все мамины сказки, первые шаги, всех бабушек, школы, друзей, игрушки, занозы и ссадины, мечты и планы, всю свою любовь и нежность, которая останется с твоим ребёнком вместо тебя. И все это в один килограмм.
Ещё, по меньшей мере год, не было и дня, чтобы Том и Жюли не обсуждали и не сожалели о правильности собранного килограмма. И только семейное фото в рамочке со стены, которое первым оказалось в коробке, никогда не вызывало сомнений.
Стеклянные двери купола миссии разъехались перед Томом. Он собрался сделать шаг внутрь помещения, но тут услышал голос сзади сверху.
– Одну минуточку, сэр.
За ним, за Томом стоял большой человек, преследовавший его.
* * *
Алекса, стоя под душем, смывала надписи, изящно сделанные рукой Унь.
Девушка с наслаждением наблюдала, как струйки радостно поглощали целые поэмы с её тела.
Вода немного пенилась, соприкасаясь с кожей, вбирала в себя сок иероглифов и, потемнев, сбегала к ногам широкими шлейфами.
Стаял зимний снег
Озарились радостью
Даже лица звёзд.
Кажется так звучал перевод стиха хёду, только что стёкшего с бедра.
Как этот короткий стих отражал то, что творилось на душе Алексы. Будучи на Земле, она объехала полмира, все материки и главные турцентры. Посетила все музеи, стадионы и театры. Не все, конечно, но много. Алекса была знакома с лучшими людьми, в неё был влюблён принц, а почему был, он и сейчас влюблён, настоящий принц из Шведского королевского дома. Его отчислили из миссии ещё на ранней стадии. Было всего так много, но только здесь, в этой капсуле, по-настоящему «стаял зимний снег и озарились радостью даже лица звезд».
У девушки кружило голову. При всей ограниченности пространства и коллектива, здесь, на капсуле, ей представлялось прекрасное, а главное счастливое будущее. И она понимала, что уже была готова защищать и отстаивать сложившиеся устои.
И именно поэтому уже много часов Алекса откладывала расшифровку отцовского послания. Она просто боялась, что полученная информация сможет изменить или, не дай бог, испортить её маленький уютный мирок, где есть секс, любовь и доверие. Цель, конечно, есть тоже, но она уже не так важна и очевидна.