Читать онлайн Тайны ночи бесплатно

Jo Beverly

SECRETS OF THE NIGHT

Глава 1

Северный Йоркшир, август 1762 года

Казалось бы, согрешить – дело нехитрое. Как говорится, вкусить запретный плод наслаждений…

Карета громыхала и раскачивалась. Розамунда Овертон сидела посреди салона, трусливо удирая домой вместе со своей нетронутой женской добродетелью.

После дорожной аварии, оставившей шрамы у нее на лице, она боялась садиться близко у окон кареты, но, как выяснилось, это было еще не все. Человек, прикованный к постели, утрачивает силу в ногах. Она же, прожив восемь лет в тиши и уединении Уэнслидейла, утратила способность знакомиться с мужчинами.

А что уж говорить о том, чтобы с ними грешить! Съежившись на сиденье, Розамунда разглядывала пейзаж за окном – такой же унылый, как ее настроение. Поросшие кустарником холмы с овечьими пастбищами, над ними – низкие хмурые тучи, что остались от недавней грозы, которая задержала ее в дороге, в розовато-серых сумерках уже просматривалась бледная луна.

Когда они с Дианой только затевали всю эту авантюру, она и не подозревала, как трудно лечь в постель с незнакомцем. К сожалению, ее законный супруг был не способен подарить ей ребенка, поэтому в один прекрасный день она надела маску и влилась в безумство маскарада в Харрогите. Как и говорила Диана, нашлось немало охотников с ней согрешить, но, увы, они так и не добились желаемого.

Розамунда закрыла глаза. Это же проще простого!

В действительности, вместо того чтобы поощрить кого-либо из соблазнителей, она бегала от одного к другому, лихорадочно пытаясь найти такого, который пришелся бы ей по душе. О Господи, ну кого она ожидала встретить?

Прекрасного принца?

Умопомрачительного ловеласа?

Благородного рыцаря?

Во время праздника она наконец поняла, что идеальные любовники существуют только в мечтах, ибо к тому времени ей уже бросились в глаза все недостатки реальных ухажеров: толстые животы, плохие зубы, масленые глазки, мокрые губы, грязные руки, кривые ноги…

Не помогло даже вино – бог знает сколько рюмок! – выпитое для храбрости. Как только забрезжил рассвет, она тайком от Дианы убежала в свою карету и приказала кучеру везти ее обратно в долину, в Венскоут.

Венскоут… убежище, которого она недостойна, поскольку не пожелала его спасти. Если она не родит ребенка, это поместье когда-нибудь перейдет к Эдварду Овертону, племяннику ее мужа, который тут же передаст его в дар суровой религиозной секте. Ее муж – человек нездоровый, и отсутствие наследника лишь приближает его смерть, убивает доброго человека, который дал приют изувеченной шестнадцатилетней девушке. Доктор Уоллес говорит, что от волнения приступы головокружения у Дигби могут участиться.

Почему же она убежала? Ведь на первый взгляд все так просто!

Розамунда невольно представила себе идиллическую картину: счастливый Дигби с радостью наблюдает, как растет его наследник. Возможно, когда у него родится ребенок, он начнет беречь свое здоровье и даже станет выполнять предписания врачей – ограничит себя в еде и вине. Слезы умиления обожгли ей глаза. Однако что толку мечтать сложа руки? Грех и его последствия – вот единственное решение, а она не смогла себя заставить…

Девушка резко прервала бесплодные размышления и, опустив окно кареты, крикнула:

– Останови!

– Остановить, миледи? – переспросил кучер.

– Да, останови. Немедленно!

Карета тотчас замерла, слегка накренившись, и служанка Розамунды, храпевшая напротив, чуть не повалилась на госпожу всем своим грузным телом. Розамунда, впрочем, вовремя подхватила Милли.

– Что-то случилось, миледи? – спросил Гарфорт.

– Мне показалось, у дороги лежит человек. Пошли Тома, пусть посмотрит.

Карета качнулась, молодой конюх спрыгнул с козел. Розамунда высунулась из окна:

– Чуть дальше, Том. Так, еще дальше. Вон у того куста!

– Черт возьми, так и есть. – Конюх соскользнул в кювет, нагнулся, а потом поднял голову: – Здесь какой-то мужчина, мистер Гарфорт!

Розамунда открыла дверцу кареты, подобрала свои широкие юбки и спрыгнула на дорогу.

– Он мертв? – спросила она, подбегая к конюху.

– Скорее, мертвецки пьян, миледи. Странно, здесь, вдали от жилья…

Розамунда заглянула в болотистую канаву:

– Он простудится и умрет. Ты можешь достать его оттуда?

Том схватил своими огромными руками незнакомца под мышки и приподнял его. Конюх в общем-то был парнем рослым, но даже ему пришлось попотеть, вытаскивая на дорогу пьяного, бесчувственного мужчину. Розамунда склонилась над своей нечаянной находкой, от которой разило сыростью и джином.

Поморщившись, девушка пощупала пульс на его холодном запястье. Жив, и то хорошо! Осмотрев мужчину, она не нашла на нем никаких ран или ссадин. Том прав: он мертвецки пьян, хоть отсюда до ближайшей гостиницы несколько миль.

– Что будем с ним делать, миледи? – спросил Том.

– Возьмем с собой, разумеется.

– Но как же так, никто ведь его не знает. Парень явно нездешний.

«А раз нездешний, значит, и черт с ним?» Розамунда посмотрела на Тома в упор.

– Неужели мы уподобимся священнику и левиту, которые прошли мимо несчастного израненного еврея, не подав ему руки помощи? Будем же добрыми самаритянами! Скажи Гарфорту, пусть подгонит карету сюда.

Покачав головой, конюх ушел. Судя по всему, несмотря на ее объяснения, ему не терпелось обсудить со слугой безумный поступок госпожи. Однако какое же это безумие? Она просто не может бросить здесь человека, пусть даже бандита и пьяницу. В этих северных краях даже летом холодные ночи, а он насквозь промок.

Кучер заставил лошадей двинуться назад, и карета со скрипом тронулась в обратном направлении. В свете меркнущего дня Розамунда обдумывала ситуацию. Может быть, его, как и того человека по дороге в Иерихон, избили и бросили разбойники?

Едва ли. Синяки и кровь видны и в сумерках. Нет, это, без сомнения, обычный прожигатель жизни, перебравший спиртного.

Впрочем, отнюдь не нищий бродяга, несмотря на вонь и щетинистый подбородок. Розамунда осторожно пощупала его одежду: добротный костюм, скромно отделанный галунами и роговыми пуговицами, строгий жилет и галстук без кружев.

Все выдавало в нем обыкновенного служащего, и это озадачивало. Опыт Розамунды подсказывал, что пьяницы выходят из самых низших и самых верхних слоев общества, но вовсе не из трудового среднего класса, который был знаком ей лучше всего.

На мужчине были сапоги для верховой езды. Что ж, возможно, он ехал на лошади пьяный и упал.

– Таинственный незнакомец, – пробормотала девушка и стала осторожно проверять его карманы.

Просовывая руку в карманы плотно облегающих брюк, она случайно дотронулась до вялых мужских органов и испытала крайнюю неловкость. Однако все эти манипуляции оказались напрасными: кроме обычного носового платка, в карманах ничего не нашлось. Либо его ограбили, либо он пропил все до последнего пенса.

Воспользовавшись носовым платком незнакомца, Розамунда осторожно стерла грязь с его лица. Наконец подъехала карета, и на мужчину упал мерцающий свет фонаря.

О Боже!

Несмотря на щетину, царапины и небольшой синяк на скуле, этот парень, несомненно, пользовался успехом у женщин. Его лицо было не таким уж красивым, зато уж точно обаятельным, а правильные черты даже в бессознательном состоянии скрывали скорее улыбку, чем хмуро сдвинутые брови.

Почувствовав внезапный прилив нежности, Розамунда провела ладонью по его небритой щеке. Оставалось лишь надеяться, что впредь он будет благоразумнее. Ведь он запросто мог подхватить воспаление легких и умереть.

– Скорее, Гарфорт!

– И так тороплюсь, миледи.

Судя по всему, он, как и Том, недоволен ее милосердием. Неужели они оставили бы человека умирать в придорожной канаве?

Гарфорт остановил карету, связал вожжи и, ненадолго оставив лошадей, помог внести мужчину внутрь. Это было нелегко, учитывая шесть футов роста и крепкую фигуру незнакомца. От всей этой возни проснулась Милли, что само по себе было чудом, поморгала, издала несколько восклицаний, затем достала одеяла, которые держали в карете на случай холодов, и закутала в них незнакомца.

– Иначе он испортит сиденья, миледи, – пояснила она.

Розамунда позволила положить мужчину на свое место, потом села рядом и положила его голову себе на колени, чтобы он не свалился в пути. Тронув его шею, она охнула: он был таким холодным!

– Здесь есть поблизости какое-нибудь место, где можно найти помощь?

– Если не съезжать с дороги, то ближайшим населенным пунктом будет Аррадейл, миледи, – отозвался Гарфорт, – а оттуда всего пять миль до вашего дома.

– Поедем в Аррадейл. – Розамунда поплотнее укутала незнакомца в одеяла. – Даже час играет роль. Останови у вдовьего дома. Он ближе всего.

Вдовий дом принадлежал ее кузине Диане, графине Аррадейл, одной из тех редких женщин, которые имели титул пэра не по мужу. В этом доме они часто играли в детстве и до сих пор заглядывали туда, чтобы отдохнуть и день-два побыть детьми. Там всегда их ждали.

Гарфорт приложил руку к своей треуголке, и карета, скрипнув, тронулась. Можно было бы ехать и побыстрее, но после аварии Розамунда уже не осмеливалась подгонять кучера – так же, как не в силах была заставить себя переспать с маскарадным гулякой. Что ж, она попробует согрешить позже, тем более что в следующий раз это не будет для нее таким потрясением. Впрочем, подобные страхи нельзя побороть одним лишь усилием воли.

Отбросив мысли о грехе, она сосредоточилась на насущном и вновь дотронулась до ледяной шеи мужчины. Пульс еле прощупывался. От переохлаждения ведь можно и умереть!

– Что скажешь, Милли?

Горничная красноречиво скрестила руки на своей необъятной груди и заявила:

– Скажу, что он опасный бандит, миледи. По нему виселица плачет. Когда он очнется, вам лучше держаться от него подальше.

– А что, если он не очнется? Вдруг он умрет?

На самом деле Милли была доброй женщиной, просто ее раздражала непредвиденная задержка в пути. Уже ночь, а они застряли на дороге, вместо того чтобы отдыхать в какой-нибудь уютной гостинице. Подавшись вперед, служанка оглядела незнакомца.

– На мой взгляд, он вполне крепок и здоров. Выживет, если не подхватил воспаление легких.

Розамунда крепче прижала мужчину к себе. Даже если он последний негодяй, она его нашла и позаботится о нем.

Хоть что-то да может она сделать правильно!

* * *

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем карета свернула на дорожку, ведущую к дому. Розамунда осторожно переложила незнакомца со своих колен на сиденье, а когда карета остановилась, спрыгнула на землю и, подбежав к двери, громко постучала. Света в окнах не было, но сторожа наверняка не спят.

Дверь открыла высокая и худая миссис Акентвейт. Подозрительно вглядываясь в темноту, она наконец воскликнула:

– Ба, леди Овертон!

– У меня в карете больной. Мистер Акентвейт не поможет перенести его в дом?

– На кухню, – отрывисто распорядилась экономка, – иначе он запачкает нам весь пол.

Том и коренастый мистер Акентвейт тотчас двинулись по коридору и оставили незнакомца в кухне, согретой большим очагом, а потом поспешили во двор, чтобы помочь Гарфорту с лошадьми.

– Оставайтесь на ночь, миледи, – решительно заявила миссис Акентвейт, – уже поздно.

– Дорогу от самого Харрогита развезло из-за дождя. Мы подобрали его по пути. Представляете, он лежал прямо на обочине! – В голосе Розамунды послышалось неприкрытое удивление. – Надо снять с него мокрую одежду.

– Разумеется, – согласилась женщина, закатывая рукава. – Пойдем, Милли.

Тучная Милли, до сих пор расслабленно сидевшая в кресле, теперь встрепенулась.

– Отдыхай, Милли, – бросила Розамунда, – я помогу сама. – Миссис Акентвейт посмотрела на нее, осуждающе сдвинув брови, – то ли потому, что та баловала служанку, то ли потому, что собралась иметь дело с голым мужчиной, и Розамунда сочла нужным добавить:

– Я замужняя женщина, миссис Акентвейт. – На самом деле за восемь лет супружеской жизни Розамунда ни разу не видела мужского тела. – И потом, разве у вас нет служанки? Ведь ваши дочери обзавелись семьями.

– Джесси ложится спать на закате, миледи. Я настаиваю на этом, потому что вставать ей приходится тоже вместе с солнцем. Мы и сами уже отходили ко сну. – Судя по всему, она намекала на то, что добропорядочные люди не шастают по дорогам после захода солнца.

Розамунда пропустила мимо ушей резкую отповедь экономки, ибо та в общем-то бранилась беззлобно, и сняла перчатки, шляпку и плащ. Потом после некоторого раздумья стянула с головы кружевной чепец с оборками, закрывавший ее щеки. Здесь не было посторонних, и все же она провела пальцем по своему самому большому шраму у правого глаза. Что, если незнакомец придет в сознание и увидит, как она склонилась над ним?

Слегка поежившись, она опустилась на колени и помогла экономке развернуть одеяла. Миссис Акентвейт приподняла мужчину за плечи, а Розамунда стала стягивать с него мокрую одежду – сюртук, жилет, галстук и рубашку.

Она разгорячилась и запыхалась от усилий, а он по-прежнему лежал без движения. Вместе с миссис Акентвейт девушка энергично растерла его грубым полотенцем и обрадовалась, когда он задрожал. Зубы его выстукивали дикую дробь.

– Уже лучше, правда? – спросила она экономку.

– Да, и все-таки надо его как следует согреть. Я принесу сухие одеяла и кирпичи, обернутые в тряпку.

Едва женщины укутали его грудь, как он перестал стучать зубами. Розамунда тотчас взяла полотенце и высушила его каштановые волосы. Потом они продолжили раздевание.

Ужасно трудно было снять с него сапоги. Розамунда боялась, что они вывихнут или даже сломают ему ноги, однако все обошлось. Теперь он лежал перед ними абсолютно нагой, и Розамунда невольно скосила глаза на его причинное место.

Мужское естество, которое всегда представлялось ей орудием пытки, сейчас пребывало в спокойном состоянии и не тревожило ее.

Девушка поспешно отвела глаза, надеясь, что миссис Акентвейт припишет ее румянец физическим усилиям, и принялась рьяно растирать мужчину, вернее, его ступни и икры. Созерцание его хорошо сложенной фигуры доставляло ей странное удовольствие. Она и не предполагала, что у мужчин бывает такое совершенное тело, хотя и не раз видела его художественное изображение.

Когда женщины перевернули потерпевшего, чтобы растереть спину, Розамунда подумала, что он вполне мог бы позировать для будущих картин в доме Аррадейл – просто у них дома таких картин не было. Дигби предпочитал лошадей, пейзажи и семейные портреты. По его заказу бродячий художник написал их вдвоем – разумеется, она села так, чтобы шрамы были не видны.

Укутав ноги незнакомца теплым одеялом, Розамунда вздохнула от былой обиды. А впрочем, что здесь такого? Парадный портрет и не должен отражать недостатки внешности. И все же ей почему-то хотелось видеть себя такой, какая она есть на самом деле.

Отогнав дурацкие мысли прочь, Розамунда помогла экономке повернуть мужчину на спину.

– Похоже, ему стало теплее, – заметила она.

– Да, но горячее питье все равно не помешает. – Миссис Акентвейт тотчас попыталась напоить пострадавшего чаем, но почти все пролилось мимо.

Розамунда между тем нервно переступила с ноги на ногу. Говорят, чтобы согреть замерзшего человека, надо лечь с ним рядом. Но как отреагирует миссис Акентвейт на подобное предложение?

Подавив улыбку, она откинула упавшие на лоб рыжевато-каштановые колечки волос. Чистое лицо незнакомца оказалось таким красивым, каким она его себе и представляла, несмотря на синяк и щетину. Нет, она не даст ему умереть! А если понадобится, разденется и ляжет к нему под одеяло.

Дотронувшись до его шеи, Розамунда отметила, что он явно согрелся и пульс его окреп.

Если Розамунда коснулась мужчины робко и осторожно, то экономка, напротив, не церемонилась: сунув под одеяло свою натруженную руку, она пощупала его грудь.

– Да, ему лучше, – объявила она вскоре. – Видимо, алкоголь уберег его от переохлаждения. А теперь, – сказала она, тяжело поднимаясь на ноги, – я принесу вам чай, миледи.

Розамунда тоже встала. По сельским меркам, было уже поздно. Милли так и вовсе давно храпела.

– Мы с Милли ляжем где обычно, но, мне кажется, его тоже нужно перенести в постель. – Она взяла чашку чая и взглянула на неподвижное тело у очага. – Как вы думаете, когда он очнется?

– Полагаю, он проспит всю ночь, миледи. Вы хотите положить его в спальне?

Розамунда вздрогнула, только сейчас догадавшись, что это противоречит правилам приличия – предоставлять бродяге такие удобства. Она снова взглянула на незнакомца. При всей его приятной наружности нельзя было понять, к каким слоям общества он принадлежит. Не исключено, что они подобрали отпетого мерзавца. Впрочем, ей почему-то в это не верилось. И дело не только в улыбчивом лице…

Внезапно ее осенило – руки! Они лежали под одеялом, но она успела разглядеть его холеные руки, не привычные к тяжелому труду, с аккуратно постриженными и ухоженными ногтями. Конечно, он здорово перепачкался в канаве, но по всему видно, что прежде он был чист и опрятен, как любой приличный джентльмен.

– В спальне, – твердо повторила она. – Мы с Милли за ним приглядим. Я не хочу обременять вас лишней работой.

– Вы думаете, она вам поможет? – Миссис Акентвейт метнула презрительный взгляд на храпевшую горничную.

– Она просто устала. И замерзла, хоть и была закутана в шаль.

– Да, ее мама была точно такой же. Боюсь, толку от нее не будет.

– Должна же она у кого-то работать, а я не требую особого ухода.

Экономка пожала плечами:

– Оставьте его здесь, внизу, миледи. Перебьется и на полу. К тому же у огня тепло.

– Когда наверху есть кровати? Не слишком-то гостеприимно!

Настойчивость Розамунды могла показаться несколько странной, но она исходила из следующих соображений: несомненно, спасенный благородных кровей, и ему не место среди прислуги. И потом, он был ее находкой, и ей хотелось уложить его в спальне наверху, чтобы иметь возможность самой о нем заботиться.

– А может, он не привык к хорошей постели? – возразила женщина с йоркширским упрямством.

Розамунда, надо сказать, тоже была йоркширкой.

– Тогда она покажется ему еще приятнее, не так ли?

Миссис Акентвейт покачала головой:

– Вы слишком мягкосердечны, Рози Эллингтон, – и слабо улыбнулась.

Экономка не случайно назвала госпожу детским именем. Когда-то Розамунда и Диана носились на лошадях по округе, и зачастую их проказы кончались плачевно. Местные жители поднимали девчонок с земли, отряхивали от пыли, а в особо серьезных случаях отправляли домой – пусть понесут заслуженное наказание.

* * *

И вот теперь Дина и Рози снова угодили в переплет. Вот только Дина осталась в Харрогите, не желая иметь дело со своей трусливой кузиной.

Между тем пришли мужчины, и миссис Акентвейт подала им чай и холодный пирог. Розамунда поужинала вместе со всеми. Экономка тем временем сняла со стены длинную грелку.

– Пойду приготовлю постели.

– Я сама, миссис Акентвейт, – вскочила Розамунда. – Милли мне поможет.

Она потрясла спящую горничную.

– Я, кажется, задремала, миледи?

– Только на минутку. Помогите мне приготовить постели. У миссис Акентвейт своих дел хватает.

– Хорошо, милочка, – сказала горничная, потягиваясь, – сейчас согрею кирпичи.

И вот Милли потащила тяжелую грелку наверх. Розамунда шла следом. Они направились в главную спальню, где обычно останавливались Розамунда и Диана. Госпожа дала четкие распоряжения, но Милли передвигалась по комнате со скоростью улитки. В конце концов Розамунда не выдержала и взялась за дело сама:

– Сходите вниз, скажите Тому, чтобы принес сюда наши сумки, а я здесь достелю.

Милли кивнула и вразвалку вышла из спальни.

Розамунда поводила грелкой по своей постели, радуясь, что сейчас лето и не так сыро и холодно. Если положить под одеяло несколько кирпичей, незнакомцу будет вполне уютно.

Потом она согрела в маленькой спальне постель Милли: бедная женщина сильно мерзла по ночам, хоть и спала одетая.

Наконец, оставив грелку в постели, предназначенной для незнакомца, Розамунда поспешила вниз, раздумывая, не послать ли Дигби письмо в Венскоут относительно своего местонахождения. Впрочем, она ведь собиралась гостить в Харрогите две недели, и он не ждал ее так рано. Более того, отправлять письмо сейчас слишком поздно.

Розамунда задумчиво застыла на нижней площадке лестницы. Нет, оповещать мужа ей совсем не хотелось. Если она это сделает, Дигби пришлет ей в помощь слуг, которые заберут у нее находку…

Девушка тряхнула головой. Надо же, она думает о нем не как о пьяном бродяге! Говорят, по одежке встречают, но как только потерпевшего раздели донага, он произвел на нее еще большее впечатление.

Какое безумие! Увидев светло-каштановые волосы, смазливое личико и мускулистый торс, она уже готова сравнить его с Геркулесом, Горацием и Роландом! Тоже мне, благородный странствующий рыцарь…

Розамунда вдруг невольно вздрогнула.

Странствующий рыцарь?

Тот, кого она искала на маскараде!

Так зачем же ждать следующего маскарада?

Она настолько испугалась собственной мысли, что не смела додумать ее до конца. Однако идея упорно крутилась в голове, постепенно обретая форму, – так бесплотный горячий пар на морозном зимнем окне превращается в кружевные узоры из твердого льда.

В конце концов надо на что-то решаться. Доктор Уоллес предупредил, что Дигби может умереть в любую минуту. Да это и так ясно: красное лицо и одышка говорят сами за себя.

В любую минуту.

И тогда Венскоут отойдет Эдварду и «Новой Республике».

Совсем недавно они с Дианой посетили одно поместье, которое стало владением секты. Что ж, подтвердились самые дикие слухи. Вернее, правда оказалась куда страшнее.

Членам «Новой Республики» Джорджа Коттера вменялось в обязанность презреть мирские радости и посвятить себя трудам и молитвам. Любые нарушения карались очень строго. Говорят, если родители недостаточно сурово наказывали своих детей (а провинностью считалась такая, например, малость, как снятие капора девочкой или воротничка мальчиком), то «святые» Коттера сами до крови избивали провинившихся.

Розамунда видела этих детей. Даже в жаркие дни они ходили, затянутые в строгие одежды, и боялись вздохнуть, дабы не навлечь на себя наказание. Единственным выходом для этих бедных, загнанных в ловушку людей было уехать, оставив землю, на которой веками жили их предки.

Нельзя допустить, чтобы такое случилось с Венскоутом, тем более что лично ей опасность не грозила. Став вдовой, Розамунда будет вольна уехать куда угодно, а вот слуги и особенно жители поместья попадут в ловушку. У нее была возможность их спасти, но она дрогнула и отступила. Теперь ей дается второй шанс.

Мужчина. Незнакомец, который скоро отсюда уедет.

Надо хотя бы попробовать! Иначе она никогда не простит себе такого малодушия.

Внутри у нее все сжалось при одной только мысли о предстоящем грехе, но она уже укрепилась в своем намерении. Главное теперь – обдумать кое-какие детали.

Например, как заставить его помочь ей.

Согласно распространенному мнению, большинство мужчин, особенно молодых, спит и видит, как бы согрешить с женщиной. Им часто отказывают, и потому некоторые прибегают к хитрости или даже похищению, лишь бы добиться своего. Каждая девушка знает, как опасно оставаться наедине с мужчиной – это может стоить ей чести и тонкой талии.

Именно к этому она и стремится – согрешить и забеременеть. Все очень просто, как собрать спелые ягоды с куста. И все же Розамунду терзали сомнения…

– Миледи? Вам нездоровится?

Услышав вопрос экономки, Розамунда вздрогнула. За то время, что она простояла в зале, можно было взять простыни и застелить постели, не говоря уж о том, чтобы их согреть. Уверенная, что коварный план отражается отблесками адского пламени в ее глазах, она торопливо прошла в кухню и попросила мужчин отнести ее рыцаря, ее спасителя, ее будущего любовника наверх, в кровать.

Глава 2

Розамунда поспешила вперед. Главное, чтобы у него не началась лихорадка! Мужчины уложили незнакомца в постель и сняли с него дорожные пледы, после чего Розамунда сунула под одеяло теплые кирпичи и покрепче его укутала.

– Вы знаете его, мистер Акентвейт? – спросила она. Хорошо бы, чтобы найденыша здесь никто не знал и чтобы сам он больше никогда в этих краях не появлялся.

Сет Акентвейт покачал головой:

– Он не местный, миледи. Такой красавчик вряд ли остался бы незамеченным.

Розамунда снова посмотрела на неизвестного. Пожалуй, Сет прав. Раньше она разглядывала его по частям, а теперь ясно, что все эти части составляют прекрасное целое. Особенно ее поразили изящные очертания улыбчивых губ.

Губ, которые так и напрашивались на поцелуй.

Розамунда отпрянула от кровати. О нет! Одно дело – приготовиться к самопожертвованию, и совсем другое – похотливо вожделеть, как деревенская распутница, мечтающая о сладких поцелуях…

«Нет, так ничего не выйдет, – сказала она себе. – А значит, ты сделаешь это, сделаешь обязательно, будь он даже благородный рыцарь во плоти».

Едва ли не смеясь своим безумным мыслям, она вышла из спальни. Никто не должен догадаться, что у нее есть личный интерес к этому мужчине.

– Мы ничего о нем не знаем, – заявила она довольно равнодушно. – Вполне вероятно, что он отпетый негодяй, а потому не стоит никого подвергать опасности. – Она заперла дверь снаружи и положила ключ в карман. – Вот так. Можете не волноваться, мистер Акентвейт.

– Да, миледи, – снисходительно кивнул дворецкий, который, подобно всем йоркширским мужчинам, считал женщин глупыми гусынями, но благоразумно держал свое мнение при себе.

Внутренне дрожа от волнения, Розамунда смотрела, как мужчины спускаются вниз, потом послала Милли расстелить ей постель. Отпустив наконец служанку, она стала ждать. Когда все улеглись и в доме стало тихо, Розамунда глубоко вздохнула… и замешкалась.

Нет, она не осмелится! Ни за что!

«Смелее, глупая! От тебя не требуется ничего особенного. Ты просто идешь проведать больного».

Однако тикающие в темноте ходики отмерили целую четверть часа, прежде чем она нашла в себе мужество выйти из спальни и приблизиться к нужной двери. Свечу она не взяла: пострадавший мог проснуться, а ей нельзя показываться ему на глаза. Стараясь не шуметь, девушка повернула ключ в замке, скользнула в темную комнату, закрыла за собой дверь и застыла у стены как приклеенная.

Никакого шороха – намека на то, что он может проснуться.

Чувствуя себя воровкой, тайно проникшей в чужие владения, Розамунда на цыпочках прокралась к окну и слегка раздвинула шторы: в комнату проник слабый лунный свет.

Так, пока ее не было, он повернулся на другой бок. Что ж, наверное, это хороший знак. Розамунда осторожно коснулась его лба, чтобы проверить температуру. Неизвестный даже не шелохнулся. Ладно, лоб теплый, значит, жить будет.

И что теперь?

Она придвинула кресло к кровати и, вглядываясь в его темный силуэт, мысленно подстегивала свою решимость.

Венскоуту сейчас грозит серьезная опасность. Еще зимой все шло хорошо. Тогда наследником был не Эдвард, а другой племянник Дигби – Уильям. Добрый и мягкосердечный Уильям был бы таким же, как дядюшка, щедрым помещиком.

Но Уильям Овертон внезапно умер – возможно, потому, что был так похож на Дигби. В какой-то гостинице возле Файли он плотно поужинал и крепко выпил и чуть позже скончался от апоплексического удара. В результате наследником Венскоута стал Эдвард, родившийся и выросший в Йорке, а теперь яро преданный «Новой Республике».

Горькая участь Уильяма послужила Дигби предупреждением. Он попытался изменить свой образ жизни и отказаться от излишеств, но все напрасно: слишком уж его прельщали плотские радости. А Эдвард Овертон, который на правах родственника регулярно посещал Дигби и читал ему лекции о пользе простой пищи, лишь вызывал у него раздражение.

А потом у Дигби появилась запоздалая мечта о ребенке.

Он никогда особо не интересовался своими супружескими обязанностями, а в последние годы и вовсе их забросил. Однако мысль об Эдварде побудила его совершить несколько попыток, окончившихся полным крахом. При воспоминании об этом Розамунда стыдливо зарделась.

Бедный Дигби!

Вот с тех пор он начал исподволь, намеками подталкивать ее к сегодняшнему решению.

– Ты еще молода, кошечка. Ничего удивительного, если ты положишь глаз на какого-нибудь красивого парня, – говорил он.

Или:

– Возможно, Господь смилостивится над старым грешником и ниспошлет чудо.

Розамунда с кривой усмешкой размышляла о таком вот «чуде». Нужно иметь богатое воображение, чтобы представить, будто этот лежащий в кровати незнакомец – дар Господний. Он угодил в придорожную канаву из-за своего безрассудства, а то, что она собирается сделать, – грех, пусть и нацеленный на благо.

Оправдывает ли цель средства?

Да, Розамунда искренне верила в это.

Но тут она нахмурилась, пытаясь разрешить вот какой вопрос.

Маскарад был удобен: она сохранила бы свое инкогнито в любом случае. Когда на карту поставлено наследство, такие вещи имеют огромное значение… Этот же человек, выйдя отсюда, будет знать, где провел время, и легко выяснит с кем.

Она подперла рукой подбородок и стала думать, как обойти возникшее затруднение. Жаль, что рядом нет Дианы! Более искусная интриганка, она бы ей наверняка помогла. Итак, что бы она посоветовала?

Вымышленное имя! Для себя и для поместья. Нет ничего проще, особенно если все время держать его в комнате и не подпускать к нему Акентвейтов. Вообще-то на эту молчаливую пару можно положиться: если пойдут расспросы, они не выдадут тайну. А уж Милли тем более.

Какое же имя назвать? Надо, чтобы оно наверняка направило его по ложному следу, если он вдруг захочет ее найти… Усмехнувшись, она выбрала Гиллсет – фамилию двух пожилых чудаковатых сестер, владевших далекой фермой в Аркенгатдейле. Любой, кто будет искать ее там, зайдет в тупик.

Да, но как выпустить его отсюда, чтобы он не понял, где был? Ответ прост: опять напоить его до бесчувствия!

У нее словно гора свалилась с плеч. Все правильно, все продуманно. Все должно получиться.

В любом случае, расставшись с ней, он не станет ее искать. В мире полным-полно мужчин, которые спокойно оставили тех, с кем спали, и сбежали от родных детей. Она не помнит случая, чтобы кто-то пытался отыскать свою любовницу.

Итак – она нервно потерла руки, – остался лишь один, последний вопрос: как заставить его выполнить то, что требуется? Впрочем, о чем она? Мужчины – те же быки и бараны. Дай им самку, и они своего не упустят. Когда он проснется и обнаружит в своей постели женщину…

Сердце Розамунды гулко заухало. Она нервно сглотнула, ибо в горле все пересохло. Сможет ли она?..

Должна!

Трусить больше нельзя.

Розамунда опять задернула шторы, потом сняла платье, повесила его дрожащими руками на спинку кресла и, преодолев мгновенное оцепенение, юркнула под одеяло, на самый край теплой пуховой постели.

Как жарко! Вытащив один завернутый в тряпку кирпич, девушка попыталась устроиться поудобнее. Ей не привыкать спать под боком у мужчины – у нее ведь есть супруг, – но неизвестный лежит посреди кровати.

Осмелев, она придвинулась ближе.

О Боже, она совершенно забыла, что он голый! Ничего страшного, конечно, и все же лежать в одной постели с голым мужчиной – что может быть неприличнее?

Впрочем, изменять мужу еще неприличнее, а именно это она и собиралась сделать.

Розамунда заставила себя мысленно подготовиться. Никакой паники в последний момент!

Все произойдет очень буднично. Он стянет с нее ночную рубашку, ляжет сверху, потыкается и… Немного потолкается туда-сюда, выльет свое семя, отвернется и снова уснет. Может быть, даже забудет о том, что случилось.

Надо лишь разрешить ему.

Розамунда глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. «У тебя все получится, – твердила она себе. – Разреши ему». Спустя мгновение она задрала подол своей ночной рубашки до талии, дабы облегчить ему задачу.

Ничего не произошло. Тогда она заставила себя придвинуться ближе, соприкоснуться с ним голыми бедрами. И тихо засмеялась над собственной глупостью.

На что она надеялась? Что он тут же очнется, как будто она помахала у него перед носом пузырьком с нюхательной солью? Идиотка! Он все еще мертвецки пьян и, вероятно, проспит всю ночь напролет. Стоит ли ждать вожделения от человека, который пребывает в полном бесчувствии?

Сморгнув слезы смеха и досады, она решила перебраться к себе в постель.

Но так и не сдвинулась с места.

Ей просто не захотелось уходить от теплого и уже знакомого тела. И потом, никто не знает, когда он проснется, – может, завтра утром, а может, и через пару часов. На этот случай она должна быть рядом.

Прекрасно сознавая всю странность своего поведения, Розамунда повернулась на бок и пристроилась поближе к своему непутевому рыцарю, к своему нежданному-негаданному любовнику, посланному Богом избавителю. В конце концов она заснула, убаюканная его теплым и тихим дыханием.

* * *

Темно.

Больно.

Мучительно больно!

Он приложил руки к вискам. Голова раскалывалась, в затылке стучало при каждом ударе сердца.

Где он, черт возьми?

Что с его головой?

Он слегка приоткрыл глаза, но ничего не увидел.

Ослеп! Он ослеп…

Но тут его испуганный взгляд выхватил из тьмы узкую полоску тусклого света – вроде бы проем между тяжелыми шторами, за которыми чернела ночь. По крайней мере он очень надеялся на это.

Желудок сводило от боли. Только бы не стошнило! Если это случится, он захлебнется, потому что ни за что на свете не сможет повернуть голову.

Лежа в полной неподвижности, он постарался определить свое местоположение. Он в постели, в довольно удобной постели.

Раздет. Значит, не болен. Больной человек вряд ли лежал бы в постели голым.

Рядом с ним кто-то есть.

Они лежали порознь, но он слышал ровное, сонное дыхание. Женщина? Тогда понятно, почему он раздет, но…

Что, черт возьми, он здесь делает?

А может, это мужчина – попутчик или собутыльник? Рискнув пошевелиться, он протянул руку.

Женщина, без сомнения! Он уловил слабый цветочный аромат, взывавший к его инстинктам. Она в ночной рубашке. Странно. Чтобы он спал с женщиной, не сняв с нее рубашку?

Может, она жуткая скромница? Но такие не в его вкусе.

Кто она?

Черт, ну и дела!

Надо было выпить целую бочку, чтобы проснуться с такой дикой головной болью и забыть женщину, с которой провел ночь. Что он скажет ей утром?

Где же он так напился? Он должен это знать, должен помнить хотя бы начало вечера… Он попытался вспомнить место, имя женщины, обстановку…

И ухнул в пугающую пустоту. В памяти зияла сплошная черная дыра.

В панике он ухватился за тот факт, в котором был абсолютно уверен: он не пил лишнего. Во всяком случае, после Италии. Тогда ему было шестнадцать, и последствия бурных возлияний навсегда отучили его от подобных излишеств.

Может, он сейчас в Италии? Выпил слишком много хорошего вина в Венецианском дворце?

Нет. Это было давно.

Много лет назад.

Он в Англии.

Да, в этом нет сомнений. Он в Англии, и он вполне зрелый мужчина. Проведя рукой по подбородку, он ощупал свою челюсть, заросшую грубой щетиной. Неоспоримое доказательство! Недавно ему исполнилось двадцать девять.

Почему что-то ему известно наверняка, а что-то ускользает из памяти? Он знал, что находится в Англии, но не знал, где именно. Он знал, сколько ему лет, но не мог вспомнить, как прошли его последние годы. Проклятие! Он тряхнул головой, но тут же скривился от боли. Перед ним пронеслись обрывки воспоминаний – туманные, как будто завешанные пеленой.

Что же он помнит?

Прощание с семьей в Лондоне.

У него есть семья – братья и сестры. Он даже представлял себе их лица, но когда пытался вспомнить имена, получалась полная нелепица. Эльф… Синий эльф… Что за эльф и почему синий?

Нет, это невыносимо! Ему захотелось сесть, но увы!.. О Господи, Господи…

Он осторожно опустил голову на подушку и замер. Голова отзывалась болью на каждый вздох.

Видимо, он серьезно болен. Но кто же тогда эта женщина в его постели? Сестра-сиделка?

Вряд ли.

Кто она?

И кто он?

Эти простые вопросы выскакивали на поверхность сознания и тут же вязли в зловещей черной бездне, грозившей поглотить и его самого. Надо ухватиться за что-то реальное. Например, за ее ситцевую ночную рубашку…

– А, вы проснулись!

Женщина повернулась и взяла его за дрожащую руку. Он прижался к ней, чуть не плача от благодарности.

– Где я? – прошептал он, не повышая голоса из страха перед болью.

Молчание. Может, она ему померещилась? Он крепче сжал ее мягкую руку.

– В Гиллсете! Пожалуйста, не надо, мне больно!

Он тут же разжал пальцы.

– Простите. Я… ничего не вижу.

Другой рукой она ласково погладила его по голове каким-то очень знакомым жестом. Может, это его жена? Нет, он бы тогда точно помнил. И все же приятно думать, что он знает этот теплый голос и эту ласковую руку.

Нежное прикосновение незнакомки напомнило ему его маму, которая умерла много лет назад. Ласковый мамин голос успокаивал его ночами, когда у него была лихорадка. Правда, этот голос говорил по-французски. Может, он француз?

Нет, точно нет.

– Просто сейчас темно, сэр, – сказала женщина по-английски, – глубокая ночь.

Ситуация! Он лежит в какой-то гостинице с проституткой, изнемогая от жутких похмельных болей в голове, и ведет себя так, будто за ним гонятся черти. Боль, однако, была реальной, и живот угрожающе крутило.

– Кажется, я чересчур много выпил.

– Вы ничего не помните, сэр?

О черт! Как же ему выкрутиться? Не может же он признаться, что не помнит ни ее, ни те постельные забавы, которые у них, несомненно, были.

– Извините… У меня ужасно болит голова…

– Не стоит извиняться. – Она опять нежно дотронулась до него, взяла его руки в свои, осторожно убрав их с его висков. – Попытайтесь уснуть. Утром вам будет лучше.

– Вы обещаете? – Он даже нашел в себе силы пошутить и почувствовал, что юмор – как раз то, что ему присуще. Но тут к горлу подступила тошнота, и он резко отвернулся, несмотря на мучительную боль в голове. – Мне плохо! – выдавил он сдавленным голосом.

Пока он боролся с подступающей рвотой, женщина каким-то чудом успела слезть с кровати и подставить ему ночной горшок – как раз в тот момент, когда его тело пересилило его волю.

По крайней мере, судорожно опорожнив желудок, он почувствовал себя легче. Когда он вновь повалился на подушку, в череп уже не впивались острые лезвия, остались лишь молоточки.

К несчастью, по комнате распространилось зловоние. Еще никогда в своей взрослой жизни он не чувствовал себя так неловко.

– Простите меня, пожалуйста…

– Ничего.

В ее тоне слышалась насмешка, и он застонал от досады. Нет сомнений, что вчера вечером, затаскивая ее в постель, он был обходителен и галантен, а теперь превратился в беспомощного, больного ребенка.

Она отерла его лицо мокрым полотенцем, потом слегка приподняла ему голову, и в губы ему ткнулось холодное стекло.

– Еще, – сказал он, выпив всю воду.

Послышался звон посуды и многообещающий плеск. Хорошо, что она не зажгла свечу: ему становилось плохо при одной мысли о ярком свете. Через несколько мгновений она поднесла ему еще один стакан с водой. Он выпил и благодарно откинулся на перину.

На перину? Но в гостиницах не бывает перин.

– Где я? – опять спросил он. Кажется, она уже отвечала на этот вопрос, но он забыл.

– В Гиллсете.

Это не похоже на название гостиницы. Скорее, ферма. Или даже богатый дом…

– Как вас зовут, сэр? Нам надо кого-нибудь оповестить о том, что вы здесь?

Слава Богу, ему не пришлось отвечать «не знаю», потому что в следующее мгновение он опять провалился в черную дыру.

Глава 3

Розамунда выпрямилась и покачала головой.

Она хотела согрешить, изменить мужу, а осталась с вонючим ночным горшком в руках. Может, ее скучная жизнь – не следствие дорожной аварии, а просто судьба?

Но по крайней мере ей удалось его обмануть, когда он спросил, где находится.

Вообще-то она не умела убедительно врать, терпеть не могла ложь, запиналась и виновато краснела, чем не раз выдавала себя и Диану. Однако сегодня она солгала довольно бесстрастно, а темнота скрыла ее пылающие щеки. Что ж, может быть, ей все-таки удастся исполнить свой безумный план.

Конечно, не сейчас – придется подождать, пока он поправится. А значит, пока можно заняться ночными горшками.

Девушка открыла окно, чтобы проветрить комнату, потом надела платье и вынесла горшок в коридор. Оставить его здесь она не могла, поэтому, взяв маленький ночник, прокралась по лестнице на первый этаж и тихо выставила горшок за заднюю дверь.

Вернувшись к себе в комнату, она достала из-под кровати свой ночной горшок и отнесла в спальню незнакомца. Может, остаться здесь на случай, если ему опять станет плохо? Нет, не стоит. Этот негодник напился до чертиков, пусть теперь трезвеет без ее помощи!

Крайне раздосадованная, Розамунда свернулась калачиком в своей постели, которая к тому времени совсем остыла. Впрочем, вскоре ей опять стало смешно. С чего она решила, что больной человек проснется, преисполненный романтических намерений? Право же, какая глупость!

И все-таки жаль, что он не проснулся. Покончить бы со всем этим одним махом и забыть.

Розамунда повернулась и взбила свою подушку, отчего-то чувствуя себя несчастной. Да, она только что размышляла о своей скучной жизни. Обычно она гнала от себя такие мысли.

Ведь у нее замечательная жизнь: добрый муж, уютный дом, процветающее поместье, в котором всегда есть работа. Рядом любящие родители и повсюду – хорошие друзья.

После аварии она вполне могла сделаться затворницей, но Дигби спас ее, любезно предложив выйти за него замуж.

Но разве она не затворница? Даже живя среди людей, Розамунда никогда не покидала поместье. Потому что боялась. Эта поездка в Харрогит была ее первым выходом из Уэнслидейла за последние восемь лет.

И что с того? Девушка повернулась и снова взбила подушку. Многим нравится сидеть дома. В Уэнслидейле есть люди, которые даже в Ричмонде никогда не бывали!

Однако все дело в том, что ей не нравится такая жизнь. Она чувствует себя отрезанной от мира из-за своего лица.

Она коснулась пальцами шрама справа от глаза. Нет, этот еще не так страшен. А вот другой – длинный, который тянется вниз по щеке… Правда, родные и Диана постоянно твердили, что он совершенно ее не уродует.

И все же Дигби предпочитал сидеть слева от нее.

Милый Дигби! Он был другом ее отца, и она любила его всю свою жизнь. Но не как мужа. Жаль, что в шестнадцать лет она этого не понимала. Не понимала, что значит выполнять супружеский долг со стариком. Нет, ничего ужасного не было, просто им с сэром Дигби Овертоном не стоило этого делать.

Когда он утратил свою мужскую силу, она вздохнула с облегчением: им опять стало хорошо вместе.

До недавних пор.

Сейчас ей позарез нужен ребенок. Она просто обязана родить – ради Дигби, ради Венскоута, ради всех тех, кто был так добр к ней в последние восемь лет.

В любом случае – хотя она этого стыдилась – ей хотелось сохранить за собой Венскоут. Если она не родит наследника, то после смерти Дигби будет вынуждена уехать, оставить свое убежище – то место, где она чувствовала себя хозяйкой, где царила и властвовала.

Дигби неплохо управлял поместьем, но явно тяготел к консерватизму. Это благодаря проектам Розамунды разводились овцы и выращивались зимние корма. Она же открыла маленькие предприятия – сыроварню, прядильню и ткацкий дом – и позаботилась о том, чтобы всем работникам хорошо платили. И наконец, ей же стало интересно разводить лошадей.

Конечно, все это пришло от скуки, но она нечаянно обрела цель в жизни. Где же еще, если не в Венскоуте? Тем более что, как считалось в обществе, женщине не пристало самой заниматься разведением скота.

Здесь же она могла свободно предаваться любимому занятию, а заодно постоянно бывать на свежем воздухе. Так что ее решение не было жертвой мученицы. В общем, если ее план удастся, она облагодетельствует многих, но в первую очередь она думала о себе.

Ну что ж, значит, надо действовать. У нее есть причина и есть средства.

Крепкий самец, подумала Розамунда, вспомнив незнакомца. Она привыкла оценивать баранов и жеребцов и соответственно отметила, что этот экземпляр здоров и в хорошей форме. А что еще нужно? Не мечтать же в самом деле о сказочном принце на белом коне!

Сказочный красавец принц как раз и не годился на роль случайного барана-производителя. А этот пьяный бродяга сделает свое дело и спокойно уйдет к другой овечке.

Горестно вздохнув, она легла на спину в надежде заснуть побыстрее, но в голове ее роился сонм вопросов.

Даже ей было известно, что молодые люди не прыгают на каждую встречную женщину. Она подавила смешок. Весело было бы, если бы все мужчины на сельской ярмарке… или даже на воскресной мессе в церкви вели себя так же, как баран в поле посреди молодых овечек.

Впрочем, ей не до смеха. Надо думать, что делать. Может, вызывающе одеться? Или раздеться догола? Дотронуться до него первой? И поцеловать?

Как жаль, что рядом нет Дианы! Она хоть и не замужем, но встречалась со многими мужчинами и со многими из них заигрывала. Помнится, она даже упоминала книги на интимные темы. Диана наверняка знает, как возбудить самца. Короче говоря, Розамунда готова на все, лишь бы достичь цели.

Даже если для этого придется отправиться в Аррадейл и перерыть всю библиотеку в поисках этих таинственных книг!

* * *

Страшно…

Он неподвижно лежал в темноте, почему-то охваченный тревогой.

Тишина.

Во рту – отвратительный привкус.

Его вырвало.

Черт! Ему стало стыдно при воспоминании о том, как его стошнило в присутствии женщины.

Так эта женщина на самом деле существовала?

Он осторожно протянул руку и обнаружил, что рядом никого нет. Слава Богу, привиделось!

Но привкус оставался, а в ушах отчетливо звучали отголоски спокойного, приятного голоса.

Повеяло свежестью, и он повернул голову – боль вроде бы поутихла. В темноте, приоткрывая тусклый свет за окном, раздувались шторы. Надо же, кто-то открыл окно, чтобы проветрить комнату.

Итак, кто же она такая и где он находится?

Ясно, что за городом. Такой свежий воздух и такая тишина…

Женщина называла место, но оно тоже ускользало из памяти. Кажется, Гилл… А дальше? Гиллшоу?

Ему надо во что бы то ни стало разобраться в происходящем. Несмотря на тепло и тишину, он почему-то весь напрягся от неизъяснимого страха.

Неужели все это наяву?

Неизвестно.

Неизвестно даже, кто он такой. Странно… Он начал копаться в памяти, пытаясь выудить хоть какие-то сведения о себе.

Воспоминания были обрывочными и смутными, как сон, но он жадно хватался за любые.

Вот он скачет на лошади по загородной тропе погожим летним днем.

Когда?

Старый каменный дом со стенами, увитыми плющом.

Где?

На деревьях поют птицы. Синий сюртук, случайно перепачканный свежей краской.

Кажется, ему все равно?

Вот он трясется в добротной карете и что-то пишет в деловом блокноте. На этом воспоминании он задержался. Он скорее представлял себя трудолюбивым, добросовестным молодым человеком, чем пьяницей в постели у шлюхи…

А вот серебряное блюдо на столе, полном яств. Оно посверкивает в свете свечей…

Он отчаянно пытался сплести из этих разрозненных лоскутков целое полотно, но потом, глубоко вздохнув, бросил это явно бесполезное занятие.

Кто он?

Как его зовут, черт возьми?

Пелена вдруг слегка спала, и на свет выглянуло его имя – точно шаловливый ребенок со словами: «Ты меня искал?»

Бренд Маллорен.

Он даже застонал от облегчения.

Его зовут Бренд Маллорен! Это знание укрепилось в его мозгу, за ним, как ниточки, потянулись всяческие подробности. Он Бренд Маллорен, третий сын маркиза Ротгара. Старого маркиза. Теперь этот титул носит его старший брат.

А богатый ужин при свечах – его последняя трапеза в лондонском доме Маллоренов перед поездкой на север. Когда сложилась целостная картина, он стал цепляться за мельчайшие детали, пытаясь узнать о себе побольше.

Бренд так ясно видел эту богатую столовую, как будто опять в ней сидел. Серебряные тарелки с изысканной едой искрились в теплом мерцании свечей, хотя в комнату еще проникали лучи летнего заката. Его старший брат, маркиз, сидел во главе стола, Син и его жена Честити – по обеим сторонам от него, а Эльф – напротив. Вот откуда чуть раньше всплыл этот «эльф»: так зовут его сестру Эльфлед. Синий – это Син, его брат. Есть и второй, Брайт (Арсенбрайт).

Как давно это было? Родила ли ребенка жена Брайта? Если да, то как все прошло? Слишком уж она миниатюрна для родов…

Бренд попытался вспомнить что-нибудь еще, но все, что произошло после этого приятного семейного ужина, почему-то покрыто непроглядным мраком.

Тогда за ужином он, кажется, говорил о поездке на север…

Выходит, он на севере? К тому же в голосе этой загадочной женщины слышались характерные для северных жителей интонации, хотя говорила она как благородная дама. Значит, он в Йоркшире или в Нортамберленде. Но где именно? И кто его сиделка? И вообще, что за чертовщина с ним приключилась?

Он заставил себя сесть, но боль в голове вновь стала нестерпимой. Массируя виски, он по-прежнему недоверчиво хмыкал при мысли о том, что напился до бесчувствия.

Итак, ему не удавалось развеять мрак в голове, но уж в комнате-то он сумеет зажечь свет. Нащупав столик рядом с кроватью, он пошарил в поисках свечи и коробка с огнивом. Ничего. Он потянулся дальше и ткнул пальцами в холодное стекло. Стакан со звоном упал на пол и разбился. Проклятие!

Теперь его пальцы елозили по гладкой столешнице в поисках чего-нибудь такого, что можно использовать в качестве оружия. Внезапно дверь со скрипом отворилась, и на пороге возникла белая фигура, слабо подсвеченная сзади ночником.

– Вы проснулись, сэр?

Услышав этот ласковый, знакомый голос, он чуть не зарыдал от облегчения.

Откуда вдруг такая безумная паника? Что же с ним случилось?

– Сэр? – Она пошла к нему, и тут только Бренд понял, что не ответил на вопрос.

– Да, я проснулся. Не подходите близко. На полу справа от кровати осколки стекла.

Женщина остановилась. Теперь он видел лишь серый силуэт, потому что она закрыла дверь. Оценивая ситуацию, он чуть не застонал от отчаяния: сначала его вырвало, теперь он разбил посуду… Выбраться бы отсюда как можно скорее и больше никогда не возвращаться!

– Вас опять тошнит? – спросила она. – Ночной горшок у кровати.

Он прислушался к своим ощущениям и с радостью понял, что может дать отрицательный ответ.

– Нет. Благодарю вас за заботу обо мне.

– Не стоит. Вам что-нибудь нужно?

«Вернуть мою память!» – хотелось крикнуть ему, но он только произнес:

– Может быть, зажжете свет?

– Сейчас глубокая ночь.

Разве мог он признаться, что вдруг стал бояться темноты?

– Простите, что причиняю вам столько хлопот.

Он не мог вспомнить ее имя. Не мог вспомнить, в каких он с ней отношениях.

Она подошла ближе, обогнула кровать и, встав слева, протянула свою бледную руку, чтобы пощупать ему лоб. Он вспомнил, как приятны ее прикосновения.

– Мне гораздо лучше, – сказал он. Какая гладкая рука! Рука благородной дамы. А впрочем, у многих проституток такие же мягкие руки.

– Лихорадки у вас нет.

– Где, вы сказали, мы находимся?

– В Гиллсете.

Гиллсет. Он раза два повторил про себя это название, чтобы наконец запомнить.

– А где находится Гиллсет?

– В Аркенгатдейле.

Это одна из самых дальних йоркширских долин. Главным образом здесь занимаются овцеводством. Странно: он знал географию и вид землепользования, но не знал, где находится и почему. Однако в одном он нисколько не сомневался: в Аркенгатдейле у него никаких дел не было.

Естественно, пришлось задать вопрос:

– А вы кто такая?

– Я – мисс Гиллсет.

Ах вот как! Ему явно привиделось, что эта сдержанная благородная леди лежала в его постели. Мисс Гиллсет из Гиллсета наверняка мягкосердечная дама безупречной добродетели. Она упала бы в обморок, узнав, что он представлял ее в своей постели.

– А вы помните, как вас зовут, сэр? – спросила она.

Ему очень не хотелось отвечать на этот вопрос, но выбора не было.

– Маллорен. – Видя, что она не реагирует, он расслабился и добавил свое имя: – Бренд Маллорен.

– У вас есть родные или друзья, которые будут волноваться, мистер Маллорен?

Вообще-то он был лордом Маллореном, но нисколько не возражал, чтобы в этой неловкой ситуации его считали просто мистером. И все же надо было отвечать на вопрос. Если родственники узнают, что он болен, они наверняка всполошатся; впрочем, они далеко, а своих спутников он оставил в Тереке. Если повезет, ни родные, ни персонал никогда не узнают о его приключении.

– Нет. Я езжу по делам в одиночку.

В голове у него вдруг прояснилось, и он вспомнил, что должен был посетить поместья своего брата в Англии: проверить бухгалтерские счета и эффективность землепользования. Затем на встрече с консервативными арендаторами следовало убедить их внедрить новшества в свои хозяйства, а еще просмотреть скотоводческие программы и урожайность экспериментальных культур.

Тут в памяти его всплыло, что он частенько оставлял рутинные вопросы своему персоналу, а сам без предупреждения посещал подозрительные или интересные фермы. Стоп! Он нахмурился, какая-то неприятная мысль уколола его…

– У вас дела в долинах, мистер Маллорен?

Обратившись в слух, он не успел сосредоточиться и додумать что-то важное до конца.

– Черт возьми! – Бренд едва сдерживал свою злость. – Простите, я сейчас плохо владею собой. По правде говоря, милая леди, у меня в голове полный сумбур, и я не могу рассказать о себе ничего связного. Что со мной случилось?

– Не знаю. Я нашла вас у дороги. Вы были без сознания, за много миль от жилья, насквозь промокший. Близилась ночь.

Такого он совсем не ожидал услышать.

– У дороги… в Аркенгатдейл? – Он представил себе эти места: холмы со стадами овец, а дальше – болотные топи. Одиночные фермы и почти никакого транспорта. – Значит, я должен от души поблагодарить вас, мисс Гиллсет. Вы спасли мне жизнь. Еще раз простите, что причиняю вам столько хлопот.

Розамунда напряженно уставилась на его тусклый силуэт. Диана всегда корила ее за излишнюю прямоту, и, конечно же, поделом. Она могла какое-то время притворяться и лгать, но затем ее просто распирало от правды. То же произошло и сейчас.

– Вы в самом деле благодарны, мистер Маллорен? – спросила Розамунда, от волнения сжав кулаки. Сердце ее бешено колотилось.

– Конечно.

Она судорожно сглотнула.

– Тогда не могли бы вы оказать мне ответную услугу?

Заколебавшись лишь на секунду, он сказал:

– Разве я вправе отказаться?

– Естественно, – заверила она. – Не хватало еще, чтобы вы чувствовали себя моим должником.

– Скажите, чего вы хотите.

Она чуть не выпалила: «Ребенка». Но ей хватило ума сдержать это признание.

Как же тогда сказать?

Диана говорила, что некоторые женщины хотят мужчин просто ради самого акта…

Да, но какими словами это выразить?

– Я хочу… – Как назло, в голове крутились одни овцы. – Я хочу, чтобы вы меня покрыли, – выпалила она и тут же испуганно закрыла рот рукой. – Простите, вы, конечно, не можете…

– Почему бы и нет? – сказал он на удивление спокойно. – Однако должен заметить, что в этом деле могут быть некоторые осложнения, особенно для незамужней женщины.

После краткого размышления она сказала:

– Я замужем.

– Ах, вот как? Значит, вы не мисс Гиллсет?

– Отнюдь.

– Вдова?

– Нет, – ляпнула она, не успев соврать.

– Понятно. У вас нерадивый муж.

Розамунда молчала. Конечно, Дигби был милейшим и добрейшим человеком, но в том смысле, который вкладывал в свои слова Бренд, – увы…

– Да, – пролепетала она, все еще прикрывая рукой рот.

Боже, как нелепо она выглядит в глазах незнакомца! Он наверняка думает, что перед ним женщина неуемного темперамента, которая настолько изголодалась по плотским утехам, что готова прыгнуть в постель к любому, даже к пьянице, подобранному на дороге.

Она едва не выскочила из комнаты, но вовремя вспомнила, что в общем-то так оно и есть. Да и какая ей разница, о чем он думает? Ведь они больше никогда не встретятся.

Он молчал. Его мысли явно текли по предполагаемому ею руслу.

– Ну так как? – спросила Розамунда неожиданно резким тоном.

– Сейчас? Черт возьми, нет! – Он буркнул что-то еще. У нее из глаза выкатилась слезинка. Ей очень хотелось шмыгнуть носом, но она сдержалась. Господи, ну и кашу она заварила! – Вы были добры ко мне, – проговорил он с расстановкой, – и я с радостью отплачу вам взаимностью, милая леди. Но у меня еще чертовски болит голова, а в голове полная каша, и вполне вероятно, меня опять вырвет, если я попытаюсь пошевелиться.

Конечно, он был еще не совсем здоров. От стыда Розамунде хотелось сквозь землю провалиться. В то же время ей не терпелось поскорее покончить со всем этим и завтра же выставить его из дома, а заодно – и из собственной жизни, а для этого надо побороть свой стыд, совершить задуманное и молить Бога о ребенке. Однако прежде чем стать неверной женой, ей придется еще немного побыть сиделкой.

– Если у вас болит голова, – сказала она довольно сухо, – я могу принести порошок.

– Не обещаю, что мой желудок его выдержит, но охотно попробую.

Он говорил так спокойно, будто все происходящее было для него самым обычным делом. Она же была потрясена до глубины души.

– Я сейчас.

Когда она ушла, Бренд опять повалился на подушку и застонал не столько от боли, сколько от досады. Черт, ну и дела! А как он мог отказать? Ему доводилось ублажать чужих жен, которые не получали удовольствие в супружеских постелях. Им он помогал с радостью, но этот случай…

Неизвестно даже, как она выглядит. Конечно, это не так уж важно, и все же ему было немного не по себе. А впрочем, стоит ли волноваться? Когда он придет в надлежащую форму, уже наступит день, и все решится само собой. Они совсем не знакомы, но и это пустяк. Вряд ли он хорошо знал каждую женщину, с которой ложился в постель.

С невеселой улыбкой он вынужден был признать, что больше всего его беспокоила собственная слабость. Он не привык вступать в романтические отношения с женщинами, будучи голым, больным и почти невменяемым.

Послышались шаги – она вернулась. Он видел ее темный силуэт, видел, как она осторожно, на ощупь пробирается по комнате. Наверное, у нее в спальне было светло, и она на время утратила ночное зрение. Тогда почему бы не принести сюда свечу? А может, ей есть что скрывать?

– Вот, возьмите, – сказала она, слегка задыхаясь.

Принимая стакан, он нечаянно коснулся ее руки, и она вздрогнула. Потом еще раз помешала ложкой порошок.

– Лекарство горькое, но действенное. Выпейте все.

Он повиновался и чуть не поперхнулся от страшной горечи.

– Проклятие!

– Ну как ваш желудок?

Он лег на спину и застыл в неподвижности.

– Трудно сказать. Что это такое?

– В основном кора ивы.

Спустя мгновение он заявил:

– Думаю, ночной горшок не понадобится. – Хоть бы она поскорее ушла! – Знаете, вам совсем ни к чему стоять у меня над душой.

Она отступила на несколько шагов.

– Хорошо. Значит, до завтра?

Подавив стон, он сказал:

– Если вы накормите меня завтраком и дадите зубную щетку, милая леди, я буду полностью в вашем распоряжении.

Хозяйка тотчас ушла. Наверное, им взят не очень удачный тон, но, черт возьми, он чуть не умер, в голове – полная сумятица, а тут еще пришлось проглотить лекарство со вкусом смертельного яда!

За кого она его принимает, черт возьми? За машину для удовлетворения похоти?

Вновь погрузившись в сон, он увидел старую костлявую ведьму, которая крутила огромным ключом, и его мужское естество постепенно вставало, увеличиваясь до чудовищных размеров.

Глава 4

Розамунда проснулась рано, как всегда, несмотря на то что это была самая необычная и волнующая ночь в ее жизни. Однако грядущий день не вызывал в ее душе обычного воодушевления. Девушка закрыла лицо руками. Господи, как же она осмелилась так откровенно высказать свое желание?

И ей еще предстояло совершить задуманное, хоть мужество улетучилось вместе с темнотой.

Она выбралась из постели и раскрыла шторы, слегка ожив при виде погожего летнего утра. Весело щебетали птички, а неясный гомон свидетельствовал о том, что Акентвейты уже встали.

Он просил завтрак и зубную щетку. Когда Розамунда вспомнила его тон, щеки ее опять запылали. Она умоляла о близости в качестве платы! Если бы с подобной просьбой к ней обратился мужчина, пусть даже спасший ей жизнь, ей захотелось бы его убить.

Впрочем, у мужчин другое восприятие.

Или нет?

Расправив плечи, она глубоко вздохнула. Конечно, другое. Они почти всегда расплачиваются, если для них что-то делают.

Девушка надела свое самое простое платье, всего одну нижнюю юбку и легкий корсет. Осталось только застегнуть крючки, и она пошла будить Милли.

Горничная открыла глаза.

– Что?.. Миледи? Который час?

– Еще рано, но мне надо с тобой поговорить. Милли, пожалуйста, застегни мне платье.

Тучная Милли с усилием села в постели и, поправив свой огромный ночной чепец, принялась за работу.

– Я вас слушаю, миледи. Это насчет того мужчины? Ему хуже?

– Нет, не хуже. Слушай, я сказала ему, что это поместье называется Гиллсет, а меня зовут миссис Гиллсет.

Милли молча возилась с крючками. Наконец, справившись с тремя, она спросила:

– Зачем?

– Не важно зачем. Просто имей это в виду, если будешь помогать мне за ним ухаживать.

– Не пристало вам ухаживать за всякими бродягами, миледи!

– Я уже взялась за это. – Когда горничная застегнула ей платье, Розамунда встала и обернулась. – Ночью его вырвало.

– Вы могли бы позвать меня, миледи!

– В этом не было необходимости. Но я оставила ночной горшок за дверью черного хода. Если Акентвейты его еще не вымыли, сделай это сама. И главное, не говори ему, где он на самом деле находится.

– Как скажете, миледи.

В голосе служанки слышалось неподдельное изумление, но Розамунда точно знала, что Милли не станет тратить энергию на лишние расспросы. Упакованная в несколько слоев одежды, она наконец поднялась с кровати.

– Я сейчас оденусь и вымою ночной горшок, миледи.

Розамунда двинулась вниз по лестнице, пытаясь выработать в голове четкий план действий. Даже если Милли будет ухаживать за незнакомцем, она не сболтнет лишнего. Но не вырвется ли у нее случайно «миледи», когда она будет обращаться к своей госпоже?

А впрочем, может быть, ей стоит стать леди Гиллсет. Женой сэра… ну скажем, Арчибальда Гиллсета. Сэр Арчибальд – древний старик, который почти все время лечится на водах в Харрогите или Матлоке. И потому не уделяет ей должного супружеского внимания.

Идея надеть на себя чужую личину очень понравилась Розамунде. Леди Гиллсет – смелее и ветренее, чем Розамунда Овертон. Леди Гиллсет не стала бы трястись от страха при мысли о мужчине, который лежит наверху, и о том, что должно произойти. Напротив, в предвкушении она бы плотоядно облизнула свои алые губки.

Итак, когда же это случится? После завтрака? Розамунда застыла на нижней площадке лестницы, не в силах двинуться дальше. В дневное время!

То, что казалось возможным ночью, совершенно исключалось при свете дня. Они с Дигби совокуплялись только под покровом темноты. Но, с другой стороны, она сомневалась, что сумеет оставить его здесь еще на одну ночь. Если он окрепнет настолько, чтобы… чтобы выполнить ее просьбу, значит, ему хватит сил отсюда уйти.

А может, запереть его в спальне?

Пленный любовник! Розамунда прикрыла рукой рот, сдерживая смешок.

А вот леди Гиллсет не стала бы колебаться. Она подбирала бы себе симпатичных бродяг по всей округе, а потом без сожаления с ними расставалась. Розамунда двинулась вперед, стараясь подражать походке беспечной распутницы леди Гиллсет: голова дерзко приподнята, бедра покачиваются. Задержавшись у зеркала, чтобы оценить эффект, она тотчас в досаде закатила глаза.

Даже если смотреть с той стороны, где нет шрамов, все равно выглядит смешно. Она всегда производила впечатление здоровой простушки, а уж никак не роковой женщины-вамп со своими светло-каштановыми кудряшками и круглыми румяными щечками. Она попыталась томно прикрыть ресницами голубые глаза, но вид получился какой-то полусонный. Вот если бы у нее было платье с глубоким декольте, она бы выставила напоказ свои пышные груди, но, увы, такого платья не было.

«О чем я думаю? – спохватилась Розамунда. – Он ведь уже согласился! Зачем его соблазнять?»

Она пошла на кухню. Здесь вовсю кипела работа. Из кастрюль валил пар, от очага тянуло ароматом свежеиспеченного хлеба и жареного бекона. Стройная молодая служанка деловито мыла тарелки, оставшиеся после завтрака мужчин. Как видно, слуги уже поели и разошлись по своим делам. А миссис Акентвейт тем временем мощным кулаком месила тесто в огромном горшке.

– Вы рано встали, миледи. Подождите минутку, Джесси накроет вам в комнате для завтраков.

Сев за стол, Розамунда откликнулась:

– Я с удовольствием позавтракаю здесь, миссис Акентвейт.

Экономка вскинула брови, но спорить не стала. Накрыв горшок с тестом полотенцем, она поставила его у очага и кивнула:

– Хорошо. Джесси, принеси хороший фарфор!

Розамунда воспользовалась бы и посудой для слуг, чтобы избавить их от лишней работы, но нарушить этикет – значит, посягнуть на святое.

Горничная пошла за фарфоровым сервизом, а миссис Акентвейт, вымыв руки, поинтересовалась:

– Вы заходили к тому мужчине, миледи? У меня пока не было времени.

– Ночью его вырвало, а потом я дала ему порошок от головной боли. С тех пор он спит.

– Да, мы видели ночной горшок. Это вы его вынесли, миледи? Надо было разбудить кого-нибудь из нас.

Розамунда взяла кусок хлеба и намазала его маслом.

– Этот человек – не ваша забота, миссис Акентвейт. Мы с Милли сами присмотрим за ним.

В этот момент в кухню вразвалку вошла укутанная в шаль Милли и направилась к черному ходу. Судя по тому, как быстро она вернулась, ночного горшка там уже не было.

– Что еще сделать, миледи? – спросила она.

Розамунда подавила улыбку при слове «еще». Милли говорила так, будто уже перелопатила кучу дел.

– Сядь и позавтракай, Милли, – сказала она и тут же сообразила, что нарушает правила приличия.

Джесси только что внесла в кухню сервиз из тонкого фарфора, а теперь ей надо было обслужить Милли.

Накрыв завтрак для Розамунды, горничная ушла за другим прибором. Миссис Акентвейт нахмурилась: как же благие намерения порой усложняют жизнь!

– Милли, – сказала Розамунда, – подвесь, пожалуйста, чайник над огнем – надо согреть воду для чая. И помоги Джесси приготовить завтрак.

Все сразу встало на свои места, и атмосфера в кухне разрядилась.

– Он назвал себя, миледи? – поинтересовалась миссис Акентвейт, выставляя тарелки для хлеба.

Розамунда чуть было не сказала правду, но вовремя спохватилась – чем меньше народу будет знать его имя, тем лучше.

– Он не помнит своего имени. Не помнит даже, как угодил в придорожную канаву.

– И неудивительно – так напился! А вам, миледи, лучше держаться подальше от этого пройдохи.

Держаться подальше… Розамунда невольно зарделась.

– Он совершенно безобиден, – возразила она. – Он просил у меня прощения за причиненные хлопоты и сильно смущался. Не знаю, почему он так много выпил, но уверена, что это не в его привычках. Да он и сам так сказал.

– Надо думать! – сухо бросила экономка, но потом согласилась: – У него хорошая одежда. Вернее, была хорошей. Почти все его вещи высохли. Я скажу Джесси, чтобы она почистила их щеткой и обтерла мокрой губкой.

На сковородке зашипела яичница с беконом, и миссис Акентвейт добавила:

– Может быть, он тоже захочет позавтракать?

Розамунда не могла допустить, чтобы служанки носили ему еду.

– Я спрошу у него, как только мы поедим, – отозвалась она.

Она быстро, без аппетита позавтракала, ибо ей не терпелось подняться к мистеру Маллорену. Вскочив из-за стола и не обращая внимания на протесты служанок, она сама собрала для него поднос.

Яичница с беконом могла опять вызвать у него тошноту, поэтому она положила хлеб, намазанный маслом и медом, поставила кружку чая с молоком, нарочно взяв посуду для слуг, и бросила на блюдце пару сколотых кусочков сахара.

– Сейчас отнесу это наверх и узнаю, чего еще он хочет.

– Но, миледи… – начала было миссис Акентвейт. А тучная Милли даже привстала с табуретки.

– Я отнесу! – с улыбкой воскликнула Розамунда и торопливо вышла из кухни.

Однако, поднявшись по лестнице, девушка остановилась, чтобы собраться с духом и мыслями. Нельзя допускать никаких ошибок. И тут Розамунда вздрогнула, едва не пролив чай. Только что она чуть было не совершила роковую ошибку!

Он не должен видеть ее лицо!

Это лишь отчасти объяснялось ее желанием скрыть свой недостаток, главная причина заключалась в другом – ей нельзя себя показывать. Если по каким-то причинам он попытается ее найти, то потерпит неудачу в Гиллсете, а потом может годами рыскать по долинам, коль ему так приспичит, но ни за что не найдет этот маленький дом. А вот начни он искать леди со шрамами на лице…

Розамунда поставила поднос и поспешила в свою спальню. Там она нашла разрисованную маску, которую носила на маскараде, и скривилась, пожалев о своей проказливой выходке. Диана принесла ей простую на все лицо маску из плотного шелка, а она дорисовала на ней изогнутые брови, розовые щеки и пару модных черных мушек высоко на скуле. Эта вещь вполне годилась для веселого бесшабашного маскарада, но сейчас?..

Надев маску, девушка увидела в зеркале то, чего так опасалась: гротескное кукольное лицо. Ничего не поделаешь, придется смириться. Пожав плечами, она отнесла поднос к его комнате и, балансируя им на колене, открыла ключом дверь.

Спальня встретила ее ярким солнечным светом. Но в кровати никого не было!

Почти в ту же секунду она увидела Бренда у окна. Он резко обернулся. Бедра его были обмотаны полотенцем.

Розамунда чуть не уронила поднос с чаем и тостом.

– Простите, – усмехнулся он. – Мне вернуться в постель?

Старательно отводя глаза, Розамунда пролепетала:

– Да, пожалуйста.

Бог мой! Где же на все готовая леди Гиллсет?

Сделав над собой усилие, она в упор посмотрела на него. Он подошел к кровати, скользнул под одеяло и уже там снял с себя полотенце. Леди Гиллсет была бы в восторге! И надо признать, в этом их с Розамундой мнения совпадали. Лежащего без сознания незнакомца она сочла хорошо сложенным, теперь же, очнувшийся и в движении, он был просто великолепен. Жаль, что он укрылся одеялом.

Только сейчас Розамунда с удивлением заметила признаки слабости на его лице и встревожилась. Между первым и вторым своим пробуждением он забыл вымышленное название поместья, которое она ему сообщила. Так, может, проснувшись на сей раз, он забыл о своем ночном обещании?

Неужели ей придется снова пройти через эти муки?

Заставив себя успокоиться, она поднесла поднос к кровати и поставила его ему на колени.

Он взял его и с улыбкой взглянул на девушку.

– Так лучше? – спросил, весело усмехнувшись, но несколько озадаченно. Значит, все-таки помнит?

– Вы меня напугали.

– Я не нашел свою одежду.

– Ваши вещи на кухне – мы посушим их и вычистим, как сумеем. – Она нервно теребила подол юбки. – Вы ведь лежали в грязной канаве.

Он взглянул на поднос и потянулся к хлебу с медом.

– Если бы я только помнил, как и почему там оказался! Ясно только одно: я мог захлебнуться, повернувшись ничком, или замерзнуть насмерть. Вы спасли мне жизнь, миссис Гиллсет, и я вам бесконечно признателен.

Можно ли считать это намеком на их необычное соглашение? Вряд ли ей хватит сил повторить свою просьбу, тем более при свете дня.

– Я принесла чай и хлеб, но если хотите, вам приготовят что-нибудь посущественнее.

Он бросил в чай сахар и помешал.

– Признаюсь, я проголодался, но лучше сперва проверю свой желудок. – Он поднял глаза. – Пожалуйста, простите мне мое ночное недомогание.

Он и впрямь был сильно смущен. Из-за того, что его стошнило? Или из-за другого?

– Вы все помните?

– Кажется, да.

Розамунда судорожно сцепила руки.

– Все-все?

Он прихлебывал чай, но внимательно смотрел на нее.

– Да, по-моему, я все помню.

Вопрос был слишком расплывчатым, и Розамунда немного помолчала, набираясь смелости, а потом произнесла:

– Хорошо.

Слегка сдвинув брови, он опять принялся за хлеб с чаем. И это все?! Розамунду так и подмывало узнать, в самом ли деле он собирается выполнить ее просьбу. И когда. И как…

– А маска обязательна? – спросил он.

Она дотронулась до непривычной маски.

– Я не хочу, чтобы вы видели мое лицо.

– Значит, вы не миссис Гиллсет из Гиллсета.

У Розамунды екнуло сердце.

– С чего вы взяли?

– Поскольку мне известно ваше имя и название поместья, какой смысл вам скрывать лицо?

Он прав! Господи, как же она все запутала!

– Я вовсе не думала, что вы будете меня искать, – сказала девушка, оправившись от потрясения.

– Тогда у вас еще меньше причин надевать маску.

Она стала лихорадочно искать объяснение:

– А вдруг мы с вами столкнемся на улице или в обществе? Мне бы не хотелось, чтобы вы меня узнали. – Вспомнив фразу, которую иногда говорила Диана, она добавила: – Это мой маленький каприз, сэр. Ублажите меня, пожалуйста.

Сработало! Пожав плечами, он сказал:

– Я обязан вам жизнью и, конечно же, ублажу вас, – он поднял на нее глаза, – во всех отношениях.

Розамунда только этого и добивалась, но ей хотелось пищать, точно мышка, которая попалась в мышеловку.

Он тем временем отодвинул поднос.

– Кажется, завтрак останется в желудке, но, боюсь, я пока не в состоянии оказать вам требуемую услугу. Как насчет зубной щетки, смею ли я надеяться? – Он потер рукой подбородок. – А уж бритва была бы вообще верхом блаженства.

Услышав эти прозаические запросы, Розамунда чуть не разревелась. А потом он деловито назначит ей свидание, скажем, на половину второго дня!

Немного помолчав, она сказала:

– Конечно. Вы можете взять мою зубную щетку и порошок, я принесу теплую воду для мытья. А вот насчет бритвы не знаю.

– Разве ваш муж не бреется?

О Господи! Что же ответить?

– Естественно, бреется. Но сейчас он уехал и наверняка взял с собой все свои лезвия. Впрочем, я все-таки посмотрю.

С этими словами она вышла и заперла дверь, невольно испугавшись, что он последует за ней. Это просто недопустимо! Он явно тянул время, надеясь, что она передумает.

И про вымышленное имя догадался. Да, малый явно не дурак. Она привалилась спиной к стене, обшитой деревянными панелями. Диана права: на маскараде все было бы гораздо проще.

Но она не жалела о своем решении.

Перед глазами у нее стояло его полуобнаженное тело. Розамунда знала, что поступает дурно, но если уж грешить, то только с этим симпатичным бродягой.

Сняв маску, девушка сунула ее в карман, потом потерла лицо, надеясь убрать следы от завязок. Оглядев себя в зеркале, она поспешила вниз, в кухню, и велела Милли принести ему зубную щетку, зубной порошок и теплую воду для мытья.

– Ах да, ночью он умудрился свалить на пол стакан, так что замети осколки. Да смотри, чтобы ничего не осталось. – И тут же обратилась к экономке:

– Миссис Акентвейт, вы не могли бы найти ему бритву?

– Вы не боитесь давать такому типу в руки лезвие, миледи?

– Он безобиден, – отозвалась Розамунда.

Она не стала бы давать бритву злодею-убийце, но и в этом мистере Маллорене было что-то опасное. Ее влекло к нему, как муху в паучью сеть. Поскорее бы он сделал все необходимое и исчез из ее жизни! Только тогда она почувствует себя спокойнее.

Спокойнее, но вряд ли счастливее…

Миссис Акентвейт принесла бритву своего мужа, и Розамунда, тихо напомнив Милли об их тайном уговоре, отправила ее с водой и лезвием наверх. Ей хотелось пойти самой, но это показалось бы странным. Между тем надо было придумать, как удержать экономку на первом этаже, чтобы она не заявилась в спальню к мистеру Маллорену.

Розамунда еще не успела найти никакого подходящего предлога, как в кухню влетела, раскрасневшись и запыхавшись, полная молодая женщина.

– Тетя Хестер! Тетя Хестер! Кэрри рожает! – Увидев Розамунду, девушка присела в реверансе. – Здравствуйте, миледи.

– Это моя племянница Дилли Бекворт, – пояснила миссис Акентвейт, озабоченно сдвинув брови. – Надо же, как некстати! Мне хотелось бы помочь, но…

– Обязательно идите! – убежденно заявила Розамунда, стараясь скрыть свою радость. – Джесси справится и без вас, Милли ей поможет. Все равно я, по всей видимости, пробуду здесь до вечера.

Немного поразмыслив, миссис Акентвейт кивнула:

– Ну хорошо. К тому же вы можете послать в большой дом, если вам что-нибудь понадобится. Пойду возьму кое-какие вещи.

Она торопливо вышла, а ее племянница начала взволнованно мерить кухню шагами.

– Кэрри – твоя сестра, Дилли? – спросила Розамунда, чтобы успокоить девушку и избавиться от новых тревожных мыслей.

Девушка снова присела:

– Да, миледи. Это ее первые роды.

– Надеюсь, все пройдет хорошо.

Про себя же Розамунда подумала, что дом, где проходят роды, – отличное место для сплетен. Там собирается множество женщин и проводит в разговорах целые часы.

– Она скоро должна родить? – поинтересовалась Розамунда.

– Вряд ли, миледи. Схватки начались только утром.

Значит, это может занять весь день.

Вернулась миссис Акентвейт.

– Ты докучаешь леди Овертон, Дилли?

– Нет, – ответила за нее Розамунда. – Просто я справлялась о вашей племяннице.

– Бог даст, все будет в порядке. Она девушка крепкая, здоровая. А ну-ка выйди, Дилли, – вдруг попросила миссис Акентвейт и, когда девушка ушла, с расстановкой проговорила:

– Мне немного боязно оставлять вас здесь вместе с этим человеком, миледи.

Розамунда тотчас встревожилась, но попыталась успокоить экономку.

– Не волнуйтесь. Я держу его взаперти. В случае чего в доме есть мужчины, они мне помогут.

Миссис Акентвейт бросила на нее хитрый йоркширский взгляд, выражавший одновременно тревогу и подозрение. Она словно спрашивала: «Интересно, что ты на самом деле затеяла, Рози Эллингтон?»

Впрочем, путей к отступлению не было. Розамунда, судорожно сглотнув и набравшись смелости, выдохнула:

– Миссис Акентвейт, я думаю, нам лучше не распространяться насчет этого незнакомца…

– Почему, миледи?

Розамунда попыталась объяснить:

– Он провел ночь без сознания, потом его вырвало, и все же люди, узнав, могут подумать что-нибудь нехорошее. Моя репутация…

Подумав, экономка кивнула:

– Пожалуй, вы правы. Такие вещи лучше держать в тайне. Ты слышала, Джесси?

– Да, миссис Акентвейт!

– Я предупрежу мистера Акентвейта. А вам, миледи, наверное, следует поговорить с вашими конюхом и кучером.

– Спасибо, я так и сделаю. – Розамунде удалось сохранить спокойный тон, но внутри у нее все сжалось.

Разумеется, миссис Акентвейт догадалась! Догадалась о том, что она собирается сделать.

И по какой причине.

Вот почему строгая, благонравная женщина согласилась закрыть глаза на ее грех.

Экономка сняла фартук и надела плащ и шляпу, на ходу отдавая распоряжения:

– Смотри, Джесси, прислуживай леди Овертон как следует! Когда подойдет тесто для хлеба, поставь его в печь. Да не забудь вовремя вынуть! На ужин подашь окорок. Да, еще отбери бобы. А еще…

Наконец она взяла приготовленную корзину и в последний раз бросила на Розамунду задумчивый взгляд:

– Будьте осторожны, миледи.

Розамунда кивнула и долго еще смотрела ей вслед.

При мысли о том, что экономка знает о ее планах, Розамунду покоробило. Но, с другой стороны, это означало, что местные жители охотно ее поддержат. Никому не хотелось, чтобы здесь поселились члены «Новой Республики». В долине Венскоута все семьи жили дружно и не терпели вторжения чужаков.

Розамунда осторожно покосилась на Джесси, но та уже с головой ушла в работу. Оставалось только надеяться, что девушка ничего не подозревает.

В обычное время Розамунда освободила бы служанку от дел, но сейчас ее устраивала роль строгой госпожи. Кроме того, кухонные заботы помогут удержать Джесси на первом этаже.

– Мы с Милли позаботимся об этом джентльмене, Джесси. Тебе ни к чему подниматься наверх.

– Хорошо, миледи.

Между тем вернулась Милли.

– Я сделала все, что вы сказали, миледи. Представляете, этот негодник лежит в чем мать родила! Вам не стоит туда ходить, это неприлично.

Розамунда, покраснев, решила все-таки воспользоваться моментом.

– Ничего страшного, Милли. Я замужняя дама в отличие от вас с Джесси, так что сама за ним присмотрю. – Не позволив Милли возразить, она добавила: – Моя голубая нижняя юбка испачкалась в грязи. Пожалуйста, постарайся ее отчистить. И наверное, лучше тебе работать на кухне. Здесь тепло.

Милли нахмурилась, но спорить не стала, а просто, пожав плечами, вразвалку пошла исполнять просьбу. Розамунда тем временем поспешила в маленькую конюшню и предупредила Гарфорта и Тома, чтобы они не болтали насчет незнакомца. Когда она вернулась, Милли уже сидела у очага с тазиком воды и куском мыла.

В общем, все в порядке. Теперь должно случиться что-то из ряда вон выходящее, чтобы Милли сдвинулась с места. А Джесси наверху просто нечего делать.

И что же?

Совершенно растерянная, Розамунда прошла в гостиную. Если бы она знала, как полагается вести себя в такой ситуации! Когда ей идти наверх?

А как бы поступила на ее месте леди Гиллсет?

Леди Гиллсет, без сомнения, уже была бы там и, пока незнакомец бреется, жадно пожирала бы его глазами, чтобы при первой же возможности броситься к нему и заставить взять себя силой. А вот Розамунда все еще пряталась по углам, и колени ее дрожали от страха.

Хватит! Она решительно расправила плечи. Надо преодолеть страх и сделать все, что решено, во что бы то ни стало! Немедленно!

Поднявшись на второй этаж, она остановилась перед дверью, за которой лежал ее пленный любовник. О Господи! У нее было такое чувство, как будто она готовится войти в клетку ко льву.

Розамунда вытерла вспотевшие ладони о подол своего зеленого платья. Может, лучше надеть ночную рубашку? Нет. Она не войдет туда в полуголом виде при свете дня.

Ну все, довольно трусить!

Дрожащими руками она завязала маску и снова вытерла ладони о юбку, прежде чем повернуть ключ в замке. Сердце ее гулко ухнуло, дыхание перехватило… Но она все-таки переступила порог спальни.

Глава 5

Бренд по-прежнему лежал в постели, как будто и не вставал, но был чисто умыт и гладко выбрит. Увидев его голый торс, волнистые волосы, спадающие на плечи, и устремленный на нее взгляд, она затаила дыхание.

«Только не падай в обморок!» – приказала себе Розамунда и действительно немного взбодрилась. Однако теперь она точно знала, что не способна осуществить свой план.

Он вскинул бровь и похлопал рукой по постели.

Девушка сделала глубокий вдох, призывая на помощь леди Гиллсет, подошла и с ногами запрыгнула на кровать. Прямо в одежде.

О Боже! Может, сначала раздеться?

Опустив глаза, она увидела на одеяле свои стоптанные башмаки. Заниматься любовью в обуви?! Она торопливо сбросила башмаки, надеясь, что он ничего не заметил.

Ноги в одних чулках почему-то казались голыми.

Ну а теперь, наверное, надо посмотреть на него.

Розамунда скосила глаза в сторону и увидела его удивленное, озадаченное лицо.

– Моя милая леди, я, конечно, не прочь развлечь вас в благодарность за ваши заботы, но почему бы не признаться, что вам нужно на самом деле?

Розамунда сделалась ярко-пунцовой под маской. Черт бы побрал его прозорливость!

Ее так и подмывало выложить все как на духу: ей нужен ребенок. Но она не вправе рисковать. Ведь речь шла не только о ее чести и репутации, но и о благополучии жителей Венскоута.

– А почему вы сомневаетесь в моей искренности?

– Слишком явное отсутствие желания.

Тут Розамунда наконец рассмотрела его как следует. Сильная шея, широкие плечи, рельефный торс и знакомый запах простого мыла…

– У меня есть желание, – пролепетала она и не соврала.

Это состояние было ей незнакомо, но она сумела его распознать. Голова ее кружилась, во всем теле была какая-то странная легкость и непонятная истома…

– Что ж, возможно. – Взяв ее левую руку, он покрутил между пальцами обручальное кольцо. – Если это не покажется вам оскорбительным, мне хотелось бы немного узнать про вашего мужа.

Что именно?

И зачем?

Странно… Когда же наконец он перейдет к делу? Может, ей попался какой-то нетипичный мужчина?

Бренд ждал ответа, и она рассказала ему все, что смогла, взволнованная ласковыми прикосновениями его рук.

– Мой муж – хороший, добрый человек. Только старый. Он не… – «Осторожнее!» – Он редко… э… выполняет свой супружеский долг.

Бренд поднял ее руку и поцеловал рядом с обручальным кольцом. Наверняка нарочно.

– И вы хотите меня – здесь, сейчас?

Его теплые пальцы пробежались по ее ладони – такие легкие прикосновения, но как сильно они возбуждали!

– Да, – отозвалась Розамунда, слыша, как гулко стучит ее сердце. – Я хочу вас. Здесь. Сейчас.

Так оно и было, однако к вожделению примешивалось еще одно чувство – неодолимое любопытство.

Ее вообще интересовало все на свете, и сейчас она желала узнать, насколько исчерпывающим был ее опыт в данной области. Инстинкт, слухи и пламенные ощущения подсказывали, что здесь еще много неизведанного.

Все еще не выпуская ее пальцев из рук, он спросил:

– Итак, приступим?

– Да.

Бренд опять поднял ее руку и стал ласково целовать все ее пальцы, а потом скользнул губами к бледному запястью.

– Отлично, – пробормотал он.

Задыхаясь, она закружилась в вихре огненных ощущений – таких же захватывающих, как тайные мечты, которые таились в самой глубине ее естества. Впрочем, он быстро вернул ее на землю.

– Надо вас раздеть. – Спокойными, уверенными движениями Бренд начал расстегивать крючки у нее на спине.

Потрясенная его прозаическим тоном, она невольно схватилась руками за лиф платья, но потом заставила себя подчиниться. И все-таки… неужели это должно быть так по-деловому?

Еще раз десять на протяжении последующих минут у нее возникало желание отступиться. Она могла согрешить ночью, в темноте, когда лежала в его постели. Но сейчас все было по-другому: при полном свете дня ее раздевал голый незнакомый мужчина!

В конце концов она и впрямь вырвалась, соскочила с кровати и сама сняла с себя нижнюю юбку и чулки, оставив только сорочку из плотного ситца с глухим воротом и рукавами с рюшами до локтей. Длинная, до колен сорочка висела на ней колоколом, но Розамунда чувствовала себя постыдно обнаженной.

Она осмелилась бросить взгляд на своего будущего любовника, дабы узнать, что он думает по поводу происходящего.

Вот тебе раз! Да где же она, пресловутая мужская похоть? Она тут стоит перед ним нагая, а у него такой же заинтересованный и возбужденный вид, как у… как у пастуха, который пялится на овцу! Может, все это ерунда – то, что она затеяла? «Нет, – мысленно застонала девушка, – просто я все время забываю отождествлять себя с леди Гиллсет. Женщина, которая жаждет любовной близости, так себя не ведет».

Ей опять захотелось забраться в кровать.

«Пусть я выгляжу смешно – наплевать, – мрачно продолжила она про себя. – И какое мне дело до того, хочет он меня или нет? Главное – забеременеть!»

Он ведь обещал ей помочь.

Словно придя к такому же выводу, Бренд откинул одеяло. Она юркнула в постель, благонравно одернув подол своей сорочки…

Ну вот опять! Ночью она задирала ночную рубашку и прижималась к нему всем телом, а сейчас будто одеревенела, натянув одеяло до самого подбородка и пристроившись на самом краешке кровати – только-только чтобы не свалиться.

* * *

Бренд озадаченно наблюдал за своей таинственной партнершей. Неудовлетворенные жены, которые ищут себе любовников, – это одно. Но как понимать такое странное поведение?

Пожалуй, стоит преподать ей хороший урок любви. Он не сомневался, что эта женщина спасла ему жизнь, именно она заботливо ухаживала за ним ночью. Ее надо отблагодарить. Она сама назначила плату, причем такую, которая была ему по силам. Конечно, ее поведение сильно смущало, но он не привык отступать.

Он вспомнил, что очнулся в сильном страхе. Почему? Может, ему действительно есть чего бояться? Дневной свет рассеял панику, но неприятное ощущение осталось. Оно беспокоило его – так же, как и провалы в памяти.

А вдруг это ловушка?

Но с какой целью?

Шантаж?

Трудно представить.

Попытка заставить его жениться?

А если на самом деле у нее нет никакого мужа? Правда, кольцо выглядит так, будто его носили несколько лет… Допустим, она вдова. Ну и что? Каким образом она собирается затащить его под венец? С помощью негодующего родственника, который ворвется в спальню в самый ответственный момент и потребует свадьбу или дуэль? Придется драться, а если понадобится, и убить.

А может, непрошеный гость, прикрываясь праведным гневом, всадит ему, лежачему, в спину нож?

Но кому понадобилось его убивать? У семьи Маллоренов есть высокопоставленные враги, но чтобы кто-то из них приехал за ним сюда, в северную провинцию? Вряд ли. К тому же почти все они точат зуб не на него, а на его брата-маркиза, который разбирается с ними лично. Как управляющий поместьями, Бренд не ввязывается в политические махинации брата.

Нет, его туманные страхи были вызваны вчерашними событиями и не имели никакого отношения к этой бедняжке. Негоже, если они помешают ему отблагодарить ее за доброту, отблагодарить щедро и так, как она сама того пожелала.

Правда, он сомневался, что правильно понял ее пожелания.

Мысленно усмехнувшись, Бренд принял единственно верное решение: надо действовать медленно, чтобы она всегда могла пойти на попятную. Это будет не трудно, ибо при всей ее привлекательности – и душевной, и физической – ему понадобится время, чтобы по-настоящему воодушевиться, тем более с этой гротескной маской.

Почувствовав, что она немного освоилась в его объятиях, он принялся ласкать, гладить и целовать ее нежную кожу, начав с самых безобидных мест и постепенно забираясь под сорочку.

Она не возражала.

Он начал входить во вкус. Ему всегда нравилось трогать женские округлости, ощущать под пальцами атласную кожу и вдыхать ее теплый запах. Жаль, что у маски лишь узкое отверстие для рта, мешавшее поцелуям. Впрочем, возможно, позже его спасительница совсем расслабится и снимет маску.

А может, для этого она ее и надела? Есть женщины, которым поцелуи доставляют больше удовольствия, чем все остальное в занятиях любовью.

Вскоре он так увлекся, что и думать забыл о каких-либо усилиях для воодушевления. Она была восхитительна – нежная, чувственная, мягкая и одновременно упругая, как спелый плод, налитый сладкими свежими соками. Эта женщина ему нравилась, и хотя она была пассивна, он чувствовал, как трепещет ее тело, отзываясь на каждое его прикосновение.

Жаль, что такое чудесное создание принадлежит мужчине, который не может по достоинству его оценить!

Спустив ее сорочку с плеча, он обнажил пышную грудь и, задохнувшись от возбуждения, уткнулся лицом в податливую плоть.

Потрясающе!

Просто потрясающе!

* * *

Розамунда позволила ему обращаться с ней как с тряпичной куклой, опьяненная и приятно ошеломленная совершенно новыми ощущениями. Трудно сказать, чего она ожидала, наверное, чего-то вроде нахрапистых потуг Дигби, только более энергичных, ведь мистер Маллорен был гораздо моложе. Но уж никак не этих ласковых прикосновений, поглаживаний и влажных поцелуев.

Однако вскоре она забеспокоилась. Когда же они перейдут к главному? Его руки, казалось, побывали везде, только не там, где надо. Впрочем, и там они не смогли бы осуществить задуманное.

Правда, эти умелые руки делали многое другое, от чего ее бросало в дрожь. В конце концов она принялась извиваться от наслаждения.

– Нравится? – тут же спросил он.

Нравится? Розамунда и не задумывалась над этим. Ей просто хотелось, чтобы он продолжал.

– Да, – отозвалась она и только тут поняла, что так оно и было.

Ей и в самом деле нравилось.

О Боже! Она перестала напряженно ждать чего-то ужасного и стала наслаждаться его ласками. Это крепкое, властное и напористое тело делало ее мягкой, нежной и податливой. Она плавилась как воск, согретая его теплом, опьяненная его запахом…

Господи сохрани! Должно быть, это нарастающее, лихорадочное чувство и есть желание – огонь, вдохновляющий поэтов и ветреников, влекущий мужчин и женщин в пучину греха. Она смутно догадывалась о существовании этой тайны, но никогда ничего подобного не испытывала.

И вот она, тайна, здесь, в ней!

Розамунда взглянула на своего партнера. Ей хотелось что-либо сказать, словами выразив свое удивление, но тут он начал ласкать ее грудь, и она потеряла дар речи. Он целовал ее нежную плоть, обхватив рукой, как плод, который так и просится в рот.

Он желал ее!

Охваченная такой же страстью, девушка запустила пальцы ему в волосы и приподняла его лицо, чтобы поцеловать в губы.

Маска! Только сейчас она вспомнила о ней:

Он подался назад, улыбаясь.

– Не пора ли избавиться от маски? Доверьтесь мне, я сохраню вашу тайну…

Он уже потянул было за тесемки, но она в ужасе перехватила его руки.

– Нет!

– Я не обману вас.

Розамунда махнула рукой, тронутая его порывом. Ей так хотелось быть с ним честной! Но тут ее словно ледяной водой окатило. Она вспомнила о своих шрамах. Конечно, увидев ее хотя бы раз, он сможет потом ее опознать, но не это главное. Ее уродство отпугнет его, и весь ее план пойдет насмарку.

– Нет, – твердо повторила она.

– Значит, мы не будем целоваться в губы, – хмыкнул он, пожал плечами и припал ртом к ее соску.

Розамунда приглушенно вскрикнула и обмякла, но когда он попытался остановиться, крепко прижала его к себе. Он тихо засмеялся, уткнувшись в ее влажную от поцелуев плоть.

– Боюсь, ваш муж был не только нерадивым, но и невежественным, милочка.

Дигби? Трудно даже представить, чтобы Дигби был способен на что-либо подобное.

Иногда он мял и стискивал в руках ее груди, но ей это не нравилось. Такого, как сейчас, у них точно никогда не было. Теперь Бренд творил чудеса со второй грудью.

Розамунда тихо засмеялась, охваченная блаженством. Боже, как хорошо! У нее было такое чувство, как будто она долгое время провела в темноте и наконец вырвалась на свет. Он поднял голову и тепло улыбнулся, как будто ее смех доставлял ему искреннее удовольствие. И только затем он притронулся к самому потаенному местечку – нежно, почти робко.

В ответ она раздвинула ноги, но он не навалился на нее всем телом и не вошел в нее. Он просто стал осторожно поглаживать. Забыв про гордость и достоинство, она обняла его в молчаливой мольбе. Впервые в жизни ей хотелось слиться с мужчиной. Это было необычное желание, мучительно острое и неодолимое, как инстинкт.

А он все медлил. Только тихонько поглаживал.

– Скорее, – потребовала она, – возьми меня! Немедленно!

В его глазах вспыхнули веселые искорки.

– Ты правда хочешь?

Она не стала отвечать на этот несерьезный вопрос. Он усмехнулся и лег на нее сверху.

Розамунда заранее подготовилась к этому, но с удивлением обнаружила, что не чувствует ни давящей тяжести, ни удушья. Было даже приятно ощущать его внизу живота. Она приподняла бедра ему навстречу, и он тотчас вошел в нее.

Наконец-то!

Каждое мгновение казалось ей раем, но вдруг, испугавшись столь ощутимого наслаждения, она вскрикнула. Он засмеялся и прикрыл ее рот рукой.

– Тише. Хоть ты считаешь, что мы в безопасности, все-таки кричать и вопить, не стоит.

Розамунда сама закрыла себе рот ладонью, впервые в жизни едва не закричав от восторга. Она кричала несколько раз, когда Дигби только начал исполнять свой супружеский долг, но то были крики боли. И тогда она сдерживала себя, понимая, что он не виноват. А уж когда боль прекратилась, она вообще не издавала никаких звуков, если не считать случайного ворчания, когда он слишком сильно ее придавливал.

Теперь она приготовилась к мощным толчкам, приказав себе молчать.

Но их не последовало.

Бренд опять покусывал и сосал ее грудь, очень медленно двигаясь при этом. Пришлось ей вновь зажать себе рот ладонью, чтобы предотвратить мольбы о большем: ей хотелось быстрее и сильнее.

Но нет, она не должна вмешиваться, иначе все сорвется, как во время последних попыток с Дигби. Ни за что! Однако она невольно задвигала бедрами, чувствуя в себе его твердую плоть. Как приятно ощущать сильное мужское тело, а не круглый дряблый живот!

И как он ее наполняет! Наверное, чересчур резкие телодвижения Дигби не давали ей насладиться подобным ощущением. Зато сейчас ей хотелось двигаться вместе с Брендом, подчиняясь ритму желания еще большего.

Розамунда вгляделась в своего пленника. Он был выше Дигби и шире его в плечах. Наверное, ей следовало бояться его довлеющей мощи, но она, напротив, чувствовала себя защищенной. Ей было очень уютно и спокойно, как зверьку в знакомой норке.

Скользнув ладонью по его мускулистой руке, она мысленно поблагодарила его за этот бесценный дар, но в следующий миг, застигнутая приступом неистового желания, впилась ногтями в его спину. Он усмехнулся, сверкнув глазами, и вошел в нее мощным толчком.

Розамунда прогнулась, приподняв его с постели. Она считала гулкие удары собственного сердца и с упоением ощущала, как ее влажное лоно сжимает его жезл. Он между тем нагнулся и жадно ухватил губами ее сосок. Странно, но это сильное посасывание не вызвало боли. Она уткнулась ему в руку и выгнулась еще сильнее, вбирая в себя эти долгожданные сильные толчки.

На этот раз он повел себя так, как она и хотела: решительно уложил ее, пылающую от желания, спиной на матрас, и она слилась со своим повелителем в единое целое.

Он что-то говорил, к чему-то побуждал, двигаясь все сильнее и быстрее.

Без пауз, без остановок.

А может, хватит? Это уже чересчур.

Чересчур сильно.

Чересчур властно.

О нет, не останавливайся!

Прошу тебя, продолжай!

Она была на грани чего-то пугающего, изнывая от потребности завершения. Из горла ее вырывались стоны страха и удовольствия…

Стоны перешли в рыдания.

И вот наконец-то… наконец это случилось!

«Неудивительно, что я никак не могла зачать ребенка, – с поразительной ясностью поняла Розамунда за секунду до внезапного, всепоглощающего взрыва. – Оказывается, я все делала не так!»

Эта мысль билась в ее сознании, пока она взмывала к огненным высотам блаженства, и позже, когда она рыдала в свою маску, рыдала не от горя, а от охватившего ее счастья. Хорошо, что маска скрыла ее безумный порыв.

Розамунда не сомневалась, что зачала. Лежа под жарким телом Бренда, она растекалась сытой, потной лужицей.

Воистину это было самое замечательное событие в ее жизни, и она благодарно упивалась каждым мгновением.

Он целовал ее шею и грудь, но ей хотелось лишь одного – оставаться лужицей, беременной лужицей…

Он повернулся на спину, увлекая ее за собой. Спустя какое-то время – секунду, а может, вечность – он прошептал:

– Прекрасная незнакомка… Еще?

– Что? – Она так обессилела, что с трудом ворочала языком.

Он скользнул чуть ниже и, приподняв ее над собой, принялся сосать груди.

– Нет! – Розамунда и не представляла себе, что любовью можно заниматься больше одного раза за ночь. Или за день.

– Да!

– Мы не можем.

– Можем.

– Я не могу. – И это было правдой: она вся была как выжатый лимон.

– Можешь. – Бренд начал нежно ее покусывать, и ее разобрал смех. – Я очень серьезно отношусь к своим долгам, так что позволь мне заплатить тебе сполна.

– Вы уже заплатили…

– За всю мою жизнь?

Не обращая внимания на слабые протесты девушки, он опустил ее на перину и вскоре вновь поймал в ловушку желания.

Два раза для верности. Почему бы и нет?

Но он повернул ее на спину и начал ласкать руками – так мучительно медленно, что она шептала мольбы и даже прокляла его самообладание, прежде чем взлететь на ослепительную вершину.

Он принялся поглаживать ее, успокаивая, и она спросила:

– Но ведь мы не сделали этого, правда?

– Чего мы не сделали?

От смущения она не смела взглянуть ему в глаза, но явственно слышала в его тоне насмешку.

– Ну… всего того…

– Вам что, не понравилось?

Она знала, что лгать бесполезно, поэтому просто уткнулась головой в подушку, как будто хотела спрятать и без того замаскированное лицо.

Он вскинул подбородок.

– Знаете, ваш муж мог бы доставлять вам удовольствие, даже если он не способен ни на что другое. – Розамунда попыталась представить себе прозаичного Дигби, вытворяющего такие штуки. – Неужели не мог бы? – удивился он.

– Вряд ли.

– Некоторые люди не заслуживают свои сокровища. Но вы можете и сами ублажать себя.

– Это грех! – Как нелепо восклицать о грехе, лежа в постели с незнакомым мужчиной!

– Еще? – спросил он.

Едва ли не слабея, она покачала головой. Нет, это действительно невозможно.

– Вы хотите меня убить.

– Я еще не убивал ни одной женщины. Повернитесь, милочка. – Не дожидаясь, когда она повинуется, он сам повернул ее и поставил на четвереньки, а затем налег сзади и принялся покусывать ее возмущенно вскинутую шею. – Еще?

Розамунда сначала сопротивлялась, но он нежно и в то же время крепко обхватил ее рукой и погладил чувствительные соски. Его тугая плоть осторожно двигалась между ее ягодицами.

Из горла девушки вырвался стон. Он лизнул мочку ее уха.

– Еще? Прошу вас!

– Да, – согласилась она, и он вошел в нее, на этот раз быстро и энергично.

Она отдалась ему, как собака, кобыла или овца. Наконец они в изнеможении повалились на постель, не разжимая объятий.

И так заснули.

Глава 6

Розамунда проснулась, чувствуя, что в самых сокровенных местах у нее все липко и ноет. Неужели они с Дигби все время делали это неправильно? Она еще никогда не испытывала таких удивительных ощущений. Может быть, людям положено совокупляться, как и животным, – сзади? Во всяком случае, у животных редко бывают проблемы с зачатием.

Книги! Диана говорила, что у нее есть книги по этому вопросу. Надо будет обязательно их прочесть, чтобы восполнить жуткий пробел в образовании.

Слегка повернувшись в постели, она взглянула на своего замечательного любовника, потом откинула с его лба прядь волос и обнаружила, что он мокрый от пота. На лице его читалось удовлетворение, на губах запечатлелась улыбка. Он с явным удовольствием заплатил ей долг. Она знала, что мужчинам все равно, с кем ложиться в постель, и все же ей было приятно, что именно ее тело послужило для него источником радости.

Он дал ей так много! В этот момент она не думала о ребенке, которого так отчаянно хотела.

Вспоминая недавно пережитые потрясающие ощущения, Розамунда почувствовала, что вновь воспламенилась. Она погладила себя по животу, пытаясь унять неуместное томление.

Все кончено. Это была идиллия, сказочная и быстротечная. Скоро ее любовник исчезнет, а она вернется к своей роли спокойной и милой жены старика, который не хочет или не может ублажать ее в постели.

Никто не должен даже заподозрить, что она способна на подобное распутство.

Бренд сказал, что она могла бы делать это сама. Розамунда осторожно скользнула рукой между ногами. Пожалуй, он прав, подумала она, поглаживая свое чувствительное лоно. И все же она сомневалась, что это будет хотя бы вполовину так же приятно, как было с ним.

Лаская себя, она опять взглянула на своего тайного любовника, потом убрала руку, борясь со своими грешными позывами. Она должна думать о Венскоуте. Только это по-настоящему важно. Опустив руку в самый низ живота, она мысленно попросила Бога, чтобы там, в утробе, зачался ребенок.

– Вам больно? – спросил он, приподняв тяжелые, сонные веки.

– Да нет, – сказала она, чтобы его успокоить, и только тут поняла, как это звучит.

– Еще?

Розамунда засмеялась. Он, конечно, шутит! Однако она поспешно встала с кровати, боясь, что в таком разнеженном состоянии не удержится от нового сеанса удовольствий.

«Прекрати, Роза, – сказала она себе. – Все уже кончено».

Кончено.

Навсегда.

Она одернула сорочку и посмотрела на Бренда. Стоит ли прикрываться, если ему уже известна каждая клеточка ее тела?

Все, кроме лица.

Наверное, считает ее законченной чудачкой.

Он лежал на боку, подперев голову рукой, как ни в чем не бывало.

– Вы хотите, чтобы я уехал прямо сейчас? Вообще-то я мог бы остаться до завтра…

Розамунда перестала завязывать кружевные тесемки на вороте. Неужели ему так понравилось, что он захотел продолжения? Эта мысль окутала ее, словно теплое одеяло, утешая и искушая. Она уже не думала о спасении Венскоута. Сознание того, что она желанна, приводило ее в восторг.

– Вы вспомнили о себе что-нибудь еще? – спросила девушка, завязывая тесемки аккуратным бантиком.

– Как видно, энергичные физические упражнения способствуют восстановлению памяти. – Он игриво подмигнул и добавил: – Еще немного – и я вспомню все.

Розамунда укоризненно покачала головой, но не сдержала ответной улыбки.

– Значит, в данный момент о вас никто не тревожится?

– Думаю, нет. Я работаю управляющим поместьями у одного знатного господина и ездил в Йоркскую долину по делам. Но ведь мы сейчас не в долине?

– Нет.

А может, позволить ему остаться? О Боже, это так опасно… Но так заманчиво.

– Я так и думал. Я остановился в гостинице «Рог Джим-мера» под Норталлертоном. Это последнее, что я помню. Видимо, именно там меня и напоили.

– Это милях в тридцати отсюда. А как вы сюда попали, помните?

– Нет. Может, еще немного энергичных упражнений?..

– Ох, перестаньте! – засмеялась Розамунда и запустила в него подушкой, сама удивившись своей радостной реакции на его шутку.

Ей так хотелось, чтобы он остался! Они могли бы…

Грешно.

Опасно.

– Значит, вас никто не хватится? – спросила девушка, встряхнув свою нижнюю юбку и надевая ее через ноги. Она изо всех сил пыталась быть практичной.

Он сел, скрестив ноги и прикрывшись подушкой.

– В Тереке есть люди, которые меня ждут, но какое-то время они не будут беспокоиться.

Он может остаться! При одной этой мысли у нее подгибались колени. Вот он, их последний шанс. Потом Бренд навсегда исчезнет из ее жизни.

Как красиво его тело, как обворожительна улыбка! И весь он такой… сладкий! Это определение не подходило мужчине, но другого она не нашла. Рядом с ним по телу ее разливался теплый мед, согревая и оживляя самые неожиданные местечки.

Он вдруг улыбнулся, как будто прочитал ее мысли, и швырнул в нее подушкой. Она увидела его наполовину восставшую плоть.

– Еще?

Розамунда положила подушку на стул и поспешно завязала на талии шнурки нижней юбки, словно желая перетянуть что-то в себе самой.

– Вы не могли прийти сюда из Норталлертона пешком? – спросила она, пытаясь вернуть разговор в деловое русло.

– Вообще-то мог, но вряд ли. Какое сегодня число?

– Восемнадцатое августа.

– Я помню, как ложился спать шестнадцатого вечером. Наверное, вчера я приехал сюда верхом или в карете. Мне надо вспомнить все до конца, это жизненно важно. Похоже, у меня есть серьезный враг.

Несмотря на его беспечный тон, Розамунда встревожилась:

– Вот как?

Лицо его на миг окаменело, но он тут же пожал плечами:

– И, насколько я знаю, он где-то недалеко. Вы не хотите помочь мне освежить память?

– Будьте же наконец серьезны!

– Я серьезен. Впрочем, «серьезный» – не совсем подходящее слово. – Он потрогал свой мужской половой орган. – Скорее, твердый. Идите же в постель.

Услышав столь откровенный призыв, она покраснела. Но внутри у нее уже занялся огонек страсти.

– Я не могу. – Она выпалила первое, что пришло в голову: – Это слишком рискованно.

– Вы не хотите долго оставаться в моей спальне, потому что боитесь за свою репутацию? Значит, увидимся позже? – Он произнес это жалобным тоном, как дитя, которое выпрашивает у взрослого конфетку, но в его горящих глазах не было ничего от ребенка.

Этот мужчина опасен! Надо принести ему одежду, дать денег и отправить в Терек. Они не должны больше видеться.

Розамунда судорожно сглотнула.

– Раз вы полагаете, что вам лучше остаться…

– Конечно, мне надо полностью восстановить память, прежде чем уходить отсюда, – ответил он серьезно, но руки от причинного места не отнял.

«Его опасения не лишены оснований», – подумала девушка и тут же усмехнулась, правда, несколько раздраженно. Какой беспечный грешник!

– Не раньше ночи, – отозвалась она.

– Как только стемнеет, – возразил он, прикрывшись простыней.

Розамунда подбоченилась:

– Ах, вот как? Значит, теперь вы ставите условия?

– А что мне еще остается? Иначе вы придете слишком поздно, и у нас будет мало времени.

– Это нехорошо, – пролепетала она, напуганная его неколебимой уверенностью. Грех не может свершаться с такой легкостью! Грех – это нечто жесткое, холодное, с острыми краями.

– Впрочем, последнее слово за вами, – хмыкнул он. – Если хотите, я уйду прямо сейчас. Да вы не волнуйтесь: если у меня и в самом деле есть враг, который сбросил меня в придорожную канаву, то вряд ли сейчас он таится где-то поблизости, чтобы при случае завершить то, чего, вопреки его чаяниям, не завершили дождь и холод.

Итак, у нее есть выбор: отпустить его на все четыре стороны или согрешить еще раз. Розамунда с изумлением вспомнила, что сначала требовала переспать с ней в качестве уплаты долга. Это была всего лишь сделка, совершенная в ночной темноте. Ей очень хотелось вернуться в то безопасное состояние холодного расчета, но она не могла справиться с негой и теплом, которые окутывали ее с головы до пят.

– Наверное, это и впрямь нехорошо, – проговорила она, встретившись с ним взглядом, – но мне все равно.

Бренд радостно улыбнулся, и все грехи разом растворились в мягком свете его счастливой улыбки.

– Я польщен, – отозвался он, – но если вы хотите нового раунда страсти, моя милая леди, то советую вам сначала меня покормить.

Резко спустившись с небес к повседневным заботам, Розамунда схватила свое платье и торопливо оделась.

– Конечно. Вы, наверное, сильно проголодались. Чего вам принести?

– Чего-нибудь посытнее. Подойдите сюда, я вам помогу.

Розамунда никак не могла завязать корсет и застегнуть крючки на спине. Ей действительно нужна была помощь, но она боялась, что этим дело не ограничится.

Подойдя на дрожащих ногах, она села на край кровати, спиной к нему. Она ждала – более того, даже в душе надеялась, – что он на нее набросится, но увы… Любовник зашнуровал корсет и одолел десять крючков на платье. Чтобы справиться с двумя последними, ему пришлось подобрать ее волосы.

– Я вижу, вам знакома эта работа.

– Конечно.

Ни тени смущения! Странно, но вместо того чтобы стыдиться содеянного, Розамунда вдруг подумала о супружестве, и на глаза ее навернулись слезы. Наверное, есть люди, которые, будучи мужем и женой, чередуют потрясающие мгновения любовной близости с задушевными беседами и приятными совместными занятиями.

Наконец он застегнул все крючки. Девушка поднялась, но он тотчас схватил ее за талию.

Ага! Все-таки не утерпел!

– Мне надо идти. Я принесу вам еду, – еле выдохнула Розамунда, сердце ее бешено заколотилось. Всего несколько минут назад она чувствовала себя вполне удовлетворенной, но сейчас опять томилась по его ласкам.

– Заботливая хозяйка! Но меня не надо обслуживать. Я и сам могу спуститься в кухню.

– Нет!

– Почему?

– Как вы пойдете туда в полотенце?

– Я замотаюсь в простыню, как в тогу.

– Не говорите глупостей! – Она попыталась вырваться, но безрезультатно.

– Почему вы все время запираете дверь? – прошептал он, приложив губы к ее уху.

– Вы чужой человек и можете сделать все что угодно, – заметно возбудившись, ответила она.

Он тихо засмеялся.

– Вы еще не видели всего того, на что я способен. – Бренд принялся ласкать ее языком, одновременно поглаживая ее по спине. – Прекрасная незнакомка, вы сделали меня своим пленником?

Она вздрогнула.

– Нет! Просто… просто я не хочу, чтобы вы ходили по дому.

– Вот как? А знаете, что мне кажется?

– Что же? – сдавленно прошептала она.

Продолжая нежно ласкать ее руками, он многозначительно произнес:

– Мне кажется, что я – ваш раб-любовник. Вы держите меня в заточении на диких болотах, чтобы я исполнял все ваши распутные прихоти.

Эти слова совпадали с ее мыслями… и с действительностью. Розамунда в ужасе дернулась, но вырваться все же не сумела.

– Можете назвать это кабальной службой, а меня – вашим крепостным. Разве не так? Я был перед вами в долгу, и вы потребовали плату.

– Но вы уже…

– Да, я расплатился, но только частично. Так что вы вольны распоряжаться мной. – Он повернул ее и повалил, задыхающуюся, на постель. – До завтрашнего утра я ваш. Приказывайте, моя госпожа. Чего изволите на тайные ночные часы?

– Ничего!

– Лгунья, – прошептал он, навалившись на нее всем телом.

Она с трудом перевела дыхание:

– Я изволю пойти вниз и собрать вам поесть.

– Зачем ходить? Вы и сами выглядите весьма аппетитно.

– Я принесу вам калорийную пищу!

– Госпожа желает, чтобы я подкрепился?

– Нет, я…

– Госпоже кажется, что я слишком худой?

Сдерживая смех, Розамунда оттолкнула его.

– Перестаньте! Хватит болтать глупости. Вы же сами сказали, что хотите есть.

– Если вы пожелаете, я буду голодать. – Он весело взглянул на нее, глазами приглашая вступить в игру. Интересно, можно ли мужчинам и женщинам играть в подобные игры? – Вы хотите, чтобы я голодал? – спросил он.

Она рванулась в сторону, пытаясь выползти из-под него, но он ее удержал.

– Конечно, нет.

– Признателен вам за вашу доброту, госпожа. Итак, когда я поем и восстановлю силы, каковы будут ваши распоряжения?

– Никаких распоряжений.

Она опять солгала, и он прекрасно все понял. В его взгляде вспыхнули озорные искорки, но он тут же потупил глаза.

– Жаль! Значит, я не сумел доставить вам удовольствие. Принесите-ка мне снова бритву, моя госпожа, и я покончу со своим бессмысленным существованием.

– Ни за что! Отныне вы будете растить бороду!

– Что ж, значит, придется повеситься на простынях.

– Тогда я заберу у вас все простыни.

Тут он и вовсе развеселился:

– Ага! Вы хотите, чтобы я был голым!

– Нет! – Смеясь, Розамунда опять попыталась вырваться и прекратить эту глупую болтовню. – Я ваша госпожа и приказываю вам жить. Повинуйтесь мне! – торжествующе воскликнула она и только тут сообразила, что ему удалось-таки втянуть ее в игру.

Глядя на него снизу вверх, она вдруг подумала, что это тоже входило в его щедрую плату: он дарил ей легкость и радость – то, чего не было в ее повседневной жизни, а она охотно поддалась беспечному настроению.

Тем не менее Розамунда вывернулась из-под него и встала с постели.

– Я знаю, кто вы такой, сэр! – со смехом объявила она. – Вы странствующий комедиант, а ваши друзья из Терека – это ваша театральная труппа!

– Увы, – сказал он, садясь на кровати и прикладывая руку к сердцу, вернее, к своей великолепной рельефной груди, – я всего лишь актер-любитель.

– Зато в любви вы профессионал, не так ли?

Он громко расхохотался:

– Нет, моя милая госпожа. В этом деле я тоже любитель, правда, не из простых.

Любитель… Тот, кто делает что-то по увлечению, а не ради денег.

Он имел в виду совсем другое, но веселая атмосфера игры была нарушена. Здесь нет места любви. Он просто отдает долг – платит ей за свою спасенную жизнь. И она пришла сюда не ради забавы, не для того, чтобы шутить и ребячиться. Ей нужно забеременеть. Больше того, она ни в коем случае не должна доверять этому сладкоречивому прохвосту. О да, он милый и обаятельный, но, без сомнения, прохвост. Разбойник с большой дороги или бесшабашный игрок, а может, и вовсе перекати-поле – кочует с места на место, разбивая сердца и ускользая от кредиторов.

– Что вы будете есть? – спросила Розамунда, нехотя возвращаясь к действительности. Покрутив головой, она нашла свои туфли и обулась.

– Я съем то, что пожелает моя госпожа, – ответил он, подперев руками подбородок.

Она нарочно стала перечислять те блюда, которые любила меньше всего:

– Гороховый пудинг? Угорь? Язык?

Он озорно блеснул глазами.

– Язык. Именно язык! – Розамунда покраснела до корней волос. О Господи, какая двусмысленность! – А вот от угря я воздержусь, – продолжил он. – Да, и молю вас, только не приносите мне местный деликатес, который готовят из коровьих копыт!

– А как насчет маринованных свиных ножек? – спросила она, едва сдерживая смех.

– Признаюсь, я еще никогда не видел такую ножку, которую мне хотелось бы съесть. – В глазах его вдруг вспыхнули веселые огоньки. – Впрочем, сейчас я могу укусить…

Она невольно поджала ноги.

– Не надо!

– Не надо? Как скажете, госпожа. Ваше желание для меня закон. До завтрашнего утра я ваш и не прикоснусь к вам без вашего согласия. А вы вольны делать со мной все, что пожелаете.

Он говорил совершенно серьезно, и Розамунда представила, как целует его нагое тело – дюйм за дюймом. Справившись с внезапным волнением, она шагнула вперед и наткнулась на его любопытный, поощряющий взгляд.

Полная грешных мыслей, она уже готова была переступить черту и покрыть поцелуями его нагого, безвольно лежащего под ней. Она не станет раздеваться, и это послужит ей защитой от его посягательств. Сумеет ли она сделать с ним то, что творил с ней он, – довести до высшей точки блаженства, а самой наблюдать и наслаждаться?

Бренд вдруг поднял взгляд, как будто она высказала вслух свои безумные фантазии, и ее накрыло жаркой волной желания. А в самом деле, почему бы не остаться с ним еще ненадолго? Не так уж это и опасно. Милли и Джесси работают внизу, они не станут…

Внезапно с улицы донеслось знакомое позвякивание колокольчиков.

– Не может быть! – испуганно охнула девушка, мигом сорвавшись с пламенных высей в пропасть холодной действительности.

– В чем дело? – Бренд вскочил с кровати, вмиг встревожившись и посерьезнев.

– Моя мама!

Он замер, потом непонимающе уставился на девушку:

– Ваша мама?

– Я слышу звон колокольчиков на упряжке ее пони. Черт, только этого мне не хватало!

Розамунда подбежала к окну, осторожно выглянула из-за шторы и увидела, как мать подъезжает в маленьком однолошадном экипаже к парадному крыльцу.

– Она не одна! – Розамунда обернулась. – Что же мне делать?

Он чуть не расхохотался:

– Мама и напроказившая дочка!

– Она все узнает!

Бренд схватил ее за плечи.

– Успокойтесь, таинственная незнакомка. Может быть, она вообще не узнает о том, что я здесь. А если и узнает, то я всего лишь больной, за которым вы ухаживаете. – Он быстро оглядел ее с головы до ног и даже со спины, а потом подтолкнул к двери. – Идите. Она ни о чем не догадается. – Тут он смешался:

– Она захочет сюда зайти?

Розамунда, взявшись за ручку двери, тихо охнула:

– Если она узнает про вас… – а это может случиться, если миссис Акентвейт решит, что на мать Розамунды секретность не распространяется, – если она узнает, что у меня здесь больной, то может подумать, что я не правильно за вами ухаживаю.

– Плохо же она вас знает! – сказал он с усмешкой. – Но на случай ее прихода надо как-то избавиться от запаха.

Только тут Розамунда ощутила специфический запах любви вокруг.

– О Боже!

– У вас есть джин?

– Сейчас не время пить! – Она, впрочем, тут же догадалась, что он намерен делать. – Нет, постойте!

Заскочив к себе, Розамунда взяла бутылку портвейна, которая всегда имелась в их с Дианой спальне: сначала это было запретным детским удовольствием, потом переросло в приятную традицию перед сном.

Запретное удовольствие… Знали бы они, что это такое!

Когда она вернулась обратно, в парадную дверь постучали.

Бренд по-прежнему был не одет. Но он успел распахнуть окно и поворошить ароматическую смесь в чаше на каминной полке. Достаточно ли этого? Розамунда сунула ему в руки бутылку портвейна, лихорадочно пытаясь придумать что-нибудь еще.

Он между тем вытолкнул ее за дверь. Она сбежала вниз по лестнице, но на нижней площадке остановилась и рванула назад, чтобы запереть его спальню. Колени ее подгибались, сердце бешено колотилось. Точно так же она чувствовала себя лет в двенадцать, ожидая скорого разоблачения после какой-нибудь жуткой проказы.

Впрочем, нынешняя проказа с прошлыми не шла ни в какое сравнение.

Что скажет мама, если узнает?

Розамунда поспешно спустилась в гостиную, и вовремя: усталая бедняжка Джесси только ковыляла по коридору, чтобы открыть парадную дверь. Глубоко вздохнув, Розамунда сняла маску и сунула ее в карман. Однако, взглянув в зеркало и увидев на лице отчетливые следы от тесемок, она со стоном снова напялила маску.

Едва она уселась в кресло с книгой в руках, как дверь гостиной распахнулась.

– Привет, Рози! – воскликнула ее мать, невысокая полная женщина с живыми блестящими глазами. – Мы узнали, что ты застряла здесь с каким-то таинственным полумертвым незнакомцем, и заехали взглянуть.

Глава 7

«Мы?» О Боже, только не это! Из-за спины миссис Эллингтон выглядывала любопытная сестра Розамунды.

Девушка вскочила с кресла, стараясь разыграть радостное удивление.

– Мама! Саки!

Саки, которая была на шестом месяце беременности, между тем крутила в руках одну из фарфоровых статуэток, разглядывая надписи на дне.

– Зачем ты нацепила эту ужасную маску, Рози? – спросила она.

Розамунда деланно засмеялась и сняла маску.

– Да так, по глупости. Я думала, это чужие.

– В самом деле глупо, – заметила мать, усаживаясь в кресло. – Чужим ты бы ведь не позволила войти, верно? И вообще, уже давно пора усвоить, что шрамы тебя совсем не портят. – Она пожала плечами, потому что не раз говорила об этом своей дочери. – Ладно, милая, рассказывай нам про своего больного. Кажется, миссис Акентвейт считает его бандитом.

– Разбойником с большой дороги? – небрежно подхватила Розамунда. – Если так, то он был не очень удачлив в своем ремесле, потому что свалился с лошади.

– Вот как? Он свалился с лошади?

Вошедшая в комнату Джесси почтительно присела в реверансе:

– Чаю, миледи?

– Да, спасибо, – кивнула Розамунда, надеясь, что таким образом положит конец мучительным расспросам. – Мы с удовольствием попьем чаю.

Но как только Джесси ушла, мать уточнила:

– Так кто же он, милая?

Розамунде опять пришлось лгать:

– Не имею понятия. При нем не было ни вещей, ни рабочих инструментов. У него вообще ничего не было, кроме одежды и носового платка. Либо он пропил все деньги, либо его обобрали.

– А разве сам он не знает? – поинтересовалась Саки, оторвавшись от полки с книгами, которые в данный момент просматривала.

Будучи не только любопытной, но и хитрой, она могла в мгновение ока разнюхать любой секрет. «Только бы она не наткнулась на какие-нибудь следы моего грешного утра! – мысленно молила Розамунда. – Хоть бы раз в жизни мне удалось прикрыться ложью!»

– Он всю ночь пролежал без сознания, – бросила она равнодушно, – и до сих пор не совсем пришел в себя.

– А может, ему просто нравится валяться в мягкой постели? – предположила Саки.

Розамунда почувствовала, что краснеет, и широко улыбнулась, чтобы скрыть свое смущение.

– Где ты его положила, милочка? – поинтересовалась мать.

Розамунда встала и начала помогать служанке.

– В спальне на втором этаже.

– Рози! – воскликнула Саки. – Ты мягкосердечная дура.

– Не понимаю, что в этом такого. Он не бродяга.

– Откуда ты знаешь?

– Он прилично одет.

– Ну, одежду он мог украсть.

Эта мысль никогда не приходила Розамунде в голову.

– И говорит как джентльмен. К тому же у него холеные руки, явно не привыкшие к труду.

– Значит, проходимец.

Розамунда промолчала, соглашаясь.

– Хватит спорить, девочки, – заявила мать. – Я думаю, Диана не стала бы возражать, узнав, что Рози положила больного человека в хорошую спальню, если, конечно, у него нет вшей.

– Конечно, нет! – возмутилась Розамунда.

– Итак, готов ли этот образец чистоты и невинности к приему гостей? – спросила Саки, усаживаясь возле подноса. – Как он хоть выглядит? Симпатичный?

– Когда блюет? – усмехнулась Розамунда.

– Ему до сих пор плохо?

– Нет. Вообще-то он довольно симпатичный, – ответила Розамунда. Она сомневалась, что Саки уйдет из дома, не взглянув на Бренда, поэтому врать не имело смысла.

– Лысый?

– Нет.

– Косой?

– Нет!

– С гнилыми зубами?

Розамунда собралась прорычать очередное «нет», но вовремя спохватилась.

– Кажется, нет.

– В таком случае, – заявила Саки, слизывая с пальцев крем, – в этих краях его вполне можно считать ангелом.

– Насколько я помню, Гарольд не страдает ни одним из перечисленных недостатков, – заметила Розамунда, имея в виду мужа своей сестры.

– А я всегда говорила, что вышла замуж за ангела, – откликнулась Саки, прихлебывая чай.

– И когда же твой ангел расправит крылышки? – вмешалась в разговор мать.

– Надеюсь, что завтра. Мне не терпится вернуться домой.

– Конечно, милая. – Мать кивнула, тряхнув седыми локонами, выбивавшимися из-под строгой шляпки.

– Но Дигби меня не ждет. Он не станет волноваться, – начала вдруг оправдываться дочь.

– Конечно, нет, милая.

Розамунда решила, что мать предложит передать Дигби письмо, но она этого не сделала, и девушка встревожилась. Если миссис Акентвейт и могла что-нибудь заподозрить, то ее мать не из тех, кто обращает внимание на изнанку.

– Ну что, – сказала Саки, допив чай и проворно вставая с дивана, – позволь нам подняться на небеса и навестить твоего ангела.

Розамунда попыталась возразить, хотя заранее знала, что это бесполезно:

– Зачем?

– Ты не приглашала к нему доктора Уоллеса. Если беднягу рвало и он до сих пор лежит в постели, то, по всей видимости, тебе все-таки надо обратиться к врачу. Мы с мамой посмотрим и выскажем свое мнение.

– Он наверняка спит.

– Тогда мы тихонько войдем и взглянем на него. Его лихорадит?

Розамунда возмущенно уставилась на сестру. Отправить Саки домой, не дав ей взглянуть на таинственного незнакомца, было так же нереально, как сию же минуту вознестись в рай. И все же она еще силилась выдумать какой-то предлог, пока мать вытирала губы салфеткой и выходила из гостиной.

– Он кашляет, милая? – поинтересовалась мать, с решительным видом поднимаясь по лестнице. – Я слышала, ты подобрала его насквозь промокшим.

– Да, так оно и было. – Розамунда поспешно шла за ней и старалась говорить громче, чтобы предупредить Бренда. – Но, насколько я могу судить, он избежал неприятных последствий.

– Еще ничего не известно. Легкие – вещь коварная.

– Если жара нет, то, наверное, обойдется, – вмешалась в разговор Саки.

И тут Розамунда поняла, что они приехали сюда не из простого любопытства. Саки была старше ее на три года и имела двоих детей, а мать родила восьмерых и двоих потеряла. Они гораздо лучше ее разбирались в уходе за больными.

– Ночью его тошнило, потом прошло, – сказала Розамунда.

– По всей видимости, он отравился спиртным, – объяснила Саки. – А потом избавился от ядов, и ему стало легче.

Розамунду удивила такая осведомленность. Неужели Гарольд Давенпорт тоже склонен к пьянству? Во всяком случае, сестра никогда ей об этом не говорила.

– У него ужасно болела голова, – добавила она. – Я дала ему порошок. Кажется, помогло.

Розамунда вставила ключ в замочную скважину и нарочно долго возилась с замком.

– Ты запираешь его спальню, милая? – спросила мать.

– Береженого Бог бережет, а он совершенно посторонний человек, – объяснила Розамунда и, мысленно помолившись, отворила дверь.

Окно было занавешено, но широко открыто. Шторы слегка колыхались от теплого летнего ветерка, который влетал в темную спальню вместе с пением птиц. Потянув носом, Розамунда прежде всего различила в воздухе ароматическую смесь и портвейн, однако ей показалось, что сквозь них пробиваются и другие, грешные запахи.

Ее тайный любовник лежал в постели, укрытый одеялом. Глаза его были закрыты.

– О Боже! – прошептала Саки, на цыпочках подходя к кровати. – Не сказать, что ангел, но для простого смертного очень даже симпатичный.

Розамунда заметила, как у Бренда дрогнули уголки губ, и стала молиться еще горячее, чтобы у него хватило сил совладать с собой.

– Подумаешь, симпатичный! С лица воды не пить, – прозаично сказала мать и слегка приоткрыла шторы. В комнате стало светлее. – От красавцев обычно одни неприятности.

Мать подошла ближе и, приподняв уголок простыни, заметила темно-красное винное пятно.

На соседнем столике стояли пустая бутылка из-под портвейна и грязный стакан.

– Ты с ума сошла, Рози! Зачем ты дала ему вино?

– Я подумала, что ему надо опохмелиться, – промямлила Розамунда. – Говорят, это помогает.

Мать покачала головой и пощупала его лоб.

– Холодный, ты права. И цвет лица хороший. Я думаю, он поправится, если только ты не будешь снабжать его спиртным. Пойдемте, пусть спит.

– Он что, голый? – прошептала Саки, когда они отошли к двери.

– А ты думала, он упал в придорожную канаву с ночной рубашкой в кармане?

Розамунда вывела их из спальни и плотно затворила дверь, не сомневаясь, что Бренд сейчас еле сдерживает смех.

– У мистера Акентвейта наверняка есть лишняя.

– Сет Акентвейт на шесть дюймов ниже его и гораздо худощавее.

– А говорят, у ангелов нет…

– Замолчи!

– Саки Давенпорт, – одернула ее миссис Эллингтон, покачав головой, но глаза ее весело заблестели, – порой ты меня удивляешь.

Саки только посмеялась в ответ.

– Кто же снял с него мокрую одежду и уложил в постель?

Розамунда заперла дверь и двинулась вниз по лестнице.

– Мистер Акентвейт и Том отнесли его в кровать, а мы с миссис Акентвейт раздели его и растерли насухо. Надеюсь, вы не станете об этом болтать? Начнутся кривотолки.

– Конечно, мы будем молчать, – заверила ее мать. – И Хестер Акентвейт тоже. Она рассказала только мне, потому что решила, что мать должна знать такие вещи.

«Какие вещи?» – едва не потеряв самообладание, подумала Розамунда.

Мать поцеловала ее в щеку – чуть крепче, чем обычно.

– Береги себя, милая.

– И все-таки кто он такой? – спросила Саки. – Ангел?

– Обычный мужчина, – твердо произнесла Розамунда, провожая мать с сестрой к парадной двери, – только и всего.

Миссис Эллингтон с дочерью сели в экипаж, и он со звоном покатил по дорожке. «Я стала отличной лгуньей», – подумала Розамунда, махая им вслед рукой.

Как только коляска скрылась за поворотом, девушка облегченно вздохнула и привалилась спиной к стене. Замышляя свой план, она и представить не могла, что ей придется принимать мать в доме, в котором она грешила! Ее так и подмывало убежать наверх, чтобы…

Да просто так.

Улыбнувшись, Розамунда поняла, что хочет посмеяться над случившимся вместе с Брендом. Ангел? Конечно, он ангел. Однако его не мешает как следует покормить. Он это заслужил.

Они с Джесси прикидывали, что можно приготовить на скорую руку, когда дверь кухни распахнулась. Розамунда вздрогнула, решив, что вернулись мать с сестрой. Но в помещение влетела Диана, графиня Аррадейл. В шикарном вишневом костюме для верховой езды с отделкой из золотой тесьмы, она сердито похлопывала по ладони расшитыми жокейскими перчатками, посверкивая драгоценными перстнями.

– Добрый день, Джесси, – кивнула она засуетившейся горничной, потом обратила суровый взгляд на Розамунду:

– Мне надо с тобой поговорить.

Сестры были одного роста и комплекции, но Диана казалась выше за счет своей царственной осанки, как будто титул пэра приподнимал ее над землей. Конечно, здесь сказывалась еще и любовь к высоким каблукам, которые были даже на ее жокейских сапогах. Она решительно зашагала прочь из кухни, цокая каблучками, полагая, что Розамунда пойдет за ней. Сестра так и сделала, покосившись на горничную и с унылым видом приготовившись выслушать уничтожающую лекцию о трусости.

В гостиной Диана бросила на диван свои блестящие перчатки и мужскую треуголку, открыв взору рыжеватые волосы более яркого оттенка, чем у Розамунды, уложенные в высокую затейливую прическу.

– Ты сбежала!

– Да, – кротко откликнулась Розамунда.

– Как ты могла? Все шло как по маслу. По крайней мере двое мужчин лихорадочно искали Колумбину.

Вчера Розамунда была бы совершенно раздавлена, но сейчас с трудом сдерживала улыбку.

Диана тотчас внимательно посмотрела на Розамунду и села.

– Что ты затеяла? – спросила она.

– Ребенка, если повезет, – судорожно сглотнула Розамунда.

– Что? Так ты ушла не одна? С кем же?

– Я ушла одна, – прошептала сестра, усаживаясь напротив, – а его нашла на дороге. – Она с готовностью поведала кузине о своем приключении.

Диана даже рот открыла от удивления.

– И ты думаешь, что этот тип безопаснее моих гостей? Слушай, Роза, да ты совсем рехнулась! Он задушит тебя и утащит из дома фамильное серебро!

– Нет! Он джентльмен, у него отличные манеры.

– У бандитов тоже бывают отличные манеры. – Она резко встала. – Мне надо на него взглянуть…

– Нет. – Диана замерла, потом вопросительно взглянула на подругу. – Я не хочу, чтобы ты вмешивалась, Диана.

– Это пока еще мой дом.

Розамунда только сейчас вспомнила об этом и умоляюще выдохнула:

– Прошу тебя!

Диана прищурила свои голубые глаза:

– Ты что-то задумала.

– Конечно, задумала! Я задумала… – оказалось не так-то просто произнести это вслух, – изменить мужу. – Впрочем, она не чувствовала себя изменницей.

– Но это очень опасно! Тебя разоблачат.

– Не разоблачат. Никто не догадается, что я… стану прелюбодействовать с больным человеком, которого спасла от смерти.

– Он что, болен?

– Уже нет. Но я держу его в спальне как больного. – Она закусила губу. – Он мой тайный раб-любовник.

От удивления Диана округлила глаза, потом вдруг расхохоталась. Заразившись ее весельем, Розамунда тоже зашлась в припадке дикого смеха, как когда-то в юности.

Диана наконец успокоилась и покачала головой.

– Он все знает, милая, – хмыкнула она. – А на маскараде ты могла найти себе партнера и не бояться, что он кому-то расскажет о вашей связи.

– Да, конечно, но, думаю, все обойдется. Я была в маске. И потом, я надеюсь вывезти его отсюда таким образом, чтобы он не увидел, где провел время… и с кем.

– Как ты это сделаешь? Он спрашивал, где находится?

– Да. Я сказала, что в Гиллсете.

– В имении миссис Гиллсет? Умно придумано! Представляю, в каком шоке он будет, если ему взбредет в голову разыскать свою таинственную любовницу. У вас уже было?..

Услышав столь откровенный вопрос, Розамунда вздрогнула и невольно покраснела, но потом кивнула.

Диана ободряюще обняла подругу.

– Храбрая девочка! Надеюсь, тебе было не очень противно?

Розамунда не спешила откровенничать, ее захлестывали эмоции, и в конце концов она решила не таить содеянное от кузины.

– Знаешь, Диана, все было так замечательно… Я никогда не думала…

– Роза! Уж не влюбилась ли ты в этого бродягу?

– Конечно, нет. И он не бродяга. Он джентльмен.

– Ха!

– Джентльмен, говорю тебе! – Она осеклась, неожиданно уразумев смысл вопроса Дианы, и слегка испугалась. – Нет, я не влюбилась. Смешно было бы. Я едва его знаю. – И все же она призадумалась. Как же тогда назвать то нежное чувство, которое он вызывал? Почему ей хотелось улыбаться, разговаривать с ним, делиться своими мыслями? – Это был просто половой акт. – Она убеждала не столько кузину, сколько себя. – Я наконец-то поняла, почему некоторые сходят с ума от этого.

Диана наморщила лоб:

– Вот как? Почему же?

Розамунда не нашлась с ответом и только произнесла:

– О, это нечто особенное. Такие ощущения…

– Другие, нежели с сэром Дигби?

– Другие. – Поскольку слово прозвучало чересчур предательски, она попыталась оправдаться:

– То есть я хочу сказать…

Ее спас стук в дверь. В гостиную заглянула Джесси:

– Все готово, миледи. Мне отнести поднос?

– Я сама! – вскочила Розамунда.

Диана тоже встала:

– Не думай, Роза, что, говоря загадками, ты сумеешь уйти от моих вопросов. Тебе известно хотя бы, как его зовут?

Розамунда застыла с подносом в руках. Если она скажет, что спала с мужчиной, не зная его имени, то будет выглядеть как последняя проститутка.

– Маллорен, – отозвалась она, – мистер Бренд Маллорен. – Она поспешила к выходу.

– Что?! – тотчас раздалось у нее за спиной.

О нет!

– Роза! – кричала Диана. – Вернись!

Но Розамунда уже мчалась вверх по лестнице. Тарелки скользили по подносу, из носика выплескивалась огненная жидкость, но она не желала знать, почему Диана вдруг так завизжала. Может, он и в самом деле бандит и по всей Англии расклеены объявления «Разыскивается опасный преступник» с его именем?

На мгновение остановившись, чтобы надеть ненавистную маску, она повернула ключ в замке и влетела в комнату, хлопнув дверью.

– Что случилось? – спросил Бренд, тут же встревожившись.

Он стоял у окна, замотанный в простыню, как в тогу, и смотрел во двор через щелочку, не открывая штор.

– Вас разыскивают? – выдохнула она, не смея поставить поднос.

– Разыскивают?

– Вы нарушили закон?

– Насколько я знаю, нет. – Бренд приблизился, взял у нее поднос и поставил его на маленький столик. – Вообще-то я еще не полностью вспомнил, чем занимаюсь, а потому не могу утверждать наверняка. А, мясной пирог! Спасибо. – Он откусил большой кусок, прожевал и только потом спросил:

– А что? Чем вызван ваш вопрос?

– Не важно.

Его явно не удовлетворил ее ответ.

– Может быть, посидите со мной, пока я ем?

После некоторого колебания девушка села напротив и потрогала свою маску, желая убедиться, что она на месте. Ей действительно хотелось остаться. Кроме того, она пыталась хотя бы ненадолго оттянуть разговор с Дианой.

– Трудно судить из-за этой проклятой маски, но, мне кажется, вы сильно взволнованны. У вас неприятности с мамой?

Розамунда смущенно разгладила юбку на коленях.

– Нет. Все в порядке, – ответила она.

– Она показалась мне очень приятной женщиной. Хорошо, что у вас такая мама.

– Хорошо. – Девушка не знала, уместно ли спрашивать о личном, но все же не удержалась:

– А у вас есть мама?

– Была. Она умерла, когда я был маленьким.

– Простите.

– Мне очень ее не хватало. И, наверное, не хватает сейчас. Она была чудесной женщиной – жизнерадостной, нежной, сильной. Как было бы замечательно, если бы я мог приезжать к ней в гости, рассказывать о своих делах, помогать…

Удивительно, он сказал об этом так буднично, как о самых обычных отношениях между сыном и матерью. Нет, интуиция ее не обманула: это хороший человек, даже если он и разбойник.

Бренд съел весь пирог и поднял голову, весело блеснув глазами.

– А вторая дама убедилась, что я не ангел?

– Это моя сестра Саки, – с улыбкой сказала Розамунда. – Она поверила мне на слово.

– Значит, с ними у вас не возникло проблем?

– Нет.

Он налил себе в чашку густой шоколад и сделал глоток, внимательно глядя на девушку.

– Может быть, сейчас, после приезда вашей мамы, вы желаете отменить наш уговор?

– Нет.

– Я польщен. Значит, я такой потрясающий любовник, что ради меня вы готовы на риск. Но почему?

Розамунда задумчиво провела пальцем по гравированной поверхности серебряного сосуда с горячим шоколадом. Ей вовсе не хотелось его обманывать.

– Дело в том, что до вас у меня не было любовника. И вряд ли будет после.

– Вы еще молоды.

– Но я замужем.

Помолчав, он заметил:

– Простите мою бестактность, но ваш муж – старик.

– Ему только пятьдесят пять, – проговорила она, надеясь, что это не прозвучало как жалоба.

Она не желала Дигби смерти, но, по правде говоря, жалела, что вообще вышла за него замуж. Ее угнетала безысходность. Но больше всего ее угнетала мысль о том, что она столько потеряла, трусливо спрятавшись от всего мира после аварии.

– Ему пятьдесят пять, а вам?

– Двадцать четыре, – машинально ответила она.

– Сколько же вам было, когда вы выходили замуж?

– Шестнадцать.

– Черт возьми! Зачем вы это сделали?

Розамунда никогда прежде не подвергала сомнению свою отчаянную потребность в укромном и безопасном пристанище. Она бежала от родных, изводивших ее своей жалостью, бежала от необходимости встречаться с незнакомыми людьми. И сейчас было слишком больно ворошить эту рану.

– А что такого? – резко спросила она. – Многие девушки рано выходят замуж, и некоторые предпочитают пожилых мужчин. Мой муж – хороший человек, пожалуй, я больше не стану подвергать риску наши супружеские отношения.

Бренд хотел было поспорить, но передумал и, откинувшись на спинку кресла, отхлебнул свой шоколад.

– Я не буду болтать. Даю слово. Вы жалеете о своем поступке?

– Нисколько.

– Прекрасно. – Он осушил чашку. – Итак, что прикажете?

Она на мгновение растерялась, потом залилась румянцем:

– Ничего.

– Ничего? Учтите, милая леди, хоть вы и обворожительны, но я буду служить вам только до рассвета. У меня дела, я не могу ими пренебречь. Если вы попытаетесь меня удержать, то вместо послушного раба получите врага.

– Я не стану вас удерживать.

«Однако вам не понравится тот способ, которым я вывезу вас отсюда», – мысленно добавила Розамунда. Она еще не придумала, как это сделает, но знала, что в любом случае Бренд превратится в ее врага. Так будет лучше. Увы!

– Ко мне пришла гостья, я должна уделить ей внимание, – сообщила она, вставая. – К тому же мне нельзя находиться у вас слишком долго – это вызовет подозрения.

– Во всем виновата моя ангельская внешность, – усмехнулся он. – Никто не поверит в вашу безгрешность.

– Вот именно. Будь вы некрасивы, все было бы гораздо проще.

– Я могу косить глазами, – сказал он и тут же это продемонстрировал. – Но, к сожалению, долго не получается. – Розамунда лишь покачала головой. Неудивительно, что он оказался пьяным в канаве. К сожалению, этот красивый мужчина был ужасно несерьезным. – Можно мне хотя бы одеться? – спросил он. – В этом году римский стиль не моден.

– А жаль! – сказала она и решила напоследок полюбоваться римским стилем. Бренд засмеялся. – Ваша одежда сильно поистрепалась, но я распоряжусь, чтобы горничная принесла ее.

– Так когда мне вновь приступать к своим обязанностям?

Розамунда вцепилась в пустой поднос, выставив его перед собой как щит. Умом она понимала, что не должна больше встречаться с этим мужчиной. Конечно, новое свидание повышало вероятность зачатия, но если она опять отдастся своему рабу-любовнику, то не ради ребенка, не ради Венскоута, а из чистого желания, из потребности насытиться его теплотой на все последующие унылые годы.

Надо объяснить, что она больше не нуждается в его услугах, и отдать его на попечение Милли…

– Сегодня вечером, – прошептала она, – как только улягутся слуги. – Помолчав, она добавила: – Они ложатся рано.

– Прекрасно. Значит, у нас будет больше времени до рассвета.

Целую ночь? Неужели такое возможно?

Розамунда попятилась к двери, словно покидала опасного зверя. Поставив поднос на колено, она хотела было повернуть дверную ручку, но он подошел помочь, потрясающе элегантный в своей тоге из простыни.

Она наконец решилась задать вопрос, который все это время не давал ей покоя:

– Почему ваше имя вызывает тревогу?

Он замер, не успев распахнуть дверь:

– У кого?

Он стоял совсем близко, задевая ее рукой и плечом. Ей неудержимо хотелось прильнуть к его гладкому сильному телу, вобрать в себя знакомое уютное тепло.

Нет, нельзя! Она не имеет права заводить любовника.

– Не важно, – бросила девушка и выскользнула из спальни.

Она заперла дверь, хоть теперь в этом не было смысла: опасность уже вырвалась наружу и таилась в ней самой.

Глава 8

Не успела Розамунда прийти в себя, как Диана, выскочив из соседней двери, схватила поднос, поставила его на столик в коридоре и втащила подругу в спальню.

– Бренд Маллорен? – прошептала она.

– Да.

У Розамунды еще кружилась голова после встречи с очаровательным пленником. А почему бы и нет? Почему бы не обзавестись любовником – всего один раз в жизни? Каждая женщина имеет на это право…

Диана смотрела на нее во все глаза:

– Ты что, ничего не знаешь?

– О чем?

– О Маллоренах!

Розамунда плюхнулась на кушетку у окна и приготовилась выслушать ужасную правду.

– Что он сделал?

– Что сделал? – Тонкие брови Дианы сошлись у переносицы. – По-моему, тебе лучше знать.

– Я имею в виду, что он сделал за пределами этого дома.

Диана тряхнула головой, элегантно усаживаясь на другом конце кушетки.

– О Господи, я и забыла, что ты никуда не выходишь! Газет ты, конечно, тоже не читаешь?

– О нем писали в газетах? – Розамунде стало дурно. Разумеется, она не идеализировала разбойника с большой дороги, понимая, что все они воры, а зачастую и убийцы, но ей казалось, что такой очаровательный разбойник не подпадал под общие мерки. – Какое же преступление он совершил?

– Преступление? – Диана выпучила глаза. – Роза!.. Вообще-то, насколько мне известно, о самом Бренде Маллорене газеты не писали. Зато о его брате пишут частенько. Неужели ты никогда не слышала про Ротгара?

– Про какого еще Ротгара?

– Про маркиза Ротгара!

Розамунда уставилась на кузину.

– Ты хочешь сказать, что он… – она махнула рукой в сторону спальни, где находился ее пленник, – маркиз?

– Мне страшно подумать, где находятся твои мозги! – Диана подалась вперед – Слушай внимательно. Если он Бренд Маллорен, то его брат – маркиз Ротгар. Старший брат, разумеется.

– Разумеется, – как эхо повторила Розамунда. – Но он был совсем просто одет. Не понимаю…

– Я тоже не понимаю. Но Маллорены – семья известная. Вернее сказать, печально известная. Лорд Брайт…

– Лорд? – воскликнула Розамунда.

– Леди Эльф – очень приятная дама, – продолжала щебетать Диана. – Правда, кроме нее, я ни с кем лично не знакома…

– Диана! – крикнула Розамунда, чтобы привлечь внимание подруги, и тут же понизила голос:

– Ты хочешь сказать, что я держу взаперти лорда?

– Да, если это на самом деле Бренд Маллорен, но…

– Какой ужас!

– Ну, вообще-то он не настоящий лорд. У него нет места в парламенте и прочих привилегий.

– Спасибо, утешила!

Диана вдруг расхохоталась:

– Да не волнуйся ты, вряд ли он потащит тебя ко двору. А у тебя неплохой вкус, милочка! Умеешь выбирать рабов-любовников.

– Я спасла его от смерти.

Розамунда ни на секунду не усомнилась в его благородном происхождении. Лорд… Это многое объясняло. В его уверенных манерах не было ни капли холопского.

– Спасла, взяла в плен… – Диана махнула рукой, сверкнув многочисленными перстнями. – Но ты меня порадовала! В последнее время ты стала такой скучной, а этот случай совсем в духе наших детских похождении. Подумать только, взять в любовники Маллорена! Потрясающий выбор!

– Я его не выбирала, – возразила Розамунда, чувствуя, как пылают ее щеки.

Изогнутая бровь Дианы поползла кверху.

– Вот как? Значит, ты вытащила его из канавы и подумала: «Мужчина. Отлично! Завтра он будет в моей постели».

– Конечно, нет! – Розамунда вскочила с кушетки и принялась расхаживать по комнате, пытаясь найти достойный ответ. – Хотя ты права. Я в самом деле решила, что он… не слишком противный.

– Но скажи, пожалуйста, что делал лорд Бренд Маллорен в придорожном кювете, пьяный и одетый в простую одежду? Я, конечно, с ним незнакома, но все, что ты рассказала, кажется мне не правдоподобным.

– Может, он упал с лошади.

– Говорят, маркиз очень печется о благополучии своих родственников. Моли Бога, чтобы Ротгар не посчитал оскорблением то, как ты обошлась с его братом. Когда речь идет о защите семьи, он становится беспощаден. – Она понизила голос:

– Поговаривают, что он сумасшедший.

– Сумасшедший?!

Диана засмеялась:

– Шучу, милочка. Я никогда не встречалась с маркизом, но и не слышала, чтобы с ним случались припадки бешенства. Кажется, сумасшедшей была его мать.

Вход для пользователей

Меню