Читать онлайн Прилив бесплатно

Прилив

Agatha Christie

TAKEN AT THE FLOOD

Copyright © 1948 Agatha Christie Limited. All rights reserved.

AGATHA CHRISTIE, POIROT and the Agatha Christie Signature are registered trademarks of Agatha Christie Limited in the UK and elsewhere.

All rights reserved.

Agatha Christie Roundels Copyright © 2013 Agatha Christie Limited.

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2019

  • В делах людей прилив есть и отлив.
  • С приливом достигаем мы успеха.
  • Когда ж отлив наступит, лодка жизни
  • По отмелям несчастий волочится.
  • Сейчас еще с приливом мы плывем.
  • Воспользоваться мы должны теченьем,
  • Иль потеряем груз.
У. Шекспир. Юлий Цезарь[1]

Пролог

1

В каждом клубе обязательно есть свой зануда. Клуб «Коронейшн» в этом отношении не был исключением. И то, что в данный момент происходил воздушный налет, не внесло никаких изменений в его рутинный порядок.

Майор Портер, ранее служивший в Индийской армии, зашелестел газетой и откашлялся. Все старательно избегали его взгляда, но толку от этого не было никакого – он все равно заговорил:

– В «Таймс» объявлено о смерти Гордона Клоуда. Правда, весьма скромно: «5 октября, в результате вражеских военных действий». Даже адрес не указан. Вообще-то он жил совсем рядом со мной – в одном из этих больших домов в Кэмден-Хилл. Должен признаться, меня это потрясло. Вы ведь знаете – я там ответственный за противовоздушную оборону. Клоуд только что вернулся из Штатов – ездил туда по поводу государственных закупок и женился там на молодой вдове, которая ему в дочери годится. Миссис Андерхей. Я был знаком с ее первым мужем в Нигерии.

Майор Портер сделал паузу. Никто не проявлял никакого интереса и не просил его продолжать. Все старательно прикрывались газетами, но этого было недостаточно, чтобы обескуражить майора. У него всегда имелись наготове длинные истории, в основном о людях, которых никто не знал.

– Интересно, – проговорил он, рассеянно глядя на пару остроносых лакированных туфель – тип обуви, который ему решительно не нравился. – Как отвечающий за ПВО, я должен сказать: никогда не знаешь, чего можно ожидать от этих бомб. Вот на этот раз был разрушен цокольный этаж и снесена крыша, а второй этаж практически не пострадал. В доме находились шестеро: трое слуг – супружеская пара и горничная, сам Гордон Клоуд, его жена и ее брат. Все собрались на нижнем этаже, кроме брата жены – бывшего десантника. Он предпочел комфортабельную спальню на втором этаже и в результате отделался несколькими ушибами. Трое слуг погибли сразу. Гордона Клоуда завалило – его откопали, но он умер по пути в больницу. Его жена тоже пострадала – на ней не осталось ни клочка одежды, но вроде бы она выкарабкается. Будет богатой вдовой – состояние Гордона, должно быть, превышает миллион.

Сделав очередную паузу, майор Портер поднял взгляд от лакированных туфель к полосатым брюкам, черному пиджаку, яйцевидной голове и огромным усам. Конечно, иностранец! Отсюда и туфли. «Право, – подумал он, – куда катится клуб? Даже здесь не избавишься от иностранцев!» Эта мысль не покидала его во время продолжения повествования. А тот факт, что данный иностранец, казалось, внимательно его слушает, ни в коей мере не уменьшил предубеждения майора.

– Ей вряд ли больше двадцати пяти, а она уже вторично овдовела, – сообщил он и умолк, надеясь на заинтересованные отклики слушателей. И хотя их не последовало, не угомонился: – У меня на этот счет есть кое-какие идеи. Вообще-то странная история. Как вам уже известно, я знал ее первого мужа, Андерхея. Славный парень – одно время служил комиссаром округа в Нигерии и работал добросовестно. Он женился на этой девушке в Кейптауне, куда она приехала с туристической группой. Хорошенькая, беспомощная и так далее. Послушала, как бедняга Андерхей распространялся о широких просторах в его округе, и залепетала, как это чудесно и как ей хотелось бы убежать в такое место от всех забот и хлопот. Ну и выскочила за него замуж – избавилась от забот. Бедняга был по уши влюблен, только у них с самого начала все не заладилось. Девица ненавидела буш[2], боялась туземцев и смертельно скучала. Ее представление о жизни заключалось в беготне по кафе и театрам, а также в болтовне и сплетнях. Solitude a deux[3] в джунглях оказалось не для нее. Сам я с ней никогда не встречался – знаю об этом со слов бедняги Андерхея. Он тяжело это воспринял, однако повел себя достойно – отослал жену домой и согласился дать ей развод. Как раз после этого я с ним и познакомился. Андерхей пребывал в таком состоянии, когда необходимо выговориться. В некоторых отношениях он был старомодным парнем, к тому же католиком – не одобрял разводов. Помню, сказал мне: «Есть другие способы дать женщине свободу». – «Только не делайте глупостей, старина, – предупредил я его. – Ни одна женщина в мире не стоит того, чтобы пускать себе пулю в лоб».

Андерхей заверил меня, что у него и в мыслях такого нет. «Но я одинокий человек, – пожаловался он. – У меня нет родственников, которые стали бы меня оплакивать. Если появится сообщение о моей смерти, Розалин станет вдовой, а ей только того и надо». – «А как же вы?» – спросил я. «Ну, – ответил он, – возможно, где-нибудь за тысячу миль появится мистер Енох Арден[4] и начнет новую жизнь». – «В один прекрасный день у вашей жены могут возникнуть неприятности», – предостерег я его. «Нет, – возразил он. – Я буду играть честно. Роберт Андерхей никогда не воскреснет».

Ну, я больше об этом не думал, но через полгода услышал, что Андерхей умер от лихорадки где-то в буше. Сопровождавшие его туземцы вернулись с обстоятельным рассказом о последних часах своего хозяина и даже с запиской от Андерхея, которой он удостоверял, что они – особенно старший проводник – сделали для него все, что могли. Эти люди были ему преданы и поклялись бы в чем угодно, если бы он их об этом попросил. Может, Андерхей действительно похоронен где-то в Экваториальной Африке, а может, и нет. Если так, то миссис Гордон Клоуд в один прекрасный день испытает серьезное потрясение. Ну и поделом! Я никогда ее не видел, но знаю эту алчную породу! Она испортила жизнь бедняге Андерхею. Да, любопытная история…

Майор Портер огляделся вокруг в надежде на подтверждение. Но увидел только скучающие лица. Молодой мистер Меллон вовсе отвел взгляд. Лишь мсье Эркюль Пуаро проявлял вежливое внимание.

Потом зашуршала газета, и седовласый мужчина с бесстрастным лицом, молча поднявшись с кресла у камина, вышел из комнаты.

Челюсть майора отвисла, а молодой мистер Меллон негромко свистнул.

– Ну вы и влипли! – заметил он. – Знаете, кто это был?

– Боже мой, конечно, знаю! – отозвался майор Портер. – Мы с ним знакомы, хотя и неблизко. Это Джереми Клоуд – брат Гордона Клоуда. Черт возьми, как неловко! Я и понятия не имел…

– Он адвокат, – сообщил Меллон. – Держу пари, притянет вас к суду за клевету или что-нибудь в таком роде.

Самым большим удовольствием для этого молодого человека было сеять тревогу и уныние в таких местах, где такое не возбранялось законом о защите королевства.

– Как неловко! – возбужденно повторил майор Портер.

– К вечеру об этом станет известно в Уормсли-Хит, – продолжил Меллон. – Там живут все Клоуды. Они будут допоздна обсуждать, какие следует принять меры.

В этот момент прозвучал сигнал отбоя. Меллон прекратил издеваться над майором и проводил на улицу своего друга Эркюля Пуаро.

– Ужасная атмосфера в этих клубах, – заметил он. – Жуткое сборище старых зануд, а Портер – худший из них. Его описание индийского фокуса с веревкой занимает добрых три четверти часа, к тому же он знает каждого, чья мать когда-либо проездом бывала в Пуне![5]

Это происходило осенью 1944 года. А поздней весной 1946 года Эркюлю Пуаро нанесли визит.

2

Приятным майским утром Эркюль Пуаро сидел за своим аккуратным письменным столом, когда его слуга Джордж подошел к нему и почтительно доложил:

– Вас хочет видеть леди, сэр.

– Как она выглядит? – осведомился Пуаро, поскольку всегда наслаждался скрупулезной аккуратностью описаний Джорджа.

– На вид ей можно дать от сорока до пятидесяти лет, сэр. Выглядит по-артистически неопрятно. На ней крепкие дорожные ботинки, твидовые жакет и юбка и при этом кружевная блузка. Плюс ко всему сомнительные египетские бусы и голубой шифоновый шарф.

Пуаро слегка поежился.

– Не думаю, что мне хочется ее видеть, – промолвил он.

– Сказать ей, сэр, что вам нездоровится?

Пуаро задумчиво посмотрел на него:

– Полагаю, вы уже сказали, что я занят важным делом и меня нельзя беспокоить?

Джордж кашлянул.

– Она говорит, сэр, что специально приехала из деревни и готова ждать сколько угодно.

Пуаро вздохнул:

– Никогда не следует бороться с неизбежным. Если леди средних лет, носящая поддельные египетские бусы, специально приехала из деревни, чтобы повидать знаменитого Эркюля Пуаро, ее ничто не остановит. Она будет сидеть в холле, пока не добьется своего. Проводите ее ко мне, Джордж.

Слуга вышел и вскоре вернулся, доложив официальным тоном:

– Миссис Клоуд.

Позвякивая бусами, фигура в поношенном твидовом костюме и развевающемся шарфе двинулась к Пуаро с протянутой рукой.

– Мсье Пуаро, – заговорила женщина, – я пришла к вам по велению духов…

Пуаро быстро заморгал:

– В самом деле, мадам? Может, вы присядете и расскажете мне, как…

Больше он ничего не успел сказать.

– Обоими способами, мсье Пуаро. С помощью автоматического письма[6] и доски Уиджа[7]. Это случилось позавчера вечером. Мы с мадам Элвари (она чудесная женщина) пользовались доской и постоянно получали одни и те же инициалы – Э.П. Конечно, я не сразу поняла их значение – на это потребовалось время. Ведь в земной жизни нам не дано все ясно различать с первого взгляда. Я долго ломала голову, вспоминая человека с такими инициалами и понимая, что это как-то связано с нашим предыдущим сеансом, который был очень необычным. А потом купила «Пикчер пост» (очевидно, снова по указанию духов, так как обычно я покупаю «Ньюстейтсмен»), и там оказалась статья о вашей деятельности и ваша фотография! Просто чудо, не так ли, мсье Пуаро? Все имеет свою высшую цель. Очевидно, вы избраны духами, чтобы прояснить это дело.

Пуаро задумчиво разглядывал женщину. Как ни странно, его внимание более всего привлекали проницательные светло-голубые глаза, словно придававшие смысл ее бессвязной болтовне.

– Какое дело, миссис Клоуд? – Он нахмурился. – Кажется, я когда-то уже слышал эту фамилию.

Она энергично кивнула:

– Мой бедный деверь Гордон был очень богат, его имя часто упоминалось в прессе. Он погиб во время воздушного налета года полтора тому назад – для всех нас это было страшным ударом. Мой муж – его младший брат. Он врач, доктор Лайонел Клоуд… – Женщина понизила голос. – Конечно, он понятия не имеет, что я пришла посоветоваться с вами. Лайонел бы этого не одобрил. Врачи – ужасные материалисты. Все духовное спрятано от них за семью печатями. Они верят только в науку – а что может сделать наука?

По мнению Эркюля Пуаро, ответом на этот вопрос могло служить только подробное описание деятельности Пастера, Листера[8], упоминание о безопасной лампе Хамфри Дейви[9], удобствах электричества и еще нескольких сотен научных достижений. Но миссис Лайонел Клоуд, естественно, не нуждалась в подобном ответе. Фактически ее вопрос был чисто риторическим. Поэтому Эркюль Пуаро ограничился тем, что осведомился сугубо практичным тоном:

– Чем я могу помочь вам, миссис Клоуд?

– Вы верите в реальность духовного мира, мсье Пуаро?

– Я добрый католик, – осторожно откликнулся он.

Миссис Клоуд со снисходительной улыбкой отмахнулась от католической религии.

– Церковь слепа, глупа и предубеждена – она не приемлет реальности и красоты потустороннего мира.

– В двенадцать часов у меня важная встреча, – сказал Пуаро.

Замечание оказалось своевременным. Миссис Клоуд наклонилась вперед:

– Мне следовало сразу же перейти к делу. Могли бы вы, мсье Пуаро, найти исчезнувшего человека?

Брови Пуаро поползли вверх.

– В принципе это возможно, – уклончиво ответил он. – Но полиция, моя дорогая миссис Клоуд, может сделать это куда быстрее меня. К их услугам все необходимые средства.

Миссис Клоуд отмахнулась от полиции точно так же, как ранее от католической церкви.

– Нет, мсье Пуаро, духи указали мне на вас. А теперь послушайте. Мой деверь Гордон за несколько недель до смерти женился на молодой вдове – миссис Андерхей. Ее первый муж (бедное дитя, какое горе!) якобы погиб в Африке. Таинственная страна – Африка.

– Таинственный континент, – поправил Пуаро. – Возможно, вы правы. В какой именно части…

– В Центральной Африке, – прервала его она. – Обитель вуду, зомби…

– Ну, зомби скорее относятся к Вест-Индии.

– …черной магии, странных и загадочных культов, – продолжала миссис Клоуд. – Страна, где человек может исчезнуть раз и навсегда.

– Возможно, – снова согласился Пуаро. – Но то же самое относится и к Пиккадилли-Серкус[10].

Миссис Клоуд отмахнулась от Пиккадилли-Серкус.

– За последнее время, мсье Пуаро, мы дважды получали сообщение от духа, назвавшегося Робертом. Сообщение было одинаковым: «Я не умер». Мы были озадачены, так как не знали никакого Роберта. Попросив дополнительных указаний, получили следующий ответ: «Р.А., Р.А., Р.А. Передайте Р. Передайте Р.». – «Передать Роберту?» – спросили мы. «Нет, от Роберта – Р.А.». На вопрос, что означает «А.», последовал самый многозначительный ответ: «Мальчик Блу. Мальчик Блу. Ха-ха-ха!» Понимаете?

– Нет, – покачал головой Пуаро. – Не понимаю.

Она с жалостью посмотрела на него:

– Неужели вы не помните детский стишок «Мальчик Блу под сеном спит»? «Под сеном»[11] – теперь понятно?

Пуаро кивнул. Он воздержался от вопроса, почему дух, назвав по буквам имя Роберт, не мог сделать то же самое с фамилией Андерхей, вместо того чтобы прибегать к жаргону дешевых шпионских романов.

– А мою невестку зовут Розалин, – торжествующе закончила миссис Клоуд. – Сначала мы путались в этих бесконечных Р, но потом смысл стал абсолютно ясен: «Передайте Розалин, что Роберт Андерхей не умер».

– И вы передали ей это?

Миссис Клоуд выглядела слегка смущенной.

– Э-э… нет. Понимаете, люди склонны к скептицизму. Уверена, это относится и к Розалин. Бедная девочка может расстроиться – начать спрашивать, где он и что делает?

– Кроме того, интересоваться, кто подает голос через эфир? Странный метод сообщать, что вы живы-невредимы.

– Ах, мсье Пуаро, вы не принадлежите к посвященным. Откуда нам знать все обстоятельства? Бедный капитан Андерхей (или он майор?), возможно, сейчас в плену в мрачных дебрях Африки. Но если бы можно было найти его и вернуть дорогой Розалин! Подумайте о ее счастье! О, мсье Пуаро, я пришла к вам по велению мира духов – вы не можете мне отказать!

Пуаро задумчиво посмотрел на нее.

– Мои гонорары высоки, – заметил он. – Даже очень высоки. А задача, которую вы хотите мне поручить, не из легких.

– О боже, какая жалость! Мы с мужем сейчас пребываем в крайне стесненных обстоятельствах. Причем мои долги куда больше, чем думает мой дорогой супруг. Я купила несколько акций – по указанию свыше, – но до сих пор они приносят только разочарование: за последнее время настолько обесценились, что, боюсь, продать их уже практически невозможно. – Она устремила на него испуганный взгляд голубых глаз. – Я не осмеливаюсь сообщить об этом мужу, а вам рассказываю только для того, чтобы объяснить мое положение. Но, дорогой мсье Пуаро, воссоединение мужа и жены – такая благородная миссия…

– Благородство, chere madame[12], не компенсирует расходы на путешествия по морю, воздуху и железной дороге, а также на телеграммы, международные телефонные разговоры и допросы свидетелей.

– Но если его найдут… если капитан Андерхей окажется живым и здоровым, тогда, я уверена, не возникнет никаких трудностей в смысле… э-э… вашего вознаграждения.

– Значит, он богат, этот капитан Андерхей?

– Нет, но… Одним словом, могу вас заверить, что с деньгами никаких затруднений не будет.

Пуаро медленно покачал головой:

– Сожалею, мадам, но вынужден ответить «нет».

Ему понадобилось время, чтобы заставить ее примириться с его отказом.

Когда женщина наконец ушла, Пуаро несколько минут стоял, задумчиво нахмурившись. Теперь он вспомнил разговор в клубе во время воздушного налета и понял, почему фамилия Андерхей показалась ему знакомой. Вспомнил гулкий, монотонный голос майора Портера, повествующий историю, которую никто не хотел слушать, шорох газеты, внезапно отвисшую челюсть майора и испуг на его лице…

Но сейчас его мысли занимала леди средних лет, которая только что вышла. Рассеянный вид, болтовня о спиритизме, развевающийся шарфик, позвякивающие на шее цепочки и амулеты – и противоречащий всему этому проницательный взгляд пары светло-голубых глаз…

«Зачем она ко мне приходила? – подумал Пуаро. – И что происходит в… – он посмотрел на лежащую на столе карточку, – Уормсли-Вейл?»

Спустя пять дней он прочитал в вечерней газете краткое сообщение о смерти человека по имени Енох Арден в Уормсли-Вейл – маленькой деревушке, находящейся примерно в трех милях от популярной площадки для игры в гольф в Уормсли-Хит.

«Интересно, – снова подумал Эркюль Пуаро, – что же все-таки происходит в Уормсли-Вейл?..»

Книга первая

Глава 1

Уормсли-Хит состоит из поля для гольфа, нескольких дорогих современных вилл с окнами, выходящими на него, двух отелей, ряда магазинов, которые до войны можно было назвать роскошными, и железнодорожной станции.

Налево от станции тянется шоссе в Лондон, а направо – маленькая дорожка через поле с указателем: «Пешеходная дорога в Уормсли-Вейл».

Приютившаяся среди лесистых холмов Уормсли-Вейл – полная противоположность Уормсли-Хит. Ранее крошечный рыночный городок, она теперь превратилась в деревню. Ее главная улица состоит из зданий в георгианском стиле, нескольких пивных и крайне непрезентабельных магазинчиков, как будто деревня находится не в двадцати восьми, а в целых полутораста милях от Лондона.

Жители Уормсли-Вейл единодушно презирают растущий, словно гриб после дождя, Уормсли-Хит.

На окраинах находятся несколько более симпатичных на вид домов с приятными старомодными садами. В один из них, именуемый «Белым домом», ранней весной 1946 года вернулась Линн Марчмонт, демобилизовавшись из Женской вспомогательной службы военно-морского флота.

На третье утро после возвращения Линн, глядя из окна своей спальни на заросший газон и вязы на лугу, радостно вдохнула воздух родных мест. Влажное пасмурное утро пахло сырой землей. Этого запаха ей так не хватало последние два с половиной года!

Чудесно снова оказаться дома, в своей маленькой спаленке, о которой она часто думала, находясь за морем. Чудесно сбросить форму, надеть твидовую юбку и джемпер, даже несмотря на то, что за годы войны над ними изрядно потрудилась моль.

Как хорошо уйти из армии и снова стать свободной женщиной! Нельзя сказать, что служба за морем не нравилась Линн. Работа была интересной, к тому же там часто устраивали забавные вечеринки, но утомительная рутина и ощущение вынужденного пребывания в стаде себе подобных иногда пробуждали желание бежать куда глаза глядят.

Душным и жарким восточным летом Линн с тоской вспоминала об Уормсли-Вейл, о ветхом, но приятном и прохладном доме и о маме.

Она любила свою мать, хотя та часто ее раздражала. Но вдали от дома оставалась только любовь, а раздражение, если о нем и вспоминалось, только усиливало тоску. Конечно, мамочка способна довести до белого каления, но что бы Линн не отдала, лишь бы снова услышать ее жалобный голос, изрекающий очередную банальность! Скорее бы вернуться домой и больше никогда и никуда не уезжать!

И вот наконец Линн демобилизовалась и свободной вернулась в «Белый дом». Она пробыла здесь всего три дня, но уже испытывала странное ощущение беспокойства и неудовлетворенности. Все было таким же, как прежде, – даже чересчур таким же: дом, мама, Роули, ферма, родственники… Однако она сама стала другой…

– Дорогая! – послышался снизу тонкий голос миссис Марчмонт. – Принести моей девочке завтрак в постель?

– Конечно, нет, – резко отозвалась Линн. – Я сейчас спущусь.

«И почему только мама называет меня «моя девочка»? – подумала она. – Это так глупо!»

Линн сбежала по ступенькам и вошла в столовую. Завтрак оказался не слишком вкусным. Она уже знала, как много времени отнимают теперь поиски еды. Если не считать весьма ненадежной женщины, которая являлась помогать по хозяйству по утрам четыре раза в неделю, миссис Марчмонт приходилось одной и готовить, и убирать. Между тем ей было уже под сорок, когда родилась Линн, и теперь она не отличалась крепким здоровьем. Линн не без страха думала о том, как изменилось их финансовое положение. Небольшой доход, обеспечивавший им до войны вполне комфортабельное существование, теперь наполовину съедали налоги. Цены значительно возросли, и расходы вместе с ними.

«Ничего себе, прекрасный новый мир!» – мрачно подумала Линн. Ее взгляд скользил по колонкам газеты. «Бывшая служащая Женской ассоциации содействия армии и флоту ищет работу, где требуются инициатива и предприимчивость». «Бывшая сотрудница Женской вспомогательной службы ВМФ ищет место, где нужны организаторские способности».

Инициатива, предприимчивость, способность командовать – вот какие качества повсюду предлагались. Но вместо них требовались умение убирать и стряпать, печатать на машинке и стенографировать. Нужны были трудолюбивые люди, привычные к рутинной работе.

Но Линн это не привлекало. Ее будущее абсолютно ясно – брак с кузеном Роули Клоудом. Они обручились семь лет назад, незадолго до начала войны. Сколько Линн помнила себя, она собиралась замуж за Роули. Его увлечение фермерством вполне ее устраивало. Конечно, эта жизнь не так уж интересна и полна тяжелой работы, но они оба любили бывать на воздухе и возиться с животными.

Конечно, теперь их перспективы существенно изменились. Дядя Гордон всегда обещал…

Размышления Линн прервал жалобный голос миссис Марчмонт:

– Я писала тебе об этом, дорогая, – его смерть нанесла страшный удар нам всем. Гордон пробыл в Англии всего два дня. Мы даже не видели его. Если бы только он не остался в Лондоне, а приехал прямо сюда…

Да, если бы только…

Линн была потрясена, получив известие о гибели дяди, но истинный смысл происшедшего только теперь начал до нее доходить.

Насколько она помнила, в ее жизни, как и в жизни всей семьи, всегда доминировал Гордон Клоуд. Богатый и бездетный, он опекал всех своих родственников, даже Роули, который вместе со своим другом Джонни Вэвасуром приобрел ферму. Капитал друзей был весьма невелик, но они были полны надежд и энергии. А Гордон Клоуд одобрил их начинание.

«Без капитала на ферме ничего не добьешься, – говорил он Линн. – Но прежде нужно узнать, хватит ли этим ребятам воли и решимости. Если я сразу их обеспечу, то, возможно, не узнаю этого никогда. Пускай поработают, а когда станет ясно, что у них подходящая закваска, то можешь не беспокоиться, Линн, – я полностью их финансирую. Так что не бойся за свое будущее, девочка моя. Ты как раз та жена, которая нужна Роули. Только помалкивай о том, что я тебе сказал».

Она так и делала, но Роули и сам ощущал благожелательный интерес дяди. Оставалось лишь доказать старику, что в их с Джонни предприятие можно без боязни вкладывать деньги.

Да, они все зависели от Гордона Клоуда. Не то чтобы в семье имелись паразиты или бездельники. Джереми Клоуд был старшим партнером в адвокатской фирме, а Лайонел Клоуд – практикующим врачом.

Но в повседневной жизни всегда царило успокаивающее ощущение маячивших на заднем плане денег. Им никогда не приходилось экономить и отказывать себе в чем-нибудь. Будущее было обеспечено. О них позаботится бездетный вдовец Гордон Клоуд. Он неоднократно обещал им это.

Его вдовствующая сестра Адела Марчмонт продолжала жить в «Белом доме», хотя могла бы переехать в меньшее по размеру и не требующее таких трат жилье. Линн посещала первоклассную школу. Если бы не война, она смогла бы получить любое, самое дорогостоящее образование. Благодаря поступающим с утешительной регулярностью чекам от дяди Гордона можно было позволять себе даже некоторую роскошь.

Все было устроено и обеспечено. А потом Гордон Клоуд неожиданно женился.

– Конечно, дорогая, мы все были поражены, – продолжала мать. – Никому из нас и в голову не приходило, что Гордон когда-нибудь женится снова. Как будто ему не хватало родственных связей!

«Да, – подумала Линн. – Но, может быть, этих связей было слишком много?»

– Он всегда был так добр, – не унималась миссис Марчмонт. – Хотя иногда бывал немного деспотичен. Терпеть не мог обедать на полированном столе – всегда требовал, чтобы я стелила старомодную скатерть. Когда Гордон был в Италии, он прислал мне прекрасные скатерти из венецианских кружев.

– Этого было достаточно, чтобы с его желаниями считались, – сухо отозвалась Линн. – А как он познакомился… со второй женой? Ты никогда мне об этом не писала.

– На каком-то корабле или в самолете, кажется, возвращаясь в Нью-Йорк из Южной Америки. После стольких-то лет! И после всех секретарш, машинисток, экономок и прочих…

Линн улыбнулась. Сколько она помнила, секретарши, экономки и прочие служащие Гордона Клоуда, относящиеся к женскому полу, всегда становились объектами пристального внимания и подозрения.

– Полагаю, она красивая? – с любопытством спросила Линн.

– По-моему, у нее довольно глупое лицо, – ответила Адела.

– Ты ведь не мужчина, мама.

– Конечно, – продолжила миссис Марчмонт, – бедная девушка пострадала от бомбы, перенесла страшный шок и, по-моему, так до конца и не оправилась. Она сплошной комок нервов, а иногда выглядит просто полоумной. Не думаю, что ей удалось бы стать достойной спутницей бедного Гордона.

Линн улыбнулась. Она сомневалась, что Гордон Клоуд женился на женщине гораздо моложе его для интеллектуального общения.

– К тому же, дорогая, – миссис Марчмонт понизила голос, – мне неприятно об этом говорить, но она, разумеется, не леди!

– Что за выражение, мама! Какое это имеет значение в наши дни?

– В деревне все еще имеет, дорогая, – невозмутимо отозвалась Адела. – Я просто хочу сказать, что она не нашего круга.

– Ах, бедняжка!

– Право, Линн, я не понимаю, что ты имеешь в виду. Мы все старались быть к ней добрыми и внимательными ради Гордона.

– Значит, она в «Фарроубэнке»? – удивилась Линн.

– Естественно. Куда же еще ей было отправиться из больницы? Врачи сказали, что ей нужно уехать из Лондона. Она в «Фарроубэнке» со своим братом.

– А что он собой представляет? – поинтересовалась Линн.

– Ужасный молодой человек! – Адела сделала паузу и с чувством добавила: – Такой грубый!

Линн внезапно ощутила вспышку симпатии к новому родственнику. «Наверняка я тоже была бы грубой на его месте!» – подумала она.

– Как его зовут?

– Хантер, Дэвид Хантер. Кажется, он ирландец. Конечно, о таких людях нечасто слышишь. Она уже была вдова – миссис Андерхей. Не хочется быть немилосердной, но поневоле задашься вопросом: какая вдова в военное время отправилась бы в путешествие из Южной Америки? Само собой приходит в голову, что она просто подыскивала богатого мужа.

– И в таком случае своего добилась, – заметила Линн.

Миссис Марчмонт вздохнула:

– Это выглядит так необычно! Гордон всегда был проницательным человеком. А ведь его добивались многие женщины. Последняя секретарша, например, вела себя достаточно откровенно. Ему пришлось от нее избавиться, хотя она, кажется, хорошо справлялась с работой.

– Очевидно, у каждого есть свое Ватерлоо, – рассеянно промолвила Линн.

– Шестьдесят два года – опасный возраст, – заключила мать. – А война все ставит с ног на голову. Но я не могу тебе передать, какой шок мы испытали, получив его письмо из Нью-Йорка.

– Что в нем говорилось?

– Гордон написал Франсис – не понимаю почему. Возможно, ему казалось, что благодаря своему воспитанию она лучше его поймет. Он предполагал, что мы удивимся, узнав о его браке. Все произошло внезапно, но Гордон не сомневался, что мы все очень скоро полюбим Розалин (что за театральное имя – какое-то фальшивое!). У нее якобы была очень тяжелая жизнь; ей, несмотря на молодость, пришлось через многое пройти, и просто чудесно, что она не упала духом.

– Знакомая уловка, – усмехнулась Линн.

– Конечно, о таких слышишь повсюду. Кто бы мог подумать, что Гордон, с его опытом… Но ничего не поделаешь. У нее огромные глаза – синие, словно нарисованные.

– Она привлекательная?

– Ну, безусловно, хорошенькая. Но это не та красота, которая меня восхищает.

– Как всегда, – криво усмехнулась Линн.

– Право же, мужчин невозможно понять! Даже самые уравновешенные из них совершают невероятные глупости! В письме Гордона говорилось, что мы не должны думать, будто это означает ослабление родственных уз, он по-прежнему считал своим долгом о нас заботиться.

– И тем не менее после женитьбы не составил нового завещания? – спросила Линн.

Миссис Марчмонт покачала головой:

– Последнее завещание Гордон составил в 1940 году. Не знаю никаких подробностей, но он дал нам понять, что позаботился о нас на случай, если с ним что-нибудь произойдет. Разумеется, брак аннулировал это завещание. Полагаю, Гордон собирался составить новое, вернувшись домой, но не успел. Он погиб практически сразу же по прибытии в Англию.

– Значит, Розалин получает все?

– Да. Как я сказала, после брака прежнее завещание стало недействительным.

Линн молчала. Она была не более корыстной, чем большинство людей, но ее не могла не возмущать новая ситуация. Линн чувствовала, что все сложилось совсем не так, как планировал Гордон. Разумеется, основной капитал он оставил бы молодой жене, но, несомненно, позаботился бы и о родственниках, чью зависимость от него сам же и поощрял. Гордон всегда убеждал их ни на чем не экономить и не откладывать деньги на будущее. Она слышала, как он как-то сказал Джереми: «Когда я умру, ты будешь богатым человеком». А ее матери часто повторял: «Не беспокойся, Адела. Ты ведь знаешь, что я всегда буду заботиться о Линн и не хочу, чтобы ты переезжала из этого дома – твоего дома. Посылай мне все счета за ремонт». Гордон поощрял фермерские занятия Роули, настоял, чтобы Энтони, сын Джереми, поступил в гвардию, и выплачивал ему солидное содержание, а также содействовал научно-медицинским изысканиям Лайонела Клоуда, которые не сулили быстрой прибыли и отвлекали его от практики.

Размышления Линн вновь прервала миссис Марчмонт, которая с дрожащими губами, драматическим жестом предъявила ей пачку счетов.

– Посмотри на это! – захныкала она. – Что мне теперь делать, Линн? Сегодня утром управляющий банка написал мне, что я превысила кредит. Не понимаю, как это могло случиться? Я была так осмотрительна! Оказалось, что мои вклады уже не дают таких процентов, как раньше, из-за роста налогов. А эти желтые бумажки – страховку от военных разрушений – волей-неволей нужно оплачивать.

Линн взяла счета и просмотрела их. Никаких лишних трат – замена шифера на крыше и прохудившегося кипятильника на кухне, ремонт изгородей. Но все вместе они составили солидную сумму.

– Очевидно, мне придется выехать отсюда, – запричитала миссис Марчмонт. – Но куда? Нигде нет маленьких домов – их просто не существует. Мне не хочется огорчать тебя, Линн, сразу после твоего возвращения, но я просто не знаю, что делать.

Дочь задумчиво посмотрела на мать. Аделе уже пошел седьмой десяток. Она никогда не была сильной женщиной. Но во время войны ей пришлось принимать у себя беженцев из Лондона, готовить и убирать для них, работать в Женской добровольческой службе, варить джемы, помогать со школьными завтраками. В отличие от легкой довоенной жизни она трудилась по четырнадцать часов в день. Линн видела, что мать вот-вот сломается окончательно. Она устала и страшилась будущего.

Линн почувствовала, как в ней медленно закипает гнев.

– А эта Розалин не могла бы… помочь? – спросила она.

Миссис Марчмонт покраснела:

– Мы не имеем никаких прав ни на что.

– Думаю, у тебя есть моральное право, – возразила Линн. – Дядя Гордон всегда нам помогал.

Адела покачала головой:

– Не слишком приятно просить помощи у того, кто тебе не слишком нравится, дорогая. К тому же ее брат не позволит ей расстаться ни с одним пенни. – Однако героизм тут же уступил место чисто женскому коварству, и она добавила: – Если только он на самом деле ее брат!

Глава 2

Франсис Клоуд задумчиво посмотрела на мужа через обеденный стол. Ей было сорок восемь лет. Она принадлежала к тем поджарым, похожим на борзых женщинам, которым очень идут твидовые костюмы. Ее лицо без косметики, если не считать небрежно подведенных губ, еще хранило следы высокомерной красоты.

Джереми Клоуд был худощавым седовласым мужчиной шестидесяти трех лет, с сухим и бесстрастным лицом, которое этим вечером казалось вообще лишенным какого-либо выражения. Быстрый взгляд жены сразу же подметил этот факт.

Девочка лет пятнадцати сновала вокруг стола, подавая блюда и не сводя с Франсис испуганных глаз. Если та хмурилась, она едва не роняла тарелку, а при одобрительном взгляде хозяйки ее лицо сияло.

В Уормсли-Вейл с завистью говорили, что если у кого-нибудь и может появиться прислуга, так это у Франсис Клоуд. Она не подкупала ее большим жалованьем и была достаточно требовательна, но всегда одобряла усердие и так заражала энергией и напористостью, что это вносило в работу по дому личный творческий элемент. Франсис привыкла к тому, что ее обслуживают, и воспринимала этот факт как нечто само собой разумеющееся, оценивая хорошую кухарку или горничную так же, как оценила бы хорошего пианиста.

Франсис Клоуд была единственной дочерью лорда Эдуарда Трентона, который тренировал своих лошадей неподалеку от Уормсли-Хит. Люди осведомленные восприняли банкротство лорда Эдуарда как счастливое спасение от кое-чего похуже. Ходили слухи о лошадях, которые вдруг отказывались подчиняться, о дознании, проводимом распорядителями жокей-клуба. Но лорд Эдуард сохранил свою репутацию почти незапятнанной и достиг соглашения с кредиторами, обеспечившего ему комфортабельное существование на юге Франции. Этими неожиданными благами он был обязан проницательности и стараниям своего поверенного, Джереми Клоуда. Клоуд сделал для него куда больше, чем обычно адвокат делает для клиента, вплоть до того, что предложил свое поручительство. При этом он не скрывал, что восхищается Франсис Трентон, которая, когда проблемы ее отца удачно разрешились, должным образом стала миссис Джереми Клоуд.

Как она сама к этому относилась, никто не знал. Можно было сказать лишь то, что Франсис честно выполняет условия сделки. Она была верной женой Джереми, заботливой матерью их сына, всегда отстаивала интересы мужа и никогда ни словом, ни делом не дала повода подумать, будто этот брак не являлся ее свободным выбором.

Со своей стороны семейство Клоуд испытывало огромное уважение к Франсис. Они гордились ею, считались с ее мнением, но никогда не ощущали с ней подлинно родственной близости.

Что думает о своем браке Джереми Клоуд, не было известно никому, так как никто вообще никогда не знал, что он думает или чувствует. Джереми называли сухарем, хотя его профессиональная и человеческая репутация была очень высокой. Адвокатская контора «Клоуд, Бранскилл и Клоуд» никогда не бралась за сомнительные дела. Их считали хотя и не блестящими, но вполне надежными юристами. Контора процветала, и Джереми Клоуд с женой жили в красивом георгианском доме возле рыночной площади, с большим старомодным садом позади, где грушевые деревья покрывались весной целым морем белых цветов.

Поднявшись из-за стола, супруги перешли в комнату в задней части дома, окна которой выходили в сад. Эдна, пятнадцатилетняя служанка, принесла кофе, возбужденно дыша открытым ртом (она страдала аденоидами).

Франсис налила себе немного кофе. Он оказался крепким и горячим.

– Отлично, Эдна, – похвалила она.

Эдна покраснела от удовольствия и вышла, удивляясь вкусам хозяйки. По ее мнению, кофе должен был иметь светло-кремовый оттенок, содержать как можно больше молока и сахара.

Однако Клоуды, сидя в комнате с окнами в сад, пили черный кофе без сахара. За обедом они обменивались отрывочными замечаниями о знакомых, о возвращении Линн, о перспективах фермерства на ближайшее будущее, но теперь, оставшись наедине, оба молчали.

Франсис откинулась на спинку стула, наблюдая за мужем. Джереми чувствовал на себе ее взгляд, поглаживая правой рукой верхнюю губу. И хотя он сам этого не знал, но такой жест был характерен для него и свидетельствовал о внутреннем беспокойстве. Франсис редко видела этот жест: когда их сын Энтони в детстве серьезно болел, перед тем, как присяжные выносили вердикт, в ожидании решающего сообщения по радио перед началом войны и, наконец, накануне возвращения Энтони в армию после отпуска.

Прежде чем заговорить, Франсис немного подумала. Их брак был счастливым, но они редко беседовали по душам, уважая сдержанность друг друга. Даже когда пришла телеграмма о гибели Энтони на фронте, никто из них не потерял самообладания.

Он вскрыл телеграмму, потом посмотрел на жену. «Это…» – начала Франсис. Он опустил голову, затем подошел и вложил телеграмму ей в руку. Некоторое время они стояли молча. Потом Джереми сказал: «Как бы я хотел помочь тебе, дорогая». – «Тебе сейчас не легче, чем мне», – ответила Франсис. Она не плакала, хотя чувствовала ужасную пустоту и боль. «Да… – кивнул Джереми, погладил ее по плечу и двинулся к двери спотыкающейся походкой. – Что тут говорить…»

Франсис была благодарна мужу за чуткость и понимание и разрывалась от жалости к нему, видя, как он внезапно превратился в старика. С потерей сына в ней что-то застыло – природная женская доброта куда-то испарилась. Она стала еще более энергичной и деловитой, и люди начали побаиваться ее беспощадного здравомыслия…

Палец Джереми Клоуда вновь нерешительно скользнул по верхней губе.

– Что-нибудь случилось, Джереми? – внезапно спросила Франсис.

Он вздрогнул, едва не уронив чашку с кофе. Потом поставил ее на поднос и посмотрел на жену:

– Что ты имеешь в виду, Франсис?

– Я спрашиваю, не случилось ли что-нибудь?

– А что могло случиться?

– Было бы глупо тратить время на догадки. Предпочитаю, чтобы ты сам мне рассказал. – Ее голос звучал сухо и деловито.

– Ничего особенного… – неуверенно произнес Джереми.

Франсис молчала, вопросительно глядя на него. Отрицание явно ее не убедило.

На какой-то момент маска непроницаемости соскользнула с лица Джереми, и Франсис едва удержалась от возгласа.

– Думаю, тебе лучше все рассказать, – спокойно заметила она.

Джереми тяжело вздохнул:

– Да, рано или поздно ты все равно узнаешь. – И, помолчав, произнес абсолютно неожиданную фразу: – Боюсь, Франсис, ты заключила неудачную сделку.

Она оставила без внимания непонятный намек – ее интересовали факты.

– Значит, дело в деньгах?

Франсис сама не знала, почему предположила это в первую очередь. Не было никаких признаков финансовых затруднений, помимо вполне естественных для нынешних времен. В конторе Джереми не хватало сотрудников, и они с трудом справлялись с делами, но такое происходило повсюду, а в прошлом месяце многие их служащие демобилизовались из армии. Конечно, Джереми мог скрывать какую-то болезнь – в последнее время он неважно выглядел и сильно уставал. Но инстинкт подсказывал Франсис, что причина в деньгах, и он ее не подвел.

Джереми молча кивнул.

– Ясно. – Франсис задумалась.

Для нее деньги не имели особого значения, но она знала, что Джереми был не способен это понять. Для него они означали стабильность, возможность выполнять обязательства, определенное место в жизни и положение в обществе.

Франсис же относилась к деньгам как к игрушке. Она родилась и росла в атмосфере финансовой неустойчивости. Бывали чудесные времена, когда лошади оправдывали ожидания, но бывали и периоды потруднее, когда торговцы отказывали в кредите и лорду Эдуарду приходилось унизительно экономить, дабы избежать визита судебных приставов. Однажды они целую неделю жили на хлебе и воде, рассчитали всех слуг. Как-то, когда Франсис была маленькой, пристав проторчал у них целых три недели. Ей он понравился – с ним было интересно играть и слушать рассказы о его маленькой дочурке…

Если нет денег, их можно попросить или взять в долг либо уехать за границу и пожить за счет друзей и родственников…

Но, глядя на мужа, Франсис понимала, что в мире Клоудов это не пройдет. У них не принято клянчить, одалживать или жить за чужой счет. (Соответственно, не ожидается, что деньги будут просить и у вас.)

Франсис чувствовала жалость к Джереми и стыд за свою невозмутимость. Как всегда, она подошла к делу практически:

– Нам придется все продать? Конторе грозит крах?

Джереми болезненно поморщился, и Франсис поняла, что переборщила.

– Расскажи мне все, дорогой, – попросила она. – Больше я не могу отгадывать.

– Два года назад мы перенесли тяжелый кризис, – с трудом вымолвил Джереми. – Ты ведь помнишь, что молодой Уильямс сбежал, прихватив деньги. Потом возникли затруднения в связи с положением на Дальнем Востоке после Сингапура…

– Причины не имеют значения, – прервала его Франсис. – Короче говоря, ты попал в передрягу. И не смог выбраться?

– Я рассчитывал на Гордона, – признался Джереми. – Он сумел бы все уладить.

– Конечно, – вздохнула Франсис. – Я не хочу порицать беднягу – в конце концов, мужчинам свойственно терять голову из-за хорошенькой женщины. Да и почему он не мог жениться снова, если захотел? Но беда в том, что он погиб от бомбы, не успев составить новое завещание и устроить свои дела. Никто никогда не верит, что убьют именно его, – каждый считает, что бомба угодит в кого-нибудь другого!

– Смерть Гордона была для меня тяжелой утратой – я очень любил его и гордился им, – говорил Джереми. – Но, помимо этого, она обернулась для меня катастрофой. Это случилось как раз в тот момент… – Он не окончил фразу.

– Значит, мы банкроты? – тихо спросила Франсис.

Во взгляде Джереми Клоуда мелькнуло отчаяние. Хотя его жена этого не понимала, ему было бы куда легче вынести ее страх и слезы. Холодный, практичный интерес обескуражил его полностью.

– Все обстоит куда хуже, – хрипло произнес он.

Джереми наблюдал, как Франсис размышляет над его словами. «Мне придется все ей рассказать, – думал он, – и она узнает, что я… Возможно, она этому не поверит».

Франсис вздохнула и выпрямилась в кресле.

– Понятно, – сказала она. – Растрата. Или что-нибудь вроде этого. Как в случае с молодым Уильямсом.

– Да, но на сей раз виноват я, потому что пользовался трастовыми фондами, оставленными под мою опеку. До сих пор мне удавалось заметать следы…

– Но теперь все выйдет наружу?

– Если только я не смогу быстро раздобыть деньги.

Никогда в жизни он не испытывал такого стыда. Как это воспримет Франсис? В данный момент она отнеслась ко всему абсолютно спокойно. Но ведь Франсис никогда не ругается и не устраивает сцен.

Она нахмурилась, подперев щеку ладонью.

– Как глупо, что у меня совсем нет своих денег.

– Тебе полагаются деньги по брачному контракту, но…

– Полагаю, и эти деньги также ушли, – рассеянно промолвила Франсис.

Несколько секунд Джереми молчал.

– Мне очень жаль, Франсис, – сказал он наконец. – Не могу выразить, как мне жаль. Ты заключила неудачную сделку.

Она бросила на него резкий взгляд:

– Я это уже слышала. Что ты имеешь в виду?

– Согласившись стать моей женой, ты имела право ожидать… ну, порядочного отношения и жизни, свободной от мелочных забот, – пояснил Джереми.

Франсис посмотрела на него с искренним удивлением:

– Как по-твоему, Джереми, почему я вышла за тебя замуж?

Он криво улыбнулся:

– Ты всегда была верной и преданной женой, моя дорогая. Но я не могу льстить самому себе, полагая, что ты вышла бы за меня при… э-э… других обстоятельствах.

Она уставилась на него и неожиданно рассмеялась:

– Какой ты забавный! Оказывается, под внешностью сухого законника скрывается сентиментальная душа! Ты в самом деле думаешь, будто я стала твоей женой в качестве платы за спасение моего отца от стаи волков в лице распорядителей жокей-клуба?

– Ты ведь очень любила отца, Франсис.

– Конечно, я любила папу! Он был очень симпатичным человеком, и с ним было интересно. Но я всегда знала, что он жуликоват. И если ты думаешь, будто я продала себя семейному адвокату, чтобы спасти его от того, что постоянно над ним висело, то ты никогда меня не понимал!

«Как странно, – думала Франсис, – можно быть замужем за человеком больше двадцати лет и не знать, какие мысли роятся у него в голове. А впрочем, как можно такое знать, если у мужа совершенно другой склад ума? Насквозь романтический, хотя этот романтизм хорошо замаскирован. Мне следовало бы о нем догадаться по книгам Стэнли Уаймена[13] в его спальне. Бедный дурачок!»

– Я вышла за тебя замуж, потому что была влюблена в тебя, – сказала она.

– Влюблена? Но что ты во мне нашла?

– Не знаю, что тебе ответить, Джереми. Ты совсем не походил на папину компанию. Никогда не говорил о лошадях. Ты и понятия не имеешь, как мне надоело слушать про лошадей и про то, кто будет фаворитом в скачках на кубок Ньюмаркета! Помнишь, ты однажды вечером пришел обедать, я сидела рядом с тобой и спросила у тебя, что такое биметаллизм[14], а ты мне объяснил? Это заняло весь обед – шесть блюд, – тогда мы были при деньгах и держали повара-француза.

– Очевидно, это было невероятно скучно, – предположил Джереми.

– Напротив, очень увлекательно! До того еще никто не воспринимал меня всерьез. А ты был так вежлив, но при этом, казалось, не считал меня ни красивой, ни даже хорошенькой. Это задело меня за живое. Я поклялась, что заставлю тебя обратить на меня внимание.

– Ты своего добилась, – мрачно произнес Джереми Клоуд. – В тот вечер я вернулся домой и не мог сомкнуть глаз. На тебе было голубое платье с васильками… – Последовала длительная пауза, затем Джереми откашлялся и смущенно добавил: – Все это было так давно…

Франсис быстро пришла ему на помощь:

– А теперь мы немолодая супружеская пара, которая попала в затруднительное положение и ищет выход.

– После того что ты мне сказала, Франсис, все выглядит в тысячу раз хуже. Этот позор…

Она перебила его:

– Давай поставим точки над «i». Ты чувствуешь себя виноватым, потому что нарушил закон. Тебя могут отдать под суд и отправить в тюрьму.

Джереми поморщился.

– Я не хочу, чтобы это произошло, и пойду на все, чтобы этого избежать, но не делай из меня высокоморальную особу, оскорбленную в своих лучших чувствах. Не забывай, что мою семью не назовешь высокоморальной. Мой отец, несмотря на все свое обаяние, был мошенником. Мой кузен Чарльз ничуть не лучше. Правда, дело замяли, и вместо суда его спровадили в колонию. А мой кузен Джералд подделал чек в Оксфорде. Но он пошел на войну и был посмертно награжден крестом Виктории за отвагу. Я пытаюсь доказать тебе, что не бывает ни абсолютно плохих, ни абсолютно хороших людей. Я и себя не считаю стопроцентно честной – просто никогда не подвергалась искушению. Но чем я могу похвастаться, так это храбростью и преданностью!

– Дорогая!.. – Джереми встал и подошел к ней. Наклонившись, он коснулся губами ее волос.

– А теперь, – улыбаясь, сказала дочь лорда Эдуарда Трентона, – что же нам делать? Попытаться раздобыть где-нибудь деньги?

Лицо Джереми омрачилось.

– Не вижу, каким образом.

– Заложить дом… А, понимаю, – быстро проговорила Франсис, – он уже заложен. Конечно, ты сделал все возможное. Значит, нужно вытянуть из кого-то деньги. Вопрос в том, из кого именно? Полагаю, есть только одна возможность – черноволосая Розалин.

Джереми с сомнением покачал головой:

– Требуется очень большая сумма… А Розалин не может трогать основной капитал – он находится под опекой до конца ее дней.

– Я этого не знала. Мне казалось, она распоряжается им полностью. А что произойдет после ее смерти?

– Капитал перейдет к ближайшим родственникам Гордона – иными словами, будет поделен между мной, Лайонелом, Аделой и сыном Мориса Роули.

– То есть перейдет к нам… – медленно произнесла Франсис и умолкла.

В комнате, казалось, внезапно повеяло холодом. Затем она продолжила:

– Ты мне этого не говорил. Я думала, деньги перешли к ней целиком и полностью и она может оставить их кому пожелает.

– Нет. Согласно статуту от 1925 года, касающемуся наследства при отсутствии завещания…

Сомнительно, чтобы Франсис внимательно слушала его объяснение.

– Едва ли это затрагивает нас лично, – заметила она, когда он умолк. – Мы умрем значительно раньше, чем Розалин достигнет пожилого возраста. Сколько ей лет? Двадцать пять – двадцать шесть? Она запросто может дожить до семидесяти.

– Мы могли бы попросить у нее в долг, как у родственницы, – неуверенно предположил Джереми. – Возможно, она великодушная девушка – мы ведь мало о ней знаем…

– Тем более что мы были с ней достаточно любезны в отличие от Аделы, – добавила Франсис.

– Только не должно быть и намека на… э-э… подлинную причину, – предупредил ее муж.

– Разумеется, – с раздражением откликнулась Франсис. – Беда в том, что нам придется иметь дело не с ней самой. Она полностью под каблуком своего братца.

– Весьма несимпатичный молодой человек, – заметил Джереми Клоуд.

Франсис неожиданно улыбнулась:

– Вовсе нет. Он очень привлекательный. Хотя, по-моему, не всегда разборчив в средствах. Но то же самое относится и ко мне. – Ее улыбка стала жесткой. Она посмотрела на мужа. – Мы не должны сдаваться, Джереми. Нужно обязательно найти какой-то выход – даже если мне придется ограбить банк!

Глава 3

– Опять деньги! – воскликнула Линн.

Роули Клоуд кивнул. Это был высокий широкоплечий молодой человек с загорелым лицом, задумчивыми голубыми глазами и очень светлыми волосами. Его медлительность выглядела скорее намеренной, нежели природной. В тех случаях, когда многие не лезли бы за словом в карман, он всегда предпочитал сначала подумать.

– Да, – отозвался Роули. – В наши дни, кажется, все сводится к деньгам.

– Но я думала, фермеры преуспевали во время войны.

– Да, но ведь это не может продолжаться вечно. Через год все вернется на прежнее место. Оплата труда растет, работников не найдешь днем с огнем, все недовольны, и никто не знает, что делать, – если, конечно, не можешь фермерствовать на широкую ногу. Старый Гордон это предвидел и собирался вмешаться.

– А теперь? – спросила Линн.

Роули усмехнулся:

– А теперь миссис Гордон едет в Лондон и тратит пару тысяч на норковое манто.

– Это… это несправедливо!

– Да нет… – Помедлив, он добавил: – Я бы хотел купить тебе норковое манто, Линн.

– Как она выглядит, Роули? – Линн хотелось услышать мнение человека своего возраста.

– Вечером сама увидишь – на приеме у дяди Лайонела и тети Кэти.

– Да, знаю. Но я хочу, чтобы ты мне рассказал. Мама говорит, что она полоумная.

Роули задумался.

– Ну, я бы не сказал, что интеллект – ее сильная сторона. Но думаю, она только выглядит полоумной, потому что стесняется.

– Стесняется? Чего?

– Многого. В основном, очевидно, своего ирландского акцента. Боится, что возьмет вилку не в ту руку или не поймет какой-нибудь литературной ассоциации.

– Значит, она… ну, необразованная?

Роули снова усмехнулся:

– Ну, она не леди, если ты это имеешь в виду. У нее красивые глаза, приятный цвет лица и на редкость простодушный вид – полагаю, старый Гордон на это и клюнул. Не думаю, что это напускное, хотя, конечно, кто знает? Она выглядит абсолютно безвольной и во всем подчиняется Дэвиду.

– Дэвиду?

– Это ее брат. По-моему, на нем пробу негде ставить. – Сделав паузу, Роули сказал: – Мы ему не слишком нравимся.

– А почему мы должны ему нравиться? – резко осведомилась Линн и добавила, когда он удивленно посмотрел на нее: – Я имею в виду, что тебе ведь он не нравится.

– Безусловно. И тебе тоже не понравится. Он не из нашего теста.

– Откуда ты знаешь, кто мне понравится, а кто нет? За эти три года я многое повидала. Думаю, мой кругозор расширился.

– Что верно, то верно – ты повидала больше меня.

Роули произнес это абсолютно спокойно, но Линн внимательно на него посмотрела, чувствуя, что за этим спокойствием что-то кроется.

Он не отвел взгляда, на его лице не отразилось никаких эмоций. Линн вспомнила, что никогда не могла прочитать мысли Роули.

В мире все шиворот-навыворот, подумала она. Обычно мужчины уходили на войну, а женщины оставались дома. Но у них получилось совсем наоборот.

Один из двоих молодых людей – Роули Клоуд или Джонни Вэвасур – должен был остаться на ферме. Они бросили жребий, и Джонни выпало отправляться на фронт. Он почти сразу же погиб в Норвегии. Роули же за все годы войны ни разу не был дальше двух миль от дома.

А Линн побывала в Египте, в Северной Африке, на Сицилии. Она не раз попадала под огонь. И в итоге вернулась с войны к Роули, который оставался дома…

Внезапно Линн подумала: а вдруг ему это неприятно? И нервно усмехнулась:

– Иногда кажется, будто все перевернулось вверх дном, верно?

– Не знаю. – Роули рассеянно посмотрел в сторону поля. – Зависит от точки зрения.

– Роули… – Она колебалась. – Ты не расстраиваешься… я имею в виду, из-за Джонни…

Его холодный взгляд заставил ее умолкнуть.

– Оставь Джонни в покое! Война кончилась – мне повезло!

– Ты хочешь сказать… – Линн запнулась, – повезло, потому что тебе не пришлось…

– Разве это не удача?

Она не знала, как реагировать на его слова. В спокойном голосе Роули слышались нотки раздражения.

– Конечно, – проговорил он с улыбкой, – девушке из армии будет нелегко сидеть дома.

– Не говори глупости, Роули, – сердито одернула его Линн.

Почему она сердится? Не потому ли, что в его шутке есть некоторая доля правды?

– Ну, – промолвил Роули, – полагаю, мы можем поговорить о свадьбе. Если, конечно, ты не передумала.

– Разумеется, нет. Почему я должна была передумать?

– Кто знает? – рассеянно протянул он.

– Ты имеешь в виду, что я… – Линн помедлила, – изменилась?

– Не слишком.

– А может быть, ты передумал?

– Ну нет. Я-то не изменился. На ферме вообще мало что меняется.

– Хорошо, – сказала Линн, чувствуя, что напряжение несколько разрядилось. – Тогда давай поженимся. Когда бы ты хотел?

– Июнь тебя устроит?

– Да.

Они замолчали. Все было решено. Тем не менее Линн ощущала странное уныние. Хотя Роули был таким же, как всегда, – сдержанным и не склонным к эмоциям, но любящим и преданным. Они всегда любили друг друга, хотя почти не говорили об этом. Так зачем же говорить о любви сейчас?

В июне они поженятся, станут жить в «Плакучих ивах» (ей всегда нравилось это название), и больше она никуда не уедет. Не уедет в том смысле, какой имели для нее эти слова теперь. Возбуждение, когда убирают трап и команда снует по палубе… Волнение, когда самолет взмывает к небу, а земля остается внизу… Незнакомый берег, постепенно приобретающий очертания… Запах горячей пыли, керосина и чеснока, бойкая болтовня на иностранных языках… Красные пуансеттии – причудливые цветы, гордо возвышающиеся в покрытых пылью садах… Быстрая упаковка вещей, не зная, где придется распаковывать их в следующий раз…

Теперь все это позади. Война кончилась, Линн Марчмонт вернулась домой. «Моряк из морей вернулся домой…»[15] «Но я уже не та Линн, которая уезжала отсюда», – подумала она.

Подняв взгляд, Линн увидела, что Роули наблюдает за ней.

Глава 4

Приемы у тети Кэти почти всегда проходили одинаково. В них ощущалось нечто торопливое и неумелое, что было характерно и для самой хозяйки дома. Доктор Клоуд выглядел так, будто с трудом сдерживал раздражение. Он был неизменно вежлив с гостями, но они чувствовали, что эта вежливость дается ему нелегко.

Внешне Лайонел Клоуд походил на своего брата Джереми. Он был таким же седым и худощавым, но не обладал невозмутимостью, свойственной адвокату. Нервозность и раздражительность доктора Клоуда отталкивали многих пациентов, делая их нечувствительными к его знаниям и опыту. По-настоящему Лайонела интересовали только научные исследования, а его хобби было использование лекарственных растений. Обладая педантичным умом, он с трудом терпел причуды жены.

Линн и Роули называли миссис Джереми Клоуд Франсис, но миссис Лайонел Клоуд именовали «тетя Кэти». Они любили ее, хотя считали смешной и нелепой.

Прием, устроенный по случаю возвращения Линн, был всего лишь семейным сборищем.

Тетя Кэти с любовью приветствовала племянницу:

– Ты так загорела, дорогая. Наверно, в Египте. Ты прочитала книгу о пророчествах пирамид, которую я послала тебе? Так интересно! Это все объясняет, не правда ли?

Линн избавило от ответа появление миссис Гордон Клоуд и ее брата Дэвида.

– Розалин, это моя племянница, Линн Марчмонт.

Линн, скрывая любопытство, посмотрела на вдову Гордона Клоуда.

Да, девушка, которая вышла замуж за старого Гордона Клоуда из-за его денег, была хорошенькой и выглядела простодушной, как говорил Роули. Черные волнистые волосы, темно-голубые ирландские глаза, полураскрытые губы…

Все остальное было в высшей степени дорогим – платье, драгоценности, наманикюренные руки, меховая накидка. Обладая изящной фигуркой, она тем не менее не умела носить дорогую одежду так, как носила бы ее Линн Марчмонт, если бы ей представилась такая возможность. «Но она никогда тебе не представится!» – шепнул ей внутренний голос.

– Здравствуйте, – произнесла Розалин Клоуд и добавила, неуверенно повернувшись к стоящему рядом мужчине: – Это… это мой брат.

Дэвид Хантер тоже поздоровался. Это был худощавый молодой брюнет с темными глазами, дерзким и вызывающим лицом.

Линн сразу поняла, почему он так не нравится всем Клоудам. За рубежом она не раз встречала мужчин такого типа – бесшабашных и довольно опасных. На них невозможно полагаться – они сами устанавливали для себя законы и плевать хотели на всю Вселенную. Такие люди многого стоили в бою, но, не находясь на линии огня, доводили своих командиров до белого каления.

– Вам нравится жить в «Фарроубэнке»? – обратилась Линн к Розалин Клоуд.

– По-моему, дом просто чудесен, – ответила та.

– Бедняга Гордон неплохо устроился, – с усмешкой произнес Дэвид Хантер. – Он не жалел расходов.

Это соответствовало действительности. Когда Гордон решил обосноваться в Уормсли-Вейл – точнее, проводить здесь малую часть своей деловой жизни, – он построил себе новый дом, будучи слишком большим индивидуалистом, чтобы жить в здании, насыщенном духом предыдущих обитателей.

Гордон нанял молодого модного архитектора и дал ему карт-бланш. Половина жителей Уормсли-Вейл считала «Фарроубэнк» чудовищным сооружением: прямоугольные очертания, встроенная мебель, скользящие двери, стеклянные столы и стулья приводили их в ужас. Только ванные вызывали искреннее восхищение.

На лице Розалин был написан благоговейный восторг. Усмешка Дэвида заставила ее покраснеть.

– Вы демобилизовались из Женской вспомогательной службы, верно? – спросил Дэвид у Линн.

– Да.

Он скользнул по ней оценивающим взглядом, и она почувствовала, что краснеет.

Неизвестно откуда появилась тетя Кэти. У нее был дар материализоваться из пустоты – возможно, она научилась этому трюку на многочисленных спиритических сеансах.

– Ужин подан, – слегка запыхавшись, возвестила тетя Кэти и добавила как бы между прочим: – Думаю, лучше называть это ужином, чем обедом, чтобы не обманывать ничьих ожиданий. С продуктами стало так трудно. Мэри Луис говорит, что каждую неделю дает торговцу рыбой лишние десять шиллингов. По-моему, это аморально.

Лайонел тем временем разговаривал с Франсис Клоуд.

– Ну-ну, Франсис, – сказал он с нервным смешком. – Никогда не поверю, что ты в самом деле так думаешь… Пошли за стол.

Они направились в довольно убогую столовую – Джереми и Франсис, Лайонел и Кэтрин, Адела, Линн и Роули. Семейство Клоуд – и двое посторонних. Ибо Розалин, хотя и носила ту же фамилию, не стала в отличие от Франсис и Кэтрин настоящей Клоуд.

Она была здесь чужой и поэтому нервничала. А Дэвид… Дэвид выглядел изгоем – причем не только в силу необходимости, но и по собственному выбору. Линн размышляла об этом, садясь за стол.

Воздух был насыщен какими-то сильными эмоциями, подобными электрическому току. Неужели это ненависть? Во всяком случае, нечто разрушительное.

«Злоба и неприязнь ощущаются повсюду, – внезапно подумала Линн. – Я чувствую их с тех пор, как вернулась домой. Очевидно, это последствия войны. В поездах, в автобусах, в магазинах, среди клерков и даже фермеров. Полагаю, на заводах и шахтах еще хуже. Но здесь не просто злоба – она имеет конкретную причину. Неужели мы так ненавидим этих чужаков, забравших то, что мы считали своим? Нет – во всяком случае, пока что. Скорее всего, они ненавидят нас!»

Открытие так ее потрясло, что она принялась молча о нем размышлять, не замечая сидящего рядом Дэвида Хантера.

– Вы о чем-то задумались? – спросил он вскоре.

Его голос был добродушно-насмешливым, но Линн почувствовала угрызения совести. Чего доброго, он подумает, что у нее дурные манеры.

– Простите, – извинилась она. – Я думала о том, во что превратился мир.

– Как удручающе неоригинально! – холодно заметил Дэвид.

– Да, верно. Мы все стали слишком серьезными. И кажется, пользы от этого никакой.

– По-моему, куда практичнее стремиться к вреду, чем к пользе. За последние несколько лет мы придумали несколько удобных приспособлений для этой цели, включая piece de resistance[16] – атомную бомбу.

– Об этом я и думала… О, я имею в виду не атомную бомбу, а злобу – холодную и практичную.

– Злобы в мире хоть отбавляй, – согласился Дэвид, – а вот что касается практичности… По-моему, ее было куда больше в Средние века.

– О чем вы?

– О черной магии, восковых фигурках, колдовстве в полнолуние, чтобы навести порчу на соседское стадо или на самого соседа.

– Неужели вы верите в черную магию? – удивилась Линн.

– Возможно, нет, но в старину люди хотя бы старались причинить зло. А теперь… – Он пожал плечами. – Вам и вашей семье не хватит всей злобы мира, чтобы повредить Розалин и мне, верно?

Линн вздрогнула. Внезапно ей захотелось смеяться.

– Сейчас для этого немного поздновато, – вежливо заметила она.

Дэвид Хантер расхохотался. Казалось, разговор забавляет и его.

– Вы имеете в виду, что мы уже улизнули с добычей? Да, теперь к нам не подкопаешься.

– И это доставляет вам удовольствие?

– Куча денег? Разумеется.

– Я имею в виду не только деньги, но и нас.

– То, что мы одержали над вами верх? Ну, возможно. Ведь вы все не сомневались, что денежки старика практически у вас в кармане.

– Не забывайте, что нас годами приучали к этой мысли, – напомнила Линн. – Уговаривали не экономить, не думать о будущем, поощряли всевозможные планы и проекты.

«Вроде Роули с его фермой», – подумала она.

– Вас не приучили только к одному, – усмехнулся Дэвид.

– К чему?

– К тому, что на свете все непостоянно.

– Линн, – окликнула ее тетя Кэтрин, сидящая во главе стола. – Один из духов миссис Лестер – жрец периода четвертой династии. Он рассказал нам удивительные вещи! Мне нужно с тобой поговорить о Египте. Я уверена, он повлиял на твою психику.

– У Линн есть занятия поинтереснее, чем играть в эту суеверную чушь, – резко заметил доктор Клоуд.

– Ты просто предубежден, Лайонел, – вздохнула его жена.

Линн улыбнулась тете и некоторое время сидела молча. В ее ушах все еще звучали слова Дэвида: «На свете все непостоянно…»

Некоторые люди живут в таком мире – для них все чревато риском. К ним принадлежал и Дэвид Хантер. Это был не тот мир, в котором росла Линн, но тем не менее он чем-то привлекал ее.

Вскоре Дэвид с усмешкой осведомился:

– Мы с вами еще не в ссоре? Можем продолжать разговор?

– Конечно.

– Отлично. Вы по-прежнему злитесь на нас с Розалин за то, что мы завладели состоянием неправедным путем?

– Да, – решительно ответила Линн.

– Превосходно. И что же вы намерены делать?

– Купить немного воска и заняться черной магией.

Дэвид рассмеялся:

– Ну нет, это не для вас. Вы не из тех, кто полагается на устаревшие методы. Ваши методы будут вполне современными и, возможно, весьма эффективными. Но вам не удастся победить.

– Почему вы думаете, что будет война? Разве мы не смирились с неизбежным?

– Вы все ведете себя безупречно. Это очень забавно.

– За что вы нас так ненавидите? – тихо спросила Линн.

В темных бездонных глазах что-то блеснуло.

– Вряд ли я сумею вам объяснить.

– Думаю, что сумеете.

Несколько секунд Дэвид молчал, затем осведомился беспечным тоном:

– Почему вы собираетесь замуж за Роули Клоуда? Он ведь форменная дубина.

– Как вы можете так говорить? – резко отозвалась Линн. – Вы ведь ничего о нем не знаете.

– Что вы думаете о Розалин? – тем же тоном задал вопрос Дэвид.

– Она очень красива.

– И это все?

– Она не выглядит довольной жизнью.

– Верно, – согласился Дэвид. – Розалин не блещет умом. Она вечно всего боялась. Плывет по течению, а потом не знает, что ей делать. Рассказать вам о ней?

– Если хотите, – вежливо промолвила Линн.

– Хочу. Сначала течение занесло ее на сцену, где она, разумеется, не достигла особых успехов. Розалин присоединилась к третьеразрядной труппе, отправлявшейся тогда на гастроли в Южную Африку. В Кейптауне труппа осталась без средств к существованию. Потом Розалин выскочила замуж за правительственного чиновника из Нигерии. Нигерия ей не нравилась – и муж, по-моему, тоже. Если бы он был крепким парнем, выпивал и ее поколачивал, думаю, все было бы в порядке. Но он оказался интеллектуалом, державшим в африканской глуши большую библиотеку и любившим рассуждать на философские темы. Поэтому Розалин поплыла назад в Кейптаун. Муж обошелся с ней достойно и выделил ей недурное содержание. Не знаю, дал ли бы он ей развод, так как был католиком, но, к счастью, умер от лихорадки. Розалин получила маленькую пенсию. Затем началась война, и течение занесло ее на корабль в Южную Америку. Там ей тоже не понравилось, но она попала на другой корабль, где познакомилась с Гордоном Клоудом и которому поведала о своей печальной жизни. Они поженились в Нью-Йорке и жили счастливо две недели, после чего его убило бомбой, а Розалин достались большой дом, куча драгоценностей и солидный доход.

– Приятно, что у этой истории такой счастливый конец, – заметила Линн.

– Да, – кивнул Дэвид Хантер. – У Розалин нет ни капли ума, но ей всегда везло. Гордон Клоуд был крепким стариком. Ему было шестьдесят два, и он запросто мог протянуть лет двадцать или еще больше. Для Розалин это было бы не слишком весело, не так ли? Когда она вышла за него замуж, ей было двадцать четыре года, а сейчас только двадцать шесть.

– Она выглядит еще моложе, – сказала Линн.

Дэвид посмотрел на сидящую с другой стороны Розалин Клоуд. Она крошила хлеб, словно нервный ребенок.

– Пожалуй, – задумчиво произнес он. – Очевидно, причина в полном отсутствии ума.

– Бедняжка! – вырвалось у Линн.

Дэвид нахмурился.

– Нечего ее жалеть, – отрезал он. – Я позабочусь о Розалин.

– Надеюсь.

– А если кто-нибудь попробует ее обидеть, ему придется иметь дело со мной! Я знаю много способов вести войну – некоторые из них не вполне традиционные.

– Теперь мне предстоит выслушать вашу биографию? – холодно спросила Линн.

– В очень сокращенной редакции. – Он улыбнулся. – Когда началась война, я не считал себя обязанным сражаться за Англию – ведь я ирландец. Но мне, как всем ирландцам, нравится драка. Меня привлекала служба в десантных войсках – я неплохо позабавился, но был отчислен после тяжелого ранения в ногу. Потом поехал в Канаду, где какое-то время тренировал ребят. Я болтался без дела, когда получил из Нью-Йорка телеграмму от Розалин, в которой она сообщала, что выходит замуж. В телеграмме не говорилось, что там есть чем поживиться, но я умею читать между строк. Я прилетел в Нью-Йорк, приклеился к счастливой паре и вернулся с ними в Лондон. И теперь… – Он дерзко улыбнулся. – «Моряк из морей вернулся домой». Это про вас. А «Охотник с гор вернулся домой» – это про меня…[17] В чем дело?

– Ни в чем, – ответила Линн.

Она поднялась вместе с остальными. Когда они перешли в столовую, Роули сказал ей:

– Ты, кажется, нашла общий язык с Дэвидом Хантером. О чем вы говорили?

– Ни о чем особенном, – отозвалась Линн.

Глава 5

– Дэвид, когда мы вернемся в Лондон? Когда мы уедем в Америку?

Завтракавший вместе с Розалин Дэвид Хантер с удивлением посмотрел на нее.

– Куда нам спешить? Чем тебе здесь плохо? Он окинул быстрым взглядом комнату, где они сидели. «Фарроубэнк» построили на склоне холма, и из окон открывался вид на безмятежную панораму сонной английской деревни. На лужайке были посажены тысячи бледно-желтых нарциссов, которые уже почти отцвели, но золотистое покрывало еще оставалось.

Кроша в тарелку кусочек тоста, Розалин пробормотала:

– Ты обещал, что мы скоро поедем в Америку.

– Да, но это не так легко устроить. Существует очередность. У нас нет никаких особых деловых оснований. После войны все движется с трудом.

Дэвида раздражали собственные слова. Названные им причины были вполне реальными, но выглядели предлогом. Его интересовало, казались ли они таковым сидящей напротив девушке? И почему ей внезапно так приспичило ехать в Америку?

– Ты сказал, что мы пробудем тут недолго, – настаивала Розалин. – Ты не говорил, что мы собираемся здесь поселиться.

– Чем тебе не по душе Уормсли-Вейл и «Фарроубэнк»?

– Ничем. Это все они…

– Клоуды?

– Да.

– В этом-то как раз самый смак, – сказал Дэвид. – Приятно смотреть на их самодовольные физиономии и видеть, как их гложут зависть и злоба. Не порть мне удовольствие, Розалин.

– Я не хочу, чтобы ты так говорил, – с тревогой произнесла она. – Мне это не нравится.

– Не вешай нос, дорогая! Нами достаточно помыкали. А Клоуды существовали беззаботно за счет братца Гордона – маленькие мухи присосались к большой. Всегда ненавидел эту породу.

– Нельзя ненавидеть людей, – возразила шокированная Розалин. – Это грешно.

– По-твоему, Клоуды тебя не ненавидят? Они были добры к тебе?

– Они не причинили мне никакого вреда, – с сомнением отозвалась Розалин.

– Но с радостью бы это сделали, малышка. – Он рассмеялся. – Если бы они не так дрожали за собственную шкуру, тебя однажды утром нашли бы с ножом в спине.

Она поежилась:

– Не говори такие ужасные вещи.

– Ну, может быть, это был бы не нож, а стрихнин в супе.

Розалин уставилась на него, ее губы дрожали.

– Ты шутишь…

Дэвид вновь стал серьезным:

– Не бойся, Розалин. Я о тебе позабочусь. Им придется иметь дело со мной.

– Если это правда, – запинаясь, спросила она, – что они ненавидят нас… ненавидят меня… то почему бы нам не уехать в Лондон? Там мы были бы в безопасности – вдали от них.

– Деревня тебе на пользу, девочка. Ты ведь знаешь, что в Лондоне тебе становится хуже.

– Это было, когда его бомбили… – Розалин задрожала и закрыла глаза. – Я никогда этого не забуду…

– Еще как забудешь! – Дэвид осторожно взял ее за плечи и слегка встряхнул. – Выбрось это из головы, Розалин. Ты была контужена, но теперь все кончено. Бомб больше нет. Не думай о них. Доктор сказал, что сельская жизнь и деревенский воздух пойдут тебе на пользу. Вот почему я держу тебя подальше от Лондона.

– В самом деле? А я подумала…

– Что ты подумала?

– Что ты хочешь быть здесь из-за нее, – медленно сказала Розалин.

– Из-за нее?

– Ты знаешь, о ком я. О той девушке, которая служила в армии.

Лицо Дэвида внезапно стало суровым.

– Линн Марчмонт?

– Она что-то значит для тебя, Дэвид?

– Линн – невеста этого тупоголового бычка, Роули.

– Я видела, как ты разговаривал с ней тем вечером.

– Ради бога, Розалин…

– И ты ведь встречался с ней после этого, не так ли?

– Я столкнулся с ней возле фермы однажды утром, когда ездил верхом.

– И будешь сталкиваться снова.

– Конечно, буду! Это крошечная деревушка. Тут шагу нельзя ступить, чтобы не наткнуться на кого-нибудь из Клоудов. Но если ты думаешь, что я влюбился в Линн Марчмонт, то ты ошибаешься. Она заносчивая и неприятная девица со злым языком. Пускай Роули с ней справляется. Нет, Розалин, она не в моем вкусе.

– Ты уверен, Дэвид? – с сомнением спросила девушка.

– Конечно, уверен.

– Я знаю, ты не любишь, когда я гадаю на картах, – робко проговорила Розалин. – Но они говорят правду. Карты сказали, что девушка, приехавшая из-за моря, принесет нам несчастье. Потом в нашу жизнь войдет незнакомый брюнет – он тоже грозит бедой. Еще выпала карта, означающая смерть, и…

– Ох уж эти мне незнакомые брюнеты! – Дэвид рассмеялся. – Советую тебе держаться от них подальше. Сколько же в тебе суеверий! – Продолжая смеяться, он направился к двери, но, выйдя из дома, нахмурился и пробормотал: – Черт бы тебя побрал, Линн! Вернулась из-за моря и расстроила все планы. – Дэвид понимал, что намеренно идет туда, где надеялся встретить девушку, которую только что проклинал.

Розалин наблюдала, как он шагал по саду к калитке, выходящей на дорожку через поле. Потом она поднялась к себе в спальню и стала перебирать одежду в гардеробе. Ей нравилось трогать новое норковое манто – она и представить себе не могла, что у нее когда-нибудь будет такое. Розалин все еще была в спальне, когда горничная сообщила, что пришла миссис Марчмонт.

Адела сидела в гостиной, поджав губы. Ее сердце колотилось вдвое быстрее обычного. Она уже несколько дней пыталась заставить себя обратиться за помощью к Розалин, но со свойственной ей нерешительностью откладывала этот момент. А еще ее удерживало то, что отношение Линн внезапно изменилось. Теперь она категорически возражала против того, чтобы ее мать просила взаймы у вдовы Гордона.

Однако очередное письмо от управляющего банком, пришедшее этим утром, побудило миссис Марчмонт к решительным действиям. Больше мешкать было нельзя. Линн рано ушла из дому, и миссис Марчмонт видела идущего по полю Дэвида Хантера. Путь был свободен. Она хотела застать Розалин одну, справедливо рассудив, что в отсутствие брата с девушкой будет куда легче иметь дело.

Тем не менее миссис Марчмонт ужасно нервничала, ожидая в солнечной гостиной. Впрочем, ей стало немного легче, когда вошла Розалин, выглядевшая, как показалось миссис Марчмонт, еще более «полоумной», чем обычно. «Интересно, – подумала она, – это у нее после бомбежки или она всегда была такой?»

– Д-доброе утро, – запинаясь, поздоровалась Розалин. – Пожалуйста, садитесь.

– Какой прекрасный день, – отозвалась Адела. – Взошли все мои ранние тюльпаны. А ваши?

Девушка рассеянно посмотрела на нее:

– Не знаю.

«Как вести себя с человеком, – думала миссис Марчмонт, – с которым нельзя говорить ни о садоводстве, ни о собаках – опорных пунктах всех сельских бесед?»

– Конечно, – заметила она, не сумев удержаться от язвительных ноток, – у вас так много садовников. Они за всем следят.

– Старый Маллард говорит, что ему нужны еще два помощника. Но рабочих рук по-прежнему не хватает.

Казалось, это ребенок повторяет слова, которые слышал от взрослых.

Она и впрямь походила на ребенка. «Не в этом ли, – думала Адела, – заключается ее очарование? Не это ли привлекало проницательного бизнесмена Гордона Клоуда, сделав его слепым к ее глупости и отсутствию воспитания? Едва ли все дело было только во внешности. В конце концов, много красивых женщин безуспешно добивались его внимания».

Но детская наивность могла привлечь шестидесятидвухлетнего мужчину. Была ли эта наивность подлинной или это всего лишь поза, оказавшаяся прибыльной и ставшая ее второй натурой?

– Боюсь, Дэвида сейчас нет… – сообщила Розалин. Это привело в чувство миссис Марчмонт. Не следует упускать шанс – ведь Дэвид может вернуться. Слова застревали у нее в горле, но она заставила себя их произнести:

– Не могли бы вы мне помочь?

– Помочь? – Розалин выглядела удивленной и озадаченной.

– Понимаете… все очень осложнилось… Смерть Гордона многое изменила для всех нас…

«Что ты пялишься на меня, как идиотка? – с тоской подумала миссис Марчмонт. – Ты отлично знаешь, что я имею в виду! В конце концов, ты сама была бедной…»

В этот момент она искренне ненавидела Розалин. Ненавидела за то, что ей, Аделе Марчмонт, приходится сидеть здесь и выклянчивать деньги. Как же это нелегко!

Буквально за минуту ей вспомнились долгие часы беспокойных размышлений и неопределенных планов. Продать «Белый дом»? Но куда ей переехать? Ведь приобрести маленький, а тем более дешевый дом невозможно. Принимать у себя постояльцев? Но прислугу не сыщешь днем с огнем, а она в одиночку не справится с хозяйством и стряпней. Если бы ей помогала Линн – но Линн собирается замуж за Роули. Жить с Линн и Роули? Нет, она никогда на это не пойдет! Найти работу? Но какую? Кому нужна утомленная пожилая женщина, не имеющая специального образования?

Миссис Марчмонт услышала собственный голос. Он звучал воинственно, потому что она презирала себя:

– Я имею в виду деньги.

– Деньги? – переспросила Розалин. В ее голосе слышалось искреннее удивление, как будто о деньгах она ожидала услышать в последнюю очередь.

Адела продолжила, с трудом выжимая из себя каждое слово:

– Я превысила кредит в банке и должна оплатить счета за ремонт в доме, а проценты мне еще не выплатили… Понимаете, мой доход уменьшился вдвое… Очевидно, это из-за налогов… Раньше нам помогал Гордон – оплачивал ремонт крыши, окраску стен и все прочее… К тому же он выделял нам содержание – раз в квартал клал деньги в банк… Пока он был жив, все было в порядке, а теперь… – Адела умолкла. Она ощущала стыд, смешанный с облегчением. В конце концов, худшее позади. Если девушка откажет, то ничего не поделаешь.

Розалин выглядела смущенной.

– О боже, – растерянно пробормотала она. – Право, не знаю… Я никогда не думала… Конечно, я попрошу Дэвида…

Вцепившись в подлокотники стула, Адела решительно произнесла:

– А не могли бы вы сразу дать мне чек?

– Да… наверно, могла бы…

Розалин поднялась и с неуверенным видом подошла к письменному столу. Порывшись в ящиках, она наконец извлекла чековую книжку.

– Сколько мне выписать?

– Если можно, пятьсот фунтов…

«Пятьсот фунтов», – послушно написала Розалин.

Адела почувствовала, что у нее гора свалилась с плеч. Победа оказалась совсем легкой! Она с испугом осознала, что ощущает не столько благодарность, сколько презрение. Розалин была невероятно простодушной.

Девушка встала из-за стола, подошла к ней и протянула чек. Казалось, теперь смущение испытывала только она.

– Надеюсь, здесь все правильно. Я так сожалею…

Адела взяла чек. На розовой бумаге было написанно бесформенным детским почерком:

«Для миссис Марчмонт. Пятьсот фунтов. Розалин Клоуд».

– Это очень любезно с вашей стороны, Розалин. Благодарю вас.

– Что вы! Мне самой следовало догадаться…

– Большое спасибо, дорогая.

С чеком в сумочке Адела Марчмонт чувствовала себя другим человеком. Девушка в самом деле держалась очень мило, но продолжать разговор было как-то неловко. Адела попрощалась и удалилась. Повстречав на подъездной аллее Дэвида, она вежливо сказала: «Доброе утро», – и поспешила дальше.

Глава 6

– Что здесь делала эта Марчмонт? – поинтересовался Дэвид, войдя в дом.

– О, Дэвид, ей были очень нужны деньги. Я никогда не думала…

– И, полагаю, ты дала их ей? – Гнев в его взгляде смешивался с иронией. – Тебя нельзя оставлять одну, Розалин.

– Дэвид, я просто не могла ей отказать. В конце концов…

– Что – в конце концов? Сколько ты ей дала?

– Пятьсот фунтов, – прошептала Розалин.

К ее облегчению, Дэвид рассмеялся:

– Всего лишь блошиный укус!

– Что ты, Дэвид! Такая куча денег…

– Только не для нас, Розалин. Кажется, ты никогда не поймешь, что стала очень богатой женщиной. Тем не менее если она просила у тебя пятьсот фунтов, то ушла бы довольная, получив двести пятьдесят. Тебе следует научиться языку тех, кто просит взаймы.

– Прости, Дэвид, – пробормотала Розалин.

– За что, девочка моя? В конце концов, это твои деньги.

– Нет. Не совсем…

– Опять ты за свое! Гордон Клоуд умер, не успев составить завещание. Это называется удачей в игре. Мы с тобой выиграли, а остальные проиграли.

– Но это… несправедливо.

– Послушай, моя прекрасная сестричка Розалин, разве ты не наслаждаешься всем этим – большим домом, слугами, драгоценностями? Разве это не мечта, ставшая явью? Иногда мне кажется, что это сон и я вот-вот проснусь.

1 Перевод М. Зенкевича.
2 Буш – большие пространства некультивированной земли в Африке. (Здесь и далее примеч. перев.)
3 Уединение вдвоем (фр.).
4 Енох Арден – герой одноименной поэмы Альфреда Теннисона – моряк, который вернулся домой спустя много лет и застал жену замужем за другим.
5 Пуна – город в Западной Индии.
6 Автоматическое письмо – послание духа, которое участники спиритического сеанса записывают бессознательно.
7 Доска Уиджа – специальная доска для спиритических сеансов с алфавитом и другими знаками.
8 Л истер Джозеф (1827–1912) – английский хирург.
9 Дейви Хамфри (1778–1829) – английский химик, изобретатель безопасной лампы для шахтеров.
10 Пиккадилли-Серкус – площадь в центре Лондона.
11 Английское словосочетание «под сеном» созвучно фамилии Андерхей.
12 Дорогая мадам (фр.).
13 Уаймен Стэнли (1855–1928) – английский писатель, автор историко-приключенческих романов.
14 Биметаллизм – денежная система с одновременным использованием золота и серебра в качестве универсального эквивалента.
15 Строка из стихотворения Р. Л. Стивенсона «Завещание». (Пер. А. Сергеева.)
16 Главное блюдо (фр.).
17 Игра слов: Хантер – охотник (англ.).
Читать далее