Читать онлайн Вождь чернокожих бесплатно

Вождь чернокожих

Возрастные ограничения 16+

© Птица Алексей

© ИДДК

* * *

Глава 1

Как я попал в Африку

Иван Климов стоял в порту Новороссийска и с мрачной тоской смотрел на море. Полтора года назад его выгнали с пятого курса Пятигорской фармацевтической академии. По официальной версии, за неуспеваемость и прогулы, а на самом деле, как это ни смешно, за разгульный образ жизни…, и это ещё мягко сказано.

Он смотрел на бурное море, с яростью бросавшее свои громадные волны на прибрежные волноломы и вспоминал произошедшие с ним события, которые, словно в ускоренном калейдоскопе, проносились перед глазами.

Школьные годы он провёл за усиленным изучением курса химии, биологии и других дисциплин, которые приходилось зубрить для того, чтобы поступить в институт. А потом учиться четыре курса, занимаясь не только учёбой, а ещё и мытьём пробирок, реторт, перегонных колб и, как высший пилотаж, протиранием столов, разъеденных химреактивами. И всё для того, чтобы эту работу ему зачли в качестве отработки прогулянных лабораторных занятий. А итог?

Уж о ком он не жалел, так это о девчонках, с которыми учился в фармакадемии. Их там было много, на любой вкус, размер, а также цвет волос. Были там и недотроги, и «оторвилы», и лапочки, и зайчики, в общем, хватало всякого зверья, в этой самой академии. Вот он и пользовался этим цветником, срывая нежные бутоны наивных девчонок, и увлёкся. Причём, до такой степени, что с треском вылетел из института.

Не помогла ни мать, работающая там же, главным бухгалтером, ни заступничество знакомых преподавателей, ни откровенно пытливый ум, с помощью которого он, даже пропуская лекции, умудрялся сдавать все зачёты, и даже экзамены, не меньше, чем на четвёрку.

Ничего не помогло. Больно родители у девочки оказались «неудобными». Девчонка-то была симпатичная, но не в меру наивная и влюбчивая. Вот её родители и не захотели принять выбор дочери и оценить помощь в её половом воспитании. И в категоричном тоне потребовали, чтобы он на ней женился.

Но, хоть девушка и была хороша, в планах у соблазнителя женитьбы не было. Вокруг ещё столько непознанного! А ему пришлось бы довольствоваться одним и тем же, каждый день, эх… Не хочу, как говорится, нюхать один и тот же бутон каждый день!

Родители девушки, узнав об отказе, а также, не сумев уговорить свою дочь написать заявление об изнасиловании, пошли в деканат, где в ультимативной форме потребовали его отчислить.

Их пытались увещевать, предлагали решить вопрос полюбовно, но где там. Отец, бывший командир батальона внутренних войск, расквартированного в Пятигорске, наотрез отказался решить вопрос полюбовно, пригрозив декану подать жалобу уже на институт, как кузницу разврата и сосредоточие вселенской похоти.

Декан доложил ректору, а ректор издал приказ по институту и Климова с треском выгнали, вручив ему справку о незаконченном высшем образовании, без возможности восстановиться.

– Ничё… сссынок… армия из тебя… бл… на, сделает… ещё человека! – сказал ему напоследок папаша поруганной девушки, и Иван распрощался с институтом.

Три месяца он провалял дурака, каждый день ругаясь с родителями, а потом, получив повестку, собрал небольшой рюкзачок и отбыл в военкомат, провожаемый рыдающей матерью и злым, хмурым отцом, который, слово в слово, повторил ту же самую фразу, что и отец девушки, но уже ему в спину. Правда, он выразился более прямо и очень грубо, без всякой, понимаешь… толерантности к своему сыну. Больше его никто не провожал.

В военкомате новобранцев проверили по спискам, посадили в заказной автобус и повезли в районный военкомат. Там он болтался около недели, шарахаясь по разрешённой для них территории, во внутреннем дворе военкомата и живя в казарме, предназначенной для размещения призывников.

По ночам пил водку, запивая её сгущёнкой, вместе с курсантами, заступающими в наряд. Они же и покупали им эту водку. Водка стоила дорого, тройную цену, но призывников это не смущало, и заказы на неё сыпались на курсантов. Девчонок, правда, привести было нельзя, ни за какие деньги, но как-то он смог прожить и без них это время. Днём спал, валяясь на кровати, да временами вступал в драки, с такими же, как и он призывниками.

Иногда драки перерастали в побоища, особенно тогда, когда кавказцы начинали необоснованно «качать» права.

– Э… слющай, умный, да?!

Бились, утирали кровавые сопли, а потом мирились.

Наконец, его ожидание закончилось, и очередной «покупатель», приехавший набрать команду в часть, заприметил его и, просмотрев документы, записал в свою команду. Шагая в строю на автовокзал, в центре Ставрополя, а потом, усаживаясь в автобус, с надписью «Моздок», Иван понял, что папаша его проклял. Ничем другим такие обстоятельства объяснить было невозможно.

Потом была учебка в Моздоке. Распределение в погранотряд и, наконец, застава, на которой он прослужил целый год, видя женщин только по телевизору и во сне. В руках он теперь держал не женское тело, а автомат.

Сначала было очень тяжело. Не высыпаться и подчиняться, скакать по горам, как горный козёл, ходить в наряды, ночные обходы границы, лежать в засадах. А потом привык, даже стало нравиться. Год пролетел незаметно и, демобилизовавшись, он вернулся домой. Попытался восстановиться в институте, но тщетно. История была ещё свежа, папаша оскорблённой дочери был бдителен, и ему пришлось, в очередной раз, утереться.

На заставе он подружился с несколькими парнями и, переписываясь с ними в соцсетях, получил предложение поехать на морском судне в заграничное плавание. На вопрос: – Кем? Ему ответили: – Что-нибудь придумаем, ну, например, судовым врачом.

Судовым врачом, конечно, не получилось, образование не то, а вот фельдшером взяли, после долгих мытарств и сдачи различных справок и анализов. Правда, должность на судне называлась не фельдшер, а подшкипер. Да и занимался он больше по хозяйственной части. Перед тем, как попасть на корабль, он прошёл ещё трёхмесячные курсы, да и много в каких конторах успел побывать, устраиваясь на судно.

Особенно его порадовала сдача анализов на малярию и лихорадку Эбола. Откуда, блин, в Пятигорске Эбола. Но, видимо, работодателю виднее. И вот сейчас он стоял и с грустью смотрел на порт, прощаясь с Родиной. Завтра они отплывали, на какой-то ржавой посудине под названием «Эритрея», куда он устроился подшкипером, а по совместительству помощником судового врача. Судовой врач был эфиопом из Эфиопии (шутка). Негром он был, из Люксембурга.

Команда была интернациональной, а судно – обычный сухогруз, бороздивший океаны и моря, под флагом Панамы, возивший всякий хлам, начиная от старых танков, заканчивая старыми же, машинами. Сейчас он держал курс на Йемен, с грузом, находящимся в наглухо закрытых контейнерах, содержимое которых Климова совершенно не интересовало.

Его интересовала только зарплата, приключения и дешёвые чёрные девчонки, о которых он наслушался в порту от бывалых моряков и уже жаждал с ними познакомиться, особенно после года вынужденного воздержания.

До «цветника», под названием Пятигорский фарминститут, он так и не добрался, поэтому решил изучить другие «палисадники», преимущественно из чёрного и сандалового дерева, а то всё берёзки, да осины. В прекрасном настроении он взошёл на борт судна, и старый сухогруз, отчаянно работая двигателями, двинул старое корыто вперёд.

Величаво окутавшись чёрным дымом из выхлопных труб корабельных дизелей, он дал длинный гудок и вышел в Чёрное море, а потом, через турецкие проливы, в Средиземное.

Они нигде не останавливались, торопясь в порт назначения и вскоре, преодолев Суэцкий канал, прибыли в Аден. Здесь им впервые выдали зарплату, но потратить её было негде и не на кого. Разгрузившись, сухогруз отправился дальше, намереваясь дойти до Карачи, что в Пакистане.

Но тут вмешалась её величество судьба, и их судно было захвачено сомалийскими пиратами.

Эти чернокожие отморозки, что-то болтая на смеси разных европейских языков, согнали команду в кучу, угрожая ржавыми калашами, и вполне новыми винтовками М-16, не ржавыми только потому, что были, действительно, новыми, и пластмассы в них было гораздо больше, чем в калашах.

После чего закрыли всю команду в трюме, где они стали ждать выкупа от владельца судна. Дни тянулись за днями, но никто не собирался их выкупать, а продукты уже стали заканчиваться. Наконец, в один из вообще не прекрасных дней, их вывели на палубу и провели аукцион по продаже пойманных дураков в разные руки.

Продавали всех белых. Чёрные были никому не нужны, либо они смогли как-то договориться. После аукциона, все проданные, подгоняемые ударами приклада в спину, были сброшены в моторные лодки и, с ветерком промчавшись по морю, были доставлены в Магадишо, где их пути разошлись. Каждого забрал свой покупатель… и вскоре все они растворились в чёрном беспределе бескрайнего африканского континента. Дальнейший путь Иван запомнил плохо. Его постоянно перепродавали, с непонятной целью, кормили плохо, ежедневно избивали, кругом царила страшная антисанитария.

Кажется, он попал сначала в Кению, потом в Конго, потом в ЦАР, то есть в Центральноафриканскую Республику, а потом в котёл. И да, его съели.

– О людоеде и диктаторе Бокассо слышали? – вот его последователи и съели его… белого человека. Белый, он потому и белый, что его мыть не надо.

Но история Ивана Климова на этом не закончилась, как это ни странно, а только началась.

В котле.

Последним его воспоминанием был чёрный котёл – вид спереди, а следующим – такой же котёл, только уже пустой, а сам он, развалившись на земле, во весь свой огромный рост, тяжко стонал, отравившись несвежим человеческим мясом и, видимо, умер от трупного яда, отравившего его организм, а душа Ивана Климова, зависнув вне времени и пространства, смогла найти лазейку и проникла в людоеда, отбросив события почти на двести лет назад. Примерно в 1880 год.

Я, Иван Климов, очнулся в не своём теле. Последним моим воспоминанием было осознание того, что меня сейчас съедят, и большой котёл, в котором закипала вода. Первым впечатлением, после осознания себя в новом теле, был вид такого же котла, только уже пустого, и ощущение жёсткой рези в животе. Осознание, кто я и где я, меня посетило не сразу.

Голова кружилась, живот жутко болел, а в теле была огромная слабость. Поднеся руку к глазам, я увидел, что она чёрная.

«Мама ро́дная! Здесь точно не Крыжополь!»

Увидев пустой котёл, разбросанные тут и там обглоданные, с висящими лохмотьями мяса, человеческие кости, меня снова скрутил очередной желудочный спазм. Острая боль пронзила желудок, и я опять потерял сознание.

Очнувшись во второй раз, я попытался смириться со своим существованием в новом теле. Мозг пошёл вразнос от увиденного и от быстроты событий, захвативших меня целиком.

– «Ёшкин кот, ну что это за пипец!»

Оглянувшись вокруг, я увидел, что лежу в какой-то убогой лачуге, покрытой пальмовыми листьями. Лежал я на каких-то ветках, ворохом брошенных на грязный пол, вокруг отвратительно воняло. Возле меня суетилась чернокожая женщина непонятного возраста. Увидев, что я очнулся, она замемекала на неизвестном мне языке.

– «По-русски говори… сука, по-русски!»

Сознание плавало, слова сливались, я их не понимал. Та же не успокаивалась и тыкала мне в нос глиняную чашку, с каким-то отваром чёрного цвета, похожим на дёготь, с отвратительным запахом.

– Уйди, ведьма! Да что за трэш-то такой, – чуть не плача, завопил я.

– Эх, папаша, сукин сын, это всё твои происки. Меня съели, съели только за то, что я оступился… всего один раз. Ну, пусть не один…, а несколько. Ладно, оступался я регулярно, но это не повод, чтобы меня съесть!

– Хотя, конечно, это я сам виноват. Напросился на корабль, чтобы мир повидать, на негритянок посмотреть, замутить с ними. Вот и замутил, смотреть на них тошно.

– Вот, одна из них тычет мне в нос каким-то отваром, страшная, как моя нынешняя жизнь. Зубов нет, кожа вся висит, даже то, что должно у неё торчать, и то висит. Хоть бы прикрылась чем то… бананом, хотя бы.

– Эх, попал, как куры в ощип, и с тем же успехом. Ладно, щотаб чикен, пора убирать сопли и наматывать их на кулак, авось побелеет.

Я посмотрел на плошку с варевом и, демонстративно зажав себе нос, выпил отвратительную жидкость. От неё меня передёрнуло всего и скривило. С шумом втянув в себя воздух, я громко выпустил его обратно.

– О, желудок заработал. Мясо переварил!

При воспоминании о том, какое мясо ел предыдущий владелец этого тела, мне опять стало плохо, но я справился. Неясное бормотание старухи, вдруг, стало разборчивым, и я стал её понимать, но и русский я тоже не забыл.

– О, хороший отварчик, хоть и жутко противный, – подумал я. Старуха же продолжала бормотать.

– Вождь сильный, вождь могучий, мой муж самый сильный, самый здоровый.

– Чтоооо…, какой муж?! Иди ты на хрен, чёрная ведьма!

– Я не поняла, что говорит мой муж, он могуч, он уже меня хочет?

Подавившись от возмущения, а потом, очнувшись от такой наглости, я полчаса орал, возмущённый тем, что чёрная бабка нагло меня домогается, пока до меня не дошёл смысл того, что я сказал до этого. Это же только в русском языке сказанные слова имеют обратный смысл. А люди, не знакомые с этим его свойством, всё принимают за чистую монету.

Успокоившись, я начал её расспрашивать. Оказалось, я был младшим вождём одного из племён «банда», в самом сердце Африки. У меня было две жены, являющиеся подарком старшего вождя, когда они старели, их он сплавлял мне, а себе брал новых.

– Вот, сука, – снова в сердцах сказал я, причём, имел в виду не только старшего вождя, но и отца своей брошенной пассии, из-за которого я и оказался, в конце концов, здесь.

Эхе-хех, надо разруливать эту пикантную ситуацию, мне такие жёны не нужны, точнее, вообще, жена мне сейчас неинтересна. По словам бабки, мне было где-то 20–22 года, ну и чувствовал я себя также, так что, хотя бы по возрасту, я попал куда надо, ну а в остальном, в остальном, всё было плохо.

Почувствовав себя лучше, я вышел из хижины и направился по убогой деревне, в поисках зеркала. Естественно, я его нигде не нашёл. Вокруг царила дикая нищета, и бегали голые дети. Один из них, внезапно настигнутый желанием, присел и тут же навалил целую кучу переработанного силоса. Ну, е-мое, настроение, и так бывшее не ахти, испортилось ещё сильнее.

Плюнув, я перестал бродить по деревне и направился к широкой реке, чтобы рассмотреть себя хотя бы в ней. Вглядываясь в мутную, жёлтую воду, я ошарашенно молчал.

– Блин, ну как здесь жить!

Войдя в мутную реку, я еле успел отскочить, спасаясь от вылезшего из воды небольшого аллигатора. Ну как небольшого, метра три в нём было, точно. Громко матерясь, я вложил ноги в руки и помчался обратно.

Ночью пошёл дождь, и наутро, весь промокнув, а потом, сразу высохнув, из-за нестерпимой жары, я смог увидеть свое отражение в воде, набравшейся за ночь в глиняной миске.

На меня смотрело типичное лицо негра. С толстыми губами, как два пельменя, блестящими чёрными глазами, широким сплюснутым носом и короткими кучерявыми волосами на голове. Зубы были все в наличии, на удивление, крепкие и белые. Кожа не чисто чёрного цвета, а, скорее, коричневого. Телосложение мощное, с развитой мускулатурой, сильными ногами и перевитыми тугими узлами мышц руками. В общем, нормальное тело, за исключением лица.

Своих жён я выгнал, объявив им развод, на что они, плача и стеная, сказали, что будут на меня жаловаться старшему вождю.

– Ябеды!

Я демонстративно плюнул, но всё же задумался. Неприятности мне были не нужны, а старший вождь – это старший вождь, и я решил схитрить и отыграл чуть назад, сказав, что это временно. Всё же, здесь не Россия, а Африка – не матриархат, а дикое, даже не рабовладельческое, общество. И поэтому, всё по боку, а нормальные пацаны всегда договорятся. Ну, по крайней мере, я на это надеялся.

С утра, набродившись по унылой деревне, я пытался уяснить, чем же здесь все заняты, и что должен делать я. Кормили меня непонятной хренью, пока я не потребовал, чтобы мне показали, что я все-таки потребляю внутрь себя. Оказалось, что это маниок, бататы и кукурузная мука, ну и мясо, от которого я отказывался. Мясо, в основном, было обезьянье, изредка человеческое, ну и верх туземной гастрономии, козье или коровье. Но козы с коровами были те ещё доходяги.

– Ну что, козлы вы чёрные, кого будем жрать следующим? – хотелось мне крикнуть от злости.

Поэтому, мясо я пока не ел, никакого, чтобы не ошибиться. Да и обезьяны – не самый лучший деликатес. Женщины ещё собирали личинок жуков, саранчу, пауков, вялили термитов. В общем, пытались разнообразить скудный рацион, как только могли. Бананов пока не было – не созрели. Короче, ходил я голодный, но зато, и в туалет ходил редко, а то гигиенические процедуры принимать здесь было весьма проблематично. А мыться в реке с крокодилами было чревато.

Кстати, о крокодилах, наверняка, их мясо можно было есть, и это было не так противно, как обезьянье.

Деревня, в которой я оказался, была небольшой, в ней проживало около ста человек. Среди местного населения были, конечно, и воины, человек десять, а я был их вождём.

Уяснив своё положение среди этих дикарей, я прекратил бесцельно слоняться по деревне и потребовал своё оружие. Один из воинов с поклоном принёс его.

– Это что за палка-копалка?

– Это ваше копьё, вождь.

– Это копьё? А что за кусок дерьма на его конце?

– Это наконечник. И он не из дерьма, вождь, а из железа, которое нам милостиво выделил старший вождь.

Да, надо их научить говорить не вождь, а сэр, как-то это мне привычнее.

Копьё было кривым. Дерево, использованное для древка, не просушили, и поэтому оно искривилось в процессе эксплуатации. Наконечник был плохо прокованным, из железа отвратительного качества, и им можно было, скорее, не проколоть врага, а… затыкать до смерти.

Ну и извращенцы, эти негры, им бы только помучить жертву, да и себя, наверное. Покрутив в руках принесённое копье, я понял, что таким оружием крокодилу можно было прочистить, разве что, его клоаку, но никак не убить.

– А ещё что есть, из оружия?

Да, ещё было… Щит, связанный из прутьев и обмазанный цветной глиной. Красиво издалека, но бесполезно вблизи. Им можно было только прижать змею, чтобы не убежала. Или показательно набуцкать неверную жену, чтобы и не прибить, и место она своё бы знала.

Ну и до кучи, почти похожий на мачете, нож, из более-менее нормального железа, но тупой, как дерево, и такой же беспонтовый. Пришлось его точить, но не об головы негров или череп обезьяны (где ж её теперь найдёшь?!), а найти подходящий камень и долго терзать скрежетом всю деревню.

Зато, через полдня стараний у меня был большой и острый нож, копьё, для одного удара, и красочный, но хрупкий, как черепица, щит. Не хватало только верблюда, и обязательно белого, либо, на крайний случай, осла… и тоже белого. Да уж, с таким оружием сильно не повоюешь! Ещё был лук со стрелами, но я даже смотреть на него не стал, всё равно он для меня бесполезен. Лук и мои навыки были идентичны, то есть плохие.

Я начал выспрашивать об огнестрельном оружии и белых людях, которые смогли бы его продать. В ответ выслушал длинные истории, достойные рассказов Арины Родионовны, которые были похожи, скорее, на страшные сказки, чем на правду. В них не было абсолютно никакой информации, но зато присутствовало огромное количество эмоций. В общем, белые люди были далеко, где-то на побережье океана, а огнестрельного оружия не было даже у старшего вождя, который жил в другом селении. Причём, его деревня была гораздо крупнее, чем моя.

Наше, достаточно большое, племя «банда» проживало на огромной территории, преимущественно находившейся в поясе засушливой саванны. Иногда редкие «карамультуки», в ужасающем состоянии, попадали и в «руки» моих соплеменников. Попадали они, в основном, из Дарфурского султаната, располагавшегося на месте нынешнего Южного Судана.

Судьба их была печальна. В умелых руках негров они покрывались ржавчиной и грязью, и заканчивали свою долгую службу «неожиданным» разрывом ствола, как правило, убивавшим своего незадачливого владельца.

Всё это заставило меня начать упорно размышлять о поиске оружия, так как очень хотелось поесть мяса, и в осуществлении этого неистового желания мне мог помочь только крокодил. Причём, жрать, наверняка, хотелось и крокодилу, а так как он был больше и сильнее, то мне надо было быть хитрее и умнее его.

Подумав, я остановил свой выбор на дубине, ведь, что может быть проще и сложнее дубины, только – кистень, но сделать мне было его не из чего. Во всей деревне не было и куска железа.

– Ну, и где её взять, эту дубину?

Обратившись к соплеменникам, я понял, что, к сожалению, это бесполезно. Никто ничего не знал, не хотел знать и довольствовался малым. Наблюдая за повседневной жизнью своих соплеменников, я поражался их пофигизму и лени. Вот потанцевать, тряся голыми ягодицами, с узкой полоской листьев на заднице, и песни попеть – это да, а работать весь день – это нет.

Короче, пришлось мне самому бродить по окружающей саванне, с тремя помощниками, и искать подходящее дерево, чтобы соорудить себе дубину.

– Вы спросите, какого хрена я бродил не один? – ну так, уважаемые, в саванне тоже не кошки живут, а львы, из семейства кошачьих, а ещё гиены, гепарды и прочие антилопы гну.

А мне дубину надо рубать, ни на что не отвлекаясь, в смысле, вырубать, в смысле, искать, чтобы нарубить, или отрубить, в общем, сделать! Промучившись весь день, я нашел и притащил, вместе с моими подручными неграми, в деревню огромную ветку. Она была, наверное, от баобаба, или анчара, а может, от акации.

Скорее, от акации, потому что на ней были колючки. Их я не стал удалять, а наоборот, оставил. Вот крокодил-то обрадуется, то есть, оценит их остроту. За день, набродившись по саванне, я устал, как собака. Вернулся в деревню, а там, как и всегда, все сидят и песни поют, либо спят, негры… блин.

Пришлось вспоминать службу в погранвойсках и выгонять всех на построение.

– «А не хрен спать, когда я злой», – да и дисциплина полезна, как ни крути. Бросив колючую ветку возле своей хижины, только по недоразумению называвшуюся домом, я отправился на вытоптанную площадку, в центр деревни, куда согнал всех её жителей своим кривым копьём.

Но, к этому времени на деревню спустилась ночь, и негров невозможно было различить и посчитать во тьме, чёрное на чёрном не видно! Да и сколько их всего должно быть в строю, я не знал. Поругавшись, я разогнал их обратно по хижинам, решив пересчитать завтра, чтобы знать своё истинное поголовье.

А то придут, блин, конкистадоры, а я и не знаю, скольких своих соплеменников смогу обменять на ружья, да и про цены надо узнать. Наскоро похлебав опостылевшее мне варево из маниока и пожевав непонятные семена, я завалился спать в вонючей хижине.

Кстати, её отвратительный запах, привлекавший полчища насекомых, меня уже изрядно достал, и утром я собирался основательно её вычистить, с помощью местных женщин, а потом построить новую. Проснувшись рано утром, я заорал на всю деревню: «Подъём». Правда, по-русски, отчего никто меня не понял, на их наречии такого слова просто не было.

Перейдя на язык соплеменников, я добился просто испуганных возгласов, и всё. Плюнув, пошёл делать дубину. Работая ножом, я выстругал довольно приличное древко, увешанное массивным, но корявым набалдашником. И даже умудрился сохранить целыми несколько шипов на нём. Полюбовавшись на это произведение искусства, решил опробовать свое орудие в деле.

И на чём же мне испытать свою дубину? Ага, конечно, на бывших жёнах. И я, с самым решительным видом, направился их искать, попутно выгоняя пинками всех воинов, которые были в селении, из уютных хижин. Посмотрев на их чёрные, перекошенные от недовольства рожи, я приказал всем идти на край деревни, тренироваться с копьём.

Найдя старух, которых мне услужливо спихнул старший вождь, я дико захрипел, размахивая дубиной, и бешено вращая вытаращенными черными глазами. Изрядно напугав, отправил этих бабок к своей хижине, наводить там порядок.

И пока старые чёрные клячи, то есть, мои прыткие жёны, в диком ужасе пытались скорее добежать до хижины, я, вне себя от злости, стал выгонять остальных негров из-под навесов, которые они использовали в качестве жилья. Собрав всех жителей деревни, я погнал их снова, как и ночью, к большой площадке, вытоптанной в центре селения.

Толпа пыталась разбежаться в разные стороны, но я был неумолим, и хоть не в моих привычках применять рукоприкладство, но учёт прежде всего. Ресурс надо беречь, с кем мне потом прикажете воевать против верховного вождя?

Реальность оказалась такой же чёрной, как и негры. Построив своих подданных в одну шеренгу, я стал считать их по-русски, потому что на языке этих дикарей можно было считать только до двадцати. Дальше было только значение – много, потом – очень много, а потом – много, много, много.

Пересчитав поголовье, я узнал, что в селении проживало десять воинов, пятнадцать стариков и старух, двадцать семь женщин разных возрастов (кстати, моим бывшим жёнам было 27 и 25 лет, примерно, конечно), и 56 детей, разного возраста, от младенцев до 12 лет.

Девушек не было вообще! Там же я узнал, что, как только девочке-подростку исполнялось 13 лет, её увозили на смотрины, а там, либо брали в жёны, либо продавали дальше, если она была хороша. Если же она была страшна, как моя теперешняя жизнь, то отправляли обратно домой, понижать генофонд в её деревне, но чаще, все-таки, оставляли у себя. Через какое-то время возвращали обратно, в родные пенаты, уже в изрядно потрёпанном состоянии и с нелюбимыми детьми в придачу.

Наше племя было слабым, здоровых мужчин, которые могли быть воинами, насчитывалось намного меньше, чем женщин. Вот в деревне и было всего-то десять молодых мужчин, которые были воинами и куча женщин с детьми. Такие вот дела.

Загрустив от убогих перспектив, я отправился к своей хижине, и что же я там увидел! Женщины, которые считались бы у нас молодыми, а здесь были уже старухами, выгребли старые листья, выкинули обломанные прутья и на этом решили, что всё…, с них хватит. И поэтому сидели и ничего ни делали.

Выхватив дубину и потрясая ею над головой, я заорал на них. Увидев мою ярость, они бросились бежать в разные стороны, а я стал в диком гневе громить свою хижину (что-то у меня с гормонами не то). Хижине, правда, хватило и пары молодецких ударов, чтобы глухо рухнуть и превратиться в пыль.

А тётки, похоже, сильно испугались. Ну что ж, страх полезен для развития мозгов, и в качестве противоядия от лени и глупости.

– Жрать, жрааать! – кричал я и яростно пинал уцелевшие остатки хижины ногами. Вскоре мне принесли еду. Похлебав жидкую кашку своей огромной лапой, я, в самом отвратительном состоянии, отправился к месту тренировки воинов, подозревая, что все, что я смогу там увидеть, мне категорически не понравится.

Так и оказалось. Мои бравые вояки, отобедав, дрыхли самым бессовестным образом. И это моя будущая армия! Неслышно подкравшись и раскручивая своё копьё, я начал молотить им направо и налево, не скупясь и особо не рассчитывая силу удара.

Сонные негры, резко просыпаясь, ничего не понимая, старались скрыться от ударов. Издавая дикие вопли и жалуясь на меня, они сбежали, кто куда. Вернувшись в деревню, я обнаружил, что все её жители тоже пропали, кроме стариков, которые бежать не могли, но зато оставили еду и, дрожа от страха, предложили мне поесть.

Эх, плюнув, я опять уселся жрать. Усиленно работая челюстями, я думал, как же мне жить дальше, в таком окружении. Здесь нужно было делать всё самому. Год, проведенный в армии, предшествующая ему учеба в фармакадемии, а потом и отчисление из неё, научили меня, что надеяться надо только на себя.

Этот первобытнообщинный строй, в котором я очутился, несмотря на свою простоту, был очень сложен, и всё здесь шло через демонстрацию силы, и только через неё, и еще немного через умения. Ну вот, как раз, умений – то у меня было достаточно. Я знал основы медицины и основы приготовления и действия лекарств, знал и мог лечить достаточно много заболеваний.

Мог оказать первую медицинскую помощь и умел обращаться с оружием, хоть и служил всего год. Благодаря армии, я мог спать где угодно и на чём угодно, да и есть мог что угодно. За исключением, конечно, человечины, всяких личинок жуков, и прочей гадости.

Да и руки у меня росли, откуда надо, так что пора браться за дело. Сначала необходимо было подумать о своем жилище. Но из чего делать хижину, было непонятно. Потому что вокруг деревни во все стороны простиралась саванна, с редкими вкраплениями одиноких корявых деревьев. Немного поодаль текла река, в сезон дождей наполняющаяся и расширяющаяся раза в четыре.

Сейчас русло ее было не узким, но крокодилы в ней, всё же, водились, а были ещё и бегемоты, но хорошо, что не рядом, а там, где она разливалась шире и грязи имела побольше. Вокруг деревни простирались куцые участки полей, засаженные кукурузой, маниоком, бататом и таро. Бродило несколько небольших стад с козами, за которыми присматривали мальчишки и старики.

А когда я бродил вокруг деревни, то заметил, помимо полей, ещё огромные заросли густой травы, бывшей намного выше меня. Покопавшись в памяти, я решил, что это, скорее всего, слоновья трава.

Ночь мне пришлось провести на развалинах хижины, подстелив под себя, в качестве подстилки, сухую траву. В средине ночи я был разбужен страшным зудом. Остервенело расчесывая тело, я подпалил с помощью кресала огонёк и увидел довольно много насекомых, которые ползали по моей импровизированной постели, раздувшись от выпитой крови.

Тлевший уголёк, брошенный моей рукой, упал на сухую траву, которая быстро загорелась и запалила остатки хижины, я же только подбрасывал в яркий огонь разбитые стены хижины. Когда пламя поднялось практически до пояса, я стал его растаскивать в сторону тропы африканских клопов, мешающих мне нормально поспать. Надеюсь, я смог уничтожить большую их часть. Убогая хижина быстро прогорала, разбрасывая во все стороны снопы искр.

Из тьмы, сверкая белками глаз, на меня смотрела, наверное, вся деревня. Ночь прошла, и хижина полностью сгорела, оставив лишь выжженное пятно на земле, и саму землю, твёрдую и спёкшуюся.

Пошурудив горку с пеплом, я обнаружил в нём целую кучу сгоревших различных насекомых, в том числе и африканских клопов, которые были самыми безобидными. Кого здесь только не было! Жуки, пауки, многоножки, ящерицы и множество ещё какой-то пакости.

В общем, ужас, что творилось в доме Облонских, то есть, в моём доме. А ведь днём к нам в гости прилетала муха цеце, та ещё гадость, от укусов которой на человека нападает сонливость и апатия, начинают болеть все суставы, он становится безнадёжен, ну и закономерный итог, о котором, наверное, все и так догадываются.

Такие радужные перспективы меня категорически не устраивали, и я принял твердое решение продолжить битву с ядовитыми насекомыми и антисанитарией в деревне. Начать я решил с самого раннего утра.

Глава 2

Так жить нельзя или чёрный бунт

Утро наступило, а вся деревня ещё мирно дрыхла. Нехотя стали выползать из-под убогих навесов заспанные чёрные тётки и начинали готовить еду. Как младший вождь, я имел право объесть любого, в смысле, прийти в любую хижину и есть, пока не наемся.

Но, вместо этого, я достал котёл, наполнил его водой и разжёг под ним огонь. После чего сходил на общий склад деревни, принес оттуда кукурузы, таро и батата, затем очистил всё, кроме кукурузы. И закинул эту овощную смесь в котёл вариться. Сам же стал расчищать место под хижину.

Пока я расчищал место, мой завтрак сварился. Вынув из котелка кукурузу, я съел её, а потом съел и все оставшееся. В котелке получилось что-то вроде овощного рагу, только без мяса, так что завтрак получился лёгким.

Взяв в руки копьё и нож, и обвязав вокруг пояса домотканые верёвки, я отправился за слоновьей травой. Вообще, я ходил в одной набедренной повязке, представляющей собой кусок грубой материи, обёрнутый вокруг бёдер и закреплённый несколькими хитрыми узлами. Их я с трудом освоил на второй день.

Добравшись до территории, где густо росла слоновья трава, я стал рубить её своим огромным ножом. Нарубив достаточно, чтобы унести, я связал её в сноп и, закинув на плечо, направился обратно в деревню. Издалека я был похож на большую кучу травы и, видимо, смог обмануть бдительность животных своим видом. На меня, прямо из зарослей, выскочило небольшое стадо африканских свиней (бородавочников) и промчалось дальше.

Голод вскипел во мне. Бросив траву, я схватился за копьё, хоть и не умел его метать. Боясь промахнуться, сделал огромный прыжок вперед и всадил свое орудие в ближайшую свинью. Сила удара была такова, что даже тупое лезвие, из плохого металла, пробило бок свиньи и насадило её, словно на вертел.

Она дико заверещала, а всё остальное стадо бросилось бежать ещё быстрее. Чтобы животное не мучилось и не смогло от меня сбежать, я быстро перерезал ему горло ножом, морщась при этом от отвращения. Свинья оказалась тяжёлой, и перспектива тащить её три километра меня совсем не радовала.

Подумав пару секунд, что взять с собой, свинью или охапку травы, я выбрал свинью. Помучившись, отрезал ей голову и копыта, тем самым изрядно облегчив тушку, и закинул добычу себе на плечи. Увидев меня с горой мяса, сбежалось все племя и дикари стали петь и танцевать вокруг, напевая что-то вроде «наш сумасшедший младший вождь принёс добычу… Ооооо», «один, без всех её убил… Ооооо».

Короче, я молодец, но имя мне Ваалон, то есть сумасшедший. Ваалон или Ваня, мне глубоко параллельно. Лучше быть сумасшедшим, чем откровенным идиотом. Кратко рассказав, что случилось, я приказал зажарить поросёнка, а сам пошёл обратно, за брошенной травой, взяв с собой ещё пять молодых негров.

Отогнав гиен и грифов, они быстро собрали и голову, и копыта, я же, подхватив брошенную ранее охапку травы, пошёл снова в деревню, где начал вязать из неё циновки. А потом попытался сделать из её листьев крышу хижины. В общем, я весь день ходил по окрестностям и собирал ветки, старые палки, отрезал широкие листья и искал еще что-нибудь подходящее для постройки хижины.

За этими занятиями я чуть было не проворонил жареного кабана, исходивший запах от которого был настолько умопомрачительный, что его решили съесть и без меня. И опять пришлось работать древком копья, вбивая к себе почтительность, по-другому, почему-то, меня не воспринимали.

Постройку хижины я в этот день так и не закончил. На следующий день я сплёл стены, прикрепил их к столбам и тонким балкам и собирался обмазывать все это глиной, как услышал, что в деревне начался непонятный мне праздник.

Бросив своё занятие, я отправился на звук пения.

– «А унга сунга, унге, унга сун унге».

– Ёшкин кот, опять эти негры что-то мутят и поют!

Вокруг костра, разожженного в центре деревни, бесились негры, припадочно трясясь и дрыгая отвислыми задницами. Тверк отдыхает! Вдоволь насмотревшись на их безумные танцы, и не менее безумные песнопения, я спросил:

– Мне кто-нибудь объяснит, что здесь происходит?

Зря я это сделал. Один из воинов, бывший, видимо, здесь заводилой, внезапно заорал, показывая на меня рукой и вся толпа, крича и беснуясь, подхватила его крик.

– Ваалан, ваалан (сумасшедший, сумасшедший). И все негры бросились на меня. Здесь были старики и женщины, плюс ещё, половина моих воинов. Остальная же их половина решила уклониться и самостоятельно рассосалась. Это оказались как раз те, КТО ВЕРИЛ В МЕНЯ!

В смысле, те, кого я больше всех бил и поэтому очень сильно сомневающиеся в том, что они смогут меня одолеть и сменят младшего вождя, которым я был. Положение усугублялось тем, что, по своей глупости, я не взял ни копьё, ни дубинку. И только изогнутый нож торчал из моих трусов, то есть, из набедренной повязки.

Разъярённая в танце толпа, с искажёнными злобой лицами, ринулась ко мне. На мгновение я растерялся, но потом, откуда-то изнутри, пришло понимание: я не просто белый чужак. Теперь я один из них.

– Я ЖЕ ТОЖЕ НЕГР! – взревел я. Крича, как сумасшедший, я выхватил из трусов нож, больше похожий на мачете, и ринулся на них.

– И опять всё смешалось в доме Облонских, – раздраженно выдохнул я в лицо ближайшему соплеменнику.

Чувствуя себя белой девочкой среди толпы чернокожих верзил, я стал раздавать награды своим подданным. Те были обеими руками за. Моими, конечно. Левой, сжатой в огромный кулак, я отоваривал всех, до кого мог дотянуться, а правой, в которой был зажат нож с большой и массивной рукояткой, успокаивал особо злых и яростных гоблинов. Ну, в смысле, негров.

Вскоре все гоблины были побеждены, а грязный орк, заваривший эту кашу, очень сильно получил по своему тупому черепу и сейчас валялся без сознания. И эта Белоснежка еще посмела называться моей правой рукой! Надеюсь, ему будет очень плохо после пробуждения.

Хорошо, что я и сам был здоровым негром, в прямом и в переносном смысле, а то бы не смог справиться с такой толпой. А так, бешеный рык, здоровый оскал белых зубов, вытаращенные белки глаз на моём бездушном чёрном лице, быстро сбили религиозный пыл чёрного сообщества, решившего устроить небольшой переворот. Они разбежались даже быстрее, чем я рассчитывал.

Они-то считали меня сумасшедшим, что, в принципе, с их точки зрения, где-то и было правильным, но я, в корне не был согласен с их мнением. Что называется «Баба-Яга против».

– А вот, хрен вам, суки! И вообще, я не Ваалон, а Ваня. О чём я, с радостным выражением лица, им и сообщил, приказав впредь называть меня только так.

Тут уже вернулись, спрятавшиеся от разборок, ещё пять моих воинов, и получили приказ выкинуть зачинщика в реку, под моим личным руководством.

Здесь, в этом примитивном обществе, доброта воспринималась как слабость, а слабым я не был, а если не был, значит, я злой. И врагов буду душить, без всякой пощады. В конце концов, крокодилам тоже надо что-то есть.

– Мы же должны жить в гармонии с природой. Не так ли?

В результате схватки половина деревни полегла в неравной борьбе, половина – разбежалась, с дикими воплями, распугав всё зверьё, которое слонялось в округе. А слонялось оно не зря, присматриваясь одним глазком к вкусным, жирным негритянкам.

Ну, тут я вру, негритянки были…, нет, не невкусными, в том смысле, что на вкус я их не пробовал. Я имел в виду, что они не были жирными, а наоборот, тощие, словно гончий велосипед. Жизнь их была трудна, а лучшие куски доставались самым сильным, то есть, вождю. Ну, или его воинам, так что, не до жиру.

Ну, вроде я никого не убил, за исключением зачинщика всего этого беспорядка. Проверять это я не стал, чтобы успокоить свою совесть. «Жизнь – это борьба и не все в ней могут выжить». Если бросился с кулаками, будь готов получить в ответ, этому в погранвойсках меня быстро научили. Так что, потери неизбежны, а убитый мною воин явно метил на моё место, и пощады от него мне ждать не приходилось.

Поняв, что ситуация для меня продолжает оставаться опасной, я решил показать своим воинам, кто здесь «ху из ху», и провести спарринг с теми, кто кинулся на меня, то есть, со всеми четырьмя воинами.

Вызывая их по одному, я отвёл душу, хорошенько отдубасив каждого, что называется, от души, извините за тавтологию.

А то, ишь, сволочи, на вождя руку поднять. Избив их по очереди, я задумался, всё ли я делаю правильно.

Но, ведь истина проста, «повторение – мать учения», и побил ещё тех пятерых, которые подло сбежали, когда на их вождя напали. Бил я их, что называется, ДЛЯ ПРОФИЛАКТИКИ. После этого они оттащили тело убитого мною воина и бросили его в реку.

Окончательно упарившись и проголодавшись, я изволил отужинать. Насытившись, улёгся в недоделанной хижине. Предварительно я выставил возле входа почётный караул из двух, немножко побитых мною, воинов, а то, мало ли что, а я без трусов сплю.

Ночь прошла, и с наступившим утром я развил бурную деятельность. Первое, что я сделал, это пересчитал своих подданных, и их оказалось меньше на двадцать два негра. Сомневаюсь, что это были погибшие во вчерашней заварухе. Наверняка, это были те, кто решил втихаря смыться, или побежал жаловаться к старшему вождю. Ну, и скатертью им дорога.

А я распределил оставшихся подданных на работы. Кого-то отправил готовить еду, кого-то определил обрабатывать небольшие клочки полей, а остальных – строить мне нормальную хижину, с прицелом, чтобы научить этих… блин, товарищей, чтобы они потом делали себе такие же.

Мы сплели из слоновьей травы стены, переплетя её с ветками, соорудили крышу. Обмазав всё это великолепие глиной, я остался удовлетворён проделанной работой и получившимся домом. Вся конструкция напоминала круглый шатёр с одним арочным входом.

Глина, перемешанная с травой, давала прохладу от палящего солнца, а трава играла в ней такую же роль, как и арматура в бетоне. Эту идею я взял по подобию строительного материала, популярного раньше на юге.

Этим материалом был саман, который по своему составу являлся смесью из высушенной под жарким солнцем глины, которую перемешивали с соломой и навозом домашних животных. Саман отлично поддерживал прохладу летом в хатах, но до его производства нам было ещё очень и очень далеко.

Закончив с этим делом, я забрал всех воинов, которых осталось девять (десятым был уже я), и направился ловить крокодила, напевая под нос песенку: «Крокодил не ловится, не растёт кокос».

Лучше всего было ловить на живца, но живца крокодил вчера съел, поужинав предателем! Задумчиво всматриваясь в своих воинов, я привёл их в дрожащий трепет своим взглядом. Нет, воины мне были ещё нужны, и я отправил двух за любым стариком, который им понравится, только не очень тощим.

Вы скажете, что я жесток? Наверное, но мне интересен был сам процесс. Приведёт или не приведёт, а если приведёт, то кого? Своего родственника, чужого, вообще изгоя, если они тут были, и так далее.

Вскоре воины вернулись, с собой они тащили не старика, а упирающуюся старуху. Ну, правильно, всё зло от женщин! А крокодилу всё равно, на что клевать, мясо, оно и в Африке мясо. Подтащив старуху к кромке воды, они бросили её на красноватый песок и убежали, в то же время преграждая путь и не давая возможности ей убежать.

Я же, расставив воинов полукругом, приказал действовать строго по моей команде, попутно популярно объяснив самому тупому из них, стуча по его пустой голове древком копья.

– Что нападать надо… только по МОЕЙ КОМАНДЕ, и никак иначе.

Вроде все с трудом, но меня поняли. В общем, к картине Репина «Охота на крокодила» все были готовы. Старуха рыдала, сидя у кромки воды, воины слушали мои команды, боясь их пропустить (голова, ведь, каждому нужна). В неё можно же ещё и есть, пока её не оторвал… злой вождь. А крокодил…, а что крокодил?

Эта сволочь вчера, видимо, хорошо подзакусила мятежником и теперь не желала повторять трапезу. Но, подождав ещё чуть-чуть, мы были вознаграждены появлением ещё одного крокодила, только основательно помельче. Похоже, первый не давал малышу хорошо питаться и, соответственно, расти, ну как малышу, метра два в нём точно было.

– Моложе, значит, вкуснее, – подумал я, наблюдая как крокодил пялился на жертву своими выпуклыми глазами, приподняв кургузую башку над жёлтой водой.

Но не все мазки были ещё сделаны в общей картине.

– Эй, старуха, как там тебя звать? Та произнесла своё имя, но я не разобрал.

– Короче, будешь Мапутой, если выживешь. Слушай сюда, как только я крикну: – «БЕГИ», ты вскакиваешь и бежишь в сторону. Поняла, Мапута!

Та судорожно закивала головой и заголосила.

– Заткнись, Мапута, и жди!

Крокодил продолжал пялиться на старуху, не веря своей удаче, или, наоборот, чувствуя подвох, а может, пытался рассмотреть в этом сморщенном создании что-то женское или вкусное.

Напрасно, напрасно. Гастрономических изысков в сегодняшней программе было не предусмотрено. Червячок был несколько сухим, но живым. Наверное, это все-таки убедило крокодила в правильности его атаки, и он быстро поплыл к берегу, надеясь полакомиться человечинкой, пусть и старой, но зато сладкой.

Заметив его движение и примерно рассчитав, когда он вылезет на сушу, я громко крикнул:

– Мапута, беги!

Старуха, словно вихрь, подскочила со своего места и промчалась мимо нас, обдав волной горячего воздуха и вонью кишечных газов. Остолбенело застыли все… Я, не ожидавший такой прыти от старухи, воины, не ожидавшие, что закусон крокодила так быстро сбежит и тем самым подставит их под удар.

И крокодил, который, раскрыв рот, как раз выбегал из своей лужи, только по недоразумению называющейся рекой, и тоже не ожидавший, что добыча, до этого безропотно сидевшая на песке, так рванёт от него.

Первым очнулся я и, изготовившись, с силой метнул своё кривое копьё ему в пасть. С глазомером у меня было всё в порядке (вот, что значит уметь порошки мерить на аптекарских весах), и копьё, дико вращаясь вокруг своей оси в воздухе, по совершенно немыслимой траектории, все-таки смогло залететь крокодилу в пасть.

Подавившись им и осознав, какую непростительную ошибку он совершил, крокодил развернулся и попытался сбежать обратно, в свой вонючий закаканный водоём.

– В атаку, бей его!

И мы все бросились на крокодила. Несчастный не успел ни сбежать, ни даже съесть моё невкусное копьё, как сразу был пойман за хвост тремя неграми, а тут и я подоспел, и с размаху опустил свою булаву из акации ему на череп.

Череп немножко хрустнул, шипы акации проникли ему в мозг, и крокодил издох. Как потом оказалось, к моему великому сожалению, хрустнул не его череп, а моё копьё. И крокодил, зараза, сразу не издох, а ещё изрядно нас помучил, сражаясь за свою крокодилью шкуру.

Но я успел заметить его хитрый взгляд, смотревший на меня исподтишка, и правильно расценив его, не дал захватить себя врасплох, ударив мачете. Острое лезвие все-таки пробило его череп и проткнуло мозг крокодилу, словно сварливая жена визгом мозг своему мужу.

– Победа! – и триста килограмм нежного диетического мяса были предоставлены всему племени. А ещё крепкая кожа крокодила, его острые зубки, которые пошли на стрелы, и страшная голова, мозг из которой высосала Мапуту. Ну, после его приготовления, конечно.

Мы ещё долго после всего случившегося искали Мапуту, от страха забившуюся в заросли слоновьей травы. Но запах нежного жареного крокодильего мяса доплыл и до неё, и она робко выползла из зарослей и, как я уже говорил, с истинно женской коварностью и мстительностью, высосала весь мозг у жареного крокодила.

Оценив её способности, я решил назначить Мапуту смотрящей за моей хижиной, а также бессменным организатором моего питания и охраны ночью. Её визгливый голос мог перекрывать гнусное хихиканье целой стаи гиен, когда она орала.

Так что, у старухи были скрытые достоинства, для меня очень выгодные. Кроме этого, она теперь была предана мне лично, и я мог, хоть иногда, спокойно расслабиться и заснуть в своей новой и, безусловно, комфортной, по сравнению с другими, хижине.

Хотя, в этом были и недостатки. Как только организм начал получать в основном животную пищу, а не растительную, он тут же стал мне подавать недвусмысленные сигналы о желании размножаться, которые я, как мог, подавлял. Но против природы не попрёшь, и женщину мне хотелось всё сильнее и сильнее, но что-то достойных в деревне не находилось, либо были слишком молоды для такого дела.

Наконец, проблема стала колом, и в прямом, и переносном смысле. Так, утром, не до конца проснувшись и ещё не отойдя от своих сладких эротических снов, я вышел в туалет… и чуть не проткнул старуху своим естеством. Она как раз в это время уже готовила завтрак.

– Охо-хо-хо, – раскудахталась та и смылась. Отлив избыток жидкости и снова натянув на своё тело набедренную повязку, я посмеялся над собой и отправился делать дела, так и не позавтракав.

Но Мапута не была бы Мапутой, если бы не стала помогать решать проблемы своему вождю. И когда я пришёл ночевать в свою хижину, там уже ждали, робко поглядывая на меня, две женщины не самой приятной наружности, но и не отстой совсем уж.

Пришлось работать не только головой, но и другим местом, а то уж больно нижнее напряжение мешало и давило на мозги. Поздно ночью я заснул, спокойно охраняемый Мапутой, и без этих, изматывающих меня морально и физически, снов, пережитков моей прошлой жизни.

С утра голова была ясной, и в ней даже появилось несколько здравых мыслей, которые я и пошёл реализовывать, провожаемый одобрительным взглядом Мапуты. Судя по её взгляду, женщины поделились с ней впечатлениями, оказавшимися благоприятными, с приставкой – очень.

Дела мне предстояли разные, хорошие и безобразные. Надо было делать запасы продовольствия и расширять посевы, чтобы не сдохнуть с голоду, когда придёт засуха. А ещё, старший вождь забирал себе воинов и продовольствие, громко называя это излишками, оставляя нам только минимум. И срок, когда его воины пожалуют к нам, неумолимо приближался.

А мои чёрные лоботрясы толком и воевать не умели, хотя я их ежедневно гонял, да и работать отправлял на наши плантации. «Работайте негры, солнце ещё высоко». Всякие возмущения я давил на корню, показывая личным примером, что надо ежедневно работать и упорно тренироваться. Не всем это нравилось, точнее, это не нравилось никому.

Через несколько дней сбежала ещё парочка негров, и я догадывался, к кому. Сейчас у меня оставалось не больше восьмидесяти подданных, и то, в основном, женщины, дети и старики. Воинов осталось всего восемь. Девятый сбежал.

Глава 3

Чёрные будни

В довесок ко всем неприятностям, природа посмотрела на нас своим недовольным взглядом и направила к деревне старого льва, изгнанного из прайда более молодым и сильным. Лев, хоть и был старым и, наверное, больным, но это для львов он был старым, а для нас очень даже ещё ничего, особенно, когда он сожрал старика и ребятёнка, решившего поискать что-нибудь вкусного в зарослях слоновьей травы.

Старика хватились поздно, а вот ребенка – почти сразу же, потому что он там был не один, а ещё с кучей таких же голожопых детей. В деревне поднялся страшный гвалт. Старый лев – это опасно, и он мог постепенно съесть всю деревню.

Несмотря на свою врождённую бестолковость, все негры понимали это. Решимость отстоять свои жизни мною приветствовалась. И я решил воспользоваться этим случаем, чтобы сплотить разнородное племя и, заодно, обезопасить себя от их гнева, из-за постоянного труда, к которому я их принуждал.

Женщины получили команду вязать огромную сеть, все боеспособные мужчины – вооружиться. На охоту собиралось всё племя, за исключением женщин, детей и совсем уж немощных. Хотя таких, скорее всего, уже и не было, потому что они быстро погибали, съедаемые крокодилами и прочими гиенами (я здесь ни при чём).

Моё копьё погибло в пасти крокодила, череп которого теперь украшал мою голову в ритуальных плясках. А что, натягиваешь эту хрень на свой череп и ритмично скачешь вокруг костра, всем страшно, и все довольны. Правда, они ещё пели что-то заунывное, но это не моё, у меня голоса нет. Копьё я себе новое сделал, присобачив наконечник от старого, оно получилось такое же кривое, как и предыдущее. Ну нет тут подходящих деревьев, нет.

Собравшись вокруг костра и размахивая копьями, негры стали петь заунывную, наверное, очень боевую песню и размалевали свои морды полосами из белой глины. Очень, кстати, эпично получилось. Я думаю, что лев это, несомненно, оценит.

Я тоже скакал со своей крокодильей маской без зубов, которые все пошли на стрелы, и тоже орал, как и все, благим матом. Наконец, распалившись, я перешёл с матерного на обычный русский, временами переходя на местное наречие и крича.

– Мы сделаем это, потому что мы – БАНДА!

– Мы убьём льва, потому что мы – БАНДА!

– Мы уничтожим хозяина саванны, потому что мы – БАНДА!

Думаю, что неплохо получилось. Негры изрядно возбудились и, подхватив оружие, все ринулись на поиски льва. Минут через пять они, правда, несколько поостыли, и я смог взять бразды правления в свои чёрные руки, начав раздавать приказы.

Рассыпавшись полумесяцем, мы начали орать, выгоняя льва из укрытия. Ждать долго не пришлось, вскоре он появился. Оценив количество мяса, пришедшее по его душу, умный зверь решил не связываться с отморозками… или, лучше сказать, отжарками.

Лев медленно потрусил в сторону ближайшего баобаба. Ну да… Наивный, так мы ему это и позволили. Баобаб был огромным, и лучшего места для эпического сражения было не придумать. Заметив, что его стали окружать наглые люди, лев несколько задержался и, посмотрев на нас, издал громкий и грозный рык. Признаться, мне стало не по себе, а кто-то даже пустил струю страха, окропив ею сухую землю саванны.

Отступать нам было некуда, за нами была деревня, а лев был похуже фашистов, в своей неумолимости найти себе пропитание. Так что, надо было его ловить.

Принцип охоты на зверя и его загона я знал, а вот как его убить при этом, к сожалению, нет. Эх, где бы взять ружжо. Но колонизаторов пока не наблюдалось, и огнестрельного оружия тоже. А отправлять в рабство… так здесь и без колонизаторов неплохо справлялись местные вожди. Они продавали захваченных рабов соседним племенам, а те перепродавали их ещё дальше, на побережье, до которого было очень далеко.

Короче, лев недвусмысленно дал нам понять, что сейчас нападёт на нас, если мы от него не отстанем. Подозвав к себе двоих, которые несли связанную сеть, я объяснил им, что нужно будет делать.

Понятно, что с первого раза до них не дошло, и со второго тоже, но третий, подкреплённый ударом кулака под дых, все-таки смог достучаться до их первобытных мозгов и, прослушав их повторение, что они должны будут делать и как, я убедился, что шансы на победу все-таки есть.

Выскочив вперёд, я стал дразнить льва, матеря его и толкая в его сторону убогое копьё. Царь зверей сначала недоумённо пялился на меня, потом стал рычать, а потом до него окончательно дошло, что я издеваюсь над ним.

Этого он стерпеть не смог и кинулся на меня. Честно говоря, я не знал, что львы, особенно старые, могут так быстро бегать. Но, когда страшно, я тоже могу бегать, не менее быстро, чем они, и я рванул от него прочь, со всей доступной для меня скоростью.

Проскочив под поднятой сетью и двумя посеревшими от страха неграми, я упал на землю. Сеть опустилась на мчавшегося вслед за мной льва, и он в ней на краткое время запутался, рухнув на землю. Вскочив с земли и не теряя время, я бросился на льва и всадил в него копьё. Тот дико взревел и стал рвать мощными лапами сеть.

– Бей его, бей его, – вне себя от ярости, орал я. И вся кодла, подскочив ко льву, начала наносить по нему удары тем, что было в руках. Сам я, в очередной раз ткнув льва копьём, со страхом обнаружил, что лезвие окончательно сломалось, не выдержав такой жёсткой эксплуатации и старости.

Подхватив дубину, я стал бить льва по голове. Через несколько минут всё было кончено и поверженный старый, но не дряхлый лев, остался лежать на пыльной и окровавленной земле.

Дико завопив, я организовал круг и мы стали скакать вокруг мёртвого льва, дико завывая и скандируя.

– Мы БАНДА, мы БАНДА!

Потом я добавил немного политики.

– Наш вождь могуч. Наш вождь умён. Наш вождь смел и храбр, почёт ему и уважение.

К сожалению, таких эпитетов в их языке не оказалось. Поэтому получилось только, что наш вождь… могуч, смел и хитёр, ещё и сумасшедший, вдобавок. Но в принципе, тоже вышло неплохо.

После этого я отправил всю кучу негров срезать слоновью траву, чтобы она не стала прибежищем всякой гадости и, заодно, обеспечила нам материал для постройки хижин. Пришлось воспользоваться благоприятным настроем всего племени, чтобы их «припахать», для их же блага.

А воины остались разделывать добычу и относить мясо в деревню. С грустью посмотрев на жалкий обрубок своего копья, я расстроился. У всех остальных моих воинов копья были не лучше, а скорее, хуже. Надо было что-то искать. В таком диком краю очень тяжело выжить без оружия, и одного факта того, что я был высоким и здоровым негром, было явно недостаточно.

А ещё надо было отбиваться от других племён и старшего вождя. Поначалу я думал, что надо с ним воевать, но оценив свои возможности и количество оставшихся воинов, понял, что сейчас не время и открытый конфликт будет глупой и проигрышной затеей.

Нужно заинтересовать главного вождя чем-то, чтобы ему выгоднее было нам помогать, а не уничтожать. Вот тогда можно будет исподтишка готовить воинов и, заодно, вооружать их более совершенным оружием.

А ещё надо было выйти на другие племена и узнать, что им нужно на обмен, и что нужно европейцам для того, чтобы они продали нам оружие. По слухам, бродившим между моими подданными, рабство как таковое было уже давно отменено и охотники за рабами не появлялись в этих местах.

Но европейцев пока здесь не было. Хотя, центр Африки, дикие животные, гиблые места, кому это надо. По крайней мере, не сейчас, и это было и хорошо, и одновременно, плохо. Плохо потому, что нельзя было воспользоваться благами цивилизации, а хорошо оттого, что я знал, какими способами и средствами достигались эти самые блага и, самое главное, за счёт кого.

В общем, свою наивность я утратил ещё в фармакадемии, когда нас водили в морг. Ну, а потом она только уменьшалась и уменьшалась. Последний, катастрофический удар по моей наивности нанесла армия. Точнее, погранвойска, которые, впрочем, ничем не отличаются от остальной армии, только своими целями и задачами.

Там мне быстро объяснили, кто есть кто, почему и зачем. И все мои привычки и пристрастия пришлось оставить за забором погранзаставы, а взамен приобрести навыки выживания и привыкания. Мужчинами не рождаются, а становятся. И не наличие детородных органов делают из мужчины мужчину, а тяжкий груз ответственности за других, который придавливает к земле и прочищает мозги почище брома.

Короче, надо было искать всякие ценные фишки, вроде золота, алмазов, рубинов или изумрудов. Но, оглянувшись вокруг и заметив вокруг себя основательно выжженную солнцем саванну, я вспомнил мультфильм и, перефразируя слова из него, подумал:

– Земля племени банда: растительности нет, полезных ископаемых нет, золота нет, алмазов нет, населена роботами. Ой, ошибся, не роботами, а неграми, что не намного лучше.

Но, попытка не пытка. На следующий день после убийства льва и его поедания в торжественной обстановке, я перевернул всю деревню в поисках спрятанного оружия, наркотиков и драгоценностей. Драгоценностей, золота и наркотиков я не обнаружил, а вот что-то, отдалённо напоминающее оружие, нашёл. Этой находкой оказался кусок старого металла, весь покрытый зелёными и чёрными окислами и земляными наслоениями.

Найден он был мною случайно, при разгребании мусора в одной из снесённых хижин, на территории, предназначенной под застройку новыми. По дурацкой привычке я ковырялся в земляном полу хижины, чисто в исследовательских целях.

Просто я считал, сколько там проживало крупных ядовитых насекомых, и размышлял, почему обитатели этой хижины до сих пор ещё живы. Наверное, у них был уже симбиоз с этой гадостью. Мелких насекомых я, кстати, игнорировал, потому что не в состоянии был оценить их немыслимое количество.

И всерьёз подумывал о муравьях, надеясь с их помощью уничтожить все местное поголовье опасных и вредных букашек. Так вот, копаясь в земляном полу бывшей хижины остатком своего боевого копья, я наткнулся на кусок твёрдой земли.

Подумав, что это камень, на котором, наверное, будет удобно сидеть, а может, чесать свои телеса кому-то из обитателей этой хижины, я решил вытащить его, чисто из вредности, надеясь лишить их такого комфорта. На поверку оказалось, что это не камень, а вообще непонятно что. Заинтересовавшись, я вынес это наружу и стал исследовать, глубокомысленно переворачивая с места на место и тыкая в него древком сломанного копья.

В конце концов, до меня дошло, что это некий артефакт, то ли из меди, то ли из бронзы, и им надо пристально заняться. С этой целью я кинул его в воду, а потом, достав через пару часов, стал оббивать окислы с помощью найденного камня.

Итогом моих трудов оказался странной формы большой топор, который благодаря тому, что был сделан из бронзы, сохранился в практически первозданном виде, защищённый образовавшимися на его поверхности окислами и слоями грязи.

Я долго его разглядывал и всё никак не мог понять, где видел его изображение, и, незаметно для себя, подошёл близко к берегу реки, откуда брал воду для его очистки. Задумчиво глядя в её мутные жёлтые воды, я увидел морду и выпуклые глаза крокодила, с голодной жадностью уставившиеся на меня. И тут меня осенило.

– Точно! Крокодил, река Нил, Египет! В книжке о Древнем Египте это было, там были рисунки воинов, изображённые на внутренних стенах древних пирамид, и это было их оружие.

Взметая вверх кучу брызг, крокодил, так удачно натолкнувший меня на эту мысль, вылетел из воды и бросился на меня, собираясь сожрать. Об этом говорила его широко разинутая пасть и выпученные в ярости глаза. Но я успел автоматически среагировать и отскочить в сторону, а потом, вместо того, чтобы убежать, очень сильно разозлился, отчего у меня в глазах аж помутнело, они налились кровью и я бросился сам, в свою очередь, на него.

– Ах, ты ж, блин, животное паскудное, – орал я в запале на чистом русском.

– Я тебе, ять, сейчас покажу, как русского… блин, негра жрать! Да ещё без предупреждения!

И, подбежав к нему, я изо всех сил опустил ему на морду… свой хопеш, а это был именно он.

Бронзовое оружие тем и хорошо, что, не имея почти никакого режущего эффекта, обладает очень сильным ударным. За счёт веса и толстой кромки лезвия. Нанесенные с его помощью удары являются дробительными и легко проламывают кости и наносят различные увечья через сколь угодно толстую кожу любого живого существа, что сейчас оно и продемонстрировало.

Удар пришёлся по глазам крокодила. Один глаз сразу вытек, а другой был сильно повреждён. Крокодил забился от боли и стал хлестать мощным хвостом в разные стороны. Я еле успевал изворачиваться от его ударов, то и дело подпрыгивая на месте и из стороны в сторону.

От удара крокодил почти ничего не видел, но воду он чувствовал всей кожей и своим обонянием. Безошибочно развернувшись к реке, он, быстро перебирая лапами, помчал туда. Увидев это, я смог подскочить незамеченным и опять ударил со всей силы своим новым оружием по его задней лапе, с хрустом её сломав. Крокодил, открыв пасть, стал яростно мотать ею из стороны в сторону, надеясь достать меня зубами.

А я скакал, как белка, вокруг него. Чтобы не дать ему уползти в родную стихию, я сломал ему ещё одну лапу, тоже заднюю. Но крокодил не желал сдаваться, пока я не прыгнул на него и, зажав обеими руками хопеш, не нанёс ему чудовищной силы удар по позвоночнику в районе хвоста.

Под хопешем ощутимо хрустнуло, и крокодилий хвост бессильно обвис. Дальнейшее было делом техники и терпения. Подбирая удачные моменты, я сломал ему остальные лапы.

А потом, спокойно взобравшись аллигатору на спину, всадил свой нож прямо в мозг, прекратив его мучения и обезопасив нашу деревню ещё на какое-то время. Всё это время я, занятый битвой с крокодилом, не обращал ни на что внимания и не смотрел на окружающую местность, а там, оказывается, уже собралась толпа зрителей из деревни.

Кто-то, видимо, засёк меня, совершающего непонятные действия, а потом, увидев, что на меня напал крокодил, вне себя от столь радостного события, помчал в деревню, чтобы всё там рассказать. Услышав об этом, оттуда прибежали почти все, даже дети, вместе с теми, кто работал на полях.

Вначале они обрадовались, что скоро у них будет новый вождь, потом испугались, что этого в ближайшем будущем не произойдёт, а потом восхитились моей битвой и окончательно уверились, что с Вааней они не пропадут никогда.

Итогом этой битвы была целая груда жареного мяса. Наиболее здравая часть племени обеспокоилась сохранностью такого количества мяса, и, под моим чутким руководством, была сооружена примитивная коптильня. Тут же приступили к копчению в ней мяса, используя в качестве ароматного дыма листву местного кустарника.

Соль здесь была в небольшом солончаке, и мы смогли часть мяса ещё и засолить, а часть закоптить солёным. Правда, на вкус мясо несколько горчило, ну да вишен и яблонь здесь не было, а бананы не годились для такого дела. Я не зря сделал упор на заготовку продовольствия и каждый день отправлял своё племя на каторжный труд под палящим солнцем. Это был единственный шанс, чтобы договориться и откупиться продовольствием от старшего вождя.

Правда, я всерьёз полагал, что если мы не покажем зубы, то у нас просто всё отнимут и прикажут наделать ещё, а если не сделаем, то… ну дальше можно было гадать и всё зависело только от фантазии местных вождей. На счёт «зубов» я думал, и на счёт продовольствия тоже. Размышления привели меня к необходимости выкапывания ямы для хранения еды, в виде погреба, и я стал рыть яму подручными средствами.

Вообще, у жителей деревни, кроме примитивных топоров и деревянных мотыг, ничего и не было, а такая роскошь, как, хотя бы, деревянная лопата, не говоря уже о железной, была вообще недостижима.

Так что, копал я обломком своего копья. Хорошо, что земля была сухая и сыпучая, то ли краснозём, то ли песок, я не агроном и пока не понял. И я смог выкопать довольно большую и узкую яму в земле, устроив её по винтовому принципу, делая полочки для складирования продуктов, предварительно смазанных маслом пальмы и завёрнутых в её же листья.

Я долго возился, постоянно переделывая хранилище, понимая, что мясо в нём будет довольно сложно хранить, но двигался всё равно в этом направлении и постоянно напрягал свою голову, что было, несомненно, полезно.

Кстати, я с удивлением стал понимать, что думаю намного быстрее, и мозг подчас подсказывает совершенно не тривиальные решения любой проблемы. На мои неоднозначные решения, удивлявшие даже меня самого, все члены племени только возводили глаза вверх и глубокомысленно изрекали.

– Ваалон (Сумасшедший). А увидев меня, тут же повторяли – Вааня.

Но при этом неукоснительно выполняли все мои команды, а тот, кто не выполнял, приводился мною к берегу реки, на место боя с крокодилом. При этом непременно присутствовала Мапута, с глубокомысленным видом копающаяся в речном песке.

Обычно этого хватало. Но, неожиданно то, что я уничтожил самых крупных крокодилов, и теперь в реку можно было ходить помыться или набрать воды, приняло несколько гротескные формы.

Местные жители, осознав это, стали бегать на берег реки не для того, чтобы помыть свои чумазые рожи или не менее грязное тело. Хотя, чёрное на чёрном всё равно не видно. А для того, чтобы справить свои естественные надобности.

Конечно, интересно, наверное, видеть, как твоя жёлтая жидкость перемешивается с водами не менее жёлтой реки, но зачем смотреть, как твоё дерьмо величаво проплывает мимо тебя, исчезая вдали, и я это категорически отказывался понимать.

Поэтому, застав за этим занятием уже не глупых детей, а вполне взрослых женщин, немедленно объяснил им политику партии, предупредив, что, как только я снова увижу их грязные зады на берегу, справляющие малую или большую нужду, то сразу награждаю нарядом на работы.

Это полезное действие я подцепил из армии, оценив его воспитательное воздействие. Ведь не надо никого убивать или наказывать, оставляя под палящим солнцем, или отдавать на растерзание бабуинам. Достаточно просто придумать ему работу, желательно потяжелее, и назначить над ним смотрящих, а через некоторое время и смотрящие были больше не нужны.

Каждый житель деревни пристально наблюдал за провинившимся и, заметив, что тот отлынивает от работы, тут же жаловался мне. Особенно это действие полюбили дети, которые как вороны сидели где-нибудь недалеко и, заметив непорядок, пулей летели ко мне и обо всём докладывали, получая за это вкусный кусочек мяса крокодила или банана.

И даже устраивали соревнование, кто быстрее мне нажалуется. Через некоторое время жаловаться друг на друга понравилось всем неграм, которые проживали в деревне. И они спешили ко мне, в разное время и с различными жалобами, лишь бы насолить соседу и, быть может, получить вознаграждение, хотя бы моральное, наблюдая, как я ругаю или награждаю того нарядом на работы. В общем, весело жили.

Постепенно мы обработали большую часть полей, засадив их кукурузой, маниоком, бататом, бананами и таро. Картошки и топинамбура, к сожалению, не было, как и фруктов, за исключением плодов пальм и бананов. Но в будущем я рассчитывал и на ананасы, и на манго, и апельсины с персиками, а также на кофе с какао.

Зато, кого здесь было много, так это диких обезьян. Конкретно для нашей местности, так это бабуинов. Эти большие, сильные обезьяны жили стаей, и основным физиологическим отличием их был омерзительно красный зад. И он, словно красный флаг, всей мыслимой и немыслимой Африканской мерзости, всегда выставлялся этими обезьянами напоказ.

Эти бабуины…, не побоюсь этого слова, повадились грабить плантации, что наносило ощутимый вред нашей продовольственной безопасности, а нам ведь ещё и откупаться надо было этими самыми продуктами от старшего вождя.

Так что бабуинскому беспределу я решил положить твёрдый конец (не путать с мягким). Но стая бабуинов, причём, обезьян достаточно умных, не тупее отдельных негров, была достаточно грозным противником.

На их стороне была сила, многочисленность, организованность, мощные клыки, а минусом была их трусость. На нашей стороне была…, так первое и второе опускаем, третье, пожалуй, тоже. Четвёртого вообще не было, да и к тому же, нас было всего девять человек, против пятидесяти-шестидесяти человекообразных обезьян. Ну а минусы…, минусы у нас были идентичны. Вот и пришлось мне ломать голову, как минус на минус сделать плюс.

За модель поведения этих гадких обезьян я взял модель поведения хабалистых торговок на базаре, имея в виду самый негативный их вариант, исходя из того, что торговки были, к тому же, негритянскими. Просчитав все возможные действия и варианты их противодействия, я решил привлечь к этому и женщин. А что, подобное вышибается подобным, на их многочисленность ответим нашей визгливостью.

В конце концов, у наших женщин тоже есть руки, и ими они могут отлично кидаться всякими столовыми предметами, каждый раз метко попадая в цель.

Об этом вам не один русский мужик расскажет, и даже покажет свой, честно заработанный в бою с женским беспределом и не обоснованными требованиями, синяк, который он получил в битве за кухню или туалет, либо за прикроватный коврик, будучи «слегка» навеселе.

А то и за то, что был пойман на абсолютно незнакомой ему женщине, что совершенно случайно проходила мимо и попробовала вкусных конфет, которыми её решил угостить нерадивый муж. Короче, поломав голову, я собрал боевой отряд из женщин, доходчиво объяснив им роль в предстоящей битве. И повёл в бой их и свой жалкий отряд могучих воинов.

Хотя, если отбросить сарказм, то за прошедший месяц мои воины здорово поправились и нарастили могучие мышцы на своих чёрных телах. Каждый из них, включая меня, нёс копьё, булаву и щит, сплетённый из веток и плотно обмазанный глиной, кое у кого были ещё и луки.

Бабуины, беззастенчиво грабившие наши посадки, заметив толпу людей, идущих им навстречу, всполошились и дали дёру, ругаясь между собой, и визжа друг на друга противными голосами. Заскочив на ближайший баобаб, они расселись там, корча рожи и показывая красные зады, тем самым глумясь над нами и глубоко раня наше чувство прекрасного.

Неизвестно, конечно, что было страшнее, их рожи или их, прошу прощения, задницы. Но эффекта они достигли полного. Первыми, как, впрочем, и всегда, начали наши женщины.

Дико крича пронзительными голосами, они стали осыпать оскорблениями бабуинов. Типа «ах, ты ж… сын вонючей обезьяны» или «ты, дочь мелкой макаки, которую зачал в чёрную ночь пробегавший мимо козёл» (в роли козла выступала уродливая антилопа Гну). Ну, и тому подобное.

Бабуины сначала внимательно слушали их, а потом, видимо поняв, о чём идёт речь, немедленно разразились ответной бранью и начали скакать по дереву, возмущённо комментируя наглую ложь, которую вещали чёрные женщины.

Те же перешли ко второй стадии разборок и стали осыпать камнями дерево, на котором скакали бабуины. Такой наглости от черных женщин бабуины не ожидали. А так как кидаться в ответ бабуинам было нечем (на дереве, к их великому сожалению, не росло ни твёрдых, ещё не созревших орехов, или, как вариант, гнилых, либо вонючих, плодов), то бабуины перешли в контратаку.

Соскочив с дерева, самые возмущённые из них (наверняка, это были самки), ринулись на нас в атаку. Этого – то мы и ждали!

Лучники натянули луки и нацелили давно лежащие в готовности на тетиве стрелы. Выстрелив, они направили навстречу бабуинам целый град стрел. Понеся потери, бабуины попытались все-таки наказать негодниц, но наткнулись на острые копья и дубинки.

Завязалась рукопашная. Держа диких обезьян на расстоянии, я бил их дубиной и тыкал копьём, ранив нескольких из них. Получив достойный отпор, они бежали, оставляя на произвол судьбы своих раненых и убитых.

Добивать раненых обезьян я не стал, но и запрещать их убивать другим не стал тоже. В отличие от меня, остальные негры милосердием и уважением к несчастным животным не обладали, видя в бабуинах только мясо. Добив раненых, они приступили к их разделке.

Я в этом участия не принимал, глядя на убегающую вдаль стаю, и судя по их потерям и тому ужасу, с которым они убегали, я понимал, что больше они не вернутся. Это, в принципе, мне было и нужно, а мясо бабуинов, копчёное и солёное, я собирался отдать, в виде ежегодной дани, старшему вождю.

За данью его воины должны были прийти примерно через месяц, но разведка доложила, что их надо было ждать раньше, так как до старшего вождя докатились слухи, что его младший брат, а по совместительству и младший вождь, сошёл с ума и творит в его племени полнейшие безобразия.

Значит, жди проверки, чёрное племя. А ещё с ними, наверняка, придёт какой-нибудь дальний родственник, а по совместительству и чиновник, ну в их понимании, конечно. А значит, сало надо перепрятать и основательно прикопать. А для того, у кого есть желание распустить свой болтливый язык, в саванне бегает ещё много львов, да и гиены, нет-нет, да и пошаливают, грызя связанных калек. В общем, я стал готовиться к встрече с дорогими гостями.

Глава 4

Встреча… дорогих родственников

Послание от старшего вождя застало меня тренирующим своих воинов. Высокий и худой негр, с тонкими и длинными ногами, прибежал в деревню и сказал, что он к нам от старшего вождя, ну не к нам, а ко мне, если быть более точным.

Посмотрев на него, я стал искать взглядом, где он спрятал своё послание, но, кроме набедренной повязки, под которой что-то колыхалось, лука и колчана со стрелами, висевшими у него на боку, я больше ничего не обнаружил.

Гонец был невозмутим и сказал, что послание у него на словах. Не стану пересказывать его монолог, но суть была проста.

«Что ты там творишь, мой младший брат, на тебя жалуются твои люди и я… скоро тебя низложу, если ты не пришлёшь мне двойную подать. Женщинами и продуктами».

Ну и всё, как обычно, в такого рода посланиях. Расшифровываю. Ты сумасшедший. И если хочешь жить, шли продуктов, да побольше, и не высовывайся. Но это было не всё, мне предписывалось выслать ещё и наложниц.

Нормально, блин, мне самому любить некого, а ему девственниц подавай. Чтобы не быть голословным, я привёл на показ к послу всё женское население деревни. Даже на мой непритязательный взгляд, там смотреть было не на что. Судя по выражению лица посланника, на его взгляд тоже. Но его дело передать, а моё исполнить.

На мои заверения, что я готов отдать продуктами, он только скептически хмыкнул и опять начал лепетать что-то про женщин. Это меня уже изрядно разозлило, где я ему найду баб, рожу, что ли! А я… блин, вот же беда, не умею этого делать, и чтобы сразу, непременно, темнокожих красавиц.

В общем, хотелось очень сильно набить ему морду, но я удержался, к тому же, у меня были сильные подозрения, что продотряд был уже где-то недалеко, а значит, мне нужно было его оружие. Лук у него был такой же убогий, что и у нас, а вот нож, висевший на ремешке, при ближайшем рассмотрении оказался отличным мачете, ну, по сравнению с моим, и я с радостью поменялся с ним ножами.

Правда, на его ошарашенной морде я никакой радости не увидел, ну да это просто от того, что он ещё не осознал, какой славный клинок попал ему в руки. Ну, ничего, посмотрит и поймёт.

А потом, вежливыми пинками я погнал посланника из деревни, на которую он смотрел круглыми глазами. Конечно, где бы он ещё увидел приличные хижины. Да и зря я, что ли, последние две недели всех гонял, ожидая прибытия могучих воинов старшего вождя. И вот, они уже где-то на подходе. Ну что ж, пара дней у меня еще есть, а там посмотрим, у кого что длиннее.

Проводив посланника долгим взглядом, поглаживая его мачете, я вызвал одного из воинов и пару мальчишек с быстрыми ногами. Хотя, пардон, мальчишка был один, второй была девчонка лет десяти, но бегала она в деревне быстрее всех. Больше всего у неё выделялись тонкие худые ноги и выпуклые глаза, как у лягушки, но бегала она, словно ветер.

Поговорив с воином, который, НАКОНЕЦ-ТО, стал меня понимать, я объяснил ему, что делать и как следить за посланником. Окрестности деревни он знал отменно, так что должен был успеть предупредить.

Отправив их следить, я начал проводить тренировку по эвакуации деревни. По моему сигналу, все хватали детей и оружие и мчались к одинокому баобабу, который виднелся вдалеке. Продукты и ценная утварь прятались в выкопанных подполах, по примеру диверсантов. И всё. Деревня безлюдная, жителей нет, где – неизвестно.

Только пустые хижины, да неубранные поля доставались врагу. Ну, а дальше, дальше будет либо война, либо худой мир, за еду. Наша деревня находилась вдалеке от густонаселённых районов и добраться до неё по пустынной саванне было проблематично.

Чуть дальше к востоку тянулись куполообразные горы хребта Бонго, а дальше, на юго-востоке – леса и саванны Дарфурского султаната. Горы частично прикрывали нас, но в любой момент и оттуда могла прийти беда.

Так что, тренировка, показ и ещё одна тренировка. Рядом с нами несла свои воды река Улу, сейчас обмелевшая, но вытекала она из притоков Белого Нила и могла преподнести ряд сюрпризов. Основные путешествия здесь происходили по рекам, но та, что протекала рядом, не была судоходной, хотя проплыть на небольшой лодке по ней было можно.

На западе и севере располагались Камерун, выход к Атлантическому океану и территория вокруг озера Чад, там же были и густонаселённые районы.

Тренировка прошла успешно, и я стал ждать известий от своих лазутчиков, одновременно готовясь к худшему и надеясь на лучшее, не забывая тренировать воинов и днём, и ночью. На все их стенания и возмущения я всегда отвечал одинаково.

– Тяжело в учении, победим в бою – интерпретация слов А. В. Суворова и «Мёртвому сон не нужен», – слова неизвестного искусствоведа, потому что фразы «На том свете отоспитесь» они не понимали.

Прошло два дня, на третий поступили экстренные известия, которые принёс мальчишка, как наименее быстрый.

Мальчишка рассказал, что они заметили большой отряд воинов, два раза по десять, и с ними были ещё двое, которые не были воинами, наверное, это были мои дорогие родственники, или представители старшего вождя.

Они встретили посланца старшего вождя и были уже в курсе моих «художеств». Выслушав гонца, они долго совещались и ругались, пока, наконец, не пришли к какому-то общему решению. После чего, отправив гонца дальше к вождю, сами ускоренным темпом двинулись в нашу сторону.

То, что передал мальчишка, было интересно, но не очень информативно. Какое решение принял негритянский продотряд, было непонятно. Как в той сказке: «Казнить, нельзя помиловать!» или: «Казнить нельзя, помиловать!».

Я решил ждать развития событий и, надеясь на лучшее, готовиться к худшему.

Проинспектировав наши припасы и возможности дани, я выделил запас обезьяньего мяса, в качестве подарка, обнаружив при этом, что несколько обезьян было завялено практически в целом виде, при взгляде на которые есть мне, совершенно, расхотелось, и не только обезьян.

Но неграм это почему-то нравилось, что лишний раз подчёркивало их ненормальные гастрономические пристрастия, конечно, с точки зрения русского человека.

В итоге, запасы, предназначенные в качестве откупа, были отложены, упакованы и перенесены в нужное место. А я занялся подготовкой «горячей» встречи с представителями старшего вождя. Место для этого мы выбрали в излучине реки, нашли там подходящее, которое трудно было обойти. Справа от него протекала река, кишмя кишевшая добрыми крокодилами и другими опасными животными.

Слева от этого места простиралась бескрайняя саванна, по которой ходил грозным дозором прайд львов, время от времени приходивший на водопой, и бежать в ту сторону было очень опасно. Мы же всегда могли отступить обратно в деревню, подав сигнал опасности и дальше вести партизанскую борьбу, о которой я начитался в детстве.

Для начала я выкопал пару ловчих ям на пути нашего отступления, замаскировав их, и отработал со своими воинами манёвр отступления, дав возможность одному из них «затупить» и свалиться в яму, о которой он знал.

С неграми, почему-то, работало только одно правило, они учились исключительно на своих ошибках, причём, повторяли их по несколько раз. Так что, мне поневоле приходилось быть жестоким с ними, по-другому они просто не понимали.

Иначе, я давно уже бы висел вверх тормашками на каком-нибудь баобабе и кормил грифов, а может быть, даже повторил бы снова свой подвиг и закончил жизнь в котле, и мой мозг из черепа с удовольствием высосала какая-нибудь Мапуту.

Но пока я понемногу справлялся, хоть и не без проблем. На следующий день прибежала девчонка и, громко дыша от сбившегося дыхания, рассказала, что продотряд движется в нашу сторону ускоренным маршем и не позже, чем через полдня, будет у нас.

Отослав девчонку, я повёл свой отряд к месту переговоров, или битвы, это как фишка ляжет. Нагрузившись продуктами и оружием, мы пошли в бой.

Нас было восемь, я и семь моих воинов. Наш разведчик, как я и предполагал, предпочёл спрятаться, а потом говорить, как он сильно спешил к нам на помощь, но боялся быть пойманным и ослабить нас. В общем, примерно в таком духе. К их лживым рассказам, замешанным на выдумках и выдаче желаемого за действительное, я давно уже привык и не воспринимал всерьёз.

Всерьёз я воспринимал лишь личную преданность и взаимовыгодное сотрудничество, которого, пока, особо не наблюдалось. Ну да, лиха беда начало. С чего-то надо было начинать!

Прибыв на место, я оставил трёх воинов в качестве почётного караула и носильщиков подарков, а остальным, вооружённым луками, велел спрятаться поблизости.

В принципе, они уже умели прятаться, но я пошёл ещё дальше и заставил их натереться пылью и увешаться веточками растений, произраставших в этой местности. Так что, увидеть теперь их было практически невозможно. Распределившись, мы остались ждать. Девчонка не обманула, и в указанное ей время вдалеке появилась группа людей. Нашего разведчика, как и следовало ожидать, нигде не было видно.

Я и не скрывался, поставив возле себя шест с навершием из черепа льва вместо бунчука, на котором трепыхался на ветру его же собственный засушенный хвост, с пушистой кисточкой на конце. Получилось очень внушительно, ну с точки зрения местных.

Продотряд заметил меня издалека и убыстрил шаг. Я надел на голову крокодилий череп со всеми зубами, тут же ощутив его изрядную тяжесть. Стараясь держать голову прямо и не сгибать шею под весом черепа, я смотрел сквозь его пустые глазницы на приближающихся воинов.

В руках у меня был щит, уже не обмазанный глиной, а обтянутый толстой крокодильей кожей, почти в мой рост. Но он был лёгким, за счёт переплетённых веток, составляющих его основу.

В другой руке у меня была верная дубина, с уже сломанными грозными шипами африканской акации. Хопеш, как и мачете, висел у меня сзади на волосяном поясе, любезно связанном для меня Мапутой, после моих долгих объяснений и одного слабого подзатыльника.

В общем, я был готов, как, наверное, и мои воины, вооружённые копьями и щитами, но уже попроще, не из крокодильей кожи, а обмазанными глиной, ну да, они и крокодилов не валили в одиночку.

Отряд понял, что я их встречаю открыто и, перераспределившись, выдвинул из своих рядов главарей. Остальные стояли сзади и по бокам. Среди воинов было немало лучников и меня это огорчало. А то придётся бежать, а щит со спины возьми да соскочи. И что я тогда буду делать?

Двое главных, встав напротив меня, стали говорить, настороженно глядя на крокодилий череп, не веря, тот ли человек стоит перед ними, или не тот, а лишь притворяется тем. Диалог начался.

– Кто ты, прячущий своё лицо под костяной маской, – начал небольшого роста, но очень толстый негр.

– Я младший вождь селения, которое находится за моей спиной.

– Мы не верим тебе, Балон (это было моё прежнее имя… ага, хорошее, правда?).

Пришлось снять маску. Посмотрев на меня, они разразились удивлёнными воплями и уже с меньшим недоверием стали дальше расспрашивать меня.

– Младший брат нашего старшего вождя, мы видим твоё лицо, но всё равно не верим тебе, ты переродился и стал сумасшедшим. В тебя вселился злой дух! Ты Ваалон!

– Нет во мне никакого духа, – ответил я (за исключением русского, но он очень добрый, а не злой, бестолковые вы негры, да и Русью тут не пахнет), – подумал про себя я и продолжил.

– Три дня и три ночи боролся я с отравлением несвежим человеческим мясом и победил болезнь, но в борьбе потерял часть памяти и ослабел. Но я готов поддерживать старшего вождя во всех его делах, и в знак моих добрых намерений, я сам принёс ему дары и ежегодную дань, чтобы усладить его взыскательный вкус этим мясом и наполнить животы его подданных этими вкусными и свежими продуктами.

Возникла пауза, и главные переговорщики удалились на переговоры, отойдя далеко в сторону. Их воины с нездоровым любопытством косились на мясо, очевидно, сдерживаясь, чтобы не попробовать его сейчас же. Но покосившись уже на откровенно дерущихся между собой предводителей, пока воздержались, застыв неподвижными чёрными статуями, не давая воли своим эмоциям.

Вскоре перебранка вождей отряда закончилась общим решением, подтверждённым и закреплённым двумя синяками, поставленными в пылу спора и толстяк, в сопровождении второго негра, направился ко мне, чтобы огласить приговор.

– Младший вождь, твоя предусмотрительность похвальна, и мы примем и дары и дань, но старший вождь, с прискорбием узнав о твоём состоянии, решил сместить тебя и заменить на другого младшего брата, который стоит возле меня и готов принять под своё покровительство твою деревню.

– Кроме того, я не вижу здесь молоденьких девственниц, которые должны уже подрасти и быть направлены старшему вождю в обмен на серьёзных женщин, исполнивших свой долг перед ним и вызвавших его неудовольствие своими многочисленными детьми.

– О, как всё запущено, – подумал я. Он что там, двучлен что ли, всё девочек ему подавай, или девушек, но обязательно девственных. Видать здоровья много, и всё оно сосредоточено в одном общеизвестном месте.

– Увы, таких у нас, к сожалению, нет, все половозрелые были отправлены в прошлый раз, остались лишь пожилые и совсем юные, – ответил я, скорбно сморщив свою черную рожу.

– Ты врёшь, негодяй! – и толстый сосисочный палец в обвиняющем жесте уткнулся в меня, на расстоянии в два метра.

– Воины, взять его, – последовал следующий приказ, от которого по лицу второго вождя поневоле расплылась довольная улыбка. Он-то и умер первым, двуличный и неизвестный мой младший брат (подозреваю, что таких братьев у меня было как гиен нерезаных).

Услышав недвусмысленный приказ, говоривший о том, что мои дни сочтены, я сделал длинный прыжок и с размаху опустил свою дубину на бестолковую голову гостя.

Его голова и моя дубина треснули одновременно, но он потерял свою голову, а я… я, всего лишь, дубину! Отшвырнув её в сторону одного из воинов, я выхватил из волосяной петли свой, любовно очищенный и заострённый хопеш, и ударил им толстого.

Удар пришёлся на грудную клетку, проломив её и попутно сломав правую руку, которой он прикрывался. Ближайший воин ткнул меня своим длинным копьём, намереваясь проткнуть насквозь, но щит не подвёл, и оно застряло в нём.

Это стоило ему жизни. Выдернув из щита довольно неплохое копьё, я взял его в руку, а щит перекинул за спину и дал дёру, вслед за своими тремя воинами, которые сбежали, как только я прыгнул на вождей отряда. Манёвр отступления был проделан правильно, и никто не свалился в ловчую яму, за исключением меня, но я успел впопыхах её не «спалить», удержавшись на самом краю замаскированной ловушки.

В яму я чуть не свалился из-за того, что совершал манёвр уклонения от стрел, которые все летели ко мне, игнорируя моих сбежавших ранее воинов. Оглянувшись, я увидел, что все воины вражеского отряда, бросив стрелять из луков, ринулись за нами в погоню и вскоре были по заслугам вознаграждены.

В две ловчие ямы свалилось пятеро из них, и их крики, наполненные болью, разнеслись далеко вокруг, а потом битва закипела с новой силой. Вокруг меня засвистели стрелы, но уже в обратную сторону, их жертвой стало ещё пять врагов, с различной степенью тяжести ранений.

В итоге, к нашему строю, ощетинившемуся копьями и щитами, добежало только десять, остальные либо выли из ям, либо выли на земле, корчась от боли, доставляемой воткнутыми стрелами.

Но преимущества мы, всё же, не смогли получить. Нас было семь, их десять. У нас были щиты, у них хорошие копья и топоры. Они были больше по телосложению, мы были хлипче, но зато тренированные, и это был паритет, но мы и так сделали всё, что могли.

– Потому что мы БАНДА, – закричал я.

– Ваалон, – закричали остальные, и мы сцепились во встречной атаке.

Отбив щитом копьё, я всадил своё в грудь нападающего воина. Не став его вытаскивать, выхватил хопеш и раздробил голову другому. Отбил ещё одно копьё и проломил грудную клетку третьему воину.

Следующим оказался предводитель отряда, мощный и уже немолодой негр, с жестокими чёрными глазами и налитыми кровью белками глаз. Швырнув копьё, которое пробило мой щит насквозь и застряло в нём, он выхватил боевой топор и бросился на меня, осыпая ударами мой щит, который я был вынужден отбросить.

– Банда, – орал он, поставив меня в тупик. А что же тогда должен был орать я?

– Хурра, – завопил я и, в свою очередь, стал бить его. Воздух тяжело свистел от проносившихся мимо нас ударов топором и хопешем. Мы оба танцевали замысловатый танец смерти, пытаясь угадать движение соперника и, предвосхищая его, нанести удар, который мог оказаться решающим.

Все остальные замерли, бросив сражаться между собой и наблюдая, чем закончится наша битва и, соответственно, чья это будет победа. Я не обольщался: пропустив удар, я буду повержен, и меня тут же добьют, а потом торжественно съедят.

Эта последняя мысль неожиданно придала мне дополнительных сил и ненависти к врагу, позволяя убыстрить движения. Немолодой воин уже не успевал за мной, несмотря на своё мощное телосложение, и пропустил первый удар.

Мой хопеш впился ему в левое плечо, раздробив его. Покачнувшись назад, воин застыл и обломок белой кости, прорвав кожу и мясо, вызвал целый поток кровотечения, но жалеть врага мне было некогда, и я нанёс следующий удар по его грудной клетке.

От удара, пробившего грудь, могучий воин покачнулся и упал на спину, громко хрипя пузырьками крови, выступившими на его губах.

– Хрррргрр, – завопили мои воины и бросились на неудачников, а те, побросав мешавшее им оружие, стали убегать с поля боя, оставляя своих раненых товарищей, но умудрились подхватить ещё живого толстяка и утащить его с собой.

Из всего отряда нападающих осталось пять выживших воинов, с вождём, посмевшим обвинить меня в чёрной лжи.

– «Да отсохнет его лживый чёрный язык, этого сына скунса и пустынного скорпиона. Да будет вечно мучиться в саванне его чёрная душа», – проорал я и приступил к осмотру трофеев, выпавших из бежавших воинов.

Трофеи были, несомненно, богатые, и составляли двадцать неплохих копий. Одно очень хорошее, которое я забрал у трупа убитого мною вождя и оставил себе. Боевой топор предводителя воинов, который я тоже оставил себе, штук десять луков, вместе с колчанами стрел для них.

Боевые ножи, два из которых я также забрал, полотняная накидка второго вождя, из которой я собирался сшить шорты и трусы, и ещё материя. Походная утварь, вроде котелков, огнива, кресала с трутом и нескольких неплохих кожаных поясов, с ременными петлями для оружия.

Выбрав самый приличный пояс, я нацепил его и развесил на нем оружие. Справа я поместил мой верный хопеш, слева – приобретённый боевой топор.

На грудь я повесил перевязь с ножами, которые условно можно было назвать метательными, они были абсолютно вычурной формы, с тремя разнонаправленными изогнутыми лезвиями, сзади висел мачете. В руках у меня были щит и копьё, крокодилий череп я надевать не стал.

Всех тяжелораненых врагов мы стащили к реке и, выманив пару крокодилов на эту наживку, тут же их убили. Остальные трупы мы также закинули в жёлтые воды реки.

Были ещё и пленные, целых семь человек, каждый из которых был ранен. Но людей у меня было мало, и я надеялся перевоспитать этих, а то работать на полях некому. Рабов у меня не было, так что сгодятся и эти, вдруг им понравится у нас жить.

Незаметно к нам пристроился и наш пропавший лазутчик, которого я увидел уже непосредственно перед деревней. Послушав его лживое лепетание о том, что он сбил в кровь все ноги, пытаясь нас догнать, я выбил из его рук копьё, а потом провёл над ним экзекуцию. Двое других воинов держали его за ноги, подняв их на уровень моих глаз. Внимательно рассмотрев их, я понял, что негр врёт, как я с самого начала и думал. И на его ногах, кроме старых мозолей, похожих на дубовую кору, больше ничего и не было.

Но это мы сейчас поправим, и древком шеста я стал бить его по ступням. Упарившись, но, так и не добившись появления крови, я счёл наказание за лживый язык достаточным, и воины отпустили его.

Тот не мог стоять, а только плакал, стеная, что его не так поняли, на что получил удар в голову, прикусил язык и тут же заткнулся. Дальше мы пошли в молчании, а лживый лазутчик догонял нас, передвигаясь на четвереньках, и ещё тянул на себе груз крокодильей кожи, привязанный к его спине.

Предателей вообще надо изгонять или убивать, но человеческого ресурса у меня было мало, да и они тут все такие, так что, работаем с тем, что имеем.

Возвращение нашего отряда получилось триумфальным, плюс свежее крокодилье мясо основательно улучшило настроение всех жителей. Пленные были изрядно удивлены происходящим, а особенно, необычным видом деревенских хижин и стали удивлённо перешёптываться между собой.

А потом я совершил глупость, с точки зрения обычного негра того времени. Я стал лечить раненых, нет, не только своих, которым оказал помощь в первую очередь. Я стал лечить и пленных, фиксируя переломы, вправляя вывихи, обворачивая им лечебными листьями раны, останавливая кровь и проводя другие доступные манипуляции. Делал я это достаточно профессионально, отчего раненые сразу почувствовали лечебный эффект.

Это вызвало удивление у всех, и не только у раненых, а потом я произнёс речь о том, что мы все одного племени и цвета крови, и название у нашего племени общее – БАНДА.

Ну и дальше стал им заливать о мире, дружбе, только через подзатыльники, и о жвачке «Педро», вместо которой у нас было обезьянье мясо. Речь удалась, но слов в их языке было мало, и не весь смысл моей речи дошёл до их недалёких умов, но поняли они меня, я надеюсь, как надо, так что, цель, я считаю, была достигнута.

Приближался сезон дождей, и второго отряда можно было ждать только через полгода. Пока… остатки этого отряда доберутся до старшего вождя, пока… он соберёт воинов, которые не сильно будут готовы идти на сумасшедшего вождя, который вдвое меньшими силами разбил их отряд, там уже и дожди польют.

Мне же нравилось, что я был вооружён и очень опасен, и теперь следовало расширять свою убогую деревню, а то, действительно, силен, могуч, гоняю стаи туч, а ни одной нормальной женщины рядом нет, ужас просто!

Вечером мы попрыгали вокруг костра, гнусавя разными голосами ритмичную песню, слова которой сами собой всплывали у меня в голове. Разожгли огромный костёр и зажарили для племени здорового бабуина, а для меня не менее здорового крокодила.

Но некоторые мои соплеменники заглядывались на пленных негров, оценивая их упитанность и, наверное, прикидывая, какая часть их тела наиболее вкусна.

Наплясавшись и наевшись, я отправил пленников в «зиндан», специально выкопанный для такого дела и накрытый сверху деревянной решёткой. Выставив часового, сам я тоже решил «прикорнуть» неподалеку, а то, мало ли что. Проснусь поутру, а там, либо пленных уж нет, потому что сбежали, пользуясь халатностью охраны, объевшейся в честь великой победы, либо остались от них одни рожки да ножки, что в переносном смысле было абсолютно верным.

Но, слава Богу, всё обошлось, или слава Аллаху, потому что Дарфурский султанат был ближе всего, и мусульманство проникало всё сильнее, но поутру все пленные были живы и даже стали поправляться.

Глава 5

Приобретая – расширяй

С этого дня я стал обрабатывать пленных, чтобы они приняли мою… нет, не веру… сторону. Кормили их хорошо, раны я лечил, отчего на меня даже обижались местные, но я и их смог успокоить, выдернув несколько больных зубов у желающих.

Дальше пошла текучка, и через две недели все семь воинов приняли моё предложение остаться. Оружие мы им пока не дали, но сытная кормёжка и просторные хижины им понравились. В основном, они работали на полях, но через две недели уже начали заниматься тренировками с моими восемью воинами, но я всё равно за ними приглядывал, а по ночам Мапуту, по-прежнему, сидела у очага, охраняя мой сон.

Время от времени, я приглашал к себе то одну, то другую женщину, но не испытывал к ним ничего. Вот и получалось, что всё моё будущее зависело только от моих потребностей и желаний. Возвратиться в свой мир не было никакой возможности. Искать европейцев, чтобы попасть в полурабство ради еды и общества, которое будет ко мне относиться как к слуге, мне вообще не хотелось.

Оставалось лишь одно, развивать себя и окружающих, делая их добрее, человечнее и умнее…, ну это я шучу. Это и в развитых странах не срабатывает, а здесь тем более. Так что, буду строить здесь тиранию, или деспотию, самого чёрного разлива.

Воины, захваченные в плен, выдали мне немного информации, так как жили в большом селении и получали относительно свежие новости отовсюду. В принципе, я уже и так обо всем догадывался, но всё же.

От них я узнал, что на северо-востоке от нас лежал Дарфурский султанат, а далеко на западе – Камерун, давно захваченный немцами. На юго-западе, в густых джунглях Конго, хозяйничали бельгийцы. На востоке и юге были французы и британцы. Но сюда ещё никто не добрался, так что моей чёрной душе пока можно было спать спокойно.

Через несколько дней должен был начаться сезон дождей, и атаки на своё селение я не ожидал, но мало ли что. И я, на всякий случай, разослал по опасным направлениям подростков, вручив им примитивные дубины и ножи, захваченные в бою. Создал из них два патруля, по два человека каждый, и ещё, дополнительно к ним, наблюдательный пост, где дежурили двое, сидя на высоком баобабе, что называется, на танкоопасном направлении.

В одном из этих патрулей была и та худая быстроногая девочка, что предупредила нас в прошлый раз. Звали её Нбенге, она приходилась внучкой старухе Мапуте, ежедневно сторожившей мой сон.

По закону подлости, а он, в отличие от многих других законов, работает всегда, мне посчастливилось вторично встретить людей старшего вождя, и это за такой короткий промежуток времени.

Я, конечно, обрадовался, но всё же, проявление такого внимания к моей скромной персоне в ранге младшего вождя от старшего вождя, посчитал несколько пристальным. И с удовольствием отказался бы от лишних упоминаний о моей чёрной личности, но, видимо, у старшего вождя были свои планы на меня, и он хотел как можно скорее поделиться ими со мной, отчего повторно направил в моё селение усиленный отряд воинов.

А ведь был ещё и главный вождь племени банда, так что мне надо было готовить много, много подарков для «дорогих» гостей. И я сейчас усиленно думал, напрягая свою голову, усыпанную мелкими чёрными кудряшками, как бы так встретить гостей, чтобы они умылись своей кровью и надолго забыли дорогу сюда.

Весть об отряде опять принесла быстроногая девчонка Нбенге и, тараторя, выложила мне всю доступную ей информацию. Отряд был большим, не меньше пятидесяти человек и вёл его кто-то из помощников старшего вождя. Заметили они отряд издалека, и Нбенге сразу бросилась сюда, а остальные мальчишки начали отступать, не выпуская отряд из вида. Вообще, я много времени уделял подросткам.

Учил их считать, обращаться с оружием, делать хижины и постоянно защищал их от взрослых. Когда надо, подкармливал, а иногда рассказывал сказки, слушая которые, дети замирали, широко открыв рот.

Особенно им нравилась сказка «О хозяйке чёрной горы и её чёрном кузнеце» и про Бабу-Ягу, что питается исключительно детьми. Как завороженные, они слушали, испуганно блестя чёрными глазёнками, а потом боялись расходиться, и поэтому всей толпой шли к моей хижине, засыпая рядом с ней, возле костра.

Дети платили мне личной преданностью, были готовы выполнять все мои приказы, и, в отличие от взрослых, ничего не боялись. Вот и сейчас, вместо того, чтобы спрятаться или убежать, двое мальчишек остались дальше следить за чужим отрядом. Времени было мало, часа три-четыре. Сезон дождей должен был начаться в любое время, и старший вождь решил рискнуть, чтобы наказать строптивого младшего вождя, уничтожившего его отряд.

Я поднял тревогу. Всё селение засуетилось и стало собирать вещи, чтобы бежать с ними в саванну и прятаться. Но мне были нужны все люди и, собрав всех на небольшом пятачке, я двинул речь, объяснив, что если мы не дадим отпор врагу, то будем уничтожены без всякой жалости, а кто не будет сразу убит, тот потом умрёт от голода.

Читать далее