Читать онлайн БАРmen бесплатно

Я люблю сумасшедших, таких, которые бешено хотят жить, бешено хотят говорить, бешено хотят спастись, которые хотят иметь все сразу, которые никогда не зевают и никогда не говорят пошлостей, а всегда горят, горят, горят…

Джек Керуак

Позвольте представиться, меня зовут Сергей, мне 39 лет и у меня БАР – биполярное ассоциативное расстройство, или как его раньше называли, маниакально-депрессивный психоз. Ну что тут говорить, не скажу, что я очень удивился, когда мне поставили этот диагноз, потому что вся моя жизнь была похожа на американские горки, и только благодаря воле Богов я сейчас ещё могу вам рассказать обо всём этом сам.

Эта книга будет о всех сторонах этой многогранной и удивительной жизни, об особенностях жития с БАР, о разных людях и их судьбах и многом другом. Очень надеюсь, что каждый найдёт в ней что то своё, а я со своей стороны обещаю писать правдиво, как оно было, легко и непринуждённо и буду стараться сдобрить всё это повествование доброй порцией искромётного юмора. Так же хочу этой книгой привлечь внимание общества к вопросам БАР, достаточно распространённого заболевания в нашей стране и во всём мире, симптомы которого по самым скромным подсчётам только в России каждый день на себе ощущают более 2 млн. человек. Согласно современным исследованиям многие талантливые и гениальные люди всех времён и народов были с БАР, и среди них Винсент Ван Гог, Сергей Есенин, Эрнест Хемингуэй, Эдагрд По, Курт Кобейн, Мел Гибсон и многие, многие другие. Они тоже горели, горят и часто очень рано сгорают…

БАР это сразу и ад и рай, часто талант смешанный с безумием, это сумашедшие взлёты и стремительные падения, это хождение между жизнью и смертью, как по острию ножа, это жуткая боль депрессии и сладкая, манящая эйфория мании, это ощущение себя сродни Богам и жалкая никчёмность на излёте, это то, что сложно описать словами, но я постараюсь это сделать…

Официальная медицина говорит, что БАР – это эндогенное психическое расстройство, которое проявляется в виде аффективных состояний – маниакальных (или гипоманиакальных) и депрессивных, а иногда и смешанных состояний. На самом деле лично у меня это достаточно быстрые смены настроения, при которых есть ощущения, что в тебе живут два абсолютно разных человека, и ты временами проскальзываешь где-то между ними. Прочитал не так давно в сообществе биполярщиков замечательный стих Александра Александрова из Питера, который очень красиво и ярко отражает суть происходящего с человеком, у которого БАР:

Итак, давайте знакомиться с моими двумя занятными персонажами. Дамы и господа, приветствуйте Амиго, не знаю почему, но я зову его именно так. Этот парнишка просто влюблён в жизнь во всех её проявлениях, отличается полным бесстрашием, всегда идёт на пролом, обожает красивых тёлочек и всё, что с ними связано, кайфушник и «обжора» до удовольствий, объясню это позже, любит почти все виды наркотиков, боль в разных её проявлениях, имеет склонность к садо-мазо, отлично разбирается в единоборствах и всегда готов влезть в драку и вообще он за любой кипишь кроме голодовки. А ну и ещё совсем забыл добавить важный момент, что он Дон Жуан, а не Казанова. А знаете в чём ключевая разница у этих двух известных дамских угодников? Казанову всегда важен секс, как конечная цель, он лишь стремится обладать телом, а Дон Жуан сначала влюбляет и очаровывает, он проникает своими чарами в самое сердце, потому что знает, что только по настоящему влюблённая женщина отдаётся по полной, со всеми вытекающими траблами по итогу. Сорит деньгами, а точнее не считает их вовсе, много раз пытался заложить Дьяволу Душу за ночь с какой-нибудь красоткой, безумно обаятелен и уверен в себе. Авантюрист до мозга костей, эгоистичен и самовлюблён. Любит пошлить, ругаться матом, за словом в карман не лезет. «А для меня, говорит, жизнь без риска, что каша без соли!»

Второй персонаж – кличка Унылый, он же Плакса, Плаксой стал совсем недавно, после того, как взял моду реветь везде, где только можно и нельзя. Может давить слезу в метро, на улице, за завтраком, на собеседовании и т. д. и т. п., чем просто выбешивает меня, Амиго его вообще терпеть не может и после такого считает последним слабаком и никчёмным мямликом. При этом при всём умён, даже слишком, любит уходить в самокопания и искать смысл жизни, рассуждать про Бога, начитан и разбирается во многих вещах, таких как история, химия, литература, психология и прочее, уныло и вяло смотрит на жизнь, почти всего боится, абсолютно не социален, предпочитает одиночество, может легко обходится без женщин, а по факту в их компании он испытывает неподдельный страх. Стоит у него плохо, а бывали случаи и полного фиаско, но об этом позже… Он мне напоминает Пьеро в сказке Буратино, вечно в депрессии, со слезами на глазах, в своём дурацком унылом балахоне с длинными рукавами и печальным голосом, вечно завывает «О, Мальвина…» и вскидывает руки к небесам, в надежде, что она его заметит.

Самое обломное, что он появляется чаще Амиго, а бывали времена когда я думал, что он поселился в моей голове окончательно, это как правило происходило после долгих наших алко- и нарко-трипов, коих было великое множество. Чем был сильнее трип, тем как правило на больший срок приходил Плакса, и вот тут начиналась настоящая ТЬМИЩА и ЖЕСТЬ…

Мост

Ночь. Кузнечевский мост. Шёл октябрь месяц 2008 года, пронизывающий северный ветер тихо завывал над осенней чёрной рекой, и лишь бледный свет фонарей мутно освещал тёмный пролёт моста. В этой промозглой ночи я запомнил лишь огни спящего города которые были по обе стороны моста, тихое шуршание от проезжающих мимо машин, и звуки сердца бешено выстукивающего сумасшедшие ритмы в груди. Да уж, что и говорить ему не просто пришлось в тот день и только благодаря воле Богов оно не остановилось в ту ночь на всегда.

Это только кажется, что умереть легко, на самом деле это невероятно страшно и требует колоссального мужества и сил, и особенно второй раз за день. Но ещё страшнее оставаться жить в этом безумном танце мыслей в раскалённой от бессонных ночей голове, когда их поток не останавливается не на минуту или даже секунду, и впереди кажется только беспросветная тьма и нескончаемый поток страданий. Кто не спал по семь дней подряд, тот поймёт о какой жуткой пытке я говорю, а она действительно ужасная и выматывает любого, даже самого сильного и устойчивого человека.

Я из последних сил держался одной рукой за холодный прут ограждения Кузнечевского моста и всё никак не мог прыгнуть в эту тёмную гладь воды. Закрыв глаза, я несколько раз неторопливо считал до десяти: «Раз, два, три…» дрожащими от холода губами шептал я сам себе, в голове проносился поток мыслей, образов, фраз и только наверное с третьего раза я смог разжать руку и быстро полетел на встречу избавлению от своих страданий. Последнее, что я решил было то, что если я выплыву, то возьму свою жопу в горсть и наконец то начну что-то делать со своей чёртовой жизнью.

Прошли какие то доли секунды, время как-будто остановилось на какой то миг, я услышал всплеск и почувствовал ледяную, пронизывающую на сквозь всё тело воду, которая уже тогда была может пять или семь градусов, вынырнул, жадно хватанул полные лёгкие холодного спасительного воздуха, погрёб по направлению к берегу и лишь видел манящие огоньки какого-то маленького серого домика, стоящего на берегу. Спасло меня то, что во-первых, я прыгал не с середины моста, я опять дал себе шанс, потому что умирать то ой как не хотелось, а во-вторых, лет семь занимался плаванием в моём советском детстве, и этот опыт пришёлся для меня, как нельзя кстати в ту ночь. Одежда намокла и как камень подло тянула меня на дно, но я с каждым гребком был всё ближе и ближе к заветному спасению. Медленно, запинаясь вылез на берег, вода ручьями стекала с меня на чёрные прибрежные камни, в ботинках хлюпала вода и было ужасно холодно, зубы стучали в бешеном ритме, выбивая чечётку.

«Замёрзну» -мелькнула новая шальная мысль в голове и я молча лёг на большую бетонную плиту, которая выпирала из основания моста. Похоже никто не увидел моего прыжка, по мосту так же неторопливо ездили автомобили, и был лишь виден бледный свет придорожных фонарей.

Я лежал и смотрел в чёрное небо, усеянное огромным количеством мерцающих звёзд, оно было таким спокойным, по настоящему красивым и завораживало моё сознание. Не было сил идти дальше, я просто лежал и любовался этим покоем Небес, о котором я так мечтал, особенно в последние несколько месяцев своей безумной жизни.

Вспомнилось раннее промозглое серое утро этого же осеннего сумасшедшего дня, когда я в первый раз решил свести счёты со своей, как мне тогда казалось, никчёмной жизнью. Всю ночь перед этим я не спал, как и ночь до этого, сложно было вспомнить когда у меня последний раз был хороший крепкий сон. Все эти унылые дни и бессонные ночи слились в какой-то один нескончаемый кошмар, который отнимал все силы, высасывал всю жизненную энергию до последней капли. Очень часто я не понимал, день сейчас или ночь, лицо было раздуто от постоянного пьянства, искажено гримасой диких страданий с впалыми глазами и с огромными фиолетовыми подглазниками от отсутствия сна и вечного нескончаемого потока мыслей, этот адский внутренний диалог, который просто сводил с ума.

Я думал о том, как же сделать всё максимально эффективно, быстро и желательно безболезненно покинуть этот жуткий мир, полный боли и нескончаемых страданий. Зашёл в универмаг в отдел подарков и выбрал новый острый, складной нож, помню он был в деревянной коробке, с синей рукояткой и созвездием Водолея на ней. Долго вертел его в руках, проверил степень заточки, срезав тонкую стружку с большого ногтя на левой руке, чем был полностью удовлетворён. Потом медленно побрёл к красноватому зданию гостиницы «Двина», видок у меня был тот ещё, наверное я был похож на хронически пьющего человека. В холле кроме охранника никого не было, я протянул светловолосой девушке на ресепшн свой паспорт и каким то не своим тихим дрожащим голосом произнёс:

– Дайте мне полулюкс пожалуйста на сутки.

– У нас только двухместный свободен сегодня, – улыбаясь ответила мне она, приятным, слегка бархатистым голосом.

В ответ я лишь кивнул головой, глазами осматривая пол под ногами, заплатил деньги и молча взял ключ от номера. Поднялся в номер, выглянул в окно, серый пейзаж, город жил своей обычной утренней жизнью, с улицы доносились голоса людей, гудки машин, обычный люд куда-то торопился по своим делам.

Я зашторил окно и понял, что без бухла мне в таком деле сегодня точно не обойтись, спустился в супермаркет который был поблизости, купил себе две бутылки сухого белого вина типа «Совиньон», быстренько выжрал их, написал предсмертную записку, даже не помню о чём, включил кран с горячей водой и тупо стал наблюдать как пар струится и заполняет всё вокруг. Долго так смотрел, мне показалось это целой вечностью, пристально разглядывал бледно зелёный кафель, кое-где вырисовывались трещинки и саму белую, уже видавшую виды ванну, смотрел как медленно запотевает маленькое зеркало над раковиной. Я был изрядно пьян и хотел уже быстрее закончить со всем этим, но страх начать сковывал меня всё больше и больше. Разделся, кое как залез в горячую ванну, меня била мелкая дрожь по всему телу, было так приятно почувствовать тепло от воды, оно так расслабляло, хотелось просто закрыть глаза, уснуть пьяным сном и забыть обо всём на свете, но тут я увидел синюю рукоять ножа. «Чёрт, время пришло, пора сделать это» – подумал я и схватил нож, лежащий рядом на табуретке и начал примеряться, как бы грамотно сделать надрезы.

К чему, блять, была вся эта театральность, я до сих пор не понимаю, ещё бы свечи зажёг и Моцарта включил для полного антуража. Полоснул первый раз: «Больно сцуко…", кровь медленной струйкой начала вытекать из надреза и окрашивать воду в ярко-алый цвет, полоснул ещё раз и ещё, кривясь от боли, но продолжая начатое дело. В итоге сделав шесть или семь надрезов на обеих запястьях, я стал ждать и наблюдал, как вода медленно окрашивается в красный цвет, как две струйки крови, будто два маленьких ручейка, медленно так и неторопливо начинают забирать жизнь из моего уставшего от страданий тела. На какое-то мгновение я даже замер и лежал неподвижно, глядя на этот начавшийся танец смерти, он будто завораживал и вводил в какое-то оцепенение, и тут что то щёлкнуло внутри меня, мне прям не по себе стало от этого вида растекающейся крови, от этой ванны и от мысли, что меня в ней тут так и найдут.

Прокрутив всё это в голове я решил позвонить мужу сестры, шурину, который работал у меня супервайзером и заплетающимся языком сказал:

– Лёха, я вскрылся.

А это он меня как раз в это утром подвозил до универмага, наш офис был в соседнем здании.

– В смысле вскрылся? – последовал удивлённый ответ на том конце провода, а потом раздался смех, он реально думал, что я шучу, а уже тогда многие в городе меня считали безумцем и не знали, что ожидать от меня в следующий момент, я был непредсказуем даже для самого себя.

– Ну вот так, просто взял и вскрылся, я здесь в Двине, номер такой то – что то похожее пролепетал я в трубку.

Потом, помню, скорая с ним приехала, я был сильно пьян и плохо соображал, крики уборщицы, испуганное лицо Леши, какие-то вопросы медиков, садят в машину и везут зашивать в травмпункт.

Тут я начинаю понимать, что теперь мне грозит дурка, и когда руки мне хорошенько перебинтовали, зашивать не пришлось, я резал не вдоль, как надо, а поперёк запястья, улучил момент и дёрнул от них бегом через задний вход. Помню купил ещё бухла, нажрался, валялся в неадеквате по каким-то подворотням, мычал и ползал в грязи, потом меня опять же подобрал Лёха и отвёз к себе домой. Я поспал какое то время, проснулся с ужасом, поняв, что теперь утром весь город будет знать о «герое» Серёже, оделся и вновь молча ускользнул в ночную мглу Архангельска, надо было доделать дело до конца и уехать на тот свет первым же поездом, а уж в том, что задумал, – я фантастически упрям.

Моё ЭГО не могло перенести такую концовку и позор, ещё вчера ты успешный бизнесмен, подумаешь с придурью, почти уже будущий депутат от Единой России, я несколько лет состоял в полит совете «Молодой гвардии» и был на хорошем счету, а сегодня ты конченный доходяга, последний неудачник, суицидник, чудом избежавший психуги. «Сделай хоть что то по хорошему и до конца, хватит очковать!» – шептал кто-то внутри меня. Дошёл пешком до Кузнечевского моста, купил ещё полторашку какого то пойла, типа Джин-тоника, выкурил подряд несколько сигарет и стал ждать удобного случая чтобы прыгнуть вниз. Сначала меня вытащила обратно проходящая мимо бабуля.

– Это что же ты такое собрался делать то, сынок? – запричитала она и в недоумении стала качать головой.

– Всё нормально, бабуль – вылезая обратно сказал я ей и сделал вид, что ухожу…

«Как же, бл@ть, холодно…» – пронеслось в моей голове после нескольких минут лежания на холодной плите в мокрой одежде под пронизывающим ночным северным ветром. Зубы уже по полной отбивали чечётку и меня била крупная дрожь, с трудом поднявшись, я почти бегом кинулся к той квартире, что была рядом, и это был дом где жила Ева…

Ева

Библейское имя и историю о запретном плоде в раю наверное каждый слышал ещё в детстве. Что то похожее случилось и со мной, я тоже как когда то давно наивный Адам вкусил яблоко, поддавшись чарам хитрой Евы, а как тут не вкусить то, я вам скажу, когда такой соблазн. Вспоминается книга «Анна Каренина» Льва Николаевича в которой Левин был крайне удивлён, когда узнал, что граф оприходовал гувернантку своих детей и жена требует от него теперь развод.

– Я вас искренне не понимаю, граф, это как после шикарного обеда в ресторане идти и украсть калач в булочной! – удивлённо сказал Левин.

– Ты знаешь, друг мой, калач бывает так пахнет, что и не удержишься – ответил граф ему.

Да-да, скажу я вам, калач бывает так пахнет, что я никогда не мог удержаться, это было выше меня, выше моих сил, и было основной моей слабостью всю мою жизнь. Хотя стоп, что значит слабостью, тут господа, как посмотреть, скажу только одно, что все самые лучшие и приятные мои воспоминания связаны с женщинами, так и всё самое дерьмо, весь мрак и ужас тоже связан с этими маленькими, вкусно пахнущими калачами…

Самые коварные в мире женщины это проститутки, потому что как правило для них нет ничего святого в этой жизни, они циничны до мозга костей, хитры, как лисицы, прекрасно разбираются в психологии мужчин и вообще знают нас, как облупленных, и есть только жажда наживы и удержать тебя любыми средствами, а для этого как известно все методы хороши. Мы, мужчины, существа достаточно примитивные, все наши потребности плавают на поверхности и хорошо видны, а у них даже хромосомы две, о чём тут говорить, господа, они более совершенный вид, и я полностью согласен с той фразой, что этим миром правит женщина стоящая на коленях.

И они с нами недалеко ушли от той же паучихи Чёрной вдовы, которая съедает самца после спаривания, нас тоже жрут, но не сразу, а по-маленьку, наслаждаясь каждым кусочком. Ибо для многих наших дам это наилюбимейшее занятие, приносящее истинное наслаждение и ни с чем не сравнимый кайф. Самое интересное в истории с Чёрной вдовой, что оказывается, об этом я прочитал не так давно, что бывают случаи когда бедные маленькие паучки самцы выживают в этой передряге и это происходит в двух обстоятельствах. Перед спариванием они приносят в дар паучихе муху, тщательно завёрнутую в паутину, ничего вам не напоминает? И вот если муха жирная, то самец успевает убежать, а второе обстоятельство ещё более забавное. Самые продуманные самцы, казалось бы откуда у них мозг, заворачивают вместо мухи маленький камушек и так тщательно заворачивают, чтобы она возилась с ним подольше и опять же по-скоренькому трахнув, быстренько делают ноги. Вопрос только в том, что после такого наглого наедалова, думаю уже выживших до конца жизни у злой паучихи не бывает.

Но давайте обо всём по порядку. Встретил я её в одних из тех «замечательных» дней, когда был вечно молодой и вечно пьяный, и как правило в такие моменты рулил отчаянный парень Амиго. Сразу скажу, что пить с Унылым это себе дороже, с ним я часто просто напивался в салат, чтобы вырубится и побыстрее забыться, потому что его внутренние диалоги смешанные с самокопанием просто сводили меня с ума.

Алкоголь на том этапе моей жизни был моим самым близким и верным другом, и мы были не разлей вода. Пил я много, любил дорогие напитки, типа вискаря и часто просто не просыхал, менялись только декорации, тёлки, ночные клубы, загородные отели, как в бешеной карусели или диком кинофильме. Помню, было у меня тогда два дружочка с криминальным прошлым, а оно есть практически у каждого второго в этом славном городе, один был Джамал, в прошлом мент, который в определённый момент жизни решил перепрыгнуть к братве, огромный детина из Дагестана, в прошлом КМС по вольной борьбе, и Димас, в прошлом боксёр, который даже отсидеть успел несколько лет, а теперь был начинающим успешным бизнесменом нашего прекрасного города. Так вот сидим мы в ночном клубе «G», чудное было местечко, популярное среди местного бомонда и весьма пафосное для этого города, особую пикантность придавали ему закрытые кабинки, что было просто шиком для того времени, когда ты можешь сидеть внутри и смотреть на танцующих тёлок через прозрачную дверь, а тебя при этом не видно, и что уж говорить, конечно, бывало мы с ними прямо там и развлекались.

Тут Димас вдруг куда-то резко пропадает, и нам с Джамалом стало скучно сидеть с очередной порцией вискаря и вести неторопливую беседу за жизнь, посматривая на танцующих тёлочек.

– Я знаю, где он может быть – прищурив глаз говорит мне он с ярким кавказским акцентом и хрипотой, и криво так загадочно улыбается, сверкнув мне золотой фиксой, вместо одного из боковых зубов, – Он одной тёлочке знакомой в гостишке в голову раздаёт сейчас, давай нагрянем к нему и сделаем сюрприз.

– Отличная идея – ответил я ему, улыбнувшись в предвкушении нового приключения.

Выпили ещё по 100 нашего любимого Джек Дениелс со льдом, заплатили по счёту, попрощались со всеми, и вот мы уже мчим по ночному городу в такси, мелькают лишь огни ночного Архангельска и проезжающие мимо нас одинокие машины. Заехали в эту гостишку, «Артелеком», она до сих пор стоит прямо напротив стадиона «Труд», узнали у девушки на ресепшен, где поселился наш друг, сняли полу-люкс по соседству, вызвонили Димаса и с довольными рожами через пять минут уже стояли на пороге его номера.

– А, вы меня и здесь нашли, ну никуда от вас не деться! – крикнул он нам в виде приветствия и засмеялся во весь голос.

Тогда наши с ней глаза в первый раз и встретились, и уже тогда что то внутри меня шептало: «Ой парень, тебе этого не надо, поберегись!» Какое там не надо, это вы Амиго скажите, а он всегда любил общаться с разными братками, ментами, спортсменами, депутатами, а ещё он обожал в то время всех проституток нашего города и просто честных разных давалок, и она сразу понравилась ему, и особенно этот нескрываемый блядский блеск в глазах, который не спутаешь ни с чем. Помню, она мне впаривала про то, что она пантера, какая то очередная ересь, они любят нести всякий бред, на что я ей ответил, что тогда я как минимум тигр или лев.

«Ты не против, Димас, если я её сейчас оприходую?» – улыбаясь спросил я его. Он лишь молча кивнул в ответ, хотя по его лицу было видно, что он не особо готов поделиться ею со мной, и вот мы уже оказались в моём номере на широкой двухспальной кровати, и я наслаждался фантастическим и прекрасным глубоким минетом в её исполнении, и что не мало важно, без резинки. Амиго их терпеть не мог, говорил, что они сжирают кайф и он ничего не чувствует, и как я уже говорил, ничего не боялся. Зато потом Унылый проедал мне весь мозг в период депрессии, что вот мы скоро точно умрём, у нас СПИД или что то типа того, что ты наделал, а я же предупреждал.

Шикарно, это даже наверное не то слово, чтобы описать весь калейдоскоп тех ощущений, что она мне подарила в ту ночь. Да, что и говорить, и тут я полностью соглашусь с товарищем Лимоновым, что минет – это целое искусство, которым на практике, как оказывается, владеют считанные единицы. Так вот это, как раз был тот случай, на моей кожанной флейте она выдавала такие этюды Бетховена, что у меня аж дух захватывало от неописуемого восторга. Она была действительно, как Марья-искусница, уж не знаю, почему мне сейчас пришёл такой образ, наверное слово «искусница» – именно то, что с точностью описывает способности её рта и не только. «Наверное и в попку хочешь?» – не дав опомниться после первой палки сладкого чая, сказала мне она, изогнувшись дугой, показывая свой аппетитный, на всё готовый манящий станок с двумя сладкими дырочками. Амиго был в полном ахтунге от такого предложения, аж затрясся в предвкушении, ну не мило ли, согласитесь, встретить такую понятливую девчушку, а в плотских утехах она знала толк, что и говорить, и была просто редкой мастерицей в этих делах.

В её внешности не было чего-то прям особенного, на вид лет 26—28 лет, невысокого роста, тёмно русая, волосы забраны в хвост, с большими блядскими глазами болотного цвета и толстыми похотливыми губами, чем то она мне напомнила Джениффер Лопез. Единственное, что мне у неё не понравилось, это висящие, дрябленькие такие сиськи, было понятно, что она уже выкормила ребёнка, о чём я и получил подтверждение чуть позже. А так всё было очень даже ничего, особенно тот огонёк, с которым она всё это делала. Сейчас уже я понимаю, что качественный секс для мужика до 30 лет это конечно сладкий и не с чем не сравнимый естественный наркотик, от которого башню сносит просто на раз, два и самое главное, что они это знают… Мне снесло сразу, как будто всадили сразу из двух стволов и добили контрольным выстрелом. Мы трахались везде, где только можно и нельзя, в отелях, на знамени пивоварни Хейнекен, на полу у меня в офисе, в машине, в клубах, в туалетах и ещё чёрт знает где. А ещё она любила делая свой фирменный, не с чем не сравнимый минет, так пристально по щенячьи нежно, глазами полными раболепия и покорности смотреть мне прямо в глаза, и я сразу таял от этого, как первый снег медленно ложащийся на ещё тёплую осеннюю землю.

Сейчас, уже спустя годы я понимаю, что это был первый по настоящему мощный приступ сладкой мании, когда тебя несёт не известно куда, ты словно паришь над облаками, абсолютно теряешь страх, не оцениваешь происходящего и последствий, соришь деньгами на право и на лево, и с безумными от недосыпа глазами летишь на встречу неминуемому концу. Это наверное как на огромном старом чёрном паровозе, раскочегарив его на полную, выжав всё, что только может выдать его видавшее виды двигло, нестись под откос и высунув голову на встречу ветру, наслаждаться последними минутами этого дикого и необузданного порыва. В этом что то есть, уметь насладиться своим безумием и получать от этого чистый адреналин, от которого в венах закипает кровь и глаза становятся дикими, как у голодного зверя.

Мне всегда нравился этот образ бунтаря, нарушителя всех норм и приличий, этакого поручика повесы из царской России, которому, что стреляться, что последние деньги спустить в рулетку. «А забирай всё, один @уй помирать!» – и с этим девизом на устах я мчался вперёд, разгорячённый парами алкоголя и чистой эйфории, которую давала манечка во всей её красе. Я не сразу заметил раздвоение личности у неё, этот момент осознания ко мне пришёл в самом конце нашего совместного безумного полёта под откос, когда уже поезд наш разлетелся в щепки и оставался только пепел, а Унылый уже стоял и трясся от страха рядом с ним.

Как оказалось, по итогу, она была из под Карпогор, Богом забытой маленькой деревеньки, звали её Аня, это я потом уже узнал, когда увидел паспорт, у неё была маленькая дочка, которую он оставила с матерью и приехала на заработки в Архангельск. Она несла такую чушь, а я верил про то, что у неё папа в Германии, очень богатый человек, что сама она Ева Штольц, надо же такое придумать, что у неё был тут муж, который её бил и бросил и много чего ещё. А я верил, то ли я был таким наивным, а может я и сейчас такой, то ли она просто заворожила меня своими блядскими похотливыми глазами, как в старых балладах о сиренах, которые пели так сладко, что матросы заслушивались и погибали, разбившись об рифы, не знаю, для меня самого до сих пор многое в этих отношениях остаётся загадкой и большим вопросом. Но то, что я целиком был в её власти это был неоспоримый и бесспорный факт. Потом она говорила мне, что у неё рак груди, а я и правда прощупывал какое то уплотнение у неё во время наших секс марафонов, и что ей осталось совсем чуть чуть и она покинет этот бренный мир. Унылый потом долго плакал от этих мыслей, ему было жалко эту маленькую беззащитную девочку, эту кроху, а как раньше говорили в определённых кругах «Жалко, б@ять, у пчёлки!».

Это было в маленьком городке Коряжма, что в Архангельской области, куда я ездил в командировку проведать свой отдел по продаже одежды. Она позвонила мне поздно вечером из какого-то клуба, пьяная в дым и в слезах, рыдая на взрыд, сказала в трубку: «Серёжа, у меня рак и я скоро умру, но знай, что я люблю тебя, и эти последние дни хочу провести с тобой!». Ох, это было слишком, я тоже зарыдал на взрыд, прислонился спиной к стене и медленно сполз по ней на пол, слёзы градом хлынули из глаз и я с трудом, захлёбываясь слезами, ответил: «Я ведь тоже люблю тебя, Ева!» Амиго обожал её долго и ненасытно трахать, Унылый её горько жалел, а такая любовь тоже бывает и весьма часто, а мне потом пришлось разгребать всё это дерьмо по полной программе. Просто выметать эти Агниевы канюшни, в которые меня затащила маленькая, милая девочка по имени Ева.

Все мы в этой жизни ищем любовь с самого рождения, как какое то волшебство и мучительно страдаем от её недостатка вокруг, и самый главный вопрос, а умеем ли мы любить, кто-то научил нас этому? В моём случае, я не помню чтобы в детстве мне говорили, что любят меня, лишний раз обнимали и целовали, а мне ведь так этого не хватало, как и любому маленькому человечку на этой земле. В итоге моё сердце закрылось на тысячи запоров, замков и цепей, цепкий ум полностью овладел мной и я превратился в маленького ёжика, который всегда был готов свернуться в клубок и вонзить свои иглы любому, кто пытается слишком близко подобраться к его израненному сердцу. А любви так не хватало и её так хотелось, она нужна была как воздух в этом холодном и расчётливом мире, полным пороков и страданий, и ты бросался из огня, да в полымя, в вечном поиске этого светлого и спасительного чувства.

И конечно, я бросился играть в рыцаря-спасителя своей новой «возлюбленной», которая и так огребла от этой жизни по полной, и суровая судьба закинула её на панель, так пел мне Унылый, эту бедную и беззащитную молодую Душу, и помню, как мне тогда нравился этот новый образ спасителя униженных и оскорблённых. Ещё в детстве я начитался романов про рыцарей, круглый стол, короля Артура, и меня всегда восхищали эти бесстрашные и сильные войны, где честь была превыше всего, и которые часто не задумываясь отдавали свои жизни защищая слабых, униженных и оскорблённых. Я до сих пор считаю, что в этом что-то есть, господа, была бы честь, была бы честь.

Всегда задавался себе вопросом, а почему же всё таки милые дамы идут оказывать такие услуги, и очень часто это красивые, умные и очаровательные представительницы слабого пола? Помню ответ одного моего хорошего знакомого меня поразил и по настоящему удивил одновременно.

– А потому что это ЛЕГКО!

– Что ЛЕГКО?! – ответил я ему, – Трахаться с мужиками за 1000 рублей, ЛЕГКО, когда и в хвост и в гриву?

– Да, это ЛЕГКО – спокойно ответил мне он.

Сейчас могу сказать только одно, деградировать действительно просто и легко, а ещё мало кто по настоящему задумывается, а что же будет завтра или через год, а тем более пять, десять лет. Да и что тут говорить, и я не задумывался об этом, жизнь казалась таким вечно бьющим под хорошим напором красивым фонтаном, когда энергия плещет через край, и от деградации меня спасли разве что книги, которых я с детства прочёл великое множество и наверное моё безумие, мой БАР и спас меня. А психика, скажу я вам у проституток практически у всех порвана на американский флаг, но и они все мечтают о своём рыцаре на белом… желательно Мерседесе последней модели, который приедет за ними, прекратит их страдания и увезёт их с собой в райский уголок, где они буду жить поживать и добра наживать.

Потом мы вместе поехали к одной бабушке-знахарке в Красноборск, маленький посёлок в Архангельской области с её «раком», которого и не было по итогу, а была только, сука, грязная манипуляция и ещё не самая худшая, как оказалось позже. Бабушка эта запомнилась мне надолго, я то же решил к ней зайти, раз уж приехал. Обычная старая русская изба, проходишь через сени, всё чистенько, аккуратно, ничего лишнего, печь, в углах образа с иконами, горят свечи, запах ладана, как в православном храме, запомнились её ярко голубые глаза, цвета неба в солнечный погожий денёк, я даже не смог долго в них смотреть и уставился в пол, и то, что она шепталась с кем то всё время, как будто кто то стоял возле неё рядом.

– Где говорит радиацию то хапнул, сынок?

– Какую, радиацию, бабушка? -спрашиваю.

– Ладно почистим тебя сейчас! – ответила она мне, зажгла свечу и стала читать толи какие то заговоры, то ли молитву.

Через какое то время по приезду в город Ева сказала мне, что она беременна, и вот это было для меня реально как гром посреди ясного неба. К такому повороту сюжета я явно был не готов.

– Ты же говорила, что не можешь иметь детей?

– Я и думала, что не могу – пристально так и преданно глядя мне в глаза ответила она, – Ты же позаботишься о нашем малыше когда меня не станет, правда?

От этих слов мне стало не по себе, в голове уже промчались кадры её похорон, и я, стоящий с младенцем на руках у гроба, весь в слезах. Снял ей квартиру, в которой временами жил и сам, дела шли всё хуже, манечка дикими темпами превращалась в полноценную депрессуху, в которой уже рулил Унылый, и это были ночи без сна, вечное самокопание, почему и что делать, и самобичевание до самого утра. Грёбанный садист, он знал своё дело, он пытал меня каждый божий день и каждую ночь, превращая меня в какого то зомби, который ходит и ничего не понимает, я чувствовал себя, как движущийся трупак, полуразложившийся, и который должен вот-вот уже рассыпаться в прах, каждое движение давалось с трудом, я даже с кровати еле сползал временами. Временами я просто тупо лежал и целый день смотрел в потолок, выключив при этом телефон. А она медленно так и с наслаждением откусывала от меня по кусочку, съедала заживо, как Чёрная вдова своего уже не нужного самца.

Правильно говорят, что самые жестокие люди – это женщины и дети, и если вторые просто не ведают, что творят, то первые полностью осознают свои действия, и мало того, очень часто бывают конченными садистами и получают от этого адское удовольствие. Помню момент, когда она позвонила мне среди ночи, она любила это делать именно ночью, и говорит: «Ты знаешь, милый, я сейчас дома, лежу в тёплой ванной с пеной и собираюсь резать себе вены, прямо сейчас, мы с малышом звоним с тобой попрощаться, привези нам белые лилии на могилу, как я люблю» – и кладёт трубку. Сууукааа!!! Меня начинает трясти, как в лихорадке, я прыгаю за руль своей служебной машины, на просто дикой скорости, нарушая все возможные правила, подъезжаю к её дому, упорно и долго звоню в дверь, она не открывает, пинаю ногами и кулаками, ору, реакции ноль, набираю МЧС и кричу, что тут человек вскрывается, приезжают спасатели, и только когда они готовы были вскрывать дверь, она открывает её с лёгкими ранками на запястьях… занавес.

Моя израненная психика не выдерживала этого напряжения. Я потерял сон, сильно похудел, был всегда на взводе и по любому поводу срывался на людей, можно даже сказать, что временами я становился неадекватен, и только бутылка виски помогала мне забыться хоть на какое то время и погрузиться в чуткий и нервный сон алкоголика.

Позже, как то, опять же ночью она позвонила мне и сказала, что сейчас ей будут делать аборт и в подробностях начинает рассказывать мне, как сначала будут крошить маленький череп, потому что срок уже очень большой, что врач её отговаривает, потому что это очень опасно, и остальной весь трэш в подробностях и красках. Даже сейчас когда я пишу эти строки – те ощущения давно минувших дней начинают накатывать на меня с новой силой и холодком проходят по моей спине, лицо становится каменным, всё тело напрягается и я весь превращаюсь в один сплошной спазм.

В итоге она родила, на свет появился мальчик Артём, на нас долго смотрели с широко раскрытыми глазами персонал в роддоме, т.к. кроме паспорта при ней ничего не было, она ни разу не ходила ни на один осмотр за всё время беременности. Спустя наверное месяца четыре я узнал, что няня, которой она его оставляла, сдала его в детский дом, потому что у меня на тот момент уже закончились все деньги, и две неудачные попытки суицида были не только апогеем моей долгой и жестокой депрессухи сколько тем, что я не мог больше жить в мире, где матери вот так легко бросают своих только что рождённых детей, в моём сердце было слишком много боли чтобы дальше с ней жить. И когда в ту ночь она открыла мне дверь, я стоял весь мокрый и с перебинтованными руками, она окинула меня взглядом и сказала тихо так на ушко: «Я не одна тут, ты только не говори, что мы были вместе, сам понимаешь, мне свою личную жизнь надо налаживать!»

Я долго сидел под горячим душем, трясся всем телом и рыдал, и даже слёз уже не было, это просто было унылое и отчаянное завывание, похожее на вой волка зимой в ночи, тоскливое, на взрыд и идущее из самого нутра, из болезненно растрескавшейся Души. Я всю ночь лежал на диване в соседней комнате, а рядом стояла маленькая новая детская кроватка, купленная мной на рождение Артёма и которая была пуста уже не первый день, смотрел в белый потолок и слушал как какой-то мужик трахает её в другой комнате, а после раздаётся её весёлый и беззаботный смех…

Уверен, что судьба ещё сведёт меня с моим сыном, и я до сих пор не знаю, как я буду смотреть в его глаза, а если быть совсем откровенным, то я этой встречи просто мучительно боюсь.

Архангельск

Ну давайте отмотаем пленку назад в 1979 год, в славный город Архангельск, где на свет появился маленький мальчик Серёжа.

«Город ангелов», как говорят некоторые, красиво конечно звучит, а по факту это был северный тупиковый город, с климатом не для слабонервных, стоящий возле излучья реки Северная двина, в котором со времён царя гороха жили сильные, свободолюбивые и своенравные люди. В этих краях народ даже не знал крепостного права и это была интересная солянка из поморов, коренного населения этих мест, занимавшихся рыбным промыслом и сельским хозяйством, различных ссыльных, старообрядцев и бежавших от гнёта власти свободомыслящих людей, а так же военных разных мастей и родов войск.

Крайний север с его коротким летом и жестокими зимами с трескучими морозами делал людей закалёнными к любым трудностям, смелых и решительных, в чём то может грубоватых, но справедливых, добрых и крепких. С очень давних времён здесь было максимальное количество тюрем и зон, как нигде на Руси, и конечно, воровские понятия тоже отразились на жителях этих мест. «Нужно жить скромно и по понятиям» – так помниться говорил мне ещё в детстве один из ярких представителей воровского мира. Скромность не была моим коньком – это точно, а вот многие понятия я быстро усвоил и часть из них стала моим внутренним кодексом на всю жизнь.

Очень многие проблемы и травмы у нас тянуться с нашего детства, не побоюсь даже слово большинство, и вот тут стоит рассказать по-подробней.

«Доска, треска, да тоска!» – как помню то ли в шутку, то ли в серьёз говаривали про мою малую Родину, и могу сказать одно, что тоски я там хапнул по самое не балуйся, как и трески наелся тоже. Сколько себя помню я был очень чутким и ранимым ребёнком, очень болезненно на всё реагировал, даже на мелочи, пропускал всё через себя, и хорошее и плохое, и практически всегда держал всё в себе, у меня был собственный огромный мир сотканный из страданий, детских радостей, несбывшихся ожиданий и новых открытий. Как то мать мне сказала, уже взрослому – «А ты, говорит, маленький, начнёшь орать, а я тебя в ванну в коляске закачу, воду включу, чтобы меньше слышно было, да и ори сколько хочешь!»

Очень мило, что и говорить, прям французская система воспитания родом из СССР, это когда младенца оставляют одного, а он орёт – заливается, но главное перетерпеть один раз, пусть орёт, а потом он почему-то становится тихим и спокойным. Так и ОРЁТ то же он не просто так в диком и невыносимом отчаянье, а хочет чтобы его услышали, обняли, поцеловали или просто почувствовать тепло родной матери и согреться им хоть чуть-чуть в этом незнакомом и таком холодном новом для него мире. Садизм чистой воды смешанный с нежеланием лишний раз уделить внимание, а последствия всего этого потом долго и горько разгребает этот маленький человечек, и уже превратившись во взрослого, начинает мстить за те минуты отчаянья, проведённые наедине с собой.

Временами мне кажется, что я и родителей то своих не люблю, да, в это страшно поверить, но это именно так – они сами по себе, а я сам по себе, как отрезанный ломоть от хлеба. Или всё таки люблю, но это где-то очень очень глубоко внутри меня, и я надеюсь, что этот маленький уголёк ещё разгорится и превратиться в пылающий костёр безусловной любви. Так вот, своего детства я почему-то практически не помню, отрывочные редкие и блёклые воспоминания, иной раз мне кажется, что мне просто кто-то это рассказывал, а я сам дорисовал картинки.

Какие то обрывки, фрагменты из моей жизни в детском садике, как меня несут в большой кастрюле на какой-то праздник, наверное 23 февраля, и я выпрыгиваю из неё в тельняшке и бескозырке с лентами, первым съедаю кашу в конкурсе на скорость. Так это мне было уже 5 лет, а до этого как-будто большое чёрное пятно, и даже страшно вскрывать этот файл, скажу я вам, даже сейчас, спустя столько лет мне жутко не по себе увидеть что же там было.

Сказать, что все вокруг пили – это ничего не сказать! Как помните в старом фильме «Комедии» с Евдокимовым про бочку спирта говорили «Вологодские мужики всегда пили много, но Архангельские их всегда перепивали раз в десять!» На моих детских глазах происходил весь этот жуткий спектакль, под названием «пили, пьём и будем пить». Наверное, моя детская психика не выдерживала всего этого, и просто память затёрла всё это в защитных целях, говорят, такое часто бывает у маленьких детей. Память то затёрли, а вот те жуткие блоки в теле остались со мной на всю жизнь, и потом, спустя годы я понял, что расслабиться полностью я просто не могу, я просто не знаю, как это сделать, тело и психика привыкли жить в постоянном стрессе и контроле за всем происходящим.

Пили с радости, пили с горя, пили за встречу и за упокой, обмывали ножки и новую машину, и это продолжалось постоянно, просто в нон стопе, кто-то заныривал в запой, а кто-то с трудом возвращался назад. Я видел как на моих глазах рушились семьи, погибали люди, здоровые и крепкие мужики становились больными, чахлыми и малодушными, как мы всей семьёй боялись наступления праздников, потому что папа, как правило, уходил в штопор, бывало на неделю – две, а то и больше. Денег в семье было мало, и становилось ещё меньше, скандалы следовали один за другим, потом врачи, капельницы, вечные разговоры о том, что это было в последний раз, а потом всё повторялось вновь и вновь. Мать не знала, что делать, замкнулась в себе, стала жёсткой, теперь я понимаю, что это тоже было защитной реакцией психики, и мы с сестрой огребали по полной, она была очень часто раздражённой, и хоть мы и были сыты и обуты, – любви, внимания и тепла мы не знали. Так и отец пил не просто так, он тоже был разочарован в своём семейном союзе, где балом правила мать, и это был его молчаливый протест против матриархата, безденежья и тоски, которая находила от всего этого.

Ох уж мне этот матриархат, которого в своей жизни я видел слишком много и который в конечном итоге не заканчивался ничем хорошим. «Разделяй и властвуй» – вот девиз наших «друзей» англо-саксов. И нас разделяли и разделяют, на народы, по вероисповеданию, а во имя Христа было пролито просто столько крови, что волосы дыбом встают, по политическим взглядам, и конечно на мужчин и женщин. И последняя схватка между полами идёт уже не на жизнь, а на смерть. «Всё смешалось, кони, люди и залпы башенных орудий и ядрам пролетать мешала гора кровавых тел». Женщины понавесили себе бубенцов, которых у них отродясь не было, и начали меряться ими с нами, мужчинами. Подминая их под себя, взяв власть в семье в свои руки, они методично опускали их ниже плинтуса, а потом вдруг удивлялись, что многие из них хронически начинали пить.

Это был, есть и будет молчаливый протест мужиков, когда у тебя не хватает сил на каждодневные разборки и упрёки, или ты просто добрый, в чём то слабый по природе человек, как в случае с моим отцом, или ты просто так любишь, что хочешь чтобы всё было так, как хочет твоя любимая. Последнее ведь правда прекрасно звучит и посыл какой высокий, проблема только в том, что очень часто они относят это к слабости, и им всего мало, – денег, власти или например, внимания. Они так закручивают гайки, что мужик уже и не мужик, так, только по первичным половым признакам, по бубенцам. Он как бы оказывается в жестокой тюрьме с садистом – надзирателем в виде жены, которая упивается своей абсолютной властью и полной безнаказанностью. Какая тут любовь, дорогие мои, сплошной и непрекращающийся БДСМ в самом жутком его виде. Один становится конченным мазохистом и его жёстко страпонят, почти каждый день, я такое видел в своей жизни ни раз, а вторая одевает чёрный облегающий костюм садиста и с наслаждением принижает его всё больше и больше, смешивает с грязью, и это происходит год за годом. А потом удивляемся, почему же многие мужики до 50 даже не доживают, а потому что не выдерживают, опускают руки и уже настолько привыкают быть жертвой, что смиряются с этим положением и начинают сами себя разрушать, лишь бы побыстрее уйти из этого ада, пускай и ценой собственной жизни.

Женщина изначально эмоциональнее мужчины в семь раз и для них поскандалить это как развлечение, как на американских горках покататься, и бедняга мужик, который начинает кататься с ветерком вместе с ней. Прокатили с ветерком, она – как ни в чём не бывало, а он, как после Хиросимы, стоит, обугленный ядерным взрывом и потом ещё долго приходит в себя.

Мой дядя например, когда у тёти начинались американские горки и она просто настоятельно запихивала его на них, молча брал тетрис и играл, она орала, била посуду, а он играл. Спустя какое-то время она успокаивалась, и он убирал тетрис в шкаф. Мудрый ход, не правда ли, господа. Почему-то у наших дедов я такое редко встречал, там скорее был перекос в сторону патриархата с определёнными перегибами, и всё равно это выглядело более гармонично, и самое главное, было УВАЖЕНИЕ к друг другу. Уважение, как один из главных и основных столпов взаимоотношений между мужчиной и женщиной, в дополнение к любви и доверию. Любить не умеем, уважать разучились, с доверием тоже у многих большие вопросы. В итоге имеем то, что имеем, огромное количество разводов и не полных семей. И дети в свою очередь попадают в этот замкнутый и порочный круг, потому что срисовывают всё с родителей, а с кого же ещё им это делать?

По сути, мы с сестрой росли как в поле васильки, нами особо никто не занимался, родители постоянно были на работе, авторитет отца для меня был безнадёжно утрачен в связи с постоянным пьянством, и я чувствовал себя полностью беззащитным в этой суровой реалии. Именно отец даёт чувство защищённости для своей семьи, и это всегда была одна из его основных функций, а когда он хронически пьёт, то какой уж тут защитник, – обуза и вечная головная боль для всех вокруг.

Я очень болезненно переживал падение отца, до последнего верил, что он одумается, быть может поймёт, что все проблемы от этого, возьмёт наконец-то всё мужество в кулак, напряжёт остатки силы воли и скажет «Всё, хватит пить!». Но вместо этого при очередном запое он подходил ко мне, весь опухший, еле двигающийся, с ввалившимися глазами, дурно пахнущий, нервно поглаживающий грудь рукой через тельняшку или майку-алкоголичку и умолял: «Серёга, ну сходи пожалуйста за пивом, ну хоть за бутылочкой, не могу больше!». В такие моменты я ненавидел его, ненавидел себя, ненавидел эту его слабость, отсутствие силы воли, и я просто не мог принять то, что мой отец алкоголик. Мне было невообразимо стыдно за него, я не понимал, как так можно тупо спускать свою жизнь в унитаз. При этом всём нужно отдать должное, что он был трудяга, если не пил, был умным, очень добрым и отзывчивым человеком, но при этом жутко неуверенным в себе. Он прекрасно разбирался в электронике, они оба с матерью закончили Техникум связи и даже сам собрал мне первый компьютер Спектрум, по тем временам невиданное чудо, на которое приходил посмотреть целый класс, и помню как я тогда гордился им, но бухло перечёркивало все плюсы жирной красной чертой.

Невротиком я стал именно в детстве, когда стал бояться этого мира, в котором даже отец и мать у меня вызывали страх, отца я боялся пьяного, а мать пугала своей грубостью и в чём-то даже жестокостью, в первую очередь психологической. Спасало то, что были бабушка и двое дедушек, один дед Аркадий, был 7 лет танкистом, и даже, было дело, стоял где-то под Кореей после Великой Отечественной. Он был весёлый, хорош собой, с отличным чувством юмора и большой охотник до баб, в последствии я думаю многое из его поведения срисовал и я.

Бывало выпьет лишнего и говорит:

– Эх, Серёга, как вчера помню, эх, кореяночку, да на кушеточку!

Тут прилетает от бабули с криком:

– Ты чего мелешь то, старый!

– А чего говорит, стоят две палатки, одна очередь солдаты, а вторая офицеры, дай рассказать то как было!

Но потом умолкал, видя грозно сверкающие глаза бабули. Дед был ещё тот ходок, об этом не любили в нашей семье распространяться, но он всегда отдыхал по югам один, я видел одну фотографию тех лет. Стоит на ней красавец мужчина, весь в белом и белой лёгкой шляпе, улыбается шикарной улыбкой, хорош, что и говорить. Потом к ним домой приходили письма с женским подчерком после этих поездок, но бабушка прощала ему всё это, потому что думаю любила. И весь посёлок 23-го лесозавода, что был на окраине города знал Аркадия. Часто я ездил с ним на его зелёном мотоцикле Урал с коляской, который ему подарил его брат пограничник, на нём даже осталось крепление под пулемёт, и он приветственно махал встречным бабулям, и уже тогда мне казалось уж больно они любезны с ним.

Дед на жизнь смотрел с большим оптимизмом, всю жизнь после танкиста отработал на лесозаводе сварщиком и был в большом почёте у начальства, его ценили и уважали. В те далёкие коммунистические времена, как мне потом рассказывали, давали одну путёвку начальнику, а вторую обычному рабочему, ну и конечно руководство предпочитало брать с собой моего деда-сварщика, с которым и вина можно было попить, да и девок заклеить. Таким образом он побывал практически во всех странах соцлагеря, Польша, Чехословакия, Болгария и других. Я запомнил одно наставление деда, оно резко врезалось мне в мою детскую память. «А ты, говорит, если совсем херово жизнь повернулась, – подними руку над головой, резко вниз опусти и скажи «Ну и хер с ним!». Чем то мне потом напомнило это мудрое наставление деда, известное кольцо царя Соломона с надписью «И это тоже пройдёт».

Отпускать ситуацию – это великое искусство, которым владеют лишь не многие, и не важно, обычный ты танкист или какой то великий царь. В отличии от остальной моей родни он хоть и любил выпить, но никогда не опохмелялся и в запоях не бывал, за что я его всегда уважал с самого раннего детства.

Бабушка Фаина всю жизнь работала в школе учителем младших классов, её закинула жизнь под Архангельск по распределению, как тогда часто бывало, – отучился и будь добр, отдай долг Родине и езжай в какой-нибудь Крыжополь годика на три, а дальше многие так и оседали, ведь в то время семьи заводили очень рано. Она пекла восхитительные пироги и кулебяки, конечно же с треской, это тоже разновидность северного пирога, и хоть и была своенравной, но в доме у них всегда было тепло и уютно, сердечно что ли. Они жили в таком советском деревянном двухэтажном доме в простой двухкомнатной квартире на втором этаже, одна комната была проходной, воду приходилось таскать из колонки, и долгое время было печное отопление. Двери тогда никто и никогда не закрывал на ключ, я это хорошо запомнил, так же как и потом в лихие 90-е, когда квартиры стали превращать в настоящие крепости, состоящие из толстенных решёток на окнах и тяжеленных дверей, по толщине металла напоминающих огромные сейфы.

Запомнилась мне одна история, которую поведала она мне сама.

Была она беременна вторым ребёнком, моей мамой, и говорит, срок уже подходил, а она таз с бельём тяжёлый подняла и чувствует началось, а ближайшая больница через реку надо ехать по зимнику, ну или пешком около часа минимум. Что бы вы думали, оделась, а зима стояла, январь, трескучий мороз, на крайнем севере не забалуешь, и она одна, пешком так и добежала. Только-только поспела, говорит. Вот это люди были, прям диву даёшься, как из камня, или даже стали что-ли.

Часто я оставался у них на всё лето, и это были самые прекрасные дни моего детства, полные радости и веселья, тепла и любви. Я, как маленький зверёк, отогревался у них Душой после всего, что происходило у меня дома. Они дарили мне то внимание, которое я не получал в своей семье, проводили со мной время, занимались мной и благодаря наверное им я не превратился в конченного психа.

Вторую бабушку, Лидию, сестру кстати назвали в честь неё, я не помню, она рано умерла, когда мне было лет пять, отец рассказывал, что она была крайне добрым и отзывчивым человеком, вот только здоровья Бог не дал, умерла на пути в посёлок Кегостров, торопилась к деду, несла обед, да так и не успела, сердце остановилось.

Посёлок Кегостров, что стоит прямо напротив Архангельска на другой стороне реки Северная двина, является моим родовым гнездом по отцовской линии, там до сих пор стоит старый большой деревенский дом, в котором живёт брат отца Алексей. И род мой с этих мест тянется с далёкого 16 века, о чём я делал официальный запрос в архив. Можно смело утверждать, что по крови я коренной помор из обычной рабоче-крестьянской семьи, и весь мой род берёт свои истоки из простых крестьян.

Самым ярким представителем поморов до сих пор остаётся гений Михайло Ломоносов, которым я восхищался ещё в детстве. Восхищало и то, что он до Москвы дошёл в лютую зиму с обозом, а это ни много ни мало 1200 км, и то, сколько всего он успел сделать для Руси за свои 57 лет. Литература, химия, история, и много где ещё он оставил отпечаток своего гения для своих потомков. Был смел и отважен и никого не боялся, гнул свою линию, даже оставаясь один против всех и в тюрьме. В одной книге про него я прочитал, что как-то под хмельком ночью гуляя по Питеру, на него напали два матроса, у одного из них был нож. Того, который был с ножом – он убил с одного удара кулаком, это же какой силищей нужно обладать, а второго скрутил и сдал властям.

Дед Василий после смерти жены очень сильно стал пить. Он был очень умный, читал множество книг, увлекался психологией, имел второй взрослый разряд по шахматам, но был своенравен и упрям, характер был не простой, прямо скажем, гнул свою линию и с роднёй у него были мягко скажем напряжные отношения, в особенности с моей матерью. Часто они ругались именно на счёт меня и моего воспитания, мне сложно сказать как оно было, потому что я не помню. Умер он тоже достаточно рано по причине хронического алкоголизма, вышел вечером на берег реки у себя в Кегосторове, выпил малышку водки и тут то его и парализовало, нашли уже утром, когда он отходил.

Алкоголь жёстко и и не щадя выкашивал мою родню. Началось всё с прадеда Дмитрия, который вернулся с войны с тяжёлым ранением ноги, пуля была разрывная и мелкие осколки выходили и постоянно отзывались острой болью, которую он заливал огромными дозами водки. Позже я узнал подробности, он был разведчиком, и 31 декабря 43 года прямо в канун Нового года, немцы неожиданно перешли в наступление на том участке фронта, где стояла его рота, где-то недалеко от Курска. Его разведрота встала на смерть на пути врага и до подхода основных сил сумела выдержать три яростные атаки противника, во время последней он и был тяжело ранен в ногу. Была медаль «За мужество», а позже дали и двухкомнатную квартиру на улице Гайдара, в которой я и провёл своё детство. Прадед был настоящий герой, позже я нашёл документы, полностью подтверждающие эту историю, и до сих пор горжусь им.

Прабабушка Агния, чтобы меньше доставалось ему, стала пить с ним, странный метод на мой взгляд, но часто встречается в русских селеньях, потом деда почти парализовало, и он сгорел, когда курил пьяный в кровати, в квартире больше никого не было. А Агния, как говорят так и закидывала с утра стакан водки, а потом шла на целый день работать в поле. У неё даже медицинской карты в поликлинике не было, потому что по врачам за всю свою жизнь она не разу не ходила. Какое же феноменальное здоровье было у людей в то время! Умерла когда ей было далеко за 80, по настоянию врачей завязала на несколько месяцев с алкашкой, а потом выпила рюмку у соседки, легла на диван и так и уснула вечным сном. Врачи по приезду сообщили, что мол, бабуля очень резко развязала, сердце не выдержало и остановилось.

Потом был дядя Саша, брат матери, здоровый такой мужик, я запомнил его вечно весёлым, по мальчишески озорным что-ли. Работал он на Гидролизном заводе, производящем спирт, сильно пил, потом был кодирован на пять лет, а потом сорвался в такой жёсткий запой, что выпил электролита вместо спирта и в муках умер прямо на руках у своего сына, моего двоюродного брата Кирилла, о котором пойдёт речь чуть позже. Эта смерть сына сильно подкосила моего деда-танкиста, он сразу сдал что-ли, вскоре после этого у него обнаружили рак, и он долго ещё промучившись, отдал Богу душу.

Трудовой лагерь «Солнышко»

Было мне лет 13—14, когда мне в первый раз родители налили шампанского на Новый год со словами «ну уже взрослый, можно». А ведь с этого всё и начинается, раз родители говорят, что можно, то ты и принимаешь это. Это очень важный момент, это как благословение, действует моментально, как косвенное внушение, оно пролетает прямо в подкорку мозга и потом застревает там на долгие годы, а у кого то и навсегда! Ведь для ребёнка родители как два Бога, которым он бесконечно верит, срисовывает их поведение, как губка впитывает всё, начиная от слов и заканчивая привычками. Не помню особо, понравилось мне или нет, но все вокруг пили, и я стал пить, а потом пошло пиво на крылечке с друзьями, вино в Краснодарском крае во время летнего отдыха в лагере «Солнышко», и пошло- поехало.

В детстве я был достаточно робким мальчиком, а ещё эти чёртовы очки, у меня было -6, а это значит, что ты не видишь даже верхнюю строчку «ШБ», которые я просто ненавидел, а алкоголь словно раскрывал меня, я становился остёр на язык, бесстрашен и чувствовал себя очень уверенным и крутым.

Трудовой лагерь «Солнышко», какое милое название то, находился в Краснодарском крае, рядом со станицей Тбилисская и представлял из себя старый бывший пионерский лагерь, который стоял в низине, с одной стороны которой были южный лес и быстрая река, а с другой были холмы, по которым нам каждое утро приходилось взбираться на работу к колхозным автобусам. На территории лагеря располагались старые одноэтажные корпуса с той лишь разницей, что одни были из кирпича и делились на отсеки, а вторые были «аквариумы», стояли по отдельности и были с огромными окнами, от чего и получили такое название. Так же была видавшая виды столовая, досчатый танцпол под открытым небом и «пруд», а по сути котлован с вечно зелёной, пахнущей тиной водой. Душевые общие, туалет конечно с открытым падением, вечно занятый, особенно после уборки слив. Условия спартанские, каждое утро работа по полдня под палящим солнцем на уборке огурцов, помидоров, клубники или арбузов. Но самое главное – это была СВОБОДА от родителей на целый месяц. Здесь у меня произошла первая детская влюблённость, её звали Оксана, и первый по-настоящему взрослый поцелуй. Мы даже с этой девчонкой завоевали титул «лучшая пара лагеря», что было крайне престижно, и мой авторитет после этого сильно вырос в глазах ребят. В финале этого конкурса, припав на одно колено с протянутой в руке красной розой, я говорил ей, что она прекрасна, как этот цветок, и моя любовь к ней будет длиться вечно.

Да, сколько себя помню, в Душе я всегда был прирождённым романтиком, а в то время она казалась мне каким-то ангелом, спустившимся с небес, всё в её образе восхищало и пленило меня, я любовался этой красотой невинности и был по настоящему горд собой, что отхватил себе такую шикарную подружку. Она была из города Северодвинск, 14 лет, высокая, стройная, с шикарными длинными вьющимися волосами, занималась подводным плаванием и имела потрясающую фигуру.

Как-то раз, мы вчетвером, Сашка, мой друг с Архангельска, музыкант, гитарист от Бога, Оксана и её подружка Оля пошли на берег пруда провести вечер с гитарой и конечно же с бутылкой плодово-ягодного вина. Дерьмо редкостное, но во-первых, оно было до безобразия дешёвым, а во-вторых, сильно било по шарам, чего нам собственно было и надо, и в добавок ко всему было сладкое. Оля, как и Оксана, занималась подводным плаванием, они обе были из одного города, высокие, с точёными фигурами, только она была блондинка с такой милой девичьей чёлкой и большими зелёными, задумчивыми глазами. Выпили бутылку на четверых, Саня играл какие-то песни на гитаре, был тёплый южный вечер, от выпитого вина во всём теле чувствовалась приятное расслабление, на другом конце пруда начиналась субботняя дискотека, и слышались звуки музыки вперемешку со смехом и криками молодёжи. Мы сидели на деревянном помосте, с которого днём так любили прыгнуть в прохладную воду этого пруда, который и прудом то сложно было назвать, так, вырытый котлован с зелёной застоявшейся водой, но, как говориться, за неимением лучшего и он спасал нас от июльской жары.

Оля легла ко мне головой на колени, и мы о чём то мило болтали, как вдруг она обернулась назад, вздрогнула, я почувствовал её испуг и услышал:

– Ты ничего не видел!

– Чего я не видел? – ответил я обернувшись.

Мой друг гитарист Саша с моей любимой Оксаной уже во всю целовались в засос. «Ах ты сука!» – закричал я, не в силах сдержаться от увиденного. Оксана была пьяна, она вообще косела очень быстро, но это конечно ни сколько не смягчала их вину. Дотащив её до их отряда, я понял, что такое простить выше моих сил, да и в лагере не поймут. Саша, робко, полупьяный, бормотал какие-то извинения, а я уже вынашивал в своей голове план мести. Решил я очень просто, его хорошенько отпиз@ить при всём отряде, дабы преподнести урок и укрепить свой авторитет, а с ней порвать окончательно и бесповоротно.

Через полчаса уже весь лагерь знал о произошедшем, ведь мы же были лучшей парой, девочки мне сочувствовали, парни хотели помочь избить предателя, но я сделал всё сам. Собравшись у туалета, я несколько раз зарядил Сане по роже и по корпусу, он не сопротивлялся, чем ещё больше разозлил меня, но больше его бить я не стал, чего бить худого музыканта, который изначально слабее тебя, хоть и предателя. Всю ночь я после этого не спал, из головы не выходили мысли об этом подлом, как мне тогда казалось предательстве. И ведь прямо за моей спиной, и в прямом и в переносном смысле, лучший друг ещё называется, а она то, как могла, мой ангел на глазах резко превратился в конченную бл@дь.

Оксана пыталась со мной помириться, говорила, что была пьяна и не знает как такое получилось, но я был непреклонен, а через несколько дней стал встречаться с её подругой Олей. Уж не знаю, то ли ей хотел сделать по-больнее, моё честолюбие было в крайней степени ущемлено, то ли зная, что в тайне Оля любит меня, решил попробовать закрутить роман и с ней. Они правда мне нравились обе, и неслучайно тогда её голова оказалось на моих коленях, но Оксану бы я никогда не предал ради неё. У меня ещё с детства был какой то свой внутренний кодекс чести, который с годами конечно стал видоизменяться, но тогда в мои 15 лет он был очень строг.

Позже, в один из тех чудных южных тёплых вечеров мы пришли с Олей в парк, в котором стояли старые, скрипучие, ещё советских времен качели в виде лодочек, с облупленной краской по бокам, а лагерь раньше был пионерский, и кое-где даже оставались статуи пионеров с торчащими обрубками рук или ног, прям как древнегреческие статуи. Мы качались на этой советской ещё лодочке, которой наверное было минимум полвека, она грубо, заунывно так скрипела старостью своих лет, лёгкое летнее платишко Оли нежно голубого цвета слегка задиралось на ветру, и я любовался красотой её ровных длинных ног, прямо прелесть, как приятно было смотреть.

Она сказала мне: «Серёжа, я знаю, что ты продолжаешь любить Оксану, хоть и встречаешься со мной, и я с этим ничего не могу поделать, хоть и люблю тебя». Да, она была права, девушки всегда всё чувствуют и бывает не знают даже как это объяснить, но точно знают, что это именно так, моё сердце действительно оставалось у её подруги Оксаны, и я честно сказал ей об этом. Потом мы сидели с ней на том же злосчастном месте у самого пруда, и там я поцеловал её, по взрослому так, с языком. Её губы раскрылись, они были такие пылающие и подрагивающие от волнения, и я почувствовал, как её маленький юркий язычок уже сплёлся с моим, и нас куда то унесло далеко-далеко и казалось, что это продолжалось целую вечность.

В одном из соседних отрядов вожатой была Нина Ивановна, милая такая женщина примерно 45 лет, маленькая, сухопарая, с приятными серыми глазами. Мало того, что она была очень доброй и душевной женщиной, за что дети в ней души не чаяли и любили, а они всегда чувствуют взрослых и бывают не могут объяснить, почему им человек не нравиться, но чётко это знают, по фибрам Души быть может, она ещё и умела гадать по руке, что вообще вызывало всеобщий ликование нашего лагеря. Однажды такой случай представился и мне, я протянул ей свою руку.

– Нина Ивановна, а мне скажите, что будет? – с мольбой в голосе сказал я.

Она взяла мою ладонь, долго и пристально изучала её и сказала:

– Жизнь твоя, милый мой, пройдёт в дальних и близких командировках, и от женщин ты огребёшь по полной.

Как здорово – подумал я, повидаю весь мир, будут приключения, будет много женщин, ух ты, о чём ещё то мечтать, и фраза «огребёшь по полной» тогда показалась мне такой малозначительной. Как, от таких милых, красивых и невинных девочек можно огрести, только если любви быть может… Блажен, кто верует.

Как-то ночью я проснулся от того, что кто-то мажет меня зубной пастой, а такие развлечения были обычным делом в лагере, эти традиции шли ещё с незапамятных времён, думаю, что родом из уже далёкого СССР. Были штуки и по-жёстче у детей, например, «велосипед», это когда спящему вставляли между пальцев ног спички и потом поджигали их, тот пытался спросонья их тушить, и со стороны это выглядело, как человек, который крутит педали велика.

Или «свечка», когда глубокой ночью к кровати подходили двое, поднимали её за низ, и резко поднимали вверх, отчего спящий скатывался моментально вниз. А один раз мы вынесли одного паренька тихонько вчетвером на футбольное поле вместе с кроватью, он потом долго не мог понять где он и что происходит, а мы лишь заливались хохотом, подглядывая из-за соседних деревьев.

Да, дети жестокий народ, что и говорить. и шутки у них зачастую весьма и весьма недетские, в чём то они часто бывают садистами и истинными мучителями своих жертв. В лагере была своя иерархия, были старшие, а в нашем отряде был разброс по возрасту от 14 и до 20 с лишним лет, и все тянулись к ним, было очень престижно с ними ездить в первую смену на завод по производству компота из слив, работа не пыльная по сравнению с уборкой урожая в поле, и вся вторая половина дня у тебя свободна. Их уважение и покровительство ещё нужно было завоевать, что было не так просто, а от этого напрямую зависело как пройдёт твой месяц в лагере, будешь ли ты в авторитете или будешь просто одним из тех лузеров, которых было большинство вокруг. Были и те, кого сразу били, всячески принижали, да и попросту измывались, как могли, как раз для таких и любили устраивать разного рода ночные кошмары в виде пасты, велосипедов, свечек и тому подобного. Они молча сносили всё, потому что были слабы духом, не было в них стержня внутреннего, и самое интересное, что были среди них и достаточно крепкие на первый взгляд ребята, и по возрасту старше многих в отряде. Слабину тут не прощали, и нужно было быть сильным, уметь постоять за себя и дать отпор в случае нападения. Вот как раз такое нападение и произошло на меня в ту ночь.

Это был Коля, мерзкий такой типчик, старше меня на пару лет и выше на полголовы, он то как раз и пытался выслужиться перед старшими, с которыми был с одной школы. Я, спросонья, не долго думая, втащил ему куда-то в темноту, он закричал, выронил тюбик с пастой и злобно прошипел: «Завтра после завтрака будем биться с тобой, понял меня?» Я ничего не ответил, но уснуть уже больше не смог, понимая, что придётся завтра драться, вариантов у меня других просто не было. Мне было конечно страшно, на кону стояло всё, а соперник был старше, выше меня, тяжелее, но я твёрдо решил постоять за себя.

Утром после завтрака, когда я зашёл в отряд, все уже в предвкушении ждали драки и тихо перешёптываясь, сидели на своих кроватях ожидая выхода гладиаторов. «Идущий на смерть приветствует вас!», думаю что-то подобное пронеслось и в моей голове в тот момент, когда я осознал, что сейчас это произойдёт.

Коля вёл себя слишком самоуверенно и всем своим видом показывал своё пренебрежение ко мне, я для него был всего лишь навсего мелкий очкарик, которого следовало хорошенько проучить и принизить перед остальными. Я молча подошёл к другу Максу, который спал со мной на соседней кровати, по нему было видно, что он очень испуган за меня, и молча протянул ему свои очки. Я был хоть и мал, но уже примерно год занимался карате, по тем временам это было ещё в диковинку, и никто конечно не знал про то, что этот малыш в очках, а я действительно был небольшого роста и худой, – умеет такое.

Встали в стойку, и я, не долго думая, с ходу крутанул ногой подряд две вертухи, смотрится конечно это весьма эффектно, но в настоящей драке полная ерунда, не попал, но вызвал просто ошеломительный восторг у зрителей. Со всех сторон я услышал одобрительные свистки, крики, и видел как аж все поднялись с кроватей в нетерпении увидеть, а что же будет дальше. Это придало мне уверенности в тот момент, я поверил, что смогу победить, а так же я увидел в глазах Коли удивление, смешанное со страхом, он явно не ожидал такого поворота. А потом мне просто повезло, как это часто бывало, я со всей дури влетел в своего соперника, и мы вместе полетели на стол, и угол этого стола как раз попал ему на уровне почки, которой он сильно и со всего маху ударился. Одной рукой он схватился за бок, а второй жестом показывал мне, что драка закончена, и медленно поковылял, прихрамывая, к своей кровати, лицо его исказила гримаса боли, и тихо так еле слышно сказал: «Всё, хватит, я сдаюсь…»

Это был мой триумф, все по очереди подходили и жали мне руку, старшие ребята в тот же день взяли меня с собой на завод вместо побеждённого, и по лагерю пошли разные слухи о том, что мой папа – каратист с чёрным поясом, и я сам с пяти лет тренируюсь под его руководством. Короче за один день я стал звездой, и мой рейтинг резко пошёл вверх, а как потом говорили «Не важно, что о тебе говорят, главное чтобы говорили».

Тогда же, в этом же лагере «Солнышко» я узнал, что такое анаша. Как потом первая песня, которую я выучил на гитаре, и которой научил меня предатель Сашка была из трёх аккордов и припев её был такой: «Анаша, анаша, анаша жизнь моя, мне с тобой анаша, даже смерть не страшна!»

Как-то раз в арбузном поле, где мы работали до обеда, я познакомился с местными старшими ребятами, а я с детства был очень коммуникабельным ребёнком и легко входил в контакт с разными незнакомыми людьми. Они то мне и поведали про то, что оказывается у них тут растёт весёлое растение под названием анаша. Я всегда был любопытным мальчиком, и ещё в Архангельске от местных хулиганов слышал про дурь, коноплю, анашу и другие производные этого слова и по их словам это был полный улёт.

Договорились встретиться, и этой же ночью они приехали на мотоцикле к лагерю в близлежащий лесок. Пошёл к ним один, темно, хоть глаз выколи, страшно, но при этом при всём тебя просто мощно долбит чистый адреналин, и это просто завораживает твой юный разум, плюс моя тяга с детства к разным авантюрам сыграла не последнюю роль. Привезли большой пакет сырой травы, прям целыми стеблями с листьями, дали пачку Беломора и объяснили как забивать косяк, при этом сказали, что решат все вопросы если будут проблемы с кем-то из старших ребят в лагере. Отдал им деньги, которые мне мама дала на фрукты домой и тихонько так, прокравшись, шмыгнул обратно в свой отряд.

Проблема была только в том, что она была сырая, и сначала я пробовал сушить её под кроватью на газете, она, сцуко, плохо сохла, а до отъезда оставалось всего 20 дней, и я взял у девочек маленький утюжок, и под видом проглаживания футболки, в конверте сушил траву. Схема была просто блестящая, с первой просушки убилось пол-отряда, кто-то истерично смеялся на кровати, кто-то бегал по комнате с простыней и кричал, что он бэтмен, все были в восторге и требовали ещё. Тогда я впервые почувствовал себя этаким крутым парнем, местным наркобароном, дело помню пошло хорошо, я единственный, кто курил сигареты Винстон, мог купить сразу 20 пачек сладкой кукурузы и имел непревзойдённый авторитет и надёжную крышу местных пацанов.

И всё было бы ничего, а мои планы уже были привезти побольше домой, какие фрукты, мама, – когда тут такой эффект и фантастический выхлоп по деньгам, но меня сгубило две вещи. Первое, что мой друг, стоящий на шухере у душевой, сбежал, увидев зам директора лагеря, а второе, это просто е@ический запах самой травы, который разносился по всей душевой.

– Ты чего это здесь делаешь? – строго спросила меня она, затягивая ноздрями палевный, ни с чем не сравнимый сладковатый запах марихуаны.

– Я футболку глажу, Марья Ивановна, – глупо улыбаясь, ответил я ей.

– Какую ещё футболку?! – заорала она мне в ответ, вынимая конверт с травой из под неё, – Живо к директору лагеря! – с дико вытаращенными глазами она побежала в сторону домика директора, держа перед собой мой конверт в руке.

Мне реально повезло, что она сразу не провела шмон у меня под кроватью, наверное эта мысль просто не могло прийти ей в голову, потому что там была целая развёрнутая газета, где в несколько рядов сохли целиком растения под названием «конопля». Объём там была весьма серьёзный, я готовил посылочку для Архангельска, и тогда у меня не было понимания, что за это могут посадить, да и было то мне всего 15 лет, а может уже тогда ко мне в гости приходил Амиго? Уже тогда меня часто тянуло на разные авантюры, мне нравилось дружить с плохими пацанами, и я получал огромное удовольствие от самого процесса.

Потом, спустя наверное полчаса, меня вызвали к директору, сидели взрослые со всех отрядов, воспитатели, руководство и охрана, мой конверт лежал на центральном столе перед директором.

– Ты знаешь, что это такое? – злобно спросила она меня и грозно посмотрела мне в глаза.

А вот тут помог Плакса.

– Нет, сказал я дрожащим голосом, и слёзы покатились у меня по щекам.

– Это наркотики, где ты их взял? – продолжала она свой допрос.

– Я не знаю, – захлёбываясь от слёз отвечал я ей, – Мне ребята местные дали, на машине подъезжали, когда мы арбузы собирали.

– Какие ребята, на какой машине? – продолжала она.

– Не знаю, на зелёной, – рыдая навзрыд отвечал я ей, глотая сопли и слёзы.

Думаю тогда мне можно было смело вручать Оскар за лучшую роль, поверили все, кто-то даже сказал директору, чтобы так не наседала на меня и была помягче. А я ещё ко всему прочему был в очках, что всегда внушало доверие и часто играло мне на руку в дальнейшем, этакий образ умного послушного мальчика, плюс за мной до этого случая косяков по поведению в лагере не было. Наоборот, я занял 2-е место по шахматам, 3-е место по настольному теннису, был всегда на хорошем счету, а тут такое ЧП общелагерного масштаба. Заставили писать покаянное письмо родителям, которое по итогу так и не дошло, я продал всё оптом в соседний отряд, накупил фруктов домой и каждый день рано утром в течении двух месяцев бегал проверять почтовый ящик, чтобы уничтожить его. Отец мне всегда говорил в детстве: «Сынок, всё, что угодно, только не наркотики!», а тут такая история, да в 15 то лет.

Все наверное помнят прощальный пионерский костёр, эта такая старая и добрая традиция родом из советского прошлого, так же как и День Нептуна. В нашем отряде подготовка к этому событию шла полным ходом, кто-то нарезал закуску, кто-то уже разливал по стаканам местный самогон на абрикосах, он был крепкий, но при этом мягко пился на удивление и вшатывал просто, что надо. С танцпола уже доносилась музыка и слышались пьяные крики «пионеров», высоко вверх уносились языки пламени большого пионерского костра. И тут я по какому то делу пошёл в сторону столовой по тёмной аллее из густых южных деревьев. Ночи там тёмные, хоть глаз выколи, двигаешься бывало на полном автопилоте.

Слышу голоса и ругань трёх человек, по голосу узнаю, что один из них – Саня, один из наших старших, хороший такой парень, здоровый, добрый, плаваньем профессионально занимался. Потом до меня донеслись маты, звуки ударов, и что-то тяжёлое упало в кусты, и я понял, что это был Саня. С криком «наших бьют!» я залетаю в свой отряд, и тут начинает происходить что то невообразимое. Мы быстро превращаемся в толпу чем попало вооружённых малолеток, разгорячённых парами самогона и жаждой крови. Кто выламывает прутья из кроватей, кто хватает дубину или цепь, были такие, кто это привозил с собой, и с чудовищными криками эта толпа бежит искать двоих избивших нашего товарища. Наверно сложно представить что-то более страшное, чем толпа пьяных, на всё готовых «пионеров».

Этих двоих мы нашли возле самого костра, они, как ни в чём не бывало, стояли и покуривали возле него, и тут то для них и началась настоящая кровавая и жестокая баня. Это были два здоровых рослых мужика лет 30, как позже оказалось, они были местными ментами, приехавшими в поисках развлечений и баб в наш лагерь. Оба были изрядно пьяны, и Саня им просто попался под руку на их пути, и как обычно слово за слово. Они встали спина к спине, в их глазах читался ужас от того, что они понимали, что сейчас будет бойня, из которой дай Бог они уйдут живыми, но что они могли против толпы озверевшей и пьяной молодёжи.

Волна за волной, как вспенившееся море, на них накатывалась толпа малолеток, и вскоре они уже лежали в порванных рубашках, все в крови, и только с огромным трудом всем взрослым, что были в лагере, удалось остановить эту настоящую мясорубку. Вид крови распалял озверевшую толпу и их было не унять. Боюсь, если бы не они, то мы просто забили бы их до смерти и даже не заметили. Именно тогда я впервые почувствовал, ЧТО значит быть частью толпы, и на что она способна в своём безумии и ярости.

На следующий день мы уезжали домой в сопровождении машины ОМОНа, те двое чудом остались живы, и справедливости ради стоит отметить, что мы сами боялись ответных действий местных мусоров. Боялись, и тем не менее, настоящее чувство гордости Победителя вылезало у каждого участника той ночной потасовки. Да, мы смогли, вместе мы сила, и особенно было приятно осознавать, что это были не просто мужики, а местные менты.

В этом лагере я был наверное раза четыре, это была прекрасная школа жизни, потому что в отряде были ребята разного возраста, из разных районов нашего города, из разных семей, это был маленький жестокий мирок, в котором были свои законы и правила, и в котором я многому научился, и о тех временах я вспоминаю с тёплой улыбкой на лице до сих пор.

6-я школа

Каким-то чудом я попал учиться в лучшую, как на тот момент считалось, школу города, с углублённым изучением английского языка, Гимназия №6, наверное самое блатное заведение по тем временам в Архангельске. Там учились дети из администрации, горкомов, обкомов, МВД, всяких разных шишек и других привилегированных позднего советского времени, а это шёл 1985 год. Утром в наш детский сад приехала специальная комиссия из нескольких человек, как потом позже выяснилось, нас распределяли по разным школам города. Садик находился прямо напротив моего дома, и я ходил туда сам, к самостоятельности пришлось привыкать достаточно рано, родители были с утра до вечера на работе, а когда в пять лет у меня появилась маленькая сестра Лида, то и вовсе стало не до меня.

В детском саду на комиссии мне задали один вопрос, я жутко нервничал тогда:

– Мальчик, представь, что грузовик привёз в магазин яблоки, и сначала выгрузили два ящика, а потом ещё шесть, сколько ящиков выгрузили всего?

Я ещё тогда про себя подумал, ну какой же лёгкий вопрос, и просто тут же ответил:

– Восемь ящиков.

Все в комиссии переглянулись и одобрительно закивали головами. «Какой умный мальчик, давайте его в шестую отдадим» – сказала мне тётя в очках, которая спрашивала про яблоки. Вот так в советское время можно ещё реально было пробиться на верх с помощью собственных мозгов, и это наверное было в последний раз, но этот момент я хорошо запомнил. Было приятно услышать похвалу от этой незнакомой и умной тёти в очках, дома меня редко хвалили, и осознать себя этаким смышлёным пареньком.

Вспоминаю я эти школьные годы с приятным трепетом внутри, школьную форму, своих учителей и одноклассников. Здание школы располагалось прямо в центре города на Троицком проспекте, практически у самой набережной, которая являлась одним из основных мест в городе, где любил проводить время народ. Рядом была старая немецкая кирха с огромным органом внутри, помню его первые звуки произвели на меня поистине неизгладимые впечатления. В целом к музыке я был равнодушен, ибо слух у меня был откровенно паршивый, но орган ходил слушать с большим удовольствием. Под него у меня начинали приходить первые мысли о Высших силах, Боге и предназначении.

В школе был очень сильный преподавательский состав, и я благодарен учителям за те базовые знания, которые в дальнейшем послужили мне добрую службу в моей жизни. Моими любимыми предметами были история, которая многое объясняла в этой жизни и литература, где я черпал тонны полезной и поучительной информации, которой так не хватало в моём окружении.

Не любимыми были физика, которую я так и не понял, и английский язык, там мы не сошлись характерами с Ниной Дмитриевной. «Ниндзя Дмитриевна», как в шутку звали мы тогда её, была строга и любила дисциплину, а это не было моей добродетелью. В итоге я часто выгонялся ею из класса за всякие проделки и нарушение так обожаемого ею порядка. Но благодаря ей и вечной тройке по английскому в дальнейшем я всегда понимал английскую речь и весьма сносно общался сам. В советской школе с английским уклоном хочешь – не хочешь, а тебя гарантированно научат говорить, и даже такой своенравный ученик как я, хоть и часто проводивший время за дверью класса, ещё ни раз вспоминал с благодарностью своего нелюбимого в то время преподавателя.

В целом учёба давалась мне легко, но было часто очень скучно, и я находил развлечения во всякого рода играх, мелких пакостях со своими одноклассниками. Сейчас, уже просматривая свою почти 40-юю историю жизни, я понимаю, что часто именно скука гнала меня вперёд на встречу дальним и близким командировкам. Книги стали для меня предметом обожания, они стали моей отдушиной среди бледных будней и скуки обыденности, в них я мысленно переносился в разные миры, то это были миры американских ковбоев и свободолюбивых индейцев, так великолепно созданные Майн Ридом, то необъятные просторы космоса, я бороздил с межгалактическими огромными кораблями Гарри Гаррисона, то переносился в царскую Россию с её балами, гусарами и дворянством, читая русских классиков. Я читал взахлёб, проглатывая одну книжку за другой и понимал, что есть другая жизнь, полная опасностей, приключений, любви, страсти, предательств, побед и поражений, и что вот в этом и заключается вся суть бытия, в этом и есть вся соль, но через какое то время я отводил взгляд за окно, а там был всё тот же унылый пейзаж серого города, серых людей и серого, такого грустного временами северного неба.

А ведь была идея справедливого общества, всеобщего равенства и братства, мира во всём мире и мы свято верили во всё это. Нас учили творить добро, помогать людям, приходили ветераны и рассказывали нам об ужасах не так давно отгремевшей Великой войны, когда весь народ, как один, и стар и млад, встали плечо к плечу на защиту нашей Родины и с помощью невероятных усилий и невосполнимых потерь они смогли подарить нам мирное небо над головой. Глядя в их глаза и увешанные орденами и медалями мундиры я понимал какой ценой нам досталась эта победа.

«Немцы умели воевать, Серёжа» – говорил мне дед, когда я довольный, надев его танкистский старый шлем, сидел рядом с ним и с замиранием сердца слушал его истории. Для него это были долгие 7 лет проведённых на знаменитом Т-34, в котором он объездил полмира. Что и говорить, это были другие люди, опалённые болью войны, пережившие бомбёжки, голод, лишения и научившиеся несмотря ни на что мужественно смотреть смерти в лицо, они знали горькую цену победы. Почему же так до неузнаваемости изменился этот мир, почему на смену им, таким сильным, выносливым и несгибаемым трудностями войны, в общество пришла слабость, безволие, пьянство и жажда наживы? Куда мы растеряли всё то, за что наши деды заплатили такую страшную плату ценой собственной крови и лишений? Почему прошло каких то 50 лет, а в нашем обществе произошла такая чудовищная подмена понятий, ценностей и убеждений? Я чётко почувствовал это на себе, когда родился и вырос в Советском Союзе, а подростком оказался в незнакомом мне мире, где уже были другие нравы и «золотой телец», как новый Бог, стал неумолимо поглощать одну душу за другой. И тот безопасный мир советских улиц, где мы часто гуляли до глубокой ночи, стал резко превращаться в район боевых действий разных ОПГ города, где как в джунглях стал править тот, кто сильнее.

А когда я стал пионером в третьем классе, то это привело меня в неописуемый восторг и гордость за свою Родину, а в пионеры нас принимали как раз под строгие, но в то же время добрые взгляды этих бывших солдат страшной войны. Ярко красное знамя и звуки могучего гимна Советского Союза, от которого так трепетало юное сердце, остались в моей памяти на долгие годы. Утром я тщательно раза три переглаживал свой красный галстук и всё был недоволен результатом, долго завязывал его у зеркала, на ослепительно белую накрахмаленную рубашку. Было реальное чувство, что ты живёшь в огромной стране, и никто нам не страшен. Мы первые полетели в космос, мы самая большая страна в мире, неописуемая гордость была внутри, а потом кто то украл эту гордость и заменил её запахом и вкусом бабл-гама. Было такое чувство, что этот такой привычный и добрый мир вдруг схлопнулся в один прекрасный момент, а ты даже и не успел понять, что же произошло.

Лучшим другом у меня был Петя, мы учились в одном классе, вместе ходили в бассейн после школы, мы были такие разные, но дружба скрепила нас, и на долгие годы мы были не разлей вода. Он был спокойным, а я шило в жопе, он рассудительным, а я без царя в голове, он дисциплинированным, а я обычным маленьким советским распиздяем. Так вот у Пети дедушка на тот момент был первым секретарём обкома, что равносильно уровню мэра города теперь. Они жили в огромной, как мне тогда казалось, трёхкомнатной квартире на улице Логинова, и что меня удивляло, – у них в вазе на столе в гостиной всегда стояли огромные и вкусные молдавские яблоки, и что самое удивительное их никто не ел. Я стеснялся съесть больше одного за раз, но всегда мучительно думал над вопросом, а почему же их не едят.

Кроме этой квартиры, в которой, я запомнил, стоял ещё старый чёрный немецкий рояль, на нём ещё даже были литые подсвечники по бокам, они ни чем особо больше не выделялись среди обычных людей. От его деда я чувствовал эту силу советской власти того времени, он многое сделал для нашего города и был в большом почёте и уважении. Бабушка кстати у Пети до сих пор жива, прекрасной и редкой Души человек, надо вам сказать, она позже стала моей крёстной и оказала огромное влияние на мою жизнь. У них в доме я чувствовал гармонию, спокойствие, тепло, и меня они принимали как своего родного внука. Мысли мои уже были о комсомоле, возглавить ячейку, с таким то дедушкой всё по плечу, а он очень хорошо ко мне относился и считал меня способным и умным ребёнком, и тут всё рухнуло в один момент, все мои планы полетели коту под хвост.

Мы в школе, которая стала чуть позже гимназией, так радовались отмене школьной формы, так радовались первым приездам американцев, которые везли письма счастья от таких же школьников из США, как толпой ждали их в коридоре, чтобы вручить подарок в виде открыток с видами города, а может, если повезёт, получить ответный презент. Мне повезло, мне дали наклейки с американскими флагами и письмо счастья, в котором мальчик по имени Боб из далёкого Портленда очень просил меня прислать ему монеты СССР, что я конечно же с радостью и сделал, и что бы вы думали, спустя несколько месяцев, я получил увесистый конверт с центами от 1 до 50, прям наглухо скотчем приклеенные к письму. Как их пропустили, для меня до сих пор загадка, но я был самым счастливым школьником в классе и гордо показывал их всем вокруг, чем вызывал общую зависть.

Потом начался обмен школьниками и из моего класса в эту, как нам тогда казалось, удивительную страну джинсов и бабл-гама, поехало двое ребят, включая моего друга Дениса, и мы все потом по его возвращению слушали рассказы про гигантские небоскрёбы, про то, как восхитительно вкусны их гамбургеры, которые есть на каждом углу. А когда он лично мне подарил яркую жёлто-синюю толстовку с капюшоном с надписью «Мичиган» со знаком «made in USA», а точнее я почти умолял его и выпросил, то моему счастью не было предела. Да, это действительно волшебная страна, думали мы, где всё возможно, и вот бы нам так жить…

– —

А потом пришли лихие 90-е. Я ярко запомнил момент, когда сначала пропали стаканы в аппаратах на улицах с газировкой, которые тебе за 3 копейки наливали пенящийся вкусный стакан сладкого Дюшеса, и самое главное, – никто не парился по поводу гигиены, вы только задумайтесь, сколько людей за день пило из этого стакана, который слегка только промывался фонтанчиком воды. Так вот, сначала они пропали, а потом в некоторых местах, я видел их, прикованных тяжёлой цепью прямо к аппарату, как они их крепили, ума не приложу, а потом их просто стали разбивать, то ли из злобы, то ли просто от нечего делать.

Градус агрессии стал зашкаливать и часто проявлялся вот в таких вот разбитых стаканах, оторванных трубках уличных телефонных автоматов, раскуроченных детских площадках и просто обилия разбитых бутылок, окурков и отборного мата на каждом углу. А ведь буквально ещё вчера даже слово «секс» говорили тихо и на ушко друг другу, и девочки заливались краской, когда слышали его. Мне было уже лет 14, когда мама мне дала бледную копию брошюры «Всё про секс от 3 до 12 лет», где описывалось, как встретились тётя Таня с дядей Геной, и вот у них случилась любовь, и вот, мол рассказывается в примитивной форме, что же такое этот мистический секс, которого в СССР по факту якобы и не было. Я полистал её для приличия и подумал, что лет может в шесть, как раз до моего похода в первый класс, она быть может мне бы и понравилась, но сейчас в 14 лет, это как то всё выглядело просто смешно.

– Тебе всё понятно? – лишь потом спросила мать, подойдя ко мне.

– Уже давно! – улыбнувшись, ответил я ей и отдал брошюру назад. Помню, в первом классе, когда один из моих одноклассников до конца просветил меня в этих вопросах об взаимоотношениях полов и наглядно продемонстрировал всё с помощью пальцев, из двух, указательного и большого, на одной руке он сделал кольцо, а указательным пальцем второй руки имитировал половой акт.

«Фу, как противно то, нет уж, мои родители такой грязью не занимаются» – сделал я для себя вывод.

А что мешало родителям, желательно отцу, просто по душам поговорить со мной об этом и постараться всё объяснить, донести до меня такие важные знания о природе человека, об взаимоотношении полов, а не дожидаться когда это всё расскажут в извращённой, но доступной форме мои друзья. Позже уже я узнал, что такое отношение к этому вопросу было в большинстве семей, где то вообще эту тему боялись поднимать как огня, предпочитая рассказывать бредовые истории про аиста или всем известную капусту.

«Хочешь победить врага, воспитай его детей» – гласит известная мудрость, вот нас и стали воспитывать наши друзья из-за океана, в страну просто хлынул поток всего того, что было запретным, затопив наши юные умы развратом, компьютерными играми, потребительством и жестокостью боевиков. Родители при всём при этом занимали пассивную позицию или пытались делать вид, что ничего не происходит, а своим поведением часто просто только увеличивали и так уже огромное расстояние между своими детьми, больше напоминавшую собой зияющую чёрную пропасть. Я собственными глазами, рано повзрослев, видел все их слабости, нерешительность, пороки, отсутствие Бога в их жизни и беспросветные страхи на тему, что может стать ещё только хуже и хуже.

Вспомнилось, как в нашей двухкомнатной квартире ульяновке, в простонародье «распашонке», в кладовке в течении двух лет, зимой жили ЧЕТЫРЕ куры, потому что летом они жили на даче, и их было жалко убивать, вы можете себе это представить? И меня ещё заставляли убирать дерьмо после них, в доме была постоянно жуткая вонь, и мне было даже стыдно приглашать друзей. Каждый день я брал совок, залезал в эту кладовку, превозмогая тошноту, которая подкатывала ко мне всякий раз, и с отвращением выгребал их дерьмо, сверху сыпались тараканы, что окончательно выводило меня из себя. Да, с самого детства я был брезглив, и для меня это было сущей пыткой. У меня всегда был вопрос в голове с самого детства, а вот стоили ли эти четыре яйца в день всей этой вони, тараканов и дерьма?

От копки картошки, а на даче было 12 соток почти полностью засаженных картохой, у меня до сих пор волосы дыбом встают, и основной аргумент родителей был «Зимой то жрать захочешь!!!». Я ехал на эту дачу и отрабатывал свой оброк, этакая барщина, от которой было не скрыться, потому что наказания были суровые.

Нет, меня не били, может быть пару раз, да и то слегка, отец был в душе добрым человеком, но психологически на меня давили во всю. Уже тогда я стал понимать, особенно после поездки в лагерь, что надо быть с крутыми пацанами, если ты хочешь из себя представлять хоть что-то в этой жизни, или стать просто обычным серым обывателем и смириться с этим. Смириться – это было не про меня, я обожал свободу, уже тогда почувствовал силу денег и был готов примкнуть к братве, при первом же удобном случае, и скоро так и случилось.

Отец у меня в то время стал народным депутатом городского совета, что было огромной удачей и возможностью пойти дальше. Он обладал каким то обостренным чувством справедливости, но для того чтобы нести его в люди, нужна была ещё сила духа, а вот с этим были большие вопросы.

Помню мы с Петей с таким воодушевлением раскидывали листовки с его кандидатурой по почтовым ящикам в нашем районе, я думал ну вот, наконец-то мы вырвемся из этого обывательского мира и заживём новой жизнью. Выбрать то выбрали, но у отца не было так необходимого здесь честолюбия, и как то раз он мне честно признался:

– А я ничего не понимаю в этих всех голосованиях, сижу смотрю на эти бумаги и всё.

– Так разберись, голова же на месте! – кричал кто-то внутри меня, но он молча сдал свои корочки по истечении срока и запил.

Мать ещё любила устраивать эти сцены под названием «Вот посмотри на него, а ещё депутат называется», в бессилии указывая на спящего пьяного отца, и именно тогда моё уважение к нему было окончательно и бесповоротно утрачено навсегда.

«Комки», так называли ларьки, стали расти, как грибы после дождя на каждом углу, и я ходил и думал, вот бы мне по-старше быть, – я бы сначала один такой открыл, а потом и ещё и ещё, деньги делались можно сказать прямо из воздуха, на моих глазах обычные до этого обыватели превращались в солидных людей на красивых машинах. Я хотел заниматься боксом, понимал, что необходимо быть сильным, если хочешь чего-то достичь, но мать категорически была против, ссылаясь на мою близорукость. «Вот пойдёшь на бокс, всю голову отобьют, совсем зрение потеряешь» – нервно говорила она мне.

В итоге уже позже после плавания я стал ходить на тяжёлую атлетику, а потом мне разрешили ходить на такое диковинное ещё по тем временам карате. С тяжёлой атлетикой дело закончилось сорванной спиной, а ещё тогда мне старшие ребята говорили, что становая тяга – верный путь к могиле и эти нагрузки, а я готовился сдавать на 3-й взрослый разряд, в итоге обернулись для меня весьма плачевно. А секция по карате располагалась совсем в другой части города, в Соломбале, и мне приходилось ехать туда на троллейбусе через весь город.

Мне нравилось заниматься, и вскоре эти навыки мне очень пригодились. так как я был маленького роста, худой и при этом ещё слепой, как крот, в этих страшных советских роговых очках. У меня даже кличка в школе была «Малыш», потому что я был самым низким по росту в классе, и это очень задевало меня, но больше всего я ненавидел эти чёртовы очки, которые уродовали меня до неузнаваемости. С «Малышом» я тоже смириться не мог, и уже тогда стал с помощью кулаков биться за место под солнцем. Часто проигрывал, потому что был маленьким, но одноклассники стали уважать меня за то, что я всегда готов был постоять за себя, хоть часто бывал и побит. В определённый момент мне стало просто лень ездить на карате, хотя отец мне сам тогда сделал макивару, это такая доска с приклеенной к ней толстой резиной, на которой набивали костяшки пальцев и ставили удар.

– —

Вкратце про всю свою родню я рассказал, и отдельно хотелось бы остановиться на моей матери, Ольге, ибо её влияние на мою жизнь было огромным, она была главой семьи, в которой процветал матриархат, и по сути всё делалось в ней с её прямого и непосредственного участия. «Снежная королева», как бывало за глаза называл её отец, видимо от отсутствия тепла с её стороны, которого всем в нашей семье так не хватало. У меня тоже было такое ощущение временами, что я как маленький мальчик Кай, из всем известной сказки, который сидел в этом огромном замке из льда и всё детство раскладывал из маленьких льдинок слово «СВОБОДА» и всё ждал отважную Герду, которая освободит меня из под власти Снежной королевы. Думаю, что до сих пор где-то внутри меня, глубоко в сердце ещё сидит этот острый маленький кусочек льда с тех времён. Что ни говори, а мать, как и отец, была трудяга, это они умели делать, чего не скажешь обо мне.

«Ты ещё со своим гонором от жизни отхватишь» – со злости говорил мне отец, когда я поругался с ним из-за плохо подметённых листьев у его работы, он подрабатывал дворником. Теперь то я понимаю, что только этот гонор, как он его называл, а по факту это было честолюбие, помогло мне выплывать каждый раз на поверхность из самого казалось бы непролазного житейского дерьма. А жизнь старалась, била наотмашь Малыша по щекам то с одной стороны, то с другой, но Серёжа молча вставал, размазывая сопли и слёзы по лицу и грозя маленьким кулаком говорил в сердцах: «Вот подождите у меня, я ещё вам покажу!»