Читать онлайн Раз, два – пряжку застегни бесплатно

Agatha Christie

One, Two, Buckle my Shoe

Copyright © 1940 Agatha Christie Limited. All rights reserved.

AGATHA CHRISTIE, POIROT and the Agatha Christie Signature are registered trademarks of Agatha Christie Limited in the UK and/or elsewhere. All rights reserved.

© Соловьев А. В., перевод на русский язык, 2015

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2015

* * *

Дороти Норт,

в надежде на то, что эта история возместит ей отсутствие сливок, до которых она большая охотница – как и до детективов.

Раз, два – пряжку застегни

I

К завтраку мистер Морли вышел не в настроении. Он остался недоволен беконом, поинтересовался, почему кофе напоминает грязную жижу, и заметил, что молочные хлопья раз от разу становятся все хуже.

Мистер Морли был невысоким человеком с решительной челюстью и воинственным подбородком. Его сестра, приглядывавшая за домашним хозяйством, отличалась, напротив, гренадерскими статями. Внимательно посмотрев на брата, она спросила, не была ли его ванна опять холодной.

Мистер Морли неохотно ответил, что вода была достаточно горячей.

Заглянув в газету, он раздраженно бросил, что правительство, похоже, деградирует от состояния некомпетентности к абсолютному слабоумию.

Мисс Морли со значением пробасила, что это недостойно.

Она была всего лишь женщиной и полагала любое правительство – каким бы то ни было – определенно полезным. Она потребовала от брата объяснить, почему политика нынешнего правительства непоследовательна, идиотична, маразматична и вообще откровенно самоубийственна.

Когда мистер Морли вполне высказался по всем названным пунктам, он налил себе вторую чашку мерзкого кофе и, наконец, открыл истинную причину своего недовольства.

– Эти девицы, – сказал он, – все одинаковы. Ненадежны, эгоцентричны… На них ни в чем нельзя положиться!

– Глэдис? – поинтересовалась мисс Морли.

– Я только что получил от нее сообщение. У ее тети приключился удар, и она должна быть в Сомерсете.

Мисс Морли сказала:

– Прискорбно, мой дорогой, но стоит ли ее в этом винить?

Мистер Морли мрачно покачал головой.

– Откуда мне знать, что у тети действительно удар? А если все это она затеяла вместе с этим сомнительным юнцом, с которым она путается? Я никогда еще не видел более неприятного типа! Они наверняка собрались на какую-то гулянку сегодня.

– Ну что ты, дорогой. Вряд ли Глэдис способна на подобное. Ты всегда находил ее весьма благоразумной.

– Да-да…

– Смышленая и старательная, ты говорил.

– Да, Джорджина, да, но это было до того, как этот проходимец начал увиваться за ней. В последнее время она изменилась. Весьма изменилась! Стала рассеянной, нервной, подавленной…

Леди-гренадер тяжело вздохнула и сказала:

– Генри, в конце концов, девушкам свойственно влюбляться. С этим ничего не поделаешь.

– Это не должно сказываться на эффективности ее работы в качестве моего секретаря! – отрезал мистер Морли. – А особенно сегодня! Когда я так занят! У меня несколько очень важных пациентов. Это совершенно невыносимо!

– Безусловно, Генри, это так некстати… Ну а как справляется твой новый парнишка?

Генри Морли помрачнел еще больше:

– Хуже некуда. Этот неотесанный чурбан не может правильно выговорить ни одного имени, а уж манеры у него!.. Если он не исправится, я выгоню его и найму другого. Не понимаю, что толку в нынешнем образовании. Оно, похоже, производит лишь никчемных тупиц, не способных толком понять ни слова – я уж не говорю о том, чтобы запомнить хоть что-то!

Он взглянул на часы.

– Мне пора. Утренний прием расписан полностью, а ведь надо еще втиснуть куда-то эту Сейнсбери Сил с ее острой болью. Я предложил ей обратиться к Рейли, но она не хочет и слышать об этом.

– Я ее понимаю, – согласилась преданная Джорджина.

– Рейли очень неплох, действительно неплох. Первоклассные дипломы. Новейшее оборудование и методы работы.

– У него руки дрожат, – обронила мисс Морли. – Похоже, он выпивает.

Ее брат рассмеялся, хорошее настроение вернулось к нему. Он сказал:

– Я зайду за сэндвичем в половине второго, как обычно.

II

В гостинице «Савой» мистер Амбериотис, улыбаясь, ковырялся в зубах зубочисткой.

Все шло прекрасно.

Ему опять повезло – как обычно. Забавно, как несколько добрых слов, вовремя сказанных этой клуше, оборачиваются столь щедрым воздаянием. Воистину, отпускай хлеб твой по водам![2] Он всегда был добросердечным человеком. И щедрым. А в будущем он будет еще более великодушным. Благостные видения поплыли перед его глазами. Маленький Димитрий… и добрый старый Константопопулос, который едва сводит концы с концами в своем ресторанчике… Какой приятный сюрприз ждет их всех…

Зубочистка предательски дрогнула и воткнулась во что-то. Мистер Амбериотис скривился. Розовые мечты развеялись под беспощадным натиском реальности. Ближайшее будущее выглядело уже не таким безоблачным. Он осторожно пощупал зуб языком. Заглянул в записную книжку. Двенадцать. Куин-Шарлотт-стрит, дом 58.

Он попытался вернуть себе прежнее восторженное настроение. Увы. Горизонт сузился до шести слов: «Куин-Шарлотт-стрит, 58, полдень».

III

Завтрак в отеле «Гленгаури-корт», что в Южном Кенсингтоне, окончился. В холле остались только мисс Сейнсбери Сил и миссис Болайто. Они сидели за соседними столиками в столовой и сдружились уже на следующий день после прибытия мисс Сейнсбери Сил неделю назад.

Мисс Сил убеждала подругу:

– Знаете, дорогая, зуб перестал болеть. Честное слово. Ни разу не дернуло. Я думаю, мне стоит позвонить…

– Оставь, дорогуша, не глупи! – прервала ее миссис Болайто. – Сходи к дантисту и избавься от этого раз и навсегда.

Миссис Болайто была высокой, властной особой с низким звучным голосом. Мисс Сейнсбери Сил, разменявшая пятый десяток, носила слегка обесцвеченные волосы, завитые беспорядочными кудряшками. Ее бесформенная одежда создавала впечатление артистического беспорядка, а пенсне постоянно падало с переносицы. Она была настоящей болтушкой.

Мисс Сейнсбери Сил повторила почти жалобно:

– Ну правда же, понимаете, зуб совсем не болит.

– Чепуха! Ты сказала, что едва уснула прошлой ночью.

– Нет, не совсем, скорее… но, возможно, сейчас нерв уже окончательно умер.

– Тем больше причин не откладывать визит к врачу, – твердо заключила миссис Болайто. – Так делают почти все, но это малодушие. Возьми себя в руки и покончи с этим!

С губ мисс Сил, казалось, был готов сорваться протест: «Но это же не ваш зуб!» Вместо этого она покорно сказала:

– Думаю, вы правы. И мистер Морли очень аккуратен и осторожен, он никогда никому не причинил боли.

IV

Заседание совета директоров завершилось. Все прошло гладко. Доклад был хорош, практически безупречен. Однако чуткий мистер Самюэль Розерстайн ощутил нечто, некую несообразность в поведении председателя. Пару раз в его речи проскальзывала чрезмерная сухость, даже резкость, к которой ситуация не располагала вовсе.

Возможно, какая-то скрытая тревога? Но скрытая тревога – и Алистер Блант? Это не укладывалось в голове мистера Розерстайна. Мистер Блант был лишен эмоций. Он был воплощением выдержки. Британцем до мозга костей.

Конечно, это могла быть и печень… Она время от времени беспокоила мистера Розерстайна, но он никогда не слышал, чтобы на печень жаловался Алистер. Его здоровье было таким же крепким, как и его разум, как и его финансовая хватка. Нет, никакой позы, никакого «пышущего здоровья» напоказ. Алистер Блант был просто здоровым человеком.

Но какая-то несообразность все же имела место. Пару раз председатель совета безотчетно провел рукой по лицу. Он сидел, подпирая подбородок руками. Раньше Блант так себя не вел. И еще – пару раз он позволил себе некую отстраненность, даже рассеянность.

Они вышли из конференц-зала и спустились по лестнице.

– Вас подвезти? – спросил Розерстайн.

Алистер Блант улыбнулся и покачал головой:

– Меня ждет машина. – Он взглянул на часы. – Я не вернусь в Сити[3].

И после паузы добавил:

– У меня назначен визит к дантисту.

Загадка разрешилась.

V

Эркюль Пуаро вышел из такси, заплатил водителю и позвонил в звонок дома 58 по Куин-Шарлотт-стрит.

Некоторое время спустя дверь открыл мальчик в униформе портье. Он был рыжим, конопатым и выглядел очень серьезно.

– Мистер Морли? – осведомился Пуаро в наивной надежде, что того куда-то вызвали, что он внезапно приболел, что он не принимает сегодня… Напрасно. Портье сделал шаг назад, Эркюль Пуаро – шаг вперед, и дверь захлопнулась за ним, бесшумно и беспощадно напоминая о неизбежном.

Мальчик спросил:

– Ваше имя, пожалуйста.

Пуаро назвался, правая дверь прихожей открылась, и он вошел в приемную.

Приемная была обставлена неброско, но со вкусом, однако Эркюлю Пуаро она показалась несказанно мрачной. На полированном столике в стиле «шератон»[4] (копия) были аккуратно разложены газеты и журналы. На серванте в стиле «хэпплуайт»[5] (тоже копия) расположились два канделябра шеффилдского серебра[6] и декоративная сервизная вазочка-«этажерка». На каминной полке – бронзовые часы и две бронзовые вазы. Окна завешены гардинами голубого бархата, кресла обтянуты обивкой в стиле короля Якова – с иволгами и цветами[7].

Одно из них занимал джентльмен военного вида со свирепыми усами и желтоватым цветом лица. Он взглянул на Пуаро так, словно разглядывал какое-то вредное насекомое. Казалось, этот джентльмен сожалеет не столько о том, что пришел безоружным, сколько о том, что у него под рукой нет инсектицида. Разглядывая его издали, Пуаро подумал: «Право же, некоторые англичане настолько неприятны и жалки, что некоторых из них стоило бы избавлять от страданий при рождении».

Отведя наконец пристальный взгляд, джентльмен военного вида схватил «Таймс», переставил кресло так, чтобы не видеть Пуаро, и устроился в нем с газетой.

Бельгиец взял «Панч»[8]. Он тщательно проштудировал его, но не нашел ни одной смешной шутки.

Портье вошел, объявил: «Полковник Эрроу-Бамби!» – и увел сердитого джентльмена с собой.

Пуаро размышлял над тем, настоящая ли это фамилия, когда дверь открылась, впустив в приемную молодого человека лет тридцати.

Пока тот стоял у стола, нервно перебирая журналы, Пуаро искоса взглянул на него. Неприятный – и даже опасный – молодой человек, подумал он. Возможно, даже убийца. В любом случае он был похож на убийцу гораздо больше, чем все те, кого Пуаро поймал за всю свою карьеру.

Портье открыл дверь и произнес в воздух:

– Мистер Пиэре?

Догадавшись, что вызывают именно его, Пуаро поднялся. Мальчик провел его в заднюю часть приемной, затем за угол к небольшому лифту, в котором они поднялись на второй этаж. Они прошли по коридору, портье открыл дверь, которая вела в еще одну небольшую прихожую, и постучал в следующую дверь. Не дожидаясь ответа, он открыл ее и отошел в сторону, освободив проход для пациента.

Пуаро встречал звук льющейся воды. Он пошел на этот звук, обошел открывшуюся дверь и обнаружил мистера Морли, с профессиональным азартом моющего руки над раковиной.

VI

Даже величайшие из людей не избавлены от необходимости переживать некоторые унизительные моменты. Говорят, что никто не выглядит героем в глазах своего слуги. К этому можно добавить, что мало кто выглядит героем в собственных глазах во время посещения дантиста.

Эркюль Пуаро осознал этот факт со всей болезненностью.

Он был высокого мнения о себе. Он привык к этому мнению. Он был Эркюлем Пуаро, он превосходил окружающих по большинству параметров. Но в этот момент он не испытывал никакого превосходства. Совершенно никакого. Его дух упал до нуля. Он оказался банальным малодушным человечком, испугавшимся зубоврачебного кресла.

Мистер Морли закончил свой профессиональный туалет и заговорил в обычной профессиональной бодрой манере:

– Не слишком тепло для этого времени года, не находите?

Он мягко подводил гостя к намеченному месту – к креслу! Ловко поиграл с подголовником, подвигал его вверх и вниз, подгоняя под пациента.

Эркюль Пуаро сделал глубокий вдох, шагнул вперед, уселся и предоставил свою голову в полное профессиональное распоряжение мистера Морли.

– Итак, – провозгласил дантист с ужасающей жизнерадостностью, – вам удобно? Точно?

Похоронным тоном Пуаро сообщил, что ему вполне удобно.

Мистер Морли придвинул столик, взял небольшое зеркальце, схватил инструмент и приготовился заняться делом.

Эркюль Пуаро вцепился в ручки кресла, закрыл глаза и открыл рот.

– Что вас беспокоит? – поинтересовался мистер Морли.

Несколько невнятно – произносить согласные с открытым ртом было трудновато – Пуаро высказался в том смысле, что его ничего особенно не беспокоит. Действительно, это было всего лишь регулярное обследование, которое бельгиец проходил два раза в год, ведомый чувством дисциплины и порядка… Возможно, мистер Морли пропустит тот второй зуб сзади, который немножко дергает… Возможно, но маловероятно – мистер Морли был очень хорошим дантистом.

Врач осматривал один зуб за другим, постукивая и покалывая, и вполголоса комментировал свои наблюдения.

– Эта пломба поизносилась немного, но это пустяки, ничего серьезного. Десны в хорошем состоянии, прекрасно…

Заминка у подозрительного зуба, поворот зонда… нет, ложная тревога, пойдем дальше. Первый зуб, второй – и дальше к третьему? Нет. «Собака, – подумал Пуаро, перепутав поговорку, – увидела кролика»[9].

– Здесь у нас проблемка… Боли не было? Хм-м, странно… – Зонд продолжил свою работу.

Наконец мистер Морли удовлетворенно разогнулся.

– Ничего серьезного. Пара пломб – и следы парадонтоза на верхнем коренном. Я думаю, мы со всем этим покончим прямо сейчас.

Он повернул включатель, и раздался ноющий звук. Мистер Морли снял чехол с бормашины и бережно – почти любовно – установил бор в держатель.

– Скажите, если будет больно, – коротко приказал он и принялся за свою жуткую работу.

Пуаро не было нужды в том, чтобы воспользоваться этим разрешением – поднять руку, поморщиться или вскрикнуть. Точно в нужный момент мистер Морли останавливал бормашину, командовал: «Полощите», прикладывал тампон, вставлял новый бор и продолжал. Испытание бормашиной оборачивалось скорее страхом, чем болью.

Наконец оставив сверло, мистер Морли занялся приготовлением пломбы, и разговор возобновился.

– Сегодня приходится заниматься этим самому, – объяснял он. – Мисс Невилл в отъезде. Вы помните мисс Невилл?

Пуаро кивнул, хотя никакой мисс Невилл не помнил.

– Ее вызвали куда-то за город из-за болезни родственницы. Такие накладки приходятся как раз на самые загруженные дни. Я уже выбился из графика. Пациент, что был перед вами, опоздал. Это очень некстати, все утреннее расписание трещит по швам. А еще надо принять пациентку с острой болью, внепланово. Я всегда оставляю в запасе четверть часа во время утреннего приема – как раз для таких случаев. Но это все равно вносит суету и беспорядок.

Мистер Морли заглянул в ступку, в которой он что-то толок. Потом возобновил рассуждения:

– Я вот что заметил, мсье Пуаро. Большие люди – важные люди – никогда не опаздывают, никогда не заставляют себя ждать. Королевские особы, например. Исключительно пунктуальны. И большие шишки из Сити такие же… Вот сегодня ко мне пожалует очень важная персона – сам Алистер Блант!

Мистер Морли произносил это имя с оттенком триумфа.

Пуаро, лишенный способности говорить из-за нескольких ватных тампонов и стеклянной трубки под языком, ограничился нечленораздельным мычанием.

Алистер Блант! Это имя было из тех, что приковывают внимание в наши дни. Не герцог, граф или премьер-министр, нет. Просто мистер Алистер Блант. Человек, лицо которого едва ли было знакомо обывателю, имя которого редко упоминалось в прессе. Совершенно непубличный человек. Просто тихий, ничем не примечательный англичанин, который был главой крупнейшей банковской корпорации Англии. Именно он говорил «да» или «нет» правительству – любому правительству. Он вел спокойную, скромную жизнь, не появлялся на публике, не произносил речей. Но именно в его руках находилась верховная власть.

Мистер Морли пломбировал зуб и продолжал благоговейно вещать:

– Он всегда приходит точно в назначенное время. Часто отсылает машину и возвращается в офис пешком. Приятный, спокойный, никакой заносчивости. Любит гольф, дорожит своим садом. Никогда не подумаешь, что он мог бы скупить пол-Европы. А он такой же, как мы с вами.

Пуаро был донельзя возмущен таким бестактным обобщением. Мистер Морли являлся, конечно, хорошим дантистом, но в Лондоне были и другие, не хуже; Эркюль Пуаро же был единственным и неповторимым. Впрочем, досада быстро прошла.

– Прополощите рот, пожалуйста, – сказал мистер Морли и продолжил, переходя к следующему зубу: – Вы знаете, это наш ответ разным там Гитлерам, Муссолини и им подобным. Мы не суетимся по пустякам. Посмотрите, как демократичны наши король и королева. Конечно, для вас, француза, приверженца республиканских идей…

– А… йа… э… ханхус… Йа… эхиес!

– Тц-тц-тц, – опечалился мистер Морли, – дыра должна быть совершенно сухой.

Он безжалостно направил поток горячего воздуха на больной зуб, а затем вернулся к разговору:

– Я не знал, что вы бельгиец. Очень интересно. Весьма приятный человек, этот ваш король Леопольд[10], как я слышал. Я лично твердо верю в монархию. Они проходят прекрасную подготовку, понимаете. Посмотрите, как великолепно они запоминают имена и лица. Это все результат такой подготовки, хотя, конечно, некоторые от рождения обладают определенными способностями. Вот взять меня. Я не запоминаю имен, но память на лица у меня потрясающая. Я никогда не забуду лицá, если видел его хотя бы раз. Вот недавно у меня был пациент, например. Я видел его раньше. Его имя ничего не значило для меня, но я сразу сказал себе: «Где я мог видеть его раньше?» Я так и не вспомнил пока, но это придет, я уверен… Еще раз прополощите, пожалуйста.

После полоскания мистер Морли критически осмотрел результаты своей работы:

– Мне кажется, всё в порядке. Закройте рот, осторожно, прошу вас… Ничего не беспокоит? Пломбы не мешают? Откройте, пожалуйста. Да, всё, похоже, в полном порядке.

Эркюль Пуаро встал с кресла, ощущая себя свободным человеком.

– Ну, до свидания мсье Пуаро. Надеюсь, вы не обнаружили преступников в моем доме?

Пуаро улыбнулся:

– До того, как я побывал у вас, преступником мне казался каждый. Сейчас, думаю, все будет не так.

– Да, безусловно, между «до» и «после» – огромная разница. Опять же, мы, дантисты, нынче уже совсем не такие изуверы, как раньше. Вызвать вам лифт?

– Нет-нет, я спущусь по лестнице.

– Как пожелаете. Лестница как раз рядом с лифтом.

Выходя, Пуаро вновь услышал звук льющейся воды за закрытой дверью. Он спустился на два пролета и, подойдя к последней лестничной площадке, увидел, как к двери провожают полковника колониальных войск. Смягчившемуся Пуаро он показался совсем не таким отвратительным, как раньше. Возможно, он прекрасный стрелок, на счету которого немало тигров. Нужный, в общем, человек – настоящий страж империи.

Пуаро зашел в приемную за шляпой и тростью. Беспокойный молодой человек был все еще там, что несколько удивило Пуаро. Еще один пациент читал «Филд»[11].

Пуаро взглянул на молодого человека с новообретенным добросердечием. Тот все еще выглядел пугающе – словно действительно собирался совершить убийство, – но все же убийцей не был, тепло подумал Пуаро. Несомненно, вскоре страдания молодого человека закончатся и он вприпрыжку сбежит по лестнице, счастливый, улыбающийся, не желающий никому зла…

Портье вошел и произнес ясно и твердо:

– Мистер Блант!

Мужчина за столиком отложил «Филд» и поднялся. Он был среднего роста, средних лет, среднего сложения. Хорошо одетый, спокойный мужчина проследовал за мальчиком.

Один из богатейших и наиболее влиятельных людей Европы – но и ему приходилось, как и всем остальным, идти на прием к дантисту, и он, конечно, нервничал перед приемом, как и любой другой… Раздумывая над этим, Пуаро двинулся к двери, забрав шляпу и трость. На ходу сыщик обернулся, и ему пришло в голову, что у молодого человека должна быть очень острая боль.

В прихожей Пуаро остановился перед зеркалом, чтобы пригладить усы, приведенные в легкий беспорядок манипуляциями мистера Морли. Едва он закончил, лифт опустился к приемной и оттуда появился портье, что-то фальшиво насвистывающий. Заметив Пуаро, он оборвал свист и поспешил открыть парадную дверь.

В этот момент перед домом остановилось такси, и из машины показалась женская ножка. Пуаро рассматривал ее с галантным интересом. Аккуратная коленка, чулки высокого качества. Совсем неплохо… Но туфля не понравилась бельгийцу. Совершенно новая лакированная туфля с большой блестящей пряжкой. Он покачал головой. Никакого стиля, сплошная провинциальность.

Между тем дама выбралась из такси, зацепившись при этом другой ногой за дверь; пряжка отлетела и упала, звеня, на мостовую. Пуаро галантно наклонился, подобрал ее и вернул владелице с поклоном.

Увы! Ближе к пятидесяти, чем к сорока. Пенсне. Неприбранные волосы цвета прелой соломы, одежда не к лицу – да еще и в тоскливых зеленых тонах! Она поблагодарила, уронив пенсне, а потом и сумочку. Пуаро – если уже не галантен, то по-прежнему безупречно вежлив – поднял и их.

Она поднялась к двери дома номер 58 по Куин-Шарлотт-стрит, а сыщик прервал шофера, жаловавшегося на скудные чаевые.

– Вы ведь свободны, hein?[12]

– Вот именно, свободен, – мрачно сказал шофер.

– Как и я! – воскликнул Пуаро. – Свободен от забот!

Водитель посмотрел на него с подозрением[13].

– Нет, мой друг, я не пьян. Я только что был у дантиста и еще шесть месяцев не увижу его. И это прекрасно!

Три, четыре – дверь притяни

I

Телефон зазвонил без четверти три.

Эркюль Пуаро, расположившись в мягком кресле после прекрасного ланча, наслаждался покоем. Когда раздался звонок, он не двинулся с места, дожидаясь, пока преданный Джордж возьмет трубку.

– Eh bien?[14] – поинтересовался Пуаро, когда Джордж со словами «минутку, сэр» опустил трубку вниз.

– Это старший инспектор Джепп, сэр.

– А! – Пуаро поднес трубку к уху. – Eh bien, mon vieux[15]. Как дела?

– Это вы, Пуаро?

– Разумеется.

– Я слышал, вы были у дантиста утром. Это верно?

– Скотленд-Ярд, – промурлыкал Пуаро, – знает всё.

– Дантиста звали Морли. По адресу Куин-Шарлотт-стрит, 58. Так?

– Да. – Голос Пуаро изменился. – А в чем дело?

– Это был именно визит к врачу? Вы не собирались припугнуть его или что-то в этом роде?

– Конечно, нет! Мне запломбировали три зуба, к вашему сведению.

– Каким он показался вам? Он вел себя как обычно?

– Я бы сказал, что да. Так в чем дело?

Голос Джеппа стал сухим и напряженным:

– Дело в том, что вскоре после вашего визита он застрелился.

– Что?

Джепп резко спросил:

– Вас это удивляет?

– Честно говоря, да.

– Мне тоже это не слишком нравится… – сказал старший инспектор. – Я бы хотел поговорить с вами. Вы можете подъехать?

– Где вы находитесь?

– На Куин-Шарлотт-стрит.

– Я выезжаю немедленно, – закончил разговор Пуаро.

II

Дверь дома номер 58 по Куин-Шарлотт-стрит открыл констебль.

– Мсье Пуаро? – вежливо обратился он к входящему.

– Собственной персоной.

– Старший инспектор наверху, на третьем этаже. Вы знаете, как пройти?

– Я был там утром, – заметил сыщик.

В комнате было три человека. Джепп взглянул на входящего и сказал:

– Рад видеть вас, Пуаро. Мы как раз собрались переносить его. Хотите прежде взглянуть?

Стоявший на коленях возле тела человек с фотоаппаратом поднялся. Пуаро подошел поближе. Труп лежал возле камина.

Мертвый мистер Морли не сильно отличался от живого. Чуть ниже правого виска виднелась темная дырочка. Маленький пистолет лежал на полу рядом с его простертой правой рукой.

Пуаро слегка покачал головой.

– Мы проводим обычную процедуру, – сказал Джепп. – Отпечатки пальцев и все такое.

Бельгиец сел и попросил:

– Рассказывайте.

Джепп поджал губы:

– Он действительно мог застрелиться. Скорее всего, он и застрелился. На оружии только его отпечатки… Но я все же сомневаюсь.

– Что кажется вам странным?

– Начать с того, что у него не было никаких причин, чтобы покончить с собой… Он был здоров, финансово обеспечен. Никто не слышал, чтобы у него были какие-то неприятности. Он не связывался с женщинами. По крайней мере, – осторожно поправился Джепп, – мы не знаем о том, чтобы у него были связи с женщинами. Он не был подавлен или расстроен, вел себя как обычно… Поэтому мне было любопытно услышать, что вы скажете. Вы ведь видели его утром и могли заметить что-нибудь.

Пуаро покачал головой:

– Нет, ничего такого. Он – как бы это сказать – был вполне самим собой.

– Странно, не так ли? Опять же, с чего человеку пускать себе пулю в голову посреди рабочего дня? Почему бы не подождать до вечера? Это было бы более естественно.

Пуаро согласился.

– Когда произошла трагедия?

– Точно сказать нельзя. Никто, похоже, не слышал выстрела. Но я и не думаю, что кто-то мог – кабинет отделяют от коридора две двери, обитые по краям сукном. Видимо, для того, чтобы никто не слышал крики жертв зубоврачебного кресла.

– Весьма возможно. Пациенты под действием газа[16], бывает, ведут себя шумно.

– Верно. А снаружи, на улице, движение достаточно напряженное, так что и там вряд ли кто-то мог услышать звук выстрела.

– Когда обнаружили тело?

– Около половины второго. Портье Альфред Биггс. Парень явно не блещет умом. Похоже, клиентка Морли, которой было назначено на двенадцать тридцать, подняла скандал из-за того, что ей приходится ждать. Примерно в час десять мальчишка поднялся и постучал. Морли не ответил, а парень не решился войти. Он уже получил несколько выговоров от дантиста, поэтому боялся сделать что-то не так. Биггс снова спустился, и пациентка через пять минут в раздражении ушла. Она прождала три четверти часа и не собиралась пропустить ланч.

– Как ее звали?

– Мальчишка назвал ее мисс Шёрти. Но в книге посетителей записана мисс Кёрби.

– Как был организован прием пациентов?

– Когда Морли был готов к приему очередного пациента, он нажимал кнопку звонка вон там, и мальчишка провожал пациента наверх.

– И когда Морли позвонил последний раз?

– В пять минут первого, и Биггс проводил наверх пациента, который ожидал приема. Судя по книге посетителей, это был мистер Амбериотис, остановившийся в отеле «Савой».

Легкая улыбка тронула губы Пуаро.

– Интересно, как паренек переврал это имя, – пробормотал он.

– До неузнаваемости, я бы сказал. Мы можем допросить его позже, если захотим повеселиться.

– Во сколько ушел мистер Амбериотис? – спросил Пуаро.

– Мальчишка не провожал его, поэтому не знает… Многие пациенты просто спускаются по лестнице, не вызывая лифт, и выходят на улицу самостоятельно.

Пуаро кивнул. Джепп продолжал:

– Я позвонил в «Савой». Мистер Амбериотис был весьма точен. Он сказал, что, закрывая входную дверь, взглянул на часы. Они показывали двадцать пять минут первого.

– Он сообщил что-то важное?

– Нет. Он сказал лишь, что дантист выглядел совершенно нормальным и спокойным.

– Eh bien[17], – сказал Пуаро. – В таком случае все более или менее ясно. Между двенадцатью двадцатью пятью и половиной второго – вероятно, ближе к первому времени – произошло нечто.

– Верно, иначе…

– Иначе он вызвал бы следующего пациента.

– Точно. Медицинское заключение в общем совпадает с этой картиной. Дежурный врач обследовал тело в двадцать минут третьего. Он не может поручиться со стопроцентной точностью – вы знаете, врачи теперь этого не делают, ссылаясь на множество индивидуальных особенностей, – но говорит, что Морли был убит не позднее часа, а вероятно, значительно раньше.

Пуаро задумчиво проговорил:

– Значит, в двадцать пять минут первого наш дантист нормален, бодр, погружен в работу и ведет светскую беседу. А после этого? Приступ отчаяния, печали – и он стреляется?

– Забавно, – заметил Джепп, – согласитесь, это забавно.

– «Забавно», – возразил Пуаро, – не самое подходящее слово.

– Я понимаю, но так говорят. Хорошо, не забавно, странно, если вам так больше нравится.

– Это его пистолет?

– Нет. У него вообще не было пистолета. По словам его сестры, в доме не держали оружия. У нас вообще не часто держат оружие в доме. Конечно, он мог его купить, если решил покончить с собой. Если так, мы скоро об этом узнаем.

– Вас беспокоит что-то еще? – спросил бельгиец.

Джепп почесал нос.

– Пожалуй, то, как он лежал. Я не хочу сказать, что тело не может лежать так, но все-таки что-то в этом не то. И на ковре были следы, как будто по нему что-то протащили.

– Это наводит на определенные подозрения.

– Да, если только это не тот чертов мальчишка. Возможно, он попытался передвинуть тело Морли, когда нашел его… Биггс отрицает, конечно, но он был так напуган… Этот парень – типичный болван, из тех, кто постоянно попадает в переделки и получает выволочки. Такие врут почти машинально.

Пуаро внимательно осмотрел комнату – раковина на стене за дверью, высокая картотека по другую сторону от двери, зубоврачебное кресло и соответствующее медицинское оборудование около окна… Он перевел взгляд дальше, к камину и месту, где лежало тело. Потом взглянул на вторую дверь, расположенную около камина.

Джепп проследил за его взглядом:

– Там просто небольшой офис, – и распахнул дверь.

Как и сказал инспектор, за дверью оказалась комнатка с письменным столом, рабочим столиком со спиртовкой и набором для приготовления чая. Еще несколько стульев. Другой двери в комнате не было.

– Здесь работала его секретарша, – объяснил Джепп, – мисс Невилл. Похоже, сегодня ее не было.

Взгляды Пуаро и Джеппа встретились.

– Он говорил, я припоминаю, – сказал бельгиец. – Но это очередное свидетельство против версии самоубийства.

– Вы думаете, ее намеренно убрали из офиса? – спросил Джепп и после паузы продолжил размышлять: – Если это не было самоубийством, тогда это убийство. Но зачем? Это выглядит таким же маловероятным, как и самоубийство. Морли, похоже, вел спокойную жизнь, у него не было врагов. Кто мог желать его смерти?

– А кто вообще имел возможность убить Морли? – спросил Пуаро.

– Да кто угодно! – ответил старший инспектор. – Его сестра могла спуститься и пристрелить его, любой из обслуги мог войти и выстрелить. Его партнер Рейли мог. Даже этот мальчишка Альфред мог. Кто-то из его пациентов мог… – После паузы он добавил: – И Амбериотис мог его застрелить – это вообще первое, что приходит в голову.

Пуаро кивнул.

– Но в нашем случае важно понять – почему.

– Точно. Мы вернулись к тому, с чего начали. Почему? Амбериотис остановился в «Савое». Зачем богатому греку убивать безобидного дантиста?

– Да, мотив явно станет для нас камнем преткновения. – Пуаро пожал плечами. – У смерти, похоже, проблемы со вкусом. Убит совершенно непримечательный человек. Загадочный грек, богатый банкир, знаменитый детектив – было бы совершенно естественно, если бы застрелили кого-то из них! Загадочные иностранцы могут быть замешаны в шпионаже, смерть богатого банкира может быть выгодна кому-то из его клиентов, а детективу смерти могли желать преступники.

– В то время как бедолага Морли не был опасен ни для кого, – мрачно заключил Джепп.

– Возможно.

Джепп резко обернулся к Пуаро:

– Что там еще у вас в рукаве?

– Ничего. Случайная фраза. – И бельгиец повторил полицейскому слова Морли о его фотографической памяти и о пациенте, которого тот вроде бы помнил, но никак не мог назвать точно.

Джепп выглядел озадаченным.

– Допустим. Но это сильно притянуто за уши. Мог быть кто-то, желавший сохранить свою личность в тайне. Вы не заметили каких-нибудь еще пациентов утром?

– В приемной, – пробормотал Пуаро, – был молодой человек, выглядевший в точности как убийца.

– Что?! – воскликнул Джепп.

Пуаро улыбнулся:

– Mon cher[18], это было мое первое впечатление. Я нервничал, волновался – enfin[19], был не в настроении. Все вокруг казалось зловещим – приемная, пациенты, даже ковровая дорожка на лестнице. Думаю, на самом деле у молодого человека очень болели зубы. Вот и всё!

– Понимаю, – сказал Джепп. – Однако мы проверим и вашего убийцу. Мы проверим каждого и выясним, было ли это самоубийством или нет. Я думаю, надо еще раз переговорить с мисс Морли. Мы едва успели перемолвиться с нею. Она была в шоке, конечно, но эта женщина не из тех, кого легко сломать. Пойдемте к ней.

III

Высокая и мрачная, Джорджина Морли выслушала то, что сказали ей двое детективов, и ответила на их вопросы. Со значением она проговорила:

– Мне кажется невероятным – совершенно невероятным – то, что мой брат совершил самоубийство.

– Мадемуазель, вы понимаете, что в таком случае есть только одна альтернатива? – спросил Пуаро.

– Вы имеете в виду убийство?.. Вы правы, эта альтернатива выглядит почти такой же невероятной, – после паузы медленно произнесла она.

– Но не настолько невероятной?

– Нет, поскольку… о! Прежде всего, вы понимаете, я говорю о том, что точно знаю, – о настроении своего брата. У него точно ничего подобного в мыслях не было. Я знаю, я совершенно уверена в том, что у него не было никаких причин, чтобы пожелать расстаться с жизнью.

– Вы видели его этим утром, до работы?

– Да, за завтраком.

– Не вел ли он себя необычно? Не был ли он чем-либо расстроен?

– О, он был расстроен, но не в том смысле, который вы имеете в виду. Он был раздражен.

– На что?

– Ему предстояло насыщенное утро, а его секретаря и ассистента куда-то вызвали.

– Вы имеете в виду мисс Невилл?

– Да.

– В чем состояли ее обязанности?

– Она вела всю корреспонденцию, книгу посещений, заполняла все бумаги. Кроме того, она стерилизовала инструменты, готовила смеси для пломб и ассистировала ему на приемах.

– Как долго она работала с ним?

– Три года. Она очень надежная девушка и очень нравится… нравилась нам.

– Ее вызвали по болезни родственника, так сказал мне ваш брат, – уточнил Пуаро.

– Да, мисс Невилл получила телеграмму, в которой сообщали, что у ее тети случился удар. Она отправилась в Сомерсет ранним поездом.

– Именно это так расстроило вашего брата?

– Д-да… – Мисс Морли несколько замешкалась с ответом, потом торопливо продолжила: – Вы… вы не должны считать моего брата черствым. Он просто на мгновение подумал…

– Что, мисс Морли?

– Ну, что все это было притворством и она прогуляла работу под фальшивым предлогом… О, пожалуйста, поймите меня правильно, я уверена, что Глэдис никогда бы не позволила себе такого. Я так и сказала Генри. Но проблема в том, что она связалась с весьма сомнительным юнцом, что очень рассердило Генри. И ему пришло в голову, что этот молодой человек мог подговорить ее прогулять работу.

– Так оно и было?

– Нет, я уверена, что это невозможно. Глэдис очень серьезная девушка.

– Но мог ли этот молодой человек предложить ей такое?

Мисс Морли фыркнула:

– Весьма вероятно, я бы сказала.

– Чем он занимается, этот молодой человек?.. Да, и как его зовут?

– Картер, Фрэнк Картер. Он работает – или работал – вроде бы в страховой компании. Клерк или что-то вроде этого. Несколько недель назад он потерял работу и, похоже, новую так и не нашел. Генри сказал – и я рискну заметить, что он был прав, – что этот Картер отъявленный мерзавец. Глэдис вообще-то одолжила ему какую-то сумму из своих сбережений, и Генри очень беспокоился по этому поводу.

– Пытался ли ваш брат заставить Глэдис порвать с ним? – резко спросил Джепп.

– Да, верно, пытался.

– В таком случае этот Фрэнк Картер мог затаить зло на вашего брата?

Леди-гренадер энергично возразила:

– Фрэнк Картер застрелил Генри?! Чепуха! Генри, конечно, рекомендовал Глэдис не иметь дела с Картером, но она не последовала его совету. Она совсем потеряла голову.

– Кто-то еще мог желать смерти вашему брату?

Мисс Морли покачала головой.

– Он хорошо ладил с партнером, мистером Рейли?

– Настолько хорошо, – язвительно ответила мисс Морли, – насколько вообще можно ладить с ирландцем!

– Что вы имеете в виду?

– Ну, ирландцы вспыльчивы, готовы спорить по любому поводу… Мистер Рейли любил поспорить о политике.

– И это всё?

– Всё. Мистер Рейли оставляет желать лучшего во многих смыслах, но он очень хороший профессионал – по крайней мере, так говорил брат.

– А в каких смыслах? – настаивал Джепп.

Мисс Морли после паузы ядовито бросила:

– Он слишком много пьет, но давайте не будем это больше обсуждать.

– Не возникало ли проблем между ним и вашим братом на этой почве?

– Генри сделал ему пару намеков. В стоматологии, – продолжила мисс Морли наставительно, – необходима верная рука, да и пациент вряд ли станет сильнее доверять врачу, если от того несет спиртным.

Джепп кивнул, соглашаясь. Потом спросил:

– Как у вашего брата обстояли финансовые дела?

– Генри хорошо зарабатывал и отложил определенную сумму. Кроме того, наш отец оставил каждому из нас некоторый доход.

Откашлявшись, Джепп пробормотал:

– Вы не знаете, оставил ли ваш брат завещание?

– Оставил, и я вам могу сообщить его содержание. Он оставил сто фунтов Глэдис Невилл, а все остальное – мне.

– Ясно. А теперь…

Мощный удар в дверь прервал разговор. Из-за двери показалась физиономия Альфреда. Он уставился вытаращенными глазами на обоих детективов, а потом выпалил:

– Там мисс Невилл. Она вернулась и немного не в себе. Спрашивает, можно ли ей войти.

Джепп кивнул.

– Попросите ее войти, Альфред, – сказала мисс Морли.

– О’кей! – И Биггс исчез.

Мисс Морли сказала со вздохом:

– Этот мальчишка – сущее наказание.

IV

Глэдис Невилл была высокой белокурой девушкой лет двадцати восьми, немного худощавой. Несмотря на то, что была откровенно расстроена, она с самого начала проявила себя способной и умной девушкой. Под предлогом просмотра бумаг мистера Морли Джепп увел ее от мисс Морли в маленький офис, смежный с операционной.

Она продолжала повторять:

– Я просто не могу поверить в это! Невероятно, чтобы мистер Морли сотворил с собой такое!

Она настаивала, что он не выглядел ни обеспокоенным, ни подавленным.

Наконец Джепп задал вопрос:

– Вас сегодня вызвали телеграммой, мисс Невилл…

– Да, – перебила она его, – и все это оказалось просто чьим-то глупым розыгрышем. Я считаю, что порядочные люди так не поступают. Да, сэр, так шутить нельзя!

– Что вы имеете в виду, мисс Невилл?

– Так с тетей ничего не случилось! Она прекрасно себя чувствовала. Она ничего не поняла, когда я объявилась у нее. Конечно, я очень обрадовалась, но и очень рассердилась. Отправить мне такую телеграмму!.. Я так разволновалась!

– Телеграмма при вас, мисс Невилл?

– По-моему, я выбросила ее на вокзале. В ней было только это: «С вашей тетей случился удар вчера вечером. Пожалуйста, немедленно приезжайте».

– А вы уверены в том, что, – Джепп деликатно прокашлялся, – эту телеграмму отправил не ваш приятель, мистер Картер?

– Фрэнк? С какой стати?.. А, я понимаю, вы решили, что мы сговорились? Нет, старший инспектор, уверяю вас, ни я, ни он на такое не способны!

Ее негодование выглядело достаточно искренним, и Джеппу не сразу удалось ее успокоить. Однако вопрос о пациентах, которым было назначено на это утро, заставил ее вновь сосредоточиться.

– Они все записаны в книге приемов. Рискну предположить, что вы уже заглядывали туда. Я знаю почти всех. Итак, десять – миссис Соамс, новый зубной протез. Десять тридцать – леди Грант, пожилая дама, живет на Лоундес-сквер. Одиннадцать – мистер Эркюль Пуаро, регулярный пациент… ах, конечно, это же вы, извините, мсье Пуаро, я очень расстроена сегодня! Одиннадцать тридцать – мистер Алистер Блант, это банкир, вы же знаете. Прием был короткий – мистер Морли подготовил последнюю пломбу. Затем мисс Сейнсбери Сил, вне очереди, она позвонила и пожаловалась на острую боль. Ужасная болтушка, говорит без умолку. И очень суетливая. Потом, в двенадцать, – мистер Амбериотис. Это новый пациент, он позвонил из отеля «Савой». К мистеру Морли ходят многие иностранцы и американцы. Потом, в двенадцать тридцать, – мисс Кёрби. Она приезжает из Уортинга.

– Когда я пришел, – произнес Пуаро, – здесь был высокий военный джентльмен. А кто он такой?

– Один из пациентов мистера Рейли, полагаю… Разрешите, я принесу его журнал приемов?

– Благодарю вас, мисс Невилл.

Через несколько минут женщина вернулась с книгой, похожей на ту, которую она вела для мистера Морли.

– Десять, – читала мисс Невилл. – Бетти Хит, это девятилетняя девочка. Одиннадцать – полковник Аберкромби.

– Аберкромби, – пробормотал Пуаро. – C’etait ça![20]

– Одиннадцать тридцать – мистер Говард Рейкс. Двенадцать – мистер Барнс. Это всё на первую половину дня. Мистер Рейли загружен совсем не так сильно, как мистер Морли.

– Не могли бы вы рассказать об этих пациентах мистера Рейли?

– Полковник Аберкромби – давний пациент, и все дети миссис Хит лечатся у мистера Рейли. О мистере Рейксе и мистере Барнсе я ничего не могу сказать, хотя мне кажется, я слышала их имена. Я же принимаю все звонки, понимаете.

– Мы поговорим с мистером Рейли сами, – заметил Джепп. – И безотлагательно.

Мисс Невилл вышла, а полицейский обратился к Пуаро:

– Все пациенты мистера Морли старые, кроме этого Амбериотиса. Я думаю, в скором времени мне предстоит интересная беседа с ним. Он, похоже, последний, кто видел мистера Морли живым, и нам надо точно убедиться, что когда он его видел, мистер Морли и вправду был жив.

Пуаро медленно покачал головой:

– У нас все еще нет установленного мотива.

– Знаю. Похоже, нас ждет настоящая головоломка. Но мы можем узнать что-нибудь об Амбериотисе в Скотленд-Ярде… – И старший инспектор резко добавил: – О чем вы задумались, Пуаро?

– Мне кое-что кажется странным.

– И что же именно?

– Почему именно старший инспектор Джепп? – сказал бельгиец с легкой улыбкой.

– Что?

– Я сказал: «Почему именно старший инспектор Джепп?» Часто ли офицера вашего уровня вызывают по случаю самоубийства?

– Вообще-то все произошло случайно. Я просто был неподалеку – в «Лейвенхэм» на Уитмор-стрит. Очень интересная мошенническая схема. Они позвонили мне туда и попросили приехать.

– Но почему они позвонили именно вам?

– А, ну это просто – Алистер Блант. Как только участковый инспектор узнал, что тот был здесь утром, он обратился в Скотленд-Ярд. Мистер Блант из тех, о ком мы здесь особенно печемся.

– Вы имеете в виду, что кто-то мог захотеть от него избавиться?

– Разумеется. Многие могли. Красные, для начала[21]. А еще наши чернорубашечные друзья. Блант и его группа – фундамент, на котором держится нынешнее правительство. Старые добрые финансисты-консерваторы. Если есть хоть намек на то, что против такого человека, как Блант, что-то задумали, от нас требуют самого тщательного расследования.

– Я примерно так и подумал, – кивнул Пуаро. – И мне кажется, – он всплеснул руками, – здесь кроется какой-то подвох. Настоящей жертвой был – должен был быть – Алистер Блант. Или же это только начало, начало какой-то дьявольской интриги. Я чувствую, чувствую, – он втянул носом воздух, – здесь запах больших денег!

– Слишком много предположений, – заметил Джепп.

– Я предполагаю, что ce pauvre[22] Морли оказался всего лишь пешкой в чьей-то игре. Возможно, он что-то узнал, вероятно, сказал что-то Бланту, или они опасались, что он может сказать Бланту нечто…

Глэдис Невилл вошла в комнату, и Пуаро прервался.

– Мистер Рейли занят, он удаляет зуб, – объявила она. – Освободится через десять минут. Вы не против?

Джепп не возражал. Пока мистер Рейли занят, сказал он, мы побеседуем с мальчишкой Альфредом.

V

Альфред разрывался между робостью, радостным возбуждением и смертельным страхом, что во всем, что случилось, обвинят именно его. Он проработал у мистера Морли едва с полмесяца, и все эти две недели постоянно и безошибочно все делал неправильно. Чувство вины, сформированное бесконечными выволочками, тяжким грузом лежало на его плечах.

– Возможно, сегодня он придирался больше, чем обычно, – сказал Альфред в ответ на первый вопрос. – Но ничего такого. Я бы никогда не подумал, что он укокошит себя.

– Ты должен рассказать нам, – вмешался Пуаро, – все, что ты сможешь вспомнить про это утро. Ты – очень важный свидетель, и твои воспоминания для нас могут оказаться бесценными.

Альфред приосанился и залился краской. Он уже рассказал Джеппу вкратце о том, что произошло утром, и теперь лез из кожи вон, чтобы понравиться и оказаться полезным. Осознание собственной значимости постепенно наполняло его.

– Я все как есть расскажу, – заявил он. – Давайте, спрашивайте меня.

– Для начала, не случилось ли утром чего-нибудь странного?

Альфред поразмыслил минуту, потом печально изрек:

– Не могу сказать, чтобы так уж и случилось. Все было как всегда.

– Приходил ли кто-то незнакомый?

– Нет, сэр.

– Даже из пациентов?

– Я не понял сразу, сэр, что вы про пациентов. Никто не приходил без назначения, если вы это имели в виду. Они все записаны в журнале.

Джепп кивнул. Пуаро спросил:

– Кто-нибудь мог войти сюда с улицы?

– Нет, никто. Сюда, значит, без ключа никому не войти.

– Но выйти отсюда легко?

– О да. Просто поверните ручку и выходите, только закройте дверь за собой. Я уже говорил, большинство так и делает. Спускаются по лестнице, пока я поднимаю следующего, то есть в лифте.

– Понимаю. А сейчас скажи, кто пришел сегодня первым, вторым и так далее. Опиши их, если не помнишь имен.

Подумав минуту, Альфред начал:

– Леди с маленькой девочкой, к мистеру Рейли, и миссис Суп… или как ее там… к мистеру Морли.

– Верно, – подбодрил его Пуаро, – продолжай.

– Так, потом еще пожилая леди – такая фифа – приехала в «Даймлере». Потом она вышла и пришел тот длинный военный, а сразу за ним вы, – он кивнул на Пуаро.

– Точно.

– Потом американец…

– Американец? – резко переспросил Джепп.

– Да, сэр. Молодой парень. Точно американец – по говору ясно. Он пришел раньше времени. Ему было назначено на одиннадцать тридцать. Но он и не дождался приема.

– Как так? – насторожился Джепп.

– А вот так. Я зашел за ним, когда мистер Рейли позвонил в одиннадцать тридцать – вообще-то даже немного позже, где-то без двадцати двенадцать, – а его уже нет. Струхнул, должно быть, и смылся, – добавил он с видом знатока, – они так-то делают порой.

– Значит, он вышел вскоре после меня, – заметил Пуаро.

– Точно так, сэр. Вы вышли после того, как я проводил наверх эту большую шишку. Он приехал на «Ройсе» – классная тачка. Мистер Блант это был, в одиннадцать тридцать. Потом я спустился и выпустил вас и впустил леди. Мисс Как-то-там-Берри Суп, что ли, а потом я… Постойте, потом я сбегал на кухню за своим удовольствием[23] – ну, перекусить, и звонок от мистера Рейли прозвенел, когда я был там, внизу. Так что я поднялся, и, как я и сказал, тот американец смылся. Я поднялся и доложил мистеру Рейли. Он, конечно, поругался – ну, за ним это водится…

– Продолжай, – попросил Пуаро.

– Та-ак, что было дальше… А, да, мистер Морли позвонил, чтобы вызвать эту мисс… ах да, Сил, и тут спустился этот богач из Сити и вышел, пока я проводил мисс Как-ее-там в лифт. Потом я снова спустился, и пришли два джентльмена, один такой коротышка со скрипучим голосом – не помню, как его зовут, но он пришел к мистеру Рейли. А еще пришел толстый иностранец к мистеру Морли. Мисс Сил задержалась ненадолго – не больше четверти часа. Я выпустил ее и проводил наверх толстого джентльмена. К тому времени я уже отвел другого джентльмена наверх к мистеру Рейли – прям сразу, как только тот пришел.

Джепп спросил:

– Ты заметил, выходил ли мистер Амбериотис – тот иностранец?

– Нет, сэр, не могу такого сказать. Он, вероятно, вышел сам. Я не провожал никого из тех двух других джентльменов и не видел, как они выходили.

– Где ты находился, начиная с двенадцати?

– Я всегда сижу в лифте, сэр, жду, когда прозвонит дверной колокольчик или звонок вызова от кого-то из докторов.

– Ты, наверное, читал? – осведомился Пуаро.

Альфред снова покраснел:

– В этом нет ничего такого, сэр. Это не то чтобы я отлынивал от работы.

– Конечно. А что ты читал?

– «Смерть в одиннадцать сорок пять» – американский детектив. Про настоящих бандитов. Не оторваться, сэр, просто бомба!

Легкая улыбка тронула губы Пуаро. Он спросил:

– Ты бы услышал оттуда, как закрывается парадная дверь?

– То есть как кто-то выходит? Не думаю, сэр. Да я вообще оттуда не могу заметить выходящих! Понимаете, лифт в самом дальнем конце приемной, да еще немного за углом. Там же звонит колокольчик, да и звонки выведены туда. Я должен следить за ними, а не за пациентами.

Пуаро кивнул и уступил очередь Джеппу. Тот поинтересовался, что было дальше. Альфред нахмурился, напрягая память изо всех сил.

– Оставалась только мисс Шёрти. Я подождал вызова от мистера Морли, но он все не звонил, и к часу эта леди, которая все ждала, шибко разозлилась.

– Тебе не пришло в голову подняться и проверить, не готов ли мистер Морли принять пациента?

Альфред решительно завертел головой:

– Нет уж, сэр! Ни за какие коврижки. Я так понимал, что тот джентльмен, что зашел последним, все еще у мистера Морли. Я должен был дождаться звонка. Ну, если бы я, конечно, знал, что мистер Морли укокошил себя… – Альфред снова покачал головой, на этот раз даже с каким-то болезненным удовольствием, словно смакуя.

Пуаро прервал его:

– Звонок обычно раздавался до того, как пациент спускался вниз, или после?

– По-разному. Обычно пациент спускался по лестнице до низу и только потом звенел звонок. Если вызывали лифт, звонок звенел примерно как раз, когда я вместе с пациентом ехал на лифте вниз. Но не обязательно. Иногда мистер Морли ждал несколько минут, прежде чем вызвать нового пациента. Если он торопился, то звонил сразу, как пациент выходил из его кабинета.

– Ясно, – проговорил Пуаро и после паузы продолжил: – Самоубийство мистера Морли стало неожиданным для тебя, Альфред?

– Да я вообще обалдел! С чего ему было себя убивать? Я понятия не… а-а-а! – Альфред вытаращил глаза. – О-о-о! Его ж убили! Ну, точно! Это было убийство?

Пуаро вмешался прежде, чем Джепп успел открыть рот:

– Допустим, его убили. Это тебя меньше удивляет?

– Ну, я даже не знаю, сэр. Да кому вообще могло понадобиться убивать мистера Морли? Он был… ну, как сказать, самый обыкновенный джентльмен, сэр. А его правда убили, сэр?

Пуаро произнес мрачно и веско:

– Мы должны рассмотреть все версии. Именно поэтому я и сказал, что ты – очень важный свидетель и что ты должен постараться вспомнить детально все, что происходило сегодня утром.

Альфред нахмурился еще сильнее. На сей раз напряжение памяти было поистине мучительным:

– Но я больше ничего не могу вспомнить, сэр. Честное слово, – уныло протянул он.

– Очень хорошо, Альфред. А ты точно уверен, что никто, кроме пациентов, сегодня утром не приходил?

– Никто посторонний не приходил, сэр. Только парень мисс Невилл, и здорово разволновался, когда не нашел ее здесь.

– Когда? – быстро спросил Джепп.

– Где-то после полудня. Он пришел, и когда я сказал, что мисс Невилл сегодня не будет, он, похоже, сильно расстроился и сказал, что дождется мистера Морли. Я тогда ему сказал, что мистер Морли будет занят до ланча, но он сказал, что ничего, он подождет.

– И дождался? – спросил Пуаро.

Альфред уставился на него стеклянными глазами. Потом в них что-то блеснуло:

– Черт… я об этом даже не подумал! Он вошел в приемную, но потом его там уже не было. Наверное, он устал ждать и решил зайти еще раз, попозже…

VI

Едва Альфред вышел из комнаты, Джепп бросился к Пуаро:

– Вы считаете, разумно наталкивать этого парня на мысль об убийстве?

Сыщик пожал плечами:

– Думаю, да. Любой намек на то, что он мог что-то слышать или видеть, при должном стимулировании заставит его очень внимательно следить за тем, что здесь происходит.

– И тем не менее не хотелось бы, чтобы это выплыло наружу раньше времени.

– Не беспокойтесь, mon cher, этого не будет. Альфред зачитывается историями о преступлениях, он просто помешан на них. Что бы он ни разболтал, все это припишут его разыгравшемуся воображению, подогретому детективами.

– Возможно, вы и правы, Пуаро… Сейчас же мы послушаем, что расскажет Рейли.

Кабинет и офис мистера Рейли находились на втором этаже. Они были такими же просторными, что и этажом выше, но освещены, да и оборудованы были похуже.

Партнер мистера Морли был высоким молодым брюнетом. Неприбранная грива волос закрывала его лоб. Приятный голос, проницательный взгляд.

– Мы надеялись, мистер Рейли, – начал Джепп, представившись, – что вы поможете нам разобраться в этой истории.

– Стало быть, вы ошиблись, поскольку я не могу вам помочь, – ответил дантист. – Я бы сказал так: Генри Морли был последним из тех, кто мог бы решиться на самоубийство. Я бы мог – но не он.

– А почему вы могли бы? – осведомился Пуаро.

– У меня тысячи проблем, – последовал ответ. – Финансовые хотя бы. Я трачу деньги быстрее, чем зарабатываю. Но вот Морли – тот был очень аккуратен, осторожен… Никаких долгов, никаких денежных неурядиц, я уверен.

– Интрижки? – предположил Джепп.

– У Морли? Да он вообще не подозревал о радостях жизни! Его, бедолагу, сестра держала в кулаке будь здоров!

Джепп начал расспросы о пациентах, которых Рейли пользовал утром.

– О, я думаю, они все чисты, все вне подозрений. Малышка Бетти Хит, милый ребенок – я лечу всю семью, одного за другим. Полковник Аберкромби, он тоже регулярный пациент.

– А мистер Говард Рейкс? – спросил Джепп.

– А… тот, кто меня не дождался? – широко улыбнулся Рейли. – Ко мне он пришел впервые. Я ничего о нем не знаю. Он позвонил заранее, чтобы забронировать время на это утро.

– Откуда он звонил?

– Из отеля «Холборн-пэлас». Американец, похоже.

– Альфред тоже так считает.

– Альфред знает, – заметил мистер Рейли. – Он настоящий киноман, наш Альфред.

– У вас был еще один пациент?

– Барнс? Забавный и очень пунктуальный. Низенький такой. Государственный человек. В отставке теперь. Живет где-то в Илинге.

После паузы Джепп спросил:

– А что вы можете рассказать о мисс Невилл?

– Об этой кр-р-расавице-секретарше, блондиночке? – Мистер Рейли поднял брови. – Пустой номер, старина! Ее взаимоотношения с мистером Морли были исключительно невинными, я уверен.

– Я и не предполагал иное, – слегка покраснев, отчеканил Джепп.

– Виноват, – сказал Рейли. – Это все мои грязные мысли, простите. Я думал, это вы пытаетесь cherchez la femme[24]… Простите за попытку говорить на вашем языке, – добавил он между прочим, обращаясь к Пуаро, – правда, у меня приятный акцент? Это из-за того, что меня воспитывали монашки.

Джепп, которому подобное легкомыслие очевидно пришлось не по вкусу, вернулся к теме:

– Знаете ли вы молодого человека, с которым она помолвлена? Его зовут Картер, насколько мне известно, Фрэнк Картер.

– Морли он не нравился, – ответил Рейли. – Он пытался заставить мадемуазель Невилл расстаться с ним.

– Могло ли это разозлить Картера?

– Думаю, это здорово его разозлило, – весело ответил Рейли. А потом добавил: – Простите, но разве вы расследуете убийство, а не самоубийство?

– А если это убийство, вы кого-то подозреваете? – резко спросил Джепп.

– Нет, что вы! По мне, так лучше бы это была Джорджина. Она из таких, мрачных дам, у которых на уме лишь воздержание. Но, боюсь, моральные устои Джорджины настолько крепки, что она не могла сделать этого. Конечно, мне бы ничего не стоило проскользнуть наверх и пристрелить старину Морли, но я этого не делал. Вообще-то я даже не могу представить, чтобы кому-то понадобилось убивать Морли. Но я не могу представить и то, чтобы он сам себя убил.

Помолчав, он добавил изменившимся голосом:

– Вообще-то все это очень грустно… Не обращайте внимания на мое поведение. Это просто нервы, понимаете? Я очень любил старину Морли. Мне будет его очень не хватать.

VII

Джепп положил трубку телефона, с мрачным видом обернулся к Пуаро и сказал:

– Мистер Амбериотис плохо себя чувствует и не собирается никого принимать сегодня вечером. Но ему все-таки придется встретиться со мной. Так просто он от меня не отделается. Мой человек в «Савое» сядет ему на хвост, если он попробует ускользнуть.

– Вы думаете, это Амбериотис застрелил Морли? – задумчиво спросил Пуаро.

– Я не знаю. Но он был последним, кто видел дантиста живым. И он был новым пациентом. Он говорит, что оставил Морли живым и невредимым в двадцать пять минут первого. Это может быть правдой, а может и нет. Если Морли был жив в это время, нам необходимо восстановить события, которые произошли позже. До следующего пациента оставалось пять минут. Кто-нибудь заходил к Морли и видел его за эти пять минут? Картер, допустим? Или Рейли? Что произошло за это время? В зависимости от этого, к половине первого или, самое позднее, без двадцати пяти час Морли был мертв – иначе он либо позвонил бы в звонок, вызывая следующего пациента, либо предупредил бы мисс Кёрби, что не примет ее… Нет, он был либо убит, либо кто-то сказал ему нечто такое, что вызвало помутнение рассудка, и он совершил самоубийство.

Джепп сделал паузу.

– Я переговорю с каждым пациентом, который был у Морли этим утром. Возможно, дантист мог сказать кому-то из них то, что наведет нас на верные мысли.

Он взглянул на часы.

– Мистер Алистер Блант сказал, что выделит для меня пять минут в четыре пятнадцать. Он живет на набережной Челси. Потом, по пути к Амбериотису, поговорим с этой дамой, Сейнсбери Сил. Мне хотелось бы знать все, что только возможно, до того, как я столкнусь с нашим греческим другом. После этого я бы хотел перемолвиться словечком с этим американцем, который, по-вашему, «выглядел как убийца».

Пуаро покачал головой:

– Не как убийца, а как человек с зубной болью.

– Как бы то ни было, с мистером Рейксом надо поговорить. Он вел себя по меньшей мере весьма странно. Надо проверить и телеграмму, что получила мисс Невилл, и ее тетку, и ее ухажера. По сути, нам надо проверить всё и вся.

VIII

В глазах обывателей Алистер Блант никогда не выглядел значительной фигурой. Возможно, потому, что он сам был очень спокойным и скромным человеком. Возможно, потому, что много лет играл скорее роль принца-консорта, чем короля.

Ребекка Сансеверато, в девичестве Арнхолт, прибыла в Лондон разочарованной – и очень богатой – сорокапятилетней женщиной. По обеим линиям она происходила из финансовой элиты. Ее мать была наследницей европейских Ротерштейнов, а отец возглавлял крупнейший американский банкирский дом Арнхолтов. Авиакатастрофа, в которой погибли оба ее родных брата и кузен, сделала ее единственной наследницей несметного состояния. Она вышла замуж за европейского аристократа из славной семьи – князя Фелипе ди Сансеверато.

Брак обернулся двухлетним непрерывным кошмаром рядом с высокородным мерзавцем, заслужившим печальную известность своими скандальными выходками. Еще через год Ребекка добилась развода, получив опеку над общим ребенком, а еще через несколько лет тот умер.

Страдания ожесточили Ребекку Арнхолт. Утешение она нашла в сфере финансов, талант к которым был у нее в крови. Она обратила свой незаурядный ум к банковской деятельности, став партнером своего отца.

После его кончины сохранившая контроль над разветвленным банковским холдингом Ребекка осталась значительной фигурой в финансовом мире. Она переехала в Лондон. Как-то младший партнер из лондонского отделения ее банка отправился к ней в отель «Кларидж», чтобы поработать с документами. Через шесть месяцев свет был ошарашен известием о том, что Ребекка Сансеверато выходит замуж за Алистера Бланта, который был моложе ее почти на двадцать лет.

Обычное в таких случаях улюлюканье сопровождали сардонические ухмылки. По словам друзей, Ребекка совершенно не разбиралась в мужчинах. Сначала Сансеверато, теперь – этот юнец, который, конечно, женился на деньгах… Она прямым ходом шла к новой катастрофе. Однако, к всеобщему удивлению, брак оказался счастливым. Те, кто предсказывал, что Алистер Блант промотает ее деньги на других женщин, оказались не правы. Все десять лет брака он спокойно хранил верность жене. И после ее смерти, когда он, унаследовав все ее состояние, должен был пуститься во все тяжкие, он даже не женился снова. Блант вел все ту же тихую и скромную жизнь. Его финансовый талант не уступал гению покойной супруги. Его оценки и сделки были логичными и солидными, а репутация – безупречной. Алистер Блант управлял наследием Арнхолтов и Ротерштейнов твердой рукой.

Он редко появлялся в свете, имел два дома – один в Кенте, а другой – в Норфолке, где по выходным собирались не буйные компании, а несколько респектабельных, даже чопорных друзей. Он любил гольф и играл более или менее прилично. Он души не чаял в своем саде.

Таким был человек, на встречу с которым старший инспектор Джепп и Эркюль Пуаро ехали в старом тряском такси.

«Готик-хаус» был знаменитой достопримечательностью набережной Челси. Слегка старомодный, но невероятно удобный, изнутри он был отмечен печатью дорогой простоты, составлявшей истинную роскошь.

Алистер Блант не заставил себя ждать. Он сразу вышел к гостям:

– Старший инспектор Джепп?

Тот шагнул вперед и представил Эркюля Пуаро. Блант с интересом взглянул на сыщика.

– Мне, безусловно, знакомо ваше имя, мсье Пуаро. И я уверен, что где-то… совсем недавно… – Он остановился, нахмурившись.

– Сегодня утром, мсье, в приемной ce pauvre мистера Морли, – помог ему Пуаро.

– Конечно! – просиял Алистер Блант. – Я знал, что видел вас где-то.

Затем он повернулся к Джеппу:

– Чем я могу помочь? Мне ужасно жаль. Несчастный Морли…

– Это известие стало неожиданным для вас, мистер Блант?

– Да, я был поражен. Конечно, я толком его не знал, но никогда не подумал бы, что он способен на самоубийство.

– Утром он выглядел здоровым? В хорошем настроении?

– Я думаю, да, – ответил банкир. И после паузы добавил с почти мальчишеской улыбкой: – По правде говоря, когда речь заходит о дантистах, я становлюсь последним трусом. Я просто ненавижу эту дьявольскую машинку, которую они напускают на пациентов. Поэтому я не обращал ни на что внимания – по крайней мере до тех пор, пока все не закончилось, понимаете? Но я должен сказать, что в этот момент Морли выглядел совершенно естественным. Жизнерадостным, энергичным…

– Часто ли вы его посещали?

– Думаю, это был мой третий или четвертый визит. До прошлого года зубы меня не особенно беспокоили. Возможно, они начали крошиться.

– А кто рекомендовал вам мистера Морли? – спросил Пуаро.

Алистер Блант свел брови, вспоминая:

– Дайте подумать… у меня был приступ боли… и кто-то сказал мне, что нужно обратиться именно к Морли с Куин-Шарлотт-стрит… Нет, мне ни за что не вспомнить, кто это был. Простите.

– Если вы все же вспомните, вас не затруднит сообщить об этом нам? – обратился к нему Пуаро.

Алистер Блант с любопытством посмотрел на него:

– Конечно. Но зачем? Это имеет какое-то значение?

– Мне кажется, – сказал бельгиец, – что это будет иметь очень большое значение.

Когда они спускались с крыльца, к дому подъехала спортивная машина. Вылезать из таких приходится, вынимая себя из-за руля буквально по частям.

Молодая женщина, как раз занимавшаяся этим, казалось, состояла в основном из рук и ног. Наконец, когда детективы уже повернулись, чтобы продолжить свой путь по улице, она сумела извлечь себя из болида.

Некоторое время женщина стояла на тротуаре, глядя им вслед, и вдруг решительно выкрикнула:

– Эй!

Не понимая, что обращаются к ним, детективы продолжали идти, не оглядываясь, и женщина выкрикнула снова:

– Эй, вы, там!

Они остановились и оглянулись, заинтригованные. Женщина зашагала к ним. Первое впечатление о руках и ногах не желало рассеиваться. Она была высокой и худой, с темными волосами и сильным загаром. Ее нельзя было назвать миловидной, но ум и живость, отражавшиеся на ее лице, вполне компенсировали этот недостаток.

Она обратилась к Пуаро.

– Я знаю, кто вы. Вы – детектив Эркюль Пуаро, – произнесла она с легким американским выговором. Ее голос был глубоким и теплым.

– К вашим услугам, мадемуазель.

Она повернулась к спутнику Пуаро.

– Старший инспектор Джепп, – представил его тот.

Ее глаза расширились как будто в тревоге. Слегка осекшись, она спросила:

– Что вы здесь делали? С дядей Алистером все в порядке?

– Почему вы решили, что с ним что-то могло случиться? – быстро спросил Пуаро.

– А, значит, все в порядке? Хорошо.

Джепп повторил вопрос своего коллеги:

– Почему вы решили, что с мистером Блантом могло что-то случиться, мисс… – И вопросительно замолчал.

– Оливéра. Джейн Оливера, – ответила она машинально. Потом коротко и ненатурально засмеялась: – Дыма без огня не бывает. Раз ищейки у крыльца – ищи бомбу на антресолях, не так ли?

– Я рад сообщить, мисс Оливера, что с мистером Блантом все в порядке.

Женщина взглянула прямо на Пуаро:

– Он вас вызвал зачем-то?

– Нет, это мы обратились к нему, – ответил Джепп. – Затем, чтобы узнать, не сможет ли он что-либо сообщить по поводу самоубийства, случившегося сегодня утром.

– Самоубийство? Кто? Где? – быстро спросила она.

– Мистер Морли, дантист, Куин-Шарлотт-стрит, пятьдесят восемь.

– А, – без выражения сказала Джейн Оливера. – О! – воскликнула она, глядя перед собой и нахмурившись. А потом неожиданно заявила: – Но это абсурд! – И, развернувшись на каблуках, бросилась вверх по лестнице «Готик-хаус», оставив детективов там, где они стояли. Не обернувшись и не попрощавшись, открыла дверь и вошла в дом.

– Да уж, – выговорил Джепп, глядя ей вслед, – странное замечание.

– Очень интересно, – мягко заметил Пуаро.

Старший инспектор снова собрался, взглянул на часы и просигналил приближавшемуся такси:

– У нас есть время заглянуть к Сейнсбери Сил по пути в «Савой».

IX

Мисс Сейнсбери Сил пила чай в полумраке холла отеля «Гленгаури-корт». Появление полицейского в штатском взволновало ее, но это волнение, отметил про себя Джепп, было, скорее, из приятных. Пуаро же с досадой заметил, что она так и не пришила пряжку на свою туфельку.

– Право же, офицер, – щебетала мисс Сил, оглядываясь по сторонам, – я не представляю, где бы мы могли поговорить наедине. Сейчас это непросто – как раз время чая, но, возможно, вы и сами не откажетесь от чашечки… и ваш друг…

– Нет, благодарю, мадам, – сказал Джепп. – Это мистер Эркюль Пуаро.

– В самом деле? – сказала мисс Сейнсбери Сил. – В таком случае… но вы оба уверены, что не хотите чаю? Нет? Ну тогда мы можем попробовать перейти в гостиную, правда, она часто забита… О! Вон там как раз свободный уголок, в алькове. Оттуда как раз уходят. Пойдемте…

Она направилась к относительному уединению, которое предлагал альков с софой и двумя креслами. Пуаро и Джепп последовали за ней. Последний подобрал шарф и носовой платок, которые мисс Сейнсбери Сил обронила по пути, и вернул хозяйке.

– О, благодарю вас, как неосторожно с моей стороны… Итак, пожалуйста, инспектор… о, нет, старший инспектор, так?.. Пожалуйста, спрашивайте все, что пожелаете. Это все так ужасно, все это происшествие. Бедняга… Он, должно быть, что-то задумал? Такие нынче беспокойные времена!

– Он не показался вам обеспокоенным или огорченным, мисс Сейнсбери Сил?

– Ну… – Она погрузилась в воспоминания и наконец нехотя сказала: – Понимаете, я не могу утверждать, что он был огорчен. Но, с другой стороны, я могла и не обратить внимания – в таких-то обстоятельствах! Должна признаться, я большая трусиха, понимаете ли, – мисс Сил тихонько прыснула и попыталась пригладить свои растрепанные, как воронье гнездо, кудри.

– Вы не могли бы сказать, кто еще был вместе с вами в приемной?

– Дайте подумать… там был только один молодой человек, когда я вошла. Мне кажется, его измучила боль – он что-то бормотал про себя, выглядел диковато и перелистывал страницы журнала бездумно, не читая. А потом неожиданно вскочил – и был таков. Наверняка у него была очень острая боль.

– Вы не знаете, вышел ли он на улицу, когда покинул приемную?

– Понятия не имею. Мне подумалось, что он просто не мог больше терпеть и ему нужно было к врачу немедленно. Но он не мог идти к мистеру Морли, поскольку всего через несколько минут пришел тот мальчик и отвел к мистеру Морли меня.

– Покинув врача, вы заходили в приемную?

– Нет. Видите ли, я надела шляпку и причесалась уже в кабинете мистера Морли. Некоторые, – продолжала мисс Сейнсбери Сил, демонстрируя искренний интерес к предмету разговора, – снимают шляпки внизу, в приемной, но я никогда так не делаю! С одной моей подругой, совершившей однажды такую ошибку, произошел поистине несчастный случай. Это была новая шляпка, и она положила ее на кресло – очень аккуратно и бережно, а когда она вернулась – вы не поверите, – на шляпку сел ребенок и расплющил ее! Просто уничтожил! Это была катастрофа!

– Это ужасно, – вежливо согласился Пуаро.

– И целиком на совести матери! – обвиняюще заявила мисс Сейнсбери Сил. – Матери должны следить за детьми. Эти лапочки никому не желают зла, но за ними надо следить.

– Так этот молодой человек с зубной болью был единственным пациентом, которого вы видели на Куин-Шарлотт-стрит, пятьдесят восемь? – спросил Джепп.

– Когда я поднималась к мистеру Морли, по лестнице спускался джентльмен… О! Я вспомнила! Был еще иностранец очень оригинального вида. Он вышел из дому, как раз когда я подъехала.

Джепп кашлянул. Пуаро с достоинством изрек:

– Это был я, мадам.

– О боже! – мисс Сейнсбери Сил уставилась на него. – Конечно же! Это были вы. Умоляю, простите меня, я так близорука, а здесь так темно, не правда ли?

После нескольких бессвязных восклицаний она неожиданно продолжила:

– А вы знаете, я горжусь своей памятью на лица! Но здесь так темно, правда? Пожалуйста, простите мне мою нелепую бестактность!

После того как детективы вдвоем успокоили леди, Джепп спросил:

– Вы уверены, что мистер Морли не говорил ничего, например, о том, что его ожидает сложный разговор этим утром? Что-нибудь подобное?

– Нет, совершенно уверена. Ничего похожего.

– Не упоминал ли он пациента по имени Амбериотис?

– Нет-нет. Он совсем ничего не говорил – кроме, вы понимаете, того, что обычно говорят дантисты.

«Прополощите. Откройте пошире, пожалуйста. Осторожно закройте», – промелькнуло в голове Пуаро.

Джепп продолжал разговор. Он сообщил мисс Сейнсбери Сил, что ей, возможно, придется дать показания на дознании.

Поначалу мисс Сейнсбери Сил смятенно вскрикнула, но потом отнеслась к этой идее благосклонно. В ответ на следующий осторожный вопрос Джеппа мисс Сил обрушила на детективов всю историю своей жизни.

Она рассказала, что приехала в Англию из Индии полгода назад. Она жила в разных отелях и пансионах и наконец обосновалась в «Гленгаури-корт», который ей очень понравился своей домашней атмосферой; в Индии она жила в основном в Калькутте, выполняя различные поручения для местной миссии, а еще преподавала ораторское искусство.

– Чистый язык, хорошее произношение – это очень важно, старший инспектор! Видите ли, – мисс Сейнсбери Сил жеманно улыбнулась и приняла важный вид, – в молодости я выступала на сцене. О, всего лишь в небольших ролях… Провинциальная актриса. Но у меня были такие амбиции! Свой репертуар. Мировое турне – Шекспир, Бернард Шоу… – Она вздохнула. – Сердце – вот что губит нас, женщин. Сердце движет нами. Я вышла замуж – импульсивно, впопыхах. Увы, мы расстались практически тут же. Меня подло обманули. Я вернула девичью фамилию. Один мой друг был настолько добр, что ссудил мне небольшую сумму на открытие школы ораторского искусства. Я помогла основать очень хорошее любительское театральное общество. Я покажу вам несколько рецензий…

Старший инспектор Джепп прекрасно представлял себе, чем это ему грозит, посему вежливо отказался.

Напоследок мисс Сейнсбери Сил запричитала:

– Если вдруг, случайно, мое имя упомянут в газетах – как свидетельницу, дававшую показания на дознании, – пожалуйста, проследите, чтобы его написали правильно, по буквам. М-а-б-е-л-л С-е-й-н-с-б-е-р-и С-и-л. И еще, если вдруг сочтут нужным упомянуть – я играла в труппе Оксфордского театра в «Как вам это понравится»[25].

– Конечно, конечно. – И с этими словами старший инспектор Джепп ретировался.

В такси полицейский выдохнул и вытер пот со лба.

– Ее историю легко проверить, если это будет нужно, – заметил он, – если только она не лгала нам от первого до последнего слова, но я в это не верю.

Пуаро покачал головой.

– Лгуны, – сказал он, – никогда не бывают ни столь обстоятельны, ни столь же непоследовательны.

Джепп продолжал:

– Боюсь, она может заартачиться на дознании – это свойственно всем старым девам средних лет. С другой стороны, актерское прошлое может и подтолкнуть ее – это же ее бенефис!

– Вы действительно желаете, чтобы она давала показания на дознании? – спросил Пуаро.

– Может, и нет, – сказал Джепп, – время покажет. – И после паузы добавил: – Я более чем когда-либо убежден, что это не было самоубийством.

– А мотив?

– Мотива у нас пока нет. А вдруг Морли когда-то соблазнил дочь Амбериотиса…

Пуаро молчал. Он пытался представить мистера Морли в роли соблазнителя волоокой греческой девы, но фантазия его подводила. Он напомнил Джеппу, что, по словам Рейли, Морли не подозревал о радостях жизни.