Читать онлайн Тени истины бесплатно

1

Семнадцать лет спустя

Глядя на закат, Винстинг легонько улыбнулся: идеальный вечер для того, чтобы выставить себя на аукцион.

– Мое убежище подготовили? – спросил он, слегка сжимая балконные перила. – Просто на всякий случай?

– Да, милорд.

Флог нацепил свою дурацкую дикоземную шляпу и пыльник, хотя ему ни разу не доводилось бывать за пределами Элендельского бассейна. Невзирая на ужасающее отсутствие вкуса, этот человек был отличным телохранителем, но Винстинг все равно усиливал его эмоции, слегка разжигая свойственное Флогу чувство верности. Избыток предосторожности не помешал еще никому.

– Милорд? – Флог бросил взгляд на зал позади них. – Они все здесь, милорд. Вы готовы?

Не отводя взгляда от заходящего солнца, Винстинг прижал палец к губам, призывая телохранителя к молчанию. Балкон особняка в Четвертом октанте Эленделя выходил на канал и центр города, так что отсюда открывался прекрасный вид на Поле Перерождения. Длинные тени тянулись от изваяний Вознесшейся Воительницы и Последнего Императора посреди огромного зеленого луга, где, согласно причудливой легенде, их тела обнаружили вслед за Пепельным Катаклизмом и Последним Вознесением.

Прохладный бриз с залива Хэммондар, находившегося в двух милях к западу, лишь самую малость разбавлял спертый воздух. Кончиками пальцев Винстинг выбивал на перилах балкона дробь, терпеливо испуская волны алломантической силы, чтобы нужным образом изменить эмоции людей в зале позади себя. По крайней мере, тех, кто оказался достаточно глуп, чтобы не надеть шляпы с алюминиевой подкладкой.

«В любую секунду…»

Сначала в воздухе появились точки, похожие на следы булавочных уколов, затем заклубился туман, распространяясь, точно морозный узор по стеклу. Щупальца тянулись и завивались вокруг друг друга, превращались в потоки, в бурные реки, течения, вихрящиеся по всему городу. Они его окутывали. Поглощали.

– Туманная ночь, – заметил Флог. – Дурной знак, да-да.

– Не глупи, – поправляя шейный платок, отрезал Винстинг.

– Он следит за нами, – заупрямился телохранитель. – Туман – это Его глаза, милорд. Клянусь Разрушителем, да-да.

– Суеверная чушь. – Винстинг повернулся и решительным шагом вошел к гостям.

Позади него Флог запер двери, прежде чем туман успел просочиться на вечеринку.

Собравшиеся в зале две дюжины людей – в сопровождении неизменных телохранителей – представляли собой избранную группу. Они были не просто важными – невзирая на нарочитые улыбки и бессмысленный светский треп, они к тому же пребывали сильно не в ладах друг с другом. Винстинг предпочитал созывать на подобные приемы соперников. Пусть поглядят друг на друга, и пусть каждый поймет, чего будет стоить проигрыш в соревновании за его благосклонность.

Винстинг прошелся среди гостей. К несчастью, многие и впрямь были в шляпах, чья алюминиевая подкладка защищала от эмоциональной алломантии, – хоть он и лично заверил каждого приглашенного, что никто не приведет с собой гасильщиков или поджигателей. При этом он, разумеется, ни словом не обмолвился о собственных способностях. Насколько всем было известно, Винстинг не обладал алломантическими способностями. Он огляделся, и взгляд его остановился на Бломе, который стоял за барной стойкой. Блом покачал головой. Никто другой не жег никаких металлов. Отлично.

Винстинг подошел к стойке, потом повернулся и вскинул руки, чтобы привлечь всеобщее внимание. Жест позволил продемонстрировать сверкающие бриллиантовые запонки на манжетах накрахмаленной белой рубашки. Оправа, разумеется, была деревянной.

– Леди и джентльмены, – провозгласил он, – добро пожаловать на наш маленький аукцион. Начинайте делать ставки прямо сейчас. Все закончится в тот момент, когда я услышу наиболее выгодное предложение.

Больше он ничего не сказал: лишняя болтовня испортила бы театральный эффект. Винстинг взял напиток, предложенный слугой, и сделал было шаг по направлению к гостям, но потом поколебался, окинув взглядом толпу.

– Эдварна Ладриана нет, – проговорил он негромко.

Винстинг отказывался называть этого человека дурацким прозвищем «мистер Костюм».

– Нет, – подтвердил Флог.

– Кажется, ты сказал, что прибыли все!

– Все, кто заранее сообщил о том, что прибудет, – уточнил Флог. Он переминался с ноги на ногу и явно чувствовал себя неуютно.

Винстинг поджал губы, но ничем другим не выдал своего разочарования. Он был совершенно уверен, что предложение вызовет у Эдварна интерес. Хотя возможно, Ладриан купил с потрохами какого-то другого повелителя преступного мира из тех, что присутствовали сейчас в зале. Об этом стоит поразмыслить.

Винстинг прошел к центральному столу, на котором был установлен самый ценный предмет этого вечера. Картина, изображавшая полулежащую женщину; Винстинг нарисовал ее сам, и у него получалось все лучше.

Картина ничего не стоила, но сегодняшние гости все равно собирались предложить за нее огромные деньги.

Первым к Винстингу приблизился Даузер, руководивший большей частью контрабандных операций в Пятом октанте. Трехдневную щетину на его щеках укрывала тень от полей шляпы-котелка, которую он демонстративно не оставил в гардеробной. Ни симпатичная дама, которую он держал под руку, ни элегантный костюм не скрывали того, насколько этот Даузер грязный тип. Винстинг сморщил нос. Почти все его гости были презренным мусором, но другим хватало приличий хотя бы не показывать этого столь открыто.

– Уродлива, как грех, – разглядывая картину, проговорил Даузер. – Поверить не могу, что вы принуждаете нас торговаться из-за… этого. Слегка нахально, не так ли?

– Вы бы предпочли, чтобы я выражался со всей откровенностью, мистер Даузер? – спросил Винстинг. – Чтобы я объявил во всеуслышание: заплатите мне, и на целый год получите мой голос в Сенате?

Даузер огляделся по сторонам, словно ожидая, что в помещение вот-вот ворвутся констебли.

Винстинг улыбнулся:

– Обратите внимание на оттенки серого на ее щеках. Отражение пепельной природы жизни в мире до Пепельного Катаклизма, мм? Это лучшее из всего, что я написал. У вас есть ставка? Начнем торг?

Даузер не ответил. В конце концов он сделает ставку. Каждый из находившихся в зале не одну неделю вел себя вызывающе, прежде чем согласиться на эту встречу. Половина из них – криминальные лорды, как Даузер. Другая половина – такие же аристократы, как Винстинг, благородные лорды и леди из влиятельных Домов, не уступавшие по безнравственности владыкам преступного мира.

– Вы не боитесь, Винстинг? – поинтересовалась женщина, цеплявшаяся за локоть Даузера.

Винстинг нахмурился. Он ее не знал. Стройная, с короткими золотисто-русыми волосами и взглядом лани, она была необычно высокого роста.

– Боюсь, моя дорогая? – переспросил Винстинг. – Людей в этом зале?

– Нет, – возразила она. – Того, что ваш брат узнает о… ваших делах.

– Заверяю, вас, Реплару в точности известно, кто я такой.

– Родной брат губернатора, – проговорила женщина, – и вымогает взятки.

– Если это вас на самом деле удивляет, моя дорогая, – со смехом заявил Винстинг, – то вы вели слишком изолированную жизнь. На этом рынке продавалась рыба куда крупнее меня. Когда прибудет следующий улов, возможно, вы сами все поймете.

Это замечание привлекло внимание Даузера. Винстинг улыбнулся – он будто услышал, как в голове криминального лорда словно со щелчком сдвинулись шестеренки.

«Да, – подумал Винстинг, – я действительно только что намекнул, что мой брат собственной персоной может принять твою взятку».

Возможно, это заставит гостя увеличить ставку.

Винстинг подошел к слуге, чтобы выбрать на подносе креветки и пироги.

– Женщина, которую привел Даузер, – шпионка, – негромко сообщил он неизменно маячившему за спиной Флоту. – Возможно, работает на констеблей.

Флог вздрогнул:

– Милорд! Мы проверили и перепроверили каждого гостя.

– Значит, ее пропустили, – прошипел Винстинг. – Готов поставить на это все свое состояние. Проследи за ней после окончания встречи. Если по какой-нибудь причине расстанется с Даузером, позаботься о том, чтобы с нею приключился несчастный случай.

– Да, милорд.

– И, Флог… не надо с этим церемониться. Я не потерплю твоих попыток разыскать местечко, где туман не окажется свидетелем. Понятно?

– Да, милорд.

– Отлично.

И, широко улыбаясь, Винстинг направился к лорду Хьюзу Энтроуну, кузену и наперснику главы Дома Энтроун.

Винстинг потратил час на светское общение, и постепенно ставки начали расти. Некоторые гости проявляли недовольство. Куда с большей охотой они сделали бы свои секретные предложения, встретившись с ним один на один, а потом опять исчезли бы в подбрюшье Эленделя. Как владыки преступного мира, так и аристократы предпочитали плясать вокруг да около, а не обсуждать тему напрямую. Но все же они делали ставки, и хорошие ставки. К концу первого тура по залу Винстингу пришлось приложить усилия, чтобы сдержать свое возбуждение. Ему больше не придется ограничивать себя в расходах. Если брат сумеет…

Выстрел раздался столь неожиданно, что Винстинг сначала решил, будто кто-то из слуг что-то сломал. Но нет. Щелчок был слишком резким, слишком громким. Раньше ему не доводилось слышать, как стреляют в помещении; он понятия не имел, насколько это оглушительно.

Разинув рот и выронив бокал, Винстинг завертел головой в поисках стрелявшего. Раздался еще один выстрел, потом еще. Разразилась настоящая буря, в которой все стреляли друг в друга, порождая какофонию смерти.

Не успел Винстинг позвать на помощь, как Флог схватил его за руку и потащил к лестнице, ведущей в убежище. Еще один его телохранитель привалился к двери, широко распахнутыми глазами глядя на кровавое пятно на своей рубашке. Винстинг слишком надолго задержал взгляд на умирающем, прежде чем Флог оторвал его от этого зрелища и вытолкнул на лестницу.

– Что происходит? – наконец выдавил Винстинг, когда охранник захлопнул за ними дверь и закрыл на ключ. Телохранители вели его вниз по лестнице, которую слабо освещали время от времени попадавшиеся электрические лампочки. – Кто стрелял? Да что творится?!

– Понятия не имею, – откликнулся Флог. Наверху все еще раздавались выстрелы. – Все случилось слишком быстро.

– Просто кто-то начал пальбу, – прибавил другой охранник. – Может, Даузер?

– Нет, это был Дарм, – возразил третий. – Я слышал, что первый выстрел раздался со стороны их компашки.

Так или иначе, произошла катастрофа. Там, наверху, Винстинг увидел, как его состояние умирает, истекая кровью на полу, и его уже мутило, когда они достигли конца лестницы и двери, похожей на дверь сейфа, за которую Флог и пропихнул своего хозяина.

– Я вернусь наверх, – сообщил Флог. – Погляжу, что можно спасти. Разберусь, кто это начал.

Кивнув, Винстинг закрыл дверь, запер ее изнутри. Устроился в кресле, чтобы ждать и волноваться. В маленьком бункере было вино и прочие удобства, но он не мог позволить себе отвлечься. Сидел и ломал руки. Что скажет брат? Ржавь! Что напишут в газетах? Ему придется как-то заткнуть всем рты…

В конце концов раздался стук в дверь, и Винстинг, прильнув к глазку, увидел Флога. Позади него наблюдал за лестницей небольшой отряд телохранителей. Пальба как будто прекратилась, хотя отсюда выстрелы все равно казались лишь далекими хлопками.

Винстинг открыл дверь:

– Ну?

– Все мертвы.

– Все до единого?

– Никого не осталось, – входя в комнату, подтвердил Флог.

Винстинг тяжело опустился в кресло.

– Может, это хорошо, – проговорил он, пытаясь найти посреди этой мрачной катастрофы хоть проблеск света. – Никто не сможет нас к этому приплести. Может, мы сумеем просто ускользнуть. Как-то скрыть наши следы.

Пугающая задача. Дом принадлежит ему. Его имя припишут к этим смертям. Ему нужно алиби. Проклятье, он не справится без помощи брата! Это может стоить ему места в Сенате, даже если широкая публика так и не узнает, что случилось. Винстинг откинулся на спинку кресла, усталый и отчаявшийся.

– Ну? – спросил он. – Что ты думаешь?

Вместо ответа Винстинга схватили за волосы, оттянули голову назад и ловким движением перерезали обнажившееся горло.

2

«Полагаю, я должен что-то написать, – говорилось в маленькой книжке. – Рассказать о случившемся со своей точки зрения. Не с точки зрения историков, которые взяли на себя смелость говорить от моего имени. Сомневаюсь, что они все правильно поняли. Да и не думаю, что мне хотелось бы подобного».

Вакс постучал по книжке кончиком карандаша, потом сделал пометку на отдельном листе бумаги.

– Я вот думаю, не пригласить ли на свадьбу братьев Боре, – подала голос сидевшая на кушетке напротив Вакса Стернс.

Тот хмыкнул, не переставая читать:

«Знаю, Сэйз не одобряет того, что я сделал. Но чего еще он от меня ждал? Принимая во внимание все, что мне известно…»

– Братья Боре, – продолжала Стернс. – Они ведь твои знакомые?

– Я стрелял в их отца, – не отрываясь от книги, ответил Ваксиллиум. – Дважды.

«Я не мог позволить ей умереть. Это неверный ход. Считаю, что в гемалургии теперь нет ничего плохого. Разве Сэйз не взял на себя обе силы? Разрушителя с нами больше нет».

– Они могут попытаться тебя убить? – поинтересовалась Стерис.

– Боре Младший поклялся испить моей крови. Боре Третий – да-да, он брат Борса Младшего; не спрашивай… ну так вот, он поклялся… как бишь он сказал? Отгрызть мне пальцы на ногах? Малый умом не блещет.

«Мы можем ее использовать. Мы должны. Ведь должны же?»

– Ну что ж, тогда я включу их в список, – резюмировала Стерис.

Вакс со вздохом поднял глаза от книжки.

– Ты собираешься пригласить моих смертельных врагов, – сухо проговорил он, – на нашу свадьбу.

– Мы должны пригласить хоть кого-нибудь, – парировала Стерис.

Она сидела, разложив вокруг себя стопки связанных с организацией свадьбы бумаг, будто материалы судебного дела. Ее синее в цветочек платье выглядело модным, но ни в коей мере не выходило за грань дозволенного, а аккуратная шляпка прилегала к собранным в высокий пучок русым волосам плотно, словно прибитая гвоздями.

– Уверен, есть кандидатуры получше типов, которые хотят меня убить, – предположил Ваксиллиум. – Насколько я знаю, обычно приглашают членов семьи.

– Должна заметить, что оставшиеся в живых члены твоей семьи и впрямь хотят тебя убить.

Тут Стерис загнала его в угол…

– Ну, твои-то нет. По крайней мере, я о таком не слышал. Если надо собрать публику для свадебной вечеринки, пригласи побольше собственной родни.

– Я пригласила столько членов своей семьи, сколько позволяют приличия, – возразила Стерис. – И всех знакомых, которые заслуживают подобного внимания. – Она протянула руку к одной из стопок и вытащила лист бумаги. – А вот ты назвал мне всего лишь два имени для включения в список приглашенных. Уэйн и эта женщина, Ранетт, – которая, как ты заметил, скорее всего, не попытается пристрелить тебя на твоей же свадьбе.

– Очень маловероятно, – согласился Вакс. – Она не пыталась убить меня уже много лет. По крайней мере, не пыталась всерьез.

Стернс со вздохом отложила лист.

– Стернс… – начал Вакс. – Прости, я не хотел быть легкомысленным. С Ранетт все будет в порядке. Мы про нее шутим, но она хорошая подруга. Она не испортит свадьбу. Обещаю.

– Тогда кто испортит?

– Прошу прощения?

– Я с тобой знакома вот уже целый год, лорд Ваксиллиум. И готова принять тебя таким, какой ты есть, но у меня нет иллюзий: что-нибудь эдакое обязательно произойдет на нашей свадьбе. Ворвется какой-нибудь злодей, паля из пистолетов. Или мы обнаружим взрывчатку под алтарем. Или отец Вин необъяснимым образом окажется старым врагом, который попытается тебя убить вместо того, чтобы совершить церемонию. Так будет! Я всего лишь пытаюсь подготовиться.

– Выходит, ты серьезно? – с улыбкой спросил Вакс. – Ты на самом деле собираешься пригласить одного из моих врагов, чтобы… спланировать срыв церемонии?

– Я рассортировала их по уровню угрозы и легкости доступа.

– Погоди-ка… – Вакс поднялся и подошел. Склонился, через плечо Стерис рассматривая бумаги. На каждом листе была детализированная биография. – Эйп Мэнтон… Парни Дашир… Ржавь! Рик Чужак. Я и забыл про него. Где ты все это достала?

– Твои деяния описаны в открытых источниках, – пояснила Стерис. – И общественный интерес к ним растет.

– Сколько времени ты на это потратила?

– Я старалась ничего не упустить. Подобные занятия помогают мне думать. А кроме того, хотела узнать, чему ты посвятил свою жизнь.

В некотором смысле это было мило. В том причудливом смысле, на какой способна только Стерис.

– Пригласи Дугласа Венчера, – предложил Вакс. – Мы своего рода друзья, но он не знает меры в выпивке. Можешь рассчитывать на то, что он устроит скандал во время вечеринки после церемонии.

– Отлично. А как быть с еще тридцатью семью вакантными местами с твоей стороны?

– Пригласи бригадиров швей и кузнецов, работающих на мой Дом. И главных констеблей разных октантов. Это будет красивый жест.

– Ладно.

– Если хочешь, чтобы я еще помог с планированием свадьбы…

– Нет, официальный запрос о проведении церемонии, который ты послал отцу Вину, был единственным заданием, которое полагается тебе по протоколу. С остальным я справлюсь – такая работа мне как раз по нраву. Тем не менее хотелось бы однажды узнать, что за книжечку ты читаешь так часто и так внимательно.

– Я…

Этажом ниже шумно открылась передняя дверь особняка, и кто-то затопал по лестнице. А миг спустя распахнулась дверь, и в кабинет ворвался Уэйн. Дэррианс, дворецкий, с виноватым видом маячил у него за спиной.

Жилистый, среднего роста, круглолицый и чисто выбритый, Уэйн, как обычно, был в дикоземной одежде, хотя Стернс успела по меньшей мере трижды демонстративно подарить ему новый костюм.

– Уэйн, ты бы мог время от времени пользоваться дверным звонком, – заметил Вакс.

– He-а, от звонка прибегает дворецкий.

– Вообще-то, дворецкие для этого и существуют.

– Пронырливые маленькие засранцы, – отрезал Уэйн, закрывая дверь перед носом у Дэррианса. – Им нельзя доверять. Послушай, Вакс, нам пора! Меткий Стрелок сделал свой ход!

«Наконец-то!» – подумал Вакс.

– Сейчас, только плащ прихвачу, – сказал он вслух.

Уэйн кивнул Стернс:

– Приветик, чокнутая!

– Привет, придурок, – отозвалась она, кивая в ответ.

Вакс застегнул пояс с оружием поверх отличного городского костюма с жилетом и шейным платком, потом накинул туманный плащ-пыльник.

– Идем, – сказал он, проверяя боеприпасы.

Уэйн ринулся к двери и сбежал вниз по лестнице. Вакс приостановился у кушетки Стерис:

– Я…

– У мужчины должны быть хобби. – Она придвинула к себе стопку бумаг. – Я принимаю твое, лорд Ваксиллиум, но, пожалуйста, постарайся избежать ранения в лицо, поскольку этим вечером мы должны позировать для свадебных портретов.

– Я запомнил.

– И проследи там за моей сестрой, – прибавила Стерис.

– Это опасная погоня. Сомневаюсь, что Мараси будет вовлечена в нее.

– Такой вывод ставит под сомнение твои профессиональные способности. Это опасная погоня – следовательно, моя сестра во что бы то ни стало найдет способ в ней поучаствовать.

Вакс помедлил у двери. Обернулся – Стерис подняла голову, встретив его взгляд. Казалось, в их расставании чего-то не хватало. Некоего пожелания удачи. Выражения нежности.

Стерис как будто это заметила, но ни она, ни Вакс ничего не сказали.

Вакс запрокинул голову, проглатывая порцию виски с металлическими частицами, потом выскочил за дверь и перепрыгнул через балконные перила. Замедлил свое падение, оттолкнувшись от серебряной инкрустации на мраморном полу вестибюля, и с грохотом приземлился. Дэррианс распахнул парадную дверь – лорд Ладриан выбежал, чтобы присоединиться к Уэйну в карете…

И застыл на ступеньках, ведущих на улицу.

– Это что еще за штука?

– Автомобиль! – объявил Уэйн с заднего сиденья транспортного средства.

Вакс застонал и, поспешно спустившись, приблизился к машине. За рулем в модном лавандового цвета платье с кружевами сидела Мараси. Она выглядела намного моложе своей сводной сестры Стернс, хотя их разделяло всего пять лет.

Теперь она была, в строгом смысле слова, констеблем. Помощницей главного констебля этого октанта. Мараси так и не объяснила Ваксу, почему решила отказаться от карьеры стряпчего и вступить в ряды констеблей, но, по крайней мере, ее наняли не в качестве патрульной, а в качестве аналитика и исполнительного ассистента. В этой роли она не должна была подвергаться опасности.

Но вот она здесь. Когда Мараси повернулась к лорду Ладриану, в ее глазах сверкнули искорки нетерпения:

– Ты собираешься садиться?

– Что ты тут делаешь? – поинтересовался Вакс, не без колебаний открывая дверцу.

– Веду машину. Ты бы предпочел, чтобы это делал Уэйн?

– Я бы предпочел карету и хорошую упряжку лошадей. – Вакс устроился на сиденье.

– Прекрати быть таким старомодным, – отрезала Мараси и, двинув ногой, заставила дьявольское устройство рвануться вперед. – Меткий Стрелок, как ты и предсказывал, ограбил «Первый союзный».

Вакс вцепился в сиденье. Он рассчитывал, что Меткий ограбит банк три дня назад. Когда же этого не произошло, решил, что бандит сбежал в Дикоземье.

– Капитан Редди думает, что Меткий Стрелок отправится в свое убежище в Седьмом октанте, – прибавила Мараси, объезжая карету, запряженную лошадьми.

– Редди ошибается, – возразил Вакс. – Поезжай в Глухомань.

Она не ответила.

Машина гудела и тряслась, пока они не добрались до недавно выложенной брусчатки. Здесь, на гладкой дороге, автомобиль наконец набрал скорость. Это была одна из последних моделей, о которых неустанно писали в газетах, – с резиновыми шинами и бензиновым двигателем.

Город постепенно преображался, чтобы дать место автомобилям.

«Столько неудобств – и лишь ради того, чтобы кто-то мог водить эти штуки», – с недовольством подумал Вакс.

Лошадям не требовалась столь ровная дорога. Впрочем, он был готов признать, что на поворотах машина вела себя отлично: Мараси продемонстрировала это, на полной скорости заехав за угол.

И все же это была жуткая безжизненная конструкция, нацеленная на разрушение.

– Тебя не должно здесь быть, – проговорил Вакс, когда Мараси снова повернула за угол.

Она не сводила глаз с дороги. Сидевший позади Уэйн наполовину высунулся из окна, придерживая шляпу и ухмыляясь.

– Ты училась на адвоката, – продолжал Вакс. – Ты должна работать в зале суда, а не гоняться за убийцами.

– Я уже доказала, что вполне могу о себе позаботиться. В прошлом ты не жаловался.

– Каждый раз это казалось исключением. И вот ты опять за свое.

Мараси что-то сделала с рычагом справа от себя, и машина метнулась туда-сюда, объезжая нескольких лошадей; какой-то всадник заорал им вслед. Для Вакса, который не знал, что Мараси переключила передачу, это стало полной неожиданностью. От быстрой смены направления его прижало к боковине автомобиля, и он охнул.

– Да что с тобой творится в последнее время? – спросила Мараси. – Жалуешься на автомобиль, на то, что я здесь, на то, что утром тебе принесли слишком горячий чай. Прямо напрашивается вывод, что ты сделал некий ужасный жизненный выбор и сожалеешь о нем в глубине души. Что бы это могло быть…

Вакс уставился вперед. В зеркале заднего вида отразился Уэйн, который откинулся на спинку сиденья и вскинул брови:

– Возможно, она права, дружище.

– Ты ничуть не помогаешь.

– Я и не собирался, – парировал Уэйн. – И, к счастью, догадываюсь, о каком ужасном жизненном выборе она говорит. Ты точно должен был купить ту шляпу, что мы видели на прошлой неделе. Она была удачливая. У меня на такие вещи пятое чувство.

– Пятое? – переспросила Мараси.

– Ага, у меня же нюх отшибло напрочь. Я…

– Вон там! – перебил Ваксиллиум, подавшись вперед и глядя сквозь ветровое стекло.

Из примыкающей улицы показалась летящая высоко в воздухе фигура. Она опустилась на мостовую, потом снова оторвалась от земли и двинулась вдоль оживленной дороги, по которой ехала их машина.

– Ты был прав, – заметила Мараси. – Как ты узнал?

– Меткий Стрелок любит работать на публику, – ответил Вакс, вытаскивая Виндикацию из кобуры на боку. – Воображает себя бандитом-джентльменом. Веди эту штуку ровно, если сможешь.

Не успела Мараси ответить, как Вакс распахнул дверцу и выпрыгнул наружу. Выстрелил вниз и, оттолкнувшись от пули, сиганул вверх. Алломантический толчок от проезжавшей мимо кареты заставил ее покачнуться и направил чуть в сторону, так что приземлился Вакс на деревянную крышу автомобиля Мараси. Схватился одной рукой за передний край крыши, другой поднял пистолет; ветер раздувал позади туманный плащ.

Меткий Стрелок скакал впереди по широкой улице, отталкиваясь с помощью стали. Вакс чувствовал успокоительное горение собственного металлического резерва. Оттолкнувшись от машины, он взлетел над дорогой. Меткий всегда совершал ограбления днем, всегда удирал по самой оживленной улице. Ему нравилось быть на виду. Вероятно, чувствовал себя непобедимым. Что ж, алломантия запросто могла вызвать у человека подобное ощущение.

Вакс запрыгал над машинами и каретами, между расположенными по обеим сторонам многоквартирными домами.

Ветер в лицо, высота и перспектива очистили сознание и успокоили эмоции так же надежно, как это могло бы сделать прикосновение гасильщика. Тревога растаяла, и на некоторое время не осталось ничего, кроме погони.

Меткий Стрелок был в красном, лицо прикрывала старая маска уличного актера – черная с белыми клыками, точно морда демона из Бездны из старых сказок. И если верить записной книжке, которую Вакс украл у дяди, был связан с Кругом. Большая часть информации в ней уже, конечно, устарела, но кое-какие сведения еще могли пригодиться.

Меткий несся к промышленному кварталу – Вакс не отставал. Удивительно, насколько безопаснее он себя чувствовал, когда летел по воздуху, в сравнении с заточением в одной из этих жутких моторизированных коробок.

Меткий Стрелок развернулся в полете и выбросил горсть монет. Вакс оттолкнулся от фонарного столба и рванулся в сторону, потом толкнул монеты Меткого, уводя их от случайно подвернувшегося автомобиля. Тот все равно свернул в сторону, к каналу, – видимо, шофер потерял управление.

«Ржавь и Разрушитель», – с досадой подумал Вакс, снова отталкиваясь в сторону машины.

Зачерпнул из метапамяти, в двадцать раз увеличив вес, и опустился на капот автомобиля. Точнее, рухнул.

От удара переднюю часть машины вдавило в землю, она заскрежетала о брусчатку, замедлилась и остановилась прежде, чем успела свалиться в канал. Мельком глянув на изумленные лица сидевших в машине людей, Вакс отпустил метапамять и, оттолкнувшись алломантией, снова бросился в погоню. Он чуть не потерял свою цель, – к счастью, красный наряд бандита выделялся отчетливо. Вакс заметил, как он запрыгнул на низкое здание, а потом взлетел вдоль стены одного из городских небоскребов. Вакс ринулся следом и увидел, как Меткий с помощью стального отталкивания влетел в окно двенадцатого или четырнадцатого этажа.

Окна будто смазались, превратившись в расплывчатые пятна, когда Вакс взмыл в небо. Вокруг, куда ни кинь взгляд, простирался Элендель, из бессчетных труб угольных электростанций, фабрик и домов над городом поднимался дым. Приземлившись на каменный карниз слева от окна, которым воспользовался бандит, Вакс бросил монету.

Та ударилась о стекло и отскочила. Из окна выстрелили. Вакс увеличил вес, выбил соседнее окно и проник в здание. Проехался по битому стеклу и вскинул Виндикацию, направляя ее на тонкую стену, которая отделяла его от Меткого.

Прозрачные голубые лучи указывали на множество источников металла: гвозди в столе, за которым спрятался испуганный человек в костюме, провода в стенах, ведущие к электрическим лампам. Что всего важнее, несколько бледных лучей – препятствия ослабляли алломантическое чувство Вакса – уходило в стену соседней комнаты.

Один из этих лучей дрогнул, когда кто-то там, за стеной повернулся и, видимо, поднял пистолет. Вакс повернул барабан Виндикации и установил нужное гнездо.

Туманный патрон.

Выстрелил, а потом толкнул, разжигая металл и заставляя пулю лететь вперед со всей силой, на какую только был способен. Пуля пробила стену, словно картонку.

Нечто металлическое в соседней комнате, похоже, упало на пол. Увеличив вес, Вакс бросился на стену, и на штукатурке появились трещины. Еще один удар плечом пробил ее насквозь, и Вакс ввалился в соседнюю комнату, держа оружие наготове и высматривая свою мишень.

Но там нашлась лишь лужа крови на ковре и брошенный пистолет-пулемет. По всей видимости, это был кабинет какого-то чиновника. Несколько человек, мужчин и женщин, дрожали, прижавшись к полу. Одна женщина подняла палец, указывая на дверь. Кивнув, Вакс на полусогнутых прокрался вдоль стены и осторожно выглянул наружу.

Прямо на него по коридору с болезненным скрежетом двигался сейф. Вакс убрался с дороги, а когда сейф пролетел мимо, выскочил в коридор и прицелился.

Его пистолет немедленно рванулся назад. Вакс вцепился в Виндикацию обеими руками, но следующий алломантический толчок вырвал из кобуры второй пистолет. Ноги начали скользить, пистолет тянул назад, и Вакс, зарычав, наконец-то выпустил Виндикацию. Та закувыркалась вдоль коридора и влетела в покореженные останки врезавшегося в стену сейфа. Придется за ней вернуться, когда все закончится.

Подсвеченный тускловатыми электрическими лампами, в другом конце коридора стоял Меткий Стрелок. Рана на его плече кровоточила, лицо по-прежнему скрывала черно-белая маска.

– В этом городе тысячи преступников намного хуже меня, – раздался приглушенный маской голос, – но ты охотишься именно за мной, законник. Почему? Люди считают меня героем.

– Ты перестал быть им несколько недель назад. – Шурша туманным плащом, Вакс решительно двинулся вперед. – Когда убил ребенка.

– Это произошло не по моей вине.

– Ты нажал на спусковой крючок, Меткий. Может, ты и не целился в девочку, но все же сделал тот выстрел!

Вор попятился. Сумка на его плече порвалась – не то из-за пули Вакса, не то из-за какого-то шального осколка. Из нее посыпались банкноты.

Меткий вперил в законника сердитый взгляд – в электрическом свете глаза были едва различимы в прорезях маски. Потом бросился в сторону и, держась за плечо, вбежал в другую комнату. Оттолкнувшись от разломанного сейфа, Вакс полетел по коридору. Притормозил возле двери, за которой скрылся Меткий, затем оттолкнулся от светильника позади себя, невольно погнув его, и скользнул в помещение.

Окно было распахнуто настежь. Вакс сгреб со стола пригоршню ручек с металлическими перьями и прыгнул наружу. Меткий камнем летел вниз, оставляя за собой шлейф из порхающих банкнот. Пытаясь ускорить падение, Вакс увеличил вес, но это почти не помогло преодолевать сопротивление воздуха, потому что отталкиваться было не от чего. Меткий все-таки приземлился первым.

Нескольких брошенных ручек, которые Вакс толкнул перед приземлением, едва хватило, чтобы замедлить падение.

Меткий запрыгал прочь, отталкиваясь от фонарных столбов. На его теле не было металла, который Вакс мог бы засечь, но двигался он гораздо медленнее, чем раньше, и оставлял за собой кровавый след.

Вакс помчался за ним. Меткий Стрелок наверняка направлялся в Глухомань – трущобу, где ему помогут скрыться. Жителей Глухомани не смущало, что его грабежи теперь сопровождались насилием; главным для них было, что Меткий ворует у тех, кто этого заслуживал.

«Нельзя, чтобы он добрался до убежища», – подумал Вакс, отталкиваясь от фонарного столба – тот погнулся, – чтобы набрать скорость.

Жертва бросила лихорадочный взгляд через плечо, проверяя, не отстал ли законник. Вакс поднял одну из ручек, прикидывая, насколько рискованным будет попытаться попасть Меткому в ногу. Он не хотел убивать грабителя. Тот знал кое-что важное.

Трущобы были уже совсем близко.

«Во время следующего прыжка», – решил Вакс, крепче сжимая ручку.

Зеваки на тротуарах глазели на алломантическую погоню, и сохранялась опасность угодить в одного из них. Лучше…

В толпе мелькнуло знакомое лицо.

От неожиданности Вакс утратил контроль над алломантией. Потрясенный увиденным, он едва не переломал себе кости, ударившись о мостовую и перекатившись по брусчатке; ленты туманного плаща обвились вокруг тела.

Вакс заставил себя подняться на четвереньки:

«Нет. Невозможно. НЕТ!»

Он бросился через улицу, не заметив, что едва не попал под копыта черного жеребца, – всадник выругался.

Это лицо. Это лицо!

В последний раз Вакс видел этого человека, когда выстрелил ему в лоб. Кровавый Тэн.

Тот, кто убил Лесси.

– Здесь был человек! – крикнул Вакс, прорываясь сквозь толпу. – С длинными пальцами и редкими волосами. Голова, будто голый череп. Вы его видели? Его кто-нибудь видел?

Люди смотрели на него как на помешанного. Возможно, он и впрямь помешался. Вакс прижал руку к виску.

– Лорд Ваксиллиум?

Он резко повернулся. Мараси остановила автомобиль, и они с Уэйном выбирались наружу. Неужто она и впрямь сумела не отстать во время погони? Нет… конечно нет, он же сам ей сказал, куда – по его предположениям – должен отправиться Меткий Стрелок.

– Вакс, дружище, ты в порядке? – спросил Уэйн. – Что он сделал? Как-то сбил тебя в полете?

– В некотором роде, – пробормотал Вакс, оглядевшись по сторонам в последний раз.

«Ржавь, – подумал он. – От напряжения у меня мозги набекрень».

– Так он удрал, – с недовольным видом скрестив на груди руки, констатировала Мараси.

– Ни в коем случае, – ответил Вакс. – Он истекает кровью и сыплет деньгами. За ним остался след. Идемте.

3

Когда мы войдем в трущобы, ты должна оставаться в машине, – произнес Уэйн нарочито мрачным и торжественным тоном. – Дело не в том, что мне не нужна твоя помощь. Нужна. Просто для тебя это слишком опасно, поэтому ты останешься там, где, как я уверен, тебе ничего не будет угрожать. Это не обсуждается. Прости.

– Уэйн, – окликнул Вакс, – прекрати разговаривать со своей шляпой и иди сюда.

Уэйн тяжко вздохнул, похлопал шляпу и с видимым усилием положил ее на сиденье автомобиля. Вакс был малый что надо, но кое в чем не разбирался. К примеру, в женщинах. И в шляпах.

Вакс и Мараси разглядывали Глухомань. Перед ними будто открылся совсем другой мир. Небо над улицами перечеркивали веревки для сушки белья – бесхозные предметы одежды болтались на них, точно висельники. Из Глухомани дул ветер, с радостью удирая оттуда и принося с собой неоднозначные запахи. Наполовину приготовленной еды. Наполовину вымытых тел. Наполовину очищенных улиц.

Стоявшие вплотную друг к другу высокие многоквартирные дома отбрасывали густые тени даже в полдень. Складывалось впечатление, что закат приходил сюда выпить и поболтать, прежде чем неторопливой походкой отправиться на вечернее дежурство.

– Лорд Рожденный Туманом не хотел, чтобы в городе были трущобы, – сказала Мараси, когда они втроем вошли в Глухомань. – Он отчаянно пытался предотвратить их появление. Строил для бедняков красивые дома, которые должны были простоять долго…

Вакс кивнул, на ходу машинально гоняя монету по костяшкам пальцев. Уэйн пригляделся. Похоже, Вакс где-то потерял пистолеты. А монеты наверняка у Мараси одолжил. Извечная несправедливость. Когда Уэйн одалживал у кого-то монеты, на него орали. Правда, он иногда забывал попросить разрешения, зато всегда оставлял взамен что-нибудь хорошее.

«Нужна подходящая шляпа… – подумал он. – Шляпа – это важно».

Уэйн отстал от своих спутников и прислушался, не раздастся ли где-нибудь кашель.

«Ага…»

Этот старик угнездился на крыльце, укрыв ноги старым грязным одеялом. В трущобах полно таких людей. Они цепляются за жизнь с отчаянием, словно висят на карнизе, и легкие у них наполовину заполнены разными нездоровыми жидкостями. Старик снова заперхал, прижимая ко рту руку в перчатке, когда Уэйн присел на ступеньки рядом.

– Ну чего ищщо? – проговорил трущобный житель. – Ты хто вообще?

– Ну чего ищщо? – повторил Уэйн. – Ты хто вообще?

– Я-то никто. – Старик сплюнул в сторону. – А ты грязный чужак. Я не при делах.

– Я-то никто, – повторил Уэйн, доставая из кармана пыльника флягу. – А ты грязный чужак. Я не при делах.

А хороший говор, весьма хороший. Бормочущий, классический и выдержанный, овеянный историей. Закрывая глаза и прислушиваясь, Уэйн подумал о том, что именно так говорили люди много лет назад. Он протянул старику фляжку с виски.

– Травить меня пытаисси? – спросил бедолага. Он не договаривал слова, пропускал половину звуков.

– Травить меня пытаисси? – повторил Уэйн, работая челюстью, будто стараясь прожевать полный рот камней.

В эту смесь, несомненно, затесались кое-какие северные фермерские поля. Он открыл глаза и снова предложил виски старику, который понюхал угощение и сделал осторожный глоточек. Потом глоток побольше. Потом хлебнул как следует.

– Это самое, – проговорил старик. – Ты, сталбыть, идиот? У меня сын – идиот. Настоящий, таким и уродился. Ну, ты все равно парень что надо.

– Ну, ты все равно парень что надо, – повторил Уэйн, вставая.

Протянул руку, снял с головы старика старую полотняную кепку, жестом указывая на фляжку с виски.

– На обмен? – спросил трущобный житель. – Парень, да ты и впрямь идиот!

Уэйн надел кепку:

– Вы не могли бы произнести для меня какое-нибудь слово, которое начинается с «а»?

– А?

– Чудесно, ржавь меня побери! – восхитился Уэйн.

Он спрыгнул с крыльца обратно на улицу и засунул в какую-то щель свой пыльник. К сожалению, там же пришлось спрятать и дуэльные трости. Но деревянные кастеты оставил при себе.

Под пыльником на Уэйне была дикоземная одежда, которая не сильно отличалась от той, что носили жители этих трущоб. Рубашка на пуговицах, брюки с подтяжками. Он на ходу закатал рукава. Вещи были поношенные, с заплатами в нескольких местах. Он бы не обменял их ни за что на свете. Понадобились годы, чтобы заполучить одежду, которая выглядела как надо. Так, словно ее использовали, словно в ней жили.

Не стоит безоговорочно доверять человеку в слишком новом наряде. Честный трудяга не носит новую, чистую одежду.

Вакс и Мараси остановились впереди и беседовали с какими-то пожилыми женщинами с шалями на голове и тюками в руках. Уэйн почти слышал, о чем речь.

«Мы ничего не знаем».

«Он пробежал здесь всего-то несколько секунд назад, – должен был сказать Вакс. – Вы ведь…»

«Мы ничего не знаем. Мы ничего не видели».

Наверняка все так и было. Поэтому Уэйн поплелся туда, где под грязным полотняным навесом четверо мужчин ели помятые фрукты.

– Что за чужаки? – спросил он, присаживаясь рядом и используя говор, который только что позаимствовал у старика.

Его даже не заподозрили. В подобных трущобах столько людей, что знать всех в лицо невозможно, зато легко определить, свой перед тобой или чужой. Уэйн был своим.

– Точно копы, – заявил житель трущоб, чья безволосая и на удивление плоская голова походила на перевернутую миску.

– Они кого-то ищут, – прибавил другой. Ржавь и Разрушитель, а у этого малого лицо было, наоборот, таким заостренным, что можно поле вспахать! – Копы сюда приходят, только если хотят кого-нибудь арестовать. А вообще им плевать на нас, и так будет всегда.

– Окажись оно иначе, – подхватил Мискоголовый, – они бы чего-нить придумали с энтими фабриками и липистрическими станциями, которые сыплют пепел на наши головы. Мы ведь не должны больше жить посреди пепла. Гармония так сказал, да-да.

Уэйн кивнул. Не в бровь, а в глаз. Стены здешних зданий и впрямь были покрыты пеплом. Есть ли людям снаружи до этого дело? Нет. Нет, ведь им-то не приходилось здесь жить. Размышляя, Уэйн не упускал из виду Вакса и Мараси, а также сердитые взгляды, которые эти двое притягивали к себе, – взгляды тех, кто успел с ними разминуться, и тех, кто закрывал окна прямо у них над головой.

«Так не пойдет, – подумал Уэйн. – Надо будет потом поговорить с Ваксом на эту тему».

– Они и впрямь кого-то ищут, – сказал он вслух.

– Не лезь в это дело, – посоветовал Мискоголовый.

– Может, речь о деньжатах… – проворчал Уэйн.

– Ты бы сдал кого-то из наших? – хмуро поинтересовался Мискоголовый. – Я тебя узнал. Ты ведь сын Идипа?

Уэйн отвел взгляд, уклоняясь от ответа.

– Слушай сюда, сынок. – Мискоголовый погрозил пальцем. – Не доверяй копам и не вздумай становиться крысой!

– Я не крыса! – возмутился Уэйн. Он и впрямь таким не был! Но любой человек время от времени нуждается в наличке. – Они пришли за Метким. Я подслушал их разговор. За его голову дают тысячу банкнот.

– Он здесь вырос, – напомнил Плуголицый. – Он свой.

– Он же девочку убил, – возразил Уэйн.

– Вранье, – отрезал Мискоголовый. – Только попробуй пойти и поговорить с копами, сынок. Я тебя предупредил.

– Ладно, ладно, – приподнимаясь, буркнул Уэйн. – Пойду-ка я…

– Сядь! – рявкнул Мискоголовый. – Или я тебя чем-нибудь по башке стукну. Ой, стукну!

Уэйн со вздохом уселся обратно:

– Вы, старички, вечно о наших делах трындите, а сами не знаете, каково сейчас работать на фабрике…

– Мы знаем больше, чем вы думаете, – парировал Мискоголовый, протягивая Уэйну помятое яблоко. – Съешь это, не лезь в неприятности и держись там, где я могу тебя видеть.

Ворча что-то себе под нос, Уэйн начал грызть яблоко, которое оказалось не таким уж плохим. Уэйн угостился еще парочкой.

Долго ждать не пришлось. Поедатели фруктов вскоре разошлись, оставив корзину огрызков. На прощание они обменялись дружелюбными насмешками, и каждый из четверки заявил, что у него важные дела.

Сунув по яблоку в каждый карман, Уэйн поднялся и потрусил следом за Мискоголовым. Без особого труда пристроился у него в хвосте, время от времени кивая всем встречным, которые кивали в ответ, будто бы узнавая. Все из-за шляпы. Надень чужую шляпу, окружи себя чужими мыслями – и вот уже ты не ты.

Мимо прошел мужчина в одежде докера, ссутулившись и насвистывая печальную мелодию. Уэйн ее запомнил. Тяжела жизнь у тех, кто работает в доках. Каждый день приходится мотаться туда-сюда по каналу на лодках, а то и ночевать под открытым небом прямо на берегу залива, где шансы наткнуться на нож или позавтракать примерно равны.

Уэйн знал об этом не понаслышке – успел хлебнуть в юности. У него и шрамы имелись в доказательство, да-да. Однако с возрастом мужчине хочется чего-то большего, чем драки на каждом углу и женщины, которые на следующее утро не могут вспомнить твое имя.

Мискоголовый нырнул в переулок. М-да, здешние улицы, ржавь их побери, все, как одна, похожи на переулки. Мискоголовый вошел в переулок посреди другого переулка. Уэйн приблизился к узенькому проему между домами и зажег темпо-сплав. Алломантия – полезная штука, тут уж не поспоришь. Загоревшийся металл создал вокруг него милый маленький пузырь ускоренного времени. Не покидая пузыря, Уэйн повернул за угол; пузырь не двигался вместе с Уэйном, но внутри его можно было перемещаться.

Ага. Вот и он, Мискоголовый, собственной персоной – за кучей мусора на самой границе пузыря. Спрятался и следит, не идет ли кто следом. Сделай Уэйн временной пузырь хоть чуточку больше, туда угодил бы и трущобный житель.

«Какая небрежность», – мысленно обругал себя Уэйн.

В доках подобная ошибка могла стоить жизни. Он вытащил из кучи мусора драное одеяло, вернулся за угол и сбросил пузырь.

Внутри пузыря Уэйн двигался так быстро, что Мискоголовый в лучшем случае мог разглядеть расплывчатое пятно – или вообще ничего. Уэйн не сомневался, что его не заметили. А иначе он бы съел свою шляпу. Ну, по крайней мере, одну из шляп Вакса.

Присмотрев подходящее крыльцо, Уэйн уселся, натянул на лицо кепку, привалился поудобнее к стене и накрылся одеялом. Просто еще один бездомный пьяница…

Мискоголовый был осторожен. Прежде чем выбраться наружу, он прождал в переулке целых пять минут, огляделся по сторонам и только потом поспешил к дому на другой стороне улицы. Постучался, что-то прошептал – его впустили.

Зевнув, Уэйн потянулся и отбросил одеяло. Пересек улицу, подошел к дому, в котором скрылся Мискоголовый, и начал проверять окна с запертыми ставнями. Настолько древними, что, казалось, могли слететь с петель от хорошего чиха. Остерегаясь заноз, Уэйн прижимался щекой то к одному, то к другому окну в надежде расслышать, о чем говорят внутри. Наконец повезло:

– …Копы, никаких сомнений, – раздалось за очередным окном. – Тысяча банкнот – это много, Меткий. Очень много. Нет, я не намекаю, что парням нельзя доверять; во всей компашке – ни единого дурного сплава. Но вот что я скажу: маленькое поощрение показало бы им, что верность – это и впрямь хорошо.

Странные, однако, у трущобных жителей представления о морали. Своего они бы не выдали констеблям даже за хорошее вознаграждение. Но, как ни крути, кушать хочется. И потом, разве человек вроде Меткого Стрелка не захочет узнать, насколько верные у него друзья?

Крысятничать на друга – ни в какие ворота не лезет.

Вымогать у друга – ну, это просто хорошая деловая хватка.

А если Меткий Стрелок окажется неблагодарным, то, возможно, он и не был настоящим другом. Уэйн ухмыльнулся и надел на пальцы деревянные кастеты. Чуть отошел, а потом ворвался в дом.

Ударив в ставни плечом, пробил насквозь – и в тот момент, когда повалился на пол, поднял скоростной пузырь. Перекатился и вскочил на ноги перед Метким, который оказался внутри пузыря. Бандит все еще был в красных брюках, хотя и без маски, и как раз перевязывал себе плечо. Вздрогнув от неожиданности, он вскинул голову, продемонстрировав изумленную физиономию с кустистыми бровями и широкими губами.

Ржавь! Неудивительно, что парень обычно носит маску.

Уэйн уложил его одним ударом в челюсть. Потом развернулся, вскинув кулаки, но с полдюжины прочих обитателей комнаты, включая Мискоголового, застыли прямо за границей скоростного пузыря. Повезло так повезло.

Уэйн с ухмылкой взвалил Меткого Стрелка на плечо. Снял кастеты, сунул в карман и достал яблоко. Смачно откусил, помахал на прощание Мискоголовому – который глядел прямо перед собой стеклянными глазами, – потом выкинул Меткого в окно и выскочил следом.

Как только Уэйн пересек границу скоростного пузыря, тот автоматически схлопнулся.

– Это что еще за шутки?! – завопил Мискоголовый.

Снова взвалив на плечо Меткого, который все еще был без сознания, Уэйн, откусывая на ходу яблоко, неспешно двинулся в обратный путь.

– Давай я поговорю со следующими, – предложила Мараси. – Может, у меня получится.

Она чувствовала на себе взгляд Ваксиллиума. Наверняка думает, будто она пытается что-то ему доказать. Раньше оно так и было. Теперь же она констебль – полноправный, на службе у городских властей. Это ее работа. Ваксиллиум был не согласен с подобным выбором, но ее действия не нуждались в его одобрении.

Вместе они подошли к компании сидевших на ступеньках юных бродяг. Трое мальчишек наблюдали за чужаками с подозрением; кожа у них была серая, слишком просторная одежда подвязана на талии и лодыжках. Похоже, так одевались все здешние юнцы. Дым из их трубок отдавал ладаном.

Мараси приблизилась:

– Мы кое-кого ищем.

– Если тебе нужен мужчина, – окинув ее оценивающим взглядом, откликнулся один мальчишка, – то вот он я.

– Ох, умоляю, – ответила Мараси. – При чем тут ты и твои девять…

– Эге-гей, она знает мой размерчик! – перебил юнец, смеясь и хватая себя за пах. – Вы за мной подглядывали, леди?

«Вот так румянец, – подумала Мараси. – Ну просто жуть как профессионально».

К счастью, она провела много времени рядом с Уэйном и привыкла к его цветистым метафорам. Ну подумаешь, покраснела. Мараси продолжила гнуть свою линию:

– Он примчался сюда меньше часа назад. Раненый, истекающий кровью, одетый в красное. Уверена, вы знаете, о ком я говорю.

– Ага, человек-из-часов! – заржал другой мальчишка, намекая на персонажа старой сказки. – Я его знаю!

«Относись к ним как к враждебно настроенным свидетелям на суде, – сказала себе Мараси. – Пусть говорят».

Надо учиться работать с людьми вроде этих мальчиков в реальном мире, а не в стерильной атмосфере аудитории.

– Да, человек-из-часов, – согласилась она. – Куда он направился?

– На край сумерек. Разве ты не слышала эту историю?

– Я люблю истории. – Мараси достала из бумажника несколько монет и продемонстрировала мальчикам.

Дать взятку – все равно что сжульничать, но… она ведь на самом деле не в суде.

Мальчишки уставились на монеты, и в их глазах внезапно блеснул голод. Впрочем, они тут же его скрыли. М-да, вероятно, показывать деньги в подобном месте было не самым мудрым решением.

– Давайте-ка послушаем историю, – продолжала Мараси. – О том, где этот… человек-из-часов мог найти убежище. Где расположены сумерки, говоря вашим языком. В каком именно из домов.

– Может, мы и знаем… – протянул третий мальчик. – Но, понимаете, истории дорого стоят. Больше, чем вы предлагаете.

Позади что-то звякнуло. Это Ваксиллиум тоже достал несколько монет. Мальчишки уставились на них с нетерпением, но тут законник подбросил одну в воздух и толкнул алломантией так, что она скрылась из виду.

Мальчишки замерли.

– Поговорите с леди, – негромко, но твердо велел Ваксиллиум. – Хватит тратить наше время.

Беспризорники кинулись врассыпную, явно не желая иметь дело с алломантом.

– Это было весьма любезно, – скрестив на груди руки, заметила Мараси. – Огромнейшее спасибо.

– Они бы тебе солгали, – ответил Ваксиллиум, бросив взгляд через плечо. – И мы привлекали ненужное внимание.

– Я понимала, что они собираются лгать. И собиралась поймать их на лжи. Атаковать чью-то фальшивую историю – такая стратегия допроса нередко оказывается самой удачной.

– Вообще-то, наилучшая стратегия допроса подразумевает выдвижной ящик и чьи-то пальцы.

– Вообще-то, – парировала Мараси, – это совсем не так. Исследования показали, что насилие во время допроса почти всегда ведет к получению негодных сведений. Так или иначе, что с тобой сегодня приключилось, Ваксиллиум? Я вдруг поняла, что в последнее время ты будто напоказ ведешь себя как суровый дикоземный законник…

– Ничего подобного.

– Но это правда. И я понимаю, в чем дело. В Дикоземье ты изображал из себя законника-джентльмена. Сам говорил, что держался за признаки цивилизации, чтобы она следовала за тобой. А здесь тебя все время окружают лорды. Ты практически захлебываешься в цивилизации. И поэтому тебя потянуло к образу «дикоземного законника» – чтобы привнести немного старомодного правосудия в жизнь этого города.

– О, ты проницательна! – Ваксиллиум отвернулся, окидывая взглядом улицу.

«Ржавь и Разрушитель! Он считает, что я влюблена в него до безумия. Высокомерный, грубый… придурок!» Мараси фыркнула и решительно двинулась прочь.

И ничего она не влюблена. Он четко дал понять, что между ними ничего не может произойти, и он помолвлен с ее сестрой. Вот и все. Разве у них теперь не может быть профессиональных отношений?

На крыльце ближайшего здания прохлаждался Уэйн – наблюдал за ними и небрежно грыз яблоко.

– А ты где был? – подойдя к нему, спросила Мараси.

– Яблочко? – предложил Уэйн. – Чуток битое.

– Нет, спасибо. Кое-кто из нас пытался разыскать убийцу, а не еду.

– A-а, это… – Уэйн пнул что-то на земле перед собой, скрытое в тени крыльца. – Ну да, я о нем позаботился ради вас.

– Ты позабо… Уэйн, у твоих ног лежит человек! Ржавь! У него кровь течет!

– Ну еще бы! Только это отнюдь не по моей вине. Но вот по башке я его стукнул, да.

Мараси прижала руку ко рту. Это ведь… Меткий Стрелок!

– Уэйн, где… как…

Ваксиллиум мягко отодвинул ее в сторону; Мараси и не заметила, как он оказался рядом. Присел, изучил рану Меткого. Потом посмотрел на Уэйна и кивнул. Этот безмолвный диалог Мараси наблюдала уже не раз; взгляд Ваксиллиума означал нечто среднее между «Хорошая работа» и «Ну ты конченый мерзавец, я же хотел все сделать сам!».

– Надо отнести его в участок, – сказал законник, поднимая бездыханного бандита.

– Отлично, – согласилась Мараси. – Но ты разве не собираешься спросить, как он это сделал? Где побывал?

– У Уэйна свои методы. И в таком месте, как это, они куда действеннее моих собственных.

– Ты знал, – проговорила Мараси, наставив палец на Ваксиллиума. – Ты знал, что наши расспросы ни к чему не приведут!

– Подозревал, – уточнил Ваксиллиум. – Но чтобы Уэйн мог пустить в ход эти свои методы, ему нужно дать волю…

– …раз я такой потрясающий, – ввернул Уэйн.

– …и поэтому я изо всех сил старался отыскать Меткого Стрелка своими силами…

– …раз уж он не может смириться с тем, насколько я в таких делах круче его самого…

– …если вдруг у Уэйна не получится.

– Чего еще ни разу не было. – Уэйн ухмыльнулся, откусил от яблока и, спрыгнув с крыльца, зашагал рядом с Ваксиллиумом. – Если не считать того раза. И еще одного раза. Но эти два раза не считаются, потому что я достаточно часто получал по башке, чтобы их напрочь забыть.

Мараси подавила вздох и ускорила шаг, чтобы догнать эту парочку. Они так много пережили вместе, что действовали сообща подсознательно, как два танцора, которые выходили на сцену бесчисленное множество раз. От этого новичку, пытавшемуся выступать вместе с ними, приходилось ой как несладко.

– И все же, – не отставала от Уэйна Мараси, – ты мог бы хоть мне рассказать, что сделал. Может, я могла бы у тебя чему-нибудь научиться.

– He-а. У тебя не получится. Ты слишком хорошенькая. Осмелюсь напомнить – не по моим меркам. Давай больше не будем водить хоровод вокруг этого дерева.

– Уэйн, иногда я от тебя в полной растерянности.

– Только иногда? – поинтересовался Ваксиллиум.

– Ну не могу же я обрушить на нее всю силу своего таланта, дружище. – Уэйн сунул большие пальцы за подтяжки. – Надо и для всех прочих приберечь чуток. Я его распределяю, невзирая на привилегии, класс, пол или умственные способности. Я святой, ржавь меня побери, да-да.

– Но как?! – не унималась Мараси. – Как ты его нашел? Разговорил кого-то из местных?

– Не-е-ет. Заставил их держать рот на замке. Это у них получается куда лучше. Опыт – всему голова.

– Вот бы тебе у них поучиться, – прибавил Ваксиллиум.

Мараси вздохнула. Они приближались к выходу из Глухомани. Человеческий мусор, ранее облепивший лестницы и переулки, растаял, – возможно, внимание нескольких законников показалось здешним обитателям чересчур неприятным. Это…

Ваксиллиум застыл. Уэйн последовал его примеру.

– Что… – начала было Мараси, но Ваксиллиум вдруг бросил Меткого Стрелка и потянулся к карману своего туманного плаща.

Ударом плеча Уэйн оттолкнул в сторону Мараси, и что-то со свистом прилетело с неба, ударившись о плиты мостовой в том месте, где они стояли мгновение назад. Потом прилетели и другие снаряды, хотя Мараси на самом-то деле за ними не следила. Она позволила Уэйну оттащить себя в относительное убежище за угол здания, откуда потом оба осторожно выглянули, пытаясь понять, откуда стреляли. Ваксиллиум бросил монету и взлетел, превратившись в темный вихрь колышущихся лент туманного плаща. В такие моменты в нем просыпалось нечто древнее и он делался похожим на рожденного туманом из старых легенд. Переставал быть слугой закона и становился осколком самой ночи, который явился забрать то, что ему причитается.

– Ох, проклятье… – Уэйн кивком указал на Меткого Стрелка.

Из безвольно лежавшего посреди улицы тела теперь торчало деревянное древко.

– Стрела? – спросила Мараси.

– Арбалетный болт. Не видел их уже много лет. Вообще-то, они нужны только для сражений с алломантами.

Уэйн поднял голову. Ваксиллиум за кем-то гнался, направляясь к верхушке какого-то здания.

– Оставайся здесь, – приказал Уэйн и бросился вдоль переулка.

– Постой… – вскинула руку Мараси.

Но он уже исчез.

«Ох уж эти двое…» – с досадой подумала она.

Что ж, некто явно не хотел, чтобы Меткий попал к констеблям и рассказал о том, что знает. Возможно, арбалетный болт или сам труп сумеют ей о чем-то поведать.

Мараси присела рядом с мертвым телом и первым делом проверила, действительно ли умер бандит. А вдруг арбалетного болта для этого не хватило? К несчастью, Меткий Стрелок и впрямь испустил дух. Болт накрепко засел у него в голове. Кто же знал, что из арбалета можно вот так прострелить череп? Мараси покачала головой и запустила руку в сумочку, чтобы достать блокнот и записать, в каком положении лежит мертвец.

«А ведь убийце повезло, – подумала она. – Он так быстро удрал, что не мог знать наверняка, достиг ли удар цели. Если бы мне требовалось удостовериться, что Меткий больше никому ничего не скажет, я бы точно…»

Позади раздался щелчок.

«…вернулась и проверила».

Мараси медленно повернулась и увидела, как из переулка, наставив на нее арбалет, выходит мужчина в лохмотьях.

«Какой у него пронзительный взгляд…»

Дальнейшее произошло быстро. Не успела Мараси и шагу ступить, как незнакомец ринулся к ней. Выстрелил из арбалета через плечо – из переулка раздался вопль, очень похожий на голос Уэйна, – потом схватил попытавшуюся бежать Мараси. Развернул и прижал к шее что-то холодное.

«Стеклянный кинжал!»

Окруженный развевающимися лентами туманного плаща, на землю опустился Ваксиллиум. В правой руке у него была монета, которую он потирал большим пальцем.

«Вспомни, чему тебя учили на отработке захвата заложников, женщина! – приказала себе Мараси. – В большинстве случаев к заложникам прибегают от отчаяния».

Может, воспользоваться алломантией? Она могла замедлить вокруг себя время, но для всех за пределами ее скоростного пузыря оно по-прежнему текло в нормальном темпе. Их с Уэйном силы были противоположными.

Но она не проглотила никакого кадмия. Вот дура! Друзья ни за что бы не сделали подобной ошибки. Пора прекратить стыдиться своих способностей, пусть они и слабые. Тем более, она уже не раз использовала их с толком.

Мужчина прерывисто дышал, его щека находилась настолько близко к ее щеке, что Мараси кожей чувствовала щетину на небритом лице.

«Люди, которые берут заложников, не хотят убивать, – лихорадочно размышляла Мараси. – Это не входит в их планы. Можно его заговорить, сказать что-нибудь утешительное, отыскать общность взглядов…»

Вместо этого она вытащила из сумочки руку, сжимавшую маленький однозарядный пистолет. Не успев даже сообразить, что делает, Мараси прижала дуло к подбородку бандита, нажала на спусковой крючок…

И вышибла ему мозги.

4

Вакс опустил руку, уставившись на новый труп рядом с Мараси. Выстрелом незнакомцу снесло значительную часть лица. Опознать его будет почти невозможно.

Впрочем, к этому и шло. Тот факт, что приспешников Костюма было трудно выследить, отличался печальной известностью.

«Не стоит об этом тревожиться прямо сейчас», – подумал Ваксиллиум, вытаскивая носовой платок и протягивая его Мараси.

Ее лицо покрывали капли крови и частицы плоти. Пистолет выпал из руки. А широко распахнутые глаза смотрели не вниз, а куда-то в пространство.

– Это было… – заговорила Мараси. – Это было… – Она перевела дух. – Это ведь было неожиданно с моей стороны?

– Ты отлично справилась, – похвалил Вакс. – Люди обычно уверены, что пленник в их власти. Частенько лучший способ спастись – это дать сдачи.

– Что? – спросила Мараси, наконец-то взяв у него платок. – Ты разрядила пистолет чуть не у самого уха. У тебя могут быть проблемы со слухом. Ржавь… Надеюсь, это пройдет. – Что?

Вакс жестом указал на ее лицо, и Мараси посмотрела на носовой платок, будто увидев его впервые. Моргнула, глянула вниз. Тотчас же отвернулась от трупа и начала вытирать лицо.

Из переулка ворча приковылял Уэйн – с новой прорехой на рукаве и с арбалетным болтом в руке.

– Вот мы его и допросили… – Мараси скривилась.

– Все в порядке, – заверил Вакс. – Наши жизни – важнее.

– Что?..

Он ободряюще улыбнулся, а Уэйн направился к констеблям, которые наконец-то прибыли на место преступления и собирались войти в трущобы.

– Почему со мной все время происходит нечто подобное? – спросила Мараси. – Да, знаю, я не смогу услышать ответ. Но это… уже третий раз, когда кто-то пытается взять меня в заложницы. Я что, излучаю беззащитность или что-то в этом духе?

«Так оно и есть, – подумал Вакс, но ничего не сказал. – И это хорошо. Из-за этого люди тебя недооценивают».

У Мараси сильный характер. В минуты напряжения она мыслила ясно и делала то, что необходимо, даже если это было неприятно. И не забывала про красивую одежду и макияж.

Лесси такие вещи не интересовали. В платье ее Вакс видел только в те редкие дни, когда они ездили в Ковингтар, чтобы посетить сады приверженцев Пути. Он улыбнулся, вспомнив, как однажды под платье она надела все те же брюки.

– Лорд Ладриан!

Навстречу Ваксу спешил констебль Редди в форме капитана полиции. Худощавый, с аккуратно подстриженными вислыми усами.

– Редди. – Вакс кивнул. – Арадель здесь?

– Главный констебль занят другим расследованием, милорд, – бодрым голосом доложил Редди.

Почему Ваксу всегда хотелось ему врезать? Редди никогда не вел себя оскорбительно, отличался неизменной безукоризненной вежливостью. Может, в этом все и дело?

Вакс указал на ближайшие дома:

– Итак, будьте любезны, прикажите своим людям оцепить этот участок; следует опросить всех, кто окажется поблизости, и попробовать установить личность человека, которого только что убила леди Колмс.

Редди отдал честь, хотя формально этого не требовалось. Вакс был общегородским уполномоченным по досудебному урегулированию, и это позволяло ему… ну, например, скакать по городу с оружием, стреляя во все стороны. Но он не являлся частью командной иерархии.

И все же констебли бросились выполнять его приказ. Взглянув на Меткого Стрелка, Вакс усилием воли подавил гнев. Если так пойдет и дальше, ему ни за что не отследить дядю Эдварна. Вакс лишь смутно догадывался, чего пытался добиться его родственник.

«Дело в том, что таким способом любого можно превратить в алломанта… если мы этим не воспользуемся, то воспользуется кто-то другой».

Слова из книги, которую ему дал Железноглазый.

– Отличная работа, милорд. – Редди кивком указал на бездыханного Меткого Стрелка. Узнать его по одежде было нетрудно. – Вы разобрались с еще одним негодяем. И как всегда, эффективно.

Вакс не ответил. Сегодняшняя «эффективная работа» оказалась просто еще одним тупиком.

– Эй, гляньте-ка сюда! – раздался поблизости голос Уэйна. – Кажется, я нашел зуб этого парня! Это ведь к удаче, правда?

Мараси с одуревшим видом присела на ближайшее крыльцо. Ваксу захотелось подойти к ней и утешить, но что, если она все неправильно поймет? Не хотелось вводить ее в заблуждение.

– Милорд, мы можем поговорить? – спросил Редди, когда на месте преступления появились новые констебли. – Я упомянул главного констебля и другое расследование. Вообще-то, я собирался искать вас, когда услышал об этой вашей погоне.

Вакс насторожился:

– Что произошло?

Редди поморщился, демонстрируя необычную озабоченность.

– Плохи дела, милорд, – сказал он, понизив голос. – У нас политические осложнения.

«Значит, к этому может быть причастен Костюм».

– Расскажите поподробнее.

– Понимаете, милорд, расследование связано с губернатором. Видите ли, его брат прошлой ночью устроил аукцион. И… ну, вам лучше увидеть это собственными глазами…

Мараси видела, как Ваксиллиум схватил Уэйна за плечо и указал в сторону поджидавшей кареты констеблей. За ней он не пришел. Сколько еще времени должно пройти, чтобы этот мужчина, будь он проклят, согласился принять ее если не в качестве ровни, то в качестве коллеги?

Раздосадованная Мараси направилась к карете. К несчастью, на пути попался капитан Редди. Пришлось напрячь слух и подключить интуицию, чтобы сквозь звон в ушах разобрать, что он говорит.

– Констебль Колмс, вы не в униформе.

– Да, сэр. У меня сегодня выходной.

– И все же вы здесь, – сцепив за спиной руки, констатировал Редди. – Как вам удается – несмотря на четкие и ясные указания – постоянно отыскивать способы вмешиваться в ситуации вроде этой? Вы не оперативный работник, констебль Колмс. И это не ваше дело.

– Уверена, это чистая случайность, сэр.

Редди лишь презрительно усмехнулся. Забавно. Обычно такие усмешки капитан приберегал для Ваксиллиума. Редди что-то проговорил – Мараси не расслышала; потом кивком указал на машину, на которой они приехали с Уэйном и Ваксиллиумом. Вообще-то, автомобиль был собственностью участка – Мараси велели освоить навыки вождения, а потом доложить об их эффективности главному констеблю. Арадель хотел проверить, можно ли заменить кареты, запряженные лошадьми, на автомобили.

– Сэр? – переспросила Мараси.

– Сегодня вам явно пришлось несладко, констебль. – Редди повысил голос. – Не спорьте. Отправляйтесь домой, приведите себя в порядок и завтра заступайте на дежурство.

– Сэр, я бы хотела доложить капитану Араделю о преследовании Меткого Стрелка и о его последовавшей кончине, прежде чем мои воспоминания начнут расплываться. Поскольку он лично следил за этим делом, ему это будет интересно.

Мараси посмотрела Редди прямо в глаза. Да, он старше по званию, но не ее непосредственный начальник. Начальником обоих был Арадель.

– Главный констебль, – с явной неохотой проговорил Редди, – в настоящий момент находится не в своем кабинете.

– Что ж, в таком случае я доложусь ему, и пусть он меня отправляет домой, сэр. Если таково будет его пожелание.

Редди заскрипел зубами, видимо собираясь возразить, но тут его отвлек подошедший констебль, поэтому просто махнул в сторону машины. Сочтя это разрешением поступать, как собиралась только что, Мараси села в автомобиль и пристроилась за каретой, в которой находился Ваксиллиум.

Когда они подъехали к фешенебельному особняку, обращенному фасадом к центру Эленделя, Мараси начала приходить в себя. Ее все еще трясло, и оставалось лишь надеяться, что это незаметно со стороны. И она худо-бедно слышала левым ухом – в отличие от правого, со стороны которого прогремел выстрел из пистолета.

Выбравшись из машины, Мараси вдруг поняла, что опять вытирает щеку носовым платком, хотя уже давно очистила все следы крови. Зато платье было совершенно испорчено, а Ваксиллиум и остальные уже вышли из кареты. Что делать? Схватив с заднего сиденья форменный жакет, Мараси поспешно накинула его на плечи и побежала догонять.

«Не считая прибывшей только что, здесь всего одна констебльская карета», – подметила она, изучая подъездную дорогу.

Что бы ни произошло в этом особняке, Арадель, видимо, не хотел привлекать внимание. Ваксиллиум подошел ко входу, огляделся, нашел глазами Мараси и подозвал взмахом руки.

– Ты знаешь, в чем суть дела? – негромко спросил он, пока Редди и другие констебли совещались возле кареты.

– Нет. Тебя не проинструктировали?

Ваксиллиум покачал головой. Посмотрел на кровавые пятна на платье, которые выглядывали из-под форменного жакета из жесткой коричневой ткани, и начал подниматься по ступенькам. За ним последовал Уэйн.

Два констебля, мужчина и женщина, стерегли вход в особняк. Они отдали честь, когда Редди догнал Ваксиллиума – демонстративно игнорируя Мараси, – и провели их внутрь.

– Мы пытались держать все под очень строгим контролем, – сообщил Редди. – Но раз уж к этому причастен лорд Винстинг, известие о случившемся обязательно просочится. Ржавь, начнется кошмар…

– Брат губернатора?! – переспросила Мараси. – Да что тут произошло?

Редди указал на лестницу, ведущую наверх:

– Полагаю, мы найдем главного констебля Араделя в большом бальном зале. Должен предупредить, что зрелище там не для слабых желудком.

Он многозначительно посмотрел на Мараси – та вскинула бровь:

– Меньше часа назад меня забрызгало, оттого что совсем рядом в буквальном смысле взорвалась человеческая голова, капитан. Уверена, со мной все будет в порядке.

Не ответив, Редди повел их вверх по лестнице. Мараси заметила, как по дороге Уэйн прикарманил маленькую декоративную коробочку с сигарами марки «Гражданские магистратские», заменив ее на битое яблоко. Надо будет позаботиться о том, чтобы он вернул коробочку на место.

Бальный зал этажом выше усеивали трупы. Мараси и Ваксиллиум остановились в дверном проеме, обозревая царивший внутри хаос. Убитые были в блестящих вечерних платьях или строгих черных костюмах. Шляпы слетели с голов, изысканный желто-коричневый ковер покрылся обширными узорами из кровавых пятен. Будто кто-то подбросил в воздух корзину яиц и позволил им упасть, расплескав содержимое по всему полу.

Клод Арадель, главный констебль Четвертого октанта, изучал место преступления. Выглядел он совсем не так, как полагалось констеблю: квадратное лицо украшала многодневная рыжая щетина – брился он только под настроение. Обветренная, изрытая глубокими морщинами кожа свидетельствовала о многих днях, проведенных не за письменным столом, а на оперативной работе. Араделю было, наверное, уже под шестьдесят, хотя свой истинный возраст он хранил в секрете – даже в документации октанта вместо даты рождения стоял знак вопроса. В чем никто не сомневался, так это в том, что в жилах Араделя не было ни капли благородной крови.

Лет десять назад, без официальных объяснений, он оставил службу в полиции. Ходили слухи, что Арадель достиг негласного «потолка», до которого могли повысить человека из простонародья. Однако за десять лет многое изменилось, и когда около года назад вышел на пенсию Бреттин – вскорости после казни Стожильного Майлза, – поиски нового главного констебля привели к Араделю. И он принял предложенный пост.

– Ладриан. – Арадель оторвал взгляд от трупа. – Хорошо. Вы здесь.

Он пересек помещение; удостоил взглядом Мараси, которая отдала честь, и не приказал ей уйти.

– Ой, – заглянув в проем, проговорил Уэйн. – Веселье уже закончилось.

Шагнув в зал, Ваксиллиум пожал протянутую руку Араделя.

– Никак Чип Эрикелл? – Ваксиллиум кивнул на ближайший труп. – Предположительно главарь контрабанды в Третьем октанте?

– Да, – подтвердил Арадель.

– А это Изабалин Фрелия, – сказала Мараси. – Ржавь! На нее скопилось досье высотой с Уэйна, но прокуроры так и не смогли предъявить обвинение.

– Семь трупов принадлежат людям в той же степени известным. – Арадель указал на нескольких мертвецов. – Большинство из криминальных синдикатов, хотя некоторые были членами благородных домов и обладали… подмоченной репутацией. Остальные – имевшие высокий ранг представители других фракций. У нас примерно тридцать знаменитых жмуров, плюс еще компания охранников с каждым из них.

– Половина преступной элиты Эленделя, – присев возле одного из убитых, негромко проговорил Ваксиллиум. – По меньшей мере.

– Ко всем этим людям мы и прикоснуться не могли, – сообщил Арадель. – И не потому, что плохо старались, смею заметить.

– Тогда почему же все такие мрачные? – поинтересовался Уэйн. – Да нам бы стоило закатить грандиозную вечеринку. Разве нет? Кто-то взял да и сделал за нас нашу работу! Можно взять отпуск на месяц.

Мараси покачала головой:

– Насильственная смена власти в преступном мире может быть опасной, Уэйн. Это свидетельствует о колоссальных амбициях – ведь получается, что кто-то одним ударом уничтожил всех своих противников.

Арадель бросил на нее внимательный взгляд, потом кивнул. Мараси почувствовала прилив воодушевления. Главный констебль сам ее нанял, выбрав ее заявление из дюжины других. У всех прочих кандидатов были за плечами годы опыта, а он взял на работу вчерашнюю выпускницу. Наверняка увидел в ней потенциал, и Мараси намеревалась доказать, что Арадель не ошибся.

– Я даже представить себе не могу, кто мог устроить подобное, – проговорил Ваксиллиум. – Расправа с таким количеством городских преступных главарей разом не принесет злоумышленникам выгоды – это миф, порожденный грошовыми романами. Убийство такого масштаба лишь привлечет внимание и заставит все прочие выжившие банды и фракции объединиться, едва они услышат новость.

– Если только это не устроил чужак, – заметила Мараси. – Тот, кто был вне системы с самого начала, – тот, кому выгодно, если она вся развалится.

Арадель хмыкнул, и Ваксиллиум кивнул в знак согласия.

– Но как, – прошептал он, – как можно было такое провернуть? Уверен, их охрана была лучшей в городе. – Он начал ходить по залу, отмеряя шагами расстояние, осматривая сначала одни тела, потом другие, время от времени приседая и беззвучно шевеля губами.

– Сэр, Редди сказал, что в этом замешан брат губернатора. Это так? – осторожно спросила Мараси Араделя.

– Лорд Винстинг Иннейт.

Лорд Винстинг, глава Дома Иннейт. У него был голос в Сенате Эленделя – пост, который он получил, когда брат возвысился до губернатора. Мараси знала, что он коррумпирован, – да и многие другие констебли это подозревали, – поэтому не удивилась, обнаружив его причастным к чему-то подобному. Правда, Винстинг всегда казался Мараси слишком мелкой рыбешкой.

А вот губернатор… Что ж, возможно, та секретная папка на ее столе – полная намеков, догадок и улик – наконец-то сыграет свою роль.

– Винстинг. – Мараси повернулась к Араделю. – Он тоже…

– Мертв? – договорил за нее Арадель. – Да, констебль Колмс. Судя по приглашениям, которые мы обнаружили, он устроил эту встречу, замаскированную под некий аукцион. Мы нашли его труп в убежище, устроенном в подвале.

Видимо, их разговор привлек внимание Ваксиллиума. Он встал, устремив на них прямой взгляд, потом пробормотал что-то себе под нос и зашагал к очередному трупу. Интересно, что он искал?

К Мараси и Араделю приблизился шатавшийся без дела Уэйн. Глотнул из серебряной фляжки, украшенной чьими-то чужими инициалами. Мараси демонстративно не спросила, у кого из мертвецов он ее позаимствовал.

– Итак, что мы имеем, – начал Уэйн, – похоже, наш маленький глава Дома дружил с преступниками?

– Мы давно подозревали, что он нечестный человек, – подтвердил Арадель. – Но люди любят его семью, и его брат пошел на большие ухищрения, чтобы скрыть от общественности былые промахи Винстинга.

– Вы правы, Арадель, – откликнулся с другого конца зала Ваксиллиум. – Дело дрянь.

– Ой, ну не знаю… – Уэйн сделал паузу. – Может, он был не в курсе, что эти ребята не в ладах с законом.

– Сомневаюсь, – покачала головой Мараси. – И даже окажись это правдой, это не имеет значения. Как только газетчики прослышат о случившемся… Родной брат губернатора погиб в доме, полном известных преступников, при очень подозрительных обстоятельствах.

– Сдается мне… – Уэйн сделал еще глоток из фляжки, – что я ошибся. Веселуха ничуть не закончилась!

– Гости перестреляли друг друга.

Все трое повернулись. Ваксиллиум присел возле трупа, потом поднял взгляд на следы от пуль в стене.

Ремесло законника, в особенности практикуемое в Дикоземье, заставило Ваксиллиума овладеть разнообразными навыками. Он был отчасти детективом, отчасти судебным исполнителем, отчасти руководителем, отчасти ученым. Мараси прочитала с десяток разных досье на него, составленных разными исследователями, – все они изучали образ мыслей человека, который превращался в живую легенду.

– Что вы имеете в виду, лорд Ладриан? – спросил Арадель.

– В этом сражении участвовало множество сторон. – Ваксиллиум обвел рукой зал. – Если бы это было неожиданное нападение извне – леди Колмс права, это наиболее логичный вариант, – то стоило бы ожидать, что гости станут жертвами шквального огня, который обрушит на них ворвавшийся враг. Однако, если присмотреться к трупам, вырисовывается совсем другая картина. Здесь произошла свалка. Хаос. Кто попало стрелял в кого попало. Думаю, все началось, когда некто выстрелил в самом центре собравшейся группы.

– Значит, все-таки один из гостей, – пробормотал Арадель.

– Очень может быть. Это все, что я смог установить по расположению тел и брызгам крови. Впрочем, кое-что выглядит странным, очень странным… Они все погибли от пуль?

– Нет, и это необычно. Некоторых убили ударом ножа в спину.

– Вы установили личности всех в этом помещении?

– Большинства, – ответил Арадель. – Мы не хотели их особо перемещать.

– Позвольте мне взглянуть на лорда Винстинга. – Ваксиллиум поднялся, шурша туманным плащом.

Арадель кивнул молодой девушке-констеблю, и та повела их к выходу из бального зала. За дверью на лестнице пахло плесенью, и она оказалась такой узкой, что пришлось идти гуськом. Первой с лампой в руке шла констебль.

Какой-то потайной ход?

– Мисс Колмс, – негромко окликнул Ваксиллиум, – что ваша статистика говорит о подобном насилии?

«О, неужто мы снова называем друг друга по фамилии?»

– Очень немногое. Могу сосчитать на пальцах одной руки, сколько раз произошло нечто похожее. Первым делом я бы попыталась определить, что связывало убитых. Они все занимались контрабандой, капитан Арадель?

– Нет, – раздалось позади. – Среди них были и контрабандисты, и вымогатели, и короли азартных игр.

– Это означает, что мы имеем дело не с целенаправленной попыткой усиления власти в какой-то определенной сфере преступной деятельности, – начала рассуждать Мараси, и звуки ее голоса эхом отразились от влажных каменных стен лестничного пролета. – Мы должны найти связь – то, что превратило в мишени именно этих людей. Однако тот, кто, скорее всего, мог бы прояснить эту связь, мертв.

– Лорд Винстинг? – предположил Ваксиллиум. – Полагаете, что именно он заманил всех сюда, спланировал их казнь, а потом что-то пошло не так?

– Такова одна из версий.

– Он не из этих мерзких типов, – подал голос шедший в конце процессии Уэйн.

– Ты что-то знаешь про Винстинга? – оглянувшись, спросила Мараси.

– Ничего особенного, – ответил Уэйн. – Но он был политиком. Мерзкие политики отличаются от обычных мерзких типов.

– Вынужден согласиться, – подтвердил капитан Арадель. – Хотя не стал бы выражать свое мнение столь цветисто. Мы знали, что Винстинг продажный, но в прошлом он почти не выходил за рамки малозначимых схем. Продавал грузовые трюмы контрабандистам, когда его это устраивало, заключал кое-какие темные сделки с недвижимостью. В основном, брал деньги в обмен на политические услуги. В последнее время поползли слухи о том, что он собирается выставить на продажу свой голос в Сенате. Мы это расследовали, но пока что не обнаружили улик. Так или иначе, убивать тех, кто собирается тебе заплатить, – все равно что при помощи динамита подорвать собственную серебряную шахту в поисках золота.

В конце лестницы обнаружились еще трупы. Судя по всему, телохранители, каждый из которых получил пулю в голову.

Ваксиллиум присел.

– Застрелены сзади, со стороны убежища, – прошептал он. – Все четверо.

– Казнены? – уточнила Мараси. – Как же убийце удалось сделать так, чтобы они просто стояли и не сопротивлялись?

– Он и не делал. Всего лишь двигался настолько быстро, чтобы они не успели среагировать.

– Ферухимик, – негромко проговорил Уэйн. – Будь я проклят…

Ферухимиков, которые могли приберегать про запас скорость, называли стальными бегунами. Им приходилось замедляться на некоторое время, чтобы позже воспользоваться резервом.

Ваксиллиум поднял голову. Мараси заметила в его глазах блеск, какой бывает у голодного при виде еды. Вероятно, решил, что к этому причастен его дядя. Он так думал каждый раз, когда преступление совершал металлорожденный. В какую бы сторону ни повернулся Ваксиллиум, он всюду видел за своим плечом тень мистера Костюма – призрак человека, которого не сумел остановить.

Насколько им было известно, у Костюма все еще находилась в заложницах сестра Ваксиллиума. Мараси мало что знала об этом – Ваксиллиум отказывался обсуждать детали.

Он с мрачным видом поднялся и направился к двери позади павших охранников. Распахнул ее и вошел; Мараси с Уэйном двинулись следом и обнаружили единственный труп, безвольно лежащий в мягком кресле посреди комнаты. Человеку перерезали горло, и кровь на передней части костюма напоминала толстый слой засохшей краски.

– Убит чем-то вроде длинного ножа или маленького меча, – сказал Арадель. – Что еще более странно, ему… вырезали язык. Мы послали за доктором, чтобы тот рассказал побольше о ране. Не понимаю, почему убийца не воспользовался пистолетом.

– Потому что в тот момент еще были живы охранники, – негромко пояснил Ваксиллиум.

– Что?

– Они пропустили убийцу. – Ваксиллиум смотрел на дверь. – Это был кто-то, кому они доверяли. Кто-то свой. Они позволили убийце войти в убежище.

– Или он просто слишком быстро прошел мимо них, – предположила Мараси.

– Возможно, – согласился Ваксиллиум. – Но дверь открывается изнутри, и ее не взламывали. Тут есть глазок. Винстинг впустил убийцу, а он бы этого не сделал, если бы охранники были мертвы. Он спокойно сидит в кресле – никаких следов борьбы. Видимо, кто-то, находившийся сзади, быстро резанул его по горлу. Или Винстинг не знал, что в комнате есть кто-то еще, или этому человеку доверял. А теперь присмотритесь, как лежат охранники снаружи. Все они были сосредоточены на ступеньках – значит ждали опасности именно оттуда. Они по-прежнему охраняли лестницу. Нутром чую, Винстинга убил кто-то из своих – тот, кого они сюда пропустили.

– Ржавь, – негромко выругался Арадель. – Но… ферухимик? Вы уверены?

– Ага, – подтвердил стоявший у двери Уэйн. – И это точно был не скоростной пузырь. Из них нельзя стрелять. Этих ребят убили быстрей, чем хоть один из них успел оглянуться. Вакс прав. Или ферухимик, или кто-то вычислил, как стрелять изнутри скоростного пузыря, – а мы весьма не прочь узнать, как провернуть такой фокус.

– Ферухимическая скорость движения объясняет и смерти от удара ножом в бальном зале. – Ваксиллиум поднялся. – Несколько быстрых убийств посреди хаоса перестрелки. Быстрые и хирургически точные удары – значит убийце ничего не грозило, несмотря на пальбу. Капитан Арадель, предлагаю вам собрать имена деловых партнеров и слуг Винстинга. Проверьте, не отсутствует ли здесь чье-то тело. А я займусь металлорожденными – стальные бегуны даже среди ферухимиков встречаются редко.

– А пресса? – спросила Мараси.

Ваксиллиум посмотрел на Араделя – тот пожал плечами:

– Мне не удержать это в секрете, лорд Ладриан. Слишком много людей замешано. Все узнают о случившемся.

– Ладно. – Ваксиллиум вздохнул. – Но я не могу отделаться от ощущения, что ради этого все и затеяли.

– Прошу прощения? – не понял Уэйн. – Я думал, все затеяли ради того, чтобы перебить этих ребят.

– Слишком много «ребят», Уэйн. – Ваксиллиум покачал головой. – Похоже на передел власти в городе. Были ли те люди наверху главными целями? Или это атака на губернатора собственной персоной, удар исподтишка по его Дому, некое послание? Сообщение губернатору Иннейту о том, что даже он не может уберечься от них…

Он отвел назад голову Винстинга и принялся рассматривать разодранный рот. Мараси отвернулась.

– Кто-то вырвал ему язык, – прошептал Ваксиллиум. – Почему? Что ты затеял, дядя?

– Прошу прощения? – спросил Арадель.

– Пустяки. – Ваксиллиум позволил голове трупа снова упасть. – Я должен отправиться к художнику, чтобы позировать для портрета. Вас не затруднит прислать мне сообщение, когда станут известны все детали?

– Пришлю. – Арадель кивнул.

– Отлично. – Ваксиллиум направился было к двери. – И еще, капитан…

– Да, лорд Ладриан?

– Приготовьтесь к буре. Это сделали не втихую; это сделали так, чтобы люди заметили. Это вызов. Кто бы ни стоял за случившимся, он не остановится на содеянном.

5

Уэйн натянул свою счастливую шляпу Это была шляпа извозчика, похожая на котелок с широкими полями, но не такой, который готов лопнуть от помпезности. Кивнув своему отражению в зеркале, Уэйн вытер нос. Чихнул. Откладывать здоровье про запас он начал накануне, сразу же после того, как обнаружились все эти трупы.

В метапамяти, которую Уэйн носил в виде наручей, уже собрался неплохой резерв здоровья, и им можно было воспользоваться при случае. В последнее время много не требовалось, и похмельные дни Уэйн всегда проводил настолько больным, насколько мог, – все равно чувствовал себя ужасно. Однако с таким количеством мертвых важных шишек дела начали плохо пахнуть, и Уэйн забеспокоился. Вскоре придется прибегнуть к исцелению, и лучше увеличить запасы, пока еще есть такая возможность.

Впрочем, сегодня Уэйн не очень старался. Сегодня требовалась удача. Его так и подмывало назвать этот день худшим в своей жизни, но это точно было бы преувеличением. Худшим днем будет тот, когда он умрет.

«Но ведь я могу умереть и сегодня, – подумал Уэйн, застегивая пояс и засовывая дуэльные трости в ременные петли; при этом он то и дело вытирал нос. – Покамест ни в чем нельзя быть уверенным».

Всякому человеку суждено однажды умереть. Уэйн всегда находил странным, что так много людей умирает в старости, – ведь логика подсказывала, что всю свою жизнь они усиленно практиковались в неумирании.

Он не спеша вышел из комнаты, которую занимал в особняке Вакса, лениво подметил, что из кухни пахнет утренним хлебом. Уэйн был благодарен за комнату, хотя на самом деле оставался в ней лишь ради бесплатной кормежки. Ну и еще ради Вакса. Другу требовалась компания, чтобы не сделаться еще более странным.

Уэйн брел по устланному ковром коридору, где пахло полированной древесиной и избытком свободного времени у слуг. Особняк был милый, но вообще-то люди не должны жить в домах, способных постоянно напоминать о том, до чего мал человек. Слишком уж он огромен. Уэйн был бы счастлив в хорошенькой тесной квартирке. В ней можно ощущать себя королем в битком набитой сокровищнице.

У кабинета Вакса он приостановился. Это еще что такое на столике возле дверей? Новый канделябр из чистого золота на белой кружевной салфеточке. Именно то, что нужно!

Уэйн покопался в кармане. В поступках богачей нет никакого смысла. Канделябр стоит, наверное, целое состояние, а Вакс просто взял и оставил его без присмотра. Уэйн пошарил в другом кармане, выискивая что-нибудь подходящее для обмена. Наконец вытащил карманные часы. Потряс ими – внутри что-то задребезжало.

«Интересно, как давно эта штуковина на самом деле показывала время?»

Он поднял канделябр, забрал салфеточку, потом поставил канделябр на место, повесив на него карманные часы. Обмен показался справедливым.

«Мне как раз нужен новый носовой платок», – подумал Уэйн.

Высморкавшись в салфеточку, он открыл дверь в кабинет и вошел.

Вакс стоял перед мольбертом и смотрел на большой лист бумаги, изрисованный замысловатыми схемами.

– Не спал всю ночь? – Уэйн зевнул. – Ржавь тебя побери, дружище, я не могу как следует отлынивать от дела. И это все ты виноват.

– Не понимаю, как моя бессонница связана с твоей ленью.

– Она представляет меня в черном свете. Вот так вот. – Уэйн заглянул Ваксу через плечо. – Как следует отлынивать от дела можно только в компании. Один человек, который валяется и ничего не делает, называется «лентяй», а если двое валяются и ничего не делают, то у них просто обеденный перерыв.

Покачав головой, Вакс перешел к штудированию газет. Уэйн склонился над мольбертом. Длинные списки всяких идей – некоторые соединялись стрелочками – и набросок, показывавший расположение трупов в бальном зале и убежище.

– И что же все это значит?

Уэйн взял карандаш и стал дорисовывать схематичного человечка, стреляющего из пистолета по мертвецам. Когда он рисовал схематичный пистолет, его рука дрожала, но в остальном человечек вышел очень даже неплохо.

– Это доказательство того, что в деле замешан стальной бегун, – пояснил Вакс. – Погляди-ка: люди в бальном зале погибли в определенной последовательности. Четверых самых влиятельных гостей убили из одного и того же пистолета, а позже из него же застрелили охранников возле дверей убежища. Готов поспорить, этих, наверху, убили первыми – во мгновение ока; так быстро, что остальным показалось, будто раздался единственный выстрел. Но дело в том, что, судя по ранам, в каждого из них стреляли из разных точек.

Уэйн мало что знал о пистолетах, принимая во внимание тот факт, что всякий раз, когда он пытался воспользоваться подобным оружием, его рука принималась изображать карету на дороге с ухабами, но Вакс, скорее всего, был прав. Уэйн переместился ближе к центру картинки и начал рисовать там схематичных женщин, обнаженных по пояс, но тут подошел Вакс и отобрал у него карандаш.

– А это что? – спросил Уэйн, постучав по центру схемы, где Вакс нарисовал несколько прямых линий.

– Закономерность, которой следовал убийца, сбивает меня с толку, – признался Вакс. – Четверо, которых он застрелил во время вечеринки, погибли во время случайных светских бесед – погляди, как они лежат. Все прочие были убиты во время разразившейся вслед за этим перестрелки, но эти четверо – они умерли, пока вечеринка еще продолжалась. Однако почему он стрелял в них с разных сторон? Вот посмотри – насколько я могу судить, первый выстрел он сделал отсюда и убил леди Лентин. Она уронила бокал, на который в ближайшие несколько минут много раз наступили. Но потом убийца воспользовался своей скоростью, чтобы быстро переместиться вот сюда и выстрелить в другом направлении. Затем он переместился еще и еще раз. Зачем ему стрелять из четырех разных мест?

– Кто стоял там, где он стрелял?

– Ясное дело, люди, которых он убил.

– Нет, я хотел спросить, кто стоял рядом с ним, когда он выстрелил. Не там, куда он стрелял, а там, откуда стрелял.

– А-а-а… – недоуменно протянул Вакс.

– Ага. Сдается мне, он пытался натравить их друг на друга. – Уэйн со значением шмыгнул носом. – Сделать так, чтобы все в зале открыли стрельбу по всем. Смекаешь? Ну, вроде как если начинаешь драку в баре, то бросаешь бутылку в какого-нибудь парня, а потом поворачиваешься к стоящему рядом и вопишь: «Эй, ты почему швырнул бутылкой в того хорошего малого? Ржавь, а он здоровяк. И вот он идет на тебя, и…»

– Я понял идею, – сухо проговорил Вакс, постукивая по схеме. – Знаешь, а ты кое-что уловил.

– К счастью, не какую-нибудь заразу.

Вакс улыбнулся и сделал несколько пометок на боковой стороне листа.

– Итак, убийца хотел посеять хаос… Он начал перестрелку, прыгая туда-сюда и представляя все так, словно разные стороны атакуют друг друга. Неудивительно, что гости должны были напрячься, подозревая каждого…

– Ага. Я гений.

– Ты догадался попросту потому, что убийца заставил других сделать за себя всю работу, а в этом ты настоящий мастер.

– Как я и говорил. Гений. И каким образом ты собираешься его разыскать?

– Ну, я собирался послать тебя в Поселок и…

– Не сегодня, – перебил Уэйн.

Вакс повернулся к нему, удивленно вскинув брови.

– Первый день месяца, – напомнил Уэйн.

– Ох. Я забыл. Но ты не обязан ходить туда каждый месяц.

– Обязан.

Вакс изучающе глянул на друга, словно ожидая продолжения или остроты, но Уэйн смолчал. Это было и впрямь серьезно. Вакс медленно кивнул:

– Понимаю. Тогда почему ты еще здесь?

– Ну, знаешь… – Уэйн сделал многозначительную паузу. – Как я всегда твержу…

– Приветствуй каждое утро с улыбкой, тогда оно не поймет, что ты собираешься с ним сделать?

– Нет, другое.

– Пока не убедишься в обратном, обращайся с каждой женщиной так, будто у нее есть старший брат сильнее тебя?

– Не-е-ет… Постой, разве я такое говорил?

– Да. – Вакс повернулся к своим запискам. – По твоим меркам, это практически рыцарский поступок.

– Ржавь! Надо бы все это записать.

– Сдается мне, ты и это твердишь всегда. – Вакс сделал очередную пометку на листе. – К несчастью, сначала тебе надо выучиться писать.

– А вот это несправедливо, – объявил Уэйн, подойдя к столу Вакса и начиная шарить в выдвижных ящиках. – Я умею писать – я знаю целых четыре буквы, и одной даже нет в моем имени!

Вакс улыбнулся:

– Так ты собираешься сказать, о чем твердишь всегда?

Уэйн нашел в нижнем ящике бутылку, забрал и положил взамен кружевную салфеточку, которую взял в коридоре.

– Если ты собираешься сделать нечто ужасное, загляни сперва к Ваксу в кабинет и выменяй что-нибудь на его ром.

– Что-то я не слышал от тебя такого.

– Вот теперь услышал. – Уэйн отхлебнул из бутылки.

– Я… – Вакс нахмурился. – На это мне нечего ответить. – Он со вздохом отложил карандаш. – Однако раз уж ты сегодня не склонен трудиться, придется мне самому отправиться в Поселок.

– Извини. Я знаю, ты ненавидишь это место.

– Переживу как-нибудь, – скривился Вакс.

– Совет хочешь?

– От тебя? Скорее нет. Но ты говори, не стесняйся.

– Прежде чем уйти, загляни в кабинет Вакса, – посоветовал Уэйн, направившись к двери, – и глотни немного рома.

– Того самого, который ты только что присвоил?

Чуть поколебавшись, Уэйн вытащил из кармана бутылку:

– Ох, дружище. Мне так жаль. Тяжело тебе придется.

Уэйн покачал головой. Вот же бедолага этот Вакс… Он закрыл за собой дверь, глотнул рома и продолжил путь вниз по ступенькам и прочь из особняка.

Мараси оттянула воротник жакета, радуясь тому, что ее обдувал ветер с моря. В униформе иной раз было жарковато, а сегодня она нарядилась как положено: в белую блузу на пуговицах и коричневую юбку под стать коричневому жакету.

Находившийся рядом с ней продавец газет был не так уж рад ветру. Выругавшись, он швырнул поверх стопки газет тяжелый металлический предмет – судя по всему, часть старого шпинделя. Дорожное движение на улице замедлилось, образовался затор. Водители автомобилей и извозчики орали друг на друга.

– Разрушитель бы побрал этого Тима Вашина, – проворчал продавец газет, поглядывая на скопившиеся автомобили. – Вместе с его машинами.

– Вряд ли он виноват в этом, – заметила Мараси, роясь в бумажнике.

– Еще как виноват, – заупрямился продавец. – Повозки с моторами сами по себе неплохи, ничего страшного в них нет – если ездить по сельским дорогам или летом, после полудня. Но теперь они совсем дешевые, и каждый стремится обзавестись такой колымагой, ржавь бы их взяла! На лошади и двух кварталов не одолеешь, чтобы на тебя кто-нибудь не наехал с полдюжины раз.

Транспортный затор наконец рассосался: вопли прекратились, потоки лошадей и машин вновь потекли по брусчатой мостовой. Мараси заплатила за газету, расправила ее, пробежалась по заголовкам в верхней части.

– Сдается мне, вы уже как-то заглядывали ко мне, – снова подал голос продавец.

– Мне был нужен дневной выпуск, – рассеянным тоном ответила Мараси, направляясь прочь.

Заголовок гласил: «Глас гнева на городских улицах!»

Звук, подобный тому, что издает перекручиваемый металл, раздается по всему Эленделю – это выходят на улицу люди, разгневанные коррупцией в правительстве. Неделю назад губернатор наложил вето на билль № 775, так называемый манифест о правах рабочих, а теперь его брат Винстинг Иннейт был найден мертвым после встречи – бесспорный факт! – с известными преступниками.

Винстинга убили в его особняке, и, возможно, он стал жертвой полицейской операции, направленной против этих преступных элементов. Среди убитых знаменитый Даузер Малини, которого давно подозревали в осуществлении контрабандного ввоза руды в Элендель, подрывающего деятельность честных тружеников. Констебли не признают своей вины, но подозрения по поводу загадочных обстоятельств случившегося привели ко всеобщему недовольству.

Мараси сунула руку в сумочку и достала утренний выпуск той же газеты с заголовком «Загадочное происшествие в особняке лорда Винстинга!».

Констебли сообщили, что лорд Винстинг, брат губернатора, был найден мертвым в своем особняке прошлой ночью. О таинственных обстоятельствах его гибели мало что известно, но ходят слухи, что в особняке также присутствовали несколько членов высшего общества.

Все прочие заметки в газете были одинаковыми в обоих выпусках – не считая сообщения о наводнениях в восточном регионе, где появилась дополнительная строка с обновленными сведениями относительно ущерба. Заметка про Винстинга, отчасти из-за размера заголовка, выдавила со страницы две другие. «Элендельский вестник» хоть и не являлся самым уважаемым источником новостей в Бассейне, зато там хорошо знали свою аудиторию и писали либо о том, с чем их читатели были согласны, либо о том, чего боялись. Это позволяло продавать больше экземпляров.

На ступеньках полицейского управления Четвертого октанта Мараси замешкалась. По тротуарам шли люди – суетливые, встревоженные, с опущенной головой. Неподалеку слонялись без дела мужчины в темных куртках извозчиков – руки в карманах, глаз не видно из-под полей заостренных шляп.

«Безработные, – подумала Мараси. – Слишком многие потеряли работу и не могут найти новую».

Автомобили и электричество меняли жизнь в Эленделе столь быстро, что казалось, обычному человеку не стоит и надеяться ее нагнать. Те, у кого три поколения предков трудились на одном и том же месте, внезапно оказывались безработными. А если принять во внимание трудовые споры на сталелитейных заводах…

Губернатор недавно обратился к этим людям с речью и много всего наобещал. Больше каретных маршрутов, которые будут соперничать с железными дорогами, куда последним и не добраться. Более высокие тарифы на импортные товары из Билминга. В основном пустые обещания, но те, кто терял надежду, за них хватались. Смерть Винстинга могла все испортить. Как поведут себя люди, если начнут задаваться вопросом, не замешан ли губернатор Реплар Иннейт в коррупции в той же степени, что его брат?

«В городе разгорается пожар», – подумала Мараси.

Она почти чувствовала тепло, исходящее от газеты в руках. И, перешагивая порог участка, с беспокойством думала о том, что лорд Винстинг может принести больше вреда Эленделю, будучи мертвым, чем живым, – а это само по себе уже кое-что значило.

Выбравшись из кареты, Вакс кивнул извозчику и велел ему ехать домой, а не ждать возвращения хозяина.

Вакс надел шляпу с алюминиевой подкладкой – широкополую, в дикоземном стиле, подходящую к пыльнику, хоть под ним и была дорогая рубашка с шейным платком. Благодаря шляпе и туманному плащу он выделялся, как человек с дробовиком на ножевом поединке. Мимо проходили рабочие в штанах с подтяжками, банковские клерки в жилетах и с моноклями, констебли в шлемах или котелках и пиджаках военного образца.

Никто не носил дикоземные шляпы. Может, Уэйн и прав, без умолку твердя о том, насколько велика важность шляпы. Вакс перевел дух и вошел в Поселок.

Вероятно, когда-то давно это была обычная городская улица. Широкая, но все же просто улица. До того, как проросли деревья – распихав брусчатку и по всей длине укрыв дорогу густым пологом.

Все здесь выглядело каким-то нереальным. Не просто парк – настоящий лес, невозделанный и неухоженный, свежий и первобытный. В Поселок нельзя было заехать в карете или на автомобиле. Даже если не принимать во внимание деревья, земля здесь стала слишком неровной и холмистой для транспорта. Дома вдоль улицы поглотил Поселок. Невозможно было не задаваться вопросом: а не так ли выглядел бы Элендель, не тронутый рукой человека? Гармония сделал Бассейн неимоверно плодородным – людям приходилось прилагать усилия только для того, чтобы побыстрее собирать урожай.

Вооруженный, точно на битву, Вакс решительно двинулся вперед. Виндикация и «стеррион» на поясе, короткоствольный дробовик в кобуре на бедре, внутри горит металл. Низко надвинул край шляпы – и шагнул в другой мир.

Среди деревьев играли маленькие дети в простых белых рубашках. Подростки носили тиннингдар – террисийское одеяние, спереди украшенное орнаментом из V-образных элементов. Юнцы постарше сидели на ступеньках зданий и наблюдали за Ваксом. Воздух здесь пах… мягко.

«Мягкий воздух» – глупая метафора, но именно таким он и был.

Запах напомнил Ваксу мать.

Вокруг, точно побеги по весне, нарастали шепоты, но Вакс, ступая по пружинившей под ногами почве, смотрел только вперед. Не существовало ворот, сквозь которые можно было войти или выйти из Поселка, и вообще никому не удалось бы проделать подобный трюк незамеченным. И в самом деле, через несколько минут после появления Вакса куда-то заспешила девушка с развевающимися золотистыми волосами – видимо, чтобы предупредить о его появлении.

«Здесь они обрели покой, – подумал Вакс. – Они этот покой заслужили. Ты не должен их за это презирать».

После короткой прогулки он вышел из рощи и обнаружил троих террисийцев, которые ждали его, скрестив руки. Все в одеяниях бестий – ферухимиков, способных увеличивать силу. Черты их лиц различались в достаточной степени, чтобы сторонний наблюдатель не принял троицу за родственников. Двое, как и большинство террисийцев, высокие и стройные, третий с более темной кожей – наверняка кто-то из Первоначальных в его роду был темнокожим. Смуглый цвет кожи самого Вакса, скорее всего, свидетельствовал о родстве с этой же самой линией. Никто из троих не мог похвастаться удлиненными чертами лица – как на старых рисунках. Подобные лица сделались частью мифологии.

– Чего тебе надо, чужак?

– Хочу поговорить с Синодом, – ответил Вакс.

– Ты констебль? – Террисиец оглядел его с ног до головы.

Из-за ближайших деревьев высунулись дети и тоже принялись его рассматривать.

– В каком-то смысле, – согласился Вакс.

– Террисийцы – сами себе полиция, – вступил в разговор второй из троицы. – У нас есть соглашение.

– Я знаю про сделку. Мне просто надо переговорить с Синодом или хотя бы со старейшиной Ввафендал.

– Тебя здесь не должно быть, законник! – вспылил первый. – Я…

– Все в порядке, Разал, – донесся из тени ближайшего дерева усталый голос.

Три террисийца повернулись и быстро поклонились, когда к ним подошла пожилая женщина. Статная, с белыми волосами и более смуглой кожей, чем у Вакса; при ходьбе она опиралась на трость, в которой на самом деле не было нужды. Ввафендал изучала Вакса. Он вдруг почувствовал, что вспотел.

Разал, продолжая кланяться, упрямо проговорил:

– Мы пытались его отослать, Старейшая.

– У него есть право здесь находиться, – отрезала Ввафендал. – В нем столько же террисийской крови, сколько в тебе; больше, чем у большинства.

Террисиец-бестия вздрогнул, потом выпрямился и снова уставился на Вакса:

– Вы же не хотите сказать…

– Хочу, – перебила его Ввафендал. Выглядела она очень усталой. – Это он. Мой внук.

Уэйн опрокинул бутылку и вылил себе в рот последние капли рома. Потом сунул ее в карман пиджака. Хорошая бутылка. Можно будет на что-нибудь обменять.

Он перепрыгнул с лодки на причал и махнул рукой Реду, лодочнику. Славный малый. Подбрасывал Уэйна до нужного места в обмен на истории. Уэйн выплюнул изо рта монету, которую держал за щекой, и бросил Реду.

Тот поймал:

– Чего это мокрая? Никак перепутал ее с леденцом?

– Алломант не может толкнуть монету, если она у меня во рту! – крикнул Уэйн в ответ.

– Ты пьян, Уэйн! – со смехом отозвался Ред и шестом оттолкнулся от причала.

– И близко не дошел до кондиции! Этому крохобору Ваксу даже не хватило такта припрятать полную бутылку!

Ред развернул лодку, направляя ее к середине канала; его плащ заколыхался на ветру. Уэйн отошел от шеста, отмечавшего место для швартовки, и перед ним открылся самый грозный вид из всех возможных. Элендельский университет.

Пришло время для трех испытаний Уэйна.

Он потянулся было за ромом, но потом припомнил – мысли путались, – что успел его допить. Ржавь и Разрушитель! Наверное, не стоило опустошать бутылку. С другой стороны, благодаря рому можно не обращать внимания на насморк. Напившись вдрызг, он мог разок-другой получить по физиономии и даже ничего не почувствовать. В этом таилось своеобразное ощущение непобедимости. Дурацкое ощущение, но Уэйн был не из разборчивых.

Держа руки в карманах куртки, он поднялся к университетским воротам. Над входом была выгравирована фраза на великоимперском: «ГЛУБОКОПОЗНАНИЕ СУТЬ ВЕКОВЕЧНОЕ НАМЕРЕНИЕ». Мудрые слова. Уэйн слыхал, что они означают: «Голодный дух вечно жаждет знаний». Когда ему случалось проголодаться, он съедал булочку, но в этом месте было полным-полно умных ребятишек, а они все со странностями.

К воротам небрежно прислонилось двое мужчин в черных куртках. Уэйн замедлил шаг. Итак, на этот раз они его ждали, не скрываясь? Вот и первое испытание. Просто прелестно, ржавь побери!

Что ж, как и полагалось великому герою какой-нибудь истории, Уэйн собирался сделать все возможное, чтобы подобного испытания избежать, поэтому метнулся в сторону, прежде чем эти двое успели его заметить, а потом двинулся вдоль стены. Она окружала университет, словно укрепленное хранилище. Неужто кто-то опасался, что все знания утекут отсюда, как вода из ушей пловца?

Уэйн изогнул шею, выискивая путь внутрь. Пролом, которым он воспользовался в прошлый раз, заложили кирпичами. А дерево, по которому забрался в позапрошлый, спилили. Провалиться бы им всем на месте! Уэйн решил последовать другой великой традиции героев, столкнувшихся с испытаниями, и пустился на поиски какого-нибудь способа обмануть своих противников.

Диме обнаружился на ближайшем углу – стоял себе в шляпе-котелке и при галстуке-бабочке, но в рубашке с оторванными рукавами. Он верховодил одной из местных уличных банд поважнее, но никогда не ранил слишком уж тяжело тех, кого грабил, и с теми, у кого вымогал деньги, вел себя вежливо. Словом, был практически образцовым гражданином.

– Привет, Диме, – поздоровался Уэйн.

Диме глянул на него с подозрением:

– Ты сегодня коп, Уэйн?

– Не-а.

– Лады! – Диме присел на мостовую и достал из кармана металлическую коробочку.

– Ну-ка, ну-ка, – проговорил Уэйн, вытирая нос. – Что это у тебя?

– Жвачка.

– Жвачка?

– Ага, ее жуют. – Диме протянул шарик – мягкий на ощупь и покрытый чем-то вроде пудры.

Уэйн бросил на парня подозрительный взгляд, но решил попробовать.

– Хороший вкус.

И проглотил.

Диме рассмеялся:

– Не глотай, Уэйн! Жуй!

– И в чем суть?

– Да просто получай удовольствие. – Диме бросил Уэйну еще один шарик.

Уэйн сунул его в рот:

– Как идут дела между вами и Сапожниками?

Сапожники были соперничающей бандой этого района.

Диме и его парни расхаживали в рубашках с оторванными рукавами – Сапожники ходили босиком. Уличные мальчишки, многие из которых были детьми бездомных, явно считали такое совершенно логичным. Уэйну нравилось за ними наблюдать. Хорошие ребята. Когда-то и он был таким же.

А потом жизнь увлекла его не туда. Этим мальчикам не помешает кто-то, способный указать нужное направление.

– Ой, знаешь… – проговорил Диме. – То так, то этак.

– Но сейчас у вас проблем нет, верно? – не отставал Уэйн.

– Ты же вроде сказал, что сегодня – не коп!

– Нет, – подтвердил Уэйн, инстинктивно переходя на говор, похожий на говор Димса. – Я ж тебя как друг спрашиваю, Диме.

Тот нахмурился, отвернулся, но его невнятный ответ был искренним:

– Мы же не дураки какие-нибудь, Уэйн. Мы держим себя в руках. И ты знаешь, что так будет и дальше.

– Вот и славно.

Диме снова посмотрел на Уэйна, который уселся рядом.

– Ты принес деньги, которые мне задолжал?

– А я задолжал?

– Карты, – напомнил Диме. – Две недели назад. Ржавь, Уэйн, ты пьяный? Еще ведь даже не полдень!

– Я не пьяный, – шмыгнув носом, возразил Уэйн. – Я изучаю альтернативные формы трезвости. Сколько я тебе должен?

Диме помедлил:

– Двадцатку.

– Что ты говоришь… – проворчал Уэйн, роясь в кармане. – Отчетливо припоминаю, что брал взаймы пятерку. – Он достал банкноту. Это была пятидесятка.

Диме вскинул бровь:

– Видать, тебе от меня что-то нужно?

– Я должен попасть в университет.

– Ворота открыты, – сказал Диме.

– Нельзя мне через ворота. Меня знают в лицо.

Диме кивнул. В его мире такие проблемы возникали сплошь и рядом:

– Что я должен сделать?

Совсем скоро человек в шляпе и куртке Уэйна и с его дуэльными тростями попытался пройти через главные университетские ворота. Однако, завидев двух мужчин в черном, сорвался с места и бросился наутек – те, покинув пост, кинулись за ним в погоню.

Уэйн поправил очки, провожая их взглядом. Хулиган попытался прокрасться в университет – какой скандал! Сокрушенно покачав головой, Уэйн со стопкой книг в руках вошел в ворота; на шее у него был галстук-бабочка. Еще один охранник, который стоял в более укромном местечке и наблюдал за тем, как его напарники гоняются за Димсом, глянул на Уэйна лишь краем глаза.

Очки. Для умников они что-то вроде шляпы. Во внутреннем дворе Уэйн бросил книги, потом прошел мимо фонтана с леди, которая не была одета подобающим образом, – он там задержался самую малость – и направился к Пашадон-холлу, общежитию для девочек. Здание жутким образом напоминало тюрьму: трехэтажное, с маленькими окнами, целиком из камня, с железными решетками, которые словно говорили: «Держитесь подальше, мальчики, если вам дороги ваши причиндалы».

За дверью главного входа Уэйна поджидало второе из трех испытаний – встреча с Пашадонской Тираншей. Восседавшая за столом дама могла похвастать телосложением быка и соответствующим лицом. Даже волосы у нее были завиты на манер рогов. По слухам, она работала в университете с незапамятных времен. Должно быть, ее сюда завезли вместе с люстрами и диванами.

– Ты! – Тиранша угрожающе поднялась из-за стола.

– Здрасьте, – поприветствовал ее Уэйн.

– Как ты пробрался мимо охраны кампуса?!

– Бросил им мячик, – засовывая очки в карман, ответил Уэйн. – Большинство гончих обожают за чем-нибудь гоняться.

Тиранша начала с грохотом выбираться из-за стола. Она походила на океанский лайнер, пытавшийся втиснуться в один из городских каналов. На голове у нее красовалась миниатюрная шляпка – дань моде. Тиранша воображала себя частью элендельского высшего общества, и в каком-то смысле таковой и являлась. В том самом, в каком каменные плиты, из которых сделаны ступеньки губернаторского особняка, являлись частью правительства.

– Ты, – ткнув в Уэйна пальцем, словно пытаясь проткнуть его грудную клетку, продолжала она. – Кажется, я велела тебе не возвращаться.

– Кажется, я не обратил на вас внимания.

– Ты пьян? – Тиранша принюхалась.

– Нет, – буркнул Уэйн. – Будь я пьяным, вы бы не выглядели и вполовину такой уродливой.

– Поверить не могу, что ты такой наглый. – Она раздраженно фыркнула и отвернулась.

– Серьезно? Уверен, я уже бывал раньше таким наглым. Вообще-то, я таким бываю каждый месяц. Отчего поверить в то, что я на такое способен, совсем не трудно.

– Я тебя не впущу. И не надейся. Негодяй!

Уэйн вздохнул. Героям историй никогда не приходилось сталкиваться с одним и тем же чудовищем дважды. До чего несправедливо, что он вынужден одолевать этого монстра каждый месяц.

– Послушайте, я просто хочу проверить, как у нее дела.

– С ней все хорошо.

– Я деньги принес, – упорствовал Уэйн. – Чтобы ей отдать.

– Оставь тут. Девочка из-за тебя нервничает, злодей.

Уэйн шагнул вперед и тронул Тираншу за плечо:

– Я не хотел этого делать.

Она взглянула на него и… размяла кулаки.

«Вот тебе раз!»

Поспешно сунув руку в карман, Уэйн вытащил картонный прямоугольник:

– Один пригласительный на две персоны на званый ужин в пентхаусе леди Зобелл, где губернатор произнесет свою традиционную весеннюю речь о политике. Здесь не указаны имена. Любой, у кого есть такой пригласительный, сможет…

– У кого ты его украл?! – перебила Тиранша.

– Ох, умоляю! Мне его домой принесли.

И это была чистая правда. Пригласительный предназначался для Вакса и Стернс. Но они были достаточно важными шишками, чтобы им присылали приглашения без имен. Капризные типы вроде Вакса могли запросто отправить на вечеринку вместо себя какого-нибудь родственника или друга.

Тиранша не была ни родственницей, ни подругой, но Уэйн решил, что Вакс будет все равно рад, если ему не придется идти на этот проклятый прием. Кроме того, Уэйн оставил взамен очень симпатичный опавший лист. Прям не лист, а красавчик, ржавь его побери.

Тиранша колебалась. Уэйн помахал пригласительным у нее перед носом.

– Наверное… – проговорила она, – я смогу впустить тебя в последний раз. Хотя и не должна впускать в гостевую комнату мужчин, которые не являются родственниками.

– Я практически член семьи, – возразил Уэйн.

Странно, но здесь слишком сильно беспокоились по поводу того, чтобы девушки и парни существовали отдельно друг от друга. Столько умников вокруг, и ни один не понимает, чем парням и девушкам полагается заниматься вместе…

Тиранша позволила пройти в комнату для гостей и отправила свою помощницу за Ольриандрой. Уэйн уселся, но ноги продолжали беспокойно плясать. У него не осталось ни оружия, ни взяток, шляпу и ту отдал. Он был практически голым, но все-таки достиг последнего испытания.

Ольриандра вошла спустя несколько секунд. И не одна, а привела с собой подкрепление в виде еще двух юных леди примерно того же возраста – чуть меньше двадцати.

«Умная девочка», – поднимаясь им навстречу, с гордостью подумал Уэйн.

– Мадам Пенфор говорит, ты пьяный, – остановившись в дверном проеме, заявила Ольриандра.

Уэйн обратился к метапамяти и зачерпнул исцеление. В один миг его тело уничтожило все нечистое и излечило раны. Оно считало алкоголь ядом, и это доказывало, что нельзя всегда доверять собственному телу, но сегодня Уэйн не возражал. Оно также покончило с насморком, но тот должен был вскоре вернуться. Почему-то метапамять с трудом исцеляла от болезней.

Так или иначе, внезапная трезвость была подобна удару кирпичом в челюсть. Уэйн глубоко вздохнул и почувствовал себя еще более обнаженным, чем прежде.

– Просто мне нравится ее дурачить, – четко и внятно произнес Уэйн, и взгляд его сделался сосредоточенным.

Некоторое время Ольриандра напряженно его изучала, потом кивнула. В комнату она так не вошла.

– Я принес деньги за этот месяц.

Уэйн достал конверт и положил его на низкий столик со стеклянной столешницей. Выпрямился, переминаясь с ноги на ногу.

– Это правда он? – спросила одна из девушек Ольриандру. – Говорят, он ездит с Рассветным Стрелком. Тем, который из Дикоземья.

– Это он, – ответила Ольриандра, по-прежнему не сводя глаз с Уэйна. – Мне не нужны твои деньги.

– Твоя мама велела отдать их тебе.

– Это не нужно делать лично.

– Нужно, – чуть слышно возразил Уэйн.

Они стояли молча, никто не шевелился. Уэйн откашлялся:

– Как твоя учеба? С тобой здесь хорошо обращаются? Тебе что-нибудь нужно?

Ольриандра достала из сумочки большой медальон. Открыла, демонстрируя на удивление четкий эванотип[1] мужчины с залысинами и густыми усами. С удлиненным дружелюбным лицом и веселыми искорками в глазах.

Она каждый раз показывала Уэйну медальон с изображением отца.

– Скажи мне, что ты сделал, – потребовала Ольриандра.

Этот голос… Так могла бы говорить сама зима.

– Я не…

– Скажи!

А вот и третье испытание.

– Я убил твоего папу, – негромко проговорил Уэйн. – Застрелил и ограбил человека, который был лучше меня, и потому не заслуживаю права оставаться в живых.

– Ты знаешь, что не прощен.

– Знаю.

– Ты знаешь, что никогда не будешь прощен.

– Знаю.

– Тогда я возьму твои кровавые деньги, – сказала Ольриандра. – Если тебе и впрямь интересно, с моей учебой все в порядке. Я подумываю о том, чтобы взяться за изучение права.

Уэйн надеялся, что однажды посмотрит в глаза этой девушке и увидит в них какую-нибудь эмоцию. Хотя бы ненависть. Что угодно, кроме пустоты.

– Пошел вон.

Уэйн опустил голову и вышел.

Посреди Эленделя не должно было быть бревенчатой хижины с тростниковой крышей, но она там стояла. Вакс наклонился, чтобы войти, и будто перенесся на сотни лет назад. Внутри пахло старой кожей и мехом.

В мягком климате Эленделя огромный очаг был не нужен, однако в самом его центре сейчас горел костерок, над которым в маленьком котле медленно кипела вода для чая. Впрочем, покрытые копотью камни указывали на то, что очаг время от времени использовался целиком. Он, меха, изображения на стенах в древнем стиле – ветер, замерзший дождь, фигурки на склонах гор, нарисованные простыми штрихами, – все это были фрагменты мифа.

Старый Террис. Легендарный край снега и льда, покрытых белым мехом чудовищных зверей и духов, которые обитали в сердце морозных бурь. Беженцы из Терриса записали воспоминания о своей родине, ибо после Пепельного Катаклизма не осталось ни одного Хранителя.

Вакс уселся возле бабушкиного очага. Существовало предание, будто Старый Террис, созданный согласно видению Гармонии и спрятанный где-то посреди нового мира, ждет свой народ. Для верующих он был своего рода раем – замерзшим, враждебным раем. Жизнь в краю, от природы щедром, изобилующем фруктами, где почти не надо возделывать землю, иной раз могла исказить образ мыслей.

Бабушка Ви села напротив, но не стала разжигать огонь посильнее.

– Надеюсь, прежде чем войти в Поселок, ты оставил свои пистолеты?

– Нет.

Она фыркнула:

– Какой же ты наглый. За время твоего отсутствия я нередко задавалась вопросом, сумеет ли Дикоземье тебя укротить.

– Оно сделало меня еще упрямее, только и всего.

– Край жары и смерти, – проговорила бабушка Ви. Из полусогнутой ладони в ситечко для чая посыпались измельченные травы. Бабушка залила их кипятком, потом накрыла крышкой, держа ее узловатыми пальцами. – Ты весь провонял смертью, Асинтью.

– Отец не так меня назвал.

– У твоего отца не было на это права. Я бы потребовала, чтоб ты снял оружие, но знаю, что это бессмысленно. Ты можешь убить монетой, пуговицей или вот этим котелком.

– Алломантия не настолько зла, какой ты ее выставляешь, бабушка.

– Ни одна сила не является злой. Но смешивать силы опасно. Ты не виноват в том, что такова твоя природа, однако я не могу не видеть в этом предзнаменования. В будущем нас ожидает еще один слишком могущественный тиран. И все закончится смертью.

Эта хижина… аромат бабушкиного чая… Воспоминания схватили Вакса за шиворот и столкнули лицом к лицу с прошлым. Юноша, который никак не мог решить, кто он такой. Алломант или ферухимик, городской лорд или скромный террисиец? Отец и дядя тянули его в одну сторону, бабушка – в другую.

– Прошлой ночью в Четвертом октанте ферухимик совершил массовое убийство, бабушка, – сообщил Вакс. – Стальной бегун. Я знаю, ты отслеживаешь всех горожан, в чьих жилах течет ферухимическая кровь. Мне нужны имена.

Бабушка Ви продолжала помешивать свой чай:

– После возвращения в город ты побывал в Поселке… э-э-э… всего лишь три раза? Почти два года прошло, а ты только дважды нашел время для своей бабушки, не считая сегодняшнего дня.

– И ты сможешь меня осуждать, принимая во внимание то, как обычно проходят эти встречи? Откровенно говоря, бабушка, я знаю, как ты ко мне относишься. Так зачем же мучить нас обоих?

– Ты цепляешься за свои представления обо мне, которым уже исполнилось двадцать лет, дитя мое. Люди меняются. Даже такие, как я. – Она отпила из чашки, потом добавила в ситечко еще трав и снова опустила его в воду. Старейшая не станет пить, пока чай не будет заварен должным образом. – Но не такие, как ты, судя по всему.

– Дразнишь меня, бабушка?

– Нет. У меня лучше получается оскорблять, чем дразнить. Ты не изменился. По-прежнему не понимаешь, кто ты такой.

Старый довод. Она говорила об этом оба раза, когда они встречались на протяжении последних двух лет.

– Я не надену террисийское одеяние, не начну разговаривать тихим голосом и сыпать поговорками.

– Вместо этого ты будешь стрелять.

Вакс тяжело вздохнул. В воздухе ощущалась смесь запахов. От чая? Запахи напомнили о свежескошенной траве. О том, как в имении отца он сидел на лужайке и слушал, как ругаются отец и бабушка.

Здесь, в Поселке, Вакс прожил всего год. На большее отец не согласился. Удивительно, что вообще разрешил: дядя Эдварн хотел, чтобы Вакс и его сестра держались подальше от террисийцев. До того как родился его официальный наследник, ныне покойный Хинстон Ладриан, – Ваксу тогда исполнилось восемнадцать, – Эдварн практически присвоил детей брата и воспитывал их по собственному разумению. Даже после рождения Хинстона Ваксу было нелегко мысленно отделить волю родителей от воли Эдварна.

Год среди деревьев. В тот период в Поселке Ваксу запрещалось пользоваться алломантией, но он узнал нечто куда более важное. Узнал, что преступники существуют даже в идиллическом Террисе.

– По-настоящему я понимаю, кто я такой, – проговорил Вакс, встретившись взглядом с бабушкой, – лишь когда надеваю туманный плащ, прикрепляю к поясу пистолеты и пускаюсь в погоню за каким-нибудь сорвавшимся с цепи негодяем.

– Тебя должно определять не то, что ты делаешь, а то, чем ты являешься.

– Человек есть то, что он делает.

– Ты явился сюда в поисках убийцы-ферухимика? Тебе надо всего лишь взглянуть в зеркало, дитя мое. Если человек есть то, что он делает… поразмысли о том, что сделал ты сам.

– Я ни разу не убивал того, кто этого не заслуживал.

– Абсолютно уверен?

– В разумной степени. Если я совершил ошибки, то однажды за них заплачу. Ты меня не собьешь с пути, бабушка. Сражаться не означает идти наперекор террисийскому пути. Гармония убивал.

– Он убивал лишь тварей и чудовищ.

Вакс выдохнул. Опять?

«Ржавь! Надо было заставить Уэйна прийти сюда вместо меня. Он твердит, что ей нравится».

Внезапно Вакс ощутил запах раздавленных цветов и во тьме хижины будто снова увидел себя под сенью деревьев террисийского Поселка, когда с пулей в руке стоял и смотрел на разбитое окно.

И вдруг улыбнулся. Раньше это воспоминание приносило боль – боль изоляции. Теперь Вакс ощущал лишь пробуждение задатков законника, вспоминал целеустремленность, которую испытал тогда.

Шурша туманным плащом, Вакс поднялся и схватил шляпу. Он почти хотел поверить в то, что ароматы в хижине и воспоминания были делом рук бабушки. Кто знает, что она добавила в чай?

– Я собираюсь выследить убийцу. Если я сделаю это без твоей помощи и он успеет убить снова, прежде чем я его остановлю, часть вины будет на тебе. Поглядим, как ты тогда будешь спать по ночам, бабушка.

– Ты его убьешь? – спросила она. – Выстрелишь в грудь, хотя мог бы целиться в ногу? Люди умирают вокруг тебя. Не отрицай этого.

– Не отрицаю. Нельзя нажимать на спусковой крючок, если ты не готов убивать. И если противник будет вооружен, я буду целиться ему в грудь. И тогда если кто и умрет, то получит по заслугам.

Бабушка Ви устремила взгляд на свой котелок с чаем:

– Человека, которого ты ищешь, зовут Айдашви. И это она.

– Стальная бегунья?

– Да. Она не убийца.

– Но…

– Она единственная известная мне стальная бегунья, которая могла оказаться замешанной в подобное дело. Она исчезла примерно месяц назад, а перед этим вела себя… очень странно. Заявляла, что к ней является призрак мертвого брата.

– Айдашви, – повторил Вакс. Язык поворачивался с трудом, произнося террисийское имя – еще одно напоминание о его жизни в Поселке. Террисийский язык когда-то был мертвым, но сохранился благодаря записям Гармонии, и многие террисийцы теперь обучались ему еще в юности. – Клянусь, я знаю это имя.

– Ты и впрямь ее знал, давным-давно, – подтвердила бабушка Ви. – Вообще-то, ты был с нею той ночью, прежде чем…

Ах да. Стройная, с золотисто-русыми волосами, скромная и молчаливая.

«Я и не знал, что она ферухимик».

– Тебе даже не хватает такта застыдиться, – заметила бабушка Ви.

– Мне не стыдно, – ответил Вакс. – Можешь меня ненавидеть, если хочешь, бабушка, но время, проведенное здесь, изменило мою жизнь, как ты и обещала. Не собираюсь стесняться того, что мое преображение оказалось неожиданным для тебя.

– Просто… попытайся ее вернуть, Асинтью. Она не убийца. Она заблудшая душа.

– Они все такие, – бросил Вакс и вышел из хижины.

Троица террисийцев так и стояла снаружи, устремив на него неприязненные взгляды. Вакс отсалютовал им, коснувшись края шляпы, бросил монету и взлетел между двумя деревьями, сквозь прореху в кронах вырвавшись в небо.

Каждый раз, когда Мараси перешагивала порог участка, ее охватывала легкая нервная дрожь.

Причиной являлись обманутые ожидания и будущее, на которое у нее не было никаких прав. Помещение – канцелярский и организационный центр полиции октанта – походило на обычную предпринимательскую контору и выглядело совсем не так, как воображала себе Мараси. Однако сам факт, что она находилась здесь, вызывал волнение.

Жизнь Мараси должна была сложиться иначе. Она выросла, читая истории о Дикоземье, законниках и злодеях. Мечтала о шестизарядниках и дилижансах. Даже брала уроки верховой езды и стрельбы из винтовки. А потом пришлось опомниться.

Мараси родилась в привилегированной семье. Да, она была незаконнорожденной, но щедрое содержание, которое выплачивал отец, позволило им с матерью жить в хорошем доме. Деньги на ее образование были гарантированы. С такими надеждами – и с решимостью матери относительно того, что Мараси должна войти в высшее общество и укрепить свое положение в глазах отца, – не выбирают столь низменную профессию, как констебль.

Но вот она здесь. И это чудесно.

Мараси прошла через зал, мимо сидящих за столами служащих. В здании находилась еще и тюрьма, в которую вел отдельный вход, и Мараси иногда туда заглядывала. Сидевшие в главном зале констебли большую часть времени не покидали своих рабочих мест. Мараси же трудилась в уютном закутке возле кабинета капитана Араделя. Кабинет смахивал на чулан, и Арадель там почти не находился. Обычно он, точно крадущийся лев, расхаживал между столами подчиненных, ни на миг не переставая двигаться.

Мараси поставила на стол сумку – рядом возвышалась стопка прошлогодних отчетов о преступлениях; в свободное время Мараси пыталась вычислить, в какой степени мелкие преступления в определенном регионе предвещали более крупные. Уж лучше это, чем читать лежавшие под отчетами вежливо-сердитые письма матери. Мараси заглянула в кабинет капитана и улыбнулась, заметив брошенный поверх стола жакет, а также кипу финансовых отчетов, которые Арандель так и не завизировал. Покачав головой, разыскала в недрах жилета карманные часы и отправилась выслеживать своего начальника.

Атмосфера в участке была деловой, но без суматохи, как в офисе прокурора, где все вели себя как помешанные. Мараси там стажировалась под началом Дайуса. Стоило появиться новому делу, как поднимался вихрь из бумаг, пиджаков и юбок, потому что сбегались все младшие стряпчие и, вытягивая шеи, пытались подглядеть, кто займется этим делом и сколько человек наберут в помощники.

Возможностей сделать карьеру и даже разбогатеть там было сколько угодно, однако Мараси не могла избавиться от ощущения, что в офисе прокурора никто толком не работает. Дела, которые действительно могли что-то изменить, чахли, потому что были недостаточно резонансными, в то время как любой мелочью, к которой проявлял интерес известный лорд или леди, занимались незамедлительно. Причиной спешки было не желание справиться с проблемами города, а скорее стремление продемонстрировать старшим стряпчим, насколько ты усерднее коллег.

Наверное, если бы не встреча с Ваксиллиумом, Мараси бы все еще пребывала там. Поступила бы в соответствии с желаниями матери, которая хотела самоутвердиться через дочь и, возможно, доказать, что и впрямь смогла бы, невзирая на низкое происхождение, женить на себе лорда Хармса. Мараси покачала головой. Она любила мать, но у той попросту было слишком много свободного времени.

Полицейский участок совершенно не походил на контору стряпчих. Здесь ощущалось четкое понимание цели, размеренность и даже некая глубокомысленность. Констебли, откинувшись на спинки кресел, помогали другим офицерам разобраться с уликами в каком-нибудь деле. Младшие капралы шныряли туда-сюда, доставляя чашки с чаем, разнося папки или выполняя какие-нибудь другие поручения. Соперничество, которое присутствовало в среде стряпчих, здесь почти не ощущалось. Возможно, потому, что работа здесь была не такой престижной и куда менее денежной.

Араделя Мараси нашла в тот момент, когда он, закатав рукава и поставив ногу на стул, выговаривал Каберель:

– Сколько я уже твержу: нужно больше людей на улицах. Например, возле пивных, где рабочие из литейных цехов собираются по ночам, когда прерывают забастовку Не тратьте силы на то, чтобы стеречь их днем.

Каберель покорно кивнула, но закатила глаза, увидев приближавшуюся Мараси. Арадель и впрямь был склонен контролировать все детали, но, по крайней мере, делал это из лучших побуждений. По опыту Мараси, почти все его обожали, пусть иной раз и закатывали глаза.

Она схватила чашку с подноса проходившего мимо капрала, который разносил по столам чай. Капрал тут же двинулся дальше, но Мараси все равно будто ощущала на себе сердитый взгляд. Разве ее вина, что пост и звание лейтенанта ей достались без того, чтобы пришлось разносить чай?

«Ладно, какое-никакое соперничество здесь все-таки имеется», – призналась себе Мараси, глотнув чаю и приблизившись к Араделю.

– Так вы об этом позаботитесь? – настаивал Арадель.

– Разумеется, сэр, – ответила Каберель.

Она была из тех немногих в этом заведении, кто относился к Мараси хоть с каким-то подобием уважения. Возможно, потому, что они обе были женщинами.

Среди констеблей женщины встречались реже, чем среди стряпчих. И вовсе не потому, что леди не интересовались насилием: испробовав обе профессии, Мараси могла с уверенностью сказать, какая из них кровавее. Вовсе не та, где люди носили пистолеты.

– Славно, славно, – обрадовался Арадель. – У меня совещание с капитаном Редди через… – Он принялся хлопать себя по карманам.

Мараси протянула начальнику часы – тот их схватил, проверяя время:

– …пятнадцать минут. Хм. Больше, чем я ожидал. Откуда у вас чай, Колмс?

– Принести вам чашку? – спросила она.

– Нет, нет. Я сам.

И рванулся прочь. Мараси, кивнув Каберель, поспешила следом:

– Сэр, вы видели дневные выпуски?

Он протянул руку, и Мараси вложила в нее газеты. Арадель начал просматривать одну за другой и чуть было не столкнулся с тремя разными констеблями по пути к плите и чаю.

– Плохо, – пробормотал он. – Я надеялся, что все повесят на нас.

– На нас, сэр? – переспросила изумленная Мараси.

– Конечно. Умер аристократ, констебли не сообщают прессе подробности. Судя по тому, что я вижу, они сначала хотели обвинить в смерти констеблей, но потом передумали. К концу гневный тон направлен скорее против Винстинга, чем против нас.

– И это худшее прикрытие, чем гнев, направленный на нас?..

– Куда худшее, лейтенант. – Лицо Араделя исказила гримаса. Он потянулся за чашкой. – Люди привыкли ненавидеть копов. Мы для их ненависти магнит, громоотвод. Лучше уж это будем мы, чем губернатор.

– Если только он не заслуживает подобного, сэр.