Читать онлайн Narconomics: Преступный синдикат как успешная бизнес-модель бесплатно
ТОМ WAINWRIGHT
Narconomics
How to run a drug cartel
Перевел с английского Г. Ю. Михайлов
© WainwrightT., 2018
© Михайлов Г. Ю., перевод на русский язык, 2018
© Оформление. ООО «Издательство «Пальмира», АО «Т8 Издательские Технологии», 2018
Введение
Корпорация «Картель»
«Дамы и господа, добро пожаловать в Сьюдад-Хуарес. Местное время – 8:00». Стояло прохладное ноябрьское утро, самолет международного рейса № 2283 только приземлился посреди пустыни. Один из пассажиров беспокойно нащупал небольшой сверток, спрятанный в носке, в очередной раз задаваясь вопросом, правильно ли он поступает. На первый взгляд Сьюдад-Хуарес (или просто Хуарес) ничем не примечательный небольшой пограничный город между Мексикой и Техасом, где днем палит солнце, а ночами стоит пронизывающий холод. Но на самом деле это главный транспортный хаб и шлюз на пути наркотиков, поступающих в США. Расположенный точно посередине между берегами Тихого и Атлантического океанов, город уже давно стал прибежищем наркоторговцев и контрабандистов. Здесь незаконно заработанные деньги тратятся на гоночные автомобили, кричащие безвкусные дома и пышные похороны. Щурясь от яркого солнца, взволнованный пассажир приметил военных в масках и камуфляжной форме на выходе. Но прибывший не был наркокурьером. Это был ваш покорный слуга.
В кабинке туалета терминала прибытия я достал из носка тот самый сверток. Внутри находился небольшой электронный прибор размером с зажигалку, с единственной кнопкой и светодиодом. Несколько дней тому назад в Мехико его мне вручил консультант отдела безопасности, слишком опасавшийся за меня, «наивного юного британца», который легко мог попасть в Хуаресе в переплет. Эти меры предосторожности не были формальными. Даже по официальной статистике город, в который я прилетел, побил все мировые рекорды по количеству убийств – все из-за смертельных игр в прятки наемных киллеров враждующих наркокартелей, после которых тела находили повсюду от колониального центра до ветхих трущоб. Местные газеты и выпуски телевизионных новостей пестрили сводками о новых диковинных способах расчленения, горах трупов и казнях среди бела дня. Но даже при полной гласности наиболее активные журналисты по традиции продолжали исчезать в багажниках автомобилей, обмотанные пластиковой пленкой. В Хуаресе нельзя рисковать, поэтому моей задачей будет – объяснял консультант, вручая мне устройство, – по прилету нажать на кнопку, дождаться светового сигнала, и снова спрятать гаджет в носке. Мигание сигнала будет означать, что у службы есть возможность отследить мое местоположение – или, по крайней мере, моей ноги, случись нам путешествовать по отдельности.
Находясь в кабинке туалета, я аккуратно достал устройство и нажал на кнопку. Сигнала не последовало. Я запаниковал, и начал нажимать, давить, держать кнопку – словом, пытался оживить прибор всеми доступными способами, но все было тщетно. В конце концов, я сунул бесполезную вещицу обратно в носок. Озираясь, я вышел на улицы Хуареса, один на один с этим жестоким и непредсказуемым городом.
* * *
Это история о приключениях не слишком храброго журналиста обычного делового издания, отправленного на сбор материала о самом необычном и жестоком бизнесе из всех.
Я приехал в Мексику в 2010 году, как раз когда правоохранительные органы развязали войну против наркобаронов, которые, вооружившись покрытыми золотом автоматами Калашникова, довели несколько штатов почти до анархии. Количество убийств в том году едва не превысило двадцать тысяч, что в пять раз больше, чем во всех странах Западной Европы, вместе взятых[1]. В следующем году эта цифра выросла еще больше. Разнообразия в новостях особо не было: каждую неделю обнаруживались новые факты коррупции среди полицейских, убийства представителей власти, кровавые бойни между кланами нарокартелей. Это была настоящая война, и, очевидно, победителем из нее выходили наркотики.
Раньше, находясь в Европе или США, я уже писал о наркотиках с точки зрения потребителя. А теперь, прибыв в Латинскую Америку, передо мной предстали сами производители во всем их величии. Чем больше я писал о наркотрафике, тем больше я осознавал весь масштаб этой проблемы. Это был глобальный, хорошо организованный бизнес, с отлаженной системой разработки, производства, доставки и продажи товара более чем 250 млн потребителей, с ежегодной выручкой более 300 млрд долл. Если разместить его в рейтинге стран, то он попал бы в список сорока наиболее крупных экономик мира[2]. Возможно, главы этих организаций думают о себе как о мрачных романтических героях, придумывая себе пугающие прозвища (как, например, «Эль Комениньос» – «пожиратель детей»). Однако при личном знакомстве своими жалобами или хвастовством они напоминали обыкновенных топ-менеджеров крупных компаний. Бывший глава одной из самых кровожадных банд Сальвадора из-за тюремной решетки рассказал мне о колоссальной территории, которую контролируют его люди, и озвучил уже ставшую банальной новость об очередном межклановом перемирии с таким пафосом, как если бы он был генеральным директором какой-нибудь корпорации, заявляющим о грядущем слиянии с конкурентом. Этот крупный фермер родом из Боливии с энтузиазмом и гордостью успешного сельхозпредпринимателя описывал сорта и качество выращиваемой коки – сырья для изготовления кокаина, а потом плавно перешел к типичным бизнес-проблемам: как управлять персоналом, отслеживать и корректировать государственное регулирование, искать надежных поставщиков, выживать в конкурентной борьбе.
Что касается клиентов, то их запросы мало чем отличаются от потребителей других благ. Как и все остальные, они ищут отзывы, информацию, а также предпочитают отовариваться в интернете и даже требуют от производителей выполнения норм корпоративной социальной ответственности. Когда я покопался в «теневом интернете», где за биткоины анонимно можно приобрести наркотики и оружие, я наткнулся на продавца кристаллического метамфетамина, который был так же внимателен к моим запросам, как и его коллеги с «Amazon» (на самом деле, даже более внимателен). Чем больше я изучал отрасль наркоторговли, тем больше я задавался вопросом, возможно ли рассмотреть ее как обычный бизнес. В результате таких размышлений и появилась эта книга.
Первое, что я заметил, посмотрев на наркоиндустрию глазами экономиста, была вопиющая нереалистичность тех впечатляющих цифр, которые гордо озвучивают органы по борьбе с наркотрафиком. Вскоре после моего прибытия в Мексику, в Тихуане органы правопорядка провели крупнейшую за всю историю страны облаву: были сожжены 134 метрические тонны марихуаны, найденные полицией в шести грузовых контейнерах на окраине города. Товар был уже готов к отправке на экспорт, упакованный в 15 тыс. пакетов размером с мешки с песком, на которых были изображены животные, смайлы, кадры из мультсериала о Гомере Симпсоне и другие отличительные знаки, используемые для страновой идентификации. После того, как все пакеты были проверены, взвешены и сфотографированы, они были свалены в кучу, которую впоследствии облили бензином и подожгли. Пока толпа зевак смотрела на зарево, вооруженные солдаты следили за тем, чтобы случайные прохожие не попали под действие дурманящего дыма. Глава регионального подразделения Армии Мексики, генерал Альфонсо Дуарте Мухика, с гордостью заявил, что таким образом было уничтожено наркотических веществ на сумму 4,2 млрд песо, или 340 млн долл. Некоторые американские СМИ называли еще большую цифру – полмиллиона долларов, проведя расчет на основе прогнозируемой прибыли от продаж на территории США.
Даже руководствуясь здравым смыслом, можно понять, что они были далеки от истины. По всей видимости, расчеты генерала Дуарте строились на предположении о том, что в Мексике можно приобрести один грамм марихуаны за 3 долл. Умножив эту цифру на 100 тонн, можно получить суммарный итог всей партии как раз в 300 миллионов долларов. В США грамм марихуаны стоит дороже – около 5 долларов, из чего и получается расчетный уровень в 500 млн долл. Все это выглядит предельно логичным, даже с учетом грубого округления. Однако на самом деле логики в этом нет. Возьмем для примера еще один крайне популярный экспортный товар, производимый в Аргентине, – говядину. Порция говяжьего стейка в 200 граммов в ресторане на Манхэттене, обойдется вам в 50 долларов, или 25 центов за грамм. По рассуждениям генерала Дуарте, мясной бык весом в полтонны должен стоить, таким образом, более 100 тысяч долларов. Но где вы найдете такого быка? Его сперва нужно не просто вырастить, но и забить, нарезать, упаковать, доставить, замариновать, приправить и зажарить, и только тогда его стоимость достигнет 50 долларов за порцию. По этой причине ни один аналитик не сможет предсказать стоимость живого быка, пасущегося на пастбищах Аргентины, основываясь лишь на данных нью-йоркских ресторанов. Тем не менее, именно так в большинстве случаев и рассчитывается цена на героин, обнаруженный в Афганистане, или перехваченный где-нибудь в Колумбии кокаин. На практике, как и говядина, наркотики проходят множество этапов в цепочке создания стоимости прежде, чем будет сформирована их конечная потребительская цена. Так, один грамм марихуаны может быть и стоит 3 доллара в ночном клубе Мехико или 5 долларов в туалете американского колледжа, но, будучи спрятанной на складе в Тихуане и упакованной в тюки, она стоит куда меньше, ведь ей еще предстоит быть отправленной через границу, расфасованной на более мелкие партии и, наконец, попасть к своему покупателю. По наиболее реалистичным оценкам, оптовая цена марихуаны составляет порядка 80 долларов за килограмм или всего 8 центов за грамм[3]. Произведя расчет по такой цене, получим итоговую стоимость уничтоженного тайника в размере 10 миллионов долларов, а на практике и того меньше, ведь никто не сможет распродать даже по одному килограмму партию в целых 100 тонн. Облава в Тихуане произвела много шума, и правоохранительные органы, без сомнения, подпортили жизнь наркокартелю. Но убытки в 340 миллионов долларов, о которых наперебой кричали все СМИ, – мираж: действительный ущерб производителей марихуаны не составил и 3 % от этой суммы.
Если только один случай со складом в Тихуане показывает столь впечатляющую разницу между озвучиваемыми и реальными данными, то насколько сильно отличается действительность наркоиндустрии от расхожих представлений о ней по другим аспектам, если подойти к ее изучению с позиции простейших законов экономики?
Взглянем на картели еще раз, и мы сможем обнаружить и другие схожие черты с обычным бизнесом. Колумбийские производители кокаина сохранили выручку путем усиления контроля над цепочками поставок, следуя ровно тем же принципам, что и «Wal-Mart». Мексиканские картели расширили сферу своего влияния на основе франчайзинга, как это в свое время сделал «McDonald ’s». Татуированные банды Сальвадора пришли к осознанию того, что союзы в бизнесе могут быть куда более эффективными, чем конкуренция. Карибская мафия использует тюрьмы как центры занятости, тем самым решая вопрос с нехваткой человеческих ресурсов. Подобно транснациональным корпорациям картели стали экспериментировать с офшорами, перенося свои риски в менее стабильные, а значит – более удобные страны. По достижению определенного масштаба они начинают придерживаться тактики диверсификации, как это принято в легальном бизнесе. И они, конечно, не гнушаются интернет-коммерцией, используя пример розничной торговли.
Изучение наркокартелей с точки зрения экономики и бизнес-аналитики может показаться бредовой идеей. Однако ложное восприятие устройства наркоиндустрии, одним из примеров которого являются выдуманные цифры (вспомним Тихуану), обрекает государства и дальше тратить силы и средства, не получая никакого результата. Только прямые расходы налогоплательщиков США на борьбу с наркотрафиком превышают 100 млрд долларов в год. Ежегодно полиция арестовывает около 1,7 млн чел., из них 250 тысяч отправляется в тюрьму[4]. А это расходы на зарплату полицейских, судей, охранников, техническое обеспечение, транспорт, содержание территорий и зданий исправительных учреждений и многое другое. В странах-производителях и посредниках наркоторговли, где тоже воюют с этой индустрией, нерезультативная вооруженная борьба с картелями лишь увеличивает число жертв. И Мексика находится по этому показателю далеко не на первом месте, во многих странах, лежащих на путях следования наркотрафика, тысячи людей гибнут ежегодно в попытках противостоять этому бизнесу.
Государства тратят колоссальные деньги на борьбу с наркобизнесом, но эффективно ли они их тратят? Возможно, чтобы качественнее бороться с этим злом, его следует более подробно изучить?
По мере исследования этого явления, я наткнулся на еще несколько сугубо экономических ошибок, которые допускают государственные органы во всех странах мира.
Во-первых, подавляющее число мер принимается по отношению к производителям, в то время теория подсказывает, что более эффективным было бы воздействие на спрос. Уменьшение объемов поставок приводит лишь к повышению цен, а не к снижению потребления наркотиков, из-за чего этот бизнес становится еще более прибыльным.
Во-вторых, большой ущерб наносит пагубная приверженность политике, дающей немедленный результат. Правительства предпочитают экономить на превентивных мерах, и только наращивают расходы на борьбу с последствиями. При дефиците бюджетных средств первым делом урезаются отчисления на реабилитацию заключенных, создание рабочих мест и лечение зависимостей, а вот расходы на поддержание органов правопорядка лишь продолжают расти.
В-третьих, несмотря на то что структура картелей глобальна, подвижна и адаптивна, неуверенные попытки их контроля предпринимаются пока только в региональном масштабе. Поэтому производители с легкостью ускользают от преследователей, меняя свое местоположение и пользуясь отсутствием координации в действиях отдельных стран. Наконец, наиболее важной проблемой является попытка приравнять запреты к контролю. Запреты на наркотики, которые на первый взгляд кажутся самой важной и разумной мерой, на деле делегируют управление многомиллиардной отраслью преступникам, причем в лице их самых дерзких и организованных представителей. Чем больше я изучал практику деятельности картелей, тем интереснее мне становилось, насколько сильно легализация может им навредить.
В последующих главах я постараюсь раскрыть эту идею. В общем смысле же она заключается в следующем: жизни людей и средства налогоплательщиков не будут потрачены напрасно, а действия картелей можно будет предсказывать куда точнее, если рассматривать их как обыкновенные транснациональные компании. Эта книга – не руководство к действию для наркобаронов, а инструкция по борьбе с ними.
Глава 1
Поставщики кокаина. «Эффект таракана» и 30 000 % прибыли
«Меня зовут Бин Ладен».
Это было в Ла Пасе, головокружительной и высокогорной столице Боливии. Одним весенним днем я, прячась от мелкого дождя, дожидался транспорта, который отвез бы меня в деревушку, затерянную где-то в Андах. Наконец, машина подъехала. Меня забирал видавший виды «Ленд Крузер» темно-серого цвета с плохо наклеенной тонировкой на заднем стекле. Водитель тотчас выпрыгнул из автомобиля, чтобы представиться. «Меня здесь зовут Бин Ладен, главным образом – из-за этого, – сказал он, указывая на густую черную бороду, которая свисала ниже подбородка на добрых десять сантиметров. – А ты как раз и есть тот парень, который хочет посмотреть наши плантации, так?»
Да, это я. Именно здесь, в Андах, берет свое начало глобальный кокаиновый бизнес, приносящий своим владельцам около 90 млрд долл, ежегодной прибыли. Кокаин употребляют чуть ли не во всех странах мира, но почти весь он производится в трех латиноамериканских странах: Боливии, Колумбии или Перу. Наркотик, который либо нюхают, либо курят его кристаллическую форму – «крэк» – изготавливается из растения коки, неприхотливого куста, по большей части произрастающего у подножия Анд. Я приехал в Боливию для того, чтобы лично изучить процесс выращивания коки, а также лучше узнать хозяйственную сторону вопроса первой стадии жестокой, протяженной и поразительно прибыльной цепочки производства и поставки кокаина.
Я сел на заднее сиденье «тойоты» и все не мог решить, открыть ли мне окно и окончательно промокнуть под дождем, или оставить его закрытым, наслаждаясь удушливым запахом протекающей канистры с бензином, что лежала в багажнике. Было решено приоткрыть окно самую малость, а затем передвинуться на середину, чтобы не попасть под водяные брызги. Мы тронулись. Город и без того находится высоко в горах, но нам предстояло взобраться еще выше – до 4 тысяч метров над уровнем моря, и преодолеть горное плато Альтиплано, расположенное в три раза выше, чем, например, столица Непала Катманду в Гималаях. Мотор надсадно рычит на серпантине. Бин Ладен оказался не слишком общительным собеседником и большую часть времени напевал себе под нос какую-то песенку. Мы едем сквозь густой туман, который местами прореживается, открывая взгляду покрытые снегом вершины на другой стороне горной гряды.
В Боливии кока выращивается в основном в двух областях: Чапаре, влажный регион в центре страны, где объемы производства растения резко выросли в последние годы вслед за растущими темпами продаж наркотика, и Юнгас, жаркий лесной район, раскинувшийся на северо-восток от столицы, культивация коки в котором продолжается уже многие века. Мы направляемся к последнему. Чем дальше мы спускались по восточному склону горы, тем жарче становился воздух и тем разнообразнее становилась растительность: от мха и лишайника у вершины до папоротниковых зарослей к подножию. Я старался отвлечься от опасной и сильно пугающей трассы на Юнгас, разглядывая долину. Именуемая местными «камино де ла муерте» – или «дорога смерти» – она представляла собой узкую, усыпанную гравием колею, бегущую по склону горы, слева от которой вниз уходило ущелье глубиной в триста метров. Бин Ладен уверенно преодолевает на «Ленд Крузере» слепые повороты, проезжает сквозь небольшие водопады, а я в это время сижу, нервно вцепившись в ручку правой двери, готовый выпрыгнуть в любой момент, как только машина начнет сползать в бездну.
К счастью, этого не потребовалось. Спустя несколько часов пути, часть из которых пришлось потратить на расчистку небольшого завала, мы, наконец, прибыли на место. Может, всему виной жутковатая дорога, но скромная деревушка Тринидад Пампа, в которой население числом не более пяти тысяч человек обитает в жалких домах из шлакоблока и гофрированного железа, показалась мне настоящим раем на земле. Вдоль дороги вместо типично голой обочины росли банановые деревья. Крутые склоны гор на севере и юге деревни изрезаны небольшими уступами, или террасами, метровой высоты. А дальше, через ущелья, горные вершины исчезали в густой пелене облаков на фоне темно-синего неба. Стоял теплый вечер, и я вышел из машины, с удовольствием потянувшись и размяв затекшие конечности, а затем направился к плантации на окраине. Без сомнения, там росли именно кусты коки. Это были растения с нежными миндалевидными листьями на аккуратных стеблях и мощными корнями, прочно закрепившимися в красноватой почве. Так выглядит причина многомиллиардных доходов и тысяч смертей. На каждом из множества уступов, лестницей спускающихся вниз по склону, зеленело бесчисленное множество растений.
На перекрестке в центре города я встретился с Эдгаром Мармани, главой местного союза производителей коки, явившимся прямо с полей в покрытых грязью перчатках и сапогах. Союз нарко-фермеров? Почти в любой стране мира такая организация была бы признана незаконной, но только не в Боливии. Здесь, в отличие от других стран Латинской Америки, в отношении коки действует куда более мягкое законодательство. Лист использовался в хозяйстве еще задолго до прибытия сюда европейских колонизаторов. Некоторые добавляют его в чай, а иной раз и просто жуют как жвачку (в Боливии часто можно встретить рабочих, направляющихся по своим делам и жующих листья коки). В такой необработанной форме он производит лишь мягкий стимулирующий эффект, далекий от кокаина. Считается, что он помогает справиться с простудой, подавить голод и вылечить высотную болезнь – распространенные недуги на высокогорье. Во многих отелях гостям предлагается чай из коки. До недавнего времени такая традиция существовала даже в американском посольстве. За завтраком я тоже попробовал этот напиток, но мне он показался лишь немногим крепче обыкновенного зеленого чая. Каждый год правительство Боливии выдает ограниченное количество разрешений на использование определенных посевных площадей в целях выращивания коки.
Любимый напиток моего собеседника – Мармани – это, как ни странно, не кока, а Пепси. Мы расположились у входа в небольшую забегаловку и заказали ее на двоих. Беседу я начал с типичного вопроса о том, как же вырастить хорошую коку. «Сперва нужно подготовить „вачус“, – сказал он, указывая на террасы на склоне холма. – Каждая из них выкапывается на полметра и очищается от камней. Каждый член нашего союза владеет в среднем десятью террасами, а площади крупнейших собственников могут превышать целый акр. Благоприятная погода и плодородная почва Юнгаса позволяет фермерам собирать урожай по три раза в год. Именно по этой, чисто экономической причине здесь не выращивают кофе – сами деревья куда более прихотливые, и даже при лучшем раскладе в год можно получить только один урожай. Единственный сложный сезон – это сезон неурожая (июль, август и сентябрь), когда совсем нет дождей, и фермеры „эстамос одидос“ – испытывают большие трудности. После сбора листья высушиваются на солнце и собираются в тюки по 20 кг – „такие“. Затем их отвозят на рынок Вилья Фатима, что в Ла Пасе – в одну из двух точек во всей стране, где коку можно законно продать. Каждый грузовой автомобиль имеет соответствующую лицензию, на которой указан перевозимый тоннаж и место производства».
В Боливии фермеров коки не просто уважают – их восхваляют, ведь даже сам президент страны Эво Моралес – бывший «кокалеро», как здесь называют аграриев. Однажды он нарушил всевозможные законы и правила, привезя мешок коки на очередное заседание ООН, где демонстративно жевал листья, призывая своих коллег пересмотреть международные конвенции, ставящие растение вне закона. Этот прецедент был частью масштабной политики против вмешательства западных стран в дела андских государств. В 2008 году Эво Моралес буквально прогнал американского посла вместе с представителями администрации по борьбе с наркотиками (DEA) из-за того, что они вмешались во внутренние дела Боливии. Несмотря на международные запреты, правительство страны по-прежнему поддерживает производителей разнообразной продукции на основе коки: от сладостей, выпечки и напитков до предметов гигиены. Управление отраслью осуществляет вице-министерство по делам коки, которое и устанавливает ограничения на ежегодные объемы культивации. Задача этого органа – добиться такого объема выращивания, чтобы его хватало на обеспечение обычных товаров, но, при этом, было недостаточно для производства наркотиков. Впрочем, эта система далеко не совершенна: по оценкам ООН, в 2014 году в Боливии насчитывалось порядка 20,4 тысяч гектар или 50,4 тысяч акров посевных площадей для коки, на которых возможно произвести около 33 тысяч тонн сухого листа. В том же году суммарный объем продаж на обоих легальных рынках составил 19,8 тысяч тонн, что на треть меньше расчетных объемов производства[5]. Очевидно, что остаток приходится на теневой сектор, а именно – на производство кокаина.
Именно из-за того, что картелям нужно сырье для производства наркотика, правительства нацелились на плантации, стремясь буквально зарубить бизнес на корню. С конца 1980-х годов при финансовой и практической поддержке со стороны США многие страны Латинской Америки направили свои усилия в борьбе с наркотрафиком на поиск и уничтожение незаконных ферм коки. С точки зрения экономики идея была проста: уменьшение объемов предложения приводит к дефициту продукта, что вызывает рост конечных цен. Но именно редкость и нехватка товара делает его дороже, как золото ценится больше серебра, а нефть – больше воды. Так, если множество людей хотят приобрести некий товар, но его было произведено недостаточно, приходится больше платить, чтобы получить желаемое. Правительства же посчитали, что если уменьшить объемы производства коки, то стоимость листа станет куда выше, что аналогичным образом повлияет на издержки производства кокаина. А растущие цены на кокаин, в свою очередь, отнимут желание приобретать его даже у потребителей в развитых странах. Равно как и в случае с недавним поражением болезнью какао-деревьев, которая привела к значительному увеличению цен на шоколад по всему миру и вынудила любителей сладкого временно отказаться от своих пристрастий, ожидалось, что последующий за уничтожением плантаций коки скачок цен на кокаин приведет к снижению спроса на него.
В Колумбии и Перу, у которых складываются более теплые, чем у Боливии отношения с США, подобные меры доведены до предела. Вооруженным силам обеих стран было приказано уничтожать даже намеки на произрастающую коку, в том числе в условиях горной местности, значительно осложняющей выполнение задачи. Для этого были привлечены средства легкой авиации, которые сканировали территорию в поисках тех самых кокаиновых террас. И хотя аграрии научились лучше прятать свои посевы, государство стало еще эффективнее их находить. Сегодня власти используют даже спутниковую фотографию: специалисты изучают снимки в поисках незаконных плантаций коки среди массы обыкновенных банановых и кофейных садов. После фоторазведки в отмеченные регионы направляется пехота для уничтожения найденных плантаций. В Колумбии проблему решили проще, распыляя над посевами ядовитые химикаты, однако от этого пострадали и законопослушные фермеры. В 2015 году такую практику пришлось прекратить: власти страны получили предупреждение от ВОЗ о возможном распространении раковых заболеваний.
На первый взгляд, кампания против коки оказалась чрезвычайно эффективной. За последние 20 лет в Боливии, Колумбии и Перу были уничтожены многие тысячи квадратных километров незаконных плантаций, и это число продолжает расти каждый год. Например, если в 1994 году было сожжено около 6 тысяч гектар посевных площадей коки[6] то в 2014 году эта цифра превысила 120 тысяч гектар, большая часть из которых зачищалась вручную. Чтобы понять весь масштаб этой работы, представьте, что ежегодно вы четырнадцать раз пропалываете огород размером с Манхэттен (и при этом время от времени в вас стреляют). По самым приблизительным подсчетам ООН, на сегодня уничтожено более половины всех кустов коки, произрастающих в регионе Анд.
Для большинства других отраслей промышленности потеря 50 % производственных мощностей была бы невероятным потрясением. Однако рынок кокаина каким-то образом не просто смог выжить, но и восстановиться. Чем больше кустов коки власти сжигали и опрыскивали химикатами, тем больше новых саженцев размещали фермеры. В результате этого валовый объем производства почти не изменился. В 2000 году вслед за первым десятилетием активной войны с кокой, в южной Америке было успешно засажено новыми семенами более 220 тысяч гектар посевных площадей – примерно столько же, сколько и в 1990 году. Изредка отдельным странам удавалось на какое-то время вывести из строя кокаиновый бизнес. Например, в 1990 году в Перу было принято решение радикально сократить объемы легального производства. Однако картели быстро нашли другой источник сырья, вызвав небывалый бум культивации коки в Колумбии. Когда же власти этой страны удвоили свои усилия по борьбе с несанкционированными плантациями, те самые террасы вновь возникли в Перу. Аналитики из западных стран сравнивают подобную ситуацию с воздушным шаром: стоит сжать его в одном месте, он тут же надуется в другом. В Латинской Америке этот феномен называется более приземленным словом – «эффектом таракана». Преследование наркокартелей сродни выведению этих паразитов. Прогони их из одной комнаты, и они начнут размножаться в другой.
Сторонники тактики полного уничтожения, похоже, совершенно не замечают «эффекта таракана». Они по-прежнему уверены, что не обязательно полностью сводить на нет фермерство, а достаточно лишь сделать его менее рентабельным. Чтобы поддерживать прежние уровни производства в условиях столь жестких правительственных мер, фермерам нужно проводить за работой в полях куда больше времени, восстанавливая уничтоженные посевы. Из-за этого их издержки растут. В прошлом чуть ли не весь урожай коки мог быть использован для изготовления кокаина. А сегодня почти половина просто теряется после визитов вооруженных сил.
Но даже с учетом того, что для получения прежнего объема сырья приходится выращивать в два раза больше, картелям не пришлось увеличивать свои цены. В США один грамм чистого кокаина стоит порядка 180 долл, (в действительности средняя стоимость уличного кокаина составляет 90 долл., потому что он наполовину разбавлен прочими примесями)[7]. Даже будучи грубо округленной, именно такая цена и сохранялась на протяжении последних двадцати лет, несмотря на бесконечные операции по выведению, опрыскиванию и сжиганию плантаций коки. Причиной относительно стабильных цен в период производственных шоков может быть значительное снижение уровня спроса (несмотря на спад предложения, продукт приобретает еще меньшее число потребителей, а потому цена не растет). И все-таки не похоже, чтобы это был тот самый случай. С 1990-х годов число кокаинозависимых оставалось почти неизменным, то есть порядка 1,5–2 млн чел. В последние годы наблюдается значительный спад в объемах потребления наркотика в США, который, тем не менее, компенсируется аналогичным ростом в странах ЕС. ООН сообщает, что глобальный уровень спроса остается неизменным. Казалось бы, стабильность спроса и резкий спад предложения должны привести к ценовому скачку, но кокаин по-прежнему стоит столько же. Как же картелям удается обходить основные законы экономики?
Чтобы это понять, давайте представим, что «Walmart» периодически сам нарушает логику законов спроса и предложения, как это делают наркобароны. Ежегодная прибыль крупнейшей в мире розничной сети составляет более 500 млрд. долл. Коммерческий успех «Walmart» строится на относительно стабильных ценах, в рамках которых компания работает с момента открытия первой точки продаж Бадом и Сэмом Уолтонами в 1962 году. На День благодарения в прошлом году в магазине можно было пробрести индейку по цене 40 центов за фунт, а набор из девяти тематических тарелок (к слову, совершенно безвкусных) за 1,59 долл.
Именно необыкновенно низкие цены сделали «Walmart» таким популярным. В то же время для фермеров и мелких производителей низкие цены – это зачастую большая проблема. Они жалуются на то, что «Walmart» и другие крупные сетевые магазины захватили столь большую долю рынка сельскохозяйственной продукции, что могут диктовать условия своим поставщикам. Всем известен феномен монополии, когда единственная компания является доминирующим поставщиком на рынке и поэтому способна менять цены так, как ей заблагорассудится. Те же, кто выступают против крупных ритейлеров, таких как «Walmart», обвиняют последних в «монопсонии», то есть приобретении статуса доминирующего потребителя (в пер. с греческого «монополия» означает «единственный продавец», а «монопсония» – «единственный покупатель»). Ровно таким же образом, как монополист диктует цены своим потребителям, которым ничего не остается, кроме как приобретать товары у него, монопсонист управляет ценами своих поставщиков, которым попросту некому больше продавать свои блага. Учитывая, что возможность контактов с широчайшей потребительской аудиторией открывается у поставщиков при сотрудничестве с «Walmart», розничная сеть стремится извлечь из этого максимальную выгоду, и потому жестко управляет условиями присутствия поставщиков на своих точках продаж. Исследование, проведенное журналом «Forbes», показало, что рентабельность продаж тех поставщиков, которые реализовывали свои товары через каналы «Walmart», была куда меньше чем у тех из них, которые старались обходить крупного ритейлера стороной. Сильнее всего эта разница видна на примере рынка одежды. Производители предметов гардероба, продававшие менее 10 % своей продукции через «Walmart», обеспечили себе среднюю рентабельность в 49 %, в то время как их коллеги, разместившие в розничных сетях более 20 % своих товаров, на выходе получили лишь 29 % рентабельности[8]. Для потребителей в частности и для всего национального хозяйства в целом выгодно подобное снижение цен и давление на поставщиков. Специалисты «McKinsey» пришли к выводу, что один только «Walmart» создал 12 % суммарного прироста эффективности американской экономики во второй половине 1990-х годов[9]. И все же это сильно осложняет жизнь самих поставщиков. Если год будет неурожайным, а производственные издержки повысятся, вы можете быть уверены в том, что удар на себя примут именно фермеры, а не магазины и их покупатели.
«Walmart» еще не вышел на рынок Колумбии, но наркоторговцы уже переняли его опыт в управлении цепочками поставок. Следует понимать, что картели похожи на крупные розничные сети куда больше, чем может показаться, и играют скорее роль покупателей, нежели производителей. Мы привыкли считать, что весь кокаиновый бизнес находится в руках картелей – от производства до сбыта – а вооруженные до зубов бандиты с любовью удобряют почву на своих плантациях в промежутках между перестрелками со своими конкурентами. На самом деле все несколько иначе. Сельскохозяйственная сторона кокаиновой отрасли как правило находится в руках обычных фермеров, вроде тех, с которыми я встретился в Тринидад Пампа. Поверьте, они с таким же рвением выращивали бы какао или бананы, если бы эти продукты давали такую же прибыль. Картели же больше похожи на крупные супермаркеты, закупая сырье у фермеров, обрабатывая его, упаковывая и продавая своим покупателям.
Можно ли сказать, что латиноамериканские наркобароны такие же целеустремленные в вопросах управления своими поставщиками, как и менеджеры «Walmart»? Поиском ответа на этот вопрос занялись экономисты Джордж Галлего из Нью-Йоркского Университета и Даниэль Рико из Университета Мериленда. Сосредоточив внимание на Колумбии, ученые агрегировали данные властей о районах страны, подвергшихся кокаиновым чисткам как вручную, так и с помощью химикатов (за точными данными по последним нужно было обратиться к бортовым самописцам самолетов). Все эти сведения были соотнесены с данными ООН о ценах на лист коки в различных регионах страны. В результате удалось выявить степень влияния политики по уничтожению плантаций на цену поставщиков наркокартелей[10].
Если бы стратегия по снижению объема предложения действительно сработала, то можно было бы наблюдать более значительный прирост цен в тех регионах, где было уничтожено больше плантаций коки. При прочих равных условиях, уменьшение поставок сырья означало бы, что картели вынуждены платить фермерам больше. Но ученые не обнаружили подобной взаимосвязи. Напротив, они пришли к выводу, что уничтожение ферм не привело к изменению цен ни на лист коки, ни на другие обработанные продукты, которые аграрии иногда продают картелям. Не поверив такому результату, исследователи еще раз провели все расчеты, но уже с разрывом в один год между чистками и продажей, предполагая, что существует временной лаг воздействия недостаточного предложения на конечные цены. И снова было обнаружено, что подобные меры властей почти не повлияли на стоимость оптовых цен поставщиков.
Тогда ученые предположили, что вооруженные группировки, контролирующие торговлю кокаином в Колумбии, похожи на монопсонии. В обычных рыночных условиях производители коки могли бы сотрудничать с тем картелем, который предлагает наилучшую цену. Это означает, что в условиях недостаточного предложения покупатели сырья готовы были бы заплатить за него куда больше, и цена последнего, таким образом, выросла. Однако в этом отношении обстановка в Колумбии ничем не отличается от любой другой страны, поскольку существует, как правило, только один наркокартель, который и управляет рынком. Эта организация становится единственным покупателем листа коки, получая возможность устанавливать свои цены на сырье, как это иногда делает «Walmart». Поэтому в случае любых неблагоприятных факторов – будь то чистки, неурожай или что-то другое – убытки нести будут только фермеры, но никак не картели. Как и любые ритейлеры, которые стараются оградить себя и своих клиентов от возможного повышения цен, картели переносят риски на аграриев для того, чтобы избежать повышения издержек. «Подобные шоки, таким образом, воздействуют исключительно на фермеров, так как их крупнейшие покупатели способны… сохранять цены на прежнем уровне», – заявляют Галлего и Рико.
Другими словами, дело вовсе не в низкой эффективности стратегии уничтожения, а в том, что ее воздействие направлено не на тех лиц. Как и «Walmart», картели обладают абсолютной властью над своими поставщиками. Она позволяет игнорировать любое ухудшение условий выращивания коки за счет бедных фермеров, которые в результате становятся еще беднее. Картель же, при этом, выходит сухим из воды, его прибыль и конечные потребительские цены остаются неизменными. «Мы все против этого», – говорит один фермер о государственной программе, предпочитающий оставаться инкогнито. «Мы все время боремся с властями, и все это уже порядком надоело». Он сообщил мне, что фактическое бездействие властей в отношении самой мафии вызывает недовольство простых фермеров. Неподалеку, на стене рядом с целым полем проросшей коки виднеется белая табличка: «Культура конфискована и будет уничтожена». Ровно таким же образом власти обходятся с любыми незаконными посевами, вовсе не затрагивая сами картели, и лишь вынуждая фермеров нести колоссальные убытки. Объемы производства остаются по-прежнему высокими, цены – низкими, и кокаиновый бизнес процветает. Будь он законным, изворотливости его представителей в вопросах формирования цепочек поставок можно было бы даже позавидовать.
* * *
На плантации рядом с той забегаловкой, где мы с Эдгаром Мармани потягивали пепси, я приметил маленькие детские ручки, тянущиеся к верхним листьям кустов коки. В Тринидад Пампа дети работают на полях с шести лет, посещая занятия в школе лишь до обеда, а после него идут помогать своим родителям в посадке и сборе урожая. В деревушке совсем нет сиделок, и поэтому даже самые маленькие дети сопровождают своих родителей на работу, шатаются в зарослях или мирно дремлют на руках своих матерей. В других регионах Анд условия не лучше: по оценкам ООН, среднестатистический колумбийский фермер зарабатывает немногим более 2 долл, в день. Очевидная нищета фермеров никак не вяжется с образом зажиточных наркобаронов, которые могут похвастаться личным «Ferrari» в гараже или даже собственным зоопарком.
Можно ли каким-то образом заставить картели принимать на себя часть издержек? Корень зла монопсонии кроется в том, что у фермеров есть всего лишь один клиент-покупатель. Очевидно, что для решения этой проблемы необходимо усилить конкуренцию между покупателями коки и вынудить их отовариваться по рыночным ценам. Здесь есть только одна загвоздка: в большинстве стран кока нелегальна, а потому правительства никак не смогут увеличить количество субъектов спроса. Тогда была предпринята попытка взвинтить цены иначе. Фермерам предоставили альтернативные, законные источники дохода, призванные снизить их зависимость от наркокартелей.
Вместо того, чтобы орудовать кнутом чисток в тщетных попытках сделать культивацию коки менее привлекательной, власти предложили аграриям пряник в форме субсидий на выращивание других культур. Некоторые представительства европейских стран, в кулуарах отрицательно отзывающиеся о радикальных методах США, даже приняли участие в разработке проектов по развитию других отраслей сельского хозяйства в регионе Латинской Америки. Идея была проста. Если существует возможность сделать другие растительные культуры более привлекательными экономически, чем кока, то фермеры рационально должны переключиться именно на них. «Кокалерос» заинтересовались такой возможностью, и даже Эдгар Мармани, лидер местного аграрного союза, предпочел бы начать новое дело, если бы это не вышло ему в копеечку. «Птица, томаты, свинина – все это куда более прибыльно, чем кока, но и потребует больших вложений», – пожаловался он. Для решения проблемы нехватки капитала Европейский Союз предоставил средства и, среди прочего, проспонсировал в Боливии проекты по стимулированию производства бананов, кофе и цитрусовых. Похожие меры принимались и в других странах с процветающим наркотическим хозяйством. Например, в Афганистане – крупнейшем мировом производителе опиума – аграриям предложили заменить мак на пшеницу и хлопок.
Существуют доказательства, что такой подход вполне жизнеспособен. В проведенном недавно исследовании Центра Глобального Развития (CGD) специалисты из Вашингтона попытались выяснить, чем руководствуются мексиканские фермеры, решая выращивать законные или незаконные культуры[11]. Было решено сравнить основные виды продукции из обеих категорий, а именно марихуану и опиум с кукурузой. Сложно переоценить важность последней для Мексики, ведь потребление этого зернового жителями страны сродни наркозависимости. Кукуруза – это главный ингредиент тортильи, национального блюда, которой среднестатистический мексиканец съедает порядка девяноста килограмм в год! У мексиканцев даже есть поговорка: «Sin maiz, no hay pais» («без кукурузы не было бы нашей страны»). На флаге союза изготовителей тортильи изображен суровый Центеотль, мстительный бог кукурузы, во имя которого было принесено немало кровавых жертв.
Однако, несмотря на весь патриотизм и практическую значимость, в последние годы кукуруза стала приносить куда меньше дохода из-за сильных рыночных колебаний, разоривших немало фермеров. Сразу после вступления в силу в 1994 году Североамериканского соглашения о зоне свободной торговли (NAFTA) цены на кукурузу резко упали, и в страну хлынули конкуренты из США. В периоды засухи, от которых сильнее всего страдают северные регионы страны, за дефицитом кукурузы обыкновенно следует скачок цен. Специалисты из CGD сопоставили эти колебания с данными о посевных площадях марихуаны и опиума. Быстро ли фермеры переключаются на выращивание наркокультур, когда кукуруза перестает быть выгодной?
Надо сказать, что довольно быстро. Когда в 1990-х годах рухнули цены на традиционные початки, мексиканские фермеры стали больше выращивать марихуану и опиумный мак. Исследование показало, что в сельскохозяйственных регионах страны спад цен на кукурузу на 59 % привел к росту культивации марихуаны на 8 %, а опиума – на 5 %. К счастью, с восстановлением прибыльности легального бизнеса в 2005 году на спад пошли уже объемы производства марихуаны. Впрочем, это можно объяснить иначе: легализация марихуаны в США отняла у мексиканцев стимулы к ее выращиванию (см. главу 10). А что касается опиумного мака, то объемы его культивации остались на высоком уровне, даже несмотря на нормализацию рынка кукурузы. И все же авторы исследования настаивают на том, что цены в значительной степени влияют на желание мексиканцев выращивать нелегальные культуры.
Иными словами, стоит лишь сделать томаты или птицу более выгодными для фермеров в Андах, то и они будут в меньшей степени ориентироваться на коку. Это и есть ключ к решению проблемы монопсонии. Если картель запрашивает слишком низкую цену на коку (марихуану, опиум и пр.), фермеры могут попросту переключиться на иную форму сельского хозяйства, например, на кукурузу, томаты и другие растительные культуры. В таком случае картелям потребуется раскошелиться, чтобы сохранить своих поставщиков.
Более многообещающей, чем радикальный подход, по праву считается альтернативная мягкая стратегия. В какой-то момент могло даже показаться, что борьба с картелями сдвинулась с мертвой точки. Впервые с начала века усилия стран в рамках жесткой и мягкой политики стали приносить свои плоды. В 2014 году посевные площади под коку составили 130 тысяч гектар, что на 40 % меньше, чем в 2000 году. Спустя долгие годы войны андских фермеров против DEA и армий трех стран, ситуация нормализовалась.
Но радость была преждевременной. Неожиданно для всех, команда исследователей ООН и правительства Колумбии пришли к ужасающему выводу. В 2006 году, спустя почти год напряженной выездной работы, ученые выяснили, что кокаиновый бизнес осуществил прорыв в зеленых технологиях. Если раньше считалось, что один гектар земли дает около 4,7 кг чистого кокаина в год, то теперь эта цифра выросла до 7,7 кг[12]. Это значит, что каким-то образом производители кокаина повысили плодородность своих сельскохозяйственных угодий почти на 60 %, что ранее считалось попросту невозможным.
Как же им это удалось? Чтобы выяснить это, я встретился с Цезарем Гедесом, главой представительства ООН в Боливии по борьбе с наркотиками. Несмотря на жесткое ежедневное давление, которое не может не оказывать подобная должность, Цезарь оказался жизнерадостным человеком, готовым в любой момент вскочить со своего места и, активно жестикулируя, объяснить ту или иную схему. «Картели непрерывно ищут пути совершенствования своего бизнеса», – говорит он. Процесс переработки листьев коки в наркотик постоянно дорабатывается «косинерос» – «поварами» – в их тайных лабораториях, расположенных глубоко в джунглях. Обычно процесс готовки состоит из двух этапов. Сперва из листьев готовят густую массу, которая называется основой кокаина. Для этого одну тонну сырья усушивают до 300 кг. Сухие листья затем мелко рубят и сдабривают ядовитой смесью химикатов: цемента, удобрений и бензина – что позволяет выделить кокаин из сырья. После этого следует фильтрация, чтобы очистить наркотик от примесей и отработанных листьев, а затем – варка. В результате получается примерно один килограмм основы. Чтобы из такой пасты получить гидрохлорид кокаина, как научно называется порошковый наркотик, в нее добавляют растворитель, например, ацетон, а также соляную кислоту. Получившееся в итоге вещество следует еще раз высушить и профильтровать, чтобы получить немногим менее килограмма чистого кокаина C17H21N04.
Эта рецептура не менялась бы еще долгие годы, если бы ученые из картелей не нащупали золотую жилу. Цезарь сообщил мне, что процесс готовки претерпел значительные изменения. Теперь производители используют новые химикаты-прекурсоры и более современное оборудование. Некоторые приемы просты, но гениальны. Например, вместо того, чтобы высушивать листья на солнце, теперь для этого используются печи. Для измельчения на вооружение были взяты садовые электропилы, позволяющие нашинковать сырье в одно мгновение. Сэкономить время на извлечение кокаина из листьев помогают доработанные стиральные машины, которые используются как примитивные центрифуги. Иногда все это лабораторное добро устанавливается на грузовики, которые непрерывно курсируют по джунглям, избегая обнаружения. По словам Цезаря, все это вкупе с применением новых веществ-прекурсоров позволило удвоить объемы производства кокаина в Боливии за три года.
Это значит, что роль страны в формировании цепи поставок также изменилась. Вместо того, чтобы отправлять пасту в Колумбию на переработку, боливийская мафия все больше использует для этого собственные мощности, а затем экспортирует в Бразилию для потребления и последующей пересылки в Европу (на сегодня Бразилия является вторым по величине рынком сбыта кокаина после США и абсолютным лидером по крэку). «Контроль над этой частью цепочки поставок буквально озолотил боливийских наркоторговцев, потому что международная контрабанда – это главный источник прибыли для производителей наркотика, – говорит Цезарь. – Вот так, – улыбается он, пружинисто перепрыгивая через воображаемую границу, – цена на товар и удваивается». Повышение эффективности производства означает, что сохранять посевные площади, в общем-то, бесполезно. Согласно данным ООН, в 1990–2011 годах суммарная площадь используемой под коку земли сократилась на четверть. И в то же время, благодаря совершенствованию процесса производства, объемы изготовления кокаина выросли почти на треть.
* * *
Похоже, что совершенно невозможно вынудить латиноамериканские кокаиновые картели поднять цены на их наркотик. Уничтожение посевов вредит лишь фермерам, а мягкие меры, направленные на сокращение объема производства коки, сколь бы успешными они ни были, тут же компенсируются несложными технологическими улучшениями.
Но даже эти проблемы не так страшны по сравнению с фундаментальной неспособностью властей повлиять на цепочки поставок картелей. Обратим внимание на одно существенное отличие мафии от крупных ритейлеров, таких как «Walmart», которые продают колоссальные объемы продукции со сравнительно невысокой рентабельностью. «Walmart» не заработал бы много на продаже тех тарелок ко Дню благодарения, которые сам закупает по 18 центов за штуку, если бы не совокупное количество наименований продаваемых им товаров. Он сбывает их столько, что с лихвой наверстывает прибыль. Наценка, конечно, отличается в разных магазинах, но в среднем большинство розничных торговцев устанавливают ее на уровне от 10 % до 100 % от оптовой цены. Может показаться, что это довольно большая доходность, но она меркнет по сравнению с темпами роста цены на кокаин по мере приближения наркотика к конечному потребителю. «Walmart» продает десятки тысяч товаров, а наркокартели только один.
Давайте взглянем на то, как меняется стоимость одного килограмма кокаина при его движении от Анд к Лос-Анджелесу. Чтобы приготовить такую партию, потребуется как минимум 350 кг сухих листьев коки. Ориентируясь на цены, представленные в исследовании Галлего и Рико, получим, что это обойдется в 385 долл. Как только сырье будет переработано в наркотик, стоимость его продажи на местном рынке, в Колумбии, составит 800 долл. Согласно данным, разработанным учеными Бо Килмером и Питером Рейтером из «RAND Corporation» (американский научно-исследовательский центр), на момент экспорта из Колумбии этот килограмм кокаина будет стоить уже 2,200 долл., а когда он прибудет в США, цена вырастет до 14,500 долл. После передачи дилерам среднего звена она составит 19,500 долл., а уличные пушеры продадут его за 78,500 долл. И даже эти поразительные цифры не всегда точно отражают норму прибыли в кокаиновой индустрии. На каждом из этих этапов торговцы и дилеры разбавляют наркотик разными примесями, чтобы нажиться еще больше. С учетом этого, цена одного килограмма чистого кокаина для конечного потребителя достигнет 122,000 долл.
Да, это по-настоящему огромная выручка. Конечно, не вся она формирует чистую прибыль, ведь тайные перевозки наркотиков по всему миру создают всевозможные сопутствующие издержки: от убийств конкурентов (см. следующую главу) до взяток. Именно разница между ценой листа коки на выходе с плантации и конечной розничной ценой – более 30 000 % – и объясняет неэффективность мер борьбы с наркотрафиком, направленных на поставщиков сырья. Представим, что власти латиноамериканских стран смогли найти способ увеличить цену закупки картелей у фермеров в три раза (будь то массированными чистками или посредством предоставления альтернативной занятости). Тогда расходы на приобретение достаточного количества листа коки для изготовления одного килограмма наркотика составят уже не 385 долл., а 1,155 долл. Теперь для ясности гипотетически предположим, что каждая копейка из этих возросших затрат переносится на потребителя. (Хотя это маловероятно, ведь картели попытаются переложить издержки на других участников цепи поставок, как в случае с фермерами.) Получается, что килограмм чистого кокаина обойдется потребителю на 770 долл, дороже, то есть 122,770 долл., а один грамм – 122,77 долл., то есть всего на 77 центов больше. Даже при достижении максимальной эффективности мер по увеличению стоимости наркотика, при лучшем раскладе рост цен составит всего 0,6 96. Выходит, что уничтожение плантаций – не слишком удачное применение для миллиардов долларов бюджетных средств.
Нельзя отрицать, что стремительный рост цен на кокаин по мере его движения в цепи поставок является доказательством жизнеспособности интервенций властей в деятельность субъектов предложения, во всяком случае, до определенной степени.