Читать онлайн Его заложница бесплатно

Пролог

Меня тащат вглубь темного переулка к огромному внедорожнику. Кричать не могу, мужская ладонь зажала рот и нос, и я почти не дышу. Пытаюсь брыкаться и попасть этому уроду по ноге. Но ему все равно, он словно железный. Очень сильный мужчина.

Когда меня грубо швыряют в машину, начинаю кричать, срывая горло. Обычно крики жертвы дезориентируют нападающих – так говорил папин начальник безопасности, а еще он учил меня защищаться, и я судорожно пытаюсь вспомнить хоть один прием. Размахиваюсь, чтобы ударить ребром ладони в кадык, но мою руку ловко останавливают. Подонок действует быстро и профессионально, словно учился этому годами или украл уже тысячи таких дур, как я.

Он утыкает меня лицом в кожаную обивку сиденья и связывает мои руки. Продолжаю надрывать горло до хрипоты, но на помощь никто не приходит. Естественно. Ночью в темном переулке нарваться на маньяка – это самоубийство. В крайнем случае, возможно, кто-то вызовет полицию, но пока наша доблестная полиция приедет, меня уже увезут в неизвестном направлении.

На адреналине не чувствую страха или ужаса. Отчаянно дергаюсь и кричу как ненормальная, пытаясь пнуть похитителя. Но все бесполезно, он словно непробиваемая скала. Даже не запыхался. Переворачивает меня как тряпичную куклу и тянет руку к моему лицу. Пользуюсь моментом, уже, скорее, от отчаянья кусаю подонка за руку, со всей дури стиснув зубы.

– Сука! – рычит похититель и хватает меня за шею, сжимая ее настолько сильно, что кислород моментально заканчивается. Открываю рот, отпуская ладонь похитителя. Хриплю, чувствуя металлический привкус крови во рту.

А еще начальник папиной охраны всегда говорил, что, если нет выхода, никогда нельзя злить и провоцировать нападающих, чтобы не огрести еще больше. Лучше прикинуться бедной овечкой, а самой быть хитрее, ища методы выхода из ситуации. Но когда я вообще кого-то слушала. Наивно полагала, что мне это все не понадобится.

– Не дергайся. Бесполезно, только силы теряешь, – голос у него глубокий, пронизывающий, тембр такой, что я ощущаю его каждой клеточкой, и по коже прокатываются мурашки. Замираю, и рука на моей шее разжимается. Уже не до крика и сопротивлений. Глотаю большую порцию кислорода и тут же закашливаюсь. Нормально надышаться мне не дают – на мой рот ложится широкий скотч. Липкая лента стягивает кожу и намертво прилипает, вынуждая меня часто дышать через нос. Дверь машины захлопывается, и вот тут мне становится страшно. До такой степени, что покалывают руки и немеют губы.

Мужчина обходит машину, садится за руль, блокирует двери и медленно едет по дворам. Я не знаю, кто этот мужчина и что он от меня хочет, но в голову сразу лезут страшные сводки криминальных новостей, там, где в оврагах находили мертвых изнасилованных и истерзанных девушек. И насилие – не самое страшное, что мне может грозить.

Я девушка не из робкого десятка. Но впервые в жизни понимаю, что такое ступор и шок. Мне не просто страшно, мне жутко до холодного пота.

Мамочки, я боюсь боли.

Очень боюсь боли… В детстве мне даже прививки не ставили, потому что я падала в обморок только от вида шприцов. А этот мужчина явно везет меня не на каруселях кататься.

Вдруг в машине раздается треск рации.

– Объект «два» вышел из клуба. Звонит, – трещит голос из рации. И в эту же секунду в моей сумке на сиденье раздается телефонный звонок.

О боже, это они о Вадиме.

Понимаю, что со связанными руками и заклеенным ртом я не отвечу на звонок, но хватаю сумку, выгибая кисти, пытаясь достать телефон.

У меня резко вырывают сумку, настолько сильно, что ломается несколько ногтей почти под корень. Мычу от боли. Похититель открывает окно и просто вышвыривает сумку в темноту.

– Объект «два» сел в машину и уехал в сторону перекрёстка.

– Понял, продолжать следить, я перезвоню, – отзывается мой похититель.

Пытаюсь дышать и начать мыслить здраво. Он не один. За нами следили, значит, покушение все же спланированное. Следовательно, передо мной не маньяк. Очень надеюсь, что не маньяк. Я молюсь, чтобы это было похищение с целью выкупа. Мой отец известный бизнесмен. От этой мысли становится легче. И я начинаю лучше соображать. Всматриваюсь в окно, пытаясь понять, куда меня везут, запоминаю дорогу, улицы, повороты, повторяю про себя адреса.

Но когда мы выезжаем за пределы города, теряюсь. Я не знаю эту трассу, за окном мелькает сплошной лес и ничего больше. А дальше меня вновь охватывает паника, поскольку мы сворачиваем на проселочную дорогу, освещение заканчивается, и впереди непроглядная тьма. Не знаю, где я и куда меня везут. Как легко можно поменять принципы. Изнасилование уже не кажется мне самым худшим, лишь бы в лесу не закопали. Это же может быть не денежный интерес, а месть отцу.

Дергаю руками со всей силы, пытаясь содрать скотч, которым связана, но только усугубляю ситуацию, липкая пленка режет запястья, а я все дергаю и дергаю руками в какой-то истерике, раня себе руки. Словно схожу с ума. Подобное не может происходить со мной!

Машина останавливается, похититель выходит, а за окном что-то мерцает. Всматриваюсь. Озеро. Небольшое озеро в лесу, над которым висит яркая огромная луна, отражаясь в воде. Красиво. Вот в этом озере меня красиво утопят.

Сглатываю, чувствуя, как начинаю дрожать, словно в лихорадке. Мамочки.

Я не хочу умирать.

Я папе не сказала, что люблю его.

Я маме с утра нагрубила.

Я не хотела, чтобы так вышло.

Я, в конце концов, не любила никогда за свои двадцать четыре года. И меня никто не любил, чтобы очень глубоко и по-настоящему, насмерть. А не как Вадик – ради выгоды. Я ничего в жизни еще не успела…

Глава 1

Арон

Паркую внедорожник на крытой стоянке и выхожу на двор. Лето выдалось жарким, и даже вечер не несет долгожданной прохлады. Закуриваю, глубоко затягиваясь крепкой сигаретой. Пагубная привычка, но я не собираюсь умирать здоровым. Во мне сидит так много зла, что курение на фоне этого – невинная шалость. Выпускаю облако дыма в небо, туда, где ложится закат. Осматриваюсь. Сканируя округу и пост охраны. Нет, я не любуюсь красотой семейного дома и двора. Привычка еще со службы – оглядываться и подмечать детали. Такова моя сущность, положение обязывает. Подозревать все и всех.

Делаю последнюю глубокую затяжку, обжигая легкие. Курение уже не несет никого удовольствия, как это бывало поначалу. Просто привычка – ритуал, который тело совершает автоматически. Тушу окурок, зажимая уголек большим и указательным пальцами, мне не больно. Кожа в этих местах давно потеряла чувствительность. Я всегда тушу окурки таким образом. А жаль, хочется прочувствовать все оттенки ожога, либо потерять чувствительность навсегда. Иногда нужно, чтобы все чувства и эмоции атрофировались.

Вышвыриваю окурок в урну. Снимаю с себя наплечные ремни кобуры с оружием и закидываю ствол с ремнями в салон машины. В доме дети, не хочу их пугать. Медленно иду в дом.

Сегодня у нашей семьи праздник. Моему племяннику год. Растет Яшка. Мирон назвал сына в честь отца – Яковом. Для них это важно и значимо, они полагают, что именно отец их связал. Так оно и есть, но я бы не расшаркивался в реверансах перед давно мёртвым стариком. Нет, я ценю семью, тем более, когда она так значительно пополнилась.

Не все, конечно, мне приятны. Особенно если учесть, что я трахал – нет, драл жестоко – Марьяну, жену младшего брата. Он о том знал и все равно женился. Мне неприятна эта женщина в качестве члена нашей семьи. Но если Платон так хочет быть мужем шлюхи, кто ему запретит? Все наши наставления он воспринимает крайне негативно. Платон женился назло Мирону, чтобы что-то доказать. Дурак. Вроде взрослый уже, отец. И все равно дурак. Сделал хуже только себе. Его жена только с виду красива, а внутри мертвая кукла, запрограммированная на деньги, жадность, алчность и пороки. Но он из упрямства хочет хлебнуть этой жизни. Так пусть хавает.

Прохожу в холл. Из гостиной льется музыка, пахнет сладкой выпечкой. Уверен, это жена Мирона что-то напекла. Она любит готовить для семьи. И мне нравится ее стряпня. Я не принимаю еду из «чужих» рук, готовлю либо сам, либо ем стряпню нашей домработницы Люды и вот теперь еще Миланы. Эти женщины напитывают свои блюда положительной энергией, на ментальном уровне вкачивая ее в мужчин, которые едят.

Раньше ненавидел наш большой холодный дом, а теперь здесь стало уютнее и теплее. Уют в доме создает женщина. Правильная женщина с чистой энергетикой. Такую трудно найти. Их почти не осталось, одна на миллионы. Чтобы не красивая кукла, а с глубиной и истинной женственностью внутри. Понимаю брата, на такую девушку быстро подсаживаешься, проникаешь глубоко в нее и впускаешь в себя.

Завидую?

Нет. Скорее, рад, что такой циник, как Мирон, обрел свою душу.

А я…

А у меня уже была душа…

Я ее сам сломал.

Темная сущность убила ее. Поскольку не терпит соседства с женщиной внутри меня. Я не принадлежу себе, и души у меня нет, мной управляет альтерэго. Это как смертельная болезнь, которую можно заглушить, но всегда будут рецидивы.

Страшно?

Да мне, сука, очень страшно. Страшно, что следующее лето может не наступить. Уничтожить мою вторую сущность можно, только уничтожив себя, и когда-нибудь, во время очередного рецидива, я это сделаю.

Смахивает на сумасшествие?

Да, я болен. На всю голову. Психиатры предпочитают называть это маниакально-депрессивным психозом, шизофренией, биполярным аффективным расстройством. Может быть, может быть… Только я чувствую, что внутри меня сидит что-то иное. Мои близкие не знают даже половины того, с чем я борюсь, пытаясь казаться не тем, кем являюсь.

Заглядываю в зеркало, всматриваюсь себе в глаза, в самую глубину. Нет, сейчас у меня ремиссия. Удалось загнать моего темного очень глубоко. Пока хватает сил бороться. Поэтому в данный момент я не опасен, и можно общаться с семьей. Я как ядерный могильник накрыт свинцовым куполом снаружи, а внутри невидимая разрушительная сила.

Прохожу в гостиную. Все в сборе. Мирон держит сына-именинника на руках, показывая ему подарки, Милана с домработницей накрывают стол. Платон сидит на диване с дочерью, вытирая ей перепачканное лицо, а его супруга Марьяна болтает по телефону, попивая шампанское. «Замечательная» парочка. Загнался братишка. Выбрал жену на эмоциях и мнимом благородстве. Назло. Только вот кому? Самому себе? Идиот. Не хочу пророчить, но этот брак скоро развалится, как карточный домик. Все закончится громким судебным процессом, где его жена будет требовать большие «отступные», шантажируя дочерью, которую Платон любит. Так оно и будет, Марьяна своего не упустит.

Даже мама здесь, заплетает Алисе, сестренке Миланы, косички. Девчонка растет красавицей, шустрая, с характером, умная не по годам. Кто бы мог подумать, что наша семья так разрастётся за каких-то два года. Все, как завещал отец. Полный дом. Полная чаша. Увы, я не вписываюсь в эту идиллию. Семья и я – вещи несовместимые. И дело даже не в моих убеждениях, дело в том, что мне просто нельзя кого-то так близко подпускать. Придется раскрыть истинное лицо, а оно не такое прекрасное, как снаружи. Я смирился.

– Где наш именинник? – усмехаюсь и иду к Мирону. Яшка реагирует на мой голос, оборачивается и улыбается. Да, мы дружим. Я люблю племянников. И Яшку, и Лерку (дочь Платона), они почти одногодки. Лерочка на три месяца старше. Я балую их. На этом мое отношение к детям заканчивается, своих у меня никогда не будет. Негуманно награждать собственных детей таким психом-отцом, как я.

Вынимаю из бумажного подарочного пакета коробку с игрушкой для племянника.

– Продавщица уверяла, что это суперкрутая головоломка для тебя, – подмигиваю мальчишке, – и вручаю ему игрушку. Мирон сажает сына в кресло, давая ему возможность распаковать подарок самому. Племянник старается, пыхтит, разрывая упаковку. Мирон тянет мне руку, пожимаю.

– Поздравляю. Когда ждать второго?

– Нам пока Яшка скучать не дает. Хулиган. Весь в тебя, – усмехается Мирон. – Иногда сходство с тобой наводит меня на некоторые мысли, – шутит брат. Его жена, определенно, красавица, такая нежная девочка, но я воспринимаю ее, как сестру. Милана как-то сразу, почти с первого дня вписалась в нашу семью, словно родная.

– Генетика. Заберу я у вас пацана лет так через десять, – ухмыляюсь.

– Дя-я-я-я, – несется ко мне Лерка и хватается за ногу, – вот где копия Платона. Никаких тестов на отцовство не нужно. Марьяна все предусмотрела, привязав к себе Платона ребенком. Но ребенок не виноват, и я люблю эту маленькую кокетку, которая зовет меня Дя.

– Привет, моя красавица, – подхватываю ее на руки. Лерка такая хитрая. Истинная женщина с пелёнок. Обнимает меня за шею, целует, а сама смотрит на пакет, из которого я вытащил подарок. – И для тебя у меня тоже кое-что есть.

Лерка любит плюшевые игрушки. Она думает, что они живые. Разговаривает с ними, кормит, обнимает. И я вынимаю из пакета плюшевого зайца в синих шортиках и зайчиху в юбочке и с бантиками на ушках. Племянница довольно щурится, обнимая зайца. Подхватываю ее на руки и целую. Лера ласковая девочка, обнимает меня в знак благодарности.

– Ты руки-то мыл, прежде чем трогать мою дочь? – недовольно фыркает Марьяна.

– Мыл, и я, в отличие от тебя, всегда чист. А ты уже не отмоешься. Репутация – вещь такая. Замарал один раз – клеймо на всю жизнь, – огрызаюсь я.

– Арон! – вмешивается братишка. – Это моя жена, имей уважение, – злится Платон, защищая супругу.

– Ну где же я найду уважение? Чего нет, того нет, – развожу руками. Я, в отличие от старшего брата, не так толерантен к жене Платона. Он посадил себе на шею корыстную шлюшку и еще наглотается с ней дерьма. А страдать будет ребенок. Нужно было здраво мыслить и не жениться на Марьяне сгоряча только потому, что она намеренно от него залетела, поскольку это единственный путь входа в нашу семью и смены фамилии на Вертинскую.

Мы предлагали этому идиоту просто оформить отцовство, без женитьбы. Но нет, назло нам он сломал себе жизнь. Марьяна очень красива, но эта искусственная красота создана путем пластики и силикона. Она профессионалка в сексе и держит Платона за яйца. Со временем он нахлебается этого секса и ее искусственной красоты, а после останется только горький пластиковый привкус. Но будет поздно…

Марьяна посылает убийственный взгляд, а мне смешно. Платон напрягается, забирая дочь на руки. Мирон лишь качает головой, поскольку во многом со мной солидарен. А вот Милана хмурится. Она не любит таких стычек.

– Так, давайте за стол, все готово, – приглашает нас Милана. – Это детский праздник, прекратите обмениваться «любезностями», – строго наказывает она. Несмотря на молодость, жена Мирона бойкая девушка и, наверное, главное связующее звено нашей семьи. Все вот эти семейные сборища – ее идея. Хорошая девушка. Повезло Мирону. Нет, я не завидую, поскольку знаю, что такая хорошая девочка меня не выдержит. Я сломаю такую.

– Мы не здоровались, – усмехаюсь и подставляю Милане щеку. Приятно, когда тебя целуют нежные, чистые девочки.

– Обойдешься, – Мирон оттягивает жену к себе. Вроде усмехается, но ведь ревнует. Я бы тоже такую ревновал и глаз не спускал бы. Уведут, как нечего делать.

Застолье проходит спокойно, вполне дружелюбно. Мирон произносит речь, благодаря жену за сына. Я желаю их семье всего самого лучшего. Милана довольная, не выпускает Яшку из рук, следя, чтобы он ничего не опрокинул на столе. Платон тоже в настроении, только Марьяна, как всегда, морщится, ковыряясь в еде. Для нее все здесь жирно и противоречит здоровому питанию. Ну да, этой курице зелени никто не принес. Тут фирменный пирог Миланы с мясом. Блинчики с сыром и ветчиной, мясо на гриле с овощами. Марьяна фырчит и кривится, съедая кусочек пирога, сетуя, что он недопечённый.

На самом деле все вкусно. Я давно не ел такой вкусной домашней еды. Но Марьяне нужно привлечь к себе внимание и высказать свое «фи». Милана пропускает ее язвительные комментарии мимо ушей, а Мирон, сжимая челюсть, посматривает на Платона, призывая осадить жену.

Я просто наблюдаю и нахваливаю еду. Платон что-то шепчет жене. Но отличается Алиса, сестренка Миланы. Девочке десять лет, а она оказывается умнее всех. Хочется пожать ей руку, когда та, проходя мимо Марьяны, как бы случайно проливает на ее черное платье молочный коктейль. Так что белые брызги окропляют платье на груди Марьяны.

– Ты безрукая, что ли?! – вскакивает Марьяна, с ужасом осматривая свое платье.

– Ой, простите, я случайно, – очень наиграно произносит девочка, вызывая мой смех.

– Она не безрукая! – злится Милана, защищая сестру, которая совсем не чувствует вины.

– Я уверена, что она неслучайно. Это уже не первый раз! – визжит Марьяна.

– Платье срочно нужно постирать. Пойдем, я дам тебе во что переодеться, – предлагает жена Мирона, пытаясь сгладить конфликт.

– Ой, оставьте так, ей не привыкать быть обрызганной чем-то белым, – не удерживаюсь я. Да, это звучит пошло и грязно. Но я не умею держать язык за зубами. Особенно, когда сам кончал ей на грудь после того, как она у меня отсасывала.

– Арон! – взрывается Платон, поднимаясь со стула. – Извинись! – требует. Он возмужал. С такой женой-то быстро повзрослеешь.

– Ох, извините, госпожа Каретникова, не хотел вас обидеть, – наигранно произношу.

– Я уже давно Вертинская! – гордо заявляет она и хватает дочь, начиная отбирать у ребенка подаренную мной игрушку. Дура. Лерка плачет.

– Поверь мне, тебе осталось недолго позорить нашу фамилию, – отмахиваюсь я. – И отдай игрушку ребенку, Лера здесь ни при чём, – уже злюсь, встаю из-за стола и ухожу во двор.

Сажусь на диван в беседке, откидываюсь на спинку, прикуриваю сигарету, выпуская дым в небо. Ко мне подбегает белый лабрадор и ложится в ноги. Глажу пса, наблюдая, как Марьяна нервно бежит к машине, а за ней Платон с дочерью. Веселая семейка. Марьяна выказывает недовольство мужу, и он, на удивление, сквозь зубы приказывает ей закрыть рот.

Уезжают.

В их браке мне жаль только ребенка, а брата – нет. Он сам выбрал этот путь, пусть хлебнет семейной жизни.

Ко мне выходит Мирон с бутылкой коньяка и двумя фужерами. Молча ставит алкоголь и бокалы на низкий стеклянный столик, садится на диван напротив. Разливает. Двигает ко мне бокал. Мы особо не пьем так, гоняем янтарную жидкость по стенкам бокала, отпивая по маленькому глоточку. Молчим, наслаждаясь тишиной.

Мирон что-то листает в телефоне. Потом протягивает его мне. Беру, рассматриваю фотографию девушки. Блондинка, на первый взгляд немного больше двадцати. Глаза зеленые, лукавые, пронзительные. Сразу видно: не тихоня. Аура стервозная. Немного ведьмы в хорошем смысле этого слова. Околдует и затянет в омут своих ярко-изумрудных глаз. Кошка. Верхняя губа ярко выраженная, нижняя пухлая, манящая. Родинка над губой. Нет, не красивая, не милая, а порочная и манящая. Давно не встречал таких ярких женщин.

– Я смотрю, ты оценил барышню. Это единственная и любимая дочь Павлова. И тебе нужно ее похитить.

– Ммм, я бы такую взял в заложницы на недельку.

– Вот и замечательно, рад, что тебе нравится, – усмехается брат, хотя предложение довольно серьезное.

Глава 2

Арон

Погода сегодня дождливая. Нагнетает. Тяжёлое небо давит. Не холодно, но сыро и уныло. Беру себе в кафетерии американо, сажусь в машину, прикуриваю сигарету и откидываюсь на сиденье. Мой внедорожник припаркован на стоянке, напротив здания нашей компании. Мирон на деловом обеде, а я приехал отчитаться по поводу похищения дочери Павлова. У меня все готово. Киднеппингом я еще не занимался, но и девочка уже большая.

Рассматриваю фото Александры Павловой. Природа – та еще шутница, никогда не подумал бы, что у урода Павлова такая привлекательная дочурка. У меня в телефоне целое портфолио. Вот она садится в машину, щурясь от яркого солнца. Водит собственную тачку, но за ней всегда следует охрана. Профессионалы. Не светятся. Невооруженным взглядом почти невозможно уловить их присутствие. Но охрана у девушки есть.

Вот Александра выходит из здания университета, надевая темные очки, пряча кошачьи глазки. Строгая, платье классическое, темно-зеленое, с черным кожаным ремнем, туфли на шпильке, ноги длинные, роскошные. Зависаю, рассматривая фигуру. Шикарная сучка. Дорогая. Заводит. Я бы отомстил Павлову, несколько раз «наказав» его дочурку. Но у Мирона другие планы.

Александра Павлова – наш инструмент управления ее отцом. Он душу нам продаст за единственную наследницу.

Противозаконно?

Грязно?

Подло?

Да!

Но и Павлов не мучился совестью, нанимая киллера, организовывая покушение на Мирона. Вот и мы с ним поиграем в игру без правил. Только киллер теперь я, и буду целиться в самое ценное, что есть у этого шакала.

Александра Павлова кокетливо улыбается мужчине лет сорока, беседуя с ним на крыльце здания университета. А вот на следующем фото недовольно поджимает губы, словно разочарована.

Отпиваю глоток кофе, глубоко затягиваюсь, продолжая рассматривать фотографии. А вот наша будущая заложница со своим женихом. Высокий худощавый хрен в стильном костюмчике и очках. Информаторы говорят, что он гениальный айтишник. По нему видно, что ничего тяжелее компьютерной мышки он не держал. Но наш папочка почему-то отпускает с ним дочь без охраны. Прокол. Словно он охраняет ее от самой себя, а не от внешних угроз. А кругом полно серых волков.

Усмехаюсь собственной мысли, тушу пальцами сигарету, вышвыривая окурок в окно. Скоро эта кошка попадет в мою клетку. Забавно.

Допиваю кофе, но чувство усталости не проходит. Не бодрит ни хрена. Посматриваю на часы, Мирон еще минимум час будет на встрече, а мне нужно оживиться. Лучше кофе может быть только диверсия. Я люблю дрочить подчиненных. Мне доставляет удовольствие устраивать диверсии и «казнить» подчиненных. Силовики никогда не должны расслабляться. Особенно охраняя нашу семью и компанию. Любая ошибка может стать фатальной.

Помимо того, что я наследник компании, я еще и начальник безопасности, как в бизнесе, так и в семье. Я не умею и не хочу вести переговоры с финансистами и управлять капиталом компании. Я – щит, Мирон – мозг.

Я знаю о каждом своём человеке все. Тщательно собираю информацию: слабости, привязанности, тайные увлечения. Информация даёт возможность управлять людьми.

Сложно? Нечестно? Низко?

Не-е-е-т. Это способ контроля и управления. Каждый, даже самый святой человек в любую минуту может подставить. Я должен исключать таких людей.

Один из способов держать всю систему в безопасности и тонусе – это совершение диверсий на территории охраняемых объектов. Мое любимое. Я устраиваю своим людям что-то вроде учений, о которых они не подозревают. Все познаются в стрессовых ситуациях.

Чем сложнее задача, тем больше адреналина!

Да, я адреналиновый наркоман. Моя вторая сущность жрет его огромными порциями.

Действую строго в одиночестве. Сегодня дрессирую головной офис. Сердце нашей компании. Задача: проникнуть на объект незамеченным, похитить из комнаты охраны оружие и средства связи. Не так-то просто попасть незамеченным туда, где тебя не только знают в лицо, но и передают каждый твой шаг быстрее, чем ты думаешь.

С каждым разом становится все сложнее и сложнее, подчинённые уже наслышаны о моих «спектаклях». Но от этого мне еще азартнее. Я провокатор.

Оставляю тачку во дворах. Надеваю жилет коммунальщика. В ухо наушник с волной от канала охраны. Иду пешком.

На данный момент все посты передают, что всё нормально и никаких изменений в режиме работы офиса нет. Самые уязвимые места находятся на техническом этаже: комнаты обслуживающего персонала и помещения для хранения инвентаря.

Подхожу к чёрному входу, натягиваю на голову по самые глаза капюшон толстовки. У ворот стоит мусорная машина.

Ловко запрыгиваю на заднюю подножку грузовика. Машина медленно въезжает в ворота, опуская голову пониже, чтобы не светиться в камеры.

Далее подъезжает к бакам и закрывает боковую камеру. Спрыгиваю и в три прыжка оказываюсь у дверей чёрного входа, предназначенного для обслуживающего персонала. С техэтажа поднимаюсь на первый. Сейчас я устрою здесь хаос. Ухмыляюсь сам себе. Обожаю свою работу. На лестнице между этажами кнопка пожарной сигнализации, открываю крышку и начинаю шоу! Хлопаю по ней ладонью, и раздается звон сирены.

Быстро бегу в левое крыло, противоположное от движения охраны. Бью по еще одной кнопке и выхожу на центральную лестницу, поднимаясь выше. Внизу уже коллапс. Люди повыскакивали в коридор, создавая столпотворение.

Слышу в наушник, как старший смены начинает отдавать чёткие указания охране снизу. Одних отправляет на место срабатывания сигнализации, вторых – на эвакуацию работающего персонала. Нервничает, слышна в голосе дрожь. Мимо несутся охранники, даже не замечая меня в толпе.

Отлично!

Этаж без охраны.

Проскакиваю мимо камер к туалетам и нажимаю на еще одну кнопку. Все здание уже дребезжит. Старший смены истерически орет, гоняя ребят с этажа на этаж. Теперь ему надо не только найти очаг, но и организовать эвакуацию, а это уже хаос! Пока он не вернулся, пересекаю длинный коридор к противоположному крылу. Люди из кабинетов выходят и создают толпу. Хаотично двигающаяся масса не понимает, что делать, потому что охранника нет, и никто не знает, что происходит. Охрана дезориентирована. Не справляются. Старший смены отдаёт неслаженные команды, путая ребят.

Спокойно плыву в массе народа, ликуя внутри. Азартно. Уже не скрываюсь, никто не следит. Старший смены Семенов весь красный, распахивает дверь, покидает пост и, нервно матерясь, бежит вниз.

Замечательно. Лучше, сука, не придумаешь! На меня работают идиоты!

Спокойно прохожу в центр управления. На столе документация прибытия и убытия, графики передвижений служебных машин и работы отделов. Смотрю в мониторы, усмехаясь, наслаждаясь устроенным мной хаосом. Я мерзавец.

Беру журналы и тубусы с запасными ключами от всех кабинетов, включая кабинет Мирона. Открываю сейф с оружием, забираю пару пистолетов. Все носятся, выводя людей, и ищут очаг возгорания. Семенов поднимается по лестнице, двигаясь к кабинету. Опомнился, идиот.

Быстро выхожу, прикрывая дверь, и ухожу на служебную лестницу, вместе с журналами, ключами и оружием. По крови разливаются ощущение триумфа и жажда линчевать виновных.

Выхожу на улицу, уже не скрываюсь. Через турникеты беспрепятственно снуют люди. Потому что беспорядок, охрана не справляется. Нужно принимать меры. Если я смог все это устроить, то сможет и кто-то другой.

Машина Мирона стоит на стоянке, впереди машина его личной охраны. В этих ребятах я уверен, там профессионалы. А в компании, как я выяснил, идиоты. Сажусь в машину к брату, кидая трофеи на заднее сиденье.

– Так и знал, что это ты развлекаешься, – цокает Мирон, отрываясь от бумаг, которые просматривал.

– Хм, – смеюсь.

– Рад, что тебе весело. Много голов полетит? – указывает ручкой в сторону входа в здание.

– Да нет, только главные – на них вся ответственность и координация, – снимаю капюшон и достаю сигарету, покручивая ее в руках.

– То есть мне можно подняться в кабинет? – выгибает бровь Мирон.

– Да, – киваю.

– Когда наиграешься, жду тебя у себя. Надо обсудить похищение любимой дочурки Павлова. Если раньше я еще сомневался, то сегодня этот шакал практически из-под носа увел у нас тендер.

– Да я всегда готов, как пионер, – прикуриваю сигарету и выхожу из машины. Затягиваюсь и звоню Семенову. – Отбой эвакуации и пожарной тревоги. Сообщи на пульт пожарной охраны, что это были учения.

В трубке тишина, слышно только нервное сопение. Сбрасываю звонок. Продолжаю курить, наблюдая, как охрана уже заводит людей назад.

Следующая часть нашего спектакля – карательная. Я вас выдрессирую так, чтобы ни одна муха не проскочила.

Захожу в свой кабинет и показательно раскладываю вещи, взятые из комнаты охраны на столе. Потерять ключи и оружие – это непростительная ошибка. В резерве есть еще люди, я ни за кого не держусь, дилетанты мне не нужны.

Падаю в кресло, покручиваюсь в ожидании парней. Уютный кабинет, мягкое ортопедическое кресло, шикарный вид из панорамного окна на город, секретарша, таскающая кофе – это, конечно, все хорошо, но меня мало привлекает просиживать штаны в офисе. Моя жизнь построена иначе: я увлекаюсь оружием, тачками, экстримом. Ненавижу правила. Отец это знал, поэтому бизнесом занимается Мирон.

Стук в дверь, парни проходят, шокировано посматривая на мои трофеи на столе. Выстраиваются, как первоклассники на линейке. Взрослые люди. Силовики. У каждого разряд и лицензия на охрану объектов. Понакупили вы, что ли, себе этих разрешений?!

Молчу, рассматривая парней, накаляя обстановку. Даю сто процентов, в глубине души они меня ненавидят. А я вот сейчас буду их «любить».

– Итак, господа охранники… – вздыхаю. – Вы допустили проникновение на объект, кражу оружия, ключей и журналов, тем самым парализовали работу компании, не оправдав надежды людей, которые думают, что их охраняют. Вы оказались морально неустойчивыми в экстренных ситуациях и показали свой непрофессионализм. Основа всех ваших ошибок – это паника. Семенов уволен. Все остальные понижены. Доверить сердце компании вам нельзя. Поэтому по моему распоряжению с завтрашнего дня вы отправляетесь охранять строительные объекты. Зарплата, соответственно, тоже уменьшается. Кого не устраивает – заявление об увольнении мне нас стол. Кто все-таки решит остаться – через полгода сдает мне нормативы и по результатам возвращается на этот участок. А теперь свободны.

– Арон, – мямлит Семенов, – но это же не совсем справедливо.

– Все вышли, Семенов останься, – распоряжаюсь я.

– В чем несправедливость? – выгибаю брови, когда ребята покидают кабинет. – Ты старший смены, вся ответственность лежала на тебе. По сути, тут только ты виновный. Ты не смог скоординировать действия. Так в чем я не прав?

Молчит, потирая лицо.

– У меня ребёнок, алименты… – начинает давить на жалость.

– Все, что я могу предложить тебе, это место обычного охранника на складах. Или можешь написать «по собственному» и поискать место лучше.

Семенов долго думает, сглатывает. Уже понятно, что мои предложения его не устраивают.

– Может, выговор… лишение премии? Я обещаю, что такого больше не повторится.

– Нет, Семенов, чем ты лучше своих ребят, которых я только что понизил? Почему у тебя должны быть привилегии? Покинь мой кабинет!

Уходит. Выдыхаю. Мы тут не в детский сад играем. И поблажек в этом деле никому не будет. Я и так был слишком мягок.

На телефон приходят сообщения с очередной порцией фотографий Александры Павловой. Рассматриваю, зависая. Породистая сучка. Нет, скорее, дикая кошка.

Ну что, кошка, начнем охоту?

Поднимаюсь с места, выхожу из кабинета и иду к Мирону.

Глава 3

Александра

Музыка слишком громкая, басы бьются где-то внутри, словно вторят ритму сердца. От мелькающего неонового света болят глаза. Душно, несмотря на то, что в нашей ВИП-нише работает кондиционер. Платье слишком тесное, сдавливает грудь, дышать трудно. Мне надоело это место и люди вокруг. Я хочу домой: раздеться, избавиться от чертовых туфель на шпильке, смыть косметику и упасть в кровать.

Двигаюсь ближе к Вадиму, обхватываю его руку, привлекая к себе внимание.

– Я устала. Может, уже поедем? – шепчу ему. Он просит прощения у своих «очень важных людей» и наклоняется ко мне.

– Я не могу вот так просто взять и уйти. Другой встречи у меня может и не быть. Потерпи немного. Ради меня, – раздраженно шепчет мне в ответ.

Вдыхаю, посылая ему кривую ироничную ухмылку. Отворачиваюсь. Нет, я понимаю, что для него эта встреча очень важна. Вадим гений в сфере айтитехнологий, он придумал какую-то суперпрограмму, и ему нужно втюхать ее людям, которые в этом заинтересованы.

Я все понимаю.

Все.

То, что он хочет стать кем-то больше, чем простой айтишник. То, что он хочет доказать моему отцу, что чего-то стоит. Только вот у него все неслучайно. Меня он притащил сюда, как красивый трофей, откровенно хвастаясь тем, что имеет в девушках дочь самого Павлова. Платье это чертово тоже выбрал он. Видимо, чтобы его партнеры весь вечер лапали меня сальными взглядами. Декольте глубокое, ткань облегает фигуру, платье длинное в пол, но с разрезом до бедра. Нет, я люблю такие наряды: сексуальные, вкусные, привлекающие внимание; но не в данном случае, когда мой образ откровенно пользуют ради своих целей. Противно, оттого что меня рассматривают весь вечер липкими взглядами, а Вадим этим гордится, а не ревнует. Словно я дорогая вещь, которую принято выставлять напоказ ради статуса.

Да и бьется Вадим не просто так, а чтобы доказать моему отцу, что он не пустое место. И отец в будущем повысит его в должности и доверит дело. Да, Вадим амбициозен, да, у него есть цели, и это хорошо. Плохо только то, что ради этого он использует меня.

Отворачиваюсь в сторону зала, заказываю у официанта простой воды со льдом. Дышу, осматривая толпу на нижнем уровне. Народ двигается в унисон музыке.

– Да, Александра? – Вадим опускает ладонь на мою ногу в разрезе платья, откровенно лапая. Совершенно не слышала, что он сказал и с чем я должна согласиться. Поворачиваюсь, выдавливаю из себя улыбку и киваю жениху.

Что я вообще здесь делаю?

И почему должна это терпеть?

Потому что в отношениях нужны партнёрство и поддержка?

На чем вообще построены наши отношения?

Ах да, у нас все расписано на десятки лет вперед. Свадьба, карьера Вадима, дети – тоже по плану, и чувства, видимо, также.

А есть ли чувства?

Раньше мне казалось, что есть. А сейчас я почему-то все больше и больше их в себе не нахожу. Я отвратительно быстро превращаюсь в свою мать. Кажется, что меня всю жизнь готовили, чтобы стать женой успешного человека. Этакой леди для общественности. Чтобы знала этикет, держала фигуру, гордо несла себя на очередном приеме, умела грамотно поддержать любую беседу и красиво улыбаться белоснежной улыбкой. Жениха мне выбрал отец. Жизнь тоже расписал поминутно.

Нет, я не послушанная папина дочь или забитая мышь. Папа строит мою жизнь, создавая иллюзию выбора. Вадима он грамотно мне сосватал, подстроил наше знакомство, наши якобы случайные встречи. Я об этом узнала только недавно, когда, кажется, уже привыкла к этому человеку. В момент жутчайшей депрессии, когда было почти все равно… Вадим, как истинный «рыцарь», всегда находился рядом, поддерживая меня. Он носил мне завтраки в постель, сидел под моей дверью, пытался развлечь. И я прониклась…

Устала строить из себя хорошую девочку и жить по планам отца только после аварии, в которой погибла моя подруга, а на мне остался лишь глубокий шрам на бедре. Отец заработал микроинсульт, мать – проблемы с сердцем, а я – вечную вину и затяжную депрессию.

Добунтовались.

Доигрались.

Для Ирки эта игра оказалась последней.

Душно, воздуха не хватает, я еле держусь, при этом не забывая держать осанку.

– Вадим, у вас такая восхитительная невеста, позвольте пригласить ее на танец? – слышу краем уха, как один из «партнеров» решает меня ангажировать. Видимо, надоело любоваться. Наскучило мужику только смотреть на блюдо, которое ему подали в качестве приманки. Оборачиваюсь к Вадику и смотрю на него с интересом. Мне любопытно, что же он ответит. Это же такие важные люди, и их никак нельзя упустить! Решаю для себя, что если он сейчас откажет, то поднимется в моих глазах, а если согласится…

А Вадик в замешательстве, тянет улыбку и заглядывает мне в глаза, будто ждет, когда я за него отошью мужика. Нет, дорогой мой женишок, это твои проблемы, не нужно перекладывать их на меня.

Хочешь выйти сухим из воды?

Не получится.

«Давай уже, скажи что-нибудь! – смотрю на него с вызовом в глазах. Давай, Вадим, не разочаруй меня. Будь мужиком. Мне даже азартно. Делайте ставки, господа! Что же ответит бледнеющий Вадим?!»

– Ну если Александра не против… – мямлит мой жених.

Ах, как некрасиво перекладывать все на девушку.

Разочаровал ты меня, Вадик.

Я даже усмехаюсь, качая головой. Вадим, Вадим.

Что? Готов отдать девушку за возможности?!

– Александра не против, – уверенно выдаю я, а у Вадика округляются глаза. Что, не ожидал?! Давай, запрети мне! Еще есть шанс реабилитироваться. Мой женишок сжимает мою руку, призывая передумать. Но меня уже несет. Вкушай плоды своей несостоятельности, дорогой.

Его партнёр довольно сжирает меня взглядом, поднимается и подает руку.

Ну что, дамы и господа, представление начинается.

Когда я злюсь, во мне просыпается плохая, язвительная, пакостная девочка. И Александра исполняет:

– Не скучай, Вадик, – посылаю ему воздушный поцелуй и подаю руку… Как там зовут этого холеного похотливого мужика? Да неважно. Пусть будет Хрен.

Так вот этот Хрен ведет меня в центр танцпола ВИП-зоны, где не так много народу.

– Одну минуточку, – целует мне руку, противно ее слюнявя, еще больше сжирая, почти трахая глазами. Он, наверное, полагает, что ему что-то перепадёт.

Мужчина идет к местному ди-джею и что-то ему шепчет, засовывая в карман крупную купюру. Ритмичная музыка тут же затихает, и начинает литься что-то медленное, томное и чувственное. Оборачиваюсь на Вадика, чувствуя, как он прожигает меня взглядом и качает головой.

А как ты хотел?

Ну иди, забери меня!

Я же твоя женщина!

Но нет. Кишка тонка! Тогда лови мой мессендж. Улыбаюсь ему и подмигиваю. Злится, сжимая челюсть, но с места не двигается. Как гадко. Твои партнеры тебе дороже, чем я? Ну что же, я буду их развлекать, ты же для этого меня притащил.

Мужик возвращается ко мне и с ходу дергает на себя, прижимая как можно теснее. Стараюсь не морщиться от резкого запаха спиртного и сального взгляда. Мы только танцуем, а я уже чувствую себя грязной, словно меня отымели. Хотя так оно и есть. Меня, считай, продали.

– Александра, вам кто-нибудь говорил, что вы очень красивая девушка?

– Говорили, – усмехаюсь.

– Не верьте, вам лгали. Ты не красивая, – так быстро переходит на «ты». – Ты шикарная женщина.

Такой дешёвый подкат. Вроде взрослый мужчина. Но нет в нем ничего истинного мужского. Видно, что привык покупать, а не завоёвывать. Ничего не отвечаю, закатывая глаза. Когда закончится этот танец? Меня уже тошнит от близости с Хреном. На Вадика даже не смотрю. После этого показательного танца я уеду домой.

Одна.

– Вижу, тебе здесь скучно? – мужик прижимается ко мне теснее.

– Да, не люблю такие места. Голова болит.

– Тогда позволь пригласить тебя к себе в усадьбу. Там тихо. Свежий воздух, сауна, бассейн. Хорошее место для отличного отдыха. Естественно, вместе с женихом, – ухмыляется, понимая, что жених у меня так себе.

Какой шустрый дяденька.

За шлюшку меня принимает.

За что продают, за то и покупают. Оборачиваюсь на Вадика, начиная его ненавидеть.

– Нет, вынуждена отказаться от вашего предложения. А вот Вадим с удовольствием примет ваше приглашение.

– А нахрен мне Вадик без тебя? – уже внаглую заявляет он. – Тут все взаимно связано. Если ты не поедешь, я расстроюсь, а если я расстроюсь, то потеряю интерес к проекту Вадима. А если я потеряю интерес, то не дам ему денег на развитие.

А вот и шантаж. Как весело-то. И я начинаю заливисто смеяться этому мудаку в лицо. Интересно, что скажет мой папочка, когда узнает, что его протеже, его любимчик и его будущий зять отдает меня всяким извращенцам?

– Да пошел ты на хрен. Урод! – выплевываю ему в лицо. Пытаюсь оттолкнуть, но мудак стискивает мою талию до боли. – Отпусти! – шиплю, как кошка, готовая выцарапать глаза.

– Да не дергайся ты. Назови свою цену.

Ухмыляюсь. Боже, откуда столько моральных уродов на этой земле? Сгибаю колено и неожиданно для мужчины со всей силы бью ему в пах. Он резко отпускает меня и со стоном сгибается пополам. Кажется, у него перехватывает дыхание, поскольку он даже не может сказать и слова, только что-то хрипит матом.

– Саша! – ко мне подлетает Вадик. – Ты что?! – смотрит на меня с ужасом.

– И ты пошел на хрен!

Отталкиваю от себя Вадима, хватаю сумку с дивана и бегу вниз. Расталкиваю толпу. Выхожу в коридор, но не успеваю дойти до выхода, как меня догоняет Вадик.

– Александра! – дёргает за руку, вынуждая остановиться.

– Я указала направление! Туда тебе и дорога! – кричу ему в лицо, одёргивая руку.

– Ты меня посылаешь? А позволь спросить за что? – зло скалится, не выпуская моей руки, сдавливая ее до боли. – Ты сама пошла с ним танцевать и сама повела себя неадекватно.

Закрываю глаза. Глубоко вдыхаю, пытаясь взять себя в руки.

– Ну пусть будет так, – уже более спокойно, но холодно отзываюсь я. – Иди, облизывай своего партнёра. А меня отпусти, – со всей силы дёргаю рукой, и Вадим отпускает. Разворачиваюсь и вновь бегу на выход. Я хочу, наконец, покинуть это душное место.

– Сашенька, подожди! Я довезу. Я сейчас! – кричит мне вслед Вадик уже виноватым тоном. А мне одновременно смешно и тошно. Как же, если я приеду домой одна, да еще и не в духе, папочка будет недоволен. Даже не думаю останавливаться, меня взрывает от злости и гадских немужских поступков Вадика. До меня только сейчас доходит, что вся его забота и любовь ко мне – это заискивание, подхалимство и лизоблюдство.

Противно.

Выхожу на крыльцо клуба, оглядываюсь в поисках такси, но, как назло, нет ни одной машины. Спускаюсь с лестницы и заворачиваю за угол, где поменьше света, но хорошо видна стоянка. Достаю из сумки телефон и вызываю себе такси. Машина будет через десять минут. Шарю в сумочке, нахожу пачку сигарет, вынимаю одну, но никак не могу найти зажигалку. Нет, я не заядлая курильщица. Для меня это больше успокоительное. Я балуюсь.

Черт. Давно так не нервничала и не курила. Нет у меня зажигалки, либо я ее потеряла.

Перед моим лицом вдруг озаряется всполох огня. Вздрагиваю от неожиданности и медленно поднимаю голову. Серебряная зажигалка с выгравированным черепом, скорее всего, бензиновая – запах горения специфический. Легкая небритость на волевом мужском лице и невероятно черные, как глубокая бездонная пропасть, глаза. Темный высокий мощный силуэт. На голове капюшон.

Сглатываю, но прикуриваю. Глубоко затягиваюсь, выпускаю дым в сторону и киваю.

– Спасибо, – мне не по себе. Не нужно было уходить с крыльца. Ну, черт с ним, с Вадимом. Довез бы меня, а уже дома я бы его послала. Немного отступаю, но мужчина не уходит. Курю, но ничего не чувствую, становится жутко. Оглядываюсь назад: темный переулок. Впереди освещенная стоянка.

– Курение – губительная привычка, – с лёгкой иронией и глубоким голосом произносит мужчина.

– Ничего. Переживу, – кидаю мужчине и утыкаюсь в телефон. Меня пугает эта ситуация. Внутри все клокочет, но я стараюсь этого не показывать, а сама судорожно вспоминаю, что есть у меня в сумке, чем я могу защищаться. И ничего подходящего не нахожу. Какого черта я навела порядок в своей сумке, убрав лишнее? Даже дезодорант не положила. Благо туфли на каблуке. Главное – быстро их снять.

– Не переживешь, – маниакально усмехается мужчина и надвигается ко мне. Меня кидает в холодный пот от страха. Закидываю в сумку телефон, наклоняюсь, чтобы снять туфлю и зарядить этому маньяку в голову, но не успеваю, мужчина сильнее. Он скручивает меня в считанные секунды, выворачивает руку, разворачивая к себе спиной так, чтобы я не смогла ему навредить.

– Помо… – не успеваю докричать, как на мой рот ложится грубая большая мужская ладонь.

Глава 4

Александра

Меня тащат вглубь темного переулка к огромному внедорожнику. Кричать не могу, мужская ладонь зажала рот и нос, и я почти не дышу. Пытаюсь брыкаться и попасть этому уроду по ноге. Но ему все равно, он словно железный. Очень сильный мужчина.

Когда меня грубо швыряют в машину, начинаю кричать, срывая горло. Обычно крики жертвы дезориентируют нападающих – так говорил папин начальник безопасности, а еще он учил меня защищаться, и я судорожно пытаюсь вспомнить хоть один прием. Размахиваюсь, чтобы ударить ребром ладони в кадык, но мою руку ловко останавливают. Подонок действует быстро и профессионально, словно учился этому годами или украл уже тысячи таких дур, как я.

Он утыкает меня лицом в кожаную обивку сиденья и связывает мои руки. Продолжаю надрывать горло до хрипоты, но на помощь никто не приходит. Естественно. Ночью в темном переулке нарваться на маньяка – это самоубийство. В крайнем случае, возможно, кто-то вызовет полицию, но пока наша доблестная полиция приедет, меня уже увезут в неизвестном направлении.

На адреналине не чувствую страха или ужаса. Отчаянно дергаюсь и кричу как ненормальная, пытаясь пнуть похитителя. Но все бесполезно, он словно непробиваемая скала. Даже не запыхался. Переворачивает меня как тряпичную куклу и тянет руку к моему лицу. Пользуюсь моментом, уже, скорее, от отчаянья кусаю подонка за руку, со всей дури стиснув зубы.

– Сука! – рычит похититель и хватает меня за шею, сжимая ее настолько сильно, что кислород моментально заканчивается. Открываю рот, отпуская ладонь похитителя. Хриплю, чувствуя металлический привкус крови во рту.

А еще начальник папиной охраны всегда говорил, что, если нет выхода, никогда нельзя злить и провоцировать нападающих, чтобы не огрести еще больше. Лучше прикинуться бедной овечкой, а самой быть хитрее, ища методы выхода из ситуации. Но когда я вообще кого-то слушала. Наивно полагала, что мне это все не понадобится.

– Не дергайся. Бесполезно, только силы теряешь, – голос у него глубокий, пронизывающий, тембр такой, что я ощущаю его каждой клеточкой, и по коже прокатываются мурашки. Замираю, и рука на моей шее разжимается. Уже не до крика и сопротивлений. Глотаю большую порцию кислорода и тут же закашливаюсь. Нормально надышаться мне не дают – на мой рот ложится широкий скотч. Липкая лента стягивает кожу и намертво прилипает, вынуждая меня часто дышать через нос. Дверь машины захлопывается, и вот тут мне становится страшно. До такой степени, что покалывают руки и немеют губы.

Мужчина обходит машину, садится за руль, блокирует двери и медленно едет по дворам. Я не знаю, кто этот мужчина и что он от меня хочет, но в голову сразу лезут страшные сводки криминальных новостей, там, где в оврагах находили мертвых изнасилованных и истерзанных девушек. И насилие – не самое страшное, что мне может грозить.

Я девушка не из робкого десятка. Но впервые в жизни понимаю, что такое ступор и шок. Мне не просто страшно, мне жутко до холодного пота.

Мамочки, я боюсь боли.

Очень боюсь боли… В детстве мне даже прививки не ставили, потому что я падала в обморок только от вида шприцов. А этот мужчина явно везет меня не на каруселях кататься.

Вдруг в машине раздается треск рации.

– Объект «два» вышел из клуба. Звонит, – трещит голос из рации. И в эту же секунду в моей сумке на сиденье раздается телефонный звонок.

О боже, это они о Вадиме.

Понимаю, что со связанными руками и заклеенным ртом я не отвечу на звонок, но хватаю сумку, выгибая кисти, пытаясь достать телефон.

У меня резко вырывают сумку, настолько сильно, что ломается несколько ногтей почти под корень. Мычу от боли. Похититель открывает окно и просто вышвыривает сумку в темноту.

– Объект «два» сел в машину и уехал в сторону перекрёстка.

– Понял, продолжать следить, я перезвоню, – отзывается мой похититель.

Пытаюсь дышать и начать мыслить здраво. Он не один. За нами следили, значит, покушение все же спланированное. Следовательно, передо мной не маньяк. Очень надеюсь, что не маньяк. Я молюсь, чтобы это было похищение с целью выкупа. Мой отец известный бизнесмен. От этой мысли становится легче. И я начинаю лучше соображать. Всматриваюсь в окно, пытаясь понять, куда меня везут, запоминаю дорогу, улицы, повороты, повторяю про себя адреса.

Но когда мы выезжаем за пределы города, теряюсь. Я не знаю эту трассу, за окном мелькает сплошной лес и ничего больше. А дальше меня вновь охватывает паника, поскольку мы сворачиваем на проселочную дорогу, освещение заканчивается, и впереди непроглядная тьма. Не знаю, где я и куда меня везут. Как легко можно поменять принципы. Изнасилование уже не кажется мне самым худшим, лишь бы в лесу не закопали. Это же может быть не денежный интерес, а месть отцу.

Дергаю руками со всей силы, пытаясь содрать скотч, которым связана, но только усугубляю ситуацию, липкая пленка режет запястья, а я все дергаю и дергаю руками в какой-то истерике, раня себе руки. Словно схожу с ума. Подобное не может происходить со мной!

Машина останавливается, похититель выходит, а за окном что-то мерцает. Всматриваюсь. Озеро. Небольшое озеро в лесу, над которым висит яркая огромная луна, отражаясь в воде. Красиво. Вот в этом озере меня красиво утопят.

Сглатываю, чувствуя, как начинаю дрожать, словно в лихорадке. Мамочки.

Я не хочу умирать.

Я папе не сказала, что люблю его.

Я маме с утра нагрубила.

Я не хотела, чтобы так вышло.

Я, в конце концов, не любила никогда за свои двадцать четыре года. И меня никто не любил, чтобы очень глубоко и по-настоящему, насмерть. А не как Вадик – ради выгоды. Я ничего в жизни еще не успела…

Сижу тихо, как мышка, и кажется, меня парализовало от страха. Тут темно, и кроме озера с отражающееся луной ничего не видно. Пытаюсь глубоко дышать через нос и не сдаваться. Выходит плохо. Это только лежа на диване и смотря фильм легко рассуждать о том, чтобы могла бы сделать жертва, чтобы остаться в живых. А находясь за городом в темном лесу, связанной, один на один с сильным мужиком, ничего лучшего, чем молитва, в голову не приходит. Боже, почему я не знаю ни одной молитвы? Почему меня никто им не научил?! Слабо верится, что бог поможет, но надеяться осталось только на него.

Вздрагиваю, когда похититель вновь садится в машину и воздух наполняется насыщенным запахом табака. Внедорожник трогается, медленно заворачивает, и свет фар озаряют огромные железные ворота, двор и небольшой деревянный дом с мансардой. Здесь дом! Не совсем глушь. Это значит, что убивать меня в ближайшее время не будут?

Ворота автоматически закрываются. Мужчина снова выходит из машины и уходит, блокируя двери. Тишина. Никогда не слышала такой пугающей, звенящей тишины. В ушах шумит, сердце колотится, отбивая грудную клетку. Закрываю глаза, пытаясь включить мозг. Нет безвыходных ситуаций. Всегда есть шанс.

Морщусь, когда на крыльце дома загорается свет. Темный силуэт похитителя идет к машине. Вся сжимаюсь, когда с моей стороны распахивается дверь. У мужчины так низко натянут капюшон, что я не могу рассмотреть его внешность и даже понять, сколько ему лет. Отшатываюсь назад и ударяюсь затылком о стекло дверцы, когда мужчина подается ко мне, упирается руками в сиденье.

– Давай договоримся так, – голос хриплый, словно он простужен. Но спокойный. Пугающе спокойный. – Ты не дергаешься, не визжишь, не пытаешься бежать и не нападаешь на меня. Во-первых, это бесполезно, – ухмыляется, словно доволен собой. Мерзавец! – Во-вторых, целее будешь. Не нужно испытывать мои нервы. Поверь, тебе не понравится, если я выйду из себя.

Замолкает, словно ждет ответа. Как я должна ответить с заклеенным ртом? Смотрю на него во все глаза, сглатывая. Пить хочется невыносимо.

– Кивни, – с усмешкой подсказывает мне. И страх сменяется злостью. Этому мерзавцу весело! Мне кажется, я поседела от страха, а он развлекается. Голова начинает работать. Киваю. Хорошо. Все не так страшно. Я буду хорошей девочкой, пока не пойму, как мне отсюда выбраться.

– Умница, – иронично хвалит и тянет ко мне руки, вновь отшатываюсь и опять бьюсь затылком о стекло.

– Ты так всю голову себе отобьешь, – уже откровенно смеется надо мной и скользит взглядом в разрез моего платья. Только сейчас понимаю, что оно разорвалось почти до талии. Я вгрызусь ему в горло, если он посмеет меня тронуть! Мужчина хватает меня за ногу и тянет к себе, ладонь у него холодная и шершавая. Дергаюсь, не позволяя себя трогать. Отпускает, тянется к моему лицу. Настороженно наблюдаю, начиная тяжело дышать через нос.

– Ау! – вскрикиваю, когда он резко срывает скотч с моего рта. Жутко больно, словно с меня содрали кожу. – Я сама выйду, не трогая меня! – заявляю. Мужчина отступает, освобождая дорогу. Со связанными руками выйти из машины сложно, спрыгиваю с высокого внедорожника, пошатываюсь и лечу лицом вперед, поскольку в борьбе с этим мерзавцем я сломала каблук.

Реакция у него мгновенная. Он подхватывает меня за талию, спасая от падения. Грубые руки сильно сжимают до синяков. Я по инерции утыкаюсь носом мужчине в плечо. Запах. Густой, тяжёлый, древесный. Душащий.

– Отпусти! – шиплю, отшатываясь назад. – Я сама! – дерзко выдаю, и мужчина, как ни странно, отпускает, отступая назад. Ночную тишину нарушает шелестящий ветер, задирая мое разорванное платье, демонстрируя похитителю черные кружевные трусики. Не вижу его глаз, но понимаю, что смотрит. Похотливый гад!

– Ну, иди, – взмахивает рукой в сторону дома. – Самостоятельная ты моя.

– Развяжи руки, я туфли сниму! – становлюсь смелее. Зря. Говорил мне папа, что когда-нибудь язык оторвут.

– Тон сбавь, кошка, а то я ведь не всегда такой обходительный, – сквозь зубы проговаривает мужчина. Голос меняется, становясь таким глубоким, утробным, что действительно хочется откусить себе язык. Рано я осмелела, нужно прикинуться бедной овечкой.

Будь хитрее, Александра.

Киваю, закусывая губы, настороженно наблюдая, как он обходит меня и становится позади. Шуршание – моего запястья касается холодный металл; резкий рывок – и затёкшие руки освобождаются.

Срываю с себя остатки скотча, потирая запястья. Мужчина обходит меня, покручивая нож-бабочку, ловко складывает его и прячет в карман джинсов.

– Дамы вперед, – холодно проговаривая, призывает идти к дому. Скидываю чёртовы туфли, оставляя их валяться на земле, и иду вперед по каменной дорожке. Холодно, мурашки по коже, пытаюсь прикрыться, но ветер вновь оголяет меня.

Похититель открывает массивную деревянную дверь, пропуская меня внутрь. Темно, пахнет деревом, слышу звук запирающегося замка и сглатываю ком в горле. Жажда мучает.

Похититель проходит вперед, включая настенный светильник, освещая небольшую гостиную в стиле шале. Стены и потолок – чистое дерево; каменный камин. Возле окна с решётками – диван, пара кожаных кресел, низкий журнальный стол. Две двери и небольшая лестница наверх.

– Что вам от меня нужно? – пытаюсь говорить как можно спокойнее. – Дайте телефон, я позвоню отцу, он даст вам денег. Сколько вы хотите?

Мужчина усмехается, словно я сказала глупость.

– Тебе наверх, – указывает на лестницу.

– Я понимаю, что вы не за сто рублей меня похитили. Мой отец даст вам столько, сколько хотите. Зачем тянуть время? Давайте решим прямо сейчас. Я уговорю отца пойти на все ваши условия.

– Рот, – грубо произносит он.

– Что «рот»?

– Рот закрой и иди наверх – утомляешь.

У него такое стремительно-переменчивое настроение. То он смеется, то иронизирует, то холоден и зол. Ладно. Придерживаю платье, прикрывая голое бедро, и иду наверх, слыша его шаги позади.

Глава 5

Александра

– Ваши апартаменты, госпожа Павлова, – театрально произносит мужчина, пропуская меня в комнату в мансарде. Пологие деревянные стены, большая кровать, окно, плотные шторы, ковер на полу и комод – это все, что вместилось в маленькую спальню. Уютно, несмотря на то, что это моя тюрьма.

– Ложись спать, – кидает мне мужчина.

Он издевается? Как можно спокойно уснуть, когда тебя похитили непонятно для каких целей? Меня найдут. Впереди целая ночь, и, скорее всего, мой отец уже поднял на уши весь город. Я на это очень надеюсь.

– Можно мне воды? – спрашиваю. Мужчина снимает капюшон и склоняет голову, рассматривая меня. На вид ему немного больше тридцати: черные волосы, чёрные глаза, легкая щетина, волевые черты лица. Одновременно по-мужски привлекательный и отталкивающий. Есть в нем что-то тёмное. Глаза слишком пронзительные, мурашки по коже. Высокий, широкоплечий, спортивный. Бороться с таким бесполезно. Я уже убедилась, что он физически подготовлен, ловок и просчитывает все мои ходы.

– Вот вода, – указывает в сторону комода, возле которого стоит пак с маленькими бутылочками.

– Какой сервис, – огрызаюсь я. Боже, оторвите мне язык. Когда я научусь сначала думать, а потом говорить?

Мужчина цокает, вновь усмехаясь, и качает головой. Ухмылка у него дерзкая, высокомерная. Он разворачивается, собираясь меня покинуть.

– Стой! – не церемонясь, зову его на «ты». Думаю, после того что он со мной сделал, официальный тон ни к чему. – Я в туалет хочу.

Я, правда, очень хочу. Мужчина оборачивается и глубоко вздыхает, будто я ему надоела. Ох, извините, никто не просил меня похищать.

– Пошли, – кивает мне вниз и ждет, когда я выйду. Он опять дышит мне в спину, а я уже более внимательно осматриваю дом. На стене висит старое охотничье ружье.

– Даже не думай. Оно не стреляет, это для антуража, – усмехается мерзавец. – Правая дверь, у тебя пять минут. Время пошло, – говорит он, кивая мне на дверь. Залетаю в небольшую ванную комнату, хочу запереться, но щеколды нет. Нет и никогда не было. Ванная не запирается.

Осматриваюсь. Душевая, туалет, раковина и зеркало над ней. Быстро делаю свои дела, одергиваю платье и осматриваю полку над раковиной. Зубная паста, щетки, шампунь, жидкое мыло и все. Ничего больше. Ни ножниц, ни пилочки – ничего острого, чем можно защищаться, даже бритвы нет или дезодоранта. Открываю кран, вода течет тонкой струйкой, умываюсь, пытаясь смыть размазанную косметику. Полотенец нет, даже бумажных.

– Пять минут прошло! – Вздрагиваю от хриплого голоса за дверью. Выхожу с мокрым лицом. Мужчина выгибает бровь, осматривая меня, и взмахом руки указывает наверх. – Дорогу найдешь.

Посматриваю на лестницу. То есть конвоя в это раз не будет? Замечательно. Поднимаюсь сама, прохожу в комнату, закрываю дверь и облокачиваюсь на нее. Итак, я за городом, непонятно где, но раз здесь есть вода и свет – не совсем в глуши, то есть поблизости есть люди. Можно попытаться сбежать. Подхожу к окну, распахиваю шторы. Решетки. Такие толстые, кованые, в виде плюща. Открываю окно, дергаю решетку. Без вариантов. Оборачиваюсь, хватаю бутылку с водой, откручиваю крышку и жадно пью, проливая струйку на шею и платье.

Все не так плохо. Если этот мерзавец хотел бы меня изнасиловать, то время не тянул бы. И убивать, похоже, в ближайшем будущем меня тоже никто не собирается. Есть время. Все равно страшно, неизвестно что на уме у этого сумасшедшего.

Оставляю бутылку, выдвигаю ящик комода. Расческа, зеркало в пластмассовой оправе. Выдвигаю следующий: целая стопка больших и маленьких полотенец, постельное белье. В следующем, самом нижнем: футболки, спортивные штаны, шорты, и самое удивительное, что это женские вещи. Здесь бывает женщина? Это дача моего похитителя?

Задвигаю все ящики, сажусь прямо на пол возле комода. Даже если он уснет, куда я побегу посреди ночи в полной темноте? А с другой стороны, утром шансов еще меньше.

Зеркало! Открываю шкаф, вынимаю вещицу. Все просто: нажимаю, выдавливая стекло из пластмассовой каймы. Размахиваюсь в желании разбить его, но застываю. Похититель услышит звон. Открываю средний шкаф, достаю полотенце, заматываю в него зеркало и нажимаю.

Какое хорошее зеркало – не ломается.

Встаю, опускаю зеркало на край комода и бью по нему рукой. Да, разбилось. Разматываю полотенце. Теперь у меня есть острый кусок стекла.

Никогда не нападала на людей, не пыталась кого-то ранить и сейчас не совсем представляю, как это сделаю. Но с осколком в руке мне становится немного спокойнее.

Допиваю воду, поднимаюсь с пола и ложусь на кровать. Спать я, естественно, не собираюсь, в крови бурлит адреналин. Дышу, пытаясь расслабиться и отдохнуть. Лето, светает рано, и по ощущениям до утра недалеко. А, как известно, самый крепкий сон – под утро. Надеюсь, этот мерзавец хорошо спит. Закрываю глаза.

Время от времени проваливаюсь в сон, но тут же просыпаюсь, вздрагивая. Перевожу взгляд на окно – темно еще, вновь закрываю глаза. Опять проваливаюсь в дрему, я словно на грани сна и реальности, слышу шуршание ветра за окном и одновременно куда-то падаю во сне и лечу, лечу, лечу…

Меня подбрасывает на кровати, сердце колотится, в ушах шумит. Перевожу взгляд на окно – светает. Быстро соскакиваю, а потом замираю. Тихо снимаю с себя разодранное платье, открываю комод, стараясь не шуметь, вынимаю первую попавшуюся футболку и штаны. Одежда не похожа на ношеную, словно ее недавно купили. Некогда об этом думать, плевать на все, главное – удобно. Заправляю волосы за уши, хватаю осколок зеркала и тихо открываю дверь.

Спускаюсь по лестнице. Скрип. Замираю. Черт, я без обуви. Мои туфли где-то во дворе, но в них явно далеко не убежишь. Придется босиком. Не зима. Крадусь как мышка, стараясь дышать через раз. В утренней тишине даже дыхание кажется громким. Похоже, что мое сердце грохочет так, что отдается эхом.

Мужчина спит на диване. В одежде, закинув руки за голову. Его грудь размеренно вздымается. Смотрю на него в ступоре, боясь сделать шаг к двери. На низком столике пепельница, сигареты и серебряная зажигалка. Много окурков. Кто-то вообще не заботится о здоровье. Но главное, на столе лежит связка ключей.

Подхожу к столу и опять замираю. Наклоняюсь, аккуратно пальцами цепляю ключи, тяну. Связка звенит, разрывая тишину, меня кидает в холодный пот. Зажимаю ключи в ладони и смотрю на мужчину. Не просыпается. Выдыхаю. С минуту просто стою и глотаю воздух, убеждаюсь, что мужчина спит, и крадусь к двери.

Нажимаю на ручку, и дверь подается, распахиваясь. Даже хорошо, что я без обуви. Передвигаюсь бесшумно. Прикрываю дверь, попадая во двор. Холодно, с озера дует прохладный ветер, и пахнет тиной. Обнимаю себя руками, оглядываюсь на дом, а потом быстро бегу к воротам. Перебираю ключи, выбирая самый большой, и угадываю. Ворота поддаются. Нервно усмехаюсь, выхожу за ворота и оглядываюсь. Вокруг сплошной лес и небольшое темное озеро. Мрак. Словно мы в непроглядной глуши. Быть такого не может. Поднимаю голову вверх и не нахожу никаких проводов. Откуда тогда в доме свет?

Думать некогда. Бегу к накатанной дорожке. Это и не дорога вовсе. А колея между непроглядного леса. Моя машина здесь не проехала бы, только внедорожник. Сглатываю, замедляясь, не зная куда бежать, кажется, этой дороге нет конца и края, и она ведет меня еще глубже в лес. Не может быть. Если есть дорога, значит, она куда-то ведет. Ноги замерзли, наступаю на острый камень и морщусь от боли. Очень плохая идея бежать по лесу босиком. Но лучше поранить ноги, чем быть заложницей у психа.

Смеюсь. Это истерика, но я рада, что мне удалось сбежать. В ушах шумит, сердце грохочет, воздуха не хватает, но я уже довольно далеко от дома.

Сердце замирает, а потом уходит в пятки, когда позади слышится рев машины. Резко оборачиваюсь и вижу надвигающийся внедорожник. Ну, нет. Я не сдамся. Сворачиваю в лес и несусь куда глаза глядят. Его машина здесь не проедет. В ступни впиваются сухие ветки, но я не чувствую боли.

Бегу, уклоняясь от попутных деревьев. Шум мотора глохнет, тишина. Останавливаюсь на мгновение, дышу, ощущая, как горят легкие, а потом опять бросаюсь в бег. Я еще не понимаю, что на самом деле загоняю себя в тупик, просто хочу на свободу, домой.

– Александра! – позади раздается хриплый мужской голос. Насмешливый, словно он знал, что я убегу, и развлекается. – Ты всерьез думаешь, что я позволю тебе уйти!

– Да пошел ты! – задыхаясь, произношу, скорее, для себя. Уже не чувствую ни боли в ногах, ни холода. Я даже с трудом различаю дорогу и уже не понимаю, куда и зачем несусь. В моей голове пульсирует только одна мысль: уйти от похитителя. Я, может, и смелая девушка. Но та еще идиотка. Меня загоняют как собаку, а я не понимаю этого. Не соображаю, что даже если оторвусь от мужчины, то сгину в этом лесу.

Резко останавливаюсь, вытягивая руки вперед, пытаясь задержаться за дерево, поскольку мне наперерез выходит большая серая собака. Нет, не собака, это волк! Он смотрит мне в глаза и скалится, а мне кажется, я сейчас потеряю сознание от страха.

Глава 6

Арон

Забавляет тот факт, что девочка держит меня за идиота, всерьез полагая, что от меня так легко сбежать. Нет, я не планировал экшены. И мог бы остановить ее еще тогда, когда она полагала, что очень тихо спускается с лестницы. Сделал вид, что сплю. Меня нельзя так провоцировать. Ибо все вызовы я принимаю.

Дал ей фору. И возможность понять, раз и навсегда усвоить, что бежать невозможно. Там, за периметром, ничего хорошего изнеженную дочурку Павлова не ждет. Мы слишком далеко от ближайших населенных пунктов, вокруг нас почти девственная природа и дикие звери. Как бы парадоксально это ни звучало, но быть моей заложницей ей безопаснее. Девочка должна это понять.

Как только она вышла за дверь, я открыл глаза, смотрел в потолок и про себя отсчитывал несколько минут. Зря ты затеяла это, Александра. Ты хоть и дикая кошечка, но я матерее. И люблю охоту. Беги, моя кошечка, беги.

Ее неожиданно понесло в гущу леса. Идиотка. Я хоть и зверь, но не бесчеловечный по отношению к женщинам. Загонять ее, как животное, я не собирался. Только преподать небольшой урок, чтобы усвоила, что бежать некуда, и далее мы это больше не проходили бы. Надо поумерить ее пыл и гонор, дабы не показывала бы мне свои красивые белые зубки и не огрызалась бы. Кусать в ответ я тоже умею.

Думал нагнать хулиганку, закинуть на заднее сиденье и притащить в дом, немного попугать и утихомирить. А ее, дуру, в лес понесло. Это уже не смелость – это паника и страх. Пускаюсь в бег, чтобы девочка окончательно не завела нас глушь. Бодрит, в кровь выбрасывается немного адреналина. Дикая кошка не может в неволе. Похоже, скучно мне с ней точно не будет, она накормит моего зверя.

И вот когда я почти нагоняю девочку, она резко останавливается, хватаясь за дерево. Так быстро сдалась? Не верю. Подхожу ближе и вижу волка. Большого, матерого, немного подранного хозяина леса. Сразу видно – альфа, охраняет территорию. Скалится на мою заложницу, не сводя с нее звериных глаз. Прости, приятель, но это моя добыча.

Александра медленно оборачивается, в ее глазах ужас. Бледная, губы дрожат. Испугалась. Не дергается, почти не дышит.

– Тихо, стой на месте, – говорю ей, медленно подходя ближе. Без резких движений вынимаю пистолет и взвожу курок. – Я сейчас выстрелю, не пугайся, – предупреждаю. Я не собираюсь убивать волка, только спугнуть. Целюсь, зверь настороженно скалится, начиная рычать, чуя угрозу. Выстрел. Пуля четко попадает в землю рядом с лапами хищника. Александра вздрагивает, прикрывая рот рукой. Волк поджимает уши и отступает, пятясь назад. Стреляю еще раз, чтобы зверь понял, что нужно бежать. И тут девочка резко дергается, взмахивая руками. Дура!

Хищник в прыжке нападает.

Не думая, нажимаю на курок.

Выстрел…

Волк замертво падает к ногам Александры.

Замираем, смотря, как из головы хищника вытекает кровь.

– Сука! – на эмоциях выкрикиваю. Я не убиваю животных. Будь я один, не выстрелил бы, но зверь почти вцепился в руку девочки.

– Он мёртв? – сиплым голосом спрашивает меня Александра, продолжая зажимать рот рукой. Дышу, глубоко хватая воздух, не в силах оторваться от дыры в голове хищника. Чувствую, как меня сносит к чертовой матери, сжимаю кулаки, пытаясь держаться. В ушах начинает шуметь, мышцы напрягаются, и это плохой знак. Демон внутри меня беснуется, просыпаясь от запаха крови.

«Давай, накажи девочку!» – шепчет он мне. Нет, просто требует выплеснуть на нее агрессию и сожрать ее страх. Эта тварь полагает, что страх – очень вкусно. Пытаюсь держаться и не поддаваться желаниям этой твари, но девочка совершает очередную ошибку. Александра разворачивается, намереваясь от меня бежать.

Догоняю ее, хватаю и впечатываю спиной в ближайшее дерево. Хватаю за шею, чтобы не дергалась. Не сжимаю, просто фиксирую, вынуждая смотреть в глаза. К агрессии и жажде ее страха прибавляется жгучее желание. Животная похоть разливается по телу горячей волной. Теряю самообладание, чуть сильнее сжимая тонкую шею, ощущая, как сильно бьется ее сонная артерия. Если сжать под правильным углом, еще сильнее, девочка уплывет.

Зеленые глаза распахиваются, питая моего зверя животным ужасом, и он причмокивает, требуя большего. Чувствуя дрожь в руках… А, нет, это девочка содрогается. Приоткрывает губы, начиная глотать воздух. А в моей больной голове другая картинка, где я точно так же сжимаю тонкую шею, лишая ее дыхания, и жёстко трахаю самым грязным способом.

– Надеюсь, ты усвоила, что бежать от меня бесполезно, – голос становится утробным. Зверь рычит. Наклоняюсь, веду носом по ее скуле, виску, волосам, глубоко вдыхая. Пахнет карамелью, ванилью, но, несмотря на сладость, есть что-то в этом запахе вызывающее, будоражащее. – Отвечай! – требую, подхватываю за талию, вжимая в себя.

Как она сладко дрожит, часто дышит, пытаясь насытить себя недостающим кислородом. Упрямая, молчит. Упирается в меня руками, пытаясь оттолкнуть. Зверя это только заводит, и он утробно рычит ей в ухо. «Нужно отпустить девочку, – подсказывают мне остатки разума. – Иначе зверь сломает ее…»

Разжимая руку на шее, отпускаю кошку, смотря, как она пытается отдышаться, хватаясь за шею. Эта картина отрезвляет. Зажмуриваюсь. Вдох-выдох.

– И злить меня тоже очень опасно, – хрипло произношу. – Надеюсь, ты усвоила урок. Будешь сидеть тихо – не пострадаешь.

А девочка, несмотря на страх, сверкает в меня ненавистным взглядом. Поверь, кошечка, мой зверь сожрет тебя и не подавится. Оскаливаюсь и указываю в сторону машины.

– Пошли! – жду, когда она пройдет вперед, ибо оставлять без присмотра эту кошку нельзя. Делает один шаг, второй и морщится, всхлипывая. Опускаю глаза на ее ноги. Босиком. На грязных ступнях кровь.

– Твою мать! – вздыхаю. Надвигаюсь на Александру, а она отступает, всхлипывая от каждого шага.

– Не подходи! Не трогай меня больше!

– А! Ну иди сама! – иронично ухмыляюсь, смотря на ее ноги. Дерзкая, смелая, ничем не испугаешь. Но смелость должна быть здравая, а не перерастать в идиотизм. Идет. Всего пару шагов – и останавливается, оборачивается на меня, снова делает пару шагов и шипит от боли. Дурочка. Так мы до вечера из леса не выйдем. Обхожу ее, хватаю за ноги и закидываю себе на плечо.

– Отпусти меня. Ты псих! – вопит она, начиная колотить меня по спине.

Будто специально дразнит моего зверя, кидая ему вызов.

– Угомонись! – шлепаю ее по заднице. – Не зли меня, кошка!

Затихает. Вот и замечательно.

До машины мы добираемся относительно спокойно, кидаю Александру на заднее сиденье и везу нас домой. Загоняю во двор внедорожник, закрываю ворота. Вновь хватаю девочку на руки и несу в дом.

Опускаю кошку на диван, и она забивается в угол, настороженно за мной наблюдая. Боится, но что-то мне подсказывает, что не смирится со своей участью.

Иду на кухню, открываю шкафчик, достаю влажные дезинфицирующие салфетки, пластыри и перекись.

Возвращаюсь. Сидит, поджимая пальчики на ногах. Больно. Кидаю все на столик рядом с диваном, снимаю толстовку, оставаясь в футболке, и сажусь к ее ногам. Хватаю за щиколотку и тяну на себя. Дергается, не позволяя себя трогать.

– Я сама! – как ребенок надувает губы. Не слушаю ее, сжимаю ногу, с силой укладывая девочку себе на колено. Рассматриваю. Небольшие порезы, занозы. Она чертовски права. Я мог кинуть ей на стол медикаменты и позволить сделать все самой. Но мне хочется сделать это самому. А я никогда не отказываю себе в желаниях. Несмотря на то, что Александра дочь выродка Павлова, девочка мне нравится. Заводит ее характер, кошачьи глаза и повадки. С минуту она упрямо пытается вырвать свою ногу, прожигая меня убийственным взглядом, но, когда понимает, что силы неравны, сдается. Умная девочка.

Всхлипывает, когда я вынимаю из ее ступней все занозы, но терпит, кусая пухлые губы, наблюдая за мной. Ранки немного кровоточат. Протираю ступни салфетками, обрабатываю перекисью и заклеиваю пластырем. Проделываю то же самое со второй ногой и отпускаю девочку.

На часах всего около семи утра. Собираю салфетки, этикетки от пластыря и ухожу на кухню. Открываю холодильник, наливаю апельсинного сока в стакан. Сам пью из бутылки, утоляя жажду. Возвращаюсь, протягиваю Александре сок. Не берет, отворачиваясь к окну, демонстративно потирая шею, на которой остались отметины от моих пальцев. Не настаиваю. Нянчиться не буду. Ставлю стакан на столик.

В моем кармане звонит мобильный. Это Мирон. Александра резко оборачивается и во все глаза смотрит на то, как я вынимаю телефон. Обычной сотовой связи здесь нет. Но у меня на телефоне стоит спутниковая система. И я вижу, как у кошки загораются глазки. Да ты моя хорошая, мой телефон к тебе в руки не попадет. А если и попадет, ты его никогда не разблокируешь.

– Иди наверх! – командую ей. Александра поднимается и, прихрамывая, уходит. Отвечаю на звонок и выхожу во двор.

Глава 7

Александра

Он действительно псих. Его настроение переменчиво. На смену вспышкам агрессии приходят спокойствие и даже забота. И от этого еще страшнее. То он душит меня, больно вжимая в дерево, прожигая звериным взглядом, то заботливо обрабатывает ступни.

Стою возле окна и наблюдаю, как мой похититель разговаривает по телефону. На его шеи и руке черный узор татуировки, часть которой скрыта белой футболкой. Плечи широкие, спина мощная, словно мерзавец – пловец. Силы гаду не занимать. Потираю шею, которая до сих пор помнит его сильную ладонь. Злить этого психа точно не стоит.

В моем кармане до сих пор осколок зеркала. Нападать с этой стекляшкой на волка было бесполезно, а полоснуть похитителя – не хватило смелости. Да и вряд ли я способна сильно его напугать подобным образом. Но все равно держу предмет при себе. Никто не знает, что у этого мерзавца на уме.

У меня есть два варианта.

Машина.

Бежать по лесу босиком я больше не собираюсь. Если выкрасть ключи, то можно протаранить ворота и выехать из этой глуши.

И телефон.

Я благодарна богу, что помню номер матери наизусть. Все мои мысли, и силы направлены на это. Я не собираюсь покорно сидеть и ждать своей участи. Может, я не самая лучшая дочь, но… У мамы больное сердце, и я даже не представляю, что сейчас с ней творится.

Мужчина заканчивает разговор, крутит телефон в руках и резко оборачивается, устремляя на меня свой темный взгляд, будто почувствовал, что смотрю. Быстро одергиваю штору, отходя от окна. Взгляд у него черный. Пугающий. Даже страшнее, чем у того волка.

Накатывает усталость, просто валит с ног. Слишком много адреналина и паники. Сил нет. Срываю с кровати плед, ложусь, кутаясь, закрываю глаза, и почти моментально отключаюсь.

Просыпаюсь, вздрагивая. Нет, мне ничего не снилось. Такое резкое пробуждение, будто меня ударило током. Дышу, осматривая комнату. Полумрак, солнце уже садится, я проспала весь день. Тишина. Как же в этом месте пугающе тихо.

Поднимаюсь с кровати, ступни болят, но я в состоянии ходить. Голова тяжёлая, от резких движений пульсирует в висках. Пить хочется и в туалет тоже. Толкаю дверь – открыто. Медленно спускаюсь по лестнице, осматриваясь. В комнате на первом этаже горит тусклый настенный светильник, и пахнет едой. Вкусно пахнет. Желудок сжимается от голода.

Из кухни слышен звон посуды, быстро забегаю в туалет, громко захлопывая дверь, обозначая свое присутствие. С сожалением смотрю на душ, ощущая себя грязной, волосы торчат в разные стороны. Делаю свои дела, быстро натягивая штаны. Самое удивительное, что одежда мне по размеру. Обычные персиковые спортивные штаны и футболка, но ткань приятная, качественная. Организация похищения на высшем уровне.

Истерично усмехаюсь себе в зеркало. Видок еще тот. Заспанная, немного опухшая после сна, волосы грязные, губы почему-то обветрены. Прикасаюсь к ним пальцами – болят. У меня очень чувствительные губы.

Умываюсь холодной водой. На крючке висит белое полотенце, но, судя по влажности, оно уже использованное. Не собираюсь им вытираться. Смахиваю воду с лица, прохожусь мокрыми руками по волосам, замечаю несколько поломанных ногтей, даже не помню, как это произошло.

Долго смотрю на себя в зеркало. Жалкое зрелище. У бабули сегодня день рождения. Юбилей. Я обещала ей быть. И подарок купила. Она старенькая уже. Я так ее люблю. Почти все детство провела с ней. Родителям всегда было некогда мной заниматься. А бабуля никогда ни в чем не отказывала. Я такой шкодой была. А она даже голос на меня не повышала. Надеюсь, от нее скрыли мое похищение. Не хочу, чтобы она волновалась. Безумно хочется домой, хоть волком вой. И нужно сделать все, чтобы туда вернуться. А там мой отец сотрет этого психа в порошок.

Никто не имеет права похищать людей. Если у него счеты с моим отцом, или он решил таким способом заработать, то этот псих – не мужик, а ничтожество.

Выхожу, ступаю на лестницу, желая закрыться в комнате, но передумываю. Если я буду сидеть под одеялом и ждать своей участи, то быстро домой не вернусь. Разворачиваюсь, останавливаюсь посреди небольшой гостиной, осматриваясь. Естественно, ни ключей, ни телефона нет. Ощупываю карман: осколок зеркала на месте, мне так спокойнее.

– Проснулась? – мужчина появляется в проеме двери. Такой весь бодрый и свежий. Кажется, ему мала футболка. Обтягивает мощный торс, выделяя мышцы, просвечивают татуировки. Во мне просыпается любопытная девочка, которой плевать, в какой она ситуации, ей хочется рассмотреть на этом спортивном теле рисунки. Харизматичный мерзавец. Но взгляд пугающий. Он все время так смотрит на меня, словно вот-вот сожрет. – Пошли поможешь накрыть на стол, – так просто предлагает мне, кивая в сторону кухни. Даже так. Ужин предусмотрен. Без контакта с похитителем я не добуду все, что мне нужно. Поэтому киваю и прохожу на кухню.

На плите сковородка с жареной картошкой. На небольшой кухонной тумбе тарелка со свежим салатом и нарезка из красной рыбы. Чайник кипит. Мужчина отключает плиту, достает из шкафов коробку рассыпного чая и заваривает его в небольшом прессе. Еда простая, но от ее запахов и ароматов у меня урчит в животе.

– Бери тарелки в шкафу, приборы, – выдвигает ящик, демонстрируя мне посуду. – Неси все в комнату, – четко командует, словно отдает приказ.

– Есть, сэр! – прикладывая руку к голове, иронично произношу я.

Ну не могу сдержаться.

Я порой неадекватная. Мужчина оглядывается на меня, усмехаясь, но никак не комментирует, качает головой. Беру пару тарелок, вилки, ложки и несу все на низкий стол. Возвращаюсь на кухню, и мне вручают салат и рыбу. Ставлю все на стол и сажусь в кресло. Не представляю, как я буду есть в присутствии незнакомого мужчины, который меня похитил. Но я дико голодная.

Мужчина приносит деревянную доску, на которую ставит сковородку. И садится в кресло напротив. Моя бабушка так делала. В детстве я ела прямо из сковородки. Бабуля говорила: так вкуснее. Я не знаю, в чем секрет, но было действительно вкуснее, чем в самых элитных ресторанах на фарфоровых тарелках.

– Самообслуживание, кошка, – глазами указывает мне на еду, принимаясь наполнять свою тарелку картошкой и салатом.

– Меня зовут Александра! – упрямо заявляю я.

– Я в курсе, – ухмыляется.

– Тогда не называй меня больше кошкой! – вздергиваю подбородок и накладываю себе немного картошки и салата.

– Я буду называть тебя так, как мне хочется, кошка, – демонстративно тянет последнее слово.

– Тогда я буду называть тебя психом, – боже, откусите мне язык. В мой план не входит злить его.

– Эх, кошка, ты слишком дерзкая. Но тебе повезло, что мне это нравится, – снова ухмыляется. И этому психу идет улыбка, даже язвительная.

– А как тебя зовут? – пора собирать информацию.

– Я не против «психа», – смеется. Весело ему!

– Ну тогда, псих, передай мне рыбу.

Двигает ко мне тарелку, настороженно щурится.

«Я хорошая девочка. Очень хорошая девочка, – проговариваю про себя, но улыбка выходит кривой. – Я хорошая девочка и бездарная актриса».

Молча едим. Вкусно. Правда, очень вкусно. Либо я жутко голодная. Этот мерзавец умеет готовить. Но ему я об этом не скажу.

Изображая очень смиренную и покорную девочку, я поднимаюсь с места и убираю со стола. Мужчина приподнимает брови, откидывается в кресле и с интересом за мной наблюдает. Если нельзя просто сбежать, значит, нужно быть хитрее. Похититель идет на контакт, нужно этим воспользоваться. Сдаваться и ждать своей участи, как овца, я не собираюсь.

Беру заваренный чай, чашки, сахар и несу в гостиную. Псих, как он представился, усмехается. Сажусь назад, беру чай, покручивая бокал в руках, отворачиваюсь к окну. Стемнело уже. Сутки пролетели. Даже не представляю, что творится с отцом и мамой. На Вадика мне почему-то плевать. Он не герой моего романа, не тот мужчина, который будет отважно искать свою девушку. Скорее всего, он крутится возле отца, поддакивая ему, изображая тревогу. Вернусь домой – пошлю его к черту. Извини папа, твой протеже – чмо.

Чувствую, что похититель прожигает меня взглядом, даже мурашки по коже прокатываются. Резко поворачиваюсь и внаглую смотрю на него. Расслабленный, вальяжный, глаза горящие.

– Какова твоя цель? Деньги? Месть? Личное? Ради чего ты нарушил закон и похитил человека? – спокойно спрашиваю я, а гад оскаливается, как зверь.

– Не забивай свою красивую голову. Ты просто инструмент в большом противостоянии.

– Я инструмент? Как легко ты решаешь судьбы людей, – с раздражением кидаю ему. Молчит, прекращая улыбаться, отставляет чашку чая, одним движением отодвигает стол и резко подается ко мне. Глаза опять черные-черные. Бездна. Пугает. Сердце начинает колотиться. Сжимаю руками чашку, пытаясь выдержать его взгляд.

– Твой папочка не гнушается судьбами людей. Поверь, киска, похищение, по сравнению с тем, что творит Павлов, – детская шалость. Это карма, на каждое действие будет противодействие, – спокойно, но очень холодно проговаривает он мне. Мерзавец. Кишка тонка решать дела с моим отцом лично. Закусываю щеки изнутри, чтобы не выкрикнуть ему это в лицо. – А если ты будешь хорошо себя вести, то не пострадаешь в это войне.

– Можно хотя бы позвонить и сказать, что со мной все хорошо? – уже искренне прошу я. – Пожалуйста. Ну хоть как-нибудь дать знать, что со мной все в порядке.

– А мы сейчас с тобой разыграем небольшое шоу.

– Шоу? – не понимаю, что имеет в виду этот псих.

– Ты сейчас гениально сыграешь на камеру, – встает с места, достаёт из-под стола фотоаппарат. – Ты хорошая актриса, Александра? – вкрадчиво спрашивает он, обходит кресло и встает позади меня.

– В каком смысле? Что ты от меня хочешь?

Чувствую, как он упирается рукой в спинку моего кресла и наклоняется. Так близко, что я чувствую его дыхание над ухом.

– Сыграй мне жертву? Маленькую, уязвимую, напуганную и очень беззащитную.

– Зачем? Чтобы маму хватил инфаркт? Нет!

Я хоть и дура, но не идиотка и понимаю, что он задумал. Засовываю руку в карман, нащупывая осколок зеркала. Дёргаюсь, проливая чай, когда мужчина хватает меня за кофту и одним рывком разрывает ее по шву, оголяя плечо.

– Только от тебя зависит, будет ли наша съемка гениальной игрой или реалити-шоу.

Глава 8

Александра

– Я не буду ничего изображать! – хочу подняться с места, но мужчина надавливает мне на плечи, вынуждая сидеть. Выхватывает из моих рук чашку чая, расплёскивая содержимое, и оставляет ее на подоконнике.

– Давай ты забудешь слова «нет», «не буду», «не хочу». И станешь делать все, что я говорю, – вкрадчиво шепчет мне на ухо, отодвигает мои волосы, обнажая шею. – Будешь покорной и послушной девочкой.

Сглатываю, задерживая дыхание. Я не дам сделать эти чертовы фотографии. Пусть только попробует заставить. Сжимаю в кармане осколок стекла, готовая в любой момент им воспользоваться.

– Александра, – тянет мне на ухо. Отпускает меня, обходит кресло и садится с камерой передо мной на корточки. – Волосы на лицо, опусти голову! – командует, словно у нас фотосессия. Ничего не делаю, упрямо сжимаю губы, смотря на него с ненавистью. Камера щелкает, вспышка ослепляет, щурюсь. – Александра, мы все равно это сделаем, не по-хорошему – так по-плохому. Не доводи до греха, кошка! – злится, понижая тон, опять вспышка.

– Нет! – вырывается у меня, улыбаюсь, насильно растягивая губы. Я не буду жертвой! Он тянет ко мне руку, хватает за скулы и сильно сдавливает.

– Саша-а-а-а-а, – хрипло растягивает, смотря на меня черным, нечеловеческим взглядом. Огонь в его глазах потухает. Оказывается, черный имеет оттенки. Теплые, горячие и бездонно холодные, словно вязкая жидкость омута. Вдавливает пальцы, больно впиваясь в кожу. Морщусь, и тут же щелкает камера. Дергаюсь, пытаясь вырваться, волосы разметались по лицу, опять вспышка. Накатывает злость, вместе с истерикой. Я не хочу! Не хочу!