Читать онлайн Отец моего жениха бесплатно

Отец моего жениха

Современный любовный роман, романтическая эротика

Теги: разница в возрасте, бойкая героиня, настоящий мужчина

* * *

1

Черт, мое платье… То, розовое, в котором я похожа на ангела. Где оно?

Перелопатив всю гардеробную, я беспомощно развожу руками и смотрю на своего парня. Нет, уже не парня. Берите выше – жениха. Ведь неделю назад Молотов Дмитрий, влажная мечта женской половины экономического факультета и по совместительству тот, с кем я, Юля Живцова, счастливо встречаюсь вот уже четыре месяца, под мелодичное завывание Федука сделал мне предложение в самом гламурном ресторане Москвы. Теперь на моем пальце красуется увесистый бриллиант, а на лице – счастливая улыбка, которую не под силу стереть завистливым взглядам одногруппниц и злым языкам, судачащим, что я встречаюсь с Димой из-за состояния его отца. Словно любви достойны лишь те, у кого денег хватает ровно на свиданку с крылышками из KFC.

– Ты во всем выглядишь как ангел, знаешь ведь? – стоящий в дверях гардеробной Дима одаривает меня задорной белозубой улыбкой и кивает в тряпичную гору у меня под ногами. – Чем плохо то голубое?

– Тем, что я твоему папе в нем не понравлюсь, – от расстройства я начинаю по-детски топать ногами. – У него вырез на груди слишком глубокий, и он может подумать, что я развязная.

Вот оно, нервное облачко на небосводе моей предсвадебной эйфории: недельный визит Сергея Георгиевича Молотова, крупного лондонского бизнесмена, прилетающего в Москву с целью познакомиться с невестой сына. То есть со мной. Было бы у меня опыта в подобных делах больше, я бы, может, не так нервничала, а так ведь в первый раз замуж собираюсь.

В общем, Димин папа – мужчина серьезный, а потому мне просто необходимо ангельское платье, чтобы при виде меня в нем он растаял и сию минуту дал свое олигархическое согласие на наш брак. Через день после того, как Дима сделал мне предложение, я переехала в семейное гнездо Молотовых – двухэтажный дом в Барвихе, где он проживает один и где ожидаемо остановится Молотов-старший. Лучше бы мне на это время вернуться в свою съемную однушку, вот только проныра-риелтор ее уже сдала.

– Похоже, оставила его в квартире, и теперь в нем разгуливает какая-нибудь студентка из Одинцово, – смиряюсь с утерей своего счастливого наряда. – Ладно, надену голубое.

Димка подходит ко мне и ласково щелкает губами по носу:

– Не боись, зайчик. Папе ты понравишься. Ты же у меня красавица.

Сама знаю, что красавица, но, думаю, обеспеченный холостяк Молотов на своем веку красавиц перевидал немало и выразительными зелеными глазами его точно не удивить. К тому же для любящего отца внешность будущей снохи – дело второстепенное. Главное – уверенность в прочности будущего союза.

Скинув с себя вафельный икеевский халат, я влетаю в голубое платье, по крою напоминающее бадминтонный воланчик, и старательно подтягиваю лиф вверх. И пусть в груди у меня не пышная четверка, но поприжать есть чего, и Молотову-старшему это «чего» видеть необязательно.

Распихав по полкам все свои гардеробные богатства, я быстро поправляю покрывало на нашей с Димой кровати и критично оглядываю комнату. Ровно неделю я потратила на то, чтобы руками студентки четвертого курса эконома вычистить эту люксовую холостяцкую конюшню от пыли, пустых банок колы и грязных носков. Четыреста пятьдесят квадратов – это вам не однушка в Марьино.

Заглядываю в зеркало и, убедившись, что по-прежнему мила и очаровательна, спускаюсь на кухню, где Дима увлеченно смотрит футбольный матч.

– Может, зря мы не поехали встречать твоего отца в аэропорт? Ему было бы приятно.

– Папа не любит всех этих условностей, – отмахивается Дима, делая глоток ненавистной мне с недавних пор Кока-Колы. – К тому же он всегда критикует, как я езжу, так что пусть его ворчание терпит таксист.

Я, конечно, с таким подходом в корне не согласна, но в детско-родительские отношения между мужчинами Молотовыми решаю не лезть. Мне еще только предстоит завоевать свое место в этой семье, поэтому на первых порах стоит быть скромнее.

– Твой папа точно любит курицу? – потянув ручку духовки, оглядываю подрумяненную тушку, запеченную по бабушкиному рецепту. С яблоками и черносливом.

– Ага, – рассеянно отзывается Дима. – Перестань суетиться, зайчик, папа вообще не привередлив.

И правда. Надо перестать так нервничать.

Я опускаюсь на противоположный стул и наливаю в стакан охлажденную Перье.

– А он совсем не общается с твоей мамой? Даже когда бывает в Москве?

– Не-а. Они не слишком ладят.

Родители Димы поженились, когда им было по восемнадцать, и, судя по тому, что Снежана Борисовна недавно праздновала свое тридцатидевятилетие, это был брак по классическому залету. С мамой Димы у нас, кстати, хорошие отношения, хотя меня и немного смущает то, что она просит называть ее просто Снежкой и регулярно делится своими амурными похождениями. Все-таки регулярность половых сношений будущей свекрови – немного лишняя для меня информация.

Я успеваю осушить половину стакана минеральной воды, когда из окон доносится приглушенное урчание автомобильного двигателя, означающее, что Сергей Молотов успешно добрался до семейного гнезда.

– Приехал, – бодро восклицает поднявшийся со стула Дима. – Ну что, зайка, готова к встрече с будущим свекром?

С колотящимся сердцем я быстро поправляю волосы и натягиваю на лицо свою лучшую улыбку, против которой не устоял даже вредный препод по макроэкономике.

– Готова. Молотов-старший обязан меня полюбить. Железно.

Пока мы с Димкой наперегонки выбегаем из кухни, из прихожей уже доносится стук открывшейся двери. Интересно, его отец будет против, если я стану называть его дядей Сережей? Сразу «папой» это, наверное, слишком?

– Привет, пап, – вырвавшийся вперед Дима крепко обнимает вошедшего мужчину, закрывая его собой, и все, что я успеваю заметить, – это густые темные волосы и широкую ладонь, приветственно стукнувшую его по спине. После коротких секундных объятий Дима отстраняется и с улыбкой поворачивается ко мне:

– Знакомься, это моя Юля, пап.

Все заготовленные слова приветствия моментально вылетают у меня из головы, когда я встречаюсь глазами с Молотовым-старшим.

Это что, отец моего Димы? Какой, к черту, дядя Сережа? Сергей Шнуров – это дядя Сережа. А это потерянный брат Ника Бейтмана и Давида Ганди. Разве мужчины под сорок не должны выглядеть толстыми и старыми? Откуда эти широкие плечи и синий, пробирающий до костей взгляд? И почему рубашка на нем сидит едва ли не лучше, чем на Диме, а Дима, между прочим, четыре раза в неделю посещает спортзал!

Эй, Живцова. Окстись. Если молчание затянется еще на пару секунд, Сергей Бейтманович Ганди подумает, что невеста его сына отстает в умственном развитии.

– Здравствуйте, Сергей… э-э-э… Георгиевич, – надавав себе мысленных оплеух, бодро протягиваю руку мужчине, не забывая одарить его той самой улыбкой. – Как добрались?

– Неплохо, – он цепко оглядывает мое лицо, и я невольно сглатываю от звука его густого баритона, пропитанного льдом. Блин, кажется, я ему не нравлюсь. Все же надо было разыскать то розовое платье. Ох, это плохо, плохо, плохо.

– Пап, Юля приготовила курицу, – с гордостью объявляет Дима, словно говорит не о курице, а о защите докторской. – Ты, наверное, проголодался.

Прихожая оглашается грохотом брошенной на пол сумки, которую Молотов-старший все это время сжимал в руке, а сам он, минуя застывшую меня, направляется в сторону кухни. Не снимая обуви. По отмытым мной и мистером Пропером полам.

– Спасибо, сын, – звучит удаляющийся голос, – но ты же знаешь, что я терпеть не могу курицу. Давайте-ка вы с твоей девушкой соберетесь, и поедем на Дмитровку поедим что-нибудь нормальное.

Терпеть не может курицу? Поедим что-нибудь нормальное? Да что я вообще успела сделать не так?

2

Сергей

Я люблю сына, но иногда жалею, что проспонсировал его поступление в МГУ, а не послал отращивать яйца в армию. Сидел бы сейчас спокойно в лондонском ресторане и заключал сделку с австралийцами. Многомиллионную, между прочим, сделку. А вместо этого буду протирать брюки от Canali в ресторане московском и выводить охотницу за моими фунтами на чистую воду. Дослужился до звания сваха наоборот. Кто бы мог подумать, что в мои почти сорок такой хренью придется заниматься?

Так ведь кроме меня больше некому. Помощникам, водителям и секретарям отцовские обязанности не доверишь. На пустоголовую Снежану рассчитывать не приходится: она дальше своих силиконовых имплантатов и бутиков на Третьяковке ничего не видит.

– Три машины в гараже стоят, Дима, – с раздражением оглядываю продольную царапину на крыле Range Rover. – Тебе мало? Непременно нужно было на моей кататься?

– Пап, ладно тебе, – беспечно отмахивается сын. Он всегда беспечно отмахивается, потому что жизнь у него такая. Беспечная. – Отгоним в ателье на Сретенке, заполируют. У тебя багажник вместительный, а я Юле вещи помогал перевозить.

Значит, помимо сорванной сделки с австралийцами и затекших от перелета ног, я обязан этой притихшей зеленоглазой проныре еще и царапиной на крыле автомобиля ценой в девять миллионов. Ну и отвратительным навыкам вождения сына, конечно же, тоже обязан.

– Тогда сегодня же машину отгонишь на полировку, раз все так просто. Завтра она мне нужна.

– Сегодня не могу, пап. У меня тренировка, а потом я с парнями встречаюсь в клубе.

– Очень жаль, Дима, но придется все перенести. Машина нужна мне завтра.

Сын пытается возражать, но я уже залезаю в салон и завожу двигатель. Наверное, в том, что Дима такой инфантильный, есть и моя вина: я пахал как проклятый с восемнадцати лет, чтобы обеспечить его пукающий новорожденный зад и Снежану, а на воспитание много времени не оставалось. Да и много ли я мог дать ему в свои восемнадцать – сам был ребенком. Снежана залетела, как комар в распахнутую форточку: то есть быстро. Я и понять ничего не успел, как мне на руки агукающего пупса сунули и сказали – теперь ты муж и отец.

Мужем я продержался чуть больше одиннадцати месяцев, а вот отцом уже двадцать один год держусь. Поэтому не могу позволить сыну совершить ту же ошибку. Эту скромницу в голубом я насквозь вижу. Сидит на заднем сиденье, губы кусает и глазами хлопает, прямо Настенька из сказки «Морозко». Нет, я сына не виню за то, что на ее внешность повелся. Симпатичная эта Юля, факт: лицо, фигура. Губы пухлые, явно сделанные. Грудь для ее комплекции тоже большевата – без силикона тут не обошлось, хотя она и пытается это замаскировать. Не на того напала, милая.

Юля замечает мой взгляд в зеркале заднего вида, краснеет и дергается. Хороша актриса. Я и правда немного увлекся изучением ее анатомии, но это необходимо для дела. Нужно не забыть Конникову позвонить – пусть ее биографию изучит.

– Сергей Георгиевич, вы снова к нам, – рассыпается в любезностях брюнетка-администратор ресторана «Жаровня». Он принадлежит моему другу Илье Малышеву, меня тут все знают.

– С сыном зашли перекусить. Организуй нам столик, Дина.

Юлю я нарочно игнорирую и с удовлетворением замечаю, как она снова дергается. Теперь уж точно по-настоящему. Интересно, а чего она ждала? Что я ее дочерью назову и предложу оплатить свадебное путешествие?

– Пройдемте со мной, – Дина как бы невзначай скользит пальцами по моему запястью и, виляя задом, устремляется вглубь ресторана. Соблазняет меня, как сопляка. Смешно. И если меня не подводит зрение, нахлебница сейчас закатила глаза. Смеется надо мной? Да что вообще она о себе возомнила?

– Как дела в универе? – спрашиваю у Димы, после того как мы по очереди называем официанту заказ.

– Отлично, пап. Юлька помогла мне с курсовой работой по менеджменту, и вот недавно с ее помощью я написал контрольную работу по экономике предприятия на отлично.

– Помогла, то есть сделала вместо тебя? – вопрос я адресую сыну, но смотрю при этом на охотницу. Та губы кусает, но взгляд не отводит. Строптивая, стало быть. Сказать бы ей, что не на того нарвалась, и таких, как она, Сергей Молотов каждый день в шредере перемалывает, так ведь не поверит.

– Юля у меня умная и отлично учится, так что все мне объяснила.

Пожалуй, что не дура. Но за этим столом есть и умнее.

– Юля, расскажи-ка мне немного о себе.

Девчонка перестает ковырять маслины в салате и, сделав удивленные глаза, смотрит на меня. Да-да, милая, готовься к первому экзамену от Сергея Молотова.

– Я приехала в Москву из Рязани, – подтверждает мои умозаключения о провинциальном происхождении охотница. – Окончила школу с отличием, занималась бальными танцами…

– Пап, – Дима со скрежетом отодвигает стул и прикладывает телефон к уху. – Я отлучусь ненадолго. Пообщайся пока с будущей золовкой.

Не золовкой, а снохой. Естественно, я его не поправляю. В чем смысл? Моей снохой эта зеленоглазая аферистка никогда не будет. Дима уходит, и теперь мы с охотницей Юлей остаемся вдвоем.

– Продолжай, – распоряжаюсь, увлеченно нарезая стейк. Мясо у Ильи в ресторане – высший сорт.

– В 2012-м году заняла второе место в Чемпионате по бальным танцам. Ветрянкой переболела в четыре, группа крови третья положительная, люблю арт-хаусное кино и ненавижу снобов.

Я чуть стейком не давлюсь. Она язвить, что ли, пытается? Глаза от тарелки поднимаю: девчонка нос вздернула, руки на груди скрестила, так что силикон подобрался, и смотрит на меня с вызовом.

– Мой папа работает на заводе сварщиком. А мама – учителем младших классов. Это весь допрос, Сергей Георгиевич? О чем еще полюбопытствуете?

Кажется, стерва выходит из подполья. Вот и прекрасно. Чем раньше покажет свое истинное лицо, тем скорее поедет в свою Рязань на бла-бла-каре.

– Нет, Юля, – не вижу больше смысла скрывать свою неприязнь. – Не окончен. Меня интересует, как вы с моим сыном предохраняетесь.

Отодвигаю пустую тарелку и приступаю к творожному десерту – Илья все хвастал, что этот рецепт эксклюзивно из Швейцарии привез. И правда, неплохо.

– Что, простите? – возмущенно шипит девчонка. – Я совершенно не обязана отвечать на подобные вопросы, тем более такие личные и интимные!

Я с нарочитой насмешкой смотрю, как ее лицо покрывается красными пятнами, и промакиваю губы салфеткой. Плохо держит удар, плохо. Думаю, уже через неделю со спокойной душой вернусь в Лондон.

– Поговорим как взрослые люди, Юля, – перехожу на деловой тон, потому что от этого детского пинг-понга меня воротит. – Первое, я против вашей свадьбы. Второе, затею случайно, – рисую в воздухе кавычки, – забеременеть можешь оставить, потому что от моих денег тебе ни рубля не достанется.

– Мне не нужны Ваши деньги, Сергей Георгиевич, – заносчиво бросает нахалка. – У меня есть свои планы на жизнь, среди которых числится карьера. И да, мы предохраняемся, – тут она начинает сладко улыбаться, да так, что я чувствую редкий прилив раздражения. – Мы с Димой не настолько легкомысленны, чтобы заводить детей, когда нам едва исполнилось восемнадцать. Ой, – фальшиво прикрывает рот рукой, – я имею в виду двадцать один.

Я на секунду дар речи теряю. Вот это стерва. Она же меня подначивает.

Ее слово оказывается последним, потому что за стол возвращается улыбающийся Дима. И словно этой маленькой победы стерве Юле было мало, она демонстративно обвивает тонкими руками шею сына, и они на моих глазах начинают целоваться. Явно с языком. Все-таки недооценил я ее. Завтра же займусь этой дрянью вплотную.

3

Юля

– Кажется, ты понравилась папе, – весело говорит Дима, когда мы оказываемся в спасительном уединении нашей спальни, куда не могут добраться синие рентген-лучи Молотова-старшего. У меня от его взгляда подмышки потеют, а ведь не потели сроду.

– Ты шутишь, что ли, Дим? Твой отец возненавидел меня заочно.

– Ничего такого не заметил, – хмыкает мой жених, эффектно стягивая с себя футболку. Ням, конфетка. Все-таки недаром по нему половина нашего универа сохнет. – Вы вроде мило болтали.

Угу. Задержись Дима со своим телефонным разговором еще минуты на три, Мистер Олигарх принялся бы меня душить.

Стаскиваю с себя платье в сопровождении заинтересованного взгляда Димки и, швырнув его на пол, усталым мешком валюсь на кровать. Встреча с лондонским воротилой выжала из меня все соки. И ведь я ровным счетом ни в чем перед ним не провинилась. Разве справедливо заочно кого-то презирать?

– Устала, пупсик? – сочувственно улыбается Дима и гладит меня по голове. – Я быстренько метнусь в душ, а потом сделаю тебе массаж.

Он закрывается в ванной, а я в течение нескольких минут гипнотизирую глазами нашу фотографию на комоде и незаметно проваливаюсь в сон.

Просыпаюсь я от приятных поглаживаний по спине. Мммм. Кайф. Димка делает мне обещанный массаж. И где он так научился? Теплые руки умело мнут шейные позвонки, отмеряя каждый, надавливают на поясницу, эротично растирают ягодицы. О-о, Дима определенно знает, что делает. Внизу живота начинает кипеть, отчего я грязно постанываю и ерзаю на кровати.

Пытаюсь отвести назад руку, чтобы поблагодарить своего массажиста, но тело меня не слушается. Тогда я старательно прогибаю поясницу, так что позвоночник начинает трещать (надо бы возобновить занятия йогой), и гостеприимно раздвигаю ноги. Надеюсь, Дима намек поймет.

Прикосновения к коже становятся грубее и настойчивее и плавно сползают к внутренней стороне бедра.

– Да, да, туда… – похотливо бормочу я, кусая губы.

– Нравится, шлюшка? – звучит в ухо хрипловатый баритон Молотова-старшего. – Так я и знал.

Твою же мать!

Я подпрыгиваю на кровати, как теннисный мячик, и, хлопая глазами, начинаю озираться. Фу-у-у-ух. Это сон. Идиотский сон. Судорожно ощупываю себя руками: майка насквозь мокрая, розовые Интимиссими тоже. От пота, разумеется.

Окидываю взглядом комнату, залитую солнечным светом, смотрю на пустую подушку рядом с собой, а затем на часы. Восемь тридцать. У Димы уже началась пара, а мне сегодня ко второй.

В универ я собираюсь с особой тщательностью: во-первых, у меня сегодня зачет, во-вторых, так я буду чувствовать себя увереннее, если столкнусь с Молотовым-старшим. Влезаю в неудобную юбку-карандаш, белую блузку с воротником-стойкой и классические черные лодочки. Собираю волосы в высокий хвост и покидаю спальню в надежде, что Сергей Бейтманович уже отчалил по своим неотложным олигархическим делам.

Едва спускаюсь на кухню, чтобы выпить кофе, и в носовые пазухи затекает терпкий запах дорогого парфюма с нотками кедра и лимона и стремительно влажнеют подмышки. Надо что-то с этой гиперпотливостью делать. Ботокс, что ли, вколоть?

Мои подмышки не врут. Едва я тычу в кнопку «капучино», на кухне появляется Молотов-старший, выглядящий, словно только что вернулся со съемок рекламы: угольно-черный костюм в сочетании с белоснежной рубашкой, на руке сверкает многомиллионный будильник, а на лице – высокомерная неприязнь.

– Доброе утро, – здороваюсь первая. Кто-то же должен быть умнее.

– Доброе, – холодно отзывается рекламная модель 30+ и, демонстративно обогнув меня, дергает ручку холодильника. Неужели решил почтить вниманием мою курицу? Видимо, нет, потому что захлопывает дверцу и покидает кухню, оставив меня наедине со своим утонченным раздражающим запахом.

Опускаюсь за стол и спешно поглощаю незатейливый завтрак – овсяные хлопья с молоком, после чего достаю телефон, чтобы вызвать такси. Ну нет в гламурной Барвихе маршруток.

– Гребаный Экибастуз! – несдержанно ругаюсь, швыряя мертвый мобильный в сумку. Видимо, Дима в очередной раз скинул мой айфон с зарядки, чтобы поставить свой.

– Что-то случилось? – слышу за спиной ледяной баритон и мысленно шлепаю себя по губам. Поганый твой язык, Живцова.

– Опаздываю на важную лекцию, а мой телефон разрядился, и я не могу вызвать такси, – стоически поворачиваюсь лицом к Молотову-старшему и заискивающе пищу: – Э-э-э… не одолжите на минутку свой мобильный?

Господи, вот это позорище.

Сергей Бейтманович пристально изучает меня глазами, вращая в руках брелок, после чего разворачивается на сто восемьдесят градусов и коротко бросает:

– Пойдем.

Дав себе несколько секунд на раздумья, я подхватываю сумку и бегу за ним на улицу. Ну чего он со мной сделает, в конце концов? Он же просто злобный олигарх, а не Чикатило.

Когда рядом с крыльцом останавливается поцарапанный Димой Range Rover и Молотов кивком головы показывает садиться, меня затопляет чувство вины. Может, не так и плох этот Бейтманович, раз решил войти в мое студенческое положение.

Руку мне, естественно, никто не подает и двери не открывает, и я самостоятельно загружаюсь на переднее сиденье. Чтобы отвлечься от гнетущей олигархической близости, по дороге делаю вид, что сосредоточенно разглядываю пейзажи, пока голову атакуют дурацкие мысли: сильные руки, массаж, шлюшка. Шлюшка, массаж, руки… Фух, скорее бы приехать.

Нервно дергаю края воротника, ощущая острую нехватку кислорода, и улавливаю на себе сканирующий синий взгляд. Эй, Молотов что, только что смотрел на мои сиськи?! Уши начинают пылать, и я нервно одергиваю юбку, а водитель тем временем невозмутимо возвращает глаза к дороге и тычет пальцем в магнитолу.

– Сколько тебе нужно? – звучит его негромкий голос.

Мне приходится отодрать взгляд от колен и вновь посмотреть на своего вкусно пахнущего соседа, чтобы понять, о чем идет речь. На переносице Сергея Бейтмановича сидят брендовые «авиаторы», белый воротник рубашки подчеркивает волевой подбородок, покрытый легкой щетиной, и я нервно сглатываю, проклиная себя и дурацкий сон. Еще и родинки у него на щеке такие же, как у Димы. Похожие на созвездие Малой Медведицы.

– Я дам тебе двести тысяч, чтобы ты и твои дешевые шмотки завтра же убрались из моего дома. – Автомобиль останавливается на светофоре, а Молотов приспускает очки и окатывает меня холодным взглядом. – Хочу, чтобы ты оставила моего сына в покое раз и навсегда.

Ах ты ж, козлина олигархическая! Медведица Малая, блин. А ведь почти услугами доброго таксиста мою бдительность усыпил. Что у него вместо сердца, а? Банкомат или калькулятор? Правда считает, что все в мире можно купить и продать?

– Это шутка такая, Сергей Георгиевич? – копирую его холодность. – Если да, то я с удовольствием расскажу ее Диме.

– Нет, не расскажешь, – усмехается синеглазая козлина, продолжая оценивающе смотреть на меня. – Наверняка уже распланировала, куда пристроишь деньги. Триста тысяч, Юля. Сколько тряпок на рынке в Рязани сможешь себе купить, ты только подумай.

От возмущения и злости я на секунды лишаюсь дара речи и начинаю разглядывать замершие на руле руки. Широкие смуглые ладони, длинные пальцы, извитые вены… Да гребаный ж ты Экибастуз!

– Нравятся часы? – долетает сквозь пелену моего унижения насмешливый голос. – Это винтажные «Радо», если ты не в курсе.

– У меня такие же, – огрызаюсь я и хватаюсь за ручку, потому что в этот момент машина заезжает на парковку университета. – За полторашку деревянных на Рижском отхватила.

Я вываливаюсь на улицу едва ли не на ходу с риском сломать ноги и ловлю спиной самодовольное:

– Свадьбы не будет, Юля. Это я тебе обещаю.

– Это мы еще посмотрим, – шиплю я, но Бейтманович моей угрозы уже не слышит, потому что его черная махина с визгом срывается с места, оставляя меня нюхать выхлопные газы.

В этот момент я решаю, что мистер Олигарх непременно пожалеет о своих незаслуженных оскорблениях в мой адрес. Я буду бороться за свою любовь и за право быть женой любимого парня. Точка.

На парковке меня перехватывает Светка и, брызжа слюной и восторгами, начинает вопить:

– Матерь Божья, это что за сочный кекс тебя подвез? Я чуть из трусов не выпрыгнула.

– Это отец Димы. И он редкостное… – язык не поворачивается оскорбить будущего свекра, и я замолкаю.

– О-о-о, тебе ваще прет, Юль! Круто, если Димас твой будет так лет через двадцать выглядеть. А папик женат, не знаешь?

Мы заходим в прохладное помещение университета, где я немного остужаю пожар внутри себя. Триста тысяч! Да за кого он меня принимает, в конце концов?

– Ты вообще слышишь меня? – спрашивает Света, толкая меня в бок.

– Угу.

– Послезавтра встречаемся в «Sisters» на дне рождения Маринки, помнишь? Платье уже подобрала?

Я рассеянно киваю, все еще витая в своих мстительных мыслях. Не на ту напал ты, дядя Сережа. Рязанцы так просто не сдаются.

4

Сергей

В клуб, куда меня пригласил Илья, я приезжаю с опозданием, потому что машину с полировки пришлось забирать самому – до Димы не дозвониться и дома поймать его невозможно. Надо бы из принципа заставить его исправлять сделанное, но приобретенный с годами перфекционизм не позволяет разъезжать на царапанном автомобиле. В Лондоне этой возней занимался бы мой водитель, а в Москве все приходится самому. Российские каникулы, черт бы их побрал.

И Юля эта настырной оказалась, зараза рязанская. Лучше бы продолжала играть роль влюбленной овечки, чем показывала свои провинциальные клыки. Ее дерзость выводит меня из себя, а таким навыком мало кто в моем окружении может похвастаться.

Территория семейных отношений сложная для меня. Рубануть бы кулаком по столу и поставить сыну ультиматум: либо он вытряхивает алчную рязаночку из моего дома, либо о наследстве может забыть. Останавливает то, что наши с Димой отношения без того далекие от близких: у него в Москве своя жизнь, у меня в Лондоне – своя. Встречи раз в три месяца тоже не способствуют укреплению семейных уз, и черт знает, как он себя поведет, если я гайки начну закручивать. Сын у меня один, и терять его не хочется.

– Доброй ночи, Сергей Георгиевич, – подобострастно здоровается охранник, открывая для меня дверь с ловкостью английского швейцара. – Андрей Вячеславович просил вас проводить.

– Не надо, – машу рукой, останавливая его. – Сам.

Этот клуб принадлежит Андрею, моему одногруппнику. Мы дружны со времен университета, несмотря на двухлетнюю разницу в возрасте: из-за рождения сына пришлось на пару лет распрощаться с учебой и пойти работать. Я, может, и не вернулся бы в университет, да отец настоял. И за это я ему буду вечно благодарен.

– Серега! – Илья приветственно хлопает меня по плечу и, отстранившись, окидывает оценивающим взглядом. – Не стареешь, гад, и не жиреешь. Не то что я, – весело хлопает себя по выпирающему над пряжкой ремня животу.

– Тебе по роду занятия положено, – отшучиваюсь я и жму руку поднявшемуся с дивана Андрею. – Как всегда аншлаг? – киваю в сторону кишащего людьми бара.

– Москва любит бухать и веселиться, – соглашается тот и жестом гостеприимного хозяина указывает на диваны. – Располагайся, мой друг, и расскажи нам о бытие своем лондонском.

– Тауэр на месте, королева жива, а вот корги, говорят, сдохли, – предпочитаю избегать разговоров о личном и бизнесе. Сегодня хочется отдохнуть головой и телом в компании друзей, где я просто Серега. Не Сергей Георгиевич, не мистер Молотов и не папа.

– Это Таня, – тоном веселой свахи произносит Андрей, кивая на грудастую брюнетку справа от меня. – А это Эльсина, – тычет пальцем в блондинку с надутыми губами.

Наличие женского пола на нашем импровизированном мальчишнике меня не удивляет. Длинноногие красотки младше двадцати пяти, посасывающие шампанское из бокалов, – привычный атрибут застолья, как оливки на столе. Стоят себе, места много не занимают – а вдруг кому захочется. Да и я не святой – мне всего тридцать девять, жены, ревнующей дома, у меня нет. Правда, в Лондоне есть Мадина: ей тридцать один, владелица сети салонов красоты. Красивая, нетребовательная и никогда не давала повода думать, что ей от меня нужны деньги. Как, впрочем, и отношения. Меня устраивает, а о верности речи не идет.

Еще раз оглядываю призывно улыбающиеся оливки и понимаю, что этого деликатеса мне не хочется. Ненавижу ненатуральность: силикон, инъекции в губы и эти геометрически выверенные брови. К счастью, всегда есть из чего выбирать.

– Вздрогнем, – громко объявляет Илья, стукаясь со мной бокалом с виски.

Терпкий древесный вкус приятно обжигает желудок, и по венам прокатывается долгожданное расслабление. Окидываю взглядом помещение ВИП-зоны и ловлю на себе хищные взгляды оливок: как блондинки, так и брюнетки. Мысленно усмехаюсь про себя и делаю еще один глоток. Я привык к такой реакции женщин на свою персону: я по их канонам красавчик, которого и приближающиеся сорок не портят. А то, что при деньгах, они видят сразу. 3, как секут. Пресловутая женская чуйка, видимо. Интуиция то есть.

– Слышал, ты дом купил в Хэмпстеде, – Илья откидывается на спинку дивана и по-хозяйски укладывает ладонь блондинке на колено. Та кокетливо дергает плечами и, не переставая на меня смотреть, отхлебывает шампанское. Ясно же, что трахать ее сегодня будет Илюха. Какой смысл улыбаться мне? Драться за нее никто не будет, и нужно быть полной дурой, чтобы полагать, что кому-то в этом помещении интересен тройник.

– Еще не купил, но собираюсь, – киваю я и, осушив бокал, встаю. Похотливые взгляды оливок начинают раздражать, и мне хочется прогуляться. Слиться, так сказать, с толпой.

– Скоро вернусь, – миную охранника у входа в ВИП-зону и иду к бару.

Может, и правда познакомиться с кем-нибудь, как в старые добрые времена. Купить выпить, поболтать, увезти в отель и потрахаться до стука кровати об стенку. Это в Лондоне постоянные разговоры, помощники, Бентли с водителем и ухоженное, знакомое в мелочах тело Мадины на шелковых простынях дизайнерской спальни. А здесь, в Москве, я просто Сергей.

Я не спеша иду к бару, останавливаясь взглядом на женских фигурах. Столица славится выбором, но все не то. Слишком вызывающее платье, слишком светлые волосы, слишком много загара, слишком… слишком… Старею, что ли? Откуда такая избирательность?

И тут… вот оно. Светло-русые волосы, ярко-красное платье, изящная спина, стройные ноги. Тонкая рука с бокалом, расслабленные движения, длинная шея. Определенно, с этим экземпляром я готов помять простыни.

Я останавливаюсь в нескольких метрах от заинтересовавшей меня особы и продолжаю наблюдать. Девушка что-то говорит подруге и тянется к барной стойке, чтобы взять сумку. Та, соскользнув, падает на пол, и она наклоняется, чтобы ее поднять. Платье оголяет ноги почти до бедер, и я чувствую, как у меня немедленно встает.

Ждать новых знаков не имеет смысла, поэтому я иду вперед с твердым намерением воплотить намеченный план в жизнь: угостить, поболтать, трахнуть.

Останавливаюсь у блондинки за спиной и ловлю на себе взгляд ее подруги, сидящей напротив: в глазах щенячий восторг, на лице румянец и улыбка. Все как всегда. Только не ты мне, милая, интересна.

– Хочу купить тебе выпить, – трогаю девушку в красном за плечо. Волнения нет, но есть забытый адреналин от этого нелепого приключения. Вдыхаю легкий лавандовый запах ее волос и снова убеждаюсь, что да, я хочу ее трахнуть. До стонов и пота. Отель здесь неподалеку. Не «Four Seasons», но тоже годный.

– Мне не нужна… – девушка оборачивается с явным намерением меня отшить, и мы оба замираем.

Блядь. Засмеяться, что ли, чтобы выглядеть до конца идиотом. Это ж надо так облажаться. Ну, Серега. Растерянно моргая глазами, на меня смотрит дерзкая рязаночка.

5

Юля

Пытаюсь закрыть рот и не могу. Челюсть словно заклинило. Потереть бы глаза, как в мультике, чтобы убедиться, что не сплю, но тушь размажется. Без этого понятно, что синеглазый красавчик передо мной – отец Димы.

– Здравствуйте, – с трудом шевелю губами. – Бейтман Сергеевич… Сергей Георгиевич. А вы здесь…

Так, а чего он там про выпивку говорил?

Темные брови Молотова-старшего съезжаются к переносице, на лице проступает высокомерная холодность.

– Если уж любишь таскаться по ночным клубам, Юля, – он делает короткий жест рукой, подзывая бармена, и выразительно смотрит на мой бокал с шампанским, – то пей что-нибудь нормальное, чтобы не притаскивать в мой дом запах дешевого перегара.

А пока я ловлю ртом воздух обиды и возмущения, Молотов кивком головы указывает бармену на подсвеченные неоном полки и бросает:

– Дом, – и через несколько секунд перед нашими с Маринкой носами оказывается бутылка из темного стекла и звучит сумма, от которой встают дыбом удаленные эпилятором волосы на руках.

– Это так мило! – пищит за спиной Марина, пока Молотов прикладывает к терминалу серебристую карту.

Не было бы его рядом, пнула бы ее в коленку. Ей кажется милым, что меня только что унизили, на перспективу приписав запах дешевого перегара?

– Зря потратились, Сергей Георгиевич, – говорю холодно, – вряд ли мой крестьянский организм такое дорогое пойло усвоит.

Под раздраженным взглядом Молотова залпом осушаю свой бокал и с особым смаком вытираю ладонью губы.

– Заранее приношу извинения за перегар.

Руки покалывает мелкой дрожью, а ноги в туфлях превратились в холодец от собственной дерзости. Черт знает, на что способен олигарх в ярости. А он, похоже, в ярости, потому что даже замиксованное нытье Элджея не может заглушить скрип олигархической челюсти.

– Большое спасибо за подарок! – верещит предательница Марина. – Мы с удовольствием его выпьем. Присоединитесь к нам? Я, кстати…

– Благодарю за предложение, – говорит Молотов, тоном давая понять, что нет, ни черта он не благодарит. – Терпеть не могу шампанское, – и смотрит в этот момент, гад, прямо на меня.

– Охренеть, какой мужик, – томно выдыхает Марина, пока мы обе провожаем взглядами его удаляющуюся спину. – А задница!

Поправка. Это я провожаю спину, а Марина, очевидно, провожает то, что расположено ниже.

– Живцова…

– А?

– Я планирую стать твоей свекровью. А вам с Димасом лучше начинать подыскивать другое жилье, потому что мы с его папой собираемся спариваться как кролики.

Мы встречаемся глазами и, не выдержав, начинаем хохотать. Дура она, моя Маринка, но такая смешная.

*******

Сергей

Детский сад, ей-богу. Расскажешь кому – засмеют. Из всех присутствующих в клубе выбрать рязаночку. Недаром не хожу в казино – рулетка не мое.

– Прогулялся? – интересуется Илья, все еще продолжающий наглаживать ногу блондинистой оливки. У меня в Лондоне приятель есть, Саджар – он также четки перебирает. Говорит, успокаивает. Может, и Илюху тоже коленка женская в руке умиротворяет.

– Оценил московский бомонд, – пожимаю плечами и, опустившись на диван, прошу официанта повторить виски. Хочется как следует залить свой промах и заодно перестать кипеть от того, что рязанка снова мне надерзила.

Я, конечно, тоже от неожиданности не самым джентльменским образом себя повел, но жалеть об этом не собираюсь. Замуж за моего сына собралась, а светить задом по ночам в клубах не завязала. Сразу Снежана вспоминается, которая полугодовалого Димку матери моей оставляла под разными предлогами и с подружками по кабакам гуляла. Вот эти две кукушки и спелись на почве своей легкомысленности. Бывшая мне сегодня все уши прожужжала о том, какое сокровище отхватил наш сын.

– Так ты от «Серпа и Молота» будешь избавляться или как? – подает голос Андрей, отрываясь от экрана мобильного. – Ты помнишь, да? Я готов приобрести.

– Думаю пока, не дави.

«Серп и Молот» – сетка магазинов товаров для дачи, строительства и ремонта. Бизнес, открытый мной давно в надежде, что его возглавит повзрослевший Дима. Еще один мой прокол: сыну он оказался не интересен, и делами занимается управляющий. Черт знает, почему я до сих пор его не продал. Похоже, жду, что отпрыску надоест праздно прожигать мои деньги и у него появятся деловые амбиции.

– Димона твоего встретил у себя в ресторане, – подает голос Илья, закуривая сигару, – жениться, говорит, собрался.

Только ведь расслабился. Ну какого черта снова на больную мозоль?

– Это еще не точно, – отвечаю уклончиво. – Зеленый Димка еще, как решил, так и передумает.

– А невеста кто? – не унимается Илья. – Он вроде с дочкой Бадьянова встречался.

Бадьянов – владелец сети АЗС «Рубойол», и, несмотря на миллиарды в офшорах, этот мужик никогда мне не нравился. И дочь его тоже: пустоголовая мажорка, вечно попадающаяся пьяной за рулем.

– К счастью, больше не встречается.

В этот момент экран мобильного, лежащего на столе, загорается именем моего ассистента, и я, воспользовавшись возможностью завершить неприятную тему, принимаю вызов и покидаю ВИП-зону.

Закрыв вопрос, убираю телефон в карман брюк и оглядываю толпу возле бара. Вдруг подогретая алкоголем рязаночка подкинет мне порцию компромата: начнет обжиматься с каким-нибудь сопляком или устроит пляски на столе. Тогда я с чистой совестью дам пинок под ее провинциальный зад и на ультиматум сыну не поскуплюсь.

Ее ярко-красное платье я нахожу в толпе без труда. Рязаночка по-прежнему стоит у барной стойки, только теперь на месте ее подруги находится какой-то черноволосый парень. Юля, Юля. Спалилась при первой же проверке. Сфотографировать, что ли, их? Ой, да что я, сыщик? Хватит и того, что видел. Вон он как ей улыбается и за руку трогает. И так все понятно – слаба на передок рязаночка.

Собираюсь уйти, но в последний момент что-то меня удерживает. Наверное, то, как резко рязанка срывается с места, и то, что чернявый хватает за руку.

Блядь. Где у Андрея охрана?

Я стою на месте еще секунд пять, прежде чем убеждаюсь, что да, мне не показалось: рязаночка пытается чернявого мудака отшить, а он отшиваться не хочет.

Чертыхнувшись от души, иду в сторону танцпола, а внутренний голос усмехается: «Чего, Серега, решил молодость вспомнить? Неужто драться будешь?»

Конечно, я драться не буду. Мне по статусу не положено, а девчонка сама виновата, что по клубам без сопровождения шарахается. Просто позову охрану, а пока прилипале скажу, чтобы отвалил.

– Руку выпусти, бульдог французский, – слышу знакомый шипящий голос, вызывающий во мне новый приступ раздражения. Что за манера у этой Юли противоположный пол провоцировать?

– Я тебя просто поболтать зову, че ты ломаешься? – глумливо усмехается чернявый.

Да, без вмешательства никак.

– Девушка попросила ее отпустить, – говорю, поравнявшись с парочкой. – Или ты русского не понимаешь?

Цепкие руки – и правда не русский. Какой-нибудь Джабраил или Муса, судя по носу.

Две пары глаз устремляются на меня: одни – зеленые перепуганные, другие – темные и наглые.

– Э-э-э, а тебе больше всех надо? Я тут со своей девчонкой общаюсь.

– Руку ее отпусти, джигит, – повторяю настойчивее.

Даю Мусе или Джабраилу несколько секунд на раздумья, после чего с силой надавливаю на его запястье. Смуглая рожа кривится от боли, и рязанская кисть оказывается на свободе. Все-таки не зря я в свое время пару уроков айкидо взял.

– Пойдем, – беру Юлю под локоть. И пусть она мне не нравится, но женщин я обижать не могу позволить.

– Вы только не деритесь, пожалуйста, – бормочет она, послушно семеня за мной.

Смешная. За кого принимает меня? За сосунка, которому надо самоутвердиться при помощи кулаков?

– Никакой драки не будет, Юля. Сейчас вызовут охрану и этого идиота выведут из клуба.

– Э-э-э, – несется мне в спину. – Че, ебешь ее, дедуля?

Не знаю, что меня задевает в этой фразе: упоминание о том, что я могу трахать временную невесту сына, либо же то, что меня назвали дедулей. В голову ударяет тугая волна адреналиновой крови, и я, отпустив Юлин локоть, разворачиваюсь и коротко бью чернявого в челюсть.

Бокс дважды в неделю тоже пригодился – рухнул как подкошенный. Сегодня прямо ночь премьеры моих спортивных достижений.

Вокруг начинает собираться толпа, в числе которой, судя по характерной волосатости, прибыла группа поддержки чернявого.

– Ответишь, падла. Найду и землю жрать заставлю, – доносится гнусавый голос с пола.

Совсем молодежь с Кавказа нюх потеряла.

– Чтобы искать было легче, – вытаскиваю из бумажника визитку и швыряю ему в лицо. Давно хотел от этого бумажного атавизма избавиться. – Но я бы не советовал, если красные мокасины еще потаскать хочешь.

Он и его дружки лают в спину что-то еще, но тут рязаночка повисает на мне и перепуганно лепечет:

– Пожалуйста, Сергей Георгиевич, давайте уйдем.

– Прощайся с подружками, Юля, – распоряжаюсь раздраженно. Адреналин постепенно покидает меня, и я начинаю злиться, что повелся на провокацию, как малолетний щегол. – Хватит на сегодня приключений.

Достаю из кармана телефон, чтобы сказать Андрею, чтобы уволил к чертям свою охрану и заодно разобрался с горсткой кавказских гопников, а на плече горит прикосновение Юлиной груди. Третий размер, и на резину совсем не похоже. Тьфу, Молотов, скорее тебе надо сворачивать свои московские гастроли. Морды бьешь на танцполе, невесту сына снять пытался. Бред какой-то.

6

Сергей

– Пап, мама сегодня нас на ужин собирает. В семь встречаемся в «Парусе» на Пречистенке, – говорит Дима в трубку, и я морщусь, потому что в этот момент он начинает отчаянно кому-то сигналить, да так, что закладывает уши.

Бросаю взгляд на часы: почти пять, а мне еще в офис «Серпа и Молота» надо заехать на встречу с управляющим.

– Раньше сказать нельзя было, Дима? – Выворачиваю на Садовое и моментально втыкаюсь в многокилометровую пробку. Я уже начал забывать, какие заторы бывают в Москве.

– Из головы вылетело, пап, – беспечно отзывается сын. Я не удивлен – такая безответственность очень в его духе. К сожалению.

– А повод какой?

– Повод – наша с Юлей свадьба, пап. Мама хочет обсудить детали, гостей, дату и место проведения торжества, пока ты в России.

– Ладно, буду. – Отключаюсь и бросаю телефон на приборную панель.

Итак, в программу моих московских каникул добавился еще один неприятный пункт, включающий в себя ужин с бывшей женой и бедовой рязанкой. На поддержку Снежаны в избавлении сына от денежной пиявки мне рассчитывать точно не приходится. Она и раньше умом не блистала, а с тех пор как увлекалась косметологией, с ней вообще разговаривать стало сложно. Будто ей мозг заморозили ударной дозой ботокса, или что она там себе колет, и теперь она реагирует лишь на слова: «ресторан», «Сейшелы» и «новая коллекция от Валентино».

Снова беру телефон и набираю номер Владимира Конникова, знакомого ФСБшника, которого два дня назад попросил собрать информацию о гражданке Живцовой Ю. В. Мы условились, что папку с делом он передаст мне через четыре дня, но ввиду ужина-сюрприза я решаю его поторопить. Хочу поскорее прекратить этот фарс и вернуться к делам в Лондоне.

– Володя, ты у себя? – уточняю после его подобострастного «алло». – В течение получаса подъеду. Папку заберу с тем, что ты успел накопать.

– Сергей Георгиевич, вы же знаете, сбор информации – процесс не быстрый. Я пока не все пробил.

– Девчонке же двадцать один всего, Володь, вряд ли дел успела натворить на трехтомник. Или успела? Хоть что-то стоящее внимания есть?

– Ну вообще-то есть.

Это я и хотел услышать.

– Буду, – резюмирую и отключаюсь.

С Владимиром мы встречаемся в нашем привычном месте: в кафе через дорогу от его офиса. Он ждет меня за угловым столиком, сложив узловатые ладони на черной папке формата А4, содержимое которой, надеюсь, прервет мой незапланированный визит в Москву и отправит рязанку если не в Рязань, то как минимум в съемную хрущевку в Южном Бутово.

После вчерашнего происшествия в клубе я еще больше уверился, что Юле в моем доме не место. По дороге в Барвиху она пыталась меня благодарить и оправдывалась тем, что пришла на день рождения подруги, а этот тип сам к ней пристал. Словом, вновь вжилась в тот же образ ангелоподобной овечки, в котором встречала меня в первый день, тем самым пытаясь усыпить мою бдительность. Я даже в какой-то момент повелся, когда она заявила, что клубы терпеть не может и толпы людей ее раздражают, но вовремя себя одернул. Дрожащие губы, перепуганные глаза, платье, задравшееся на коленях – все это уловки денежной аферистки, чтобы запудрить мне мозги. Хватит с меня одного идиотского эпизода в клубе.

– Здравствуйте, Сергей Георгиевич! – Володя поднимается с кресла и пожимает мне руку. – Выглядите…

– Володь, – морщусь от ненужных расшаркиваний. – Времени в обрез. Давай ближе к делу.

Тот понимающе кивает и подталкивает ко мне тонкую папку. Прошу подоспевшего официанта принести двойную порцию эспрессо и открываю первую страницу. Живцова Юлия Владимировна, родилась 3 августа 1998 года в Рязанском роддоме номер один… Девяносто восьмой год… Почему-то мне казалось, что девочки, рожденные в девяностые, все еще возятся в песочнице и никак не способны вызвать эрекцию у мужчин моего возраста. Вот зачем я снова об этом досадном недоразумении вспомнил?

Роды естественные… подрезали уздечку в трехмесячном возрасте… Недовольно кошусь на Володю. Для чего мне эта информация? Была президентом школы, окончила выпускной класс с золотой медалью… Пока одни плюсы…

Листаю следующую страницу, пытаясь зацепиться взглядом за что-то стоящее. Волонтер… капитан команды по волейболу… У нее там крылья на спине не режутся?

И тут… Бинго! «В возрасте семнадцати лет дважды привлекалась к административной ответственности…»

Перечитываю строчку еще раз и чувствую странный прилив удовлетворения оттого, что в очередной раз оказался прав насчет этой девчонки. А то ее послужной список отличницы меня с толку начал сбивать, и я на мгновение снова засомневался в правильности свои выводов. Зря.

– А почему не указано, за какое именно правонарушение она привлекалась? – пробегаюсь глазами до конца страницы и вопросительно поднимаю брови, глядя на Володю, нервно поглаживающего свою зеркальную лысину.

– Я говорил, мало времени, Сергей Георгиевич. К завтрашнему дню смогу пробить.

Я никогда не славился терпением, а потому решаю не дожидаться завтрашнего дня и прижать к стене лгунью прямо сегодня за ужином. Посмотрим, какие версии своего задержания она выдаст и как будет изворачиваться, чтобы защитить свою репутацию.

Володя клятвенно обещает предоставить более детальную информацию завтра в обед, после чего я расплачиваюсь и направляю Range Rover к ресторану «Парус», где во время скромного семейного сборища планирую сбить фальшивый нимб с головы лживой рязаночки.

Юля.

Когда Снежана Борисовна, которую я, по ее просьбе, скрипя зубами называю Снежкой, перестает фонтанировать в телефонную трубку навязчивыми предложениями того, как должна проходить наша с Димой свадьба, я откладываю мобильный и плетусь в гардеробную, чтобы подобрать что-то подходящее для семейного ужина. Я сильно волнуюсь. Ведь помимо будущей свекрови, которая, к счастью, настроена ко мне благосклонно, в ресторане будет мистер Олигарх, он же Сергей Бейтманович, он же Блестящий хук справа. У меня до сих пор из головы не идут воспоминания о вчерашнем вечере, когда Молотов-старший вступился за мою поруганную честь, и о том, как он в молчании вез меня домой, не обращая внимания на непрекращающиеся извинения. Я сдуру даже предложила услуги медсестры для его разбитых олигархических костяшек, на что он процедил ледяное «Не надо» и ушел в свою комнату. Грубиян. Просто же помочь хотела.

Надо бы рассказать об этом случае Диме, но я все почему-то никак не могу решиться.

– Малыш, ты не видела мою белую рубашку? – доносится из спальни его рассеянный голос. Через секунду он заходит в гардеробную, одетый в серое спортивное трико, и, обняв, целует мою щеку.

– Вот она, – достаю вешалку, на которой висит белоснежный слим-фит от Армани. – Знала, что ты захочешь ее надеть, и отгладила. А вот в чем пойти мне, ума не приложу.

– Надень то черное от Дольче, которое я тебе подарил, – предлагает Дима.

Я бросаю скептический взгляд на скупой огрызок ткани в чехле, за который Дима вывалил баснословную сумму, и колеблюсь.

– Мне кажется, оно слишком открытое для семейного ужина

– Ты так ни разу его не надела, – произносит он обиженно. – Не нравится?

– Ну ты чего, Дим. Конечно, нравится, – заверяю его и, послав кокетливую улыбку, снимаю итальянское творение с вешалки. Протаскиваю тугой материал вдоль тела, убеждая себя, что делаю это лишь для того, чтобы убедиться в том, что мне следует выбрать что-то попроще во избежание недомолвок со Снежаной, которая сама любит быть в центре внимания.

Но когда я застегиваю молнию и выхожу в спальню, чтобы посмотреться в зеркало, успевший лечь на кровать Дима встает и восхищенно присвистывает, а сама я, увидев свое отражение, понимаю, что снимать это платье не хочу и не буду. Потому что в нем я просто огнище. Спасибо вам за этот лук, милые итальянские геи. Придется Снежане Борисовне на один вечер потерпеть мою ослепительную молодость.

7

Сергей

Я прибываю в «Парус» на пятнадцать минут раньше условленного. Сказывается привычка деловых ужинов: терпеть не могу опаздывать и всегда даю себе время обдумать тактику предстоящей встречи.

– Стол на имя Молотовой Снежаны, – говорю встрепенувшейся девушке-администратору. Собственная фамилия в сочетании с именем бывшей жены режет слух, но Снежана наотрез отказалась с ней расставаться после развода. Если бы она решила завести себе визитные карточки, то в графе должность, скорее всего, значилось бы: «Экс-супруга Сергея Молотова», потому что это самое большое в ее сорокалетней жизни достижение, не считая рождения сына.

Я совсем не испытываю к бывшей неприязнь: скорее, отношусь к ней как к взбалмошной младшей сестре, которой ежемесячно выплачиваю приличную сумму в качестве содержания, хотя и не обязан – Дима уже давно совершеннолетний. Также я прекрасно знаю, что Снежана принимает факт моего спонсорства как само собой разумеющееся, параллельно жалуясь своим недалеким подругам на то, что нечаянное материнство загубило ее головокружительную карьеру. Она из года в год технично мне об этом напоминает, ошибочно полагая, что именно внушенное чувство вины помогает ей сосать из меня деньги. Я прекрасно отдаю себе отчет в том, что, если бы двадцать два года назад молодой Я не соблазнился на прелести провинциалки из Липецка, так бы и пахала Снежана по сей день где-нибудь в торговом центре Новогиреево продавцом-консультантом, потому что амбиций у нее сроду не было. Хотя с ней мы прожили недолго, но именно эта женщина сделала меня отцом, и потому для меня она навсегда останется семьей. А семью, как говорится, не выбирают.

Я не один такой пунктуальный, потому что за столом, к которому меня подводит улыбчивая администратор, уже восседает моя экс-жена.

– Привет, Сереж, – сияя ненатуральной белизной зубов, Снежана вспархивает со стула, чтобы дать оценить неподходящее возрасту платье, облегающее ее фигуру плотнее, чем способен презерватив Durex. В приторной светской манере кладет руку мне на плечо и по очереди щелкает неестественно пухлыми губами по щекам. – У-у-у, какой ты накачанный.

Она снова включается в свою излюбленную игру: ведет себя как восемнадцатилетка, решившая, что ей нет равных в соблазнении. Гладит мой бицепс красными ногтями и имитирует томный кошачий прищур, заглядывая в глаза. Нет ничего печальнее, чем женщина, не желающая мириться со своим возрастом.

– Диме звонила? – мягко разжимаю ее пальцы, снимая с себя назойливую руку. – Где они?

– Наверное, как всегда, опоздает, – беспечно отмахивается Снежана и, манерно изогнув спину, усаживается на стул.

Я опускаюсь на соседний и бросаю взгляд на часы: почти семь. Ну почему сын никогда не может приехать вовремя?

– Молодой человек… Илья, – жеманно воркует Снежана, глядя на подоспевшего официанта, – я буду севиче из тунца, боул с авокадо и ваш фирменный поке. И бутылку Шато Малеско 2009, – поворачивается ко мне и выразительно проводит ногтем по моему запястью: – А ты что будешь, милый?

– Стейк Рибай, воду без газа и овощной салат.

– У-у-у, поддерживаешь форму, – кокетливо хихикает экс-жена.

– А ты тратишь мои деньги. Позвони сыну, пусть поторопится. У меня еще дел по горло.

– Вечно ты занятой, Сереж, – надувает губы Снежана, но телефон все же в руки берет. – Мог бы дела на один день отложить, чтобы с семьей побыть. Я вот когда Димкой была беременна…

– Снежана, – перебиваю ее. – Звони поскорее, иначе бутылку, которую ты заказала, будешь оплачивать сама.

Очевидно прикинув, во что ей обойдется промедление, Снежана быстро тычет пальцем в экран.

– Дима, а вы с Юлей где? Мы с папой вас ждем. Он уже изворчался весь – ты же знаешь, какой он. Вы уж поторопитесь, ладно? А то умчит снова по своим важным делам и ничего обсудить не успеем.

И хотя я отношусь к Снежане как к несмышленышу, это не мешает испытывать раздражение от того, что она выставляет меня перед сыном равнодушной сволочью, плюющей на семью.

– Паркуют машину, – отчитывается экс-жена с видом «Теперь-то ты доволен?». – Будут через три минуты.

– Вот и прекрасно, – делаю глоток минеральной воды. – И чтобы при посторонней девчонке мне не пришлось тебя тыкать носом, повторю еще раз: продолжишь дискредитировать меня перед сыном, как сделала сейчас, про рестораны и шмотки можешь забыть. Устроишься на работу и тогда, возможно, узнаешь, что означает выражение «дел по горло». Поняла?

Уязвленной гордости Снежаны хватает лишь на то, чтобы несколько секунд просидеть, возмущенно задрав нос, после чего она вновь вживается в роль нашкодившей малолетки.

– Сереж, ну чего заводишься сразу? – жалобно моргает ресницами. – Я же имела в виду, что мы скучаем по тебе. Я так вообще постоянно…

К счастью, слезливой постановки мне удается избежать, потому что за спиной раздается бодрый голос сына:

– А вот и мы. Быстро, да?

Я поднимаюсь со стула, чтобы поздороваться, и, повернувшись, столбенею.

– Здравствуйте, Снежана, – скромно выговаривает рязаночка, – здравствуйте, Сергей Георгиевич.

Я даже не сразу нахожусь, что сказать, потому что вид у нее, словно она не в ресторан, а на ковровую дорожку собралась. Короткое черное платье, открывающее большу́ю часть тела… голое плечо, загорелые ноги, обтянутая тканью грудь… я точно не ошибся насчет тройки… выразительные бедра… блестящие губы. Для чего она так нарядилась? Мы же здесь несуществующую свадьбу обсуждать собрались, а не показ мод устраивать.

– Здравствуй, Юля, – говорю сухо и спешу переключить взгляд на сына, ловя себя на том, что слишком долго ее разглядываю. – Опаздываешь, Дима.

– Пробки, – пожимает он плечами и, наклонившись, целует застывшую Снежану, которая растерянно смотрит на Юлю. Не был бы настроен против последней – усмехнулся бы. Экс-жене важно ощущать себя главной красавицей, и конкуренции она не прощает. Так что, скорее всего, своим сногсшибательным видом рязаночка только что нажила себе злейшего врага.

Сногсшибательным видом, Молотов? Совсем не так ты должен оценивать невесту сына, от которой пытаешься избавиться.

Я далеко не помешан на женской красоте, но не признать очевидного не могу: аферистка Живцова на редкость красивая. Уж не знаю, откуда в ее крестьянских корнях взялась порода, но она есть: фигура изящная, черты лица утонченные. Губы, положим, она надула, но как будто это ее не портит.

Кажется, я снова смотрю на нее чересчур пристально, потому что она начинает краснеть. А у меня, черт возьми, на нее снова встает. Это просто невероятно. Молотов, да что с тобой творится? Она девушка твоего сына, хоть и временная. Аферистка, которая пользуется своей внешностью в меркантильных целях, и которая, кстати, привлекалась к административной ответственности.

– Думаю, можно садиться, – прерываю повисшее молчание и опускаюсь рядом со Снежаной, предусмотрительно прикрывая эрекцию салфеткой. – Напомните, какой повод для встречи?

– Наша с Юлей свадьба, – бесхитростно отзывается сын, делая знак официанту.

Я вновь не удерживаюсь, чтобы не посмотреть на рязаночку. Выглядит, словно волнуется: щеки розовые, глаза опустила. Только волнуется ли? Платье открытое на ужин надеть не постеснялась, а сейчас само смущение.

– Мам, какие у тебя были предложения по поводу свадьбы?

Снежана что-то невнятно мычит, подтверждая мои предположения: вынести близость конкурентки она не может.

– Раз Снежана молчит, тогда я начну, – обвожу присутствующих глазами. – У меня есть пара вопросов к Юле.

Рязанка дергается, словно через нее пропустили разряд тока, а вместе с этим дергается ее грудь под тонкой тканью, и в брюках снова болезненно тянет. Не помогает и то, что платье явно не предусматривает ношение бюстгальтера, и я вижу выпуклости ее сосков. Кондиционер, что ли, попросить выключить.

Отрываю взгляд от ее груди и сосредотачиваюсь на глазах:

– Поведай нам, Юля, за что ты привлекалась к административной ответственности. Дважды, если я не ошибаюсь.

Тишина за столом становится напряженной, Снежана охает, картинно прикрывая рот ладонью, рязанка растерянно хлопает глазами, а Дима хмурится, заставляя на секунду ощутить себя главным злодеем вечера.

Вот только злодей здесь не я, а потому, не сводя с побледневшей Юли взгляда, повторяю:

– Рассказывай, Юля. Я жду.

Тонкая шея дергается, выдавая нервозность хозяйки, и тут в разговор неожиданно вступает Снежана:

– Мой муж прав, Юля. Ты не имеешь права утаивать от нас такую информацию. Мы уважаемая семья в Москве, и не можем позволить портить нам репутацию.

Мне с трудом удается подавить смех. Послушать, так сама Снежана непогрешимая белая кость. Будто не ее охранники еще лет пять назад выносили из столичных клубов в невменяемом состоянии, и будто не ее интернет-СМИ обвиняли в педофилии, когда она стала появляться на публике с парнями вдвое ее младше. Я еще Володю просил посодействовать, чтобы эту статью убрать, потому что она выла в трубку белугой.

Но сейчас я предпочитаю отмолчаться и даже не заострять внимание на том, что Снежана назвала меня своим мужем, потому что цель этого вечера – вывести на чистую воду рязанку.

Юля распрямляет плечи и смешно морщит нос, словно хочет чихнуть или расплакаться. Надеюсь, что до слез не дойдет, потому что я их не выношу. Следом на ее лице проступает выражение уязвленного достоинства, но голос звучит ровно и спокойно.

– Я действительно привлекалась к административной ответственности. Дважды, – с вызовом смотрит на меня. – Но я ни о чем не жалею и не стыжусь этого. У нас в Рязани есть магазин «Шестерочка». Так вот однажды при мне пытались задержать бабушку-пенсионерку за то, что она украла половинку хлеба. А у нее пенсия маленькая, понимаете, ей кушать не на что, – тут она кривится, словно ей больно, и я, кажется, кривлюсь вместе с ней. – Сын пьет, денег клянчит, она на квартплату еле наскребает. Я стала полицию умолять, чтобы разрешили за нее заплатить, а ее чтобы отпустили. Но они не разрешили и не отпустили, и за это я обозвала их бессердечными козлами. Это первое правонарушение. А потом я устроила возле ментовки одиночный пикет, и это стало вторым правонарушением, потому что мне не было восемнадцати. Могли, кстати, и уголовку дать, – произносит с гордостью. – Про меня тогда в газете «Огни Рязани» написали, с бабушки благодаря этому обвинения сняли. Такая история.

Рязаночка раскраснелась, дышит тяжело, тонкие пальцы дрожат. Дима рот раскрыл и смотрит на нее с восхищением, Снежана залпом осушает бокал вина за тридцать тысяч, а я чувствую себя не только полным идиотом, но еще и зажравшейся скотиной. Снова уложила меня на лопатки, чертова рязаночка.

8

Юля

По окончании ужина Молотов-старший едет отвозить домой изрядно подвыпившую Снежану, а мы с Димой возвращаемся в Барвиху. Оказавшись в спасительном уединении нашей спальни, я стаскиваю с себя дорогущее платье и начинаю снимать с лица макияж. Ватный спонж в руке дрожит, а на глаза наворачиваются слезы. С каждым новым днем моя надежда на благословение нашего брака семьей Димы неумолимо тает. Сергей Шерлокович сдержал слово и перешел к активным боевым действиям: взялся за мое прошлое с целью унизить. Удивительно, что не накопал, как я в садике Пете Боброву сопатку разбила ведром – наверняка такой поступок не укладывается в благопристойные каноны их суперсемьи.

Я, конечно, понимаю, что он волнуется по поводу сохранности своих олигархических капиталов, но нельзя же вот так всех под одну гребенку… Я никогда не просила у Димы денег и ни разу не клянчила никаких побрякушек. И меня правда не интересует состояние Молотовых – я с восемнадцати лет зарабатываю сама, админя популярные паблики в соцсетях. Конечно, не шикую, но этих денег и повышенной стипендии МГУ хватает на скромное существование в столице.

После моего признания Молотов больше не предпринимал попытки уязвить, но тут обнаружилась новая проблема: на меня за что-то взъелась Снежана Борисовна, с которой мы отлично ладили все это время: весь вечер она бросала на меня убийственные взгляды, и когда Молотов внезапно снизошел до того, чтобы своей мускулистой олигархической рукой налить мне вина, злобно зашипела, что для этого существуют официанты. О свадьбе мы так и не поговорили, потому что мать Димы заполонила весь эфир рассказами о своей последней поездке в Ниццу, и сейчас я уверена, что сделала она это специально.

Иными словами, вечер вышел провальным, и это не может не огорчать.

– Малыш, ты у меня такая красивая, – говорит подкравшийся сзади Дима, глядя на меня из отражения в зеркале. Кажется, его приводит в восторг черное пятно туши вокруг глаза, размазанное Лореалевской смывкой.

– Спасибо, – натянуто улыбаюсь я, машинально продолжая свои манипуляции. Не собираюсь показывать Диме, что мне тяжело. Бабушку у органов отбила, и замужество свое отобью назло всем вредным синеглазым олигархам и их неуравновешенным бывшим женам.

– Малы-ы-ыш… – вкрадчиво тянет Дима и, положив ладони мне на плечи, приспускает тонкие лямки ажурного пеньюара, отхваченного по распродаже в «Women's secret». – Пошли в кроватку.

Сейчас у меня совсем нет настроения на секс, а мысль о том, что вернувшийся Молотов может нас услышать, приводит меня в трепетный ужас.

– Дим, давай не сегодня? – перехватываю крадущуюся к груди руку, но он будто меня не слышит: подхватывает за талию и, стащив с пуфа, сваливает на кровать.

– Хочу тебя, Юлька, – ложится на меня сверху, так что ребра начинают потрескивать, и впивается в губы поцелуем. Я целую его в ответ, но до конца расслабиться не могу: голова забита мыслями об ужине.

– Дим, я серьезно, – упираюсь ладонями ему в грудь, – твой папа может вернуться и нас услышать.

– Ты такая трусишка, – беспечно смеется Дима и рывком стаскивает с меня пеньюар, обнажая грудь. – Папа знает, что мы трахаемся. Ты же моя невеста.

От его слов мне ничуть не легче. Даже хуже. Я бы предпочла, чтобы олигарх Молотов думал, что мы с Димой к курсовой готовимся, когда остаемся наедине, а не предаемся прелестям секса. Так и вижу его ледяной осуждающий взгляд, транслирующий: «Айя-яй, шлюха ты, Юля, и живешь в грехе».

– Давай просто спать ляжем, а, Димк? Завтра обоим ко второй паре – папа твой уедет, и сексанем.

– Сейчас хочу, – бормочет Дима, целуя мою шею. – Ты такая красивая в этом платье была за ужином. А еще и, оказывается, старушек защищаешь. Такая отважная у меня… Робин Гудка.

Он начинает эффектно стаскивать с себя футболку, подражая моделям или, на худой конец, киношному Кристиану Грею, а я, воспользовавшись этой рекламной паузой, принимаю сидячее положение и пытаюсь найти пеньюар. Даже мой жених не может заставить меня заниматься сексом, когда я не хочу.

И вот тут происходит, пожалуй, самое худшее из того, что вообще могло случиться. Дверь без стука распахивается, и на пороге возникает отец Димы собственной персоной. Уместно было бы провалиться сквозь дорогие московские земли, но меня будто парализовало. Мой самый страшный кошмар: полуголый Дима, я, сидящая на кровати в одних бессовестных стрингах, и смотрящий на нас Молотов-старший. Апокалипсис стыда. Венец моего позора. Ахтунг.

После секундного шока я соображаю, что нужно прикрыться, но фарш назад провернуть нельзя: папа Димы уже увидел меня голой. Видел мою грудь. Сиськи мои видел.

Небритая челюсть Молотова сжимается, глаза чернеют от гнева, или от чего они у него там чернеют, и он молча захлопывает дверь, да так сильно, что вибрируют стены. Сердце отбивает барабанную дробь, щеки пылают, а в горле разбухает ком. Что мне делать? Переехать в Сибирь? Сделать пластическую операцию? Написать письмо Крису Хемсворту, чтобы выпросить прибор, стирающий память? Что мне, черт побери, с этим теперь делать?

– Дим, – жалобно пищу, нащупывая злополучную кружевную тряпку. – Я же просила закрывать дверь.

– Забыл, наверное, – виновато произносит он, – папе следовало постучаться, но он же типа большой босс. Вечно врывается без предупреждения.

Я подтягиваю колени к груди и несколько раз бьюсь об них лбом от бессилия. Да что же непруха такая? Одно радует – грудь у меня красивая и живот плоский даже в сидячем положении.

Дима натягивает футболку на плечи, очевидно осознав, что секса теперь ему точно не обломится, и быстро целует меня в лоб.

– Он, может, и не увидел ничего, Юль. Я вроде тебя прикрывал.

Если бы. Молотов смотрел прямо на меня. Вернее, на мою грудь, и, судя по выражению олигархического лица и тому, как сжались его олигархические губы, ее идеальные пропорции баллов в его глазах мне не добавили.

– Я пойду узнаю, чего папа хотел, – продолжает Дима, поднимаясь с кровати. – Может, по поводу свадьбы зашел поговорить. Заодно денег у него попрошу – мотик себе из Японии заказал, завтра забирать надо, – он берется за дверную ручку и весело подмигивает, – покатаемся с ветерком.

Дима выходит, а я падаю на подушку и закрываюсь с головой одеялом, как если бы это помогло мне скрыться от реальности. Сердце по-прежнему колотится как у зайца, а во рту сухо. Разумеется, Молотов не станет разговаривать с Димой о свадьбе. Отчего-то мне кажется, что после этого инцидента Сергей Бейтманович уже никогда не благословит наш брак.

9

Сергей

Необходимость раннего взросления по итогу сослужила мне хорошую службу: к тридцати годам я сколотил многомиллионное состояние, вступив в ряды представителей бизнес-элиты, которому рады везде и всегда. А потому ощущать себя лишним под крышей собственного дома, как минимум, непривычно и странно для меня.

Мысленно усмехаясь над собой же, иду к припаркованному во дворе Range Rover: что, Сергей Георгиевич, пострадал за привычку входить без стука? Здесь ты не в своем лондонском офисе, здесь, блядь, полуголая невеста твоего сына может на кровати сидеть.

Второй раз за неделю ощущаю себя идиотом. Какого черта меня к ним в комнату понесло? Ах, да, хотел с Димой поговорить по поводу его заоблачных трат. Только не учел тот факт, что сын уже вырос и может в этот момент заниматься сексом со своей девушкой.

Морщусь и тру переносицу, чтобы избавиться от картины, которая упрямо возникает перед глазами: перепуганная рязаночка и ее идеальные округлости. Кстати, молодец, Серега – угадал. Действительно третий. С имплантатами только ошибся. Ни черта это не имплантаты – натуральная грудь, высокая, красивая. Соски светло-розовые. Блядь.

Сажусь на водительское сиденье и нащупываю пульт от ворот. Пусть и не пристало в моем возрасте идти на поводу у мимолетных импульсов, но сейчас мной владеет единственное желание – уехать. Все равно куда. Может, даже просто покататься. Давно ли я вот так бесцельно куда-то ехал? Вечно встречи, переговоры, деловые ужины.

Включаю фоном какую-то модную попсу и, вырулив на большую дорогу, выжимаю педаль газа, пока стрелка спидометра не замирает на разрешенной отметке сто. Безусловная реакция мозга на скоростное ограничение. И с каких пор ты таким скучным стал, а, Серега?

Сам того не замечая, в течение часа доезжаю до Цветного бульвара. По центру Москвы даже поздним вечером не раскатаешься, поэтому я паркую машину возле светящегося ресторанного фасада и выхожу на улицу. Можно позвонить Илье и поинтересоваться, чем он занят, но проблема в том, что я и сам не знаю, чего мне хочется. Разговаривать о делах желания нет, личное тоже обсуждать неохота. Делаю вывод, что компания мне на сегодня не нужна, и толкаю стеклянную дверь.

– Вас ожидают? – мило осведомляется худощавая шатенка за стойкой на входе.

– Я один.

Быстрый взгляд, оценивающий сумму на моей пластиковой карте, и как результат – обворожительная улыбка:

– Я вас провожу.

Меня размещают за столом возле окна, и я, не заглядывая в меню, заказываю двойную порцию виски. Я не любитель этого напитка, но отчего-то Москва ассоциируется у меня именно с ним. Делаю глоток и еще один, и снова морщусь, потому что картина, не предназначенная для моих глаз, никак не хочет исчезать, вызывая предательское натяжение под молнией брюк.

Как ни стараюсь себя убедить, что эрекция – это естественный отклик мужчины на обнаженное женское тело, успокаивает это слабо. Глупо все оправдывать физиологией. Девчонка эта – девушка моего родного сына, с которой он в данный момент, возможно, занимается сексом, и подобная реакция ну никак неуместна.

Глоток, еще глоток. Напряжение понемногу отступает, замещаясь тягучим расслаблением, и мысли плавно перетекают к минувшему ужину. Может, никакая и не аферистка эта рязаночка? Может, и правда влюбилась в Димку. Парень-то он неплохой, хоть и избалованный. Лицом на мать свою похож, а Снежана до чрезмерного увлечения косметологией была редкой красавицей. Словом, если попытаться, то в свете Юлиных проблем с законом можно представить, что деньги для нее не первостепенны. Я, конечно, момент с пожилой воровкой батонов уточню завтра у Конникова, но что-то мне подсказывает, что тут рязанка не обманула.

Это, разумеется, не означает, что я вдруг оценил идею свадьбы, хотя бы потому, что Дима явно в будущей семейной жизни на свои силы не рассчитывает. До сих пор понять не могу, почему нельзя просто встречаться, а непременно нужно жениться? И вот тут снова несостыковка. И правда, для чего молодому парню, возле ног которого готовы валяться все университетские красавицы, так рано связывать себя по рукам и ногам? Еще год назад Дима менял девчонок, как резину на пит-стопе, а тут неожиданно надумал стать семьянином. Все же без вмешательства рязанки здесь вряд ли обошлось. Еще один неоспоримый факт в эту пользу: она и мне каким-то образом успела в мозги залезть.

– Сереж, неужто ты? – отвлекает от размышлений грудной женский голос. Отрываю взгляд от бокала и вижу перед собой Свету Барышеву. Она юристом у Ильи долгое время проработала, и пару раз во время моих недолгих визитов в Москву у нас с ней был секс.

Свету природа не обделила ни внешностью, ни мозгами, а это в наше время редкое сочетание. Потому как стоит современной женщине увериться в своей привлекательности, она почему-то предпочитает тупеть. Тысячу раз был свидетелем.

– Здравствуй, Свет, – салютую ей полупустым бокалом. – Как видишь – я.

– Присяду? – осведомляется она, кивая на соседний стул.

– Садись, конечно.

Я поднимаюсь и, позволив Свете на московский манер задеть губами свою щеку, выдвигаю для нее стул.

– Прекрасно выглядишь, Сереж. Ты как вино, с годами только лучше.

Я начинаю подозревать, что не так-то я и презентабельно выглядел все эти годы, если в настоящий визит каждый норовит сделать комплимент моему внешнему виду.

– Ты тоже, Свет. Пьешь, ешь? – указываю глазами в лежащее рядом меню. – Заказывай.

– Вообще, я не голодна и за рулем. Собиралась ехать домой, а тут заметила тебя и подумала: может, у тебя на этот счет будут другие планы?

Всегда ценил в этой женщине прямолинейность без фальшивого жеманства и увиливаний. Хочет заняться сексом – говорит об этом.

Света красивая женщина: ей немного за тридцать, светлые волосы, фигура роскошная, и в постели мне с ней было хорошо. Тру виски в очередной попытке вытравить из головы высокую грудь над тонкой талией, после чего осушаю остатки виски в бокале. Все верно. Мне нужно потрахаться, и тогда идиотское наваждение покинет мою голову.

– Планы есть, – отвечаю и делаю знак официанту принести счет. – К тебе или в гостиницу?

– Ко мне, – коротко информирует мой будущий секс, одаривая многообещающей улыбкой. – Ты же помнишь, я здесь недалеко.

Жилье Светы находится в десяти минутах езды от ресторана: добротная двухкомнатная квартира с отличным ремонтом. Знаю, что она заработала на нее сама без денежных вливаний от толстых папиков, и за это я уважаю эту женщину еще больше.

В постели Света горячая и страстная: отдается с душой, не возражая против вольностей и жесткости. А сегодня я хочу быть жестким. Намотав светлые волосы на кулак, трахаю ее сзади, так что кровать и правда долбит в стену. Света, по ощущениям, кончила три раза, а мне к финишу прийти так и не удается. Поскольку свою дозу удовлетворения моя партнерша уже получила, я сдергиваю ее с кровати и, поставив на колени, толкаю голову к члену.

От влажных движений рта в паху знакомо искрит, сигнализируя о приближающейся развязке, а избавиться от настойчивой картины все не получается. Теперь Юля стоит передо мной на коленях, смотрит в глаза, пока сосет мой член, а круглая грудь с твердыми сосками размеренно покачивается в такт ее движениям.

Блядь. Я не должен кончать с такими мыслями. Оргазм от фантазии о девушке сына – это ни в какие… Слишком поздно. Упрямая физиология в очередной раз берет надо мной верх: сжав зубы, я кончаю во влажный рот воображаемой Юле, надавливая ладонью ей на затылок, бурно и продолжительно.

Полное дерьмо.

10

– Пап, – заспанный Дима, одетый в одни лишь тренировочные штаны, перехватывает меня утром по пути к гаражу, – у меня к тебе просьба есть.

– Видимо, и правда что-то срочное, если ты в половине седьмого утра не поленился подняться.

– Я себе мотоцикл из Японии заказал, – игнорирует мою укоризненную ремарку Дима, – Кавасаки, как у твоего Горбылева. Сегодня забирать надо.

Не знаю, чего я ждал. Наверное, того, что Дима захочет поговорить действительно о чем-то важном или, по крайней мере, решит заявить, чтобы я не смел вламываться к нему в комнату без стука. А все, как обычно, упирается в деньги.

– И? – вопросительно поднимаю брови. – За чем дело встало? Заказал – оплачивай.

– У меня нет таких денег, пап.

– Я ежемесячно перечисляю тебе приличную сумму и, если меня не подводит память, последние два месяца даже присылал сверху, по твоей просьбе. Если тебе приглянулась дорогая вещь и у тебя нет на нее денег, ты как минимум должен обсудить ее покупку со мной, а не ставить перед фактом.

Сыну мои слова явно не по нраву, потому что он начинает хмуриться.

– И что теперь мне прикажешь делать, пап? Я уже предоплату за него внес.

– Не знаю, сын, – демонстративно пожимаю плечами, давая понять, что помогать ему я не буду. – Сам думай. Ты ведь взрослый уже – даже жениться собрался. Пора отвечать за свои поступки.

Я сажусь в машину и захлопываю дверь перед растерянным лицом сына. По дороге в Барвиху из квартиры Светы я пришел к выводу, что расстроить свадьбу – неверный повод для визита, и я должен использовать незапланированные каникулы для того, чтобы привести в порядок отношения с Димой. Перестать, наконец, откупаться от своих родительских обязанностей, успокаивая себя тем, что это и есть проявление отцовской заботы, а уделить внимание моменту воспитания, как бы сложно это ни давалось. Можно считать, что начало положено. Правда, Диме это, кажется, совсем не по нраву.

По приезде в офис «Серп и Молот» я первым делом открываю электронную почту, куда мой помощник направил выписку по Диминым расходам за минувшие пару месяцев. Суммы, которые он тратит в последнее время, велики даже по моим меркам, а потому надо выяснить, куда отлетают деньги. Вдруг мой сын подсел на азартные игры, а я и понятия ни о чем не имею.

В течение часа я со скрупулезностью следователя листаю многостраничные отчеты по Диминой платиновой Визе и прихожу к выводу, что проблемы у него есть, но не с азартными играми. На самом деле, проблема всего одна и заключается в том, что Дима зажрался. Огромные счета из увеселительных заведений, гигантские суммы, оставленные в тряпичных бутиках и массажных салонах, сто пятьдесят тысяч за аренду целого кинотеатра… Если так продолжится и дальше, то лет через пять он меня попросту разорит.

Я откидываюсь на спинку кресла и закрываю глаза. Мне необходимо подумать, как правильнее всего будет разрешить эту ситуацию с сыном, в которую я сам себя загнал своей занятостью и отстраненностью. Я не силен в разговорах по душам, но сейчас этого не избежать. Мне надо поговорить с Димой и по поводу Юли, и по поводу его заоблачных трат.

Полчаса назад Конников предоставил мне дополненное досье на рязаночку и подтвердил, что история про бабулю с батонами действительно имела место. Об отважном поступке Живцовой Юлии Владимировны и правда писали в газетах, и из новых данных отчета я понял, что она вообще склонна к волонтерской деятельности. По сему выходит, что рязанка не такая и плохая, так что я пришел к выводу: пусть ребята встречаются, пусть даже живут вместе. Но по поводу свадьбы мнения не поменял – рано Диме жениться.

Беру со стола мобильный и набираю сыну. Он отвечает со второго гудка, подозреваю, в надежде на то, что я изменю мнение по поводу мотоцикла. Тут мне порадовать его нечем.

– Дим, после занятий подъедь ко мне в офис. Разговор важный есть.

Сын появляется в моем кабинете через сорок минут, выглядя немного взволнованным. Садится в кресло напротив и, задержавшись взглядом на моей руке, лежащей на стопке листов, напряженно уточняет:

– О чем-то хотел поговорить?

Я подталкиваю распечатку выписки к краю стола на случай, если Дима решит отпираться и сразу приступаю к неприятной части намеченного разговора:

– Хотел поговорить о твоих чрезмерных тратах, Дима. За последние два месяца они сильно выросли, и я бы хотел услышать от тебя причину.

– Это Москва, пап, – произносит он с таким видом, словно открывает неразумному мне суровую истину бытия. – Жизнь здесь дорогая.

– За идиота меня держать не нужно, Дима, – говорю немного раздраженно. – Я в Лондоне живу и прекрасно осведомлен, что означает «дорогая жизнь». Самое дорогое в Москве – это жилье, но ты ипотечными взносами вроде как не обременен.

Диме удается несколько секунд удержать мой взгляд, после чего он сдается, отводя его в сторону. Напрягается сильнее. Обеспокоен, что могу отправить его в свободное денежное плавание. Такие угрозы исходили от меня, когда сыну исполнилось восемнадцать и он вдруг возомнил себя властелином мира: спускал деньги на малознакомых друзей, тусовки, клубы и девочек. Тогда поутих, но сейчас вся эта мишура, очевидно, вернулась снова.

– Пап… – Дима поднимает глаза, выглядя потерянным, – я ведь сейчас не один… у меня есть Юля. Девушки обожают подарки, развлечения всякие. Ты и сам должен понимать, что сыну Молотова не пристало выглядеть жмотом. К тому же у Юльки всегда поклонников куча была, и я стараюсь быть для нее лучшим. Не хочу, чтобы она меня бросила.

– Она у тебя выпрашивает подарки? – осведомляюсь осторожно, пока мысленно начинаю прощаться с идеей благословения их отношений.

– Нет, напрямую никогда не просила, но я знаю, что ждет. Разве не должен мужчина баловать свою женщину?

Дима замолкает, а во мне вновь поднимается чувство негодования, граничащее с гневом. Да, Молотов. И тебя рязанка почти обвела вокруг пальца своими невинными глазами и хлебобулочными подвигами. Все-таки расчетливой стервой оказалась. Влюбила в себя избалованного оболтуса Диму и веревки из него вьет. Теперь понятно, почему сын так поспешно решил жениться – думает, что так ее возле себя удержит.

Я начинаю кипеть, да так, что дальнейший разговор смысла вообще не имеет. А я, идиот, решил, что Юля эта и впрямь бескорыстно в Диму влюбилась, да еще и добро хотел на совместное проживание дать. Нет. Надо выживать эту меркантильную пиявку, и чем скорее, тем лучше. Любыми способами.

– Дим, – я тру переносицу, потому что одновременно с прозрением чувствую приступ головной боли, – мне срочно пару звонков нужно сделать. Позже договорим, хорошо?

Дима понимающе кивает и, поднявшись, идет к выходу.

– Пап… а с мотоциклом…

– Нет, сын. С мотоциклом ты давай как-нибудь сам.

11

Сергей

– За предстоящие выходные, – Андрей протягивает запотевшую кружку, и мы дружно чокаемся. По предложению главного энтузиаста нашей компании, Ильи, сегодня мы собрались в «Банной Усадьбе», чтобы спустить трудовой пар, пообщаться и заодно оздоровиться.

– Дашка мне всю душу вытрясла, – жалуется Малышев, щедро отхлебнув пива, – подозрительная стала и дотошная. Я по телефону отхожу поговорить, она за мной. Как звук сообщения услышит – это кто? Мне по триста человек в день звонят – мало ли кто.

– Так она жена твоя, – напоминает Андрей. – Им на роду написано любопытничать и ревновать. С твоим откровенным блядством и я бы стал подозрительным. Баб вокруг тебя вон сколько.

– А что бабы? Сегодня одна, а завтра другая. Женился-то я на ней.

– Так ты так ей и скажи, – смеется Андрюха и пародирует басовитый голос Ильи: – «Ну и чего ты, Дашуль, переживаешь? Да, трахаюсь на стороне, но жена-то у меня ты». Глядишь, успокоится и в телефоны лазать перестанет.

Я в рассуждения о семейной жизни не лезу, потому что в этом вопросе сам не эксперт – за плечами один брак, и тот неудачный. У приятелей опыта побольше: Илья женат на Даше уже лет восемь, и у них есть шестилетняя дочка Лиза; Андрюха женат никогда не был, и детей у него нет, зато есть большой опыт длительных отношений.

– Язви, язви, молодой, – ворчит Илья. – Я ж так жену оберегаю. Ну не создан я для моногамии, что же теперь, всю жизнь прожить без семьи? Скучно мне каждый вечер одну и ту же бабу трахать. Как всю жизнь картошкой с мясом обедать. Вкусно, сытно, но надоедает, понимаешь? Ну выяснит Дашка про мои случки на стороне, и чего? Поноет, порыдает, поскандалит и по итогу никуда не денется. Содержу их с дочкой я, она сроду не работала – из-под маминого крыла сразу ко мне перебралась. Я ей сразу машину, путешествия, цацки Картье. Думаешь, она от такого легко откажется?

– А вдруг удивит, – глубокомысленно заключает Андрей и, осушив до дна кружку, ставит ее на стол. – Ну что, пойдем на второй заход?

То ли слова Ильи на меня так действуют, то ли вся эта ситуация с рязаночкой, но на душе становится паршиво. С одной стороны, при наличии такого количества денег, как у меня, жить в обществе, где все покупается и продается, – легко, а с другой стороны – пресно и скучно. Должно же в мире оставаться то, что не имеет цены.

– А ты чего Димку с собой не взял, Серег? Не дорос еще папкины разговоры слушать?

– Не дорос, – соглашаюсь, – у него пока мотоциклы да тусовки на уме.

– А жениться для чего вздумал?

С усмешкой пожимаю плечами и не удерживаюсь от раздраженного вздоха.

– Влюбился.

– Слушайте, тут прикол был. Бориса Городецкого помните? – вновь подает голос Илья. – У которого мясокомбинат в Ногинске. У него сын средний жениться собирался, моделька какая-то из «Конус Ривентус». Девка с виду – ну просто сиськи с глазами, а на деле такая продуманная оказалась. Сообразила, что ее жениху максимум хата в центре и тачка перепадет, а основное наследство вместе с мясом – старшему, и втихую стала к брату клинья побивать. Тот ее разок трахнул, а пока модель эта воображала себя невестой миллиардера, пошел и рассказал брату, какая она на самом деле шлюха.

– И чего? – интересуется Андрей. – В морду от среднего схлопотал?

– Да с чего бы? Костя его от провального брака спас. Не было бы брата, может, и к самому Городецкому подалась бы.

– Фу, – невольно кривлюсь я. – Он же старый, как мамонт, и уродливый, как черт.

– Ну не всем же богатым папашам моложавыми красавчиками быть, как тебе, Серег. А невеста Димкина тебе, случайно, глазки не строит? – довольный своей шуткой, Илья громко хохочет, а я морщусь. Такой поворот разговора мне неприятен, особенно с учетом последнего разговора с Димой и моих неуправляемых фантазий.

– Чушь не пори.

– А чего? – не угомонится Илья. – Ради сохранности бабок я бы эксперимент провел. Попробовал бы внимание мужское уделить и посмотреть, как отреагирует. Она же ноунейм, я так понимаю, а Димон твой жених завидный. В бизнес он особо лезть не горит, и если девчонка не чухнула, откуда к нему деньги текут, то скоро чухнет.

– Может, тренингами для семей бизнесменов займешься? – отрезаю я. – Назовешь «Защити свое бабло сам».

– Ла-адно, – в знак примирения Илья тянет ко мне кружку с пивом. – Не злись, Серег. Так уж, фонтанирую спьяну. Если ты в девчонке уверен…

Я чокаюсь с ним и делаю затяжной глоток, чтобы вместе с ним похоронить бредовую идею проверки. У меня в арсенале есть и менее извращенные способы вышвырнуть меркантильную рязанку из жизни своей семьи. Например, перекрыть фонтан денежных вливаний для сына и посмотреть, как долго он будет ей после этого интересен. А пытаться подкатить к невесте сына… К черту. Идиотизм какой-то.

*****

Субботним утром я позволяю себе проспать до девяти утра, после чего решаю пойти поплавать. В молодости час кролем заменял мне и спортзал, и релаксацию: в воде я отключался от любых мыслей, и сейчас испытываю необходимость возобновить традицию.

Переодеваюсь в плавательные шорты и спускаюсь на цокольный этаж, где находится бассейн, в планировке которого я принимал непосредственное участие.

Едва я вхожу в прохладное помещение, как испытываю очередной приступ раздражения, ставшего за минувшую неделю моим частым спутником, потому что понимаю, что желанной релаксации мне не получить: в бирюзовых водах бассейна мой сын целуется с рязаночкой.

Первое, что приходит в голову, – развернуться и уйти, но я себя останавливаю. Сколько можно бегать, как трусливый щенок? Я в своем доме.

– Доброе утро, – здороваюсь с целью обозначить свое присутствие.

Парочка резко перестает целоваться, и две пары глаз устремляются на меня.

– Доброе утро, пап.

– Доброе утро, Сергей Георгиевич, – звучит робкий голос рязаночки.

Я сбрасываю футболку на шезлонг и, стараясь не смотреть в их сторону, ухожу под воду. Выныриваю возле противоположного края бассейна, и вижу, как рязанка что-то тихо говорит сыну на ухо, после чего они оба плывут к бортику. Решили мне не мешать. И на том спасибо.

К сожалению, уходить совсем они не собираются, а, негромко переговариваясь, устраиваются на шезлонгах. Делаю длительный заплыв от одного края к другому, а когда выныриваю, чтобы отдышаться, как нарочно, натыкаюсь взглядом на Юлю. Она сушит волосы полотенцем, влажный купальник облепил ее грудь и бедра, давая полное представление, как она выглядит голой, а вид твердых сосков вновь воскрешает картину, которую мне почти удалось стереть. Блядь.

Я погружаюсь в воду снова и, не поднимая головы, в течение получаса разрезаю голубую гладь в попытке вытравить новый образ, впившийся в память, как заточенный сюрикен: длинные ноги, по которым стекают капли воды, тонкая шея, полушария груди, едва прикрытые мокрой тканью. Не понимаю, почему внешность рязанки так сильно на меня действует, если сама она не вызывает во мне ничего, кроме презрения.

Прихожу к выводу, что плавательный марафон пора заканчивать, когда мышцы начинают невыносимо ныть. Шезлонги к тому моменту, к счастью, оказываются пусты. Я принимаю горячий душ и, когда выхожу из кабинки, неожиданно натыкаюсь на рязаночку, при виде меня застывшую с ворохом полотенец в руках.

– Что-то забыла, Юля? – осведомляюсь, подходя ближе.

Густо покраснев, рязанка перестает смотреть на меня, словно пытается определить рост, и отводит глаза в сторону.

– Забыла полотенца… хотела отнести в стирку.

Хозяйственная или прикидывается? Так-то на эти случаи к нам домработница трижды в неделю приходит.

– Я пойду, Сергей… э-э-э… Георгиевич, – бормочет Юля и, быстро царапнув мою грудь взглядом, разворачивается и едва ли не бегом несется к входной двери.

Ну не повод же она спуститься ко мне нашла. Или нашла? Точно разглядывала меня. Тьфу, Илья, забил мне мозги всякой хренью.

12

Юля

– Когда состоится моя персональная экскурсия по поместью Молотовых? – требовательно произносит Маринка, наматывая на вилку спагетти в сливочном соусе. – Пора бы твою будущую свекровь хозяину дома представить.

Я рассеянно ковыряю жирнючий Наполеон, который сдуру заказала. Дима должен освободиться после следующей пары, а я решила скоротать время в компании подруги и огромного куска торта.

– Сейчас не лучшее время, Марин. Отец Димы не слишком ко мне расположен, поэтому экскурсию отложим до лучших времен.

– Ты же законная невеста Димы, разве нет? Его дом – твой дом.

– Вообще, я жалею, что преждевременно избавилась от своей съемной однушки. Когда Димка предложил к нему переехать, все, о чем я думала – о-о-о, круть! Будем жить вместе. А с приездом его отца понимаю, что в их доме я по сути никто. Молотов-старший ясно дал понять, что как будущую часть своей семьи меня не принимает, а обострять конфликт, приводя своих подруг, пусть и лучших, я не хочу. Дом-то и правда его. – Я отпихиваю ложкой слоеное тесто и погружаю в рот шарик малины. Все-таки для чего я заказала этот кусок? В нем же калорий под целую тысячу.

При мысли о калориях в голове неожиданно всплывает мой поход за полотенцами и столкновение с Молотовым-старшим. Вернее, с его бицепсами, квадрицепсами и шестью мокрыми кубиками, при воспоминании о которых дают о себе знать стремительно влажнеющие подмышки. Вот кому точно лишние калории неведомы. Сколько раз он тренируется, чтобы заиметь такое тело? Раза четыре в неделю точно. А ему точно тридцать девять? Тридцать девять – это ведь почти сорок. Хотя Йену Сомерхолдеру тоже сорок, а это не мешает ему влюблять в себя любую женскую особь, достигшую четырнадцатилетия.

Мои представления о нашей семейной жизни с Димой включали в себя посиделки с его семьей, и на этих посиделках его папа выглядел в лучшем случае как Пирс Броснан: вроде ничего, но ясно, что уже не айс. И пузо у него было. А крепких мускулистых ног и широких плеч – нет, не было.

То, что образ Сергея Бейтмановича в полотенце вдруг осел у меня в голове, меня сильно не беспокоит. Просто я никогда не видела вблизи столь выдающийся образец красивого зрелого мужчины, а потому мозгу требуется время, чтобы переварить это открытие. Мы, женщины, в конце концов, эстеты и редко можем остаться равнодушными к человеческой привлекательности и волевой энергетике.

– Родители Димы настроены против нашей с ним свадьбы, – признаюсь подруге. – Снежана вообще непонятно за что на меня взъелась, а Молотов в первый же день открытым текстом обвинил в том, что я с Димой из-за денег.

– Тусовщица-мамаша в этой семье роли не играет, а сладкому папуле надо просто дать возможность тебя узнать. Включи с ним очаровашку, ты же умеешь, – подмигивает Марина, заставляя меня улыбаться. – Не переживай, когда я стану твоей законной свекровью, я обязательно урегулирую эту вселенскую несправедливость.

Она замолкает, потому что в этот самый момент в кафе заходит Дима, по обыкновению, обращая на себя внимание всех представительниц женского пола. Так было всегда, даже тогда, когда я и понятия не имела, кто такой Дмитрий Молотов и почему каждая девушка нашего университета так им восхищается.

Маринка тогда мне все уши прожужжала о первом красавчике нашей альма-матер, а потом мне довелось познакомиться с ним лично. Нас с ней впервые пригласили на серьезную тусовку по случаю дня рождения сокурсника. Празднование проходило в квартире, вмещавшей в себя людей больше, чем имеющиеся квадратные метры, и мне там откровенно не нравилось: беседы были пустыми и скучными, пьяных гостей слишком много, плюс ко всему курили травку.

Маринка быстро влилась в малознакомую компанию, а я решила выйти на балкон, чтобы подышать и заодно вызвать такси. Именно там я и столкнулась с Димой, который, вопреки слухам о его блядских похождениях и заносчивости, оказался милым и приятным парнем, совершенно не похожим на пустоголового мажора и озабоченного ловеласа. На дне рождения Диман был единственным, кто не пил, а потому, когда он предложил добросить меня до дома, я согласилась. Домой мы не поехали, а до самого рассвета гоняли по пустынной Москве, много болтали и смеялись. А на следующий день Дима встретил меня после занятий с огромным букетом роз и вновь довез до дома.

Поначалу я осторожничала, памятуя о слухах и о том, что такие парни, как он, редко заводят серьезные отношения, но Дима буквально взял меня штурмом из свиданий, букетов и романтичных эсэмэсок. И я в конце концов призналась себе, что влюблена, и сдалась. С тех пор мы вместе.

– Привет, девчонки, – Дима садится на соседний стул и, притянув меня к себе, целует в губы в сопровождении завистливых взглядов женской половины посетительниц. – Давно ждешь, малыш?

– Около часа. Марина меня развлекала.

Мой прекрасный жених взъерошивает пальцами светлые волосы и виновато улыбается.

– Преподша по менеджменту из меня все соки выжала, пока поставила зачет. Зато я все сдал и теперь можем ехать домой.

– Тогда меня подкинете до станции? – уточняет Марина.

– Конечно, поехали, – кивает Дима и поднимается. Он никогда не отказывается помочь моим друзьям.

*******

– Папа просил заказать что-нибудь на ужин. Займешься этим? – спрашивает Дима после того, как мы высаживаем Марину возле Павелецкой.

– Ему куриные котлеты в кляре или запеченную на гриле курицу? – усмехаюсь я, памятуя о кулинарном провале в день приезда Диминого отца.

– Да папа вроде никогда не был против курицы. Не знаю, что на него тогда нашло. Ну у него бывают заскоки, я уже смирился.

– Заскоки? – не удерживаюсь от любопытства. – Например?

– Помнишь, я говорил тебе про мотоцикл, который заказал? Хотел взять у отца на него денег, так он уперся – и ни в какую. Подставил меня. А я уже предоплату внес.

При всей моей любви к Диме и настороженному отношению к Молотову-старшему обвинять последнего в нежелании выдавать денег на дорогостоящий агрегат я не могу. Хотя бы потому, что сама я с восемнадцати лет не прошу денег у родителей.

– Я не думаю, что за это тебе стоит на него обижаться, – говорю как можно осторожнее. – Это ведь его заработанные деньги, и он вправе ими распоряжаться как вздумается. Да и мы с тобой… уже взрослые.

– При чем тут это, Юля? – с непониманием смотрит на меня Дима. – Ты хоть можешь себе представить, сколько у моего отца денег? Для него этот Кавасаки – капля в море. Он это из принципа делает. Пытается меня наказать.

– За что, Дим?

– За то, что не похож на него. За то, что, по его мнению, не такой целеустремленный и слишком мягкий. За то, что главный интерес в моей жизни – не работа, как у него. Он считает меня никчемным и хочет всячески ткнуть в это носом…

Я еще никогда не видела Диму таким взволнованным: ноздри побелели, дыхание тяжелое, кулаки сжаты. При виде этой вспышки эмоций, так ему несвойственной, меня захлестывает сочувствие к нему. Еще говорят, что у богатых жизнь – сплошной сахар. Вот же оно: налицо непонимание между отцом и сыном. И пусть обвинять Молотова-старшего в скупости я по-прежнему не могу, но поговорить с ним все же решаю. Посланец я доброй воли или нет? Пока папа Димы здесь, я сделаю все, чтобы привести их отношения с сыном в порядок.

13

Сергей

Я целые сутки посвятил обдумыванию ситуации с сыном и пришел к выводу, что действовать нужно радикально. Если от бывшей жены я привык откупаться определенной суммой, потому что так мне проще и спокойнее, то с Димой другое дело. Во-первых, он мужчина, а с мужчин, как известно, спрос выше, а во-вторых, мой единственный наследник, а я слишком много сил и стараний вложил в свой бизнес, чтобы на старости лет с грустью наблюдать, как он пойдет ко дну.

В итоге я сократил карманные деньги сыну до пятидесяти тысяч рублей в месяц, чего, по моим расчетам, должно хватать на то, чтобы заправлять машину и питаться. В «Баккарате» он, положим, обедать каждый день уже не сможет, но и с голоду не умрет. Таким образом, я рассчитываю, что Дима задумается о будущем и осознает потребность заработка, а корыстная рязанка поймет, что тянуть с Димы больше нечего, и, наконец, упакует чемоданы. Теперь осталось только дождаться, когда оба выяснят, что денежный поток перекрыт. Не сомневаюсь, это станет большим ударом для Димы, и мой дальнейший расчет – на цепную реакцию.

– Кать, – распоряжаюсь в динамик, включенный на громкую связь. – Сделай двойной эспрессо.

Секретарь управляющего «Серпа и Молота» появляется в кабинете через пару минут с чашкой на подносе. Ставит ее передо мной и сообщает:

– Сергей Георгиевич, к вам посетительница.

– Кто? – в недоумении поднимаю брови, потому что никаких встреч у меня не назначено. Этот офис я временно использую, чтобы вести дела в Лондоне.

– Юлия Владимировна Живцова.

Та-ак. Неужели цепная реакция так быстро пошла? Интересно.

– Пусть войдет.

Рязаночка выглядит так, словно пришла на собеседование: на лице – решимость, а в глазах – волнение. И оделась тоже как на собеседование: белая рубашка, застегнутая под горло, черная юбка ниже колен. Вроде ничем от Катиного прикида не отличается, а взгляд невольно к себе притягивает.

– Здравствуйте, Сергей Георгиевич. – Юля останавливается в двух метрах от стола и вцепляется пальцами в висящую на плече сумку. – Я поговорить пришла. По поводу Димы.

И все же я немного удивлен. Ожидал, что сначала мне предстоит разъяснительная беседа с сыном по поводу его вступления во взрослую жизнь, а потом уже последует реакция от рязаночки. Хотя рано делать выводы. Нужно ее выслушать для начала.

– Садись, – киваю на стоящее рядом со столом кресло. Не в первый раз ловлю себя на мысли, что называть рязанку по имени вслух мне не хочется.

Юля опускается на стул и расправляет плечи, словно подбадривает себя. Волнуется, это заметно. От такой неестественно прямой позы рубашка на ее груди натягивается, демонстрируя в открывшемся зазоре белое кружево бюстгальтера и оливковую кожу. Зря я туда посмотрел.

– Я слушаю, Юля. И учти – времени у тебя немного.

Рязанка ерзает под моим пристальным взглядом, но задачу я ей облегчать не собираюсь. Она и должна чувствовать себя неуютно в моем присутствии.

– Я хотела обсудить ваши отношения с Димой… Он очень дорог мне, и потому я не могу оставаться безучастной, видя, как он переживает.

Хмм… интересный заход. Что дальше?

– Два дня назад он рассказал мне про ситуацию с мотоциклом.

Нет, оказывается, ничего интересного. Цепная реакция в действии.

– Ты пришла просить для него денег? – я даже немного подаюсь вперед, потому что, черт подери, такая простодушная наглость меня изумляет.

– Нет, нет… что вы, – начинает бормотать Юля, опуская глаза. – Вы вольны распоряжаться своими деньгами, как посчитаете нужным. Я, скорее, о том, что Дима считает, что так вы его наказываете. Тычете в несостоятельность.

– В каком-то смысле так и есть. Мой сын тратит огромные суммы денег на вещи, которые совершенно того не стоят, – тут я делаю паузу и задерживаюсь взглядом на Юле, но та делает вид, что не поняла мой намек. – Пора ему понять, что в жизни ничего так просто не достается.

– Но разве вы не видите, как это смотрится со стороны? – с жаром восклицает рязанка. – Вы делаете себя врагом в глазах сына. И я правда не считаю, что, отказывая ему в покупке, вы поступаете плохо. Вопрос в том, как вы это делаете! Вам нужно прежде всего по душам поговорить с Димой и объяснить свою позицию. Между сыном и отцом должно присутствовать взаимопонимание, и тогда до обид и конфликтов дело никогда не дойдет.

Все-таки рязанка обладает редкой способностью меня раздражать. Да так, что это раздражение я не в силах контролировать. Я допускаю, что из меня вышел не лучший отец, но кто она, черт подери, такая, чтобы приезжать ко мне в офис и проводить лекцию на тему детско-родительских отношений?

– Юля, напомни мне, сколько ты встречаешься с моим сыном?

Она встряхивает волосами и гордо объявляет:

– Четыре месяца.

– А дети у тебя есть?

– Вы прекрасно знаете, что нет.

– Тогда позволь уточнить, на каком основании ты отвлекаешь меня от дел, пытаясь указывать мне, как мне вести себя с моим сыном, с которым я знаком двадцать один год, а ты – четыре месяца? И это при том, что опыта воспитания собственных детей у тебя нет.

Рязанка молчит, только щеки покраснели и ноздри раздуваются. Плохо, Серега, что позволяешь девчонке снова выводить себя. Но ведь снова за живое задевает. Критиковать и учить пытается там, где сама пороха не нюхала.

– Зато четыре месяца мы с Димой не расстаемся. А вы большую часть времени заняты делами, поэтому многое можете упускать. Я всего лишь хочу, чтобы мой любимый человек был спокоен и счастлив. Отношения с родителями – это ведь очень важно, а Дима, насколько я знаю, ваш единственный ребенок, и вы наверняка желаете ему только лучшего.

– Дима, действительно, мой единственный ребенок, Юля. И мой единственный наследник, свадьбы с которым у тебя, напомню, не будет.

– Да можете вы перестать думать о деньгах? – тут же взвивается рязаночка, – Я же о Диме говорю! Что вам следует больше разговаривать с сыном, а не расходовать свою энергию на обвинения и подозрения.

– Ты пытаешься говорить мне, что мне следует делать, а что нет? Ты не слишком ли много о себе возомнила, девочка? – И пусть мой голос звучит спокойно, это не отменяет того факта, что внутри меня все буквально кипит от гнева. Живет в моем доме, пользуется моими деньгами, и теперь пробралась ко мне в офис и пытается учить, как сопляка. И кто? Двадцатилетняя девчонка.

– Я вижу, что с вами разговаривать бесполезно, – гневно сверкая глазами, рязанка резко встает, так что кресло отъезжает назад. – То, что вы добились большого успеха в бизнесе, еще не значит, что вы разбираетесь в людях и все знаете лучше остальных. Дима замечательный парень, и в один день с таким отношением вы его потеряете.

Блядь. Пусть эта девчонка просто уйдет, пока я не наговорил ей лишнего. Не знаю, для чего она устроила весь этот спектакль, но одного она точно добилась – я в бешенстве.

Она быстро шагает к двери и берется за ручку. Дергает. Потом еще раз. Нервно топает ногой и пытается снова. Дверь закрыта на электронный замок, пропуска есть только у меня, Эдуарда и Кати.

Я наблюдаю за ее потугами, откинувшись в кресле, и жду, когда рязанке надоест разглядывать дубовый массив и она повернется.

– Откройте дверь, – требовательно шипит Юля, по-прежнему стоя ко мне спиной.

Все-таки молодежь нынче забавная. Амбиций уйма, а о средствах их достижения они не сильно заморачиваются. Рязанка так вообще интересный персонаж. В ее голову ведь даже мысль не закрадывается, что я при желании могу ее размазать. Пара звонков нужным людям, провалит экзамены в университете, вылетит с бюджетного и пойдет работать стриптизершей. Посещали меня такие мысли. Юле очень повезло, что это не мои методы: был бы на моем месте кто-нибудь вроде Андрея – так бы и поступил.

– Попробуй попросить другим тоном. Может, тогда удастся выйти.

Рязанка молчит, только ее плечи начинают подниматься и опускаться, словно она глубоко дышит.

– Откройте мне дверь, – говорит уже более спокойно.

Ладно, что я, монстр, что ли. Мне еще работать нужно.

Я беру со стола пропуск и поднимаюсь с кресла. Рязанка, заслышав мои шаги, дергается, но головы по-прежнему не поворачивает. Подхожу ближе, так что дуновение кондиционера доносит до меня ее запах: лаванда и свежесть. Даже удивительно, что неприятная мне особа может так приятно пахнуть.

Перед тем как занести руку с пропуском, предпринимаю последнюю попытку ускоренного выдворения Юли из моего дома:

– Я взял под личный контроль финансы своего сына. На дорогие подарки и рестораны у него больше денег не будет. Мое последнее предложение: я перечисляю тебе на карту пятьсот тысяч рублей, и ты навсегда оставляешь его в покое.

Тонкая шея под забранными волосами дергается, и Юля резко оборачивается. Глаза из зеленых стали черными, брови сведены к переносице, губы кривятся. Подается вперед и начинает гневно шипеть мне в лицо:

– Вы… сколько можно меня оскорблять? Кто дал вам такое право? Не знаю, с какими женщинами вам приходилось до этого общаться, но мне вас искренне жаль! Думаете, все в этом мире исчисляется деньгами? А любви, заботы, привязанности не существует? Что, только богатые могут любить богатых, а тем, кто каждый день белужью икру ложками не едят, только деньги в жизни интересны? Мне вас жаль!! Жаль, ясно вам?!

Распалившись, она начинает тыкать пальцем в грудь, и мне приходится перехватить ее запястье, потому что таких жестов я в свою сторону не потреплю. Лавандовый запах становится почти нестерпимым, а взгляд сам падает на ее губы. Розовые и пухлые на грани непристойности, приоткрытые, потому что рязанка тяжело дышит.

– Вы делаете мне больно…

Я и сам не замечаю, как сильно сжимаю ее запястье и что стоим мы слишком близко друг другу. Так близко, что грудь Юли касается моей, а ее твердые соски я чувствую даже через три слоя ткани. Надеюсь, что твердость моего члена она не чувствует, потому что в моей ситуации это было бы непростительно.

У меня снова стоит на девушку сына, а пальцы зудят от желания оттянуть ее нижнюю губу, чтобы понять, натуральная она или нет. Это идет вразрез со всякой логикой, потому что еще минуту назад я хотел рязанку убить.

Не знаю, сколько времени мы молча смотрим друг на друга, пока не раздается попсовая русская мелодия, явно исходящая из мобильного Юли.

Я отпускаю ее руку и отшагиваю назад, а рязанка, густо покраснев, начинает шариться в сумке.

Какого черта, Серега? Снова посетила мысль о том, чтобы ее трахнуть?

Я тянусь пропуском к замку, чтобы поскорее избавиться от запаха лаванды в своем кабинете, но испуганные нотки в голосе Юли, принявшей звонок, вновь меня останавливают.

– Где? А сейчас с ним все в порядке? Да… конечно… я сейчас буду.

Я не успеваю начать волноваться, потому что рязанка сбрасывает вызов и, избегая встречаться со мной глазами, сообщает:

– Дима в больнице. Госпитализирован с приступом аппендицита.

14

Юля

– Кто тебе сообщил об этом? Почему не позвонили мне? – отрывисто бросает Молотов, пока мы быстро шагаем по длинному коридору его офиса. Вернее, шагает он, а я бегу в попытке за ним угнаться.

– Звонила одногруппница Димы. Ему стало плохо на занятии, и она вызвала скорую. Он попросил позвонить ее мне и сказал, чтобы я передала информацию вам.

Последнее я только что придумала, чтобы успокоить отцовское эго Молотова-старшего. Злость на то, что он снова обвинил меня в желании заграбастать его деньги, быстро стерлась тревожным известием и тем, каким обеспокоенным Сергей Георгиевич выглядит.

По пути к выходу я ловлю на себе любопытные взгляды проходящих сотрудников, явно нашедших повод для офисных сплетен. Пусть думают, что хотят. Все, что сейчас имеет значение – это состояние Димы. Черт дернул меня поехать к Молотову именно сегодня, когда аппендикс Димы решил воспалиться. Аппендицит – это ведь не так страшно? Моему папе вырезали, но это было давно. Надо бы погуглить. Господи, надеюсь, с Димой все хорошо.

– Садись, – распоряжается Молотов, кивая в сторону своего брутального внедорожника и до того, как я успеваю взяться за ручку, неожиданно распахивает для меня дверь.

– Спасибо, – искренне благодарю его и быстро юркаю в салон.

В ту же секунду, как отец Димы оказывается на соседнем сиденье, автомобиль срывается с места, да так резко, что моя спина прилипает к спинке кресла. Рука сама тянется к ремню безопасности, чтобы пристегнуться. А олигарх-то гонщик.

Пока я перебираю в голове список вещей, которые могут понадобиться Диме в больнице, Молотов достает телефон и, потыкав пальцем в экран, прикладывает его к уху.

– Федя, у меня сын к тебе в больницу с аппендиксом попал. Я сейчас как раз еду. Возьми его состояние под личный контроль, ладно? Буду глубоко признателен.

От его спокойного твердого голоса паника внутри меня ослабевает, и я тихонько выдыхаю. Все-таки приятно, когда за дело берется мужчина. Я бы и сама со всем справилась, но все равно приятно.

Оставшуюся часть пути до больницы мы едем молча. Я вдыхаю терпкий парфюм Молотова, и меня то и дело тянет посмотреть на его руки, лежащие на руле. Не знаю, почему крупные смуглые кисти под белой манжетой так на меня действуют. Наверное, потому что они как из рекламы: большие, с выступающими венами, своим видом намекающие на то, что могут с легкостью свернуть мне шею. Снова преют подмышки и перехватывает дыхание. Ох уж эта тяжелая энергетика сильных мира сего. Может быть, существуют какие-нибудь курсы «Имиджа крутого олигарха», на которых обучают тому, как заставлять людей вокруг чувствовать себя неловко одним присутствием?

– Надо позвонить Снежане Борисовне, – вспоминаю я на подъезде в больницу. Молотов ничего не отвечает, лишь слегка кивает головой, как бы давая на то свое олигархическое одобрение.

Снежану новость о госпитализации сына приводит в полнейший шок. Она восклицает: «О боже, боже! Он наверняка грыз много семечек» и даже пару раз всхлипывает, после чего обещает примчаться в больницу сразу же, как закончится процедура обертывания.

Машина останавливается на парковке больницы, и мы с Молотовым, словно спецназ на задании, одновременно покидаем салон. И даже дверьми хлопаем в унисон.

Оказавшись за стеклянными больничными дверьми, я нахожу глазами стойку ресепшена и уже собираюсь атаковать бабульку, сидящую там, расспросами, но Молотов вдруг перехватывает мой локоть и тянет в противоположную сторону.

– Но там же… – я растерянно тычу в удаляющееся окно из толстого оргстекла, неуверенная, что олигарху из Лондона известны внутренние распорядки московских больниц.

– Просто следуй за мной, – негромко распоряжается Молотов, подтаскивая меня к лысеющему коренастому мужчине в добротном костюме. В голову некстати приходит мысль, что он похож на Эркюля Пуаро. Из сериала, конечно, а не на того жуткого мужика с кошмарными усами из недавней экранизации «Убийства в „Восточном экспрессе“».

– Спасибо, что встретил, Федь, – Молотов крепко пожимает Пуаро руку. – Как Дима?

Несмотря на спокойствие тона, в его голосе угадывается тревога, и я снова думаю, что Димин отец все-таки хороший. Меня недолюбливает, факт, но о сыне беспокоится.

– В порядке все, Сереж, не переживай, – добродушно басит мужчина. – Дело-то молодое. Операция пять минут назад закончилась. Проводил наш самый опытный хирург, Горунов, если знаешь такого. Как сын твой от наркоза отойдет, переведут в отдельную палату и сможешь навестить.

– Спасибо тебе, Федь. Есть еще одна просьба: пропуск мне нужен, чтобы с вашими цербершами седыми на ресепшене не ругаться.

– Сделаем, Сереж. Для тебя и для Снежаны, правильно понимаю?

Молотов бросает короткий взгляд в мою сторону и вновь смотрит на распорядителя пропусков.

– Три. Живцова Юлия Владимировна.

Божечки! И для меня сделают пропуск?

– Сделаем. И давай договоримся: никаких благодарностей, Сереж. Я и так твой должник по гроб жизни. Пойдемте, я вас проведу на нужный этаж.

Мы послушно идем за квадратной спиной мужчины к лифту, а я борюсь с желанием обнять Молотова и извиниться за все, что я ему наговорила. Я всегда ценила в людях великодушие, и то, что Димин отец проявил его по отношению ко мне, кажется мне невероятным и от этого вдвойне ценным.

– Спасибо большое вам, – трогаю его за локоть, когда серебристые створки лифта закрываются. – За пропуск и за то, что все так устроили с Димой. Я это очень ценю.

Молотов ничего не отвечает, лишь опускает взгляд на мою ладонь на своей руке, отчего я мгновенно заливаюсь краской и ее отдергиваю. Идиотка, Юля. Почему сразу убрать не могла?

Мы проводим в больничном коридоре около сорока минут, прежде чем нам говорят, что мы можем войти в палату.

Лежащий на койке Дима выглядит как человек, перенесший операцию. То есть хреново: лицо цвета его любимого сыра с плесенью, губы серые.

– Как ты? – осторожно беру его за руку. – Я волновалась. Вернее, мы оба волновались. Я и твой папа.

Я оглядываюсь на Молотова, стоящего за моей спиной, и немного отодвигаюсь, освобождая место рядом.

– Было так больно, – Дима страдальчески кривится. – Затошнило. Думал, в ресторане рыбу тухлую подсунули, а оказалось – аппендицит.

– Главный врач больницы взял дело под личный контроль. Все будет в порядке, – подает голос Молотов. – Думаю, дня три-четыре, и тебя отпустят.

– Пять или семь, – вздыхает его сын. – Так хирург сказал.

– Лежи сколько нужно, Дим. Главное, чтобы все зажило. Твой папа для нас пропуска сделал. Буду приходить к тебе каждый день. И ты мне список напиши, что тебе привезти, ладно? А по поводу еды я у лечащего врача уточню.

– Сынок!!! – раздается театральный визг за нашими спинами. – Как же тебя так угораздило?

Мы с Молотовым, следуя традиции синхронности, оборачиваемся, чтобы взглянуть на источник шума: Снежану, пахнущую как шоколадная фабрика и выглядящую так, словно где-то поблизости проходит дискотека.

– Семечки. Это все семечки, – причитает она, втискиваясь между нами. – Юля, срочно выкинь эту дрянь, ты меня поняла?

А пока я думаю, при чем здесь семечки и почему она так уверена, что я пичкаю ими Диму, она склоняется к нему и начинает безостановочно гладить его лицо.

– Бедненький мой сыночек. В такой клоповник тебя привезли.

С плача Ярославны она вдруг резко переходит на деловой тон и объявляет:

– Сереж, надо в Израиль отправить Димку на реабилитацию. У нас лечить не умеют – глазом не успеешь моргнуть, как инвалидом сына нашего оставят. Слышал, животы с тряпками зашивают? Я с ним поеду, буду следить…

– Снежана, не пори чушь, – раздраженно отзывается Молотов. – Здесь прекрасные врачи, а аппендицит – неприятная, но рядовая операция, и никакая реабилитация в Израиле после нее не нужна.

– Вот ты снова, Сереж, на сына сквозь пальцы…

– Снежана, – звучит короткое предупреждение, и женщина, надув губы, замолкает.

Нет, все-таки не зря я подозревала, что Снежана Борисовна набитая дура. Дура и есть. Молотов все организовал, пока она на обертывании валялась, а она поездку в Израиль себе за счет сына выколачивает.

Все мои последующие попытки заговорить с Димой не увенчиваются успехом, потому что Снежана нависает над ним, как коршун над птенцом.

– Ладно, Дим, – улыбаюсь сквозь зубы, – приду к тебе завтра перед занятиями. Напишешь, что тебе нужно, и я привезу.

Я чувствую на себе пристальный взгляд Молотова-старшего, пока наклоняюсь, чтобы поцеловать Диму в щеку, и в ту же секунду решаю, что в Барвихе ночевать я сегодня не останусь. Провести пять дней в одном доме с отцом Димы… это… в общем, не могу я.

Я выхожу за дверь, оставив Диму купаться в лучах непрекращающейся трескотни Снежаны и молчаливой заботы его сурового отца, и набираю Марине. Она на пару с одной девчонкой из университета арендует небольшую однушку, и я рассчитываю напроситься к ней на ночь. А дальше что-нибудь решу.

– Марин, возьми меня сегодня к себе, а? – жалобно блею в трубку. – Дима в больнице, а я с Молотовым в одном доме боюсь оставаться.

– Не, подруга. Соррян, но не могу. У меня сеструха из Ижевска на три дня погостить приехала.

Вот дерьмо.

15

Сергей

Обратно в Барвиху мы едем вдвоем с Юлей: я сам предложил ее довезти. Находиться с девушкой сына в одном доме как минимум странно, но и вышвырнуть ее на улицу не вариант. Судя по информации Конникова, в однокомнатной квартире, которую рязанка снимала в Марьино, уже живут люди, а суммы на ее лицевом счете хватит лишь на недельное проживание в более-менее приличном отеле. Решу вопрос с ней после того, как со здоровьем сына все утрясется.

Рязанка, тихо пробормотав: «Спокойной ночи», поднимается на второй этаж, а я иду к бару и наливаю себе виски. Кажется, мне его Илья на день рождения презентовал – какой-то элитный шотландский продукт. Ослабляю ворот рубашки и, опустившись в кресло, делаю глоток. Что-то много ты стал пить в последнее время, Серега. Москва, что ли, располагает.

Где-то между размышлениями о контракте с австралийцами и бухгалтерскими отчетами по «Серпу и Молоту» мысли снова возвращаются к Юле. Загадка она какая-то. Вроде все факты говорят за то, что я прав, и рязанка – обычная охотница за богатыми мужьями, но ее поведение все равно не дает покоя. Видел же сегодня: действительно она волновалась за Диму, такое не сыграть. И возмущена у меня в кабинете была искренне, когда я ее в меркантильности обвинил. Хотя, может, актриса она талантливая? С другой стороны, кто сказал, что волноваться за сына она не может. К двадцати годам сложно на сто процентов ссучиться.

После второй порции виски голова невесомо плывет, а веки, напротив, тяжелеют. Решив, что полученной дозы алкоголя на сегодня достаточно, ставлю бокал на стол и иду к лестнице. Возле спальни Димы машинально останавливаюсь и несколько секунд смотрю на дверь. Интересно, как бы рязанка отреагировала, если бы я сейчас вошел к ней? Возмущалась бы или подтвердила бы теорию Ильи о том, что таким, как она, все равно с кем, были бы деньги? Стонала бы она мое имя, если я бы начал ее трахать?

Ничего из этого я проверять, разумеется, не собираюсь и, развернувшись, иду в свою комнату. Алкоголь и отсутствие регулярного секса – та еще гремучая смесь.

Я проваливаюсь в сон сразу после того, как принимаю душ, но через некоторое время снова открываю глаза по причине мучительного стояка. Мне приснилась Юля: голая на мне сверху, с всхлипами и стонами объезжающая мой член. Грудь подпрыгивала в такт движениям, пальцы ласкали розовые соски, и взгляд был похотливый и затуманенный. И да, она не переставая повторяла: «Глубже, Сергей, хочу тебя глубже». Нужно что-то решить с сексом на время, пока я в Москве, потому что так больше продолжаться не может.

Юля

Будильник я ставлю на пять утра, чтобы приготовить Диме еду в больницу и покинуть дом до того, как проснется Молотов-старший. Интернет сказал, что диета после удаления аппендицита включает в себя все жидкое, поэтому я варю бульон из курицы и морс из черной смородины, которую в последний свой приезд передала мама.

Себе на завтрак готовлю овсяные хлопья с орехами, а для Молотова решаю сделать омлет с беконом – точно такой же, какой делаю Диме. Не уверена, что он станет его есть – черт знает, чем лондонские олигархи привыкли завтракать. Может, от осознания значимости своего хозяина желудок Молотова отказывается принимать что-то менее изысканное, чем фуа-гра и трюфеля. Но не приготовить тоже не могу из элементарного уважения к хозяину дома. Надеюсь, он умеет пользоваться микроволновкой, на случай если все же решит вкусить крестьянской пищи.

– Доброе утро, – раздается из дверей кухни густой низкий голос, при звуке которого я подпрыгиваю. Начало седьмого на часах, чего это олигарх на каникулах так рано встал?

– Здравствуйте, Сергей Георгиевич, – поворачиваюсь к Молотову лицом и, встретившись с тяжелой синевой его взгляда, невольно поджимаю босые ступни.

Для такого раннего утра выглядит он чересчур безукоризненно: идеально сидящие темные брюки, голубая рубашка. И я, блин… растянутая футболка с логотипом медийного форума, трикотажные шорты, небрежный хвост и никакого лифчика. Идиотка.

– Я готовлю Диме бульон. И вам завтрак, – начинаю отчитываться я, с каждой секундой нервничая все сильнее. Снова мокнут подмышки.

– Завтрак мне? – темные брови Молотова удивленно ползут вверх. Кажется, олигарх в шоке.

– Омлет с беконом. Я не знаю, едите ли вы такое, но подумала, вдруг вы голодны…

Несколько секунд Молотов пытает взглядом область моего третьего глаза, затем быстро пробегается по ногам и отрицательно мотает головой.

– Я буду только кофе.

Ну, что я говорила? Высокомерный у него желудок. А ведь со вчерашнего вечера ничего не ел. И три яйца пропали. Да и свинка зря своего жирного бочка лишилась. Ладно, возьму омлет с собой в универ в контейнере.

Судя по направленности взгляда на кофемашину рядом со мной, Молотов хочет сделать кофе себе сам, но я его опережаю:

– Вам эспрессо?

Ответом мне служит молчаливый кивок головы. Развернувшись, я встаю на цыпочки, чтобы достать чашку из гарнитура, и ощущаю слабое жжение на пояснице. Как будто Молотов на меня смотрит. Руки начинают дрожать, и щеки пунцовеют. Эй, Живцова, да что с тобой? Он, наверное, в телефон сейчас глазеет. С чего бы ему твой зад разглядывать?

Я достаю чашку и нетвердой рукой ставлю ее в кофемашину, нажимая кнопку с надписью «эспрессо». Раздается громкий звук перемалываемых зерен, и через секунду серебристая трубочка начинает плеваться ароматной жидкостью. Так, неловкой тишины уже нет, и сейчас мне просто нужно будет поставить перед ним чашку и вернуться к готовке.

Читать далее