Читать онлайн Сижу и вижу бесплатно
2012
Толедо
Я люблю тебя, лето! -
закричу я в июне с балкона, погромче.
Погромче, да так, чтоб услышали где-то в Толедо,
Чтоб докричаться до самого синего неба.
До неба, под ним ведь кричат и живут, как и я
Даже те, кто уже изменили привычному кредо.
Я люблю тебя, лето! -
Закричу я
Ну продлись ты еще на полгода побольше!
Солнце, забудь!
Прекрати дни считать, а свети посильнее
Да так, чтоб у нас тут был градус под сорок!
Я люблю тебя, лето-
Прошепчу я.-
Останься со мною подольше.
Встречу
я жду, торопись.
с букетиком белых гербер,
как всегда, у вокзала
не поленись.
я буду обычной,
как в твой первый день
я лето украла,
понемногу к нескромной
поре всех раздетых.
солнце безжалостно
как и всегда.
меньше убитых
собой. а я все жду
и жду. сейчас декабрь
лежит в объятиях глубины
снегов. я не уйду
Айседору
Я верю в светлое "мы",
Я верю в дружбу между
этими кем-то: ты и я.
Я верю в яркое "мы".
Я знаю "мы" будем вечно,
Я знаю "мы" – это синоним
к необдуманным грезам.
Я знаю "мы" будем точно здесь.
Не кончатся кухонный чай
и вода из-под крана.
Не кончится “мы” пока
не сочтут, что оно слишком большое
для жизненных целей.
Не порвутся гитарные струны,
Не порвутся и нервы наши
и связь не порвется,
состоящая из наших душ каши.
И ты будешь приходить точно так же
И звать тебя будут все "дядя Андрей",
А я буду жить тетей Аней в
хрущевке с гитарой, а со мной котофей.
Уж сыграны наши пара спекталей,
Но главное все впереди.
Нам теперь жизнь сыграть надо.
Come on, Айседора! За битой следи.
2013
Ни про что
Так ведь и быть не должно,
что оказываемся на разных концах планеты
мы – кусочки одного "хорошо".
Ведь получается это совсем не нарочно,
что оказавшись по разные стороны баррикад
мы пишем друг другу сквозь-строчно.
Так получилось совсем случайно,
что теперь мы два раза по одному целому
ты возвращайся нечаянно.
Весну
Восемь синиц на моих проводах,
восемь осмысленных лиц.
Несколько тысяч убийц во снегах
и всего только восемь синиц.
Как же им быть против злых глупых птиц?
Кто же поможет впотьмах
разузнать в какой области черных ресниц
разместилися зимы в слезах?
Восемь синиц на моих проводах,
восемь веселеньких лиц
заклевали до смерти всю зиму в слезах
и остались со мной весновать.
Маяковскому
Хорошо у Вас в Стране Советов было, Вова.
Нынче ж только героин да наигрыш,
Самоосознание уже не ново,
самобичеванием – и то не удивишь.
Нынче, Вова, журавли по ощущениям,
чуть ближе облаков летают – высоко,
а синицы с куцыми хвостами падают
прямо в руки. Им, как нам, до жизни далеко.
В этом времени живым быть уж не модно.
Модно истощенным быть до мозга кости
и носить, что в тряпки половые уж не годно.
"Поэтичным" быть иль чтоб трясло от злости.
Модно слушать звук "inferno" очень громко,
модно быть пустым и "экзистенциальным".
Вот еще пытаться думать очень модно,
только лишь пытаться, "думы" недоступны модным.
Дом
В этой квартире четыре окна.
В одной из трех комнат – как на улице
– окно открыто всегда.
В этой квартире как у Кустурицы:
"Жила-была одна страна".
Только вот не “была”, а живет до сих пор
и в стареньких окнах лучистое солнце
играет и светится, смотрит в упор
на пыльно-зеленое бутылочки донце,
послужившее нам – мне и солнцу
– обручальным кольцом.
Простое
из сухофруктов компот
будет сварен за год
до возвращения
сына
маленький кот
станет больше на год
без превращения
в кошку
душевный помет
выйдет из
сумасбродного тела
Непоправимое
Как бы счастливы вы ни были, все что у вас за спиной и под кожей там и останется: раскаленным ножом в спине и отмершей плотью внутри.
С любовью.
Купи мне бутылку виски и квартиру,
а через полнедели от меня не останется и половины.
Купи мне билет на Юпитер или Венеру
или хотя бы на кончик ножа героина,
чтоб долететь до планеты без помощи карты "малина".
Купи мне ирландского кофе с любовью
и через полмесяца будешь таким же, как все –
бездомным поэтом с надрезанной бровью.
Купи мне билет на последние деньги и кусочек
любимого тортика Энджела Делапорте -
гея, любившего моего мужа, не прожаренного, с кровью.
Купите мне кто-нибудь это лекарство
от безудержного "счастья”, летящего только вниз,
влекущего в дальние странствия
и падающего на поле битвы (или на кровать).
Все, что написано без всякой чертовой рифмы
и есть поэтика, только вот
читают ее не глазами и головой,
а на ощупь и с сердцем вывернутым.
Фразам красивым и словечкам заученным
с хромой ноги, шеи не повернув,
пинка дать бы стоило.
Полгода ничего не писав,
а только кистью марая листы белые,
забываешь, что это такое вообще -
буквы выводить карандашом осатанелые.
Всему, что льется из глубины захрясшему,
и в "хорошем и правильном" затвердевшему,
выход давать нельзя ни в коем случае,
но приходится иначе может случиться
не-поп-ра-ви-мо-е.
Просьбу
Согрей меня, спаси меня Джа!
Сделай так, чтоб в голове ее
кроме переводов бамбей куража
была еще каморка для стража.
мыслей ее.
Сделайте, господи, так
чтоб на стене ее начерчены были
не бродскости и куски ахматовских. Брак.
А мои – черным по белому, стихи для собак
2014
Охлаждение
Так в холодных ночах,
и при полусгоревших свечах
вспоминают.
Так, когда согревает лишь
огонь зажигалки, обогревателя жар
понимают.
Так при полупустом бокале,
без всякой смешной морали
раздевают.
Вот именно так, когда не
миллионы любимых и вечных,
знают,
что лучше быть одному,
чем с кем-то недолговечным
бессердечным,
но плохо, когда любовь вырывается
наружу, сквозь кожу испаряется,
а некому
некого
не от кого
нет никого.
Признание
я люблю.
это, знаешь ли, странно и страшно.
я наверно люблю бесшабашно,
но люблю.
я люблю.
это словно бы омут, но чистый, безбрежный
я люблю твой взгляд тепло-нежный.
я люблю,
но боюсь резких слов своих жала
раны от них – почти от кинжала.
я боюсь.
я боюсь
полюбить тебя так, как навечно
сплетаются два кружка в бесконечность.
я боюсь.
я хочу
нежной быть и бережной дамой,
а не шляться в пропитых уголочках Арбата
я хочу,
но я не такая.
ты для меня
это солнце и небо и яркость
и море и свечи и радость
и все что люблю.
ты для меня
это что-то такое родное