Главная
Стихи и поэзия
Илмари Одд
Печаль цвета ламантин. Стихи, миниатюры, стихотворения в прозе
Читать онлайн бесплатно

Читать онлайн Печаль цвета ламантин. Стихи, миниатюры, стихотворения в прозе бесплатно

ISBN 978-5-4498-3384-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

В этот год не облетели тополя…

В этот год не облетели тополя…
Или может это мне приснилось?
И природа тоже удивилась —
Зеленели вплоть до ноября —
Что-то в мирозданьи изменилось!

Под моим окном текла толпа
Пастилой по северной столице,
Воровал фотограф выборочно лица
Для настенного календаря.

Для меня же, будто бы вчера,
По тенистой арочной аллее
Двое шли одну мечту лелея;
Надрывалась хриплая труба,
Незадачливых прохожих не жалея.

Липли парочки в кафе к столам,
Прижимаясь взглядами друг к другу.
Разносился гул как сиплый лай:
То ли вырвался на волю попугай,
То ли бабушки ругали общую подругу.

Зажигались звёзды на мосту,
Город плыл в изнеженном тумане,
По каналам катера сновали,
Дамочки в одежде от-кутюр
Тут и там, как маяки, мелькали.

Память затирает остроту,
Чувств и мыслей скомканы сюжеты,
При закатном полыхающем отсвете
Вспыхнула рябина на ветру,
Как вино на накрахмаленной манжете.

Может мне привиделась она?
Может быть и ты вчера приснился?
В этот год не облетели тополя
И рябина гроздьями обвисла.

Я верила в любовь и загадала…

(Стихотворение в прозе)

Я верила в любовь и загадала…
Она
на краешке окна
искристым белым снегом лежала
долго так,
а я витала в облаках,
дрожала, вдруг растает.
Но проходили дни,
а снег на краешке окна лежал, не тая,
и солнца жаркие лучи
не плавили огнём кусочек рая,
нежданного безоблачного счастья.
А тополиный пух кружился,
вьюге подражая,
и тихо так ложился,
укрывая
мою любовь пушистым снегом летним от ненастья.

Он приходил всегда по вечерам…

Он приходил всегда по вечерам.

А я ждала его и сквозь прозрачную, призрачную, стеклянную преграду своей маленькой, но уютной комнатки, отделяющую меня от большого мира, смотрела с неиссякаемой надеждой вдаль, в узкий просвет между высотками. И он приходил, и точно так же уходил, быстро и, казалось, безвозвратно каждый день.

А на следующий день он приходил снова. Такой утончённый, ускользающий и неуловимый, всегда одинокий и всеми забытый, иногда отрешённый и холодный, бросающий свой прощальный, грустный взгляд на наш город, серый, пыльный, понурый и остывающий, но его присутствие делало город веселее. Во всяком случае, мне так казалось. С его приходом город оживал вновь и всё вокруг играло новыми красками. И я радовалась каждому его мимолётному взгляду, каждой его редкой, но такой желанной и ослепительной улыбке.

Я страстно хотела, чтобы он приходил каждый день. Но… Он приходил не всегда. Вернее, всегда, но часто хмурый, обеспокоенный и чем-то встревоженный. Его встревоженность передавалась и мне, и в душе зарождалось какое-то необъяснимое волнение. А иногда он полыхал ярким пламенем страсти и его настроение заряжало и меня, как батарейка, таким же неугасимым огнём. И я с тоскою молила его – не уходи! Задержись ещё! Подольше! Хоть на минутку!

Я просила его, но он опять уходил… Потому что это неизбежно! Ведь такова его природа, его нечеловеческая сущность. А я ждала, потому что я всего лишь человек, а он…

А он – всего лишь всё время ускользающий и каждый вечер возвращающийся в мой усталый и засыпающий город одинокий Закат!

На палубе

На палубе лишь только ты да я,
Ещё, пожалуй, круглая луна
Подмигивает старому мосту.
И ты молчишь, и даже я молчу.

И только тишина звезду качает,
И всхлипывает редкою волной,
И редким криком птицы за спиной
Пугает, невзначай, я полагаю.

А теплоход в прохладный сон ночной
Ныряет за звездой и забывает
В томлении, как свет звезды играет
В глазах его и тает за кормой.

И мы с тобой, вот так же, с тишиной,
Как с палубой, вполне уже сроднились
И даже в чувствах нежных растворились,
Внимая, как качает нас волной.

Пылкость осени

Запрокинула осень в огне руки-просеки,
Разлеглась, растянулась на спелых хлебах,
Ветер рвал тонкий креп, целовал груди острые,
И стонал, и рычал, как всегда, впопыхах.

Осень, страстью полна, отдавалась играючи,
И косил взгляд завистник прощальный закат,
Осень рыжие косы, бесстыдно сгораючи,
Разметала по сопкам, как царский наряд.

А река закручинилась, дымкой подёрнута,
На поляне трава цвета прелого мха…
Значит, скоро зима, будет вновь перевёрнута
Календарная осень – златая пора.

Уж октябрь отшумел, отгулял, но незваная
Я опять по дороге застывшей уйду
В зиму вьюжную, стылую, долгую, бранную,
Рыжей осени пылкость с собой унесу.

Беспутная осень прошла, пролетела…

(Стихотворение в прозе)

Беспутная осень прошла, пролетела,
Смешала дней летних опавшую память.
Скажи же мне, Осень, что сделать хотела?
Но, жаль, не смогла, не успела, сбежала,
Скрываясь от глаз за времён перевалом,
Ты землю топтала босыми ногами.

А нынче ладони изрезала вьюга,
И щёки, и скулы горят от пожара,
Что ветер с морозом раздул криворуко…
Озябши, сгораю! Нет, нет! Не бывало
Такого с природой, чтоб солнце зимою деревья сжигало!
Иль может остриг кто до солнцестоянья?
Кто тот парикмахер, что столь виртуозен?
Скорей беспощаден, жесток и серьёзен!

Стою и гадаю.
А вьюга на ушко мне шепчет ответы.
Но этого мало!
И в том ли природы открытой приметы,
Когда солнце в шар превратилось белёсый
И лижет обрывками лунного света
Всё то, что оставила дикая осень?

Последний тёплый вечер

Тающий город. Роняет Осень
Белые хлопья на голые плечи,
Тушит огни переходов оземь,
Будто оплывшие жёлтые свечи.

Тихо, тепло, разговор полушёпотом,
Кружит ноябрь засыпающий Питер,
Ласковый вечер наденет безропотно
С нежностью связанный Осенью свитер.

Падают шалые, ржавые, рваные,
Вьюга укроет их шалью ворсистой,
Долго они город с памятью сватали —
В лужах теперь запоздавшие листья.

Люди растерянно смотрят усталые,
Как с неба падает сладкая вата,
Вечер и томное, зыбкое марево —
Осень прощается, небом распята.

Сонно, безмолвно. В преддверии чуда
Парки, аллеи, в смятенье проспекты.
Сыплется снег белым крошевом всюду —
Пишет Зима нам на чёрном прожекты!

Ты говорил – я говорила…

Я говорила – весна растопит
В сердце застуженном лёд.
Ты говорил – талой влагой затопит!
Что слякоть нам принесёт?

Я говорила – летом так жарко,
Тёплая в лужах вода,
Можно по ним босиком пробежаться
Сразу же после дождя!

Ты говорил – что с простудою сляжем,
Нечего ноги мочить!
Я говорила – мы мёдом намажем.
Но, уже поздно учить!

Ты говорил – клонит солнце к закату.
Я же искала рассвет.
Ты говорил – ты сама виновата!
Я же шептала – дуэт.

Ты говорил – листопад поможет,
Спрячет больную любовь.
Словно её припоро'шить возможно?
Золотом, ложью? Уволь!

Ты говорил – белый снег укроет
Шубой озябшую грусть.
Будто согреет пальто меховое?
Глядя в глаза, смеюсь!

И вот теперь ты по лужам бродишь,
Пишешь с утра – «Привет!»
Даже рассветы встречать не против…
Я же пишу тебе – «Нет!»

Когда сжигают листья в парках…

Когда сжигают листья в парках,
И ты стоишь, глотая дым,
И прячешь руки в чёрной парке,
Покажется, что ты один

Жалеешь дней ушедших радость,
Их сходство с юностью самой,
Ты ощущаешь ту предвзятость
Судьбы к тебе и стороной

Впредь огибаешь те аллеи,
Которыми любил бродить,
Когда, казалось, пусть беднее,
Но веселее было жить.

На холсте января…

На холсте января нарисую смеющийся лик,
На холсте Патриарших коньком накарябаю имя
И пройду мимо львов, что вот в этот единственный миг,
Смотрят вслед человеку с улыбкой скользящему мимо

По проулку, в мороз, в город ярких огней и витрин,
Мимо лиц неживых за стеклом, что белей снегопада;
Манекены кивают во след, но без ваших картин
Я легко обойдусь, я сегодня и малому рада.

Город дремлет ещё после праздничных красочных снов,
Ещё искры салютов в ночи загораются в небе,
Аметистовый свет разливается между домов,
Там, куда не захаживал он, там, где он ещё не был.

Не волшебница я, но ведь тоже, признаться, люблю
Пошалить, позаглядывать в окна, дарить всем подарки.
В этот праздник спасибо хочу я сказать январю
За его безответную щедрость и дни, что так ярки.

Курит зимняя дорога…

Курит зимняя дорога —
Жизни полоса —
У земного постового
Снова чудеса!

За обочьем, справа, слева,
Намела зима —
Нет стихии той предела —
Снега закрома!

Ни дерев, ни горизонта!
В мареве седом
Льётся бархатное солнце
Белым молоком!

Только гордо у обочин
Чёрные столбы,
Подбоченившись, нарочно
Ёжатся одни.

Ни прохожих, ни проезжих,
Даже глупых птиц!
У полей небесно-снежных
Не видать границ!

В мире, белизной размытом,
Жизни полоса —
Лишь прослойка для бисквита —
Делит полюса!

Который день за окнами пурга…

Который день за окнами пурга…
Ты далеко, а мне казалось близко…
Там на своей обласканной отчизне,
Там, где тепло, ты вспоминай снега!

Так вспоминай, как больше никогда
Никто не вспомнит хо'лода перронов,
Как сумасшедшим колокольным звоном
Встречала нас сибирская тайга!

А, помнишь, как искрился снег вчера?
Он так же, как и звон, стоял повсюду —
Я тоже это чудо помнить буду
В стране, где мёрзнут даже провода.

Но ты не смог, я тоже не смогла…
Дороги коротки – на карте мира!
А между нами еле видимым пунктиром
Дорога оказалась так длинна!

Осталась только память, только плыть
Нам по теченью, обрывая нити,
В том, что у счастья вечно карты биты,
Зима пыталась нас же обвинить.

Раннее утро

Утро ясно. Свет так тонок.
И орешник – синей свечкой.
Тает лунное колечко,
Уползая за пригорок.

В да'ли звонкая кукушка
Начинает спозаранку
На расплывчатой опушке
С электричкой перебранку.

Воздух чист. И россыпь звёздок
Всё бледнее с каждым звуком.
Ночь уходит мерным стуком
Электрических повозок

И с собой уносит крохи,
Пряча в дальние карманы,
Восхитительные вздохи,
Страсти, тайны и туманы.

Не тревожься, полночная птица…

Не тревожься, полночная птица:
Нет ружья в руках, про'свиста пули
Не услышит в овраге водица,
Гладь не дрогнет, не вздрогнет косуля,

Что напиться к оврагу приходит
Поздним вечером, в синих потёмках,
Когда свет лунный плавно восходит,
Застревая в взъерошенных ёлках.

В речке звёздные искры томятся,
Мочат ноги усталые тени,
В лунном свете колечки искрятся,
Разбегаясь от морды оленьей.

Не тревожься, полночная птица:
Не сидит в кустах чёрных охотник,
Ночь позволила звёздам родиться,
Значит, будет она благородней.

Лист под ногами, на снегу…

Лист под ногами, на снегу!
Последний лист – скупое чудо!
В мороз под тридцать, ты откуда
Упал на пешую тропу?!

Искрится мир! День зимний стыл,
Деревья в изморозь укутал.
Лист, ты, наверно, перепутал —
Не греет солнце грешный мир!

Не зелен сквер и нелюдим.
Всё в этом мире неслучайно!
Возможно ты откроешь тайну,
Печали вечный побратим.

Зачем один? Зачем пылал?
Зачем под небом задержался?
Наверное весны дождаться
Мечтал ты дольше тех, кто пал?!

Кто в безмятежном забытье
Под снежной шалью засыпает
И век свой малый коротает
В уюте, в ласке, в тишине…

А ты пылал другой мечтой
О лете, что тебя любило,
А позже, осень золотила —
Ты ждал, что позовёт с собой!

О ветре вольном, что пленён
Был кроной, словно птица клеткой,
Надеялся – покинешь ветку
Его мечтою окрылён!

Зима жестока и остра —
Прогонит прочь воспоминанья!
По всем законам мирозданья,
Увы, пришла её пора!

В чём же я виновата?

В чём же я виновата?.. Не пришлась ко двору!..
И за что мне расплата, коль не кличу беду?
Вот кофейная гуща растеклась по ковру:
То ли к другу – собака, то ли волк – ко врагу?

Никого не винила. Не искала предлог.
Всё плохое забыла. Может был в том урок?
Может к счастью разбита чашка об пол была?
Сколько горе хлебать мне? Нахлебалась сполна!

Осторожно осколки я в ладонь соберу,
Смажу клеем и в сердце залатаю дыру.
Ну, а если порежусь, упадёт, не беда,
Капля алая на пол, на ковёр, на глаза

То ли друга-собаки, то ли волка-врага…
Кто из них будет рядом? Я не знаю пока!

В темноту не могу… intermezzo

В темноту не могу!
Ты закрой на замки все дверцы!
Можешь выбросить ключ,
Можешь выбросить ветхое сердце.
Обмотайся в фольгу
Из подаренных снов и инерций —
Отблеск прошлого жгуч —
Ты сыграл в нём своё интермеццо*!

Белым мелом вокруг
Заштрихую все тёмные пятна:
Узких лестниц пролёт,
Чёрных клавиш квартир и простраций.
Может замкнутый круг
Отпугнёт темноту безвозвратно,
И она уползёт
В переходы заброшенных станций.

– — – — – — – —

* Интерме́ццо (итал. intermezzo от лат. intermedius – находящийся посреди, промежуточный) – небольшое комическое представление, разыгрываемое между актами или картинами оперы-сериа; небольшая самостоятельная инструментальная пьеса или часть инструментального цикла. (ВикипедиЯ)

Одиночество на Тверской

(Стихотворение в прозе)

Я знаю, ты забудешь обо мне
Быть может раньше,
чем собьются стрелки на руке
В одну прямую,
Что не разобрать
Часы, минуты ль… Всё спешат? Стоят?
Секунды измеряют этот взгляд,
Улыбку, взмах руки и поворот
На «здравствуй»,
что промолвишь за спиной,
В надежде на знакомые черты
Взглянуть…
Мечты, мечты, желанные мечты!
Но стрелки так неумолимо холодны,
И время, заразившись пустотой,
Вот так же, обознавшись, за тобой
Последует по улице Тверской.

И я, опешив, в ступоре, одна,
На миг забуду для чего я шла
По этой улице,
Пусть не безлюдной, но
пустой,
Где столько раз бродила, но такой
Бездушной, как и этот день,
Что тень мою, застывшую на миг,
Вобьёт в асфальт, как старый гробовщик;
И взгляд тот, предназначенный не мне,
Занозой засвербит в сердечной глубине.

В придорожном кафе Мангуст…

В придорожном кафе «Мангуст»
Под селёдочку и пармезан,
Водку, пиво и чипсов хруст,
«Подавался» слепой музыкант.

Громко пела его труба,
Гениально, как ни крути,
И играл он на разный лад
Разноликую ноту «си».

А под взглядами в пьяном дыму
В самом дальнем углу, у окна,
Вдохновенно внимая Ему,
Каждый вечер сидела Она.

Он играл городской блюз,
Она палец макала в коньяк,
Превращалась сама в слух,
Когда ей Он стихи пропевал.

Так за годом тянулся год,
Становился Он стар и сед,
Стал потягивать самогон,
Пепел стряхивать с сигарет.

Забывал про Неё и в ночь
Уходил Он всё чаще сам,
Развесёлая пьяная голь
Стала вдруг и жена, и брат.

А Она, обронив слезу,
Всё читала его стихи,
Доставала его трубу
И училась брать ноту «си».

Как-то в ночь, когда ветер завыл
За окном, как голодный шакал,
На стене замолчали часы,
Разлила, вдруг, Она чёрный чай.

Пробирал до мурашек озноб,
Желтозубая скалилась тьма.
В эту ночь Он домой не пришёл —
Вот уж утро и первый трамвай…

И не год и не два с тех пор
Пролетело, хоть плач, хоть скули…
Вдруг услышал застывший двор
Разноликую ноту «си».

Жалость

(Памяти Безобразова К. М.)

Этот мир не такой для тебя и меня,
И для нас он потерян.
Птица-осень взлетит посреди сентября,
Нам оставит лишь перья.

Как большая вода в неспокойной реке,
Что с напором весною,
Разбиваясь о камни, теряясь в песке,
Остаётся рекою.

Так и мы на Земле остаёмся мечтать…
Что ещё нам осталось?
Над своими могилами скорбно рыдать…
Это скорбь или жалость?

Это жалость – не к тем, кто навечно ушёл,
А лишь к тем, кто остался,
По причине, что каждый родится с мечтой
Отыскать своё счастье!

Это жалость – к мосту и к стоячей воде
В коей всё отразится,
Что оставлено нами на белом холсте:
Слепки, маски и лица.

Мажет чёрным по белому пепел мостов,
Мажет красным расплата…
Чистый лист у того, кто совсем не живёт,
Жизни нет аттестата.

Те мазки на холсте не смахнёшь, не сотрёшь —
Наши годы, тернисты!
За спиною рисуют не лик, а нутро!
Их картины пятнисты!

И лишь только в конце самым крайним штрихом
Чёрно-белая осень
Ставит жирное «всё» скромным чёрным крестом
В твою раннюю проседь!

Не пьедестал избравшим, а забвенье…

(Стихотворение в прозе)

Что есть Дар Божий?
То же, что Талант*!
Бывает,
В тишине, ломая карандаш,
Я думаю об этом,
Рассуждаю…
Кому-то щедро ссыпала судьбы рука талантов**,
Даже чересчур, с лихвой,
Что одному не унести
И не постичь…
И это тянет вниз… Как жаль!
Ведь должен тот Талант был осчастливить многих,
Что смотрят на него, надеются достичь
Высот таких же и не ниже… Но…
Он выбирает путь иной,
Разменивая И'скру Божию на гро'ши,
Что жалкий этот мир
Швыряет тем неопытным, не глядя,
Потерянным во мраке ночи,
Наказ отцов в угаре позабывшим,
Не пьедестал избравшим, а забвенье!

И пусть, он даже будет не забыт, но
Многие, сгорая, как комета,
Срываясь с трона, падают на дно
Самой глубокой впадины Вселенной,
И гаснут…
Так коротка их жизнь! Так мало счастья
В ней было,
Только пшик и только страсти
Земные,
Что И'скру Божьего Таланта сгубили заживо!
Это ль не досадно?!

– — – — – — – —

* Талант – присущие от рождения определённые или выдающиеся способности и умения. (ВикипедиЯ)

** Тала; нт – др. греч., лат. talentum) – единица массы и счётно-денежная единица, использовавшаяся в античные времена в Европе, Средней Азии и Северной Африке. (ВикипедиЯ)

Раба Любви, Раба Мечты…

(Стихотворение по мотивам кинофильма «Раба любви»)

Тебя несёт судьбою под откос,
Раба любви, раба без сожаленья.
А на устах один немой вопрос:
«Вы, люди, звери?!» А в глазах – смиренье.

Кино, театр, а душа нага.
Ласкает публика, глазами раздевая.
Здесь блеск и шик, а там другая жизнь,
Как кляча старая она хромая.

Душа болит. Одна. Горит свеча.
И дочка плачет, в колыбели засыпая.
А хочется всего лишь толику тепла,
Чуть-чуть любви, но пред тобой стена глухая.

Душа открыта и чиста, нежна.
И верится сегодня в счастье!..
Но мир жесток, отравлена свинцом мечта —
И кровь течёт рекой с его запястья!

Вновь новый день и рампы зажжены.
И снова гримом разукрасят в счастье…
Но рухнул мир – нет света впереди!
И ты уж к революции причастна!

И вот летишь в вагоне под откос…
Раба любви, раба мечты и чуда!
В тебе одной моря невыплаканных слёз,
И женских судеб крах, и мира судеб!

Музыкант

Зачем же бить по струнам и по пальцам?!
Удар коварен и жестоко точен —
Ведь отрывать от лиры музыканта,
Что рвать поэта на сто равных строчек.

Век короток, и жизнь в сомненьях тонет,
В пыли времён что кажется неважным!
Забыт талант… А завтра – всё быть может —
Беспечный мир вдруг вспомнит музыканта!

А он всегда один! Всегда рассветы
По краю грифа бликами играют,
И песен неизбитые сюжеты
Души и струн созвездия роняют!

Что город музыканту, что пустыня,
Всегда на острие, всегда по краю!
Здесь ни при чём ни слабость, ни гордыня —
Он сам себе судья! И, полагаю,

Нет строже, беспристрастнее Фемиды —
Души его, что мечется в надежде
Из нот семи и литер дефицита
Сложить никем не сложенную песню!

Я просто блик!

Ветер сбивает с ног,
Душит в груди моей крик.
Мир без тебя продрог,
День без тебя застыл!

Чья-то скупая рука,
Пишет судьбы чистовик…
Мне без тебя нельзя,
Я без тебя – блик!

Блик на отвесной стене,
Солнечный блик в облаках,
Но лишь найдёт тень,
Скроется блик навсегда.

Ветер в лицо – враг,
Снег лепит мелом в глаза.
Выбросить белый стяг,
Белый на белом неся?

Дышит встревоженный сад,
Мрамора жжёт белизна,
Не повернуть время вспять,
Режет зрачок пустота.

Города тоже боятся…

Не бывает милосердных городов
С одобряющими взглядами, такими,
Что с витрин с разнеженным лицом
Смотрятся в твои глаза большие.
Не стучит в висках бетонных кровь,
Заставляя сердце биться чаще,
В такт твоим шагам прошедшим днём,
Обнажая странности и фальши.

Город, как измятая постель,
Что хранит следы бессонной ночи —
Он, как почтальон, колотит в дверь…
Что в конверте?! Взгляд сосредоточен…
Каждый новый день – письмо в руках!
Вскрыть? Порвать не глядя? Но боишься…
Может, кто-то там на небесах

Вход для пользователей

Меню