Бесконечная шутка

Трудно сказать, в каких отношениях Д.Ф.Уоллес находился с Богом, и как соотносил себя с христианством, но его без тени иронии можно назвать религиозным писателем, а «Бесконечную шутку», соответственно, религиозным романом. Библией Д.Ф.Уоллеса был алфавит, религией — слово, Богом — текст. В работе с языком для Уоллеса нет границ, рамок, догм. Ему подвластно буквально все: грубый лаконизм уличного арго; зубодробительные описания по 100-120 слов в предложении; искрометные, пронизанные тонким юмором диалоги; пейзажи раскаленных аризонских закатов и рассеянного полудня в стылом небе Среднего Запада.Вы думаете, 20-страничное описание, лишенное всякого действия (торчок сидит в комнате, ожидая дилера), это скучно? Д.Ф.Уоллес докажет, что из подобных немудрящих вводных можно выточить одну из проникновеннейших сцен романа. Вы думаете, контркультурный трэш Паланика и Уэлша закрыл тему социального дна? Тогда вы просто не читали главы про Бедного Тони Краузе, страдающего синдромом Отмены в грязном бостонском сортире, испытывая на себе метафизическую тяжесть времени, когда даже секунды становятся угловатыми и острыми, как нож.Вы думаете, что знаете про хроническую депрессию, зависимость, одиночество, а еще — про то, как справиться со всей этой мозговыламывающей херней? Дон Гейтли поведает про глубину ваших заблуждений. Вы поймете, что иногда нужно встать на колени и умолять о помощи, весь такой в слезах, соплях и гное, с эпилептически перекошенной челюстью и судорогами во всех конечностях, просить кого-то там наверху, и не важно, есть он там или нет, и не важно, веришь ли ты в него, просто встань, сука, на колени и проси, — если, конечно, ты готов перешагнуть через Отрицание и на самом деле хочешь выбраться из всего этого дерьма, чувак.А еще вы узнаете про трансцендентальные основы игры в теннис и Теорию воспитания (по убедительности мало чем уступающую штудиям Стругацких); а еще вы познакомитесь с удивительным и страшным миром наркотиков, марихуанововое мышление, пограничное сознание, стадии передоза, разницу между кокаином и спидами; а еще вам расскажут, что такое квебекский сепаратизм и объяснят, почему новым президентом Америки стал эко-популист с запущенной формой мизофобии а-ля Говард Хъюз.Однако главное в «Бесконечной шутке» — то, что действительно заставляет вас продолжать чтение, — ее язык.Один из переводчиков романа, писатель Алексей Поляринов, в одном из интервью прозорливо заметил, что лучшие сцены книги — ее наиболее сложные сцены, где словесная эквилибристика, работа с синтаксисом и умение автора провести свою мысль через десятки, а то и сотни страниц перевешивают любое предшествующее раздражение, головную боль и сонливость, каковые, порой (чего уж скрывать), могут возникнуть при исследовании буреломов этого поистине циклопического текста. Дмитрий Быков называл подобный опыт «наслаждающимся чтением», — характеристика, весьма точно отражающая впечатления от «Бесконечной шутки».Д.Ф.Уоллесу нет равных в описаниях патологий, нервозов, сложных суицидальных состояний. Он владеет техникой зубодробительного «слоу мо», когда все движения, мысли и ощущения героев описываются с той степенью детализации, что перед читателем сцена предстает в буквально-таки анатомическом разрезе, оставляя, впрочем, простор для собственно читательских интерпретаций.Штудируя «Бесконечную шутку», ты невольно становишься адептом Слов и Текста, человеком, стремящимся к пониманию и гармонизации мира через служение Книге, к почти каббалистическому взгляду на вселенную.Говорят, Д.Ф.Уоллес «покончил с постмодернизмом»: и действительно, после «Бесконечной шутки» попытки вернуть литературу в теплую ванну все обесценивающей иронии выглядят откровенно беспомощно. Однако, вынося приговор постмодернизму, Д.Ф.Уоллес не предлагает блистательной альтернативы, только ее бета-версию. В текстах Уоллеса, будь то романы, эссе или рассказы, преизрядно звенящих, исповедальных кусков. Уоллес умеет писать, будто с него сорвали не только одежду, но и кожу. И на каждую такую сцену приходится три (если не пять) проходных. Текст Уоллеса перенасыщен описаниями сюжетов выдуманных фильмов, правил несуществующих игр, эффектов наркотических препаратов, и так далее и тому подобное. Это утомляет, этому нет внятного оправдания.Д.Ф.Уоллес демонстративно отрицал постмодерн, но его главный роман в значительной мере состоит из чисто постмодернистских трюков. Нарочитая переусложненность архитектуры текста, игры с хронологией, постоянная ломка нарратива, отсылки ради отсылок, смешной, но совершенно необязательный псевдо фантастический стеб в жанре альтернативной истории: террористы-колясочники (ха-ха), катапульты, запускающие мусор на территорию Канады (два раза ха-ха), а еще — изобретательные, но быстро приедающиеся байки про сумасшедших/наркоманов/алкоголиков на разных стадиях распада личности. Далее везде.На мой взгляд, избыточность «Бесконечной шутки» проистекает из патологически зацикленного сознания автора, его болезни, депрессии. Книга гигантоманских излишеств (1 200 страниц плюс 388 ссылок, к которым, разумеется, есть дополнительные пост-ссылки), — и на всем ее протяжении тебя не покидает странное клаустрофобическое ощущение. Ты находишься внутри головы Д.Ф.Уоллеса, это и храм, и тюрьма, здесь не знают стоп-слова, здесь не умеют прибегать к остранению. Подобно американскому торнадо, роман затягивает в центр шевелящегося безумия, из которого нет и не может быть выхода.

Дэвид грёбанный Фостер УоллесВОПРОС.
Ответ: Только если вы умерли или младше 18. Всем остальным, кто живёт — читайте.Сегодня дочитала Бесконечную шутку. Чем ближе я была к концу, тем медленнее хотелось продвигаться дальше, и теперь её нет, но она продолжается, как и моя жизнь. Начинал её читать один человек, завершал читать уже другой. Три месяца борьбы с собой и страхами ночи. Как 12 ступеней по лестнице прямо, не вверх и не вниз. Я идентифицировалась с каждым героем, подписываюсь под каждой буквой. Если вы захотите задать вопрос, в чём смысл книги? Задайте и ответьте себе на вопрос в чём смысл жизни, когда вы будете стоять на её краю.Под впечатлением. Без отрицания. Просто: «Воу!».Помните, я писала обзор на Шум и ярость Фолкнера? Между Шумом и яростью и Бесконечной шуткой можно провести параллели. В обеих книгах — три брата.Марио — Бенджи. Средний брат. Он наблюдает за окружающим миром и больше контейнирует в себя происходящие события, не в состоянии на них влиять или говорить о своих чувствах. Как летописец, он подмечает то, что происходит в других, ощущает происходящие изменения, но не хочет их анализировать. Марио — зеркало, отражающее других.Орин — Квентин. Старший брат, помешанный на рационализации и закрывающийся интеллектом от реальности. Орин сильно боится тараканов и живёт в квартире, где их очень много. Орин настолько боится этих насекомых, что не может даже убить, ведь для этого нужно будет прикоснуться к ним, поэтому, сталкиваясь с тараканами, он накрывает их стаканами, которые позже выкидывает не глядя. Пол его квартиры весь состит из перевёрнутых стаканов. Контейнированные тараканы. Со временем стёкла стаканов запотевают, и можно представить, что там ничего нет. Невозможность близости приводит к чрезмерной замкнутости в себе, от которой Орин потом погибает. Человек за стеклянными стенами. Квентин в Шуме и ярости тоже погибает от замкнутости на себе, кончает жизнь самоубийством.Хелл — Джейсон. Младший брат. Настолько умный, что про́пасть между ним и другими становится огромной. Впоследствии он сталкивается с проблемой невозможности выражать свои мысли, и его принимают за дурака.И есть ещё Джоель — Кэди. Девушка, скрытая вуалью. В прошлом совершенно красивая и бывшая девушка старшего брата Орина. В Шуме и ярости у Квентина тоже есть чувства к Кэнди.Для чтения Шума и ярости очень важна погружённость в контекст. Знания американской истории. И это должно откликаться в нас самих. Возможно, по этой же причине, мне не нравится. Над пропастью во ржи. Проблемы американского юга, с его упадком, кровосмешением, рабством — мне не близки. Поэтому даже несмотря на трогающую меня тему замкнутости человека, мне сложно было сочувствовать главным героям.В Бесконечной шутке люди и их проблемы выходят на первый план, не нужно идти в учебники, чтобы начать сочувствовать персонажам.

В мировой литературе XX века есть три великих сюрреалистических кирпича: «Улисс» Джойса, «Радуга тяготения» Пинчона и, она самая, «Бесконечная шутка» Уоллиса.А теперь скажу, почему отдаю предпочтение последней вещи. Во-первых, она проста для понимания: в этом смысле всю сложность романа сильно преувеличивают (главное для будущего читателя это преодолеть треть романа – учитывая его объем, задача не из простых, – и тогда уже можно по-настоящему втянуться в книгу). Тогда как «Улисс», подобно тасованию колоды карт, совмещает в себе действительно гениальные главы с трудноусваиваемыми, а «Радуга тяготения» в последней трети превращается в безумную фантасмагорию.Во-вторых, это личное, я бы даже сказал, очень личное произведение. Всё, кто страдает или же страдал какой-либо – абсолютно любой – зависимостью или депрессией, должны познакомиться с этим романом (по моему скромному мнению, никому лучше Уоллиса – ну разве что ещё Акутагаву можно назвать и его рассказ «Зубчатые колеса», – не удалось так точно передать все чувства и страдания людей с суицидальной депрессией; так мог написать только человек, который на собственном опыте испытал это).

"Бесконечная шутка", безусловно, - выдающееся произведение: и по масштабу, и по широте охватываемых тем, и по безудержности фантазии. Я читал на английском, и процесс занял у меня больше года, так что я основательно и надолго погрузился в реальность книги, и чем дальше, тем всё меньше мне эта реальность нравилась - настолько она мрачная, изощрённо болезненная, тошнотворная. Наверное, поганее я себя чувствовал только при чтении как раз "Тошноты" Сартра. Автор, кажется, ставил перед собой задачу нарисовать духовный портрет современного ему американского общества, и основной вопрос, который меня мучал при чтении, был таков: удалось ему нарисовать объективную картину, или всё-таки это в очень большой степени именно его взгляд на эту действительность - взгляд не совсем здорового человека? Если первое, то неудивительно, что ему не хотелось жить в таком мире. Не хочется в это верить, но и иные американские авторы рисуют сходную картину: к римеру, Генри Миллер или Дэвид Линч.

Рыцарь этот когда-то неудачно пошутил, его каламбур, который он сочинил, разговаривая о свете и тьме, был не совсем хорош. И рыцарю пришлось после этого пошутить немного дольше и больше, нежели он предполагал. Но сегодня такая ночь, когда сводятся счеты. Рыцарь свой счет оплатил и закрыл.Профессорский сын, многообещающий теннисист, белая кость, голубая кровь, creme de la creme. Молодой симпатичный профессор философии и языка, эрудит, энциклопедист, человек с потрясающей памятью, мистер Обаяние, признанный интеллектуал. Писатель, в тридцать шесть лет обретший статус культового и положивший начало целому направлению "новой искренности" в англоязычной литературе. Алкоголик, наркоман, суицидник и пациент психиатрических клиник, подвергался агрессивным методам лечения и заработал серьезные проблемы с краткосрочной памятью. Мизогин, известный грубостью в отношении женщин и многими беспорядочными связями, в том числе со своими студентками. Повесился в гараже, не дожив до сорока семи. Один человек. Биполярное расстройство. Кто-то сейчас скажет: Ну и на-фига мне эта "Бесконечная шутка", начну читать, еще сам таким стану". Это не передается ни воздушно-капельным путем, ни, тем более, через маленьких черных букашек на белом листе. Вернее, как раз передается, но не психическое расстройство, а возможность пережить-прочувствовать то же, что другой человек, которому невыносимо больно жить. Еще лучше, зачем мне чужая боль? А вот аккурат за тем, миленький, чтобы ценить собственную жизнь, которая не перманентное страдание. Разумный эгоизм: найди, кому хуже, чтобы осознать, как тебе повезло.Да нет никакого биполярного расстройства, и предрасположенности к различным формам химической зависимости нет. С жиру ваши мажоры бесятся, сочиняют себе проблем с зависимостью. Ну, дай вам бог на своем опыте не испытать, каково оно. Хотя да, немалая доля истины в том есть. Каковы бы ни были причины для первого глотка, затяжки, дорожки - решение начать ты принимаешь сам. Продолжается все уже без твоего участия. А приняв решение прекратить, с ужасом понимаешь, что не получается."Бесконечная шутка" самое масштабное, скрупулезно точное, болезненно подробное исследование аддикций, с каким я встречалась в литературе (а встречалась со многими). И вывод, к какому приходим вместе с автором по этой условно вычленяемой части романа: лучше не начинай, но если случилось связаться - осознай себя зависимым на всю оставшуюся жизнь и не прикасайся больше ни-ког-да. Другие могут употреблять понемногу и от случая к случаю, твое единственное спасение в воздержании.Я сказала "условно вычленяемая", на самом деле, взяв труд прочесть этот фолиант (немалый, и труд, и фолиант), довольно четко выделяешь скрепленные, на первый взгляд хаотично, но по зрелом размышлении единственно возможным способом, основные линии. Фамильный роман, где бесконечные метания мужчин семьи с говорящим именем Инканденца (раскаленный) прихотливо уравновешивается внешней бесстрастностью единственной женщины, нашедшей призвание в благотворительной помощи наркозависимым. Отец талантливый ученый, а после кинематографист, сделавший венцом карьеры полумифическую "Бесконечную шутку" видеоролик (картридж в терминологии романа) со смертельным воздействием на зрителя. Алкоголик, заместивший виски химическую зависимость, не умел общаться со своими нормальными детьми без посредничества маман, и нашел страшную кончину от кухонного прибора - брр. Старший сын Орин: лжец-виртуоз, умница, циник, бабник, чьи эксперименты с веществами закончились аккурат после пубертата. Спортсмен, безболезненно переключившийся с большого тенниса на футбол; сын, без особых внутренних терзаний уступивший любимую девушку отцу и предавший любимца матери чудовищной смерти (не по злобе, а так, от пофигизма). И все ему как с гуся вода.Средний сын Марио инвалид, умственно и физически неполноценный. Однако воспитан мудрой матерью в любящем лоне семьи со всей возможной заботой. Чтобы ни в коем случае не почувствовал себя ущербным. Хэл, младший сын, весомая заявка на звезду профессионального тенниса уже в своей возрастной группе, вундеркинд с энциклопедическими научными интересами, наркозависим от генно-модифицированной марихуаны (никого не напоминает?). В семье Инканденца, как в мозаичной фасетке паучьего глаза отражаются прочие семьи романа: совершенные,несовершенные, чудовищные - все несчастливые. И нет, семья не может быть в современном мире ни гарантом, ни панацеей. Таков, по крайней мере, мой вывод из этой части повествования. Третья основная тема - производственный роман, не-а, никакое не мертворожденное дитя соцреализма. Говорила и буду говорить: книга, не рассказывающая о людях, которые делают дело - пустышка. Так вот, эти самые мальчики мажоры, о которых вы так пренебрежительно отозвались в начале, поглядите-ка, как они пашут. Шахтер в забое, пожалуй что, полегче трудится. И травматизм у него большей частью ниже, Хотя, что касается жизненных перспектив, тут конечно. И что за перспективы? Один из выпуска может стать звездой, остальным светит тренерство при лучшем раскладе. А жилы рвут все, и чудовищный прессинг испытывают, и этапы мотивационной психологической ломки проходят. Роман Уоллеса как книга о спорте - это четкое определение современной системы профессионального спорта как калечащей психику и физическое тело адепта. Никакого "О спорт, ты мир!" Скорее уж: "ты боль".Нет смысла распутывать распутывать туго заплетенный клубок из футурологии, политической сатиры, неутешительных экологических, экономических и геополитических прогнозов, который можно обозначить следующей основной темой. Чего стоит Союз Взаимозависимости - альянс Штатов, Канады и Мексики с орлом в сомбреро и с кленовым листом в лапе на гербе. А год Впитывающего белья для взрослых Депенд (снова зависимость, имеющий глаза, видит) вместо календарного две тысячи невесть какого-то. А стада жутких диких хомяков на месте бывшего штата Мэн. А канадский сепаратист колясочник Марат, говорящий и мыслящий на американерском - ах, что за суржик, над вымыслом слезами обольюсь.Нельзя не сказать о переводе этого тиранозавра среди романов (тыща триста страниц, хотя Литрес говприт о двух тысячах, но это они, кажется, загнули). Алексей Поляринов и Сергей Карпов сотворили чудо. Это не просто хорошо звучит на русском, но великолепно, на всем протяжении, без скидок на монструозный объем. Стилистическое разнообразие голосов книги четко опознается уже с первой трети, приводя на память "Радугу тяготения". Могу ошибаться, но кажется, здесь широко использовали переводческие решения Максима Немцова, найденные им в работе с Пинчоном. И такая преемственность прекрасна, Уоллес не скрывал благоговейно трепетного отношения к писателю. Роскошная книга, отменный перевод.
Что, если я делаю это все чаще и чаще, это становится все менее и менее прикольно, но я все равно делаю чаще и чаще, и единственный выход теперь – распрощаться навсегда.
– Стоячие овации.

Несмотря на то, что уже несколько лет оригинальная английская версия "Бесконечной шутки" стоит у меня на полке, я ждала выхода русского перевода. Эта махина на английском казалась мне недосягаемой, вещью, которую прочтет лучшая версия меня. Сейчас же, меньше чем за месяц без напряжения прочитав русский перевод "Бесконечной шутки", я могу сказать, что главная сложность текста состоит в искажении письменной речи героев в устную. Этот прием удивительно работает с характеристикой героев, которым уже практически не требуется повествовательного описания, сама речь говорит о них много больше, чем классические представления и введения персонажей. Можно уловить целый спектр разных голосов: речь героев, (например) зацикленных на филологических штудиях и литературном языке будет соответствовать правилам языка, речь (например) бандюганов всячески нераспознаваема и отражает образовательное неблагополучие и лингвистическую неразборчивость персонажа. В принципе, на тексте это выражается транслитерацией с устной речи, которую нужно уметь считывать. Отсюда вытекает мое углубленное преклонение перед переводчиками и перед самоотдачей и жаром, с которым они расправлялись с этой и другими задачами по ходу всего текста.В этой рецензии мне важно отметить моменты, за которые я полюбила эту книгу. Через их описание я не хочу мотивировать кого-то ее читать или советовать ее. Я лишь хочу выразить свое удивление перед текстом. И такого рода цель поможет мне обойтись без сюжетных спойлеров.Конечно, наиболее ценным для меня является то, как Уоллес пишет. Я просто в восторге от ювелирной драматургии многих глав. Далеко не всех (тем более, что порядок глав можно было бы, скорее, описать словом "россыпь", чем словом "структура"), но многих; встречающихся ровно с той частотой, чтобы переживать трясину глав, преследующих другую цель - прозябание, обман читательских ожиданий, копание палкой в трупе повседневности (абсолютно, кстати, линчевские приемы, служащие к нему великолепным референсом). Такие главы - своего рода куча пазлов с неоформленными краями, к которым вспышками находятся ключи, придающие им смысл. Но некоторые главы (те, для меня особенные) становятся золотыми пазлами, филигранно выстроенными и лично меня доводящими просто до иступленного восторга и выражающими исключительность автора. Конечно, это главы, подобные первой (которую я прочитала задолго до перевода и именно она стала крючком, на который я попалась). Драматургия этих глав основана не столько на сюжете, сколько на качании маятника от монотонности до катарсических подъемов через просто удивительную искренность. И помечала закладками я вовсе не новых персонажей, а эти, дорогие мне, сцены.Уоллес очень круто играет с читателем. На протяжении первых сотен страниц я пыталась понять хронологическую структуру сюжета (которая дана довольно оригинальным образом) и вычленяла последовательность событий, намечала себе календарь вселенной Уоллеса. И вот, как только из всех подсказок и временных отсылок я собрала эту хронологию, поняла, что за чем следует и почувствовала себя раскусившей хотя бы этот момент (что в начале книги довольно важно), я врезаюсь в готовенькую сияющую хронологию местного календаря, лыбящуюся мне посреди текста ни с того, ни с сего. И в этом весь текст. Тонкость до призрачности уоллевского юмора просто влюбляет в себя. Сюжет здесь подается всегда не напрямую - из рандомных диалогов, документов, слизанных рефератов. Многие писали о том, что первые сотни страниц - это просто разрозненные отрывки: так и есть, но при этом ты еще и наивен в начале настолько, что не знаешь, чему верить в происходящем, воспринимаешь события на одной онтологической плоскости - что история Хэла, что история какого-то наркомана, что история атташе по медицине. Но обнаруживая по сноске список режиссерских работ Инканденцы ты начинаешь что-то подозревать... Для меня - что-то абсолютно важное. Жизнь - это совокупность информации. Этот текст - тоже совокупность информации. Сколь сложно говорить о категории реальности в применении к жизни, столь сложно говорить о ней и в тексте. И Уоллес это очень хорошо понимает.Великолепно это лавирование между искрящимся юмором и непролазной тоской, абсурдностью и искренностью, постмодернистской игрой формами и развенчиванием этой игры. Да, эта книжка - "о чем", о чем Уоллес пишет. Честно, я ожидала постмодернистской пустоты и отсутствия сюжета (или отсутствия разгадки сюжета), но намерение автора обратно. То, "о чем", просто поражает меня своей близостью. Хотя, казалось бы, насколько неактуально звучит для 18-го года (по-крайней мере моего) вся история с наркотиками и алкоголем, занимающая добрую половину книги, (возможно кто-то со мной согласится) будто оставшаяся в 90-х. Конечно, лейтмотивом всего повествования является тема Развлечения, вернее того, как мы не можем с ним справиться и какой засасывающей черной дырой для нас оно является, центральный для сюжета фильм недвусмысленно его символизирует. "Бесконечная шутка" - это не американская пастораль, вернее не только американская. Можно, конечно, говорить о критике капитализма (не за даром тут и, собственно, samizdat, и квебекские сепаратисты). Но, скорее, это ода пресыщенности, ода мирной жизни, в которой ничего не мешает эпикуровскому счастью в удовольствиях, которые и становятся удушающей и истребляющей живое рутиной. Спорной и вдохновляющей является уоллесовская утопия о развитии медиа. Ровно настолько, насколько он с ней ошибся, он будущее угадал. Интересно, что Уоллес решил уйти как раз перед новой эрой - Интернета, ютуба, соцсетей, но так ли многим отличается его футурология от наступившего?Еще раз спасибо переводчикам.

Автор запихнул нас внутрь аутиста во время приступа и наркомана во время ломки, на первых же страницах книги. А Аутист оказался совсем не аутистом и Наркоман далеко не последним из череды сломавшихся, переживших Отмену, не переживших Отмену, с рецидивами и без.
⠀
Через некоторое время о книге в голове остаются лишь тезисные воспоминания, даже если сюжет испарился из памяти. Для Шутки то будет выглядеть так:
*Она бесконечно огромная
*Она такая сложная
*В ней столько наркоманов и алкоголиков
*И ни одного положительного персонажа, поразительно
*У Уоллеса точно не все в порядке с головой было
*Профессиональный теннис изнутри
*Невероятное построение повествования, никогда ранее с таким не сталкивалась
*Каждая фраза несет в себе смысл и важна для общей картины
*Его можно перечитывать бесконечно и каждый раз открывать новые знания
*Бесконечная шутка – это фильм, посмотрев который, все впадают в смертельную фильмозависимость от него
⠀
Очень рекомендую загонным по жизни людям, это прямо как бальзам на душу с этикеткой «Бывает и хуже».
⠀
Это был нужный, важный, интересный опыт, через который должен пройти всякий книголюб для масштабного расширения своих литературных горизонтов. И через много-много лет в голове останется всего одно слово об этой книге – Поразительно.

Огромный, абсолютно американский, роман (1996), содержащий большое количество германской культурной эстетики. Видный представитель национальной прозы, который займет свое место в алькове классики, поскольку будет узнаваем содержательно и понятийно. Множество отсылок к другим книгам, классике философии и романистики. Узнаваемы оммажи к «Миссис Дэллоуэй» (1925) В. Вулф, «Над пропастью во ржи» (1951) Дж. Сэлинджер, «Реквием по мечте» (1978) Х. Селби (младший), «Американский психопат» (1991) Б. И. Эллис, «Бойцовский клуб» (1996) Ч. Паланик, в то время как темы депрессии и одиночества, богооставленности изложены со знанием работ А. Шопенгауэра.Книга преисполнена разных приемов изложения, в основе которых поток сознания избыточность текстуального описания, до степени утраты смысла, как это было в «Моби Дик» (1851) Г. Мелвилл. Хотя это отвечает принципам постмодернизма и метапрозы, где усложнение текста есть само очарование, вместе с тем, создается впечатление, что повествователь давно пребывает в прелести, а потому центральную линию истории нужно вымывать, словно золото из речного песка, будучи при этом в голове безумца демонстрирующего гениальность.Метафорический путь ГГ представлен как блуждание в городских джунглях, среди событий и людей, национального мышления, восприятия, детально описываемого быта, системности жизни отдельных категорий населения полной пагубных пристрастий, что во многом напоминает «Дон Кихот» (1615) М. де Сервантес Сааведра и «Отверженные» (1862) В. Гюго, каждый из которых монумент романтизма пристрастный к избыточному тексту.При чтении книги ощущаются условные, простые и возвратные движения, ретроспектива и панорама реальности изложены по аналогии с игрой в теннис, либо самоудовлетворением, что подчеркивает замкнутость ГГ на свой внутренний мир, и демонстрирует идею «Града на холме». Неожиданностью стало использование принципов сказки, где три брата выступают гранями бытия и борьбы, как зримой, так и общеинтеллектуальной, что схоже с интерпретацией Ф. М. Достоевского в «Братья Карамазовы» (1880), но с оглядкой на князя Мышкина (1869).Д. Ф. Уоллес, как гражданин своей страны, не смог обойти темы избранности американской нации в стиле Фр. Ницше, но увидеть это можно не в тексте, а используемых автором литературных приемах, что хотя и усложняет язык общения с читателем, но не исключает диалога на ином уровне, поскольку: «Вечность - это всего-навсего мгновенье, которого как раз и хватает на шутку» Г. Гессе «Степной волк» (1927).

Пока я читала "Бесконечную шутку" меня качало от глубокого восторга и невероятной любви к этой книге до лютой ненависти и желания ее выкинуть. Причем от любви до ненависти иногда достаточно было одного предложения. И такие разнополярные эмоции по отношению к произведению у меня впервые.В этой книге сюжет не имеет особого значения. Он тут есть. Правда, появляется ближе к 300 странице. Первая треть произведения вообще состоит из историй разных людей, которые как будто между собой абсолютно не связаны. Это просто какой-то хаос из персонажей, диалогов и сюжетов.И, ох, как тяжело через это пробираться! Потому что не понимаешь, к чему все эти описания наркоманской ломки или подробнейшее представление плана теннисной академии, а еще канадские сепаратисты-колясочники и совращение малолетних. Чем вообще все эти вещи могут быть связаны между собой?Когда появляется сюжет, читать становится гораздо легче. Да, и к этому моменту привыкаешь к лексике и возникает интересный феномен: когда ты не читаешь "Бесконечную шутку", ты читаешь о "Бесконечной шутке". Роман настолько затягивает и заполняет собой все пространство, что становится невозможно от него оторваться. Мне даже снилась эта книга: и отдельные части ее сюжета, и то, как я ее читаю.В романе можно выделить двух главных героев. Первый — Гарольд Инканденц — выдающийся теннисист и гениальный лингвист, который скатывается в наркозависимость и медленно сходит с ума. Второй — Дональд Гейтли — наркоман, попавший в реабилитационную клинику, который отчаянно борется со своей наркозависимостью. Но вообще, "Бесконечная шутка" — это густонаселенная книга. Здесь столько персонажей, что в них легко запутаться. Поэтому советую не пренебрегать цветными стикерами и пометками на полях, чтобы не потерять нить повествования.К чему еще стоит быть готовым, так это к гиперфиксации абсолютно на всем. Дэвид Фостер Уоллес может посвятить описанию ворсинок на ковре три абзаца, а описанию капель на стакане с водой — все пять. От этой избыточной фокусировки создается впечатление, что сюжет стоит на месте и вообще ничего не происходит. Но это только впечатление. И весьма обманчивое.В книге очень много смыслов. Это такое многослойное произведение, где смыслы и сюжеты одновременно накладываются друг на друга и постепенно вплетаются друг в друга. Поэтому выделить одну главную мысль этой книги просто невозможно. Да, и нужно ли?И да, это закольцованное произведение: сразу после прочтения последней страницы можно начать перечитывать всё заново, открывая для себя новые смыслы. В этом романе нет начала и конца. Таким образом "Шутка" действительно становится бесконечной. Но я не уверена, что когда-нибудь решусь на перечитывание этой книги.Я люблю и ненавижу этот роман. И никому никогда не посоветую его читать. Во-первых, эта книга не для наслаждения: здесь нет яркого сюжета, динамичных поворотов и неожиданной развязки. Во-вторых, на книгу нужно выделять время. И очень много времени, потому что сюжет требует глубокого погружения. Но я ни секунды не жалею, что прочла это произведение. Оно стоит потраченного на него времени.