Читать онлайн Последний рейс из Дейтона. Переговоры за закрытыми дверями бесплатно

Введение

Записки экс-главы югославского представительства в Вашингтоне Небойши Вуйовича посвящены Дейтонским переговорам, завершившим кровавую гражданскую войну в Боснии и Герцеговине (БиГ). Длившаяся с апреля 1992 г. по октябрь 1995 г. эта война не только унесла почти 100 тысяч жизней и отправила в изгнание сотни тысяч жителей, но и вовлекла в себя множество внешних участников. Финальную точку в ней поставило массированное вмешательство США, оттеснивших от процесса урегулирования европейские державы и продиктовавших сторонам конфликта решение на конференции 1−21 ноября 1995 г. на авиабазе ВВС США Райт- Паттерсон в г. Дейтоне (штат Огайо).

Хотя почти уже четверть века отделяет нас от описываемых событий, книга Н. Вуйовича говорит и о вполне современных элементах международной политики – санкционном режиме и демонизации неподчиняющихся стран и их лидеров, двойных стандартах и силовом диктате.

Записки Вуйовича продолжают серию публикаций мемуарных источников по истории югославского кризиса 1991−2001 гг., издаваемых Институтом славяноведения РАН. Так, в последние годы опубликованы сборники воспоминаний участников миротворческих операций на Балканах1, записки высокопоставленного македонского дипломата Р. Никовского2, готовится к печати перевод книги генерала М. Секулича «Книн пал в Белграде». Задача этих изданий – познакомить российского и русскоязычного читателя с восприятием событий и процессов югокризиса самими его участниками и/или очевидцами и тем самым дать возможность лучше понять его ход и механизмы. В значительной степени к текстам такого рода относится и работа К. В. Никифорова, посвященная контактам Москвы с Белградом и боснийскими сербами в 1994−1995 гг.3

В посвященной Дейтону обширной литературе до сих пор доминирует американская версия, сформированная сразу по горячим следам переговорного марафона. Помимо мемуаров главы американской делегации Ричарда Холбрука «Остановить войну»4, это прежде всего работа Д. Чоллета «Тайная история Дейтона. Американская дипломатия и мирный процесс в Боснии 1995 г.»5, написанная на основе проведенного Госдепартаментом США «Дейтонского исторического проекта». И записки Холбрука, и монография Чоллета фокусируются на действиях дипломатов США, их мотивациях и планах, контактах с боснийскими сторонами, прежде всего – с властями Сараево, с европейскими державами и Россией. Большое внимание в них, естественно, уделено и переговорам с лидером Сербии С. Милошевичем. Однако американская версия так или иначе, вольно или невольно подчинена демонстрации внешнеполитического триумфа США, навязавших свое решение «неразумным балканцам» и принесшим мир туда, где до них провалились все прежние попытки урегулирования конфликта.

Ясно, что мотивация и действия местных участников конфликта, их интересы занимают в этих работах второстепенное место. Тем более что в момент публикации американской версии Дейтона противостояние Вашингтона с С. Милошевичем снова нарастало, двигаясь к своему пику – войне НАТО против Югославии 1999 г. и к смене режима в Белграде 5 октября 2000 г.

Сербские источники по Дейтону были откровенно бедны – главным переговорщиком с их стороны был президент Сербии Слободан Милошевич, но он скончался в заключении Гаагского трибунала через десять лет после конференции на авиабазе ВВС США, унеся с собой в могилу основной объем информации (свергнутый лидер Югославии не успел оставить цельных воспоминаний). Книги же представлявших на мирной конференции Республику Сербскую (РС) ее вице-президента Николы Колевича и министра иностранных дел Алексы Бухи6 отражают лишь факт практически полного отстранения боснийских сербов от реального переговорного процесса.

Поэтому предлагаемые ныне российскому читателю записки Небойши Вуйовича ценны тем, что проливают свет на видение ситуации руководством Сербии и на принятие им тех или иных решений в ходе дейтонских переговоров.

Конечно, никакие мемуары не могут претендовать на всеобъемлющее объяснение причин и мотиваций участников. Например, не выдержала испытания временем версия о стремлении США переместить на Балканы выводимые из Германии войска и базы. Через 25 лет оказалось, что американские базы в Германии остались на своем месте, тогда как базы в Боснии были закрыты, а база в Косово подверглась серьезному сокращению в пользу операций на Ближнем Востоке и в Афганистане. Тем не менее именно такая интерпретация логики Вашингтона определяла действия лидера Сербии и его сотрудников.

Конечно, сам автор дает прекрасный пример того, что язык (как и перо) дан дипломату, чтобы скрывать свои мысли. Описание меню обедов и ужинов, кулуарных подколок во многом позволяет ему умалчивать о сути тех или иных этапов переговоров.

Тем не менее записки показывают дипломатическое искусство С. Милошевича, находившегося в Дейтоне в сложнейшей обстановке – не имея никаких внешних союзников и/или покровителей, более того – будучи объектом давления единственной сверхдержавы тогдашнего мира, покровительствовавшей боснийским мусульманам, сталкиваясь с крайне враждебным к сербам западным общественным мнением, в условиях удушения экономики страны из-за международных санкций ему все же удалось выторговать относительно приемлемые для своей страны и сербского народа условия. Президент Сербии стремился использовать малейшие возможности для наведения мостов с вашингтонскими чиновниками, используя ресурсы дружественных диаспор, прежде всего – греческой, а также успешно разыграв карту заинтересованности администрации президента Б. Клинтона в скорейшем завершении боснийской войны под эгидой США. Вуйович показывает, как, умело подыграв в этом Белому дому, Милошевич смог стать для него необходимым и даже, находясь в крайне слабой позиции, вынудить учитывать хоть какие-то интересы сербов. В этом отношении весьма показательно выглядит описание им использованных главой Сербии методов давления на принимающую сторону – неоднократная демонстративная подготовка к отлету из Дейтона, вплоть до погрузки чемоданов в самолет.

Показывают воспоминания Вуйовича и то, как перенос центра тяжести переговоров на вопросы разграничения, принадлежности тех или иных конкретных территорий позволил С. Милошевичу добиться закрепления весьма существенных прерогатив для Республики Сербской в Дейтонской конституции БиГ. Дальнейший ход постконфликтного урегулирования показал, что, несмотря на все болезненные территориальные потери, именно правовой статус стал фундаментом сохранения сербской автономии в условиях фактического режима международного протектората, установленного в БиГ после 1997 г. Более того, само имя Республики Сербской стало нарицательным для западных дипломатов на Балканах, от которых впоследствии прямо требовали исключить повторения ее прецедента при урегулировании других конфликтов (например, в Косово и Метохии).

Глава представительства в Вашингтоне прекрасно описал сложные отношения внутри югославской делегации, несколько карикатурно изобразил лидеров Черногории и своего непосредственного начальника, главу МИД Милана Милутиновича. Все это еще больше подчеркивает, в сколь сложной и ответственной ситуации оказался в Дейтоне С. Милошевич.

Вуйович видит события глазами белградского функционера, круг его общения – коллеги по МИДу и вашингтонские чиновники, политики и журналисты. Поэтому события на боснийских фронтах фактически проходят вдали от его внимания и знает он о них крайне поверхностно. Даже авиаудары НАТО в августе-сентябре 1995 г. по войскам и объектам боснийских сербов, оказавшие значительное влияние на крах их обороны и стремительное наступление хорватов и мусульман, упомянуты лишь в контексте истории с освобождением сбитых в ходе налетов французских пилотов. Точно так же довольно туманны его представления о размере подконтрольной армии Республике Сербской территории БиГ, о конкретных спорных территориях (прежде всего в районе Сараево) и об их значении для местных сербов.

Автор описывает недовольство отстраненных от переговоров представителей боснийских сербов и не скрывает пренебрежительного к ним отношения. Как политические, так и военные лидеры боснийских сербов изображены в качестве докучливых провинциалов, лишь мешающих настоящим переговорщикам. Даже случай с обмороком М. Краишника после уступки мусульманам всех сербских районов Сараево для него был скорее любопытным анекдотом, а не прологом к трагедии исхода десятков тысяч жителей этих кварталов в начале 1996 г.

Он также практически не касается перипетий формирования единой сербской делегации с решающей ролью С. Милошевича, согласие на что было вырвано у руководства РС началом авиаударов НАТО.

Вуйович описывает свою сферу ответственности – поддержание технических контактов с американской делегацией (и в меньшей степени – с другими участниками переговоров). Особенно интересен его пересказ бесед и рассуждений С. Милошевича. Например – не совсем убедительное, но развернутое обоснование отказа от придания особого статуса Сараево попаданием столицы под полный контроль мусульманской стороны. Весьма живо показаны рассветные переговоры с делегацией Франции по сбитым пилотам, отражающие тогдашние реальные приоритеты официального Парижа, его готовность к срыву переговоров ради внутриполитических эффектов.

Некоторый новый свет проливает Вуйович и на российское участие в Дейтоне. Традиционно считалось, что Россия, вместе с другими их европейскими участниками, была полностью оттеснена американцами от переговорного процесса и лишь пассивно ожидала его исхода. Записки Н. Вуйовича показывают, что и в столь сложных условиях И. С. Иванов и его коллеги оказывали сербской делегации посильное содействие – в том числе информируя о состоянии дел по крайне важному для Белграда вопросу снятия санкций с Союзной Республики Югославии (СРЮ). Данные российской делегации помогали С. Милошевичу ориентироваться в переговорах с американцами.

Споры о том, добился ли Милошевич в Дейтоне максимума возможного или все же пошел на излишние уступки, не утихают в Сербии и Республике Сербской с самого конца 1995 г. Тем не менее практически общепризнанной стала оценка закрепленного в Дейтоне статуса Республики Сербской как главного (если не единственного) сербского исторического успеха эпохи распада Югославии. Действительно, на фоне череды тяжких поражений и территориальных утрат от 1991 г. до отделения Черногории в 2006 г. и сецессии Косово в 2008 г. создание ранее не существовавшей сербской автономии в Боснии и Герцеговине, к тому же наделенной широчайшими правами, и закрепление ее статуса на международном уровне выглядит вполне внушительно.

Автору присуща легкость стиля, бережно сохраненная в переводе А. А. Силкина. Единственное отличие перевода от исходного текста – постраничные сноски, кратко знакомящие читателя с упомянутыми в тексте действующими лицами, событиями и балканскими реалиями. Также в отдельных местах мы позволили себе указать на фактические неточности.

Записки Небойши Вуйовича – полезный исторический источник, он пригодится как балканистам, так и всем исследователям и практикам, интересующимся современными международными отношениями.

Г. Н. Энгельгардт

Посвящаю книгу супруге Весне и дочери Атине, без которых это историческое свидетельство не увидело бы свет

Вместо предисловия

Перед вами свидетельство об одном из переломных периодов новейшей сербской истории. Прежде чем поделиться с вами тем, чему довелось быть свидетелем и участником, пришлось терпеливо прождать двадцать лет, в течение которых я обязан был хранить государственную тайну. Вместе мы проследим хронологию и драматичные события, произошедшие в 1995 г. и ставшие судьбоносными для трех народов, трех государств, региона и Европы в целом. Я старался достоверно представить всех действующих лиц «балканской драмы» и все события, ранее не известные общественности. Не исключено, что это книга развеет многие предрассудки и стереотипы, что совершенно необходимо. Ведь историки и современники должны оперировать ясными и недвусмысленными фактическими данными, дабы лучше понимать и трактовать события недавнего прошлого.

Н. В.

Гамбургер с острым сыром

Вашингтон, 25 апреля 1995 г. В 12:30 шофер нашего посольства Миодраг-Мича Джурджевич повез меня на обед с Дэйвидом Байндером7 – знаменитым корреспондентом New York Times, специализировавшимся на дипломатии и весьма неплохо осведомленным о сербской проблематике. Он на протяжении многих лет писал репортажи из Берлина, Праги и Белграда. Женат был на Хельге – германской гражданке, с которой познакомился во время командировки в Берлин. Там он успел написать книгу о Вилли Брандте – очень хороший портрет немецкого канцлера. Одна дочь у него родилась в Праге, а две других – в Белграде, где он тоже работал дипломатическим корреспондентом.

Столик я заказал в его любимом ресторане «Баристер»8. Мы, по сложившейся традиции, мельком поприветствовали друг друга, ведь это была очередная, и бог знает какая по счету наша встреча. Со времени моего приезда в августе 1990 г. он стал одним из самых близких моих друзей. Я знал, что он закажет, – гамбургер с острым сыром и картофель фри. А перед этим – «Джонни Уокер» с большим количеством льда. Я давно привык к американской кухне, поэтому составил ему компанию и тоже заказал гамбургер, но только с сыром чеддер и салат из помидоров с луком. Эти наши обеды не затягивались надолго, нам хватало часа или полутора, если выпадал случай обсудить что-то интересное. Дэйвид называл этот ресторан «наш клуб» – из-за того, как часто мы в нем встречались. Здесь мы пересекались с Обрадом Кесичем9, который работал в Вашингтоне в компании Irex, а также с Игорем Масловым – российским дипломатом, который тоже хорошо разбирался в американских делах. Он где-то в конце 1990-х гг. уехал в Сан-Франциско, откуда его после известного конфликта двух дипломатических служб, разгоревшегося в связи со шпионским скандалом, выдворили с группой других российских коллег.

В тот день Дэйвид сказал, что у него состоялся неприятный разговор с главным и ответственным редактором Митчеллом Левитасом, поводом для которого стала статья об испанском командире одной из частей сил ООН. В Сараево произошло нападение на гражданских лиц из числа мусульман, стоявших в очереди за водой. Прилетела мина и убила много народа. Испанский лейтенант тогда на коричневом бумажном пакете записал, что мину выпустили с позиций боснийских мусульман. В то время ходили слухи, что мусульмане сами это сделали, чтобы вызвать возмущение международного сообщества, которое наказало бы после этого боснийских сербов и Сербию. Тот испанский офицер подтвердил свою позицию в разговоре с Питером Бруком 10 – техасским писателем и автором колонки в выходившем раз в три месяца журнале Foreign Affairs. Однако Митч Левитас за эту якобы оскорбительную статью, которую Дэйвид написал для New York Times, подвергся серьезным нападкам со стороны американской администрации, а также боснийских мусульман и их лоббистов. Дэйвиду он сказал, что они старые друзья, и он опубликует любую его статью, но с условием, что тот не станет больше писать об «этих проклятых сербах».

Дэйвид выглядел очень разочарованным и подавленным из-за разговора, состоявшегося утром того же дня. Поэтому он и предложил мне встретиться, – чтобы пожаловаться. Говорили, что мусульмане организовали еще одно аналогичное нападение на своих гражданских – теперь на тех, кто стоял за хлебом. Все это ради того, чтобы спровоцировать бомбардировки сербских позиций, которые и состоялись чуть позднее – летом 1995 г. Я сказал Дэйвиду, что разговаривал об этом происшествии с начальником политического управления Государственного департамента по Юго-Восточной Европе Джимом Свайгартом. Тому я напомнил, что есть рапорт испанского офицера, а также некоторые другие донесения и газетные статьи, свидетельствующие о том, что сербские военные формирования не обстреливали ни очередь за водой, ни очередь за хлебом. Свайгарту я заявил, что ему, несомненно, известно о статьях Питера Брука в журнале Foreign Affairs, Дэйвида Байндера в New York Times, журналиста Стивена Розенфильда11 в Washington Post и даже Чарльза Краутхаммера12, которые в один голос указывают, что сербы не виновны в мусульманских жертвах. Свайгарт мне на это ответил: «Небойша, важно, чтобы сербы отступили с позиций, с которых возможно обстреливать, и с которых из их оружия ведется огонь по Сараево. Если бы они отступили, как того требует американское правительство и парламент, и если бы прекратился обстрел Сараево, не было бы таких ситуаций, и не приходилось бы выяснять – кто виноват, а кто нет. Значит, сам факт, что сербы занимают эти позиции, ставит их в положение обвиняемых. Если бы они отступили туда, откуда нельзя обстреливать, ничего этого не произошло бы. Поэтому не важно, кто это сделал. Для правительства важно, чтобы войска отступили, чтобы прекратился обстрел Сараево, так как это вызов всему международному сообществу. Не отвлекайтесь на незначительные детали, смотрите на глобальную картину в целом. Уберите сербские силы с гор, и нам не придется искать выход из таких ситуаций. Пока войска занимают высоты над городом, они априори будут виноваты, так как они здесь, и они обстреливают позиции противника в Сараево». Дэйвид меня внимательно выслушал и сказал, что, по его мнению, такова позиция американских властей безотносительно подобных отвратительных действий мусульман. Мы еще немного поговорили, выпили по бокалу вина, и я вместе с Мичей вернулся в посольство.

Случайная встреча

Из-за этого разговора в тот вечер я дольше обычного задержался на своем рабочем месте в посольстве. Обрабатывал информацию и готовил депеши, когда Милутин Новович – охранник, водитель и по совместительству домоправитель нашего посольства – сказал мне, что кто-то внизу звонит в дверь. Представившись Милутину конгрессменом, посетитель спросил, кто здесь главный, и сказал, что ему надо поговорить с ним. Я велел пустить его внутрь. Спустившись на первый этаж, я увидел человека в домашнем халате и тапочках. Он сказал, что его зовут Билл Ричардсон13, что он конгрессмен из Нью-Мексико, а в Демократической партии его должность называется deputy whip. То есть он был «заместителем кнута» – того человека в партии, кто следит за дисциплиной в рядах однопартийцев, побуждая их приходить на заседания и участвовать в голосовании по определенным законопроектам. По его словам, он пришел, так как имел к нам одну серьезную претензию. А именно (было 19 часов и 10 минут), из-за жужжания, которое издавало наше здание или, точнее, наша антенна, он не мог спокойно смотреть вечернюю новостную программу, которая транслировалась с 19 до 20 часов. Конгрессмен попросил, чтобы мы, хоть и посольство, вели себя более предупредительно в отношении жителей района и, по возможности, приглушали шум антенны на время программы новостей. Я от души расхохотался и ответил ему, что у нас, по-видимому, технологически устаревшие громоздкие антенны, производящие такой шум.

Вообще, все, кто обращал внимание на облик посольства бывшей СФРЮ (в то время СРЮ)14 в Вашингтоне, утверждали, что никогда не видели более уродливого здания и такой большой антенны. Она была необходима для криптозащиты шифрованной радиосвязи между посольством и Министерством иностранных дел в Белграде. Позднему посетителю я пообещал, что попрошу нашего радиоинженера Бранислава Баича перенести время работы антенны с 19:00 на 20:30. Американец не только выразил мне горячую благодарность, отдав должное за то, как я отреагировал на просьбу соседа по улице, но и предложил вместе пообедать на днях. Так я познакомился с Биллом Ричардсоном, не зная еще, что чуть позднее, незадолго до конференции в Дейтоне именно он сыграет одну из ключевых ролей в преодолении кризиса на территории бывшей Югославии15.

Пятидневная миссия Милана Милутиновича

В середине мая, в воскресенье после обеда опять звонит мне Милутин Новович: «Шеф, лучше тебе приехать в посольство, тебя разыскивает наш посол в Греции, хочет увидеться». Я ответил, что буду через 15−20 минут. Столько мне требовалось, чтобы из городка Чеви-Чейз в Мэриленде, где я жил, добраться до Вашингтона.

Когда я приехал в посольство, на первом этаже на диване сидел посол СРЮ в Афинах Милан Милутинович16. После формального приветствия он сказал, что заехал меня проведать, что он очень высокого мнения о моей работе, и, будучи послом в Афинах, следил за отправляемой мной информацией и телеграммами. В Вашингтон его привела специфическая миссия, и, прежде чем приступить к ее выполнению, он счел нужным проконсультироваться со мной по нескольким вопросам. Во-первых, он спросил, что я думаю о конгрессмене Билле Ричардсоне. Я поведал ему про антенну и помехи в его телевизоре, упомянув, что расстались мы довольные друг другом и что он пообещал пригласить меня на обед. Милутинович сказал, чтобы я не ждал и сам при первой возможности пригласил его в ресторан, а после этого обязательно поделился с ним, что я думаю о Ричардсоне и его политическом весе. Общаясь с Ричардсоном, надлежало быть уклончивым и следить за тем, чтобы не выдать секретной информации.

Затем Милутинович рассказал, что у него запланировано еще две-три встречи в Вашингтоне, а после этого он собирался в Джорджию, чтобы встретиться с бывшим американским президентом Джимми Картером в его институте неподалеку от Атланты. Я вспомнил, что был на приеме, который Картер дал на католическое Рождество накануне своего отъезда в Боснию и Герцеговину, в Сараево. Тогда благодаря Картеру впервые удалось добиться соблюдения соглашений о прекращении огня17. Замолчали орудия, обстреливавшие Сараево с окрестных гор, и прекратились провокации мусульманских сил в отношении сербов, занимавших позиции над городом.

Перед поездкой в Сараево Картер, кроме меня, пригласил на прием и хорватского поверенного в делах Крешимира Чосича18 – прославленного баскетболиста, игрока сборной Югославии. В юности он учился в Юте, играл за местный колледж и стал мормоном. Чосич оставил о себе добрую память и в общине мормонов в Юте, и в Вашингтоне, куда его привела дипломатическая работа. Чуть раньше – в апреле того же года – Чосич на одном обеде признался мне, что США оказывают сильное давление на боснийских хорватов и на официальный Загреб, принуждая к формированию Мусульманско-хорватской федерации19 – одного из так называемых энтитетов20 Боснии и Герцеговины. Он не распространялся о деталях, о которых и не был осведомлен, просто обозначил направление американской политики. На приеме у Картера в Госдепе мы по большей части разговаривали об общих друзьях – баскетболистах клубов «Партизан», «Црвена звезда», «Задар» и «Югопластика». По словам Чосича, он понимал, что мы, то есть он и я, будучи представителями хорватского и сербского народов, являемся в некотором смысле отверженными, если смотреть с точки зрения магистрального направления американской политики21. И в шутку добавил, что мы, несмотря на это, по-видимому, неплохие люди. Мы оба рассмеялись. После этого вечера мы встречались один или два раза перед тем, как он скончался.

Потом Милутинович попросил меня подбросить его до отеля «Хилтон» на Капитолийском холме, где через полчаса у него была назначена встреча. Новович отвез нас, а когда мы подъехали к отелю, я проводил Милутиновича до дверей. Там он представил меня Крису Спиру 22 – бывшему лидеру Демократической партии в американском штате Нью-Гемпшир. Когда мы познакомились, Спиру возглавлял парламент в одном из американских штатов. Впоследствии он претендовал на пост губернатора Нью-Гемпшира, но проиграл выборы республиканскому кандидату Джону Сунуну.

Милутинович остался в отеле, а я вернулся в посольство. Впоследствии я узнал, что у него была американская виза всего на пять рабочих дней, в течение которых он провел несколько встреч, в том числе и с конгрессменом Биллом Ричардсоном, с которым он встретился в «Хилтоне» в тот же день, когда я его подвозил.

Письмо Слободана Милошевича 23

Уже в начале июня Милутин Новович появился как-то раз в дверях моего кабинета: «Шеф, внизу женщина, она принесла дипломатический паспорт конгрессмена Билла Ричардсона и требует, чтобы ему срочно поставили визу». Я ответил, чтобы ее провели ко мне. Дама представилась шефом протокола Конгресса и заявила, что принесла просьбу о предоставлении визы Ричардсону. Ответив, что мы с ним знакомы, и он мой сосед, я рассказал ей о проблеме с антенной, которую мы решили к взаимному удовлетворению. После этого я спросил ее о цели поездки в Белград. Она сказала, что Ричардсона пригласил президент Милошевич, а наши люди из консулата переадресовали ее ко мне, потому что им требовалось согласие начальства для выдачи визы такому высокопоставленному лицу. Затем она извлекла из папки письмо, в котором было написано: «Приглашаю конгрессмена Билла Ричардсона в любое удобное для него время приехать и увидеться со мной в Белграде». Подпись – «президент Слободан Милошевич».

Я поинтересовался, когда Ричардсон планирует отправиться в дорогу. «Рано утром», − ответила она. Мне стало ясно, что из-за разницы во времени я не располагаю пространством для маневра и не могу отправить в Белград вопросы относительно выдачи визы. Я сразу распорядился удовлетворить ее просьбу. Ведь я не только познакомился с Ричардсоном и разговаривал с ним, но и увидел письмо за подписью президента Милошевича, которое само по себе было достаточным основанием для выдачи визы. Нечасто мне доводилось видеть корреспонденцию такого рода. Я был осведомлен о том, к какой технике и методам он прибегал в своей работе. Немногие могли похвастаться тем, что имели бумагу с его автографом.

Я вызвал Нововича и велел проводить даму, чтобы ей поставили в паспорт Ричардсона многократную визу на полгода. Это было мое решение, которое я принял в отсутствие времени на дополнительные проверки и консультации. Письмо, по моему глубокому убеждению, было подлинным. Проводив американскую гостью, довольную тем, как быстро она выполнила поручение, я позвонил Горану Милиновичу – шефу протокола Слободана Милошевича. Выслушав мой отчет, он сказал, что я все сделал правильно.

Первые очертания новой Боснии

В течение следующей недели, в середине июня, у меня состоялись интенсивные дипломатические переговоры и встречи с представителями дипломатического корпуса в Вашингтоне, потому что представители Госдепа и Совета национальной безопасности (NSC24) были абсолютно недоступными для общения. Нельзя было не заметить, что мои собеседники вели себя особенно сдержанно, когда речь заходила о Боснии и Герцеговине, а в воздухе витало ощущение, что «заваривается» что-то серьезное. Первым карты передо мной открыл советник греческого посольства Янис Янокопулос. По его словам, американская администрация составила план формирования Мусульманско-хорватской федерации, который был предъявлен мусульманам и хорватам как дело решенное, не подлежащее обсуждению. Еще одним «энтитетом» станет Республика Сербская. Раздел территории будет следующим – 51 % на 49 % в пользу Мусульманско-хорватской федерации.

В переговорах в Вашингтоне участвовали следующие представители боснийских мусульман: Алия Изетбегович25, Неджиб Шачирбегович26 и его сын Мухаммед Шачирбей27, изменивший собственную фамилию. Хорватскую сторону представлял Крешимир Зубак28, однако решающее слово оставалось за державшимся в тени хорватским послом Миомиром Жужулом29, который получил назначение после кончины Крешимира Чосича. По итогам непростых переговоров, сопровождавшихся серьезным давлением со стороны американцев, удалось достичь соглашения о формировании Мусульманско-хорватской федерации. По требованию мусульман из документов была изъята принципиальная договоренность о соотношении территорий новосозданной федерации и Республики Сербской30 (51 % и 49 %, соответственно). Эту информацию мне подтвердил советник итальянского посольства Стефано Стефани- ни, а затем и германский министр-советник Штайнер (позднее он погиб в Боснии вместе с боснийским министром обороны Дервишбеговичем в результате падения вертолета).

Получив подтверждение информации, я отправил ее вместе с кратким указанием источников в Белград, а также в нашу постоянную миссию при ООН в Нью-Йорке. При этом я указал, что теперь, имея на руках соответствующие аргументы и карты, я собираюсь вступить в переговоры с представителями Государственного департамента и NSC. На следующий день я разговаривал с Энди Воржбером – старшим директором в Совете национальной безопасности (по-видимому, имеется в виду Александр Вершбоу31. – Прим. перев). Ему я рассказал о том, что мне стало известно, не называя при этом имен европейских коллег, поделившихся со мной сведениями. Подтвердив их достоверность, мой собеседник лестно отозвался о моей осведомленности. По его словам, в Вашингтоне про меня говорили следующее: «Если вы выставите Небойшу Вуйовича за дверь, он залезет к вам в окно. Если вы его выкинете и закроете окно, он проберется сквозь дымоход. Везде, где происходит что-нибудь важное, всегда окажется Небойша Вуйович, даже если это ваш собственный дом». Я рассмеялся в ответ: «Что мне остается? Меня избегают, приходится изворачиваться, заниматься гимнастикой».

Признав еще раз точность моих данных, Воржбер посетовал на то, как непросто пришлось им с боснийскими мусульманами, из-за которых атмосфера в ходе переговоров была очень напряженной. В конце концов, состроив скорбные мины, – продолжал мой собеседник, – они приняли американское предложение и согласились на формирование Мусульманско-хорватской федерации. Более выгодные для себя условия пытались выговорить и хорваты из БиГ и Хорватии, которые тоже настаивали на том, чтобы не определять наперед, сколько кому достанется процентов совокупной территории. Этот вопрос они считали нужным обсуждать в ходе мирной конференции, если таковая состоится. На самом деле в то время ни хорватам, ни мусульманам не нравилась идея федерации. Не устраивает она их и сегодня. И те, и другие хотели иметь отдельные «энтитеты». Американцы придерживались формулы: 51 % – мусульманам и хорватам, а 49 % – сербам. Я на это возразил, что подобное решение противоречит демографии и топографии Боснии и Герцеговины. Как народ сербы располагают большинством и проживают на 64 % территории БиГ, которые находятся под контролем их вооруженных сил32. Поэтому доля, предложенная мусульманам и хорватам, отнюдь не так мала. Однако, подчеркнул я, если дело дойдет до мирной конференции, а нельзя не заметить, что США что-то «замышляют», мы будем готовы к переговорам.

После этого я отправился в Госдеп, где имел беседу с политическим директором по Юго-Восточной Европе Джимом Свайгартом. Он также подтвердил верность имеющейся у меня информации, добавив, что удалось добиться значительного прогресса в создании дорожной карты мирного процесса. Я попросил его разузнать в Госдепе, когда мне просить о встрече, чтобы меня проинформировали надлежащим образом, как это принято в дипломатии. Потому что сам я на протяжении всей своей дипломатической карьеры никогда не вел себя иначе по отношению к коллегам. Ведь не должен я слоняться по всяким ресторанам и отелям, дергать за рукав европейцев, чтобы из вторых-третьих рук узнавать о том, что происходит. Недопустимо, добавил я, чтобы те, кому принадлежит решающее слово, держали в курсе мусульман и хорватов, обсуждали с ними стратегию преодоления конфликта, а я, будучи представителем СРЮ, был вынужден окольными путями добывать информацию о происходящем. В ответ он улыбнулся и сказал, что понял меня, и что я могу звонить в любое время, когда мне понадобится поговорить с ним.

Вскоре ситуация действительно изменилась к лучшему, однако мне по-прежнему всерьез казалось, что о некоторых вещах мне недоговаривают. Я задействовал свою «связь с местным обществом»33, свой контакт в Пентагоне, или, проще говоря, обратился к своему другу Грегу Вукшичу, который когда-то работал помощником американского военного атташе в Белграде, а после этого служил в Оборонно-разведывательном агентстве сухопутных войск. Это был исключительно корректный человек. Встретившись со мной в одном из ресторанов в Вирджинии, он сообщил мне, что американское правительство наняло Корпорацию профессиональных военных в отставке (Military Professional Retired Incorporated – MPRI) – американскую частную компанию, принадлежавшую отставным офицерам и торговавшую оружием. С помощью MPRI власти США поставляли его хорватам в Хорватии и Боснии34.

Вообще, в Америке принято, чтобы офицеры, уходя на пенсию и получая выходное пособие, основывали частные фирмы по продаже оружия и тем самым зарабатывали себе на жизнь. Обычно они сотрудничают с крупными военно-промышленными компаниями: Texas Instruments, Gedeon, Northrop Grumman, Boeing, Lockheed и т. п. MPRI снабдила хорватов в Хорватии и БиГ эффективным вооружением, с помощью которого им удалось непосредственно накануне переговоров в Дейтоне осуществить серьезное наступление на позиции боснийских сербов. Американцы полагали, что перед переговорами в Дейтоне следовало «установить баланс сил на игровой площадке» (level the playfield, как они это называют). В какой-то момент хорваты даже двинулись на Баня-Луку, но отступили35. Тем не менее они добились серьезного успеха, проведя наступление в направлении городов Шипово, Бихач и Славонски-Брод36. С помощью этих операций, специально приуроченных к началу переговоров, американская администрация стремилась ослабить позиции сербов и вынудить их согласиться на раздел территорий по формуле 51 % на 49 % в пользу Мусульманско-хорватской федерации.

Все это мне подтвердил и Джим Брайт – заместитель главы Оборонно-разведывательного агентства сухопутных войск. Этот «рабочий контакт» в Пентагоне тоже был исключительно корректным собеседником. К тому же он был женат на македонке. Все сведения я скрупулезно передал в Белград. Американский департамент нашего МИДа поручил мне выразить Госдепу протест в связи с поставками оружия хорватам и мусульманам через компанию MPRI. В срочном порядке я отправился к Джиму Свайгарту. Встретившись с ним, я заявил, что снова от третьих лиц мне стало известно, что MPRI вооружает хорватов в Хорватии и Боснии. Делается это с целью проведения масштабного наступления на позиции боснийских сербов, что серьезно осложняет ситуацию и делает ее взрывоопасной. Я подчеркнул, что Белград крайне взволнован, и что необходимо срочно положить конец подобным действиям, которые могут поставить под сомнение перспективу проведения мирной конференции и, в целом, процесс мирного урегулирования в БиГ. Я также выразил негодование в связи с тем, что не был проинформирован и об этой операции, о которой мне снова пришлось добывать сведения окольными путями. Все произошедшее я назвал военными играми американской администрации. Свайгарту не оставалось ничего другого, как подтвердить, что таков их план, с помощью которого они хотели установить равновесие на фронте. А без него, по их мнению, – невозможно политическое решение конфликта.

Полный отчет об этих встречах я отправил в наш МИД.

Американцы перехватывают инициативу

Через несколько дней после моего разговора с Джимом Свай- гартом в Госдепе состоялся брифинг специального посланника на Балканах Джона Корнблюма37, на котором, кроме меня, присутствовали представители боснийских мусульман и хорватов, а также чиновник из посольства Хорватии. Нам рассказали, что в ближайшее время – после проведения нескольких дополнительных консультаций и поездок по региону, а также переговоров с ключевыми фигурами – президентами Милошевичем, Туджманом и Изетбеговичем – американская администрация планирует очертить план долгосрочного решения проблемы Боснии и Герцеговины. Нас попросили оповестить свои правительства, что руководящая роль в преодолении кризиса перешла к Вашингтону.

Я отправил соответствующее донесение в Белград, однако ответа не последовало. Вместо этого главная ассистентка помощника государственного секретаря Ричарда Холбрука Розмари Гикаш снова пригласила нас в Госдеп, где сообщила, что на одной из американских военных баз планируется проведение мирной конференции. В спокойной обстановке ее участники, огражденные от давления со стороны СМИ, обсуждали бы в двустороннем и многостороннем порядке пути устойчивого мирного урегулирования конфликта в Боснии и Герцеговине. С опозданием на встрече появился и Холбрук38 в сопровождении группы помощников, именовавшейся American Task Force, которая, по моим прикидкам, тогда насчитывала 50 человек. Это подразделение, специализацией которого были проблемы политической безопасности, ежедневно отслеживало развитие кризиса в бывшей Югославии и готовило план действий, подразумевавший в том числе и применение силы. У группы было пять руководителей: Ричард Холбрук – помощник государственного секретаря по делам Европы и специальный представитель президента США по бывшей Югославии; Джеймс Пердью39 – специальный советник по вопросам военной безопасности и разработчик военных вариантов решения тех или иных проблем; генерал Уэсли Кларк40; Джон Корнблюм, который вскоре отправился послом в Германию; сменивший его Дэйвид Липтон 41 – помощник министра финансов. Заместителем последнего работал Марк Медиш42 – исключительно корректный человек, близкий нам по происхождению. Он всегда информировал меня о том, что происходит. В руководство Task Force также входили Роберт Фрейзер43 – заместитель помощника госсекретаря, а также Нельсон Дрю44 и Джо Фрейзер. Примечательно, что мужем его сестры был никто иной, как Мухаммед Шачирбей. Эти трое американцев, перечисленные последними, впоследствии погибли в автокатастрофе на горе Игман в БиГ45.

Ружье Милошевича

В конце сентября конгрессмен Ричардсон пригласил меня отобедать с ним: «Давай, я тебя выведу на прогулку из вашего дома, который трясется от этой огромной антенны. Заодно расскажу, как я съездил, как погостил у президента Милошевича». В Сербии американца отвезли в охотничьи угодья в Караджорджево46, и там он получил от гостеприимного хозяина, возможно, самый ценный подарок в своей жизни – превосходное, стильное, сделанное вручную охотничье ружье, на котором была выгравирована надпись: «Моему дорогому другу Биллу Ричардсону от Слободана Милошевича». Сейчас это ружье находилось в вашингтонской резиденции Ричардсона, который собирался забрать подарок в свой дом в Санта-Фе, который он долго строил. Ружье должно было украсить стену над великолепным камином в его гасиенде, служившей предметом его гордости. Слушая этот рассказ, я не переставал думать об апрельском приезде Милутиновича и его встрече с Ричардсоном на Капитолийском холме, а также о создании, по настоянию США, Мусульманско-хорватской федерации. Началась подготовка к предстоящему перекатыванию друг другу мяча, к которому во многом сводятся мирные переговоры, в том числе и по урегулированию боснийского кризиса.

Когда я во время разговора, обращаясь к нему, по обыкновению, назвал его конгрессменом, он перебил меня: «Небойша, прошу тебя, зови меня Билл. Не говори мне “конгрессмен Ричардсон”». Я предложил позвать с нами на обед и Небойшу Човича – градоначальника Белграда47, который со своей командой совершал поездку по Юте, Лос-Анджелесу, Вашингтону и Нью-Йорку. Согласившись, Ричардсон сказал, что завтра позвонит и скажет, в какой ресторан отправимся. Около 10 утра он сообщил, что обедать будем в знаменитом ресторане «Ротонда», расположенном под куполом американской Палаты представителей.

Тайна больше не тайна – новое место проведения: Дейтон

За обедом Ричардсон в двух словах рассказал нам, что у него сложилось исключительно благоприятное впечатление по итогам переговоров с президентом Милошевичем, состоявшихся в Белграде и Караджорджево. Тот ясно дал понять, что хочет внести решающий вклад в завершение войны в Боснии и согласен с тем, что нужно создать необходимые условия для проведения мирной конференции. В какой-то момент Чович оставил нас, чтобы осмотреть здание Палаты представителей, а мы, оставшись за столом вдвоем, продолжили беседу. Я спросил – где состоятся переговоры? Ричардсон ответил, что есть планы провести их на военно-морской базе Норфолк в Вирджинии. Он подчеркнул, что решение принято, но говорить об этом никому нельзя. Эта информация предназначалась только мне.

После встречи я отправил в Белград телеграмму, в которой изложил суть нашего разговора. И, хотя Ричардсон просил меня не распространяться, я сообщил, что, согласно американскому плану, конференция пройдет в Норфолке. Я не мог скрыть столь важную информацию. Через два дня Washington Post напечатала, что мирные переговоры пройдут в Норфолке. «Долго» же сами американцы хранили тайну. Тем временем из МИДа, из канцелярии министра, пришла телеграмма, в которой сообщалось, что прежний министр иностранных дел Владислав Йованович48 отправляется послом СРЮ при ООН, а на его место назначен посол в Греции Милан Милутинович.

Вскоре пришла телеграмма от Милутиновича, который интересовался – в каких условиях делегации будут жить на базе Норфолк, как предполагается разместить отдельные делегации, где их расселят и т. п. Просил раздобыть как можно больше логистической информации о военно-морской базе, узнать, какую погоду можно ожидать в ноябре, чтобы члены делегации не ошиблись с выбором одежды. Новый министр также велел передать американцам, что делегация весьма многочисленная, что прибудет на отдельном самолете и т. д. После многочасовых изысканий и бесед с коллегами из Госдепа – с Джимом Свайгартом, шефом отдела Госдепа по СР Югославия, Джоном Барли и Джимом Брайтом из Пентагона – я отправил депешу, в которой имелись ответы на все вопросы. Сразу после этого позвонила Розмари Гикаш и сказала, чтобы я в 16 часов явился в Госдеп, куда, кроме меня, приглашены представители хорватского посольства, а также хорваты и мусульмане из Боснии и Герцеговины.

Войдя быстрым шагом в зал, Ричард Холбрук сразу заявил, что хотел бы поставить нас в известность, что предстоящие переговоры (автор неверно переводит proximate как решающий. – Прим. перев.) состоятся не в Норфолке, а на американской военно-воздушной базе Райт-Паттерсон, расположенной в штате Огайо неподалеку от города Дейтон. Американские власти не скрывали раздражения в связи с тем, что пресса прознала про Норфолк и уже начала строить там свои «бастионы» и корпункты. Стремясь предотвратить утечку информации, американцы собирались провести переговоры за закрытыми дверями подальше от электронных и печатных СМИ. Подчеркивалось, что во время мирных переговоров в Райт-Паттерсоне будет действовать gag order – запрет на какую-либо коммуникацию с внешним миром. Вход и выход с базы будет затруднен, планируются жесткие меры поддержания безопасности и секретности, дабы отсечь всех, кто попробует что-нибудь выведать или нарушить течение и порядок проведения конференции.

Обо всем этом я сразу проинформировал МИД. Уже на следующее утро поступила телеграмма из министерства, в которой от меня требовали ускорить получение от Госдепа и американского правительства разрешения на прилет специального самолета с передовой группой, а затем и самолета с делегацией во главе с президентом Милошевичем. Я сразу связался с Джимом Свайгартом, который сообщил, что имеется техническое затруднение. А именно, один из наших двух бортов не имеет системы автоматического предотвращения столкновения (Automatic Collision Avoidance System), которой, согласно американским законам и требованиям Федеральной авиационной администрации (Federal Aviation Administration – FAA), должны оснащаться все самолеты. Однако это, по словам Свайгарта, не должно стать проблемой, так как американские власти найдут другой способ следить за полетами и контролировать воздушное пространство во время приближения самолета без указанной системы. В 17:00 я получил положительный ответ Госдепа, подтвердившего, что разрешен прилет обоих судов.

Время установлено

Вскоре пришла новая телеграмма от министра Милутиновича, который велел мне немедленно отправляться в Дейтон на базу Райт-Паттерсон и подготовиться к приему рейса с передовой группой. В качестве руководителя оной мне также надлежало проверить условия размещения делегации, а также организовать специальный центр связи. О всех приготовлениях к конференции мне следовало ежедневно оперативно сообщать лично министру и никому другому.

Утром я вылетел из Вашингтона в Дейтон, где меня встретили Джон Барли, лейтенант Дэйв Миллер – офицер связи, предоставленный Пентагоном в распоряжение нашей делегации, а также Дэнни Стоянович – тоже офицер связи и наш официальный переводчик, который мог понадобиться в случае, если бы нам потребовался перевод. Стоянович, у которого, судя по фамилии, были сербские корни, понимал наш менталитет, поэтому с ним было легко и приятно сотрудничать. С момента приземления самолета с передовой группой мы называли Дэнни Стояновича исключительно «Срба». Срба оказался незаменимым человеком в решении всяческих логистических проблем: добывания автомобилей или микроавтобусов для поездок в город и совершения покупок; резервации мест в ресторанах; организации встреч; резервации конференц-залов и т. п. Дэйва Миллера мы использовали для решения более деликатных вопросов, которые возникали во время обсуждения проблем военной безопасности.

Когда я прилетел, в Дейтоне стояла хмурая осенняя погода – шел холодный дождь, на город опустился туман. Словом, день, о котором назавтра хочется забыть. Но как забыть, если именно в этот день совершаются первые шаги в рамках серьезного исторического начинания, если идут приготовления к началу мирных переговоров с участием прибывающих делегаций и всего американского руководства, если на кону достижение мира в Боснии и Герцеговине! Всплыла в памяти информация, которой со мной поделились мой друг из ЦРУ Дэвид Кеннан и его личный контакт Обрад Кесич. А особо крепко я задумался над тем, что мне рассказывал Джим Брайт в свою бытность заместителем руководителя Разведывательного управления армии США49.

От него я узнал, что кризис в Боснии и Хорватии побудил американскую администрацию сформировать так называемую Оперативную группу (Task Forces) численностью в 50 человек. По его словам, в Совете национальной безопасности состоялось 128 встреч, на которых обсуждался кризис в Боснии и Герцеговине: 24 – на уровне руководителей (principal); 90 – на уровне заместителей руководителей (deputy principal); остальные – на уровне оперативной группы. Это демонстрирует, в какой мере американские политические, военные и все прочие структуры, а также органы безопасности и разнообразные сторонние лоббистские группы участвовали в процессе разработки и утверждения концепции решения проблемы. Разумеется, для американцев, с точки зрения их жизненных государственных и национальных интересов, а также интересов участвовавших в конфликте сторон, было очень важно, чтобы именно они сыграли главную роль в наступлении мира. Это подразумевало следующее: Америка доминирует, Америка предоставила больше всех ресурсов, Америка держала в руках все нити – с помощью спутников 24 часа в сутки она следила за происходящим, высылала своих представителей на места событий, забрасывала разведгруппы, непрерывно вела дипломатические переговоры и, если надо, «выкручивала руки» непослушным. Любимым выражением Ричарда Холбрука были слова одного американского политического деятеля прошлого: «Надо схватить их за яйца, тогда они последуют за тобой всем сердцем и разумом»50. Когда надо, применяй силу, без нее не решить проблемы. Излюбленный американский подход.

Я припомнил, сколько же телеграмм и аналитических записок я отправил. А теперь все само постепенно и без труда прояснялось. Все предложения, обсуждавшиеся в ходе секретных, скрытых от чужих глаз встреч и переговоров, в один момент оказались на большом столе конференции в Дейтоне. Все тайное стало явным. «The things came to be in the open water», – сказали бы американцы.

Первые вопросы и ожидания

Райт-Паттерсон – крупнейшая американская база ВВС в мире и огромный военный комплекс. Есть там и отель «Хоуп» («Надежда») с рестораном «У Паки» (Packy’s), большой конференц-зал и залы поменьше для встреч делегаций. Не только сербской, хорватской или мусульманской, но и американской, европейской и российской. Все эти объекты я обошел в сопровождении Барли, Миллера и Дэнни Стояновича-Србы.

Когда мы, припозднившись, пришли ужинать, в ресторане уже сидели представители посольств Боснии и Хорватии – Неджиб Шачирбегович и Невен Влахович, к которому потом присоединился посол Миомир Жужул. Все три передовые группы – хорватская, мусульманская и наша во главе со мной – ужинали вместе с приставленными к нам офицерами связи. Я отметил, что только у меня их было двое. После ужина я договорился с Србой, чтобы он мне завтра до обеда показал военную базу.

В комнате на втором этаже Павильона 836 находился Бранислав Баич – инженер и шеф центра связи нашего посольства в Вашингтоне, который настраивал оборудование и обеспечивал криптозащиту связи с МИДом. После того как он подтвердил мне, что все готово, мы договорились, что завтра я как глава передовой группы отправлю первую большую телеграмму со своим донесением.

На следующий день до обеда я в сопровождении Дэйва Миллера и Дэнни Стояновича-Србы сначала обошел наш павильон, чтобы проверить, где поселится делегация. Я составил список имен всех ее членов с номерами комнат. Президентский номер – президенту Милошевичу. Напротив – апартаменты министра Милана Милутиновича. Перед ним – конференц-зал, очень пригодившийся нам в течение следующих трех недель, что мы пробыли в Дейтоне. Завершив обход и распределив апартаменты, мы отправились осматривать военную базу, а именно, – все объекты, которые планировалось использовать во время конференции. После официального ознакомления, чтобы удовлетворить мое любопытство, мне показали базу целиком вместе с новейшими американскими военными самолетами. Зашел я и в музей воздухоплавания, в котором выставлены все американские самолеты – от тех, что летали в Первую и Вторую мировые войны, до самых современных: F-117 (так называемый невидимый, один из которых был сбит в 1999 г. во время бомбардировок Югославии), F-14 «Tomcat», F-15, F-16, бомбардировщик B-52. Мы залезали во все самолеты, нам продемонстрировали, как у них заводятся и заглушаются двигатели. Трехмерный проектор показал, как все самолеты действуют в боевых условиях.

Видели мы и два русских МИГа, полученных от русских пилотов, сбежавших на Запад через Восточный Берлин. Наверное, совершали рутинный облет Восточной Германии, перелетели границу и больше не вернулись. Один из пилотов приземлился в Западном Берлине и попросил политическое убежище.

После этого мы зашли и в мастерскую, где делают кожаные куртки для пилотов.

Когда мы с Джоном Барли отправились обедать в Packy’s, я сообщил, что с точки зрения логистики я проверил все, что требовалось. Кроме того, я сказал, что перед приездом нашей делегации я должен отправить телеграмму министру Милутиновичу. Наша передовая группа прибывает завтра, поэтому я попросил его не держать меня во мраке и рассказать все, что ему известно. Спросил, станет ли следствием подписания или, точнее, парафирования итогов переговоров в Райт-Паттерсоне (Дейтон) отмена Советом безопасности ООН всех санкций в отношении СРЮ51. Джон Барли ответил утвердительно. Затем я спросил, что будет с финансовыми санкциями – с так называемой the outer wall of sanctions52. Барли ответил, что, возможно, и их отменят, а может быть, и оставят, чтобы использовать как инструмент принуждения к исполнению мирных договоренностей. Санкции послужат защитным механизмом, обеспечивающим полную реализацию соглашений в том случае, если сербская сторона откажется от воплощения каких-либо его статей. Я заявил, что несправедливо, когда одна из делегаций, участвующих в переговорах, серьезно ущемлена в правах. Пришлось напомнить, что многие предлагали президенту Милошевичу и делегации вообще не приезжать на конференцию, если нет гарантий равноправия с остальными участниками переговоров. Барли ответил, что, в принципе, понимает, о чем я говорю. Однако за сербами следят с особым пристрастием, потому что в глазах американских политических и общественных кругов они – главные злодеи и агрессоры. Добавил затем, что не может точно сказать, повлечет ли парафирование Дейтонского соглашения отмену «внешней стены санкций», или это произойдет, когда состоится подписание официального мирного договора в Париже или еще позже – на каком-то из этапов выполнения договоренностей. Однако он твердо уверен, что американское правительство, в том случае если договор будет реализован полностью, и Сербия сделает свою часть работы, уберет и эту «внешнюю стену».

После обеда с Барли я отправился в центр связи, чтобы отправить так называемую логистическую телеграмму. Я точно передал все свои впечатления о военной базе, о павильоне, об апартаментах, общей обстановке, конференц-залах (совместных и отдельных), ресторанах и погоде, которая нас ожидала. Затем я написал исчерпывающую политическую телеграмму, в которой изложил все, что мне поведал Джон Барли, особенно в части, касавшейся санкций. В донесении указывалось, что реалистично, что не поддается прогнозу, и что следует ожидать.

Прибытие передовой группы

Утром я отправился на завтрак и приготовился к приему передовой группы, самолет с которой приземлился около 11 часов. В ее состав вошли сотрудники протокола президента Сербии, протокола министерства иностранных дел, а также службы, отвечавшей за безопасность высших должностных лиц во главе со Златко Радничем – начальником управления министерства внутренних дел. Я предварительно договорился об их встрече с местной службой безопасности, дабы они смогли вместе со всех сторон проанализировать передвижения делегации – от прибытия рейса до размещения в объектах базы. Наши офицеры потребовали показать им все рестораны, конференц-залы, места общего пользования, парки, офицерский клуб, коридоры, по которым будут ходить делегации. Вскоре стало ясно, что военная база абсолютно герметично изолирована. Ее безопасность обеспечивали военные и полицейские силы, специально обученные собаки, автомобили и прочие технические средства и людские ресурсы. Златко Раднич отправил соответствующее донесение в МВД.

Позаботившись о размещении экипажа югославской авиакомпании JAT, которые поселились в отдельном павильоне над военной базой, я отправился на обед. Здесь ко мне подошел Барли со словами, что, согласно сегодняшним американским донесениям и информации из Белграда, делегация Сербии прибывает преисполненная веры и надежд добиться мира в Боснии. Кроме того, что особенно важно, она готова внести решающий вклад в достижение этой цели. Барли добавил, что американское правительство отдает себе отчет, что президенту Милошевичу пришлось предпринять масштабную политическую кампанию в стране, чтобы, с одной стороны, заручиться поддержкой ведущих интеллектуалов из Сербской академии наук и искусств, Сербской православной церкви, а с другой, убедить боснийских сербов согласиться с тем, что он станет вести переговоры в Дейтоне от их имени. И это имело исключительное значение, так как давало ясный сигнал, что вне игры остаются Радован Караджич53 и Ратко Младич54, которых Международный трибунал55 в Гааге обвиняет в совершении военных преступлений. Кроме того, он рассказал мне, что в мусульманской передовой группе не только представитель Алии Изетбеговича и боснийских мусульман в Вашингтоне Неджиб Шачирбегович и его сын Мухаммед Шачирбей. В их обществе были замечены и представители Ruder Finn – американской лоббистской группы, работавшей в интересах мусульман БиГ56. Они поселились в гостинице Holiday Inn, расположенной всего в нескольких милях от военной базы. Барли подчеркнул, что американской команде придется позаботиться о том, чтобы тем не удалось нарушить так называемый gag order и повлиять на атмосферу и течение мирных переговоров. По словам моего собеседника, он хотел вести себя корректно по отношению ко мне и рассказать, как обстоят дела, и предупредить, что уже на следующее утро запланирована пресс-конференция.

После обеда в своей комнате я посмотрел по CNN выступление Холбрука, который заявил, что это последние переговоры и последний шанс прийти к миру. И, если американскому правительству, вопреки всем его усилиям, это не удастся, война, кровопролитие и гибель людей продолжатся еще бог знает сколько времени. Прозвучали очень жесткие слова о совершенных сербами преступлениях, о вине Радована Караджича и Ратко Младича. Обвинений и нападок не избежал и президент Милошевич. Так Холбрук, с одной стороны, напрямую и открыто, а с другой, опосредованно, направляя американские СМИ, ориентируя их, как следует говорить, – старался укрепить свои позиции как ведущего переговорщика и одновременно ослабить наши. В ходе всех своих выступлений он исключительно критически и остро высказывался о президенте Милошевиче, дабы оказать на него давление и ослабить его основные способности как переговорщика на предстоящей конференции. При этом Холбрук не выбирал средств. В кампанию по дискредитации включились все СМИ и журналисты, на которых он мог рассчитывать. В какой-то момент один из комментаторов спросил его, зачем вообще вести переговоры и искать компромиссы с такими злодеями, какими, по словам Холбрука, являются Караджич, Младич и Милошевич. Холбрук ответил, что наступил момент, когда можно остановить войну в Боснии, и он готов для достижения этой приоритетной цели разговаривать и работать с кем угодно. Противореча своим предыдущим заявлениям, помощник госсекретаря сказал, что президент Милошевич прибывает в Дейтон с искренней надеждой на достижение мира. Этим Холбрук выбрался из западни, в которую его завела собственная острая риторика, а также избежал вопроса – к чему переговоры, если дело обстоит именно так, как он утверждает. Таково было мое мнение, которое я не замедлил изложить в телеграмме, отправленной в Белград сразу по завершении программы. Вышеописанным образом Хобрук готовил почву для того, чтобы все заслуги за положительный исход конференции достались американскому правительству и ему лично как ведущему переговорщику.

Холбруку, жаждавшему внимания и славы, никогда не удавалось скрыть свои амбиции. Он был высокомерен и груб не только со своими противниками, но и с собственными подчиненными. Намеренно оскорблял людей, коверкая их имена. Например, американского посла Боба Гелбарда57 он называл Гепардом или Гебардом. Джима Свайгарта – Сайбертом. Мои имя и фамилию он также редко произносил правильно. Побывал я Ваёвичем, Валковичем, Вановичем и т. п. Впрочем, мое имя непривычно для американцев, я приехал из другой части мира, поэтому ошибиться несложно. Однако, как я заметил, у людей из его окружения такие «ошибки» вызывали большее раздражение, чем у меня.

На ужин мы со Златко Радничем отправились в офицерский клуб, так как я хотел осмотреть помещение и обстановку, в которой пройдут самые важные двусторонние встречи и переговоры с участием посредников. С представителями хорватской и мусульманской команд я поздоровался холодно, но учтиво – по-дипломатически. После этого надо было отправить несколько телеграмм и приготовиться к прилету президента Милошевича с остатком делегации. К этому времени самолет уже вылетел из Белграда. Миновав Исландию, он приземлился для дозаправки на канадском военном аэродроме Гузбэй (Гусиный Залив). После вылета из Канады мне позвонил поверенный в делах нашего посольства в Оттаве Александр Митич и сообщил, что борт в пути и приземлится в Дейтоне приблизительно через 2 часа и 45 минут.

Около 20 часов, когда сообщили, что самолет снижается и приближается к посадочной полосе, я вышел встречать его. Спустя несколько минут подошел Ричард Холбрук в сопровождении Криса Хилла58, Джима Пердью и Уэсли Кларка. Когда самолет приземлился, трап подъехал к передней двери, из которой первым вышел представитель протокола и сказал, что президент Милошевич сейчас спустится. Он вскоре появился и поздоровался с Холбруком, который его поприветствовал и указал на транспарант, на котором было написано: «Добро пожаловать в Соединенные Штаты, господин президент Милошевич». Затем президент крепко пожал мне руку, поинтересовался моими делами, как держусь, и сказал, что увидимся позднее. Поздоровавшись с остальными, он вошел в здание. За ним последовали и остальные члены делегации: министр иностранных дел Милан Милутинович, президент Черногории Момир Булатович59, председатель Скупщины Республики Сербской Момчило Краишник60, член президиума Республики Сербской Никола Колевич61 и глава МИД Республики Сербской Алекса Буха62, глава Службы государственной безопасности Йовица Станишич63, академик Коста Михайлович64, член Конституционного суда Балша Шпадиер65, помощник министра иностранных дел Никола Чичанович, шеф кабинета главы МИД Влада Надеждин, шеф кабинета президента Горан Милинович. Министерство иностранных дел представляли: Войкан Миленкович, Бояна Адамович, Ольга Влахович, шеф протокола Республики Сербия Станко Стаич-Стая и шеф протокола МИДа Чеда Борозан.

С ними был и Крис Спиру – член нашей делегации в должности советника президента Милошевича и министра Милутиновича. Он установил контакт с конгрессменом Биллом Ричардсоном и, в целом, с американской администрацией, энергично добиваясь того, чтобы та согласилась принять президента Милошевича в качестве одного из участников мирных переговоров. Будучи видным активистом Демократической партии, спикером парламента в Манчестере (Нью-Гемпшир), а также главой коллегии выборщиков (так в тексте. – Прим. перев.), избравших Билла Клинтона президентом, Спиру оказал большую помощь сербской делегации. Его очень ценили в Новой Англии, в которую входили штаты Массачусетс, Вермонт, Коннектикут, Нью-Гемпшир, Мэн и Род-Айленд. Крис Спиру сыграл важную роль и в избирательной кампании президента Клинтона, проводя агитацию среди греческого населения этой части США, традиционно голосовавшего за республиканцев. Благодаря Спиру Клинтон добился хорошего результата в Новой Англии. Когда Пол Цонгас, тоже грек, из-за болезни отказался от участия в борьбе за место кандидата от демократов, Клинтону не составило труда привлечь на свою сторону голоса избирателей греческого происхождения. Он победил в Манчестере, и в целом в Нью-Гемпшире.

Спиру был тем загадочным «одиннадцатым сербом», одиннадцатым членом делегации, имя которого я не указал на двери его комнаты в нашем павильоне. Так меня проинструктировал министр Милутинович, который хотел, чтобы это оставалось в тайне как можно дольше.

Ненадолго мы задержались в зале приема делегаций, где состоялась краткая протокольная беседа. Холбрук произнес несколько слов, мы выпили по бокалу и разошлись. Прибывшие разместились в распределенных мною заранее комнатах. Меня накрыла волна вопросов: что, как, где, кому… Рассказав вкратце, что и где находится, я обратил внимание новоприбывших, что у каждого в комнате имеется краткая памятка, составленная американскими офицерами связи Дэйвом Миллером и Дэнни Стояновичем-Србой. Миллер и Срба выдержали основной вал вопросов от членов нашей делегации. Большая их часть касалась логистики: каков план; какова очередность; что как выглядит; какова роль протокола. Все это продолжалось до двух ночи, когда усталость и разница во времени сделали свое дело, и все отправились спать.

Дэйв Миллер и Дэнни Стоянович объяснили мне, что у президента Милошевича будет свой автомобиль, а остальные члены делегации могут пользоваться еще двумя автомобилями, чтобы ездить из базы в город. Таким образом, нам уже удалось раздобыть две машины, в которых мы очень нуждались, потому что членам делегации из Республики Сербской и Черногории очень часто требовалось ездить в Дейтон.

День первый

На следующее утро, 1 ноября, до начала первой встречи нашей делегации я с сотрудниками логистической службы, протокола и МВД проверял работоспособность «красной линии», которая напрямую связывала апартамент Милутиновича с белградским телефоном председателя правительства Мирко Марьяновича66. Требовалось лишь поднять трубку, и на другом конце провода отвечали либо сам Мирко Марьянович, либо шеф его кабинета. Наладить такую связь потребовал лично Милошевич. Я сам потом, шутки ради, несколько раз поднимал трубку, чтобы проверить – не заснули ли они там в Сербии. Нет, бодрствовали и отвечали, как положено. К этой связи мы прибегли позднее, когда произошли два серьезных кризиса с американским журналистом и французскими пилотами.

Некоторое время побеседовал с министром Милутиновичем, Гораном Милиновичем, Владой Надеждиным и Йовицей Станишичем. Перед началом переговоров я хотел поподробнее объяснить им некоторые деликатные логистические моменты, а также проанализировать, как обстоит ситуация в военном, логистическом плане и с точки зрения безопасности. В какой-то момент вошел Милошевич, заинтригованный, что это мы обсуждаем. Увидев, что у многих из нас на бейджиках написано «советник», со смехом спросил, откуда у него столько советников.

После этого мы отправились завтракать в офицерский клуб, который я отрекомендовал как лучшее место на военной базе. Дело было не только в отличной кухне, но и в том, что клуб был изолирован от чужих глаз и ушей. Там, по моему совету, следовало проводить самые конфиденциальные переговоры. Познакомил я руководство нашей делегации с помощником государственного секретаря по вопросам логистики Патриком Кеннеди – исключительно способным специалистом в своей области и дипломатом с прекрасным опытом решения организационных проблем. Благодаря проделанной им подготовительной работе все на базе функционировало превосходно. Он заверил, что, если что-либо понадобится с точки зрения логистики, мы всегда можем рассчитывать на его помощь. Надо лишь указать, чего бы нам хотелось, и он нам это обеспечит. Кстати, это именно тот человек, которому в 2016 г. после победы Трампа на президентских выборах пришлось уйти из Госдепа из-за обвинений в причастности к утечке электронных писем из личного почтового ящика Хиллари Клинтон.

После позднего завтрака в офицерском клубе мы прогулялись до главного конференц-зала, куда приехал госсекретарь США Уоррен Кристофер67. Нас пригласили с ним встретиться. Он провел серию двусторонних переговоров протокольного свойства с главами делегаций Хорватии, Боснии и Герцеговины, боснийских сербов и СРЮ. Общение свелось к протокольному расшаркиванию друг перед другом и обмену дипломатическими приветствиями. Мы расстались, чтобы подготовиться к первому пленарному заседанию, назначенному на 16:00. Перед официальным началом переговоров я в компании Станишича и Раднича отправился в город, чтобы встретиться с представителем ЦРУ. Им нужно было помочь с переводом, а обсуждали они сотрудничество двух спецслужб, которое начало приносить результаты. Однако имелась еще она тема для беседы, а именно, – попытки нашей госбезопасности освободить корреспондента газеты The Christian Science Monitor Дэйвида Рода68. Он находился в руках боснийских сербов, военный лидер которых Ратко Младич не реагировал на поступавшие из Сербии требования освободить пленника. Разговор под кофе с сотрудником ЦРУ продлился сорок минут, после чего мы вернулись на базу.

Разминка – большие надежды американских представителей

В 16:00 Уоррен Кристофер официально открыл пленарное заседание. В короткой приветственной речи он от лица американских властей выразил убежденность, что главная цель конференции – достижение прочного и устойчивого мира в Боснии и Герцеговине. После лаконичного выступления Кристофера, в котором он подчеркнул, что Америка готова сделать все, чтобы после конференции в регионе наступили более светлые времена, то есть мир, слово взял Ричард Холбрук. Он изложил план работы по группам, сказав, что вначале состоятся смешанные встречи при посредничестве представителей американской администрации. На заседаниях, посвященных важнейшим политическим вопросам, председательствовать станут он сам, Крис Хилл и Джим Свайгарт, а на переговорах по военной тематике и проблемам безопасности – генералы Уэсли Кларк, Джим Пердью и Джо Доббинс. Затем речь зашла о европейских делегациях, которые насчитывали от пяти до двенадцати человек. Евросоюз представлял Карл Бильдт69, Германию – Вольфганг Ишингер70, Францию – Жак Бло71, Россию – заместитель министра иностранных дел Игорь Иванов72. После детального изложения программы конференции, перечисления встреч и описания работы в группах Уоррен Кристофер попросил глав трех делегаций – президентов Милошевича, Туджмана73 и Изетбеговича – пожать друг другу руки, так как до этого не было ни спонтанного, ни протокольного рукопожатия. Затем он объявил, что мирную конференцию можно считать открытой и официально попросил соблюдать gag order. Все вышеописанное заняло не более 30–40 минут. Атмосфера была церемониальной. Говорили только Кристофер и Холбрук. Оба кратко и по делу.

После непродолжительного угощения Кристофер настоял, чтобы в его присутствии прошли первые двусторонние встречи. Первая подобная куртуазная церемония состоялась при участии Милошевича и Туджмана. Затем оба по отдельности пообщались с Изетбеговичем. Все это – в присутствии Холбрука, Пердью, поверенного в делах США в Белграде Руди Перины74, Джима Свайгарта, Криса Хилла и генерала Уэсли Кларка. С нашей стороны компанию Милошевичу составили Милутинович, Станишич, Спиру, Милинович, Булатович и я. Вместе с Туджманом были Мате Гранич75, Миомир Жужул, Крешимир Зубак и посол США в Загребе Питер Галбрайт76. В свите Алии Изетбеговича находились Харис Силайджич77, Неджиб Шачирбегович и Мухаммед Шачирбей. Все это можно назвать основательной разминкой и подготовкой к серьезным переговорам, которые должны были начаться на следующий день. Кристоферу хотелось, как он неоднократно объяснял, создать теплую и расслабленную атмосферу. Поэтому он пригласил участников на совместный ужин, в ходе которого обстановка должна была стать более приятной. Ведь завтра всем вместе предстояло сделать все возможное для решения общей задачи – достижения всеобщего и устойчивого мира в Боснии и Герцеговине.

Караджич и Младич отправлены на «пенсию»

Уже 2 ноября в 10 часов утра Джон Барли принес мне проект рамочного мирного договора, который насчитывал 500 страниц и состоял из нескольких глав и приложений. Размножив проект, я отдал копии ведущим членам нашей делегации. В документе были четко прописаны политические и военные императивы: прекращение военных действий, отвод воюющих сторон, вывод хорватских сил из Боснии, ввод в Боснию сил НАТО, достаточных для обеспечения прекращения вооруженных столкновений и создания условий для исполнения договора. Несмотря на рамочный характер, договор отличался детальностью. В нем содержались точные и ясные рецепты: как добиться прекращения огня, обменять пленных, осуществить контроль над перемещением вооружений и процессом всеобщего разоружения в Боснии. При этом одно приложение предусматривало и контроль над вооружениями в Сербии – численностью ее армии, количеством танков и самолетов. Это не могло не вызвать серьезной озабоченности у нашей делегации, которая в какой-то момент предположила, что за этим предложением могла стоять Германия78. Та выступала за то, чтобы свести оснащенность сербской армии до уровня Хорватии и Боснии и Герцеговины.

Столкнувшись в дверях отеля «Хоуп» с генералом Кларком, я спросил его, почему проект договора предусматривает контроль над военными средствами и силами Сербии. Он стал объяснять, что Сербия только выиграет в экономическом отношении, если будет тратить меньше средств на вооружения и армию и вкладывать их в развитие народного хозяйства. На это я ответил, что немного удивлен тем, что экономическим прогрессом Сербии озаботились именно США, которые с упорством отстаивают применение санкций в ее отношении. Затем я предупредил его, что нам потребуется немало времени, чтобы изучить все бумаги, которые я раздал членам делегации. Тогда Кларк сказал, что в течение дня его люди принесут проект карт, на которых будет указано, куда следует отводить войска, и в каких зонах надлежит создать все условия для синхронного прекращения огня и разграничения воюющих сторон. Карты, добавил Кларк, разрабатывались на основе снимков со спутников, позволивших точно определить позиции участников противостояния.

В приложении к рамочному договору содержалось требование к Сербии, Хорватии и всем релевантным политическим силам в Боснии в полной мере сотрудничать с Международным трибуналом в Гааге с целью судебного преследования тех, кто обвинялся в совершении военных преступлений. По мнению американцев, создание стабильных условий для введения в БиГ сил НАТО под руководством США требовало, в первую очередь, устранения Караджича и Младича с политической сцены. С точки зрения геополитики, было ясно, что вследствие постепенного уменьшения присутствия НАТО в Германии перед альянсом встала задача сохранения своих позиции в Европе, которая в какой-то степени могла быть решена переброской части сил в БиГ79. В ходе переговоров, в которых с американской стороны участвовали специалисты по военной безопасности – генерал Кларк и люди из Пентагона, а с нашей – представители Армии Сербии и Республики Сербской, а также Станишич, Чичанович и я, мы заявили, что Сербия не согласна с тем, чтобы натовские офицеры прибыли в Сербию и принялись пересчитывать наши самолеты и прочее вооружение. В какой-то момент Кларк отреагировал: «Нет, мы не это имели в виду. Речь идет о том, чтобы предотвратить ситуацию, при которой военные самолеты из Сербии перебрасываются в Боснию и действуют из Баня-Луки или откуда-нибудь еще».

В составе отдельной группы Коста Михайлович, Балша Шпадиер и Войкан Миленкович участвовали в разработке конституционного соглашения по Боснии.

Все друг друга подслушивают

В перерыве переговоров по секциям президент Милошевич позвал Милутиновича, Станишича и меня подышать воздухом. Помещения и объекты, в которых нас поселили, прослушивались. Поэтому, чтобы поговорить немного свободнее, мы прогулялись по базе, между павильонов, по паркам. Разумеется, не требовалось большого ума, чтобы понять, что в павильонах прослушивается каждый угол. По-видимому, и за прогулкой не составляло труда следить с помощью особых устройств и технологий, которыми американцы располагали и в развитии которых они опережали весь мир на много десятилетий. Позднее выяснилось, что так оно и было. Впрочем, в Дейтоне все службы с особым рвением делали свою работу. Даже наши, установив свою «клетку» и настроив инструменты, слушали, что происходит вокруг нас. Предположу, что и остальные, включая хорватов, имели технику как для подслушивания, так и для его предотвращения. Нашим удалось в пределах павильона прослушивать мобильные телефоны и своей собственной делегации. Однажды утром мне с улыбкой пересказали мой разговор с женой, которая требовала, чтобы я вернул в магазин купленную цветастую куртку американской футбольной команды San Francisco 69ers и поменял ее на одноцветную. Тут до меня дошло, что меня и наши слушают, что уж говорить об американцах! Слушают нас повсюду на базе, в каждой комнате, на каждой прогулке, хотя, конечно, на открытом воздухе это делать тяжелее, чем в помещении.

Милошевич попросил нас изложить свое мнение о том, что происходило в тот момент. Кратко обсудив технические вопросы – доступность документации и работу в секциях, – мы согласились с тем, что этот мирный договор создает условия для размещения войск НАТО под командованием США на территории Боснии и Герцеговины. После распада восточного военного блока и вывода его войск из баз в Германии Североатлантическому альянсу предстояло играть новую роль в Европе. Новый мандат подразумевал предотвращение этнических столкновений и обеспечение мира в бывшей Югославии. Мы также сошлись во мнении, что, столкнувшись с нашим ясно выраженным неприятием, американцы в настоящий момент откажутся от попыток осуществлять внутренний военный контроль в Сербии.

Всё на бумаге, а ее слишком много

После прогулки мы отправились на короткий рабочий обед в офицерский клуб, где вскоре появился Джон Барли. Отозвав меня в сторону, он сообщил, что вечером того же дня Франьо Туджман вылетает в Хорватию. Я рассказал об этом своим спутникам. «Уж не собирается ли он предпринять что-нибудь, пока мы здесь?» – отреагировал Милутинович, опасавшийся, что хорваты нападут на Краину80.

Стрессовая ситуация произошла через пару дней, когда мне позвонил Жак Бло и потребовал срочно встретиться с министром Милутиновичем. Ему шеф французской делегации сообщил, что Туджман издал приказ о всеобщей мобилизации, и что колонна из 40 танков движется к Вуковару. По мнению французов, это была серьезнейшая проблема, которая могла привести к осложнению ситуации и прекращению переговоров. Поэтому мне нанес визит и Крис Хилл, который тоже пожелал встретиться с Милутиновичем. Его он заверил, что Туджман не собирается нападать на Славонию, а только лицедействует и устраивает сцены. Убеждал, что нет причины волноваться и на следующий день Туджман вернется в Дейтон.

Мы вернулись к работе в секциях. Самая большая нагрузка пала на военных членов делегации, которые приступили к изучению карт, предоставленных американской стороной. Немало потрудиться пришлось и Косте Михайловичу с Балшой Шпадиером, которые целый день разрабатывали рамочные конституционные механизмы функционирования как двух «энтитетов» в отдельности, так и Боснии как общего государства. Михайлович и Шпадиер сходились во мнении, что конституционный проект исключительно запутан, что его очень тяжело, но все-таки возможно реализовать на практике. Одновременно они полагали, что будущий документ можно будет сбалансировать таким образом, чтобы он служил гарантией прав Республики Сербской81. Конституционные рамки предполагали наличие трех членов президиума, которые только единогласно могли принять какое-либо решение. Кроме того, каждый «энтитет» должен располагать собственным правительством и ведомствами.

В тот вечер мы отправились в военно-дипломатический магазин, который находился в двух шагах от базы, чтобы закупить все необходимое для дальнейшего проживания в Дейтоне. После этого Станишич, Чичанович, Спиру, Раднич, Надеждин и я пошли ужинать в китайский ресторан. Вернувшись в свою комнату около 23:00, я увидел, какая гора бумаг лежала у меня на столе – рамочный договор и договор о прекращении огня, конституционные соглашения, все приложения. Я подвел черту под тем, что было сделано за этот день. День, заваленный бумагами.

Как вызволить журналиста?

4 ноября в субботу вся первая половина дня была посвящена преодолению кризиса, вызванного пребыванием в плену Дэйвида Рода – журналиста издания The Christian Science Monitor. Эта газета, а также The Boston Globe, Washington Post и The New York Times публиковали громкие заголовки, инициируя общественную и политическую кампанию по вызволению журналиста, находившегося в заточении у боснийских сербов.

The Christian Science Monitor – авторитетный журнал из Бостона, щедро финансируемый церковью и пользующийся влиянием в правых консервативных кругах Новой Англии. Дэйвид Род – тридцатилетний журналист, военный корреспондент, которого захватили в конце лета 1995 г. во время бомбардировок Республики Сербской. Во время завтрака в Packy’s и обеда в офицерском клубе только и было разговоров о его освобождении и о том, что для этого могла бы сделать наша делегация. Еще раз мы вдвоем со Станишичем выехали с военной базы на встречу с людьми из ЦРУ. Они требовали освобождения Рода, чтобы избавить американскую делегацию от давления со стороны общественности, а нас – от давления со стороны американских властей. Кроме того, это позволило бы восстановить конструктивную атмосферу и продолжить переговоры. Агенты ЦРУ напомнили Станишичу, как успешно и эффективно он действовал при освобождении захваченных представителей Сил ООН по охране (СООНО), которых боснийские сербы привязали к фонарным столбам во время тех же бомбардировок Республики Сербской самолетами НАТО82.

Станишич и я вернулись на базу убежденные в том, что необходимо оказать дополнительное давление на боснийских сербов, чтобы они освободили Дэйвида Рода. Тем самым нормализировалась бы атмосфера переговоров, а наша делегация перестала бы испытывать координированное давление со стороны американской общественности. Станишич вызвал Николу Колевича и потребовал от него немедленно обратиться к боснийско-сербскому руководству, находившемуся в г. Пале83, чтобы оно освободило Рода. Своим людям в Белграде он поручил надавить на боснийских сербов, а также предупредить о серьезных последствиях, которые может иметь такое их поведение. После этого мы отправились в офицерский клуб, в котором Милошевич в присутствии Холбрука встречался с родителями Дэйвида Рода.

Милошевич говорит от имени всех сербов

Крис Спиру организовал в офицерском клубе ужин, на котором подавали особый деликатес – почти килограммовых омаров. Из нашей делегации присутствовали только президент Милошевич, Милутинович, Булатович, Милинович и Спиру. За другим столом сидели Станишич, Чичанович, Надеждин, Раднич и я. Американцев было 14. Их делегацию возглавлял Холбрук, компанию которому составили генерал Кларк, Крис Хилл, Руди Перина и генерал-лейтенант Дональд Керик84 из Совета национальной безопасности. На ужине присутствовали жена Холбрука Кэтти Мортон, Розмари Гикаш, Джим Пердью, жена Кларка Герт, а также супруга Криса Хилла.

Во время ужина у Милошевича c Холбруком состоялся разговор tête-á-tête