Читать онлайн FRAT FICTION, или Как я победил постмодерн и полюбил русскую студенческую корпорацию бесплатно
INTRO
Было лето. Я, помнится, шла тогда по Московскому парку Победы – возвращалась с концерта в СКК. Настроение было приподнятое, и мне очень хотелось, чтобы наступивший вечер стал особенным. Знаете, бывают такие дни, когда всё идёт так хорошо, что обязательно должно закончиться хорошо – по крайней мере, тебе этого сильно хочется. Это, конечно, абракадабра, и рациональностью совсем не пахнет – но именно поэтому я решилась не идти к метро, где сразу бы пришлось ехать домой, а обойти весь парк кругом.
Но ничего хорошего никак не случалось. Мой маршрут уже подходил к концу, когда чувство «неизбежности особенного» благополучно сменилось чувством голода. И вот, когда вера сменилась стаканчиком кофе, а надежда превратилась в предвкушение грибного супа, всё и произошло. Словом, оно случилось уже тогда, когда я его уже вовсе не ждала – так вообще часто происходит с вещами, которые ты сначала сильно хочешь.
Я остановилась на мосту у Фонтанного пруда и стала глядеть в воду, размышляя, как бы обустроить свой ужин. Тут я услышала слева от себя какое-то копошение: я повернула голову, и увидела раздетого до штанов молодого человека, прямо сейчас сосредоточившего свои усилия на расстёгивании ремня. На груди у него красовалась необычная татуировка – две латинские буквы в лавровом венке. Не то, чтобы молодой человек был слишком атлетического телосложения, и не то, чтобы я была ханжой, но всё-таки всё происходящее показалось мне странным:
–Молодой человек, а что вы тут делаете?
На мои слова не последовало никакой реакции.
–Молодой человек!
Снова – ноль внимания. Нужно что-то посерьезнее, чтобы привлечь его внимание…
–Послушайте, я сейчас полицию позову.
–И зовите. Как раз скоро надо будет, – буркнули мне в ответ, стягивая первую штанину.
–И почему же это?
–Потому что… потому что… потому что кто-то должен освидетельствовать труп, – вторая штанина поддавалась молодому человеку с трудом.
–Это какой-такой труп?
–Мой, разумеется, – с этими словами он сделал три шага в сторону, и, вдруг присев, резко побежал в обратном направлении и сиганул через ограду моста прямо в пруд.
Честно сказать, всё произошло так быстро, что я и опомниться не успела: показалось только, что прыжок получился не совсем удачный – то ли рука, то ли нога молодого человека задела за перила из-за чего полёт тела в воздухе получился не слишком изящным. Поморгав вдоволь и придя в себя, я подошла к ограде и, перекинувшись через неё, с интересом посмотрела вниз.
Незнакомец барахтался в воде на одном месте, но вскоре начал удачно смещаться к берегу. Я спешно схватила его вещи и побежала к тому месту, где, по моим расчётам, должна была произойти швартовка. Вскоре мы стояли рядом и молодой человек, совсем не дав себе времени обсохнуть, натягивал брюки. Был ли он в трезвом состоянии ума, я не могу вам точно сказать, но только всё это действо пробудило во мне живейший интерес:
–Что это только что было?
–Самоубийство! Разве не ясно? – огрызнулся парень. Он принялся живо одеваться, будто куда-то ужасно торопился. Движения были очень беспокойные, так что я уже хотела уйти, но любопытство пересилило меня и в этот раз:
–Но ты жив, – рискнула заметить я.
Молодой человек натянул футболку через голову и мне представилось видеть его недовольную физиономию:
–Ну, неудачное самоубийство! Да, неудачное… А, к чёрту, я и так теперь в аду!
Тут лицо его переменилось: от прежней злости не осталось и следа. Он осел на траву, приложил руки к голове и издал два тяжелых всхлипа:
–А всё потому что я – неудачник! Меня бросили, выбросили на свалку!
Я ошарашено смотрела на происходящее. Столько эмоций – и всё за какие-нибудь пять минут. Мне живо хотелось стать частью столь энергетически сильной истории, и я решилась спросить:
–Почему ты так решил? Что случилось?
–Это всё она! – ответили мне тяжелым голосом, полным разочарования.
–Кто – она? – в моей голове живо пронеслось представление о роковой девушке, разбившей сердце моего нового знакомого.
–Да чушь эта! Выдумки! – с этими словами он неожиданно взял свою сумку, расстегнул её, и озлобленно метнул в меня какой-то зелёной тетрадкой, – Ложь!
Я с интересом посмотрела на валявшийся на земле предмет, не понимая, как такая безвредная мелочь может доставить столько душевных страданий. Разве что это чей-то дневник? Это я подняла тетрадь в руки и спросила:
–Это ты из-за неё так?
–Да потому что там – сплошное враньё! Там всё рассказали неправильно, ничего такого вообще не было и быть никогда не могло! – говоря это, он поднялся, натянув лямку рюкзака на плечо. Распрямившись, он вдруг посмотрел на меня пристально и сказал:
–Хорошо, что нет Царя. Хорошо, что нет России. Хорошо, что Бога нет. Только желтая заря, только звёзды ледяные. Только миллионы лет…
Началось всё с пафосом, но, видя моё непонимающее лицо, парень начал тушеваться и на последней строчке, видимо, запамятовал текст. Мне захотелось скрасить неловкий момент:
–Это откуда-то? А к чему это?
–Это Георгий Иванов, русский поэт, – не смотря на меня, ответил он. Дурацкая пауза всё же состоялась, но, видимо, бесцельно, наконец парень грустно сказал, – Да неважно.
–Никогда не слышала про него! А что он ещё написал? – я спросила это с искренним желанием поддержать разговор, но оказалось, что зря – парень окончательно потерялся, начал суетиться, и смог выдавить только:
–Ну, это известный русский поэт… Ладно, все так смешалось… кони, люди… я, наверное, пойду, – и с этими словами он зашагал в сторону метро. Я немного замешкалась, но вскоре догнала его со словами:
–Мне в ту же сторону! И вообще, ты точно в себе?
–Точно, – буркнул парень мне в ответ, но его вид говорил совсем об обратном.
Оставшаяся дорога до станции формально минула тихо: мы шли молча, молча спускались по эскалатору. Но мой спутник по-прежнему оставался неспокойным, то вздыхая, то силясь сказать какую-то окончательную фразу, но разрешаясь только невнятным мычанием. Наконец, мы оказались на платформе, где давно накипающее все-таки вырвалось наружу:
–Вы поймите! Они ведь всё испортили, всё опошлили, – с этими словами он начал тыкать в тетрадку в моей руке, а затем продолжил это занятие, но уже в направлении своей груди, – А мы ведь работали! Мы пахали, чтобы это всё появилось! Я знаю, как оно должно быть. Я лучшие годы в это вложил! И что теперь… И теперь они дают мне это – на, почитай, скажи, что думаешь… Да чего тут думать-то! Тут ни слова правды и ни грамма реальных дел!
Дальнейшие возгласы утонули в шуме приближающегося поезда. Я, ничего толком не понимая из его слов, медленно попятилась к двери, надеясь, что моё намерение на заметят. Парень, тем временем, упиваясь своей истерикой, уже почти кричал на всю станцию:
–Да как они смеют! Если они всё так воспринимают, то это вообще нельзя… Нельзя… Я её уничтожу, я им не дам…
С этими словами он вдруг повернулся в мою сторону и глупо поглядел на меня, а я – поглядела на него – и двери поезда закрылись. «Следующая станция – Электросила».
Хорошо помню этот кадр – на мокрой ещё голове выпучились на меня красные глаза, а дальше – чёрный занавес с двух сторон. Я пожала плечами, как нашкодившая пятилетка, которая первая успела нажаловаться воспитательнице, и открыла злополучную тетрадь. На первой странице значилось:
«Ребята, не стоит вскрывать эту тему. Вы молодые, шутливые, вам всё легко. Это не то. Это другое…»
«Какой же дешёвый фарс», – подумала я про себя и перелистнула страницу:
Там значилось:
FRAT.FICTION
«Если в фильме никого не убивают, то это вообще, бля, не фильм, а говно»
Дмитрий Александрович Л.
IN SYMPATHY
–Борис, так почему Вы хотите вступить в наше братство?
Борис выдержал недолгую паузу.
–В школе я много читал. Другие, наверное, читали не так много…
Дальше шел монолог, который я хорошо знал и часто слышал. Художественная литература XIX-XX века, русская история, американские культовые фильмы. Иногда вспоминали декабристов, чаще Минина и Пожарского. Кто-то говорил про Царскосельский лицей, некоторые умудрялись приплести «Бесов» Достоевского. Мелькали упоминания заокеанских и, реже, европейских студенческих братств, но обычно знакомство с темой ограничивалось фильмом «Общество мертвых поэтов». Может быть, это и хорошо – есть простор для свободы творчества. По мне так, в этом и есть дух истинного студенчества – крушить Бастилии, громить клубы или, на худой конец, сдирать с дураков смешные шапочки. Но если вы трусливы, то можно и просто покритиковать авторитеты в каком-нибудь изобличительном эссе. Не у всех ведь в характере акционизм. Но мы стараемся его отыскать, пусть даже не самый радикальный.
В общем, устои наши пока шатки, но вот люди друг на друга всё равно похожи. Среди нас как будто изначально существует некий общий культурный код.
–…И вот, когда я увидел чёрно-белый стикер в универе, я подумал: почему бы и нет?
–А чем Вы можете быть полезны для нас?
На этот раз пауза была длиннее.
–Наверное, тем, что я разбираюсь в…
И снова все слишком знакомо. Чаще всего неуверенные рассказы о собственных достижениях, которые, однако, больше чем в половине случаев оказывались внушительными. Иногда настолько, что я волей-неволей чувствовал уколы зависти. Возможно, я поторопился, вызвавшись поучаствовать в новом наборе. Кучи людей проходят конвейером перед твоими глазами, и ты стараешься по заветам Карнеги поставить себя на чужое место. К сожалению, у меня был талант к этому перевоплощению – и, честно говоря, быть кем-то другим мне слишком часто нравилось. У иных место под солнцем такое уютное, что совсем неясно, что привело их к нам? Сразу видно, что человек далеко пойдет уже из рассказа – куда его ещё собеседовать, что спрашивать?
–…даже диплом где-то завалялся. Никогда и не думал, что по фехтованию тоже дипломы выдают. Наверное, всё.
–А чего вы сами ждёте от людей в братстве?
Возможно ли вытянуть из людей что-то большее, чем типовые ответы? Возможно ли действительно раскрыть человека по-настоящему путем какого-то тестирования? Надо поговорить с кем-нибудь из HR, считают ли они вообще свою работу имеющей смысл. И как мирятся со своей ролью. Там ведь легко с ума сойти – стать Вершителем Судеб или типа того.
Но Борис мне нравился – серый клетчатый пиджак, аккуратные коротко постриженные волосы, медная руническая подвеска на шее, флегматичный взгляд в сочетании с яркой мимикой. В голове вертелось идиотское «Борись, Борис», но я ограничивался понимающей улыбкой, пока брат Данте пытался развести кандидата на большую гласность.
–Ты не устаешь это делать? – спросил я, когда все необходимые процессы, наконец, завернулись.
–Иногда это надоедает, но тогда я сразу думаю о том, что иначе это бы делал кто-нибудь другой – и эта мысль возвращает силы обратно, – ответил брат Данте.
–Не самая благородная мотивация.
–А ни с кем в благородство играть не буду. Знаешь, выполнят для меня пару заданий…
Я одобрительно улыбнулся. Приятно общаться с культурными людьми.
–Так как тебе эта бритва?
–Чего?
–Ну, Борис.
–Почему Бритва?
Теперь улыбался Данте. Слишком выразительно, чтобы я не почувствовал себя уязвленным. Надевая пальто, а сегодня было ещё холодно и ветрено, мой названный старший брат рассуждал:
–Недавно читал статью, где какая-то либеральная бестия доказывала, что цыган правильно называть «рома». Мол, для них слово «цыган» – это как для нас – «русня». Прикинь, получается «рома» – цыган.
–Ненавижу, блядь, цыган.
Брат Данте одобрительно кивнул и повторил свой первый вопрос:
–А о Борисе Бритве тогда что думаешь?
–А… Борис… слышал, что его хрен убьешь, да?
–Да забей уже.
Худшей своей чертой я всегда считал излишнюю медлительность. Нет, я научился вставать на пары вовремя. Научился заранее делать расчетно-графические и иначе-специфические работы, и сдавать их в срок. Научился даже принимать душ за 5 минут. Все эти вопросы поддаются стройной и хладнокровной богине Самодисциплине. Но вот медлительность ума – это что-то врожденное. Смотреть за метаироничными разговорами братьев – это одно, а участвовать в них – совсем другое. Впрочем, какая мне метаирония, если и простейшие отсылки я часто просыпаю. Стоит мне начать разговор об этом с кем-нибудь – сразу же относятся с пониманием, говорят, что у них всё также. Но когда я через пару дней вижу моих собеседников в деле – тогда мне становится стыдно, что я решился раскрыть им секрет своего молчания. А потом становится стыдно из-за того, что стало стыдно быть искренним перед своими братьями. Они ведь для этого и существуют. В том числе.
Размышления над ответом я подменяю скроллингом ленты. Экран, разумеется, ужасно влияет на мысль. От его света высыхает вся смазка на нейронных шестеренках. А без смазки, как известно, туго. Возможно, многие начинают вести собственные каналы как раз для того, чтобы компенсировать свою разговорную импотенцию. Или чтобы зафиксировать какие-то мысли. Некоторые даже книги так пишут. Уведомление!
–Сестра Водка зовёт в бар.
–А куда ещё может звать Водка?
–Так мы двигаем?
Мы двинули. Баррикадная уже горела, в пацифистском смысле горела – барельеф, буква «М» – всё было в нежном фиолетовом свете. Мне нравилось это оформление, как и вообще весь нынешний мейнстрим – в кои-то веки доминантой стало что-то напоминающее знакомые с детства образы. Нет, в мои сопливые годы не разъезжали голубые кадиллаки, не блестели диско-шары и каждый не выращивал домашнюю пальму на застекленной лоджии. Дело в синематографе и компьютерных играх – окружающая среда как будто начала копировать то, что происходило тогда в них. Словом, самые яркие из детских впечатлений и переживаний теперь вдруг оживают вокруг.
Как-то задумавшись об этом всерьез, я решил, что дело совсем не в абстрактном явлении «мейнстрима», а в том, что все более близкие нам поколения начали формировать пространство реальности, а потому оно становится всё понятнее и потому же – субъективно красивее…
–Найс подсветка, – обобщил свои размышления я в более доступную форму.
Поезд был старый, так что я непроизвольно дернулся, когда брат Данте закончил длительный характерный для него обстоятельный мыслительный процесс и почти заорал мне в ухо:
–А по мне, так говно та подсветка. Это выглядит как дешёвая копия каких–то старых времен, как будто кто-то насмотрелся олдскульных фильмов и решил «причесать» реальность под них, но совсем забыл про дух времени. По-настоящему стильно смотрятся естественные вещи – если бы несколько букв не горели, например… или если бы мужики на барельефе были раскрашены в красный или под мозаику, ну, знаешь, советский винтаж… а так это всё фуфло какое-то для понаехавших из-под Воронежа какого-нибудь, где новый фонарь – городское событие…
–Но так никто не сделает.
–А потому что и не надо так делать. Для чего этот «Храм Христа Спасителя» кругом? Нужно в духе времени быть, нахуй ретроспективу. Старые образы для старой жизни, а нам надо шагать вперед. Настоящее созидание не должно копировать, оно максимум должно вдохновляться.
Я бы поспорил с ним, но боюсь проиграть. С моим эгоцентризмом и мнительностью можно спорить только с самим собой. Зато аргументов можно собрать и без эскалации:
–А как в духе времени, по-твоему?
–Минималистично как-нибудь. Просто заглавными «БАРРИКАДНАЯ» на белом фоне. Чёрными буквами. Или даже только символ нанести, обозначающий баррикаду – графические дизайнеры разберутся, как надо. И мужиков на барельфе, кстати, тоже чёрными надо сделать.
–Может ещё одного в женщину переделать?
–Нет, в жопу этот феминизм.
Сестра Водка уже ждала нас за столиком в дальнем конце зала. Всего сотня лет – чих для не стареющей и всегда удивляющей Эволюции, а женщины уже могут свободно пить алкоголь в одиночестве вечером. Какие изменения ждут нас в начале следующего века? Дети в экстази-барах? Кажется нелепым, что это вообще могло вызывать неодобрение – но я вполне в состоянии доказать, почему это было так. И, да, я обязательно сделаю это. Но сначала мы, конечно, обнялись.
–Как очередной щегол1*?
–У него «Молот Тора» на шее, так что у меня двоякое впечатление, – первым вступил Данте, – с одной стороны, это забавно – малый может всерьез угарать по налётам на плебеев, а с другой – это повышенный риск излишнего количества римских приветствий, да и вообще германофилии. Руны, кресты, кожаная одежда… и почему многим так нравится оставаться подростками?
Я хотел было что–то возразить, но не придумал, что.
–У меня тоже полно похожих подвесок, – нахмурилась Анна.
–Ты девушка, это другое.
–Мы, кстати, как раз говорили о феминизме, – попытался перевести разговор на предварительно прозондированную мозгом тему я. Замечали, что когда вам захотелось влезть в разговор в удачный момент, но вы не успели, то вы все равно влезете в него через несколько секунд, и скорее всего уже не на такой удачной ноте? Интересно, у этого явления тоже есть какое-нибудь модное заимствованное название, или его ещё предстоит придумать?
–И что говорили?
–Да скорее упоминали. Делились мнениями. Вот брат Данте заявил, что не любит его.
–А кто–то в здравом уме разве любит? По-моему, нет ничего хуже политизированной женщины, – многократно моргая, повернулась ко мне сестра Водка.
–Но, если бы сто лет назад женщины не проявили интерес к политике, ты бы не смогла сейчас сидеть в баре одна и потягивать этот Double Chocolate, – ухмыльнулся я, довольствуясь манипуляцией беседы.
–Почему это?
–Нравы общества. Знаешь, с точки зрения биологии мы ведь все просто приматы с развитой сексуальностью. И когда законы этой сексуальности нарушаются, это вызывает естественное раздражение.
–Чего?
–Я к тому, что приматы мужского пола, – тут я обвел помещения поднятым вверх пальцем, – неодобрительно бы отнеслись к такому поведению. Типа ты легкомысленная самка, которая может принести чужое потомство. Только выразили бы это в более корректной форме.
–В таком случае мне приятнее думать, что меня создал Господь, и пути его неисповедимы, – вмешался Данте.
–А мне приятнее думать, что у меня есть своя голова на плечах. И инквизиторы или мужские приматы не сожгут и не закидают меня камнями – к каждому можно найти индивидуальный подход, – также легко отвернулась она обратно.
Стоит ли говорить, что не в последнюю очередь благодаря такой категоричности, Анна aka сестра Водка пользовалась в нашем сообществе повышенным вниманием со стороны многих братьев. Играла роль и её внешность – светло-русые волосы, ясный, а потому совсем не типичный для томного московского большинства, взгляд голубых глаз. Как заурядные ребята, мы с братом Данте входили во «многих». Поэтому надо было пользоваться моментом и производить благоприятное впечатление. Тем более – начинался уже третий бокал пива. Но, разумеется, здесь снова штрафом выступала моя медлительность.
–Кстати об этом – тебе-то твоя игра в политику удалась? – первым сориентировался брат Данте.
–Пока не знаю точно. Но я виделась со знакомым Феди в Думе, который может устроить стажировку. Может, с мая и начну быть ближе к государственным органам.
–И к органам господина Слуцкого?
–Обязательно, – вкрадчиво шепнула Анна.
–Интересно, когда уже наступят лучшие времена, и на наших органах тоже будут играть? – изображая меланхолию, спросил я.
–Разве что Россия внезапно перейдет в католицизм, – самодовольно ухмыльнулась Анна.
–За католическую Россию!
–За Папу Московского!
–За Всероссийский Собор!
–DEUS VULT! – подытожил брат Данте, и мы, одновременно многозначительно и глупо переглядываясь, чокнулись.
Часа через полтора наша спутница засобиралась домой. Обычно мне непроизвольно становится грустно, когда я понимаю, что посиделки идут к своему логическому завершению, а ничего экстраординарного так и не произошло. Мы ведь никогда не знаем, будет ли этот день «Тем самым днём», и всё время чего-то ждём – но жизненный опыт подсказывает, что пока не изменится наше собственное поведение, не изменится ровным счётом ничего. С такими мыслями я вызвался проводить сестру Водку до метро:
–Аннушка, Вы будете так добры доверить мне свою голову на плечах?
Сестра вопросительно посмотрела на меня, накидывая куртку. Я повторил попытку:
–Я к тому, что я отлично разбираюсь в индивидуальных подходах… к метро.
–Эх, а так хотелось побыть легкомысленной самкой…
Мы вышли, в то время как Данте решил дождаться брата Самоуничтожение. Хитрец, делает отстраненный вид, вовремя пропускает ход. Но ничего, хитрый раджа тут сам себя перехитрил. У меня теперь есть время наедине. Да, время наедине – то, что мне нужно. Интимный разговор – это всегда другой разговор, тут уж мне волю только дай, тут никакой публичной оценки со стороны…
Стоит ли говорить, что в течение тех шестисот метров до станции никаких попыток наступления я не сделал – то ли три пинты были слишком маленьким допингом, то ли мы живем в таком проклятом месте, где изменения в лучшую сторону попросту невозможны на каком-то мистическом уровне. Не зря Петя переехал в Питер. Ну вот, снова во мне говорит пиво. Снова станция.
–Что там, вроде, с алкоголем в метро нельзя, да? – попытался пошутить я. Придумывал это всю дорогу.
–Только если он не в пакетике.
–Я бы не стал надевать на тебя пакетик.
–У, да ты нарушаешь правила? Плохой парень, да? – и добавила, глядя на моё непонимающее лицо, – Ладно, приму это за комплимент!
Я козырнул двумя пальцами, но Анна сама сделала первый шаг и обняла меня. И вместе с её руками меня охватило обычное в такие моменты сомнение – допустимо ли это в нашей сложившейся социальной структуре? Не делает ли это сообщество разлаженным? А вообще, хочу ли я действительно какого-то развития событий? Не знаю, как вы, но, когда я делаю эти неловкие трюки, которые у более цивилизованных людей из развитых капиталистических стран прошлого века назывались бы «флирт», то никогда до конца не отдаю себе отчёта, что будет в конце. Не зря психологи называют всё это играми. А может эти объятия вообще ничего не значат? Обнялись и всё, все кругом постоянно обнимаются же?
–Ладно, увидимся.
–Давай.
Теплый ветерок из дверей метро сменился прохладным дыханием апрельских улиц – я люблю прогуляться после моментов, которые кажутся мне значимыми. Ранний подъем – есть, досрочно поставленный зачёт – есть, собеседование со щеглом – есть, приятная компания на вечер – есть. Даже в брачных играх сегодня удалось обставить соперника! Что ещё нужно для чувства удовлетворенности?
BARREL OF A GUN
Брат Самоуничтожение проснулся. Липкая постель, липкие ладошки рук, липкие волосы. Как же отвратительно вставать с избытком токсинов в крови – спасибо Аллаху, что сегодня шаббат. Спасибо ему же, что родители достаточно нервничали в своё время, чтобы снять отдельную квартиру. Все эти колбы, пробирки и замотанные в полиэтилен коробки с реагентами вызывали бы слишком много вопросов в общаге. Да и просыпаться после чересчур удачных вечеров одному как-то уютнее. Но теперь щедрая река коммунального благополучия застраивалась плотиной – плотиной скорой родительской пенсии, скорой свадьбы старшей сестры и окончания собственного бакалавриата. Скоро 21 год, никого рядом нет, и точно надо что-то делать.
Алексей подошёл к вечно открытому окну, сделал глубокий вдох и осмотрелся. Кузьминки. Один из многих: на равном расстоянии стоящие друг от друга каменные монолиты, сносный парк, круглосуточный магазин в соседнем подъезде, переполненные утром и вечером вагоны метрополитена. Красиво здесь тоже – только утром и вечером. В первом случае все спешат в одном потоке, среди домов-гигантов, и ты чувствуешь эту энергию «каменных джунглей», и инстинктивно хочешь бежать вперед быстро-быстро. Во втором – солнечные лучи превращают все стекла из дешевого пластика в плитки жидкого янтаря – свет вокруг, как в первом Спайдермэне, и ты неспешно гуляешь, будто и правда попал на съемки какого–то фильма. Сегодняшний день, впрочем, не попадал ни под один из двух вариантов – серые тучи висели над серым районом.
Брат Данте умеет пить и умеет разговаривать, – думал Самоуничтожение, включая конфорку под туркой, – а вот я нет. До конца следующей недели ещё есть время, а значит, мне всё ещё можно чему-то научиться. Кто-то может выучить новый язык за неделю, а мне всего-то надо найти приличное место.
Он снова уставился на список компаний, красивым, почти каллиграфическим подчерком выписанных на бумажке, прикрепленной к двери холодильника магнитиком с надписью «В Питере – пить!». Девять позиций, девять кругов Ада, один из которых он обязательно должен выбрать своим новым домом на ближайшие три года – таковы условия гранта, который ему посчастливилось выиграть в выпускном классе одного городка на Русском Севере 4 года назад. Если бы всё было так просто. Брат Данте – минус, он тоже оказался далек от отрасли и ничем не может помочь. А казалось, что он разбирается прямо во всём…
Но что мешало Алексею помочь самому себе? Не особо любимая специальность, но от такой возможности нельзя было отказаться. Не особо любимый город, но от такой возможности нельзя было отказаться. Не особо нужная квартира, но, когда тебе предлагают, тем более для будущей лучшей жизни, снова нельзя отказаться. Точнее, можно было, но в 18 лет мозги явно не имеют достаточной степени зрелости. Имеют ли сейчас, или эта меланхолия – просто влияние разлагающегося ацетальдегида, недостатка глюкозы и перебора всякого рода сивушных масел? Вопрос дискуссионный. Тошно, хоть расстреляйте. Но на самом деле на расстрел брат Самоуничтожение точно бы не согласился – он слишком любил загадочную бодрость первых утренних часов. В такие часы можно решить большинство затруднений. И сегодняшнее – не исключение.
Кофе полез на свободу, но был вовремя схвачен, переведен в другую камеру, и безжалостно поглощен хищность пастью, сильно отдающей перегаром. Не помог один – поможет другой.
–Алло, Кирилл?
–Да, Леша, я тебя слушаю.
–Ты читал моё объявление в канале? Про девять компаний, в которых мне очень нужны зацепки?
–Да, Леш, я читал. Смотри. У тебя достаточно специфичная специальность, я даже не удивлюсь, если ты здесь один такой. Я поспрашивал своих ребят на работе, но там все в основном в финансовой сфере, в консалтинге, и по химическим технологиям… у тебя же так называется, да?
–Фармацевтические технологии.
–Да? Я думаю, это похожие вещи, и, как я понял, у меня таких знакомых нет. То есть специфика очень сложная, это раз. Два. Ты сам ведь писал в эти места? Что они говорят, что-то конкретно требует, типа портфолио? Может быть, с этим можно как-то поработать.
–В ноябре у нас было тестирование, по итогам которого всех разбирали на неоплачиваемые практики. В эти компании, вот, и дальше с продвижением все как–то само шло. А я тогда… болел.
–То есть ты сам пропустил этот момент?
–Когда на колесе выпадает выпить поллитровый коктейль из всего алкоголя в зале, тяжело потом не болеть.
–Ты о 22сиче2?
–Да.
–Блин, это явно по-дурацки вышло. Обычно братство помогает с работой, а у тебя прямо парадокс… Но я пока не знаю, чем тут помочь, Леш. Попробуй оценить риски, что будет, если у тебя не получится найти это место. Что ты теряешь? Может, есть какие-то альтернативные варианты развития событий, где мы сможем тебе помочь? Тебе во всех местах отказали?
–Везде, куда дозвонился.
–А те, что не дозвонился? Ты ездил к ним?
–Там один офис в Химках, другая фирма вообще в Зеленограде. Даже если для меня там вдруг найдется место, я повешусь через полгода от дефицита солнца, и, следовательно, серотонина.
–Ты и сейчас какой-то не особо веселый.
–Мало солнца. Наверное, авитаминоз.
–Я как–то пару лет ездил на учебу из Одинцово. Инвестиции окупились.
–Ладно, ладно, я подумаю. Давай.
–Пока, Леш. Действительно, взвесь все варианты, всегда есть неучтенные возможности. Возможно, тебе просто стоит взять перерыв. Заняться другим делом. Как в контрольной работе в школе – если не можешь решить одну задачу, переходи к другой.
Неучтенные возможности. Риски. Было ли вступление в Корпорацию тем риском, который привел к такому патовому положению вещей? Не быть на том восхитительном, атмосферном вечере в ноябре в одном из подмосковных коттеджей – быть на следующее утро на самой важной паре за время учебы. Студенческая корпорация – мы вместе вьём гнезда, мы вместе ходим пить в бар, кругом только и разговоров: «крутейшее кейс-стади», «авторитетный клуб дебатов», «уникальные возможности попасть в министерство», «а вы ходили в новый бар на Моховой?». Бар выглядит куда более реальной вещью, даже на Моховой. Может быть, только для меня одного? Может быть, я просто не тот самый, чтобы быть в этом кругу избранных? Чем был тот вечер – тест на дебила, бунт против себя самого или просто стечение обстоятельств? Нет, всё это слишком тяжелые мысли. Кирилл прав, от этого всегда лучше отвлечься. Зеленоград и Химки – это слишком далеко. А вот Петербург, Петербург будет в самый раз.
NEVER LET ME DOWN AGAIN
–Сколько нужно корпорантов, чтобы собраться на официальный выезд? – спросил брат Лабаф навстречу мне, идущему к машине.
–Пять? – без задней мысли ответил я.
–Почему ты так решил?
–Потому что в машине пять мест.
–Нет, так не пойдет в любом случае, – скривил ухмылку он.
–Что ты вообще хочешь?
Лабаф спрыгнул с багажника, демонстративно поднял левую руку, на которой у него были часы, прямо к моему лицу.
–Чуешь, чем пахнет?
–Временем?
–Почти. Деньгами, который пахнут бензином, который мы потратим, стоя в пробке на Ленинградке.
Я невольно улыбнулся. Людям с детскими чертами лица, к которым, без сомнения, относился брат Лабаф, противопоказано злиться.
–Так при чем тут количество корпорантов?
–Когда вы все опаздываете на полчаса, я начинаю думать, что мне легче ехать одному. Но вот вопрос – считается ли поездка одного корпоранта официальным выездом?
–Ну… разве что, если корпорант – единственный корпорант в своём городе. Не помню, есть ли у нас такие города. Я вообще не особо в курсе, что происходит за пределами Москвы. Ты заранее это продумывал, да?
Было около 8 утра воскресенья, так что было глупо ожидать, что кто-то приедет вовремя. Лабаф предложил мне закурить, я не отказался.
–Обычно «Золотая Ява» не вызывает особого энтузиазма, – прищурился мой сегодняшний водитель.
–Мне неважно.
–Что, нет любимой марки? А как же собственный стиль?
–Как бы сказать. Курение – это не принципиальный вопрос. Никакого удовлетворения.
–Так не кури.
Я улыбнулся случаю рассказать собственную теорию.
–Смотри. Я мог бы не курить – но тогда я пропускал бы все откровенные разговоры в курилке. Я мог бы не смотреть футбол во время чемпионата – но тогда меня бы посчитали… уже немного странным. Я мог бы даже не пить пиво – но тогда со мной бы вообще боялись разговора заводить. Люди плохо реагируют на саботаж массовых ценностей. А вот приверженность им, наоборот, всегда поощряется.
–Если дело только в людях вокруг, то по мне так лучше не делать того, чего не хочешь.
–Тебе легко говорить, ты же не заставляешь себя.
–Для чего вообще заставлять, будь собой, да и все.
Я покачал головой:
–Быть собой? Что вообще значит эта волшебная фраза? Ты говоришь это так уверенно, как будто видишь себя изнутри и точно знаешь. А точно знать ты не можешь, потому что ты такой же человек, как и я. И в нас есть животное и приобретенное. Причем второе всё равно производно от первого. Поэтому человеческое естество – не самая приятная вещь, тем более с сугубо-личными загонами. Нужно иметь воспитание и все такое.
–Возможно. Только смотри, чтобы в один день ты не понял, что это воспитание поимело тебя.
–Ты в философы записался?
–Нет. Просто я думаю, что если ты так заморачиваешься, то неплохо бы воспитать себя и приходить вовремя.
–Не засчитано. Я всё ещё первый из всех остальных. Поэтому схожу-ка я пока, найду себе сэндвич в дорогу.
Бедный Лабаф остался наедине со своим раздражением ещё на полчаса, но вскоре компанию ему составила сестра Водка, вчера внезапно решившаяся присоединиться к нашей поездке. Я холил и лелеял себя мыслью, что это не в последнюю очередь связано с пятничным вечером. Ещё через 5 минут из-за угла показался Алексей с бутылкой «Немецкого» в руке и рюкзаком за плечами.
–Че, пацаны, пунктуальное братство?
–Скорее трезвое братство. Ты купил, что хотел?
–Это не совсем так, – брат Самоуничтожение дернул плечами, послышался звон. Лабаф одобрительно кивнул.
–Приятнее только колокола, да?
Мы выехали в десять минут десятого. Компания заняла машину на все пять мест: кроме меня, Леши, Ани и Лабафа был ещё брат Мушка – малознакомый мне корпорант прошлогоднего набора. Остальные ребята как-то быстро подружились с ним – за своё недолгое пребывание в рядах парень не пропустил ни одной важной встречи или другого крупного события. На Ленинградском шоссе не было пробок, так что ехать предстояло меньше 7 часов. Брат Самоуничтожение открыл вторую сразу после поворота на Зеленоград.
–Оставь место для Питера, Леша, я не хочу потом машину мыть, – заметил его энтузиазм Лабаф.
–Нужно оправдывать репутацию перед вышестоящими инстанциями, – парировал тот.
–Это ты о чем? – вмешался Мушка.
–Недавно в чатах была инфа, что чекисты считают нас полезными, но слишком много пьющими, – объяснил Лабаф.
–А. Интересно, у них такой KPI – выяснить, насколько объект подвержен потреблению веществ и так далее? Сколько бутылок в день и все такое?
–Надеюсь, что это их единственный KPI по бутылкам.
–Я думала, на прошлой рабочей встрече мы однозначно высказались против такого рода шуток, – со вздохом протянула сестра Водка.
–А мы уже вне московской юрисдикции, – выкрутился Лабаф.
–Break the law, fuck the Police…
–Везде, где есть мы – есть московская юрисдикция.
–Ррраунд!
–Скажу это брату Иисусу по приезде, – не желал сдаваться без реванша Лабаф – положит тебя на коврике у двери.
–Опять угнеталочка… доколе сестры… – сгримасничала Водка.
Пока мы увлеклись беседой, брат Мушка добрался до aux-провода и включил AC/DC – Highway to Hell. Небольшого роста, ушлый человек с бегающими глазками, но момента своего не упустит – и музыка у него в плейлисте хороша. Я почувствовал, что пора «ловить момент», устроился поудобнее, и залип в пролетающие мимо пейзажи, предвкушая питерские приключения. Пригородные хозяйственные постройки непрозрачного назначения сменились полумертвыми деревеньками. Они проносились за окном, оставленные нами, оставленные всеми, и вместе с их съехавшими крышами куда-то в сторону потекли и мои мысли. Не уверен, думал я про них или про то, что я слишком много думаю о девушках. Может быть, обо всем одновременно? Да и какая разница, как можно быть загруженным в такие моменты? Машина, музыка, дружеская компания. Едем в Питер. Что ещё нужно для чувства удовлетворенности?
Брат Самоуничтожение открыл третью.
Мы проехали Московские ворота, развили наступление на север тем же путем, на Техноложке свернули на Загородный проспект, а оттуда на Невский. Со всех сторон я встречал знакомые мне силуэты зданий – за деревьями светил парадным мундиром Александрийский театр, в узкий уличный проем с интересом выглядывал Русский музей, раскинул колоннады в широких объятиях Казанский собор, мимолетом подмигнула мне Арка Главного штаба.
–Помню, когда я в первый раз приехал сюда, мне казалось, что я попал в ожившую русскую историю. Все классические книжки, театральные постановки, собственные представления об Исторической России – все обрело плоть и кровь здесь, на Невском, – заговорил Самоуничтожение, отлепившись от окна, – вы чувствовали похожее?
Я кивнул.
–Блядь, Невский, а я лезгинку забыл включить! – неожиданно очнулся за рулём Лабаф.
Брат Иисус встретил нас в полосатом халате, с большой кружкой кофе в руке. Он стоял, опираясь о косяк, не открывая дверь полностью – и самодовольно смотрел на нас всех.
–Так, короче, спальные мешки все взяли?
Мы единодушно кивнули.
–Дело в том, что мы с Ирен практикуем Гринвичское время – ну, знаете, заранее готовимся к миссии под прикрытием – поэтому мы только встали.
–Слабое оправдание, – заметил Лабаф, но Иисус сделал вид, что не услышал его реплики.
Он сделал большой глоток кофе, оставив темный след над своей верхней губой.
–И чтобы мастерски потянуть время, я обрисуют вам план дислокации. Значит, так, – он поправил очки указательным пальцем свободной руки, который затем тут же направил на меня и брата Самоуничтожение, – Die erste Kolonne marschiert… Pardon!
Он резко развернулся и крикнул вглубь комнаты:
–Ирен, дорогая! Куда мы положим Алексея и…э…?
Он вопросительно и как бы немного с недоверием, стесняясь своего промаха, посмотрел на прямо на меня, а потом обвёл взглядом всех стоящих. Я собрался было открыть страшную тайну, но тут дверь неожиданно открылась полностью, заставив бедного Иисуса балансировать на грани падения. Ирен смотрела на всех нас с доброжелательной, искренней улыбкой:
–Заходите пока на кухню, кофе хватит на всех.
Мы гурьбой ввалились в прихожую, добрую половину которой занимал старый советский темно-вишневый стеллаж, полностью забитый книгами. Я краем глаза заметил названий нескольких из них – сборник Розанова, «The Goebbels diaries» и какой-то путеводитель по Новгороду на французском языке. Боже, я что, попал к настоящим петербургским интеллигентам в первом поколении?
Мы, наконец, расселись на тесной кухоньке с желтыми обоями и теперь усиленно переглядывались. Не уверен, насколько хорошо все здесь были знакомы друг с другом – но, как я, далеко не в первый раз, убедился, принадлежность к доверительному узкому кругу делает с постсоветскими людьми невообразимые чудеса. То есть делает их дружелюбными.
–Ну че, московиты, добро пожаловать в Свомпвилль. Вас здесь не любят, кстати. Вы придумали себе какие-нибудь планы на время пребывания?
–Мы думали, у вас уже есть готовая и испытанная культурная программа, – вступил в диалог Лабаф.
Иисус закатил глаза, сделал ещё глоток кофе, поддернул халат и подошел к холодильнику. Рывком он открыл дверцу, глянул внутрь. Затем он вернул свой разочарованный лик нам:
–Нет, я так не думаю.
Тут очнулась Ирен:
–Кстати, у нас завтра первая встреча с щеглами из весеннего до-набора. Можете поучаствовать в сием торжестве.
–О, молодые. «Мы построим РНГ, но сперва сдадим ЕГЭ?», – весело спросил брат Лабаф.
–Я бы, наверное, с ума сошёл, если бы в один год приехал в Петербург, а потом ещё и к нам попал, – заключил брат Мушка.
–Завтра с утра? – уточнил я.
–До зари. Да, только смотрите, там будет топко… и грязно, – заключил Иисус, – вы же не собираетесь отказываться из-за такого неудобства?
Разумеется, мы не собирались отказываться. Большое сборище братьев и сестер из Петербурга ещё ни разу не было на моей памяти скучным. Коллег с Севера можно было обвинять в провинциальности, но в отсутствии фантазии – никогда.
GET THE BALANCE RIGHT
«Вы должны понимать, что собрались здесь не просто так. Мне очень хочется донести до вас, что решения, которые Вам предстоит сделать, возможно, станут одними из самых важных решений в Вашей жизни. Что это не очередное волонтерское движение или молодежный проект каких-нибудь политических сил, название которых через пару лет Вы и не вспомните.
Корпорация начиналась как добровольный союз нескольких людей. Их усилиями, их работой на чистом энтузиазме получился тот результат, который есть сегодня – нас больше 300 человек по всей России. От Калининграда до Владивостока братья и сестры объединены теперь общей целью – делать себя и свою страну лучше. Чем больше людей перенимают эти ценности, чем больше людей живут не только для сытого живота, тем скорее заветы Петра Алексеевича и Петра Аркадьевича о великой России станут явью.
Все вы знаете, что есть, наверное, более легкие пути достичь собственного благополучия – границы пока остаются открытыми, а внутри страны есть работающие институты, гарантирующие теплое место взамен на лояльность каким-нибудь авторитетным дядям и тетям. Мы не противопоставляем себя им, но считаем, что умное студенчество годится не только для того, чтобы продать себя подороже. У русского студенчества – и вы, придя сюда, это доказываете – есть самосознание, есть желание нести в этот мир не только чужую, но и собственную повестку.
Правые вы или левые, атеисты или буддисты, пацифисты или милитаристы – Корпорация рада видеть вас здесь, если вам не чужды добродетель, здравый смысл и желание изменить наш общий дом к лучшему. Студенческое братство в его изначальной идее – это та самая площадка, где его члены смогут обсудить и в будущем реализовать свои проекты за счет своих же собственных ресурсов. Ограничителем выступает только желание и талант – но именно этого, я думаю, вам всем не занимать.
Желаю каждому удачи на будущих испытаниях3* – проявите себя тем, кто Вы есть, или станьте тем, кем давно хотели быть – и Корпорация будет ещё больше рада вам. Потому что мы будем в одном ряду»,
– брат Данте закончил чтение речи и оглядел лица присутствующих. Явного неодобрения не читалось, но на всякий случай он усиленно увеличивал мощность ментального щита. Скупые лучи света от бра оставляли место для тени на его лице, делая его воистину грозным. Однако мало кто из присутствующих отдавал отчёт театральности происходящего. Для них, устраивавших несколько лет назад первые встречи на заброшенном складе, она была привычным антуражем.
–Каждый раз, когда я сам слушаю такие речи, мне кажется, что нахожусь в какой-то секте, – улыбнулся Кирилл, – если бы я не был женат, то это было бы почти фактом, – и он с вызовом посмотрел в сторону Михаила.
–Не знаю… зачем ты приплел Петра Первого, кстати? – бегло проговорил тот, обращаясь к брату Данте.
–Потому что Петр Первый – это охуенно.
Михаил потупился в пол, нахмурился, и также быстро продолжил:
–Ладно… зачем мы вообще сейчас обсуждаем речь для нового набора? Выйдем и скажем, что проговаривать-то? Собор сейчас представляется более важной темой.
–Потому что я предлагаю, как уже говорил в прошлый раз, утвердить на Соборе единую вступительную речь для всех наборов во всей Корпорации. Это будет новой традицией, своеобразным Отче наш, который слышали все, кто причастен к нам, – медленно и с упором проговорил Данте.
–Тогда нет, блин, это должно быть совсем, совсем по-другому. Во-первых, если я правильно помню, Отче наш существенно короче, то есть, речь будет запоминаться только тогда, когда она будет выглядеть именно отдельным, извините, мемом информации, а не будет растянута. Во-вторых, нужно больше key words в таком случае. Вот «Петр Аркадьевич» – это хорошо, но таких должно быть несколько, заключенных в простые и понятные предложения.
–Да, согласен, – присоединился Кирилл, – Мы ведь не совсем «братство за всё хорошее».
–Разумно. Но, как тогда кандидаты будут понимать, о чём и для чего корпа вообще? – попытался отбиться Данте, – В коротком тексте тяжело раскрыть все аспекты.
–А их и не надо раскрывать, это можно сделать дальше, в ходе презентации. Здесь как раз нужен только символизм, знаешь, как в стихотворении, – продолжал развивать мысль Кирилл, – а сама идея крутая, мне очень нравится.
–Да, нам нужны ритуалы. Нужны строгие ассоциации с ценностями. Ведь эти вещи – это то, что останется и после нас и будет держать верный курс. Сохранять задумку братства, а не политической партии или бизнес-инкубаторов. Интересный, действительно интересный задел, – Михаил выдержал тут паузу, – но ты тогда переделай её в том ключе, который мы сейчас озвучили, и можем внести как формальное предложение в ходе одной из сессий Собора.
Неожиданно одна из штор отодвинулась, и в проеме показалась полулысая голова брата Акимата. Он наградил всех своей широкой улыбкой, куда больше походившей на довольный оскал тигра перед прыжком. Но присутствующих было не запугать – они хорошо знали, что даже у ежиков формально есть хищнические повадки. Следующим зашёл брат Нарва в неизменных темных очках и синем приталенном костюме. Новый состав обменялся рукопожатиями.
–Итак, господа темпльмейкеры, что мы имеем на данный момент? – резко перешёл к делу Михаил.
–Мы имеем советский санаторий с неплохим ремонтом, его заведующую и два этажа посторонних постояльцев, – важно заметил Акимат, – нас явно должно быть много, чтобы хватило на всех.
–А сколько нас?
–Саша, сильвупле, – кивнул Акимат в сторону своего синего спутника в синем.
Михаил перевел взгляд на брата Нарву. Тот, не снимая очков, достал из кармана смартфон, листал его около двух минут, и, наконец, произнес ледяным голосом:
–По состоянию на 21 час 14 минут 22 апреля 2018 года, число зарегистрированных и оплативших участие земских делегатов составляет 88 человек. Думаю, за оставшуюся неделю, все сомневающиеся решаться, наконец, и речь пойдет о трехзначных числах.
–За нами забронировано 33 комнаты – это на 99 человек, и есть ещё несколько номеров в резерве. Так что пока услуги профессиональных мерчандайзеров нам не требуются, – подытожил Акимат.
–А что за резервные номера? Для чего вообще это разделение, разве мы не снимаем по факту? – уточнил Кирилл.
–Всегда могут возникнуть непредвиденные обстоятельства… – начал было брат Нарва, оглядываясь на Данте в поисках поддержки.
–Например, кто-то может захотеть приехать в последний момент, а кто-то совсем не приедет, – подхватил Акимат.
–Насколько мне известно, базовая стратегия отелей в подобных случаях – overbooking, а не сохранение резервных комнат, – заметил Михаил.
–Мне кажется, нам хорошо будет иметь хотя бы пару номеров в запасе. Сто человек, алкоголь… Я не думаю, что кто-то вдруг слетит с катушек, но подстраховаться было бы разумно, – не оставляя своего убедительного тона заметил Данте.
–На всякий пожарный, – закивал Нарва.
–В любом случае, после заселения, мы можем отказаться от оплаты этих номеров, потому они и резервные, – сманеврировал Акимат.
Кирилл и Михаил уступили.
Заседание, как бы это могли назвать конспирологи, Верховной ложи магистров, продолжалось ещё около часа, и в основном затрагивало логистику мероприятия. Деталей было много, и важно, чтобы они были использованы с максимальной пользой. Пользой для всех, разумеется. Всероссийский Корпоративный Собор обещал стать самым масштабным событием в истории Корпорации, а потому ответственные братья чувствовали особое благоговение, предвкушая войти в историю, как создатели этого чуда. По задумке, от успеха их деятельности зависела возможность, пожалуй, ключевого события года – встречи всех братьев и сестер из России в одном месте, каковой до сих пор ни разу не происходило. Подготовка к нему началась сильно заранее, и теперь братья Данте, Акимат и Нарва сосредоточили все свои силы и фантазию на этом последнем, финишном рывке.
BLACK CELEBRATION
Настороженные. Оглядывающиеся. Волнующиеся. Идущие след в след. Что для них приготовлено? Какая-то ловушка? Из-за угла выпрыгнет ОМОН и устроит маски-шоу? Чувствуя себя, как Россия в истории с британскими отравлениями – априори в чем-то виноватыми – шли новички на заре по лесу. Путь определяли какие-то ленты, шероховатые бумажки с латинскими словами. Чтобы их найти, нельзя было только смотреть – приходилось и лазать, и копать, а один раз даже пришлось подумать. Тем не менее, все участники весеннего до-набора Петроградского отделения успешно добрались до заветной холмистой опушки, где, в шеренге, ждала их наша братия.
Зрелище представлялось воистину оккультным – десяток человек с горящими факелами в руках, вместо лиц которых на прибывших смотрели безучастные маски африканских племен. Крайние в строю держали огромные барабаны – и начали методично бить в них. Возможно, в раскраске и расположении людей было какое-то значение, однако психологический эффект от произведенного зрелища так жестоко резонировал в душах новобранцев, что только один из них и смог протянуть:
–Shiiiiiiiiiiet…
По интонации я не смог понять, был ли это восторженный-shiet или господи–куда-я-попал-shiet. Как бы то ни было, на меня и брата Саморазрушение масок не нашлось, так что мы молча наблюдали процесс с левого фланга, притаившись в тени елей и вальяжно покуривая. Разумеется, я курил за компанию, я вообще против курения в лесу – основной причины лесных пожаров. Надо будет не забыть раздавить бычок как следует, может быть, даже прикопать его землей.
–Милое дело для утра понедельника, да? – с полуулыбкой глядя в сторону холма произнес Алексей.
–Прямо гайд – как заставить студентов прийти на физ-ру первой парой…
–А почему Аня с нами не пошла?
–Спит, наверное. Она же сказала, что будет жить со своей подругой. Или сестрой, в общем, не до нас ей пока.
–Или с друзьями…
Я демонстративно отвел взгляд и скорчил разочарованную мину. Совсем не эта компания грезилась мне в поездке.
Тем временем шеренга сделала шаг вперед, барабанный ритм оборвался, и на опушку вышел уже знакомый мне брат Иисус. Из-за темноты я не мог разглядеть деталей его одежды, судя по всему, это было длинное пальто, однако уже сложившийся в голове ассоциативный ряд заставлял мой мозг думать, что брат Иисус не придумал ничего лучше, чтобы прийти на первую встречу в том же полосатом халате. В руке у него снова был напиток – думаю, в этот раз это вряд ли был кофе. Его речь меня только убедила меня в этом:
–Здорово, бандиты! Добро пожаловать в кандидаты первой, и оттого априори самой славной, русской студенческой корпорации Fraternitas Usernamica! Очевидно, что если вы нашли в себе слабоумие и отвагу прийти в такой час в такое место – значит, вы уже наполовину наши люди. Уверен, каждому из вас просто не терпится поделиться со мной своими знаниями в философии, теологии и других древних прелюдиях группового соития – самыми достойными делами для молодого ума. Всё это, несомненно, будет, но после. А для начала я хочу рассказать Вам три столпа, на которых стоит наше общество, и с которых сойти не может.
Во-первых, на всех желающих вступить в Корпорацию немедленно распространяется привилегия выкрикивать «Вейте гнезда» тогда, когда вы слышите фразу «Лето не вечно». Эта самая простая истина, и я надеюсь, вы хорошо усвоите её с первого раза.
Во-вторых, у нас в Корпорации – демократическое общество. Поэтому для меня нет никаких либералов, сторонников Green Piece, любителей группы «Гражданская оборона», фанатов Оксимирона, волонтеров «Стоп ХАМа» и любых других представителей сексуальных меньшинств. Вы все – щеглы корпорации Fraternitas Usernamica и обращаться с вами будут с уважением и любовью, по крайней мере до тех пор, пока вы не признаетесь, что симпатизируете Алексею Анатольевичу Навальному. Помните, Корпорация – это общество вне политики, а у нас самих только одна политика – право стильного!
В-третьих, Слава России!
–Слава России!!! – громыхнул весь десяток человек с факелами.
Брат Иисус, тем временем, продолжал:
–Если случится такое несчастье, что все из вас поимеют честь попасть в наши славные ряды, то каждый непременно получит своё новое имя – как имя во Христе, но в Корпорации. Корпоративные имена4* есть у всех братьев, и мы носим их с гордостью. Познакомьтесь с частью, я надеюсь, своих будущих друзей.
Брат Геликоптер!
–Здесь! – ответила одна из фигур в маске, и её немедленно поддержали одиночным ударом барабанщики.
–Брат Квазимодо!
–Здесь! *глухой резкий звук*
–Брат Идолотворец!
–Здесь! *глухой резкий звук*
Ну и дальше пошло-поехало. Честно говоря, на меня действо производило ужасно воодушевляющий эффект, я бы сказал, что охуел, но тогда присутствующие в первый раз на Лесном действе новобранцы должны были просто ебануться.
–Брат Столыпин!
–ЗДЕСЬ!!! – заревели маски хором, застучали барабаны в полную силу.
–Сестра Княжна Ольга!
–ЗДЕСЬ!!! – мне показалось, кто-то из новичков с первого раз просек фишку и даже подхватил общий крик.
Брат Иисус поднял руку и местность погрузилась в тишину. Его разгоряченное лицо приняло серьёзный вид:
–Впереди вас ждут несколько испытаний. Мы не скажем вам, чего от вас ждём. Мы не скажем вам, к чему вам надо готовиться. Хотя я надеюсь, что это будет что-нибудь унизительное и физически мерзкое. Потому что это лучше всего закаляет. Закалка понадобиться нам всем перед долгой зимой. Но вы на то и в русском студенческом братстве – чтобы пережить любую зиму.
–Ведь лето не вечно, – медленно и провокационно протянул брат Иисус, пристально глядя на восторженные лица внизу холма.
–ВЕЙТЕ ГНЕЗДА!!! – заорали всем скопом собравшиеся, и даже я, про себя, рефлекторно вторил толпе.
Так повторилась три раза. Огонь отражался в стеклянных линзах очков брата Иисуса, причем в тот момент я не был уверен, было ли это свечение факелов или блеск его собственных глаз.
Дальше все пошло на более мирный лад – мы накрыли поляну с вином, пожарили восемь килограмм свинины, а щеглы нетерпеливо беседовали с уже состоявшимися братьями о философии, теологии и конструировании неформальных социальных групп. Ни с кем особо не разговорившись, я стоял со своим куском шашлыка с кетчупом и думал, почему же всегда троекратное «ура»? Есть ли здесь параллели с триединым православным Богом или, может быть, с триединым русским народом? Что это за магия троицы? Нужно будет поговорить с кем-нибудь из лингвистики об этом.
BEHIND THE WHEEL
Светало. Мы подходили к метро, когда я заметил, что мой взгляд уже минимум 10 минут преследует девушку, одну из новобранцев. Новобран_ок? Хотя я шел сзади, мой мозг быстро припомнил мне её лицо – тонкий, с слегка вздернутым вверх кончиком, нос, веснушки, аккуратный рот, огромные карие глаза и очень волнистые, темно-каштановые волосы. Сейчас я видел только их, выпадавших из бордового берета и тянувшихся по серому крою пальто почти до поясницы. Неизменное направление моего взгляда не ускользнуло от Алексея, до того бурчащего какую-то историю про практику и пропущенный тест, до которой мне, как оказалось, вообще не было никакого дела. Тогда он сказал достаточно громко, что, я готов держать пари, девушка впереди определенно услышала:
–Сколько можно пялиться? Подойди уже к ней, а не мучайся тут!
Я попытался испепелить его глазами, насколько мог. Учитывая, что он был старше меня на пару лет, получилось так себе. Но звук он все же убавил.
–Окей, окей, Ромео, что тебе мешает?
–То, что это другой роман, в котором я – Феб.
–…блять, дай подсказку.
–На двух стульях не усидеть, говорю.
–А, если так. Но попытка – не пытка.
–Мне, по-твоему, одной не хватает?
–Так у вас же ничего нет?
Я попробовал повторить взгляд, но на этот раз вышло даже слабее, чем в первый. Признавая правоту Самоуничтожения, я демонстративно вздохнул, придавая разговору уместную театральность. Или неуместную. Не знаю, зачем я это сделал, вздохи иногда вырываются из меня как из невесты во время первой брачной ночи.
–Забей, чувак, зачем подавлять свои желания? – заметил моё замешательство Алексей.
–Ничего я не подавляю, я действую исходя из ситуации.
–Из какой ситуации?
–Такой ситуации, в которой я испытываю более-менее состоявшиеся чувства только к одной персоне.
–Ммм…, – протянул брат Саморазрушение и ухмыльнулся, – говоря твоими словами… Абстрактность формулировки вызывает у меня сомнения в состоятельности чувств.
–И что ты предлагаешь?
–Деконструируй их.
–Чего?
–Деконструируй их. Любые чувства – это просто плод нашего воображения, в своё время вызванный какой-то биологической реакцией внутри организма, и закрепившийся там. Например, твоя, скажем, любовь к этой, как её…
–Скажем, Флер-де-Лис.
–Ага, Флер-де-Лис. Ты испытываешь влечение. Но влечение это – только желание ощущать те же эмоции, что ты испытал когда-то, и теперь ассоциируешь с ней. Причем тогда, может быть, ты даже не осознавал всю прелесть, и только теперь по-настоящему оценил кайф – в сравнении с рутинным пребыванием. Иными словами, ты просто хочешь ещё одну дозу, и не более того.
–Пока ничего нового не узнал.
–Да, это все вроде бы становится нам очевидно, если мы в школе не спали на биологии. Но. Редко кто в таком случае задает максимально логичный вопрос – зачем я прокручиваю старые эмоции, если прямо сейчас могу получить новые в режиме реального времени? Причем наслаждаться ты ими будешь в полной мере, потому что всегда будешь держать в голове, что ты уже под кайфом, – тут он постучал себя по голове указательным пальцем.
–По–моему за последние дни ты себе окончательно мозги пропил, если считаешь это чем-то особенным, – закатил глаза я, – и это, кстати, не имеет ничего общего с деконструкцией понятия.
–Так почему ты всё ещё со мной идешь? Может, мне тебя до школы, до твоего восьмого «А» класса проводить?
–Да пошёл ты, – отрезал я и, в то же время, сам того не ожидая, побежал в сторону спуска в метро, где только что скрылся бордовый берет.
–Только про корпу много не рассказывай! – выкрикнул мне вслед Леха, самодовольно улыбаясь.
Над парапетом мелькнул мой средний палец.
Если вы часто катаетесь с кем-нибудь на велосипеде, на лыжах, или просто регулярно водите автомобиль, то, должно быть, от вас не ускользнул феномен преследования. Обычное передвижение, если только оно не сопровождается ритмичной музыкой, занятие довольно унылое. Но стоит перед вашими глазами появиться цели – как окружающие вещи перестают быть просто пейзажем. Они становятся вашим средством, вашим препятствием и вашей средой. Одиночная прогулка никогда не сравнится с гонкой за другом, а уж полицейские погони за преступником на дорогах – сцена, без которой нельзя представить ни один боевик. Не знаю, характерно ли то, что я испытывал, больше для мужчин, но могу сказать определенно: с концентрацией пещерного человека-охотника я преследовал бордовый берет по ступеням пещер эпохи модерна.
Обстоятельства развивались по всем законам жанра: ранее утро сделало своё дело, и метро было переполнено зеваками из спальных районов, суетящихся в попытке поскорее добраться до привычной бухты рутины. Рейс в начала дня, рейс в конце дня. Золотая ржавчина как почётная награда.
Но я – молодая канонерка. Шаг вправо – я обхожу огромный линкор в темной болоньевой куртке. Шаг влево – позади остались две хищно-раскрашенные тайские (хотя скорее киргизские, но у киргизов, как известно, нет моря) баржи. Резко ускорение – и я уже впереди взвода российских береговых катеров, заступающих на дежурство в какой-нибудь гарнизонной части. Бордовый берет прямо по курсу, сесть в один вагон не представляется проблемой, дальнейшее развитие событий будет целиком и полностью зависеть от моих языковых навыков. Я довольно улыбнулся успеху первой части операции и этому заезженному каламбуру.
Бордовый берет пересекла турникет, я шел точно в её фарватере. И вдруг я попал в холодное течение – эта волна остановила меня как вкопанного. У меня нет карты. И нет жетонов. Когда мы с компанией покупали долбанные «подорожники», это был брат Мушка, предложивший сэкономить и взять хотя бы по одному проездному на двоих. «Все равно всегда вместе будем».
–Молодой человек, не стойте на проходе!
Судна оттеснили меня к береговой линии, отчаяние заливало мои трюмы. Из груди вырвался очередной вздох. Я начал думать о том, что можно было бы действовать быстрее, и перепрыгнуть через чёртов турникет. В Петербурге чувствовалось влияние горячего чудского духа, поэтому тут ещё не успели поставить непроходимых ворот, как в Москве.
«Блядь!», – вырвалось у меня, и я рванул к автоматам с жетонами. Когда заветная монеточка шлепнулась о металл, она совпала с грохотом уходящего поезда. Эта была канонада вражеских орудий, окончательно утопивших мой ковчег.
Я всплыл в самом поганом настроении. Ладно, на днях должно пройти первое испытание, и мы, кажется, не собирались уезжать до тех пор. Вся компания была уже в сборе – наша делегация и петроградские участники встречи. Только брат Самоуничтожение, отдельно от остальных, в наушниках сидел прямо на парапете. Сделав затяжку, он улыбчиво посмотрел в мою сторону.
–Знаешь, как только ты ушёл, я вспомнил одну пословицу… там что-то про двух зайцев, кажется – раскачивался туда-сюда он.
На этот, третий раз, мы все же удалось изобразить неподдельное презрение в своих сверкающих очках.
–Да расслабься, у нашего самого любимого плотника наверняка есть контакты всех людей из этого набора, – ткнул он окурком в сторону стоявшей у леса компании, – Они же сами оставляют заявки.
Я включил резервные моторы и тихонько подплыл к брату Иисусу и остальным.
WORLD FULL OF NOTHING
Онлайн-переговоры прошли успешно – писать мне всегда удавалось лучше, чем говорить. Во второй половине следующего дня я стоял в центре широченного перекрестка и удерживал свой взгляд на трех возвышающихся к небу крестах Смольного, пытаясь сделать как можно более непринужденный вид, как будто ветер не продул меня насквозь и как будто я совсем-совсем не дрожу от холода. Что я здесь делал? Наверное, надеялся, что приятный вечер скрасит жизненную неопределенность. Почему бы нет? Только бы поскорее, поскорее – я начал поднимать ноги, надеясь немного разогреть мышцы. Меня дернули за руку.
–Тебя что, Кондратий хватил? – на меня с вызовом уставились уже упомянутые ранее два огромных карих глаза.
От неожиданности я быстро кивнул.
–В Бога веруешь? – с тем же провокационным выражением спросила меня собеседница.
–Да, – рефлекторно ответил я.
–Водку пьешь?
–Само собой.
–Тогда пойдём.
До приличных районов города, в которых существовала тут жизнь, было около 15 минут ходьбы, так что после непродолжительного периода молчания я почувствовал острую необходимость хоть как-то поддержать диалог. И вообще, это ведь я тут должен вести допрос. Я начал с тех слов, которые мне слишком часто приходилось слышать в последний месяц.
–Итак, Катя, почему вы хотите вступить в наше братство?
–Разве ты не прочитал мою анкету?
–Я правильно понимаю, что это ответ вопросом на вопрос?
–Я правильно понимаю, что это официальное собеседование?
–Нет, это дружеская беседа.
–Не самое лучшее место для дружеских бесед, – посмотрела она в сторону стоящего слева Таврического дворца.
–А есть какие-то конкретные предложения?
–Да. Терпение, только терпение.
Мы снова замолчали и прошли так ещё несколько кварталов. В это время тучи предательски сгустились, и я почувствовал несколько холодных уколов на ладонях и открытой части шеи.
–Далеко ещё? Мы рискуем попасть под вражеский обстрел, я уже словил пару капель.
–Если это так, то огонь ведет генерал Каппель, а значит наступление – дружественное. Бояться нечего.
Не найдя аргументов против таких доводов, я и в этот раз решил промолчать. Но теперь мне это даже понравилось. Вскоре мы свернули в арку, пересекли двор, дальше был узкий проход между грязными стенами – и вот перед нами чёрная дверь со стеклянным окном, в котором виднелось помещение с барной стойкой, набитое людьми хипстерской наружности. Теплый свет изнутри помещения контрастно выделял его на фоне серости двора, а уже почти полноценный ливень не оставлял мне других опций.