Читать онлайн Крылья напрокат бесплатно

Предисловие
Смиренный романтик? Ироничный? Да, скорее всего. Смиренный, потому что ему «Богу диктовать не по плечу», а ироничный, потому что крылья выданы «на два круга напрокат». Не ради каламбура я добавил бы: на два спасательных круга.
Так начинается этот полёт – со вдоха и взмаха крыла – и длится, длится на протяжении книги.
И мне по душе, что начинается он с детства, с высматривания в небе голубей, «от солнца заслонив глаза рукою», с упоминания Оле Лукойе, сочинителя снов, приходящего к детям с двумя зонтиками… – кто же не помнит сказок Андерсена? Они запоминаются навсегда. Возможно, потому, что в них много печали, которая отзывается в человеке позже, а в детстве туманно волнует и залегает где-то в глубине души.
Полёт не может прерваться точкой, и потому ни одна вещь книги не заканчивается знаком препинания под названием «точка» – не заканчивается «препинанием», то есть остановкой, которой здесь быть не может, и когда следующее стихотворение подхватывает то самое «Лукойе-вступление»: «Горячее молоко, сода и мягкий мёд, / масло плывёт, как желток, островком…» – я сразу вспоминаю, что Оле Лукойе навевал детям сны с помощью снотворного сладкого молока. А читая «там за окном зима» или «тянется Новый год», я неизбежно вижу не только радость ожидания или выздоровления, но и «девочку со спичками»… И что с того, что сказка Андерсена про девочку – с заскорузло-взрослой точки зрения – сентиментальна до неприличия, если она незабываема?
Между тем перетекание одного стихотворения в другое, подсказывающее, что это единое высказывание, что это, по сути, поэма, не делает высказывание бесформенным. Это книга, а не сборник стихов, и это Книга в той мере, в какой автор способен подняться до недосягаемого уровня. Книга, подобно собору, предполагает строгую архитектуру, когда музыка возникает из постоянной переклички отдельных элементов строения, когда есть ритм и рифма, и не важно, в чём они нашли своё воплощение – в камне, в музыке или в слове.
Каждая главка здесь названа строкой, встречающейся в одном из стихотворений этой главки, являясь словно бы его предвестием или – пусть это звучит несколько абсурдно – опережающим эхом строки, которая явится чуть позже. Количество главок – тринадцать. Счастливое число! Если читателю интересно, что такое гематрия, пусть заглянет в словарь. 13 – это и «единый», и «любовь» для соответствующих слов на иврите.
В начале книги есть такой мотив:
- Брошу две монетки, сдвинется заслонка.
- Контролёр в фуражке песенку свистит.
- В очереди сзади кто-то плачет тонко,
- Номер на ладонях, дождик моросит.
Мне по душе, что прошлое время то и дело настигает настоящее, не прикладывая к этому никаких усилий, а настоящее видит прошлое, и видит перед собой, не оборачиваясь. И жизнь переплетена со смертью, как это бывает только при жизни, и – с особой силой – в событии творчества.
Да, в начале книги этот мотив, и – «номер на ладонях» (вероятно, в какой-то очереди – мало ли мы и наши родители выстояли очередей!), а ближе к концу книги этот «элемент строения», «номер», возникнет при упоминании судьбы погибших в ГУЛАГе, и это совсем другой номер, хотя и нет его в тексте, – он есть в нашей памяти, согласной если не с историей, то с памятью автора, которая воскрешает и то, что «по ту сторону жизни».
- Там паровоз летит, не зная остановки,
- И только стук колёс вращается вдали,
- Где пуля из ствола игрушечной винтовки
- Навылет разнесла полглобуса Земли.
- Там прошлое везут без права передачи.
- Гудок и чёрный дым с осколками угля,
- И мы поём с отцом, и проводница плачет.
- «Едем мы друзья в дальние края».
Дальние края есть по обе стороны: по эту сторону жизни и по ту.
У Оле Лукойе есть, как выясняется в последней сказке, рассказанной в воскресенье, брат, которого зовут тоже Оле Лукойе, но его второе имя – Смерть. Он приходит, чтобы закрыть глаза спящему и забрать его с собой. Может быть, в этой печальной истории есть надежда на тот день, когда она прозвучала – на воскресенье?
Во всяком случае, полёт в небеса, с которого начинается книга, заканчивается трагической историей прадеда автора и словами: «по дороге к Богу».
Круг замыкается. Но круг читателей этой книги… – да пребудет он разомкнутым для тех, кто любит поэзию!
Владимир Гандельсман
- Как будто я пишу не о себе,
- А вижу сон под зонтиком Лукойе,
- Где, наконец, гоняю голубей,
- От солнца заслонив глаза рукою.
- Как будто я уже всё пережил,
- Но кто-то за меня считался с Богом,
- А я ходил всё время по дорогам
- За чистой правдой и по лужам лжи.
- Теченью жизни счёт ведут в годах,
- А я пересекал их на пароме.
- Какой-то незнакомый посторонний
- Рассказывал, что там, на берегах.
- Начало взлёта – вдох и взмах крыла.
- Меж временем и Богом, жизнью, мною
- Дрожала тонко связка, но жила.
- Не знаю до поры, какой ценою.
- Прошедшее менять я не хочу.
- А планы, эти клетки с облаками,
- Мне Богу диктовать не по плечу.
- Былое сшить цветными лоскутами,
- И в простоте не потерять лица,
- И пот не путать с божьею росой.
- И вдруг понять, у жизни нет конца,
- И улететь без крыльев по косой.
- Уйти за горизонт не на закат,
- И встречный, бывший, кажется, сосед,
- Как в детстве во дворе велосипед,
- Даст крылья на два круга напрокат
«Было бы окошко между временами»
«Горячее молоко, сода и мягкий мёд…»
- Горячее молоко, сода и мягкий мёд,
- масло плывёт, как желток, островком.
- Этот рецепт со мною живёт
- впитанный с маминым молоком.
- Если простуда, гланды, можно лежать-читать,
- в школу ходить не надо, туда-обратно.
- Но одеяло к печным изразцам прижать,
- чтобы теплом накрыть меня старым ватным.
- Там за окном зима, тьма на несколько дней,
- простуда пройдёт сама, или уйдёт за ней
- и отпадёт листком: веточка, календарь?
- Это потом dot.com, адрес простой – январь.
- Тянется новый год резаный на куски,
- счастие принесёт, или крошки с руки.
- Длинно журавль кричит, кличет синицу в руке.
- Жёлтенький островок
- плавает вдалеке
«Чтоб остановить мгновенье, я записывал…»
- Чтоб остановить мгновенье, я записывал
- на бумажке время и число
- в новогодний вечер, думал числами
- прикрепить к судьбе. Но, как весло,
- обтекла вода, загрёб, и каплями
- утекли и время и клочки.
- Всё делила жизнь, как лисы с цаплями,
- хоть не разжимал я кулачки.
- Но загадывай и не загадывай,
- знать не стоит долю наперёд.
- Прошлое, как в память ни заглядывай,
- всё равно никто не разберёт.
- Перемены в жизни переменами,
- только, как ты их ни называй,
- хоть победами, а хоть изменами,
- всё равно храни как урожай.
- И не трудно разобраться с числами,
- Разбросай колоду-календарь,
- выбирай любую дату чистую,
- на бумажку запиши, как встарь
«В тесных улочках памяти…»
- В тесных улочках памяти
- Все давно познакомились,
- Ходят в гости заранее
- Через годы и смерть.
- Мамы с папой, танцующих,
- Чтоб надолго запомнились,
- Сделал снимок «Любителем»,
- Проявить бы суметь.
- Мы равняемся возрастом,
- Им всё легче вальсировать,
- Иногда мне доносится,
- Мама песни поёт.
- Это память замешкалась
- Рядом с нашей квартирою
- И по памяти старой
- Голоса узнаёт
Шестидесятые
- За молоком с утра пораньше
- нам выйти очередь занять,
- нам с братом, я на девять старше
- и мне решать.
- Наискосок вдоль магазина
- в любую пору поутру,
- как лента старая резины,
- соседи наши по двору.
- О чём-то их негромкий говор:
- «Я здесь стоял!», «Я отойду».
- Дверь отжимала шайбой-гровер
- всю эту тёмную гряду.
- Тогда о денежной реформе,
- про эти кровные свои
- судачили. Я в школьной форме
- с ремнём. И по краям струи
- две складки черпаком литровым
- нам изливались с молоком.
- Я рубль давал за это новый,
- сжимая сдачу кулаком.
- «Неси, слабак!» – послал я брата,
- и он свой тяжкий крест взвалил.
- Не в рост. Силёнок маловато.
- Перекосило. Уронил.
- Он виноват, а я невинен.
- Его уж нет, не помнит он.
- А мне и завтра будет виден
- мой брат и выпавший бидон
«Я бежал молодым под ливнем…»
- Я бежал молодым под ливнем,
- Сняв рубашку и мокрый до клеток.
- Время было самым счастливым,
- Это давнее новое лето.
- Мне четырнадцать или пятнадцать.
- Шёл троллейбус. Взгляд женщины взрослой,
- Взгляд, как будто игра в пятнашки.
- Стой! Ты пойман – десант на остров,
- На котором ещё я не был,
- Но увидел в глазах так остро,
- Как вблизи грозовое небо.
- Этот проблеск из ближней дали
- Сквозь залитое ливнем стекло
- Сразу в прошлое закатали,
- Чтоб полгорода не сожгло
«Метку поставить на время любое, как вешку над снегом…»
- Метку поставить на время любое, как вешку над снегом,
- столб верстовой, он для всех, но я знаком отмечу своим.
- Можно часами считать, можно лунами или пробегом
- и позабыть календарь, и конец и начало, как дым.
- Жизнь – это ветер, швыряющий листья неизданной книги.
- Сдуло, и больше не вижу себя никогда малышом.
- Главы о брате: учёба средь сумрачной солнечной Риги,
- умер в Америке, строчки о Львове карандашом.
- Мамина шляпка лежит в непогожую долгую среду,
- рядом расчёска, перчатки, ключи, кошелёк и помада,
- список, что надо на рынке купить на неделю к обеду,
- снова суббота, но сдуло страницу июльского сада.
- Влево склонён мамин почерк, и что на листке, я запомнил,
- но всё тянусь разглядеть неизвестный покуда ответ.
- Не увидать, что подписано в свет, что рукою заполнил,
- Будто охотник, зачем-то берущий свой сбившийся след
«Закрываю глаза, нет ни севера, ни востока…»
- Закрываю глаза, нет ни севера, ни востока.
- Лягу навзничь, высот и глубин не сравнить, не узнать.
- Только слышу порывы родного в груди кровотока,
- И летает разведчица жизнь, чтоб меня отыскать.
- А запомнится толстый ковровый рисунок заката
- И ковёр на софе, слово новое, мебель стара.
- Все мы к ходу событий прибиты, как буквы плаката,
- Ну и флаги, их дворник на праздник развесил с утра.
- Календарные даты – каморки, хранящие утварь
- И касания к ней, память трещин, эмалевый скол.
- В прошлых днях и без нас каждый день начинается утро,
- И семья, «С добрым утром!» включив, всё садится за стол.
- Красной миской, которую мама из дома до Львова
- Довезла сквозь Ташкент, Балашов от начала войны,
- Как ключом я открою те годы, в которые снова
- Я вернусь, чтобы всё записать на запасные сны.
- Это время листком, незаполненным прошлым, маячит,
- По нему не отыщешь ни место, ни запах, ни звук.
- Я тогда был младенцем, для памяти пуст и прозрачен.
- И беспамятством этим когда-то замкнётся мой круг
«Приснился сон – действительности эхо…»
- Приснился сон – действительности эхо.
- Вернул минуты, звуки, жесты, даты,
- Свет, запахи, чтоб обменять с успехом
- Сей час на позабытое когда-то.
- Там очередь стоит из третьих лишних
- За правом стать вторыми при обмене,
- И давний таймер зазвонит неслышно,
- Лишь в памяти поставит nota bene.
- Ах, как воспоминанья не прочны,
- Сон, облачный узор, фонарь в ночи.
- Их ношеные шлёпанцы смешны,
- Их грусть – тепло нетопленой печи.
- Они живут за тонкой звонкой плёнкой,
- Поют негромко, по углам снуют,
- Глядят на нас и нас не узнают,
- Как старый пёс подросшего ребёнка.
- Мы снимся им без признаков беды –
- Трофейный фильм без знаков препинаний.
- Мы состоим уже не из воды,
- Не из воды, а из воспоминаний
«Было бы окошко между временами…»
- Было бы окошко между временами,
- Даже небольшое мутное стекло,
- Подышал бы тихо и протер руками
- И смотрел бы долго, чтобы повезло.
- Брошу две монетки, сдвинется заслонка.
- Контролёр в фуражке песенку свистит.
- В очереди сзади кто-то плачет тонко,
- Номер на ладонях, дождик моросит.
- Наклонюсь над светом в пластиковой раме,
- В нашем прошлом утро, солнце и тепло.
- Может быть, увижу маму вместе с нами.
- Жалко, не услышу – толстое стекло
«А жизнь еще не миновала»
«Заходят тучи на восход…»
- Заходят тучи на восход,
- Как для посадки.
- Стоят дома, вода течёт,
- И воздух гладкий.
- Пакет – набор «Начало дня»,
- Готовь посуду,
- Разбавь на всех, прибавь огня,
- Кинь ломтик чуда.
- Смотри, детей не разбуди,
- Им рано в школу.
- А где-то самолёт гудит,
- Такой весёлый.
- Открыть окно и полетать,
- Такая малость.
- А чудо что? О нём мечтать
- Не получалось.
- Готова ранняя еда,
- И будет завтра
- Такое утро, как всегда,
- И смех и завтрак.
- И будет шум и тарарам,
- День пригнан плотно,
- Как-будто сонный по утрам
- Приходит плотник
- И подгоняет так пазы,
- Что даже крылья стрекозы
- В зазор не втиснуть,
- И улетает стрекоза
- Над садом виснуть.
- А плотник стружки подметёт
- И смажет оси.
- Его по паспорту зовут
- Сосед Иосиф
«Я друзей позову и степенно…»
- Я друзей позову и степенно
- Дом родной покажу постепенно.
- Это спальня, вот вид из окна –
- Лес, тропинки, грибы и белки.
- И за каждой стеной тишина,
- А на стенах следы побелки.
- Сверху звёзды высоко-высоко.
- Я свой дом угнездил на земле,
- И лицом он поставлен к востоку,
- И в жильё превратится в тепле.
- А пока соберут на столе,
- Растоплю я сухие полешки,
- И берёзовый дух в золе
- С домовыми затеет потешки.
- Потолки высоки, и досель
- Не скрипели в полу половицы.
- За окном у сосны карусель
- Завели над кормушкой синицы,
- А сезонный круговорот
- Начинается от ворот.
- Я детей напою молоком,
- Нам – хмельное, и хлебы преломим.
- Видишь, счастье цветным черпаком
- Поливает цветы в нашем доме
«А в городе весна…»
- А в городе весна,
- Веселье и гульба.
- По улице одна
- Идёт моя судьба.
- А улица полна
- И ветра и вина,
- И солнца и тепла,
- Блестящего стекла.
- Здесь свист и карусель.
- Из окон сверху вниз:
- Как здорово, что все
- Сегодня собрались.
- И музыка окрест,
- И цокот каблучков,
- И взор наперекрест,
- И взгляд наискосок.
- Одежды юных дам
- Короче по весне,
- Так землю тут и там
- Нам открывает снег.
- Последний слой зимы
- И прошлогодний сор
- Весне прощаем мы,
- О чём тут разговор.
- А в городе весна
- И ветра и вина
- Как здорово, что все
- И взгляд наискосок
- Одежды юных дам
- И прошлогодний сор
«Посреди (прозрачным утром разглядеть стараясь дно)…»
- Посреди (прозрачным утром разглядеть стараясь дно)
- тихой гавани (в английском старом городе Крайстчёч)
- всё похоже было цветом на какое-то кино –
- одиночеством, молчаньем – на французское, точь-в-точь.
- На столбах сидели чайки (не кричат, не просят рыбок),
- и враскачку, по-матросски, лебедь шлепает на слип.
- На верхушке колокольни (глянешь, не сдержать улыбок)
- рыба вертится по ветру – флюгер к облакам прилип.
- Кадр был выстроен отлично, мачты двигались нагие,
- только главные герои (лодки тронул первый вал),
- видно, главные герои жизни выбрали другие,
- и без главного героя фильм никто не начинал.
- Я пришёл взглянуть на море, ни о чём не беспокоясь
- (из-за крон каштанов красных долетал церковный хор),
- рядом с чайкой отразился от воды – портрет по пояс,
- и теперь уже не скажешь: «Чур, не я!». Мотор! Мотор!
«Ветер режет белый воздух – пышный свадебный пирог…»
- Ветер режет белый воздух – пышный свадебный пирог.
- Птицы по небу летают, на земле под небом пусто.
- Хорошо бы – осень, свадьбы, а весной опять сурок –
- Разглядеть молодожёнов в танце от вина до чувства.
- Платья белые рассадой кто-то высыпал с небес.
- Детвора в дверях толпится, снова плачут старики.
- Путь, начавшийся от ЗАГСа, завершается в собес.
- С каждой свадьбой крепче осень, и шаги её легки.
- Да какая нынче осень, льёт всё время дождь на слякоть.
- Не февраль, но всё темнее стынет небо по утрам.
- Глянет солнце, день сверкает, словно вымазанный локоть,
- А тоска посередине воздвигает новый храм.
- Стынет кожа от мороза, будто в спину целит снайпер,
- Из тату упала роза, украшавшая плечо,
- И невесту потеряли, запил кто-то или запер.
- Значит, снайпер, ЗАГС и осень были вовсе ни при чём
«Где-то за рекой крики, музыка, фейерверки…»
- Где-то за рекой крики, музыка, фейерверки,
- Свадьба там у Вари или у Верки,
- И полосочки цвета добегают до берега,
- Недалеко ведь, чай, не Америка.
- Холодно, сыро, глухо и серо.
- Несколько детей родились когда-то,
- Один умер, другой – офицером.
- Тоже умер потом, но сперва стал солдатом.
- Так можно размотать всё, что было, обратно
- До того берега и последнего лета.
- Народу мало, многие братья,
- Да кто уже помнит про это.
- Жить некогда, дрова, вода, пыль, холод,
- Дороги забыты, провода рвутся.
- Всё интересно, пока молод,
- Потом день, вечер, утро в сутках толкутся,
- Места себе не находят, куда-то уходят.
- Куда ни глянешь, те же люди и птицы.
- Самое живое в доме ходики, вроде,
- Стрелки движутся и меняют лица.
- А жизнь та же, что была до этого.
- Вечер. Красиво. Всё фиолетово
«Мы все одинаково молоды…»
- Мы все одинаково молоды,
- И всё, что мы помним, так схоже.
- И вся наша жизнь – как по городу
- Идущий весёлый прохожий.
- Он рад и камням постаревшим,
- И новым рекламным огням.
- Он полон забот об успешном
- Сего завершении дня.
- Кружит он от завтра до прошлого
- За край годового кольца.
- Кто помнит плохое? Хорошего
- Должно нам хватить до конца!
- Долж… Но в завершение круга
- На самый последний на крик
- Нам вздоха не хватит и друга,
- И друга хотя бы на миг
Пароход «Ворошилов»
- А жизнь ещё не миновала.
- Как теплоход, ушла с причала,
- Взяв на борт местных и чужих
- И свиток замыслов благих.
- И всё на видео снимала,
- И всё на видео снимала,
- И дольше, чем я был в живых.
- Свои чего-то мастерили,
- Храпели ночью, утром пили.
- Потом туристам объяснили,
- Где Разин уронил княжну.
- Сменяли ночи дни вначале,
- Сменяли радости печали,
- И слёзы лили на причале,
- Где провожали и встречали,
- А волны теплоход качали,
- Он отходил, едва причалив.
- И отходили все ко сну.
- А пассажиров, недовольных
- Таким потоком рифм глагольных,
- Успешно юнга утешал,
- Давая крутануть штурвал.
- Кричали дети, пели бабы,
- И теплохода почерк слабый
- Почти не оставлял следа.
- Меж берегов текла вода,
- Нас по реке вёл старый лоцман
- По древним книгам скал и дна.
- День с ночью разделяя, боцман
- Бил склянки. Солнце и Луна
- Всходили по небесной сфере
- В четверг, пришедший за средой,
- По берегам ходили звери,
- И плыли рыбы под водой.
- Матросы долгими крылами
- Канат тащили между нами.
- И дым стоял, как паруса.
- Их лица были крыты медью.
- На мелях дно искали жердью.
- И по утрам была роса.
- Парнишка в лодочке, отважный,
- Шёл к борту, истово гребя.
- И голубь прилетел бумажный
- С чернильной вестью самой важной:
- «Мария, я люблю тебя!».
- За бортом неба отблеск сонный.
- Над судном снов летают сонмы
- На тонких крыльях цвета ночи,
- Внутри которых крылья дня.
- Защитник – ангел теплоходный
- Водой ночной, водой холодной
- Разбудит вахту, брызнет в очи,
- Добавит маяку огня.
- Рассвет пылал каминным зевом.
- Вода кипела. Но стеной
- Набросил тень высокий левый,
- И мы попали в мир иной.
- Ни звука, всё вокруг померкло,
- Во мраке замер теплоход.
- Дул жаркий ветер, словно пекло
- К нам развернуло чёрный вход.
- А небо души ворошило,
- Пришла гроза, гремели гири.
- И наше судно «Ворошилов»
- Блеснуло буквами «Вергилий»
«Только тех, с кем улыбку начала дня…»
- Только тех, с кем улыбку начала дня
- Разменял на весёлое небо златое,
- В темноте усади у большого огня
- И рассказывай детям простое-простое.
- Что корням дотянуться до влаги – урок,
- А листва из дождя будет радугу делать.
- Где кончается лес, где у леса порог,
- И кто весь белый свет красит в цвет этот белый?
- И пока по земле добредёшь до воды,
- И когда всё поймёшь и про цвет и про запах,
- Кто-то тихо придёт на невидимых лапах
- И отмоет лицо от вчерашней беды.
- И пращу распахнуть, чтобы горы камней
- Так травой обросли, как старинные горы.
- И коней распустить, не высчитывать дней,
- Слышать, лето ушло, и не знать, в год который
«Здесь случается прошлое, здесь я встречаюсь с собою»
«По дырявой воде до немытой дороги…»
- По дырявой воде до немытой дороги
- Под нечёсаным небом горбатой грозы
- От молочных болот до причалов безногих
- Между криками сов там где лисы борзы
- Вдоль разбитой ограды сгоревшего сада
- Сквозь туман паутины цветное бельё
- В старый дом где постель заросла виноградом
- Хлев травой-муравой двор житьем и бытьём
- В день восьмой понедельник нежданно-негада…
- Со слезою блестящей как глаз на блесне
- Под забытый напев племенного обряда
- Всех родных и живых ты увидишь во сне
- И рванёшься на запах цветущего сада
- С отражением солнца столкнувшись в окне
«Вдали промчался катер пробкой винной…»
- Вдали промчался катер пробкой винной,
- а подо мной прилив волною длинной,
- я в Борнмуте, где с окнами над морем
- под крики чаек, шум прибоя сплю,
- из воздуха и слов стихи леплю.
- А дочь моя поёт в церковном хоре.
- Колокола, аббатству век десятый,
- большие камни, от дверей правей
- нарциссы жёлтые стоят толпой лохматой
- у этой церкви голубых кровей.
- Всё то же здесь. И время не течёт,
- оно, как воздух осени, густеет,
- И можно, дверь открыв своим ключом,
- перешагнуть в столетие левее.
- Я вырос из истории другой.
- С монгольским игом и советской властью,
- еврейским гетто, плачем за стеной,
- и как примерить счастие к несчастью?
- Да, всё пройдёт. Но, проживая век,
- всегда во что-то верит человек.
- Он, выбрав символ – мирную голубку,
- придумал и стихи и душегубку.
- Пока в себе раба и господина,
- молясь во имя и отца и сына,
- мы будем человечиной кормить,
- то ни прощать не сможем, ни любить.
- Всё разбивая, рвёмся на чужбину,
- в разбитом мире можно заменить
- осколки и свою сложить картину.
- А можно и разбить и не сложить.
- И не сложить. Как на блошином рынке,
- в смешении антик и новодел.
- Прохладной глины расписные крынки,
- серебряные ложки не у дел,
- державный Веджвуд, патина монет.
- Пластмасса, поролон, картон, пакет
«Мои друзья талантливее всех…»
- Мои друзья талантливее всех!
- Они, как сказки первые, любимы,
- Безгрешные, как первородный грех,
- Назад в толпу никак невозвратимы.
- Нас разметало и опять свело.
- Невидимые глазом электроны
- За нами носят вечное тепло
- По старым адресам, как почтальоны.
- Давно уже обжили наш вагон,
- В котором всё друг другу рассказали.
- Под лавкою забыт магнитофон,
- Мы под него подружек целовали.
- Мы все живём внутри календаря,
- Где наше горе-счастье с лепестками
- В гербарии хранится меж листками
- Среды и четверга, и октября.
- «Архипелаг». Высоцкий. Самиздат.
- Мы на ночь детям пели Окуджаву.
- И всё тайком. Привыкли, как всегда,