Читать онлайн Поэтические переводы бесплатно

Поэтические переводы

Переводчик Михаил Меклер

© Томас Стернс Элиот, 2022

© Михаил Меклер, перевод, 2022

ISBN 978-5-4498-6717-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Воскресное утро

(Томас Элиот)

Смотри, смотри мастер, вот идут две религиозные гусеницы.

  • Еврейская Мальта
  • Полигамные, разумные люди от Бога,
  • общаются только через оконные стекла.
  • В начале было только слово. Строго
  • оплодотворялись во время менструального цикла.
  • В расслабленном состоянии умбрийский художник,
  • рисует пустыню в трещинах, раскалённый гранит,
  • там по воде худой и бледный передвигает ноги,
  • Отец с красочным нимбом и с ним Параклит.
  • Священники в чёрном проходят по аллее покаяния мимо.
  • Молодые, рыжие и прыщавые, ухватившись за поясницу
  • перед покаянными воротами, смотрят на образ Серафима.
  • Там преданные души тлеют, образуя тусклую зарницу.
  • Вдоль стен сада роятся пчелы с волосатыми животами.
  • Тычинка и пестик облюбовали блестящий офис бесполых.
  • Суини кушает ветчину, перемешивая воду в ванной.
  • Эрудиты тонкого искусства ведут полемические споры.

Mr. Eliot Sunday Morning Service

(Tomas Eliot)

Look, look, master, here comes two religious caterpillars.

  • The jew of Malta.
  • Poly philoprogenitive
  • the sapient sutlers of the Lord
  • Drift across the window-panes.
  • In the beginning was the Word.
  • Superfetation of to en,
  • and at the mensual turn of time
  • Produced enervate Origen.
  • A painter of the Umbrian school
  • Designed upon a gesso ground
  • the nimbus of the Baptized God.
  • the wilderness is cracked and browned
  • but through the water pale and thin
  • Still shine the unoffending feet
  • and there above the painter set
  • the Father and the Paraclete.
  • …..
  • The sable presbyters approach
  • the avenue of penitence;
  • the young are red and pustular
  • Clutching piaculative pence.
  • Under the penitential gates
  • Sustained by staring Seraphim
  • Where the souls of the devout
  • Burn invisible and dim.
  • Along the garden-wall the bees
  • With hairy bellies pass between
  • The staminate and pistilate,
  • Blest office of the epicene.
  • Sweeney shifts from ham to ham
  • Stirring the water in his bath.
  • The masters of the subtle schools
  • Are controversial, polymath.

Гиппопотам и церковь

(Томас Элиот)

  • Широкозадый бегемот,
  • опираясь на живот,
  • лежит себе в грязи могучим телом,
  • в нем плоть и кровь имеется всецело.
  • Живая плоть и кровь слаба, она
  • расстройством нерв подвержена,
  • безгрешна Церковь в Божьем Храме,
  • так как основана на камне.
  • Нетвёрдый у бегемота шаг,
  • тернистый путь к добыче благ,
  • а Церкви думать недосуг,
  • ей дань со всех сторон несут.
  • Не сможет даже Гиппо никогда
  • хоть с дерева достать плода,
  • а персик и заморский фрукт,
  • в Святую церковь из-за морей везут.
  • Во время случки бегемот
  • хриплым голосом орёт.
  • По воскресениям каждый знает,
  • что в Церкви Бога воспевают.
  • Днём дремлет бегемот степенно,
  • он в ночь охотится обыкновенно,
  • а Бог таинственно творит,
  • одновременно ест и спит.
  • Я видел, как Потам нежданно,
  • вознёсся в небо над саванной
  • и пели ангелы вокруг сопрано,
  • Слава Богу, громко в осаннах.
  • Кровью Агнца умоется он в одночасье
  • и станет сразу к святому причастен,
  • а небеса его окутать смогут и объять,
  • им на арфе будет он из золота играть.
  • Он будет вымыт чище и белее снега,
  • лобзанием мучениц в довольстве нега,
  • пока Святая Церковь пребывает в стане,
  • в зловонном, заразительном тумане.

The Hippopotamus

(Tomas Eliot)

  • The broad-backed hippopotamus
  • Rests on his belly in the mud;
  • Although he seems so firm to us
  • He is merely flesh and blood.
  • Flesh-and-blood is weak and frail,
  • Susceptible to nervous shock;
  • While the True Church can never fail
  • For it is based upon a rock.
  • The hippo’s feeble steps may err
  • In compassing material ends,
  • While the True Church need never stir
  • To gather in its dividends.
  • The ’potamus can never reach
  • The mango on the mango-tree;
  • But fruits of pomegranate and peach
  • Refresh the Church from over sea.
  • At mating time the hippo’s voice
  • Betrays inflexions hoarse and odd,
  • But every week we hear rejoice
  • The Church, at being one with God.
  • The hippopotamus’s day
  • Is passed in sleep; at night he hunts;
  • God works in a mysterious way —
  • The Church can sleep and feed at once.
  • I saw the ’potamus take wing
  • Ascending from the damp savannas,
  • And quiring angels round him sing
  • The praise of God, in loud hosannas.
  • Blood of the Lamb shall wash him clean
  • And him shall heavenly arms enfold,
  • Among the saints he shall be seen
  • Performing on a harp of gold.
  • He shall be washed as white as snow,
  • By all the martyred virgins kist,
  • While the True Church remains below
  • Wrapt in the old miasmal mist.

Бербанк с Бедекером, Блейштайн с сигарой

(Томас Элиот)

  • Бербанк пересек маленький мост,
  • спустился в небольшой отель.
  • Принцесса Волюпайн ожидала в срок,
  • они были вместе, как он хотел.
  • Грохот, как набат с небес,
  • прошёл по всей глубине моря,
  • медленно Бог Геркулес
  • зажигал их всей любовью.
  • По небу пролетел Пегас
  • над Истрией с рассветом.
  • Его закрытый баркас,
  • блестел на воде при этом.
  • Это был путь Блейштайна,
  • его локти, ладони, артрит,
  • его обвисшего изгиба колена.
  • Прошли Чикаго, Венский Семит.
  • Без блеска выпуклые глаза,
  • видят протозойную слизь семени.
  • В перспективе Каналетто чудеса,
  • догорает свеча конца времени.
  • На Риальто поднялась внезапно вода.
  • Под сваями крысы купаются.
  • Еврей в гондоле, с ним деньги, меха.
  • Лодочник просто улыбается.
  • Принцесса Волюпайн ожидает шквал любви.
  • Скудная, с голубыми ногтями, с чахоткой,
  • шагает по водной лестнице, всюду огни.
  • Она развлекает сэра Фердинанда попкой.
  • Львиные крылья никто не подозревал.
  • Блоха не умрет от порезов когтей в притонах.
  • Бербанк в голове своей размышлял,
  • об истраченном времени и семи законах.

Burbank with a Baedeker: Bleistein with a Cigar

(Tomas Eliot)

  • Burbank crossed a little bridge
  • Descending at a small hotel;
  • Princess Volupine arrived,
  • They were together, and he fell.
  • Defunctive music under sea
  • Passed seaward with the passing bell
  • Slowly: the God Hercules
  • Had left him, that had loved him well.
  • The horses, under the axletree
  • Beat up the dawn from Istria
  • With even feet. Her shuttered barge
  • Burned on the water all the day.
  • But this or such was Bleistein’s way:
  • A saggy bending of the knees
  • And elbows, with the palms turned out,
  • Chicago Semite Viennese.
  • A lustreless protrusive eye
  • Stares from the protozoic slime
  • At a perspective of Canaletto.
  • The smoky candle end of time
  • Declines. On the Rialto once.
  • The rats are underneath the piles.
  • The jew is underneath the lot.
  • Money in furs. The boatman smiles,
  • Princess Volupine extends
  • A meagre, blue-nailed, phthisic hand
  • To climb the waterstair. Lights, lights,
  • She entertains Sir Ferdinand
  • Klein. Who clipped the lion’s wings
  • And flea’d his rump and pared his claws?
  • Thought Burbank, meditating on
  • Time’s ruins, and the seven laws.

Медовый месяц

(Томас Элиот)

  • Посетив страны Бенилюкс, они вернулись в Терре-Хот,
  • но одну летнюю ночь провели в Равенне.
  • Они лежали на простыне, под которой клопов несколько сот.
  • Был летний зной, пахло потом и женским телом.
  • Лёжа на спине, раздвинув колени, их ноги пухли от укусов,
  • ворочаясь на матрасе, расчесывали свои раны до крови.
  • В миле от них находился Святой-Аполлинере-ин-Классе,
  • где туристы с энтузиазмом изучали своды и капители.
  • Они сели на скоростной поезд и в поздний час,
  • продлевали свои страдания от Падуи в Милан.
  • Там их ожидали «Тайная вечеря» и ресторан.
  • Он подсчитал расходы и взял их на карандаш.
  • Они увидели Швейцарию и Францию в свои медовые дни.
  • Меж тем постоянный аскет Святой Аполлинарий,
  • словно старая, Божья мельница, до сих пор сохраняет
  • в своих потёртых камнях точную форму Византии.

Lune de Miel (Honeymoon)

(Tomas Eliot)

  • They have seen the Low Countries, they are going Terre Haute;
  • But one summer night finding them in Ravenna, at ease
  • Between two sheets in the home of two hundred bugs,
  • The sweat of summer, and the smell of a bitch in heat,
  • They lie on their backs and spread apart the knees
  • Of four sticky legs all swollen with bites.
  • They raise the sheet so that they can scratch better.
  • Less than a mile from here is Saint Apollinare in Classe,
  • The basilica known to enthusiasts
  • For its acanthus columns which the wind batters.
  • At eight o’clock they will catch the train
  • To prolong their miseries from Padua to Milan
  • Where they will find The Last Supper, and an inexpensive
  • Restaurant. He will calculate the tip with a pencil.
  • They will have seen Switzerland and crossed France.
  • And Saint Apollinare, straight and ascetic,
  • Old, disaffected mill of God, still keeps

Посвящение моей жене

(Томас Элиот)

  • Я ей обязан очень, огненным восторгом,
  • рано утром пробуждались чувства строго,
  • а сексуальный ритм наш прерывает сон,
  • когда мы стонем и дышим в унисон.
  • Пахнут друг другом наши тела,
  • речь не нужна излишни слова.
  • Наши мысли едины, словно блюз,
  • луч солнца не расплавит наш союз.
  • Нас ветер зимой не заморозит,
  • в саду цветут и не вянут розы.
  • Я этим преданность к ней проявляю,
  • эти строки публично всем заявляю.

A Dedication To My Wife

(Tomas Eliot)

  • To whom I owe the leaping delight
  • That quickens my senses in our waking time
  • And the rhythm that governs the repose of our sleeping time,
  • the breathing in unison.
  • Of lovers whose bodies smell of each other
  • Who think the same thoughts without need of speech,
  • And babble the same speech without need of meaning.
  • No peevish winter wind shall chill
  • No sullen tropic sun shall wither
  • The roses in the rose-garden which is ours and only.
  • But this dedication is for others to read:
  • These are private words addressed to you in public.

В ресторане

(Томас Элиот)

  • Немолодой официант, от нечего делать,
  • наклонился и тихо говорит:
  • «На моей родине дожди ещё холоднее,
  • а солнце жарче землю коробит».
  • Сам он светлый и тучный в жилете,
  • спереди фартук, салфетка на руке висит.
  • Надеюсь не плюет он в суп на банкете,
  • где мы укрылись, чтоб от дождя уйти.
  • Я тщетно пытался, но она не желала,
  • так как от ливня промокла до нитки,
  • её ситцевая юбка к ягодицам прилипала,
  • я щекотал её, чтоб просто рассмешить.
  • Ишь ты, старый развратник, в такие годы,
  • она лет на восемь помоложе была,
  • я залез на неё, как пудель знатной породы,
  • пришёл и обнюхал, она пугалась меня.
  • Твоя голова не для блох, успокойся
  • и соскреби грязь со своей кожи,
  • вот шесть пенсов, с мылом помойся,
  • черт побери, это судьба твоей рожи.
  • Вы, дурацкая, пустяковая реликвия,
  • не обижайтесь на свой опыт в прошлом,
  • есть параллельное сходство с. Уходя,
  • скажу, что пообедаю с вами позже.
  • Флебас Финикский, честный человек,
  • забыв о достижениях, под крики чаек и гул,
  • две недели барахтался в морской воде,
  • потерял силы, удачу и в сорок лет утонул.
  • Берег Корнуолла плачет в пене волн,
  • он в предыдущую жизнь возвратился,
  • в портах пребывания, он был молодой,
  • бывший моряк из прошлого появился.

Dans le Restaurant

(Tomas Eliot)

  • The waiter idle and dilapidated
  • With nothing to do but scratch and lean over my shoulder
  • Says:
  • «In my country the rain is colder
  • And the sun hotter and the ground more desiccated
  • and desecrated».
  • Voluminous and spuminous with a leguminous
  • and cannimaculated vest-front and pant front
  • and a graveyperpulchafied yesterdays napkin in a loop
  • over his elbow
  • (I hope he will not sputter into the soup)
  • «Down in a ditch under the willow trees
  • Where you go to get out of the rain
  • I tried in vain,
  • I mean I was interrupted
  • She was all wet with the deluge and her calico skirt
  • stuck to her buttocks and belly,
  • I put my hand up and she giggled»,
  • You old cut-up,
  • «At the age of eight what can one do, sir,
  • she was younger
  • Besides I’d no sooner got started than a big poodle
  • Came sniffing about and scared me pealess»,
  • Your head is not flealess
  • now at any rate, go scrape the cheese off your pate
  • and dig the slush out of your crowsfeet,
  • take sixpence and get washed, God damn
  • what a fate
  • You crapulous vapulous relic, you ambulating offence
  • To have had an experience
  • so nearly parallel, with, ….
  • Go away,
  • I was about to say mine,
  • I shall dine
  • elsewhere in future,
  • to cleanse this suture.
  • Phlebas the Phenicien, fairest of men,
  • Straight and tall, having been born in a caul
  • Lost luck at forty, and lay drowned
  • Two long weeks in sea water, tossed of the
  • streams under sea, carried of currents
  • Forgetful of the gains
  • forgetful of the long days of sea fare
  • Forgetful of mew’s crying and the foam swept coast
  • of Cornwall,
  • Born back at last, after days
  • to the ports and stays of his young life,
  • A fair man, ports of his former seafare thither at last

Кулинарное яйцо

(Томас Элиот)

  • Пипит в кресле вертикально сидит,
  • осматривая Оксфорда колледжа вид.
  • Она заложила вязальной спицей альбом
  • и отложила не далеко от меня на стол.
  • Силуэты её дедушки и бабушки,
  • дагерротипы известной тётушки,
  • сияли на каминной полке глянцем,
  • как будто зазывали своим танцем.
  • …
  • Я не хочу признания на небесах,
  • увижу сэра Сидни без промедления,
  • пусть салюты наводят страх,
  • на других героев того поколения.
  • Мне не нужен Капитал на небесах,
  • попрошу сэра Монда без абстракции,
  • вложиться вместе в какой-то банк,
  • или в пяти процентные облигации.
  • Я не хочу быть в Райских кулуарах,
  • где Лукреция Борджиа будет Невесткой.
  • Её анекдоты будут там всем забавой,
  • но опыт Пипит обеспечит им известность.
  • Не желаю видеть Пипит на небесах,
  • где Мадам Блаватская даёт указание.
  • Только в семи Священных Трудах,
  • Пикард Донати найдёт мое опознание.
  • Где мои пени, что я накопил,
  • чтоб кушать с Пипит в ресторане?
  • Из города Кентиш и Гелдер Грин,
  • бредут бомжи с голодными глазами.
  • Где фанфары и где орлы?
  • Под снегом Альп погребены.
  • Плачут нищие, плачет толпа
  • над булочкой с маслом. Всегда.

A cooking egg

(Tomas Eliot)

  • Pipit sate upright in her chair
  • Some distance from where I was sitting;
  • Views of the Oxford Colleges
  • Lay on the table, with the knitting.
  • Daguerreotypes and silhouettes,
  • Her grandfather and great great aunts,
  • Supported on the mantelpiece
  • An Invitation to the Dance.
  • …..
  • I shall not want Honour in Heaven
  • For I shall meet Sir Philip Sidney
  • And have talk with Coriolanus
  • And other heroes of that kidney.
  • I shall not want Capital in Heaven
  • For I shall meet Sir Alfred Mond:
  • We two shall lie together, lapt
  • In a five per cent Exchequer Bond.
  • I shall not want Society in Heaven,
  • Lucretia Borgia shall be my Bride;
  • Her anecdotes will be more amusing
  • Than Pipit’s experience could provide.
  • I shall not want Pipit in Heaven:
  • Madame Blavatsky will instruct me
  • In the Seven Sacred Trances;
  • Picard de Donati will conduct me…
  • But where is the penny world I bought
  • To eat with Pipit behind the screen?
  • The red-eyed scavengers are creeping
  • From Kentish Town and Golder’s Green;
  • Where are the eagles and the trumpets?
  • Buried beneath some snow-deep Alps.
  • Over buttered scones and crumpets
  • Weeping, weeping multitudes
  • Droop in a hundred A.B.C.’s*

Шепот бессмертия

(Томас Элиот)

  • Уэбстер одержимый смертью был,
  • и видел через кожу кости.
  • Бездомных под землей любил,
  • оглядывался, не имея злости.
  • Он знал, что это не зрачок,
  • так смотрит из пустой глазницы,
  • и, вожделея к мертвым впрок,
  • в нем похоть пытается вместиться.
  • Донн конкретно был другим
  • и не искал замену смысла наслаждений.
  • Завлечь, обнять и овладеть чужим,
  • он был опытным экспертом похождений.
  • Он знал, как костный мозг страдает
  • и боль скелета в лихорадке,
  • когда контакта с плотью не бывает,
  • совокуплений и разрядки.
  • …
  • Возлюбленная Гришкин – прелестна, хороша,
  • то подтверждает её акцент, российская душа,
  • а бюст её обширный, есть совершенство,
  • всегда сулит пневматику блаженства.
  • Яркий бразильский ягуар
  • не заставляет брать минет.
  • У Гришкиной кошачий дар,
  • и даже есть свой мезонет.
  • Ягуар Бразильский всех сильней,
  • в дикой чащобе и трясине,
  • разит кошатиной намного слабей,
  • чем Гришкина в своей гостиной.
  • Прообразы живых, пришедший гость,
  • вокруг прелестей её всегда роятся,
  • но мы, любя и плоть, и кость,
  • хотим лишь с метафизикой обняться.

Whispers of immortality

(Tomas Eliot)

  • Webster was much possessed by death
  • And saw the skull beneath the skin;
  • And breast less creatures under ground
  • Leaned backward with a lipless grin.
  • Daffodil bulbs instead of balls
  • Stared from the sockets of the eyes!
  • He knew that thought clings round dead limbs
  • Tightening its lusts and luxuries.
  • Donne, I suppose, was such another
  • Who found no substitute for sense,
  • To seize and clutch and penetrate;
  • Expert beyond experience,
  • He knew the anguish of the marrow
  • The ague of the skeleton;
  • No contact possible to flesh
  • Allayed the fever of the bone.
  • …..
  • Grishkin is nice: her Russian eye
  • Is underlined for em;
  • Uncorseted, her friendly bust
  • Gives promise of pneumatic bliss.
  • The couched Brazilian jaguar
  • Compels the scampering marmoset
  • With subtle effluence of cat;
  • Grishkin has a maisonnette;
  • The sleek Brazilian jaguar
  • Does not in its arboreal gloom
  • Distil so rank a feline smell
  • As Grishkin in a drawing-room.
  • And even the Abstract Entities
  • Circumambulate her charm;
  • But our lot crawls between dry ribs
  • To keep our metaphysics warm.

Суини Эректус

(Томас Элиот)

  • «Вокруг деревья сухие и листья опали.
  • Пусть буря ревёт и терзает скалы,
  • а позади меня остаются пустынные дали.
  • Смотрите девки, мы их долго искали!»
  • Оставьте меня в неизвестных Кикладах,
  • нарисуйте меня в неприступных скалах.
  • Покажите мне берег с пещерным бризом,
  • где столкнулись моря с оглушительным визгом.
  • Покажите Эола мне в облаках,
  • пусть бурю вызовет на небесах,
  • чтобы всклокочить Ариадны волоса
  • и наполнить попутным ветром паруса.
  • Ранним утром пробуждались части тела,
  • Навсикаи, Полифема, персонажей Гомера.
  • Жестами в постели вовсе без слов,
  • поднимался пар от опавших листов.
  • Сухие веки, реснички с волосами,
  • расщепляются сонными глазами.
  • Вот овал лица обнажился зубами,
  • задвигались бёдра с прямыми ногами.
  • Лёжа на спине, да вверх ногами,
  • выпрямляя колени от бедра до пятки,
  • вцепившись в подушку своими руками,
  • трясли кровать, кончая в припадке.
  • Суини вскочил, чтобы побриться
  • с пеной на лице, не успев умыться.
  • Широкозадый, розовый до основания,
  • знал темперамент женского признания.
  • История длинная тень человека,
  • сказал доктор Эмерсон где-то.
  • Никто не видел Суини силуэта
  • в предзакатном отражении света.
  • Не прикоснулась бритва к ляжке,
  • ожидая пока утихнут визги объятий.
  • Колотилась и дышала очень тяжко,
  • Эпилептичка на своей кровати.
  • Дамы себя вовлечёнными считают
  • и в коридорах борделя пропадают.
  • Найдите свидетелей присутствия
  • и обесцените вкус их отсутствия.
  • Замечаем, что истерия всегда неприятна
  • и неправильно может быть всем понятна.
  • Мадам Тернер сообщает встревоженно,
  • что в этом доме нет ничего хорошего,
  • но Дорис возвращается из ванны,
  • шатаясь на ногах, и, как-то странно,
  • словно припудрив себе чем-то нос,
  • аккуратно ставит бренди на поднос.

Sweeney Erect

(Tomas Eliot)

  • And the trees about me,
  • Let them be dry and leafless; let the rocks
  • Groan with continual surges; and behind me,
  • Make all a desolation. Look, look, wenches!
  • Paint me a cavernous waste shore
  • Cast in the un stilled Cyclades,
  • Paint me the bold anfractuous rocks
  • Faced by the snarled and yelping seas.
  • Display me Aeolus above
  • Reviewing the insurgent gales
  • Which tangle Ariadne’s hair
  • And swell with haste the perjured sails.
  • Morning stirs the feet and hands
  • Nausicaa and Polypheme,
  • Gesture of orang-outang
  • Rises from the sheets in steam.
  • This withered root of knots of hair
  • Slitted below and gashed with eyes,
  • This oval O cropped out with teeth:
  • The sickle motion from the thighs
  • Jackknifes upward at the knees
  • Then straightens out from heel to hip
  • Pushing the framework of the bed
  • And clawing at the pillow slip.
  • Sweeney addressed full length to shave
  • Broadbottomed, pink from nape to base,
  • Knows the female temperament
  • And wipes the suds around his face.
  • The lengthened shadow of a man
  • Is history, said Emerson
  • Who had not seen the silhouette
  • Of Sweeney straddled in the sun.
  • Tests the razor on his leg
  • Waiting until the shriek subsides.
  • The epileptic on the bed
  • Curves backward, clutching at her sides.
  • The ladies of the corridor
  • Find themselves involved, disgraced,
  • Call witness to their principles
  • And deprecate the lack of taste
  • Observes that hysteria
  • Might easily be misunderstood;
  • Mrs. Turner intimates
  • It does the house no sort of good.
  • But Doris, towelled from the bath,
  • Enters padding on broad feet,
  • Bringing sal volatile
  • And a glass of brandy neat.

Суини среди соловьев

(Томас Элиот)

  • Суини, раздвинув колени, болтая руками,
  • гомерически продолжает смеяться,
  • скулы, как у зебры, с двумя полосами,
  • в пятна жирафа спешат превращаться.
  • Круги от взбудораженной луны,
  • двигаются на запад по Ла-Плата.
  • Смерть и ворон хотят вышины,
  • Суини охраняет Роговые ворота.
  • Облака Большого Пса и Ориона
  • затенили морскую пучину.
  • На испанском мысе некая Дама,
  • садится на колени Суини.
  • Задев подолом по столу,
  • чашку разбивает вдребезги
  • и расположившись на полу,
  • зевая, поправляет чулки.
  • Безмолвный, в коричневом мужчина,
  • сидя на подоконнике, злится.
  • Официант подаёт бананы, апельсины,
  • инжир и виноград из теплицы.
  • Мужчина в коричневом фартуке впопыхах,
  • контракты и концентраты, изымает.
  • Рашель Рабинович со слезами на глазах,
  • виноград руками своими хватает.
  • Она и с испанского мыса дама
  • думают, что они сексуальны,
  • человек с усталыми глазами,
  • отвергает их гамбит изначально.
  • Выйдя из комнаты, появляется в спешке,
  • обозначая на лице золотую усмешку,
  • а за окном субтропики свисают
  • и глицин кругом благоухает.
  • Хозяин с кем-то непонятным
  • разговор ведёт невнятно.
  • Соловьи надрывают свои голоса,
  • рядом Монастырь Святые Сердца.
  • И пели в кровавом лесу мимолётом,
  • Агамемнон кричал во всё горло,
  • орошая саваны жидким помётом
  • и без того оскверненный город.

Sweeney among the Nightingales

(Tomas Eliot)

  • Apeneck Sweeney spread his knees
  • Letting his arms hang down to laugh,
  • The zebra stripes along his jaw
  • Swelling to maculate giraffe.
  • The circles of the stormy moon
  • Slide westward toward the River Plate,
  • Death and the Raven drift above
  • And Sweeney guards the horn; d gate.
  • Gloomy Orion and the Dog
  • Are veiled; and hushed the shrunken seas;
  • The person in the Spanish cape
  • Tries to sit on Sweeney’s knees
  • Slips and pulls the table cloth
  • Overturns a coffee-cup,
  • Reorganised upon the floor
  • She yawns and draws a stocking up;
  • The silent man in mocha brown
  • Sprawls at the window-sill and gapes;
  • The waiter brings in oranges
  • Bananas figs and hothouse grapes;
  • The silent vertebrate in brown
  • Contracts and concentrates, withdraws;
  • Rachel n;e Rabinovitch
  • Tears at the grapes with murderous paws;
  • She and the lady in the cape
  • Are suspect, thought to be in league;
  • Therefore the man with heavy eyes
  • Declines the gambit, shows fatigue,
  • Leaves the room and reappears
  • Outside the window, leaning in,
  • Branches of wistaria
  • Circumscribe a golden grin;
  • The host with someone indistinct
  • Converses at the door apart,
  • The nightingales are singing near
  • The Convent of the Sacred Heart,
  • And sang within the bloody wood
  • When Agamemnon cried aloud
  • And let their liquid siftings fall
  • To stain the stiff dishonoured shroud.

Песня о любви Альфреду Пруфроку

(Томас Элиот)

  • Я так и думал, что дал тебе ответ,
  • человек не вернётся в этот мир.
  • Это пламя не погаснет больше, нет,
  • я не вернусь в тот фонд живым.
  • Всю правду эту я просто знаю,
  • перед позором страха отвечаю».
  • Давай пойдём с тобою, ты да я,
  • когда поднимется вечерняя заря,
  • как пациенты под наркозом на столе,
  • пройдём по улицам пустым везде.
  • Уединимся в ночлежке для ночей бессонных,
  • в дешёвом кабаке, в бормочущих притонах,
  • где на полу опилки и скорлупки устриц,
  • как аргумент коварных, скучных улиц.
  • Чтобы к истине вас когда-то привести,
  • не надо спрашивать, зачем такой визит.
  • В гостиной дамы оголтело
  • беседуют про Микеланджело.
  • Дым с туманом тычут желтизной в стекло,
  • вылизывая сумерек углы,
  • всё, что за ночь с водостоков натекло
  • и даже сажу копоти трубы.
  • Скользнув к террасе, дом нежно обнимают
  • обвив собою дом, мгновенно засыпают.
  • Конечно, будет время для жёлтого дыма,
  • который скользит по окнам, потирая спину.
  • Настанет время встретиться лицом к лицу,
  • чтоб созидать и убивать, творцу и подлецу.
  • Да будет время для всех работ, чтоб не тужить
  • и не возникнет вопрос, что на тарелку положить.
  • Вот час придёт для множества сомнений,
  • воспоминаний, ревизий и видений.
  • Настанет время для вас и для меня,
  • перед домашним чаем на исходе дня.
  • В салоне дамы оголтело
  • щебечут о Микеланджело.
  • И действительно, время пройдёт.
  • Интересно, смею ли я? Наперёд,
  • по лестнице вернуться и спуститься,
  • с лысиной, что будет светиться.
  • Они скажут, что его волосы сильно поредели!
  • Моё пальто, мой воротник, что на меня одели,
  • мой галстук богатый, но с булавкой убогой.
  • Они скажут: «Но какие тонкие руки и ноги!»
  • Разве я смогу беспокоить вселенную?
  • Каждая минута имеет точное время,
  • для решений, отступлений, сомнений.
  • Да, мне знакомы эти лица и в профиль, в анфас,
  • глаза, что держат нас в границах общих фраз,
  • когда к стене приколот шпильками этих глаз,
  • я корчусь средь границ, стенаю,
  • тогда страдать я просто начинаю.
  • Выплескивать негодования неприлично
  • и как, я это должен сделать лично?
  • Ибо я их всех знал, про всё немножко,
  • про утренники, вечера, календарные дни.
  • Я жизнь измерял кофейной ложкой
  • и знал отголоски дальней болтовни,
  • там под музыку в гостиной дамы спелись.
  • Так как же я могу, как я осмелюсь?
  • Я видел голову свою плешивую на блюде,
  • Я не пророк и мало думаю о чуде,
  • но я поймал момент, когда мое величие угасло,
  • как лакей, держа пальто, ехидно улыбался.
  • Короче говоря, я испугался.
  • Это стоило того, что после приговора,
  • мармелада, чашек чая, среди фарфора,
  • среди негромкого меж нами разговора,
  • с улыбкой прервать общение в разгар,
  • чтоб мироздание втиснуть в земной шар
  • и катить его, как твой желанный дар.
  • Сказать: «Я Лазарь, вернулся и восстал в гробу,
  • чтоб рассказать вам всё. Я всем, всё расскажу».
  • Вот некто, на подушке устроив голову свою,
  • вам скажет: «Это то, что я не имел в виду;
  • Это совсем не так».
  • А как?
  • это стоило того, в конце концов,
  • на улицах после закатов и дворцов,
  • после романов, после чашек, после покоя,
  • юбок тянувшихся вдоль пола и многое другое.
  • Невозможно сказать, что я имел в виду такое!
  • Вот если бы фонарь волшебный,
  • на экране сбросил сгустки нервов,
  • а некая особа, сбросив шаль,
  • уставившись в окно сказала: «Жаль.
  • Это совсем не так и хватит,
  • нет, это всё некстати».
  • Нет, я это не имел в виду.
  • Я не Гамлет, и не должен Принцем быть.
  • Я господин, который делает беду,
  • чтобы прогресс и сцену запустить.
  • Советую принцу простой инструмент:
  • положительным быть и полезным,
  • осторожным, дотошным, как джентльмен,
  • политически тупым, но трезвым.
  • Порой, действительно, почти смешно,
  • дурачимся и это всё разрешено.
  • Я старею. Старею. Нет слов.
  • Я надену мотню от штанов.
  • Я не хочу расстаться с волосами?
  • Смогу ли кушать персик зубами?
  • Буду в белых брюках по пляжу гулять
  • и слушать, как русалки поют,
  • но они не будут мне петь и плясать,
  • качая на волнах морской приют
  • и расчесывая белыми волосами,
  • воду белую под ветер волнами.
  • Мы задержались на морском пейзаже,
  • с девчонками раздетыми на пляже.
  • Мы тонем, пока людские голоса,
  • нас не разбудят на небесах.

The Love Song of J. Alfred Prufrock

(Tomas Eliot)

  • S’io credesse che mia risposta fosse
  • A persona che mai tornasse al mondo,
  • Questa fiamma staria senza piu scosse.
  • Ma percioche giammai di questo fondo
  • Non torno vivo alcun, s’i’odo il vero,
  • Senza tema d’infamia ti rispondo.
  • Let us go then, you and I,
  • When the evening is spread out against the sky
  • Like a patient etherized upon a table;
  • Let us go, through certain half-deserted streets,
  • The muttering retreats
  • Of restless nights in one-night cheap hotels
  • And sawdust restaurants with oyster-shells:
  • Streets that follow like a tedious argument
  • Of insidious intent
  • To lead you to an overwhelming question…
  • Oh, do not ask, «What is it?»
  • Let us go and make our visit.
  • In the room the women come and go
  • Talking of Michelangelo.
  • The yellow fog that rubs its back upon the window-panes,
  • The yellow smoke that rubs its muzzle on the window-panes,
  • Licked its tongue into the corners of the evening,
  • Lingered upon the pools that stand in drains,
  • Let fall upon its back the soot that falls from chimneys,
  • Slipped by the terrace, made a sudden leap,
  • And seeing that it was a soft October night,
  • Curled once about the house, and fell asleep.
  • And indeed there will be time
  • For the yellow smoke that slides along the street,
  • Rubbing its back upon the window-panes;
  • There will be time, there will be time
  • To prepare a face to meet the faces that you meet;
  • There will be time to murder and create,
  • And time for all the works and days of hands
  • That lift and drop a question on your plate;
  • Time for you and time for me,
  • And time yet for a hundred indecisions,
  • And for a hundred visions and revisions,
  • Before the taking of a toast and tea.
  • In the room the women come and go
  • Talking of Michelangelo.
  • And indeed there will be time
  • To wonder, «Do I dare?» and, «Do I dare?»
  • Time to turn back and descend the stair,
  • With a bald spot in the middle of my hair —
  • (They will say: «How his hair is growing thin!»)
  • My morning coat, my collar mounting firmly to the chin,
  • My necktie rich and modest, but asserted by a simple pin —
  • (They will say: «But how his arms and legs are thin!»)
  • Do I dare
  • Disturb the universe?
  • In a minute there is time
  • For decisions and revisions which a minute will reverse.
  • For I have known them all already, known them all:
  • Have known the evenings, mornings, afternoons,
  • I have measured out my life with coffee spoons;
  • I know the voices dying with a dying fall
  • Beneath the music from a farther room.
  • So how should I presume?
  • And I have known the eyes already, known them all—
  • The eyes that fix you in a formulated phrase,
  • And when I am formulated, sprawling on a pin,
  • When I am pinned and wriggling on the wall,
  • Then how should I begin
  • To spit out all the butt-ends of my days and ways?
  • And how should I presume?
  • And I have known the arms already, known them all—
  • Arms that are brace leted and white and bare
  • (But in the lamplight, downed with light brown hair!)
  • Is it perfume from a dress
  • That makes me so digress?
  • Arms that lie along a table, or wrap about a shawl.
  • And should I then presume?
  • And how should I begin?
  • Shall I say, I have gone at dusk through narrow streets
  • And watched the smoke that rises from the pipes
  • Of lonely men in shirt-sleeves, leaning out of windows?…
  • I should have been a pair of ragged claws
  • Scuttling across the floors of silent seas.
  • And the afternoon, the evening, sleeps so peacefully!
  • Smoothed by long fingers,
  • Asleep… tired… or it malingers,
  • Stretched on the floor, here beside you and me.
  • Should I, after tea and cakes and ices,
  • Have the strength to force the moment to its crisis?
  • But though I have wept and fasted, wept and prayed,
  • Though I have seen my head (grown slightly bald) brought in upon a platter,
  • I am no prophet – and here’s no great matter;
  • I have seen the moment of my greatness flicker,
  • And I have seen the eternal Footman hold my coat, and snicker,
  • And in short, I was afraid.
  • And would it have been worth it, after all,
  • After the cups, the marmalade, the tea,
  • Among the porcelain, among some talk of you and me,
  • Would it have been worth while,
  • To have bitten off the matter with a smile,
  • To have squeezed the universe into a ball
  • To roll it towards some overwhelming question,
  • To say: «I am Lazarus, come from the dead,
  • Come back to tell you all, I shall tell you all» —
  • If one, settling a pillow by her head
  • Should say: «That is not what I meant at all;
  • That is not it, at all».
  • And would it have been worth it, after all,
  • Would it have been worth while,
  • After the sunsets and the dooryards and the sprinkled streets,
  • After the novels, after the teacups, after the skirts that trail along the floor—
  • And this, and so much more? —
  • It is impossible to say just what I mean!
  • But as if a magic lantern threw the nerves in patterns on a screen:
  • Would it have been worth while
  • If one, settling a pillow or throwing off a shawl,
  • And turning toward the window, should say:
  • «That is not it at all,
  • That is not what I meant, at all».
  • No! I am not Prince Hamlet, nor was meant to be;
  • Am an attendant lord, one that will do
  • To swell a progress, start a scene or two,
  • Advise the prince; no doubt, an easy tool,
  • Deferential, glad to be of use,
  • Politic, cautious, and meticulous;
  • Full of high sentence, but a bit obtuse;
  • At times, indeed, almost ridiculous—
  • Almost, at times, the Fool.
  • I grow old… I grow old…
  • I shall wear the bottoms of my trousers rolled.
  • Shall I part my hair behind? Do I dare to eat a peach?
  • I shall wear white flannel trousers, and walk upon the beach.
  • I have heard the mermaids singing, each to each.
  • I do not think that they will sing to me.
  • I have seen them riding seaward on the waves
  • Combing the white hair of the waves blown back
  • When the wind blows the water white and black.
  • We have lingered in the chambers of the sea
  • By sea-girls wreathed with seaweed red and brown
  • Till human voices wake us, and we drown.

Четыре квартета

(Томас Стернс Элиот)

1. Бёрнт Нортон

  • 1.1
  • Настоящее и прошлое, впрочем,
  • будут происходить и в будущем,
  • как грядущее посещало прошедшее.
  • Значит, время всегда настоящее
  • и оно никогда не приходит,
  • не свершившееся есть абстракция,
  • будем наблюдать, что происходит,
  • нам даётся, лишь возможная акция.
  • Только в области размышлений,
  • желаемое и уже наставшее,
  • оседают в памяти без промедлений
  • и приводят на грань настоящего.
  • Шаги по тропам нехоженым,
  • к не открытым ещё дверям,
  • как слово чьё-то тревожно,
  • бьет по моим мозгам.
  • Не беспокойте прах розовых лепестков,
  • тогда сад заполнят отголоски иные.
  • Поспешим за поворот, где щебет скворцов.
  • Может и нам суждено пойти за ними?
  • В наш первый мир и первые двери,
  • с обманной песней скворца
  • и незримо в это поверив,
  • войти и оставить сердца.
  • В осеннем тепле, сквозь воздух звенящий,
  • птица зазывала словно в ответ,
  • мы невесомо ступали по листве опавшей,
  • под музыкальный в кустах сюжет.
  • Незримые взгляды пересекались,
  • казалось, на розы глядел кто-то тут.
  • Хозяева будто в гостях оказались
  • и шли посмотреть на высохший пруд,
  • который был окружён кустами самшита.
  • Высох бетон, порыжел по краям,
  • а ведь был заполнен солнечным светом,
  • там кротко рос лотос, словно бурьян.
  • Когда-то поверхность под лучами света,
  • блистала и мы стояли, отражаясь в воде,
  • тучи уходили и пруд опустошался следом,
  • лишь детский смех из кустов доносился везде.
  • «Смелее.», – Человеку вторила птица,
  • не выжить в слишком реальной жизни.
  • Прошлое и будущее уже не случится,
  • мы только в настоящем, на грани мысли.
  • 1.2
  • По ось в грязи телега застряла,
  • скрип ободов, кровь в аорте рыдала,
  • поклажи с чесноком, сапфиром упали,
  • а рана забытой войны стонала.
  • Жизнь по вращению звёзд читаем,
  • по кольцам дерева года считаем.
  • Стоим себе в свой малый рост,
  • вступив на шаткий жизни мост
  • и слышим топот беглецов,
  • бежит кабан от гончих псов.
  • Погоня длится средь веков
  • под взором звёзд, других миров.
  • В застывшей точке вращения мира,
  • ни плоть, ни бесплотность, ни туда, ни сюда,
  • есть движение, нет остановки ритма,
  • встречаются прошлое с будущим в точке всегда.
  • Можно сказать, мы где-то были, но где?
  • Как долго? Время в точке не поместить!
  • От житейских желаний свободу в судьбе,
  • от страха и состраданий не оградить.
  • Светом разума, белым, спокойным,
  • от воли своей и чужой благодать,
  • без движений внимание полное,
  • отрешённость нельзя толковать.
  • Постигнуть новый и старый мир,
  • ощутить их неполный восторг,
  • погрузившись в частичный кошмар,
  • с учетом будущих и прошедших снов,
  • слабостью ненадежного тела солгать,
  • спасти человечество от проклятия неба.
  • В прошлое и будущее не вынести плоть,
  • сознанию не остаётся места и следа.
  • Сознавать, значит не зависеть от времени,
  • помнить себя среди роз, но без бремени.
  • Миг под ливнем, запах ладана при курении,
  • время в настоящем покоряется временем.
  • 1.3
  • Мрак между прошлым и будущим правит без света,
  • он облекает тело прозрачным покоем,
  • тень постигает неизменность, эфемерная красота
  • очищает душу во мраке ночи и такое
  • лишает ощущений, отрешает любовь от суеты.
  • Не избыток и не угасание, а мерцания,
  • рассеянная вялость чередует пустые мечты.
  • Напряжённые лица, сменяют смятения,
  • словно клочья бумаги, ветер крутит людей,
  • между прошлым и будущим.
  • Вихрь продувает легкие до самых костей,
  • душ изнеможенных и немощных.
  • В блеклом воздухе очень вялые души,
  • постепенно ветер выметает холмы,
  • Лондона, Хэмпстеда, Кемпдена, Патни.
  • Здесь мрак отступает за пределы тьмы.
  • Спускаемся ниже, делаем последний шаг,
  • в царство, где одиночество вечно,
  • в мир иной, в антимир, где внутренний мрак.
  • Там избавление от вещей безупречно,
  • отрешённость от чувств и мира грёз,
  • в неподвижном духовном мире,
  • где путь в никуда, к недвижимости звёзд.
  • Там прошлое и будущее стало едино!
  • 1.4
  • Колокольный звон.
  • Время хоронит день.
  • Пустой небосклон,
  • от солнца укрывает тень.
  • Подсолнух есть солнечный лик для нас.
  • Уже зимородок устремился ввысь,
  • летящего мира свет не угас,
  • ответил светом на свет и затих.
  • 1.5
  • Слова и музыка всегда в движении,
  • не после смерти и только во времени.
  • Речь умолкает, идут причитания
  • и слово обретает форму молчания.
  • Слова и музыка могут достигнуть
  • немоту бессмертной китайской вазы.
  • В вечном покое может сгинуть,
  • скрипичный ключ в кантиленой фазе.
  • А предшествующий финал и начало
  • сходятся вместе в начале кольца
  • и все это в настоящем настало,
  • до начала и после конца.
  • Слова всегда в настоящем движении,
  • надрываясь, трещат и тухнут,
  • иногда разрываются от напряжения,
  • от неточности гниют и гибнут.
  • Им не под силу стоять на месте, поныне,
  • их постоянно атакуют в пространстве,
  • вопли, упреки, осаждают в пустыне
  • призрак, орущий в загробном танце.
  • Громкая жалоба неутешной химеры,
  • движение есть подробность ритма,
  • как у лестницы перила, ступени,
  • а у слов существует рифма.
  • По сути, любовь не движение,
  • лишь причина его во времени.
  • Вне времени и вне желания,
  • есть лишь одно стремление.
  • Вырваться на истинный путь
  • из небытия в бытие,
  • неожиданно солнечный луч,
  • сотрясает смехом детей,
  • в листве затаивших свой восторг.
  • Скорее, сюда, к причалу.
  • Нелепым становится времени срок,
  • между концом и его началом.

1. Burnt Norton

(T.S.Eliot. No. 1 of «Four Quartets’)

  • 1.1
  • Time present and time past
  • Are both perhaps present in time future,
  • And time future contained in time past.
  • If all time is eternally present
  • All time is unredeemable.
  • What might have been is an abstraction
  • Remaining a perpetual possibility
  • Only in a world of speculation.
  • What might have been and what has been
  • Point to one end, which is always present.
  • Footfalls echo in the memory
  • Down the passage which we did not take
  • Towards the door we never opened
  • Into the rose-garden. My words echo
  • Thus, in your mind.
  • But to what purpose
  • Disturbing the dust on a bowl of rose-leaves
  • I do not know.
  • Other echoes
  • Inhabit the garden. Shall we follow?
  • Quick, said the bird, find them, find them,
  • Round the corner. Through the first gate,
  • Into our first world, shall we follow
  • The deception of the thrush? Into our first world.
  • There they were, dignified, invisible,
  • Moving without pressure, over the dead leaves,
  • In the autumn heat, through the vibrant air,
  • And the bird called, in response to
  • The unheard music hidden in the shrubbery,
  • And the unseen eyebeam crossed, for the roses
  • Had the look of flowers that are looked at.
  • There they were as our guests, accepted and accepting.
  • So we moved, and they, in a formal pattern,
  • Along the empty alley, into the box circle,
  • To look down into the drained pool.
  • Dry the pool, dry concrete, brown edged,
  • And the pool was filled with water out of sunlight,
  • And the lotos rose, quietly, quietly,
  • The surface glittered out of heart of light,
  • And they were behind us, reflected in the pool.
  • Then a cloud passed, and the pool was empty.
  • Go, said the bird, for the leaves were full of children,
  • Hidden excitedly, containing laughter.
  • Go, go, go, said the bird: human kind
  • Cannot bear very much reality.
  • Time past and time future
  • What might have been and what has been
  • Point to one end, which is always present.
  • 1.2
  • Garlic and sapphires in the mud
  • Clot the bedded axle-tree.
  • The trilling wire in the blood
  • Sings below inveterate scars
  • Appeasing long forgotten wars.
  • The dance along the artery
  • The circulation of the lymph
  • Are figured in the drift of stars
  • Ascend to summer in the tree
  • We move above the moving tree
  • In light upon the figured leaf
  • And hear upon the sodden floor
  • Below, the boarhound and the boar
  • Pursue their pattern as before
  • But reconciled among the stars.
  • At the still point of the turning world. Neither flesh nor fleshless;
  • Neither from nor towards; at the still point, there the dance is,
  • But neither arrest nor movement. And do not call it fixity,
  • Where past and future are gathered. Neither movement from nor towards,
  • Neither ascent nor decline. Except for the point, the still point,
  • There would be no dance, and there is only the dance.
  • I can only say, there we have been: but I cannot say where.
  • And I cannot say, how long, for that is to place it in time.
  • The inner freedom from the practical desire,
  • The release from action and suffering, release from the inner
  • And the outer compulsion, yet surrounded
  • By a grace of sense, a white light still and moving,
  • Erhebung without motion, concentration
  • Without elimination, both a new world
  • And the old made explicit, understood
  • In the completion of its partial ecstasy,
  • The resolution of its partial horror.
  • Yet the enchainment of past and future
  • Woven in the weakness of the changing body,
  • Protects mankind from heaven and damnation
  • Which flesh cannot endure.
  • Time past and time future
  • Allow but a little consciousness.
  • To be conscious is not to be in time
  • But only in time can the moment in the rose-garden,
  • The moment in the arbour where the rain beat,
  • The moment in the draughty church at smokefall
  • Be remembered; involved with past and future.
  • Only through time time is conquered.
  • 1.3
  • Here is a place of disaffection
  • Time before and time after
  • In a dim light: neither daylight
  • Investing form with lucid stillness
  • Turning shadow into transient beauty
  • With slow rotation suggesting permanence
  • Nor darkness to purify the soul
  • Emptying the sensual with deprivation
  • Cleansing affection from the temporal.
  • Neither plenitude nor vacancy. Only a flicker
  • Over the strained time-ridden faces
  • Distracted from distraction by distraction
  • Filled with fancies and empty of meaning
  • Tumid apathy with no concentration
  • Men and bits of paper, whirled by the cold wind
  • That blows before and after time,
  • Wind in and out of unwholesome lungs
  • Time before and time after.
  • Eructation of unhealthy souls
  • Into the faded air, the torpid
  • Driven on the wind that sweeps the gloomy hills of London,
  • Hampstead and Clerkenwell, Campden and Putney,
  • Highgate, Primrose and Ludgate. Not here
  • Not here the darkness, in this twittering world.
  • Descend lower, descend only
  • Into the world of perpetual solitude,
  • World not world, but that which is not world,
  • Internal darkness, deprivation
  • And destitution of all property,
  • Desiccation of the world of sense,
  • Evacuation of the world of fancy,
  • Inoperancy of the world of spirit;
  • This is the one way, and the other
  • Is the same, not in movement
  • But abstention from movement; while the world moves
  • In appetency, on its metalled ways
  • Of time past and time future.
  • 1.4
  • Time and the bell have buried the day,
  • The black cloud carries the sun away.
  • Will the sunflower turn to us, will the clematis
  • Stray down, bend to us; tendril and spray
  • Clutch and cling?
  • Chill
  • Fingers of yew be curled
  • Down on us? After the kingfisher’s wing
  • Has answered light to light, and is silent, the light is still
  • At the still point of the turning world.
  • 1.5
  • Words move, music moves
  • Only in time; but that which is only living
  • Can only die. Words, after speech, reach
  • Into the silence. Only by the form, the pattern,
  • Can words or music reach
  • The stillness, as a Chinese jar still
  • Moves perpetually in its stillness.
  • Not the stillness of the violin, while the note lasts,
  • Not that only, but the co-existence,
  • Or say that the end precedes the beginning,
  • And the end and the beginning were always there
  • Before the beginning and after the end.
  • And all is always now. Words strain,
  • Crack and sometimes break, under the burden,
  • Under the tension, slip, slide, perish,
  • Decay with imprecision, will not stay in place,
  • Will not stay still. Shrieking voices
  • Scolding, mocking, or merely chattering,
  • Always assail them. The Word in the desert
  • Is most attacked by voices of temptation,
  • The crying shadow in the funeral dance,
  • The loud lament of the disconsolate chimera.
  • The detail of the pattern is movement,
  • As in the figure of the ten stairs.
  • Desire itself is movement
  • Not in itself desirable;
  • Love is itself unmoving,
  • Only the cause and end of movement,
  • Timeless, and undesiring
  • Except in the aspect of time
  • Caught in the form of limitation
  • Between un-being and being.
  • Sudden in a shaft of sunlight
  • Even while the dust moves
  • There rises the hidden laughter
  • Of children in the foliage
  • Quick now, here, now, always—
  • Ridiculous the waste sad time
  • Stretching before and after.

2. Ист Коукер

(Томас Стернс Элиот)

  • 2.1
  • В моем начале мой конец и год за годом,
  • дома возводятся, рушатся и снова возникают,
  • после них остаётся голое поле, или дорога,
  • камни уходят в новое здание, а брёвна в пламя,
  • пламя переходит в золу, а зола в землю,
  • которая снова плоть, покров и помет,
  • кости людей, скота, кукурузные стебли.
  • Время строить, рожать. Время зовёт.
  • Время ветру трясти, ослабевшие рамы,
  • стены тряхнуть, за которыми бегает мышь,
  • растрясти шпалеры и гобелены,
  • а также безмолвный и тихий девиз.
  • В моем начале виден мой конец.
  • Свет, проникая на голое поле, освещает аллею.
  • В полдень под сенью ветвей птенец,
  • прижимается к ограде, уступая дорогу фургону.
  • Сама аллея направляется к деревне,
  • в предвидении зноя, грозового дождя,
  • поглощают жар и свет серые камни,
  • ожидая первой совы, георгины спят.
  • В открытом поле, когда будешь слишком близко,
  • можно услышать в полночь звуки летнего мрака:
  • барабан, свирели, увидеть у костра танец диско,
  • мужчина и женщина постигают таинство брака.
  • Эта чета и есть необходимый союз,
  • держатся за руки, как муж и жена,
  • прыгают через костёр, танцуют блюз,
  • по-деревенски смешливо, в жанре
  • удоев, урожая и влюблённых соитий,
  • вздымают неуклюжие ноги, ноги земли,
  • как в случке животных в извечном ритме,
  • смрада и смерти, а также питья и еды.
  • Восход открывает новый день,
  • жара на взморье. Ветер в молчании,
  • щекочет волны. Вот моя тень,
  • или она где-то в моем самом начале.
  • 2.2
  • Что ноябрю до первых гроз и весеннего пробуждения,
  • до возрождения длинного, летнего зноя,
  • подснежника, бьющегося из-под ног до изнеможения,
  • до мальв, что ввысь стремятся к небу стоя.
  • До раннего снега среди поздних роз?
  • Гром хочет очень сравниться,
  • с триумфальным движением звёзд,
  • грохоча в колеснице с зарницей,
  • в войнах погрязший весь Скорпион,
  • восстав на солнце, ждёт затмения.
  • Кометы плачут и меркнет Дракон,
  • летят Леониды в вихре сражения.
  • В огне полыхают земля, небосклон,
  • пламя сжигает поверхность планеты,
  • до оледенения продолжится сон,
  • пока не опишут катаклизмы поэты.
  • Ввергнет в бездну мучительной схватки,
  • со словом и смыслом, поэзия ни при чём.
  • Поэзию не приглашали к такой лихорадке,
  • надежды желанны, им всё нипочём.
  • Осенний покой или мудрая старость?
  • Быть может, нас обманули, или себя?
  • Старцы для обмана туман завещали,
  • оставив в наследство фальшь векселя.
  • Их просветленность, как разумная тупость.
  • Бессильна пред мраком, туда же их взор.
  • Истина мёртвых коллекций, это их мудрость.
  • Знания, вот единый и ложный обзор,
  • но в каждый миг они могут меняться.
  • На полпути в терновнике, в темном лесу,
  • у края обрыва, где мы будем бояться
  • чудовищ, где наваждения нас завлекут.
  • Поэтому не говорите о мудрости старцев,
  • их слабоумие и безумство необозримо.
  • Мы можем уповать на покой страдальцев.
  • Мудрость смирения – всегда незрима.
  • 2.3
  • Уходят все в космическую пустоту, как во мрак.
  • Меркнет луна, «новости бирж» и «Готский Альманах».
  • Офицеры, литераторы, политики, меценаты,
  • слуги народа, председатели комитетов, магнаты,
  • стынут чувства и действовать нет побуждения.
  • Тихо, сказал я душе, тьма обнимает тебя.
  • Мы идём с ними молча на поминки того,
  • кого не хороним, ибо нет его.
  • Это будет Всевышнего мрак, как в театре ночь,
  • словно пышный, броский фасад, убирают прочь,
  • когда гаснет рампа, декораций замену ведут,
  • гул за кулисами, а тьма наступает на тьму.
  • Как в подземке, остановка меж станций,
  • заметно, как с ужасом опустошаются лица
  • и разговор, начавшись, в пустоте угасает,
  • мучительный страх безумия все нарастает.
  • Когда под наркозом сознание ожидает,
  • душа ждёт надежду и замирает.
  • Разум постигает всю пустоту
  • и безнадёжно гасит мечту.
  • Без любви остаётся одна только вера.
  • Жди без раздумий, мысль ещё не созрела,
  • но вера, надежда, любовь есть рабы ожидания,
  • мрак становится светом и начинает движение.
  • Журчание первых ручьев и грозы зимой,
  • невидимый дикий тмин и дикая земляника.
  • Смех в саду это отголоски восторгов порой,
  • извещают, что рождение и смерть это мука.
  • Чтобы быть там, где вас ещё нет,
  • вы должны идти по пути незнания,
  • познавая тайны лишенных страстей,
  • владеть тем, что не имел с рождения.
  • Чтобы покинуть свой прежний образ,
  • иди по дороге утрат, где не ходил никогда,
  • в твоём неведении будет знание и немощь.
  • Тебя никогда нет там, где ты есть! Всегда!
  • 2.4
  • От раны страждущий сам врач,
  • людские раны ножом лечит,
  • как сострадающий палач,
  • он нас спасает от увечий.
  • Болезнь даёт нам исцеление,
  • сиделка, хоть сама больна,
  • но призывает к исцелению,
  • испить недуг во всем до дна.
  • Для всех больных, весь мир больница.
  • Мы в ней умрем от всяческих забот.
  • Её хозяин успеет разориться
  • и мы никогда не выйдем из её ворот.
  • Озноб вздымается от ног,
  • в сознании полыхает жар,
  • чтобы согреться, я продрог.
  • Пламя есть Божий дар!
  • Святую кровь привыкли пить,
  • Господню плоть едим поныне,
  • но веру в Бога продолжаем мнить,
  • а Пятницу мы чтим святыней.
  • 2.5
  • Двадцать лет позади, пройдено полпути,
  • загублено время в прошедших войнах.
  • С каждым шагом пытаюсь слова найти,
  • но они покоряются только в книгах.
  • Начинаем штурм невыразимости суровой,
  • бессильным во всеобщем беспорядке,
  • с эмоциональным войском всех порывов,
  • неуправляемых в жестокой схватке.
  • Однажды и дважды и множество раз,
  • не миновать открытий умными людьми,
  • следует вернуть, что утрачено сейчас,
  • когда условия все так озлобленны.
  • Быть может, нет уже потерь, побед,
  • другое не наш удел, а лишь попытки.
  • Наш дом начальный путь на исходе лет,
  • небытие и бытие переплелись в убытки.
  • Сгорает жизнь мгновением,
  • не только люди, но и камни,
  • хранящие тайну смирения,
  • при свете луны или лампы.
  • Когда любовь обретет себя,
  • со старым семейным альбомом,
  • то и старость проходит любя,
  • безразлично, здесь иль за домом.
  • Там, где наш путь к иным ожиданиям.
  • Сквозь тьму и холод, в безлюдной пустоте,
  • стонет ветер, волны и море разочарований.
  • Альбатрос и дельфин. Мое начало в моем конце.

2. East Coker

(T.S.Eliot. No. 2 of «Four Quartets’)

  • 2.1
  • In my beginning is my end. In succession
  • Houses rise and fall, crumble, are extended,
  • Are removed, destroyed, restored, or in their place
  • Is an open field, or a factory, or a by-pass.
  • Old stone to new building, old timber to new fires,
  • Old fires to ashes, and ashes to the earth
  • Which is already flesh, fur and faeces,
  • Bone of man and beast, cornstalk and leaf.
  • Houses live and die: there is a time for building
  • And a time for living and for generation
  • And a time for the wind to break the loosened pane
  • And to shake the wainscot where the field-mouse trots
  • And to shake the tattered arras woven with a silent motto.
  • In my beginning is my end. Now the light falls
  • Across the open field, leaving the deep lane
  • Shuttered with branches, dark in the afternoon,
  • Where you lean against a bank while a van passes,
  • And the deep lane insists on the direction
  • Into the village, in the electric heat
  • Hypnotised. In a warm haze the sultry light
  • Is absorbed, not refracted, by grey stone.
  • The dahlias sleep in the empty silence.
  • Wait for the early owl.
  • In that open field
  • If you do not come too close, if you do not come too close,
  • On a summer midnight, you can hear the music
  • Of the weak pipe and the little drum
  • And see them dancing around the bonfire
  • The association of man and woman
  • In daun singe, signifying matrimonie—
  • A dignified and commodiois sacrament.
  • Two and two, necessary conun action,
  • Holding eche other by the hand or the arm
  • Whichever betokeneth concorde. Round and round the fire
  • Leaping through the flames, or joined in circles,
  • Rustically solemn or in rustic laughter
  • Lifting heavy feet in clumsy shoes,
  • Earth feet, loam feet, lifted in country mirth
  • Mirth of those long since under earth
  • Nourishing the corn. Keeping time,
  • Keeping the rhythm in their dancing
  • As in their living in the living seasons
  • The time of the seasons and the constellations
  • The time of milking and the time of harvest
  • The time of the coupling of man and woman
  • And that of beasts. Feet rising and falling.
  • Eating and drinking. Dung and death.
  • Dawn points, and another day
  • Prepares for heat and silence. Out at sea the dawn wind
  • Wrinkles and slides. I am here
  • Or there, or elsewhere. In my beginning.
  • 2.2
  • What is the late November doing
  • With the disturbance of the spring
  • And creatures of the summer heat,
  • And snowdrops writhing under feet
  • And hollyhocks that aim too high
  • Red into grey and tumble down
  • Late roses filled with early snow?
  • Thunder rolled by the rolling stars
  • Simulates triumphal cars
  • Deployed in constellated wars
  • Scorpion fights against the Sun
  • Until the Sun and Moon go down
  • Comets weep and Leonids fly
  • Hunt the heavens and the plains
  • Whirled in a vortex that shall bring
  • The world to that destructive fire
  • Which burns before the ice-cap reigns.
  • That was a way of putting it – not very satisfactory:
  • A periphrastic study in a worn-out poetical fashion,
  • Leaving one still with the intolerable wrestle
  • With words and meanings. The poetry does not matter.
  • It was not (to start again) what one had expected.
  • What was to be the value of the long looked forward to,
  • Long hoped for calm, the autumnal serenity
  • And the wisdom of age? Had they deceived us
  • Or deceived themselves, the quiet-voiced elders,
  • Bequeathing us merely a receipt for deceit?
  • The serenity only a deliberate hebetude,
  • The wisdom only the knowledge of dead secrets
  • Useless in the darkness into which they peered
  • Or from which they turned their eyes. There is, it seems to us,
  • At best, only a limited value
  • In the knowledge derived from experience.
  • The knowledge imposes a pattern, and falsifies,
  • For the pattern is new in every moment
  • And every moment is a new and shocking
  • Valuation of all we have been. We are only undeceived
  • Of that which, deceiving, could no longer harm.
  • In the middle, not only in the middle of the way
  • But all the way, in a dark wood, in a bramble,
  • On the edge of a grimpen, where is no secure foothold,
  • And menaced by monsters, fancy lights,
  • Risking enchantment. Do not let me hear
  • Of the wisdom of old men, but rather of their folly,
  • Their fear of fear and frenzy, their fear of possession,
  • Of belonging to another, or to others, or to God.
  • The only wisdom we can hope to acquire
  • Is the wisdom of humility: humility is endless.
  • The houses are all gone under the sea.
  • The dancers are all gone under the hill.
  • 2.3
  • O dark, dark, dark. They all go into the dark,
  • The vacant interstellar spaces, the vacant into the vacant,
  • The captains, merchant bankers, eminent men of letters,
  • The generous patrons of art, the statesmen and the rulers,
  • Distinguished civil servants, chairmen of many committees,
  • Industrial lords and petty contractors, all go into the dark,
  • And dark the Sun and Moon, and the Almanach de Gotha
  • And the Stock Exchange Gazette, the Directory of Directors,
  • And cold the sense and lost the motive of action.
  • And we all go with them, into the silent funeral,
  • Nobody’s funeral, for there is no one to bury.
  • I said to my soul, be still, and let the dark come upon you
  • Which shall be the darkness of God. As, in a theatre,
  • The lights are extinguished, for the scene to be changed
  • With a hollow rumble of wings, with a movement of darkness on darkness,
  • And we know that the hills and the trees, the distant panorama
  • And the bold imposing facade are all being rolled away—
  • Or as, when an underground train, in the tube, stops too long between stations
  • And the conversation rises and slowly fades into silence
  • And you see behind every face the mental emptiness deepen
  • Leaving only the growing terror of nothing to think about;
  • Or when, under ether, the mind is conscious but conscious of nothing—
  • I said to my soul, be still, and wait without hope
  • For hope would be hope for the wrong thing; wait without love,
  • For love would be love of the wrong thing; there is yet faith
  • But the faith and the love and the hope are all in the waiting.
  • Wait without thought, for you are not ready for thought:
  • So the darkness shall be the light, and the stillness the dancing.
  • Whisper of running streams, and winter lightning.
  • The wild thyme unseen and the wild strawberry,
  • The laughter in the garden, echoed ecstasy
  • Not lost, but requiring, pointing to the agony
  • Of death and birth.
  • You say I am repeating
  • Something I have said before. I shall say it again.
  • Shall I say it again? In order to arrive there,
  • To arrive where you are, to get from where you are not,
  • You must go by a way wherein there is no ecstasy.
  • In order to arrive at what you do not know
  • You must go by a way which is the way of ignorance.
  • In order to possess what you do not possess
  • You must go by the way of dispossession.
  • In order to arrive at what you are not
  • You must go through the way in which you are not.
  • And what you do not know is the only thing you know
  • And what you own is what you do not own
  • And where you are is where you are not.
  • 2.4
  • The wounded surgeon plies the steel
  • That questions the distempered part;
  • Beneath the bleeding hands we feel
  • The sharp compassion of the healer’s art
  • Resolving the enigma of the fever chart.
  • Our only health is the disease
  • If we obey the dying nurse
  • Whose constant care is not to please
  • But to remind of our, and Adam’s curse,
  • And that, to be restored, our sickness must grow worse.
  • The whole earth is our hospital
  • Endowed by the ruined millionaire,
  • Wherein, if we do well, we shall
  • Die of the absolute paternal care
  • That will not leave us, but prevents us everywhere.
  • The chill ascends from feet to knees,
  • The fever sings in mental wires.
  • And quake in frigid purgatorial fires
  • Of which the flame is roses, and the smoke is briars.
  • The dripping blood our only drink,
  • The bloody flesh our only food:
  • In spite of which we like to think
  • That we are sound, substantial flesh and blood—
  • Again, in spite of that, we call this Friday good.
  • 2.5
  • So here I am, in the middle way, having had twenty years—
  • Twenty years largely wasted, the years of l’entre deux guerres
  • Trying to use words, and every attempt
  • Is a wholly new start, and a different kind of failure
  • Because one has only learnt to get the better of words
  • For the thing one no longer has to say, or the way in which
  • One is no longer disposed to say it. And so each venture
  • Is a new beginning, a raid on the inarticulate
  • With shabby equipment always deteriorating
  • In the general mess of imprecision of feeling,
  • Undisciplined squads of emotion. And what there is to conquer
  • By strength and submission, has already been discovered
  • Once or twice, or several times, by men whom one cannot hope
  • To emulate – but there is no competition—
  • There is only the fight to recover what has been lost
  • And found and lost again and again: and now, under conditions
  • That seem unpropitious. But perhaps neither gain nor loss.
  • For us, there is only the trying. The rest is not our business.
  • Home is where one starts from. As we grow older
  • The world becomes stranger, the pattern more complicated
  • Of dead and living. Not the intense moment
  • Isolated, with no before and after,
  • But a lifetime burning in every moment
  • And not the lifetime of one man only
  • But of old stones that cannot be deciphered.
  • There is a time for the evening under starlight,
  • A time for the evening under lamplight
  • (The evening with the photograph album).
  • Love is most nearly itself
  • When here and now cease to matter.
  • Old men ought to be explorers
  • Here or there does not matter
  • We must be still and still moving
  • Into another intensity
  • For a further union, a deeper communion
  • Through the dark cold and the empty desolation,
  • The wave cry, the wind cry, the vast waters
  • Of the petrel and the porpoise. In my end is my beginning.

3. Драй Сэлвейджес

(Томас Стернс Элиот)

  • 3.1
  • О богах известно немного, но думаю, что река
  • бронзовая, сильная, неукротимая богиня,
  • терпеливая и понятная граница во многие века,
  • была для доставки товара полезной гордыней.
  • После того, как на реке навели мосты,
  • бронзовую богиню в городе забывают,
  • но время наводнений она старается блюсти.
  • Бушует, сметает преграды и напоминает,
  • что для неё нет жертв, она их созерцает,
  • во власти машин ждёт и наблюдает.
  • Ритм реки я ощущал в своей детской спальне,
  • трясущуюся гроздь винограда, при газовой лампе.
  • Река внутри нас, а море вне,
  • оно граница, между землёй и гранитом,
  • где в бухтах бьется наедине
  • и говорит о другом мироздании, промытом:
  • о медузе, китовом хребте и рыбе-звезде.
  • В заливах оно являет нашему взгляду,
  • нежные анемоны в морской среде,
  • море выбрасывает наши утраты, досаду,
Читать далее

Вход для пользователей