Читать онлайн Университет имени Конкордии Непобедимой. Проклятое число бесплатно

Пролог

Его волокли по мокрой от недавнего дождя земле — вперед, навстречу неизвестности, под громкие завывания холодного ветра. Тихо посверкивали золотистые крошки звезд на небесной скатерти, воздух был пронизан страхом, болью и безумием.

— Вот мы и на месте, моя дайра, — елейно сказал Пситтакус, улыбаясь. — Время получать по заслугам.

Седая женщина с глубокой морщиной между кустистыми бровями медленно кивнула головой своему спутнику, глаза которого радостно зажглись от предвкушения жестокой сцены. Она была низенькой и худощавой, облаченной в черное платье и черный же плащ с колышущимся капюшоном, он — высокий и широкоплечий, являл собою полную ее противоположность. Костюм его во многом напоминал маскарадный: высокие подплечники украшали расшитые бусины, огромные перья окаймляли вырез, золотые туфли с загнутыми носами уже успели порядком испачкаться в грязи. Его пышные седые волосы были убраны в хвост на затылке; красный бант своими длинными лентами доходил до середины спины.

— П… пощадите! — завопил человек, которого те крепко держали под руки. Он был тощим и изможденным, черные круги залегли под глазами. — Я больше не буду никому рассказывать о Неназванной Дайре, обещаю! Клянусь!

— Нам искренне жаль, — холодно ответила старуха, и по одному ее тону было заметно, что той вовсе не было жаль — ни капельки. — И все же, мы предпочитаем осторожность милосердию. Прощай. Пситтакус, — обратилась она к своему высокому спутнику, и тот медленно повернул большую голову с вращающимися золотыми глазами. — Покончи с ним.

Крепкий старик схватил дрыгающегося и сопротивляющегося человека на руки и медленно понес его навстречу клубящемуся черному Дыму. Старуха глядела на него с гордостью и страхом. Уже несколько десятков лет она не подходила к краю мира настолько близко — даже отсюда она ощущала тихое шипение и лязг зубов тех чудищ, что вскоре придут сюда, учуяв добычу.

Одним резким движением Пситтакус бросил кричащего пленника в Дым, и тот скрылся из глаз, растворившись в черной субстанции. Вокруг воцарилась гробовая тишина, и лишь только ветер тихо завывал, метаясь по высокой накошенной траве и мягкой грязи.

— Пойдем-ка домой, мальчик мой, — вздохнула наконец старуха, оборачиваясь к высоким золотым стенам, возвышающимся почти до небес. Когда-то давным-давно, в далекой юности, они казались ей сказочными и прекрасными. Теперь же она видела в них очередное напоминание о жестокости жизни — те, кто строил их, кровью и потом воздвигая каждый камешек, все равно не преуспели в своей жалкой попытке защитить мир от зла. — Что-то холодно здесь. Простужусь еще.

Высокий старик в аляпистом костюме кивнул, и они медленно двинулись прочь, не говоря друг другу больше ни слова.

Двенадцать Демиургов и их двенадцать фамильяров унылыми изваяниями сидели на земле, и только их лица чуть возвышались над высокой травой. С этой стороны стены можно было наблюдать лишь четверых богов — Конкордию, Малуса, Аквиллу и Астру — и все четверо сидели, скрестив ноги, словно каменные статуи на чьих-то безымянных могилах. Фамильяры находились за их левыми плечами в точно таких же позах. Ни один волосок на их головах не заигрывал с ветром, ни одна рубаха не колыхалась в его дуновениях. Время вокруг них замерло, сделалось абсолютом, перестало существовать.

«Интересно, что чувствует существо, вечно медитирующее в бурьяне? — подумала старуха, поравнявшись с ними. Она взглянула на Конкордию, величайшую и Первую из Демиургов. Ее золотые волосы ниспадали до поясницы, прекрасное лицо казалось высеченным из мрамора. Длинные ресницы слабо колыхались, словно она вот-вот откроет огромные голубые глаза. — Должно быть, я слишком ничтожна для того, чтобы понять».

— Она прекрасна, не так ли, моя дайра? — спросил наконец Пситтакус. — Величайшая из душ, когда-либо существовавших.

— Ну, это с какой стороны посмотреть, мальчик мой, — печально усмехнулась старуха, вглядываясь в тонкие девичьи черты Первой из Демиургов. — Это с какой стороны посмотреть.

А Дым все шипел тысячами змеиных голосов за их спинами, а ветер все трепал длинные подолы ее черного, испачканного по подолам плаща с некогда белоснежным подбоем…

Глава первая, в которой происходит необъяснимое.

Огромный белый ворон, громко каркая, отчаянно бился крыльями о прутья железной клетки, но все это было тщетно. Он никак не мог оттуда выбраться, никак не мог вдохнуть наконец драгоценный воздух заветной свободы. Здесь, в маленькой комнатке с красными, как кровь, стенами, мгновения казались сотканными из столетий, а каждая минута напоминала вечность, однако он, упорный в своей тяге к свободе, бился и бился, позабыв обо всем, отказавшись от покорности и покоя.

— Помоги мне! — закричал он, почувствовав рядом чье-то постороннее присутствие. — Помоги мне, помоги!

— Я… я не могу помочь тебе, и ты об этом знаешь, — ответила Пуэлла, вздыхая. — Я пыталась открыть, но тщетно.

Ворон-альбинос склонил голову набок, и его огромные розовые глаза посмотрели прямо ей в душу. Девушка вздрогнула и невольно отшатнулась назад.

— Неужели ты так и не поняла, что клетка зачарована? — спросил он. — Конечно, ты не сумеешь ее открыть, даже если приложишь все свои силы! Для этого нужно использовать… ну, скажем, магию чакр.

— Магию чего? — Пуэлла устало улыбнулась. — Такому, вроде бы, учат только избранных. Сам знаешь, я ничем таким не владею, так что спроси уж кого-нибудь другого.

— Ох, и как же я сам не догадался! — воскликнул ворон в притворном озарении. — А, стой, погоди-ка… Мне ведь не к кому больше обращаться!

— Уверена, что людей во всех Двенадцати Державах куда больше, чем один, — парировала Пуэлла, — так что приснись в следующий раз кому-нибудь еще.

Комната привычно закружилась перед ее глазами, как это всегда бывало перед пробуждением. Где-то в коридоре громко звякнул ключ, и дверь отворилась со скрипом: это бабушка вернулась из магазина с покупками. Воздух мигом наполнился ароматом свежевыпеченной горячей сдобы.

— Серьезно?! — завопила Пуэлла, вскакивая с постели и босиком выбегая из комнаты. Она была готова вопить от восторга. — Неужели это наконец произошло?

— Да-да, — улыбнулась бабушка, ставя расшитую бисером сумку на плетеный столик рядом с входной дверью. — Мы с дайрой Венио столкнулись на дороге во время обхода домов, и ее булочки с толчеными лепестками шиккской белошейки не были распроданы. Я купила аж три штуки.

— Спасибо, спасибо, спасибо! — Пуэлла захлопала в ладоши и кинулась бабушке на шею. — Давненько нам так не везло!

— Обычно Венио начинает обход с востока, вот твои булочки и скупают, ведь они такие вкусные, — рассмеялась бабушка. — Но я ее попросила сегодня, чтобы отныне приберегала хотя бы одну штуку для тебя. Та согласилась.

— Как это мило с ее стороны!

— Кстати, от нее тебе еще и теплый привет — просила передать, — покопавшись в сумке, бабушка наконец достала завернутую в тонкую бумагу булочку, запах которой вблизи был еще более аппетитным. — Кушай, кушай, золотце. Шиккская белошейка — хороший цветок, лечебный. Говорят, у тех, кто его постоянно ест, никогда не болит голова.

— Нам в школе тоже так говорили, — с набитым ртом ответила Пуэлла. — Что ж, у меня как раз болит голова, так что целебные свойства белошейки придутся кстати.

Старушка сочувственно погладила внучку по плечу и заглянула в глаза.

— Что, опять этот сон? Про ворона?

Девушка кивнула и улыбнулась.

— Пытаюсь уже не обращать на него внимания. Просто ерунда какая-то.

— Я слышала от нашей травницы, что повторяющиеся сновидения могут быть признаком зарождающейся болезни, — вздохнула старушка. — Сначала сны, потом — галлюцинации, а затем — морбус. Не хочу тебя пугать, девочка моя, но сходила бы ты к дайре Салус на прием.

Пуэлла проглотила последний кусочек булочки и потянулась за следующей. Старушка остановила ее руку на полпути к сумке и строго покачала головой.

— Нет, сначала сходи на кухню и чайник поставь. Не позволю тебе натощак наедаться.

Пока чайник свистел и прыгал, пуская вверх струйки кудрявого пара, Пуэлла раскладывала покупки в холодильник и щурилась навстречу светлым лучам Златолика, что ласкали ее волосы и плечи теплыми и нежными прикосновениями. Бабушка уже сидела в плетеном кресле за круглым столиком и тихо напевала что-то себе под нос. Каждый раз, когда она надолго задерживалась в какой-нибудь комнате, сами стены впитывали в себя ее запах: старая бумага, травяные духи и зачарованное дерево, из которого были сделаны ее многослойные бусы, купленные много лет назад на ярмарке в Кейдаме. Вот и теперь аромат слился воедино с сиянием утра, заполнил каждый уголок крошечной кухоньки.

Закончив раскладывать покупки, Пуэлла раздвинула желтые шторки, расшитые бисером, и свет наступившего утра хлынул внутрь сквозь прозрачный кружевной тюль. За окном все было светло и зелено, по дорожкам, мощеным золотистыми камешками, уже вовсю носились дети и прогуливались старики.

Она увидела, как на другой стороне улицы открылись шторы в доме Амики, и блеснули в лучах Златолика ее яркие рыжие локоны. Уже через минуту девушка в легкой джинсовке и простом голубом платьице выскочила на крыльцо, сжимая в руках маленькую тканевую сумочку.

— Кажется, к нам сейчас Амика придет, — сказала Пуэлла, возвращаясь к столу. — У нас есть печенье?

— Эта твоя подружка пожирает печенье, словно изголодавшийся хищник, — улыбнулась старушка. — Ладно, ладно, я просто шучу; мне кажется, в тумбочке осталась одна упаковка. Угостишь, как придет.

Закусив по детской привычке кончик языка, девушка достала третью чашечку и принялась разливать горячий чай, от которого исходил приятный влажный пар. Склонившись над своей порцией, бабушка восторженно втянула носом свежий аромат.

— Травяной, — констатировала она. — С молодости мой любимый.

Подув на чай, Пуэлла сделала осторожный глоток и закрыла глаза от наслаждения. Боль по-прежнему слабо пульсировала в висках, однако ничто не могло повлиять на ее чудесное настроение сегодня: кажется, день начинался как надо.

Кто-то отрывисто постучал во входную дверь. Потом — еще раз и еще, с каждым разом становясь все настойчивее. Пуэлла закатила глаза и, не сказав ни слова, нырнула в залитый светом коридорчик, чтобы открыть подруге дверь. Амика бросилась ей на шею, едва щелкнул замок и зазвенели колокольчики рядом с рамой: она всегда так делала, и Пуэлла совершенно не была против. От подруги пахло ее любимым ягодным шоколадом и ароматным мылом, который она делала сама. У нее с матерью был маленький домашний магазинчик самодельного мыла, что она гордо именовала «бизнесом».

— Ну что, отличница? Как дела? — завопила девушка, переходя на восторженный визг. — Я была в тако-о-о-ом восторге, когда услышала новости! Подумать только, одни спирали по всем предметам! Даже по бытовой магии, а ведь она такая сложная!

Они улыбнулись друг другу, и Пуэлла, выскользнув из объятий, наконец протянула подруге пушистые тапочки. Амика ненавидела ходить по дому босиком, даже в такую жару.

— Вот, переобуйся и ступай на кухню. Тебя как раз ждут печеньки.

— Только не ешь все, золотце! — с шутливым упреком крикнула бабушка из кухни. — А то уши надеру!

— И Вам не хворать, дайра Лакрим, — ответила Амика. — Вы там что, чай травяной пьете?

— Ага, и тебе чашечка есть!

— Вот спасибо!

Она скользнула в кухню, и Пуэлла — следом за ней.

— Вы ведь уже знаете, что Эл у нас просто умница? — спросила Амика, запрыгивая на столешницу вместе с чашкой. Дайра Лакрим посмотрела на нее с шутливым укором, но так ничего и не сказала. — Получила спирали по всем предметам. Мне кажется, теперь можно ждать письмо из Пельмского Университета — они набирают хороших студентов на бюджетные места каждый год.

— Когда нам по почте пришли результаты экзаменов, я чуть не расплакалась, — ответила старушка. — Это же позавчера было, да, Эл?

— Ага, — ответила Пуэлла: она сидела на корточках, роясь в тумбочке. — Нашла упаковку!

— Давай сюда. — Амика протянула свободную руку, и несколько печений упали в раскрытую ладонь. — Спасибо. Ну так что, Златолик мой, ты собираешься поступать в Пельм или как?

— Если пришлют приглашение… — начала было дайра Лакрим, но Пуэлла откашлялась, словно прося бабушку замолчать. Впервые за утро на ее лице не было и тени улыбки. — Что такое, внученька?

— Я же говорила тебе, бабуль. Никакого Пельма и никаких Университетов. Пусть меня хоть в Премеру зовут — никуда не поеду!

— Это еш-шо пош-шему? — спросила Амика с набитым ртом и, проглотив печенье, продолжила крайне серьезным тоном взволнованной матери. — Ты не можешь загубить свой потенциал — тебе так даже директор говорил на выпускном. Да, Шикк — хороший городок, но тебе нечего делать в нашем захолустье. Здесь тебе не место.

— Еще какое место! — воскликнула Пуэлла почти обиженно. — Не вздумай выгонять меня отсюда!

— Эл, послушай меня, — начала было дайра Лакрим, — Амика просто…

— Нет, я не хочу об этом даже говорить. Да, Шикк — это всего лишь городок под Пельмом. Да, сам Пельм — тоже местечко незначительное и скромное, если судить в масштабах Двенадцати Держав, и всегда есть куда стремиться, но я… — она замялась. — …я счастлива здесь. Здесь — мое место. И я стану учительницей бытовой магии в школе, как и намеревалась. Вы меня не отговорите.

— Учительница бытовой магии в нашей школе?! Подумать только! — недовольно воскликнула Амика. — С твоим-то потенциалом?! К тому же, — добавила она остро, — ты не сумеешь получить эту должность. Профессия учителя передается в нашем городке от родителей к детям, ей не учат в колледже, потому что школа у нас всего одна, и вакансии никогда не требуются.

— А я уже с дайрой Рецци договорилась! — парировала Пуэлла, и дайра Лакрим от удивления разинула рот. — Она бездетная и возьмет меня в ученицы. Уже через несколько месяцев я стану ей достойной заменой, а старушка уйдет на покой.

— Она уже и договорилась!.. — пробормотала Амика. — С ума сойти можно, ты — и какая-то там учительница! Подумать только!

— А что такого?

— По-тен-ци-ал, — по слогам процедила Амика. — Ты же знаешь, как сильно я тебя люблю и сколь горьким будет расставание. И прекрасно осознаешь, что в глубине души я мечтаю просыпаться по утрам и видеть тебя в окне напротив. Но…

— Но?

— …но ты не можешь поступить так с собою. Поэтому, если тебе придет письмо из Пельмского Университета, я сама оттащу тебя на вокзал.

Пуэлла закатила глаза.

— Надеюсь, мои успехи останутся никем не замеченными.

Пуэлла осушила чашку одним большим глотком и устало дернула плечами. Этот разговор начинал ее утомлять.

— Амика, я хочу немного прогуляться до соседнего города и обратно. Ты со мной?

— Вот так внезапно? — девушка слабо нахмурилась. — Не обиделась на меня, надеюсь?

— Если бы обиделась, с собою не звала!

Амика соскочила со столешницы и поставила чашку на столик. На мгновение ее глаза столкнулись с глазами дайры Лакрим, и они улыбнулись друг другу с теплотой и сочувствием. Хоть между ними и не было кровного родства, их объединяла забота о мятежной и ветреной Эл.

Пуэлла переоделась в цветастый брючный костюмчик с широченной резинкой на талии и скрыла короткие золотистые кудряшки под широкополой соломенной шляпой. По словам бабушки, когда-то эту шляпу папа подарил маме — возможно, на день рождения, а может, и просто так. Вроде бы, стоила она баснословно дорого и была куплена в пельмском магазине, а потому отец откладывал на нее несколько месяцев подряд со скромной зарплаты деревенского официанта.

«Эх, вот бы родители видели меня сейчас».

Она покрутилась перед большим зеркалом на смешных ножках, что стояло в углу ее спаленки: невысокая, чуть полненькая девушка с ямочками на щеках, кудрявая, голубоглазая и полнорукая, словно сошедшая с пасторальной картины. Бабушка говорила, что папа был точно таким же: милым увальнем с добрыми глазами, который постоянно улыбался, но легко обижался на чужие слова. Мама же была легкой и худенькой, хрупкой, словно бабочка — Пуэлла хранила у себя в дневнике ее фотографию, сделанную папой во время медового месяца.

Вытянутое белое личико с большими глазами и копной золотистых волос.

— Эй, Эл, ты готова? — Амика просунула голову в дверь. — Обожаю эту твою шляпку.

— Сейчас, еще крошечная деталь — и все. — Пуэлла взяла с полочки маленькую деревянную шкатулку и извлекла оттуда длинные сережки в форме сиреневых перышек.

— О, это твоей мамы? — с легкой печалью спросила Амика. — По-моему, она позирует именно в них на том фото, что ты мне показывала.

— Да, они мамины. Как и шляпка. — Пуэлла провела указательным пальцем по полям и широко улыбнулась. — Всегда чувствую себя счастливой, когда надеваю их. Ну что, пойдем?

Амика кивнула, настежь открывая дверь и отступая в коридор. Прихватив с постели рюкзак, Пуэлла направилась за нею.

Они разделили булочку с шиккской белошейкой на двоих и теперь с аппетитом ее уминали. В воздухе витал аромат сдобы и цветов, тихий покой крошечного городка, что раньше звал себя деревней, успокаивал и поднимал настроение. Оглядываясь по сторонам и видя вокруг маленькие домики с соломенными крышами, цветы на подоконниках, распахнутые шторы и детей, играющих на дороге с деревянными игрушками, Пуэлла чувствовала себя на своем месте.

«И пусть другие сколько угодно говорят, что я должна уехать. Мне не хочется быть богатой и влиятельной, вот ни капельки».

— А «соседний город» — это Кейдам или Обрис? — спросила Амика, с наслаждением прикончив сдобу. — Если Кейдам, то мы идем не в ту сторону.

— Обрис, разумеется, — улыбнулась Пуэлла.

— Просто обычно мы ошивались именно в Кейдаме.

— Потому что раньше в Обрисе не было магазинчика магии и гадания, — ответила Пуэлла, и Амика восторженно завизжала нечто нечленораздельное. — Да-да, у бабушки есть подруга по переписке из Обриса, вместе с которой она училась на бытовую предсказательницу в колледже. Это она ей рассказала.

— Магазинчик магии, подумать только! — радостно завопила Амика. — Хорошо, что я всегда ношу с собой какие-то деньжата. Возможно, хватит на какую-нибудь мелочь.

— Ага, — Пуэлла улыбнулась и зажмурилась: луч Златолика умудрился заглянуть ей в глаза, миновав поля соломенной шляпки. — Если что, я добавлю. В последнее время услуги бабушки стали очень популярны, к ней ходят чуть ли не каждый вечер. Она уже кто-то вроде знаменитости в Шикке.

— Надо бы воспользоваться знакомством и попросить ее заглянуть в мое будущее.

— Не выйдет.

— Это еще почему? — Амика надулась.

— Она отказывается заглядывать в будущее своих близких и тех, кто им дорог. Говорит, что боится увидеть там нечто страшное.

— Ерунда все это, — девушка отмахнулась. — Ну что плохого может с нами произойти?

— Конечно же, ничего! Просто старушка у меня очень боязливая, вот я и забочусь о ней. Не напрягаю лишними просьбами, пусть мне и любопытно, за кого я выйду замуж.

Амика расхохоталась.

— Замуж? Ничего себе! Никогда не слышала, чтобы тебя такое интересовало.

— Ну, я же не думаю об этом каждый день. Просто иногда задаюсь вопросом. Думаю, бабушка могла бы увидеть это во время транса, но — сама знаешь — нельзя ее о таком просить.

— Эх.

Они свернули на городскую площадь, маленькую и по-домашнему уютную, словно сошедшую со страниц детских сказок. Маленький фонтанчик бил в самом ее центре, несколько молодых девчонок в длинных платьях играли и пели, поставив перед собою стаканчик для монет. Кажется, они учились на класс младше и в следующем году должны были стать выпускницами. Пуэлла улыбнулась им и, приблизившись, бросила в стаканчик один пузиллус. Амика последовала ее примеру.

Маленькая девочка танцевала рядом со старшеклассницами, пытаясь им подпевать; ее отец в круглых золотистых очках и с большой газетой в руках сидел на кованой лавочке и щурился от Златолика. Шумная компания из старушек в цветастых нарядах и забавнейших шляпах стояла на ступеньках магазина, что-то обсуждая.

«Так хорошо, — подумалось отчего-то Пуэлле. — Вечно стояла бы здесь и просто смотрела».

— Тебе по-прежнему снятся эти сны? Ну, про белого ворона? — спросила Амика.

Пуэлла откинулась на спинку сиденья и уставилась в окно. Маленький автобус медленно ехал по пустой дороге, зеленые деревья шелестели листочками, и воздух был пропитан едким ароматом природного зелья: вроде бы, либрис-скриптурии уже давно внедрили в производство новое топливо, но до Шикка и его окрестностей все доходило медленно, а потому ездили здесь по старинке, заправляясь этой ядреной смесью из частей тела мелких животных и целебных растений.

— Да, как раз сегодня ночью он опять говорил со мной. Бабушка боится, это может быть морбус.

— Ты не сумасшедшая, Эл, — серьезно возразила Амика. — Ты и сама превосходно это знаешь.

— Всякий, кто болеет морбусом, поначалу видел повторяющиеся, навязчивые сны с одинаковым содержанием. У меня это ворон. — Девушка сняла соломенную шляпу и положила ее на колени. Кроме них, в салоне больше не было никого, однако вдруг Пуэлле почудилось, словно кто-то внимательно глядит ей в затылок, пристально и неотрывно. — Потом… потом начинаются видения в реальности. А затем больной просто сходит с ума, истекает слюной и отправляется в один из Домов Клементия. На постоянное проживание.

— Да, я знаю это, а ты уж тем более, но… — Амика прищурилась. — Разве первая стадия морбуса длится не пару месяцев?

— Именно поэтому я и не иду к дайре Салус. Знаю, что у меня слегка не тот случай.

— «Слегка»? Златолик мой, да ты вообще не безумна! Этот сон снится тебе с детства и лишь время от времени отступает. Никаким морбусом тут и не пахнет.

— Это пугает меня еще сильнее, — Пуэлла вздрогнула, как от удара: неведомое присутствие сделалось почти осязаемым, и ей показалось, словно некто коснулся ее волос сзади. — То, что я не знаю, как идентифицировать свою болезнь, делает ее вдвое страшней.

Амика положила голову ей на плечо и прикрыла глаза. В ноздри Пуэлле ударил знакомый запах подруги, такой приятный и легкий, словно сон. Она зарылась пальцами в ее кудрявые пышные волосы, рыжие, как язычки костра, и отогнала прочь неприятные мысли, что лезли в голову.

«Снам не место в реальности, — твердо сказала она себе. — Прочь из моей головы».

Магазинчик бытовой магии оказался маленьким и уютным зданьицем с полукруглым козырьком над входом. Даже днем размашистая надпись «Уголок Чародея» сияла и переливалась всеми цветами радуги: алхимические светильники, встроенные в буквы, были явно новыми. У входа, облокотившись о балюстраду, сидела девушка с короткими черными волосами и курила сигарету. Увидев подруг, она подмигнула им, словно знала всю жизнь.

— Я так понимаю, вы заинтересованы товарами, дорогуши? — спросила она весело, и Пуэлла улыбнулась ей в ответ: она говорила с ними, словно старшая сестра. — Давайте-давайте, проходите, я все вам покажу. Любые классные штуковины на ваш вкус — все что вообразить можете, клянусь Демиургами!

Когда они вошли, причудливые куколки-колокольчики затанцевали, ударяясь телами, и воздух наполнился приятным мелодичным звоном. Всюду царил полумрак, окна были зашторены, а потому атмосфера внутри была сказочной и тихой, даже вечерней, несмотря на столь ранний час. Внутри никого не оказалось; старушка за кассой, в чьих волосах по-прежнему чернели вороные пряди, устало листала какую-то книгу, явно читая по диагонали. Заметив гостей, она приободрилась и даже приподнялась со своего места.

— О, ну наконец-то хоть какие-то гости за сегодняшнее утро! — воскликнула она. — Проходите, проходите, дайры. Вы просто поглядеть — или купить что-нибудь захотели?

— Да мы и сами не знаем, — улыбнулась Пуэлла. — У вас тут, кстати, чрезвычайно уютно.

— Огромное спасибо, — ответила старушка, возвращаясь к своей скучной книге. — Мой супруг настаивал на загадочной мрачноватости. Наверное, не зря я его послушала, раз уж людям так нравится.

— Вы не первые, кто похвалил, — с улыбкой добавила девушка. — Ну что, какие товары будем глядеть? У нас есть разного рода бытовые зелья, книжки с подробными инструкциями по их использованию, гадальные и игральные карты, даже колбочки с иллюзиями для детей — дешевыми и легко распознаваемыми, конечно, другие в массовую продажу и не пустят — но уж какие есть.

— А давайте нам гадальные карты, — сказала Амика. Пуэлла быстро затрясла головой, соглашаясь. — Давно хотим научиться гадать. А к ним инструкция прилагается?

— Самая краткая… — смутилась продавщица.

— У меня спираль по гаданиям, — улыбнулась Пуэлла. — По теоретическим, конечно — на практике я карты в руках не держала — но справлюсь.

— Отлично! — продавщица кивком велела им следовать за собою и нырнула в полумрак. Девушки последовали за ней. — Так, эти старые и дорогие, эти — кривоватые, прямо скажем… О, вот эти хороши! Всего за пятнадцать пузиллусов они ваши.

Она показала им красочно упакованную колоду. Подруги переглянулись.

— У меня с собой всего семь-восемь, — печально призналась Амика.

— У меня есть примерно столько же, а может и больше.

Пуэлла открыла рюкзак и, достав со дна кошелек, принялась пересчитывать монетки.

— Целых двадцать! Кажется, бабушка снова вернулась к святым традициям древности и начала, как в детстве, тайком подбрасывать мне деньги. Наше счастье! — она протянула продавщице монетки, и та, кивнув, понесла их на кассу. — С тебя — хороший завтрак в какой-нибудь местной кафешке.

Кафешка располагалась в подвале маленького жилого домика, принадлежавшего хозяйке. Внутри было сумрачно и тихо, стены без окон увешивали картины, дешевые гобелены, постеры и деревянные инсталляции, все до единой сделанные сыном владелицы. Сам сын — молодой и худенький юноша с вьющимися каштановыми волосами — сидел за прилавком, подперев щеку кулаком, и скучающе глядел на тускло горевшую люстру, которая скорее сгущала тьму, чем дарила помещению хоть какой-нибудь свет. Иногда он рисовал что-нибудь на салфетках, а потом выбрасывал их в мусорное ведро.

Каждый столик был окружен высокими плетеными ограждениями почти до потолка, что создавало иллюзию абсолютной уединенности. Амика и Пуэлла развалились на старых потертых креслах друг напротив друга и поедали суп с гренками, запивая его ароматным ягодным чаем.

— Эй, девочки, будете десерт? — крикнул им юноша со своего места. — Если да, то напоминаю, что меню висит прямо на стене, лады?

— Лады! — смеясь, шумнула Амика, и отчего-то покраснела.

— А он хорошенький, — поддразнила ее Пуэлла. — Длинноволосый, кареглазый, немножко смазливый и очень творческий, все как ты любишь!

— Прекрати, — нахмурилась Амика. — Мне ничего с ним не светит.

— Просто подойди и познакомься, — шепнула Пуэлла заговорщически. — От такого не умрешь.

— Он точно меня пошлет.

— Не пошлет.

Амика закатила глаза.

— Но я стесняюсь.

— Ну и дурочка, — улыбнулась Пуэлла. — Да он просто счастлив будет, если к нему сама подкатит такая хорошенькая девушка, как ты. Не гарантирую, что отношения у вас будут серьезные, но вот пообниматься и побродить вместе по городку — сойдет. Может быть, еще и пожизненной скидкой в этом кафе обзаведешься.

Амика взглянула на нее с игривым укором.

— Ну что, погадаем? — перевела тему она. — Посмотрим, насколько оправдана твоя спираль. Потому что лично мне по гаданию ставили треугольник, и то с закрытыми глазами.

— Ладушки. — Пуэлла взяла тарелки с остатками супа и отнесла их на прилавок. Оживившись, сын хозяйки схватил их и быстро направился к раковине, чтобы помыть. — Эй, слушай… — он обернулся. — Моя подружка хотела бы с тобою познакомиться.

— Которая рыженькая? — улыбнулся он.

— А ты что, видишь тут другую подружку?

— Я… — ему как будто вышибли воздух из легких, и он быстро тряхнул волосами, чтобы согнать наваждение неловкости. — Ну хорошо, скажи ей, пусть подходит, и мы поболтаем.

— Она у меня стесняшка, вообще-то.

— Тогда я сам к ней подойду. Все равно посетителей сегодня — полторы калеки… То есть, только вы и какая-то бабушка, уснувшая в углу.

— То есть, мы считаемся за одного калеку, да?

Они слабо рассмеялись.

— Когда мы погадаем, я тебя позову. Если общение пойдет, даже наедине оставлю.

Юноша присвистнул.

— Ну… лады.

И Пуэлла, сияя от радости, вернулась на свое место к ничего не подозревающей Амике, от смущения уткнувшейся носом в собственную кружку.

— Итак, сначала — ты.

Карты заплясали в руках, перемешиваясь, и наконец она вытянула руки вперед, показывая их подруге рубашками кверху.

— Что нужно сделать? — спросила Амика растерянно.

— Сначала — активировать гиперсигиллу.

— М-м… это как?

— Вслух задай картам вопрос, ответ на который хотела бы услышать. Сосредоточься на передаче информации картам, почувствуй что-то вроде ментальной связи с каждой из них.

— Ну… х-хорошо. — Девушка уставилась на карты. — Я хочу знать, получатся ли у меня романтические отношения с этим парнем.

— Нет, так гиперсигилла не работает.

— О Демиурги, как сложно! — Амика закатила глаза. — Как же я должна формулировать свой вопрос?

— Так, чтобы карты тебя поняли.

— Но я не знаю имени этого парня!

— Во-первых, снабди формулировку мыслеобразом: изобрази юношу в своей фантазии, когда будешь говорить запрос еще раз, и представь, как карты… ну, впитывают его, пропускают через себя. Во-вторых, добавь к устному описанию больше подробностей. Карты должны как бы слиться с ним, стать им на время. Только так можно получить вразумительные ответы с их помощью.

— Вау… зря я прогуливала гадания, — восторженно пролепетала Амика. — Ну хорошо. Карты, скажите мне, смогу ли я… — она задумалась, закусила губу. К ее щекам вновь прилил румянец. — Смогу ли я вступить в отношения с юношей, что сейчас стоит за прилавком позади меня? Он длинноволосый, белокожий, кареглазый, с синяками под глазами. Мне показалось, что от него пахнет какими-то едкими духами и бумагой. Надеюсь, это не от стойки… Ну, в общем-то, все.

— «Смогу ли я вступить в отношения»? Думаешь, именно такой вопрос стоило бы задать картам?

— А что не так?

— Вступить-то ты, может, и вступишь. На одну ночь или на пару недель. А потом может произойти все что угодно, начиная невинной ссорой и заканчивая поножовщиной. Ты ведь ничегошеньки не знаешь о его нраве.

Амика растерянно заморгала.

— Ну, тогда… Какими будут мои отношения с этим юношей, если они вообще возможны?

Пуэлла удовлетворенно кивнула.

— Хорошо. Теперь закрой глаза и коснись указательным пальцем правой руки двух карт. — Амика послушно выполнила то, что было велено. — А теперь — указательным пальцем левой, но только одной карты.

— Вот, пусть будет эта.

— Ладушки. Ну давай, открывай глаза.

Когда Амика открыла глаза, перед нею на столе уже лежали карты. Они находились рубашками кверху, такие обыкновенные, но вместе с тем таинственные и тревожные, словно вестники судьбы. Дрожащей рукою она повернула их все и воззрилась на незнакомые ей изображения.

— Ну, первые две — те, которых ты коснулась правой — являются так называемым веритасом, истиной. Третья — та, которой ты коснулась левой — это фалсум, то, чего точно не произойдет.

— И что же значат эти карты?

— Веритас довольно туманный. С одной стороны, есть карта Чародея-Смертника, который загораживает собой нескольких детей. Это значит, что кто-то из вас крайне самоотверженно отдастся любви и будет готов поставить на кон что угодно, лишь бы сохранить отношения. Карта может относиться и к вам обоим. — Пуэлла задумчиво покусала нижнюю губу. — С другой стороны, карта Женщины-с-Мечом означает праведную месть за дурное дело. Возможно, парнишка будет тем еще изменщиком, и однажды ты, не выдержав, просто устроишь ему кошмарную жизнь.

Амика нахмурилась.

— Это я могу, м-да.

— Фалсум, тем не менее, крайне хорош: здесь у нас — карта Гроба, которая всегда означает разруху, смерть, болезни, конец всего. То есть, в ваших отношениях не будет ничего… гхм… криминального. Никто из вас не покончит с жизнью из-за неопределенности, никто никого не подкараулит и не прибьет.

Амика вздрогнула.

— Да уж, так далеко я не готова зайти.

— Парень твой, судя по всему, тоже. — Пуэлла посмотрела на карты, склонив голову, словно надеясь, что они вдруг переменятся. — По итогу, ситуация у нас такая: жизнь будет не без проблем, возможны измены и месть, но вместе вы будете до конца. Как-то так. Не слишком удачно, в целом.

— Эх, ну и пошел он тогда, — улыбнулась Амика не без разочарования. — Не хочу тратить годы своей жизни на изменяющего бабника.

— Все не так просто, — ответила Пуэлла. — Я, разумеется, не эксперт по части отношений, но каждого можно свести с ума, если очень сильно постараться. Да и карты — это всего лишь карты. В гадании даже не используется бытовая магия: никаких заклинаний и трав тут не нужно. Многие маги-профессионалы вообще считают такого рода чародейство не чем иным, как шарлатанством.

— И все же… — Амика закусила нижнюю губу. — Эх, ладно, я подумаю над этим. Давай теперь ты погадаешь на себя. Так ведь можно, правда?

— В принципе, да. Просто механизм гадания в этом случае отличается.

— Какой вопрос будешь задавать? За кого замуж выйдешь?

Пуэлла задумалась. В ее жизни не было никакой неопределенности, все стояло на своих местах, было гармонично и уравновешенно. Ни один более оригинальный вопрос так и не пришел в голову.

— Ладно. Каким будет мой суженый? — она легко перемешала карты, глядя на них, словно на собственных детей. Они плясали и кружились в ее руках, подчиняясь каждому движению пальцев, и Амика восторженно наблюдала за процессом. — Опишите мне его. Расскажите мне о нем самое главное.

Она разложила карты по столу рубашками вверх и, закрыв глаза, перемешала. Затем — коснулась указательным пальцем правой руки одной из карт.

— Переворачивай.

Амика послушалась.

— Переворачивай.

Вторая карта находилась в верхнем левом углу стола, дальше всех от нее, но некая неведомая сила словно заставила Пуэллу коснуться ее. Амика снова исполнила то, что было велено.

«И, наконец, третья».

Указательным пальцем левой руки она коснулась последней из карт — на мгновение ей показалось, что рубашка ошпарила ее, будто каленое железо. Пуэлла вздрогнула, отдернула руку и открыла глаза.

— Я, конечно, не мастер и все такое, — заметила Амика, — но даже для меня это как-то странно.

Все три карты, перевернутые девушкой, изображали Ворона Свободы, что, высвободившись из плена, летел прочь из окна башни, держа в клюве цепи. Символ новой жизни, перемен, неизвестности будущего — как в хорошем, так и в дурном смысле.

— Но… — растерялась Пуэлла. — Ворон же один в колоде…

Дрожащими руками она начала переворачивать все карты на столике, и на каждой из них был изображен Ворон Свободы. В ее глазах встали слезы страха: никогда прежде она не сталкивалась с чем-то настолько необъяснимым.

— Наверное… — проговорила девушка неуверенно. — Наверное, карты были как-то заговорены. Может быть, это продавщица решила над нами беззлобно пошутить. Потому что другого объяснения я пока не вижу.

Она принялась собирать карты быстро и сноровисто, чувствуя на себе пристальный взгляд Амики. Девушка сидела ни жива ни мертва: ее лицо было белым, словно лист бумаги, привычный румянец спал с щек. Должно быть, случившееся напугало ее ни капельки не меньше.

«О Демиурги, Пуэлла, возьми себя в руки! — недовольно сказала девушка сама себе, когда карты ровной стопкой оказались у нее в руках. Ворон Свободы по-прежнему глядел на нее своими пронзительными черными глазами, сжимая цепи в клюве. — Просто розыгрыш, помнишь? Крайне хорошая бытовая магия. Какое-нибудь заклинание иллюзии, дешевое и безобидное, не более того».

Она достала из колоды случайную карту — на ней был изображен Гроб. Пуэлла облегченно вздохнула и показала ее Амике.

— Я же говорила, что это — всего лишь розыгрыш девчонки-продавщицы из магазина! Карты опять стали нормальными, как ни в чем не бывало.

Амика облегченно вздохнула.

— Несмешные у нее шутки, — заметила она обиженно. — Так и сердце остановиться может.

— Да не будь ты такой неженкой, — улыбнулась Пуэлла. — Я тоже перепугалась поначалу, но это и впрямь было оригинально. Не принимай все так близко к сердцу.

Они поднялись, собираясь уходить.

— Эй, девушки! — послышалось из-за стойки. Старушка, что все это время спала в уголке, внезапно подпрыгнула, открыла глаза и закрутила головой по сторонам. — Вернее, девушка… Та, что… с рыжими волосами. Не хочешь поболтать немного?

Пуэлла многозначительно взглянула на Амику. Та — на карты. Пуэлла закатила глаза.

— Всего лишь шарлатанская безделушка, — сказала она шепотом, потрясывая ими у подруги перед лицом. — Еще и заговоренная. Может, она с самого начала неправильный результат показывала, откуда мне знать? Иди, не упусти своего счастья! Расстаться всегда успеешь.

Амика улыбнулась и кивнула.

— Тебя подождать? — спросила Пуэлла уже вслух.

— Не думаю, — ответила девуша, подмигнув. — Боюсь задержаться подольше, чем на несколько минут.

Дайра Лакрим сидела на постели, укрывшись легким цветочным одеялом, и читала газету. Когда Пуэлла вошла, она лишь слабо кивнула головой и улыбнулась: должно быть, то, что она читала, сильно ее увлекало.

— Сделать тебе чаю? — спросила девушка негромко.

— Да, травяного, — кивнула бабушка. — Слышала, кстати, что сегодня — Ночь Посвящения?

— А, да, знаю, — ответила Пуэлла. — Всяким богатеньким и одаренным абитуриентам приснится сон с приглашением в Университет имени Конкордии.

— Я вот надеюсь…

— Бабушка! — рассмеялась Пуэлла. — Там обучают либо гениев, либо ребят из Кланов Демиургов и наследственных аристократов. Будь я хоть трижды сельской отличницей, никто не станет брать меня в Университет и учить засекреченной магии. Это же абсурд.

— Нет, ну а вдруг! — дайра Лакрим ткнула пальцем в газету. — Тут вот как раз есть список самых успешных выпускников Университета, не имевших голубых кровей. Авось и ты однажды в нем окажешься!

— Не окажусь.

— Эл, не пререкайся и иди-ка ставь чай. — Бабушка вздохнула. — Тоже мне, «не окажусь»… я-то лучше тебя знаю!

Девушка кивнула и юркнула в коридор, чувствуя, как на сердце снова накатывает тревога — медленными, тошнотворными волнами. За окошком ребята играли в камешки, громко гоготала стайка местных подростков. Пуэлла поставила рюкзак на маленькую табуретку у стены, накрыла ее соломенной шляпой и пошла заливать воду.

«Все хорошо. Перестань волноваться!»

Она прислушалась: ей почудилось — или и впрямь птица затрепетала крыльями за ее спиною?

«Сосредоточься на своем деле. О Демиурги, просто поставь дурацкий чайник!»

Шум крыльев раздался ближе, над самым ухом. Отчаянно вскрикнув, Пуэлла выронила чайник в раковину и резко обернулась. Никого не было.

Лишь на полу, почти у ее ног, лежала выпавшая из рюкзака карта с изображением Ворона Свободы.

Пуэлла открыла глаза и увидела, что над нею склоняется бабушка.

Стоял поздний вечер, закат разливался по небу уродливым кровавым маревом. Она в ночнушке лежала на постели, укрывшись легким одеялом, и чувствовала, как к горлу подступает колючий ком тревоги. Заснуть у нее все не получалось: стоило закрыть глаза, и сразу чудилось, будто некто — или нечто — шуршит тут и там, играет с тенями, заставляя их сгущаться, и хлопает крыльями за окном. Она ворочалась уже около полчаса, когда наконец пришло спасение.

Дайра Лакрим повязала у изголовья маленькую тканевую куколку, из шеи которой выходила большая и толстая петля.

— Удавница — отличный способ избавиться от этой напасти, — сказала старушка. — Забирает себе всю бессонницу.

— Удавница при бессоннице — это как Ловец Снов при кошмарах, — вздохнула Пуэлла устало. — Не действует совершенно. Нам даже в школе об этом говорили.

— А в школе тебе не говорили, что важная часть магии — это вера в нее? — гордо парировала бабушка. — Да и вообще: я предсказательница, кое-что да смыслю!

— Могу поспорить, что сны — точно не твоя специализация.

— А это мы еще посмотрим. — Кряхтя, дайра Лакрим медленно направилась на выход, но вдруг замерла на пороге. — О, деточка моя, гляди! Кажется, ты карту уронила. Ворон Свободы.

Пуэлла задрожала мелкой дрожью.

— Гадальную колоду себе, что ли, купила?

Девушка тяжело вздохнула. Набралась сил. И все рассказала.

— Да уж, ситуация, — заключила бабушка, выслушав историю до конца. — Что ж ты сразу не сказала, что Ворон тебя уже и в реальности преследовать начал? Случай не из тех, о которых стоит замалчивать.

Пуэлла обняла руками колени. Чувство сонливости, как ни странно, вдруг накрыло ее с головой, и теперь она едва находила в себе силы держать глаза открытыми. Сопротивляясь магии, клонившей ее ко сну, девушка зевнула и повела плечами.

— Я не хотела тебя так сильно беспокоить. Видишь ли, я думаю, что обсуждать стоит лишь ту ситуацию, из которой возможен выход. Здесь же… И ты, и даже дайра Салус здесь бессильны. Это все что угодно, но только не морбус.

— Если бы это был морбус, то карту видела бы только одна ты, — задумчиво закивала бабушка. — А знаешь, я подумаю над этим. Попытаюсь вспомнить, не было ли у нашей семьи какого-нибудь случая, связанного с воронами хотя бы косвенно. Возможно, это выведет нас на верную дорожку.

Она поднялась с постели, и девушка наконец нырнула под одеяло, чувствуя, как приятное тепло разливается по телу.

— Спокойной ночи, бабушка. Не изводи себя там.

— Куда уж мне — не изводиться-то! И ты спи, внученька.

Она коснулась шершавой ладонью ее золотистых кудряшек и ушла, плотно прикрыв за собою дверь. Призрачное нечто, шурша крыльями, сразу же опустилось на ее подоконник, ударило клювом о закрытое окно, словно просясь внутрь — но девушка уже спала. И сон, который ей снился, был воистину особенным.

Ей снилось, будто стояла она посреди огромной сумрачной залы, окруженная колоннами и свечами. Высокий купол, расписанный изображениями Демиургов во время создания мира, слегка подсвечивался изнутри неким магическим сиянием — нежно-голубым, переливчатым, будто призрачным. Перед нею на пъедестале стояла женщина в длинном черном одеянии, полностью седая и серьезная, как каменная статуя. На ее плече сидел попугай, слишком большой и какой-то неестественный в своей человечности: его глаза даже на большом расстоянии таранили Пуэллу с отвратительной внимательностью, исследуя с головы до ног, будто очередную жертву.

— Если ты видишь этот сон, — сказала седая женщина, и голос у нее оказался скрипучим, как сквозняк в заброшенном доме, — то Ночь Посвящения ступила и на твой порог. Кем бы ты ни был или ни была — юным созданием, живущим в тишине и покое уютного маленького города, или членом Клана Демиургов, в венах которого течет святая кровь — твое время пришло.

— Ч…что? — только и спросила Пуэлла, но женщина, судя по всему, даже ее не услышала.

— Меня, как тебе известно, зовут дайра Кунктия, и я — ректор Университета имени Конкордии Непобедимой. Рядом же — мой заместитель и фамильяр, Пситтакус.

Попугай слетел с ее плеча, издав звук, подобный человеческому смеху, и за спиною старухи обратился в огромного старика с пышной седой шевелюрой, облаченного в клоунский костюм. Его глаза, подведенные золотым, диковато уставились прямо на Пуэллу. Та поежилась от неловкости: взгляд Пситтакуса совсем ей не нравился.

— Учиться у нас — настоящая честь, — сказал старик, приподняв одну бровь; говоря, он сильно шевелил губами, словно кривляясь. — Отказаться нельзя! На вас у Двенадцати Держав уже есть особые планы. — Он подмигнул. — Особые, таинственные планы, которые смело можно назвать подобными божественной участи Демиургов! Творить магию и волшебство, углубиться в тайные знания, войти в число мировой аристократии — если еще не входишь, разумеется! — и веселиться, веселиться, веселиться до упаду!

Он расхохотался. Старуха слабо дернула головой, будто отдавая молчаливый приказ — и Пситтакус замолчал. Его огромный силуэт отбрасывал уродливую тень на серую стену, и этот силуэт глубоко дышал и подрагивал, играя с пламенем свечей.

— По старой традиции и во имя безопасности, по пробуждении вы обнаружите у себя на лбах золотые знаки. Не бойтесь, они не останутся у вас навечно — так мы всего лишь помечаем своих абитуриентов, претендующих на поступление.

— Претендующих! — повторил Пситтакус, задрав кверху указательный палец в яркой красной перчатке.

— Ровно в полдень посреди вашей спальни возникнет портал, в который абитуриент должен ступить, чтобы принять участие в отборе. Как уже сказал мой любезный заместитель, не явиться… — она сглотнула. — …нельзя. Это очень важно, ведь ваш талант способен хорошо послужить всем Двенадцати Державам.

— С собою ничего не берите! — крикнул Пситтакус.

Дайра Кунктия строго кивнула.

— Ничего, кроме хорошего настроения и надежды на лучшее. Никаких трехэтажных багажей.

Глава вторая, в которой Пуэлла находит новую подругу и участвует в отборе.

Амика кружилась вокруг нее уже второй час и все никак не могла остановиться. По правде говоря, на памяти Пуэллы не было еще ни одного дня в жизни, когда ее обнимали так много, сильно и часто — словно она вдруг стала каким-нибудь идолом для поклонения или мировой знаменитостью. Бабушка на кухне пекла огромный пирог, напевая под нос веселые песенки времен шальной юности, в воздухе витал аромат шиккской белошейки и свежего теста, а Амика все не могла сесть и поговорить с подругой спокойно: гладила ее по волосам, плакала, смеялась, бросалась разглядывать знак у нее на лбу в тысяча двадцатый раз — словом, никак не оставляла в покое.

И ведь, главное, никто не спросил у Пуэллы, что по поводу происходящего думает она сама. Хочет ли учиться в этом треклятом гиперсекретном Университете, где неизвестно что происходит? Хочет ли покинуть родной дом, семью и подругу, чтобы посвятить себя одним лишь знаниям? Вопреки всеобщему мнению, Пуэлла вовсе не любила учиться. От природы она была пассивна и ленива. Все, что она делала, было ради бабушки и ее гордой улыбки.

«Неужели меня и теперь не оставят в покое, заставив покорять новые вершины?»

— А расскажи еще раз про сон, — попросила Амика, наконец опускаясь на заправленную постель Пуэллы и вытирая капельки пота со лба. — Про то, как все это случилось. Так интересно!

— Я уже все рассказала. Большая зала, свечи, купол с изобрежнием Демиургов, ректор и ее жуткий попугай-фамильяр, в своей человеческой ипостаси выглядящий как громадный старик в клоунском наряде… ну, или в карнавальном как минимум. Очень неприятный и как будто слегка не в себе.

— Да брось, Златолик мой, — улыбнулась Амика. — Не суди бедного дедушку так быстро. Возможно, он замечательный профессионал своего дела и станет для тебя любимым преподавателем!

— Не знаю, ведет ли что-нибудь заместитель, — устало вздохнула Пуэлла, — да и гадать особенно не хочу. К тому же, как я поняла из речи дайры Кунктии, вступительный отбор можно и провалить. Тогда меня, наверное, отправят домой и оставят в покое. Неплохой вариант.

— Эл, ты чего?! — возмутилась Амика, нахмурившись. Находись она сейчас в стоячем положении, еще и ножкой бы притопнула. — Совсем с ума сошла! Да кому это видано — не хотеть в Университет такого уровня! Это тебе даже не Пельм, а учебное заведение мирового масштаба! Да ты у нас аристократкой станешь, Златолик!

«Обладай ты моими знаниями, твое рвение горы бы свернуло. Жаль, все-таки, что нам нельзя просто так взять и поменяться местами».

— Девочки мои, к столу! Пирог готов!

Крепко сжав запястье подруги, Амика помчалась на кухню, словно маленькая голодная девочка. Слегка подавшись вперед, Пуэлла печально вдохнула ее знакомый запах. Слезы застыли в глазах. Расставаться совсем не хотелось.

— А вот и он, — улыбчиво сказала дайра Лакрим, разрезая свой кулинарный шедевр старым ножичком с деревянной ручкой в форме экзотической птицы. Пирог уже стоял в середине столика, расположенный на большом блюде с синей каймой, которое бабушка доставала лишь по праздникам. — Налетайте, девчонки! В честь такого дня для вас не жалко приготовить и еще один.

— Ваши пироги всегда самые лучшие, дайра Лакрим, — смущенно ответила Амика, пробуя свою порцию и сразу же расплываясь в довольной и сытой улыбке. — М-м-м, просто объедение!

— Спасибо, дорогая. — Старушка нежно провела ладонью по рыжим кудряшкам, и Пуэлла почувствовала, как в горле у нее встает тяжелый ком. — Как, все-таки, здорово сидеть тут с вами, молодыми! Я буду скучать по этой трескотне.

Амика решительно затрясла головой.

— Даже не думайте, что я Вас тут одну оставлю! Буду каждую неделю прибегать, а может и чаще.

Дайра Лакрим скрипуче рассмеялась.

— Ну хорошо, как пожелаешь, девочка.

Хоть из начинки пирога и можно было сделать целый букет шиккских белошеек — бабушка явно заплатила за мешочки с лепестками хорошую сумму — Пуэлла все равно ела через силу. Горло словно распухло, глотать было тяжело и больно. Один лишь взгляд на эту светлую маленькую кухоньку, на раздвинутые шторки, на призрачный тюль и на маленький коврик в ногах заставлял ее глаза слезиться.

«Я не могу оставить свою семью, — решила она твердо. — Пусть бабушка и огорчится, когда меня пришлют обратно в Шикк, но зато моя жизнь не пойдет под откос».

Она сделала большой глоток терпкого травяного чая и тихо вздохнула, чувствуя неожиданную усталость. Ее плечи опустились, золотой неразборчивый знак во лбу слабо зазудел, будто предупреждая о чем-то. Она взглянула на маленькие часики, висевшие рядом с холодильником: до полудня еще оставалось время.

Кто-то стоял в проходе, в маленьком золотистом коридорчике, и смотрел на нее, залитый светом Златолика. Он был человеком и птицей, живым и мертвым одновременно — Пуэлла отчетливо ощутила его могучую нечеловеческую натуру, всецело обращенную к ней, наблюдающую, изучающую. Вздрогнув, девушка резко обернулась, но не увидела ничего, кроме коротенькой красной шторки, висевшей перед открытой дверью в кухню, и легкой призрачной тени, мелькнувшей влево, к зеркалу перед входной дверью.

Пуэлла напряглась.

— Что такое, Эл? — спросила Амика встревоженно. — Куда это ты так уставилась?

— Ворон… — тихо ответила Пуэлла, медленно поднимаясь со своего места. — Мне кажется, я чувствую его присутствие. И он все еще здесь, где-то рядом с зеркалом в прихожей.

— Я пойду с тобой.

Дайра Лакрим решительно поднялась с места и дернулась было к Пуэлле, но та остановила ее мягким жестом руки.

— Боюсь, что так мы спугнем его. Я схожу одна и все там проверю.

— А если он нападет? — заволновалась Амика. — А если он решит как-нибудь тебя покалечить?

— Если бы он хотел, то уже сделал бы это. Ему самому очень нужна помощь. — Пуэлла ободряюще улыбнулась. — Не беспокойтесь за меня. Я сейчас вернусь.

И она медленно двинулась по узкому коридорчику из кухни в общий, ведущий к входной двери. Присутствие гостя по-прежнему было сильным и реальным; Пуэлла сосредоточилась на этом чувстве, сконцентрировалась на нем так, как на гиперсигилле, обращенной к гадальным картам.

«Только не уходи, — сказала она мысленно, обращая к ворону доброжелательный мыслеобраз. — Давай поговорим еще раз. Теперь уже не во сне».

Ей не ответили — вернее, попытались ответить, но ничего внятного из этого так и не вышло. Присутствие ворона сделалось слабее, а затем просто растворилось в воздухе, когда Пуэлла приблизилась к зеркалу и наконец посмотрела в него. Ничего, кроме девичьего лица и стены напротив, там не отражалось.

«Хотя постой-ка…»

Было еще что-то. Призрачная картинка, наслаивающаяся на реальность. Девушка вгляделась, приблизившись к зеркалу почти вплотную, и наконец увидела: то были прутья клетки, выходящей на маленькую красную комнатку, уставленную книгами. Выглядывая из-за загруженного стеллажа, множеством призрачных огоньков переливался магический шар, почти полностью погребенный под разноцветными бусами.

П-по…

Пуэлла попыталась вслушаться в то, что говорил ей ворон, но тщетно. Слова превращались в сгустки хаотичных мыслеобразов, вторгавшихся в сознание без приглашения, и бессмысленных слогов.

П-пм…

Она увидела, как часть стены отъехала в сторону, и внутрь скользнула чья-то невысокая фигура в длинном плаще с капюшоном, надвинутым на лицо. Зеркало забликовало, затряслось и разбилось как раз в тот момент, когда Пуэлла отпрянула в сторону. В тот же миг из кухни выскочили бабушка и Амика, вооруженные одним тупым ножом на двоих.

— Что случилось? Что произошло? — завопила дайра Лакрим, размахивая кулаками.

— Где он? Где твой ворон? — спросила Амика, сноровисто орудуя в воздухе своим бесполезным оружием. — Он тебя не поранил?

— Нет-нет, все в полном порядке! Он просто… — Пуэлла замялась. — …показал мне себя внутри клетки, а потом, когда в комнату вошел кто-то еще, видение испарилось.

— И все? — удивленно спросила бабушка. — Он не просил тебя помочь, как обычно?

— Пытался, наверное. Но у него не выходило: только нечленораздельное бормотание и бессмысленные мыслеобразы, которые выглядели как цветные пятна и какие-то глупые картинки.

— Что за картинки?

— Амика, я же сказала, что они были бессмысленными, — закатила глаза Пуэлла. — Просто какая-то ерунда. Сначала я видела огромного паука… даже не так, это было какое-то гуманоидное существо, похожее на паука. Оно ползало, листало книжки…

— Фе, — скривилась девушка. — Какая гадость.

— Еще там был какой-то суд. Ну, здание суда, скамьи, трибуны… и много крови вокруг, хотя ни одного трупа нет. А потом я видела свою маму.

Дайра Лакрим опустила руки и пораженно воззрилась на внучку.

— Нашу Верис?

— Да. Ее лицо с закрытыми глазами и блаженной улыбкой. Я не знаю, откуда ворон знает о маме и что все это вообще может значить. Возможно, он просто взбаламутил мое же сознание и выудил оттуда случайные мыслеобразы.

— И часто ты думаешь об окровавленных залах суда? — съязвила Амика.

Пуэлла вздохнула:

— Тоже верно.

— И это еще одна причина, по которой ты обязательно должна поступить в Университет имени Конкордии, — серьезно сказала дайра Лакрим. — Это даст нам ответы на многие вопросы — в частности, связанные с этим твоим вороном. Кто знает, как далеко это может зайти, если не найти решение проблемы как можно скорее?

Пуэлла почувствовала, как слабо запульсировал золотистый знак на лбу. Полдень приближался, а вместе с ним — и расставание.

— Пойду поглажу себе что-нибудь приличное, — сказала она наконец. — Не идти же мне на отбор в помятой цветастой ночнушке.

Она нарядилась так, как отправилась бы в школу: широкие белые брюки, купленные в безымянном магазинчике за углом, сшитая бабушкой блуза нежного кремового цвета и никаких соломенных шляпок. Вместо длинных маминых сережек-перышек — бабушкины золотые гвоздики, которые она подарила ей еще в детстве. Двумя серебристыми невидимками Пуэлла заколола непослушные кудряшки у висков, и теперь они не падали на глаза. Амика развернула ее к себе от зеркала, крепко схватив за плечи, и широко улыбнулась, оглядев с головы до ног.

— Привычная зануда Пуэлла, которую я привыкла видеть за своей партой каждый день.

— Иначе на отбор и нельзя, наверное.

— Конечно, нельзя! Это лучшее высшее учебное заведение во всех Двенадцати Державах, о чем может идти речь! — дайра Лакрим ворвалась в комнату с рюкзаком, и в комнате запахло травами. — То, что осталось от утреннего пирога, а также несколько сюрпризных булочек я заткнула сюда вместе с пустой тетрадью и пеналом.

Пуэлла улыбнулась.

— Бабушка, не надо. Кажется, ректор говорила приходить без ничего.

— Неправильно ты поняла свою ректоршу, — категорично ответила дайра Ларим, и Пуэлле ничего не оставалось, кроме как принять из ее рук рюкзак и повесить на спину. — К тому же, лучше перестраховаться, чем недостраховаться, правильно?

— Угу.

Пуэлла покрутилась перед зеркалом и принялась ожидать. До полудня оставались считанные секунды, и встревоженное сердце отчаянно колотилось о грудную клетку, словно желая выпрыгнуть из своей тюрьмы.

«Три…»

Бабушка улыбнулась. Только сейчас, в сиянии дневного Златолика, Пуэлла заметила, какое морщинистое у нее было лицо. Раньше она не вглядывалась, не замечала — бабушка была тем человеком, на которого достаточно взглянуть вскользь, чтобы почувствовать тепло и спокойствие.

Однако теперь она увидела. Увидела усталость в глазах и старость, каллиграфическим шрифтом выписанную на лице. Язык морщин был языком смерти, и девушке сделалось не по себе.

«Два…»

Амика восторженно заерзала на кровати, и Пуэлла вспомнила, как несколько лет назад они сидели здесь же, испуганные и зареванные, во время грозы. Молния и дождь казались им чем-то таинственным и жутким, громко каркал ворон за окном…

— Откуда в Шикке вороны? — спросила тогда Амика.

— Не знаю, — ответила маленькая Пуэлла. — Наверное, показалось.

Дайра Лакрим гостила у своей подруги в Обрисе, и они ощущали себя беспомощными перед лицом природы.

«Один…»

Сияющий портал возник из ниоткуда — большой и ярко-розовый, похожий на исполинскую блестящую жвачку. Вообще-то, Пуэлла ожидала увидеть в центре него воронку, однако портал выглядел скорее как огромный кусок неизвестной ароматной субстанции, липкой и крайне густой на вид. Знак на ее лбу загорелся золотым, и переносица наполнилась болью. Некая сила подгоняла ее, заставляла пойти навстречу неизвестности.

— Ну, удачи тебе там, на отборе! — выдохнула Амика, с удивлением и восторгом таращась на странный портал. — Надеюсь, мы получим хорошие вести.

Пуэлла кивнула, и в тот же миг в ее сердце что-то оборвалось. Сломалась струна души, исчезло ощущение спокойной идиллии жизни.

— Я не подведу.

А потом она взяла — и смело наступила прямо в розовую пахучую массу. Липкая и будто живая, она схватила ее, вязко облепляя с головы до ног, забиваясь в ноздри и уши, застревая в волосах и цепляясь за одежду.

«Какая же мерзость!»

Пуэлла собралась с силами и попыталась сделать шаг. В глаза ударил ослепительный свет, а затем розовая масса исчезла, словно ее никогда и не было. Открыв глаза, она обнаружила себя стоящей у длинной белокаменной стены — обнаружила по-прежнему причесанной, совершенно чистой и безо всякой дряни на одежде.

Две высокие пожилые женщины — близняшки, облаченные в одинаковые пластинчатые доспехи — смерили ее серьезным взглядом.

— Имя? — спросила одна.

— Давай сюда руку, — сказала другая.

— Эм-м… Пуэлла Лакрим, — пробормотала девушка, переводя взгляд с одной старухи на другую. — Вы просили руку? Вот, хорошо.

Странный золотистый шарик упал в ее открытую ладонь из ниоткуда; девушка удивленно воззрилась на него, как на дар Демиургов.

— Проглоти его, — велели стражницы хором. В воздухе тем временем уже начинал растворяться огромный золотой свиток, где рядом со своим именем Пуэлла увидела жирную галочку. — Иначе — и за три дня не управишься!

— Х-хорошо.

Пуэлла поднесла золотистый шарик к носу и осторожно понюхала. Он не пах, но излучал странное тепло.

«Эх, была-не была».

И девушка, зажмурившись, кинула его в рот, после чего проглотила, не пережевывая. В тот же миг перед ее глазами в воздухе возникла выведенная золотистым надпись:

«Список покупок для абитуриента.

Лягушачья лапка, 1 шт. — магазинчик зелий и игридиентов дайры Тартар;

Листья Смертолистника, 2 пакетика — «Мрачный Скелет»;

Толченая кость разбойника, 1 шт. — черная лавочка Сенсуса;

«Кровь цветов», 1 склянка — там же».

Пуэлла сморгнула — надпись в воздухе исчезла. Слегка сосредоточилась, поймав витающий рядом мыслеобраз — и та появилась снова.

«Чудеса!»

Признаться честно, даже в теории Пуэлла не думала, что такое бывает. Никакая бытовая магия не могла бы создать такой восхитительный список, и она, «включая» и «выключая» его, радостно двинулась вперед, в гущу маленьких домишек из цветного камня, дерева и кирпича, что кустились стена к стене, словно застенчивые ребятишки.

Людей было очень много: они ходили туда-сюда, разговаривали и гоготали; улочки вились, как ветви у сказочного дерева, и каждый магазин был одним из множества листков, среди которых Пуэлле нужно было разыскать всего несколько необходимых.

«Даже с волшебным напоминанием я могу потратить на это слишком много времени… Возможно, следует выбрать себе какого-нибудь человека и последовать за ним? Среди собравшихся абитуриентов наверняка есть те, кто разбирается в происходящем получше меня».

Девушка подняла голову, осмотрелась — и в тот же миг, покачнувшись, упала назад. Кто-то сильно задел ее плечом, намеренно толкнув. Дыхание сбилось, перед глазами потемнело; с трудом сфокусировав взгляд, девушка задрала голову и увидела миниатюрного тощего юношу в черной косухе, одетой на голое тело, и кожаных штанах с кучей декоративных цепей. Приподняв тонко выщипанную бровь, он усмехнулся краешком губ и пнул девушку мыском туфли под бок.

— Вставай, а то затопчут, — сказал он громко, и его спутница, девушка в круглых очках и длинной красной юбке, закатила глаза, словно устала от выходок кавалера. — И не сшибай кого попало.

Они развернулись и ушли, а Пуэлла, тяжело дыша, поднялась. Прибившись к стене какого-то очередного магазина, она облокотилась о кованую решетку, декорировавшую вход, и уставилась пустыми глазами на переливающиеся огоньки, исходящие от козырька. Должно быть, вечером и в тишине эта улица с ее прекрасными забегаловками была бы просто волшебна, подумала она. Однако сейчас… кажется, это место уже ее невзлюбило.

Переведя глаза на разношерстную толпу, Пуэлла с удивлением обнаружила, что все абитуриенты ходят строго по парам: вон — юноша с розовыми волосами и девушка, бритая налысо, идут под руку, о чем-то перешептываясь, вон — другая парочка, разряженная в странные костюмы, шагает в противоположую сторону… Пуэлла с печальной улыбкой опустила глаза на свою строгую блузу и широкие брюки. Кажется, никто, кроме нее, не озаботился нарядиться подобающе.

«А может, это я одета странно — откуда мне знать о классической моде больших городов?»

Она набрала в грудь побольше воздуха и снова слилась с шумящим потоком, стараясь никого не сбить и не упасть; страх быть растоптанной бил в виски, голова начинала болеть. Больше всего на свете она хотела бы, чтобы этот день поскорее закончился. Она ничего не понимала. Не знала, куда бежать.

«И, что самое главное — почему все тут ходят парами? Мне что, нужно найти незанятого юношу и просто присоединиться к нему? В чем смысл такого деления и почему дайра Кунктия о нем не упоминала?»

Воспользовавшись шансом, девушка свернула в какой-то тихий переулок, где, кроме нескольких парочек, не было больше никого, и снова отдышалась. Находиться в толпе для нее, ребенка деревни, было ужасающе сложно.

«Скорее бы домой. Скорее бы — к бабушке и Амике».

Хрупкая девичья фигурка направлялась прочь, медленно оглядываясь по сторонам. От радости Пуэлла чуть не задохнулась: ну надо же, здесь был хоть кто-то такой же одинокий, как и она!

— Погоди! — крикнула она что есть мочи, бросаясь за незнакомкой; та остановилась и обернулась на зов, прострелив Пуэллу своим тяжелым флегматичным взором. — Н-никуда не уходи!

— Никуда не ухожу.

— С-спасибо.

Теперь они стояли друг напротив друга, обмениваясь напряженными взглядами: Пуэлла — светловолосая и кудрявая, с розовым румянцем на округлых щеках и сияющими голубыми глазами, незнакомка — очень низкая, черноволосая и тощая, в темно-фиолетовом коротком платьице с рюшами и высоких черных сапогах со множеством ремней.

— Ты что-нибудь хотела? — спросила незнакомка своим бархатистым ровным голосом, который напоминал скорее голос заведенной куклы, чем живого человека.

— Ну… да, — неловко улыбнулась Пуэлла. Запыхавшаяся, она дышала тяжело и гулко, что заставляло ее еще сильнее краснеть от смущения. — Я прибыла сюда из Шикка и ничего не понимаю. Почему… почему все здесь ходят парами из юноши и девушки? Где мне найти своего партнера, чтобы попасть на отбор?

Незнакомка смерила ее саркастичным взглядом.

— А ты шутница, — заметила она презрительно. — Умеешь подколоть. Вот только оставь свои пародии при себе и иди своей дорогой.

— Нет-нет-нет, я не шучу! — запротестовала Пуэлла, которая к тому моменту окончательно растерялась и покрылась краской с головы до кончиков пальцев на ногах. — Я правда из Шикка и правда не понимаю, почему все вокруг ходят парами. Пожалуйста, я умоляю тебя, объясни!

Незнакомка скрестила руки на груди и оглядела ее с головы до ног.

— Так значит, ты не издеваешься, — констатировала она, — и не принадлежишь к разряду этих. Ну ладно, тогда я объясню: все эти ребята здесь с фамильярами. Чтобы учиться в Университете имени Конкордии и стать полноценным чародеем, иметь при себе фамильяра обязательно.

— Что?! — завопила Пуэлла. — Но откуда мне взять себе фамильяра? Они что, продаются где-нибудь?

— Нет, — ответила черноволосая незнакомка, помотав головой. — Те абитуриенты, что прибыли без фамильяров, получат их потом, уже после поступления. Ну, если они поступят, разумеется.

Пуэлла закивала. Девушка же протянула ей свою белую руку, похожую на обтянутые тканью кости, в знак приветствия — и скалисто улыбнулась. Они обменялись рукопожатием.

— Аврора Нихиль.

— Пуэлла Лакрим, можно просто Эл.

— Очень приятно.

— Ты уже нашла какой-нибудь магазин из того списка?

— А зачем их искать? — удивилась Аврора. — Они же отмечены.

Настала очередь Пуэллы удивляться.

— Как и где?

— Просто активируй список и подними глаза.

Пуэлла послушалась: в ту же секунду перед ее глазами возникли золотистые буквы, пульсирующие в воздухе. Задрав голову кверху, к крышам, она увидела, как вдалеке над некоторыми из них горят светящиеся восклицательные знаки.

— О Демиурги, я и не заметила!

— Теперь вот видишь. Я прогуливаюсь по этому переулку, потому что ненавижу толпу. Когда она хотя бы немножко схлынет, выйду наружу и спокойно пройдусь по магазинам.

— Я с тобой.

— Ну хорошо, я не гоню. — Аврора повела плечами и, отступив назад, легко опустилась на ступеньки заведения с таинственным названием «Невероятная дайра Взрыв». Что там продавали или какие услуги предлагали, оставалось только гадать. — Сядешь рядом или постоишь?

— Пожалуй, сяду.

Пуэлла опустилась рядом с Авророй, и несколько минут они просто молчали, глядя перед собой. Первой прервала тишину Пуэлла.

— Скажи, а ты вообще думала, что тебе приснится ректор? Надеялась на это?

— С чего бы? — удивилась Аврора. — Я родом из Пельма, планировала поступать на пекаря.

— На пекаря?

— Ну да. Я люблю печь, это мое главное и единственное увлечение.

— А по тебе и не скажешь.

Аврора подняла на Пуэллу свой тяжелый взгляд, обладающий магическим качеством стирать с лиц чужие улыбки.

— Ха-ха, как забавно. Вообще-то, я не съедаю все, что готовлю. Да и хороший обмен веществ у меня от рождения, так что не располнею.

Пуэлла кивнула:

— Понятно.

— Ну, а ты кем мечтала стать в Шикке?

— Учительницей бытовой магии.

— О-о, недурственно.

Они снова уставились в пустоту. Шум, доносящийся с улицы, чуточку утих, но на ступенях было так спокойно и хорошо, что не хотелось вставать. Наконец Аврора тяжело поднялась и медленно спустилась на дорогу.

— Будешь тут торчать одна или со мной пойдешь? — спросила она равнодушно.

Пуэлла живо вскочила и ринулась к ней, как к спасательному кругу.

— Конечно с тобой, ты от меня не отделаешься!

Скажи она это Амике, и та весело рассмеялась бы, прикрыв окаймленные рыжими ресничками глаза. А потом они взялись бы за руки и весело зашагали вместе навстречу трудностям, боясь потерять друг друга.

— Надеюсь, не будешь провожать меня до сортира, — монотонно ответила Аврора, глядя на Пуэллу снизу вверх своими холодными стеклянными глазами. — А то проблематичная начнется жизнь.

Лавочка Сенсуса встретилась им на пути раньше остальных магазинов. Выкрашенные в черный стены, живые пауки, ползающие в стеклянных клетках по обе стороны от входа — все это вызывало у Пуэллы смесь интереса и отвращения; Аврора же, напротив, выглядела равнодушной. Потянув за дверную ручку в форме кисти скелета, она отворила полукруглую дверь и юркнула в сизый пыльный сумрак. Пуэлла, не говоря ни слова, последовала за нею.

Внутри было людно, но не слишком: Пуэлла с радостью для себя отметила, что может свободно двигаться, не натыкаясь на чьи-нибудь локти. Тут и там, сверкая бурлящими в колбочках таинственными жидкостями, стояли этажерки, смутно напоминавшие многоярусные подставки для тортов; за высоким черным прилавком, стилизованным под открытый гроб, стоял очень полный молодой мужчина с длинными волосами и жидкой бородкой — должно быть, сам Сенсус — и теребил длинную сережку в правом ухе.

Наплевав на всякое стеснение, Аврора двинулась прямо к нему.

— Прошу прощения! — заявила она, встав на цыпочки, словно ребенок. Сенсус повернул голову и лениво воззрился на нее. — Мне нужна толченая кость разбойника и «Кровь Цветов». Всего по штуке.

— «Кровь Цветов» на синей этажерке, — монотонно ответил Сенсус, и всеобщий гвалт унес его слова, заставив Аврору читать по губам. — Почитайте этикетки, найдете. А толченую кость разбойника я тебе дам, лады?

Она кивнула и быстро направилась вглубь лавочки, громко цокая каблуками своих высоких ботинок.

— Хэй, прости. Можно тебя подвинуть? — раздалось прямо над ухом. Вздрогнув, Пуэлла отшатнулась в сторону; и впрямь, она как-то позабыла, что все это время стояла у прилавка, который служил также и кассой в этой лавочке. Прямо на нее, широко улыбаясь, глядел черноволосый юноша с благородным скуластым лицом. — Спасибо большое. У нас уже есть «Кровь Цветов», но вот толченую кость мы с Аранэ так и не нашли. Не подскажете, где ее искать?

Сенсус медленно заморгал, соображая.

— Она у меня, — сказал он наконец. — Сейчас дам.

Отходя от прилавка, Пуэлла бросила прощальный взгляд на незнакомца: на его шее, частично прикрытой прядями вьющихся черных волос, выпавших из свободной косы, краснела татуировка в виде стремящихся к скуле языков пламени.

«Член одного из Кланов Демиургов. Человек, в котором течет кровь богов. Избранный».

Девушка, что стояла рядом с ним — «фамильяр», напомнила себе Пуэлла — была высокой и худой, с пепельными вьющимися волосами. Ее глаза были темными и переливчатыми, как руда, неестественно длинные пальцы украшали черные острые коготки. Заметив, что ее рассматривают, Аранэ встретилась взглядом с Пуэллой и вопросительно приподняла левую бровь, тоненькую, как ниточка, и выкрашенную в ярко-сиреневый. Ее взгляд полнился ядом.

«Вот же фрик».

— Не благодари, Эл. — Рядом нарисовалась Аврора с двумя склянками «Крови Цветов». Пуэлла благодарно затрясла головой. — Обещаю, что в следующий раз не буду таскать всякие хрупкие стекляшки за тебя.

— Конечно-конечно! Ну что, пойдем оплатим наши покупки? Надеюсь, у меня в рюкзаке завалялась пара монеток…

Аврора удивленно воззрилась на Пуэллу, словно та вдруг заговорила с нею на неизвестном языке.

— Нам не надо ни за что платить. Все материалы для отбора — за счет Университета.

Пуэлла увидела, как сонный Сенсус флегматично протягивает наследнику Демиургов толченую кость разбойника, и те, благодарно кивнув, уходят.

— А… ну ладно.

— Идем-идем, не зевай, — поторопила ее Аврора, спешно направляясь к выходу уверенной походкой. — Нам нужно посетить еще парочку таких же лавок.

Сердобольная дайра Тартар, хозяйка крошечного магазинчика зелий и ингридиентов, раздавала студентам маленькие деревянные шкатулки, в которых носить хрупкие склянки было гораздо проще. К тому моменту Аврора и Пуэлла уже успели навидаться абитуриентов, роняющих стекляшки с зельями на дорогу и уныло плетущихся назад, чтобы выпросить у продавцов новые порции, а потому были просто счастливы, когда поняли, что прошли это испытание на терпение и могут наконец идти на сам отбор.

— Как ни напрягаю зрение сейчас, список перед глазами не встает, — задумчиво сказала Пуэлла, любуясь возвышающимся вдалеке ажурным зданием, будто сошедшим со страниц прекрасной детской сказки. Свою шкатулку с ингридиентами она прижимала к груди, как новорожденную дочь. — Исчез, как и указатели.

— Так и должно быть, я думаю, — авторитетно заметила Аврора. — Что-то вроде… напоминающей магии. Ты выполняешь все, что должен был, и список автоматически исчезает.

— Угу. Никогда даже не подозревала, что нечто такое может существовать.

Аврора ничего не ответила. Ее холодные глаза пристально рассматривали Университет, что с каждым шагом становился все ближе — кариатиды, изображающие двенадцать Демиургов и подпирающие каменными руками роскошный антаблемент, огромные витражные окна, сияющие всеми цветами радуги, и ажурные башенки, пульсирующие в воздухе отдельно от здания, действительно поражали воображение.

— Как думаешь, в чем будет заключаться отбор? — спросила Пуэлла, когда мимо прошла высокая девушка с надменным взглядом, между ладонями которой сверкало некое подобие шаровой молнии. Ее фамильяр тащил деревянную шкатулку вместо своей хозяйки, устало и забито осматриваясь по сторонам. — Если мне скажут сделать такой вот сияющий шарик, я сразу же сяду в лужу. Даже примерно не знаю, как это делается.

— Очевидно, что отбор будет напрямую связан с нашими ингридиентами, — ответила Аврора. — Дайра Кунктия — не дурочка, и она прекрасно понимает, что не все из выбранных ею студентов жили в Кланах Демиургов и учились тайным искусствам с пеленок. Отбор будет нацелен скорее на выявление природных талантов, чем на демонстрацию натасканности. Ну, я так считаю.

Невдалеке абитуриенты сбивались в одну огромную неразборчивую толпу, гомонящую и шумную; прищурившись, Пуэлла увидела призрачные ажурные ворота, отделявшие здание Университета от студенческого городка, и высокую худую фигуру в красном плаще с капюшоном, что возвышалась над остальными. Абитуриент подходил к ней, она касалась длинной рукою его переносицы, и тот проскальзывал внутрь, чтобы встать во вторую очередь, теперь уже ведущую к центральным воротам.

Чем ближе они подходили к очереди, тем яснее можно было рассмотреть происходящее; поначалу Пуэлле казалось, что незнакомец в плаще стоит на неком возвышении, склоняясь оттуда к толпящимся ребятам, однако теперь было заметно: он был просто необычайно высок ростом.

— Эл, гляди! Кажется, это заместитель ректора! — подпрыгнув к уху Пуэллы, шумнула Аврора. Голос ее звучал гулко, его уносило шумом собравшейся здесь толпы. — Пситтакус, кажется!

Пуэлла закивала; какая-то неугомонная парочка, расталкивая народ локтями, решила сократить себе дорогу до ворот и грубо отбросила Аврору с дороги, словно та была всего лишь жалким зверьком. Пуэлла едва успела схватить новую знакомую за локоть и помочь ей восстановить равновесие.

— И что это за сволочи?! — крикнула Аврора недовольно, провожая глазами высокую девушку с черным каре и хрупкого парня, длинноволосого и рыжего, с бритыми висками. — Какое вопиющее неуважение к окружающим!

— Эти двое и меня сбили с ног сегодня! — склонившись к уху Авроры, закричала Пуэлла. — Не обращай внимания, они просто провоцируют на конфликт!

Однако по глазам Авроры, которые та подняла на Пуэллу, было заметно: прощать такие грехи она ни за что не станет даже наследникам Демиургов с кровью богов, текущей по венам.

Когда наконец подошла их очередь, и Пситтакус склонился надо лбом Авроры, прикосновением указательного пальца снимая с него золотистый знак, Пуэлла занервничала еще сильнее. Уже отсюда здание Университета можно было рассмотреть во всех подробностях: огромное, с серебристыми сверкающими стенами, витражами и пульсирующими башенками, оно, словно выстроенное из снов и хрусталя, внушало трепет и страх одновременно. Восхищал и огромный картуш над воротами: на нем, многоцветный и яркий, располагался официальный герб Университета, переливавшийся всеми красками радуги: грифон, вставший на дыбы, рвал когтями черные клубы Дыма, которые окружали его, клубясь и окружая в ловушку. Герб был зачарован, а потому его бессменный герой двигался, как живой. Наблюдать за его когтистыми лапами было одно удовольствие.

— Эй, Эл, не стой как истукан! — Аврора толкнула зазевавшуюся подругу к Пситтакусу, и тот, склонившись над нею, будто великан-людоед, расплылся в недружелюбном оскале.

Вживую он смотрелся еще более жутким и громадным; когда его огромный окольцованный палец прижался к взмокшей от пота переносице, Пуэлла прикрыла глаза. Дыхание ректорского фамильяра было слишком громким, ощутимым и жарким — словно она глядела в лицо самой Дайре Смерти.

Он отнял свой палец от ее лба и кивнул, подзывая следующего. Пуэлла с облегчением направилась вперед, следуя за очередью к центральным воротам.

— Не мое дело, конечно же, — крикнула ей в ухо Аврора, — но выглядело все это так, словно ты до коликов боишься Пситтакуса!

— Возможно, и боюсь, — ответила Пуэлла недовольно. — Ты что, его не видела? Такой огромный и страшный, да еще и одевается как клоун!

— Ну, он ведь попугай, — повела плечами Аврора. — Ему нужно яркое оперение.

Они замолчали. Задумчиво рассматривая фамильяров, направляющихся к центральным воротам вместе со своими хозяевами, Пуэлла гадала, форму какого животного принимает каждый из них. Да и каково это вообще — быть чьим-нибудь фамильяром? Сильно ли отличаются эти создания от людей, чего же в них больше — животного или человеческого? Об этом им почти не рассказывали в школе, и Пуэлла даже не догадывалась, что когда-нибудь увидит волшебных помощников чародеев вживую.

— Еще раз назовите свое имя, пожалуйста! — раздалось у нее над самым ухом, и девушка вздрогнула, невольно отшатнувшись назад. Она стояла прямо под картушем, а на нее, сдвинув брови, сурово глядела стражница в переливающихся пластинчатых доспехах. На кончике ее волшебного посоха пульсировал в воздухе маленький стеклянный шарик, наверняка представлявший из себя смертельную опасность для нарушителей. — Ну, что стоите, как будто язык проглотили?!

— Пуэлла Лакрим! — опомнившись, отрапортовала девушка. — Прошу прощения!

— Входите. Вы?

— Аврора Нихиль.

Стражница склонилась к низкорослой девушке в пышном фиолетовом платье с бантами и рюшами.

— Громче!

— Аврора Нихиль!

— А Вам точно восемнадцать лет исполнилось?

Пуэлла захихикала, зажав рот ладонью. Аврора серьезно кивнула, и ее впустили под дружелюбный гогот довольной своей шуткой стражницы.

Внутри Университет оказался еще великолепнее, чем снаружи. Зала, в которой толпились взволнованные абитуриенты, предствляля из себя переливчатый серебристый неф с нервюрными сводами; разноцветные лучи, слишком яркие и прямые, чтобы быть настоящими, пронизывали воздух над головами собравшихся блестящей паутинкой.

Пуэлла стояла, задрав голову, и не могла перестать смотреть на это замершее в веках произведение искуства.

«Знаменитые Двенадцать Лучей Демиургов. Каждый из двенадцати создателей Университета оставил по одному лучу ближе к сводам, чтобы те напоминали смертным о присутствии богов, возвышаясь над ними — и как бы говорили, что, даже обучившись всем известным наукам, нельзя достичь уровня небожителей».

Оканчивался неф довольно необычно — широкой мраморной лестницей, поднимающейся наверх и оканчивающейся ярким витражом с изображением Конкордии на лестничном пролете. Выполненный в золотисто-красной палитре, витраж то и дело шевелился, покоряясь некой магической силе: Первая из Демиургов, создательница создателей, то крутила очаровательной белокурой головкой, то протягивала вперед девичьи белые руки, то вдруг вскакивала и начинала кружиться на месте. Ее локоны, подпрыгивая и переливаясь, излучали мощное свечение, от которого хотелось жмуриться.

— Дорогие абитуриенты! — раздался вдруг над головами скрипучий голос, громкий и пронзительный, эхом отскакивающий от колонн и стен. Все студенты разом задрали головы к потолку и увидели некое подобие маскарона, возникшего на одной из колонн — правда, каменное лицо ректора было слишком огромным, чтобы зваться так на полном серьезе. — Я, дайра Кунктия, приветствую вас в Университете имени Конкордии Непобедимой, лучшем из высших учебных заведений, что было создано самими Демиургами!

Зал радостно завопил, и Пуэлла — вместе с ним. Только Аврора стояла серьезная, пронзительно и с подозрением глядя на вещающее из колонны старческое лицо.

— Наше заведение находится в отдельном крошечном измерении, созданном некогда самой Конкордией — и по сей день ни одному чародею так и не удалось открыть секрет порождения микровселенных, похожих на эту, — продолжала она, — что также делает данное место волшебным и уникальным даже для меня, ведь его тайны и секреты по-прежнему не до конца открыты. Я знаю, что сейчас в этом зале присутствуют люди, в чьих жилах течет кровь Демиургов, — члены Кланов радостно зашумели и захлопали в ладоши. — Эти люди не просто пришли обучаться запретному волшебству, недоступному для обывателей; они пришли, чтобы сблизиться со своими божественными предками, больше узнать о себе и своих корнях.

Аврора болезненно ткнула Пуэллу локтем в бок, и девушки переглянулись. Первая закатила глаза, всем своим видом показывая презрение к членам Кланов; Пуэлла повела плечами.

— Я желаю всем вам удачи при поступлении — и да начнется же отбор!

Невысокий коренастый человек в расшитой тунике и ярко-красных шоссах быстро спустился по ступеням и остановился на лестничном пролете, загородив собою витраж с Конкордией Непобедимой; студенты возликовали, зааплодировали и завопили. Аврора недовольно зажала уши ладонями, и Пуэлла могла ее понять — но отчего-то не могла остановиться: не то истерический, не то искренний крик восторга сам вырвался из ее груди, хоть девушка и сама не знала, чему радоваться или восхищаться.

Сердце билось в ее груди так быстро, что перед глазами темнело; фамильяры и люди в разноцветных нарядах, наследники самих Демиургов, аристократы и юные гении — они окружали ее со всех сторон, заставляя чувствовать себя особенной и уникальной. Эйфория выбросила из головы Пуэллы мысли о доме, бабушке и Амике — сейчас существовала лишь она и эта толпа, лишь она — и эта восхитительная зала, где каждая колонна дышала волшебством.

Мужчина в шоссах сделал повелительный жест рукою, и все разом замолчали; Пуэлла почувствовала, как быстро и резко захлопнулся ее рот, словно покоряясь чьей-то воле. Она попыталась было приоткрыть его, но не смогла.

«Значит, колдовство. Этот преподаватель только что заставил меня замолчать одним лишь движением!»

— Тишина, студенты! — воскликнул он, и выразительный бас эхом разнесся по залу. — Поднимите глаза на меня и следите за левой рукой. — Он потряс ладонью в воздухе; внезапно Пуэлла осознала, что не смогла бы оторвать от нее взгляд, даже если бы очень захотела. — Просто замечательно. А теперь — три, два…

Рука взметнулась к потолку, рассекая воздух, и обстановка поменялась мгновенно. Теперь они стояли посреди громадной аудитории, размерами превосходящей даже неф; единые ряды длинных полукруглых столов и лавок тянулись, казалось, до самого потолка, роскошная преподавательская трибуна на искрящейся серебром сцене переливалась, словно хрусталь в сиянии Златолика. Пуэлла восторженно посмотрела на Аврору, ожидая от нее не менее возбужденной реакции, однако та созерцала происходящее со спокойным равнодушием.

«И ничего-то в целом мире не удивит эту девчонку!»

Абитуриенты уже начали подниматься по ступеням, рассаживаясь по местам. Проследив взглядом за черноволосой девушкой в очках и ее язвительным рыжеволосым фамильяром, что уселись на самом первом ряду, бесстрашно глядя на преподавателя со снисходительным интересом, Пуэлла увидела, что, едва те заняли свои места, как перед ними появился маленький стеклянный шар, слабо пульсирующий над поверхностью стола. Так же происходило и с остальными — стоило кому-то занять место, и шары возникали из ниоткуда, будто сотканные из самого воздуха.

— Сядем назад, — сказала Аврора спокойно.

— Ну хорошо, — согласилась Пуэлла, направляясь к лестнице.

Аврора вздохнула.

— Это был не вопрос.

Мужчина в тунике и шоссах тем временем встал за кафедру, сурово наблюдая за копошащимися, смеющимися и гомонящими студентами, что рассаживались по лавкам, толкаясь и шутя. Благо, аудитория была настолько огромной, что места хватало на всех.

— Звать меня дайр Дамнаций, — громогласно объявил наконец преподаватель, — и я — декан факультета сердце-чеев, по совместительству — ответственный за проведение отбора в этом году.

— Давай сюда, — шепотом обратилась Аврора к Пуэлле, останавливаясь рядом с предпоследним рядом. Там уже сидели двое: член одного из Кланов Демиургов с татуировкой огня на шее и его фамильяр, сероволосая Аранэ с крайне надменным взглядом. Пуэллу аж перекосило. — Еще дальше забираться будет попросту некультурно.

— Хорошо.

Они устроились рядышком, Пуэлла — ближе к проходу, чтобы не садиться рядом с Аранэ, и перед ними сразу же возникли два стеклянных пульсирующих шара. Даже присмотревшись к своему, Пуэлла не обнаружила в нем никакого отверстия, куда можно было бы что-то поместить.

«Нам что, нужно будет пуляться ими друг в друга на выбывание?»

— Предметы, что вы видите перед собою, зовутся орбисами и используются современными магами для приготовления зелий. Являясь изобретением одной из наших молодых преподавательниц, они совсем недавно пришли на замену громоздким котлам, а потому вы — всего лишь второе поколение абитуриентов, участвующих в отборе с использованием орбисов, а не котлов.

«Стоп, так мы что, будем в них что-то варить?! О Демиурги, пощадите, я же ничего не знаю!»

— Задача проста: поместите в орбис все ингридиенты, взятые из магазинов студенческого городка, дайте им время, чтобы приготовиться — обычно для этого требуется около минуты — и выпейте содержимое. — В аудитории зашептались; Аврора и Пуэлла удивленно переглянулись. — Разумеется, отбор имеет отношение исключительно к человеческой части присутствующих, а потому фамильярам надлежит молча дожидаться своих хозяев и с гордостью принять их результат, каким бы он ни был.

— Так в чем заключается задание? — шепнула Пуэлла подруге.

— Не имею представления.

— Задача отбора — не в оценке уровня подготовленности абитурентов, который может быть самым разным в зависимости от школы или гимназии, которая осталась за плечами, — продолжил дайр Дамнаций, — а в выявлении природных способностей, с которыми впоследствии можно будет работать. Успев на отбор вовремя, вы показали свою пунктуальность и находчивость; выпив зелье, вы продемонстрируете дары, подаренные вам природой. Сегодня ассистировать мне будет дайра Шиа-Мир, преподавательница астральных контактов и мой фамильяр.

Не успел он произнести эти слова, как из-под сияющей трибуны выползла неестественно огромная кобра: темно-золотая с бурыми разводами, она пристально глядела на присутствующих своими пронзительными человеческими глазами. Голубое сияние зажглось в области чешуйчатого горла — и мгновение спустя там, где громко шипела, демонстрируя собравшимся свой длинный раздвоенный язык, змея, теперь сидела женщина с выбеленным лицом.

Ее расшитый бусами халат и убранные назад черные локоны, украшенные крупным буяо — будто золотое деревце раскинуло свои ветви в ее волосах — выдавало в дайре уроженку кьярта-вадда.

«Но разве фамильяры не приходят из иных миров уже взрослыми, откликаясь на зов своего хозяина? Как же тогда фамильяр решает, какой облик принять? Столько вопросов, ответы на которые мне лишь предстоит узнать!»

— Прошу Вас, дайра Шиа-Мир.

Фамильяр скромно кивнула своему хозяину и, поднявшись на ноги, заскользила по сцене, глядя на абитуриентов и словно запоминая их лица. Даже издалека Пуэлла заметила, какой пронзительный и неприятный был у женщины взор — словно в одних только ее глазах плескался яд.

— Как уже сказал мой коллега, вам будет нужно высыпать все ингридиенты внутрь орбиса, — заговорила она; голос у нее оказался шипящий и слишком бархатный, но вместе с тем таящий в себе нешуточную угрозу. — Дождитесь, пока зелье перестанет кипеть, и выпейте содержимое. Оно спровоцирует разделение астрального и физического тел, и тогда под моим бдительным контролем вы продемонстрируете дайру Дамнацию свои способности. По одному лишь взгляду на ваши проекции он сумеет отделить студентов перспективных от средних.

Дайр Дамнаций трижды хлопнул в ладоши, и женщина отступила назад, ему за спину.

— Начали!

Пуэлла и Аврора переглянулись.

— А в каком порядке сыпать?

— Эл, не возводи меня в ранг гениев тысячелетия — я и сама точно не знаю. Могу предположить, однако, что, раз уж нам ничего не сказали, то оно и неважно, в каком.

— Нет, это должна быть проверка на смекалку, — зашептала Пуэлла. — Лично я вот предполагаю, что добавлять их нужно в том же порядке, в каком они были указаны в списке.

Аврора приподняла одну бровь, как бы сомневаясь.

— Ну хорошо, давай перестрахуемся.

— Одна проблема…

— Какая?

— Я по глупости забыла, в каком порядке они шли.

— Без проблем, я помню. — Аврора положила свою деревянную шкатулку на парту и принялась по очереди доставать оттуда ингридиенты. — Сначала идут лягушачья лапка и листья Смертолистника, затем — толченая кость разбойника и «Кровь Цветов». Интересно, кстати, откуда они взяли столько разбойников…

— Думаю, это всего лишь название для порошка.

— Вот уж в чем не уверена.

— Ты уже поняла, как добавлять ингридиенты в шар? — с надеждой спросила Пуэлла. — Я так и не нашла у него горлышка.

— О Демиурги, какая же это морока. — Аврора вздохнула. — Теперь я тоже вижу в этом один большой подвох.

— Эй, дайры, можно мне вмешаться? — раздался тихий шепот рядом, и девушки повернули головы. На них, выглядывая из-за плеча надменной Аранэ, глядел черноволосый наследник Демиургов с татуировкой огня на шее. В серебристом освещении алхимических люстр он выглядел еще красивее, чем в сумраке магазина, скрадывающем черты лица. У него оказался прямой аристократический нос и необычайно крупные глаза, зеленые, как два изумруда. — В орбисах нет никакого горлышка. Ингридиенты можно помещать, просто погружая руку. Вот так. — Он извлек из прозрачного пакетика лягушачью лапку и запустил ее в шар. Тот, словно мыльный пузырь, слабо колыхнулся, но остался целехонек.

Пуэлла и Аврора закивали, как болванчики.

— Спасибо, — произнесли они хором, и юноша, кивнув, расплылся в дружелюбной улыбке.

— Я Долус, — сказал он. — Долус Малус. Простите, что не представился сразу.

«Наследник Малуса, создавшего огонь!»

— А мы — Пуэлла и Аврора.

— Очень приятно, Пуэлла и Аврора, — тихо рассмеялся Долус. — И удачи вам.

Каждый вернулся к своему зелью, но на душе у Пуэллы отчего-то сделалось теплее. Возможно, члены Кланов — и даже их юные наследники — были не такими уж стервозными, как представлялось ей поначалу. Свое зелье она закончила за несколько секунд, и наблюдать за тем, как оно шкворчит и пузырится, было сплошным наслаждением. Радовало и то, что относительно строгого порядка ингридиентов она оказалась права: тут и там в аудитории слышались печальные возгласы абитуриентов, у которых компоненты зелья не вступили в реакцию и уныло лежали в обрисе кучкой разноцветных порошков.

— Спасибо, отличница, — шепнула ей Аврора, когда их зелья успокоились, сделавшись единой темно-сиреневой массой. — Без тебя бы провалила.

— Мы хорошо сработались, — согласилась Пуэлла, — но твоя феноменальная память важна не меньше, чем моя смекалка.

Едва они коснулись своих орбисов, чтобы поднести их к губам, как те изящно трансформировались, прямо на глазах принимая форму стеклянных бутылей. Аврора и Пуэлла переглянулись.

— Дорогие абитуриенты — те, у кого зелья вступили в реакцию! — громогласно обратился к присутствующим дайр Дамнаций. — Есть ли среди вас люди, что все еще ожидают полной готовности своих детищ?

В аудитории повисла тишина. Звуков бульканья и шипения не доносилось ниоткуда.

— Хорошо! В таком случае — пьем!

Аврора и Пуэлла разом поднесли ко рту горлышки своих бутылей и залпом выпили содержимое до дна. Зелье оказалось почти безвкусным, только самую малость солоноватым.

— Вот и славно, — подала голос дайра Шиа-Мир. — В таком случае, попрошу вас закрыть глаза и расслабиться. Пока студенты, не сумевшие пройти первую часть отбора, покидают аудиторию, вы должны сконцентрироваться — или хотя бы попытаться сконцентрироваться — на своей переносице и на энергии Аджны, что заключена в ней. Попытайтесь поймать чувство покоя, медитируя на Аджну, и отпустите все тревоги, терзающие ваши сердца.

— Медитировать на переносицу? Это как? — удивленно шепнула Пуэлла, и Аврора повела плечами.

— Давай попытаемся хотя бы расслабиться — ну, для начала.

И Пуэлла закрыла глаза, неуклюже пытаясь сконцентрировать все свое внимание на участке между бровей, который с каждой секундой отчего-то начинал пульсировать все сильнее.

«У меня получается? — подумала она, стараясь не предаваться излишнему веселью и не сбиваться с намеченного пути спокойствия, необходимого для всякой медитации. — Нужно продолжать в этом духе».

А потом она почувствовала, как взлетает. Привкус зелья на ее языке сделался обжигающе соленым, аудитория завертелась перед глазами, словно карусель, и внезапно Пуэлла поняла, что находится в воздухе, а внизу, закрыв глаза и расслабленно облокотившись о скамью, сидит ее физическое тело.

Ярко-красная нить, призрачная и переливчатая, выходила из ее живота, заканчиваясь в животе астрального тела. Нить была хоть и прозрачной, но крепкой. Пуэлла чувствовала, как она слабо натягивается, когда чья-то мягкая рука подтолкнула ее вперед, и астральное тело полетело, будто птица, над застывшими в тишине рядами.

— Очень хорошо, — услышала Пуэлла голос Шиа-Мир; ее физическое и астральное тела стояли рядом, но при этом и первое, и второе функционировало. — Молодцы. А теперь попытайтесь повторить за мною…

Помоги.

Пуэлла вздрогнула; этот голос будто бы шел изнутри, сливался с ее истинным «я», углублялся в самую душу. Ее астральная проекция взвилась к потолку, затем — крутанулась в воздухе и стремглав ринулась куда-то вперед, сквозь стены и потолки, взад-вперед-вверх-вниз, не разбирая направления.

Помоги…

Она увидела зал суда, залитый кровью. Увидела, как тощий альбинос со слипшимися белыми волосами, испачканный и грязный, стоял у стены, с ужасом глядя на собственную рану и на кровь, растекающуюся по ткани одеяния на животе. Золотая серьга блестела в левом ухе, лицо искажал широченный оскал. Внезапно незнакомец словно увидел ее и потянул навстречу перепачканные в крови тонкие руки. Она увидела длинные черные ногти на худых пальцах, белых, будто мрамор, ощутила их ледяное прикосновение… но затем раздался шелест крыльев, и Пуэлла полетела назад, в белую разверстую бездну, зубастую и безликую, как ночной кошмар.

Все, что тебе требуется…

Теперь она стояла в комнате — в той самой, маленькой и красной, наполненной книгами — и глядела на белого ворона, бившегося о прутья клетки. Он поднял на нее светло-розовые глаза, что-то прокаркал. Девушка попыталась открыть дверцу, но ничего не вышло: она была зачарована, проклята, заперта. У жалкой отличницы из шиккской школы не было и шанса сломать такой мощный заговор.

Потому что к разрешенной в миру бытовой магии он не имел никакого отношения.

…это сложить воедино все кусочки пазла.

Лицо мамы было безмятежным и тихим, как водная гладь. Ее было неловко даже называть мертвой — та словно спала, лежа на алтаре. С ней и с отцом пришли прощаться всем городком. Пятилетняя Пуэлла громко плакала, прижимаясь к юбке бабушки.

Отец был бледным и каким-то распухшим, его лицо посинело и чуточку исказилось. А мама… златоволосая, розовощекая, она казалась спящей — только вот не дышала больше. Пуэлла закрыла личико ручонками, и мягкая ладонь дайры Лакрим коснулась ее желтых кудряшек.

— Все хорошо, внученька. У тебя есть я.

Просто вспомни все, что было!

Мама мягко прижала ее к груди, баюкая, будто игрушку.

— Однажды меня не станет, — сказала она печально, — и ты никогда даже не припомнишь этот разговор. Да что уж там, ты и сейчас-то меня вряд ли понимаешь! — она рассмеялась сквозь слезы. — И все же… и все же я хочу попросить тебя о понимании. Пожалуйста, не злись на меня. Я люблю тебя, Пуэлла.

Ну же, копай еще глубже! Не останавливайся!

Хаотичные картинки замелькали перед глазами.

Пуэлла увидела полную розовощекую женщину с копной непослушных черных волос, что сидела на укрытой тряпьем скамье. За ее спиною, держа в руке череп какого-то рогатого животного, стоял худой альбинос с вытянутым лицом и длинными волосами, прямыми и сальными, достающими ему до плеч. Золотая серьга переливалась в левом ухе, лицо уродовал звериный оскал. Все тот же оскал, уже сделавшийся знакомым.

Глубже!

Вороново крыло заслонило обзор; ветер хлестал в спину. Одно короткое, но вместе с тем бесконечное мгновение — не то смерть, не то новое рождение.

Она упала на снег, вытянула руку и увидела кровь, стекающую с собственных пальцев.

— Конкордия, помоги… — прошептали ее губы, а затем все погрузилось во мрак.

Она закрыла глаза, и невесть где очутившаяся астральная проекция быстро заскользила назад. Красная нить обжигала, будто успела накалиться за время короткого путешествия, руки и ноги безвольно болтались, ощущение полета превратилось в настоящую пытку. Смутное и туманное, где-то на границе сознания возникло чувство физического дискомфорта: кажется, тело затекло. Будет колоть некоторое время.

— Хозяин, я не знаю, что еще поделать. Кажется, она ни на что не реагирует.

— Демиурги тебя побери! — воскликнул Дамнаций. — Мы что, вынесем ее отсюда вперед ногами?

— Нет-нет, ее жизни ничто не угрожает…

— Я жива! — Пуэлла распахнула глаза и дернулась вперед. Двое преподавателей, что склонялись над нею с двух сторон, разом отпрянули и синхронно вздрогнули от неожиданности. — Стойте, где это я?

— Все в той же аудитории, но на переносной койке из лазарета, — облегченно улыбнулся Дамнаций. — Моя коллега сочла опасным переносить тебя слишком далеко от места выхода, потому что астральное тело, особенно принадлежащее начинающему чародею, легко может заблудиться и остаться в иных реальностях.

— Благо, все обошлось, — кивнула Шиа-Мир, — и ты исчезла всего лишь на четверть часа… ну, или около того. На данный момент абитуриентов знакомят с картой Университета и информируют по различным вопросам.

— Но что же будет со мной? — спросила Пуэлла. — Я отправляюсь домой?

— Ты — и домой? — удивленно воскликнул Дамнаций. — Да твоя астральная проекция — настоящий необузданный вихрь, способный преодолевать огромные расстояния! Такого врожденного дара я не видел уже много лет — обыкновенно абитуриенты даже пошевелить рукою не могут, знай себе болтаются в воздухе и слабо шевелят губами. А иногда и вовсе: возвращаются назад после нескольких секунд внетелесного опыта.

Хрустальная дверь приоткрылась, и забавный старикашка в круглых очках просунул внутрь седую голову.

— Очнулась?

— …значит, ребят уже обо всем проинформировали. — Шиа-Мир напряженно улыбнулась. — Сейчас, я так понимаю, начнется распределение?

Старикашка энергично кивнул.

— В таком случае, пора бы нам поторопиться. — Она протянула Пуэлле руку, и та поднялась, слабо пошатываясь. — Ты можешь стоять, дорогуша? Не нужна помощь?

Пуэлла засмеялась и затрясла головой, но в глазах ее стояли слезы.

— С-сама дойду, дайра Шиа-Мир. Большущее Вам спасибо!

И девушка направилась к выходу из аудитории. Старик пригласил ее следовать за собою кивком головы.

Едва Пуэлла ступила через порог аудитории, как та исчезла за ее спиною, и все вокруг погрузилось во тьму. Зала, в которой она оказалась, была огромной и сумрачной; многочисленные арки, подпираемые аспидными колоннами, выходили на бескрайние поля под черным небом, усыпанным блестками звезд. Пуэлла догадывалась, что на дворе стоял день, и все вокруг было лишь иллюзией, но отчего-то ее начало клонить ко сну. Атмосфера залы была спокойной и мягкой, какой-то подозрительно убаюкивающей, и чем дольше находилась она здесь, тем сильнее был этот поразительный покой.

— А где все? — спросила она у старикашки, что вел ее к длинному алтарю, за которым стояла, не шевелясь, бледнолицая женщина с неестественно длинной шеей. — И кто эта дайра в красном платье? Еще одна преподавательница?

Тот покачал головою.

— Нет, ты — в Зале Оракула, также известном как Зал Распределения. Я — дайр Промус, ключник и проводник. А эта женщина — Оракул, дар богов, провидица, что никогда не покидает своего места и знает ответы на все вопросы.

«На все? — мысленно оживилась Пуэлла. — Возможно, она поможет мне разобраться с вороном!»

— Подойди к ней, — велел дайр Промус, потирая сухие ручонки, — и она скажет тебе, кто ты есть. А исходя из того, кто ты есть, Оракул решит, чем ты должна заниматься. Определит тебя на один из факультетов, если говорить приземленно. Ну все, не буду вам мешать, — он заторопился к двери, перебирая коротенькими ножками в бурых штанишках. — Удачи!

И Пуэлла осталась наедине с Оракулом.

Она сделала еще один шаг ей навстречу, а затем — еще и еще один, пока не поравнялась со ступенями, ведущими к алтарю. Вблизи ее огромный силуэт, выпирающий из сумрака, казался особенно нечеловеческим и жутким. Лысый белый череп, украшенный серебряной тиарой, поблескивал в сиянии искусственных звезд, тонкие руки простирались вперед, будто желая заключить Пуэллу в ледяные объятия. Борясь со странной сонливостью и неестественным спокойствием, что с каждым шагом становились все сильнее, девушка приблизилась к алтарю и взглянула на него. Поверхность была пуста.

Оракул медленно склонилась к ней, изогнувшись в спине, будто огромный червь. Ее шея удлиннилась, пересекла расстояние алтаря, и огромное белое лицо оказалось всего в нескольких миллиметрах от Пуэллы. Девушка стояла, потупив взор, изо всех сил пытаясь хвататься за отрезвляющий страх.

— Какая же ты любопытная, — утробным голосом сказала Оракул, и лихорадочная дрожь прошлась по телу Пуэллы. — Видишь меня такой, какая я есть, в то время как даже члены Кланов Демиургов сразу попадают под чары.

Шея Оракула укоротилась, голова снова встала на свое место, и странная женщина скрестила огромные руки на груди — каждое ее движение сопровождалось странным треском, будто ее кости ломались и дробились под невидимым прессом.

— Ключник сказал тебе, что я нахожусь лишь в одном месте, но он был неправ. Прямо сейчас я пребываю в сотнях Залов Посвящения одновременно и говорю с сотнями молодых созданий разом. Я — везде и нигде, я — всеобъемлющий простор сознания, у которого есть ответы на все вопросы. Лишь одного я, пожалуй, понять не могу. С чего ты видишь мою истинную суть, глупая девочка из Шикка? Какой Демиург наградил тебя этим даром?

Пуэлла молчала.

— Ответы всегда приходят ко мне, рано или поздно. И этот ответ я также заполучу в свою коллекцию. — Одна из рук Оракула с треском удлиннилась и, достигнув лица девушки, приподняла ее за подбородок длинными узловатыми пальцами. — Взгляни мне в глаза.

Пересилив себя, Пуэлла взглянула. Глаза оказались рыжими, будто пламя, с черными вертикальными зрачками. Жуткие, нечеловеческие глаза, полные гнева и странной зависти.

— Что ты в них видишь?

Девушка растерялась:

— Я… я не знаю.

— ЧТО ТЫ В НИХ ВИДИШЬ?!

Сморгнув слезинки, Пуэлла всмотрелась внимательнее в обращенный на нее взор; расплывчатые пятна на радужке напоминали огненные язычки, прямые черные зрачки — худой силуэт…

— Я вижу человека, за спиною которого разгорается пламя.

Создание хрипло рассмеялось.

— Очень хорошо. — Оракул исчезла прямо у Пуэллы на глазах, но затем вдруг возникла у нее за спиною, обняла за плечи, прижалась сморщенными губами к уху. — А теперь взгляни на алтарь. Что ты видишь на нем?

Пустая, белоснежная, гладкая поверхность. Зеркальная, подумалось Пуэлле. Коснувшись алтаря ладонями — он оказался ледяным и чуть влажным — девушка всмотрелась в сияющее ничто.

А затем она услышала шелест, такой отвратительный и такой знакомый — после чего отпрянула назад, прямо в объятия Оракула.

— Это крыло белого ворона, — сказала она, чуть не плача. — Алтарь… это крыло белого ворона.

Оракул рассмеялась. Ее руки коснулись быстро вздымающихся плечей Пуэллы, а затем — грубым движением толкнули вперед, выбивая воздух из легких. Слабо вскрикнув от неожиданности, девушка полетела прямо на алтарь, но опустилась уже на ковровую дорожку под звуки веселой музыки; ее голова кружилась, перед глазами было мутно. Кто-то быстро поднял ее на руки и повернул к себе. Пуэлла увидела сияющее, приятное, благородное лицо — и невольно всхлипнула от облегчения.

— Долус? Это ты?

— Да, это я, — ответил тот. — Оракул что-то задержала тебя. На каком ты, по итогу, факультете?

— На том же, что и мы, очевидно, — подала голос Аврора, и Пуэлла, увидев ее рядом с Долусом и Аранэ, чуть не кинулась на шею новой знакомой — благо, вовремя остановилась, сообразив, что той это не слишком понравится. — У Эл на груди появилась фибула латерна-мантов: золотой костер. Разуй глаза.

— Да-да, я уже заметил. К слову, Пуэлла! Ты же пропустила маленькую лекцию о студенческой жизни, потому что была в Астрале! — спохватился Долус. — Тебе нужно будет обо всем рассказать повторно.

— С этим я потом как-нибудь справлюсь, не сомневайся, — холодно отрезала Аврора и, схватив Пуэллу за локоть, потащила ее в сторону. — Сейчас выдают ключи и распределяют по комнатам ребят с факультета сердце-чеев. Нас вызовут следующими.

Девушка подняла глаза и с трудом сфокусировала взгляд: вместе с перемешанной кучей-малой из поступивших студентов она находилась в торжественно украшенной зале, где, стоя на сияющей сцене, сама ректор в сопровождении своего фамильяра раздавала ключи новоиспеченным первокурсникам. Учитывая, как медленно она это делала, церемония обещала быть очень долгой.

— Говорят, что каждый видит Зал Распределения и Оракула по-своему, — сказала Аврора авторитетно, встав на цыпочки, чтобы дотянуться до уха Пуэллы. — Для кого-то она — прекрасная девушка в сияющей гостиной, для кого-то — добродушная старушка на веранде. Лично я почему-то увидела строгую женщину в очках, которая сидела за офисным столом и допрашивала меня, словно на собеседовании. А ты? Что увидела ты?

— Я… — Пуэлла запнулась; меньше всего на свете сейчас ей хотелось бы говорить правду. — Я видела старушку. Она была довольно милой.

— Значит, ты почти как Долус, — ответила Аврора. — Ходит легенда, что Оракул подстраивается под подсознательные желания абитуриента и предстает перед ним заведомо симпатичным человеком, чтобы тот проникся к ней и легче сумел расслабиться. Вся эта атмосфера сонливости и наивной радости от происходящего… сейчас мне даже не по себе об этом вспоминать.

«Знала бы ты, как мне не по себе».

— А что Оракул просила тебя сделать, прежде чем определить факультет?

— Ну… — Аврора задумалась, вспоминая. — Протянула мне какой-то каталог, открыла на одной из страниц и попросила сказать, что я вижу на картинке. Я сказала — лесную чащу. Она кивнула. А потом велела мне посмотреть в аквариум, стоявший у меня за спиной, и сказать, что я, в свою очередь, вижу там. Внутри оказалась змея. Только и всего! Даже не знаю, как можно определить характер и предрасположенности человека по таким странным вопросам.

— У Оракула свои, неведомые смертным методы, — улыбнулась Пуэлла напряженно. — Давай-ка лучше скрестим пальцы и помолимся Демиургам, чтобы нам выделили общую комнату.

Глава третья, в которой одна из подруг обретает фамильяра, а вторая остается ни с чем.

— Ну привет.

Пуэлла ничего не ответила — только плотно затворила за собою дверь и тихо вздохнула. Почти все сумрачное пространство крохотной комнатки занимали две двухъярусные кровати, и на одной из них, обнявшись, уже расположились двое: черноволосая девушка в круглых очках и худощавый рыжий юноша с бритыми висками. Она узнала их сразу — те двое, что грубо толкнули сначала ее, а затем и Аврору перед процедурой отбора.

«Вот же пустоголовые зазнайки, — подумала она даже с жалостью. — Самоутверждаться за счет окружающих — вершина неполноценности».

Она прошла к своей постели и устало села прямо на одеяло. Свой рюкзак девушка положила на колени, после чего расстегнула молнию, достала бабушкину булочку и принялась уминать, чувствуя, как ликует голодный желудок. Радостная эйфория прошла, сменившись легкой усталостью и трезвым осознанием происходящего, но в целом настроение было не самым дурным. Все-таки, она была здесь, в Университете имени Конкордии Непобедимой! Ее приняли и будут обучать недоступной обывателям магии, чтобы затем — как и предсказывала дайра Лакрим — имя Пуэллы отметили в куче знаменитых и низкосортных газет как имя той, что «поднялась из самых низов на вершину исключительно благодаря острому уму и бездонному таланту».

Амика, должно быть, уже скучает и сгорает от нетерпения, желая узнать все подробности жизни в высшем учебном заведении, предназначенном в основном для снобов. Доев булочку, Пуэлла облизнула пальцы и задумалась, глядя в пустоту прямо перед собою — что же она чувствует теперь, пройдя отбор? Хочется ли ей домой?

«Не знаю. Я ничего не знаю».

После вчерашнего внетелесного опыта и видений Пуэлла была слишком опустошена. Девушка снова вздохнула, достала вторую булочку из рюкзака и принялась за нее, стараясь понять, радостна она или несчастна. Гордость за победу в отборе и бабушку, что не зря вкладывала силы в мягкотелое чадо, смешивалась со странным ощущением ненужности, абсурда, бессмысленности происходящего.

— Странно, как ты при таком аппетите влезаешь в дверные проемы, — прокомментировала очкастая соседка, развалившись на соседней постели; ее фамильяр все в той же косухе и кожаных штанах расположился рядом, уткнувшись носом в шею хозяйки. — У тебя там, случаем, не булочная в портфеле?

Пуэлла лишь улыбнулась на этот выпад. Она знала, что пререкаться бесполезно.

— Скажите, сюда ведь должен прийти еще один человек? — спросила она вместо ответного оскорбления. — Здесь еще одна незанятая кровать.

— Она для твоего несуществующего фамильяра, гений, — язвительно ответил рыжий.

— То есть, девушки и юноши живут в одной комнате? — сморщилась Пуэлла. — Это так… некультурно и странно.

— Разлучать магов с их фамильярами — вот что странно, — парировала брюнетка. — Плевать тут все хотели на тебя и твои своеобразные нормы морали, привезенные из какой-то там задрипозной деревушки.

— Даже мне с моими «задрипозными» нормами очевидно, что ведете вы себя недостойно, — устало отмахнулась Пуэлла. — На светских приемах своего Клана вы тоже так с гостями разговариваете?

— Наши гости — аристократы из Премеры, а не выскочки вроде тебя, — зашипел рыжик. — С высокородной дайрой и грязной шавкой всегда обращаешься по-разному.

— Как скажешь, — повела плечами Пуэлла. — В таком случае, не стану отвлекать. Занимайтесь, чем занимались, дети богов.

Она поставила свой рюкзак на постель и юркнула под одеяло прямо в одежде. Вечер медленно надвигался на крошечное искусственное измерение, иллюзорный закат разлился по иллюзорным небесам, и в голову Пуэллы снова полезли навязчивые и неприятные мысли.

Чему их будут учить? В какие тайны ее посвятят, во что превратят? В миру об Университете имени Конкордии Непобедимой было известно лишь то, что там обучаются избранные, которые впоследствии становятся вершиной общества и важнейшими людьми всех Двенадцати Держав. Чем занимались чародеи-аристократы, никто точно сказать не мог — но знали, что они принимали активное участие в борьбе с Дымом, и без них целый мир захлебнулся бы в крови. Дым был значительной проблемой, а потому одно лишь это уже служило причиной, чтобы относиться к ним с долженствующим почтением.

— Прием-прием! Говорит Пситтакус!

Пуэлла аж подскочила от неожиданности: говорил хрустальный череп, что стоял на небольшой тумбочке между кроватями. Его рот открывался, челюсти шевелились, как живые — девушка завороженно следила за происходящим, не скрывая возродившегося любопытства.

— Поздравляю вас с поступлением и расселением! Теперь, когда вы официальные студенты Университета и знаете свои факультеты, пришла пора подготовиться к грядущему учебному году! Пока старшие курсы еще не заявились, убедительно прошу вас купить форму и пижамы! Откуда взять деньги? — конечно же, из-под подушки!

Приподнявшись, девушка засунула руку под подушку и нащупала маленький мешочек со звенящими монетками. Обрадованная, она мигом бросила его в рюкзак, боясь, как бы отвратительная парочка снобов не бросилась отнимать у нее скромный ректорский подарок. Там же, рядом с мешочком, обнаружилось и еще что-то: вытащив наружу таинственный предмет, Пуэлла увидела золотистый шарик в прозрачной упаковке.

«Тот самый шарик-напоминание! — вспомнила она. — Должно быть, для нас подготовили специальный список магазинов, где можно купить форму и ночное белье».

Вскрыв упаковку, она проглотила ее содержимое, схватила рюкзак и, не попрощавшись, направилась на выход.

«Пока звезды не высыпали, нужно обзавестись всем необходимым».

Пуэлла открыла дверь и вышла в коридор.

Будущие первокурсники уже бродили тут и там: кто-то дожидался своих дружков, облокотившись о стену и создавая сверкающие искорки одними лишь пальцами, кто-то — насвистывал веселые мелодии хором с призрачными пташками, что сидели на плечах или вились у потолка. Какая-то девчонка с короткими розовыми волосами, кудрявая, как барашек, балансировала на балюстраде и явно не боялась рухнуть вниз, на мраморный пол первого этажа.

— Привет, — сказала она странным приглушенным голосом, увидев, как удивленно таращится на нее Пуэлла. — Ты миленькая.

«Один другого страннее, — подумала та, выдавливая напряженную улыбку. — Эта, по крайней мере, не грубит».

— А ты тоже одна? — спросила розововолосая, сверкнув глазами. При близком рассмотрении лицо у нее казалось безумным. — Без фамильяра, да?

— Да, — ответила Пуэлла. — К сожалению, в моем городке ни нормальных магов, ни фамильяров никто и в глаза не видел.

— В моем тоже, — вздохнула незнакомка. — Я из Шикка.

— Какая радость, я тоже! — «Погоди-ка…» — Но ведь тогда, получается, мы должны были учиться вместе? Я тебя совершенно не помню.

— А я тебя — напротив: вечно ходила с рыжеволосой подружкой, опустив глаза в книгу и никого вокруг не замечая! Но раз уж ты меня не узнаешь, давай знакомиться! — девушка склонила набок свою кудрявую головку, а затем вдруг резко перепрыгнула через балюстраду, вцепившись в балясины с другой стороны. Теперь она болтала ногами в воздухе. Пуэлле стало не по себе. — Мое имя — Бона Фидес.

— Пуэлла Лакрим. Ты тоже латерна-мант?

Девушка подтянулась, демонстрируя Пуэлле свою форму. Фибула в форме горящего костерка сверкала на груди, магическая иллюзия пламени колыхалась на легком ветерке, гуляющем по коридору.

— Стой… ты уже успела купить форму? Но ведь череп только что велел нам…

— Прошу прощения, но на тебя уже люди пялятся. С кем это ты говоришь? — кто-то резко ткнул Пуэллу под ребра, и та, вскрикнув, обернулась. На нее, сдвинув брови, снизу вверх глядела Аврора. — Медленно сходим с ума из-за новых соседей?

— Да нет же, ты чего! Это — Бона Фидес, и она тоже…

Пуэлла обернулась к балюстраде. Никого. Приблизившись вплотную, склонилась, поглядела вниз — никакого упавшего тела.

«Не может быть…»

— Аврора… Я, кажется, только что видела призрака.

— Четыре комплекта формы латерна-мантов и четыре комплекта ночного белья, — отчеканила тучная дайра с копной нечесанных красных волос, почесывая бок. — Итого: с вас сорок пузиллусов.

— Надо же, а они жмоты, — шепнула Аврора, протягивая двадцать. Пуэлла закопалась в рюкзаке, разыскивая свои. — Ни одной лишней монетки на какое-нибудь студенческое кафе.

— Ну, думаю, в столовой тоже кормят неплохо, — повела плечами Пуэлла. — Как-нибудь перебьемся. Хотя без булочек мне и вправду будет несладко.

Аврора глухо рассмеялась себе под нос.

— Вам их сразу в комнаты доставить, или с собою носить будете?

— Давайте в комнаты, — махнула рукой Аврора. Женщина равнодушно кивнула и сделала размашистый жест рукой в сторону четырех пульсирующих вешалок, на которых располагались их новые наряды. Те исчезли, растворившись в воздухе. — Недурственно. Если по окончании Университета я смогу так же, жизнь пройдет не зря.

Девушки распрощались с продавщицей и вышли наружу; студенческий городок кипел жизнью, закат медленно угасал, готовясь смениться иллюзорными звездами.

— Так ты говоришь, что эта девчонка решила с тобой подружиться? — смерив Пуэллу ледяным взглядом, спросила Аврора. В ее голосе так и читался скепсис. — При этом никто, даже дети Демиургов, ее не видели.

— Я точно говорю тебе, что не спятила, — в который раз повторила Пуэлла. — И — нет, мне не показалось! Ее звали Бона Фидес, это важно! Нужно разузнать о ней и ее жизни побольше. Возможно, она явилась мне, потому что нуждается в помощи.

— …или это какой-нибудь избалованный ребенок из Клана Демиургов решил над тобой подшутить с помощью своей профессиональной магии, — парировала Аврора. — К таким вещам стоит относиться с осторожностью. Мы рискуем нарваться на хулиганье, которое ввек потом от нас не отлипнет.

— Бона Фидес — не подделка! Она хорошая и никогда не причинит нам зла! — сама изумившись собственной напористости, воскликнула Пуэлла. — Я… почему-то знаю это.

— Знаешь? — Аврора иронично вздернула бровь. — Поверить не могу, да ты у нас еще и призрачный телепат!

— Возможно, — выдохнула Пуэлла. — Я… Аврора, я не знаю! Но то, что между мною и Боной есть некая связь, ощутимая и почти физическая, отрицать нельзя. Я поняла это лишь когда она исчезла — мигом возникло чувство, словно от души насильно оторвали кусок.

— Магия профессионалов, — монотонно повторила Аврора. — Других адекватных теорий я пока что предложить не могу.

— О Демиурги, ну почему ты настолько скептичная! А вдруг у меня просто есть некий скрытый дар видеть мертвых и чувствовать их истинные намерения? Никто до сих пор не может сказать — или эту информацию скрывают от простых смертных? — о том, что именно происходит с астральной проекцией, или душой, после смерти. А вдруг все именно так, как в Книге Двенадцати? Вдруг мы встречаем Дайру Смерть, возвращаемся к Демиургам, чтобы переродиться, а Бона Фидес не может сделать этого по какой-то причине?

— Даже если и так, то что мы можем сделать для нее? — Аврора зевнула. — Пусть лучше является косте-знатокам, они разбираются в мертвецах.

— Косте-знатоки? — удивилась Пуэлла.

— Пока ты валялась в аудитории, нам уже о многом успели рассказать. Всего факультетов пять: сердце-чтение, травоварение, либрис-скриптуризм, латерна-мантия и косте-знание. — Перечисляя, Аврора загибала пальцы, чтобы ничего не упустить. — Ну так вот, косте-знатоки — это люди, от природы наделенные даром видеть всякий потусторонний сброд. Этот факультет секретен поболее всех остальных — о том, чем именно занимаются его студенты, даже кругам аристократии сообщают лишь в самых общих словах — и за всю историю Университета на нем училось ровно восемь студентов. Жалкое число, учитывая, сколь древнее это место.

— Оракул явно не берет в косте-знатоки кого попало.

— Именно. Более того, этот косте-знаток — чаще всего факультет насчитывает всего одного студента — обучается самостоятельно и живет в университетской библиотеке. Она зачарована, и владеет ею не кто иной, как сам декан факультета косте-знания: Анимий, паукообразное древнее существо, брат Оракула.

— Брр… — Пуэлла содрогнулась. — Кошмар. И много же всего я пропустила!

— Но самое страшное здесь не это, — вдохновленно продолжила Аврора. — А то, что ни один студент, поступивший на косте-знатока, еще не выпустился из Университета живым. Считается, что этот факультет… проклят. Все восемь студентов прежних лет погибали по разным причинам, на первый взгляд совершенно не связанным друг с другом.

— И после этого факультет не закрыли?

— Власти у ректора Университета не меньше, чем у любого из эрусов Двенадцати Держав, а говорят, и больше. По официальной версии, смерти студентов с факультета косте-знания были лишь досадными совпадениями, а из-за отсутствия большого количества поступивших туда за историю заведения доказать закономерность гибелей нельзя.

— Не завидую я тому, кого определили вчера в косте-знатоки.

— Тем. На этот раз косте-знатоков двое. Они близнецы, причем один из них — хозяин, а другой — фамильяр. Оба парни.

Пуэлла скривилась от отвращения.

— Пока что я не слишком разбираюсь во всей этой магической системе взаимоотношений, но даже мне очевидно, что это какая-то паталогия. Разве могут хозяин и фамильяр быть близнецами? Первый — человек, а второй — сверхъестественная сущность.

— Верно, — кивнула Аврора. — Насколько мне известно, дух фамильяра вселился в тело одного из близнецов, подчинив себе его разум.

— Запутанная мерзость. Понимаю я несчастную Бону Фидес: сама не сунулась бы к этим больным.

Подруги слабо рассмеялись, но на душе у Пуэллы сделалось тяжело. Ком подступил к горлу, и всем ее существом завладела странная тревога. Уютный студенческий городок, переполненный шумными магазинчиками и будущими студентами-первокурсниками, вдруг показался ей тюрьмой. Тюрьмой, у которой были прутья птичьей клетки.

Взгляни…

Белое вороново крыло мелькнуло перед взором и исчезло, растворившись в воздухе. Что-то сверкнуло рядом, и Пуэлла, повернув голову, увидела на витрине одного из магазинчиков картину.

Узнаешь ее?

Тучная улыбчивая женщина, за спиной которой — тощий альбинос с золотистой серьгой в левом ухе. Лицо — недоброе, зловещее — скалится, словно маскарадная маска. В руке у него — череп какого-то рогатого животного, слишком вытянутый и огромный, чтобы принадлежать обычному скоту.

— Аврора… — девушка сглотнула; сердце забилось быстрее. — Давай… давай зайдем в тот магазин. Мне нужно кое-что узнать.

— «Черная готическая смерть от изысканной руки палача»? Не знаю, что это за место такое, но с названием хозяин перестарался. Гляди, оно за пределы вывески вылезает.

— Неважно, что там с названием… Мне нужно узнать про картину.

Аврора взглянула на нее, склонив набок миниатюрную головку. Темно-фиолетовый бант, украшавший волосы, зашелестел лентами в вечернем сумраке.

— Как по мне, жуткая дешевка. И лица такие уродливые.

— Я объясню тебе все по дороге в Университет, хорошо? Эта картина может дать мне ключ к отгадке. Мне кажется, что я подобралась к ней уже очень близко.

— К отгадке? Да у тебя, я погляжу, настроение сгущать краски и вешать лапшу мне на уши. Знаешь, кого я ненавижу больше навязчивых парней? — Аврора скрестила руки на груди. — Людей, которые что-то недоговаривают.

Пуэлла посмотрела на Аврору. На ее худые плечики, обтянутые фиолетовым бархатом, на черные завитые волосы, на впалые щеки. Она была едва ей знакома и совсем не походила на Амику, чья широкая улыбка была способна разгонять тучи и лечить разбитые сердца. И все же… и все же Пуэлла видела в этой девушке некий стержень: ту надежность, что свойственна только людям последовательным и честным.

— Я обещаю, что все тебе расскажу. Честное слово.

Внутри «Черная готическая смерть от изысканной руки палача» оказалась крайне сомнительным заведением, совмещавшим в себе парикмахерскую, тату-салон, магазин странной косметики без этикеток, зелий без названий и всяких безрадостного вида сувениров — единожды взглянув на декоративные эмбрионы человекоподобных чудиков с рогами, которые предлагалось носить в качестве брошей, Пуэлла чуть не извергла на пол свой недавний ужин.

Аврора не выглядела впечатленной, но и отвращения не выказывала; открыв каталог с вариантами различных причесок, она принялась изучать его блестящие страницы, закусив нижнюю губу. Хозяин заведения — молодой мужчина с черными кудлатыми волосами до лопаток, одетый в кожаную куртку и футболку с изображением кричащего черепа — находился в закутке для татуировок за ширмой; сидел на корточках, склонившись над рукой какого-то уныло выглядящего парня с падающей на глаза челкой.

— Вот уж не думала, что в студенческом городке лучшего Университета Двенадцати Держав можно будет спокойно набивать тату, — прошептала Пуэлла; Аврора равнодушно повела плечами. — То, что для них нормально, по-прежнему кажется мне страшной дикостью.

— А может, ты просто зануда.

— Может, и так.

Хозяин сказал что-то юнцу, быстро затянул татуировку пленкой и пощел за пластырем. Пока он копался в черном матовом сейфе, Пуэлла вглядывалась в его бледный профиль: что-то смутно знакомое и чуточку птичье было в этих чертах.

— Вот! Нашел! — Его голос был крайне визглявым и неприятным слуху. — Теперь-то мы с тобой и закончим!

Он закрепил получившуюся конструкцию пластырем и потрепал парня по щеке, словно тот был ему младшим братом.

— Погодите-ка… — проговорил тот, тряхнув головой. Челка упала набок, открыв безжизненный рыбий глаз хрустального голубоватого оттенка. — А как же магическое заживление, мгновенный результат и все такое?

— Ты что это у нас — глухой, а, малыш? — хозяин визгляво расхохотался. — Я работаю по классике: никакого волшебства, чистый скилл. Обращайся.

— Эх… ну ладно. — Юноша поднялся и, глядя в пол, быстро проследовал к выходу.

Едва за ним закрылась дверь, как хозяин обратил свой горящий взор к двум посетительницам. Вид у него был возбужденный и озадаченный.

— Что, еще одни пришли потратить родительские деньги, данные на дорожку, таким тупейшим способом? — спросил он, ухмыльнувшись. — Учтите, я устал. К тому же, без предварительной записи рисую только элементарные татухи вроде крестиков или сердечек.

— Нет-нет, мы не за тату.

— О, а твоя подружка, я гляжу, заинтересовалась прическами! — Аврора, как ошпаренная, откинула в сторону каталог. — Что, хочешь сменить имидж?

— Судя по тому, что ты предлагаешь — предпочту остаться верной огромным бантам и завитым хвостикам.

— Твое дело, малышка! Ну а ты, золотая овечка? Может, ты чего-нибудь хочешь?

Пуэлла сглотнула и указала пальцем на картину, повернутую к прохожим. Хозяин снова расхохотался своим неприятным голосом — визгляво, пронзительно, как… попугай, копирующий человеческие звуки.

— Она не продается, если ты об этом. Злить мою бабушку — бесценное дело.

— Твою бабушку?

— Хм, а я разве непохож? — молодой мужчина сдвинул брови и по-старушечьи сложил губы, причмокнув ими для пущего эффекта. — Я Роз, внук ректора. Блудный сын и паршивая овца… вернее, паршивый попугай, если учесть, что мои дедушка и отец — оба фамильяры-попугаи.

— А-а-а… — неловко протянула Пуэлла. — Ясно. А чем эта картина злит дайру Кунктию?

— Ну, злит — это, конечно, для красного словца сказано, — замялся Роз. — Просто… ну, на ней ведь изображена Тринадцатая, в конце концов. Бабушка настолько ее ненавидит, что зубами скрежещет, когда проходит мимо моей забегаловки. Но вот в чем дело: молодежь, напротив, с годами все сильнее тянется к Тринадцатой и ее образу, а моя картина стала уже чем-то вроде визитной карточки «Черной готической смерти…» и неотъемлимой ее частью. — Молодой мужчина опять расхохотался. — А ведь я, подумать только, по пьяни купил ее на каком-то аукционе в Премере, ах-ха-ха!

— Кто такая Тринадцатая? — спросила Пуэлла.

Роз посмотрел на нее, как на идиотку.

— А ты каким местом религию в школе учила, а, умница? Тринадцатая Демиург — крайне сомнительное лицо, мелькающее в различных околорелигиозных текстах, отступница и враг всего человеческого. Одни церковники говорят, что она была, другие — что тетка является лишь плодом воображения старинных сказочников и лоботрясов, но факт остается фактом: Тринадцатая оказала на общественность столь сильное влияние, что даже само число, связанное с нею, прозвали проклятым.

— А кто стоит рядом с Тринадцатой? — дрожащим голосом пролепетала Пуэлла; в глазах у нее потемнело, уши заполнил шелест крыльев, на языке появился легкий привкус крови. — Этот… бледный… человек…

Ну же, взгляни поближе… Посмотри в эти глаза, посмотри!

— А, этот чудаковатый альбинос? Харизматичный мужик, правда? — Роз криво улыбнулся. — Ну, это вроде как фамильяр Тринадцатой, Корвус. Белый ворон. Потому-то художник ему такой шнобель и пририсовал, ах-ха-ха! Типа клюв, ах-ха! Впрочем, никто не знает наверняка, как они выглядели. Как и то, существовали ли они вообще. А теперь можете выметаться, пока я не уснул прямо тут, удовлетворяя студенческое любопытство. В любых книжках по религии это написано, так что не томите. Ну, или купите у меня что-нибудь.

— Прости, Роз, мы уже уходим. — Пуэлла кивнула Авроре, и они направились к выходу. — Хорошего тебе вечера!

Внук ректора хмыкнул им в спины.

— Ну, и вам тогда того же.

Они открыли стеклянные двери с приклеенными на них стикерами черепов и мертвых разлагающихся тел с вырванными глазами, многозначительно переглянулись и зашагали по дороге в направлении Университета. На небесах к тому моменту уже загорелись сверкающие звездочки.

— Ты обещала кое-что мне рассказать, — напомнила Аврора. — Я по-прежнему вся внимание, Эл.

Пуэлла огляделась по сторонам: вокруг них никого не было на расстоянии больше чем двадцати шагов, и лишь чуть вдалеке, громко гомоня о своем, шла какая-то мутная компания новоиспеченных первокурсников с умопомрачительными прическами.

— В общем… — прошептала девушка, склоняясь к уху подруги. — Я вижу сны. С самого раннего детства. В них со мной говорит белый ворон, сидящий в клетке. Почти каждый раз все проходит по одной и той же схеме: я оказываюсь перед ним, он просит меня открыть клетку, я дергаю за дверцу и ничего не выходит. Потом он убеждает меня, что я должна использовать магию — чакральную, например — а когда я отвечаю, что не владею ничем таким, ворон начинает говорить, что мне достаточно вспомнить. Как будто запретная магия — это нечто такое, чем я владела всегда.

— Хм, звучит как симптом какого-то психического расстройства, ничего более, — отмахнулась Аврора. — Можешь хоть с пеной у рта кричать, что являешься избранной, но вот что я тебе скажу: Бона Фидес, возможно, и реальная личность, но ты — уж точно не Тринадцатая из Демиургов. Сто процентов. Гарантирую.

— Я и не считаю себя Тринадцатой! — вспылила Пуэлла. — Просто во время отбора, когда мое астральное тело умчалось в неведомом направлении…

— О да, мы все это видели. Лично мне было тяжело и рукою двинуть, я словно тонула в киселе. А ты такая — раз! — и вихрем полетела вперед, да так, что даже дайра Шиа-Мир не уследила.

— Так вот, я не просто потеряла контроль над собою и летала по Университету. Я… видела всякое. И эти видения случаются у меня не впеврые — например, залитый кровью зал суда мне привиделся незадолго до появления портала, как и образ умершей мамы. Ворон в голове снова велел мне вспомнить что-то, порыться в памяти, а еще… показал мне картину из заведения Роза. Ту самую. Учитывая, что она повторяла реальную вплоть до малейших деталей — вроде серьги в ухе альбиноса, например — это просто не может быть совпадением.

Аврора задумчиво закусила нижнюю губу — она всегда так делала, когда уходила в себя. Затем посмотрела на Пуэллу и подозрительно прищурилась.

— Скажи, — сказала она напряженно, — а ты меня не разыгрываешь случайно?

— Что? Н-нет…

— Точно?

Пуэлла посмотрела в глаза подруге и уверенно кивнула.

— Определенно, не разыгрываю.

— В таком случае, я допускаю, что нечто своеобразное с тобой и впрямь происходит. Что конкретно, сказать не могу, но… вероятно, некая сущность в обличье ворона желает с тобою сотрудничать.

— Но почему именно я?

— А вот этого, Эл, я точно не знаю. Возможно, тебе следует поговорить с ректором, а затем устроить встречу с Оракулом через нее. Кто знает, а вдруг получится достучаться?

— Нет. Я не доверяю ни дайре Кунктии, ни Оракулу. Они обе мне крайне не нравятся.

Аврора удивленно заморгала.

— А почему? При всей своей мизантропии не могу отрицать, что ректор — милейшая старушка, а Оракул — мудрое и светлое создание, наверняка подаренное человечеству самой Конкордией Непобедимой.

— Ну, не такие уж они и добрые, раз позволяют студентам с факультета косте-знания умирать и спокойно наблюдают за близнецами, в теле одного из которых спокойно живет инородное астральное тело, — парировала Пуэлла. — Стоит ли упоминать, что эти сволочи умудряются еще и выходить из воды сухими всякий раз, когда беспомощные ребята уходят с Дайрой Смерти! Их руки в крови, я уверена.

— Кто знает, — повела плечами Аврора. — Быть может, они действительно те еще злодейки.

«Ну же, скажи ей это сейчас. Пусть с опозданием, но все же. Ты не можешь нести это знание в себе, ожидая, когда оно прорвется наружу в самый неподходящий момент».

— …а еще я соврала тебе недавно. Ну, когда ты спросила, какой я видела Оракула… На самом деле со мной беседовала вовсе не миленькая старушка.

— А кто тогда?

— Настоящая Оракул. — Пуэлла сглотнула. — Она сказала мне, что я — единственная среди всех, включая даже потомков Демиургов, кто увидел ее истинный облик.

— Эл?.. — Аврора коснулась ладонью предплечья подруги, как бы успокаивая. Пуэлла и сама прекрасно знала, что выглядит подавленной. Одна лишь мысль о жутких горящих глазах напротив выбивала почву из-под ног. — Какой она была?

— Л-лысой… Очень худой и очень высокой. Ее шея и руки могли удлинняться и укорачиваться, но делали они это с громким треском, как будто от каждого движения у Оракула ломались кости.

— Недурственно, недурственно. Думаю, что сама бы испугалась, будь я на твоем месте. — Аврора вздохнула. — И спасибо, что рассказала мне. Думаю, мы со всем этим разберемся.

Пуэлла посмотрела на однокурсницу и улыбнулась ей, чувствуя, как на сердце становится легче.

Да, конечно же, Аврора не могла заменить ей Амику — но дружба с той длилась целые годы, в то время как юную дайру Нихиль Пуэлла знала всего один день. Лучшее было еще впереди.

— Просыпаемся! Пр-р-р-росыпаемся, дайры! — громко завопил череп, открыв зубастую пасть, и Пуэлла села на постели, таращась глазами в темноту. Сон прервался на самом непредсказуемом моменте: вместо того чтобы попросить об освобождении, белый ворон стал странно кивать головой вверх-вниз и вправо-влево, будто танцуя. До этого он показал ей какую-то картинку, но вот какую именно, вспомнить не выходило. — И с вами снова заместитель ректора, дайр Пситтакус! Или дайр Абути! Или дайр Пситтакус Абути, да неважно! Скоро полночь, а это значит, что настало время встречи!

— Да он что там, совсем рехнулся? — ругнулась девушка с черным каре, имени которой Пуэлла так и не узнала. Рыжеволосый фамильяр, который лежал на ее груди в обличье огромного лиса, недовольно фыркнул. — Мы только уснули!

— Все, кто прибыл сюда без фамильяров, живо спускайтесь в Залу Двенадцати Лучей! Пока учебный год еще не начался, вам необходимо обзавестись верными и преданными помощниками! Можете не переодеваться, но поторапливайтесь! Ровно в полночь все должны быть на месте!

— О, деревенщина, это тебя, — злорадно сказала девушка, поглаживая фамильяра по горящей рыжим шерстке. — А я пока посплю.

Лис недовольно фыркнул, уставившись на Пуэллу, и девушка с каре умильно рассмеялась.

«Какие же они ненормальные. Видели бы Демиурги, что за создания порой кичатся наличием у себя их крови — сгорели бы со стыда!»

— Сладких тебе снов, девушка, имени которой я не знаю, — вздохнула Пуэлла и тихо затворила за собою дверь.

Ее ноги в теплых носках скользили по вымытому полу, пижама, меховая и мягкая изнутри, походила на обвернутое вокруг туловища тонкое одеяло, из-за чего Пуэллу с каждым шагом все сильнее клонило в сон.

«Только бы не вырубиться прямо тут. Держись, девочка, держись!»

Приблизившись к ступенькам, она устало взялась за перила и сделала первый шаг. Носок скользнул по ступеньке, Пуэлла потеряла равновесие…

— Хэй! — кто-то крепко схватил ее за шиворот и дернул назад, поставив на ноги. — Пожалуйста, ходи осторожнее!

Девушка повернула голову и вздрогнула от неожиданности, столкнувшись глазами с Боной Фидес. Розововолосая девчонка в форме латерна-манта возникла рядом, будто из ниоткуда, но уже в следующее мгновение взмыла к потолку и повисла в нем, пульсируя вверх-вниз. Пуэлла печально улыбнулась.

— Ты ведь умерла, правильно? — спросила она. Бона безмятежно кивнула. — Почему тогда ты осязаема?

Та развела руками и крутанулась в воздухе: радостный смех заскользил по пустому коридору. Пуэлле сделалось не по себе.

— Я и сама не понимаю. Вообще-то, ты первая из всех студентов Университета, кто видит и слышит меня. Остальные проходят мимо, а когда я силой мысли возвращаю себе плотность — только пугаются прикосновений. Как-то раз я даже пробовала писать всякие записки разным ученикам, но те… просто выбрасывали их и ставили защитные блоки от сверхъестественных сил. Хорошо, что я не теряла надежду. — Элегантно спикировав на ступеньки, Бона сделала изящный реверанс, как бы благодаря Пуэллу за внимание к ее цирковому номеру. — И теперь ты, милашка, восстановишь справедливость в этом проклятом местечке!

— Что с тобою случилось? Ты не одна из косте-знатоков, — растерялась Пуэлла. — Как же тогда умерла?

— По официальной версии, которую сообщили родителям — от инсульта ночью. Якобы у меня началась сильная рвота, и я захлебнулась. — Бона обняла себя руками, как маленький ребенок. — Но то, что случилось на самом деле, так и осталось в этих стенах.

— Расскажешь мне? — с надеждой спросила Пуэлла.

Бона вздохнула и покачала головой.

— Девочка моя, ты же опаздываешь сейчас! Спускайся вниз, и… — она помедлила. — Жду тебя в Музее Ботаники завтра в полдень. Там почти всегда пусто, и никого, кроме глухой дайры Грамен, нет.

— Погоди, а где… — но девушка с розовыми волосами уже исчезла, оставив Пуэллу одну-одинешеньку стоять на ступенях. — Ох, ну хорошо, найду сама.

— Что найдешь? — раздался за спиною удивленный голос Авроры. — А я-то думала, что ты уже спустилась. Все-таки, с момента обращения Пситтакуса прошло больше минуты. Что, тоже не смогла заставить себя по первому зову подняться на ноги?

— На самом деле, я снова говорила с Боной Фидес, — вздохнула Пуэлла. Аврора нагнала ее, и они вместе направились вниз по лестнице. — Она подтвердила, что умерла в Университете. По официальным данным — захлебнувшись в собственной рвоте во время инсульта. То же, что случилось на самом деле, огласке не предали.

— И что произошло?

— Она обещала сказать мне в Музее Ботаники — завтра, в полдень.

— Занятия как раз начинаются послезавтра. Будет свободный день.

— Как думаешь, Аврора…

— Да?

— Мы можем как-нибудь помочь Боне Фидес? Ну, чисто теоретически?

— Чисто теоретически, ты можешь и радугой блевать. А вот на практике все гораздо сложнее.

Они замолчали; воздух звенел от напряжения, и ставшее уже привычным чувство — будто кто-то пристально глядит в спину — заставило Пуэллу задрожать от тревоги.

— Сдается мне, что мы единственные студенты без фамильяров, — флегматично пробубнила Аврора, которая ничего не заметила. — Впрочем, ничего необычного. Большинство студентов здесь — наследственные аристократы или члены Кланов. Детишек обучали азам тайной магии с пеленок, и волшебных спутников они имели с детства.

— Ничего, мы их еще перегоним, — ободряюще улыбнулась Пуэлла, хотя уверенности у нее не было ни в чем. — Вот начнется учебный год, и ты увидишь, как быстро дело у нас пойдет в гору!

— Ты такая убежденная оптимистка, что с непривычки тянет блевать.

В воздухе повисла короткая пауза — как отзвук лопнувшей струны.

— Слушай, Эл, — сказала вдруг Аврора переменившимся голосом. — А ты уже скучаешь по дому?

Сердце у Пуэллы сжалось от накатившей боли, и она, уставившись себе под ноги, сморгнула одинокую слезинку.

— Пытаюсь не вспоминать о нем — и о жизни, которую я оставила. Так мне хоть немного проще.

— А что пытаешься не вспоминать сильнее всего?

— Бабушку и лучшую подругу. Они так хотели, чтобы я училась здесь, чтобы постигала тайные науки и реализовывала себя. Надеялись, верили в меня с самого начала. Я знаю, что это звучит глупо и по-детски, но… — ее голос дрогнул, и Пуэлла всхлипнула, сама не зная, отчего именно плачет. — …но одна лишь мысль о том, что мы с Амикой отдалимся друг от друга, а в глазах бабушки я стану чужим человеком, причиняет мне нестерпимую боль. Несколько лет вдали от дома среди аристократов не могут не сделать свое дело.

Они шагнули в маленькое фойе, миновали арку и вышли в крошечный внутренний дворик — один из нескольких таких же двориков, что окружали большой атриум, поделенный на спортивное поле и закрытый полигон. Только миновав его, можно было войти в Зал Двенадцати Лучей через заднюю дверь.

«Все-таки, обладать талантом к телепортации весьма полезно — особенно когда имеешь дело с громадными зданиями, в которых не грех заплутать. Просто махнешь рукою — и все, ты в нужном месте, да еще и друзей своих заодно туда перенес. Вот бы этому научи…»

Мысль оборвалась, и Пуэлла шмыгнула носом. Образ улыбающейся бабушки, пьющей травяной чай в светлой кухоньке родного домика, показался ей душераздерающе печальным. Как она там, интересно? Прошел всего один день, но Пуэлла уже невыносимо скучала, словно не была дома несколько десятилетий кряду.

«Бабушка, наверное, чувствует себя так же паршиво. Сидит одна в кухне, сидит одна во дворе. Перебирает мои вещи в спальне, глядит на кучу оставленных безделушек. Возможно, даже плачет. Прямо как я сейчас».

— Знаешь, а я ни по кому не скучаю, — внезапно сказала Аврора. Пуэлла поглядела на нее с изумлением. — Сказать, почему?

Та закивала.

— Мой отец — сумасшедший, которого казнили путем погружения в Дым. Он был фанатиком. Поклонялся таинственной «неназванной дайре» и организовал вокруг себя клуб таких же идиотов. — Она фыркнула. — И знал же ведь, что за ересь могут казнить всю семью, но все равно жертвовал нами ради своего безумного увлечения сказками, открыто демонстрируя целому миру свои увлечения! Когда он умер, я вздохнула спокойно.

— Аврора, мне так жаль…

— А мать моя худа, как жердь. Однажды какой-то дуралей назвал ее толстой, и она превратила похудение в цель своей жизни. Раньше она ела всю мою сдобу, но затем… она лишь принимала ее, благодарила меня, а затем выбрасывала. Целыми подносами. Впоследствии ее мания худобы превратилась в попытку заморить меня голодом, и она стала запрещать нашей единственной служанке, дайре Мунус, давать мне завтраки и обеды. На ужин же я получала лишь воду и кашу на воде.

— О Демиурги…

— Ее отправили в один из домов Клементия. Из адекватной родни у меня остался только женатый старший брат, у которого своя семья и свои увлечения.

Пуэлла молча приобняла Аврору за плечи, и та не отстранилась. Так они и миновали огромный атриум: в молчании и мыслях о прошлом и будущем.

— Наконец-то пришли, — улыбнувшись, сказала дайра Шиа-Мир, медленно и по-змеиному повернув голову к девушкам, что вошли с заднего хода и тихо заскользили по нефу. — Остальные уже здесь. Садитесь, и начинаем.

Всего под Двенадцатью Лучами сидело восемь человек. Чудовищно мало, если соотносить с количеством поступивших.

«Так значит, вот сколько в Университете простых людей без связей и врожденного доступа к запрещенному высшему колдовству».

Пуэлла и Аврора сели рядышком, плечом к плечу, прижавшись друг к другу. В воздухе витала атмосфера легкой тревоги. Студенты переглядывались в напряженном ожидании.

— Сегодня я сама выведу вас в астрал с помощью гипноза, — сказала Шиа-Мир. — Памятуя о случае, произошедшем с… — она вопросительно посмотрела на Пуэллу.

— … с Пуэллой.

— Да, спасибо. Так вот, памятуя о случае, произошедшем с Пуэллой, я буду координировать каждого из вас во избежание подобных инцидентов. Благо, сегодня вас мало, и это в моих силах. Итак, а теперь закройте глаза и сосредоточьтесь на Аджне, на области третьего глаза.

Пуэлла закрыла глаза, и весь мир вокруг на время перестал существовать. Странное, теплое ощущение разлилось по ее телу, астральная проекция слегка приподнялась, изменив свою форму… Шиа-Мир что-то говорила — кажется, просила студентов расслабиться, почувствовать разливающуюся по телу негу, отпустить заботы — но Пуэлла уже ее не слышала. Чувствуя неожиданную радость и свободу, она поднялась сама над собою и взлетела навстречу Лучам, мерцающим у потолка, словно птица, выпущенная из клетки.

Ворон не говорил с нею. Ничего странного не происходило, и она полностью контролировала ситуацию. Шиа-Мир — вернее, ее астральный двойник, появившийся рядом с физическим телом — задрал голову и ободряюще улыбнулся Пуэлле.

Молодец, девочка! А теперь давай-ка подождем остальных.

Спустя некоторое время в воздух поднялись и остальные студенты — вернее, их астральные тела. Призрачные и легкие, как перышки, они кружили тут и там, облаченные в клубящиеся одеяния, словно стеклянные статуэтки, укрытые ватой. Пуэлла и сама была такою; свободной, способной летать, одинокой, но при этом счастливой.

А теперь — попытайтесь закрыть глаза своего астрального тела. Это может показаться сложным, но вы должны справиться. Когда откроете, окажетесь в месте, что называют Лесом Духов; там чародеи во все времена искали себе фамильяров.

Пуэлла послушно кивнула — и закрыла глаза. Подумать только, у нее получилось с первого раза! Теперь, когда ворон не смущал и не баламутил ее сознание, пребывать в астрале и управлять своим телом оказалось неожиданно просто.

Открывайте глаза. Когда все будет готово, дайте знать — просто позовите меня мысленно, и я выдерну вас назад.

Голос Шиа-Мир затих, отдаваясь эхом в уголках сознания, и Пуэлла открыла глаза. Вокруг было темно и прохладно, высокие деревья шелестели над головой, угрожающе перешептывались их черные листочки, колыхавшиеся на ветру.

— Аврора? — позвала она. — Кто-нибудь?

Всюду раздавались самого разного рода звуки: рык, мяуканье, шипение и восхитительное пение птиц, но, сколько ни осматривалась она по сторонам, никто так и не шагнул ей навстречу, и ни единая тень не мелькнула в сумраке Леса Духов.

«Может быть, я должна сама поискать? Или, скажем, позвать фамильяра вслух?»

Она медленно и неуверенно двинулась по лесу вперед, то и дело раздвигая заросли таинственных цветов, заглядывая в заброшенные дупла деревьев и приподнимая неестественно огромные лапухи, что достигали ей порою почти до пояса.

— Фамильяр? — позвала она осторожно, когда тщетная прогулка по пустому лесу начала выводить ее из себя. — Явись мне!

Тишина. Все птицы умолкли, все звери разом сгинули в неизвестность. Никто больше не провожал ее глазами, прячась в зелени. Она осталась одна.

— Покажись! Ну хоть кто-нибудь!

И снова ничего. Пуэлла почувствовала странное отчаяние и схватилась за голову; ладони прошли ее насквозь и бессильно опустились вдоль туловища.

— П-пожалуйста…

Ни единого звука, ни единого отклика. Только высокая трава, слабо покачивающаяся на призрачном ветерке, и огромные деревья, почти полностью заслоняющие высокое черное небо. Не собираясь сдаваться, девушка смело двинулась вперед, в разверстую бездну этого страшного места, в черноту меж жуткими стволами, изъеденными неведомой чагой, в шелестящее ничто, готовое, казалось, разорвать ее в клочья.

«Я не могу вернуться без фамильяра, — говорила она себе раз за разом. — Это будет такой позор!»

Почему же — без фамильяра?

Перед глазами потемнело. Астральное тело девушки заметалось из стороны в сторону, Лес Духов замелькал перед глазами, и та зажмурилась, чтобы ее не вырвало. Впрочем, могло ли физическое тело стошнить из-за того, что кто-то бессердечно мотал из стороны в сторону астральное? Ответа на этот вопрос Пуэлла пока не знала.

— Где… ты… — с трудом выдавила она из себя. — П-п-покажись…

Не могу. Я заперт в клетке. Жду, когда нерадивая хозяйка освободит меня.

— Белый ворон?

Он самый.

— П-прекрати кружить меня…

Прости, хозяйка. Я лишь пытался уцепиться своим астральным телом за твое, соединить наши разумы и души, как прежде. Надеялся, что смогу таким образом вырваться, но на деле лишь сильнее покалечил себя и тебя. Снова.

Пуэллу отпустило, и она устало зависла в воздухе, уставившись во тьму невидящими пустыми глазами.

— «Как прежде»? — спросила она тихо. — Что это значит?

Что я был твоим фамильяром и раньше, очевидно, — последовал незамедлительный ответ. — И ты должна лишь освободить меня.

— Ты в Университете?

Да, меня держат здесь в заложниках.

— Где именно ты находишься?

Где-то в библиотеке. В этом проклятом лабиринте, пересекающем тысячи реальностей. Правда вот, я не думаю, что тебе обязательно меня искать. Поначалу ты должна вспомнить все, что знала раньше… ну, пока судьба не стерла тебе память и не заперла в новом теле, разумеется.

— Расскажи мне все, что знаешь. Не тяни больше.

Голос грустно рассмеялся, и в этом смехе Пуэлле впервые послышались приятные бархатистые нотки. Показалось ли ей — или прямо сейчас, в этом треклятом Лесу Духов, девушка действительно вспомнила что-то частичкой своего заколдованного сердца?

Ты на полном серьезе думаешь, что я не рассказал бы все давным-давно, если бы только мог? Мой рот зашит с помощью заклятия, хозяйка, и все, что я могу — это посылать тебе мыслеобразы, способные пробудить в памяти самое главное. Даже они дарят мне неописуемую боль, заставляя метаться по клетке в исступленном гневе, но обойти заклятие иллюзории куда проще, чем заклятие вербы.

— О каких заклятиях идет речь? Как именно я могу помочь тебе, Корвус?

Ворон устало вздохнул.

Ты ведь выросла у меня на глазах. Выросла, называя меня всего лишь вороном или несносной птицей, прогоняя из каждого сна, словно наваждение. Считая меня болезнью или проклятием. А теперь вот — берешь и зовешь по имени, будто старого друга. Знаешь, почему за столькие годы я сам так и не представился тебе?

— Почему?

Потому что они отняли у меня шанс даже на это. Они отняли у меня величие, отняли хозяйку, отняли право на имя.

— Корвус…

Да?

— Скажи мне, я — Тринадцатая?

Она услышала отчаянное карканье, шелест крыльев, бьющихся о прутья решетки.

Он проснулся… — захрипел Корвус отчаянно. — Он проснулся, и теперь я снова не имею права быть многословным. Отныне каждый звук вновь будет стоить мне безграничных мучений. Пр-р… Пр…

— Корвус!

Пм-г… пом-мог…помо…

И тишина. Густая, тревожная, жуткая тишина, пронизывающая все живое и мертвое. Больше не на что было надеяться.

Шиа-Мир!

Девушку потянуло назад — мягко и нежно, словно кто-то нес ее на руках. А затем она распахнула глаза в своем физическом теле; над головою по-прежнему сияли Двенадцать Лучей Демиургов.

— Эл? — спросила Аврора напряженно. Повернув голову к подруге, Пуэлла увидела золотую змею, которую та прижимала к груди. Недавно выбравшийся в мир живых, фамильяр был очень слаб и почти не шевелился, а потому девушка обращалась с ним особенно нежно, как со спящим ребенком. — Где же твой? Ты что, позабыла его в Лесу Духов?

— Пуэлла? — спросила уже Шиа-Мир. — Девочка моя, почему ты оставила фамильяра там? Ты что, отвергла его?

Теперь на Пуэллу откровенно таращились уже все присутствующие. Девушка вздохнула, чувствуя, как краска стыда приливает к щекам.

— Нет, дайра Шиа-Мир, я никого не отвергала.

— Но что же тогда?

Все ждали в напряжении.

— Ко мне просто никто не явился. Никто не выбрал меня. Лес был пустым, все сущности попрятались. Беда.

Преподавательница смерила Пуэллу подозрительным взглядом и оглядела остальных.

— Направляйтесь в постели и уложите фамильяров рядом с собой, — сказала она своим угрожающе бархатистым голосом, расплываясь в ядовитой улыбке. — Выспитесь и отдохните. Завтра — заключительный свободный день перед началом учебного года и прибытия учеников старших курсов.

Все лениво поднялись, собираясь возвращаться в постели.

— …а ты, Пуэлла, останься.

Девушка вздохнула и кивнула. Уходя, Аврора слабо коснулась предплечьем ее локтя и ободряюще улыбнулась.

— Все хорошо, — прошептала она одними губами — и скрылась в сумраке лестницы.

Когда все ушли, и они с преподавательницей остались наедине, Шиа-Мир поднялась и неспеша приблизилась к Пуэлле, по-прежнему широко улыбаясь.

— Редко случается такое, чтобы студент не находил себе фамильяра в Лесу Духов с первого раза, — сказала она печально. — Слушай, девочка… а покажи-ка мне свой живот.

От такой просьбы Пуэлла оторопела.

— Простите, что? — она растерялась. — Показать живот? Но какое отношение это имеет к…

— Я прошу тебя, Пуэлла. Не упрямься.

Девушка медленно кивнула и приподняла пижаму. Преподавательница удовлетворенно кивнула.

— Пятно Отречения! Так я и думала.

— Это родимое пятно, — обиделась Пуэлла. — Оно у меня с рождения.

Шиа-Мир растерялась.

— Тогда это очень странно.

— Почему же?

— А потому, девочка моя, — она повела плечами, — что это — печать контракта с фамильяром, разорванная не до конца. Видишь ли, когда фамильяр и хозяин заключают договор, их души вступают в особую связь, которая находит свое отражение в узорах на животе, так называемых Печатях Согласия. Когда хозяин умирает, погибает и фамильяр. Если, в свою очередь, фамильяр уходит раньше, то хозяин не может завести себе второго до конца своих дней.

— Но какое я имею к этому отношение?

— Бывают и другие случаи — например, такие, когда хозяина фамильяр не устраивает, а тот, следуя природным инстинктам, по-прежнему рвется служить своему призывателю. Не желает отпускать. Тогда и возникают Пятна Отречения: чародей отказывается от своего волшебного слуги, а тот остается ему верен и не желает расставаться. Печать на их животах остается, но темная и уродливая. Как клеймо в напоминание о разрыве и разбитом сердце.

— Но я повторяю Вам: оно у меня с рождения.

— В таком случае, у Вас каким-то образом был фамильяр с неосознанного возраста, которого Вы впоследствии отвергли. Или Вам помогли это сделать несведущие взрослые. Я не знаю, — преподавательница вздохнула. — Ритуал Отречения может провести только крайне одаренный чародей. Учитывая, что Вы родом из глубинки, в Вашем окружении вряд ли мог найтись такой.

— И что же мне теперь делать?

Шиа-Мир развела руками.

— Только одно: попытаться найти своего фамильяра, как-то связаться с ним, а затем согласиться принять несчастного обратно. Думаю, у тебя получится сделать это уже после первых пар по чакральной магии. Раз уж твой слуга жаждет воссоединения, то сам будет непрестанно тебя искать. Если желаешь, я расскажу об этом уникальном случае дайре Кунктии, и она…

— Нет-нет-нет! — отчаянно замахав руками, воскликнула Пуэлла. — Не надо… ее тревожить! Моя проблема слишком мелкая и жалкая, чтобы отвлекать ректора.

Шиа-Мир, улыбнувшись, кивнула:

— Пожалуй. Что ж, в таком случае, не стану более задерживать, моя дорогая девочка. Надеюсь, что хоть немного сумела тебе помочь.

Пуэлла кивнула и направилась к лестнице. На сердце у нее было тяжело.

— Спасибо Вам огромное, дайра Шиа-Мир, и добрых снов.

— Добрых снов, Пуэлла! Пусть Демиурги пошлют тебе сладкий покой перед пробуждением.

Глава четвертая, в которой Пуэлла узнает историю Боны.

Картинка дрожала, мелькала и искажалась перед ее глазами — теперь, когда Пуэлла знала, что Корвусу доставляет страшные мучения даже отправленный в ее разум мыслеобраз, вглядываться в нее становилось сложнее из-за переполнявшей сердце боли. Девушка была почти уверена, что плачет сейчас, лежа в своей постели; тяжелое ощущение одиночества и множащихся загадок сильно давило на плечи, и все, что Пуэлла хотела бы сейчас — это проснуться дома, почувствовать аромат булочек дайры Венио и заварить травяной чай, дожидаясь Амику на кухне.

«Интересно, как она там… я ведь так и не спросила о парнишке из кафе. Пошел ли у них тогда разговор? Приглянулись ли они друг другу?»

Девушка попыталась сконцентрироваться на дергающемся изображении, что заставляло голову разрываться от боли, и направила все свое внимание на мелькающие краски. Кажется, это была какая-то надпись, вышитая золотистыми буквами над полукруглым окном. У окна стоял стол, а за ним сидела фигура — вроде бы, женская, очень худая и хрупкая, как тростинка. Рядом со столом расположился высокий стеллаж, заполненный не то статуэтками, не то шкатулками — из-за ужасной нечеткости изображения было не рассмотреть. Пуэлла попыталась приблизиться к стеллажу, но ничего не вышло. Все задергалось, замелькало и исчезло в дымке надвигающегося утра.

«Как же неприятно! Я будто высыпала себе в глаза несколько порций песка».

Она села на постели и несколько секунд просто сидела, обхватив голову руками. Затем посмотрела на своих соседей: фамильяр-лис спал на верхней полке, девушка с черным каре — на нижней. Пока их общая ванная комната была незанята, Пуэлла решила воспользоваться уникальной возможностью и переодеться в новенький комплект университетской формы без лишней спешки и неловкости. От голода у нее сводило желудок, призрачное чувство стыда усилилось, когда девушка освежила в памяти вчерашние события: судя по всему, она была единственной среди первокурсников, у кого не было фамильяра. Одиночка в мире, где у каждого есть гармоничная пара.

«Впрочем, нет — фамильяр-то у меня есть. Проблема в том, что он находится в тюрьме где-то в библиотеке, и вытащить его оттуда будет проблематично».

Девушка заперлась в ванной изнутри и с наслаждением включила кран. Прикосновение теплой воды к коже было восхитительно нежным, и Пуэлла, устроившись поудобнее, облокотилась о стену, наслаждаясь минутами тишины и комфорта. Иллюзорный рассвет еще только вступал в свои права, сгоняя с небес крошки золотистых звезд, и у Пуэллы наконец-то появилась возможность побыть наедине со своими мыслями, собраться с силами. Подумать о том, что делать дальше.

«Хотя, о чем тут думать? Учебный год еще не начался, я здесь всего один день, а происходящее уже напоминает мне какой-то кошмарный сон. Без посторонней помощи и надлежащих знаний я ни в чем не разберусь. Будь я даже дурацкой Тринадцатой, этим делу не поможешь!»

Пуэлла взяла с маленькой полочки цветную бомбочку для ванны и с наслаждением вдохнула ее пряный аромат. Вода к тому моменту стала доходить девушке до груди, и та, закрыв кран, бросила маленький шарик в трепещущую гладь; едва бомбочка коснулась воды, как всю ванную залил ослепительный свет, и уже через мгновение по воде, как ни в чем не бывало, неспеша плавали огромные розовые цветки, шевеля мыльными лепестками и излучая аромат еще более терпкий и восхитительный.

Пуэлла закрыла глаза, отдаваясь во власть ощущениям. Под веками расплылись золотистые флюиды света. Никаких видений не было, Корвус молчал. Последний свободный день перед учебным годом начинался действительно хорошо.

— Пр-р-росыпайтесь немедленно! — раздался, как в тумане, голос черепа с прикроватной тумбочки, и Пуэлла недовольно нахмурилась, выдернутая из кратковременного покоя. — Время завтракать, время завтракать! Живо спускайтесь в столовую, ребятишки, пока ваша каша не остыла!

Форма латерна-манта — бордовая плиссированная юбка, бордовое болеро с зачарованной фибулой, изображавшей горящий костер, бордовые колготы в черную полоску и медного цвета блуза с белыми разводами — необычайно шла Пуэлле, и у той даже поднялось настроение, когда она увидела себя мельком в оконном стекле. Свои непослушные золотые кудряшки она, как обычно, заколола у висков привезенными из дома невидимками, но те все равно так и норовили проникнуть в кашу или по крайней мере перепачкаться в ней.

Они с Авророй и ее новым фамильяром выбрали столик в самом углу громадной столовой. Серебристая и искрящаяся, она выходила своими огромными витражными окнами на атриум и другие корпуса Университета, хрустальные и ажурные, будто детские сны. Видны были и пульсирующие в воздухе башенки; подперев подбородок кулаком, Аврора задумчиво наблюдала за одной из них, наверняка думая, не заболит ли голова у того, кто задержится там больше чем на несколько минут кряду — в конце концов, это же так ужасно: дергаться вверх-вниз не прекращая.

— Эй, Ангуис, так ты и впрямь ничего не помнишь? — не унималась Пуэлла. — То есть, прямо совсем-совсем ничего? Вот ни капельки?

Юноша с тяжелыми медными волосами устало прикрыл глаза, окаймленные золотыми ресницами. Шел его первый день в человеческом обличье, однако тот, казалось, уже успел устать от своей новой жизни. Незнание тяготило его, как и общество кого-либо, кроме Авроры. С флегматичным унынием он взглянул на свою хозяйку, которая лениво ковырялась в каше, даже не глядя на тарелку — и вздохнул.

— Да, Эл, все так. Ты спрашиваешь меня об этом уже седьмой раз. Я считал.

Университетская форма фамильяра разительно отличалась от формы чародея; Ангуису с его желтоватой блестящей кожей и неземными глазами необычайно шла бордовая котта, расшитая золотыми бусинами и снабженная высоким накладным воротником. Он выглядел будто мифический феникс, восстающий из догорающего пламени.

— Но, раз ты уже умеешь говорить и мыслить, то определенно не начинаешь жизнь с чистого листа, — решительно заявила Пуэлла, не желая оставлять несчастного в покое. — Ты знаешь, что такое стена, стол, стул… кровать там… Ведь знаешь же, да?

Ангуис недовольно кивнул; ему явно не нравились расспросы.

— В таком случае, кто-то должен был вложить в твою голову понятия об этом мире.

— Это очевидно, Эл. — Ангуис глядел на нее, как на навязчивого ребенка, требующего в тысячный раз объяснить, почему есть и пить необходимо для организма. — Но все сказанное не отменяет простой истины: я позабыл, при каких условиях получил эти знания. Да, свое восприятие мира я нахожу весьма адекватным, особенно в сравнении… — он смерил Пуэллу многозначительным саркастичным взглядом, и Аврора ткнула его локтем в бок. — …однако моя память чиста. Кто-то словно поставил некий магический блок, сильный достаточно, чтобы отгородить меня от прошлого и всего, что я видел и слышал, пребывая в…

— Лесу Духов, — напомнила Аврора.

— Точно. Я знаю лишь то, что я фамильяр, принадлежу своей хозяйке и должен ей служить. Не более того.

— Еще одна загадка, требующая внимания, — устало вздохнула Пуэлла. — Все хуже и хуже — с каждой минутой.

— Что у вас тут хуже и хуже?

Вся троица разом задрала головы; у их столика, улыбаясь, стояли двое: кьярта-ваддский юноша в форме латерна-манта и его фамильяр, прелестная полноватая девушка с очаровательными черными кудряшками — также кьярта-ваддской внешности, с бледной кожей и узкими горящими глазами. Юноша улыбнулся и кивнул головою на свободное место рядом с Пуэллой.

— Мне кажется, мы вполне уместимся на лавочке втроем. Не против?

Аврора и Ангуис открыли было рты, чтобы отказать, но Пуэлла закивала:

— Да-да, садитесь, конечно же! Было бы просто отлично познакомиться со своими однокурсниками перед началом занятий!

Кьярта-ваддский юноша облегченно вздохнул и опустился рядом, кивком приглашая свою помощницу опуститься рядом. Та скромно послушалась и уселась на краешек скамьи, подперев кулачками подбородок.

— Рин-Тадд с детства очень стеснительная, вы уж простите ее, — растерянно произнес юноша. — Меня зовут Вин-Сунн, приятно познакомиться!

— Вин-Сунн? — изумленно переспросила Аврора, замечая татуировку в форме капли на его шее. — Ты из Клана Сунн, правильно? Еще один парень с кровью Демиурга, текущей по венам?

Тот скромно кивнул.

— Да, я происхожу от богини Сунн, седьмого Демиурга Двенадцати Держав и создательницы водной глади. Вообще-то, я очень горжусь этим, но не сильно кичусь. В обществе этих надутых идиотов, считающих себя лучше остальных, мне достаточно некомфортно.

— Недурственно! — оживилась Аврора, обращая к нему заинтересованный взгляд. — А ты мне даже нравиться начал. Мне импонирует то, с какой смелостью ты говоришь все, что думаешь, едва знакомым людям.

Вин-Сунн слабо рассмеялся и повел плечами.

— Просто такой уж я безрассудный идиот. Но все равно спасибо.

— Меня зовут Аврора, к слову. Я из Пельма. А златоволосое создание рядом — Ангуис, мой новообретенный фамильяр.

Ангуис смерил Вин-Сунна своим пристальным золотистым взглядом и вернулся к каше, даже не кивнув. Все-таки, дурной у него оказался характер.

— А я вот — Эл. Из Шикка. — Пуэлла улыбнулась. — В этом году среди поступивших как-то уж очень много наследников Демиургов, правда? И ты, и Долус… Я видела еще нескольих ребят в студенческом городке, когда искала ингридиенты для отбора.

— Кланы множатся и плодятся без остановки. Так было и будет всегда, — повел плечами Вин-Сунн. — Кровь богов не должна сгинуть, всем наследникам Демиургов об этом говорят. Из нас делают какой-то нездоровый культ — особенно у меня на родине, в Кьярта-Вадде. Я же сын эрусы, правительницы Седьмой Державы, у нас с этим особенно строго.

— Сын эрусы? — удивленно воскликнула Пуэлла. — Твоя мать действительно правит целой Державой?

— Ну… ну да, я же так и сказал. Разумеется, она, как и остальные правители, вынуждена согласовывать свои решения с Советом — в современном мире все эрусы повязаны, зависят друг от друга — однако власть на ее плечах действительно большая.

— Классно.

— Смотря с какой стороны поглядеть.

— Послушай-ка, Вин-Сунн…

— Можно просто Вин. Эта родовая прибавка с именем богини-Демиурга меня нервирует.

— Хорошо, — обрадованно закивала Пуэлла, — Вин! Ты, наверное, обучался в какой-нибудь отличной школе и знаешь гораздо больше меня…

— Я обучался дома.

— В любом случае… — девушка замялась. — Я просто очень любопытная и обожаю задавать вопросы. Скажи, ты многое знаешь о фамильярах? Почему, например, Ангуис в своей человеческой ипостаси выглядит как светловолосый юноша с большими золотистыми глазами, а Рин-Тадд — как кьярта-ваддская девушка?

Вин-Сунн расхохотался.

— Ты спроси что попроще! Эл, да этого даже ученые не знают! То есть, предполагают, разумеется, что внешность фамильяра зависит от подсознательных желаний его хозяина на момент первой встречи в Лесу Духов, однако… — он развел руками. — …об этом по-прежнему строятся теории и ведутся многочисленные дебаты. Сами фамильяры ничегошеньки не помнят, а исследования ученых пока что выглядят как долбежка головой о каменную стену.

— Эх, все-таки, науке есть куда расти, скажи?

— Угу.

Они прикончили завтрак и встали, собираясь расходиться.

— Мы с Рин-Тадд идем в студенческий городок. Потратим хоть немного денег, данных нам отцом в дорогу, — улыбнулся Вин-Сунн. — Говорят, там есть отличная игровая зона и бар, где за хорошенькую сумму нелегально продают веселящие зелья. Рин-Тадд у нас, конечно, правильная донельзя, но я вот все хотел попробовать, да и вообще узнать — что же это за местечко такое, где всю студенческую жизнь зависал мой старший брат? Хотите с нами, ребята?

Аврора и Ангуис синхронно покачали головами.

— Встретимся завтра на занятиях, — сказала за троих Пуэлла, вежливо протянув юноше руку. Они обменялись рукопожатием. — Нам было правда очень приятно с тобой познакомиться! Надеюсь, мы и дальше продолжим хорошо общаться!

— И я! — Вин-Сунн, подмигнув, цокнул языком. — Бывайте!

И они с Рин-Тадд почти мгновенно скрылись в толпе направляющихся к выходу студентов.

— Полдень еще нескоро, — сказала Аврора встревоженно. — Идем, найдем общую карту корпусов Университета и попытаемся понять, как добраться до Музея Ботаники и где именно он расположен.

— Уверена, что пойдешь одна? — спросил Ангуис. — Не смею лезть не в свое дело, но разговоры с призраками наедине — не самое безопасное занятие.

— Бона Фидес — не зло, — уверенно ответила Пуэлла.

Аврора закатила глаза.

— Твоя тотальная доверчивость однажды может выйти боком, — сказала она. — Сначала ты считаешь Бону своей новой подругой и доверяешь ей как родной бабушке, а потом тебя находят травовары во время одной из лабораторных работ. Закопанную в каком-нибудь горшочке в качестве удобрения.

— Не нужно говорить мне, что делать, а что нет, — огрызнулась Пуэлла. — Я обещала ей прийти. Она говорила, что хочет поведать правду о своей смерти; мне кажется, это станет первым шагом на пути к разгадке происходящего.

— Да-да, все карты просто так возьмут и лягут тебе в руки, — флегматично поддразнила подругу Аврора. Она облокотилась о стену рядом с резными дверьми, выходившими в крошечный внутренний дворик, и многозначительно посмотрела на Ангуиса. Тот молчаливо кивнул. — Иди-иди, сердобольная моя. Мы будем ждать снаружи. Если не будешь появляться слишком долго, сами войдем. Благо, студентам позволяется здесь шляться в любое время дня и ночи. Идет?

Пуэлла благодарно кивнула.

— Огромное вам спасибо, ребята! Я попытаюсь не задерживаться.

И девушка, приоткрыв дверь, юркнула в легкий полумрак Музея Ботаники.

— ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ! — завопила старуха, что сидела в кресле-качалке за высоким дубовым столом и читала книгу, название которой так и пестрило непонятными терминами — должно быть, как-то связанными с фауной. — ПРИЯТНОГО ПРОСМОТРА! НАПОМИНАЮ, ЧТО В ЦЕЛЯХ БЕЗОПАСНОСТИ ЭКСПОНАТОВ НА ВСЕХ ПРЕДСТАВЛЕННЫХ РАСТЕНИЯХ НАХОДИТСЯ ЗАКЛЯТИЕ! НЕ ТРОГАЙ ИХ РУКАМИ, ЕСЛИ НЕ ХОЧЕШЬ ПОЛУЧИТЬ ОЖОГ!

— А Вы, должно быть, дайра Грамен? — улыбнулась Пуэлла. — Хорошо, я ничего не буду трогать! Хорошего дня!

— ЧЕГО-ЧЕГО?! — закричала старуха еще громче. — ТЫ ЧТО ТАМ ПРОШЕПТАЛА? НУЖНА ПОМОЩЬ?!

Пуэлла покачала головой и быстро промчалась мимо, морщась от боли в барабанных перепонках. Вторая дверь, ведущая непосредственно в музей из самого ресепшена, легко распахнулась перед нею, в ноздри ударил терпкий запах сушеных трав и свежей зелени. Девушка невольно вспомнила домашний травяной чай — знакомый, любимый, самые ароматный и вкусный на свете.

Бона Фидес уже поджидала ее, сидя на одной из невысоких стеклянных коробок, внутри которой странные ярко-рыжие цветки пульсировали среди собственной золотой пыльцы.

— Приветик-приветик, золотце! — воскликнула она, едва завидев Пуэллу, и легко соскользнула вниз, легкая, будто перышко. Ее розовые кудряшки были, как обычно, идеально уложены, университетская форма — отглажена, фибула горела оранжевым огоньком. Обыкновенная живая девушка, одна из многих, ступавших когда-либо за порог Университета. — Я так рада, что ты пришла! Что ж, настало время поговорить, да?

— Да, время настало, — улыбнулась Пуэлла. — Мне очень хотелось бы выслушать твою историю. Знаешь, я даже подумала… что она сможет заполнить дыры и в моей. Хотя бы самую малость.

— Была бы рада помочь, золотце, — вздохнула Бона. — Только можно я сразу поставлю условие?

Пуэлла напряглась.

— Какое же?

— Когда я все тебе расскажу… не бросай меня, как использованную игрушку. Мне очень сильно нужна помощь, я хочу выбраться отсюда и перестать влачить жалкое существование в шкуре призрака! — она заломила руки; из радостного ее лицо мигом сделалось угрюмым. — Давай работать вместе. Как партнеры. Ты говорила, у тебя есть странные пробелы в биографии? Что ж, я никуда не уйду, пока не заполню их, но ты, в свою очередь, обещай приложить все усилия к моему спасению.

— Это не обсуждается. Я и не поступила бы иначе.

— П…правда? — Бона склонила набок розовую кудрявую головку. — Всегда считала, что я одна такая идиотка. Благо, бытие мертвой научило меня хотя бы минимальному эгоизму. Ну что же, начнем?

Пуэлла ободряюще кивнула.

— Поделись со мною всем, Бона, и я буду знать, в какую сторону копать, чтобы вытащить тебя из этого нескончаемого кошмара. Я верю, ты была хорошей девушкой при жизни и являешься таковой сейчас. Некое внутреннее чутье… говорит мне об этом. — Пуэлла вздохнула. — Я чувствую между нами странную, глубокую связь, и не отступлюсь от своего решения вытащить тебя из кошмара.

Бона удовлетворенно кивнула, свела руки за спиною, сцепила их в замок и зашагала по Музею — беззвучно, едва касаясь мысками кожаных мокасин мраморного пола. Пуэлла медленно двинулась за ней, посматривая на удивительные экспонаты, скрытые за волшебным стеклом или стоящие в больших бурых горшках; таких странных растений ей не доводилось видеть никогда в жизни. Розовые и алые, серебристые и фиолетовые, листья кустарников шевелились в стоячем воздухе; огромные цветки самых разных форм качали головками и будто переглядывались, обсуждая последние сплетни.

Дойдя до огромного гобелена с изображением Двенадцати Демиургов, Бона остановилась. Как и прочие экспонаты, гобелен находился за стеклом; каждый из богов-миросоздателей, вышитых на нем, держал в протянутых к смотрящему руках Святую Первозданную Землю, из которой тянулись вверх разноцветные бутоны. Образцы растений, изображенных на гобелене, находились внизу: под каждым из Демиургов за стеклом находился соответствующий ему тотемный цветок.

Приглядевшись повнимательнее, Пуэлла заметила, что гобелен был порван с правого краю: кто-то будто взял и отрезал целый кусок экспозиции.

— Этот гобелен — оригинал, — гордо сказала Бона Фидес, привстав на цыпочки и разглядывая лица Двенадцати Демиургов. В самом центре, держа в руках бутон чайной розы, стояла Первая из создателей, Конкордия; ее золотые волосы тяжелыми локонами лежали на плечах, огромные голубые глаза жутковато таращились в пустоту. — Кем и когда было создано, точно неизвестно, но ученые предпочитают сходиться на тринадцатом веке до Державного Воссоединения. То было время хаоса и войн…

— Любишь историю, да? — поинтересовалась Пуэлла.

— Ага! — Бона радостно затрясла кудрявой головкой. — Была отличницей по этому предмету сколько себя помню. К слову, я не просто так тебе об этом рассказываю: именно этот гобелен, такой милый и безобидный на вид, в свое время породил ужасающие легенды. Времена тогда были страшные, магия бродила по свету, незащищенная и доступная почти каждому, а любое оскорбление религии страшно каралось. Впрочем, не сказала бы, что сейчас к еретичеству относятся лучше, однако тогда был совсем уж мрак. Шаг вправо, шаг влево, что говорится…

— То есть, какой-то человек из далекого прошлого оскорбился существованием этого безобидного предмета и отрезал неугодный ему кусок?

— Угу-м. Правда, если верить байке, это была целая шайка, желавшая очистить гобелен от греха. Они убрали Тринадцатую, а пострадали от их решения невинные люди, ведь отвергнутая богиня показала себя необычайно обидчивой персоной.

— Мне уже страшно, — напряженно рассмеялась Пуэлла и вздрогнула, опомнившись: ее подозрительный монолог не должны были услышать посторонние уши. — Ну так… — продолжила она уже шепотом. — Рассказывай давай. Жуть как интересно.

— Рассказываю: первое упоминание о данном гобелене восходит как раз к концу тринадцатого века до Державного Воссоединения. Некая купчиха из Инаниса купила его с рук вместе с потрясающей историей от продавца-пирата, который утверждал, что с десяток лет назад край гобелена, где Тринадцатая из Демиургов держала в руках стебель белого воронца, покрытый плодами, был оторван и сожжен некими религиозными фанатиками из неведомых краев. — Бона восхищенно хохотнула: она определенно скучала по историям, которые все это время не могла никому рассказать. — Тогда о Золотой Стене, ровно как и о Дыме, мало кто знал, а потому мир был неизведанным и полным тайн. Сложно даже предположить, о какой державе шла речь.

— И что же случилось потом?

— Если верить этой невесть откуда взявшейся байке, купчиха вскоре умерла, причем довольно странным образом: глаза ей выкололи и вынули, а вместо них вставили кукольные, огромные и стеклянные. Это произошло спустя тринадцать дней после покупки гобелена, которое она повесила у себя над кроватью.

— Какой кошмар!

— Говорят, Тринадцатая мстит каждому, кто приобретет этот гобелен, признавая тем самым всех изображенных на нем Демиургов, кроме нее. Все по накатанной: человек ложится спать, она приходит, вынимает у него глаза и вставляет вместо них кукольные, после чего исчезает, забирая с собою и душу несчастного.

Пуэлла вздрогнула: от этой истории у нее были мурашки по коже.

— Знаешь, почему так?

— Н-не знаю, Бона. И не уверена, что хочу знать.

— Второе название белого воронца — «кукольные глазки». Его плоды выглядят как нанизанные на стебель человеческие глаза.

— Фу, какой кошмар, Бона!

Девушка расхохоталась.

— Да-да-да, с такими вот ужасами мы, любители истории, обычно имеем дело. К тому же, за последний год эта байка стала для меня особенно родной. Во-первых, число тринадцать — так называемое проклятое число, презираемое религией — преследует меня, словно рок: например, я встретила тебя на тринадцатый месяц после своей смерти на первом курсе, а это что-нибудь да значит. И — ах да, как можно забыть! — сама умерла на тринадцатый день после одного кошмарного спора. — Бона загнула указательный палец. — Во-вторых, сама легенда: в последний раз, когда я видела свое тело, его глазницы были пусты, а где-то из черной бездны на меня таращились блестящие кукольные глазки. — Она загнула средний. — Ну, а в-третьих, тот пират, даже если он и существовал, нагло соврал своей покупательнице: оторванная часть гобелена в полном порядке, и ее хранит в своем кабинете дайра Кунктия.

Пуэлла удивленно заморгала. Сердце застучало быстрее, перед глазами потемнело.

— Получается, тебя убила Тринадцатая? Но ведь… гобелен находится здесь, а не у тебя в комнате! На что могла обидеться богиня?

— Мне и самой сложно соединить все ниточки в единый узелок, — вздохнула Бона, — но моя история имеет слишком много общего с историей этого гобелена, чтобы считаться самостоятельной.

Она откашлялась, присела на очередной стеклянный куб и, закинув ногу на ногу, начала свой рассказ.

— Это случилось за несколько дней до начала осени. Новый учебный год, новая жизнь — я летала на крыльях счастья, не веря собственному успеху. Чтобы простая девчонка из Шикка, и вдруг попала в Университет имени Конкордии… Мой отец заливался слезами восторга, провожая до портала, а мама стерла колени в кровь, благодаря всех Демиургов за ниспосланный ими шанс.

Тогда я была еще большей милашкой, чем сейчас: обнимала все, что движется, говорила со всеми на задушевные темы, вешалась на каждого встречного. Девиз моей семьи — «что посеешь, то и пожнешь» — на тот момент был единственным справедливым для меня высказыванием, и я думала, что, ведя себя по-доброму со всяким, кто встречается на пути, завоюю авторитет и сердца одногруппников. Какая жалость, что все оказалось сложнее! Уже в первый день учебы на меня глядели, как на идиотку, и брезговали даже сесть рядом. Я стала тем, кем всегда боялась стать: единственным изгоем в коллективе, на которого даже непопулярные ребята смотрели косо.

Отсутствие у меня фамильяра делало ситуацию еще более плачевной: дело в том, что в Лесу Духов на мой зов не откликнулся ровным счетом никто, а дайра Шиа-Мир, проводившая весь этот кипиш, объяснила ситуацию наличием у меня фамильяра из прошлого. Якобы родимое пятно, с самого рождения находившееся у меня на животе — не что иное, как следствие неудачно разорванной связи с прошлым фамильяром, которого у меня, естественно, не было. Она предложила мне поговорить на этот счет с ректором, но я отказалась. Видишь ли, никогда не доверяла старушке Кунктии и этому ее прихвостню-попугаю. С самой первой встречи они мне какими-то, знаешь вот, мутными показались. Ну, из числа тех людей, к которым лучше никогда не поворачиваться спиной.

К тому же, незадолго до окончания школы мои сны… странные сны о белом вороне, что бьется крыльями о решетку и молит меня освободить его, сделались чаще. Начались даже видения в реальности, о которых я, естественно, никому не рассказывала. Даже родителям. Боялась, что меня отправят на какое-нибудь лечение, и я забуду, как выглядит родной дом. Не в курсе, как объяснить тебе это смутное и таинственное чувство, но отчего-то я знала, что ворон приложит все усилия, дабы остаться в глазах окружающих признаком надвигающегося сумасшествия, а не магическим видением.

Я чувствовала в нем страшную, необъяснимую силу, и осознавала, что никто не поможет мне от него избавиться.

В ту ночь тринадцать месяцев назад я не спала и плакала в подушку, думая о вороне. С каждой секундой мысль о том, что он мой фамильяр, становилась все невыносимей. Хоть я никогда и не видела его, мой страх перед этим созданием все возрастал, и я совершенно не хотела освобождать это существо из библиотеки. Внутреннее чутье говорило мне, что с его возвращением в мире начнется хаос, и, хоть я никогда не отличалась способностями к предвидению, это предчувствие было слишком уж сильным, чтобы ему противостоять.

Когда я наконец уснула, ворон снова приснился мне. Он потребовал меня поклясться, что я освобожу его — или хотя бы приложу к этому все свои силы — взамен на счастливую жизнь и внимание окружающих. Он говорил, что, если я поклянусь жизнью и на полном серьезе возьмусь спасать его из библиотеки, то мир вокруг сразу изменится: люди подобреют и признают во мне несомненного лидера, таланты возрастут в разы, а спустя некоторое время появится еще и преданный фамильяр, способности которого попросту несравнимы с жалкими потугами чужих магических помощников, только вылупившихся из гнезда.

Я хотела отказать ему, потому что боялась, но в том отвратительном голосе было столько угрозы и ярости, что я… наконец поклялась. Я решила, что обладать могущественным фамильяром и кучей друзей объективно лучше, чем не иметь ни первого, ни второго — и поплатилась за это решение. Поплатилась жизнью.

На следующее утро я пришла на лекцию с заплаканными глазами, бледная, будто сама Дайра Смерть, и в ту же минуту ко мне за парту подсел Слуммус, местный красавец, после первых дней обучения уже считавшийся неофициальным эрусом факультета. Он и его фамильяр были примерами для подражания, на которые все вокруг молились, будто на иконы Демиургов. Естественно, я оторопела, да так, что уставилась на Слуммуса как на какую-нибудь экзотическую диковинку.

Тогда-то и начался кошмар, который я по ошибке спутала с билетом в заоблачно счастливую жизнь.

— А ты у нас, получается, сама Бона Фидес, правильно? — спросил у меня Слуммус. — Такая загадочная и непостижимая, вечно сидишь одна.

Сейчас я чувствую, сколько яда было в его бархатистом теноре, но тогда мой разум словно отказал, и я принялась нести какую-то уничижительную чепуху, от которой фамильяр Слуммуса чуть в открытую не расхохоталась. Она, кстати, очень была красивая, эта фамильяр. Невысокая, плоская, как мальчик, но крупноглазая и хрупкая, будто куколка. По-моему, она превращалась в бабочку, точно не скажу. Пытаюсь их избегать и никогда не гляжу в их сторону, если сейчас встречаю в коридоре.

Так вот, тем самым утром он предложил мне вступить в ряды так называемых оптиматусов — его самопровозглашенной свиты, состоявшей из наследников аристократов, которые так кичились своим высоким происхождением, что держали носы высоко задранными даже во время похода в сортир. Естественно, я была вне себя от радости, ведь вхожесть в ряды местной элиты автоматически избавила бы меня от клейма провинциальной неудачницы, однако… оказалось, что всякий, кто сочтен достойным для вступления в ряды оптиматусов, сначала должен пройти посвящение.

То есть, выполнить один приказ своего предводителя, которым и являлся Слуммус.

Поверь, ты будешь слишком высокого обо мне мнения, если подумаешь, что я не согласилась.

Суть приказа заключалась в том, чтобы тайком пробраться в кабинет ректора и украсть оттуда любой предмет, что подвернется под руку, на целые тринадцать дней — так, чтобы Кунктия не обнаружила пропажи, разумеется. Предмет нужно было демонстрировать Слуммусу в обязательном порядке на протяжении каждого из дней посвящения, а затем, когда наступит четырнадцатый день, вернуть на свое место, как, по словам юноши, уже поступил каждый из членов его маленькой общины.

Разумеется, он просто лгал, потешался надо мною, но я, наивная сельская дурочка, решила честно последовать его приказу, пробраться в кабинет ректора и выполнить роковое условие. Знаешь, Пуэлла, сейчас, рассказывая тебе все это, я начинаю думать, что даже сама Кунктия была каким-то образом замешана в этой жесточайшей шутке: когда я пробралась в главный корпус и поднялась на пятый этаж, двери ректората были открыты настежь, а вокруг не было ни души. Меня словно звали, словно приглашали заглянуть.

Когда я вошла, внутри не было никого. Вся анфилада из пяти комнат стояла пустой и совершенно доступной. Ни магических защитных блоков, ни-че-го. Кабинет дайры Кунктии, первая из комнат ректората, был полон самых разных вещиц, но все они были слишком яркие и крупные, чтобы их пропажа осталась незаметна. Этажерка с деревянными сундучками, какие-то артефакты, двигающиеся по полкам маленького шкафчика, огромная надпись на давно забытом языке, растянутая над полукруглым окном, картины, наваленные на полу, и среди всего прочего — тот самый пропавший кусок гобелена с изображением Тринадцатой. Она была… тучной, черноволосой и кудрявой, но вместе с тем какой-то жутко отталкивающей. Ее взгляд казался мне живым. Когда я впервые увидела ее глаз, таранящий меня из-за боковины шкафчика, наполненного всякими необъяснимыми штуками, поначалу испугалась до того сильно, что сердце ушло в пятки.

Разумеется, я не стала брать ее в качестве трофея — кусок гобелена был слишком заметным — а потому продолжила изучать кабинеты ректората один за другим, чувствуя всю неправильность происходящего, но не смея повернуть назад. Оказавшись в кабинете Пситтакуса, я обрадовалась: там было так много всего навалено, что глаза разбегались! Цветные коробки, какие-то чучела мелких животных на каждом углу, бессчетное количество книг по таксидермии и магии, кучи хлама, наваленные по углам… покопавшись во всем этом пыльном хаосе, который наверняка никто давно не разгребал, я нашла крошечый костяной кулон в форме декоративного ножика на цепочке. Он был пыльным и наверняка ненужным Пситтакусу, вот я и взяла его. Решила, что заместитель ничего даже и не заметит.

На следующее утро я действительно показала кулон-ножик Слуммусу, как на послеследующий и после-послеследующий день. Я спросила у него тогда, почему именно тринадцать дней — но тот сказал, что это нововведенная студенческая традиция, и он не хочет уменьшать срок посвящения только из-за моего нытья. Пситтакус, судя по всему, действительно не обращал на пропажу внимания, я была в полной безопасности и радовалась, видя вокруг себя богатых и крутых ребят, что раньше казались недосягаемыми и далекими…

А потом, на ту самую тринадцатую ночь, я умерла. Не знаю, как именно — мне снова снился сон о вороне, в котором он говорил какие-то странные слова на нечеловеческом языке, а когда я проснулась, то было уже слишком поздно. Мой призрак витал над телом, глаза у которого были выколоты, а внутри пустых глазниц располагались сияющие кукольные глаза.

Все как в той истории про гобелен. Будто сама Тринадцатая пришла и наказала меня. Объяснить такую смерть моим родителям было бы проблематично, а потому дайра Кунктия, стоя над моей постелью, сказала своему фамильяру передать причину моей смерти как «неожиданный инсульт во время сна». Вернули ли мое тело родителям, я так и не узнала. Улетела оттуда куда подальше, чтобы ничего не видеть и не слышать: слишком уж была напугана.

Но даже если папа с мамой и получили мой труп, эти лживые сволочи точно наколдовали мне закрытые глаза. Треклятые иллюзионисты! Только я и ты знаем всю правду.

Несколько секунд Пуэлла молча глядела на Бону, переваривая информацию. Ее трясло мелкой дрожью, румянец прилил к щекам.

— П-погоди-ка… — прошептала она наконец. — Если ты призрак, то выходит, что в Университете от тебя осталось одно лишь астральное тело? Проекция, так?

Бона Фидес неуверенно кивнула.

— Но почему тогда тебя не замечают преподаватели? Та же Шиа-Мир, например. Она же мастерица астральных путешествий!

— Да я часами крутилась перед ее носом и вопила что есть мочи! Они все то ли действительно не видят, то ли… не хотят видеть меня. Тут есть какая-то тайна, какая-то загадка, с которой я не могу справиться в одиночку.

Пуэлла ободряюще улыбнулась своей новой подруге.

— Как бы то ни было, ты и я находимся в одной лодке, — сказала она, коснувшись пальцами призрачного запястья. — Потому что связь между нами куда сильнее, чем может показаться на первый взгляд. Бона, я… я тоже вижу сны об этом вороне. Тоже имею родимое пятно на животе, которое Шиа-Мир назвала Пятном Отречения. И, кажется, первая загвоздка у меня уже имеется: по крайней мере, я точно знаю, какое отношение наша птичка имеет к Тринадцатой из Демиургов.

Глава пятая, в которой страшная традиция снова дает о себе знать.

— Я прошу, я умоляю тебя…

— Нет! Нет и еще раз нет, даже не проси! — Пуэлла отскочила в сторону, как ошпаренная. Сон снова занес ее в маленькую комнатку, полную старинных книг и странных предметов, где в своей клетке сидел белый ворон-альбинос и таращился на нее светло-розовыми глазами, полными человеческой проницательности. — Я говорила с Боной Фидес, Корвус. Я знаю, что ты и ее пытался во все это втянуть. Чего же ты на самом деле хочешь? Зодно ли ты с дайрой Кунктией?

— Я же сказал, что мой рот зашит, хозяйка. Ты должна все выяснить сама, а еще лучше — найти способ снять проклятие и выпустить меня отсюда. Тогда, уж поверь, мой язык быстро развяжется, и я… — он издал отчаянный вопль, подобный человеческому. Очевидно, речь снова начала причинять ему невыносимую боль. — Ну почему… почему он так мало спит в последнее время…

— Кто? Кто мало спит? Тот, кто наложил заклятие? — Пуэлла склонилась над клеткой и уставилась на ворона: пристально и бесстрашно, едва сдерживая исступленную злобу. — Это библиотекарь?

Ворон попытался ответить, но вместо этого завопил еще сильнее — жутко, отчаянно, совсем по-человечески. Девушка услышала неподалеку приближающееся щелканье: словно кто-то быстро перебирал тоненькими лапками, приближаясь к двери. Раздался высокий шипящий звук, затем — звон связки ключей. Обыкновенно, если прежде кто-то пытался войти в камеру Корвуса, сон прерывался, и Пуэллу уносило в мирные и хаотичные грезы, однако теперь… она попыталась расслабить свое сознание, попыталась исчезнуть, попыталась проснуться и просто открыть глаза.

Ничего. Ее сознание сдерживало нечто страшное и могущественное, не поддающееся никаким описаниям. Дверь наконец отворилась, и множество лапок неспеша защелкали в тишине, приближаясь к девушке со спины. Она могла поклясться, что визитер видел ее беспомощную астральную проекцию, болтающуюся перед Корвусом — и от этого становилось еще больше не по себе.

— О, как мне стыдно, право, что прервал! Сказал бы раньше, что ее позвал — и я б мешать осмелился едва ли. А, впрочем, все равно, что не сказали. — Голос был странным; бархатистый и приятный, он несколько пугал своей нечеловеческой ровностью, лишенной всякой интонации. — Хотел с тобой я очень говорить. Сам знаешь, друг, вопрос один решить…

Пуэлла попыталась дернуться назад, но ничего не вышло. Никогда прежде она не ощущала свое астральное тело таким тяжелым и беспомощным: его словно залили свинцом.

— Скажи, родной, фортуна шутит метко? Паук болтает с птицей грозной — в клетке!

Ворон забился, заметался, а затем, ударившись о прутья в который раз, бессильно упал, слабо дергая крыльями. Из последних сил он передал Пуэлле мыслеобраз своей боли: тоскливый, пронзительный и ужасный, разливающийся по всему телу непобедимой черной волной.

Ты…должна мне поверить…

Девушка дернулась в сторону, и паук, явно переключивший внимание на пленника, равнодушно выпустил ее из цепких объятий своего сознания; Пуэлла почувствовала, как картинка размывается перед глазами, и ее астральная проекция медленно уносится куда-то назад, навстречу обыкновенным снам, лишенным говорящих воронов и громадных членистоногих.

…пока еще не поздно, и эти двое не узнали, где Ан…Ант…

Корвус захлебнулся в собственной боли, и сон мигом переменился, унося Пуэллу в хаотичные глубины своей абсурдности.

Когда она проснулась, рассвет снова еще не наступил. Стояла поздняя ночь, тяжелая и темная, готовая вот-вот взорваться кровавым небесным сиянием; соседи молча спали в обнимку, рыжеволосый фамильяр тихо посапывал на груди у своей хозяйки, чуть сморщив маленький острый нос. По его лицу можно было предположить, что тому снилось нечто неприятное.

«И все же не настолько неприятное, как то, что регулярно преследует ночами меня».

Она села на постели и устало обхватила руками колени. Вокруг было сумрачно, комната, выполненная в бордовых и золотых тонах факультета, казалась угрюмой и невеселой. Герб Университета на двери — огромный грифон, борющийся с Дымом — казалось, глядел прямо на нее своим недвижным черным глазом. Невольно вспомнив Корвуса, девушка вздрогнула и опустила взор, когда кто-то внезапно схватил ее сзади за плечи и радостно расхохотался прямо в ухо.

— Ай!

— Ш-ш-ш-ш… — зыркнув в сторону двух спящих соседей, зашипела Бона Фидес. — Меня-то они не услышат, а вот тебя — да.

— Ты зачем меня напугала? — шепнула Пуэлла. — Я чуть не умерла прямо здесь.

— Прости, золотце, я не хотела, — виновато вздохнула призрак. — Осталась прижизненная привычка наскакивать на друзей сзади… наверное, именно поэтому со мной не хотели общаться в этих стенах. Я, честно говоря, тот еще фрик.

Она села на постели перед Пуэллой, скрестив ноги. Мило склонила головку набок и улыбнулась еще шире. Зачарованное пламя фибулы неспешно горело на груди ее формы латерна-манта…

«Стой, погоди-ка. Если Бона Фидес — некая астральная проекция, которую вижу только я, то на ней, как и на любой другой нормальной проекции, не должно быть одежды. Одна странная размытая дымка вокруг силуэта, похожая на меха или плотную дымку. Если же Бона — какой-то особенный призрак с уникальными характеристиками, то почему она в университетской форме? Судя по ее истории, бедняжка умерла в собственной постели во сне, а значит, была одета в пижаму».

— Ты чего так на меня таращишься? — призрак поежилась. — Обиделась, что ли?..

Пуэлла покачала головой, продолжая улыбаться как ни в чем не бывало.

«Нельзя давить на нее сейчас, требуя открыть всю правду. Куда уж лучше будет притвориться, что я не заметила это крошечное несоответствие — во всяком случае, пока эта информация не сыграет мне на руку».

— Прости, меня опять тревожили сны про ворона, вот я и гляжу на всех как на врагов. Не оправилась еще, видишь ли. А ты зачем пришла?

— А я к тебе с новостями из мира скандалов, интриг и расследований, — Бона закачалась взад-вперед, положив руки на колени, и вид у нее сделался заговорщический. — У меня будет к тебе просьба.

— У меня к тебе, в общем-то, тоже, — шепотом ответила Пуэлла. — Но сначала ты. Выкладывай.

— Этой ночью на лестнице я встретила дайру Кунктию, которая вздорила с заместителем. Пситтакус говорил, что пленник ничего не скажет, в то время как наша старушка не теряла надежды. Склонившись к его уху, она сказала шепотом, что они с Аминием — это библиотекарь, если что — уж точно найдет ниточку, за которую потянуть, и что им просто нужно время. А потом она велела своему фамильяру идти в постель и в одиночку направилась в подвал.

— То есть, ты хочешь сказать…

— …что ректор уже не в первый раз посещает библиотеку, где устраивает систематические допросы. Она хочет выведать нечто у Корвуса… нечто крайне важное для нее. — Бона потянулась навстречу Пуэлле и заговорила еще быстрее; глаза ее горели от возбуждения. — Пускай я и призрак, но все равно не могу попасть во владения Анимия. Сквозь его двери невозможно пройти, но подслушанная мною информация не может просто пропасть зря.

— И что же ты предлагаешь?

— Ты и сама догадалась, Эл. — Бона серьезно взглянула на подругу; улыбка сошла с ее милого кукольного личика, уступив место гримасе внутренней боли. — Ты единственная, кто все еще способна оказываться внутри библиотеки без позволения ректора — и единственная, кто может подслушать следующий допрос Кукнктии. Прошу тебя, Эл!

— …я бы и хотела, Бона, но это невозможно. — Пуэлла оглянулась на своих соседей, чтобы проверить, не подслушивали ли они; лис-фамильяр тревожно посапывал, девушка с черным каре спала, разинув рот. Если эта парочка и притворялась, то притворялась профессионально. — Призывая меня в библиотеку, Корвус как бы… привязывает свое сознание к моему. Из-за этого я частенько даже обернуться не могу, не говоря уже о том, чтобы покинуть комнату и прогуляться по библиотеке.

— Значит, и у тебя эта проблема, — поникла Бона. — Видишь ли, я просто слышала пересуды о том, как твое астральное тело улетело Демиурги знают куда во время отбора. Все тихонько перешептывались о твоем врожденном таланте; кто-то с восторгом, но большинство — с ненавистью, завистью и пренебрежением, будто бы это нечто дурное.

Пуэлла закатила глаза.

— Ничего другого я от них и не ожидала. К сожалению, моей природной неуправляемости не хватит на свободное движение в пределах библиотеки. К тому же… — девушка замялась. — Паукообразный библиотекарь заметил меня сегодня, пока я пререкалась с Корвусом, пытаясь вытянуть из него хотя бы капельку информации. Сначала он парализовал меня, а потом отпустил.

— Эх, ничего не поделаешь… Ладно, тогда давай рассказывай свою часть. Вроде бы, ты говорила, что…

— Да, у меня действительно есть для тебя одна просьба. Я уже знаю, что ты не можешь попасть в библиотеку, но распространяется ли это странное заклятие и на ректорат?

Бона покачала кудрявой головкой.

— Нет, я частенько там сижу и дразню Кукнктию, пока она заполняет какие-то бумажки. Сколько там ни рылась, если честно, ничего интересного так и не нашла. Сплошь какие-то отчеты для Совета Эрусов и непонятные артефакты, которые при мне ни разу не использовались. Да и говорят Кунктия с Пситтакусом обычно о какой-то бытовой ерунде… ну, или сосутся. — Бона поморщилась. — Брр, вспоминать тошно.

— Мне нужно, чтобы ты проникла в ректорат — если точнее, в кабинет дайры Кунктии — и скопировала надпись, растянутую над окном.

— А, ту, которая вышита золотым? — изумилась призрак. — А зачем она тебе? Там же просто бя