Читать онлайн Университет имени Конкордии Непобедимой. Проклятое число бесплатно

Пролог

Его волокли по мокрой от недавнего дождя земле — вперед, навстречу неизвестности, под громкие завывания холодного ветра. Тихо посверкивали золотистые крошки звезд на небесной скатерти, воздух был пронизан страхом, болью и безумием.

— Вот мы и на месте, моя дайра, — елейно сказал Пситтакус, улыбаясь. — Время получать по заслугам.

Седая женщина с глубокой морщиной между кустистыми бровями медленно кивнула головой своему спутнику, глаза которого радостно зажглись от предвкушения жестокой сцены. Она была низенькой и худощавой, облаченной в черное платье и черный же плащ с колышущимся капюшоном, он — высокий и широкоплечий, являл собою полную ее противоположность. Костюм его во многом напоминал маскарадный: высокие подплечники украшали расшитые бусины, огромные перья окаймляли вырез, золотые туфли с загнутыми носами уже успели порядком испачкаться в грязи. Его пышные седые волосы были убраны в хвост на затылке; красный бант своими длинными лентами доходил до середины спины.

— П… пощадите! — завопил человек, которого те крепко держали под руки. Он был тощим и изможденным, черные круги залегли под глазами. — Я больше не буду никому рассказывать о Неназванной Дайре, обещаю! Клянусь!

— Нам искренне жаль, — холодно ответила старуха, и по одному ее тону было заметно, что той вовсе не было жаль — ни капельки. — И все же, мы предпочитаем осторожность милосердию. Прощай. Пситтакус, — обратилась она к своему высокому спутнику, и тот медленно повернул большую голову с вращающимися золотыми глазами. — Покончи с ним.

Крепкий старик схватил дрыгающегося и сопротивляющегося человека на руки и медленно понес его навстречу клубящемуся черному Дыму. Старуха глядела на него с гордостью и страхом. Уже несколько десятков лет она не подходила к краю мира настолько близко — даже отсюда она ощущала тихое шипение и лязг зубов тех чудищ, что вскоре придут сюда, учуяв добычу.

Одним резким движением Пситтакус бросил кричащего пленника в Дым, и тот скрылся из глаз, растворившись в черной субстанции. Вокруг воцарилась гробовая тишина, и лишь только ветер тихо завывал, метаясь по высокой накошенной траве и мягкой грязи.

— Пойдем-ка домой, мальчик мой, — вздохнула наконец старуха, оборачиваясь к высоким золотым стенам, возвышающимся почти до небес. Когда-то давным-давно, в далекой юности, они казались ей сказочными и прекрасными. Теперь же она видела в них очередное напоминание о жестокости жизни — те, кто строил их, кровью и потом воздвигая каждый камешек, все равно не преуспели в своей жалкой попытке защитить мир от зла. — Что-то холодно здесь. Простужусь еще.

Высокий старик в аляпистом костюме кивнул, и они медленно двинулись прочь, не говоря друг другу больше ни слова.

Двенадцать Демиургов и их двенадцать фамильяров унылыми изваяниями сидели на земле, и только их лица чуть возвышались над высокой травой. С этой стороны стены можно было наблюдать лишь четверых богов — Конкордию, Малуса, Аквиллу и Астру — и все четверо сидели, скрестив ноги, словно каменные статуи на чьих-то безымянных могилах. Фамильяры находились за их левыми плечами в точно таких же позах. Ни один волосок на их головах не заигрывал с ветром, ни одна рубаха не колыхалась в его дуновениях. Время вокруг них замерло, сделалось абсолютом, перестало существовать.

«Интересно, что чувствует существо, вечно медитирующее в бурьяне? — подумала старуха, поравнявшись с ними. Она взглянула на Конкордию, величайшую и Первую из Демиургов. Ее золотые волосы ниспадали до поясницы, прекрасное лицо казалось высеченным из мрамора. Длинные ресницы слабо колыхались, словно она вот-вот откроет огромные голубые глаза. — Должно быть, я слишком ничтожна для того, чтобы понять».

— Она прекрасна, не так ли, моя дайра? — спросил наконец Пситтакус. — Величайшая из душ, когда-либо существовавших.

— Ну, это с какой стороны посмотреть, мальчик мой, — печально усмехнулась старуха, вглядываясь в тонкие девичьи черты Первой из Демиургов. — Это с какой стороны посмотреть.

А Дым все шипел тысячами змеиных голосов за их спинами, а ветер все трепал длинные подолы ее черного, испачканного по подолам плаща с некогда белоснежным подбоем…

Глава первая, в которой происходит необъяснимое.

Огромный белый ворон, громко каркая, отчаянно бился крыльями о прутья железной клетки, но все это было тщетно. Он никак не мог оттуда выбраться, никак не мог вдохнуть наконец драгоценный воздух заветной свободы. Здесь, в маленькой комнатке с красными, как кровь, стенами, мгновения казались сотканными из столетий, а каждая минута напоминала вечность, однако он, упорный в своей тяге к свободе, бился и бился, позабыв обо всем, отказавшись от покорности и покоя.

— Помоги мне! — закричал он, почувствовав рядом чье-то постороннее присутствие. — Помоги мне, помоги!

— Я… я не могу помочь тебе, и ты об этом знаешь, — ответила Пуэлла, вздыхая. — Я пыталась открыть, но тщетно.

Ворон-альбинос склонил голову набок, и его огромные розовые глаза посмотрели прямо ей в душу. Девушка вздрогнула и невольно отшатнулась назад.

— Неужели ты так и не поняла, что клетка зачарована? — спросил он. — Конечно, ты не сумеешь ее открыть, даже если приложишь все свои силы! Для этого нужно использовать… ну, скажем, магию чакр.

— Магию чего? — Пуэлла устало улыбнулась. — Такому, вроде бы, учат только избранных. Сам знаешь, я ничем таким не владею, так что спроси уж кого-нибудь другого.

— Ох, и как же я сам не догадался! — воскликнул ворон в притворном озарении. — А, стой, погоди-ка… Мне ведь не к кому больше обращаться!

— Уверена, что людей во всех Двенадцати Державах куда больше, чем один, — парировала Пуэлла, — так что приснись в следующий раз кому-нибудь еще.

Комната привычно закружилась перед ее глазами, как это всегда бывало перед пробуждением. Где-то в коридоре громко звякнул ключ, и дверь отворилась со скрипом: это бабушка вернулась из магазина с покупками. Воздух мигом наполнился ароматом свежевыпеченной горячей сдобы.

— Серьезно?! — завопила Пуэлла, вскакивая с постели и босиком выбегая из комнаты. Она была готова вопить от восторга. — Неужели это наконец произошло?

— Да-да, — улыбнулась бабушка, ставя расшитую бисером сумку на плетеный столик рядом с входной дверью. — Мы с дайрой Венио столкнулись на дороге во время обхода домов, и ее булочки с толчеными лепестками шиккской белошейки не были распроданы. Я купила аж три штуки.

— Спасибо, спасибо, спасибо! — Пуэлла захлопала в ладоши и кинулась бабушке на шею. — Давненько нам так не везло!

— Обычно Венио начинает обход с востока, вот твои булочки и скупают, ведь они такие вкусные, — рассмеялась бабушка. — Но я ее попросила сегодня, чтобы отныне приберегала хотя бы одну штуку для тебя. Та согласилась.

— Как это мило с ее стороны!

— Кстати, от нее тебе еще и теплый привет — просила передать, — покопавшись в сумке, бабушка наконец достала завернутую в тонкую бумагу булочку, запах которой вблизи был еще более аппетитным. — Кушай, кушай, золотце. Шиккская белошейка — хороший цветок, лечебный. Говорят, у тех, кто его постоянно ест, никогда не болит голова.

— Нам в школе тоже так говорили, — с набитым ртом ответила Пуэлла. — Что ж, у меня как раз болит голова, так что целебные свойства белошейки придутся кстати.

Старушка сочувственно погладила внучку по плечу и заглянула в глаза.

— Что, опять этот сон? Про ворона?

Девушка кивнула и улыбнулась.

— Пытаюсь уже не обращать на него внимания. Просто ерунда какая-то.

— Я слышала от нашей травницы, что повторяющиеся сновидения могут быть признаком зарождающейся болезни, — вздохнула старушка. — Сначала сны, потом — галлюцинации, а затем — морбус. Не хочу тебя пугать, девочка моя, но сходила бы ты к дайре Салус на прием.

Пуэлла проглотила последний кусочек булочки и потянулась за следующей. Старушка остановила ее руку на полпути к сумке и строго покачала головой.

— Нет, сначала сходи на кухню и чайник поставь. Не позволю тебе натощак наедаться.

Пока чайник свистел и прыгал, пуская вверх струйки кудрявого пара, Пуэлла раскладывала покупки в холодильник и щурилась навстречу светлым лучам Златолика, что ласкали ее волосы и плечи теплыми и нежными прикосновениями. Бабушка уже сидела в плетеном кресле за круглым столиком и тихо напевала что-то себе под нос. Каждый раз, когда она надолго задерживалась в какой-нибудь комнате, сами стены впитывали в себя ее запах: старая бумага, травяные духи и зачарованное дерево, из которого были сделаны ее многослойные бусы, купленные много лет назад на ярмарке в Кейдаме. Вот и теперь аромат слился воедино с сиянием утра, заполнил каждый уголок крошечной кухоньки.

Закончив раскладывать покупки, Пуэлла раздвинула желтые шторки, расшитые бисером, и свет наступившего утра хлынул внутрь сквозь прозрачный кружевной тюль. За окном все было светло и зелено, по дорожкам, мощеным золотистыми камешками, уже вовсю носились дети и прогуливались старики.

Она увидела, как на другой стороне улицы открылись шторы в доме Амики, и блеснули в лучах Златолика ее яркие рыжие локоны. Уже через минуту девушка в легкой джинсовке и простом голубом платьице выскочила на крыльцо, сжимая в руках маленькую тканевую сумочку.

— Кажется, к нам сейчас Амика придет, — сказала Пуэлла, возвращаясь к столу. — У нас есть печенье?

— Эта твоя подружка пожирает печенье, словно изголодавшийся хищник, — улыбнулась старушка. — Ладно, ладно, я просто шучу; мне кажется, в тумбочке осталась одна упаковка. Угостишь, как придет.

Закусив по детской привычке кончик языка, девушка достала третью чашечку и принялась разливать горячий чай, от которого исходил приятный влажный пар. Склонившись над своей порцией, бабушка восторженно втянула носом свежий аромат.

— Травяной, — констатировала она. — С молодости мой любимый.

Подув на чай, Пуэлла сделала осторожный глоток и закрыла глаза от наслаждения. Боль по-прежнему слабо пульсировала в висках, однако ничто не могло повлиять на ее чудесное настроение сегодня: кажется, день начинался как надо.

Кто-то отрывисто постучал во входную дверь. Потом — еще раз и еще, с каждым разом становясь все настойчивее. Пуэлла закатила глаза и, не сказав ни слова, нырнула в залитый светом коридорчик, чтобы открыть подруге дверь. Амика бросилась ей на шею, едва щелкнул замок и зазвенели колокольчики рядом с рамой: она всегда так делала, и Пуэлла совершенно не была против. От подруги пахло ее любимым ягодным шоколадом и ароматным мылом, который она делала сама. У нее с матерью был маленький домашний магазинчик самодельного мыла, что она гордо именовала «бизнесом».

— Ну что, отличница? Как дела? — завопила девушка, переходя на восторженный визг. — Я была в тако-о-о-ом восторге, когда услышала новости! Подумать только, одни спирали по всем предметам! Даже по бытовой магии, а ведь она такая сложная!

Они улыбнулись друг другу, и Пуэлла, выскользнув из объятий, наконец протянула подруге пушистые тапочки. Амика ненавидела ходить по дому босиком, даже в такую жару.

— Вот, переобуйся и ступай на кухню. Тебя как раз ждут печеньки.

— Только не ешь все, золотце! — с шутливым упреком крикнула бабушка из кухни. — А то уши надеру!

— И Вам не хворать, дайра Лакрим, — ответила Амика. — Вы там что, чай травяной пьете?

— Ага, и тебе чашечка есть!

— Вот спасибо!

Она скользнула в кухню, и Пуэлла — следом за ней.

— Вы ведь уже знаете, что Эл у нас просто умница? — спросила Амика, запрыгивая на столешницу вместе с чашкой. Дайра Лакрим посмотрела на нее с шутливым укором, но так ничего и не сказала. — Получила спирали по всем предметам. Мне кажется, теперь можно ждать письмо из Пельмского Университета — они набирают хороших студентов на бюджетные места каждый год.

— Когда нам по почте пришли результаты экзаменов, я чуть не расплакалась, — ответила старушка. — Это же позавчера было, да, Эл?

— Ага, — ответила Пуэлла: она сидела на корточках, роясь в тумбочке. — Нашла упаковку!

— Давай сюда. — Амика протянула свободную руку, и несколько печений упали в раскрытую ладонь. — Спасибо. Ну так что, Златолик мой, ты собираешься поступать в Пельм или как?

— Если пришлют приглашение… — начала было дайра Лакрим, но Пуэлла откашлялась, словно прося бабушку замолчать. Впервые за утро на ее лице не было и тени улыбки. — Что такое, внученька?

— Я же говорила тебе, бабуль. Никакого Пельма и никаких Университетов. Пусть меня хоть в Премеру зовут — никуда не поеду!

— Это еш-шо пош-шему? — спросила Амика с набитым ртом и, проглотив печенье, продолжила крайне серьезным тоном взволнованной матери. — Ты не можешь загубить свой потенциал — тебе так даже директор говорил на выпускном. Да, Шикк — хороший городок, но тебе нечего делать в нашем захолустье. Здесь тебе не место.

— Еще какое место! — воскликнула Пуэлла почти обиженно. — Не вздумай выгонять меня отсюда!

— Эл, послушай меня, — начала было дайра Лакрим, — Амика просто…

— Нет, я не хочу об этом даже говорить. Да, Шикк — это всего лишь городок под Пельмом. Да, сам Пельм — тоже местечко незначительное и скромное, если судить в масштабах Двенадцати Держав, и всегда есть куда стремиться, но я… — она замялась. — …я счастлива здесь. Здесь — мое место. И я стану учительницей бытовой магии в школе, как и намеревалась. Вы меня не отговорите.

— Учительница бытовой магии в нашей школе?! Подумать только! — недовольно воскликнула Амика. — С твоим-то потенциалом?! К тому же, — добавила она остро, — ты не сумеешь получить эту должность. Профессия учителя передается в нашем городке от родителей к детям, ей не учат в колледже, потому что школа у нас всего одна, и вакансии никогда не требуются.

— А я уже с дайрой Рецци договорилась! — парировала Пуэлла, и дайра Лакрим от удивления разинула рот. — Она бездетная и возьмет меня в ученицы. Уже через несколько месяцев я стану ей достойной заменой, а старушка уйдет на покой.

— Она уже и договорилась!.. — пробормотала Амика. — С ума сойти можно, ты — и какая-то там учительница! Подумать только!

— А что такого?

— По-тен-ци-ал, — по слогам процедила Амика. — Ты же знаешь, как сильно я тебя люблю и сколь горьким будет расставание. И прекрасно осознаешь, что в глубине души я мечтаю просыпаться по утрам и видеть тебя в окне напротив. Но…

— Но?

— …но ты не можешь поступить так с собою. Поэтому, если тебе придет письмо из Пельмского Университета, я сама оттащу тебя на вокзал.

Пуэлла закатила глаза.

— Надеюсь, мои успехи останутся никем не замеченными.

Пуэлла осушила чашку одним большим глотком и устало дернула плечами. Этот разговор начинал ее утомлять.

— Амика, я хочу немного прогуляться до соседнего города и обратно. Ты со мной?

— Вот так внезапно? — девушка слабо нахмурилась. — Не обиделась на меня, надеюсь?

— Если бы обиделась, с собою не звала!

Амика соскочила со столешницы и поставила чашку на столик. На мгновение ее глаза столкнулись с глазами дайры Лакрим, и они улыбнулись друг другу с теплотой и сочувствием. Хоть между ними и не было кровного родства, их объединяла забота о мятежной и ветреной Эл.

Пуэлла переоделась в цветастый брючный костюмчик с широченной резинкой на талии и скрыла короткие золотистые кудряшки под широкополой соломенной шляпой. По словам бабушки, когда-то эту шляпу папа подарил маме — возможно, на день рождения, а может, и просто так. Вроде бы, стоила она баснословно дорого и была куплена в пельмском магазине, а потому отец откладывал на нее несколько месяцев подряд со скромной зарплаты деревенского официанта.

«Эх, вот бы родители видели меня сейчас».

Она покрутилась перед большим зеркалом на смешных ножках, что стояло в углу ее спаленки: невысокая, чуть полненькая девушка с ямочками на щеках, кудрявая, голубоглазая и полнорукая, словно сошедшая с пасторальной картины. Бабушка говорила, что папа был точно таким же: милым увальнем с добрыми глазами, который постоянно улыбался, но легко обижался на чужие слова. Мама же была легкой и худенькой, хрупкой, словно бабочка — Пуэлла хранила у себя в дневнике ее фотографию, сделанную папой во время медового месяца.

Вытянутое белое личико с большими глазами и копной золотистых волос.

— Эй, Эл, ты готова? — Амика просунула голову в дверь. — Обожаю эту твою шляпку.

— Сейчас, еще крошечная деталь — и все. — Пуэлла взяла с полочки маленькую деревянную шкатулку и извлекла оттуда длинные сережки в форме сиреневых перышек.

— О, это твоей мамы? — с легкой печалью спросила Амика. — По-моему, она позирует именно в них на том фото, что ты мне показывала.

— Да, они мамины. Как и шляпка. — Пуэлла провела указательным пальцем по полям и широко улыбнулась. — Всегда чувствую себя счастливой, когда надеваю их. Ну что, пойдем?

Амика кивнула, настежь открывая дверь и отступая в коридор. Прихватив с постели рюкзак, Пуэлла направилась за нею.

Они разделили булочку с шиккской белошейкой на двоих и теперь с аппетитом ее уминали. В воздухе витал аромат сдобы и цветов, тихий покой крошечного городка, что раньше звал себя деревней, успокаивал и поднимал настроение. Оглядываясь по сторонам и видя вокруг маленькие домики с соломенными крышами, цветы на подоконниках, распахнутые шторы и детей, играющих на дороге с деревянными игрушками, Пуэлла чувствовала себя на своем месте.

«И пусть другие сколько угодно говорят, что я должна уехать. Мне не хочется быть богатой и влиятельной, вот ни капельки».

— А «соседний город» — это Кейдам или Обрис? — спросила Амика, с наслаждением прикончив сдобу. — Если Кейдам, то мы идем не в ту сторону.

— Обрис, разумеется, — улыбнулась Пуэлла.

— Просто обычно мы ошивались именно в Кейдаме.

— Потому что раньше в Обрисе не было магазинчика магии и гадания, — ответила Пуэлла, и Амика восторженно завизжала нечто нечленораздельное. — Да-да, у бабушки есть подруга по переписке из Обриса, вместе с которой она училась на бытовую предсказательницу в колледже. Это она ей рассказала.

— Магазинчик магии, подумать только! — радостно завопила Амика. — Хорошо, что я всегда ношу с собой какие-то деньжата. Возможно, хватит на какую-нибудь мелочь.

— Ага, — Пуэлла улыбнулась и зажмурилась: луч Златолика умудрился заглянуть ей в глаза, миновав поля соломенной шляпки. — Если что, я добавлю. В последнее время услуги бабушки стали очень популярны, к ней ходят чуть ли не каждый вечер. Она уже кто-то вроде знаменитости в Шикке.

— Надо бы воспользоваться знакомством и попросить ее заглянуть в мое будущее.

— Не выйдет.

— Это еще почему? — Амика надулась.

— Она отказывается заглядывать в будущее своих близких и тех, кто им дорог. Говорит, что боится увидеть там нечто страшное.

— Ерунда все это, — девушка отмахнулась. — Ну что плохого может с нами произойти?

— Конечно же, ничего! Просто старушка у меня очень боязливая, вот я и забочусь о ней. Не напрягаю лишними просьбами, пусть мне и любопытно, за кого я выйду замуж.

Амика расхохоталась.

— Замуж? Ничего себе! Никогда не слышала, чтобы тебя такое интересовало.

— Ну, я же не думаю об этом каждый день. Просто иногда задаюсь вопросом. Думаю, бабушка могла бы увидеть это во время транса, но — сама знаешь — нельзя ее о таком просить.

— Эх.

Они свернули на городскую площадь, маленькую и по-домашнему уютную, словно сошедшую со страниц детских сказок. Маленький фонтанчик бил в самом ее центре, несколько молодых девчонок в длинных платьях играли и пели, поставив перед собою стаканчик для монет. Кажется, они учились на класс младше и в следующем году должны были стать выпускницами. Пуэлла улыбнулась им и, приблизившись, бросила в стаканчик один пузиллус. Амика последовала ее примеру.

Маленькая девочка танцевала рядом со старшеклассницами, пытаясь им подпевать; ее отец в круглых золотистых очках и с большой газетой в руках сидел на кованой лавочке и щурился от Златолика. Шумная компания из старушек в цветастых нарядах и забавнейших шляпах стояла на ступеньках магазина, что-то обсуждая.

«Так хорошо, — подумалось отчего-то Пуэлле. — Вечно стояла бы здесь и просто смотрела».

— Тебе по-прежнему снятся эти сны? Ну, про белого ворона? — спросила Амика.

Пуэлла откинулась на спинку сиденья и уставилась в окно. Маленький автобус медленно ехал по пустой дороге, зеленые деревья шелестели листочками, и воздух был пропитан едким ароматом природного зелья: вроде бы, либрис-скриптурии уже давно внедрили в производство новое топливо, но до Шикка и его окрестностей все доходило медленно, а потому ездили здесь по старинке, заправляясь этой ядреной смесью из частей тела мелких животных и целебных растений.

— Да, как раз сегодня ночью он опять говорил со мной. Бабушка боится, это может быть морбус.

— Ты не сумасшедшая, Эл, — серьезно возразила Амика. — Ты и сама превосходно это знаешь.

— Всякий, кто болеет морбусом, поначалу видел повторяющиеся, навязчивые сны с одинаковым содержанием. У меня это ворон. — Девушка сняла соломенную шляпу и положила ее на колени. Кроме них, в салоне больше не было никого, однако вдруг Пуэлле почудилось, словно кто-то внимательно глядит ей в затылок, пристально и неотрывно. — Потом… потом начинаются видения в реальности. А затем больной просто сходит с ума, истекает слюной и отправляется в один из Домов Клементия. На постоянное проживание.

— Да, я знаю это, а ты уж тем более, но… — Амика прищурилась. — Разве первая стадия морбуса длится не пару месяцев?

— Именно поэтому я и не иду к дайре Салус. Знаю, что у меня слегка не тот случай.

— «Слегка»? Златолик мой, да ты вообще не безумна! Этот сон снится тебе с детства и лишь время от времени отступает. Никаким морбусом тут и не пахнет.

— Это пугает меня еще сильнее, — Пуэлла вздрогнула, как от удара: неведомое присутствие сделалось почти осязаемым, и ей показалось, словно некто коснулся ее волос сзади. — То, что я не знаю, как идентифицировать свою болезнь, делает ее вдвое страшней.

Амика положила голову ей на плечо и прикрыла глаза. В ноздри Пуэлле ударил знакомый запах подруги, такой приятный и легкий, словно сон. Она зарылась пальцами в ее кудрявые пышные волосы, рыжие, как язычки костра, и отогнала прочь неприятные мысли, что лезли в голову.

«Снам не место в реальности, — твердо сказала она себе. — Прочь из моей головы».

Магазинчик бытовой магии оказался маленьким и уютным зданьицем с полукруглым козырьком над входом. Даже днем размашистая надпись «Уголок Чародея» сияла и переливалась всеми цветами радуги: алхимические светильники, встроенные в буквы, были явно новыми. У входа, облокотившись о балюстраду, сидела девушка с короткими черными волосами и курила сигарету. Увидев подруг, она подмигнула им, словно знала всю жизнь.

— Я так понимаю, вы заинтересованы товарами, дорогуши? — спросила она весело, и Пуэлла улыбнулась ей в ответ: она говорила с ними, словно старшая сестра. — Давайте-давайте, проходите, я все вам покажу. Любые классные штуковины на ваш вкус — все что вообразить можете, клянусь Демиургами!

Когда они вошли, причудливые куколки-колокольчики затанцевали, ударяясь телами, и воздух наполнился приятным мелодичным звоном. Всюду царил полумрак, окна были зашторены, а потому атмосфера внутри была сказочной и тихой, даже вечерней, несмотря на столь ранний час. Внутри никого не оказалось; старушка за кассой, в чьих волосах по-прежнему чернели вороные пряди, устало листала какую-то книгу, явно читая по диагонали. Заметив гостей, она приободрилась и даже приподнялась со своего места.

— О, ну наконец-то хоть какие-то гости за сегодняшнее утро! — воскликнула она. — Проходите, проходите, дайры. Вы просто поглядеть — или купить что-нибудь захотели?

— Да мы и сами не знаем, — улыбнулась Пуэлла. — У вас тут, кстати, чрезвычайно уютно.

— Огромное спасибо, — ответила старушка, возвращаясь к своей скучной книге. — Мой супруг настаивал на загадочной мрачноватости. Наверное, не зря я его послушала, раз уж людям так нравится.

— Вы не первые, кто похвалил, — с улыбкой добавила девушка. — Ну что, какие товары будем глядеть? У нас есть разного рода бытовые зелья, книжки с подробными инструкциями по их использованию, гадальные и игральные карты, даже колбочки с иллюзиями для детей — дешевыми и легко распознаваемыми, конечно, другие в массовую продажу и не пустят — но уж какие есть.

— А давайте нам гадальные карты, — сказала Амика. Пуэлла быстро затрясла головой, соглашаясь. — Давно хотим научиться гадать. А к ним инструкция прилагается?

— Самая краткая… — смутилась продавщица.

— У меня спираль по гаданиям, — улыбнулась Пуэлла. — По теоретическим, конечно — на практике я карты в руках не держала — но справлюсь.

— Отлично! — продавщица кивком велела им следовать за собою и нырнула в полумрак. Девушки последовали за ней. — Так, эти старые и дорогие, эти — кривоватые, прямо скажем… О, вот эти хороши! Всего за пятнадцать пузиллусов они ваши.

Она показала им красочно упакованную колоду. Подруги переглянулись.

— У меня с собой всего семь-восемь, — печально призналась Амика.

— У меня есть примерно столько же, а может и больше.

Пуэлла открыла рюкзак и, достав со дна кошелек, принялась пересчитывать монетки.

— Целых двадцать! Кажется, бабушка снова вернулась к святым традициям древности и начала, как в детстве, тайком подбрасывать мне деньги. Наше счастье! — она протянула продавщице монетки, и та, кивнув, понесла их на кассу. — С тебя — хороший завтрак в какой-нибудь местной кафешке.

Кафешка располагалась в подвале маленького жилого домика, принадлежавшего хозяйке. Внутри было сумрачно и тихо, стены без окон увешивали картины, дешевые гобелены, постеры и деревянные инсталляции, все до единой сделанные сыном владелицы. Сам сын — молодой и худенький юноша с вьющимися каштановыми волосами — сидел за прилавком, подперев щеку кулаком, и скучающе глядел на тускло горевшую люстру, которая скорее сгущала тьму, чем дарила помещению хоть какой-нибудь свет. Иногда он рисовал что-нибудь на салфетках, а потом выбрасывал их в мусорное ведро.

Каждый столик был окружен высокими плетеными ограждениями почти до потолка, что создавало иллюзию абсолютной уединенности. Амика и Пуэлла развалились на старых потертых креслах друг напротив друга и поедали суп с гренками, запивая его ароматным ягодным чаем.

— Эй, девочки, будете десерт? — крикнул им юноша со своего места. — Если да, то напоминаю, что меню висит прямо на стене, лады?

— Лады! — смеясь, шумнула Амика, и отчего-то покраснела.

— А он хорошенький, — поддразнила ее Пуэлла. — Длинноволосый, кареглазый, немножко смазливый и очень творческий, все как ты любишь!

— Прекрати, — нахмурилась Амика. — Мне ничего с ним не светит.

— Просто подойди и познакомься, — шепнула Пуэлла заговорщически. — От такого не умрешь.

— Он точно меня пошлет.

— Не пошлет.

Амика закатила глаза.

— Но я стесняюсь.

— Ну и дурочка, — улыбнулась Пуэлла. — Да он просто счастлив будет, если к нему сама подкатит такая хорошенькая девушка, как ты. Не гарантирую, что отношения у вас будут серьезные, но вот пообниматься и побродить вместе по городку — сойдет. Может быть, еще и пожизненной скидкой в этом кафе обзаведешься.

Амика взглянула на нее с игривым укором.

— Ну что, погадаем? — перевела тему она. — Посмотрим, насколько оправдана твоя спираль. Потому что лично мне по гаданию ставили треугольник, и то с закрытыми глазами.

— Ладушки. — Пуэлла взяла тарелки с остатками супа и отнесла их на прилавок. Оживившись, сын хозяйки схватил их и быстро направился к раковине, чтобы помыть. — Эй, слушай… — он обернулся. — Моя подружка хотела бы с тобою познакомиться.

— Которая рыженькая? — улыбнулся он.

— А ты что, видишь тут другую подружку?

— Я… — ему как будто вышибли воздух из легких, и он быстро тряхнул волосами, чтобы согнать наваждение неловкости. — Ну хорошо, скажи ей, пусть подходит, и мы поболтаем.

— Она у меня стесняшка, вообще-то.

— Тогда я сам к ней подойду. Все равно посетителей сегодня — полторы калеки… То есть, только вы и какая-то бабушка, уснувшая в углу.

— То есть, мы считаемся за одного калеку, да?

Они слабо рассмеялись.

— Когда мы погадаем, я тебя позову. Если общение пойдет, даже наедине оставлю.

Юноша присвистнул.

— Ну… лады.

И Пуэлла, сияя от радости, вернулась на свое место к ничего не подозревающей Амике, от смущения уткнувшейся носом в собственную кружку.

— Итак, сначала — ты.

Карты заплясали в руках, перемешиваясь, и наконец она вытянула руки вперед, показывая их подруге рубашками кверху.

— Что нужно сделать? — спросила Амика растерянно.

— Сначала — активировать гиперсигиллу.

— М-м… это как?

— Вслух задай картам вопрос, ответ на который хотела бы услышать. Сосредоточься на передаче информации картам, почувствуй что-то вроде ментальной связи с каждой из них.

— Ну… х-хорошо. — Девушка уставилась на карты. — Я хочу знать, получатся ли у меня романтические отношения с этим парнем.

— Нет, так гиперсигилла не работает.

— О Демиурги, как сложно! — Амика закатила глаза. — Как же я должна формулировать свой вопрос?

— Так, чтобы карты тебя поняли.

— Но я не знаю имени этого парня!

— Во-первых, снабди формулировку мыслеобразом: изобрази юношу в своей фантазии, когда будешь говорить запрос еще раз, и представь, как карты… ну, впитывают его, пропускают через себя. Во-вторых, добавь к устному описанию больше подробностей. Карты должны как бы слиться с ним, стать им на время. Только так можно получить вразумительные ответы с их помощью.

— Вау… зря я прогуливала гадания, — восторженно пролепетала Амика. — Ну хорошо. Карты, скажите мне, смогу ли я… — она задумалась, закусила губу. К ее щекам вновь прилил румянец. — Смогу ли я вступить в отношения с юношей, что сейчас стоит за прилавком позади меня? Он длинноволосый, белокожий, кареглазый, с синяками под глазами. Мне показалось, что от него пахнет какими-то едкими духами и бумагой. Надеюсь, это не от стойки… Ну, в общем-то, все.

— «Смогу ли я вступить в отношения»? Думаешь, именно такой вопрос стоило бы задать картам?

— А что не так?

— Вступить-то ты, может, и вступишь. На одну ночь или на пару недель. А потом может произойти все что угодно, начиная невинной ссорой и заканчивая поножовщиной. Ты ведь ничегошеньки не знаешь о его нраве.

Амика растерянно заморгала.

— Ну, тогда… Какими будут мои отношения с этим юношей, если они вообще возможны?

Пуэлла удовлетворенно кивнула.

— Хорошо. Теперь закрой глаза и коснись указательным пальцем правой руки двух карт. — Амика послушно выполнила то, что было велено. — А теперь — указательным пальцем левой, но только одной карты.

— Вот, пусть будет эта.

— Ладушки. Ну давай, открывай глаза.

Когда Амика открыла глаза, перед нею на столе уже лежали карты. Они находились рубашками кверху, такие обыкновенные, но вместе с тем таинственные и тревожные, словно вестники судьбы. Дрожащей рукою она повернула их все и воззрилась на незнакомые ей изображения.

— Ну, первые две — те, которых ты коснулась правой — являются так называемым веритасом, истиной. Третья — та, которой ты коснулась левой — это фалсум, то, чего точно не произойдет.

— И что же значат эти карты?

— Веритас довольно туманный. С одной стороны, есть карта Чародея-Смертника, который загораживает собой нескольких детей. Это значит, что кто-то из вас крайне самоотверженно отдастся любви и будет готов поставить на кон что угодно, лишь бы сохранить отношения. Карта может относиться и к вам обоим. — Пуэлла задумчиво покусала нижнюю губу. — С другой стороны, карта Женщины-с-Мечом означает праведную месть за дурное дело. Возможно, парнишка будет тем еще изменщиком, и однажды ты, не выдержав, просто устроишь ему кошмарную жизнь.

Амика нахмурилась.

— Это я могу, м-да.

— Фалсум, тем не менее, крайне хорош: здесь у нас — карта Гроба, которая всегда означает разруху, смерть, болезни, конец всего. То есть, в ваших отношениях не будет ничего… гхм… криминального. Никто из вас не покончит с жизнью из-за неопределенности, никто никого не подкараулит и не прибьет.

Амика вздрогнула.

— Да уж, так далеко я не готова зайти.

— Парень твой, судя по всему, тоже. — Пуэлла посмотрела на карты, склонив голову, словно надеясь, что они вдруг переменятся. — По итогу, ситуация у нас такая: жизнь будет не без проблем, возможны измены и месть, но вместе вы будете до конца. Как-то так. Не слишком удачно, в целом.

— Эх, ну и пошел он тогда, — улыбнулась Амика не без разочарования. — Не хочу тратить годы своей жизни на изменяющего бабника.

— Все не так просто, — ответила Пуэлла. — Я, разумеется, не эксперт по части отношений, но каждого можно свести с ума, если очень сильно постараться. Да и карты — это всего лишь карты. В гадании даже не используется бытовая магия: никаких заклинаний и трав тут не нужно. Многие маги-профессионалы вообще считают такого рода чародейство не чем иным, как шарлатанством.

— И все же… — Амика закусила нижнюю губу. — Эх, ладно, я подумаю над этим. Давай теперь ты погадаешь на себя. Так ведь можно, правда?

— В принципе, да. Просто механизм гадания в этом случае отличается.

— Какой вопрос будешь задавать? За кого замуж выйдешь?

Пуэлла задумалась. В ее жизни не было никакой неопределенности, все стояло на своих местах, было гармонично и уравновешенно. Ни один более оригинальный вопрос так и не пришел в голову.

— Ладно. Каким будет мой суженый? — она легко перемешала карты, глядя на них, словно на собственных детей. Они плясали и кружились в ее руках, подчиняясь каждому движению пальцев, и Амика восторженно наблюдала за процессом. — Опишите мне его. Расскажите мне о нем самое главное.

Она разложила карты по столу рубашками вверх и, закрыв глаза, перемешала. Затем — коснулась указательным пальцем правой руки одной из карт.

— Переворачивай.

Амика послушалась.

— Переворачивай.

Вторая карта находилась в верхнем левом углу стола, дальше всех от нее, но некая неведомая сила словно заставила Пуэллу коснуться ее. Амика снова исполнила то, что было велено.

«И, наконец, третья».

Указательным пальцем левой руки она коснулась последней из карт — на мгновение ей показалось, что рубашка ошпарила ее, будто каленое железо. Пуэлла вздрогнула, отдернула руку и открыла глаза.

— Я, конечно, не мастер и все такое, — заметила Амика, — но даже для меня это как-то странно.

Все три карты, перевернутые девушкой, изображали Ворона Свободы, что, высвободившись из плена, летел прочь из окна башни, держа в клюве цепи. Символ новой жизни, перемен, неизвестности будущего — как в хорошем, так и в дурном смысле.

— Но… — растерялась Пуэлла. — Ворон же один в колоде…

Дрожащими руками она начала переворачивать все карты на столике, и на каждой из них был изображен Ворон Свободы. В ее глазах встали слезы страха: никогда прежде она не сталкивалась с чем-то настолько необъяснимым.

— Наверное… — проговорила девушка неуверенно. — Наверное, карты были как-то заговорены. Может быть, это продавщица решила над нами беззлобно пошутить. Потому что другого объяснения я пока не вижу.

Она принялась собирать карты быстро и сноровисто, чувствуя на себе пристальный взгляд Амики. Девушка сидела ни жива ни мертва: ее лицо было белым, словно лист бумаги, привычный румянец спал с щек. Должно быть, случившееся напугало ее ни капельки не меньше.

«О Демиурги, Пуэлла, возьми себя в руки! — недовольно сказала девушка сама себе, когда карты ровной стопкой оказались у нее в руках. Ворон Свободы по-прежнему глядел на нее своими пронзительными черными глазами, сжимая цепи в клюве. — Просто розыгрыш, помнишь? Крайне хорошая бытовая магия. Какое-нибудь заклинание иллюзии, дешевое и безобидное, не более того».

Она достала из колоды случайную карту — на ней был изображен Гроб. Пуэлла облегченно вздохнула и показала ее Амике.

— Я же говорила, что это — всего лишь розыгрыш девчонки-продавщицы из магазина! Карты опять стали нормальными, как ни в чем не бывало.

Амика облегченно вздохнула.

— Несмешные у нее шутки, — заметила она обиженно. — Так и сердце остановиться может.

— Да не будь ты такой неженкой, — улыбнулась Пуэлла. — Я тоже перепугалась поначалу, но это и впрямь было оригинально. Не принимай все так близко к сердцу.

Они поднялись, собираясь уходить.

— Эй, девушки! — послышалось из-за стойки. Старушка, что все это время спала в уголке, внезапно подпрыгнула, открыла глаза и закрутила головой по сторонам. — Вернее, девушка… Та, что… с рыжими волосами. Не хочешь поболтать немного?

Пуэлла многозначительно взглянула на Амику. Та — на карты. Пуэлла закатила глаза.

— Всего лишь шарлатанская безделушка, — сказала она шепотом, потрясывая ими у подруги перед лицом. — Еще и заговоренная. Может, она с самого начала неправильный результат показывала, откуда мне знать? Иди, не упусти своего счастья! Расстаться всегда успеешь.

Амика улыбнулась и кивнула.

— Тебя подождать? — спросила Пуэлла уже вслух.

— Не думаю, — ответила девуша, подмигнув. — Боюсь задержаться подольше, чем на несколько минут.

Дайра Лакрим сидела на постели, укрывшись легким цветочным одеялом, и читала газету. Когда Пуэлла вошла, она лишь слабо кивнула головой и улыбнулась: должно быть, то, что она читала, сильно ее увлекало.

— Сделать тебе чаю? — спросила девушка негромко.

— Да, травяного, — кивнула бабушка. — Слышала, кстати, что сегодня — Ночь Посвящения?

— А, да, знаю, — ответила Пуэлла. — Всяким богатеньким и одаренным абитуриентам приснится сон с приглашением в Университет имени Конкордии.

— Я вот надеюсь…

— Бабушка! — рассмеялась Пуэлла. — Там обучают либо гениев, либо ребят из Кланов Демиургов и наследственных аристократов. Будь я хоть трижды сельской отличницей, никто не станет брать меня в Университет и учить засекреченной магии. Это же абсурд.

— Нет, ну а вдруг! — дайра Лакрим ткнула пальцем в газету. — Тут вот как раз есть список самых успешных выпускников Университета, не имевших голубых кровей. Авось и ты однажды в нем окажешься!

— Не окажусь.

— Эл, не пререкайся и иди-ка ставь чай. — Бабушка вздохнула. — Тоже мне, «не окажусь»… я-то лучше тебя знаю!

Девушка кивнула и юркнула в коридор, чувствуя, как на сердце снова накатывает тревога — медленными, тошнотворными волнами. За окошком ребята играли в камешки, громко гоготала стайка местных подростков. Пуэлла поставила рюкзак на маленькую табуретку у стены, накрыла ее соломенной шляпой и пошла заливать воду.

«Все хорошо. Перестань волноваться!»

Она прислушалась: ей почудилось — или и впрямь птица затрепетала крыльями за ее спиною?

«Сосредоточься на своем деле. О Демиурги, просто поставь дурацкий чайник!»

Шум крыльев раздался ближе, над самым ухом. Отчаянно вскрикнув, Пуэлла выронила чайник в раковину и резко обернулась. Никого не было.

Лишь на полу, почти у ее ног, лежала выпавшая из рюкзака карта с изображением Ворона Свободы.

Пуэлла открыла глаза и увидела, что над нею склоняется бабушка.

Стоял поздний вечер, закат разливался по небу уродливым кровавым маревом. Она в ночнушке лежала на постели, укрывшись легким одеялом, и чувствовала, как к горлу подступает колючий ком тревоги. Заснуть у нее все не получалось: стоило закрыть глаза, и сразу чудилось, будто некто — или нечто — шуршит тут и там, играет с тенями, заставляя их сгущаться, и хлопает крыльями за окном. Она ворочалась уже около полчаса, когда наконец пришло спасение.

Дайра Лакрим повязала у изголовья маленькую тканевую куколку, из шеи которой выходила большая и толстая петля.

— Удавница — отличный способ избавиться от этой напасти, — сказала старушка. — Забирает себе всю бессонницу.

— Удавница при бессоннице — это как Ловец Снов при кошмарах, — вздохнула Пуэлла устало. — Не действует совершенно. Нам даже в школе об этом говорили.

— А в школе тебе не говорили, что важная часть магии — это вера в нее? — гордо парировала бабушка. — Да и вообще: я предсказательница, кое-что да смыслю!

— Могу поспорить, что сны — точно не твоя специализация.

— А это мы еще посмотрим. — Кряхтя, дайра Лакрим медленно направилась на выход, но вдруг замерла на пороге. — О, деточка моя, гляди! Кажется, ты карту уронила. Ворон Свободы.

Пуэлла задрожала мелкой дрожью.

— Гадальную колоду себе, что ли, купила?

Девушка тяжело вздохнула. Набралась сил. И все рассказала.

— Да уж, ситуация, — заключила бабушка, выслушав историю до конца. — Что ж ты сразу не сказала, что Ворон тебя уже и в реальности преследовать начал? Случай не из тех, о которых стоит замалчивать.

Пуэлла обняла руками колени. Чувство сонливости, как ни странно, вдруг накрыло ее с головой, и теперь она едва находила в себе силы держать глаза открытыми. Сопротивляясь магии, клонившей ее ко сну, девушка зевнула и повела плечами.

— Я не хотела тебя так сильно беспокоить. Видишь ли, я думаю, что обсуждать стоит лишь ту ситуацию, из которой возможен выход. Здесь же… И ты, и даже дайра Салус здесь бессильны. Это все что угодно, но только не морбус.

— Если бы это был морбус, то карту видела бы только одна ты, — задумчиво закивала бабушка. — А знаешь, я подумаю над этим. Попытаюсь вспомнить, не было ли у нашей семьи какого-нибудь случая, связанного с воронами хотя бы косвенно. Возможно, это выведет нас на верную дорожку.

Она поднялась с постели, и девушка наконец нырнула под одеяло, чувствуя, как приятное тепло разливается по телу.

— Спокойной ночи, бабушка. Не изводи себя там.

— Куда уж мне — не изводиться-то! И ты спи, внученька.

Она коснулась шершавой ладонью ее золотистых кудряшек и ушла, плотно прикрыв за собою дверь. Призрачное нечто, шурша крыльями, сразу же опустилось на ее подоконник, ударило клювом о закрытое окно, словно просясь внутрь — но девушка уже спала. И сон, который ей снился, был воистину особенным.

Ей снилось, будто стояла она посреди огромной сумрачной залы, окруженная колоннами и свечами. Высокий купол, расписанный изображениями Демиургов во время создания мира, слегка подсвечивался изнутри неким магическим сиянием — нежно-голубым, переливчатым, будто призрачным. Перед нею на пъедестале стояла женщина в длинном черном одеянии, полностью седая и серьезная, как каменная статуя. На ее плече сидел попугай, слишком большой и какой-то неестественный в своей человечности: его глаза даже на большом расстоянии таранили Пуэллу с отвратительной внимательностью, исследуя с головы до ног, будто очередную жертву.

— Если ты видишь этот сон, — сказала седая женщина, и голос у нее оказался скрипучим, как сквозняк в заброшенном доме, — то Ночь Посвящения ступила и на твой порог. Кем бы ты ни был или ни была — юным созданием, живущим в тишине и покое уютного маленького города, или членом Клана Демиургов, в венах которого течет святая кровь — твое время пришло.

— Ч…что? — только и спросила Пуэлла, но женщина, судя по всему, даже ее не услышала.

— Меня, как тебе известно, зовут дайра Кунктия, и я — ректор Университета имени Конкордии Непобедимой. Рядом же — мой заместитель и фамильяр, Пситтакус.

Попугай слетел с ее плеча, издав звук, подобный человеческому смеху, и за спиною старухи обратился в огромного старика с пышной седой шевелюрой, облаченного в клоунский костюм. Его глаза, подведенные золотым, диковато уставились прямо на Пуэллу. Та поежилась от неловкости: взгляд Пситтакуса совсем ей не нравился.

— Учиться у нас — настоящая честь, — сказал старик, приподняв одну бровь; говоря, он сильно шевелил губами, словно кривляясь. — Отказаться нельзя! На вас у Двенадцати Держав уже есть особые планы. — Он подмигнул. — Особые, таинственные планы, которые смело можно назвать подобными божественной участи Демиургов! Творить магию и волшебство, углубиться в тайные знания, войти в число мировой аристократии — если еще не входишь, разумеется! — и веселиться, веселиться, веселиться до упаду!

Он расхохотался. Старуха слабо дернула головой, будто отдавая молчаливый приказ — и Пситтакус замолчал. Его огромный силуэт отбрасывал уродливую тень на серую стену, и этот силуэт глубоко дышал и подрагивал, играя с пламенем свечей.

— По старой традиции и во имя безопасности, по пробуждении вы обнаружите у себя на лбах золотые знаки. Не бойтесь, они не останутся у вас навечно — так мы всего лишь помечаем своих абитуриентов, претендующих на поступление.

— Претендующих! — повторил Пситтакус, задрав кверху указательный палец в яркой красной перчатке.

— Ровно в полдень посреди вашей спальни возникнет портал, в который абитуриент должен ступить, чтобы принять участие в отборе. Как уже сказал мой любезный заместитель, не явиться… — она сглотнула. — …нельзя. Это очень важно, ведь ваш талант способен хорошо послужить всем Двенадцати Державам.

— С собою ничего не берите! — крикнул Пситтакус.

Дайра Кунктия строго кивнула.

— Ничего, кроме хорошего настроения и надежды на лучшее. Никаких трехэтажных багажей.

Глава вторая, в которой Пуэлла находит новую подругу и участвует в отборе.

Амика кружилась вокруг нее уже второй час и все никак не могла остановиться. По правде говоря, на памяти Пуэллы не было еще ни одного дня в жизни, когда ее обнимали так много, сильно и часто — словно она вдруг стала каким-нибудь идолом для поклонения или мировой знаменитостью. Бабушка на кухне пекла огромный пирог, напевая под нос веселые песенки времен шальной юности, в воздухе витал аромат шиккской белошейки и свежего теста, а Амика все не могла сесть и поговорить с подругой спокойно: гладила ее по волосам, плакала, смеялась, бросалась разглядывать знак у нее на лбу в тысяча двадцатый раз — словом, никак не оставляла в покое.

И ведь, главное, никто не спросил у Пуэллы, что по поводу происходящего думает она сама. Хочет ли учиться в этом треклятом гиперсекретном Университете, где неизвестно что происходит? Хочет ли покинуть родной дом, семью и подругу, чтобы посвятить себя одним лишь знаниям? Вопреки всеобщему мнению, Пуэлла вовсе не любила учиться. От природы она была пассивна и ленива. Все, что она делала, было ради бабушки и ее гордой улыбки.

«Неужели меня и теперь не оставят в покое, заставив покорять новые вершины?»

— А расскажи еще раз про сон, — попросила Амика, наконец опускаясь на заправленную постель Пуэллы и вытирая капельки пота со лба. — Про то, как все это случилось. Так интересно!

— Я уже все рассказала. Большая зала, свечи, купол с изобрежнием Демиургов, ректор и ее жуткий попугай-фамильяр, в своей человеческой ипостаси выглядящий как громадный старик в клоунском наряде… ну, или в карнавальном как минимум. Очень неприятный и как будто слегка не в себе.

— Да брось, Златолик мой, — улыбнулась Амика. — Не суди бедного дедушку так быстро. Возможно, он замечательный профессионал своего дела и станет для тебя любимым преподавателем!

— Не знаю, ведет ли что-нибудь заместитель, — устало вздохнула Пуэлла, — да и гадать особенно не хочу. К тому же, как я поняла из речи дайры Кунктии, вступительный отбор можно и провалить. Тогда меня, наверное, отправят домой и оставят в покое. Неплохой вариант.

— Эл, ты чего?! — возмутилась Амика, нахмурившись. Находись она сейчас в стоячем положении, еще и ножкой бы притопнула. — Совсем с ума сошла! Да кому это видано — не хотеть в Университет такого уровня! Это тебе даже не Пельм, а учебное заведение мирового масштаба! Да ты у нас аристократкой станешь, Златолик!

«Обладай ты моими знаниями, твое рвение горы бы свернуло. Жаль, все-таки, что нам нельзя просто так взять и поменяться местами».

— Девочки мои, к столу! Пирог готов!

Крепко сжав запястье подруги, Амика помчалась на кухню, словно маленькая голодная девочка. Слегка подавшись вперед, Пуэлла печально вдохнула ее знакомый запах. Слезы застыли в глазах. Расставаться совсем не хотелось.

— А вот и он, — улыбчиво сказала дайра Лакрим, разрезая свой кулинарный шедевр старым ножичком с деревянной ручкой в форме экзотической птицы. Пирог уже стоял в середине столика, расположенный на большом блюде с синей каймой, которое бабушка доставала лишь по праздникам. — Налетайте, девчонки! В честь такого дня для вас не жалко приготовить и еще один.

— Ваши пироги всегда самые лучшие, дайра Лакрим, — смущенно ответила Амика, пробуя свою порцию и сразу же расплываясь в довольной и сытой улыбке. — М-м-м, просто объедение!

— Спасибо, дорогая. — Старушка нежно провела ладонью по рыжим кудряшкам, и Пуэлла почувствовала, как в горле у нее встает тяжелый ком. — Как, все-таки, здорово сидеть тут с вами, молодыми! Я буду скучать по этой трескотне.

Амика решительно затрясла головой.

— Даже не думайте, что я Вас тут одну оставлю! Буду каждую неделю прибегать, а может и чаще.

Дайра Лакрим скрипуче рассмеялась.

— Ну хорошо, как пожелаешь, девочка.

Хоть из начинки пирога и можно было сделать целый букет шиккских белошеек — бабушка явно заплатила за мешочки с лепестками хорошую сумму — Пуэлла все равно ела через силу. Горло словно распухло, глотать было тяжело и больно. Один лишь взгляд на эту светлую маленькую кухоньку, на раздвинутые шторки, на призрачный тюль и на маленький коврик в ногах заставлял ее глаза слезиться.

«Я не могу оставить свою семью, — решила она твердо. — Пусть бабушка и огорчится, когда меня пришлют обратно в Шикк, но зато моя жизнь не пойдет под откос».

Она сделала большой глоток терпкого травяного чая и тихо вздохнула, чувствуя неожиданную усталость. Ее плечи опустились, золотой неразборчивый знак во лбу слабо зазудел, будто предупреждая о чем-то. Она взглянула на маленькие часики, висевшие рядом с холодильником: до полудня еще оставалось время.

Кто-то стоял в проходе, в маленьком золотистом коридорчике, и смотрел на нее, залитый светом Златолика. Он был человеком и птицей, живым и мертвым одновременно — Пуэлла отчетливо ощутила его могучую нечеловеческую натуру, всецело обращенную к ней, наблюдающую, изучающую. Вздрогнув, девушка резко обернулась, но не увидела ничего, кроме коротенькой красной шторки, висевшей перед открытой дверью в кухню, и легкой призрачной тени, мелькнувшей влево, к зеркалу перед входной дверью.

Пуэлла напряглась.

— Что такое, Эл? — спросила Амика встревоженно. — Куда это ты так уставилась?

— Ворон… — тихо ответила Пуэлла, медленно поднимаясь со своего места. — Мне кажется, я чувствую его присутствие. И он все еще здесь, где-то рядом с зеркалом в прихожей.

— Я пойду с тобой.

Дайра Лакрим решительно поднялась с места и дернулась было к Пуэлле, но та остановила ее мягким жестом руки.

— Боюсь, что так мы спугнем его. Я схожу одна и все там проверю.

— А если он нападет? — заволновалась Амика. — А если он решит как-нибудь тебя покалечить?

— Если бы он хотел, то уже сделал бы это. Ему самому очень нужна помощь. — Пуэлла ободряюще улыбнулась. — Не беспокойтесь за меня. Я сейчас вернусь.

И она медленно двинулась по узкому коридорчику из кухни в общий, ведущий к входной двери. Присутствие гостя по-прежнему было сильным и реальным; Пуэлла сосредоточилась на этом чувстве, сконцентрировалась на нем так, как на гиперсигилле, обращенной к гадальным картам.

«Только не уходи, — сказала она мысленно, обращая к ворону доброжелательный мыслеобраз. — Давай поговорим еще раз. Теперь уже не во сне».

Ей не ответили — вернее, попытались ответить, но ничего внятного из этого так и не вышло. Присутствие ворона сделалось слабее, а затем просто растворилось в воздухе, когда Пуэлла приблизилась к зеркалу и наконец посмотрела в него. Ничего, кроме девичьего лица и стены напротив, там не отражалось.

«Хотя постой-ка…»

Было еще что-то. Призрачная картинка, наслаивающаяся на реальность. Девушка вгляделась, приблизившись к зеркалу почти вплотную, и наконец увидела: то были прутья клетки, выходящей на маленькую красную комнатку, уставленную книгами. Выглядывая из-за загруженного стеллажа, множеством призрачных огоньков переливался магический шар, почти полностью погребенный под разноцветными бусами.

П-по…

Пуэлла попыталась вслушаться в то, что говорил ей ворон, но тщетно. Слова превращались в сгустки хаотичных мыслеобразов, вторгавшихся в сознание без приглашения, и бессмысленных слогов.

П-пм…

Она увидела, как часть стены отъехала в сторону, и внутрь скользнула чья-то невысокая фигура в длинном плаще с капюшоном, надвинутым на лицо. Зеркало забликовало, затряслось и разбилось как раз в тот момент, когда Пуэлла отпрянула в сторону. В тот же миг из кухни выскочили бабушка и Амика, вооруженные одним тупым ножом на двоих.

— Что случилось? Что произошло? — завопила дайра Лакрим, размахивая кулаками.

— Где он? Где твой ворон? — спросила Амика, сноровисто орудуя в воздухе своим бесполезным оружием. — Он тебя не поранил?

— Нет-нет, все в полном порядке! Он просто… — Пуэлла замялась. — …показал мне себя внутри клетки, а потом, когда в комнату вошел кто-то еще, видение испарилось.

— И все? — удивленно спросила бабушка. — Он не просил тебя помочь, как обычно?

— Пытался, наверное. Но у него не выходило: только нечленораздельное бормотание и бессмысленные мыслеобразы, которые выглядели как цветные пятна и какие-то глупые картинки.

— Что за картинки?

— Амика, я же сказала, что они были бессмысленными, — закатила глаза Пуэлла. — Просто какая-то ерунда. Сначала я видела огромного паука… даже не так, это было какое-то гуманоидное существо, похожее на паука. Оно ползало, листало книжки…

— Фе, — скривилась девушка. — Какая гадость.

— Еще там был какой-то суд. Ну, здание суда, скамьи, трибуны… и много крови вокруг, хотя ни одного трупа нет. А потом я видела свою маму.

Дайра Лакрим опустила руки и пораженно воззрилась на внучку.

— Нашу Верис?

— Да. Ее лицо с закрытыми глазами и блаженной улыбкой. Я не знаю, откуда ворон знает о маме и что все это вообще может значить. Возможно, он просто взбаламутил мое же сознание и выудил оттуда случайные мыслеобразы.

— И часто ты думаешь об окровавленных залах суда? — съязвила Амика.

Пуэлла вздохнула:

— Тоже верно.

— И это еще одна причина, по которой ты обязательно должна поступить в Университет имени Конкордии, — серьезно сказала дайра Лакрим. — Это даст нам ответы на многие вопросы — в частности, связанные с этим твоим вороном. Кто знает, как далеко это может зайти, если не найти решение проблемы как можно скорее?

Пуэлла почувствовала, как слабо запульсировал золотистый знак на лбу. Полдень приближался, а вместе с ним — и расставание.

— Пойду поглажу себе что-нибудь приличное, — сказала она наконец. — Не идти же мне на отбор в помятой цветастой ночнушке.

Она нарядилась так, как отправилась бы в школу: широкие белые брюки, купленные в безымянном магазинчике за углом, сшитая бабушкой блуза нежного кремового цвета и никаких соломенных шляпок. Вместо длинных маминых сережек-перышек — бабушкины золотые гвоздики, которые она подарила ей еще в детстве. Двумя серебристыми невидимками Пуэлла заколола непослушные кудряшки у висков, и теперь они не падали на глаза. Амика развернула ее к себе от зеркала, крепко схватив за плечи, и широко улыбнулась, оглядев с головы до ног.

— Привычная зануда Пуэлла, которую я привыкла видеть за своей партой каждый день.

— Иначе на отбор и нельзя, наверное.

— Конечно, нельзя! Это лучшее высшее учебное заведение во всех Двенадцати Державах, о чем может идти речь! — дайра Лакрим ворвалась в комнату с рюкзаком, и в комнате запахло травами. — То, что осталось от утреннего пирога, а также несколько сюрпризных булочек я заткнула сюда вместе с пустой тетрадью и пеналом.

Пуэлла улыбнулась.

— Бабушка, не надо. Кажется, ректор говорила приходить без ничего.

— Неправильно ты поняла свою ректоршу, — категорично ответила дайра Ларим, и Пуэлле ничего не оставалось, кроме как принять из ее рук рюкзак и повесить на спину. — К тому же, лучше перестраховаться, чем недостраховаться, правильно?

— Угу.

Пуэлла покрутилась перед зеркалом и принялась ожидать. До полудня оставались считанные секунды, и встревоженное сердце отчаянно колотилось о грудную клетку, словно желая выпрыгнуть из своей тюрьмы.

«Три…»

Бабушка улыбнулась. Только сейчас, в сиянии дневного Златолика, Пуэлла заметила, какое морщинистое у нее было лицо. Раньше она не вглядывалась, не замечала — бабушка была тем человеком, на которого достаточно взглянуть вскользь, чтобы почувствовать тепло и спокойствие.

Однако теперь она увидела. Увидела усталость в глазах и старость, каллиграфическим шрифтом выписанную на лице. Язык морщин был языком смерти, и девушке сделалось не по себе.

«Два…»

Амика восторженно заерзала на кровати, и Пуэлла вспомнила, как несколько лет назад они сидели здесь же, испуганные и зареванные, во время грозы. Молния и дождь казались им чем-то таинственным и жутким, громко каркал ворон за окном…

— Откуда в Шикке вороны? — спросила тогда Амика.

— Не знаю, — ответила маленькая Пуэлла. — Наверное, показалось.

Дайра Лакрим гостила у своей подруги в Обрисе, и они ощущали себя беспомощными перед лицом природы.

«Один…»

Сияющий портал возник из ниоткуда — большой и ярко-розовый, похожий на исполинскую блестящую жвачку. Вообще-то, Пуэлла ожидала увидеть в центре него воронку, однако портал выглядел скорее как огромный кусок неизвестной ароматной субстанции, липкой и крайне густой на вид. Знак на ее лбу загорелся золотым, и переносица наполнилась болью. Некая сила подгоняла ее, заставляла пойти навстречу неизвестности.

— Ну, удачи тебе там, на отборе! — выдохнула Амика, с удивлением и восторгом таращась на странный портал. — Надеюсь, мы получим хорошие вести.

Пуэлла кивнула, и в тот же миг в ее сердце что-то оборвалось. Сломалась струна души, исчезло ощущение спокойной идиллии жизни.

— Я не подведу.

А потом она взяла — и смело наступила прямо в розовую пахучую массу. Липкая и будто живая, она схватила ее, вязко облепляя с головы до ног, забиваясь в ноздри и уши, застревая в волосах и цепляясь за одежду.

«Какая же мерзость!»

Пуэлла собралась с силами и попыталась сделать шаг. В глаза ударил ослепительный свет, а затем розовая масса исчезла, словно ее никогда и не было. Открыв глаза, она обнаружила себя стоящей у длинной белокаменной стены — обнаружила по-прежнему причесанной, совершенно чистой и безо всякой дряни на одежде.

Две высокие пожилые женщины — близняшки, облаченные в одинаковые пластинчатые доспехи — смерили ее серьезным взглядом.

— Имя? — спросила одна.

— Давай сюда руку, — сказала другая.

— Эм-м… Пуэлла Лакрим, — пробормотала девушка, переводя взгляд с одной старухи на другую. — Вы просили руку? Вот, хорошо.

Странный золотистый шарик упал в ее открытую ладонь из ниоткуда; девушка удивленно воззрилась на него, как на дар Демиургов.

— Проглоти его, — велели стражницы хором. В воздухе тем временем уже начинал растворяться огромный золотой свиток, где рядом со своим именем Пуэлла увидела жирную галочку. — Иначе — и за три дня не управишься!

— Х-хорошо.

Пуэлла поднесла золотистый шарик к носу и осторожно понюхала. Он не пах, но излучал странное тепло.

«Эх, была-не была».

И девушка, зажмурившись, кинула его в рот, после чего проглотила, не пережевывая. В тот же миг перед ее глазами в воздухе возникла выведенная золотистым надпись:

«Список покупок для абитуриента.

Лягушачья лапка, 1 шт. — магазинчик зелий и игридиентов дайры Тартар;

Листья Смертолистника, 2 пакетика — «Мрачный Скелет»;

Толченая кость разбойника, 1 шт. — черная лавочка Сенсуса;

«Кровь цветов», 1 склянка — там же».

Пуэлла сморгнула — надпись в воздухе исчезла. Слегка сосредоточилась, поймав витающий рядом мыслеобраз — и та появилась снова.

«Чудеса!»

Признаться честно, даже в теории Пуэлла не думала, что такое бывает. Никакая бытовая магия не могла бы создать такой восхитительный список, и она, «включая» и «выключая» его, радостно двинулась вперед, в гущу маленьких домишек из цветного камня, дерева и кирпича, что кустились стена к стене, словно застенчивые ребятишки.

Людей было очень много: они ходили туда-сюда, разговаривали и гоготали; улочки вились, как ветви у сказочного дерева, и каждый магазин был одним из множества листков, среди которых Пуэлле нужно было разыскать всего несколько необходимых.

«Даже с волшебным напоминанием я могу потратить на это слишком много времени… Возможно, следует выбрать себе какого-нибудь человека и последовать за ним? Среди собравшихся абитуриентов наверняка есть те, кто разбирается в происходящем получше меня».

Девушка подняла голову, осмотрелась — и в тот же миг, покачнувшись, упала назад. Кто-то сильно задел ее плечом, намеренно толкнув. Дыхание сбилось, перед глазами потемнело; с трудом сфокусировав взгляд, девушка задрала голову и увидела миниатюрного тощего юношу в черной косухе, одетой на голое тело, и кожаных штанах с кучей декоративных цепей. Приподняв тонко выщипанную бровь, он усмехнулся краешком губ и пнул девушку мыском туфли под бок.

— Вставай, а то затопчут, — сказал он громко, и его спутница, девушка в круглых очках и длинной красной юбке, закатила глаза, словно устала от выходок кавалера. — И не сшибай кого попало.

Они развернулись и ушли, а Пуэлла, тяжело дыша, поднялась. Прибившись к стене какого-то очередного магазина, она облокотилась о кованую решетку, декорировавшую вход, и уставилась пустыми глазами на переливающиеся огоньки, исходящие от козырька. Должно быть, вечером и в тишине эта улица с ее прекрасными забегаловками была бы просто волшебна, подумала она. Однако сейчас… кажется, это место уже ее невзлюбило.

Переведя глаза на разношерстную толпу, Пуэлла с удивлением обнаружила, что все абитуриенты ходят строго по парам: вон — юноша с розовыми волосами и девушка, бритая налысо, идут под руку, о чем-то перешептываясь, вон — другая парочка, разряженная в странные костюмы, шагает в противоположую сторону… Пуэлла с печальной улыбкой опустила глаза на свою строгую блузу и широкие брюки. Кажется, никто, кроме нее, не озаботился нарядиться подобающе.

«А может, это я одета странно — откуда мне знать о классической моде больших городов?»

Она набрала в грудь побольше воздуха и снова слилась с шумящим потоком, стараясь никого не сбить и не упасть; страх быть растоптанной бил в виски, голова начинала болеть. Больше всего на свете она хотела бы, чтобы этот день поскорее закончился. Она ничего не понимала. Не знала, куда бежать.

«И, что самое главное — почему все тут ходят парами? Мне что, нужно найти незанятого юношу и просто присоединиться к нему? В чем смысл такого деления и почему дайра Кунктия о нем не упоминала?»

Воспользовавшись шансом, девушка свернула в какой-то тихий переулок, где, кроме нескольких парочек, не было больше никого, и снова отдышалась. Находиться в толпе для нее, ребенка деревни, было ужасающе сложно.

«Скорее бы домой. Скорее бы — к бабушке и Амике».

Хрупкая девичья фигурка направлялась прочь, медленно оглядываясь по сторонам. От радости Пуэлла чуть не задохнулась: ну надо же, здесь был хоть кто-то такой же одинокий, как и она!

— Погоди! — крикнула она что есть мочи, бросаясь за незнакомкой; та остановилась и обернулась на зов, прострелив Пуэллу своим тяжелым флегматичным взором. — Н-никуда не уходи!

— Никуда не ухожу.

— С-спасибо.

Теперь они стояли друг напротив друга, обмениваясь напряженными взглядами: Пуэлла — светловолосая и кудрявая, с розовым румянцем на округлых щеках и сияющими голубыми глазами, незнакомка — очень низкая, черноволосая и тощая, в темно-фиолетовом коротком платьице с рюшами и высоких черных сапогах со множеством ремней.

— Ты что-нибудь хотела? — спросила незнакомка своим бархатистым ровным голосом, который напоминал скорее голос заведенной куклы, чем живого человека.

— Ну… да, — неловко улыбнулась Пуэлла. Запыхавшаяся, она дышала тяжело и гулко, что заставляло ее еще сильнее краснеть от смущения. — Я прибыла сюда из Шикка и ничего не понимаю. Почему… почему все здесь ходят парами из юноши и девушки? Где мне найти своего партнера, чтобы попасть на отбор?

Незнакомка смерила ее саркастичным взглядом.

— А ты шутница, — заметила она презрительно. — Умеешь подколоть. Вот только оставь свои пародии при себе и иди своей дорогой.

— Нет-нет-нет, я не шучу! — запротестовала Пуэлла, которая к тому моменту окончательно растерялась и покрылась краской с головы до кончиков пальцев на ногах. — Я правда из Шикка и правда не понимаю, почему все вокруг ходят парами. Пожалуйста, я умоляю тебя, объясни!

Незнакомка скрестила руки на груди и оглядела ее с головы до ног.

— Так значит, ты не издеваешься, — констатировала она, — и не принадлежишь к разряду этих. Ну ладно, тогда я объясню: все эти ребята здесь с фамильярами. Чтобы учиться в Университете имени Конкордии и стать полноценным чародеем, иметь при себе фамильяра обязательно.

— Что?! — завопила Пуэлла. — Но откуда мне взять себе фамильяра? Они что, продаются где-нибудь?

— Нет, — ответила черноволосая незнакомка, помотав головой. — Те абитуриенты, что прибыли без фамильяров, получат их потом, уже после поступления. Ну, если они поступят, разумеется.

Пуэлла закивала. Девушка же протянула ей свою белую руку, похожую на обтянутые тканью кости, в знак приветствия — и скалисто улыбнулась. Они обменялись рукопожатием.

— Аврора Нихиль.

— Пуэлла Лакрим, можно просто Эл.

— Очень приятно.

— Ты уже нашла какой-нибудь магазин из того списка?

— А зачем их искать? — удивилась Аврора. — Они же отмечены.

Настала очередь Пуэллы удивляться.

— Как и где?

— Просто активируй список и подними глаза.

Пуэлла послушалась: в ту же секунду перед ее глазами возникли золотистые буквы, пульсирующие в воздухе. Задрав голову кверху, к крышам, она увидела, как вдалеке над некоторыми из них горят светящиеся восклицательные знаки.

— О Демиурги, я и не заметила!

— Теперь вот видишь. Я прогуливаюсь по этому переулку, потому что ненавижу толпу. Когда она хотя бы немножко схлынет, выйду наружу и спокойно пройдусь по магазинам.

— Я с тобой.

— Ну хорошо, я не гоню. — Аврора повела плечами и, отступив назад, легко опустилась на ступеньки заведения с таинственным названием «Невероятная дайра Взрыв». Что там продавали или какие услуги предлагали, оставалось только гадать. — Сядешь рядом или постоишь?

— Пожалуй, сяду.

Пуэлла опустилась рядом с Авророй, и несколько минут они просто молчали, глядя перед собой. Первой прервала тишину Пуэлла.

— Скажи, а ты вообще думала, что тебе приснится ректор? Надеялась на это?

— С чего бы? — удивилась Аврора. — Я родом из Пельма, планировала поступать на пекаря.

— На пекаря?

— Ну да. Я люблю печь, это мое главное и единственное увлечение.

— А по тебе и не скажешь.

Аврора подняла на Пуэллу свой тяжелый взгляд, обладающий магическим качеством стирать с лиц чужие улыбки.

— Ха-ха, как забавно. Вообще-то, я не съедаю все, что готовлю. Да и хороший обмен веществ у меня от рождения, так что не располнею.

Пуэлла кивнула:

— Понятно.

— Ну, а ты кем мечтала стать в Шикке?

— Учительницей бытовой магии.

— О-о, недурственно.

Они снова уставились в пустоту. Шум, доносящийся с улицы, чуточку утих, но на ступенях было так спокойно и хорошо, что не хотелось вставать. Наконец Аврора тяжело поднялась и медленно спустилась на дорогу.

— Будешь тут торчать одна или со мной пойдешь? — спросила она равнодушно.

Пуэлла живо вскочила и ринулась к ней, как к спасательному кругу.

— Конечно с тобой, ты от меня не отделаешься!

Скажи она это Амике, и та весело рассмеялась бы, прикрыв окаймленные рыжими ресничками глаза. А потом они взялись бы за руки и весело зашагали вместе навстречу трудностям, боясь потерять друг друга.

— Надеюсь, не будешь провожать меня до сортира, — монотонно ответила Аврора, глядя на Пуэллу снизу вверх своими холодными стеклянными глазами. — А то проблематичная начнется жизнь.

Лавочка Сенсуса встретилась им на пути раньше остальных магазинов. Выкрашенные в черный стены, живые пауки, ползающие в стеклянных клетках по обе стороны от входа — все это вызывало у Пуэллы смесь интереса и отвращения; Аврора же, напротив, выглядела равнодушной. Потянув за дверную ручку в форме кисти скелета, она отворила полукруглую дверь и юркнула в сизый пыльный сумрак. Пуэлла, не говоря ни слова, последовала за нею.

Внутри было людно, но не слишком: Пуэлла с радостью для себя отметила, что может свободно двигаться, не натыкаясь на чьи-нибудь локти. Тут и там, сверкая бурлящими в колбочках таинственными жидкостями, стояли этажерки, смутно напоминавшие многоярусные подставки для тортов; за высоким черным прилавком, стилизованным под открытый гроб, стоял очень полный молодой мужчина с длинными волосами и жидкой бородкой — должно быть, сам Сенсус — и теребил длинную сережку в правом ухе.

Наплевав на всякое стеснение, Аврора двинулась прямо к нему.

— Прошу прощения! — заявила она, встав на цыпочки, словно ребенок. Сенсус повернул голову и лениво воззрился на нее. — Мне нужна толченая кость разбойника и «Кровь Цветов». Всего по штуке.

— «Кровь Цветов» на синей этажерке, — монотонно ответил Сенсус, и всеобщий гвалт унес его слова, заставив Аврору читать по губам. — Почитайте этикетки, найдете. А толченую кость разбойника я тебе дам, лады?

Она кивнула и быстро направилась вглубь лавочки, громко цокая каблуками своих высоких ботинок.

— Хэй, прости. Можно тебя подвинуть? — раздалось прямо над ухом. Вздрогнув, Пуэлла отшатнулась в сторону; и впрямь, она как-то позабыла, что все это время стояла у прилавка, который служил также и кассой в этой лавочке. Прямо на нее, широко улыбаясь, глядел черноволосый юноша с благородным скуластым лицом. — Спасибо большое. У нас уже есть «Кровь Цветов», но вот толченую кость мы с Аранэ так и не нашли. Не подскажете, где ее искать?

Сенсус медленно заморгал, соображая.

— Она у меня, — сказал он наконец. — Сейчас дам.

Отходя от прилавка, Пуэлла бросила прощальный взгляд на незнакомца: на его шее, частично прикрытой прядями вьющихся черных волос, выпавших из свободной косы, краснела татуировка в виде стремящихся к скуле языков пламени.

«Член одного из Кланов Демиургов. Человек, в котором течет кровь богов. Избранный».

Девушка, что стояла рядом с ним — «фамильяр», напомнила себе Пуэлла — была высокой и худой, с пепельными вьющимися волосами. Ее глаза были темными и переливчатыми, как руда, неестественно длинные пальцы украшали черные острые коготки. Заметив, что ее рассматривают, Аранэ встретилась взглядом с Пуэллой и вопросительно приподняла левую бровь, тоненькую, как ниточка, и выкрашенную в ярко-сиреневый. Ее взгляд полнился ядом.

«Вот же фрик».

— Не благодари, Эл. — Рядом нарисовалась Аврора с двумя склянками «Крови Цветов». Пуэлла благодарно затрясла головой. — Обещаю, что в следующий раз не буду таскать всякие хрупкие стекляшки за тебя.

— Конечно-конечно! Ну что, пойдем оплатим наши покупки? Надеюсь, у меня в рюкзаке завалялась пара монеток…

Аврора удивленно воззрилась на Пуэллу, словно та вдруг заговорила с нею на неизвестном языке.

— Нам не надо ни за что платить. Все материалы для отбора — за счет Университета.

Пуэлла увидела, как сонный Сенсус флегматично протягивает наследнику Демиургов толченую кость разбойника, и те, благодарно кивнув, уходят.

— А… ну ладно.

— Идем-идем, не зевай, — поторопила ее Аврора, спешно направляясь к выходу уверенной походкой. — Нам нужно посетить еще парочку таких же лавок.

Сердобольная дайра Тартар, хозяйка крошечного магазинчика зелий и ингридиентов, раздавала студентам маленькие деревянные шкатулки, в которых носить хрупкие склянки было гораздо проще. К тому моменту Аврора и Пуэлла уже успели навидаться абитуриентов, роняющих стекляшки с зельями на дорогу и уныло плетущихся назад, чтобы выпросить у продавцов новые порции, а потому были просто счастливы, когда поняли, что прошли это испытание на терпение и могут наконец идти на сам отбор.

— Как ни напрягаю зрение сейчас, список перед глазами не встает, — задумчиво сказала Пуэлла, любуясь возвышающимся вдалеке ажурным зданием, будто сошедшим со страниц прекрасной детской сказки. Свою шкатулку с ингридиентами она прижимала к груди, как новорожденную дочь. — Исчез, как и указатели.

— Так и должно быть, я думаю, — авторитетно заметила Аврора. — Что-то вроде… напоминающей магии. Ты выполняешь все, что должен был, и список автоматически исчезает.

— Угу. Никогда даже не подозревала, что нечто такое может существовать.

Аврора ничего не ответила. Ее холодные глаза пристально рассматривали Университет, что с каждым шагом становился все ближе — кариатиды, изображающие двенадцать Демиургов и подпирающие каменными руками роскошный антаблемент, огромные витражные окна, сияющие всеми цветами радуги, и ажурные башенки, пульсирующие в воздухе отдельно от здания, действительно поражали воображение.

— Как думаешь, в чем будет заключаться отбор? — спросила Пуэлла, когда мимо прошла высокая девушка с надменным взглядом, между ладонями которой сверкало некое подобие шаровой молнии. Ее фамильяр тащил деревянную шкатулку вместо своей хозяйки, устало и забито осматриваясь по сторонам. — Если мне скажут сделать такой вот сияющий шарик, я сразу же сяду в лужу. Даже примерно не знаю, как это делается.

— Очевидно, что отбор будет напрямую связан с нашими ингридиентами, — ответила Аврора. — Дайра Кунктия — не дурочка, и она прекрасно понимает, что не все из выбранных ею студентов жили в Кланах Демиургов и учились тайным искусствам с пеленок. Отбор будет нацелен скорее на выявление природных талантов, чем на демонстрацию натасканности. Ну, я так считаю.

Невдалеке абитуриенты сбивались в одну огромную неразборчивую толпу, гомонящую и шумную; прищурившись, Пуэлла увидела призрачные ажурные ворота, отделявшие здание Университета от студенческого городка, и высокую худую фигуру в красном плаще с капюшоном, что возвышалась над остальными. Абитуриент подходил к ней, она касалась длинной рукою его переносицы, и тот проскальзывал внутрь, чтобы встать во вторую очередь, теперь уже ведущую к центральным воротам.

Чем ближе они подходили к очереди, тем яснее можно было рассмотреть происходящее; поначалу Пуэлле казалось, что незнакомец в плаще стоит на неком возвышении, склоняясь оттуда к толпящимся ребятам, однако теперь было заметно: он был просто необычайно высок ростом.

— Эл, гляди! Кажется, это заместитель ректора! — подпрыгнув к уху Пуэллы, шумнула Аврора. Голос ее звучал гулко, его уносило шумом собравшейся здесь толпы. — Пситтакус, кажется!

Пуэлла закивала; какая-то неугомонная парочка, расталкивая народ локтями, решила сократить себе дорогу до ворот и грубо отбросила Аврору с дороги, словно та была всего лишь жалким зверьком. Пуэлла едва успела схватить новую знакомую за локоть и помочь ей восстановить равновесие.

— И что это за сволочи?! — крикнула Аврора недовольно, провожая глазами высокую девушку с черным каре и хрупкого парня, длинноволосого и рыжего, с бритыми висками. — Какое вопиющее неуважение к окружающим!

— Эти двое и меня сбили с ног сегодня! — склонившись к уху Авроры, закричала Пуэлла. — Не обращай внимания, они просто провоцируют на конфликт!

Однако по глазам Авроры, которые та подняла на Пуэллу, было заметно: прощать такие грехи она ни за что не станет даже наследникам Демиургов с кровью богов, текущей по венам.

Когда наконец подошла их очередь, и Пситтакус склонился надо лбом Авроры, прикосновением указательного пальца снимая с него золотистый знак, Пуэлла занервничала еще сильнее. Уже отсюда здание Университета можно было рассмотреть во всех подробностях: огромное, с серебристыми сверкающими стенами, витражами и пульсирующими башенками, оно, словно выстроенное из снов и хрусталя, внушало трепет и страх одновременно. Восхищал и огромный картуш над воротами: на нем, многоцветный и яркий, располагался официальный герб Университета, переливавшийся всеми красками радуги: грифон, вставший на дыбы, рвал когтями черные клубы Дыма, которые окружали его, клубясь и окружая в ловушку. Герб был зачарован, а потому его бессменный герой двигался, как живой. Наблюдать за его когтистыми лапами было одно удовольствие.

— Эй, Эл, не стой как истукан! — Аврора толкнула зазевавшуюся подругу к Пситтакусу, и тот, склонившись над нею, будто великан-людоед, расплылся в недружелюбном оскале.

Вживую он смотрелся еще более жутким и громадным; когда его огромный окольцованный палец прижался к взмокшей от пота переносице, Пуэлла прикрыла глаза. Дыхание ректорского фамильяра было слишком громким, ощутимым и жарким — словно она глядела в лицо самой Дайре Смерти.

Он отнял свой палец от ее лба и кивнул, подзывая следующего. Пуэлла с облегчением направилась вперед, следуя за очередью к центральным воротам.

— Не мое дело, конечно же, — крикнула ей в ухо Аврора, — но выглядело все это так, словно ты до коликов боишься Пситтакуса!

— Возможно, и боюсь, — ответила Пуэлла недовольно. — Ты что, его не видела? Такой огромный и страшный, да еще и одевается как клоун!

— Ну, он ведь попугай, — повела плечами Аврора. — Ему нужно яркое оперение.

Они замолчали. Задумчиво рассматривая фамильяров, направляющихся к центральным воротам вместе со своими хозяевами, Пуэлла гадала, форму какого животного принимает каждый из них. Да и каково это вообще — быть чьим-нибудь фамильяром? Сильно ли отличаются эти создания от людей, чего же в них больше — животного или человеческого? Об этом им почти не рассказывали в школе, и Пуэлла даже не догадывалась, что когда-нибудь увидит волшебных помощников чародеев вживую.

— Еще раз назовите свое имя, пожалуйста! — раздалось у нее над самым ухом, и девушка вздрогнула, невольно отшатнувшись назад. Она стояла прямо под картушем, а на нее, сдвинув брови, сурово глядела стражница в переливающихся пластинчатых доспехах. На кончике ее волшебного посоха пульсировал в воздухе маленький стеклянный шарик, наверняка представлявший из себя смертельную опасность для нарушителей. — Ну, что стоите, как будто язык проглотили?!

— Пуэлла Лакрим! — опомнившись, отрапортовала девушка. — Прошу прощения!

— Входите. Вы?

— Аврора Нихиль.

Стражница склонилась к низкорослой девушке в пышном фиолетовом платье с бантами и рюшами.

— Громче!

— Аврора Нихиль!

— А Вам точно восемнадцать лет исполнилось?

Пуэлла захихикала, зажав рот ладонью. Аврора серьезно кивнула, и ее впустили под дружелюбный гогот довольной своей шуткой стражницы.

Внутри Университет оказался еще великолепнее, чем снаружи. Зала, в которой толпились взволнованные абитуриенты, предствляля из себя переливчатый серебристый неф с нервюрными сводами; разноцветные лучи, слишком яркие и прямые, чтобы быть настоящими, пронизывали воздух над головами собравшихся блестящей паутинкой.

Пуэлла стояла, задрав голову, и не могла перестать смотреть на это замершее в веках произведение искуства.

«Знаменитые Двенадцать Лучей Демиургов. Каждый из двенадцати создателей Университета оставил по одному лучу ближе к сводам, чтобы те напоминали смертным о присутствии богов, возвышаясь над ними — и как бы говорили, что, даже обучившись всем известным наукам, нельзя достичь уровня небожителей».

Оканчивался неф довольно необычно — широкой мраморной лестницей, поднимающейся наверх и оканчивающейся ярким витражом с изображением Конкордии на лестничном пролете. Выполненный в золотисто-красной палитре, витраж то и дело шевелился, покоряясь некой магической силе: Первая из Демиургов, создательница создателей, то крутила очаровательной белокурой головкой, то протягивала вперед девичьи белые руки, то вдруг вскакивала и начинала кружиться на месте. Ее локоны, подпрыгивая и переливаясь, излучали мощное свечение, от которого хотелось жмуриться.

— Дорогие абитуриенты! — раздался вдруг над головами скрипучий голос, громкий и пронзительный, эхом отскакивающий от колонн и стен. Все студенты разом задрали головы к потолку и увидели некое подобие маскарона, возникшего на одной из колонн — правда, каменное лицо ректора было слишком огромным, чтобы зваться так на полном серьезе. — Я, дайра Кунктия, приветствую вас в Университете имени Конкордии Непобедимой, лучшем из высших учебных заведений, что было создано самими Демиургами!

Зал радостно завопил, и Пуэлла — вместе с ним. Только Аврора стояла серьезная, пронзительно и с подозрением глядя на вещающее из колонны старческое лицо.

— Наше заведение находится в отдельном крошечном измерении, созданном некогда самой Конкордией — и по сей день ни одному чародею так и не удалось открыть секрет порождения микровселенных, похожих на эту, — продолжала она, — что также делает данное место волшебным и уникальным даже для меня, ведь его тайны и секреты по-прежнему не до конца открыты. Я знаю, что сейчас в этом зале присутствуют люди, в чьих жилах течет кровь Демиургов, — члены Кланов радостно зашумели и захлопали в ладоши. — Эти люди не просто пришли обучаться запретному волшебству, недоступному для обывателей; они пришли, чтобы сблизиться со своими божественными предками, больше узнать о себе и своих корнях.

Аврора болезненно ткнула Пуэллу локтем в бок, и девушки переглянулись. Первая закатила глаза, всем своим видом показывая презрение к членам Кланов; Пуэлла повела плечами.

— Я желаю всем вам удачи при поступлении — и да начнется же отбор!

Невысокий коренастый человек в расшитой тунике и ярко-красных шоссах быстро спустился по ступеням и остановился на лестничном пролете, загородив собою витраж с Конкордией Непобедимой; студенты возликовали, зааплодировали и завопили. Аврора недовольно зажала уши ладонями, и Пуэлла могла ее понять — но отчего-то не могла остановиться: не то истерический, не то искренний крик восторга сам вырвался из ее груди, хоть девушка и сама не знала, чему радоваться или восхищаться.

Сердце билось в ее груди так быстро, что перед глазами темнело; фамильяры и люди в разноцветных нарядах, наследники самих Демиургов, аристократы и юные гении — они окружали ее со всех сторон, заставляя чувствовать себя особенной и уникальной. Эйфория выбросила из головы Пуэллы мысли о доме, бабушке и Амике — сейчас существовала лишь она и эта толпа, лишь она — и эта восхитительная зала, где каждая колонна дышала волшебством.

Мужчина в шоссах сделал повелительный жест рукою, и все разом замолчали; Пуэлла почувствовала, как быстро и резко захлопнулся ее рот, словно покоряясь чьей-то воле. Она попыталась было приоткрыть его, но не смогла.

«Значит, колдовство. Этот преподаватель только что заставил меня замолчать одним лишь движением!»

— Тишина, студенты! — воскликнул он, и выразительный бас эхом разнесся по залу. — Поднимите глаза на меня и следите за левой рукой. — Он потряс ладонью в воздухе; внезапно Пуэлла осознала, что не смогла бы оторвать от нее взгляд, даже если бы очень захотела. — Просто замечательно. А теперь — три, два…

Рука взметнулась к потолку, рассекая воздух, и обстановка поменялась мгновенно. Теперь они стояли посреди громадной аудитории, размерами превосходящей даже неф; единые ряды длинных полукруглых столов и лавок тянулись, казалось, до самого потолка, роскошная преподавательская трибуна на искрящейся серебром сцене переливалась, словно хрусталь в сиянии Златолика. Пуэлла восторженно посмотрела на Аврору, ожидая от нее не менее возбужденной реакции, однако та созерцала происходящее со спокойным равнодушием.

«И ничего-то в целом мире не удивит эту девчонку!»

Абитуриенты уже начали подниматься по ступеням, рассаживаясь по местам. Проследив взглядом за черноволосой девушкой в очках и ее язвительным рыжеволосым фамильяром, что уселись на самом первом ряду, бесстрашно глядя на преподавателя со снисходительным интересом, Пуэлла увидела, что, едва те заняли свои места, как перед ними появился маленький стеклянный шар, слабо пульсирующий над поверхностью стола. Так же происходило и с остальными — стоило кому-то занять место, и шары возникали из ниоткуда, будто сотканные из самого воздуха.

— Сядем назад, — сказала Аврора спокойно.

— Ну хорошо, — согласилась Пуэлла, направляясь к лестнице.

Аврора вздохнула.

— Это был не вопрос.

Мужчина в тунике и шоссах тем временем встал за кафедру, сурово наблюдая за копошащимися, смеющимися и гомонящими студентами, что рассаживались по лавкам, толкаясь и шутя. Благо, аудитория была настолько огромной, что места хватало на всех.

— Звать меня дайр Дамнаций, — громогласно объявил наконец преподаватель, — и я — декан факультета сердце-чеев, по совместительству — ответственный за проведение отбора в этом году.

— Давай сюда, — шепотом обратилась Аврора к Пуэлле, останавливаясь рядом с предпоследним рядом. Там уже сидели двое: член одного из Кланов Демиургов с татуировкой огня на шее и его фамильяр, сероволосая Аранэ с крайне надменным взглядом. Пуэллу аж перекосило. — Еще дальше забираться будет попросту некультурно.

— Хорошо.

Они устроились рядышком, Пуэлла — ближе к проходу, чтобы не садиться рядом с Аранэ, и перед ними сразу же возникли два стеклянных пульсирующих шара. Даже присмотревшись к своему, Пуэлла не обнаружила в нем никакого отверстия, куда можно было бы что-то поместить.

«Нам что, нужно будет пуляться ими друг в друга на выбывание?»

— Предметы, что вы видите перед собою, зовутся орбисами и используются современными магами для приготовления зелий. Являясь изобретением одной из наших молодых преподавательниц, они совсем недавно пришли на замену громоздким котлам, а потому вы — всего лишь второе поколение абитуриентов, участвующих в отборе с использованием орбисов, а не котлов.

«Стоп, так мы что, будем в них что-то варить?! О Демиурги, пощадите, я же ничего не знаю!»

— Задача проста: поместите в орбис все ингридиенты, взятые из магазинов студенческого городка, дайте им время, чтобы приготовиться — обычно для этого требуется около минуты — и выпейте содержимое. — В аудитории зашептались; Аврора и Пуэлла удивленно переглянулись. — Разумеется, отбор имеет отношение исключительно к человеческой части присутствующих, а потому фамильярам надлежит молча дожидаться своих хозяев и с гордостью принять их результат, каким бы он ни был.

— Так в чем заключается задание? — шепнула Пуэлла подруге.

— Не имею представления.

— Задача отбора — не в оценке уровня подготовленности абитурентов, который может быть самым разным в зависимости от школы или гимназии, которая осталась за плечами, — продолжил дайр Дамнаций, — а в выявлении природных способностей, с которыми впоследствии можно будет работать. Успев на отбор вовремя, вы показали свою пунктуальность и находчивость; выпив зелье, вы продемонстрируете дары, подаренные вам природой. Сегодня ассистировать мне будет дайра Шиа-Мир, преподавательница астральных контактов и мой фамильяр.

Не успел он произнести эти слова, как из-под сияющей трибуны выползла неестественно огромная кобра: темно-золотая с бурыми разводами, она пристально глядела на присутствующих своими пронзительными человеческими глазами. Голубое сияние зажглось в области чешуйчатого горла — и мгновение спустя там, где громко шипела, демонстрируя собравшимся свой длинный раздвоенный язык, змея, теперь сидела женщина с выбеленным лицом.

Ее расшитый бусами халат и убранные назад черные локоны, украшенные крупным буяо — будто золотое деревце раскинуло свои ветви в ее волосах — выдавало в дайре уроженку кьярта-вадда.

«Но разве фамильяры не приходят из иных миров уже взрослыми, откликаясь на зов своего хозяина? Как же тогда фамильяр решает, какой облик принять? Столько вопросов, ответы на которые мне лишь предстоит узнать!»

— Прошу Вас, дайра Шиа-Мир.

Фамильяр скромно кивнула своему хозяину и, поднявшись на ноги, заскользила по сцене, глядя на абитуриентов и словно запоминая их лица. Даже издалека Пуэлла заметила, какой пронзительный и неприятный был у женщины взор — словно в одних только ее глазах плескался яд.

— Как уже сказал мой коллега, вам будет нужно высыпать все ингридиенты внутрь орбиса, — заговорила она; голос у нее оказался шипящий и слишком бархатный, но вместе с тем таящий в себе нешуточную угрозу. — Дождитесь, пока зелье перестанет кипеть, и выпейте содержимое. Оно спровоцирует разделение астрального и физического тел, и тогда под моим бдительным контролем вы продемонстрируете дайру Дамнацию свои способности. По одному лишь взгляду на ваши проекции он сумеет отделить студентов перспективных от средних.

Дайр Дамнаций трижды хлопнул в ладоши, и женщина отступила назад, ему за спину.

— Начали!

Пуэлла и Аврора переглянулись.

— А в каком порядке сыпать?

— Эл, не возводи меня в ранг гениев тысячелетия — я и сама точно не знаю. Могу предположить, однако, что, раз уж нам ничего не сказали, то оно и неважно, в каком.

— Нет, это должна быть проверка на смекалку, — зашептала Пуэлла. — Лично я вот предполагаю, что добавлять их нужно в том же порядке, в каком они были указаны в списке.

Аврора приподняла одну бровь, как бы сомневаясь.

— Ну хорошо, давай перестрахуемся.

— Одна проблема…

— Какая?

— Я по глупости забыла, в каком порядке они шли.

— Без проблем, я помню. — Аврора положила свою деревянную шкатулку на парту и принялась по очереди доставать оттуда ингридиенты. — Сначала идут лягушачья лапка и листья Смертолистника, затем — толченая кость разбойника и «Кровь Цветов». Интересно, кстати, откуда они взяли столько разбойников…

— Думаю, это всего лишь название для порошка.

— Вот уж в чем не уверена.

— Ты уже поняла, как добавлять ингридиенты в шар? — с надеждой спросила Пуэлла. — Я так и не нашла у него горлышка.

— О Демиурги, какая же это морока. — Аврора вздохнула. — Теперь я тоже вижу в этом один большой подвох.

— Эй, дайры, можно мне вмешаться? — раздался тихий шепот рядом, и девушки повернули головы. На них, выглядывая из-за плеча надменной Аранэ, глядел черноволосый наследник Демиургов с татуировкой огня на шее. В серебристом освещении алхимических люстр он выглядел еще красивее, чем в сумраке магазина, скрадывающем черты лица. У него оказался прямой аристократический нос и необычайно крупные глаза, зеленые, как два изумруда. — В орбисах нет никакого горлышка. Ингридиенты можно помещать, просто погружая руку. Вот так. — Он извлек из прозрачного пакетика лягушачью лапку и запустил ее в шар. Тот, словно мыльный пузырь, слабо колыхнулся, но остался целехонек.

Пуэлла и Аврора закивали, как болванчики.

— Спасибо, — произнесли они хором, и юноша, кивнув, расплылся в дружелюбной улыбке.

— Я Долус, — сказал он. — Долус Малус. Простите, что не представился сразу.

«Наследник Малуса, создавшего огонь!»

— А мы — Пуэлла и Аврора.

— Очень приятно, Пуэлла и Аврора, — тихо рассмеялся Долус. — И удачи вам.

Каждый вернулся к своему зелью, но на душе у Пуэллы отчего-то сделалось теплее. Возможно, члены Кланов — и даже их юные наследники — были не такими уж стервозными, как представлялось ей поначалу. Свое зелье она закончила за несколько секунд, и наблюдать за тем, как оно шкворчит и пузырится, было сплошным наслаждением. Радовало и то, что относительно строгого порядка ингридиентов она оказалась права: тут и там в аудитории слышались печальные возгласы абитуриентов, у которых компоненты зелья не вступили в реакцию и уныло лежали в обрисе кучкой разноцветных порошков.

— Спасибо, отличница, — шепнула ей Аврора, когда их зелья успокоились, сделавшись единой темно-сиреневой массой. — Без тебя бы провалила.

— Мы хорошо сработались, — согласилась Пуэлла, — но твоя феноменальная память важна не меньше, чем моя смекалка.

Едва они коснулись своих орбисов, чтобы поднести их к губам, как те изящно трансформировались, прямо на глазах принимая форму стеклянных бутылей. Аврора и Пуэлла переглянулись.

— Дорогие абитуриенты — те, у кого зелья вступили в реакцию! — громогласно обратился к присутствующим дайр Дамнаций. — Есть ли среди вас люди, что все еще ожидают полной готовности своих детищ?

В аудитории повисла тишина. Звуков бульканья и шипения не доносилось ниоткуда.

— Хорошо! В таком случае — пьем!

Аврора и Пуэлла разом поднесли ко рту горлышки своих бутылей и залпом выпили содержимое до дна. Зелье оказалось почти безвкусным, только самую малость солоноватым.

— Вот и славно, — подала голос дайра Шиа-Мир. — В таком случае, попрошу вас закрыть глаза и расслабиться. Пока студенты, не сумевшие пройти первую часть отбора, покидают аудиторию, вы должны сконцентрироваться — или хотя бы попытаться сконцентрироваться — на своей переносице и на энергии Аджны, что заключена в ней. Попытайтесь поймать чувство покоя, медитируя на Аджну, и отпустите все тревоги, терзающие ваши сердца.

— Медитировать на переносицу? Это как? — удивленно шепнула Пуэлла, и Аврора повела плечами.

— Давай попытаемся хотя бы расслабиться — ну, для начала.

И Пуэлла закрыла глаза, неуклюже пытаясь сконцентрировать все свое внимание на участке между бровей, который с каждой секундой отчего-то начинал пульсировать все сильнее.

«У меня получается? — подумала она, стараясь не предаваться излишнему веселью и не сбиваться с намеченного пути спокойствия, необходимого для всякой медитации. — Нужно продолжать в этом духе».

А потом она почувствовала, как взлетает. Привкус зелья на ее языке сделался обжигающе соленым, аудитория завертелась перед глазами, словно карусель, и внезапно Пуэлла поняла, что находится в воздухе, а внизу, закрыв глаза и расслабленно облокотившись о скамью, сидит ее физическое тело.

Ярко-красная нить, призрачная и переливчатая, выходила из ее живота, заканчиваясь в животе астрального тела. Нить была хоть и прозрачной, но крепкой. Пуэлла чувствовала, как она слабо натягивается, когда чья-то мягкая рука подтолкнула ее вперед, и астральное тело полетело, будто птица, над застывшими в тишине рядами.

— Очень хорошо, — услышала Пуэлла голос Шиа-Мир; ее физическое и астральное тела стояли рядом, но при этом и первое, и второе функционировало. — Молодцы. А теперь попытайтесь повторить за мною…

Помоги.

Пуэлла вздрогнула; этот голос будто бы шел изнутри, сливался с ее истинным «я», углублялся в самую душу. Ее астральная проекция взвилась к потолку, затем — крутанулась в воздухе и стремглав ринулась куда-то вперед, сквозь стены и потолки, взад-вперед-вверх-вниз, не разбирая направления.

Помоги…

Она увидела зал суда, залитый кровью. Увидела, как тощий альбинос со слипшимися белыми волосами, испачканный и грязный, стоял у стены, с ужасом глядя на собственную рану и на кровь, растекающуюся по ткани одеяния на животе. Золотая серьга блестела в левом ухе, лицо искажал широченный оскал. Внезапно незнакомец словно увидел ее и потянул навстречу перепачканные в крови тонкие руки. Она увидела длинные черные ногти на худых пальцах, белых, будто мрамор, ощутила их ледяное прикосновение… но затем раздался шелест крыльев, и Пуэлла полетела назад, в белую разверстую бездну, зубастую и безликую, как ночной кошмар.

Все, что тебе требуется…

Теперь она стояла в комнате — в той самой, маленькой и красной, наполненной книгами — и глядела на белого ворона, бившегося о прутья клетки. Он поднял на нее светло-розовые глаза, что-то прокаркал. Девушка попыталась открыть дверцу, но ничего не вышло: она была зачарована, проклята, заперта. У жалкой отличницы из шиккской школы не было и шанса сломать такой мощный заговор.

Потому что к разрешенной в миру бытовой магии он не имел никакого отношения.

…это сложить воедино все кусочки пазла.

Лицо мамы было безмятежным и тихим, как водная гладь. Ее было неловко даже называть мертвой — та словно спала, лежа на алтаре. С ней и с отцом пришли прощаться всем городком. Пятилетняя Пуэлла громко плакала, прижимаясь к юбке бабушки.

Отец был бледным и каким-то распухшим, его лицо посинело и чуточку исказилось. А мама… златоволосая, розовощекая, она казалась спящей — только вот не дышала больше. Пуэлла закрыла личико ручонками, и мягкая ладонь дайры Лакрим коснулась ее желтых кудряшек.

— Все хорошо, внученька. У тебя есть я.

Просто вспомни все, что было!

Мама мягко прижала ее к груди, баюкая, будто игрушку.

— Однажды меня не станет, — сказала она печально, — и ты никогда даже не припомнишь этот разговор. Да что уж там, ты и сейчас-то меня вряд ли понимаешь! — она рассмеялась сквозь слезы. — И все же… и все же я хочу попросить тебя о понимании. Пожалуйста, не злись на меня. Я люблю тебя, Пуэлла.

Ну же, копай еще глубже! Не останавливайся!

Хаотичные картинки замелькали перед глазами.

Пуэлла увидела полную розовощекую женщину с копной непослушных черных волос, что сидела на укрытой тряпьем скамье. За ее спиною, держа в руке череп какого-то рогатого животного, стоял худой альбинос с вытянутым лицом и длинными волосами, прямыми и сальными, достающими ему до плеч. Золотая серьга переливалась в левом ухе, лицо уродовал звериный оскал. Все тот же оскал, уже сделавшийся знакомым.

Глубже!

Вороново крыло заслонило обзор; ветер хлестал в спину. Одно короткое, но вместе с тем бесконечное мгновение — не то смерть, не то новое рождение.

Она упала на снег, вытянула руку и увидела кровь, стекающую с собственных пальцев.

— Конкордия, помоги… — прошептали ее губы, а затем все погрузилось во мрак.

Она закрыла глаза, и невесть где очутившаяся астральная проекция быстро заскользила назад. Красная нить обжигала, будто успела накалиться за время короткого путешествия, руки и ноги безвольно болтались, ощущение полета превратилось в настоящую пытку. Смутное и туманное, где-то на границе сознания возникло чувство физического дискомфорта: кажется, тело затекло. Будет колоть некоторое время.

— Хозяин, я не знаю, что еще поделать. Кажется, она ни на что не реагирует.

— Демиурги тебя побери! — воскликнул Дамнаций. — Мы что, вынесем ее отсюда вперед ногами?

— Нет-нет, ее жизни ничто не угрожает…

— Я жива! — Пуэлла распахнула глаза и дернулась вперед. Двое преподавателей, что склонялись над нею с двух сторон, разом отпрянули и синхронно вздрогнули от неожиданности. — Стойте, где это я?

— Все в той же аудитории, но на переносной койке из лазарета, — облегченно улыбнулся Дамнаций. — Моя коллега сочла опасным переносить тебя слишком далеко от места выхода, потому что астральное тело, особенно принадлежащее начинающему чародею, легко может заблудиться и остаться в иных реальностях.

— Благо, все обошлось, — кивнула Шиа-Мир, — и ты исчезла всего лишь на четверть часа… ну, или около того. На данный момент абитуриентов знакомят с картой Университета и информируют по различным вопросам.

— Но что же будет со мной? — спросила Пуэлла. — Я отправляюсь домой?

— Ты — и домой? — удивленно воскликнул Дамнаций. — Да твоя астральная проекция — настоящий необузданный вихрь, способный преодолевать огромные расстояния! Такого врожденного дара я не видел уже много лет — обыкновенно абитуриенты даже пошевелить рукою не могут, знай себе болтаются в воздухе и слабо шевелят губами. А иногда и вовсе: возвращаются назад после нескольких секунд внетелесного опыта.

Хрустальная дверь приоткрылась, и забавный старикашка в круглых очках просунул внутрь седую голову.

— Очнулась?

— …значит, ребят уже обо всем проинформировали. — Шиа-Мир напряженно улыбнулась. — Сейчас, я так понимаю, начнется распределение?

Старикашка энергично кивнул.

— В таком случае, пора бы нам поторопиться. — Она протянула Пуэлле руку, и та поднялась, слабо пошатываясь. — Ты можешь стоять, дорогуша? Не нужна помощь?

Пуэлла засмеялась и затрясла головой, но в глазах ее стояли слезы.

— С-сама дойду, дайра Шиа-Мир. Большущее Вам спасибо!

И девушка направилась к выходу из аудитории. Старик пригласил ее следовать за собою кивком головы.

Едва Пуэлла ступила через порог аудитории, как та исчезла за ее спиною, и все вокруг погрузилось во тьму. Зала, в которой она оказалась, была огромной и сумрачной; многочисленные арки, подпираемые аспидными колоннами, выходили на бескрайние поля под черным небом, усыпанным блестками звезд. Пуэлла догадывалась, что на дворе стоял день, и все вокруг было лишь иллюзией, но отчего-то ее начало клонить ко сну. Атмосфера залы была спокойной и мягкой, какой-то подозрительно убаюкивающей, и чем дольше находилась она здесь, тем сильнее был этот поразительный покой.

— А где все? — спросила она у старикашки, что вел ее к длинному алтарю, за которым стояла, не шевелясь, бледнолицая женщина с неестественно длинной шеей. — И кто эта дайра в красном платье? Еще одна преподавательница?

Тот покачал головою.

— Нет, ты — в Зале Оракула, также известном как Зал Распределения. Я — дайр Промус, ключник и проводник. А эта женщина — Оракул, дар богов, провидица, что никогда не покидает своего места и знает ответы на все вопросы.

«На все? — мысленно оживилась Пуэлла. — Возможно, она поможет мне разобраться с вороном!»

— Подойди к ней, — велел дайр Промус, потирая сухие ручонки, — и она скажет тебе, кто ты есть. А исходя из того, кто ты есть, Оракул решит, чем ты должна заниматься. Определит тебя на один из факультетов, если говорить приземленно. Ну все, не буду вам мешать, — он заторопился к двери, перебирая коротенькими ножками в бурых штанишках. — Удачи!

И Пуэлла осталась наедине с Оракулом.

Она сделала еще один шаг ей навстречу, а затем — еще и еще один, пока не поравнялась со ступенями, ведущими к алтарю. Вблизи ее огромный силуэт, выпирающий из сумрака, казался особенно нечеловеческим и жутким. Лысый белый череп, украшенный серебряной тиарой, поблескивал в сиянии искусственных звезд, тонкие руки простирались вперед, будто желая заключить Пуэллу в ледяные объятия. Борясь со странной сонливостью и неестественным спокойствием, что с каждым шагом становились все сильнее, девушка приблизилась к алтарю и взглянула на него. Поверхность была пуста.

Оракул медленно склонилась к ней, изогнувшись в спине, будто огромный червь. Ее шея удлиннилась, пересекла расстояние алтаря, и огромное белое лицо оказалось всего в нескольких миллиметрах от Пуэллы. Девушка стояла, потупив взор, изо всех сил пытаясь хвататься за отрезвляющий страх.

— Какая же ты любопытная, — утробным голосом сказала Оракул, и лихорадочная дрожь прошлась по телу Пуэллы. — Видишь меня такой, какая я есть, в то время как даже члены Кланов Демиургов сразу попадают под чары.

Шея Оракула укоротилась, голова снова встала на свое место, и странная женщина скрестила огромные руки на груди — каждое ее движение сопровождалось странным треском, будто ее кости ломались и дробились под невидимым прессом.

— Ключник сказал тебе, что я нахожусь лишь в одном месте, но он был неправ. Прямо сейчас я пребываю в сотнях Залов Посвящения одновременно и говорю с сотнями молодых созданий разом. Я — везде и нигде, я — всеобъемлющий простор сознания, у которого есть ответы на все вопросы. Лишь одного я, пожалуй, понять не могу. С чего ты видишь мою истинную суть, глупая девочка из Шикка? Какой Демиург наградил тебя этим даром?

Пуэлла молчала.

— Ответы всегда приходят ко мне, рано или поздно. И этот ответ я также заполучу в свою коллекцию. — Одна из рук Оракула с треском удлиннилась и, достигнув лица девушки, приподняла ее за подбородок длинными узловатыми пальцами. — Взгляни мне в глаза.

Пересилив себя, Пуэлла взглянула. Глаза оказались рыжими, будто пламя, с черными вертикальными зрачками. Жуткие, нечеловеческие глаза, полные гнева и странной зависти.

— Что ты в них видишь?

Девушка растерялась:

— Я… я не знаю.

— ЧТО ТЫ В НИХ ВИДИШЬ?!

Сморгнув слезинки, Пуэлла всмотрелась внимательнее в обращенный на нее взор; расплывчатые пятна на радужке напоминали огненные язычки, прямые черные зрачки — худой силуэт…

— Я вижу человека, за спиною которого разгорается пламя.

Создание хрипло рассмеялось.

— Очень хорошо. — Оракул исчезла прямо у Пуэллы на глазах, но затем вдруг возникла у нее за спиною, обняла за плечи, прижалась сморщенными губами к уху. — А теперь взгляни на алтарь. Что ты видишь на нем?

Пустая, белоснежная, гладкая поверхность. Зеркальная, подумалось Пуэлле. Коснувшись алтаря ладонями — он оказался ледяным и чуть влажным — девушка всмотрелась в сияющее ничто.

А затем она услышала шелест, такой отвратительный и такой знакомый — после чего отпрянула назад, прямо в объятия Оракула.

— Это крыло белого ворона, — сказала она, чуть не плача. — Алтарь… это крыло белого ворона.

Оракул рассмеялась. Ее руки коснулись быстро вздымающихся плечей Пуэллы, а затем — грубым движением толкнули вперед, выбивая воздух из легких. Слабо вскрикнув от неожиданности, девушка полетела прямо на алтарь, но опустилась уже на ковровую дорожку под звуки веселой музыки; ее голова кружилась, перед глазами было мутно. Кто-то быстро поднял ее на руки и повернул к себе. Пуэлла увидела сияющее, приятное, благородное лицо — и невольно всхлипнула от облегчения.

— Долус? Это ты?

— Да, это я, — ответил тот. — Оракул что-то задержала тебя. На каком ты, по итогу, факультете?

— На том же, что и мы, очевидно, — подала голос Аврора, и Пуэлла, увидев ее рядом с Долусом и Аранэ, чуть не кинулась на шею новой знакомой — благо, вовремя остановилась, сообразив, что той это не слишком понравится. — У Эл на груди появилась фибула латерна-мантов: золотой костер. Разуй глаза.

— Да-да, я уже заметил. К слову, Пуэлла! Ты же пропустила маленькую лекцию о студенческой жизни, потому что была в Астрале! — спохватился Долус. — Тебе нужно будет обо всем рассказать повторно.

— С этим я потом как-нибудь справлюсь, не сомневайся, — холодно отрезала Аврора и, схватив Пуэллу за локоть, потащила ее в сторону. — Сейчас выдают ключи и распределяют по комнатам ребят с факультета сердце-чеев. Нас вызовут следующими.

Девушка подняла глаза и с трудом сфокусировала взгляд: вместе с перемешанной кучей-малой из поступивших студентов она находилась в торжественно украшенной зале, где, стоя на сияющей сцене, сама ректор в сопровождении своего фамильяра раздавала ключи новоиспеченным первокурсникам. Учитывая, как медленно она это делала, церемония обещала быть очень долгой.

— Говорят, что каждый видит Зал Распределения и Оракула по-своему, — сказала Аврора авторитетно, встав на цыпочки, чтобы дотянуться до уха Пуэллы. — Для кого-то она — прекрасная девушка в сияющей гостиной, для кого-то — добродушная старушка на веранде. Лично я почему-то увидела строгую женщину в очках, которая сидела за офисным столом и допрашивала меня, словно на собеседовании. А ты? Что увидела ты?

— Я… — Пуэлла запнулась; меньше всего на свете сейчас ей хотелось бы говорить правду. — Я видела старушку. Она была довольно милой.

— Значит, ты почти как Долус, — ответила Аврора. — Ходит легенда, что Оракул подстраивается под подсознательные желания абитуриента и предстает перед ним заведомо симпатичным человеком, чтобы тот проникся к ней и легче сумел расслабиться. Вся эта атмосфера сонливости и наивной радости от происходящего… сейчас мне даже не по себе об этом вспоминать.

«Знала бы ты, как мне не по себе».

— А что Оракул просила тебя сделать, прежде чем определить факультет?

— Ну… — Аврора задумалась, вспоминая. — Протянула мне какой-то каталог, открыла на одной из страниц и попросила сказать, что я вижу на картинке. Я сказала — лесную чащу. Она кивнула. А потом велела мне посмотреть в аквариум, стоявший у меня за спиной, и сказать, что я, в свою очередь, вижу там. Внутри оказалась змея. Только и всего! Даже не знаю, как можно определить характер и предрасположенности человека по таким странным вопросам.

— У Оракула свои, неведомые смертным методы, — улыбнулась Пуэлла напряженно. — Давай-ка лучше скрестим пальцы и помолимся Демиургам, чтобы нам выделили общую комнату.

Глава третья, в которой одна из подруг обретает фамильяра, а вторая остается ни с чем.

— Ну привет.

Пуэлла ничего не ответила — только плотно затворила за собою дверь и тихо вздохнула. Почти все сумрачное пространство крохотной комнатки занимали две двухъярусные кровати, и на одной из них, обнявшись, уже расположились двое: черноволосая девушка в круглых очках и худощавый рыжий юноша с бритыми висками. Она узнала их сразу — те двое, что грубо толкнули сначала ее, а затем и Аврору перед процедурой отбора.

«Вот же пустоголовые зазнайки, — подумала она даже с жалостью. — Самоутверждаться за счет окружающих — вершина неполноценности».

Она прошла к своей постели и устало села прямо на одеяло. Свой рюкзак девушка положила на колени, после чего расстегнула молнию, достала бабушкину булочку и принялась уминать, чувствуя, как ликует голодный желудок. Радостная эйфория прошла, сменившись легкой усталостью и трезвым осознанием происходящего, но в целом настроение было не самым дурным. Все-таки, она была здесь, в Университете имени Конкордии Непобедимой! Ее приняли и будут обучать недоступной обывателям магии, чтобы затем — как и предсказывала дайра Лакрим — имя Пуэллы отметили в куче знаменитых и низкосортных газет как имя той, что «поднялась из самых низов на вершину исключительно благодаря острому уму и бездонному таланту».

Амика, должно быть, уже скучает и сгорает от нетерпения, желая узнать все подробности жизни в высшем учебном заведении, предназначенном в основном для снобов. Доев булочку, Пуэлла облизнула пальцы и задумалась, глядя в пустоту прямо перед собою — что же она чувствует теперь, пройдя отбор? Хочется ли ей домой?

«Не знаю. Я ничего не знаю».

После вчерашнего внетелесного опыта и видений Пуэлла была слишком опустошена. Девушка снова вздохнула, достала вторую булочку из рюкзака и принялась за нее, стараясь понять, радостна она или несчастна. Гордость за победу в отборе и бабушку, что не зря вкладывала силы в мягкотелое чадо, смешивалась со странным ощущением ненужности, абсурда, бессмысленности происходящего.

— Странно, как ты при таком аппетите влезаешь в дверные проемы, — прокомментировала очкастая соседка, развалившись на соседней постели; ее фамильяр все в той же косухе и кожаных штанах расположился рядом, уткнувшись носом в шею хозяйки. — У тебя там, случаем, не булочная в портфеле?

Пуэлла лишь улыбнулась на этот выпад. Она знала, что пререкаться бесполезно.

— Скажите, сюда ведь должен прийти еще один человек? — спросила она вместо ответного оскорбления. — Здесь еще одна незанятая кровать.

— Она для твоего несуществующего фамильяра, гений, — язвительно ответил рыжий.

— То есть, девушки и юноши живут в одной комнате? — сморщилась Пуэлла. — Это так… некультурно и странно.

— Разлучать магов с их фамильярами — вот что странно, — парировала брюнетка. — Плевать тут все хотели на тебя и твои своеобразные нормы морали, привезенные из какой-то там задрипозной деревушки.

— Даже мне с моими «задрипозными» нормами очевидно, что ведете вы себя недостойно, — устало отмахнулась Пуэлла. — На светских приемах своего Клана вы тоже так с гостями разговариваете?

— Наши гости — аристократы из Премеры, а не выскочки вроде тебя, — зашипел рыжик. — С высокородной дайрой и грязной шавкой всегда обращаешься по-разному.

— Как скажешь, — повела плечами Пуэлла. — В таком случае, не стану отвлекать. Занимайтесь, чем занимались, дети богов.

Она поставила свой рюкзак на постель и юркнула под одеяло прямо в одежде. Вечер медленно надвигался на крошечное искусственное измерение, иллюзорный закат разлился по иллюзорным небесам, и в голову Пуэллы снова полезли навязчивые и неприятные мысли.

Чему их будут учить? В какие тайны ее посвятят, во что превратят? В миру об Университете имени Конкордии Непобедимой было известно лишь то, что там обучаются избранные, которые впоследствии становятся вершиной общества и важнейшими людьми всех Двенадцати Держав. Чем занимались чародеи-аристократы, никто точно сказать не мог — но знали, что они принимали активное участие в борьбе с Дымом, и без них целый мир захлебнулся бы в крови. Дым был значительной проблемой, а потому одно лишь это уже служило причиной, чтобы относиться к ним с долженствующим почтением.

— Прием-прием! Говорит Пситтакус!

Пуэлла аж подскочила от неожиданности: говорил хрустальный череп, что стоял на небольшой тумбочке между кроватями. Его рот открывался, челюсти шевелились, как живые — девушка завороженно следила за происходящим, не скрывая возродившегося любопытства.

— Поздравляю вас с поступлением и расселением! Теперь, когда вы официальные студенты Университета и знаете свои факультеты, пришла пора подготовиться к грядущему учебному году! Пока старшие курсы еще не заявились, убедительно прошу вас купить форму и пижамы! Откуда взять деньги? — конечно же, из-под подушки!

Приподнявшись, девушка засунула руку под подушку и нащупала маленький мешочек со звенящими монетками. Обрадованная, она мигом бросила его в рюкзак, боясь, как бы отвратительная парочка снобов не бросилась отнимать у нее скромный ректорский подарок. Там же, рядом с мешочком, обнаружилось и еще что-то: вытащив наружу таинственный предмет, Пуэлла увидела золотистый шарик в прозрачной упаковке.

«Тот самый шарик-напоминание! — вспомнила она. — Должно быть, для нас подготовили специальный список магазинов, где можно купить форму и ночное белье».

Вскрыв упаковку, она проглотила ее содержимое, схватила рюкзак и, не попрощавшись, направилась на выход.

«Пока звезды не высыпали, нужно обзавестись всем необходимым».

Пуэлла открыла дверь и вышла в коридор.

Будущие первокурсники уже бродили тут и там: кто-то дожидался своих дружков, облокотившись о стену и создавая сверкающие искорки одними лишь пальцами, кто-то — насвистывал веселые мелодии хором с призрачными пташками, что сидели на плечах или вились у потолка. Какая-то девчонка с короткими розовыми волосами, кудрявая, как барашек, балансировала на балюстраде и явно не боялась рухнуть вниз, на мраморный пол первого этажа.

— Привет, — сказала она странным приглушенным голосом, увидев, как удивленно таращится на нее Пуэлла. — Ты миленькая.

«Один другого страннее, — подумала та, выдавливая напряженную улыбку. — Эта, по крайней мере, не грубит».

— А ты тоже одна? — спросила розововолосая, сверкнув глазами. При близком рассмотрении лицо у нее казалось безумным. — Без фамильяра, да?

— Да, — ответила Пуэлла. — К сожалению, в моем городке ни нормальных магов, ни фамильяров никто и в глаза не видел.

— В моем тоже, — вздохнула незнакомка. — Я из Шикка.

— Какая радость, я тоже! — «Погоди-ка…» — Но ведь тогда, получается, мы должны были учиться вместе? Я тебя совершенно не помню.

— А я тебя — напротив: вечно ходила с рыжеволосой подружкой, опустив глаза в книгу и никого вокруг не замечая! Но раз уж ты меня не узнаешь, давай знакомиться! — девушка склонила набок свою кудрявую головку, а затем вдруг резко перепрыгнула через балюстраду, вцепившись в балясины с другой стороны. Теперь она болтала ногами в воздухе. Пуэлле стало не по себе. — Мое имя — Бона Фидес.

— Пуэлла Лакрим. Ты тоже латерна-мант?

Девушка подтянулась, демонстрируя Пуэлле свою форму. Фибула в форме горящего костерка сверкала на груди, магическая иллюзия пламени колыхалась на легком ветерке, гуляющем по коридору.

— Стой… ты уже успела купить форму? Но ведь череп только что велел нам…

— Прошу прощения, но на тебя уже люди пялятся. С кем это ты говоришь? — кто-то резко ткнул Пуэллу под ребра, и та, вскрикнув, обернулась. На нее, сдвинув брови, снизу вверх глядела Аврора. — Медленно сходим с ума из-за новых соседей?

— Да нет же, ты чего! Это — Бона Фидес, и она тоже…

Пуэлла обернулась к балюстраде. Никого. Приблизившись вплотную, склонилась, поглядела вниз — никакого упавшего тела.

«Не может быть…»

— Аврора… Я, кажется, только что видела призрака.

— Четыре комплекта формы латерна-мантов и четыре комплекта ночного белья, — отчеканила тучная дайра с копной нечесанных красных волос, почесывая бок. — Итого: с вас сорок пузиллусов.

— Надо же, а они жмоты, — шепнула Аврора, протягивая двадцать. Пуэлла закопалась в рюкзаке, разыскивая свои. — Ни одной лишней монетки на какое-нибудь студенческое кафе.

— Ну, думаю, в столовой тоже кормят неплохо, — повела плечами Пуэлла. — Как-нибудь перебьемся. Хотя без булочек мне и вправду будет несладко.

Аврора глухо рассмеялась себе под нос.

— Вам их сразу в комнаты доставить, или с собою носить будете?

— Давайте в комнаты, — махнула рукой Аврора. Женщина равнодушно кивнула и сделала размашистый жест рукой в сторону четырех пульсирующих вешалок, на которых располагались их новые наряды. Те исчезли, растворившись в воздухе. — Недурственно. Если по окончании Университета я смогу так же, жизнь пройдет не зря.

Девушки распрощались с продавщицей и вышли наружу; студенческий городок кипел жизнью, закат медленно угасал, готовясь смениться иллюзорными звездами.

— Так ты говоришь, что эта девчонка решила с тобой подружиться? — смерив Пуэллу ледяным взглядом, спросила Аврора. В ее голосе так и читался скепсис. — При этом никто, даже дети Демиургов, ее не видели.

— Я точно говорю тебе, что не спятила, — в который раз повторила Пуэлла. — И — нет, мне не показалось! Ее звали Бона Фидес, это важно! Нужно разузнать о ней и ее жизни побольше. Возможно, она явилась мне, потому что нуждается в помощи.

— …или это какой-нибудь избалованный ребенок из Клана Демиургов решил над тобой подшутить с помощью своей профессиональной магии, — парировала Аврора. — К таким вещам стоит относиться с осторожностью. Мы рискуем нарваться на хулиганье, которое ввек потом от нас не отлипнет.

— Бона Фидес — не подделка! Она хорошая и никогда не причинит нам зла! — сама изумившись собственной напористости, воскликнула Пуэлла. — Я… почему-то знаю это.

— Знаешь? — Аврора иронично вздернула бровь. — Поверить не могу, да ты у нас еще и призрачный телепат!

— Возможно, — выдохнула Пуэлла. — Я… Аврора, я не знаю! Но то, что между мною и Боной есть некая связь, ощутимая и почти физическая, отрицать нельзя. Я поняла это лишь когда она исчезла — мигом возникло чувство, словно от души насильно оторвали кусок.

— Магия профессионалов, — монотонно повторила Аврора. — Других адекватных теорий я пока что предложить не могу.

— О Демиурги, ну почему ты настолько скептичная! А вдруг у меня просто есть некий скрытый дар видеть мертвых и чувствовать их истинные намерения? Никто до сих пор не может сказать — или эту информацию скрывают от простых смертных? — о том, что именно происходит с астральной проекцией, или душой, после смерти. А вдруг все именно так, как в Книге Двенадцати? Вдруг мы встречаем Дайру Смерть, возвращаемся к Демиургам, чтобы переродиться, а Бона Фидес не может сделать этого по какой-то причине?

— Даже если и так, то что мы можем сделать для нее? — Аврора зевнула. — Пусть лучше является косте-знатокам, они разбираются в мертвецах.

— Косте-знатоки? — удивилась Пуэлла.

— Пока ты валялась в аудитории, нам уже о многом успели рассказать. Всего факультетов пять: сердце-чтение, травоварение, либрис-скриптуризм, латерна-мантия и косте-знание. — Перечисляя, Аврора загибала пальцы, чтобы ничего не упустить. — Ну так вот, косте-знатоки — это люди, от природы наделенные даром видеть всякий потусторонний сброд. Этот факультет секретен поболее всех остальных — о том, чем именно занимаются его студенты, даже кругам аристократии сообщают лишь в самых общих словах — и за всю историю Университета на нем училось ровно восемь студентов. Жалкое число, учитывая, сколь древнее это место.

— Оракул явно не берет в косте-знатоки кого попало.

— Именно. Более того, этот косте-знаток — чаще всего факультет насчитывает всего одного студента — обучается самостоятельно и живет в университетской библиотеке. Она зачарована, и владеет ею не кто иной, как сам декан факультета косте-знания: Анимий, паукообразное древнее существо, брат Оракула.

— Брр… — Пуэлла содрогнулась. — Кошмар. И много же всего я пропустила!

— Но самое страшное здесь не это, — вдохновленно продолжила Аврора. — А то, что ни один студент, поступивший на косте-знатока, еще не выпустился из Университета живым. Считается, что этот факультет… проклят. Все восемь студентов прежних лет погибали по разным причинам, на первый взгляд совершенно не связанным друг с другом.

— И после этого факультет не закрыли?

— Власти у ректора Университета не меньше, чем у любого из эрусов Двенадцати Держав, а говорят, и больше. По официальной версии, смерти студентов с факультета косте-знания были лишь досадными совпадениями, а из-за отсутствия большого количества поступивших туда за историю заведения доказать закономерность гибелей нельзя.

— Не завидую я тому, кого определили вчера в косте-знатоки.

— Тем. На этот раз косте-знатоков двое. Они близнецы, причем один из них — хозяин, а другой — фамильяр. Оба парни.

Пуэлла скривилась от отвращения.

— Пока что я не слишком разбираюсь во всей этой магической системе взаимоотношений, но даже мне очевидно, что это какая-то паталогия. Разве могут хозяин и фамильяр быть близнецами? Первый — человек, а второй — сверхъестественная сущность.

— Верно, — кивнула Аврора. — Насколько мне известно, дух фамильяра вселился в тело одного из близнецов, подчинив себе его разум.

— Запутанная мерзость. Понимаю я несчастную Бону Фидес: сама не сунулась бы к этим больным.

Подруги слабо рассмеялись, но на душе у Пуэллы сделалось тяжело. Ком подступил к горлу, и всем ее существом завладела странная тревога. Уютный студенческий городок, переполненный шумными магазинчиками и будущими студентами-первокурсниками, вдруг показался ей тюрьмой. Тюрьмой, у которой были прутья птичьей клетки.

Взгляни…

Белое вороново крыло мелькнуло перед взором и исчезло, растворившись в воздухе. Что-то сверкнуло рядом, и Пуэлла, повернув голову, увидела на витрине одного из магазинчиков картину.

Узнаешь ее?

Тучная улыбчивая женщина, за спиной которой — тощий альбинос с золотистой серьгой в левом ухе. Лицо — недоброе, зловещее — скалится, словно маскарадная маска. В руке у него — череп какого-то рогатого животного, слишком вытянутый и огромный, чтобы принадлежать обычному скоту.

— Аврора… — девушка сглотнула; сердце забилось быстрее. — Давай… давай зайдем в тот магазин. Мне нужно кое-что узнать.

— «Черная готическая смерть от изысканной руки палача»? Не знаю, что это за место такое, но с названием хозяин перестарался. Гляди, оно за пределы вывески вылезает.

— Неважно, что там с названием… Мне нужно узнать про картину.

Аврора взглянула на нее, склонив набок миниатюрную головку. Темно-фиолетовый бант, украшавший волосы, зашелестел лентами в вечернем сумраке.

— Как по мне, жуткая дешевка. И лица такие уродливые.

— Я объясню тебе все по дороге в Университет, хорошо? Эта картина может дать мне ключ к отгадке. Мне кажется, что я подобралась к ней уже очень близко.

— К отгадке? Да у тебя, я погляжу, настроение сгущать краски и вешать лапшу мне на уши. Знаешь, кого я ненавижу больше навязчивых парней? — Аврора скрестила руки на груди. — Людей, которые что-то недоговаривают.

Пуэлла посмотрела на Аврору. На ее худые плечики, обтянутые фиолетовым бархатом, на черные завитые волосы, на впалые щеки. Она была едва ей знакома и совсем не походила на Амику, чья широкая улыбка была способна разгонять тучи и лечить разбитые сердца. И все же… и все же Пуэлла видела в этой девушке некий стержень: ту надежность, что свойственна только людям последовательным и честным.

— Я обещаю, что все тебе расскажу. Честное слово.

Внутри «Черная готическая смерть от изысканной руки палача» оказалась крайне сомнительным заведением, совмещавшим в себе парикмахерскую, тату-салон, магазин странной косметики без этикеток, зелий без названий и всяких безрадостного вида сувениров — единожды взглянув на декоративные эмбрионы человекоподобных чудиков с рогами, которые предлагалось носить в качестве брошей, Пуэлла чуть не извергла на пол свой недавний ужин.

Аврора не выглядела впечатленной, но и отвращения не выказывала; открыв каталог с вариантами различных причесок, она принялась изучать его блестящие страницы, закусив нижнюю губу. Хозяин заведения — молодой мужчина с черными кудлатыми волосами до лопаток, одетый в кожаную куртку и футболку с изображением кричащего черепа — находился в закутке для татуировок за ширмой; сидел на корточках, склонившись над рукой какого-то уныло выглядящего парня с падающей на глаза челкой.

— Вот уж не думала, что в студенческом городке лучшего Университета Двенадцати Держав можно будет спокойно набивать тату, — прошептала Пуэлла; Аврора равнодушно повела плечами. — То, что для них нормально, по-прежнему кажется мне страшной дикостью.

— А может, ты просто зануда.

— Может, и так.

Хозяин сказал что-то юнцу, быстро затянул татуировку пленкой и пощел за пластырем. Пока он копался в черном матовом сейфе, Пуэлла вглядывалась в его бледный профиль: что-то смутно знакомое и чуточку птичье было в этих чертах.

— Вот! Нашел! — Его голос был крайне визглявым и неприятным слуху. — Теперь-то мы с тобой и закончим!

Он закрепил получившуюся конструкцию пластырем и потрепал парня по щеке, словно тот был ему младшим братом.

— Погодите-ка… — проговорил тот, тряхнув головой. Челка упала набок, открыв безжизненный рыбий глаз хрустального голубоватого оттенка. — А как же магическое заживление, мгновенный результат и все такое?

— Ты что это у нас — глухой, а, малыш? — хозяин визгляво расхохотался. — Я работаю по классике: никакого волшебства, чистый скилл. Обращайся.

— Эх… ну ладно. — Юноша поднялся и, глядя в пол, быстро проследовал к выходу.

Едва за ним закрылась дверь, как хозяин обратил свой горящий взор к двум посетительницам. Вид у него был возбужденный и озадаченный.

— Что, еще одни пришли потратить родительские деньги, данные на дорожку, таким тупейшим способом? — спросил он, ухмыльнувшись. — Учтите, я устал. К тому же, без предварительной записи рисую только элементарные татухи вроде крестиков или сердечек.

— Нет-нет, мы не за тату.

— О, а твоя подружка, я гляжу, заинтересовалась прическами! — Аврора, как ошпаренная, откинула в сторону каталог. — Что, хочешь сменить имидж?

— Судя по тому, что ты предлагаешь — предпочту остаться верной огромным бантам и завитым хвостикам.

— Твое дело, малышка! Ну а ты, золотая овечка? Может, ты чего-нибудь хочешь?

Пуэлла сглотнула и указала пальцем на картину, повернутую к прохожим. Хозяин снова расхохотался своим неприятным голосом — визгляво, пронзительно, как… попугай, копирующий человеческие звуки.

— Она не продается, если ты об этом. Злить мою бабушку — бесценное дело.

— Твою бабушку?

— Хм, а я разве непохож? — молодой мужчина сдвинул брови и по-старушечьи сложил губы, причмокнув ими для пущего эффекта. — Я Роз, внук ректора. Блудный сын и паршивая овца… вернее, паршивый попугай, если учесть, что мои дедушка и отец — оба фамильяры-попугаи.

— А-а-а… — неловко протянула Пуэлла. — Ясно. А чем эта картина злит дайру Кунктию?

— Ну, злит — это, конечно, для красного словца сказано, — замялся Роз. — Просто… ну, на ней ведь изображена Тринадцатая, в конце концов. Бабушка настолько ее ненавидит, что зубами скрежещет, когда проходит мимо моей забегаловки. Но вот в чем дело: молодежь, напротив, с годами все сильнее тянется к Тринадцатой и ее образу, а моя картина стала уже чем-то вроде визитной карточки «Черной готической смерти…» и неотъемлимой ее частью. — Молодой мужчина опять расхохотался. — А ведь я, подумать только, по пьяни купил ее на каком-то аукционе в Премере, ах-ха-ха!

— Кто такая Тринадцатая? — спросила Пуэлла.

Роз посмотрел на нее, как на идиотку.

— А ты каким местом религию в школе учила, а, умница? Тринадцатая Демиург — крайне сомнительное лицо, мелькающее в различных околорелигиозных текстах, отступница и враг всего человеческого. Одни церковники говорят, что она была, другие — что тетка является лишь плодом воображения старинных сказочников и лоботрясов, но факт остается фактом: Тринадцатая оказала на общественность столь сильное влияние, что даже само число, связанное с нею, прозвали проклятым.

— А кто стоит рядом с Тринадцатой? — дрожащим голосом пролепетала Пуэлла; в глазах у нее потемнело, уши заполнил шелест крыльев, на языке появился легкий привкус крови. — Этот… бледный… человек…

Ну же, взгляни поближе… Посмотри в эти глаза, посмотри!

— А, этот чудаковатый альбинос? Харизматичный мужик, правда? — Роз криво улыбнулся. — Ну, это вроде как фамильяр Тринадцатой, Корвус. Белый ворон. Потому-то художник ему такой шнобель и пририсовал, ах-ха-ха! Типа клюв, ах-ха! Впрочем, никто не знает наверняка, как они выглядели. Как и то, существовали ли они вообще. А теперь можете выметаться, пока я не уснул прямо тут, удовлетворяя студенческое любопытство. В любых книжках по религии это написано, так что не томите. Ну, или купите у меня что-нибудь.

— Прости, Роз, мы уже уходим. — Пуэлла кивнула Авроре, и они направились к выходу. — Хорошего тебе вечера!

Внук ректора хмыкнул им в спины.

— Ну, и вам тогда того же.

Они открыли стеклянные двери с приклеенными на них стикерами черепов и мертвых разлагающихся тел с вырванными глазами, многозначительно переглянулись и зашагали по дороге в направлении Университета. На небесах к тому моменту уже загорелись сверкающие звездочки.

— Ты обещала кое-что мне рассказать, — напомнила Аврора. — Я по-прежнему вся внимание, Эл.

Пуэлла огляделась по сторонам: вокруг них никого не было на расстоянии больше чем двадцати шагов, и лишь чуть вдалеке, громко гомоня о своем, шла какая-то мутная компания новоиспеченных первокурсников с умопомрачительными прическами.

— В общем… — прошептала девушка, склоняясь к уху подруги. — Я вижу сны. С самого раннего детства. В них со мной говорит белый ворон, сидящий в клетке. Почти каждый раз все проходит по одной и той же схеме: я оказываюсь перед ним, он просит меня открыть клетку, я дергаю за дверцу и ничего не выходит. Потом он убеждает меня, что я должна использовать магию — чакральную, например — а когда я отвечаю, что не владею ничем таким, ворон начинает говорить, что мне достаточно вспомнить. Как будто запретная магия — это нечто такое, чем я владела всегда.

— Хм, звучит как симптом какого-то психического расстройства, ничего более, — отмахнулась Аврора. — Можешь хоть с пеной у рта кричать, что являешься избранной, но вот что я тебе скажу: Бона Фидес, возможно, и реальная личность, но ты — уж точно не Тринадцатая из Демиургов. Сто процентов. Гарантирую.

— Я и не считаю себя Тринадцатой! — вспылила Пуэлла. — Просто во время отбора, когда мое астральное тело умчалось в неведомом направлении…

— О да, мы все это видели. Лично мне было тяжело и рукою двинуть, я словно тонула в киселе. А ты такая — раз! — и вихрем полетела вперед, да так, что даже дайра Шиа-Мир не уследила.

— Так вот, я не просто потеряла контроль над собою и летала по Университету. Я… видела всякое. И эти видения случаются у меня не впеврые — например, залитый кровью зал суда мне привиделся незадолго до появления портала, как и образ умершей мамы. Ворон в голове снова велел мне вспомнить что-то, порыться в памяти, а еще… показал мне картину из заведения Роза. Ту самую. Учитывая, что она повторяла реальную вплоть до малейших деталей — вроде серьги в ухе альбиноса, например — это просто не может быть совпадением.

Аврора задумчиво закусила нижнюю губу — она всегда так делала, когда уходила в себя. Затем посмотрела на Пуэллу и подозрительно прищурилась.

— Скажи, — сказала она напряженно, — а ты меня не разыгрываешь случайно?

— Что? Н-нет…

— Точно?

Пуэлла посмотрела в глаза подруге и уверенно кивнула.

— Определенно, не разыгрываю.

— В таком случае, я допускаю, что нечто своеобразное с тобой и впрямь происходит. Что конкретно, сказать не могу, но… вероятно, некая сущность в обличье ворона желает с тобою сотрудничать.

— Но почему именно я?

— А вот этого, Эл, я точно не знаю. Возможно, тебе следует поговорить с ректором, а затем устроить встречу с Оракулом через нее. Кто знает, а вдруг получится достучаться?

— Нет. Я не доверяю ни дайре Кунктии, ни Оракулу. Они обе мне крайне не нравятся.

Аврора удивленно заморгала.

— А почему? При всей своей мизантропии не могу отрицать, что ректор — милейшая старушка, а Оракул — мудрое и светлое создание, наверняка подаренное человечеству самой Конкордией Непобедимой.

— Ну, не такие уж они и добрые, раз позволяют студентам с факультета косте-знания умирать и спокойно наблюдают за близнецами, в теле одного из которых спокойно живет инородное астральное тело, — парировала Пуэлла. — Стоит ли упоминать, что эти сволочи умудряются еще и выходить из воды сухими всякий раз, когда беспомощные ребята уходят с Дайрой Смерти! Их руки в крови, я уверена.

— Кто знает, — повела плечами Аврора. — Быть может, они действительно те еще злодейки.

«Ну же, скажи ей это сейчас. Пусть с опозданием, но все же. Ты не можешь нести это знание в себе, ожидая, когда оно прорвется наружу в самый неподходящий момент».

— …а еще я соврала тебе недавно. Ну, когда ты спросила, какой я видела Оракула… На самом деле со мной беседовала вовсе не миленькая старушка.

— А кто тогда?

— Настоящая Оракул. — Пуэлла сглотнула. — Она сказала мне, что я — единственная среди всех, включая даже потомков Демиургов, кто увидел ее истинный облик.

— Эл?.. — Аврора коснулась ладонью предплечья подруги, как бы успокаивая. Пуэлла и сама прекрасно знала, что выглядит подавленной. Одна лишь мысль о жутких горящих глазах напротив выбивала почву из-под ног. — Какой она была?

— Л-лысой… Очень худой и очень высокой. Ее шея и руки могли удлинняться и укорачиваться, но делали они это с громким треском, как будто от каждого движения у Оракула ломались кости.

— Недурственно, недурственно. Думаю, что сама бы испугалась, будь я на твоем месте. — Аврора вздохнула. — И спасибо, что рассказала мне. Думаю, мы со всем этим разберемся.

Пуэлла посмотрела на однокурсницу и улыбнулась ей, чувствуя, как на сердце становится легче.

Да, конечно же, Аврора не могла заменить ей Амику — но дружба с той длилась целые годы, в то время как юную дайру Нихиль Пуэлла знала всего один день. Лучшее было еще впереди.

— Просыпаемся! Пр-р-р-росыпаемся, дайры! — громко завопил череп, открыв зубастую пасть, и Пуэлла села на постели, таращась глазами в темноту. Сон прервался на самом непредсказуемом моменте: вместо того чтобы попросить об освобождении, белый ворон стал странно кивать головой вверх-вниз и вправо-влево, будто танцуя. До этого он показал ей какую-то картинку, но вот какую именно, вспомнить не выходило. — И с вами снова заместитель ректора, дайр Пситтакус! Или дайр Абути! Или дайр Пситтакус Абути, да неважно! Скоро полночь, а это значит, что настало время встречи!

— Да он что там, совсем рехнулся? — ругнулась девушка с черным каре, имени которой Пуэлла так и не узнала. Рыжеволосый фамильяр, который лежал на ее груди в обличье огромного лиса, недовольно фыркнул. — Мы только уснули!

— Все, кто прибыл сюда без фамильяров, живо спускайтесь в Залу Двенадцати Лучей! Пока учебный год еще не начался, вам необходимо обзавестись верными и преданными помощниками! Можете не переодеваться, но поторапливайтесь! Ровно в полночь все должны быть на месте!

— О, деревенщина, это тебя, — злорадно сказала девушка, поглаживая фамильяра по горящей рыжим шерстке. — А я пока посплю.

Лис недовольно фыркнул, уставившись на Пуэллу, и девушка с каре умильно рассмеялась.

«Какие же они ненормальные. Видели бы Демиурги, что за создания порой кичатся наличием у себя их крови — сгорели бы со стыда!»

— Сладких тебе снов, девушка, имени которой я не знаю, — вздохнула Пуэлла и тихо затворила за собою дверь.

Ее ноги в теплых носках скользили по вымытому полу, пижама, меховая и мягкая изнутри, походила на обвернутое вокруг туловища тонкое одеяло, из-за чего Пуэллу с каждым шагом все сильнее клонило в сон.

«Только бы не вырубиться прямо тут. Держись, девочка, держись!»

Приблизившись к ступенькам, она устало взялась за перила и сделала первый шаг. Носок скользнул по ступеньке, Пуэлла потеряла равновесие…

— Хэй! — кто-то крепко схватил ее за шиворот и дернул назад, поставив на ноги. — Пожалуйста, ходи осторожнее!

Девушка повернула голову и вздрогнула от неожиданности, столкнувшись глазами с Боной Фидес. Розововолосая девчонка в форме латерна-манта возникла рядом, будто из ниоткуда, но уже в следующее мгновение взмыла к потолку и повисла в нем, пульсируя вверх-вниз. Пуэлла печально улыбнулась.

— Ты ведь умерла, правильно? — спросила она. Бона безмятежно кивнула. — Почему тогда ты осязаема?

Та развела руками и крутанулась в воздухе: радостный смех заскользил по пустому коридору. Пуэлле сделалось не по себе.

— Я и сама не понимаю. Вообще-то, ты первая из всех студентов Университета, кто видит и слышит меня. Остальные проходят мимо, а когда я силой мысли возвращаю себе плотность — только пугаются прикосновений. Как-то раз я даже пробовала писать всякие записки разным ученикам, но те… просто выбрасывали их и ставили защитные блоки от сверхъестественных сил. Хорошо, что я не теряла надежду. — Элегантно спикировав на ступеньки, Бона сделала изящный реверанс, как бы благодаря Пуэллу за внимание к ее цирковому номеру. — И теперь ты, милашка, восстановишь справедливость в этом проклятом местечке!

— Что с тобою случилось? Ты не одна из косте-знатоков, — растерялась Пуэлла. — Как же тогда умерла?

— По официальной версии, которую сообщили родителям — от инсульта ночью. Якобы у меня началась сильная рвота, и я захлебнулась. — Бона обняла себя руками, как маленький ребенок. — Но то, что случилось на самом деле, так и осталось в этих стенах.

— Расскажешь мне? — с надеждой спросила Пуэлла.

Бона вздохнула и покачала головой.

— Девочка моя, ты же опаздываешь сейчас! Спускайся вниз, и… — она помедлила. — Жду тебя в Музее Ботаники завтра в полдень. Там почти всегда пусто, и никого, кроме глухой дайры Грамен, нет.

— Погоди, а где… — но девушка с розовыми волосами уже исчезла, оставив Пуэллу одну-одинешеньку стоять на ступенях. — Ох, ну хорошо, найду сама.

— Что найдешь? — раздался за спиною удивленный голос Авроры. — А я-то думала, что ты уже спустилась. Все-таки, с момента обращения Пситтакуса прошло больше минуты. Что, тоже не смогла заставить себя по первому зову подняться на ноги?

— На самом деле, я снова говорила с Боной Фидес, — вздохнула Пуэлла. Аврора нагнала ее, и они вместе направились вниз по лестнице. — Она подтвердила, что умерла в Университете. По официальным данным — захлебнувшись в собственной рвоте во время инсульта. То же, что случилось на самом деле, огласке не предали.

— И что произошло?

— Она обещала сказать мне в Музее Ботаники — завтра, в полдень.

— Занятия как раз начинаются послезавтра. Будет свободный день.

— Как думаешь, Аврора…

— Да?

— Мы можем как-нибудь помочь Боне Фидес? Ну, чисто теоретически?

— Чисто теоретически, ты можешь и радугой блевать. А вот на практике все гораздо сложнее.

Они замолчали; воздух звенел от напряжения, и ставшее уже привычным чувство — будто кто-то пристально глядит в спину — заставило Пуэллу задрожать от тревоги.

— Сдается мне, что мы единственные студенты без фамильяров, — флегматично пробубнила Аврора, которая ничего не заметила. — Впрочем, ничего необычного. Большинство студентов здесь — наследственные аристократы или члены Кланов. Детишек обучали азам тайной магии с пеленок, и волшебных спутников они имели с детства.

— Ничего, мы их еще перегоним, — ободряюще улыбнулась Пуэлла, хотя уверенности у нее не было ни в чем. — Вот начнется учебный год, и ты увидишь, как быстро дело у нас пойдет в гору!

— Ты такая убежденная оптимистка, что с непривычки тянет блевать.

В воздухе повисла короткая пауза — как отзвук лопнувшей струны.

— Слушай, Эл, — сказала вдруг Аврора переменившимся голосом. — А ты уже скучаешь по дому?

Сердце у Пуэллы сжалось от накатившей боли, и она, уставившись себе под ноги, сморгнула одинокую слезинку.

— Пытаюсь не вспоминать о нем — и о жизни, которую я оставила. Так мне хоть немного проще.

— А что пытаешься не вспоминать сильнее всего?

— Бабушку и лучшую подругу. Они так хотели, чтобы я училась здесь, чтобы постигала тайные науки и реализовывала себя. Надеялись, верили в меня с самого начала. Я знаю, что это звучит глупо и по-детски, но… — ее голос дрогнул, и Пуэлла всхлипнула, сама не зная, отчего именно плачет. — …но одна лишь мысль о том, что мы с Амикой отдалимся друг от друга, а в глазах бабушки я стану чужим человеком, причиняет мне нестерпимую боль. Несколько лет вдали от дома среди аристократов не могут не сделать свое дело.

Они шагнули в маленькое фойе, миновали арку и вышли в крошечный внутренний дворик — один из нескольких таких же двориков, что окружали большой атриум, поделенный на спортивное поле и закрытый полигон. Только миновав его, можно было войти в Зал Двенадцати Лучей через заднюю дверь.

«Все-таки, обладать талантом к телепортации весьма полезно — особенно когда имеешь дело с громадными зданиями, в которых не грех заплутать. Просто махнешь рукою — и все, ты в нужном месте, да еще и друзей своих заодно туда перенес. Вот бы этому научи…»

Мысль оборвалась, и Пуэлла шмыгнула носом. Образ улыбающейся бабушки, пьющей травяной чай в светлой кухоньке родного домика, показался ей душераздерающе печальным. Как она там, интересно? Прошел всего один день, но Пуэлла уже невыносимо скучала, словно не была дома несколько десятилетий кряду.

«Бабушка, наверное, чувствует себя так же паршиво. Сидит одна в кухне, сидит одна во дворе. Перебирает мои вещи в спальне, глядит на кучу оставленных безделушек. Возможно, даже плачет. Прямо как я сейчас».

— Знаешь, а я ни по кому не скучаю, — внезапно сказала Аврора. Пуэлла поглядела на нее с изумлением. — Сказать, почему?

Та закивала.

— Мой отец — сумасшедший, которого казнили путем погружения в Дым. Он был фанатиком. Поклонялся таинственной «неназванной дайре» и организовал вокруг себя клуб таких же идиотов. — Она фыркнула. — И знал же ведь, что за ересь могут казнить всю семью, но все равно жертвовал нами ради своего безумного увлечения сказками, открыто демонстрируя целому миру свои увлечения! Когда он умер, я вздохнула спокойно.

— Аврора, мне так жаль…

— А мать моя худа, как жердь. Однажды какой-то дуралей назвал ее толстой, и она превратила похудение в цель своей жизни. Раньше она ела всю мою сдобу, но затем… она лишь принимала ее, благодарила меня, а затем выбрасывала. Целыми подносами. Впоследствии ее мания худобы превратилась в попытку заморить меня голодом, и она стала запрещать нашей единственной служанке, дайре Мунус, давать мне завтраки и обеды. На ужин же я получала лишь воду и кашу на воде.

— О Демиурги…

— Ее отправили в один из домов Клементия. Из адекватной родни у меня остался только женатый старший брат, у которого своя семья и свои увлечения.

Пуэлла молча приобняла Аврору за плечи, и та не отстранилась. Так они и миновали огромный атриум: в молчании и мыслях о прошлом и будущем.

— Наконец-то пришли, — улыбнувшись, сказала дайра Шиа-Мир, медленно и по-змеиному повернув голову к девушкам, что вошли с заднего хода и тихо заскользили по нефу. — Остальные уже здесь. Садитесь, и начинаем.

Всего под Двенадцатью Лучами сидело восемь человек. Чудовищно мало, если соотносить с количеством поступивших.

«Так значит, вот сколько в Университете простых людей без связей и врожденного доступа к запрещенному высшему колдовству».

Пуэлла и Аврора сели рядышком, плечом к плечу, прижавшись друг к другу. В воздухе витала атмосфера легкой тревоги. Студенты переглядывались в напряженном ожидании.

— Сегодня я сама выведу вас в астрал с помощью гипноза, — сказала Шиа-Мир. — Памятуя о случае, произошедшем с… — она вопросительно посмотрела на Пуэллу.

— … с Пуэллой.

— Да, спасибо. Так вот, памятуя о случае, произошедшем с Пуэллой, я буду координировать каждого из вас во избежание подобных инцидентов. Благо, сегодня вас мало, и это в моих силах. Итак, а теперь закройте глаза и сосредоточьтесь на Аджне, на области третьего глаза.

Пуэлла закрыла глаза, и весь мир вокруг на время перестал существовать. Странное, теплое ощущение разлилось по ее телу, астральная проекция слегка приподнялась, изменив свою форму… Шиа-Мир что-то говорила — кажется, просила студентов расслабиться, почувствовать разливающуюся по телу негу, отпустить заботы — но Пуэлла уже ее не слышала. Чувствуя неожиданную радость и свободу, она поднялась сама над собою и взлетела навстречу Лучам, мерцающим у потолка, словно птица, выпущенная из клетки.

Ворон не говорил с нею. Ничего странного не происходило, и она полностью контролировала ситуацию. Шиа-Мир — вернее, ее астральный двойник, появившийся рядом с физическим телом — задрал голову и ободряюще улыбнулся Пуэлле.

Молодец, девочка! А теперь давай-ка подождем остальных.

Спустя некоторое время в воздух поднялись и остальные студенты — вернее, их астральные тела. Призрачные и легкие, как перышки, они кружили тут и там, облаченные в клубящиеся одеяния, словно стеклянные статуэтки, укрытые ватой. Пуэлла и сама была такою; свободной, способной летать, одинокой, но при этом счастливой.

А теперь — попытайтесь закрыть глаза своего астрального тела. Это может показаться сложным, но вы должны справиться. Когда откроете, окажетесь в месте, что называют Лесом Духов; там чародеи во все времена искали себе фамильяров.

Пуэлла послушно кивнула — и закрыла глаза. Подумать только, у нее получилось с первого раза! Теперь, когда ворон не смущал и не баламутил ее сознание, пребывать в астрале и управлять своим телом оказалось неожиданно просто.

Открывайте глаза. Когда все будет готово, дайте знать — просто позовите меня мысленно, и я выдерну вас назад.

Голос Шиа-Мир затих, отдаваясь эхом в уголках сознания, и Пуэлла открыла глаза. Вокруг было темно и прохладно, высокие деревья шелестели над головой, угрожающе перешептывались их черные листочки, колыхавшиеся на ветру.

— Аврора? — позвала она. — Кто-нибудь?

Всюду раздавались самого разного рода звуки: рык, мяуканье, шипение и восхитительное пение птиц, но, сколько ни осматривалась она по сторонам, никто так и не шагнул ей навстречу, и ни единая тень не мелькнула в сумраке Леса Духов.

«Может быть, я должна сама поискать? Или, скажем, позвать фамильяра вслух?»

Она медленно и неуверенно двинулась по лесу вперед, то и дело раздвигая заросли таинственных цветов, заглядывая в заброшенные дупла деревьев и приподнимая неестественно огромные лапухи, что достигали ей порою почти до пояса.

— Фамильяр? — позвала она осторожно, когда тщетная прогулка по пустому лесу начала выводить ее из себя. — Явись мне!

Тишина. Все птицы умолкли, все звери разом сгинули в неизвестность. Никто больше не провожал ее глазами, прячась в зелени. Она осталась одна.

— Покажись! Ну хоть кто-нибудь!

И снова ничего. Пуэлла почувствовала странное отчаяние и схватилась за голову; ладони прошли ее насквозь и бессильно опустились вдоль туловища.

— П-пожалуйста…

Ни единого звука, ни единого отклика. Только высокая трава, слабо покачивающаяся на призрачном ветерке, и огромные деревья, почти полностью заслоняющие высокое черное небо. Не собираясь сдаваться, девушка смело двинулась вперед, в разверстую бездну этого страшного места, в черноту меж жуткими стволами, изъеденными неведомой чагой, в шелестящее ничто, готовое, казалось, разорвать ее в клочья.

«Я не могу вернуться без фамильяра, — говорила она себе раз за разом. — Это будет такой позор!»

Почему же — без фамильяра?

Перед глазами потемнело. Астральное тело девушки заметалось из стороны в сторону, Лес Духов замелькал перед глазами, и та зажмурилась, чтобы ее не вырвало. Впрочем, могло ли физическое тело стошнить из-за того, что кто-то бессердечно мотал из стороны в сторону астральное? Ответа на этот вопрос Пуэлла пока не знала.

— Где… ты… — с трудом выдавила она из себя. — П-п-покажись…

Не могу. Я заперт в клетке. Жду, когда нерадивая хозяйка освободит меня.

— Белый ворон?

Он самый.

— П-прекрати кружить меня…

Прости, хозяйка. Я лишь пытался уцепиться своим астральным телом за твое, соединить наши разумы и души, как прежде. Надеялся, что смогу таким образом вырваться, но на деле лишь сильнее покалечил себя и тебя. Снова.

Пуэллу отпустило, и она устало зависла в воздухе, уставившись во тьму невидящими пустыми глазами.

— «Как прежде»? — спросила она тихо. — Что это значит?

Что я был твоим фамильяром и раньше, очевидно, — последовал незамедлительный ответ. — И ты должна лишь освободить меня.

— Ты в Университете?

Да, меня держат здесь в заложниках.

— Где именно ты находишься?

Где-то в библиотеке. В этом проклятом лабиринте, пересекающем тысячи реальностей. Правда вот, я не думаю, что тебе обязательно меня искать. Поначалу ты должна вспомнить все, что знала раньше… ну, пока судьба не стерла тебе память и не заперла в новом теле, разумеется.

— Расскажи мне все, что знаешь. Не тяни больше.

Голос грустно рассмеялся, и в этом смехе Пуэлле впервые послышались приятные бархатистые нотки. Показалось ли ей — или прямо сейчас, в этом треклятом Лесу Духов, девушка действительно вспомнила что-то частичкой своего заколдованного сердца?

Ты на полном серьезе думаешь, что я не рассказал бы все давным-давно, если бы только мог? Мой рот зашит с помощью заклятия, хозяйка, и все, что я могу — это посылать тебе мыслеобразы, способные пробудить в памяти самое главное. Даже они дарят мне неописуемую боль, заставляя метаться по клетке в исступленном гневе, но обойти заклятие иллюзории куда проще, чем заклятие вербы.

— О каких заклятиях идет речь? Как именно я могу помочь тебе, Корвус?

Ворон устало вздохнул.

Ты ведь выросла у меня на глазах. Выросла, называя меня всего лишь вороном или несносной птицей, прогоняя из каждого сна, словно наваждение. Считая меня болезнью или проклятием. А теперь вот — берешь и зовешь по имени, будто старого друга. Знаешь, почему за столькие годы я сам так и не представился тебе?

— Почему?

Потому что они отняли у меня шанс даже на это. Они отняли у меня величие, отняли хозяйку, отняли право на имя.

— Корвус…

Да?

— Скажи мне, я — Тринадцатая?

Она услышала отчаянное карканье, шелест крыльев, бьющихся о прутья решетки.

Он проснулся… — захрипел Корвус отчаянно. — Он проснулся, и теперь я снова не имею права быть многословным. Отныне каждый звук вновь будет стоить мне безграничных мучений. Пр-р… Пр…

— Корвус!

Пм-г… пом-мог…помо…

И тишина. Густая, тревожная, жуткая тишина, пронизывающая все живое и мертвое. Больше не на что было надеяться.

Шиа-Мир!

Девушку потянуло назад — мягко и нежно, словно кто-то нес ее на руках. А затем она распахнула глаза в своем физическом теле; над головою по-прежнему сияли Двенадцать Лучей Демиургов.

— Эл? — спросила Аврора напряженно. Повернув голову к подруге, Пуэлла увидела золотую змею, которую та прижимала к груди. Недавно выбравшийся в мир живых, фамильяр был очень слаб и почти не шевелился, а потому девушка обращалась с ним особенно нежно, как со спящим ребенком. — Где же твой? Ты что, позабыла его в Лесу Духов?

— Пуэлла? — спросила уже Шиа-Мир. — Девочка моя, почему ты оставила фамильяра там? Ты что, отвергла его?

Теперь на Пуэллу откровенно таращились уже все присутствующие. Девушка вздохнула, чувствуя, как краска стыда приливает к щекам.

— Нет, дайра Шиа-Мир, я никого не отвергала.

— Но что же тогда?

Все ждали в напряжении.

— Ко мне просто никто не явился. Никто не выбрал меня. Лес был пустым, все сущности попрятались. Беда.

Преподавательница смерила Пуэллу подозрительным взглядом и оглядела остальных.

— Направляйтесь в постели и уложите фамильяров рядом с собой, — сказала она своим угрожающе бархатистым голосом, расплываясь в ядовитой улыбке. — Выспитесь и отдохните. Завтра — заключительный свободный день перед началом учебного года и прибытия учеников старших курсов.

Все лениво поднялись, собираясь возвращаться в постели.

— …а ты, Пуэлла, останься.

Девушка вздохнула и кивнула. Уходя, Аврора слабо коснулась предплечьем ее локтя и ободряюще улыбнулась.

— Все хорошо, — прошептала она одними губами — и скрылась в сумраке лестницы.

Когда все ушли, и они с преподавательницей остались наедине, Шиа-Мир поднялась и неспеша приблизилась к Пуэлле, по-прежнему широко улыбаясь.

— Редко случается такое, чтобы студент не находил себе фамильяра в Лесу Духов с первого раза, — сказала она печально. — Слушай, девочка… а покажи-ка мне свой живот.

От такой просьбы Пуэлла оторопела.

— Простите, что? — она растерялась. — Показать живот? Но какое отношение это имеет к…

— Я прошу тебя, Пуэлла. Не упрямься.

Девушка медленно кивнула и приподняла пижаму. Преподавательница удовлетворенно кивнула.

— Пятно Отречения! Так я и думала.

— Это родимое пятно, — обиделась Пуэлла. — Оно у меня с рождения.

Шиа-Мир растерялась.

— Тогда это очень странно.

— Почему же?

— А потому, девочка моя, — она повела плечами, — что это — печать контракта с фамильяром, разорванная не до конца. Видишь ли, когда фамильяр и хозяин заключают договор, их души вступают в особую связь, которая находит свое отражение в узорах на животе, так называемых Печатях Согласия. Когда хозяин умирает, погибает и фамильяр. Если, в свою очередь, фамильяр уходит раньше, то хозяин не может завести себе второго до конца своих дней.

— Но какое я имею к этому отношение?

— Бывают и другие случаи — например, такие, когда хозяина фамильяр не устраивает, а тот, следуя природным инстинктам, по-прежнему рвется служить своему призывателю. Не желает отпускать. Тогда и возникают Пятна Отречения: чародей отказывается от своего волшебного слуги, а тот остается ему верен и не желает расставаться. Печать на их животах остается, но темная и уродливая. Как клеймо в напоминание о разрыве и разбитом сердце.

— Но я повторяю Вам: оно у меня с рождения.

— В таком случае, у Вас каким-то образом был фамильяр с неосознанного возраста, которого Вы впоследствии отвергли. Или Вам помогли это сделать несведущие взрослые. Я не знаю, — преподавательница вздохнула. — Ритуал Отречения может провести только крайне одаренный чародей. Учитывая, что Вы родом из глубинки, в Вашем окружении вряд ли мог найтись такой.

— И что же мне теперь делать?

Шиа-Мир развела руками.

— Только одно: попытаться найти своего фамильяра, как-то связаться с ним, а затем согласиться принять несчастного обратно. Думаю, у тебя получится сделать это уже после первых пар по чакральной магии. Раз уж твой слуга жаждет воссоединения, то сам будет непрестанно тебя искать. Если желаешь, я расскажу об этом уникальном случае дайре Кунктии, и она…

— Нет-нет-нет! — отчаянно замахав руками, воскликнула Пуэлла. — Не надо… ее тревожить! Моя проблема слишком мелкая и жалкая, чтобы отвлекать ректора.

Шиа-Мир, улыбнувшись, кивнула:

— Пожалуй. Что ж, в таком случае, не стану более задерживать, моя дорогая девочка. Надеюсь, что хоть немного сумела тебе помочь.

Пуэлла кивнула и направилась к лестнице. На сердце у нее было тяжело.

— Спасибо Вам огромное, дайра Шиа-Мир, и добрых снов.

— Добрых снов, Пуэлла! Пусть Демиурги пошлют тебе сладкий покой перед пробуждением.

Глава четвертая, в которой Пуэлла узнает историю Боны.

Картинка дрожала, мелькала и искажалась перед ее глазами — теперь, когда Пуэлла знала, что Корвусу доставляет страшные мучения даже отправленный в ее разум мыслеобраз, вглядываться в нее становилось сложнее из-за переполнявшей сердце боли. Девушка была почти уверена, что плачет сейчас, лежа в своей постели; тяжелое ощущение одиночества и множащихся загадок сильно давило на плечи, и все, что Пуэлла хотела бы сейчас — это проснуться дома, почувствовать аромат булочек дайры Венио и заварить травяной чай, дожидаясь Амику на кухне.

«Интересно, как она там… я ведь так и не спросила о парнишке из кафе. Пошел ли у них тогда разговор? Приглянулись ли они друг другу?»

Девушка попыталась сконцентрироваться на дергающемся изображении, что заставляло голову разрываться от боли, и направила все свое внимание на мелькающие краски. Кажется, это была какая-то надпись, вышитая золотистыми буквами над полукруглым окном. У окна стоял стол, а за ним сидела фигура — вроде бы, женская, очень худая и хрупкая, как тростинка. Рядом со столом расположился высокий стеллаж, заполненный не то статуэтками, не то шкатулками — из-за ужасной нечеткости изображения было не рассмотреть. Пуэлла попыталась приблизиться к стеллажу, но ничего не вышло. Все задергалось, замелькало и исчезло в дымке надвигающегося утра.

«Как же неприятно! Я будто высыпала себе в глаза несколько порций песка».

Она села на постели и несколько секунд просто сидела, обхватив голову руками. Затем посмотрела на своих соседей: фамильяр-лис спал на верхней полке, девушка с черным каре — на нижней. Пока их общая ванная комната была незанята, Пуэлла решила воспользоваться уникальной возможностью и переодеться в новенький комплект университетской формы без лишней спешки и неловкости. От голода у нее сводило желудок, призрачное чувство стыда усилилось, когда девушка освежила в памяти вчерашние события: судя по всему, она была единственной среди первокурсников, у кого не было фамильяра. Одиночка в мире, где у каждого есть гармоничная пара.

«Впрочем, нет — фамильяр-то у меня есть. Проблема в том, что он находится в тюрьме где-то в библиотеке, и вытащить его оттуда будет проблематично».

Девушка заперлась в ванной изнутри и с наслаждением включила кран. Прикосновение теплой воды к коже было восхитительно нежным, и Пуэлла, устроившись поудобнее, облокотилась о стену, наслаждаясь минутами тишины и комфорта. Иллюзорный рассвет еще только вступал в свои права, сгоняя с небес крошки золотистых звезд, и у Пуэллы наконец-то появилась возможность побыть наедине со своими мыслями, собраться с силами. Подумать о том, что делать дальше.

«Хотя, о чем тут думать? Учебный год еще не начался, я здесь всего один день, а происходящее уже напоминает мне какой-то кошмарный сон. Без посторонней помощи и надлежащих знаний я ни в чем не разберусь. Будь я даже дурацкой Тринадцатой, этим делу не поможешь!»

Пуэлла взяла с маленькой полочки цветную бомбочку для ванны и с наслаждением вдохнула ее пряный аромат. Вода к тому моменту стала доходить девушке до груди, и та, закрыв кран, бросила маленький шарик в трепещущую гладь; едва бомбочка коснулась воды, как всю ванную залил ослепительный свет, и уже через мгновение по воде, как ни в чем не бывало, неспеша плавали огромные розовые цветки, шевеля мыльными лепестками и излучая аромат еще более терпкий и восхитительный.

Пуэлла закрыла глаза, отдаваясь во власть ощущениям. Под веками расплылись золотистые флюиды света. Никаких видений не было, Корвус молчал. Последний свободный день перед учебным годом начинался действительно хорошо.

— Пр-р-росыпайтесь немедленно! — раздался, как в тумане, голос черепа с прикроватной тумбочки, и Пуэлла недовольно нахмурилась, выдернутая из кратковременного покоя. — Время завтракать, время завтракать! Живо спускайтесь в столовую, ребятишки, пока ваша каша не остыла!

Форма латерна-манта — бордовая плиссированная юбка, бордовое болеро с зачарованной фибулой, изображавшей горящий костер, бордовые колготы в черную полоску и медного цвета блуза с белыми разводами — необычайно шла Пуэлле, и у той даже поднялось настроение, когда она увидела себя мельком в оконном стекле. Свои непослушные золотые кудряшки она, как обычно, заколола у висков привезенными из дома невидимками, но те все равно так и норовили проникнуть в кашу или по крайней мере перепачкаться в ней.

Они с Авророй и ее новым фамильяром выбрали столик в самом углу громадной столовой. Серебристая и искрящаяся, она выходила своими огромными витражными окнами на атриум и другие корпуса Университета, хрустальные и ажурные, будто детские сны. Видны были и пульсирующие в воздухе башенки; подперев подбородок кулаком, Аврора задумчиво наблюдала за одной из них, наверняка думая, не заболит ли голова у того, кто задержится там больше чем на несколько минут кряду — в конце концов, это же так ужасно: дергаться вверх-вниз не прекращая.

— Эй, Ангуис, так ты и впрямь ничего не помнишь? — не унималась Пуэлла. — То есть, прямо совсем-совсем ничего? Вот ни капельки?

Юноша с тяжелыми медными волосами устало прикрыл глаза, окаймленные золотыми ресницами. Шел его первый день в человеческом обличье, однако тот, казалось, уже успел устать от своей новой жизни. Незнание тяготило его, как и общество кого-либо, кроме Авроры. С флегматичным унынием он взглянул на свою хозяйку, которая лениво ковырялась в каше, даже не глядя на тарелку — и вздохнул.

— Да, Эл, все так. Ты спрашиваешь меня об этом уже седьмой раз. Я считал.

Университетская форма фамильяра разительно отличалась от формы чародея; Ангуису с его желтоватой блестящей кожей и неземными глазами необычайно шла бордовая котта, расшитая золотыми бусинами и снабженная высоким накладным воротником. Он выглядел будто мифический феникс, восстающий из догорающего пламени.

— Но, раз ты уже умеешь говорить и мыслить, то определенно не начинаешь жизнь с чистого листа, — решительно заявила Пуэлла, не желая оставлять несчастного в покое. — Ты знаешь, что такое стена, стол, стул… кровать там… Ведь знаешь же, да?

Ангуис недовольно кивнул; ему явно не нравились расспросы.

— В таком случае, кто-то должен был вложить в твою голову понятия об этом мире.

— Это очевидно, Эл. — Ангуис глядел на нее, как на навязчивого ребенка, требующего в тысячный раз объяснить, почему есть и пить необходимо для организма. — Но все сказанное не отменяет простой истины: я позабыл, при каких условиях получил эти знания. Да, свое восприятие мира я нахожу весьма адекватным, особенно в сравнении… — он смерил Пуэллу многозначительным саркастичным взглядом, и Аврора ткнула его локтем в бок. — …однако моя память чиста. Кто-то словно поставил некий магический блок, сильный достаточно, чтобы отгородить меня от прошлого и всего, что я видел и слышал, пребывая в…

— Лесу Духов, — напомнила Аврора.

— Точно. Я знаю лишь то, что я фамильяр, принадлежу своей хозяйке и должен ей служить. Не более того.

— Еще одна загадка, требующая внимания, — устало вздохнула Пуэлла. — Все хуже и хуже — с каждой минутой.

— Что у вас тут хуже и хуже?

Вся троица разом задрала головы; у их столика, улыбаясь, стояли двое: кьярта-ваддский юноша в форме латерна-манта и его фамильяр, прелестная полноватая девушка с очаровательными черными кудряшками — также кьярта-ваддской внешности, с бледной кожей и узкими горящими глазами. Юноша улыбнулся и кивнул головою на свободное место рядом с Пуэллой.

— Мне кажется, мы вполне уместимся на лавочке втроем. Не против?

Аврора и Ангуис открыли было рты, чтобы отказать, но Пуэлла закивала:

— Да-да, садитесь, конечно же! Было бы просто отлично познакомиться со своими однокурсниками перед началом занятий!

Кьярта-ваддский юноша облегченно вздохнул и опустился рядом, кивком приглашая свою помощницу опуститься рядом. Та скромно послушалась и уселась на краешек скамьи, подперев кулачками подбородок.

— Рин-Тадд с детства очень стеснительная, вы уж простите ее, — растерянно произнес юноша. — Меня зовут Вин-Сунн, приятно познакомиться!

— Вин-Сунн? — изумленно переспросила Аврора, замечая татуировку в форме капли на его шее. — Ты из Клана Сунн, правильно? Еще один парень с кровью Демиурга, текущей по венам?

Тот скромно кивнул.

— Да, я происхожу от богини Сунн, седьмого Демиурга Двенадцати Держав и создательницы водной глади. Вообще-то, я очень горжусь этим, но не сильно кичусь. В обществе этих надутых идиотов, считающих себя лучше остальных, мне достаточно некомфортно.

— Недурственно! — оживилась Аврора, обращая к нему заинтересованный взгляд. — А ты мне даже нравиться начал. Мне импонирует то, с какой смелостью ты говоришь все, что думаешь, едва знакомым людям.

Вин-Сунн слабо рассмеялся и повел плечами.

— Просто такой уж я безрассудный идиот. Но все равно спасибо.

— Меня зовут Аврора, к слову. Я из Пельма. А златоволосое создание рядом — Ангуис, мой новообретенный фамильяр.

Ангуис смерил Вин-Сунна своим пристальным золотистым взглядом и вернулся к каше, даже не кивнув. Все-таки, дурной у него оказался характер.

— А я вот — Эл. Из Шикка. — Пуэлла улыбнулась. — В этом году среди поступивших как-то уж очень много наследников Демиургов, правда? И ты, и Долус… Я видела еще нескольих ребят в студенческом городке, когда искала ингридиенты для отбора.

— Кланы множатся и плодятся без остановки. Так было и будет всегда, — повел плечами Вин-Сунн. — Кровь богов не должна сгинуть, всем наследникам Демиургов об этом говорят. Из нас делают какой-то нездоровый культ — особенно у меня на родине, в Кьярта-Вадде. Я же сын эрусы, правительницы Седьмой Державы, у нас с этим особенно строго.

— Сын эрусы? — удивленно воскликнула Пуэлла. — Твоя мать действительно правит целой Державой?

— Ну… ну да, я же так и сказал. Разумеется, она, как и остальные правители, вынуждена согласовывать свои решения с Советом — в современном мире все эрусы повязаны, зависят друг от друга — однако власть на ее плечах действительно большая.

— Классно.

— Смотря с какой стороны поглядеть.

— Послушай-ка, Вин-Сунн…

— Можно просто Вин. Эта родовая прибавка с именем богини-Демиурга меня нервирует.

— Хорошо, — обрадованно закивала Пуэлла, — Вин! Ты, наверное, обучался в какой-нибудь отличной школе и знаешь гораздо больше меня…

— Я обучался дома.

— В любом случае… — девушка замялась. — Я просто очень любопытная и обожаю задавать вопросы. Скажи, ты многое знаешь о фамильярах? Почему, например, Ангуис в своей человеческой ипостаси выглядит как светловолосый юноша с большими золотистыми глазами, а Рин-Тадд — как кьярта-ваддская девушка?

Вин-Сунн расхохотался.

— Ты спроси что попроще! Эл, да этого даже ученые не знают! То есть, предполагают, разумеется, что внешность фамильяра зависит от подсознательных желаний его хозяина на момент первой встречи в Лесу Духов, однако… — он развел руками. — …об этом по-прежнему строятся теории и ведутся многочисленные дебаты. Сами фамильяры ничегошеньки не помнят, а исследования ученых пока что выглядят как долбежка головой о каменную стену.

— Эх, все-таки, науке есть куда расти, скажи?

— Угу.

Они прикончили завтрак и встали, собираясь расходиться.

— Мы с Рин-Тадд идем в студенческий городок. Потратим хоть немного денег, данных нам отцом в дорогу, — улыбнулся Вин-Сунн. — Говорят, там есть отличная игровая зона и бар, где за хорошенькую сумму нелегально продают веселящие зелья. Рин-Тадд у нас, конечно, правильная донельзя, но я вот все хотел попробовать, да и вообще узнать — что же это за местечко такое, где всю студенческую жизнь зависал мой старший брат? Хотите с нами, ребята?

Аврора и Ангуис синхронно покачали головами.

— Встретимся завтра на занятиях, — сказала за троих Пуэлла, вежливо протянув юноше руку. Они обменялись рукопожатием. — Нам было правда очень приятно с тобой познакомиться! Надеюсь, мы и дальше продолжим хорошо общаться!

— И я! — Вин-Сунн, подмигнув, цокнул языком. — Бывайте!

И они с Рин-Тадд почти мгновенно скрылись в толпе направляющихся к выходу студентов.

— Полдень еще нескоро, — сказала Аврора встревоженно. — Идем, найдем общую карту корпусов Университета и попытаемся понять, как добраться до Музея Ботаники и где именно он расположен.

— Уверена, что пойдешь одна? — спросил Ангуис. — Не смею лезть не в свое дело, но разговоры с призраками наедине — не самое безопасное занятие.

— Бона Фидес — не зло, — уверенно ответила Пуэлла.

Аврора закатила глаза.

— Твоя тотальная доверчивость однажды может выйти боком, — сказала она. — Сначала ты считаешь Бону своей новой подругой и доверяешь ей как родной бабушке, а потом тебя находят травовары во время одной из лабораторных работ. Закопанную в каком-нибудь горшочке в качестве удобрения.

— Не нужно говорить мне, что делать, а что нет, — огрызнулась Пуэлла. — Я обещала ей прийти. Она говорила, что хочет поведать правду о своей смерти; мне кажется, это станет первым шагом на пути к разгадке происходящего.

— Да-да, все карты просто так возьмут и лягут тебе в руки, — флегматично поддразнила подругу Аврора. Она облокотилась о стену рядом с резными дверьми, выходившими в крошечный внутренний дворик, и многозначительно посмотрела на Ангуиса. Тот молчаливо кивнул. — Иди-иди, сердобольная моя. Мы будем ждать снаружи. Если не будешь появляться слишком долго, сами войдем. Благо, студентам позволяется здесь шляться в любое время дня и ночи. Идет?

Пуэлла благодарно кивнула.

— Огромное вам спасибо, ребята! Я попытаюсь не задерживаться.

И девушка, приоткрыв дверь, юркнула в легкий полумрак Музея Ботаники.

— ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ! — завопила старуха, что сидела в кресле-качалке за высоким дубовым столом и читала книгу, название которой так и пестрило непонятными терминами — должно быть, как-то связанными с фауной. — ПРИЯТНОГО ПРОСМОТРА! НАПОМИНАЮ, ЧТО В ЦЕЛЯХ БЕЗОПАСНОСТИ ЭКСПОНАТОВ НА ВСЕХ ПРЕДСТАВЛЕННЫХ РАСТЕНИЯХ НАХОДИТСЯ ЗАКЛЯТИЕ! НЕ ТРОГАЙ ИХ РУКАМИ, ЕСЛИ НЕ ХОЧЕШЬ ПОЛУЧИТЬ ОЖОГ!

— А Вы, должно быть, дайра Грамен? — улыбнулась Пуэлла. — Хорошо, я ничего не буду трогать! Хорошего дня!

— ЧЕГО-ЧЕГО?! — закричала старуха еще громче. — ТЫ ЧТО ТАМ ПРОШЕПТАЛА? НУЖНА ПОМОЩЬ?!

Пуэлла покачала головой и быстро промчалась мимо, морщась от боли в барабанных перепонках. Вторая дверь, ведущая непосредственно в музей из самого ресепшена, легко распахнулась перед нею, в ноздри ударил терпкий запах сушеных трав и свежей зелени. Девушка невольно вспомнила домашний травяной чай — знакомый, любимый, самые ароматный и вкусный на свете.

Бона Фидес уже поджидала ее, сидя на одной из невысоких стеклянных коробок, внутри которой странные ярко-рыжие цветки пульсировали среди собственной золотой пыльцы.

— Приветик-приветик, золотце! — воскликнула она, едва завидев Пуэллу, и легко соскользнула вниз, легкая, будто перышко. Ее розовые кудряшки были, как обычно, идеально уложены, университетская форма — отглажена, фибула горела оранжевым огоньком. Обыкновенная живая девушка, одна из многих, ступавших когда-либо за порог Университета. — Я так рада, что ты пришла! Что ж, настало время поговорить, да?

— Да, время настало, — улыбнулась Пуэлла. — Мне очень хотелось бы выслушать твою историю. Знаешь, я даже подумала… что она сможет заполнить дыры и в моей. Хотя бы самую малость.

— Была бы рада помочь, золотце, — вздохнула Бона. — Только можно я сразу поставлю условие?

Пуэлла напряглась.

— Какое же?

— Когда я все тебе расскажу… не бросай меня, как использованную игрушку. Мне очень сильно нужна помощь, я хочу выбраться отсюда и перестать влачить жалкое существование в шкуре призрака! — она заломила руки; из радостного ее лицо мигом сделалось угрюмым. — Давай работать вместе. Как партнеры. Ты говорила, у тебя есть странные пробелы в биографии? Что ж, я никуда не уйду, пока не заполню их, но ты, в свою очередь, обещай приложить все усилия к моему спасению.

— Это не обсуждается. Я и не поступила бы иначе.

— П…правда? — Бона склонила набок розовую кудрявую головку. — Всегда считала, что я одна такая идиотка. Благо, бытие мертвой научило меня хотя бы минимальному эгоизму. Ну что же, начнем?

Пуэлла ободряюще кивнула.

— Поделись со мною всем, Бона, и я буду знать, в какую сторону копать, чтобы вытащить тебя из этого нескончаемого кошмара. Я верю, ты была хорошей девушкой при жизни и являешься таковой сейчас. Некое внутреннее чутье… говорит мне об этом. — Пуэлла вздохнула. — Я чувствую между нами странную, глубокую связь, и не отступлюсь от своего решения вытащить тебя из кошмара.

Бона удовлетворенно кивнула, свела руки за спиною, сцепила их в замок и зашагала по Музею — беззвучно, едва касаясь мысками кожаных мокасин мраморного пола. Пуэлла медленно двинулась за ней, посматривая на удивительные экспонаты, скрытые за волшебным стеклом или стоящие в больших бурых горшках; таких странных растений ей не доводилось видеть никогда в жизни. Розовые и алые, серебристые и фиолетовые, листья кустарников шевелились в стоячем воздухе; огромные цветки самых разных форм качали головками и будто переглядывались, обсуждая последние сплетни.

Дойдя до огромного гобелена с изображением Двенадцати Демиургов, Бона остановилась. Как и прочие экспонаты, гобелен находился за стеклом; каждый из богов-миросоздателей, вышитых на нем, держал в протянутых к смотрящему руках Святую Первозданную Землю, из которой тянулись вверх разноцветные бутоны. Образцы растений, изображенных на гобелене, находились внизу: под каждым из Демиургов за стеклом находился соответствующий ему тотемный цветок.

Приглядевшись повнимательнее, Пуэлла заметила, что гобелен был порван с правого краю: кто-то будто взял и отрезал целый кусок экспозиции.

— Этот гобелен — оригинал, — гордо сказала Бона Фидес, привстав на цыпочки и разглядывая лица Двенадцати Демиургов. В самом центре, держа в руках бутон чайной розы, стояла Первая из создателей, Конкордия; ее золотые волосы тяжелыми локонами лежали на плечах, огромные голубые глаза жутковато таращились в пустоту. — Кем и когда было создано, точно неизвестно, но ученые предпочитают сходиться на тринадцатом веке до Державного Воссоединения. То было время хаоса и войн…

— Любишь историю, да? — поинтересовалась Пуэлла.

— Ага! — Бона радостно затрясла кудрявой головкой. — Была отличницей по этому предмету сколько себя помню. К слову, я не просто так тебе об этом рассказываю: именно этот гобелен, такой милый и безобидный на вид, в свое время породил ужасающие легенды. Времена тогда были страшные, магия бродила по свету, незащищенная и доступная почти каждому, а любое оскорбление религии страшно каралось. Впрочем, не сказала бы, что сейчас к еретичеству относятся лучше, однако тогда был совсем уж мрак. Шаг вправо, шаг влево, что говорится…

— То есть, какой-то человек из далекого прошлого оскорбился существованием этого безобидного предмета и отрезал неугодный ему кусок?

— Угу-м. Правда, если верить байке, это была целая шайка, желавшая очистить гобелен от греха. Они убрали Тринадцатую, а пострадали от их решения невинные люди, ведь отвергнутая богиня показала себя необычайно обидчивой персоной.

— Мне уже страшно, — напряженно рассмеялась Пуэлла и вздрогнула, опомнившись: ее подозрительный монолог не должны были услышать посторонние уши. — Ну так… — продолжила она уже шепотом. — Рассказывай давай. Жуть как интересно.

— Рассказываю: первое упоминание о данном гобелене восходит как раз к концу тринадцатого века до Державного Воссоединения. Некая купчиха из Инаниса купила его с рук вместе с потрясающей историей от продавца-пирата, который утверждал, что с десяток лет назад край гобелена, где Тринадцатая из Демиургов держала в руках стебель белого воронца, покрытый плодами, был оторван и сожжен некими религиозными фанатиками из неведомых краев. — Бона восхищенно хохотнула: она определенно скучала по историям, которые все это время не могла никому рассказать. — Тогда о Золотой Стене, ровно как и о Дыме, мало кто знал, а потому мир был неизведанным и полным тайн. Сложно даже предположить, о какой державе шла речь.

— И что же случилось потом?

— Если верить этой невесть откуда взявшейся байке, купчиха вскоре умерла, причем довольно странным образом: глаза ей выкололи и вынули, а вместо них вставили кукольные, огромные и стеклянные. Это произошло спустя тринадцать дней после покупки гобелена, которое она повесила у себя над кроватью.

— Какой кошмар!

— Говорят, Тринадцатая мстит каждому, кто приобретет этот гобелен, признавая тем самым всех изображенных на нем Демиургов, кроме нее. Все по накатанной: человек ложится спать, она приходит, вынимает у него глаза и вставляет вместо них кукольные, после чего исчезает, забирая с собою и душу несчастного.

Пуэлла вздрогнула: от этой истории у нее были мурашки по коже.

— Знаешь, почему так?

— Н-не знаю, Бона. И не уверена, что хочу знать.

— Второе название белого воронца — «кукольные глазки». Его плоды выглядят как нанизанные на стебель человеческие глаза.

— Фу, какой кошмар, Бона!

Девушка расхохоталась.

— Да-да-да, с такими вот ужасами мы, любители истории, обычно имеем дело. К тому же, за последний год эта байка стала для меня особенно родной. Во-первых, число тринадцать — так называемое проклятое число, презираемое религией — преследует меня, словно рок: например, я встретила тебя на тринадцатый месяц после своей смерти на первом курсе, а это что-нибудь да значит. И — ах да, как можно забыть! — сама умерла на тринадцатый день после одного кошмарного спора. — Бона загнула указательный палец. — Во-вторых, сама легенда: в последний раз, когда я видела свое тело, его глазницы были пусты, а где-то из черной бездны на меня таращились блестящие кукольные глазки. — Она загнула средний. — Ну, а в-третьих, тот пират, даже если он и существовал, нагло соврал своей покупательнице: оторванная часть гобелена в полном порядке, и ее хранит в своем кабинете дайра Кунктия.

Пуэлла удивленно заморгала. Сердце застучало быстрее, перед глазами потемнело.

— Получается, тебя убила Тринадцатая? Но ведь… гобелен находится здесь, а не у тебя в комнате! На что могла обидеться богиня?

— Мне и самой сложно соединить все ниточки в единый узелок, — вздохнула Бона, — но моя история имеет слишком много общего с историей этого гобелена, чтобы считаться самостоятельной.

Она откашлялась, присела на очередной стеклянный куб и, закинув ногу на ногу, начала свой рассказ.

— Это случилось за несколько дней до начала осени. Новый учебный год, новая жизнь — я летала на крыльях счастья, не веря собственному успеху. Чтобы простая девчонка из Шикка, и вдруг попала в Университет имени Конкордии… Мой отец заливался слезами восторга, провожая до портала, а мама стерла колени в кровь, благодаря всех Демиургов за ниспосланный ими шанс.

Тогда я была еще большей милашкой, чем сейчас: обнимала все, что движется, говорила со всеми на задушевные темы, вешалась на каждого встречного. Девиз моей семьи — «что посеешь, то и пожнешь» — на тот момент был единственным справедливым для меня высказыванием, и я думала, что, ведя себя по-доброму со всяким, кто встречается на пути, завоюю авторитет и сердца одногруппников. Какая жалость, что все оказалось сложнее! Уже в первый день учебы на меня глядели, как на идиотку, и брезговали даже сесть рядом. Я стала тем, кем всегда боялась стать: единственным изгоем в коллективе, на которого даже непопулярные ребята смотрели косо.

Отсутствие у меня фамильяра делало ситуацию еще более плачевной: дело в том, что в Лесу Духов на мой зов не откликнулся ровным счетом никто, а дайра Шиа-Мир, проводившая весь этот кипиш, объяснила ситуацию наличием у меня фамильяра из прошлого. Якобы родимое пятно, с самого рождения находившееся у меня на животе — не что иное, как следствие неудачно разорванной связи с прошлым фамильяром, которого у меня, естественно, не было. Она предложила мне поговорить на этот счет с ректором, но я отказалась. Видишь ли, никогда не доверяла старушке Кунктии и этому ее прихвостню-попугаю. С самой первой встречи они мне какими-то, знаешь вот, мутными показались. Ну, из числа тех людей, к которым лучше никогда не поворачиваться спиной.

К тому же, незадолго до окончания школы мои сны… странные сны о белом вороне, что бьется крыльями о решетку и молит меня освободить его, сделались чаще. Начались даже видения в реальности, о которых я, естественно, никому не рассказывала. Даже родителям. Боялась, что меня отправят на какое-нибудь лечение, и я забуду, как выглядит родной дом. Не в курсе, как объяснить тебе это смутное и таинственное чувство, но отчего-то я знала, что ворон приложит все усилия, дабы остаться в глазах окружающих признаком надвигающегося сумасшествия, а не магическим видением.

Я чувствовала в нем страшную, необъяснимую силу, и осознавала, что никто не поможет мне от него избавиться.

В ту ночь тринадцать месяцев назад я не спала и плакала в подушку, думая о вороне. С каждой секундой мысль о том, что он мой фамильяр, становилась все невыносимей. Хоть я никогда и не видела его, мой страх перед этим созданием все возрастал, и я совершенно не хотела освобождать это существо из библиотеки. Внутреннее чутье говорило мне, что с его возвращением в мире начнется хаос, и, хоть я никогда не отличалась способностями к предвидению, это предчувствие было слишком уж сильным, чтобы ему противостоять.

Когда я наконец уснула, ворон снова приснился мне. Он потребовал меня поклясться, что я освобожу его — или хотя бы приложу к этому все свои силы — взамен на счастливую жизнь и внимание окружающих. Он говорил, что, если я поклянусь жизнью и на полном серьезе возьмусь спасать его из библиотеки, то мир вокруг сразу изменится: люди подобреют и признают во мне несомненного лидера, таланты возрастут в разы, а спустя некоторое время появится еще и преданный фамильяр, способности которого попросту несравнимы с жалкими потугами чужих магических помощников, только вылупившихся из гнезда.

Я хотела отказать ему, потому что боялась, но в том отвратительном голосе было столько угрозы и ярости, что я… наконец поклялась. Я решила, что обладать могущественным фамильяром и кучей друзей объективно лучше, чем не иметь ни первого, ни второго — и поплатилась за это решение. Поплатилась жизнью.

На следующее утро я пришла на лекцию с заплаканными глазами, бледная, будто сама Дайра Смерть, и в ту же минуту ко мне за парту подсел Слуммус, местный красавец, после первых дней обучения уже считавшийся неофициальным эрусом факультета. Он и его фамильяр были примерами для подражания, на которые все вокруг молились, будто на иконы Демиургов. Естественно, я оторопела, да так, что уставилась на Слуммуса как на какую-нибудь экзотическую диковинку.

Тогда-то и начался кошмар, который я по ошибке спутала с билетом в заоблачно счастливую жизнь.

— А ты у нас, получается, сама Бона Фидес, правильно? — спросил у меня Слуммус. — Такая загадочная и непостижимая, вечно сидишь одна.

Сейчас я чувствую, сколько яда было в его бархатистом теноре, но тогда мой разум словно отказал, и я принялась нести какую-то уничижительную чепуху, от которой фамильяр Слуммуса чуть в открытую не расхохоталась. Она, кстати, очень была красивая, эта фамильяр. Невысокая, плоская, как мальчик, но крупноглазая и хрупкая, будто куколка. По-моему, она превращалась в бабочку, точно не скажу. Пытаюсь их избегать и никогда не гляжу в их сторону, если сейчас встречаю в коридоре.

Так вот, тем самым утром он предложил мне вступить в ряды так называемых оптиматусов — его самопровозглашенной свиты, состоявшей из наследников аристократов, которые так кичились своим высоким происхождением, что держали носы высоко задранными даже во время похода в сортир. Естественно, я была вне себя от радости, ведь вхожесть в ряды местной элиты автоматически избавила бы меня от клейма провинциальной неудачницы, однако… оказалось, что всякий, кто сочтен достойным для вступления в ряды оптиматусов, сначала должен пройти посвящение.

То есть, выполнить один приказ своего предводителя, которым и являлся Слуммус.

Поверь, ты будешь слишком высокого обо мне мнения, если подумаешь, что я не согласилась.

Суть приказа заключалась в том, чтобы тайком пробраться в кабинет ректора и украсть оттуда любой предмет, что подвернется под руку, на целые тринадцать дней — так, чтобы Кунктия не обнаружила пропажи, разумеется. Предмет нужно было демонстрировать Слуммусу в обязательном порядке на протяжении каждого из дней посвящения, а затем, когда наступит четырнадцатый день, вернуть на свое место, как, по словам юноши, уже поступил каждый из членов его маленькой общины.

Разумеется, он просто лгал, потешался надо мною, но я, наивная сельская дурочка, решила честно последовать его приказу, пробраться в кабинет ректора и выполнить роковое условие. Знаешь, Пуэлла, сейчас, рассказывая тебе все это, я начинаю думать, что даже сама Кунктия была каким-то образом замешана в этой жесточайшей шутке: когда я пробралась в главный корпус и поднялась на пятый этаж, двери ректората были открыты настежь, а вокруг не было ни души. Меня словно звали, словно приглашали заглянуть.

Когда я вошла, внутри не было никого. Вся анфилада из пяти комнат стояла пустой и совершенно доступной. Ни магических защитных блоков, ни-че-го. Кабинет дайры Кунктии, первая из комнат ректората, был полон самых разных вещиц, но все они были слишком яркие и крупные, чтобы их пропажа осталась незаметна. Этажерка с деревянными сундучками, какие-то артефакты, двигающиеся по полкам маленького шкафчика, огромная надпись на давно забытом языке, растянутая над полукруглым окном, картины, наваленные на полу, и среди всего прочего — тот самый пропавший кусок гобелена с изображением Тринадцатой. Она была… тучной, черноволосой и кудрявой, но вместе с тем какой-то жутко отталкивающей. Ее взгляд казался мне живым. Когда я впервые увидела ее глаз, таранящий меня из-за боковины шкафчика, наполненного всякими необъяснимыми штуками, поначалу испугалась до того сильно, что сердце ушло в пятки.

Разумеется, я не стала брать ее в качестве трофея — кусок гобелена был слишком заметным — а потому продолжила изучать кабинеты ректората один за другим, чувствуя всю неправильность происходящего, но не смея повернуть назад. Оказавшись в кабинете Пситтакуса, я обрадовалась: там было так много всего навалено, что глаза разбегались! Цветные коробки, какие-то чучела мелких животных на каждом углу, бессчетное количество книг по таксидермии и магии, кучи хлама, наваленные по углам… покопавшись во всем этом пыльном хаосе, который наверняка никто давно не разгребал, я нашла крошечый костяной кулон в форме декоративного ножика на цепочке. Он был пыльным и наверняка ненужным Пситтакусу, вот я и взяла его. Решила, что заместитель ничего даже и не заметит.

На следующее утро я действительно показала кулон-ножик Слуммусу, как на послеследующий и после-послеследующий день. Я спросила у него тогда, почему именно тринадцать дней — но тот сказал, что это нововведенная студенческая традиция, и он не хочет уменьшать срок посвящения только из-за моего нытья. Пситтакус, судя по всему, действительно не обращал на пропажу внимания, я была в полной безопасности и радовалась, видя вокруг себя богатых и крутых ребят, что раньше казались недосягаемыми и далекими…

А потом, на ту самую тринадцатую ночь, я умерла. Не знаю, как именно — мне снова снился сон о вороне, в котором он говорил какие-то странные слова на нечеловеческом языке, а когда я проснулась, то было уже слишком поздно. Мой призрак витал над телом, глаза у которого были выколоты, а внутри пустых глазниц располагались сияющие кукольные глаза.

Все как в той истории про гобелен. Будто сама Тринадцатая пришла и наказала меня. Объяснить такую смерть моим родителям было бы проблематично, а потому дайра Кунктия, стоя над моей постелью, сказала своему фамильяру передать причину моей смерти как «неожиданный инсульт во время сна». Вернули ли мое тело родителям, я так и не узнала. Улетела оттуда куда подальше, чтобы ничего не видеть и не слышать: слишком уж была напугана.

Но даже если папа с мамой и получили мой труп, эти лживые сволочи точно наколдовали мне закрытые глаза. Треклятые иллюзионисты! Только я и ты знаем всю правду.

Несколько секунд Пуэлла молча глядела на Бону, переваривая информацию. Ее трясло мелкой дрожью, румянец прилил к щекам.

— П-погоди-ка… — прошептала она наконец. — Если ты призрак, то выходит, что в Университете от тебя осталось одно лишь астральное тело? Проекция, так?

Бона Фидес неуверенно кивнула.

— Но почему тогда тебя не замечают преподаватели? Та же Шиа-Мир, например. Она же мастерица астральных путешествий!

— Да я часами крутилась перед ее носом и вопила что есть мочи! Они все то ли действительно не видят, то ли… не хотят видеть меня. Тут есть какая-то тайна, какая-то загадка, с которой я не могу справиться в одиночку.

Пуэлла ободряюще улыбнулась своей новой подруге.

— Как бы то ни было, ты и я находимся в одной лодке, — сказала она, коснувшись пальцами призрачного запястья. — Потому что связь между нами куда сильнее, чем может показаться на первый взгляд. Бона, я… я тоже вижу сны об этом вороне. Тоже имею родимое пятно на животе, которое Шиа-Мир назвала Пятном Отречения. И, кажется, первая загвоздка у меня уже имеется: по крайней мере, я точно знаю, какое отношение наша птичка имеет к Тринадцатой из Демиургов.

Глава пятая, в которой страшная традиция снова дает о себе знать.

— Я прошу, я умоляю тебя…

— Нет! Нет и еще раз нет, даже не проси! — Пуэлла отскочила в сторону, как ошпаренная. Сон снова занес ее в маленькую комнатку, полную старинных книг и странных предметов, где в своей клетке сидел белый ворон-альбинос и таращился на нее светло-розовыми глазами, полными человеческой проницательности. — Я говорила с Боной Фидес, Корвус. Я знаю, что ты и ее пытался во все это втянуть. Чего же ты на самом деле хочешь? Зодно ли ты с дайрой Кунктией?

— Я же сказал, что мой рот зашит, хозяйка. Ты должна все выяснить сама, а еще лучше — найти способ снять проклятие и выпустить меня отсюда. Тогда, уж поверь, мой язык быстро развяжется, и я… — он издал отчаянный вопль, подобный человеческому. Очевидно, речь снова начала причинять ему невыносимую боль. — Ну почему… почему он так мало спит в последнее время…

— Кто? Кто мало спит? Тот, кто наложил заклятие? — Пуэлла склонилась над клеткой и уставилась на ворона: пристально и бесстрашно, едва сдерживая исступленную злобу. — Это библиотекарь?

Ворон попытался ответить, но вместо этого завопил еще сильнее — жутко, отчаянно, совсем по-человечески. Девушка услышала неподалеку приближающееся щелканье: словно кто-то быстро перебирал тоненькими лапками, приближаясь к двери. Раздался высокий шипящий звук, затем — звон связки ключей. Обыкновенно, если прежде кто-то пытался войти в камеру Корвуса, сон прерывался, и Пуэллу уносило в мирные и хаотичные грезы, однако теперь… она попыталась расслабить свое сознание, попыталась исчезнуть, попыталась проснуться и просто открыть глаза.

Ничего. Ее сознание сдерживало нечто страшное и могущественное, не поддающееся никаким описаниям. Дверь наконец отворилась, и множество лапок неспеша защелкали в тишине, приближаясь к девушке со спины. Она могла поклясться, что визитер видел ее беспомощную астральную проекцию, болтающуюся перед Корвусом — и от этого становилось еще больше не по себе.

— О, как мне стыдно, право, что прервал! Сказал бы раньше, что ее позвал — и я б мешать осмелился едва ли. А, впрочем, все равно, что не сказали. — Голос был странным; бархатистый и приятный, он несколько пугал своей нечеловеческой ровностью, лишенной всякой интонации. — Хотел с тобой я очень говорить. Сам знаешь, друг, вопрос один решить…

Пуэлла попыталась дернуться назад, но ничего не вышло. Никогда прежде она не ощущала свое астральное тело таким тяжелым и беспомощным: его словно залили свинцом.

— Скажи, родной, фортуна шутит метко? Паук болтает с птицей грозной — в клетке!

Ворон забился, заметался, а затем, ударившись о прутья в который раз, бессильно упал, слабо дергая крыльями. Из последних сил он передал Пуэлле мыслеобраз своей боли: тоскливый, пронзительный и ужасный, разливающийся по всему телу непобедимой черной волной.

Ты…должна мне поверить…

Девушка дернулась в сторону, и паук, явно переключивший внимание на пленника, равнодушно выпустил ее из цепких объятий своего сознания; Пуэлла почувствовала, как картинка размывается перед глазами, и ее астральная проекция медленно уносится куда-то назад, навстречу обыкновенным снам, лишенным говорящих воронов и громадных членистоногих.

…пока еще не поздно, и эти двое не узнали, где Ан…Ант…

Корвус захлебнулся в собственной боли, и сон мигом переменился, унося Пуэллу в хаотичные глубины своей абсурдности.

Когда она проснулась, рассвет снова еще не наступил. Стояла поздняя ночь, тяжелая и темная, готовая вот-вот взорваться кровавым небесным сиянием; соседи молча спали в обнимку, рыжеволосый фамильяр тихо посапывал на груди у своей хозяйки, чуть сморщив маленький острый нос. По его лицу можно было предположить, что тому снилось нечто неприятное.

«И все же не настолько неприятное, как то, что регулярно преследует ночами меня».

Она села на постели и устало обхватила руками колени. Вокруг было сумрачно, комната, выполненная в бордовых и золотых тонах факультета, казалась угрюмой и невеселой. Герб Университета на двери — огромный грифон, борющийся с Дымом — казалось, глядел прямо на нее своим недвижным черным глазом. Невольно вспомнив Корвуса, девушка вздрогнула и опустила взор, когда кто-то внезапно схватил ее сзади за плечи и радостно расхохотался прямо в ухо.

— Ай!

— Ш-ш-ш-ш… — зыркнув в сторону двух спящих соседей, зашипела Бона Фидес. — Меня-то они не услышат, а вот тебя — да.

— Ты зачем меня напугала? — шепнула Пуэлла. — Я чуть не умерла прямо здесь.

— Прости, золотце, я не хотела, — виновато вздохнула призрак. — Осталась прижизненная привычка наскакивать на друзей сзади… наверное, именно поэтому со мной не хотели общаться в этих стенах. Я, честно говоря, тот еще фрик.

Она села на постели перед Пуэллой, скрестив ноги. Мило склонила головку набок и улыбнулась еще шире. Зачарованное пламя фибулы неспешно горело на груди ее формы латерна-манта…

«Стой, погоди-ка. Если Бона Фидес — некая астральная проекция, которую вижу только я, то на ней, как и на любой другой нормальной проекции, не должно быть одежды. Одна странная размытая дымка вокруг силуэта, похожая на меха или плотную дымку. Если же Бона — какой-то особенный призрак с уникальными характеристиками, то почему она в университетской форме? Судя по ее истории, бедняжка умерла в собственной постели во сне, а значит, была одета в пижаму».

— Ты чего так на меня таращишься? — призрак поежилась. — Обиделась, что ли?..

Пуэлла покачала головой, продолжая улыбаться как ни в чем не бывало.

«Нельзя давить на нее сейчас, требуя открыть всю правду. Куда уж лучше будет притвориться, что я не заметила это крошечное несоответствие — во всяком случае, пока эта информация не сыграет мне на руку».

— Прости, меня опять тревожили сны про ворона, вот я и гляжу на всех как на врагов. Не оправилась еще, видишь ли. А ты зачем пришла?

— А я к тебе с новостями из мира скандалов, интриг и расследований, — Бона закачалась взад-вперед, положив руки на колени, и вид у нее сделался заговорщический. — У меня будет к тебе просьба.

— У меня к тебе, в общем-то, тоже, — шепотом ответила Пуэлла. — Но сначала ты. Выкладывай.

— Этой ночью на лестнице я встретила дайру Кунктию, которая вздорила с заместителем. Пситтакус говорил, что пленник ничего не скажет, в то время как наша старушка не теряла надежды. Склонившись к его уху, она сказала шепотом, что они с Аминием — это библиотекарь, если что — уж точно найдет ниточку, за которую потянуть, и что им просто нужно время. А потом она велела своему фамильяру идти в постель и в одиночку направилась в подвал.

— То есть, ты хочешь сказать…

— …что ректор уже не в первый раз посещает библиотеку, где устраивает систематические допросы. Она хочет выведать нечто у Корвуса… нечто крайне важное для нее. — Бона потянулась навстречу Пуэлле и заговорила еще быстрее; глаза ее горели от возбуждения. — Пускай я и призрак, но все равно не могу попасть во владения Анимия. Сквозь его двери невозможно пройти, но подслушанная мною информация не может просто пропасть зря.

— И что же ты предлагаешь?

— Ты и сама догадалась, Эл. — Бона серьезно взглянула на подругу; улыбка сошла с ее милого кукольного личика, уступив место гримасе внутренней боли. — Ты единственная, кто все еще способна оказываться внутри библиотеки без позволения ректора — и единственная, кто может подслушать следующий допрос Кукнктии. Прошу тебя, Эл!

— …я бы и хотела, Бона, но это невозможно. — Пуэлла оглянулась на своих соседей, чтобы проверить, не подслушивали ли они; лис-фамильяр тревожно посапывал, девушка с черным каре спала, разинув рот. Если эта парочка и притворялась, то притворялась профессионально. — Призывая меня в библиотеку, Корвус как бы… привязывает свое сознание к моему. Из-за этого я частенько даже обернуться не могу, не говоря уже о том, чтобы покинуть комнату и прогуляться по библиотеке.

— Значит, и у тебя эта проблема, — поникла Бона. — Видишь ли, я просто слышала пересуды о том, как твое астральное тело улетело Демиурги знают куда во время отбора. Все тихонько перешептывались о твоем врожденном таланте; кто-то с восторгом, но большинство — с ненавистью, завистью и пренебрежением, будто бы это нечто дурное.

Пуэлла закатила глаза.

— Ничего другого я от них и не ожидала. К сожалению, моей природной неуправляемости не хватит на свободное движение в пределах библиотеки. К тому же… — девушка замялась. — Паукообразный библиотекарь заметил меня сегодня, пока я пререкалась с Корвусом, пытаясь вытянуть из него хотя бы капельку информации. Сначала он парализовал меня, а потом отпустил.

— Эх, ничего не поделаешь… Ладно, тогда давай рассказывай свою часть. Вроде бы, ты говорила, что…

— Да, у меня действительно есть для тебя одна просьба. Я уже знаю, что ты не можешь попасть в библиотеку, но распространяется ли это странное заклятие и на ректорат?

Бона покачала кудрявой головкой.

— Нет, я частенько там сижу и дразню Кукнктию, пока она заполняет какие-то бумажки. Сколько там ни рылась, если честно, ничего интересного так и не нашла. Сплошь какие-то отчеты для Совета Эрусов и непонятные артефакты, которые при мне ни разу не использовались. Да и говорят Кунктия с Пситтакусом обычно о какой-то бытовой ерунде… ну, или сосутся. — Бона поморщилась. — Брр, вспоминать тошно.

— Мне нужно, чтобы ты проникла в ректорат — если точнее, в кабинет дайры Кунктии — и скопировала надпись, растянутую над окном.

— А, ту, которая вышита золотым? — изумилась призрак. — А зачем она тебе? Там же просто бяка какая-то на одном из старых языков.

— Эта надпись как-то раз мне виделась, — ответила Пуэлла. — Почему-то Корвус хотел, чтобы я обратила на нее внимание. Пожалуйста, скопируй ее. Ради меня.

— Эх, ну хорошо, золотце, — вздохнула Бона Фидес. — Так уж и быть. Все равно мне целыми днями нечем заняться.

— Если честно, мне даже страшно немного, — признался Вин-Сунн, тревожно потирая руки. Толпа первокурсников огромным потоком направлялась через огромный внутренний двор к третьему корпусу; хрустальные непрозрачные стены Университета сверкали в лучах иллюзорного Златолика, радостно звучали тут и там чьи-то возбужденные голоса. — Судя по рассказам брата, этот Анимий — жуткое создание, и один лишь взгляд на него способен выбить пол из-под ног!

Он резко схватил за плечи Рин-Тадд, и та вскрикнула от неожиданности. Аврора посмотрела на него с осуждением.

— Не пугай девчонку, идиот.

— Да чего тут пугать? Я и сам боюсь.

— Библиотекаря? — спросил Ангуис флегматично. Его длинные золотистые ресницы, всегда томно прикрытые, чуть дрогнули, когда он поднял на Вина свои пряные глаза цвета темного меда. — Не думаю, что он опасен.

— Он декан факультета, студенты которого еще никогда не доживали до конца обучения, — веско вставила свое слово Пуэлла. — Это же должно хоть о чем-нибудь говорить!

— Да, должно. — Ангуис зевнул. — О болезненности или нерасторопности студентов.

Пуэлла закатила глаза и нарочно обошла Аврору, чтобы встать по ее правую руку. Идти рядом с этим занудным змеей-фамильяром ей совершенно не хотелось.

«Этот Анимий, или как его там, не кто иной, как родной брат Оракула, — подумала Пуэлла про себя. — К тому же, могу поклясться, что это его размытый силуэт я видела во время своего видения в Шикке, прежде чем зеркало разбилось. Паукообразное существо, что роется в книгах… кто же, если не он, держит Корвуса в плену, мешая ему вырваться все это время?»

Распахнув настежь тяжелые двери, студенты хлынули внутрь корпуса, единой толпою направляясь по лестнице вниз, в подвал, где и располагалась библиотека. Очередь внутрь была невероятная, и на мгновение Пуэлле подумалась, что не так уж это будет, наверное, и страшно — увидеться с ним лицом к лицу, ведь вокруг будет такая страшная толкучка из балагурящей молодежи.

— А вы знали, что, как и его сестра, Анимий владеет уникальной способностью существовать во многих параллельных реальностях сразу? — как нельзя кстати спросил Вин-Сунн, который все это время трещал не умолкая. — Библиотека Университета существует сразу в нескольких параллельных реальностях и, как говорят студенческие байки, тянется огромным подземным ходом на многие километры, соединяя между собою миры…

«О Демиурги, только бы он не…»

— …также это существо ненавидит скопления народа, а поэтому принимает студентов по отдельности и одновременно — в каждой из огромного множества реальностей, чье устройство и логика попросту не поддаются человеческому разуму.

«Этого я и боялась. Совсем как Оракул, только еще страшнее».

Лестница, ведущая в подвал, была широкой и старой, со сбитыми ступенями. Стены украшали восхитительной красоты гобелены с зачарованными силуэтами, что танцевали, сплетаясь в объятиях, и Рин-Тадд так засмотрелась на них, что споткнулась и наверняка упала бы, позволив себя затоптать, если бы не вовремя подоспевший Вин-Сунн, что успел поставить ее на ноги.

— Осторожно, любовь моя! — расхохотался он. — Время падать еще не настало. Вот через парочку минут, когда и до нас дойдет очередь получать учебники…

— Ви-и-ин, — предупреждающе процедила Аврора, — я же сказала, не надо ее пугать. Ни стыда ни совести.

Наконец последняя стайка студентов перед ними, улюлюкая, проскользнула в библиотеку. Настал черед Пуэллы и ее компании наконец-таки встретиться с Аминием.

— Ну что, кто открывает дверь? — спросила Пуэлла. — Давайте-ка в камень-ножницы…

Ангуис равнодушно взялся за дверную ручку, повернул ее и потянул на себя. Дверь отворилась, и все пятеро вошли внутрь, осторожно осматриваясь по сторонам. Как и следовало ожидать, внутри оказалось пусто — и только высокие шкафы красного дерева тянулись до бесконечности вперед, исчезая в бордовом тумане…

— Дайр Аминий? — шумнул Вин-Сунн. — Просим прощения! Мы студенты-первокурсники, пришли за своими учебниками!

Стоило ему произнести эти слова, как в тишине негромко зазвучал отвратительный щелкающий звук, быстрый и жуткий; кто-то перебирал огромными паучьими лапками, направляясь к ним из бордового полумрака. Вот из дыма появились поросшие волосками конечности, большое голое брюшко черного цвета, сильно вздымающаяся паучья грудь и лицо с двумя глубоко посаженными огромными глазами, лишь отдаленно напоминавшими человеческие — сильно раскосые и почти полностью белые, они казались Пуэлле слепыми бельмами, пока Аминий не подполз поближе. Зрачки были крошечными и постоянно метались вверх-вниз, не останавливаясь ни на секунду.

Голова у брата Оракула оказалась скуластой и вытянутой, с резко выступающими вперед скулами и двумя козлиными рогами, чуть загнутыми к краю и растущими вверх.

Вспомни…

Пуэлла вздрогнула и прикрыла глаза.

«Только не сейчас, ради Демиургов, только не сейчас!»

Картина. Та самая картина предстала снова перед ее взором — тучная женщина с копной пышных черных кудрей, тощий альбинос с черепом в руке за ее спиною. Тот череп был слишком крупным и слишком человекообразным, чтобы принадлежать скоту.

«Так неужели…»

Она открыла глаза; присутствие ворона, его пристальный взгляд откуда-то из-за спины — все это исчезло, оставив после себя лишь смутный неприятный осадок. Собравшись с мыслями и силами, Пуэлла поглядела на терпеливо выжидающего Аминия, что беспардонно оглядывал каждого из ее компании с головы до ног.

«Будто бы мы и не люди для него вовсе, а какие-нибудь редкие бабочки, так и напрашивающиеся на булавку».

Наконец Аминий сложил две передние лапки в некое подобие молитвенного жеста. Его крошечные зрачки голодно блеснули в красноватом сумраке библиотеки. Он остановил свой взор на Пуэлле и уставился на нее, не отрываясь, отчего девушке в тот же миг сделалось крайне неуютно.

— О сердце старое, не рвись из клетки вон! Неужто я Пуэллу вижу снова? А может, все вокруг — лишь дерзкий сон, и я, в него всецело вовлечен, не вижу правды тонкого покрова? — паучьи ножки зацокали по направлению к девушке, и та едва не отшатнулась назад, когда вытянутое рогатое лицо библиотекаря оказалось приближено к ней вплотную. — Так было, знаешь, сотни лет назад: коль избрана — то мчишься к приключеньям, и жизни быстротечные движенья уж не страшат, как и страданий смрад. Ну что за век! Всем надо нынче бриться, и жить в стенáх, и рано спать ложиться… И, разумеется, учиться да учиться — устал от приключений человек.

— А-а-а… — растерялась Пуэлла. — И Вам тоже здравствуйте, дайр Аминий! Здравствуйте! У вас… восхитительные стихи! — «О Демиурги, что же я несу!» — Как мы уже сказали, нам нужны учебники для латерна-мантов. Дайр заместитель сказал утром, что Вы сами знаете, что именно выдавать. Так вот, у нас лекция скоро, и мы будем очень благодарны, если…

— О, что за спешка! Юная душа! Учись все в мире делать неспеша. — Паукообразное создание подняло вверх одну из своих лапок, как бы наставляя. — Здесь время не течет, хоть век пробудь — но смерть минует дышащую грудь! Хоть жизней сотню проведи средь книг, снаружи, Эл, минует только миг.

— Как интересно! — Пуэлла почувствовала, как вниз по подбородку сбежала тоненькая струйка пота. Лицо библиотекаря находилось так близко, что она чувствовала на коже его дыхание: странное, нечеловечески хриплое. — И все же! Мы очень хотим поскорее оказаться на лекции. Дайте нам, пожалуйста, учебники.

— Как скучен всякий быстрый разговор! А, впрочем, ладно — говорю я вздор. Держите книги и учитесь всласть…

— …большущее Вам спасибо! — перебив его, Пуэлла схватила повисшую в воздухе стопку книг и прижала ее к своей груди. Она слабо пульсировала в ее руках, словно желая вырваться на свободу. — Ах… Эм-м… До свидания! Пойдемте, ребята.

Остальные последовали за нею к двери.

— Вообще-то, эти книги сами летят по воздуху, и тащить их совершенно не нужно, — подсказала Аврора. Ее стопка летела прямо у нее над головой. — Отпусти несчастные книги, хватит их душить.

— Ой, спасибо огромное! — девушка опустила руки, и учебники сами поднялись наверх. — Просто не терпится попасть на нашу сегодняшнюю первую лекцию!

— Ага, — кивнул Вин-Сунн. — Ну так что, сядем вместе куда-нибудь назад?

Вводная общая лекция проводилась для студентов всех факультетов разом, а потому и аудитория, где их собрали, была надлежащих размеров. Завороженно и восторженно, словно маленький ребенок на фестивале, Пуэлла, сидя на одной из задних скамей, наблюдала, как внутрь медленно поступают все новые и новые студенты — маленькими стайками или поодиночке — чтобы рассесться внизу или подняться ближе к потолку.

Так как Аврора взяла да забыла просвятить свою подругу относительно студенческой жизни во всех надлежащих подробностях, Пуэлла не знала даже того, чем отличается от остальных каждый из факультетов — да что уж там греха таить, ей был неведом и профиль латерна-мантов — но пялиться на форму ребят и гадать было настоящим наслаждением.

У тех, что в желтом, были высокие стоячие воротники, огромные фибулы в форме распахнутых книг и маленькие декоративные цилиндры с миниатюрными торчащими вуалями, крепившиеся на волосы с левой стороны головы. Девушки носили широкие брюки со стрелками и туфли на невысоких каблуках, юноши — тяжелые сапоги и широкие фустанеллы. Их фамильяры были облачены в длинные и сложные одеяния песочных тонов, в их разнообразных прическах красовались сверкающие золотистые шпильки.

«Вау, — подумала Пуэлла. — Наверное, эти ребята как-то связаны с литературой или что-то типа того».

У студентов в зеленом все было наоборот: девушки носили недлинные юбки и сапожки на твердых платформах со множеством ремней, накладные воротнички с мягкими рюшами, а юноши — брюки и короткие пиджаки с большущими золотыми пуговицами. Их фибулы — черный котел, в которых зачарованная ложка сама мешала кипящее зелье — выдавали будущих зельеваров.

«Определенно химики».

Те же, что носили светло-розовую форму телесного цвета — простую и строгую, с фибулами в форме бьющихся сердец на широких пиджаках — отличались от прочих только изящными фероньерками с крупными красными камнями на переносицах. Пуэлла задумалась, пытаясь догадаться, чем занимаются эти ребята. Ничего, кроме врачей, так и не пришло ей в голову.

— Хэй, дайры? Тут не занято? — почувствовав на себе чей-то пристальный взор, Пуэлла вздрогнула и подняла глаза. Прямо на нее, обаятельно улыбаясь, глядел Долус Малус собственной персоной: огненная татуировка на шее, пушистые черные волосы мягкими волнами лежат на плечах, темно-бордовый пиджак оттеняет аристократическую бледность мраморной кожи. — Вы не против, если мы с Аранэ и друзьями присядем рядом?

Все напряженно заулыбались — все, кроме Ангуиса, который бросил на Аранэ тяжелый медовый взгляд своих выразительных глаз. Та молча ответила на вызов, уставившись на фамильяра Авроры с не меньшим презрением. Оба так ничего и не сказали.

— Конечно, садитесь! — почти хором воскликнули Пуэлла, Вин-Сунн и Рин-Тадд.

Долус благодарно улыбнулся и кивком велел своим друзьям располагаться. В своей компании Долус явно был неназванным эрусом, властителем и господином. Это было понятно по его чуть снисходительной манере общения, по теплоте взгляда, что всегда был направлен сверху вниз на всякого, с кем тот говорил. Пуэлла почувствовала, что краснеет, когда Долус, вежливо кивнув всем из ее компании, задержал взгляд на ней, как будто та была особенной. Его плечо касалось ее плеча, она могла ощутить его дыхание.

— Мне жаль, что ты так и не нашла себе фамильяра, Эл, — сказал юноша наконец. — Надеюсь, ректорат индивидуально рассмотрит твою проблему и поможет разобраться с нею в ближайшие сроки.

— А… д-да, — энергично закивала Пуэлла. — Мне и самой странно… Очень неловко говорить об этом.

— Мне тоже, — ответил Малус. — Так внезапно полез не в свое дело…

Они синхронно покраснели, и у Пуэллы сердце ушло в пятки, когда она почувствовала на себе тяжелый взгляд Аранэ. Кажется, фамильяр бушевала.

«И как можно так сильно ревновать своего хозяина ко всему, что движется?»

Раздался оглушительный щелчок, всю сцену накрыло клубами золотистого дыма, и уже через мгновение за кафедрой появился немолодой мужчина в забавном разноцветном костюме и длинном плаще, сшитом из клочков разных материй.

— О, это же дайр Дамнаций, который проводил отбор, — ни к кому не обращаясь, сказала Пуэлла.

— С каждым днем он все больше похож на попугая, — заметил Долус. — Скоро обгонит Пситакуса, и ректорша уйдет к нему.

Аранэ хрипло засмеялась, но юноша глядел не на нее. Словно завороженный, он с какой-то нездоровой фанатичностью таращился на Пуэллу, отчего той сделалось даже неловко.

— Ну… да, наверное, — сказала она неуверенно. — Не люблю смеяться над чужим внешним видом. Каждый сам решает, как ему одеваться.

— Я понимаю, извини, — улыбнулся Долус. — Просто такой хороший сегодня день, к тому же — первое занятие в Университете… слишком приподнятое настроение, хочется шутить обо всем.

— Эм-м… да, я тебя понимаю.

Юноша неловко кивнул, а затем, будто завороженный, осторожно взял светлый волосок, упавший с головы Пуэллы на бордовое болеро, и поглядел на него с каким-то странным благоговением.

— Извини, просто… решил стряхнуть. Надеюсь, ты не против?

— Да нет… — в замешательстве ответила Пуэлла и спешно отвела взор.

«Что ему внезапно от меня понадобилось? Он что… пытается ко мне подкатить?»

Пуэлла украдкой взглянула на наследника Демиургов, который теперь сидел, подперев кулаком подбородок, и слушал Аранэ, активно шепчущую что-то ему на ухо.

«Вроде непохоже. К тому же, его фамильяр такая красавица, пусть и внешность у нее нестандартная».

Дайр Дамнаций громко ударил кулаком по кафедре, и все в аудитории разом замолчали.

— ТИШИНА! — воскликнул он громогласно. — Лекция началась! Ученики всех факультетов первого курса сегодня здесь, а это значит, что настало время рассказать вам, что к чему, и поведать тонкости грядущей учебы, о которых вам прежде никто не рассказывал.

Пуэлла оглядела зал, пытаясь выискать среди присутствующих в аудитории двух близнецов с факультета косте-знания, но так и не обнаружила никого подходящего. Должно быть, те двое должны были учиться настолько уединенно, что даже посещать первые общие лекции им не позволялось.

Дайр Дамнаций прочистил горло, уперся локтями в кафедру и принялся вещать монотонным голосом, от одного лишь звучания которого клонило в сон.

— Все, что простые люди знают об устройстве мира, знаете и вы. Есть Двенадцать Держав, некогда враждовавших, но теперь находящихся в гармонии и мире друг с другом; есть Золотая Стена, построенная Демиургами из неизвестного материала, что ограждает всех нас от Дыма. Когда Дым пришел, наши боги-создатели, прежде ходившие среди людей, окружили Двенадцать Держав снаружи, опустились на траву и вместе со своими верными фамильярами погрузились в медитацию, силой разума отгоняя злобное нечто от человеческого мира и не позволяя ему подступиться к нам, беспомощным смертным.

Входя в Дым, человек никогда больше не возвращается, и даже религия не дает точных ответов, какие кошмары скрываются за его сплошной стеною.

Религия не дает. Но мы — ученые-чародеи — уже давным-давно в курсе.

Народу позволялось знать только то, что Совет Эрусов и Круг Аристократов каким-то образом помогают Демиургам справляться с Дымом и, вероятно, проводят исследования, связанные с его доскональным изучением. Когда с десяток лет тому назад в массы просочилась информация о жутких и кровожадных созданиях, жаждущих человечины, к официальным пунктам о нашей деятельности добавились еще и вылазки наружу с целью истребления ужасающих инородных монстров, полчища которых, непокорные разумам богов-создателей, периодически пытаются проникнуть за Стену, выползая из Дыма.

Однако правда куда более ужасна, и ее мы храним так бережно, как только способны: чудовища уже давно бродят среди нас, и наша специализация — так или иначе уничтожать их.

Скажи мы это людям — и паника накрыла бы Двенадцать Держав. Именно поэтому мы работаем быстро и оперативно, уничтожая тварей и активно изучая их. Не буду спорить: даже лучшие из нас все еще далеки от совершенства самопознания, а о чудовищах, то и дело нарушающих наше спокойствие, неизвестно самое главное: откуда именно эти твари приходят, какие порталы используют и почему продолжают настойчиво рваться в наш мир, притворяясь людьми в своих корыстных целях.

Есть ли параллельные вселенные, спросите вы меня? И я отвечу вам: несомненно, да, ведь никакая инородная нечисть не может проникнуть за Золотую Стену, пока ее сторожат медитирующие Демиурги. Это значит лишь одно: наши главные враги появляются вовсе не из таинственного Дыма, а из порталов, установленных не за пределами, а уже на территории Двенадцати Держав.

Способны ли мы проникать в них и создавать новые реальности собственными руками? Нет, к сожалению, на данный момент это знание утеряно. Единственное самостоятельное измерение, в которое современный человек Двенадцати Держав теоретически способен проникнуть — это то самое место, где мы с вами находимся сейчас. Подарок Демиургов. Крошечный мир со своими границами, некогда придуманный нашими богами-создателями.

Но с вашей помощью мы продолжим развиваться, узнавать новое и совершенствовать старые навыки. С помощью новой крови, новых студентов — именно вас, дорогие друзья! — мы все успешнее и все быстрее движемся к поставленной цели.

Пуэлла и сама не заметила, как кивнула с гордостью и восхищением. Сердце забилось чаще от абсурдной радости — теперь она знала многим больше, чем простые смертные, и даже в некотором роде приблизилась к мировой элите. Усмехнувшись краешком губ, на подругу с саркастичным пониманием глядела Аврора, выглядывая из-за плеча Вин-Сунна.

— Покажите же себя, сердце-чеи!

Ребята с фероньерками, носившие розовую форму, быстро подняли руки.

— Вы — будущее тайной медицины! Одним лишь мыслеобразом вы способны заставить чужое тело шевелиться против его воли, одним лишь прикосновением — излечить больного. Ваше искусство всегда балансровало на грани жестокости и милосердия, ведь, отдавая одному, мы непременно забираем то же самое у другого. Но кто знает, какие изобретения будут сделаны и какие чудесные открытия родятся в этих светлых головах? Быть может, однажды весы справедливости перевесят, и добра в мире сделается чуточку больше?

Сердце-чеи радостно загалдели. Дайр Дамнаций удовлетворенно кивнул, довольный их реакцией, но уже через мгновение хлопнул кулаком по столу, приказывая студентам замолчать.

— Покажите себя, травовары!

Те, что носили зеленое, подняли руки.

— Как сердце-чеи общаются с организмами других, так вы их познаете. Вскрывая пленных чудовищ, изучая их, будто бабочек, приколотых к доске, вы творите искусство и двигаете прогресс собственными руками. Цветы и травы, толченые кости и глазницы мертвецов для вас — всего лишь материал, глина в руках искусного скульптора. Да будет же ваш вклад в искусство магической химии велик и незабываем!

Травовары похлопали, но в их реакции Пуэлла не заметила большого энтузиазма. Судя по всему, на торжественной части лекции они просто заскучали.

— Либрис-скриптурии!

На этот раз откликнулись ребята в желтом — с фибулами-книгами на груди.

— Теоретики, работы которых увековечивает сама История! Посредники между человеком и временем, между нами и Демиургами, без вас архивы были бы пусты, а полученные знания так и остались хаотичными потоками информации. Пусть сами вы и не выходите на поле боя, но ваши исследования — порой научные, а порой и детективные, полные тайн и несостыковок — движут практиков вперед, направляют мысли всех остальных в правильном направлении и приводят к несомненному прогрессу. Виват либрис-скриптурии!

Те вежливо зааплодировали, скромно и сдержанно.

— Ну и, наконец, латерна-манты!

— О, Эл, это же про нас, — улыбнулся Долус. — Давай, сделай пафосное лицо, как у меня.

Пуэлла напряженно улыбнулась и кивнула, не зная даже, как отреагировать.

«Пытается казаться милым… что ж, его врожденная харизма очевидна, однако парню определенно больше идет молчать, чем говорить».

— Наши бойцы, наша несравненная высокородная армия, для которой аллюризм, ареометизм, пирофакелиз и чакральная магия — не просто слова, написанные на бумажке, а часть повседневной рутины! Вы — те, кто сражается со злом лицом к лицу, те, кто защищает простых людей от опасного для них знания. Боевые маги. Чародеи, для которых не существует слова «страх». Поаплодируйте же мне, давайте!

Латерна-манты взорвались криками восторга, а вместе с ними — и сама Пуэлла. Впрочем, чем больше она вопила, тем сильнее становилось странное чувство тревоги… и это было неудивительно, особенно учитывая, что в те же самые секунды рядом возникла Бона Фидес — живое напоминание о заварушке, в которую Пуэлла, сама того не желая, умудрилась попасть с рождения: призрак выглянула из-под скамьи, протянула руку и сделала крайне серьезное лицо. Пока остальные были заняты радостными воплями, Пуэлла, продолжая восклицать что-то бессмысленное для виду, опустила вниз правую руку, и Бона принялась быстро выводить на ее ладони цепочку непонятных символов — тех самых, что висели над окном в кабинете ректора.

— Спасибо, — проговорила Пуэлла одними губами, и Бона очаровательно улыбнулась, тряхнув своими розовыми кудряшками.

А потом она исчезла, как и радостные крики. Дайр Дамнаций, откашлявшись, хлопнул кулаком по кафедре — опять! — и продолжил свою лекцию с монотонным равнодушием, словно ничего и не было.

Про косте-знатоков никто не обмолвился и словом. Их будто и не существовало на свете.

— На данный момент досточтимая дайра Кунктия, моя коллега, ректор Университета и глава Тайного Комитета Слежки и Отлова — сокращенно ТКСО — знает лишь один возможный вариант избавления от монстров раз и навсегда. Антарс, легендарный артефакт Демиургов, каждая из двенадцати частей которого находится у нас, требует активации.

Никто не видел этот магический инструмент в действии, однако известно, что ранее Антарс принадлежал богам-создателям и впоследствии был передан членам Кланов, чтобы те использовали его в случае крайней нужды. Чтобы активировать Антарс, требовалось провести некий ритуал, однако впоследствии, когда Кланы развязали войну, а Двенадцать Держав погрузились во мрак бессмысленной территориальной дележки, секрет Антарса был утерян, и мы поныне бьемся над его разгадкой.

«Антарс, — подумала Пуэлла, пробуя это слово на вкус. — Антарс. Помнится, ночью Корвус пытался сказать мне некое слово, которое начиналось с «ант». Быть может, речь шла именно об этом артефакте?»

— Эй, что это у тебя? — почувствовав резкий тычок в левое плечо, девушка повернула голову. Вин-Сунн уныло глядел на нее, подперев подбородок кулаком.

— Где? — шепотом спросила Пуэлла. Меньше всего на свете ей хотелось, чтобы сейчас Долус отвлекся от нежных прикосновений к коленям Аранэ под партой и прислушался к этой беседе. — У меня… с прической что-то не то?

— Не, я про то, что на ладони. — «Так и знала. Не пронесло». — Просто это кьярта-ваддский, древний язык, на котором раньше говорили у меня на родине, пока не ввели Общий и все такое. Вот я и удивился.

Пуэлла украдкой посмотрела на Долуса: они с Аранэ весело о чем-то перешептывались, едва шевеля губами. Пепельные волосы фамильяра пышными волнами лежали на угловатых плечиках, скрытых под бордовым болеро.

«С такой девушкой точно не захочешь иметь романы на стороне».

— Слушай, Вин… А ты изучал кьярта-ваддский? — тот кивнул. Дайр Дамнаций продолжал уныло что-то вещать, но Пуэлла уже его не слушала. — А не мог бы перевести?

— Ну… дай-ка сюда поближе. Попробую понять. — Юноша опустил голову, уставившись на ладонь девушки и прищурив сильнее свои и без того узкие глаза, подведенные черным. — Оу.

— Что? — встревоженно шепнула Пуэлла. — Что это значит?

— Не знаю, кто писал это, но кьярта-ваддский он знает похуже меня.

— Не томи.

— Да это просто Первый Завет Конкордии, только на нашем.

«Так нужно жить, как сердце света скажет; морить беспомощных, ругать святых — нельзя; кто бьет слабейшего и кто с чужим возляжет, тот будет проклят вечно, смерть разя, —проговорила про себя Пуэлла. — Хм, надпись на моей ладони явно короче».

— Она неполная, что ли?

— Ну нет, скорее изначальная. Насколько я знаю из истории, эта фраза существовала в более коротком варианте — все, что идет после «нельзя», было написано уже позже, одной из Преподобных Матерей Премерского Храма Конкордии, чтобы эти слова можно было положить на гимн. Были чокнутые времена, и всеми почему-то считалось, что гимны должны быть непременно складными.

— Так значит, настоящий Первый Завет Конкордии — это только первая половина фразы? — изумилась Пуэлла. — Эх, никогда нам в школе об этом не рассказывали!

— Именно. Считается, что эта фраза — единственный завет, оставленный Конкордией людям в качестве пророческого наставления. Многие теоретики истории и сакральной литературы говорят, что в нем есть некий скрытый смысл, но вот какой именно — никто, разумеется, не знает.

— Воу, а ты у нас умник, оказывается, — с улыбкой шепнула Пуэлла. Вин польщенно кивнул. — А почему ты сказал, что запись неправильная?

— Потому что неправильная, дайра Очевидность, — съязвил Вин. — Создается ощущение, что в этом переводе нарочно искаверкали смысл, чтобы оставить на месте определенные символы. Вот, скажем, вместо кьярта-ваддского «так» или «таким образом» переводчик написал «тот». Да и продолжение предложения странное — здесь уже не «так нужно жить, как сердце света скажет», а «тот существует в этом мире, кто слушает свет».

— Не сказала бы, что смысл от этого сильно меняется.

— Ну, это как посмотреть. — Вин задумчиво потер подбородок. — Кое-какие символы здесь буквально бросаются в глаза: символ со значением указания, например, не используется в традиционном кьярта-ваддском «тот» еще с двухтысячных годов до Державного Воссоединения. Его речевой эквивалент забыт даже историками, а на письме он окончательно редуцировался сотни лет тому назад. Так только в религиозных книгах пишут.

Пуэлла напряженно кивнула.

— А еще, Вин? Есть ли еще какие-нибудь символы, которые кажутся странными и не на своем месте?

— В каждом слове перевода есть по одному символу, который стоит в конкретном месте и является либо устаревшим, либо слегка неуместным, но чаще — и то и другое одновременно. — Вин поглядел на подругу, и глаза его горели так, будто ничто другое в этом свете не имело значения. Очевидно, к изучению родного языка он относился с куда большей исследовательской страстью, чем пытался показать. — Каждый символ обозначает по слогу, а каждый слог в древности передавал определенный смысл или оттенок смысла. Здесь же просто мешанина из лишних слогов, которые делают прочтение смешным и затруднительным. Исходя из этого, я могу предположить, что это какой-нибудь шифр.

— Шифр? — шепнула Пуэлла. — О чем ты…

— ДАЙРЫ НА ЗАДНЕМ РЯДУ! — Долус и Аранэ, Пуэлла и Вин-Сунн одновременно вздрогнули. Дайр Дамнаций посмотрел на них со злобным разочарованием во взгляде. — Первое и последнее предупреждение! Еше раз откроете рты, и я выпишу вам наказание!

Все четверо благоразумно замолчали, виновато склонив головы. В аудитории повисла гробовая тишина, прерываемая лишь судорожными покашливаниями какой-то очкастой девчонки с первого ряда.

— То есть, ты думаешь, что просто так возьмешь и расшифруешь это послание? — с замиранием сердца спросила Пуэлла. — А значит, мы прямо сейчас приблизимся к разгадке некой сакральной тайны, над которой аристократия корпела сотнями лет?

— Если разгадка настолько проста, как мне кажется, то ее нашли уже множество раз, — вдохновленно затараторил Вин-Сунн. — Я думаю, нам нужно всего лишь отыскать те буквы в оригинальном Завете, что соответствуют «лишним» символам из этого кривого перевода. И соединить их вместе. Возможно, это даст что-нибудь.

Была перемена, и они уединились на подоконнике тихого коридора. Большинство студентвов остались в аудиториях, весело болтали и занимались разного рода ерундой, упиваясь ощущением взрослости и новизны своего положения. Вин-Сунн и Пуэлла сидели, свесив ноги, Аврора, Рин-Тадд и Ангуис заслоняли их своими спинами от случайных глаз.

«Мы словно искатели приключений или что-то вроде того, — с зарождающимся восторгом подумалось Пуэлле. — Как же все-таки здорово, что мне с коллективом повезло чуточку больше, чем Боне Фидес».

— Так, есть у кого-нибудь тетрадь и ручка? Тяжело держать все в голове.

— Вин, на лекции мы не… — протянула было Аврора, когда ее фамильяр равнодушно извлек блокнот с карандашом из-за пазухи и протянул юноше. — Эй, ты зачем таскаешь это с собой? Где ты вообще их взял?

— Вообще-то, канцелярию выдавали в библиотеке. Просто в стопке учебников она не сразу заметна, — равнодушно повел плечами Ангуис. — А блокнот и карандаш я взял на всякий случай. На такой, как этот, например.

Вин-Сунн уже записывал что-то — быстро и самозабвенно, будто ученый. Его губы тихо шептали нечто невнятное, брови слабо хмурились… Пуэлла чувствовала в нем странный прилив сил, необъяснимый адреналин, что течет по венам вместо крови у всякого, кто занят любимым делом. Темная сурьма вокруг глаз юноши еще сильнее выдавала их лихорадочно-восторженный блеск.

А потом он тихо вскрикнул. Все взоры разом обратились к нему.

— Что такое? — спросила Пуэлла встревоженно, пытаясь рассмотреть записи. — Что у тебя получилось?

Растерянный собственной находкой, юноша молча протянул ей свой блокнот: на одной из страниц, расположившись друг под другом, были написаны два варианта Первого Завета Конкордии: общепринятая и кьярта-вадсская, искаженная, скопированная с транспаранта из кабинета Кунктии. Неуместные символы были обведены, их значения — подписаны сверху на Общем языке. Соответствующие им буквы в оригинальной версии Вин-Сунн подчеркнул, чтобы не путаться.

Пуэлла сдвинула брови, пытаясь сосредоточиться и прогнать тревогу.

«Так нужно жить, как сердце света скажет; морить беспомощных, ругать святых — нельзя».

Сердце пропустило удар. Перед глазами потемнело. Весь мир превратился в одну большую злую шутку. Словно очнувшись от наваждения, Вин-Сунн серьезно оглядел своих друзей.

— А откуда взялась эта надпись, кстати? — спросил он запоздало, медленно отходя от исследовательской лихорадки. — Из какого источника Пуэлла списала ее?

— Расскажу позже — слишком долгая и запутанная история, — улыбнулась девушка. — За перемену не успе…

— Дайры, простите, что отвлекаю! — все пятеро разом повернули головы в сторону голоса. К ним, улыбаясь, направлялся Долус Малус собственной персоной, и верная свита из нескольких высокомерных ребят эффектно окружала его. Среди них Пуэлла вдруг заметила и своих соседей; рыжий фамильяр демонстративно фыркнул, столкнувшись с нею глазами, и задрал кверху свой маленький носик. — Я тут хотел собрать компанию, чтобы провести вечерний отдых с пользой. Думали сгонять в «Старину Люпуса» — все старшекурсники советуют! — чтобы поиграть и поесть чего-нибудь. Видите ли, у меня просто день рождения сегодня…

— Поздравляю, — сказали ребята хором. Пуэлла сообразила позднее всех, а потому ее слово прозвучало обособленно от общего хора; Аранэ бросила на девушку предупреждющий взгляд — очередной.

— Недурственная идея, — заметила Аврора, — но нам Кунктия говорила денег с собой не брать. Вот мы и не взяли. Теперь никаких развлечений до времени первой подачки.

— Вообще-то, по идее, финансы от семей вам должны прийти на днях, — улыбнулся Долус. — Все-таки, в конце первого месяца учебы Университет проводит Первый Маскарад, а на наряд нужны нехилые бабки. Но сегодня вам не о чем беспокоиться! Я угощаю, денег хватит на все развлечения и еще останется!

— О, бесплатная и вкусная еда? — оживился Ангуис. — Неважно, что скажут другие, но я в деле.

— Я тоже, наверное, пошла бы, — скромно сказала Рин-Тадд, поднимая глаза на хозяина.

Вин-Сунн, которому общество подобных ему аристократов было явно не по душе, сдался и кивнул, выдавив из своей груди самый страдальческий из возможных вздохов.

— Ну хорошо, и мы тоже пойдем.

Аврора ткнула Пуэллу локтем в бок.

— Надо бы отдохнуть после этих первых дней, — сказала она тоном, требующим повиновения. — Случилось неоправданно много дерьма. Давай позволим себе маленькую шалость и нажремся за чужие деньги.

— И за чужое здоровье! — фальшиво расхохоталась Пуэлла, пытаясь сгладить невежливые слова подруги. Встретившись с нею взглядом, Долус улыбнулся еще шире. — Разумеется, мы все будем в «Старине Люпусе» сегодня вечером. Еще раз с днем рождения! Прости, что без подарков, мы просто не знали.

— Да ничего! — Долус манерно хохотнул. — Главное — внимание и теплая компания. В конце концов, однокурсники — это ведь как одна большая семья, согласны?

Его свита радостно закивала, как стайка дрессированных собачек, и Пуэлла подумала, что в принципе способна понять их слепое и глупое восхищение. Несмотря на слегка странное поведение, Долус обладал необъяснимой врожденной харизмой, которая просто не могла не привлекать.

Следующим по расписанию шел первый в году семинар, и студентов поделили по факультетам, чтобы отправить на соответствующее их профилю занятие. Латерна-мантам выпала честь начать серьезное обучение с вводного практического занятия по чакральной магии и декурсие-знанию— одной из наиболее важных военных дисциплин, требующей максимальной концентрации и внимания.

Пара проходила в небольшом кабинете второго корпуса; окна были зашторены, в воздухе плавно оседала пыль, а преподавательница, некая дайра Децедера, говорила громко и четко, словно обращалась к вставшей в строй маленькой армии. Даже сидя на одной из последних парт, Пуэлла могла видеть шрамы, что шли через все ее лицо; правый глаз Децедеры отсутствовал, обе руки были отрублены по локоть, а потому на их месте, будто перчатки, сверкали астральные проекции. Никогда прежде Пуэлле не доводилось видеть человека, чье обнаженное астральное тело функционировало как физическое — разве что Шиа-Мир, но и та пользовалась своим профессионализмом лишь периодически. Децедера же чертила что-то на доске, используя свои прозрачные сверкающие руки, жестикулировала ими, поправляла пряди длинной жидкой стрижки, заправляя их за уши. Будто ее пальцы были самыми обыкновенными.

— Давным-давно я тоже сидела в этом кабинете, радостная, что поступила на латерна-манта, — говорила дайра Децедера, заканчивая свой чертеж. Теперь, вглядываясь в него, Пуэлла потихоньку вникала в изображенное: то были, судя по всему, странно расположенные и причудливо смотрящиеся органы внутри нечеловеческого тела жутковатой формы. Чей-то вид в разрезе, очевидно. — Как и вы, я имела смазливую мордашку, родителей-аристократов и полное розовых надежд будущее. Вот только срань все это!

Она ударила астральным кулаком по доске, и все разом встрепенулись. Даже Долус, который вдыхал аромат волос Аранэ, подпрыгнул на своем месте, словно в несчастного ударила молния.

— Не нужно жить в однобоком мирке и видеть лишь светлые его стороны. Ваши родители богаты и влиятельны? Это хорошо. Но видели ли вы, сколько шрамов на их телах и лицах — если они, разумеется, латерна-манты? То не просто шрамы, но шрамы войны. Каждая такая отметина… — она провела ладонью по изуродованной щеке. — …является не чем иным, как прикосновением Дайры Смерти.

— Как пафосно, — тихо сказал Ангуис Авроре. Та бросила на него крайне осуждающий взгляд. — Что-то не так?

— То, что вы видите перед собою — анатомия поэны во всех мельчайших подробностях. — Децедера злобно зыркнула на собственное творение. — Только зная расположение внутренних органов врага, можно быть точно уверенной, что бьешь в верное место, концентрируя энергию чакр. К концу первого курса вы должны будете рисовать такие вот схемы за несколько минут, иначе я лично вас дальше не переведу.

Долус что-то шепнул Аранэ, и она тихо хихикнула.

— Что ты там сказал, ребенок богов? — грозно спросила дайра Децедера. — Смеешься, значит, да? А знаешь, что случится с тобою и твоей прелестной подружкой, отправьтесь вы на задание вдвоем? После вас не останется ничего, кроме выжатых и вывернутых наизнанку шкурок, и это еще в лучшем случае.

Парочка замолчала.

— Всех созданий, когда-либо тревоживших покой Двенадцати Держав, издревна принято звать декурсиями — в переводе с Языка Демиургов, утерянного почти полностью и оставившего нам лишь имена да названия, это предположительно означало «нападавшие». Запишите это! — вздрогнув, Пуэлла быстро заскользила ручкой по сверкающе гладким листам тетради. Слова выходили блестящими и золотыми, но, стоило энергетическим чернилам остыть, как те становились черными, будто уголь. — Хорошо. Неизвестно, сколько типов декурсий существует в точности — и скольких Демиурги удерживают своей многовековой медитацией, мешая прорваться в наш мир — однако на данный момент нам известны двадцать четыре.

Пуэлла вздрогнула, представив, какие это, должно быть, монструозные создания: кривые и косые, огромные, с огромными хитиновыми пластинами на вытянутых телах и жуткими бельмами глаз… совсем как библиотекарь, только неразумные и оттого еще более устрашающие. К тому же, из речи дайры Децедеры логично следовало, что эти твари — лишь жалкие ошметки от того, что удерживают своим могучим сознанием древние боги.

«Интересно, что случится, если однажды их защита даст слабину. Если Демиурги разом исчезнут или, скажем, потеряют свои силы».

Эта мысль далась ей с огромным трудом. Странное, необъяснимое ощущение тревоги поселилось в душе.

— Тем из вас, кому родители не рассказывали о подробностях своей работы — впрочем, не рассказывали никому, ведь по постановлению Совета Эрусов это уже давно запрещено — должно быть, кажется, что все эти существа легко отличимы от людей и при свете дня, и в самую черную из ночей. Что все они так же чудовищны, как поэна, и выделяются на фоне остальных. Поверьте мне, это неправда. — Дайра Децедера кровожадно улыбнулась. — Охотиться на них, чувствовать их чакрами — еще не значит вычислить окончательно и точно. Эти сволочи умеют обращаться в кого угодно, а иногда прекрасным является даже их изначальное обличье.

— Как любопытна природа человеческая, — прошептал Ангуис флегматично, склонившись к уху Авроры. — Считать прекрасными только тех, кто похож на тебя.

— А твоя природа, красавчик, видимо, в том, чтобы мешать мне вести пару. Хочешь пойти за дверь вместе со своей хозяйкой? — пожалуйста! Одна только проблема: те, кто игнорировал мой предмет, еще никогда не выживали. Руки, которые лежали на этих партах, обагрялись собственной кровью и замирали в последних судорогах. Ведь декурсии, в отличие от тебя, не ксенофилы.

— Простите Ангуиса, — сухо сказала Аврора. — Я прослежу за его языком.

— Уж пожалуйста, девочка с хвостиками. Не хотелось бы раз за разом выгонять тебя за дверь из-за невоспитанного фамильяра, а затем услышать о твоей преждевременной гибели лет через десять — я, знаешь ли, слишком много молодых мертвецов повидала.

Пуэлла наблюдала за происходящим, задержав дыхание. Слух дайры Децедеры никогда не давал осечек. Она слышала даже то, что, по идее, не должна была, словно вечно находилась в боевой готовности и вслушивалась даже в незначительные шорохи, вычисляя слова, телодвижения, вздохи. Ее глаза постоянно бегали по аудитории, цеплялись за чужие воротники, впивались в чьи-то пощелкивающие от скуки пальцы, в затекшие шеи и напряженные улыбки юных студентов… даже для человека, всю жизнь посвятившего войне, эта женщина была чересчур фанатична. Пуэлла задумалась, сражается ли она с декурсиями сейчас.

«Скорее да, чем нет. Не представляю, чем еще она могла бы заниматься в свободное время».

— Что ж! Теперь попытайтесь перерисовать мою схему с доски в тетрадь, и я погляжу, что у вас получится. Потом — сразу после этого — мы перейдем к краткому курсу анатомического рисунка, который также входит в обучение чакральной магии. И не вздыхай, мягкотелая девчонка с желтыми кудрями! — Пуэлла аж вздрогнула. — Даже если твои чакры будут развиты на полную мощь, ты не будешь компетентным воином, пока не узнаешь своего врага вдоль и поперек. Вот скажи-ка мне, где у тебя сердце?

Дрожащей рукою девушка коснулась левой стороны груди и покраснела: пульс у нее был просто бешеный, такой, что, казалось, слышала вся аудитория.

«Да что это со мною? Откуда эта беспричинная тревога на пустом месте? Уже второй раз эти ненормальные припадки…»

Сердце замедлилось, и на душе сделалось спокойнее. Наваждение прошло. Дайра Децедера сурово кивнула, после чего указала на доску.

— Твое-то сердце здесь, а вот у пуэны оно движется по организму. Благо, если знать точную траекторию, то шанс попасть в яблочко становится в разы выше. И знаешь что? — преодолев расстояние от доски до последней парты в несколько размашистых шагов, преподавательница наклонилась к Пуэлле так близко, что девушка ощутила на своем лице ее теплое зловонное дыхание. — Оно никогда не проходит мимо левой части груди. Ни-ког-да. Вот только ты бы так об этом и не узнала, если бы не курс анатомического рисунка и теория, которую просто нельзя оторвать от практики.

Пуэлла энергично закивала и принялась усерднее выводить копию пуэны у себя в тетрадке. Выходило ровно и сносно, но все равно чего-то не хватало: сердце отличницы осталось недовольно проделанной работой, а искусственно выработанный внутренний перфекционизм буквально вопил о несовершенстве.

Глядя на соседние парты, проход между которыми был смехотворно узок — так, что даже жилистая Децедера влезала с трудом — Пуэлла рассматривала результат Ангуиса. Он был словно рожден художником: все детали на своих местах, даже тени наложены. Органы чуть выпирают вперед, как настоящие, разрез черепа сделан изящно, словно над ним поработал искусный скульптор.

— Ну так что, своевольная галерка — готова предоставить мне свой результат? — астральная рука выхватила у Пуэллы тетрадь и поднесла ее к вечно бегающим глазам дайры Децедеры. — Хорошо, хорошо. Очень старательная работа. Будешь отличницей, вздыхающая девочка, по части теории уж точно. Так, а здесь у нас что… — Децедера разгоготалась, едва взглянув на поразительное творение Ангуиса. — Как это забавно! Ты упустил кучу важных деталей, сместил органы куда-то вбок, сплющил тело, но зато изобразил все в лучших традициях позднего кьярта-ваддского цернеризма! Даже тени наложил, ведь это так важно!

Кто-то в аудитории засмеялся, но негромко. Фамиляьру Авроры было, как обычно, все равно.

— Хорошо, я исправлю свои ошибки со временем, — сказал он спокойно.

— Разумеется, исправишь. Это была лишь первая проба без подготовки, чтобы я примерно оценила ваши способности. — Децедера обратила свой взор на рисунок Авроры. — О, а здесь все просто отлично! Как будто… как будто это изобразила рука, лично препарировавшая декурсий много десятков лет подряд. Невероятная одаренность.

Аврора польщенно кивнула, и по спине у Пуэллы отчего-то пробежался неприятный холодок. Она попыталась успокоиться, сжав кулаки под партой, чтобы никто не заметил.

«Да что ж со мной такое на этой паре! Откуда исходит эта атмосфера накатывающего ужаса и почему никто, кроме меня, ее не замечает?!»

— …со временем наберетесь опыта. К слову, дайра Кунктия просила меня взять у вас Слово на этой паре, знали об этом? Хотели устроить ритуал еще на предыдущем занятии, но лектор пришел от этого в ярость и сказал, что ненавидят, когда его перебивают. Заявил, что его лекции — как произведения искусства: слушать надо от начала и до конца, безо всяких там вставок, интерлюдий и форс-мажоров. Ха! Забавный он, этот Дамнаций.

Выглянув из-за плеча фамильяра, Аврора обменялась вопросительными взглядами с Пуэллой.

— Что за Слово? — прочитала по ее губам девушка и качнула головой, заставив золотые кудряшки взметнуться в воздухе. Это означало «не знаю». — Хо-ро-шо. Спасибо.

— Для двух дайр в конце аудитории, которые не в курсе про Слово, — откликнулась дайра Децедера, и у обеих подруг синхронно отвисла челюсть. — Это маленькое заклинание, напитанное энергией молчания. Говоря его в специальную шкатулку, которая затем запирается на ключ и отправляется в ректорат, вы лишаете себя возможности распространяться о своих тайных знаниях любому, кто не входит в Круг Аристократов и Совет Эрусов.

— Даже семье? Даже бабушке? — само собой вырвалось у Пуэллы.

— Да, и ей в том числе, — кивнула Децедера. Преподавательница закрыла глаза, и в тот же самый миг меж ее бровей, в самом центре переносицы, зажегся огонек насыщенно-синего цвета. Еще через мгновение женщина уже держала в руках маленькую бурую шкатулку, совершенно обыкновенную на вид. — Сейчас я буду ходить по рядам с этой штуковиной и прижимать ее к вашим губам, собирая Слова. Текст заклинания, собственно, уже написан на плакате над доской огромными красными буквами. Зуб даю, вы все занятие его просто не замечали, правда?

И впрямь: плакат действительно висел, и на нем действительно было заклинание. Написано оно было рядом со схематично нарисованным портретом какой-то Грандисы Пропет, которая это самое заклинание и изобрела. Женщина была красивая, худощавая, лет сорока на вид и с очень благородным лицом. Должно быть, из аристократов: Пуэлла никогда не знала их фамилий, различаяя только те, что принадлежали широко известным Кланам Демиургов.

Пока Децедера собирала слова у сидящих впереди в ее ряду, Пуэлла тупо таращилась на великую чародейку прошлого. Вне всякого сомнения, ее познания в высшей магии были ужасно скудны, а точнее — отсутствовали вовсе, но не требовалось никакого образования, чтобы понять, насколько сложно быть создательницей своих собственных заклинаний. Должно быть, эта Грандиса вложила в его активацию очень много жизненной энергии. Возможно, даже умерла, отдав себя любимому делу, чтобы затем с помощью ее изобретения завязывали языки нерадивым подросткам.

Внезапно Пуэллу осенило. Дыхание вышибло из легких, словно от удара, а потому, когда преподавательница подошла к ней с пустой шкатулкой — ее переносица по-прежнему горела, удерживая, очевидно, невидимые Слова внутри и мешая им разлетаться — девушка несколько секунд молча таращилась на обитое бархатом донышко, прежде чем открыть рот.

— Как птица мечется в руке, сбежать в лазурь навек мечтая, так я рот громкий на замке держу вовек, себя смиряя, — проговорила она наконец, собравшись с силами. — Свидетель — каждый Демиург, что птица ввек не сгинет с рук.

— Наконец сообразила, отличница, — беззлобно рявкнула Децедера. — А теперь ты, мальчик-ксенофил. Давай, не томи.

Ангуис равнодушно принялся считывать с плаката складные строки. Пуэлла же сидела, со спокойным видом уставившись перед собой, но в мыслях ее творился настоящий хаос. Была ли правильной ее мысль? Можно ли было провернуть задуманное?

«Нужно срочно отыскать Бону Фидес и поговорить с нею об этом. С такой союзницей у меня все шансы побольше узнать о происходящем, если не разгадать тайну окончательно».

«Старина Люпус» только назывался студенческим рестораном, но на самом деле скорее походил на огромный особняк, вырастающий из высокой стены, упирающейся в небосклон и являющейся окончательным концом этой крошечной и ограниченной реальности. Стены из камня, тяжелые шторы насыщенного красного цвета, безрадостные двери с какой-то почти офисной вывеской — все это совершенно не показалось Пуэлле дружелюбным, а потому, когда они вошли внутрь и погрузились в сумрачную атмосферу нарастающей тревоги, она даже не удивилась.

Обои были темно-серыми, как и полы. Вместо столов и стульев повсюду были навалены подушки, замызганные одеяла и матрацы, на которых уже гнездилась многочисленная молодежь. Немолодой мужчина за барной стойкой (возможно, старина Люпус) откровенно скучал, разглядывая свои ногти, выкрашенные в блестящий черный цвет. Лак сильно ободрался, заставляя их выглядеть грязными.

— А, Долус, младший братишка того несносного Малуса, — сказал он со странной интонацией. — Одно лицо, я в шоке. А с тобой кто? Друзьяшки, да?

Разношерстная во всех отношениях компания синхронно кивнула.

— Все гостевые комнаты распроданы, надо было заранее приходить и покупать. Хотите, забронирую на более позднее время?

Долус изобразил неудовлетворение, и старина Люпус разразился гоготом.

— Да шучу я! Пара свободных комнаток в домине всегда найдется, особенно для члена Клана. Все-таки, нельзя не почтить детей Демиургов, особенно если они хотят тайком прибухнуть. Ох, черное и тайное дельце я проворачиваю, ох-ох-ох! — он манерно огляделся по сторонам, как бы боясь быть обнаруженным. — Ну что, ребятушки, готовы? Если да, то располагайтесь в комнате номер 521. А, да, возьмите кто-нибудь… — Долус протянул руку, и ржавеющий ключ упал в его раскрытую ладонь. — И сколько же вам безалкогольного безобидного сока для грудных младенцев?

— Я хочу «Астрал». Давайте бутылочки три, самое оно для праздника.

Пуэлла и Аврора переглянулись. В глазах первой читались страх и сомнение, в то время как вторая была скорее заинтересована, чем смущена.

— Хо-хо-хо, а ты идешь по стопам брата! Тогда я дам вам еще и глушительное зелье. Как отойдете, заставьте себя выпить по три глотка каждый. Отпустит быстрее, к ужину будете как новенькие. Сильно не загуливайтесь и следите за временем, не запятнайте мою пока что белоснежную репутацию!

— Конечно, — Долус обаятельно улыбнулся. Аранэ, черноволосая девушка с карэ и ее рыжеволосый фамильяр-лисица взяли по бутылке каждый и направились к лестнице наверх. — А, и еще: несколько моих гостей очень хотели бы какую-нибудь еду. Прибавьте к моему счету целый поднос сдобы.

— Да Вы сегодня щедры, мой дайр, — с фальшивым раболепством протянул Люпус. — Давайте, ребятушки, протяните кто-нибудь руки. За деньжата этого вашего Долуса я напеку еще хоть на целую армию!

— И во что будем играть? — спросил худощавый юноша с ярко-зелеными волосами, заплетенными в тяжелую косу. Маленькие колокольчики неприятно позвякивали всякий раз, когда он шевелился. — Надо бы что-нибудь легкое для разогрева.

Все оживленно закивали; комната номер 521, расположенная на самом верхнем этаже «Старины Люпуса», выходила окнами на сверкающее сиреневое пространство над стеной и странно располагала к дружескому общению. Дисгармоничная и крайне странная, теперь компания, собравшаяся на дне рождения Малуса, внезапно растаяла. Воздух пропитался сдобой, мрачная атмосфера первого этажа осталась в воспоминаниях, сменившись приятным впечатлением от блестящих фиолетовых обоев, украшенных гирляндами, и мягкого пола с кучей желтых потертых подушек.

Вроде бы, все то же самое, но… камерность атмосферы была потрясающей. Даже Пуэлле удалось самую малость расслабиться, а Ангуис уже вовсю нажирался сдобой, запихивая в себя один пончик за другим. Аврора то и дело поглядывала на него с мрачным саркастичным беспокойством.

— Ты такими темпами в проем не влезешь скоро, — только и сказала она. — Буду волшебницей-воином с жирным фамильяром. Все чудовища передохнут от смеха.

— Ладно, так что там по играм? — перевел тему Вин-Сунн. — Именинник решает, наверное?

— Да, девятнадцать лет — это вам не шутки, все серьезные решения на мне, — рассмеялся Долус. — Предлагаю в «магический круг».

— Какое здоровское название! — оживилась Пуэлла. — А какие там правила?

— О, это игра Демиургов, — почти не язвительно ответил лис-фамильяр. — Лучшее средство от скуки в большой компании, которое я вообще встречал когда-либо.

Обратив свой взор к Пуэлле, Долус тепло улыбнулся ей, будто близкой подруге, и без малейшего снисхождения начал объяснять.

— Итак, правила здесь таковы: «призывающий» — его определяет жребий — встает в центр так называемого «магического круга», состоящего из остальных участников. Закрыв глаза и вытянув вперед левую руку, он начинает кружиться против часовой стрелки, пока второй игрок — «дух мертвеца», также определенный жребием — не велит первому остановиться.

— О, и тогда они сосутся? — спросила Аврора.

— Да, но не «призывающий» с «духом», а «призывающий» с тем, на кого указывала его протянутая рука, когда тот остановился. «Духу», в свою очередь, запрещено приказывать «призывающему» останаваливаться напротив самого себя. Когда поцелуй кончается, между этой двоицей заключается контракт, и первый может попросить второго рассказать любую правду о себе или выполнить любое действие, какое только придет в голову. Участнику из круга можно выбрать между действием и правдой, но ко второму позволено прибегать только раз. Когда же все условия соблюдены, человек из круга становится новым «призывающим», а бывший «призывающий» — «духом». И так до бесконечности.

— Мутно и скомкано, но по ходу дела разберусь, — улыбнулась Пуэлла, хотя от волнения у нее сердце было готово выскочить из груди. Игра была такой взрослой, такой неправильной и такой… студенческой. От странной притягательности происходящего ее выворачивало наизнанку, но с каждым мгновением девушке все меньше и меньше хотелось уйти. Что-то будто насильно затягивало ее в это болото, удерживало там, заставляя испытывать нарастающий восторг вкупе с ужасом. — Ну… я это… гхм… может, уже начнем?

Ее вопрос был встречен радостным улюлюканьем. Долус прервал его одним небрежным жестом, таким эйрусовским и вместе с тем таким снисходительно-дружелюбным.

— Ну, думаю, лучше обойтись без жеребьевки. Это скучно. Пусть лучше я стану «призывающим» на правах именинника, идет? — все одобряюще загудели. — А «духом мертвеца»… Давай ты, Вулпес.

Юноша с бритыми висками и ярко-рыжими волосами послушно кивнул. Игра началась.

— К слову, — добавил Долус, щелчком пальцев заставляя пробку «Астрала» взмыть в воздух и отлететь в сторону под всеобщий радостный гвалт, — я бы хотел внести в игру свое условие. Каждый, кто становится следующим «призывающим», делает один глоток и смачивает губы. От брата я неоднократно слышал, что в мельчайших дозах эта крышесносная штука действует даже лучше, чем в больших. Так и разогреемся. Через поцелуи.

Аврора издала фукающий звук, который вмещал в себя всю брезгливость этого мира. Пуэлла же сидела как завороженная: что-то в Долусе, в его манерах и странноватом образе поведения начинало все сильнее ее привлекать. С ужасом и отвращением она призналась себе, что, похоже, влюбляется, как малолетняя идиотка.

«Странно… это ведь на меня совершенно непохоже. Долус — не вполне мой типаж, а эта вечеринка — не то место, где я должна ощущать себя комфортно. Кто-то будто…»

Она вздрогнула.

«…кто-то будто навязывает мне эти чувства».

— Ну что ж, — Долус сделал большой глоток и смочил губы, после чего, отставив бутыль в сторону, вышел в круг. — Вулпес, моя судьба в твоих руках!

Лис-фамильяр улыбнулся краешком рта, вид у него сделался заговорщический. Закрыв глаза, именинник вытянул вперед левую руку и закрутился на одном месте против своей оси; все замерли, следя за каждым его движением. Краем глаза Пуэлла заметила лихорадочный блеск в глазах Аранэ, ее и без того белое лицо сделалось бледнее обычного. Должно быть, она очень ревновала своего хозяина — даже тогда, когда это было излишне.

— Стой! — воскликнул Вулпес. Долус открыл глаза. Прямо на него снизу вверх глядела изумленная Пуэлла. — Ха-ха-ха!

Видимо, для него это было чем-нибудь вроде шутки: заставить Долуса поцеловаться с деревенщиной без фамильяра, презираемой даже собственными соседями по комнате. Юноша же, тем не менее, не выглядел недовольным; протянув девушке руку, он помог ей подняться и прижался влажными от «Астрала» губами к ее сухим и сжатым губам. Вообще-то, это был первый поцелуй Пуэллы, а потому чувствовала она себя крайне неловко. Пьянящие прикосновения чужого тела, руки, сомкнувшиеся у нее на талии, страстное дыхание, глубокое и прерывистое — все это казалось чуждым, но вместе с тем прельщающим, словно запретный плод.

Острый вкус напитка ударил в голову с такой силой, словно она выпила залпом целую бутылку, и девушка покачнулась на ногах. Изумрудные глаза Долуса, подведенные сурьмой по последней моде, его длинные черные волосы, пушистые и мягкие, будто шелк… почувствовав странное вожделение, сжавшее низ живота в приятных тисках, Пуэлла сама потянулась к нему и поцеловала в ответ: чуть более уверенно и страстно, словно была его девушкой уже не первый год. «Астрал» определенно сносил крышу в маленьких дозах куда успешнее, чем в больших: перед глазами у нее плыло, мысли путались, странное желание подчиняться Долусу и следовать за ним стало почти навязчивым.

Слабо качнувшись, она обернулась к Аранэ, которая сверлила своего хозяина горящими от злобы глазами, и, кажется, что-то сказала. А может, просто хмыкнула. Она ничегошеньки не соображала, но чувствовала себя на высоте.

— Правда или действие? — спросил Долус, дыша ей в шею.

Девушке не хотелось, чтобы эти блаженные секунды кончались, но она пересилила себя, заставив губы зашевелиться.

— Д-действие…

— О-о-о, так сразу, — одобрительно сказал кто-то из круга. — А дайра-то недурна.

— Ну хорошо, — улыбнулся Долус. — Как насчет малюсенького хулиганства?

Пуэлла низко засмеялась сквозь зубы; ради этих озорных искорок в глазах Долуса, которые то расплывались, а то вновь становились четкими перед ее затуманенным взором, она была готова на все. «Астрал» бурлил в ее крови, голова кружилась, но ощущение эйфории и радости с каждой секундой становилось все сильнее. Больше всего на свете в те мгновения девушке хотелось бы слиться с ним в пламенных объятиях и заставить Аранэ смотреть на это. Странное, неестественное желание, которое она впервые осмелилась озвучить про себя.

— Я… согласна. Проси что захочешь.

— О Демиурги, — тихо выдохнул Вин-Сунн за ее спиною. — Наша подруга уже пьяна в дрова…

— Ну хорошо, — улыбнулся Долус. — Как насчет того, чтобы совершить кражу и утащить какой-нибудь предмет прямо у Кунктии из-под носа? Спустя полминутки воздействие «Астрала» на тело сойдет, и ты сможешь нормально передвигаться, вот и сбегаешь в ректорский кабинет.

— А что… что нужно украсть? — спросила Пуэлла.

— Да что угодно, не будь такой занудой! — Долус отстранился, похлопав ее по плечу. К ватному телу потихоньку возвращалась подвижность, но разум оставался в тумане. Глядя на юношу, Пуэлла не видела ничего, кроме его восхитительных глаз, таких затягивающих и гипнотических, словно два озера… — Возьми какой-нибудь маленький предмет и притащи сюда. А если не слабо продержать его у себя… ну, скажем, дней тринадцать, то я тебе деньжат отвалю.

— О-о-о, старый добрый Долус и его бессмысленные попытки взять других людей на слабо, — протянул Вулпес. — Аж начал ностальгировать по детству.

— Ну так что, Эл? — юноша коснулся ладонью ее щеки, и та слабо вздрогнула, как от удара; кожа была непривычно нежной и мягкой, убаюкивающей, словно одно лишь ее прикосновение обладало гипнотическим даром. — Ты готова?

Девушка быстро закивала, чувствуя, как любовь пересиливает здравый смысл. Ноги будто сами понесли ее по направлению к двери, сердце зашлось радостью от предвкушения грядущего приключения…

«Я стащу что-нибудь прямо из-под ректорского носа! Настоящая студенческая шалость, первая в этом году! Приключение, о котором можно будет, шутя, рассказывать внукам! — думала она. — А если осмелюсь продержать у себя украденное каких-то жалких тринадцать дней, как и просил Долус, то…»

— Что ты подлил в «Астрал»?! — послышался за спиною голос Авроры. — С каким зельем ты его смешал?

— Хэй, ты чего? — спросил Долус с притворным изумлением. — Мне их Люпус дал, разве сама не видела? Это естественная реакция на маленькую дозу, я же говорил — крышесносный опыт! Не будь занудой, Нихиль!

— Моя мать пила «Астрал» в лечебных целях маленькими дозами, — серьезно ответила Аврора, — и я знаю все о его влиянии на организм как магического зелья и новомодного молодежного напитка. Не держи меня за идиотку.

— Значит, это Люпус что-то примешал, ну и что? Если не хочешь, не пей, тебя никто не заставляет!

— Все это было подстроено с самого начала, — продолжала Аврора. — Именно поэтому ты и пригласил на празднование нас всех! Чтобы не выглядеть подозрительным, позвав одну лишь Пуэллу! — «Ч-что… О чем это она говорит?» — Ты заранее попросил хозяина подмешать в «Астрал» покоряющее зелье, чтобы вынудить Пуэллу исполнять твои приказания!

— О Демиурги, Аврора, что ты несешь?! Мы же просто веселимся! Если тебе что-то не нравится, можешь уходить! К тому же… — голос Долуса сорвался от негодования. — К тому же, покоряющие зелья не создаются просто так! Ты хоть знаешь, что в качестве главного ингридиента…

— …знаю. Ты говоришь с человеком, который пытался сварить его, чтобы заставить маму есть хотя бы кашу по утрам. — Голос Авроры стал твердым, как сталь, но Пуэлла знала, что подруга сглатывает слезы. — Мой отец, казненный за еретичество, каким-то образом находил рецепты и приемы, связанные с запрещенной высшей магией. Хоть их и изъяли, когда нашли, я кое-что помнила. И про покоряющее зелье я тоже многое знаю.

— Раз так, то ты понимаешь…

— Еще как понимаю, Долус. Я видела, как ты взял волосок с плеча Пуэллы во время лекции дайра Дамнация. Уже тогда я заподозрила неладное, но списала все на простую дружескую вежливость.

«Погоди-ка, а ведь точно… Я тогда еще удивилась, отчего он ведет себя настолько мило…»

— Ты хочешь, чтобы она повторила судьбу Боны Фидес, да, ублюдок? Ты как-то связан с этой тайной?! Говори!

«Бона Фидес… Что-то знакомое…»

Пуэлла напряглась, пытаясь вспомнить. Туман, что по-прежнему обволакивал разум, отогнать было крайне тяжело, но пока что она справлялась. Секунда за секундой, шаг за шагом она возвращала себе свою самость, свои воспоминания, свою личность. Отошла от двери. Медленно обернулась к Долусу. И увидела, как его бескровное лицо злобно таращится на Аврору, что стоит, маленькая и хрупкая, в неком подобии боевой стойки, пытаясь отстоять свою позицию.

Защищая Пуэллу.

И тогда она вспомнила все — вспомнила недавнюю встречу с девушкой в форме латерна-манта, вспомнила ее леденяющую кровь историю, вспомнила огромный гобелен с двенадцатью Демиургами, расположенный в Музее Ботаники… Пуэлла тяжело вздохнула, опершись на дверь. Кажется, ее отпустило.

— Долус, — сказала она хриплым голосом, который все еще не вполне слушался свою хозяйку. — Пожалуйста, скажи, что происходит.

— Что происходит? Что происходит?! — завопил юноша так громко, что у Пуэллы заложило уши. — Происходит самая дрянная вечеринка в моей жизни, вот что! Твоя подруга обвиняет меня не пойми в чем, а я должен еще и терпеть! Да идите вы…

— Но Бона Фидес умерла именно так. — Теперь уже Пуэлла не была намерена отступать. Да, она знала, что все это могло оказаться всего лишь глупым совпадением, но отпускать ниточку, за которую можно было потянуть, она не собиралась. Где-то в глубине ее души все еще тлела надежда, что именно ответ Долуса развяжет весь узел. — Красивый и популярный однокурсник предложил ей испытание: украсть любой предмет из кабинета ректора и продержать его у себя ровно тринадцать дней. Что-то вроде проверки на храбрость и готовность подчиняться любой, даже глупейшей просьбе своего лидера.

— Да что за баба эта ваша Бона Фидес? — вмешалась Аранэ, но Долус поднял руку, приказывая ей замолчать. — Хозяин, я…

— Довольно, — сказал наследник Демиургов внезапно посерьезневшим тоном. На лице его не было заметно больше ни тени улыбки. — Мне неведомо, сколь многое им уже известно и как далеко эти ублюдки зашли в своих расследованиях. Отпускать их нельзя.

— И что же вы с нами сделаете? — с вызовом спросила Аврора. — Убьете? Что потом скажете ректору?

— А вы думаете, все происходящее — исключительно моя воля? — Долус рассмеялся. — Вы поражаете меня своим скудоумием. Дайра Кунктия — и есть та, кто отдает приказы. Все, что происходит, делается ради общего блага.

— Ради какого еще общего блага?! — закричала Пуэлла. — Девушка умерла!

— Ты ничего не понимаешь, дура, — отрезал Долус. — Иногда несколько жизней стоит возложить на алтарь, чтобы спасти тысячи и тысячи других. Ребята!

Вся свита Малуса разом повернула к нему головы.

— Убейте всех, кроме Пуэллы. Лишние посвященные, особенно среди членов Кланов, нам ни к чему. Ну а тебя, Лакрим, ждет особая судьба. — Глаза юноши нехорошо сверкнули. — Пора бы тебе повидаться с Оракулом во второй раз. Уверен, она сумеет направить тебя на путь истинный.

Аранэ кивнула — голубая чакра, Вишуддха, зажглась в ее горле, и уже через мгновение прямо перед Пуэллой выросла громадная паучиха, мохнатая, с множеством черных глаз. Не успела девушка моргнуть, как та выпустила вперед стрелу из склизской паутины; чьи-то крепкие руки обняли девушку, прижали к груди и повалили на пол; ловушка выстрелила и осталась на двери.

Зеленоволосый юноша успел обратиться в крупных размеров богомола, жутковатого, жилистого, со странными присосками на длинных лапках и усиках. Пуэлле подумалось, что это был яд, а потому, когда насекомое плюнуло в ее сторону жуткой зеленой жидкостью, дернулась в сторону — неловко и глупо, словно мышь, уворачивающаяся от ударов кота.

— Ты в порядке? — спросил Ангуис. Именно он спас ее от паутины Аранэ, и именно в его глазах Пуэлла впервые за время знакомства заметила сочувствие и тревогу. — Кажется, мы влипли.

Их окружили, прижали к стене. Богомол с ядовитой слюной, громадная паучиха, стреляющая паутиной, Вулпес в облике лисицы, из пасти которой теперь свисали громадные и острые зубы…

— Ангуис, ты умеешь превращаться? — затараторила Пуэлла. — Срочно, срочно, срочно нужно что-то сделать…

— Все, что я могу — это стать бесполезной змейкой, — ответил фамильяр. — Для развития таких вот навыков мне нужны годы тренировок.

Раздался отчаянный рык, и широкая тень оградила их от воинственной троицы. Подняв глаза, девушка увидела перед собою кьярта-ваддскую белогрудую медведицу — громадную, взлохмаченную, с неестественно огромными клыками и голодной злобой в сверкающих черных глазах.

— Ребята, бегите, мы с Рин-Тадд их задержим! — завопил Вин-Сунн отчаянно. Пуэлла не видела его из-за могучего силуэта фамильяра, но почти точно знала, что прямо сейчас юноша принял боевую стойку, готовясь отражать атаки и использовать все знания, полученные им во время обучения при дворе. — Живо к двери, пока она свободна!

То, что происходило дальше, Пуэлла помнила смутно: они с Авророй и Ангуисом, будто калеки, кое-как доползли до дверной ручки и, когда выдалась такая возможность, юркнули в коридор, после чего со всех ног помчались вниз по лестнице. Звучала музыка, кто-то шумел, пьяные студенты быстро приходили в себя, сидя на ступенях и хлебая из склянок Люпуса. Ужин был еще нескоро. Так и не попрощавшись с хозяином заведения, троица выскользнула наружу и лишь тогда позволила себе отдышаться.

— Куда нам бежать, если все происходящее соответствует планам ректора и Пситтакуса? — спросила Аврора.

— Нам нужно где-то притаиться, но вряд ли это действительно возможно в студенческом городке. Нас все равно отыщут, рано или поздно, даже если мы попытаемся уверенно замести следы. — Ангуис вздохнул. — Слишком крошечное и камерное измерение, возможность покидать которое зависит от Кунктии напрямую.

— Мне кажется, есть единственный выход, — ответила Пуэлла. — Он странный и безумный, но ничего другого нам не остается. Что-то мне подсказывает, что теперь, когда все вышло из-под контроля, ректор приложит все усилия, чтобы я умерла.

— Смерть для общего блага, да уж, — выдохнула Аврора. — Ну и в чем же заключается твой крайне безумный план? Мы все внимание.

— Нам нужно найти Бону Фидес, и как можно скорее. Пока остальные не прознали о ее призраке, она все еще в безопасности и может нам помочь.

Глава шестая, в которой все меняется.

Они обнаружили Бону в Музее Ботаники: та сидела на стеклянной коробке одного из экспонатов, устало подперев кулаками щеки, и болтала ногами. Вид у нее был скучающий.

— Бона! — радостно воскликнула Пуэлла. Призрак обернулась на голос, изумленно заморгала глазами и соскользнула вниз, направляясь к запыхавшемуся трио. — Мы искали тебя по всему Университету!

Та польщенно улыбнулась, но тут же посерьезнела, рассмотрев тревожную морщинку между бровями подруги.

— Золотце мое, что с тобой такое? Выглядишь так, словно за тобою гонятся.

— Вообще-то, так и есть.

— Что она говорит? — вмешалась Аврора. — Я, если что, по-прежнему не вижу ее и не слышу.

— Ох, об этом потом, — отмахнулась Пуэлла. — Бона, дело в том, что за нами, судя по всему, действительно гонятся. И не кто-то, а Долус Малус собственной персоной, а вместе с ним — его фамильяр и друзья.

— Смилуйтесь надо мною, Демиурги! Какой кошмар! — Бона в ужасе огляделась по сторонам. — И что же нам теперь делать? Я могу как-нибудь помочь?

— Можешь. — Девушка уверенно кивнула. — Скажи, когда ты была в ректорате, никогда не замечала деревянную шкатулку? Возможно, не одну.

— Ну да, видела, — ответила Бона. — Шкатулки со Словами студентов разных лет, которые стоят за стеклом. А зачем они тебе?

— Корвусу ведь закрыли рот с помощью колдовства, правильно?

— Ну… да.

— Что если и у него тоже взяли Слово?

— О… о, Демиурги, какая же я глупая! — Бона закрыла лицо руками. — Даже не думала о таком! Но лично мне непонятно, зачем развязывать этому лгуну Корвусу язык и как это поможет тебе избежать опасности.

— Ректор в сговоре с Кланом Малусов и некоторыми аристократами — ну, или с их избалованными детьми, по крайней мере. Вместе они, судя по всему, пытаются совершить некое добро, способное спасти человечество — предположительно, активировать Антарс, дар богов, который теоретически может уничтожить декурсий раз и навсегда. — Пуэлла тяжело сглотнула. — Мне кажется, что… что они пытаются открыть Антарс с помощью человеческих жертв. Это что-то вроде ритуала. Ну, по моим неподкрепленным предположениям, разумеется.

— И ты думаешь, что Корвус способен это остановить?! — почти закричала Бона. — Да он сам обещал мне друзей и популярность взамен на клятву спасти его! Говорил, что я его хозяйка и что мое родимое пятно на животе — тому подтверждение! Пойми, Пуэлла, белый ворон только и делает, что врет. Знаешь, что я думаю? Если этот ублюдок и связан с происходящим, то несомненно гнет свою линию. Раньше я сказала бы, что весь этот цирк — лишь игра, и на самом деле он совсем не в плену, но… после разговора Пситтакуса и ректора на лестнице я убедилась в том, что ничего не знаю об этом существе. И о том, что ему нужно.

Хозяйка…

Как же давно у нее не было видений. Как давно они не сваливались на голову, заставляя чувствовать себя маленькой, крошечной и ничтожной. Пуэлла увидела Долуса и его друзей, без сознания лежащих на полу, и склонившегося над ними Вин-Сунна, слишком растерянного, чтобы бежать с места преступления. Рин-Тадд, уже превратившаяся из медведицы в обыкновенную девушку, находилась рядом, с испугом созерцая сотворенное.

Вторая полка снизу. Самая крайнаяя шкатулка справа. Пусть Бона откроет ее, выломав стекло, и я освобожусь.

— А сказать сразу нельзя было?! — завопила Пуэлла, не зная, кричит ли она мысленно или в полный голос. — К тому же, даже идиоту понятно, что шкатулки зачарованы, и просто так Слова из них не вылетят!

Конечно зачарованы, хозяйка. Я и не спорю с этим. Правда вот, я силен достаточно, чтобы справиться с такого рода чарами.

— Ты на удивление многословен сегодня.

Да, потому что сейчас сознание Аминия и Оракула, что сковывали меня совместными силами, направлено совсем на другое. Они пытаются найти тебя, хозяйка. Понять, в какой части студенческого городка ты скрываешься, чтобы дать ответ ректору. Хорошо, что ты необычная девушка, и твои давно забытые способности уже начали проявляться. Подумать только, ты запутала самых могущественных существ Двенадцати Держав, посланников Демиургов, их первые творения!

— Значит, твой язык уже развязан, и мне нет никакой нужды тебя освобождать?

О не-е-ет, — протянул Корвус, словно наслаждаясь беседой. — Я по-прежнему не могу рассказать тебе правду о себе и тебе. Даже сейчас, когда эти двое рыщут астральными проекциями по всему измерению, сильнейшее из их заклятий по-прежнему на мне.

— Я велю Боне открыть шкатулку.

Спасибо, хозяйка. Пускай прилетает сюда поскорее!

— Да, и Корвус…

Слушаю?

— Вопрос все еще актуален: почему ты сразу не рассказал мне о шкатулках, сын собачий?!

О, действительно, и как я сразу не додумался! Я узнал, что у тебя есть доступ к ним, около минуты назад — это раз. Меня могли хорошенько огреть магией за такую информацию — это два. Я пытался донести до тебя это осторожно — три. Ты что, не помнишь, как я качал и кивал головою в одном из твоих снов? Силился показать расположение шкатулки, хоть и понимал, глупец из глупцов, что все это зря. В конце концов, разве мог я сам тебя туда перенести? Пределы моих возможностей сильно сузились в заточении.

Все, что я мог — это посылать тебе мыслеобразы, способные помочь вспомнить все самостоятельно. Преследовать, будто тень, надеясь, что этот глупый метод сработает. Твоя мать говорила мне, что воспоминания могут проясниться, если…

— Моя — кто?!

Но Корвус уже не ответил; сморгнув подступившие к глазам слезинки напряжения, Пуэлла обнаружила себя стоящей в Музее Ботаникки, а под руки ее, шатающуюся из стороны в сторону, дежали Аврора и Ангуис.

— Бона, скорее, — решительно сказала она подруге, и Бона, наблюдавшая за происходящим с тревогой на мраморном личике, наконец кивнула, преодолев отвращение. — Вторая полка снизу, крайняя шкатулка справа. Выбей стекло (оно, судя по всему, никак не зачаровано) и открой ее. С остальным Корвус справится самостоятельно.

И Бона стремглав полетела прочь, оставив после себя лишь легкий холодок, который вскоре развеялся. Дрожащая от страха, Пуэлла поглядела сначала на Аврору, а затем на Ангуиса. На обоих лица не было от подступающего к горлу ужаса. Они все ощущали это — охоту, которая теперь велась уже в открытую.

— Недурственное начало учебного года, ничего не скажешь, — выдавила наконец Аврора. — Вот уж не думала, что студенческие приключения начнутся в самые первые дни. Жизнь кипит ключом, так сказать. Буду своим внукам рассказывать…

— …если они будут, — закончил за нее Ангуис. — Вполне вероятно, что нас принесут в жертву за компанию с Пуэллой, ведь мы по несчастливой случайности слишком многое знаем. Ну, или они думает, что мы знаем.

Вся троица слабо рассмеялась и разом, как подкошенная, опустилась на пол. Усталые и тяжело дышащие, ребята принялись молча вспоминать все произошедшее на вечеринке у Долуса.

— Самая быстрая и самая яркая тусовка в жизни, — сказал наконец Ангуис, когда молчание сделалось невыносимым. — Раньше я, разумеется, не бывал на тусовках, и сравнивать мне не с чем, но тем не менее.

— Солидарна, — кивнула Пуэлла. — Все началось и кончилось.

— Зато как кончилось! Просто вечеринка века, — саркастично ухмыльнулась Аврора. — Интересно, кстати, что происходит с Вином сейчас. Я тревожусь за него и Рин-Тадд.

— Я тоже, — хором сказали остальные двое и снова замолчали.

«И все-таки, есть во всем этом нечто хорошее, — заключила для себя Пуэлла, глядя на друзей, что сидели по обе стороны от нее и тревожно оглядывались по сторонам, ожидая преследователей. — Например, то, что я нашла себе компанию уже в самом начале первого учебного года. И какая замечательная она, как ни крути — эта компания! Как только наступят каникулы, я приглашу их к себе в Шикк, и наплевать, что Вин-Сунн — тот еще богач, а Аврора наверняка не полюбит обыкновенную жизнь милого и спокойного городка, что вдвое меньше Пельма».

Девушка всхлипнула — не то от радости, не то от страха приближающейся гибели, способной отнять у нее все новообретенное.

«И тогда бабушка приготовит нам пирог, а я сделаю травяной чай. Придет Амика, и они с Рин-Тадд, сидя на столешнице, вместе съедят целую упаковку печенья — на скорость, разумеется».

А потом, спустя несколько минут или часов, Пуэлла услышала шаги, раздающиеся прямо за дверью, и изумленный вскрик дайры Грамен. И последняяя надежда окончательно покинула ее.

Когда шкатулка приоткрылась, он почувствовал это. Ощутил, сколь малое и вместе с тем сколь многое разделяло его и реальный мир все эти долгие годы. Кажется, он даже немного разучился пользоваться своими силами, что сдерживались этой клеткой и разумами двух ненасытных, жестоких тварей.

— Восхитительно, — сказал он, чувствуя, как Слово поднимается в воздух и растворяется в нем, преодолевая жалкое, истончившееся с годами заклятие. Разумеется, та клятва заключалась не только в держании рта на замке. Чтобы сохранить свою шкуру, Корвус чего только не наобещал. — Хорошо, что все это дерьмо осталось в прошлом.

Была ли клетка зачарована? Разумеется, да! Правда вот, с его вернувшимися способностями это была всего лишь обычная железяка, которая теперь разлетелась в щепки одной только силой мысли. Ведь сейчас все те таланты, что он заблокировал собственным горячным обещанием, медленно, но верно возвращались к нему, наполняя хрупкое тело белого ворона привычным ему могуществом. Слетев со стола на пол, фамильяр с удовольствием принял свое человеческое обличье, расправляя плечи и хрустя тонкой шеей. Внутри бледного долговязого тела было так непривычно, но вместе с тем так приятно находиться, что Корвус зубоскало улыбнулся.

О, а вот и зеркальце! Он бросил в него беглый взгляд: ни капельки не изменился. Длинные белые волосы, белые ресницы, блеклые и невыразительные глаза, тонкая кожа цвета первого снега, обтягивающая вытянутый череп. Тощий, угловатый, с горбатым носом, Корвус совсем не был красавцем в традиционном понимании этого слова, и все же хозяйка всегда говорила ему, что не встречала мужчины более привлекательного.

— На тебе легко задерживается взгляд, — сказала она ему как-то раз, когда они шли вдвоем по своим владениям, а причудливые создания, кланяясь, осыпали влюбленных лепестками цветов и золотистой пыльцой. То были далекие, счастливые, мирные времена. — Ты будто ловишь его в свои сети и никогда более не отпускаешь.

Корвус вздохнул. Да уж, славные были годы. Жаль, что нельзя их вернуть.

«Ну да ладно, не будем думать о дурном. Лучше собраться с силами и вспомнить, чего же мне сейчас не хватает…»

Не хватало золотой серьги — это он понял практически сразу. Корвус завозился в ящиках стола и обнаружил свою пропажу через несколько коротких секунд небрежных поисков.

«Ну хорошо, теперь можно идти. Один вопрос — одетым или обнаженным? Как будет удачнее вернуться, чтобы совершить триумф?»

Корвус задумчиво поскалился в зеркало и решил, что первое предпочтительнее. В конце концов, теперь его хозяйка — девушка восприимчивая, и ни в коем случае не стоило пугать ее своими телесами. В одно мгновение на худые плечи упала тяжелая алая ткань, золотые узоры опустились к подолам, из ниоткуда возник широкий пояс цвета свежей смолы и обогнул его тонкую талию.

Он всегда просто обожал носить кьярта-ваддские лунпао, и сегодня, в день торжества справедливости, просто не мог отказать себе в этом капризе.

Когда он беспрепятственно вышел из библиотеки, пройдя мимо погруженного в транс Анимия, все студенты сбегались в другое крыло, в столовую, чтобы занять места к ужину. Никто почти не обращал на него внимания, и лишь только какая-то парочка, увидев, с сомнением и удивлением зашепталась. Очевидно, приняла его за новоприбывшего преподавателя, осматривающегося на новом месте. Корвус улыбнулся им, и те, прельщенные, мигом заулыбались в ответ — правда, слишком напряженно: он никогда не славился очаровательной улыбкой, даже когда пытался быть дружелюбным.

Он направился вверх по ступеням. Разумеется, можно было воспользоваться силой мысли и мигом переместиться на необходимый этаж, однако одно лишь прикосновение стоп к прохладной лестнице заставляло Корвуса трепетать от восторга. Он был живым и свободным! Треклятое заточение, длившееся веками, наконец закончилось, а человеческое тело, смешное и вместе с тем родное до боли, снова слушается его!

Двери ректората оказались закрыты, и за ними слышались отчаянные вопли Кунктии. Она уже обнаружила выбитое стекло и открытую шкатулку, но ничего не могла с этим поделать. Растягивая удовольствие, Корвус встал у двери и прижался щекою к прохладному дереву.

— Тварь! Ты, никчемная тварь, бездарная и бесполезная! — вопила ректор на Пситтакуса, который спешно пытался оправдываться, но ничего не выходило. — Как ты мог оставить дверь открытой, когда в этом не было нужды? Разве я не сообщила тебе новости о том, что треклятая девка отказалась следовать приказам Долуса?!

— Но я и не оставлял дверь открытой, — вставил наконец Пситтакус. — Когда я вернулся, она была заперта на замок, все надлежащие заклятия остались нетронутыми! Кто-то будто бы проник сквозь нее, миновав даже чародейский запрет!

— Этого не может быть, дуралей! Ни человеку, ни астральной проекции человека, ни даже декурсии просто так сюда не попасть! — закричала, в свою очередь, дайра Кунктия, и неожиданно для себя разрыдалась. — Мы были так близко… так близко к тому, чтобы всех спасти, чтобы закончить великое дело Демиургов… Еще совсем немного… несколько маленьких шажков вперед — и Ритуал был бы завершен, Антарс — активирован, а все твари навечно перестали бы терзать невинных людей!

— Но хозяйка, Оракул и Аминий…

— Они находятся в трансе, ищут треклятую Пуэллу, как ты не понимаешь! Мерзавку как будто высшие силы укрывают от чужих глаз! — голос Кунктии обратился в писк. — Эти двое даже знать, наверное, не знают, что Корвус на свободе! А вдвоем мы с ним…

Мужчина легко прошел сквозь дверь, подола лунпао развевались и трепетали, бледные руки с длинными пальцами выглядывали из-под широких рукавов. Ни одно из заклятий этих жалких людишек — и даже двух уродливых тварей, пока погруженных в транс — ныне не могло ему навредить. Ведь Слово, которое он дал давным-давно в суде, теперь растворилось в воздухе. Он больше не обязан метаться в клетке, неспособный использовать данные от природы способности.

Он может все.

Кунктия завопила, Пситтакус, кивнув массивной седой головой, обратился в попугая, что с каждым мгновением все вырастал и вырастал в размерах. Корвус глядел на все это, как на выступление маленьких детей: снисходительно, сочувственно, сверху вниз.

— Не тратьте свои силы, дайра, умоляю Вас, — сказал он Кунктии, что зажгла Сахасрару и теперь готовилась атаковать разум противника с помощью ментальных сетей. — Ваша сверкающая фиолетовым макушка выглядит просто абсурдно.

А потом он поднялся в воздух, и все чакры его тела зажглись разом, засияв сквозь лунпао. Одним лишь мыслеобразом, легким и призрачным, как сам сон, он сосредоточился на уже активированной Манипуре, сияющей золотым, и размножился, обратившись в армию одинаковых клонов, самостоятельных и жестоких, готовых убивать ради убийства.

— Вы врали студентам, что не знаете ничего о созданиях Тринадцатого Демиурга, — сказал он зловеще. — Быть может, всего лишь забыли? Что ж, я напомню: мое изобретение — сны. И прямо сейчас они убьют вас, на время поднявшись в реальность.

Шаги звучали медленно и осторожно, будто тот, кто ступал по мраморному полу Музея, сомневался в том, что делает. Спрятавшиеся за экспонатами трое друзей переглянулись и молча кивнули друг другу, как бы говоря: смерть так смерть, ничего с этим не поделаешь.

«И кто же мог знать, что обычная студенческая вечеринка в честь дня рождения могла закончиться вот так? — подумала Пуэлла, пытаясь всхлипывать неслышно. — Как жаль, что я ничего не сумею поделать».

И все же… все же ее настораживало, что гость пришел только один. Почему не целая толпа во главе с Кунктией и ее супругом-заместителем? Где Долус и его дружки? Секунды тянулись, словно вечность, и больше всего на свете Пуэлле хотелось, чтобы этой отвратительной неопределенности наконец-то пришел конец. Все-таки, умереть быстро и сразу в тысячу раз лучше, чем иметь палача, любящего смаковать беспомощность своей извивающейся жертвы.

— О, так вот где вы прячетесь! Прошу прощения, если напугал.

Пуэлла подняла глаза — и отпрянула в сторону, упершись спиной в хрупкое стекло. Экспонат накренился и упал назад, в стороны брызнули осколки. Человек резким движением схватил ее за руки и потянул на себя, после чего прижал к груди, словно утерянную возлюбленную, с которой его наконец соединила судьба.

— Я рад, что успел, моя хозяйка. — Незнакомец отстранился, и теперь Пуэлла во всех подробностях рассмотрела его вытянутое бескровное лицо, белые волосы, белые ресницы и губы. — Должно быть, непривычно видеть меня вживую.

— Ты… — Пуэлла растерянно заморгала. Ей хотелось наброситься на него, расспросить, ударить, возможно — даже убить, но вместо этого она просто стояла и смотрела на скалящееся лицо, что с каждой секундой казалось все более знакомым. — Ты совсем как на той картине.

— О, та картина… да, я показывал ее тебе как-то раз. И где она сейчас, любопытно?

— Стоит в магазинчике Роза, внука ректора.

— Даже так? Какая удача! — глаза Корвуса блеснули. — Повесим ее над своей постелью. Надеюсь, мальчишка не проклянет меня, когда я ступлю за его порог. Все-таки, я только что убил его родню.

— Убил?! — вскрикнула Пуэлла. — Кунктию и Пситтакуса?

— Именно так.

— А ты мне уже нравишься, человек-ворон, — сказала Аврора, силясь казаться собранной и ни капельки не удивленной. — Эти сволочи, как-никак, осуществляли казнь моего отца по приказу Совета.

— Твой отец не мертв, Аврора Нихиль, — как бы между делом ответил Корвус, — как и твоя мать, хозяйка. Но об этом мы, пожалуй, поговорим в более подходящее время.

— Какие стремительные повороты. Я не успеваю усваивать информацию, — буркнул Ангуис сам себе под нос. — Одна загадка на другой, а теперь еще и это. Мой бедный разум не выдерживает.

— Ты! — Корвус обернулся на голос; за его спиною, пульсируя в воздухе, плакала призрачными слезами несчастная Бона. — Это из-за тебя я умерла!

— На кого это он таращится? — спросил Ангуис, но в тот же миг, сообразив, кивнул, не успела Пуэлла открыть рот. — О-о, ясно. Кажется, сейчас начнутся разборки. Любопытно, к слову, что ворон ее видит.

Корвус посмотрел на Бону со смесью презрения и сочувствия. Та сдвинула брови к переносице и скрестила руки на груди.

— Лишь ты одна виновна в своей смерти, девушка, — повел плечами Корвус, обращаясь скорее к самому себе, чем к ней. — Этот сценарий, к слову, работал и с предыдущими. Кунктия думала, что так я подыгрываю ей, отчаянно пытаясь помочь в страхе перед наказанием. Она не понимала, что на самом деле мнимое сотрудничество все сильнее приближало меня к истинной хозяйке. Раз за разом, год за годом. Мне не жаль чужих жизней, отданных взамен на личное счастье.

Пуэлла непонимающе сдвинула брови.

«О чем это он говорит?»

Они с Авророй переглянулись; у той было не менее шокированное, обескровленное лицо — вдвое более бледное, чем обыкновенно.

— Но что же теперь будет со мной?! — завопила тем временем Бона. — Я так и останусь призраком, бестелесой и никчемной тварью, блуждающей по Университету? Да никто, кроме Пуэллы, даже не увидел меня за весь этот год!

— Кровь Пуэллы открывает ей многие дороги, — ответил Корвус. — Но ее семейное древо тебя не касается. К тому же, череда мучений уже закончилась: предстань перед моей Анахатой, и твой дух покинет эти края, готовясь к перерождению в одном из бесконечного количества миров.

Светло-зеленое свечение возникло на его груди, мягкое и приятное, манящее одним лишь своим видом. Медленно, испуганно и растерянно Бона Фидес приближалась к Корвусу, глядя только на этот пучок света, идущий из-под его кожи, и будто боясь отвести взор.

— Это значит, что я… — она подняла взгляд на Пуэллу и замялась. — Я перестану существовать, правильно?

— Никто и никогда в этом мире еще не переставал существовать окончательно, — заверил ее Корвус. — Люди и нелюди перерождаются, изменяются, иногда — сливаются с Тьмой и растворяются в других душах, но никогда не исчезают, обращаясь в ничто. Нет такой энергии, что могла бы полностью исчезнуть, не заменившись ничем другим. Вот и ты не умрешь, а всего лишь переродишься: быть может, в богатой семье каких-нибудь зажиточных аристократов, а может — у двух неприкасаемых низкоразвитого племени, которых вскоре загрызут гиены.

Бона поежилась.

— Мультивселенная огромна, и ее сюрпризам нет конца, — философски заключил ворон. — Ты можешь сделать выбор, и сделать его лишь раз: умереть окончательно, забыв обо всем, что было, или так и остаться бестелесым призраком, видимым только Демиургам и моей хозяйке.

— Прежде чем я навсегда умру для этого места… — Корвус улыбнулся и кивнул, услышав ее окончательное решение. — Мне хотелось бы признаться кое в чем Пуэлле.

— Д-да? — спросила та растерянно. Она уже и не знала, чего ожидать.

— Я не все рассказала тебе, потому что стыдилась себя. На самом деле… на самом деле я умерла вовсе не в постели, а зажатой в темном углу одного из корпусов. Смерть настигла меня в объятиях того самого Слуммуса, популярного парня, что устроил мне испытание. Мой договор с Корвусом звучал… еще более извращенно, чем я рассказала поначалу. Взамен на мою помощь ворон пообещал внимание Слуммуса и его интерес ко мне, но отметил, что я буду замечена своей парнем мечты лишь при одном условии: если выполню его приказ. То есть, посодействую Ритуалу и продержу у себя предмет на протяжении тринадцати дней.

— Так ты знала об этом ритуале? — удивилась Пуэлла.

Бона кивнула:

— Правда, немногое, разве что основы. Корвус сообщил мне, что все это — какой-то план Кунктии по спасению человечества, тайный и приводимый в действие через студентов: детей Кланов или аристократов, состоящих в близких дружественных отношениях с ректоратом, точно не знаю. Правда вот, потом ворон сказал, что, в отличие от предыдущих жертв, я не умру, потому что… потому что я его хозяйка, а значит — Тринадцатая Демиург.

— Запутанная ложь, которую я говорил и предыдущим с полного одобрения Кунктии, — улыбнулся Корвус. — Ну так что, Бона? Ты уже сказала подружке все, что хотела сказать?

— Да. — Бона пристыженно кивнула. — Прости, что чуточку приврала. Мне было очень стыдно за то, что я хотела увести Слуммуса от его фамильяра, вступить в греховные для чародейки отношения с другим человеком, да и вообще…

— Не переживай, — сквозь слезы покачала головой Пуэлла. — Все мы совершаем ошибки. Уверена, что, будь ты жива, мы стали бы замечательными подругами на года. Жаль, что возможность упущена.

— Прощай, золотце. — Бросив на Пуэллу многозначительный взгляд, полный боли и радости, Бона наконец приблизилась к Корвусу вплотную, и его Анахата поглотила ее, охватив своим зеленым сиянием, вспыхнув и погаснув, будто мираж.

А потом стало тихо и сумрачно. Ни одного призрака больше не было в Музее Ботаники.

Первой пришла в себя Аврора. Она поднялась на ноги, сделала несколько шагов туда-сюда, а затем спросила, едва сдерживая слезы:

— Что сейчас с моим отцом?

В детстве Пуэлла неоднократно слышала мамины рассказы о том, что Златолик сияет только над Двенадцатью Державами, а где-то за его пределами, там, где начинается Дым, стоит вечный вечер, таинственный и сумрачный, полный жутких теней и странных шорохов. Тогда, много лет назад, она не могла уснуть, представляя гротескные картины: темные клубы, касающиеся земли, замерших Демиургов с их фамильярами, что отгоняют Дым силой мысли, высокую траву, которая колышется и будто шепчет на ухо всякие жуткие вещи… иногда Пуэлле даже казалось, что она умерла бы от ужаса, окажись хоть раз за Золотой Стеной — впечатлительная и слабовольная девочка, она пугалась самих мыслей о таинственности мира снаружи, а потому мама перестала рассказывать ей об этом почти сразу, как только поняла это.

Но теперь она стояла здесь, под темными небесами, и практически не чувствовала страха. Даже то, что рядом стоял Корвус, жуткий альбинос в водянистыми розовыми глазами — его оскал резал полумрак, словно начищенное лезвие — не придавало атмосфере вокруг леденящей кровь жути. Наверное, все случившееся за последние несколько дней слишком шокировало ее, решила Пуэлла. Весь ужас — призраки, видения, мертвая ректор, освобожденный фамильяр с туманным прошлым, осознание собственной вины в чужой погибели — нахлынет на нее единой волною, когда она наконец отойдет от шока.

Сейчас же на сердце было почти спокойно. Дым, что клубился вдалеке, казался ей даже красивым.

— Где это мы? — спросила Аврора, касаясь спины Корвуса. Тот обернулся. — Как мы здесь оказались?

— О, где мы, ты и сама прекрасно знаешь, маленькая храбрая дайра, — осклабившись, ответил ворон. — Сюда перенес вас я. Силой мысли, если интересно.

— Ты… — решилась подать голос Пуэлла. — Ты необычайно могущественный.

— Вполне ожидаемое свойство Тринадцатого Демиурга.

— Что?! — хором воскликнули Аврора, Ангуис и Пуэлла.

Корвус манерно рассмеялся, запрокинув голову. Все-таки, было в его поведении нечто своеобразное — как и в поведении Долуса, и в поведении того же Вин-Сунна. Какая-то странная эмоциональность, странный блеск в глазах, нечто такое, что сложно описать словами… наверное, то была общая черта всех, кто имел связь с богами-создателями (или являлся одним из них).

— Да-да, — сказал Корвус, — теперь вы наконец знаете, кто я такой. Изгнанный, отверженный и проклятый уродец, от которого отвернулись его же братья и сестры. Забытый всеми, вычеркнутый из истории. Номер тринадцать. Проклятое число.

— Но разве может фамильяр быть Демиургом? — изумилась Пуэлла. — Кто же тогда его хозяйка? Смертная?

Корвус бросил на девушку тяжелый взгляд, полный неожиданной боли. А затем снова оскалился — наверное, это была дружелюбная улыбка, а потому Пуэлла также приподняла уголки рта, правда, скорее через силу. Присутствие Дыма странно успокаивало и убаюкивало ее, хотелось опуститься на траву и уснуть, покорившись этой чудесной атмосфере полного штиля. Даже разговаривать хотелось все меньше. Ангуис и Аврора, судя по всему, также начинали потихоньку отдаваться во власть сна: с каждой секундой их быстрое и хриплое дыхание становилось все медленней, глаза прикрывались, стоять на ногах с каждым мгновением становилось все труднее.

— Ах, я совсем забыл, что вам тяжело долго пребывать в бодром состоянии, находясь вблизи Дыма, — улыбнулся Корвус. — Ангуис, Аврора, хозяйка — встаньте пред моей Сахасрарой, и заклятие спадет с вас, сделав устойчивыми.

Его макушка загорелась темно-фиолетовым: он активировал чакру. Пуэлле было приятно наблюдать за этим плавным и успокаивающим сиянием, а когда настала ее очередь, и теплые лучи коснулись глаз, прогоняя сонливость, на сердце стало необычайно тепло. Да, несомненно, она так ничего и не вспомнила, глядя на Корвуса вживую — но отчего-то ей подумалось, что все еще впереди. Она обязательно вспомнит, с его подачи или без, и тогда все окончательно встанет на свои места.

«А как удивится Амика, когда я расскажу ей эту странную историю от начала и до конца! Учебный год только начался, а я уже схожу с ума, предвкушая летние каникулы!»

Корвус деактивировал Сахасрару, и волосы на его макушке вновь стали белыми, как свежий снег. Взглянув на Пуэллу, которая не могла сдерживать странную улыбку — не то истерическую, не то просто счастливую, ведь оба ее друга были живы и находились рядом, а опасность, судя по всему, миновала — ворон указал своей тонкой рукою вперед, туда, где в высокой траве сидели две темные фигуры. Ветерок не касался их волос и одежд; казалось, для них замерло само время.

Троица ахнула (даже Ангиус не сдержал удивление), и Корвус как-то неуютно дернул плечами, когда Пуэлла обратила к нему полный восхищения взор.

— Это же кто-то из Демиургов, сидящих вокруг Стены по всему периметру! И как я сразу не заметила!

— Конкретно этот «кто-то» — Малус, моя хозяйка. Далекий предок Долуса, которого ты знаешь лично. Создатель огня. А за его спиною — Скарабайя, фамильяр. Смуглая красавица, уговорившая хозяина создать пустыню Эвитас и целый народ эвитианцев, которые, как ты знаешь, существуют и по сей день.

Пуэлла восхищенно кивнула. Повернув голову вправо, она увидела вдалеке еще двух медитирующих.

— А кто эти двое?

— О, а эти двое — одна из причин, по которой я перенес нас сюда. Это Конкордия, Первая и могущественнейшая из Демиургов, вместе со своим фамильяром Модестусом. Подойди ближе и погляди сама.

Пуэлла кивнула и медленно пошла вперед, раздвигая высокую траву и огромные стебли экзотических цветов, имен которым она не знала; фигура первой из Демиургов, замершая в медитации, пугала и вместе с тем притягивала ее. Длинные волосы, совсем как на картинах и витражах, вились по спине и плечам, отливали золотом в вечернем сумраке… приблизившись к богине со спины, девушка обошла ее кругом и присела напротив, чувствуя, как блаженный страх охватывает все ее существо. Находиться так близко от создательницы Двенадцати Держав было и приятно, и волнительно, но Пуэлла все-таки пересилила себя и подняла глаза.

На мгновение весь мир замер, и даже сам Дым перестал шуметь за ее спиною.

У Конкордии было треугольное лицо с остреньким подбородком, такое молодое и красивое, что становилось больно — совсем как на той старой фотографии, что осталась дома, в Шикке. Длинные золотые ресницы слабо трепетали, тяжелые золотые кудри пахли травами и домом. Пуэлла опустила глаза на ее руки: смутно знакомые длинные пальцы с полукруглыми ноготками, прикосновения которых были так приятны и отчего-то пробивали на слезу.

— Мама… — прошептала Пуэлла, обнимая недвижную богиню и сама не замечая, что всхлипывает, как маленькая. — Мама, мамочка…

Она не знала, как долго сидела в обнимку с Конкордией, как долго причитала и что-то шептала ей, но когда ее руки наконец отпустили неподвижное тело, а глаза оторвались от любимого лица, она заметила склонившихся рядом Аврору, Ангиуса и Корвуса. Стоило отдать им должное: ни один не пожелал грубо прервать столь трогательную сцену семейного воссоединения.

— Думаю, теперь понятно, почему ты увидела Оракула такой, какая она есть, — сказала ей подруга, помогая подняться на ноги и удерживая: Пуэллу качало из стороны в сторону, она смеялась и плакала одновременно. — Ты еще ближе к Демиургам, чем тот же Долус Малус или наш Вин. О чем идет речь, твоя мама — сама Конкордия!

— Я… я… — Пуэлла попыталась сосредоточиться; ни руки, ни ноги, ни язык ее не слушались. — Я не могу понять, что все это значит. Кем тогда является моя бабушка? Как Конкордия умудрилась покинуть свой вечный пост и проникнуть в мир людей?

— Пожалуй, эта история еще более долгая, чем история о том, как я содействовал Кунктии в выполнении Ритуала, — вздохнул Корвус. — Когда мы вернемся в Университет, непременно сядем в нашей комнате и поболтаем об этом. Аврору, Ангуиса и еще парочку друзей из Кьярта-Вадда я также приглашаю. Будет очаровательный детский утренник со мною в роли воспитателя.

Пуэлла слабо рассмеялась, утирая слезы.

— Не думаю, что Вулпес и его хозяйка будут рады таким гостям.

— Кто сказал, что ты будешь проживать с ними? Твоя мать — сама Конкордия, твой фамильяр — Тринадцатый Демиург. Моя дурная репутация очистится твоим происхождением, а если все пойдет наперекосяк… что ж, мои таланты при мне. Второй раз я не попадусь на ту же удочку. — Корвус щелкнул пальцами, и легкий ветерок, вылетев из-под них, взъерошил волосы Пуэллы. И снова по какой-то странн