Читать онлайн Белые люди бесплатно

О книге
Творчество – это прежде всего терапия. И в этой книге я искренне пытался уместить всю свою жизнь. Локальными путями, небольшими вставками, незаметными персонажами – каждую мелочь я попытался перенести на страницы «Белых Людей». Получилось диковатое произведение про одинокого человека, который социализируется в нашем безумном обществе.
По сути «Белые Люди» – это предыстория «Без Меня», моей предыдущей книги, после которой осталось ещё слишком много вопросов. Я сделал так, что обе книги можно читать по отдельности и совсем не заметить, что они связаны. Изначально я поставил себе цель написать книгу с названием «Белые Люди» после того как прочитал «Тёмные Аллеи» Бунина. Есть такая замечательная песня Светланы Сургановой – «Белые люди в тёмных аллеях». И мне показалось крайне несправедливым, что «Тёмные Аллеи» есть, а «Белых Людей» нет. Так и появилось название. А сюжет обнаружился позже. Помогла опять же музыка – альбом «Возлюбленная Шопена», Сургановой и Оркестра. Образы появлялись сами по себе и в итоге складывались в заковыристый сюжет под этот дивный саундтрек.
И перед тем как представить произведение на суд читателя, я хотел бы передать слово ещё нескольким людям. Тем, кто оказался неравнодушен к этой книге и тоже захотел написать пару строк человеку, который будет листать эти страницы. Моим Белым Людям, которые ещё встретятся с Вами в этой книге. Сам я буду поджидать Вас в конце, чтобы сказать ещё пару слов. Будьте внимательны. Ведь сюжет уже начался.
Илья Шустров
Эта книга построена на удивительных контрастах. Здесь сложный самоанализ депрессивных персонажей сменяется безумными сценами вроде погони за мистической сущностью по Горбушкинскому рынку или алкогольно-сигаретным бартером на Китай-Городе. Главный герой «Белых Людей» проходит сложный путь от абсолютного одиночества к полной социализации. Центральная метафора – одинокий мужчина, который совсем не замечает в окружающем мире красоты и прячется от всего, что может причинить ему боль. Особого внимания заслуживают персонажи-резонёры, которые появляются на протяжении книги в разных ипостасях, причём тогда, когда читатель совсем не ожидает их увидеть. К таким персонажам относится и альтер-эго автора. Однако, не буду раскрывать все секреты этой книги. «Белые Люди» стоят того, чтобы раскрыть их загадки самостоятельно.
Дария Сахнова, филолог
Самая главная особенность «Белых Людей» – это взаимодействие с читателем. В какой-то момент становится понятно, что контакт между тобой и персонажами наладился с самого начала, причём в весьма необычной форме. А посреди отсылок к массовой культуре и классическим авторам читателя ждёт ловушка – никогда нельзя понять, идёт ли речь о нашей реальности, или о сюрреальности «Белых Людей». В какой-то степени эта книга играет с читателем, оставляя ему приветы и послания в каждой главе, одновременно переплетаясь с другими произведениями Шустрова.
Лада Воробьёва, искусствовед
Тонкий психологизм и остроумный стёб над действительностью – вот две составляющих этой книги. Для меня огромная честь прикоснуться к этому произведению. Я ещё появлюсь на страницах «Белых Людей», правда совсем в другой ипостаси. Сейчас я пишу предисловие, а через несколько глав буду водить героев этой книги по окраинам Москвы. Вас ждёт иррациональная психоделика высочайшего качества и я не смею оттягивать момент этой встречи.
Стёпа Кандауров
История абсолютно сверхъестественная. И мой персонаж играет в происходящих событиях далеко не последнюю роль. Уверяю Вас, Вы влюбитесь в меня с первой строчки. Мы побежим с Вами по московской подземке с астероидной скоростью, так что скорее открывайте книгу и начинайте читать, позвольте мне и остальным ожить в ваших умах. Вы окунетесь в эту уютную и захватывающую историю с головой и вынырнете на одном дыхании. Психологический триллер в рамках комедийного сюрреализма ждёт вас уже через пару страниц. Увидимся с Вами буквально через пару глав. До скорого, читатель!
Валерия Аглицкая
В этом произведении Вы для себя откроете Москву с совершенно разных сторон – Москву Центральную, Москву Армянская, Москву Нижегородскую и Москву Лосиноостровскую. Путешествуя вместе с персонажами сего романа (одним из которых, кстати, являюсь я), Вы будете сопереживать им как своим родным. Каждый образ пронизан частичкой души того, с кого этот образ был аккуратно перенесён и адаптирован под реалии "Белых Людей". Говоря кратко – это произведение очень жизненное, лёгкое и не затянутое, с прекрасными шутками, армянским сарказмом и цыгано-грузинскими анекдотами. Также хочу выразить благодарность Илье Алексеевичу за то, что добавил меня и моё любимое гетто в этот роман. Благодарю! Что ж, прощаемся, мой дорогой читатель. Но ненадолго! Ведь скоро мы вместе будем пробираться сквозь шоссе к заветному дому. До встречи!
Даниил Волхонский
Здравствуй, мой юный друг! Очень рад, что ты открыл этот восхитительный роман "Белые Люди", автором которого является мой юный друг, талант из Москвы – Шустров Илья. В своё время, по молодости, я занимался творчеством. Уже тогда был писателем, как и автор этой книги. Мне отрадно понимать, что в современной России продолжают появляться самородки. Такая динамика даёт надежду на то, что русская литература будет жить вечно. Наверняка, эта книга будет одобрена обществом! Также я хочу выразить благодарность Илье за то, что он сделал меня одним из главных персонажей этой книги. Для меня большая честь, что я, пожилой дядька, всё ещё востребован! Все карты раскрывать не буду, но поговаривают, что я там буду весьма неприятным персонажем… Хотите узнать подробнее – скорее открывайте книгу и растворяйтесь в ауре "Белых Людей"!
Андрей Евлампиевич Ускакаев, писатель
Посвящается Т.С.
Вступление
Почему-то каждое утро Максим Владимирович Молчанов просыпался уже уставшим. Доктор говорил, что это называется дисания. И прописывал какие-то таблетки и требовал, чтобы Молчанов наконец восстановил биоритм, ложась спать хотя бы до часу. Но Максим Владимирович каждый раз пренебрегал этими предписаниями. Его работа никогда не давала гарантии того, что вообще можно будет спать этой ночью.
А работал Максим Владимирович в метро, разнорабочим – могли заставить делать что угодно, от охраны станции в ночную смену до доставания вещей с путей. Чаще всего следил за эскалаторами, так как это была его основная специальность. Но если вдруг людей не хватало, то могли попросить помочь смотрящему за камерами или провести день контролёром у этих самых эскалаторов. Причём его часто переводили со станции на станцию. Молчанов постоянно менял место работы. Это вполне соответствовало его темпераменту.
Давайте я немного расскажу об этом человеке. Так как все называли Максима Владимировича Максимом Владимировичем, можно было подумать, что ему лет сорок, он чуть полный, с вечно суровым выражением лица, один из тех, кто ни за что не пустит вас в учреждение, если работает там охранником. В общем, вероятно, такое впечатление складывается у большинства.
На самом деле Максиму Владимировичу не было ещё и тридцати – всего двадцать восемь. Он был достаточно худым, носил стандартную мужскую стрижку на волосах неопределённого цвета, между серым и светло-коричневым. На лице Молчанова вечно застыло выражение усталости, которое ещё больше подчёркивало его и без того острые черты. Максим Владимирович казался тем человеком, который не станет противиться судьбе и встревать в общую суету.
Он жил в однокомнатной квартире в обычной хрущёвке и не имел никого, с кем бы можно было делить эту самую квартиру. Максим Владимирович настолько скучно жил, что со стопроцентной уверенностью знал, что будет делать, когда придёт домой: поест, приготовит перекус на следующий день (нужно же что-то есть во время работы), затем сядет перед старым маленьким телевизором и будет смотреть странный-странный канал без названия, по которому почему-то всегда показывают либо фильм Балабанова «Мне не больно», либо концерт «Наутилуса», либо рекламу. Других каналов у Максима Владимировича не было. Вернее, были, целых три, но работали слишком непонятно.
По одному каналу вечно шли помехи, причём за кадром читали вслух какую-то книгу о старом военном, ждущем письма о пенсии и кормящем петуха. По другому передавали ток-шоу, где мелькали неизвестные Молчанову люди, у которых ведущий обязательно спрашивал: «Есть ли у вас цель в жизни?», или «Когда вы последний раз чувствовали себя счастливым?» и прочие неприятные вопросы. А третий канал показывал новости в городке N. Максим Владимирович никогда не мог найти его на картах. Там вечно происходило что-то душераздирающее или скучное. То кто-то повесился на шарфе, то кто-то заразился от белки бешенством, то какой-то дом снесли.
В общем, жизнь Максима Владимировича Молчанова была наполнена стабильным равновесием. Он был уверен в завтрашнем дне. Уверен и доволен. Уверен во всём, кроме той станции, на которой будет завтра работать. Вот так и проходили дни очередного скучного года Молчанова, когда можно не задумываться о будущем и ни к чему не стремиться. И, хорошо. Потому что, если бы Максим Владимирович хоть раз об этом задумался, то тот же час понял бы, что ему незачем жить. Собственно, и не жил, а существовал.
Но самое главное, сам был доволен своим образом существования. Это нам с вами было бы некомфортно. А Молчанова всё всегда устраивало. Даже к дисании он привык и относился к хронической усталости с утра и до ночи как к чему-то само собой разумеющемуся. Нельзя сказать, что был счастлив. Но Максим Владимирович редко грустил. В основном потому что, чаще всего не испытывал никаких эмоций.
Он не менял своей жизни и продолжал плавать по кругу до череды удивительных событий, которые стали происходить с Молчановым ранним утром седьмого января…
Глава 1. Начало дня
Люди спускались по эскалатору один за другим, один за другим, другой за одним. Их было много. С каждой минутой людей всё прибывало. На часах было семь тридцать утра. Москва ещё не проснулась окончательно, во многом из-за того, что само солнце никак не желало вставать. На улице было темно и многолюдно.
Максиму Владимировичу с его дисанией не доставляло никакого удовольствия видеть сонные лица, плывущие сверху вниз. Впрочем, пожалуй, даже и без дисании Максим Владимирович не был бы рад сегодняшнему утру. На этой неделе Молчанову предстояло работать на станции «Бауманская», где по какой-то причине не хватало сотрудников. Укутанный в своё дешёвое, старое, но всё ещё эффектное пальто, надетое поверх униформы сотрудника метрополитена, он сидел в будке у подножий четырёх эскалаторов и молча наблюдал за посетителями метро.
Будка располагалась между третьим и четвёртым эскалаторами, если подниматься наверх. В целом, рабочее место было достаточно холодным и тесным. Максим Владимирович ворочался в узком квадрате с четырьмя стенами из оргстекла и пытался хоть как-то согреться. Это не удавалось, и он тихо клевал носом. Непонятно было, почему внизу так холодно – «Бауманская» была достаточно глубокой станцией. Во время войны её даже использовали как бомбоубежище.
Откуда-то этот факт взялся в голове Максима Владимировича и повлиял на его сон. Молчанову виделось, что он – советский врач и должен лечить всех раненых, кто каким-либо образом попал на «Бауманскую». Причём почему-то ранеными оказывались вообще все люди, которых Максим Владимирович видел.
Он бегал среди умирающих, при последнем издыхании людей, но всё равно почему-то не хотевших умирать. И чудилось Молчанову, что он единственный здоровый человек на всю станцию. И угнетало это Максима Владимировича ещё больше. Однако стоило ему пришить какому-то солдату руку, как рядом появилась девушка. «Медсестра, видимо»,– подумал Максим Владимирович и, обрадованный тем, что появилась хоть какая-то помощь, побежал лечить ещё кого-то. Потом, он по какой-то надобности повернулся к этой медсестре и опять расстроился – это была не медсестра. Это была просто девушка. Просто девушка, которая непонятно как ещё ходила – настолько она была изранена. Вся сорочка измазана в крови, многочисленные порезы и – самое неприятное – вывихнутая в сторону правая рука.
В эту секунду Максим Владимирович проснулся. Проснулся – и понял: не проснулся. Девушка всё так же маячила у него перед глазами – на сей раз сверху вниз. И тут до Максима Владимировича дошло, что всё-таки нет – проснулся.
Девушка ехала по центральному эскалатору. Такая же израненная и примечательно окровавленная. Ехала в окружении сонных людей, которые, казалось, не замечали её. Максим Владимирович протёр глаза и посмотрел на девушку ещё раз. Всё верно: вот она, едет вниз. Лет двадцати. Красивая, но с безучастным выражением лица, от этого становившегося ещё более жутким. Мельком взглянув на часы, Максим Владимирович отметил, что едва-едва наступило восемь утра.
Когда Молчанов выскочил из своей будки (надо же всё-таки проверить, вдруг нужна помощь), девушка уже шла к поездам. Толпа понесла Максима Владимировича в противоположную девушке сторону – на платформу, откуда ехали в центр. Таинственная же девушка стояла и ждала поезда из центра, где, по понятным причинам, стояло меньше народа.
С трудом выбравшись из потока людей, Максим Владимирович отряхнул помятое пальто, старое и длинное, волочащееся по полу, и направился на другую сторону перрона. Подойдя к девушке на расстояние двух шагов, Молчанов засомневался, стоит ли вообще её беспокоить – ну и что, что вся в крови? Может, модель со съёмок едет? Но потом Максим Владимирович решил, что предложить помощь всё-таки стоит. Исключительно по той причине, что за труп на станции ему сделают выговор.
За мёртвый труп – точно. А за живой, может, и нет. Он похлопал девушку по плечу. Она обернулась и взглянула на Максима Владимировича:
– С вами всё хорошо, девушка?– она недоумённо похлопала глазами:
– Да, а что?
– Вы вся в крови.
– И что?
А вправду – и что?
– У вас рука вывихнута.
– И что?– девушка откинула светлые волосы со лба. Максим Владимирович увидел, что у неё отколота часть черепа.
– У вас дырка в голове.
– Как?– испугалась девушка.– Где?
– Вот здесь,– Молчанов дотронулся до раны на виске и слегка задел кожу. Она была холодной. Девушка достала откуда-то зеркальце и, посмотрев на открытую дыру, скинула прядь волос на неё и улыбнулась:
– Спасибо большое.
В этот момент пришёл поезд. Села на него почему-то только таинственная девушка. Максим Владимирович отошёл от неё и едва не столкнулся с парнем, разговаривающим по телефону. Он вспомнил, что именно этот юноша стоял за окровавленной на эскалаторе. Парень убрал телефон в карман.
– Простите, вы не заметили ничего странного в девушке, которая стояла перед вами?
– Где?– не понял юноша.
– На эскалаторе.
– А кто стоял передо мной на эскалаторе?
– Девушка. Она была вся в крови.
– Разве?– растерянно спросил парень.
– Вы что, не заметили?– сурово спросил Максим Владимирович. Парень испугался.
– Нет…
– Вы хотя бы помните, кто стоял перед вами?– продолжал наседать на юношу Молчанов.
– Да не помню! Не помню!– Рассердился тот.– Кто вообще обращает внимание на тех, кто стоит впереди на эскалаторе?
«И вправду,– подумал Максим Владимирович.– Кто?»
Люди продолжали течь по эскалатору и напоминали Максиму Владимировичу настоящую реку. Разноцветную, разнотонную и постоянную. К десяти часам поток начал редеть. Максим Владимирович потянулся и направился на прогулку по станции.
Время от времени хотелось устраивать такие обходы вопреки регламенту, чтобы проверить, всё ли на его точке спокойно. Убрать особенно нагло проявленный мусор, шугануть подозрительную молодёжь, приглядеть за тем, чтоб никто не бросился под поезд. Всё это доставляло бы Максиму Владимировичу колоссальное удовольствие, разнообразив монотонную работу, если бы Молчанов умел получать удовольствие.
Но, увы, удовольствие для Молчанова было непозволительной роскошью. Максим Владимирович никогда не привносил в свою жизнь никаких радостей. Ровным счётом ничего, что выходило бы за рамки стандартных биологических потребностей. А потребности в радости у него явно не было. Забавно, но кое-какое чувство порой настигало Молчанова. Скука. Если бы у него не было телевизора, то со временем он бы точно растворился в собственных мыслях. Хоть какое-то чувство было в душе Максиме Владимировича.
И эта самая душа Максима Владимировича слегка зашевелилась, когда, уже заканчивая обход, он вдруг услышал громкий вскрик и собачий лай, резко развернулся и увидел, как по платформе, от которой отходили поезда в центр, мечется какой-то бородатый широкоплечий мужчина.
– Арнольд!– кричал мужчина в сторону рельсов.– Арнольд, твою ж манерву!
Максим Владимирович подошёл и взглянул на то, что творилось под платформой. А творилось там следующее: небольшой лабрадор растерянно стоял на рельсах и робко лаял, глядя на хозяина. Неподалёку валялся поводок. Молчанов быстро прикинул, когда ушёл предыдущий поезд, и, резко сказав владельцу собаки прыгать к питомцу и вести его к чёрно-белой рейке на стене тоннеля, возле которой состав останавливается, быстрым шагом направился к будке связи.
Она находилась как раз напротив спасительной рейки. Краем глаза Молчанов видел, как мужчина спрыгнул на рельсы и начал предпринимать попытки взять собаку за поводок.
Дойдя до будки связи, Максим Владимирович распахнул дверь и окинул взглядом крохотное помещение. В этой тесной каморке уместились сразу двое. Один, по всей видимости, не высыпался даже больше Молчанова. Лицо его, чуть опухшее после бессонной ночи, покрывал толстый слой щетины – он явно не прикасался к бритве уже дня три-четыре. Глаза вяло наблюдали за приборной панелью из-за кривых очков. Растрёпанные каштановые волосы, все слипшиеся, грязные, вызвали у Максима Владимировича отвращение.
Сосед же его, толстый и смуглый тип с восточными чертами лица, как раз достававший из рюкзака термос с вкусно пахнущим чаем, принялся щуриться, силясь разглядеть лицо Молчанова.
– Свяжитесь с диспетчером, скажите, чтоб поезд остановили,– приказал Максим Владимирович, решив высказать своё недовольство позже.
– Зачем?– недоумённо спросил тот, что был в очках. Толстяк всё так же пытался понять, кто потревожил их в разгар рабочего дня.
– Собака на путях,– Молчанов нетерпеливо постукивал ногой. В будку он заходить не стал – там было слишком мало места. Да и никакого желания оказаться в этом воняющем потом связистов пространстве не было.
– Так возьмите её за поводок и доведите до этой, как её… стоп-линии,– мужик поправил очки и почесал зарастающий подбородок.
Молчанов оглянулся. На рельсах в это время развернулась настоящая гонка. Лабрадор убегал от своего владельца с невероятной скоростью, увы, в противоположную от спасительной белой рейки сторону. Пару раз попытки хозяина завладеть поводком увенчивались успехом, и кожаный ремешок таки оказывался у него в руках. Но собака тут же делала резкий рывок, и поводок выскальзывал из рук несчастного владельца, оставляя на руках яркий красный след. Тем временем таймер показывал всего тридцать четыре секунды до прибытия поезда.
Максим Владимирович покачал головой и повернулся обратно. В такие моменты он чувствовал себя хоть сколько-нибудь живым. Происходило хоть какое-то движение в его монотонном существовании. Если бы Максим Владимирович умел желать и добиваться, то непременно пожелал бы испытать это чувство вновь и, возможно, начал бы некими изощрёнными путями вносить в свою жизнь элементы живого, добиваясь тем самым удовольствия. Но удовольствия Максим Владимирович получать не умел. Ровно как и желать и добиваться. Ему нравились редкие периоды активности. Нравились, но не более.
– Не успеем,– Молчанов помотал головой.– Свяжитесь с диспетчером.
– Так не успеем же!– недоумённо воскликнул очкастый, одной рукой почёсывая щетину, а другую протягивая к чаю.
– Поймать собаку не успеем!– умей Молчанов злиться, он бы разозлился. Но он не умел, поэтому только делал вид.– А остановить поезд успеем. Звони.
– А ты кто вообще?!– связист сообразил, что не понимает, кто такой Молчанов и почему он нарушает его покой и раздаёт указания. Максим Владимирович тоже ничего не понял. И тут вспомнил, что из-за постоянных сквозняков в будке у эскалатора надел пальто поверх формы сотрудника метрополитена. И вправду, создавалось впечатление, что Молчанов – это вовсе не Молчанов, а просто какой-то сторонний посетитель «Бауманской». Максим Владимирович хотел было объяснить туго думающему коллеге, кто есть кто, но тут другой связист наконец-то разглядел Молчанова.
– Это дежурный по эскалаторам,– объяснил он своему напарнику. Тот ещё раз поправил очки и, вглядевшись в лицо Молчанова, вспомнил, что тот и вправду с утра заправлял движущимися лестницами, сидя в своей крохотной будочке.
– А почему он тогда не у эскалаторов? Что же это он по станции-то ходит?– мозги мужчины начинали работать. Но, к сожалению, всё ещё слишком вяло.
– Потому что у вас дежурный по станции заболел или тоже мучается от последствий бессонных ночей. Я сегодня вообще можно сказать за двоих работаю, и всё нормально у меня получается. В отличие от вас!– Молчанов даже немного повысил голос, чтоб казаться убедительнее. Обернувшись ещё раз, он понял, что до прибытия поезда остаётся всего двенадцать секунд. В тоннеле уже появились лучи фар. Лабрадор, завидев их, остановился и начал громко лаять. Владелец тут же набросился на него сзади и обхватил шею собаки.
Максим Владимирович чертыхнулся (это, кстати, было совершенно искренне – он понял, что сейчас придётся совершать лишние телодвижения) и, расталкивая толпу зевак, смотревших за странной гонкой по рельсам, побежал в другой конец платформы.
На бегу, он не переставая махал круговыми движениями, в надежде, что собака с хозяином отбегут хотя бы чуть-чуть ближе к рейке, а машинист, завидев сигналы Максима Владимировича, остановится пускай даже за метр от мужчины и лабрадора. Одновременно Молчанов кричал изо всех сил, что хозяин должен немедленно лечь на свою собаку и ждать, пока поезд пройдёт. Однако как только пёс понял, что происходит что-то не то, он тут же попытался убежать. На сей раз в нужную сторону.
К сожалению слишком поздно. Максим Владимирович уже подумал было, что его усилия были напрасны и все всё равно погибнут, но тут хозяин собаки услышал Молчанова и совершил фантастический прыжок. Чудесным образом долетев до своего питомца, накрыл его своим телом, а сам умудрился нагнуть голову как раз в тот момент, когда поезд с выпучившим глаза машинистом пронёсся над рельсами до будки связистов. Молчанов тут же живо представил, что будет, если вагон всё-таки задел мужчину какой-нибудь трубой и выдернул у того позвоночник. За такой труп на станции выговор точно будет.
Машинист в ужасе выскочил из своей кабины и ошалело высматривал Молчанова среди покинувших поезд людей. Из будки показались связисты. До них, кажется, дошло, что происходит на платформе, и уж точно они поняли, что выговор им обеспечен. Молчанов же, осторожно прыгнув на сцеп, наклонился к рельсам и спросил, все ли живы. Ответом ему послужил лай лабрадора и возгласы его владельца.
Удостоверившись, что с ними всё в порядке, Максим Владимирович переместился на платформу и направился к головному вагону.
– Никогда раньше людей не давили?– осведомился Молчанов у напуганного машиниста.
– Что, задавил всё-таки?– тот даже побледнел от ужаса.
– Конечно. Ну, не насмерть. Но задавил,– уточнил Максим Владимирович. И связисты, и машинист облегчённо выдохнули. Последний утёр пот со лба и задумчиво протянул:
– Уже пару раз бывали такие случаи. И все всегда живы оставались. И хорошо. Мне такие исходы положительные нравятся.
– Что же вы тогда так растерялись?– безучастно осведомился Молчанов.
– Так с собакой же! Такое в первый раз вообще!
Молчанов кивнул и отправил машиниста дальше по своему маршруту на «Курскую». Как только поезд скрылся в тоннеле, Максим Владимирович погнал связистов вытаскивать мужчину и пса.
– А почему это мы?– возмутился толстяк.– Этим вообще машинист должен был заниматься! Когда такое было, чтоб машинист просто уезжал?
– Ты скажи спасибо что я ещё это всё замну!– Молчанов погрозил связистам пальцем.– Если я расскажу вышестоящим, как вы тут весело время проводите, они этого явно не оценят. Так что прыгайте немедленно! А я пока с диспетчером свяжусь. Скажу, что этот мужик только что упал.
Когда Максим Владимирович затребовал у диспетчера отключение электричества на контактном рельсе и задержку поезда, он со спокойной душой направился наблюдать за забавными связистами, которые, переругиваясь между собой, подсаживали лабрадора и его хозяина на платформу. Непонятно, почему ни смотрящие по камерам, ни старший по станции не обратили на происшествие внимания, но это было даже на руку всем участникам. После того как все твёрдо встали вне путей, Молчанов отправил работников станции на свои места, а сам вместе с радостным собачником и его верным питомцем отправился к эскалаторам. Разместившись в будке, Максим Владимирович не стал закрывать дверь, а решил высказать спасённому всё, что о нём думает.
– Это как вас с лабрадором-то пустили?– спросил Молчанов, понимая, что спас от выговора также и контролёршу.
– Да вот, я с собакой обычно на машине, а тут Арнольду на осмотр к ветеринару надо, а она не заводится, зараза! Ну и подумал – проеду разок, и ничего не случится. Так кто бы знал!
– Да, конечно,– пробормотал Максим Владимирович и поднял взгляд на эскалаторы. В этот момент он вспомнил про утреннюю девушку и спросил:
– А вы… вас как зовут?
– Даниил,– мужчина протянул Молчанову руку. Тот торопливо пожал её и продолжил.
– Даниил, а вы случайно не знаете, тут никаких… съёмок не проводят в районе?– он тщательно подбирал слова, но всё равно не смог нормально задать вопрос.
– Каких съёмок?– не понял Даниил.
– Ну, ужастиков там или детективов.
– Да вроде бы не проводят…– задумался тот.
– А инцидентов никаких не случалось, не знаете? Может, кого машина сбила или из окна кто-то вывалился?
– Да нет, не слышал,– Даниил не совсем понимал, куда клонит Молчанов.– А что?
– Да так, увидел одну вещь странную. Объяснить никак не могу,– во взгляде собеседника Максим Владимирович уловил заинтересованность, поэтому продолжил.– Какая-то девушка. Вся израненная, окровавленная. И череп у неё в одном месте откололся немного. И холодная вся была. Она ещё прошла на платформу и села в пустой поезд, куда больше никто не сел. У меня раньше в жизни ничего такого… необъяснимого не случалось,– новые ощущения выводили Молчанова из зоны комфорта даже больше, чем разговор с человеком. Поэтому он пытался разобраться, откуда взялась эта странная девушка. Даниил молчал, а Максим Владимирович бормотал себе под нос:
– И ещё кожа у неё такая… белая… как будто изнутри светится немного…
– Как вы сказали? Светится?– внезапно мужчина напрягся, а его пёс недовольно заворчал.
– Ну, не то чтобы светится… вроде даже отражает свет со станции. Понимаете?– Даниил кивнул:
– Понимаю. У меня тоже что-то такое было.
– Не расскажете?– спросил Молчанов и опешил. Ему стало интересно. Это было ещё одно незнакомое ощущение. Слишком много нового за один день.
– Расскажу!– мужчина неспешно погладил бороду и начал.– Это было пару лет назад. Помню, год високосный был. Уже кончался как раз, декабрь на дворе стоял. Я сидел у себя в комнате за компьютером. Жена в магазин ушла, а это обычно долгое мероприятие. Ну и вот, сижу я дома один. Арнольда тогда ещё со мной не было,– он потрепал пса между ушами. Тот высунул от удовольствия язык.– И тут слышу странный звук. Из ванной. Как будто бы стирает кто-то вручную. Я ещё подумал, жена что ли вернулась, но я бы услышал хлопок двери, в квартиру явно никто не входил. Звукоизоляция в доме хорошая, такая слышимость проявились бы чутка пораньше – у нас сразу все соседи имелись, никто не заселялся после нас. А то, может там такая система, что от соседей сверху слышно, а от соседей снизу не слышно, откуда я знаю? А по лестничной клетке у нас такие соседи хорошие ещё тогда были – дед Фёдор с женой Евдокией. Дед пил, конечно, много. А она же всё время болела. Но хорошие такие были соседи. Я это всё не просто так рассказываю, это к моей истории самое прямое отношение имеет. Ну вот, сижу я и думаю, что это может быть. Уже было, например, что у меня жена забывала снять с плиты какую-нибудь сковородку и в ней всё шкварчить начинало. Я поначалу нервничать начинал ещё, а потом привык. Вот и тогда подумал, наверное, она стиральную машинку не выключила, но ещё послушал – а там звук как будто прямо руками стирают, перебирают. Ну решил, что это уже точно что-то не так пошло, и пошёл, в ванную. Дверь открыл и тут же и застыл. Над раковиной стояла бабушка Евдокия и стирала длинное вечернее платье. И сама бабушка, и платье – всё было таким как раз белым, словно светящимся. Я так опешил, говорю ей: бабушка, вы тут чего делаете, а она отвечает, что вроде как стирает. Ну, соображаю – всё правильно, бабушка Евдокия зашла постирать. Жена, наверное, пустила. Может, у них воду отключили. Ну я обратно к себе пошёл и сел за компьютер. Через пару минут чётко слышу хлопок двери. Встаю. Иду в прихожую. Это жена пришла. Спрашиваю, что там у соседей, чего они к нам стирать ходят, а она так на меня странно посмотрела, говорит, что не пускала никого. Иду в ванную, а там никого. Думаю, что за чертовщина, хлопка-то не было. Иду к соседям, звоню в дверь, дед Фёдор открывает – весь в слезах. Говорит, бабка моя померла. Вот тогда мне по-настоящему страшно стало. Не знаю, в общем, зачем ей ко мне на стирку понадобилось приходить, но пришла же…
Некоторое время и Даниил, и Максим Владимирович сохраняли молчание. Оба думали над странными и необъяснимыми событиями, произошедшими с ними. Наконец Даниил вспомнил, что надо бы отвести Арнольда к ветеринару. Мужчины распрощались. До конца смены оставалось ещё долго. Молчанов думал о том, как странно чувствовать интерес к чему бы то ни было после стольких лет полного безразличия. Вполне вероятно, что ни Даниила, ни его собаку Молчанов не увидит больше уже никогда. Но почему-то хотелось, чтобы встреча с этой парочкой ещё хоть раз произошла. Это было не столько желание самой встречи, сколько неприятие той мысли, что больше они не увидятся. Это было странно. Молчанову пришлось бегать по станции, контактировать со связистами и диспетчером, а лабрадор обслюнявил Максиму Владимировичу пальто.
Вроде бы Молчанов должен быть зол. Вернее, конечно же, злиться Молчанов не умел. Но как минимум Максим Владимирович ожидал от себя хотя бы стабильного безразличия. У него и друзей-то никогда не было. Не было в них нужды. Максим Владимирович всегда был уверен в себе и во всём, его окружавшем. Поддержка никогда не требовалась. Общение тоже. Возможно теперь, когда с Молчановым произошло нечто, выбивающееся из привычного распорядка дня и что он не смог объяснить, ему понадобился взгляд со стороны? Да, вполне возможно.
Но тогда что же это была за девушка? Неужели призрак? Но она же не была прозрачной, до неё можно было дотронуться. Бабушка эта вообще воду включала. С другой стороны, что это, если не призраки? В мистических делах у Максима Владимировича опыта не было никакого, поэтому рассуждать на эту тему он не мог. Да и рассуждать он не умел.
Обычно, придя домой после рабочего дня, Молчанов садился перед телевизором и просто смотрел в экран. Мыслей в его голове не было никаких. Когда он начинал чувствовать, что засыпает, Максим Владимирович выключал телевизор и шёл в кровать. С утра, проснувшись со своей дисанией, шёл на работу и там продолжалось ровно то же самое. Только смотрел он не в экран, а на окружающую действительность. Она была не многим интереснее, но нужно было на что-то смотреть. При этом Максим Владимирович не думал абсолютно ни о чём. Практически всегда он просто наблюдал. А тут потребовались усилия, чтобы подумать.
Именно поэтому Молчанов почувствовал облегчение, когда смена закончилась. Значит, скоро он будет дома, может, ляжет спать даже пораньше. Возвратившись в родную квартиру, Максим Владимирович устало опустился в кресло и включил телевизор. И сразу его поразили две вещи.
Во-первых, не пойми откуда взялись ещё два канала. Новостной федеральный и какой-то магазин на диване. Но это Молчанов понял уже позже, когда разбирался, по какому из своих привычных каналов вообще может быть показано то, что он увидел, как только включил телевизор.
А увидел он следующее. Женщина-репортёр стояла возле общежития Бауманского университета и достаточно бодро рассказывала о том, что сегодня утром из окна общежития выпрыгнула молодая девушка. Покончила с собой. А в верхнем правом углу висела фотография девушки. Пускай без дыры в черепе, но Молчанов всё равно её узнал. Он точно видел её сегодня утром. Получается, что мёртвую, призрака?..
Если бы тогда Максим Владимирович знал, к чему приведёт эта история… В принципе, ему бы было всё равно. Как и всегда. А может, и нет. Молчанову нравилось знать наперёд, что будет завтра. Нравилась уверенность. И в тот момент, когда он увидел утреннюю девушку по телевизору, он был уверен, что видел призрака. Но он ошибался. Это был Белый человек. Первый в его жизни.
Глава 2. Чистота
Прошла уже почти неделя с того дня, когда Максиму Владимировичу привиделась мёртвая студентка. После долгих и трудных размышлений Молчанов пришёл к выводу, что она именно померещилась его полусонному сознанию. А потом разум подвёл её образ под фотографию студентки-суицидницы. Иного объяснения Максим Владимирович не нашёл, а беспокоиться по такому пустяку считал и вовсе занятием раздражающим.
Что интересно, если раньше ему на всё было наплевать, то теперь в душе появились как минимум два новых чувства: Молчанова могло что-то раздражать и заинтересовать. Но, к счастью, проявлялись эти чувства достаточно редко. Раздражали его в основном другие люди и их бесполезные или деструктивные действия. А заинтересовывали события, которые поначалу могли показаться необъяснимыми. Например, когда по каналу новостей из городка N начали вдруг рассказывать о закрытой пивной, где по ночам порой загорается свет, Максиму Владимировичу захотелось досмотреть этот сюжет, хотя он уже собирался ложиться спать.
Но в быту Молчанов продолжал практиковать безэмоциональность. Когда ему сообщили, что сегодня нужно выполнять обязанности контролёра на станции метро «Сухаревская», Максим Владимирович равнодушно кивнул и отправился на место работы.
Смена начиналась в восемь часов утра, как и всегда. Единственным случаем на памяти Молчанова, когда пришлось заступать на место работы раньше, был тот день на «Бауманской». В любом случае, дневные смены в принципе не нравились Максиму Владимировичу. Он любил ночные, когда можно было спать сколько угодно. Иногда он даже высыпался, и дисания его не мучала. Правда, такое счастье настигало Молчанова совсем редко.
На «Сухаревскую» Максим Владимирович отправился в достаточно разбитом состоянии. В последнее время стали мучить боли в рёбрах с левой стороны груди. Поначалу он грешил на сердце, но врач сказал что это невралгия, смешанная с кардионеврозом и опять посоветовал ложиться спать хотя бы до часу ночи. Молчанов снова предписаниями доктора пренебрёг. Ему не надо было спать. Ему надо было на «Сухаревскую».
Из всей работы, которую Максим Владимирович мог выполнять в метро, контролёрские обязанности утомляли его меньше всего. Стоять и смотреть, как подростки пытаются протиснуться без билета, тут же возвращать их обратно, чувствовать свою власть, слушать крики офисных работников, обозлившихся на бабушку, которая слишком долго ищет проездной, – удовольствие! Но удовольствие Максим Владимирович получать всё ещё не умел. Не всё же сразу. Для начала – раздражительность и заинтересованность, а потом, может, что-то ещё подтянется. Хотя Молчанов уже пару дней не чувствовал и этого. Он уже начал думать, что это было разовое помешательство из-за призрачной девушки и вскоре вернётся обычное равнодушие.
Но как только Молчанов поднялся по эскалатору к месту работы, – пространству возле турникетов – он тут же почувствовал раздражение. Провести смену ему предстояло со своей старой знакомой Ариной Лысенко. Невысокая темноволосая женщина лет пятидесяти с заливистым смехом издалека увидела Молчанова и принялась язвительно улыбаться. Как только Максим Владимирович подошёл к ней, Арина поправила свои растрёпанные чёрные волосы, на секунду напустила на себя серьёзный вид, но тут же прыснула и шутливо ударила Максима Владимировича по руке:
– Ну что, Молчанов? Как жизнь? Давно не виделись, дружок!– Максим Владимирович никогда не считал себя тактилофобом, но такое проявление чувств его точно не порадовало. А Лысенко всё продолжала измываться над Молчановым.– Нет, да это просто издевательство какое-то! Молчанов, чего ты не меняешься, а? Как был сычом, так и остался! Никакого развития. Скучный ты человек!– и она снова рассмеялась.
Ему тут же захотел сказать женщине много всего, что он о ней думает, но отвечать не стал. Ещё тратить на неё мысли. И к тому же будет хуже, если Лысенко взъестся на него и начнёт подстраивать неприятности. Молчанов знал, что Арина ни в жизнь так не поступит, но всё равно не хотел связываться с этой забивной дамочкой.
Когда они с Ариной разошлись по своим точкам на этом маленьком пятачке, Молчанов огляделся. Лысенко сидела в будке в конце турникетов и наблюдала за происходящим из-под полуприкрытых век. Только проработав с ней какое-то время, Максим Владимирович смог понять, что Арина таким образом вводит людей в заблуждение, чтоб её не беспокоили по пустякам. Как только Лысенко было необходимо предпринять что-либо, она в это же мгновение с широко распахнутыми глазами бежала туда, где понадобилось её присутствие.
Сам же Молчанов стоял по другую сторону турникетов, ближе к эскалаторам. Именно ему досталась грязная работа – следить за безбилетниками. Но, Максим Владимирович был не против. Почему бы и нет? Тоже способ развлечься. Странный, не многим доступный, но от этого даже более приятный.
Люди ходили через турникеты толпами. Нарушителей в этот день почти не было. Пара-тройка молодых девушек предприняла попытку проникнуть на станцию вслед за медленно шаркающим дедом, который даже не заметил за собой хвоста. Однако акция оказалась бесполезной – Молчанов тут же остановил наглеющую молодёжь и отправил за билетами. Чем тратить время на штраф – лучше так. И быстрее, и всем от этого лучше. Но последнее мало заботило Максима Владимировича. Главное, что быстрее. Арина показала Молчанову большой палец, увидев манёвры коллеги. Он вяло улыбнулся и продолжил следить за пассажирами.
Их было слишком много. И все они были как на подбор – скучные, правильные и ничего не нарушающие. Молчанов уже начал засыпать, как вдруг из рации донёсся приглушённый голос Лысенко:
– А чего этот там стоит ревёт? Слышь, Молчанов, сходи проверь. Не нравится он мне.
Максим Владимирович резко проснулся и, повертев головой, понял, о ком идёт речь. Недалеко от турникетов, рядом с автоинформатором, стоял, прислонившись к стенке, высокий юноша. Его лицо Молчанов видел очень хорошо – плотно сжатые губы, слегка дрожащие от рыданий, заставляли скулы слегка выдаваться вбок, отчего ровный овал лица приобретал нечто острое и жалкое. Из-под густых ресниц текли слёзы и застилали глаза, которые Максим Владимирович умудрился разглядеть, когда юноша поднял лицо кверху, чтоб слёзы не катились по впалым щекам с такой бешеной частотой. Его волосы цвета молодой берёзовой древесины под ярким июльским солнцем спадали на лоб и недвижно лежали зловещей вуалью. И было в нём что-то такое, отчего Молчанову стало слегка не по себе. Максим Владимирович не сразу понял, что от юноши исходит какое-то странное сияние. Очень тусклое. Как будто его кожа отражает свет со станции.
Как только Молчанов вспомнил, где он раньше видел такое сияние, ему тут же стало совсем жутко. В памяти всплыла девушка-суицидница. И тут Максим Владимирович мигом решил, что нужно делать. Он поднял рацию ко рту и, нажав на кнопку вызова, спросил у Арины:
– Ты тоже его видишь?
– Естественно, вижу. Ты подойди к нему, спроси, что не так!– настаивала Лысенко. Молчанов уже повернулся к загадочному юноше, но внезапно снова ожила рация:
– Молчанов! Повернись к турникетам, зараза!– Максим Владимирович развернулся, но ничего такого не увидел.– Девка слева от тебя! Она без билета пролезла! Прямо перед моей будкой пролезла, пакость такая!
Молчанов тут же быстрым шагом подошёл к проходившей у другой стены девушке и, несмотря на протесты, отвёл её в сторону от толпы. Девушка недовольно спросила у Максима Владимировича, что происходит.
– Предъявите ваш билет или социальную карту, пожалуйста,– вежливо попросил Молчанов. Девушка замялась:
– Уже выкинула!– нашлась она. Максим Владимирович перевёл взгляд на пол от турникетов до места, где он поймал находчивую безбилетницу. Там не валялось ни единого билета. Урн не было даже у эскалаторов, до которых девушка не успела дойти. Она как раз проследила за взглядом Молчанова и поняла, что прокололась.
– Ладно-ладно. Со штрафом или так обойдёмся?– Максим Владимирович даже не смотрел на неё. Он искал взглядом плачущего юношу. Искал и нигде не находил. Исчез. Девушка тем временем начинала нервничать.– Да не было у меня билета, не ищите! Куда вы смотрите?
– Чёрт,– выругался Молчанов.– Ты мне призрака спугнула!
– Эй,– девушка даже опешила,– мы с каких пор на «ты» перешли?– но через секунду до неё дошёл смысл сказанного Молчановым и её красивые тонкие брови взметнулись вверх.– Кого спугнула?
– Ну, может, и не призрака…– Молчанов с ужасом понял, что не уверен.– От него просто такое свечение исходило… странное…
– Какое свечение?– девушка с опаской смотрела на Максима Владимировича. Молчанов секунду постоял и внезапно, не отпуская руки девушки, побежал к Арине. Безбилетница уже проклинала все силы, которые привели её сюда и нашептали пройти без билета. Молчанов постучал Лысенко в стекло будки. Та быстро отворила глаза и выжидающе уставилась на Максима Владимировича.
– Ты видела, куда тот юноша пропал?– Арина помотала головой.
– Не видела. Ну пропал и пропал, тебе-то что? Это уже дежурного по станции теперь забота.
– Чёрт!– Молчанов сел на пол возле будки и обхватил голову руками. Арина пожала плечами и снова прикрыла глаза. Девушка без билета, видя, что за ней никто не наблюдает, поколебалась и пошла в сторону эскалаторов. Но оглянувшись на Максима Владимировича пару раз, замедлила шаг.
Наконец остановилась, постояла уже совсем перед эскалатором, затем выругалась и пошла назад. Молчанов всё так же сидел, обхватив голову руками. Неожиданно он почувствовал, как его плеча кто-то коснулся. Максим Владимирович поднял глаза и увидел девушку без билета. В её взгляде читалось сочувствующее волнение.
– У вас всё хорошо?– незнакомый человек впервые так волновался о Молчанове. Да вообще, кто-то впервые о нём волновался. Опять что-то новое. Опять непривычно.– Что это был за парень, которого вы искали?
– Да так, странный один,– отмахнулся Максим Владимирович.– Я просто уже видел нечто похожее. И стало интересно разобраться.
Под выжидающим взглядом девушки, Молчанов нехотя рассказал ей истории о девушке на «Бауманской» и бабушке, которая стирала вечернее платье. Девушка слушала очень внимательно. Когда Максим Владимирович упомянул Даниила и его лабрадора, она даже перебила его, спросив:
– Его задавят?
– Кого? Мужчину или пса?– не понял Молчанов.
– Пса.
– Нет, не задавят.
– Ну и отлично,– и продолжила слушать.
После рассказа о таинственной девушке с белой кожей и дырой в черепе девушка задумалась о чём-то и вдруг спросила:
– А вас как зовут?
– Меня?– удивился Молчанов. Его поразил сам факт, что кого-то заинтересовало имя контролёра, который мало того, что задерживает этого кого-то бредовыми историями, так ещё и пытался оштрафовать.
– Максим Владимирович,– протянул он после недолгой паузы. В ответ девушка засмеялась:
– Везёт мне на Максимов, конечно. Я Лера,– и она протянула руку. Тот недоумённо пожал её и поглядел на девушку. Волосы до плеч были странного, коричневато-жёлтого цвета, как золотисто-русые закатные тучи. Черты лица смотрелись очень приятно – мягкие губы, которые так и умоляли свою хозяйку сложить их в улыбке, аккуратный носик, который Лера иногда морщила, пытаясь чихнуть, зелёные глаза под чуть прикрытыми веками. Девушка была невероятно симпатичной. Серое вельветовое пальто из-под которого выглядывал аскот в клеточку, прекрасно дополняло её образ. Сама Лера уже думала о чём-то другом и тут же транслировала это Молчанову.
– А тот парень, которого я спугнула, он тоже призраком был по-твоему?– она запнулась и подняла взгляд на Максима Владимировича.– Можно на «ты»?
– Да пожалуйста,– Молчанову было всё равно.– Я думаю, что тот парень был как минимум странным. И кожа у него тоже была белой. И ещё он очень внезапно исчез,– видимо, Молчанов выглядел расстроенным, потому что Лера внезапно хмыкнула и сообщила, сложив руки на груди:
– Ну это не повод для грусти вообще ни разу. У вас тут в метро этих призраков, как тараканов.
– У нас нет в метро тараканов,– пробормотал Молчанов и только после этого вник в сказанное Лерой.– В каком смысле?
– В таком,– нашлась девушка.– Я как-то раз ехала в «Беляево». Проехали «Китай-город» и тут остановили поезд. Это уже поздно вечером было, я в вагоне одна была. А там между «Китай-городом» и «Третьяковской» находится одна из закрытых станций. Ну я это тебе объяснять не буду, ты лучше меня знаешь, где там у вас какие станции заброшенные. В общем, вот. Стоит поезд, а я голову поворачиваю и в окно смотрю. И вижу там на перроне… там ещё такое тусклое освещение было. Полумрак, ламп работающих мало. Да даже работающие работать нормально не хотели – мигали всё время. И я смотрю, а там мужик какой-то стоит в форме контролёра. Курит.
– Ну, может, у контролёров там перекуры,– пожал плечами Молчанов, напуская на себя равнодушный вид. Сделать это было крайне сложно, потому что ему было на самом деле интересно.
– Да подожди ты!– гаркнула Лера. Арина открыла один глаз и скосила его в сторону Молчанова.– Он ещё был такой, знаешь… как желе. Полупрозрачный. И тоже весь белый какой-то. Мне ещё так жутко стало, помню.
– Белый?– Молчанов задумался.– А когда это было?
– Да недели две назад. А что?
И тут Максиму Владимировичу пришла в голову странная идея. Он прекрасно понимал, что это мероприятие ничего не даст, поэтому сразу попытался отогнать от себя так некстати появившуюся мысль. Но что-то не давало этой мысли уйти. Интерес. Возможно, именно после девушки на «Бауманской» Молчанов начал замечать за собой иррациональное желание сделать порой что-то, что не должен. Он пристальнее смотрел на пассажиров, внимательно наблюдал за каждым подозрительным лицом. Один раз, когда Максим Владимирович поднимался на какой-то станции, на параллельном эскалаторе увидел девушку с перерезанным горлом. Молчанов тут же перепрыгнул на этот эскалатор и побежал вниз, как он думал, за очередным призраком. Прыжок уже сам по себе чего стоил! Но Молчанов не успокоился на этом. Он догнал девушку и поговорил с ней. Выяснилось, правда, что это как раз бутафорский призрак. В тот день в Москве проводилось какое-то «косплей-пати», куда девушке непременно надо было ехать в образе некой Ванессы Лиметье из неизвестного Максиму Владимировичу аниме. Поднимаясь обратно, Молчанов про себя проклинал и анимешников, и косплееров, и чёртову Ванессу Лиметье, и в особенности того, кто перерезал ей горло.
До кучи, Максим Владимирович перестал использовать на пульте от телевизора какую-либо кнопку, кроме кнопки включения – теперь не было нужды переключать каналы. Максим Владимирович смотрел только новостной канал. Зачем – он и сам не знал. Но факт остаётся фактом. С недавних пор Молчанов начал порой творить вещи, от которых приходил в недоумение. Как он – Максим Владимирович – умудрился скатиться в такое ребячество? Но сейчас ему было всё равно.
Молчанов встал и постучался в будку к Лысенко. Арина тут же открыла глаза и уставилась на коллегу.
– Я минут на сорок отойду. Если что, звони. Мой рабочий у тебя остался же?
– Конечно остался. Только какого чёрта ты куда-то намылился? А мне тебя ещё и прикрывать!
– А ты вспомни, сколько раз я тебя прикрывал,– выпалил Молчанов и, развернувшись, пошёл к эскалаторам под хохот Арины Лысенко. Она часто смеялась невпопад. Уже на станции Молчанов вдруг услышал позади себя вопль:
– Слышь, Максим Владимирович, без меня, что ли поедем, а?– Молчанов обернулся. К нему шла Лера.– От Лерки Аглицкой ещё никто не уходил так просто!
– То есть вы со мной хотите ехать?– опешил Максим Владимирович.
– Естественно! Я тоже на своего призрака хочу ещё раз посмотреть,– Аглицкая схватила Молчанова за руку и вместе с ним протиснулась в закрывающиеся двери вагона.– Хорошо, что хоть на одной линии.
Максим Владимирович вздохнул и взглянул на Аглицкую. Она изучала схему метро, висящую на стене. В принципе, Молчанов не видел в сложившейся ситуации ничего плохого. Подумать о том, что сейчас нужно делать можно было и со спутницей. Не то чтобы так было веселее, но от Леры так и веяло чем-то мотивирующим – её активность, напористость, всё это в какой-то степени вдохновляло Молчанова действовать. Возможно, наличие рядом человека, которым движет абсолютно та же цель. При таком раскладе он уже не казался себе откровенно безумным. Это было либо рациональное мероприятие, на которое может подписаться не только безэмоциональный работник метрополитена, либо групповое помешательство и мужчине с образом жизни нелюдимого социопата интересно абсолютно то же, что и активной резвой и лёгкой на подъём девушке. Странная схема получается.
– А нам на какой выходить?– поинтересовалась Аглицкая.
– Понятия не имею,– честно ответил Молчанов.
– Это в каком смысле?– не поняла Лера.
– Ну я же не работал на заброшенных станциях. Я вообще не разбираюсь, как туда попадать.
– Зашибись!– протянула девушка.– Ну ничего, мы с тобой доедем как-нибудь, а потом уж разберёмся, куда идти.
Сосредоточься Молчанов на происходящем, он обязательно схватился бы за голову. Но у Максима Владимировича были другие мысли в его и без того перегруженном разуме. Размышления о таинственных людях, которых он начал видеть с недавних пор оказались вытеснены абсолютно другими суждениями, появившимися в голове, как только Максим Владимирович окинул взглядом вагон. Он наблюдал за собравшимся в вагоне народом и ужасался.
Несмотря на свободные сидения, пассажиры стояли, прислонившись к дверям. Разве они не знают что если в основном цилиндре случится пробоина, через которую будет выходить воздух, то двери тут же откроются? В памяти всплывали байки, которые иногда рассказывали понурые машинисты. Например, как из открывшейся двери вывалился человек, и буквально пару секунд его спина касалась стены тоннеля. Его вытащили почти сразу, мужчина даже остался жив. Но так как было лето, жара, на несчастном была только одна рубашка. От неё остались только рукава и передняя часть. Вся ткань со спины исчезла вместе с кожей и большей частью мышц. Мужчина корчился от боли, а остальные пассажиры старались не смотреть на торчащие из кровавого месива рёбра с позвоночником.
Или про девушку, которая тоже вывалилась из-за неполадок с цилиндром, в панике попыталась схватиться за какую-то трубу, но зацепилась за торчащий из стены крюк и была буквально разорвана. К тому же, крюк вошёл в тело сбоку и прошёл между рёбер. Но за рёбрами шёл позвоночник. Когда до него дошёл крюк, то спрятанный за позвонками спинной мозг оказался просто выдран из её тела.
Страшно хотелось рассказать всем этим недалёким пассажирам парочку таких историй. Все эти люди ужасно раздражали Молчанова своей тупостью. Помимо дислексиков, игнорирующих надпись «не прислоняться», вагон наполняла безвольная серая масса, уткнувшаяся в свои крохотные мирки, состоящие из единственного тупика. Кто-то глядел в смартфон, кто-то спал, а самые безнадёжные просто смотрели в одну точку. И зачем только Молчанов поехал на этом поезде?
Вскоре состав остановился, и Максим Владимирович услышал рингтон своего телефона. Молчанов достал аппарат из кармана и взглянул на экран. Звонила Лысенко.
– Кошмар, у тебя что, звонок по умолчанию?!– Аглицкая даже выпучила глаза от изумления, настолько не ожидала услышать стандартную заводскую мелодию в век развитой музыкальной индустрии. Но Максим Владимирович отмахнулся:
– Да?
– Алло, Молчанов? Тут опять этот твой парень плачущий стоит. Не знаю, может, тебе надо… Это ты кого там тащишь?– последняя фраза была ответом на вскрик Леры «Эй, ты куда меня потащил?». Максим же Владимирович, как только услышал о возвращении плачущего юноши, в ту же секунду схватил Аглицкую за плечо и выскочил с ней из закрывающихся дверей.
– Арина, глаз с него не своди, я скоро буду!– прокричал Молчанов.
– Что значит не сводить? Мне на турникеты смотреть надо.
– На него смотри, чтоб не ушёл! Всё, жди!– Максим Владимирович отключился.
– И что это значит?– Аглицкая приняла позу крайнего возмущения: подбоченилась, сдвинув бёдра вправо, и принялась постукивать ногой по полу. Молчанов махнул рукой в сторону противоположных путей:
– Пошли. Там мой призрак вернулся.
– А,– в голосе Леры послышалось понимание вкупе с заинтересованностью,– поняла. Пошли конечно.
Максим Владимирович и сам не понимал, чего ожидает от встречи с загадочным плачущим юношей. В глубине души он, безусловно, жаждал получить ответ на вопрос, кого же Молчанов тогда видел на «Бауманской», а ещё Максим Владимирович надеялся, что тот как-то связан с покончившей с собой студенткой. Ситуация явно выходила из-под контроля.
– Что же это за год такой, всё ведь нормально у меня было всю жизнь, спокойно. И вот что это началось?– бормотал Молчанов, под грохот колёс, чтобы Лера не услышала. Впрочем, Аглицкой и не было интересно, чем сейчас занимается её новый знакомый. Она что-то очень внимательно читала в своём телефоне. Что-то выяснив, она наклонилась к Максиму Владимировичу и перекрикивая все шумы сообщила ему:
– Там сейчас депо!
– Где?– прокричал в ответ Молчанов.
– На станции этой заброшенной!
– А! Меня бы туда так просто и не пустили бы. А с тобой ещё сложнее было бы.
– Ничего не поняла, но скорее всего, согласна,– кивнула Аглицкая.– Всё, выходим,– и она впереди Молчанова побежала прочь из вагона.
– Ты не поверишь, Молчанов!– Лысенко разводила руками и активно поднимала и опускала брови после каждой фразы.– Я на полсекунды взгляд отвела – и, ты не поверишь, пропал! Народу тогда вообще никого не было, ни в какой толпе он затеряться не мог! Куда делся – ума не приложу!
– Да что ж за хрень такая!– выругалась Аглицкая. Максим Владимирович же просто сел на пол, обхватив голову руками. Опять упустил.
– Да ладно тебе, ты не расстраивайся, ещё увидишь этих призраков сколько надо будет!– утешала Молчанова Лера.– И в депо поедем посмотрим. Разберёмся, не переживай!
В этот момент Максиму Владимировичу так захотелось укорить девушку, что он даже поднял голову и попытался нахмурить брови. Но брови Молчанова вместо этого взлетели вверх, как только он увидел, кто идёт позади Аглицкой. Плачущий юноша.
Но на этот раз в нём что-то было по-другому. Его кожа никак не светилась и не казалась белой – кожа как кожа. Молчанов вскочил на ноги и проводил юношу взглядом. Аглицкая поначалу не поняла, из-за чего Максим Владимирович так резко изменился в лице, но увидев, что тот смотрит куда-то ей за плечо, обернулась.
– Это он?– Лера тут же поняла, что происходит, и оказалась взволнованна ничуть не меньше Молчанова.
– Он,– кивнул Максим Владимирович, сглатывая подступивший к горлу комок.
– Молчанов, ты видел?!– Лысенко выбежала из своей будки.– Как он вышел за турникеты? Я бы его углядела!
– Ты чего стоишь, пошли догоним его!– закричала Аглицкая и побежала к эскалаторам. Максим Владимирович пытался осознать, что происходит, поэтому не сразу отреагировал. Лера уже скрылась из поля зрения Молчанова, как вдруг его подхватила под руку Арина.
– Пошли быстрее, он уедет сейчас!– Лысенко впервые за всё время её общения с Максимом Владимировичем проявила такую прыть.– Слышишь, ты как умудрился такую девку найти, а?– спросила Арина, пока они с Молчановым бежали к платформам.
– Какую?– не понял Максим Владимирович.
– Безбилетную эту. Активная такая, боевая. Инициатива на лицо, с тобой такие обычно не общаются.
– Со мной никто обычно не общается,– буркнул Молчанов. В ответ Лысенко расхохоталась. Эскалатор на «Сухаревской» был на редкость длинным.
Когда контролёры оказались на платформе, они принялись оглядываться в поисках либо Аглицкой, либо плачущего юноши. Молчанов никак не мог найти ни предполагаемого призрака, ни новую знакомую. Он чувствовал, что сейчас произойдёт что-то страшное, что-то очень плохое. Тут наконец Максим Владимирович увидел и Аглицкую, и загадочного юношу. Лера стояла посередине зала и оттуда наблюдала за стоящим у края платформы парнем, по лицу которого потоком струились слёзы. Но если Лера совсем не понимала, что происходит, и просто с волнением наблюдала за плачущим юношей, то Молчанов сразу понял, к чему идёт дело.
Эти сжатые кулаки, трясущиеся колени, губы, которые что-то беззвучно шепчут на прощание. Рука несколько раз дёрнулась к карману. Максим Владимирович знал, что в кармане лежит телефон: хочется напоследок написать кому-то, или позвонить. Всё это Молчанов уже видел как-то раз. И запомнил на всю жизнь. Между тем таймер показывал двадцать секунд до прибытия поезда. Надо было что-то предпринимать. Причём срочно.
Максим Владимирович пошёл в сторону плачущего юноши, ускоряясь с каждым шагом. Тоннель уже был освещён фарами приближающегося поезда. Парень сделал глубокий вдох и, всхлипнув, выдохнул; закрыв глаза, сжал кулаки ещё сильнее и шагнул на пути. Молчанов, не раздумывая, прыгнул вслед и за секунду до непоправимого повалил парня в жёлоб между рельсами.
– Охренеть, я в какой фильм попала?– поражённая увиденным Лысенко с ошарашенной улыбкой подошла к Аглицкой. Лере же захотелось достать телефон и вызвать себе санитаров, а заодно посмотреть, не поседели ли её волосы.
Когда Молчанова и плачущего юношу, который оказался вполне живым и назвался Георгием, достали из-под поезда, Арина нервно смеялась и расспрашивала парня о причинах неудавшейся попытки суицида.
– Ну чего у тебя? Любовь несчастная, да?– юноша кивнул.– Господи, банально-то как! Вот вообще не переживай. Сама она дура. Красавец какой! На такого любая девушка нападёт и не отцепится, если у неё глаза не в жопе! Ну чего ты так кардинально, а? Вот это вообще не выход. От слова совсем. Я тебя лично на сайте знакомств зарегистрирую, если надо будет, слышишь! Тебе лет-то сколько? Жизнь только начинается! Ты таких баб столько ещё встретишь, что считать перестанешь. Вот вы, мужики, странные! Одна идиотка попадётся – и сразу под поезд! Ну кто так делает? Не выход это, ещё раз скажу! Ты внимательно меня сейчас слушай. И реветь не надо. Нервы свои не трать, они не восстанавливаются.
– Восстанавливаются,– хрипло проговорил Георгий.
– Да хрен с ними, с нервами!– отмахнулась Арина.– Тебе просто не обидно столько сил тратить на какую-то пилотку? Ты парень замечательный, по тебе сразу видно. Это она теряет, понимаешь? У меня вот у подруги дочка сейчас есть одинокая. Красавица просто высшего уровня! Лично вас сведу, понял? Ты близко живёшь?
– Да. Дом за церковью. Там во двор… зайти надо. Через арку.
– Я тебя лично доведу и в руки кому-нибудь передам. Не-не-не, ты у меня живее мёртвого будешь!
Пока Лысенко заговаривала Георгия, Молчанов, утирая пот со лба, наблюдал за этим диалогом, сидя на лавке вместе с Аглицкой. Девушка, убедившись, что её волосы сохранили свой удивительный цвет оттаявших после долгой зимы листьев ясеня, повернулась к Максиму Владимировичу и откровенно спросила:
– У вас каждый день такой писец происходит?
– Нет, конечно. Хотя в последнее время что-то часто под поезд бросаются. То собаки то люди…– неожиданно, Молчанов кое-что вспомнил. Он подошёл к Георгию и прервал словесный поток Лысенко.– Простите, молодой человек, а в вашем круге общения не было студенток Бауманки?– юноша помотал головой.
– Молчанов, ты сбрендил? Какая Бауманка?– не поняла Арина. Засмеявшись от глупого вопроса, Лысенко тут же продолжила.– Ты его не слушай. А вообще ты мне сразу показался каким-то несчастным. Как увидела ещё когда ты в первый раз пришёл, сразу поняла – что-то не то!
– В какой первый раз?– Георгий начал отходить от потрясения и попытался понять суть вопроса.
– Ну ты же не сразу решился, раза два до этого приходил сегодня,– пожала плечами Лысенко.
– Ничего п-подобного. Я только один раз сюда пришёл. Сейчас. Чтобы сразу… прыгнуть,– выдавил юноша.
– Бедняжка,– Арина вздохнула.– Всё из головы вылетело. Ничего, оправишься. Ну и вот, слушай дальше…
Максим Владимирович отошёл обратно к Аглицкой и опустился на лавку. Лера не знала, что сказать, а Молчанову нужно было подумать, поэтому на какое-то время воцарилось молчание. Нарушил его, что удивительно, Максим Владимирович.
– Там сейчас другая бригада подъедет, я сегодня работать не буду.
– Ну само собой,– кивнула Аглицкая.– Сейчас бы работать после такого веселья!– и опять тишина. Однако через пару минут Лера вздрогнула и ткнула в бок своего нового знакомого.– Максим Владимирович, дай номер свой.
– Чего дать?– не понял Молчанов.
– Телефон свой дай, говорю.
– Это в каком смысле?– Максим Владимирович совсем не ожидал такой просьбы и нашёл её двусмысленной.
– Ничего не подумай, с тобой весело просто. А у тебя девушка-то есть?
– Нет,– Молчанов помотал головой.
– Найдём. Я тебя в свет выведу. Какой-то ты загнанный.
Когда Максим Владимирович пришёл домой и сел перед телевизором, то даже не включил его. В голове роились мысли. Он отчаянно пытался понять, что за существ видел уже два раза за последнюю неделю. Они наверняка были одного происхождения. Георгий явно был жив, значит, это точно не призраки. Но кто-то же стоял у стены тогда. Кто-то же плакал, поднимая голову к потолку. Кто-то, излучавший загадочное белое свечение. Кто-то, точь-в-точь похожий на Георгия. Кто-то, но не он.
Глава 3. Жизнь ради искусства
Через несколько дней после инцидента на «Сухаревской» Максиму Владимировичу объявили, что какое-то время ему предстоит работать на «Трубной» в великолепной, по мнению Молчанова, должности. Максиму Владимировичу предстояло сидеть в мониторной, куда транслировались видео с камер на станции, и изредка выходить, если появится что-то нехорошее. Это входило в обыденное для Молчанова понятие Службы безопасности. Огорчало немного то, что при таком виде деятельности подразумевался коллега – работа была парной.
Но это можно было перетерпеть. Коллега явно не начнёт вытаскивать Молчанова на прогулки, не будет пытаться пойти с ним в клуб. Дело в том, что за эти несколько дней у Максима Владимировича появилась подруга. Лера была первым человеком, которого не смущала полная безынициативность Молчанова. Она писала ему первой, сама звонила порой, звала на прогулки, и, в целом, Молчанов понял, что её звонки прекрасно помогают справиться с мрачной серостью работы в метро.
В тот день эту серость, помимо Аглицкой, скрасил коллега. Оказавшись в мониторной, Максим Владимирович увидел за пультом знакомый силуэт. Это был едва ли не единственный человек, общество которого Молчанову было приятно – его тёзка, тоже Максим. Но Вячеславович. Максим Вячеславович Иссинский, худой, среднего роста мужчина с длинными тёмными волосами, плотно прилегающими к черепу. На его лице всё время было позитивное выражение. Даже если Иссинский был сосредоточен на чём-то, уголки его губ всегда были чуть приподняты. Рассмешить Максима Вячеславовича было невероятно легко. Он был лёгок на подъём и быстро вникал в суть любой шутки. Приятнее человека Максим Владимирович в метро не встречал. Как всегда, Иссинский сразу же обернулся на звук открывшейся двери.
– О, Молчанов,– Максим Вячеславович засмеялся и, привстав, пожал Максиму Владимировичу руку. Его веки в состоянии покоя всегда были чуть-чуть опущены. Создавалось впечатление, что Иссинский всё время хочет спать. Но в моменты беспокойства и крайнего сосредоточения глаза распахивались во всю ширь.– Как жизнь?
– Как всегда,– Молчанов пожал плечами.– А ты как?
– Ты знаешь, я потерялся!– сообщил Иссинский. Эта фраза означала совершенно конкретную ситуацию – несколько минут назад, Максим Вячеславович связывался с диспетчером Наринэ-Иванной. Наринэ-Иванна была хорошо знакома Иссинскому, на неё Максим Вячеславович всё время почему-то попадал в экстренных случаях. Каждый раз, звоня в диспетчерскую чтобы сообщить о каком-то происшествии, Иссинский слышал один и тот же голос с красивым акцентом. Он уже примерно представлял себе эту даму, несмотря на то что вживую они ни разу не виделись. Её примечательные фразы Максим Вячеславович нередко цитировал. Однажды, когда Наринэ-Иванна запуталась руками в проводах, она с возмущением заявила в трубку: «Я потерялас!». Это рассмешило его донельзя. Ещё Максим Вячеславович несказанно радовался, когда в рации появлялись помехи и Наринэ-Иванна принималась раздражённо жаловаться: «Да я не понимаю, щто это за радио, где вообще находимся? Щто за шум… Кто шумит-т?!». Ещё Иссинский любил порой пытаться скопировать очаровательный акцент Наринэ-Иванны, но терпел крах. Её голос был уникален, спародировать его не представлялось возможным. Слегка тянуть звук «м» на конце слов, выделять «о» в окончаниях – этого было недостаточно. Порой Максим Вячеславович порывался написать книгу «Как говорить, как Наринэ-Иванна». Ведь есть же книга «Как говорить, как Стивен Фрай», значит и про Наринэ-Иванну нужно что-то такое создать. Этот уникальный говор, ласкающий слух посреди грубых интонаций прочих работников метрополитена, был для Иссинского определённой отдушиной. И раз сейчас Максим Вячеславович радостно сообщил, что потерялся, это явно было следствием недавнего диалога с Наринэ-Иванной.
– По какому поводу на этот раз созванивались с Наринэ?– поинтересовался Молчанов
– У нас художник опять чудит.
– Какой художник?– не понял Максим Владимирович.
– На «Трубной» бродит один дедушка, всё время мольберты свои расставляет. Нам его либо самим надо убирать, либо силы посильнее звать,– такие фразы тоже были фишками Наринэ-Иванны. Она иногда говорила Иссинскому, что его наглядность не наглядная, когда тот описывал ей некую ситуацию на станции.– Руководство утверждает, что он мешает движению народа.
– А он мешает?
Иссинский пожал плечами:
– Да не особо. Но нам его сегодня необходимо будет гонять, если опять припрётся.
– Ну если надо, значит будем гонять.
И начался рабочий день. По камерам, с одной стороны, не показывали ничего интересного. Но, с другой, это были и не новости городка N, или депрессивное ток-шоу. Разговоры с Максимом Вячеславовичем изрядно скрашивали день Молчанова. Они успели обсудить все проблемы типичного работника метро. Иссинский жаловался на машинистов, которые, смертельно бледные вылезали из-под поезда с кровавой кашей на руках после того, как сбивали очередного неудачливого пассажира. По словам Максима Вячеславовича, все машинисты обязательно начинали ныть об этом Наринэ-Иванне, используя диспетчера как психолога.
– Я… я его сбил, убил, перерезал напополам!– со слезами в голосе сообщал ей очередной убийца поневоле.
– Даже так? Безобразие!– осуждающе комментировала такие сообщения Наринэ-Иванна.
А после этого она обязательно звонила Иссинскому и рассказывала, насколько же ей надоели эти несчастные. По словам Максима Вячеславовича, Наринэ-Иванне уже не хотелось их жалеть, как поначалу. Когда приходится выслушивать подобные истории раз в два-три дня, пропадает всякое желание тратить на них нервы. Самое интересное заключалось в том, что в диспетчерскую нужно было звонить совсем не машинистам, а другим работникам станции – дежурному или его помощнику. Но обезумевшие от свершившегося машинисты, в ужасе выползающие из-под поезда и выбирающиеся на платформу блевануть, почему-то почти поголовно ковыляли к связистам и лично дозванивались до диспетчера.
– Я где-то читал про женщину, которая на машине сбила старушку и тут же сама стала звонить в полицию,– рассказывал Иссинский.– Вроде как даже не плакала, не кричала, просто в состоянии аффекта сообщила, что она сбила бабку. Это, по-моему, статья в каком-то журнале была. И там ещё психолог объяснял, что такие вещи сразу хочется проговорить с кем-то. Ну даже не хочется, а это просто необходимо. Вот с машинистами то же самое.
Но больше всего Максима Вячеславовича раздражали люди с длинными шарфами, которые волочились по полу и порой попадали в ленту эскалатора. Обычно удавалось шарф быстро развязать или вырвать из цепких металлических челюстей коварного механизма. Но случались и смертельные исходы. Иссинский даже показал Молчанову видео с монитора, где маленькая женщина с очень длинным шарфом, оказавшимся смертельной ловушкой, задыхалась на полу у эскалатора, пока ей не помог спустившийся следом мужчина.
– Ну не дура ли?– возмущался Иссинский.– Идиотка просто! Мозгов нет вообще. Шарфы в метро категорически не нужно носить, я считаю. И уж точно надо следить за ними возле эскалаторов.
За такими непринуждёнными и весёлыми диалогами прошло часа два. И тут, на очередной позитивной ноте, Иссинский бросил взгляд на монитор и вздохнул:
– Ну что такое!
Молчанов тоже посмотрел на экран, и в одну секунду у него перехватило дыхание:
– Ты тоже видишь это?– на камере номер четыре шёл странный человек. Его тело было невозможно разглядеть на камере из-за странного белого свечения. В толпе людей выделялось жуткое белое пятно. Максим Владимирович трясущимися руками схватил Иссинского за плечо и слегка встряхнул:
– Ты это видишь?!
– Конечно вижу! Это кошмар какой-то, мне надоело, я не пойду. Молчанов, сходишь?– Максим Владимирович непонимающе взглянул на коллегу. Призрачная сущность появляется в радиусе ста пятидесяти метров, а Иссинский не хочет туда идти. Это как?
– А ты их часто видишь?– Молчанов решил уточнить, параллельно направляясь к двери.
– Да почему их, он один, вообще,– Максим Владимирович резко развернулся.
– В каком смысле один? У меня это уже третий.
– Интересно, я думал такой долбанутый в метро только один,– задумчиво протянул Иссинский.
И тут Молчанову пришла в голову мысль, что они говорят о разных вещах.
– Ты сейчас про кого?– спросил Максим Владимирович.
– Про художника. А ты про кого?– Молчанов пригляделся к мониторам и увидел на экране под номером шесть забавную картину. Многие колонны на «Трубной» были украшены витражами, изображающими различные города и достопримечательности России – цветные стёклышки, выложенные в форме вещей и зданий, ассоциирующихся с определёнными местами, создавали на станции атмосферу торжественной галереи искусств. И возле витража Коломенского расположился небольшой мольберт, за которым сидел старичок с пышной седой шевелюрой. Он рисовал станцию с таким упоением, что выглядел продолжением стены – настолько он был статичен.
– Это тот художник, что ли, которого прогонять надо?– догадался Молчанов.
– Конечно. А ты про кого?– не понял Иссинский.
– Да ни про кого,– Максим Владимирович уже успел пробежаться взглядом по камерам и понять, что таинственное белое пятно в виде человека уже исчезло. Молчанов открыл дверь и вышел из мониторной. Спускаясь, он размышлял о странных вещах, которые с ним начали происходить. И самым странным было то, что Молчанов даже не мог решить, какая странность смущает его больше – сверхъестественные люди или появление (страшно сказать) подруги.
Лера Аглицкая проявляла в отношении Молчанова свою бесконечную инициативу. При этом девушка каждый раз подчёркивала, что они только друзья и на нечто большее Лера подписываться не будет. Максим Владимирович не знал, как относиться к её рассказам о вдохновляющих вещах. Аглицкую восхищала архитектура Питера, лошади и книги некоего Кирилла Схимника. Обо всём этом Лера с воодушевлением вещала Молчанову, притом что ему в какой-то момент даже стало интересно, чем же так цепляют книги Кирилла Схимника, какой район Питера лучше подходит для жизни и как верховая езда влияет на правильную осанку. Аглицкая была только рада поделиться подобной информацией. И что эта шикарная девушка нашла в Молчанове? Он же никуда не годится как друг – сидит целыми днями на работе, потом спит дома, музыку не слушает, книг не читает, в кино не ходит. Когда Лера узнала обо всём этом, то пришла в ужас. А после того как Максим Владимирович сообщил, что у него даже компьютера нет, Аглицкая и вовсе чуть не расплакалась. Молчанов поражался её терпению и интересу к его персоне. Для самого себя Максим Владимирович казался тотально неинтересной личностью. Собственно, так и было. Лера говорила, что во всей судьбе Молчанова есть какой-то трагизм, какая-то мистика. И это было интересно.
Между тем, за подобными мыслями Максим Владимирович проехал весь эскалатор и направился прямо к художнику. Предстоял нелёгкий разговор. Нормальный человек уже придумал бы, что сказать этому коренастому, плотненькому дедушке с густыми седыми волосами. Но Молчанов – это Молчанов. Он просто подошёл к художнику и похлопал по плечу. Тот обернулся. Лицо у старика было на редкость добрым. Обрамлённое аккуратной бородой и пушистыми усами, его лицо демонстрировало правильный прямой нос, маленькие глаза с сетью морщин в уголках и потрескавшуюся нижнюю губу. Лоб у живописца оказался также испещрён морщинами. Сейчас брови старика были сосредоточенно нахмурены, и он непонимающе глядел на Молчанова.
– Вы не могли бы уйти? Вы мешаете людям ходить,– сухо сказал Максим Владимирович.
– Так мне же совсем чуть-чуть осталось!– грустно воскликнул старичок. Молчанов бросил взгляд на его картину. Станция на самом деле смотрелась как вживую. Но на завершение полотна явно требовалось ещё много времени.
– Не чуть-чуть,– возразил Молчанов.
– Ну хорошо,– вздохнул старичок. Он медленно убрал кисти и палитру в чемоданчик, куда после была отправлена картина, неторопливо сложил мольберт и ушёл.
– Делов-то!– хмыкнул Максим Владимирович.
Пока он ехал на эскалаторе обратно, то думал, за что же Иссинский так сильно недолюбливает этого художника. По мнению Молчанова, жалующиеся машинисты являли собой куда более мощный раздражитель. Вновь оказавшись в аппаратной, Молчанов застал окончание диалога Максима Вячеславовича с диспетчером.
– Нет, Максим-м, мы с тобой должны как-нибудь встретиться!– бодро вещала трубка. Судя по очаровательному акценту, это была Наринэ-Иванна.– Давай сегодня кофе попьём после работы?
– Я не могу, у меня немецкий,– у Иссинского и вправду были курсы немецкого языка в тот день. Он был слегка раздосадован, что лишается встречи с Наринэ-Иванной.
– Щто?– не расслышала диспетчер.
– У меня немецкий,– повторил Максим Вячеславович.
– Щто?– почему-то шёпотом спросила Наринэ-Иванна.
– Немецкий!– так же шёпотом ответил Иссинский.
– А!– в трубке послышалось довольное восклицание.– Зер гут! Ну ничего, всё равно приходи. Будем с тобой на немецком разговаривать. Ладно, отбой!– и Наринэ-Иванна повесила трубку.
– Ты ей уже сообщил о художнике?– спросил Молчанов, присаживаясь в кресло.
– Ага.
– А разве из-за такого надо связываться с диспетчерами?
– Да нет, не надо, я ей по дружбе позвонил,– пожал плечами Максим Вячеславович.– Веселю её иногда.
– Неплохо,– кивнул Максим Владимирович.– А почему ты так нелестно отзывался об этом художнике? Неконфликтный, послушный. Правда, собирается медленно. Но это ещё ничего.
– Вот ты его так раз шесть погоняй и сразу всё поймёшь,– объяснил Иссинский.– Я-то тут уже третий день работаю.
– А он всё время возвращается?
– Ещё как!– Максим Вячеславович потянулся и принялся наблюдать за мониторами, повернув кресло к столу.– Я, честно говоря…– он запнулся, а через секунду непонимающе посмотрел на Молчанова.– Это что вообще такое? Поразительная наглость! Ты посмотри!
Максим Владимирович посмотрел на экраны и увидел на них того же старичка, мирно рисующего станцию с натуры. Но на сей раз мольберт стоял в противоположном конце платформы.
– Нет, это что вообще такое?– возмущался Максим Вячеславович.– Он мало того что тут же вернулся, так ещё и, похоже, новую картину начал, с другого ракурса! Нет, дай-ка я схожу к нему, поговорю!– и Иссинский встал с кресла и решительно прошёл к двери.
По камерам Молчанов видел, как его коллега спускается пешком по эскалатору и быстро шагает к другому концу станции. Художник был несколько удивлён раздражению Максима Вячеславовича. Конечно, камеры были без микрофонов, но Молчанов очень хорошо представил, какими выражениями одаривает несчастного старичка Иссинский. Максим Владимирович ещё долго смотрел бы на эту перепалку, получая от неё некоторое удовольствие, если бы не увидел, как мимо Максима Вячеславовича и упорно пытающегося отстоять своё право на натуру художника проплывает белое пятно. В эту секунду Молчанов даже не сразу сообразил, что нужно предпринять. Поначалу была мысль побежать на платформу, но Максим Владимирович здраво рассудил, что призрак уже уедет. Тут же вспомнив, что на столе лежит рация, он схватил прибор и закричал в него:
– Иссинский! Обернись!– Максим Вячеславович на камере обернулся только через три секунды – то ли видео доходило с задержкой, то ли Иссинский просто не сразу понял, откуда идёт приказ. Пятно уже успело дойти до края монитора и скрыться из поля зрения камеры.
– Что такое?– раздался хрип из рации Молчанова.
– Там идёт сейчас человек, у которого кожа белым светится?– Максим Владимирович тщетно искал, на каком мониторе теперь стоит белое пятно.
– Какой человек?– не понял Иссинский.
– С белой светящейся кожей! Посмотри внимательно!– ничего похожего на призрак на мониторах не было.
– Тут нет таких,– через пять секунд сообщил Максим Вячеславович.– Чёрт, Молчанов, я из-за тебя художника не смог нормально припугнуть! Он же теперь опять явится!
Максим Владимирович посмотрел на монитор от камеры, у которой стоял его коллега. Старичка уже и след простыл. Теперь Иссинский недовольно смотрел прямо в объектив камеры, показывая Молчанову своё недовольство.
– Извини,– Молчанову было в принципе всё равно, но с Максимом Вячеславовичем нельзя было портить отношения. Извиниться нужно было.
– Ладно, ничего страшного,– ответил Иссинский.
Пока Максим Вячеславович шёл обратно к эскалаторам, чтобы, поднявшись по движущимся лестницам, зайти к Молчанову в смотровую, сам Молчанов вспомнил случай, произошедший на «Сухаревской». Арина Лысенко познакомила тогда Георгия с дочкой своей подруги, но акция оказалась в корне бесполезной – Георгий Шипилов категорически не хотел ни с кем заводить отношения, а как подруга эта девушка была никудышной. Шипилова куда больше радовало общение с Аглицкой. Лера часто гуляла с Георгием, приучая того к долгим пешим прогулкам. По философии девушки счастье и покой где-то обязательно должны были существовать. Надо было просто найти то место, где тебе хорошо, и ходить туда чаще. А чтобы найти это место, надо ходить. Много и усердно. Иногда Шипилов и Аглицкая доходили до подмосковных городов – Королёва, Реутова, Тминова. Кстати, город Тминов Молчанов почему-то никогда не мог найти на карте, хотя Аглицкая часто рассказывала, как же там красиво и как они с Шипиловым там замечательно погуляли. Собственно, всё вышеперечисленное рассказала Максиму Владимировичу именно Лера. Так как Максим Владимирович всё время был либо на работе, либо спал, а Аглицкой хотелось гулять, она выспросила у Арины Лысенко номер телефона Георгия, после чего записала парня в список партнёров по прогулкам.
– А как ты понял тогда, что он прыгать собирается?– спросила Лера на следующий день после инцидента.
– Потом расскажу,– отмахнулся Молчанов. Они тогда пересеклись в метро и разговаривали обо всём происходящем ещё на уровне знакомых. Теперь же Максим Владимирович понимал, что у него появилась подруга. Но даже ей он пока не хотел рассказывать о том, откуда ему известен тяжёлый взгляд самоубийцы. Эту историю он никому никогда не рассказывал и в дальнейшем не планировал. Зачем нагружать подобной чернухой ту же Аглицкую или жизнерадостного Иссинского. Максим Вячеславович между тем, как раз вернулся в мониторную.
– Вот это, конечно, типаж,– он засмеялся и сел напротив Молчанова.– Интересно, у него работа помимо картин присутствует? У него вообще покупают что-нибудь? Да уж, жизнь ради искусства! Целыми днями ходит в метро рисовать. Замечательно. Наринэ-Иванна сказала бы в такой ситуации, что человек сошёл с ума.
– Ну почему же,– Максим Владимирович достал свой обед и, отпив из термоса сладкого чая с лимоном, решил продолжить дискуссию.– Человек, наоборот, нашёл свою стезю и теперь все силы отдаёт на это дело. Если бы не рисование, этот старичок как раз сошёл бы с ума. Он не видит галлюцинаций, не считает себя Жан-Полем Сартром. Вполне здоров.
– Кстати, про галлюцинации,– вспомнил Иссинский.– Что ты там за белого человека видишь?
– А,– вспомнил Молчанов.– Да так, ничего интересного. Просто иногда какую-то фигню вижу. А когда ты два раза увидишь, тебе потом такое везде мерещится…
Максим Вячеславович сделал возмущённое лицо и, театральным жестом указав на Молчанова, сообщил с акцентом:
– Молчанов сощёл с ума!– и оба засмеялись.
– Конечно!– Максим Владимирович ещё раз отпил из термоса и предложил Иссинскому.– Будешь?
– Наливай, хе-хе!– снова фраза Наринэ-Иванны. Как-то раз к ней зашла коллега и попросила вскипятить воду в чайнике, на что диспетчер потребовала, чтоб та сама налила воду и издала странный смешок. После этого Наринэ-Иванна ещё долго уверяла Максима Вячеславовича, что наливают там именно воду.
За приятной беседой прошли следующие два часа. С Иссинским можно было разговаривать на очень приятные темы с непривычным для Молчанова оживлением. Конечно, во многом жизненные позиции Максима Вячеславовича и Максима Владимировича расходились, но для Молчанова это не отменяло того факта, что Иссинский – отличный человек. Если бы тот захотел стать Молчанову другом, то сам Максим Владимирович был бы не против. Но навязываться человеку с дружбой уж точно не хотелось.
Вообще, оперируя такими терминами, как «друзья», «дружба», нужно соблюдать осторожность. Просто поддержать беседу может и приятель. А друг – это нечто большее. Вот Аглицкая – друг на все сто процентов. Пускай даже друг в одни ворота. Молчанов не сделал для неё пока что ничего.