Читать онлайн Повести временных мест бесплатно

Творческая биография
Ксения Гильман родилась и выросла в Иркутске в творческой семье. Начала писать стихи, песни и прозу еще в детстве. Получила высшее историческое образование. В 2009 г. переехала в Москву, поступив на режиссерский факультет ГИТИСа, который окончила в 2013 г. В настоящее время выступает со своими стихами и песнями в Москве и в других городах, а также участвует в театральных постановках. Как поэт и прозаик публикуется в различных журналах и альманахах, сборниках поэзии и малой прозы, на интернет-ресурсах. В 2018 г. выпустила первую книгу стихов «Остинатные рифмы». Неоднократно становилась дипломантом и лауреатом российских и международных литературных и музыкально-поэтических конкурсов и фестивалей в номинациях «Поэт» и «Автор-исполнитель». С 2019 г. является слушательницей Высших литературных курсов при Литературном институте им. Горького.
Вместо пролога
- Повести временных мест обитания —
- хроники странствий киберарбы,
- мысли о том, кем же все-таки стану я
- ближе к финалу бродяжьей судьбы,
- будет ли мне в этом торге отвешено
- личного счастья и вечной любви?..
- Хоть и поэт я, а все-таки – женщина,
- в роде каком ты меня ни зови.
- И не гляди ты, что в столбик записаны
- краткие выжимки из дневников,
- древние висы и детские истины
- в рюшах изысканных обиняков:
- форма не главное в этих побасенках
- детской и все-таки древней души,
- что не хотела бы числиться в классиках,
- важно взирая с парнасских вершин.
- Яблочко, с дерева рано упавшее,
- битое с боку – не морщись! – держи…
- Хмурые критики, виды видавшие,
- пусть не глядят на мои виражи,
- ведь не затем по тарелочке лаковой
- катится яблочко, чтоб удивлять:
- памяти родственной дым, обволакивай
- всех, кого больше не держит земля!
Обсидиановое зеркало
- Я гляжу в обсидиановое зеркало,
- укротив биенье мыслей и дыхание:
- все минувшее в зеркальной мгле померкло,
- что откроется – не ведаю заранее.
- Что минуло – то ночной водой умоется,
- все, чему свое давала имя я,
- успокоится и с миром упокоится
- под холодным мягким саваном предзимия.
- Что откроется – тому дорога белая!
- Да святится то, что полночи неведомо!
- Никогда еще так прежде не умела я,
- словно бусами, играть своими бедами.
- Я гляжу в обсидиановое зеркало:
- предо мной в узор причудливый сплетается
- все, что суть мою лепило и коверкало,
- все, что было, все, что есть и что останется.
- Ключ – в замке, слова – ветрам, склониться – некому…
- Светляки кружат во мгле обсидиановой,
- и дрожит река под сомкнутыми веками,
- как под толщей ледяной, рождаясь заново.
Ночь
- Все застыло в молчании: ночь надо мной,
- словно птица, раскинула темные крылья.
- То, что, тлея под солнцем, казалось мне былью,
- с легкой пылью смешал теплый ветер ночной.
- Все спокойно: ни шороха в мире теней,
- лишь, покорные долгу да спящему богу,
- фонари освещают пустую дорогу
- и меня, потерявшую надобность в ней.
- Дремлют важные клены, и вещие сны
- о дождливом и ласковом северном лете
- снятся им, великанам, невинным, как дети,
- и от слез их зеленые лица влажны.
- Дремлют окна и люди… Но, впрочем, и те,
- что не спят, за тяжелыми шторами спрятав
- вековую рутину любовных обрядов,
- растворились в забывшей себя темноте.
- Все спокойно… Я здесь, я не знаю пути,
- нет ни цели, ни боли в скитании этом:
- можно просто идти под серебряным светом,
- можно просто идти, можно просто идти…
Ковчег на Кубу
(песенка уличных музыкантов)
- Ковчег на Кубу уходит сегодня ночью,
- но нет билетов, нет денег и смысла жизни…
- Есть слух и голос: второй не всегда, но точен,
- поскольку первый обычно безукоризнен.
- Мы просим мало: всего-то любви до гроба,
- за гробом – Бога, и хлеба с вином на ужин…
- Какая жалость, что ангелы смотрят в оба:
- из нас на Кубе никто никому не нужен.
- На наших песнях не въедешь в большую моду,
- от наших крыльев одни лоскуты остались,
- лоскутным небом накрылись былые годы,
- и пароходы уходят куда-то в старость.
- Очки круглы, ты с гитарой – почти испанец,
- загар – к лицу, и подробностей он не выдаст…
- Но вот вчера тебе мама купила ранец
- и тот костюм, что остался малым на вырост.
- Прорех души не прикроешь джинсой дырявой,
- усталых рук – не опустишь любви на плечи.
- Мы – левый фланг, а она, как всегда, на правом,
- но от того, может, даже немного легче.
- Прямую трассу до Кубы откроют скоро…
- Что там блестит среди мусора и окурков?
- Мы соберем весь сентябрьский звон и шорох
- с брусчатки серой холодного Петербурга.
- И ляжет путь босоногой ораве нашей
- в эдем земной, прямо в детство больной планеты,
- ведь мы всегда, с той минуты, как стали старше,
- хотели в лето и метили только в лето.
Молодость
Срок больший или меньший,
покуда не стерся
наш след,
зовут бессмертием…
Т. Манн
- Согласно Манну, мы все еще молоды,
- ведь мы покинули берега,
- мы – словно зерна, что веком не смолоты,
- мы гнезд не свили, пустившись в бега.
- И дела нет нам до прав, что Писанием,
- не нами писанным, нам даны —
- нас вечность выбрала точным касанием
- луча, что пел чище всякой струны.
- Мы из подвалов мирной иллюзии,
- что нас душили в объятиях своих,
- уходим: окнами, лазами, шлюзами,
- пока охрана не помнит про них.
- Ломаем кости о ветры встречные,
- калечим плечи о внешнюю тьму
- и не всегда успеваем заплечные
- горбы раскрыть, к стыду своему.
- Мы знаем – сотнями в бездну падали
- шуты Любви, заглядевшись на свет…
- Так лучше, чем, причащаясь падали,
- дожить в достатке до святости лет!
- И мы – седы, но все еще молоды,
- поскольку в венах штормит, на беду,
- неспетых песен соленое золото
- для тех, что в небо за нами пойдут…
Тридцать три
- Мне тридцать три. Я в возрасте Христа.
- Я, кажется, старею.
- Мой давний бред, заветная мечта —
- повеситься на рее,
- да сквозняки порвали паруса
- иллюзии последней,
- и не видать бесславного конца
- мне, тридцатитрехлетней.
- Мой «Англетер» сдается за рубли,
- да ни рубля в котомке,
- и не сплетут мне шелковой петли
- надменные потомки…
- О том о сем за праздничным столом
- в помин былого года
- сегодня пью не с теми, с кем потом
- искать я стану брода,
- сны бороздить и радоваться дням,
- лечить от мелких ссадин
- сердечный слиток, ребра пополам
- ломавший черта ради…
- Мне тридцать три: три тысячи чертей,
- имен, фамилий, отчеств…
- Ни светлокрылых песен, ни детей —
- лишь бред дурных пророчеств.
- Беспутицей запутанных идей
- по бездорожью смыслов
- месила грязь, да не прознала, где
- петля моя повисла.
- Где мой покой, обещанный причал
- арбе моей усталой?
- где ветер сказок, что меня качал,
- пока собой не стала?
- Мне тридцать три… Иудина стезя —
- повиснуть на осине.
- Да не моя: мне, видимо, нельзя
- к Сереже и к Марине.
- Но, фамильярность нежную простив,
- они глядят – не судят,
- как в мой мотив вплетается мотив,
- что Лазаря разбудит…
Псалом 33
Как лань желает,
как лань желает
к потокам воды,
так желает душа,
так желает душа моя
к тебе, мой Бог…
Псалтирь
- Да воскреснет слово твое, и да стает снег!
- Погляди на землю мою, что лежит во льдах…
- Как теперь молиться мне, если живу во сне?
- Глух мой голос, Господи, запертый в проводах.
- Жестяное времечко ломится в мертвый дом…
- Так душа желает к потокам твоим, Мой Бог,
- только ей под силу ли вновь зачерпнуть крылом
- от небес твоих, для которых меня берег?
- Урони перо на покрытый сукном алтарь —
- жду тебя я, Господи, там, где условлено,
- потому что нету изъяна во мне, Мой Царь,
- кроме ран навылет, куда утекло вино!
- Вертоград мой, Господи, вырубил жадный вор,
- изорвал меха мои бред молодых годов,
- но пока притих целый мир, на расправу скор,
- припади ко мне, низойди из своих садов!
- Да воскреснет слово во мне, и да станет свет!
- Искуплю мой страх чистым золотом новых строф…
- Только не молчи, не молчи, не молчи в ответ
- на мою понапрасну пролитую любовь!
- Опали огнем и взорвись у меня в груди,
- не псалмом, так песней – но только не будь немым!
- Я уже над пропастью, Господи, погляди,
- мне вспороли спину созвездья твоей зимы…
- Мне под силу, Господи, выстоять на ветру.
- Погляди: босая иду по одной струне,
- как плясун канатный, что верит в свою игру,
- даже если знает, что нету пощады в ней.
- Оборви все нити и дай мне ступить самой —
- пусть хохочет площадь, юродством моим сыта.
- Только так и надо идти, чтоб дойти домой:
- доплясать до неба нельзя, не сносив креста.
- Плеть ветров твоих хлещет по сердцу между строк,
- из-под всех заплат пробивается белый пух…
- Потому что нету изъяна в тебе, Мой Бог,
- ибо не был нем ты, но был недалек мой слух.
Талисман
- Что там, в твоих краях, зовется летом?
- Прохладный бриз, соленая вода,
- ступни босые на песке прогретом
- и горизонт, зовущий в никуда?
- Не вымытая с вечера посуда —
- вчерашняя пирушка удалась! —
- случайный синий взгляд чужого чуда,
- морщинки от улыбок возле глаз?..
- В моем скиту, в моей высокой башне
- из белой кости да из серебра,
- зовется летом этот чай вчерашний,
- слепых теней вечерняя игра,
- плед, сигарета – здесь совсем не жарко —
- и золотой заморский апельсин…
- Я не нашла бы лучшего подарка —
- от сердца к сердцу, только попроси!
- А ты не пишешь и давно не просишь
- ни бога, ни порога, ни тепла:
- сам по себе ты, сам себе приносишь
- ту радость, что я прежде берегла…
- Но, если вспоминаешь, хоть нечасто,
- мой строгий профиль, голос низкий мой,
- то подари мне что-нибудь на счастье,
- когда вернешься осенью домой…
- Пожалуйста, купи мне на базаре,
- что в пыльном южном городе один,
- у девочки с блестящими глазами
- ракушку – я прижму ее к груди!
- Ты привези мне милую игрушку,
- вселенского покоя завиток,
- спиральную галактику – ракушку,
- запомнившую моря шепоток.
- Проверь, шумит ли в ней оно, как в чашке
- шумит моя зеленая тоска…
- Чтоб чайки, сосны, соль, песок, барашки…
- …и чтоб в твоей спала моя рука.
Любовь
- Любовь – это миг, когда понимаешь,
- что купишь три ночи ценой тех лет,
- в которых ни длительности не исправишь,
- и тех, при которых ключа еще нет,
- это – очередь в пасмурном мае
- за победой в последней войне.
- Любовь – это шаг от развалин империи
- к степному поветрию, нимб очертя.
- Какие бы нимбы мы прежде ни мерили,
- теперь в нас – ночлежка для четных чертят,
- и сколько грозили им строгими мерами,
- а всё беззаконий пресечь не хотят.
- Любовь – это облако, чьи очертания
- на прошлое брошены сетью пустой,
- море, что помнит наши скитания
- на всех парусах под хоругвью святой,
- и эти украденные свидания
- с уходящей навек красотой.
- Это стаи, что вопреки тяготению
- летят на север, осколки миров,
- что ранят стопы бродящей тенью
- нищенки с именем гордым – Любовь,
- рассвет на десерт ко всенощному бдению
- родившимся под созвездием сов.
- Любовь – это миг, когда принимаешь
- весь мир с его песнями, даже без слов,
- когда бесталанной облаткой таешь
- в пасхальную вечность под хор голосов,
- когда впервые касаешься клавиш,
- взлетаешь выше железных лесов…
- Любовь – это просто, когда ты знаешь,
- просто знаешь, что это любовь.
Сигарета
- Если бы ты, докурив меня, как сигарету,
- молча выбрасывал за борт то, что осталось,
- я бы сдавалась и вновь умирала к рассвету,
- каждую смерть превращая в последнюю шалость.
- Я бы молилась навзрыд каблукам и колесам,
- что, разделив мою плоть на бессвязные всхлипы,
- не задавали бы мне основного вопроса:
- кем мы друг другу с тобой называться могли бы?
- Что им, спешащим на ощупь асфальтовой твердью,
- дышащим этой промозглой осенней отравой,
- всем до меня, обрученной с обещанной смертью,
- чье право сильного – самое древнее право?
- Что им, сторонникам скучного образа жизни,
- всем до того, как мы губим себя и калечим,
- каждую ночь, вопреки вековой укоризне,
- в свет оправляя такие короткие встречи?
- Если бы ты захотел этой вечности в миге,
- ласки взамен на рывок из привычного плена,
- я бы сняла с тебя все шутовские вериги,
- что повелели клонить перед небом колена.
- Я бы не стала плести тебе новых заветов,
- царство Отцово деля между мною и нею…
- Пальцы согрей, закурив перед сном сигарету,
- если душа на осеннем ветру леденеет.
К Мастеру
- Возьми меня к себе – подельником,
- оруженосцем, подмастерьем…
- Вели точить по понедельникам
- носы твоим гусиным перьям
- и начищать до блеска наскоро
- тобою брошенное слово,
- быть подмастерьем возле мастера
- и не просить пути другого!
- Позволь мне стать твоей мелодией,
- твоей исписанной тетрадью…
- Не повтореньем, не пародией,
- но – продолженьем, бога ради!
- Позволь мне струнами, пожалуйста,
- покорно длить твои аккорды
- и золотом второго Фауста
- родиться из твоей реторты.
- Люби меня – строфу последнюю,
- что между звезд раскинет корни,
- искорени вину столетнюю —
- она страшнее всех агоний!
- Не дай в огне моим пропасть мирам,
- мехам – пролить мое вино…
- Я – Маргарита возле Мастера
- и не прошу судьбы иной…
Питер
- Залетный ветер плоть мою похитил
- и сорок дней по пустошам таскал,
- но, грянув оземь, я узнала Питер
- в открывшемся мне зеркале зеркал.
- В меня глядели львы его и птицы,
- нетварным светом тлели купола,
- впивалась в окровавленные ситцы
- его Адмиралтейская игла.
- Неделя сна впадала в отходные,
- и – будто кто рассыпал карамель! —
- ночных огней цветные позывные
- вели челны улиссовы на мель.
- Трепал мой ветер радуги напраслин,
- мостил асфальт трофейным янтарем,
- купал мой дух в густом фонарном масле
- и пахнул солью, морем, сентябрем.
- А я лежала, жадная до тверди,
- и улыбалась бреду моему,
- что за одно дыхание до смерти
- явился вновь распятому уму.
- В бреду я пела с теми, с кем хотела,
- и не был лишним мой цыганский альт…
- Но теплый воск безветренного тела
- безвольно тек на стонущий асфальт.
- И Питер, покривив гранит в усмешке,
- склонился над окалиной моей,
- и я, во тьме приметившая вешки,
- брела назад на зов его цирцей.
- Но больше голос мой в ключах альтовых
- и в верхних «соль», случись когда достать,
- не путая святыни и альковы,
- не рвался ввысь и не срывался вспять.
Ветер с моря
- Ветер с моря, и губы твои обветрены…
- Сколько кануло писем с обочины времени?
- Ты скиталась солеными километрами
- ради права склониться у царского стремени.
- Ты платила за каждое слово златом,
- незатасканных рифм искала,
- чтобы нынче шептать их стражам крылатым
- Грибоедовского канала.
- Ты стоишь, как тезка твоя блаженная,
- босиком на снегу, песни ради юродствуя,
- и глядят из воды на тебя отражения
- Мандельштама, Ахматовой, Блока и Бродского.
- Ты охрипла, продрогла и хочешь чаю…
- А грифоны так смирно на тумбах сидят,
- только делая вид, что тебя замечают
- и за мыслью твоей следят…
- Как исправить огрехи не совершённые?
- Как от груза беспомощных крыльев отделаться,
- если даже пустые иконы оконные
- за тебя заступиться теперь не осмелятся?
- Что искать, если в воду канала кануло
- то, что даже потерей-то не назвать?
- В этот раз в его лабиринте каменном
- оставайся-ка зимовать!
- Он найдет полсвечи и стакан вина в обед,
- сумасшедшими вдоволь накормит идеями —
- за каким же лешим сдалась весна тебе,
- если мели сменились такими неделями?..
- Оставайся ловить отражения стройные
- в зеркалах этих мутных рек,
- потому что грехи твои, ныне покойные,
- здесь рассыпали звонкий век.
О…чество
- Ты знаешь, что такое одиночество —
- октябрь к обеду…
- Так красочны кофейные пророчества,
- а принцы – не едут.
- Деревья первым заморозком тронуты
- и плачут, как дети…
- Нет никого в пределах целой комнаты
- и вовсе – на свете.
- Ты битый час сидишь на подоконнике —
- коленки застыли,
- гадаешь на тупом дешевом соннике…
- Опомнись – да ты ли?..
- По ком душа твоя скулит в такие дни,
- как чайник на плитке?
- По ком-нибудь, кто любит запах осени
- и Шнитке…
Пари
- Однажды с небом немногословным
- я заключила одно пари
- на то, что скоро лучом бескровным
- вернусь назад в эпицентр зари…
- С холеным бесом, глядящим косо,
- неравный спор завязала я,
- твердя, что жизнь, безусловно, проза,
- но, разумеется, не моя.
- И с той поры я живу – навылет,
- как пуля-дура, живу – на взлет…
- И если бес тот души не вынет,
- то, может, небо меня возьмет…
Алиса
- Забудь о двери и выбрось ключ,
- не смей заглядывать в эту мглу!
- Алиса, розовый сад колюч —
- твой бред коварней гвоздя в полу…
- Зачем тебе в кисее твоей,
- в атласных лентах и кружевах
- такая цепкость его ветвей,
- такая дерзость в его словах?
- Зачем садам говорить? Сады
- молчат и тайны людей хранят,
- а этот – слишком болтлив, как ты,
- и, как и ты, суетой объят…
- Спокойно спи, не гаси свечи:
- во тьме покажется бог весть что,
- а если сад говорит – молчи!
- Там, верно, бесы среди цветов.
- Немало лет утекло с тех пор,
- как ты нашла потайную дверь…
- Пора оставить весь этот вздор,
- а если сад позовет – не верь!
- Коты степенны, и королей
- наш век давно уже сдал в музей…
- Да, этот мир и скучней, и злей,
- но он практичнее и трезвей.
- Алиса! Зеркало не простит
- твоих попыток пройти насквозь,
- и даже если тебе претит
- игра такая, она – всерьез.
- Так скоротечна твоя весна,
- пока поклонникам нет числа…
- Глядясь в осколки цветного сна,
- не замечала ты, как росла.
- Кто станет красить твои цветы,
- когда зима обретет права?
- Алиса! Где ты? Да где же ты?!
- Ах, если б знала ты, как права…
- Ну что поделать с тобой, дитя?
- Сама я скрыть не могу тоски:
- ночами жду, что в окно влетят
- мои волшебные светляки,
- с собой меня позовут опять,
- как в тот далекий весенний день,
- когда, отправившись погулять,
- я путь забыла в страну людей…
Сказка сказок
- В какой-то момент ночь приблизится к точке кипения…
- Прошлого больше нет!
- Но есть имена, за которыми тихое пение
- спящих давно планет…
- Возьми мои сны, как подарки ко дню возрождения, —
- нет ничего ценней,
- чем эти мои пасторали и блюзы осенние
- в копоти будних дней.
- Бывают глаза, от которых до самого космоса
- вдруг пробирает дрожь,
- бывают века, по которым без верного компаса
- попросту не пройдешь.
- И если пока ты не веришь, что сердце излечится,
- лишь получив ответ,
- то просто смотри, как в засохших колодезях плещется
- тихий небесный свет.
- Бывают миры, о которых, попав в паутину,
- забыла твоя звезда…
- Но ветхий закон, нас обрекший тянуть рутину,
- обжалован навсегда.
- И смуглым виском, и синеющей жилкой под кожей
- я тоже уже была!
- У нас на двоих и на целое небо, похоже,
- осталось лишь два крыла…
- Так что же ты сам, с вереницами данностей споря,
- не лепишь своей судьбы?
- Какого ты ждешь подаянья у мертвого моря,
- где в трюмах одни гробы?
- Твоим парусам не расправиться в яви небесной,
- пока ты на берегу!
- Повисни со мною над этой мерцающей бездной,
- а дальше – я помогу…
«Я – все, в твоей сходящееся точке…»
- Я – все, в твоей сходящееся точке,
- пространство без предела и упрека,
- грядущий миф, сокрытый в липкой почке,
- ночной глагол, бичующий пророка.
- Я – реплика, меняющая пьесу,
- где был финал заведомо известен,
- и юный паж, целующий принцессу,
- и гордый царь, послушный Песне песней.
- Вселенная – в неспелой увертюре,
- сечение, сокрытое в граните,
- и море, ожидающее бури,
- и Парка, надрезающая нити…
- И новый свет, зовущий сердце выйти
- из эры незначительных открытий.
«Есть небо и птица, летящая в небе…»
- Есть небо и птица, летящая в небе,
- трава по колено и смуглые ноги,
- вечернего ветра усталый молебен —
- безмолвная песня об умершем боге.
- И в воздухе, пахнущем сладко и тонко,
- пронзительный отблеск нездешнего света…
- И где-то – другая босая девчонка
- и песня другая, что ею не спета.
- И небо, и птица другие над нею,
- и всполох зарницы на глади заката,
- и степь перед ней, что молчит, зеленея,
- о чьих-то кострах, здесь увядших когда-то…
- Все круги пройдя, я вернусь в это лето,
- что стынет уже сентябрем на излете.
- Я буду опять и светла, и раздета,
- минувшего бога вкусившая плоти.
- И в круге открывшемся все повторится:
- закат, и дорога, и ветер, и песня,
- и ноги босые, и небо, и птица,
- и бог, что сквозь них прорастая, воскреснет.
Окарина
- Над полем пела окарина,
- был воздух холоден и сух,
- последний крик седого клина
- чужой мечтой тревожил слух.
- Качал ноябрь травы сонно,
- и тлели вести на ветру,
- что снег, как плат, во время оно
- покроет схимницу в миру.
- Земля, уставшая молиться
- последним стаям о тепле,
- забудет голоса и лица
- ступавших с миром по земле,
- а те, кто брел по руслам мира
- без компасов и без ветрил,
- у царских врат найдут кумира,
- что их когда-то сотворил…
- Но есть пути, что между строчек,
- есть рваный пульс иных частот,
- стай перелетных беглый почерк
- и мудрых слов столетний мед.
Блокноты
- …здесь где-нибудь платят за ноты,
- за рифмы, за всю эту пачкотню?
- Так у меня их – блокноты,
- тетради, не преданные огню!
- Да их у меня так много,
- что я сама утомилась считать
- по ним расстояние до Бога…
- Там что ни верста – распинают Христа.
- Там что ни любовь – то зарубка,
- совсем не спасает худая броня!
- …забыла мой адрес голубка
- с привязанным к лапке письмом для меня.
- А там, в безнадежной депеше, —
- признание сильных и лесть всех мастей…
- Но я оставляю все реже
- пригоршню пшена для голубки моей.
- И лишь продолжаю в тумане,
- охрипнув на треть, повторять мой припев
- об этой украденной манне,
- о найденной в сумраке звездной тропе…
- …здесь нужен кому-нибудь этот
- весь бред полуночный моих чертенят,
- что сами ослепли от света
- с тех пор, как стихами вселились в меня?..
Дурацкие песни
- Я боюсь, что тебе больше нет места
- нигде на свете,
- кроме как в дурацких твоих песнях.
- Они – дети.
- Нет, они даже ближе, нужней, строже,
- больней, дальше…
- Да простит меня твой дорогой боже —
- здесь нет фальши!
- Эти вещие сны провожать в люди —
- твой труд странный,
- как голодных до смысла кормить в будни
- одной манной.
- Ты ведь знаешь, что это смешно даже —
- ломать стену…
- Тот, кто целился в небо, тот не промажет
- в твою тему.
- В честь твою возведут по весне разве
- квадрат черный…
- Но на той стороне тебя ждет праздник:
- взойдут зерна.
Мед поэзии
- Нет ничего важней и проще слов,
- которых не найти в тотальной спешке…
- Как много листьев ветром намело,
- как много света в солнечной усмешке!
- Ну почему не запасают свет
- по осени, как яблоки и соты?
- Под небом ничего вкуснее нет,
- чем эти сласти ангельской работы!
- Зимой, когда поставят холода
- унылую пластинку сожалений,
- как было бы приятно без труда
- достать себе засахаренной лени,
- под старым пледом возле камелька
- отогреваясь, длить теченье слога
- и понимать, что каждая строка
- не доросла до музыки немного…
- Ведь на пайке из памяти и снов
- все легче дотянуть до первых почек,
- цедя по капле летнее вино
- и пестуя сухой неровный почерк…
- Потом, застыв на кромке новых дней,
- когда лучи коснутся самой сути,
- сухой остаток будущей весне
- отдать, как долг в рифмованной валюте.
Дыхание
- Из высокого горла пустого колодца
- вырастало прохлады миндальное древо,
- было слышно, как маленький будда смеется,
- отпуская с руки нежный трепет напева.
- Мотыльком ускользая из детского плена,
- оставляя на пальцах пыльцу золотую,
- поднималась мелодия к сердцу вселенной —
- улыбался расставивший сети впустую.
- Лепестками миндальными в небо летели
- те минуты, что минули музыки ради,
- бесконечность, живущая в крошечном теле,
- рисовала ключи на песчаной тетради.
- Все, что станет историей завтрашней жизни,
- было только невинным хрустальным истоком,
- улыбалась любовь, что чужда укоризне,
- и мелодия таяла в небе высоком.
- Лепестки опадали, смеялся ребенок,
- пустоту на ладони считая наградой,
- луч скользил по лицу его, светел и тонок,
- и дышала весна медоносной прохладой…
Человек
- Да, ты со всем взаимосвязан
- и бесконечно одинок —
- представь себе, несчастный, разом
- такое сочетанье черт…
- Се человек! Рожден, помазан
- и обречен нести оброк,
- вменяя смысл общим фразам
- про одиночество и смерть.
- Но жизнь – не сон и не кибитка,
- что мимо катится, скрипя,
- пока ты вечных истин ищешь
- среди своих седых томов…
- Она – ценней любого слитка,
- и дальновиднее тебя,
- и верит только тем ответам,
- в которых теплится любовь.
- Однажды, сколько ни противься,
- весна протиснется в пробел,
- и треснет лед твоей дремоты
- над пробудившейся строкой,
- все почки превратятся в листья,
- и небо вызреет в тебе…
- И ты узнаешь, для чего ты,
- и вспомнишь, кто же ты такой.
Эверест
- Если не носишь неба внутри,
- ты ничего не увидишь вверху,
- как ни подпрыгивай, ни смотри…
- Эй, разгреби-ка сперва шелуху,
- выкинь весь хлам и раздвинь ряды
- ветхих понятий о том о сем!
- Выпей сперва неживой воды
- и помолись обо всем живом.
- Ты испокон – и король, и раб,
- ты отродясь – и палач, и шут,
- ты изначально позорно слаб,
- потенциально – безмерно крут.
- Крылья отложены на потом,
- сердце – на вырост, как богу – крест…
- Сам-то ты выдержишь под крестом
- три восхождения на Эверест?
Коньяк
- У осени не осталось для нас тепла —
- мы порознь вяло тянем ее коньяк.
- Не жалуйся на усталость, и я была
- у двери, глазок которой глядит во мрак.
- Я вовсе не утверждаю, что я права:
- глаза не расскажут много, язык – солжет…
- Но, знаешь, ведь и под снегом растет трава,
- не ведая, кто в апреле ее сожжет.
- Не жду, что пасьянс сойдется на этот раз,
- но все же упрямо карты кладу на стол:
- я знала другие звезды до этих глаз
- и каждой понаписала баллад по сто…
- Зато у меня в запасе один патрон —
- навылет, навзрыд и навзничь… На белый шелк…
- Я знаю так много басен иных времен,
- я помню так много песен, чей дым ушел!
- Над пропастями стояла, прошла по дну,
- ветра в рукава вдевала, ныряла вверх,
- под шелковым одеялом ждала весну,
- под лютым февральским ветром сбривала мех…
- Живая вода бывает, любовь горчит,
- свобода приходит вместе с уменьем ждать…
- …но месяц все убывает, наш бог молчит,
- и в небе осеннем стынет одна звезда.
Между нами
- В небе твоем происходят такие вещи,
- что у меня перехватывает дух…
- Осень, как проигравшийся в пух помещик,
- ставит свой старый блюз против новых двух.
- Кем ты любим, для кого твоя плоть ночами
- тлеет, как мокрый порох на мостовой,
- мне все равно, ведь по-честному, между нами…
- Я только сон – и к тому же уже не твой.
- Можешь прильнуть к моему витражу губами:
- пьяным дыханием не растопить стекла.
- Но отступиться – по-честному, между нами! —
- значит забыть, кем я раньше тебе была.
- Только тебя эта память ждала у входа,
- даже когда ты с другими делил постель,
- даже когда нам в нелетную ночь погода
- не предвещала радостных новостей.
- Встань у окна и смотри: на пустом экране
- тлеет ноябрьских звезд ледяной неон.
- Этот ли свет сквозь портьеры из тонкой ткани
- нынче проник в твой тайник, в твой непрочный сон?
- Небо зовет, посылая свой стон протяжный,
- к самому сердцу тянет лучи луна…
- Если по-честному, так не бывает дважды,
- и – между нами – я тоже тебе нужна.
Балласт
- Еще мой голос не украден,
- мой дух сбежал от повитух,
- он до презренной жизни жаден —
- не хочет славить пустоту.
- Ему давно бы примириться
- со скучной мудростью основ,
- но он заглядывает в лица
- грядущих лет и вещих снов.
- Он рыщет зверем по болотам,
- летит луной по небесам,
- привыкший к резким поворотам
- и незнакомым голосам,
- ведь голоса, что сквозь пространство,
- сквозь время тянутся ко мне,
- мне рассказали сказку странствий
- и быль о мире и войне.
- И как мне дальше множить массу
- не покусившихся посметь,
- то к Вознесенью, то ко Спасу
- готовя праздничную снедь?
- Ведь все, что мне нашепчут музы,
- во время гибельной петли
- я сброшу вниз балластным грузом
- на радость жителям Земли…
Теорема Белла
- Из какого бы нынче сора
- я судьбы себе ни напела —
- вечный спор Эйнштейна и Бора
- не решить теореме Белла…
- И в какую нору кротовью
- ни нырну я теперь за счастьем —
- между вечностью и любовью
- не хочу себя рвать на части.
- Пусть и то, чего нет на карте,
- как и то, что поставлю на кон,
- греет солнцем в холодном марте,
- будет символом, а не знаком.
- Пусть забудут меня, но позже,
- чем закатится сердце в Лету,
- ведь поэзия так похожа
- на распятие по секрету.
Мессия поневоле
Ты всегда волен передумать и выбрать себе какое-нибудь другое будущее или какое-нибудь другое прошлое.
Р. Бах
- Выйти из всех, чересчур социальных, сетей,
- стать тростником, растерявшим последние мысли,
- и полететь сквозь тоннели небесных степей —
- сердце пока, а за ним и душа, не прокисли…
- Все остальное – попытки себя оправдать,
- стать чем-то вроде рекламной заставки себе же.
- Падать – не больно, больнее совсем не летать,
- так и кривляясь шутом на убогом манеже.
- Кто здесь научит любить, если каждый второй
- прячет на дне свое солнце, покрытое тиной?
- Только умеющий сверху следить за игрой
- может с улыбкой Христа любоваться картиной.
- Только лишившийся веса на откуп ветрам
- может взвалить на себя непосильное бремя,
- чтобы однажды сложить свой заоблачный храм
- из кирпичей, на которых распишется время.
- Но оставаться собой на любой высоте —
- разве не этому учат мессий поневоле?
- Даже когда в твои двери стучались не те,
- кто-то тебе обещал: обойдется без боли…
- Ты не поверил, но вышел зачем-то в эфир,
- новые души ловя в эти старые сети,
- чтобы потом наварился разросшийся клир
- на неспособных принять неминуемость смерти.
- Что ты хотел изменить, если знал наперед,