Читать онлайн Переход бесплатно

Глава 1

Детство

История эта началась в конце XIX века в небольшом уральском городе. Город этот, как и многие уральские города, образовался на столетие раньше в связи с развитием железорудной промышленности на Урале. Заводы ставились на реках, перегораживаемых плотинами, и вода являлась движущей силой. На одном из таких железоделательных заводов инженером работал Павел Алексеевич Еремин. Был у него добротный дом, в котором он проживал с женой Натальей Васильевной и сыном Владимиром. А через дорогу от него проживал купец Андрей Николаевич Прохоров с женой Марией Степановной и дочкой Софьей. В этих домах жили еще когда-то их родители. И обе семьи связывала многолетняя дружба. Они вместе отмечали все праздники, да и просто так часто ходили друг к другу в гости. У Ереминых в доме был рояль, на котором играла Наталья Васильевна. Да и пела она неплохо. Иногда ей аккомпанировал Павел Алексеевич.

А у Прохоровых был граммофон. И, возвращаясь из деловых поездок, Андрей Николаевич привозил новые пластинки. Так что музыкальные вечера проводились в обоих домах. А кроме музыки на этих вечерах бывали знаменитые уральские пельмени и различные горячительные напитки, рецепты приготовления которых были в большом количестве у Павла Алексеевича.

И вот в 1900 году в обеих семьях прибавилось по мальчику. Детей крестили и назвали в честь дедов. Так началась жизнь Алексея Еремина и Николая Прохорова. В хорошую погоду обе мамаши выходили с колясками. Дети дышали свежим воздухом, а мамочки обсуждали свои дела. Мальчики привыкли друг к другу с пеленок и, подрастая, не хотели расставаться. Разлучала их только плохая погода, которой на Урале бывает много.

Посмотрели отцы на скучающие лица детей и решили сделать подземный переход под дорогой от дома к дому. Павел Алексеевич сделал необходимые расчеты, пригласил с завода бригаду. Те прорыли тоннель, сделали необходимую отделку. И ребята ожили, постоянно бегали друг к другу играть, а когда подросли, то и уроки делать. Да и взрослые с удовольствием могли навещать друг друга независимо от погоды.

Шли годы, старшие дети уехали в Москву учиться дальше. Позже Софья вышла замуж за иностранца и уехала во Францию. Владимир приезжал домой на летние каникулы.

Тут разразилась Первая мировая война. Работы у отцов стало много. Мамаши пошли на курсы медицинских сестер. Мальчишки бóльшую часть дня оставались одни. Но они не скучали. Накачивали силу спортивными упражнениями, занимались борьбой. Много времени проводили в лесу. Собирали грибы, ягоды, катались всю зиму на лыжах. В следующем году зима началась рано. Выпал первый снег, но потом вдруг растаял. Николай пришел к Алексею:

– Давай, Леха, собирайся быстрее, на охоту пойдем.

– А чего такая спешка?

– Ты же видишь, снег растаял, а заяц шубу сменил. Его, белого, сейчас в лесу хорошо видно.

– Так у нас в доме ружья ведь нет.

– Не переживай. Я у отца в кладовке ружье нашел. По очереди постреляем.

Друзья направились в лес. Это была их первая охота. Долго зайца искать не пришлось, бежал белый комок по лесу. Ружье было в руках у Николая.

– Стреляй, Колян, стреляй! – прошептал Алексей.

Но Николай зачарованно смотрел на зайца и не поднимал ружья.

– Не могу, жалко!

Алексей выхватил у Николая ружье и выстрелил вслед зайцу. Шум выстрела напугал всю живность в лесу.

– Ну, теперь по лесу долго ходить надо, чтобы мишень найти. Тоже мне, охотник!

– Так ведь жалко убивать его. Как вообще можно убивать живое! Грех это.

– Ладно, коли так. Дай бог, чтобы тебе в жизни никогда не пришлось брать грех на душу.

На том эта охота закончилась. Получилось так, что это была их первая и последняя охота…

Надо сказать, что город этот культурными мероприятиями избалован не был. А тут приехал как-то театр оперетты. Для города это было событие. Посещали спектакли и Еремины с Прохоровыми. Особое впечатление они произвели на Андрея Николаевича. Потом оперетта уехала, а Прохоров все ходил в задумчивости. Вскоре он отбыл по делам.

Через некоторое время поползли по городу слухи, мол, Прохорова видели в Нижнем Тагиле с актрисой оперетты. Когда слухи эти дошли до Марии Степановны, она покончила с собой. Николай очень горевал по матери. Наталья Васильевна пыталась всячески его успокаивать, старалась, чтобы тот больше был с Алексеем, не оставался один. Андрей Николаевич тоже старался уделять больше внимания сыну, иногда брал его с собой в поездки по делам.

К этому времени нужно было уже думать о дальнейшей учебе сыновей. Дело в том, что в это время начал активно обсуждаться вопрос об учреждении в Екатеринбурге высшего учебного заведения. На тот момент на Урале еще не было вузов, и за право организовать у себя первый вуз развернулась борьба между Екатеринбургом и Пермью. В начале XX века Екатеринбург уже уступал губернской столице по числу жителей и особенно по финансовым возможностям, тем не менее в 1911 году на заседании междуведомственной комиссии Министерства народного просвещения в Петербурге было принято решение в пользу города на Исети. Пройдя череду согласований, 3 июля 1914 года закон об учреждении уральского института был высочайше утвержден Николаем II. Однако вскоре началась война, и строительство заморозилось из-за нехватки средств, а тем временем в Перми в 1916 году при поддержке местного мецената Н. В. Мешкова учредили и построили университет. Таким образом де-факто первый уральский вуз появился в Перми. Екатеринбургский горный институт императора Николая II должен был открыть двери в 1917 году. Вот и надо было решать, в какой город отправлять сыновей.

В это время произошла Февральская революция. Непосредственным ее результатом стало отречение от престола Николая II, прекращение правления династии Романовых. Всю власть в стране взяло Временное правительство под председательством князя Георгия Львова, тесно связанное с буржуазными общественными организациями, возникшими в годы войны (Всероссийский земский союз, Городской союз, Центральный военно-промышленный комитет). Временное правительство объявило амнистию политическим заключенным, гражданские свободы, замену полиции «народной милицией», реформу местного самоуправления. 1 (14) марта 1917 года новая власть была установлена в Москве, в течение марта – по всей стране. Новая власть была признана даже самим Николаем II, в его прощальном приказе войскам, призвавшем солдат «повиноваться Временному правительству». Февральская революция декларировала отмену смертной казни, а также даровала равные права всем гражданам России независимо от пола, вероисповедания или национальной принадлежности. Были отменены дискриминационные ограничения в отношении евреев – в частности, ограничение на место жительства («черта оседлости») и запрет на производство в офицеры лиц иудейского вероисповедания. Граждане получили возможность вступать в любые объединения и свободно собираться на любые собрания. В стране развернулось профсоюзное движение, возникли фабрично-заводские комитеты, ставшие опорными пунктами рабочего контроля над производством. Победа Февральской революции превратила Россию в самую свободную страну из всех воюющих держав, обеспечив массам возможность широко пользоваться политическими правами.

В результате Февральской революции были распущены царская полиция и жандармерия, а их функции были переданы вновь созданной народной милиции (народному ополчению). Полицейские офицеры подвергались репрессиям, и им было запрещено работать во вновь созданных правоохранительных органах. Это привело к тому, что милиция оказалась не в состоянии воспрепятствовать сползанию страны в хаос и анархию. Ситуация усугублялась всеобщей амнистией (ею воспользовались не только политзаключенные, но и уголовные элементы, которые стали массово наниматься на службу в милицию, преследуя свои криминальные интересы), а также созданием вооруженных отрядов, подконтрольных Советам (Красная гвардия, отряды «рабочей милиции»).

Наряду с роспуском полиции Временное правительство сформировало Чрезвычайную следственную комиссию для расследования должностных преступлений царских министров и высших чиновников. Эта комиссия не смогла подтвердить никаких обвинений (ни в измене, ни в должностных преступлениях, ни в коррупции) ни царю, ни царице, ни министрам царского правительства – кроме генерала В. А. Сухомлинова, бывшего (до июня 1915 г.) военного министра, который был признан виновным в неподготовленности русской армии к войне (расследование по его делу велось еще с 1916 г.).

Собственность царской семьи (кабинетские и удельные владения) была конфискована в пользу государства. Сам Николай II 8 марта 1917 года прибыл из Ставки в Царское Село, где был арестован под именем «полковника Романова».

– Да, серьезные события начинаются в стране, Павел Алексеевич, – обсуждали соседи эти события.

– А я не верю, что Временное правительство долго продержится, – возражал Еремин. – Эти революционеры будут и дальше будоражить народ. Притом у каждой партии свои взгляды на будущее страны. Ни к чему хорошему это не приведет. Нарушен многовековый уклад страны. Выпустили джинна из бутылки. И кончиться это может гражданской войной. И амнистированные уголовники еще скажут свое слово.

– Посмотрим. Пока что надо съездить в Екатеринбург, глянем, что к чему. Чтобы склады с товаром были в сохранности. Каковы перспективы в торговле, на что больше спрос.

– Ну что ж, поезжайте, убедитесь сами, к чему дело идет. А Николая у нас оставьте.

– Да Колю я с собой возьму, пусть привыкает к делу. И по поводу университета узнаю. Может, уже открывается, так ребятам будет ближе ездить.

Прохоровы уехали. В Екатеринбурге остановились в Купецкой слободе, что расположена по правому берегу Исети, поселении торговцев и вольных ремесленников. И видят в городе нерадостную картину.

Еще три года назад, когда началась Первая мировая война, Екатеринбург превратился в огромную казарму. Солдаты приезжают сюда на обучение, раненых доставляют на Урал в лазареты. У большинства больных – самострелы, пулевые ранения в спину и венерические болезни. К началу революционного года в Екатеринбурге скапливается 50 тысяч солдат, на них приходится всего 70 тысяч гражданского населения.

Солдаты болтаются по городу без дела. Они щелкают семечки, и по слою лузги можно отслеживать их перемещение. Огромные очереди военных скапливаются у домов терпимости. Проститутки принимают по 60 клиентов в день. И жалуются в городскую управу, мол, не хотим мы каждую неделю у врача обследоваться, мы же свободные гражданки, а не скотина какая-то.

Городское хозяйство не справляется с такой оравой военных. Из города вывозят меньше половины нечистот. Почва пропиталась мочой и прочими отходами. Стоит зайти с улицы во двор – в нос ударяет мерзкий запах.

Рабочим не платят жалованье по три-четыре месяца. Не хватает топлива и сырья для работы заводов. Железнодорожное сообщение в анархии. Солдаты, возвращающиеся с фронта, захватывают составы, громят поезда. Не желая подолгу ожидать отправления, они угрожают оружием машинистам – и те без команды трогаются со станции. Повсюду аварии и столкновения.

Горожане питаются в основном картошкой. В Екатеринбурге всегда не хватало собственной пшеницы, поэтому зерно завозили из Сибири. Но пришла война – и вагоны с зерном поехали на фронт. Поставок на Урал стало в 2,5 раза меньше. Городские мельницы стали.

Чтобы исправить ситуацию, отправляют два поезда в Тобольск за зерном. Есть риск, что вагоны на обратном пути захватят, поэтому к составам прикрепляют вооруженную охрану. Городские власти надеются с помощью этих запасов прокормить город. Но поезда где-то застревают.

Запасы хлеба тем временем стремительно тают. Женщины переговариваются в очередях: «Муки, слышь, вовсе скоро не будет. Везли ее для нас из Сибири, но продовольственники ее продали, а деньги между собой поделили». Между ними снуют подозрительные личности и подогревают настрой обозленной толпы разговорами о том, что чиновники прячут хлеб.

Начинается голодный бунт. Толпа женщин бросается громить и разбивать стекла городской управы. Избивают начальника, переворачивают столы. Погиб один человек. По улицам ползут слухи, что вот-вот начнутся массовые погромы. Магазины закрываются – хозяева боятся беспорядков.

Ходить по улицам стало опасно. Шайки хулиганов грабят прохожих. Городовых не видно.

В конце лета говорили, что через Екатеринбург проследовали на восток два поезда с царской семьей. Засим дошли известия о прибытии царя в Тобольск и о том паломничестве, которое проявил народ, приходя в этот город с целью взглянуть на августейших особ. Один из семьи мукомолов Степановых рассказывал, что он лично ездил в Тобольск и видел, как толпа во время прохождения царя в собор встала на колени и пела гимн. Все эти рассказы производили сильное впечатление, радовали и даже бодрили сторонников твердой власти.

Впрочем, в то тяжелое время радовал и рассказ инженера Б. Н. Карпова о том, что в Туринске он увидал стоящего на площади городового в полной форме.

К этому времени относится введение твердых цен на хлебные продукты. Стоимость заготовляющего хлеб аппарата вылилась в семь процентов от стоимости закупленного зерна. Цена самого хлеба образовывалась за счет расходов за транспорт, хранение, не говоря уже о проценте за пропавшее зерно – как от стихийных бедствий, так и от воровства. А последнее, по-видимому, процветало.

Мукомолы, посматривая на афиши с ценами на хлеб, покачивали головами и говорили: «Эх, если бы нам наши мельницы отчисляли бы такую прибыль, мы давно были бы архимиллионерами».

Начались невероятные запросы к банкам со стороны промышленности. Уральские заводы на заседании съезда управляющих, пригласив Банковский комитет, предъявили банкам требование о кредите на сумму в сто сорок миллионов рублей для закупки овса, столь необходимого для гужевой перевозки дров, угля, руды и железа. Городская управа требовала два миллиона, а кооперативные банки просили шесть миллионов рублей. Печатный станок настолько стал отставать от потребностей рынка, что Государственный банк не только стал отказывать частным банкам в кредите, но и не мог оплачивать чеки по простым текущим счетам.

От этой картины Прохоровы приходят в ужас. После некоторого раздумья отец говорит Коле:

– Вот что, сынок. Как видишь, нам такая жизнь не по душе. Надо будет уезжать, но не с пустыми карманами. И я тебе поручаю очень серьезное дело. В построенном нами подземном переходе у входа с нашей стороны у меня есть тайник, о котором никто не знает. Только тебе доверяю эту тайну. В том тайнике у нас хранятся камушки драгоценные. Вот за ними ты и езжай. Привезешь, и мы с тобой уедем. Как тайник обнаружить, я тебе сейчас нарисую…

Николай первый раз ехал один. Приключений натерпелся много из-за беспорядков на железной дороге. С трудом добрался до дома и первым делом спустился в подземный переход. Тайник он нашел, но тот был пустым. Николай аж взвыл от досады! Потом стал размышлять о том, кто мог узнать про тайник. Но никакой догадки в голову не приходило. Он был так потрясен, что тут же отправился на вокзал, не заглянув даже к соседям. Когда он приехал с такой грустной вестью к отцу, того чуть удар не хватил. Кто мог узнать про тайник? Придя в себя и подумав, он говорит Коле:

– Знаешь, сынок, я, кажется, догадываюсь, кто мог совершить кражу. Я тут в городе случайно встретил рабочего, Никитой зовут. Так ведь он был бригадиром на строительстве перехода. Хоть сам тайник я делал лично, но о месте его он мог смекнуть. Так что найти надо этого Никиту, ты его тоже должен помнить.

– Я его помню, хоть и маленьким был.

– Вот и найди его.

Легко сказать, найти в такой обстановке.

Тем временем в Петрограде 25 октября большевики захватывают Зимний дворец и арестовывают Временное правительство. В Екатеринбурге о перевороте узнаю́т только на следующий день – по железнодорожному телеграфу пришла телеграмма. Утром 26 октября на Коковинской площади матрос Павел Хохряков на митинге объявляет солдатам о победе большевистского восстания и переходе всей власти к Советам.

Слухи мгновенно облетают город. Но люди не верят. Рабочие бросают станки и пытаются выяснить, что же произошло в столице и как теперь жить дальше.

Революционеры объявляют себя единственной властью в городе и ставят свою охрану на почту, телеграф, железную дорогу. Ждут официального сообщения, но правительственный телеграф молчит. Революционная столица отрезана от всей страны: сообщения не доходят в провинцию, потому что служащие Центрального телеграфа не приняли переворот и не пересылают сообщения.

Пропагандисты бегут в казармы, чтобы правильно объяснить солдатам, что произошло в Петрограде. От настроения вооруженных людей зависит судьба города. На улицах, в казармах, на заводах необыкновенное возбуждение. Люди не понимают, кому верить.

По городу расклеены объявления о том, что вся власть перешла Совдепу. Рядом с ними висят сообщения, что Временное правительство и Керенский вернули власть себе… Вечером в городском театре проходит собрание Совета депутатов. Вход туда – только по пропускам, но все равно зал набивается так, что люди боятся, не обвалились бы балконы.

После четырех дней противоречивых сообщений большевики направляют к телеграфистам, которые распространяют провокационные сообщения, солдат и комиссаров. Но те отказываются подчиняться, рвут телеграфные ленты, ломают оборудование и отключают свет. Телеграф закрывают и опечатывают. Вслед за телеграфистами стачку объявляют телефонистки. В городе перестают работать телефон и почта.

Екатеринбург полностью отрезан от внешнего мира. Начинается паника. Те, кто радовался победе революции, начинают сомневаться. Совдеп отправляет верных солдат и рабочих охранять город. Боятся, что взорвут плотину.

Противники большевиков кадеты распространяют слухи, что только в Екатеринбурге держится власть Советов и надо покончить с этой властью, Керенский вроде послал на Урал войска. Люди ждут карательных эшелонов. Советы раздумывают, как действовать дальше, раскладывают карты и выбирают мосты для подрыва. Кроме изоляции, шансов на спасение нет: солдаты не хотят воевать, у рабочих нет оружия, чтобы сражаться.

В Екатеринбург прибывают матросы из Кронштадта. По ночам начинаются обыски: с одиннадцати часов вечера ходят вооруженные люди и переворачивают все вверх дном. Официально – ищут оружие, но по факту забирают все, что понравится: деньги, драгоценности, хорошее белье, одежду, сахар, конфеты, вино… Революционеры закрывают оппозиционные газеты и арестовывают всех, кто не подчиняется власти Советов. Сопротивляющихся или тащили в совдеп, или, что пока было редкостью, пристреливали на месте.

Одним из первых жертвой наступившей кровавой анархии пал семинарист Коровин. Он отказался помочь «товарищам» починить сломавшийся автомобиль, так как не был техником. Это случилось около синематографа Лоранжа. Его потащили на вокзал, и на другой день нашли его труп с множественными ранениями – очевидно, юношу истязали.

Вся учащаяся молодежь поднялась и решила провести демонстрацию на похоронах Коровина. Но к монастырю прислали только начинавшие зарождаться красные войска под командованием Голощекина. Вместо того чтобы обратиться к учащимся, добрая половина которых были гимназисты, с речью и сказать, что случай произошел по вине безответственных солдат, которых разыскивают и строго накажут, собравшихся просто разогнали.

Началась борьба с коммунистами во всех учебных заведениях Екатеринбурга.

В школьном деле большевики встретили наибольший отпор. Казалось бы, дореволюционная школа имела столь много недостатков, что здесь всякая реформа должна встретить поддержку большинства, а между тем большинство поддерживало реакционное движение.

Правда, если правые проявили в этой борьбе много страстности, то левые в своем увлечении шли еще дальше, требуя не только упрощенной орфографии, упразднения уроков Закона Божьего, но и введения учеников в педагогический совет. Становилось ясно, что при таких порядках честным педагогам там делать было нечего.

Одновременно с этим у левых проглядывало и легкомысленное отношение к половому вопросу: проповедовался гражданский брак и свобода материнства для гимназисток.

Вскоре объявили общую забастовку и учителя. Содержание преподавателей было более чем скромное, и ни у кого из них не было никаких сбережений. Чувствовалась нужда в немедленной материальной помощи.

Несмотря на волнения в педагогической среде, склонность молодежи к вечеринкам и танцам не ослабевала.

Если раньше делался один бал на каждое училище в год, то теперь каждый класс устраивал свой собственный бал. В переполненном огромном и высоком зале гимназии едва двигались, тесня друг друга, сотни танцующих пар. Во всей этой тысячной толпе не было ни одного кавалера, одетого во фрак или смокинг, и ни одной дамы в бальном платье. Среди военных френчей, косовороток и пиджаков можно было встретить кавалеров просто в шинелях и даже в валенках. Дамскими костюмами служили форменные гимназические платья, и весь шик заключался в невероятно коротких, иногда выше колен, юбках и прозрачных, как паутина, чулках, что создавало впечатление, будто вы находитесь на балу у босоножек.

Несмотря на внешний вид танцующей массы, несмотря на ужасы переживаемой революции, несмотря на разность политических воззрений, молодежь танцевала с тем же увлечением, что и взрослые на фешенебельных балах Петербурга в былые времена. Те же лукавые, горящие огнем глазки, тот же румянец ланит, та же неутомимость, тот же смех, те же шутки и все та же неизменная любовь…

Однако нравы сильно изменились, начиная с юбок выше колен и кончая циничным характером танцев «танго» и «кеквок»…

31 октября закрываются все банки. Вслед за ними запирают двери оставшиеся магазины, конторы, учреждения. Учащихся распускают по домам. Городская жизнь останавливается. Вот-вот начнутся контрреволюционные выступления.

Революционеры боятся, что солдаты начнут громить водочный завод, и решают ночью слить весь спирт в речку Мельковку. План не срабатывает. Спирт из баков спускают в канаву, но он с водой не смешивается – всплывает и появляется поверх льда на городском пруду. Утром запах спирта распространяется по всей набережной. Люди толпами валят к реке, пьют спирт пригоршнями из канав, черпают ведрами из прорубей…

В начале ноября возобновляется работа телеграфа и телефона. Наконец приходят газеты из Петрограда. Становится ясно: пролетарская революция победила. Официально в Екатеринбурге появляется новая власть.

Вскоре все банки были национализированы. Однако в деле национализации банков не было никакой планомерности. Общие указания из центра отсутствовали, и в каждом городе процесс носил свой характер и стоял в полной зависимости от взглядов местных комиссаров финансов, коих произвол был полный…

Прохоров все это время находился в подавленном состоянии. Когда же началась национализация предприятий торговли, сердце его не выдержало, и он скончался.

Николай остался совсем один. Похоронив отца, он продолжал неистово искать того рабочего Никиту, о котором говорил отец. Как-то, бродя по городу, он в районе складов заметил подозрительное оживление. Возле забора стояла телега, а рядом в заборе была выломана доска. Явно намечалось ограбление. А часовой стоял с другой стороны, у ворот, и ничего этого не видел. Николай подбежал к нему, объяснил ситуацию. Часовой заволновался:

– Беги, парень, сообщи в милицию. А я не могу покинуть пост.

Милиция была недалеко. Николай нашел старшего, рассказал о происшествии. Тот быстро собрал команду. Николай побежал с ними показать место. Грабители в это время уже грузили мешки на телегу. Командир приказал Николаю оставаться на месте. Милиционеры выскочили из-за угла, и началась потасовка. Под шумок один из грабителей начал убегать в сторону Николая. Тот из-за угла сделал подножку грабителю. Тот упал. Николай бросился на него и заломил ему руку так, что тот заорал от боли. Злодеев связали и привели в милицию. Когда все улеглось, командир обратился к Николаю:

– А ты молодец, парень. Ловко ты главаря завалил. И приемы знаешь.

– Так я немного борьбой занимался.

– Борьбой, говоришь? Это хорошо. А как у тебя с грамотейкой?

– Школу закончил. Хочу в университет поступать в следующем году.

– А до следующего года не хочешь у нас в милиции поработать?

– Можно. А делать-то чего?

– Да то же, что мы с тобой сейчас делали, бандитов ловить. Ходи по городу, присматривайся. Как подозрительное что увидишь, так нас кликай.

Николая такая работа вполне устраивала. С бандитами бороться он был готов. Попутно осуществлял поиск рабочего. А еще и харчи имел.

Однажды ему повезло. В первых числах июля он увидел того самого Никиту в команде солдат, идущих по городу. Мужика этого он узнал сразу, хоть и был еще мал, когда переход строили. Николай потихоньку наблюдал за идущей командой. Те зашли в бывший Ипатьевский дом, который теперь назывался Домом особого назначения. Оказалось, что они теперь – его охрана. Потом стало известно, что стерегли царскую семью.

Теперь Николай каждый день следил за домом, но команда оттуда все не выходила. Так продолжалось довольно долго, но через пару недель вечером возле дома началась какая-то возня. Появился грузовик, ночью взревел мотор. Но, несмотря на гул мотора, слышны были многочисленные выстрелы. Через некоторое время все стихло. Потом начали выносить трупы и складывать их в кузов машины. Машина уехала.

На следующий день строгая охрана дома закончилась, солдаты свободно ходили по городу. Николай вечером подкараулил Никиту и со злостью схватил его за горло:

– Где камни, гад?!

Мужик от страху присел и прохрипел:

– Да вот он, возьми, только не выдавай.

С этими словами он трясущейся рукой протянул бриллиант.

– А остальные где?

– Так я только один нашел, и то случайно.

– Врешь, гад!

От злости Николай сильнее сжал горло. Мужик захрипел и повалился на бок. Все было кончено. Николай проклинал себя за то, что потерял выдержку. Теперь след тайника был потерян.

Через день по городу поползли слухи об убийстве царской семьи. А еще через несколько дней Красная армия вынуждена была покинуть город из-за наступления Колчака. Николай был перед выбором: уйти с красными или остаться в городе. Если он останется, то неизвестно, что его ждет. Если кто донесет, то могут и расстрелять за службу в красной милиции. А к красным он уже привык. Ему нравилась борьба с бандитами. Да и проводившиеся политинформации постепенно прививали ему интерес к построению нового общества. Он ушел с красными, больше года участвовал в боях – до самого возвращения в Екатеринбург.

С приходом красных в городе вновь создавались органы советской власти, в том числе и милиция.

Командир, с которым Николай вместе воевал, теперь стал начальником милиции. В один из первых дней после возвращения в город он вызвал к себе Николая:

– Вот пришла инструкция об организации советской рабоче-крестьянской милиции. Согласно этой инструкции на службу в милицию могут приниматься лица, «достигшие 21 года, грамотные, пользующиеся избирательным правом в Советы, не состоящие под следствием и судом по обвинению в преступлениях, вполне здоровые и пригодные для службы». Ты у нас грамотный и здоровый, под следствием не состоишь. Но вот возрастом еще малость не вышел. Так что будем делать? Сам-то в милиции служить хочешь?

– Хочу. Да мне и деваться больше некуда. Сирота ведь я. А что касается инструкции, так ведь в милиции я начал служить задолго до того, как вышла эта инструкция. А закон ведь обратной силы не имеет.

– Ох, молодец. Еще и юридическую заковыку нашел. Конечно, не хочу я с тобой расставаться. Считай, вместе Гражданскую войну прошли. Да пока суть да дело, этот недостающий годик и набежит. Так что иди служи.

Глава 2

Индустриализация

Попав в штат советской милиции, Николай продолжал работать там много лет. Он пережил и военный коммунизм, и НЭП. И вот началось время индустриализации. В 1927 году на XV съезде ВКП (б) было принято решение создать пятилетний план развития народного хозяйства СССР, что стало началом политики индустриализации. В апреле 1929 года пятилетка получила одобрение высшего руководства страны и стала прямым руководством к действию для всех отраслей экономики. Но масштабным планам препятствовала реальность – в СССР не было капитала на модернизацию экономики, почти полностью отсутствовали инженерные кадры, а система высшего образования, до революции дававшая множество высококвалифицированных специалистов, была полностью уничтожена. Для преодоления этих проблем были приняты два решения – найти капитал за счет сверхэксплуатации сельского населения, а для подготовки инженеров заново запустить систему среднего и высшего образования.

Первую задачу решили с помощью коллективизации, когда из деревни были выжаты все ресурсы, а крестьянство подверглось новому закрепощению, продержавшемуся до 1960‑х годов. Кроме того, на закупки за рубежом была истрачена бóльшая часть золотого запаса СССР, а для покрытия чрезвычайных расходов даже начались широкие продажи шедевров искусства, собранных в России стараниями прежних правителей. Для решения проблемы кадров в СССР в 1930 году было введено всеобщее начальное образование и стала создаваться система обучения техническим специальностям, возрождались университеты, институты. В общем, к началу 1930‑х годов более-менее нашлись деньги, стали появляться первые советские инженеры. Однако оставалась последняя нерешенная проблема – как строить новые заводы? Если минимально годных специалистов для заводов еще можно было подготовить ускоренными темпами, то утрату национальных инженерных и проектировочных школ было так просто не восполнить.

И тут на помощь Советскому Союзу пришла столь ненавистная «мировая буржуазия». Непрерывный бурный рост 1920‑х закончился тем, что в 1929 году мировая экономика рухнула. Началась эпоха Великой депрессии. К этому же времени промышленность Запада, в первую очередь США, достигла выдающегося уровня, включающего массовое внедрение типового проектирования, конвейерное производство, автоматизацию и широкое использование машин и сложных станков. Это позволяло продавать хоть на край света готовые заводы, которые оставалось лишь собрать и приступить к массовому производству продукции.

Для советского руководства кризис оказался подарком судьбы – крупнейшие иностранные фирмы были готовы выполнять заказы на создание целых предприятий, а квалифицированные специалисты, что еще недавно привередливо выбирали, какому из гигантов индустрии подороже продать свой труд, были готовы ехать в Советскую Россию, чтобы участвовать в строительстве и пуске новых предприятий. Нельзя сказать, что услуги достались СССР даром, но то, что цены упали и весьма ощутимо – очевидный факт.

Разворачивался этот проект следующим образом.

Орджоникидзе позвонил Сталину и попросил принять его вместе с председателем Амторга Саулом Григорьевичем Броном. Это был коренастый человек лет сорока, с тихим голосом и обходительными манерами. Родом он был из Одессы, сначала учился в Киевском коммерческом училище, откуда его погнали за иудейское происхождение и социал-революционную деятельность. Тогда он уехал в Европу, получил блестящее образование в Германии, Франции и Швейцарии. Университет Цюриха присвоил ему степень доктора наук по экономике. А когда Брон вернулся домой, то вскоре стал директором банка по внешней торговле (позже переименованного во Внешторгбанк СССР), в 1926 году короткое время работал заместителем Микояна, наркома внешней и внутренней торговли, а затем в марте 1927 года его послали в Америку руководить Амторгом. В те годы Советы и США еще не имели дипломатических отношений.

Амторг был основан в 1924 году как частное акционерное предпринимательство при прямом участии американского еврея-капиталиста, очарованного идеей коммунизма, Джулиуса Хаммера (отца того самого Арманда, который был «другом» Ленина).

Но на самом деле это было советское торговое представительство, которое вдобавок еще занималось и шпионской деятельностью. Назначение Брона руководителем Амторга было тепло встречено американскими бизнесменами и политиками. Им импонировал этот блестяще образованный, культурный и обходительный господин, так непохожий на образ кровавого большевика, который рисовало воображение по слухам из Совдепии. Брон завязал тесные, даже дружеские отношения со многими руководителями американского бизнеса, включая Генри Форда, Сэма Кейна (Chase National Bank of New York), Джерарда Свопа (General Electric) и многих других.

Брон в совершенстве владел английским, французским и немецким языками, был мастер вести переговоры и уже сумел заключить выгодные контракты с Фордом для строительства завода, позже названного ГАЗ, в Нижнем Новгороде, и с IGE (International General Electric) для строительства в СССР электростанций по плану ГОЭЛРО.

Сталин принял Брона в своем кабинете. Кроме Орджоникидзе, там были еще А. И. Рыков, А. И. Микоян, В. И. Межлаук (зам. председателя ВСНХ) и еще несколько руководителей. После краткого вводного слова товарищ Сталин спросил:

– Товарищ Брон, тут товарищ Орджоникидзе и другие товарищи рекомендуют вас как человека, который может договориться с капиталистами. Надеюсь, вам разъяснили чрезвычайную важность задания? Партия поручает вам дело, от которого зависит будущее не только нашей страны, но и всего мира. Надеемся, что вы не подведете. Речь идет не об одном заводе или одном заказе. Мы хотим перестроить всю страну. Вы в Америке работаете уже полтора года, есть ли у вас на примете кто-то, с кем мы можем договориться о строительстве у нас тяжелой промышленности?

Брон предложил американскую архитектурную фирму из Детройта, которой владеет хороший знакомый Альберт Кан:

– На самом деле «Кан» совершенно уникальная фирма, которая делает все ступени строительства. Как говорят в Америке, «все под одной крышей» – от технического задания до проекта и строительства фабрики, включая закупку оборудования и его установку. Они сдают завод «под ключ», то есть готовым к работе. Интересно, что многие американские архитекторы к Кану уважительно не относятся – он мало обращает внимания на архитектурные украшения и эстетику. Для него главное – функциональность и эффективность.

Главная уникальность фирмы Кана в том, что разработка проекта занимает всего один месяц, от силы два, в зависимости от сложности. Сразу же начинается строительство, и всего через полгода завод вступает в эксплуатацию. Никто в мире даже близко ничего подобного делать не может. Все заводы Форда построил именно Альберт Кан, да и не только Форда. Практически вся автомобильная индустрия Америки, все фабрики, все ее промышленные здания, поточные линии, университетский комплекс в Детройте – все сделано Каном. Он строит не только в Детройте, но и по всей Америке, и во многих других странах. Думаю, никого лучше нам не найти.

Сталин напомнил:

– Для этих заводов оборудование и продукция требуются, уже готовые разработки, гидростанции, генераторы, нам много чего надо. Вы там сами решайте с товарищами из ВСНХ, но помните, главное – короткие сроки и низкая цена. Деньги экономьте. Особое внимание уделяйте тракторам, самолетам, автомобилям, машиностроению, электрификации. Да, вот еще, самое главное: кадры. В договоре обязательно должно быть оговорено, чтобы их специалисты сюда к нам приехали, всем руководили и обучали наших рабочих. Без этого условия ничего не подписывайте.

Вы им дайте понять, что они будут иметь дело с необычным партнером. Не с какой-то фирмой, как они привыкли. Вы представляете не Амторг, а огромную страну. Скажите им, что нельзя сравнивать финансы одной фирмы и целого государства. Деньги у нас есть. Мы гарантируем оплату, но, между нами говоря, в разумных пределах, так что деньгами не сорите. Если больше вопросов нет, желаю успеха. Держите лично меня в курсе всех ваших переговоров. Помните, дело это чрезвычайной важности…

Саул Брон вернулся в Нью Йорк и сразу связался с Альбертом Каном, а затем сел на поезд и поехал к нему в Детройт договариваться.

Альберт был невероятно изобретателен. В своих проектах он внедрял новшества, которые позволяли удешевить производство, увеличить эффективность и сократить сроки. Так, он изменил форму железобетонной арматуры, что убрало температурные колебания, увеличило прочность и существенно уменьшило потребление металла. Он придумал строить промышленные здания из стандартных блоков, что не только резко снизило стоимость, но и во много раз ускорило проектировку и строительство. Репутация его быстро росла, клиентами были «Форд», «Крайслер», «Паккард», «Дженерал Моторс», «Репаблик Стил» и множество других крупных компаний, для которых он строил заводы, поточные линии и разрабатывал технологии. Еженедельный оборот фирмы Кана к 1929 году достиг одного миллиона долларов, что в нынешнем измерении приблизительно 14 миллионов. За все годы он построил примерно 20 % всей промышленной инфраструктуры США.

В работе Альберту помогал его брат Морис, на которого он возложил часть забот по получению заказов и контактов с клиентами. Одним из его ближайших друзей, как ни странно, стал Генри Форд.

Саул Брон приехал в Детройт в середине марта 1929 года. На вокзале его встретил Морис Кан и отвез в гостиницу, а затем на обед. Туда приехал и Альберт. Брон сказал братьям, что у него есть полномочия разместить в Америке крупные заказы на строительство в СССР сети заводов. Он считает, что фирма Кана могла бы в этом принять участие. Братья обещали подумать и дать свой ответ через три дня.

Когда через три дня Брон появился в кабинете у Альберта, там уже был Морис. Они извинились, что не могут его порадовать положительным ответом. Без обиняков сказали, что по совету Генри (то есть Форда), с которым они это предложение обсудили, с Советами лучше дела не иметь. У Форда уже был опыт, и он предостерегал, что русские – это ненадежный и нечестный партнер: слово не держат, с оплатой тянут, квалификации на местах никакой, воруют нещадно, причем на самом высоком уровне – кому нужен такой клиент?

Брон пустил в ход все свое искусство убеждения. Сказал, что русский народ так много претерпел за свою историю и сейчас у него есть шанс встать на ноги, что в еврейской традиции помогать нуждающимся. Сказал, что сейчас ситуация изменилась и Кану будут даны неограниченные полномочия и свобода действия, что правительство окажет всяческую помощь, и прочее, и прочее… И предложил:

– А что если для пробы начать только с одного проекта – со Сталинградского тракторного завода? Мы заплатим вперед. Мало того, Амторг берет на себя набор американских специалистов для работы в СССР по контракту, так что Кану в основном придется иметь дело с американцами. В чем же риск? И главное – это взаимовыгодно, то есть помогая России, вы помогаете себе.

В конце марта договорились. Адвокаты подготовили контракт на 30 миллионов долларов, и в апреле Альберт Кан и Саул Брон его подписали. Амторг объявил о массовом наборе в Америке инженеров, техников, проектировщиков, технологов. Обещал прекрасную зарплату (75 % в долларах и 25 % в рублях) и хорошие условия жизни. Брон не знал, что всех американцев, приехавших в СССР на работу, заставляли получать советские паспорта, объясняя это якобы существующим законом для иностранных рабочих. Чем это для них потом обернулось, нетрудно догадаться…

Работы начались немедленно, проект сразу пошел полным ходом. На американских фирмах были размещены срочные заказы, и уже через шесть месяцев все оборудование было перевезено в СССР и смонтировано. В октябре 1929 года Сталинградский тракторный завод начал производство – и не столько тракторов, сколько танков. Разумеется, от Кана этот факт скрыть было нельзя, но, глядя с другого континента, он рассуждал, что русским это необходимо для защиты от поднимающего в Германии голову нацизма и антисемитизма.

Только-только в Сталинграде пошел первый завод Кана, как обрушилось все в мире капитализма – началась Великая депрессия. Закрывались фабрики, разорялись банки, миллионы людей теряли свои сбережения, средний доход американской семьи упал на 40 %, 13 миллионов потеряли работу, заводы работали по три дня в неделю. В Кремле потирали руки – ветер подул в нашу сторону! Брон получил от Сталина телеграмму «Форсируйте контракты с Каном». Великая депрессия заставила Кана и других американских бизнесменов быть менее привередливыми – они уже сами звонили и слали телеграммы Брону с предложениями выгодных контрактов. После Сталинграда еще один гигантский тракторо-танковый завод стали строить в Челябинске. В феврале 1930 года Брон заключил с Каном небывалый контракт на 2 миллиарда долларов (29 миллиардов в нынешних деньгах), и это только за проектирование и оборудование.

Десятки тысяч безработных американских инженеров и техников осаждали Амторг в надежде получить работу в России. Были там и идейные коммунисты, но большинство все же просто хотело работу. Чтобы быть ближе к объектам, в Москве под руководством Мориса открыли филиал фирмы Кана «Госпроектстрой» – в то время крупнейшую проектную фирму в мире. Там работали 25 американских инженеров и более 2,5 тысяч советских. Алберт жаловался на текучесть русских работников – проработав несколько месяцев, они увольнялись, несмотря на хорошую зарплату, а вместо них приходили новые. Не знал он, что это был советский метод обучить как можно больше людей американскому инженерному искусству. Так через его школу прошли более 4 тысяч советских инженеров, а у них потом учились многие тысячи других по всей стране.

Кан не только строил в СССР «социализм», но и был главным координатором всех советских закупок в США. Кроме его фирмы, на СССР работали «Форд», «Катерпиллер», «Остин» и десятки других крупнейших американских компаний. Все проекты Кана были типизированы, что давало колоссальную экономию времени и средств. За три года Кан построил в СССР около 570 объектов: танковые, авиастроительные, литейные и автомобильные заводы, кузнечные цеха, прокатные станы, машиностроительные цеха, асбестовую фабрику на Урале – да вообще все! По американским проектам построили Днепрогэс (строила компания Хью Купера), Уралмаш, Уралвагонзавод, Нижне-Новгородский автозавод и сотни других. Иными словами, Кан создал всю советскую военную промышленность, ибо практически каждый «гражданский» завод выпускал военную продукцию…

Начальник вызвал к себе Николая и сразу перешел к делу:

– Ты в курсе, что к нам приезжают американские инженеры? Будут строить заводы у нас на Урале. Мы должны будем им помогать. Зайди в спецотдел, познакомься со списком приезжающих. Поступило указание обеспечить их советскими паспортами и поставить на специальный учет. Надо будет с каждым из них познакомиться, побеседовать, прощупать, кто чем дышит, как относятся к нашей стране. Они ведь иностранцы. Надо знать, чего от них ждать.

Когда Николай знакомился со списком американцев, ему бросилась в глаза фамилия Еремин. Алексей Еремин. Неужели совпадение? Николай узнал, каким поездом приезжают американцы. В нужное время он был уже на вокзале, но встал в сторонке.

Гостей встречали представители администрации. Да. Это не совпадение! Леху он узнал сразу, хоть и прошло столько лет. Выглядел он довольно солидно. Надо было подумать, как им встретиться, не подавая виду, что они знакомы.

Николай для знакомства приглашал гостей по одному. Очередь дошла до Еремина. Когда тот только открыл дверь, Николай знáком показал, что надо помалкивать. Алексей все понял. Беседа проходила вполне нормально. После официального «знакомства» Алексей рассказал, что их фирма должна строить на Урале несколько заводов. Сейчас ему нужно поехать на несколько дней в Нижний Тагил, чтобы ознакомиться с местом будущего завода.

– Ну конечно, – подхватил тему Николай. – Вы ведь не знакомы с нашими местами. Я готов вам их показать, тем более что и в Свердловске вы собираетесь строить.

– Я буду рад, если вы окажете мне такую любезность.

– Договорились. Завтра я покажу вам места в городе, где вам предстоит строить.

Начальнику он доложил, что со всеми гостями познакомился. Теперь хочет их прощупать в неформальной обстановке.

Место будущего строительства было еще лесом. Друзья углубились подальше и смогли наконец обняться.

– И как ты, Колян, оказался в милиции?

Николай поведал всю свою историю. После того, как он рассказал о том, как задушил мужика Никиту, Алексей шутливо заметил:

– И этот человек когда-то не мог убить зайца!

– Но я же не специально! Хотел узнать у него, куда он спрятал камни из тайника!

– А почему ты решил, что тайник ограбил он?

– Да я у него камень видел!

– Ну и что! Ты же знал, что он был в охране Ипатьевского дома? И знал, что там расстреляли царскую семью. А у дам в нарядах были зашиты бриллианты, от которых даже пули отскакивали. Так почему ты исключаешь вариант, что один из бриллиантов нашел этот мужик?

– Да ничего я тогда в горячке не думал. Ну, хватит обо мне. Как ты-то здесь оказался?

– А у нас жизнь сложилась так. Отец не поверил в Февральскую революцию. Собрали мы вещи и двинулись на восток. До Гражданской войны это еще было не сложно. Уехали в США. Отец с Володей открыли авторемонтные мастерские. Кое-какие средства для этого были. Большого дохода не было, но концы с концами сводили. А тут в январе двадцатого начала действовать восемнадцатая поправка к Конституции. Вступил в силу «сухой закон». Вот где пригодились навыки отца. Ты же помнишь, какие напитки он дома готовил?

И тут он смог развернуться. Он стал муншайнером, делал такие напитки, что у бутлегеров они шли нарасхват. И цены тогда были высокие. На эти деньги меня отправили учиться в университет, который я успешно окончил.

А вскоре Амторг начал набирать работников для строительства заводов в России. Меня вызвал на разговор отец и заявил, что я должен ехать на родину и найти Прохоровых. Если, говорит, Андрея Николаевича в живых и не застанешь, то Николая обязательно найди и привези. Так и сказал: найди и привези. Так что я, милок, за тобой приехал. Нам с тобой предстоит в Америку добраться. Для тебя я кое-какие документы приготовил.

– Ты, видно, обстановки не знаешь. Тебя самого теперь обратно не выпустят!

– Как это не выпустят?

– А так! Вам выдали советские паспорта и взяли на особый контроль. Ты теперь советский гражданин и будешь жить по советским законам. Будешь с нами в общей клетке. Если не будет еще чего похуже. Мне эта затея с приглашением иностранцев кажется подозрительной. Пока ты съездишь в Нижний Тагил, я кое-что выясню.

На следующий день у Николая состоялся разговор с начальником. Тот заявил следующее:

– В Челябинске начинается строительство тракторного завода. Работать приедет большое количество народа. Надо и нам иметь там своего человека для пригляда. Послать нужно кого-нибудь из внештатных агентов. Кого сможешь послать?

– Я думаю, что для этого дела Фомин подойдет.

– Согласен. Фомин так Фомин.

Фомин был на редкость сволочным стукачом. Он не просто стучал на хороших людей, но и предусматривал от этого личную выгоду. Николай знал об этом и мечтал от него избавиться. И тут такой подходящий случай. Всю операцию Николай продумал заранее.

Он дождался поезда из Нижнего Тагила. Когда в здании вокзала в толпе пассажиров показался Алексей, Николай успел ему шепнуть:

– Завтра за час до прихода поезда будь на вокзале. И с этим же портфелем с чертежами, – добавил он, глядя на портфель Алексея. – Увидишь меня – иди за мной.

Утром в условленном месте Николай встретился с Фоминым:

– Есть срочное задание. Вечером встречаемся на вокзале.

Время он назвал то же, что и Алексею: на час раньше прихода поезда из Тагила.

В назначенное время на вокзале Николай увидел Фомина и незаметно ему кивнул. Затем вышел на территорию станции и медленно двинулся по путям. Краем глаза он заметил, что его догоняет Фомин, а еще дальше идет Алексей. Кругом стоял шум от маневровых составов. Когда Фомин догнал Николая, тот спросил:

– Документы у тебя с собой?

– Всегда со мной.

– Покажи.

Он взял документы, стал читать, потом как бы неловко повернулся, и Фомин упал на рельсы под проходящий состав. Беднягу просто размесило колесами. В это время подощел Алексей.

– Колян, ты чего?

– Давай быстрей портфель!

Портфель Николай бросил около путей и быстро увел Алексея в другую сторону.

– Колян! Что происходит?

– Сейчас объясню. Я кое-что разузнал. Всех американцев со временем посадят или расстреляют как врагов народа.

– За что? Мы же помогаем вашей стране в индустриализации!

– Это, конечно, так. Но решение об индустриализации принимало руководство страны. И сомневаюсь, чтобы партия согласилась делиться славой с буржуазным государством. Поэтому со временем должны будут исчезнуть все, в том числе и свои, кто имел отношение к настоящей индустриализации. Я это чувствую. Поэтому и подстраховался. Ты теперь не Прохоров, а Фомин. Вот твои документы.

– Из-за них ты сейчас убил человека?!

– Это не человек, а сволочь конченая. Ты бы знал, сколько он людей погубил. И сейчас должен был ехать в Челябинск стучать на людей. А теперь поедешь ты. Устроишься работать в Челябтракторстрой. Работай простым рабочим. Особо не высовывайся, не лезь в начальство. Чем ниже должность, тем больше шансов у нас выжить. Письма пусть идут на почтамт, до востребования. Особо не откровенничай, только общие фразы. Вопросы есть? Вопросов нет. Тогда вперед, скоро твой поезд.

Алексей, потрясенный полученной информацией, двинулся к вокзалу.

А на следующий день в милиции был оформлен акт, что гражданин США Алексей Еремин трагически погиб в результате несчастного случая.

Глава 3

Челябинский тракторный

Пятилетним планом развития народного хозяйства СССР, принятым в апреле 1929 года на XVI партийной конференции ВКП (б), было намечено строительство нескольких заводов по производству тракторов. Один из них было решено построить на Урале.

Уже 29 мая 1929 года Совет Народных Комиссаров (СНК) СССР принял постановление «О приступе к постройке тракторного завода на Урале». Местом для его возведения был выбран Челябинск.

Решение в пользу небольшого уездного города, в котором в начале 30‑х годов проживали всего 60 тысяч жителей, было не случайным. Учитывалось, что угольные шахты Копейска смогут обеспечить будущий завод-гигант дешевым топливом, ЧГРЭС – необходимой энергией, а сооружавшийся невиданными темпами Магнитогорский металлургический комбинат – чугуном и коксом.

Кроме того, в пользу Челябинска было и его расположение на Транссибирской железнодорожной магистрали, что позволяло существенно снизить транспортные расходы при доставке тракторов в восточные районы страны. И, конечно же, особое значение придавалось тому, что Челябинск находился в старейшем экономическом районе России – на Урале – с его квалифицированными рабочими кадрами.

Серьезная полемика возникла при выборе типа трактора, предназначенного к производству на будущем заводе. Были сторонники изготовления в Челябинске колесных тракторов, аналогичных тем, которые готовились к выпуску на Сталинградском и Харьковском тракторных заводах. Другие предлагали наладить производство мощных машин на гусеничном ходу.

В ноябре 1929 года приказом ВСНХ СССР утвердили, что будущий ЧТЗ должен стать первым в стране заводом по крупносерийному выпуску гусеничных тракторов. Производственная мощность предприятия была определена в 40 тысяч машин в год. По объемам выпуска завод должен был в полтора раза превосходить строившиеся Сталинградский и Харьковский тракторные заводы вместе взятые. Более того, ни в Америке, ни в Европе не было в то время тракторного производства такого уровня.

Разработку генерального плана Челябинского тракторного завода начали в июне 1929 года. Уже к весне 1930 года в специально организованном в Ленинграде проектном бюро составили эскизный проект предприятия. Окончательную редакцию генерального плана Челябинского тракторного решили провести за границей – в США. Руководство страны отдавало себе отчет, что сооружение предприятия такого уровня, как Челябинский тракторный завод, возможно только при использовании всего передового опыта, накопленного к тому времени в мировом тракторостроении.

Переговоры с руководством американской корпорации Caterpillar об оказании технической помощи начались еще в январе 1930 года. Американцы, не отказываясь от совместной работы, выдвинули ряд требований, неприемлемых для советской стороны. В марте 1930 года переговоры зашли в тупик.

Тогда советские представители решили создать в Детройте, на тот момент столице американской автотракторной промышленности, специальное проектное бюро «Челябинск трактор плэнт». В его офисах 40 советских и 12 американских специалистов совместно работали над генеральным планом ЧТЗ.

Учитывая последние достижения в области тракторостроения, в первоначальный эскизный проект внесли значительные изменения. Так, было решено создать три корпуса: механический, литейный и кузнечный – вместо намеченных первоначально 20 отдельных цехов. Другое важное новшество – замена железобетонных опорных конструкций зданий металлическими. Благодаря этому расширялись пролеты в корпусах, что позволяло при необходимости менять объекты производства.

7 июня 1930 года составление генерального плана Челябинского тракторного завода было завершено. А уже 10 августа 1930 года в торжественной обстановке заложили литейный, кузнечный и механосборочный корпуса.

Первые строители ЧТЗ, в числе которых был и «Алексей Фомин», столкнулись с очень большими трудностями: отсутствие техники, жилья и квалифицированной медицинской помощи. Обеспеченность кадрами в начале строительства составила всего 60 процентов к плану, местная кооперация оказалась не в состоянии обслуживать рабочих. Не хватало стройматериалов. К концу 1930 года резко сократилось финансирование строительства.

Алексею пришлось привыкать к таким тяжелым условиям. Но многих такие условия не устраивали. Началась большая текучесть кадров. Только за 1930 год на Челябтракторстрой прибыли 43 тысячи работников, но 38 тысяч (!) человек, или почти 90 %, к концу года уехали. Стройка оказалась под угрозой срыва.

11 мая 1931 года руководители Челябтракторостроя были приняты И. В. Сталиным, который заявил, что Челябинский тракторный завод находится под особым наблюдением Центрального Комитета ВКП (б) и просил передать рабочим и административно-техническому персоналу, что «…ЦК ВКП (б) ни в коем случае не допустит срыва строительства мирового гиганта».

Первоначальный проект ЧТЗ и технологический процесс сборки тракторов были разработаны с учетом использования только американского оборудования. Но уже в ходе строительства, когда выяснилось, что все требуемые агрегаты в США закупить невозможно, часть заказов была перенесена в Европу. В оснащении Челябинского тракторного завода оборудованием принимали участие 307 фирм из Германии, США, Франции и Англии.

Большую роль в комплектовании оборудованием сыграли и отечественные предприятия. Более 120 заводов изготовляли станки и механизмы для ЧТЗ. Только в Ленинграде над его заказами трудились рабочие 52 предприятий. Электроды и трансформаторы поставляла Москва, регулирующую аппаратуру – Харьков, ковши – подольские заводы, а также «Красный путиловец» и Уралмаш. Удельный вес отечественного оборудования на Челябинском тракторном заводе в целом составлял более 40 процентов.

Алексей вначале работал на стройке, а потом принимал участие в установке и отладке оборудования. Тут ему пригодились знания, полученные во время учебы в университете в США. Но свою образованность он старался не показывать. Объяснял все интуицией и не стремился подниматься по служебной лестнице. Выше должности мастера не шел.

И вот из опытного производства вышел первый трактор. К этому торжественному моменту собрался митинг. Трактор завелся и… не поехал. Разразился скандал. Начались разговоры о вредительстве. В НКВД собирались заводить дело, но работники завода разобрались без них. Оказалось, что все ходовые части были так затянуты, что гусеницы не могли двинуться с места. Ошибку исправили, и опытный трактор торжественно проехал по строящейся улице Ленина до площади Революции.

А 15 мая 1933 года в 15 часов 40 минут под ликующие возгласы собравшихся заводчан первый сошедший с конвейера ЧТЗ трактор С‑60 «Сталинец» выехал из ворот механосборочного корпуса. До конца месяца намечали собрать 12 тракторов, но комсомольцы завода вышли с почином сделать свой, 13‑й трактор и слово сдержали.

1 июня 1933 года состоялся торжественный пуск Челябинского тракторного завода имени Сталина.

Сделанное всего за три года потрясало воображение. Голое поле превратилось в растущий город. Там, где еще недавно была непролазная грязь, стояли огромные цеха, кирпичные дома. В заводском микрорайоне были проложены асфальтированные дороги, построены фабрика-кухня, кинотеатр, клуб, учебный комбинат.

В мае 1937 года в Париже открылась Международная выставка «Искусство и техника современной жизни». Среди экспонатов советского павильона были представлены и два трактора Челябинского тракторного завода – С‑60 и дизельный С‑65.

Особенно поразило западных специалистов, что такие передовые в техническом отношении машины были изготовлены на предприятии, которое вступило в строй всего четыре года назад. Международное жюри присудило машинам ЧТЗ Гран-при – высшую награду выставки, что стало своеобразным мировым признанием челябинских тракторов…

В стране были большие производственные достижения, а настроение у многих было тревожное. В трудовых коллективах исчезали люди. Исчезли иностранные специалисты. Они были арестованы и расстреляны как враги народа. Потом очередь дошла до тех, кто принимал участие в индустриализации, главным образом, руководителей. Но часто этот процесс захватывал и руководителей среднего звена.

Как прав оказался Николай, когда давал наставления Алексею. Как он там, кстати? Друзья иногда обменивались письмами «до востребования». Но это были в основном общие фразы, поздравления с праздниками. Такие письма являлись информацией о том, что оба пока живы в это смутное время.

А производственные достижения продолжались. 30 марта 1940 года с конвейера Челябинского тракторного завода сошел 100‑тысячный трактор марки «ЧТЗ». Завод видел активное развитие в сельскохозяйственной и строительной отраслях. Но планы эти были нарушены в 1941 году.

26 июня 1941 года в Челябинск в обстановке строгой секретности прибыла специальная правительственная комиссия. Перед ней была поставлена задача: на месте определить целесообразность немедленной эвакуации специалистов-танкостроителей ленинградского Кировского завода в Челябинск и скорейшей организации массового производства на Урале тяжелых танков КВ.

Челябинский тракторный сразу возводился с учетом того, чтобы в случае необходимости перевести его на производство танков и артиллерийских тягачей. Еще в начале 1940 года заводу было поручено приступить к освоению производства тяжелых танков КВ, разработанных на ленинградском Кировском заводе. Все подготовительные работы тогда были выполнены. И 31 декабря 1940 года на ЧТЗ собрали первый танк. До начала войны удалось сделать 25 машин КВ‑1.

Изучив ситуацию, комиссия решила: танковое производство завода необходимо всемерно развивать, продолжая при этом выпуск тракторов. Уже с 1 июля 1941 года цехи и участки завода, занятые изготовлением деталей для КВ, перешли на работу в две смены по 11 часов. Все очередные и дополнительные отпуска были отменены.

Если с начала года до 1 июля 1941 года удельный вес военной продукции в производственной программе ЧТЗ составлял только 13,1 %, то с 1 июля до 1 октября он вырос уже до 42,8 %, а с октября 1941 года поднялся до 92,7. Заводу предстояло осваивать крупносерийное производство танков и танковых двигателей.

Алексей просился на фронт с первых дней войны, но ему отказали:

– Ты в своем уме? Нам скоро надо принимать эвакуируемые заводы, а у тебя уже опыт есть. Так что готовься принимать оборудование.

В сентябре – октябре 1941 года в Челябинск началась эвакуация двух огромных предприятий – Кировского завода из Ленинграда и Харьковского дизель-моторного завода № 75 с Украины. Ни в отечественной, ни в мировой практике не было прецедентов, когда такие заводы-гиганты с их многотысячными коллективами в считанные дни «снимали с фундамента», грузили в эшелоны и через короткое время практически с колес запускали производство за много тысяч километров от места постройки. Такие меры были вынужденными, и можно только оценить героизм и стойкость людей, осуществивших столь сложные операции в кратчайшие сроки.

Харьковский моторный завод № 75 эвакуировали под бомбежками фашистской авиации. Это была тщательно продуманная и выполненная с большим героизмом операция. Последний эшелон с заводским оборудованием покинул Харьков 18 октября 1941 года, всего за неделю до того, как в город вошли немецкие танки.

В еще более сложной обстановке велась эвакуация Кировского завода. В октябре – ноябре 1941 года все места в самолетах, уходящих из окруженного гитлеровцами Ленинграда на Большую землю, отдавались рабочим и специалистам Кировского завода, которых затем по железной дороге в срочном порядке направляли в Челябинск. Свыше 15 тысяч работников завода и членов их семей были переправлены на Урал. Эшелоны с ленинградцами приходили в Челябинск с октября по декабрь 1941‑го и даже в январе 1942 года. Основной состав ведущих танковых цехов предприятия был укомплектован рабочими и специалистами Кировского завода.

К январю 1942 года на завод прибыли 29 850 человек. 8 тысяч из них были размещены в городе, 17 тысяч – в заводских домах, 3 800 человек – на эвакопунктах – в ФЗУ, заводском клубе и школе № 52.

Условия жизни были неимоверно тяжелыми. Зима, отсутствие топлива, так как достать его людям было негде. В заводском поселке прошло шестое (!) уплотнение, все было забито до предела. Не было матрасов, и сотни людей спали в холодных бараках на голых досках. Не хватало столовых, парикмахерских, баня оказалась неспособной обслужить резко возросшее количество людей, негде было починить обувь, одежду. Но все бытовые проблемы в те дни отходили на второй план. Фронт требовал: «Дайте танки! Скорее! Немедленно!»

И Алексей понимал, что требование фронта необходимо выполнить, что его место сейчас здесь.

В течение 1941 года выпуск тяжелых танков КВ увеличился в 5,5 раза. Это было достигнуто за счет роста среднемесячной выработки на одного рабочего, поскольку даже после прибытия в Челябинск специалистов из Ленинграда и Харькова рабочих рук катастрофически не хватало. По плану на I квартал 1942 года в цехах завода должно было трудиться около 40 тысяч человек, а реально их насчитывалось всего 27 321.

Чтобы восполнить кадровый дефицит, на завод привлекались женщины и дети-подростки. В середине ноября 1941 года специальным постановлением Государственного комитета обороны на заводе было прекращено производство тракторов, артиллерийских тягачей, снарядов, мин и авиабомб. Отныне вся громада Челябинского тракторного завода – все его цеха, тысячи людей, оборудование – должны были переключиться только на выпуск тяжелых танков. Так рождался легендарный Танкоград.

4 июля 1942 года заводу в Челябинске было поручено чрезвычайно срочное задание: одновременно с выпуском тяжелых танков КВ организовать массовое производство средних танков Т‑34. Производственные мощности завода не расширились. На том же оборудовании, в тех же цехах предстояло делать две совершенно разные боевые машины.

С августа 1942 года ежемесячный выпуск КВ был определен в 150 штук, а производство Т‑34 должно было постоянно расти: 100 штук в августе, 300 – в сентябре, а в октябре – уже 350. Завод как бы разделился на два независимых производства. Здесь появились самостоятельные цеха для выпуска тяжелых машин и отдельно – для средних танков. В некоторых цехах было организовано смешанное производство.

История не знала таких примеров, чтобы в течение всего одного месяца весь производственный цикл предприятия перестроили бы на новую машину. Считалось, что это технически невозможно.

Заводу предстояла крупнейшая реконструкция. Создавался новый механический цех, который должен был обеспечивать и тяжелые, и средние танки деталями и узлами ходовой части. На месте бывшего главного конвейера сборки тракторов организовали цех сборки средних танков – цех СБ‑34. Производство Т‑34 меняло техническую политику завода. От мелкосерийной технологии, все еще сохранившейся на отдельных участках при изготовлении тяжелых танков, следовало перейти к технологии массового производства.

В считанные дни нужно было установить 1 200 станков, доставленных на завод, и около 700 переместить из одного цеха в другой. Предстояло спроектировать и изготовить несколько тысяч наименований штампов, моделей, приспособлений, инструментов, обучить тысячи рабочих и мастеров работе над новой машиной.