Читать онлайн Игемон. Размышления о региональной власти в России бесплатно

© Лаптев А.К., 2020

© ООО «Издательство «Вече», 2020

© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2020

Сайт издательства www.veche.ru

Креативный продюсер издания – писатель, драматург Михаил Владимирович Крупин.

Автор и издательство «Вече» выражают благодарность художнику Андрею Ромасюкову за создание образов и сюжетов из истории российского наместничества.

* * *

Дорогие друзья!

Вы держите в руках книгу с ярким названием: «Игемон».

Так именовали военачальников и наместников областей в эпоху римской Античности. Поклонники М.А. Булгакова вспомнят, что именно так в ершалаимских главах его великого романа «Мастер и Маргарита» принято было обращаться к наместнику Понтию Пилату. Почему же Сергей Герасимович Митин – член Совета Федерации, в недавнем прошлом губернатор Новгородской области, – именно так решил озаглавить свои «размышления о региональной власти в России»?

Как мне представляется, потому, что при всем многообразии терминов, которыми в тысячелетней русской истории именовали глав территорий России, ни один из них более точно не передает природу и философию их власти, чем этот, дошедший до нас из античных и библейских текстов. В русском языке в слове «игемон» неизбежно слышится слово «иго», что сообщает ему отрицательный смысловой оттенок некоей навязанной извне воли. Вместе с тем эта самая ассоциация позволяет притянуть и еще один смысл: иго – это ярмо – бремя тяжелое не только для того, кто его тянет, но и для того, кто идет за плугом позади, управляя процессом трудозатратным, но общественно необходимым.

«Игемон» – это пример книги, к названию которой приходится возвращаться в размышлениях на протяжении всего времени ее прочтения. Таким образом, завладев нашим вниманием еще с обложки, автор предлагает нам проделать путь по всей российской истории от Рюрика до современности, делая остановки в тех местах, которые многие знакомящиеся с ней поверхностно нередко незаслуженно пропускают.

Конечно, ни одно историописание такого значительного периода не обходится без правителей, но огромность занимаемых нашим Отечеством территорий, сообщавшая князьям, царям, императорам, генеральным секретарям и президентам могущество во все времена, имела оборотной стороной необходимость назначения ответственных начальников над отдельными областями в силу стратегического их значения либо удаленности от центра.

На страницах книги С.Г. Митина встречаются как широко известные в русской истории игемоны-наместники, так и забытые, а порой и затерявшиеся на ее поворотах. Автор не всегда следует за привычными для отечественной историографии оценками тех или иных исторических деятелей и порой предпринимает смелые попытки по интерпретации деятельности того или иного регионального главы вне зависимости от его взаимоотношений с правящей династией или партией, находящейся у власти, но с точки зрения интересов государственного дела и развития подчиненных ему территорий. Весьма смело выглядит замысел представить в специфической наместнической роли таких разных исторических персонажей, как князь Рюрик, полководцы-сподвижники I и II Лжедмитриев в эпоху Смуты, один из творцов победы красных в Гражданской войне М.В. Фрунзе. При всей необычности подобного подхода упомянутые примеры весьма органично воспринимаются на дистанции полного текста книги.

Приятно радует также подлинная академическая нейтральность повествователя, не уходящая тем не менее в безразличие благодаря эмоциальности автора, его вовлеченности в судьбы Отечества и неравнодушию к ним. Наместники в книге не подлежат искусственному делению на «плохих» и «хороших», их деятельность справедливо оценивается по замыслам и заслугам. В этом специфическом отношении С.Г. Митин явно следует за Петром I, который, даже предавая очередного проворовавшегося своего «игемона» казни, не позволял однозначно чернить память о нем, помня о прежних трудах и усердии покаранного на государевой службе.

В целом тема наместничества в истории России действительно достойна обобщения, и опыт литературного исследования этого феномена С.Г. Митиным следует признать удачным. Книга «Игемон» способна помочь современному региональному менеджеру познакомиться с отечественными традициями областного управления на ярких примерах, а профессионального историка она может вдохновить на более глубокое изучение темы.

Научный директор Российского военно-исторического общества, доктор исторических наук, профессор М.Ю. Мягков

Поезд в историю

На новое место работы я уезжал с Ленинградского вокзала. Август выдался жарким. На вокзале – привычная людская суета. Конечно, мне не раз приходилось бывать на этом старейшем железнодорожном вокзале столицы (как правило, поездки, встречи и провожания на этом вокзале были связаны с Санкт-Петербургом). Но фирменные, скоростные «Красная стрела» и «Невский экспресс», с их блеском и комфортом, с их столичного вида пассажирами, разительно отличались от «подвижных составов», увиденных мной в этот вечер. Старые обшарпанные вагоны. Паутина трещинок в мутных оконных стеклах. Ржавчина на сцепках. Бедно одетые пассажиры плацкарта, штурмующие поезд Москва – Новгород.

Я назначен новгородским губернатором и еду ночным поездом в Великий Новгород. Внезапность назначения и все события, предшествующие этому, говорят, что, по сути, я направлен в Новгород как «кризисный управляющий». Человек я там новый и честно об этом Владимиру Владимировичу Путину сказал. Был в Великом Новгороде всего один раз. Ни друзей, ни родных в тех местах у меня нет. Наверное, поэтому и назначен Путиным главой Новгородской губернии. Для этого был нужен человек, не имеющий связей с местной автаркией.

Мимо пролетают едва освещенные полустанки, тускло поблескивающие речушки… Перелески, пропадающие в темноте. После Твери городов вообще нет.

Обозревая полутемные виды за окном, вспоминаю разговор с Президентом. Его слова о том месте, которое занимает Великий Новгород, Новгородская земля в истории России. Невольно задаю себе вопрос: «А что я знаю об истории этого города, этой земли, которой мне предстоит руководить?» Знаю: Великий Новгород когда-то был «крепок зело», соперничал с древнерусскими столицами – Киевом, Владимиром, позже с Москвой. Была Новгородская республика – богатейшие купцы, торговля с Ганзейским союзом, народное вече. Сами приглашали на свою защиту князей с их дружинами. Сами же и изгоняли их, не угодивших строптивой республике. Кстати, за всю историю России в виде государственного образования вечевая республика просуществовала дольше всех.

Легендарный Рюрик, Вещий Олег, сказочный купец Садко, Александр Невский… Позже, когда московские великие князья и цари, собирая земли русские, совершили несколько походов на Новгород, ликвидировали все его вольности, город начал приходить в упадок. А после того как в XV–XVII веках шведы захватили балтийское побережье, перекрыв для нас Балтику, Новгород и вовсе утратил былую осанку. Не вернул ее и позже, когда Петр I «прорубил окно в Европу», построив на балтийском берегу Санкт-Петербург – новый мощный центр торговли и власти. Железная дорога, соединившая две российские столицы, только частично прошла по новгородской земле, не захватив ее центр – Великий Новгород. Разорение принесли и две мировых войны, особенно Великая Отечественная. Значительная часть области была захвачена врагом, по территории проходила линия фронта, Новгород был полностью разрушен. Потребовались огромные усилия для восстановления как Новгорода, так и других населенных пунктов области.

Но с чего история Великого Новгорода началась? Впрочем, почему только Новгорода? Ведь отсюда «есть пошла Земля Русская!». В эти самые края был призван варяг Рюрик, и история России начала свое движение. Именно в Новгороде прозвучало словосочетание «Русское государство». Именно здесь в 1862 году был возведен памятник «Тысячелетие России».

Только надо ли мне вникать во все это, чтобы управлять губернией? Что-то подсказывало – надо.

Кстати, откуда взялось слово «губернатор»?

И по-латыни (gubernator), и по-древнегречески (κυβερνήτης) губернатор означает «кормчий». По-видимому, именно от слова «губернатор» произошло слово «губерния», а не наоборот. Значит, сперва над завоеванными территориями назначали руководителя, а уже потом смотрели, сколько земли и народу он удержит под своей рукой.

Кстати, примерно в XIV–XV веках возникает некий административно-территориальный округ – губа. Не поискать ли и здесь происхождение слова «губернатор»?.. Но об этом подробнее – позже, когда до XIV столетия дойдем.

А пока я еду в Новгород Великий, и невольно мне вспоминается любимая книга. «В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана, в крытую колоннаду между двумя крыльями дворца Ирода Великого, вышел прокуратор Иудеи Понтий Пилат».

Прокуратор (лат. procurator) – в Древнем Риме так называли высокопоставленных чиновников, управляющих провинциями. И, дальше, из М.А. Булгакова: «Римского прокуратора называть – игемон. Других слов не говорить». Игемон (др. – греч. ηγεμον) – глава, начальник.

Игемон… Тоже был своего рода «кризисным менеджером» над вечно мятежной провинцией, то и дело выдвигающей своих вождей, почитающей своих первосвященников, пророков.

Итак, я – игемон. Иго (лат. iugum) – ярмо. «Возьмите иго мое на себя…» «…ибо иго мое благо и бремя мое легко» – так Иисус говорил. Не тот, булгаковский, а настоящий. И я – никакой не Пилат. Я кремлевский наместник, сиречь – губернатор.

Раздумья этой бессонной ночи подвели меня вплотную к осознанию необходимости глубокого и тщательного изучения истории своего края. Не выходили из головы и слова Президента о высокой ответственности, ложащейся на мои плечи. Ведь мне предстояло руководить территорией, которую можно рассматривать как «колыбель» всей российской государственности. А я и сам уроженец древней, исконной русской земли – я вырос в Нижнем Новгороде, основанном еще Юрием Всеволодовичем, внуком Юрия Долгорукого, в 1221 году. Но Господин Великий Новгород еще древнее! Для нашей истории это, пожалуй, самая святая земля.

И вот по вступлении в должность я начал вечерами (тем более что я долгое время жил в Новгороде один) изучать историю этого древнейшего места. Более того, интенсивная работа на вверенном мне посту, накопление губернаторского опыта тоже удивительным образом накладывались на то историческое знание, которое я впитывал по вечерам – из книг, из встреч с новгородскими учеными-историками. Чтение исторических трактатов и манускриптов, а также размышления о современности сквозь призму истории превратилось у меня в ежедневную привычку. Это и позволило мне по истечении десяти лет прийти к формированию этой книги.

Получилось так, что во все годы моего губернаторства, во многом непроизвольно, я всматривался в головокружительную глубину «хронологического колодца» русской государственности. Мое десятилетнее пребывание на посту губернатора (а я занимал эту должность два срока), частые поездки по вверенной мне области, в том числе и посещения святынь православия, Софийского, Никольского соборов, других церквей Новгородской земли, встречи с Президентом, местными руководителями, другими интересными людьми, а также накопленный опыт и знания в конце концов побудили меня написать эту книгу. Опираясь на дневники и записные книжки, которые я вел, я попытался сложить события в последовательное и логичное историко-аналитическое обозрение.

В процессе осмысления российской истории я попробовал ответить на вопрос о том, какова вообще роль института наместничества-губернаторства в истории страны. Каково влияние наместников (в разные времена они назывались князьями, воеводами, губернаторами, первыми секретарями) на развитие отдельных регионов и государства в целом.

«Откуда есть пошла земля русская»

Рюрик тоже был кризисным управляющим. Только его не назначили сверху, а пригласили извне. Но откуда он был приглашен? В каком статусе до этого он находился в своих землях? И главное – что представляла собой территория, управлять которой зван был Рюрик с младшими братьями и дружиной? Та самая территория, которая стала зернышком, давшим росток всему Русскому государству?

Вообще было ли там, вокруг озера Ильмень, на водоразделе Восточно-Европейской равнины, по берегам рек Волхова, Мсты, Шелони, Ловати, какое-то подобие государства? Эти земли ближе каких-либо иных из восточнославянских земель располагались к Балтийскому морю. Если бы не заболоченность морских берегов, наверное, и там бы поселились ильменские словене. Потому и торг был в Новгороде знатный. С Балтики по Неве и Волхову (через Ладожское озеро) шли в Новгород западноевропейские товары, с востока шли славянские богатства – меха, воск, кожи, мед, пенька, с юга – транзитом из Византии и Персии – шелка, вина, кони, серебряные и железные изделия, драгоценные камни…

Может быть, именно для управления этим обширным торгом и понадобилось создать государство? Какой же торг без порядка на нем? Все купцы – и славянские, и греческие, и скандинавские, и немецкие – заинтересованы в порядке, а значит, в государстве!

И что говорит на этот счет историческая наука?

Понемногу, ночами и вечерами, после долгого трудового дня (уже в должности новгородского губернатора) я старался восполнить неизвинительные пробелы своих знаний об истории России. И странное дело, чем больше я узнавал об истории края, поступившего в мое управление, тем более интересной становилась моя работа, тем легче мне было осмыслить происходящие в стране перемены.

Кроме того, учиться истории уже в сознательном возрасте, когда за плечами серьезный опыт руководителя, оказалось необычайно интересно. В сознании постоянно возникали параллели между современностью и «делами давно минувших дней». Какие-то исторические события были пугающе похожи на те, которым был я свидетелем (словно они повторились на новом витке), а что-то просто отчетливо указывало на корни сегодняшних проблем.

Я читал знаменитых историков – Карамзина, Гедеонова, Иловайского, Ключевского, Костомарова, Соловьева, Скрынникова… И прочитанное накладывалось на мой управленческий опыт директора оборонного завода в советское время, также на опыт работы членом парламента и заместителем министра в современной России. Исследования классиков российской истории ежевечерне наводили на довольно неожиданные выводы, открывали удивительные вещи о моей стране. При этом я понимал, что все это едва ли открылось бы читателю, не поработавшему управленцем несколько десятилетий.

Может быть, поэтому мне и захотелось поделиться своим итоговым видением нашей великой истории. Прежде всего видением истории наших регионов, развития их управления (как бы не назывались их наместники – воеводами, служилыми князьями, губернаторами, первыми секретарями обкомов, снова губернаторами). Рассказать о том, как регионы влияли на общую политику государства, а политика государства – на местное управление. О том, что, на мой взгляд, было полезно стране, а что вредило. Невольно начали приходить даже идеи – как нам использовать этот колоссальный тысячелетний опыт государственности на благо своего народа в будущем.

А опыта этого, на мой взгляд, предостаточно, чтобы впредь избежать множества ошибок и опрометчивых шагов. Чтобы вывести наконец нашу страну к долгожданному процветанию, к стабильности и в то же время гибкости всей административной системы и как следствие – к защищенности наших сограждан. Надо только повнимательнее изучать свою историю, поразмыслить над ней (не только ученым, историкам, но и людям государственным), скрупулезно проанализировать все ее изломы. Ведь помимо ощутимой пользы от такой работы, она еще и крайне интересна.

И невольно вспоминаются слова Уинстона Черчилля: «Народ, не помнящий своего прошлого, не имеет будущего».

Итак, пойдем с самого начала. А началом создания любого государства можно считать то время, когда некое племя в процессе своего эволюционного развития дорастает до того состояния, когда у него появляется необходимость в законодательном и административном структурировании. По существу, это необходимость упорядочить и закрепить законом все территориальные, социальные и правовые отношения. Впрочем, эта необходимость реализуется только в том случае, когда имеется материальная возможность для этого. То есть когда тот добавочный продукт, который вырабатывает общность людей, позволяет содержать «госаппарат».

Самая же первая и насущная задача, которая стоит перед государством, – это защита своей территории. Причем не территории в современном смысле слова, а для начала – неких поселений, расположенных по берегам морей и главных рек, основных путей сообщения того времени.

Как утверждала марксистско-ленинская теория, «государство возникает на определенном этапе развития производительных сил». Проще говоря, дело происходило так: некие оседлые земледельцы, когда на них нападали степняки или морские разбойники, в течение нескольких столетий убегали в лес, отсиживались там (кроме тех, кто не успевал и погибал либо бывал угоняем в рабство), потом приходили на пепелища и начинали все свое хозяйство заново. Либо, если набеги учащались, откочевывали в глубь континента, на безопасное, как им казалось, расстояние. При таком положении дел никакого государства, как мы понимаем, не имеется. Но когда данному поселению (или целому ряду родственных поселений) удается достичь той степени расцвета, при которой в результате общей «трудовой деятельности» и торговых отношений с соседями остаются некие излишки, позволяющие содержать вооруженный отряд, этот час можно смело считать первым этапом создания государства. Глава этого отряда начинает выполнять и все судебно-правовые функции. Следить за порядком на торге, наказывать виновных в грабежах и кражах, разбирать тяжбы. Помогать немощным, старым, убогим, больным, у которых нет детей и родственников, – это уже социальные функции государства. Его просветительские, культурные, образовательные функции подтянутся потом, как и здравоохранение, регулировка хозяйственной деятельности общества, смягчение социальных противоречий и обеспечение экономического развития страны. Изначально же главное – установить на своей земле закон и порядок, а также защитить себя и плоды своего труда от посягательств извне. Для того чтоб содержать само себя, государство начинает сбор налогов и пошлин (мыто, дань, уроки – в разное время и в разных местах эти сборы назывались по-разному). «Каждый народ имеет либо письменный закон, либо обычай, который люди, не знающие закона, соблюдают как предание отцов», – сообщает Повесть временных лет.

Еще одним вариантом установления государственной власти на той или иной территории является та ситуация, когда родовые поселения, даже достигнув определенного расцвета, не заводят (порой не успевают завести) собственные «вооруженные силы», а предпочитают откупаться от набегов «данью». Такие поселения рано или поздно попадают под протекторат более сильного и богатого соседа и начинают пользоваться его защитой, судебно-правовой системой и прочими благами, платя налоги и исполняя иные повинности.

Такое поселение в большинстве случаев становится регионом (уделом, волостью – пока не в названии суть) колонизировавшего его государства и получает для своего управления наместника «из центра». Хотя случается, что и колониальное поселение становится государственным центром (как в случае с городом Киевом, который, будучи захвачен варягами Аскольдом и Диром, а впоследствии новгородским князем Олегом, наместником Рюрика, становится на несколько веков русской столицей).

Зачастую с течением времени государственный центр уступает свое столичное значение более «молодому сопернику» и получает от него наместника для своего управления (так Новгород в 882 году уступил свое столичное значение Киеву, в свою очередь Киев в 1157 году уступил «великокняжеский престол» Владимиру, Владимир приблизительно через двести лет – Москве, а Москва через три с половиной века – Петербургу).

Но так или иначе, если на какой-то территории образуется цепочка: центр – регионы с наместниками, это верная примета создания устойчивого государства.

Фактически общая черта всех первых государств – назначение наместников над осваиваемыми землями из числа близких родственников государя, а то и отдача новых территорий в полную власть его сыновьям (в некоторых случаях – другой родне, также лучшим военачальникам и воинам из ближней дружины, которые формировали таким образом социальный слой «боярства»).

Возможно, даже князь Рюрик (родоначальник первой монархической династии на Руси) был в известной степени наместником над восточной колонией одного из ранних балтийских государств. Мы не говорим «скандинавских», так как до сих пор ведутся споры историков о том, был ли Рюрик скандинавом или представителем славянского народа ободритов. Другими словами, до сих пор не установлено – «норманская» или «антинорманская» версии призвания варягов на Русь имеют больше права на существование.

РАЗМЫШЛЕНИЕ

Норманская теория отождествляет варягов с викингами, воинственными предками шведов, датчан и норвежцев. Антинорманская теория доказывает, что «варяги Русь» – не что иное, как союз славянских племен, живших по берегам Одра и южному побережью Балтийского моря, на территории современной Германии. Другие названия того же народа – варны, вари, ререги, руги, русы, бодричи, ободриты – встречаются в летописях многих государств.

Повесть временных лет, самый ранний и самый авторитетный русский летописный свод, сообщает: «Те варяги назывались русью, как другие называются шведы, а иные норманны и англы, а еще иные готландцы, – вот так и эти». По-моему, здесь недвусмысленно сказано, что варяги не скандинавы, то есть не викинги, что это особый, отдельный народ. Славянский или нет – не сказано, но странно было бы и требовать от летописца раннего Средневековья той классификации, которая была выработана историками только через семь веков.

Кстати, одним из крупных торговых центров этого славянского народа ободритов (ругов, русов) был приморский город Рерик, надо сказать, полиэтнического – славяно-скандинавского – состава. Этот город незадолго до призвания варягов на Русь был захвачен викингом бесспорным – конунгом Готфридом, в результате чего правитель города Рерика, князь Годислав, был казнен.

Рюрик же, как говорит Иоакимовская летопись, был сыном Годислава и Умилы, дочери новгородского князя Гостомысла. Где-то Гостомысла называют князем, где-то старейшиной, где-то посадником – так или иначе, по всей вероятности, это был начальник, избранный на новгородском вече. Другими словами, Умила была выдана отцом за варяга Годислава, одного из князей западных славян, и от этого брака родился Рюрик. На стороне этой теории – такие авторитетные ученые, как М.В. Ломоносов, В.Н. Татищев, Д.И. Иловайский, С.А. Гедеонов.

Норманисты же отождествляют Рюрика с одним из скандинавских вождей. Большинство высказывается в пользу его отождествления с конунгом Рериком Ютландским, одним из наиболее известных данских конунгов на службе у франков. Этот конунг правил землями под названием Фризия на побережье Северного моря. В хрониках его деяния описаны достаточно подробно, вот только ни о каких его путешествиях к восточным славянам нет даже упоминания. Более того, приводятся данные о том, что Рерик Ютландский принял христианство. Таким образом, выглядит несколько странно, что Русь не была крещена с его приходом (то есть за сто с лишним лет до ее крещения Владимиром). Не менее странно, что ильменские словене пригласили княжить иноверца. Тем не менее приверженцами норманской версии являются такие известные ученые, как Н.М. Карамзин, С.М. Соловьев, Б.А. Рыбаков, Е.А. Мельникова.

Самым ярким аргументом в пользу норманской версии является этимология слова «варяг». Vaeria – защищать, оборонять; varda – беречь, охранять; varing – дружина; varar – клятва. При этом заметим, что не одно из скандинавских племен не употребляло этого слова для самоназвания.

Также в пользу норманской теории свидетельствует договор первых русских князей Олега и Игоря с византийцами. Добрая половина подписей, поставленных под этим договором соратниками Олега и Игоря, представляют собой скандинавские имена.

Мы не станем здесь углубляться в дискуссию норманистов и антинорманистов, у тех и других – своя убедительная доказательная база. Заметим только: из предположения, что Рюрик был скандинавом, викингом, логически вытекает еще несколько спорных утверждений. Поскольку скандинавы и славяне имели совершенно несходные культуры, язык и верования, напрашиваются два вывода.

Первый: славяне были не в меру доверчивы и имели только зачатки интеллекта, поскольку их не пугала угроза полного вытеснения своей культуры, языка и сакральных верований в результате приглашения чужеродной вооруженной силы. Либо второй вариант: содружество славян и скандинавов, включая перекрестные браки, было уже настолько обычным явлением, что, в сущности, бояться было нечего. Но подтверждений этому нигде нет.

Впрочем, тесное соседство двух этих народов, как и вообще полиэтнический состав населения Новгородчины в IХ – Х веках, подтверждается новейшими археологическими раскопками на Рюриковом городище. Многие из этих раскопок произведены были во время моего губернаторства, так что я знаю об этом не понаслышке. Но при этом свидетельствую: никаких сведений о взаимопроникновении культур двух этих народов на Рюриковом городище (да и ни в каких других местах) пока не найдено.

Заметим, что в том же случае если «варяги» были западными славянами, которые имели сходные с ильменскими словенами язык и пантеон богов, а сам Рюрик был внуком новгородского старейшины, то все вопросы просто отпадают. Призвание «таких варягов» представляется самым естественным решением для преодоления периода безвластия и междоусобиц. Но не подлежит сомнению и тот факт, что в дружине Рюрика было немало скандинавов (кстати, как помним, и Рерик, город славян-бодричей на южном побережье Балтики, имел полиэтнический состав).

По мнению историка Д.И. Иловайского, совершенно невозможно представить, чтобы славяне добровольно отдали себя в подданство другому народу. Если же произошло завоевание, то это должно было сопровождаться перемещением больших масс людей и множеством событий, которые должны были оставить след во множестве источников (в частности, иностранных), но этого не произошло. Кроме того, малонаселенная и неразвитая тогда Скандинавия не могла предоставить необходимого количества сил для такого предприятия. Еще одно соображение Иловайского: во всех последующих событиях Русь выступает как достаточно организованное и имеющее опыт государство. Это было бы никак невозможно, если представить, что завоевание произошло недавно.

В разные времена в зависимости от того, каким историкам удавалось стать придворными, норманская и антинорманская теории объявлялись официальными. Так, Екатерина Великая сама написала драматическое сочинение о Рюрике, где вывела его западнославянским князем. Но впоследствии восторжествовала теория трех заезжих немецких профессоров (Байера, Миллера и Шлецера). Она выводила варягов из скандинавских племен, фактически отождествляя их с викингами.

А еще до появления на Руси немецких историков известен исторический курьез, когда Иван Грозный в своих письмах английской королеве выводит свое родословие через Рюрика от цесаря римского Августа. Разумеется, Иван Грозный делал это сознательно, чтобы возвысить себя над другими европейскими правителями. Впрочем, эта «средневековая генеалогия» большинством историков признана чистым мифотворчеством.

В XIX веке, когда изрядная часть крови правящей династии Романовых стала немецкой, норманская версия почти не подвергалась критике. Здесь логика вполне ясна. Если и предыдущая династия (Рюриковичи) была иноземного происхождения, то многочисленные германские прививки в родословной Романовых вполне оправданны.

А то, что подобная версия недвусмысленно унижала славянство, фактически объявляя его неспособным создать собственное государство, было только на руку Западной Европе. Разумеется, западные историки не замедлили признать данную теорию «единственно научной». Это проявилось и в годы наполеоновского вторжения, и во время Второй мировой войны. Наполеон неоднократно высказывался в том смысле, что время от времени следует приносить русским государственность «на штыках», как это сделали когда-то шведы. Сами-то русские, мол, ни на что не способны. Эта теория помогла и Гитлеру провозгласить славян (русских, в частности) второсортным народом, для которого рабство – естественное состояние.

Вот так политическая ангажированность и волюнтаризм историков исподволь готовит катастрофы в жизни человечества.

В советское время имя Рюрика даже не упоминалось в большинстве школьных учебников. Так как главной движущей силой истории были «массы и классы», обойти вниманием ту или иную историческую личность (даже самую значительную!) было несложно.

Но сегодня интерес россиян к истинной истории Отечества, к ее великим тайнам, снова растет. Поэтому загадка человека, который задал на века движение Русского мира, вновь привлекает множество исследователей.

Нам в рамках темы «наместничества» прежде всего интересно, что князя Рюрика, переходящего с западных территорий Балтийского побережья на восточные земли, его сюзерены вполне могли рассматривать как своего наместника. А это было вполне вероятно как в норманском, так и антинорманском случае.

В силу той же закономерности, по которой США отделились от Великобритании, на восемьсот лет ранее «восточные варяги», обосновавшиеся в районах Ладоги, Старой Руссы, озера Ильмень, будущего Новгорода и Пскова, отделились от своих властителей на Западе.

Последующая экспансия варяжских князей, их движение в глубь континента, только подтверждает нашу мысль об изначальной их нацеленности на захват земель, несмотря на «приглашение править» от лица местных племен.

Но если Рюрик и предполагал стать на Руси наместником старших варяжских князей, этому не суждено было сбыться. Логика исторического процесса предопределила ему стать родоначальником новой династии в новой стране. Эта династия сама теперь будет осваивать новые земли и назначать над ними собственных наместников.

Как сообщает Повесть временных лет, «и пришли, и сел старший, Рюрик, в Новгороде (который по Ипатьевской летописи сам и основал), а другой, Синеус, – на Белоозере, а третий, Трувор, – в Изборске (имеются в виду младшие братья Рюрика. – Примечание автора). …Через два же года умерли Синеус и брат его Трувор. И принял всю власть один Рюрик, и стал раздавать мужам своим города – тому Полоцк, этому Ростов, другому Белоозеро. Варяги в этих городах – находники, а коренное население в Новгороде – словене, в Полоцке – кривичи, в Ростове – меря, в Белоозере – весь, в Муроме – мурома, и над теми всеми властвовал Рюрик».

Как видим, управлять ближайшими к Новгороду городищами Рюрик доверяет младшим братьям, но те вскоре умирают, теперь города приходится доверять «мужам своим», раз близких родственников не осталось. Отметим это как необычайно благодатную деталь для усиления единого государства.

Как знать, не помог ли сам Рюрик отправиться братьям в мир иной? Как мы знаем, подобные вещи в истории средневековых государств случались. Не исключено, что и нашу раннюю историю не обошли «шекспировские страсти». Сюжеты «Ричарда III», «Генриха IV», «Генриха V» весьма напоминают коллизии Повести временных лет.

Еще заметим, что приглашен был Рюрик со своей дружиной отнюдь не для защиты северо-восточных славянских земель от чужеземной агрессии (уникальный случай). Здесь, видимо, уже своими силами справлялись! Причина «призвания варягов» была в том, что «сказали русь, чудь, словене, кривичи и весь: «Земля наша велика и обильна, а наряда в ней нет». То есть нет порядка, нет единой правовой и административной системы, авторитетной для всех. Еще бы! К этому времени возле неширокого выхода на Балтику на богатейших торгах теснились и славяне из разных племенных союзов, и финно-угорские и скандинавские купцы. Неизбежная конкуренция за рынок сбыта, конечно, приводила к столкновениям, сложно было поделить и лучшие места для рыбной ловли, охоты, солеварения… А уж перепродажа товаров, поступающих с юга на Балтику – в Скандинавию, в ранние западнославянские и германские государства и дальше, – была таким прибыльным делом, что провоцировала бесконечные «разборки» купцов, выборных властей, рыболовецких артелей, земледельцев, ремесленников… В этой ситуации приглашение неангажированных людей «со стороны», изначально находившихся вне клановых разборок, выглядело лучшим решением.

РАЗМЫШЛЕНИЕ

Изучая все эти «преданья старины глубокой», я не мог отделаться от ощущения исторического дежавю. Причем связанного непосредственно со мной. Нет, конечно, я ни в коей мере не сравнивал легендарную фигуру Рюрика со своей скромной персоной, ясно понимая, что масштабы исторических последствий «призвания варягов» и моей губернаторской миссии несопоставимы. Просто было совершенно очевидно, что природа власти во все века – по сути – одинакова. Причины приглашения «нового человека» на Новгородскую землю были практически идентичны и в IX, и в XXI веках. И Президент России В.В. Путин, и его полномочный представитель в Северо-Западном федеральном округе И.И. Клебанов, и С.С. Собянин, тогда глава Администрации Президента, остановили на мне свой выбор, думается, именно по той причине, что у меня нет на Новгородчине корней, не было на тот момент даже близких друзей. Они подыскивали управленца, привыкшего мыслить системно и в то же время не имеющего отношения к политической элите этой губернии. Фактически – кризисного менеджера.

Не те же ли причины заставили призвать сюда и Рюрика в Х веке? «Земля наша велика и обильна, только наряда в ней нет». Нет «наряда», то есть нет порядка, нет правовой и административной системы, авторитетной для всех. Нет эффективного руления могучим краем. А даже сильного хозяйственника «из своих» ставить нельзя – будет блюсти интересы своего клана, а остальных притеснять.

Рюрик, человек со стороны, должен был, по сути дела, переформатировать местные элиты. Погасив их «внутренние войны», заставить работать на общую цель.

Так и к 2007 году Новгородская область пребывала в политическом и управленческом кризисе. Так называемое «криминальное сообщество» проникло уже всюду. Это и вызвало досрочную отставку предыдущего губернатора. Он находился у власти около шестнадцати лет (между прочим, почти столько же, сколько Л.И. Брежнев занимал пост Генерального секретаря ЦК КПСС). Но дело не в продолжительности срока, а в том, что выстроенная им система власти начала стагнировать.

Кадры не столько укреплялись, сколько ухудшались, потому что деловые качества управленцев, их знания, кругозор, профессионализм все меньше интересовали «первое лицо» области. Вдобавок многих «проталкивали» на государственную службу местные промышленно-финансовые группировки. А губернатор, учившийся когда-то властвовать у Ельцина и его окружения, продолжая исповедовать «тактику сдержек и противовесов», угождал представителям противоборствующих групп. Из таких людей создать единую команду не просто трудно – невозможно. Тем более к управлению областью с 90-х подключились так называемые «авторитетные бизнесмены». Естественно, они приводили своих людей во власть ради собственных корыстных интересов.

Рюрик, Трувор и Синеус. Миниатюра Радзивилловской летописи. XV в.

Словосочетание «авторитетный бизнесмен», увы, с 90-х годов наполнилось смыслом, слишком хорошо понятным общественности. И действительно, ряд «теневых менеджеров» области, чьему напору не хотел или не умел противостоять губернатор, впоследствии попали под уголовное следствие – в розыск, под суд, а там и в «зону». Сотрудничество власти с такими персонажами, прямо скажем, авторитет власти – всякой – сильно умаляло.

Если уж совсем начистоту, то Новгород Великий еще в 90-х был захвачен криминальной группировкой, которая породнилась с органами управления, подмяла под себя большую часть промышленных предприятий. Это был процесс, характерный для всей России 90-х, но в крупных областных центрах, с масштабными промышленными предприятиями, этот процесс и начался, и закончился быстрее. Здесь же криминал засиделся до 2007 года!

А главное – развитие области в таких условиях не могло не затормозиться.

Предстояло найти вектор развития. Тоже «переформатировать» местные элиты, повысить работоспособность аппарата, несколько деморализованного общественной критикой, а затем и отставкой руководителя…

Типичные задачи кризисного управляющего!

В официальном сообщении о моем назначении говорилось: «Он является хорошо подготовленным специалистом в области управления, что подтверждает его трудовая биография». По тогдашней процедуре президент также внес мою кандидатуру на рассмотрение Новгородской областной думы для наделения полномочиями губернатора области, и все 23 депутата единогласно ее поддержали.

В этом, на мой взгляд, безусловно сказался авторитет Путина и ожидание перемен новгородской общественностью, и исконные демократические традиции этой земли. А что же еще новгородское вече как не истинная демократия? Как не добрая привычка решать свои проблемы сообща?

Тем не менее во все века укрепление государственности, кристаллизация всех ее функций, неразрывно связаны с «закручиванием гаек», с принудительными и репрессивными мерами, с активизацией судебной системы. Только поглаживая всех по головке никакого порядка не наведешь и государства не выстроишь.

И мне с первых дней в Новгороде Великом пришлось плотно взаимодействовать со всеми силовыми структурами, прежде всего с Управлением Федеральной службы безопасности, с прокурором области, с главным федеральным инспектором, меньше с начальником Управления внутренних дел (который тоже, кстати, был в скором времени заменен). Под арестом оказалось несколько десятков человек. Были зачищены почти все руководители федеральных органов власти, работавшие в области.

В мой адрес периодически звучали угрозы (пришлось принять меры личной безопасности, супруга продолжала жить в Москве). Не могу не выразить на этих страницах свою большую благодарность одному человеку, который помог мне с честью выстоять в этом противостоянии. Этот человек – Теймураз Джамбекович Мансуров, руководитель Северной Осетии в то время. Мы с ним тогда дружили (и дружим до сих пор), я очень уважаю этого человека. Именно Теймураз в первые недели моей работы на посту новгородского губернатора сказал мне: «Сережа, ты перебори себя. Плюнь на все эти угрозы! В конце концов, все мы когда-то умрем. Бойся только одного – потерять лицо. Чтоб тебя не посчитали тряпкой. Будь настоящим мужиком. Раз и навсегда скажи себе – я никого не боюсь, что бы со мной ни случилось. Я буду идти до конца».

И эти слова Теймураза прямо упали мне в сердце и в душу. Я сам начал внушать себе: «Я – такой, как я есть, ни на йоту не буду ни сгибаться, ни лавировать. Я прибыл сюда по поручению Президента России, смелого и мужественного человека, и я должен быть таким же. Ни под кого подкладываться я не буду». И я очень горжусь тем, что сохранил это моральное кредо все десять лет работы на своем посту.

Конечно же, я постарался максимально обезопасить семью. В первые годы пребывание жены и дочери в Новгороде сводилось к минимуму. В наиболее критические моменты Вера Ивановна, моя супруга, просто жила в Москве.

Мне пришлось заменить значительное количество управленцев Новгородчины. Я практически сформировал новую команду. Большие замены были проведены и среди руководителей федеральных органов исполнительной власти на местах…

Поездки по городам и поселкам сразу показали мне очень сложную экономическую и социальную ситуацию в области. Пришлось очень внимательно заняться и «кадровой политикой» на районном уровне. Проводить бесконечные совещания по бюджетной программе. Причем отдельным пунктом пришлось добиваться того, чтобы каждый район хотя бы знал свой бюджет. Руководители районов там, к сожалению, даже этого не знали! Ни своих доходной, ни расходной частей. В итоге, разумеется, были поставлены задачи – увеличения доходной части и оптимизации расходной. Денег катастрофически не хватало.

Вечерами, листая «Историю государства Российского» Н.М. Карамзина, я невольно утешался тем, что и в IX веке, с прибытием Рюрика, междоусобицы на этой земле тоже не сразу затихли. Далеко не все были согласны с действиями приглашенного князя – так, варяжской дружине пришлось подавлять мятеж новгородца Вадима Храброго. Кстати, Вадим, как предполагал историк В.Н. Татищев, тоже был в прямом родстве с прежним руководителем Новгорода Гостомыслом. Вадим был его внуком, сыном младшей из дочерей, и, таким образом, имел бы право княжить, если бы не Рюрик.

Так или иначе, Вадим принадлежал к элите ильменских словен. А мятеж, который он возглавил, был вызван, скорее всего, желанием вернуть утраченные привилегии местной знати. Да и многие простые новгородцы могли быть недовольны деятельностью Рюрика (он мог ограничить вольности каких-то промыслов, назначить новые налоги, ущемить чьи-то интересы в процессе переформатирования всей хозяйственной жизни на подвластной территории). По крайней мере, сомнению не подлежит, что восстание было прямым следствием определенных действий Рюрика по укреплению центральной власти.

Как ни странно, изучение тех отдаленных событий тоже придавало мне сил и решимости. Оно дарило ощущение исторического контекста, в котором находились и мои скромные действия на губернаторском посту. Я словно видел перед собой огромное, величественное историческое полотно, в которое – пусть незаметно, почти бесшумно – и я вплетаю какую-то необходимую ниточку.

К счастью, это ощущение не покидало меня и в дальнейшем, а не только в период проведения жестких «административных мер». Сегодня, когда мое губернаторство уже позади, имея возможность все неторопливо осмыслить, я невольно замечаю, что практически во всей проблематике, с которой мне пришлось столкнуться, имеется то или иное сходство с задачами, стоящими и перед Рюриком, а также всеми его наследниками и их наместниками. Или мне это только кажется? Но вот послушайте…

Был ли Рюрик славянином с юго-западных берегов Балтики или викингом, побывавшим на своем драккаре в самых богатых краях, его не могла не опечалить и низкая плотность населения, что не давало развиваться территориям, и очевидная бедность его новых подданных по сравнению с уровнем жизни в Западной Европе. Думается, отчасти этими эмоциями и объясняется столь быстрое продвижение варягов из дружины Рюрика по рекам на юг. С богатых новгородских торгов по договору им, скорее всего, ничего не перепадало. По всей вероятности, шла некая фиксированная плата как госчиновникам.

Не знаю, как для кого, а для меня совершенно очевидна их мотивация. Как вспомню Новгород 2007 года, когда даже в зданиях отдельных районных администраций руки помыть было негде. Ведрами воду носили из колодца, из ковшика на руки друг другу поливали. Не было спортивных залов, заваривали пакетики с чаем в колотых чашках. Гнетущее впечатление… Так что же было тут в IX веке? Какие масштабы людской неустроенности предстояло преодолевать тогда?

Хотя как знать? Может, и не будет большим преувеличением сказать, что те же самые проблемы достались в наследство и нам, через двенадцать столетий.

После Рюрика

Но вернемся к варяжским князьям IX века. Увидев, что поживиться вокруг Ладоги и озера Ильмень им особенно нечем, варяги решили, что обогатятся, расширяя доверенное им государство. На новых территориях их ждал очевидный в историческом контексте доход – дань, которой будет обложено население, захват пленных – соответственно работорговля, да и просто грабеж.

В итоге два военачальника (или «ближних дружинника») Рюрика – Аскольд и Дир – с отрядами были посланы взглянуть: что там южнее? Пройдя Смоленск, принадлежащий кривичам, Аскольд и Дир захватывают Киев – в то время, очевидно, богатейшее поселение, центр торговли нескольких славянских племен (полян, радимичей, северян). Там и земли не в пример плодороднее новгородских, и народонаселения вокруг погуще.

Аскольд и Дир даже решают основать здесь новое государство и сложить с себя обязанности слуг метрополии (возможно, по примеру Рюрика, о чем мы говорили). Тем более что между новгородской землей Рюрика и Киевом лежали обширные земли Смоленщины. Едва ли, рассудили Аскольд и Дир, Рюрик и его дружинники рискнут, оставив Смоленск в тылу, затеять войну с ними. Пока они осваивают свой северо-запад, мы тут достаточно усилимся, сходим в поход на Царьград (Константинополь, столица Византии), ограбим все его предместья, да еще возьмем с цесаря дани (что и было произведено). Но в целом эта схема Аскольда и Дира не сработала.

Воевода Рюрика Олег действовал более системно. Сначала он захватил и присоединил к русскому новгородскому государству Смоленск и Любеч (возможно, еще при жизни Рюрика). Причем с той скоростью великого полководца, которой, видимо, Аскольд и Дир не ожидали. Быстро пополнив дружину кривичами и любечанами, Олег с необходимой в таких случаях внезапностью явился к стенам Киева. Остальное было уже «делом техники»…

Но вернемся немного назад. В 879 году, согласно преданию, Рюрик умирает, оставив малолетнего сына Игоря, опеку над которым принимает военачальник (возможно, родственник) Рюрика – варяг Олег. Иоакимовская летопись считает Олега шурином Рюрика, то есть братом жены. Таким образом, малолетнему князю Игорю Рюриковичу он приходился дядей.

Вполне объяснимо (как с точки зрения «человеческого фактора», так и по государственной целесообразности), что Олег не торопился передавать полноту власти Игорю аж в течение тридцати трех лет. Действительно, трудно привести пример более эффективного наместника над подвластными территориями, чем был «Вещий Олег» в государстве Рюриковичей. По сути, он, будучи полновластным «великим князем» (так и называют его многие летописи), и создал это государство в том виде, в котором о нем вскоре узнали все страны Европы и ближней Азии.

Возможно, Олег осознанно задался целью поглотить своим государством известный торговый путь «из варяг в греки», а возможно, это случилось само собой – в результате его последовательного продвижения на юг с большим войском, собранным из воинов всех присягнувших Рюрику земель (здесь были варяги, русь, кривичи, словене, мурома, весь, меря, чудь – то есть по этническому составу здесь были и славяне, и скандинавы, и финно-угры). Олег последовательно захватывал и присоединял все встречающиеся на пути города и поселения (о Смоленске и Любече мы уже говорили). И всюду сажал «на столы» уже собственных наместников, «мужей своих», по примеру Рюрика.

Отправившись от Смоленска по Днепру на ладьях к процветающему уже в то время Киеву, Олег застает двух «недобросовестных» наместников Рюрика врасплох… Кстати, кроме той исторической версии, о которой мы уже рассказали, существует гипотеза, по которой Аскольд и Дир вообще наместниками не были, а были отправлены Рюриком непосредственно в военный поход на Царьград, но потом вернуться к Рюрику не пожелали. Уже на обратном пути, отягощенные военной добычей, Аскольд и Дир «сели княжить в Киеве», вытеснив вооруженной силой наследников Кия, Щека и Хорива, князей из полянского племени, которые основали этот город.

Никоновская летопись, компиляция различных источников XVI века, приводит подробный рассказ о встрече Олега, легитимного наместника Рюрика, и двух нелегитимных, «самопровозглашенных» князей. У Олега был свой план. Сам, сказавшись больным, остался в ладье и послал извещение к Аскольду и Диру, чтобы те соблаговолили прийти к нему на важный разговор. Также Олег в послании упомянул об огромном количестве различных украшений, имеющихся на борту. Когда те поднялись на палубу, Олег предъявил всем свидетелям законного наследника Рюрика, приказал узурпаторов власти на месте казнить.

Олег занял Киев и объявил: «Да будет это мать городов русских». Таким образом он объединил северный и южный центры восточных славян. По этой причине именно Олега, а не Рюрика многие историки считают основателем Древнерусского государства.

Все последующие годы Олег был занят расширением подвластной территории. Он подчинил Киеву окрестные славянские племенные союзы – полян, древлян (междуречье Днепра и Прута), тиверцев (берега Днестра, Прута и Дуная), вятичей (бассейн Верхней и Средней Оки), северян (Чернигов и окрестные земли), радимичей (междуречье Десны и Днепра). Два последних племенных союза были данниками могущественного Хазарского каганата, который тогда занимал территорию Северного Прикаспия, Приазовья и Северо-Восточного Причерноморья. Данниками хазар были практически весь Северный Кавказ, все Нижнее и Среднее Поволжье. По некоторым данным, в то время и Киев платил дань хазарам.

Одержав победы в нескольких сражениях, Олег отгоняет хазар от радимичей и северян (после его смерти хазары вернутся, при этом обложат данью и вятичей). А затем предпринимает воинский поход на Царьград, увенчавшийся полным триумфом. Стихи о щите, прибитом «на врата Цареграда», описанном в «Песне о Вещем Олеге» А.С. Пушкина, советские школьники учили наизусть. В итоге Олегом была получена богатая дань от императора Восточной Римской империи, сильнейшего государства того времени, а главное, в письменном договоре зафиксированы многочисленные преференции для русских купцов, проезжающих через Босфор и Дарданеллы из Черного моря в Средиземное. Судя по всему, до этого похода Олега византийцы вообще русских купцов через проливы на средиземный простор не пускали.

С этой точки зрения поход Олега был вызван отнюдь не алчностью «дикого викинга», как представляют его некоторые историки, а насущной необходимостью новорожденного государства. Путь «из варяг в греки» (то есть по рекам – из Балтики в Черное и Средиземное моря), лежащий теперь полностью в подконтрольной государству Рюриковичей территории, становился максимально эффективен.

Централизованное Русское государство в течение следующих 70–80 лет развивается по нарастающей – и в немалой степени из-за оптимального управления приобретенными территориями. Возможно, было лишь благоприятным совпадением, что более ста лет этой огромной, разраставшейся как на дрожжах, молодой стране было обеспечено единоначалие. Действительно, младшие братья Рюрика быстро погибли, затем долгожитель Олег управлял государством более 30 лет, и не думая раздавать завоеванные земли в управление своим сыновьям. Да и не имел на это права, если бы и возник такой соблазн. Поэтому Олег вынужден был ставить наместниками в присоединенных городах и поселениях «мужей своих», то есть выдающихся дружинников, которые дадут начало боярскому сословию.

Когда же после смерти Олега начинает наконец княжить Игорь Рюрикович, супруга Ольга рождает ему единственного сына – Святослава. Этот князь в своих полководческих дарованиях даже превзойдет Олега Вещего. Святослав полностью уничтожит Хазарский каганат, обезопасив на многие десятилетия восточные границы своего государства. Он раз и навсегда избавит от унизительных поборов и угонов в полон земли вятичей, радимичей и северян. Полностью очистит от хазар Волгу, уничтожит столицу Итиль при впадении Волги в Каспий. Построит в акватории нынешнего Керченского пролива город Тмутаракань – центр будущего русского Тмутараканского княжества. Захватит каменные хазарские крепости на Дону и его притоках… То есть Святослав ощутимо раздвинет границы Руси на восток и юго-восток, даже войдет на Северный Кавказ. А затем займет Болгарское царство, включая Македонию и Фракию. То есть выйдет к Средиземному морю!

В итоге Святослав затеет долгую войну с Восточной Римской империей, то приближаясь, то вновь отдаляясь от Константинополя, принимая дань от византийских императоров. В конце концов погибнет в засаде печенегов, подкупленных византийцами. Наверное, с позиции современного наблюдателя – чем столько воевать, истощая ресурс своего государства, Святославу следовало, что называется, «вовремя остановиться» и заняться благоустройством занятых территорий. Оттого и мать, княгиня Ольга, ему выговаривала: «Что чужой земли ищешь?»

Поход Олега на Царьград в 907 г. Миниатюра Радзивилловской летописи. XV в.

Да, размахом своих воинских походов Святослав воочию продемонстрировал потенциал молодого Русского государства – Новгородско-Киевской Руси, как называют его современные историки.

Но, раздумывая об эпохе Святослава Игоревича, я невольно задавал себе вопрос: а может, в этом и заключается одна из главнейших проблем нашей страны? Мы идем вперед, захватывая новые земли, но не обустраиваем должным образом существующую территорию.

С другой стороны, если бы расширение Русского государства и дальше шло теми же темпами, что и в Х веке, то Византийской империи, не говоря о других странах (будь то европейские королевства или азиатские ханства) пришлось бы сильно потесниться с мировой арены. Но развитие Древнерусского государства, в том числе и его воинский потенциал, находились в прямой зависимости от решения вопроса о способе управления вновь присоединенных территорий.

В конце Х века здесь везение заканчивается. У Святослава рождаются три сына, одному из которых (Ярополку) отдается еще во время походов отца управление Киевом, второму (Олегу) – Древлянской землей, а третий – Владимир, незаконнорожденный, но тем не менее он по просьбе новгородских выборных старшин отправляется княжить в Новгород. Худшее решение трудно придумать, хотя понять его вполне возможно. Жители той или иной земли, имея у себя «непосредственным начальником» сына великого князя, во-первых, поднимали статус своей территории, а во-вторых, как бы заведомо легитимизировали все свои движения. Другими словами, местная знать охотно снимала с себя ответственность за свои решения: ведь наместник у них – княжеский сын, это и его решения по сути. С одной стороны, «нет худа без добра», под руководством княжича местные дружины, и власти вообще, действовали куда увереннее и смелее. Еще бы! За каждым их деянием стояла санкция княжича. Даже в случае каких-то опрометчивых решений головы с плеч не полетят, ведь великий князь «свою кровиночку» не станет наказывать сильно.

С другой стороны, эта практика весьма приглянулась и князьям, и княжичам. Казалось бы, неоспоримые выгоды. Первая – земли под присмотром княжьих сыновей, под их «ручным управлением», уже не отпадут, не взбунтуются, не соблазнятся посулами коварных соседей, не откроют свои крепости врагам. Вторая выгода – княжьи дети смолоду набираются опыта в науке властвования. Третья – княжичи (порой это дети от разных жен, то есть разных боярских партий) не передерутся раньше времени в борьбе за киевский престол, так они разнесены хоть территориально. Вот это была ошибка! Лучше бы они дрались «на одном дворе». Страна была бы целее.

Вообще удивительно, как – несмотря на вышеперечисленные тактические выгоды – великим князьям не был очевиден главный разрушительный для их государства аспект подобной практики? Так называемые княжьи уделы легко переходили в безраздельное владение сыновей великого князя. Над централизованным государством нависла большая угроза, которая в последующие десятилетия только возросла.

Примерно до середины XI века угроза феодальной раздробленности на Руси успешно преодолевалась тем, что братьям-княжичам удавалось достаточно быстро – обманом, засадами, внезапным воинским набегом – расправляться друг с другом. То есть из всех братьев, претендентов на великокняжеский стол, быстро оставался один. Так или иначе, государственная централизация счастливо возвращалась. Так произошло и после смерти Святослава, когда сын его Олег погиб во время боя своего отряда с дружиной брата Ярополка, а самого Ярополка после нескольких месяцев противостояния умертвил Владимир, заманив брата на переговоры. Таким образом, Русская земля снова оказалась под рукой одного правителя.

Наставление Ярослава сыновьям. 1054 г. Литография Б.А. Чорикова. 1836 г.

Но что касается детей самого Владимира Красное Солнышко, у которого было уже 13 сыновей, то каждому из них с каким-то маниакальным упорством (будто уже неясно, чем все это кончается!) были предоставлены лучшие уделы земли Русской.

Двое из них, даже при жизни отца, отказались платить ему положенный «урок» (налог удела в «федеральный центр»), это были Ярослав, князь новгородский, и Святополк, князь туровский. (Примечательно, что Ярослав отказался платить дань Киеву из Новгорода, заявив себя образцовым «сепаратистом», но, как только он захватил власть в Киеве, тут же выказал себя «державником».) После смерти Владимира разгорелась уже настоящая междоусобная война его сыновей за великокняжеский престол, длившаяся четыре года! И это было вполне предсказуемо – у каждого из «наместников» была своя дружина, свой источник дохода с «уроков» в его княжеском уделе и соответственно – свое личное представление о собственных обязанностях и правах по отношению к братьям и государству в целом.

После гибели в междоусобиях большинства братьев (некоторые умерли еще при жизни отца Владимира) Русь была разделена между Ярославом Мудрым и Мстиславом Тмутараканским. Но через пять лет они снова начали воевать с переменным успехом. В результате случайной гибели на охоте Мстислава, не оставившего детей, вся власть над Русской землей чудесным образом снова сосредоточилась в одних руках – именно у Ярослава Мудрого.

Казалось бы, Ярослав мог неоднократно в течение собственной жизни убедиться в порочности системы назначения наместниками сыновей, которая оборачивалась в итоге дроблением единой Руси на «маленькие, но гордые» княжьи уделы. То есть образовывались этакие недогосударства, только формально зависимые от «федерального центра», стола великого князя в Киеве. Да, эти княжества были еще в состоянии организовать какой-либо совместный поход-набег на того или иного соседа Руси (хотя половина из этих походов уже заканчивалась неудачно), но были совершенно не в состоянии поодиночке противостоять сильному агрессору. Тем не менее великий князь Ярослав, которому с огромным трудом удалось самому остаться во главе единой Руси (по некоторым источникам, он даже назывался кесарем, то есть императором), словно загипнотизированный сложившейся за два поколения практикой, продолжает назначать сыновей наместниками лучших городов и территорий. Результат не замедлил сказаться.

Фундамент внутренней политики

А что же внутреннее устройство подвластных земель? Занимались ли вопросами внутренней жизни страны великие князья и их наместники? Или только ходили воинскими походами на соседей (а потом и друг на друга), а саму Русскую землю рассматривали как завоеванную территорию? К сожалению, мы должны констатировать, преимущественно это было именно так.

Впрочем, «первых ласточек» осмысленной внутренней политики мы замечаем уже при княгине Ольге. Чтобы подробнее коснуться этой темы, вернемся на столетие назад.

Княгиня Ольга (ок. 920–969), вдова князя Игоря, сына Рюрика, впервые на Руси упорядочивает налоговые сборы. К этому ее подводит сама жизнь, а точнее – насильственная смерть ее мужа князя Игоря Рюриковича в 945 году. По всей видимости, до этого варяжские князья собирали подати совсем просто – сами ездили с дружиной по подвластной территории и «на глазок» отмеривали подать в свою пользу. Конечно, изначально, в новгородских землях, приглашенный Рюрик и его дружина были поставлены на довольствие, размер которого был оговорен заранее. Кроме того, точно известно, что впоследствии Вещий Олег, освобождая радимичей и северян от хазар, установил совершенно определенную подать на этих окраинных землях. Отсюда – естественный вывод, что уж у себя-то в Киеве все сборы были фиксированными. Также известно, что Олег, переместившись в Киев, «обложил данью» Новгород. То есть уже в первом поколении «призванных варягов» Новгородчина (включая Изборск, Старую Ладогу и другие городища) из государственного центра превращается в провинцию государства Рюриковичей, которое при Олеге становится уже как минимум вчетверо больше, чем при Рюрике. Если при Рюрике Новгород на равных заключал договор с «варяжской» династией, то при Олеге уже платит ей некую «дань».

Также князья продолжали ездить с дружиной в полюдье, сами бдительно посматривали: не обманывают ли их местные жители, не чересчур ли жируют, не маловата ли подать?

По всей видимости, каждый раз пересчитывалось заново число дворов и жителей (хотя официальной переписи вплоть до монгольского ига, видимо, не проводилось). Да и количество жителей в поселениях было, что называется, «плавающим» – неурожаи, эпидемии, набеги соседей могли в одночасье его сильно сократить. Происходили и внезапные миграции, резко увеличивая либо уменьшая численность населения в той или иной местности.

Специфику сбора податей осложняло и то обстоятельство, что князья не всегда сами точно понимали, является та или иная земля их временным завоеванием (то есть вполне возможно обойтись с ее жителями как с взятыми в полон врагами) либо это надежное и долговременное приобретение (то есть жители этой территории – граждане твоего государства). Этим и была обусловлена печальная участь князя Игоря Рюриковича.

Накануне своей гибели Игорь вернулся из удачного похода на Константинополь. (Заметим, предыдущий поход был неудачен. Ромеи пожгли все его лодьи «греческим огнем».) В результате же второго похода Игорь получил с Царьграда огромную дань плюс «пролонгировал» договор князя Олега с Восточной Римской империей.

По всей видимости, психология завоевателя невольно была перенесена Игорем и на собственные земли по возвращении. На следующий год после своего победного похода на ромеев Игорь отправился с малой дружиной за данью в «деревскую землю», включенную еще Олегом в состав Русского государства.

Причем величина дани была увеличена Игорем в сравнении с прежними годами произвольно. Возможно, Игорь так наказывал древлян за то, что они безапелляционно отказались вступать в его войско, когда то еще собиралось в поход на Царьград. Тот факт, что сбор дани был абсолютно не регламентирован, иллюстрирует рассказ летописца о том, что Игорь, отпустив большую часть дружины с данью домой, сказал: «А я похожу еще». Итогом этого волюнтаристского решения и стало убийство князя.

Полюдье. Князь Игорь собирает дань с древлян в 945 г. Художник К.В. Лебедев. 1901–1908 гг.

Ольге удалось эффектно отомстить за смерть мужа древлянам – древлянское войско было разбито, главный город их Искоростень сожжен. Но убийство мужа и восстание древлян недвусмысленно показали княгине, что внутренняя политика государства должна быть изменена – и прежде всего следует упорядочить сбор налогов с «регионов», а также правовые отношения центра и периферии. Как мы увидим, задача сбора налогов и взаимоотношения центра и периферии, возникающие при этом, надолго станут основой формирования внутренней политики и нередко будут приводить к изменению государственного строя.

Ольга устанавливает систему погостов – центров торговли и обмена (вначале в землях Пскова и Новгорода, затем и в других русских землях), в которых происходит также и сбор податей фиксированного размера. Сбором податей занимается уже не сам князь с его дружинниками (хотя поездки князей в полюдье еще долго не прекратятся), а специальные служилые люди – тиуны и огнищане.

С 945 года Ольга официально устанавливает как размеры полюдья – податей в пользу Киева, так и периодичность их уплаты – оброки и уставы. Подвластные Киеву земли оказались поделены на административные единицы, в каждой из которых был поставлен государственный администратор – тиун.

В летописях употребляются обозначения как «тиун», «огнищанин», так и «огнищный тиун» как высшая административная должность. Поначалу эти звания, как правило, присваивались наиболее авторитетным лицам из числа свободных простолюдинов, хотя подобную должность вполне мог получить княжеский или боярский доверенный холоп. Как бояре (высшая воинская знать), так и рядовые дружинники, стремящиеся дослужиться до бояр, по всей видимости, отказывались от этой сугубо хозяйственной должности, требующей постоянного контакта со смердами. Этимология слова «огнищанин» – славянская. Изначально (видимо, даже до возникновения государства) так назывался человек, ответственный за поддержание огня в особом месте поселения. По другой версии – это управитель личным хозяйством князя, боярина или просто богатого землевладельца, от слова «огнище» – дом, то есть некое место, где всегда поддерживается огонь для тепла и приготовления пищи. Что же до происхождения слова «тиун» – у него, по всей вероятности, скандинавские корни.

Княгиня Ольга создает погосты и собирает дань. Миниатюра Радзивилловской летописи. XV в.

С возникновением Московского централизованного государства роль тиунов возрастет, им будут доверяться управление целыми городами, волостями, а также судебные функции. Пока же – в домонгольский период русской государственности – роль тиунов и огнищан ограничивается сбором податей на погостах. Кажется, им даже не придавалось большой вооруженной охраны. Впрочем, их жизнь была защищена огромным денежным штрафом – за убийство княжьего тиуна была установлена вира в 80 гривен.

Так или иначе, это уже можно назвать началом внутренней, или «региональной», политики.

Также именно при Ольге в городах начали появляться каменные здания. С материнским вниманием княгиня относилась к благоустройству подвластных Киеву земель – прежде всего, конечно, родных для себя псковских угодий.

Порок древнерусского государства

В государственных приоритетах внука Ольги, киевского князя Владимира Святославовича, в первые годы княжения была активная внешняя политика. После «ликвидации» других претендентов на киевский великокняжеский стол Владимир завоевал земли балто-литовского племени ятвягов (территория нынешней Прибалтики), отвоевал у поляков Перемышль, теснил волжских булгар и додавливал в Прикаспии остатки Хазарии. Осадил и взял большую византийскую крепость Корсунь в Крыму, после чего византийский император отдал свою сестру Анну замуж за Владимира (практически в обмен на Корсунь), в итоге Владимир крестился и по возвращении в Киев приступил к крещению своих подданных.

Словом, князь Владимир успешно пользовался во внешней политике всеми преимуществами крупного централизованного государства, которым в то время была Новгородско-Киевская Русь. Но произвел ли один из самых прославленных князей Древней Руси что-то полезное во внутреннем обустройстве державы?

Большие города при Владимире Красное Солнышко были устроены по-военному. Каждый город образовывал отдельный организованный полк, называвшийся тысячей, которая подразделялась на сотни и десятки. Тысячей командовал выбиравшийся сначала городом, а позже назначаемый самим князем тысяцкий, сотнями и десятками – сотские и десятские.

В те времена местные старцы, или старейшины, представлявшие «органы местного самоуправления» (а они существовали, по всей видимости, еще до создания Русского государства), сидели на советах рядом с княжичем-наместником или воеводой-наместником, рука об руку с его боярами. Таким образом, старейшины, представлявшие интересы данной местности, при Владимире начинают входить в русскую аристократию, которая через некоторое время станет называться земской властью, в отличие от государевой власти, то есть княжеской аристократии (впоследствии – царской).

Златник великого киевского князя Владимира Святославича. X–XI вв. н. э. Слева – изображение князя Владимира, справа – образ Христа согласно византийским прототипам

Владимиру приписывается «Церковный устав», определяющий компетенцию церковных судов. Этот документ долгое время считался подделкой XIII века, ныне же возобладала точка зрения, согласно которой это подлинный устав Владимира, только с позднейшими добавлениями и искажениями.

Владимир Креститель порою занимался и законодательством. Поначалу согласившись с представлениями херсонесского духовенства о необходимости смертной казни, Владимир вскоре, посоветовавшись с боярами и «городскими старцами», постановил наказывать преступников по старому обычаю – вирой, то есть крупным штрафом в пользу княжеской казны. Тут мы видим, что при Владимире региональные власти (наместники и представители местного самоуправления) начинают играть важную роль в принятии решений на общегосударственном уровне.

Владимир начал чеканку монеты – золотой («златников») и серебряной («сребреников»), воспроизводившей византийские образцы того времени. На большинстве монет Владимира изображен князь, сидящий на престоле, и надпись: «Владимѣръ на столѣ» (Владимир на престоле). Выпуск монеты был обусловлен не столько экономическими потребностями – Русь прекрасно обслуживалась византийской и арабской золотой и серебряной монетой, – сколько политическими целями: монета служила дополнительным знаком суверенитета христианского государя.

Именно к времени княжения Владимира Святославича относится первое упоминание в летописи о благотворительной, или, как сегодня сказали бы, «социальной», функции власти. По преданию, Владимир приказывал развозить по Киеву для больных и нищих различные продукты питания.

При Владимире начинается масштабное каменное строительство в Киевской Руси, хотя первые сохранившиеся постройки относятся ко времени его сына Ярослава.

Самый известный (возможно, первый) сборник судебно-правовых норм Киевской Руси датируется различными годами, начиная с 1016 года. Инициатором создания этого документа, под названием Русская Правда, считается Ярослав Мудрый. Русская Правда являлась основным письменным источником русского права, сохранявшим свое значение вплоть до XV–XVI веков.

Судебник Русская Правда содержит нормы уголовной, наследственной, торговой и процессуальной сфер и является главным источником правовых, социальных и экономических отношений Древнерусского государства.

В Русской Правде четко указаны главные должности княжеской администрации. Княжий тиун, о котором мы уже рассказывали в связи с реформами княгини Ольги. При Ярославе тиун уже мог, в должности княжеского наместника в городе, заниматься всеми делами текущего управления, даже вершить суд от имени князя. Мечник собирал штрафы, мытник торговые пошлины. Вирник собирал виру – другими словами, откуп за совершение крупного преступления. И емец собирал продажи – откуп за кражу.

Помимо упорядочивания судебно-процессуальной системы, которая стала единой для всех без исключения регионов земли Русской (!), Ярослав Мудрый активно занимался градостроительством на рубежах своего государства: основал Юрьев (ныне Тарту, Эстония), Ярославль на Волге, Ярославль в Прикарпатье, Новгород-Северский (северо-восток современной Украины).

Чтение народу Русской Правды в присутствии великого князя Ярослава. Художник А.Д. Кившенко. 1880 г.

Киев в те годы уже считался чрезвычайно крупным городом, в котором было более 400 церквей и 8 рынков. Западный хронист того века Адам Бременский называл Киев соперником Константинополя, «прекраснейшей жемчужиной». При Ярославе возникают первые русские монастыри. В 1030 году по повелению Ярослава Мудрого в честь Георгия Победоносца была основана в Киеве Георгиевская церковь, день освещения которой и стал Юрьевым днем; указывает по всей Руси «творити праздник святого Георгия 26 ноября». Также в правление Ярослава Мудрого был основан Юрьев монастырь в Новгороде. Кроме Русской Правды он издает и Церковный устав.

В 1051 году, собрав епископов, Ярослав предлагает назначить митрополитом Киевским Илариона, «мужа блага, книжна и постника», – на этот раз без санкции константинопольского патриарха! Таким образом, на Руси впервые поставлен был митрополит не константинопольским патриархом, а собором русских епископов. Историки предполагают, что это могло быть обусловлено конфликтом между князем Ярославом и императором Восточной Римской империи.

При Ярославе разворачивается интенсивная работа по переводу византийских и иных книг на церковнославянский и древнерусский языки. В 1028 году в Новгороде основана большая школа, в которой были собраны около 300 детей священников и старост.

Правление Ярослава Мудрого (1019–1054) стало порой наивысшего расцвета Древнерусского государства. Князь Ярослав породнился с множеством правящих династий Европы, что свидетельствовало о широком международном признании Руси в европейском христианском мире. Князь Ярослав даже начал себя именовать императором (точнее, «инператором», делал ошибку в одной букве). И что же? Имел право – по своей территории Русь, раскинувшаяся от Балтики до Черного и Азовского морей, от Карпат до Нижней Волги, превосходила Византийскую империю.

Крупнейшими городами были Киев, Новгород, Муром, Ладога, Ростов, Смоленск, Белоозеро, Полоцк, Плесков (Псков), Чернигов, Овруч, Изборск, Переяславль, Туров, Владимир-Волынский. Развивались ремесла, торговля. Создавались памятники письменности (Новгородский кодекс, «Слово о Законе и Благодати», Остромирово Евангелие, жития и первые летописи, позднее положенные в основу Повести временных лет). Развивалось каменное зодчество (выдающимися памятниками архитектуры стали Десятинная церковь, Софийский собор в Киеве и одноименные соборы в Полоцке и Новгороде). Многочисленные берестяные грамоты, дошедшие до нашего времени, свидетельствуют о высоком уровне грамотности жителей Руси. Русь вела активную торговлю с южными и западными славянами, Скандинавией, Византией, Западной Европой, народами Кавказа и Средней Азии.

Ярослав нанес такое поражение печенегам, что их набеги на Русь прекратились навсегда.

Георгиевский собор Юрьева монастыря в Великом Новгороде. Построен в 1119 г. Фото начала XX в.

Пожалуй, единственное нарекание, которое возможно предъявить этому поистине великому князю, – та самая «мина замедленного действия», которую и он, в свою очередь, заложил под собственное государство. Это – назначение наместниками над городами и прилегающими к ним поселениями своих сыновей. Умирая в 1054 году, Ярослав Мудрый, по сути, разделил Русь между пятью сыновьями. В итоге после смерти двух младших из них все земли оказались под властью троих старших – Изяслава Киевского, Святослава Черниговского и Всеволода Переяславского (этот союз трех правителей вошел в историю под названием «триумвират Ярославичей»).

Результаты подобного «государственного решения» не замедлили сказаться. С 1061 года начались набеги половцев, пришедших на смену откочевавшим на Балканы печенегам. И если прежде хищные кочевники только при виде русского войска улепетывали без оглядки в свою степь, то теперь завязались нескончаемые русско-половецкие войны. Южнорусские князья, практически лишенные поддержки своих северных братьев, потерпели чувствительные поражения, предприняв ряд неудачных походов (битва на реке Альте (1068), битва на реке Стугне (1093).

Более того, половцы, смертельные враги Русской земли, начали приглашаться то одним, то другим князем в союзники против родного брата, возглавлявшего соседний «регион». Так, после смерти черниговского князя Святослава Ярославича в 1076 году киевские князья предприняли попытку лишить его сыновей черниговского наследства и без всякого зазрения совести прибегли к помощи половцев. Вследствие чего погибли Изяслав Киевский (1078) и сын Владимира Мономаха Изяслав (1096).

К этому времени порядок княжеского престолонаследия на Руси определяло (то есть в идеале должно было определять, если бы князья то и дело не отступали от договора в своих ссорах и противоборствах) так называемое лествичное право. По этому закону старший в роду сидел на киевском престоле, следующие по значению – в менее крупных городах.

Княжили в таком порядке:

старший брат;

младшие братья по порядку;

сыновья старшего брата;

сыновья следующих братьев;

внуки, правнуки и т. д.

По мере смены главного князя все прочие перемещались по старшинству из менее крупного города в более крупный. То есть князья со своими дружинами постоянно путешествовали из города в город. Кроме чисто бытового неудобства для правителей этот порядок мало содействовал процветанию регионов, так как порою князь, едва ознакомившись с запросами и нуждами подведомственного населения, с их региональными особенностями, был вынужден переселяться в другие края.

РАЗМЫШЛЕНИЕ

Вновь возвращаясь к ассоциациям, навеянным собственным опытом, скажу, что этот порядок удивительно напоминает мне «путешествия» в советское время первых секретарей обкомов из одного региона в другой. Конечно, их перемещения проводились менее хаотично – по назначению, а не потому, что внезапно освобождалась вакансия (хотя и такое бывало). Но сходство, на мой взгляд, заключалось именно в том, что наместник, едва вникнув в особенности нового для себя региона, начав решать его проблемы, переводился в другой регион – и не в более проблемный, а в более крупный, так сказать, «по заслугам»! Да еще забирал вместе с собой свою команду, «дружину», так сказать. И тот проблемный регион снова «провисал». Этому порядку сопутствовал и тот порок, что человек уже не мог выпасть из «обоймы», даже в случае большой провинности. Он просто переезжал в менее серьезный, с точки зрения центральной власти, регион.

Это «советское лествичное право» имело, впрочем, два ощутимых плюса: первый – наместники не успевали обрастать коррупционными связями (или, лучше сказать, обрастали меньше, чем могли бы), и второй – у человека все-таки была большая мотивация к карьерному росту.

Но вернемся в XI век, к нашим князьям. В их дислокациях на первый взгляд вообще никаких плюсов не было. Древнерусские князья не знали высшей математики, поэтому лествичное правило как система уравнений с несколькими неизвестными не могло быть расписано корректно, а значит, не учитывало всех нюансов наследования. В итоге старшие племянники без конца ссорились с младшими дядями… все это вело к междоусобицам. Даже в случае однозначных решений «уравнения» находились поводы, чтобы их не исполнять. Вторгался «человеческий фактор», что по мере ослабления центральной власти было неизбежно.

Поэтому, несмотря на общее признание лествичного права, летописи приводят десятки примеров отступлений от него.

Недовольство большинства князей подобным положением дел привело к тому, что на Любечском съезде (1097), призванном прекратить междоусобицы и объединить князей для защиты от половцев, было провозглашено: «Каждый да держит отчину свою». В результате порядок наследования ограничился отдельной вотчиной.

Увы, это открыло уже самый прямой путь к политической раздробленности. В каждом регионе утверждалась отдельная династия, а великий князь киевский становился только первым среди равных, теряя роль сюзерена. Тем не менее Любечский съезд позволил на какое-то время прекратить усобицы и объединить силы для борьбы с половцами.

После нескольких походов объединенных княжеских дружин (1103, 1111, 1116 годы) половцы откочевали от русских границ, частично ушли на службу в Грузию, и посланное в конце правления Владимира Мономаха за Дон русское войско попросту половцев там не нашло.

Вообще великое княжение Владимира Мономаха было периодом последнего усиления Киевской Руси. Этому князю удалось править через своих послушных сыновей фактически тремя четвертями всей территории русских земель.

Неудивительно, что именно Владимир Мономах сумел уделить некоторое внимание внутренним проблемам государства. Он даже несколько смягчил, причем законодательным путем, положение низов. Но что же привело князя к его человеколюбивым решениям? Кто бы сомневался – разумеется, народное восстание.

Пока Рюриковичи впустую растрачивали силы государства в междоусобных столкновениях, народу приходилось затягивать пояс все туже. И чаша терпения переполнилась. Сразу после смерти Святополка Изяславича, предшественника Владимира Мономаха на киевском престоле, весь низовой люд, живший в устье Почайны и возле причалов Днепра, ринулся крушить и грабить дворы должностных лиц Святополка, его бояр, тиунов и поддерживаемых ими хазарско-еврейских ростовщиков.

Некоторые историки считают, что главной причиной этого восстания была финансовая политика администрации Святополка, в частности введенный им соляной налог. В действительности княжеские наместники в областях с соляным промыслом при Святополке взяли в свои руки почти всю добычу и оптовую продажу соли, не посчитавшись с тем, что удорожание соли гибельно для многих отраслей «народного хозяйства». Особенно для скотоводства и рыболовства.

Съезд князей в Уветичах. Художник С.В. Иванов. 1910 г.

В Киеве были разграблены дворы тысяцкого Путяты Вышатича, дворы сотских. Вот почему собравшиеся в Софийском соборе бояре, опасаясь разграбления своих дворов и монастырей, призвали на княжение популярного своими победами над половцами переяславского князя Владимира Мономаха. Причем призвали даже в нарушение норм лествичного права.

Немудрено, что простые киевляне решили самым решительным образом не допустить к правлению элиту Святополка, установившего соляную монополию и бывшего всегда на стороне древнерусских «банкиров», сословия весьма жестокого. Хазарские ростовщики того времени, взыскивая ссудные проценты, отбирали не только дома и имущество, но и свободу. Продавали должников в кабалу целыми семьями.

Как бы то ни было, новый князь киевский Владимир Мономах в скором времени принял «Устав о резах», который ограничивал прибыли ростовщиков, строго определял условия закабаления и в целом, хотя и не покушаясь на основы феодальных отношений, облегчал положение закупов и холопов.

Граффити Владимира Мономаха в Софийском соборе Киева

Закупами называлась одна из категорий зависимого населения. В Древнерусском государстве свободные смерды, заключившие с феодалом особый договор (ряд), становились рядовичами, которые делились на закупов и вдачей. Если рядович брал ссуду (купу) взаймы, то на время отработки этой ссуды он поселялся на земле феодала со своим инвентарем и становился закупом. Положение закупа было близко к положению зависимого крестьянина. Согласно Русской Правде (1016) господин не имел права на распоряжение закупом, что было несвойственно для рабов, но тем не менее хозяин имел право осуществлять телесные наказания за проступки. За избиение закупа без причины на хозяина накладывался штраф.

Владимир Мономах резко ограничил ссудные проценты. В «Уставе о резах» устанавливалась предельная общая сумма процентных платежей по долгам (в зависимости от суммы основного долга). На практике это избавляло бедноту от угрозы вечной кабалы.

Закон Мономаха о резах наряду с постановлением о банкротстве купца, «Уставом о холопах», «Уставом о закупах» и другими правовыми текстами вошел в общий свод законов «Устав Владимира Мономаха».

Что же касается законов для князей-управленцев и их наместников, то совмещение лествичного правила с новыми принцами Любечского съезда привело к нескольким неожиданностям. А именно: те потомки рода Рюрика, чьи отцы не успели побывать на великом княжении, лишались права на очередь и становились буквально изгоями. Эти изгои получали от старших князей небольшие уделы в кормление. Таким образом, они становились там наместниками старших. Это, кстати, способствовало укреплению державы. Был, правда, еще вариант, когда изгой оседал на уделе, который занимал его отец на момент своей смерти.

Кроме института изгойства в лествичное право были внесены и многие другие пункты. Впрочем, для нашей магистральной темы это уже нюансы, которых мы будем касаться только по мере необходимости.

Древнерусский аппарат

В целом «управленческий аппарат» Древнерусского государства (точнее, уже государств) к этому времени вполне сложился. И он останется практически без изменений в течение еще нескольких веков – и до монгольского ига, и во время ига, и даже некоторое время после.

Администрация князя состояла из чиновников, которых можно разбить на две группы. В первую группу входили чиновники «органов госуправления». Во вторую личные слуги князя, исполнявшие дворцовые обязанности. Но и они время от времени получали поручения по управлению княжеством.

Во главе первой группы стояли тысяцкие и посадники. Историк XIX века отмечает: «…князья, для управления городами, назначают своих дружинников, которые являются под именем мужей при Олеге, посадников, начиная с Ярополка, и наместников с половины XII столетия…» «…они смотрели на управляемый ими город или область как на законный, признаваемый и князем источник собственного дохода и благополучия. В вознаграждение за эти доходы они должны были представлять собою князя, то есть заботиться о его выгодах и интересах».

Нетрудно догадаться, что при таком раскладе многочисленные злоупотребления властью были практически узаконены. Только протестные выступления низового люда (по типу соляного бунта) либо слезные жалобы местных земских старшин непосредственно князю могли ограничить аппетиты его подчиненных.

Посадник заменял князя в городе или целой области. Только тому городу, где жил князь, посадника не полагалось. (Впрочем, были исключения – так в Великом Новгороде были одновременно посадник и князь.) У каждого посадника были свои «отроки», то есть воины, гонцы, помощники для особых поручений. Тысяцкий в XII веке руководил уже не только земским ополчением, ему подчинялись и таможенники, и мытники, и иные «княжи мужи».

Печати князей, посадников, тысяцких. Новгород. XI–XV вв.

Во второй группе важнейшие обязанности при княжеском дворе выполняли тиуны – слуги для самых разнообразных поручений по княжьему хозяйству. С середины XII века тиун огнищный, или главный ключник, часто назывался дворским, фактически дворецким. С течением времени из дворских вышло несколько серьезных государственных чинов – ловчие, стольники, окольничие.

Кстати, до упрочения княжеской власти народные собрания, вече, собирались для решения важнейших вопросов далеко не только в Новгороде Великом, а во многих русских городах. Лишь со второй половины XIII века вече практически повсюду, кроме Новгорода, прекращает свое существование. В чрезвычайных случаях вече уже собирает сам князь, его наместник (в редких случаях бояре, выступающие против князя).

Дружина князя играет значительную роль в государственной жизни до начала XII века, когда почти все дружинники становятся владельцами земли – вотчинниками.

При этом уже с Х века возникает разделение на старшую и младшую дружины: старшая дружина состоит из бояр, мужей, огнищан, а младшая – из гридей, отроков, детских, милостников, пасынков, которые в силу возраста и еще невеликих заслуг пока не доросли до статуса старших дружинников.

Старшие дружинники имели собственные военные отряды «отроков», подчинявшиеся только им. Младшие дружинники служили при княжеском дворе ключниками, конюхами, но даже в этом статусе могли быть назначены управляющими небольшими волостями. Лучшие «отроки», отличившиеся на военной и гражданской службе, переходили в старшую дружину. В то время любой, даже иностранец, мог стать княжеским воином и из младших дружинников пройти по карьерной лестнице путь до княжеского мужа. Еще более высокой ступенькой было звание боярина.

На Руси во главе княжеского управления стоял совет при князе, состоящий из его бояр. Совет этот не носил постоянного названия, хотя отдельное совещание-заседание этого совета иногда уже именовалось Думой. Казалось бы, происхождение названия «бояре» однозначно – от древнерусского слова «боляр», то есть боец, дружинник. Тем не менее большинство историков разделяют бояр X–XI веков на княжеских (княжих мужей) и земских (старцев градских, потомков родо-племенной знати). Причем последние тоже представляли высший слой общества и были обязаны служить в войске князя, оставаясь полными хозяевами на своей земле.

Хотя Боярская дума не имела постоянного состава, не была никак юридически оформлена и созывалась по мере надобности, ее влияние на политику князя было весьма ощутимым. Она принимала участие в решении важнейших государственных вопросов – объявлении войны и мира, заключении договоров, издании законов, рассмотрении ряда судебных и финансовых дел… Помимо собственно решения вопросов, такой совет самим фактом своего существования олицетворял права и автономию вассалов. Это подтверждается тем фактом, что княжеская дума обладала правом вето!

Младшая дружина, как правило, в совет князя не входила. Но в разрешении важных вопросов тактического характера князь часто советовался и с дружиной в целом.

Княжеская дружина в сражении. Миниатюра Радзивилловской летописи. XV в.

Но с появлением у дружинника вотчинных владений совершается необратимый шаг к его выходу из дружинной организации. Частная собственность требует присутствия собственника. «Где сокровище ваше, там и сердце ваше» – так и в Библии прописано. Дружинники, становясь боярами, по сути, разбредаются по вотчинам. Таким образом, в течение XII–XIV веков на место дружины становится княжеский двор – организация лиц, находящихся при князе всегда. Эти люди получают название «дворяне», именовали их сначала и попроще – «слуги».

Двор включал в себя часть бывшей младшей дружины – отроков и частично детских. Бояре и другая часть детских, ставших вотчинниками, понемногу превращались в поземельных вассалов князя. Они оставались военно-служилой знатью… На случай военного похода или вражеского нападения должны были влиться в княжеское войско вместе со своим личным отрядом. Но они переставали быть знатью дружинной, то есть людьми, несущими воинскую службу ежедневно.

Кормление и земщина

Многие исследователи акцентируют внимание на том, что система местного управления в Московском княжестве называлась «кормлением». Происхождение этого наименования они напрямую объясняют тем, что таким образом обозначался «личный интерес» наместника. Да, летописи так и сообщают: города и волости давались в «кормление» боярам или вольным слугам.

Но заметим, уже тогда не только права, но и обязанности наместников были довольно широкими. Да, они собирали поборы с подвластного населения, но и ведали ремонтом дорог и мостов. Да, взимали судебные, торговые и свадебные пошлины, но и разбирали жалобы, вершили суд, осуществляли набор и обучение войска, выполняли полицейские и многие другие функции. Кстати, наместники назначались на короткий срок – чаще всего на один-два года.

Странно, что ни одному историку не пришло на ум этимологию слова «кормление» вывести не от пищевых ассоциаций, а от старинных русских слов «корма́» и «корми́ло». Именно «кормилом» называлось рулевое весло на лодке, ладье, челне, струге, когда кормчий или кормщик, сидящий на корме, задает направление своему плавсредству. Это «кормило» встречается даже в нескольких хрестоматийных стихах Пушкина, все мы их заучивали в школе. То есть если на минуточку предположить, что «кормление» – не синононим слов «кормежка» и «прокорм», а происходит от рулевого весла, «кормила», тогда сам смысл назначения наместников меняется. То есть «дать в кормление» землю будет означать не дать в объедание, в личное пользование, словно стадо овец, а отдать в «руление», в управление большую ладью. Как от понимания одного только слова меняется смысл, меняется отношение человеческое к жизни, к земле, к людям, к самим целям государства и государевых мужей.

То есть в первом понимании «кормления», которое нам прививали советские историки, это такой способ прокорма, а государевы наместники – это такие «волки серые», вся забота которых в том, чтобы обглодать кого-нибудь. Во втором же понимании «кормление» – ровно наоборот, это руление, рачение, забота о подвластных землях. Это чуткое, бдительное управление дорогим тебе кораблем, частью могучего флота земли Русской. Своевременное придание этому кораблю нужного направления, как и положено кормщику с кормилом в руках. То есть во втором случае наместник – совершенно другой человек, совершенно иных качеств. И совершенно иных действий в должности ждет от него государство.

Параллельно с княжеским кормлением существовала и более древняя система земского управления. Земское боярство известно в славянских племенах уже в VII–VIII веках, а возможно, и ранее. Земские бояре назывались по именам городов – черниговские, ростовские, суздальские…

В войнах и военных походах участвовали как княжеская дружина, так и отряды княжеских и земских бояр (также иногда и рати – ополчения, состоявшие из жителей земщины, региональных городов и сел). Княжеские бояре, получая в награду за службу новые земли, сближались с местными, земскими. Земские же бояре старейших родов, постепенно утрачивая свою независимость и обособленное положение, поступали на княжескую службу и сближались с княжеским двором.

При этом практически уже все бояре-землевладельцы в XIII–XIV веках пользовались привилегиями, практически освобождавшими их вотчины от подчиненности князю. Такие вольности и привилегии, как правило, подтверждались княжескими жалованными грамотами. Эти бояре-вотчинники даже имели у себя право суда и сбора налогов, но по-прежнему обязаны были по первому зову князя участвовать в боевых действиях. В мирное же время участие бояр в государственной службе было делом их доброй воли.

Обязательной государственная служба бояр стала только при Иване III. Это несложно понять: Великое княжество Московское, приступив наконец к собиранию русских земель, внятно говорило своим подданным – хочешь пользоваться привилегиями предков, послужи родной земле. «Любишь кататься, люби и саночки возить». И подобная практика оправдала себя – мы знаем, что именно при Иване III было воссоздано централизованное Русское государство. Причем уже не как княжество, раздробленное на полусуверенные уделы, а как основа будущего царства, а затем империи.

Что же касается бояр времен раздробленности, они были «вольными птицами», в любое время могли отказаться от службы и перейти к другому князю. Такие условия обеспечивались особыми статьями княжеских договоров: «а боярам и слугам межи нас вольным воля». Более того, в соответствии с правилом, действовавшим до XVI века, при переходе к другому князю бояре сохраняли все права на родовые вотчины. В договоре московского князя Дмитрия Ивановича Донского и тверского князя Михаила Александровича было указано: «А кто бояр и слуг отъехал от нас к тебе или от тебя к нам, а села их в нашей вотчине в Великом княжении, или в твоей вотчине в Твери, в те села нам и тебе не вступатися». То есть фактически при перемене боярином службы его вотчины входили в состав земель нового князя!

Только с конца XIV века (после Куликовской битвы, когда всем стало абсолютно ясно, что московский князь – серьезнейшая сила) ситуация изменилась. В княжеских договорах стало указываться, что вотчина отъехавшего боярина остается у потомков князя, даровавшего ему эту землю. Боярин мог служить другому князю, но уже не вместе со своей землей.

В удельные времена появились особые княжеские слуги – слуги «под дворским» — подчиненные дворскому, или дворецкому, и владевшие имениями, пожалованными им из дворцовых земель князя. Такие имения-поместья давались не в собственность, а при условии княжеской службы и отбирались при уходе от князя. Поместье представляло собой деревню или несколько деревень с пашенной землей, лугами и лесом. Так зарождался слой дворян-помещиков.

Вышеописанная структура власти и «землепользования» к XII веку существовала в каждом русском княжестве.

«И раздрася вся земля русская»

После двадцати лет политической стабилизации в годы киевского княжения Владимира Мономаха и его сына Мстислава разразилась небывалая по своей масштабности междоусобная война. (Поводом для нее стала попытка очередного киевского князя Ярополка (1132–1139) выполнить завещание Владимира Мономаха и сделать своим преемником сына Мстислава Всеволода в обход младших Мономашичей – ростовского князя Юрия Долгорукого и волынского князя Андрея.) Эту всеобщую междоусобную войну лучше всего характеризуют слова новгородского летописца: «И раздрася вся земля Русская».

Итак, к середине XII века Русь фактически разделилась на 13 (по другим оценкам, от 15 до 18) княжеств (по летописной терминологии «земель»). Причем эти княжества очень различались как по размеру территории и плотности населения, так и по соотношениям сил между князем, боярством, купечеством, городским и сельским простым людом.

Девять княжеств управлялись уже собственными династиями. Местные столы распределялись между членами династии по лествичному принципу. Главный стол доставался старшему в роду. Столы в чужих династических землях князья занимать не стремились, поэтому внешние границы этой группы княжеств отличались стабильностью.

В конце XI века за сыновьями старшего внука Ярослава Мудрого закрепились Теребовльская и Перемышльская волости, позднее объединившиеся в Галицкое княжество. От Черниговского княжества позднее отделилось Муромское. А в свою очередь из Муромского княжества выделилось княжество Рязанское.

В Суздальской земле закрепились потомки Юрия Долгорукого, сына Владимира Мономаха. Столицей княжества с 1157 года стал город Владимир-на-Клязьме. Смоленское княжество с 1120-х закрепилось за линией внука Владимира Мономаха Ростислава Мстиславича. В Волынском княжестве пришли к власти потомки Изяслава Мстиславича – еще одного внука Мономаха. Во второй половине XII века за потомками князя Святополка Изяславича закрепляется Турово-Пинское княжество… Впрочем, не будем прилагать к этой работе «полное кадастровое описание» древнерусских земель.

Киев оставался постоянным яблоком раздора. При этом территория вокруг Киева – так называемая Русская земля – продолжала рассматриваться как исконная «святая собственность» всего княжеского рода. Столы в ней могли занимать представители сразу нескольких династий. Например, в 1181–1194 годах Киев находился в руках Святослава Всеволодовича Черниговского, а в остальном княжестве правил Рюрик Ростиславич Смоленский.

Новгород также остался общерусским столом. Здесь собралось чрезвычайно сильное боярство, не давшее закрепиться в городе ни одной княжеской ветви. В 1136 году один из Мономашичей, князь Всеволод Мстиславич, был изгнан, и власть перешла к вече. Новгород стал аристократической республикой. Боярство само приглашало князей, роль которых ограничивалась исполнительными и судебными функциями. При этом новгородское ополчение, разумеется, усиливалось княжеской дружиной. Схожий порядок установился во Пскове, который к середине XIII века стал автономным от Новгорода (окончательно с 1348 года).

В этот период политическое развитие Руси определялось соперничеством четырех сильнейших земель: Суздальской, Смоленской, Волынской и Черниговской. Этими землями управляли субдинастии – Юрьевичей, Ростиславичей, Изяславичей и Ольговичей соответственно. Остальные земли в той или иной форме зависели от них.

Для Киевской земли, превратившейся из метрополии в обычное княжество, было характерно неуклонное уменьшение политической роли. Территория самой земли, остававшаяся под контролем киевского князя, тоже постоянно уменьшалась.

Новгородское вече. Художник К.В. Лебедев. 1913 г.

Кстати, важным экономическим фактором, подорвавшим могущество города, стало изменение международных торговых коммуникаций. Путь «из варяг в греки», являвшийся стержнем Киевской Руси, после Крестовых походов потерял свою актуальность. Европа и Восток теперь связаны были напрямую – в обход Киева, через Средиземное море. Также с каждым десятилетием усиливалось значение волжского торгового пути – этот фактор обеспечили победоносные походы русских князей на восток и юго-восток. (Как мы помним, эти походы происходили в течение двухсот лет – и против хищнического Хазарского каганата, и против разбойничьих кочевых племен печенегов и половцев.)

В 1169 году в результате похода коалиции одиннадцати князей, действовавших под руководством владимиро-суздальского князя Андрея Боголюбского, Киев впервые за период княжеских усобиц был взят штурмом и разграблен. И впервые князь, завладевший городом, не остался в нем княжить, посадив на княжение наместника. То есть Андрей Боголюбский был признан «старейшим», носил титул великого князя, но сознательно не пожелал остаться в Киеве. Тем самым традиционная связь между киевским княжением и признанием старейшинства в княжеском роде стала необязательной.

Страшный удар был нанесен Киеву в ходе монгольского нашествия в 1240 году. В этот момент город управлялся уже только княжеским наместником. По свидетельству посетившего город шесть лет спустя Плано Карпини, бывшая столица Руси превратилась в городок, насчитывающий не более 200 домов. Во второй половине XIII века Киев управлялся владимирскими наместниками, а позже – ордынскими баскаками и местными «региональными» князьями, имена большинства из которых неизвестны. В 1299 году Киев утратил свой последний столичный атрибут – резиденцию митрополита. А в 1321 году в битве на реке Ирпени киевский князь Станислав, потомок Ольговичей, потерпел поражение от литвинов и, оставаясь в зависимости от Орды, одновременно признал себя и вассалом литовского князя Гедимина. В 1362 году город был окончательно присоединен к Великому княжеству Литовскому.

Несмотря на политическую дезинтеграцию, идея единства Русской земли сохранилась. Важнейшие объединяющие факторы, которые свидетельствовали об общности русских земель и одновременно отличали Русь от других христианских стран, таковы:

Первый фактор. Город Киев даже после 1169 года продолжали называть «старействующим градом» и «матерью городов». Он воспринимался как сакральный центр православной земли. Что касается титула «великий князь», он в тот же период применялся как к киевским, так и к владимирским князьям.

Вторым бесспорно объединяющим фактором было то, что абсолютно все местные престолы (по крайней мере, до завоевания западнорусских земель Литвой) занимали только потомки Рюрика. Строго говоря, Русь находилась в коллективном владении рода. Отчасти именно по этой причине повсеместно царило убеждение, что защита любого участка этой исконно русской земли от внешнего врага является общерусским делом. Так, в крупных походах против половцев в 1183 году и против монголов в 1223 году принимали участие князья почти всех русских земель.

Третий объединяющий фактор: вся древнерусская территория составляла единую православную митрополию, управлявшуюся киевским митрополитом. С 1160-х годов он стал носить титул «Митрополит всея Руси». Случаи нарушения церковного единства под давлением политической борьбы периодически возникали, но носили кратковременный характер. Только в 1299 году резиденция митрополита «всея Руси» была перенесена из Киева во Владимир, а в 1325 году – в Москву. Окончательное разделение митрополии на Московскую и Киевскую произошло только в XV веке.

Четвертым фактором, объединяющим все княжества, был феномен «единой исторической памяти». Отсчет истории во всех русских летописях всегда начинался с призвания Рюрика, походов Вещего Олега и деятельности первых киевских князей.

И пятым объединяющим фактором, конечно, не менее важным, чем единая православная вера (и уж конечно, более важным, чем общеродовой принцип наследования власти) было сознание языковой и общекультурной общности. Если вопрос о существовании единой древнерусской народности в эпоху формирования Киевской Руси является дискуссионным, то наличие таковой к периоду феодальной раздробленности сомнений уже не вызывает. Племенная идентификация у восточных славян (поляне, древляне, кривичи, вятичи, словене и т. д.) уступила место территориальной. Жители всех княжеств называли себя русскими, а свой язык русским. Ярким воплощением идеи «большой Руси» от Северного Ледовитого океана до Карпат является «Слово о погибели Русской земли», написанное в первые годы после монгольского нашествия.

Удивительно, но даже княжеские междоусобные войны не сумели сильно повредить общему ощущению единства Руси. Житель Владимирской земли не озлобился на жителя земли Черниговской, новгородец на псковича, смолянин на киевлянина, а ярославец на рязанца. Думается, отчасти это объясняется тем простым фактом, что в военном противоборстве участвовали только княжеские дружины. То есть сражались в основном профессиональные воины, приближенные к тому или иному князю. Они-то и пылали «профессиональной» яростью друг к другу, хотя тоже были непрочь поскорей замириться.

Что же касается мирных жителей, они лишь с болью и досадой наблюдали за междоусобицей князей со стороны. В борьбе друг против друга князья не собирали ополчений, как в случае похода на общего врага или обороны от него. Поэтому мирное население, хоть и терпело немалый материальный ущерб от княжеских междоусобиц (частые поборы на воинские нужды, экспроприации, пожары), но продолжало оставаться единым народом. Этот народ, помимо общего языка, преданий и культуры, скрепляли многочисленные промысловые, торговые и родственные связи.

Более того, являясь, с одной стороны, негативным явлением, раздробленность во многом способствовала динамичному развитию земель – росту городов, увеличению пахотных земель, расцвету культуры. Между князьями происходило что-то вроде конкуренции – кто богаче? у кого современнее вооружение? чьи терема красивее и выше? На чьей земле больше храмов и монастырей?.. Так, в 1036 году был возведен Софийский собор в Киеве, а уже в 1045 году – не менее величественный Софийский собор поднялся в Новгороде Великом.

У кого торг шире? Кто колонизировал больше земель?

Действительно, устремление князей на юг, на север, на восток не иссякало. В период раздробленности общая территория Руси продолжает увеличиваться благодаря интенсивной колонизации.

Тем не менее раздробленность привела к снижению оборонного потенциала государства. Это совпало с неблагоприятной внешнеполитической ситуацией. К началу XIII века Русь столкнулась с агрессией сразу с двух направлений. Появились враги на северо-западе: католические германские ордена, также католики-шведы и возмужавшие литовские племена угрожали в первую очередь Пскову, Новгороду, Полоцку и Смоленску. А в 1237–1240 годах произошло монголо-татарское нашествие с юго-востока, после которого большая часть русских земель попала под власть Золотой Орды.

В начале XIII века общее количество княжеств достигло пятидесяти. Но при этом вызревало несколько потенциальных центров объединения. Наиболее могущественными русскими княжествами на северо-востоке являлись Владимиро-Суздальское и Смоленское. Номинальное главенство владимирского великого князя Всеволода Юрьевича Большое Гнездо признавалось всеми русскими землями, кроме Полоцка и Чернигова. Владимирский князь выступал арбитром в споре южных князей за Киев.

Софийский собор в Великом Новгороде. Фото 1899 г.

Но и дом смоленских Ростиславичей занимал лидирующие позиции. В отличие от других князей смоляне Ростиславичи не дробили свое княжество на уделы, а стремились занимать столы за его пределами.

На юго-западе самым могущественным княжеством стало Галицко-Волынское. По сути, в нем сформировался полиэтнический центр, открытый для контактов с Центральной Европой.

К величайшему сожалению, естественный ход централизации русских княжеств оказался перечеркнут монгольским нашествием. Во второй половине XIII века (уже под ордынским игом) связи между русскими землями, начиная от политических контактов и заканчивая упоминанием друг друга в летописях, минимальны. Большинство княжеств, при сознательном содействии ханов Золотой Орды, подвергается еще большему дроблению. В итоге собирание русских земель проходит в тяжелых внешнеполитических условиях. Только к середине XIV века (а главным образом, в XV веке) княжества Северо-Восточной Руси объединяются вокруг Москвы. Увы, за это время южные и западные русские земли становятся составной частью Великого княжества Литовского, а затем Речи Посполитой, объединенного польско-литовского государства.

В настоящее время у историков нет единого мнения о роли монгольского ига в истории Руси. Большинство историков полагают, что его итогом для Руси был общий упадок экономики и культуры. Апологеты этой точки зрения подчеркивают, что иго отбросило русские княжества назад в своем развитии и стало главной причиной отставания России от стран Запада.

Советские историки отмечали, что иго сильно замедлило рост производительных сил Руси, которые находились до нашествия на более высоком социально-экономическом уровне по сравнению с производительными силами монголо-татар. Исследователи (например, академик Б.А. Рыбаков) отмечают на Руси в период ига сокращение строительства из камня и исчезновение сложных ремесел, таких как производство стеклянных украшений, перегородчатой эмали, черни, зерни, полихромной поливной керамики. «Русь была отброшена назад на несколько столетий, и в те века, когда цеховая промышленность Запада переходила к эпохе первоначального накопления, русская ремесленная промышленность должна была вторично проходить часть того исторического пути, который был проделан до Батыя», – пишет академик Рыбаков.

Доктор исторических наук Б.В. Сапунов писал: «Татары уничтожили около трети всего населения Древней Руси. Считая, что тогда на Руси проживало около 6–8 миллионов человек, было убито (или угнано в полон на рабские рынки. – Примеч. автора) не менее двух – двух с половиной. Иностранцы, проезжавшие через южные районы страны, писали, что «практически Русь превращена в мертвую пустыню и такого государства на карте Европы больше нет».

Другие исследователи, в частности выдающийся российский историк Н.М. Карамзин, считают, что монгольское иго сыграло важнейшую роль в эволюции русской государственности. Помимо этого, он также указал на Орду как на очевидную причину возвышения Московского княжества.

Вслед за ним другой видный русский историк В.О. Ключевский полагал, что Орда предотвратила междоусобные войны на Руси: «Монгольское иго при крайней бедственности для русского народа было суровой школой, в которой выковывались Московская государственность и русское самодержавие: школой, в которой русская нация осознала себя как таковая и приобрела черты характера, облегчавшие ей последующую борьбу за существование».

Русские земли в конце XIV в.

Впоследствии же монголо-татары, если можно так выразиться, «наступили на наши грабли». В Великой Орде вскоре после смерти Чингисхана вспыхнули свои междоусобные войны. Менее чем за два столетия Великая империя монголов распалась на несколько ханств. Орда недолго просуществовала в виде единого государства. Во второй половине XIV века в ней началась смута. За двадцать с небольшим лет на золотоордынском престоле сменилось 25 ханов.

Сначала Золотая (или Волжская) Орда фактически отделилась от «федерального центра» в монгольском Каракоруме. А затем и сама распалась на малые ханства – Казанское, Крымское, Узбекское, Казахское, Сибирское и т. д. Русская же государственность, получив столь горький опыт, в это время уже укреплялась. Русские княжества неуклонно объединялись – сначала для отпора слабеющему завоевателю, затем – для создания собственной империи.

Как же развивался в это время институт наместничества?

Объединение

Одумайтесь, князья! Вы, что старшей братии своей противитесь, рать воздвигаете и поганых на братию свою призываете, – пока не обличил вас Бог на Страшном своем суде! Как святые Борис и Глеб претерпели от брата своего старшего не только лишение власти, но и смерти. Вы ж и слова единого от брата старшего стерпеть не можете, за малую обиду вражду смертельную воздвижете, помощь от поганых принимаете на свою братию.

«Слово о князьях», литературный памятник XII в.

Монголо-татарское иго явилось огромной бедой для нашего народа. Тем не менее в свое время возникли и сторонники так называемого евразийства (Г.В. Вернадский, П.Н. Савицкий и др.). Не отрицая крайней жестокости монгольского господства, они переосмыслили его последствия в позитивном ключе. Монгольскую империю они рассматривали как геополитическую предшественницу Российской империи. Позднее схожие взгляды, только в более радикальном варианте, развивал Лев Гумилев.

Действительно, монгольские ханы, «обдирая как липку» русские земли и используя военный потенциал княжеств для своих новых завоеваний, совсем не вмешивались во внутренние дела княжеств. Не трогали ни систему управления, ни культурную жизнь Русской земли. Не притесняли православной веры.

После завершения первой волны нашествия, которое, конечно, нанесло Руси неподдающийся анализу урон, монголы просто облагают данью все население завоеванных княжеств. Уточним – всех, кроме духовенства.

В XIII веке эта дань, «ордынский выход», равнялась полугривне с сохи и собиралась баскаками и откупщиками-мусульманами, а с начала XIV века – самими русскими князьями. Причем каждый великий князь отправлял дань в Орду самостоятельно. Так происходило до обретения Тверским княжеством независимости от великого княжения владимирского (1382). После соглашения Дмитрия Донского с Мамаем (1371) размер дани был снижен. Дань стала начисляться по рублю с двух сох. После этого великий князь владимирский стал отправлять со всего своего княжества 4500 рублей.

Теперь русские князья, прежде властители самостоятельных небольших государств, становятся настоящими наместниками ордынских ханов. Действительно, для ханов подобный расклад был удобен. Наместниками на территориях с населением, имеющим совсем другой язык, другую веру, другой социальный уклад, проще было оставлять прежних князей. Таким образом, был задействован весь управленческий потенциал русских князей, да и сами князья получали мотивацию к повиновению.

Вскоре главной мотивацией становится «ханский ярлык», который вне зависимости от лествичного права назначал того или иного князя на великое княжение владимирское (позднее московское). Теперь порядок управления уделами таков: русские князья не только собирают дань для Великой империи Чингисидов, но и следят, чтобы обираемые жители не тронули ханских баскаков, сборщиков податей, а позднее ханских «ревизоров» и переписчиков населения. В случае неповиновения баскакам или насилия над ними князья наказывают всех виновных. Кроме того, князья обязаны периодически высылать свое войско для участия в совместных с монголами походах. Вот уж поистине: страна, которая не хочет кормить свое войско, будет кормить чужое.

Главный же наместник великого хана на Руси, великий князь владимирский (затем московский), заодно и надзирает за покорностью прочих князей. В случае их неповиновения (тихого саботажа ханских распоряжений или открытого восстания) великий князь как можно скорее сообщает об этом хану Золотой Орды и вместе с ордынскими войсками участвует в подавлении восстания. После чего князей-мятежников либо казнят, либо им удается ускользнуть на Запад. В любом случае на их место ставят более смирных наместников.

Отметим, что в итоге, несмотря на подобное ренегатство великих князей, подобный порядок содействовал централизации и укреплению их власти на Руси в целом. Причем при активном содействии ордынского войска.

Кроме того, для системного внутреннего обустройства Руси, прежде всего для развития коммуникаций, связывающих центр с «регионами», монгольское влияние было отчасти позитивно. Начала регулярно проводиться перепись населения. Для оптимальной связи ордынского хана с окраинами всюду были учреждены ямы – почтовые станции, где содержали разгонных ямских лошадей, с местом отдыха ямщиков, постоялыми дворами и конюшнями. На Руси ямом стали называть и все селение, крестьяне которого подряжались на почтовую гоньбу.

После распада Золотой Орды ямская система на Руси (впоследствии и в Российской империи) сохранилась и использовалась для непрерывной связи между российскими городами. С помощью системы ямов, расположенных на расстоянии 40–50 верст (43–53 км) друг от друга, с Москвой были соединены Архангельск, Новгород, Псков, Смоленск, Нижний Новгород и все северные, а позднее и юго-западные русские города.

Ямская повинность отбывалась или всем окрестным населением, обязанным по требованию правительства доставлять в определенные пункты лошадей с проводниками, или выполнялась ямщиками из охочих людей, устроенных на особых землях в ямских слободах. Все дела по ямской гоньбе со временем сосредоточивались в Ямском приказе (этот департамент Московского великого княжества упоминается с 1516 года), переименованном в 1723 году в Ямскую канцелярию.

Впрочем, этим вся забота ханских наместников о подвластных землях, кажется, и ограничилась. Если историки фиксируют в Х веке социальную заботу великого князя Владимира Святославича об «увечных, больных и убогих», а в XI веке отеческое попечение Ярослава Мудрого о многих промыслах «в регионах», то в годы правления ханских наместников, кажется, все замирает.

Так, бортничество было известно на Руси издревле, всегда являясь одной из важных отраслей ее хозяйства. Особое развитие оно получило в лесах Приднепровья, Десны, Оки, Воронежа, Сосны и других рек, пограничных со степью. При этом самый богатый торг воска был в Великом Новгороде. Мед и воск наряду с мехами служили главным предметом экспорта из Руси. Даже в Русской Правде Ярослава Мудрого было записано отдельной строкой: «А от двоих пчел на 12 лет приплода роев и старыми пчелами 200 и 50 и 6 роев…» Итальянский ученый Паоло Джовио в XVI веке пересказывает со слов российского посла Дмитрия Герасимова историю, похожую на байку, о том, как «один крестьянин из соседственного с ним селения, опустившись в дупло огромного дерева, увяз в меду по самое горло».

Баскаки. Художник С.В. Иванов. 1909 г.

Но по мере бесконтрольных вырубок лесов в XIII веке бортевое пчеловодство приходит в упадок. Великие князья, ханы и их наместники похоже и пальцем не думают пошевелить, чтобы изменить что-то в этой области. Только после освобождения от ордынского ига воля к промыслам просыпается в народе снова, изобретаются и развиваются рамочные улья. Князья вновь проявляют заботу о регионах – их наместники (удельные князья и посадники) сами дают небольшие ссуды пасечникам, конкурентам бортевого пчеловодства. Но это уже не восстанавливает в полной мере отрасли. В начале XVI века леса вокруг Москвы уже основательно вырублены, и австрийский посол Сигизмунд Герберштейн печально замечает, что «в московской области не найти меду».

Разве что земли Великого Новгорода, почти не затронутые монгольским нашествием, продолжали процветать в эти века. Более того, новгородские торговля и промыслы фактически освободились от конкуренции в лице южных и центральных русских земель.

Что же касается княжеств, изведавших ордынское владычество в полной мере, на их территориях приходит в упадок даже кузнечное дело. Стремясь хоть как-то восполнить нанесенный им ущерб, черниговские и курские князья (позднее их «региональную инициативу» подхватят и московские князья) отдают приказы увеличить посевные площади конопли и стараются всячески поддержать производство пеньки, которая получалась путем долгого (до трех лет) отмачивания конопляной массы в проточной воде. Дело в том, что пеньку благодаря ее прочности стали использовать в качестве дешевых доспехов. Такой «доспех» при удачном стечении обстоятельств вполне мог выдержать сабельный удар и попадание стрелы на излете. Таким образом, в центральной части Руси начинает широко развиваться пенькопрядение. Князья-наместники всецело этот промысел поощряют, поддерживая таким образом обороноспособность Руси.

Впоследствии, когда Русь снова выйдет на Балтийское и Черное моря, этот промысел весьма пригодится и для производства корабельных канатов. Так как волокна конопли отличаются особой прочностью и стойкостью к соленой воде, канаты и веревки будут широко востребованы (они практически не изнашиваются от контакта с морской солью), и не только на внутреннем рынке.

Что же касается административного управления территориями княжеств, больших различий в домонгольский и ранне-монгольский периоды русской истории, как ни странно, не существовало.

Каковы же общие тенденции внутренней жизни земель, влиявшие на это управление, и насколько существенно само правление князей и их наместников влияло на внутреннюю жизнь и на развитие регионов?

Известно, что основу феодализма как системы составляла аграрная экономика – сочетание земледелия, скотоводства и различных промыслов. На Руси (впрочем, как и в Византии, например) основной фонд крупной земельной собственности долго оставался в руках государства. Ее формирование происходило путем «окняжения» ранее общенародных общинных земель. Жившие там свободные общинники (люди) становились зависимыми от князя смердами, которые должны были платить ему подать. Существовали и рабы (холопы), хотя рабство у восточных славян не достигло большого развития.

Стержневым процессом российской истории была колонизация новых земель. Крестьяне, стремясь отдалиться на оптимальное расстояние от княжеской власти, селились вдоль рек, в их поймах продолжали заниматься интенсивным земледелием. Также углублялись и в леса, где вели комплексное хозяйство, в основе которого была охота, рыболовство, собирательство и экстенсивное кочевое подсечно-огневое земледелие.

Князья же и их наместники, напротив, в ходе колонизации предпочитали большие пространства свободных от леса земель, которые назывались опольями. Князья стремились расширить эти ополья сведением лесов под пашню.

То же самое можно сказать и о земельной политике монастырей – одних из пионеров колонизации. Разумеется, и православные князья (и их наместники по мере сил) помогали монастырям осваивать земли. Князья и наместники сами были в этом заинтересованы напрямую – вокруг монастыря селились ремесленники, сюда съезжались купцы. Возникал поселок, а он нередко был ростком будущего города.

Зачастую природные условия нового местопребывания колонизаторов (худородные почвы, резкие колебания в климате, непродолжительный по сравнению с Западной Европой сезон сельскохозяйственных работ) негативно влияли на урожайность. Это заставляло людей пополнять доход от земледелия другими промыслами – охотой на пушного зверя, рыбной ловлей, добычей лесного меда и воска. Развивались различные ремесла, непосредственно связанные с обслуживанием князя, бояр и дружинников.

Речная сеть определяла еще одно из основных занятий восточных славян – активный внутренний и внешний обмен товарами. Успешная торговля славян повлияла на быстрый рост городов. Причем наиболее значительные из городов Руси в XI–XII веках не уступали западноевропейским. К середине XIII века на Руси было около 150 городов. Отметим важную деталь: в отличие от Западной Европы, где города в Средние века возникали в противовес феодальной вотчине и развивались в борьбе с феодалами, русский город всегда сохранял тесную связь с феодалами-князьями и их наместниками.

Монголо-татарское нашествие во многом предопределило общее замедление социально-экономического прогресса в стране. Хозяйственное развитие городов было искусственно заторможено. Как мы уже говорили, исчез целый ряд ремесел (стекольное, металлическое литье, каменное строительство). На время прервалась международная торговля Руси, нарушился товарообмен внутри страны.

Монгольское нашествие XIII века внесло коррективы и в интенсивность и характер обоих колонизационных процессов. Наиболее пострадали княжеские ополья, крестьянская же колонизация стихийно продолжалась.

В конце XIV и особенно в XV веке на Руси вновь наблюдаются серьезные успехи в экономике. Усовершенствовались орудия земледелия: двузубая соха становится главным орудием обработки почвы, и от подсечно-огневого земледелия практически все переходят к пашенному. Началась специализация отдельных отраслей сельского хозяйства – льноводства, хмелеводства и т. д. Шире стала распространяться механизированная переработка зерна на мельницах, хотя в крестьянских хозяйствах все еще преобладал ручной помол в ступах или с помощью жерновов. Подъем земледелия с конца XIV века сопровождался географическим разделением труда между отдельными районами и установлением экономических связей. Это создало условия для формирования внутреннего рынка и политического объединения страны к концу XV века.

В конце XV века государство переходит в наступление на права и свободы селян. Судебник Ивана III (1497) установил единый для всей страны срок перехода крестьян – неделя до Юрьева дня (26 ноября по старому стилю) и неделя после. Юрьев день стал первым ограничением крестьянской свободы.

Образование Московского государства сопровождалось весьма существенными изменениями социальных отношений. Складывался правящий слой – бывшие независимые князья превращались в служилых князей. Фактически это были уже наместники с четкой сферой обязанностей. На наш взгляд, этих наместников уже можно считать предтечей губернаторов.

На службу к великому московскому князю шли теперь и независимые прежде бояре. Тем самым ломалась прежняя иерархическая структура правящего класса. Формировался новый слой «детей боярских», составляющих двор великого князя всея Руси. Система вассалитета и так слабо развита была на Руси, а в XV столетии ее попросту сменяет прямое подданство, отразившееся в формуле «Аз холоп твой».

Как все это оценить? Какой выбрать критерий оценок?

В 2004 году Московским институтом экономических стратегий издана замечательная книга «Россия в пространстве и времени». Так вот, авторский коллектив этой книги полагает, что в оценках государственного управления на разных этапах следует «не столько привязываться к конкретным формам реализации государственной власти (абсолютизм, тоталитаризм или демократия), сколько оценивать степень адекватности управления тем задачам, которые объективно стояли перед страной в конкретный исторический период». Попробуем и мы оценить «пройденный материал» именно с этой точки зрения.

1) Итак, в первый период русской государственности управленческий аппарат (то есть и великие князья, и их наместники) был, на наш взгляд, совершенно адекватен тем задачам, которые стояли перед государством и страной. Эти задачи – прежде всего захват и удержание новых территорий. В течение первых 150 лет русское государство с этим блестяще справляется. Это эпоха князей – Рюрика, Вещего Олега, Игоря Рюриковича, княгини Ольги, Святослава Игоревича, Владимира Святославича. С 860 года от Рождества Христова до 1015 года (условно) Русь становится могучей державой – с выходом на Балтийское, Черное и Каспийское моря. Принимает крещение и входит в число самых уважаемых христианских государств.

2) Следующим периодом становится эпоха феодальной раздробленности. Управленческий аппарат практически неадекватен задачам, стоящим перед страной. Почти весь XI и XII век Русь раздирают княжеские междоусобия, то усиливаясь, то утихая. При этом годы правления Ярослава Мудрого и Владимира Мономаха, когда централизация возобновляется, воочию показывают, что «управленческий аппарат» имел возможности уже тогда двинуть Русь по имперскому, самодержавному пути. Но великие князья в тот период не проявили достаточно энергии и воли, упустив эту возможность.

Расцвет экономики и культуры Руси в те годы был сопоставим с европейским. Повсеместная народная поддержка Ярослава Мудрого и Владимира Мономаха говорит о том, что этот шанс для Русского государства был вполне реален. Но правящий класс оказался неспособным переформатировать систему управления. Только общенациональная трагедия, разразившаяся в XIII веке, заставит это сделать.

По сути, падение Руси под монгольским нашествием становится апофеозом неадекватности власти. В результате этой национальной катастрофы западная часть Руси (Галицко-Волынское княжество), а затем и «срединная» Киевская земля попадают под влияние Польши и отчасти Венгрии. Со временем происходит отделение и Северо-Западной Руси. И логическое следствие этого распада: осколки Русского государства надолго отодвигаются внешними силами от морских путей.

3) Третий период связан с долгим процессом собирания русских земель под знаменем Великого Московского княжества. Трагические события XIII века уже поневоле заставляют княжескую власть «протереть глаза», сконцентрироваться и начать переформатировать свои управленческие принципы. Это переформатирование центральной власти, как и собирание русских земель, происходит поначалу в тяжелейших условиях, полуподпольно, под монгольским игом. С другой стороны, золотоордынские ханы невольно в этом помогают московским князьям. В итоге уже через 150 лет Орда получают первый ощутимый удар от Дмитрия Донского.

Столетие от Куликовской битвы (1380) до Стояния на реке Угре (1480) можно определить как эпоху освобождения от ордынского ига и собирания русских земель (далеко не всегда добровольного). Власть в этот период несомненно была адекватна историческим задачам. Для этого почти полностью была пересмотрена система управления, и прежде всего – наместничества над территориями. Теперь наместники – не княжьи сыновья, а только служилые люди, целиком зависимые от великого московского князя.

Примерно в это время возникает некий административно-территориальный округ – губа. В пределах губы действовала уголовная юрисдикция выборного губного старосты. В первой половине XVI века губа совпадала с волостью, иногда посадом, а к XVII веку стала почти всегда совпадать с уездом.

Николай Карамзин писал: «Слово губа знаменовало в древнем немецком праве усадьбу, а в нашем – волость или ведомство. Губные грамоты давались судьям и содержали в себе единственно уголовные законы: в них предписывалось Старостам, Губным Целовальникам и Дьякам начинать исправление своей должности обыском или съездом с знатнейшими жителями их волости – с князьями, детьми боярскими, архимандритами, игуменами, иереями и поверенными каждой выти или участка, обязанными под крестным целованьем заявить всех известных им воров и лихих людей».

Не поискать ли и здесь происхождение слова «губернатор»? Не от губы ли оно образовано?

Иван III. Создание единого государства

Начиная с 1470-х годов деятельность Ивана III, направленная на присоединение остальных русских княжеств, резко усиливается. Первым становится Ярославское княжество, которое окончательно теряет остатки самостоятельности в 1471 году, после смерти князя Александра Федоровича. Наследник последнего ярославского князя, князь Даниил Пенко, перешел на службу к Ивану III и получил чин боярина.

На территории Ярославского княжества сразу начинается достаточно жесткая унификация с московскими порядками. Специально назначенный посланец великого князя «поверстал» на московскую службу ярославских князей и бояр, отняв у них часть земель. В одной из критически настроенных летописей того времени эти события описаны так: «У кого село добро, ин отнял, а у кого деревня добрая, ин отнял да записал на великого князя, а кто будет сам добр боярин или сын боярский, ин его самого записал».

Схожие процессы происходили и в перешедших под контроль Москвы Дмитрове (1472) и Ростове (1474). Здесь также наблюдался процесс поверстания местной элиты (как князей, так и бояр) на службу великому князю. Причем ростовские князья сохранили в своих руках даже меньше вотчин по сравнению с ярославскими. Ряд владений был приобретен как великим князем, так и московской знатью.

Присоединение Тверского княжества в 1485 году и его интеграция в Российское государство произошли достаточно мягко. Сын Ивана III Иван Молодой был поставлен «на великом княжении на тферском». При княжиче Иване был оставлен московский наместник Василий Образец-Добрынский.

Иван III Васильевич

При этом Тверь еще какое-то время сохраняла атрибуты самостоятельности. Княжескими землями управлял особый Тверской дворец. Хотя некоторые тверские бояре и были переведены в Москву, новый тверской князь управлял княжеством при помощи тверской боярской думы. Удельные князья, поддержавшие Ивана III, даже получили новые вотчины (впрочем, вскоре эти вотчины были у них отобраны). А к началу XVI века тверской двор окончательно слился с московским, а некоторые тверские бояре перешли в московскую думу.

По той же схеме к Московскому государству Иваном III вскоре были присоединены Рязанское княжество, Вологодская, Псковская, Югорская земли, Великая Пермь и многие другие территории. Суздальско-Нижегородское княжество и Вятская земля стали зависимы от Москвы еще при отце Ивана III Василии II Темном. При Иване Васильевиче эта зависимость только усилилась.

В течение трех лет – с 1500 по 1503 год – Иван III отвоевал у Великого княжества Литовского Чернигов, Новгород-Северский, Стародуб, Брянск, Гомель, Торопец, Мценск, Дорогобуж и, соответственно, всюду поставил московских наместников – своих верных бояр и служилых князей.

Параллельно с усилением власти московского царя формировалась приказно-воеводская система государственного управления. Главными отличительными особенностями новой структуры стали сословность и централизация. Высшим органом власти теперь являлась Боярская дума, а отраслевыми органами центрального управления – приказы.

Иван III способствовал образованию системы местного управления, в которой наместник представлялся центральной фигурой. Процесс назначения в наместники проходил в соответствии с традициями удельных княжеств. Наместниками обычно назначались родственники тех, кто княжил в этих городах. Так, в Великом Новгороде (о его завоевании Москвой – речь впереди) в основном посты наместничества занимали князья Ростовские, Шуйские и Горбатые. А в Москве, как правило, наместником становился один из наиболее приближенных бояр великого князя. Последний лично назначал наместников и волостелей, которые в своей деятельности опирались на штат чиновников. Наместники руководили административными, финансовыми, военными и судебными органами.

Процесс централизации власти переустроил всю политическую систему Русского государства. Местное управление первой половины XVI века в большей мере, чем центральное, сохранило пережитки феодальной раздробленности. А именно это негативно проявилось в наместничестве, которое стало обеспечиваться системой кормления, когда администрация наместника существовала за счет местного населения. Система кормления являлась своего рода формой материальной компенсации дворянству за военную службу. Величина «кормов» для наместников определялась в уставных грамотах. Назначение на должность выражалось словами: «пожаловали в кормление». Поэтому получившие должность и назывались кормленщиками.

Боярская дума. Акварель А.П. Рябушкина. 1893 г.

Прежде мы предполагали, что слово «кормление» восходит к «корме», «кормилу» (рулевому веслу), а не к пищевому термину «корм». Но вскоре нам удалось выяснить, что между словами «корма», «кормило» (весло) и пищевым термином «корм» в действительности нет противоречия. Дело в том, что при транспортировке наиболее ценные грузы (к которым бесспорно относилась и разнообразная снедь) складировались на корме ладьи или струга. Поэтому термин «кормление» включает в себя все – и руление областью, и пользование теми благами, которые область приносит. Поскольку наместники в ту пору не получали государева жалованья, им ничего более не оставалось, как кормиться с земли, которая была вручена их попечению.

Местные чиновники собирали подати с населения деньгами или натурой. Натуральный характер вознаграждения за службу соответствовал низкому уровню развития товарно-денежных отношений. Наместник расценивал вверенные ему города или волость как законный, признанный князем источник собственного дохода и благосостояния. В подтверждение этому В.О. Ключевский подчеркивает, что «кормленщик, наместник или волостель получал при назначении на кормление наказный или доходный список, своего рода таксу, подробно определявшую его доходы, кормы и пошлины».

Двинская уставная грамота 1397 г.

Не случайно летописец, описывая роль наместника в какой-нибудь волости, не говорит о том, насколько его правление будет полезным для народа, а отмечает именно то, как велик для населения будет корм наместника. Другими словами, кормление – это пенсия за военную службу. Но на самом деле деятельность наместников на тот момент была несложной, она являлась исключительно финансовой и ограничивалась сбором налогов для князя.

Летописи сообщают, что царь иногда оказывался в затруднительном положении, когда желавших покормиться было больше, чем свободных мест. В таком случае князь либо давал кормление на короткий срок, либо посылал на кормление сразу двух наместников. Естественно, оба обстоятельства приходились не в радость для местного населения. Вся система бесконтрольного поведения администрации на местах ложилась тяжелым бременем на крестьянство и посадских людей. Кормленщиками в то время были не только представители феодальной аристократии, но и элита служилых людей. Власть кормленщиков регламентировалась доходными списками, строго устанавливающими размеры кормов, нормы которых оставались неизменными с середины XV века.

Вскоре у наместника появились и военные обязанности, так как наместник получил статус начальника войск, защищавших княжеские владения. Позже на наместника возложили политические дела в уезде, он стал выполнять отдельные поручения из центра. В обязанности наместника вошли и судебные дела. Гражданские тяжбы являлись важным источником дохода как для наместника, так и для князя. Мелкие преступления наместник рассматривал самостоятельно, а уголовные дела согласовывал с Москвой. (Все-таки решение о такой важной запятой в приговоре «казнить нельзя помиловать» великий князь оставлял за собой.)

Данные из исторических документов свидетельствуют об отрицательном отношении населения к наместникам и к их деятельности. Нередко местные жители жаловались великому князю, прося у него защиты от произвола чиновников. Были случаи, когда великий князь московский Иван ІІІ обращал особое внимание на действия наместников. Например, по жалобе лучан он предал суду своего наместника Ивана Оболенского, что явилось в то время строжайшей мерой, невиданной ранее.

Николай Михайлович Карамзин в своей «Истории государства Российского» пишет: «Два государя, Иоанн и Василий, умели навеки решить судьбу нашего правления и сделать самодержавие как бы необходимою принадлежностью России, единственным уставом государственным, единственною основою целости ее, силы, благоденствия. Сия неограниченная власть монархов казалась иноземцам тираниею, они в легкомысленном суждении своем забывали, что тирания есть только злоупотребление самодержавия, являясь и в республиках, когда сильные граждане или сановники утесняют общество. Самодержавие не есть отсутствие законов: ибо где обязанность, там и закон: никто же и никогда не сомневался в обязанности монархов блюсти счастие народное».

Эти слова классика нашей исторической науки и до сего дня не утратили своей актуальности. Недаром их предпочитают не помнить наши либералы от политики, большинство из которых – те самые «западники», иноземцы, с которыми столь доказательно полемизирует здесь Карамзин.

Итак, уже конец XV века и первую половину XVI века (великое княжение Ивана III, Василия III и начало царствования Ивана IV Грозного) можно рассматривать как эпоху укрепления и расширения Русского государства до степени его превращения в царство. В этот период великокняжеская власть дорастает до самодержавной. Хотя это еще не абсолютизм: Боярская дума вплоть до петровских времен, то есть на два века, сохраняет свои позиции. Царь чувствует себя отчасти от нее зависимым в своих решениях, но временами «подминает под себя» – проводит свою волю насильственно, с помощью репрессий. Это прежде всего Иван Грозный и в более слабом его подобии – Борис Годунов. В более слабом, поскольку Борис, в силу своего «худородства», не решался на столь масштабные репрессии, как Иван Грозный. Что боярство прощало потомку Рюрика, не простило бы сыну вяземского помещика, дальнему потомку Чет-мурзы. Впрочем, оно не простило даже меньшего, что хорошо показывают события Смутного времени, о котором рассказ впереди.

В эту эпоху управленческий аппарат в целом адекватен историческим задачам, но еще крайне неустойчив, не сформирован. Царская власть окончательно не выкована, ее задачи и властные полномочия понимаются многими «управленцами» (в основном представителями боярского сословия) очень по-разному. Поэтому зачастую государство бессильно решить важные исторические задачи. Так, Иван Грозный, покоривший Казанское и Астраханское ханства, проиграл войну в Ливонии. Борис Годунов не сумел выиграть войну со шведами за выход на Балтику, хотя ему и удалось занять несколько опорных крепостей.

Государство судорожно пытается найти ресурсы для ведения войн за возвращение к морям, для строительства крепостей, литья пушек, увеличения войска и т. д. Ресурс у него пока один – тягловое население. В итоге еще в годы великого княжения Ивана III возникает поместная система.

В основе этой системы, как нетрудно догадаться, – поместье, участок казенной земли, данный государем в личное владение служилому человеку (дворянам) при условии его верной службы. Это поместье – и некая награда за службу (государственную, в основном военную), и источник материального дохода, с которого владелец поместья снаряжал себя для воинских походов.

Московское княжество в XV–XVI вв.

При Иване III не только начинают вырабатываться правила раздачи казенных земель в поместное владение служилым людям, но и уже происходит первая массовая раздача поместий.

Господин Великий Новгород

Особняком в этом ряду, как и прежде, стоял Господин Великий Новгород, а точнее Новгородская республика, существовавшая практически в виде автономного государства с 1136 по 1478 год. Таким образом, 342 года ее существования являются рекордом по продолжительности жизни государственных образований на территории нашей родины.

Во время своего губернаторства я был серьезно увлечен изучением истории этого чудесного края! Оказывается, в период наибольшего расцвета Новгородская республика включала в себя, помимо собственно новгородской земли, огромные территории. Это были земли от Балтийского моря на западе до Уральских гор на востоке, от Белого моря на севере до верховьев Волги и Западной Двины на юге. Долгое время под властью Новгорода находился и Псков с окрестными землями. Только в январе 1478 года Новгородская республика была включена Иваном III в состав Московского государства.

С этой древней и прекрасной землей связано много легенд и преданий. Прежде всего хочется рассказать о церкви Николы на Липне, расположенной в 8 км к югу от города, на восточном берегу озера Ильмень, в дельте реки Мсты на небольшом острове Липно. К слову, этот храм самый ранний из сохранившихся на Руси, построенных после монгольского нашествия. Церковь сложена в основном из волховской плиты на растворе извести с песком, где впервые встречается новая строительная техника кладки, которая станет характерной особенностью новгородского зодчества XIV–XV веков. Церковь заложена в 1292 году архиепископом Климентом на месте обретения в начале XII века чудотворной иконы Святителя Николая и является сегодня объектом Всемирного культурного наследия ЮНЕСКО.

Церковь Николы на Липне. 1292 г.

Фрески церкви Николы на Липне

Согласно легенде, на этом месте в начале XII века была обретена круглая икона с изображением Николая Мирликийского, благодаря которой чудесным образом исцелился князь Мстислав Святославич. Мстислав тяжело заболел, и во сне ему явился святой Николай и повелел отправить послов в Киев за чудотворной иконой, которая хранилась в киевском Софийском соборе и прославилась к тому времени чудесами. Мстислав направил посольство в Киев, но на озере Ильмень послов настигла буря, продолжавшаяся три дня и три ночи. На четвертый день они увидели плавающую на воде круглую доску с изображением святого. Ее торжественно принесли князю, и он узнал образ, который ему был явлен во сне. Икону омыли водой, Мстислав этой водой омыл лицо и получил исцеление. Сохранилось рукописное «Сказание о дивном обретении иконы святителя Николая архиепископа Мирликийского…». В честь этого события в 1113 году Мстислав Владимирович, сын Владимира Мономаха, велел заложить храм во имя святителя Николая на Ярославовом дворище в Великом Новгороде, который является древнейшим новгородским храмом. Сегодня Николо-Дворищенский собор – один из самых посещаемых туристами объектов культурного наследия Великого Новгорода.

В XV–XVIII веках на острове Липно стоял Липенский монастырь, прекративший к началу XIX века существование как архитектурно-функциональный комплекс. В интерьере храма сохранились фрагменты фресок, представляющие исключительный интерес, поскольку живопись церкви Николы на Липне является единственным стенописным ансамблем русского монументального искусства XIII века. Фресковая роспись церкви Николы являлась промежуточным звеном между новгородской живописью домонгольского периода и замечательным циклом росписей второй половины XIV века. К сожалению, церковь Николы подверглась серьезным разрушениям в 1941–1943 годах. Реставрационные работы проводились в 1954–1958 годах под руководством архитектора Л.М. Шуляк, а в 1977–1981 годах – реставрация монументальной живописи.

Мне вспоминается одно интересное и знаковое событие, произошедшее в период моего губернаторства. Летом 2016 года я получил распоряжение из аппарата Администрации Президента подготовить все к прибытию Президента Владимира Владимировича Путина и Председателя Правительства Дмитрия Анатольевича Медведева в подведомственную мне Новгородскую область. Руководители государства хотели встретиться и в неформальной обстановке пообщаться с рыбаками и другими жителями, узнать их насущные проблемы и чаяния.

В первую очередь нужно было выбрать место приземления вертолетов Президента и Председателя Правительства. Как известно, они не имеют права находиться на одном воздушном судне. После долгих рассуждений мы остановили выбор именно на этом небольшом острове (примерно 800 на 800 м). В срочном порядке были подготовлены вертолетные площадки, подогнали дебаркадер, навели порядок. Так как на острове не было света – провели электричество, поставили дизельный генератор.

Искренне и непринужденно общались рыбаки с высокими гостями, отвечали на многочисленные вопросы, все отведали наваристой, вкусной ухи. Ловля рыбы, кстати, в этих местах до сих пор происходит по старинке. Рыбаки разводят невод, два судна под парусами тащат его, и затем уже выбирается рыба. Разница лишь в том, что сегодняшние суда на моторе. И одним из вопросов рыбаков к руководителям страны была просьба помочь зарегистрировать их специфические судна, так как они по своим размерам не подходили ни под какой регламент. Было много интересного и запоминающегося, но самое поразительное, когда мы впервые зашли осмотреть церковь внутри, ведь света раньше на острове не было, первое, что увидели наши глаза, – это древняя фреска с изображением святого Владимира.

Как мы упоминали, первые попытки Новгорода обрести независимость от Великого Киевского княжества проявились уже в XI веке. Новгородские бояре при поддержке городского населения с тех пор неоднократно пытались избавиться от бремени налого-обложения Киева и создать свое войско. Но успеха в этом достигли только во времена феодальной раздробленности. В 1136 году, после бегства князя Всеволода Мстиславича с поля битвы у Жданой горы и изгнания его из Новгорода, в Новгородской земле более чем на три века установилось исключительно вечевое правление.

Вече было поистине образцовым демократическим институтом того времени. Собрание свободных собственников города (конечно, мужского пола) обладало широкими полномочиями. Оно призывало князя с дружиной, судило о его «винах», «указывало ему путь» из Новгорода; избирало посадника (главу администрации), тысяцкого (войскового старшину) и даже церковного владыку! Решало вопросы о войне и мире, издавало и отменяло законы, устанавливало размеры повинностей, избирало представителей власти в новгородских владениях и судило их.

Во время монгольского нашествия на Русь и последующих ордынских походов Новгород, хоть и платил монголам дань, но избежал разорения благодаря своему удаленному расположению. Впрочем, юго-восточные города новгородских владений (Торжок, Волок, Вологда, Бежецк) были разграблены и опустошены ордынцами. В 1238 году, во время княжения Александра Невского, татары дошли до места, называемого Крестцы (80 км от Новгорода). Перед этим они долго штурмовали Торжок, захватили его и сожгли, но при этом потеряли очень много своих воинов. Затем долгое время стояли у Крестцов под Новгородом, но на сам Новгород не пошли. Почему? Это загадка до сих пор. То ли побоялись, то ли новгородцы откупились.

В 1236–1240 и 1241–1252 годах в Новгороде княжил Александр Невский. Он не владел городом как своим уделом и даже не являлся наместником своего отца, бывшего на ту пору великим князем владимирским. Просто новгородцы, под угрозой сначала шведского, а затем немецкого вторжения, на вече приняли решение пригласить талантливого полководца с дружиной для «оказания оборонительных услуг». С этим Александр Ярославич с блеском справился.

Едва ли тогда кто-то из граждан республики думал, что именно Александр Невский, приняв в Каракоруме ярлык на великое княжение владимирское, в 1259 году принудит Новгород стать данником Орды.

С той поры до 1478 года новгородский стол занимали, хотя и не имея полной власти над городом, преимущественно суздальские и владимирские князья. Затем стали сюда приходить московские великие князья, изредка – князья литовские.

До XV века владения Новгорода расширялись на восток и северо-восток. Республика приобрела земли вокруг Онежского озера, вдоль реки Северной Двины и побережье Белого моря. Также исследовались Баренцево и Карское моря, запад Северного Урала. Районы к северо-востоку от Новгорода были богаты пушным зверем и солью.

В 1348 году по Болотовскому договору Новгород предоставляет Пскову автономию по части выбора посадников. После Псков признает московского великого князя своим безусловным главой и соглашается избирать на псковское княжение лиц, угодных великому князю. С 1399 года эти псковские князья так и называются – московскими наместниками. Московский князь Василий II добивается права назначать наместников во Псков по своему усмотрению. А при Иване III псковичи даже вынуждены отказаться от прежнего права смещать за большие вины перед городом назначенных к ним из Москвы начальников. С 1510 года Псков фактически становится вотчиной великого князя Василия III с посадником-наместником от московского князя.

После первого похода на Новгород (1471) Иван III принудил новгородцев «ставить архиепископа на Москве». В результате второго похода (1478) вече было уничтожено как политический институт, а вечевой колокол увезен в Москву.

15 января 1473 года Новгород присягнул великому князю московскому. Через пять дней Иван III отправил в Москву грамоту о том, что он «Великий Новгород привел в свою волю и учинился на нем государем яко на Москве».

Увоз вечевого колокола. Миниатюра Лицевого летописного свода. XVI в.

А в 1494 году пришел конец и новгородско-ганзейским отношениям. По указу Ивана III немецкая контора в Новгороде была закрыта, а ганзейские купцы и их товары арестованы и отправлены в Москву. Замечательный пример региональной и торговой политики молодого Московского государства! Но что поделаешь, таковы были издержки первого этапа централизации власти.

Отличия общественного строя Новгородского государства от московских порядков носили куда более глубокий характер, нежели в прочих новоприсоединенных землях. В основе вечевых порядков лежало богатство новгородской боярско-купеческой аристократии, владевшей обширными вотчинами. Огромными землями также располагала новгородская церковь. В ходе переговоров о сдаче города великому князю московская сторона дала ряд гарантий, в частности, было обещано не выселять новгородцев «на Низ» (за пределы Новгородской земли, на собственно московскую территорию) и не конфисковать имущество.

Но сразу после падения города были произведены аресты. Была взята под стражу непримиримая противница Московского государства Марфа Борецкая, огромные владения семьи Борецких перешли в руки казны. Схожая участь постигла всех лидеров пролитовской партии. Помимо этого, был конфискован ряд земель, принадлежавших новгородской церкви.

И наконец, в 1487 году было принято решение о выселении из города всей землевладельческо-торговой аристократии и конфискации ее вотчин. Зимой 1487/88 года из города было выселено около 7000 человек – бояр и «житьих людей». В следующем году из Новгорода было выселено еще более тысячи купцов и «житьих людей». Их вотчины были конфискованы в казну, откуда частично были розданы в поместья московским детям боярским, частично переданы в собственность московским боярам, а частично составили владения великого князя.

Таким образом, место знатных новгородских вотчинников заняли московские переселенцы, владевшие землей уже на основе поместной системы. Надо заметить, простой народ переселение знати не затронуло. В 1489 году таким же образом была выселена часть населения Хлынова (Вятки).

Ликвидация господства старой аристократии Новгорода шла параллельно с ломкой старой системы управления. Власть перешла в руки наместников, назначавшихся великим князем и ведавших как военными, так и судебно-административными делами.

РАЗМЫШЛЕНИЕ

Об этой великой и трагической судьбе Новгорода Великого, о его роли в создании русской государственности мне пришлось вкратце рассказывать в 2007 году лидерам четырех европейских государств – России, Германии, Италии и Франции.

Тогда, осенью 2007-го, буквально через несколько месяцев после моего назначения, мне позвонил Владимир Владимирович Путин. Он сказал:

– Ко мне скоро в гости на резиденцию приедут три европейских лидера: Шредер, Берлускони и Саркози. Я прошу вас, подготовьтесь, встретьте нас и расскажите нам немного об истории.

Марфа Посадница. Уничтожение новгородского веча. Художник К.В. Лебедев. 1889 г.

Для меня, в общем-то нового человека в Новгородской области, такая миссия показалась очень значимой. Я буквально три недели не вставал из-за письменного стола – все что-то читал, конспектировал, погружался. Я понимал, что доклада многочасового быть не может, тем более еще перевод. Мне надо было суметь минут за пятнадцать, чтобы не надоесть, рассказать суть истории земли Новгородской – от Рюрика до наших дней. А как возможно уложить в пятнадцать минут если не всю историю Новгородчины, то хотя бы содержание вот этой краткой книги?

Мы сделали слайды. Иверский монастырь был еще до конца не отремонтирован. Но уже стоял деревянный домик, где останавливался митрополит Новгородский. В одной из его комнат был установлен монитор, перед которым я обрисовал основные вехи новгородской истории четырем мировым лидерам. Я, хоть слегка волновался, испытывал необычайный душевный подъем. При этом чувствовал, что и у них настроение приподнятое, радостное. Особенно Саркози и Берлускони (может, в силу своего южноевропейского темперамента) реагировали на мой рассказ очень живо – мимически акцентируя свои удивление и восхищение по поводу тех исторических фактов, которые, конечно, вряд ли понимали.

При этом Владимир Владимирович часто мне очень точно и грамотно (при этом предельно корректно) что-то подсказывал, вставлял свои очень глубокие и тонкие замечания, что сразу оживляло нашу беседу. Добавляя те или иные исторические подробности к моему рассказу, Владимир Владимирович невольно показывал свое исключительное знание российской истории. В итоге наша беседа продлилась не менее часа.

Берлускони, Саркози и Шредер задавали множество вопросов – ведь история их стран во все века так или иначе соприкасалась с новгородской историей. Новгород наряду с итальянской Венецией был партнером Ганзейского союза, в нем находилась постоянная контора Ганзы. А Венеция в Средние века вообще была конечным пунктом пути «из варяг в греки».

Когда я закончил свой доклад и ответил на все вопросы гостей, мы двинулись в Иверский собор. Слушали там хор мальчиков Сретенского монастыря. Вернулись назад, выпили чаю. Президент предложил тост за губернатора Новгородской области – я был, конечно, очень тронут.

Первый век Московского царства

16 января 1547 года великий князь Иван IV венчался на царство в Успенском соборе Московского Кремля. Другими словами, Иван IV Грозный первым из русских правителей был провозглашен «царем всея Руси».

Как это отразилось на внутренней политике государства? Мы помним, что уже при Иване III начинает вырабатываться система поместной службы и землеустройства. Но именно ко времени царствования Ивана Грозного относится первый подробно описанный случай массовой раздачи казенных поместий во владение служилым людям.

Это событие датировано 1550 годом. Тогда из разных уездов на службу было призвано около тысячи служилых людей, городовых дворян и детей боярских. Им были розданы поместья в Московском и ближайших уездах общей площадью 176 775 десятин пахотной земли. Все это позволило сформировать многочисленное поместное войско.

Вскоре после завоевания Казани правительством были составлены списки служивых людей. Эти списки разделялись на разряды по качеству вооружения (род оружия), размерам вотчинного и поместного владения и по окладам денежного жалованья. Таким образом, поместная система оказала глубокое влияние на государственный и хозяйственный склад русского общества. И за всем этим теперь обязаны были следить воеводы-наместники. Это переформатирование войсковой и гражданской систем управления, несомненно, увеличило сферу ответственности государевых наместников.

Сведения о личностях наместников XVI века и их проблемах очень скудны. Тем не менее в годы царствования Ивана Грозного над всеми возвышаются фигуры трех наместников.

Первый – князь, боярин Александр Борисович Горбатый-Шуйский, один из самых храбрых воевод Ивана Грозного, руководивший взятием Казани и ставший ее первым наместником.

По сути, этот человек стал первым наместником над национальной окраиной Русского государства, где жило население совершенно другого вероисповедания, абсолютно другой языковой, культурной и этнической принадлежности. Известно, что Александр Борисович остановил бесконтрольное разграбление павшей Казани и запретил разрушать мечети, к чему призывали некоторые воеводы московского войска. То есть, выражаясь более современно, проявил «интернациональную сознательность». Думается, благодаря именно таким действиям наместника Казань прочно осталась в составе Российского государства – и в его царской, и имперской, и советской, и сегодняшней редакциях. Александр Борисович принимал участие почти во всех значимых военных походах и прославился как выдающийся воевода. По словам Курбского, он был «глубокого разума и искусный зело в военных вещах». Именно такими наместниками, как Александр Горбатый-Шуйский, закладывались основы нашей национальной политики.

Это ничуть не мешало ему быть блистательным полководцем. Во время последнего Казанского похода 1552 года Горбатый-Шуйский искусным маневром истребил на Арском поле почти все войско хана Япанчи, а затем взял острог за Арским полем и сам Арский город.

Но после ряда неудач русской армии в Ливонской войне, особенно после бегства Курбского, усилилась подозрительность Ивана Грозного и, соответственно, его репрессии, направленные против знати. Курбский был боевым товарищем Горбатого-Шуйского по Казанскому походу. Поэтому, несмотря на заслуги, по обвинению в злоумышлении на жизнь царя и царицы в 1565 году Александр Борисович был казнен вместе с малолетним сыном Петром. Это один из первых примеров трагических судеб российских наместников.

Кстати, старшая дочь Александра Горбатого-Шуйского, Евдокия, была замужем за Никитой Романовичем Захарьиным, дедом царя Михаила, что дало Романовым некоторое основание выводить свою родословную от Рюрика.

М.И. Воротынский на памятнике «Тысячелетие России» в Великом Новгороде

Вторая яркая и столь же трагическая фигура – наместник в Калуге с 1544 года – Михаил Иванович Воротынский. Рюрикович в XXI колене, московский боярин Воротынский при покорении Казанского ханства тоже покрыл себя славой.

После взятия Казани Воротынский получил почетное задание возглавлять ту часть русской армии, которая возвращалась в Москву «полем» (то есть по суше, а не по воде), а за воинские заслуги при осаде и боях на улицах города был включен в состав Ближней думы царя.

В 1553–1555 годах Воротынский был назначен наместником в Свияжск, который тогда был ключевой стратегической крепостью для контроля над Казанью. Затем отражал набеги ногайцев и крымцев от Рязани, Тулы и Москвы, руководил Боярской думой.

Исходя из своего опыта воеводы и наместника, Воротынский в 1570–1571 годах подготовил «Боярский приговор о станичной и сторожевой службе», который был утвержден Боярской думой в феврале 1571 года. Этот документ считается первым уставом пограничных войск России. Необходимость регламентирования сторожевой службы была вызвана нехваткой кадров из-за оттока боеспособных частей на театр боевых действий. Устав определял сроки службы, жалованье и многое другое, а за самовольное оставление службы при нападении неприятеля предусматривал смертную казнь.

Триумфом воеводы Воротынского стала битва при Молодях. В 1572 году крымский хан Девлет-Гирей предпринял поход с целью подчинить ослабленное Русское государство и возобновить систему зависимости наподобие золотоордынскому игу. В орду Девлет-Гирея, кроме собственно крымских войск, были включены ногайские и турецкие отряды.

Воротынскому было поручено организовать оборону на Оке. При этом в его распоряжении было сильно поредевшее войско, в котором не хватало опытных воинов из служилых дворян. Иван Грозный не собирался прекращать Ливонскую войну, а, напротив, проводил все новые кампании на северо-западе.

В генеральном сражении против татар, от которого зависела дальнейшая судьба Русского царства, Воротынский и Хворостинин, яркий и талантливый воевода, ставший впоследствии рязанским наместником, умелыми маневрами подвели ханскую конницу под смертоносный артиллерийский огонь из гуляй-города, возведенного на холме близ деревни Молоди. Удар Воротынского сзади был поддержан одновременным артиллерийским залпом по татарам из гуляй-города и вылазкой Хворостинина с немцами. Не выдержав двойного удара, татары, турки и ногайцы дрогнули и побежали. Многие из них были перебиты при преследовании вплоть до Оки.

Победа при Молодях распространила славу о Воротынском по всей Руси. Царь даже вернул ему родовую вотчину – город Перемышль, конфискованный в 1563 году и включенный в опричный удел. Однако весной 1573 года, согласно Разрядным книгам, Михаил Иванович Воротынский неожиданно был вызван в Москву и казнен.

Другой герой битвы при Молодях, Дмитрий Иванович Хворостинин, пережил Ивана Грозного, успешно воевал с литвинами, поляками, усмирял возмущения черемисов и казанских татар.

Верная служба Хворостинина была оценена. В 1584 году он был пожалован в бояре и назначен государевым наместником в Рязани с поручением руководить всей юго-восточной приграничной линией Московского царства, с чем он блестяще справлялся. Причем устраивал всем пограничным силам смотр по два раза в год – весной, едва сходил снег и просыхали дороги, и в начале зимы, когда на реках застывал лед.

Но далеко не все наместники были столь ответственны. Далеко не все правильно восприняли смысл своих обязанностей в новом государственном формате. Вот как описывает этот непростой процесс Н.М. Карамзин: «От времен Иоанна III чиновники великокняжеские и дети боярские награждались землями, но не все: другим давали судное право в городах и волостях, чтобы они, в звании Наместников, жили судными оброками и пошлинами, храня устройство, справедливость и безопасность общую. Многие честно исполняли свой долг; многие думали единственно о корысти: теснили и грабили жителей. Непрестанные жалобы доходили до Государя: сменяя чиновников, их судили, и следствием было то, что самые невинные разорялись от тяжб и ябеды. Чтобы искоренить зло, Иоанн отменил судные платежи, указав безденежно решить тяжбы избираемым Старостам и Сотским, а вместо сей пошлины наложил общую дань на города и волости, на промыслы и земли, собираемую в казну Царскими Дьяками; чиновников же и Боярских детей всех без исключения уравнял или денежным жалованьем или поместьями, сообразно с их достоинством и заслугами; отнял у некоторых лишнюю землю и дал неимущим, уставив службу не только с поместьев, но и с Вотчин Боярских, так что владелец ста четвертей угожей земли должен был идти в поход на коне и в доспехе, или вместо себя выслать человека, или внести уложенную за то цену в казну. Желая приохотить людей к службе, Иоанн назначил всем денежное жалованье во время похода и двойное Боярским Детям, которые выставляли лишних ратников сверх определенного законом числа. Таким образом, измерив земли, узнали нашу силу воинскую; доставив ратным людям способ жить без нужды в мирное время и содержать себя в походах, могли требовать от них лучшей исправности и строже наказывать ленивых, избегавших службы. С сего времени, как говорят Летописцы, число воинов наших несравненно умножилось. Имев под Казанью 150 000, Иоанн IV чрез несколько лет мог выводить в поле уже до трехсот тысяч всадников и пеших».

Еще в первой половине XVI века принимались серьезные меры для ограничения власти наместников. И к середине столетия как в структуре местного управления, так и в центральном аппарате стала заметной тенденция к дальнейшей централизации. Она выразилась прежде всего в усилении политического влияния дворянства и в постепенном вытеснении с ключевых позиций боярской аристократии. Таким образом закладывались основы будущего господства дворянской бюрократии. Введение института городовых приказчиков (впервые они упоминаются в одной из грамот 1511 года) явилось предпосылкой грядущей ликвидации всей системы кормления и засилья феодальной аристократии в местной администрации.

Начало губной реформы в царствование Ивана ІV, в ходе которой дела о душегубстве и разбое передавались из рук наместников губным старостам, предзнаменовало и начало перестройки местного управления на сословно-представительной основе в интересах дворянства.

В середине XVI века система наместничества, уже не соответствовавшая требованиям нового времени, новым задачам по укреплению власти на местах, была упразднена. Ее заменила система воеводского управления.

Слово «воевода» славянского происхождения, означающее предводитель войска. В отечественной истории понятие воеводы имело несколько смыслов: начальник войска, высший местный управитель и одна из исполнительных должностей местной власти. Первое понятие относится к древнейшему периоду, до XVI века, второе – к XVI–XVII векам, а третье – к первой четверти XVIII века. Таким образом, воеводская должность развивалась из полковой, ратной службы. Кроме ратных воевод, которых посылали из Москвы для защиты крепостей от врагов, до XII века были еще местные воеводы, но они не составляли системы воеводского управления.

Постепенно поместное владение уравнивалось с вотчинным. Во-первых, владельцы вотчин стали служить на тех же основаниях и по тем же принципам, что и помещики. Во-вторых, поместья стали постепенно переходить по наследству. Впрочем, переходили они только с разрешения монарха и с тем условием, что и наследники помещика обязаны тоже нести государеву службу. (Этот порядок сохранялся более 250 лет, до середины XVIII века, когда при Екатерине Великой поместье было признано полной собственностью помещика со всеми правами распоряжения.)

Судебник Ивана III 1497 г. Список начала XVI в.

Рост количества помещиков, по сути, явился главной причиной закрепощения крестьян. Но без помещиков – главной базы «государевых людей», организаторов и командиров поместного войска, царство уже не могло обойтись. Ведь с XV века ведение войн с внешним врагом становится объективной необходимостью. Это были войны и за возвращение морских побережий, и за наиболее плодородные земли, оказавшиеся под властью Речи Посполитой. Нужно было и просто защищать большую страну, богатствами не прочь были полакомиться многие соседи – от крымского хана до польского короля. Все это приводило к неизбежному усилению гнета на «черный люд». Государство было вынуждено затягивать ярмо на крестьянстве. Более того, московские государи XVI века фактически «выкручивают руки» и мелкопоместному дворянству. Часть мелкопоместных «детей боярских» вообще наделяется пустошами (необжитыми территориями) и при этом облагается налогом.

По сути, в эти годы и возникло крепостное право, хотя никакого указа, закрепляющего его официально, так и не найдено историками. Очевидно, что одним из первых шагов к закрепощению крестьян становятся «заповедные лета», объявленные Иваном Грозным в годы Ливонской войны. То есть царь Иван IV отменяет взаиморасчеты владельцев земли и крестьян-арендаторов в районе Юрьева дня (конец ноября). Царь применяет эту меру как бы временно, «на военные годы», но, как мы знаем, на Руси нет ничего более постоянного, чем временное. Разумеется, это ограничение было введено Иваном Грозным с целью более успешного сбора налогов. Ведь население в стране с «рискованным земледелием» традиционно очень подвижно: крестьяне часто переходили от одного землевладельца к другому.