Читать онлайн Наследница Джасада бесплатно

Jasad Heir © 2025 by Sara Hashem

© Ю. Корнейчук, перевод на русский язык

В оформлении макета использованы материалы по лицензии © shutterstock.com

© ООО «Издательство АСТ», 2025

Глава 1

Между мной и хорошим сном стояли сейчас только две вещи, одну из которых мне было позволено уничтожить.

В этот поздний час я пробиралась по грязным мшистым берегам реки Хирун, всматриваясь в темноту в поисках какого-нибудь движения. С грязью сталкивался любой подмастерье деревни, и это меня не пугало, но я точно не ожидала все-таки найти лягушек, за которыми отправилась сюда в этот час. Стоило мне к ним приблизиться, и они будто бы разрабатывали оборонительную стратегию. Сначала их страж подавал остальным сигнал тревоги, и они тут же бросались в реку, а потом этот отважный страж порядка следовал за ними, спасая свою жизнь.

– Прощайтесь с жизнью, бесполезные вредители! – крикнула я в темноту, поднимая руку.

На мгновение я засмотрелась на грязь, въевшуюся глубоко под ногти и покрывающую мою руку. И в лунном свете, просачивающемся сквозь кроны скелетообразных деревьев, моя рука показалась мне другой. Более ухоженной и слабой. Рукой Нифран. Только не в те времена, когда женщина была полна сил и не было ничего, что не могли бы сделать руки моей матери. Она могла орудовать топором наравне с самым крепким дровосеком, заплетать пышные кудри в изящные косы и вонзать копья в пасти чудовищ. Но когда я была еще совсем маленькой, горе из-за убийства моего отца, подобно гнили, добралось до мозга Нифран, погубив ее рассудок.

Ох, если бы она могла видеть меня сейчас. Испачканную грязью и обманутую квакающими речными тараканами.

Пока над Хируном продолжал образовываться густой туман, а зимние кости Эссамских лесов вдыхали его словно глоток жизни, я вымыла руки в реке и решительно отбросила любые мысли о мертвых.

За корнем одного из деревьев раздалось яростное кваканье, и, ринувшись вперед, я схватила брыкающегося лягушачьего стража, который даже не пытался убежать, и поднесла его к своему лицу.

– Твои друзья охотятся на сверчков, а ты прохлаждался здесь. Оно того стоило? – Бросив обмякшую лягушку в ведро, я вздохнула.

То, что Рори был известным химиком, совершенно меня не впечатляло, ровно как и желанное многими ученичество у этого человека. От того, чтобы бросить ведро и вернуться в замок Райи, где ждали удобная постель и теплая еда, меня удерживал лишь долг перед Рори. Он не стал задавать вопросов, когда пять лет назад я появилась на его пороге. Он молча обработал раны дрожащей девушки, покрытой кровью с головы до ног, и отвез меня к Райе. Рори спас пятнадцатилетнюю сироту без прошлого от бродяжничества.

Треск ветки заставил меня напрячься, и я сунула руку в карман, обхватив пальцами рукоять своего кинжала. Обычно я ношу его пристегнутым к ботинку, учитывая склонность солдат Низала обыскивать всех наугад. Мой взгляд привлекла черная метка на одном из деревьев, стоящих в ряд. Эта метка представляла собой символ Низала – во́рона, расправляющего крылья, с четкими линиями. Посреди лесной грязи лишь эти метки на деревьях оставались чистыми, а отмеченные вороном деревья образовывали своеобразный периметр вокруг Мохера. Так что людей, словно животных, удерживали взаперти не мечи и стены, а простая резьба на дереве. Власть другого королевства витает над нашим городом, будто отравленный воздух, контролируя всех, кто его вдыхает. Пересечение этого периметра без разрешения считалось преступлением, которое карается тюремным заключением или чем-то похуже. Например, в нижних деревнях, где их лидеры стали закрывать глаза на вольности, допускаемые солдатами Низала, худшее было только началом.

Подойдя ближе к дереву, я провела ногтем большого пальца по вытянутому крылу ворона и подумала, как отдала бы всех лягушек из моего ведра ради того, чтобы иметь возможность стереть этот символ. Возможно, в порыве храбрости я бы даже прорезала своим кинжалом несколько линий на коре дерева, уродуя символ власти Низала, но взглянув на стража в своем ведре, я решила, что храбрость не стоит возможных последствий, и опустила руку.

Возвращаясь обратно по покрытой толстым слоем инея дороге, я натянула капюшон почти на нос, как только пересекла стену, отделяющую Махэр от Эссамских лесов. Не рискуя пойти по главной освещенной дороге к магазину Рори и наткнуться на кого-нибудь из охранников, я свернула в петляющий переулок. Держась за стену, я позволила едкому запаху навоза вести меня в полутемноте. Из-под горы ящиков на меня зашипела кошка, встав в защитную позу над недоеденной тушкой крысы.

– Я уже поужинала, но спасибо за предложение, – пробормотала я, держась подальше от ее когтей.

Двадцать минут спустя я с грохотом поставила к ногам Рори ведро, полное мертвых лягушек.

– Я требую пересмотра моей заработной платы!

– Продолжай требовать, я буду там, – сказал Рори, даже не потрудившись оторвать взгляда от листа в своих руках, и скрылся в задней комнате.

Нахмурившись, я стала готовить мази для завтрашней продажи, тщательно упаковывая каждую баночку в бумагу, прежде чем положить ее в корзину. Ведь однажды я все же столкнулась с раздражением обычно спокойного Рори. Тогда я забыла упаковать мази и просто отдала баночки сыну Юлия. В тот день я узнала о распространении болезней столько же, сколько и о моральных принципах Рори.

– Пошла бы ты и уже немного поспала, – проворчал вернувшийся Рори. – Я не хочу, чтобы завтра твой вид пугал моих посетителей. – Пошарив в ведре, он перевернул несколько лягушек.

У Рори было узкое смуглое лицо, на которое возраст уже наложил свой отпечаток. Между его кустистыми бровями пролегала складка, а его пальцы были цвета последнего приготовленного им тонизирующего напитка. Несмотря на травму бедра, стройность Рори не была признаком его слабости, а в те редкие моменты, когда он улыбался, становилось ясно, что в юности он был красив.

– Если я узнаю, что ты снова замазала дно ведра грязью, – я отравлю твой чай! – проворчал он, но потом сунул мне в руки небрежно завернутый сверток. – Вот.

Сбитая с толку, я перевернула сверток.

– Это для меня?

В ответ он обвел тростью пространство пустого магазина.

– У тебя что, с головой не в порядке, дитя мое?

Осторожно отогнув ткань свертка, я увидела пару перчаток золотистого цвета. Они были мягче голубиного пера и наверняка стоили дороже всего, что я могла бы себе позволить.

– Рори, это слишком, – прошептала я благоговейно, вынимая одну из перчаток.

Едва удержавшись от того, чтобы надеть их, я осторожно положила перчатки на прилавок и поспешила оттереть грязь со своих испачканных рук. Чистых тряпок поблизости не оказалось, и я вытерла руки об тунику Рори, за что заработала шлепок по уху.

Перчатки сели идеально. Мягкая, податливая ткань в точности повторяла изгибы моих пальцев.

Изучая их при свете горящего фонаря, я решила, что на рынке за них, безусловно, можно было бы выручить неплохую сумму. В Омале было полно рынков. Нижние деревни всегда нуждались в еде и припасах, а торговать между собой было намного проще, чем выпрашивать объедки во дворце Омала. Но, конечно, я не собиралась их продавать. Пусть Рори и нравится притворяться, что его эмоциональный диапазон не шире, чем у столовой ложки, но ему было бы больно узнать, что на следующий день я продала его подарок.

– С днем рождения, Сильвия, – коротко улыбнулся старик.

Сильвия

Моя первая и самая удачная ложь.

– Подарок в утешение старой деве? – спросила я, складывая руки вместе.

За пять лет Рори ни разу не забыл дату моего выдуманного дня рождения.

– Я думаю, вряд ли порог, после которого девушку считают старой девой, стал двадцатилетним.

Еще одна ложь. Ведь совсем скоро мне исполнится двадцать один.

– Ты просто слишком стар. Как само время. Должно быть, люди моложе ста лет тебе кажутся одинаковыми.

– Старым девам уже давно пора спать, – сказал Рори и тыкнул в меня своей тростью.

Выйдя из магазина в приподнятом настроении, я плотнее укуталась в плащ, накинув его себе на плечи, и завязала шнурки от капюшона прямо под подбородком. Прежде чем я наконец смогу вернуться в свою постель, мне предстояло выполнить еще одно задание, а это означает, что я должна пробраться глубже в тихую деревню. В это темное время суток, когда мой разум был не обременен никакими мыслями, каменные кладки домов чудились мне голодными шайтанами, которые шептались в темноте, а скрежет разбегающихся под моими ногами паразитов – звуками неупокоенных мертвецов. Я знала, что это мой болезненный страх придавал теням такие ужасные очертания. Уже много лет я не могла проспать целую ночь, и к тому же бывали дни, когда я не доверяла ничему, кроме своего дыхания и земли под моими ногами. Разница между мной и жителями деревни заключалась лишь в том, что я знала имена своих монстров и то, как они будут выглядеть, если найдут меня. Мне даже не нужно было представлять, какая судьба меня ждет, если мы встретимся.

Махэр был крошечный деревушкой с большой историей, которой матери, бабушки и дедушки делились со своими внуками и детьми. Суеверия поддерживали жизнь каждого жителя деревни, что способствовало моему бизнесу.

Вместо того чтобы повернуть направо, к замку Райи, я свернула на проселочную дорогу. Кусочки пропитанного медом и маслом теста указывали на места, где, сидя на бетонном крыльце кондитерских своих родителей, их дочери перекусывали между делами. Обходя собак, обнюхивающих остатки еды, я то и дело проверяла, нет ли поблизости кого-нибудь, кто мог бы сообщить Рори о моих передвижениях. Несмотря на то что у нас с Рори вошло в традицию прощать друг друга – я сомневалась, что он одобрил бы мой поступок, если бы узнал, что под его именем я «лечу» омалийцев, продавая бессмысленные зелья всякому, кто был достаточно суеверен, чтобы их покупать. «Лекарства», которые я готовлю для своих клиентов, совершенно безвредны. Это измельченные травы или ликеры со слегка измененным составом. В большинстве случаев недуги, от которых эти лекарства должны спасать людей, были более нелепыми, чем ингредиенты, которые я помещала в бутылку. Дом, который я искала, находился в десяти минутах ходьбы от замка Райи. Так близко от места, где я могла отдохнуть. С края провисшей крыши, где от крючка к крючку тянулась бельевая веревка, капала вода. На землю с веревки упала пара нижнего белья, которую я подняла и отшвырнула подальше от чужих глаз. Много лет Райя пыталась заставить меня прятать нижнее белье на бельевой веревке за одеждой большего размера, а я, не понимая, зачем нужна такая скрытность, все еще не взяла подобное в привычку, но сегодня вечером у меня было в запасе слишком мало времени, чтобы тратить его впустую. Иначе я бы воспользовалась случаем и узрела смущение омалийцев перед тем фактом, что теперь у меня были неопровержимые доказательства того, что они носят нижнее белье.

Мои мысли прервал звук распахнувшейся двери.

– Сильвия, слава богу, – чуть ли не вскрикнула Зейнаб. – Сегодня ей стало хуже.

Прежде чем войти, я постучала своими ботинками по косяку двери, чтобы сбить с них грязь.

– Где она?

Я проследовала за Зейнаб в последнюю по счету комнату в коротком коридоре, и когда женщина открыла в нее дверь, нас обдало волной аромата благовоний. Раздув белую дымку, висевшую в воздухе, я увидела сморщенную старуху, которая сидела на полу и раскачивалась взад-вперед. Вдоль кожи ее рук тянулись кровавые борозды от ногтей. Зейнаб закрыла за нами дверь, держась на безопасном расстоянии. В ее больших карих глазах стояли слезы.

– Я пыталась искупать ее, но она сделала это. – Зейнаб закатала рукава своей абайи[1], обнажив мариады красных царапин.

– Так. – Я положила свою сумку на стол. – Я позову тебя, когда мы закончим.

Усмирение старухи с помощью тоника не потребовало особых усилий, учитывая ее телосложение. Я подошла к ней сзади и обвила рукой ее шею. Она вцепилась в мой рукав, приоткрыв рот, чтобы ахнуть, но я тут же влила тоник в ее горло, ослабив хватку на ее шее ровно настолько, чтобы она смогла проглотить лекарство. Убедившись, что она его проглотила, я отпустила ее и поправила рукава, но старуха, чертыхаясь, сплюнула мне под ноги кровавую слюну. Когда она обнажила зубы, я увидела, что она разодрала губу. Мои таланты, какими бы сомнительными они ни были, заключались в эффективном и мимолетном обмане, поэтому на все про все у меня ушло всего несколько минут. У двери я позволила Зейнаб сунуть несколько монет в карман моего плаща и притворилась удивленной. Наверное, я никогда не пойму омальцев и их притворную скромность.

– Помни…

Зейнаб нетерпеливо покачала головой:

– Да, да! Я не скажу ни слова. Прошло уже много лет, Сильвия, и если химик когда-нибудь об этом узнает, то точно не от меня.

Зейнаб была довольно самоуверенна для женщины, которая ни разу не удосужилась спросить, что было в тонике, который я регулярно вливала в горло ее матери.

Рассеянно помахав Зейнаб на прощание, я убрала свой кинжал в тот же карман, где лежали монеты, и вышла на грунтовую дорогу, покрытую лужами от дурно пахнущего дождя, словно оспинами, которые покрылись рябью. Большинство домов на этой улице можно было бы назвать лачугами. Их соломенные крыши вздрагивали над стенами, соединенными вместе грязью и неровными участками кирпича. Я едва не наступила в зеленую полосу навоза, оставленную мулом, успев вдохнуть пропитанный водой травянистый запах. Интересно, на улицах верхних городов Омала тоже есть экскременты?

Соседка Зейнаб разбросала перед своей дверью куриные перья, чтобы продемонстрировать соседям свою удачу. Недавно их дочь вышла замуж за купца из Давара, и его калыма хватило им на то, чтобы целый месяц питаться курицей. Отныне тело девушки будет украшать самая изысканная одежда, а на ее тарелке всегда будут отборные мясо и овощи, выращенные в домашних условиях, ей больше никогда не придется переступать через навоз мула на дороге в Махэре.

Рассеянно пересчитывая монеты в кармане, я завернула за угол и врезалась в чье-то тело. Ударившись ногой о треснутые глиняные кирпичи на дороге, я споткнулась, а солдат Низала не сдвинулся с места и лишь нахмурился.

– Назовите себя.

Мое горло перекрыли раскрывшиеся в нем тяжелые крылья паники. Хотя на передвижения по деревне для ее жителей не были наложены какие-то ограничения в виде официального комендантского часа, все равно немногие рисковали совершать ночные прогулки.

Солдаты Низала обычно патрулировали улицы парами, но не увидев рядом другого солдата, я решила, что напарник этого человека, вероятно, пристал к кому-нибудь еще на другом конце деревни.

Паника, поднявшаяся во мне, была настоящей чумой, единственной целью которой было распространяться до тех пор, пока она не займет каждую мою мысль, не ворвется в каждый инстинкт, поэтому я подавила ее, схватив за трепещущие конечности, и опустила глаза. Пристальный взгляд на солдата Низала не сулил ничего, кроме неприятностей.

– Меня зовут Сильвия. Я живу в замке Райи и являюсь подмастерьем у химика Рори. Приношу извинения за то, что напугала вас. Пожилая женщина срочно нуждалась в моей помощи, а мой работодатель нездоров.

Судя по морщинам на его лице, солдату было где-то под сорок. Если бы он был простым омалийским патрульным, то его возраст мало бы о чем говорил, но солдаты Низала, как правило, умирали молодыми и окровавленными. И если этот человек прожил так долго, чтобы его лоб покрылся морщинами, значит, он был либо смертельно опасным противником, либо трусом.

– Как зовут твоего отца?

– Я живу в замке Райи, – повторила я. Должно быть, он недавно прибыл в Махэр, ведь все в нашей деревне знали замок сирот Райи на холме. – У меня нет ни матери, ни отца.

Не став углубляться в этот вопрос, он задал новый:

– Не приходилось ли тебе стать свидетельницей действий, которые могли бы привести нас к поимке джасади?

Даже несмотря на то, что это был стандартный вопрос солдат, призванный повысить бдительность жителей по отношению к любым признакам магии, это заставило меня внутренне содрогнуться. Последний арест джасади произошел в соседней деревне всего месяц назад. Судя по слухам, какая-то девушка сообщила солдатам, что видела, как ее подруга взмахом руки сделала трещину в половице. Я наслушалась достаточно всевозможной похвалы, которой осыпали девочку за ее храбрость, проявленную при сдаче солдатам пятнадцатилетнего подростка. Люди так поступали только ради похвалы либо из-за зависти. Они не могли дождаться, когда у них появится возможность стать героями.

– Не была, – ответила я.

Я не встречала другого джасади уже пять лет.

– Как зовут пожилую женщину, про которую ты говорила? – спросил он, поджав губы.

– Айя. За ней присматривает ее дочь Зейнаб, и если хотите, я могу направить вас к ним.

Зейнаб была достаточно хитрой, и у нее должна была быть заготовлена ложь на такой случай.

– В этом нет необходимости. – Он махнул рукой через плечо. – Можешь идти, но держись подальше от дороги бродяг.

Одно из преимуществ старших солдат Низала – они меньше склонны к бахвальству и тактике допросов, чем их более молодые коллеги.

Я наклонила голову в знак благодарности и промчалась мимо.

Несколько минут спустя я украдкой проскользнула в замок Райи, и, судя по запаху остывающего воска, который наполнил мой нос, прошло совсем немного времени с тех пор, как последняя из воспитанниц пошла спать. С облегчением обнаружив, что о моем дне рождения забыли, я скинула ботинки у двери. Сегодня Райя встречалась с торговцами тканями, что всегда приводило ее в отвратительное настроение. Так что единственным признаком, указывающим на то, что кто-то помнил, что у меня сегодня был день рождения, служил утренний завтрак, на котором мне подали булочку слоеного теста с маслом и патокой.

Когда я толкнула двери в свою комнату – меня обдало волной тепла.

Благословенные волосы Байры, только не это!

– Райя снимет с вас шкуру. Валима[2] состоится уже через неделю.

Марек, казалось, был поглощен разведением костра, вороша угли тонкой палочкой, и совсем не замечал меня. Его золотистые волосы сияли в отблесках огня, а под швейными принадлежностями Сэфы лежал кусок ткани, который должен был стать платьем.

– Вот именно, – сказала Сэфа, макая кусок обугленной говядины в свой бульон. – Я топлю свои печали в украденном бульоне из-за этой проклятой валимы. Посмотри на это платье! Над ним же смеются все остальные платья.

– А что делает он? – спросила я, решив проигнорировать ее проблемы, связанные с одеждой.

Когда наступало утро, Сэфа, после бессонной ночи, с обаятельной улыбкой и налитыми кровью глазами, все равно вручала Райе идеальное платье. Ученичество у лучшей швеи Омала – это не та роль, которую выбирают те, кто сдается под давлением обстоятельств.

– Он пытается пожарить свои чертовы семечки, – фыркает Сэфа. – Теперь в твоей комнате пахнет так, как на кухне таверны. Извини, но в нашу защиту скажу, что мы собрались здесь, чтобы оплакать ужасную кончину.

– Кончину? – Я присела рядом с каменной ямой, потирая руки над потрескивающим пламенем костра.

Марек протянул мне одну из личных чаш Райи, за которые женщина спустит с нас шкуры словно с оленей.

– Не обращай внимания на Сэфу, мы просто хотели воспользоваться твоим очагом, – сказал он. – Я убежден, что Юлий учит свое стадо, как убить меня. Сегодня они чуть не столкнули меня прямо в канал.

– Почему? Ты сделал что-то, что разозлило Юлия и его волов?

– Нет, – печально ответил Марк.

Я покатала чашу между ладонями и прищурилась, когда поняла, что он лжет.

– Марек.

– Ну, возможно, я воспользовался стойлом для лошадей, чтобы развлечься… – наконец-то он издал многострадальный вздох, – с его дочерью.

Мы с Сэфой одновременно застонали. Это был не первый раз, когда Марек вляпывался в неприятности, гоняясь за застенчивой улыбкой или добрым словом какой-нибудь девушки. Он был до нелепости хорош собой: светловолосый, зеленоглазый, и худощавый до такой степени, что люди, глядя на него, недооценивали его силу. И чтобы развеять все сомнения окружающих относительно своей внешности, он решил пойти в ученики к Юлию, самому требовательному фермеру Махэра. Проводя дни за погрузкой фургонов и выпасом быков, Марек стал незаменимым для каждого торговца в деревне. Но он упорно работал, чтобы заслужить их уважение, а в Махэре больше всего как раз и ценились мозолистые ладони и пот. Именно поэтому торговцы терпели череду разбитых сердец, которые Марек оставлял за собой.

– Твою молодость, Сильвия, – продолжила Сэфа, потому что она была не из тех, кого можно долго игнорировать. – Мы оплакиваем твою молодость. В двадцать лет у тебя приключений даже меньше, чем у деревенских сорванцов.

Я осушила чашу с бульоном и передала ее Мареку для добавки.

– У меня полно приключений.

– Я говорю не о том, как ты убиваешь свое фиговое дерево, – усмехнулась Сэфа.

– Если бы ты сопровождала меня на прошлой неделе, когда я ходила выпустить петухов Нади…

– Надя запретила тебе заходить в ее магазин навсегда! – вмешался Марек, храбрец, осмелившийся оборвать Сэфу на середине тирады. Он зачерпнул рукой почерневшие семечки и стал перебрасывать их с ладони на ладонь, чтобы они остыли. – Оставь Сильвию в покое. Приключения бывают разными и не укладываются в какие-то рамки.

Несмотря на то что ноздри Сэфы широко раздулись, Марек даже не вздрогнул. Они общались в той странной молчаливой манере, в какой общаются люди, которые связаны друг с другом чем-то более сильным, чем кровь и общее воспитание. Я знала это потому, что была свидетельницей сотни невысказанных разговоров между ребятами за последние пять лет.

– Я не убиваю свое дерево, – вскочила я на ноги. – Я воспитываю в нем дух бойца.

– Перестань на меня пялиться, – со вздохом сказал Марек Сэфе. – Извини, что прервал.

Он протянул ей треснувшее семечко, а Сэфа позволила паузе затянуться секунд на сорок, прежде чем взять его.

– Поможешь мне подшить этот рукав?

С застенчивой улыбкой Марек показал ей свои покрытые сажей ладони, и Сэфа закатила глаза. За этим последним обменом репликами я наблюдала с недоумением. Меня никогда не переставало поражать, как легко они сосуществуют рядом друг с другом. И их необычная преданность друг другу вызывала вопросы у других подопечных замка. Марек хохотал до упаду, когда младшая девочка в первый раз спросила, планируют ли они с Сэфой пожениться.

– Сэфа не собирается ни за кого выходить замуж. Мы любим друг друга по-другому.

Девочка тут же кокетливо захлопала ресницами, потому что Марек был единственным мальчиком в замке и у него было лицо, обрекающее его на жизнь, полную тоскливых вздохов, следующих за ним по пятам.

– А что насчет тебя? – спросила девочка Марека, и Сэфа, которая сидела в кресле в углу комнаты и, улыбаясь, вязала, вдруг посерьезнела.

В тот раз мы с Райей впервые увидели печальный взгляд, которым она посмотрела на Марека. Ее карие глаза были наполнены виной.

– Я связан с Сэфой духом, а не узами брака, – ответил Марек, взъерошив волосы младшей подопечной, и девушка взвизгнула, отвешивая ему пощечину. – Я следую за ней, куда бы она ни пошла.

Будто подчеркивая свое безумие, когда Рори привел меня в замок Райи, эта пара сразу же прониклась ко мне симпатией. Я была почти дикой и едва ли годилась для дружбы с кем-либо, но это их не отпугнуло. Я плохо приспосабливалась к жизни в этой омалийской деревне, сбитая с толку их простейшими обычаями. Например, она свято верили, что если потереть место между лопатками, то умрешь раньше времени, в первый день месяца нужно есть левой рукой, а в присутствии старших нельзя скрещивать ноги. Нужно быть последним, кто садится за обеденный стол, и первым, кто покидает его.

Не помогло мне и то, что моя бронзовая кожа была на несколько оттенков темнее, чем оливковая кожа омальцев. Я бы лучше слилась с толпой орбанцев, поскольку их королевство находится на севере и большую часть своих дней они проводят под солнцем. Когда Сэфа заметила, что я избегаю носить белые вещи, она приложила свою темную руку к моей и сказала:

– Они просто завидуют тому, что мы вобрали в себя весь солнечный свет.

В замке дела обстояли намного проще, ведь у каждого из подопечных Райи была неприятная история, преследующая его во сне. Но я не пыталась подружиться ни с кем из обитателей замка и чуть было не расквасила нос одной из подопечных Райи, когда девушка попыталась обнять меня. Несмотря на двухчасовую лекцию, которую я выслушала от Райи, этот инцидент укрепил мое отвращение к прикосновениям. Это была Сэфа, которая очень расстроилась из-за травмы своего носа, но по какой-то непостижимой причине ни она, ни Марек меня не испугались.

Аккуратно повесив плащ в шкаф, я потрогала изъеденный молью воротник. Он не переживет еще одну зиму, но при мысли о том, чтобы выбросить его, к моему горлу подступил комок. Человек в моем положении не мог позволить себе эмоциональных привязанностей, ведь в любой момент на меня может быть направлен меч и крик «Джасади!» положит конец этой личности и жизни, которую я построила вокруг нее. Я отошла от плаща, сжав пальцы в кулак, и быстро вырвала из своего сердца корни печали, прежде чем она успела распространиться и овладеть мной. Обычная сирота из Махэра могла бы уцепиться за этот потрепанный плащ, который был первой вещью, которую она купила на свои кровно заработанные деньги, а вот беглянка из выжженного королевства не могла себе такого позволить.

Я повернула ладони вверх и посмотрела на серебряные браслеты на моих запястьях. Несмотря на то что эти браслеты были невидимыми ни для чьего глаза, кроме моего, мне потребовалось много времени, чтобы справиться с паранойей, которая возникала всякий раз, когда чей-то праздный взгляд задерживался на моих запястьях. Браслеты изгибались в такт моим движениям, словно были второй кожей, наложенной поверх моей собственной, но только моя захваченная ими в плен магия, текущая в моих венах, могла затянуть их так, как ей заблагорассудится. Я родилась джасади, в поисках которых Низал создал периметры в лесах и отправил своих солдат рыскать по королевствам. Большую часть своей жизни я негодовала на то, что на мне были эти браслеты. Разве справедливо то, что из-за своей магии джасади были обречены на смерть, а я на скитание, хотя даже не могла получить к ней доступ. Моя магия была скована этими браслетами с самого детства, но полагаю, что мои бабушка и дедушка не могли предвидеть того, что умрут и эти браслеты останутся у меня навсегда.

Я спрятала подарок Рори в гардеробе под подкладками своего самого длинного платья. Девочки нередко рисковали навлечь на себя гнев Райи, воруя друг у друга, но отчаянная зима могла сделать вором любого. Когда я напоследок погладила одну из перчаток, в моей груди горячим светом разлилась нежность. Зачем Рори потратил столько денег, если знал, что у меня будет мало возможностей просто надеть их?

– Мы хотели тебе кое-что показать, – сказал Марек, и его голос вернул меня к реальности.

Нахмурившись, я захлопнула дверцы шкафа, злясь на саму себя. Какая разница, сколько потратил Рори? Все вещи, непригодные для моего выживания, все равно будут выброшены или проданы. И эти перчатки ничем не отличались от этих вещей.

Отряхиваясь, Сэфа встала и фыркнула, увидев выражение моего лица.

– Оскверненная гробница Ровиала! Посмотри на нее, Марек! Можно подумать, что мы планируем похоронить ее в лесу.

– А разве не так? – нахмурился Марек.

– Вам обоим запрещено входить в мою комнату! Навсегда! – негодуя воскликнула я, но последовала за ними на улицу.

Мы прошли мимо ряда развевающихся на ветру кривых бельевых веревок и жалкого садика с травами. Замок Райи был построен на вершине поросшего травой склона и возвышался над всей деревней. Отсюда была прекрасно видна главная дорога и дома, приземистые трехэтажные здания с осыпающимися стенами и трещинами в глине, которые стояли практически друг на друге. На крышах своих домов жители разводили кур и кроликов, которые помогали им пережить ежемесячную нехватку продовольствия. Вокруг деревни можно было увидеть поля, по которым бродил домашний скот, и стену, отделявшую Махэр от Эссамского леса. Деревья Эссама были настолько велики, что касались черного горизонта, а лунный свет терялся в их кронах.

Марек и Сэфа приехали в Махэр, когда им было по шестнадцать лет. За два года до моего появления здесь. Они быстро приняли особые обычаи деревни, которые оказались сложны лишь для меня. После первой ночи, проведенной в замке, – я провела следующую ночь, сидя на холме и наблюдая за тем местом, где фонари Махэра исчезали в лесной пустоте. Побег из Эссама чуть не убил меня, и я хотела убедиться, что эта деревня и крыша над моей головой не были жестоким сном. Мне хотелось знать, что, когда я закрою глаза, лежа в постели, я не открою их вновь из-за шелеста ветвей под беззвездным небом. В ту ночь Райя выбежала из замка в ночной рубашке и затащила меня внутрь, по дороге разглагольствуя о риске заглядывать в Эссамский лес и приглашать озорных духов из темноты. Как будто мое внимание могло вернуть их к жизни. Я провела в этих лесах пять лет и не боялась их темноты. Этим лесам я могла доверять.

– Узри! – объявила Сэфа, махнув рукой в сторону зарослей и растений.

Обойдя замок, мы остановились там, где я незаконно посадила саженец фигового дерева, который был куплен у торговца из Лукуба на последнем базаре. Я не знаю, что побудило меня на этот поступок, потому что ухаживать за растением, которое напоминало мне о Джасаде, было глупо. Тем более что в экстренной ситуации я не смогу его взять с собой и это просто еще один признак слабости, которому я позволила проявиться.

Теперь листья моего фигового дерева печально поникли, и я ткнула пальцем в землю.

Они что, хотели поглумиться над моей техникой посадки?

– Ей не нравится. Я же говорил тебе, что нам просто следовало купить ей новый плащ, – вздохнул Марек.

– На какие это шиши? Ты что, внезапно разбогател? – Сэфа пристально посмотрела на меня. – Тебе что, не нравится?

Я прищурилась, глядя на растение и пытаясь понять, что именно должно мне понравиться. Возможно, они поливали его, пока меня не было?

Сэфа нахмурилась, устав ждать моей реакции, поэтому я поспешно выдала:

– Очень нравится, это чудесно! Спасибо вам!

– О, так ты не видишь подарка? – начал смеяться Марек. – Когда Сэфа прятала твой подарок от посторонних глаз, она забыла, что сама размером с наперсток.

– У меня совершенно стандартный рост! Меня нельзя винить за то, что я подружилась с настолько высокой девушкой, которая может дотянуться до луны, – запротестовала Сэфа, а я присела на корточки возле растения.

За завесой из пожелтевших листьев стояла маленькая плетеная соломенная корзинка, наполненная дюжиной конфет с кунжутом. Мне нравились эти сладкие хрустящие на зубах квадратики, и если я достаточно экономила и у меня оставалось немного денег, я всегда искала их на рынке.

– Они использовали хороший мед, а не белый, – добавил Марек.

– С днем рождения, Сильвия, – гордо произнесла Сэфа. – Из вежливости я воздержусь от объятий с тобой.

Сначала Рори сделал мне подарок, а теперь это… Мне пришлось прокашляться, чтобы не расплакаться от умиления. Ведь в деревне полно жителей с пустыми желудками и с засыхающими полями, за каждую доброту приходится платить.

– Ты просто хотела увидеть, как я улыбаюсь с кунжутом в зубах.

– Ого, наш грандиозный план раскрыт, – ухмыльнулся Марек. – Да, мы хотели испортить твою улыбку, которая появляется на твоих губах раз в пятнадцать лет.

Я дала ему подзатыльник, и это был самый тесный физический контакт, который я могла вынести, но он выражал мою благодарность.

Вернувшись в замок, мы расселись вокруг потухшего очага. Марек порылся в поисках уцелевших семян, а Сэфа легла прямо на пол, положив ноги на ногу Марека.

– Арин или Феликс?

Я плюхнулась на свою кровать и приступила к утомительной задаче – выпутать свои локоны из катастрофически запутанной косы. Конфеты с кунжутом теперь были надежно спрятаны в моем шкафу. Время для вручения подарков было выбрано как нельзя лучше, ведь как только Сэфа и Марек засыпали, я собирала все необходимое для возвращения в лес.

– Это имена наследников Низала и Омала.

– Сильвия, – подлизывается Сэфа, бросив семечко и чуть не попав им в мой лоб. – Вы были выбраны для посещения Бала чемпионов под руку с наследником. Итак, Арин или Феликс?

Марек застонал ртом и закрыл глаза локтем. Уголки его рта были измазаны сажей. Никто из нас не понимал, почему Сэфа любила фантазировать именно об удаленных королевствах, но она утверждала, что наслаждается эстетикой романтики, даже если сама в это не верила. В юном возрасте Сэфа посвятила себя приключениям и поняла, что безумства похоти и любви над ней не властны.

Я вздохнула, соглашаясь вступить в ее игру.

Феликс, наследник Омала, не понимал тяжелой работы собственных подданных, несмотря на то, что ее плоды лежали у его ног. Я слышала его выступление после особенно тяжелого сбора урожая. Он приехал в деревню на позолоченных экипажах, в сшитой вручную одежде и произнес слова такие же пустые, как и пространство между его ушами. Хуже того, он дал солдатам Низала полную свободу действий, показывая, что ему не нравится вторжение в его королевство только высших классов омалийского общества.

– Феликс некомпетентен, труслив и приравнивает жителей нижних деревень к животным, – усмехается Марек, в точности повторяя мое невысказанное мнение. – Я бы не решился доверить ему даже кипячение воды. Другие наследники по крайней мере умны. Хотя их я тоже презираю.

Едва Марек заговорил о презрении, я сразу подумала об Арине из Низала, единственном сыне седовласого и безжалостного Верховного Равейна. Арин был командиром непревзойденной армии Низала и с тринадцати лет он тренировал солдат вдвое старше себя. Я всегда думала, что кровожадному Верховному Равейну нет равных. Поскольку отнюдь не из-за его доброго сердца убили всю мою семью, сожгли Джасад дотла и способствовали тому, что выжившим джасади приходилось скрываться. Но если слухи о наследниках были правдой – я могла только радоваться, что во время осады крепости Джасада Арин был всего лишь подростком. Если бы войско возглавлял наследник Низала – я сомневалась в том, что хоть один джасади выбрался бы из этой войны живым.

Во всех четырех королевствах постоянно присутствовали солдаты Низала, словно они – неизлечимый симптом военного превосходства их королевства. Но появление их господина и наследника за пределами его собственных земель предвещало лишь одно – чью-то гибель. Это означало, что либо он нашел живого джасади, либо сильное скопление магии.

Подумав об этом, я изо всех сил старалась подавить дрожь. Если бы Арин из Низала когда-нибудь оказался на расстоянии дня езды верхом от Махэра – я бы выдохлась быстрее, чем рюмка с алкоголем на чьей-то могиле.

– Сильвия, – обратился ко мне Марек.

На лицах Марека и Сэфы появилось знакомое мне выражение озабоченности моим состоянием.

Черные ленты упали мне на колени, пока я расплетала свои волосы. Скатав ленты в комок, я бросила их в огонь и наблюдала, как они превращаются в пепел.

– Извините, – наконец сказала я. – Я забыла вопрос.

Как и всегда при мысли о Низале, мой живот начинал болеть, будто ненависть, словно кошка, вонзала в него свои когти. Так как я больше не была способна владеть магией, даже в порыве эмоций, все, что у меня осталось, – это фантазии. Я представляла себе встречу с Равейном в королевстве, которое он опустошил и сжег дотла. Там бы я вонзила его скипетр в самую мягкую часть его живота и наблюдала бы за тем, как его жестокость вместе с жизнью исчезают из его голубых глаз. Я бы посадила его на ступени разрушенного им дворца, чтобы духи умерших джасади могли полакомиться им.

– Ах, да, наследник. – Я сделала паузу, будто обдумывая вопрос. – Сорн.

– Наследник Орбана? – Сэфа приподняла брови. – Так тебе нравится грубость и жажда опасности?

– Какая опасность может таиться в животном? – подмигнула я.

Глава 2

Вскоре после того, как все порядочные люди уснули, я выскользнула из замка. Обхватив руками корзину и сдвинув капюшон как можно ниже на лоб, я помчалась вниз по склону. Распущенные локоны обвивали мою шею, согревая от ветра, хотя я ненавидела выходить из замка, не заплетя волосы в косу. Распущенные локоны были идеальным оружием для врага, если он решит вертеть мной как обручем для скота.

Неожиданный сюрприз Марека и Сэфы нарушил мой график, и я вышла слишком поздно. Над Махэром уже сгустилась ночь, а над кривыми ставнями магазинов висел густой туман. Уже через три часа Юлий разбудит мальчиков, спавших в сарае, и они займутся своими повседневными делами: подметанием пола и выпасом коров. Дети выстроятся в очередь перед пекарней, держа на плечах решетчатые деревянные подносы, чтобы отнести завтрак своим семьям. Махэр, как и весь Омал, расцветал в утренние часы.

Остановившись у подножия холма, я посмотрела на тропинку, по которой мне предстояло пройти. Замок Райи располагался прямо за дорогой бродяг, которые уже усвоили, что со мной лучше не связываться. Настоящей проблемой были не бродяги, а солдаты. Я не могла снова нарваться на патруль. Они менялись сменами всего дважды за сутки. Один раз на рассвете, и еще один раз в сумерках, поэтому только когда убедилась, что дорога пуста, я подняла корзину и продолжила путь. Колеса недавно проезжавшей здесь повозки оставили огромные борозды, и я шла по ним, пряча свои следы в неутоптанной грязи. Глупая предосторожность, учитывая четкий распорядок дня жителей Махэра. Очень немногие дома и предприятия стали вкладывать деньги в уличные фонари, а если и вкладывали, то использовали те, что подешевле, имеющие форму раковины и наполненные маслом ровно настолько, чтобы освещать пространство непосредственно под собой. Единственный фонарь на всей этой дороге свисал с балкона шестью зданиями ниже.

То, что я помнила о своем детстве в Джасаде, не было информацией, которая наполнила бы карман бедняка, но я знала, что в моем родном королевстве ночью кипела жизнь. Точно так же как и в Омале, в Джасаде не было одинаковых деревень, и в каждой вилайе[3] соблюдались разные обычаи. По вечерам дочери богатых семей меняли свои наряды на уличную одежду и устраивали догонялки длиною в милю. Мужчины же собирались за чаем и настольными играми. Их смех и добродушные крики были слышны на всей улице. В каждой вилайе волшебство витало в воздухе, оживляя небо и грохоча в земле. Я родилась в месте, где волшебство означало радость, праздник и безопасность.

Когда я переходила улицу, погруженная в свои мысли, из-под покрывала, которым я накрыла корзину, выпала опунция.

– Кровавый топор Дании! – выругалась я, подхватывая плод опунции подолом своей туники.

Конфеты с кунжутными семечками пополнили запас, который я собирала всю эту неделю. Хотя зачем я вообще положила их в корзину? Будто, когда у меня возникнет необходимость бежать из Махэра, у меня будет настроение есть сладости. Я представила, как наслаждаюсь вкусом сладостей, прячась в овраге, полном прахом умерших, и содрогнулась.

Я дошла до огромной стены из кирпича, глины и соломы, которая отгораживала Махэр от леса. Я осторожно нащупала краеугольный камень и надавила на него. В воздух взметнулись столбы пыли.

Будь прокляты Авалины[4], но иногда я ненавидела эту деревню.

Стена, перед которой я стояла, была пережитком прошлого, когда монстры ползали между границами королевств, питаясь магией, следы которой были разбросаны между деревьями. Это были и ужасные существа, с рогами длиннее моей руки и хвостами, похожими на отполированные мечи, и более вдумчивые монстры с милыми лицами и манящими руками, сладко влекущие вас к вашему кровавому концу. Магия питала Эссам на протяжении большей части его существования, а там, где поселялась магия, обязательно появлялись и монстры. Вряд ли бы стена смогла отпугнуть монстров, если бы они захотели войти в деревню, но я полагаю, что ее присутствие на границе просто придавало Махэру некоторую степень спокойствия.

Я провела рукой по камню, стирая пыль, покрывавшую выгравированные на нем слова: «Мы будем жить так, как было суждено нашим предкам».

Моя бабушка рассказывала мне, что тридцать три года назад, когда Низал обрушился на леса мощным, сокрушительным потоком своей армии, монстры уже вымирали, но война с ними была долгой и смертоносной. Монстры бежали в деревни на окраинах леса и убивали целые семьи. Конечно, уничтожение монстров было не первой частью компании Низала против магии, но безусловно самой эффективной. Когда в королевствах хоронили своих умерших, они винили в этом отнюдь не плохо спланированную атаку Верховного, а магию. Ведь магия порождала монстров, а они уже убивали всех без разбора. Эта война была первым настоящим ударам судьбы по образу Джасада.

Прижавшись к стене, я продолжила двигаться вперед, а затем немного отступила от нее, чтобы протиснуться мимо стогов соломы, преграждавших мне путь. Они стояли здесь как заграждение от детей, которые во время своих игр время от времени прибегали к стене.

У этих стогов стоял осел, который раздул свои гигантские ноздри при моем появлении и лениво стряхнул муху с уха.

Наконец-то.

Я облегченно выдохнула, найдя трещину в кирпичных рядах. Обычно я предпочла бы воспользоваться участком стены за бродячей дорогой, но встреча с солдатом Низала этим вечером выбила меня из колеи. Ночью от патруля избавиться было труднее, чем от блох на собаке, но эта дыра, пусть и едва вмещала в себя мою корзину, но позволяла мне протиснуться в нее и выйти в лес, не рискуя пойти по главной дороге.

Раздраженный моим присутствием осел заржал, и мое сердце от страха будто бы подпрыгнуло к горлу. Я поспешно просунула свою корзинку в щель, и чуть было не разодрала свою руку, пролезая через дыру сама. Я говорила себе, что моя спешка связана с тем, что кто-нибудь, услышав осла, может высунуть голову в окно, чтобы проверить, нет ли поблизости незваных гостей, и увидит, как я крадусь по их территории. А вовсе не со старым суеверием джасади, которое гласило, что ослы ревут при виде злых духов.

Оказавшись по другую сторону стены и убедившись, что вокруг меня тишина, я схватила корзину и продолжила путь в лес. Обходя ветки на земле и грязные лужи, я едва не врезалась головой в дерево. Я ненавидела ежемесячные походы в ущелье с корзинами, нагруженными едой, которая, по моему мнению, с большой вероятностью могла погибнуть в сыром подлеске. Особенно зимой, когда ветер устраивал свою личную вендетту моему тонкому плащу. Когда я добралась до ряда деревьев, отмеченных вороном Низала, мне показалось, что один из воронов уставился на меня, и мой живот скрутило. Пересекать периметр без разрешения – было против правил, и никто в здравом уме не рискнул бы вторгнуться на чужую территорию и дать скучающим кровожадным солдатам повод расправиться с ними. Внезапно я остро ощутила тишину леса и непроницаемую тьму вокруг меня. Если бы я не провела пять лет своей жизни в этих лесах, то, возможно, уже развернулась бы и побежала обратно в Махэр, поджав хвост.

– Ты думаешь, что ты самое страшное существо в этих лесах, но это не так, – объявила я ворону. – Самое страшное существо тут – я.

Крепче сжав корзину, я пересекла линию деревьев, отмеченных символом Низала, и продолжила идти вперед, напоминая себе о том, что эта прогулка и мое вторжение на чужую территорию – необходимы.

Сейчас я жила вопреки воле тех, кто хотел видеть меня мертвой из-за магии, текущей в моих венах. И неважно, что мои вены были единственным сосредоточением моей магии, потому что браслеты на моих запястьях, самодовольно мерцающие серебром, означали, что с помощью своих сил я не смогу даже раздавить комара, не говоря уже о том, чтобы использовать магию для самозащиты.

Решив обойти мокрый мох, я оступилась и почувствовала, как земля уходит из-под моих ног. Я невольно вскрикнула, но испугавшись того, насколько громко вышло, тут же подавила крик.

– Уфф, – пробормотала я, поднимая увязшую мокрую туфлю, соскочившую с моей ноги, из грязи.

До ущелья еще три мили, и мне было нужно поторопиться, если я хотела вернуться раньше, чем Райя начнет свою ежедневную утреннюю проверку заправленных постелей.

Вздохнув, я переложила корзинку в другую руку и стала углубляться в лес. По мере продвижения вперед мои мышцы и плотно сжатые губы начали расслабляться, а морщины беспокойства на моем лбу разглаживаться. Эти леса знали меня так же хорошо, как и я знала их. Ветви над головой, казалось, приветливо покачивались, а по моей ноге пробежала стайка белых ящериц, чтобы взобраться на дерево. Теплый аромат дерева и росы подчеркивал легкий запах гнилой коры, витающий в воздухе.

Напевая веселую мелодию лукубцев, которую я подслушала в дукане[5], я шла вперед и строила планы на свой завтрашний день. Приготовления к валиме приводили Махэр в неистовство, ведь празднование Алкаллы было непростым делом. Я содрогнулась, вспомнив о том, сколько незнакомцев приехало в деревню во время последней валимы три года назад. Только самоконтроль и сдержанность помешали мне тогда убежать в лес и оставаться там, пока все не закончится.

Внезапно я взвизгнула, потому что конфета с кунжутом, выпав из корзины, угодила прямо в лужу, подняв брызги, попавшие мне на лодыжку.

Святые рожки Капастры, эти конфеты – настоящее проклятие.

Я наклонилась, чтобы поднять конфету, но сморщила нос от запаха экскрементов и дождя. Возможно, мне стоит оставить конфету в луже, чтобы ею насладились мухи.

Поправив корзину, я выпрямилась и тут же оказалась лицом к лицу с солдатом Низала, которого я уже видела на улице Зейнаб. Мое сердце будто замедлило биение, и его каждый последующий удар эхом отдавался у меня в ушах.

– Сильвия? Ученица химика Рори, целительница для бедных пожилых людей. Я все правильно помню?

За долю секунды безопасность, за которую я ценила этот лес, разлетелась вдребезги под ужасом разоблачения. Внезапно я подумала: кто такая Сильвия?

Ухмылка заиграла на губах солдата, ведь он ждал, что я солгу. Моей смуглой кожи было недостаточно для того, чтобы он счел, что я – джасади. Ему нужно было нечто большее, и я дала ему это, когда проползла через дыру в стене. Теперь он просто хотел развлечься и послушать неуклюжие оправдания о том, почему я рискнула пройти мимо отмеченных вороном деревьев, посреди ночи, с корзинкой еды в руках.

Как только во мне утвердилась решимость в дальнейших действиях – страх отступил, и я почувствовала спокойствие. Прошло много времени с тех пор, как я убивала в этих лесах что-то крупнее лягушки.

Не дрогнув, я выпрямилась во весь рост, оказавшись с ним лицом к лицу.

– Значит, ты не трус.

– Что ты сказала? – моргнул он.

Из всех своих фантазий я избрала самый легкий подход к тому, что должно было произойти.

– Я должна была в этом убедиться. Несмотря на то что твой возраст выдают морщины на твоем лице, ты все равно умрешь слишком рано. Это единственная достойная вещь, которую я могу тебе сказать. Либо ты трус, либо слишком умен. – Говоря это, я развязала застежку своего плаща и, аккуратно сняв его, сложила поверх корзины. – Ты наблюдал за мной и, преследуя, зашел достаточно далеко, чтобы никто не услышал моего крика.

Солдат Низала оставался невозмутимым.

– Даже если бы кто-то услышал твой крик – они бы не пришли тебе на помощь. Никому нет дела до криков джасадийских выродков.

На мгновение я закрыла глаза.

Этими двумя словами солдат уничтожил все свои шансы на то, чтобы покинуть эти леса живым. Притворяться невинной уже не было смысла. Если человеку выдвинуто обвинение в том, что он является джасади, то только суд Низала мог его снять. Этот солдат посадил бы меня в повозку и потащил в Низал, а мне не хватит пальцев на руках, чтобы подсчитать количество джасади, не переживших этого суда. За эти годы я поняла, что большинство из них даже не пережили самого путешествия до Низала. Задержанные погибали в результате «удобных» несчастных случаев или после нападения на солдат в пути.

– Ты даже не попытаешься это отрицать? – Рука солдата даже не сдвинулась с рукоятки его клинка.

Я переступила с ноги на ногу, но только для того, чтобы убедиться, что холодная рукоять моего кинжала прижимается к моей лодыжке.

– А что, мое отрицание что-то изменит?

Вместо ответа он высвободил свой меч из ножен и направил его на мою грудь.

– Сдайся мирно, и ты предстанешь перед честным судом его мудрости Верховного Равейна.

– Ну еще бы, – рассмеялась я. – Всего два месяца назад один торговец из Орбана, незаконно торгующий частями тела джасади, был доставлен к вам на честный суд Верховного. Он признался в том, что измельчал и продавал кости джасади для тех, кто жаждет поглотить следы магии. Его покровители, наделенные мозгами козлиных блох, верили, что останки джасади очень полезны для здоровья. Ваш драгоценный трибунал отпустил торговца на свободу с предупреждением и сердечным смешком, несмотря на то, что с его помощью люди пожирали джасади.

Выражение лица солдата не дрогнуло. Конечно, нет, ведь все, что он сейчас услышал, – это были очередные бредни джасадийского выродка.

– Назови свое имя, солдат. Я хотела бы знать, что мне написать на твоей могиле.

– Это последнее предупреждение! Сдайся! Если ты попытаешься применить против меня свою магию, имей в виду, что это приведет к санкционированной казни.

– Значит, действуй, идиот!

Солдат сделал выпад, описав в воздухе мощную дугу концом меча. Это было впечатляюще, ведь если бы его меч приземлился на мою шею, то совершенно точно отрубил бы мне голову. Прошло много времени с тех пор, как я в последний раз сражалась ради выживания, но мои инстинкты остались при мне. Преодолев разделявшее нас расстояние за один шаг, я схватила солдата за руку, в которой он держал меч, и ударила ею по своему колену. Его пальцы свело судорогой, но прежде чем он выронил меч – он дернул рукой, и удар пришелся мне в живот, что заставило меня отшатнуться. Опершись на дерево, я закашлялась. Черт бы его побрал! Он не собирался облегчать мне задачу, а времени прийти в себя у меня уже не было. Всего в нескольких дюймах от моего уха просвистел меч, почти попав по плечу, но мне удалось увернуться в последнюю секунду, и меч застрял в коре дерева. Не теряя времени, я вытащила свой кинжал.

В порыве мести я двигалась со скоростью осы, уклоняясь от его смертоносных ударов. Каждый раз, когда мне удавалось приблизиться, солдат уже уклонялся от меня. Наши движения были похожи на танец, который слишком затянулся. Я либо подходила слишком близко к солдату, чтобы метнуть кинжал, либо находилась слишком далеко, чтобы вонзить в него лезвие. Внезапно его меч зацепил край моей туники, разрезав рукав, и мы тяжело выдохнули.

– Почему ты не используешь магию? – прорычал он. – У вашего вида есть преимущество, но ты растрачиваешь его впустую. Я не сочту тебя добродетельной за то, что ты ее скрываешь.

– Будь уверен, я бы с удовольствием воспользовалась своей магией, чтобы содрать с тебя плоть и сварить твои глаза. Добродетельной? Ха! У меня много слабостей, но добродетели среди них нет.

Обхватив рукоять меча обеими руками, солдат вновь замахнулся, а я, от неожиданности перенесшая свой вес в сторону, приземлилась на колено. Прежде чем я успела встать, меч оказался у моего горла. Солдат схватил меня за волосы и дернул так сильно, что на моих глазах выступили слезы. Его горячее дыхание коснулось моей щеки.

– Как долго ты бы еще прожила в этой отвратительной маленькой деревушке, обманывая всех вокруг, заставляя поверить в то, что ты всего лишь подмастерье, если бы я не увидел в тебе грязное пятно твоей магии? То, что ваш вид продолжает существовать, является свидетельством того, насколько коварно вы проникли в наше общество. Род джасади – это гниль в наших рядах.

Браслеты на моих запястьях неожиданно будто затянулись, потому что иногда они реагировали на определенные оскорбления или эмоции, испытываемые мной. Эти ситуации были слишком случайными и разными, чтобы я могла понять их закономерность. Но в таких случаях я вспоминала о том, что моя магия существовала. Она просто таилась под поверхностью моей кожи, оставаясь недоступной в обыденной жизни. Если бы у меня был выбор и я могла бы вытянуть из себя магию, то я бы не сидела здесь, чувствуя, как лезвие меча прижимается к моему горлу.

– Тогда я предлагаю тебе сражаться лучше! – сказала я и вцепилась зубами в руку, держащую меч.

– Ауч! – Вырвав свою руку, он отшвырнул меня в сторону, и я, вскочив на ноги, увидела, что с его кулака свисали пряди моих волос.

Встав, я посмотрела на небо. Примерно через два часа на горизонте должна была появиться полоска рассвета. Махэр проснется для нового дня, и на смену вечернему патрулю придут другие солдаты Низала. Если этот солдат не появится – на деревню обрушится хаос.

Я не готова умереть.

Эта предательская мысль наполнила мое горло пеплом. Я специально запасалась едой, пряча ее в вонючем ущелье, чтобы подготовиться к подобной ситуации. Сомнения были роскошью, которую я редко себе позволяла. Я знала, что Махэр не мог стать постоянным местом моего обитания. Пять лет назад я бежала из этих лесов с окровавленными руками, с одной ясной целью: больше никогда не попадать в такую ловушку. Но этот солдат не достоин такой чести, он не может выгнать меня из деревни.

Я ударила сильно и быстро, попав по сгибу его руки. Он взвыл, когда я сломала ему кость и меч выпал из его рук. Солдат попытался нанести мне удар сбоку по голове, но я была готова и смогла увернуться. Я рванула вперед и вонзила свой кинжал глубоко в низ его живота. Несмотря на то что угол удара был неудачный, я надавила на лезвие, преодолевая сопротивление его кожи и мышц, и вспорола его живот от бедра до бедра. Меньшее ранение в живот заставило бы его корчиться в агонии в течение нескольких часов, а я не могла себе этого позволить.

Мужчина пошатнулся, и его крик превратился в бульканье, смешавшись с кровью, стекающей по его губам. Он потянулся к красной струе крови, текущей из его раны, и рухнул на колени.

– Будь благодарен за то, что после твоей смерти никто не попытается продать твои кости на сытный бульон.

Я скривилась, вытащив из тела солдата окровавленный кинжал. Давненько он не впитывал в себя столько крови.

– Они… найдут мое… тело. – Он сплюнул кровь мне на ботинок. – Ты не избежишь суда.

Мои глаза защипало, и я их закрыла. Даже корчась в предсмертных муках, этот солдат считал, что он превосходит меня только потому, что у него не было магии. Потому что он родился в семье Низала, а я в семье джасади?

Если бы только он знал правду. Если бы он только был способен в нее поверить.

– Скольких еще ты… убила? Сколько? – прохрипел он.

Мой секрет застрял у меня между зубами, готовый сорваться с языка.

Я вытерла свой кинжал куском рукава, который он оторвал своим мечом, и засунула его обратно в сапог.

– Не так много, как ты думаешь. Считаешь, я боюсь суда Низала? – Я шагнула к солдату, смотря на его слабые попытки удержать меня.

Мои руки легли на его щеки по обе стороны лица, будто убаюкивая.

– Ваши солдаты не могут отвезти меня в ваше королевство и предать суду, потому что я не существую. Согласно вашим учебникам истории я умерла почти одиннадцать лет назад, сгорев заживо вместе со своими бабушкой, дедушкой и дюжиной других людей. Полагаю, что мою корону забрали твои люди для демонстрации на военном памятнике. Скажи мне, как мертвые могут предстать перед судом для живых?

Он непонимающе уставился на меня, а затем, когда начал осознавать, что я только что сказала, кровь отхлынула от его лица.

– Это невозможно! Ты лжешь!

– Регулярно, – невесело улыбнулась я.

– Наследница Джасада погибла на Кровавом пире. Все видели, как пламя поглотило ее вместе с Маликой[6] и Маликом. Ты не можешь быть ею. Она сгорела.

– Ты прав, солдат, – ответила я. – Наследница Джасада действительно сгорела на Кровавом пире. Она была лучшей из людей, не лишенная чести и добродетели. Она бы попыталась спасти свой вид и защитить их от таких, как ты. Даже если это привело бы ее к собственной смерти. Но ваш Верховный убил ее. – Я провела пальцем по щеке солдата. – И ее место заняла Сильвия. Я никого не защищаю и никем не правлю.

Я сжала руки на лице солдата и повернула его голову. Хруст сломанной шеи эхом пронесся по безмолвному лесу.

– И в отличие от нее я отлично умею оставаться в живых.

Солдат упал вперед, и его тело с глухим стуком ударилось о землю. Я же стояла над ним столько времени, сколько потребовалось, чтобы успокоить мое дыхание.

Этот мужчина не разоблачит меня, потому что я убила.

Оскверненная гробница Равиала, я убила солдата Низала!

Посмотрев в небо, я чуть было не закричала, но у меня в запасе оставалось максимум полтора часа, прежде чем меня перестанет защищать покров темноты.

На спину безжизненного солдата сыпались сухие листья, а я думала о том, что у меня с собой не было подходящих инструментов и времени, чтобы вырыть могилу. Я не могла оставить его здесь, ведь солдаты Низала прочешут каждую деревню в Омале в поисках его убийцы. Даже мое ущелье, каким бы скрытным оно ни было, будет скомпрометировано. Поэтому я придумала другой способ помешать солдатам обрушиться на нас подобно рою смерти.

Схватив солдата за плечо, я перевернула его на спину.

– Прошлой ночью ты выпил слишком много эля! Ты забрел далеко в лес и наткнулся на реку. Все знают, что берега рек требуют от людей осторожности, но ты был слишком пьян, чтобы ее соблюдать. Всего один неверный шаг, и ты уже в воде. Вероятно, твое тело найдут на валунах во время прилива, недалеко от южного побережья.

Не самый лучший план, но и не самый худший. Я присела на корточки и поджала губы. Мне нужно было время, чтобы замаскировать его раны и оттащить к реке, но от ближайшего берега реки меня отделяло по меньшей мере две мили. Даже если бы мне удалось каким-то образом уложить его на камни до смены солдат, я бы не успела вернуться в Махэр вовремя. Они поймают меня за линией деревьев с воронами и бросят в ближайшую повозку, направляющуюся в Низал. Мой желудок скрутило от страха, ведь я понимала, что не смогу завершить начатое в одиночку. Мне нужна была помощь.

Накинув плащ на плечи и взяв в руки корзину, я бросила взгляд на тело.

– Я вернусь, – сказала я и побежала.

Я бежала быстрее, чем когда-либо за последние пять лет. Да, я жила в этих лесах, но жила я здесь не одна. Со мной жила женщина, спасшая меня после Кровавого пира и научившая меня выживать. Я жила с кайидой[7], которая возглавляла армию Джасада в бесчисленных битвах, прежде чем была изгнана из королевства. Если бы она знала, на какой риск я сейчас иду, Ханым добавила бы мне на спину дюжину новых шрамов.

Петляя между деревьев, я с трудом выдыхала носом воздух, и на этот раз я не потрудилась обойти главную дорогу. Только не тогда, когда фортуна явно решила плюнуть на все мои усилия. Я взбежала на холм к замку и обогнула его.

Пожалуйста, хоть бы Марек оставил свое окно открытым.

Обычно ему было трудно заснуть без ветерка, но сегодняшняя ночь выдалась не по сезону холодной. Окно было открыто всего на дюйм и закреплено крючком. Не останавливаясь и даже не осознавая своего облегчения, я распахнула окно до конца и пролезла в него настолько бесшумно, насколько это было возможно. Оставляя грязные следы на коврике из кабаньей шкуры, я подошла к кровати Марека и обнаружила, что на ней спит Сэфа, а сам Марек заснул на стопке пальто. Я молча обрадовалась этому обстоятельству, поскольку попытка разбудить Сэфу и не разбудить других девочек, живущих в ее комнате, привела бы к поседению моих волос. Трясущимися руками я отставила корзину в сторону, и мое сердце ушло в пятки, пока я разглядывала спящие фигуры. Моя дружба с двумя этими людьми возникла против моей воли, ведь я упорно трудилась, чтобы не допустить возникновения в своей душе какой-либо привязанности, которую нельзя было бы разорвать в любой момент.

Эта ночь должна все изменить. Я собиралась довериться им, и если бы я ошиблась, то Махэр был бы потерян для меня раз и навсегда.

Я выдернула подушку из-под головы Сэфы, и ее испуганные карие глаза распахнулись. Она расслабилась только после того, как увидела мое прикрытое капюшоном лицо. После удара по лодыжке Марека передо мной предстали растерянные сонные зрители, состоящие из двух человек.

– Как быстро вы можете бегать?

Глава 3

По запекшейся крови на подбородке и теле солдата, на которого уставились Марек и Сэфа, ползали муравьи.

Первой заговорила Сэфа:

– Твоя работа кинжалом превосходна.

– Сэфа! – рявкнул Марек.

– А что? Так и есть. Ты работаешь на скотобойне и знаешь, как трудно так глубоко проникнуть в подбрюшье, а Сильвия сделала это, когда на нее напали. Это впечатляет.

– Так и было? – обратился ко мне Марек, золотистые волосы которого торчали во все стороны после бега. – Он напал на тебя?

Они не задавали вопросы, когда я вытащила их из постели и заставила бежать со всех ног за мной в лес. Даже когда мы миновали линию деревьев, отмеченных воронами, они не колеблясь бросились за мной. Я была обязана рассказать им хоть какую-то часть правды. По крайней мере, те кусочки, которые могла.

– Да. Он убил бы меня, если бы я его не опередила. Я нарушила линию деревьев, отмеченных вороном, потому что я забыла собрать для Рори кое-какие ингредиенты, но этот солдат решил не принимать моих объяснений. – Я указала на его упавший меч. – Они отдадут меня под суд, если я не замаскирую его убийство как случайное падение в Хирун.

Жестокость солдат Низала не требовала пояснений. Каждый из наших знакомых в какой-то момент жизни ощутил на себе их ужасную силу. Чего моим друзьям, не являющимся джасади, не нужно было знать, так это того, что он обвинил меня не только в незаконном проникновении на чужую территорию. Они могли бы испытать больше сочувствия к солдату, если бы знали, что его сразила рука джасади.

Я наскоро описала им свой план, напоминая о нашей гонке против рассвета. Каждая клеточка моего тела восставала против того, чтобы позволить им помогать мне. Если мы допустим ошибку – это будет моя вина, но командная работа была необходимым злом, чтобы успеть довести события этой ночи до конца.

– Дальше нам предстоит очень неприятное занятие, поэтому, если вы сомневаетесь в своей стойкости, можете подождать за этими деревьями. Мне нужна ваша помощь, только чтобы донести его тело до реки.

– Это дурное предзнаменование! Очень дурное предзнаменование! До Алкаллы осталось всего семь недель, разве она не должна принести нам удачу и процветание?

Сэфа, казалось, была ошеломлена неестественным наклоном шеи солдата.

– Что, если это означает, что Авалины стали ближе к пробуждению ото сна?

– Не будь дурой! – Марек по впечатляющей предусмотрительности собрал ветки, чтобы разбросать их на пропитанную кровью землю. – Сон Авалинов постоянен. Если бы такой кровавый турнир, как Алкалла, мог повлиять на Авалинов, то они бы выбрались из своих могил и убили нас столетие назад.

Марек стал разбрасывать ветки, прилагая к этому больше силы, чем было необходимо. Должно быть, упоминание об Алкалле задело его. А до этой ночи я часто думала над тем, присоединялся ли Марек когда-нибудь к легионом конкурентов, соперничающих за звание чемпиона своего королевства.

– Подумай хорошенько, Сэфа, если бы Алкалла или ее чемпионы обладали силой приносить удачу – Верховный назвал бы это магией и уничтожил бы их. А то, что мы наблюдаем здесь, является результатом высокомерия солдата Низала.

Сэфа вздрогнула, но, скорее всего, не от ужаса. В спешке они с Мареком покинули замок, не прихватив с собой даже плащей, и теперь находились без какой-либо защиты от ветра. Девушка выглядела маленькой, замерзшей и очень несчастной.

Так не пойдет! Она нужна мне в состоянии боевой готовности, поэтому я протянула ей свой плащ.

– Постарайся не испачкать его в крови.

Едва я успела сделать шаг к солдату, как чья-то рука вытянулась вперед, преграждая мне путь.

– Сильвия, ты же не думаешь, что у тебя хватит силы сломать спину этому человеку, – скрестил руки на груди Марек. – Я видел, с каким трудом ты поднимаешь ящики с яблоками.

Я чуть было не подавилась смехом, ведь в том, чтобы выиграть игру, в которую играла лишь одна сторона, не было никакого спорта.

– Ты увидел то, что я хотела, чтобы ты видел. Сэфа, пожалуйста, найди столько маленьких зазубренных камешков, сколько сможешь уместить в карманах плаща.

– Позволь, я сделаю это, – заспорил Марек.

Я сделала глубокий вдох, но напомнила себе, что он всего лишь пытается помочь.

– Я могу с этим справиться сама.

Перевернув тело лицом вниз, я схватила его за руки и подняла. При виде этой картины Сэфа позеленела, но я не могла ее в этом винить. Тело солдата стояло на коленях, оттянутое за руки назад. Его изуродованный и перепачканный грязью и кровью торс был направлен в ее сторону, и надо сказать, представлял собой жуткое зрелище.

– По крайней мере, мы не планируем его есть, – проворчала я себе под нос, и Марек бросил на меня недоуменный взгляд.

Крепко держа тело за руки, я уперлась ботинком в его поясницу, а Сэфа юркнула за деревья, затыкая уши. Марек наблюдал за происходящим скептически нахмурившись, а в моем сознании внезапно пробудился зловещий голос, который за считаные минуты мог разрушить личность, на создание которой я потратила годы.

– Ты не можешь защитить даже собственную жалкую, бессмысленную жизнь, – прошептала мне на ухо Ханым.

Мои самые мрачные мысли всегда высказывались ее голосом. Прошли годы с тех пор, как я слышала голос своей похитительницы-спасительницы в последний раз, и то, что я услышала ее сейчас, не могло означать ничего хорошего.

Я снова потянула за руки солдата. Сломать спину взрослому мужчине под таким углом требовало значительного усилия. Ханым описала бы эти усилия так: «Притворись, что пытаешься протолкнуть сквозь этого человека свою ногу». Руки солдата нужно было отвести далеко назад и держать очень крепко. В противном случае сломались бы его плечи, а спина осталась неповрежденной.

Я ударила ботинком по его спине, и от раздавшегося оглушительного треска брови Марека поползли вверх. Удовлетворенная проделанной работой, я опустила тело со сломанными костями на землю и указала на глубокую рану на животе солдата.

– Эта рана слишком ровная. Мне нужно, чтобы все было представлено так, будто он пострадал от валунов в Хируне.

Марек принял мой кинжал с медленной улыбкой.

– Значит, ты думаешь, что я не могу сломать спину взрослому мужчине, но могу сделать рану более серьезной?

Я оставила его сидеть на корточках рядом с солдатом и пошла искать Сэфу. Найдя ее, я стала свидетельницей того, как она извинялась перед колонией муравьев за то, что украла их камень, за которыми они прятались.

– Я почти закончила, – сказала она.

Подозрение кирпичом легло на мою грудь. Если не считать приступов суеверной паранойи, Сэфа казалась мне такой же беспечной, как и Марек. Я вытащила их из деревни посреди ночи, чтобы они помогли мне расчленить труп солдата и отнести его к реке, но они с большим ужасом отреагировали на то, что я забываю регулярно поливать свое фиговое дерево.

Я присела на корточки и поморщилась при виде того, как мой плащ на Сэфе волочится по земле. Он был слишком велик для маленького тельца Сэфы.

– Говори прямо, почему ты делаешь это для меня?

Ничуть не смущенная моим резким тоном, она легонько подула на камни в своей ладони, стряхивая с них рассыпавшиеся осколки.

– Несмотря на твое сильное сопротивление следующему утверждению – мы друзья.

– У дружбы есть свои пределы.

– Возможно.

– Я бы не стала этого делать ни для тебя, ни для Марека.

Уголок ее рта приподнялся, будто я сказала что-то забавное.

– Я знаю.

– Если меня поймают – меня казнят, а вы будете отданы на милость низальского трибунала за то, что помогли мне.

– Если ты надеешься разжечь во мне страх – ты опоздала. Он был зажжен давным-давно. – Сэфа рассовала камни по карманам. – Будь спокойна, Сильвия, прежде чем дело дойдет до суда, я немедля последую за тобой на смерть.

Сэфа и я встали одновременно. Только джасади мог дать такую клятву, но в Мареке и Сэфе не было ни следа магии. Живя с ними бок о бок, я бы обязательно увидела ее проявление. Тогда какая у них была причина бояться Низала?

– Что ты мне недоговариваешь? – спрашиваю я, оценивая Сэфу так, словно вижу ее впервые.

– Что ж, Сильвия, мою преданность ты получила безвозмездно. – В ее карман посыпались остальные камешки. – Но мои секреты ты должна заслужить.

Она улыбнулась белоснежной улыбкой, которая резко контрастировала с цветом ее темной кожи.

У меня перехватило дыхание, когда меня пронзила догадка. Это была сама собой вытекающая вещь из того, что, как мне казалось, я знала о Сэфе и Мареке. По моим наблюдениям, когда Марек был в гневе, он всегда делал акцент на буквы «а» и «л». Он постоянно жаловался на погоду в Махэре, будто климат остальных частей Омала отличался от нашего.

– Марек назвал помидор неправильно, – внезапно озвучила я свое воспоминание. – Через неделю после того, как я приехала в замок, я увидела вас двоих на кухне, он попросил тебе передать ему ооту, а омалийцы называют помидоры «таматим». Мне это показалось странным, и я внимательно следила за его речью в течение месяца. Я слышала, как он называет множество овощей другими названиями. Как их называют лукубцы, орбанцы и назальцы. Он сказал мне, что это Юлий заставлял его тренироваться в произношении этих названий для посетителей, которые приезжают в базарные дни из других королевств, но он просто пытался скрыть свой самый первый промах. Не так ли?

Сэфа молча стряхнула пыль со своих ладоней, а по ее лицу ничего нельзя было прочесть.

– Нести труп будет сложнее после того, как он окоченеет. Нам пора идти.

– Ты была так поглощена собственными секретами, что не потрудилась заметить их секреты, – пробормотала Ханым. – Ты жалкая.

Мне хотелось оттащить Сэфу в сторону и трясти до тех пор, пока она не откроет мне всю правду. Если то, что я подозревала, было правдой… но я не могла и не стану об этом спрашивать. По негласному правилу, жизнь, которую мы вели до того, как попали в замок Райи, не обсуждалась. Я не должна расспрашивать их о секретах, если они не причиняют мне вреда, а любопытство всегда вознаграждалось любопытством.

Когда мы вернулись, я заметила, что Марек проделал работу, достойную похвалы. Он сделал линии раны неровными, и нам оставалось перенести тело и забросать камнями открытые его части, надеясь, что к тому времени, как его найдут, рыба уже расправится с обнажившимся кожаным лоскутом.

Путь до реки казался вечным. Я несла тело со стороны головы, в то время как Марек и Сэфа поддерживали нижнюю часть. Деревья нетерпеливо смыкались вокруг нас, а земля с каждой дюжиной наших шагов опускалась ниже. Я заметила, что чем глубже мы устремлялись в Эссам, тем чаще Марек вздрагивал. Нам казалось, что вокруг нас смыкаются зубы зверя, слишком огромного, чтобы это можно было постичь. За всю дорогу мы останавливались всего дважды, чтобы перевести дыхание, вдыхая свежий утренний ветерок и наблюдая за уже розовеющим небом.

Когда Сэфа начала петь, ее голос перекрывал хлюпанье наших шагов.

– Пожалуйста, – простонал Марек.

Видимо, в отличие от меня, он явно узнал мелодию.

– Она не остановится, – предупредила я Марека.

Когда я оступилась, мой ботинок прошел сквозь сгнившие бревно, и, перепрыгивая через мою ногу, из своего укрытия вылетели сверчки. Их возмущенное щебетание присоединилось к непрекращающейся мелодии Сэфы. Марек поддержал ее ровным голосом:

На щеку трупа запрыгнул сверчок, и, молча наблюдая, как он заползает ему в нос, я поморщилась. Я могла бы предсказать, какой сюжет у песни Марека и Сэфы и каких событий в ней не будет.

Когда-то давно в мире существовало четыре королевства, полные магии: Лукуб, Омал, Орбан и Джасад. После погребения Авалинов появилось пятое королевство – Низал, созданное для установления и поддержания мира между остальными четырьмя королевствами. Но проходили столетия, каждое из которых уносило с собой немного магии, пока магия не осталась только в Джасаде. Армия Низала росла, и это очень пугало не только Лукуб с Омалом, но и жаждущий сражений Орбан. Но даже у армии Низала не было ни единого шанса против неприступной крепости Джасада. По крайней мере, так должно было быть.

К моему удивлению, песня Сэфы продолжалась, хотя звучала она более мягко и сдержанно.

– Тихо. – Я остановилась и прислушалась.

Вот она, лучшая песня из всех возможных сейчас. Шум Хируна, прорвавшийся к моим ушам сквозь деревья.

Мы резко остановились на краю берега реки.

– О! – выдохнула Сэфа. – Я никогда не видела, чтобы берега Хируна были так далеки друг от друга.

Хирун извивался по всем королевствам, подобно могучей змее, поддерживая жизнь во всей стране. В некоторых районах Эссама река была не шире ствола дерева, здесь же до противоположного берега Хируна была по меньшей мере полумиля. Отражение полной луны рябило на темной поверхности воды.

– Дайте его мне. – Марек отстранил нас от тела и покатил его вниз по берегу, не забывая о следах на влажной земле, оставленных весом солдата.

Пока Марек таскал валуны, чтобы разместить их вокруг тела и под ним, он кряхтел от усталости.

Я почувствовала, как пристальный взгляд Сэфы буквально сверлит мой затылок.

– Могу я задать тебе вопрос?

– Задавай, – ответила я сквозь зубы.

– Зачем тебе понадобилось ломать ему спину? Разве сломанной шеи было недостаточно, чтобы создать впечатление, будто он поскользнулся? – спросила Сэфа.

В ее голосе слышалось только любопытство, но я все равно сделала паузу, прежде чем ответить.

– Если они решат расследовать эту смерть как убийство, то сломанная спина означает, что они будут искать мужчину.

Губы Сэфы приоткрылись в удивлении.

– Из-за силы, которую нужно было приложить, чтобы сломать позвоночник?

– Да.

Было невероятно странно делиться с ней этими мыслями. Ведь баланс наших отношений изменился, и я больше не знала, кем мы приходимся друг другу.

– Если бы ты была такой девушкой, какой я тебя вырастила, ты бы прикончила их прямо здесь, – сказала Ханым.

Я провела рукой по лицу. Когда же ее голос покинет мою голову?

Как только Марек закончил с телом, Сэфа помогла ему выбраться с берега. Я же держалась вне пределов их досягаемости. Прикосновение ко мне прямо сейчас разрушило бы остатки моего и без того слабеющего самоконтроля.

– Нам нужно торопиться. Мы побежим так быстро, как только сможем. Мы уже не успеем в Махэр к началу смены патруля, но нам нужно пересечь границу деревьев, отмеченных вороном, чтобы оказаться на безопасной стороне леса. – Я теребила свое запястье, глядя куда-то поверх их голов. – Спасибо вам за помощь. Я этого не забуду.

Пока мы бежали навстречу рассвету, Сэфа не раз спотыкалась, но Марек всегда был рядом и поддерживал ее. Я же сосредоточенно смотрела под ноги, чтобы не наступить в лужу, потому что угадать, насколько они глубоки, было невозможно. К тому же они уже причинили немало неприятностей, а сломанная лодыжка была именно тем, чего не хватало этой ночной катастрофе. Я постаралась выбросить из головы все свои подозрения относительно Сэфы и Марека. Для моего нынешнего душевного состояния это был слишком большой клубок, чтобы начинать его разматывать.

Как только мы без происшествий пересекли периметр отмеченных вороном деревьев, мы непроизвольно коллективно выдохнули.

– Остаток пути нам нужно пройти пешком, – сказал Марек. – Мы и так обливаемся потом, будто в чем-то виноваты.

– Ни один из нас не виновен, – резко сказала я. – Если придется выбирать между моей защитой и своей защитой – сделайте более разумный выбор, чем тот, который вы сделали сегодня ночью.

– Она пытается защитить нас или оскорбить? – спросила Сэфа у Марека. – Я никогда не могу сказать наверняка.

– Думаю, и то и другое.

– Мы же все осведомлены слухами о случайных исчезновениях, происходивших по всем королевствам в прошлом году? – спросила я. – Так вот, это было еще одно исчезновение.

– Эти слухи – полная чепуха. – Сэфа огляделась по сторонам более настороженно, чем минуту назад.

– Может, и так, но их существование поможет нам выиграть немного времени.

Когда мы добрались до тропы, идущей в деревню, мимо нас прогрохотала повозка, нагруженная башнями из ящиков, связанных вместе веревкой для полива. С главной дороги доносился запах свежих айш балади[8], которые дети бросали в принесенные с собой корзины или на деревянные решетки, закрепленные на их плечах.

Теплый аромат пшеницы всколыхнул мои воспоминания. По утрам в Урс Джасаде я обжигала язык горячими айш балади из дворцовых печей, а моя одежда была покрыта крошками. Конечно, такой хлеб был более распространен в сельских вилайях Джасада, но моя мама просила пекарей готовить нам по две буханки каждое утро.

Так много всего было перенято у нас другими королевствами: еда, искусство, традиции, обычаи. Когда Джасад пал, падальщики захватили все это, словно военные трофеи.

Я отвернулась от пекарни, напоминая себе, что Джасад исчез, а оплакивать королевство, которое я едва знала, было опасно для новой жизни, которую я себе построила.

– Теперь моя очередь собирать продукты для завтрака, – сказала Сэфа. – Если я вернусь домой без них, Райя попросту протрет полы замка моей шеей.

– У нас нет с собой емкости, – сказал Марек.

– Хамада очень милый и позволит одолжить у него лишнюю банку.

– Мило, – насмешливо повторил Марек. – Но на этот раз бери только бобы, масло, соль и черный перец, хорошо? Никто кроме тебя и Фэйрел не любит, когда в их еду кладут чеснок.

– Я попрошу подать его отдельно, чтобы вы могли есть его по-своему. Но хочу добавить, что вы едите его неправильно.

Мы остановились у тележки, полной еды, и Хамада, проигнорировав нас с Мареком, сосредоточился на Сэфе. Пока он пересыпал дымящиеся бобы из массивного металлического кувшина в кастрюлю с крышкой, я огляделась по сторонам.

Патруль сменился примерно двадцать минут назад, и даже если бы они дали солдату несколько минут на опоздание, они бы не стали ждать целых двадцать минут, прежде чем вызвать подкрепление.

В моей груди нарастал страх.

Почему я вернулась?

Мне следовало бросить тело солдата и бежать, ведь я знала, как спрятаться в дебрях Эссама. У меня была корзина с едой и преимущество по знанию леса. В конце концов, я могла бы найти дорогу в нижние деревни Лукуба или Орбана и начать все сначала. Какой же я была дурой, что, спотыкаясь, решила вернуться в клетку и надеяться, что за мной не закроют замок.

Армия Низала могла забаррикадировать любой вход и выход в Махэр, прочесать каждый дом в поисках джасади, прекратить торговлю и даже отменить валиму, один из самых больших источников дохода для деревни.

– Солдаты часто исчезают, – пробормотал Марек, и я вздрогнула, удивленная тем, что он наблюдает за мной.

– Они не будут тратить ресурсы на простую омалийскую деревню, пока не будут уверены, что он был убит.

– Но у них достаточно ресурсов.

– Только не сейчас, ведь до Алкаллы осталось всего несколько месяцев. Они выделили огромную свиту солдат для того, чтобы защитить наследника Низала, пока он ищет своего чемпиона, – сказал он, и я уставилась на Марека.

На моей спине были шрамы, свидетельствующие о том, какой скрупулезной была Ханым в плане моего образования. Она позаботилась о том, чтобы я изучила диалекты каждого королевства. Их язык, привычки и историю. Но несмотря на мою образованность, я все же практически ничего не знала о наследнике Низала. Ханым не рассказывала мне о нем ничего. Только предупреждала, что если он увидит мою магию, то убьет меня так быстро, что я даже не успею сделать вдох. Учитывая ее горячую ненависть к моим бабушке с дедушкой и Верховному Равейну, я представила, как больно ей было видеть успехи Верховного там, где она потерпела неудачу. Он вырастил воина, а она девушку, которую можно было легко заметить со сторожевой башни, пока она убегает с поля боя с едой других солдат. Часть моего раскаяния утихла, когда я подумала, что если бы я побежала в лес, то могла бы столкнуться с Арином из Низала, и вопрос о моей судьбе был бы немедленно решен. Джасади не мог уйти со встречи с наследником Низала живым.

Откуда Марек мог знать, сколько солдат отправил Низал для защиты своего наследника, пока он выбирал чемпиона для Алкаллы? Мои прежние подозрения насчет этих двоих вернулись с удвоенной силой.

– Ты определенно знаком с низальскими обычаями.

– Как и ты, – приподнял он бровь.

– Ты уверен в том, что они не поднимут тревогу, пока не найдут тело? Мне очень бы хотелось в это верить.

– Совершенно уверен.

– Кто-нибудь из вас собирается мне помочь? – захрипела Сэфа под тяжестью кастрюли, которую Хамада наполнил до краев.

Мы с Мареком одновременно ухватились за ручки кастрюли, когда Сэфа пошатнулась и часть бобовой похлебки выплеснулась за край. В крепость нам удалось вернуться невредимыми, но Райя минут десять кричала на нас, будучи недовольной грязным состоянием нашей одежды. Как только она закончила отчитывать нас, мы пошли каждый по своим делам. Я – купаться, Сэфа – помогать с завтраком, а Марек переодеваться для предстоящего тяжелого дня. Оборачивая свое тело полотенцем, я пожалела о том, что не могу снять напряжение со своих конечностей с помощью магии. На моей памяти я была так напряжена лишь в первые месяцы моего прибытия в Махэр. Завернув свои мокрые волосы в льняные брюки и завязав их на затылке, я отправилась в свою комнату, но даже лежа на кровати не смогла расслабиться. За моей дверью то и дело раздавался шум шагов и разговоров, которые возвещали о начале нового дня.

Младшим девочкам, живущим в замке, я не очень нравилась. Мне недоставало нежных и заботливых прикосновений, которые были так естественны для Сэфы, и хоть я старалась быть с ними помягче, материнские инстинкты у меня были, как у кровожадного таракана. Все же по какой-то непостижимой причине их присутствие было мне утешением всякий раз, когда страх затягивал вокруг меня свою петлю. Райя скорее умерла бы, чем позволила этим детям почувствовать давление ответственности, которую она несла за них. Она позаботилась о том, чтобы они беспокоились лишь о таких проблемах, как спор за самое красивое платье в ежемесячных тележках для пожертвований или спор о том, кто сможет пронести самую большую козу дальше всех. Эти осиротевшие девочки были настолько близки к счастью, насколько позволяли обстоятельства.

– Ты не должна от них скрывать реалии жизни, с которыми они столкнутся за пределами этой крепости, – сказала я однажды.

Этот разговор произошел через несколько дней после того, как мне исполнилось шестнадцать. Я точила кухонные ножи у камина, пока Райя в шестой раз подсчитывала свой недельный заработок.

– Чем больше обязанностей возложишь на их плечи, тем лучше они будут с ними справляться.

Она смотрела на меня так долго, что я даже напряглась, крепче сжав нож.

– Дети созданы не для того, чтобы на их плечи легли все беды и невзгоды этой жизни, Сильвия, – сказала Райя, потирая темные круги под своими глазами. – Это ломает их. Из-за этого они проведут свою взрослую жизнь, делая все, что в их силах, чтобы никогда больше не чувствовать тяжести этого мира.

Вспоминая этот день, я почувствовала, как на меня навалилась усталость. Я не спала два дня, но каждый раз, когда я закрывала глаза, я видела солдат Низала, въезжающих в Махэр с мечами и факелами.

Иллюзия безопасности, которой я себя так тешила, была разрушена.

– Ты Наследница Джасада! И ты не можешь чувствовать себя в безопасности, где бы ты ни была! – сказала Ханым.

Уткнувшись лицом в жесткую подушку, я мысленно стала перечислять травы и вещи, которые мне нужно было собрать для Рори, перед тем как мы выберем лучшее место для нашего столика на валиме. Но эти фантазии не помогли мне уснуть, поэтому я прибегла к практике, столь же старой, как и шрамы на моей спине. Я прижала холодную ладонь к сердцу и начинала считать удары.

Раз, два, я еще жива. Три, четыре, я в безопасности. Пять, шесть, я не позволю им поймать меня.

Я стою в одиночестве посреди огромного бального зала, окруженная аудиторией безликих джасади, которые, затаив дыхание, ждут моего слова. На мне надето платье, лиф которого сделан в форме цветка лотоса, обвивающегося вокруг моих ребер, а радужный символ Джасада – гладкая черная кошка и голова сокола с золотыми крыльями – выгравирован на моей юбке. Эта черная кошка обладает чистой магией и окружена легендами, а сокол взволнованно кружит вокруг нее на моем платье. На моей голове покоится корона.

– Королева Эссия! Потерянная наследница вернулась, чтобы возродить Джасад! – кричит человек, состоящий из тени и дыма. – Магия снова будет процветать!

Я пытаюсь убежать, но не могу сдвинуться под тяжестью короны, а мои губы сшиты друг с другом золотой нитью. Я молча терплю их ликование, их облегчение, когда они подходят ко мне со всех сторон. Спасительница. Герой. Королева.

По моему подбородку стекает кровь, когда я с усилием раздвигаю губы, туго затягивая швы, и привкус железа наполняет мой рот.

– Пожалуйста, не надо! Я не та, кого вы ищете! Я ничем не могу вам помочь.

Я падаю на колени, и нити на моих губах рвутся. Красивые золотые нити падают на землю окровавленной грудой, а мой освобожденный от них голос эхом отражается от стен в пустом бальном зале.

– Эссия, ты помнешь свое платье? – Чья-то сильная хватка поднимает меня на ноги. Пребывая в абсолютном шоке, я понимаю, что смотрю на свою мать и возвышаюсь над ней почти на целую голову. Плечи, на которых я так часто сидела в детстве, в два раза шире моих, но у меня есть изгибы в тех местах, где она стройная. Также я более мускулистая там, где она мягкая.

– Я выше тебя, – это все, что я могу сказать своей умершей матери.

Смех Нифран – это музыка для моих ушей.

– Ненамного. По фигуре ты похожа на свою бабушку.

Внезапно бальный зал растворился вокруг нас как дымка, и мы стоим на поверхности замерзшего озера, простирающегося на многие мили во все стороны вокруг нас. У ног Нифран танцуют оранжевые языки пламени.

– Королевство не может пасть, когда его наследник стоит на ногах. Ты не можешь уклониться от своего долга, дорогая, это наследие по крови.

Я ищу источник огня, который неуклонно пожирает ее тело, но не нахожу его.

– Более того, – беспечно продолжает Нифран, как будто не сгорает заживо в двух футах от меня. – Это наследие передается по крови, невзирая на то, кто мы такие и кем бы мы могли быть. Нас должно интересовать только наше королевство. Неужели люди, потерявшие свой дом, ничего для тебя не значат?

Я ударяю ногой по твердому льду под нами, но он не ломается. Мы окружены водой подо льдом, но все же моя мать горит.

– Нет, – выдыхаю я в ужасе.

Однажды они уже забрали ее.

Увидев, что огонь разгорается все сильнее, я тянусь к Нифран, но она отступает назад.

– Тогда спаси меня.

– Он не ломается! – Я падаю на лед, ударяя по нему кулаками.

Но костяшки моих пальцев напрасно разбиваются в кровь, ведь слой льда слишком толстый, слишком глубокий.

Адская гиена ревет, поглощая Нифран, но я все равно слышу ее слова:

– Разбей его вдребезги.

– Я не знаю как… – Я снова поднимаю руки, чтобы ударить ими по льду, но останавливаюсь.

Мои запястья ничем не скованы, а там, где должны быть браслеты, – гладкая кожа, но огонь, поглощающий мою мать, уже лижет небо, расцветая в ночи своим чудовищным сиянием. Он освещает тысячу теней, неподвижно стоящих на берегу. Они наблюдают за нами, судят нас.

– Эссия! – вскрикивает Нифран, но я отползаю назад, закрывая лицо рукой.

Пламя вспыхивает еще ярче, поглощая нас обоих.

Глава 4

Следующие четыре дня никто не требовал моей казни, солдаты Низала по-прежнему патрулировали Махэр, а посетители валимы продолжали прибывать. Я же продолжала искать лягушек для Рори. Если бы не мои синяки и отсутствующие пряди вырванных волос – я бы подумала, что та ночь мне просто приснилась. Но меня неотступно преследовало беспокойство. Я не доверяла этому миру. Солдаты Низала не могли просто так забыть об исчезновении одного из своих.

За два дня до валимы Райя ворвалась в мою комнату, охваченная редким для нее возбуждением, и никто из нас не мог понять почему. Ее ткани продавались на рынке с ошеломляющим успехом, не говоря уже о распродажах, которые проводились раз в три года. Знатные дамы из самых отдаленных городов четырех королевств присылали своих слуг, чтобы сделать заказ на экстравагантные платья Райи, поскольку все стремились одеться для празднования Алкаллы наилучшим образом, переплюнув других дам своего королевства. Так что платьев Райи было продано более чем достаточно, чтобы она могла привести в свой замок еще одного или двух сирот с улицы.

Спустившись к подножию холма, я увидела, как Марек загружает повозку. Брезент, обычно закрывавший заднюю стенку, был откинут, чтобы Марек мог беспрепятственно сложить ящики.

– Ты опоздала! Рори, наверно, уже довел своих посетителей до слез, – заметил Марек, запрыгивая на козлы.

– Если он до сих пор ни в кого не швырнул своей тростью, то утро определенно будет добрым.

В ответ Марек указал на крошечную фигурку девочки, бегущую во весь опор вниз по склону. Ее спина согнулась под тяжестью деревянного стула. Посмотрев на нее, я попыталась скрыть улыбку. Каждой девушке в своем доме Райя предоставляла выбор: работать или учиться. И большинство выбирало учебу, но девятилетняя Фэйрел, гордо задрав свой маленький подбородок, сказала: «Я предпочла бы быть лучшей в чем-то одном, чем знать немного о множестве вещей». С тех пор прошло почти три года, и девочка относилась к своей роли смотрителя за креслами Нади все с той же серьезностью, присущей только тем, кто работает с оружием.

Фэйрел запрыгнула на заднее сиденье повозки, поднимая к себе стул.

– Я здесь.

Марек усмехнулся и прищелкнул языком в сторону лошадей. Шесть девушек, забравшиеся на заднее сиденье, устроились поудобнее, и телега сдвинулась с места.

Пока мы ехали по главной дороге, я шевелила ногой и тарабанила пальцами по своему колену, а по мере приближения к главной площади страх наполнил мою грудь до краев. Ведь еще одной причиной ненавидеть напряженное время перед Алкаллой была угроза опознания. Я всегда старалась держать ухо востро, особенно интересуясь слухами о наследнице Джасада, даже несмотря на то, что мне пока не встретился ни один человек, которого посетила мысль о том, что, в отличие от остальной части ее семьи, Эссия – жива. Большинство из тех, кто тогда прибыл на Кровавый пир, погиб во время нападения на королевскую семью, включая Исру, жену Верховного Равейна. В живых остались только королева Омала, Верховный Равейн и султанша Бисаи, которая умерла спустя несколько лет, передав корону Лукуба своей дочери. Пути же двух других членов королевских семей не могли пересечься с моим. Но всякий раз, когда в Махэр прибывали гости, это не мешало мне продолжать проверять, чувствуется ли при моем шаге успокаивающая тяжесть кинжала, засунутого в мой ботинок.

Мы выехали на главную дорогу, ведущую к Махэру. Справа от нас возвышался голубой коттедж, чьи владельцы были стары и бездетны. Не многие были заинтересованы в покупке недвижимости в таком месте, как это, ведь слева от этого коттеджа располагался замок, полный сирот, а справа – бродячая дорога. Я посмотрела на этот коттедж, и причудливые фантазии Сэфы явно проникли в мой здравый разум, потому что я подумала, что это был бы отличный дом для нас. В нем нашлось бы место для меня, Сэфы и Марека. Возможно, я бы даже разбила небольшой садик для моего фигового дерева. Но это были всего лишь фантазии, а стремление к невозможному – было задачей, которую лучше оставить дуракам.

Внезапно повозка дернулась, когда дорога стала более каменистой, а дети, гнавшиеся за нами, отступили, бросившись в противоположном направлении, видимо, вспомнив предостережение своих родителей – не выходить на дорогу бродяг.

– Как ты себя чувствуешь? – тихо спросил Марек.

Я знала, о чем на самом деле он спрашивает, но у меня в запасе не было ответа, который бы его устроил.

– Я голодна. Майе должно быть позволено готовить завтрак только для ее врагов. В моих зубах до сих пор застряла яичная скорлупа.

В ответ Марек промолчал, и это молчание затянулось настолько, что я уже стала надеяться, что на этом наш разговор закончен.

– Пять лет. Пять лет дружбы, Сильвия. Мы дружим уже столько времени, несмотря на твои многочисленные попытки отстраниться от нас. Да, я заметил, что ты это делаешь. У меня талант видеть людей, но ты… ты ставишь меня в тупик. За пять лет дружбы единственное слово, которое приходит мне на ум, чтобы описать тебя, это… – Марек поворачивает голову ко мне. – «Тихая». Просто… тихая, и на этом мой словарный запас в отношении тебя был бы исчерпан, если бы две ночи назад я не увидел, как ты в одиночку, не дрогнув, сломала человеку хребет.

Тихая

Я повторяла про себя это слово, проверяя, подходит ли оно мне, и оно меня позабавило. Возможно, хлыст Ханым и предназначался для девушек с тихими манерами, но шрамы на моей спине были щедрой наградой за мой вспыльчивый характер. В первую же неделю в крошечной хижине Ханым я швырнула тарелку со своей едой в стену и тут же разрыдалась. Я все еще была бунтаркой, наполненной злобой и негодованием за оскорбление королевской семьи. Несмотря на то что я собственными глазами видела, как горели мои бабушка и дедушка, собственными ушами слышала, как посланник объявил о смерти Нифран, реальность еще не вонзила свои когти в мою грудь. И опозоренный капитан армии Джасада стояла передо мной, словно безмолвная могила, ожидая, пока я утру свои слезы.

– Иди в угол! – сказала она. – И подними руки.

Испуганная пустотой в ее глазах, я держала руки поднятыми до тех пор, пока боль в моих плечах не перешла в нытье. Я сосчитала трещины в стене, запомнила надписи на своих браслетах, и спустя время боль, в конце концов, утихла, став такой же постоянной и не обращающей на себя внимание, как пульс на моей шее. Подумав об этом, я решила, что слово «тихая» все-таки мне подходит.

– Ты слышала новости? – продолжил Марек, совершенно не смущенный моим молчанием. – Говорят, наследника Низала заметили недалеко от границы с Гаре.

Укол страха, понизивший мою грудь, разозлил меня. Гаре была еще одной омалийской деревней в низах, расположенной всего в часе езды отсюда. Но если бы туда прибыл наследник – весть об этом разнеслась бы еще задолго до появления его лошадей.

– Это болтовня праздных торговцев, – сказала я, разжав кулаки. – Я уверена.

– Возможно, – согласился Марек, искоса поглядывая на мои подергивающиеся пальцы. – В этом году настала очередь Омала представлять Низал на Алкалле, так что наследник, вероятно, посещает наши скромные деревни в поисках своего чемпиона.

Насмешливый тон Марека точно передавал, что он думает об этой затее.

Устраиваемая раз в три года Алкалла придавала силы каждому королевству и каждому его жителю от самого высокого ранга до самого дикого бродяги. Турнир состоял из трех изнурительных испытаний, призванных отпраздновать жертвоприношение прародителей наших королевств. Место проведения каждого испытания чередовалось между четырьмя королевствами, а завершалась Алкалла Балом победителя. Одержимость Махэра Алкаллой свидетельствовала о том, что все королевства строили свою жизнь вокруг этого события. Я не могла сосчитать, сколько раз я слышала, как посетители лавки Рори ходили по ней и фантазировали о танцах на Балу победителя или подбадривали зрителей на одном из судебных процессов. Низал был единственным королевством, которое не выбирало чемпиона из числа своего собственного народа. Вскоре после того, как Джасад был сожжен дотла, Верховной Равейн великодушно объявил о плане Низала по укреплению мира между оставшимися королевствами. Следуя этому плану, Низал должен был выбирать чемпиона для Алкаллы из другого королевства, ведь, кроме всего прочего, Низал обладал несправедливым преимуществом. Они призывали в свою армию молодежь подросткового возраста, и, соответственно, их самый некомпетентный солдат мог легко дать фору лучшему солдату другого королевства.

– Он бы не выбрал чемпиона из нижней деревни, – сказала я.

– Я уверен, что у него уже есть какая-то договоренность с наследником Омала. Возможно, заранее выбранный чемпион, которому благоволит королевская семья.

– Феликс даже не может самостоятельно подтереть свои сопли, неужели наследник Низала будет интересоваться его мнением в выборе чемпиона.

Вообразив эту картину, я издала звук отвращения.

– Каждый чемпион, которого выбирал наследник Низала, выигрывал Алкаллу. Я сомневаюсь, что он согласился бы обучать новичка только для того, чтобы выслужиться перед политиками. И даже если наследник Низала решит выбрать в чемпионы одного из жителей нижних деревень, ему будет непросто убедить их согласиться на такую роковую роль.

Несмотря на то что все любили порассуждать об Алкалле, у жителей нижних деревень было достаточно здравого смысла, чтобы отказаться от добровольного согласия участвовать в турнире, в котором погибло больше половины участников, по крайней мере, я на это надеялась. Чемпионы умирали.

Марек пожал плечами, объезжая полосу вонючих луж, усеивающих дорогу.

– Возможно, оно того стоит. Если чемпион становится победителем, то получает свиту стражников в свое распоряжение, дома в верхнем городе каждого королевства и богатства, которых хватит на всю жизнь.

– Это не стоит такого риска. Если только ты не аристократ с кашей вместо мозгов. И твоя единственная цель – стать участником соревнований, просто чтобы потом похвастаться этим, утверждая, что ты празднуешь жертвоприношение Авалинов.

Мифы, связанные с Алкаллой, были полной чепухой. В народе говорилось, что четверо родных братьев и сестер были существами, сотканными из чистой магии. Первородной магии. Авалины создали королевства и правили тысячелетиями, пока Авалин Джасада не сошел с ума и не убил тысячу людей. Сказатели утверждали, что магия – это безумие, которое неизбежно настигнет существо, в жилах которого течет такая могущественная сила. Чтобы сдержать своего брата и защитить свои королевства, Авалины погрузились в вечный сон под мостом Сираук. Так что же именно олицетворяет собой праздник Алкаллы? Кровопролитие или погребение?

Осознавая растущий во мне гнев, я замолчала и стала разглаживать складки юбки на своих коленях. Бледный солнечный свет ярко отражался от моих браслетов, и то, что я была единственным человеком, способным видеть или чувствовать их, считалось благословением. Их блеск был настолько ярок, что мог прорезать дыры в сетчатке глаз Марека.

– Двумя последними чемпионами Низала были лукубский каменщик и орбанский нищий. Оба стали победителями.

– Марек, хватит уже.

Я не хотела больше говорить ни о Низале, ни об Алкалле. Мой гнев угасал гораздо медленнее, чем разгорался, а у меня просто не было сил.

– Говорят, что наследник может почувствовать джасади лишь одним своим прикосновением, и тогда его взгляд замораживает магию в их жилах, – продолжал Марек.

Даже при одной мысли об этом я боялась исторгнуть свой завтрак с яичной скорлупой наружу. Обычно мне удавалось забыть о том, что на джасади охотятся, словно на бешеных животных, ведь я почти ничего не могла сделать не только для них, но даже для себя.

– То, что ты описываешь, – невозможно! Твои слова указывают на то, что наследник сам владеет магией, – мой тон стал резким от нарисованной словами Марека картины.

– Нет, конечно. Нет, я хочу сказать, что…

– То, что ты говоришь, – это государственная измена, а в последнее время мы совершили слишком много предательств, ты не согласен?

По мере нашего приближения к главной площади толпа вокруг повозки Марека сгущалась. Мы проезжали мимо людей, одетых в синее и белое, а как только повозка остановилась, я глубоко вздохнула и спрыгнула вниз. Плотно закутавшись в плащ, я опустила голову, настроившись на дорогу пешком. Каждый случайный удар плечом или рукой был подобен для меня тысяче уколов булавками, от чего во мне пульсировало отвращение.

Дойдя до лавки Рори так быстро, как только могла, я открыла дверь и стала ждать, пока Рори, услышав колокольчик над дверью, выйдет из задней комнаты. Но когда по прошествии минуты он так и не появился, я взяла его трость, обогнула прилавок, а затем отодвинула занавеску.

Зайдя в комнату, я увидела, что Рори сидел на двух перевернутых ящиках перед тремя мисками на столе и ведром лягушек у ног.

– Уходи, – сказал он, не оборачиваясь.

О кости Дании, я опоздала.

От запаха, который шел из ведра, я сморщила нос. Рори никогда не работал с лягушками днем, если только его отвращение к человечеству не пересиливало здравый смысл. А теперь по всей комнате распространилась вонь крови и прокисшего алкоголя.

– Итак, Рори… – начала я, стараясь, чтобы в моем голосе звучало терпение, которого у меня на самом деле не было.

Почему, вместо того чтобы выбрать для пьянства любой другой день, он выбрал именно неделю валимы?

– Я думаю, тебе следует… – Я не успела продолжить, так как Рори кинул в меня корзиной, попав мне в грудь.

– Мне нужно больше ингредиентов! – рявкнул он, не поднимая глаз. – И мне плевать на твое мнение.

– Когда в последний раз я заходила в Эссам в юбке, сыпь на моем бедре исчезла только через неделю, – сказала я.

Я бы предпочла чистить зубы хвостом ящерицы, чем продавать товар десяткам незнакомцев, но, в отличие от Рори, у меня не было в запасе роскоши устраивать истерики.

– Я сама присмотрю за лавкой, а ты можешь оставаться здесь.

Рори проигнорировал мои слова, переворачивая лягушку на спину.

Невероятно!

Когда он впадал в такое состояние, к нему было просто невозможно пробиться. Поэтому я просто схватила корзину и вышла на улицу.

Снаружи на главной дороге суетились те, кто приехал пораньше, чтобы изучить ограниченный ассортимент Махэра. Вокруг меня толпилось так много посетителей, карманы которых так и просили, чтобы их опустошили.

Ругая Рори себе под нос, я подобрала юбку и повернула в сторону леса.

– Стой, джасади!

Когда этот крик прорвался сквозь шум главной дороги и долетел до моих ушей, я замерла. Я напрягла мышцы ног, инстинктивно готовясь к тяжелому и быстрому бегу и даже согнула локти, напрягая также и мышцы в плечах. Еще секунда, и я бы превратилась в размытое пятно, исчезающее в лесу. Еще секунда, и я бы не увидела, как отца пекаря толкнули, и он упал лицом в грязь.

Толпа хлынула на место скандала, потянув меня за собой. Их руки то прижимались к моим, то сталкивались локтями с другими людьми, чтобы в итоге увидеть солдат Низала, стоящих над обсыпанным мукой мужчиной лет семидесяти.

Они поймали не меня. Они поймали его.

Солдат Низала с животом, напоминающим бочонок с пивом, навис над тощим стариком, которого, как я помнила, звали Адель. Он всегда добавлял побольше кунжута в мои булочки.

– Вы обвиняетесь в активном использовании магии и будете доставлены в Низал, где установят ваше происхождение. Если следствие признает вас джасади, вы предстанете перед судом в честном и справедливом суде нашего Верховного.

– Пожалуйста… я живу здесь уже сорок лет. Я прожил в Омале почти всю жизнь, построил здесь семью, вырастил детей. Моя магия – это ничто. Едва ли маленькая капля.

– Так ты признаешь, что владеешь магией? Ты признаешь, что ты джасади?

– Я родился в Джасаде, – заплакал Адель. – За несколько десятилетий до войны.

– Я видела, как он использовал свою магию! – закричала женщина, которую я не узнала. Вероятно, она была одной из посетительниц пекарни. – Он прикоснулся к подгоревшей буханке хлеба, и она снова стала красивой.

На моих запястьях натянулись наручники.

Глупец, зачем было использовать свою магию на глазах у других? Как же неосторожно.

– Он сжег хлеб, и в этом его преступление? – раздался яростный, хрипловатый голос Юлия.

Должно быть, он знал Аделя много лет и, возможно, даже нанимал его сыновей для работы на своих фермах.

– Адель один из нас.

– Он не один из них, он один из твоих людей, – прошипела Ханым. – Сделай что-нибудь, Эссия, спаси его.

Я же оставалась неподвижной. Мое вмешательство привело бы лишь к двум смертям вместо одной. Я не могла ему помочь. Не могла пожертвовать из-за него своей жизнью только потому, что он родился в Джасаде, а я была Наследницей этого королевства. Ему следовало быть осторожней.

– Вставай, идем с нами. – Более низкорослый солдат Низала поднял Аделя на ноги, не обращая внимания на его крики и то, что он сжимает его руку. – Ты сможешь изложить свои претензии трибуналу.

– Остановитесь, вы делаете ему больно! – Крик Юлия смешался с криками толпы.

А в мою голову внезапно пришла странная мысль, грозящая перевернуть землю с ног на голову.

А что, если эти люди знали об Аделе всё?

Если он жил здесь так долго, он мог рассказать им, что он джасади. Он мог рассказать им об этом без страха в безмятежные дни, когда его личность и место рождения не ассоциировались с колоколами смерти. Ведь в такой маленькой деревне, как эта, кто-то обязательно должен был заметить его магию. Семья Аделя владела пекарней. Они управляли ею на протяжении десятилетий, и, быть может, жители Махэра коллективно решили не сообщать об Аделе, несмотря на грозящее им суровое наказание за сознательное укрывательство джасади.

На лице Аделя появилась паника. Он пошатнулся, заставив солдат крепче сжать его руки, и задрожал.

Будь умнее!

Мне хотелось умолять его об этом, ведь я уже предвидела то, что может случиться.

Держи себя в руках, Адель! Не дай панике победить.

– Нет! – закричал Адель.

Воздух вокруг толпы будто сжался, устремляясь к дрожащему джасади. Магия Аделя натянулась, словно лента рогатки, и вокруг него затрепетали ленты серебра и золота. В момент, когда магия Аделя устремилась ввысь, я взглянула на солдат, которые знали, что это произойдет. Они ждали этого. Набирающее силу, кружащее вокруг Аделя волшебство внезапно будто взорвалось, и толпа повалила солдат Низала на землю. Адель тяжело поднялся, глядя на всех неуверенными глазами. Если бы я не была прикована к месту от шока, то, возможно, дернула бы себя за волосы.

Почему он не бежит?

И тут Адель бросился в сторону леса. Если он успеет пройти стену и сбежит за деревья, отмеченные символом Низала, прежде, чем солдаты смогут его поймать, – у него будет хоть какой-то малейший шанс спастись.

– Он слишком слаб и не выживет в лесу. Если его не поймают солдаты, то это сделает другой хищник, – проговорил голос Ханым.

Я чувствовала ее разочарование, будто она стояла рядом со мной, а вот вопрос о способности Аделя к выживанию так и остался без ответа, потому что бокастый солдат Низала поднялся на ноги и выхватил из-за бедра короткий клинок.

Адель бежал по прямой, поэтому солдат, откинув руку назад, без проблем попал клинком в Аделя.

Я закрыла глаза.

– Смотри! – крикнула Ханым. – По крайней мере, он должен иметь право на то, чтобы ты видела его смерть.

Я посмотрела и увидела. Увидела, как клинок вонзается в спину Аделя. Увидела, как старый пекарь рухнул в нескольких футах от стены, и увидела, как низкорослый солдат Низала подбежал к Аделю и добил джасади шквалом жестоких и яростных ударов руками и пинков ногами. Некоторые зрители молчаливой толпы переносили влажные из-за крови удары по телу тяжелее, чем треск костей. Когда солдат поднялся и отошел от тела Аделя – вместо пекаря на земле уже лежало кровавое месиво с пустыми глазами.

Раздался всхлип, а женщина, указавшая солдатам Низала на Аделя, просто не смотрела на его тело, продолжая вести себя как ни в чем не бывало.

Сбоку от толпы я увидела стоящего Рори. Он пристально смотрел на тело Аделя и так сильно сжимал трость, что костяшки его пальцев побелели. На лице Рори был явно виден шок, но непонятно – был ли он вызван отвращением или горем.

– Мы погрузим его тело в повозку, – сказал хромающий солдат, верхняя часть его правого бедра была пропитана кровью Аделя.

– Когда мы вернемся, мы ожидаем вашего полного содействия в поиске его детей. Любое сопротивление и неповиновение приведет к тому, что каждый из вас отправится в Низал.

Более низкорослый солдат с сомнением посмотрел на ногу говорившего, ведь она едва выдерживала его вес. Они коротко переглянулись, а затем повернулись к нам.

– Я останусь здесь, чтобы убедиться, что никто из вас не пытается защитить детей джасади. Нам нужен доброволец, чтобы помочь донести тело до повозки.

Добровольцев не было, и толпа молчала. Видимо, только человек с поразительно низким уровнем интеллекта добровольно пошел бы в лес с солдатом Низала и зверски изуродованным телом его жертвы.

– Я пойду.

Головы толпы повернулись в мою сторону, едва эти слова вырвались с моего языка.

Что я только что сделала?

Тот солдат, что не был ранен, оценивающе посмотрел на мое телосложение и рост. Он поджал губы, и я чуть не рассмеялась, ведь было видно, что он не хотел выбирать меня. Я была выше его и более широкоплечей. Если бы между нами возник конфликт – я была бы более сильным противником, чем пожилой пекарь, но мужская гордыня была выигрышной ставкой. Надежной, словно восход и заход солнца.

– Ладно, бери его за голову.

В кои-то веки уход от толпы не принес мне облегчение, и я подумала, не смотрят ли на меня Сэфа и Марек, ругая меня за мою глупость, ведь они не понимали, что я чувствую. Наверняка они думали, что я всего лишь принадлежу к толпе зрителей.

Ханым хотела, чтобы я чувствовала себя виноватой в смерти Аделя. Чтобы меня трясло от праведного гнева и жажды мести, но я чувствовала только отчаяние. Больше всего на свете я хотела бы принадлежать всего лишь к толпе зрителей, а не просовывать руки под плечи Аделя и не поднимать его тело из лужи собственной крови. Его голова перекатилась на мое плечо, оставляя на моей шее красные дорожки. Солдат Низала взял Аделя за ноги скрюченными руками и, повернувшись лицом к лесу, начал движение.

Я почти пропустила то, что мы прошли мимо деревьев с вороньими метками. Неся хрупкое тело Аделя, я старалась не замечать ничего, кроме тропинки под моими ногами. Справа от нас журчала река, плескаясь о валуны, усыпавшие ее берега.

– Сюда, – указал солдат, и я вздрогнула.

Посмотрев на его затылок, я очень ярко представила себе, как проламываю его череп.

– Я приведу лошадей, а ты оставайся у тела, – сказал солдат, когда мы опустили Аделя на землю.

Он бросил на меня предупреждающий взгляд и скрылся за деревьями.

Я присела у тела Аделя и прижала два пальца к его векам, закрывая их. В такую минуту Сэфа бы заплакала, ведь ей были не чужды эмоции. Она принимала их, когда они приходили, но не позволяла им задерживаться в ее голове. Гнев не оседал в ней, словно осколки стекла, отрезающие путь назад. Я бы тоже хотела сейчас заплакать, ведь Адель заслужил наши слезы, но, запятнанная гробница Ровиала, как он мог быть таким глупым? Он признался во владении магией и за несколько секунд использовал свои драгоценные запасы, чтобы подписать свой приговор. Если бы он позволил им схватить себя, он бы мог, по крайней мере, попытаться сбежать во время дороги в Низал. Я же должна была просто уйти. Я не знала этого человека, и его кровь была не на моих руках.

– Конечно, ты хочешь спрятаться. Это то, что ты делаешь лучше всего, – усмехнулась Ханым.

Я заскрежетала зубами.

Как мне избавиться от ее голоса в моей голове? Что могло ее удовлетворить и заставить исчезнуть? Что я могу сделать для этого джасади, чтобы избавиться от Ханым?

Внезапно в моей голове возникла идея более глупая, чем добровольное согласие нести тело Аделя в лес, но если это означало хоть ненадолго избавиться от Ханым…

Сбросив сандалии, я поспешила к берегу реки. Хирун была угрюмой рекой, поэтому, чтобы она не нарушила моего равновесия и не затянула в свое течение, я должна была доверять ей. Медленно пробираясь между валунами, я размышляла, как мне нести воду обратно. Вода, которую я зачерпну в руки, расплескается, пока я поднимусь на берег. К тому же время было не на моей стороне. Солдат Низала мог вернуться в любую минуту. Наконец, я решила эту задачу и окунула в воду нижнюю часть своей юбки. Тщательно ее намочив, я поспешила обратно к Аделю, приподняв юбку, чтобы вода в ней не впитывала грязь.

На уроках Ханым много рассказывала мне о погребальных ритуалах Джасада, потому что она была уверена, что сможет вылепить из меня правителя королевства, которое Низал уже стер с лица земли. Какая же это была пустая трата ее и моего времени.

Добравшись до тела Аделя, я отжала мокрую ткань юбки, и вода струйкой потекла по его левой руке. Затем я перешла к другой его руке, а затем к ногам. Так как солдаты не оставили на нем ни единого живого места, каждая капля воды смешивалась с его кровью и стекала с его конечностей красными струйками. Прикоснувшись к его лицу, я даже не дернулась. Мое отвращение к физическому контакту распространялось исключительно на живых. Аделю выбили глаза, а из-под его ресниц все еще сочилась кровь. Его магии едва хватило на борьбу с солдатами, поэтому я вспомнила, как когда-то в Эссаме Ханым разглагольствовала о том, что когда на королевство напал Низал – магия Джасада ослабла. Она говорила, что через несколько поколений наши земли станут такими же бесплодными, как и до Авалинов, а дети Джасада будут рождаться без магии в их жилах.

Капнув водой на щеки и лоб Аделя, я растоптала ложь Ханым, отбросив ее в самый темный угол моего сознания, но глядя на худое лицо Аделя, на кости его лба, вдавленные в череп, трудно было не поверить, что в ее словах есть доля правды.

Я выжала последние капли воды из своей юбки, чтобы вытереть кровь с его подбородка.

– Мин дам Ровиал, мин раад аль Авалин, – начала я по-ресарски.

Если бы похороны проходили в Джасаде – кто-нибудь положил бы ему на язык финиковую косточку в знак прощания с его телом и в знак благодарности за все, что оно дало.

Вытряхнув камешек из жилета, я положил его ему в рот.

– Ирджа’а ила макан аль мавт валь хайа, ила аваль аль Авалин.

Возвращайся к месту смерти и жизни. К первому из первых.

Я надеялась, что Адель не будет возражать против того, чтобы я совершила ритуал погребения джасади. Конечно, он провел почти всю свою жизнь в Омале и, возможно, Джасад для него ничего не значил, но Ханым не учила меня омалийским обрядам смерти, и я просто надеялась, что они в чем-то похожи.

– Ила аль мавт нивада’ак, ва на’еш хайа бакя фи фи фикрак. Якун ма’ак… – проговорила я, но сделала паузу.

Мы оставляем тебя со смертью, а оставшуюся жизнь ты проживешь в наших воспоминаниях. Пусть с тобой будет…

Я закрыла глаза и еще раз проговорила фразу в поисках недостающих фрагментов.

– А’малак ви ахбабак, – раздался надо мной ровный размеренный голос. – По-моему, это те слова, которые ты забыла.

Я застыла на месте, ругая себя за то, что забыла прислушаться к приближающимся шагам. Открыв глаза, я увидела, что в нескольких сантиметрах от головы Аделя стоит мужчина в сапогах, а посмотрев чуть выше – я увидела фиолетовых воронов, вышитых по низу его длинного черного плаща. Широкоплечий, но худощавый, мужчина был одет в низальский мундир из более тонкой ткани, чем все, что я видела раньше. На его руках были надеты печально известные черные перчатки, а от горла до его челюсти тянулся тонкий шрам. Возможно, я не узнала бы его по этим мелочам, но его глаза, бледно-голубые, словно зима, стали последним тревожным звонком. До этого я видела их лишь однажды. Надо мной стоял Арин из Низала и смотрел на то, как я провожу обряд погребения джасади.

Меня поймали.

Мир перевернулся и будто бы поглотил меня, и я закружилась в пустоте. К моему горлу подкатила тошнота, и, забыв о тяжести юбки, я вскочила на ноги.

Как он здесь оказался? Когда он пришел?

Я открыла рот, чтобы объяснить, солгать, закричать, но через мои губы прошел только воздух.

– Спокойно, Эссия, помни первое правило, – пробормотала Ханым.

Но было уже поздно, и я оцепенела от распространившейся в моем теле паники.

Когда я умру, совершит ли кто-нибудь над моим телом обряд джасади?

Внезапно с тихим ржанием появились две лошади, ведомые солдатом, который оставил меня одну, и его глаза комично расширились при виде своего командира. Очевидно, он не знал о его приезде, а если патруль Низала не ожидал прибытия наследника, то почему он здесь? Мои кости пронзил импульс чистого ужаса.

Мертвый солдат.

Что, если они нашли его тело?

Заметно нервничая, солдат опустился на одно колено.

– Мой сеньор.

– Полагаю, он твой? – Наследник Низала жестом указал на тело Аделя, и солдат нервно сглотнул.

– Он использовал магию и напал на нас. У нас не было выбора.

– Вы связали его? Завязали ему глаза?

– Нее… нет.

– Он использовал магию во второй раз?

Солдат покачал головой и заметно вздрогнул.

– Понятно, – взгляд наследника Низала стал холодным. – Закопай его тело и встреть меня на своем посту.

Пока они говорили, я приходила в себя. Наследник Низала не стал бы направляться в Махэр из-за смерти одного из солдат. Он даже не мог знать мою истинную личность, если только за последние несколько дней мертвые не научились разговаривать. Марек сказал, что наследник был замечен в Гаре, так что Махэр был не первой омалийской деревней на его пути. Арин всего лишь видел, как я говорила на ресарском языке и совершала обряд погребения, но я не использовала магию, и это могло меня спасти.

Забравший тело Аделя солдат, пошатываясь, ушел за деревья, оставив меня наедине с наследником Низала. Когда тот снова повернулся ко мне, я склонила голову.

– Ваше высочество, я прошу разрешения объяснить, чему вы только что были свидетелем.

Наследник удивленно наклонил голову, смотря на меня, от чего прядь серебристых волос выбилась из-под повязки на его голове.

– Разрешаю.

– Я не джасади, – начала я, медленно выдохнув.

Истина была всего лишь восприятием, и хоть я не могу изменить того, что произошло, я могла изменить то, как он это интерпретировал.

– Я не владею магией и не связана с выжженным королевством. Несмотря на то что я знала Аделя много лет, истина о природе его происхождения оставалась скрытой как для Махэра, так и для меня, но дикость его смерти расстроила меня. Я лишь хотела оказать ему любезность, проведя предсмертный обряд его народа.

– В вашей деревне принято изучать обряды смерти джасади? – в его голосе звучало любопытство, будто он пытался меня разговорить.

– Нет. – Я сделала вид, что колеблюсь. – Я выучила их в Гануб иль Куле до войны. Мои наставники придавали большое значение знанию старых языков и пониманию обычаев каждого королевства.

За год или два до осады Низал попытался укрепить дружбу между королевствами, создав в центре Эссама лагерь под названием Гануб иль Куль. Низал планировал объединить здесь сотни детей для совместного обучения и устранить разногласия между королевствами, но, разумеется, никто из королевских семей своих наследников туда не отправил. Мои бабушка и дедушка так вообще отнеслись к этой идее с насмешкой и отбросили цветистое приглашение Верховного Равейна.

Моя любимая служанка Сорайа была не столь снисходительна, как я.

– Опасайся доброты злых людей, Эссия. Она всегда происходит из ядовитых корней, – говорила она.

На второй неделе войны все дети, оставшиеся в Гануб иль Куле, были жестоко и бесчеловечно убиты. Верховный Равейн обвинил в этом Джасад, и любое королевство, не решающееся направить свой меч на Джасад до этого, меняло свою сторону после произошедшего в Гануб иль Куле.

– Твой акцент безупречен. Должно быть, твои наставники гордились тобой.

Я смотрела на наследника и не могла понять, верит ли он мне или просто подыгрывает. Выражение его лица оставалось неизменным и безукоризненно вежливым. С таким же успехом он бы мог так же отреагировать на мое описание лучшего способа удаления пятен с белья.

– Честно говоря, я причиняла им небольшое беспокойство. Как видите, я редко использую свои навыки по назначению.

– Ах, – сказал наследник, слегка скривив губы. – Вот и первый проблеск честности.

Я изо всех сил старалась контролировать свое дыхание. Он не верил мне.

Внезапно сквозь кроны деревьев прорвались солдаты Низала. Двое из них сидели на лошадях, остальные шли рядом. Они посмотрели на меня, но тут же отвели взгляды.

– Сир, – пропыхтел первый из них, кланяясь. – Мы искали ваше высочество.

– Вы меня нашли, – сказал он. – У вас есть новости?

– Нет, мой сеньор. Все было так, как сказал кузнец. Мальчик был освобожден.

Сир, ваше высочество, мой сеньор… сколько еще названий было у его титула? В Джасаде для того, чтобы подчеркнуть важность королевской особы, применяли не больше двух титулов.

– Превосходно! – сказал Арин, но выражение его лица не изменилось. – Передай мне поводья, Джеру, мы сопроводим госпожу в Махэр.

Пока они разговаривали, я уже успела отступить на несколько шагов, но заявление командира пригвоздило меня к месту.

– Уверяю вас, в этом нет необходимости.

– Прими милость его высочества, девочка, – огрызнулся один из солдат, но, похоже, все они были раздражены моим ответом.

Кудрявый Джеру протянул наследнику поводья черного коня. В ожидании наследник изучал меня глазами, а мне хотелось просто выколоть их, но, поклонившись, я нацепила любезную улыбку. Ведь правильным был только один ответ, и я не должна сначала действовать, а потом думать, как Адель.

– Конечно, благодарю вас, мой сеньор, я смиренно принимаю ваше предложение.

– Замечательно. Вы ездите верхом?

В неуверенности я сжала пальцами ткань своего плаща. Что он хотел сказать?

– У меня было мало возможностей, чтобы учиться верховой езде, но я справлюсь, сир.

Он взял у Джеру поводья второй лошади, и я предположила, что он собирается сесть на нее верхом, но наследник поднял правую руку и стал стягивать со своих пальцев перчатки.

Солдаты замерли, когда их командир протянул мне свою голую ладонь.

– Разрешите вам помочь.

В его намерениях нельзя было ошибиться.

– Он может почувствовать джасади лишь одним своим прикосновением, – послышался в моей голове голос Марека.

То, что говорил Марек, было невозможно. Ведь никто кроме джасади больше не владел магией. Но тогда зачем ему было снимать перчатку?

Я стиснула зубы и считала свои вдохи по мере приближения к наследнику.

У меня был лишь один выбор: мне было необходимо затолкнуть свою магию как можно глубже и молиться, чтобы наручники сработали так, как они были задуманы. Иначе я раскрою себя как джасади и едва ли проживу дольше собственного крика.

Внезапно я вспомнила, как Верховный Равейн подмигнул мне на Кровавом пире за мгновенье до того, как начались крики. Я вспомнила Гидо Нияр, которая вытолкнула меня из-за стола, и расплавленное золото, вспыхнувшее в глазах Тэты Палии, когда ее магия окутала этот стол. Далее последовал взрыв, убивший Тэту и Гидо и охвативший пламенем всех, кто находился поблизости. Только позже я поняла, почему Малик и Малика выбрали для себя такую ужасную судьбу. Учет тел погибших был действительно сложной задачей, особенно когда их тела были обугленными неузнаваемыми кусками, но, тем не менее, учет был произведен и имя десятилетней Эссии было занесено в список погибших.

Его отец пролил уже достаточно крови моих родственников, поэтому я не стану предоставлять такую возможность еще и его сыну.

Шаг за шагом моя магия будто бы пряталась в моем теле и тепло исчезало из браслетов. Но моя грудь горела так, будто я проглотила солнце. Сделав последний шаг вперед, я положила свою руку поверх руки командира. Его ладонь оказалась неожиданно теплой на ощупь, но я старалась внимательно следить за выражением его лица и не смогла не заметить, как на нем мелькнуло удивление. Оно то появлялось, то исчезало, но смысл этого удивления был очевиден – наследник Низала был не из тех, кто часто ошибается.

– Что-то случилось, мой сеньор? – Я подняла брови в насмешке, скрывая за ней свою обеспокоенность. – Вы побледнели.

Я хотела отпустить еще одну колкость, но, похоже, уже рычащие солдаты почувствовали тяжесть моей дерзости. В моих интересах было держаться подальше от этого мускулистого мужчины, если я не хочу, чтобы мое нечаянное падение с лошади не стало фатальным. Но командир оставался невозмутимым.

– Это мой естественный цвет лица, уверяю вас.

К моему ужасу, он сжал поводья своей лошади, поворачивая ее на восток.

– Но вы же не можете поехать в Махэр без свиты, – пробурчала я.

– Сир! – не сдержавшись, вскрикнул солдат. – Если вы разрешите мне, я отвечу на это оскорбление…

– Ваун! – командующий бросил на своего солдата уничтожающий взгляд. – Я давно собиралась навестить Махэр и слышал, что это честная и трудолюбивая деревня. Не заблуждаюсь ли я на этот счет?

Я уставилась на него, понимая, что Марек ошибался. Они все ошибались. Величайшая сила Арина из Низала заключалась отнюдь не в каких-то сверхъестественных способностях, и если бы я оказала противление, то вызвала бы подозрение, а если бы согласилась – то он бы сказал, что его визит в Махэр был совершен по моему приглашению. Он был на три шага впереди при любом исходе.

Я представила, что его разум состоит из тысячи крошечных змеек, движущихся в ритмичной кипящей спирали, будто ловушка внутри ловушки, в которую я была поймана.

– Вовсе нет, мой сеньор, – наконец ответила я. – Махэр приветствует вас.

Мы въехали в деревню, когда уже начало заходить солнце, на фоне которого ее очертания казались очень красивыми. Толпа собравшихся на площади ранее поредела, и над деревней воцарилась тишина. Если даже серебряные волосы мужчины на лошади не свидетельствовали о том, что в деревню въехал наследник Низала, то недвусмысленная аура власти все-таки сделала свое дело. Его солдаты, одетые в плащи цвета своего королевства, окружали своего господина по флангам, расчищая пространство на улице для того, чтобы он беспрепятственно мог проехать вперед. Единственная, кто выделялся на их фоне, была я. Омалийская простолюдинка, ехавашая в кавалерии наследника. Я сжалась, когда мы двигались под взглядом жителей деревни, и пожалела, что мои волосы заплетены в косу. Учитывая то, что совсем недавно я предложила отнести тело Аделя в лес и все видели мое лицо, – моя анонимность была скомпрометирована более эффектно, чем если бы я станцевала обнаженной на главной дороге.

Я остановила лошадь, когда мы подъехали к лавке Рори.

– Меня ждут здесь, – сказала я. – Спасибо за то, что оказали мне честь сопровождать меня. – Я поставила ногу в стремена и опустилась на землю. – Надеюсь, вам понравится ваше пребывание в Махэре.

Когда наследник спешился и передал поводья одному из своих людей, мой зарождающийся оптимизм по поводу того, что этот кошмар закончился, угас.

– Позвольте мне объяснить ваше длительное отсутствие вашему работодателю.

Неужели он ожидал, что я приведу в комнату, пронизанную следами магии? Я вцепилась в ручку корзины, которая была у меня с собой, и гордо подняла подбородок.

– Ваша скрупулезность – достоинство Низала.

Я надеялась, что Рори не бросил свои эксперименты с выпотрошенными лягушками и их разбросанными внутренностями по прилавку. Я хотела, чтобы что-нибудь подействовало на наследника, даже если это что-то задело бы лишь его обоняние.

Я прошла вперед, стараясь обойти Вауна стороной.

Колокольчик над дверью звенел всякий раз, когда в нее входил солдат в плаще с символами Низала, сопровождающий своего наследника.

Рори сидел на грязной подушке, сортируя мази и делая пометки в своей потрепанной записной книжке. При моем появлении его худощавое тело расслабилось от облегчения.

– Вот и ты, Сильвия. О, мой повелитель!

– Тебя зовут Сильвия?

– Только два раза в месяц, – решила пошутить я.

Оскверненная гробница Ровиала, что за безмозглый призрак в меня вселился?

– Сильвия! – вздрогнул Рори. – Простите ее, ваше высочество, она молода и глупа. Подай мне мою трость, Сильвия, я не могу… – Рори наклонился и сбросил свою записную книжку с колен.

Неприятно вздрогнув, я поняла, зачем Рори нужна была трость. Он отложил ее в сторону, когда опустился на подушку, а теперь не мог встать на колени перед наследником без ее поддержки.

Наследник Низала, похоже, пришел к тому же выводу.

– Не беспокойтесь, – сказал он Рори.

Тому, что он освободил Рори от обязанности преклонить колени, я удивлялась недолго. Зачем тебе лишний больной молельщик, когда их у тебя тысячи?

– Ваша ученица не нарушила своих обязанностей. Это мы задержали ее.

– Конечно, я уже забыл, – сказал Рори, прижимая трость к груди и трясясь как новорожденный жеребенок. – Прошу вас, для меня будет честью приготовить чай для вашего высочества и ваших людей.

– Его высочество пожелал, чтобы я вернулась в целости и сохранности, – поспешно сказала я. – Мы не должны отнимать у него его драгоценное время.

Губы командира дернулись в усмешке, а мои попытки вывести его из себя казались столь же забавными, сколь и безуспешными.

Я почувствовала облегчение, когда Ваун повернул голову и что-то тихо сказал на ухо командиру. Когда мужчина отошел, наследник наклонил подбородок и сказал:

– В другой раз. Приятного вечера, Сильвия.

По моему позвоночнику пробежал холодок. Мое выдуманное имя, произнесенное его устами, встревожило меня не меньше, чем встреча с его ледяным взглядом. Злость покинула мое тело, сменившись ужасом. Его взгляд был холодным и острым, словно дождь, попавший на мою кожу.

На миг я забыла о Рори, Аделе, погибшем солдате и Махэре. Я вновь стала десятилетней наследницей Джасада, сидящей за древним дубовым столом, наблюдающей за тем, как небо вспыхнуло огнем, а в землю ударили черные молнии. Я была в Эссамском лесу. Дрожала, умирала от голода и была покрыта пеплом и кровью. Я тянулась к женщине, склонившейся надо мной. Ее тело заливало солнце, словно она была всего лишь сетчатым саваном на его великолепной поверхности. Я сталкивалась со смертью в каждом воплощении своей жизни, но до сих пор никогда не смотрела ей в глаза.

– Ваше высочество, – произнесла я, отведя взгляд.

Командующий и его солдаты удалились, а я подождала, пока не стихнет стук копыт их лошадей, чтобы повернуться к Рори. Он поднялся на ноги, но я сомневалась, что его лицо стало пепельным от напряжения после ухода наследника. В лавке воцарилось молчание, а когда Рори наконец заговори, его голос был низок и преисполнен ужаса:

– Ты привела их в Махэр?

– Я не приводила их сюда, – заморгала я. – Я помогала похоронить Аделя и случайно наткнулась на них. Это он настоял на том, чтобы проводить меня в лавку. А что, по твоему мнению, я должна была сделать, Рори? Столкнуть командира в Хирун и украсть его лошадь?

Я видела, что внутри старика бушевала буря, и мое беспокойство только усилилось. Несомненно, приезд наследника Низала поверг бы Махэр в безудержную истерику, но я не ожидала, что Рори окажется среди тех, кто ее поддерживает. Несмотря на свои вспышки гнева, Рори всегда казался мне человеком, знающим толк в медицине и подчиняющимся фактам и зову высшего разума. Несмотря на то что Верховный не был другом науки, я сомневалась, что он послал бы своего сына вершить правосудие над маленьким деревенским лекарем. Так чего так боялся Рори?

– Рори, – медленно произнесла я. – Что ты скрываешь?

Рори смиренно опустил свои гордо поднятые плечи.

– Что-то скрываю отнюдь не я, Эссия.

Глава 5

Земля задрожала под моими ногами, и, повинуясь инстинктам, я сжала кинжал в руке прежде, чем успела это осознать. Слезы хлынули из моих глаз, потому что я не хотела причинять Рори боль. Последней, кто называл меня Эссией, была Ханым. Изгнанная Джасадом, она нашла меня после Кровавого пира в ужасном состоянии. И я помню, какое облегчение испытала, услышав свое имя из ее уст. Я уже предвкушала скорый уход из смертельного леса. Надеялась, что она отведет меня обратно в Джасад. Но вместо этого она продержала меня в лесу пять лет, пока мое королевство тлело, а имя Эссии приносило лишь тьму, куда бы я ни пошла.

– Опусти кинжал, – рявкнул Рори, ударив своей тростью по моей ноге.

– Как ты узнал? – мои слова были пропитаны горем.

Мне казалось, я была так осторожна, но моих стараний, по всей видимости, было недостаточно, и Ханым была права. Их никогда не будет достаточно. Куда бы я ни пошла и как бы я ни старалась, Эссия будет следовать за мной.

– Я узнал тебя сразу, как только увидел у своей двери. Голодную, окровавленную и дрожащую. Дочь Нифран, наследница Джасада, Эссия.

– Не называй меня так! – крикнула я, почувствовав, как кровь застучала в моих ушах.

– Как?

В голосе Рори звучало беспокойство.

За себя или за меня?

– Меня с Джасадом связывает история, которая произошла задолго до твоего рождения. Будь спокойна, лишь я мог узнать тебя в лицо, и, видимо, это рука судьбы привела тебя к моей двери в ту ночь.

Я не осознавала, что прислонилась к стене, пока мои ноги не стали дрожать. Лишившись их поддержки, я сползла на пол.

– Ты говорил мне, что вера в судьбу – это утешение для умных и несчастье для глупцов, – сказала я, чувствуя, как кружится моя голова.

Я так сильно сжимала кинжал, что костяшки моих пальцев побелели. Это оружие должно было застрять в горле Рори, чтобы он не мог выдать ядовитую правду, но мне нужна была минута, чтобы собраться с мыслями.

– Командующий почувствует твою магию и казнит тебя.

Я наконец-то расшифровала странную нотку в голосе Рори. Это был страх за меня. Я раздумывала над тем, чтобы перерезать ему горло, а он всего лишь переживал.

– Если он узнает, кто ты на самом деле…

– Он не узнает, что я джасади, моя магия скрыта от него. – Я тяжело сглотнула. – Наследница Джасада умерла вместе с остальными членами королевской семьи. Ему здесь ничего не светит.

– Ты не можешь быть так уверена, – поджал губы Рори. – У него просто неестественная склонность к…

– Рори, он коснулся моей руки и ничего не обнаружил. – Я стала пощипывать кожу между своими бровями, в этом месте, так же как и в моих висках, пульсировала боль. – Я не новичок.

Недоумение Рори немного успокоило меня, и я поняла, что он не знал о браслетах. У меня все еще оставались свои секреты.

– Я не понимаю.

Внезапно на поверхность всплыл более важный вопрос, который я должна была задать ему еще пять лет назад. Тогда он не стал настаивать на ответах, поэтому я тоже промолчала.

– Рори, почему ты никогда не спрашивал меня, чья кровь была на мне в ту ночь, когда я пришла в Махэр?

– Я знал, что кровь не твоя, – сказал он ровно. – А остальное меня мало волновало.

И это говорил мне Рори, который устраивал просто апокалиптические припадки каждый раз, когда какой-то из его экспериментов шел немного не так, как надо? Рори, который придирался к правильной температуре хранения и регулярно окрашивал свои руки в разные цвета растениями, которые я собирала для него в самых промозглых уголках Эссама? Это Рори что-то мало волновало? Я отодвинула корзину с упакованными флаконами и поднялась на ноги.

– Не понимаю. Если ты меня узнал, почему тебя не волновало, где я пропадала пять лет и как я выжила на Кровавом пире?

Рори крепче сжал трость, но черты его лица оставались спокойными.

– Мы еще многого не знаем друг о друге, Эссия.

– Я же тебе говорила… – Мои челюсти сжались.

– Извини, Сильвия, – в его голосе звучало презрение.

Внутренняя реакция, которую я испытывала всякий раз, когда слышала свое родное имя, была абсурдной. Словно это имя было моим, но в то же время – выдумкой в сказках бардов.

– Ответь на вопрос! – прорычал я.

– Следи за своим языком. Я не должен тебе отвечать.

– Ты обязан.

Мы хмуро смотрели друг на друга в течение нескольких минут, пока наконец, скрипя зубами, Рори не ответил:

– Я не хотел знать.

– Чего не хотел знать?

– Как ты выжила, – буркнул он. – Твои дедушка и бабушка убили стольких людей на Кровавом пире, что мне не хотелось знать, какие меры они предприняли, чтобы спасти тебя.

– Так ты думаешь… – Меня пронзил шок, и я зажала себе рот, чтобы не закричать.

Конечно, как и все остальные, Рори думал, что Малик Нияр и Малика Палия подстроили события Кровавого пира.

– Что именно ты знаешь о событиях, произошедших на Кровавом пире?

Мгновение Рори выглядел неуверенным.

– Во время Кровавого пира в зал вошел гонец с известием об убийстве Нифран в Бакирской башне. За плохую новость его зарезали, а король и королева Джасада воспользовались поднявшимся хаосом, чтобы напасть на других королей. Но их горе по кончине собственной дочери привело к тому, что их магия стала неуправляемой. Они не смогли ее контролировать, что привело к массовым жертвам и войне.

Я потянула за бахрому своего плаща, избегая настойчивых воспоминаний. После Кровавого пира ученые задавали неправильные вопросы. Они хотели знать, как назвал гонец мою мать. «Мертвой» или «убитой». Прибыл ли он верхом или на повозке. А не то, почему король и королева самого процветающего королевства в этих землях пытались убить других королевских особ так безрассудно. Зачем им понадобилось рисковать и приводить свою внучку, вторую после их дочери наследницу, на пир, на котором они собирались развязать войну.

При всей своей гениальности Рори так же был восприимчив ко лжи Верховного Равейна, как и все остальные.

– Все с тобой ясно, – обида обострила мой тон. – Судя по твоим словам, мои дедушка и бабушка были достаточно умны, чтобы организовать самую жестокую резню королевских особ за последние сто лет, но недостаточно умны, чтобы выжить. Продолжай, Рори, закончи свой рассказ.

– Не думаю…

– Продолжай рассказывать, Рори, – повторила я, и браслеты на моих запястьях запульсировали в знак предупреждения.

– Тебе не понравится моя версия истории. – Рори нервно вздохнул, сжимая рукоятку своей трости.

– Верховный Равейн объединил четыре других королевства против Джасада, и они нашли способ взять крепость, а оставшееся без своего главнокомандующего и наследников королевство пало под натиском захватчиков.

– Я могу закончить за тебя. – Я оттолкнулась от стены, и выражение лица химика стало напряженным.

– Армия Низала превратила Джасад в руины. Они побросали тела убитых в ямы и сожгли дома, из которых в спешке были вынуждены бежать выжившие, покидая свое королевство. Теперь джасади скрываются, а их магия превратилась в смертельное преступление. – Я задрожала, почувствовав, как браслеты затянулись на моих запястьях, нагревающиеся от вибрации моей магии.

– Никто никогда не спрашивал, Рори, никто не задавался вопросом, как пала неприступная крепость.

Словно вновь получив голос, я озвучила вопрос, расцветший в моем сознании, как кровь в прозрачном пруду.

Ханым не волновали смерти на Кровавым пире, не волновало ее также и начало осады. Ее привела в ярость лишь новость о том, что ход войны изменился в пользу Низала и победа досталась Верховному Равейну. Когда не стало моих дедушки и бабушки – она искренне верила, что Джасад ждет новый рассвет политической свободы, и уже представляла себе, как покинет лес Эссама и Джасад, уже упавший на колени, примет ее с распростертыми объятиями. Ханым представляла, как королевство, изгнавшее ее, примет ее обратно. Она посадит на пустой трон наследника, которым можно манипулировать, но, к несчастью для нее, моя магия, на которую она так рассчитывала, не работала. Когда крепость Джасада пала, к войскам Верховного Равейна присоединились войска Омала, Лукуба и Орбана. Зависть к процветанию Джасада и к его магии переросла в ненависть, которую никто не мог предвидеть. Никто, кроме Верховного Равейна.

И вот наследница Джасада страдает в Эссаме, а магический трон в недавно выжженном королевстве пустует. Та нежная девочка, которая узнавала птицу по ее песне и успокаивалась от прикосновений другого человека, была сожжена. Она сгорела в захваченном королевстве, а я – это то, что от нее осталось.

– История Джасада заслуживает того, чтобы рассказывать ее целиком, – сказала я. – Мой народ не является чем-то отвратительным, что можно разрезать на кусочки, а после проглотить.

– Я никогда так не говорил… – начал было Рори, сведя брови вместе. – Но что ты имеешь в виду под фразой «мой народ»?

Раздался легкий стук в дверь, и мы оба замолчали, отложив наш спор на второй план. На место наших препирательств пришла тревога. Неужели наследник Низала вернулся?

Рори задел мой живот локтем, толкая меня себе за спину, но что он может сделать против командора?

– Он может выдать тебя, – прошептала Ханым. – Химики каждый день работают с опасными веществами. Подумай, как легко он может случайно проглотить смертельную дозу какого-нибудь зелья, и никто тебя не заподозрит.

Убийство Рори лишь создаст мне новые проблемы. Возможно, Махэр не стал задавать вопросы из-за случайной смерти солдата, но две случайные смерти за неделю…

Если Рори пять лет не произносил моего настоящего имени, то он бы не предал меня и не сдал бы наследнику сейчас.

– Рори, ты здесь? Пожалуйста, будь здесь! Госпожа Надя убьет меня, если я вернусь к ней с пустыми руками.

Пока Рори открывал дверь, я сунула кинжал обратно в сапог. Фэйрел с облегчением выдохнула, когда ей открыли дверь, и, приподняв юбку, зашла в магазин. Распущенные кудри разметались по ее круглому лицу.

– Вы меня напугали. Госпожа Надя дала мне список покупок.

Я попыталась улыбнуться Фэйрел, а Рори хмыкнул.

– Поговори об этом с Сильвией! Что за проклятый день? – сказал он и исчез за дверьми задней комнаты.

Я старалась ступать легко по полу погруженного в темноту замка, чтобы никто не проснулся от моих шагов. Завтра наступит последний день перед валимой, и, вероятно, лишь сегодня девочки могут выспаться перед двумя бессонными днями праздника. Я надеялась, что стоны старых, пропитанных водою стен скроют любой звук, который я издам снаружи.

Осторожно закрыв за собой проржавевшую заднюю дверь, я вышла к боковой стене замка и, встав на колени, погрузила пальцы в почву, чтобы вырвать корни посаженного мной фигового дерева. Я тянула за них до тех пор, пока мои запястья не заболели, а грязь на кончиках пальцев не покрылась коркой. Мне не следовало его сажать. Даже при полном росте эти деревья никогда не станут такими, как фиговые деревья Джасада. В садах Уср Джасада они достигали высоты более тридцати метров, потому что, когда деревья были еще саженцами, архитекторы наделяли их магией, сплетая их кроны в сложные завораживающие узоры.

Какой же идиоткой я была, когда думала, что могу остаться здесь навсегда. Я пробыла в Махэре достаточно долго, чтобы фиговое дерево пустило корни. Я стала считать замок своим домом, а Рори доверил мне свою лавку, но Махэр не принадлежал мне, и все корни, которые я здесь посадила, могли только сгнить.

Я растоптала то, что осталось от растения, и разбросала его искореженные останки по склону. Фиговым деревьям здесь не место, и было жестоко давать ему надежду.

– Вот чего он хочет, – прошептала Ханым. – Неважно, насколько ты послушная. В неволе дикое животное показывает себя во всей красе.

Прижав ладонь к сердцу, я попыталась сосредоточиться на подсчете своих вдохов и выдохов, убеждая себя в том, что я еще не нахожусь в плену.

Раз, два, я жива. Три, четыре.

– О! – раздался тоненький голосок Фэйрел, когда она высунула свою голову из-за кустов. – Я подумала, что это Райя. Зачем ты выкопала свое растение?

Я прищурилась на ребенка, держащего в руках лейку, совершенно ошарашенная ее присутствием. Мое нынешнее настроение не должно касаться никого, тем более Фэйрел.

– Иди в дом, Фэй. – Я обхватила себя руками. – Уже пора спать.

Девочка опустила лейку с водой на землю и сжала губы, приготовившись к спору.

– Я же вижу, что ты расстроена. Почему ты не разговариваешь со мной так же, как с Сэфой или Мареком? Ты считаешь меня маленькой? Через два месяца и шесть дней мне уже будет двенадцать.

– Думаешь, я разговариваю с Сэфой и Мареком? – не сдержалась я.

– По крайней мере, больше, чем со мной. А двенадцать – это уже много, ты же знаешь.

– Я знаю.

Когда мне исполнилось двенадцать лет, Ханым наколдовала львов, чтобы они гонялись за мной по Эссаму, а я тренировалась в скалолазании. Я была благодарна ей за то, что теперь могу вскарабкаться на дерево меньше чем за минуту.

– Не хочешь прогуляться со мной? – вздохнула я.

– Сейчас? – Фэйрел посмотрела на затихшие улицы за холмом. – Нас может поймать патруль.

Тогда я содрала бы с них кожу и им же ее скормила. Сколько раз я уже позволяла принижать себя и сколько раз унижалась ради безопасности? Все напрасно. Я не могла ни на дюйм отойти от этой деревни, особенно учитывая, что наследник Низала держит меня под прицелом.

– Я защищу тебя.

– Как ты защитила Аделя? – рассмеялась Ханым, и я стиснула зубы.

Она будто жаждала, чтобы я почувствовала свою вину, но когда же она поймет, что я не испытываю это чувство? Эта женщина давно выжала из меня всю мою вину до капли.

– Хорошо, – ответила девочка, и доверие на ее лице встревожило меня.

Способность доверять осталась для меня лишь величайшим отголоском детства. Доверие говорило о человеке больше, чем возраст или зрелость. Я надеялась, что когда этот мир заберет у нее эту способность, я уже буду далеко отсюда и не стану свидетелем этого ужаса.

Из всех юных подопечных замков Фэйрел была моей бесспорной любимицей. Я любила ее настолько, что когда она протянула мне руку – я позволила себе сжать ее, чтобы помочь девочке спуститься к подножью холма.

– Почему ты всегда отстраняешься? – спросила она, когда я убрала свою руку.

Внезапно я увидела, как Фэйрел обхватывает себя руками, подражая мне.

Чешуйчатый трон Капастры! Я не могла себе представить более катастрофического сценария, чем тот, в котором Фэйрел копирует мое поведение.

Мы свернули в узкий переулок, и несмотря на то, что нас поглотила темнота, никому из нас не требовалась помощь в ориентации на неровный дороге. Когда камешки с разрушающейся стены посыпались нам на волосы, я повела девочку прочь, желая так же легко увести ее от заданного ею вопроса. Я могла бы солгать. И, наверное, я бы так и сделала, если бы передо мной был кто-то другой, а не Фэйрел с ее обиженным тоном.

– Прикосновения не несут в себе приятных воспоминаний. Мое тело распознает их как угрозу.

Так было не всегда, но Фэйрел не нужно было знать, как я любила, когда Давуд качал меня в детстве на руках. Я могла часами висеть на шее у главного советника Джасада, пока тот занимался своими обыденными делами во дворце. Он даже ходил со мной на совещания и вел беседы, не поднимая глаз, будто бы собеседники были неправы, если замечали гиперактивного семилетнего ребенка, прижавшегося к советнику. Но Ханым вытравила из меня эти воспоминания. Они стали серыми, чтобы все последующие стали темно-красными. Сейчас я лучше помнила хлысты, рвущие мою кожу на спине и плечах, и ночи, когда меня подвешивали за ноги на крепкой ветке дерева с кинжалом в руке, чтобы я, словно кусок мяса на крюках мясника, боролась с любопытными животными. Наверно, я легко могла согнуться пополам и перепилить веревки, связывающие мои ноги, и Ханым наказывала меня именно за то, что у меня была возможность освободиться, но не хватало смелости.

– Я никогда бы не стала угрожать тебе, – в ужасе сказала Фэйрел.

Только этот ребенок мог рассмешить меня в таком состоянии.

– Я знаю, что ты не стала бы, но мое тело реагирует на прикосновение одинаково. Независимо от того, кто именно ко мне прикасается.

Внезапно с другого конца переулка донесся грохот, и я протянула руку, переставляя Фэйрел за себя, и прислушалась. Рядом с моей ногой пронеслась крыса, опрокинув на своем пути груду камешков.

Просто крыса.

Я подтолкнула Фэйрел вперед, но моя рука почти прикасалась к ее спине в защитном жесте.

Мы вышли в мерцающий при свете фонарей переулок, и Фэйрел повернула голову, вглядываясь в характерную тишину главной дороги.

У входа в местную лавку стояла грязная собака, обнюхивая выброшенные кости. Приготовления к валиме были почти закончены. Повсюду с балконов домов, выходящих на главную площадь, соединенные серебряной бечевкой, свисали фонари, создавая над деревней своего рода световую крышу. Владельцы лавок разложили на балконах с любовью сплетенные тростниковые ковры, окрашенные в синие и белые цвета, оттенки Омала. Почти на каждом балконе тлели благовония, отводящие дурной глаз от новых гостей, и я вдыхала эти дымные ароматы лемонграсса и розы с улыбкой.

В том маловероятном случае, если наследник Низала меня не убьет, я хотела бы сохранить в своей памяти счастливые моменты жизни в этой деревне. Их у меня и так было совсем немного. Как только сын Верховного взглянул на меня – эта деревня стала для меня потеряна. Я уже решила, что после того, как его лошади уйдут из нижних деревней Омала, я исчезну в Эссаме.

– Смотри. – Фэйрел побежала вперед, указывая на яркий красный цвет. – Они почти закончили перекрашивать стену.

На самой высокой и прочной части стены у главной дороги была нарисована картина. На ней были изображены четыре фигуры Авалинов, олицетворяющие первый и самый могущественный источник магии в королевствах. Мы с Фэйрел одновременно повернули головы, чтобы посмотреть на нее.

– В Омале рассказывают другую историю об Авалинах, – внезапно сказала Фэйрел.

– Какую другую?

– Мама рассказывала мне другую историю их погребения, – тихо призналась мне Фэйрел, теребя свой рукав.

Я посмотрела на девочку, которая никогда до этого не говорила о своих родителях. Райя подобрала ее на рынке почти три года назад и, привезя в замок, сразу посадила девятилетнюю девочку мне на колени. Как самые старшие в замке, Марек, Сэфа и я помогали Райе с новыми девочками, особенно в первый месяц, когда они только и делали, что плакали. Но Фэйрел не проливала пустопорожних слез. Она тут же привязалась ко мне, не обращая внимания на мои многочисленные попытки передать ее Сэфе. То ли дело было в ее твердой решимости, то ли в возрасте, ведь ей было почти столько же лет, сколько и мне, когда я наблюдала за тем, как горят мои дедушка и бабушка. Я слишком быстро смягчилась по отношению к этому ребенку.

– Что она тебе рассказывала?

Вместо ответа Фэйрел прикоснулась рукой к нижней части изображения. Авалин Омала Капастра была нарисована с тщательной проработкой всех деталей. У ее ног извивались змеевидные существа с раздвоенными хвостами и глазами рептилий. Рошельясы. Отвратительные змееподобные ящерицы, которых изображали на флагах этого королевства, были символом Омала. Укротительница зверей Омала пристально смотрела на меня, словно чувствовала мое отвращение к ее любимым питомцам.

– Омалийцы верят, что Авалины создали весь мир. Королевства, леса Эссама, реку Хирун. Магия Капастры принесла Омалу плодородную почву и послушных животных. Топор ее сестры Дании принес Орбану грозных зверей и страсть к охоте. Красота Байры – богатства и удачу Лукубу, а сердце Ровиала наполнило Джасад процветанием. Так говорят омалийцы, – сказала Фэйрел, приложив ладонь к нарисованной лодыжке Байры. – Но мама говорила мне, что этот мир и его красота существовали еще задолго до Авалинов, а три сестры и их брат были просто первыми людьми, которые вошли в этот мир с помощью магии. Она согласна, что они оживили землю и долгие годы правили единым государством. Однако они слишком часто ссорились, поэтому решили разойтись по своим королевствам и жили счастливо много лет.

Один из локонов обвился вокруг веснушчатого носа Фэйрел, и девочка провела рукой по изображению Дании, Авалину Орбана, поднявшей свой топор к небу. На этой картине Байра была нарисована с еще более темной кожей. Прижимая руку к груди, она откинулась на спинку трона и с озорным выражением лица наблюдала за своими братом и сестрами. И, наконец, Ровиал – Авалин Джасада.

– Мама говорила мне, что в этом мире ничего не может быть безграничным. Природа все равно найдет способ взыскать свою плату, и наверное, это правда. У нее было семеро детей. Больше, чем у кого-либо в нашей деревне. – Фэйрел подавила смех. – А я стала расходным материалом.

Ох.

Мое удивление испарилось так же быстро, как и пришло. Так Фэйрел была орбанкой. Я полагала, что Райя привезла ее из другой нижней деревни, но правда оказалась более логичной. Аскетизм и смирение не были столпами омалийского общества, а Орбан гордился тем, что выживает на свои скудные средства, даже если это приводило к тому, что каждый год сотни людей умирали от голода. Я не могла себе представить, в каком тяжелом положении должна была находиться мать, кормящая семь ртов, чтобы изгнать свою младшую дочь.

Рука Фэйрел сжалась в кулак.

– Магия Авалинов была безгранична, но никто из них не замечал воздействия магии на их разум, что длилось на протяжении многих лет. Они становились все холоднее, все чер…

– Черствее?

Фэйрел кивнула, сосредоточенно нахмурив брови. Казалось, она была полна решимости пересказать мне эту историю в точности как рассказывала ей ее мать.

Инстинктивно моя рука дернулась, побуждая меня потянуться к девочке, и я почти сказала ей о том, что ее мать любила ее и именно поэтому рассказывала ей эти истории.

– Авалины могли бы править еще много лет, если бы не Ровиал. Авалин Джасада потерял свою человечность из-за магического безумия. Он убил тысячу людей, и к тому времени, как другие Авалины поняли это, зло уже поселилось во всех выходцах из Джасада.

Я старалась не вздрогнуть. Фэйрел ведь уже сказала, что никогда не станет угрожать мне, но орбанцы унаследовали от своих Авалинов мастерство и жажду битвы. Сегодня я была Сильвией, а завтра я могу стать просто джасади, но, как ни странно, я испытывала острую гордость, представляя себе Фэйрел взрослой девушкой, способной бросить мне вызов. Пребывая в блаженном неведении касательно моих мыслей, Фэйрел продолжила:

– Авалины не могли убить собственного брата. А его магия была настолько сильна, что они не знали, как уничтожить ее, не уничтожив при этом королевство, в котором она живет. Сдержать его магию была идея Дании. Она убедила Капастру и Байру в том, что они должны заключить себя в могилу вместе с Ровиалом, чтобы обеспечить выживание своих потомков. Дания боялась, что магическое безумие Ровиала в конце концов настигнет всех остальных.

Я повернула шею, чтобы посмотреть на своего Авалина. Он всегда был нарисован в профиль со стыдливо отвернутым лицом. Даже в дни своей славы Джасад не решался прославлять его. Кровь, которую он пролил за годы до своего погребения, жизни, которые он украл, были пятном в летописях Джасада. Но никто не обращал внимания на то, что безумие Ровиала ускоренно распространилось лишь из-за количества магии, которую он влил в Джасад. В его почву, в деревья и людей. Другие королевства после усыпления Авалинов теряли свою магию с каждым поколением, но не Джасад. Ровиал дал людям больше своей магии, чем кто-либо другой из Авалинов, и, в конце концов, растратил гораздо больше, чем мог позволить себе потерять.

Остальная часть истории оставалась неизменной во всех королевствах. Каменщики и архитекторы работали бок о бок, чтобы построить гробницу, вмещающую в себя Авалинов. Химики из Лукуба совершенствовали зелье, которое было способно усыпить Авалинов так, чтобы века проходили для них спокойно. А после четыре королевства, якобы усвоившие ошибки своих предшественников, создали пятое, независимая армия которого должна была уравновесить баланс их сил. Это новое королевство стало называться Низал. Оно стало судьей в конфликтах между четырьмя другими королевствами.

– Авалины были похоронены под Сирауком. Мама называла этот мост безбрежным, а отец говорил, что это переход смерти. Этот мост окутан таким туманом и тенями, что никто из тех, кто начинал по нему свой переход, никогда его не заканчивал.

– Моя мать… – внезапно начала я, но остановилась.

Фэйрел смотрела на меня с открытым и невинным любопытством, ожидая продолжения. Я ни с кем не говорила о своей матери, кроме Райи, даже со своими бабушкой и дедушкой, которые постоянно вздрагивали при упоминании о Нифран. Моя служанка раз в неделю водила меня повидаться с матерью в башню Бакир. Думаю, она боялась и не хотела, чтобы однажды я начала думать о своей матери точно так же, как и все остальные жители нашего королевства. Как о безумной наследнице Джасада. О плачущей вдове, которую можно было просто закрыть в башне и забыть.

– Моя мать рассказывала мне, что вскоре после погребения Авалинов сотни людей приходили на этот мост, думая, что, если нашептать спящим Авалинам свои тайные желания, они исполнятся. Этот мост был настолько длинный, что прошло несколько недель, прежде чем все поняли, что никто из них не закончил переход, – их тела просто исчезли, поглощенные туманом, окутавшим Сираук.

– Какой ужас, – содрогнулась Фэйрел. – Тогда зачем мы празднуем валиму месте с Алкаллой?

Потому что такова природа человечества. Восхвалять то, что хочет тебя убить.

Продолжив прогулку, мы ушли в сторону от главной дороги на улицу, где находилась таверна Даррена и палатки гостей. В обычных обстоятельствах я бы никогда не повела Фэйрел этой дорогой, но патруль Низала жаждал показать себя своему командиру во всей красе, а славы в том, чтобы преследовать пьяниц, выходящих из таверны, слишком мало.

– Турнир – это память. Мы благодарим Авалинов за их самопожертвование и чтим их память, посылая наших самых достойных чемпионов на состязания в Алкалле.

Фэйрел смахнула комара с уха и подняла на меня глаза.

– Как ты думаешь, смогу ли я когда-нибудь стать чемпионом?

Остановившись, я удивленно уставилась на нее.

– Большинство чемпионов умирают, Фэйрел.

– Но они умирают храбрыми, а это достойная жертва, – сказала Фэйрел. – Точно такая же, какую совершили Авалины.

Вспомнив о лягушке-стражнике в своем ведре, я опустилась на колени, чтобы посмотреть в глаза Фэйрел.

– Нет такой вещи, как достойная жертва, Фэйрел. Есть только те, кто умирает, и те, кто готов им это позволить.

На следующее утро я отправилась прямиком в дукан Нади за дополнительными стульями. Я забыла зарезервировать два стула на завтра, а это означало, что Рори может оказаться стоящим за своим прилавком всю валиму. Мимо меня прошли три женщины с массивными длинными горшками на головах. Они переходили от двери к двери и несли пучки сладко пахнущей мяты. Владельцы магазинов сметали пыль со своих ступенек и стучали по ним, сбивая пауков с навесов, залитых водой. Сыновья мясника стояли на коленях у ведра с мыльной водой, оттирая пятна крови с пола и отгоняя собак. Группа детей ростом с нож, который они держали в руках, срезали кожуру со стеблей сахарного тростника, и никто не обращал внимания на каменную печь пекарни, которая совсем остыла спустя несколько дней после произошедшего с Аделем. Дети Аделя, которые даже никогда не бывали в Джасаде, но были признаны джасади, избежали поимки. Пока скитающаяся семья Аделя скорбит о потере своего кормильца, через день или два каменная печь, вероятно, снова разгорится под руками нового владельца пекарни. Адель и его семья станут еще одной шокирующей историей о поимке вероломного джасади. Еще одним доказательством отсутствия бдительности у жителей нижних деревень.

Я выплюнула кожуру от тыквенного семечка с такой силой, словно она нанесла мне личное оскорбление, и, закатав рукава поверх браслетов, открыла двери в магазин Нади. Над дверьми зазвенел колокольчик.

– Сильвия, – поприветствовала меня Фэйрел, спешащая за своей работодательницей к прилавку.

– Прежде всего, нам нужно заботиться о своих. А не об этих ослах из Гаре, – сказала Надя, когда Фэйрел вынесла два стула.

Надя не позволила мне заплатить ей, а обычно такой альтруизм вызывал недовольство старейшин Омала. Жители деревни часто вступали в торг, и принять ее щедрость, тем более без каких-либо особых аргументов, было бы поводом для обиды. Поэтому я не ушла, пока не уговорила ее зайти в лавку Рори за тремя бесплатными бутылочками мазей для коленей.

– Это правда, Сильвия? – спросила Фэйрел, которая помогла мне донести стулья. – Ты встречала наследника Низала?

Я застонала.

Мы разошлись с Фэйрел меньше пяти часов назад. Неужели новости распространяются так быстро?

– Фэй! – грозно обратилась я к девочке, и она прикусила губу.

– Прости меня, я должна держать язык за зубами, но это же так захватывающе! Наследник в нашей деревне и ищет своего чемпиона. Девушки говорят, что он очень красивый. Ты когда-нибудь видела волосы такого странного цвета? Они похожи на луну, а ты что думаешь?

– Я думаю, что твой возраст еще позволяет тебя шлепнуть.

Когда мы зашли за угол, Фэйрел внезапно выронила стул, и он упал прямо на мою ногу.

Я вскрикнула, отпрыгнув в сторону.

– Фэйрел, что на тебя нашло?

Проследив за взглядом девочки, я увидела источник ее оцепенения. В дверях своей лавки Рори стоял рядом с наследником Низала и одним из его солдат. Трое мужчин, стоявших позади наследника, сдерживали ухмылку, что объясняло, почему Фэйрел покраснела. Они слышали ее слова.

Она упала на колени, дрожа как осенний лист, и я почувствовала во рту привкус горечи.

– Милорд, я не хотела проявить неуважение! Увидев вас, девушки стали распускать глупые сплетни, но они просто имели в виду, что у ваших волос странный цвет, а ваше лицо – просто прекрасно! Честное слово, я никогда не видела ничего красивее. Просто, видите ли, серебро – необычный цвет для Омала.

Видимо, хмурость не покидала Арина со времени нашей последней встречи. Он смотрел на девочку так же грубо, как и на меня. И я заслонила ее собой, встретившись с ним собственным взглядом.

– Ваше высочество, вижу, вы решили и дальше оказывать честь нашей скромной деревне и баловать нас своим обществом.

– Ну что вы, для меня это тоже честь, – сказал Арин, а затем кивнул Фэйрел: – Можешь подняться.

Поднимаясь, Фэйрел чуть было снова не упала, запутавшись в своей длинной юбке, и я поддержала ее под локоть, крепко сжав его, чтобы она не решилась на дальнейшие поклоны. Под пристальным взглядом командора она прижалась к моему боку, и мои мышцы инстинктивно сжались, желая уйти от этого прикосновения.

– Серебро – необычный цвет для любого королевства, – произнес он. – Но спасибо.

Не в силах больше выносить прикосновений, я отстранилась от Фэйрел.

– Иди, тебя ждет Надя, – сказала я девочке, и она побежала обратно к магазину своей хозяйки.

Мы с наследником посмотрели друг на друга. Его волосы были тщательно собраны на затылке так, что ни одна прядка не выпадала из хвоста. Его солдаты не старались слиться с населением и по-прежнему были одеты в темные шинели Низала. На улице было непривычно тихо. Несмотря на любопытство, жители Махэра обладали здоровым чувством самосохранения. Они протискивались внутрь магазинов, прижимаясь друг к другу, чтобы краем глаза увидеть наследника и его охрану, но не попасться им на глаза.

– Махэр не будет испытывать недостатка в волнениях после вашего отъезда, мой сеньор, – заметила я. – Когда бы ни наступило это печальное событие.

Командир посмотрел в сторону, и люди, застигнутые за рассматриванием его высочества, засуетились и попятились от витрин.

– Тогда мне повезло, что я решил остаться в Махэре до конца валимы.

Я заставила себя никак не реагировать на его слова, ведь только провинившийся в чем-то человек воспринял бы эту новость негативно. Договор, подписанный Низалом с другими королевствами, не позволял причинять им вреда кому бы то ни было, кроме джасади.

– Я удивлена, что вы стремитесь обойти наши нижние деревни, – сказала я, гордясь тем, что мой голос не дрогнул от гнева. – В нашем уголке Омала не так уж много интересного, и тут уж точно нельзя найти чемпиона.

– Я не согласен, – возразил он. – Здесь можно найти много интересного, если знаешь, где искать.

Командир (Арин, его звали Арин, ведь его мать не называла его ни командором, ни наследником Низала) шагнул ко мне.

Я начинала понимать, что каждый обмен мнениями или репликами с этим человеком был сознательно направлен на то, чтобы заманить меня в ловушку, но следующие слова он адресовал Рори:

– Ее заслуги как ученицы должно быть непревзойденны, если ее нанимают сразу двое.

Двое?

Я взглянула на Рори, но он выглядел таким же озадаченным, как и я. Я искала дополнительную работу только летом, когда Юлий хорошо платил за сезонную работу на ферме.

Подождите-ка.

Все мое тело напряглось, когда я поняла, что он не имел в виду мою работу этим летом. Он пробыл в деревне меньше суток, и за это время я не виделась ни с кем, кроме Зейнаб и ее матери. А вдруг они сказали ему, что мои лекарства действуют подобно волшебству?

Клыкастые рошельясы Капастры, возможно, я была слишком хорошей мошенницей.

– Мои услуги ничем не примечательны, милорд. Я просто стараюсь делать людей более счастливыми.

– Сильвия, где корзина с травами, которую я просил? – рявкнул Рори, а на его лбу выступили капельки пота.

Несмотря на нарастающую тошноту, я подавила ухмылку. Кто бы мог подумать, как плохо Рори реагирует на давление.

– Я забыла ее принести. Прости. Ваше высочество, если вы позволите…

– Я с удовольствием провожу вас, – перебил Арин, не моргнув и глазом. – Мои охранники могут помочь расставить стулья.

Охранники зашевелились, недовольные расставанием со своим командиром, но пристальный взгляд Арина не оставлял места для возражений. Я бы соврала, если бы сказала, что не испытала самодовольства. Рори устроил мне такой скандал из-за того, что я не смогла отказаться от сопровождения Арина, когда я шла из леса, теперь же он воочию убедился, что в битве с наследником нет других победителей, кроме него самого, но то, с какой легкостью нас втянули в ситуацию, которой мы стремились избежать, раздражало.

– Тебя почти не знают другие жители деревни, – сказал он, когда мы проходили мимо магазина Нади, хотя я понятия не имела, куда его веду. – Я нахожу это странным. Ты сирота без происхождения и истории. Не имеющая связи с этой деревней до пятнадцати лет. И почему-то никому не интересно, что ты из себя представляешь.

Весь его монолог я молчала, потому что если бы он что-нибудь знал обо мне – я бы уже была привязана к его повозке.

– Наверно, меня просто легко забыть.

Он подошел ко мне ровно на три шага, и я услышала, как вдалеке звякнул колокольчик на тележке с фруктами.

– Или ты владеешь магией? – Он резко остановился и выгнул бровь при виде шокированного выражения на моем лице. – Ты шокирована? Думаешь, я купился на твое представление в лесу?

– Если я по ошибке заставила ваше высочество думать, что…

– Не позорься! – Арин отмахнулся от моих возражений, и я впилась ногтями в свои ладони.

– У вас нет доказательств.

Как будто доказательства были ему нужны и кто-то посмел бы сомневаться в его словах. Одно слово, произнесенное его устами, имело большую силу, чем тысяча возражений моими.

– Верно, – согласился он. – Либо ты образец сдержанности. Либо эти деревенские жители настолько же невнимательны, насколько и тупы.

Браслеты на моих запястьях горели, и я вспомнила, как сама ежедневно насмехалась над жителями деревни и выражала подобные чувства. Но мне было это позволительно, ведь я считала себя одной из них.

– Если внимательность означает, что мы не зверствуем над беззащитными стариками посреди улицы, то да, наверное, так и есть.

Мне потребовались все мои усилия, чтобы не закричать.

– Значит, сдержанность. – Командир наклонил голову.

Он сделал шаг навстречу мне, и я затаила дыхание, запоздало вспомнив о силе магии, нарастающей под моей кожей. Почувствует ли он, как она пенится под ней, ведь я не смогу погасить ее достаточно быстро.

Я прикинула свои шансы на выживание. Он мог загнать меня в угол, свернуть шею или перерезать горло прежде, чем я успею придумать, как нанести ему какой-нибудь успешный удар. Может быть, мне даже удастся поцарапать его лицо до того, как мое тело рухнет к его ногам.

– Все было бы просто, если бы тогда у реки я почувствовал твою магию, ведь она должна дать о себе знать. Чем сильнее сила в крови джасади, тем быстрее ее отклик. Для того, чтобы ее почувствовать, мне хватает одного прикосновения.

Его палец в перчатке завис над моим подбородком, и хотя Арин не сделал ни одного движения, чтобы сократить расстояние между нами, меня все равно охватила дрожь. В этом сантиметре пространства таился целый мир опасности.

– Но проблема в том, что твоя магия, похоже, ведет себя не так, как должна.

День назад Марек покачал головой и назвал меня тихой, а в течение десяти лет я пыталась устранить свою уязвимость и сдержать жестокость. Я потратила впустую эти годы ради шанса выколоть Арину из Низала глаза.

Я стиснула зубы так сильно, что они едва не хрустнули.

– Расследуйте что пожелаете, сир. Я боюсь, что это время будет потрачено впустую.

Наследник Низала убрал наставленный на меня палец.

– Возможно. Но вспыльчивость, которая вспыхивает так быстро, как у тебя, оставляет после себя пепел, и мне всего лишь нужно пройти по его следу.

Глава 6

Утро валимы началось в полном хаосе, и его улучшило лишь то, что Далил, один из немногих обитателей замка, которые хорошо готовили, испек на завтрак буханки фино[9]. Я поспешила нарезать дымящийся ломоть хлеба вдоль и выложить в его середину омлет. Мне удалось убежать со своим бутербродом как раз в тот момент, когда орда девушек ворвалась на кухню.

У подножья холма я заметила повозку, на которой сидела Сэфа, направлявшаяся на главную площадь. Когда тележка с грохотом проезжала мимо меня, Сэфа предостерегающе указала на меня пальцем.

– Веди себя прилично, – крикнула она.

Я не разговаривала с ней и Мареком больше нескольких минут с той самой ночи в лесу. Обычно я с трудом находила время, чтобы побыть наедине с собой, но недавно обнаружила, что теперь у меня его в избытке. Вчера вечером я заметила, что Сэфы и Марека не было на ужине, а позже застукала их в холле. Молодой человек что-то шептал Сэфе на ухо, но при моем приближении они поспешно выпрямились и пожелали мне спокойной ночи. Их странное поведение обеспокоило меня, и я сразу подумала, что прибытие наследника ввергло их в панику. Они могли бы поддаться искушению и выдать меня, чтобы обезопасить себя. В конце концов, помочь мне спрятать тело убитого солдата не лучше, чем совершить убийство самому. Махнув рукой вслед уезжающей повозке, я решила присмотреть за ними обоими, чтобы узы нашей дружбы не оказались таинственным образом разорваны.

Повозка, в которой ехала я, грохотала на ухабистой земле, и при каждом наклоне с нее соскальзывали ящики. Как только мы добрались до площади, я спрыгнула на дорогу, по обе стороны от которой выстроились лотки, а за ними стояли торговцы, одетые в цвета своих королевств. Когда я проходила мимо, они кричали, показывая на свои фрукты, украшения и шарфы. В воздухе чувствовались нотки жженого сахара и жира, а повсюду слышалась музыка. Приезжие из нижних деревень Омала, одетые в бело-голубые одежды, заполнили главную дорогу. Несколько детей сидели в кругу, играя с куклами, миниатюрными копиями Авалинов. Женщина в красном шарфе, повязанном поверх кудрей, шлепала детей по их вороватым рукам, когда они тянулись к ее блюду с горайбой[10], и звала Юлия. Желтые монеты, вшитые в ее шарф, позвякивали при каждом ее движении.

– Интересно, если я спою красавице песню, она для меня станцует? – приблизившись ко мне, молодой человек, примерно моего возраста, заиграл на своей лютне.

В нескольких шагах позади него, хихикая, шла его спутница, барабаня пальцами по барабану.

Сладостные звуки инструментов перенесли меня в тихие ночи, когда я босиком стояла в Хируне и слушала плеск воды.

– Не окажешь ли ты моей музыке честь и не позволишь ли ей управлять твоим духом и телом?

– Конечно, – ответила я. – Только вот я собираюсь унести свое тело куда-нибудь подальше отсюда.

Обойдя расстроенного лютниста, я чуть не сбила молодого человека, державшего в руках поднос, полный дымящихся чашек с красноватым чаем. Мелодия лютни и барабана витала в воздухе, переплетаясь с криками уличных торговцев.

– Не желаешь ли приобрести доски для твоей кухни, дорогая? Гравировка выполнена лучшим художником Лукуба.

– Абайя, абайя, примерьте новую абайю! Они вышиты собственноручно Ханимом Бэрроу из Орбана.

Когда я услышала эти крики, мои брови взлетели вверх от удивления. Эти торговцы, видимо, были не в себе, раз приехали в Махэр из Орбана или Лукуба. До ближайшей границы с Омалом орбанцам требовалось шесть недель пути на запад, не считая путешествия по пустынным равнинам. Три недели, если они срежут путь через Эссам, но такие короткие и опасные переходы использовались редко. Прошло более тридцати лет, а нападения монстров оставались слишком свежи в памяти людей. Путешествие из Лукуба в Махэр заняло бы всего неделю пути, если двигаться через леса. Потому что расположенное между Низалом и Орбаном королевство недавно расширило свою территорию. А иначе любому торговцу из Лукуба, направляющемуся к нижним деревням Омала, чтобы добраться до нас, пришлось бы объезжать Орбан и Низал. Возможно, они намеревались остаться в Омале до начала валимы в верхних городах. Я слышала, что дворец Омала предпочитал проводить собственные празднества за день или два до Алкаллы.

Прежде чем я присоединилась к Рори за прилавком, он разрешил мне посмотреть привезенные к нам товары у других торговцев. Мне было не очень интересно покупать безделушки, которые я все равно не смогу взять с собой, когда буду убегать, но я могла бы проследить за Арином и его подручными и проверить, нет ли кого-нибудь из них поблизости. Прогулявшись у торговых рядов, я успела попробовать желе с сахарной пудрой, затвердевшие орехи в сахарном сиропе и полюбоваться на кинжалы гахраских мастеров. Я сохраняла самообладание и не тратила деньги, пока не дошла до торговца с корзинами, полными конфет с кунжутом. Те конфеты, которые мне подарили на день рождения Сэфа и Марек, я съела в приступе стресса. Вложив десять монет в ладонь торговца, я наполнила свою небольшую корзину конфетами.

Либо командир повезет меня в Низал, чтобы меня приговорили на суде к казне, либо я убегу из этой деревни, как только он уедет. Его приезд и так превратил мое и без того неопределенное будущее в мрачное небытие, и я заслужила право наполнить свой живот как можно большим количеством конфет.

Юлий, должно быть, одолжил на сегодняшний день Марека, потому что, проходя мимо таверны, я увидела, как Марек суетится за кольцеобразной стойкой, стараясь как можно быстрее разлить эль. Он помахал мне рукой, а потом указал на переполненную кружку эля, жестом приглашая зайти в таверну. Я досадливо покачала головой, потому что опьянение никогда меня не привлекало. Мои инстинкты и без того было трудно контролировать, и я боялась подумать, что может произойти, если я ослаблю свою сдержанность и у меня развяжется язык.

Поскольку я уже запланировала присмотреть за Мареком и Сэфой, то присоединилась к нему за стойкой и погрузилась в рутину зачерпывания и разливания напитков. Внимание стольких незнакомых людей действовало мне на нервы, но их компания была мне предпочтительней, чем жителей Махэра, которые взяли на себя смелость сплетничать со мной о наследнике Низала. К тому же повышение общего уровня опьянения в толпе могло бы пойти мне на пользу и сослужить хорошую службу. Когда наплыв народа стих, Марек рухнул на землю, прижавшись щекой к хорошо выбитому ковру.

– Сильвия, я тебя люблю, – заявил он. – До самой смерти я буду приносить тебе цветы и кунжутные конфеты.

Я подтолкнула его голову сапогом.

– Я бы предпочла конфеты и часть твоего заработка.

Марек засмеялся и, перекатившись на спину, посмотрел на меня своими веселыми глазами.

– Как-то не по-омальски с твоей стороны просить у меня денег.

– Как-то не по-омальски с твоей стороны не согласиться.

Улыбка испарилась с губ Марека, и между нами воцарилась молчание, отягощенное невысказанными словами. Никто из нас не принадлежал к Омалу, но ни один не хотел раскрывать истинное название королевств, в которых мы были рождены, и я сомневалась, что Марек или Сэфа не рассматривали возможность того, что я могла быть джасади. Конечно, за все время, что мы были знакомы, я не совершила ни одного магического действия, но, должно быть, они подозревали, что я была не тем человеком, которым представлялась.

Когда Марека сменили за стойкой, мы расположились в одолженных у Нади креслах и стали наблюдать за схваткой двух мужчин на платформе. Бои были моей любимой частью валимы. Мастера Махэра соорудили платформу для поединков, проходящих в течение первого и последнего часа празднества, причем последний час был отведен для более серьезных соперников. Платформу смягчали оленьи шкуры и выделенная кожа, которые предотвращали травму черепа при падении. Надеясь на победу, на самодельный ринг поднимались и мужчины, и женщины. Празднование Алкаллы не могло обойтись без состязаний, а Махэр предпочитал физические поединки.

– Ты участвуешь в соревнованиях? – спросила я Марека.

– Возможно, – ответил он, приподняв плечо, и я подавила смешок.

Я знала, что он должен был выйти на ринг в течение часа. Мне всегда хотелось участвовать в соревнованиях. Побаловать себя заманчивой возможностью выиграть приз и купить себе новый плащ, потратив на это не более часа усилий, но я не могла рисковать, раскрывая свое мастерство.

– Ты имеешь в виду обнажая свою дикость? – сказала Ханым. – Стали бы они относиться к тебе так же, как сейчас, если бы знали, что ты без раздумий можешь свернуть человеку шею?

Я сунула в рот конфету и хрустела ей, пока голос Ханым не утих.

Когда я вернулась к прилавку Рори, повсюду поднялось ликование. С крыши на крышу, размахивая длинными факелами, чтобы зажечь фонари, висящие над дорогой, запрыгали артисты. Розовая дымка освещала над нами мозаику из огня. Дети гонялись друг за другом, уворачиваясь от ног взрослых в последний момент и размахивали корзинами. Их веселый смех звучал громче, чем веселая мелодия лютнистов.

Вот вам Махэр во всей красе.

В течение часа, пока Рори тихонько похрапывал справа от меня, я так часто объясняла омальцам назначение каждого масла и мази, что у меня охрип голос. К тому времени, когда к нашему прилавку прибежала Фэйрел, я уже была готова швырнуть банку в следующего, кто спросит, почему мы используем для изготовления масла лягушачий жир.

Посмотрев на Фэйрел, я увидела, что кто-то попытался заплести ее короткие волосы в два хвостика. Получившиеся хвостики изгибались над ее ушами как бараньи рога, а на носу у нее сияло пятно от чего-то, что, как я горячо надеялась, было шоколадом. Девочка была одета в чистое и с любовью сшитое платье в бело-голубых тонах Омала. Трудовая этика Орбана проявилась в ней в полной мере, потому что я видела, как она целый день бегала между киосками, перетаскивая стулья, которые Надя одолжила торговцам из Гаре.

– Ты занята? – спросила Фэйрел, дрожа от предвкушения. – Райя сказала, что я могу посмотреть бои, если кто-то будет меня сопровождать.

Увидев кислую гримасу на лице проснувшегося Рори, даже лимон содрогнулся бы.

– Почему ты хочешь идти с Сильвией? На боях собирается много маленьких сорванцов твоего возраста.

Фэйрел опустила глаза.

– Сильвия моя единственная подруга, и я хочу пойти посмотреть их вместе с ней.

Мы с Рори переглянулись, разделяя неловкость, вызванную ее словами, а затем он махнул рукой:

– Идите.

Я стиснула зубы, а потом взяла Фэйрел за ее маленькую ручку, и мы стали протискиваться сквозь толпу. Сегодня на мне были белые свободные брюки с высокой талией, которые стягивались резинками на лодыжках, а два разреза по бокам моей туники позволяли мне завязать ее узлом чуть выше пояса брюк. Хотя обычно на праздник девушки надевали платья – я оделась более удобно на случай внезапного бегства.

Сегодня все бойцы на ринге посвятили свою борьбу Капастре. Ни один омалийский чемпион не одерживал победу в Алкалле более десяти лет, но этот факт не мешал волнению, охватившему жителей деревни. Даже если их чемпион проиграет – у него все равно будет в два раза больше шансов на победу в Алкалле, потому что в этом году тренировать его будет наследник Низала.

Толпа зашумела, когда невысокая женщина с бритой головой сбила с ног сына Юлия. Этой девушкой была Одетта – главный боец Махэра на валиме и дочь мясника.

– Почему ты не сражаешься? – спросила Фэйрел. – Ты сильная. Я помню, как помогала тебе чистить конюшни Юлия прошлым летом, и ты не только таскала самые тяжелые ящики, но и управляла самыми большими лошадьми.

Я удивленно посмотрела на Фэйрел. Я старалась никому не показывать свою силу, но, должно быть, не заметила девочку, и она стала свидетельницей того, как бойко я управляюсь на конюшне.

Я была в растерянности от ее вопроса. Почему я не сражаюсь? Ведь наследник Низала уже прибыл в Махэр. Он считал меня мошенницей, сиротой и лгуньей, а учитывая, что в деревне никто не знал или им не сообщали о недавнем убийстве солдата Низала, то почему бы мне было не присоединиться к бойцам? Ведь моя магия все равно бы не вырвалась на свободу.

Я постаралась откинуть раздражающие меня размышления, планируя приберечь жалость к себе до смертного одра.

– Это было бы нехорошо по отношению к остальным, – ответила я Фэйрел, и та посмотрела на меня слишком взрослым взглядом.

– С каких это пор ты стала доброй?

Мой рот открылся от удивления. Фэйрел произнесла эти слова совершенно искренне.

– Мне нравится в тебе то, что ты не скрываешь своих эмоций. Иногда мне не хочется быть доброй, но Райя говорит, что мы должны относиться к другим лучше, чем они относятся к нам. – Фэйрел попыталась скопировать хмурость Райи. – Мы должны ценить наши различия и приветливо протягивать руку другим людям. Но если кто-то ударит по моей руке, почему бы мне не ответить ему тем же?

Фыркнув, я рассмеялась так сильно, что испугала пару, стоящую впереди нас. Переведя дыхание, я едва не сорвалась на новый приступ хохота при виде волос Фэйрел, заплетенных в рога.

– Ой, мне нужно проверить стулья! – вскрикнула Фэйрел и бросилась прочь прежде, чем я успела ее остановить.

Вытирая слезы, выступившие от смеха, я размышляла, что мне стоит сделать: последовать за Фэйрел или найти девушку, продающую басбусу[11], усыпанную жареным миндалем и залитую таким количеством шарбата[12], что даже за три прилавка я чувствовала его запах.

Мою шею стало покалывать, и я провела пальцами по косе, чувствуя, как кто-то наблюдает за мной.

Я посмотрела на толпу отдыхающих, движущихся по главной дороге, и готова была поставить свой правый локоть на то, что наследник Низала уже присоединился к валиме и находится где-то здесь. Если мои подозрения относительно Марека и Сэфы верны, то у Сэфы могла быть информация о наследнике Низала, а мне нужно было понять, какая именно способность и как она позволяет ему чувствовать магию. Обязательно ли для этого ему нужны кисти рук или подойдет любой контакт кожи с кожей? А может, он имеет иммунитет к магии?

Марека я нашла веселого и в синяках, которые он получил от Одетты.

– Где Сэфа?

– А что? В чем дело? – спросил он, мгновенно став серьезным.

Я подавила стон. Если бы это не было так чертовски раздражающе, я могла бы найти его постоянную заботу о Сэфе довольно милой.

– Я прошу у тебя разрешения дозволить мне поговорить с ней, о мудрый Марек.

Марек закатил глаза.

– Я видел ее с Райей. Один из покровителей пытается вдвое снизить цену за платье с неровной строчкой. Вероятно, она будет признательна тебе за спасение.

Вытащив корзину из-под киоска, я стала пробираться сквозь толпу в поисках Сэфы, но человек, приближающийся ко мне с накинутым на серебристые волосы капюшоном, был определенно не ею. Как и у реки, весь остальной мир потерял для меня все краски и стал серым, чтобы на его фоне я ясно видела наследника Низала. По мере его продвижения сквозь толпу какофония валимы для меня стихла, и мои чувства сосредоточились на угрозе, которая вот-вот появится передо мной. Его охранники были одеты в такие безвкусные одежды, что их маскировка раскрылась бы от любого брошенного на них любопытного взгляда, но люди не обращали на них своего внимания.

– Ваше высочество, – склонила я голову. – Для меня большая честь видеть вас на нашей скромной валиме.

– Для меня честь присутствовать здесь, Сильвия.

Он произнес мое имя с едва уловимым презрением. Пять букв обвинения. Признание моей самой удачной лжи.

Внимание Арина переключилось на мою корзину.

– Ты купила кучу конфет с кунжутом, – его слова звучали как обвинение, поэтому я подняла свой взгляд на его лицо.

Пристрастие к сладостям, от которых портятся зубы, вряд ли могло обличить во мне джасади.

– Но, кажется, я наткнулся на собственный образец этих конфет. – Арин полез в карман, и я напряглась.

Не стал же бы он пытаться нанести мне увечья на переполненной валиме? Но наследник Низала всего лишь достал из своего кармана конфету с кунжутом. Я сразу же вспомнила этот розовый, помятый фантик. Если не попросить торговцев, эти конфеты обычно не продавались в бумажных обертках. Конечно, фантики защищали конфету от таяния, но обременительная работа по упаковыванию каждой конфеты в бумагу не привлекала большинство торговцев.

– Полагаю, она принадлежит тебе. – Увидев замешательство на моем лице, Арин протянул мне конфету на ладони в перчатке.

– Я нашел ее в луже, в двух милях от деревьев с вороньими метками. Странно, не правда ли? Как такая конфета могла попасть так далеко в Эссам.

О нет, о нет!

К моему горлу подступил страх, когда я вспомнила, как уронила эту конфету с кунжутом в ту ночь, когда пересекала периметр отмеченных воронами деревьев. Я не решилась выловить ее из зловонной лужи, а через несколько секунд мне было уже не до нее, потому что я столкнулась с солдатом Низала.

Выражение лица наследника было образцом вежливости. С таким лицом он мог бы не обвинять меня во вторжении на чужую территорию, а пригласить на чай. В отличие от Верховного, который манипулировал людьми с помощью своего обаяния и высокопарных речей, его сын словно был высечен из чистого льда.

Все внутри меня кричало о том, чтобы я действовала. Воткнула клинок ему в грудь или бросила в глаза монеты и бежала, бежала, бежала.

Мы бросили тело солдата в реку не слишком далеко от того места, где упала конфета, и мне оставалось только надеяться, что Хирун сделал свое дело и течение отнесло труп к другому берегу. Без тела эта конфета сама по себе не могла связать меня с исчезновением солдата.

Настроившись на бесхитростный незаинтересованный тон, я сказала:

– Неужели я единственный человек в Махэре, который любит сладкое? Возможно, на него так же падки и ваши солдаты.

Когда наследник склонил голову, свет фонаря осветил шрам, пересекающий его челюсть. Меня встревожил вид этой раны, поскольку она говорила о борьбе, а по тому, что наследник остался жив, можно было заключить, что эта борьба окончилась его успехом.

– Попробуй еще раз, – сказал он.

– Что?

– Придумать ложь получше. Ты же на это способна.

Я стиснула зубы.

Если он намеревался вывести меня из себя и заставить раскрыть правду, то он должен был целиться лучше.

– Прошу прощения, если моя честность лишена прикрас.

Арин положил конфету обратно в свой карман, а мне захотелось выхватить ее из его рук и бросить под сапог. Благодаря моим браслетам разоблачить меня как джасади было непростой задачей, но я избавлялась от тела солдата слишком поспешно, не проявив и четверти той осторожности, которую я потратила на сокрытие своей личности. Любое из этих преступлений закончится моей смертью.

На моей шее словно затянулась невидимая петля. Если он и дальше намеревался медленно лишать меня рассудка, то его успехи нельзя было недооценивать. Я всегда представляла себе, что если мою личность раскроют, то мое наказание будет быстрым, как жестокий роман, как наказание Аделя. Я готовилась к встрече со львом, а не с кружащим надо мной стервятником. Поведение Арина приводило меня в ярость, и этого было достаточно, чтобы развязать мой язык.

– Как мне доказать тебе свою невиновность?

– Твою невиновность? – несмотря на то, что улыбка не сходила с лица наследника, его маска отстраненности исчезла, и он смотрел на меня так, словно только сила воли не позволяла ему разорвать меня на части.

– Этот человек собирается убить тебя, – прошептала Ханым. – Если не сегодня, то в ближайшем будущем.

Арин поднял руку в перчатке, и благодаря какому-то чуду я не дрогнула, когда он вытащил из моей косы зеленый листок. Когда он вновь заговорил – его слова прозвучали почти успокаивающе:

– Ты не можешь доказать того, чего не существует.

– Лошади! – внезапно услышали мы далекий крик.

Повернув голову, командир замолчал, и выражение его лица снова стало отстраненным. Он прислушивался к какому-то звуку за пределами моих ушей, а я оставалась неподвижной и изо всех сил старалась убедить свое бешено колотящееся сердце, что я не нахожусь в нескольких секундах от смерти.

– Сир? – подошел к нам Джеру.

Музыкальные коллективы побросали свои инструменты, погрузив праздник в растерянное молчание, а когда воздух сотряс рев труб, вокруг меня началось движение. Жители Махэра, как пьяницы, один за другим, вместе с детьми, падали на колени.

– А вот и главный гость, – сказал Арин, откинув капюшон.

Глава 7

Жители деревни разбежались в стороны, когда по центру дороги проехала карета с омалийским гербом, запряженная лошадьми, закованными в белые цепи. Гигантские колеса, украшенные синими и белыми драгоценными камнями, вращались по неровной грязной дороге, скрипя от веса своей ноши. Карета остановилась перед помостом, и двое гвардейцев, сопровождавших ее, стали разворачивать ступени для своего хозяина. Арин и его люди остались стоять на дороге, в то время как я спряталась за стеной, чтобы меня не было видно, но, заметив мчащуюся по дороге, озадаченную и испачканную сжимаемым в руке бататом, липким от патоки, Фэйрел, я выглянула, чтобы крикнуть ей:

– Фэйрел!

Я хотела сказать ей, чтобы она отошла подальше и не мешала тому, кто собирается выйти из этого экипажа, но, забывшись, Фэйрел встала за одним из стульев, продолжая грызть батат. В моей груди всколыхнулся целый клубок эмоций, когда наследник Омала спустился по ступенькам. Он оказался намного ниже, чем я себя представляла, и на первый взгляд я бы никогда не предположила, что у нас с ним общая кровь. Я искала хоть какое-то семейное сходство в его растрепанных темных волосах или гордом носе, сидящем под маленькими карими глазами, но так и не смогла найти. Мой отец Эмри был уроженцем и наследником Омала. Через три месяца после моего появления на свет во время охоты на дне рождения моей матери стрела пронзила его горло. Несмотря на то что Эмри оставил после себя законного наследника, то есть меня, мои бабушка и дедушка отвергли такую возможность, решив, что я должна унаследовать трон Джасада. Пока моя мать скорбела по кончине моего отца в Бакирской башне, никто не мешал Малику и Малике отказаться от моего имени на любые притязания на омальский трон. К тому же Омал, со своей стороны, тоже всячески стремился лишить меня права наследования. Предполагаю, из-за слухов о роли моих бабушки и дедушки в смерти моего отца. Феликс был племянником моего отца и по законам о родословной омальцы не должны были допустить, чтобы трон перешел к нему, но убийство большинства членов королевской семьи на Кровавом пире усложнило ситуацию. И хотя королева Ханан – моя бабушка по отцовской линии – должна была занимать трон до своей смерти, по слухам, она замкнулась в себе и изолировалась от людей в своем дворце. Поэтому Омал перешел в руки Феликса, который совершенно не способен управлять государством. В нашей деревне Феликс никому не нравился, и на то были веские причины. Судя по рассказам, которые я слышала, политического чутья у Феликса было меньше, чем у бешеного козла, и люди, говорящие об этом, явно не ошибались. В его голове должно быть были целые километры пустого пространства, если он думал, что приехать в Махэр в карете, которая стоит больше, чем вся деревня, было правильным шагом. Но даже наследник-идиот все равно оставался наследником, которому никто не смеет перечить. И пока все лицезрели его прибытие, я планировала свой побег. Если я смогу обогнуть толпу и срезать путь по дороге для бродяг – я добегу до замка меньше чем за двадцать минут.

Арин поймал Феликса возле его кареты, когда тот чуть ли не вывалился из нее в своих блестящих ботинках.

– Значит, это правда. Я слышал, вы покровительствуете нашим нижним деревням. Было бы большим упущением с моей стороны не поприветствовать вас лично.

– Щедрость, которую забудешь не скоро, – сладкозвучно ответил Арин. – Махэр прекрасен. Настоящая дань уважения своему королевству.

– С нашей последней встречи прошло слишком много времени. – Я вздрогнула, увидев, как Феликс протянул Арину руку.

Как мог наследник самого большого королевства в стране быть настолько далек от обычаев Низала? Прикосновение к наследнику таило в себе опасные последствия, и даже ребенок с малейшей примесью королевской крови знает об этом лучше, чем Феликс. Об Арине были известны две вещи: его никогда не видели без перчаток, и он не прикасался к кому-то, если не хотел его убить. Я всегда думала, что это очередная деревенская чепуха, сплетни на грани фантастики, но теперь мне стало интересно – знает ли Феликс о способности своего собрата наследника чувствовать магию? Я нахмурила брови, подумав о том, как узнал об этом Марек.

– Это правда. – Рука Арина в перчатке на мгновение сомкнулась вокруг запястья Феликса. – Не перейти ли нам в более уединенные покои, чтобы продолжить нашу встречу?

– Валима закончилась? – спросил Феликс, оглядевшись.

– Почти. – В тон наследника Низала просочились первые признаки нетерпения, и он окинул взглядом коленопреклоненную толпу. – Вы, должно быть, устали от длительного путешествия.

– Эту усталость может снять крепкое пиво, – сказал королевский болван и, проинструктировав охрану, велел кучеру разместить лошадей вместе с лошадьми Арина и не оставлять их наедине с «полубезумным конюхом».

Кучер попробовал сманеврировать экипажем, но в таком тесном пространстве это лишь раздражало лошадей. Они заржали, стуча копытами, и повернулись совершенно в другом направлении, из-за чего один из стульев Нади встал прямо на пути у колес кареты.

Мое сердце упало, ведь я знала, что произойдет, как только всадник обуздает лошадей. И я опоздала.

– Остановитесь, остановитесь! – закричала Фэйрел, бросаясь к стулу.

Я выпрямлялась, приготовившись наблюдать, как ее разрубают надвое, но Юлий успел ухватить Фэйрел за платье прежде, чем она преградила путь экипажу. Кресло разлетелось на куски под колесами кареты, и под крик Фэйрел испуганные лошади взвились на дыбы. Отбегая, омалийский гвардеец врезался в своего наследника, и они упали на землю. Запыленный и красный от смущения Феликс оттолкнул руку охранника, пытающегося ему помочь, и вскочил на ноги.

– Иди сюда! – приказал он, сердито глядя на Фэйрел.

У меня бешено забилось сердце, и я сделала шаг из тени, смотря на то, как толпа замерла, а Юлий нехотя отпускает девочку.

Фэйрел, с выбившимися из прически волосами, склонилась перед наследником Омала, представляя собой такую же угрозу, как и речная мошкара.

– Я приношу свои искренние извинения, милорд, – поспешила сказать Фэйрел. – Видите ли, стулья – это моя ответственность. Моя хозяйка поручила мне вернуть их в целости и сохранности…

Не дослушав девочку, Феликс толкнул ее к лошадям. Позже, я, конечно, буду задаваться вопросом – могла ли я поступить по-другому, если бы передо мной был кто-то еще, а не Фэйрел, которая не отходила от меня ни на шаг с того самого дня, как Райя привела ее в замок. Возможно, при других условиях я бы продолжила прятаться и просто добавила бы это событие, словно зернышко ярости, в свои воспоминания.

Жители деревни закричали, когда сбившиеся в кучу лошади начали лягаться, и по главной дороге разнесся звук ломающихся костей. Магия забурлила в моих венах, и я сжала свой кинжал, представив, как выпускаю Феликсу кишки. Я ринулась вперед еще до того, как лошади закончили топтать неподвижное тело Фэйрел, но Арин двигался быстрее. Я не успела сделать и шага, как он перегородил мне путь и выбил кинжал из моих рук. Моя магия явно не одобрила этого и взвыла, когда лошади рысью пронеслись мимо Фэйрел. Их копыта были красные от ее крови. Давление на мои браслеты усилилось, и под кожей запульсировала знакомая боль. А затем случилось невозможное. Кинжал, лежащий на земле, вздрогнул и взлетел в воздух. Моя магия зажужжала, удерживая курс кинжала верным. Я ахнула, сбитая с толку непостижимым зрелищем. Я просто не могла этого сделать, ведь на моих запястьях все еще были браслеты.

Арин не обернулся и не увидел, как кинжал вонзился в бедро Феликса, также он не обернулся ни на крик наследника, ни на крики гвардейцев, ни на причитание деревенского лекаря, склонившегося над распростертым телом Фэйрел. Меня и наследника Низала разделяли дюймы, и я прекрасно могла видеть мрачную победу, затмевающую холод в глазах Арина. Я сделала это. Дала ему необходимые доказательства, и по моему позвоночнику пронесся ужас. Я попыталась отпрянуть назад, но услышала, как он говорит:

– Если ты хочешь сохранить голову, стой спокойно.

Когда его рука сомкнулась на моем запястье, бушующая внутри меня магия затанцевала под моей кожей, но во второй раз ей не удалось прорваться наружу.

Арин повернулся к десяти гвардейцем Феликса, направившим свои мечи в мою сторону, а жители деревни, не занятые перекладыванием Фэйрел с ее сломанными конечностями на растянутую телячью шкуру, наблюдали за происходящим с опаской в глазах. Они не видели, как Арин выбил кинжал из моих рук, и, скорее всего, думали, что я бросила его в Феликса, поэтому я почувствовала облегчение, которое быстро переросло в тошноту.

– Поздравляю, только что наследник Низала видел, как ты использовала магию! – закричал в моей голове голос Ханым.

Какое важное сообщение.

– Арестуйте ее, – закричал Феликс. – За нападение на наследника Омала. Где лекарь? Оставьте тело девчонки в покое, вы что, не видите, что я ранен?

Внезапно раздался сдавленный крик Фэйрел, пронзивший меня насквозь. Я попыталась подойти к девочке, но Арин продолжал держать меня за запястье.

Омалийские гвардейцы, подчиняясь приказу, двинулись в нашу сторону, но перед нами сомкнулся ряд из людей Арина. В толпе поднялся ропот, ведь поднятое оружие наследников друг против друга была равносильно объявлению войны.

– Что происходит? – раздался голос Феликса, в котором слышалось недоумение, потому что его свита закрывала ему обзор на происходящее. – Прикажите своим охранникам отступить, мне нужна девушка, а не вы.

Я снова попыталась отдернуть свою руку, подумав, что если я достаточно быстро побегу в сторону леса, то смогу забраться на дерево у изгиба Хируна и переждать преследование. В овраге меня все еще ждала еда, и я была не против компании призраков, пока буду обдумывать свои дальнейшие шаги.

– Мои люди защищают не девушку, – ответил Арин. – Они защищают ваше королевство от гнева Цитадели.

– Расступитесь. – Стража Феликса отступила в сторону, позволяя нам увидеть наследника Омала, из бедра которого торчал мой кинжал, прислонившегося к ступенькам кареты.

Стражники Низала вышли вперед, направив мечи на омальских гвардейцев. К счастью, Феликс не обращал на меня никакого внимания, потому что мое озадаченное выражение лица, скорее всего, испортило бы любую историю, которую плел Арин.

– Почему? – потребовал Феликс ответа. – Кто она для тебя?

Внезапно я заметила, что рядом с Фэйрел находится Рори. С окаменевшим лицом он обматывал тряпкой правую ногу девочки, из которой торчала кость. Также рядом с ним на коленях сидела Сэфа и растирала под носом у девочки прозрачную жидкость, благодаря которой наполненные болью глаза закрылись, а тело стало неподвижным. Рори перешел к бедрам Фэйрел, из которых также торчали кости, и Сэфа в ужасе закрыла рот рукой. А затем они оба замерли, потому что увидели, кто стоит за баррикадой охранников.

Несколько минут Арин никак не реагировал на вопросы Феликса, и мне вообще казалось, что все мы исчезли из поля его зрения. Ясные голубые глаза забегали из стороны в сторону, будто он что-то обдумывал, а я пыталась собраться с духом, потому что у меня были причины для беспокойства. Видимо, именно так работали самые смертоносные уголки сознания наследника Низала – он перебирал миллионы вариантов развития событий, вероятно, просчитывая последствия каждого из них.

– Сильвия из Махэра защищена от причинения ей вреда законами об амнистии, – внезапно ответил он.

Феликс растерянно моргнул, и именно в этом я наконец нашла наше фамильное сходство.

– То есть как?

– Она избранная Низалом чемпионка Алкаллы.

Влияние командира на своих солдат было достойно похвалы, поскольку никто из них даже не вздрогнул при таком ошеломляющем заявлении. Только Ваун слегка ослабил хватку на своем мече, как будто для того, чтобы держать его нацеленным вперед, требовалась вся его самоотверженность.

Земля содрогнулась, когда жители Махэра, присутствующие здесь, все как один вскочили на ноги. Воздух взорвался от их ликования. Они принялись обсуждать сказанное Арином, и каждый из них спешил заявить о том, что знает меня.

– Подопечная Райи.

– Ученица Рори.

– Чемпионка Низала.

– Ты же не серьезно? – От удивления Феликс открыл рот. – Какая-то соплячка из нижней деревни, которая к тому же напала на меня? Есть тысяча вариантов лучше этого.

– Я выбираю ее, – беспрекословно заявил Арин.

Феликс закрыл рот, и как только я подумала, что сейчас он начнет свой глупый спор, он зарычал.

– Отходим, – приказал он своим охранникам. – Мы не можем причинить вред чемпиону.

Арин мгновенно отпустил мою руку. Ваун и лысый охранник подбежали к наследнику, когда он зашагал прочь, расчищая ему путь через толпу зевак. Омалийские стражники водрузили Феликса на натянутую шкуру и понесли его вслед за Арином, отставая от последнего на несколько шагов.

Я не была командиром армии, и мой разум не был приспособлен для сложных обманов и леденящих душу предвидений. Еще несколько минут назад я была готова покинуть Омал навсегда или умереть, поэтому я никак не могла найти точку опоры в крутой спирали нового развития событий.

– Командир хотел бы, чтобы вы дождались его возвращения в более уединенном месте, – сообщили мне оставшиеся охранники, среди которых был Джеру.

– Что? – замялась я.

Он заранее это все спланировал? Или подал им какой-то не замеченный мной сигнал?

– Я должна увидеть Фэйрел, – сказала я, с трудом расслышав свои собственные слова. – Рори не может лечить ее в одиночку.

– Это не просьба, – ответил Джеру. – Народу не нужно видеть еще одно зрелище.

– Ты прав, – хихикнула я, чувствуя, как мою грудь все теснее и теснее сжимает истерика, которая кристаллизуется в осколки, ранящие мою грудь. – Они видели более чем достаточно.

Комната, пропитанная запахом пасущегося поблизости скота, в которую они меня втолкнули, находилась в доме на границе Махэра. Дверь за мной захлопнулась, оставив меня наедине с моей паникой.

– Нет, нет, нет! – повторяла я, вышагивая по комнате.

Наследник Низала не мог назвать меня своим чемпионом, тем более после того, как увидел мою магию. Он знал, что я была джасади. У него на руках были доказательства, которые он искал. Командир армии Низала никогда бы сознательно не присвоил честь чемпиона моему роду. Должно быть, это была какая-то тактика, чтобы задержать Феликса, ведь охота на меня отняла у Арина больше двух дней, и казалось справедливым, что он хочет убить меня сам.

Мне нужно выбраться отсюда! Но куда, черт возьми, они меня привели? Стены комнаты покрывали десятки карточек, имена и даты на которых были написаны одной и той же рукой. Возле стола, ширина которого едва позволяла поставить на него чашку чая, стоял одинокий стул с прямой спинкой, а вдоль левой стены тянулся стеклянный шкаф, дверцы которого были надежно заперты. За стеклом я увидела копии самых знаменитых вещей Авалинов. Некоторые из них мне удалось узнать: ветка дерева, которую Дания с размаху вонзила в сердце новоиспеченной матери, топор, выкованный по ее подобию и проржавевший от крови, и потрепанная кукла, вырезанная из шкуры животного. Ее вид заставил меня отступить на шаг. Кукла была наклонена под таким углом, что я могла видеть реалистичные детские глаза, нарисованные на шкуре, из которой она была сделана. Я не помнила эту куклу ни в одной из историй об Авалинах, но когда я, поджав губы, изучала трещины на ее коже, то смутно вспоминала уроки Ханым. На кукле был флаг Орбана времен древней битвы при Зинише. Лукуб победил в битве, используя магию, которую Низал категорически запретил использовать во время войн. Магия, к которой прибегнул капитан Лукуба, чтобы победить орбанцев, была слишком ужасна, чтобы ее вспоминать. Она поглотила землю подобно могучей чуме, из-за чего некоторые из орбанских солдат были разорваны на части. Их тела деформировались, превратившись в маленьких человекоподобных кукол.

Отведя взгляд, я прижала два пальца к губам, пытаясь побороть подступившую к горлу желчь. Учитывая все происходящее тогда, неудивительно, что та битва закончилась так, как закончилась. Армия Низала, редко маравшая свои сапоги в территориальной вражде, прошла маршем через Лукуб, и только умная и проворная политика тогдашней султанши не позволила Низалу стереть это королевство с лица земли. Битва при Зинише привела к заключению мирового соглашения между Низалом и Лукубом, и каждый последующие Верховные и султанши соблюдали его. Конечно, битва при Зинише произошла в те времена, когда магия была запрещена только как оружие во время войн и мир в королевствах был единственным временем для ее использования. Мир, который нарушила моя магия, когда я метнула кинжал в наследника Омала. Если бы мне удалось повернуть время вспять этим вечером – я бы ни за что не отошла от Рори. Мы бы собрали все, что нам не удалось продать за праздники, и вернулись бы в его лавку. Возможно, мы смогли бы нагреть достаточно воды для двух чашек мятного чая в задней комнате и посмеяться над детьми, спотыкающимися друг об друга на улице. Я бы не оказалась в этой комнате с военными реликвиями, стоя на пепелище своей второй жизни.

Я пришла к выводу, что побег будет для меня единственным выходом, даже если Арин снизойдет до того, чтобы выслушать мои объяснения. Его милосердие вряд ли простирается дальше отсрочки моей казни до суда.

Я расхаживала по комнате, думая о том, что если Арин продолжит разделять своих охранников, то он станет единственным препятствием между мной и моей свободой. А если охранники будут патрулировать периметр и заметят, как я убегаю, то они не станут преследовать меня, а, верные клятве защищать своего командира, пойдут прямо к нему. Но как только они поймут, что я убила его, мне действительно придется бежать очень далеко и очень быстро.

Я опустила взгляд на свою разорванную и окровавленную одежду. Мой плащ был у Сэфы, а мой кинжал, который я хранила в сапоге, нашел себе новое пристанище в ноге у Феликса. Мне придется исчезнуть, даже не взяв с собой конфетку с кунжутными семечками. Слезы защипали мне глаза, и я почувствовала себя до боли одинокой. Я снова потянула за ручки шкафа в попытках его открыть, а потом навалилась всем телом на стекло, но оно мне не поддалось. Если этот шкаф смог выдержать уходящие столетия, то мои попытки сломать его были жалкими и ничтожными. Глаза куклы, казалось, следили за мной, насмехаясь над моей неудачей, и я знала, что то, что мне нужно сделать, будет больно. Но хотя бы раз в жизни могла же я надеяться на бескровное решение своей проблемы?

Клянусь проклятыми глубинами Сираука, я зашла так далеко не для того, чтобы мне помешало какое-то стекло!

Я не могла понять, как моя дремлющая магия выскользнула из меня, преодолев силу браслетов, но у меня не было времени, чтобы тратить его впустую и надеяться, что в один день со мной произойдет сразу два чуда.

Ухватившись за разрез внизу своей туники, я дернула ткань вниз и оторвала столько, сколько было нужно, чтобы полностью обмотать локоть и кисть моей руки. На моем лбу бисеринками выступил пот, когда я обхватила свободной рукой обмотанное запястье и подняла локоть на уровень плеча.

– Никаких сломанных костей! – приказала я своему телу.

Жизнь выработала у меня несколько странных привычек, в том числе разговаривать со своим телом так, будто оно могло меня слышать.

Я изо всех сил ударила локтем в стекло, ощутив в своей руке распространившуюся от локтя до запястья боль, которая становилась все сильнее. Я прикусывала свою губу до тех пор, пока не почувствовала за своими зубами привкус крови. Ухватившись за обмотанную руку, я наклонилась правым боком вперед и стала переносить вес своего тела на локоть при каждом последующем ударе. Если я остановлюсь сейчас, то не смогу начать попытки разбить стекло снова. Мучительная боль в руке была ничем по сравнению с тем, что мне предстояло противостоять наследнику Низала без оружия. Поэтому я била и била по стеклу, пока кровь не пропитала лоскуты, оторванные от моей туники.

Наконец в стекле образовалась трещина Она была маленькой и едва заметной по сравнению с размерами оружейного шкафа, но, подавив рыдания, я отвела руку и еще раз со всей силы ударила локтем в эту трещину. Нижняя половина стекла разбилась вдребезги, и я закрыла лицо окровавленной рукой, прячась от осколков, дождем посыпавшихся на землю.

Окровавленная, но не сломленная.

Я просунула руку в шкаф и потянулась к ржавому топору, лежавшему за куклой Лукуба, но сначала лишь поцарапала ногтями рукоятку, мои пальцы с трудом смыкались на ней. Неужели я повредила локоть и поэтому не смогла схватиться за рукоятку топора Авалинов, лежащую всего в нескольких дюймах от меня? Выругавшись, я схватила первое попавшееся оружие, которое смогла просунуть сквозь зазубренные края разбитого сверху стекла шкафа. Это был короткий клинок длиной в половину моего израненного предплечья, но острый, несмотря на годы своего пребывания здесь.

Вполовину не так хорошо, как топор, но все же хоть что-то.

Двойные шаги за дверью стали громче, а затем стихли вдалеке. Видимо, двое гвардейцев, приставленных к моей двери, ушли по приказу своего командира.

Я засунула кинжал за пояс своих брюк, и его рукоятка вонзилось мне в поясницу.

Арин уже здесь.

Я содрала мокрые от крови полоски ткани со своей руки и отбросила их в сторону.

Я играла в его игру с самого начала, когда он встретил меня у реки. Была скучной и тихой деревенской подопечной лекаря. Девушкой, либо достаточно наивной, чтобы совершить погребальный обряд над павшим джасади, либо слишком умной, чтобы пять лет скрывать свою магию. Пока моя магия дремала под кожей – я была просто Сильвией, но, вырвавшись на свободу, магия разорвала иллюзию моей простой жизни в Махэре на куски и превратила имя Сильвии в новое слово: джасади.

Погоня закончилась, а наследник Низала был всего лишь еще одним чудовищем, следовавшим за мной по пятам.

Я расправила плечи, и дверь открылась.

Глава 8

Фонари замерцали от порыва ветра, сопровождающего появление наследника Низала, а тени в комнате очертили его силуэт. Арин закрыл за собой дверь, снял плащ и повесил его на крючок, двигаясь так легко, словно мы были двумя товарищами, которые собирались вместе разделить трапезу. А я, вспотевшая, словно одна из изможденных лошадей Феликса, боялась лишь одного, что моя ладонь соскользнет с гладкой рукояти клинка. Арин был совсем не похож на того солдата в лесу, и я не могла оценить его слабые места, которые помогли бы мне в атаке. Я была птицей, летящей в сердце урагана, и всего лишь миллисекунда неожиданности, отделяющая мою атаку от его защиты, решила бы исход моего полета.

Сначала Арин посмотрел куда-то мимо меня, а затем пошел прямо к разбитому шкафу, и в моих ушах застучала кровь, затем взгляд наследника Низала встретился с моим. Чтобы он ни увидел во мне, на его губах появилась холодная улыбка. Я стояла в окружении реликвий ужасной истории каждого королевства, но лишь этот человек напротив меня по-настоящему леденил мое сердце.

– Вот ты где, – сказал он. – Наконец-то мы встретились снова.

В один шаг я сократила расстояние между нами, а ужас, бурлящий в моих генах, руководил моими движениями, когда я замахнулась на Арина кинжалом. Если бы моим противником был любой другой мужчина, моя цель была бы верной. Я действовала настолько быстро, что нанесла бы ему удар под таким углом, который сто процентов был бы смертоносен, и моей самой сложной проблемой стало бы вырвать кинжал из трупа. Но моим противником был Арин. Он в мгновение ока поймал меня за костяшки пальцев и без малейшего колебания рванул запястье в сторону. Раздался хруст кости. Моя рука ослабела в ярком рассвете боли, и кинжал со звоном из нее выпал. Когда наследник притянул меня ближе, положив руку на локоть, со стороны это могло бы напоминать объятия любовников.

– Это все, что ты можешь мне предложить? – прошептал он, и его дыхание коснулось моего виска.

Арин швырнул меня назад, и я врезалась в шкаф, из которого посыпались осколки, а потом, вместе с несколькими предметами из шкафа, среди которых был топор, я упала на пол.

– Сильвия из Омала, – обратился ко мне Арин, подходя ближе, – я признаю тебя виновной в применении магии против другого человека.

Значит, мы обошлись без притворных объяснений.

Со стоном я приподнялась на локти и схватилась за топор. Мое и без того ноющее плечо хрустнуло под тяжестью оружия, но с ворчанием я замахнулась на ноги Арина, под которыми трещало стекло. Он недостаточно быстро уклонился от моей атаки, и меня захлестнуло удовлетворение при виде струйки крови, побежавшей по его левому бедру. Я не успела насладиться этим чувством, потому что Арин наступил ногой на мою руку, и мои эмоции затмила агония. Топор выпал из моей безвольной руки, но, конечно же, наследник Низала еще не закончил. Он присел у моей головы, словно олицетворение смерти в моем слабеющем сознании, пришедшей поживиться моей душой, чтобы завершить то, что начал Верховный, и уничтожить последнего из королевской линии Джасада. Я вцепилась в него ногтями, словно была умирающим кроликом в когтях стервятника, не обращая внимания на осколки стекла, все глубже вонзающиеся в мою кожу, но командир легко отмахнулся от меня и прижал мое бьющееся в агонии тело коленом к полу, вытянув искалеченные руки над головой. Крепко держа меня, Арин поднял свою руку в перчатке ко рту и, зажав зубами ткань, потянул за нее на каждом своем пальце. Перчатка соскользнула с его руки, упав мне на грудь, и моя магия устремилась вперед, разбиваясь о браслеты, точно волны о скалы.

– Прятаться больше незачем, – тихо сказал он и провел голой рукой по моему лицу.

Кости моего раздробленного запястья загудели под невыносимым давлением браслетов. Магия разъедала меня изнутри, ища выход, которого не существовало. По моим щекам покатились слезы, которые скапливались между пальцами Арина.

Что он делает с моей магией? В его глазах, ставших черными как смоль, сохранилось кольцо голубого цвета. Его губы приоткрылись, и на лице отразилось удивление.

– Как ты ее скрываешь? – сказал он низким, обвиняющим тоном. – Я чувствую ее в тебе.

Сзади нас открылась дверь, и я увидела, как побледнел нерешительно вошедший в нее Джеру. Арин прорычал ему какой-то приказ, и мои мысли рассекла очередная агония. Он испепелял меня заживо всего лишь своим обжигающим прикосновением.

Что это за жестокость? Как именно он убивает?

Внезапно мягкое прикосновение к моему лбу заставило меня снова открыть глаза, и я увидела стоящую рядом со мной и улыбающуюся мне Нифран.

– Можно мне вернуться домой? – заплакала я. – Пожалуйста.

Кожа моей матери была подобна солнцу, а цвет ее глаз украден у моря.

– Сражайся.

Я изогнулась, когда рука Арина зарылась глубже в мои волосы. Его глаза казались мне пустыми, полностью поглощенными тьмой.

– Я не могу.

Наследник Низала владел магией, а иначе как еще он мог это делать со мной?

– Он реагирует на твою магию, и она лишает его здравого смысла, – ответила мне Нифран, а солнце под ее кожей засияло ярче, почти ослепляя меня. – Он убьет тебя, если ты не будешь сопротивляться.

Я погрузилась в бушующее пекло своей магии, которое билось во мне и становилось все яростней с каждой безуспешной попыткой обрести свободу. Прикосновение Арина вытягивало мою магию наружу, но из-за невозможности найти выход она бушевала прямо под моей кожей.

– Не сопротивляйся своей сущности, – прошептала Нифран, и ее тут же поглотило солнце. – Эссия! – Моя мать вспыхнула белым пламенем, заливая комнату невыносимо ярким светом.

Они уже достаточно у меня забрали. Низал не уничтожит то, что осталось от моей семьи.

Земля подо мной задрожала, карточки на стенах бешено затрепетали, а из шкафа посыпались осколки стекла. Я закричала тысячей голосов, когда почувствовала, как внутри меня будто рушится стена. Освобождение магии ослабило давление на мои браслеты, и внезапно подлетевший в воздух Арин отлетел к стене на противоположной стороне комнаты. Он успел сгруппироваться, прежде чем упал на пол, и от грохота его падения земля подо мной покачнулась, наклонив шкаф вперед. Когда шкаф накренился, перед моими глазами появились не лица Нияра или Палии, а хмурое выражение лица Рори, музыкальный смех Сэфы и лицо Марека, очищающего сажу со своего жареного арахиса и протягивающего горсть угощения Фэйрел.

На лице Арина промелькнула тревога, теперь уже начисто лишенная безумия. Я успела закрыть глаза прежде, чем шкаф начал падать вниз и ударил меня сбоку, отправив в небытие.

Я плавала кругами в бархатной темноте какого-то озера, а существа, танцующие здесь вместе со мной, были гораздо более интригующими, чем все, что ждало меня на поверхности.

– Просыпайся, – сказала мне недовольная рыбка с шестью лавандовыми хвостами, использовавшая голос Рори.

Я нахмурилась и поплыла к большому болти с суровым носом Давуда.

– Ты больше не можешь спать, Эссия.

Кто такая Эссия?

Я начала объяснять болти-Давуду, что это ошибка и меня зовут Сильвия, но внезапно вода хлынула мне в рот, и, задыхаясь, я поплыла к тускнеющей и мерцающей поверхности.

Почти на месте. Если бы я только могла дотянуться до солнечного света.

Задыхаясь, я вскочила на кровати, пытаясь усмирить крик, рвущийся из моего горла. Прижав руку к своему бешено колотящемуся сердцу, я изо всех сил старалась успокоиться, пока мои глаза привыкали к полумраку. Комната с реликвиями исчезла, а комната, в которой я оказалась, была меньше предыдущей. В ней были только зеркало, кресло-качалка и раскладушка, на которой я лежала. Никаких шкафов с реликвиями и оружием. Густые лианы, поросшие мхом, оплетали земляной пол, объясняя запах, который я почувствовала. Запах сырой гнили. Эти стены были возведены прямо в лесу, и я принюхалась, пытаясь уловить запах навоза или тухлых яиц, чтобы определить расстояние до Хируна, но тут же пожалела об этом. От отвратительного запаха, ворвавшегося в мой нос, у меня перехватило дыхание. Если это была смерть, то моя душа попала в отнюдь не хорошее место. Но надеясь, что я все еще пребываю в мире живых, я прижала руку к носу и стала втягивать воздух маленькими осторожными глотками.

Судя по размерам лианы, ползущей по земле, эта комната была построена очень давно. Возможно, Арину так понравилось убивать меня, что он перенес меня в новое место, чтобы сделать это снова. Потянувшись, чтобы почесать плечо, я вздрогнула, обратив внимание на мои запястья. Я отчетливо помнила, как командир сломал мою правую и раздавил левую руку, а затем мои браслеты превратили кости обоих в пыль. Сбитая с толку, я стала поворачивать запястья, удивляясь тому, что они целы и я не испытываю никакой боли.

Благословенные волосы Байры, неужели я окончательно сошла с ума?

Моя порванная одежда была заменена простым льняным платьем, но при мысли о том, что один из гвардейцев Низала снял с меня мою одежду, пока я была без сознания, я стиснула зубы. Я еще раз окинула комнату оценивающим взглядом, решая, что я могла бы использовать в качестве оружия.

– Потому что твоя последняя попытка убить наследника была чрезвычайно успешной, – выпалила Ханым.

А кто говорит об очередной попытке убить его? Мои намерения начинались и заканчивались лишь тем, что я хотела выбраться из этой комнаты.

Я повернулась на раскладушке и привстала, спустив ноги на пол, но когда мои стопы коснулись пружинистой поверхности, я нахмурилась.

Странно, с чего бы это лиана…

Посмотрев вниз, я закричала и так резко подняла ноги, что ударилась подбородком о собственные колени. На земле, рядом с моей кроватью, лежал убитый мной солдат. Кость его сломанной шеи торчала из-под кожи, ставшей похожей на восковую глазурь. В открытой ране под животом шныряли насекомые. Мой желудок скрутило от тошноты, когда его губы на мгновенье приоткрылись и из них выбежал таракан, перебежавший на щеку солдата. В своей жизни я видела много трупов, но смерть еще никогда не была столь отвратительной.

Фу! Должно быть, нести его через весь лес – было сущим кошмаром для стражников.

Я вытянула ногу, чтобы перепрыгнуть через тело, и мое внимание привлекло нечто гораздо более тревожное. На груди солдата лежала завернутая в фантик конфета с семенами кунжута.

Внезапно дверь открылась и в комнату вошли Джеру и Ваун. Они оба встали по стойке «смирно» с двух сторон от дверного проема, из которого вслед за ними вошел Арин. Его волосы были аккуратно уложены, а жилет тщательно зашнурован под пальто. Трудно себе представить, что человек с таким самообладанием совсем недавно чуть не задушил меня. Его внимание сосредоточилось целиком на мне, уничтожив даже маленькую надежду на то, что тело солдата находилось здесь до моего прихода. Арин хотел увидеть мою реакцию, и у меня в запасе была всего доля секунды, чтобы решить, какую реакцию я должна ему дать. Я могла изобразить невинность. Изобразить шок и ужас перед изуродованным трупом. Либо разрыдаться или выразить наследнику сочувствие по поводу смерти его солдата и спросить, что с ним случилось. Все варианты, рассматриваемые мной, были провальными, потому что неизбежно вели к одному и тому же результату – к моей смерти. Ведь именно об этом он заявил в том кабинете.

Поэтому я просто наклонилась и взяла с груди солдата конфету. Я покрутила ее между двумя пальцами и поднесла к носу, чтобы понюхать. Она пахла грязью и сахаром.

– Думаю, ты положил конфету не на ее место. – сказала я небрежно, но Арин ничего не ответил.

С таким же успехом я могла бы разговаривать с камнем. Он хотел увидеть мою реакцию, что ж, теперь нас двое, потому что я хочу увидеть его. Я разжала пальцы, и конфета упала ему на ботинок.

– Я не очень люблю сладкое.

Положив руку на рукоять своего меча, Ваун вышел вперед, а Джеру схватил его за локоть.

– Все вон! – не отводя глаз от меня и не повышая голоса, приказал Арин.

С кислым выражением на лице Ваун отдернул локоть и вышел за дверь, а Джеру последовал за ним.

Мы остались наедине. Мучившаяся желанием нарушить молчание, я прикусила губу. Это был досадный пережиток того времени, когда я жила с Ханым. Молчание таило в себе опасность, и чем больше Арин был неподвижен, тем сильнее я волновалась, но заставила себя выдержать его взгляд. Чернота в его глазах исчезла, сменившись спокойной голубизной. Теперь в его ледяном взгляде не осталось и намека на ту дикость, свидетелем которой я была совсем недавно.

Но лишь один вопрос вынудил меня разорвать повисшую тишину.

– Фэйрел, – тихо сказала я, а потом, прокашлявшись, задала свой вопрос уже громче: – Фэйрел жива?

Арин устроился на деревянном стуле с длинной спинкой, закинув ногу на ногу и положив на колено руку в перчатке.

– Да, – ответил он, и я облегченно выдохнула.

Мне хотелось продолжить расспрашивать его о ее состоянии, но именно моя привязанность к этой девочке ввергла меня в эту катастрофу, и я не могла двигаться дальше, пока это чувство так тяготило меня. Она была жива, и это главное. Райя и другие девушки из замка удовлетворят любую ее потребность, а жители деревни будут приносить в замок еду и свои припасы, ведь, несмотря на свое безразличие к участи Аделя, жители деревни Махэр знали, как поддержать своих. Если бы эта девочка погибла от рук их наследника деревня никогда бы не оправилась. Нижние деревни многое терпели от короны Омала, а убийство ребенка стало бы тем факелом, который разожжет огонь негодования. О Фэйрел обязательно позаботятся. Я же для нее больше ничего не могу сделать.

– Как я выжила?

Арин наклонил голову, и лоск безупречности стерся с его лица, оставив на своем месте легкое отвращение. Если судить по его действиям в той комнате, мало какие эмоции могут подавить власть Арина из Низала над собственным телом, а это означало, что выражение легкого отвращения на его лице скрывало под собой гораздо более глубокую ненависть.