Читать онлайн Дроби. Непридуманная история бесплатно
Пролог
До дома, который она видела из окна спальни, было сто двадцать метров. Катя специально открыла карту в телефоне и умножила сорок на три: масштаб, которому соответствовал отрезок в метрах, на количество таких отрезков от ее коттеджа до того, в конце улицы. Сто двадцать метров до пугающих прямоугольников окон на втором этаже. Целых сто двадцать или всего сто двадцать?
Она собиралась включить фильм, чтобы угомонить не на шутку разыгравшееся воображение. Но первый же постер, найденный в интернете, возвратил ее к пугающему коттеджу и окнам, которые так отчетливо были видны из ее собственных.
Приглядевшись, она увидела, что дом живой: загорелый, поджарый чужестранец, который несколько месяцев назад занял выжидательную позицию на краю улицы. Летом наряженный в зеленую европейскую шляпу и заросший неухоженными бакенбардами, ветвившимися по обе стороны сорным плющом. Сейчас же, в ноябре, волоски торчали из шершавой шкуры противными колючками, а шляпа пошла ржавыми пятнами. Издалека на девушку зловеще зыркали два огромных глаза: страшные, темные, совсем без ресниц. Она боялась, что они начнут моргать и в очередной раз, когда веки поднимутся, она вновь увидит в одном из них пугающее нечто. Целых сто двадцать или всего сто двадцать?
– Хтыщ-щ-щ, – с крыши ближайшего дома лениво сполз огромный пласт мокрого снега. Катя вздрогнула и, не в силах больше смотреть в окно, натянула одеяло до самого носа.
Глава 1. Дроби
Данил никогда не задергивал шторы, даже на ночь. Его не смущало, что каждый день жена видит из кровати одну и ту же картинку. Слайд, темный или светлый в зависимости от времени суток, сначала замирал на пару месяцев, а после неожиданно перещелкивал. Единственное спасение – плотные шторы, но закрыть их самостоятельно Катя не могла.
– Не хочу жить, как в склепе, – раздраженно бурчал мужчина, и комнату озарял свет, если случайно портьеры оказывались сдвинуты.
С некоторых пор Катя воспринимала мужа дробно, как будто он состоял из трех частей. Мускулистые ноги ходили по комнате, нажимали на педали в машине, бегали по дорожке вокруг дома, приседали на зеленой лужайке или топтали белый пенопласт снега. Туловище существовало в тандеме с руками. Эта часть мыла посуду, жарила мясо, хватала трубку телефона, носила Катю до машины и обратно. Голова же разговаривала, ела, думала, слушала. Ей было бесполезно рассказывать, что девушка не любит яркий свет и ее раздражает фиолетовая вечерняя темень в окне. До части с руками импульсы словно не доходили.
Рано утром Данил уехал на работу и снова оставил окно раздетым. Ближе к полудню должна была прийти Ольга, но ее телефон не отвечал. Аппарат мужчины тоже был выключен.
Кате захотелось в туалет и пить. Муж же не привез из города коляску, хотя она и просила его голову об этом. Девушка выхлебала всю воду из кружки, которая стояла на журнальном столике. Если вечером никто не придет, нужно будет звонить маме. Этого Кате хотелось меньше всего.
Ольга не появилась и вечером. Телефон Данила все так же безмолвствовал.
– Разрядился. Прости! Ты же знаешь, какая у меня работа. Должна понимать.
Катя каждый раз слышала один и тот же набор фраз. Ноги и все прилегающие к ним части существовали отдельно от головы мужчины. Это она тоже понимала.
Муж приехал около одиннадцати вечера. Ей казалось, что прошла целая вечность. Его тяжелые ступни хлесткими шлепками нехотя приблизились к дивану.
– Почему ты не позвонила маме?
Катя не ответила на этот вопрос. Она задумчиво проговорила, глядя сквозь него:
– Ольга никогда так раньше не делала.
– Я найду тебе другую сиделку.
– В смысле другую? А что случилось с Ольгой?
– Да ничего с ней не случилось. Я просто так предложил. Пойду приготовлю ужин.
Уже совсем ночью туловище с руками неожиданно затеяло стирку. Эта часть мужчины вытряхивала каждую вещь и раскладывала по кучкам: светлое в одну, темное в другую. Осенняя куртка тоже подверглась процедуре. Что-то выпало на пол. Катя лежала в подушках, борясь со сном, и из-за журнального столика не видела, что это было.
– Постираю сначала темное, – вымолвила голова.
– Сначала стирают светлое.
– Не порти мне настроение, съешь лучше конфетку. Не представляю, откуда она взялась в моем кармане.
– Брякс, – на светлую столешницу приземлилась продолговатая конфета «Чио Рио», ее любимая.
– Вот, съешь, а завтра придет твоя… подружка, – Данил никогда не называл Ольгу по имени.
Девушка молчала. «Целых сто двадцать или всего сто двадцать?» – пульсировало у нее в голове.
– Ольга… больше… не… придет, – механическим голосом произнесла Катя. – Сегодня она обещала принести мои любимые конфеты.
Она побледнела и уставилась на лакомство: – Где ты это взял? И где ты был весь день?
Что-то горячее растеклось по постели липкой влагой до самых Катиных неподвижных конечностей. Еще секунду назад лужица была совсем маленькая, и вот она уже превратилась в огромное пятно, которое отчетливо расползалось по белой простыне. Девушка, не чувствуя ног, ощутила нечто мокрое под собой так же отчетливо, как разглядела в окне дома через сто двадцать метров впившийся в стекло черный рот, разинутый до неестественных размеров, в болезненном крике. И темный силуэт мужа в осенней куртке позади. Потом дом моргнул, и все исчезло.
Глава 2. Катя
– Катя, Катя… проснись, – медсестра трясла девушку за плечо. – Ты намочила постель.
– Я… случайно.
– Не переживай, сейчас мы все исправим. А пока смотри-ка, что у меня есть.
– Плюх, – на светлый больничный пододеяльник со свежим штампом «ГПБ № 5» приземлился целлофановый мешочек продолговатых конфет «Чио Рио», ее любимых.
– Где вы это взяли? Данил приходил?
– Что-то ты у меня опять разволновалась. Данила не видела, но, пока ты спала, приходила какая-то девушка. Кажется, она сказала, что ее зовут Ольга.
– Вот как… – хмыкнула Катя.
Медсестра, поменяв белье, оставила ее наедине со сладостями. Девушка подтянула больничную простыню к подбородку и пристально уставилась на большие пальцы ног. Полгода они не подавали ни единого признака жизни, как, впрочем, и вся нижняя часть ее туловища. Но недавно, спустя неделю после того, как Данил засунул ее в психушку, она обнаружила в них легкое покалывание. Вчера же смогла ими даже пошевелить. Нащупав на тумбочке конфетку «Чио Рио», девушка развернула фантик и привычным движением закинула цилиндр из нежного пралине в рот. Сладость грустной ноябрьской жижей разлилась по небу.
Врач обещал очень скоро отправить ее домой, а перед этим целую неделю она убеждала его, что принудительное лечение не обязательно. Катя не смогла дозвониться до сиделки, вот и напридумывала всякого. Возможно, это был дурной сон или ей просто показалось. За городом глубокой промозглой осенью в пустом огромном доме, когда весь мир погружен в депрессию, привидеться может и не такое. Да и кто на ее месте похвастается уверенностью, что не сойдет с ума от бесконечного лежания и созерцания одной и той же картинки. «Может вы, доктор?»
Надкусив вторую конфетку, она представила, как уже через несколько дней сможет самостоятельно спустить ноги на прохладный пол и даже встать. Конечно, ходить придется учиться заново, но она хотя бы не будет чувствовать себя беспомощным ничтожеством. И возвратится домой. Наверное, муж даже купит ей цветы и поставит их аккуратно возле кровати на специально отведенное место, в специально купленную вазу. Его мускулистые ноги опять будут ходить по комнате, нажимать на педали в машине, бегать по дорожке вокруг дома, приседать на зеленой лужайке или топтать белый пенопласт снега. Его голова, как и прежде, не будет слышать, что говорит и о чем просит жена.
Катю начала бить дрожь, и она потянулась за следующей конфетой. Запихав ее целиком в рот, девушка опять закрыла глаза: солнечный свет по утрам, нужно вставать и куда-то идти, готовить завтрак, обед и ужин, ездить на отдых и там снова куда-то идти. И вот ей уже сорок: он все так же улыбается. Пятьдесят: нажимает на педали газа. Шестьдесят: приседает. Семьдесят: все ставит на свои места. Восемьдесят: солнечный свет по утрам, нужно вставать и куда-то идти.
Взявшись за ручки больничной кровати, она села на постели, перевела дыхание, еще раз пошевелила пальцами ног и с сожалением накрыла их простыней, а потом сгребла с тумбы три последние конфетки.
Когда через несколько дней муж принес фрукты, она ему ничего не сказала.
– Звонила Ольга. Передавала тебе привет. Предупредила, что уезжает в теплые края, – как бы между делом, отводя глаза, сказал он.
– Вот как? Славно, – хмыкнула Катя.
– Хочешь прогуляться? На улице морозно, но очень солнечно. Давай сделаем несколько кругов вокруг корпуса. Схожу за коляской.
Глава 3. Отпуск
Она ненавидела эти его пешие прогулки. Он же, напротив, любил размять ноги. Она носила обувь несколько сезонов, ему не хватало кроссовок даже на один. Но даже больше бесконечных утомительных гуляний Катя не выносила совместные отпуска. И если отдых на европейских курортах она могла как-то вытерпеть, то русский юг вызывал в ней лишь отрицательные чувства. Наверное, антипатия сформировалась еще в детстве, когда всей семьей они каждое лето тряслись двое суток в плацкартном вагоне, поглощая запеченную курочку и яйца. Да и гостиничные номера теплых воспоминаний не оставили: бордовые плюшевые покрывала, скрипучие панцирные койки, пыльные шторы, графин с водой и холодильник, который вместо возложенной на него функции только еще сильнее кипятил окружающий воздух.