Читать онлайн Девственница бесплатно

Девственница

Глава 1

– Извини, Вилен, мне правда очень жаль, но банк отказывает в кредите. На данный момент на тебе висят две задолженности. Обеспечения нет у тебя. Мне очень жаль.

Стискиваю руки в кулаки. Этого следовало ожидать. Меня не удивил отказ, но бесит, с каким показным, нарочитым сочувствием он произнесен. Виталий Николаевич Антонов, старший специалист банка, мой бывший одноклассник. У меня глубокое ощущение, что он испытывает удовольствие, отказывая мне. Когда-то в школе я была самой популярной, самой богатой, за мной ухлестывали парни, не помню, кажется, аж с пятого класса. Сейчас же я, нищая, растерянная и разбитая. Приехала в родной город – последняя надежда найти хоть какую-то помощь здесь. Или, по крайней мере, спрятаться от кредиторов, пересидеть.

Нас приютила бывшая домработница моего отца, Варвара Сергеевна. Не знаю, что бы я делала без нее. Хоть какая-то крыша над головой. Но долго без денег мы не протянем, выплачивать долги все равно надо, иначе объявят в розыск. Я так устала чувствовать себя загнанной. Когда уже все закончится? Почему мне все время приходится бежать? Ведь за свою жизнь я не совершила ни единой подлости.

Кроме одной.

О которой запрещаю себе вспоминать. Как говорят адвокаты: это к делу не относится.

Мне нужно достать деньги, без них никак. Но теперь еще один вариант рассыпался в прах.

– Ты даже побледнела, Вилена, – голос Виталика становится сочувствующим. Так еще хуже. Могу разреветься.  – Что у тебя случилось, красавица? Может я смогу помочь?

– Спасибо. Мне нужен кредит, как ты понимаешь. Вряд ли у тебя есть такие деньги.

– Откуда тебе знать. Давай поужинаем сегодня? Я тебя в ресторан приглашаю. Все ж таки не чужие. Восемь лет в одном классе. Расскажешь, куда ты так неожиданно пропала, даже доучилась?

– Я закончила школу в другом городе. Ничего особенного, так бывает, – пожимаю плечами.

– У меня другое ощущение.

– Ты это о чем?

– О том, что с тобой никогда не бывает «ничего особенного», Вилена. Дочь главного криминального авторитета города сбегает со своим братом, бросив все. Ты хоть представляешь, что о тебе болтали тут?

Конечно представляю, Виталик. Обо мне болтали всегда. Как и о моем несчастном брате. Вот только мне эта «популярность» всегда была костью в горле. И то, что сейчас выслушиваю от тебя, такая же кость. Ты ничем не можешь помочь, но буквально истекаешь слюнями, жаждешь грязных сплетен. Думаешь, что я могу увидеть в тебе спасителя на белом коне? Черта с два. Ты жалкое любопытное ничтожество, и только.

– Говорили даже, что ты беременна от своего брата, – добивает меня очередной омерзительной сплетней бывший одноклассник.

– Виталь, у меня такое ощущение, что я не в банке, а даю интервью корреспонденту самой желтой газетенке нашего города, – морщусь как от зубной боли. – Извини, если ты там подрабатываешь – ноу комментс. Я не собираюсь обнажать перед тобой душу. Даже если ты меня накормишь омарами.

Кажется, я отбрила его вслух ничем не хуже, чем мысленно. Кто бы мог подумать, что когда-то я была замкнутой и застенчивой. Все страхи и обиды хоронила глубоко в себе. Иначе было не выжить.

Виталик надул губы, обиделся. Заметно, что его распирает сказать какую-нибудь гадость. Но не может. Привычка – вторая натура. Он привык считать меня дочерью криминального авторитета. Неприкосновенной. Его мозг еще не впитал свежую информацию – Шаха больше нет. Он больше не держит этот город в своем стальном кулаке.

Мой отец был очень жестоким человеком, причем не только со своими «подчиненными», но и с собственными детьми. Может быть кому-то из моих друзей или одноклассников и казалось, что я живу в золотом дворце. На самом деле все было не так. Нам сильно доставалось с братом за малейшую провинность. Мы не могли жить как обычные дети, нас все время прятали, за нами ходили телохранители, потому что мы могли стать «оружием» против отца в случае похищения.

Если бы Глеб Шахов, мой отец, не погиб месяц назад в результате очередного на него покушения, мне бы и в голову не пришло сюда приехать.

С такими невеселыми мыслями возвращаюсь к дому Варвары Сергеевны, старой покосившейся хибаре на окраине города. С отчаянием понимаю, что денег осталось совсем немного, скоро не хватит даже на продукты. Не могу себе позволить объедать пожилую женщину, которая конечно же не станет попрекать куском хлеба.

Что делать? Где достать деньги бывшей принцессе? – конечно же это горькая ирония, никогда не относилась к себе как к принцессе. Даже наоборот, это отвращало. Иногда я вела себя так, надменно, с папиными охранниками, его подобострастными прислужниками. Не знаю почему, может от отчаяния, может от глупости. За некоторые поступки мне очень стыдно.

– Ох, хорошо, что вернулась, – встречает меня на пороге Варвара Сергеевна. – У Настюши высокая температура. Я извелась вся, не получается сбить, только вверх ползет.

По телу пробегают ледяные мурашки. Только этого не хватало. У меня на еду денег почти нет, на лекарства – тем более.

– Вы чем-то сбивали температуру? – спрашиваю сиплым от страха голосом. Боже помоги мне, я так мало знаю о детях! С чего я вообще решила, что смогу стать матерью? Иногда мне становилось жуть как страшно, я спрашивала себя, зачем ввязалась во все это… Но потом смотрела в огромные голубые глаза своей трехлетней дочери, и приказывала себе заткнуться. Она – единственное оправдание моей никчемной жизни. То, ради чего я существую. Надо взять себя в руки.

Ночь мы не спали, все пытались успокоить плачущую девочку, температура то снижалась, то снова ползла вверх, приводя меня саму почти в состояние истерики. Утром я не выдержала. Вызвала такси, одела ребенка и отправилась в больницу.

– Мы не можем вас принять без полиса, как вы не понимаете, девушка, – раздраженно заявляет тучная медсестра, сидящая в регистратуре.

– У ребенка температура под сорок, а вы меня про бумажки спрашиваете? Мы потеряли все документы, поймите. Нам сейчас не до этого!

– Вы беженцы что ли? – сдвигает брови медсестра.

– Да, мы беженцы! – подтверждаю с отчаянием.

Женщина оглядывает меня с ног до головы критически. Видимо не находит мою внешность достаточно замученной или грязной для беженки.

Я не спала всю ночь, синяки под глазами, волосы рассыпаны по плечам – не нашла чем их завязать, не до того было. Накинула на себя первое попавшееся платье – то в котором ходила в банк, элегантное, белое, прямое до колен, без рукавов. Наверное, беженцы не носят белое – не практично. Но мне не до имиджа, я на грани отчаяния!

– Девушка, тогда давайте справку, что вы беженка, я не знаю прямо, – разводит руками медсестра. У нас нельзя вот так вот с улицы.

– Вы понимаете, что у ребенка температура, высокая? Вы вообще нормальная?

– Вы мне тут не хамите! – сразу встает на дыбы противная баба. – Ишь, деловая нашлась! Бомжиху из себя строит, и на те, туда же, права качает! Сказано не положено. Какая ты мать, если полис ребенка потеряла? И не восстановила? Или не знаешь, что дети болеют? Беги давай в паспортный стол, в администрацию города, не знаю, куда. Быстро оформляй и возвращайся с документом, ясно тебе?

Понимаю, что через эту сволочь мне не прорваться. По щекам слезы, хотя глупо – это точно ничем не поможет. Снова заказываю такси, уже на последние сбережения. Называю адрес частной клиники. Ее владелица – бывшая любовница Глеба Шахова. Она должна меня вспомнить. Только бы застать ее. Она вроде бы неплохая женщина. С отцом была не один год, уж не знаю что Вероника Геннадьевна Астафьева в нем находила. Папа точно красавчиком не был. А Ника – наоборот. Шикарная, изысканная. Я втайне пыталась подражать ее манерам, походке. Она всегда была добра ко мне. Вся наша семья обслуживалась в ее медицинском центре, оборудованном по последнему слову. Если и оттуда нас выкинут, останется. Боже, я не знаю, что буду тогда делать!

Настя крепко уснула по дороге. Кажется, лоб стал чуть менее горячим. Появилась предательская мысль вернуться к Варваре, но страх за ребенка победил. Мне страшно не хотелось появляться перед Астафьевой в столь жалком виде – вспотевшей, лохматой, зареванной. Представляю, что она про меня подумает, но Настя – вот что главное. Сделав глубокий вдох, захожу в стеклянные двери пятиэтажной клиники.

Глава 2

Здесь пытаться давить на жалость и умолять принять без нужной суммы денег даже не пытаюсь. Сразу говорю симпатичной девушке в окошке регистратуры, что я приехала к Веронике Геннадьевне, называю свое имя и фамилию, стараюсь держаться уверенно и надменно – именно так ведут себя клиенты этого заведения, далеко не бедные люди.

– Вероники Геннадьевны нет на месте, – девушка смотрит на Настю, спящую на моих руках. Конечно, как бы я не старалась соответствовать, выгляжу довольно нетипично для данного заведения. Явно привлекаю внимание, персонал с любопытством поглядывает на меня, от проходящих мимо врачей до уборщицы.

– Тогда я подожду, – заявляю твердо, и направляюсь к белоснежному дивану. Опускаюсь на него, с тревогой трогаю лобик Насти. Горячий! Внутри все противно дрожит, остается лишь молиться про себя, что Вероника появится в скором времени. – Принесите мне кофе, – окликаю девушку, идущую мимо с подносом.

– Да, сейчас, минутку.

Девушка явно опешивает, переглядывается с той, что сидит в регистратуре. Но спорить или что-то спрашивать не решается.

И в этот момент в помещение вплывает Вероника. Как всегда в облаке дорогих духов, на ней изысканный костюм бежевого цвета, волосы уложены в идеальный пучок. Она ничуть не изменилась за эти годы.

Я вскакиваю с дивана, как в тумане направляюсь к ней. Замечаю на ее лице удивление. Взгляд падает за спину Вероники, и меня начинает вести, перед глазами плывет. Узнаю спутника Астафьевой, и мне становится дурно. Из всего города, меньше всего я хотела бы столкнуться именно с ним.

Его взгляд цепко впивается в меня, сканирует с головы до ног, особенно пристально он смотрит на ребенка на моих руках. Которые слабеют, приходится сделать огромное усилие, чтобы не дай бог не уронить Настю.

Тагир Валиев… Когда-то он работал на моего отца. Когда-то он едва не погиб из-за меня, уж не знаю каким чудом выжил. Мужчина, которого я по глупости, по молодости подставила. С ним сделали жуткие вещи из-за меня. Первым человеком, из-за которого я сбежала был мой жестокий отец. Вторым – Тагир. И сейчас его холодные черные глаза затягивают в свою бездну, не обещая ничего хорошего.

Если бы помощь нужна была мне, если бы я даже со сломанной ногой сюда приехала, я бы убежала, сверкая пятками. Только Настя, маленький ангел, заставляет меня сцепить зубы и встретить черный взгляд, даже вздернуть подбородок как раньше. Пусть не думает, что я боюсь! Первое правило – хищнику нельзя показывать свой страх.

– Вилена! – восклицает Астафьева, за что я ей безумно благодарна – это позволяет прервать зрительный контакт с Валиевым. Перевожу взгляд на нее.

– Привет, Вероника. Мне нужна помощь. У дочери высокая температура.

– Да, конечно, пойдем дорогая.

Вероника отходит от шока и начинает раздавать указания подчиненным. Нас ведут в кабинет на втором этаже, сразу трое врачей суетятся вокруг Насти, берут анализы, делают укол и кладут под капельницу.

Чувствую, что меня немного начинает отпускать. Все это время я стояла, обхватив себя руками, неотрывно следя за тем что происходит. И вот чувствую слабость в ногах. Прижимаюсь к стене. Вероника вышла пару минут назад, а перед незнакомыми врачами мне ни к чему притворяться сильной. И тут чувствую, что ведет, головокружение усиливается. Последняя мысль – падение неизбежно. Но не происходит. Сильные руки подхватывают, вместо пола и удара, понимаю, что парю в воздухе, чувствую жар сильного тела. Открываю глаза. Меня держит Тагир. Черные глаза впиваются в мое лицо.

– Мне привет не скажешь? – спрашивает хрипловато.

– Поставь меня, – отвечаю холодно.

Подчиняется. Ставит на ноги. Он успел вынести меня из палаты, мы стоим в пустом коридоре друг напротив друга. В венах бьется пульс, волнение зашкаливает. Делаю шаг к двери, чтобы вернуться в палату, но мужская рука в дорогом пиджаке, с золотым Брайтлингом на запястье, преграждает мне путь.

– Значит, ты вернулась? – холодно спрашивает Тагир.

– Почему тебе это интересно?

– На похоронах отца я тебя не видел.

– Меня там не было. Странно, что ты был, – вырывается фраза, и тут же понимаю, что зря я это сказала. Ворошить прошлое – смертельно опасно.

– А ты совсем не изменилась, – задумчиво произносит Валиев, продолжая пристально меня разглядывать. – Помню, какой надменной сучкой ты была, детка. Думал, что возраст сотрет эту извращенную избалованность. Глеб, конечно, сильно покалечил вашу с Павлом психику. Кстати, твой брат тоже вернулся?

– Почему тебя это интересует? – спрашиваю с горечью.

– Спросил из любопытства. Сбежали вы вдвоем. Не разлей вода были…

Молчу. Прежде всего, потому что ответить мучительно больно. Брата нет в живых… Наш побег, мы решились на него прежде всего ради Павла. Ему от отца доставалось куда сильнее. Меня, можно сказать, отец лелеял и баловал, как принцессу. Единственный раз, когда гнев его был страшен и мне сильно досталось – от пощечины до месячного домашнего ареста, был связан как раз-таки с Валиевым, но я запрещаю себе вспоминать то безумие, что было между нами.

– Ты, оказывается, та еще шлюха, сбежала в пятнадцать. Родила, получается, в шестнадцать? – жестокие слова Тагира бьют наотмашь.

Я настолько ошеломлена его грубой прямотой, его взглядом, раздевающим донага. Хочется прикрыться, спрятаться от его осмотра. Почему мы должны были встретиться вот так, когда я лохматая, потная, голодная – боюсь, что желудок громко заурчит, что тоже добавит неловкости. Если уж мне суждено было предстать перед Валиевым, я бы предпочла идеальный наряд, прическу. Максимально закрытые. Потому что только этот мужчина умеет смущать меня как никто.

Не выходит придумать язвительный ответ на его грубость, наш разговор к моему облегчению прерывает появившаяся Вероника.

– Ну как там наша пациентка, – голос Астафьевой звучит недовольно, словно ее уже начинает раздражать наше присутствие, то что отвлекаем ее своими проблемами. Мне становится не по себе. Бросаю на нее взгляд и тут до меня доходит. Веронике не нравится то, что я наедине с Тагиром! Она ревнует! Получается, эти двое вместе? Валиев «подобрал» объедки моего отца?

Меня шокирует это открытие. Нет, я конечно не уверена на все сто процентов, что все так. Но взгляд Астафьевой явно демонстрирует ревность.

– Мне самой интересно, пойду посмотрю, – бормочу себе под нос и спешу в палату. Я должна быть рядом с малышкой, а не с тенью из прошлого. Насколько я слышала, Тагир стал очень авторитетным человеком в городе. Мой отец не смог сломать его. Валиев сбежал, присоединился к конкурирующей группировке. Видимо, преуспел в этом. Хотя подобное в криминальном мире редкость. Как бы я хотела ничего не знать о криминальном мире, вот только родителей мы не выбираем.

– Температура спала, девочка спит, – говорит мне медсестра с улыбкой. – Тоже поспите, вы такая бледная. В соседней палате есть кровать, там никого нет.

– Огромное вам спасибо.

– Дорогая, пойдем ко мне, выпьем кофе, – в палату входит Вероника, лишая меня надежды на сон. Конечно я не могу ей отказать.

Когда выхожу вслед за Астафьевой, с облегчением отмечаю что в коридоре никого нет.

– Тагир уехал, – говорит Ника, видимо прочитав мои мысли.

– Вы встречаетесь? – не знаю как, но это вырывается у меня. Зачем, ну зачем я это спросила? Настолько злюсь, самой себе пощечину залепить хочется.

– Да, что-то вроде того, – пожимает плечами Астафьева, пока идем к лифту. – Знаешь, он не из тех, кого можно запихнуть в рамки какого-либо формата отношений. Он этого не терпит. Но нам хорошо вместе.

– Ясно, – захожу следом за Вероникой в лифт, опускаю глаза в пол. Не знаю, что еще сказать. Поздравляю? Благославляю? Смешно. В конце концов, какое мне дело до их отношений! Сейчас самое главное решить вопрос с оплатой медицинских услуг…

Кабинет у Астафьевой очень просторный, дорого обставленный, с большим панорамным окном, больше походящий на офис какого-нибудь крупного менеджера, нежели врача больницы. На стене репродукция Кандинского, к слову, мой отец особенно любил работы именно этого художника, возможно – это его подарок. Кресло за большим столом из очень дорогой кожи, сделано явно на заказ, как и диван напротив, возле стены. Меня не шокирует вся эта красота – пару раз я бывала здесь, но это было очень давно и мне хочется стереть те воспоминания. Когда-то деньги на эту клинику дал Веронике Астафьевой мой отец. Но это не значит, что сейчас, после его смерти, тут должны бесплатно обслуживать его дочь. Тем более блудную, вычеркнутую из завещания. Если оно вообще есть. Отец умер внезапно – покушений на него было много, и вот как э то обычно бывает, одно из них стало последним. Удачным. Банальным. Под машину заложили радиоуправляемую взрывчатку.

– Знаешь, мне немного неловко в этом признаваться, но у меня сейчас сложное материальное положение. Нас не приняли в государственной поликлинике, нет полиса, поэтому пришло в голову попытать счастье здесь. Я была в отчаянии, – начинаю свою речь.

– Прекрати Вилена, тут даже говорить не о чем, – резко обрывает меня Астафьева, садясь в свое кресло. – Конечно же, я не возьму с тебя денег.

– Что ж, должна признаться, я именно на это и рассчитывала, – решаю действовать предельно откровенно. Вероника проявила себя с очень благородной стороны, это очень приятно, что еще остались на этой земле бескорыстные люди.

– Может быть, мы уже давно не близкие люди, не родственники, но ты, можно сказать, выросла на моих глазах. Я всегда относилась к тебе как к младшей сестре, Вилена, – произносит Вероника. – Лучше расскажи, где ты пропадала эти годы. Что с тобой случилось? Неужели ты правда родила в столь юном возрасте? Это правда твой ребенок?

– Да, это мой ребенок, – говорю глухо.

– Я так понимаю, именно поэтому ты сбежала? Глеб, конечно, такого бы не потерпел.

– А что он терпел? – спрашиваю грустью.

– Ты права. Он ничего не терпел, – вздыхает Астафьева.  – Не знаю, что сказать, дорогая. С одной стороны, хотелось бы посочувствовать тебе, выразить соболезнования, что что твой отец умер, и у тебя не осталось родителей. Мать свою ты не знала, отец был очень сложным человеком. Кстати, как Павел? Вы же в месте сбежали. Он тоже приехал, вместе с тобой?

– Нет, он не приехал. Слушай, я очень тебе благодарна, но давай отставим тему семьи. Расскажи лучше, что говорят твои врачи, что с ребёнком? Надеюсь, ничего страшного? Знаешь, Настя никогда не болела за эти годы, всегда была очень крепкой. Даже если у неё появлялись сопли, то приходили буквально за пару дней. Никогда ни животик, ни кашель не беспокоил. Что там еще у детей бывает.

– Значит, тебе очень повезло с дочерью, – улыбается Вероника.

– Да, точно, хоть в чем-то повезло, – улыбаюсь в ответ, хотя на душе совсем не весело. Есть облегчение, но проблем впереди еще выше крыши.

– Насколько я поняла, у твоей дочери обычная простуда, но я бы её по наблюдала пару дней. К сожалению, в нашей клинике не предусмотрено детского отделения. Приняв Настю я по сути нарушаю закон. Мы подержим её в палате для эксклюзивных больных. Ты можешь остаться с ней.

– Спасибо огромное! Надеюсь, мы надолго не задержимся, и не создадим тебе никаких трудностей. Я навсегда запомню твою доброту.

Настю и правда поместили в супер комфортную палату, явно предназначенную для самых богатых клиентов клиники. Нам повезло, что эта палата в данный момент пустовала. Нам с дочерью принесли роскошный ужин на двоих, выбор блюд был очень разнообразный, и на Настин вкус нашлись продукты, и на мой, впрочем, я привыкла быть непривередливой. Взглянув на поднос, я поняла, что целые сутки не ела и набросилась на еду. Также мне удалось выспаться, впервые за много дней я спала как убитая. Меня разбудила утром медсестра, которая пришла проверить температуру. Оказалось, все в норме, так что через два дня нас выписали.

Глава 3

– Тут, пока тебя не было, несколько раз кавалер звонил, – сообщает мне Варвара, не успеваем с Настей в дом зайти.

Девочка сонная, дорога утомила ее, она почти засыпает у меня на руках. Отношу ее в кровать, в комнату которую выделила нам Варвара и сразу возвращаюсь. Внутри все трепещет, неужели Валиев решил разыскать меня? Ну и дура же я, мне бояться этого надо, а у меня горячая волна по всему телу! Совсем с ума сошла! Он же с Астафьевой встречается! С той, которая сделала для нас так много добра, даже машину от клиники выделила, довезли нас сюда совершенно бесплатно.

– Кто звонил? – спрашиваю охрипшим голосом, продолжая внутренний монолог, обличающий мои тайные надежды. Ругаю себя последними словами. Да и не может у Валиева быть ко мне интереса, кроме мести. Хотя, такой человек как он, думаю, до мести женщине не опустится.

Закрываю глаза и воспоминания накатывают страшной волной, мучают и будоражат. Все эти годы я гнала от себя мысли о Валиеве, о том, что произошло между нами и чем закончилось. Запрещала себе вспоминать. И в то же время, все что происходило со мной, все невзгоды и лишения, иногда даже в голод, я принимала как наказание за то, что сделала с Тагиром.

Валиев появился в особняке отца, когда мне исполнилось четырнадцать. Папа нанял новых телохранителей, новая команда из трёх человек, которые приехали из Чечни. Три боксёра, двое из которых – огромные амбалы, Тагир рядом с ними казался не особенно внушительным. Он был худощав, но на самом деле, на всех спаррингах, что они проводили в спортивном зале (а я тайком подглядывала), он всегда брал верх, потому что был самым подвижным, а удар у него был смертельным. Его мускулы, бицепсы, конечно привлекали мое внимание. Именно Валиев поразил мое воображение, своей красотой, мрачной, и в тоже время притягательной внешностью, широким размахом плеч. Ко мне в то время часто приходила в гости школьная подружка, Вика Морозова, и мы часами наблюдали в окно за охранниками, придумывали разные предлоги, чтобы поболтать с ними, пококетничать. Ровесники казались нам ужасно противными и скучными, наверное, в этом возрасте так бывает со всеми подростками.

Тагир, разумеется, никак не реагировал на наши хихиканья, ужимки, заигрывания и глупые вопросы. Но даже простой его взгляд подстегивал мое воображение до небес. Я напридумывала себе, что у него тоже есть влечение ко мне, угловатой малолетке с косичками.

Разумеется, даже если бы я была красива как Мисс Мира, смотреть на дочку своего босса, криминального авторитета, было бы безумием. И даже будучи наивной малолеткой, я это понимала. С другой стороны, Тагир отличался крутым нравом, он всегда говорил, что думает, даже перед моим отцом не заискивал. Конечно, это тоже романтизировало его в моих глазах. Он был именно тем самым прекрасным принцем, которому все нипочем, никакой огнедышащий дракон не страшен. Если кто и мог вырвать меня из золотой клетки, то только Валиев. Он нравился мне с каждым днём все больше. Постепенно это перерастало в навязчивую идею. Я засыпала с его именем и просыпалась, это была та самая, настоящая первая любовь. Незабываемая, отчаянная. Я каждый день придумывала новые истории, как заговариваю с ним, рассказываю о своих чувствах. Как мы убегаем из особняка, уезжаем далеко-далеко в какую-нибудь экзотическую страну, строим свою жизнь вдали от моего отца, ужасного, жестокого и строгого.

Но долго жить фантазиями, без взаимности, безумно тяжело. Иногда я приходила в отчаяние – мне казалось, что Тагир даже не подозревает что я существую. Тогда я начала вести себя дерзко: задирала его, провоцировала. Старалась перед ним ходить в коротких юбках, шортах, иногда невзначай касалась его. Постоянно просила его о каких-то услугах, самых идиотских. Он отвечал мне холодно, видно было, что я его раздражаю, и тогда я начинала подкалывать его перед другими охранниками, насмешничать, что ему явно не нравилось. Поэтому, он старался последнее время держаться от меня как можно дальше.

Однажды, когда отец уехал в командировку на несколько дней, Тагир остался в особняке за старшего, потому что всех остальных телохранителей папа забрал с собой. Я решила, что это мой шанс. Мне тогда уже было пятнадцать, я считала себя созревшей, взрослой. У меня уже были месячные, груди правда никак не хотели расти, были совсем маленькими, что меня ужасно смущало. Подружка снабжала меня любовными романами с откровенными сценами секса. Мне казалось, что я очень много знаю об отношениях мужчины и женщины. Я хотела близости с Тагиром, считала, что готова к этому. И что это единственный шанс, ведь папа редко уезжал так надолго. Конечно же, мой план был безумием, и все равно я была полна решимости добиться своего.

Я накрутила волосы на бигуди, наложила на лицо немного пудры и румян, купленных тайком, накрасила ресницы и губы, надела открытое черное платье, которое мне подарила Вика. Длиной выше колен, оно казалось мне строгим, взрослым и очень сексуальным. Туфли на каблуке, сверху накинула коротенький жакет.

Никогда еще я не выглядела такой взрослой, в зеркало на меня смотрела совершенно другая, взрослая женщина.

Сделав глубокий вдох, пожелав себе удачи, я вылезла в окно гостиной на первом этаже.

У меня не было конкретного плана, лишь смутная идея, что если попытаюсь сбежать, Тагир обязательно бросится в погоню. Ну или как минимум попытается остановить. Дальше моя фантазия не заходила. Конечно, все это было совершенно безрассудно. Но ничего другого не оставалось – так мне казалось тогда.

Неожиданно вышло выбраться из особняка незамеченной – в моих руках это был компромат на Тагира, как главный он отвечал за мою сохранность. Я вызвала такси, доехала до центра города, позвонила Вике. Мы встретились, посмеялись как две дурочки над произошедшим, и отправились в Макдональдс, посидеть-поболтать, придумать еще что-то.

– Например, приезжаешь сейчас в особняк, просишь позвать меня, тем самым устроив переполох.

– Ммм, а ты не боишься, что твоему отцу потом доложат? Ты чего добиваешься? Чтобы Валиева уволили, или чтобы внимание его на себя обратить? Чтобы он тебя схватил, ручищами своими облапал, может даже по заднице за плохое поведение влупил, – хихикает Вика.

– Ты права. Наверное, не стоит тебе ехать.

– Дурочка, конечно не стоит! Можно же просто позвонить, позвать тебя к телефону. Эффект будет тот же.

– Ты права. Я идиотка.

– Ты просто ничего не продумала.

– Так времени не было…

Время, к слову, стремительно близилось к закату. Было уже девять, мне вдруг стало не по себе. Я привыкла, что даже средь бела дня меня всюду сопровождает охрана… Вечером я никогда из дома не выходила, отец был строг, никаких поздних сеансов кино или дискотек.

– Тогда я, наверное, домой поеду. Вернусь так, чтобы только Валиев это заметил…

– Отличный план, – кивает Вика. – Никто не узнает, будет у вас своя маленькая тайна. – О Боже! – восклицает вдруг подруга.  – Смотри кто здесь.

Оглядываюсь и вижу парней из соседней школы, известных на весь город хулиганов, стоящих на учете в милиции. Нам знакомы их лица, потому что недавно они появились в нашей элитной школе и затеяли драку с парнями из параллельного класса. Настоящие отморозки, и встретиться с ними за пределами школы – ничего хорошего не сулило.

– Не смотри на них! – предупреждает меня шепотом Вика.

– О, привет девчонки, знакомые лица. Вы чего потеряли в нашем районе? – парни все же заметили нас, нагло усаживаются за наш столик.

– Ты тут одна крошка? – прижимается боком ко мне тот, что покрупнее. Он симпатичный, но почему-то отталкивает его внешность, и тем более, манера общения.

– Не одна. Какое тебе дело? У нас с подругой серьезный разговор.

– Какая ты дерзкая, мне такие нравятся, – смеется в ответ.

– Может все-таки дашь нам закончить разговор?

Начинаю нервничать все сильнее.

– По-моему эти крошки слишком сильно задирают нос, – замечает второй парень.

От его взгляда у меня по позвоночнику пробегает озноб. Он выглядит опасным.

– Пойдем отсюда, – резко встав, говорю Вике. Она бледная и тоже явно перепуганная, как и я. Мы выходим на улицу, но парни следуют за нами.

– Надо вызвать такси, – произношу почти шепотом.

– Мы вас довезем.

– Спасибо, не стоит.

– Слышь, ты, шмара, ты что о себе возомнила?

Парни явно под чем-то, теперь я это понимаю. Внутри меня колотит, ругаю себя последними словами. Говорю себе, что моя тяга к Тагиру не стоила такого риска…

На стоянку со свистом влетает ауди цвета серого асфальта. Свет фар падает на нашу компанию. Мотор затихает, фары гаснут. С водительского сиденья вылезает Валиев, меряет взглядом парней, на нас даже не смотрит. Он выглядит абсолютно спокойным, равнодушным. При взгляде на него у меня захватывает дух.

– Так что насчет вечеринки, девчонки? – до парней еще не доходит, что бывший боксер направляется по их душу. Вика коварно усмехается. Отталкивает руку одного из парней – теперь она смелая как лев.

– Убери грабли, – говорит насмешливо.

– Вечеринка, значит? – произношу громко, чтобы слышал Валиев.

Толком сама не понимаю, чего добиваюсь. Может, чтобы приревновал меня.

Бросаю быстрый взгляд на Валиева – он хмурится.

Я не знаю, зачем вдруг начинаю улыбаться парню. Наверное, чтобы Тагир не подумал, что мне отчаянно страшно, что нуждаюсь в его помощи.

– Да, детка. Мы снимаем тут хату неподалеку.

– А кто еще там будет?

– Тебе нас двоих мало, крошка?

Боже, ну что за пошлый разговор! Меня тошнит, и все равно продолжаю упрямо.

– Разве это вечеринка, всего нас четверо?

– А у тебя есть подружки, которым ты можешь позвонить?

– Нет. Мои подружки так поздно не гуляют.

– Какая жалость. Хорошо, что ты не такая скучная как они.

Я только вошла во вкус, мне интересно, что сделает Валиев. Это происходит, когда один из парней кладет руку мне на талию.

Все происходит настолько молниеносно, что ничего не успеваю понять. Короткий вскрик Вики, и парень улетает на пару метров. Второй бросается на Тагира, но передумывает, буквально в прыжке меняет направление. И вот уже двое незадачливых кавалеров бегут куда глаза глядят.

Тагир пристально смотрит на меня, затем переводит взгляд на Вику. Его взгляд пугает и одновременно завораживает.

– В машину, быстро, – рявкает грубо.

Вика, опомнившись первой, выполняет приказ. Причем юркает на переднее сидение.

Впрочем, мне все равно. Явно моя эскапада ничуть не тронула охранника. Он зол, потому что пришлось напрячься, чтобы выполнить свою работу. Не более того. Сажусь сзади и встречаюсь с ним глазами в зеркале.

Наглый, самоуверенный и абсолютно запретный для меня.

Чувствую, как душу захлестывает отчаяние.

– Адрес, – спрашивает, чуть повернув голову к Вике.

Раздается урчание мотора, и машина трогается с места.

Когда машина останавливается возле дома Вики, не говоря ни слова выскакиваю следом.

– Не оставляй меня с ним, – прошу дрожащим голосом.

– Эй, ты чего, дурында? Ты же все ради того, чтобы с ним наедине остаться сделала.

– Я передумала. Он меня пугает.

– Ну, ты сама такого выбрала, – посмеивается Вика.

– Поехали ко мне ночевать! Скажи, что ключи забыла, – продолжаю паниковать.

– Вилена. В машину, – раздается холодный как лед приказ. Поворачиваю голову – Валиев соизволил выйти из машины. Даже если стрекача дам – поймает. Да и куда мне бежать, ноги ватные.

– Не трусь, ничего он тебе не сделает, – хихикнув, Вика целует меня в щеку. – Пока, подруга. Будь смелой и все получится, завтра приеду к тебе за подробностями.

С этими словами Вика скрывается в подъезде своего дома. Стою, смотрю ей в след. Мне хочется ее убить. Подруга, называется! Бросила на съедение чудовищу!

– Ты долго стоять собираешься? Ждешь, чтобы в машину запихнул?

Хочется ответить что-нибудь резкое, но как назло ничего не приходит в голову. Залезаю в машину, стараясь сделать это с достоинством. Причем автоматически занимаю переднее сидение. Потом, опомнившись, понимаю, что менять дислокацию поздно.  Валиев заводит мотор, приборная доска вспыхивает огнями. Тагир выезжает задним ходом со стоянки, выруливая на центральный проспект.

– Мы разве не домой едем? – спрашиваю охрипшим от страха голосом. К Вике я приезжаю в гости довольно часто, поэтому, хорошо помню дорогу. Тагир повернул в противоположную сторону.

В голову начинают лезть всякие мысли. Отец растил меня, все время пугая похищением. Я не могла никуда ходить без охраны, моих друзей тщательно проверяли. Папа рассказывал мне о том, что делают с похищенными. Сейчас, поневоле задумалась – вдруг Валиева перекупили враги? И он воспользовался моей глупостью. Да, воображение у меня более чем развито, что поделать.

– Ответишь или нет? – снова нарушаю молчание.

– Прокатимся.

– Я не хочу!

– А мне казалось, наоборот. Так и жаждешь приключений, – кривит лицо Валиев.

Все тело аж покалывает от ужасного предчувствия, вперемешку с возбуждением. Куда он везет меня? Тагир все равно не казался мне похожим на предателя. Кто угодно, только не он. Я слышала, как другой охранник говорил о нем, что Валиев из старинного чеченского рода, очень благородного, даже влиятельного. Что охранником стал из-за юношеского упрямства, как и боксером. Что у его семьи много недвижимости в Чечне, бизнеса. И все это потом будет принадлежать Тагиру.

Мне до сих пор не верилось, что действительно сижу в его машине… Это было просто невероятно.

Валиев посмотрел на меня, потом снова перевел взгляд на темную дорогу.

– Боишься?

– Нет конечно. Почему я должна бояться своего же охранника?

– Тогда почему дрожишь как перепуганный кролик?

– Слушай, я не собираюсь выслушивать твои насмешки, ясно?

– Придется. Ты ведь теперь у меня в руках. Иначе расскажу о проделке папочке.

– Серьезно? Расскажешь, как проворонил меня? Тебя за это по головке погладят?

Ох, зря я это сказала! Все равно что войти в клетку со зверем и дернуть за усы! Машина резко сворачивает с дороги, мы теперь едем по какому-то лесу. От страха начинаю задыхаться. Не в переносном, а в прямом смысле! Мне будто сжали горло, невозможно вдохнуть, не хватает воздуха. Валиев останавливает машину на опушке, смотрит на меня презрительно, видимо думая, что разыгрываю спектакль. У меня выступают слезы на глазах, отворачиваюсь от него. Не хватало еще по-детски расплакаться при нем. От этой мысли прихожу в ужас.

– Поехали домой, немедленно, слышишь?

– Ты плачешь что ли? – в низком голосе звучит насмешка.

– Нет, – отвечаю поспешно, моргая, чтобы не расплакаться. – Слушай, я не знаю, зачем ты привез меня сюда. Но правда, хочу попросить у тебя прощения, за то, что сделала. Я понимаю, что поступила ужасно.

Меня снова начинают душить слезы, нажимаю ручку, толкаю дверь и выскакиваю из машины. Направляюсь в сторону, откуда мы приехали, не могу стоять на месте, не могу больше выносить презрение этого человека!

– Куда это ты собралась? – окликает меня Тагир.

Ничего не отвечаю, продолжаю идти. Валиев хватает меня за руку повыше локтя, поворачивает к себе лицом. В свете фар, падающем на него сзади, он кажется еще больше и внушительнее. Высокие сосны на поляне обступают нас, словно часовые.

– Что ты от меня хочешь?!

Отталкиваю его, но он тут же хватает меня за другую руку.

– Поговорить. Какая же ты еще малявка, – вздыхает Валиев, и тут меня прорывает.

– С какой стати я буду тебя выслушивать? Хочешь отчитать меня, как малолетку, бесишься что нарушила твой спокойный вечер, заставила побегать. На самом же деле, тебе на меня плевать, что бы со мной ни случилось! И ты не понимаешь, что я живу так всю жизнь, среди запретов и контроля? Раз в жизни позволила себе глупость, хоте развеяться, вдохнуть глоток свободы.

Мои ресницы мокрые от слез, сама не понимаю, что несу, выплескиваю на чужого по сути человека свои беды, проблемы, злость на отца, на то что вынуждена жить пленницей в золотой клетке.

– И кстати, не смей называть меня малявкой. Я не ребенок, ясно! Мне достаточно лет… для всего!

Глава 4

Выпаливаю и тут же чувствую, что заливаюсь краской. Идиотка. Не могу смотреть ему в глаза, перевожу их ниже и залипаю взглядом на его губах. Твердых, безупречно очерченных, чувственных. Боже, почему меня так сильно кроет в его присутствии? Просто с ума схожу, бросает то в жар, то в холод. Моргаю, потому что начинает все расплываться, напряжение невыносимо.

– Я знаю, сколько тебе лет, – мне кажется, или голос Валиева становится ниже, и более хриплым? – Слишком мало, чтобы ты так смотрела на меня, малявка.

Как ушат ледяной воды. Досада и обида, копившиеся во мне месяцами, хлынули наружу.

– Достаточно, чтобы я сама могла решать, что хочу делать! И я хочу, чтобы ты прекратил все это, отвез меня домой и оставил в покое! Больше не смей так поступать, ясно? Я хотела всего лишь немного погулять.

Сама не понимаю, что несу. Я на самом деле не хочу, чтобы Тагир увез меня отсюда. Мне просто очень страшно. Но в то же время четко осознаю – я умру, я себе не прощу, если он меня сейчас обратно в машину засунет. Меня трясет. Я стою на пороге перед запретным, и безумно боюсь, и безумно хочу.

Внезапно, решившись, встаю на цыпочки и впиваюсь в его губы, отчаянно желая узнать их вкус. Несколько мгновений, несколько биений сердца замираем неподвижно – оба ошеломленные. Меня переполняет миллион новых невероятных ощущений.

Внезапно, Тагир отвечает на поцелуй. Сминает мои губы, кусает их. Рот у него теплый и твердый, поцелуи уверенного, взрослого мужчины пугают и в то же время вызывают глубокий трепет. Валиев поднимает руки, обхватывает мою голову ладонями, слегка надавив большими пальцами на подбородок. По спине пробегают горячие мурашки. Упираюсь ладонями в твердую грудь, чувствуя бешеное биение мощного сердца.

Тагир неожиданно отстраняется. Ищу губами его губы, не хочу, чтобы поцелуй заканчивался. Валиев ласково проводит пальцами по моей шее, заглядывая мне в глаза.

– То, что сейчас произошло – безумие. Я должен был найти палку и хорошенько тебя отшлепать. Так поступают в моей семье с непослушными детьми. Вместо этого… Дерьмо. Ты должна забыть, что сейчас произошло, поняла? Мы оба должны забыть.

– Я никому не скажу, – снова тянусь к нему, тая, думая только о том, какой же он красивый. Просто невероятно, как сильно хочу его, как болит все тело, выкручивает от непонятного томления. Я словно под действием наркотика. Конечно же, я никогда ничего подобного не пробовала, как и алкоголь, бокал шампанского на Новый год не в счет. И вот сейчас, у меня в животе лопаются те самые пузырьки шампанского. Я опьяневшая, одурманенная. Как же я его люблю.

– Ты уже пробовала поцелуи? – неожиданно спрашивает Тагир. – Или что-то большее?

– Почему ты спрашиваешь? Ревнуешь?

У меня язык прилипает к гортани, произношу это с трудом. Как же хочется, чтобы и правда ревновал меня, чтобы с ума по мне сходил, так же как я по нему.

– Кто-нибудь запускал руку в твои трусики? – следует грубый вопрос, больно уколовший меня. Лицо Валиева мрачное, только непонятно, от гнева или от ревности. Мне неловко говорить о столь откровенном. Я кроме Вики ни с кем, ни о чем таком никогда не болтала. Тагир спрашивает спокойно, без стеснения. Он хочет узнать, опытна ли я? О, я хочу быть такой для него, очень хочу.

Чувствую, как по его телу проходит крупная дрожь. Он смотрит на меня так, словно хочет оттолкнуть, но не может себя заставить это сделать. Смотрю ему в глаза, окидываю взглядом его красивое лицо. Снова тянусь к нему, касаюсь губами его щеки, скольжу вбок, чуть пониже уха. Его кожа невероятно приятно пахнет туалетной водой и прохладой леса.

Валиев кладет руки на мою талию, его ладони скользят вверх, сминая тонкую ткань платья. Подол задирается. Тагир прижимает меня к себе так, что ощущаю его эрекцию.

Это безумно смущает меня, сводит с ума.

– Ты не ответила на мой вопрос.

– Боишься, что я девственница?

– А это не так?

– Дотронься до меня. Пожалуйста.

Смотрю ему в глаза. Мне словно открылся какой-то новый, совсем другой Тагир. Его взгляд полон напряжения, его можно назвать суровым, но касается он меня так, будто я сделана из какого-то хрупкого материала.

– Нет.

– Почему? Чего ты боишься?

– Потому что мне не по душе богатые извращенные сучки. Если ты такая.

Закусываю губу, чтобы не расплакаться.

– Трус, шепчу, освобождая руки из его хватки.

– Как только происходит что-то не по воле богатой сучки, начинаются оскорбления, – усмехается Тагир. Вздрагиваю от его грубости.

– Слышать правду всегда болезненно? Ну чтож, будешь знать, что и такое бывает, Вилена. Не все случается по первому щелчку пальцев. Я не боюсь, малявка. Ты просто не в моем вкусе.

Меня охватывает холод, Тагир отходит на шаг. Если отбросить лёгкий румянец на его скулах и явно болезненную эрекцию, ему будто и дела нет до того что произошло сейчас между нами.

– Не в твоём? А как ты назовёшь то, что произошло?

Меня колотит от обиды. Первый поцелуй, первая влюбленность, и когда тебя вот так грубо отшивают, ощущение, что ты распадаешься на тысячу болезненных осколков…

– Какую часть фразы «я тебя не хочу» ты не поняла?

Но он же хотел меня! Он мог лгать, но его тело не обманывало.

– Тогда что это такое? – показываю пальцем на его пах, внутренне приходя в ужас от собственной наглости. Мне не свойственно вести себя настолько агрессивно-сексуально. Я не из тех, кто бегает за противоположным полом. В этот момент меня просто переклинивает.

– То, что я воспользовался женским телом и пощупал то, что само предлагает себя, ни о чем не говорит, Вилена. Извини, но я более разборчив чем ты.

– Ну и трус же ты!

Меня колотит от гнева и обиды, поэтому в следующую секунду делаю нечто совершенно безумное.

Расстегиваю сбоку молнию, и платье, соскользнув вниз, падает к моим ногам. Сама не понимаю, чего хочу добиться этим совершенно диким и безумным поступком. Меня бросает в жар, он разливается внутри, и полыхает снаружи, потому что Валиев смотрит на меня неотрывно. Его взгляд пронзительный, гипнотизирующий.

Жду, что крикнет, чтобы оделась. Но он молчит. Просто смотрит. В этот момент понимаю, что несмотря на все его жестокие слова, все равно умираю как хочу его. Хочу, чтобы он занялся со мной любовью.

Он что-то говорит глухо, на незнакомом мне языке. Этот момент настолько захватывающий, острый, что меня пронзает боль. В голове неприличные картинки: Тагир, тоже обнаженный, обнимает меня. О, как же я хочу увидеть его голым, дотронуться, чтобы он лежал на мне, хочу обнять его горячее тело. В какой-то момент зажмуриваюсь. А когда открываю глаза, в них бьет луч света.

Меня ослепляет свет фар быстро приближающегося автомобиля. Нет, не одного, нескольких. Откуда в этой глуши столько машин разом? Ужасное предчувствие, но сделать уже ничего нельзя. Я даже не успеваю поднять лежащее на земле платье. Обхватываю себя руками, и машинально прячусь за Тагира.

Он сам поднимает платье с земли и кидает мне. Чувствую, как сильно он напряжен. Кое-как натягиваю платье через голову, но руки плохо слушаются.

Из черного внедорожника выскакивает отец.

– Отойди от нее! – точно удар хлыста раздается его голос. Как раз в этот момент мне удается одеться, но унять охватившую панику не получается. Нервно всхлипнув, делаю шаг навстречу отцу.

– Я все объясню, не кричи, пожалуйста. Понимаешь…

Пощечина обжигает щеку, и я падаю на землю. Из глаз брызжут слезы. Чьи-то руки поднимают меня, ставят на ноги.

– Убери от нее свои грязные лапы, мразь!

Нас окружает около десятка мужчин, все хорошо тренированные, работающие на отца. Тагир быстро оглядывает их, видимо, оценивая обстановку.

– Он тут ни при чем отец, слышишь? Я устроила ему ловушку, ясно? Мне хотелось поиграть!

Я даже пытаюсь загородить собой Валиева, что, наверное, смотрится со стороны полным идиотизмом. Свет фар нескольких внедорожников освещает все происходящее как некий спектакль.

– Ты хочешь сказать последнее слово? – рычит отец, глядя на Валиева, и меня накрывает настоящим животным ужасом от слова «последнее».

– Нет! Нет, не смейте, слышите? Отец! Я все объясню!

Уберите ее в машину, – следует холодный приказ.

– Он меня не хотел! Не хотел!

Цепляюсь взглядом за Тагира, и понимаю, что он меня не видит, не слышит. Он выглядит равнодушным и отстраненным. Спокойным. Не понимаю, как можно оставаться таким в этой ситуации? Когда у меня, кажется, вот-вот разум тронется от страха.

– Не молчи! Скажи же ему, объясни, что не было ничего! Скажи ему, что мы ничего не сделали! – грудь сдавливает от сдерживаемых рыданий, понимаю, что у меня сейчас случится истерика, уже не могу сдерживаться. Когда двое мужчин тащат меня к машине, я ору, срывая голос. Один из охранников накидывает на меня свое длинное кожаное пальто, но я сбрасываю его с отвращением.

Так страшно мне ещё никогда не было. Слышу глухие звуки ударов, треск костей, эти звуки отдаются в ушах троекратно. Визжу от ужаса, снова рвусь из рук охраны.

– Папа, пожалуйста не надо! Не делай этого!

Но ничего в ответ. Перед глазами все расплывается, все размыто. Кажется, Тагира держат двое, а отец методично избивает его. Понимаю, что не голыми руками. Железные кастеты – любимые игрушки Глеба Шахова. Однажды он ударил такой штукой брата, всего раз, но сразу сломал ему ребро.

Избиение продолжается невыносимо долго, кажется, что время замерло. Он же убивает Тагира, а я ничего не могу сделать. В этот момент говорю себе, что и я жить не стану. просто не смогу.

– Петухом его сука, пидором сделаю, увезите тварь, чтоб глаза мои его не видели, – орет отец.

Я в полуобморочном состоянии. Меня кидают на заднее сидение, машину запирают. Прилипаю к окну, сквозь стук собственного сердца слышу жуткие ругательства отца, от которых липкий холодный пот прокатывается по позвоночнику.

Когда отец садится в машину, его руки в крови по локоть, и это не фигура речи, а настоящая реальность, которая приводит меня в животный ужас.

– Ты убил его? – спрашиваю сдавленным шепотом. Голос пропал, я сорвала его. Горло саднит нестерпимо.

– Да, я убил его. И убил бы ещё раз, с огромным удовольствием, – произносит отец. – Поехали.

– Он же ни в чем не виноват, он просто нашел меня. Я сбежала, хотела погулять одна.

– Достаточно того, что он упустил тебя, позволил убежать из дома, когда его оставили за главного. Достаточно того, что он смотрел на тебя. Стоял и смотрел, сука, на мою голую дочь. Малолетку, сука… За такое в тюрьме знаешь, что делают? За растление? У него еще все впереди, если очухается.

– Он ничего не делал, пойми! Это всё я! Я, сама! – не знаю откуда прорезается голос, и я кричу, наклоняясь к отцу, чувствуя, что меня вот-вот вырвет от запаха крови, заполнившего салон.

Отец, обернувшись, отвешивает мне пощечину.

– Заткнись, слышишь? Ты можешь говорить все что угодно. Может быть и правда, сама, ну тогда его кишки на твоей совести всегда будут. Никогда не думал, что моя дочь будет вести себя как шлюха. Разве такой я тебя растил? Разве этому учил?

– Чему может научить убийца? – вырывается у меня, и ещё одна пощечина почти лишает сознания, меня отбрасывает назад, отползаю в сторону противоположной двери, дёргаю ручку, и понимаю, что не заблокировано. Скорость автомобиля маленькая, я вываливаюсь на обочину, мы еще не выехали на дорогу, и трава приглушает падение. Впрочем, я все равно ничего не чувствую. Вскакиваю на ноги и бегу обратно, к тому месту, где все еще стоит машина Тагира. Спотыкаюсь, ползу на четвереньках, но доползти до него мне не удается. Меня хватают за шкирку и снова тащат в машину, кидают на заднее сидение. Это уже другой джип, отца в нем нет. Двери тут же блокируются, и машина срывается с места.

Глава 5

Последующий за этими событиями месяц, я была заперта в монастыре. Мой свихнувшийся отец решил, что это достойное место для падшей дочери и отправил меня на край света, в глухой поселок на окраине Архангельской области, в маленький монастырь, где скудное питание и одежда из какой-то ужасно грубой ткани должны были искупить мои грехи. Но я чувствовала, что мои грехи никогда невозможно будет искупить.

Я убила человека. Погубила того, в кого влюбилась. Я проклята, иначе и быть не может. Каждый день себе это повторяла. Я не хотела прощения, и сама не хотела прощать себя. Я хотела умереть вместе с Тагиром, но трусость и слабоволие не давали мысли развиться. Самоубийство казалось чем-то совершенно жутким, я боялась боли, страданий. В результате – просто ушла в себя, жила, не замечая окружающей среды, не осознавая где нахожусь, что ем, сплю или бодрствую. Сплошной туман и безразличие. Полная пустота внутри и снаружи. Наверное, это было своего рода сумасшествие, разум так защищался от стресса.

 А потом, как всегда это бывало, отец немного остыл и велел вернуть меня домой. Одна радость – за мной в монастырь приехал мой брат Павел. За это я была безумно благодарна, потому что брат был единственным человеком, по настоящему близким мне, родным, тот которому я безоговорочно доверяла. Павел был старше меня на пять лет. Несколько лет назад он съехал из родительского дома, точнее, отец выгнал его. У них всегда были сложные отношения, но больше всего опасность состояла в том, что Павел был нетрадиционной сексуальной ориентации. Он понял это достаточно рано, как и то, что отец никогда не примет такого сына. Для него это было чудовищным позором и конечно же, отец всячески прессовал Павла, бил, издевался, пытаясь изменить, заставить жить по его понятиям, наставить на путь истинный. Когда Павел впервые влюбился, то вскоре парень, с которым у них вспыхнули взаимные чувства, погиб при невыясненных обстоятельствах. Невозможно было не подозревать что за этим стоит наш отец. Хотя думать так было чудовищно… Именно после этого Павел снял квартиру в городе. В будущем он планировал и вовсе перебраться куда-нибудь подальше, в столицу, а может быть и в другую страну. Он сам поступил в университет, на бюджетное отделение, прекрасно учился, был очень хорошим специалистом по компьютерному программированию. Поэтому хорошо зарабатывал на жизнь и не нуждался в помощи отца. Брат говорил, что единственное, что держит его в этом городе – это я. Он очень хорошо ко мне относился, жалел и мечтал вырвать из лап отца.

Раньше я всего этого не понимала. Да, была жестокость, но такой как в ночь с Валиевым я не видела, не знала, что отец настоящее чудовище, которому не место среди людей…

Увидев в монастыре Павла, я страшно обрадовалась, расплакалась как ребенок, а он заключил меня в крепкие объятия.

– Ты приехал по своей инициативе, или тебя прислал отец?

– По собственной, – улыбается мне Павел. – Даже с моими хакерскими это талантами я бы не смог отыскать тебя, – добавляет со вздохом.

– Значит, он сказал, где меня найти? Велел привезти домой?

– Да, сказал, что готов простить тебя, что надеется, ты раскаялась в том, что сделала.

– Но сам он нисколько не раскаялся в том, что убил невинного человека, – добавляю с горечью.

Рассказываю брату о произошедшем, ничего не утаивая, даже своих чувств, влюбленности и похоти. Мне легко откровенничать с Павлом, так было всегда… После исповеди чувствую себя изможденной, опустошенной. Здесь за месяц ни один священник не смог склонить меня к исповеди. Я отказывалась, потому что не верила в бога. И просто из-за того, что мой отец являлся спонсором этого места. Разве оно могло быть после такого божьим?

– Не думай об этом, Вилена. Ты ни в чем не виновата. Прежде всего, не виновата в том, что твой отец – чудовище, – с грустью говорит брат.

– Давай не будем говорить об этом. Лучше о другом. Я хочу сбежать от него! Помнишь, как мы мечтали?

– Да. Только мы ждали, сама знаешь, твоего совершеннолетия. Так ему сложнее будет давить на нас. Он все равно будет пытаться тебя вернуть.

– Но тебя же он отпустил!

– Потому что не верил, что справлюсь. Я не уверен, что отпустил полностью.

– Плевать! Мы должны… Должны сбежать! Я хочу уехать далеко-далеко, пожалуйста! Давай сделаем это, как мы мечтали, прошу тебя.

– Это будет непросто, Вилена, – вздыхает Павел. – Надо бежать подальше, в этом городе тебе не спрятаться. Значит, мне надо найти другую работу… У меня нет никаких сбережений, потому что я снимал квартиру, достаточно дорогую… Что тут скажешь, я не особо отличаюсь умом. Для победы нужна подушка безопасности, ведь нужно будет скрываться, он будет нас искать… Но ты права, больше так продолжаться не может.

***

Отец встретил меня дома прохладно, но ни слова не сказал о том, что было. Сразу дал понять, что это табу. Равнодушный кивок, ужин в полном молчании, и он снова уехал по своим делам. Моя комната душила меня. Накопилось страшно много хвостов по учебе, и я окунулась в нее.

Я ждала с нетерпением дня, когда пойду в школу, прежде всего потому что не могла дозвониться до подруги. Вика сменила телефон? Только этим я могла объяснить вечное «абонент недоступен». Она, наверное, боялась мне звонить с нового номера…

В школе я узнала, что все это время не появлялась не только я, но и Вика. И запаниковала сильнее. В конце концов, через знакомых я узнала, что семья Вики переехала! Так резко и неожиданно? Я все сильнее переживала, меня мучило нехорошее предчувствие. С огромным трудом, в конце концов мне помог Павел, я смогла узнать новый телефон подруги. Но взяла трубку только когда я позвонила с чужого номера.

– Что происходит? – начала я без предисловий. – Ты избегаешь меня? Я чем-то тебя обидела?

– А ты сама как думаешь, Вилена? – сразу узнает меня подружка. – Я случайно узнала, что произошло… Пришла в ужас. А потом…

– Что потом.

– Сама как думаешь?

– Не говори загадками! Это мой отец заставил вас переехать? Не понимаю… при чем тут ты?

– Нет, Вилена… Не твой отец… Помнишь, ты рассказывала, что у Тагира очень влиятельная семья? Так вот, это правда… Когда они к нам приехали, я думала все, капец. Они провели расследование, как-то узнали, что он меня подвозил… Хотя, понятно как.

– Я не понимаю… Что они хотели?

– Господи, сама как думаешь? Мести! Их брата чуть не убили…

– Чуть? Тагир жив?!

Меня перетряхивает, колотит, я разговаривала стоя, ходя из угла в угол комнаты, но теперь ноги подкашиваются, падаю на колени.

– Он правда жив?

– Думаю да… Как иначе они бы про меня узнали… Да и думаю, если бы он погиб, эти люди камня на камне бы не оставили в городе… Кажется, я слышала что он стал инвалидом, в кресле теперь. Может конечно вранье, мне парень один знакомый рассказал, вроде видел он его.

– ты же ему ничего не сделала.

– Да. Но поверь, увидев его родственников, моим родителям на край света сбежать захотелось. Тут еще конечно момент, что отцу работу в Москве предложили. Он конечно подумывал сам, квартиру снимать. А после этого сказал нет, не оставлю я вас. Продали мы квартиру, купили комнату в коммуналке, рядом с МКАДом. Пока нормально. Ютимся. Работа хорошая. И все равно мне страшно, Вилена. Мы с тобой, две дуры малолетние, между двух огней оказались. Хочешь совет? Беги подальше от своего больного папаши. Они хоть мне не рассказывали ничего. Не называли имен, кроме твоего. Но сразу стало ясно – они все знают. Мне очень страшно, правда. Я же тут совершенно не причём, господи, влезла потому что у подружки одно место зачесалось.

На этой фразе нажимаю отбой. Нет смысла выслушивать причитания Вики по десятому кругу. Главное – Тагир жив. Меня охватило невероятное облегчение. Может, моя душа не будет проклята. Может я даже смогу жить нормально, когда-нибудь. Нет, конечно же я больше не надеялась, что мы сможем быть парой, что он сможет посмотреть на меня как на женщину – это было бы за уж совсем за гранью идиотизма. Какая пара, когда я фактически подписала человеку смертный приговор. Но все равно, то что этот человек будет продолжать существовать на этой планете, что он не лежит в земле бездыханный, наполняло меня каким-то невероятным счастьем. Я сказала себе, что это знак, что я должна использовать его, и противостоять своей судьбе. Да, дети не выбирают своих родителей, но я уже не ребёнок. Я не обижалась на Вику, позже написала ей сообщение, что понимаю и что прошу у неё за все прощения. Вика перезвонила, и мы даже поплакали, договорились держать связь. Я не стала посвящать её в свой план побега. Эта история сделала меня нелюдимой и замкнутой, внутри погас какой-то свет. Наверное, детство закончилось, умерло во мне навсегда, в тот момент, когда я услышала хруст костей Тагира.

Я не жалела о детстве. Приказала себе смотреть вперёд. Вскоре мы с братом воплотили мечты о побеге в реальность.

Я так погрузилась в воспоминания что совсем забыла о Варваре, которая все ещё находилась в комнате, и кажется, продолжала что-то говорить мне.

– Прости пожалуйста, я задумалась, и прослушала что ты говорила, – извиняюсь перед женщиной. – Так кто звонил? Это странно, потому что в этом городе мало кто знает о том, что я приехала.

– Да, ты прям словно в транс впала, деточка, полчаса, наверное, болтаю, вопросы тебе задаю, а ты стоишь точно статуя, я уж испугалась! – ворчит женщина, качая головой укоризненно. – Я записала его. Вот, держи. Виталий Николаевич Антонов, – читает она, разрушая мой замок из песка.

Не знаю, каких эмоций у меня больше в данную минуту? Облегчения? Грусти? Ну и дура же ты, Шахова! Правда думала, что тебе Тагир позвонит? Нет, серьезно, надо быть полной идиоткой чтобы хоть на миг подумать о таком! А я то. Сразу погрузилась в воспоминания. Которые, надо сказать, меня отрезвили. Все эти годы я запрещала себе вспоминать и думать о том, как теперь живет Валиев. Я вытравила детскую влюбленность из своей души, с чувством вины было сложнее, оно сжирало меня долго. Я даже одно время к психологу ходила. К сожалению, сеансов посетила немного. Вскоре брат тяжело заболел, потерял работу. Ухаживала за ним, а он таял на глазах. Наша положение становилось катастрофическим. Пришлось снять вместо квартиры комнату в коммуналке. Соседи в которой были страшными пьяницами, а еще у них только родился ребенок. Я помогала с девочкой, они подкидывали нам за это еду. Павел уже не мог вставать с кровати, слабел на глазах. Болезнь очень быстро сжирала его. Причем диагноза так и не было. Врачи разводили руками. Говорили, что похоже на отравление радиацией… Но где Павел мог подхватить такое? Мне было неважно. Главное, ему требовались деньги на обследования. Я не выдержала и позвонила отцу, рассказала о болезни брата, попросила помощи, но он в ответ заявил, что у него больше нет детей.

Павлу я об этом не рассказала. Зачем? Он запрещал мне обращаться к отцу. Да и сама я на горло себе наступила. Наблюдать как уходит близкий тебе человек – безумно тяжело. Я едва не сошла с ума. Вытащила меня маленькая новорожденная девочка. Пока ее родители устраивали пьянки, я отдавала всю себя этой чудесной малышке. Наверное, для меня это была своего рода защита. Павла не стало, похоронить его мне было не на что. Все было просто ужасно, но улыбка Насти и мысль, что я нужна малышке, держала меня на плаву. Первым ее словом было «мама», и обращено оно было ко мне. Мама… Я не знала до сих пор мужских прикосновений, и при этом стала матерью, чувствовала себя ею. Любовь к Насте была огромной, всепоглощающей. Я не мыслила существования без этого ребенка. Она была не моей, я не имела на нее никаких прав. И денег у меня не было, что я могла дать Насте? Я зависела от двух грубых и неприятных людей, семейной пары, для которых главным в жизни были пьянки. Деньги, хоть и не большие, они имели. Сдавали еще какую-то квартиру, на это и жили. Меня же постоянно попрекали тем, что не плачу, чуть что грозились выгнать. Но не выгоняли – ведь я стала для них бесплатной прислугой. Готовила, убирала, стирала и сидела с малышкой. Иногда я приходила в отчаяние, жизнь казалась мне беспросветной. И не вырваться из порочного круга, ведь что я могу?

Я так и не вернулась в школу, правда дистанционно занималась, Павел настоял, так что я в конце концов сдала все нужные экзамены, получила аттестат. Но найти работу, при этом сидеть с ребенком, и выполнять кучу работы по дому было нереальным.

Коммуналка, соседи пьяницы, все это душило меня, убивало… Хотелось сбежать, но как же ребенок? Родители не обращали на Настю никакого внимания. И тогда я предложила им сделку. Сказала, что куплю девочку. Их это заинтересовало, хотя конечно смеялись надо мной – откуда у тебя деньги, нищебродка? Ты на наши подачки живешь…

Тогда я рассказала им о своем отце, о том, что смогу найти деньги. Только так они позволили мне уехать. Я думала о том, чтобы просто сбежать, ничего не платить им. Но это означало жить в постоянном страхе, что в любой момент эти люди могут отнять Настю. Обратятся в полицию, меня еще и посадят за похищение.

Лучше всего заплатить им. Я до сих пор надеюсь это сделать. Как угодно. Добиваться кредитов. Искать любой способ. Не думала, что все это совпадет со смертью отца. С одной стороны – облегчение. С другой – отчаяние, ведь была надежда вымолить у него прощение, а вместе с тем и деньги, или помощь. Но мой отец умер нищим, растерял все свои связи и финансы.

Виталий, как оказалось, хотел поужинать со мной. Внутри вспыхивает надежда, когда он отвечает на мое смс, приглашая в лучший ресторан города. Неужели появилась надежда оформить кредит? Это решит огромное количество моих проблем. Поэтому, соглашаюсь. Перезвонить ему нет сил, не могу я сейчас ни с кем разговаривать, чувствую полное опустошение, отчаяние. К счастью, все решаем по смс. Завтра. Ресторан. Надежда…

***

Почему-то мне не нравится это приглашение, охватывает нехорошее предчувствие. Но разве у меня есть выбор? Надежда умирает последней. Она так нужна мне. Надежда.

– Варвара Сергеевна, спасибо огромное что согласились присмотреть за Настеной, я возможно приду поздно, – обнимаю добрую женщину, которая так щедро приютила нас в своем стареньком доме на окраине города. Что бы я без нее делала? Сама на пенсию еле выживает, на огороде не разгибается чтобы концы с концами свести… Как мне повезло, что случайно по приезду на нее наткнулась. Просто чудо. Стыдно, что она сейчас кормит нас. Содержит фактически.

– Конечно деточка. Иди, развейся немного. А то как приехала, рыдаешь без остановки. Мне так жаль тебя. Мало того, что отец умер, так еще и жить негде. Такой богатый был мужчина, хотя характер у него не сахар, все равно добрым словом вспоминаю. Хорошо платил. И не зови ты меня так официально, баб Варей зови, вот Настю то научила уже, да, милая? – женщина ласково гладит по голове подбежавшего ребенка. Иди, не переживай, не заскучаем. Всегда внуков хотела, но Бог не дал, погиб сынок мой, никого после себя не оставил…

– Спасибо огромное… Баб Варь, – улыбаюсь.

Перед старушкой стараюсь держать хвост пистолетом, но в душе царит полный раздрай и паника. И отчаянная надежда. Что сегодняшний вечер что-то изменит, поможет как-то…

Глава 6

Я даже свои нехитрые пожитки еще не разобрала. Ставлю на стул дорожную сумку и расстегиваю «молнию». Вещи по большей части Настины, у меня совсем немного платьев. Остались те, которые я брала с собой из дома отца. Я не выросла, не поправилась, скорее наоборот, похудела. Самые дорогие платья я сдала в комиссионку. Что-то приобрели, пока Павел работал и все было хорошо. Короче, не большой выбор для пафосного ресторана. Один вариант – черное строгое платье, прямое, до колен, без рукавов. Похожее, только гораздо более дорогое, было на мне в тот вечер, когда я и Тагир. Так, стоп, хватит! Да, я вернулась в родной город, но нельзя позволить воспоминаниям сожрать себя! Валиев на меня отреагировал более чем хладнокровно. Можно успокоиться – я не интересна ему. Пара гадостей, что сказал – не в счет. Все же у него есть причины меня презирать, и я это принимаю. Думаю, если бы захотел отомстить, он бы меня где угодно нашел, и не стал бы ждать так долго.

У меня раскалывается голова, перенервничала за эти дни. Ужасно не хочется идти на встречу, но я себя заставляю.

**

– Ты сегодня очень красивая, Вилена, – говорит Виталик, оглядывая меня с головы жадным взглядом.

На чёрное платье, сверху я накинула короткий пиджак, типа болеро. Мой наряд даже вечерним толком не назовёшь. Я не старалась выглядеть привлекательно. Наоборот, хотелось, чтобы у нас с Виталием все прошло сугубо в рамках деловой встречи. Я понимала, что таких денег как мне нужно, скорее всего у него нет, но я обязана все равно рассмотреть все варианты. На днях придется связаться с родителями Насти, в основном там все решает отец. Мать мало что в реальной жизни волнует, как бы ни было это странно. Я должна сказать им, что нашла деньги. Должна успокоить этих алчных людей, чтобы не натравили полицию.

– Большое спасибо за комплимент, – стараюсь убрать из голоса надменность, которая почему-то в присутствии Антонова прорывается сама собой. Когда-то это был мой главный грех, потом я вспоминала и очень стеснялась некоторых моментов. Не оправдывала себя, что ребенком была, но это еще потому что взгляд Виталика настолько сальный, неприятный, что невольно вспоминаешь прошлые замашки, когда умела осадить лишь взглядом.

– Вилена… Черт, поверить не могу что ужинаю с тобой, – произносит очередную пошлость мой спутник.

Мне кусок в горло не лезет, зато кавалер уплетает за двоих.

– Извини, я смогла вырваться ненадолго. У меня дочка болеет. Так что не могу особо рассиживаться. Все очень вкусно.

Разговор не клеится. Когда уже перейдет к делу? Нервозность зашкаливает.

– Да, конечно. Дочка, значит, у тебя? Муж, значит тоже есть? – спрашивает Антонов.

– Извини, давай не будем про это. Мне не хочется обсуждать свою личную жизнь.

– Да конечно, как скажешь, – недовольным голосом отвечает Антонов. И добавляет еще более едко:

– Ты всегда была такой.

– Какой такой? – спрашиваю с недоумением.

– Отстраненной, надменной, словно выше всех нас. Оно и понятно, в золоте купалась, круче твоего отца никого в городе не было.

– Это было давно. Зачем вспоминать прошлое? Отца больше нет, перед смертью он все потерял. Как видишь, я сейчас в крайне тяжелых обстоятельствах. Иначе не пыталась бы получить кредит. Это вопрос жизни и смерти.

– Это фигура речи, Вилена. Мне интересно, что на самом деле стоит за твоими словами? Поделишься? – Виталий впивается в меня взглядом.

– Зачем тебе это? Почему тебе так интересны чужие проблемы, не понимаю.

– Вот, опять. Отстраненная и холодная, считающая себя выше других.

– Нет, ты ошибаешься, все не так!

– Расскажи, почему ты ушла из школы. Ходили слухи, что ты сбежала от своего отца. Это правда? Потому что беременная была? – заваливает меня вопросами Виталик. – Зачем тебе такие деньги?

– Если я открою перед тобой всю душу, ты мне поможешь? – не удержавшись, спрашиваю с горечью, и тут же жалею об этом.

– Можно и так сказать. Буду честен, у меня нет такой суммы, но я могу оформить кредит на себя.

– Ты сумасшедший? – вырывается у меня. – Зачем тебе это?  Прости, но мне кажется настолько бескорыстных и щедрых людей не существует…

– Если я скажу тебе, что бредил тобой в тот последний год школы, пока ты не сбежала? Ты была невероятно красива, Вилена. По тебе сох каждый парень в классе. От тебя невозможно было взгляд отвести.

 Мне ужасно не нравится происходящее, чувствую себя ужасно, охватывает паника. Не знаю как вести себя, очень хочется дать Виталику по роже, но опять же, это выставит меня стервой, а я этого не хочу.

– Знаешь, пожалуй, мне лучше уйти, – встаю из-за стола, понимая, что уже не стоит ждать от этой встречи ничего хорошего. Ещё не хватало дурацких объяснений в чувствах от бывшего одноклассника, не слишком трезвого, у него в руках на этот момент уже четвертый бокал вина. Кстати, Антонов всегда был хитрым, умел извлечь максимальную пользу из любой ситуации. И меня сейчас коробило до отвращения, то что он явно пытался намекнуть мне на близость за деньги. Это вызывало глубочайшее отвращение, злость и ярость. Сдерживаться и быть вежливой было крайне тяжело.

– Я вызову такси, не провожай, – бормочу, вставая резко из-за столика и тороплюсь к выходу.

Он догоняет меня на ступеньках ресторана, дёргает на себя.

– Значит, бедна как церковная мышь, и при этом сохраняешь прежнюю надменность? – дыхание с запахом алкоголя вызывает отвращение, вырываюсь, но Антонов сильнее. – Я приглашал тебя не для того чтобы накормить, и ты это прекрасно знаешь. Не хочешь сделку? Не хочешь помощь? Отлично, отработаешь тогда только ужин.

Его губы нападают, практически кусают. Этот поцелуй отвратителен, хотя что я знаю о поцелуях? В моей был только один, это было слишком давно и слишком дорого обошлось нам обоим.

Отталкиваю, луплю по плечам Антонова, кричу что-то, по лицу текут слезы. В конце концов приходится отвесить бывшему однокласснику пощечину, от которой вспыхивает дикая боль в руке.

– Ах ты сука! – рычит Виталий, и я готовлюсь к ответной оплеухе, его лицо перекошено от злости.

– Антонов? Ты что, совсем ополоумел? – раздается рядом хорошо знакомый мне голос, полный изумления. – Ну-ка быстро отошел от неё, а то сейчас как достану перцовый баллончик, всю морду тебе залью!

Оборачиваюсь и вижу Вику Морозову, свою старую подружку! Чуть не плачу от радости, что омерзительная сцена позади, что я больше не одна с этим гадом Виталиком, которого мужчиной язык назвать не повернется. Меня колотит от отвращения.

– Ты чего вмешиваешься? – рычит в ответ Антонов.

Но видя, как Вика запускает руку в сумку и действительно достает баллончик, наставляя на него, отступает, костеря нас на все лады, обзывая суками. Наконец, он уходит.

– Ну, привет подруга! Сто лет сто зим! – восклицает девушка из прошлого. – Не думала, что наша встреча будет такой яркой, – смеется, обнимая меня.

– Привет.

И замолкаю, не зная, что сказать еще. В голове крутится одна мысль – я вообще не думала, что когда-нибудь встретимся. Вика переехала, я тоже.

– Когда вернулась? Почему не позвонила? Вечно ты все по-тихому. Слиняла, ни весточки от тебя, вернулась – и тоже ни словечка. Знаешь что, пошли в ресторан. Не в этот. Ясное дело, здесь уже кармой козла Антонова все испорчено. В другой поедем.

– Мне что-то не хочется уже по ресторанам ходить, наелась я, извини Вик.

– Нет, дорогуша. Отказов не принимаю! Обещаю, что я за еду не буду требовать интимных услуг, или вообще каких бы то ни было, – посмеиваясь, уговаривает меня подружка. – Слушай, я страшно рада тебя видеть! Обещаю, что не буду наседать с вопросами. Не захочешь, молчи, о себе расскажу с удовольствием. Есть не хочешь – десерт закажем. Ну пойдём, Вилен, пожалуйста! Столько лет дружили! У меня душа болеть будет, если расстанемся вот так.

Что сказать, Вика меня, конечно же, уговорила. Ее напору невозможно сопротивляться. Садимся в её Ауди и едем в ресторанчик на окраине, который мне нравится намного больше первого. Маленький, уютный, тёплая атмосфера. Причём с Викой все здороваются как будто отлично её знают. Она заказывает блюда с таким с такой уверенностью, словно ест здесь каждый день. О чем не могу ей не сказать. Вика в ответ смеется:

– Это же мой ресторан, Шахова. Хотела подольше тебя в неведении держать, но спалилась сразу.

– Правда? Как здорово! Классное место!

– Да, можно сказать, мечта с детства. Помнишь, как я экспериментировала у мамы на кухне? Иногда вместе дурака валяли с тобой.

– Да, помню, как мы как-то спалили с тобой плиту. И досталось обеим. Я потом тебе кубышку заначки своей отдала, чтобы твоя мама тебя не убила.

Смеемся вместе воспоминаниям. Как приятно хотя бы на пару минут вернуться в беззаботное время. На глазах выступают слезы, то ли смеха, то ли грусти. Все вместе…

– Да, ты всегда была очень щедрой и доброй, Вилена. Мы тогда классную новую плиту купили на твои деньги, – виснет пауза, каждая из нас погружена в воспоминания… – Я переживала за тебя, когда ты исчезла, – со вздохом признается Вика. – Ни звонка, ни смс. Уехала, от отца сбежала. Я все ждала, может напишешь, позвонишь, расскажешь, как устроилась. Понимаю, что сама я тоже сбежала, и вообще не повезло нам с тобой, все детство кувырком пошло из-за одного лишь случая. Мне Москва вскоре поперёк горла встала. Я обратно вернулась с родителями, всем нам не понравился большой город. А потом познакомилось с будущим мужем, и вовсе завертелось всё.

– Ты замужем?

– Да, – отвечает Вика.

– А дети?

– Нет пока. Хотим для себя немножко пожить, на ноги встать. Сейчас мой ребёнок – этот ресторан. Отнимает все силы и время. Расскажешь о себе немного? Куда вы с Павлом подались? Твой отец, как я знаю, разыскивал вас поначалу. Наши общие знакомые рассказывали, он звонил им.

– Не поверишь тоже в столицу, – улыбаюсь с грустью.

– И как?

– Можно сказать, что тоже не понравилось.

– Поэтому вернулась? Слушай, Вилен, ну что мы с тобой одними пустыми фразами общаемся? Я же не скажу никому, спрашиваю искренне, волнуюсь за тебя. Хочу узнать, как ты… и не могу почувствовать тебя. Ты закрыта почему-то очень глубоко. Я же чувствую, что-то случилось. Ты на себя не похожа.

 Во время разговора Вика угощает меня безумно вкусным вином, да и ужин очень изысканный. Во время трапезы с Антоновым я почти не ела, слишком сильно нервничала. А сейчас получаю впервые за долгое время настоящее удовольствие от еды. Блюда восхитительные. Ну еще бы, ведь их подают самой владелице ресторана. На третьем бокале я уже не так замкнута и закрыта. Неожиданно для самой себя рассказываю подруге свою историю, ощущая потребность выговориться. Ресторан уже совсем пуст, уходит последний персонал, Вика говорит им, что сама все закроет. Продолжаем наш вечер, вспоминая прошлое и оплакивая настоящее.

– Не понимаю, за что тебе так досталось, – всхлипывает Вика. – Так еще ведь, мало тебе своих проблем, ещё и чужого ребёнка на себя навесила.

– Нет, это не так, Вик. Эта девочка спасла мне жизнь, в тот момент, когда я не видела вообще никакого смысла существовать дальше. Сейчас я живу только ради неё, понимаешь? Поэтому, не говори, что я на себя навесила её. Она смысл моего существования.

– Это конечно очень смелый и отчаянный поступок, украсть чужого ребёнка.

– Я не крала ее. Ребёнок этим людям не нужен, но им нужны деньги. Если я не выкуплю её, боюсь они продадут кому-то другому. Они уже заговаривали об этом. Стоит только подумать об этом, я прихожу в ужас. Не переживу, если такое случится. Если понадобится, значит сбегу и буду скрываться. Не в родной город, а в другую страну. Единственное, что меня останавливает от этого – понимание, что Настя тогда вырастет в бегах. Что буду вздрагивать от каждого шороха и шарахаться от каждого полицейского. Разве это жизнь для девочки?

– Ты рассчитывала взять деньги у отца? Поэтому сюда приехала?

– Можно и так сказать, только что толку, если в самый неподходящий момент он умер… Еще и банкротом. Мое вечное везение, – усмехаюсь горько. – На наследство рассчитывать не приходится всё списывается за долги.

– Да, это так, – кивает Вика. – Завтра будет аукцион в доме твоего отца, там все будет продаваться. Сам дом и все имущество.

– Откуда ты это знаешь?! – восклицаю изумленно.

– Мой муж дружит с одним антикваром. Он и сказал между делом, вот сегодня днем виделись. Завтра собирается туда. Я, кстати, как зашел разговор об этом, сразу о тебе подумала, и вот надо же, вечером такая встреча. Разве не судьба?

Глава 7

– Да, судьба, наверное. Аукцион доме моего отца, – повторяю задумчиво.

– У тебя такой взгляд, Шахова. Только не говори, что хочешь попасть туда! Не советую. Там собираются криминальные сливки. Будут сражаться за ваш столовый сервиз, – добавляет Вика с хихиканьем, и я в ответ тоже не могу не улыбнуться.

Виснет долгая пауза, в голове вертится куча самых разных противоречивых мыслей, Вика начинает нервно ерзать на стуле. Достает сигарету, затягивается.

– Что такое? Что с тобой, Вилена?

– Ты куришь? – спрашиваю с удивлением.

– Нет. Балуюсь. Не переводи разговор! Скажи же уже! В чем дело-то?

– Не знаю. Вдруг кольнуло. Помнишь, я тебе рассказывала, что у отца был тайник?

– Черт, я подумала сейчас о том же! – восклицает Вика. – Мы еще так ржали над этим.

– Это ты меня высмеивала. Я говорила серьезно.

– Хочешь сказать, что после всего что с ним произошло, я имею в виду разорение… он мог оставить там деньги?

– Понятия не имею. Но если подумать, папа не собирался умирать. Думаю, раз стал банкротом то эти деньги могли храниться как раз-таки на черный день, для того чтобы начать все заново где-нибудь на далеком тропическом острове, к примеру. Я не сомневаюсь в одном – тайник вполне реален, и я знаю где он находится. Наверное, не знает больше никто.

Вика смотрит недоверчиво. Она и тогда, в тот далекий год, когда мы еще были беззаботными девчонками, мне не поверила. Я действительно случайно узнала о папиной тайне. Однажды, глубокой ночью мне приснился кошмар. Даже температура поднялась, в горле пересохло, а в графине что всегда стоял на туалетном столике почему-то закончилась вода. Обычно его всегда наполняла прислуга. Я никогда не выходила из комнаты ночью. У меня была большая комната с примыкающей ванной, совмещенной с туалетом. Было не по себе красться по дому. Тем более отец этого не разрешал – ночью дом периодически осматривали охранники. Естественно ни ему не хотелось, чтобы на его дочь кто-то ночью наткнулся, в ночной рубашке. Неожиданно послышались шорохи, мне стало совсем не по себе, очень страшно, а потом я увидела отца, направляющегося почему-то в одну из гостевых комнат, в которой никогда никто не останавливался. Проследила, хоть и боялась страшно. Заметил бы если, убил бы, наверное. Увидела, как отодвигает невзрачную картину, сейф в стене почти нереально заметить. Он убирал туда пачки денег. Никакого цифрового кода, все запиралось на ключ. Который, я тоже проследила, потом убрал, то есть спрятал в той же комнате. Конечно, все это призрачная надежда. Но не попробовать тоже глупо.

– Да, это бы решило все твои проблемы, Вилена, кивает подруга. – Ты же понимаешь, что попасть туда непросто и очень рискованно. Твоего отца убили. Если это кровная месть… То тебе тоже грозит опасность. Помнишь того охранника-чеченца? Когда по новостям передали о взрыве, в котором погиб твой отец, я сразу про него подумала. У таких людей кровная месть – образ жизни.

– Нет, это не он, – вырывается у меня прежде, чем успеваю подумать.

– Откуда ты знаешь? – вскидывается Вика, удивляясь моей уверенности.

– Ему плевать уже на прошлое. Мы виделись.

– Серьезно? Как? Когда?

– На днях я встретила его в больнице. Он видел меня, и не был похож на человека, одержимого местью. Он едва удостоил меня вниманием. Сказал пару гадостей, и только.

– Ох, ну ты даешь. Гадостей наговорил? Вот видишь. Это не равнодушие, точно!

– Я была с Настей. У нее температура не спадала, и я запаниковала. Поэтому поехала… долго рассказывать. Короче, клиника бывшей любовницы отца. Теперь она любовница Валиева.

– Дела… Глаза подружки все больше округляются от моих откровений, о которых я уже жалею.

Почему мне так больно рассказывать все это? Я что, ревную Валиева к Веронике Астафьевой? Это же безумие! У меня нет ни малейшего права его ревновать. Я вытравила из души детскую влюбленность. Ядовитое чувство вины выжгло эту любовь, оставив сначала гниющую болезненную рану, что мучила долго. Потом уродливый рубец, к которому я даже прикасаться изредка себе запретила. Настя дала мне новую жизнь, новые цели. Я должна быть сильной ради нее. Остальное – похоронено в прошлом.

– Вик, пожалуйста, не будем сейчас про… Не будем, в общем, о прошлом.

Не могу вслух фамилию Тагира произнести. Тем более назвать по имени. Сразу спазм в горле и слезы.

– Ладно, прости. Понимаю. Не будем. Так что, ты правда хочешь решиться на такое безумие?

– Мне бы очень помогло знакомство с другом твоего мужа. Если он идет без пары.

– Вроде бы он развелся недавно. Толик рассказывал, отвалил бывшей столько, что до сих пор в себя никак не придет. Так что думаю, без пары он. Я конечно вас познакомлю, не вопрос.

– Он… – запинаюсь, не зная как сформулировать свой вопрос. – Он нормальный? В смысле, не опасный?

– Ты спрашиваешь, не захочет ли он от тебя интимной платы за помощь? – помогает мне озвучить мысль Вика.

– Понимаю, глупый вопрос. Но ты сама видела сегодня Антипова. Это было омерзительно, и очень не хочется переживать такое. Я бы лучше пообещала долю от найденных денег.

– Вилен, не все такие больные уроды как наш придурочный одноклассник. Хотя скажу честно, я в шоке была, когда вас увидела. Как же мне хотелось рожу ему перцем из баллончика залить! Нет, ну подумать только!  С первого класса же учились, а тут…

– Давай не будем о нем. Расскажи, что знаешь про антиквара.

– Да не так я много о нем знаю. Вроде приличный мужик, лет тридцать, разведен, с Толиком моим давно дружит. Правда семьями не общались никогда, так, изредка в ресторан мой он приходил. Жена такая… не особо приятная, замороченная на путешествиях, инстаграмме. Модель, правда уж не знаю, где она свои таланты прикладывала. У нас в городе такая профессия невостребованная.

– Боюсь эта информация мне не очень поможет. Он не бандит хотя бы?

– Нет, не бандит, хотя меня сложно назвать экспертом по криминальной обстановке нашего города. Он занимается антиквариатом, у него очень дорогой магазин на главной улице. Шикарный, и мне кажется довольно прибыльный.

– Ну, значит решено. Спроси, не возьмет ли он в пару твою старую подругу, наездом посетившую ваш городок. Не говори, что я дочь Шахова. Думаю, это лишнее. Лучше скажи, что тоже интересуюсь антикварными вещичками.

– Отлично ты придумала, соображаешь. Ох, хоть еще одну бутылку открывай… У меня сейчас в крови чистый адреналин, Шахова. Умеешь ты шороху навести.

– Поверь, я бы очень хотела тихой спокойной неприметной жизни… Но придется залезть в пасть к шакалам… Другого выхода у меня все равно нет. Виталик был последней надежды.

– Боже, если этот козёл является последней надеждой, впору утопиться.

– Иногда мне кажется, что весь мужской пол сплошные козлы…

Наш разговор переключается на тему нашей тяжелой женской доли, Вика начинает жаловаться на мужа. В результате расходимся мы глубоко за полночь.

***

Рано утром меня будит Варвара Сергеевна, сообщая, что ко мне пришли гости. Испугаться не успеваю – в комнату врывается Вика, на ее руке перекинут чехол для одежды, в другой – объемный яркий целлофановый пакет.

Приподнимаюсь на постели, позади встаёт Настя, кладет ладошки на мои плечи, с интересом разглядывая гостью.

– Привет, извини что разбудила, – извиняется подружка. – Хотела взглянуть на твою малышку. Какая хорошенькая! Привет Настя, меня зовут Вика, будем дружить?

Настя кивает и улыбается, демонстрируя шатающийся зуб, который вот вод выпадет.

– Ты моя сладкая! Я с подарками для вас, девочки. Кто первый?

– Я! – кричит малышка, и я с улыбкой спускаю ее на пол. Она подбегает к Вике. Та достает из сумки красивую яркую коробку в подарочной обертке и с бантиком.

– Это тебе, детка. Надеюсь, понравится кукла.

– Спасибо, – лепечет малышка, сразу начиная срывать обёртку.

– Боже мой, пожалуйста, солнышко! Ты просто прелесть!

– Завтрак уже готов, девочки, пойдёмте, – заглядывает в комнату Варвара.

– Настюш, сначала умоемся, а потом откроем подарок, – говорю девочке.

– Я умою, ты сама давай, приводи себя в порядок, а то остынет все, – говорит баб Варя.

– Спасибо, – улыбаюсь ей.

**

– Знаешь, на секунду я подумала, что вчерашняя встреча мне приснилась, – признаюсь, когда Варвара и Настя уходят.

– Ну ты даешь! Я тут с утра уже и платье тебе надыбала, а ты меня значит в миражи записала?

– Извини, я очень благодарна, правда. Не знаю, зачем это сказала. Просто ты так неожиданно.

– Ну ты же сама вчера адрес дала. Я конечно думала до обеда болеть с похмелья буду. Но вино оказалось отличным, спала как младенец и никакой головной боли. С утра бодра и весела, в ресторане все пучком, бронь на месяц вперед, корпоративов несколько. Я довольная как слон, энергия прет. С мужем поговорила, с Вадимом связались, он заинтригован очень.

– Ты не сказала, что я Шахова?

– Нет, не волнуйся. Сказала только то, что ко мне подруга приехала, красивая как богиня, и обожающая старинные вещи. Вадим так злится на бывшую, что жаждет с кем-то появиться на людях. Так что, сегодня в шесть вечера у нас дома будет легкий ужин. Заодно посмотришь мою хибару, правда скоро мы в дом переезжаем. Так, ладно, я в курсе что мое жилище тебе не интересно, – добавляет со смешком.

– Ну что ты говоришь такое. Мне интересно.

– Проехали, Вилен. Я правда очень помочь хочу. Очень! Вы с Вадимом кстати будете классно вместе смотреться.

***

– Ты шикарна, просто шикарна! – восклицает Вика, когда выхожу из ее спальни.

Попрощавшись с баб Варей и Настей, около пяти вечера я выехала с подругой к ней домой. Платье с собой взяла. Не хотела лишних вопросов от Варвары, у которой отпросилась до утра, сгорая от стыда. Что обо мне подумает эта милая женщина? Но другой надежды у меня не было.

Вика, как оказалось, взяла платье на прокат у хорошей знакомой, держащей собственное ателье для элитных клиентов. Дорогущее, очень красивое, красное, оно село на меня как влитое. Что меня совсем не порадовало. Слишком будет привлекать внимание. Но в собственном гардеробе вечерних платьев у меня не имелось.

– Поверь, там если и будут дамы, то именно в таких нарядах, – успокаивает меня Вика. – Так что оденешься простенько – будешь выделяться среди них, как нищенка. Тогда и станут к лицу твоему приглядываться. А так – платье оттянет внимание на себя.

Наверное, в этих словах был смысл. Оно и правда ослепляло, сияло, пайетки переливались, а глубокий вырез на спине заставлял чувствовать себя голой.

***

Антиквар по имени Вадим, появившийся на пороге, оглядывает меня оценивающим взглядом, в котором сразу заметен интерес, который смущает меня, и которому я совсем не рада. Так странно, подростком я была гораздо более открытой, посмела даже влюбиться. Сейчас, будучи совершеннолетней, взрослой женщиной, наоборот готова шарахаться от мужчин, как от чумы. Мне сложно с противоположным полом, чувствую себя не в своей тарелке.

– Познакомьтесь, мои дорогие, – щебечет Вика. – Это Вадим, а это Вилена, моя старая школьная подруга и огромная любительница красоты и старины.

– Мне очень приятно, – Вадим церемонно наклоняется к моей руке, касается её губами.

Мне стоит большого усилия воли, чтобы не вырвать руку. Хотя Вадим очень симпатичный, молодой. Блондин с голубыми глазами, очень приятной улыбкой, легкой щетиной на лице, весьма ухоженной, в тренде. Бросаю взгляд в зеркало, возле которого стоим, и отмечаю что смотримся очень гармонично. Вадим в черном смокинге, белоснежной рубашке, галстук-бабочка. Я – в красном платье с открытой спиной. Вдруг приходит в голову, что этот мужчина немного похож на моего брата. Закусываю губу, чтобы сдержать слёзы. Так каждый раз на меня действует любое воспоминание о Павле. Я до сих пор не пережила эту потерю.

– Да что же мы застыли в прихожей, пойдемте за стол, гости дорогие, – щебечет Вика. – Я вам такой вкуснятины наготовила! Сыры годовой выдержки, по собственному рецепту!

Ужин был легким, но правда безумно вкусным. Беседа непринужденной, пока Вадим не начал рассказывать о своей работе. Мне пришлось начать изображать туповатую наивность, блондинка обожающая антиквариат, но ничего в нем не понимающая. Такая роль не особенно приятна.

Смеясь, выходим на улицу, пора двигаться на мероприятие. Стараюсь как можно больше улыбаться, хихикать, а внутри все кипит и клокочет. Увидеть спустя годы родной дом, наверное, будет непросто.

Вадим галантно открывает дверь своего дорогого автомобиля, юркаю на сидение. Сцепляю пальцы, чувствуя, как нервозное предвкушение растет.

– Значит, решила посетить напоследок родной дом, Вилена? – произносит Вадим, усевшись на место водителя.

Меня прошивает с головы до пяток нервная дрожь. Медленно, как будто муха, застрявшая в паутине, поворачиваю к нему голову. Смотрю на Вадима широко распахнутыми глазами, догадываясь, что у меня сейчас совершенно идиотское выражение лица. Всей душой надеюсь, что мне послышалось.

– Что, прости?

– Не делай вид, что не расслышала. Но если хочешь, повторю. Я спросил, решила ли ты побывать в доме, принадлежащем твоему отцу, прежде чем он перейдет в собственность другого хозяина. Да, сразу скажу – Виктория мне ничего не говорила о тебе. О спутнице, желающей сопровождать меня. Я догадался сам. Видел твои детские фотографии.

Вадим заводит мотор, и машина двигается с места.

– Зачем… Зачем тебе мои фотографии?

– Скажем так, я изучал историю твоей семьи.

– Но зачем?

– Я интересуюсь не только старыми вещами. Я тебя напугал? Ты такая бледная. Не думал, что ты настолько труслива.

– Ты ошибаешься. Я не боюсь тебя. Просто не люблю сюрпризы.

– Жаль. Чтож, прости, что так резко выложил перед тобой все карты. Мне показалось это будет эффектным. Так зачем ты туда едешь? Может, кстати, ты передумала? Ты выглядишь нервной.

– Не нужно запугивать меня, Вадим. Это тебе не к лицу.

– И в мыслях не было, Вилена. Я лишь хотел добавить, что бояться стоит лишь тех, кто будет там внутри, сражаться за столовое серебро и коллекцию всяких безделушек твоего отца. Я-то, как раз безопасен.

Очень хочется в это верить. С каждой минутой мне все меньше нравится этот чертов Вадим, его осведомленность действительно пугает.

Глава 8

Я знала, что увидеть дом своего детства станет непростым испытанием. Так оно и случилось. Стоило выйти из машины, на меня нахлынула волна воспоминаний, вперемешку с нехорошим предчувствием, подняв дыбом волоски на затылке и скрутив судорогой желудок.

– Смелее, – дыхание подошедшего сзади Вадима обдает мне шею. – Страшно?

– Ты считаешь, мне есть чего бояться?

– Конечно же нет. Пока ты со мной.

Мне все меньше нравится мой спутник, но выбора нет. Вадим подставляет мне согнутую в локте руку, кладу сверху свою, и мы следуем ко входу в дом.

Тут мало что изменилось. Почему-то кажется все таким старым. Не в визуальном плане, скорее в моральном. Словно с моего побега отец вообще ничего не менял. Это всегда был очень красивый дом: просторный холл, высокая винтовая лестница сбоку, ведущая на второй этаж. Много картин, антиквариата. Просторный холл ведет в большую гостиную, на пороге которой нас встречает красивая женщина в вечернем платье глубоко синего цвета.

– Добро пожаловать. Могу я увидеть ваши пригласительные? – одаривает нас ослепительной улыбкой.

Вадим протягивает женщине два ярких глянцевых листка, но она не спешит проверять их, а задерживает взгляд на мне, внимательно осматривает с ног до головы.

– Ваши кресла справа, номер я напишу на билетах. Кресла пронумерованы. Еще раз добро пожаловать, мы очень рады вам, – еще одна улыбка.

Когда занимаем свои места, не могу не спросить у Вадима:

– Ты не знаешь кто организовал все это?

– Неа, не знаю. Но на уровне все, правда? Лично я в восторге. Кстати, мы можем сейчас прогуляться по дому. Хочешь? Сходить на второй этаж. Взглянуть на твою комнату.

– Ты иди. Мне нехорошо что-то, голова кружится.

По плану мне сейчас нужно отвязаться от спутника. Если Вадим уйдет на второй этаж это будет идеально. Гостей пока всего несколько человек. До начала аукциона все могут свободно ходить где пожелают, рассматривать вещи, картины, статуэтки, которые, как я поняла, потом будут приносить в гостиную и продавать.

Ясно, что все это организовали криминальные авторитеты. Отец задолжал им кучу денег, как и банкам. Вот хоть что-то хотят вернуть таким гламурно-извращенным способом.

– Я не могу оставить даму в беде, – вздыхает Вадим.

– Слушай, по-моему, это уже перебор с галантностью. Когда тебя тошнит, то спутники не особо нужны, – говорю, возможно, излишне резко.

– Ну хорошо, – вздыхает Вадим. – Не буду тебе навязываться, Ви…

– Пожалуйста, не зови здесь по имени, – нервно прерываю его.

– Хорошо. Ты права. Надо быть осторожными.

Он подмигивает мне, словно все это игра.

**

Нервно прохаживаюсь по первому этажу – гости все прибывают. В основном это мужчины, и большинство из них – с личной охраной. Стараюсь не привлекать к себе внимания, но никак не получается остаться одной в коридоре, который ведет к заветной комнате. Тут висит много картин, папа был страстным коллекционером. Поэтому, неподалеку постоянно кто-то находится, и я почти впадаю в отчаяние.

Конечно, ещё не все потеряно, стараюсь подбодрить себя. В конце концов, даже после аукциона, когда уже не будет этих картин, висящих на стенах, я смогу задержаться в доме. Скажу, что мне стало плохо, отправлюсь в туалет, попрошу Вадима подождать меня в машине. Лихорадочно прокручиваю в голове этот вариант.

– Милая, всех уже просят занять свои места, представление начинается, – Вадим подходит ко мне, и я киваю, смирившись, что на данный момент ничего не вышло.

Следую за ним, садимся на свои места, официанты в белоснежных рубашках и чёрных брюках разносят шампанское и маленькие аппетитные канапе из сыра и фруктов. Оглядываю гостей. В основном это мужчины среднего возраста, в смокингах, явно старающиеся выглядеть респектабельно, но их сущность все равно проявляется. Может мне это заметно потому что я выросла среди таких? Все эти люди – либо занимающиеся криминалом, либо занимались этим в прошлом. Тут нет ни одного приличного, законопослушного бизнесмена. Это больше похоже на бандитскую сходку, нежели на аукцион. Бодигарды внимательно и профессионально оглядывают помещение, а потом занимают места возле стен, максимально близко к своим хозяевам.

Женщин, кстати, тут почти нет. Точнее, всего две. Одна дама глубоко пожилого возраста, сидит, обвешанная драгоценностями, в руках пенсне. Колоритный персонаж, но явно чувствует себя в своей тарелке, многие с ней почтительно здороваются, некоторые даже целуют руку. Эдакая крестная бабушка мафии. Причем держит себя настолько надменно, словно она английская королева. Вторая, совсем молоденькая девчонка, явно любовница, сидит рядом с огромным пузатым сорокалетним мужчиной. Полный диссонанс от этой пары. Девушка выглядит несчастной, испуганной, и такой юной, что невольно задумываюсь, сколько ей лет. Нервно вздрагиваю, когда появляется ведущий этого аукциона, в золотом смокинге, явно с театральным образованием за плечами. Он объявляет первый лот.

Следующий час откровенно скучаю, дорогие безделушки, фарфоровые сервизы не вызывают внутри никаких эмоций, мне плевать, что папино имущество идет с молотка. Оно никогда не было моим наследством. Вообще, мое положение дочери богача всегда было скорее проклятьем. Я столько раз мечтала, как было бы замечательно, будь у меня простая семья, с маленьким заработком, дешевыми игрушками, простой едой, но душевным отношением.

Мне вдруг приходит в голову, что как раз сейчас-таки, можно беспрепятственно проникнуть в тайник отца. Вот только выйти из этого помещения, и при этом не привлечь к себе внимание, не так-то просто. Очень боюсь того, что эти люди узнают кто я. Потому что некоторые из них мне смутно знакомы. Я видела, много лет назад, как они приезжали к отцу, более того, несколько из сидящих здесь мужчин работали на моего отца, пресмыкались перед ним. Кто знает, возможно именно они организовали покушение. Меня бы это не удивило.

Конечно, дети не отвечают за грехи своих отцов, но кто знает, что придёт в голову этим головорезам? Остается лишь надеяться на мой макияж, которым я максимально постаралась изменить свою внешность. Вика помогла мне сделать яркие тени серебристых оттенков, от светлого к самому тёмному, выщипала и изменила форму бровей, густо накрасила ресницы, нанесла румяна и красную помаду в тон платью. Так ярко я ни разу в жизни не красилась. Посмотрев в зеркало, сама себя едва узнала. Наверное, если бы не слова Вадима, его удивительная осведомленность, я бы вообще ничего не боялась, и даже не думала, что кто-то может узнать во мне сбежавшую давным-давно дочь Шахова.

Аукцион все длится, идёт уже второй час.

– Почему ты ничего не покупаешь? – спрашиваю шепотом, наклонившись к Вадиму.

Я все сильнее нервничаю, мне невыносимо находиться среди всех этих людей.

– Пока ничего не понравилось, – пожимает плечами мой спутник. – Может быть, ты хочешь уйти? Устала?

– Нет… просто удивляюсь, ты пропустил несколько весьма выгодных лотов. Ушли за копейки. Поверь, это подлинники.

– Я знаю, что мне нужно Вилена, – улыбается мне Вадим, и почему-то мне не нравится его улыбка.

– Значит, не планируешь делать покупки здесь?

– Нет, ты ошибаешься. Я жду один лот, безумно ценный.

Пожав плечами, отворачиваюсь к распорядителю аукциона, разглядывая картину, о которой он сейчас рассказывает. Очень дорогая вещь, которая висела над кроватью в спальне моего отца. Снова на меня накатывают воспоминания детства, я так глубоко погружаюсь в них, что слова ведущего становятся неожиданными:

– А сейчас, дамы и господа, наш аукцион подходит к концу, и я счастлив представить вам последний лот, – произносит он торжественно мужчина.

Приказываю себе сконцентрироваться, раз все сейчас закончится мне нужно снова играть роль, и всё-таки сделать то, зачем я сюда пришла. Иначе, все мои старания будут абсолютно бессмысленными. Снова прокручиваю в голове план: как выхожу вместе с Вадимом к машине, а потом внезапно говорю, что меня сейчас вырвет, бегу в туалет. Все это мероприятие я подготавливала своего спутника, изображая периодически недомогание, бормотала что кажется отравилась.

Вдруг все гости поворачивают голову к входу в помещение. Там появляются несколько мужчин, бросаю взгляд вскользь и чувствую, как озноб бежит по позвоночнику. Один из неожиданно появившихся – Тагир Валиев.

Теперь уже мне ни к чему изображать недомогание, я на самом деле готова упасть в обморок, потому что абсолютно не ожидала увидеть его… Не только здесь, но и вообще никогда в этой жизни.

Почему я была в этом уверена? Наверное, потому что безнадежно наивная дура.

Тагир спокойно проходит в зал, ему уступают место на переднем ряду, причем уступивший мужчина, и еще один, встают к стене, к другим телохранителям. Видимо, они занимали места, ожидая хозяина? Это мрачные бородатые мужчины кавказской внешности. Тагир садится рядом с пожилой дамой, целует ее руку. Внутри растет паническая атака, а голос распорядителя бодро провозглашает как ни в чем не бывало:

– Итак, наш последний лот, самый необычный, и самый как мне кажется дорогой. Вадим, пожалуйста.

Почему он произнес имя моего спутника? Изумленно смотрю на Вадима, голова кружится все сильнее, не могу понять, что происходит. Мой спутник наоборот, ничуть не удивлен. Он поднимается, протягивает мне руку.

– Вставай, Вилена, твой выход.

– Что? Что происходит? – выдавливаю шепотом, мой мозг отказывается соображать, меня захлестывает паника. Почему Вадим называет моё имя, хотя обещал этого не делать? Громко, вслух, чтобы все расслышали. На нас смотрят, все внимание гостей приковано теперь к нам двоим. Вадим продолжает настойчиво смотреть на меня, протягивая руку, и мне ничего не остаётся, как протянуть свою. Хотя хочется сделать обратное, оттолкнуть, Он ведёт меня к сцене, но даже в этот момент я все еще не понимаю, что происходит. Даже когда я оказываюсь на сцене. Одна. Потому что Вадим отходит в сторону.

– Дамы и господа, – громко объявляет распорядитель аукциона. – Вы приобрели все, что было в этом особняке. А теперь вы можете приобрести этот дом. Самая дорогая и ценная покупка, отличное вложение капитала. И самое главное, в довершение – удивительный бонус, который мы подготовили для вас. Наследница этого дома, Вилена Шахова, собственной персоной идёт в комплекте с домом.

На меня находит какой-то безумный ступор. Хочу закричать, послать ведущего и всех этих пялящихся на меня мужчин к черту, но не могу выдавить ни звука. Открываю и закрываю рот как рыба, выброшенная на берег.  Вдруг рядом оказывается Вадим, его рука стискивает моё запястье так сильно, что я вскрикиваю от боли. По гостиной проносится шум, все обсуждают произошедшее. По всей видимости для всех, ну или по крайней мере для многих это сюрприз. Никто не ожидал подобного, но я вижу глаза, нацеленные на меня, оценивающие, жадные. Моя кожа горит от этих взглядов, таких разных. В некоторых преобладает ненависть, в других похоть. Хочется обхватить себя руками, закрыться от них, убежать. Я так и сделаю, я знаю, что сейчас соберусь, заставлю себя выйти из оцепенения и пошлю все это к черту. В этот момент Вадим наклоняется к моему уху.

– Подумай о Насте, – шепчет угрожающе. – Пока ты здесь, мои люди находится возле дома бабки, что приютила вас. Так что твой ребенок в моих руках. Ты же хочешь увидеть девочку живой?

– Зачем тебе это? – спрашиваю слабым голосом. Меня охватывает ужас. Боже, вот что я снова вляпалась?

– Ответ прост, банален. Деньги, дорогуша. Кое-кто очень сильно пожелал увидеть этот спектакль.

– Вика… Она тоже в деле?

– Ммм, скажем так, ты задаешь слишком много вопросов. Доиграй до конца, немного осталось. Будь послушной девочкой, ведь выбора у тебя все равно нет. Ты же захочешь увидеть Настю?

– Да… умоляю, ничего не делай дочке.

– Тебе надо лишь постоять немного на сцене, Вилена. Придется, мне жаль. Твой отец слишком много задолжал этим людям. Они жаждут крови. Ну или по крайней мере – хлеба и зрелищ. Придется тебе заплатить по долгам своего родителя. Попробуешь устроить скандал, живой отсюда не выйдешь. Испортишь мне задуманное представление – никогда не увидишь свою дочь. Итак, давай же насладимся игрой.

Вадим отходит от меня, оставляя одну на импровизированной сцене, куда только что выносились картины и статуэтки. Не знаю как ноги держат меня, мысленно я уже миллион раз упала в обморок, и миллион раз послала грубо, матом, всю эту компанию, которая продолжает разглядывать меня. Начинаются ставки. Продолжаю лихорадочно думать, на кого работает Вадим. Как же больно допустить мысль, что все это устроил Валиев! Но он ставок не делает, хотя они сыплются со всех сторон, мужчины входят в раж, аж слюной брызжут, их глаза горят алчно, меня передергивает от их взглядов. Даже пузатый, пришедший сюда с молоденькой любовницей, включился в игру.

Как же невыносимо переживать все это. Что дальше? Ну купят меня, вместе с домом, но это же смешно! Я живой человек, а в нашей стране запрещено рабство… Безумно наивные мысли, позже, совсем скоро мне предстоит это понять и еще раз больно разбиться о реальность. Сколько таких вот ударов я уже пережила? Думала, что меня уже ничто не удивит. Людская подлость, алчность, жестокость. Я варилась в этой адской смеси с самого детства.

Я не вслушиваюсь в суммы, они ускользают от моего сознания. Стараюсь не смотреть на гостей, меня выворачивает от отвращения, но неожиданно мой взгляд все же падает… на Тагира. Неосознанно. Задерживаюсь на черных волосах, широких плечах в изысканном черном костюме. Он держит в руках стакан с янтарной жидкостью, а сидящая рядом пожилая женщина что-то шепчет ему на ухо. Уголки его губ растягиваются в улыбке.

Он смеется над происходящим? Радуется моему унижению? Как же больно, черт, вот уж правда словно каленым железом сердце прижигают. Сжимаю кулаки, впиваюсь ногтями в тыльную сторону ладони. Только не заплакать, только не это. Иначе унижение будет полным…

По другую сторону от Тагира сидит крупный мужчина лет пятидесяти, дымя сигарой. Валиев вдруг отвечает на мой взгляд, сейчас его лицо вижу сквозь завесу дыма, и на секунду мне кажется, что он словно ощупывает меня своими внимательными, цепкими черными глазами. Хотя, конечно же, это полнейшая иллюзия. Валиев выглядит холодным и отстраненным. Мужчина с сигарой делает ставки активно, но равнодушно. У него неприятное, грубое, словно высеченное из камня лицо. Он похож на садиста. По крайней мере внешне. Если он попытается принудить меня к чему-то… если конечно выиграет этот аукцион.

Можно подняться на третий этаж особняка. Я знаю выход на крышу. Успеть добежать… и спрыгнуть. Мне кажется, я уже не жива. Так что больно не будет.

Вздрагиваю от суицидальных мыслей. Как же Настя? Что я за мать такая? Разве могу теперь быть матерью, когда из меня вещь сделали? Я так долго боролась, но любым силам приходит конец.

Когда слышу голос Валиева, называющий ставку, кажется, что сердце разорвется от боли. Внутри нарастает паника, заставляя сердце биться все сильнее. Пульс зачастил. Я не должна думать об этом, нельзя позволить воспоминаниям ослабить меня. Не сейчас, когда необходимо быть очень сильной.

Почти тридцать минут прошло. Мой взгляд теперь прикован к часам напротив, я гипнотизирую их, мечтая вернуться, как в волшебной сказке Шварца, на сутки назад. Дать себе шанс на ошибку, на выбор другого пути. Ругаю себя последними словами обзываю наивной идиоткой. Потому что мне не должно быть больно! Этот человек больше всех остальных, находящихся в этой комнате, имеет ко мне претензию. И похоже, собирается предъявить. Теперь мои мольбы не только о том, чтобы все это оказалось страшным сном. Я готова на любое развитие событий, но только бы судьба не столкнула меня с Тагиром. Похоже, моя карма настигла меня.

Я не слышала сколько предложил Валиев, не следила за цифрами. После того как его ставка прозвучала, глубоким низким голосом, больше ни единой. Воцарилась тишина. Либо сумма запредельная, либо его авторитет?

Глава 9

На какое-то время я лишилась слуха, да и зрения практически – перед глазами все плыло. Я словно отключилась от реальности, закрылась в неком вакууме. Кажется, ужасный аукцион закончился, меня кто-то взял под руку и повел куда-то. Вглядевшись, понимаю, что это ведущий. Он заводит меня в гостиную поменьше, на втором этаже. Опускаю глаза и смотрю на мягкий пушистый ковер, на котором играла ребенком. Глаза начинает щипать.

– Я вас оставлю, – читаю скорее по губам, потому что в ушах продолжает шуметь слишком сильно.

– Что происходит? – хватаю этого мужчину за запястья, вцепляюсь, видимо, излишне сильно, он морщится от боли.

– Вам все объяснят.

– Это же шутка, да? Розыгрыш? Жестокое представление. Разве можно продать человека? Это ведь противозаконно!

– Простите… Это не я решаю.

– А кто? Валиев? – усмехаюсь горько. – Охранник моего отца? Смешно! Интересно, как он себе представляет, ну заплатил, за дом. Но зачем делать это дикое представление?

– Давно уже не охранник, – раздается глубокий низкий голос, и я вздрагиваю. Отпускаю несчастного ведущего, на котором к этому моменту уже лица нет. Да и сама я не в лучшем состоянии, тошнота подкатывает к горлу, руки дрожат, в глазах темнеет. Боже, что я сейчас наговорила со страху? Охранником Тагира назвала? Идиотка, подлила масла в огонь, это точно. Унизила. Снова.

– Да, я в курсе, – оборачиваюсь резко, наблюдаю как ведущий буквально просачивается в дверь мимо Валиева, выглядя испуганным и скукоженным. – Послушай, извини, за то что я сейчас сказала. Не хотела тебя задеть. Просто… это все слишком. Я не думала, что попаду на такое дикое представление.

– Чего ты ожидала, приходя сюда? – спрашивает Валиев, проходя в центр комнаты. Он направляется к глубокому кожаному креслу возле электрического камина. Любимое кресло отца. Опускается в него, закидывает ногу на ногу. И снова оглядывает меня с головы до ног тяжелым взглядом. Глаза врага, глаза хищника, холодные, жестокие и грозные. Их взгляд замораживает, они полны презрения, они уничтожают меня, мою гордость, мою личность.  В голову вдруг приходит, что мне еще долго эти глаза будут сниться в кошмарах.

– Я не обязана объяснять зачем пришла! Но уж точно не ожидала такой подставы… Это было отвратительно. Ты доволен? Это ты устроил этот фарс?

– Пока еще не доволен.

Холод в голосе Тагира заставляет поежиться.

– Я не хочу продолжать этот разговор! Мне нужно домой.

Как же трудно сдерживать слезы, держаться уверенно, но почему-то я уверена, если сломаюсь – будет только хуже. Хищнику нельзя показывать свою слабость. Нельзя сжиматься от страха под этим острым и тяжелым взглядом.

– Ты ведь понимаешь, что я не могу, не могу здесь оставаться. Ты знаешь, что у меня маленький ребенок! Я нужна дочери.

Стоит только подумать о Насте, и вся моя решимость, ошметки смелости, начинают рассыпаться. Я выть готова от страха. Как же больно, как же стыдно! Из последних сил сражаюсь с эмоциями, готовыми захлестнуть меня. Нельзя чтобы Валиев увидел их, чтобы понял насколько я слаба и уязвима перед ним.

– Странно, что ты вспомнила о ребенке.  Почему не подумала, когда шла сюда в этом платье, с этим хлыщом?

– Тебе правда это нужно? Читать мне нотации, как нерадивому подростку?

– Нет. Ты уже не подросток, Вилена, и я не собираюсь учить тебя жизни. Но меня бесит, когда ты прикрываешься своим плодом, когда удобно.

Он произнес это так презрительно. Назвал Настю плодом, словно моя девочка – неодушевленный предмет! Внутри вспыхивает обида, ярость. Кто он такой, чтобы говорить со мной так?

– Ты ничего обо мне не знаешь, ясно? Я ухожу.

Делаю всего один шаг к двери, но слова Валиева заставляют снова замереть на месте.

– Мне надоел этот разговор, Вилена. Можешь наивно думать, что все не по-настоящему, – Тагир поднимается из кресла и направляется ко мне. Я пячусь назад. –  Но правда в том, что я тебя купил. Ты стояла на сцене, на тебя делали ставки. По тебе не было заметно, что это неожиданность или шок для тебя. Что тебя заставили надеть это платье и силой накрасили. Я не планировал покупать тебя. Скажем так, это было спонтанно. Я вдруг вспомнил твою детскую настойчивость. Решил дать тебе наконец то, о чем ты так долго мечтала. Теперь ты совершеннолетняя.

– То есть, тебя только это всегда волновало? Не попасть под статью о малолетке? Ты вменяемый вообще? Как насчет того, что торговля людьми тоже противозаконна?

– Я бы никогда не тронул молоденькую. Для меня дело не в законе, а в моих собственных принципах. Они же, мне говорят, что если взрослый человек себя продает, то почему нет. На любой товар найдется покупатель.

– Это не так! Меня обманули.

– Избавь меня от жалкого лепета, Вилена. Сними трусы, подойди к креслу, и нагнись…

Моя рука взлетает в воздух, чтобы дать мерзавцу пощечину, прежде чем успеваю сообразить, чем мне это грозит.

Но Валиев оказывается проворнее. Он меня буквально сгребает в охапку, два шага, и мы возле кресла. Я кричу, визжу, вырываюсь, но его хватка стальная.

– Нет, нет! Прекрати, слышишь? Не надо!

Я захлебываюсь слезами. Поверить не могу, что все будет так… Мой первый раз. С тем, кого я так любила когда-то. А сейчас ненавижу.

– Не понимаю, зачем ты изображаешь невинность, Вилена. Во сколько ты родила? В шестнадцать? В семнадцать? Ты из трусов выпрыгивала, желая меня. Так чего сейчас сопротивляешься?

Все еще до конца не верю в происходящее, нет, этого просто не может быть! Тагир просто пугает меня, злится, что я здесь появилась, ненавидит за то что из-за меня сделали с ним. Но он не жестокий, не насильник, я в этом уверена. До той секунды, пока не раздается оглушительный треск ткани и я понимаю, что платье соскальзывает с меня. Меня толкают к дивану, грубо, больно бьюсь коленями о его край, продолжаю кричать.

– Повернись ко мне, – голос Валиева резкий, точно рассекающий воздух хлыст.

Обхватываю себя руками, пытаюсь прикрыться. Поворачиваюсь. Смотрю на жалкую красную тряпку на полу – дорогущее платье, которое Вика взяла для меня на прокат.

Еще один долг. Боже, я точно ненормальная. Меня насиловать собираются, а я все про долги думаю. Так привыкла считать каждую копейку. Как же я от этого устала…

Читать далее