Читать онлайн Жиль Вильнёв. Человек. Гонщик. Легенда бесплатно
Моему дяде Марко.
Лука Даль Монте
Моей жене Кристине.
Умберто Запеллони
Я любил его.
Энцо Феррари, из книги «Что за народ эти гонщики»
Удачное совпадение
Когда раздается телефонный звонок из Маранелло, Жиль поначалу думает, что это шутка.
Трубку ему передает жена Джоан: «Звонок от кого-то из-за океана». Этот кто-то говорит по-английски с иностранным акцентом. Он представляется Эннио Мортарой, заявляет, что звонит от имени Энцо Феррари и ищет некоего Жиля Вильнёва. Никто в Маранелло, кроме Феррари и Мауро Форгьери, никогда не слышал и не произносил этого имени.
«Уже нашли», – отвечает Жиль. Жиль Вильнёв – это он. Тогда Мортара без лишних разговоров спрашивает, не хочет ли он выступать за Ferrari. Человек на другом конце провода звучит по-деловому, но Жиль думает, что это шутка. Сомнение в реальности происходящего не покидает его, но спустя несколько дней Мортара перезванивает и подтверждает авиарейс.
На выходе из зоны прилета аэропорта Мальпенса Жиля ожидает менеджер Ferrari. Они садятся в белый служебный Fiat 131, который при необходимости используют сотрудники Ferrari, и направляются по автомагистрали в сторону Модены. Жиль всю ночь провел в самолете и теперь устраивается на заднем сиденье, чтобы наверстать упущенный сон. На нем спортивная рубашка и джинсы, с собой – только сумка. Мортара поражен, что неизвестный гонщик в преддверии встречи с живой легендой – самим Энцо Феррари, который одним решением способен перевернуть его жизнь, – может преспокойно спать. Даже несмотря на разницу в часовых поясах.
Последний понедельник августа 1977 года.
Утром Энцо Феррари встретился с Ники Лаудой. Днем ранее австрийский гонщик выиграл Гран-при Нидерландов. Это третий успех в сезоне – серьезная заявка на второй титул чемпиона мира в составе Ferrari. Математически он еще не гарантирован, но дело за малым.
Великий Старик автоспорта знал, что встреча предстоит сложная: контракт с Ники истекал. Сотрудничество в этом сезоне было напряженным. Авария на «Нюрбургринге» в августе прошлого года и отказ продолжать гонку из-за ливня два с половиной месяца спустя в Фудзи в корне изменили ситуацию. Между Феррари и его гонщиком повеяло холодом. Феррари хотел оставить обиды в прошлом, но Ники выбрал другой путь. Несколько месяцев австриец казался инородным телом в сердце «Скудерии» из Маранелло. Лишенный поддержки команды, он шаг за шагом шел к своему второму титулу чемпиона мира.
Встреча состоялась в старой штаб-квартире Scuderia Ferrari на Виале Тренто – Триест в центре Модены. Возможно, Феррари предвидел, что разговор обещает быть напряженным, и решил держаться подальше от любопытных глаз. Ворота фабрики в Маранелло постоянно караулят журналисты, но за историческим штабом в Модене следят не так пристально – из уважения к Феррари, который живет тут же за углом. Феррари прибыл в сопровождении сына Пьеро и вице-президента Эрманно Делла Казы. Ники попросил приехать своего друга Луку Кордеро ди Монтедземоло. В течение двух лет Монтедземоло был спортивным директором Ferrari. Под его руководством Ники выиграл свой первый чемпионат мира. Потом молодого менеджера перевели в Турин, и все изменилось – еще до аварии на «Нюрбургринге» и до отказа продолжать гонку под проливным дождем в Японии.
Лауда прибыл вовремя и предпочел не ждать попавшего в пробку Монтедземоло. То, что он собирался сказать Великому Старику, не терпело отлагательств. Феррари был уверен, что гонщик, у которого за спиной теперь два титула чемпиона мира, захочет существенного повышения зарплаты. Феррари не особо любил уступать в денежных вопросах, но понимал, что после выигранного чемпионата Лауде отказывать нельзя. Поэтому он, хотя и планировал торговаться до последней лиры, был готов пойти ему навстречу.
Такое миролюбивое расположение духа заставило Феррари еще сильнее удивиться словам Ники. Ники пришел не за деньгами. Он пришел попрощаться. Он вновь стал чемпионом мира и больше слышать о Ferrari не хотел.
Сначала Феррари решил, что Лауда блефует. Если бы речь шла о деньгах, он бы уступил. Но Ники не пытался выбить более выгодный контракт. Он пришел подтвердить то, о чем Дрейк прочитал в газетах на прошлой неделе. Сотрудничеством с[1] Ferrari Лауда был сыт по горло. У него не было больше причин оставаться в команде из Маранелло. Он устал от гнетущей атмосферы и хотел поскорее уйти. Феррари было нечего добавить. Когда спустя 10 минут приехал Монтедземоло, все было кончено. Развод состоялся.
По одному из тех судьбоносных совпадений, на семь часов того же вечера у Феррари назначена встреча с малоизвестным канадским гонщиком по имени Жиль Вильнёв. Он родом из франкоговорящей части Канады – страны, еще не подарившей «Формуле–1» гонщика, ради которого стоило бы покупать билет на автодром.
Вильнёву 25 лет, и за свою карьеру он участвовал лишь в одном Гран-при – летом на «Сильверстоуне», на старушке McLaren M23. Но он сумел показать себя, несмотря на то что был дебютантом. В среду он доминировал в предквалификации, а в квалификации (на машине, за руль которой сел лишь пару дней назад) расположился на пятой строчке, уступив всего 0,43 секунды Джеймсу Ханту, завоевавшему поул. В гонке он держался в группе лидеров до тех пор, пока на его[2] McLaren не загорелся индикатор уровня жидкости. Жиль вернулся в боксы, механики обнаружили, что индикатор… вышел из строя, и канадец, буксуя колесами, рванул на трассу, где продолжил сражаться с более авторитетными гонщиками, пилотировал крайне корректно (что нехарактерно для дебютанта) и в итоге занял 11-е место. Без этого бесполезного пит-стопа результат наверняка был бы лучше.
Вот и все, что знал Феррари о Вильнёве, когда решил назначить ему встречу. Правда, о нем положительно отзывался технический директор Ferrari Мауро Форгьери, недавно вернувшийся из командировки в Англию. Кроме того, Феррари, как обычно, навел справки о канадском гонщике через свои многочисленные знакомства, которыми обзаводился в течение всей жизни. Благодаря им он мог оставаться в курсе дел, не выезжая за пределы своих владений – 18 километров пригорода между Моденой и Маранелло.
На самом деле имя Жиля было ему знакомо. Когда-то Феррари написал книгу об автомобильных журналистах под названием «Флобер»[3] – в честь ружья, с которым он в детстве охотился на мышей в оврагах на окраине Модены. Прошлой осенью[4] Gazzetta dello Sport разыскала и опубликовала, ссылаясь на книгу, статью Энцо 1914 года. Тогда будущий Дрейк еще только делал первые шаги в журналистике, а спустя много лет признавался, что это занятие ему даже нравилось. Так вот, в тот день осенью 1976 года рядом со старой статьей Феррари была опубликована небольшая заметка о канадском гонщике по имени Жиль Вильнёв. Gazzetta dello Sport утверждала, что в грядущем сезоне Вильнёв станет в McLaren напарником не кого-нибудь, а нового чемпиона мира Джеймса Ханта. По целому ряду причин Феррари не мог не прочесть эту новость и не припрятать ее в одном из чертогов своей великолепной памяти.
Одна из его причуд – находить молодых гонщиков, которые в будущем могут оказаться полезными. Феррари прекрасно знает, что любой подающий надежды малый бросится к нему по первому звонку. Частенько он проверяет их на прочность. Клея Регаццони в канун Рождества вызвали на совершенно бестолковый разговор, по окончании которого Феррари не сделал ни малейшего намека то, что швейцарец сможет когда-нибудь стать частью команды. В этом весь Феррари. Как говорится, хозяин – барин. Он отбирает подходящих гонщиков и сам диктует правила игры – от немыслимых дат до намеренно расплывчатых формулировок. Это еще один способ проверить собеседника: чаще всего гонщики приезжают на встречу с надеждой, что их жизнь кардинально изменится, и оказываются сбитыми с толку. Тогда-то Феррари и наблюдает за ними, анализирует и оценивает их реакцию. По меркам Феррари, встреча с Вильнёвом в целом комфортна для канадского гонщика, даже если Жилю придется лететь через всю Атлантику.
Разговор между Энцо Феррари и Жилем Вильнёвом продолжается час.
Феррари присматривается к молодому канадцу. Кажется, тот не слишком робеет в обществе самого Дрейка. Вспоминая эту встречу много лет спустя, Жиль скажет, что в тот день он будто предстал перед папой римским. Они общаются на французском – языке, которым Феррари владеет в совершенстве. Обсуждать контракт не планируется, поэтому можно обойтись и без переводчика. Встреча задумывалась как обычное знакомство с гонщиком, чью кандидатуру можно взять на заметку. Однако в свете того, что произошло с Лаудой этим утром, о чем остальной мир, включая Вильнёва, пока не знает, то, что должно было быть не более, чем знакомством с гонщиком, превращается в полноценное собеседование. Хотя Феррари ни разу не приглашал в команду гонщика всего с одним Гран-при в активе, он не отвергает идею самостоятельно взрастить чемпиона. Точно так же, как это было с Лаудой четырьмя годами ранее. Хотя, по сравнению с Вильнёвом, Лауда летом 1973-го выглядел ветераном «Формулы–1».[5]
Единственная серьезная загвоздка, которая обнаруживается во время собеседования, – контракт Вильнёва с McLaren. Он действует до конца сезона с опционом на следующий. Когда Жиль узнает об уходе Лауды, то будет проклинать это обязательство и подумает, что если бы не был связан контрактом с McLaren, то мог бы выйти из кабинета пилотом «Скудерии» в следующем сезоне.
Жиль ошибается. Тем же вечером Феррари рассматривает другие варианты, намного менее рискованные. Но нельзя упускать один факт: встреча с Вильнёвом проходит иначе, чем Феррари мог помыслить в то утро, когда после парикмахерской вошел в помещение старой «конюшни» Ferrari для встречи с Лаудой.
Требуется гонщик
«Интересно, почему в Ferrari подумали именно обо мне? Я же канадец, а вокруг столько авторитетных итальянских гонщиков…» – задается вопросом Жиль Вильнёв. Еще до начала авантюры в Ferrari он проявляет себя как человек умный, честный и простодушный, которого можно прочесть как открытую книгу. Люди быстро начнут узнавать его, и в скором времени он очарует всех. Таков уж Жиль. В Италии о нем пока не слышали, поэтому никто и не предполагает, что в его карьере наступил поворотный момент. И тем не менее ему удается смотреть на вещи с завидной беспристрастностью.
Почему Феррари не думает об итальянцах, легко объяснить.
Энцо Феррари уже обжигался на громких скандалах. Они разгораются вокруг «Скудерии» каждый раз, когда в аварии погибает кто-то из его итальянских гонщиков. В «Формуле–1» последней жертвой стал Лоренцо Бандини 10 лет назад, а в хронологическом порядке – Иньяцио Джунти на «1000 километров Буэнос-Айреса» в январе 1971-го. В обоих случаях машины загорелись, из-за чего поборники справедливости со всей Италии едва не возвели на костер самого Феррари. За долгую жизнь он на собственной шкуре убедился, что такие истории получают меньшую огласку и гораздо проще улаживаются, если за рулем его автомобиля погибает гонщик с гражданством другой страны. В наши дни подобный образ мыслей может показаться диким, однако в конце 1977 года это было в порядке вещей. В общем, на тот момент в «Формуле–1» не осталось ни одного итальянского гонщика, который бы сводил Феррари с ума.
От Артуро Мерцарио он избавился четыре года назад. С тех пор гонщик ругает Ferrari на чем свет стоит, поэтому Феррари не допускает и мысли о его возвращении в Маранелло. Витторио Брамбилла слишком стар и, наверное, слишком примитивен для Феррари. А вот молодой Бруно Джакомелли ему нравится. Правда, весной Феррари обнадежил его и тут же взял обещание назад. Очередная причуда Великого Старика – говорить, делать, а потом по собственному усмотрению отказываться от своих слов. Особенно когда дело касается молодых гонщиков, которые мечтают в будущем оказаться за рулем его автомобилей. Есть еще Риккардо Патрезе, но на знакомство в Маранелло он приехал с адвокатом, а подобные выходки Феррари не одобряет: он приглашает подающего надежды дебютанта, чтобы понять, из какого он слеплен теста, а тот заявляется с адвокатом, будто он уже признанный чемпион и ему сразу предложат настоящий контракт…
Феррари нравится Эдди Чивер, американец из Рима. В нем есть итальянская кровь, но родился он в Финиксе, штат Аризона, что может спасти его от скандала при трагическом исходе. Чиверу Феррари фактически пообещал машину на 1978 год. Правда, лишь на пару внезачетных Гран-при, которые к концу 1970-х практически исчезли из календаря и проводились разве что на Британских островах. Несколько гонок, чтобы набраться опыта и убедить Феррари в том, что он – настоящий талант. Чивера такое положение дел категорически не устраивает: он хотел бы контракт на полный сезон. Но Феррари есть Феррари, и окончательное решение остается за ним. Если что-то не нравится, можешь быть свободен.
На самом деле у Феррари на примете есть один итальянец. И не просто на примете, а на первом месте в списке желаний.
Будь его воля, Старик заменил бы Ники Лауду на американца итальянского происхождения Марио Андретти. К тому же им уже приходилось сотрудничать. Тогда Марио был еще молод и выбирал между гонками за океаном и «Формулой–1». Андретти даже выигрывал на автомобилях Феррари. Потом он взял паузу, чтобы отточить мастерство в Штатах, и пару лет назад решил сконцентрировать силы на «Формуле–1». Марио уже не молод: ему 37 лет, и он хочет стать чемпионом мира прежде, чем уйдет из автоспорта. Феррари не против ему помочь. Но есть проблема – контракт Марио с Lotus и обидчивость Колина Чепмена.
Чепмена неспроста называют британским Феррари. Ему, как и Энцо, присущи смелость, целеустремленность и интуиция. Только Чепмен – инженер, и его интуиция носит технический характер. Но, как и Феррари, Чепмен ужасно обидчив. Он – примадонна и не признает непостоянства, сомнений и колебаний от своих гонщиков. Взять хотя бы Эмерсона Фиттипальди. Чтобы не продлевать с ним контракт, Чепмен предпочел потерять гонщика, который был в шаге от титула. Андретти прекрасно это знает и понимает, что с его нынешним работодателем шутки плохи. Марио уже участвовал в гонках за его команду: именно за рулем Lotus он дебютировал в «Формуле–1». Но теперь все по-другому: на кону чемпионство, и Чепмен уверен, что его гонщикам до победы рукой подать. А все благодаря так называемому граунд-эффекту, которого он достиг, сконструировав днище в районе выпуклой части понтонов своих Lotus по подобию перевернутого крыла самолета. Это техническое озарение Чепмена вскоре должно было принести плоды.
Марио пришлось покидать родную землю дважды: первый раз – родную Истрию, затем – Лукку, где он обрел приют после того, как его семью вместе с десятками тысяч других итальянцев обворовали и выселили коммунисты Тито. Как у любого итальянца, вынужденно покинувшего родину, Ferrari занимает в сердце Андретти особое место, поэтому он на распутье. За три года Ferrari выиграла два титула чемпиона мира и три Кубка конструкторов подряд. Но после Лауды держать планку будет непросто, а у Марио – в его-то возрасте – нет времени ждать. Тем более теперь, когда Чепмен работает над новым Lotus 79 – по слухам, машиной совершенно другого уровня. Вдобавок мешает действующий контракт с Lotus, по которому Андретти обязан оставаться в команде Чепмена до конца сезона–1978.
Конечно, договоры для того и заключают, чтобы при необходимости их разрывать. В этом Феррари мастер. Но Марио – по натуре человек жизнерадостный и предпочитает не ввязываться в конфликты. Сложившаяся ситуация малоприятна. К тому же процесс может затянуться и поставить под угрозу стартующий в начале января сезон. В понедельник, 19 сентября, Марио все же встречается с Феррари в Маранелло. Опасаясь судебного иска со стороны Чепмена, он заблаговременно предупреждает его, прежде чем войти в ворота штаб-квартиры «Скудерии», а в среду, 21 сентября, все-таки заявляет: «Я не хочу, чтобы дело закончилось судом, поэтому от попытки выиграть чемпионат мира с Ferrari вынужден отказаться». В общем, Андретти остается в Lotus, а Феррари – ни с чем.
На следующий день, в четверг, 22 сентября, из списка возможных кандидатов на место Лауды выбывает Джоди Шектер. Феррари всегда ценил его и уже давно за ним наблюдал. Со временем мастерство Шектера только возросло, и в этом году он принес несколько побед команде, которой в прошлом сезоне даже не существовало. Они встретились 7 сентября, незадолго до Гран-при Италии, и Феррари даже заставил Шектера подписать предварительный контракт. Тогда в «Формуле–1» предварительные контракты ценились не больше листа бумаги, на котором они написаны. Поэтому две недели спустя адвокат Шектера заявил, что подписанный в начале месяца опцион больше не действителен, а его подопечный в сезоне–1978 остается в составе Wolf. Феррари и бровью не повел, но взял на заметку и отложил кандидатуру южноафриканца на 1979 год.
Феррари точно предчувствовал, что от Андретти и Шектера последуют отказы: он не стал дожидаться официальных объявлений и отклонил кандидатуры гонщиков, которые так или иначе предлагали ему себя после того, как было объявлено о разводе «Скудерии» из Маранелло с двукратным чемпионом мира из Австрии. Первым он отказал Эмерсону Фиттипальди. Видимо, сказалось то, что тот не согласился перейти в Ferrari после аварии, в которую Лауда попал на «Нюрбургринге» 1 августа 1976 года. Феррари очень хотел пригласить Эмерсона на место Лауды сразу же после аварии, во второй половине дня. Фиттипальди отказался. Это дело чести, ведь коллега, которого он должен был заменить, находился на грани жизни и смерти. И теперь, год спустя, уже не важно, будет ли чемпион из Рио-де-Жанейро лезть из кожи вон, чтобы сесть за руль одной из его машин: некоторые вещи Феррари не забывает.
Вторым он отказал Ронни Петерсону. По единодушному мнению коллег, швед – самый быстрый из действующих гонщиков. Именно его после аварии на «Нюрбургринге» и отказа Фиттипальди хотел подписать Феррари. Когда казалось, что дело уже решено, на пути Петерсона встал Лауда собственной персоной. Он смирился бы с любой заменой себе, кроме шведа, с которым у него, очевидно, были старые счеты. Теперь, когда Лауда ушел и никаких преград не осталось, Ронни не может понять, почему его больше не хотят видеть в Маранелло. Но так уж вышло…
На Джона Уотсона и Алана Джонса Феррари тоже решает не делать ставку, хотя оба гонщика ему нравятся. Он даже приказал наблюдать за ними человеку, который, в отличие от него, каждые две недели ездит на гоночные трассы. Уотсон, может, и подрастерял тот блеск, которым очаровал всех в сезоне–1976, но он надежен, быстр и гоняет на Brabham с мотором Alfa Romeo. Так что долгое время Феррари рассматривал идею насолить миланской «скудерии», его первой любви в мире автоспорта. Джонс выиграл свою первую гонку в Цельтвеге в середине августа на далеко не конкурентоспособном Shadow. Но Феррари, видимо, считает его недостаточно зрелым, чтобы доверить одну из своих машин.
Есть еще Патрик Депайе и Йохен Масс, с которыми Феррари связывался неделю назад. Француз быстр, немец жёсток. Быть может, Дрейк и не видит в них чемпионских задатков, но оба они – стоящие гонщики, а чемпион у него в команде и так имеется. Это Карлос Ройтеман, который блестяще начал сезон, но ушел на второй план после возвращения Лауды. Однако теперь австриец вышел из игры, и Феррари готов поклясться, что Карлос уверен в своих силах и будет бороться за победу в сезоне–1978. Так что Ройтеман в форме, а теперь Феррари ищет гонщика с потенциалом. Желательно молодого и с небогатым опытом, чтобы мог учиться у признанного чемпиона. У него еще будет время освоить премудрости профессии: не только быть быстрым, но и справляться с давлением – его в «Формуле–1» предостаточно, особенно у тех, кто выступает за Ferrari.
Сейчас в голове Феррари все четче вырисовывается образ малоизвестного канадца, с которым он скорее из любопытства познакомился в последний понедельник прошлого месяца, вечером того самого дня, когда Лауда распрощался с Ferrari.
Феррари приказывает связаться с Вильнёвом и снова пригласить его в Италию – на встречу, которая может изменить их жизнь. И в то же время начинает водить прессу за нос, очевидно, решив пустить ее по ложному следу.
«У меня на уме четыре-пять кандидатов», – загадочно сообщает он. Тем же, кто спрашивает о его дальнейших намерениях, Феррари отвечает в своей любимой манере: обращается к своему богатому и славному прошлому, говорит запутанными фразами, которые обожает и смысл которых понятен лишь ему самому. «В 1918-м, – вспоминает он, – я жил впроголодь, думал только о еде и потому хватал, что попадалось под руку. А теперь я думаю только о гонщиках, но по-прежнему хватаю, что попадется».
На самом деле, несмотря на отказ от обоих гонщиков, на которых он рассчитывал, Феррари не собирается брать кого попало. Каким бы необычным оно ни казалось, выбор молодого канадца – это обдуманное решение, над которым Феррари серьезно размышлял с первой их встречи. Еще одна его причуда – выбирать малоизвестного гонщика с задатками чемпиона, которого можно вылепить по образу и подобию своих машин, которым, естественно, досталась бы бо́льшая часть успеха в случае, если этот гонщик сделает себе имя. Именно так случилось с Лаудой, которого Феррари превратил – не без значительного вклада Ники, конечно, – из актера второго плана в приму. Четыре года спустя, поздним летом 1977-го, Феррари решает провернуть то же самое с Вильнёвом.
Очень скоро Феррари дает прессе и болельщикам первую зацепку. Вскоре после гонки в Монце Дрейк отвечает журналистам на провокационные заявления Лауды. Пока Энцо все еще пытается сделать невозможное и переманить Андретти или Шектера, но, опасаясь двойного отказа, перехватывает инициативу и заявляет, что подумывает о решении, «подобном принятому в 1973-м с Лаудой», когда он подписал контракт с «молодым человеком».
Молодых людей в «Формуле–1» довольно много. И никому, конечно, в голову не приходит обратить внимание на Канаду, где живет молодой, но уже не совсем юный гонщик, который за всю свою карьеру участвовал лишь в одном Гран-при. Однако после встречи в Модене Великий Старик доверился чутью, натасканному за 70 лет гонок, и пригласил Вильнёва провести несколько дней со «Скудерией» во время уик-энда в Монце. Жиль еще не представлял интереса для прессы, поэтому его присутствие в боксах «гарцующих жеребцов» осталось без внимания.
Канадец мудро воспользовался поездкой в Монцу, чтобы поговорить с Тедди Майером – одним из основателей британской команды McLaren. С ней-то он и связан контрактом на нынешний сезон и опционом на следующий. 20 августа они встретились впервые после «Сильверстоуна». Встреча состоялась на шестичасовой гонке в Моспорте, где Майер сообщил ему, что контракт остается в силе, но Жиль не выступит за McLaren в оставшихся трех гонках сезона–1977, как изначально планировалось, а опцион на 1978 год не вступит в действие. Майер давно присматривался к Патрику Тамбе и хотел взять его в команду, а потому не стал объяснять Жилю причины своего решения. Зато дал понять, что в его интересах рассматривать другие варианты.
О решении Майера знали только заинтересованные лица, и на встрече в Модене в конце августа Жиль не счел правильным для своей карьеры в «Формуле–1» сообщать об этом Феррари. В том числе и потому, что все еще был юридически связан контрактом с McLaren. И хотя глава McLaren получил твердое согласие от Тамбе, тот еще должен был доказать, что Майер сделал правильный выбор, поэтому Тедди собирался оставить Вильнёва в резерве на случай, если парижский гонщик не оправдает ожиданий. К тому же Майер не был до конца уверен в таланте Жиля настолько, чтобы предпочесть его кому-то другому, а еще не хотел рисковать, чтобы в случае разрыва канадец не усилил кого-то из конкурентов. Поговаривали, что Вильнёв сблизился с Wolf, и Майер об этом знал. В Моспорте Жиль заявил, что сделает исключение лишь в одном случае – если ему позвонят из Ferrari. Тогда подобный исход обоим казался совершенно невероятным.
После Гран-при Италии и второго разговора с Майером Вильнёв вернулся в Маранелло, снова встретился с Феррари и передал ему позицию главы McLaren. Вернее, ту часть условий, которая была ему на руку, а именно – возможность не продлевать опцион на 1978 год в случае, если Феррари действительно даст Вильнёву шанс. Феррари надеялся, что за следующие несколько дней ему удастся убедить Андретти или хотя бы Шектера. Он поблагодарил Вильнёва и пообещал оставаться на связи. Ни один из них и представить не мог, что их дороги так скоро пересекутся.
У Вильнёва на кону стоит все. Серия Can-Am[6] интересует его до определенного момента; за два года он выиграл чемпионаты IMSA[7] и «Формулы Атлантик». Жиль понимает: он на распутье. Если не совершить прорыв сейчас, больше такого случая может не представиться. У него есть возможность участвовать в «Индикаре», но он хочет в «Формулу–1», потому что ей нет равных в мире автоспорта. В середине сентября его имя начинают называть среди возможных претендентов на место Лауды. Жиль покидает Канаду со словами, которые выдают в нем честного, порядочного и даже немножко наивного человека (и следующие пять лет не сильно его изменят): «Приятно думать о гонках за Ferrari. Особенно после встречи с самим Инженером, – говорит он Карло Кавикки из Autosprint. – Но сейчас это едва ли реализуемо. Возможно, мы вернемся к этому разговору в следующем году, если мне удастся показать результат».
Вильнёв не решался даже представить, что уже в следующем сезоне сможет участвовать в гонках в составе Ferrari.
Первый раз в первый класс
О подписании Жиля Вильнёва Ferrari объявляет поздно вечером во вторник, 20 сентября 1977 года. Все потому, что на следующий день Андретти должен сообщить, что остается в Lotus, а Энцо Феррари не хочет, чтобы люди подумали, будто он прибегнул к запасному варианту – хотя это действительно было так.
Прошла пара часов с момента, как Вильнёв добрался до Модены после двухдневного путешествия из Канады, откуда вызвали в срочном порядке, когда стало понятно, что Андретти не удастся выйти из тени всемогущего Колина Чепмена, а Шектер не покинет Уолтера Вольфа. Шефство над Вильнёвом поручили одному из новых лиц гоночного подразделения Ferrari – тому же самому человеку, который три недели назад встречал Жиля в аэропорту Мальпенса. Его зовут Эннио Мортара, и он обладает качеством, которым могут похвастаться лишь немногие из окружения Феррари, – он свободно говорит по-английски. И неважно, что родной язык Вильнёва – французский. Жиль родом из Канады, но все-таки из ее западной – франкоговорящей – части. Именно французский язык, который Феррари знает еще со школы, станет одной из причин, по которой отношения Великого Старика и маленького канадца станут настолько близкими.
Жиль снова садится на заднее сидение; рядом с Мортарой – менеджер Вильнёва Гастон Паран. Мортара сопровождает их в старую штаб-квартиру Ferrari на Виале Тренто – Триест – в то самое здание, которое Жиль посетил в конце августа. Кроме Великого Старика в офисе его ждут сын Феррари Пьеро (в тот момент он еще носит фамилию Ларди) и бухгалтер Делла Каза. Он давний сотрудник Феррари – один из двоих, уцелевших в роковую «ночь длинных ножей» осенью 1961-го, когда Дрейк одним махом избавился от восьми руководителей. Теперь Делла Каза занимает должность заместителя генерального директора.[8]
Переговоры ведут лично Феррари и Паран. Жиль только слушает. Естественно, он готов на любые условия Феррари. У Дрейка в руках копия устного соглашения, которое они заключили с Жилем три недели назад. Пусть Феррари и знает французский, но в этот раз говорит исключительно на итальянском. Диалог ведется через переводчика. Вильнёв подтверждает, что Майер освободил его от контракта и опциона. Сумма относительно скромная – 50 000 долларов. Похоже, гарантом сделки выступает сам Алеардо Буцци, президент европейского отделения Marlboro, спонсора McLaren, – видная фигура в автоспорте тех лет.
Все идет гладко, пока Паран не выдвигает условие: Жиль может распоряжаться своей жизнью по собственному усмотрению. (Отметим попутно, что Парану ни разу в жизни не приходилось заключать настоящие договоры.) Свое желание подопечный Парана высказал ночью, пока они были на борту самолета компании Alitalia. Жиль и Паран добивались лишь того, чтобы канадца не принуждали делать – и прежде всего не делать – определенные вещи вне гонок (например, кататься на лыжах или на любимых снегоходах, на которых он и набирался гоночного опыта). Однако Феррари понимает условие Жиля совсем иначе.
На мгновение Старик застывает. Он пристально смотрит на Парана, его голубые глаза пронзают насквозь, оставляя собеседника беззащитным. Феррари спрашивает его: «Вы юрист?» Паран отвечает: «Нет». Тогда Феррари переводит взгляд на Жиля и повторяет вопрос. Естественно, Жиль тоже отвечает «нет». Успокоившись, Феррари принимает условия канадцев. На самом деле он дал им больше, чем они просили, ведь Феррари – человек искушенный, в делах автоспорта куда более опытный, чем они оба. Феррари подумал, что они просили разрешения самостоятельно распоряжаться местом на гоночном комбинезоне, то есть продавать его спонсорам, которых Жилю удастся найти, и класть деньги себе в карман. На языке Феррари это означало, что он сможет платить гонщику меньше, потому что остальным займутся спонсоры. Из 800 000 долларов, заработанных Лаудой в 1977 году, только 250 000 (строго в лирах) он получил от Ferrari. Остальное австрийцу выплатили спонсоры.
Но в этот момент, пользуясь явной сговорчивостью Феррари в вопросах личной жизни гонщика, Паран переходит в наступление. Он требует дополнительно 15 000 долларов на переезды и проживание для жены и двоих детей Жиля. Вильнёв не только не намерен оставлять их в Канаде, но и собирается брать их с собой на европейские Гран-при. Феррари снова напрягается. Просьба о детях выводит его из себя. «Мы не собираемся заниматься детьми, – отвечает он сухо. – Нам и так в случае аварии придется позаботиться о жене». Парану и Жилю нечего возразить. У Парана нет серьезного опыта в автоспорте, а для Жиля до сегодняшнего дня гонки были одной большой веселой игрой. У Феррари совсем иной взгляд. Он в автоспорте с 1919 года и за 58 лет видел больше трагедий, чем ему хотелось бы. Паран интересуется причиной такого резкого отказа. Отказа, которого ни он, ни Жиль не ожидали. Феррари, ничуть не смутившись, объясняет: «Каждый раз, когда пилот принимает участие в гонке, мы вычеркиваем его из нашего списка. Если он возвращается – это уже настоящее чудо».
Паран уверен, что Феррари шутит (в этом он ошибается), но все же продолжает настаивать, что Жиль не будет выступать за Ferrari, если рядом не будет семьи. Терпение Феррари и Делла Каза на исходе, и Жиль глазами умоляет своего друга-менеджера остановиться: он хочет стать гонщиком Ferrari, хочет подписать контракт. С остальным они разберутся позже. Но Паран не собирается сдаваться. Феррари встает и выходит из кабинета. Делла Каза следует за ним. Канадцы остаются одни. Теперь, когда они могут поговорить с глазу на глаз, Жиль прямо заявляет: «Ладно. Давай закругляться. Подписываем».
Но когда Феррари возвращается в кабинет, Паран вместо этого выдвигает еще одно условие. Неизвестно, догадался ли менеджер из Канады, что Феррари прижат к стенке и ему позарез нужен малоизвестный подопечный Парана, или же он стал жертвой того исступления, которое может настигнуть неопытного человека, оказавшегося лицом к лицу с величайшим торговцем талантами в истории автоспорта. Если бы Паран был знаком с историей и тем, как ведут дела в Ferrari, то знал бы, что на машинах размещают логотипы лишь технических спонсоров. Но, решив, что в «Скудерии» дело с расцветкой обстоит так же, как в любой другой команде «Формулы–1», Паран просит половину доступного места на машине под личных спонсоров Жиля.
Феррари в очередной раз проявляет невероятное терпение и даже не опрокидывает стол, как сделал бы еще несколько лет назад. Как знать, может, его действительно прижали к стенке… Не теряя выдержки, он отвечает, что это беспрецедентный случай. Тогда Паран снижает планку до четверти доступного места, и Феррари соглашается. Он хитрее Парана и потому принимает условия, прекрасно зная, что не будет их выполнять. Он не позволит размещать на своих машинах логотипы каких-либо других спонсоров, кроме технических. Времена, когда ему придется расшаркиваться перед табачниками, еще далеко. Старик и без того был недоволен, когда в начале сезона пришлось наклеить логотип компании Fiat с четырьмя голубыми квадратиками на понтоны болидов Лауды и Ройтемана.
Договор подписан.
Феррари предлагает Жилю 75 000 долларов за две из трех гонок, оставшихся в текущем сезоне, и за весь следующий. Плюс 15 000 долларов на дорожные расходы семьи. Плюс эфемерные 25 % места на автомобиле под личных спонсоров канадца. Не бог весть какая сумма – Лауде, как уже было сказано, Ferrari платит четверть миллиона долларов, – но Жилю и она кажется солидной. В 21:30 канадец не раздумывая подписывает договор и с облегчением выдыхает после неожиданных фокусов своего менеджера. В конце концов, для Вильнёва размер зарплаты не так уж важен: на данном этапе карьеры деньги для него – не главное. Сейчас он хочет лишь одного: войти в «Формулу–1» с самого что ни на есть парадного входа и показать, на что он способен.
На следующий день Феррари скажет: «Если бы не опцион, я бы подписал договор 29 августа». Это неправда. 29 августа Феррари надеялся заменить Лауду на Андретти. Но ложь тоже может быть полезной, чтобы дать понять Жилю, что он нужен «Скудерии», да и итальянская пресса не всегда за словами Дрейка способна понять очевидное. Так зачем портить молодому канадцу и Великому Старику столь знаменательный день? Когда журналисты начинают воротить нос, узнав, что на место двукратного чемпиона мира берут почти неизвестного канадца, Феррари добавляет: «Я выбирал, руководствуясь тем, что Вильнёва считают зрелым и талантливым гонщиком». На этот раз его слова соответствуют истине.
Получив отчет Форгьери после «Сильверстоуна», Великий Старик действительно заинтересовался и запросил информацию о Вильнёве по личным каналам. Не забыл он и про Криса Эймона, чье мнение всегда высоко ценил. Тот подтвердил, что у Вильнёва и правда талант; его еще нужно отточить, отшлифовать, отполировать, но он есть. «У Жиля колоссальный природный дар и безграничный энтузиазм», – скажет Эймон спустя несколько дней после подписания Жиля. «Пока что его машину на трассе часто разворачивает, но он еще ищет свои пределы. Машину он чувствует потрясающе. За рулем Ferrari он будет летать!» – пророчит Эймон, оценивая дебют Жиля на «Сильверстоуне». Феррари обращался за мнением и Уолтера Вольфа, тоже канадца, а потому хорошо знакомого с гонщиком из Сен-Жан-сюр-Ришелье; он даже рассматривал кандидатуру Жиля в пару к Шектеру. «Будем надеяться, что наши ожидания оправдаются», – подводит итог Великий Старик, но понимает, что пускается в авантюру.
На следующий день, в среду, 21 сентября, около 9:00 Жиль заходит в штаб-квартиру Ferrari через черный ход, чтобы ускользнуть от журналистов, облепивших главный. Этой ночью он не сомкнул глаз. Вернувшись домой после легкого ужина с Параном, Жиль тут же позвонил Джоан – а затем родителям, брату и всем многочисленным канадским друзьям. Он просто не мог не сообщить, что его взяли в Ferrari. Будучи человеком крайне скрытным, он делится своей радостью только с родственниками и друзьями. Но не успевает Жиль их обзвонить, как срывается с цепи канадская пресса. Всю ночь Жиль проводит без сна: звонки раздаются один за другим, адреналин зашкаливает.
С момента прибытия гонщика из Канады его повсюду сопровождает Мортара: он забирает Жиля из отеля, отвозит обратно, в Маранелло они тоже появляются вместе. В штаб-квартире Ferrari с Вильнёва снимают мерки, чтобы подогнать под него сиденье. Рост Жиля – 168 сантиметров. После полудня он впервые опробует Ferrari на трассе. На единственной доступной для тренировок на «Фьорано» 312 T2 несколько дней назад ездил Эдди Чивер, а он на голову выше Вильнёва. Поэтому после снятия мерок для сиденья и кожаной обивки, которую изготовит Schedoni,[9] механикам приходится подгонять место гонщика в кокпите машины под рост Жиля, приподняв сиденье и придвинув к нему педали.
Но прежде, чем впервые сесть за руль T2, Жилю нужно убрать с комбинезона всех спонсоров, которые были у него в «Формуле-Атлантик». Тогда, в 1977 году, у гонщика – как в «Формуле–1», так и в остальных сериях – был лишь один комбинезон на весь сезон. Естественно, Жиль привез с собой из Канады тот единственный, которым располагал. Удалять нужно было осторожно, логотип за логотипом. Тот, что принадлежит Marlboro, можно оставить; а вот от логотипа Ford теперь, когда Жиль представляет Ferrari-Fiat, совершенно необходимо избавиться, прежде чем гонщик появится перед публикой и фотографами.
В 13:50 Вильнёв садится к Мортаре в Fiat 131 причудливого тускло-желтого цвета, и они покидают штаб-квартиру. Две минуты спустя Жиль впервые оказывается на трассе «Фьорано»; еще через несколько минут, в 13:55, на автодроме появляется Энцо Феррари. Старик тоже приезжает на Fiat 131, за рулем которого сидит его бессменный водитель Дино Тальядзукки. Еще через три минуты прибывает фургон с T2 для Жиля. Вслед за фургоном на белой Lancia Gamma въезжает Пьеро Ларди. Пока механики Ferrari готовят болид, Жиль снова садится в желтый Fiat и делает пробный круг, чтобы оценить, что его ждет. Тем временем прибывает Мауро Форгьери. В ту романтичную эпоху до спонсорства, контрактов и сотрудничества всех мастей, которыми славится современная «Формула–1», Форгьери находится за рулем Fiat 128 – тоже желтого цвета, более того, с регистрационным номером Asti!
Около 14:30 Жиль Вильнёв впервые садится за руль болида Ferrari. Подгонка сиденья и педалей не спасает: канадец буквально утопает в кокпите, который кажется слишком большим для него. Антонио Томаини, который отныне будет курировать Жиля, вспоминает: «Казалось, такой щупленький паренек просто не способен управлять болидом “Формулы–1”. Очень скоро мы поняли, что ошиблись». По словам журналиста Мориса Хэмилтона, «из-за хрупкого телосложения он не производил впечатление человека, способного выдерживать физические и психологические нагрузки, которые испытываешь за рулем гоночного автомобиля. Таких парней, как он, заботливые мамочки кутают в шерстяные свитера, чтобы не простудились».
Номер на болид пока не нанесли, но в остальном расцветка готова к заездам. На кузове T2, как и у любого другого автомобиля Ferrari с лета 1932 года, красуется вздыбленный жеребец Франческо Баракки, а кокпит и кожух двигателя опоясывает полоска итальянского триколора. Жиль пристегивает ремни и с ревом уносится прочь. Когда он впервые приближается к шпильке в конце прямой, из боксов едва можно разглядеть его красно-синий шлем со стилизованной буквой V (по первой букве фамилии) – настолько глубоко Жиль сидит в болиде.
Жиль едет крайне осторожно и осмотрительно. В конце концов, это только тесты. Он еще не знаком с машиной, до этого проехал по трассе лишь круг, да и то за рулем седана среднего класса. Время его первого круга – 1:30 при темпе ненамного выше прогулочного. Жиль старается не переусердствовать, и, по мере того как он знакомится с машиной и трассой, время постепенно начинает улучшаться. После семи кругов – первый пит-стоп. Из машины Жиль не вылезает. Он остается за рулем и перекидывается парой слов с Форгьери. Феррари стоит неподалеку и молча наблюдает за диалогом между своим новым гонщиком и драгоценным техническим директором, который похож на него больше, чем они оба, вероятно, готовы признать. В 14:45 Жиль возвращается на трассу.
Теперь канадец начинает увеличивать темп. Мало-помалу время круга сокращается до 1:18. Жиль не гонится за результатом, а приноравливается к болиду и трассе. Пять кругов в хорошем темпе – и в окрестностях «Фьорано» внезапно раздается громкий визг тормозов. Из боксов совсем не слышны переключения коробки на пониженную передачу, зато прекрасно – как гонщик отпускает педаль газа и выжимает сцепление, чтобы не дать мотору заглохнуть. Постепенно шум 12 цилиндров Ferrari приходит в норму. Это был первый разворот Жиля на «Фьорано». Проезжая боксы, Жиль не останавливается и делает еще четыре круга.
Энцо Феррари сидит в зале гоночного контроля, который расположен в здании позади боксов. Вдоль трассы расположены множество камер, и здесь на маленьких черно-белых экранах Дрейк отслеживает каждый маневр своего гонщика. Трасса «Фьорано» оснащена по последнему слову техники, и эта телевизионная сеть создана лично для Великого Старика и его команды. «Не стоит делать поспешных выводов, – говорит Феррари. – Посмотрим, как он проявит себя в ближайшее время. Ему нужно много работать: у него же дебют на Гран-при Канады».
Около 15:30 Жиль снова появляется на трассе. Даже на слух можно понять, что он все увереннее чувствует себя в машине и на трассе. Теперь секундомер показывает 1:16. Жиль проезжает четыре круга. Останавливается. Потом опять появляется на трассе. Весь следующий час он будет наматывать круги – сначала восемь, затем шесть, потом еще восемь, – чередуя серии с короткими остановками в боксах. Каждое новое время круга все более впечатляет. Лучший результат – 1:14.38; очень неплохо для первого дня. Инженеры Ferrari выводят его на электронное табло над боксами. Журналисты поражены; их пустили на автодром, и они толпятся в боксах в надежде перекинуться парой слов с новым приобретением Ferrari. Жиля присутствие прессы нисколько не смущает, но, пожалуй, немного удивляет, что в день первого знакомства с новой машиной и новой командой их собралось так много. Жиль раздает улыбки направо и налево: «Все спрашивают, не страшно ли мне управлять Ferrari? Отвечаю: нет, с чего бы? Мне еще многому предстоит научиться, а значит, я запросто смогу подстроиться».
Журналисты не ожидали от Энцо Феррари такого гостеприимства. Он не просто пригласил их на закрытое мероприятие, но и организовал завтрак с уникальным белым ламбруско, предоставленным, как обычно, Джакобацци. Большинство в недоумении: неужели все дело в новой атмосфере, воцарившейся здесь после объявления об уходе Лауды? Феррари атакуют неизбежными вопросами о нем. Мало того, что Вильнёва наняли на место Лауды, так их еще и выбирали по одному принципу (если вспомнить, что было четыре года назад). «Я не собираюсь сравнивать его с моим бывшим гонщиком, – отрезает Дрейк, делая акцент на слове “бывший”. – На что годится Вильнёв, мы постараемся узнать как можно скорее. Но делать выводы можно будет не раньше конца следующего сезона».