Читать онлайн Монолог фармацевта. Книга 2 бесплатно

Пролог

– Я не ослышался, ваше величество? – опешил господин Дзинси и посмотрел прямо перед собой.

Там на длинной скамье удобно устроился мужчина в самом расцвете сил. Его лик украшала благообразная бородка. То был сам государь, и он на вопрос неторопливо кивнул.

Оба пребывали в одном из павильонов Внутреннего дворца. Покои здесь были скромны, обстановка скудна, зато все как на ладони – и мышь не проскочит. Прислугу всю отпустили.

Не скрывая наслаждения от замешательства собеседника, государь сам подлил себе виноградного вина в стеклянную чашу и откинулся на спинку скамьи, которую украшала искусная резьба по слоновой кости.

Что до господина Дзинси, то еще минуту назад он держался в присутствии того, кто стоит превыше всех в империи, довольно непринужденно, пока его не озадачили одним делом…

Дожидаясь ответа, император поглаживал бородку. Уголки его губ приподнялись в усмешке. Господину Дзинси было тошно глядеть на него, однако он не позволял себе в присутствии государя ни тени грубости или непочтения. Несомненно, с его величеством непросто, но таким и должен быть Сын Неба. Одержать над ним верх совершенно невозможно.

– Ну? Что собираешься делать? Ты же мой садовник. Приглядываешь за моим цветником.

В ответ на откровенный вызов императора господин Дзинси едва не усмехнулся, однако сдержался и вместо этого расплылся в неизменной улыбке небесной девы, которая, как думалось, могла растопить любое сердце. Быть может, в этом решении он был самонадеян, но если господин Дзинси во что-то и верил, то в свою неотразимость. Судьба насмехалась над ним, и желаемое вечно ускользало из его рук. Сколько бы усилий господин Дзинси ни прилагал, он ни в чем не обнаруживал выдающихся способностей и лишь мог сказать себе, что умеет идти по жизненному пути с достоинством. В лучшем случае ему удавалось возвышаться над серостью.

Зато злодейка-судьба одарила его несравненной красотой, что затмевает многих. Прежде он не выносил этого дара, но со временем смирился. Раз он не может преуспеть ни в учении, ни в военном деле, значит, должен сослужить службу своему государю при помощи одной несравненной красоты. Так и появился лучезарный евнух, заведующий Внутренним дворцом. Нежный взор, сладкие речи и притягательный облик – все то, чем он был одарен более других мужчин, господин Дзинси направлял во благо.

– Будет исполнено, – подчинился он, изогнув уголки рта в вежливой, но решительной улыбке.

Усмехнувшись, государь поднес чашу к губам. Весь его вид так и подначивал: что ж, попробуй, коль кишка не тонка.

Господин Дзинси прекрасно знал свое место. Он лишь игрушка в руках императора. И потому во всем исполнял его волю, сколь бы безрассудной она ни была. Таковы обязанности, возложенные на него самим владыкой, и в то же время дерзновенная игра с ним. И Дзинси не мог проиграть. Победа в этой игре – единственный путь обрести волю и самому творить свою судьбу. Иных путей для него не существовало, ведь он, как и многие, всего-то простой смертный. Быть может, в этом он ошибся, но выбор давно уже сделан.

Подумав так, господин Дзинси поднес чашу вина ко рту и позволил виноградному привкусу разлиться на языке. Отпив немного, он вернул на уста неизменную улыбку небесной девы – ослепительную и безмятежную.

* * *

– Так-так… Это… И это… Ага, и вот это напоследок возьми!

В руки Маомао шлепнулся очередной сверток. С каждой новой вещью, что ей пытались всучить, она хмурилась все больше и больше. Снабжала ее, разумеется, не кто иная, как неугомонная барышня Мэймэй – одна из трех первых красавиц Малахитового чертога. И они как раз хозяйничали в ее личных покоях.

– Слушай, барышня Мэймэй, мне они без надобности, – попыталась отказаться Маомао.

Сказав так, она потихоньку вернула краску для губ и белила на полку. Поймав ее за этим делом, Мэймэй, досадуя всем видом, укоризненно покачала головой.

– Как это без надобности?! Тебя будут окружать госпожи и сановники в роскошных одеждах, да таких, что ты здесь и не видывала! Не позорься! Уж постарайся выглядеть прилично!

– Я же не в «дом цветов» направляюсь, и наряжаться там неуместно, – пробурчала Маомао и отвела от барышни взгляд.

Сама она мечтала поскорее заняться травками, которые нарвала еще вчера. Но только Маомао ушла в свои грезы, как в нее полетела деревянная дощечка для письма – барышня Мэймэй, хоть девушка заботливая, но чересчур вспыльчивая и терпеть пренебрежения не будет.

– Значит, так! Тебя позвали на службу! Место приличное! Не думала, что среди родовитых господ ты и сама должна выглядеть соответствующе? Тебе оказали благодеяние, и ты должна отвечать благодарностью, а не то твой завидный покровитель рано или поздно упорхнет!

– Хорошо…

Как и хозяйка Малахитового чертога, барышня Мэймэй совершенно безжалостно учила Маомао уму-разуму. И ученица не могла не признать: она умеет убеждать.

Маомао неловко подняла с пола брошенную в нее дощечку. Та уже потемнела от времени, и было видно, что ее много раз замазывали лаком и исписывали вновь и вновь. А ныне поверх всех слоев красовались стихи, выведенные умелой рукой.

Барышня Мэймэй была уже в том возрасте, в каком подумывают оставить ремесло, однако гости до сих пор шли к ней толпами, поскольку ей доставало ума развлекать своих благодетелей стихами и игрой в го и сёги. Иначе сказать, она умела угождать не телом, но искусством.

– Рада, что ты нашла хорошее место. Желаю заработать побольше деньжат, – вдруг мягко добавила Мэймэй.

Буйная красавица, способная швыряться дощечками, скользнула в тень, и на свет вышла заботливая наставница. Подойдя к Маомао, барышня Мэймэй бережно коснулась ее щеки накрашенными ноготками и убрала выбившуюся прядь за ухо.

Около десяти месяцев назад Маомао похитили работорговцы и продали во дворец императорских жен, где не хватало дворни. С тех пор минуло множество событий, и вот Маомао вернулась на «улицы цветов»… Но кто бы мог подумать, что ей вновь суждено вернуться на службу при дворе! Пожалуй, всем вокруг казалось, что Маомао несказанно повезло. Вот и барышня Мэймэй так считала, оттого и собирала ее в дорогу со всей строгостью и была придирчивее обычного.

– И я рада… – послушно откликнулась Маомао.

Барышня Мэймэй ответила ей изящной, но в то же время теплой улыбкой.

– Урви себе богатого жениха! Наверняка богачей там пруд пруди! А еще приводи к нам знатных гостей! – не преминула наставить она ученицу, и доброта сменилась легким лукавством.

Маомао между делом заметила, что Мэймэй говорит совсем как бабуля. А как иначе? Девушке для утех не выжить на «улицах цветов», не будь она умна и гибка.

В конечном счете Маомао пришлось покорно взвалить на себя огромный узел, куда барышня Мэймэй уложила наряды и краску для лица. Шатаясь на каждом шагу, Маомао медленно побрела к покосившейся лачуге своего отца.

* * *

Прошло лишь полмесяца с тех пор, как «улицы цветов» облетел слух, будто бы туда пожаловал некий прелестный знатный господин. Приняв за чистую монету небрежные слова, брошенные девушкой для утех, он поступил с поразительной щедростью и, ничуть не сомневаясь, выкупил долги девицы перед Малахитовым чертогом. Он выложил столько серебра, сколько хозяйка и не чаяла увидеть, и в придачу принес редкий гриб, который истинный знаток лекарств никогда не обойдет вниманием. На подписание договора не ушло и четверти большого часа.

Так Маомао вновь оказалась на службе у высокопоставленного сановника при дворе. Уезжать и оставлять отца в одиночестве ей было тревожно. К счастью, условия ее нового договора, насколько она могла судить, стали куда мягче прежнего. И если раньше она просто пропала без вести, то теперь отец знал, где она, что с ней, кому служит. Только, когда отец прочитал договор, лицо его на миг омрачилось, но возражать он не стал и с ласковой улыбкой проронил: «Поступай как знаешь». Одна беда: у Маомао не выходило из головы его выражение лица, когда он просматривал условия…

* * *

– Ох и нагрузили же тебя… – тихо и неспешно, выговаривая каждое слово, заметил отец.

Рядом с ним в огромном котле кипел отвар из целебных трав. Вместо ответа Маомао с глухим стуком опустила на земляной пол туго набитый узел и принялась разминать плечи.

В ветхой лачуге гуляли сквозняки, хотя все щели они тщательно законопатили тряпками. Очаг едва грел, в единственной комнате было холодно, отчего Маомао с отцом приходилось кутаться в несколько слоев верхних одежд. От холода же ныли старые раны: отец то и дело потирал колено, которое давало о себе знать.

– Мне столько всего подарили, что с собой и не утащишь, – пожаловалась Маомао.

Переведя взгляд на другие собранные пожитки, она стала размышлять, постанывая от досады и морща лоб: «Ступка, измельчитель, мои записи – все это мне непременно надо! Но куда их вместить? И так уже от части исподнего избавилась…»

Пока она укладывала свои сокровища в узел, отец снял котел с огня, поставил куда следует и приблизился к дочери.

– Послушай, Маомао, тебе это все, скорее всего, и брать-то запрещено, – сказал он, вынимая из узла ступки и прочее необходимое – Маомао так и вытаращилась на него. – Тебя не придворным лекарем взяли, а ты хочешь заявиться к ним с утварью для приготовления лекарств. Тебя так подозревать начнут: мало ли что замышляешь?..

– Нет…

– А чего теперь в слезы? Сама же выбрала такую жизнь…

От его справедливого замечания у Маомао подкосились ноги – она так и рухнула коленями на земляной пол. Отец без лишних слов понимал, что она чувствует.

– Ну хватит, хватит, – принялся утешать он. – Может, спустя время и разрешат что-нибудь пронести… Завтра у тебя первый день на службе, так что, как только соберешь узелок, ступай-ка спать пораньше.

– Хорошо…

Маомао неохотно убрала ступку и измельчитель обратно на полку, после чего перебрала узелок с подарками, оставив в нем лишь то, что действительно пригодится. Некоторое время она с прищуром оценивала полезность румян и белил, уложенных в ракушки, и в итоге оставила только румяна, так как места они занимали поменьше.

Среди вещей, что ей уложили в дорогу, нашелся и дорогого полотна халат, набитый хлопком. Вероятно, его забыл в Малахитовом чертоге какой-то богатый гость. Но поскольку узоры на нем были неброскими, ни одна девушка для утех не стала бы такой носить.

Маомао украдкой глянула на отца – тот убирал котел и подкладывал в очаг дрова. Закончив, он, хромая на каждом шагу, подошел к лежанке – тонкой циновке с такой же тонкой тканью поверх. Одеялом служила еще одна такая циновка и старые верхние одежды.

– Когда закончишь, погашу, – предупредил он и поставил поближе жи́рник, наполненный рыбьим жиром.

Закончив увязывать узелок, Маомао по привычке уж было двинулась в другой угол комнаты, к своей циновке, как вдруг что-то вспомнила, подобрала лежанку и подтащила ее поближе к отцовой.

– Давненько ты рядышком не ложилась. Почему теперь решила? Не маленькая уже, – все так же тихо и неспешно, выговаривая каждое слово, заметил он.

– Холодно сегодня, – буркнула Маомао и отвела взгляд.

Отец живо припомнил, что его дочка где-то с десяти лет принялась спать отдельно, и, само собой, задумался, сколько лет уже минуло. А теперь снова кладет циновку рядом…

Пока он размышлял, Маомао развернула подаренный халат, набитый хлопком, и постелила его так, чтобы хватило накрыться ей и отцу. Проделав это, она свернулась клубочком, точно младенец, и медленно сомкнула веки.

– Уедешь – опять скучать без тебя буду, – тихо признался отец.

– Не придется. Я теперь могу тебя навещать когда вздумается, – с прохладцей возразила дочь, чувствуя на спине тепло родной руки.

– И то верно. Навещай почаще, а я тебя всегда буду ждать.

Маомао почувствовала, как ладонь отца стала гладить ее по голове.

Чертами лица отец скорее напоминал старуху, чем старика, и весьма многие отмечали, что душа у него нежная, совсем материнская. Незнакомцам Маомао привыкла смело говорить, что у нее только отец, а матери нет, но это ничего, ведь он с ней по-матерински ласков. А еще у нее есть надоедливая бабуля и веселые сестрицы.

«Теперь-то я могу заглянуть домой когда угодно!» – засыпая, радостно подумала она.

А отцова ладонь, сухая, что ветка дерева, все гладила и гладила ее по волосам, пока Маомао незаметно для себя не уснула.

Глава 1

Служба во Внешнем дворце

– Думала, меня вернут во дворец императорских жен, – не удержавшись, сказала Маомао.

Теперь она носила не грубый лен, а добротный хлопок, что само по себе говорило о значительной перемене ее положения. Грубый лен – удел низших служанок без ранга, а на новой службе она стоит повыше них, следовательно, относились к ней куда уважительнее.

– Вас сняли со службы приказом, вернуть прежнее место будет непросто. Отныне вы будете служить во Внешнем дворце, – разъяснил ей Гаошунь, личный слуга господина Дзинси.

Он водил Маомао по угодьям Внешнего дворца и любезно показывал, где и что расположено. Внешний дворец простирался широко, и в нем было столько приказов и канцелярий, что и пальцев на руках и ногах не хватит, чтобы все перечесть.

Да, теперь Маомао служила не во Внутреннем, а во Внешнем дворце, – здесь располагались различные приказы и службы, где трудились многочисленные сановники. А во Внутреннем дворце проживали сугубо императорские жены и другие родственники государя.

– Далее пролегает Восточное крыло, там размещены служилые. Прошу обходить его стороной, – предупредил господин Гаошунь.

Маомао в ответ лишь кивнула. Сама она бегала глазами по саду, выискивая и определяя, что растет в нем.

«В угодьях Внутреннего дворца целебные травы растут почаще», – спустя время не без сожаления подумала она.

Видно, стараниями ее отца, травника Ломэня: он явно пронес немало семян и саженцев, оттого и выбор был побогаче, даром что земли маловато.

Пока господин Гаошунь водил ее всюду и знакомил с новым местом службы, Маомао затылком чувствовала, что кто-то следит за ней, – так и прожигает взглядом! Скосив глаза, она заметила несколько дев, приставленных к Внешнему дворцу. Они неотрывно глядели на нее и господина Гаошуня, но посылали недобрые взгляды сугубо ей.

Как среди мужчин бывают вещи, понятные лишь им одним, так и между женщинами существует нечто особое и незримое, но ощутимое. И если мужчины склонны решать разногласия в прямом столкновении, то женщины предпочитают действовать скрытно, одними намеками, что проникают в душу и тревожат разум.

Взгляд тех дев был испытывающим. Они явно изучали пришлую.

«Что-то у меня дурное предчувствие…» – подумала Маомао, высунув кончик языка так, чтобы увидели только девицы, и поспешила за господином Гаошунем – тот направлялся к следующему ведомству.

* * *

В итоге обязанности Маомао во Внешнем дворце ничем не отличались от тех, что положены низшей служанке во Внутреннем: от нее требовалось прибирать кабинеты и комнаты да бегать по мелким поручениям, но не более того. Изначально господин Дзинси хотел устроить ее на другую должность, только ничего не вышло, поскольку Маомао не сдала экзамен.

– Скажи-ка на милость, отчего ты провалилась? – когда это стало известно, потребовал объяснений он.

«А с чего вы взяли, что я сдам?» – едва не вырвалось у Маомао.

Ее провал в одинаковой мере неприятно поразил и господина, и его верного слугу. Видимо, оба без тени сомнения решили, что она легко пройдет отбор, и оба же не учли, что Маомао выросла на «улицах цветов» и получила скудное образование. Ее обучили только чтению, письму и поэзии. С другой стороны, она сдавала не государственный экзамен, известный как кэцзюй, так что испытание было посильным, – достаточно хорошенько подготовиться.

«Уж простите великодушно…» – мысленно покаялась она, пока намывала скрипучую раму в коридоре канцелярии господина Дзинси.

Павильоны Внешнего дворца казались куда скромнее иных покоев Внутреннего, но отличались высокими потолками. Стены так и алели киноварью – похоже, краску исправно обновляли раз в год.

Маомао потерпела неудачу еще и потому, что не любила постигать науки. Все, что не касается лекарств и снадобий, она запоминала хуже, и ничто другое не пробуждало в ней любопытство. История? Какой прок изучать? Законы? К чему запоминать, если их завтра же перепишут? Иначе сказать, в постижении наук она уступала всякому и экзамен не сдала оттого, что имела скудные знания. Нет, она пыталась осилить книгу, которую дал ей господин. Просто та была до того мудреной, что Маомао, пусть и засиживалась до самого утра, все равно ничего в ней не понимала.

«Все закономерно», – мысленно подытожила она со вздохом и принялась вновь натирать раму.

Спустя время Маомао с неудовольствием заметила: «Грязи тут многовато». Хотя грязь-то не удивляла: потолки в канцелярии были высокие, не до каждого места достанешь. Да и кто захочет прибираться тут?

Дворцовые девы занимают свои должности не просто так. Их служба едва ли походит на службу дев-чиновников Внутреннего дворца. Каждая дева, трудящаяся во Внешнем, вышла из знатной семьи и получила соответствующий чин. Все они славятся ученостью и держатся с достоинством.

«Конечно, не в их положении браться за тряпки…» – справедливо рассудила Маомао.

Дворцовые девы скорее писцы, обыкновенно занимающиеся канцелярскими делами. В их обязанности не входит черная работа, как у низших служанок. Но это ведь не значит, что надо жить в грязи!

Еще при почившем императоре во дворец перестали брать рабынь, и всю грязную работу выполняли низшие служанки без ранга, нанятые высокопоставленными лицами на службу. Так что теперь Маомао служила, будучи в непосредственном подчинении у господина Дзинси. Она не знала, правильно ли делит служанок, и все же считала, что во Внутреннем дворце служат девы-чиновники, а во Внешнем – дворцовые девы. По крайней мере, господин Дзинси и господин Гаошунь говорили об этом так, и Маомао просто повторила за ними.

«Что ж, а теперь…» – и она стала размышлять, куда бы пойти дальше.

Наконец Маомао направилась в просторный и строго обставленный кабинет господина Дзинси. Она знала, что ее хозяин – человек занятой и редко бывает в канцелярии, так что наводить у него чистоту вовсе не трудно.

Вдруг в спину Маомао прилетел чей-то оклик и вспорол звенящую тишину канцелярии:

– Кем ты себя возомнила?!

Думая о своем, Маомао не заметила, как ее окружили какие-то дворцовые девы. Все были крупнее нее, а одна из них – и вовсе на целую голову выше.

«Вижу, чем лучше питание, тем крупнее „дыньки“», – оценила чужие прелести Маомао, перейдя с роста на кое-что пониже.

Что ж, дворцовая дева, заступившая ей путь и вздумавшая кричать, и впрямь ладно сложена.

– Слышишь, что тебе говорят?!

Кажется, Маомао, забывшись, предалась не вполне приличным мыслям, и ее равнодушие разозлило дворцовую деву не на шутку. А ведь она и без того гневалась на пришлую!

Суть недовольства дворцовых дев, окруживших Маомао, сводилась к одному: они, хоть убей, не могли взять в толк, как так вышло, что безродная девка теперь ходит в служанках у сиятельного господина Дзинси. И что Маомао могла на это ответить? Господин ее нанял, вот и все. Будь у Маомао броская внешность, как у наложницы Гёкуё, или пышные формы наложницы Лихуа, или соблазнительная прелесть барышни Пайрин, никто бы и слова ей не сказал, да и не посмел бы. Но Маомао была убогой и страшно худой – точь-в-точь общипанная тощая курица, одна кожа да кости, – к тому же ее лицо пятнали крупные веснушки. Как раз такая незавидная наружность невообразимо взбесила дворцовых дев. Им не давала покоя мысль, как можно, чтобы такая уродина была вхожа к прелестному господину Дзинси! Любая бы с радостью заняла ее место.

«М-м, даже не знаю, что им сказать…» – растерялась Маомао.

С ранних лет она не отличалась красноречием, умела размышлять, но не говорить. Бывало, что в голове Маомао вертелись дельные мысли, но слова отчаянно не шли на язык. Теперь же молчать тем более не к месту, ведь это бы разгневало дворцовых дев еще пуще.

– А-а… Вы что… завидуете? – ни с того ни с сего брякнула Маомао.

Ее слова, уподобившись камню, брошенному в пруд, подняли рябь на водной глади. Ответом была звонкая пощечина. Но только после удара Маомао догадалась, что, пожалуй, сказала что-то лишнее.

Пять дворцовых дев сомкнули кольцо плотнее и стали теснить чужачку все дальше и дальше. Несомненно, в какой-нибудь ближайший безлюдный уголок, так сказать, подальше от любопытных глаз. Маомао не хотелось, чтобы они устроили над ней самосуд и разорвали в клочья. Опасаясь расправы, она попыталась объясниться как умела:

– Глупо считать, что господин ко мне особо расположен.

На этих словах лица дворцовых дев перекосило от гнева, и Маомао торопливо продолжила:

– Такого просто не может быть, он ведь прекрасен, словно небесная дева. На такую уродину, как я, он даже не взглянет.

Все это она пробормотала, смиренно склонив голову. Но у дворцовых дев от ее скромных речей лишь ярче разгорался гнев – аж щеки подрагивали.

«Получится ли?» – гадала Маомао, пока спешила изложить завистницам, окружившим ее, суть происходящего:

– Стал бы господин довольствоваться тощей курицей, когда его взор услаждают изысканные яства? Вы как морские ушки или сочное мясо вепря, и я вам не чета. Влечение к обратному во всех отношениях нездорово!

Последнее слово она выделила особо, и от ее тона и намека соперниц заметно передернуло.

– Как можно, чтобы господин с его улыбкой и красотой небесной девы испытывал столь нездоровое влечение!

– Конечно! Невозможно! – выкрикнула одна из стайки.

– Очевидно! – поддакнула другая, и злопыхательницы разом пришли в смятение.

Поначалу Маомао показалось, что ее затея удалась, возражения приняты, однако она жестоко ошиблась. Одна из дворцовых дев не спешила ей верить.

– Почему же господин нанял тебя? – спокойно потребовала объяснений та.

Она единственная оставалась невозмутимой. Выше всех прочих, сия дворцовая дева также отличалась ясным лицом с несколько сухими чертами. Взгляд внимателен, тон сдержан. Еще в начале нападок Маомао обратила на нее внимание и увидела, что высокая дева не спешит присоединяться к другим, а как будто держится чуть в стороне, предпочитая наблюдать, но не действовать. Быть может, она вынужденно примкнула к стайке злопыхательниц, а теперь видит, что от ее согласия одни заботы да хлопоты.

«Что ж, если словам больше не верят…»

Маомао рассудила, что гораздо действеннее привести существенное доказательство.

– Вот почему! – выпалила она.

И выставила напоказ левую руку. Закатав на ней рукав, Маомао стала разматывать тугую повязку, и с каждым витком глаза дворцовых дев округлялись все больше и больше. Показались многочисленные глубокие шрамы. Завидев их, злопыхательницы так и застыли, будто громом пораженные. Одна из них не удержалась и вскрикнула.

«Недавно я, испытывая мазь для заживления, получила ожог, так что рука и впрямь выглядит скверно», – мысленно согласилась с ужасом и отвращением своих соперниц Маомао. Безусловно, утонченные барышни из хороших семей сочтут подобное тошнотворным.

– Господин не только красив, но и милосерден, словно небесная дева, – загундосила Маомао, попутно заматывая искалеченную руку. – Даже безродную простушку вроде меня готов кормить со своего стола… – Под конец она не забыла отвернуться и задрожать всем телом, словно едва сдерживает рвущиеся рыдания.

– Пойдемте… – утомившись этим зрелищем, позвала подруг одна из дворцовых дев.

Потеряв к Маомао всякий интерес, те начали расходиться, и только одна, самая высокая, на миг обернулась и поглядела на нее неотрывно, но затем, так ничего и не сказав, поспешила удалиться по своим делам.

«Фу-ух, еле отделалась…» – с облегчением выдохнула Маомао.

Похрустев шеей и так размяв ее, она крепче сжала тряпку для уборки и уж было засобиралась в вверенный ей кабинет, как вдруг, подняв глаза, обнаружила самого хозяина комнат. Тот стоял, навалившись на стену головой и плечом.

– Что вы здесь делаете, господин Дзинси?

– Ничего… И часто к тебе цепляются? Как пристали эти дворцовые девы? Скажи на милость, зачем ты руку задрала?

– Дев на службе здесь гораздо меньше, чем во Внутреннем дворце, так что не пропаду. Лучше скажите, отчего же, скрестив руки, прислонились к стене?

Разумеется, вопрос касательно левой руки Маомао предпочла обойти стороной, тем более господин Дзинси не стал допытываться, откуда у нее многочисленные шрамы. Похоже, с того угла, где он наблюдал за безобразной сценой, их было не разглядеть.

– Пожалуй, найду другое место для уборки, чтобы не мешать вам, господин, – не дождавшись ответа, поторопилась удалиться Маомао.

Поскольку хозяин вернулся в свой кабинет, мыть и убирать там она уже не могла – подхватив тряпку и ведро, Маомао направилась в другое место. Стремительно отдаляясь, она краем уха подслушала, что именно бубнит господин Дзинси своим прелестным голоском:

– Нездоровое влечение?..

«Я же ничего дурного не сказала?» – забеспокоилась Маомао, но тут же сочла, что ничем перед своим благодетелем не провинилась. И нет беды в том, что он видел и слышал перепалку с дворцовыми девами от начала и до конца.

Избежав новых хлопот и забот, она с усердием взялась за работу.

* * *

«Зима у нас не задерживается», – подумала Маомао.

Она сидела в своей комнате, сложив руки на груди и скрестив ноги, и недовольно мычала. Днем, в одну из редких передышек во время уборки, ей удалось наскрести лишь жалкий пук трав. Конечно, из такого ни одно снадобье не сготовишь, но что поделать? Даже этот пук она тщательно промыла, бережно обсушила и развесила вдоль стены.

С тех пор как она перебралась во Внешний дворец, каждый день стал похож на предыдущий, и Маомао только и делала, что придавала своей комнатушке весьма сомнительный вид, развешивая всюду собранные травы.

Будет нелишним сказать, что выделили ей комнатушку ничуть не хуже той, что была у нее в Нефритовом дворце, – такую же тесноватую, зато свою, – а для низшей служанки такая малость уже дорогого стоит. Только в Нефритовом дворце ей разрешали готовить что-нибудь прямо на кухонной печи. Да и трав во дворе росло побольше… Но их пучки не забивали комнату Маомао, поскольку она сразу делала из них что-нибудь полезное.

«Так, чем бы заняться…» – вновь задумалась она и поглядела на лакированный короб из тунгового дерева, бережно водруженный поверх ее дорожного сундука. Короб был перевязан шелковой лентой, а в нем лежал гриб, растущий из тела гусеницы.

Господин Дзинси пришел на «улицы цветов» с сундуком серебра и диковинкой под названием «кордицепс». Завидев такое сокровище, Маомао поддалась искушению и тут же подписала договор, а торговаться насчет условий не стала. Но теперь она не могла отделаться от мысли, что уж слишком продешевила. Вот только загадочный кордицепс пробуждал в ней странное и жутковатое влечение, и не было ни сил, ни желания противиться ему.

Маомао сняла крышку короба и заглянула внутрь. Лицо ее жутко исказилось, да так, что аж мышцы свело, – то была широкая ухмылка полнейшего удовольствия.

«Так, держи себя в руках!» – мысленно одернула себя она.

На днях, открыв короб точно так же, Маомао взвизгнула от счастья, и этот пронзительный визг хорошо разобрала ее соседка через две комнаты. Возмущенная дикими звуками посреди ночи, мешающими спать, она не поленилась встать и явиться к Маомао, чтобы гневно попинать ее дверь.

Успокоившись, Маомао разлеглась на кровати и стала разминать одеревеневшие щеки кончиками пальцев – лицо ее перекосило от ухмылки.

Работа низших служанок начиналась рано, требовалось вставать еще до первых петухов, и Маомао не собиралась разлеживаться и тем самым гневить своего благодетеля. Да, господин лишился самого дорогого, но человек он прекрасный и благородный, не стоит пренебрегать службой при нем.

Рассудив так, Маомао накинула на себя тонкое покрывало и несколько слоев одежды, закрыла глаза и постаралась заснуть.

* * *

– Не тесно тебе жить в новой комнате? – спросил прелестный евнух за утренней кашей.

Моргнув, Маомао крепко задумалась, а после заметила:

– Думаю, мне выделили ровно такую, какая и положена низшей служанке.

Честно признаться и сказать «Да, там тесновато» и «Я бы с удовольствием переселилась куда-нибудь, где есть печь, и чтобы колодец рядом» она, разумеется, не могла.

– Неужели?

Маомао промолчала.

Лучезарный евнух проснулся совсем недавно и тут же с беззаботностью ребенка принялся за завтрак, а потому не был одет и причесан со всей тщательностью. Волосы на затылке убрали кое-как, прядки на плечах лежали небрежно. Несмотря на растрепанный и заспанный вид, господин источал обаяние небожителя, сулящее одну беду. Ныне Маомао вполне понимала, почему в его покои допускаются лишь Гаошунь и немолодая прислужница. Любая другая женщина не устояла бы перед чарами господина Дзинси, и любой другой мужчина не удержался бы от того, чтобы схватить такую драгоценность и продать кому-нибудь в качестве раба. Что тут сказать? Господин воистину наделен демонической красотой.

«Словно насекомое в пору спаривания, не иначе», – подумала об этой греховной красоте Маомао.

Ей было известно, что самки некоторых насекомых источают особые запахи, чтобы привлечь самцов. Почувствовав его, самцы роем, десятками и сотнями особей, слетаются на одну-единственную самку. Некогда Маомао потребовались насекомые для приготовления одного лекарства, и, чтобы наловить самцов в достатке, она воспользовалась этим знанием. Сама она находила существование подобных природных явлений весьма любопытным.

«Если извлечь этот запах из господина, не получится ли приготовить особое душистое масло? Я бы тогда озолотилась…» – неожиданно осенило Маомао.

Размышляя об этом, она глядела на господина Дзинси не иначе как на сырье для любовного снадобья. Она прекрасно знала за собой дурную привычку от случайной догадки или мысли уноситься в заоблачные дали. Нередко бывало и так, что она пропускала разговор мимо ушей и только кивала как болванчик, будто все понимает, отчего возникала еще большая путаница.

– Если хочешь, я могу приказать выделить тебе другую комнату, – между тем предложил господин Дзинси.

Маомао страшно удивилась его щедрости, тогда как ему, кажется, было ничуть не трудно исполнить ее пожелание. Спросив о комнате, он с довольным видом потребовал добавки у госпожи Суйрэн, женщины уже немолодой, на вид разменявшей шестой десяток, которая была одной из немногих в личном услужении у лучезарного евнуха. Забрав у господина чашу, она спокойно вновь наполнила ее кашей, полила черным уксусом и с почтением подала.

Хотя Маомао не слишком следила за господской беседой, но вполне сообразила, что ей предложили комнату получше. Вместе с тем она почувствовала на себе взгляд господина Гаошуня, который стоял тут же с видом утомленным и крайне озабоченным. Казалось, брошенный на нее взгляд должен о чем-то сказать, но Маомао совершенно не понимала, что именно. В ответ она лишь озадаченно приподняла брови.

«Не понимаю я без слов! Лучше скажите прямо, что вам угодно!» – внутренне возмутилась она, но благоразумно промолчала. Не ей поучать других, ведь и сама зачастую изъясняется одними намеками.

– В таком случае прикажите выделить мне место на конюшне, недалеко от колодца, – пренебрегая явным предупреждением, бездумно выложила она то, чего желает ее душа.

– На конюшне?.. – переспросил господин Дзинси.

– Да!

Маомао надеялась, что уж там-то сможет спокойно разводить огонь и готовить все, что угодно, и никому не будет мешать. Но едва она, оторвавшись от мечтаний, подняла глаза, как увидела господина Гаошуня – тот, мотая головой, сложил руки крестом в знак того, что лучше бы ей промолчать и ничего не спрашивать.

«А все-таки какой озорной господин, даром что держит серьезный вид…» – подметила за ним Маомао.

– Там – нет! – сурово отказал ее просьбе господин Дзинси.

Маомао приняла это стойким молчанием. Лишь мысленно обругала себя за пустые надежды и, как и положено, извинилась перед своим благодетелем вслух.

* * *

Покончив с завтраком, господин Дзинси отправился на службу. По утрам он чаще всего трудился в своем кабинете, где принимал просителей, а его личные покои оставались пусты. Уборка всего крыла, принадлежавшего лучезарному евнуху, с первых же дней легла на плечи Маомао.

– Благодарю тебя за то, что перешла к нам, – однажды с улыбкой обратилась к ней госпожа Суйрэн. – Годы, как понимаешь, берут свое, следить за большим хозяйством все тяжелее и тяжелее.

До прихода Маомао эта добрая и рачительная женщина каким-то чудом управлялась одна, хотя заведовала всеми палатами господина. Но возраст ее был таков, что здоровье стало подводить, и без помощницы уже было не обойтись.

– К нам и раньше приходили служанки, но особо не задерживались. Впрочем, Сяомао, за тебя я могу не переживать.

Этим прозвищем Маомао наградил господин Гаошунь, и старшая прислужница подхватила за ним.

Познакомившись с нею, Маомао вскоре поняла, что госпожа Суйрэн чрезвычайно красноречива и расторопна, притом многоопытна, а ее руки всегда заняты делом. Серебряную посуду она натирала так споро, что в глазах рябило от перемены чаш. Едва покончив с этим занятием, она тут же принялась за полы. Увидев, что госпожа в таком почтенном возрасте берется за работу, подобающую разве что низшей служанке, Маомао поспешила вмешаться и предложить помощь, но в ответ услышала:

– Как же я поручу все тебе? Мы не успеем к полуденной работе.

И госпожа Суйрэн поведала, что теперь она лично прибирает спальню господина Дзинси. Так повелось с тех пор, как одна из прежних комнатных служанок позволила себе лишнее.

«Воровала, наверное», – предположила самое вероятное Маомао, хотя в глубине души догадывалась, что дело не в этом.

И тут госпожа Суйрэн подтвердила ее догадки. Вещи господина не столько пропадали, сколько к ним что-нибудь подкладывали.

– Господин, конечно, привык к чужому вниманию, а все же мало кому понравится обнаружить в своих вещах чужое исподнее… – намекнула она.

И добавила, что исподнее связали из человеческих волос. Видно, взяли с головы и связали. Даже именем своим подписали!

Последнее совершенно ошеломило Маомао. У нее в голове не укладывалось, как можно на такое пойти и подобное провернуть. Вдобавок ее всю передернуло от отвращения.

– Какой ужас…

– Да, история скверная, – согласилась старая прислужница.

Протирая оконные рамы, Маомао только и думала, что господину следует обзавестись маской и ходить в ней до конца своих дней.

* * *

Закончив трудиться в покоях господина Дзинси, Маомао взялась за поздний завтрак и после направилась в канцелярию. Прибираться там оказалось куда легче, чем в жилых комнатах лучезарного евнуха: кабинет не отличался роскошью, предметов в нем было мало. Правда, в павильоне уже поджидали гостя, поэтому уборку в кабинете пришлось отложить, ведь нельзя носиться с тряпками в присутствии высокопоставленного лица.

Вот так Маомао вдруг осталась без дела. Обыкновенно, когда господина Дзинси навещали, ей приходилось бросать порученное и спешно удаляться к себе. В такие часы Маомао нередко притворялась занятой и уходила бродить по Внешнему дворцу, изучая его закоулки.

«Куда бы податься сегодня? – получив свободу, задумалась Маомао. – Кстати, я уже обошла почти все Западное крыло».

Мысленно она уже составила подробную карту дворца. Ей давно хотелось посмотреть Восточное крыло, однако там живут служилые люди, а к ним простой служанке приближаться опасно. Вдобавок, если Маомао будет тайком собирать у казарм травы, ее, чего доброго, могут посчитать какой-нибудь лазутчицей и задержать. Не зря господин Гаошунь несколько раз предупреждал туда не соваться…

«К тому же вдруг среди вояк окажется тот мерзавец?..» – спохватилась Маомао и заметно поморщилась.

И хочется, и колется. Опасения повстречать того, чье имя она и вспоминать не желала, отчаянно теснила надежда, что уж там-то, в неисследованных уголках Внешнего дворца, она найдет редкие целебные травы.

Страдая от мук выбора, Маомао скрестила руки на груди и ушла в раздумья. Но тут почувствовала… как ей кто-то со всего маху треснул по затылку!

«За что?!» – мысленно вскричала она и, потирая затылок, с возмущением обернулась – перед ней невозмутимо стояла высокая дворцовая дева.

«Кажется, я ее где-то уже видела…» – припомнила Маомао.

Вскоре в памяти всплыли лица дворцовых дев, что обступили ее несколько дней тому назад. В стайке была и эта высокая девица.

Следует сказать, в отличие от многих, красилась она совсем неброско и лишь густо подводила брови. На пухлых губах, что сами по себе притягивали взгляд, краска алела едва-едва. Высокая дворцовая дева была красавицей, но что-то ее облику явно недоставало…

«Ей не помешает краситься поярче», – подумала Маомао.

Изучив деву, она сочла, что фигура и черты у нее безупречны, но именно неброская краска сводит все природные прелести на нет. Ах, если бы подкрасить брови потоньше и поизящнее, а губы, наоборот, погуще и поярче, да после причесать и уложить волосы так, как подобает придворной красавице… Высокая дева тут же бы засияла не хуже любой из драгоценных наложниц императорского дворца!

Впрочем, распознать подобный алмаз под слоем пыли могла лишь Маомао, поскольку не раз наблюдала, как распоследняя замарашка обращается в прелестную ночную бабочку. Другие бы и не заподозрили, что в грязи и заурядности таится кричаще-яркая красота.

– Тебе не следует заходить дальше, – между тем предупредила Маомао высокая девица.

Говорила она несколько лениво и сухо, но необыкновенно четко и по делу. Маомао невольно подумала, что эта госпожа могла бы окликнуть ее, призывая к порядку, а не бить почем зря.

Сказав все, что имела сказать, дворцовая дева круто развернулась и стремительно удалилась – она явно считала ниже своего достоинства говорить с безродной служанкой. Любопытно, что к груди она бережно прижимала какой-то узелок.

Заметив его, Маомао принюхалась и помимо аромата белого сандала учуяла, что от узелка тянет какой-то необычной горечью. Нахмурившись, она обернулась и посмотрела, с какой стороны пришла дворцовая дева.

«Так она состоит при служилых?» – догадалась Маомао.

Дева явно пришла из Восточного крыла, и вслед за этим Маомао сообразила, отчего та неброско красится. Спору нет, в императорском дворце не так опасно, как в темных переулках «улиц цветов», но все равно красивой женщине лучше не ходить к разгоряченным мужчинам.

Запах, тянущийся от узелка, не давал Маомао покоя. Она силилась разгадать его природу, но так и не смогла. К тому же ее прервал бой полуденного колокола: слуг зазывали вернуться к работе.

«Ладно, потом…» – неохотно оторвалась от размышлений Маомао и поспешила назад, в канцелярию. В ее груди теплилась надежда, что она не застанет хозяина на месте.

Глава 2

Курительная трубка

Прежде Маомао казалось, что прелестный и благородный господин Дзинси совсем не обременен заботами, но вскоре она поняла, что это далеко не так. Будучи евнухом, он заведовал делами не только Внутреннего, но и Внешнего дворца. Быть может, второго такого деятельного сановника в империи и не сыщешь.

В тот день господин Дзинси сидел в своем кабинете и с хмурым видом изучал какие-то бумаги, пока Маомао подбирала в углу густо исписанные ненужные листы. Вопреки обыкновению, она прибиралась при хозяине, поскольку тот желал весь день трудиться на своем месте, и Маомао ничего не оставалось, кроме как взяться за поручение тут же, а не ждать, когда он уйдет.

Ах, каких только вздорных указов не пишут на этих прекрасных листах! Но как только законы теряют силу, бумагу живо предают огню.

«Думаю, на рынке за нее дадут хоть сколько-нибудь деньжат», – прикинула Маомао, но следом обругала себя за бесчестные мысли и решительно взялась за поручение – собрать листы и отнести на сожжение.

Бумагу сжигали в дальнем углу Внешнего дворца, неподалеку от Восточного крыла, где размещали служилых и устраивали склады.

«Опять служилые…» – мысленно проворчала Маомао. Ей не хотелось туда идти, но что поделать! Работа такая.

Собравшись, она уж было вышла из канцелярии, как вдруг что-то мягкое упало ей на плечи.

– На улице холодно. Прошу, одевайтесь теплее, – предупредил господин Гаошунь, внимательный, как и всегда, к нуждам других. Именно он закутал Маомао в ватную накидку из некрашеного полотна.

За окнами падал мелкий снежок и слышался вой зимнего ветра. В теплой канцелярии с ярко пылающими жаровнями легко позабыть, что с начала года прошло меньше месяца и сейчас стоит самая холодная пора.

– Благодарю вас, господин, – поторопилась ответить на заботу Маомао.

Ей было ужасно жаль, что сей достойный человек вдруг сделался евнухом. Такой мужчина пропал!

Стоило накинуть поверх что-то потеплее, как Маомао перестала зябнуть. Занятая тем, чтобы просунуть руки в рукава, она не сразу заметила на себе пытливый взгляд господина Дзинси. И он не просто смотрел, а едва ли не пожирал ее глазами.

«Опять я что-то не так сделала?» – в недоумении нахмурилась Маомао, но тут поняла, что этот грозный взгляд предназначен не ей, а господину Гаошуню.

Наконец и он почувствовал, что на него смотрят, и заметно дернулся.

– Накидка не моя, а господина Дзинси, – поспешил объясниться господин Гаошунь. – Я всего лишь передал ее, и благодарить меня не нужно.

«Неужели на все требуется дозволение господина?» – выслушав его, ужаснулась Маомао и пожалела верного слугу.

Тяжело ему приходится, если без спроса нельзя даже укрыть от холода низшую служанку.

– Да? – состроила удивление она, после чего послушно поклонилась господину Дзинси и поблагодарила его как подобает. Подобрав корзинку с бумагой, она покинула канцелярию.

* * *

«Вот бы и во Внешнем дворце отец мог что-нибудь посадить…» – подумала Маомао и не удержалась от тяжкого вздоха.

Внешний дворец в несколько раз просторнее Внутреннего, но целебных трав в нем почти не сыскать. В его угодьях попадаются лишь одуванчик, полынь да ликорис. Кстати сказать, Маомао любила поедать луковицы последнего. Только прежде их надо хорошенько вымочить, ведь сами по себе они ядовиты. И если съесть луковицу ликориса, из которой до конца не вышел яд, будешь маяться животом несколько дней. Бабуля не раз распекала Маомао за то, что та ела всякую дрянь, но упрямство всеядной девчонки было не переломить.

«Ничего не поделаешь, надо смириться…» – успокаивала себя Маомао.

К тому же зимой куда сложнее искать травы, да и ничего стоящего в округе не найти. Посожалев немного, она задумала весной засеять всю округу. Быть может, что-то да взойдет… От этой придумки Маомао довольно усмехнулась.

Блуждая в своих мыслях, она прошла ряд канцелярий и наконец очутилась среди белых складов, сложенных из известняка. Уже направляясь к месту, где евнухи жгли мусор, она заметила знакомое лицо. То был молодой служилый с резкими чертами, за которыми тем не менее чувствовалась собачья преданность и доброта. Маомао живо узнала господина Лихаку и, глянув на новенький пояс другого цвета, догадалась, что его повысили в ранге. Господин Лихаку стоял и переговаривался с несколькими служилыми – те, судя по всему, находились у него в подчинении.

«Видно, старается выслужиться…» – подумала про него Маомао.

Бабуля сказывала, что господин Лихаку теперь частенько заглядывает в Малахитовый чертог, дабы попить чаю с красавицами на обучении. Конечно же, в любимицах у него ходит барышня Пайрин, однако ночь с ней стоит половину годового заработка простолюдина. Увы! Познав небесное блаженство, этот несчастный теперь раз за разом наведывается в чертог, чтобы хоть глазком, сквозь щель между занавесками, поглядеть на лик той, что подобна цветку на недосягаемой вершине.

Похоже, господин Лихаку ощутил на себе чей-то сочувствующий взгляд. Обернувшись, он замахал рукой и ринулся к Маомао с таким пылом, что одним лишь этим напомнил ей большого пса. Хвоста у него не имелось, но вместо него виляла из стороны в сторону непослушная прядь, выбившаяся из убора-футоу, что был в ходу у военачальников.

– День добрый! Не ожидал увидеть тебя за пределами дворца императорских жен! Сопровождаешь одну из наложниц? – громовым голосом как на духу выпалил господин Лихаку, даже не подозревая, что Маомао рассчитали.

На «улицах цветов» им встретиться так и не довелось, ведь она приезжала туда погостить всего-то на три дня, а потому господин Лихаку закономерно счел, что его знакомица все еще состоит при наложнице.

– Нет. Один высокопоставленный человек снял меня со службы и взял личной служанкой. На него и тружусь, – отмахнулась Маомао, стараясь выразиться так, чтобы не потребовалось лишних объяснений. Ей не хотелось в подробностях рассказывать о том, как ее рассчитали и она вернулась назад.

– Личной? И кто этот чудак?

– Да… Лучше и не сказать…

Господин Лихаку выдал грубость, но Маомао ничуть не обиделась, ведь и сама не представляла, как можно описать лучше. Вдобавок этот высокопоставленный чудак потребовал от нее, чтобы она, даже став его личной прислугой, продолжала рисовать себе веснушки. А ведь Маомао не собиралась носить эту «маску»! Но приказ есть приказ, она обязана подчиниться.

«Что же творится в голове господина?..» – гадала Маомао, хотя давно свыклась с тем, что благородных господ всегда трудно понять.

– Кстати, я тут слышал, что один высший сановник выкупил девушку для утех из Малахитового чертога, – как бы между прочим поделился слухами господин Лихаку.

– Тоже об этом слышала.

Маомао не находила в этих слухах ничего удивительного. После того как господин Дзинси взял ее на службу, она должна была отправиться вместе с ним прямо во Внешний дворец. Взбудораженные этим событием, барышни чертога решили сделать из Маомао писаную красавицу. Она подозревала, что в тот день со стороны и близко не походила на служанку, скорее на наложницу. Отец же провожал ее таким взглядом, будто отправляет дочь не во дворец, а на убой, точно какого-нибудь теленка.

Да и само по себе подозрительно то, что во дворец вдруг заявилась девушка для утех, к тому же в сопровождении сиятельного господина Дзинси, чье появление неизменно приковывает любопытные взгляды. Разумеется, Маомао при первой же возможности поспешила переодеться, однако ее успело заметить немало дворовой прислуги и господ.

«Да уж…» – не без досады подумала Маомао.

Та самая «девушка для утех», о которой он слышал, стоит прямо перед ним, а он ни сном ни духом! До чего же глупый пес!

– Я, случаем, не отвлекаю вас от важных дел? – поспешила переменить разговор она.

– А? Ты об этом?

Пока они говорили, к господину Лихаку боязливо подошел один из подчиненных. Судя по всему, он силился угадать, в каком настроении пребывает начальство. Сам подчиненный был юн и, завидев девушку, поначалу обрадовался ее приходу, ведь был обделен и жалованьем, и вниманием красавиц. Однако, приглядевшись к Маомао, он мигом понял, что она-то никакая не красавица, а щуплая, что ободранная курица, веснушчатая дурнушка, к тому же бродит всюду с кислым лицом, и заметно поник. Что до Маомао, то ее такие перемены ничуть не удивили – она привыкла наблюдать, как другие пренебрегают ею. Лишь подумала, что этому юнцу до начальника еще расти и расти, раз не умеет скрывать свои чувства от других.

– Небольшой пожар. Такое не редкость в зимнюю пору, – не замечая подчиненного, охотно объяснил господин Лихаку и большим пальцем ткнул в сторону стоящих рядком складов. Стены одного из них были в копоти, и повсюду блестели лужицы воды. Видимо, остались после тушения пожара.

Маомао догадалась, что господина Лихаку вызвали сюда оттого, что причину возгорания так и не установили.

«Загадочный пожар…» – подумала она и, хотя это дело совершенно ее не касалось, почувствовала, как внутри все затрепетало в предвкушении очередной загадки. Маомао попросту не могла сдержаться и не сунуть свой нос.

Ловко юркнув между двумя служилыми людьми, она направилась к сгоревшему складу.

– Не подходи ближе! – окликнул ее господин Лихаку.

– Хорошо, – отмахнулась Маомао, изучая место пожара.

Стены, сложенные из известняка, остались в пятнах копоти и трещинах. Повезло, что пламя не перекинулось на другие склады.

Маомао находила «небольшой пожар» странным. Во-первых, дело было пустяковым, и в обычных обстоятельствах господин Лихаку мог бы послать вместо себя подчиненных, а не являться самому. Во-вторых, ее смущали разлетевшиеся повсюду обломки и осколки известняка, и как раз они говорили уже не о пожаре, а о взрыве. Если все так, то без жертв явно не обошлось.

«Выходит, они подозревают не просто пожар, а поджог», – заключила она.

И совершенно не важно, что сгорело, склад или не склад. Главное, что в угодьях императорского дворца!

В стране, конечно, тихо и мирно, власти много не спрашивают, однако не бывает так, чтобы все были довольны и поддерживали императора. Порой земли государства опустошают внешние враги, и тогда народ страдает от засухи и голода. Мир с варварами непрочен, и никто не знает, сколько продержится очередное соглашение. Да и в народе многие ропщут. Особенно потому, что покойный император каждый год любил забирать из деревень красивых девиц и уводить во дворец, отчего в некоторых местах стало не хватать невест. С его кончины прошло примерно пять лет, но в памяти народа еще живо его правление. А недавно, при нынешнем императоре, упразднили рабство, хотя немало купцов наживалось на живом товаре.

– Куда ты? Сказал же, не подходи! – нахмурившись, прикрикнул господин Лихаку на Маомао и схватил ее за плечо.

– Хочу кое-что проверить, – без тени недовольства или возмущения отозвалась она и заглянула в разбитое окно. Выскользнув, точно угорь, из его хватки, она юркнула внутрь склада.

Там лежали обугленные ящики, короба и мешки. Судя по рассыпанной по полу картошке, здесь хранили съестное. Подобрав одну, Маомао пожалела, что клубень не поджарился, а превратился в уголек, – теперь только на выброс.

Маомао окинула взглядом склад в надежде выискать что-нибудь на полу и вдруг приметила что-то вроде обгоревшей палочки. Она подошла ближе, нагнулась и хотела было подобрать, но стоило коснуться, как та рассыпалась в пепел. Остался лишь костяной конец, украшенный искусной резьбой.

«По слоновой кости? Кажется, курительная трубка», – узнала вещицу Маомао.

Подобрав находку платком, она поднесла ее к глазам и стала неторопливо изучать.

– Хватит бродить по складу! – уже в раздражении рявкнул на нее господин Лихаку.

Однако кричать на Маомао совершенно бесполезно. Если уж что-то заняло ее ум, она не успокоится, не пройдет мимо. Скрестив руки на груди, она принялась мысленно соединять все кусочки картины.

Взрыв. Склад со съестными припасами. Трубка на полу…

– Слышишь, что говорю? – не унимался господин Лихаку.

– Прекрасно.

Слышать-то Маомао слышала, но прислушиваться не собиралась. Она и сама за собой знала, сколь строптивой бывает.

Выйдя из сгоревшего склада, она направилась к соседнему уцелевшему, куда, как поняла, перенесли не тронутые огнем припасы.

– Здесь хранится то же, что и на сгоревшем? – осведомилась она у служилого, одного из подчиненных господина Лихаку.

– Да. То, что привезли позже, ближе к дверям. А то, что прибыло раньше, соответственно, в глубине.

Маомао похлопала по одному из холщовых мешков, и в воздух взмыла белая пыль. Нетрудно догадаться, что здесь хранили муку.

– Не возражаете, если возьму? – спросила Маомао и указала на пустой ящик, на вид крепко сбитый. Скорее всего, раньше в нем лежали фрукты.

– Бери, если хочешь. Только зачем тебе? – насупившись, захотел узнать господин Лихаку.

– Потом объясню. Тогда и это тоже возьму, – и она вытащила доску, которая бы сгодилась в качестве крышки.

Выискивая на складе то и это, она постепенно собрала все, что могло бы ей пригодиться.

– Мне понадобятся молоток, пила и гвозди, – под конец заявила Маомао.

– Что ты там замышляешь?

– Хочу поставить небольшой опыт.

– Какой? – оживился господин Лихаку.

Похоже, раздражение уступило место любопытству. Пусть он грозно хмурился, но все-таки решил помочь строптивой служанке.

Его подчиненный глядел на дерзкую девицу с недоверием, но вскоре смекнул, что, раз сам господин Лихаку ей уступает, спорить с начальством не следует, и отправился на поиски всего, что потребовала Маомао.

А она тем временем принялась за дело. Когда ей принесли пилу, молоток и гвозди, Маомао проделала в доске отверстие и приколотила ее к пустому ящику, соорудив нечто наподобие крышки.

– Как ловко у тебя вышло! – восхитился господин Лихаку, наблюдая за ней. В тот миг он напоминал песика, которому показали мячик.

– Я росла в бедности, вот и научилась мастерить все, чего мне недостает.

Она умолчала, что в юности ее отец учился в западных землях и с тех пор по старой памяти нередко создавал диковинные вещицы, которых в империи никто и не видывал.

– Все, готово. Напоследок добавим это! – объявила она и насыпала в ящик муки из мешка, которую взяла на складе. – Простите, есть чем поджечь?

Один из подчиненных господина Лихаку вызвался найти что-нибудь подходящее. Пока тот бегал, Маомао сходила к колодцу и принесла ведро воды. Не понимая, что она задумала, господин Лихаку уселся на ближайший ящик и, подперев подбородок, стал дожидаться ее возвращения.

Расторопный подчиненный вскоре вернулся и подал Маомао тлеющий жгут из соломенной веревки.

– Благодарю вас, – поклонилась ему она.

Похоже, подчиненному тоже стало любопытно, чем дело кончится. Отойдя от нее, он сел поодаль и стал, как и начальство, наблюдать за приготовлениями служанки.

Взяв жгут поудобнее, она уж было поднесла его к отверстию, но тут, помедлив, обернулась к господину Лихаку – тот встал рядом с ней и, судя по всему, не желал трогаться с места.

– Господин Лихаку, не могли бы вы отойти подальше, чтобы вас не задело? – бросив на него ледяной взгляд, решительно потребовала Маомао.

– А что мне угрожает? Я ведь военного сословия! – стал храбриться тот и для верности гордо выпятил грудь.

Чувствуя, что его не переспорить, Маомао тяжко вздохнула. Что ж, пусть ощутит все на своей шкуре – с упрямцами иначе невозможно.

– Как вам будет угодно. Но я предупредила, что это опасно, так что будьте крайне внимательны. Как отпущу, сразу бегите.

– А? Бежать-то зачем?

Маомао ничего не ответила. Вместо этого она подошла к его подчиненному, потянула за рукав и жестом показала, чтобы тот прятался за складом и наблюдал оттуда. Вернувшись, она забросила горящий жгут в отверстие ящика и тут же, вжав голову в плечи, со всех ног бросилась прочь. Господин Лихаку проводил ее недоуменным взглядом.

«Сказала же бежать!» – на ходу возмущалась Маомао.

Едва она так подумала, как в ящике бумкнуло, и в следующий миг из него вырвался столб яростного пламени.

– А-а-а! – во всю глотку завопил господин Лихаку.

Он едва успел отпрыгнуть, да и то чудом. Впрочем, даже так одной его пряди не повезло – она мгновенно выгорела.

– Туши-и-и! – что есть мочи рявкнул он.

Пламя охватило волосы господина Лихаку, и тот в испуге закружил на месте, пока Маомао не окатила его водой из ведра, что приготовила заранее. Огонь погас, оставив только дымок, вьющийся от пряди, и запах жженых волос.

– А я предупреждала… – не удержавшись, выдала Маомао, глядя на господина Лихаку с немым укором.

«Уж теперь-то понятно, зачем велела бежать?»

Тот промолчал. Из его носа отчаянно текло. Один из подчиненных, заметив, в каком плачевном положении находится начальство, поспешил накрыть господина Лихаку меховой накидкой. На лице мокрого и замерзшего здоровяка было написано многое, и он, видно, хотел высказаться, но в последний миг передумал.

– Передайте, пожалуйста, стражнику, чтобы не курил на складе, – пока он приходил в себя, попросила Маомао и тем самым раскрыла причину пожара. Она лишь предполагала, но в своей правоте не сомневалась.

– Ага… – только и выдавил из себя господин Лихаку.

Лицо его побелело. Сколь бы крепок он ни был, но мог, как и все, промерзнуть и простудиться, если сейчас же не согреется. Но вместо того чтобы со всех ног бежать к ближайшей жаровне или очагу, он пытливо глядел на Маомао.

– Не понимаю, что и почему взорвалось, – признался он.

Его подчиненные стояли в неменьшей растерянности.

– Вот ваша причина взрыва.

Сказав так, Маомао зачерпнула из мешка горсть муки и рассеяла перед собой. Несколько мгновений белая пыль висела в воздухе, пока ее не развеял налетевший ветерок.

– Частички пшеничной и гречневой муки, витающие в воздухе, подхватили огонь.

Все было ясно как день. На складе действительно прогремел взрыв. Другие бы и сами догадались, что послужило тому причиной, если бы знали свойства муки. Просто так вышло, что господин Лихаку несведущ. В мире, как известно, почти не бывает чудес, есть сугубо незнание тех или иных вещей. И пока человек остается невеждой, все ему кажется чудом.

– Как ты сразу обо всем догадалась?

– Да я сама часто так подрывала…

– Часто?

Господин Лихаку и его подчиненный в удивлении переглянулись. Что ж, Маомао не могла винить их в поспешном суждении и полнейшем непонимании, ведь господам никогда не приходилось работать в крошечной каморке, где от пола до потолка витает мучная пыль. Одно неосторожное движение – и жди взрыва. Маомао и сама не осознавала всей опасности, пока нечаянно не подорвала комнату, которую снимала в Малахитовом чертоге.

«Как вспомню, так вздрогну. Бабуля тогда меня чуть за ноги с верхнего этажа не подвесила…» – поежившись, припомнила Маомао.

Следом она, воспользовавшись случаем, посоветовала:

– Господин, прошу, поберегите себя и постарайтесь не заболеть. Но если все-таки простудитесь, обратитесь к Ломэню, что живет на «улице цветов». Он превосходный травник.

Расчет был прост: вдруг, навещая барышню Пайрин, господин Лихаку зайдет и к нему заодно? И прикупит что-нибудь? У ее отца не было хватки, так что Маомао решила сама его нахваливать, а то так и будет сидеть без работы и без единой рисинки во рту.

«Даже не заметила, как пролетело время!» – спохватилась Маомао.

Подобрав корзину с бумагами на выброс, она заспешила к мусорной яме. До нее оставалось недалеко, и Маомао хотела уже поскорее сбыть ее мальчику-слуге, чтобы живо воротиться назад.

Отбежав от складов прилично, она хватилась, что унесла с собой кое-что важное:

«Ой! Случайно убежала с трубкой…»

И правда, подобранная с пола вещица осталась у нее за пазухой. Обнаружив ее на складе, Маомао мигом поняла, что случилось. И что курить внутри и неподалеку от склада чревато тяжкими последствиями.

Несколько обгоревшая, но не утратившая своего изыска трубка казалась слишком роскошной для простого стражника. Вероятно, она изначально принадлежала человеку высшего сословия.

«Видно, стражник очень ею дорожил», – подумала Маомао.

Оглядев вещицу, она решила почистить резную часть и приделать новый загубник. Немного усилий – и трубка станет как новая.

Маомао слышала, что кто-то пострадал от пожара, однако, к счастью, никто не погиб. Быть может, владелец трубки значительно обгорел и теперь лечит ожоги…

Она предполагала, что причиной пожара стала именно курительная трубка, к тому же довольно дорогая, с резьбой по слоновой кости. А ведь на рынке за такую можно выручить немало деньжат…

Поразмыслив немного, Маомао убрала трубку за пазуху. Уже передавая корзину с бумагами слуге, она догадывалась, что этим вечером придется засидеться допоздна.

Глава 3

Обучение ремеслу

– Что же происходит за этими дверями? – спросил Гаошунь.

– Хотел бы я знать! – буркнул господин Дзинси.

Они стояли перед лекционным залом, расположенным в угодьях Внутреннего дворца. По другую сторону дверей наложницы высшего ранга обучались тонкому искусству быть супругой императору. Для несения службы каждая была обязана овладеть своим ремеслом в совершенстве.

У других дверей и окон зала толпились многочисленные евнухи и девы-чиновники, коим не дозволялось присутствовать на занятиях. На их лицах, как и на лице лучезарного евнуха, застыло нетерпение. Некоторые в толпе настолько сгорали от любопытства, что же такое рассказывают наложницам высшего ранга, что бедняги и бедняжки так и льнули к щелям и створкам в надежде уловить хоть слово. Никто не представлял, какие таинства открывают в зале…

Любопытство подогревало еще и то, что наставницей наложниц высшего ранга назначили некую молодую служанку с веснушчатым лицом – фигуру, казалось бы, совершенно неподходящую для столь ответственного дела.

* * *

Все началось десять дней назад…

«Кажется, и сегодня хлопот полон рот», – подумала Маомао, старательно драя пол, как вдруг заметила, что господин Дзинси, восседая в одном спальном халате, молча уставился на нее.

– Не беспокойтесь по поводу завтрака, госпожа Суйрэн все скоро подаст, – поспешила заверить она своего благодетеля.

Помогать госпоже Суйрэн с завтраком не было никакой надобности – она одна прекрасно справлялась с делом, а потому Маомао с утра пораньше принялась за уборку. Тянуть с поручением она не могла, иначе бы не управилась к полудню со всей работой в крыле. Да и госпожа Суйрэн, будучи старшей прислужницей, никого не щадила. Наоборот, чуть ли не изводила работой. Ничего удивительного, ведь она заведует всем хозяйством своего господина.

«Ой! Я сделала что-то не так?» – не получив ответа на уверения, испугалась Маомао.

Она принялась судорожно припоминать, за какой проступок господин мог быть недоволен ею, и на ум приходило лишь одно. Неужели господин видел, как она закопала в саду семена целебных трав? Сердце Маомао забилось как заполошное.

– Во дворец прибыла новая шуфэй, – наконец заговорил господин Дзинси, – в связи с чем другие наложницы традиционно желают дать ей напутствие.

Шуфэй, титул одной из четырех наложниц высшего ранга, освободился в конце прошлого года.

– Понимаю… – равнодушно отозвалась Маомао. Опустив голову, она продолжила драить пол, и с такой силой, что можно было подумать, будто перед ней злейший враг.

С того дня как Маомао приставили к покоям господина Дзинси, уборка в его павильоне сделалась для нее привычными хлопотами. Быть может, за ней числились и другие обязанности, только Маомао не представляла, какие именно. Большую часть жизни она, как и многие низшие служанки, занималась черной работой, оттого и здесь принялась за то же самое. Взявшись натирать полы, она полагала, что уж этим-то благодетеля не разгневает и хуже никому не будет. Только все равно господин порой глядел на нее с нескрываемым неудовольствием. Узнавать, чем оно вызвано, Маомао, разумеется, не стала. Она рассуждала просто: раз с нее ничего больше не спрашивают, зачем лезть с вопросами?

Между тем господин Дзинси присел рядом с ней так, чтобы они сравнялись в росте, и развернул перед ней какой-то свиток.

– Придется идти в наставники.

– Да? Кому?

– Тебе.

Маомао невольно глянула на господина Дзинси с прищуром. Ей было непросто всячески сдерживаться и не позволять себе подобных взглядов. Особенно сейчас, когда она служит под его началом. Только он все равно уловил этот непочтительный взгляд и посмотрел в ответ с таким чувством, что и словами не описать.

– Шутить изволите?

– По-твоему, мне заняться нечем?

Господин поднес свиток поближе, и Маомао, прищурившись, разобрала, что в нем написано. На ее беду, ничего хорошего там не значилось. Более того, она бы с радостью притворилась, что этого свитка отродясь не видала.

– Куда отвернулась! Читай!

– Что читать?

– Сама знаешь! Видела же!

– Вам, наверное, показалось.

Господин Дзинси развернул свиток пошире и ткнул пальцем в необходимый столбец. Легко подумать, что он нарочно давил Маомао на совесть.

– Вот! Взгляни, кто за тебя ходатайствовал!

Маомао молча посмотрела туда, куда указывал палец господина, и увидела подпись: «Лихуа сяньфэй».

«Вот ведь…» – с досадой подумала она и решила прикинуться ветошью.

– Не понимаю, при чем здесь я…

* * *

День спустя пришло еще одно ходатайство – на этот раз от Гёкуё гуйфэй. После аж двух просьб Маомао уже никак не могла отказать. Узнав о прошении, она тут же вообразила себе госпожу с огненными волосами, насмешливо прищуренными глазами и лукавой улыбкой на устах – та, несомненно, потешалась над своей бывшей прислужницей. Наложница Гёкуё даже учтиво дополнила в письме, что вознаградит Маомао за все труды.

Смирившись со своей участью, Маомао тяжко вздохнула и решила отправить письмо домой. Но не в лачугу травника Ломэня, а туда, где ей были рады как родной, – в Малахитовый чертог. Она надеялась, что бабуля и сестрицы помогут подготовить все необходимое.

* * *

Спустя несколько дней прибыла посылка, а вместе с ней и счет за понесенные расходы, выставленный бабулей. Маомао, взглянув на число, сразу поняла, что хозяйка Малахитового чертога заломила цену. Но сама, не будь проста, не стала ни о чем докладывать, а вместо этого, выгадав удобный случай, подрисовала к иероглифу еще одну черту, после чего передала письмо господину Дзинси. Тот, увидев счет, несколько удивился и долго всматривался в иероглифы, однако, по всей видимости, счел потребованное в пределах разумного.

Вдруг сбоку от господина нарисовалась госпожа Суйрэн, заглянула через плечо в письмо и, сияя улыбкой, проронила:

– Э-хе-хе! А вот здесь почему-то тушь другого цвета, – и выхватила из рук господина Дзинси счет, чтобы передать его Маомао.

«А у нее глаз наметан…» – посетовала про себя та. Пока старушка прислуживает юному господину, его не облапошить.

Вот так Маомао пришлось признать изначальную сумму. К счастью, торговаться и сбивать цену не стали, иначе бы ей пришлось доплачивать хозяйке чертога недостаток из своего кармана.

Когда с «улиц цветов» прибыло все необходимое, Маомао, потеснив господина Гаошуня, сама все приняла из рук в руки. Все это время господин Дзинси не сводил глаз с посылки и метался взад-вперед, словно цепной пес, но Маомао наотрез отказалась открывать тюки при господах. Вместо этого она велела подать тележку, собственноручно водрузила на нее все присланное и отвезла к себе в комнату.

– Помочь вам? – вежливо предложил господин Гаошунь.

– Спасибо, я сама, – не менее вежливо отказала ему Маомао.

Не утерпев, господин Дзинси попытался было узнать, что же все-таки прислали, но Маомао так страшно вытаращилась на него, что одним лишь взглядом совсем застращала. Ему ничего не оставалось, кроме как отступить.

Маомао не могла допустить, чтобы посторонние глазели на драгоценные трактаты и пособия. Для себя она решила так: если уж браться за дело, надобно выполнить все как следует! Таков ее непреложный завет.

* * *

И вот настал день занятий…

Впервые за долгое время Маомао вступила в угодья дворца императорских жен, где жили и служили свыше тысячи женщин, среди которых ей было гораздо спокойнее.

Для занятий выбрали весьма просторный лекционный зал. Пожалуй, он вместил бы несколько сотен слушателей. Поговаривали, что при прежнем императоре в этом павильоне размещали служанок, поскольку им вечно не хватало места – так много их было. Однако с приходом к власти нынешнего императора о павильоне совсем забыли. Сносить его было жалко, но и пользы он не приносил, и подобных сиротливых павильонов в угодьях дворца императорских жен нашлось бы предостаточно.

«Зачем выделять столько места?» – недоумевала Маомао.

Ее уроки предназначались ограниченному кругу лиц, то есть наложницам высшего ранга, однако народу у павильона собралось как на ярмарке. Главным образом толпились наложницы среднего и низшего ранга со своими служанками.

Очевидно, ее уроки были важны для каждой почтенной подруги императора. Господин Дзинси даже обмолвился, что будущее государства может зависеть от того, сколь хорошо наложницы освоят свое ремесло. Прекрасно понимая суть предмета, Маомао на эти рассуждения лишь устало вздыхала.

– Напомню, что эти занятия предназначены сугубо для наложниц высшего ранга, – объявил толпе господин Дзинси.

Наложницы среднего и низшего ранга тут же зашумели. Одни разочарованно понурились, другие, напротив, сияли, довольные тем, что воочию видят лучезарного евнуха. Некоторые, услышав его голос, слабели и прислонялись к колоннам, будто вот-вот лишатся чувств. Все это выглядело бы наигранно и даже смешно, если бы таких впечатлительных не набралось с половину толпы. Когда таких барышень много, невольно задумаешься, что, быть может, все эти ахи и вздохи вырываются у них совершенно естественно. Наблюдая подобное влияние господина Дзинси на женщин, Маомао порой спрашивала себя: а вдруг лучезарный евнух на самом деле какой-нибудь беспокойный дух, источающий злые чары и дурманящий несчастных?

Час пробил, и Маомао уже направилась в зал, дабы приступить к занятиям, как вдруг заметила, что за ней по пятам следует господин Дзинси. Изобразив ужас на лице, она послала евнуху красноречивый взгляд.

– Что такое? – спросил он.

Маомао молча развернула господина за плечи и стала с усилием выталкивать из зала. Попутно она заметила, что, вопреки своей красоте, тот куда крепче, чем кажется, и вытолкать его непросто.

– В чем же дело?

– Не вы ли, господин Дзинси, только что сказали, что эти занятия предназначены сугубо для наложниц высшего ранга? За этим порогом постигают женское искусство обольщения! Сия мудрость не для чужих ушей! А лишь для самых прекрасных бутонов «цветника»! – выпалила одним духом Маомао.

Приложив еще усилий, она кое-как выпихнула господина, захлопнула перед ним створки и для верности поставила подпорку, дабы толпа не распахнула двери и не ворвалась в разгар занятий.

Проделав все это, Маомао выдохнула и обвела взглядом зал. Кроме нее присутствовали еще восемь слушательниц: четыре наложницы высшего ранга и четыре служанки, приставленные сопровождать каждая свою госпожу. Пока Маомао разглядывала их, за дверями не стихал гул голосов. Он поднялся, когда господина Дзинси вытолкали вон. Но отчего-то Маомао чудилось, что лучезарный евнух никуда не ушел, а прильнул ухом к двери.

Толкая перед собой тележку, Маомао вышла в середину зала и медленно поклонилась всем присутствующим.

– Приветствую вас, сиятельные госпожи. Меня зовут Маомао, и меня пригласили наставлять вас.

Наложница Гёкуё была, как и всегда, ослепительно прекрасна и по-доброму улыбалась Маомао. Заметив ее внимание, она даже приветственно помахала бывшей служанке рукой, спрятанной в рукаве. Госпожа Хун-нян, ее старшая прислужница, при виде такого радушия, не выдержав, отвела взгляд.

Следом Маомао посмотрела на другую наложницу, госпожу Лихуа, – она почти вернула себе былую красоту и глядела на ту, что ее выходила, с нежностью. А вот ее служанка, завидев наставницу на этих занятиях, так скривилась, что лицо все перекосило, отчего она разом сделалась несуразной и смешной.

Наложница Лишу, как обычно, ежилась от страха. Неудивительно, что ей было неуютно в обществе других подруг императора. Служанка ее, тоже смущенная, тем не менее старалась держаться достойно. Она была готова при первых же нападках защитить честь своей госпожи, и ее заступничество порадовало Маомао.

Четвертую же наложницу высшего ранга она видела впервые. Та лишь недавно вошла во дворец и была одного возраста с Маомао. Новую почтенную подругу императора звали Лоулань. Волосы ее, черные как смоль, были собраны в пышный пучок у самой макушки и вместо шпилек держались благодаря длинным перьям южных птиц. Ее одежды и украшения тоже были выдержаны в южном духе, но, судя по чертам лица, госпожа была родом с северных земель. Ее прислужница тоже казалась северянкой, однако, как и госпожа, носила южные одежды, отчего Маомао решила, что выбор нарядов – сугубо прихоть госпожи.

Наложница Лоулань не обладала ни чарующей красотой Гёкуё гуйфэй, ни благородным великолепием Лихуа сяньфэй. Ее возраст, в отличие от робкой наложницы Лишу, уже позволял возлежать с императором, и все же Маомао сомневалась, что новая госпожа нарушит лад в покоях дворца императорских жен. Лишь краской на лице наложница Лоулань могла выделиться среди почтенных подруг императора, однако ее было так много, что она казалась уже вызывающей. Особенно тревожили взор ярко очерченные уголки глаз, из-за чего нельзя было разглядеть настоящий разрез. Иными словами, за всеми этими ухищрениями истинный лик наложницы не угадывался совершенно.

«Впрочем, мне-то какое дело?» – справедливо заметила Маомао.

Коротко представившись, она извлекла из поклажи трактаты и раздала по одному каждой наложнице. Кого-то эти пособия заставили округлить глаза, кого-то – заулыбаться до ушей, кого-то – нахмуриться, а кого-то вогнали в краску.

«Ну да, ожидаемо», – оценила Маомао то, как повели себя наложницы, когда увидели искусно выполненные гравюры.

Вслед за этим она достала некий предмет. Половина присутствующих вопросительно уставилась на Маомао, другая же половина прекрасно понимала, как этим предметом пользоваться. Кое-кто из незнающих потихоньку стал догадываться, для чего он, и щеки у них залились румянцем.

– Я посвящу вас в запретные тайны любовного ремесла. Убедительно прошу все трактаты, что я вам передам, держать при себе и не выносить за пределы покоев, – объявила Маомао и попросила наложниц открыть третью страницу.

* * *

Урок закончился лишь спустя большой час.

«Что-то я увлеклась», – подумала Маомао, ощутив легкую усталость.

До дверей она добралась едва волоча ноги. Убрав подпорку, она распахнула створки и наткнулась на господина Дзинси.

– Долго же вы… – напустив невозмутимости, пожурил ее прелестный евнух. Было видно, что он слегка не в духе. Левое ухо и щека предательски пылали. Поглядев на них, Маомао легко догадалась, что господин подслушивал, припав к дверям, но не стала указывать ему на оплошность.

Господин Дзинси переступил порог зала и вдруг замер с выражением крайнего удивления.

– Что-то не так? – спросила Маомао.

– Объяснишь, в чем дело? – потребовал господин, уставившись на нее.

– Не понимаю, что вас встревожило…

Маомао всего лишь исполнила порученное и передала наложницам высшего ранга все необходимые для внутренних чиновников знания. Другое дело, что госпожи встретили их каждая по-своему.

Наложница Гёкуё вся сияла, весело приговаривая: «Долой однообразие!» – пока ее старшая прислужница с извечно усталым видом молча следовала за ней. То и дело украдкой она бросала на Маомао пронзительные взгляды, которые та предпочитала не замечать.

Наложница Лихуа, порозовев от удовольствия, до сих пор сжимала что-то невидимое и шевелила пальцами. Похоже, оттачивала то, чему ее учили на занятии. Пока она упражнялась, ее личная служанка стояла, опустив голову, но даже так было видно, что она густо покраснела и мелко дрожит всем телом.

Хуже всех пришлось наложнице Лишу: спрятавшись в углу залы, она билась лбом о стену со стонами: «Нет… Я так не могу…» Бывшая отведчица, недавно назначенная ее старшей прислужницей, с испугом гладила свою госпожу по спине и всячески пыталась утешить.

Лишь наложница Лоулань безучастно уставилась в пустоту, и Маомао не могла сказать, что у той на уме. Ее прислужница, смущенно пряча взгляд, заворачивала оставленный на столике трактат в заранее приготовленный платок. Она явно не представляла, что еще с ним делать.

«Ну и ладно. Как будет угодно», – подумала Маомао, поглядев на равнодушие новой госпожи.

Она и сама стала собираться. Перетащив поклажу на тележку, она немного отпила холодной воды из поданной ей чаши. Да, она порядком утомилась, зато душу Маомао согревала мысль о серебре, которое ей за наставничество выдадут в наградном конверте.

Вскоре наложницы разошлись, держа при себе полученные трактаты и другие пособия: одни прижимали их к груди как величайшую драгоценность, другие же из брезгливости держали одними кончиками пальцев. Каждую вещь хорошенько завернули в платки так, чтобы невозможно было подглядеть, что несут в руках, ведь Маомао строго наказала никому ничего не показывать. Такие меры, безусловно, вызвали жгучее любопытство у тех, кого на занятия не допустили. Например, у господина Дзинси.

– И все же чему ты учила на этих занятиях? – не выдержав, спросил он.

Маомао, устремив взгляд куда-то вдаль, ответила:

– Почему бы не осведомиться у государя лично?

Она желала оставить те уроки в тайне. Пусть каждый сам догадывается, что там произошло.

Глава 4

Намасу

– Сяомао, позволите вас отвлечь? – окликнул Маомао господин Гаошунь, когда она, закончив уборку, уже направлялась к себе в комнату.

Что до лучезарного евнуха, то он, как поняла Маомао, притомился за день и, как только разобрал бумаги, поспешил удалиться в купальню.

– Да, господин?

Чуть помедлив, будто желая обдумать слова прежде, чем они прозвучат, господин Гаошунь прихватил подбородок и потер его несколько раз. Выждав немного, он наконец произнес:

– Хотел бы вам показать кое-что.

Тем вечером приметная морщина, пролегающая у него между бровями, углубилась больше обычного…

* * *

Прежде объяснений господин Гаошунь выложил перед Маомао несколько связанных между собой дощечек с записями и любезно развернул их. Прищурившись, она стала читать некоторые из них. Чуть погодя Маомао спросила:

– Это… записи о старом деле?

На дощечках излагался любопытный случай отравления в купеческом доме, произошедший более десяти лет назад. Среди прочего указали, что купец съел иглобрюха, поданного в составе намасу.

«Ах, вот бы поесть иглобрюха!» – замечталась Маомао и сглотнула набежавшие слюнки.

Но тут она заметила, что господин Гаошунь косится на нее с явным неодобрением, и поторопилась принять серьезный вид.

– Что ж, как выпадет случай, я отведу вас поесть намасу, – немного подумав, пообещал господин Гаошунь, при этом в глазах его читалось: «И нет, мы не будем просить подать печень».

Маомао прекрасно помнила, какое приятное онемение и покалывание во рту вызывает ядовитая плоть иглобрюха, так что на печени не настаивала и видела достойную награду уже в том, что они поедят в хорошем заведении. И она решила взяться за дело всерьез.

– А что от меня требуется? – спросила Маомао, тщательно изучая сведения на дощечках.

– В то время я по службе расследовал этот случай. Недавно мой бывший сослуживец обратился ко мне за советом. Оказалось, произошло весьма схожее отравление.

«Бывший сослуживец? Значит, еще в те времена, когда господин не был евнухом, а принадлежал к воинскому сословию».

– Схожее? Чем именно? – заинтересовалась она.

Отравленная пища занимала ее куда больше, чем прошлое собеседника.

– Один из высокопоставленных сановников съел намасу с иглобрюхом и лишился чувств. В себя так и не пришел.

«Лишился чувств?» – мысленно повторила Маомао, и ее охватило недоброе предчувствие.

Все-таки уж слишком речист был тем вечером господин Гаошунь, из которого обычно лишнего слова не вытянешь. Маомао покосилась на него, чтобы получше разглядеть, – верный слуга лучезарного евнуха имел все тот же вид труженика, погрязшего в тяжких думах, о чем свидетельствовала глубокая морщина между бровями. И, кстати сказать, он тоже изучающе смотрел на Маомао.

– Позвольте, господин Гаошунь, разве вы не нарушаете семейную тайну?

Тот, не меняясь в лице, лишь медленно покачал головой. Спрятав кисти в рукавах, он промолвил:

– Мне нечего опасаться, вы надежный человек.

Из его уст это прозвучало как «не вздумай болтать лишнего».

– К тому же речь зашла о яде, – продолжил господин Гаошунь. – Неужели откажетесь?

Хитрый ход с его стороны! Прозорливый слуга прекрасно понимал, в чем заключается слабость Маомао.

– Пожалуйста, продолжайте, – попросила она, поморщившись от того, какую важность вдруг напустил на себя верный помощник господина Дзинси.

– На этот раз использовали ошпаренные кожу и плоть иглобрюха. – Господин Гаошунь указал на дощечки. – Именно после этого блюда сановник лишился чувств.

– Плоть? Не потроха?

– Нет.

Яд иглобрюха не растворяется при варке, и особенно много его содержится в печени и других потрохах. В плоти же он, как правило, встречается в малой мере. Поэтому, когда Маомао услышала о том, что сановник, приняв яд, лишился чувств, она предположила, что тот съел печень.

«Неужели плоть оказалась столь ядовитой?» – удивилась Маомао.

Но такое вполне могло быть. Все зависит от вида рыбы и условий, в которых она жила. Маомао иногда попадались такие чрезмерно ядовитые особи. Она сама, порой поддавшись искушению, пробовала их печень, за что приходилось дорого расплачиваться. В таких случаях бабуля поила ее водой до тех пор, пока весь желудок наизнанку не вывернет.

– Я не понимаю, что в этих случаях необычного. Все знают, что иглобрюх – рыба ядовитая, – немного погодя призналась Маомао.

Господин Гаошунь медленно покачал головой и, почесывая в затылке, пояснил:

– Дело в том, что в первом и во втором случае личные повара настаивают, будто бы никакого иглобрюха не добавляли.

Пока господин Гаошунь в растерянности хмурился, Маомао жадно облизывала губы. Дело обещало быть занимательным.

* * *

В двух случаях оказалось немало общего. И купец из старого дела, и сановник из нового слыли ценителями изысканных и диковинных яств. Сановник обычно вкушал сырую, пусть и самую свежую, рыбу, хотя в последний раз угощался намасу из ошпаренной плоти и кожи. В сырой рыбе, бывает, водятся паразиты, потому-то сырое обычно не едят, а в иных провинциях подобные кушанья и вовсе под запретом.

Ценители намасу нередко питают особую слабость к иглобрюху. Говорят, встречаются и такие господа, которые, вопреки увещеваниям, нарочно просят у поваров кусочки рыбы, где содержится немного яда, чтобы насладиться характерным покалыванием во рту.

«Сами никогда не пробовали – и осуждают!» – мысленно возмутилась Маомао, подумав о тех, кто может не принимать подобные вкусы. Сама она считала, что нужно быть терпимым к чужим пищевым пристрастиям.

Также в двух случаях, о которых поведал господин Гаошунь, повара утверждали, что ни в чем не виноваты. Однако хозяева, отведав их яства, страшно отравились. Также среди объедков на кухне нашли потроха и кожу иглобрюха. Их взяли в качестве вещественных доказательств. Но поскольку в ходе следствия установили, что все потроха оказались выброшены, было решено, что жертвы не вкушали печень иглобрюха.

«Расследование провели на удивление дотошно», – заключила Маомао.

Она знала, что на свете полно сановников, готовых выдумать улики и обвинить невиновных.

Личные повара отравленных господ говорили, что подавали иглобрюха с другим блюдом, которое готовили накануне. В зимнюю пору, когда по нескольку дней стоят морозцы, ничуть не удивительно, если объедки подолгу лежат на кухне. И тем более не удивительно, что их обнаружили уполномоченные лица. В намасу же добавляли другую рыбу, и ее остатки тоже нашли в корзине для мусора.

«Нельзя сказать, что сановники выдумали улики, но и поварам нельзя верить на слово», – не без досады подумала Маомао.

К несчастью, свидетелей тоже не нашлось. Слуги доложили, что сановник часто ел один, дабы жена не прознала о его страсти к опасным яствам. Когда повар подавал блюдо на стол, слуги видели его только издали, и с такого расстояния трудно определить, кусочки какой рыбы попали в блюдо.

Сановник, отведав некий яд, рухнул наземь спустя четверть большого часа после того, как доел поданное. Слуга, вошедший с чаем, застал его с посиневшими губами и в судорогах – он едва дышал.

«Действие такое же, как у яда иглобрюха», – отметила Маомао.

Пока что из тех сведений, что добыл господин Гаошунь, полная картина не складывалась, и Маомао решила не строить бесплодных догадок, а послать его выяснить новые подробности.

– Так в чем же дело? – пробормотала она вслух.

Но едва умолкла, как сбоку от нее вынырнуло безупречное лицо лучезарного евнуха – Маомао так и окаменела. Сама она, похоже, не подозревала, что с его появлением у нее напряглись мускулы щек и стали твердыми что камень.

– Ужас на твоем лице так ранит! Я не столь страшен, чтобы так пугаться, – обиделся господин Дзинси.

Пока он говорил, госпожа Суйрэн, ахая, сушила ему мокрые волосы.

Маомао усилием воли вернула лицу привычное выражение. Похоже, при появлении господина у нее отвисла челюсть, и до того, что со стороны казалось: она вот-вот отвалится – такой ужас испытала Маомао.

– На удивление, ты внимательно выслушала все, что сказал тебе Гаошунь, – чуть позже с недовольством в голосе подметил господин.

– Понимаете, люди неизбежно слушают тех, чьи речи достойны внимания.

– А? Так, подожди… То есть мои речи недостойны… – начал было господин с видимым смятением, но Маомао успела отвернуться – ей было решительно все равно.

– Уже поздно, мне пора, – бросила она и поклонилась госпоже Суйрэн, которая все еще сушила волосы своему хозяину. Тот пытался что-то сказать, но старшая прислужница одернула его:

– Сидите ровно, господин.

Выходя от него, Маомао подумала, что от этого дела ей никак не избавиться. Когда речь заходит об отравлениях со смертельным исходом, она вечно не может с собою совладать и сует нос куда не следует.

Уже на пути в комнату она спохватилась, а не получит ли нагоняй от отца, если тот прознает.

* * *

На следующий день господин Гаошунь исполнил просьбу Маомао и принес ей поваренную книгу.

– Здесь записаны блюда, что готовил повар для своего господина. Он утверждает, что подавал в основном только то, что описано в ней, – пояснил господин Гаошунь.

Сообщив необходимое, он раскрыл книгу и положил на стол прямо перед Маомао. И первой же попалась запись о приготовлении намасу с ошпаренной рыбой. Почесав подбородок, Маомао склонилась над страницами и принялась читать: «Политую кипятком рыбу добавить к тонко нарезанным овощам и заправить уксусом». Далее способ приготовления укуса был изложен с некоторыми особенностями, но в целом там не нашлось ничего необычного. На страницах было указано, в каких количествах добавлять уксус в зависимости от времени года и вида используемых ингредиентов, но не были названы ни сама рыба, ни овощи.

Задумавшись, Маомао снова почесала подбородок.

– Значит, мы не можем в точности установить, из чего готовили яство.

– Верно, – согласился господин Гаошунь.

Наблюдая за Маомао, в недоумении склонившей голову набок, к ней подобрался недовольный господин Дзинси. Он сжимал в кулаке несколько сушеных плодов лонгана и, чтобы съесть, разламывал их пальцами по одному, обнажая в сердцевине черное семечко. Плоды лонгана, созревающие летом, напоминали уменьшенные личжи, и в сушеном виде их называли гуйюаньжоу. Порой их даже употребляли как целебное средство.

– Что? Затрудняешься? – с трудом сдерживая нетерпение, осведомился господин Дзинси.

Отойдя от Маомао, он уселся за стол и, облокотившись на него, заглянул ей в лицо. Казалось, он всей душой жаждет, чтобы его пригласили к беседе. Наблюдая наглую навязчивость и развязность юного хозяина, Гаошунь грозно сдвинул брови и сверкнул на него глазами, однако вслух замечания не сделал.

«А все же не помешало бы его осадить», – раздраженно подумала Маомао и смерила невоспитанного господина Дзинси ледяным взглядом.

В тот же миг к нему потянулась чья-то рука и мягким, но решительным движением выхватила плоды из пальцев.

– Плохому ребенку сладостей не положено, – сказали за спиной юного господина ласково и почти певуче.

То была госпожа Суйрэн. Она просто стояла и улыбалась светлой улыбкой, но при виде нее Маомао посетило странное чувство. Отчего-то казалось, что за этим светом клубится черная туча. Маомао угадала за мнимой лаской несокрушимую силу воли, закаленную годами и опытом.

– Да, простите, – понурившись, уступил невоспитанный юный господин. Как по приказу, он спустил со стола локоть и выпрямил спину.

Госпожа Суйрэн тут же, удовлетворенно кивнув, вернула ему гуйюаньжоу. Оказалось, что при всей своей мягкости она умеет быть крайне строгой, особо когда дело касается соблюдения приличий.

Но мы слишком отклонились от сути, так что вернемся к главному.

– Второй случай отравления произошел совсем недавно, не так ли? – уточнила Маомао.

– Около недели назад, – с готовностью поправил ее господин Гаошунь.

В намасу обычно добавляют огурец, но стояла зима, и теперь приходилось использовать другие овощи.

– Наверное, это была редька и морковь… – предположила Маомао.

Зимой не так много овощей можно подать на стол. У каждого свой сезон, и едят их в определенное время.

– Говорят, добавляли морские водоросли, – вдруг подсказал господин Гаошунь.

– Водоросли?

– Все так.

Услышав подтверждение, Маомао невольно кивнула. Она знала, что водоросли часто добавляют и в лекарства, и в пищу, а порой даже в намасу.

«Раз уж пострадавший господин питал склонность к необычным яствам, значит, его потчевали редкими водорослями», – вывела Маомао, и ее губы растянулись в усмешке, обнажая острый клык, блеснувший на свету.

Господа Дзинси, Гаошунь и госпожа Суйрэн так и уставились на нее. Прищурившись, Маомао взглянула на господина Гаошуня и попросила, особо не надеясь, что ее просьбу удовлетворят:

– Не могли бы вы отвести меня на ту кухню?

* * *

Господин Гаошунь устроил все как можно скорее, и уже на следующий день Маомао оказалась на кухне того самого повара. Назначенные на расследование этого дела чиновники, видно, сочли его раскрытым, а потому разрешение посетить дом пострадавшего господина удалось получить без труда.

Усадьба отравившегося вельможи стояла на северо-западе столицы в окружении таких же роскошных домов. Как известно, на севере в основном проживают высшие сановники, так что богатство усадьбы ничуть не удивило Маомао.

Хозяйка дома, измучившись после случившегося, совсем исхудала и слегла, и вместо нее Маомао встретил и сопроводил на кухню слуга. Он заверил, что получил на все согласие госпожи, а потому препятствия никто чинить не будет. Маомао сразу догадалась, что перед ней человек явно не благородных кровей, и с легким недоумением проследовала за ним.

Всю дорогу ее сопровождал молодой служилый, которого приставил к ней господин Гаошунь. Сей юноша поглядывал на Маомао с подозрением, и, похоже, она пришлась ему не по нраву, только ослушаться приказа он не смел, вот и шел вслед за ней.

Маомао не видела много смысла в том, чтобы заводить с ним разговор, и красноречивое молчание провожатого ее вполне устраивало. К тому же она видела, что он, даром что военного сословия, еще совсем молод, даже зелен. Впрочем, в его движениях не обнаруживалось ни малейшей суеты. Между бровей уже пролег легкий излом, и хотя лицо еще было по-юношески нежным, черты успели заостриться. Вместе с тем проявились непреклонность и суровая сдержанность. Всеми приметами провожатый напоминал Маомао кого-то знакомого, но кого?

К великой удаче, кухней, где, скорее всего, приготовили отравленное блюдо, со дня отравления господина никто не пользовался. Но только Маомао собралась переступить порог, как позади рявкнули:

– Как вы сюда вошли?!

К Маомао стремительно направлялся мужчина тридцати лет в дорогих одеждах и с сердито сведенными бровями.

– Кто дал разрешение?! Пошли вон! Сейчас же! Ты их притащил?! – отвернувшись от Маомао, накинулся на слугу он.

Маомао прищурилась, и тут молодой служилый, приставленный к ней господином Гаошунем, вышел вперед и вступился за несчастного:

– Мы получили разрешение от хозяйки дома! И пришли по долгу службы!

Маомао мысленно захлопала в ладоши, услышав, с каким достоинством служилый ответил грубияну.

– Неужели? – переспросил разъяренный мужчина, ослабив хватку на вороте слуги.

Тот же, взятый за грудки, наконец-то глотнул воздуху и закашлялся, а когда закончил, утвердительно кивнул.

– Позволите все осмотреть? Или же будете ставить препоны? – сурово осведомился молодой служилый.

Мужчина недовольно прищелкнул языком и с неохотой бросил:

– Да смотрите, кто вас гонит!

* * *

Вместо жены сановника, лишившегося чувств, хозяйство перешло в руки его младшего брата, которым, по всей видимости, и был тот разъяренный мужчина. Когда слуга усадьбы подтвердил догадку, Маомао все тут же стало ясно.

«Вот как…» – подумала она и пожалела, что вообще влезла в семейные дела чужого дома, а потому решила пока держать рот на замке.

Окинув взглядом кухню, Маомао заподозрила, что всю утварь уже вымыли, поскольку та стояла на полках слишком ровно, – очевидно, повара постарались. А вот съестное, за исключением разве что скоропортящихся припасов вроде той же рыбы, оставалось на своих местах.

Маомао обошла кухню, заглядывая в каждую щель, и очень скоро без труда обнаружила на дальней полке именно то, что надеялась найти. Увидев в глиняном горшочке соленые заготовки, она довольно прищурилась.

– Знаете, что здесь хранится? – спросила она у слуги.

Тот, сощурившись вслед гостье, заглянул в горшок и, не понимая толком, что у него спрашивают, покачал головой. Тогда Маомао зачерпнула пригоршню и опустила в кувшин с водой.

– А теперь узнаете?

– А-а! Так это же любимые водоросли господина! – оживился слуга. – Он часто просил добавлять их в пищу. По правде говоря, не думаю, что в них может быть яд.

Слуга, судя по всему, пользовался большим доверием хозяйки, и Маомао не чувствовала, что он врет.

– Вот именно! – рявкнул раздраженный мужчина, стоящий в дверях кухни. – Если закончили, прошу немедленно удалиться!

Его взор был прикован к горшку, который Маомао держала в руках, и в этом пристальном взгляде сквозило явное недовольство.

– Как скажете, – покорилась Маомао, ставя горшочек на прежнее место.

Выгадав время, она незаметно зачерпнула из него пригоршню водорослей и спрятала в рукаве.

– Простите, что побеспокоили вас, – сказала она напоследок, покидая кухню.

Она еще долго чувствовала спиной колючий взгляд нового господина усадьбы.

* * *

– Что же ты ему поддалась? – недовольно спросил молодой служилый у Маомао, когда их повозка запрыгала по ухабам.

– Почему обязательно поддалась? – возразила та, а про себя отметила, что провожатый впервые заговорил с ней за все время поездки.

Вынув из рукава засоленные водоросли, Маомао осторожно завернула их в платок. Она знала, что рассол быстро впитывается в ткань, отчего на ней остаются некрасивые разводы, но стряхнуть с рукава остатки так и не решилась, чтобы не раздражать своего попутчика.

– Видите ли, странное дело…. Для этих водорослей еще не сезон, – первым делом пояснила Маомао. – В то же время с прошлого года они бы не сохранились даже в засоленном виде. Думаю, они нездешние. К примеру, их могли привезти торговцы с юга, но кто и где их купил – не скажу.

Глаза служилого широко распахнулись. Видимо, он понял, чем ему надлежит заняться. Остальное же Маомао собиралась сделать сама.

* * *

День спустя Маомао через господина Гаошуня попросила подготовить для нее кухню. Ей предложили занять ту, что находилась при одной канцелярии во Внешнем дворце. Она тоже была приспособлена для гостей на случай, если те пожелают остаться на ночь. На той кухне Маомао и занялась тем, что задумала еще с вечера. Нельзя сказать, что она собиралась что-либо готовить, скорее просто вымочить водоросли в воде, дабы смыть с них всю соль. Конечно, ей ничто не мешало напроситься на кухню в крыле господина Дзинси, однако дело было щекотливым, связанным с тяжелым отравлением, и Маомао благоразумно решила занять чужое владение.

Прежде всего, Маомао выставила на столе два блюда. На каждом лежало немного морских водорослей, которые она стащила вчера, только на этот раз вымоченных в воде, отчего они казались особенно зелеными, свежими и сочными.

Вслед за ней на кухню явились господин Гаошунь, его бывший сослуживец, искавший совета по делу об отравлении, молодой служилый, сопровождавший вчера Маомао, и господин Дзинси, пришедший по какой-то прихоти. Поглядев на него, она тут же подумала, что госпожа Суйрэн обязательно потом отчитает юного господина за неуемное любопытство.

– Проверка показала, что водоросли действительно привезли с юга, – сухо доложил молодой служилый. – Мы уточнили у слуги и узнали, что его господин в прежние зимы никогда не просил водорослей. Другие слуги на допросе сказали примерно то же самое.

Сановник, искавший совета по этому делу у господина Гаошуня, покачал головой.

– Мы также опросили повара касательно этих водорослей, – добавил он. – Допрашиваемый заверил, что это та же разновидность, которую всегда брали господину, а значит, яда там быть не должно.

В одном, по мнению Маомао, повар и в самом деле не ошибался: скорее всего, это действительно та же разновидность водорослей. Однако все упускали из виду кое-что важное.

– Это еще не значит, что они неядовитые, – вступила в беседу она и подцепила палочками пучок водорослей из одного блюда. – Вполне возможно, что на юге этот вид водорослей не принято употреблять в пищу. А что, если некий купец, прознав о пищевых пристрастиях одного сановника, вздумал нажиться на этом и повелел южанам засолить те водоросли?

– И что же в этом предосудительного? – не уловил ее намека господин Дзинси.

Сегодня он держался строго, без малейшей небрежности и лени, какие он порой позволял себе в последнее время. Господин Гаошунь и его знакомец поглядывали на лучезарного евнуха с явным смущением.

Поигрывая палочками, Маомао с едва заметной улыбкой заявила:

– Нередко бывает, что яд возможно обезвредить.

Способов много. К примеру, угорь по природе своей ядовит, но стоит выпустить из него кровь или обжарить, как он вполне годится в пищу. Насколько Маомао знала, этот вид водорослей нужно было непременно вымочить в извести, прежде чем подавать на стол.

В обоих блюдах лежали одни и те же водоросли с той лишь разницей, что один пучок вымочили в извести, а другой – нет. Маомао взяла немного из того, что вчера вымачивала в извести, и без тени сомнений отправила в рот.

Ее поступок ошеломил мужчин. Они до последнего отказывались верить своим глазам.

– Эти вымочены в извести, так что не волнуйтесь… если не спутала.

По правде сказать, о способе с известью и то, что он действенный, Маомао знала только по слухам и не была уверена, возможно ли за одну ночь вывести яд из водорослей. Потому ей захотелось опробовать способ на себе.

– А если спутала?! – рявкнул господин Дзинси.

– Не тревожьтесь. Я заранее приготовила рвотное средство, – успокоила его Маомао, хлопнув себя по груди. Для верности она вытащила мешочек со средством и показала своему благодетелю.

– Все-то она просчитала! – так и взвился тот.

Все кончилось тем, что господин Гаошунь схватил ее сзади под мышки, скрутил, а господин Дзинси, вырвав у Маомао мешочек, затолкал его содержимое ей в рот и заставил проглотить. Вкус был несказанно мерзок. Чуть только попадет на язык – нутро выворачивает. Вырываться и сопротивляться было поздно. И спустя миг-другой Маомао уже стояла на коленях и мучительно содрогалась в рвотных позывах, исторгая содержимое желудка. Она и вообразить не могла, что благородные господа посмеют так обращаться с незамужней девушкой. Как можно так унизить?!

«Ну вот, а я хотела съесть и доказать, что они безвредны…» – посетовала про себя Маомао.

Отдышавшись и утерев рот, она продолжила излагать свои мысли:

– Итак, самое главное – это выяснить, кто надоумил купца привезти засоленные водоросли.

Очевидно, опасно привозить такое лакомство из местности, где принимать его в пищу не принято.

– Если их заказал сам господин, поскольку желал отведать зимой, то он, простите за грубость, сам виноват в своих страданиях.

Но что, если закупал не он, а для него расстарались? И притом знали, что водоросли могут быть ядовиты? Маомао не смела утверждать, что все так и было, и пока лишь строила свои догадки.

Десять лет назад уже был похожий случай. Кто-то мог вспомнить о нем, вдохновиться и повторить. Маомао не бралась утверждать, связаны ли оба случая напрямую, но в обстоятельствах недавнего отравления почти не сомневалась.

Все собравшиеся на кухне были достаточно мудры, чтобы самим додумать остальное. Да и Маомао не собиралась вершить правосудие и указывать на виновника, поскольку была человеком маленьким и знала свое место. Не ей ломать голову над чужими поступками.

– Вот как… – уловив ее мысль, промолвил господин Гаошунь.

Маомао вздохнула с облегчением. Но до того забылась, что подцепила палочками другой пучок водорослей, который еще не пробовала, и ловко отправила в рот.

Мужчины разом побелели. В следующий миг господин Дзинси запихивал ей в рот новую порцию рвотного.

* * *

Позже выяснилось, что отравителем оказался младший брат пострадавшего господина. Когда о месте закупки водорослей прознали, он повинился, что сам их купил. Этот цепкий и подозрительный мужчина сразу не понравился Маомао, еще когда они встретились глазами на кухне. Именно тогда она догадалась, что с господином что-то не так, и в очередной раз не ошиблась. Правду говорят: если есть что скрывать, не стоит вести себя подозрительно.

Младший брат пошел на преступление оттого, что старший мешал ему завладеть наследством. Разумеется, история до боли заурядная и ничего, кроме досады и недоумения, не вызывает.

Впрочем, еще оставалась одна загадка: как злодей, замысливший отравить по столь ничтожной причине, узнал о яде, что сокрыт в водорослях? Но и на это был дан ответ. Мужчина услышал о яде от гостя, с кем однажды выпивал в одном заведении.

Ни Маомао, ни ее спутники так и не смогли выяснить, нарочно ему подсказали, или сама судьба улыбнулась младшему сыну.

* * *

Так и не полакомившись ядовитыми водорослями, Маомао, ворча и стеная, вернулась к своим обязанностям. Что поделать? Упущенного не вернешь. Решив так, она сосредоточилась на более важных вещах, а именно на диковинном грибе, проросшем из тела гусеницы.

«Что бы сделать с моей прелестью?» – стала гадать она.

Вскоре грезы о снадобьях и лекарствах затуманили ее разум, и Маомао до того забылась, что с трудом спустилась с небес в бренный мир, где ее поджидала уборка. И все же, хотя Маомао вполне пришла в себя, с ее губ не сходила мечтательная улыбка.

Пока она драила и убирала, перед глазами так и стояла шляпка гриба цвета увядших листьев, торчащая на ножке, тянущейся из сухого тельца гусеницы… Что же с ним сделать? Сварить снадобье? Истолочь в пилюли? От одной мысли об этом Маомао охватило предвкушение и радостное возбуждение. Потому-то, когда вернулся хозяин канцелярии, она встретила его блаженно-глупым выражением лица.

Господин Дзинси уставился на нее с недоумением, не в силах ничего толком сказать. Заметив, как он ошеломлен, Маомао поспешила потупиться.

«Должно быть, я показалась ему ужасно странной», – подумала она и, вскинув голову, увидела неописуемую картину: лучезарный евнух, этот небожитель во плоти, мерно, точно дятел, долбился головой о ближайшую резную колонну. Всякий раз, когда его лоб соприкасался с ней, раздавался глухой звук.

Видимо, звук был достаточно громок, ведь на него сбежались встревоженные господин Гаошунь и госпожа Суйрэн. Маомао поймала на себе тяжелый взгляд помощника господина Дзинси и мысленно послала ему: «Я тут ни при чем! Это все чудачества вашего господина!» Вместе с тем она хватилась, что совсем забыла о приличиях и так и не поприветствовала своего благодетеля. И Маомао почтительно обратилась:

– Добрый вечер, господин Дзинси.

В последнее время лучезарный евнух возвращался все позже и позже. Видимо, был занят тем, что приводил в порядок множество дел. Маомао подумала, что господину Дзинси лучше корпеть над своими бумагами, а не, поддавшись любопытству, бегать выяснять подробности чужого расследования.

* * *

– …иначе говоря, с ним не войти в одну упряжку. Что ни делай, во взглядах никогда не сойдемся, – закончил объяснения господин Дзинси, после чего тяжко вздохнул и взял у госпожи Суйрэн чашу с плодовым вином.

Все в покоях господина стойко сопротивлялись его чарам, но какая-нибудь наивная девица при виде такого печально-красивого евнуха уж точно лишилась бы чувств. Что ни говори, порой с господином бывало очень и очень тяжко. И не описать, как удивилась Маомао, когда узнала, что кто-то смог воспротивиться воле ее благодетеля.

– Что ж, я не всесилен и не могу ладить со всеми, – спустя время признался господин Дзинси.

Он поведал Маомао об одном высокопоставленном сановнике из военных кругов, отличающемся острым умом, но слывущем тем еще чудаком. Этот господин любил придираться по мелочам, заманивал к себе в кабинет или напрашивался к кому-нибудь сам, а после затевал партии в сёги или зачинал пустые разговоры, лишь бы потянуть время и не ставить печать на бумагах подольше.

И на сей раз его взор пал на господина Дзинси. Вот уже который день он наведывается в канцелярию и остается там по нескольку часов, вынуждая хозяина сидеть потом допоздна и разбирать собственные бумаги.

В ходе рассказа Маомао посетило недоброе предчувствие, и беспокойство отразилось на ее лице.

– Кто же этот старый бездельник? – не выдержав, осведомилась она.

– Ему только за сорок. И больше всего раздражает в нем то, что свои дела он заканчивает в срок, – поделился своими горестями господин Дзинси.

«За сорок? Высокопоставленный сановник из военных кругов? И все ему дивятся?» – мысленно повторила сказанное Маомао.

Что-то в описаниях господина показалось ей смутно знакомым… Однако она вовремя вспомнила, что господские тревоги ее ничуть не касаются, и решительно отогнала навязчивые мысли.

Впрочем, дурное предчувствие никуда не делось и, как это бывает, завелось у нее не зря.

* * *

– Полагаю, эта бумага уже прошла все утверждения, так чем обязан?.. – с улыбкой небесной девы вопрошал господин Дзинси у незваного гостя.

И не описать, сколько усилий он приложил, чтобы на его лице не дрогнул ни единый мускул.

– Видите ли, зимою трудно сыскать цветы, что услаждают взор, потому я и хожу к вам в надежде полюбоваться прекрасным цветком.

Перед прелестным евнухом стоял мужчина средних лет. Лицо его заросло щетиной, что свидетельствовала о вопиющей небрежности. Узкие, по-лисьему хитрые глаза таили в себе и холодный разум, и тень безумия. В правом блестел монокль. Губы господин растянул в беспечной ухмылке. Обыкновенно он носил одежды военачальника, но его облик куда больше соответствовал кабинетному ученому.

Этого человека звали Лакан, и он служил военным стратегом. В иные времена, пожалуй, его бы прозвали вторым Тайгун-ваном, но в нынешний век считали лишь чудаком, каких поискать. Он принадлежал к знатному роду, однако, разменяв пятый десяток, так и не остепенился. Вместо этого он усыновил племянника и вверил ему свое хозяйство. Сей господин питал особую страсть к го, сёги и сплетням. Даже если собеседнику все эти увлечения были не по вкусу, господин Лакан умел любого вовлечь в длительную беседу.

В последнее время военный советник зачастил к господину Дзинси и взял за привычку досаждать ему, а все потому, что лучезарный евнух нанял служанкой девушку из Малахитового чертога. На деле же та девица никогда не служила для утех, но императорский двор мог распустить самые невообразимые слухи, зачем столь благородному господину понадобилось выкупать красавицу из «дома цветов» и ставить ее комнатной прислугой.

И первым среди многих оказался сей почтенный господин, сплетник над сплетниками. В один день он пустил слух в военном ведомстве, будто бы господин Дзинси выкупил себе девушку для утех. В этом, конечно, была доля правды, и все же…

Пока военный советник, застыв в дверях, неумолчно и многословно рассказывал одну занимательную историю за другой, господин Дзинси, пропуская все это пустословие мимо ушей, ставил печати на бумаги, подаваемые Гаошунем.

– К слову, в прежние времена было у меня одно знакомство в Малахитовом чертоге… – вдруг начал господин Лакан.

Выловив из бесконечного потока речей знакомые слова, господин Дзинси порядком удивился, не понимая, к чему гость завел этот разговор. Он всегда считал, что военный советник далек от плотских утех. Подумав немного, он все же спросил:

– Что за знакомство?

На это господин Лакан довольно ухмыльнулся, налил в яшмовую чашу плодового сока, принесенного с собой, и, вольготно устроившись на скамье, словно у себя дома, завел:

– О, то была прекрасная и занимательная женщина! Лучше нее так и не сыскал. Она искусно играла в сёги и го. Но если в сёги я еще мог одолеть ее, то в го всегда терпел поражение.

«Должно быть, великой мудрости женщина, если сумела одолеть военного стратега», – невольно заметил господин Дзинси.

– Я и сам подумывал о ее выкупе, но, видно, не судьба, – тем временем продолжал гость. – Появились двое богачей и, словно соревнуясь, начали биться за нее, задирая цену.

– Понимаю.

Бывает так, что выкуп девушки для утех обходится в сумму, на которую можно возвести целую загородную усадьбу. Если военный советник не смог перебить их цену, значит, как полагал господин Дзинси, богатства за нее предлагали несметные. Но к чему об этом рассказывать?

– И до чего же своенравная была женщина! Никогда не торговала телом – только своими умениями. Более того, когда подносила чай гостям, она не расстилалась перед ними, а бросала высокомерные взгляды, словно убогих облагодетельствовала. Однако же находились охотники и до такого. Что уж говорить, я и сам был в их числе! В ее взгляде таилось что-то такое, от чего по спине пробегал холодок. Я раз за разом наслаждался этим чувством и не мог бросить!

От этих подробностей господин Дзинси почувствовал себя весьма неловко. Не выдержав, он отвел взгляд. Посмотрев на Гаошуня, он обнаружил, что тот сжал губы в нить. Что ж, бывают же чудаки на свете! И тех, как видно, немало.

– Я мечтал, что однажды повалю ее и овладею, – следом признался военный советник, возможно, сам не осознавая собственных причуд, и в его глазах на миг вспыхнул огонь безумия. – Она занимала все мои мысли, и потому я, не видя иного способа, поступил не самым достойным образом. Я не мог заплатить столько, сколько за нее просили, зато вполне мог взять подешевле. Мне оставалось лишь сбить цену. Не хотите ли узнать, как именно я своего добился? – под конец с усмешкой спросил он и прищурил за моноклем лисий глаз.

Тихо и незаметно господин Лакан затаскивал собеседника на скользкую дорожку – тем и бывал опасен.

– И не стыдно вам растягивать и без того безобразную историю? – спросил господин Дзинси, не замечая, что в его голосе звенят угрожающие льдинки.

Господин Лакан на это лишь расплылся в улыбке.

– Но прежде чем продолжу, я хочу взять с вас слово.

Сказав так, он сплел пальцы, вытянул руки перед собой и сам потянулся, хрустнув суставами.

– Что вы хотите?

– До меня дошли слухи, что ваша новая служанка – девушка крайне занимательная.

Господин Дзинси хотел было раздраженно вздохнуть, но не стал – последующие слова военного стратега его порядочно удивили.

– Говорят, она умело разгадывает загадки, – добавил господин Лакан и, заметив, как его собеседник дернулся, продолжил: – На днях скончался мой знакомец, он служил при дворе тиснильщиком по металлу. Но вот беда, так и не назначил преемника, а ведь у него было трое учеников.

Господин Дзинси кивнул, подумав, как странно слышать о ремесленнике в кругу знакомых высокопоставленного военачальника.

– Жаль моего знакомца, – продолжал гость. – Думается мне, он должен был оставить какие-то подсказки, чтобы передать секреты своего мастерства, но разгадать его наследие мне не удалось.

– И что же?

Прежде ответа господин Лакан снял монокль с глаза и протер стеклышко.

– Есть маленькая просьба. Будьте добры попросить вашу сметливую служанку раскрыть его секреты.

Господин Дзинси молча посмотрел на военного советника.

– Знакомец мой был человеком странным. После себя он оставил лишь туманное завещание. И вот оно-то не дает мне покоя, словно заноза в мозгу.

Закрыв глаза, господин Дзинси медленно выдохнул и сказал единственное, на что ему хватило сил:

– Что ж… Думаю, я бы мог заручиться ее помощью.

Глава 5

Свинец

За ужином господин Дзинси вдруг заговорил об одном странном случае:

– Есть тут одно, скажем так, трудное дело…

Начал он издалека, хотя не имел обыкновения ходить вокруг да около. Куда чаще господин бесцеремонно посвящал Маомао в свои заботы и хлопоты, не оставляя той ни малейшей возможности от них уклониться – отказать высокородному евнуху простой служанке не дозволено. Однако на сей раз намеки благодетеля пробудили в Маомао живой интерес.

Прежде рассказа господин Дзинси уточнил, что с загадкой столкнулся не он сам и не его знакомец, а знакомый знакомого, о чьей беде он услышал из чужих уст. Кроме того, речь шла не о дворцовых интригах и распрях высокородных господ, а о семье ремесленников, чей глава внезапно скончался, отчего сыновья унаследовали далеко не все секреты его мастерства. Было в их искусстве нечто такое, чего недоставало иным ремесленным семьям.

– То есть вы хотите, чтобы я разгадала секреты мастерства почившего тиснильщика?

– Проще сказать, чем сделать, – заметил господин Дзинси и посмотрел на Маомао с прищуром. – И откуда такое живое любопытство?

– Что вы, господин, вам показалось, – отмахнулась Маомао и уставилась в потолок.

Далее лучезарный евнух поведал, что у почившего мастера было трое учеников, и все приходились ему родными сыновьями. Один из них должен был унаследовать не только секреты ремесла, но и право служить придворным мастером.

До внезапной кончины тиснильщик успел составить завещание, где скрупулезно перечислил наследство сыновьям: старшему – удаленную мастерскую, среднему – резную мебель, младшему – аквариум с золотыми рыбками. И в дополнение покойный мастер напутствовал: «Дети мои, вам всем не мешало бы, как в былые дни, вновь собраться за чаем».

– Завещание, бесспорно, загадочное, – согласилась Маомао, притом гадая, стоит ли понимать напутствие тиснильщика прямо или же как-то иначе.

– Сами наследники, получив дары, растеряны и ничего не понимают, – прибавил к сказанному господин Дзинси.

Подумав немного Маомао кивнула и поделилась своими мыслями:

– Наследство, на мой взгляд, распределили не поровну.

Мастерская, мебель, аквариум… Дом пока не трогали, ведь там проживала их матушка. Как ни посмотри, чем младше сын, тем меньше досталось.

– А что особенного в той мебели и аквариуме?

– Подробностей не знаю. Но, если любопытно, можешь сама пойти и взглянуть, – предложил господин Дзинси.

Оказалось, он хорошо подготовился и все заранее разузнал. Быть может, с самого начала предполагал, что его служанка захочет дознаться.

– Если позволите уйти со службы, я могла бы приступить завтра… – сказала Маомао и покосилась на госпожу Суйрэн.

Та махнула ей, словно говоря «Ступай», и поощрительно улыбнулась. Но что-то подсказывало Маомао, что горы работы никуда не делись и просто дожидаются ее, чтобы навалиться разом.

* * *

Усадьба мастера-тиснильщика и прилегающий к ней сад, где старый каштан раскинул широкую крону, поражали своим великолепием. Они располагались прямо за главной улицей в той части столицы, где построено множество торговых павильонов.

Господа Дзинси и Гаошунь на сей раз не поехали с Маомао. Вместо них ее сопровождал молодой служилый по имени Басэн. Встречать его уже доводилось: точно так же он сопровождал Маомао, когда она отправилась в дом сановника, отравившегося водорослями.

«Похоже, он питает ко мне неприязнь», – подумала она, наблюдая, как он скупо и почти нехотя говорит с ней. Но тут же решила, что это ничего, переживать не о чем, ведь нередко молчание куда лучше способствует делу.

– Мы предупредили сыновей о нашем приезде. Сделаем вид, что для разговора прибыл я, а ты лишь сопровождаешь, – процедил Басэн.

– Как пожелаете.

«Так и впрямь удобнее», – согласилась в мыслях Маомао.

Проследовав за Басэном к особняку, она постучала в дверь, и вскоре на пороге показался молодой мужчина двадцати с небольшим лет, невзрачный и удрученный.

– Слышал о вашем прибытии, – сказал он и впустил гостей в дом.

Внутри усадьба была столь же ухоженна, что и сад снаружи, и все совокупно создавало приятное впечатление. По углам стояли вазы со свежими цветами, но внимание Маомао привлекли не они, а некий странный предмет, уложенный в нишу одной из стен. То был кусок породы, напоминающий кристалл, к которому как будто прилип кусочек металла с синеватым отливом.

Молодой мужчина, заметив удивление на лице Маомао, несколько оживился. Он поспешил к ней и принялся объяснять:

– А, это кусок породы. Закупая руду для работы, отец приобрел и его. Он любил собирать всевозможные редкости.

Пройдя через дом, они вышли в крытую галерею и направились к хижине, где располагалась мастерская. Возле нее гостей поджидали еще двое мужчин. Оба – такие же невзрачные, как и провожатый, но один был высок, а другой коренаст и плотен.

– Братцы! К нам пришли гости, – объявил молодой мужчина.

Видимо, Маомао и Басэна встретил самый младший из сыновей. И теперь вежливые речи выгодно отличали младшего от старших, стоявших с недовольными лицами. Поприветствовать гостей как подобает они не удосужились – лишь что-то буркнули в ответ и нехотя повели Маомао и Басэна в мастерскую.

Внутри царила чистота. Оказалось, мастерскую давно перенесли в главный дом, а в этой хижине теперь хранили старые орудия. Бывало, мастера собирались в ней же на чайную церемонию.

– Как необычно обставлена комната, – оглядевшись, пробормотал Басэн.

Маомао с ним мысленно согласилась.

Посреди комнаты, словно не к месту, торчал комод, но так можно было подумать лишь на первый взгляд. Присмотревшись, Маомао заметила на нем множество металлических накладок с узорами тончайшей работы, отчего он казался особенным, даже необыкновенным, и поражал своим изяществом. Именно оно вкупе с умным расположением столов перед комодом создавало странное, но приятное впечатление.

Маомао подошла к комоду, дабы рассмотреть изделие получше. Углы его округлили с помощью чеканных накладок. В трех ящиках верхнего ряда и в среднем нижнего зияли замочные скважины, притом было заметно, что их, в отличие от накладок, отлили из другого металла.

Пока она внимательно разглядывала странный комод, к ней подошел один из братьев, – коренастый широкий мужчина, – и прогудел низким голосом:

– Смотреть можно, но руками не трогать!

Услышав его требование, Маомао виновато склонила голову и отступила на шаг. Вместе с тем ей вспомнилось завещание тиснильщика, где говорилось, что среднему сыну достается резная мебель. По всей видимости, тучный господин и приходился мастеру средним сыном. Вскоре догадка Маомао подтвердилась: молодой мужчина, самый младший из трех, внес в мастерскую некий прозрачный круглый предмет.

– Считаете, в этом есть какой-то смысл? И завещали нам не случайные вещи? – вдруг обратился к Басэну высокий мужчина – по всей видимости, старший сын.

Молодой служилый покосился на Маомао – та кивнула и чуть склонила голову в сторону трех братьев. Трудно сказать, понял ли Басэн ее намек, однако он обернулся к хозяевам как ни в чем не бывало.

– Видите ли, чтобы сказать однозначно, мне нужно вас расспросить, – сказал он и устроился на ближайшем стуле.

Маомао встала за его спиной и вновь оглядела единственную комнату хижины, примечая, сколь необычно она устроена и обставлена. Окна явно «западные», чрезвычайно узкие и вытянутые. На западе нарочно такие делают, чтобы пропускали больше света. Однако снаружи рос высокий каштан, и сквозь листву в комнату проникали лишь редкие лучи, отчего в мастерской хорошо освещался один только приоконный столик. Он почти весь выцвел, но посередине осталось квадратное пятно с прежним цветом. Видимо, на нем долгое время что-то стояло.

Пока Маомао осматривалась, слово взял долговязый старший сын:

– Что тут еще добавить? Отец почил с миром, так и не передав нам секреты своего мастерства. Зато оставил мне старую мастерскую.

– А мне – комод, – вставил средний сын, хлопнув ладонью по деревянному боку унаследованной мебели.

– А мне – вот это, – сказал младший и показал гостям крупный стеклянный шар.

Приглядевшись, Маомао определила, что сосуд имеет плоское дно и выполнен из тонкого стекла. Она знала, что младшему сыну достался аквариум, но представляла его деревянным или, в крайнем случае, глиняным… Но чтобы стеклянный?

Увидев наследство воочию, Маомао поняла, что всем братьям достались довольно ценные вещи. И все же между мужчинами царили холод и отчуждение, особенно между старшими и младшим.