Читать онлайн 34 города бесплатно

Глава 1

Августовское марево ополчилось на меня. Каждое утро солнце нагло вламывается в комнату и подсвечивает весь хлам вовне и внутри моей одноместной хибарки на окраине Москвы.

В шортах и цветастых носках я спускаюсь на лифте. Из зеркала на меня смотрит опухший от антидепрессантов, небритый, но почему-то веселый парень в своих ранних тридцати (звучит утешающе, правда?).

«Можно мне кофе и булочку с корицей» – это припев моего дня, повторяется на репите вот уже месяц. Булочка с корицей – это все, что можно безопасно есть на моем районе. Выживу ли я, поедая их десятками?

«Антон, я точно не выживу», – начинает Аня, еврейка-редактор, вышедшая замуж пару месяцев назад, но уже страстно ищущая свою голгофу. «Они меня так заебали, опять все не так, опять переделывать», – Аня почти плачет. В ее душу ветхими занозами от старого комода врезались Сергей и Александр – 65-летние начальники в аду горящего продакшена по производству детективных сериалов для старушек.

Если так посмотреть, жизни Александра и Сергея сложились неплохо. Есть где спать, что есть и на чем ездить, даже появилось что-то вроде семьи, но это снаружи, а внутри… Внутри – бескрайная калмыцкая степь отчаяния, степь, в которой постоянно ссыт мятежная когорта дальнобойщиков – мыслей об упущенных возможностях.

Раньше Саша мечтал стать большим режиссером, вести какую-нибудь передачу на главном канале и поливать всю страну своими гениальными мыслями. Вместо этого он мог доставать этим только Аню, которая молча проклинала его перед сном в своих молитвах еврейскому Богу. «Ну он ведь потоп устроил, что ему стоит покарать одного деда», – думала она, но еврейский Бог почему-то не спешил с возмездием.

Сережу же беспокоило лишь одно – работа с Сашей. Он никак не давал Сереже стать доминантным альфа-творцом, которым он мечтал стать хотя бы в старости.

Весь август я наблюдал за этой камерной пьесой и сам участвовал в ней в роли кустика на заднем плане – автора одной из серий злополучного сериала.

– Антон, ну не принимают они, видимо, в этом месяце не заплатят.

– Пиздец, да… – вокруг меня рисовались призраки голодного одиночества, где даже булочка с корицей станет запретным плодом, а главное – блаженный дух моего владельца квартиры, которому неясно чем платить.

Я нашел решение – зарылся в норку из мятых простыней с коричным запахом и уснул.

Глава 2

Мне снилась июльская ночь, нежная, как грудь вчерашней школьницы. Я бродил по московским улицам, прыгал на разбитых машинах, кто-то их бросил на обочинах, как сломанную игрушку. Все текло медленно и вечно, будто млечный путь, затерявшейся в дымке над городом. Я завернул в какой-то из китайгородских переулков и уткнулся в маленький фургончик с надписью «Ритуальные услуги». Я остановился – а что, если я умер и это все просто иллюзия в моей почти остывшей голове?

Я едва открыл глаза, задыхаясь: меня что-то давило так сильно, будто хотело, чтобы я из своего потрепанного дивана провалился прямо в ядро Земли. Я слышал удары сердца, но не чувствовал танца легких. Еще немного, и я отключился. Я летел со скоростью снега, тающего на палящем солнце. Вокруг меня вились цифры, огромный калейдоскоп цифр, я знал, что среди них есть мой номер, номер Антона. Я искал, перебирая последовательности, миллиарды, триллионы, секстильоны – я искал свой номер, будто забытый у раздевалки при входе в огромный театр.

Я нашел его, свой длинный, длинный номер и, как старушка с дрожащими руками, понес его куда-то в теплую бездну.

– Антон, – кто-то сказал сквозь мои вены.

– А? – радостно, как ребенок, подскочил я.

– Развернулся и вышел отсюда на хуй.

Я, послушнее, чем «Сири» ставит будильник, пошел обратно, все так же трепетно держа свой номерок.

Глава 3

У этого мессенджера такой тупой рингтон. Он правда настолько отвратный, что может выдернуть с того света. Я едва наполнившимися жизнью руками беру трубку.

– Антон, у тебя сейчас есть время? – Маша, мы когда-то работали вместе.

– Да, точно есть, меня даже в вечности не приняли.

– Класс, тут есть работа.

Хвала небесам, богам, травинкам, полуживой консьержке, всему, что причастно. Я слышу, как армия булочек с корицей с шорохом отступает прочь, скрываясь за горизонтом моей жизни. Маша обретает форму иконы эпохи Возрождения.

– И что надо делать?

– Ездить, много. Нужно записать интервью-профайлы людей из разных городов, показать, какая у нас разная страна.

– А много этих людей?

– Очень.

Я уже фантазирую, как задаю вопросы дальневосточному туземцу на берегу Тихого океана, убегаю от медведей на Камчатке, лазаю по сибирским горам. Мой первый герой – красноярский гопник-таксист. Мы созваниваемся, я провожу предынтервью.

– И тут мне прилетает в голову, и я падаю. В такой последовательности – башка, жопа, ноги.

– А что вы пили тогда?

– Все.

– В смысле?

– Вэ Сэ Йо.

Я ору от восторга. Телефонные разговоры с моими будущими героями наполняют меня мальчишеской жаждой приключений. Я собираюсь и еду в продакшен познакомиться с командой, хотя нет – кое-что забыл. Пишу Ане.

– Я ухожу.

– А как же серия про женщину, которая стала проституткой, чтобы возбудить интерес престарелого мужа?

Господи, ты ведь знаешь, не я придумывал этот пиздец, правда?

– Ань, я все.

Глава 4

– Вот почему она меня наебывает таким ласковым голосом? – возмущается Махач, что везет меня в продакшен. Таксист уверен, что навигатор заставил его повернуть не туда. – Ладно она бы наебывала таким жестким голосом, как шайтан, типа: «Поворачивай в ад, сука!» Нет! Она берет и нежным женским голосом говорит мне: «Поверните налево».

После сотрясающих подвеску возмущений мы выворачиваем из ада обратно на магистраль.

Московские видеопродакшены почему-то любят прятаться где-то в труднодоступных окраинах. Наверное, потому что им стыдно за то, что они производят, ведь где-то в Богом оставленном офисе-фабрике за тремя заборами их грехи не заметят.

В офисе мы собираемся в небольшой комнатке, кругом люди, которых я вижу впервые. Мы обсуждаем, как будем снимать, на что, где, с кем. Я – как ласка, съежившаяся от ветра чужих мнений, но отстаивающая свое. Среди тех, кто поддерживает меня в дискуссиях, – Дэн, мой продюсер, которому я еще даже не успел пожать руку. Дену 27, он возбуждающе красив – краш девчонки-подростка с плаката над ее кроватью. Голубоглазый, короткие светлые волосы, спортивный, бывший боксер, с плавающим взглядом наркомана.

– Антон, вы не едете на Дальний Восток.

Медведи, чукчи, сахалинские маяки гибнут под громящими словами шеф-редактора.

– Вы едете на Кавказ.

Глава 5

Шереметьево. Толпа пытается улететь от замучившего всех года. По дороге к Дэну я сталкиваюсь чемоданами с каким-то арабом.

– Салам алейкум.

– Ууууалейкум асалам, – протягивает он, наслаждаясь словами, как сочной конфеткой.

Я иду к Дэну. Араб почему-то меня преследует. Я сердито озираюсь, араб улыбается. Я здороваюсь с Деном, араб тоже здоровается.

– Парни, знакомьтесь, Антон, это Омар, наш оператор.

Я удивленным сурикатом смотрю на Омара и протягиваю руку. В шутку Омар называет себя растаможенным азербайджанцем, потому что родился в Дербенте, а потом переехал в Москву. На голове Омара «врожденная папаха» – шикарная кучерявая шевелюра цвета Багиры. Он улыбчив и похож на пушистого кота, что не говорит, а мурчит себе что-то в нос. Мы выпиваем на дорожку у посадочного трапа, Омар и Дэн – вино, я – какой-то рыжий лимонад. Оставляем коптер в кафе. Дэн бежит обратно через рукав за секунды до конца посадки.

– Антон, с нами ты не пропадешь, – ухмыляется Омар.

Я зажат на сидении между моей новой командой и ворчанием внутреннего контрол-фрика. Выдыхаю. Включаю книжку об эволюции человека. Самолет летит в Махачкалу.

Глава 6

Махачкалинский воздух, его чувствуешь с первой ступеньки трапа самолета. Он будто что-то обещает, и ты начинаешь гадать, что же это. Грузимся в такси, высокий водитель окидывает нас взглядом: «Ну щас понедельник, ничего такого не будет».

– Чего такого? – интересуется Дэн.

– Ну дикого центра.

– В плане гонок? – явно со знанием дела спрашивает Омар.

– Ну да, полный центр озверелых «Приор», никто правила не соблюдает, гоняют за сотню. Я, как с Москвы приезжаю, месяц переучиваюсь под местный стиль езды.

Во мне ерзает подросток, которому только что сказали, что Need for speed Underground 3 существует. Мне хочется орать – посадите меня в такую «Приору» прямо на переднее сидение и катайте всю ночь!

Мы проезжаем сквозь центр, полный абушек и ахишек, тусующихся у разбитых тольяттинских машин. Внутри я дико хочу вырваться к ним, расспросить обо всем, но нас везут за город. Фонари остаются в прошлом, кругом темнеет. Съезжаем с трассы, качаемся по кочкам, выходим. Кругом молочная темнота, вдалеке гремит Каспий, его холодный воздух нагло залезает под футболку и ощупывает, как охранник большой тайны. Силуэт нашего отеля сложно разглядеть даже в приборе ночного видения. В районе отключили свет, Дэн остается искать хозяина.

Я бросаю чемодан в темноте у забора и иду на грохот моря. За мной увязывается беспородный песель, смесь какого-то бойцовского зверя с вислоухим добряком. По дороге, полной луж, я выбираюсь на пляж. Залезаю на песчаный холмик, песель ложится рядом. Мы зависаем и молчим. Огромная луна заливает пенные барашки, мчащиеся к нам, как к своим спасителям. Махачкала огнями тянется вдоль берега куда-то в бесконечность. Мокрый песок хочет втянуть нас в себя и, щекоча, обнимать, пока мы не разбудим спящие в темноте горы своим смехом.

– Антоооооон! – Каспий пытается заглушить крик Дэна, но у него не получается.

Я нехотя возвращаюсь к отелю, продираясь сквозь темноту фонариком телефона и чутьем песеля.

– Мы сваливаем, у них хрен пойми что со светом, – Дэн загружает наши вещи в новое такси.

Наш новый отель – большой дом у гремящей трассы. Радушная хозяйка угощает нас абрикосовым вареньем и чаем. «Бисмиллях» – хозяйка открывает консервную банку. «Бисмиллях» – значит, во славу Аллаха. И это не слова, это внутреннее состояние, что, все что ты делаешь, – во славу Бога и с Ним. Моя московская подруга-мусульманка рассказывала мне, что не выходит из дома без этого состояния «Бисмиллях». «Я всегда чувствую, что Батя рядом», – говорила она. Вот бы мы тоже делали все с этим настроением внутри. Подписывали контракты, заказывали кофе, жали руки – быть может, у нас было бы меньше бед?

В большом номере на троих я долго ворочаюсь, непривычно спать рядом с людьми, которых видишь впервые. На левый бок, на правый бок, на левый, на правый – вот все, кажется, я расслабился и готов исчезнуть из этого мира. Мое тело обмякло, мышцы полностью выключились, разум отбросил все лишнее, я перднул. Громко, очень громко.

Я застыл, будто суслик в горах, невольно выдавший свои координаты коварному орлу социального порицания.

– Ты это слышал? – Дэн снял наушники.

– Да, – Омар отвлекся от сериала.

– Сходи проверь дверь.

Я прощен вселенной, я уснул.

Глава 7

Утро режет глаза, мы несем свои тушки с техникой в придорожное кафе. Едим местные лепешки с мясом и зеленью – чуду. Их тут готовят по-разному, иногда тесто тонкое, а иногда пышное, и получается почти бабушкин пирог. Объелись – едим в Буйнакск. Перекатываемся через перевал, что нависает над Махачкалой, и мчим по огромному плато. Издали за нами приглядывают горы, их имена – хитрая вязь из глубоких звуков, сплетенных в строгий узор местных ковров.

Буйнакск – большой город, но в стороне от исфотканной туристами Махачкалы, поэтому на приезжих там оглядываются чаще. Мы бредем по тихим улочкам среди панелек. Мне очень уютно. Я слушаю шорох простыней, нашедших свою передышку на балконах. Изредка тишину взрывает рев «Приор». Мы дошли до подъезда, тут живет наш герой – борец Абдул (ой, ну конечно, в Дагестан поехал, напиши нам тут про борцов).

Абдулу 18, а он уже чемпион почти всего, медали и кубки весят больше, чем он сам. Скромный высокий парень, приветствует нас и ведет в подвал, там зал, где тренируется Абдул и его команда. Нас встречают крепкими рукопожатиями, борцы смотрят с любопытством, особенно на мои татуировки на арабском.

– А что здесь написано? – интересуется голубоглазый подросток.

– Надежда.

– Мммм.

Все смотрят на меня.

– Вы не хотите меня побить за это? – меня как-то это очень интересует, раньше же надо было пояснять за «Фред Перри» или «Стоун Айленд», если ты не гоняешь за правых, а тут у меня целая татуха на языке, которым написан священный Коран, а я не мусульманин.

– Нет, не хотим, просто интересно, – спокойно отвечают парни.

Я улыбаюсь, но все равно как-то неловко.

Омар начинает снимать Абдула, как тот ловко запрыгивает на своего тренера и валит его на маты. Со стороны выглядит утонченно и выверенно, как балет, но при этом сильно.

– А расскажи, кто вы, кого снимать приехали, – подходит ко мне владелец зала с телефоном в руке.

– Аааа, ну давай, – я что-то неловко говорю на камеру. Как непривычно быть тем, кто привез событие после долгого месяца в пустоте окраины, где главное событие – скидка на комбо с коричной булочкой.

Мне почему-то хочется обнять огромную человекоподобную грушу для борцов, я долго себя сдерживаю и просто кручусь рядом, не хочу показаться каким-то странным, все ее душат, а я обнимать буду. Но потом все, я обнимаю ее.

Омар наснимал сотни вариаций на тему удушения Абдулом своего наставника, и мы поехали со всей борцовской компанией в Шамилькалу – село, которое стоит на берегу зеленого Ирганайского водохранилища. В тех захватывающих местах жил имам Шамиль – местный герой, что долго боролся с Российской империей, но в итоге заключил мир. Я думаю, он был мудрым и сильным человеком.

Мы влетаем в длинный тоннель, что ведет к водохранилищу, он самый большой в России, пока едешь, можно пол-альбома местного певца-даргинца Рассвета послушать. На выезде из тоннеля горы и солнце ярким огнем обжигают сетчатку. Ступеньки серпантинов катятся вниз лавиной, а мы вместе с ними, едва успевая фоткать виды, каждый поворот – новая картинка на рабочий стол и возглас восторга громкостью на всю душу.

Мы останавливаемся на краю смотровой площадки, что обрывается вниз к плещущимся водам Ирганая. Известняк крошится под ногами, как халва.

Омар решает заснять Абдула с коптера. Абдул побежит вдоль дороги, а Омар над ним полетает. Гениальный план – если не считать того, что Омар пользовался дроном пару раз за свою кипящую жизнь. Поначалу Омар чуть не сбривает коптером меня, фоткающего безразличную высокогорную кошку. Предупреждение горных богов не доходит до Омара, и он решает полетать прямо над трассой, достаточно высоко, чтобы пропустить легковушку, но слишком низко для фуры, мчащей на всей скорости. Бум! Хрясь-хрясь-хрясь – полетели ошметки коптера после рокового поцелуя с грузовиком. Фура скрывается за холмом, Омар собирает остатки «Мавика», Абдул и его команда впечатлены.

Дэн озадачен, в его голове тарахтит калькулятор – «где починить, заменить». Нам снимать еще полтора месяца, и коптер нам очень нужен. Я беспокоен и счастлив, что мы живы, но недолго.

Распрощавшись с Абдулом и компанией, наш пожилой таксист останавливается на заправке на краю обрыва. Я вижу, как пейзаж за окном поплыл, будто мы тронулись на прогулочном теплоходике. Может, я мало спал и устал? У меня глюки? Нет! Пейзаж как-то быстро начинает плыть, приближая старый фордик к краю пропасти. Дергаю ручник – спасены. Дэн возвращается из чертогов разума, где он представлял, как создает из обломков нашего «Мавика» Франкенштейна. Водитель подбегает к нам и удивляется, как это так у него внезапно шланг до бензобака не дотянулся. Всю ночную дорогу до Махачкалы Дэн и Омар молятся, чтобы я следил за водителем. Я слежу, мизинцами перебирая каждый поворот на серпантине.

Ночью в Махачкале мы теряемся во дворах в поисках мастера по починке коптеров. Остатки «Мавика» отдаем с надеждой местному гению полевой инженерии.

За ужином моя голова раздувается от впечатлений, а живот от сытного хинкала – большого куска мяса с постным тестом, что макают в бульон.

Мы выпиваем за то, что живы, все, кроме «Мавика», и удачу в нашем большом приключении, которое только началось.

Глава 8

У ресторана к нам подъезжает «Приора» – в ней какой-то дальний родственник Омара, что привез ему травы в пачке сигарет. Я соглашаюсь покурить с парнями в знак уважения, хотя траву пробовал пару раз в жизни. Мы устраиваемся в беседке у отеля, меня не берет, разве что легкие горят огнем от смешанного с табаком марева.

– Я все, легкие болят.

– О, так классно, что ты слушаешь свое тело, – Дэн заявляет так, будто он автор марафона «Полюби себя».

Но уже через пару минут разговор заходит о каких-то людях, задолжавших Дэну, и как он увозил их в лес с парнями и привязывал к дереву. Я не очень в это верю. Год назад Дэн потерял отца, который был для него очень важен. Случись что – и Дэн говорил: «О, а вот эту программу придумал мой папа. А вот это снимала компания моего папы!» Я не узнавал, кем был отец Дэна, меня скорее интересовало, что происходит с самим Дэном. Он будто искал опоры в тумане от травы и сигарет, не подозревая, что я замечаю, как он пытается ухватиться за облака, к которым улетел его отец.