Читать онлайн «Сталинский питомец» – Николай Ежов бесплатно

АФК «СИСТЕМА»

совместно с Издательством «Политическая энциклопедия» и Российским государственным архивом социально-политической истории

представляют

Страницы советской истории. Вожди

© Петров Никита, Янсен Марк, 2020

© Фонд поддержки социальных исследований, 2020

© Государственный архив Российской Федерации, иллюстрации, 2020

© Российский государственный архив кинофотодокументов, иллюстрации, 2020

© Российский государственный архив новейшей истории, иллюстрации, 2020

© Российский государственный архив социально-политической истории, иллюстрации, 2020

© Центральный архив ФСБ России, иллюстрации, 2020

© Издательство «Политическая энциклопедия», 2020

Предисловие

«Я не знаю более идеального работника, чем Ежов. Вернее, не работника, а исполнителя. Поручив ему что-нибудь, можно не проверять и быть уверенным – он все сделает. У Ежова есть только один, правда, существенный недостаток: он не умеет останавливаться… И иногда приходится следить за ним, чтобы вовремя остановить»¹.

И.М. Москвин. 1936–1937 гг.

«Лучше перегнуть, чем недогнутъ»².

Н.И. Ежов. Октябрь 1937 г.

О жизни и судьбе руководителя НКВД Николая Ежова издано не менее десятка книг и сотен публицистических статей. Внимание историков сосредоточено прежде всего на активном участии Ежова в чистках и массовых политических репрессиях. Исследователи сталинского правления подробно анализируют роль и масштабы террора. Мнения историков о различных фактах этой эпохи и особенно их интерпретация могут существенно различаться. Однако в целом в академической среде нет разногласий в том, что касается определяющей роли явления, которое мы сейчас называем Большим террором 1937–1938 годов. В течение примерно 15 месяцев было арестовано порядка полутора миллионов человек, почти половину из них расстреляли. И главным исполнителем этой гигантской операции стал шеф органов безопасности сталинского государства Николай Ежов.

Тем не менее на сегодняшний момент не появилось строго научной биографии этого человека, раскрывающей все грани его личности. А рассказать о нем в свете фактов и ранее не известных архивных документов просто необходимо. В научной литературе о Ежове часто пишут как о некой функции сталинского террора, при этом крайне мало внимания уделяется Ежову-человеку. Как формировалась его личность, как изменялся характер под воздействием внешних обстоятельств – все это представляет первостепенный интерес и помогает понять причины его взлета и падения.

Еще пару десятков лет назад о Ежове знали не так много, а то, что было известно, являлось в значительной степени вымыслом. Трудно представить себе, что Ежов был одним из шефов тайной полиции, фигурой, наиболее превозносимой советской пропагандой. Необычайно кратковременный культ Ежова в 1937–1938 годах был беспрецедентным по масштабам. В то время Сталин относился к Ежову весьма благожелательно; как свидетельствует Хрущев, он даже придумал ему ласковое прозвище ежевичка³, Сталин безгранично доверял своему наркому. Ежов получил персональное право выносить смертные приговоры в так называемых «национальных операциях», а ответственность за вынесение смертных приговоров в таких операциях, как т. н. кулацкая (в соответствии с приказом № 00447) возлагалась даже на нижнее звено, то есть на руководителей республиканских и областных управлений НКВД. Со времени «Красного террора» 1918–1921 годов никогда до или после этого в советской истории не было таких примеров. В 20-е и 30-е годы все смертные приговоры утверждались на самом высоком уровне, то есть в Политбюро. Даже предшественники Ежова – Менжинский и Ягода, возглавлявшие Коллегию ОГПУ, выносившую такие приговоры, – официально должны были получить предварительное разрешение Политбюро. Таким образом, с начала 1937 и до ноября 1938 года Ежов стал не только глашатаем, но и символом новой формы террора в Советском Союзе.

Его кратковременный триумф, продолжавшийся лишь полтора года, сменился внезапным полным и хорошо организованным забвением. Сталин запретил даже упоминать его имя, причем, возможно, не только потому что оно могло вызывать нежелательные воспоминания, но и потому, что оно просто раздражало его. Например, в 1949 году Сталин, наставляя Вылко Червенкова и других болгарских руководителей, как лучше организовать работу органов внутренних дел в их стране, ссылался на советский опыт, упомянув в негативном контексте имя Ягоды, но при этом ничего не сказал о Ежове⁴. Хотя вскоре после падения Ежова Сталин так отозвался о своем бывшем фаворите: «Ежов мерзавец! Разложившийся человек… Многих невинных погубил. Мы его за это расстреляли»⁵. Очевидно, Сталин стремился переложить большую часть вины за террор 1937–1938 годов на его непосредственных исполнителей.

Историк, анализирующий жизнь и деятельность Ежова, имеет дело с целым рядом туманных и недостаточных сведений, что частично обусловлено недостатком информации. В официальной биографии Ежова, опубликованной в 30-е годы, многие факты, как это обычно случалось с биографиями кремлевских вождей, замалчивались или сознательно искажались с целью создания образа образцового революционера. Биографии подгонялись под установленное клише, все, что казалось сомнительным или излишним, вычеркивали или представляли в ином свете. После падения Ежова в конце 30-х годов ситуация радикально изменилась, его стали обвинять в том, что он шпион, алкоголик, «педераст» и убийца собственной жены. В сталинском «Кратком курсе истории ВКП(б)», главы которого публиковались в газете «Правда» в сентябре 1938, имя Ежова встречается трижды: превозносится его роль в событиях 1917 года и Гражданской войне, он также упомянут в связи с кампанией по проверке партийных документов в середине 30-х годов⁶. Таким образом, Ежов был возведен в ранг «хрестоматийных» советских лидеров. Но ненадолго. Уже во втором издании «Краткого курса» о нем нет ни слова⁷, а в конце 30-х годов партийная цензура запретила его произведения⁸. С тех пор имя Ежова в большинстве случаев упоминается в крайне негативном контексте. В 50-е годы, во время кампании десталинизации в широкий обиход был пущен термин «ежовщина», ставший синонимом кровавых чисток 1936–1938 годов, как будто бы это было делом рук лишь одного Ежова⁹.

В официальных биографиях Ежова в период могущества наркома излагалась фиктивная история его революционного прошлого. Так, в первом издании «Краткого курса истории ВКП(б)» утверждалось, что в октябре 1917 года «на Западном фронте, в Белоруссии, подготовлял к восстанию солдатскую массу т. Ежов»¹⁰. Однако известно, что вплоть до середины 1930-х годов Ежов подвизался на второстепенных должностях, так что никак не мог играть какой-либо заметной роли в 1917 году. И в то же время в части публикаций мы встречаем и другой образ, представляющий его «кровавым карликом», «нравственным и физическим пигмеем» или просто «кровавым дегенератом»¹¹.

В 1990-е годы двери бывших советских архивов приоткрылись, и стала появляться новая информация о жизни и деятельности Ежова. Авторы настоящей биографии использовали для восполнения существующих пробелов следующие, не публиковавшиеся ранее материалы: документы из личного дела Ежова – номенклатурного работника аппарата ЦК – в Российском государственном архиве новейшей истории (РГАНИ); личный фонд Ежова (фонд 671) в Российском государственном архиве социально-политической истории (РГАСПИ); материалы допросов Ежова и другие документы из Центрального архива Федеральной службы безопасности (ЦА ФСБ), а также из архива Управления ФСБ по Московской области; документы Наркомата водного транспорта 1938–1939 годов в Российском государственном архиве экономики (РГАЭ) и документы из Государственного архива Российской Федерации (ГА РФ).

Необходимо сказать несколько слов об архивно-следственных делах, которые были изучены в Архиве ФСБ. Они являются уникальными источниками информации и имеют огромное значение. В них действительно содержатся самые фантастические показания людей, подвергавшихся пыткам во время допросов. Например, сотрудники НКВД признавались в участии в несуществующих заговорах, подготовке покушений на жизнь Сталина и других руководителей и т. п. Однако при критическом подходе к этим свидетельствам мы можем получить совершенно достоверную информацию об обстановке в НКВД и взаимоотношениях различных кланов внутри него, о характере совещаний в НКВД, на которых обсуждались кампании репрессий, о частных беседах руководящих работников НКВД и их реакции на замечания Сталина и Молотова… Этот список можно продолжать. Более того, достоверность и точность этих сведений может быть проверена и по другим, вполне добротным источникам, например по журналам регистрации лиц, принятых Сталиным и Ежовым, материалам служебной и личной переписки, приказам и распоряжениям и, наконец, по мемуарам. Другим важным источником являются стенографические отчеты оперативных совещаний НКВД в декабре 1936 и январе 1938, а также материалы акта о передаче дел от Ежова Берии в декабре 1938 года. Будучи первыми, кто изучил эти материалы, мы смогли опубликовать собственные слова Ежова, сказанные им в связи с репрессиями.

На русском языке эта книга впервые была издана в декабре 2007 года¹² и представляла собой существенно переработанный и дополненный новыми материалами ее английский вариант¹³. Настоящая публикация является вторым, дополненным и исправленным изданием книги на русском языке. В нем существенно расширен круг архивных источников и добавлены три новые главы. Одна из них посвящена истории состоявшегося в марте 1938 года в Москве показательного судебного процесса «право-троцкистского блока», который стал апофеозом политических обвинений против бывшей оппозиции и сыграл значительную роль в дальнейшей судьбе Ежова. Еще одна новая глава целиком посвящена истории семейной жизни Ежова, его привычкам, кругу общения и особенностям личных связей. Наконец, в главе о событиях декабря 1938 года рассказывается о процессе приема-передачи дел от Ежова новому наркому внутренних дел Берии. Здесь обильно цитируются впервые публикуемые интереснейшие фрагменты документов о служебной деятельности Ежова в НКВД и его роли в организации репрессий.

В книге представлена повседневная жизнь Ежова и взаимоотношения со Сталиным и людьми из его ближайшего окружения. Подробно рассказано о новых архивных находках в материалах архивно-следственных дел на ближайших друзей семьи Ежова и подруг его жены (Серафимы Рыжовой, Зинаиды Гликиной, Зинаиды Кориман и др.), а также сведения и факты о конце его карьеры, изложенные личным охранником Ежова – Василием Ефимовым. В материалах из дела Ефимова содержится множество новых фактов об истории падения Ежова, осветивших ранее не известные страницы его биографии.

Данное издание книги богато иллюстрировано. Помимо фотографий многочисленных исторических персонажей, представлены фотокопии важнейших архивных документов, помогающих читателю глубже понять ход событий и их смысл. Автографы Сталина и других членов Политбюро, санкционировавших расстрелы, – наглядное доказательство продуманного и планового характера Большого террора. Документы и фотографии для иллюстраций и факсимильного воспроизведения были предоставлены архивами: РГАСПИ, ГА РФ и Российским государственным архивом кинофотодокументов (РГАКФД).

В книге также публикуются в качестве приложения несколько архивных документов ЦА ФСБ и РГАНИ, характеризующих служебную деятельность Ежова в органах госбезопасности и ход следствия по его делу после ареста.

Научно-справочный аппарат книги включает биографическую хронику Н.И. Ежова, ссылки и комментарии к тексту, а также аннотированный указатель имен.

* * *

¹ Разгон Л. Непридуманное. М., 1991. С. 15.

² ЦА ФСБ. Архивно-следственное дело (АСД) М.П. Фриновского. Н—15301. Т. 5. Л. 110–111.

³ Хрущев Н.С. Время, люди. Власть. М., 1999. Т. 1. С. 173.

⁴ Восточная Европа в документах российских архивов 1944–1953. Т. 2. Москва – Новосибирск, 1998. С. 194.

⁵ Яковлев А.С. Цель жизни: Записки авиаконструктора. 5-е изд. М., 1987. С. 212–213.

⁶ История Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков): Краткий курс. М., 1938. С. 197, 234, 313.

⁷ Роговин В. Партия расстрелянных. М., 1997. С. 274, 465.

⁸ Revelations from the Russian Archives. Washington, D.C. 1997. P. 176.

⁹ Сам термин появился сразу же после смещения Ежова. Например, о последствиях «ежовщины» академик В.И. Вернадский писал в своем дневнике 4 января 1939 г. (Юнге М., Виннер Р. Как террор стал «Большим». Секретный приказ № 00447 и технология его исполнения. М., 2003. С. 77).

¹⁰ История Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков): Краткий курс. М., 1938. С. 197.

¹¹ См., например: Conquest R., The Great Terror: A Reassessment. London, 1990. P. 14; Сувениров О.Ф. Трагедия РККА 1937–1938. M., 1998. С. 23; Константинов С. Маленький человек / Независимая газета. 2000. 13 апреля; Волкогонов Д.А. Сталин. М., 1996. Кн. 1. С. 484; Шепилов Д.Т. Воспоминания И Вопросы истории. 1998. № 4. С. 5.

¹² Петров Н., Янсен М. «Сталинский питомец» – Николай Ежов. М., 2008. 447 с.

¹³ Jansen М., Petrov N. Stalin’s Loyal Executioner: People’s Commissar Nikolai Eznov, 1895–1940. Hoover institution press: Stanford, California, 2002. 274 p.

Биографическая хроника

1895, 8 (20) апреля – родился в г. Ковно (ныне Каунас, Литва)

1906 – поступил в частную мастерскую учеником портного в Петербурге

1909–1915 — ученик, затем рабочий на заводах в Ковно и Петрограде

1915, 15 июня – добровольцем зачислен в 11 роту 76 запасного пехотного полка, затем рядовой в 172 Лидском пехотном полку, был ранен под г. О лита (Алитус), получил 6-месячный отпуск

1916, 3 июня — в составе команды «нестроевых» солдат прибыл из Двинского военного округа в Витебск и зачислен младшим мастеровым в 5-е артиллерийские мастерские

1917, 27 мая — приказом по 5-м артиллерийским мастерским младший мастеровой Николай Ежов исключен с довольствия и числился больным с 27 мая

1917, 3 августа — вступил в Витебскую организацию РСДРП (интернационалистов)

1918, 6 января — приказом по 5-м артиллерийским мастерским зачислен на довольствие по должности старший писарь с 7 января как «возвратившийся по выздоровлению из сводного полевого запасного 708 госпиталя»; этим же приказом уволен по болезни в отпуск с 8 января

1918, июнь – поступил рабочим на стекольный завод Болотина в Вышнем Волочке, затем работал секретарем и председателем завкома этого завода, заведующим партийным клубом, членом райкома партии в Вышнем Волочке

1919, апрель — призван в РККА, слесарь-механик электро-технического батальона ОСНАЗ в г. Зубцове, затем секретарь ячейки РКП(б) военного района в Саратове

1919, июль — назначен военным комиссаром радиошколы 2-й Базы радиотелеграфных формирований РККА в Казани

1920, январь — арестован «за прием в радиошколу двух дезертиров»

1920, 5 февраля — осужден военным трибуналом Запасной армии на один год условно (с оставлением в должности) за прием в школу дезертиров

1921, январь – назначен военным комиссаром 2-й радиобазы в Казани

1921, апрель — назначен заведующим агитационно-пропагандистским отделом Кремлевского райкома РКП(б) Казани

1921, 15 мая — демобилизован из РККА

1921, июль — назначен заведующим агитационно-пропагандистским отделом Татарского обкома РКП(б), избран членом Казанского горисполкома

1921, 20 августа — бюро Татарского обкома РКП(б) приняло решение предоставить Ежову отпуск в связи с болезнью и направить в санаторий в Москву

1921, 22 августа — выписано командировочное удостоверение Ежову о направлении в распоряжение ЦК РКП(б) для лечения

1921, 18 октября — направлен ЦК РКП(б) в Московский отдел здравоохранения для санаторного лечения

1922, 18 января -13 февраля — находился на лечении в Кремлевской больнице

1922, 15 февраля – решением Секретариата ЦК РКП(б) направлен в Марийский обком с рекомендацией на должность секретаря обкома

1922, 13 октября — решением бюро Марийского обкома Ежову предоставлен месячный отпуск для лечения и денежное пособие

1922, октябрь — находился в Москве

1922, 24 октября – приехал в Казань

1922, ноябрь – декабрь — находился на отдыхе в Кисловодске в санатории Ганешина

1923, 1 марта — решением Оргбюро ЦК РКП(б) направлен на работу в Семипалатинск и рекомендован на должность секретаря губкома

1923, 9 марта — находился в Казани

1923, 27 марта — прибыл в Семипалатинск и вступил в должность секретаря губкома

1924, 23–31 мая — в качестве делегата с решающим голосом принимал участие в работе XIII съезда РКП(б)

1924, 28 июня — решением президиума Семипалатинского губкома РКП(б) направлен на работу в Киргизский обком РКП(б)

1924, 24 ноября – решением Оргбюро ЦК РКП(б) назначен секретарем Киргизского обкома РКП(б)

1924, 27 ноября – решением Политбюро ЦК РКП(б) (П38/24) утвержден членом бюро Киргизского обкома

1925, 11 мая — избран кандидатом в члены ВЦИК 12 созыва

1925, 20 мая — избран кандидатом в члены ЦИК 3 созыва

1925, 12 октября – решением Оргбюро ЦК РКП(б) утвержден заместителем ответственного секретаря Казахстанского крайкома

1925, 18–31 декабря — в качестве делегата с совещательным голосом принимал участие в работе XIV съезда ВКП(б)

1926, 25января — выехал из Кзыл-Орды в Москву на учебу в Коммунистическую академию

1927, 14 июля – прервав лечение выехал из санатория Шафраново в Москву

1927, 15 июля – решением Оргбюро ЦК РКП(б) утвержден помощником заведующего организационно-распределительным отделом ЦК ВКП(б)

1927, 15 ноября — утвержден заместителем заведующего организационно-распределительным отделом ЦК ВКП(б)

1927, 2—19 декабря — в качестве с делегата с совещательным голосом принимал участие в работе XV съезда ВКП(б)

1928, 25 июня – 8 августа – находился в очередном отпуске

1929, 23–29 апреля – в качестве делегата с совещательным голосом принимал участие в работе XVI конференции ВКП(б)

1929, 10 мая – 9 июня – находился в очередном отпуске

1929, 31 августа — в соавторстве с Л. Мехлисом и П. Поспеловым опубликовал в журнале «Большевик» (№ 16) статью «Правый уклон в практической работе и партийное болото»

1929, 16 декабря — назначен заместителем наркома земледелия СССР «с поручением ему работы по кадрам»

1929, 28 декабря – решением Оргбюро ЦК РКП(б) освобожден от должности заместителя заведующего организационно-распределительным отделом ЦК ВКП(б)

1930, март — в журнале «Спутник агитатора» (№ 8) опубликована статья Ежова «Город на помощь деревне»

1930, 26 июня -13 июля – в качестве делегата с совещательным голосом принимал участие в работе XVI съезда ВКП(б)

1930, 15 октября – решением Оргбюро ЦК ВКП(б) назначен лектором по курсу партийного строительства в Высшей школе партийных организаторов при ЦК ВКП(б)

1930, октябрь — в журнале «Социалистическая реконструкция сельского хозяйства» (№ 9—10) опубликована статья Ежова «Кондратьевщина в борьбе за кадры»

1930, 14 ноября – решением Политбюро ЦК ВКП(б) (П15/39) утвержден на должность заведующего Распределительным отделом ЦК ВКП(б)

1930, 16 ноября – освобожден от должности заместителя наркома земледелия СССР

1930, 25 ноября — решением Политбюро ЦК ВКП(б) (П16/63) Ежову разрешено присутствовать на заседаниях Политбюро и получать все материалы, рассылаемые членам и кандидатам в члены ЦК ВКП(б)

1931, 10 января – решением Политбюро ЦК ВКП(б) (П23/28) утвержден членом «комиссии исполнения при СНК РСФСР»

1931, 5 марта — избран членом ВЦИК 15 созыва

1931, 25 июля — решением Политбюро ЦК ВКП(б) (П51/10) Ежову предоставлен отпуск на два месяца в санатории Абастумани

1931, 9 декабря – утвержден членом президиума Всесоюзного совета по коммунальному хозяйству при ЦИК СССР

1932, 30 января – 4 февраля — в качестве делегата с совещательным голосом принимал участие в работе XVII конференции ВКП(б)

1932, 17, 20 марта — в «Правде» опубликована статья Ежова «Некоторые вопросы подготовки и расстановки кадров»

1933, 28 апреля – принято решение ЦК и ЦКК ВКП(б) о чистке партии, Ежов утвержден членом Центральной комиссии по чистке партии

1934, 26 января — на первом заседании XVII съезда ВКП(б) избран в состав секретариата съезда и мандатной комиссии съезда

1934, 1 февраля — на XVII съезде ВКП(б) выступил с отчетом мандатной комиссии съезда (опубл.: XVII съезд ВКП(б). Стенографический отчет. М., 1934. С. 302–304)

1934, 9 февраля – на XVII съезде ВКП(б) избран членом ЦК ВКП(б)

1934, 10 февраля — на пленуме ЦК ВКП(б) избран членом Оргбюро ЦК ВКП(б)

1934, 11 февраля — утвержден заместителем председателя Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б)

1934, 10 марта — решением Политбюро ЦК ВКП(б) (ПЗ/55) утвержден заведующим Промышленным отделом ЦК ВКП(б)

1934, 28 мая – решением Политбюро ЦК ВКП(б) (П7/212) Ежову предоставлен отпуск на два месяца с 1 июня

1934, 11 июля — принято решение Политбюро ЦК ВКП(б) (П10/145) о направлении Ежова для лечения за границу и выделении «до 1200 рублей в валюте»

1934, 17 июля — принято решение Политбюро ЦК ВКП(б) (П11/3) о направлении Ежова с женой за границу для лечения сроком на три месяца с выдачей «3 тысяч рублей золотом под отчет»

1934, 26 августа — принято решение Политбюро ЦК ВКП(б) (П13/6) о дополнительной выдаче Ежову 1000 рублей золотом для окончания лечения и запрещении ему выезда в СССР «до окончания отпуска»

1934, 6 октября — Ежов возвратился из отпуска в Москву и приступил к работе

1934, 25 декабря – решением Политбюро ЦК ВКП(б) (П17/250) утвержден председателем Комиссии ЦК ВКП(б) по загранкомандировкам (вместо А.А. Жданова)

1935, 22 января – избран членом Президиума ВЦИК 16 созыва

1935, 1 февраля — на пленуме ЦК ВКП(б) избран секретарем ЦК ВКП(б)

1935, 3–5 февраля — выступил с докладом на совещании руководящего состава НКВД СССР в связи с убийством Кирова (см.: РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 5; ЦА ФСБ. Ф. 3. Оп. 2. Д. 8)

1935, 6 февраля – избран членом ЦИК СССР 7 созыва

1935, 27 февраля – назначен членом комиссии ЦИК по рассмотрению представлений о награждении орденами СССР

1935, 28 февраля – на пленуме ЦК ВКП(б) назначен председателем Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б)

1935, 10 марта – решением Политбюро ЦК ВКП(б) (П23/54) утвержден заведующим Отделом руководящих партийных органов ЦК ВКП(б)

1935, 6 июня — выступил на пленуме ЦК ВКП(б) с докладом «О служебном аппарате секретариата ЦИК Союза ССР и т. А. Енукидзе» (см.: РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 7; ЦА ФСБ. Ф. 3. Оп. 4. Д. 37. Л. 84-129)

1935, 20 августа — избран членом Исполкома Коминтерна

1935, 2 сентября – посетил Перервинский узел Южного района Управления строительства канала Москва – Волга (Перековка. 1935. 5 сентября. № 66)

1935, 21 сентября — решением Политбюро ЦК ВКП(б) (ПЗЗ/228) Ежову предоставлен отпуск на два месяца с 25 сентября

1935, 5 октября – Ежов пишет Сталину письмо о том, что 6 октября уезжает в отпуск – «завтра уезжаю в отпуск, должен был уехать 1 октября, но заболел гриппом» (см.: РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 729. Л. 71)

1935, 11 октября – утвержден ответственным редактором журнала «Партийное строительство»

1935, 25 декабря — выступил на пленуме ЦК ВКП(б) с докладом «Об итогах проверки партийных документов» (См.: РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 2. Д. 561. Л. 127–133)

1936, 25 января – выступил на совещании в ЦК ВКП(б) с докладом «Об итогах проверки партийных документов» (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 120. Д. 240. Л. 20–34)

1936, март — освобожден от должности ответственного редактора журнала «Партийное строительство»

1936, 31 марта – решением Политбюро ЦК ВКП(б) (П38/180) Ежову предоставлен отпуск на три недели в Мухалатке (Крым)

1936, 3 июня — выступил на пленуме ЦК ВКП(б) с докладом «Об обмене партийных документов» (см.: РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 2. Д. 567. Л. 133–161)

1936, 19 июля – решением Политбюро ЦК ВКП(б) (П41/1Х) организовано Бюро по делам РСФСР при ЦК ВКП(б), Ежов утвержден членом этого Бюро

1936, 23 сентября – Политбюро ЦК ВКП(б) (П3166) разрешило Ежову выехать в Сочи к Сталину

1936, 26 сентября — Постановлением ЦИК СССР назначен наркомом внутренних дел СССР

1936, 1 октября — вступил в должность наркома внутренних дел СССР

1936, 22 ноября — решением Политбюро ЦК ВКП(б) (П44/301) назначен заместителем председателя Комитета резервов при Совете Труда и Обороны СССР, вместо Г.Г. Ягоды (постановление СНК СССР № 2035 от 23 ноября 1936 г.)

1936, 3 декабря — выступил с докладом на совещании руководящего состава НКВД СССР (опубл.: Петров Н., Янсен М. «Сталинский питомец» – Николай Ежов. М., 2008. С. 252–289)

1936, 4 декабря — выступил на пленуме ЦК ВКП(б) с докладом «Об антисоветских троцкистских и правых организациях» (опубл.: Декабрьский пленум ЦК ВКП(б) 1936 года: Документы и материалы / сост. В.Н. Колодежный, Л.Н. Доброхотов. М., 2017. С. 19–46, 143–179)

1937, 23 января – решением Политбюро ЦК ВКП(б) (П45/177) введен в состав Комиссии Политбюро ЦК ВКП(б) по судебным делам

1937, 27 января – Постановлением ЦИК СССР Ежову присвоено специальное звание Генерального комиссара государственной безопасности

1937, 23 февраля – выступил на пленуме ЦК ВКП(б) с докладом о деле Бухарина и Рыкова (опубл.: Вопросы истории. 1992. № 3–4. С. 3–24)

1937, 26 февраля — выступил на пленуме ЦК ВКП(б) с заключительным словом по докладу о деле Бухарина и Рыкова (опубл.: Вопросы истории. 1993. № 2. С. 26–33)

1937, 2марта — выступил на пленуме ЦК ВКП(б) с докладом «Уроки вредительства, диверсии и шпионажа японо-немецко-троцкистских агентов» (опубл.: Вопросы истории. 1994. № 10. С. 13–27)

1937, 3 марта — выступил с заключительным словом на пленуме ЦК ВКП(б) (опубл.: Вопросы истории. 1995. № 2. С. 16–21)

1937, 11 марта — выступил с докладом перед молодыми коммунистами и комсомольцами мобилизованными на работу в органы НКВД (опубл. Лубянка: ВЧК-ОГПУ-НКВД-НКГБ-МГБ-МВД-КГБ. 1917–1991: справочник / под ред. акад. А.Н. Яковлева; авторы-сост.: А.И. Кокурин, Н.В. Петров. М., 2003. С. 569–582)

1937, 19 марта — выступил на собрании актива ГУГБ НКВД СССР с докладом об итогах февральско-мартовского пленума ЦК ВКП(б) (см.: ЦА ФСБ. Ф. 3. Оп. 4. Д. 23. Л. 1-80)

1937, 14 апреля — вошел в состав постоянной комиссии (т. н. «пятерки») созданной при Политбюро ЦК ВКП(б) в целях «подготовки для Политбюро, – а в случае особой срочности – и для разрешения вопросов секретного характера, в том числе и вопросов внешней политики»

1937, 22 апреля – сопровождал Сталина, Молотова и Ворошилова при посещении канала Москва – Волга

1937, 27 апреля – решением Политбюро ЦК ВКП(б) (П49/77) утвержден кандидатом в члены Комитета обороны при СНК СССР (постановление СНК СССР № 691 от 28 апреля 1937 г.)

1937, 23 июня — выступил на пленуме ЦК ВКП(б) с докладом о раскрытом органами НКВД «объединенном Центре центров» (см.: Петров Н., Янсен М. «Сталинский питомец» – Николай Ежов… С. 293–312)

1937, 16 июля — постановлением ВЦИК город Сулимов переименован в Ежово-Черкесск

1937, 16 июля – с участием Ежова в Москве началось оперативное совещание начальников НКВД регионов, где было намечено начать «массовую операцию» репрессий против «бывших кулаков и антисоветского элемента» в первую очередь

1937, 17 июля – постановлением ЦИК СССР награжден орденом Ленина «за выдающиеся успехи в деле руководства органами НКВД по выполнению правительственных заданий»

1937, 27 июля — выступил на церемонии награждения орденами сотрудников НКВД (опубл, частично: Правда. 1937. 28 июля. Полностью: Лубянка: ВЧК-ОГПУ-НКВД-НКГБ-МГБ-МВД-КГБ. 1917–1991:справочник… С. 586–587)

1937, 12 октября – на пленуме ЦК ВКП(б) избран кандидатом в члены Политбюро ЦК ВКП(б)

1937, 25 октября — награжден орденом Красного Знамени Монгольской Народной Республики

1937, 1 декабря – решением Политбюро ЦК ВКП(б) (П55/380) Ежову предоставлен отпуск до 7 декабря «с пребыванием за городом и с воспрещением ему появляться в учреждении для работы»

1937, 9 декабря — выступил с речью перед избирателями в Горьком (опубл.: Правда. 1937. 11 декабря)

1937, 12 декабря — избран депутатом Верховного Совета СССР

1938, 11, 14, 18, 20 января — участвовал в работе январского пленума ЦК ВКП(б)

1938, 12–19 января – участвовал в работе первой сессии Верховного Совета СССР

1938, 24 января — выступил на открытии совещания руководящего состава НКВД СССР (опубл.: Петров Н., Янсен М. «Сталинский питомец» – Николай Ежов… С. 313–320)

1938, 25 января — выступил с заключительной речью на совещании руководящего состава НКВД СССР (см.: ЦА ФСБ. Ф. 3. Оп. 5. Д. 14. Л. 342–391)

1938, 12 февраля — выехал с бригадой работников НКВД в Киев

1938, 17 февраля – выступил в Киеве на совещании руководящего состава НКВД УССР (опубл.: Петров Н., Янсен М. «Сталинский питомец» – Николай Ежов… С. 320–345)

1938, 8 апреля – Указом Президиума Верховного Совета СССР назначен наркомом водного транспорта СССР

1938, 8 апреля — утвержден членом Военно-технического бюро Комитета обороны при СНК СССР

1938, 28 мая – присутствовал на оперативном совещании руководителей подразделений УНКВД по Московской области

1938, 31 мая — решением Политбюро ЦК ВКП(б) (П61/286-оп) утвержден членом военно-промышленной комиссии при Комитете обороны при СНК СССР (постановление Комитета обороны при СНК СССР № 107сс от 1 июня 1938 г.)

1938, 24 июня — избран депутатом Верховных Советов АзербССР, КазССР, КиргССР, ТаджССР, ТуркмССР, УзбССР

1938, 26 июня – избран депутатом Верховных Советов РСФСР, УССР, БССР и депутатом Верховных Советов автономных республик: Башкирской, Кабардино-Балкарской, Калмыкской, Карельской, Крымской, Мордовской, Немцев Поволжья, Татарской, Удмуртской, Чечено-Ингушской, Чувашской

1938, 15–20 июля – участвовал в работе первой сессии Верховного Совета РСФСР

1938, 10–21 августа — участвовал в работе второй сессии Верховного Совета СССР

1938, 17 ноября – принято постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия» (опубл.: Исторический архив. 1992. № 1. С. 125–128)

1938, 19 ноября – на заседании Политбюро ЦК ВКП(б) обсуждалось заявление начальника УНКВД по Ивановской области В.П. Журавлева о недостатках в работе НКВД СССР

1938, 23 ноября — Ежов направил в Политбюро ЦК ВКП(б) заявление с просьбой об освобождении от должности наркома внутренних дел СССР (опубл.: Исторический архив. 1992. № 1. С. 129–130)

1938, 21 ноября – Е.С. Ежова покончила с собой в больнице

1938, 24 ноября — принято решение Политбюро ЦК ВКП(б) (П65/3) об освобождении Ежова от обязанностей наркома внутренних дел СССР и назначении на эту должность Берии

1938, 25 ноября — принят Указ Президиума Верховного Совета СССР об освобождении Ежова и назначении Берии на должность наркома внутренних дел

1938, 5 декабря — принято решение Политбюро ЦК ВКП(б) (П66/47), обязывающее Ежова сдать, а Берию принять дела по НКВД при участии А.А. Андреева и Г.М. Маленкова

1938, 8 декабря – в «Правде» и других газетах опубликовано сообщение об освобождении Ежова и назначении Берии на должность наркома внутренних дел

1939, 10января — постановлением СНК СССР № 34 Ежову объявлен выговор «за манкирование работой» в Наркомате водного транспорта

1939, 19 января – решением Политбюро ЦК ВКП(б) (П67/122) освобожден от обязанностей члена Комиссии Политбюро ЦК ВКП(б) по судебным делам

1939, 29 января – участвовал в заседании Политбюро ЦК ВКП(б)

1939, 31 января – участвовал в заседании Оргбюро ЦК ВКП(б)

1939, 10–21 марта — в качестве делегата с совещательным голосом посещал заседания XVIII съезда ВКП(б)

1939, 21 марта — на состоявшемся XVIII съезде ВКП(б) не избран в состав руководящих партийных органов, т. е. лишился всех своих партийных постов

1939, 29 марта — принято решение Политбюро ЦК ВКП(б) (П1/99), обязывающее Ежова сдать дела по секретариату ЦК ВКП(б)

1939, 9 апреля – Наркомат водного транспорта СССР разделен на два наркомата, Ежов лишился своей последней должности

1939, 10 апреля – арест Ежова

1939, 19 апреля – Указом Президиума Верховного Совета СССР Ежовский район города Свердловска переименован в Молотовский (ГА РФ. Ф. 7523. Оп. 4. Д. 12. Л. 150)

1939, 27 апреля – Указом Президиума Верховного Совета СССР имя Ежова снято со Школы усовершенствования командного состава пограничных и внутренних войск НКВД СССР (ГА РФ. Ф. 7523. Оп. 4. Д. 12. Л. 234)

1939, 10 июня — Ежову предъявлено обвинение по статьям 58—1«а», 58-5, 19–58 п. 2 и 8, 58-7, 136 «г», 154 «а» ч. 2 УК РСФСР

1940, 11 января — Берия направил Сталину сообщение о том, что Ежов заболел воспалением легких и о проводимом лечении

1940, 13 января — Ежов переведен в больницу Бутырской тюрьмы

1940, 17января – принято решение Политбюро ЦК ВКП(б) (П11/208-оп) о предании суду Военной коллегии Верховного суда с применением закона от 1 декабря 1934 года 457 человек – «врагов ВКП(б) и Советской власти активных участников контрреволюционной, право-троцкистской заговорщической и шпионской организации», из них приговорить к расстрелу 346 человек, в том числе Ежова, Фриновского, Евдокимова и др.

1940, 1 февраля — Ежову вручено обвинительное заключение по его делу

1940, 2 февраля – Берия имел беседу с заключенным Ежовым

1940, 3 февраля — Ежов выступил с заявлением на закрытом судебном заседании Военной коллегии Верховного суда СССР перед вынесением ему приговора (опубл.: Московские новости. 1994. 30 января. № 5)

1940, 4 февраля – Военная коллегия Верховного суда СССР вынесла Ежову приговор к высшей мере наказания

1940, 6 февраля – Ежов казнен. Составлен акт о расстреле и справка об отправке тела на кремацию

1941, 24 января – Указом Президиума Верховного Совета СССР Ежов лишен ордена Ленина «за поступки, порочащие звание орденоносца, согласно положению об орденах СССР»

1998, 4 июня — Военная коллегия Верховного суда Российской Федерации признала Н.П. Ежова не подлежащим реабилитации

Глава первая

Начало карьеры

Согласно официальной биографии Николай Иванович Ежов имел пролетарское происхождение и родился 1 мая 1895 года в столице России Санкт-Петербурге в бедной семье рабочего (металлиста-литейщика). Однако на допросе после ареста в апреле 1939 года Ежов рассказал, что родился он в Мариямполе¹, уездном городе Сувалкской губернии (ныне юго-запад Литвы, недалеко от польской границы, в то время это была часть Российской империи). Он переехал в Петербург только в 1906 году, когда ему было 11 лет, но после революции стал утверждать, что родился именно там. В личном деле Ежова, которое довольно аккуратно велось до 1930 года и сохранилось в бывшем архиве ЦК КПСС (теперь РГАНИ), дата рождения отсутствует, указаны только год и место рождения – 1895, Ленинград². Лишь недавно историки из Литвы Ритас Нарвидас и Андрюс Тумавичюс обнаружили в метрической книге церкви Воскресения Христова города Ковно (ныне Каунас) запись о рождении 8 (20 по новому стилю) апреля и крещении 16 (28) апреля 1895 года младенца, нареченного Николаем. Родителями значились Иван Иванович Ежов и его жена Анна Антоновна³. Отец Ежова в метрической книге записан крестьянином Красненской волости Крапивенского уезда Тульской губернии.

Согласно опубликованному подробному исследованию о родословной Ежова по отцовской линии его дед Иван Петров происходил из крепостных крестьян и получил фамилию Ежов при поступлении на военную службу⁴. Его сын Иван, родившийся 12 (24) ноября 1861 года в селе Волхонщина и крещеный в Богоявленской церкви села Красного, – будущий отец Николая Ежова⁵.

Ежов также признался, что его отец вообще не был промышленным рабочим. Напротив, после призыва на военную службу Иван Ежов, русский крестьянин из села Волхонщина Крапивенского уезда Тульской губернии, был зачислен в музыкантскую команду 111 пехотного Донского полка. Полк дислоцировался в районе Ковно и Мариямполя, и здесь Иван Ежов женился на служанке капельмейстера. После демобилизации он стал лесничим, а затем стрелочником на железной дороге. В 1902–1903 годах, как утверждал его сын, он содержал чайную, которая на самом деле была публичным домом. После того как чайная закрылась, с 1905 по 1914 год, Ежов старший работал маляром. С точки зрения пролетарского происхождения «отягчающим обстоятельством» было то, что он был мелким подрядчиком и держал двух подмастерьев. Иван Ежов умер в 1919 году, после длившейся несколько лет болезни⁶. А точнее – от белой горячки⁷.

Мать Николая Ежова также не соответствовала появившимся позднее требованиям к происхождению. В его официальной биографии не говорится, что его мать, Анна Антоновна Ежова (родилась около 1864 года) – служанка капельмейстера военного оркестра – была литовкой. Сам Ежов утверждал в анкете в 1924 году, что он понимает по-польски и по-литовски так же, как и по-русски; однако три года спустя, такое происхождение уже не годилось, и он стал утверждать, что знает только русский язык⁸.

У Ежова была сестра Евдокия, старше его на два года, и брат Иван, родившийся в 1897 году в местечке Вейвера Мариямпольского уезда Сувалкской губернии⁹. Братья не ладили между собой. Позднее Николай Ежов говорил своему племяннику Виктору, сыну Евдокии, что Иван, хотя и был моложе на два года, систематически избивал его и однажды ударил гитарой в уличной драке, чего Николай никогда не забывал. В 1939 году Николай Ежов на допросе показал, что незадолго до призыва в армию, в 1916, Иван состоял в шайке преступников¹⁰. Осенью 1938 года в письме, адресованном Сталину, он писал, что его брат был «полукриминальным элементом» и что он с детства не поддерживал с ним никаких связей¹¹.

Николай Ежов проучился в начальной школе (возможно, в церковно-приходской) не более года; как было позже написано в его уголовном деле, он имел «неоконченное начальное образование». Сам Ежов в ранней автобиографии довольно откровенно писал, что в школе он проучился только 9 месяцев: «Лично меня школьная учеба тяготила, и я всеми способами от нее увиливал»¹². В 1906 году, в возрасте 11 лет, его отдали в ученики к одному из родственников семьи, частному портному в Петербурге. Начиная с 1909 года Ежов был подмастерьем, а затем рабочим-металлистом на нескольких заводах Петербурга. Более года он потратил на поиски работы в Литве и Польше, работал в Ковно (ныне Каунас) подмастерьем на механических заводах Тильманса, а в других городах нанимался в помощники к ремесленникам¹³.

В 1914–1915 годах он работал в Петрограде на кроватной фабрике и на заводах Недермейера и Путилова. Тогда же он участвовал в стачках и демонстрациях. Несмотря на недостаток образования, он довольно много читал и имел среди рабочих кличку «Колька-книжник»¹⁴. В анкете в начале 20-х годов он утверждал, что «самостоятельно обучился грамоте»¹⁵. За участие в забастовке на заводе «Треугольник» Ежов был арестован и выслан из Петрограда¹⁶. В 1915 году, находясь у родственников в Крапивенском уезде, он поступил добровольцем в армию и 15 июня был зачислен в 11 роту 76-го пехотного запасного полка, а затем с маршевой ротой прибыл в 172-й Лидский пехотный полк¹⁷. Неизвестно, какие обстоятельства повлияли на его решение добровольно записаться в армию. Честолюбие, помноженное на романтическое восприятие военной службы, и желание отличиться или патриотический угар, охвативший страну? Ясно одно, при своих физических данных – малорослости и болезненности – ему очень хотелось быть не хуже других.

Вскоре Ежов оказался на фронте и в боях с немцами под городом Олита (ныне Алитус, к западу от Вильнюса) был ранен и получил шестимесячный отпуск по ранению. По некоторым данным, он вернулся в Петроград на Путиловский завод. В лазарет Ежов действительно попал в августе 1915 года, но вот относительно факта ранения вопрос остается открытым. Скорее всего, боевые условия так подействовали на тщедушного Ежова, и он получил такую нервную встряску, что был отправлен с передовой по общему состоянию здоровья. Об этом свидетельствует карточка на рядового 172 Лидского полка Н.И. Ежова в картотеке учета потерь. В графе время и место сражения указан город О лита и дата – 15 августа, а вот в графе «куда ранен» значится на латыни Anemia¹⁸. То есть речь идет об анемии (малокровии) – признаке резкого упадка общего состоянии здоровья. Конечно, анемия могла быть вызвана и большой кровопотерей, но в таком случае в карточке было бы точное указание на характер ранения. Далее следует запись о пребывании Ежова с 8 по 15 сентября 1915 года в Екатеринбургском этапном лазарете 10-й армии. Кратковременность пребывания в лазарете – признак отсутствия какого-либо серьезного ранения. И, разумеется, полугодовой отпуск по болезни свидетельствует о выявленной в тот момент явной непригодности Ежова к строевой службе.

В 1916 году Ежов был призван снова и сначала стал рядовым в 3-м пехотном полку в Ново-Петергофе, а затем рабочим-солдатом команды нестроевых Двинского военного округа. С 3 июня 1916 – мастер артиллерийских мастерских № 5 Северного фронта в Витебске¹⁹.

Путиловский завод, забастовка – все из анкет, заполненных позже самим Ежовым, или с его слов. За неимением других источников эти сведения стоит воспринимать с осторожностью. Другое дело – военная служба Ежова, о которой сохранились архивные документы, картотеки, выписки из приказов. События 1917 года и начало политической активности Ежова – наиболее мифологизированный сюжет. Творцом легенд был не столько сам Ежов, сколько его биографы и историки, лепившие героический образ активного борца за советскую власть. Их вклад в создание мифов о Ежове значителен. Да и сама его биография 1917 и 1918 года полна неясностей и давала простор для фантазии.

Именно в этот период, согласно утверждениям Ежова, и началась его революционная карьера. Хотя позднее один из сослуживцев рассказывал, как однажды Ежов, раздобыв где-то орденскую ленту, выдавал себя за георгиевского кавалера²⁰. Возможно, об этом он мечтал, записавшись в 1915 году в добровольцы.

Н.И. Ежов (справа).

Витебск. 1916.

[РГАСПИ]

Но в тридцатые годы подобный эпизод, разумеется, не годился для анкет, и эта часть биографии Ежова преподносилась в духе революционного романтизма с непременным подчеркиванием его бунтарского характера²¹. В конце 30-х годов Александру Фадееву было поручено написать биографию Ежова. Задание писатель выполнил, и рукопись небольшой книги поступила в издательство. Но Ежова арестовали прежде, чем биографию успели напечатать²². Часть рукописи Фадеева сохранилась в бумагах Ежова под названием «Николай Иванович Ежов: сын нужды и борьбы» (1937–1938). «Это был маленький чернявый подросток, с лицом открытым и упрямым, с внезапной мальчишеской улыбкой и ловкими точными движениями маленьких рук», – писал Фадеев и продолжал:

«Маленький питерский мастеровой, очень сдержанный и скромный, с ясным, спокойным и твердым взглядом из-под черных и красивых бровей, любитель чтения, любитель стихов и сам втайне их пописывающий, вдумчивый и задушевный друг, свой парень, любивший в часы досуга сыграть на гитаре, спеть и поплясать, бесстрашный перед начальством – Ежов пользовался среди своих товарищей большой любовью и влиянием»²³.

Примерно то же самое пишет и Арвид Дризул, знавший Ежова по работе в артиллерийской мастерской Ns 5. В интервью с Исааком Минцем из Института истории партии Дризул описывает «Колю» как «юркого, живого парня», «общего любимца» и острого на язык в разговорах с другими рабочими. Как утверждает Дризул, Ежов принял активное участие в деятельности Красной гвардии еще до того, как вступил в партию, но он «не был трибуном». Дризул добавляет: «Ежов мало выступал. Он два-три слова скажет… Он был кропотливым оратором, эта его черта до последнего дня осталась. Он не любил выступать»²⁴. Воспоминания Дризула стали подлинной находкой для партийного историка Минца, который всерьез взялся восполнить существенный пробел в биографии Ежова – начало его революционной карьеры. Минц обратился в Институт истории партии при ЦК КП(б) Белоруссии с просьбой найти в архивах хоть что-нибудь, посетовав, что «никаких документов о политической деятельности тов. Ежова в Витебске за 1917 г. у него нет», за исключением записи беседы с самим Ежовым²⁵. Однако и там ничего существенного, кроме приказов по 5-м артиллерийским мастерским, не нашли.

В 1937 году воспоминания Дризула были профессионально отредактированы и с заголовком «Боевые страницы прошлого» отосланы для публикации в журнал «Партийное строительство». Теперь абзац о Ежове заиграл новыми красками: «Многие рабочие этих мастерских знали Николая Ивановича как веселого, общительного человека, умеющего в беседах ставить перед ними остро жизненные политические вопросы и находить на них убедительные правильные ответы. Это был большевистский массовик-агитатор, умеющий организовывать массы вокруг партии Ленина – Сталина»²⁶. Ежов высказался отрицательно о готовящейся публикации. Дризул тут же пожалел о том, что не согласовал передачу рукописи в журнал с ЦК ВКП(б) и 20 ноября 1937 года отослал копию статьи Поскребышеву, приложив покаянную записку²⁷.

В вышедшей в том же 1937 году брошюре «Великая Социалистическая Революция в СССР» Минц продолжал превозносить прошлое Ежова: «Крепостью большевиков в Витебске были 5-е артиллерийские мастерские Северного фронта. Здесь работал путиловский рабочий Николай Иванович Ежов. Уволенный с завода в числе нескольких сот путиловцев за борьбу против империалистической войны, Ежов был послан в армию, в запасной батальон». После забастовки, пишет Минц, «батальон немедленно расформировали, а зачинщиков забастовки вместе с Ежовым бросили в военно-каторжную тюрьму, в штрафной батальон»²⁸. Хотя в действительности нет никаких достоверных свидетельств, что Ежов вообще принимал участие в каких-либо выступлениях солдат. Между тем Минц, живописуя революционные подвиги Ежова, добавляет откуда-то взявшиеся подробности: «Живой, порывистый, он с самого начала революции 1917 года с головой ушел в организационную работу. Ежов создавал Красную гвардию, сам подбирал участников, сам обучал их, доставал оружие»²⁹.

Вступление Ежова в коммунистическую партию произошло при столь же неясных обстоятельствах. Сам он утверждал, что после Февральской революции, 5 мая 1917 года, он вступил в РСДРП(б), ленинскую партию большевиков (или коммунистическую партию, как она стала называться позднее); в анкете начала двадцатых годов он сообщает, что стал членом партии именно с того времени³⁰. Однако в материалах Института истории партии при ЦК КП(б) Белоруссии указывается, что 3 августа 1917 года он вступил в Витебскую организацию РСДРП (интернационалистов), уплатив вступительный взнос и членский взнос за август³¹. Здесь же напомним, что объединенные интернационалисты, к которым относилась витебская партийная организация, занимали промежуточное положение между большевиками и меньшевиками³².

Согласно изложенной им самим биографии Ежов стал лидером партийной ячейки артиллерийской мастерской № 5, а с октября 1917 по 4 января 1918 года был помощником комиссара, а затем и комиссаром станции Витебск и «организовывал новые партийные ячейки». Говоря о Февральской и Октябрьской революциях 1917 года, в анкете начала двадцатых годов он пишет, что «активно участвовал в обеих революциях», а в другой анкете утверждает, что во время Октябрьской революции участвовал в «разоружении казаков и польских легионеров»³³. Минц, развивая тему, особо подчеркивает: «Витебский военно-революционный комитет после восстания в Петрограде не пропускал ни одного отряда на помощь Временному правительству, 1 ноября в Витебске был разоружен казачий полк, спешивший на помощь Керенскому»³⁴.

С легкой руки Минца и другие пропагандисты взялись раздувать революционные заслуги Ежова, приписывая ему руководящую роль в витебской большевистской верхушке: «В Витебске большевики, руководимые Н.И. Ежовым, создали Военно-революционный комитет, который, получив сведения о восстании в Петрограде, стал полновластным органом советской власти»³⁵.

Однако в 1930-х годах в партийных кругах высказывались и иные мнения о «революционном» прошлом Ежова. Бывший кандидат в члены Политбюро Павел Постышев, будучи арестованным, говорил своим сокамерникам: «Кто же не знал в узких кругах партии, что Ежов в белорусских лесах в 1917–1918 годах занимался тем, чем занимался Сталин в Закавказье после первой русской революции – бандитизмом и грабежами»³⁶. Конечно, легендой является и активное участие Ежова в революции 1917 года в Петрограде, как об этом иногда пишут³⁷.

Так чем же в действительности занимался в Витебске Ежов? Архивные материалы, выявленные Институтом истории партии при ЦК КП(б) Белоруссии, подтверждают лишь сам факт его службы в 5-х артиллерийских мастерских. Однако приказом по мастерским от 27 мая 1917 года младший мастеровой Ежов был снят с довольствия по болезни. Следующее упоминание о Ежове мы встречаем лишь в приказе от 6 ноября 1917 года, где он уже числится на работе в канцелярии в должности писаря и назначается в очередное дежурство по мастерским (вышел ли он на это дежурство, не известно). И, наконец, в приказе по 5-м артиллерийским мастерским от шестого января 1918 года по строевой части говорится: возвратившегося по выздоровлению из сводного полевого запасного 708-го госпиталя старшего писаря Николая Ежова «зачислить на провиантское, приварочное и чайное довольствие с 7-го сего января», и тут же в параграфе 6 этого же приказа: «уволенного по болезни в отпуск ст. писаря Николая Ежова исключить из списков мастерской, провиантско-приварочного, чайного, мыльного и табачного довольствия с 8-го сего января, а денежного с 1 февраля с.г.»³⁸. Как видим, Ежов лишь один день мелькнул на службе и тут же убыл в отпуск, получив деньги за период до первого февраля. Больше в мастерских, да и на военной службе его не видели. Сам же Ежов указывает время окончания своей военной службы – май 1917 года – и добавляет, что после этого, «фактически не демобилизованный вел работу в партии и совете»³⁹. Как видим, у Ежова с мая 1917 по январь 1918 года была уйма свободного времени, да и после увольнения в отпуск по болезни еще неизвестно, когда и куда он выехал из Витебска. По крайней мере даже в анкете, заполненной позднее, Ежов, не указал, чем он занимался с января по май 1918 года⁴⁰. Так что о его участии в «революционных» налетах и о том, что это за «Красная Гвардия», в которой он состоял, стоит еще поразмыслить.

В мае 1918 года Ежов встретился со своей семьей, эвакуировавшейся в Вышний Волочёк Тверской губернии. Здесь он получил работу на стекольном заводе Болотина. Стал членом заводского комитета, а с июня 1918 по апрель 1919 был членом районного комитета. Его отец умер в 1919 году здесь же, в Вышнем Волочке. «В начале 1919 года, – пишет в автобиографии Ежов, – мобилизован на колчаковский фронт»⁴¹. Однако повоевать «на колчаковских фронтах» ему не довелось, слесарем-механиком его зачислили в батальон особого назначения в городе Зубцов. Затем с мая 1919 года он служил в Саратове в запасном электротехническом батальоне, где возглавил партийную группу и стал секретарем партячейки военного района (городка). В архиве сохранилась карточка на красноармейца 3-го взвода электробатальона, составленная в июле 1919 года. В графе «адрес» указано: Петроград, улица Подольская, дом 3, квартира 4, Степанида Васильевна Ельцова⁴². Можно предположить, что по этому адресу Ежов жил в Петрограде в предыдущие годы, а вот кем Ежову приходилась Степанида Ельцова – неясно.

Двадцать лет спустя Владимир Константинов, эвакуировавший батальон из Петрограда в Саратов, рассказал на допросе: «И вот в 1919 году является ко мне такой шпингалет в порванных сапогах и докладывает, что прибыл и назначен ко мне политруком. Я спросил его фамилию, он ответил – Ежов»⁴³.

Солдаты радиотехнической роты отбывают на фронт

(Ежов в середине первого ряда). Казань. Июнь 1920. [РГАСПИ]

Они подружились и прослужили вместе до 1921 года. В августе 1919-го, после эвакуации в Казань, Ежов был назначен военным комиссаром радиотелеграфной школы РККА второй радиобазы, что свидетельствует об исключительно политическом и агитационном характере этой работы. Его образ ярко описывает А. Фадеев: он активно участвовал в сражениях, например в атаке на деревню Иващенково, где он был ранен тремя осколками снаряда, один из которых попал ему в челюсть. «Тяжелое ранение надолго вывело Ежова из строя. На всю жизнь у него остался шрам правее подбородка». Писатель не скупится, рисуя портрет Ежова того времени: «очень еще юный, чернявый парень с густыми черными бровями; мечтательное выражение глаз при сильной складке губ, – лицо одухотворенное, волевое»⁴⁴.

В феврале 1920 года Ежов получил взыскание от военного трибунала Резервной армии, к которой относилась его база, за недостаточную бдительность, из-за чего в школу было принято несколько дезертиров. Это упущение не повлияло на его карьеру, и в мае он был назначен военным комиссаром радиобазы в Казани⁴⁵. Хотя его дисциплинированность и усердие в исполнении приказов уже были замечены, его политическая репутация все же была запятнана. В 1936-м при обмене партбилета, заполняя регистрационный бланк, Ежов указал, что он принадлежал к «Рабочей оппозиции» внутри коммунистической партии, но порвал с ней перед Десятым съездом партии в марте 1921-го. Четыре года спустя, перед судом, он говорил, что только сочувствовал оппозиции, добавив, что никогда не был ее членом, а после критических выступлений Ленина в марте 1921 года осознал свои заблуждения и стал придерживаться ленинской линии⁴⁶. Однако дружеских связей с лидерами «Рабочей оппозиции» он не порывал. А своими корнями эти настроения уходили в дореволюционное прошлое Ежова. Будучи арестованным, чекист С.Ф. Редене показал, что по крайней мере один раз в частном разговоре Ежов хвастался, что когда-то пошел против Ленина и участвовал в полуанархистском движении Яна Махайского⁴⁷ против интеллигенции – «махаевщине»⁴⁸. Этот след тянулся за Ежовым всю его жизнь. Своим помощникам по ЦК в середине 1930-х Ежов жаловался, «что ему не раз уже напоминали и ставили в вину 1921 год, когда он примыкал к “рабочей оппозиции”»⁴⁹.

Удачный этап в карьере Ежова наступил, когда в апреле 1921-го он стал членом бюро и заведующим отделом агитации и пропаганды одного из районных комитетов партии Казани, а в июле получил такую же должность в Татарском обкоме партии. Примерно в это же время он был демобилизован из армии⁵⁰ и избран в президиум Центрального исполнительного комитета Татарской АССР. В августе, устав от напряженной работы, он получил отпуск и путевку в один из санаториев Москвы для лечения. Затем по рекомендации Центрального комитета партии находился в Кремлевской больнице с 18 января по 13 февраля 1922 года для излечения колита, анемии и катара легких⁵¹. Ясно, что тогда он уже был замечен и, по-видимому, в Москве встречался с влиятельными работниками аппарата ЦК Лазарем Каганович и Менделем Хатаевичем, которых, возможно, знал еще с Белоруссии⁵². В результате он получил руководящий пост: 15 февраля 1922 года секретариат ЦК назначил его ответственным секретарем Марийского обкома партии⁵³. Так как это назначение было довольно значимым, можно предположить, что в это время у него состоялась первая в жизни встреча со Сталиным.

Н.И. Ежов (крайний справа). Казань. 1921. [РГАСПИ]

Н.И. Ежов. Начало 1920-х. [РГАСПИ]

Назначение Ежова в небольшой областной центр – Краснококшайск (в настоящее время – Йошкар-Ола) началось для него с очень крупных неприятностей. В марте бюро обкома избрало его лишь после первоначального отказа, а И.П. Петров, председатель облисполкома, с самого начала занял открыто враждебную позицию, главным образом потому, что Ежов относился к местному языку и культуре как к «национальному шовинизму». Биографы Ежова согласны в том, что «проявились худшие черты его характера», отмечая его «жажду власти, высокомерие, грубость». Он продемонстрировал чисто административный подход, отказываясь принимать во внимание национальные особенности этой автономной области. Даже инструктору из центрального аппарата партии не удалось успокоить волнения среди народа⁵⁴.

С другой стороны, и сам Ежов тяготился пребыванием в глубинке. В письме к своим друзьям по «рабочей оппозиции» 21 сентября 1922 года он жаловался (орфография и пунктуация сохранены):

«…живу понимаеш-ли ты как “черт” – как таракан на горячей сковородке верчусь, делов до черта, а толку кажется мало. – Дыра скажу тебе здесь, так уж такой дыры не сыщешь наверное во всей РСФСР. Уж подлинно медвежий угол – ведь Краснококшайск (б. Царевококшайск) ты только подумай!

Вот черт возьми и позавидуешь Вам – все можно сказать блага культуры у вас под руками, а тут… э да ну ее к черту уж видно “долюшка” такая. А по правде сказать, так основательно понадоели эти “бухтаномии” пора-бы и на завод. А что то о заводе за последнее время стал скучать основательно пора-бы пора и на отдых, а то совсем можно разложиться в такой обстановочке»⁵⁵.

В октябре 1922 года Ежов опять попросил об отпуске, снова жалуясь на чрезмерное напряжение сил: «С февральской революции не пользовался отпуском. В феврале месяце с [его] г[ода] прямо из больницы направлен в Мар[ийскую] область. Измотался вконец. В настоящее время болею чуть ли не 7 видами болезней». Бюро обкома согласилось с этой просьбой, предоставив ему месячный отпуск и отпускные в 300 миллионов рублей (для того времени это была небольшая сумма), «ввиду ряда серьезных болезней». Временно его замещал один из коллег⁵⁶. Он проработал в Краснококшайске лишь семь месяцев.

Но вместо того чтобы отправиться прямо на курорт, Ежов вернулся в Казань, написав в письме: «Татария нравится мне больше Марландии»⁵⁷. Оттуда он поехал в Москву, где в конце октября присутствовал на заседании ВЦИК. Как утверждают некоторые авторы, на этом заседании Ленин сфотографировался в окружении группы делегатов, и одним из них был Ежов⁵⁸. Руководство ЦК согласилось не отправлять его обратно в Краснококшайск, а вместо этого, после месячного отдыха, направить на работу в другую область или перевести на другую работу. Дороговизна в Москве времен нэпа была ошеломляющей, и 6 ноября он написал, что «становится почти нетрудоспособным». Затем он отправился в Кисловодск – город-курорт на Северном Кавказе для лечения, хотя у него, как он жаловался в письме к другу, – «не было и медного гроша в кармане»⁵⁹. 28 ноября он уже был в кисловодском санатории и, скорее всего, обратился с просьбой о продлении отпуска; в телеграмме, отправленной в тот же день, он просит руководство ЦК дать ему знать, если к его просьбе отнесутся положительно⁶⁰.

Скорее всего, эта просьба была удовлетворена, и его отдых и лечение продолжились. Лишь 1 марта 1923 года на заседании Оргбюро и секретариата ЦК в Москве (с участием Сталина) Ежов был назначен ответственным секретарем Семипалатинского губкома партии на северо-востоке Киргизской (позднее Казахской) Республики⁶¹. Хотя сам Ежов на заседании не присутствовал, как это было в 1922 году, Сталин, вероятно, разговаривал с ним по поводу столь ответственного назначения. Ежов получил девять дней отпуска для поездки в Краснококшайск для передачи дел⁶². Девятого марта в письме бывшему коллеге по работе в Марийском обкоме партии П.Н. Иванову он писал, что слышал, будто «вы убрали Петрова», но, к его неудовольствию, комиссия Оргбюро вновь решила направить Петрова в Марийскую область⁶³. Девять дней спустя Ежов написал, что отправляется в Семипалатинск⁶⁴.

Так или иначе, Ежов превратил свой месячный отпуск в полугодовой. Создается впечатление, что в это время он был довольно слабым функционером, болезненным и не способным к интенсивной работе. Неудивительно, что о его работе в Марийской области были даны отрицательные отзывы: «Отсутствие достаточной теоретической подготовки и разностороннего организационно-практического навыка не дает возможности тов. Е[жову] сразу ориентироваться в особенно сложной обстановке на руководящем месте. Последнее подтверждается его первыми промахами на первых порах в Мар-области». Как особенность характера было отмечено также «некоторое упрямство, иногда граничащее со вспыльчивостью», вытекающее из «его тяги к единоличию». Ввиду недостаточной теоретической подготовки и «малого опыта руководящей работы», не рекомендовалось выдвигать Ежова на вышестоящие должности, а использовать на второстепенных ролях: заведующего Орготделом или отделом агитации губкома или же секретаря райкома партии⁶⁵.

Однако к этим рекомендациям явно не прислушались, и 27 марта Ежов подтвердил свое прибытие в Семипалатинск и приступил к работе в качестве секретаря губкома партии⁶⁶. Как утверждают его биографы, в своей новой должности он опять «проявлял своеволие» по отношению к секретарям райкомов⁶⁷. Фадеев пишет, что в некоторых районах преобладали антинэповские настроения. Сторонники уравнительного «коммунизма для бедных» провозгласили независимую «Бухтарминскую Республику»⁶⁸ в северо-восточном Казахстане, и Ежов вскоре обнаружил, что «среди руководителей губернии немало скрытых и явных врагов, сочувствующих восстанию и поддерживающих его». Он отправился во взбунтовавшиеся сельские районы без какой-либо военной охраны. Фадеев писал, что эта поездка была трудной и опасной, и мятежники покушались на жизнь Ежова. Но в конце концов мятеж удалось подавить мирными средствами⁶⁹. На фотографии того времени Ежов показан впереди группы солдат, возвращающихся после подавления мятежа.

Примерно через год, в мае 1924-го, Ежов был избран делегатом XIII съезда партии⁷⁰. В следующем месяце его переводят в Оренбург, где он возглавил Орготдел Киргизского обкома партии, что могло выглядеть как понижение в должности, если бы в ноябре того же года он не стал секретарем Киргизского обкома⁷¹. И здесь он также имел отрицательный опыт работы с местными функционерами. Как позже вспоминал один из бывших заключенных ГУЛАГа, Ежов был настолько не способен справиться с сильной местной троцкистской оппозицией, что прятался от нее на вокзале в салон-вагоне⁷².

Митинг после возвращения войск с подавления Бухтарминского восстания. 1923. [РГАСПИ]

В апреле 1925 года Киргизская республика была переименована в Казахскую, а столица перенесена в Кзыл-Орду. Этим же летом Ежов стал заместителем ответственного секретаря Казахстанского крайкома партии и заведующим Орготделом. Как указывает Фадеев, он проявил себя непримиримым противником концессий иностранных капиталистов, таких как британский бизнесмен Лесли Уркварт. Тогда же он самостоятельно изучал марксизм-ленинизм. Фадеев отмечает: «…с присущей ему исключительной работоспособностью он ночами сидел над книгами, овладевая теорией Маркса – Ленина – Сталина»⁷³. В 1924 году Ежов указал в анкете, что знает основную марксистскую литературу. Кроме того, имеются свидетельства, что в течение двух месяцев два раза в неделю по вечерам он посещал занятия кружка марксистского самообразования⁷⁴.

Карьера Ежова продолжалась. В декабре 1925-го он был избран делегатом XIV съезда партии в Москве, завершившего свою работу 31 декабря, а 18 января 1926 года секретариат ЦК известил Казахский обком, что Ежов направляется на годичные курсы марксизма-ленинизма при Коммунистической академии (комакадемии), где готовили профессиональных партийных функционеров.

Характеристика, выданная Н.И. Ежову Семипалатинским губкомом РКП(б). 22 июня 1923.

[РГАНИ. Ф. 5. Оп. 98. Д. 148732/10790. Л. 21]

Ежов вернулся в Кзыл-Орду после съезда и 25 января отбыл в Москву, где перед ним открывались новые перспективы для продвижения⁷⁵. Среди тех, с кем он вместе учился, были его будущий ближайший сотрудник Е.Г. Евдокимов и будущий глава Политического управления Красной армии Л.З. Мехлис⁷⁶. Ежов завершил обучение в начале 1927-го, о его деятельности после окончания комакадемии в наших сведениях существует пробел. Российские биографы Ежова указывают, что в феврале 1927 года он был назначен инструктором Орграспредотдела ЦК ВКП(б)⁷⁷. Возможно также, что в первой половине 1927 года он продолжил свою учебу, или же, как это было после окончания работы в Марийской области, пассивно ожидал нового назначения, находясь в распоряжении ЦК ВКП(б).

Зато точно известно, что в начале июля 1927-го, когда он проходил курс лечения кумысом в санатории в Шафраново неподалеку от Уфы на Урале, Орграспредотдел стал разыскивать его в связи с предстоящим назначением помощником заведующего⁷⁸. Только 13 июля Ежов дал о себе знать, объяснив задержку операцией, которую ему сделали в Уфе. Хотя лечение должно было закончиться лишь 1 августа, он уехал в Москву на следующий день, 14 июля⁷⁹. Оргбюро подтвердило это назначение 15 июля⁸⁰. Назначение на должность произошло необычно быстро. Как сообщает Лев Разгон, именно Иван Михайлович Москвин – заведующий Орграспредотделом ЦК с февраля 192 6⁸¹ – «нашел, достал, вырастил и выпестовал» Ежова: он вызвал «скромного и исполнительного секретаря отдаленного окружкома» в Москву и сделал его сначала инструктором Орграспредотдела, затем своим помощником и, наконец, своим заместителем⁸². Возможно, Москвин действительно сыграл решающую роль в выдвижении Ежова. Хотя не стоит забывать, что, прежде чем получить назначение в Орграспредотдел, Ежов был направлен в Москву на годичное как минимум обучение. И нет никаких сомнений, что накануне важного назначения он уже был знаком со Сталиным, так как последний считал необходимым хорошо знать своих аппаратчиков, особенно такого уровня.

Ежов стал заместителем заведующего Орграспредотделом ЦК ВКП(б) в ноябре 1927 года⁸³. В этом важном качестве он был посвящен в тонкости кадровой политики партии. Его отдел занимался подбором и расстановкой номенклатурных кадров по всей стране и во всех отраслях (сферах деятельности). Более того, он осуществлял проверку деятельности партийных организаций на местах. В новой должности он стал делегатом XV съезда партии (декабрь 1927 г.) и XVI партийной конференции (апрель 1929 г.)⁸⁴. Авторитет его настолько возрос, что секретарь Татарского обкома партии М.М. Хатаевич летом 1928 года обратился с просьбой, чтобы Ежов заменил его в этой должности: «Есть у вас, в ЦК, крепкий парень Николай Ежов, он наведет порядок у татар…» И хотя в ЦК, вероятно, были согласны с просьбой Хатаевича, по каким-то причинам новое назначение не состоялось⁸⁵.

Н.И. Ежов. 1927.

[РГАНИ]

В центральной прессе имя Ежова появилось в августе 1929 года как одного из трех авторов – наряду со Львом Мехлисом и Петром Поспеловым – статьи в теоретическом журнале партии «Большевик» под названием «Правый уклон в практической работе и партийное болото». На примере «астраханского дела», когда «морально-бытовое разложение» партийной верхушки в Астрахани способствовало «усилению частного капитала в рыбной промышленности» и «капиталистические элементы мирно врастали» в систему советского аппарата, авторы доказывали, что «партийное болото» на данном этапе «больше всего переплетается с правым уклоном». То есть наряду с явными правыми уклонистами, в партии имелись и скрытые правые уклонисты – «партийное болото». Авторы статьи призывали вести борьбу с характерными проявлениями «партийного болота»: местничеством, делячеством и аполитичностью⁸⁶.

В декабре 1929 года Ежов из Орграспредотдела был неожиданно для себя назначен на новую должность – заместителя наркома земледелия по кадрам⁸⁷. Поначалу он воспротивился, полагая, что это понижение в должности и не знакомый ему участок работы. Написал заявление, скандалил в приемной у Сталина. Как позднее показал Ежов, Сталин «меня пожурил за мое нехорошее поведение и сказал, чтобы я работал»⁸⁸. Наркомом земледелия был Яков Яковлев. Здесь впервые в жизни Ежову пришлось иметь дело с настоящими массовыми репрессиями. Когда в феврале 1930 года органы ОГПУ начали аресты и высылки сотен тысяч крестьян, названных «кулаками», Наркомат земледелия не остался в стороне. В июне-июле 1930 года партийная организация Наркомата земледелия выдвинула Ежова делегатом XVI съезда партии⁸⁹.

В нескольких статьях этого периода Ежов подтвердил свой радикализм. В марте 1930 года он опубликовал статью «Город – на помощь деревне» о мобилизации ноябрьским (1929) пленумом ЦК ВКП(б) 25 тысяч рабочих для коллективизации сельского хозяйства, что он оценил как свидетельство помощи рабочего класса колхозному движению⁹⁰. Другая статья, «Кондратьевщина в борьбе за кадры», вышедшая осенью того же года, была выдержана в духе борьбы с «вредительством в земельных органах» и сельскохозяйственной науке. Отметив недавние заслуги ГПУ в разоблачении вредительской организации в сельском хозяйстве, Ежов призвал бороться со старыми специалистами, в большинстве своем, по мнению автора статьи, реакционерами. Он даже привел любопытные выкладки распределения настроений в профессорско-преподавательском составе сельскохозяйственных учебных заведений. «Советски» настроенных среди них насчитывалось около 30 %, аполитичных или нейтральных было 25–30 %, их Ежов назвал полюбившимся ему словом «болото», остальные принадлежали к «реакционным группировкам, враждебно настроенным к советской власти». В статье Ежов утверждал, что необходимо принять серьезные меры к усилению пролетарской прослойки путем «социально-классового подбора» кадров в управленческих и земельных органах, в профессорско-преподавательском составе и среди обучающихся в сельскохозяйственных вузах. По его мнению, в этих организациях оставалось еще немало выходцев из «духовенства, купечества и дворянства». Одним из методов вредительства Ежов счел проводившуюся старыми спецами линию на универсальное сельскохозяйственное образование, отметив, что именно поэтому «реакционная часть профессуры» выступила против «узкой специализации» вузов, их дробления и передачи в различные ведомства⁹¹.

В статье «Некоторые вопросы подготовки и расстановки кадров», опубликованной в «Правде» в марте 1932, Ежов продолжал высказывать радикальные взгляды на образование. Он с удовлетворением отмечал, что «ушли в прошлое много-факультетные университеты, оторванные от производства», а их место заняли специализированные высшие учебные заведения, подчиненные хозяйственным наркоматам, неразрывно связанные с производством и способные подготовить инженеров по определенным специальностям за три-четыре года. Несмотря на сопротивление «реакционной части профессуры», как утверждал Ежов, 40–45 % учебного времени студенты стали проводить на предприятиях и, таким образом, «лекционная система все больше и больше уступает место активным методам учебы». Обильно цитируя в этой статье Сталина и Кагановича, Ежов писал: «Наши высшие учебные заведения превращены в своеобразные предприятия, выполняющие заказы народного хозяйства на подготовку необходимых ему специалистов»⁹².

Ежов вернулся на работу в партийный аппарат в ноябре 1930 года в качестве главы Распредотдела ЦК, одного из двух отделов, образовавшихся в результате разделения Орграспредотдела⁹³. Это была ключевая должность по контролю над подбором и расстановкой партийных кадров. 21 ноября – через неделю после назначения – он был принят Сталиным в Кремле⁹⁴. Тем самым он явно становился допущенным в ближний круг соратников Сталина. Четыре дня спустя по предложению непосредственного начальника Ежова в аппарате ЦК Лазаря Кагановича Политбюро разрешило ему присутствовать на своих заседаниях и получать все материалы, рассылаемые членам ЦК⁹⁵. Другими словами, Ежов, хотя и не был членом ЦК, получал сведения о государственных и партийных делах наравне с членами Политбюро.

Девятого ноября 1931 года он снова был принят Сталиным вместе с Кагановичем, Молотовым и Ворошиловым; присутствовали также заместитель председателя ОГПУ Генрих Ягода, Э.П. Берзин и С.А. Бергавинов⁹⁶.

Г.Г. Ягода. 1933. [Беломорско-Балтийский канал имени Сталина. История строительства. 1931–1934. М., 1934]

С.А. Бергавинов. 1936.

[РГАСПИ]

Два дня спустя Сталин подписал постановление Политбюро о добыче золота на Крайнем Севере. Было решено организовать государственный трест «Дальстрой» под непосредственным руководством Берзина и под контролем Ягоды и установить для треста жесткую программу добычи золота. Бергавинов, в качестве первого секретаря Дальневосточного крайкома партии, должен был изучить возможности использования ледоколов. А Ежову, Ягоде и другим было поручено «разработать льготы, которыми будут пользоваться как заключенные переселенцы, так и добровольцы за хорошую работу на Колыме (сокращение срока наказаний, восстановление в правах гражданства, обеспечение семей добровольно уехавших, повышение оклада и т. д.)»⁹⁷. Так было положено начало печально известной системе принудительного труда на Колыме.

После этой встречи произошел характерный инцидент. Когда Ежов выходил из Кремля вместе с Ягодой и Бергавиновым, Ягода предложил им сесть в его автомобиль. По пути Ежов, одетый в легкое летнее пальто, очень сильно замерз. Ягода возмутился, что он так легко одет: как он мог так поступить, если на лечение его слабых легких были потрачены такие значительные средства! Ежов отвечал, что зимнего пальто у него нет. Тогда Бергавинов счел, что в таком случае он должен получить мех на зимнее пальто. В течение двух недель он получил несколько отрезов беличьего меха, причем без всякого счета. По-видимому, Центральная Контрольная Комиссия узнала об этом, и затем Ежов послал объяснительную записку ее председателю Матвею Шкирятову, утверждая, что мех лежит неиспользованным в его квартире, и он готов поделиться им в любое время⁹⁸.

Этот эпизод следует рассматривать в связи с проблемами со здоровьем Ежова. Еще раньше, в июне 1931 года, глава Лечебно-санитарного управления (Лечсанупра) Кремля доложил Кагановичу и Постышеву, что Ежов страдает туберкулезом легких, мизастенией, неврастенией, вызванной напряженной работой, анемией и недоеданием. Ему требовался немедленный двухмесячный отпуск по болезни в санатории на юге, например в Абастумани в Грузии или в Кисловодске⁹⁹. В ноябре следующего года он же снова сообщил ЦК, что Ежов болен еще и ангиной, а также страдает ишиасом, и ему требуется срочное обследование в Кремлевской больнице и диета, чтобы он мог поскорее вернуться к работе¹⁰⁰.

В Казани, не позже июня 1921 года, Ежов женился на Антонине Титовой, партийной функционерке низшего звена, бывшей на несколько лет моложе его. Она поехала с ним в Краснококшайск и Семипалатинск, но летом 1923-го отправилась в Москву для учебы в Тимирязевской сельскохозяйственной академии. В конце 1925 супруги воссоединились в Москве. С ними жила мать Ежова, которой в то время было немногим более 60 лет, и двое детей его сестры Евдокии – подростки Людмила и Анатолий Бабулины, учившиеся в Москве (сама Евдокия вместе с четырьмя другими своими детьми жила в деревне недалеко от Вышнего Волочка Тверской области). После окончания сельскохозяйственной академии в 1928 году Антонина также поступила на работу в Наркомат земледелия на должность начальника подотдела. При помощи мужа она опубликовала книгу «Коллективизация сельского хозяйства и крестьянская женщина». Однако примерно в 1930 году они развелись, поскольку Ежов, никогда не отличавшийся супружеской верностью, завязал серьезные отношения с другой женщиной¹⁰¹.

Е.С. Хаютина (Фейгенберг) с приемной дочерью Наташей.

[Из открытых источников]

Ее звали Евгения Соломоновна (или Залмановна), урожденная Фейгенберг. Она родилась в 1904 году в большой еврейской семье в Гомеле, где ее отец был мелким торговцем. Там же еще в юном возрасте она вышла замуж за Лазаря Хаютина. Потом она развелась с ним и стала женой журналиста и дипломата Алексея Гладуна. С сентября 1926 года они жили в Лондоне, но были высланы из Великобритании в связи с действиями британских властей в мае 1927 года по отношению к советской торговой делегации и последующего разрыва дипломатических отношений между Москвой и Лондоном. Гладун вернулся в Москву, а Евгения работала некоторое время машинисткой в советском торговом представительстве (торгпредстве) в Берлине, где летом 1927 года она познакомилась с писателем Исааком Бабелем и, возможно, имела роман с ним. По крайней мере, как утверждает вдова Бабеля, писатель знал Евгению еще со времени ее работы в одесском издательстве.

Прошло немного времени, и Евгения вернулась в дом мужа в Москве, а в ноябре 1927 года Ежов, вероятно, впервые появился у нее дома; они могли также встречаться и в санатории на берегу Черного моря. В 1939 году Гладун показал на допросе следующее: «Она называла Ежова восходящей звездой и поэтому ей было выгоднее быть с ним, чем со мной». В 1930 году Ежов женился на Евгении, которая взяла его фамилию. Жили они в центре Москвы. Евгения работала машинисткой в газете «Крестьянская газета», редактором которой был Семен Борисович Урицкий, с которым у нее, по-видимому, тоже завязался роман. Урицкий освободил ее от обязанностей машинистки, желая сделать ее журналисткой. У нее был своего рода салон, где она принимала писателей, артистов и дипломатов. Кроме Бабеля, постоянными гостями салона были писатели Лев Кассиль и Самуил Маршак, а также певец и музыкант Леонид Утесов¹⁰².

Несколько иную историю женитьбы Ежова представила Зинаида Кориман, чья двоюродная сестра Зинаида Гликина была ближайшей подругой Евгении Соломоновны. Кориман познакомилась с ней в 1931 году на курорте в Одессе. Евгения Соломоновна приехала на отдых вместе с Гликиной, которая рассказала, что Евгения хочет разойтись со своим мужем Гладуном и «намеревается женить на себе Н. Ежова по тем соображениям, что Ежов находится на ответственной работе и, конечно, более выгодная фигура по сравнению с Гладуном»¹⁰³. Кориман вспоминает: «Мы с Гликиной весьма одобрительно относились к этой идее, рассчитывая, что и нам что-нибудь перепадет, если улучшатся условия жизни Хаютиной»¹⁰⁴.

Кориман как раз в это же время собиралась развестись со своим мужем. Осенью 1931 года она выехала в Москву и остановилась у Гликиной, жившей на Госпитальном валу со своим мужем Гликиным Яковом Соломоновичем – юрисконсультом Центросоюза. Со слов Кориман, в 1932 году Хаютина сошлась с Ежовым, и Гликина очень часто бывала у них на квартире. Как поясняет Кориман, постепенно при содействии Гликиной она сблизилась с Ежовой, и в 1934 году, когда Евгения выехала с мужем на дачу, уступила ей свою квартиру в Малом Палашевском переулке¹⁰⁵.

С.Б. Урицкий. 1936.

[РГАСПИ]

И.Э. Бабель. [Из открытых источников]

В конце 20-х – начале 30-х годов Ежов пристрастился к пьянству. Позже Зинаида Гликина, давняя подруга Евгении еще по Гомелю и постоянная гостья в ее доме, показала на допросе: «…еще в период 1930–1934 годов я знала, что Ежов систематически пьет и часто напивается до омерзительного состояния… Ежов не только пьянствовал. Он, наряду с этим, невероятно развратничал и терял облик не только коммуниста, но и человека»¹⁰⁶. Одним из его близких друзей, с которым Ежов любил пьянствовать по ночам, был его коллега по Наркомату земледелия Федор Михайлович Конар (Полащук). Скорее всего, они познакомились в 1927 году. После ареста Ежов утверждал: «Конар и я всегда пьянствовали в компании проституток, которых он приводил к себе домой»¹⁰⁷. Став заместителем наркома земледелия, Конар в январе 1933 был арестован по обвинению в шпионаже в пользу Польши, два месяца спустя приговорен к смерти за «вредительство в сельском хозяйстве» и расстрелян¹⁰⁸.

Другим собутыльником был Лев Ефимович Марьясин, бывший еще одним, наряду с Ежовым, заместителем заведующего Орграспредотделом с ноября 1927 года. В 1930 году Марьясин стал членом правления Госбанка СССР, а в следующем году – заместителем председателя. В 1934 он был уже председателем правления Госбанка и заместителем наркома финансов. Имеются свидетельства о том, как Марьясин и Ежов любили убивать время. Напившись пьяными, они устраивали соревнование, кто из них, сняв штаны и сев на корточки, выпуская газы, быстрее сдует горку папиросного пепла с пятикопеечной монеты¹⁰⁹. Ежов называл Марьясина «Лёвушка»¹¹⁰.

Ф.М. Конар (тюремная фотография). 1933. [ЦА ФСБ]

Л.Е. Марьясин (тюремная фотография). 1936. [ЦА ФСБ]

Через Марьясина Ежов познакомился с его шефом Юрием (Георгием) Леонидовичем Пятаковым. С 1928 года Пятаков был заместителем председателя, а в следующем году – уже председателем правления Госбанка СССР; в 1932 он занял пост заместителя наркома тяжелой промышленности. На суде в 1940 году Ежов рассказал о своей обиде на Пятакова: «Обычно Пятаков, подвыпив, любил издеваться над своими соучастниками. Был случай, когда Пятаков, будучи выпивши, два раза меня кольнул булавкой. Я вскипел и ударил Пятакова по лицу и рассек ему губу. После этого случая мы поругались и не разговаривали»¹¹¹. Марьясин пытался помирить обоих, но Ежов отказался и в конце концов порвал и с Марьясиным. Еще одним собутыльником Ежова был работник Госбанка Григорий Аркус. Пока компания не распалась, они неплохо проводили время: «Вместе с Пятаковым, Марьясиным, Аркусом и Конаром Ежов пьянствовал у себя на даче»¹¹². Именно через Аркуса Ежов мог познакомиться со своей будущей женой Евгенией, которая в 1927 году короткое время жила в доме Аркусов. Все эти и другие знакомые Ежова были впоследствии осуждены как «троцкисты» и т. п., а когда в 1939 году Ежов сам был арестован, его, конечно же, обвинили в контактах с этими «врагами».

Ю.Л. Пятаков. 1922. [РГАСПИ]

Г.М. Аркус. 1936. [РГАСПИ]

В первые годы своей карьеры Ежов еще не имел репутации жестокого и беспощадного исполнителя. Его вовсе не считали плохим человеком. В провинции он производил впечатление «нервного, но действующего из лучших побуждений и внимательного человека, свободного от высокомерия и бюрократических манер»¹¹³. Когда Юрий Домбровский встретился с коллегами Ежова по партийной работе в Казахстане, никто из их не сказал о нем ничего плохого: «Это был отзывчивый, гуманный, мягкий, тактичный человек… Любое неприятное личное дело он обязательно старался решить келейно, спустить на тормозах»¹¹⁴. В том же духе говорила о нем Анна Ларина (Бухарина): «Он отзывался на любую малозначительную просьбу, всегда чем мог помогал»¹¹⁵. А Надежда Мандельштам встретила Ежова в воскресном доме отдыха для партийных руководителей в 1930 году, и он показался ей «скромным и довольно приятным человеком»¹¹⁶. В общем, по отзывам современников, он производил впечатление «хорошего парня» и «хорошего товарища»¹¹⁷.

В конце 20-х годов Лев Разгон, женатый на падчерице Ивана Москвина, часто встречался с Ежовым в семейном кругу: «Ежов совсем не был похож на вурдалака. Он был маленьким, худеньким человеком, всегда одетым в мятый дешевый костюм и синюю сатиновую косоворотку. Сидел за столом тихий, немногословный, слегка застенчивый, мало пил, не влезал в разговор, а только вслушивался, слегка наклонив голову»¹¹⁸. Жена Москвина беспокоилась, почему он так мало ест; ее очень заботило его здоровье (он страдал туберкулезом). У него был приятный голос, и в компании он иногда пел народные песни. Москвин ценил его как безупречного исполнителя. Когда его бывший протеже стал шефом НКВД, он сказал Разгону:

«Я не знаю более идеального работника, чем Ежов. Вернее, не работника, а исполнителя. Поручив ему что-нибудь, можно не проверять и быть уверенным – он все сделает. У Ежова есть только один, правда, существенный недостаток: он не умеет останавливаться… И иногда приходится следить за ним, чтобы вовремя остановить»¹¹⁹.

В самом начале 30-х годов известность Ежова перешагнула границы страны. Его беспощадно точный психологический портрет появился на страницах «Социалистического вестника»:

«Бывший питерский рабочий-металлист, едва ли не с Путиловского завода, он принадлежит к тому типу рабочих, который хорошо знаком каждому, кто в былые годы вел пропаганду в рабочих кружках Петербурга. Маленькой ростом, – почти карлик, – с тонкими, кривыми ножками, с асимметрическими чертами лица, носящими явный след вырождения (отец – наследственный алкоголик), со злыми глазами, тонким, пискливым голосом и острым, язвительным языком… Типичный представитель того слоя питерской «мастеровщины», определяющей чертой характера которых была озлобленность против всех, кто родился и вырос в лучших условиях, кому судьба дала возможность приобщиться к тем благам жизни, которых так страстно, но безнадежно, желал он.

Л.М. Разгон. 1936.

[РГАСПИ]

И.М. Москвин (тюремная фотография). 1937.

[ЦА ФСБ]

В умелых руках из таких людей вырабатывались незаменимые агитаторы; особенно охочи они были на всевозможные проделки против мастеров, сыщиков. Нередко они являлись инициаторами различного рода актов мелкого саботажа… Но к методической, настойчивой работе они всегда были неспособны, мало-мальски длительная безработица почти неизменно уводила их из рядов рабочего движения, – к анархистам, к махаевцам (анти-интеллигентские настроения им были свойственны едва ли не от рождения)»¹²⁰.

Помимо прочего, нужно отметить поразительное знание некоторых деталей ранней биографии Ежова! Об этом мог знать только человек из «близкого круга». И нелюбовь Ежова к интеллигентам кажется вполне очевидной.

Некоторые современные авторы считают, что классовые инстинкты Ежова сформировались в сильно политизированной среде, в условиях обострения противоречий между рабочими и предпринимателями. Например, Р.В. Торстон высказывает следующее предположение: «Возможно, именно эта атмосфера сделала Ежова менее терпимым по отношению к управленцам и бюрократам, по которым террор в конце тридцатых годов прошелся особенно сильно»¹²¹. Российский историк О.В. Хлевнюк указывает, что последующая деятельность Ежова не была в первую очередь направлена против так называемых специалистов в экономике, а в некоторых случаях он даже защищал их¹²². Так, в 1933 году говорили, что он защищал управляющих угольных шахт, которых в отдельных регионах слишком часто снимали с работы, что весьма отрицательно сказывалось на угледобыче¹²³.

Много позже помощник Ежова по работе в ЦК В.Е. Цесарский отмечал его пренебрежительное отношение к крестьянству как к «темной силе» и так охарактеризовал его мировоззрение:

«Анархо-синдикалистские, меньшевистские взгляды Ежова сказывались в его насмешливом, издевательском тоне, в котором он постоянно говорил о мужике, в его недооценке колхозного строительства и особых функций пролетарского государства, как орудия подавления сопротивления эксплуататоров, в его тяготении к рабочей оппозиции…»¹²⁴ Конечно, это было свидетельство, данное задним числом, да еще и под следствием. Тем не менее антикрестьянские и радикальнопролетарские настроения Ежова подтверждают и другие его современники.

Но одно дело – политические или экономические интересы текущего момента и совсем другое – чувства, которые действительно испытывал к интеллигенции Ежов. Как отмечалось в цитированной выше статье «Социалистического вестника», как личность он сложился, несомненно, в годы революции:

«Анти-интеллигентская закваска в этой обстановке нашла благоприятную почву для развития. Озлобленность против интеллигенции, – и партийной в том числе, – огромная, – надо видеть, каким удовольствием сияют его глазки, когда он объявляет какому-нибудь из таких интеллигентов о командировке его на тяжелую работу в провинцию…»¹²⁵

Позднее, став наркомом внутренних дел, Ежов потрудился выяснить, кто же тогда передал материалы о нем за границу. И выяснил! Как заявил Ежов в своем последнем слове на суде: «В этой статье было очень много вылито грязи на меня и других лиц. О том, что эта статья была передана именно Пятаковым, установил я сам»¹²⁶. Однако существуют и другие объяснения столь глубокой информированности западной прессы о личности и особенностях характера Ежова. Столь точные детали мог передать и Исаак Бабель, тесно друживший с женой Ежова и выезжавший за границу примерно в то же время¹²⁷.

Ключевой фразой в статье «Социалистического вестника» было провидческое замечание «в умелых руках». Вот как пишет о Ежове Виктор Тополянский: «Много лет играл он во взрослого, вызывая одобрение старших, а затем и самого Сталина. Генеральному секретарю импонировали полное отсутствие самостоятельности и чрезвычайная внушаемость, свойственные инфантилизму вообще и отчетливо выраженные у его ставленника в частности. Еще больше привлекали Сталина послушность и услужливость его фаворита, та особая готовность выполнить любое указание, пунктуальность и поспешность в реализации, какими и должны были отличаться, по его мнению, истинные верность и преданность хозяину»¹²⁸. Ежов попал в действительно умелые руки.

Многолетняя секретарь Ежова свидетельствовала об интересном факте. Работая в ЦК, Ежов никогда не снимал трубку телефона, предоставляя отвечать на звонки секретарям, а сам слушал разговор по параллельному телефону: «Однажды он даже получил выговор от Кагановича за то, что сам Ежов никогда не берет трубку телефона»¹²⁹. Что это, попытка подражать большому начальству и рано усвоенный бюрократический стиль или сочетание инфантилизма с известной долей аутизма?

В то же время коллеги Ежова в партийном руководстве дружно свидетельствовали о его больших организаторских способностях и «железной хватке», говорили о его энергичности и твердой руке¹³⁰. И, самое главное, он был «беспредельно предан Сталину»¹³¹. Как пишет Рой Медведев, влияние Сталина на Ежова стало «полным, неограниченным, почти гипнотическим»¹³². Вождь партии сделал его ключевой фигурой в борьбе с «врагами народа» – то есть с теми, кто был против его единоличной власти.

* * *

¹ В советское время с 1955 по 1989 год город носил название Капсукас.

² РГАНИ. Ф. 5. Оп. 98. Д. 148732/10790 (личное дело Ежова). Л. 9.

³ Соколов Б. Метрика палача / Дилетант. 2018. 27 ноября. Доступно на: https://diletant.media/articles/44460025/

⁴ Российский М.А. Корень зла: к родословной сталинского наркома Н.И. Ежова / Журнал российских и восточноевропейских исторических исследований. 2020. № 1. С. 16.

⁵ Там же. С. 18.

⁶ ЦА ФСБ. Ф. 3-ос. Оп. 6. Д. 2. Л. 109–158; РГАНИ. Ф. 5. Оп. 98. Д. 148732 (личное дело Ежова). Л. 9; Пиляцкин Б. «Враг народа» Ежов остается врагом народа / Известия. 1998. 4 и 5 июня.

⁷ ЦА ФСБ. АСД В.Н. Ефимова. Р-23463. Л. 270.

⁸ Там же. Ф. 3-ос. Оп. 6. Д. 2. Л. 109–158; РГАНИ. Ф. 5. Оп. 98. Д. 148732. Л. 7, 9.

⁹ Расстрельные списки. Москва, 1935–1953. Донское кладбище. М., 2005. С. 163.

¹⁰ ЦА ФСБ. Ф. 3-ос. Оп. 6. Д. 2. Л. 109–159.

¹¹ См.: Док. № 2. Высказывание о младшем Ежове в автобиографии Е. Скрябиной, возможно, относится не к Николаю, а к Ивану: См. Полянский А. Ежов: История «железного» сталинского наркома. М., 2001. С. 42.

¹² РГАНИ. Ф. 5. Оп. 98. Д. 148732. Л. 14.

¹³ Там же. Л. 7, 7 об.

¹⁴ Там же. Л. 20; Султанбеков Б. Сталин и «Татарский след». Казань, 1995. С. 188. В своих последующих сочинениях Ежов иногда использовал псевдоним «Н. Книжник»: См. Брюханов Б.Б., Шошков Е.Н. Оправданию не подлежит… С. 21.

¹⁵ РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 266. Л. 80.

¹⁶ Некоторые исследователи полагают, что ни в каких забастовках в это время Ежов не участвовал, а по неизвестным причинам покинул Петербург в 1913 году. См.: Павлюков А.Е. Ежов. М., 2007. С. 10–11.

¹⁷ Павлюков А.Е. Ежов… С. 14.

¹⁸ РГВИА. Картотека учета потерь. Ящик 1059—Е. Доступно на: см.: https:// gwar.mil.ru

¹⁹ РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 266. Л. 30.

²⁰ Показания И. Дементьева от 22 апреля 1939 г. / РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 375. Л. 118.

²¹ См.: Маршал советской разведки / Советская Белоруссия. 1938. 14 июня.

²² Иванов В.В. Загадка последних дней Горького// Звезда. 1993. № 1. С. 155.

²³ Фадеев А. Николай Иванович Ежов: Сын нужды и борьбы. См.: РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 270. Л. 69–86. Дальнейшие ссылки приводятся без указания архивной легенды.

²⁴ РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 270. Л. 1-11.

²⁵ Там же. Л. 34.

²⁶ Там же. Л. 51–65.

²⁷ Борисёнок Ю., Шишков А. Ежовские рукавицы. Старший писарь Николай Ежов жестко редактировал свою революционную биографию / Родина. 2017. № 6. С. 34–37.

²⁸ Минц И. Великая социалистическая революция в СССР. М., 1937. С. 52.

²⁹ Там же.

³⁰ РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 266. Л. 78.

³¹ Там же. Д. 270. Л. 33.

³² Там же. Д. 270. Л. 12, 33; The Mensheviks: From the Revolution of 1917 to the Second World War I ed. L.H. Haimson. Chicago, 1974. P. 11.

³³ РГАСПИ. Ф. 671. Оп.1. Д. 266. Л. 80; РГАНИ. Ф. 5. Оп.98. Д. 148732. Л. 7–7 об.

³⁴ Минц И. Великая социалистическая революция в СССР. М., 1937. С. 52.

³⁵ Кучкин. А. Великая Октябрьская социалистическая революция. М., 1938. С. 96.

³⁶ Авторханов А. Мемуары. Франкфурт-на-Майне. 1983. С. 553.

³⁷ Ковалев В. Два сталинских наркома. М., 1995. С. 177.

³⁸ РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 270. Л. 25–27, 36.

³⁹ РГАНИ. Ф. 5. Оп. 98. Д. 148732. Л. 7.

⁴⁰ Там же. Л. 8.

⁴¹ Там же. Л. 14.

⁴² РГВИА. Картотека учета потерь. Ящик 4814-Г. Доступно на: https://gwar.mil.ru

⁴³ ЦА ФСБ. Ф. 3-ос. Оп. 6. Д. 3. Л. 246.

⁴⁴ Фадеев. Николай Иванович Ежов… Л.73.

⁴⁵ Султанбеков Б. Сталин и «Татарский след»… С. 181; Брюханов Б.Б., Шошков Е.Н. Оправданию не подлежит… С. 14. См. также: Цитриняк Г. Расстрельное дело Ежова…

⁴⁶ РГАНИ. Регистрационный бланк Ежова 1936 года; Последнее слово Николая Ежова / Московские новости. 1994. № 5; см. также показания Ежова в апреле 1939 г.: ЦА ФСБ. Ф. 3-ос. Оп. 6. Д. 1. Л. 317–320.

⁴⁷ В 1930-е годы в Малой советской энциклопедии утверждалось, что «махаевщина» представляла собой течение в рабочем движении, сочетающее «элементы анархизма» с «извращенным марксизмом», ориентированное на низкоквалифицированных рабочих, деклассированные элементы и уличных хулиганов. Причем интеллигенция, согласно «махаевцам», – «класс по самой своей природе привилегированный и эксплоататорский» и он враждебен рабочему классу, ибо навязывает ему социализм, при котором «власть капиталистов и интеллигенции будет заменена властью одной интеллигенции» (Малая советская энциклопедия. М., 1930. Т. 5. С. 43–44).

⁴⁸ ЦА ФСБ. АСД М.П. Фриновского. Н—15301. Т. 10. Л. 127.

⁴⁹ ЦА ФСБ. АСД С.А. Рыжовой. Р—23514. Л. 102.

⁵⁰ РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 266. Л. 88–89; РГАНИ. Ф. 5. Оп. 98. Д. 148732. Л. 7, 7 об., 12 об., 60.

⁵¹ РГАНИ. Ф. 5. Оп. 98. Д. 148732. Л. 54, 55, 59, 62, 63, 67.

⁵² Султанбеков Б. Указ. соч. С. 183. В 1917 г. Каганович вел партийную работу в Гомельской и Могилевской губерниях Белоруссии, а Хатаевич был партийным функционером в Гомеле. Ежов мог видеть Кагановича в ноябре 1917 г., когда тот выступал на митинге железнодорожников и солдат в Витебске (Полянский А. Ежов… С. 71).

⁵³ РГАНИ. Ф. 5. Оп. 98. Д. 148732. Л. 22.

⁵⁴ Там же. Л. 1–2.

⁵⁵ Беленкин Б. Хороший, плохой, злой: Ежов, Молотов и Сталин в судьбе А. Шляпникова / Право на имя. Биография вне шаблона. Третьи чтения памяти Вениамина Иофе 22–24 апреля 2005. СПб., 2006. С. 16.

⁵⁶ Янтемир В. Прелюдия к «ежовщине»…; РГАНИ. Ф. 5. Оп. 98. Д. 148732. Л. 65, 68.

⁵⁷ РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 267. Л. 7 об., 8-11.

⁵⁸ Брюханов Б.Б., Шошков Е.Н. Оправданию не подлежит… С. 24. Авторы упоминают об этой фотографии, но, к сожалению, они не смогли ее найти; Ленин. Собрание фотографий и кинокадров. В 2 т. М., 1970. Т. 1. С. 417–418. Имеется фотография Ленина во время заседания ЦИК, однако лица в его окружении вымараны.

⁵⁹ РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 267. Л. 12–14, 6–6 об.

⁶⁰ РГАНИ. Ф. 5. Оп. 98. Д. 148732. Л. 30.

⁶¹ Там же. Л. 23; Султанбеков. Указ. соч. С. 184.

⁶² РГАНИ. Ф. 5. Оп. 98. Д. 148732. Л. 32, 33, 36.

⁶³ РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 267. Л. 18–19.

⁶⁴ Там же. Л. 20.

⁶⁵ РГАНИ. Ф. 5. Оп. 98. Д. 148732. Л. 17–17 об.

⁶⁶ Там же. Л. 64.

⁶⁷ Брюханов Б.Б., Шошков Е.Н. Оправданию не подлежит… С. 26,

⁶⁸ А. Фадеев ошибочно пишет «Батурминская республика».

⁶⁹ Фадеев А. Николай Иванович Ежов… Л. 74–75.

⁷⁰ Тринадцатый съезд РКП(б): Стенографический отчет. М., 1963. С. 722.

⁷¹ РГАНИ. Ф. 5. Оп. 98. Д. 148732. Л. 1–2, 41, 42.

⁷² Гнедин Е. Выход из лабиринта. М., 1994. С. 59.

⁷³ Фадеев А. Николай Иванович Ежов… Л. 77.

⁷⁴ РГАНИ. Ф. 5. Оп. 98. Д. 148732. Л. 8.

⁷⁵ Там же. Л. 44, 53.

⁷⁶ ЦА ФСБ. Ф. 3-ос. Оп. 6. Д. 3. Л. 81; Рубцов Ю. Alter ego Сталина: Страницы политической биографии Л.З. Мехлиса. М., 1999. С. 53.

⁷⁷ Брюханов Б.Б., Шошков Е.Н. Оправданию не подлежит… С. 160.

⁷⁸ РГАНИ. Ф. 5. Оп. 98. Д. 148732. Л. 49–50. Во время лечения он познакомился с Галиной Егоровой, женой будущего Маршала Советского Союза А.И. Егорова: ЦА ФСБ. Ф. 3-ос. Оп. 6. Д. 1. Л. 321.

⁷⁹ РГАНИ. Ф. 5. Оп. 98. Д. 148732. Л. 52.

⁸⁰ Там же. Л. 24.

⁸¹ Советское руководство. Переписка. 1928–1941 гг. М., 1999. С. 31, 477.

⁸² Разгон Л. Непридуманное. М., 1991. С. 14.

⁸³ РГАНИ. Ф. 5. Оп. 98. Д. 148732. Л. 69.

⁸⁴ Пятнадацатый съезд ВКП(б). Стенографический отчет. М., 1962. Т. 2. С. 1522; Шестнадацатая конференция ВКП(б). Стенографический отчет. М., 1962. С. 697.

⁸⁵ Брюханов Б.Б., Шошков Е.Н. Оправданию не подлежит… С. 32.

⁸⁶ Ежов Н., Мехлис Л., Поспелов П. Правый уклон в практической работе и партийное болото / Большевик. 1929. № 16. С. 39–62.

⁸⁷ РГАНИ. Ф. 5. Оп. 98. Д. 148732. Л. 25.

⁸⁸ Павлюков А.Е. Ежов… С. 83.

⁸⁹ XVI съезд Всесоюзной Коммунистической Партии (б): Стенографический отчет (М., 1930), С. 771.

⁹⁰ Ежов Н. Город – на помощь деревне / Спутник агитатора (для деревни). 1930. № 8. С. 4–9.

⁹¹ Ежов Н.И. Кондратьевщина в борьбе за кадры / Социалистическая реконструкция сельского хозяйства. 1930. № 9—10. С. 1–12.

⁹² Ежов Н. Некоторые вопросы подготовки и расстановки кадров / Правда. 1932. 17, 20 марта.

⁹³ РГАНИ. Ф. 5. Оп. 98. Д. 148732. Л. 69.

⁹⁴ На приеме у Сталина… С. 37. Этот визит продолжался полчаса. 29 ноября он был принят снова, в этот раз уже на полтора часа (там же).

⁹⁵ РГАНИ. Ф. 5. Оп. 98. Д. 148732; Сталинское Политбюро в 30-е годы. М., 1995. С. 20, 178; Хлевнюк О.В. Политбюро… С. 200; Первое присутствие Ежова на заседании Политбюро отмечено лишь в феврале 1934 (см.: Сталинское Политбюро… С. 232).

⁹⁶ На приеме у Сталина… С. 51.

⁹⁷ Возвращение памяти / Историко-архивный альманах. № 3. Новосибирск, 1997. С. 166.

⁹⁸ РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 267. Л. 22–25.

⁹⁹ Там же. Ф. 17. Оп. 120. Д. 45. Л.19.

¹⁰⁰ Там же. Л. 55.

¹⁰¹ См.: РГАНИ. Ф. 5. Оп. 98. Д. 148732. Л. 9. С 1927 года Ежовы жили в доме № 10/16 по Молочному переулку, кв. 20 (рядом с Остоженкой).

¹⁰² См.: Chentalinski V. La parole ressuscitee: Dans les archives litteraires du K.G.B. Paris, 1993. P. 62–65; Поварцов С. Причина смерти – расстрел… С. 39, 149-51; Брюханов Б.Б., Шошков Е.Н. Оправданию не подлежит… С. 33–34, 47, 160; Vaksberg A. The Prosecutor and the Prey: Vyshinsky and the 1930s’ Moscow Trials. London, 1990. P. 199; Жаворонков Г. И снится ночью день… С. 47, 51–52; интервью с А.Н. Пирожковой / Независимая газета. 1998.16 января. В конце 1920-х и начале 1930-х годов Ежов жил в доме № 1 по улице Остоженка в кв. 21, без Титовой (см.: ГА РФ. Ф. 1235. Оп. 14. Д. 46). Позднее он, скорее всего, жил в доме № 1 по 1-му Неопалимовскому пер., кв. 3, а затем в Мамоновском пер. (см.: РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 375. Л. 63; Д. 376. Л. 82–83).

¹⁰³ ЦА ФСБ. АСД З.А. Кориман. Р-40778. Л. 24.

¹⁰⁴ Там же.

¹⁰⁵ Там же. Л. 25.

¹⁰⁶ Шенталинский В.А. Донос на Сократа. М., 2001. С. 419.

¹⁰⁷ ЦА ФСБ. Ф. 3-ос. Оп. 6. Д. 1. Л. 323.

¹⁰⁸ Известия. 1933. 5 марта; Расстрельные списки. Выпуск. 2. Ваганьковское кладбище 1926–1936. М., 1995. С. 202, 211.

¹⁰⁹ ЦА ФСБ. АСД М.П. Фриновского. Н-15301. Т. 12. Л. 83–84.

¹¹⁰ ЦА ФСБ. АСД С.А. Рыжовой. Р-23514. Л. 17.

¹¹¹ Московские новости. 1994. № 5.

¹¹² ЦА ФСБ. АСД С.А. Рыжовой. Р—23514. Л. 18.

¹¹³ Medvedev В. Let History Judge… Р. 358–359.

¹¹⁴ Литературная газета. 1990. 22 августа.

¹¹⁵ Ларина (Бухарина) А. Незабываемое М., 1989. С. 269–270.

¹¹⁶ Mandelstam N. Hope against Норе: А Мемоп. New York, 1970. Р. 113, 322–325.

¹¹⁷ Thurston, Life and Terror in Stalin’s Russia… P. 28; Султанбеков. Сталин и «Татарский след»… С. 216.

¹¹⁸ Разгон Л. Непридуманное. М., 1991. С. 15.

¹¹⁹ Там же. Ежов перестал посещать квартиру Москвина после того, как занял его место в ЦК в начале 1934 г. и их отношения испортились.

¹²⁰ Социалистический вестник. 1933. 25 ноября. № 23. С. 8–9.

¹²¹ Thurston R.W. Life and Terror in Stalin’s Russia… P. 27. См. также: Ковалев В. Два сталинских наркома. М., 1995. С. 177.

¹²² Хлевнюк О.В. Политбюро… С. 200–201.

¹²³ Константинов С. Маленький человек / Независимая газета. 2000. 13 апреля.

¹²⁴ ЦА ФСБ. АСД С.А. Рыжовой. Р-23514. Л. 102–103.

¹²⁵ Социалистический вестник. 1933. 25 ноября. № 23. С. 9.

¹²⁶ Московские новости. 1994. № 5.

¹²⁷ Флейшман Л. От Пушкина к Пастернаку. М., 2006. С. 269–297.

¹²⁸ Тополянский В. Сквозняк из прошлого. М., 2009. С. 496.

¹²⁹ ЦА ФСБ. АСД С.А. Рыжовой. Р-23514. Л. 64.

¹³⁰ Шепилов Д. Воспоминания / Вопросы истории. 1998. № 4. С. 6.

¹³¹ Там же.

¹³² Medvedev R. Let History Judge… P. 358–359.

Глава вторая

«В начале славных дел» – руководство партийной чисткой и контроль работы НКВД

Почему Сталин столь благоволил Ежову? Для упрочения своей власти диктатору мог понадобиться идеальный исполнитель (как Ежова характеризовал Москвин), очень энергичный человек с огромными организационными способностями, сильная рука с железной хваткой. Когда Сталин наделил его полномочиями, тот повиновался с рьяным усердием и преданностью, выполняя любые приказы вождя. Он был прежде всего продуктом сталинской тоталитарной, террористической и бюрократической системы.

Сталин усиленно продвигал Ежова вверх по служебной лестнице. Возможно, он познакомился с ним еще в 1922–1923 годах. В 1927 году они были, несомненно, знакомы, а к 1930 году Ежов стал частью «близкого окружения» Сталина. Его стремительное выдвижение на ключевые позиции: начальник Распредотдела (1930), член Центральной комиссии ВКП(б) по чистке партии (1933), председатель мандатной комиссии XVII съезда партии, член ЦК и Оргбюро, заместитель председателя КПК (1934), секретарь ЦК, председатель КПК, заведующий Отделом руководящих партийных органов ЦК ВКП(б) и член Исполкома Коминтерна (1935), – без сомнения, происходило по инициативе Сталина. С 1930 года Ежову разрешается присутствовать на заседаниях Политбюро и иметь доступ к информации на уровне его членов. С начала 1935 года, он, не будучи членом Политбюро, находится в верхнем эшелоне партийного руководства, управляет кадровой политикой и государственной безопасностью. По отзыву Сталина в 1934 году, Ежов был «ценнейшим» работником. Преданные без оглядки исполнители и были нужны Сталину на этапе подготовки и в ходе грядущих больших чисток и политических перемен.

В середине 1930-х годов Ежов прочно занимает место в «ближнем кругу» Сталина. На первой странице праздничного номера «Правды» за 1 мая 1936 года была помещена композиция художника Василия Сварога, изображавшая Сталина и его соратников, шествующих по Кремлю на Красную площадь. На картине Ежов изображен в светлой косоворотке и темных галифе, заправленных в сапоги, а на голове у него простецкая кепка. Художник выписал и явил образ подлинно народный. Одет в пролетарском стиле – как все вокруг, простой и понятный, и в люди его вывела путиловская заводская проходная. А теперь он среди вождей и даже один из них. Идущий рядом Андреев, написан явно низкорослым, и Ежов на его фоне кажется вполне крепким парнем среднего роста. Что ни говори, а социалистический реализм творил чудеса!

Что Сталин разглядел в Ежове такого, что обеспечило тому столь стремительный взлет? Это ведь очень в сталинском стиле – выдвинуть «маленького человека», из самых низов, обласкать, облечь доверием и поставить на высокий пост. Он, благодарный и преданный, горы свернет. Вникал ли Сталин в анкетные данные Ежова? Безусловно! Биографическая ничтожность Ежова в судьбоносном 1917 году была налицо. Но именно такой и нужен был. Склонность Ежова приписывать себе «революционные заслуги», подправлять биографию – маленькая слабость. И чем выше он возносился, тем больше менялась и обрастала новыми героическими подробностями история его ранних революционных лет. Он превращался в человека с фальшивой биографией. Теперь Ежова постоянно преследовал страх неизбежного разоблачения.

И.В. Сталин и Н.И. Ежов. 1935. [20лет ВЧК-ОГПУ- НКВД. М., 1938. С. 36–37]

Вполне очевидно, Сталин разглядел в Ежове неуемное честолюбие, карьеризм, понял его слабости, позволявшие легко им управлять. Этот малозаметный партаппаратчик казался ему куском податливой глины, из которой можно вылепить значимую фигуру. А потом, по миновании надобности, растоптать. В 1933 году у Сталина уже был план проведения масштабной чистки, и Ежов мог стать идеальным исполнителем, орудием в его руках. Но главное – ростом Ежов был ниже Сталина. С учетом комплекса Сталина по поводу своих физических данных, это соображение – не второстепенное. Игрушка должна быть миниатюрнее хозяина.

И Ежов был отзывчив на сталинское благорасположение. И, что самое важное, он продемонстировал чутье, умел угадывать новые политические веяния, на лету подхватывая идеи, исходящие от Сталина, развивая их. Ему, как и Сталину, была свойственна граничащая с паранойей шпионофобия, он не страдал «идиотской болезнью политической беспечности». Все эти качества, а вкупе с ними анитиинтеллигентская закваска и темное прошлое Ежова, позволили Сталину вырастить из затрапезного партработника злодея.

В апреле 1933 года ЦК дал поручение, в том числе и Распредотделу во главе с Ежовым, провести чистку в партии, аналогичную тем, что были организованы в 1921 и 1929 годах¹.

Все члены партии должны были пройти проверку на предмет того, могут ли они и дальше оставаться в рядах ВКП(б); во время чистки прием новых членов не производился. В результате чистки многие были изгнаны из партии². Она проходила до мая 1935, а затем последовали еще две кампании под руководством Ежова, которые продолжались до сентября 1936 года³.

Когда в январе 1934 года открылся XVII съезд партии, Ежов был избран членом секретариата и председателем мандатной комиссии съезда⁴. На съезде его избрали членом ЦК, а по окончании съезда – заместителем председателя Комиссии партийного контроля (КПК)⁵. Как сообщалось, глава КПК, Каганович, лично выбрал его на пост своего заместителя⁶. На пленуме ЦК, созванном после съезда, Ежов стал также членом Оргбюро⁷. В марте ему было поручено руководить работой Промышленного отдела ЦК, а в декабре он сменил Андрея Жданова на посту председателя Комиссии по командировкам за границу⁸. Карьерный взлет Ежова был стремительным, как будто Сталин специально выделил его и доверял больше, чем кому-либо еще.

Не повредил Ежову и один очень неприятного свойства донос, направленный Сталину 6 февраля 1934 года коммунистом со стажем Сергеем Шурыгиным. В нем говорилось о Ежове: «Несколько дней назад один близкий Ежову и мне товарищ, фамилию которого я могу назвать в случае необходимости, рассказал мне под строгим секретом о разговоре с Ежовым совершенно возмутительного характера, в котором Ежов говорил о том, что Вы зажали все в кулаке, что в партии не смеют пикнуть, что выступить с мнением, отличным от Вашего, – значит потерять голову, о бутафории последних партийных конференций и XVII съезда. Я не хотел бы приводить точно слышанных мною фраз, до того возмутительными и оскорбительными для Вас они являются. При этом на вопрос, – “Как же ты можешь работать в ЦК при таком настроении”, – Ежов сказал: “Никто не знает, о чем я думаю. Пока приходится приспособляться к господствующим взглядам… Вот пройду в ЦК на Съезде, а там посмотрим… Ведь мне Коба неограниченно доверяет”»⁹.

Письмо С. Шурыгина. 6 февраля 1934. [РГАСПИ. Ф. 671. Оп.1.

Д. 252. Л. 78–78 об.]

В верхнем правом углу письма помета красным карандашом: «От т. Шурыгина». Именно такие пометы обычно делал Сталин, знакомясь с поступавшими на его имя документами. На письме нет штампа регистрации – номера и даты поступления. Возможно, оно было передано лично. Каким образом – не известно. Имя Сергея Шурыгина в списках делегатов съезда не значится. Самое неприятное для Ежова заключалось в том, что этот сигнал поступил за пару дней до выборов ЦК, куда Ежов так стремился. И от менее серьезных обвинений рушились карьеры, если Сталин принимал на веру написанное¹⁰. Но ничего не случилось, и письмо в итоге оказалось у Ежова. «Доверие Кобы» перевесило все наветы. Ему нужен был этот на вид скромный и исполнительный аппаратчик. И даже если за ним есть что-то, скажем, какой-то хвост из прошлого, не беда. Всему свое время. Чувствовалось, что Ежов – человек новой формации сталинских партаппаратчиков. Его коллеги по КПК отзывались о нем негативно: «Груб, упрям, поверхностный, подозрителен, мелочный. Хватает за всякое слово, используя для обвинения»¹¹. Ну разве не то, что нужно?

С начала 1934 года Ежов был связан с деятельностью органов государственной безопасности. 20 февраля он присутствовал на заседании Политбюро¹², на котором по инициативе Сталина было принято решение о реорганизации ОГПУ и образовании союзного Народного комиссариата внутренних дел (НКВД)¹³. В связи с этим через месяц Политбюро поручило комиссии под председательством Куйбышева и с участием Ежова подготовить реформу законодательства¹⁴. Несколько дней спустя Ежов вместе со Сталиным вошел в состав другой комиссии Политбюро под председательством Кагановича и получил задание разработать положение, регулирующие работу НКВД и Особого совещания¹⁶. В результате 10 июля ОГПУ было упразднено, а его функции перешли к вновь организованному НКВД с Генрихом Ягодой во главе, его заместителями стали Я.С. Агранов и Г.Е. Прокофьев. В состав НКВД вошло Главное управление Государственной безопасности (ГУГБ) – в качестве основного подразделения, – а также ГУЛАГ, Главное управление рабоче-крестьянской милиции и другие подразделения. В отличие от ОГПУ, НКВД не получил права выносить смертные приговоры, а также приговаривать к лишению свободы или ссылке на срок более пяти лет.