Читать онлайн Счастливый Дведик бесплатно

Глава 1. Скрытая особенность Кима Полянского

– И чего меня опять понесло в эту непонятную даль? – риторически вздохнула Ёшка.

Маленькая рыжая Ешка тоскливо вглядывалась в огромную вязкую тьму за безмолвным лобовым экраном. Словно надеялась увидеть там что-то иное, а не ставшую уже привычной мутную пустоту. Поникли даже веснушки, щедро рассыпанные по нежному фарфоровому лицу. Ее взгляд затуманился, в глазах появилась неопределенная рассеянность, она тянула слова нараспев по мотивам мелодичных «страданий»:

– Какая такая нужда выгнала меня из дома?

Что-то в рубке управления возмущенно взвизгнуло в ответ. Наверное, из-за напряжения просто фонила обшивка, но вся команда слаженно вздрогнула. Похоже, корабль разозлился на скучную зануду, которую не прельщали ветры космических странствий.

Лаборатория, официально именуемая «Коммуникативная экспедиция предконтакта», сокращенно – «КЭП», вчера вышла из гипертуннеля. И хотя государственной исследовательской конторе не пришлось несколько дней томиться в очереди частников у горлышка канала, до пункта назначения оставалось лететь «своим ходом» еще больше земных суток. Что касается даты возвращения, то она вообще таинственно мерцала в неопределенном будущем.

Ева с пониманием и даже некоторым сочувствием посмотрела на Бодрчкову. У Ешки дома осталось двадцать четыре кошки.

– Нет, конечно, – продолжила та разговаривать как бы исключительно сама с собой.

На самом деле посыл этих «страданий» предназначался для Евы, которая не может настоять на менее сбивчивом графике и более удобных маршрутах:

– Маиса сварит курицу и посолит нормально, но вот часто забывает дать «Очагу» команду на отключку. Конечно, тут же срабатывает регулятор, но я боюсь, что у Маисы начинается склероз. Старенькая она уже управляться со всей кодлой без меня.

Ева сделала вид, что не заметила упрека в голосе Ешки. В конце концов, та была права. В Управлении вообще особо ни с кем не считались, хоть ты лаборант, хоть разведчик, гоняли специалистов в соответствии с необходимостью. В общем, куда надо, туда и гоняли. В рамках контракта. Только их КЭП все-таки посылали пусть чуть-чуть, но дальше и неопределеннее, чем других.

А вся слава первого контакта, как правило, доставалась разведчикам. Это они вступали с аборигенами в первое общение разной степени тяжести. А лаборатория отправлялась в экспедицию, когда авангард на какой-либо планете обнаруживал нечто потенциально интересное. «КЭП» добиралась до «среды естественного обитания объекта», а затем, обследовав камешек, который показался разведчикам дышащим, или кишащую микроскопическими организмами каплю жидкости, рапортовали, что «ступень разумности не обнаружена». Потенциально разумная форма жизни кишмя кишела на необъятных просторах Вселенной, но чаще всего то, с чем сталкивалась лаборатория, оказывалось настолько потенциальным, что говорить с ним было вообще не о чем. Даже вирусологу Еве.

– Ты меня слышишь? – Ешка не выдержала виноватого молчания кэпа.

– Я знаю твою Маису, – ответила та уклончиво, – исключительная кошка…

Маиса жила у Ешки, кажется, с начала времен. Именно она была в числе первых подопытных животных, с которыми синхронисты установили безусловный контакт. Ешка возглавляла группу практиков, объявивших дрессировку вне закона и начавших эксперименты по общению с братьями нашими пушистыми на равных. В результате многочисленных усилий любимая кошка руководителя группы первой (и пока единственной) перестала косить под ничего непонимающего дурака и вышла на разумную связь.

И тут-то обнаружилась ее страсть к кулинарии. Маиса оказалась настоящей жрицей кухонного храма. Как только Ешка смогла объяснить ей действие виртуального комбайна под названием «Очаг», кошка тут же освоила принцип его работы. Правда, пришлось переделать экран, который не воспринимал касание мягких лап, и сложные композиции у Маисы вызвали трудности, но зато она с большой ловкостью и воодушевлением научилась сбивать в густую пену яйца. Четыре лапы и хвост: кошка скакала во время процесса по сенсору как сумасшедшая и вышла на уровень виртуоза по взбиванию белка.

Но любимым блюдом у кошки оставалась вареная курица. У остальных двадцати трех питомцев Ешки – тоже. С тех пор, как Маиса научилась готовить и взяла в свои лапы управление «Очагом», все попытки Ешки ублажать банду специальным кошачьим кормом, терпели полный крах.

Компания рассаживалась вдоль окон в одно и то же время, с нетерпением ожидая доставки. Кошки пытались держаться с достоинством, но срывались каждый раз, как только фура «Едим дома» (в просторечии – «Едом») подъезжала к небольшому палисаднику Ешки. Неспешное выгибание спин быстро превращалось в страстные скачки, а затем – во всеобщую кучу-малу, которая становилась все запутаннее и громогласней по мере того, как два студента, подрабатывающие в «Едоме», раскладывали заказ по отсекам «Очага». Как только дело доходило до пузатых розовых тушек, кошачья бесформенная куча начинала непотребно орать, выражая таким образом то ли восхищение, то ли нетерпение, то ли просто воспроизводила на свой манер бетховенскую «Оду к радости». При виде куриц вся непрочная печать человеческой цивилизации слетала с прайда, как парашютики с вызревшего одуванчика при малейшем дуновении ветра.

Квалифицированный синхронист Ешка, конечно, могла расшифровать кошачьи вопли, только не видела надобности в этот момент: вопящие в экстазе и сами не понимали, что они выражают.

– Счастье не требует анализа, – как-то сказала Ешка Еве. – Более того, анализ счастью прямо противопоказан.

В общем, основным блюдом Маисы числилась курица, сваренная по старинке целиком. Но, кажется, кошка-кулинарка начала практиковаться и в выпечке. Ешка недавно жаловалась Еве, что пирог, которым встретили ее из очередной экспедиции кошки, оказался недопеченным. Синхронист не хотела огорчать хвостатых домочадцев и давилась, но доела печево до последней крошки. В результате чего у нее потом сутки болел живот.

– Ешкин кот, – внезапный хрипловатый бас прервал паузу. Затянувшуюся, а от того многозначительную.

Они совсем забыли про Кима, внезапно очнувшегося от глубоких раздумий. Полянский обладал странной особенностью: при своих внушительных размерах, он становился совершенно незаметным, когда уходил в традиционную меланхолию. В такие моменты он словно растворялся в окружающем пространстве, превращался в невидимку.

Второй особенностью Полянского была страсть к поддразниванию Ешки, которая большую часть времени находилась в благостной расположенности ко всем тварям живым. Только произнесенное с чувством «Ешкин кот», – единственное ругательство, на которое Ким был способен, – могло вывести Ешку из себя и заставить ненавидеть разумное существо. То есть Кима Полянского.

– Ешкин кот, – с удовольствием повторил Ким. – Это единственное, что тебя сейчас волнует? Посолила ли курицу твоя кошка?

– Ну, ты-то явно думаешь о чем-то глобальном, – огрызнулась Ешка. – И не о «посолила» я переживаю. Слушать лучше нужно, а не витать в гипере.

Ключевым в ее ответе являлось слово «глобальный». Третьей особенностью Кима Полянского была слава (в узких профессиональных кругах) уникального специалиста по особо крупным жизненным формам. Проще говоря, Ким был гигантологом.

С одной ма-а-аленькой тайной, о которой знали только самые близкие люди. А так как Ева, Ешка и Ким из-за специфики исследовательской работы терлись бок о бок в ограниченном пространстве межзвездной лаборатории неделями или даже месяцами, то знали друг о друге, может, больше, чем самые близкие родственники. И Ева, и Ешка были в курсе еще одной, тщательно скрываемой особенности Кима.

Специалист по великанам впадал в панику от всего, что ползало, мельтешило, тонко пищало или слабо потрескивало. Любые насекомые, мыши и крысы, червяки и пауки, едва появившись на горизонте, тут же превращали жизнь Полянского в сущий ад. Сейчас Ешка умудрилась протянуть слово «глобальный» с такой интонацией, что сразу становилось ясно: она имеет в виду его главную постыдную слабость.

Могучая шея Кима налилась кровью. Багряный цвет пошел на подбородок и грозил залить белки глаз. Накаченные плечи буграми вздулись под курткой: казалось, мягкая, но прочная ткань костюма (такие лаборанты носили в звездолете во время переброски) не выдержит подступающего гнева и вот-вот порвется от напряжения. Еве показалось, что она уже слышит подозрительный треск.

– Вам делать нечего? – центровая поднялась с кресла, потянулась, разминая предплечья.

Уже не новый пластик скрипнул, с напряжением пытаясь загнать в свою память изгибы тела Евы. Если на оборудовании для лаборатории центральное управление не экономило, то мебель подбирали по остаточному принципу. То, что не касалось исследований, употреблялось, так сказать, уже далеко не первый год.

Ева уже привычно развела руки в стороны, пытаясь заслонить Кима от Ешки.

– Так нечего же, – удивилась Ешка. Она оживилась прямо на глазах:

– Что еще делать?

А Ким ничего не сказал, но подозрительно быстро успокоился и снова притих. Напряжение, грозившее перерасти в ссору, просочилось сквозь сверхпрочную панель лаборатории и отправилось очередным сгустком негатива блуждать в немыслимых просторах.

Ну и пусть его. Там столько пространства, что одна из многочисленных недоссор Кима и Ешки особой погоды не сделает. Хотя Управлением настоятельно рекомендовалось в неосвоенных секторах держать все свои эмоции глубоко в себе, уподобляясь роботам, экипажи иногда потихоньку сбрасывали напряжение в привычном диапазоне чувств.

Ненависть, зависть, страсть, ревность… Почти всегда по возвращении на Землю эти трагедии рассасывались сами собой, исчезали, словно ничего такого и не было, но иногда негативные чувства укоренялись и переносились на последующие рейсы. Сенсоры Управления тщательно отслеживали психологический климат в команде, и, если замечался сбой, экипажу грозило переформирование. Сработавшиеся годами специалисты изо всех сил старались избежать позорного клейма «распущенных» и на сенсорных комиссиях всячески скрывали маленькие недоразумения экспедиций. Поэтому, несмотря на потенциальную реакцию неизведанного пространства на человеческие пароксизмы, во время полета просто по-быстрому «спускали пар», не давая эмоциям накапливаться.

– Для разнообразия можешь разобраться в новом усилителе, – кивнула Ева. – Который я с таким трудом выбила, а ты даже не посмотрела в его сторону.

– Да знаю я эти новые усилители, – синхронист с досадой махнула рукой. – Одни понты, а принцип тот же. Все самое главное здесь, Кэп!

Она смачно постучала маленьким кулаком в крапинку по своей рыжей голове.

– Вот сейчас ты, Ешка, – сказала Ева, усаживаясь обратно в кресло, – совсем не похожа на принцессу. Жаль, что никто, кроме нас с Кимом, не видит, как ты колотишь себя по голове. А то бы сразу прекратили насмехаться над нашим экипажем.

Полянский грустно кивнул, соглашаясь с ее словами. Их команду в профессиональных кругах прозвали «Кэп и две принцессы», и под «кэпом» – увы! – подразумевался совсем не Ким. Олицетворением мужественности в их команде, как ни печально осознавать, считалась она, Ева.

Ешка изначально не тянула на центрового, а что касается Кима… Несомненно сенсорные комиссии не могли не знать об его фобиях. К исследованиям в рамках научной практики Полянского допускали, ведь и в самом деле абсолютно бесстрашные безумцы встречаются редко. Каждый человек чего-то хоть немного, но боится. Но никто бы не рискнул поставить во главе команды кэпа, который неизвестно как себя поведет в непредсказуемой ситуации. С фобией Кима это было исключено.

– Кто-нибудь в курсе, куда и зачем нас на этот раз? – почему-то вдруг спросил Полянский.

Еве показалось, что он выглядит рассеянным больше, чем обычно. Каким-то не совсем здоровым.

– Так они прямо сразу и сказали, – пробурчала Ешка.

Лаборантов всегда держали в неведении о месте исследования для чистоты экспериментов. Чтобы предвзятость не мешала анализу и выводам. Такие экспедиции назывались «холодными». «Кэп и две принцессы» были просто флагманами по «холодным» экспедициям.

Ким завелся еще больше:

– Не, ну понятно, что на Земле нельзя сказать во избежание утечки информации, но сейчас-то почему? Почему сейчас-то нельзя? Как всегда, узнаем только, когда попадем на очередную нежилую почву? Они с нами вообще не церемонятся.

Он и в самом деле казался странным сегодня. В густом баритоне прорезались визгливые нотки. Даже где-то истеричные. Ева успокаивающе подняла руки:

– К Лебедю мы летим, к Лебедю… Восьмая от него…

– Экзо? – скорее утвердительно, чем вопросительно произнесла Ешка.

– А ты как думаешь?

Ким посмотрел на нее, хотел что-то сказать, но вдруг оглушительно чихнул.

– Ты чего? – Еве стало тревожно. – Заболел?

– Ну… – Ким театрально приложил ладонь ко лбу и откинулся на спинку кресла. – Кажется, у меня поднимается температура.

– Не валяй дурака, – Ешка глянула на него с тем самым снисходительно-усталым видом, с которым женщины смотрят на умирающих от легкого недомогания мужчин. – Две минуты по старинке на аппарате Тишинского, и ты снова как огурчик.

– Я уже, – с досадой ответил Ким, – видишь, не помогло.

– Добавь время или концентрацию.

Ким взорвался:

– Вы меня совсем за идиота держите?

Он, конечно, собирался сказать что-то еще, но Ева уже с обреченностью во взгляде опять встала между ними и подняла руку:

– Все, ребята. Брейк! Ким, чего это ты разошелся сегодня?

Она с удовольствием сделала несколько шагов по тесной кают-компании.

– Можно подумать, если бы ты знал заранее, куда нас отправят, это что-нибудь изменило. Держу пари, будет, как всегда. Прилетели, разумную жизнь не обнаружили, улетели. Так какая тебе разница?

Ким насупился, но ничего не ответил. Только засопел с особым значением. Ева, центр их экипажа, всегда знала немного больше, чем он и Ешка. Данное обстоятельство как бы возводило барьер между ними. Киму не хотелось находиться по сторону этой условной стены вместе с рыжей Ешкой, даже после многократной дезинсекции пахнущей кошками и еще какими-то омерзительно мелкими существами.

Ева догадалась, о чем в данный момент обиженно сопит Ким, добавила уже мягче и доверительнее:

– Там, на месте, еще разведчики работают, которые послали сигнал «био». Они все от первого лица и расскажут. В любом случае от них мы узнаем больше, чем из сухих отчетов. Не думаю, что случится какая-нибудь необычность. Даю девяносто девять процентов, что ее не будет. Расслабься. Еще несколько часов лететь. А там посмотрим….

Глава 2. Это не Восьмая Лебедя

…Смотреть было особо не на что. По крайней мере, в той части планеты, где межзвездная лаборатория совершила посадку. Юркая таблетка космолета опустилась прямо на выветренные до блеска камни. Возможно, когда-то здесь были горы, но от времени, безжалостно нивелирующего любой ландшафт под ноль, они низко расползлись по земле панцирями гигантских черепах. Дул ветер, сухой и горячий, как нос заболевшего пса. Сквозь чешую распластанных камней пытались пробиться замысловатые, скрученные узлами колючки.

Троица альтернативных биологов «первого контакта» печально взирала на унылый пейзаж. Высохший и, кажется, пыльный. Низкий и плоский горизонт давал так мало света, что все оттенки красок сливались в однородную серость. Еве тут же захотелось потереть глаза, но из-за астровизора такое естественное движение стало невозможным, и это обстоятельство мелко и противно раздражало.

Неприятным было и то, что Ева чувствовала себя громоздкой и неуклюжей. Не самое лучшее состояние для женщины. Датчики показывали силу тяжести на поверхности планеты, как превышающую земную на пятнадцать процентов. Это вполне комфортная разница, но к ней еще нужно привыкнуть. Остальные параметры – температура плюс двадцать пять градусов и состав атмосферы (в основном, азот и кислород), устойчивый климат – говорили о реальном шансе найти здесь жизнь. С большой вероятностью, даже разумную.

И все равно что-то Еве активно не нравилось.

Чужая мертвая равнина… Не страх перед ней, а гнетущее чувство затерянности в незнакомом пейзаже. Ощущение, что их точно здесь никто не ждет. А, может, Ева просто не выспалась. В конце концов все рано или поздно испытывают такие чувства на новой планете. Она спрашивала, и собеседники из межзвездников, несколько смущаясь, признавались в этом.

– Здесь странно пахнет, – прозвучал в ее голове искаженный голос Кима.

Кроме привычного металлического оттенка, который неизменно придавал речи передатчик, Ева уловила в нем незнакомую и от этого тревожившую ноту. Словно Киму что-то мешало говорить. И откуда он мог знать, как тут пахнет? Неужели нарушена герметичность скафандра? В таком случае, его нужно немедленно отправить обратно на корабль.

Еще Ева подумала, что накануне Полянский жаловался на плохое самочувствие, и ругнулась на себя: надо было перед высадкой проверить его состояние. Но гигантолог выглядел вполне нормальным этим утром. Ева даже не вспомнила о простуде, а потом их так неожиданно тряхнуло на орбите, что теперь она беспокоилась только о своем бедре, которым приложилась о панель. Наверняка будет невероятной красоты синяк.

– Ты не можешь нюхать воздух сквозь визор, – металлически буркнула в шлеме Ешка, подумавшая о том же, что и Ева. – Это аромаглюки…

– Нет, нет, – опять-таки через силу заупрямился Ким. – Воздух и в самом деле странно пахнет. Горьким чем-то. Похож на земную степь, но с примесью…

– Если ты чувствуешь запахи, немедленно возвращайся и проверь скафандр на герметичность, – сказала Ева и поморщилась, незаметно потирая место ушиба.

Она чувствовала, как гематома расползается багровым пятном под скрипучим мягким пластиком скафандра. В иной обстановке Ева обработала бы ушиб так быстро, что и следа не осталось, но при высадке времени на это не было. Бедро все еще противно и назойливо ныло. Что, кстати, тоже не добавляло прекрасности в настроение.

– Все у меня со скафандром в порядке, – заупрямился Ким. – Если и есть погрешности, то в безопасных пределах. Иначе меня КЭП не выпустила бы. И ты об этом знаешь. Кроме этого, и разведчики, когда отправляли сигнал, и наши приборы определили, что воздух пригоден для человеческого дыхания. Есть неизвестная примесь, но она фиксируется как безвредная. Можно даже вообще снять скафандры.

– Когда проанализируем подробнее, – отрезала Ева, – тогда и будем без шлемов нюхать воздух. Наверное…

В конце концов, Полянский – мальчик большой, даже крупнее среднего. Если он решил, что все в порядке, Ева не собиралась перепираться. Честно сказать, ее вовсе не прельщало провести первые часы на неизвестной планете без мужского плеча Полянского.

– В общем, стой, не стой, работа сама себя не сработает. Ну что, двинулись?

Она первая сделала шаг на встречу с неизвестностью. Ким и Ешка, с надеждой оглянувшись на белое пятно лаборатории, пошли за ней.

Однообразная равнина разбегалась во все стороны – гладкая, бледно-желтая. Небо над головой серое, как на Земле в предчувствии дождя, сходило к горизонту мертвенно-зеленоватым оттенком. Перистые и грязные, словно вываленные в пыли облака бежали на север.

– Подожди, – высокий голос Ешки противно врезался в глухую тишину шлема. – А куда мы вообще собственно…

Ева с досадой поморщилась.

– Туда, где нас обещали ждать. Таблетка села точно, никаких отклонений от координат. А, кстати… Смотри во-о-о-н…

Только сейчас они заметили на плато одинокую фигуру. Человек в защитной форме разведотряда мягко двигался навстречу лаборантам. Ева подумала, что ее экипаж в громоздких скафандрах, нашпигованных колбами для проб и инструментарием, по сравнению с юрким разведчиком выглядит неуклюжим. Они не часто встречали ребят из авангардного отряда, обычно те уже покидали планету, на которую вызывали лаборантов. Но все равно при каждой редкой встрече Ева лишний раз расстраивалась. Почему космическую форму их группы не сделают столь же легкой и гибкой? Ответ был очевиден: потому что на лаборантах в Управлении экономят.

Элегантный разведчик подошел к группе новоприбывших, больше похожих на медвежат-подростков, чем на уникальных специалистов. Он замедлил шаг, оказавшись рядом с Евой. Военный скафандр сидел на нем словно вторая кожа, и Ева удостоверилась, что не ошиблась: и вблизи разведчик производил впечатление человека, безукоризненного во всех отношениях.

– Девушки?.. – то ли вопросительно, то ли утвердительно протянул прибывший, когда подошел вплотную.

Он был явно расстроен этим обстоятельством.

– Почти, – прогнусавил искаженным баритоном Ким.

Разведчик кивнул.

– Ю Джин, – коротко отрапортовал он, сразу и безошибочно обратившись к Еве, каким-то внутренним чутьем тут же определил ее старшей в команде. – Правый капитана.

Ева не переносила красивых мужчин. А от этого правого Джина просто несло сверхчеловеческой привлекательностью. Бронебойная аура любимца женщин, пробивающая даже плотный скафандр. Центровая, стараясь не делать лишних движений, которые в этот момент выглядели бы особенно смешно и нелепо, хмуро буркнула:

– Ева Гомес. Центр группы лаборантов, вирусолог. Ким Полянский – мой правый, гигантолог. Ешка Бодрчкова – мой левый. Она – синхронист.

Ким хотел что-то сказать, но вдруг чихнул. Так громко, что правый Джин вздрогнул и непроизвольно принял оборонительную позицию. Ева обернулась к Киму и раздраженно хмыкнула: гигантолог забрызгал весь экран визора и теперь нелепо крутил головой, стараясь обеспечить себе угол зрения в заплеванном окошке шлема.

– Здесь можно какое-то время обходиться без защиты, – сказал разведчик Киму с сочувствием. – Мы… проверяли. Вернее, выяснили по необходимости. Кислорода – восемнадцать процентов. Тяжеловато дышать, но вполне возможно.

– Ким, вернись на таблетку, – Ева почему-то очень разозлилась. Может, ей стало неудобно за свою неуклюжую команду. – Правый Ю, а где ваш капитан? Так сильно занят?

Ева понимала, что срывает злость на пока ничем не провинившемся перед ней Ю Джине, но не могла отказать себе в этом маленьком удовольствии. Злиться на Кима не имело никакого смысла, так как у него за время их совместных экспедиций выработался стойкий иммунитет на ругань центра.

– Я в порядке, – упрямо прогундел приемник интонациями Полянского. – Вылечился. Еще вчера. Это остаточные явления, и они не опасны…

– Черт, – грубо оборвала его Ева. – Ты скроешься с моих глаз или нет?

Он все еще пытался найти точку обзора, стараясь не соприкасаться лицом с грязным экраном изнутри. Ешка с сочувствием протянула ему маленький пронзительно-розовый баллончик:

– Попробуй быстренько просунуть под шлем и надавить на крышечку. Да не смотри ты с ужасом, это всего-навсего мой увлажняющий тоник для лица. Тут такой сухой воздух…

Один чихает во весь рот, другая таскает с собой девчачью косметику…

Ева уже почти кричала, чтобы заглушить этот привычный для нее, но такой неподобающий при посторонних курятник:

– Вы мне не ответили, правый Ю Джин, поэтому я повторяю вопрос: ваш капитан чрезвычайно занят?

– Можно сказать и так, – отрапортовал тот.

– И вообще, где все? – Ева только сейчас поняла, что встреча получается какая-то странная.

И вовсе не из-за безалаберности ее экипажа. Конечно, разведчики не обязаны оказывать лаборантам торжественный прием, но, как правило, если им удавалось столкнуться на какой-либо из исследуемых планет, негласным делом чести было принять своих землян с подобающей помпой. Обычно ребята из разведотряда, соскучившиеся во время долгих космических скитаний по новым лицам, спешили к межзвездной лаборатории со всех ног, готовили какие-нибудь сюрпризы, и встречи заканчивались тепло и весело.

– Где все? – повторила Ева, озираясь по сторонам, насколько ей позволял неуклюжий скафандр. – Что-то случилось?

– Капитан, он… – еще растерянней произнес Ю Джин.

– Он живой? – бестактно вмешался Ким.

Ему удалось протиснуть Ешкин баллончик под шлем и пшикнуть на визор. Сейчас мир виделся длинными прозрачными потеками, но это было лучше, чем смотреть на него через… Полянский предпочитал забыть об этом состоянии здесь и сейчас. Раз и навсегда.

– Да, конечно. Абсолютно живой. Только…

– Кто вызвал лабораторию? – Ешке тоже надоело стоять столбом, и она, презрев субординацию, которая в их команде была довольно условной, влезла в разговор. – Вы что-то нашли?

Правый разведчиков все больше терялся во внеуставных отношениях, царивших в вольной среде альтернативных биологов.

– Я. Вызвал. – С каким-то странным придыханием в голосе хлюпнул Ю Джин. Он помолчал секунду, потом все-таки взял себя в руки. – Не совсем нашли. Наверное, нужны медики по определенной специализации, но ваша лаборатория как раз пролетала мимо…

– Это не Восьмая Лебедя?

– Пятая, – виновато вздохнул Ю Джин. – Вас развернули.

Ева тут же поняла, почему их так тряхнуло перед посадкой, и непроизвольно потерла ноющий под мягким пластиком синяк. Конечно, автомат вел корабль строго по курсу, не мог не вести… Его резко развернули на космический SOS.

– Вот же!

Где-то глубоко под скафандром у Евы похолодело. На пятой Лебедя происходит что-то странное. Она пока не поняла хорошее или плохое, но вид у правого Ю Джина был чересчур напряженный. Хотя он всячески старался это скрыть. В общем, как и всякий разведчик неплохо владел собой. Но от попыток Ю Джина держаться в уставных рамках становилось еще неуютнее.

– Это неординарная ситуация, – совершенно неопределенно пояснил он. – Проблема в том, что у меня нет слов.

– Да не томите уже, – поторопил его Ким.

Что такого необъяснимого произошло на Пятой Лебедя с экипажем разведчиков? Ю Джин не выглядел, как человек, переживший трагедию: потерю товарищей или жуткую катастрофу. Так к чему он не может подобрать слов?

– Дело в том, что весь отряд… А-а-а, черт побери! Они вдруг обезумели. Сразу оба, за одну секунду. Без всяческих на то причин. И кажется… Пребывают в полной эйфории. От них просто несет счастьем, если вы понимаете, о чем я говорю.

– В смысле? – визор шлема бликовал, но Еве показалось, что Ешка после этой фразы так и осталась с открытым от удивления ртом. Нет, безусловно, синхронист прекрасно знала о феромонах все и даже больше, но она была поражена тем, что услышала это от сурового разведчика.

– Они как бы перестали отражать внешний мир, – вздохнул Джин. – Последними словами, которые я слышал от капитана, были…

Правый Ю весь подобрался и вдруг произнес совершенно чужим голосом, очевидно, копируя капитана:

– Так приятно… Это… Это ж полный ахтунг, фак ю…

По всей интонации разливалось райское блаженство. Оно начиналось с первого звука и к концу фразы достигало невероятного пика, который обрывался во всепоглощающий экстаз. Ю Джин виновато посмотрел на девушек:

– Простите… Но именно так Кравец и сказал, звук к звуку…

– Отравление? – несколько разочаровано выдохнула Ева. По всплескам фона в приемнике она поняла, что остальные члены ее экипажа тоже не дышали в ожидании ответа правого разведчиков. Ответ, надо сказать, разочаровал. – Галлюцинации?

– Кажется, нет, – ответил Джин. – Никаких галлюцинаций. Но они, очевидно, очень счастливы.

– Токсичность окружающей среды?

– Мы же брали пробы воздуха и грунта. Пара-тройка погрешностей, но это совершенно нормально для другой планеты.

– Какая-то внезапная эпидемия, – продолжила предполагать Ева, – вирус, ускользнувший от внимания автоматических биоанализаторов?

Ким снова оглушительно чихнул.

– Ошибочка вышла, – Еве захотелось сплюнуть себе под ноги, но экран визора, конечно, исключал эту возможность. Такое вопиюще некультурное поведение было совсем не в ее привычках, но степень расстройства зашкалила за все мыслимые пределы. – Мы работаем с организмами и внеземными формами жизни. А вам тут человеческий психиатр нужен.

Ю Джин пожал плечами.

– Вообще-то я вызвал вас, чтобы… Вы должны сами это увидеть. И давайте поторопимся, потому что капитан уже пробовал шагнуть в пропасть. А Джек, левый капитана, он…. Бил себя скорчером по пальцам. И хохотал, даже когда раздробил все кости в кашу. Просто заливался от смеха.

– Почему?! – Ешкины глаза округлились.

Синхронист никогда не видела, чтобы существа, имеющие хоть каплю разума, наносили себе сознательные увечья. По крайней мере, животные, с которыми она работала, и не подумали бы самоистязаться.

– Не знаю, – ответил Джин. Он нетерпеливо махнул рукой, призывая следовать за ним, и договаривал на ходу. – Я задержался, чтобы настроить робота на верхнюю разведку, а когда догнал ребят, они уже были совершенно не в себе. Это похоже на первую стадию опьянения. Но показатели анализа крови практически в норме.

Ева еле успевала за блестящим и быстрым разведчиком. Ешка и Ким изо всех сил старались не отставать, но все равно тут же остались где-то позади.

– Катехоламины? – крикнула она на бегу. – Гормоны и нейромедиаторы вы проверили?

– У нас с собой только аптечка первой помощи, – ответил Ю Джин. —Развернутого анализа не получится. Да и навыков у меня нет. Медицинская специализация в нашем экипаже у левого – Смита…

В мыслях Ева отругала себя за тупость. Ясно же, что при обработке данных в лаборатории выяснится: концентрация нейромедиаторов зашкаливает. Как и положено при эйфории. Аппарат Тишинского у разведчиков явно настроен на поддержание адреналина, дофамина и серотонина на границе нормы. Ровно настолько, чтобы не допустить депрессивного состояния. Навряд ли наладчики могли представить ситуацию, в которой будет необходимо снижать содержание нейромедиаторных гормонов. Исследователи всех категорий не склонны к эйфории в глубинах космоса.

Разведчик резко остановился и предупреждающе махнул рукой. Ева тоже сбавила шаг и тут же увидела, что они приблизились к самому краю плато. Оказалось, каменная равнина, на которой лаборатория совершила посадку, не что иное, как плоская верхушка огромной скалы, вдруг обрывающаяся вниз. Ева уже осторожно подошла к краю, словно срезанному острыми ножницами, глянула в бездну. Дна обрыва не наблюдалось, потому что обзор закрывали верхушки исполинских растений, тянущихся снизу. Стволы невероятно больших деревьев, голые, гладкие и блестящие, словно отполированные, пиками завершались у скального плато, отливали мрачной бронзой под серым тучным небом, выгнутым колпаком горизонта. С верхушек свисали букли непонятных наростов, похожие на мотки растрепанной, запутанной мохеровой пряжи водянисто-серого цвета. Ева явно услышала шипящую мелодию, которую ветер извлекал из этих спутанных коконов.

– Ух, ты ж, – восхитилась Ешка, остановившись рядом с Евой. – Какая странная красота…

– Пожалуйста, – тон, которым Ю Джин произнес «волшебное слово», казался скорее требовательным, чем просящим. – Давайте осмотрим местные достопримечательности чуть позже.

У края пропасти возник легкий флаер. Словно из ниоткуда. Все четверо туго набились в него, маленький летун покряхтел, но выдержал. Чуть припадая на левое крыло, но все так же ловко, практически не потревожив шуршащие облака коконов, он отправился вниз – в торжественные дебри гладкоствольных растений.

Глава 3. В рецепте счастья неразборчив почерк

Капитан Олди Кравец и левый капитана Джек Смит выглядели вполне довольными жизнью. Даже чересчур. Даже несмотря на… На крепкие тросы, которые перетянули их вдоль и поперек и приковали к стволам растений, уходящих пиками в непостижимую глазу высь. Прозрачность тросов делала путы почти невидимыми и добавляла общей картине сюрреализма. Сначала Ева, а потом Ешка (со всей основательностью специалиста по коммуникациям) пытались поговорить с ними, но усилия оказались бесполезны.

Два человека в форме разведчиков самозабвенно хохотали в неестественно скованной статике, двигались только мышцы на лицах, которые непривычно четко проступали сквозь прозрачную, словно пергаментную кожу. Шлемы валялись тут же, прямо на растрескавшейся каменной плите, один из них, откатившийся чуть дальше, зиял треснувшим визором. Тела должны были по всем законам логики сотрясаться от смеха, но оставались неподвижными. Вид у «счастливчиков» сильно оставлял желать лучшего – комбинезоны измяты, волосы взлохмачены, на кисти одного кульковато серела антисептическая повязка, уже порядком замурзанная, на правой скуле другого багровела свежая ссадина. Ева выразительно посмотрела на Ю Джина.

– Я пытался доставить их на базовый космолет, – виновато развел разведчик руками. – Собственно, и вызвал вас, чтобы помогли дотащить их до «Иллюзиона».

Он с одобрением и надеждой покосился на внушительную фигуру сопливого Полянского.

– Как санитаров? Грубую рабочую силу? – в Еве возмутился специалист высокого класса.

– А что мне оставалось делать? – огрызнулся Джин. – Роботы настроены на членов экипажа и не могут поступать против их воли, а никакие вещества не действуют. Даже парализатор не берет… Все, что я смог придумать, это обездвижить их наименее травматичным способом и вызвать подмогу. Доставить на базу, а затем – на Землю. А вы очень кстати пролетали мимо.

– Ешкин кот! – сказал Ким, и Ешка, как всегда, непроизвольно дернулась. – Сигнал «био» с Восьмой Лебедя, это тоже – вы?

– Мы там работали месяц назад. На Восьмой, действительно, обнаружилось странное пылевое облако, из которого звучала гамма «до-мажор». По бесконечному кругу.

– Гамма «до-мажор»? – Ешка подалась вперед с профессиональным блеском в глазах. Она уже не обращала внимания на двух безумцев, застывших в счастливом безмятежном смехе. – И что, прямо вот так и звучала, без единой фальшивой ноты?

Ю Джин удивленно кивнул.

– Мы зафиксировали это, послали «био» на Землю и полетели дальше. «Лебединая верность», слышали?

Лаборанты вежливо промолчали.

– Проект «Лебединая верность», ну же… Комплексное исследование планетарной системы «красного карлика» Kepler-186. Неужели не слышали?

Лаборанты промолчали еще вежливее.

– О нем, кажется, много говорили в Управлении накануне нашего рейса, – растерянно произнес Ю Джин. – Несколько месяцев назад.

– В сентябре? – с надеждой уточнила Ева.

– Да, в начале осени, – кивнул Ю Джин.

– В начале осени мы парились на Хароне, – сообщил ему Ким. – Не буквально, конечно. Там на поверхности все еще довольно прохладно, хотя уже запустили терраформирование.

– Решились на колонизацию спутников Плутона? – заинтересовался Ю Джин. – Свободные пространства в пояса Койпера…

Последняя фраза прозвучала особенно мечтательно. Напряженный разведчик на мгновение весь как-то обмяк, словно уже представлял маленький домик с садиком под кристальным, дающим жизнь и покой куполом. Ева не успела ответить, так как хрупкие мечты внезапно разбились о хриплый отрывистый звук, похожий на воронье карканье.

– Кравец, – пояснил Ю Джин.

Каркнул тот, что сиял свежей ссадиной. Крик прорвался через самодельный кляп из косморукавицы, пристегнутой ко рту с помощью технического пластыря, и тут же поперхнулся сам собой.

– Капитан… Он особенно силен.

Ева снова покосилась на разодранную щеку Кравеца. По обе стороны от раны проступала темная щетина. В таком состоянии они находятся…

– Вчера, – Ю Джин словно умел читать ее мысли. Или, скорее всего, обладал сверхнаблюдательностью. Такие способности среди разведчиков были нередки. – Это случилось вчера. До вечера все еще было в порядке. Все были в порядке…

Все, которые не в порядке, опять закатились в глубоком, самозабвенном хохоте. Хохот был наивен и чист. Словно у детей, которые в восторге просто от жизни самой, как она есть.

– Так вы поможете мне? – спросил Ю.

Она посмотрела на своих. На левую Бодрчкову и правого Полянского. Конечно, вопрос разведчика был чисто риторический. Разве они могли не помочь?

– Ну что, начнем? – Ева хрустнула сплетенными пальцами.

***

Несколько минут ушло на подготовительную легкую суету. Пока лаборанты не осознали, с кем имеют дело, они не очень серьезно отнеслись к поставленной задаче. И зря…

Команда ученых против бессознательных, но прекрасно натренированных разведчиков априори не могла выйти победителем из схватки. Мышечная память у Кравеца и Смита оказалась гораздо устойчивей, чем вместе взятые сознательная и подсознательная.

Как только Ким с легкомысленной беззаботностью отщелкнул последнюю клипсу, держащую связь капитана Кравеца и инопланетного, пока безымянного растения, Олди одним движением плеч скинул с себя сдерживающие пути и метнулся в сторону. Куда именно, Ева не успела понять, так как инстинктивно отпрянула и почувствовала – падает.

Что-то щелкнуло в районе затылка, шлем, соскользнувший с ее головы на удивление споро, остался в сильных мускулистых руках Кравеца. Во время подготовки Ева Гомес в числе других курсантов надевала и снимала скафандр на скорость, но никогда у нее не получалось такого быстрого и ловкого результата. И раздробленная кисть капитану не помешала. Он просто не обращал внимания на эту «мелочь».

Ева попыталась извернуться так, чтобы не удариться затылком. Воздух неизвестной планеты хлынул в ее легкие, вскружив голову. Она закашлялась, скорее от неожиданности. «Он и правда – горьковатый на вкус», – успела подумать Ева. – «Ким был прав. Пахнет жареным миндалем. Синильная кислота? Я отравилась?». Но тут же горечь прошла, стало даже приятно. Изнутри по телу разливалось тепло, словно она не дышала, а пила сладковатый миндальный ликер.

Ева упала на бок, чуть не сломав ключицу, но зато не ударилась головой о каменную плиту плато. Упругая ткань комбеза смягчила падение, но непривычная сила тяжести отобрала выигранные скафандром очки победы.

– Держи, твою ж! – ворвавшийся в густой горький воздух крик разведчика Ю удивил Еву, но спустя мгновение она поняла, что тот тоже скинул шлем, мешавший двигаться.

Безопасность хороша при разведке и исследованиях, но, если нужно кого-то поймать и схватить, ограничивающий шлем очень мешает. Это правда. Ева успела заметить краем глаза, что ее интуиция не обманула: Ю Джин оказался и в самом деле чертовски красив. Но она тут же забыла об этом.

Чуть сбоку раздался второй разъяренный вопль, почти поглотивший звук маленького падающего тела. Кравец, уронивший и Еву, и тут же – следом – зазевавшуюся на долю мгновения Ешку, дернул ногой, словно пытался освободиться от налипшей грязи. Ева спешно кинулась вперед на четвереньках и ухватила его дрыгающийся правый ботинок, не подпуская к своей голове.

Разведчик попытался пнуть ее свободной от захвата ногой, но не успел. Джек Смит, почувствовав, что их с Кравецом больше ничего не связывает, с ловкостью фокусника выскользнул из своих личных пут и темной тенью метнулся навстречу свободе и счастью.

Единственным препятствием оказался капитан. Разведчик Ю бросился к ускользавшему, Джек, отклоняясь, налетел на Олди. Тело, помнившее все необходимые движения, успело сгруппироваться, но инерция замаха была потеряна. Капитан, промазав, чиркнул ботинком в миндально горьком воздухе и свалился на пятую точку так стремительно, что Ева чудом успела откатиться. Только благодаря какому-то мистическому наитию, она избежала участи тут же и остаться погребенной под подтянутым задом капитана экипажа разведчиков.

С невиданной до этого прискорбного момента кровожадностью Полянский кинулся всем своим плотным телом на Кравеца, повалил, дернул за обрывок фиксирующей ленты, неопрятно взлохмаченной в месте порыва из-за плеча, и туго затянул, прижимая колени командира разведчиков почти к щекам. Удивительно, но в «позе эмбриона» Олди Кравец сразу как-то глубоко и основательно успокоился.

– Гигантолог, мать твою! – громко прошептала Ешка.

Ева с удивлением отметила в ее интонации неприкрытое восхищение. Оказывается, девушки до этого момента и не видели специалиста по особо крупным формам жизни в настоящем деле.

Правый Ю стягивал крепким узлом руки распластавшегося на плато левого, устроившись у того на спине.

– И это только начало, – мрачно задыхаясь, произнес он. – Нам еще до базы их нужно доставить. И, честно говоря, я боюсь, что они выпадут из флаера… Или выведут его из строя, и мы рухнем все вместе. Может… пешком? Тут не очень далеко.

***

Солнце, хоть и скрывалось за плотными серыми тучами, но палило так нещадно, что не помогала даже система охлаждения скафандров. Плюс к этому горячий ветер, который налетал схватками, резкими и яростными толчками, будто рассердившись на то, что его потревожили, выпроваживал незваных гостей из своего дома.

Повышенная сила тяжести добавляла веса скафандрам, они давили на все точки тела, ставшим чувствительным даже при полной неподвижности. А необходимость тащить за собой спеленатых разведчиков превращала каждое движение в сущий ад. Пот заливал глаза и обжигающим липким слоем застывал под нательными комбинезонами. Все время хотелось лечь прямо на сухую растрескавшуюся корку земли и не двигаться. По крайней мере, просто содрать с себя все эти комбинезоны и всласть почесаться.

Но они тащились и тащились, волоча за собой счастливый, хоть уже изрядно потрепанный живой груз. Еве казалось, что им вслед долго-долго тянется жалобная мелодия, которую выскрипывали на ветру сухие «мочалки», добавляя к прочим неприятным ощущениям чувство нелогичной тревоги.

Самыми сложными оказались последние несколько метров до новенького космолета разведчиков, они потребовали таких усилий, что спасатели даже не запомнили, как на негнущихся ногах поднялись по трапу. Отразили окружающий мир только в шлюзе.

Когда безмятежных коллег Джина заперли в мягких безопасных каютах, четверка транспортировщиков вздохнула с облегчением. Они расположились в кают-компании, где Ю Джин наконец-то смог угостить их кофе. Кофемашина сияла новизной, напиток выдавала густой и ароматный. И, нужно сказать без лишней скромности, они его заслужили. После нескольких дней на сухом пайке и концентратах, чистый, хотя и не здоровый продукт казался манной небесной. Вкусовые рецепторы выдавали целую ораторию.

– Все – тлен, кроме кофе, – глубокомысленно сообщил Ким.

Он вальяжно расположился в кресле. Скафандр, который гигантолог скинул сразу же, как только вошел в кают-компанию, валялся у входа пустой шкурой, сброшенной змеей. Ким остался в нательном комбинезоне, который с удовольствием подчеркивал внушительные выпуклости. Остальные последовали его примеру.

Ешка, морщась от боли, потирала запястье, растянутое в процессе транспортировки капитана разведчиков. Кравец в какой-то момент попытался заключить синхрониста в объятия и даже не отразил, что чуть не сломал хрупкой девушке руку. Оказалось, человек в состоянии абсолютного счастья не способен понимать, что делает больно другому.

– Зачем я здесь? – риторически вздохнула пострадавшая. – Какая такая нужда выгнала меня из дома?

Она попыталась взять чашку с кофе, но не смогла поднять ее левой, не больной рукой, и, охнув, поставила на место.

– Ешка, не начинай свои страдания, – буркнул Ким. Он нехотя поднялся, подошел к девушке и, осторожно подув в чашку, поднес к ее губам. – Опять затянешь «ой», да «ай» …

Она отмахнулась от подношения. Наверное, все еще слишком горячо.

– Тебе хорошо говорить, – продолжила заунывно страдать синхронист, потирая растянутое о бравого капитана запястье. – Кто вот тебя ждет? Ну, вот кто? А у меня – Маиса. И она уже старенькая, плохо видит. Сидит у окошка, все глаза просмотрела: «Как там моя Ешка?»…

Разведчик с сочувствием уставился на Ешку. Джек Смит, левый капитана, тоже был парень не промах, и правый глаз Ю Джина набухал свежим фингалом. И все равно этот Ю оставался красавцем. Темно-пепельный цвет мягких волос. Серые, пронзительные до кинжального блеска глаза. Четкий, но не острый овал подбородка. Пусть и с подбитым глазом, и с грязными дорожками пота на тронутом инопланетным загаром лице. Без скафандра он неожиданно и парадоксально казался даже выше ростом. Красавец, и знает это. Тот самый типаж… Ева инстинктивно сторонилась таких субъектов.

– Ваша бабушка, наверное, очень волнуется о вас, – проникновенно предположил красавец, непроизвольно щурясь подбитым глазом. От этого казалось, что он все время подмигивает.

– Маиса – это кошка, – поспешила сообщить ему Ева, заметив, как глаза Ешки становятся возмущенно-круглыми. – Но, да, по кошачьему возрасту она бабушка. Потому что живет у Ешки с начала времен. Именно она была в числе первых подопытных животных, с которыми синхронисты установили безусловный контакт. Не слышали?

Джин смущенно кивнул, непонятно – то ли слышал, то ли нет.

Ева подумала, что нужно немедленно обработать синяки и ссадины, а затем отправить всех пострадавших участников на аппарат Тишинского, но решила, что сделает это через минуту. Или через две… А пока совсем чуть-чуть отхлебнет горячего кофе.

Так как капитан разведчиков находился в совершенно неадекватном состоянии, ей придется принять на себя управление двумя командами. Центровая КЭПа сглотнула горькую, горячую слюну. Капитаном экипажа разведчиков – это и в самом страшном сне не могло ей привидеться. Но оно, непредвиденное, случилось: теперь Ева Гомес являлась старшей на всей планете, Пятой от Лебедя, а вернее – от Кеплера. Планета с первого взгляда выглядела вполне миролюбиво, но таила в себе непонятную опасность. И в чем был подвох – это Еве и предстояло выяснить.

Глава 4. В сухом остатке

К ночи ветер успокоился, за бортом «Иллюзиона» воцарилась безжизненная тишина. Чудилось, скрип распластанных камней просачивается через дыхание Ешки, посапывающей в соседней капсуле. Несколько часов назад Ева думала, что стоит ей добрести до спального места, как тут же провалится в глубокий, мертвый сон, но все получилось иначе. Она ворочалась, перекатывалась с боку на бок по приятно прохладному пластику, вслушивалась, как камни по ту сторону стены космолета трутся друг о друга. Вне Земли чувства всегда обострялись. Запахи, звуки, цвета – все становилось резким, царапающим. В таком состоянии сложно сказать, где заканчивается реальность, и начинаются галлюцинации.

Наконец она не выдержала, встала, спустилась в кают-компанию и в темноте нашарила брошенные на полу комбинезоны. Натянула первый попавшийся – он повис на плечах, тщетно пытаясь приспособиться под размер Евы. Экипировка оказалась с Кима, шансов быстро подогнать ее не было абсолютно никаких, но шариться в пустой темноте кают-компании в поисках более подходящей одежды не хотелось.

Ева прошла через очищающую камеру, все еще в облаке из дезинфицирующего пара спустилась на трап, упирающийся в грунт коварной Пятой. Она устроилась прямо на пандусе, подбирая складки комбинезона, торчащие на бедрах. Буро-кровавый закат уступил место глухой ночи. Звезды скрывались за слоем низких туч, планета словно забралась под плотное одеяло, спасаясь от выдуманных чудовищ.

Ева вслушалась в пахнущую миндалем темноту. Сухой каменный скрип не исчез, но и не стал яснее. Так что сложно сказать: казалось ей, или и в самом деле потрескавшийся панцирь планеты двигался. Темнота не смущала, она была даже привычной, домашней.

Исчезло все, что пугало внешней неизведанностью в надёжном космолете, напряжение рассеялось в кромешной бурой тьме, пришло ощущение блаженной безопасности. Словно что-то из бездонного зева густой черноты протянуло мягкую лапку и гладило успокаивающе по голове, плечам, спускалось бархатным касанием по спине: «Все хорошо, Ева, все прекрасно, а будет еще лучше…»

Внезапное пятно фонарика вдруг пробило темноту.

– Странная тишина, – сказал красивый Джин, заботливо подсвечивая нелепые складки комбинезона, сваливающегося с Евы.

– Угу, – буркнула она, пытаясь преодолеть свою иррациональную неприязнь к правому Ю.

Он совсем вышел из шлюза, опустился рядом. Слишком близко, если учесть, что трап был достаточно широким, позволяя не тесниться на маленьком пятачке. Ева чувствовала себя неловко рядом с Ю Джином. И раздосадовалась: он нарушил ощущение безмятежности. Словно та самая бархатная лапка, робко гладившая ее, стыдливо бросилась прочь от присутствия постороннего.

Фонарик Ю Джина теперь высвечивал небольшие темные холмики, раскинутые возле корабля.

– Это мы выгрузили заготовки для стационарной станции, – правый проследил за ее взглядом. – Экспедиция рассчитана на полгода минимум, собирались первоначально разбить лагерь здесь. Не успели…

Ева ничего не ответила, только отвела взгляд от холмиков строительных материалов и полевой аппаратуры. Ей на секунду стало жалко, что таинство исчезло, и она теперь знает причину загадочных доселе холмов посреди каменной пустыни.

– Я, кажется, вам не нравлюсь, Ева Гомес? – вдруг спросил Ю Джин.

Вопрос прозвучал неожиданно и нелепо, и Ева в первое мгновение не нашлась, что сказать.

– А почему вы спрашиваете меня об этом? – наконец-то отреагировала она.

– Просто пока не понимаю, чем вызвал вашу неприязнь, – честно сказал Джин. Прямодушие и открытость этого парня выводила из себя. Зачем он вообще принялся выяснять отношения?

Правый «Иллюзиона» словно прочитал ее мысли:

– Мы работаем вместе над сложным… гм-м-м… проектом. Любая недосказанность между членами группы может привести к провалу задания. Или вообще…

– Что вообще? – Ева в глубине души обрадовалась, что ее объяснения по поводу неприязни к красивым мужчинам откладываются.

– К фатальному исходу, – Ю Джин заговорил сухими официальными фразами.

Разведчики всегда переходили на слова из казенных отчетов, когда дело касалось чего-то очень важного.

Стало неловко за свою неприязнь, и она решила исправиться.

– Камни скребутся друг о друга, – сказала Ева доверительно. Насколько могла. – Ты слышишь?

– Тут мало влаги, – ответил Ю Джин, потирая переносицу. Этот нелепый жест на мгновение примирил Еву с его совершенством. – Там, где мы успели пройти, не обнаружили ни единого водоема. Ни речушки какой, ни озера. Хотя, честно говоря, успели мы не очень много. И видели только многоэтажную каменную пустыню. Даже удивительно при таком раскладе, что здесь можно вполне свободно дышать. И растения… В каменной пустыне – пусть странные, но растения…

– Ну, это-то как раз вполне объяснимо, – ответила Ева рассеянно. – У них могут быть невероятно мощные корни, берущие воду из глубины. Сто лет назад считалось, что максимум, на который могла уйти вода под мантию земли, – это шестьдесят метров. Когда же сейсмологи исследовали Марианскую впадину, расположенную на двух тектонических плитах, то выяснили, что во время сдвига плит на их стыке воды уходит минимум в три раза больше. То есть самое малое – километров на тридцать. Скорее всего под каменной коркой Пятой от Лебедя есть своеобразные моря…

Ева воодушевилась:

– Кстати, что касается возможности дышать… Мы встречали в экспедициях целые системы, имеющие в своей основе хемотрофные бактерии. Они используют для биосинтеза… Ну, чтобы проще: не дышат кислородом, а получают энергию от окисления различных веществ. Это «бескислородное дыхание» – брожение. Существуют виды микробов, для которых кислород ядовит и вызывает гибель. И такие, которые могут жить без него, но, когда он присутствует, используют для дыхания наряду с брожением. Все зеленые растения дышат, но колебания количества кислорода в окружающей среде не оказывают заметного влияния на интенсивность дыхания. Лишь при уменьшении содержания его в атмосфере до одного процента, то есть раз в двадцать меньше нормы, мощность дыхания большинства видов снижается. При этом начинается анаэробный обмен, за счет которого растение может жить и при полном отсутствии кислорода. Кажется, тут нет животных, даже низших форм? Если это так, то мое предположение верно, и мы имеем дело с…

Она спохватилась, услышав в паузе, что дыхание разведчика стало слишком размеренным, глубоким и ритмичным. А именно: правый Ю совершенно беспардонным образом засыпал под ее глубокомысленные выводы.

***

Это не в первый раз, когда парни погружались в сон во время разговора с Евой. И тот самый последний случай… «Очень приличный мальчик», сын маминой подруги. Мама казалась оптимистичной:

– Гоша просто прекрасен. Главное, он высокий и общительный. Ты не будешь чувствовать себя неловко рядом с ним. Только, Ева, умоляю, никаких погружений в историю пандемий; бактерий, вызывающих прободную диарею, и редких штаммов. И, да, крупномасштабное производство моноклональных антител на основе гибридомных культур тоже, пожалуйста, исключи из потенциальной темы вашей беседы.

Маму можно понять – она была очень обеспокоена будущим Евы.

– Ты хотя бы просто роди ребенка, – сказала она, с тоской оглядывая неимоверно высокую и костлявую фигуру дочери, зарывшуюся с головой в очередное исследование. – И можешь дальше шлендрать по своим этим экспедициям. А я уж выращу и воспитаю.

– Зачем тебе это? – Ева оторвалась от зажавших ее в плотное кольцо экранов с химическими формулами.

– Это нужно тебе. Природа не прощает, девочка моя, – вздохнула родительница. – Ты должна это понимать, как никто другой…

– Я понимаю, – кивнула Ева. – Но о чем мне говорить с этим прекрасным Гошей, чтобы в результате родить ребенка?

– Ну…

Взгляд у мамы стал мечтательным:

– Мы с твоим отцом говорили о… Постой, а о чем мы все-таки говорили? Вот же… Не помню. Наверное, несли какую-то прекрасную чушь…

– Мам, – Ева поставила на паузу экран, висевший между ней и мамой. Светящийся барьер, разделявший их, исчез. – Если ты понятным языком объяснишь, что такое прекрасная чушь, я торжественно обещаю ее нести. В тех количествах, насколько меня хватит.

Мама приободрилась:

– Можешь поговорить с ним о цветах… Ты же любишь растения? И да… В наше время поголовно увлеченных своим делом женщин мужчины ищут кого-то уютного. Того, кто сможет выслушать их. Просто побольше интересуйся им самим. Мужчинам нравится, когда говорят о них…

Гоша оказался и в самом деле очень приятным парнем. Идеальным типом «сын маминой подруги». Высокий, красивый, с первого взгляда понятно, что очень воспитанный. Кстати, внешне походил на правого Ю. И уверенностью в себе. Модный пепельный цвет волос. Только глаза у Гоши были не пронзительно серые, а ярко-зеленые. И он Еве даже начал нравится. Ну, там бабочки в животе и всякий прочий вздор.

Они сидели за столиком – заказ уже сделали, и меню экрана погасло, сгустив покрытие в темно-коричневую столешницу. Ева, глядя в неестественно зеленые глаза, совершенно искренне заговорила о растениях. О классическом способе создания генно-инженерных векторов на основе геномов разных вирусов для доставки генетической информации в клетки.

– Особенно хорошо работают эти векторы для накопления чужеродных белков в бактериях и растениях, и для генной терапии, конечно, тоже…

Ева вдруг поперхнулась последней фразой. Взгляд прекрасного Гоши поразил ее явной странностью. Он, не мигая, смотрел в одну точку прямо между ее бровями. Когда люди приятно проводят время, они не пялятся неподвижно в центр лба собеседника. Ева тихо позвала: «Гоша!», но тот не шелохнулся. Она наклонилась вперед, перегнувшись через запузырившийся подходящим заказом столик, помахала перед лицом своего кавалера растопыренной ладонью. Ноль эмоций. И тут она уловила то самое ровное, глубокое дыхание, которое преследовало ее на свиданиях со школьной скамьи.

Прекрасный Гоша безмятежно и безнадежно спал. Нужно было не о растениях, а сразу переходить ко второй части: расспросов о нем…

«Приятных снов», – оставила Ева записку на столешнице. Между материализовавшимися полностью двумя чашками кофе и огромным пирожным, которое только начало оформляться пока еще рыхлым, но уже розовым бугром.

Дома мама, глубоко вздохнув, сказала:

– Судя по всему, ты умрешь одна-одинешенька, вся в кошках…

– Нет, – засмеялась Ева. Ей было очень обидно и больно, но она ни за что не показала бы маме. – Ты путаешь. Если кто и умрет в кошках, то это точно будет Ешка…

– Значит, ты умрешь одна-одинешенька в своих любимых вирусах…

***

– Эй, – сказала она, толкнув Ю Джина в плечо. – Иди-ка ты, правый Ю, спать туда, где положено…

Разведчик быстро открыл глаза:

– Разве я спал? Тебе показалось…

– Ну, ну, – она хмыкнула. – Повтори тогда, что я сейчас сказала.

– Тектонические плиты… Подземные моря, – Ю Джин прижал ладони к лицу, но Ева заметила, что он зевнул.

– Молодец. Но все равно возвращаемся по каютам, – она оперлась рукой о гладкие, монолитные перила трапа.

Собиралась встать и уйти именно сейчас, чтобы унести с собой тайную ласку ночи. То самое чувство, когда бархатные лапки мягко гладят тебя по спине. Пока правый Ю окончательно не испортил это ощущение, в котором так приятно будет засыпать.

– Завтра у нас уйма дел. Анализ первичных данных, ручные пробы грунта, замеры воздушной среды и вся прочая рутинная работа. Нужно сделать это как можно быстрее, чтобы отправить ваш «Иллюзион» на Землю, где пострадавшим окажут более квалифицированную помощь. Рассиживаться некогда… Лучше всего уложиться в один день, чтобы уже завтра к ночи ваш «Иллюзион» мог стартовать. А мы – отправиться к поющему облаку…

Тишина вдруг стала невыносимо колючей.

– Прости, – сказал Ю Джин с напряжением, – Ни завтра, ни через два дня…

– О чем ты? – удивилась Ева, чувствуя, как неприятный холодок подбирается к ее сердцу. Предчувствия ее не обманули.

– Мы не можем покинуть Пятую Лебедя, – голос Ю Джина звучал виновато и безнадежно. – Это приказ. Не покидать Пятую до выяснения обстоятельств. Так немногословно ответили из управления. И добавили: «Выяснения своими силами». Я думаю, они боятся. Не было еще такого, чтобы на заболевших людей не действовали никакие земные препараты. Поэтому они подстраховываются, и наш звездолет просто не взлетит с этой планеты. И ваш теперь… Тоже…

Это плохо. Так плохо, что всего ужаса ситуации Ева Гомес не смогла отразить в первую минуту полученного известия. Курс звездолета выстраивается с Земли. Без команды далекого диспетчера машина и с места не сдвинется. А прикажут: тут же аннигилируется, разлетится на молекулы.

– Ты заманил нас в ловушку, – выдохнула она, тут же подумав о Ешке и ожидающих синхрониста двадцати четырех кошках. – И что самое ужасное: сделал это втемную. Воспользовавшись «холодным» индексом нашей экспедиции.

Правый Ю дернулся, столбик света от налобного фонарика прочертил зигзаг далеко в темноте.

– Я не знал, кого именно направят ко мне на подмогу, – сухо процедил он. – И что в экипаже будут девушки. Вы просто пролетали мимо. Будь тут что-то вопиюще аномальное, мы бы смогли разобраться сами. Но все роботы, побывавшие здесь, в один голос передавали, что Пятая прекрасно подходит для обитания человечества. Ее исследовали вдоль и поперек. Многократные анализы – воздуха, почвы, всего, что только можно, – не показывали никаких отклонений. Вы же знаете, сколько исследований проводится в новых мирах, чтобы отправить туда «человеческий фактор»…

– Фактор нельзя отправить, – машинально поправила его Ева. – Тем более – человеческий.

– Что?!

– Фактор – это причина, обстоятельство, движущая сила какого-либо процесса, определяющая его характер или отдельные черты. Им можно являться, стать или зависеть от него. Нельзя отправить в новый мир обстоятельство.

Ю Джин казался выбитым из колеи. Он смотрел на Еву одним глазом растерянно, а вторым (тем, с которого только что снял опухоль на аппарате Тишинского), – зловеще. Новый эпителий, сгенерированный в спешке, тянул веко вниз, придавая разведчику вид скособоченный и угрожающий одновременно.

– Хорошо, – наконец согласился он. – Прежде чем Управление отправило на эту планету наш «Иллюзион», роботы облазили Пятую вдоль и поперек. Так лучше?

– Правильнее, – кивнула Ева.

– Видишь ли, нас сюда прислали для окончательного исследования планеты. А на сегодняшний день мы не видели даже сотой ее части. Ничего о ней не знаем. Здесь за каждым камнем могут таиться сюрпризы.

– Молодец, возьми добавку…

– Что?! – правый Ю в упор не понимал ее шуток.

Наверное, он думал, что Ева уже тоже заразилась непонятным вирусом и сейчас переживает первую стадию помешательства. Эти шутки понимали только Ешка, Ева и Ким. И никто больше со стороны.

– У меня плохо с чувством юмора, – быстро признался Ю Джин, словно прочитал ее мысли. – Тебе придется принять этот факт…

– Молодец, я ж и говорю, – зло процедила она сквозь зубы. – Только моим ребятам пока не сообщай. О том, что дверь за нами на этой Пятой захлопнулась. В конце концов…

Она выдохнула, печально признавая правду:

– В конце концов, мы бы в любом случае поспешили вам на помощь. Даже если бы были в курсе всей ситуации с самого начала. Не бросили вас в беде…

Правому Ю не хотелось на красивом фоне выглядеть презренной темной кляксой.

– Это ты сейчас так говоришь, – резко произнес он. – И отвечай, пожалуйста, только за себя…

– Я – капитан, – сказала Ева. – Хоть и просто исследовательской лаборатории без всякого там «героизма авангарда». Может, с вашей точки зрения, мы и занудные ботаники, хотя, впрочем, так оно и есть… Я-то уж – точно, в прямом смысле этого слова. Но я – центр, и знаю своих ребят. Наш экипаж не столь совершенен с точки зрения физической и психологической подготовки, но они всегда выкладываются изо всех доступных им сил. И никогда бы не бросили живое существо в беде. Никакое. Больше всего меня бесит недоверие. И центра тоже, но больше всего – твое.

Она повернулась к правому Ю спиной и быстро, невзирая на сваливающийся комбинезон, пошла наверх. Ева Гомес уже не видела, каким глубоким и виноватым взглядом Ю Джин смотрел ей вслед.

– Я не знал… – тихо произнес он. – И всегда был против включения в такие дальние экспедиции женщин…

Глава 5. Последствия эйфории

К обеду, как только были готовы первичные пробы, выяснилось, что количество катехоламинов-медиаторов в организме пострадавших разведчиков зашкаливает за все известные пределы. Впрочем, как и ожидалось с самого начала. Другие показатели в организме «счастливцев» оставались в норме. Но, несмотря на всепоглощающее веселье, которое капитан и его левый излучали сутки напролет, уже к полудню члены экипажа Ю Джина выглядели совсем плохо. Под глазами углублялись коричневые тени, болезненно выступали скулы.

Носители непонятного «вируса счастья» уже вчера не стояли на ногах самостоятельно, опирались на стену, а сегодня и вовсе не смогли подняться. Сидели изможденными призраками на полу в отдельных каютах изолятора и каркали тихим прерывистым смехом. Словно выплевывали ошметки уже перестоявшего, несвежего счастья в эмоционально нейтральное пространство.

Никто из новоприбывших пока не заразился, Ю Джин тоже чувствовал себя вполне нормально. Ева постоянно проверяла данные биомониторинга пострадавших и сравнивала их с медицинскими показателями Ю Джина, Ешки, Кима и самой себя. Параметры экипажа и ее, Евы, собственные не вызывали беспокойства: любые отклонения укладывались в пределы нормы.

– Почему они… такие? – Ю Джин наблюдал за своей командой через прозрачные стены изолятора уже минут пятнадцать, не отрываясь. Кажется, он даже не моргал.

– Дофамин скачет, – ответила Ева. – Гормональная катастрофа. Я, конечно, не эндокринолог, но…

Она только что вернулась с КЭПа и еще пахла горячим паром шлюзовой обработки. Данные, полученные в лаборатории, она сразу же отправила в анализатор и сейчас пристально смотрела на экран, наблюдая первые результаты. Для окончательной расшифровки потребуется часа два, но вопиющие нарушения можно определить практически сразу.

В «Иллюзионе», конечно же, существовал прекрасный медблок с новейшей аппаратурой. Но это была скорее декорация для спокойствия звездолетчиков. Электроника почти всегда сбоила на неизвестных планетах. Можно быстренько подлатать поврежденные ткани на универсальном и безотказном аппарате Тишинского, но, чтобы поставить серьезный диагноз и назначить лечение, отправляли на Землю. Поэтому в Управлении верили только результатам, полученным на КЭПе по старинке: вручную, с использованием природных препаратов. Ева тоже доверяла только данным «из пробирки» и микроскопа.

– Где?! – переспросил правый Ю. – Где скачет?

– В крови, – вздохнула девушка. – Мочу я не смогла взять на анализ. Такое ощущение, как только образование нормализуется, что-то опять воздействует на его усиленный синтез. А это… Проще говоря, мало дофамина – депрессия, много – глюки, мании, паранойя. Его доля уже и так на пределе человеческих возможностей, а он скачет туда-сюда. Если я не найду источник возбуждения, сложно представить, что с твоим экипажем будет дальше.

К ним подошла Ешка.

– Дофамин, – авторитетно сказала она, дожевывая какую-то булочку, – это нейромедиатор, который отвечает за радость от открытия или получения чего-то нового.

Соскучившаяся во время экспедиции по всяким натуральным вкусностям, она теперь отрывалась на «Иллюзионе». В КЭПе им приходилось есть разведенные в воде концентраты. И спать в мягких, но все-таки мешках. В лаборатории львиную долю пространства и массы отводилось под исследовательскую базу, поэтому все остальное там было спрессованным, сжатым, экономящим место аппаратуре и мощному энергоблоку для работы всех этих установок.

В корабле разведчиков основная часть свободного пространства предполагала отдых и расслабление. Ева подозревала, что в ближайшее время ей не удастся заставить свою команду вернуться на КЭП. В глазах Ешки и Кима она видела непоколебимую уверенность, что в лаборатории они будут только работать. Жить же предпочитают в «Иллюзионе». До самого старта.

Она дернулась. Старт… Погрузившись в привычный мир пробирок, соскобов и образцов, Ева совершенно забыла о том, что их заперли здесь наедине с неизвестным, и – самое паршивое – никак не определяемым вирусом.

– Ешка, – сказала она, чтобы заглушить нарастающий голос совершенно ненужной сейчас безнадежной обиды. – Кончай жрать. Возьми у этих архаровцев мочу на анализ.

– И как ты себе это представляешь, кэп? – Ешка наклонила голову вправо. В углу рта у нее застыла острая крошка.

Ева пожала плечами:

– Тебе лучше знать. Ты же у нас специалист по коммуникациям. Так вот, будь добра, скоммуникатируй мне две пробирки с мочой.

– У них сильное обезвоживание, – покачала головой Ешка. – Я даже просто на глаз тебе определю. Они явно не делали ЭТО ни разу за сутки. Я права?

– Так и есть, – призналась Ева, – ко всему прочему что-то словно высушивает их изнутри. Режим сапрозойного питания в изоляторе я включила сразу же, но ни одна капля жидкости не проходит в их организм. Невозможно накормить и напоить даже через кожу, насильно. Знаешь, словно на каждом из них надет такой огромный непроницаемый мешок.

– Плод в плаценте, – кивнула Ешка. – Состояние идеального счастья.

– Угу, – хмыкнула Ева. – И эта «плацента» так же делает невозможными ни криотерапию, ни медикаментозный сон.

– Вы хотите сказать, что они стали полными идиотами?! – не выдержал правый Ю. – Не реагирующими ни на один из внешних раздражителей?

– По всем формальным признакам – абсолютно счастливыми людьми, – ответила центровая КЭПа. – Если смотреть на химические реакции, которые проходят в их организмах.

– А почему ты исключила шизофрению?

– Как ты себе представляешь острое обострение сразу у двух, ранее классически здоровых людей? – вздохнула Ева. – В любом случае сканирование показало, что желудочки в височных долях мозга не расширены. Это исключает психические заболевания по шизофреническому типу. И… Ешка, у тебя крошка на губах, убери ее, ради Бога, уже смотреть не могу.

– Не смотри, – разрешила синхронист. – Кстати, о дофамине…

Она отвернулась от своего капитана к Ю Джину.

– Лет сто назад бушевала жуткая псидемия, чуть не похоронившая Землю под грудой мусора. Называлась она «шопоголизм».

– Я слышал, – сказал Ю Джин. – Это было в школьной программе. Люди производили столько продуктов и вещей, сколько не могли употребить. А хотелось все больше и больше. Того, что им совершенно не нужно. Мусорные свалки разрослись до невероятных размеров.

– Ну, да, – довольно улыбнулась Ешка. —Тогда группа ученых смогла доказать краткосрочность действия дофамина на мозг млекопитающего. Они давали подопытной группе обезьян шпинат, чтобы те выполняли определенную команду. А когда обезьяны подчинились, его заменили фруктовым соком. Сок, несомненно, стал более ценной наградой, чем шпинат, и дофамин в мозгу у шимпанзе повысился. А потом произошло нечто неожиданное: в течение нескольких дней содержание дофамина снизилось почти до нуля. То есть мозг обезьян перестал реагировать на сладкую награду. А почему?

– Почему? – остолбенело переспросил Ю Джин.

– Обезьяны стали воспринимать сок чем-то само собой разумеющимся. Ведь дофамин эволюционировал как нейромедиатор, приучающий млекопитающее искать новую информацию о «вознаграждениях». А поскольку в данном случае не было новой информации, у обезьян отпала необходимость в его синтезе. Экспериментаторы переключились обратно на шпинат, однако обезьяны отреагировали на это приступами гнева. Они визжали и бросались шпинатом в ученых.

Ю Джин посмотрел на довольную Ешку как-то странно.

– А при чем здесь эпидемия, случившаяся сто лет назад? И какая связь с моими центром и левым?

– Ну, подумай, – Ешка постучала по своей голове характерным жестом. – Если что-то достается легко, мозг к этому привыкает и дофамина за это больше не дает. Подумай же…

– Брейк! – сказала Ева, – Как ты, Ешка, при своей ангельской любви ко всему живому и неживому умудряешься везде влезть в какой-то спор? В любом случае, правый «Иллюзиона» Ю Джин, мы с вами сейчас грузимся на флаер. Мне нужны пробы с места происшествия.

После вчерашней драки тело еще болело, причем все сразу – вдоль и поперек. Перелет на привычную лабораторию и то дался ей с трудом. Отправляться же куда, где притаилась потенциальная опасность, не хотелось совсем.

– О, – обрадовалась Ешка, – я с вами! Подожди, только возьму усилитель…

– Анализ мочи! – охладила ее пыл Ева. – Пока ты не придумаешь, как это осуществить, с места не сдвинешься!

***

Работа специалиста по полевой синхронистике – непосредственный контакт с носителем информации. Никакие видео, звуко, менто записи не способны передать мельчайших нюансов образа жизни другого существа. Иногда Ешке казалось: в ее работе есть что-то от магии. Чтение с незримых сфер – колебание воздуха при дыхании вдруг оказывается историей долгой болезни, чуть заметный поворот тела – героическим эпосом, треск перепонок рассказывает о жизненном пути существа, которое радовалось, страдало, любило. Запахи, меняющийся цвет тела, зыбкие ощущения… Никогда не знаешь, за которую ниточку нужно потянуть, чтобы распутать клубок чужого сознания и понять, какими категориями мыслит иное существо.

Ешка застыла перед изолятором на том же месте, где полчаса назад, так же безмолвно и не отрывая взгляда от своего экипажа, стоял правый Ю Джин. Прозрачность стены давала полное ощущение, что между синхронистом и разведчиками ничего нет. Но она ничего не чувствовала. Только видела. А этого было недостаточно.

У гуманоидных рас большое значение для коммуникаций имеет запах. Страха, радости, любви – феромоны ощущаются на подсознательном уровне, и могут невольно очень многое рассказать о существе, синтезирующем их под влиянием обстоятельств. Может обмануть речь, поведение, язык тела, даже взгляд. Но никому еще не удавалось перестроить биохимические процессы, происходящие в организме. Подавить выброс эндорфинов в кровь, повысить синтез нейромедиаторов в коре головного мозга, остановить выделение продуктов внешней секреции. Все попытки взять под контроль эти процессы, наталкивались на «гематоэнцефалический барьер», из-за которого вещества, искусственно введенные в живой организм, просто не доходили до нейронов головного мозга.

Неуемное желание разобраться в принципах действиях организма останавливается у края бездны. Исследования заходят в тупик или сталкиваются с угрозой необратимых разрушений. Человек, остающийся наедине с самим собой, – маленький ребенок, пытающийся взломать игрушечный грузовичок, чтобы посмотреть, как он устроен. Сломать-то сломает, а вот обратно…

Ешка передернулась. Если кому-то удастся взломать преграды, установленные природой, и добраться до главного управления организмом… Страшно подумать.

Феромоны не пробивали через прозрачную, но плотную стену изолятора, и картина для осознания полностью не составлялась. Тем не менее Ешка понимала: со вчерашнего дня что-то в пострадавших изменилось. Сейчас она чувствовала себя так, словно перед ней открывалась… Нет, не открывалась бездна. Стягивалась пленка, незримая, на уровне ощущений. Своей невероятной интуицией, которую синхронист могла «включать» и «выключать» по необходимости, Ешка почти видела эти коконы, все туже стягивающиеся вокруг Кравеца и Смита. Минилаборатории, в которых идет неведомая ей перестройка человеческого организма.

Конечно, пока это была только ее фантазия. «Ненаучное допущение», – так обзывала Ева прорывы Ешкиной интуиции. В половине случаев, как тогда, на Хироне, они оправдывались. В половине – нет.

Нужно войти в изолятор, чтобы удостовериться в ощущениях. Ей нужно вплотную «посмотреть» органами чувств феромоны, тогда Ешка сможет сказать, что…

– Еще же анализ мочи! – вспомнила она.

– Чьей мочи? – гаркнуло у нее над ухом так неожиданное, что Ешка подпрыгнула и взвизгнула.

– Ешкин кот! – раненый зверем прогремел Ким Полянский, схватившись рукой за подбородок. – Чуть челюсть не выбила.

– У тебя очень прочная и твердая челюсть, – успокоила Ешка, потирая гудевший затылок, которым она в прыжке приложилась о скулу правого.

Половину лица Кима покрывала антисептическая маска, над ней ярко горели чернотой большие глаза. От этого Полянский был похож на раздобревшего ниндзя.

– А… – протянула Ешка, – тебя тоже не взяли в разведку?

Ким пожал плечами:

– Ева посадила меня на бессрочный карантин. Хотя насморк почти прошел, и лейкоциты в норме. Но в связи со сложившейся ситуацией мне предписано сидеть в каюте, выходить только в маске и в чрезвычайных случаях.

– А сейчас чего выперся?

– Чрезвычайная ситуация, – спокойно пояснил Ким.

– Какая? – Ешка знакомо округлила глаза и быстро посмотрела по сторонам. Обстановка в «Иллюзионе» с тех пор, как за Евой и Ю Джином загерметизировались створки шлюза, нисколечко не изменилась.

– Ты осталась наедине с монстрами, – спокойно ответил Полянский и кивнул на экран обзора. – В заблокированном звездолете на чужой планете. Ты их закоммуникатируешь до смерти. Мой долг – обезопасить от тебя этих несчастных разведчиков.

Ешка зашипела как рассерженный, не очень крупный зверь. Это теперь с ней непроизвольно случалось от неожиданности. Постоянное общение с кошками наложило отпечаток. Любое общение – двусторонняя дорога. Синхронист понимала это, как никто другой. Если ее питомцы перенимали человеческие привычки, то и она нахваталась от них всякого разного.

– Твои шутки – всегда плоские и абсолютно несмешные, – отшипевшись, с облегчением выдохнула Ешка. – Марш обратно в карантин, а то…

– Наябедничаешь Еве? – усмехнулся Полянский. – Ешка, брось! Мы соприкасались без скафандров и с ними, и друг с другом несколько часов подряд. Очень плотно, кстати. Непосредственно.

Он явно имел в виду ссадины и растяжения, полученные при транспортировке обезумевших разведчиков. И… Полянский был прав. Ешка понимала, что Ева отправила его в карантин только, чтобы соблюсти инструкцию. Формально, для отчета.

– О! – сказала она, принимая реальность. Полянский сейчас оказался очень кстати. – Так ты мне поможешь? Быстро говори: да или нет?

– Нет! – быстро сказал Ким. – А что ты хотела?

– Зайти в изолятор. Нужно проверить… А ты бы в это время мог взять у них анализ мочи.

– Как?

– Ну… Как-нибудь…

Ешка легонько потарабанила пальцами о стену изолятора. Машинально, в задумчивости. Это было совсем безопасно, и она твердо знала, что слабый звук не услышат за мощной звукоизоляцией, и никого пациенты сквозь односторонне прозрачную стену не видят, но оба разведчика разом повернули головы. Они странно осклабились – улыбаясь и хищно скалясь одновременно, и вдруг двинулись прямо на Ешку и Кима, остолбенело застывших по ту сторону «экрана». Встать Кравец и Смит не могли, они сделали несколько неуверенных движений на четвереньках, а потом сразу оба рухнули как подкошенные на мягкий пол изолятора и поползли на локтях, волоча за собой бесполезные тряпичные ноги.

– Как ты думаешь, – задумчиво спросила Ешка. – Если бы у них был шпинат, они бы кидались им в нас сейчас?

Глава 6. Первая встреча

Широкие плато на скалах шли размазанной лестницей, каждая ступенька уходила так высоко, что не хватало взгляда определить, где заканчивается очередная «платформа». Они поднимались, нависая друг над другом в хаотичном, со стороны не очень понятном порядке. На одной из этих гигантских ступеней сейчас стояли Ева и Ю Джин.

– Это здесь? – Ева спросила, чтобы разрядить тишину.

Нависшие друг над другом плато давили и прессовали своей невозмутимой мрачностью.

Флаер добрался до края ущелья, а потом им пришлось еще идти пешком, и каждый шаг давался Еве с трудом. Воздух здесь был густой, давил даже сквозь шлемы, казалось, прямо на мозг, минуя черепную коробку. Ева тяжело дышала, хватаясь за монолитные куски плотных пород. Она с завистью заметила, что правый Ю даже не запыхался.

– Я задержался там, – разведчик показал рукой в глубь плато, над которым нависала верхняя платформа. – Кравец и его левый собирались выгрузить оборудование и подождать, пока я запрограммирую робота-летчика на верхнюю съемку. Вернулся, а они уже – все. Ничего не говорят, только смеются совершенно безумно.

– И ничего? – понимая всю безнадежность вопроса, все-таки откликнулась Ева.

– Никаких подозрительных звуков, теней или преломлений света. Ничего странного. Вообще, – вздохнул Ю Джин. – Я занимался роботом минут восемь. Не больше. И был совсем рядом. Можно сказать, что вот на мгновение отвернулся…

– У меня тоже по нолям, – пожаловалась Ева. – Никаких соображений по этому поводу.

Она уже физически чувствовала, как мысли в ее голове монотонно ходят одна за другой по кругу. Девушка снова и снова запускала эту изъезженную на десять тысяч раз карусель в поисках какой-нибудь подсказки.

– Мы обязаны найти решение, – нисколько не сомневаясь в том, что так оно и будет, произнес Ю Джин.

– Ага, – кивнула Ева. – Наверняка есть какой-то выход. Не бывает, чтобы вот так ни с того ни с сего… Тут скрываются возбудители, влияющие на значения катехоламинов.

Ю Джин промолчал, и они вместе, не сговариваясь, обернулись к бездне, в которую обрывалось очередное плато. Та же картина – рыхлые кульки высохших мочалок на острых, гладких пиках. Скорее всего, они «питаются» постоянным движением ветра сквозь бахрому «листвы». Накануне в отчетах по составу атмосферы Ева обнаружила наличие переносимых воздухом клеток, похожих на гаметы или пыльцу.

Куполообразный выцветший серый горизонт. Что там, внизу, они и представить себе не могли. Глубже юркому флаеру спуститься не удалось. Чем ниже, тем больше густел воздух, и наступал момент такого прессинга, что сразу становилось ясно – это опасно для жизни. А еще чуть погодя – просто невозможно. Словно спускаешься на дно океана. Только тонны воды заменяли массивы уплотняющейся атмосферы.

– Тихо, – Ю Джин вдруг придвинулся к Еве и шепнул негромко, но внятно. – Не делай лишних движений.

Ева медленно обернулась. В глубине плато, там, где нависала «крыша» верхнего яруса, ощутимой горкой высилась бурая фигура, похожая на большого медведя гризли. Еще пару минут назад ее там не было. Совершенно точно не было. Девушка даже сморгнула, настолько нереальным казалось происходящее. Но фигура не исчезала, и Ева непроизвольно схватила Ю Джина за рукав мягкой форменной куртки.

– И-и-и, – почти неслышно заскулила Ева Гомес, сама не ожидая от себя такой реакции.

Первобытный страх просочился через все наработанные часы психологической подготовки. Разведчик осторожно и успокаивающе погладил ее по пальцам, впившимся в его куртку.

– Он не двигается, – шепнул. – Может, это что-то вроде миража. Не паникуй.

Ева, замерев на краю обрыва, изо всех сил вглядывалась в застывшую бурой массой фигуру. Первая волна паники спала, и теперь сознание автоматически фиксировало все, что можно разглядеть на расстоянии. Четыре неуклюжих отростка, напоминающие лапы. Неестественно заваленная поза (очевидно, существо или галлюцинация пыталось сидеть, опрокинувшись на гладкие плоские камни). Еве показалось, что она видит даже любопытно настороженные в их сторону уши на крутолобой бурой голове. Похоже, фигура сидела к ним спиной, потому что на верхней части этой странной инсталляции не наблюдалось ни глаз, ни рта, ни носа. Ничего такого, к чему можно было обратиться, как, например, к собеседнику. Только невнятный, бугристый шар, переходящий в подобие еле намеченной необъятной шеи, стекающей во второй шар, на котором существо «сидело».

Ева почувствовала, как Ю Джин мягко отстраняется от нее, и поняла, что он еле ощутимым движением включил сенсор и делает снимки пришельца. Или аборигена. Или миража. «Вот молодец какой! – с досадой подумала она. – Не растерялся в то время, как я…»

Кажется, Ева на какое-то мгновение закрыла глаза. Всего лишь на мгновение, но как объяснить тот факт, что на плато, кроме них с Ю Джином, опять никого не наблюдалось? Этот сюрреалистический медведь не мог так незаметно уйти. Похоже на то, что он просто растворился. Раз – и все.

Ева посмотрела на визор Ю Джина. Он кивнул:

– Исчез.

– Коллективная галлюцинация? Мираж?

Разведчик покачал головой:

– Я включил индикатор органики. Это явно материальная субстанция.

– Ну, тогда, он не мог исчезнуть совсем бесследно…

Стыдясь недавнего страха, она подняла чемоданчик с набором для биоматериала.

– Ты его видел раньше?

Она решительно собралась отправиться туда, где только что взаимно наблюдало за ними неизведанное существо. Джин покачал головой: не видел. И схватил ее за рукав:

– Не ходи! – он сказал тихо, но твердо.

– Чего это? – удивилась Ева и с запозданием вспомнила, что она старше по званию. Прошипела командным тоном:

– Правый капитана Кравеца, отставить препирательства.

– Не ходи, – уже попросил ее растерянно правый капитана. – У меня в детстве такой плюшевый медведь был.

– Серо-буро-малиновый? – удивилась Ева.

Джин кивнул:

– Именно. Ничем хорошим это не кончится…

Неожиданный порыв ветра ударил в спину, Ева чуть не выронила чемоданчик с препаратами. Горячий шквал принес запах миндаля, настолько резкий и горький, что он проник через шлем, и она закашлялась, как если бы вдохнула едкого дыма от костра. На глаза навернулись слезы, в поплывшем пространстве заплясали зеленоватые искры.

– Ты в порядке? – Джин поддержал ее за плечи.

Ева хотела отстраниться, но мешала коробка, занимавшая обе ее руки.

– У меня глаза… Что-то со зрением…

Ю Джин кивнул, все еще не отпуская ее:

– Передо мной тоже черти пляшут…

– Чего?! – теперь настала очередь Евы изумляться.

Внезапно правый «Иллюзиона» тихо рассмеялся:

– Так моя бабушка говорила, когда перед глазами появлялись пятна. А эти похожи на электрические разряды. Крошечные грозы, спустившиеся с небес.

– Мне в любом случае нужно взять пробы на том месте, где оно, ну это…

Ева мотнула головой в сторону. Там все еще плясали, постепенно угасая, «крошечные грозы».

– Опасно, – сказал Джин. – Наверное, нам лучше вернуться.

– С чего это? – изумилась Ева. – Разве не необходимо выяснить, что тут произошло два дня назад? «Глюк» может иметь отношение к тому, что случилось с твоим экипажем. По крайней мере, нужно выяснить, мираж это или нет…

– Я бы вернулся позже, – почему-то смущаясь, произнес Джин. – С твоим правым.

– С Кимом? – удивилась Ева.

– Да. Честно говоря, мне не по себе находиться в разведке с девушкой. Это опасно.

Ева не удержалась от скептического хмыка:

– А когда ты КЭП разворачивал…

– Я же не знал, что в нем девушки, – в сердцах правый «Иллюзиона» даже повысил голос.

Но тут же спохватился, обернулся на место, где совсем недавно сидел, неловко завалившись, странный медведь. Сказал уже тихо:

– Если он еще раз…

И замолчал.

– Кто? И что? – Не поняла центровая КЭПа. – Полянский что ли еще раз… что?

Они за минуту до этого говорили о Киме, поэтому он сразу пришел ей в голову.

– Нет, то, что сидело там… Если оно попробует напасть на нас еще раз…

– Знаешь… – подумав мгновение, сказала Ева.

В ее чемоданчике от каждого, даже почти незаметного движения шуршали друг о друга старинные колбы из прозрачного пластика. Честно говоря, при всей внешней решимости, Еве очень не хотелось двигаться с места. По крайней мере, не в том направлении.

– Я не думаю, что в этом глюке была агрессия.

– А я уверен, что это – не глюк, – ответил Ю Джин.

Он похлопал по бедру своего скафандра. Там, где располагались датчики индикатора органики.

– Скорее… крупный зверь.

– Тем более, – поежилась Ева. – Если бы он был враждебно настроен, уже размазал бы наши косточки по плитам. И ты говорил, что ни зондирующие автоматы, ни роботы не нашли тут признаков фауны. Убеждал меня, что на планете отсутствует полноценная биосфера.

– Так и не нашли же… Ты должна знать: автоматы, запрограммированные на определенный результат, часто делают неверные выводы. Поэтому планета считается разведанной только после…

– Человеческого фактора? – фраза прозвучала обидно.

– Ну да, – миролюбиво ответил Ю Джин. – И… мне не нравится, что ветер усиливается. Мы не можем сейчас подняться на флаере. Он слишком легкий.

Горячий ветер и самом деле, если не усиливался, то и не думал утихомирить свои порывы. Налетал коварно и неожиданно, под порывами трудно было удержаться на ногах, и становилось слышно, как скрипят оболочки скафандров. Потом ветер так же внезапно прекращался, вложив в удары всю свою энергию. Затихал, словно копил силы для следующего броска.

– Надо подождать, пока утихнет, – сказал Ю Джин. – Возле флаера. Не нужно ходить туда… На место происшествия.

Ева посмотрела на него, пытаясь вложить во взгляд все возможные эмоции. Она достала из набора аспирационный пробозаборник и выразительно повертела им перед визором правого Ю. В конце концов она должна как-то восстановить самолюбие, уязвленное недавней растерянностью. Даже паникой. Вспомнив свой позор, кажется, покраснела, и очень надеялась, что за пластиком шлема разведчик не увидит ее досады.

– Мы не узнаем, что это было, пока не получим полную картину окружающей среды.

Изучать ситуацию на горячую голову – плохая идея, но Ева ничего не могла поделать со вспышкой адреналина. Тем более, что ощущения были какими-то очень преувеличенными. «Глупость», – убеждала сама себя Ева, – «Ничего страшного не случилось, нужно просто сконцентрироваться и работать», но непонятный стыд разрастался в ней ползущим колючим кустарником, забирался в самые отдаленные части души. Он гнал Еву в какие-то безумства. Хотелось назло Ю Джину – свидетелю ее бестолковости в момент трусости – что-то доказать, куда-то бежать, кричать, махать руками. Что-то делать, вот хотя бы встать тут, на край скалы, чтобы испугался…

Разведчик должен понять: она не какая-то там, а совсем наоборот…

– Глубоко вдохни и выдохни, – сказала себе Ева.

Подошла к месту, где недавно сидел странный «медведь», уверенно. Но когда посмотрела на свои руки в облегающих перчатках, заметила, что пальцы мелко дрожали. Усилием воли не удавалось подавить этот тремор.

Индикатор органики, шурша пористой поверхностью, выскользнул из ее рук, и Ева еле успела подхватить его у самой земли. Это привело ее в реальные чувства: если центр КЭПа продолжит вести себя, как взбаломашенная пубертатка, будут потеряны все наработанные материалы.

– Извини, – кивнула Ю Джину. – Что-то со мной…

Ева осеклась. Вдруг показалось, что скала, подпирающая плато напротив, метров в двадцати от нее, пошла волнистой рябью. Она сильно зажмурила глаза и вновь открыла – от непривычного давления и нехватки кислорода вполне могли начаться галлюцинации. Но скала продолжала колыхаться: нервно, рывками. Словно была одеялом, из-под которого тщился освободиться кто-то, запутавшийся в материи. Ева посмотрела на Джина. По тому, как напряглась его шея, а ладонь легла на пояс скафандра, на котором крепился бластер, она поняла, что никаких личных галлюцинаций не испытывает. Со скалой и в самом деле творилось странное.

– Ты видишь? – прошептала Ева, но Джин не смог ответить: вдруг налетел такой шквал ветра, что почти сбил их с ног.

Они схватились друг за друга, чтобы не упасть, и Ева уже ничего не понимала, а только задыхалась горячим и горьким миндалем, который каким-то образом проник сквозь скафандр. Очертания окружающего мира поплыли, теперь уже все вокруг казалось нечетким, рванным, как в пустыне перед набухающим миражом.

Неожиданно Джин резко оттолкнул ее от себя, Ева упала на каменное плато, скафандр смягчил падение, удар был глухим: не больно, а как-то обидно. Но она не успела ни расстроиться, ни удивиться, потому что в следующую секунду на плато облаком густой пыли спустилась тень. Одновременно: стало темно, и темноту вспорол малиновый луч бластера.

– Туда! – крикнул Джин так неистово, что передатчик оглушил Еву пронзительным визгом, не в силах уравновесить механическое дребезжание.

Следующая вспышка прорезала желтую пыльную тьму. Ю Джин одной рукой рывком поднял отброшенную им же Еву, и потащил туда, где мгновение назад луч оружия наткнулся на вполне реальную базальтовую породу.

Она успела сгрести столько расставленных на камнях баллончиков, препаратов и полевых анализаторов, сколько смогла, и увидеть, что вокруг уже не было никаких движущихся скал. Только звенящая тишина, в которой нарастало дыхание приближающегося урагана. И тихие постукивания маленьких колбочек, сыпавшихся с Евы на бегу.

Глава 7. Катастрофический сюрприз

Ева тщательно упаковывала остатки собранного материала в герметичный ящик, который плотно пристегнула к поясу своего скафандра. Не так-то просто было извернуться в тесной скальной расселине, издалека замеченную Ю Джином. Широкая для трещины и узкая для пещеры. Ее единственным достоинством являлась глубина, которая не позволяла выдуть исследователей наружу. Они смогли втиснуться вдвоем, но для движений места не оставалось.

– Все не так плохо, как мне показалось, – наконец выдохнула Ева с облегчением.

– Ты о чем? – удивился Джин.

Он вслушивался в сухой треск ветра, доносившийся снаружи. По мнению разведчика все было как раз очень плохо.

– Про пробы. Большая часть у нас осталась. Я боялась, что ветром унесет материал, и не смогу повторить забор. Картина будет уже не та. Эх, если бы взять у этого медведя еще пробы на биопсию… Хотя бы строгий минимум…

Джин покачал головой, в тесноте почти соприкасаясь с ее шлемом:

– А я боюсь, что унесет наш флаер. Я его посадил слишком близко к краю плато. Не думал, что тут бывают такие смерчи.

Ева похлопала по герметичной крышке ящика. Казалось, закрыто хорошо, но кто его знает…

– В худшем случае дойдем пешком.

Она пошевелила плечами, прижатыми к скале. Полусогнутые ноги упирались в противоположную стену.

– Хотя это и займет… Страшно подумать сколько. Но когда-нибудь смерч закончится. А на КЭПе тоже есть флаер. Не такой навороченный, как у вас, но для перемещения годится. Главное, нам пока удалось сохранить пробы. Знаешь, чем дальше, тем больше я уверяюсь: этот зыбучий медведь связан с твоим экипажем.

– Я вижу его впервые в жизни, – напомнил Ю Джин. – Медведя. По крайней мере, именно этого.

– Ты – да. Но никто не может сейчас поручиться, что твой экипаж не видел его перед тем, как…

«Сойти с ума» – вот что хотела сказать Ева, но прозвучало бы это очень непрофессионально, так как диагностика не подтвердила патологий ни головного мозга, ни нервной системы команды «Иллюзиона». И она просто пояснила:

– Вот смотри. Что мы имеем? На этом самом месте тридцать часов назад с экипажем «Иллюзиона» произошло нечто странное, так?

Ю Джин кивнул:

– Тридцать часов, девятнадцать минут и сорок две секунды, если быть точными. По земному времяисчислению.

– Да. И вот через тридцать часов и минут – сколько ты там сказал? Впрочем, для моей мысли это не очень важно. В общем, на этом же самом месте появляется странный медведь. И тут же исчезает, растворившись на наших глазах в воздухе. Маломощный индикатор на твоем скафандре фиксирует настоящую биоорганику, то есть это никакая не оптическая иллюзия. И в то же время ни один из специализированных, напичканных под завязку тончайшими приборами роботов на протяжении нескольких месяцев исследования Пятой от Лебедя ни разу не обнаружил живой организм крупнее бактерии… И все это происходит в одном и том же месте. Ты считаешь, может быть случайное совпадение?

– Пока нет никаких доказанных фактов, что это не случайность, можно оставить твое утверждение, как гипотезу. Одну из гипотез, – уточнил разведчик.

– Пока просто спиши на интуицию, – предложила Ева. – В любом случае на данный момент эта «гипотеза» – самый вероятный носитель неизвестного вируса. Хотя бы потому, что единственный.

Джин промолчал. Наверное, согласился. А, может, отвлекся на очередной шквал сухого ветра, бахнувшего по скале, в трещине которой они прятались. Еве показалось, разведчик вздрогнул. Словно только что получил сильный удар.

– Все формы жизни, с которыми удалось установить контакт, когда мы вышли в гипер, так или иначе похожи на человеческие, – Ева сделала вид, что не заметила смятения Ю Джина. – Но это говорит только о том, что мы пока не можем общаться с теми, кто не имеет с нами никаких точек соприкосновения. Наш Ким, например, давно бредит старинной легендой о разумном океане. Говорит, что решил специализироваться на глобальных контактах, с тех пор как услышал эту историю в детстве.

– Это я знаю. Контакт-солярис – парадокс соприкосновения с непознаваемым.

– Вот именно, – сказала Ева. – Мы сможем общаться с такой формой жизни только в том случае, если она сама захочет выйти с нами на контакт. Иначе мы ее просто не видим. Не ощущаем. Для диалога нужна взаимность. А когда один пытается вести беседу, а второй засыпает на самом интересном месте, никакого общения не получится… Как-то так…

Очередной порыв ветра заставил Еву замолчать. Фразу она уже додумывала про себя: «Форма жизни, которая не показывает наличие органики, через секунду – показывает, и снова становится НИЧЕМ? По крайней мере, по законам нашей галактики это невозможно. Фундаментальная постоянная тонкой структуры всегда стабильна и неизменна».

Когда снаружи стало тихо, Ю Джин расслабился. Ева даже сквозь двойной слой скафандров почувствовала, как напряжение отпускает его мышцы.

– Странно, да? – сказала она.

– Да уж, – произнес Ю Джин. – Что может быть страннее?

Сейчас он не казался Еве таким уж неприступно-неприятным. После того, как признался, что боится игрушечных медвежат, а теперь непроизвольно вздрагивает, когда ветер бьется о скалу. Сейчас Ева могла простить его безукоризненный вид. Прекрасный Ю Джин в ее глазах стал обычным человеком. С фобиями и неуверенностью в собственной непогрешимости. Она пошевелилась, пытаясь не слишком плотно прижиматься к разведчику.

– Я имею в виду саму ситуацию. Ну, то, что мы скорчились в этой норе, прячась от ветра, как два спасающихся мышонка, и рассуждаем о законах галактики?

– Это ты рассуждаешь, – сказал Ю Джин. – А я думаю о том, как нам без потерь добраться до «Иллюзиона». И что мне указать в рапорте на Землю о наших успехах по ликвидации возникшей проблемы. Не могу же я на полном серьезе выдать историю про исчезающего медведя, дофамин и шпинат… Там нужна четкая конкретика: что случилось, кто виноват и, исходя из этого, как действовать дальше. Кстати, я не понял, что твоя левая имела в виду. Ну, там, у изолятора. Когда говорила про потребление и обезьян.

– О вечной и ненасытной жажде людей чего-то, приносящего им удовольствие, – вздохнула Ева. – И быстрого пресыщения. Ешка знает, о чем говорит. Она с огромным счастьем сидела бы себе на Земле со всеми своими животными, и никогда бы не покидала ее. Со временем у нее образовался бы целый зоопарк, я думаю. Только у Ешки лет пять назад выявили хронический синдром «шопоголика», его еще называют дофаминозависимостью. Ты не в курсе, что действуют целые государственные программы по добровольно-принудительному избавлению от разрушающих склонностей?

Ю Джин кивнул, но как-то слишком поспешно и чрезмерно уверенно.

– Так вот, в одну из них и попала Ешка Бодрчкова, мой левый. Для стабилизации дофамина ей было настоятельно рекомендовано изучение чего-то нового. Чем выше потребность в ощущениях, тем жестче относится к тебе программа. В смысле, тем дальше и неопределеннее тебя посылают. Ешка – очень классный синхронист, с большими заслугами в научной среде по своему профилю. Но со склонностью удовлетворять внутреннюю жажду, приобретая кучу ненужных вещей. Поэтому она прошла госкурс астронавигатора и теперь вынуждена раз в несколько месяцев срываться с места на поиски неизвестного. В общем, Ешка знает практически все, что изучено на сегодняшний день о дофамине.

– Эй, а мой экипаж при…

– При том, что счастье – категория иллюзорная. Оно требует новых и новых желаний. До тех пор, пока не кончаются возможности. И в этот момент – упс! – оно становится своим антиподом. Несчастьем, то есть невозможностью достичь желаемого. Твоему экипажу будет становиться всё хуже, пока мы не найдём механизм, запустивший в них «счастливые» процессы.

– Понятно, – протянул правый «Иллюзиона». – Впрочем, кажется, ветер стих… Я посмотрю, можем ли мы возвращаться…

Сухой гром застиг их уже в полете. Он внезапно пришел откуда-то издалека, но судя по интенсивности, не заглушенной даже расстоянием, означал что-то гораздо большее, чем природное явление. Масса воздуха с силой ударила в плоскости, и флаер нехило тряхнуло звуковой волной. Ева сглотнула внезапно набежавшую слюну, вдруг – с привкусом железа.

Ю Джин, в долю секунды потерявший управление, отчаянно выругался. Флаер забарахтался в воздушном потоке, его потащило в сторону от намеченного курса.

– Мы что… падаем? – Ева не могла поверить, что после всех минувших событий, с ними сегодня случится что-то еще. Неприятное. А, может, и еще хуже, чем просто неприятное.

Она видела только стальной затылок шлема над панелью управления, но почувствовала, что правый Ю сжал зубы. Ничего не ответил, только шлюпка выпрямила курс, перестала заваливаться на бок, как птица, которую куда-то волокут в силках.

Ю Джин шумно выдохнул и обернулся:

– Уже нет.

Лицо у него даже через экран визора светилось неестественной бледностью. И взгляд пронесся мимо Евы, едва скользнув по ее нескладной фигуре. Ю Джин смотрел на обзорный монитор. Прямо по курсу, расталкивая плотную массу уже привычных серых туч, постоянно скрывающих небо, вспухало выжжено-желтое пятно. Через секунду грязно желтая накипь расступилась, и небо Пятой от Лебедя пронзил огненный шар. Он стремительно шел вниз, несмотря на все попытки вернуться назад, дергался в полете, а вернее – уже в явном падении. У самого горизонта шар лопнул мыльным пузырем, превратился в молнию, рассыпавшись на мелкие мячики пламени, которые судорожно покрывали густую атмосферу планеты дергаными росчерками.

Ева никогда не видела вживую, как терпит бедствие звездолет. Только на учебных симуляторах. Муляжи были очень правдоподобны, но не могли сравниться с реальной катастрофой. Ощущалось совершенно по-иному. Мозг еще не до конца осознал, что случилось, а нервная система уже включила гамму ощущений. В Еве словно ворвалось все безнадежное отчаяние того, кто умер или вот в эту самую секунду умирал за пультом гибнущего корабля.

Красные росчерки выстреливали серебряной мишурой. Еще всего только через одно мгновение потолок из спрессованных в небе туч заполыхал переливами серебра, заволновался изгибами, закрутился перевернутыми воронками.

Блестящей иглой мелькнул на этом фоне сверкающий конус с заостренным носом. Он прошел сквозь все гаснущие один за другим всполохи, на короткое время завис над дальним обрывом и нырнул в него, исчезнув с обзорного экрана.

И тогда до флаера дошел звук. Еще один удар грома, раскатившийся между горных склонов.

– Иди ж твою, – тихо сказал Ю Джин. Он уже разворачивал шлюпку к месту аварии.

– Это то, о чем…

– Оно самое, – в сердцах произнес разведчик. – Он успел катапультироваться. Может, остался в живых… Только знаешь, что… Кеплер по договоренности —земной сектор. Никто из федерации без нашего ведома сюда не сунется. Не должен. А это значит…

Черт, черт, черт…

Ева ругалась про себя всеми возможными неприличными словами, которые только знала. Шли вторые сутки их пребывания на Пятой Лебедя, а она уже чертовски устала от этой безумной планеты…

Глава 8. Изнанка монстра

Капсула была обтянута чем-то матово-серым, таким пластичным, что казалась мягкой и живой шкурой. Причем, если бы она не повредилась, фиг бы Ева с Ю Джином ее нашли. На их глазах капсула старательно меняла цвет и ощущение от своей текстуры, мимикрируя под ландшафт. Но дело продвигалось с трудом, сначала медленно, а потом и вовсе все застыло, только на четверть притворившись потрескавшимся каменным плато. Из базальтовой припухшей корки, словно вросшее в нее, торчало меховое яйцо. Оно судорожно пульсировало, с одной стороны зияя обгоревшей плешью, с другой пугало огромной вмятиной от удара.

Еве показалось, что пострадавшая капсула стонет, как если бы была и в самом деле живой. Но индикатор органики, который вирусолог так и не отстегнула от запястья после забора проб, явно давал понять: живого в этом сооружении тридцать к семидесяти.

– Они… Те, кто… Способны к биотрансформации неорганики? – это были первые слова, которые Ева произнесла после того, как Ю Джин развернул флаер в сторону пылающего шара капсулы.

– Технология биотического сплава, – сказал Ю Джин. – У нас еще не применяется. Я не встречал, но много слышал. Стой!

Ева направилась к «яйцу», но от крика разведчика резко остановилась.

– Пока живая ткань не умерла окончательно, она будет защищать того, кто в капсуле. Если это существо без сознания, то никто не докажет оболочке, что мы не собираемся причинить ему вреда.

– Но как мы можем ждать…

– Никак, – сказал Ю Джин. – Отойди.

В воздухе малиново вспыхнул лазер, и от яйца ровненьким срезом отлетела верхушка.

– Там! Внутри! Вдруг! – крикнула Ева запоздало, испугавшись, что луч заденет того, кто наверняка страдал сейчас в глубине мохнатого яйца.

– Не волнуйся, – уверенно сказал Джин. – Скорее всего, сидящий внутри не будет так плотно прижат к верхушке, а иначе мы не сможем выковырять его оттуда. Навряд ли система идентифицирует нас как своих, заслуживающих доверия. Только сами пострадаем. Капсулы-биотики очень упрямы. Бьются за свое содержимое до последнего.

«Яйцо» постояло несколько секунд, словно не веря, что это произошло с ним. А затем, обиженно хлюпнув, побежало быстрыми, глубокими трещинами. И раскололось лепестками на части.

Внутри «цветок» нежно светился нежно-голубым. Это Ева заметила в первую секунду, а потом ей стало не до красот. Из середины расколовшейся капсулы на нее уставилась жуткая морда. Чудовище все заросло сбитыми в колтуны нечистыми густыми волосами, из узких щелочек-глаз желтыми всполохами пульсировала ненависть. Гигантская пасть не сдерживала ряд огромных, острых зубов: они вываливались, раздирая безгубую яму рта, торчали в разные стороны, мешая друг другу. Некоторые почему-то загибались внутрь, словно чрезмерно отросшие ногти. Волосы на теле чудовища чуть шевелились от сухого сквозняка Пятой, а само оно застыло в угрожающей позе и только пылало злобой из прищуренных глазниц. Молчало, не двигаясь.

Удивляло спокойствие разведчика. Это было не нарочитое, напряженное состояние концентрации перед прыжком, Ю Джин и в самом деле не видел ничего страшного в появившемся монстре.

– Подожди, – сказал он. – Это просто защита. Скафандр.

Ю Джин нашарил на растрескавшейся земле небольшой камень и, тщательно примерившись, бросил его в мохнатый лоб чудовища. Тоскливо молчащее пространство неожиданно огласилось трубным воплем, выворачивающим душу. Монстр орал секунды две, так и не сдвинувшись с места, потом замолчал, пожирая Еву недобрым взглядом. Хотя камень бросил в него Ю Джин.

– Не попал, – виновато пожал плечами тот и схватил с земли следующий камень.

Разведчик же, похоже, входил во вкус. Еще один камень полетел в морду монстра, снова рев и тишина. И еще один. И следующий. Выглядело все так, будто Ю Джин наслаждался процессом метания камней в иноземную цель. А, может, он и в самом деле впал в детство.

Когда у Евы уже заложило уши от криков-залпов, Ю Джин достиг цели. Очевидно, застежка крепилась где-то на плоской переносице монстра, а не в центре лба, как предполагал разведчик. После очередного броска, которым Ева уже потеряла счет, шкура поехала вниз, стекая с чудовища, словно вязкая жижа.

– Осторожно! – запоздало выкрикнула она, но Ю Джин знал, что делает.

Он отскочил от лужи, которая образовалась в месте «таяния» защитной оболочки. В центре развалившейся капсулы в нежном свечении скорчилось небольшое – около метра в длину – существо. В голове Евы пронеслась мысль, что оно появилось из цветка как крошечная сказочная девочка, но «Дюймовочка» больше всего напоминала кенгуру с крысиной мордой.

Голое, покрытое короткой жесткой шерстью. Ближе к голове – светло-палевой, к ногам цвет переходил в тот, который называют «асфальт после дождя», а еще иногда – графитовым.

Мощные задние лапы венчались огромными «лыжами», ручки были крохотные, с маленькими пальчиками, прижатыми к оттопыренному карманом пузику. Наверное, от удара «сумка» на животе чужого звездолетчика раскрылась, и он в последнем проблеске сознания попытался удержать что-то важное в складке своей кожи.

Тельце условного «кенгуру» венчала крысиная морда – узкая, вытянутая, с плотно прижатыми к голове овальными ушами. Глаза существо или крепко-накрепко закрыло, или их вообще не было. По крайней мере, на острой серой мордочке там, где обычно располагаются органы зрения, не виднелось даже щелочки.

– Это худшее, что могло еще с нами случиться, – хмуро сказал Ю Джин, разглядывая кенгуру-крысу.

Он явно не торопился оказывать первую помощь.

– Не самое, но одно из…

– Почему ты так думаешь? – сердце Евы пощекотал противный холодок.

Тревожный сквозняк поелозил там секунды две и направился в разные стороны: в ладони и стопы. При неприятностях у Евы всегда холодели руки и ноги.

– Посмотри на его затылок, – уверенно кивнул в сторону уродливого малыша разведчик.

Ева посмотрела. А потом вгляделась внимательнее. И увидела. На жесткой шерстке клеймом виднелся какой-то знак. Недоделанная с одной стороны буква Y. И еще закорючка в самом центре «рогатки».

– Это клеймо – номер, – подтвердил Ю Джин. – А катапультировавшийся нарушитель: рядовой республики Лься. С того момента, как я увидел вспышку, ничего хорошего не ожидал. Так и вышло…

Да уж, чего хорошего можно увидеть в горящем небе… Ева так подумала, но предусмотрительно промолчала. Она понимала, что эта ситуация вне ее компетенции, и еще там, во флаере, негласно уступила пост командующего Ю Джину.

– И? Мы будем его реанимировать? – девушка смотрела, как сброшенными листьями скукоживаются лопасти капсулы-оболочки.

– Республика Лься – одна из немногих, с кем нам до сих пор не удалось… Добиться взаимности, скажем так.

– Ты имеешь в виду… Да нет, не может быть, – удивилась Ева. – У Земли есть враги?

Человечество вошло в равное галактическое партнерство с условием изменения сознания. Если коротко, то от землян требовалось понимание: жадничать нехорошо.

Ресурсов Вселенной хватало на весь живой сектор, квадраты предусмотрительно и во избежание столкновений давным-давно поделены, причин для вражды никакой нет. Теоретически за пределами Галактики могли встречаться расы, для которых беспричинная ненависть – вопрос выживания, но эта гипотеза пока так и оставалась в разряде умозрительных. Достигший понимания главных принципов разум все-таки предпочитал не разбазаривать бесценную энергию. А на вселенскую ненависть ее тратилось безрассудно много.

– Не то, чтобы прямо враги-враги, как в древности, – ответил Ю Джин. – Недостаток понимания, скажем так. Холодная вежливость. ОЧЕНЬ холодная вежливость.

Последнее он подчеркнул особо. И Ева поняла: не случайно правый капитана разведчиков сразу узнал пострадавшего пришельца. Влет определил: кто он и откуда. И справочники не понадобились. Образ льсянина надежно сидел у военного в голове.

– И что? Мы его теперь так и бросим? Нужно, по крайней мере, посмотреть: он живой или уже…

– В этом-то и проблема, – сказал Джин. – Я не знаю, стоит ли нам притрагиваться к льсянину. Кодекс гласит, что в космосе нужно оказывать помощь любому живому существу, если это не противоречит его вероисповеданию или конституции мира, в котором он обитает. Но мы вообще ничего не знаем о Лься. Может только наше прикосновение к его телу приведет к каким-нибудь ужасным последствиям. Вызовет конфликт двух цивилизаций. И вообще, как он оказался в нашем секторе? По соглашению эта система отдана для исследования Земле.

– Ты можешь связаться со своим начальством? – Еве казалось диким, что они стоят тут и, не торопясь, беседуют около умирающего.

Ю Джин покачал головой.

– На флаере нет системы межзвездной связи. Только из базового корабля. Пока мы доберемся до «Иллюзиона» и вернемся обратно, тут уже некого будет спасать.

– В конце концов, ты всегда можешь сказать: мы захватили его, чтобы допросить. Ну там… Какого такого черного карлика он делал в нашем секторе галактики?

В глазах у Джина загорелась надежда.

– Я, как капитан, приму на себя ответственность за последствия, – сказала Ева. – И точка.

– Посмотрим, – ответил уклончиво Ю Джин. Ему явно не понравилась самоотверженность Евы, но спорить не стал. – Остается единственный вопрос: можем ли мы притащить на борт «Иллюзиона» инопланетную тварь?

– Мы и сами сейчас для Пятой – инопланетные твари. И уже тащим на борт непонятно что.

Она имела в виду свой чемоданчик с пробами. Ю Джин понял.

– Если ты в экспедиции, волей-неволей тащишь что ни попадя в звездолет… – кивнул он. – Жаль, мы не успели разбить полевой лагерь.

Ева подошла к свернувшемуся калачиком льсянину. В ту минуту, как они приняли решение помочь, он стал для нее просто пациентом. Приложила палец к шее существа. Сквозь перчатку она не чувствовала его шерсть, но биоанализатор толкнулся датчиком на запястье, регистрируя, что материя еще жива.

– Кажется, он просто в обмороке, – Ева повернулась к Ю Джину. – Болевой или психологический шок от перегрузки. Никаких опасных для жизни внутренних повреждений датчики не обнаруживают. Вывихнут плечевой сустав, сломано ребро справа и еще кое-что по мелочи. Но точно сказать можно будет только на месте.

Они вытащили из флаера носилки – старый, добрый ношематрик, Ю Джин осторожно приподнял льсянина и положил его на переносной матрац, который тут же зафиксировал свою очередную «добычу». Ю Джин смотрел, как тело чужака влипает в ставшую вязкой поверхность носилок, ожидая завершения фиксации.

– Он очень легкий, – неожиданно произнес разведчик. – Не истощенный, а просто легкий. Словно ребенок.

– Его звездолет, – вспомнила Ева. – Вернее то, что от него осталось. Обломки, наверное, где-то там…

Она махнула рукой в неопределенном направлении.

– Осмотрим потом, – предложил Ю Джин.

Носилки чпокнули, оглашая завершение процесса. Ева выставила на боковом табло уровень подачи глюкозо-витаминного физраствора. На всякий случай, чтобы не навредить, минимальную концентрацию. Организм кенгуру-крысы по первичному анализу не сильно отличался от известных форм жизни, но на сто процентов она не была уверена, что земной базовый курс поддержки не навредит этому льсянину.

– Ну, понесли? – Джин взялся за переднюю часть ношематрика.

Ева схватила мягкие ручки сзади. Эта экспедиция пока била все рекорды по перетаскиванию тяжестей.

***

На «Иллюзионе» их с инопланетным существом встретили бурно. Радостно – Ешка. С ужасом взирая на крысиную безглазую мордочку льсянина – Ким. Ему пришлось сменить Еву при погрузке ношематрика в «Иллюзион», и он всеми силами пытался сдержать свою фобию.

– Мы слышали гром в отдалении, – Ешка в прозрачном бактерицидном комбинезоне чуть не скакала вприпрыжку около бессознательного кенгуру.

Ева с Кимом катили тележку по длинному коридору медблока «Иллюзиона» к реанимационному комплексу. Ешка бестолково бежала рядом:

– Я испугалась, что произошла какая-то неприятность, но Ким услышал в передатчике ваши разговоры. И как дышите.

– Я не включала двустороннюю связь, – оправдывалась Ева, – неизвестно, сколько бы длился наш поход, экономила энергию на крайний случай. Кстати, как наши разведчики?

– Счастливы, – сказала Ешка. – Мочу мы не смогли…

Она горестно махнула рукой, но тут же вновь прилипла к носилкам с льсянином. Чело ее моментально разгладилось, и в глазах появился лихорадочный блеск.

– Но вот это, вот это вот! – Ешка переключилась на потерпевшего крушение пациента, – я же никогда! Никогда! А тут!

Кажется, от восторга она утратила ясность мысли. Это с синхронистом происходило довольно часто. Иногда чужеродные эмоции так захватывали Ешку и были настолько непередаваемыми для остальных, что она терялась в привычных земных словах.

– Глубоко дыши, – сказала Ева и оглянулась на бледного от напряжения Полянского. – Ким, ты, кстати, тоже. Помнишь? Глубокий вдох через нос, мощный выдох через рот.

– У меня… – Ким хлюпнул горлом, судорожно сжимая ручки транспортной тележки.

– Опять насморк? – расстроилась Ева.

– Кажется, гайморит, – Ким на секунду отвлекся от напряжения перед крысоподобным пациентом и немного даже порозовел. – Никак не проходит.

– Бактерицидный костюм не снимай совсем. Посмотрю сегодня, что у тебя с иммункой. У нас тут теперь каждая пара рук на счету, не могу я тебя совсем изолировать.

– Я… – Полянский, забывшись, бросил взгляд на прижатые уши льсянина и опять передернулся.

– Еще пара шагов, – подбодрила его Ешка. – Мы установим систему жизнеобеспечения, и можно будет отдохнуть.

– Нет, – сказала Ева. – Это еще не все на сегодня. Далеко не все…

Кажется, ей удалось удивить Полянского. Ким покачал головой:

– Два внезапно безумных разведчика, жаждущих порцию дофамина, и умирающее существо из не очень дружелюбной к землянам республики Лься, этого, по-твоему, кэп, мало?

Ева вздохнула:

– Ты удивишься, но на закуску сегодняшнего вечера у нас еще есть саморастворяющийся медведь…

Глава 9. Дведик получает имя

– Вау! – опять не смогла сдержать восхищение Ешка, в который раз пересматривая трехсекундное видео. В отличие от синхрониста, Ким наблюдал за явлением «медведя» с довольно кислой физиономией. Впрочем, возможно эта печать обреченности осталась на его челе от лицезрения существа республики Лься. Полянский явно подавлял все нарастающее раздражение, затем отвернулся и буркнул:

– Не нравится мне это. Он не может существовать. Нереально.

– Ким, ну что ты, в самом деле! – Ешка потянула его за рукав. – Посмотри, какой чудесный медведик! Ах, меня там не было. Я бы не позволила ему испариться.

– Н-е-е, – протянул Ким нудным голосом. – Чудный, говоришь?

А потом забормотал быстро и едва разборчиво:

– Лучевая в условиях давления даже в одну целую две сотых джи не может быть подобной длины, а тут один и три…. Угол тазобедренной…. Это сколько он весит? При таком развороте кость должна быть плоской. Нереально. Мираж. Химера.

Ева оторвала взгляд от пола, посмотрела на недовольного Полянского:

– Датчики Ю Джина показывают присутствие реальной материи. Мы проверили на десять тысяч раз. Никакого сбоя, ошибка исключена.

Она сидела, обхватив голову двумя руками, пытаясь одновременно решать все свалившиеся проблемы разом.

– Я же говорила! – Ешка воодушевилась сверх всякой меры. – Наконец-то! Новая форма жизни, которую открыли мы, да еще материальная! Я горю от нетерпения встретиться с Дведиком-медведиком. Он милый, чрезвычайно милый.

Синхронисты в самом-самом начале специализации заряжались невероятной эмпатией ко всему живому на Земле и в космосе. Поэтому не было ничего удивительного в энтузиазме, который охватил Ешку при одной только мысли, что они не одиноки на этой планете.

– Не начни прямо тут вылизываться от восторга, – заметил Ким.

Все сделали вид, что не услышали его несмешную шутку.

– И еще…

На пороге кают-компании появился Ю Джин, и Ева выдержала эффектную паузу.

– Результаты проб на месте предполагаемого возникновения объекта, – она пыталась подавить волнение, но не смогла.

Почувствовала, что краснеет, и разволновалась еще больше.

– В общем, субстанция, которую я взяла с экспериментальной площадки, явно органического свойства. И по всем показателям это один в один то, что мы называем биопленкой.

– Это как? – подался вперед Ю Джин.

– Многие земные прокариоты склонны к образованию клеточных агрегатов, скрепленных выделяемой ими слизью – биопленкой. Чаще всего это лишь случайное объединение отдельных организмов, но…

У Евы перехватило дыхание:

– Я могу ошибаться, но, кажется, мы сейчас имеем дело с огромной колонией примитивных организмов, умеющих мгновенно создавать «сцепки» – сложные структуры, и так же мгновенно распадаться на составляющие.

– То есть этот Дведик – молекулярный биоконструктор? – Ким шумно сглотнул.

– А это вообще возможно? – недоверчиво спросил Ю Джин.

– Насколько мне известно, – ответила Ева, – подобных форм жизни нигде не зафиксировано. И пока мы не успели собрать достаточно материала…

– Еще успеем, – машинально сказал Ю Джин.

В кают-компании воцарилось молчание. Каждый задумался о чем-то своем.

– В любом случае, мы обязаны установить с ним контакт, – Ешка твердо рубанула ребром ладони воздух. Ким, сидящий рядом, даже вздрогнул от неожиданности. – Чего бы, миленькие мои, это ни стоило. В конце концов, вот она – самая главная задача, не забыли, ребятушки? И еще…

Они разом подумали об одном и том же, но озвучила мысль Ешка. У нее было изумительное качество – синхронист никогда не боялась показаться смешной или глупой, и поэтому часто выдавала гениальные теории.

– Мне кажется, он…. Кажется, Дведик, – сказала она, уже официально нарекая странное явление, – связан с болезнью этих бедных мальчиков, которых мы закрыли в изоляторе. Не смейтесь, у меня нет никаких объяснений, просто интуиция. Я так чувствую почему-то. Вот чувствую – и все.

– Я не сомневался, что у тебя нет никаких доказательств, – произнёс Полянский, но в голосе его, как бы он ни старался, сарказма не прозвучало.

Гигантолог не раз убеждался, что интуиция Ешки иногда работала лучше любых заключений, выведенных опытным путем.

– Суть в том, – упрямо ответила Ешка, – что пациентам становится все хуже и хуже, хотя они сами не понимают этого. Поэтому необходимо хвататься за любую теорию. И моя ничем не хуже остальных. Кстати, у вас не появилось случайно новых догадок?

Присутствующие промолчали. Ни у кого вообще не было никаких теорий.

– Для начала неплохо бы определить, где обитает этот биоконструктор, – покачал головой Ким. – Ты права пока в одном – нет времени ждать, когда он опять нам покажется. С чего начнем?

– Я думаю, он приходит откуда-то снизу, – сказал Джин, – но мы не можем спуститься. По объективным причинам. Физически не получается. Дикое давление. Я посылал дрон, он не вернулся.

– Значит нужно как-то выманить Дведика-медведика, – решительно произнесла синхронист. – Взять инициативу контакта в свои руки. Ошеломить напором.

– У меня появилась прямо сейчас одна идея, – улыбнулась Ева.

Неистовый энтузиазм Ешки всегда казался глупым и наивным, но… таким симпатичным. И он придавал сил даже в самой безнадежной ситуации.

Ешка с горящими от нетерпения глазами уставилась на свою центровую.

– Не смотри так на меня, – засмеялась Ева. – Ничего сейчас не скажу. Я подумаю над этим ночью, а ты, Ешка, сегодня дежуришь в медблоке. Так что, будь добра…

Синхронист обиженно мяукнула и вышла из кают-компании.

– Ты тоже… Ты тоже думаешь, есть какая-то связь между этим самым Дведиком и сумасшествием экипажа «Иллюзиона? – за спиной Евы раздался голос Кима.

Она вздрогнула от неожиданности. Повернулась к своему правому.

– По крайней мере, у меня нет оснований думать, что это не так.

***

Ешка натянула изолирующий костюм, прежде чем войти в палату к бессознательному льсянину. Особой нужды в этом не было: датчики исправно выводили на экран общего наблюдения все жизненные показатели и его, и пострадавшей части экипажа «Иллюзиона».

Индикатор отклонения от нормы выделял красным тревожным светом только изолятор, где на полу скорчились два разведчика. Тот самый рывок, который они с Кимом наблюдали утром, оказался последним для Кравеца и Смита. Он забрал все оставшиеся у них силы, и это было очевидно без всякого индикатора.

Лаборанты залечили глубокую ссадину на щеке Кравеца, и даже переломанные костяшки пальцев потихоньку начали срастаться, когда Смит обессилел настолько, что уже не мог биться руками о стены. Было ясно: внешние повреждения поддаются лечению, но что-то, изменяющее биохимию разведчиков, не пускает даже самые умные препараты в их организм. Оставалось только поддерживать в относительном порядке тела и наблюдать неуклонное ухудшение жизненных функций.

– Бедные мальчики!

Ешка вздохнула и издалека приветливо помахала рукой разведчикам, обессилено прикорнувшим на полу изолятора. Может, они где-то в глубине душе осознают ее заботу и тревогу о них, и простой жест сочувствия успокоит и поддержит.

– Вы еще немножко продержитесь, – прошептала она в прозрачную стену изолятора, – Ева обязательно найдет то, что вас гложет изнутри. Она такая… Если вцепилась в какой-то вирус бульдожьей хваткой, то, пока не обезвредит, не отпустит…

Впервые Еву Гомес Ешка встретила не в самый лучший момент своей жизни. Неприятности начались с визита психокомиссии. Оказалось, что высокие баллы статуса «полезно занятой», не являются достаточной гарантией для избавления от подобных процедур. Очевидно, обеспокоенные соседи сообщили о третьем флайкаре, который Ешка приобрела после очередного сенсационного доклада на XII гуманоидной конференции синхронистов, нейрокогнитологов и психолингвистов.

Она еще даже ни разу не брала флайкар, только часами любовалась на белые, не тронутые дорожными испарениями бока. Курлыкала вокруг него, гладила блестящий корпус, выискивая несуществующие царапины. Две другие ее «леталки» ревниво посматривали на эти проявления нежности, щурились недовольно узкими прожекторами, прикрытыми противотуманками. Как оказалось, не только ее обиженные невниманием флайкары не одобряли такого поведения.

В общем, комиссия заявилась в один совсем не прекрасный вечер. Их было двое: естественно седой мужчина с военной выправкой и невысокая, полноватая женщина с едва заметным шрамом возле правого глаза. «Вживленный сенсор», – сразу поняла Ешка. В ее среде многие соглашались на эту операцию, обостряющую органы чувств и интуицию. Разрешение давалось только в профессиональных целях, и последствием вживления было быстрое выгорание. Пользовались ей, как правило, специалисты, не уверенные в своем природном таланте. Гореть не долго, но ярко.

Ешка же предпочитала обходиться тем, что Бог послал. Своим собственным зрением, слухом и обонянием. Пока ей природного дара хватало с избытком. Поэтому она сначала даже с сочувствием посмотрела на чипированную. А та с ужасом уставилась на кучи пакетов и коробок, которые Ешка не успела разобрать со своей последней «пробежки» по магазинам. Впрочем, с предпоследней она тоже не успела. И с той, что была прошлой неделе…

На красивых упаковках, заполонивших дом, лежали и сидели Ешкины кошки, словно пытались своими мохнатыми телами прикрыть ее позор. Но не хватило даже двадцати четырех кошек.

Большие мягкие пакеты с новой одеждой и с ни разу не использованной обувью, маленькие коробочки с прекрасными безделушками и клипсами так и не просмотренных историй…

Все, что не поместилось в шкафу и на полках, было свалено прямо на кресла, а остальное громоздилось на полу между ними и не убранным столиком. Несколько пакетов разорвались, не выдержав внутреннего напора, и присыпали все это великолепие косметическими баночками и тюбиками. Из одного монотонно и медленно капало феромонами, по уверению производителя, вызывающими глубокую и мгновенную симпатию… Когда Ешка купилась на эту рекламу?

Она посмотрела на дом глазами посторонних…

– Это не то, что вы думаете, – растерявшись от увиденного «чужими глазами», пролепетала Ешка. Получилось, как в пошлых старых анекдотах, когда жена застает мужа с любовницей.