Читать онлайн Лягушки королевы. Что делала МИ-6 у крейсера «Орджоникидзе» бесплатно
© Соколов Г. Е., 2022
© ООО «Издательство Родина», 2022
От автора
Таинственное исчезновение британского подводника Лайонела Крэбба в апреле 1956 года во время его разведывательной миссии под крейсером «Орджоникидзе», на котором с первым официальным визитом в Великобританию прибыли руководители СССР Хрущев и Булганин, более 50 лет остается загадкой века.
В 1960 году в Англии было обнародовано некое «секретное досье» КГБ, из которого следовало, что Крэбб был пленен и доставлен в СССР, где живет и работает под именем Льва Кораблева.
Рассекреченные 30 лет спустя британским правительством архивы позволили некоторым историкам сделать вывод, что Крэбб, скорее всего, погиб в ходе выполнения разведывательной операции. Но причину его гибели не представляется возможным установить.
В 2007 году российские СМИ наводнили сообщения о сенсационном заявлении «ветерана морского спецназа» Эдуарда Кольцова. Он заявил, что сам убил Крэбба, когда тот устанавливал магнитную мину под корпус крейсера «Орджоникидзе», чем спас руководителей страны от верной гибели. Однако выдумки лжесвидетеля вскоре лопнули как мыльный пузырь.
Что же на самом деле произошло в апреле 1956 года в Портсмутской гавани?
Многолетнее расследование позволило мне восстановить детали тех событий. Я нашел и опросил участников похода, организаторов визита. Установил контакт с бывшим руководством противоборствовавших спецслужб. Восстановил мельчайшие детали и обстоятельства произошедшего, даже содержание официальных переговоров и частных бесед участников событий. В итоге, помимо истории исчезновения Крэбба, в хронику апреля 56-го вошел и ряд других, доселе мало известных фактов.
Так родилась эта книга.
Дипломаты и шпионы
1 апреля, воскресенье.
Лондон, Кенсингтон Пэлас Гарденс,
посольство СССР
Рано утром мужчина в твидовом пиджаке приехал на Кенсингтон Пэлас Гарденс в машине, предусмотрительно оставленной им накануне после обеда на заброшенной парковке в Хемпстеде. Моросил легкий весенний дождичек, принимавшийся со вчерашнего дня уже не раз.
– «Тридцать второй» возвращается, – передал по связи дежурный бригады «топтунов».
Въезд на Кенсингтон Пэлас Гардене
Наблюдательный пункт британской контрразведки МИ–5 находился в доме на Бейзуотере, как раз напротив ворот у въезда на аллею, по обе стороны которой располагались посольства Чехословакии, Советского Союза, Румынии и других стран социалистического блока. На противоположном конце аллеи у выезда на Кенсингтон Хай-стрит дежурила другая группа контрразведчиков, также бравшая на контроль все машины с дипломатическими номерами. На связи с дежурными постоянно были машины сопровождения, разбросанные по разным точкам города.
– Где его носило? – уставшим голосом пробормотал один из оперативников МИ–5. – Наши потеряли его из виду еще вчера где-то в районе Килборна.
– Разве за ними уследишь?! – с досадой заявил его напарник по дежурству. – Русских ведь раз в десять больше, чем нас всех, вместе взятых.
Здание посольства СССР в Лондоне
«Тридцать второй» оставил свой «Остин» у ворот дома номер тринадцать и нажал на кнопку звонка у металлической калитки. Дежурный по посольству тут же пропустил его.
Кенсингтон Пэлас Гарденс, 13. Лондонским чиновникам этот адрес был хорошо известен. На жаргоне дипломатов и в свободном переводе на русский язык он звучал так: «Садово-дворцовая улица, дом 13». Это был адрес российского посольства в Лондоне.
Вся эта улица длиною в полмили представляла собой своего рода лондонский посольский посад. Здесь были расположены представительства 12 стран. Помимо посольств стран социалистического блока, – французское, японское, норвежское, финское…
Все они соседствовали со стоящим немного поодаль Кенсингтонским дворцом – одной из резиденций британской королевской семьи. Этот скромный и небольшой по размеру дворец построили в конце XVII века как пригородный особняк графа Ноттингемского. В 1689 году его выкупил за 18 тысяч фунтов король Вильгельм III. Именно в этом дворце он принимал в 1698 году гостившего у него российского императора Петра I. Если верить хроникам, русского гостя тогда мало интересовали прекрасные картины, которыми был украшен Кенсингтонский дворец. Зато ему чрезвычайно понравился находившийся в комнате короля прибор для наблюдения за направлением ветра.
Здесь же, в Кенсингтонском дворце родилась и воспитывалась королева Виктория, правившая страной в XIX веке, когда Британия воистину стала «владычицей морей».
Кенсингтон Пэлас Гарденс с обоих своих концов была огорожена выдвигающимися из земли металлическими столбами. Рядом с ними располагались будки, в которых круглые сутки дежурили сотрудники особого отряда Скотленд-ярда.
Дом номер 13 по Садово-дворцовой был единственным особняком в Лондоне с этим номером. Англичане – народ суеверный и стараются избегать чертовой дюжины. Русские же – люди отчаянные и «несчастливых» номеров не боялись.
Тринадцатый дом на Садово-дворцовой приобрел для советской дипмиссии в 1929 году посол СССР в Великобритании Иван Майский. А до этого он принадлежал южноамериканскому шерстяному магнату Ричардсону. Майский тогда поселился на втором этаже в квартире, окна которой выходили в парк. Рядовые сотрудники посольства жили и работали на первом этаже.
В послевоенные годы к особняку номер 13 присоединился 16-й дом на противоположной стороне Садово-дворцовой, где расположился выросший как на дрожжах персонал посольства. А у самого начала улицы, там, где она выходит на Ноттинг Хилл Гейт, в домах с 5-го по 7-й разместилось консульство, канцелярия и прочие службы.
В подвале здания посольства в мишуре замысловатых коридоров находилась так называемая «табакерка» – полностью изолированная и звуконепроницаемая комната, где, не боясь подслушивания, можно было говорить о служебных делах.
– Все в порядке? Виделся с ним? – спросил резидент.
– Так точно. Вот зонтик, – ответил связной.
Зонтами он поменялся с агентом, на проведение конспиративной встречи с которым ушел весь день. Резидент отвинтил ручку зонтика от древка, и достал из тайника кассету с микропленкой.
Юрий Иванович Модин вот уже несколько месяцев руководил резидентурой КГБ в Лондоне. Дел было невпроворот. Едва завершился визит в Англию министра энергетики СССР Георгия Максимилиановича Маленкова, как надвигался новый, куда более важный, – приезд в страну первого секретаря ЦК КПСС Никиты Сергеевича Хрущева и председателя Совета Министров СССР Николая Александровича Булганина.
Многие дипломаты и политики рассматривали мартовский вояж бывшего премьера страны Маленкова как пробный камень для последующего визита советских руководителей. Георгий Максимилианович был известным англофилом, достаточно опытным и одаренным политиком, поэтому к нему весьма благосклонно относились многие известные британские руководители, например Уинстон Черчилль и Энтони Иден. Сразу после смерти Сталина они через своего посла в Москве направляли Маленкову одно за другим приглашения посетить Лондон, но новый руководитель СССР предпочитал не оставлять страны в смутную послесталинскую пору и предлагал со своей стороны британским лидерам посетить его в Москве.
Еще года за три до смерти Сталина Маленков уже был вторым по значению человеком в партии и государстве. Никто не делал секрета из того, что он является не просто фаворитом вождя, но и наиболее вероятным его преемником. Поэтому никого не удивило назначение Маленкова после смерти Сталина на пост руководителя правительства страны. К тому же Георгий Максимилианович по-прежнему председательствовал на заседаниях президиума ЦК.
Тот факт, что именно он первым выступил на траурном митинге во время похорон Сталина, всеми был расценен однозначно: с трибуны мавзолея говорил новый лидер страны. К тому же все знали, сколь тесные дружеские отношения у Маленкова были с Берией, вновь возглавившим после смерти Сталина всесильное министерство госбезопасности.
Арест и казнь Берии в 53-м стали не только победой Хрущева в устранении могущественного руководителя Лубянки, но и резко ослабили позиции Маленкова. У него фактически не осталось союзников в президиуме ЦК. Молотов и Каганович за спиной Маленкова презрительно называли его «Маланьей», явно имея в виду женообразный облик недавнего фаворита Сталина. Хрущеву не составило большого труда в течение всего лишь одного года лишить Маленкова и поста премьер-министра и роли руководителя партии, которую Никита Сергеевич взял на себя.
Лондонские встречи и переговоры опального премьера с лордом Ситриным, министром энергетики Великобритании, поездка Маленкова по стране и реакция на нее британской общественности и политических кругов, должны были, по замыслу Кремля, стать индикатором отношения Лондона к перспективам возможного сближения с Москвой.
Г. М. Маленков в Лондоне
Посольство и его разведывательные резидентуры в конце марта трудились в поте лица, чтобы сразу по завершении визита Маленкова подготовить и направить в Центр донесения по различным аспектам состоявшихся встреч и переговоров. В целом советский министр получил благоприятный прием. Даже ревностно относившаяся к англо-советским контактам американская пресса публиковала скорее снисходительные, чем критические материалы о визите «большевистского комиссара по энергетике».
«Он такой аккуратный, прямо как настоящий американец!» – цитировал мнение о Маленкове одной лондонской домохозяйки американский еженедельник «Тайм». «Он − вылитый Чарльз Лоутон, только моложе и веселее» – это сравнение советского министра с популярным британским киноактером, данное на улицах Лондона, приводили в дни визита многие зарубежные издания.
Маленков явно понравился англичанам. Он немного говорил по-английски, неплохо разбирался в английских традициях и культуре, был общителен и обладал харизмой, необычной для людей его возраста и комплекции. Георгий Максимилианович, например, не побоялся в один из дней визита остановить посольский ЗИС в центре города и, к ужасу службы безопасности, отправиться на прогулку по Трафальгарской площади, запросто общаясь по пути с лондонцами.
Все эти детали визита отставного премьера, безусловно, были отражены в донесениях, подготовленных резидентурой КГБ для московского Центра. И все они прошли через руки Модина.
Ю. И. Модин с супругой
Он исполнял обязанности резидента. Эта командировка, как сказали ему в Москве, была временной. Юрию Ивановичу надлежало, в первую очередь, контролировать ситуацию вокруг попавшего под подозрение Кима Филби, нашего многолетнего «крота» в МИ–6, а также заниматься разведывательным обеспечением визита Хрущева и Булганина в Великобританию.
При этом Центр полагал, что Модин еще молод и недостаточно опытен, чтобы быть утвержденным в качестве полноправного резидента. Хотя его способностей и достижений никто не отрицал.
Интерес к военному делу и разведке Юрий Иванович позаимствовал у своего отца, фельдфебеля царской, а затем комиссара Красной армии на Дону.
После окончания школы Юрий поступил в Высшее инженерно-строительное училище военно-морского флота. Но его он закончить не успел. Началась война. Модина пригласили на работу в НКВД.
Юрий Иванович согласился. Но с условием, что как только закончится война, его с этой работы отпустят и он продолжит учебу.
Со знаменитой «кембриджской пятеркой» Модин начал работать в 1943 году, когда изучал их дела. Говоря языком спецслужб, «осуществлял техническую обработку агентурной информации».
А через пять лет его направили в Англию. Он поддерживал непосредственные контакты с Берджессом, Кернкроссом, Блантом, Филби.
Когда иностранный дипломат приезжает в страну, буквально через месяц за ним начинают ходить. За Модиным ходили постоянно. Но ему удалось создать себе имидж простачка, он никогда от английской контрразведки не бегал. Наоборот, когда его теряли, Юрий Иванович «подсовывался» на глаза британским «топтунам».
МИ–5 ничего не могла доказать, ни в чем не могла его обвинить. Тем не менее контрразведка ходила за ним «плотно»…
Лондонская резидентура КГБ в те годы была одной из ключевых в разведывательной работе. Центр интересовали, прежде всего, перемены в военно-политических параметрах Великобритании. А они по-прежнему определялись «особыми отношениями» с Соединенными Штатами Америки.
Это словосочетание – «особые отношения» – пустил в оборот в начале второй мировой войны сэр Уинстон Черчилль. Тогда в обмен на долгосрочную аренду управляемых Британских территорий, в частности Ньюфаундленда, Вашингтон передал Лондону пятьдесят эсминцев и предоставил ряд существенных привилегий в закупках американских вооружений.
Эта «особость» двусторонних отношений, безусловно, сыграла свою позитивную роль в разгроме фашистской Германии. Ну а после сорок пятого года была поставлена на службу войне холодной – с нашей страной и ее союзниками по социалистическому лагерю и Варшавскому договору.
Основную роль в особых отношениях Лондона и Вашингтона играл так называемый закон Мак-Магона. Он позволял Соединенным Штатам делиться с Великобританией своими атомными секретами. Собственно, Англия и стала мировой ядерной державой не в последнюю очередь благодаря сотрудничеству двух стран в рамках Манхэттенского проекта. Военно-технический альянс Лондона и Вашингтона был и оставался краеугольным камнем двусторонних отношений.
Великобритания, как известно, стала третьей в мире страной-обладательницей ядерного оружия. 2 октября 1952 года она провела первое испытание своей атомной бомбы. Были построены и работали на полную мощь крупные ядерные реакторы в Колдер Холле и Чэпелкроссе. Готовился выйти на проектную мощность реактор и химический завод по производству плутония в Уиндскейле. Строился крупный завод по производству урана–235 в Капенхерсте. Активно использовались всё нараставшие мощности арсенала в Олдермастоне, где шло конструирование и сборка атомного оружия. Лучшие научно-технические силы страны были собраны в Харуэлле, неподалеку от Оксфорда. Там формировался главный научный центр британской ядерной программы.
В поле интересов лондонской резидентуры входили практически все основные ядерные объекты на Британских островах. Надо сказать, их было немало для скромной по размерам страны. И за ними за всеми велось пристальное наблюдение.
Кроме того, в ту пору в Англии была запущена новая ядерная программа, предусматривавшая производство значительно более мощных термоядерных бомб. Ее кодовое название – «Желтое солнце». Взрывной потенциал таких бомб составлял до 500 килотонн и представлял собой модификацию американской термоядерной бомбы МК–28.
«Холодная война» в середине пятидесятых набирала обороты. Советская разведка имела достоверную информацию об агрессивных планах НАТО нанести превентивный ядерный удар по нашей стране. Угроза была более чем реальной. И надо было любой ценой не допустить этой агрессии. Юрий Иванович Модин прекрасно понимал всю важность этой задачи.
Главным средством доставки ядерного оружия у Великобритании в 56-м году были реактивные бомбардировщики среднего радиуса действия «Вулкан» и «Виктор». Действовавший тогда план вооружения британских ВВС ядерным оружием «Голубой Дунай» предусматривал оснащение этих бомбардировщиков 20 ядерными бомбами первого поколения мощностью до 40 килотонн.
Британский бомбардировщик «Виктор»
В последнем «Основном плане войны САК», разработанном НАТО в 1954 году, на Советский Союз планировалось обрушить удар 750 авиабомбами по 1700 объектам. Пусть небольшая, но внушительная по мощности часть этого удара исходила от королевских военно-воздушных сил Великобритании. Не зря тогда Англию называли непотопляемым авианосцем.
Фактором сдерживания подобных планов был растущий ядерный потенциал Советского Союза. В середине 50-х в СССР появились первые средства доставки атомного оружия – ракеты и бомбардировщики. Это было тогда еще оперативно-тактическое оружие. Но оно достигало территории Великобритании. Реактивные бомбардировщики «Ту–16» и «Ил–28» имели достаточный для этого радиус действия. А «королёвская» баллистическая ракета средней дальности «Р–5», поступившая на вооружение в 1955 году, имела дальность 1200 км и могла нести ядерную боеголовку внушительной мощности. Размещенная в ГДР, она легко достигала Британских островов.
Эти средства доставки еще не могли противостоять ядерной угрозе со стороны США, но на подходе уже были стратегические бомбардировщики Туполева и Мясищева «Ту–95» и «М–4», доработка и испытания которых подходили к концу. Шли испытания первой советской межконтинентальной баллистической ракеты «Р–7» в КБ Сергея Павловича Королева, разрабатывались проекты атомных подводных ракетоносцев и ядерных торпед большой мощности…
Такое развитие событий кардинально меняло военно-стратегическую обстановку в мире. Это заставляло лидеров западных стран забыть о планах превентивного удара по СССР и искать пути мирного сосуществования двух военно-политических блоков: НАТО и Варшавского договора. Москва охотно шла навстречу первым предложениям своих потенциальных противников в этом направлении. Инициатором такого сближения с Москвой на Западе выступила Великобритания. Юрию Ивановичу Модину, как руководителю лондонской резидентуры КГБ, надлежало внимательно следить за этими изменениями в политическом курсе страны и докладывать в Центр о столь важных для судеб мира переменах в политике Запада в целом и Великобритании в частности.
Бывший резидент КГБ в Лондоне генерал-майор Борис Николаевич Родин (псевдоним Николай Борисович Коровин), под начальством которого Модин отработал с 48-го по 53-й год, в апреле 56-го решил на время задержаться в Москве. «Старый лис» предпочел быть поближе к кремлевскому руководству.
Резидент КГБ в Лондоне генерал В. Н. Родин (Коровин)
После смерти Сталина, ареста и расстрела Берии руководящий состав органов госбезопасности был подвергнут жесточайшей чистке. С 54-го по 56-й года из органов государственной безопасности было уволено 16 тысяч сотрудников, «как не внушающих политического доверия, злостных нарушителей социалистической законности, карьеристов, морально неустойчивых, а также малограмотных и отсталых работников». Именно такая формулировка стояла в решении ЦК партии. Сорок бывших руководителей Лубянки были лишены генеральских званий. На место уволенных Старая площадь направила более 60 человек с руководящей советской и партийной работы.
Коровин использовал этот период радикальных перемен к собственной пользе, одним из первых на Лубянке получив генеральский чин от новых хозяев Кремля.
Модин же был рад в 55-м снова вернуться к работе в лондонской резидентуре, хотя и без семьи и с урезанными полномочиями руководителя.
Помимо прочего, его беспокоила судьба подопечных. После вынужденного бегства в Москву Берджесса и Маклина «кембриджская пятерка» превратилась в «тройку». Но она действовала. И оставалась верной Москве.
Модин вызвал сотрудника технического отдела и передал ему кассету. Вскоре пленка была проявлена.
В полученном документе значилось:
КОПИЯ
Офис Первого лорда Адмиралтейства
СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО
Мемо о заседании от 14.03.1956
Адмиралтейство подтвердило актуальность ранее принятых директив о проведении разведывательных операций против русских военных кораблей в западноевропейских и британских портах…
Заседание отметило, что приезд в апреле в Англию Хрущева и Булганина на борту крейсера дает реальную возможность для выполнения указанной директивы…
Адмиралтейство отметило результативность уже проведенных ранее аналогичных разведывательных операций, в частности, против крейсера «Свердлов» при участии коммандера Крэбба в 1955 году…
Была подчеркнута приоритетность установления шумовых характеристик русских военных кораблей… Отмечена важность определения конструктивных и тактико-технических особенностей русского крейсера…
Участники совещания обсудили возможности для разведки, предоставляемые визитом русских военных кораблей в Портсмут…
Было принято решение связаться с коммандером Крэббом, чтобы выяснить возможность его участия в осуществлении операции «Кларет» против русских военных кораблей, на которых Хрущев и Булганин прибудут в Англию…
В работе совещания принимали участие:
сэр Джеймс Томас
сэр Ивон Киркпатрик
г-н Патрик Дин
сэр Джон Ланг
контр-адмирал Джон Инглис
генерал-майор Джон Синклер
г-н Дик Уайт.
Внимательно прочитав документ, резидент на мгновение задумался. Через час из Лондона возвращался домой Председатель КГБ генерал армии Серов. Агентурную информацию можно было отправить в Москву самым быстрым и надежным способом.
Пробный камень
2 апреля, понедельник.
Борт спецрейса 5413 Лондон – Москва
Получив от Модина секретные материалы Адмиралтейства и ознакомившись с ними, Серов ничуть не удивился.
Секретные документы операции «Кларет»
Он и без агентурных сведений был уверен, что англичане продолжат шпионить за советскими судами. Так они делали уже не раз в последние годы, рассуждал он, о чем постоянно докладывало командование военно-морского флота. И вряд ли, полагал Серов, они упустят новую возможность, связанную с визитом в Англию нашего нового крейсера.
Не упускала возможностей ведения своей разведки и советская сторона, особенно когда корабли НАТО проходили вблизи территориальных вод СССР или заходили в советские порты с визитом доброй воли.
Серов возвращался домой на «Ту–104», неделю назад начавшем пробные рейсы в Лондон.
«Первый в мире пассажирский реактивный самолет – замечательное достижение советской науки и техники!» – писала советская пресса. Англичан подобные заявления задели за живое. Хвастливость русских была им непонятна. Они-то полагали, что первым реактивным пассажирским был их самолет.
Очевидно, именно так делается пропаганда, полагал генерал Серов. И чтобы произвести еще большее впечатление на англичан, с его подачи на борт корабля, еще не прошедшего государственные испытания, попали, кроме него, дипломаты, журналисты и чиновники различных московских ведомств, следовавшие по маршруту Москва – Лондон – Москва.
Англичан такой вызов русских задел за живое. Ведь первый в мире коммерческий авиарейс реактивного лайнера на самом деле стартовал 2 мая 1952 года. Тогда из лондонского аэропорта Хитроу в крупнейший город Южно-Африканской республики Йоханнесбург вылетел необычный самолет компании BОА – «Бритиш Оуверсиз Эйрвейз». Кроме главного – отсутствия непременных винтов, поражали и другие отличия – заостренный нос и особенно придающие ему сходство с акулой отверстия двигательных воздухозаборников. Так выглядел построенный английскими инженерами первенец реактивного пассажирского воздушного флота авиалайнер «Комета» британской авиастроительной корпорации «Де Хавилэнд». Он тут же побил все существовавшие тогда рекорды по высоте и скорости полета.
Но открывшим новую эру в истории авиации «Кометам» крупно не повезло. Ровно через год, 2 мая 1953 года, сразу после взлета разбилась одна машина, в начале следующего у берегов Италии упала в море другая, вслед за этим произошла еще одна катастрофа. Естественно, полеты новинки были приостановлены.
Поиски причин катастроф продолжались почти целый год, и только поднятые со дна Средиземного моря обломки позволили сделать вывод – во всем виноваты усталостные трещины в фюзеляже. Фатальным оказался такой, казалось бы, пустяк, как форма иллюминаторов, которые у «Кометы» были строго прямоугольной формы. В полете в их углах возникали сильные напряжения. Высокие скоростные нагрузки расширяли образовавшиеся микротрещины, что, в конце концов, и приводило к разрушению корпуса самолета.
Для того чтобы подготовить новую модель лайнера с «закругленными» иллюминаторами, понадобилось целых четыре года. И только весной 1960 года компания Бритиш Эйрвэйз вышла на прямую линию Лондон – Москва.
При создании же советского реактивного первенца темпы были взяты стахановские. В июне 1954-го вышло постановление Совмина СССР о разработке будущего «Ту–104». В соответствии с тактико-техническими требованиями самолет должен был перевозить 50 пассажиров и до 1250 кг грузов на расстояние 3200–3500 км, летать с максимальной скоростью 950–1000 км/ч, при длине разбега не более 1600–1650 м.
В ОКБ Туполева, чтобы сократить цикл создания новой машины, взяли за основу уже запущенный в серию бомбардировщик «Ту–16», позаимствовали у него двигатели, компоновку кабины, крыло, оперение, шасси. Новыми были лишь фюзеляж и воздухозаборники. В декабре 54-го госкомиссия утвердила макет самолета, а в начале следующего года опытная машина уже была построена. Осенью 55-го начались госиспытания. А в марте 56-го «сто-четверка» уже летала в Лондон…
Серов возвращался домой в скверном настроении. Он не выполнил того, что намечал, и даже не посмотрел как следует город. Лондон его не принял. Результаты поездки в Англию его отнюдь не радовали. Командировка была сорвана британской прессой. Газетчики устроили ему скандальный прием и унизительные проводы, поведав своим читателям о военном прошлом генерала, не столько, по их мнению, воевавшего против фашистов, сколько против собственных соотечественников в Прибалтике и на Украине, на Волге и на Кавказе. Пресса открыто называла его кровавым палачом.
В итоге многие намеченные на поездку дела пришлось наспех перепоручать генерал-майору Сахарову. А затем и вовсе ретироваться из Лондона в Москву, отбиваясь перед вылетом из Англии от оскорбительных выпадов и реплик журналистов.
Иван Александрович сидел в кресле авиалайнера и, так сказать, наверстывал упущенное: разглядывал фотоальбом с видами Лондона, предусмотрительно подаренный ему Модиным. В нем были и виды города, который генерал так и не смог оценить, и рассказ о его истории, с которой ему не дали познакомиться.
«Ничего, – рассуждал про себя Серов, – наверстаю. Визит советской делегации начнется 18 апреля и продолжится больше недели. У меня будет достаточно времени посмотреть Лондон».
Этот город увлекал его своей враждебностью. А противника генерал привык изучать внимательно и придирчиво, особенно его военную историю. Лондон, на удивление генерала, оказался почти вдвое старше Москвы.
Генерал КГБ И. А. Серов и маршал Победы Г. К. Жуков
Всего четыре года назад, в 52-м, великий смог – крайне вредная смесь тумана и дыма промышленного происхождения – на пять дней опустился на Лондон. Концентрация в воздухе продуктов горения стала такой высокой, что за последующие недели в городе от смога погибло около 4000 человек, а еще 8000 стали жертвами катастрофы в последующие несколько месяцев. Произошедшее заставило власти всерьез заняться этой проблемой, в результате чего незадолго до приезда Серова в Англию были издан общегосударственный закон «О чистом воздухе».
За круглым окном иллюминатора медленно проплывали огромные мохнатые облака. По трансляции стюардесса что-то рассказывала немногим пассажирам о проходящем полете.
Серов расстегнул пуговицы генеральского мундира и поправил покосившуюся на кителе «Золотую звезду» Героя – его любовь и гордость. Иван Александрович был неравнодушен к наградам и любил их надевать, хотя случалось это нечасто.
Достав расческу из внутреннего кармана, он аккуратно зачесал назад по-военному коротко постриженные с редкой сединой волосы. Генерал предпочитал во всем и всегда строгий порядок, и никогда не забывал следить за собой. Он был невысок ростом, и этот свой недостаток болезненно переживал, не подавая, впрочем, вида. Зато, не в пример многим генеральским и министерским чинам с массивными, обрюзгшими, даже неуклюжими формами, порожденными постоянным сидением в кабинетах, Серов был худощав и поджар, с легкой, подтянутой, почти спортивной фигурой.
В его лице, да и во всем его облике зрелого пятидесятилетнего мужчины была заметна какая-то не свойственная выходцу из простой семьи утонченность, даже некоторая внешняя интеллигентность, которая, впрочем, быстро исчезала при общении.
Генерал был часто резок и нетерпим к подчиненным. Эту природную грубость он не умел, да и не стремился скрывать. Поэтому обманчиво располагавшая к себе приятная внешность генерала довольно быстро становилась отталкивающей. Его боялись и не любили многие сослуживцы, делая, однако, вид, что уважают. Ивана Александровича, впрочем, это вполне устраивало. Страх перед начальником он считал залогом успешного руководства.
Спецрейс борта 5413, летевшего из Лондона в Москву, подходил к концу. Пилот начал снижение.
– Уважаемые товарищи пассажиры, просьба пристегнуть ремни. Через несколько минут мы совершим посадку в аэропорту Внуково. Температура воздуха в Москве минус пять градусов, – раздалось объявление по самолету.
Командир корабля заслуженный летчик-испытатель СССР, полковник Анатолий Константинович Стариков, как всегда, безукоризненно посадил самолет. Полковник служил в ВВС с 1939 года. Прошел всю войну. Потом работал в ОКБ Туполева, ставил на крыло бомбардировщик «Ту–16», а последние два года вплотную занимался испытаниями его пассажирского варианта. Через год за эту работу он получит «Золотую звезду» Героя Советского Союза.
Летчик-испытатель А. К. Стариков
Столица встретила Серова неожиданным холодом и пронизывающим ветром. После солнечного весеннего Лондона возвращение в промозглую российскую погоду было делом малоприятным. Выйдя из салона на трап самолета, Иван Александрович поежился от ударившего его ознобом колючего прикосновения подмосковного воздуха и засунул нос поглубже в тепло натянутого на шею шерстяного шарфа. Настроение у генерала было неважное. Он все никак не мог забыть выпады английских газетчиков в свой адрес.
Эти продажные борзописцы пытались добиться ответа на вопрос об участии Серова в депортации десятков тысяч литовцев и латышей, волжских немцев и крымских татар, чеченцев, ингушей и калмыков.
Что можно было им ответить, если это именно он, замнаркома НКВД, руководил выселением из Прибалтики «деклассированных и антисоветских элементов». Так решило Политбюро ВКП(б), таков был приказ номер два ноля двенадцать двадцать три за подписью наркома НКВД Лаврентия Павловича Берии. Он выполнял приказ партии, ответственное поручение самого товарища Иосифа Виссарионовича Сталина.
За первыми сравнительно небольшими депортациями 1939–41 годов последовали крупномасштабные операции по переселению целых народов в 1942–44-м.
Скольких сил и нервов стоила Ивану Александровичу эта работа!
Разве легко было организовать по приказу Сталина и Берии переселение более чем миллиона человек в Казахстан и Сибирь, да еще в условиях военного времени?! Только кто теперь поймет, что это было необходимо исключительно для обеспечения безопасности страны накануне и во время войны. Ведь сотни тысяч людей оказались врагами социалистической родины, выступили на стороне оккупантов.
Серов никогда не сомневался в праве партии действовать мечом диктатуры, в святом, на его взгляд, праве революции уничтожать своих врагов. Он и оппозиции никогда не сочувствовал. Он всегда утверждал, что Бухарин, Рыков, Каменев, Зиновьев или Троцкий шли антиленинским, антисталинским путем.
«Сталин – вот сила! – полагал он. – Его рука никогда не дрогнула бы, расправляясь с врагами».
Вот и он, его ученик и соратник, не тушевался в схватке с врагом.
Если партия принимала решение о расстреле вражеских агентов, как, скажем, было сделано на заседании Политбюро 6 марта 1940 года, то чекисты всегда были в первых рядах борцов за советскую власть.
То секретное решение Сталина, Молотова, Кагановича о ликвидации двадцати одной тысячи польских офицеров было осуществлено без промедления. Зам Берии и шеф Главного управления государственной безопасности Всеволод Николаевич Меркулов лично подготовил приказ о Катынской операции НКВД. Панская Польша была непримиримым врагом Советской власти. Это поляки замучили в плену тысячи красных бойцов в годы Гражданской войны. Долг платежом красен!
Он, генерал Серов, должен был защитить страну от шпионов и провокаторов, от потенциальных изменников родины – волжских немцев, прибалтов и иже с ними. Пятой колонне в Советской стране не было места. Чекист Иван Серов выполнил свой долг с честью. Войска НКВД не дали раковой опухоли предательства разрастись. Благодаря этой миссии Красная армия смогла уверенно вести победоносные бои с гитлеровскими дивизиями, не беспокоясь о тыле. Его прикрывали чекисты. Его защищал генерал Серов.
И родина по заслугам оценила этот подвиг. Шесть орденов Ленина – последний он получил в 55-м, в год своего пятидесятилетия, три ордена Красного Знамени, ордена Суворова и Кутузова I степени, «Золотая звезда» Героя Советского Союза и погоны генерала армии – разве эти отличия не говорили сами за себя?!
Собственно весь его жизненный путь был наполнен огромным, упорным, особым, а посему всегда напряженным, порой бессонным трудом. Главный и высший смысл этого труда состоял в том, что он возникал по требованию и во имя интересов партии. Главная и высшая награда за этот труд для него, большевика с 1926 года, состояла лишь в одном – в доверии партии.
А эти писаки из лондонской «Таймс» имели наглость назвать его палачом! Чушь! Они просто ничего толком не знают о России. И правильно он сделал, что приказал помощнику подготовить за его подписью гневное письмо в газету. Нельзя было всю эту провокационную ересь оставлять без ответа.
Генерал устало спустился по трапу «Ту–104» на подернутый тонким ледком бетон внуковского аэродрома и чуть было не поскользнулся в двух шагах от открытых ему навстречу дверей персонального ЗИСа. С досады и от усталости после злополучной поездки в Англию он смачно выругался в лицо ни в чем не повинного порученца и устроился на заднем сидении своего лимузина.
Он все еще никак не мог отойти от нанесенной ему англичанами обиды. Эти чинуши из британского МИДа и лощеные аристократы в военных мундирах из министерства обороны и Адмиралтейства категорически отказались вести с ним переговоры о сотрудничестве. Кроме конкретных вопросов организации визита с ним ни о чем не желали даже говорить.
«Почему? – недоумевал Серов. – Ведь летом 55-го в Женеве и Вене британский премьер и американский президент наперебой уверяли Хрущева в необходимости налаживания сотрудничества в вопросах безопасности».
Не зря же именно тогда Эйзенхауэр предложил СССР договориться о режиме «открытого неба». Воздушная разведка должна была, по его мнению, стать гарантом взаимного доверия сторон, а значит, и длительного мира. Хрущев, естественно, отверг эту идею, как попытку узаконить неприкрытый шпионаж американцев с воздуха.
Имея в виду те женевские идеи развития взаимных контактов и сотрудничества в области безопасности, Серов в Лондоне пытался заинтересовать английскую разведку совместными проектами радиолокационного наблюдения и контроля с британских баз в Гонконге. Особых иллюзий относительно намерений МИ–6 сотрудничать с КГБ генерал, естественно, не питал. Но он надеялся хотя бы начать диалог, встретиться с генералом Джоном Синклером, шефом британской разведки, завязать с ним личные отношения.
У Серова не получилось ничего.
Кроме того, Форин-офис пренебрег его пожеланиями, касающимися вопросов безопасности советской делегации. Предложения английской стороны были сформулированы лишь в самых общих чертах. В холодном и вежливом отказе британских чиновников рассмотреть любую его инициативу Серов без труда усматривал откровенное нежелание иметь с ним, генералом КГБ, какое-либо дело.
Ну а лондонские газеты все три дня его визита не делали секрета из того, почему Председатель КГБ Иван Серов неугоден Уайт-холлу в качестве делового партнера.
Каких только ярлыков не вешали на него газетчики за жалкие трое суток пребывания в Лондоне! Такого он забыть никогда не сможет. Такого и прощать никак нельзя.
СИС на перепутье
3 апреля, вторник.
Лондон, Даунинг-стрит, 10,
резиденция премьер-министра Великобритании
Заседание кабинета министров затягивалось. Шеф Сикрет Интеллидженс Сервис сэр Джон Синклер нервно поглядывал на часы. Он рассчитывал освободиться к полудню. На час дня у него была назначена встреча в «Сент-Джеймс клубе» с начальником военно-морской разведки контр-адмиралом Джоном Инглисом.
Оба отвечали за проведение операции «Кларет». Переговоры в клубе должны была прояснить некоторые ее детали. Времени до назначенного рандеву оставалось немного, а глава Форин-офис достопочтенный Селвин Ллойд все еще продолжал удручающе нудно докладывать членам кабинета министров и без того не слишком благоприятно складывавшуюся обстановку на Ближнем Востоке.
Назревали вооруженные восстания против британских властей в Йемене, Омане и Катаре. Египет также выходил из-под контроля Лондона. Если к этому добавить ставшую в последние недели очевидной решимость национально-освободительных движений Малайи, Кипра и Ганы освободиться от колониального диктата Великобритании, то становилась очевидной вся глубина кризиса, в котором очутилась внешняя политика Л ондона.
Ее обсуждение и вовсе грозило затянуться до обеда. Это ломало все планы на день шефу СИС.
– Наши дела в Египте идут из рук вон плохо… – искренне сетовал министр иностранных дел.
«И не улучшатся от долгих словопрений», – подумал про себя сэр Джон.
Его порой раздражало бессилие дипломатов. Ему претили устраиваемые МИДом бесконечные говорильни. Но пуще всего его задевали постоянные упреки в адрес военных и разведки. Именно они, как ни странно, чаще всего обвинялись мидовскими чинами в политических просчетах правительства.
Сэр Джон был практиком. «Меньше слов, больше дела» – было его извечным девизом. Выпускник элитной академии в Вулвиче, он прошел обе мировые войны. Служил сначала на флоте, затем в артиллерии, а позднее в разведке, замом по военным операциям у шефа Сикрет Интеллидженс Сервис военной поры сэра Стюарта Мензиса.
В 1952 году Джон Синклер сменил своего предшественника в начальственном кабинете на Бродвее, 54. Он возглавил организацию, как любили иронизировать обитатели этого дома, которая официально в Великобритании зарегистрирована не была, а значит, вроде бы как и не существовала.
Разведка за истекшие четыре года, казалось бы, добилась неплохих результатов. Но сэр Джон был ими недоволен. Он тяготился обязанностями руководителя СИС и все чаще стал подумывать об отставке.
«Надо отправляться на пенсию, – то и дело пытался он внушить сам себе, хотя до мая 1962 года, даты его шестидесятипятилетия и безусловного срока ухода на заслуженный отдых, было еще далеко. – На будущий год мне стукнет уже пятьдесят пять. Как говорится, пора и честь знать».
В узком кругу сэру Джону все чаще стали намекать на недостатки в работе разведки. Громкие и славные дела прошлого перестали вспоминать. Похищение германской «Энигмы» и дешифровка в Блетчли-парк сотен секретных приказов Геринга и Деница, позволившие предупредить действия гитлеровских вояк и спасти тысячи жизней британских подданных, незаметно отошли в разряд былых заслуг.
Модными стали заявления о неблагонадежности и моральном разложении британских спецслужб. Оказалось, что это именно они «не предусмотрели», «не предупредили», «не приняли соответствующих мер» и так далее. В правительственных кругах злые языки поговаривали о том, что британская разведка, дескать, утратила ореол защитницы национальных интересов, перестала делать свое дело, погрязла в склоках.
Даже заокеанские коллеги стали все чаще объяснять свои собственные провалы, например в Корее, недостатками в работе Сикрет Интеллидженс Сервис. Дошло до того, что и захлестнувшая Соединенные Штаты Америки в начале пятидесятых годов волна англофобии ставилась в вину не американцам ирландского происхождения, а английским спецслужбам.
Рано или поздно эта словесная трескотня должна была пробить брешь в волевой и гордой натуре сэра Джона. И во время недавней поездки в Чеккерс, загородную резиденцию премьер-министра, шеф СИС взял не себя смелость обратиться к сэру Энтони Идену с просьбой об отставке. В ней ему, впрочем, было категорически отказано. Иден хорошо знал и ценил генерала. Но вотум доверия премьера не прибавил сэру Джону уверенности в себе. Ему казалось, что с его мнением мало считаются, что его авторитет не признают.
На СИС руководство страны по традиции возлагало особые надежды, рассчитывая на чудо в трудные для страны времена. Но чуда не происходило. Британская империя рушилась на глазах. Разведка могла лишь несколько замедлить быстроту этого распада.
Заседание кабинета министров шло своим ходом. Селвин Ллойд сделал паузу в своем затянувшемся выступлении, глотнул минеральной воды из хрустального стакана и, прокашлявшись, начал подводить итоги сказанному.
– Миссия генерала Темплера в Иордании, к нашему общему сожалению, потерпела неудачу, – с горечью в голосе заявил он. – Увеличение сухопутной армии генерала Кейтли также не решило проблемы. Король Хусейн отказался от присоединения страны к Багдадскому пакту. Генерал Глэбб смещен с поста командующего Арабским легионом.
Шеф СИС перестал слушать выступление министра. Оно его раздражало. Крупное мужественное лицо генерала с массивным подбородком и длинным орлиным носом помрачнело. Сэр Джон насупил свои густые брови и недовольно заиграл желваками широких скул.
– Силу надо применять, а не состязаться без конца в том, кто кого переговорит, – заметил он сидевшему рядом с ним сэру Патрику Дину.
Тот многозначительно кивнул головой и разочарованно пожал плечами. Как опытный дипломат, он не любил спешить с выводами. Его нелегкая задача Председателя Объединенного комитета по разведке, коим он был назначен самим сэром Уинстоном Черчиллем в 1953 году, состояла как раз в том, чтобы гасить разногласия, а никак не разжигать их. В делах разведки он был человеком новым.
– Далеко не все цели бывают достижимы дипломатическими средствами, – назидательно напутствовал его в день назначения на новый высокий пост сэр Уинстон Черчилль.
Селвин Ллойд тем временем, в своем выступлении обращаясь к премьер-министру, с налетом напускной деловитости заметил:
– Совсем скоро, в четверг, 19 апреля, в этой комнате мы будем вести переговоры с Хрущевым и Булганиным. Полагаю, нам следовало бы решительно поставить перед советскими руководителями вопрос о необходимости прекращения с их стороны поставок оружия Египту. Русским надо дать понять, что без их сдержанности невозможно реальное улучшение отношений между нашими двумя странами.
– Как же, так они и согласятся на ваши предложения! – недовольно заметил генерал сэру Патрику. – Хрущев и сам не дурак прибрать к рукам и Суэц, и Египет.
– Под знаменем национально-освободительного движения и борьбы с британским империализмом, – тихо проговорил в ответ сэр Патрик.
Оба собеседника ехидно улыбнулись, но тут же приняли серьезный вид, дабы не привлекать к себе ненужного внимания участников заседания.
Сэр Дик Уайт, шеф британской контрразведки МИ-5
И сэр Джон, и сэр Патрик теперь думали не столько об успехе переговоров с Насером или Хрущевым, – им было ясно, что они ни к чему не приведут, – сколько об операции «Страгл», ставившей своей целью физическое устранение египетского президента. На карту было поставлено слишком многое: не только экономические и политические интересы Великобритании, но и сама способность Запада противостоять советской экспансии.
По недовольному и уставшему лицу Энтони Идена можно было догадаться, что заседание кабинета министров подходило к концу. Еще минут пять, и он свернет, наконец, этот пустое словопрение, показалось сэру Патрику.
– Сейчас он скажет, что «план Макмиллана» провалили мы, а никак не он сам, – тихо заметил он на ухо сидевшему слева от него сэру Дику Уайту.
Генеральный директор британской контрразведки МИ–5, внимательно слушавший выступление министра иностранных дел, коротко рассмеялся и, посмотрев через плечо соседа, бросил быстрый взгляд на сэра Джона Синклера. Тот не пожелал ответить ему встречным взглядом. Руководители МИ–5 и МИ–6 не испытывали друг к другу особых симпатий.
Дик Уайт занял место руководителя в Леконфилд-хаус на Керзон-стрит 1 сентября 1953 года после того, как сэр Уинстон Черчилль отправил на пенсию прежнего директора МИ–5 сэра Перси Силлитоу. Престиж последнего в высших эшелонах британской власти никогда не был высок и оказался явно поколеблен после бегства в СССР Гая Берджесса и Дональда Маклина.
На Уайт-холле все прекрасно понимали, что назначение в послевоенном сорок шестом на должность Ди-Джи какого-то констебля, значительную часть жизни проработавшего в южно-африканской полиции и не имевшего ни малейшего представления о контрразведке, было своего рода местью службе безопасности со стороны ее откровенного противника лидера лейбористов Клемента Эттли. Его партия, как известно, одержала победу на всеобщих выборах 1946 года, сместив с поста руководителя страны триумфатора победы над фашизмом Уинстона Черчилля.
Для левых сил МИ–5 всегда ассоциировалась со слежкой и выявлением неблагонадежных, с хитроумными провокациями вроде сфабрикованного службой безопасности накануне парламентских выборов 1924 года письма Зиновьева английским коммунистам.
Публикация той фальшивки, призывавшей разжечь огонь пролетарской революции на Британских островах, помогла консерваторам выиграть выборы и похоронить честолюбивые планы первого в истории страны лейбористского правительства.
Назначение аутсайдера на пост Генерального директора МИ–5 должно было, по замыслу Эттли, помочь очистить британскую службу безопасности от патологической ненависти к левым. В итоге службу оставили многие профессионалы, не сумевшие найти общего языка с лейбористом-полицейским. Оставил МИ–5 и ее зам Гай Лидделл, которому многие прочили кресло шефа. А ведь никто лучше него не знал коммунистическую сеть в Великобритании. Ушел, хлопнув дверью, и полковник Тар Робертсон, руководитель отдела, который в годы войны провернул ставшую хрестоматийной операцию «Даблкросс». Операцию, в рамках которой МИ–5 перевербовала четыре десятка немецких агентов и организовала через них поставку в Берлин хорошо продуманной дезинформации, спутавшей абверу все карты.
Никак не мог сработаться с сэром Перси Силлитоу и Дик Уайт, возглавлявший в ту пору основной отдел службы – отдел В, занимавшийся непосредственно контрразведкой. Он даже собирался подать в отставку, не находя в себе сил работать с руководителем, мало разбиравшемся в порученном ему деле. Но преданность службе все же взяла верх.
Выпускник Оксфорда, Мичиганского и Калифорнийского университетов, сэр Дик Уайт не был военным человеком, но был настоящим интеллектуалом и высококлассным специалистом. Кроме того, он был сравнительно молод: в год назначения на пост Ди-Джи ему исполнилось всего сорок семь лет. За это, равно как и за принадлежность к контрразведке, его недолюбливали многие военные чины, в том числе и генерал-майор Джон Синклер. Для него сэр Дик был «белой вороной» и презренным сыскарем.
Но те, кто на первых порах не принимал моложавого шефа службы безопасности всерьез, глубоко заблуждались. Да, Дик Голдсмит Уайт не служил в армии и начинал свою карьеру лишь школьным учителем в Кройдоне. Но у него за плечами были годы контрразведывательной работы в Мюнхене накануне войны, опыт ведения такого крупного агента, как сотрудник германского посольства в Лондоне Вольфганг Зу Путлиц, и, наконец, годы непосредственной работы против русской разведки на посту руководителя отдела В.
Не случайно поэтому, что именно Дик Уайт, человек, достаточно сведущий и опытный в делах вверенной ему службы, ознаменовал свое назначение на должность шефа МИ–5 крутой реорганизацией британской контрразведки. В ней были оставлены те же шесть базовых отделов с А по F. Но был упразднен отдел по военному взаимодействию и создан новый – кадровый. Именно в этом новом отделе В, по замыслу сэра Дика Уайта, должна была быть создана надежная система подбора, расстановки и контроля за персоналом, работающим с государственными секретами. Система, не допускающая или хотя бы сводящая к минимуму возможность вражеского проникновения в британские секретные службы, в режимные министерства и ведомства.