Читать онлайн Термитник. Энтомологический детектив бесплатно

Обращение к читателю

Автор сразу заявляет, что ни в какой мере не является профессиональным энтомологом, любителем энтомологии1 как науки, или даже просто обожателем насекомых, как одного из самых распространенных на планете классов животных. Чаще всего автора передергивает при виде комара-долгоножки2.

Представляемое читателю странное произведение – близкое к стилю нуар3, действие которого происходит в мире насекомых, экстраполируемого на эпоху северо-американских штатов сороковых годов двадцатого века, созданное спонтанно, без подготовки и планирования. Хотя произведение называется детективом, вряд ли оно полноценно подходит под определение этого жанра. Некоторые виды насекомых, представленные в произведении, чаще всего в реальном мире не контактируют. Внешний вид героев крайне антропоморфный, что приводит иногда к литературным казусам, за которые автор заранее приносит извинения особенно чувствительным читателям. Автор заявляет, что данное произведение не может расцениваться как пособие по энтомологии и не претендует на оценку энтомологов любого уровня. Единственная осмысленная цель, которая подтолкнула автора к написанию подобного произведения, была попытка показать невероятно сложный мир, не замечаемый человеком, неуважаемый высокомерной цивилизацией номо, презираемый и страшный для 99% человеческого населения Земли. Мир, который мы топчем ногами, хлопаем руками, травим инсектицидами. Мир, представителей которого, мы, в общей массе, не признаем, как мир живых существ, способных в равной мере с нами чувствовать боль, страх смерти, страсть к размножению и другие, возможно, незнакомые нам чувства. Попытка описать этот мир, приблизив его реалии к нашему быту, может быть подтолкнет одного-двух представителей нашего вида к более осмысленному отношению к жизни, как к основному понятию биологии. Автор считает, что человечество цинично и глупо грезит о нахождении следов бактерий или вирусов на других планетах, восторгаясь возможностями своих технологий, и в то же время ежедневно уничтожает миллиарды сложноустроенных организмов у себя под носом, не отдавая себе отчета в своих действиях. Герои произведения, незамысловатые, неглубокие в психическом и эмоциональном плане, со странными пристрастиями, мутировавшими из наших собственных человеческих пристрастий, возможно, заставят рядового читателя по-иному взглянуть на муху, сидящую на стекле. И вместо удара газетой, превращающего ее в жуткое месиво, читатель возьмет увеличительное стекло и посмотрит, насколько насекомое красиво в своих мельчайших подробностях, как оно чистит свои лапки с микроскопическими волосками и прозрачные крылышки с неповторимым узором, как забавно поводит хоботком, таращит фасетчатые глазки. Может быть, мир станет добрее, если это произведение увидит читатель.

Не читая сноски роман понять невозможно! Мотивация и поведение многих персонажей научно обоснованы. Читайте сноски!

Научные и общеобразовательные сведения для сносок почерпнуты из свободных статей в Интернете, а также книг по энтомологии из собственной библиотеки. Особая благодарность Википедии (https://ru.wikipedia.org/).

Автор заранее извиняется за некоторые сочетания имен и фамилий у не очень положительных героев в романе, позаимствованных у исторически достоверных персон. Все особенности характеров, внешности и иные характеристики героев романа никак не связаны с реальными личностями. Все упоминания связаны либо с собственными пристрастиями автора к указанным лицам, либо в знак уважения к проделанной ими работе и их достижениям. Ни одно неприятное автору лицо в романе не указано.

С уважением, автор.

Предисловие к роману

Посреди большущей поляны, расположенной в чаще дремучего леса где-то к северу от Центральной Африки, стоял Термитник4. Высоты он был необыкновенной, метров восемь, если измерять вместе с торчащей на верхушке кривой башенкой. У самого основания толстый, как столетний баобаб, с прочными стенками. По окружности его опоясывал вал из красной глины, выглядевший как крепостная зубчатая стена.

Термитник, слепленный за долгие века бесчисленными поколениями своих жителей из песка, древесных опилок и собственных испражнений, нависал темным призраком над поляной. А жили в нем, естественно, термиты.

Термиты – это такие маленькие муравьи. Не совсем, конечно, муравьи, просто очень похожие на муравьев. Но на самом деле, если по большому секрету, они скорее тараканы. Они были белые, блестящие и не очень-то жаловали солнце. А еще они к себе никого не пускали, а уж если попал в термитник, то и не выпускали. Тяжело было найти в окрестностях того, кто мог бы похвастаться, что бывал за зубчатой стеной Термитника, говорил с термитами или видел настоящую живую Королеву термитов. Таких граждан считали врунами, пустомелями, а чаще идиотами, и никто им не верил. Скорее всего, те, кто попадал в термитник, просто становились пищей. И вообще, чем занимались термиты, не знал никто в Округе.

А Округа была довольно-таки населенным местом. Располагалась Округа вокруг Термитника и простиралась до самой кромки леса. С высоты птичьего полета она выглядела как поле иногда зеленой, иногда бурой высокой травы. И вот в ней-то и жили – Все-Все. А кто были эти Все-Все и чем они там занимались – сейчас буду рассказывать.

Глава 1. Понедельник. Самый обычный вроде бы день

Тёму считали бездельником. Так его называли местные старики и старушки, сидя в сумерках на своих лавочках, когда солнце уже не сушило их старые панцири. Но не считайте это правдой. Нельзя сразу, так вот с ходу, верить слухам и сплетням каких-то там старых жужелиц и жуков-навозников. Собственно, Тёма был муравей. Самый обычный с виду муравей, каких полно бегает по тропинкам и дорогам. Его черный хитиновый панцирь слегка отливал светло-коричневым, если смотреть сбоку во время восхода солнца, но, на это никто не обращал внимания. Как и сам Тёма.

Проживал муравей в типовом домике номер семнадцать на кочке неподалеку от стены Термитника, в тени старого высоченного лопуха-борщевика. Улица так и называлась – Борщевицкая. В домике было две небольших квартиры, расположенных друг над другом. На первом этаже жил пожарник Стрекозя. Он, как и Тёма, не был женат, всегда мог подкинуть десятку до зарплаты, в свободное время составить компанию за кружкой пива и любил поволочиться за девушками. И вообще, был хорошим парнем. Отличался он от соседа сверху большей целеустремленностью и фанатичной преданностью к своей работе в пожарной части Округи. Стрекозя вставал очень рано, когда солнце еще не поднималось над кромкой деревьев, и стрекотал крылышками в высоту. Там, вместе с другими пожарниками, он летал над Округой и высматривал дымок. Ведь одним из самых страшных бедствий для Округи был огонь, и труд пожарных считался очень ответственной работой.

А Тёма жил в своей крохотной квартирке на втором этаже и не думал вставать до тех пор, пока в окно его спальни не всунется первый солнечный луч. Любил Тёма поспать. Но как только глаза открывались, и он осознавал окружающий мир – скок с кровати. Холодная вода в лицо, острая бритва по лицу и голове, чашка свежемолотого черного кофе, свежая белая рубашка, галстук на шею, шляпа на голову, руки в ноги и бегом на улицу. На крылечке квартиры глубокий вдох свежего утреннего воздуха. Через ступеньку по внешней металлической лесенке вниз. Веселое «Здрасти» старушкам на лавочке у соседнего домика. Взмах рукой, торчащему в окне своего дома, пенсионеру Кузяке. Бегом до перекрестка улиц Борщевицкая и проспекта Зерна, прыжок через всегда ползущего в этом месте почтальона Улита, и впереди вся Округа. Впереди новые встречи и разговоры, сплетни и новости, события и происшествия. Все это очень интересовало Тёму, поскольку он работал корреспондентом в отделе новостей местной газеты «Наша Округа».

Шустрые лапки так и тянуло в те места Округи, где что-нибудь происходило, длинные усики-сяжки, как локаторы, улавливали все звуки вокруг и вычленяли самое интересное. А если что-то произошло, то ведь всем надо знать, что, где и почему. А как это узнать? Конечно, прочитать утром в газете первую страницу с маленькими столбцами новостей подписанных именем «Муравей Тёмант Кампонотов»5.

Несется муравей по улицам Округи и быстрые внимательные глаза так и рыскают вокруг. Вот на перекрестке затор. Две запряженные в телеги саранчи тупо таращат друг на друга фасетчатыми глазищами, истошно блеют и никак не могут расцепиться. Один из кучеров, старый помятый мух по имени Колупан, заснул за вожжами и налетел на телегу Комура, торговца с рынка, везущего целый воз тычинок с пыльцой. Телеги сцепились бортами и перегородили улицу. Комур тыкает в Колупана острым носом, грозя пустить ему кровь. А мух, подтягивая свисающие ниже поясницы дырявые полосатые штаны, раздувает в ярости волосатые небритые щеки, обзывает торговца кровососом и вертится вокруг телег, пытаясь натянуть кусок брезента на свой груз. Собралась толпа зевак, все руководили и кричали, но, как водится, ничего не делали. Руководить ведь интереснее, чем самому трещать спиной под тяжеленной телегой. Прибежал молоденький лейтенант милиции Тараканов и начал растеряно свистеть в свою свистульку, призывая к порядку. Тёма рванул сквозь толпу, расталкивая всех острыми худыми локтями. Блокнот в одной руке, огрызок карандаша в другой, в третьей авторучка, четвертой рукой придерживает шляпу. Подножка одному, толчок в спину другому и вот он уже на месте происшествия.

– Первое, о чем вы подумали в момент аварии? – Вопрос Комуру.

– У меня только одна мысль! – Пищит Комур, – как следует вонзить в его жирное волосатое брюхо свой нос и…

– У тебя не нос, а самый настоящий ХОБОТ! – Кричит в ответ мух Колупан, храбро выглядывая из-за плеча милиционера Тараканова, – и как раз из-за него ты ни паука6 не видишь, что делается перед тобой! Остолопина! У кого главная дорога?

– У вас есть травмы от столкновения? Вам потребуется профессиональная помощь врача? – Вопрос старому муху, – что вы перевозите в своей телеге? На груз есть разрешение?

– Вот это тебя вообще не касается, стихоплет недоношенный, – бурчит в ответ мух и лезет под свою телегу, с опаской оглядываясь на милиционера.

Авторучка в одной руке строчит мелкие буковки в блокноте, вторая рука быстро зарисовывает наброски происшествия огрызком карандаша на другой странице.

– По Вашему мнению, кто виноват в происшествии? – вопрос лейтенанту Тараканову.

– Ну, я даже не знаю, – Тараканов растерянно смотрит по сторонам, – я, собственно проходил мимо, в участок. Так сказать, я сам тут… Нужно дождаться патрульную группу… Но, в данный момент следствие собирается опрашивать свидетелей.

Два наброска, несколько каракуль журналистским почерком на листках блокнота, пара синяков. Зато добыча – интересный репортаж.

Резвым галопом дальше по улице. Есть несколько мест в Округе, где всегда можно найти новости. Первым делом в Управлении милиции. По пути Тёма заскочил в кафе неподалеку и стрелой вылетел оттуда с бумажным свертком под мышкой и остатками кофейной пены на губах.

За перегородкой в дежурке сидел толстый сержант Овод. Увидев веселую ухмылку корреспондента, вбегающего по ступенькам, Овод скорчил страшную рожу, выражая таким способом свое недовольство.

– Опять принесло стервятников на запах гнили, – пробурчал он вместо приветствия.

– Да, ладно, сержант, – воскликнул Тёма жизнерадостно, – я тоже рад тебя видеть! Выкладывай, какие у нас есть происшествия за ночь?

Сержант Овод раздраженно бзыкнул за спиной крыльями. Он не собирался облегчать дешевому писаке жизнь, вот так запросто выдавая служебную информацию.

– Покажи документы сначала, – пропыхтел он, – а потом уже задавай вопросы представителю власти. Слыхал я, что вышибли тебя из редакции за лень и прогулы.

– Это неправда, – весело ответил муравей, но на всякий случай вытащил бейджик с надписью «Пресса» из нагрудного кармана пиджака, – редактор во мне души не чает. Кто еще имеет такие прочные контакты с милицией? Кто еще может так оперативно выудить у своих лучших друзей в дежурной части подробности ночных происшествий в Округе? Ведь только я! Ведь только я угощаю своих друзей в погонах самыми лакомыми пончиками в малиновом сиропе!

Овод запыхтел и еще раз бзыкнул крыльями. Пончики были его слабостью. Журналист невзначай поставил бумажный пакетик на парапет перед сержантом и панибратски сбил свою шляпу на затылок. Запах малинового сиропа недвусмысленно потек в ноздри к Оводу. Сержант молниеносным, неуловимым движением смахнул пакет с пончиками с парапета себе под стол и мигом подобрел.

– Братья Слепни как обычно сидят за решеткой. Ночью они напали на парочку, идущую из гостей. Это были, – Овод открыл книгу фиксации происшествий и начал читать, – супружеская пара Дрозофилов, которая возвращалась с банкета в честь юбилея Доктора Моргана7. У дверей их дома на улице Плодовая, на них совершили хулиганское нападение братья Слепни. Ник Слепень сломал трость господина Дрозофила об его голову, причинив телесные повреждения средней тяжести, а Пак Слепень отнял сумочку госпожи Дрозофилы и испортил там всю косметику. Обычная хулиганка.

Овод дружески перегнулся через парапет и подмигнул Теме:

– Оба дегенерата так нализались какой-то дряни, что им совсем сорвало крышу, – сержант неприлично захрюкал, – Пак всю косметику этой Дрозофилы намазал на себя и полез непристойно приставать к ее мужу, пока тот валялся на асфальте с проломанной башкой. Он уже начал спускать штаны для, как он выразился: «акта супружеской любви», когда их патруль сцапал! Вот смеху-то было! Хочешь посмотреть? Они оба торчат в «клещёвнике»8.

Тёма приподнял шляпу одной рукой и выхватил карандаш. Размалеванный косметикой Слепень – это надо зарисовать. Сержант загремел огромной связкой ключей и, вытащив толстое брюшко из-за стола, поковылял к камере временного содержания преступников. За толстой решеткой на скамье сидели грустные братья Слепни. Старший, Ник, держался за голову, покачивался взад-вперед и постанывал, как от сильной боли. Пак накрыл себе голову курткой и забился в самый дальний угол. Его трясло мелкой дрожью.

– Эй, Слепни! – громыхнул ключами по решетке Овод, – ну-ка! К вам посетитель.

В этот момент в отделение зашел лейтенант Тараканов, и Овод поспешил за свою стойку дежурного. Тёма, слушая, как Тараканов отчитывает сержанта, заглянул в скудно освещенную камеру.

Младший Слепень приподнял куртку и посмотрел вокруг себя размалеванным красной помадой глазом. Вся его лохматая физиономия была похожа на палитру неудавшегося художника. Увидев зрителя, Слепень тут же снова накрылся курткой, но Тёме, с его цепким взглядом художника этого было достаточно. Карикатура в газете будет знатная. Он уже собрался уходить, как вдруг увидел, что в камере есть еще кто-то. Он приблизил лицо к решетке и всмотрелся в маленькую скрюченную фигурку, приткнувшуюся на лавке напротив братьев хулиганов.

– Трипс9? – позвал Тёма, оглянувшись на сержанта. Но тот с повинной головой выслушивал Тараканова и не обращал внимания на журналиста.

– Трипс, это ты? Эй!

Маленькая скрюченная фигурка медленно подняла голову. Из тени появилось худое личико с тоненькими усиками. На муравья устало посмотрел один коричневый глаз. Второй закрылся от огромного кровоподтека, на лице рваные царапины, две руки замотаны какими-то грязными тряпками, пропитанными кровью.

– Тёмант? Кампонотов, это ты?

Слабый голос поразил муравья.

– Что с тобой случилось? – в ужасе спросил Тёма, – как ты тут оказался? Что ты…

Трипс поднялся и, хромая, подошел к решетке. Он ухватился двумя здоровыми руками за прутья и прошептал погнутым хоботком:

– Я не виноват. Я ничего не делал. Вытащи меня отсюда, Тёмант! Я ни в чем не виноват. Я никакой не вредитель! Все что я делал, было в научных целях. Я сначала не понимал, что они задумали…

– КТО РАЗРЕШИЛ!!!

Рев раздался из глубин кабинета начальника Управления милиции. Это был грозный капитан Мастотерм10 через свою стеклянную дверь разглядевший нарушение режима.

Мастотерм считался ставленником самой Королевы Термитника и приказывал себя именовать термитом, хотя был похож на него, как паук похож на бабочку. Ходили слухи, что пару раз в год Мастотерм действительно посещает Термитник с докладом о делах в Округе, но особенно в это никто не верил. Еще можно было принять с легким сердцем, что Термитник позволяют посещать выбранному мэру Округи, неофициально одобренному Королевой термитов – господину Оссе Осову. Или тайному советнику мэра Клоппу. Но капитан милиции? Хотя, кто их знает, этих термитов. Может быть, и позволяют. В общем, все боялись капитана Мастотерма, и власть и влияние его были почти столь же неограниченными, как и у мэра.

Тёма успел только хлопнуть Трипса по руке и отскочить назад, к стойке дежурного, как капитан Мастотерм уже вывалился из своего кабинета.

– ПОСТОРОННИЕ – ВООООН!!! – заорал капитан на представителя прессы, и корреспондента вынесло из участка вместе с его бейджиками и шляпой, как осенним ураганом.

Только мельком он успел заметить, как разбитый хоботок Трипса шепчет беззвучно: «По-мо-ги».

Тёма почти час околачивался около Управления, пока не дождался лейтенанта Тараканова. Он притерся к нему и, стараясь попадать в ногу с быстро семенящим участковым, спросил:

– Лейтенант, а чего это в камере сидит этот кроха Трипс? Он тоже дрался со Слепнями?

Тараканов скосил глаз на журналиста и продолжал бежать в сторону Главной Площади.

– Слушай, – не отставал Тёма, – я ведь никому не расскажу, если нельзя. Я понимаю, что такое тайна следствия, следственные процедуры и все такое. Мне просто интересно – кто его так отделал. Он же вроде совершенно безобидное существо!

Тараканов остановился и смерил Тёму строгим взглядом сверху-вниз, потом снизу-вверх.

– Дам тебе совет, – угрюмо произнес он, – бесплатный, но хороший. Ты забудь про Трипса Геера. И никому не говори, что был с ним знаком. Так будет больше уверенности, что останешься целым и не исчезнешь в неизвестном направлении.

– Так он же всего лишь бывший учитель биологии. Он в моей школе преподавал, а сейчас работает где-то в Окружной больнице. Что такого опасного мог натворить этот химик-ботан? – Ужасно удивился Тёма, – в чем его обвиняют?

Тараканов схватил Тёму за плечи и втолкнул в какую-то подворотню между домами. Он приблизил свое усатое лицо к муравью и задышал на него чем-то сладким:

– Ты вроде умный парень, Тёма! Так вот слушай и сразу забывай, что я тебе сказал. Приказ арестовать Геера пришел Мастотерму от мэра. А мэру с самого… с самого… оттуда, – Тараканов показал глазами в сторону громады Термитника, возвышающегося над Округой, – так вот. Что он там такое натворил, что им заинтересовались ТАМ, я не знаю. И капитан не знает. И мэр Оса тоже, наверное, не знает. Но ночью явился…– лейтенант нервно сглотнул, – ночью явился прямо в дом мэра Динэргат11!!! Вот с такой большущей головой и с носом-распылителем как твоя нога!!! Он принес приказ арестовать Трипса и еще двоих, кого – даже не спрашивай, иначе меня завтра днем с огнем не найдешь среди живых. Да и себя тоже, хоть ты и муравей. Не будь я на хорошем счету у капитана, не знал бы и этого. Вот так-то.

Тараканов отпустил плечи журналиста и тот стукнулся пятками об землю. Динэргат!!! Ничего себе. Тёма испуганно смотрел в сторону спещащего к мэрии Тараканова. Он еще ни разу не встречал настоящего Динэргата – солдата ее величества Королевы Шираки12. Много слухов и рассказов знакомых в счет не идут. Обычных термитов – служащих и клерков он и сам видел не один раз. Так же частенько попадались на глаза солдаты Её Королевского Величества. Они сотнями выходят из ворот Термитника, когда солнце заходит за кромку деревьев и ровными колоннами несутся в лес с огромной скоростью по каким-то неизвестным делам. С ними нельзя было разговаривать, нельзя было следовать за ними, нельзя было даже думать о том, чтобы подумать о цели их ночных походов. А те, кто осмеливались это сделать, самым непостижимым образом исчезали через пару дней, не успев рассказать никому, что, собственно, они успели подумать. А уж Динэргат! Личная охрана самой Королевы!

Тёма грустно затрусил в сторону редакции своей газеты, надо было сдавать в печать новости, которых, кстати, он сегодня так и не насобирал. Будет нахлобучка от начальника отдела. Жалкая авария на перекрестке и ссора Слепней с Дрозофилами – это улов дилетанта. Вот так и приходит потом слава бездельника.

В редакции газеты он первым же делом заскочил в кассу. Милая и всеми любимая секретарь главного редактора красотка Аннам Мидорада13 по понедельникам выполняла работу кассира и выдавала заслуженную сотрудниками зарплату и гонорары. Сотворив пару комплиментов в адрес ее нового платья и шикарного макияжа, Тёма получил свой конвертик. Выйдя в коридор и сунув нос в конверт, он счастливо вздохнул – заслуженные двести франков14.

В хорошем настроении выйдя из кассы, он тут же его себе испортил, налетев на своего начальника, Катерину Божину15. Она насела на муравья с требованием к двум часам дня сдать ей не меньше десяти новостных статей, именуемых на местном сленге «байками». Тёманту сразу жутко захотелось спать.

– И еще. Зайди сейчас сразу к шефу, – проворчала Катя, отдышавшись после криков, – он про тебя с утра спрашивает.

– А зачем? – перепугался Тёма, и внутри у него все сжалось от плохого предчувствия. Желание прилечь и поспать усилилось.

– Я откуда знаю, – огрызнулась Катерина, – он мне не докладывает. Может, уволит тебя, наконец, за лень и прогулы.

– Никогда я не прогуливал, Катя, – умоляюще протянул Тёма, – что ты придумываешь! И не ленивый я!

– Ладно, – улыбнулась Божина, – я пошутила. Иди к нему. Он уже раза три про тебя орал на всю редакцию со своей колокольни.

Главный редактор городской газеты «Наша Округа» Шмель Шиган16 сидел за стеклянной стеной в своем кабинете на втором этаже редакции. Точнее он не сидел, а бегал по своему кабинету. А еще точнее – он бегал по кабинету и орал на молоденькую журналистку Тизу17, красивую бабочку из новеньких. Тёма не успел уловить суть претензий к девчонке, доносившихся до него через стеклянную стенку, как Тиза стремительно вылетела из кабинета редактора, роняя пыльцу с крыльев. Она натолкнулась на Тёму, полными слез красивыми глазами выразительно посмотрела на него, кривя роскошные алые губы, и унеслась на улицу, ни с кем не заговорив.

На подобное уже давно никто не обращал внимания. Шиган, собственно, по-другому и не умел разговаривать со своими сотрудниками. Никто не слышал никогда от него спокойной речи, если только рядом не стояли советник Клопп или сам мэр Оса.

Тёма судорожно втянул носом еле уловимый сладковатый запах духов новой сотрудницы и посмотрел ей в след.

– Тёмка! Быстро ко мне! Бегом-марш!

Муравей образовался перед столом главного редактора, за который как раз бухнулся Шиган, и вытянулся по стойке «смирно». Колени предательски дрожали. Редактор повращал глазищами, почесал черную полосу на небритом лице – а это был дурной знак, и… заговорил почти нормальным голосом!

– Тёма, ты муравей и должен, В ОТЛИЧИИ ОТ ДРУГИХ ДАРМОЕДОВ, ПРОТИРАЮЩИХ ШТАНЫ В МОЕЙ ГАЗЕТЕ! Должен быть более смышленым. Уф. О чем это я? Да. В конце концов, вы, муравьи, почти родственники благородных термитов и к вам отношение совсем иное в обществе, чем к остальным представителям нашей Округи, – Шиган перевел дух.

Тёма засмущался. Напоминание о том, что он принадлежит к высшей касте, его всегда коробило.

– Так вот, – продолжал Шмель, – у меня, для тебя, будет задание. Мне необходимо выпустить в десяти номерах серию рассказов о нашем обществе. О том, чем мы занимаемся, – Шиган явно испытывал трудности с подбором слов, – короче, чем мы тут все занимаемся. Все жители Округи. О том, как у нас тут все устроено, и кто за что отвечает. Как и что тут работает. Даже не знаю, как ты это будешь делать! Твои предложения?

Тёма не сразу сообразил, что Шиган обращается к нему за советом. Обычно раздача заданий в кабинете редактора выглядела по-другому: «Быстро взял бумагу и написал это и то, отнес туда и пошел с глаз долой тупой бездельник».

Среагировал муравей быстрее, чем сам того ожидал:

– Может быть, рассказать о профессиях? Каждый репортаж – день из жизни какой-нибудь профессии. Описать трудовые будни какого-нибудь работяги, официанта там, врача, учителя, например?

– Молодец! – радостно воскликнул главный редактор и вытер выступивший на лбу пот18, – отличная идея! Самые важные профессии в Округе! Составить из статей что-то вроде рейтинга, самых важных и ответственных профессий! Тех, от кого зависит порядок в Округе! На ком лежит основная тяжесть и ответственность за управление обществом! Я в тебе не сомневался, мой мальчик!

Шмель Шиган даже выскочил из-за стола и похлопал по плечу муравья, от чего Тёма совершенно обалдел.

– И помни, если ты справишься с заданием – ты получишь повышение! Возможно, станешь даже редактором отдела новостей. Я уже давно туда подбираю кого-то смышленее, чем эта толстая коровка Катерина Божина. Давай, приступай. Десять номеров на первом развороте должны быть заполнены интересными рассказами о жизни наших сограждан. Когда выберешь профессии и накидаешь план, покажешь мне. Чтоб завтра уже было понятно, что получится. В девять утра, завтра, в моем кабинете. Пшёл работать! – рявкнул Шмель, не добавив обычного: «бездельник».

Тёма вышел из редакции, как в тумане. Он ничего не видел вокруг себя, не слышал обращенных к нему слов коллег по редакции, не чувствовал хлопков по плечам – Шиган всегда орал в кабинете так громко, что все были в курсе его распоряжений.

Редактор отдела новостей! Нифига себе! О таком даже мечтать в самых сладких снах не приходилось. Он стоял на тротуаре, не зная куда идти, зачем идти, кто он такой и где живет. Он оглянулся по сторонам и увидел, что прямо перед ним стоит его приятель – жук Фидж Усачев19, и что-то увлеченно рассказывает, размахивая длинными руками.

– Такой шанс дается раз в жизни, Тёмант! – разобрал, наконец, муравей, усилием воли возвращая себе слух, – Это дело надо отметить! Я тебя угощаю лучшим в Округе нектаром! Тут за углом есть такое классное местечко, где подают самый лучший, настоящий нектар от «Улья»! Айда за мной.

Жук Фидж был не маленьким. Он не был даже большим. Муравей мог бы отдать одну из своих сяжек на съедение, что Фидж был просто огромен! Потому сопротивляться, когда тебя держат за плечи три толстенных лапищи Фиджа и увлекают совсем не в ту сторону, куда тебе надо – просто бесполезно.

Где бы вы ни встретили Фиджа, в любом месте Округи и в любое время суток, он всегда покажет местечко за углом, в котором подают лучший в мире «настоящий» нектар20. Тёма не успел опомниться, как уже держал в одной руке кружку нектара с сиреневой пеной, во второй кусок соленого лесного ореха, а все остальные руки были схвачены неугомонным Фиджем. Приятель говорил и говорил какие-то слова, муравей кивал ему, даже что-то отвечал, но мысли были совершенно далеко.

Вроде бы обычное утро. Все началось, как всегда. И вот – один из его знакомых арестован по приказу термитов, а главный редактор вместо того чтобы уволить его – обещает повышение за пустяковое задание. Что такое написать десять статей в ежедневную газету? Пфу! Ерунда для такого профи, как Тёма. Но как же быть с Трипсом? Тёма никак не мог поверить, что безобидная маленькая муха, его учитель биологии в средней школе, вдруг объявлен «вредителем». Да и кем объявлен? Что термитам за дело кто вредит в Округе? Он же не поджигатель какой-нибудь, в конце-то концов. Перед глазами муравья стояло избитое лицо Трипса и его хоботок, беззвучно шепчущий: «Помогите».

– Ты когда-нибудь видел Динэргата? – задумчиво спросил он Фиджа, прерывая поток его восторженных тирад.

Фидж подавился нектаром и закашлялся.

– С ума спятил, – прошептал он, вращая глазищами, – это было бы последнее, что я видел в своей жизни.

Фидж передернулся всем своим огромным телом.

– Говорят, они прыскают из своего носа на любое существо какой-то химией и – все! Растворяешься напрочь! Вместе с хитином! Даже скелета не остается.

– Да ерунда это все, – проговорил задумчиво Тёма, – сказки для маленьких детишек, которые не хотят засыпать.

– С чего это ты, вдруг, о них, – Фидж аккуратно глотнул из кружки и захрустел толстым стеблем папоротника.

– Да, понимаешь, тут такое дело, – он замялся, вспомнив предупреждение Тараканова, – короче, так просто к слову пришлось. Не обращай внимания.

– Это ты брат, темнишь что-то, – обиженно забубнил Фидж, схватив лапищами Тёмину шляпу, лежавшую на столе, – Затеял какую-то штуку и не хочешь мне, своему лучшему и самому большому другу, рассказывать! Нехорошо, брат, нехорошо.

Фидж Усачев действительно был самым большим другом Тёмы, причем в прямом и переносном смысле этого слова. Однажды вечером, на закате, муравей видел на дальней улице у самой кромки леса, жука Титана Дровосека21. Это был самый большой обитатель Округи. Тогда ему показалось, что на него надвигается многоэтажный дом. Усачев, конечно, был значительно меньше, но, все равно, среди знакомых муравья других таких гигантов больше не было.

– Дружище, Фидж, – сказал Тёма, притворно зевая, – мне редактор все же дал очень ответственное задание. А я еще в завтрашний номер новости не сдал. Влетит от Божиной! Потом, надо пойти домой, как следует подумать, подготовиться. А завтра вставать очень рано. Про мой вопрос забудь, это я так. Просто спросил.

Фидж дураком не был. Он молча смотрел на коллегу, прекрасно понимая, что тот просто выкручивается, случайно сболтнув некую тайну. Гигант имел нехилое экономическое образование и в газете работал аналитиком финансового отдела и редактором экономической колонки. Уж он-то мог сопоставлять некоторые вещи. Но, еще жук был давним другом этого маленького муравья, и потому сказал:

– Ну как знаешь, я на тебя наседать не буду, хе-хе, во всех смыслах, – он опять чуть не подавился пеной от нектара, – не хочешь говорить – не говори. Но ты знаешь, кто твой друг и где можно меня найти, когда тебя прижучит договорить недосказанное, – Фидж бросил в Тёму смятой шляпой и откинулся на спинку стула так, что тот затрещал.

– Спасибо, Фидж, – искренне сказал Тёма и похлопал друга по руке, – мне, правда, пора бежать. Обещание повышения – это всего лишь обещание. Надо его сначала заслужить. Я заплачу за нектар, не переживай. Был уже сегодня в кассе? Я получил несколько сотен франков гонорара.

Тёма вернулся в редакцию и набросал несколько новостных баек из старых запасов. Добавил к ним красочную историю про Дрозофил и аварию на перекрестке. Божина, стуча каблучищами, подлетела к нему, и, хватаясь за кучерявую голову, прокричала:

– Ну, когда же я уже сдохну от таких новостей! Ты что, Тёмка, маленький? Или первый день в редакции? Мне нужны новости, а не сплетни! Новости! – Она закатила глаза и колыхнулась своим шарообразным телом на тонких ножках.

– Во вторник тебе надо сделать репортаж о демонстрации плодовых мушек, который пройдет на площади около мэрии. Они с большим трудом, но получили разрешение на проведение акции.

– Эти либералы дефективные? – Спросил Тёма, сдерживая жвалы, чтобы не зевнуть, – а сейчас-то им что нужно? Против чего митингуют?

– Скорее всего, они и сами не знают, против чего митингуют, – выдохнула Катерина, – что-то там про безопасность и демократию. Паучьи сети, да какая разница! Твоя задача как раз и заключается в том, чтобы узнать даже то, чего не знают они сами. Новости нужны! Н-о-в-о-с-т-и!!!

Тёма уставился в свой блокнот, стараясь не поднимать глаза на орущую начальницу.

– В среду я хочу, чтобы ты был на празднике по поводу установки нового энергоблока на городской электростанции. Но, ничего не пиши, мне нужны твои рисунки. Больше отправить некого. Так что запиши себе и не забудь, где записал: в среду в первой половине дня на проспекте Метаморфоз. Статью я сама напишу. Беру интервью у мэра по заданию главного редактора. И если не хочешь лишиться гонорара и хоть что-нибудь получить в кассе в следующий понедельник, то сделай мне сегодня новости! Слышишь, НОВОСТИ!

Понять истерики Божиной было можно. Коллектив и так не особо уважал ее, считая не слишком одаренной. А когда Шиган, в открытую, предлагает мало известному корреспонденту ее место в редакции, и явно незаслуженно – тут по неволе начнёшь орать на всех и вся. Ладно бы ей светило повышение, но об этом главред даже не заикнулся. Рядом с ней муравей чувствовал себя подлецом и сволочью.

Тёма околачивался в редакции почти до вечера, обдумывая про себя рейтинг самых важных профессий и как выполнить задание главного редактора. Насобирав по телефону сплетней среди знакомых, он состряпал порядка пятнадцати баек для Божиной, из которых она отобрала для печати только три, обругала его бездельником и загремела каблуками в комнату отдыха пить соду от изжоги.

Выбежав из редакции, Тёма сбегал в отделение милиции, но малознакомый тощий дежурный старшина, мерзко ругаясь, прогнал муравья, не дав ему никой информации о несчастном учителе биологии. Тёма грустно понесся домой.

Подбегая к своему дому, он увидел соседа – пожарного Стрекозю Калверта22, который только что приземлился около их подъезда.

– Привет Тёман, – закричал Стрекозя, размахивая перепачканными в саже руками, – заходи попить чайку, я тебе про пожар расскажу.

– Ого! – воскликнул Тёма, – был пожар? Круто! Лучше давай ко мне. Я-то думал завалиться спать, но теперь к паукам сон! Все расскажешь подробно, и посидим заодно. У меня в холодильнике коробка «Фиолетового Пенного». Кстати, есть еще пара пачек настоящих «Крошек печенья»!

Быть пожарным в Округе была большая честь и очень престижная работа с нехилой зарплатой. Набор в пожарные проводится по жестким требованиям среди определенных жителей Округи. Пожарные разделяются на наземные команды и авиаполк. Наземная команда состоит из двух категорий: огромные и быстрые. Огромные тащат на себе запасы воды в бочках, а быстрые растаскивают горящие стволы веток и травы, копают противоогневые рвы и спасают раненых и пострадавших. Пожарный авиаполк делится на разведчиков и тушителей. В разведчики набирают только жителей с крыльями, отдавая предпочтение скорости и остроте зрения. В их задачи входит патрулирование Округи сверху, своевременное выявление задымлений и очагов горения, а также, по возможности, участие в активном тушении пожара с помощью подручных средств.

Тёмин сосед, был одной из самых быстрых и маневренных единиц пожарного отряда. Он и ему подобные, целыми днями висели над Округой и высматривали малейший признак дыма или огня. В случае выявления опасности они стремглав неслись к ближайшей пожарной вышке и называли координаты возможного возгорания. Туда с воем сирен отправлялись наземные силы, заливали пожар, если он был, спасали раненых, если их можно было спасти.

Стрекозя побежал к себе принять душ, отмыться от копоти и переодеться в домашнее. А Тёма ринулся по лесенке в свою квартиру и сунул нос в холодильник. Слава личинкам! В холодильнике действительно стояла целая упаковка «Фиолетового» – шесть больших бутылок. Ему было необходимо слегка промыть мозги после сегодняшнего странного дня. Пока он доставал пачки с печеньем, резал сыр и раскупоривал бутылки, в квартиру ввалился Калверт, в вишневом халате-кимоно с белыми рукавами, красными от мыла глазами и довольной улыбкой. Он бухнулся на кухне на стул и с ходу начал рассказывать.

– Тёмка, ты не поверишь, – выдохнул Стрекозя, – полыхало так что подойти было невозможно. А горела, биологическая лаборатория при городской больнице. Очевидно, она была напихана под самую крышу какой-то химической фигней и прочей опасной ерундой. Хорошо, что удалось обойтись без масштабного взрыва! Расплавились даже камни и части железной арматуры – такая была температура горения. Мы вообще сначала подлететь не могли, нас жаром уносило в самое небо, чуть не выше деревьев!

Стрекозя напрягся и вытащил из халата прозрачное крыло, в котором зияла дыра с кулак размером от попавшей на него искры, и многозначительно посмотрел на журналиста:

– Вот, глянь, теперь месяц затягиваться будет. Короче, пришлось вызвать роту мокриц. Так не поверишь, лили они воду, лили. Мы сверху ведрами поливали – без толку! Короче, капитан дал приказ просто лить на соседние крыши, чтоб не разнесло огонь. А здание лаборатории уже не имело смысла спасать.

Стрекозя перевел дыхание и с вожделением посмотрел, как Тёма наливает из бутылки в высокий стакан пенящуюся темную фиолетовую жидкость.

– Ни одного тела пострадавшего не было найдено. Но самое странное это то, что экспертов пожарной службы после ликвидации не пустили на место. Приперлась парочка страховых агентов из незнакомой конторы. Чудики, похожие на уродливых ос без жала, спокойно прошли через оцепление, за которое уже выгнали всех пожарных и начали копаться в грязи оставшейся после пожара. Я был последний из нашей бригады, кого взашей вытолкал какой-то рьяный мент из охраны. Но, я успел-таки углядеть, как этот полосатый что-то вытаскивал из грязи и пихал в пакет. А пакет засовывал в свой портфель. Готов побожиться, чем хошь – пихал он туда какие-то обгоревшие склянки или бутылки!

– Поджёг? – Ахнул Тёма.

– Кто знает, – многозначительно оттопырив губу, проговорил Калверт, – обычные процедуры были нарушены. Неспроста. Да и пламя было странным.

– Отчего может быть такая температура горения? – Тёма был не просто любопытным слушателем, а настоящим профессионалом, – ты говоришь, что даже металл горел?

Стрекозя задрал тощую ногу на ногу и растянулся на стуле. Он с благодарностью смотрел на полный стакан крепкого нектара с высокой шапкой фиолетовой пены и, выхватив его из Тёминых рук, приложился как самый настоящий пожарный. Несколько мощных глотков и муравей уже вынужден был опять откупоривать бутылку.

– Так может гореть только какая-то химия, – отдышавшись произнес Стрекозя, сдувая пену со второй порции и не обращая внимание на тарелку с закусками, которую протягивал ему журналист, – понимаешь, огонь такая с одной стороны простая штука, а с другой стороны целая наука. Любой обыватель скажет – ну горит. Ну, огонь. Ну, вот сгорело, и остался пепел или угли. Конец истории. Ан нет, братан. По цвету пламени, распространению огня, дыму, можно многое сказать, – Стрекозя, прикончил второй стакан, предварительно чокнувшись с другом, – В этом случае все явно началось на втором этаже, потом прогорел пол и очаг возгорания свалился на первый этаж, а крыша еще даже не занялась, как следует. Жар от первоисточника видать был такой сильный, что даже пепла не осталось от той комнаты. Это точно химикаты какие-то горели.

– Покажешь завтра пожарище, Козя? – Спросил Тёма, аккуратно отпивая из стакана. Он поискал глазами наиболее приличный кусок соленого «Настоящего печенья» и, выбрав приглянувшийся, с хрустом отгрыз от него.

– Мне бы надо статью написать про пожарных. Тут у меня, понимаешь, приличное повышение ожидается на работе. Нужно постараться – бабосиков добавят нехило! Покажешь мне завтра, что к чему? Пару набросков надо сделать с тебя и пепелища.

– Ну, меня, пожалуй, не стоит изображать, – поморщился Стрекозя, снова делая глоток на две трети стакана, – не люблю я мелькать на страницах газет.

– Типа, ты когда-то мелькал на страницах, – хохотнул Тёма, – лады, тебя не буду рисовать, сделаю портрет храброго пожарного со спины.

– Мокрицу нарисуй, – посоветовал Стрекозя.

– Фу, гадость какая, – скривился муравей, – буду я еще этих придурков рисовать. Не хватало в новостях ракообразных. Изображу тебя во всей красе. Только курносым сделаю, рыжим и глаза косые.

– Скотина ты, – по-дружески подмигнул пожарный, – у меня и так от девчонок отбоя нет, – первая ночь за неделю, когда один буду спать. А если еще и в газету тиснешь мой профиль, вообще помру от измождения, как в тот раз.

Друзья, вспомнив какую-то пошлую историю, дружно заржали.

– Короче, раз тебе надо, то, давай завтра, с утра пораньше. Я быстро на развод сбегаю в шесть утра и потом на полчаса зависну над пожарищем, и все тебе покажу. Есть у нас такая процедура – в течение суток осматривать места пожаров на случай повторного возгорания. По идее, там нужно было висеть в небе даже ночью, но они сами всех разогнали.

Наконец тревоги и переживания опасного дня стали отпускать пожарного, усталость наваливалась с каждым глотком. Он стал спокойнее и даже начал грызть печеньки, внимательно следя за манипуляциями друга по устранению пустых стаканов.

– Горение, это сложный физико-химический процесс, Тёман, – говорил Стрекозя пьяным голосом, – Различают два вида горения: гомогенное и, и-ик! гетерогенное. Гомогенное горение происходит в случае нахождения горючего вещества в газообразном состоянии. И-ик! И-ик, никак иначе!

Стрекозя качал голой ногой и размахивал рукой со стаканом.

– Так вот, любезный мой любознательный кореш, и-ик! Если же реакция идет между твердым горючим веществом и газообразным окислителем, то говорят о гетерогенном, блин, как его там – горении, – Стрекозя растекся по стулу и начал пить маленькими глотками, – внешним признаком гомогенного горения является охрененное пламя, гетерогенного – накал. Пламя представляет собой область, где происходит реакция соединения паров горящего вещества с кислородом. Понимаешь? Температура пламени – это и температура этого долбанного горения. При пожарах в жилых и административных зданиях она составляет в среднем 850-900 градусов, причем, заметь, и-ик! Градусов Цельсия, а не каких-то там дебильных Фаренгейтов. Да. О чем я? Ах, да! А в лесу это 500-900 градусов…

И дальше пожарного понесло на лекцию по теории пожаров. Тёма наливал и слушал. Стрекозя пил и рассказывал. Тёма тоже пил, не отставая от друга, и сначала делал какие-то заметки в своем походном блокноте, а потом, приблизительно после четвертой или пятой бутылки «крепкого пенного», блокнот полетел на пол. Хруст «Крошек настоящего печенья» перемежали громкий смех и невоздержанные с цензурной точки зрения, возгласы. Тема беседы плавно перешла с температуры горения на горячих девочек, потом на ночные похождения друзей в прошлом и тому подобное. Вечер закончился в прекрасной обстановке хмельного веселья. Почему-то последнее, что всплыло у Тёмы перед глазами, было заплаканное лицо Тизы, новой сотрудницы редакции, выпорхнувшей из кабинета главного редактора Шигана. Длинные ресницы, наполненные слезами глаза, выразительно глядели на него и прекрасные полные алые губы шептали: «Тёма, помоги мне».

Глава 2. Вторник. Утро новых надежд

Солнечный луч пробился сквозь окно, занавешенное старой пыльной шторкой, и острым лучиком ударил Тёму в глаз. Муравей замычал и попытался перевернуться на другой бок, натягивая рукой на себя одеяло. Загремело что-то, упало на пол и разбилось с громким звоном. Тёма от неожиданности с грохотом слетел с кухонного диванчика на пол. Оказалось, что это было не одеяло, а скатерть со стола. Слипающимися глазами он осмотрел осколки стаканов и тарелки, разлетевшихся по полу. В гостиной радио орало безвкусный модный регтайм исполняемый визгливой певичкой-однодневкой:

Глазки – антенки,

Домик на спине,

Милая Улитка улыбнулась мне!

Милая Улитка ты теперь со мной,

Нас не разлучить ни ночью, ни днем.

Каждый вечер ждет он меня домой,

Вместе с Улиткой мы ужинать идем.

Глазки – антенки,

Домик на спине,

Милая Улитка улыбнулась мне!23

Тёма сморщился от накатившего спазма головной боли. В ванной громко лилась вода и слышалось фальшивое завывание Стрекози, не попадающего в такт песенки ни словами, ни ритмом:

Со своей Улиткой купаюсь я в ванне,

И салат зеленый я ей подаю.

Лучше нету парня в нашем Крае,

И красивее в улиточном раю.

Глазки – антенки,

Домик на спине,

Милая Улитка улыбнулась мне!..

– Тёман, чего у тебя там гремит, – жизнерадостная мордаха Стрекози высунулась из двери ванной, – ага, проснулся. Вставай, давай, уже половина шестого. У меня в квартире опять нет горячей воды. Так что давай, делай мне кофе. Пора бежать на службу. Развод через двадцать минут начнется!

Тёма вскочил на ноги и похмелье ударило ему в голову. Он очумело посмотрел на часы, которые не двигали стрелками уже полгода и показывали без пяти одиннадцать24. Тряхнув головой и аккуратно переступив через осколки бокала, он плеснул себе холодной водой из кухонной мойки на голову. Включил свою гордость: дорогущую кофе-машину, на которую копил несколько месяцев, с трудом откладывая из небольшого жалования. Машина зажужжала, и аромат свежемолотого кофейного зерна разнесся по квартире, прочищая мозги от вчерашних посиделок. Муравей сходил в комнату и вырубил визги доносящиеся из радио. Сразу стало легче.

– Вылазь давай, – Тёма бухнул в дверь своей ванной кулаком, – заплыл как водомерка на все утро. Кофе сварился.

Стрекозя вылез из ванной, обмотанный полотенцем до пояса, и ткнув друга кулаком в плечо, понеся на кухню.

– Чё такой клоповник у тебя? – завопил он, – где чистая чашка?

– Не выпендривайся, – пробулькал Тёма, полоща горло, – чашку тебе подавай чистую. Перебьешься и грязной.

Стрекозя, глотнув свежего кофе, унесся к себе и уже через пять минут крикнул снизу:

– Я улетел на развод! Через тридцать минут будь у больницы!

Тёма терпеть не мог вставать в такую рань, да еще и с похмельем после попойки. Как Калверт умудрялся оставаться свежим и бодрым поспав всего три – четыре часа, он не понимал и это немного бесило. Муравей схватил измочаленный веник и сунулся было с ним на кухню, но не найдя совка, просто смел осколки в кучу около далеко не пустого мусорного ведра, заваленного бутылками. Бросив веник на пол, он окинул взглядом свою кухню и пробормотал:

– Не помешало бы сделать уборку тут. Действительно, клоповник.

Решив не задерживаться и не пить кофе дома, он быстро накинул куртку, нашел под столом свой блокнот и карандаш и выскочил на улицу.

Стрекозе хорошо, чиркнул несколько раз крыльями и уже около больницы. А тут надо нестись через полтора десятка кварталов на полной скорости, да еще и с тяжелой головой. Около своего подъезда Тёма споткнулся об Улита – почтальона, увешанного коробками.

С тех пор как Главное управление Почты Округи, сокращенно ГуПО, начало работать «По-новому», как гласил их обновленный лозунг, на работу там набрали довольно странных сотрудников. В штат приняли моллюсков по договору обмена кадрами с соседним большим озером. Теперь улитки разносили почту по адресатам. На почтовых терминалах разбирать корреспонденцию поставили слизней, после которых брать письма в руки не хотелось. В офисах почтовых отделений работали скорпионницы и уховертки, мимо которых и на улице без скандала не пройдешь, а уж просить их о чем-то было просто самоубийством. У Тёмы, в его предположительном рейтинге профессий почтальон находился на почетном седьмом месте по важности. Но обдумывая статью об этой службе, Тёма мысленно сталкивался с тем, что у него ничего не получается. Откровенный сарказм, уничтожающая критика, неприкрытая сатира. Такая статья точно не обрадует ни редактора, ни его заказчика, кто бы он ни был.

Тёма вежливо извинился перед Улитом:

– Здравствуйте, уважаемый. Хорошая сегодня погодка, не так ли? Извините за мою поспешность – работа зовет!

– П-п-п-п… Пос-с-с-с…пос-поссы…посы-с-с.., – попытался выговорить старикан, вытаскивая свои глазки из тела.

Не дождавшись ответных приветствий от сильно заикающегося почтальона, журналист побежал дальше по улице, в сторону Окружной больницы.

Напротив пожарища, на другой стороне широкой проезжей части, уже открылось уличное кафе. Один из официантов, пожилой кузнечик в белой коротенькой куртке, выносил стулья и расставлял их вокруг пластмассовых столиков. Тёма бухнулся на стул и заказал большую чашку черного кофе и рогалик с маслом.

– Жарко вчера у вас было? – Вежливо поинтересовался он у официанта, мотнув головой на пожарище, – перепугались?

– Да, пришлось понервничать, – официант благодарно полунаклонился к первому клиенту, – Полыхнуло так неожиданно, что сначала показалось миражом. А от жара, сами видите, даже стулья кривыми стали на один бок.

Муравей достал блокнот и, изредка поглядывая по сторонам, застрочил карандашом. Статья о пожарных рождалась сама собой. Сейчас важно было накидать «мыла» для массы, которую позже надо сократить и дополнить профессиональными терминами, жаргонными словечками и понятиями для неискушенной публики. Но важность профессии обозначалась и без этих мелочей.

Мимо столиков кафе стуча высокими каблуками, прошла прекрасная девушка в ярко-красном платье, розовых туфлях лодочках и белых чулочках. В том, что на ней были именно чулочки, Тёма знал на все сто процентов. Это была его троюродная сестра Лиза, работающая в Окружной больнице старшей медсестрой. Пару лет назад муравей решился и, плюнув на легкий инцест, все-таки сестра, хоть и троюродная, но подкатил к ней на полном серьезе прямо в больнице. Так как Лиза тоже была не прочь поэкспериментировать с красавчиком Тёмой, она затащила его в какую-то коморку, оказавшуюся провизорской. Они здорово позажимались там и, задрав белый халат на Лизе, Тёма не на шутку возбудился, обнаружив, что ее прелестные ножки действительно затянуты в белые чулки с широкой резинкой. Если бы не приход в провизорскую какого-то дурака доктора, случилось бы то самое, непоправимое. Но, как только доктор выгнал муравья из больницы и потащил Лизу к начальству, вся романтика между ними кончилась. Вверх взяло благоразумие и порядочность. Тёма потом еще раз попытался пригласить Лизу на свидание в кафешку, но она, после пары чашек чая, сказала, что им лучше остаться друзьями и родственниками, как было в детстве. Тёма согласился, но чувство большой потери так и не покидало его эти годы. Он приглашал Лизу время от времени потанцевать или в ресторан, но никто из них не был против, если второй приводил с собой пару.

Сейчас Лиза, продефилировала мимо его столика, даже не посмотрев на брата. Вполне может быть, что и правда, просто не заметила его. Муравей ощутил прилив тоски пополам с нежностью, глядя, как фигуристая сестренка перебегает дорогу, звонко цокая шпильками, и скрывается в дверях приемного покоя больницы. Кое-какие мысли забродили у него в голове, но, не успели оформиться в идею, как сверху затрещали крылья Калверта и еще одного усатого парня с глазами, горящими весельем. Тёма кинул горсть мелочи на столик и побежал к друзьям, зависшим над вонючими остатками сгоревшей биологической лаборатории.

Напарник Стрекози по пожарному авиаполку был мало знаком Тёме. Пару раз они встречались на вечеринках, пару раз он видел их вместе с женой на улице. Звали его Меган, а жену, вроде бы, Одоната25. Меган был заядлый спортсмен, культурист и сторонник правильного и здорового образа жизни. Качалки, режим питания, белковые диеты, никакого спиртного, для Темы это была какая-то другая, теневая сторона реальной жизни. Хотя печальные глаза жены Мегана, были очень даже ничего, да и фигурой она вышла, любо посмотреть. Не Лиза, конечно, но тоже радовала глаз.

– Здорово, парни, – закричал Тёма пожарным, которые висели над пепелищем и о чем-то разговаривали, – подождите меня!

Тёма перелез через ограждение, оставленное милицией и сразу вляпался по щиколотку в жижу, состоящую из сажи пополам с водой. Пока он высматривал более чистую поверхность, чтобы допрыгать до середины пожарища, Стрекозя с напарником уже подлетели к нему.

– Здорово, – брутально прогудел Меган, приземляясь рядом и протягивая Тёме мускулистую руку, – тебя еще не уволили из редакции? Ходил слушок такой. А туда даже не лезь, только вывозишься в грязюке. Там нет ничего интересного.

– Похоже, ночью тут поработали эксперты, – Калверт встал рядом с журналистом и, показывая рукой на черные бревна и покрытые сажей камни, стал рассказывать, – смотри, видишь, как распространялось пламя. Тут произошел дефлаграционный взрыв. Ты давай блокнот хватай и записывай, у меня всего десять минут есть, нужно на окраину скоро лететь. Так вот, для дефлаграционного взрыва необходимо наличие горючего газа и воздуха, перемешанных в такой пропорции, чтобы эта смесь находилась между нижней и верхней концентрационными пределами взрываемости…

Тему не надо было упрашивать. Одной рукой он стенографировал в блокнот все, что говорил ему друг, а второй зарисовывал Мегана, принявшего мужественную позу на фоне обгорелых балок.

Из всего, что надиктовал муравью пожарный, Тёма сделал только один вывод: все пятерки и четверки, которые он получал в школе по химии и физике, были поставлены ему исключительно за красивые глазки и смазливую внешность. Но, добросовестно записав показания друга, муравей осознал, что единственный вывод о причинах возгорания, который напрашивался сам собой, это взрыв некого вещества. А на вопрос, какого именно вещества, что послужило источником детонации и откуда оно взялось, ответят уже следователи, а не простые пожарные.

Пожарники упорхнули на вызов, а Тёма на колене дописывал последние фразы, когда увидел, что в приемный покой Окружной Больницы зашел его знакомый, лейтенант Тараканов. Муравей соскочил с грязного бревна и, на ходу отряхивая измазанные сзади брюки, понесся за лейтенантом. Он обнаружил его в регистратуре приемного покоя, когда тот уже проходил за вращающийся турникет мимо охранника, и закричал:

– Тараканов, эй, лейтенант, – Тёма, запыхавшись, подлетел к обернувшемуся милиционеру, – как кстати, что я тебя встретил! Удели мне пару минут, пожалуйста.

Лейтенант скорчил недовольную мину, но остановился.

– Чего тебе, я спешу, – грубо ответил он, но в глазах милиционера не читалась неприязнь, – давай быстрее.

– Можно мне с тобой? – Скороговоркой проговорил Тёма, хватая его за рукав, – пожалуйста! Мне надо тебе объяснить кое-что.

Тараканов сделал знак рукой охраннику и мрачный хрущ, с туповатым выражением на лице, открыл Тёме турникет. Лейтенант рысью побежал по коридору, освещенному люминесцентными лампами, и журналист бросился за ним, с трудом попадая в такт его шагам.

– Слушай, мне очень нужна твоя помощь, – начал Тёма, – понимаешь, у меня тут наметилось серьезное повышение в редакции, боюсь даже сказать какое. Но мне срочно нужна статья о работе милиционера. Ну, в смысле о ее важности. Мне нужны подробности. Как твой день начинается, как проходит получение задания на патрулирование и так далее. Понимаешь?

Тараканов скосил на муравья глаза и остановился в коридоре, пропуская санитара с каталкой, накрытой простыней.

– И тебя тоже повысили? – Как-то озадачено проговорил он, – я думал, тебя уволили.

– Нет, еще не повысили, – закатив глаза, сказал муравей, – но точно не уволили! А повысят, если выполню пустяковое задание. Мне нужно описать наше общество и важность отдельных, самых значимых профессий. Пожарный вот, милиционер, врач и так далее.

– Зачем это? – Спросил лейтенант, проскакивая коридоры и вращая головой с длинными усами на перекрестках, пытаясь понять, куда нужно двигаться в этом диком лабиринте.

– Откуда я знаю зачем, – терпеливо сказал Тёма, – мне редактор поручил, надо выполнить. Вот я и подумал, что ты по дружбе разрешишь потереться около тебя денек. Посмотреть, как ты работаешь. Я без твоего разрешения ничего не буду писать, я же понимаю все.

Тараканов прижался спиной к стене, давая пройти большой группе медиков в белых и зеленых халатах. Он повращал глазами, обдумывая что-то и, наконец, произнес:

– Давай сделаем так. Я сейчас сильно занят. Но после 15 часов освобожусь и приду сюда. Мне, тут кое-что проверить надо. Так что будь в приемном покое в 15 часов ровно. Договорились?

– Спасибо, – искренне сказал Тёма, – а почему ты сказал, что меня «тоже» повысили? А кого еще повысили?

– Меня, – буркнул лейтенант, – дословно, я теперь «перспективный сотрудник». В должности следователя.

Тараканов развернулся и умчался в сумрак очередного перехода, а Тёма остался стоять с открытым ртом. Он пришёл в себя только через несколько секунд, когда его больно толкнули в живот тяжело нагруженной каталкой. Какие-то пластиковые контейнеры высыпались на пол, и санитар-пилильщик заорал на журналиста:

– Ты чего тут раскорячился, скотина, не видишь тут узкое место! Давай, двигай отсюда!

Тёма поспешно извинился и начал помогать свирепому пилильщику собирать выпавшие белые контейнеры. На крышке каждого контейнера стояло странное клеймо, нанесенное красной краской. Что-то вроде стилизованной буквы «A». Тёме показалось, что вчера он уже видел что-то похожее.

Пилильщик ругался как сапожник и вырывал контейнеры из рук муравья. Один контейнер раскрылся, и оттуда посыпались коричневые стеклянные бутылочки без этикеток. Санитар окончательно рассвирепел и чуть не пинками погнал его прочь, крича во все горло охрану.

Тёма едва увернулся от его ноги и, отскочил в сторону. Он обозвал медбрата тупым сидячебрюхим и настоятельно посоветовал ему не занимать в больнице должность явно несоответствующую его интеллектуальным способностям. Более того ему следовало поскорее идти в дальний и темный лес скручивать жухлые и сухие листики26. Санитар, наконец, углядел, что перед ним муравей и решил дальше не связываться с ним. Он вернулся к своим коробкам, бурча себе под нос чего-то вроде: «мы еще с тобой увидимся и тогда я тебе покажу листики».

Но Тёма уже не слушал и побежал в сторону сестринской, поздороваться с Лизой и заодно закинуть удочку на счет ее связей в больнице. Статья о работе медиков стояла на третьем месте в рейтинге.

Он сидел на кушетке рядом с постом терапевтического отделения и ждал свою сестру с обхода. Рука сама собой быстро строчила в блокноте статью про пожарных, глаза тревожно поглядывали на часы. В девять утра надо было кровь из носу быть в редакции, а у него не было ни одной новости для завтрашнего выпуска. Его непосредственный начальник, Катерина Божина, противная толстуха, вечно вопящая «ну, когда же я уже сдохну» и без остановки пьющая соду от изжоги, могла лишить его недельного гонорара за отсутствие новостей в колонке.

Тёма решил идти ва-банк и забить на колонку новостей, поставив все карты на главного редактора и его задание. Подняв на секунду глаза, он увидел, как по коридору стремительно и легко двигается в его сторону самая красивая фигура из всех, видимых им среди девушек. Белый халат не скрывал ни изумительной формы ног, которые даже без высоких каблуков, в простых резиновых больничных тапочках, казались совершенством. Ни выпуклую идеальную грудь. Узкая талия, перехваченная простым белым пояском, казалась затянутой в корсет. Все подробности, скрытые под одеждой, Тёмант, как настоящий художник, дорисовывал без видимых усилий.

– Привет, братишка, – проворковала Лиза, подойдя к Тёме вплотную, – ты чего это в кепке тут сидишь? А ну-ка, снимай, проказник невоспитанный.

Лиза сняла у него с головы шляпу и ласково чмокнула в щеку.

– Ты не в пивной, а в больнице. Тут вообще нельзя без халата ходить. Чего пришел? У меня очень много работы и доктор Кипятков ждет меня с журналами.

– Какой еще Кипятков? – спросил Тёма, отбирая назад свою шляпу и вставая с кушетки, – я к тебе по важному делу зашел.

– Доктор Кипятков Владлен Евгеньевич27, – проворковала Лиза, теребя кривой узел галстука на рубашке брата – он такой милашка. Ни чета каким-то там журналистам. Или тебя все-таки выперли из редакции за бездарность?

– Ничего меня не выперли. Лиза, погоди, давай я серьезно скажу. Мне тоже надо бежать в редакцию, опаздываю уже. У тебя, когда смена заканчивается, в два или четыре? Мне поговорить с тобой надо.

– О! – Лиза удивленно подняла идеальные брови и лукаво посмотрела на Тёму, – еще одна свиданка, которая закончится неловким молчанием? Куда пойдем?

– Нет, не свиданка, – Тёма надел шляпу и сбил ее на затылок, – мне надо с тобой о важном деле поговорить. Во сколько ты заканчиваешь?

– В шестнадцать тридцать, – сообщила Лиза, вытаскивая из шкафа толстенные черные журналы, – а вечер у меня сегодня занят. Ты чего хотел-то?

– Давай я приду к четырем часам, мне всего-то надо несколько минут. Правда, по делу. Потом расскажу подробности, а сейчас, пора бежать. Через сорок минут нужно быть у главного редактора, – Тёма не удержался и добавил, – меня скоро повысят! Может быть.

– Ври, да не завирайся, – ответила Лиза, перебирая журналы на столе, – приходи, конечно. Всегда рада тебя видеть. Но, с тебя чашка кофе и шоколад после смены. Я буду голодная!

– Да хоть ужин в «Мисогигаве»28! – Воскликнул Тёма и попытался по-братски чмокнуть Лизу в щеку. Но она повернулась и подставила ему свои пухлые губки. Муравей на секунду забыл все на свете, но получив шуточную пощечину, побежал к выходу. В конце коридора он обернулся и махнул Лизе шляпой, но она уже не смотрела на него.

Тёма выскочил из Окружной больницы в каком-то лихорадочном возбужденном состоянии. Такси ловить не хотелось, и он понесся на своих шести, не особенно обращая внимание на все, что творилось вокруг него. Перед глазами прыгали то части тела его сестры, то лукавые глаза, то дразнящая улыбка. Муравей влетел в редакцию, кинул направо «привет», налево бросил «здорово». Услышал за перегородкой из своего отдела новостей истеричные крики: «ну вот, когда же я уже сдохну», и свернул прямиком к лестнице на второй этаж, где находился кабинет шеф-редактора и одновременно главы городской газеты Шмеля Шигана.

Шиган торчал за своей стеклянной перегородкой и в остервенении правил красным карандашом статью, выделяя целые абзацы сначала квадратными рамками, а потом перечеркивая их толстым красным крестом. Иногда бумага рвалась под его нажимом. Перед редакторским столом стоял Аркадий Эмпузов, один из двух братьев богомолов, работающих в редакции. Он был очень неплохим журналистом и писателем. В свое время издал два успешных фантастических романа, пользующихся до сих пор читательским успехом. Его брат Борис Эмпузов29 работал заведующим хозяйством в редакции газеты и не имел к журналистике вообще никакого отношения, хотя поговаривали, что романы они писали вместе. Он выдавал карандаши, блокноты и бумагу и был очень приличным товарищем. Ни мелочным, ни злопамятным и никогда не напоминал о долгах, тому, кому одолжил «до зарплаты». Аркадий ссутулившись, с грустью смотрел на полностью исчирканную статью и слушал нечленораздельное рычание главного редактора.

Тёма притулился около стеклянной двери, перелистывая свой блокнот и делая наброски второй статьи, когда Эмпузов медленно и с достоинством вышел из кабинета главного редактора, подгоняемый шквалом криков, воплей, заклинаний на неизвестном языке сопровождаемых ритуальными приплясываниями, а также метко брошенными в голову писателя комками изорванной и смятой статьи. Такое поведение редактора, в общем-то, никого никогда не удивляло, и корреспондент вежливо поздоровался с Аркадием за руку.

– Чего в этот раз не понравилось? – Сочувствующе спросил Тёма коллегу, – опять «стиль подзаборного бумагомарателя» или каракули «недоученного сторожа»?

– В этот раз, – спокойно сказал Аркадий, – сплошная романтика и лирика. И это в статье о состоянии дорог в центре города. Все как обычно. Зато, когда пишешь о Дне Святых Зосимы и Савватия30, у него: «сплошные технические термины и никакой души». Бывай Тёмант, мне еще перепечатать это все надо. Уверен, что, когда после обеда я покажу ему ту же самую писанину, подпишет в выпуск без единого изменения и скажет, что я правильно ухватил идею и редакторские правки пошли на пользу статье.

Шиган побегал по кабинету, распинывая ногами остатки отредактированной статьи и рухнул в свое огромное кресло. Он вытер потный лоб ладонью, смахнув горсть мутной жидкости на пол, и увидел мнущегося в дверях муравья.

– Тёма, бегом сюда! Ты чего там застрял! Я тебя жду уже с восьми часов утра, заходи скорей, закрой за собой дверь плотнее. Садись, давай, сюда. Рассказывай.

Муравей шмыгнул в кабинет и забился в жесткое деревянное кресло напротив редакторского стола. В редакции это кресло называли «кресло пыток».

– Господин Шиган, – неуверенно начал он, – я составил список профессий, которые, на мой взгляд, являются самыми важными в нашем обществе. Мне кажется, что именно они смогут полнее отобразить уровень безопасности нашего города, привлечь внимание читателя.

– Не «полнее», а «более полно», телепень неграмотный. Показывай, – рявкнул Шиган.

Тёма протянул редактору лист из блокнота с перечнем, состоящим из одиннадцати пунктов. Шиган быстро и жадно прочитал все и повращал глазами. Он почесал красным карандашом желтую полосу на лице.

– Почему журналист у тебя на последнем месте? – Взревел редактор, – От скромности совсем обалдел уже.

Он еще раз внимательно посмотрел на листик и сделал пару резких взмахов своим карандашом.

– Поставь журналиста на пятое место, милиционера на первое, пожарного – это ты молодец, кстати, на второе. Дальше врача и так далее, как я поправил. Седьмой пункт вообще убери. Очень хорошо задумано. Результаты уже есть какие-то? – Он свирепо навалился пузом на стол и посмотрел на Тёму в упор.

– Да, господин редактор, – уже увереннее произнес Тёма, – у меня почти готова начерно статья о пожарной службе. Вот, можете ознакомиться. Тут, конечно, еще нужны правки. Вложить больше души и, может быть, убавить технических терминов.

Муравей передал главному редактору листки со своей утренней работой и продолжил, глядя, как Шиган впивается своими глазищами в его красивый круглый почерк.

– Есть черновики еще по двум статьям, но мне нужно немного времени, чтобы вжиться в каждую тему. Мысленные наброски готовы почти по всем направлениям.

Что бы ни говорили про Шигана, но редактор он был от бога. Его тридцатилетний опыт в журналистике давал себя знать. С невероятной скоростью он пробежал глазами Тёмину писанину, автоматически исправляя грамматические ошибки и расставляя знаки препинания. Стрелками он поменял местами два абзаца. Один вычеркнул жирным крестом и полностью переписал своей рукой концовку. Тёма напряженно ждал. Обычно в этот момент Шмель начинал плеваться, орать, рвать на мелки клочки статью, а заодно и финансовые документы, которые ему приносила его миленькая секретарь Аннам, а также обидно обзываться. Все это было нормой, к которой давно привыкли все, кто проработал в редакции хотя бы пару месяцев. Если же редактор после прочтения молчал, то можно было смело брать в руки последний выпуск собственной газеты и внимательно начать просматривать последнюю страницу, где печатались объявления о вакансиях.

Главный редактор поднял взгляд на муравья, сжавшегося в кресле.

– Тёма, – спокойным голосом произнес он, – это прекрасно. Ты не представляешь, как ты попал! Точно в цель! Это та бредятина, которая мне нужна! Именно то, что надо. Я вот ни сколечко не сомневался в твоих способностях. Ты понимаешь, как важно выполнить это задание! Мне уже дважды звонил сегодня утром советник Клопп и спрашивал, от имени мэра, какие у меня идеи. Он просил сразу же перезвонить главе города, как только будет результат. И мы сделаем это сейчас вместе с тобой.

Главный редактор схватил телефонную трубку и набрал номер. Тёма замер в испуге. Такого он даже не мог помыслить и страшно перепугался, что переступил какую-то недозволенную границу. Муравей затаил дыхание и забыл моргать, когда Шмель попросил к телефону мэра Оссу.

– Господин мэр? Это беспокоит редактор «Нашей Округи» Шиган. Советник Клопп передал мне сегодня…– После длительной паузы, во время которой Шиган даже с чмоканьем отлепил свой жирный зад от кресла, внимательно слушая мэра, он продолжил, – да господин мэр, конечно. Статьи начнут выходить в самые сжатые сроки. Конечно, господин мэр, я назначил на это задание самого смышленого из моих корреспондентов, – Шиган выразительно посмотрел на Тёму. – Да, первая статья выйдет уже в четверг на первом развороте с иллюстрациями. Я уже ознакомился с первой статьей и это именно то, что вы хотели. Очень талантливый парень, господин мэр. Нет, он муравей, господин мэр… Да, именно поэтому я и остановил на нем свой выбор, и вы убедитесь, что не зря… Нет, господин мэр, он всего лишь корреспондент службы новостей. Хм, – Шмель Шиган поднялся на ноги, скрючившись в пояснице, будто отвешивая поклон, – мне тоже кажется, что подписывать такую важную серию статей каким-то корреспондентом службы новостей недостойно. Заместителя? Конечно, а почему бы и нет. Он точно это заслужит и уж тем более такой аванс в доверии скажется более чем благотворно на отношении к власти и лично Вам, мэр Оса. Его зовут Тёмант Кампонотов. Да из тех самых. Конечно. Непременно, господин Мэр, – Шиган согнулся еще подобострастнее и кивал головой в такт своим словам, – непременно. Конечно, буду, господин мэр. С супругой? Но… Да, обязательно буду с супругой и приведу своего заместителя. Обязательно представлю его Вам. Думаю, вы будете довольны, взяв в руки наш свежий номер. До свидания, господин Мэр!

Шиган аккуратно положил трубку на телефонный аппарат и медленно поместил свою толстую заднюю часть обратно в кресло. Он посмотрел на муравья, сжавшегося в крохотный комочек на самом краю неудобного деревянного кресла, и на его небритом полосатом лице расцвел хищный оскал. «Очень талантливый парень» сидел ни живой не мертвый. Хотя, скорее всего, ко второму состоянию он был ближе. Еще ни разу в жизни о нем не говорили на таком высоком уровне. Попасть в кабинет редактора газеты было для него, до сегодняшнего дня, верхом продвижения по служебной лестнице. Вопли капитана милиции в свой адрес, он считал лучшим комплиментом для себя, как успешного журналиста. Но после этого разговора, который он слышал собственными ушами…

– Вот что, Тёмант, – Шиган впервые назвал муравья его полным именем, – все действительно очень серьезно. Я тебе сейчас расскажу по секрету, и уверен, что ты меня не подведешь. Сейчас для тебя приоткрылись те двери, которые распахиваются только избранным. И всего один раз в жизни. Так что не упусти свой шанс, сынок, и ты присоединишься к высшему обществу нашего города. Конечно, тебе еще придется каторжно работать много лет, чтобы заслужить полное доверие. Придется кое-где забыть о своих принципах, о понятиях чести и собственного достоинства. Но, я тебе скажу – оно того стоит. Мэр Осса Осов только что пригласил меня на субботний раут у него дома и просил привести тебя. Старый маразматик снова забыл, что моей жены уже лет восемь как нет на этом свете. Мдя, – Шиган поворочал шеей в узком вороте сорочки, – давай-ка, не падай тут мне со стула, налей себе водички из кувшина.

– Я тебя прекрасно понимаю, – продолжил Шиган, с удовольствием наблюдая, как Тёма трясущимися руками наливает себе в стакан воды, – никому не известный муравей из городской газеты и тут вдруг такое внимание. Но скажу тебе, не скрывая, заказ на статьи поступил к мэру из.., – он махнул рукой куда-то вверх и закатил глаза, – заказ поступил от самого канцлера управления делами Королевы. Понимаешь теперь, почему это так важно.

Тёма судорожно глотал воду и перед глазами у него проносились смазанные видения фантастической жизни бомонда их Округи. В основном, видения основывались на описаниях жизни высшего общества из дешевых бульварных романов, театральных пьес и глянцевых журналов с цветными иллюстрациями. Балы, дорогие костюмы, кареты, лимузины, пикники под пристальным взглядом папарацци, удивительные яства, которые были недоступны простым смертным, прекрасные женщины, утонченные мужчины, принцы и принцессы из Термитника31, известные актеры из телесериалов, благородные напитки. Куча всяких нелепых клише, о которых раньше муравей не задумывался, теперь, как песчаный вихрь, закружили его и унесли в какие-то непостижимые дали.

Голос главного редактора вернул его на землю и уронил в неудобное деревянное кресло действительности.

– Хорош мечтать, парень, – с кривой усмешкой проговорил Шиган, – в общем, давай доделывай статью про пожарных. Она вполне приличная, я тут немного поправил. В четверг она выходит и если мэр будет доволен и ему будет, о чем докладывать наверх, то… Так что, дорогой мой друг, иди старайся, сгрызи хоть все карандаши, но через два часа что бы готовая статья была отдана корректорам и в верстку. Завтра к вечеру покажешь черновики по второй и третьей статье. Думаю, если в пятничном номере выйдет вторая, то она уже будет подписана заместителем главного редактора городской газеты «Наша Округа». Мэр сам попросил назначить тебя на эту должность. И думай, кого приведешь с собой в субботу на раут к Мэру! Не вздумай опозориться, сынок.

Глава 3. Вторник. День начала расследования

Тёма вышел из кабинета главного редактора газеты в состоянии кататонического возбуждения. Он добрался до своего рабочего стола и в порыве экзальтации вылизал статью о пожарной службе так, как никогда в жизни. На вопрос Катерины, над чем он работает, Тёма начал сыпать таким количеством пафосных фраз и изречений, что та в испуге отошла от него.

Корректором и верстальщиком в редакции работали две сестры близняшки по фамилии Гарпиевы32. Одну звали Кирура, а другую Винула. Но в редакции, да и скорее всего везде, где они появлялись вместе, все называли их одним именем – Гусеням. Они были до того похожи, что никто никогда не мог различить с кем конкретно он сейчас общается. Это были веселые толстушки – хохотушки, жуткие сладкоежки и сплетницы, страшно наивные и доверчивые. Одевались они всегда в какие-то яркие зеленые платья в обтяжку, отчего походили на волнистые сардельки. Тёма чуть не вприпрыжку прибежал в коморку, где сестры Гарпиевы властвовали над глаголами, запятыми и шрифтами.

– Солнечного вам утречка, Гусеням! – прокричал Тёма, размахивая исписанными листами, – шеф уже все согласовал и просил вам отдать в корректуру!

– А где подпись главного редактора, Тёма? – спросила одна из сестер, пролистывая стопку листиков, – ты разве не в курсе, что теперь без подписи мы не принимаем в работу материалы?

– А также мы не принимаем рукописные тексты. Только отпечатанные на машинке, – скороговоркой вставила вторая сестра.

– Девчонки, что вы, – имитируя испуг, воскликнул Тёма, – мне шеф только что приказал срочно передать вам статью! Я ж перепечатывать это до ночи буду! Нельзя ли как-то сделать исключение, милые?

– Ах, так уж и милые, – захлопала густо накрашенными ресницами одна из Гусеням, – ты такой галантный кавалер, Тёмочка.

– Он не просто галантный, как мне кажется, – радостно подхватила вторая, – но и явно напрашивается на свидание со мной!

– Почему это с тобой, – вскричала первая, – он со мной разговаривает, значит и свидание со мной!

– Ты вообще к нему боком сидишь, он со мной говорил!

– Но статью-то он мне дал в руки!

– Это я тебе статью передала, дура! Он со мной пойдет на свидание!

Муравей в ужасе переводил взгляд с одной сестры на другую, запутавшись, с кем он начал разговор и начиная понимать, что нужно срочно принять меры против любых покушений на свидание с ним.

– Девчонки! Девчонки! Перестаньте ссориться, – взмолился Тёма, видя, что ситуация накаляется, – я не могу пойти с вами на свидание! Поймите, я бы очень хотел пойти и с тобой Винула, и с тобой Кира, вы же просто обалденные девушки! Даже с двумя бы сразу пошел! Но, есть обстоятельства, мешающие этому!

– Какие? – Хором вскричали сестры Гусеням и глаза у них загорелись в ожидании поводов для сплетен.

– У меня свадьба через два дня. Я женюсь!

Гусеням разом открыли рты и вытаращили на него свои глазищи:

– Женишься? На ком? Когда? Почему мы не знали?

– Но, это страшный секрет, девчонки, – интимно прошептал муравей, наклоняясь к близняшкам, – я не могу сейчас разглашать эту тайну в редакции! Ее отец – известный мафиози. Сам Дон Паблито Карлеоне! Он против нашей свадьбы и может все расстроить. И тогда – все кончено!

– Что кончено? – ахнули обе сестры в один голос, в страхе прижимая пухлые ладошки к круглым щечкам.

– Все, – страшным голосом проговорил Тёма, – два трупа. Мой и ее.

– Ах, – снова воскликнули толстушки и по их телам пробежали волны дрожи, – как два трупа?

– Молча. Ножом по горлу, ноги в тазик с цементом и на дно озера. Так что выручайте, Гусеням, – проговорил Тёма страдальческим голосом, – нет времени мне сейчас перепечатывать статью. Мне нужно готовиться к побегу вместе с моей любимой. Прямо на край света.

– Ах! – снова воскликнули наивные Гусеням.

– Короче, никому ни слова, берите в работу статью, а я вам – вот такенную шоколадину с изюмом, – Тёма показал руками невероятных размеров шоколадку, – договорились? Спасете двух влюбленных?

Сдав рукопись Гусеням, муравей выскочил из редакции.

Солнце нестерпимо выжигало улицу. Тротуары были пустынны в ожидании обеденного перерыва. На часах было без пятнадцати двенадцать, но Тёма ощутил, что зверски хочет есть. Восторженный экстаз немного отпустил, и ему стало мучительно стыдно за свою реакцию на внимание к его личности и его способностям. Нет, муравей никогда не принижал свои журналистские таланты, даже наоборот, он всегда жаловался, что его недооценивают, что у него огромное количество преимуществ перед другими корреспондентами газеты. Но такое развитие событий захватило врасплох его скромное эго. Он поддался кратковременной слабости и размечтался о великолепной жизни на самой вершине общества.

Тёма оглянулся по сторонам и медленным шагом, прячась в тени домов, двинулся в сторону кафе, где обычно покупал себе на обед салатик или булочку с кофе. Он сел за столик, положил рядом свою шляпу и заказал полный обед: зеленые щи со сметаной, антрекот по-сигайски, большую кружку светлой пади и чашку черного ячменного кофе. Официант проникся значительным заказом и предложил ему сигару, но муравей отказался. Он никогда не понимал этого сомнительного удовольствия. После тяжелого обеда он успокоился и взял в руки блокнот. Пролистав свои короткие записки, он, наконец, почувствовал себя прежним Тёмой, простым корреспондентом службы новостей, которому дали важное задание и его необходимо выполнить. Он очистил все свои чувства, выкинул прочь ненужные мысли и пошел пешком в сторону больницы. Приближалось время рандеву с лейтенантом Таракановым в приемном покое Окружной Больницы.

Тёма пришел к белым стенам Окружной Клинической Больницы на целый час раньше, назначенного Таракановым, времени. Он сел в тенечке за пластиковый столик в кафе, напротив больницы, заказал большой «Американо» в который попросил добавить сливки, чем вызвал брезгливое недовольство чопорного официанта, и начал работать над второй статьей. Знаний журналиста хватало, чтобы написать её и без помощи, но он давно уже привил себе способность делать любое дело ответственно и профессионально, досконально погружаясь в тему и стараясь разобраться в вопросе, о котором он пишет.

Ровно в пятнадцать ноль-ноль, как по будильнику, лейтенант Тараканов появился перед главным входом в больницу. Он остановился на ступеньках крыльца и, оглянувшись вокруг, увидел журналиста, спешащего к нему из кафе. Тараканов отвернулся в другую сторону и смотрел на громаду Термитника, пока журналист не добежал до дверей в больницу. Лейтенант резко обернулся, молча протянул муравью руку и открыл двери.

Они очутились в прохладном полусумраке приемного покоя, и Тараканов сразу направился к турникету охраны. Сонный охранник тупо кивнул лейтенанту и нажал на рычажок. Они понеслись в сторону лестниц по узкому коридору. Лавируя между каталок, коробок и спешащих по своим делам медиков, Тёма старался держаться за спиной лейтенанта. Говорить было неудобно, пока они не свернули к подземному переходу во второй больничный корпус, где движение было не такое активное. Тёма догнал Тараканова и пошел рядом с ним.

– Куда спешим, напарник? – Спросил он, – поделишься инфой, или мне самому провести расследование?

– Хватит дурачиться, – оборвал его лейтенант, – у нас серьезное дело, и я даже рад, что ты будешь в курсе.

Он вдруг резко остановился и оглянулся по сторонам. В коридоре никого не было. Тараканов, подойдя к двери в какую-то техническую коморку, подергал ручку и открыл ее. Внутри комнатки были навалены швабры, веники, ведра и тому подобные, необходимые для уборки помещений, инструменты. Он зашел внутрь, и Тёма шмыгнул за милиционером следом. Тараканов аккуратно прикрыл дверь за собой и прислушался – далеко в другом конце коридора простучали чьи-то шаги, но сразу затихли. Журналист весь вытянулся в струнку, в ожидании сверхсекретной информации.

Тараканов посмотрел на муравья сверху вниз. Лицо его было крайне серьезным.

– Ты в дружбу веришь, Тёма? – Неожиданно спросил Тараканов.

Немного опешивший от такого вопроса, Тёма промолчал. Он вдруг испугался, что лейтенант немного со сдвинутой крышей в части психики.

– Ты ведь парень неплохой, насколько я могу по тебе судить. Так вот, как относишься к настоящей дружбе? – Настойчиво переспросил Тараканов.

– Да, как, – смутился Тёма, – нормально я отношусь. У меня полно друзей.

Он посмотрел снизу-вверх в глаза милиционера и тут же поправился скороговоркой:

– Я не так выразился! Я за настоящего друга любую ногу дам себе отрезать, на смерть пойду, если ему это поможет, – Тёма заволновался, так как по выражению лица Тараканова ничего нельзя было понять. Он нависал над муравьем темной громадой в свете одной единственной тусклой лампочки.

– Поверь, мне можно довериться. Если ты скажешь о какой-то тайне, то она умрет со мной. Я любые пытки выдержу, если надо будет! Честно. Не сомневайся во мне!

Тараканов помолчал еще несколько секунд, внимательно оглядел Тёму с головы до ног и сказал:

– Ну, я так и думал, – он открыл дверь коморки и выглянул в коридор, повращал головой туда-сюда, и снова понесся по переходу, – ты, конечно, эдакий весельчак, пустомеля и балагур. Это понятно. Но в качестве забавного друга главного героя сойдешь.

– Чего?

– Товарищ, я говорю, ты нормальный.

– А, то, – вставил Тёма, про себя ругнувшись паучьими сетями.

– В общем, слушай, – сказал Тараканов через плечо семенившему за ним журналисту. – Все, что я тебе сейчас покажу и расскажу, это моя личная тайна. Меня повысили до следователя только за то, что я всегда выполнял все приказы, которые мне отдавало начальство. Но в этот раз, я не смогу так поступить. А дело вот в чем. Вызвал меня к себе вчера вечером в кабинет капитан Мастотерм и поблагодарил за службу и сказал, что впечатлён моими способностями. В качестве аванса он повышает меня и дает мне для начала очень легкое дело, которое мне необходимо закрыть как можно скорее. Я спросил его, что это за дело. Это пустяковое самоубийство, говорит мне капитан Мастотерм. Ты, говорит, просто собери все необходимые документы и опроси пару свидетелей. Тело самоубийцы должны забрать, говорит, завтра утром в морг, ты составь протокол, и быстренько закрывай дело за отсутствием состава преступления. Что бы в четверг папка уже лежала у меня на столе на подписи. Справишься, будешь молодцом, и твоя карьера взлетит как воздушный шарик в небо в ясную погоду. Так и сказал – как воздушный шарик.

Тараканов проскочил перекресток, забитый медсестрами в белых халатах. Медсестры громко зашептались, когда парочка красавцев протиснулась сквозь их маленькую кучку. В спину парням ударил звонкий смех. Тёма, обернувшись, весело подмигнул девушкам, лихо заломил шляпу и собирался отмочить какую-то похабную шутку. Но Тараканов так сильно дернул его за руку, что муравей чуть не грохнулся на пол. Девушки захихикали еще громче и из кабинета высунулась толстая рожа какого-то врача в круглых очках. Он громко зашипел на девчонок.

Тараканов тащил Тёму полутемными лестницам дальше вниз.

– Хватит паясничать, – спокойно, но грозно сказал он.

– Ну, так я ж весельчак, – отпарировал Тёма, – незачем всем быть такими сухарями как ты. Рассказывай дальше.

– А дальше вот что. Я сразу пошел по адресу, который мне дали в дежурной части. Оказалось, что в квартире 34, в доме 21 на улице Сенной живет товарищ по фамилии Папилионидис33.

– Грек, что ли? Или латинас? – спросил Тёма, – дурацкая фамилия.

– Да кто знает. Может фамилия просто дурацкая. Короче. Он работает в банке каким-то клерком в отделе депозитов. И оказалось, что он не просто мертв. А от него практически ничего не осталось.

Тараканов замолчал и остановился перед тяжелыми двустворчатыми дверями, на которых висела табличка с надписью «МОРГ». Лейтенант толкнул дверь и вошёл в ярко освещенный холл, перегороженный пополам высокой стойкой. За стойкой торчал скучающий интерн патологоанатомического отделения кузнечик Сачков34, которого Тёма неплохо знал и раньше. Журналисту в его работе приходилось посещать всякие места. И такие как морг, и кладбище, и всякие притоны, и злачные места. В одном из таких злачных притонов он и познакомился с Сачковым. Теперь тот, время от времени, позванивал муравью на работу и за пятерку сообщал ему о каком-нибудь интересном случае из своей практики. Парень он был прыщавый, с заиканиями и нелепыми шуточками, безуспешно волочился за девушками, усиленно зубрил медицину и мечтал о карьере пластического хирурга.

Милиционер навис над дремлющим Сачковым и молча начал на него таращиться, ворочая черными усищами. Тёма не выдержал и стукнул кулаком по звонку, который был прилеплен на старую жвачку к парапету. Звонок громко звякнул, и Сачков подскочил от неожиданности.

– Вы чё расшумелись, – просипел он глухим, сорванным голосом, – тише можно?

– Боишься, покойники проснуться? А зачем тогда такой звонок сюда прилепил, – весело спросил Тёма, помня, что он, согласно характеристике следователя Тараканова, еще и балагур, – что с голосом Семён? Простудился?

Кузнечик махнул лапкой и, ухватив себя за горло другой лапкой, еле выдавил:

– Вчера пели в караоке-баре с корешами с курса. Наорались так, что – вот результат. Острый ларингит. Теперь пиво неделю пить нельзя.

– Потом поделитесь впечатлениями о вечеринках, – грубо прервал их Тараканов, – показывай тело номер 1702/179235.

Сачков медленно выполз из-за своей стойки.

– Утром что ли не нагляделся на него. Вскрытие уже провели, результаты я тебе хотел послать в отделение почтой. Но не успел. Сейчас найду, – он начал рыться в картонной коробке с корреспонденцией на отправку.

– Куда я его тут сунул-то, – сипел кузнечик, – мне вообще говорить нельзя, а то осложнение будет.

– Ну, вот и молчи, а дело делай, – опять нагрубил Тараканов, – показывай тело, результаты потом отдашь.

Семён вяло махнул на него рукой и вытащил здоровенный желтый конверт, запечатанный восковой печатью с гербом больницы. Он, молча и выразительно, взмахнул своей короткой ручкой в сторону милиционера и отдал ему конверт. На, мол, получите и распишитесь. Потом схватил со стола связку ключей и, толкнув ногой вращающуюся дверь, повел лейтенанта и журналиста по белому, выложенному кафелем коридору, в котором с треском мигали люминесцентные лампы. Они прошли через коридор, потом через зал вскрытий вошли в больничное хранилище тел, или попросту в холодильник. Весь зал был забит каталками с покрытыми простынями телами на них. Обе стены, справа и слева от входа, и от пола до потолка занимали ящики морозилок различного размера.

Тёма был здесь далеко не в первый раз, но, как и всегда, почувствовал легкую тошноту и головокружение. Смертей он видывал достаточно, видел смерти и страшные, и безобразные. Иногда тела представляли собой высушенные мумии, иногда мокрые плоские лепешки, были и расчлененки, и куча всего, от чего нормального муравья начинало выворачивать наизнанку. Увиденное в морге он всегда переносил с большим трудом.

– Вскрытие делал доктор Иоганн Фаустович Долгоносов36, – просипел Семён, – но, как ты и сам понимаешь, Тараканов, тут особенно и не пришлось делать вскрытие. Вот тело, смотри Тёман.

Интерн остановился около одной из каталок, на которой угадывалось длинное толстое тело и откинул простынь. Тёма вытаращил глаза и даже не сразу понял, что это такое перед ним. На каталке лежала прозрачная оболочка, сохранившая форму тела. Внутри оболочки не было никаких признаков внутренних органов, крови или вообще хоть чего-нибудь. Просто пустая хитиновая оболочка37, совершенно прозрачная, бесцветная, отсвечивающая яркими бликами от больничных ламп, с редкими клочками неприятных волосков. Лицо несчастного Папилионидиса выглядело как маска с широко распахнутым, будто в диком крике, ртом. Пустые глазницы таращились в потолок. Сачков мерзко ухмыльнулся и откинул простынь полностью.

– А где все остальное? – Не выдержал Тёма. Он почувствовал острое желание исторгнуть из себя весь сегодняшний дорогущий обед.

– Это и есть, все тело, – опять криво ухмыльнувшись, просипел кузнечик, – больше ничего не привозили. Что тут сделаешь. Как я уже говорил, вскрытие было простой формальностью.

Тараканов молча смотрел на труп. Потом наклонился к тому месту, где у бывшего банковского служащего раньше была шея, начал что-то внимательно разглядывать.

– Дай увеличительное стекло, – не глядя на интерна, сказал Тараканов.

Сачков сходил к столику с инструментами и выбрал толстое увеличительное стекло на длинной ручке. Попутно включил лампу, висевшую на рельсе на потолке и подтащил ее ближе к каталке.

– Держи, – еле слышно сказал он, – доктор Долгоносов все описал в заключении.

Тараканов так же молча, взял стекло, подправил лампу и начал разглядывать хитиновый покров на спине тела. Тёму отчаянно затошнило.

– Так, где же все остальное, Тараканов, – спросил он, чтобы отвлечься и начал глазами искать какую-нибудь емкость подходящего размера.

Семён откровенно потешался над ним. Он ногой подтолкнул к муравью никелированное ведро для органических отходов и чуть не ржал в полный голос, благо, что голос у него пропал совсем.

– Странная отметина на шее, вроде как укол сделали толстой иглой или шилом. Хм. Все, пошли отсюда, – сказал Тараканов и выпрямился, – спасибо Семён. Ты, это. Все как обычно, договорились?

– А то, – только просипел кузнечик и, махнув лапой на милиционера начал накрывать тело простыней.

– Пошли, Тёма, – сказал лейтенант просто, – я тебе по дороге дорасскажу.

Они вышли из морга, и Тёма прислонился к стене, стараясь отдышаться и справиться с желудком, которому очень захотелось самому посмотреть на окружающий мир.

– Что это было, – выдавил он, наконец, из себя, – сколько трупу лет? Это ж так мумифицироваться. Для такого надо года два, три, не меньше.

Тараканов посмотрел на журналиста и сказал:

– Его видели живого и вполне здорового в прошлый четверг. Нам надо опросить несколько свидетелей лично. Я успел только с его начальником поговорить сегодня утром по телефону. Так что, если хочешь, я тебе по дороге расскажу свою историю, а ты со мной поучаствуешь в незаконном расследовании.

– Почему, незаконном? – тошнота у Тёмы почти прошла.

– Потому, что я уже отдал на подпись дело с рапортом о прекращении уголовного дела из-за отсутствия состава преступления. Самоубийство, понимаешь.

Они быстро побежали по коридорам больницы в сторону приемного покоя. Лестницы, переходы, коридоры мелькали быстро, и муравей изо всех сил спешил за Таракановым. Перед глазами висела картинка с пустым хитиновым панцирем и страшно распахнутым в жутком крике ртом.

– Самоубийство? – свистящим шепотом начал Тёма, – самоубийство?! Он что, по их мнению, пришел домой, бухнулся на диван перед телеком, воткнул себе в шею коктейльную соломинку и выпил сам себя?

– Я зайду на пару минут к заместителю главного врача, – сказал Тараканов на втором этаже главного корпуса, – подожди меня на улице.

– Мне с сестрой поговорить надо, – вспомнил Тёма, – я буквально на пять минут в педиатрическое отделение забегу. Не уходи без меня, ладно?

И он побежал к Лизе.

– Какое нафиг, самоубийство, – бормотал он себе под нос, перепрыгивая через две ступеньки, – обалдели они совсем в милиции.

Лиза стояла в коридоре и разговаривала с парой медсестер в коротких беленьких халатиках. Под мышкой она держала толстую тетрадь и не спеша повернула голову в сторону Тёминых шагов. Сердце муравья замерло. Он как в замедленном кино шел навстречу Лизе, а ее длинные ресницы медленно-медленно двигались, на секунду закрыв глаза веками с густыми синими тенями. Губы так же замедленно начали раздвигаться в сладкой улыбке. Тёма судорожно выдохнул.

– Лиза, привет еще раз. Есть секундочка тет-а-тет? Извините, девчонки.

Он совсем не нежно схватил Лизу за локоть и потащил ее в угол. Выйдя на лестницу, Тёма оглянулся и, приблизив лицо к удивленной Лизе, зашептал ей почти в ухо:

– Лизик, мне очень нужно, что бы ты свела меня с хорошим доктором вашей больницы…

– Подхватил-таки ЗППП от своих подружек38, – прервала его Лиза и мягко освободилась из железной хватки, – а я тебя предупреждала. Теперь придется от сифилятины тебе уколы делать, иначе станешь бездетным, а это…

– Ну, перестань, – Тёма в отчаянии закатил глаза к потолку, – я серьезно. Слушай. Мне светит умопомрачительное повышение в редакции. Нужно кровь из носу выполнить одно пустяковое задание редактора, написать серию статей о важных профессиях нашей округи. Понимаешь? Сам мэр в курсе этого задания. Так что, я сейчас мотаюсь между своими друзьями и стараюсь вжиться в их работу. Врач у меня на третьем месте и сегодня, крайний срок завтра, надо написать статью. Понимаешь? Мне необходимо провести хотя бы полдня в обществе доктора, пока он выполняет свои обязанности. Как назло, у меня сейчас нет ни одного мало-мальски знакомого костоправа. Сведи меня с кем-нибудь из своих приятелей в больнице, пусть покажет, что и как тут у вас происходит. А я перед тобой в долгу не останусь! Понимаешь?

– Это ты не останешься в долгу? – Лиза мило улыбнулась и потрепала брата по сяжке, – да ты у меня уже лет на двадцать в долгу и никогда не расплатишься. И, если еще раз скажешь «понимаешь?» – передразнила его Лиза, – влеплю тебе пощечину.

Она звонко засмеялась, но тут же убавила громкость, когда Тёма снова испуганно схватил ее за локоть.

– Перестань, не шуми. Не хватало, чтобы нас опять тут застукали, – он снова с опаской посмотрел вокруг, – слушай. Если ты мне сейчас поможешь, то я кое-что для тебя сделаю. Помнишь, ты всегда хотела попасть в высшее общество? В детстве ты им просто бредила и думаю, что до сих пор мечтаешь «хоть глазком посмотреть, как живут и что едят в высшем свете». Это твоя фраза, не забыла?

– Ну, не забыла, конечно, – спокойно сказала она, но Тёма заметил, как в ее глазах снова появился жутко привлекательный блеск, – говори, только не ври мне. Опять хочешь на дерево залезть и сверху в Термитник заглянуть?

– Не пори чушь, – огрызнулся Тёма, – мы тогда детьми еще были. Но, сейчас есть реальная возможность осуществить твою мечту, – Тёма глубоко вздохнул и, еле сдерживая самодовольную улыбку, сказал:

– Меня в эту субботу ждут на вечеринке в особняке мэра!

Лиза недоверчиво отстранилась от брата и внимательно посмотрела ему в глаза.

– Я не шучу, – уже не сдерживаясь, радостно воскликнул Тёма, – при мне шеф по телефону разговаривал с мэром, назвал меня полным именем, пообещал повышение до заместителя редактора, а мэр пригласил его и меня в свой дом! И можешь прямо сейчас падать в обморок, но я должен явиться с сопровождением! Ты, Лизик! Ты пойдешь со мной на вечеринку в дом мэра Оссы!

– Врешь, – недоверчиво произнесла Лиза, но было видно, что она поверила словам брата, – ты серьезно? Или у тебя шутки такие дурацкие, чтобы отомстить мне?

– Да не за что мне тебе мстить, – воскликнул Тёма и притянул Лизу к себе, – я тебя обожаю, сестренка! Когда меня пригласили, я сразу о тебе и подумал! Ты, представь, какие там у них угощения! Музыка! Наряды! Знаменитости! Мне говорили, что у мэра на столе постоянно и натуральный мед, и сыр не из пальмового масла, и даже хрень какая-то с названием «колбаса»! И шампанское, и, только представь себе, у них там бывает настоящий сахар!

– Тёмка, – нервно сказала Лиза и теперь уже она крепко схватила его за локти и встряхнула так сильно, что муравей клацнул челюстями, – если ты не врешь, скотина ты эдакая, то я даже не знаю, как буду тебе благодарна! Ты не представляешь, как это для меня важно! Я хочу там быть! Я хочу все увидеть своими глазами и все попробовать на ощупь и на вкус! Если ты мне врешь, я клянусь, что сама этими руками придушу тебя до смерти!

Лиза начала трясти муравья так сильно, что у него с головы слетела шляпа.

– Да успокойся, Лизик, – Тёма вяло сопротивлялся и его начал разбирать смех, – перестань. Я в курсе, что это мечта твоего детства. Все произойдет, так как я сказал. Только сведи меня с врачом, и я напишу такие статьи, что мы с тобой вообще не будем вылезать из бомонда! Мы им -бомондом, сами станем! Помнишь, как дядя говорил: «На верх ведёт только одна лестница, зато вниз можно упасть из тысячи мест». Понятия не имею, что он тогда имел в виду в пьяном угаре, но думаю, что вот это и есть та самая лестница!

Лиза перестала трясти брата и медленно взяла себя в руки. Она оглянулась, посмотрела вниз лестничного пролета, потом вверх. Никого на этой лестнице не было. Лиза сделала шаг и прижалась к Тёме всем своим жарким телом, всеми своими прелестными выпуклостями. Она схватила его лицо двумя руками и крепко поцеловала его. Так крепко, что у Тёмы выступили слезы на глазах.

– Если ты это сделаешь, – горячо зашептала она, – то клянусь тебе Тёмка, что буду твоей, как ты и мечтал всегда. Плевать на наше дальнее родство. Плевать на все вокруг. Проведи меня туда и можешь делать со мной что хочешь! Я девушка далеко не такая доступная для всех и каждого, но тебе буду принадлежать полностью! Только тебе!

Тёма вспотел39 от неожиданности. Голова у него закружилась, и он вяло обвис на крепких руках Лизы.

– Ну, перестань, Лизик, – зашептал он, вяло сопротивляясь ее хватке, – я же не из-за этого. Я для тебя…

– Я сказала так, – отрезала яростно Лиза, – значит, так и будет. Не маленький ты уже, нечего стесняться. Так, теперь надо подумать.

Лиза оттолкнула Тёму и заходила по короткой лестничной площадке туда-сюда. Ее походка из милой и сексуально-женственной вдруг стала пружинистой, как у хищника.

– Сведу я тебя, пожалуй, с Лёшиком Колорадским, – проговорила она почти про себя, – он мне должен по гроб своей жизни и никуда не денется. Сделает тебе официальный пропуск, и ты сможешь провести с ним день в больнице. Я попрошу и Лёшик, все что хочешь, покажет тебе в клинике и все расскажет. Лучшего экскурсовода тебе тут не найти.

– Кто такой этот Лёшик? – недоверчиво спросил Тёма, поднимая с пола свою шляпу и отряхивая ее от пыли, – за что он тебе должен по гроб?

– Тебя не касается, – милое лицо Лизы стало зверски веселым, – он классный хирург, мой друг и ему остался всего один год интернатуры. Такого классного жука тебе в нашей больнице не найти. Я ему скажу, чтобы он выполнял все твои капризы и просьбы, и поверь мне, он в лепешку расшибётся. Больше тебе ничего знать не надо, понял, мой милый?

– Понял, конечно, – муравей вытер все еще мокрый от пота лоб и оттянул ворот рубашки, прилипшей к телу, – завтра на утро договоришься с ним? Мне надо до обеда. Скажи ему, что три-четыре часа мне хватит.

– Пошли, – сказала Лиза и одернула на себе халат, – нормально выгляжу? А то опять растрепал меня, чудила ты сиволапый.

– Куда пошли? – Только и успел спросить он, как Лиза схватила его за руку и потащила за собой вверх по лестнице.

Она, не останавливаясь, волочила брата по переходам и лестницам до четвертого этажа клиники. Войдя в «Хирургическое Отделение», она спросила пожилого богомола в синем халате, где сейчас Колорадский. Получив невразумительный ответ, Лиза привела Тёму в небольшой кабинет, на двери которого висела табличка с черными буквами «Отделение гнойной хирургии».

За столом в кабинете сидел молодой врач в очках, в распахнутом белом халате, под которым была одета рубашка в черно-белую полоску и желтый галстук. Он что-то усердно и быстро писал, старательно заполняя узкие строчки в толстом журнале. Услышав, как открылась дверь, он мельком взглянул на вошедших, прищурив крохотные глазки, и молча, продолжил писать. Лиза прикрыла дверь за Тёмой и подошла к столу доктора Колорадского.

– Алексей Иванович, – проворковала Лиза, – можно вас отвлечь на секунду?

Алексей Иванович Колорадский40 медленно отложил ручку и, откинувшись в кресле, посмотрел на медсестру крохотными глазками, прикрытыми круглыми линзами очков. Он был явно очень близорук и, по выражению его лица невозможно было понять, что он сейчас сделает: громко раскричится или бросится обниматься. Тёма снял шляпу с головы и забился в щель между стеной и шкафом с папками.

– Я вас слушаю, Елизавета, – строгим голосом проговорил он, – у меня буквально полчаса до начала операции. А еще нужно заполнить журнал учета инфекционных осложнений за прошлую неделю. Так что, попрошу вас быть очень краткой.

– Я не займу у вас много времени, Алексей Иванович, – снова проворковала Лиза, и в ее голосе Тёма уловил совсем не официальные нотки, – у меня есть друг, – она махнула рукой себе за спину в сторону выглядывающего из-за полок муравья, – точнее, он мой брат. Он журналист и ему необходима помощь специалиста для написания статьи. Тёма, подойди сюда. Познакомьтесь, доктор Колорадский. Журналист газеты «Наша Округа» и мой брат, Тёмант. Если я попрошу уделить ему пару часов завтра утром, показать ему нашу клинику и ответить на вопросы, у вас получится? Так ведь?

Тёма шагнул вперед и пожал протянутую врачом маленькую ладонь. Хватка у Колорадского была до того сильной, что Тёма почувствовал себя неловко. Собственная рука в железных пальцах маленького доктора показалась ему разлагающейся амебой.

– Можно просто, Тёма, – сказал он, стараясь угадать, что за тип этот Алексей Иванович, – мне нужно написать важную статью о работе врачей по заданию моего редактора. Сможете мне уделить немного времени завтра? У меня есть конкретные вопросы.

Колорадский внимательно посмотрел своими крохотными глазками на Лизу, потом так же внимательно на Тёму. В воздухе повисла напряженная пауза. Подумав пару секунд, он сказал:

– Завтра в десять часов утра приходите ко мне в кабинет. До обеда я смогу уделить вам некоторое время. Подробности, о чем вы собираетесь писать, расскажете завтра. Елизавета, прошу вас, завтра утром дайте мне сведения на вашего брата для пропуска. А сейчас, простите меня, пожалуйста, я очень сильно занят. До свидания, Елизавета. До свидания.

Он кивнул журналисту и, взяв ручку, продолжил вписывать в журнал непонятные простому смертному корявые латинские буковки.

– Спасибо, доктор, – проворковала Лиза и вытолкала брата из кабинета.

В коридоре он шумно выдохнул и спросил:

– Это чё такое сейчас было? И этот парень тебе что-то должен? Да он, скорее всего, сейчас охрану вызывает, и меня снова вышвырнут из больницы. Кочерыжка какая-то.

– Потом все поймешь, – сказал Лиза, прикрывая глаза длиннющими ресницами, – он просто обалденный парень. Не обращай внимания на то, что он сейчас себя так ведет.

Тёма снова потащился за сестрой по коридорам, и она вывела его в приемный покой.

– До свидания, братишка, – сказал Лиза просто, – завтра приходи к половине десятого сюда, за пропуском. Я его у охранника оставлю. А потом ко мне, проведу к кабинету Колорадского. Наверняка же не запомнил, как к нему идти. Пока, дурашка.

Муравей смотрел в спину Лизе, пока она не исчезла за поворотом, и попытался собраться с мыслями. Фраза «можешь делать со мной что хочешь» до сих пор не выходила из головы.

Грубый голос лейтенанта Тараканова вывел его из задумчивости:

– Ты куда пропал? Я тебя уже пятнадцать минут тут жду, – Тараканов стоял в дверях главного входа в больницу и, вращая глазами, таращил на журналиста свои длинные усищи, – пошли скорее. Дела ждут!

Они пошли по проспекту Инсектицидов пешком, хотя около больницы и стояло несколько пролеток, запряженных саранчой. Тараканов сказал, что не любит передвигаться на транспорте, а Тёме было жаль денег. Пройти нужно было кварталов двенадцать, до пересечения проспекта с улицей Карла Линнея, где проживал бывший работник банка Оскар Папилионидис.

– Что думаешь про тело? – На бегу спросил Тараканов журналиста.

– Тело просто шикарное, – думая о Лизе ответил Тёма, – я такое тело еще ни у кого не видел. А уж потрогать не только глазами, но и руками, это просто на седьмое небо взлететь.

– Да? – Тараканов удивленно посмотрел на Тёму, – тебя вроде чуть на изнанку не вывернуло от вида тела, а ты его еще и руками трогать собрался?

– Не так чтоб на изнанку, – обидевшись, сказал муравей, – просто я, понимаешь, смущаюсь здорово. Все-таки, как не крути, мы родственники.

– Да ладно! – Ошарашено вытаращился на журналиста Тараканов, сбиваясь с быстрого шага, – какие нафиг родственники!

– Троюродные, – грустно поведал муравей, – по дядям родственники. Нас вместе воспитывал наш дядя, когда родители пропали.

Тараканов остановился и с тревогой посмотрел на муравья. Он даже потрогал у него лоб, надеясь, что у бедолаги не воспаление мозгов, а всего лишь легкий бред.

– Точно родственники? – Спросил лейтенант.

Тёма смущенно кивнул милиционеру.

– Так чего же ты сразу не сказал, что это твоя родня, – Тараканов явно расстроился, – увидеть тело родственника, хоть и дальнего, в таком состоянии и врагу не пожелаешь. А давно ты видел его живым?

– Кого видел живым? – Теперь Тёма вытаращился на лейтенанта, – а что с ней случилось?

– С кем с ней? – Оторопел лейтенант.

– С сестрой моей! Я же только что от нее вышел!

Лейтенант Тараканов внимательно посмотрел журналисту в глаза и, начавшим набирать грозные нотки голосом, спросил:

– Ты про какое тело говорил вообще?

– Про Лизино, – Тёма струсил, видя, как милиционер увеличивается в размерах от гнева, – а ты про какое тело?

– Про труп, идиот ты эдакий!

– Ах, про труп, – Тёма отскочил на шаг от Тараканова и делано рассмеялся, – я просто о своем думал. Вот и получился каламбур.

Тараканов молча повращал глазищами, пошевелил усищами, плюнул под ноги журналисту и понесся по проспекту. Тёма догнал его через минуту и какое-то время они неслись молча.

– Так что скажешь про тело, – еще раз задал вопрос Тараканов, – про тело ТРУПА В МОРГЕ, а не твоей сестры. Извращенец…

– Если честно, – ответил муравей, – ничего подобного я не видел еще.

– А версии, какие есть?

– Может это не его труп? Не Попандополуса этого.

– Папилионидиса, – поправил Тараканов, любивший во всем точность, – труп найден в его квартире коллегами, после того, как он два дня не появлялся на работе. Товарищи по работе зашли к нему утром. Двери были открыты, он сидел в своем кресле около телевизора, рядом стояла тарелка со спаржей. Недоеденная. По описанию и фотографиям труп очень похож на нашего банкира. Так что сомнений быть тут не может. Или они очень незначительные, чтобы сейчас принимать их к сведению. Я думаю, что его убили. Вот только каким способом, совершенно не понятно.

– Сейчас куда бежим? – Поинтересовался Тёма, когда они встали на перекрестке, пропуская транспорт.

– Пройдемся быстро по свидетелям. На тебе поквартирный обход. Пройдёшь по соседним квартирам, спросишь, когда видели последний раз, как выглядел, кто к нему заходил. Я мотанусь быстро в банк, он в паре кварталов от квартиры. Опрошу его коллег, узнаю, где проводил время, чем увлекался. Круг знакомых короче.

– Как мне представляться соседям? – озадаченно спросил Тёма, – журналистом?

– Нет, – подумав, ответил Тараканов, – говори, что ты частный детектив. Охотнее информацию дадут. Узнай, была ли у него подруга, как часто приходили гости, шумно себя вели или нет. Короче выжми все что сможешь. Потом жди меня около его квартиры. Нужно уложиться в час, не дольше.

Тёма расстался с Таракановым около дома, где проживал банковский служащий. Милиционер понесся дальше по улице в сторону банка. Муравей достал блокнот, осмотрел подъезд четырехэтажного дома и наметил себе план, как действовать. Потом, натянув на лицо глупейшее выражение строгой сосредоточенности, сбив шляпу на затылок, уверенно вошел в подъезд и постучал в первую дверь.

Через час Тараканов появился на горизонте и, быстро перебирая ногами, добежал до дома, где раньше жил толстый ленивый увалень по имени Оскар Папилионидис. Тёма решил действовать по своей схеме и, докладывая Тараканову о результатах поквартирного обхода, не преминул похвастаться своими способностями.

– Я не стал говорить, что я детектив. Это была тупая идея. Услышав, что за дверями стоит детектив, частный или милицейский, никто тебе дверь не откроет и уж точно не выскажет, что он думает на самом деле. Тут, главное заинтересовать собеседника самому выдать тебе всю информацию. И самое лучшее, что может так заинтересовать население нашей Округи, это деньги!

– Ты им деньги давал, что ли? – Буркнул Тараканов, – у меня на это средств нет. Так что сам виноват, если что.

– Нет, – весело сказал журналист, – я им говорил, что я страховой агент и ищу родственников и знакомых погибшего, так как он застраховал свою жизнь на крупную сумму. И теперь страховая компания ищет, кому эту сумму выплачивать. Естественно, тут все от жадности открывали рты и начинали выслуживаться перед тупым страховщиком. Почти у всех наших граждан есть неимоверная тяга к получению халявы. В общем, результат примерно такой.

И Тёма поведал внимательно слушавшему лейтенанту все, что смог узнать:

– Соседей оказалось всего семь. Пятеро из них пенсионеры. Один свободный художник и один работяга с консервного завода на больничном. Пенсионеры были как все пенсионеры: недовольные, сердитые, подозрительные, сходящие с ума от вынужденного безделья. В основном они почти сразу переходили на перечисление различных диагнозов и недугов, которыми болеют. Кого они видели вчера вечером около подъезда – не помнят, а запомнить до тридцати латинских названий всевозможных заболеваний и их симптомов, это запросто. От них удалось узнать, что у Оскара Папилионидиса не было родителей, он был сиротой и воспитывался в приюте. У него не было друзей, и к нему в гости почти никто никогда не приходил. Пара коллег по работе раз-два в месяц и все. Сам он уходил в восемь тридцать на работу, приходил в девятнадцать часов с работы. Ужинал дома, был фанатичным веганом. Девушек не водил. В выходные сидел дома или изредка прогуливался по улицам. Тратил много воды и громко включал телевизор.

От художника, маленького забитого армянского кузнечика с признаками аутизма по имени Айк Скачкаянс41, узнать вообще ничего не удалось. Тот просто не понял, о ком спрашивают и дико удивился, что у него есть сосед по фамилии Папилионидис. Картины его были страшные и непонятные, деньгами он не интересовался. На кухонном столе стояла тарелка с недоеденной травой и, скорее всего, этим он и питался. Этот либо откровенно врал, либо был действительно не от мира сего.

Последний из опрошенных, сильно возбудился при упоминании о страховой выплате. Им оказался злобный навозник, работяга, завидющий и от этого подозрительный. Судя по счетам, которые я стянул из почтового ящика, фамилия у него Геотрупов42. Имя он мне не назвал. Сидит дома вторую неделю на больничном листе со сломанными ногами. Что-то там такое на производстве произошло. Этот вывалил на «страховщика» поток ругательств на власти города, на соседей по дому, на коллег, на страховых агентов, прохожих, продавцов в магазине, детей, стариков, и паук его знает еще кого. Но глазенками прямо так и вцепился в меня, стараясь угодить и получить надежды на внезапное обогащение. По его словам, Оскар был толстым, ленивым увальнем, не умеющим добиваться своей цели. Целей у него тоже не было. Он получал несправедливо огромную зарплату и совсем не умел тратить деньги правильно. Родных у него не было. В гости к нему ходили мало. Сам он в гости нормальных соседей не приглашал даже на чай. Вот только последнюю неделю к нему заскакивали парочка странных на вид посетителей, вроде как осы, а вроде мухи. Геотрупов с трудом подбирал слова, попытаясь описать странных, невиданных им ранее представителей населения Округи. У них были крылья, достаточно длинные и какие-то нелепые. Худые. Полосы чередовались черные с желтыми, что и напомнило навознику об осах, которых он почему-то боится, хотя вряд ли видел хоть раз в жизни в живую. Глаза у них, по его словам, какие-то бешенные, недобрые. Бедный работяга аж передернулся при воспоминании о странных посетителях. Первый раз он их видел на прошлой неделе примерно во вторник, может и в понедельник. Так как вставать с кровати он начал в прошлое воскресенье, а видел посетителей на следующий день сначала в окно, а потом, когда выглянул на лестничную площадку. Второй раз он их видел, по всей видимости, в четверг вечером, когда стемнело.

– Неплохо, – сказал Тараканов, выслушав доклад журналиста, – очень неплохо. Это интересные сведения про ос.

– Ты про этих журчалок43? – спросил Тёма, – я тоже за это уцепился и постарался побольше о них вытянуть. Но, к сожалению, все что смог.

– Немало. Это неплохая зацепка. Я про этих неправильных ос уже третий раз слышу, – задумчиво пробормотал Тараканов, хлопая папкой с бумагами себе по ноге.

– Слушай! – Воскликнул Тёма, – я же тоже уже про них слышал! Кого-то похожего видели после пожара около больницы. После того как сгорела лаборатория, на пожар притащился какой-то чудик и лазил по пеплу, что-то изымал. Мой сосед пожарный, он видел его там. Назвал его страховым агентом. Вот совпадение, – Тёма хохотнул, – похоже, все, кто представляется страховыми агентами, ими не является на самом деле.

– Интересно, – сказал Тараканов, – в банке я узнал, что последний раз он был на работе в четверг. По всей видимости, заболел. Несколько коллег сказали, что он был заторможенный, никого не узнавал. Некоторые обратили внимание, что он малоразговорчив, бледен и все время охал. Домой в четверг он ушел раньше времени, начальник его отпустил. В пятницу не позвонил и не пришел и коллеги решили, что слег с полиэдрозом или гриппом. В понедельник к нему домой пошли двое его коллег, и нашли двери открытыми, а Оскара в том виде, в котором его видел ты в морге. Намечается неплохая версия, да Тёма? У нас есть подозреваемые. Осталось найти мотивы.

Тараканов даже явно повеселел. Очевидно, он обрадовался, что у него есть чутье на преступления. По всей видимости, нарушение прямого приказа капитана Мастотерма очень беспокоило его как верного служаку. Но теперь появились данные, которые могли оправдать его поведение. В душе он все еще считал, что капитана просто ввели в заблуждение, и он ошибся, считая это самоубийством.

Уже начинало смеркаться, и Тараканов сказал, что он ночью продумает дальнейший план действий и если муравей захочет учавствовать в расследовании, то они созвонятся утром.

– Ну, пока Тёма, – сказал Тараканов, пожимая журналисту руку, – раскрутим мы с тобой дело, как думаешь?

– Ну конечно, – весело сказал муравей, – иначе нафига бы ты меня позвал.

Тараканов взмахнул рукой и отправился в сторону Управления милиции, Тёма посмотрел ему вслед и вдруг кое-что вспомнил.

– Тараканов, стой, подожди, – закричал он вслед удаляющемуся быстрыми шагами милиционеру, – постой.

Он догнал лейтенанта и тихо спросил:

– Слушай, лейтенант, а что с Трипсом? Его куда дели?

– Да никуда его не дели, – просто ответил Тараканов, – отпустили его в тот же день. Извинились и отпустили. Он домой ушел почти сразу, как ты меня про него спросил на улице.

– Вот как, – обрадовался Тёма, – значит все в порядке. Надо будет заскочить к нему завтра. А ты не знаешь, где он сейчас работает?

– В протоколе вроде стояло, что он заведующий биологической лабораторией при клинической больнице.

Они оба вытаращили друг на друга глаза.

– Она ж сгорела вчера днем! – Воскликнул Тёма, – я ж как раз пожарище-то и осматривал утром, когда тебя встретил около больницы!

– Интересно, – снова промолвил Тараканов, – нужно будет разобраться. Совпадение или нет. Давай до завтра. Сегодня уже поздно в детективов играть. Все, звони утром.

– До завтра, – грустно сказал муравей.

Он побежал в сторону дома. Нужно было закончить статью про работу милиции, и сразу начать писать про врачей.

Весь в мыслях о новой статье Тёма не заметил, как добежал до дома. Калверт еще не вернулся. На пороге лежала коробка, обмотанная синей почтовой лентой. Тёма посмотрел и сильно удивился, увидев на ней свое имя. Шагах в тридцати от дома полз почтальон Улит, спешащий по новому адресу. Тёма задумался, стоит ли поговорить с ним, но потом махнул рукой и побежал домой. Гипотетический разговор мог затянуться часа на полтора. Улит за пару дней далеко не уползет, а почтальоны у него в середине списка. Сначала холодный душ, потом кружка черного кофе, чтоб сбить зевоту и желание завалиться спать. При удачном стечении обстоятельств разогреть ужин, если таковой найдется в его холостяцкой норе. А потом работать. Тёма рванул по лестнице вверх и вбежал в свою квартиру, кинув посылку в прихожей на пол.

Глава 4. Вторник. Ночь, изменившая жизнь

Тёма сидел на кухне и, отодвинув пустые тарелки, писал в блокноте. Статья получалась неплохая, и образ бравых защитников порядка вызывал настоящую гордость. Переписав начисто то, что у него получилось, Тёма начал статью о медицинских работниках, как в дверь вдруг забарабанили.

– Открывай, Тёман, – донесся из прихожей голос Стрекози, – открывай быстрее!

Муравей понесся открывать дверь, надеясь, что Калверт притащил пару бутылок нектара. Но, вид пожарного, который вломился в дверь, был совсем не такой, который настраивает на приятный вечер.

– Пошли, поможешь, – громким шепотом, вращая глазищами, сказал он, – я подлетал к дому и в темноте углядел, как кто-то на дороге лежит.

– Алкаш какой-то, – зевнув, сказал Тёма, – чего ты переполошился так.

– А если и алкаш, – негодующе просвистел пожарный, в ярости открывая свои жуткие жвала, – его что, можно вот так бросить на улице помирать? А если дождь ливанет? А если таксист на него наедет сослепу?

– Ладно, ладно, – примирительно произнёс муравей, – пошли, поможем. Вызовем карету неотложки, на худой конец. Ты, прям мать Терезия44 какая-то. Спасешь от дождя сначала, а потом башку откусишь.

Друзья спустились по лестнице на улицу и оказались в полной темноте. Тёма во мраке вообще ничего не видел и ориентировался только по светлому пятну приоткрытой двери своей квартиры. Стрекозя, очевидно, что-то различал в кромешном мраке. Он уверено двигался вперед и держал муравья за рукав, что бы тот не навернулся в канаву или яму. Ветер гнал по улице травинки и пыль. Было душно как перед грозой. Очевидно, по небу неслись тучи, так как звезд не было видно. На несколько секунд выглянул между тучами обломок луны. Тут Тёма увидел, что на дороге что-то трепещется под порывами ветра. Они подошли вплотную, и журналист разглядел очертания крыльев бабочки.

– Может мотылек шандарахнулся в чьё-то незакрытое окно? – Предположил он.

По закону, все жильцы Округи после захода солнца были обязаны закрывать ставнями или занавешивать окна плотными портьерами, чтобы ночные жители могли спокойно заниматься своей работой, не теряя ориентации в пространстве. Часто происходили инциденты, когда какая-нибудь пьяная компания забывала затянуть светонепроницаемые шторы и ночные мотыльки врезались в стены домов. Были даже летальные исходы.

Друзья добрались до неподвижного тела, и снова луна на мгновение осветила улицу. Тёма рассмотрел на проезжей части, на животе лежит девушка, одно крыло ее подвернулось, второе трепыхалось на ветру. Руки и ноги были неестественно выгнуты. Товарищи бросились к ней. Стрекозя подхватил тело бабочки на руки, и Тёма громко помянул пауков, увидев, как в лунном свете блеснула на земле кровь.

– Идиоты мы, – проворчал он, – у меня же фонарь в прихожей висит. Она живая?

Стрекозя, промолчав, понес её в сторону их домика, всматриваясь в лицо девушки.

Муравей побежал за ним. Пожарный в два скачка влетел по освещенной лестнице на второй этаж и внес бабочку в Тёмину квартиру. Он сразу положил ее на диван в маленькой гостиной и унесся в ванну. Муравей запер дверь и, войдя в комнату, узнал в пострадавшей новенькую журналистку из его редакции, бабочку по имени Тиза. Её лицо было покрыто кровью пополам с грязью, прическа растрепалась, и из нее торчала солома, блузка разорвана от правого плеча до поясницы и вся спина была мокрой от крови. Глаза бабочки внезапно открылись, и она осмысленно посмотрела на муравья, склонившегося над ней.

– Да где у тебя аптечка-то? – Закричал из ванны Стрекозя, – у тебя вообще есть хоть что-то?

– Аптечка? – Удивленно спросил Тёма, – а зачем мне аптечка?

Он во все глаза таращился на Тизу и не мог пошевелиться.

– Зачем?! – В ярости вскричал пожарный, выскакивая из ванны с мокрым полотенцем в руках, – Пихту тебе в … А вот затем! Вот для такого вот случая у каждого нормального есть в ванне аптечка! На. Оботри ей лицо и шею. Таз у тебя есть? Набери воды горячей в таз. Да чего ты столбом-то встал, кретин! Она не дышит почти уже! Я за аптечкой! Сейчас вернусь!

Тёма побежал на кухню, схватил кастрюльку, и налив в нее воды поставил на плиту. Потом вернулся к бабочке, которая слегка пошевелилась и негромко простонала.

– Надо в больницу везти ее, – сказал Тёма сам себе, – при чем тут аптечка.

– Нельзя в больницу, – простонала Тиза. Испуганные большие глаза закрылись, и он выгнула спину так, будто в ней торчала рукоятка ножа.

– Нельзя в больницу, они найдут меня! – Повторила она, – нельзя. Спрячьте меня, пожалуйста! Помогите мне!

У муравья было ощущение дежавю. Ему показалось, что совсем недавно все это уже происходило. Тёма подсунул одну руку ей под голову и, придерживая другой рукой начал мокрым полотенцем вытирать девушке лицо. Бабочка вдруг стала судорожно выдираться из его рук, открывая и закрывая рот, стараясь вдохнуть воздуха. Глаза ее широко распахнулись, и в них четко проступил ужас перед смертью. Тёма бросил полотенце на пол и крепко сжал ее руки в своих, сам не понимая, что он делает. В комнату вбежал Калверт с большой сумкой в руках. На сумке красной изолентой был налеплен кривой крест.

– Ты чё творишь, – заорал он, – отойди, придурок! Дай ножницы! Тащи таз с водой!

Пожарный стащил Тизу на пол и начал делать ей дыхание рот в рот и массаж сердца45.

– Срезай с нее блузку, – командовал он муравью, – смотри, где есть раны. Откуда кровь идет? Возьми большую белую бутылку из сумки, смочи полотенце из нее и промокни раны. Нужно понять, насколько они глубокие и нет ли там инородных предметов.

Тёма содрал с Тизы остатки блузки вместе с маечкой и бросил их в угол комнаты. Сильно пахло кровью. Он увидел на правом плече бабочки рваную глубокую рану из которой сочилась кровь. Пока он копался в сумке и искал в ней большую белую бутылку, а потом пытался открыть ее, пожарник делал бабочке массаж сердца, шепча страшным голосом в такт своим движением: «Систола, дистола, систола, дистола». Наконец раненая судорожно вдохнула сама, снова выгнула спину и застонала.

– Поворачивай ее на бок, – скомандовал Стрекозя, – куда ты ее крутишь, убогий? На левый бок поворачивай! Да хорош пялиться! Полотенце давай. Рана только здесь? Нужно продезинфицировать и зашить. Ищи пакетик с иголкой и ниткой. Желтый он такой, небольшой. Зашивать раны, конечно, не умеешь? Вот ты блин дегенерат! Возьми шприц из упаковки, набери два кубика вот из этой бутылочки и сделай уколы ей в это плечо. Один ниже раны, другой выше. Спиртом протри сначала, телепень.

Муравей, наконец, начал быстро и четко выполнять приказы друга. Он промыл рану на плече, а Калверт мастерски зашил ее, наложив двенадцать аккуратных швов и плотно забинтовал. На лице у Тизы была рассечена бровь, ее просто промыли и залепили пластырем. Сзади на шее оказалась еще одна рана, которую сразу не заметили. Стрекозя сначала опешил, так как зашить ее было невозможно. Рана представляла собой небольшое круглое отверстие, сделанное будто дыроколом. Кровь из нее не шла, хотя блузка на спине была вся залита кровью. Стрекозя наложил перевязку как на колотую рану и туго забинтовал. Руки и ноги бабочки были в царапинах, но не глубоких. Стрекозя заставил Тёму снять с бабочки порванные чулки, промыть ранки прямо из бутылочки, насухо обтереть и смазать йодом. Переломов, на первый взгляд, у пострадавшей не было.

– Надо бы в милицию бежать, – сказал полувопросительно Тёма. Он, не отрываясь, смотрел на выпуклую грудь бабочки, которая резко подымалась и опускалась, в такт ее дыханию, – или Скорую вызвать. Вдруг сотрясения какие, или внутренние повреждения. Давай я от тебя позвоню, а ты около нее посидишь.

– Давай, – ответил Стрекозя вытирая руки полотенцем, – положим ее сначала на диван. Девушка, а девушка, вы меня слышите?

– Ее Тиза зовут, – прошептал Тёма, – она из нашей редакции. Я ее видел пару раз, но фамилию не знаю.

– Тиза, – позвал пожарник, – вы меня слышите? Мы сейчас положим вас на диван и накроем одеялом. Раны у вас не смертельные. Все будет хорошо. Тёма сейчас сбегает и позовет помощь. На вас напали на улице? Кто это был? Вы запомнили лица? Приметы? Сколько их было?

Тиза снова выгнула спину и, широко раскрыв глаза, горячо зашептала:

– Мне нельзя в больницу! Помогите мне, спрячьте меня. Они найдут меня и убьют. В милицию нельзя тоже! Они все в сговоре! Они снова придут за мной и убьют меня! Помогите мне, пожалуйста. Помогите! Спрячьте меня!

– Конечно, конечно, мы поможем, не волнуйтесь так. Вам нужно отдохнуть. Тёмка притащи воды, ей нужно много пить. От кровопотери у нее обезвоживание и бред. Мы оставим вас здесь, не переживайте.

– Мне нельзя в больницу, – снова проговорила Тиза, умоляюще глядя на друзей большущими красивыми глазами.

Тёма приволок стакан с водой, друзья вдвоем помогли бабочке приподняться и дали ей напиться. Тиза сделала несколько конвульсивных глотков, поперхнулась и закашлялась. Товарищи взяли ее на руки и положили на диван. Бабочка закрыла глаза и тяжело дышала.

– Да хорош ты пялиться, – зашипел на друга Стрекозя, – тащи одеяло и рубашку какую-нибудь свою. Только чистую.

– Не пялюсь я, – огрызнулся Тёма, – что я грудей, не видел, что ли. Грудь как грудь, – бормотал он, роясь в шкафу в поисках чистой рубашки, – обычная красивая женская грудь. Что в ней такого? И не пялился я. Так, просто рассматривал.

Калверт накрыл Тизу пледом и подсунул ей под голову подушку, но она снова выгнула спину и Стрекозя подушку убрал. Он озадачено смотрел на девушку, которая неожиданно крепко заснула. Рука ее свесилась с дивана. Он положил руку обратно и накрыл пледом. Тёма принес одеяло со своей кровати и чистую клетчатую рубашку ковбойку.

– Мне кажется, у нее какая-то внутренняя травма, – произнес Стрекозя задумчиво.

– Так что, как думаешь, – спросил муравей шепотом, – идти за помощью? Или пока подождем? Мне не кажется, что она бредит про опасность.

– Рана в принципе, хоть и глубокая, но не критичная, – сказал Стрекозя, – выключи свет верхний, оставь только торшер. Пошли на кухню поговорим. Она сейчас пусть спит. Дверь входную запер?

– Конечно!

Друзья ушли на кухню и начали обсуждать происходящее негромким шепотом.

– Так вот, – продолжил Стрекозя, – она не столько от раны, сколько, по-моему, от страха в шоковом состоянии. Кто-то ее очень сильно напугал. Откуда ты сказал, знаешь ее?

– Видел ее пару раз в редакции, – ответил Тёма, включая кофемашину, – она, кажется, была у нас в отделе по связям с общественностью или в отделе социологических опросов. Не успел я с ней поближе познакомиться. Вчера на нее главный редактор сильно орал. Уж не знаю, в чем она провинилась.

Тёма сварил крепкий кофе, налил две большие кружки и, добавив молока и кленового сиропа из бутылки, отнес на стол. Одну кружку он поставил перед Калвертом и подвинул к нему блюдо с рогаликами. Рогаликам был, наверное, месяц и они окончательно превратились в сухари, отчего стали только вкуснее. Они сделали по паре глотков, и Тёма с хрустом разгрыз один рогалик, рассыпая во все стороны крошки.

– Думаешь, на нее кто-то напал? – Спросил он соседа, – рана на спине. Значит, она либо убегала от преступника, либо на нее накинулись сзади внезапно.

– Мне не нравится та ранка на шее, – сказал Стрекозя, – странная она какая-то. Будто толстым экстрактором ткнули, и часть тканей из тела забрали на пробу. Вот не к ночи, но хочется упомянуть энтомологов…

– Не хочется мне рисковать и обращаться в милицию, – сказал Тёма, – давай дождемся, когда она придет в сознание и все расскажет. Не зря же она так просила. Может там маньяки какие за ней гоняются. Я лучше утром с Таракановым свяжусь и ему расскажу.

– Я завтра выходной, – сказал Стрекозя, – так что могу с ней посидеть, а ты ночью подежуришь. Я сегодня устал как навозник, весь день на крыльях. Так что, я спать иду к себе, а ты, если что, буди меня сразу как обычно, палкой по трубе отопления. Прибегу. Если проснется, дай сначала напиться, помоги надеть рубашку и может, какие домашние брюки у тебя есть, на ней юбка вся в клочья порвана.

– Думаешь, снасильничать кто-то хотел? – Спросил Тёма, – шла вечером домой, а ее кто-то подкараулил у подъезда. Красивая она девчонка.

Стрекозя допил кофе и стукнул кружкой об стол. Он встал, потянулся и, широко раскрыв свои жуткие жвала, громко зевнул.

– Ты хоть о чем-нибудь кроме секса когда-нибудь думаешь вообще? Все, я спать. Зови, если что. И не приставай к ней, извращенец.

Стрекозя, осмотрев Тизу и пощупав ее пульс, ушел к себе. А Тёма налил себе еще кружку кофе и уселся около дивана прямо на пол, всматриваясь в лицо пострадавшей. В розовом свете, падавшем от торшера, лицо Тизы показалось ему таким милым, что он не мог оторвать от него взгляд. Ресницы загибались к самим векам и трепетали в такт ее неровному дыханию. Грудь ее поднималась и опускалась, словно она все еще бежала в темноте, в ужасе оглядываясь назад. Губы полуоткрылись и пересохли. Тёма сходил в ванну, взял чистое полотенце и смочил его под краном. Он присел около бабочки на колени и сначала аккуратно прошелся по ее лбу и щекам, стирая остатки грязи, а потом чистым кончиком смочил ей губы. Губы были полные, темно-красные, как спелые вишни и Тёме жутко захотелось ее поцеловать. Он сдержал дурацкий порыв и снова сел рядом, вслушиваясь в ее дыхание.

Через несколько минут тишины, Тёма потихоньку поднялся и нашел в комнате свой альбом для эскизов. Он сел около торшера на пол и сделал сначала четыре точных наброска с Тизиного лица. Потом два легких наброска всей фигуры, лежащей на диване под пледом. Уловив все тонкости, он начал импровизировать и набросал с десяток рисунков в разных позах. Сидящую в кресле; смеющееся лицо; задумчивая; с чашкой чая в руках за столиком в уличном кафе; лежащую в ванне с пеной; с книгой на диване. Он не торопясь вернулся к первым наброскам лица Тизы и начал доводить один из них штриховкой до совершенства, играя с тенями и светом. Его уверенная рука выделяла мельчайшие подробности лица, а фантазия рисовала в душе страшные картины ночи, которую пережила несчастная девушка. Он вдруг очень ясно осознал, что если бы они не подобрали девушку, то она не дожила до утра. Тёма бросил быстрый взгляд на лежащую на диване красавицу и понял, что у нее открыты глаза. Бабочка смотрела на него, не отрываясь и не моргая. Потом спросила очень тихим голосом:

– Ты рисуешь меня?

Муравей положил альбом на пол и подполз к Тизе на коленях.

– Тебя рисую, – тихо ответил он и поправил сползающий плед, – тебе не холодно? Как ты?

– Все хорошо, – ответила бабочка, – только шея болит. И плечо. И руки. И немного ноги.

Она улыбнулась так, как Тёме еще никто не улыбался. Волна сладкого аромата ударила ему в голову.

– Я принесу тебе воды, – поспешно сказал он, – прости, что я пялился на тебя пока ты спала, но я боялся сам заснуть.

Он сходил на кухню и налил воды в стакан, потом подумал секунду и включил кофемашину. Муравей вернулся в гостиную и увидел, что Тиза уже сидит на диване, стараясь завернуться в плед.

– Вот вода. Ты есть хочешь? Я могу что-нибудь для тебя приготовить. Вот моя рубашка, одень, если сможешь сама. Она чистая. Твоя блузка… Ну, в общем, твоей блузки больше нет. Ты одевайся, а я кофе сделаю. Будешь кофе?

– Спасибо, – сказала Тиза, – я бы сладкого чая с мятой.

– Отлично! У меня есть мята и печенье. Правда, печенье соленое.

Тёма снова побежал на кухню и пока закипал чайник, он достал новую пачку печенья и высыпал ее в вазочку. Потом сварганил себе еще одну большую кружку кофе и заварил несколько сушеных листиков мяты в чайнике. Он взял чашку чая и вазочку с печеньем и понес в гостиную. Тиза сидела на диване, одной левой рукой придерживая концы пледа на груди, а второй пыталась переворачивать страницы в альбоме.

– Придется тебе помочь мне одеться, – сказала девушка, – эта рука совсем не поднимается, а эта забинтована. И голова закружилась очень.

Она кротко улыбнулась и встала, придерживая плед.

– Ты помоги раненую руку всунуть в рукав и застегнуть, а остальные я сама.

Тёма поставил вазочку и чашку на столик и неловко начал подавать рубашку. Тиза повернулась к нему спиной и уронила плед на пол. С трудом подняв кверху крылья, она продела здоровые руки в рукава, а потом, охнув и качнувшись, постаралась попасть второй рукой. Тёме пришлось самому взять ее руку с плотно забинтованным плечом и затолкать в рукав. Муравей тёрся лицом о ее крыло, а пыльца попадала ему прямо на губы. Он слизывал ее и, зажмуриваясь, вдыхал сладкий аромат то ли меда, то ли карамели. Под панцирем у него пробегали мурашки. Тиза морщилась и крепко ухватилась за него. Пока Тёма, путаясь в полумраке, застегивал пуговицы на груди бабочки, Тиза рассматривала муравья с какой-то грустной улыбкой.

– Спасибо, – сказала она, когда все было закончено, – тебя ведь Тёма зовут? Я видела тебя несколько раз в редакции. Мне бы присесть, кружится все.

– Да, я тоже тебя видел, – сказал Тёма, усаживая Тизу и снова накрывая ей плечи пледом, – такой красотки еще не было в наших газетных пенатах.

Тиза взяла чашку чая, а Тёма присел рядом, держа в руках вазочку с печеньем. Бабочка сделала несколько аккуратных маленьких глотков, а муравей не сводил с нее очарованного взгляда. От печенья Тиза отказалась и попросилась снова лечь на диван. Тёма убрал посуду и помог ей накрыться, потом притащил одеяло и накрыл ей ноги.

– Сможешь рассказать, что произошло? – Спросил он, усаживаясь на краешек дивана, – мой друг, сосед с первого этажа, зашил тебе рану на плече, но боится, что есть какие-то внутренние повреждения. Может утром все же отвезти тебя в больницу? У меня там есть знакомые. Кто на тебя напал?

Тиза прикрыла глаза и тяжело вздохнула. Несколько минут она молчала, и Тёма уже решил, что бабочка снова уснула. Но она внезапно снова распахнула свои длиннющие ресницы и сказала:

– Меня хотели убить. За мою статью, которую я начала писать. Я кое-что узнала и это просто жуткая тайна. Очевидно, что тут замешаны и мэр, и термиты и многие в нашей Округе. Вопрос стоит о тотальной милитаризации нашего общества.

– О чем? – Не понял муравей.

– О создании в Округе боеспособной армии, которая по приказу командования будет убивать других насекомых.

– Отличная должна получиться статья, раз за нее хотят убить. Даже позавидовать можно, – Тёма ухмыльнулся, – мне бы такая тема хоть бы раз в жизни попалась.

– Не смейся, это правда, – не обидевшись, сказала бабочка.

– Не представляю себе, с кем собрался у нас мэр воевать.

– Все идет от руководства, – шепотом сказала Тиза, – мэрия планирует какую-то войну. Я не все узнала.

– Расскажи, лучше, кто тебя старался убить. Может, это не из-за статьи было? Просто уроды какие-нибудь снасильничать хотели? Или грабануть?

– Нет, – устало ответила Тиза, откидываясь головой на подушку и морщась от боли, – они спрашивали меня про материалы для статьи, которые оказались у меня совершенно случайно.

– Ну, раз так, – Тёма почесал себе затылок, – надо думать, как тебя спасать, к кому обращаться за помощью. Прятать тебя или наоборот предавать дело огласке. Общество так просто не дает никого убивать у нас в Округе.

– Сейчас нет сил, – ответила Тиза, – и не хочется рассказывать. Сейчас так тихо и спокойно. Только я и ты рядом. Покажи рисунки. Там только я нарисована?

– Не только. Я туда много кого рисую, когда делать нечего. Такое, правда, редко, бывает, – Тёма вдруг засмущался, – там и другие девушки есть.

Тиза приподнялась, и Тёма подпихнул ей под спину подушку, чтобы было повыше. Бабочка благодарно улыбнулась ему.

– Спасибо, Тёма, – сказала она, – спасибо, что спас меня.

– Ну. Не столько я. Тут скорее моего соседа благодарить надо, – он отвел глаза в сторону, – Стрекозя заметил тебя на улице. Да и зашивал рану он. Я ни паука не умею.

– Все равно, тебе спасибо. Помоги листать страницы. А это кто?

– Тоже ты, – смущённо сказал муравей, – тут ты танцуешь. Это платье у тебя такое, развевается.

– Ничего себе, – восхищенно сказала девушка, – как ты это нарисовал? Я же просто лежала на диване! Ты обалденный художник.

– Ну, не такой чтобы уж очень обалденный. С детства рисую. Учился в художке. Дядя настоял, чтобы я диплом получил.

– А это ты летишь надо мной в костюме супергероя Могучего Пчела из комиксов?

Тёма молча перевернул страницу, окончательно застыдившись.

Они продолжали рассматривать альбом в тусклом свете торшера. Тишину за окном прорезали какие-то безумные вопли пьяной цикады. Слышалось, как по улице шла компашка навеселе. Цикада орал песню, а пара сверчков ему пытались вторить пьяными голосами. Веселая компания прошла мимо дома, что-то загремело по мостовой. Раздался сдавленный вопль и быстрые шаги простучали, удаляясь в сторону центра. Кто-то громко всхлипнул, как после долгого плача. Значит, был уже четвертый час ночи, и бары закрылись, подумал про себя Тёма.

– У тебя есть кто-нибудь? – Внезапно тихим голосом спросила Тиза.

– В смысле девушка? – в голове у муравья все поплыло.

– Да, в смысле девушки, – Тиза улыбнулась и прикрыла глаза ресницами, – встречаешься с кем-нибудь? Я здесь видела рисунок симпатичной такой муравьихи.

– Никого нет. Только друзья. Знакомых много, сестра есть. Это я для нее рисовал. Ну, она попросила меня, так ее нарисовать. Может, хотела, там, ну, соблазнить кого-нибудь. Я не знаю для кого…

– Но получилось очень эротично – такие ножки, туфельки, – хихикнула бабочка, – с натуры рисовал, или по памяти?

– Нет, не с натуры, конечно, – деланно засмеялся Тёма, – Что ты. Пфу. Станет она мне так позировать. С чего бы ей так. По памяти, конечно, рисовал.

Тёма на минуту задумался над своими словами. Тиза громко рассмеялась, но охнула от боли и, не сдержавшись, снова фыркнула от смеха, глядя на озадаченное лицо муравья.

– А постоянной девушки не было? Невесты, например, – сказала, Тиза перелистывая страницу.

– Нет, постоянной, не было никогда. Жениться я как-то не планировал еще.

– У меня как-то тоже никого нет. Я недавно в городе. Даже друзей толком еще не появилось.

– А откуда ты? – Спросил Тёма шепотом, и подвинулся ближе, делая вид, что поправляет плед.

– Ну, – Тиза поежилась под пледом, – откуда? Появилась просто из ниоткуда и все. Надо же жить и работать на новом месте. Вот и приходится как-то устраиваться. Мы, бабочки такие. Сегодня тут, завтра там. Куда хотим, туда летим. Только, чаще всего не знаем, куда хотим.

– А остаться на одном месте не хочется? – Спросил Тёма, сам не зная зачем.

– Сейчас хочется, – сказала Тиза странным голосом, – сейчас очень хочется.

– Почему именно сейчас? – Тёма посмотрел Тизе в глаза и утонул в них. Он склонился над бабочкой и она потянулась ему навстречу. Их губы соприкоснулись, и горячая волна ударила Тёму и прокатилась по всему телу. Он крепко прижался к девушке и несколько мгновений не отдавал себе отчета, кто он, где он и что происходит. Чувство и влечение переполнили его. Тиза вдруг застонала, и Тёма отпрянул в ужасе и смущении.

– Прости, – зашептал он горячо, – Тиза прости, больно сделал? Где болит?

– Ничего, ничего, – прошептала Тиза в ответ, – просто опять спину кольнуло сильно. Ох. Помоги на бок повернуться. Ног что-то не чувствую. Будто как отсидела, затекло всё.

Тёма помог бабочке лечь на бок и подтянуть колени к животу. Он накрыл ее снова пледом, который почти слетел на пол. Некоторое время они сидели молча. Потом муравей собрался с духом и сказал:

– Прости, Тиза. Ты очень красивая. Я как-то не сдержался. Дурак я.

Он с досады стукнул себя кулаком по голове.

– Перестань, ну что ты, – ответила бабочка, – я сама обо все позабыла. Ты очень хороший. И милый. Я же должна тебя как-то вознаградить за все.

Она искоса поглядывала на него снизу и в полумраке ее лицо показалось Тёме сказочно прекрасным.

– То есть, это была награда? – Спросил он.

– Нет, дурачок, – проворковала девушка, – это – только аванс. Ох, Тёма, что-то меня подташнивает. Отведи-ка меня в ванну.

Тёма подскочил как пружина и суетливо старался поддержать бабочку, когда она вставала, потом помог добраться до ванной комнаты и прикрыл за девушкой дверь. Тиза пустила в раковину воду, а он прислонился к стенке. Муравей ударился затылком о стену в отчаянии.

– Вот, идиот, – пробурчал он про себя, – ну что же я за идиот!

Он стоял сначала около двери в ванную комнату, слушая, как льется вода в раковину. Других звуков вычленить он не смог и тихонько поцарапался в дверь. Тиза не ответила. Тёма приложил губы к щели и прошептал:

– Тиза, ты там как? Все нормально?

– Все хорошо, – раздался приглушенный голосок из ванны, – дай мне пару минут, пожалуйста.

– Ладно, ты крикни, если что, – Тёма почувствовал себя совсем плохо и отошел от двери. Он сначала попытался вымыть посуду, но пустив воду в раковину на кухне, вдруг испугался, что напор воды для Тизы ослабнет или она обожжется. Тёма закрыл воду и сел за стол. Потом через пару секунд вскочил и собрал всю грязную посуду в раковину, вытер тряпочкой стол от крошек. Начал подметать пол и тут дверь в ванную открылась и Тиза позвала:

– Тёма, подойди, пожалуйста.

Муравей кинул веник на пол и рванулся к ванне.

– Что случилось? Что нужно?

Тиза приоткрыла дверь и выглядывала в щелочку. Вид у нее был бледный.

– Прости меня, – зашептала Тиза в полуоткрытую дверь, – мне что-то нехорошо совсем. Можно я лягу и посплю.

– Конечно, – ответил Тёма, приблизив свое лицо к ее лицу, в щели между дверью и косяком, – конечно, пошли в спальню. Я помогу.

Тиза не отпускала с той стороны дверь и явно смущаясь, сказала:

– Я тут немного испачкала у тебя. Нет сил убирать. Рука болит сильно, шея…

Её голос совсем перешел на шепот, а глаза стали закрываться. Тёма рванул дверь на себя и подхватил бабочку на руки. Тиза потеряла сознание.

Глава 5. Среда. Утро бегства

За окном забрезжил рассвет и Тёма выключил торшер. Тиза снова заснула, на это раз на Тёминой кровати в спальне. Она несколько раз стонала во сне, и он подходил на цыпочках и, стараясь не дышать, слушал. Бабочка что-то невнятно проговорила. У нее начинался жар, и Тёма не выдержал и сходил за Стрекозей. Была уже половина шестого утра, когда пожарный, одетый и умытый стоял в гостиной соседа с кружкой горячего кофе в руках. Он поставил бабочке градусник и теперь с тревогой обдумывал что делать.

– Температура растёт по экспоненте, – проговорил он вслух, – нужно что-то делать.

– Что за экспонента? – Не удержался Тёма, – говори нормальным языком, а не как ботан. Это плохо?

– Врача ей надо, вот что это такое, – окрысился Стрекозя, – в больницу надо везти. А вот с твоим уровнем образованием точно уже никакая больница не поможет. Даже психиатрическая. Она говорила что-нибудь про нападавших на нее?

– Сказала, что раскопала что-то такое для своей статьи про безопасность в Округе, за это на нее охотятся. И, по всей видимости, охотятся власти и наемные убийцы.

– Эх, придется разбудить ее сейчас, – крякнул с досады Стрекозя, – ладно. Ты думай можно ли ее оставить тут. Куда ее можно спрятать, если тут опасно. Где взять врача и кому можно доверять.

– Может быть тут и оставить?

– А не начнут ее искать в первую очередь по адресам коллег по работе?

– Паук тебя побери, ты прав. И к тебе тогда нельзя.

– Вот ты и думай, – Стрекозя полез в свою сумку первой помощи, – а я пока дам ей лекарство какое есть и расспрошу подробно. Ты вроде говорил, что вы беседовали полночи. О чем говорили, если не об этом?

– Ну, так, – Тёма покраснел, – о всяком. Рисунки мои смотрели.

– Влюбился опять? – Стрекозя вытащил из сумки пару пачек таблеток и разглядывал их, – неисправимый ты романтик. Не надо было тебя оставлять с ней. Небось, и полапать успел?

– Ну тебя, – обиделся муравей, – не такой уж я и скотина. Просто ей утешение нужно было. Отвлечься от пережитого, успокоиться.

– И ты героически решил предоставить бедной девушке утешение в своих объятьях? Принеси воды таблетки запить.

Тёма промолчал. Он теперь чувствовал себя не в своей тарелке, оттого что поддался минутному порыву и поцеловал раненую бабочку. Пожарник пошел к Тизе и начал ее будить. Она что-то вяло отвечала ему, но Тёма решил сосредоточиться и думать о проблеме. Мозги не подвели, и ему сразу пришла в голову идея, куда можно спрятать девушку в случае крайней нужды. Тиза что-то говорила, и Тёма стал вслушиваться.

– Несколько их было. Напали на меня прямо около двери в мою квартиру. Скорее всего, какие-то осы или похожие на них. Мне показалось, что был еще кто-то третий. Большой. Пахло чем-то кислым от него, в темноте было не видно. Они схватили меня, и один повалил на пол. Мне показалось, что это была женщина. Один из них назвал какое-то имя, что-то вроде Оделина или Аделия. Не расслышала я. Она придавила мне шею коленом и сделала больно. Я закричала, а второй ударил меня несколько раз ногой по лицу и спрашивал где мои записи по статье и документы. Третий, он был, наверное, старший, буркнул, я не поняла, но мне послышалось что-то про мэра Оссу. Может, показалось. Было так страшно, что все в голове путалось. Они начали меня связывать веревкой и тут, мне как-то удалось вырваться. Может они не ожидали, что я смогу их оттолкнуть. Один мне подножку поставил, но я не упала, а побежала к выходу.

Тёма вошел в спальню и подал стакан с водой Тизе. Она благодарно взглянула на него и сделала несколько глотков, запивая таблетки. Стрекозя сидел на краю кровати и внимательно ее слушал. Тиза отдышалась и продолжила:

– Тот, что стоял около дверей в квартиру схватил меня за плечо и сильно дернул. Я вырвалась и выскочила в двери. Перед домом заметила еще одного, в милицейской форме. Помню, что звезды на погонах блеснули. Но лица в темноте не увидела, только фуражку с большим козырьком помню. Потом летела в темноте, обо что-то ударилась и упала на землю. Помню еще бежала по улице. Потом ничего не помню. Очнулась уже здесь. Увидела Тёму.

Последнюю фразу Тиза сказала как-то слишком нежно, и Тёма удивленно взглянул бабочке в глаза. Стрекозя попросил Тизу снова прилечь и постараться заснуть. Знаками он показал соседу выйти с ним на кухню.

– Я про этих ос недоделанных, уже третий раз за два дня слышу, – прошептал Тёма другу, – похоже, они замешаны в серьезном деле. Кто-то мутит неправильную политику у нас в Округе.

– Придумал, куда ее можно спрятать и где взять врача? – Спросил пожарный, – я могу с ней еще один день побыть. Выходной до послезавтра у меня. Но моих знаний маловато. Если рана начнет гноиться, нужно в больницу. Антибиотики нужны.

– Можно отвезти ее в загородный дом к Фиджу, – затараторил Тёма, – Помнишь, мы там были с тобой месяца три назад на вечеринке, около Засохшего Озера. Это недалеко от Окружной больницы и вряд ли ее там будут искать. Дача принадлежит дяде Фиджа. Отвезем ее туда, а я побегу в больницу. Сегодня в десять я встречаюсь с другом моей сестры, доктором. Она говорила, что ему можно доверять. Попрошу его осмотреть раны. Других вариантов нет. Ну и саму Лизу можно попросить, она медсестра все-таки. А потом Тараканов нужен. Он сейчас расследует одно дело об убийстве. Как раз там и мелькали эти осы.

Калверт повращал глазищами, обдумывая все, что на него вывалил Тёма. Потом кивнул и полез в холодильник. Высунулся он из холодильника с унылой рожей. Холодильник был пустой.

– Пожрать у тебя нечего, – грубо проговорил он, – хоть бы консервов прикупил. Ну, ладно. Я сейчас пару бутербродов сделаю у себя и сумку соберу. Нужно кое-что взять с собой. А ты давай беги искать транспорт. Такси или извозчика. Все равно кого. Сейчас утром мало кто шарахается по улицам. Самое время неприметно скрыться.

Тёма выскочил на улицу. По самой земле стелился промозглый туман. Было тихо, как в могиле. Тёма зябко закутался в свою «шпионскую» куртку и поглубже нахлобучил «шпионскую» кепку. Так он обычно одевался, когда было необходимо оставаться неузнанным для журналистских расследований. Тёма посмотрел направо – никого. Налево – никого. Он подумал и решил двинуться влево по улице, подчиняясь природной интуиции. Не прошел Тёма и нескольких шагов, как вдруг почувствовал чье-то присутствие. У него сперло дыхание от ужаса. Сам не понимая почему, муравей сиганул через скамейку за куст и распластался по земле. Он судорожно перевел дыхание и прислушался. Неподалеку раздался какой-то треск. Тёма выглянул между стеблей куста на проезжую часть. Темный силуэт огромного роста медленно шагал посередине проезжей части. До муравья донесся странный леденящий душу всхлип. Существо было невообразимой формы. Огромная широкая голова болталась на тоненькой ниточке-шее. Из пасти высовывались несимметричные, толстые, и невероятно длинные жвалы. Из головы существа торчала какая-то кривая трубка, из которой опять раздался тот самый жуткий не то всхлип, не то скрип. Панцирь отливал белесым, и, казалось, само существо состояло из тумана, который клубами окутывал его почти по пояс. Тёма во все глаза таращился на чудище в тумане и вдруг понял, что это и есть Динэргат. Солдат охраны ее Величества Королевы Шираки. Безжалостный и бесстрашный убийца. Безмозглый монстр, убивающий всех и вся на своем пути. Динэргат остановился прямо напротив скамейки, за которой прятался муравей, и еще раз громко всхлипнул. Он покачал головой из стороны в сторону, внутри у него что-то забулькало и заклокотало. Тёма от ужаса закрыл глаза и окончательно перестал дышать. Такого страха он не переживал еще ни разу в жизни. Хотелось просто исчезнуть, раствориться, проснуться от страшного сна. Смерть еще ни разу не была так близко от журналиста.

Он пришел в себя и открыл глаза. Вокруг была тишина. Туман клубился белыми волнами, закручиваясь в узлы вслед за растворившемся в нем чудовищем. Муравей судорожно вдохнул воздух. Сильно пахло кислятиной и сосновой хвоей. В нескольких метрах от Тёминого дома мелькнуло в тумане что-то большое и пропало. Издалека донесся еще один всхлип. Тёма напряженно вслушивался еще несколько минут и никак не мог заставить себя шевелиться. Тело сковала слабость, челюсти мелко-мелко стучали. Он сам всхлипнул, но у него получилось не так страшно, как у динэргата, а жалко, сопливо и мерзко. Вдруг возненавидев себя за эту слабость, муравей начал потихоньку вставать. Ноги предательски тряслись. Тёма вспомнил для чего он вышел на улицу и, выйдя на дорогу, посмотрел по сторонам. Решив, что ни за какие пряники не пойдет за чудищем, муравей двинулся в том направлении, которое выбрал раньше.

Пройдя второй перекрёсток, он почувствовал, что чего-то привычного в этот раз не хватает. Он еще не смог понять, чего конкретно, когда услышал цокот копыт по асфальту. Тёма остановился и начал всматриваться в туманное марево переулка Маргариток. Появилась повозка, запряженная сонной саранчой. Наверху телеги восседала сгорбленная фигура. Тёма рванул ей навстречу и схватил кобылку за уздечку, торчащую из слюнявой пасти. На козлах груженой телеги затянутой брезентом, восседал дремлющий Колупан. Мух пробормотал что-то, но не проснулся. Тёма потащил саранчу за собой, дергая за уздечку. Тупое животное подчинилось и потащилось за тем, кто указывал путь. Через несколько минут саранча с телегой и спящим возницей встали около крыльца.

Из окна его кухни на втором этаже выглянул Стрекозя и сразу скрылся. Тёма через две ступеньки взлетел наверх.

– Ну как? – Спросил пожарник, – Кого нашел?

– Телега какая-то, – прошептал Тёма, – возница дрыхнет. Я его знаю. Таксист старый, на пенсии, частным извозом занимается. Скорее всего контрабанду таскает.

– А чего ты шепотом говоришь, – тоже перейдя на шепот спросил Стрекозя.

– Не поверишь, – ответил Тёма и вздрогнул, – такого страху натерпелся, что буду до конца жизни теперь пугаться собственной тени. Как штаны чистые до сих пор – сам не пойму.

– Слона увидел, – усмехнулся Стрекозя.

– Какое там, – выдохнул Тёма, – динэргата. Чуть на него не налетел. Не успел бы в куст прыгнуть – уже трупом бы был.

– Да ладно, – не поверил Стрекозя, – динэргата?

– Он на улице вынюхивал что-то. Ну и страшилище я тебе скажу. Из башки трубка какая-то торчит, жвалы как у… Как у… Не знаю, как у кого. Хуже, чем у тебя, здоровенные и кривые.

– Ладно, – сказал Стрекозя шепотом, – потом расскажешь. Давай Тизу скорее в телегу положим и накроем. Я ее отнесу, а ты сумку и одеяло тащи. Подушку не забудь.

Друзья быстро собрались. Стрекозя подхватил спящую девушку на руки и быстрым шагом понес ее вниз. Муравей схватил одеяло и подушку с дивана, сумку, которую собрал сосед, и пошел за ним следом. Туман начал подниматься вверх, заволакивая все плотной пеленой. Стрекозя стоял около телеги, держа на руках Тизу, закутанную в плед, и глазами показал другу, что нужно откинуть брезент накрывающий повозку. Тёма поставил сумку на землю, одеяло зажал под мышкой и тремя свободными руками начал расшнуровывать крепко прикрученный брезент.

– Слушай, – шепотом сказал он Стрекозе, – я понял, чего сегодня тут не хватает.

– И чего? – Так же шепотом спросил пожарник, перехватив Тизу покрепче.

– Улит пропал, – сказал журналист с тревогой в голосе, дергая веревку, – вчера вечером был недалеко от моего крыльца, а сегодня его нет даже в двух кварталах от нас. Куда он мог деться?

– Может спит где-то, – махнул рукой Стрекозя, – чего тебе о нем переживать. Прилепился на подорожник и дрыхнет.

– Да, странно как-то, – пожал плечами муравей, – Тут ночью шумела компания алкашей, вот я и переживаю. Привык я к нему, что ли.

Когда ему удалось расшнуровать половину борта, он приподнял ткань вверх и втолкнул туда одеяло. В повозке стояло несколько коробок, но Тёма не разглядел в темноте, что в них. Он толкнул коробки вглубь и разложил одеяло на дне телеги. Стрекозя поднял Тизу повыше, чтобы не стукнуть ее о борт и аккуратно перевалил девушку в телегу. Тиза слегка застонала. В этот момент проснулся Колупан и вытаращил глаза на хозяйничающих в его кузове товарищей.

– Это чё такое? – Прохрипел возница бзыкнув старыми дырявыми крыльями. От удивления он явно потерял дар речи.

Тёма бросился к муху и, прыгнув на передок телеги, схватил его за горло одной рукой, а второй зажал ему рот.

– Тихо, насекомое, – страшным голосом прошептал он, делая зверское лицо, – это спецоперация по перевозке особо опасного груза! Крайне секретное задание.

– Да пошел ты, – мух попытался вырваться из рук муравья и начал дергаться всем телом, приглушенно вскрикивая.

В этот момент Стрекозя справился с загрузкой бабочки в кузов, прикрыв ее брезентом и поспешил на помощь соседу. Он взлетел на передок и сел прямо сверху на старого муха. Открыв жутчайшие жвала, он вытаращил на Колупана свои глазищи. Для пущего страха он мерзко зашипел и клацнул жвалами с таким жутким лязгом, что мух чуть не обмочился.

– Заткни пасть, несчастное создание, – прошипел Стрекозя, – я сегодня еще не завтракал.

Мух подобрал лапки к животу и захныкал так жалобно, что друзья поняли, что немного переиграли. Тёмка отпустил старикана и принялся его успокаивать, а Калверт выхватил вожжи из его рук и сдвинув несчастного возницу в сторону, хлестнул ими саранчу. Кобылка сонно всхрапнула и двинулась по улице.

– Что вам надо? – причитал мух, не слушая муравьиных утешений, – у меня груз срочный. Официальный груз. Вы обалдели что ли совсем, нападать? Я по контракту с больницей перевожу лекарства. У меня документы есть.

– Да не кричи ты, чудила старый, – прошептал Тёма, – все нормально. У нас раненый и ему нужно срочно как раз в больницу. Довезёшь нас туда, раз тебе по пути, не переломишься. А что у тебя за груз такой, который надо по ночам возить?

– Срочный груз, – хныкал не на шутку перепуганный старик, – из Термитника везу, – у меня пропуск есть. Я не могу опаздывать.

– Хорош ныть, – отрезал жестко Стрекозя, – еще медаль получишь за спасение жизни. И от меня десятку, если молчать будешь.

– Засунь себе эту двадцатку, – начал мух, но пожарный снова посмотрел на него и клацнул челюстями, – ладно, ладно, – запричитал мух, – тридцатка так тридцатка. Только груз мой не трогайте.

– Никто ничего не тронет, – ощерился Тёма, – сиди и не рыпайся. Можно быстрее ехать на этой кобыле?

– Не едет она быстрее, – с опаской глядя на пожарного сказал Колупан, почесывая толстое волосатое брюхо, – она тихо едет. Опции у нее минимальные. А когда полтинник отдадите? Ну, чтобы я, значица, молчал?

– Тёма, дай ему десятку, а то пока до места доберемся, до сотни доторгуемся, – прошипел Стрекозя.

Кобылка цокала себе по мостовой и, хотя и медленно, но тащила друзей в сторону их цели. Колупан замолчал, понимая, что не справится с двумя молодыми и опасными с виду ребятами. Он сидел зажатый с двух сторон и его глазки так и шныряли по сторонам. Проезжая мимо больницы, Колупан попробовал было восстать, у него де документы и груз, если он опоздает с ним разорвут контракт. Но парни быстро дали ему понять, что у него нет шансов иметь собственное мнение в этой ситуации. Через полчаса телега дотащилась до Засохшего Озера, где стояло несколько десятков загородных домиков. Дача Фиджа была среди них, небольшой двухэтажный домик, скромный по местным меркам. На втором этаже была только одна спальня, на первом кухня и две комнаты. Но участок был очень даже неплохим. На невысоком холмике, под сенью старого лопуха открывался очень красивый вид на Засохшее Озеро и на опушку Леса. Неподалеку виднелось стадо тли, которую пас старый богомол в засаленной ковбойской шляпе.

Стрекозя и Тёма соскочили с телеги и под белы руки вынули оттуда Колупана, который снова начал ныть. Муравей побежал открывать дачу. Ключи были около корня лопуха под квадратным камнем, и муравей мигом раскрыл двери перед пожарным, осторожно несущим на руках Тизу. Колупан стоял около телеги открыв рот и моргая слезящимися глазами. В домике был идеальный порядок и Стрекозя сразу отнес Тизу на второй этаж. Девушка приникла к плечу пожарного головой и обняла его за шею, отчего Тёме захотелось надавать по этой шее кулаком и самому взять бабочку на руки, нежно нашептывая ей слова утешения. Ревность захватила его с такой силой, что он не пошел на второй этаж и только стоял на кухне, открывая и закрывая кран с холодной водой.

Стрекозя одним прыжком спустился со второго этажа.

– Где сумка? – спросил он Тёму, – чего стоишь? Я с ней останусь сегодня, а ты давай дуй в больницу к Лизе. Врач нужен. Не понимаю я, что с ней. Температура упала и вялая какая-то.

Тёма развернулся и пошел на дорогу, где мялся мух, теребя вожжи сонной саранчи.

– Парни, – тихо спросил Колупан, – а что с ней? Вы ее не похитили случайно?

– Не твое дело, – грубо ответил Тёма, но тут же пожалел об этом, – слушай, отец, она ранена какими-то уродами и надо быстро в больницу смотаться за врачом. Сообщать никому пока не можем, чтобы не скомпрометировать девушку. Подвези меня, я в накладе не останусь. И, кстати, ни слова про это никому, если не хочешь головы лишиться. Понял? Тут по Округе динэргат бродит.

– Чего ж не подвезти, – тихо ответил мух, – у меня выбор будто есть.

Тёма вытащил из телеги Стрекозину сумку и буркнул:

– Ты, это, без обид, ладно? Мы ничего плохого не делаем. Просто забудь про нас и все.

Он отнес сумку в дом и поставил ее на стол в гостиной. Стрекозя лазил по шкафчикам на кухне, открывая их по очереди, заглядывая на полки и снова закрывая.

– У Фиджа запасов на даче, больше чем у тебя в доме за год появляется, – весело сказал он, – вот жучара этот Усачев. Все-то у него есть. Ты глянь на этот бар – огромная бутыль «Амбассадора» и всякой еще вкусной фигни полно!

– Я поехал, – глядя в пол сказал Тёма, – ты смотри за ней, ладно. Я постараюсь в редакцию слетать, статью отдать и в больницу. Либо Лизика приведу, либо врача.

– Не трусь, Тёман, прорвемся, – смеясь сказал Стрекозя, разглядывая банки с консервами, – рана не такая уж и тяжелая чтобы паниковать. Шок просто, ну и лекарства нужны. У меня мало.

Он посмотрел на соседа и вдруг посерьезнел.

– Не дрейфь, – сказал Стрекозя, – я не отойду от нее пока ты не вернешься. Давай руки в ноги и галопом. Тут от тебя все равно толку – ноль.

Тёма пожал товарищу руку и вышел из дома. Он с разбегу запрыгнул на козлы телеги и махнул рукой Колупану, который возился в кузове с коробками, заново накрывая их брезентом. Кобылка стукнула когтями по камням и потащила телегу довольно бодро.

Было уже около семи часов утра, когда муравей попрощался с Колупаном около заднего входа на больничный двор. В больницу идти было рано, Лизина смена начиналась с восьми часов. Ехать в редакцию сейчас не имело смысла, до встречи с Колорадским было больше чем два часа и Тёма, сунув в волосатую лапу возницы купюру в двадцать франков и сказав спасибо, действительно галопом понесся в сторону дома. Ночное событие здорово сбило его с толку, и он не мог направить ход мыслей на работу. Но его блокнот с неоконченной еще второй статьей остался в квартире. А нужно было начинать писать третью статью.

Тёма пришел домой весь взмыленный от беготни. За последние два дня он метался по городу раза в три больше чем обычно. Двери в его квартиру и квартиру соседа были открыты. Они собирались в такой суете, что забыли их за собой хотя бы прикрыть. Споткнулся в коридоре о коробку, перевязанную синей почтовой лентой. Он тупо уставился на нее. Потом взял в руки и потряс, но в коробке ничего не загремело. По весу было похоже, что в ней лежат журналы или книги, для своего размера она оказалась достаточно тяжелой. Тёма сунул коробку под мышку и пошел на кухню. Глаза у него начинали слипаться от усталости. Ткнул на кухне в кофеварку и облазив холодильник и шкафчики так и не нашел чем перекусить. Он сел за стол на кухне, но сон начал одолевать и когда кофеварка запищала, муравей налил себе кружку двойного черного и бухнул туда три ложки сиропа. Он пошел в Стрекозину квартиру и начал рыться в его холодильнике, надеясь на кусок мяса или сыра. Посылка, которую он спросонья все еще держал под мышкой одной из рук, мешала, и он бросил ее на кухонный стол соседа. Найдя в холодильнике Калверта коробочку с плавленым сыром, кусок старой камеди46 и пару вареных яиц медяницы, Тёма пробурчал:

– А еще говорил, что у меня нет ничего съедобного, вот увалень. Шляется по девкам, а дома вообще не живет, небось. Кобель.

Тёма закрыл входную дверь соседа на ключ и пошел в свою гостиную. Он подобрал с пола блокнот и ручку, сел в кресло и сделал глоток кофе. Муравей открыл страницу со статьей о милиции, как вдруг глаза углядели за диваном обрывки Тизиной блузки и маечки, перепачканные в крови. Тёма бросил блокнот, встал и поднял их. Его сердце тревожно защемило. Он сел на диван и уткнул лицо в обрывки ее одежды. Тяжело вздохнув, Тёма собрался с мыслями и начал делать уборку, поняв, что если сюда вломятся в ее поисках, то улик будет предостаточно. Остатки юбки и блузки он затолкал в мусорный мешок, который не преминул разорваться, и мусор вывалился на пол кухни. Пришлось, все проклиная пауками и пижмами, собирать вывалившийся на пол мусор в два мешка. Заодно прошелся шваброй по полу, затирая капли засохшей крови. На подушке оказалось кровавое пятно, и Тёма содрал наволочку и закинул в тазик с грязным бельем. Уборка отвлекла его от тяжелых мыслей, и время пролетело почти незаметно. Тёма залез в холодный душ, сделал большой глоток остывшего кофе и переоделся в чистую сорочку и серый пиджак в тонкую синюю полоску. Пора было бежать в больницу на встречу с Колорадским.

Глава 6. Среда. Утро в больнице

Конечно, считается, что муравьи, одни из самых выносливых насекомых в Округе. Но сразу можно задаться вопросом, а почему их тут так мало? Скорее всего, говорил себе Тёма, быстро перебирая ногами по тротуару в сторону больничного городка, скорее всего дело в том, что они не могут остановиться и работают до полной потери своих сил. И просто умирают от усталости. Таким образом, популяция муравьев в Округе вымерла. И он, как последний их представитель, скорее всего тоже откинет копыта и окончит свою жалкую жизнь в придорожной канаве с выпученными глазами и блокнотом в руках.

Ровно в половине десятого утра он стоял около охранника в приемном покое Окружной больницы и пытался втолковать тому мысль, что где-то на его столе должен лежать пропуск, выписанный журналисту Кампонотову. Наконец пропуск был найден, и Тёма поспешил, перепрыгивая через две ступени в педиатрическое отделение. Лизы на посту не было, и муравей весь извертелся, поглядывая на часы. До встречи с доктором Колорадским оставалось десять минут.

Одной из фобий Тёмы была боязнь опоздать к назначенному времени. У него сформировалась в определенной степени уникальная способность, всегда приходить секунда в секунду на место встречи. И если этого не случалось, он начинал испытывать настоящие физические муки.

Наконец Лиза показалась в начале длинного коридора, около лестницы и Тёма понесся к ней на встречу.

– Ты чего опаздываешь? – Спросила Лиза грубо, даже не поздоровавшись, – пора уже. Колорадский не любит непунктуальных.

– Это я опоздал? – Возмутился муравей, – да я тебя жду уже двадцать минут около поста!

– Тише, милый, тише, – проворковала Лиза, – это же самый простой способ не выслушивать обвинений в свой адрес. Нужно успеть наехать первой и обвинить другого в собственной ошибке. Извини, милый, я задержалась на совещании. Мы успеваем, тут две минуты ходу.

Тёма семенил за сестрой по переходам, тычась в нее при резких поворотах.

– Мне нужно с тобой поговорить, Лиза, – бурчал он в стройную спину обтянутую белым халатиком, – у меня кое-что случилось важное.

– Давай по порядку, Тёмка, – огрызнулась сестра, – ты решил на меня все свои проблемы повесить что ли? Сначала иди к Александру Ивановичу, вот его кабинет. А потом остальные твои вопросы разрешим. Договорились?

Она открыла дверь и втолкнула Тёму внутрь кабинета успев снять с него шляпу и сунуть ее обратно в руки бестолковому журналисту. Тёма влетел в кабинет доктора Колорадского ровно в десять часов ноль-ноль минут и дверь за ним громко хлопнула.

Доктор Колорадский сидел на углу своего стола и держал телефонную трубку около уха. Он скосил сквозь круглые очёчки свои крохотные глазки на вошедшего и поднял вверх коротенький маленький пальчик. Тёма притулился около дверного косяка и начал разглядывать доктора, который должен его сестре по гроб жизни. Колорадский был невысок, на голову ниже муравья, кругленький с небольшим животиком. Может на несколько лет постарше Тёмы. Белый докторский халат висел на вешалке и Алексей Иванович был немного смешным в своих черных брючках и черно-белой полосатой рубашке. Галстук в этот раз был ярко-оранжевым. Колорадский слушал трубку телефона и не произносил ни звука. Тёма переступил с ноги на ногу, и доктор снова поднял вверх свой пальчик, призывая к тишине. Молчание продолжалось уже минуты четыре, и муравей решил, что доктор просто слушает гудки занятого аппарата.

– Да, – наконец-то произнес доктор Колорадский звонким голосом и положил трубку.

Тёма с облегчением вздохнул и отлепился от косяка. Он вытащил свой блокнот и щелкнул шариковой ручкой. Обычно он предпочитал карандаш, а точнее огрызок карандаша. Но когда дело касалось официальных мероприятий или важных встреч, то на свет извлекалась его «счастливая» ручка, некогда принадлежавшая его отцу или маме. Кому именно Тёма не знал, так как она просто лежала в коробке с вещами пропавших родителей.

Колорадский стукнул себя ладошками по коленкам и спрыгнул со стола на пол. Тёма только сейчас понял, что коротенький доктор не доставал ногами до пола, сидя на столе.

– Ну-с, дружище, – почти закричал Колорадский совершено не тем голосом, которого от него ожидал муравей, – какие такие медицинские вопросы тебя беспокоят?

Алексей Иванович сделал два быстрых шага и протянул Тёме руку. Муравей, помня прошлый опыт рукопожатия с этим должником Лизы, напряг мускулы и решил не ударить в грязь лицом. Он изо всех сил ухватился своими пальцами за крохотную мягкую с виду ладошку и крепко сжал ее. Колорадский в ответ надавил с такой силой, что Тёма чуть не вскрикнул от боли.

– Ха, – воскликнул доктор и совершенно по-дружески стукнул рукой Тёму по плечу, – крепкое рукопожатие – это признак сильной воли! Значит, будем знакомы. Для своих я Лёша или Лёшик, это как кому удобно. Когда я на работе и рядом есть коллеги, то попрошу официала – в таких случаях я Алексей Иванович или просто Доктор. Это знаешь ли – авторитет нужно поддерживать. А теперь давай вываливай. Тебе это все нужно, чтобы отмазаться от работы или наоборот? Для, так сказать, повышения квалификации?

– Для повышения, так сказать, – сказал оторопевший журналист, – то есть для статьи. То есть, ну, мне очень важно написать хорошую статью.

– Не тушуйся, братан нашей красотки, – весело крикнул Колорадский, одевая халат, – счас все тебе расскажем и покажем. Пропуск взял? Отлично! Проведу тебя по всем отделениям! Помоги, рукав запутался. Отлично, спасибо.

Доктор Колорадский подошел к умывальнику и побрызгал на руки какой-то вонючей дрянью из большой белой бутылки прикрепленной к стене. Вытерев насухо руки салфеткой, он посмотрелся в зеркало и поправил галстук.

– Давай, Тёман, вымой руки и начинай грузить меня вопросами. Я уже составил нам ознакомительный маршрут, – Колорадский внимательно следил, как Тёма втирает вонючий дезинфектант в ладони и вытирает руки, – у меня всего два с половиной часа и нужно что бы ты был удовлетворен моей работой. Готов? Пошли.

Колорадский одернул халат и, открыв дверь кабинета, выскочил в коридор. Тёма поспешил за ним, искренне удивляясь новому знакомому.

– Итак, слушай и записывай. Начнем с важного, перейдем к интересному, закончим занимательным. Веселое, к сожалению, здесь бывает только в морге. Ха! Итак. Какова задача врача? Лечить болезни? Нет, совсем нет. Почти половину известных заболеваний мы не в состоянии даже диагностировать. Главная задача абсолютно любого врача, любой специализации – это проявлять сочувствие и сопереживание. Каждый страдающий больной должен в лице своего врача видеть, что он не один чувствует свою боль. Он не один на один со своей болезнью или недугом. Что есть рядом еще как минимум одно существо, которое понимает его боль, чувствует его страдания, и пытается их облегчить. Это, брат, психология. А психология для врача, это первая и самая важная наука. Только научившись разбираться в мыслях и чувствах пациентов, врач может стать по-настоящему хорошим доктором. Доктором, который если и не может облегчить физические страдания своего пациента, то может помочь справится с душевными страданиями. Впереди нас ждет кардиологическое отделение. Болезни сердца, если тебе интересно, составляют примерно двадцать процентов всех заболеваний Округи. Сидячий образ жизни, общее ожирение из-за фастфуда, отупляющее телевидение, постоянный стресс, все это приводит к заболеваниям сердца. А здесь у нас кардиохирургия, где делают операции на сердечной мышце. Одевай вот этот халат, бахилы и маску с шапкой. По-другому здесь нельзя.

Перед матовыми стеклянными дверьми в кардиохирургию Лёшик взял с вешалки шапочку, на которой было вышито синими буквами «Д-р Колорадский», нацепил маску и дождался, когда Тёма справится со своим нарядом. Двери операционной открылись, и перед муравьем предстал просторный зал с двумя столами, освещенными яркими лампами. Кругом сверкал хром и никель, блистала абсолютная чистота. В этот момент проходила операция на одном из столов. Два хирурга и три медсестры склонились над пациентом. Слышались короткие фразы одного из врачей, приглушенные маской. Колорадский позволил Тёме подойти шага на три к столу и сделать зарисовку. Шепотом, стараясь не отвлекать внимание бригады врачей, Алексей Иванович объяснял ему, что именно происходит на столе. Приборы моргали и попискивали. Какая-то штуковина шевелилась в стеклянной банке. Тёма сделал быстрый набросок несколькими выразительными линиями, стараясь запомнить обстановку до мелочей и перелистнул страницу. Колорадский положил ему ладонь на плечо и вывел его из операционной.

– Маску можешь снять, дружище, – сказал он, – классно ты рисуешь, надо заметить. Буду иметь в виду. А теперь одно из самых важных отделений – реанимация. Пошли.

Они миновали длинный коридор с палатами для больных по обе стороны и вошли в реанимационное отделение. Экскурсия продолжалась. Лучшего экскурсовода действительно было не найти. Лёшик Колорадский оказался веселым, умным собеседником, совершенно без каких-либо признаков высокомерия. Рассказывал четко, кратко, выделяя только самое важное. Без снисхождения выслушивал наивный вопрос и старался ответить доходчиво, не перегружая речь терминами на латыни. После реанимации перешли в инфекционное отделение.

– Одна из самых больших проблем на сегодняшний день, – говорил доктор Колорадский, двигаясь быстрым шагом по коридору, окруженному стеклянными стенами и герметичными дверьми, – это потеря нашей лаборатории. Сейчас весь объем клинических исследований перевалился на хрупкие плечи больничной лаборатории. А раньше она обрабатывала только срочные анализы поступивших больных. О научных изысканиях мы вообще позабыли как минимум на полгода, а то и год.

– Это вы про сгоревший позавчера корпус биологической лаборатории? – проявил осведомленность в вопросе журналист, поднимая ручку вверх.

– Точно так, – ответил скороговоркой доктор, – пожар стал для нас настоящим шоком. Как и смерть Трипса Геера.

– Трипс умер? – Воскликнул Тёма, останавливаясь, – как умер? Когда? Где?

– Так на пожаре и умер, – сказал Колорадский, и тоже воззрился на журналиста, – он погиб во время пожара. Уж я думал, что кто-кто, а журналисты точно про это знают. Я его видел буквально за несколько минут до того, как в его кабинете жахнуло, и стены начали плавиться от огня. Все успели повыскакивать, кто в окна, кто в двери, а он остался у себя в кабинете. Давай об этом чуть позже поговорим. Мы сейчас входим в психоневрологическое и наркологические отделения. Тут как раз есть интересные случаи.

Тёма еще некоторое время шел за доктором, двигаясь как в каком-то тумане. Ему стало казаться, что перед ним огромная картина, состоящая из гигантских пазлов, но смотрит он на нее с очень маленького расстояния. От этого перед взором только несколько фрагментов, и ты не можешь охватить всю картину целиком. Понять смысл, сюжет, определить какая есть связь между этими пазлами он пока не мог. Муравей некоторое время автоматически писал в блокнот все, что говорил Колорадский. Вскоре он отвлекся от тяжелых мыслей.

– Вот, обрати внимание на эти интересные случаи, – рассказывал тем временем доктор, – вот в той палате у нас случай эритризма47 у короткокрылого конька. Парень тронулся умом, когда, проснувшись утром и глянув в зеркало, увидел, что внезапно стал ярко-розовым. Бедолага. Больше года находится в стационаре под наблюдением и мы, к сожалению, ничего с этим пока поделать не можем. Пичкаем его антидепрессантами и седативными препаратами. А жаль. Мог бы стать вполне приличным музыкантом. Талант, говорят, у него. Может даже гений.

Колорадский хмыкнул и повел Тёму к следующей палате.

– Здесь мы имеем интоксикационный психоз, связанный с поступлениями в организм неизвестного химического вещества. Часто мы такое наблюдаем при попадании в организм веществ, используемых в народном хозяйстве, быту, а также лекарственных средств, применяемых с лечебной целью. Химических веществ, способных вызвать психоз, довольно много, поэтому интоксикации подразделяются на следующие основы группы: расстройства, возникающие при производственных и бытовых отравлениях; нарушения, обусловленные лекарственными отравлениями; алкогольные заболевания; наркомании и токсикомании.

Колорадский остановился около двери в палату номер восемь и продолжил:

– Согласно исследованиям, мы имеем дело с неким новым синтетическим наркотиком. Наши специалисты пока не могут подобрать антидот и сейчас, опять же, нет возможности проводить глубокие исследования, по известной тебе причине. Есть предположение, что это некий хлорорганический пестицид. По данным полученным от доктора Геера, четыре пациента уже умерли, двое находятся в стадии клинической смерти. У этих двоих, находящихся в палате, активная стадия детоксикации очевидно подходит к концу. Они начинают реагировать на внешние раздражители более адекватно. Сейчас они выходят из стадии делирия. Видимо, останутся живы. Хотя, скорее всего, кончеными идиотами. Прошу сюда, заходи.

Тёма вошел в палату, в которой горели светильники зеленого цвета, отчего все в палате казалось травянистым. Посреди комнаты, на небольшом расстоянии друг от друга стояли две медицинских кровати, отделённые друг от друга полотняной ширмой. На кроватях лежали двое, привязанные ремнями за руки и ноги. Головы придерживались такими же ремнями. Рядом с кроватями на стульчике сидела медсестра. Тёма подошел поближе и приветливо кивнул милой девушке в зеленом халатике. В таком свете он не сразу узнал одного из братьев Слепней. Но, узнал, скорее, подчиняясь интуиции.

Пак Слепень был совсем не похож на себя прежнего: толстого розовощекого увальня, любителя выпить за вечер десяток кружек темного пенного, громко поорать хриплым голосом спортивные кричалки в баре с приятелями, вкусно и жирно поесть. На каталке лежала скорее одна треть от настоящего Пака, настолько сильно он похудел, глаза усохли и беспорядочно блуждали, не концентрируясь в одной точке. Все тело мелко тряслось как от сильного озноба, рот кривился в каких-то жутких гримасах, по подбородку текли слюни, вздуваясь в пузыри на пересохших губах. Из горла раздавались еле слышные хрипы. Тёма заглянул за ширму и увидел второго Слепня в таком же плачевном состоянии.

– Эти два пациента попали к нам в понедельник вечером, почти ночью, – проговорил Колорадский, рассматривая рецептурный планшет, прикрепленный в ногах пациента, – их обнаружили на улице милицейский патруль и передали в психиатрическое отделение. Острая наркологическая интоксикация сопровождалась неадекватным поведением. Пациенты бились о землю, царапали себя, старались покалечить свои конечности, набрасывались на окружающих.

– Мало того, что я их знаю еще по школе, – сказал муравей, наклонившись к уху Алексея Ивановича, – они уже и тогда были редкостными идиотами, безо всякой интоксикации. Так я еще видел их в отделение милиции утром в понедельник! Они в воскресенье вечером были в состоянии полного нестояния. Смотри, у меня тут даже зарисовка есть.

Тёма развернул блокнот и перелистнув несколько страниц показал заинтересовавшемуся доктору рисунки, сделанные в понедельник в камере. Лёшик взял блокнот в руки и пристально разглядывал рисунок в тусклом зеленом свете.

– Забавно, – наконец вымолвил он, возвращая блокнот, – говоришь, они уже тогда были в наркотическом опьянении?

– Наркотическом или обычном не знаю. Но выглядели они лучше, чем сейчас, – сказал муравей, с жалостью разглядывая больных, – какой такой дряни они нализались, Док, что превратились в два очумевших огурца?

– Вообще-то, как раз этим и занимался доктор Геер, – сказал Лёша, – первые пациенты с такими симптомами появились где-то с месяц назад и Трипс, заинтересовался этими случаями. Знаю, что первые умерли в течение нескольких часов после поступления в клинику. Его исследования наркозависимости были довольно передовыми, но, я не так глубоко интересовался этой темой. Не совсем мой профиль. Пошли дальше.

Они быстро проскочили отделение общей терапии, хирургию, одно из новых отделений клиники – онкологическое. Затем пробежали через венерологию, где смешливый доктор Колорадский предложил Тёме бесплатно сдать анализы на всякий случай, исходя из рекомендаций его сестры Лизы. После нескольких скабрезных шуточек они спустились вниз, в патологоанатомическую. Все это время Колорадский говорил без остановки.

– Бывал в морге? – подмигнув, спросил Лёшик, – не сдрейфишь?

– У меня такое ощущение, – со вздохом ответил Тёма, – что я тут бываю чаще, чем у себя дома.

За высокой стойкой в этот раз стоял не Семен Сачков, а другой интерн, тощий и длинный палочник, которого Тёма по имени не знал. Но Колорадский представил его как Артура Фантомова48 и попросил отвести их в морг. Палочник оказался медлительным и флегматичным студентом последнего курса медицинского факультета Окружного университета на практике. Тёма с интересом рассматривал, как долговязый Фантомов медленно брал ключи, предварительно потрогав их своими усиками. Потом также медленно выходил из-за стойки, замирая каждые пять секунд и вращая глазами. Еще медленнее двигал конечностями по блестящему коридору в сторону «холодильника». Тёманту очень хотелось его пнуть сзади, чтобы шевелился быстрее, так как время поджимало. Было ощущение, что палочник находится в состоянии каталепсии.

– Там мент, – гнусаво проговорил Артур доктору Колорадскому, – пришел минут двадцать назад. Смотрит тело.

– Чье тело? – спросил Тёма, подозревая, что ответ он знает.

Палочник не удостоил его вниманием и открыл двустворчатые двери перед Колорадским, пропуская его вперед себя. Следом за доктором зашел муравей, мысленно договорившись со своим желудком о временном перемирии, так как в желудке кроме кофе с утра так ничего и не побывало. В середине зала, как он и предвидел, стоял грустный Тараканов. Именно грустный. Усы его висели перпендикулярно полу, на лице отражалась какая-то безнадежность. Он поник головой около одной из каталок в центре зала, и Тёма подошел к нему. На Тараканове была новенькая форма и какая-то черная штуковина на ремне с правого бока, похожая на блестящий кривой огурец.

– Привет, – сказал он Тараканову, – все не можешь оторваться от своего Попандополуса?

– Привет, – ответил Тараканов задумчиво, – а ты-то откуда узнал? Его только что привезли.

– Кого привезли? – Удивился муравей, – это не вчерашний разве?

– Нет. Это еще один, – грустно сказал лейтенант, откидывая простынь с тела, – походу у нас в Округе действует маньяк.

– Что тут у вас, – живо спросил доктор Колорадский, подойдя к друзьям, – интересный случай? Здравствуйте, товарищ лейтенант.

Тараканов протянул руку доктору, и вяло пожал ее.

– Не столько интересно, сколько настораживающе, – ответил он, – второй случай за последние два дня. Этот по хронологии появился раньше, чем вчерашний. Но обнаружили его только сегодня ночью. Почти такая же история, как и с Папилионидисом.

Тёма разглядывал труп на каталке с таким же чувством, как и вчера. Только в этот раз ему стало немного страшно. Это был почти такой же по комплекции гражданин. Сохранившая форму тела оболочка указывала на то, что он был толстой гусеницей, явно пренебрегающей спортом. Голова была запрокинута назад, рот распахнут широко, как в истошном вопле ужаса. Глазницы пустые. Ручки скрючились на груди, сведенные судорогой. Журналист отошел в сторонку, чтобы не мешать Колорадскому рассматривать тело. Тараканов вкратце рассказывал доктору историю «самоубийства», которую он начал расследовать, несмотря на запрет начальства. Лёшик крутил тело и так, и сяк. Тёму снова замутило. Когда Тараканов упомянул странное отверстие на шее у обоих пострадавших, Тёма вдруг подскочил на месте и придвинулся ближе к каталке.

– Покажи отверстие, – сказал он в тревоге, – где оно?

Труп перевернули на живот и Колорадский начал рассматривать отверстие в оболочке через свои кругленькие очки.

– Хм, – произнес, наконец, доктор, – занятная рана. Очень похоже на прокол трубкой. Края идеально ровные.

– От чего может быть такая рана, Лёша? – Спросил Тёма, и перед его глазами замелькала рваная блузка, смоченная кровью бабочки, – это может быть опасным? От этого могут умереть?

– Ты чего подпрыгиваешь, – недовольно спросил лейтенант, – вчера ты не обратил на это никакого внимания. Или опять – тело родственника?

– Да, тут такое дело, – смутившись, ответил Тёма, – у меня знакомую ночью ранили сильно. На шее у нее тоже рана круглая была. Оттуда и кровь вроде не вытекала. Алексей Иванович, ты можешь осмотреть ее? Она тут недалеко на даче у моего друга.

– Почему не привезти в больницу? – Ответил доктор Колорадский, разглядывая отверстие в оболочке через предложенную лейтенантом лупу, – вези ее сюда, все осмотрим.

– Кого ранили, чего ты несешь? – Опять недовольным голосом спросил Тараканов, – ну-ка, колись обо всем.

И Тёме пришлось рассказать милиционеру и доктору о ночном происшествии со всеми подробностями. Тараканов только недовольно хмыкал на рассказ о милицейском заговоре, динэргате, наемных убийцах и замешанном в этом деле мэре Округи. Лёшу заинтересовал этот случай скорее с медицинской точки зрения, и он пообещал вечером после своей смены в больнице наведаться на дачу, где находилась раненая бабочка. Доктор Колорадский посмотрев на часы, извинился и сказал, что его время закончилось. Журналист поблагодарил нового друга, и со всей силы сжал протянутую ладошку.

– Я Лизу попрошу, чтобы она с тобой сходила, хорошо? – на прощание сказал Тёма, – она знает, где дача, и я ей все объясню.

Доктор игриво подмигнул муравью и побежал по своим делам.

К каталке подошел долговязый Артур и накрыл тело простыней.

– Мне работать надо, мужики, – прогнусавил он, – вы еще кого хотите посмотреть, или все?

– Мы уходим, – отрывисто гавкнул Тараканов и по-военному развернувшись, пошел к выходу.

Тёма поспешил за ним. Они вышли из больницы и на минуту остановились на крыльце, собираясь с мыслями. Со стороны перекрестка проспекта Инсектицидов и проспекта Метаморфоз слышались громкое бумканье барабанов и взвизгивание труб. Сквозь музыку отчетливо слышались выкрикиваемые в мегафоны лозунги. У Тёмы проснулся журналистский интерес, и он навострил сяжки в сторону музыки.

– Что там такое? – Спросил он лейтенанта, – парад какой-то?

– Пошли, посмотрим. Мне подумать нужно немного. А ты расскажи еще подробности про вчерашнюю ночь.

Они дошли до перекрестка двух больших проспектов почти битком набитых народом. Говорить из-за шума было невозможно, и друзья пристроились на высоких ступенях универмага. По широкому проспекту Метаморфоз двигалась огромная упряжка отборной саранчи, накрытых праздничными красными попонами. Тёма насчитал в упряжи не меньше тридцати кобылок, которых погоняли десятка полтора возниц в белых пиджаках и дурацких бумажных цилиндрах. Упряжка тащила огромную платформу, на которой была закреплена сотнями канатов гигантская картофелина49. Впереди упряжки двигался парадным строем официальный Оркестр Мэрии во главе с дирижером в парадном фраке. За оркестром ярким строем пританцовывали девчонки из женского лицея, одетые в короткие белые юбочки, красные ментики с золотыми галунами, красные сапоги и в подобие гусарских киверов. Они вращали над головами палками с белыми кисточками на концах и весело взвизгивали в такт музыке. По обоим бокам от платформы шли энергетики с электростанции с букетами цветов и просто большими зелеными листами. Со многими были дети с воздушными шариками. Это был парад, посвященный доставке на электростанцию Округи нового энергоблока.

Тёма вспомнил, что он обещал Катерине Божиной сделать зарисовки этого события, но это совершенно вылетело из его головы. Новый элемент электростанции, с помощью которого собирались увеличить выработку электричества, готовились установить вместо двух старых и маленьких блоков, которые почти потеряли свою мощность, скукожились и начали пованивать. Тёма уже несколько раз за последний месяц писал новости о предстоящем событии и теперь, когда такая важная часть общественной жизни проходила без его участия, он почувствовал себя оторванным от своего привычного мира. Казалось, что он стал неким гигантским существом, которое смотрит на их поляну с большой высоты и уже не понимает всей значимости происходящих там процессов. Они кажутся ненужными, потерявшими смысл. Но, подчиняясь рефлексу, его руки дернулись к блокноту, и он сделал несколько набросков парада, огромной картофелины, предоставленной в дар Округе самой Королевой Шираки. За платформой ехало несколько парадных карет с открытым верхом и лимузин марки «Чилопода»50 с двенадцатью посадочными местами. В лимузине, верх которого был снят по случаю парада, восседали все главные чиновники во главе с мэром Осой Оссовым: местные богатеи, звезды театра и кино, знаменитые спортсмены и другие известные личности. Советник Клопп выкрикивал какие-то малопонятные лозунги в мегафон, и их подхватывала толпа, волнующаяся на тротуаре.

Музыка продолжала громыхать за поворотом, и Тёма с Таракановым остановились на перекрестке улицы Соломковой и проспекта Метаморфоз.

– Мне надо в редакцию, – сказал Тёма, поправляя на голове шляпу, – статью дописать, шефу показать и отдать в печать. А ты куда сейчас?

Тараканов очнулся от задумчивости и одернул на себе новый китель, еще явно не привыкнув к нему.

– Пойду в отделение раппорт писать, – сказал он и выпятил челюсть вперед, как перед боксерским поединком, – доложу Мастотерму о втором случае «самоубийства». Надеюсь, все это было какое-то недоразумение и его просто неверно проинформировали.

– Ты осторожнее, Тараканов, – сказал Тёма с тревогой, – не лезь на рожон. А то могут и разжаловать в постовые обратно. А кстати, чего это ты вырядился так сегодня? И это что за штуковина на ремне.

– Я всегда осторожен и никогда не лезу на рожон, – проговорил Тараканов, глядя сверху вниз на журналиста, – форма в соответствии с должностью новой. А это.

Он на некоторое время замолчал, и на лице у него отразилось то ли удивление, то ли растерянность напополам с болью.

– Это, знаешь ли, нам выдали оружие новое. Смертельное оружие.

– Смертельное? – Тёма не поверил своим ушам, – откуда оно нафиг? Зачем?

– Вот когда узнаешь, тогда обязательно мне сообщи, ладно, – нагрубил, как и прежде, Тараканов, – выдали и выдали.

– Как оно работает? Дай посмотреть!

– Как, как? Стреляешь в преступника, он умирает в страшных судорогах. У нас такое пока выдали только десяти сотрудникам. И еще витамины будут давать со следующего понедельника. Для бодрости и внимательности. Паук знает, что происходит, – плюнул он с досады на тротуар и, спохватившись, растер плевок ногой, – трупы, маньяки, оружие, нападения по ночам на красивых бабочек, кучи заявлений о пропавших без вести. Все это странно как-то, Тёма.