Читать онлайн Сияние потухших звезд бесплатно

Глава 1. Сигмунда КТ-12С

Был почти полдень, снаружи посвистывал ветер, когда в комнату давно безработного визиониста по фамилии Цин Сюнци явился некто, а не исключено, что – нечто, и предложил ему стать убийцей. Ошеломляющий тип высотой в полтора человека покачивался в коридоре в бело-синем комбинезоне и маске, закрывающей лицо и похожей на тактический шлем. Он не шевелился и словно бы и не дышал.

В коридоре не пахло, а где-то в стороне и ниже по лестнице кричали дети.

Открыв дверь, Цин пожалел о своей поспешности – комбинезон гостя был похож на форму коммунальщиков. Безработный визионист не оплачивал комнату уже месяца три (или четыре), и с некоторым интересом поджидал тех, что придут его изгонять. Впрочем, а зачем именно коммунальщики? – подумал Цин. Почему бы не банковские? Улыбчивые, в чистеньких костюмчиках, с пластмассовыми физиономиями и вросшими косметическими имплантами, а за спиной у них – амбалы с молотками и пистолетами. Этот, впрочем, тоже не карлик – у Цина разболелась голова и шея, когда он смотрел гостю куда-то в подбородок и ждал. Куда-то в подбородок потому, что вместо физиономии гостя Цин увидел свою – шлем-маска пришельца тускло отражала мир, скрывая содержание зеркалом.

Что там может быть за забралом? Цин подумал, что было бы забавно, если бы пришелец снял свою маску, а под ней оказалась еще одна. А потом третья… Даже фыркнул про себя.

– Кади Цин Сюнци, визионист второго уровня? – спросил гость сильно искаженным голосом, с призвуками посвистывающего турбодвигателя и треском какого-то насекомого.

А потом и четвертая, подумал Цин…

– К сожалению, – проговорил он рассеяно, но спохватился: – Впрочем, не знаю такого.

– Зайдем, – сказал амбал, вдвинул Цина в комнату, пролез сам, согнувшись почти в прямой угол, и запер за собой дверь – на замок.

В комнате воняло чем-то неопределённым и всеобщим; сквозь тонко прорезанные окна, полузакрытые металлическими ставнями, внутрь лился вялый голубоватый свет. Валялись многоразовые бутылки, смята в хлам постель, дверь в туалет – сломана.

– Не стесняйтесь, – Цин нахмурился. – Можете и в туалет сходить.

Ему было все равно. Хотелось… да ничего ему не хотелось.

– Сядем, – ответил пришелец и уселся на единственный стул.

– Я постою, – Цин развел руками и опустился на продавленную кровать. На пол упало что-то грязное.

– Наша компания нанимает вас на работу, – сказал гость.

Цин вытянулся, расправил плечи и часто-часто заморгал.

– О, – выдавил он из себя. – Вы, похоже, держали экран вверх ногами, когда изучали список здешних визионистов. Или уже успели обойти остальных восемьдесят тысяч не солоно хлебавши.

Незнакомец не ответил.

– Но имейте ввиду, – сказал Цин, – похоронная скидка больше не предоставляется. Последние десять лет.

Цин никогда не давал скидок на похороны. Тем не менее он весь напрягся и покраснел – последний раз ему предлагали работу года полтора назад. Хотя нет, тогда ему как раз перестали предлагать. Он часто вспоминал пузатого человечка с изжеванной болезнью кожей, свисавшей водорослями вдоль лица, и пощечины, которые тот с трудом пытался Цину выдать, оттащив его в какой-то коридор-кабинет. Человечек шипел и все время искоса поглядывал на удалявшуюся фигуру своего начальника, серого, как асфальт.

Профессия визиониста не предполагала насилия, но нередко его провоцировала. Визионист – художник, нервный, капризный и переменчивый, драчливый и редко в драках побеждающий. Художник, жаждущий привнести в неряшливый, потасканный и попользованный мир некоторую аккуратность и изящность. При помощи камер визионизации и голографических проекторов визионисты создавали в реальности прозаической, ветшающей и рутинной, новую – свежую, романтическую, насущную, но виртуальную, или, если уж говорить прямолинейно, – фиктивную. Безыскусным столбам небоскребов с помощью визионистских технологий придавали вид сияющих драгоценностями дворцов с колоннадами, с росписями и башнями. Пошарпанные, корявенькие ипотечные домики чиновников среднего звена превращались в гламурные виллы «как у хозяев», постыдные забегаловки с немытым полом в сверкающие рестораны, а засвиняченые писсуары в их туалетах струили алмазами. Жалкие, выщербленные и потрескавшиеся стены старых домов для низших каст скрывали ослепительной цветастой рекламой с фальшивыми женщинами. Разбитые мрачные площади полнились розами, лютиками и птичками, а вывернутые наружу канализации текли реками пасторальными. Реками проецированного света, достаточно яркого, чтоб затмить своим сиянием неприглядную действительность. Но стоит сунуть внутрь руку, и магия рассыплется, а на пальцах останутся коричневые следы реальности, хотя кому какое дело – главное, ведь, красота.

Визионисты делились на классы, как и любое хаотичное общество, с десятого по первый, самый престижный. Местный Олимп, однако, занимали вовсе не лучшие, а, скорее, оказавшиеся в подходящей компании в определенный момент истории. По крайней мере, лучшим визионистом из тех, кого Цину довелось встречать, был щуплый очкарик четвертого уровня, пару лет назад простреливший себе голову из-за невозможности оплатить кредиты. Цин считал его гением.

Второй класс, к которому когда-то относился и Цин, занимался по большей части уличным декором, превращая допотопные покосившиеся развалюхи в современные благовидные проспекты, заполняя поблекшую пустоту рекламой, деревьями, огнями ночных ламп. Но два года назад произошло непредвиденное. Переулок, который Цину заказали облагородить, ютился среди старинных, косых и вонючих улиц, отделанных когда-то, пару веков назад, в стиле ретрокеанизма – с его пьяными бордюрами и перилами, с имитирующим бугристую каменную кладку металлом серого цвета с декоративной ржавчиной, с растопырено торчащими, как побитые зубы, фонарями. Цин усердно повторил этот стиль в своем уголке, удачно вписав его в общую картину – мрачноватую, но не лишенную старинного очарования. У человека, стоящего со стороны парка и смотрящего на лесенку, взлетающую в припадочном танце к небу под склоненными дугами фонарей, впечатление могло бы создастся более чем романтическое и в чем-то возвышенное. Но не у чиновников, конечно.

– Это как?! – дымил из ушей толстяк, швыряя трусливые нервные взгляды на пробирающегося к нему начальника. – Это как, я говорю?! Как?! Как?!

После уже, на коленях поговорив с шефом, красный как кровь, он схватил визиониста второго уровня и поволок в свой коридор-кабинет, где долго и безболезненно хлестал по щекам, шипел и плевался, где кричал: «О, бездарность! О, уродство! У меня работа, я плачу долги! Где цвета?! Где огоньки?! Где блеск?! Какая-то грязь, свинство! Муть! Задушу вас, сгрызу!» – и после, устав, он внезапно получил дважды в лицо кулаком художника, осел и выдохнул:

– Ну всё, всё, всё, врача…

Так закончилась карьера Кади Цина Сюнци. И вот, спустя полтора года после той неряшливой драки, он наконец…

– Работа никак не связана с вашей предыдущей, – сказал пришелец в шлеме. – Нас не интересуют голограммы.

Цин услышал звук бьющихся надежд. Звук стонущий и протяжный.

– Что вам тогда? – немного вызывающе, но больше разочарованно спросил он. – Спеть? Станцевать? Убить кого-нибудь?

Цин горько улыбнулся, но, заметив свою улыбку в отражении на шлеме, помрачнел.

Неторопливым движением пальца пришелец вызвал над ладонью плавающий экран сикома, встроенного в ноготь компьютера, – экран размером в два локтя и совершенно непрозрачный. Богато живете, подумал Цин.

На экране появилось изображение звездолета Сигмунда КТ12-С. Он был похож на изящный наконечник стрелы красного цвета (окровавленный, надо полагать), но плавностью форм производил впечатление жидкого, вязковатого, как будто сейчас потечет. Под изображением мелькнули какие-то сведения, цифры, но Цин ничего не успел рассмотреть.

– Это звездолет Сигмунда 12 завтрашнего рейса на Гамму Тора, – сказал пришелец. – Вы должны будете его взорвать.

Цин нервно улыбнулся и тут же напряженно скривился.

Пришелец достал из нагрудного кармана маленькую коробочку и положил на стол.

– Это центон, взрывчатка, и дистанционно программируемый детонатор, который вы выставите на своем сикоме.

Цин растерянно взмахнул руками.

– Уберите это с моего стола! – сказал он.

– Звездолет сделает короткую остановку на Гамме Тора, – невозмутимо продолжал человек в маске. – Вы установите взрывчатку на пересадочной станции и взорвете, когда корабль взлетит.

– Может, мне в полицию…

– В полете вы закажете себе что-нибудь из напитков, желательно не алкогольных, и поместите взрывчатку в пустой контейнер. Контейнер положите в хранилище. Детонатор активируете через пятнадцать минут после того, как покинете корабль.

– Вы хотите, чтобы я убил пассажиров?!

Пришелец немного помолчал, и в тишине этот глупый вопрос приобрел особую бессмысленность.

– Разумеется, – сказал наконец гость. – Впрочем, большая часть пассажиров покинет звездолет на пересадочной станции в Гамме Тора, следующие три остановки – технические. Ожидается, что внутри останутся только пилоты и обслуживающий персонал.

– Это же человек двадцать, наверное?

– Двадцать четыре человека, не считая пассажиров, летящих из Гаммы Тора в Гетц, если такие будут.

– И я, по-вашему, должен их всех убить?!

Пришелец снова помолчал. Сообразил все-таки, что не стоит доверять дело идиоту, подумал Цин.

– Разумеется, – ответил человек в маске.

– Кто вы такой? Это ведь преступление, – Цин сердито сдвинул брови, но сказал так тихо и неуверенно, что собеседник его едва расслышал.

– Корпоративный терроризм не является уголовным преступлением. Он регулируется статьями административного кодекса и кодекса о конкурентной борьбе. Полицейского преследования можете не опасаться, дело находится во внутренней ведомости корпораций.

– Может быть, но погибнут люди!

– Так работает свободный рынок. Это часть процесса.

Гость немного помолчал, словно ища причину сомнений Цина, и добавил:

– К тому же вам заплатят.

Цин хотел было спросить, что будет, если он откажется, если скажет – «нет». Но он и сам догадывался – что. Сложно не догадаться. Человек в маске уже выложил все, что Цину знать не полагалось. Наверняка у него под одеждой оружие, может и не одно, и руки у него из какой-то смеси сплавов с тучей имплантов – под комбинезоном видно, насколько неестественно они себя ведут. Отказаться теперь – то же самое, что отрицательно ответить на вопрос: «Хочешь жить?» Вместо этого вдруг, не подумав, спросил другое.

– Сколько?

– Пятнадцать миллионов.

Сколько? – второй раз этот вопрос Цин произнес про себя. Он и вообразить себе не мог такую сумму, поэтому не удивился, а просто заморгал и задумался. Ведь, в конце концов, чего стоит в наше время человеческая жизнь? И чья? Каких-то незнакомцев, которые что есть, что нет… Всякого рода катастрофы сейчас такое привычное явление, что в новостях под них выделены отдельные ежедневные рубрики. Корпоративный терроризм – один из элементов экономической борьбы, не больше. А в обществе эгоистов, измученных личными проблемами, не до протестов. Недавно, к примеру, в соседнем городе взорвали энергостанцию; столб плазмы, отливающий всеми цветами радуги, было видно сквозь щелочки окон в квартире Цина. Тогда в пыль рассеяло несколько тысяч человек, а выбросы, поговаривают, в ближайшем будущем сгноят половину города. В прошлом месяце кто-то подорвал станцию аэротакси, правда, кажется, жертв было мало. Корпорациям нужно как-то конкурировать, бороться за рынок. А ради прибыли любые средства хороши, здесь запретов нет. Да и какие могут быть запреты, когда законодательные органы государства – часть корпорации, вход на третьем этаже, шестьдесят два шага от лифта.

А что на другой чаше весов? Деньги заканчивались, холодильник был пуст и все зажигательные напитки, бутылки от которых валялись по комнате, – выпиты были давно. Он больше никогда не найдет работу по профессии, а отыскать другую в этом муравейнике… Работать сутками напролет за зарплату, на которую невозможно купить и куска хлеба, чтобы позволить своему работодателю похвастаться новым золотым звездолетом? Помучиться полгода и сдохнуть от переутомления, как это делают остальные? Миллионы людей живут на улицах, гибнут от голода и средневековых болезней, и все делают вид, как будто и не замечают этого. У нищих нет денег, а те, кто не может платить – государству не нужны.

Будущего нет. Как нет и настоящего. И хорошо бы забыть о том, что было прошлое…

Цин спросил еще о заказчиках, но пришелец в маске не ответил. Вместо этого он молча встал и ушел. Цин долго вертел в руках взрывчатку. Похожа на серую пилюлю с крошечным входным отверстием.

На следующее утро на сиком Цина пришел билет на звездолет. В один конец.

Цин наскоро собрал вещи в небольшой рюкзак, запихнул в карман рукава бомбу, накинул коричневую куртку на все сезоны и вышел в коридор. Тотчас на сиком посыпались сообщения от горсовета о долгах по штрафам, о просроченной оплате коммунальных услуг и невыплаченных сборах. Список в несколько сотен пунктов. Цин хотел просмотреть их в лифте, но тот застрял где-то внизу. А в прошлом месяце он не работал потому, что врезался в крышу…

Пришлось шлепать по лестнице.

Что тут?.. Сбор за комнатные растения… Налог на оконные ставни… Штраф за прозрачную упаковку алкоголя… Оплата охлаждения воздуха в дневное время… Штраф за отсутствие договора на грязную обувь… Штраф за слишком яркий свет… Налог на подогрев воды для унитаза… Налог на перемещение свыше тысячи километров за день… Налог на алкоголизм и безработицу…

Цин заскрипел зубами. Ему навстречу поднималась толстая женщина с двумя детьми. Увидев Цина, она брезгливо скривилась, как будто наткнулась на мусор на лестнице, а дети продолжали пшикать друг на друга. Цин остановился, чтобы всех пропустить.

Есть штраф за слишком малое использование энергии – экономность вредит экономике, как говорят люди из правительства.

Пятнадцати миллионов хватит на все поборы, на все штрафы, на все, и еще что-нибудь останется… Цин подумал, а что останется и зачем? На будущее? Какое такое будущее? Что это? Какая-то мечта? Холодная, сырая мечта пройти в сером тумане жизни еще сколько-то шагов – и провалиться в пропасть навеки? Страшно, и хочется встать и стоять на месте. Никуда не идти, ничего не делать! И никого не убивать… Ведь это… жаль… Но надо ведь где-то брать деньги, и, в конце концов, многие их именно так и добывают. Есть такая унылая профессия – убивать людей. Кто много убьет – того называют героем. Или злодеем. Слова разные, но смысл у них нередко одинаков. Как бы то ни было, размышления Цину не помогали и не успокаивали. Мысли грызлись, толкались и дрались, и самой драчливой была мысль о том, как не хочется убивать, которую Цин без особого успеха пытался отогнать пятнадцатью миллионами. Хорошо еще, что перед уходом допил последнюю бутылку чего-то высокоградусного – это что-то было таким дешевым, что экономили даже на этикетке. В любом случае, к посадке все выветрится.

Он выбрался наконец на улицу и застегнул куртку. Снаружи свистел прохладный ветерок, небо затянули бурые пушистые тучи, солнце кое-где стреляло лучами. Морозный день, и, наверное, дождь пойдет.

Цин нанял воздушное такси и, пока летел до космопорта, разглядел сразу две темные подозрительные машины. Одна всю дорогу следовала на приличном расстоянии позади, другая, наземная, спокойно катила внизу, среди домов, но тоже не отставала.

А если вернуться? Если пойти домой и лечь спать? Настанет ли новый день? Или сквозь стену прилет фотонная пуля? Или в вентиляцию заструится газ? Или среди ночи придет робот с тупым топором?.. Впрочем, зачем это все? Самое изощренное и никогда не промахивающееся оружие – штрафы и налоги, которые с удивительной работоспособностью сочиняют законодательные органы Адении. Неплательщиков или выбрасывают на холодную улицу умирать от голода, или отправляют добывать алмазы на какую-нибудь далекую планету, где продолжительность жизни измеряется не годами, и даже не днями, а часами и минутами. А можно просто взорвать одну бомбу… Которую так или иначе кто-нибудь да взорвет… Короче говоря, в сочинении оправданий Цину не было равных.

Темные лучи заката скользнули на горизонте, когда такси опустилось к широкой круглой стоянке космопорта.

В отдалении слышался гул и грохот космических двигателей и свист колючего ветра.

Какой же холод, думал Цин. Какой гадкий холод!

В космопорте, как всегда, не протолкнёшься, с ног сбивают снующие всюду опаздывающие. Люди в черных длинных плащах с цветастыми волосами, хмурые дети в переливающихся фасонами куртках, несколько полубоевых андроидов, охрана в темно-синих бронежилетах, две девушки с излучающими лазер глазами, еще одна с искусственными волосами, торчащими дыбом, как павлиний хвост. Позади нее несколько чиновников в строгих комбинезонах тащили здоровенные сумки и спешили так, будто их преследовали. В углу робот с фотонным дробовиком обыскивал наглую девицу, которая строила презрительные рожи и толкалась. На гнущихся скамейках сидели вертлявые семейства, а поодаль, у окна с городской панорамой, подпрыгивал от нетерпения розовый карлик с механическим лицом. Раздавались сигналы прибытия звездолетов. И при этом, что странно, в залах космопорта стояла удушающая тишина. Двигающиеся вдоль стен и под потолком новостные голоэкраны были молчаливы и безучастны. В ногте у каждого был свой собственный сиком, и каждый слушал свой собственный звук.

До рейса оставалось еще почти полчаса, и Цин, чтобы отвлечься от гнетущих мыслей, включил в наушнике инфоканал.

«Падение роста экономики оценили от двух с половиной до трех процентов на будущий год и почти на шесть процентов в ближайшее пятилетие. При этом ожидаемого правительством роста не случится и в долгосрочной перспективе. Тем не менее, корпорация Сан Рио Тек опубликовала ежегодный отчет и похвасталась увеличением прибыли на восемнадцать процентов годовых. За последний квартал на восемь процентов возросли доходы оборонных предприятий, на шесть средств массовой информации и на двадцать два процента – визуальной музыки. А вот расходы на правительство выросли почти вполовину».

«Топ-менеджер Эл Тун, имя которого не называется, найден мертвым сегодня утром в районе трущоб Салтык. Тело было обезглавлено и частично растворено в кислоте. Ведется следствие. Полиция разрабатывает версии бытового убийства и разбойного нападения, связи преступления с профессиональной деятельностью погибшего на данный момент решительно опровергаются».

«Сильное излучение неизвестной природы в системе Тау Звездного Скитальца обнаружено сегодня сразу несколькими из центральных астрофизических институтов. Официальных комментариев пока не поступало, но, по данным научного портала «Белая материя x62-13E», выброс энергии, возможно, стал следствием взрыва сверхновой звезды. Впрочем, эту версию раскритиковали ученые Научного Института Кейзе, назвав ее антинаучной и дилетантской».

Цин стал в углу и искоса поглядывал в зал. Кто из этой толпы взойдет в его звездолет? Этот карлик с равнодушным резиновым лицом, или та большая семья, рассыпавшаяся по скамьям? А кто займет соседнее кресло? Может, этот растерянный толстяк с добрыми глазами и торчащими из сумок подарками, или наглая девица, препиравшаяся с роботом и кусавшая губы от какого-то внутреннего надрыва. И что, если кто-нибудь из них не выйдет на пересадочной станции? Что, если кто-нибудь останется, и Цин его убьет?.. Да что об этом думать, проклятье, все решено!.. Кому какое дело, это ведь и не преступление… Сейчас бы выпить…

Когда пришло время занимать места, небо почернело совсем. Как будто необъятная пустота космоса охватила мир…

Цин сел у оконного экрана, рядом устроился пожилой мужчина, лет под восемьдесят, наверное. Вежливо поздоровался и стал беседовать со своей супругой через проход. Мужчина впереди разглядывал финансовые графики, а парочка средних лет позади шепталась о чем-то непонятном, кажется, о квантовых флуктуациях. Детей в салоне было немного, но гомонили они за всех остальных разом, шикающие матери пытались их угомонить, но только раздражали взрослых. Цин включил в наушниках музыку и принялся перебирать виды в иллюминаторе. Красивые пейзажи с соседней планеты, картины космоса, пролет над городом днем, в полночь… Наконец на экране появилось реальное изображение мира снаружи. Пошел мелкий дождь. Даже изнутри он казался острым и холодным. В ноги ударил жар кондиционеров. Цин заметил, что его трясет. Трясет от холода в этом шумном, тускло-желтом нагревающемся салоне сверхскоростного звездолета. Все эти люди должны выйти. И вот этот старик рядом, и любители физики позади, и та маленькая девочка, которая с диким смехом дергает за нос своего крошечного брата, за что получает подзатыльников от матери. Они должны выйти.

Мир снаружи вспыхнул и всколыхнулся – корабль поднимался над землей. Беззвучно, спокойно, лишь легкая вибрация пошла по стенам и сиденьям. Город провалился в бездну и исчез в облаках. За окном засветился воздух и смахнул с экранов капли дождя. Где-то в стороне вновь мелькнула полоска солнца, корабль пробирался сквозь атмосферу медленно, не спеша. На мгновение Цин почувствовал, что теряет вес, что все становится каким-то ненастоящим, как во сне, но гравитация вернулась спустя мгновение, и все стало прежним. Корабль вышел в космос.

В салоне приглушили свет. Время замедлилось, будто с опаской продиралось сквозь туман, словно бы сердце не спешило с новым ударом, остановилось совсем – и пошло вспять! Стены корабля заколыхались, стали вязкими на вид, пространство расширилось и немного потускнело, а на экране иллюминатора все пропало. Казалось, он отключился, но если присмотреться внимательнее, можно было разглядеть темные ультрамариновые волны, разбегающиеся то по сторонам, то сверху вниз, то кружащиеся спиралью.

Корабль погрузился в бета-пространство.

Полет до системы Тора занимал часов десять, порой одиннадцать – в зависимости от загруженности путей и мощности двигателей антиматерии. Большинство пассажиров спали в масках. Несколько человек, в том числе сидящий перед Цином экономист, продолжали работать через сиком, но стояла тишина, и гул звездолета был неразличим. Цин не с первого раза нажал кнопку, дрожащий палец соскальзывал. Подошла стюардесса. Вместо глаз у нее были вставлены белоснежные импланты, и казалось, что стюардесса слепа. Цин попросил банку…

Жидкость, внезапно отвратительная, не лезла в рот, и бессознательно Цин едва не вылил ее под ноги, как если бы он сидел где-то на улице. Удостоверившись, что банка опустела (Цин опустил ее на уровень коленей и взболтнул), он оглянулся – ему мерещилось, что за ним следят. И не кто-нибудь, – а все, вообще все, находящиеся в салоне. Но пассажиры спали, даже спекулянт впереди. Цин сглотнул стеклянную слюну и вытащил негнущимися пальцами из кармана в рукаве таблетку-взрывчатку. Казалось, что сейчас кто-то обличительно закричит, его, Цина, схватят, поволокут куда-то, запрут, будут бить и унижать. Но никто не бил, никто и не смотрел, и все плевать на него хотели.

Цин с трудом просунул взрывчатку в отверстие банки, и бомба упала на дно с колющим звоном. Рука дрогнула, банка чуть было не выскользнула из пальцев. Цин закрыл глаза и задышал тяжело, зафыркал, затем собрался с силами, приподнял одно веко и глянул на людей в салоне. Никто не пошевелился. Словно бы они уже были мертвыми, заранее, но нет, конечно, нет, мертвыми они будут другими – изуродованными, разодранными кусками костей и мяса, все они, и этот старик рядом и его… Цин насилу прервал поток мыслей и всунул банку в выемку в ручке кресла.

На выходе из бета-пространства, в системе Тора, подступила тошнота, и снова все вокруг поплыло, стало мутным, как на картине с широкими мазками. Но постепенно углы заострялись, стены выравнивались.

Кого-то позади вырвало в «блевотник» – отверстие в сиденье. Снова в салоне загудели бледные люди. Корабль вошел в атмосферу Гаммы Тора, засиял и пошел на посадку.

Цину стало тяжело дышать. Как будто что-то толкало в грудь, как будто окаменели легкие, и не стало воздуха, и вокруг удушающий вакуум и толпа голодных людей. Цин не заметил, как корабль прорезал облака, замедлился, выровнялся и пошел туго спускаться на площадку для посадки.

Шумели дети, один швырнул в другого игрушку через несколько рядов, мать громко охнула, старик, возле которого упал снаряд, добродушно засмеялся. Мужчина впереди опять включил свои графики, а парочка позади теперь читала научные стихи. Парень в стороне громко рылся в своей сумке и беззвучно ругался. Все наполнилось жизнью, и один Цин ощущал себя мертвецом. Тело не слушалось, превратилось в гранит, холодный, отталкивающий.

Снизу скрипнуло, пассажиров вдавило в сиденья, а потом немного подбросило. Корабль сел.

– Корабль прибыл на планету Гамма Тора! – сказал голос через громкую связь. – Остановка пятнадцать минут!

Сообщение повторилось трижды, но Цин не услышал его и в первый раз. Его трясло, по салону в полумраке приглушенных светильников ползли тени, и холод цеплял за ноги – там, где грели кондиционеры. Нужно выходить. Всем!

Старик рядом потянулся и негромко сказал сидевшей через проход старушке:

– Пойду воздухом подышу.

И встал. Поднялось еще несколько человек тут и там, кто-то шепотом прощался.

Как?!

Цин привстал с трудом, как поломанный. И хотя в салоне было тепло, его бил озноб.

«Воздухом подышу»?!

Почему они остаются сидеть?! Почему не уходят?!

Лишь эти… трое, четверо, там еще двое, нет, один из них тоже оставил сумку. Двое с ребенком шли из носа корабля – и всё!

Всё!

Остальные пережидали короткую остановку на своих местах! Остальные летели дальше! Никто не собирался выходить из звездолета, а многие и вовсе дрыхли себе дальше мерзким, сладким и беспечным сном, усыпленные масками!

Цин поплелся по коридору, а в глазах его все мутилось. Людские лица растекались кофейной пеной, голоса слились в режущий гул, ледяной и прерывистый. Ноги шаркали по полу, и он никак не мог их поднять. Казалось, прошло всего мгновение, доля секунды, ничтожная в минус бесконечной степени доля секунды, а он уже стоял у выхода, и на него дохнуло таким морозным ветром, что затрещали зубы.

Он обернулся и с трудом смог сфокусировать зрение. Мир двоился и таял. Все предметы неслись от него кто куда, как звезды и галактики Вселенной, а точкой Большого Взрыва был сам Цин.

Вон та самая девочка, швырявшая игрушки. Колотит своего брата на сиденье позади, перегнувшись через спинку. Она остановилась и с удивлением взглянула на застывшего у входа Цина. Через пятнадцать минут она умрет. Взрыв сорвет с нее кожу, разорвет на части… Как и того старика, который спускался по трапу «подышать воздухом». Как и его старую жену, кажется, смотревшую что-то в сикоме. Как и брата, и мать той девочки. Как и спекулянта, воткнувшегося в свои графики, как и любителей физики, как и тех, похоже, очень религиозных людей, сгруппировавшихся на передних сиденьях, как и нервную женщину с печальными глазами, спавшую в маске, как и ее толстую соседку и соседа той соседки. Как и всех остальных этих людей, полторы тысячи человек… И вот эту красавицу-стюардессу, которая в недоумении смотрит на Цина, бледного, как глаза второй стюардессы. И вторую тоже… И все они, все превратятся из этих людей с разными судьбами, разными надеждами, разными желаниями и ожиданиями от своего будущего, все они сперва превратятся в бесформенные куски мяса, а потом разлетятся на атомы в темной атмосфере далекой, никому не нужной планеты. И не будет больше ни судеб, ни надежд, ни желаний, ни ожиданий, все закончится, потому что один глупый слабовольный человек захотел получить пятнадцать миллионов единиц, чтобы выплатить долги за грязные носки и туалет.

– Вы что-то забыли? – спросила красивая стюардесса, но голос ее был таким глухим и далеким, что Цин ничего не разобрал.

Его зашатало, мир забултыхался. Цин зашагал заплетающимися ногами вдоль рядов кресел обратно – к тому месту, где он провел последние десять часов.

Несколько недоумевающих голов повернулось к нему, но их лица он больше не в силах был разобрать. Он и сам не понимал, что происходит. Он хотел одного – чтобы мука эта скорее закончилась. Он увидел свою руку, на ногте сидел сиком, а в районе запястья были два входа для подключения аппаратуры. Рука, серая и почти прозрачная, потянулась к ручке у кресла, с трудом выудила оттуда банку и исчезла из мира. Цин двинулся к выходу.

– Вам не нужно это выбрасывать, – сказала ходившая за ним стюардессам. – Мы сделаем это сами.

– Я выкину, – ответил Цин, но не услышал своего голоса. – Я выкину.

Он вышел из звездолета с бомбой в руке и увидел ослепительные огни космопорта.

Глава 2. Гамма Тора

Гамма Тора висела в космосе под неудобным наклоном, полулежа, отчего половина планеты пребывала в зоне постоянного полумрака; большая часть океана была покрыта льдами, не отражавшими свет потому, что световой день длился немногим больше часа. После многих часов сумерек планету накрывала ночь, черная и чаще всего безлунная. Звезд с Гаммы Тора видно было мало.

Сильные холодные ветра несли песок и липкую пыль. Часто шел дождь, часто прекращался и начинал снова.

Цин спустился по трапу и столкнулся с теми, кто спешил занять освободившиеся в звездолете места. И снова дети, и снова у всех какие-то странные, не слишком злые улыбки, как будто в этом мире еще что-то есть, как будто людей этих еще что-то ждет.

Ступив на металлическую поверхность посадочной зоны, Цин поскользнулся, закутался плотно в куртку и добежал до входа в космопорт.

Изнутри обдало теплом и потянуло кисловатым запахом множества живых существ. Свист моторов и ветра сменился гомоном тысячи голосов. Люди толкались и теснились, лепились у стен, у скамеек и турникетов, у касс, шумели, кричали, смеялись, короче говоря, жили, и жизнь эта вступала в ожесточенное противоречие с мыслями Цина о смерти. Смерти для всех и теперь, возможно, для него в том числе.

Видали такого идиота? – думал он. – Что теперь делать? Куда мне идти? Зачем?

Неприятные запахи на мгновение оттолкнули путанный клубок мыслей – многие ели прямо на скамейках и полах в залах ожидания. Тысячи ароматов переплетались зловонным букетом. Пассажиры в большинстве своем одеты были в самую простую одежду, в рабочие комбинезоны, в домашнее старье, залатанное и выцветшее. Элита Гаммы Тора не заглядывала в общественный космопорт.

Цин протолкался сквозь ораву религиозных фанатиков и забрал свой рюкзак. Отойдя в пустой угол, он запихнул в карман рюкзака банку со звенящей внутри бомбой, достал оттуда шапку.

Оглянулся, попытался решить, что делать дальше, а взгляд зацепился за часы наверху. Сколько времени? Звездолет станет подниматься минут через десять, бомба должна сработать несколько позже этого, минут через двадцать, допустим. Или пятнадцать. А когда взрыва не случится, станет ясно, что Цин струсил и скомкал планы. И тогда? Не сложно догадаться.

Что же делать? Цина трясло, поднялась температура. Он втянул голову в плечи и нервно поежился. Перед глазами все мельтешило, и пальцы правой руки терзали ладонь левой.

Он никого не знал на этой планете и вообще никогда здесь не был. Куда пойти и где остановиться? Ведь найдут везде, вряд ли для его нанимателей существуют стены и запертые двери.

А если они подстраховались? Если они сами взорвут эту поганую бомбу через десять-двадцать минут… Теперь семнадцать, в лучше случае. И та участь, которую он, Цин, готовил пассажирам звездолета, ждет его самого. И тысячи человек вокруг – если он не уберется подальше из этого космопорта.

В горле как будто застряла пробка от бутылки. Цин задышал громко и тяжело, протер глаза беспокойной рукой.

Первым делом нужно куда-то сунуть бомбу. Но куда? Не спрячешь же ее в камеру хранения, не выбросишь в мусор… Может, в городе есть река? В каком ее нет?!

Цин поспешил вдоль стены, мимо касс и бесконечной шеренги скамеек, мимо растянувшихся на полу грязных, полуодетых людей, мимо нескольких патрулей охраны – в черном и с кучей имплантов. У одного из охранников Цин заметил электронные глаза и дернулся в сторону – что, если в этих глазах распознаватель взрывчатки?! Впрочем, маловероятно. Будь эту взрывчатку так просто распознать – черта с два пронесешь ее на звездолет.

Он протиснулся сквозь узкий турникет, вышел к входному залу и двинулся к выходу. Но, не дойдя, остановился. Сквозь прозрачные двери он увидел стоящий через дорогу автомобиль, похожий на боевой броневик – черный и с башней наверху. Из такой могла бы вылезти серьезная пушка. Возле машины стоял, скрестив руки на груди, человек в черном блестящем плаще и с лицом почти полностью механическим – боевой киборг. Поодаль болтал с охранником космопорта второй.

Цин зашатался и встал в нерешительности – всего на какое-то мгновение или два, но этого хватило, чтобы карауливший одиноко человек в черном увидел его, опустил напряженные руки и пошел к дверям.

Цин бросился в сторону, наверное, слишком резко и краем глаза увидел, что человек снаружи среагировал, ускорил шаг, побежал. Цин свернул в узкий коридор, переполненный людьми, прущими в одну сторону – на беглеца. Упругий и душный поток людей изо всех сил пытался выдавить Цина обратно, но он ухватился за поручни у стены и буквально пополз вперед, плечами и головой пробивая себе путь. Людей в коридор набилось столько, что по толпе пошли волны возмущения. Цину пришлось пригнуться, чтобы уменьшить площадь собственного тела, а со всех сторон заиграла дикая монотонная музыка – так здесь приветствовали прибывающие и отбывающие корабли. Уже?! Так рано?!

Цин выскочил в коридор и на миг обернулся – длинный железный человек в черном плаще с трудом протискивался сквозь людскую реку, отчаянно орудия локтями и плечами. Цин поспешил по круговому коридору, свернул в сторону раз, второй, третий. Все переходы казались одинаковыми – узкими, тонкими, белыми с приглушенным желтоватым светом и какой-то мелкой зеленью, растущей узенькой полоской вдоль поручней. Сквозь прозрачную стену одного из коридоров была видна широкая панорама укрытого черным небом города, сияющего красочными огнями надвигающейся ночи, города невысокого, всего в пару этажей. Только совсем далеко, в темноте горизонта, угадывались тусклые силуэты высоток, то прямых, то скругленных; а на самой окраине шевелились колоссальные краны, но отсюда они казались трещинами в небесах. Окно закончилось и пошел резкий спуск с эскалатором. Цин перепрыгнул через ступеньки и оступился на последней. Он оказался в неохватном зале, стены которого невидимы были за сиянием парящих всюду инфопанелей. Вверху что-то беспрестанно пикало. Цин прислонился к узкому блоку камер хранения и порывисто обернулся. Сперва он решил было, что преследователь отстал, затерялся в лабиринте коридоров. Но нет, тот, очевидно, просто спутал пути и сейчас выискивал Цина в толпе с галереи второго этажа.

Цин зачем-то пригнулся и перешел в следующий коридор. Этот оказался гораздо длиннее прежних, к тому же уходил в длинный поворот, из-за чего невозможно было разглядеть, что впереди. Стены покрыты были экранами с рекламой, и экраны эти плыли параллельно движению, налезали друг на друга.

На полу валялись скомканные бумажки, куски пластиковых упаковок, бесформенная жижа от раздавленного мороженного. Барахлящая система визионизации то скрывала мусор белоснежным мраморным полом, то, подергавшись и помигав артефактами, исчезала.

И вновь коридор закончился узким длинным залом и, судя по расширению в конце, – там он сообщался с предыдущим, сливаясь с ним в единое целое. На крошечной инфопанели впереди Цин разглядел надпись: «Южные ворота», – а под ней была прозрачная дверь наружу. Цин шагнул было к ней, но остановился, да так резко, что налетел на группу мужчин в темных неряшливых одеждах. Этот выход, как и предыдущий, караулили двое киборгов и бронированная машина. Цин не успел понять заметили ли его снаружи и прижался к стене у двери. С улицы его было не разглядеть, но если бы кто-то глянул в зал со второго этажа, то первым делом обнаружил бы прячущегося беглеца, настолько несуразно тот выглядел.

В ушах стучало. Цин не сомневался, что и остальные выходы блокированы, будь их тут хоть сто штук. Можно попытаться вылезти в окно где-нибудь в туалете, но, во-первых, вместо окон здесь могут стоять настенные экраны, а во-вторых, нет гарантии, что участок улицы под ними не просматривается снаружи. Караулит его явно не шпана подзаборная, в конце концов. Может, просто спрятаться и переждать где-нибудь в кафе? С бомбой в кармане…

Проходивший рядом долговязый мужчина в странной эластичной шляпе, спадающей вместе с волосами до лопаток, отпихнул Цина в сторону, и тот спиной наткнулся на прикрытый щиток. Цин обернулся. Входы в закрытую аварийную сеть аэропорта. Цин немного опустил голову, достал из запястья короткий шнур и соединил его с разъемами щитка. Шнур этот уходил в визионистский блок, вшитый в руку Цина, когда он начал работать по профессии. Внутри хранились десятки рабочих программ на все случаи жизни, среди которых, разумеется, были и предназначенные, так сказать, для живого выступления – контроля визионизации пространства на ходу, на концертах и праздниках.

Использовать шнур было, в принципе, необязательно. Подключиться к сети можно и удаленно, но в таком случае придется искать нужные порты, на что уйдет, возможно, немало времени.

Информация передавалась в имплант на роговице – всплывающие экраны, видимые каждому, в такой толпе лучше не светить.

…Вход в систему. Вход в служебную подсистему. Визионизация. Зал А, зал Б, два закрытых зала, зал 320 и подземный зал, посадочные площадки с первой по двадцатую, кафе (16 заведений), служебные помещения (43 наименования), туалеты…

Доступ к большинству функций, разумеется, был заблокирован или серьезно ограничен, но до некоторых опыт Цина добраться позволял. Цветовые и световые эффекты, звук… Вот оно – система Ob462, «убрать предмет». Одна из базовых функций визионизации, позволяющая убрать из поля зрения любой статичный объект. Естественно, он продолжит существовать в пространстве, но станет невидимым, и потому возникнет опасность столкновения. Чтобы избежать подобного, невидимые объекты, как правило, не убирали полностью, а заменяли другими, более презентабельными. К примеру, обновляли кору и добавляли листвы иссохшим деревьям, сохраняя примерную структуру ветвей, или накладывали сияющую текстуру на пыльный пол. Цин выставил координаты и выключил объект – и тотчас его фигура исчезла для всех зрителей в зале и с любого из этажей. Его по-прежнему могли обнаружить сканеры космопорта и выдать волнения воздуха, но не более того. Даже боевые глазные импланты, в большинстве случаев, терялись в визионизациях – иначе какой толк был бы в декорациях?! Однако, «объект статичный»… Это значило, что если Цин шагнет немного в сторону, то сразу выйдет из невидимой зоны и «материализуется».

Он обернулся в поисках преследователей, но никого по-прежнему не увидел. Впрочем, в такой-то толпе…

Нужно все просчитать. Анимировать «объект статичный» так, чтобы он мог перемещаться в пространстве вместе с Цином. Сколько нужно времени? Секунд пять дойти по прямой до внутренней двери, еще три секунды (лучше пять) на коридор между ней и дверью внешней, и примерно полметра действия визионизатора снаружи (дальше система не работала). После этого – все. Выходит, секунд десять. Пусть – тринадцать. Цин просчитал все дважды, выставил координаты и пошел к двери.

Он старался попадать в ритм анимированного движения статичного объекта, но сразу сбился – один из бойцов снаружи приблизился к входной двери и таращился в зал. Ждать нельзя – невидимость движется сама по заранее проложенным координатам, и Цин не мог остановиться.

Человек в черном увидел, что внутренняя прозрачная дверь открылась сама собой. Насторожился. Цин приближался к внешней двери. Когда она откроется и Цин шагнет через порог – окажется лицом к лицу с врагом. Дыхание сперло, каждый новый вдох давался с трудом.

Ждать нельзя… Вдруг мимо просочилась сердитая старушка, распихала воздух локтями, открыла внешнюю дверь, и, когда застывший на проходе киборг отшатнулся от злых локтей, Цин шмыгнул в щелочку. Он вышел из невидимости точно за спиной караулившего у двери бойца, а второй, к счастью, как раз высматривал что-то на дальней стене космопорта.

Цин оказался на круговой площади, радиально заставленной машинами, в большинстве своем наземными. В центре – дорожная развилка, а по краям мелкие забегаловки и салоны услуг.

Цин двинулся у припаркованных машин пригнувшись и склонив голову – так, он надеялся, его не увидит стоявший у бронемашины. Второй, пропустив боевую старушку, продолжал пялиться в зал космопорта. Цин обошел наблюдателей и нырнул в салон мотопроката. Это был длинный коридор с куполом наверху. Прокатные мотоциклы стояли вдоль стен не слишком аккуратными рядами. Помещение освещали тоненькие полоски бледных ламп и мигающие экраны для найма техники, внутри был полумрак.

Воняло жженой резиной и пластиком, гудела прямая ритмическая музыка, даже не музыка, а один невежливо стучащий в мозг ритм. В глубине зала мужчина в футболке с подкатанными рукавами ходил между мотоциклов, недовольно и резко щупал ручки, тормоза, крутил кнопки на приборной панели, присматривался, согнувшись, к стеклам или крышам (где они были), водил пальцами по сиденьям и колесам, и все не мог определиться, неприязненно кривил физиономию. Еще двое, кажется, девушки (они были далеко в темноте, с короткими прическами и в мужской одежде), выбирали себе двухместный мотоцикл с крышей.

Дышать было тяжело и больно. Цин подошел к панели и глянул на список мотоциклов. Только наземные модели, ни одной воздушной. Вообще, Гамма Тора сильно не благоприятствовала воздушному транспорту своими катастрофически короткими днями и морозной погодой. Да и кому нужен воздушный транспорт в таком низком городе?

Цин выбрал простой старый мотоцикл, вскочил в седло и двинулся к выходу из зала, к концу трубы. Легкое шуршание колес скрадывалось монотонной музыкой.

Мотоцикл выбрался на улицу со стороны ведущего к космопорту проспекта. Отсюда нельзя было разглядеть ни входов в залы, ни наблюдателей. Цин помчался по широкой дороге, освещаемой кое-как тусклыми, еще не ночными фонарями и разноцветьем оконный огней. Над стеклом проецировался защитный экран, который должен был отводить потоки холодного колючего воздуха от человека без шлема. Но получалось плохо. Струи ветра скрючивались изумительными узлами, огибали защиту и больно кололи глаза и щеки. Цин пригнулся, чтоб спрятаться под стекло, но сильно лучше не стало.

Город с мотоцикла не казался таким уж низким, как сверху. На фоне почти черного неба растворялись во тьме крыши и невысоких домов. В глаза била богатая пестрая роспись вокруг окон и вдоль крыш, с характерными для системы Тора этническими мотивами – с кружочками, завитушками и раздвоенными языками. Цвета нарочно выбирались такие ослепительно резкие, чтоб их можно было разобрать в непрестанной темноте. Из окна низенького дома лезла рисованная фигура длинного животного, вообще-то чем-то похожего на жабу, язык которой волнистой линией заплетался через всю стену и уходил за угол. На следующей стене была розовая птица, тонкими извивающимися крыльями охватывавшая здание от края до края.

Мимо домов порхали молчаливые голоэкраны, рекламирующие дешевые лекарства и кредитные организации. Они словно бы поджидали прохожих и выскакивали вдруг из-за угла, липли к лицу. И бесполезно было махать руками, чтобы оттолкнуть их или спугнуть. Реклама не отставала, пока не находила более заинтересованного клиента.

Дождь то накрапывал – тяжелый, почти как град, – то переставал. Но лужи на дорогах и узких тротуарах не просыхали годами. Люди, в одеждах таких же кричащих, как и краски домов, шлепали по ним и не обращали внимания на брызги. Все здесь было кислотно ярким, неестественно выпяченным, болезненным. Прически, то торчащие столбом, то рассыпающиеся колючими веерами, то развевающиеся цветастыми змеями. Куртки – ярко малиновые с толстыми рукавами, изумрудные, косые и наполовину срезанные, апельсиновые с тысячей лиловых точек. Ослепительные вывески, измазанные красками машины, даже цвета фонарей попадались чем дальше, тем все более сумасшедшие и психоделические. Гамма Тора изо всех сил пыталась компенсировать вечную серость своей природы безудержным парадом огней.

Мотоцикл остановился на перекрестке, замигал фиолетовый светофор, и снова пошел дождь; совсем слабый поначалу, он с каждым мгновением становился все сильнее и сильнее. Дождь липкий и холодный.

Цин бессознательно сдавливал ручки мотоцикла так, будто пытался их выломать. Цвета Гаммы Тора плясали в его воспаленном сознании калейдоскопом, рисовали пьяные орнаменты. Что теперь делать? – этот вопрос стучал молотком в голове Цина, и тот, вместо того, чтобы искать ответ, пытался понять – что стучит, что значат эти три слова. Где он вообще? Что это за ночь? Что это за солнечные змеи лезут ему за шиворот вместе с дождем? Что теперь делать?..

Он увидел дорогу под мигающим светофором. Перекресток. Поворот направо, поворот налево, вперед – и назад. Куда ехать? И зачем? Он спрашивал себя, но не понимал вопросов. Дождь лил по лицу. Стоя на перекрестке, он думал о том, что нужно остановиться. Нужно собраться с мыслями. Разобраться в этой ночи. В этих змеях и орнаментах, в звездолетах, в киборгах… Разобраться во всем. Цин машинально открыл навигатор. Нужно где-то укрыться, спрятаться, подумать. В какой-нибудь нищенской ночлежке, никому не нужной, никому не известной. В такой, где не просят документов и не звонят по полициям. Цин выбрал наугад и свернул налево, когда светофор перестал мигать и просто погас.

Мотоцикл покатил по сужающейся улице. Дождь усиливался. Цин смахнул воду с лица и обернулся. Черная машина следовала за ним метрах в тридцати…

Цин вздрогнул, снова оглянулся, а затем переключил камеру приборной панели на задний вид. Такой же броневик, что стоял у аэропорта. Цин свернул на узкую одностороннюю улочку, на другую, третью, проскочил по тусклой дорожке мимо мусорных баков и снова выбрался на более-менее широкую трассу, полную расслабленно катящих машин. Каким-то неведомым образом черный бронеавтомобиль проследовал за ним, пролез своей жирной тушей сквозь улицы-кишки и со скрипом вывалился на дорогу – теперь гораздо ближе, чем прежде. Стоило сейчас Цину затормозить, как в его зад тотчас впечатался бы огромный клыкастый бампер!

Мало того, по соседней полосе впереди катил второй такой же броневик. Еще и потихоньку смещался в сторону Цина.

Дождь озверел, стал лупить остервенело. Дорога превратилась в зеркало, и городские огни текли пестрыми кляксами и сверху, и снизу.

Цин съехал на торговую улицу. На широких тротуарах бегали застигнутые ливнем люди, спешили спрятаться в сувенирных лавках и кафе. Броневик впереди растерялся и уехал в цветастую ночь, зато задний, наоборот, ускорился и висел уже почти на колесе. Цин дал газу и юркнул на тесную пешеходную улочку, где с трудом могли бы разойтись три человека. Мало того, слева дорога резко обрушивалась в ночной полумрак длинной лестницей. Цин сумел отвернуть от пропасти, выехал на соседнюю улицу под залитые фонарным светом арки, пролетел под ними так быстро, что зарябило в глазах, и оказался на широкой площади. Людей под дождем было не так много, но Цин все равно направил мотоцикл ближе к домам. Сзади послышался женский визг. Цин быстро оглянулся – один из бронеавтомобилей топил по площади вокруг фонтана, распихивая людей.

За площадью дорога опять сузилась. Цин въехал в лужу и поднял запястье, чтобы вытереть забрызганное лицо, как вдруг перед мотоциклом появился второй броневик! Цин дал по тормозам. Мотоцикл заболтало. Цин с трудом удержался в седле и объехал машину по краю тротуара на одном переднем колесе. Второй броневик заскользил на мокрой дороге и с утонувшим в шуме ночи звоном задел перегородившую проезд машину бампером.

Дождь стоял уже просто сплошной стеной. Сердце колотило, как проклятое. Цин обернулся – обе машины неслись за ним по такому узкому туннелю, что догони они сейчас – и не разъехаться. Цин запаниковал. Краски города текли под колесами колюче-яркими струями, и весь мир клонило то в одну сторону, то в другую.

Мотоцикл поскользнулся и заплясал в лабиринте крошечных улочек, среди шумных кабаков и кафе, среди лавочек, киосков, съездов и разъездов, среди бегущих от дождя людей, среди сигналящих и пытающихся хоть куда-то влезть курьеров… Четвертый поворот, пятый, шестой, сердце стучит – тук, тук, тук.

Дорога так резко пошла вниз по склону, что мотоцикл понесло потоком воды, и компьютер не сумел его удержать. Мотоцикл свалился на бок, заскользил по мокрой брусчатке, подпрыгнул на тротуаре и со страшным грохотом и звоном влетел в пеструю витрину магазина. Переднее колесо стукнулось об оконную раму, и мотоцикл, выбросив водителя, завертелся волчком и вонзился в стеллажи. Цин проехался по полу еще немного и остановился только тогда, когда с силой стукнулся спиной о пластиковый прилавок, устроив в нем приличную вмятину.

Поднялся визг. Свет в магазине мерцал. Краем глаза Цин увидел фигуры людей у стен. Кто-то приближался. Трещал дождь. Цин приподнялся на одной руке и пополз по коридору вглубь магазина. Привстал на четвереньки, затем приподнялся совсем. Он пошел к подсобным помещениям. Кто-то врезался в него, отшатнулся. Цин почти ничего не видел – одни серые тени и дымчатые фигуры. Он припал к стене, надавил на нее, и она отодвинулась; стена оказалась дверью. Цин вывалился на улицу, под иглы дождя. С усилием волоча ушибленную ногу, он поплелся во тьму, в какой-то совсем уж мерзкий, бесцветный переулок, заваленный горами пахучего мусора. Здесь город менялся, и не в лучшую сторону. Грубо слепленные, исполосованные трещинами стены искривлялись и косили, темноту кое-как отгоняли лишь редкие огоньки из редких окон. Ни одного фонаря. Цин споткнулся о мусорный пакет, вывернув наружу его вязкое содержимое, с трудом удержался на ногах и поплелся дальше, держась за стену. Ничего не было слышно, кроме шума дождя. Вода текла повсюду – по волосам, по лицу, по шее, по стене, за которую он держался, по непромокаемой куртке, по грязному тротуару, и несла по земле что-то липкое, холодное, невидимое в потемках.

Несколько минут бродил Цин в сумрачных переулках и наконец вышел на сияющую ядовитыми цветами улицу. Он оцепенел от внезапного контраста, но быстро пришел себя и, не замечая и не желая замечать ничего вокруг, влез в салон беспилотного такси.

– Добрый вечер, вас приветствует индивидуальный предприниматель Мачадо Чан Мачадо, – произнес режущий женский голос, в салоне загорелся бледный холодный свет. – Благодарим за то, что выбрали услуги нашей компании. Вы находитесь в автоматическом такси марки…

– Езжай уже, – раздраженно сказал Цин, опускаясь на сиденье ниже уровня окна.

– Куда желаете ехать?

Цин назвал адрес ночлежки, которую нашел в навигаторе мотоцикла.

– Благодарим за то, что выбрали услуги нашей компании, – повторило такси. – Вас приветствует индивидуальный предприниматель Мачадо Чан Мачадо. Дорога займет двадцать восемь минут.

Машина незаметно тронулась, выехала на проезжую часть и покатила по широкой улице.

– Желаете что-нибудь посмотреть или послушать? – не унимался женский голос. – Мы можем предложить вам самые трендовые шоу и визуальные композиции из Адении.

– Не надо, отстань и приглуши свет.

– Насколько сильно приглушить свет?

– Наполовину. Нет, еще… И затени стекла.

– Насколько сильно затенить стекла?

– На максимум.

– Свет приглушен на пятьдесят девять процентов, окна затенены.

Внутри стало теснее, мир снаружи потускнел и отдалился. Цин почти лежал на широком заднем сиденье, пытался отдышаться. Он стряхнул с куртки воду и провел рукой по волосам, лицу.

– Сделай в салоне чуть теплее.

– Насколько теплее желаете сделать?

– На двадцать пять процентов.

– Температура салона повышена на двадцать пять процентов.

Болела ушибленная спина, и нытье ее усугублялось скрюченным положением Цина. Но он не желал садится прямо – салон нельзя было полностью затенить от взгляда окружающих, запрещено законом.

– Дай обзор с наружных камер на экран позади переднего сиденья.

– Обзор включен.

На экране, возникшем перед Цином, появилась дорога впереди. Он сдвинул проекцию в сторону, увеличил и стал крутить камеру – справа от машины, слева, позади. Грузовики, автобусы, мотоциклы, такси, в большинстве своем древние развалюхи… Преследователей нигде не было видно. Цин проверил трижды – ни следа.

Мир снаружи струился каплями дождя, сбегавшим по прозрачному пластику окон. Как будто рисовался акварелью по ходу движения. Огни, не такие яркие как прежде, под темными стеклами все тускнели, серели и вскоре пропали совсем. Мир поблек. Такси ехало по угрюмым улицам, где не мерцала реклама, где не всегда светили фонари, и редкие огни каких-то хмурых лавочек и подвальных трактиров падали на мокрую дорогу. Но и эти огни попадались все реже, рубиновые и пурпурные, как маяки во тьме. Свет фар едва освещал темную дорогу и служил скорее сигналом для пешеходов, самому автоматическому такси он был ни к чему.

Вот стали гаснуть и огни последних в окнах, по краям дороги выстроились темные стены, кажется, каких-то складов, старые, изъеденные ржавчиной ограды, потрескавшиеся, избитые жизнью заборы. Машина завиляла между выбоинами, замедлила ход и заскакала по кочкам, каждая из которых болью отдавалась в спине Цина.

– Долго еще? – спросил он, но такси не ответило.

Навигатор на экране сикома показывал, что машина отклонилась от курса минут десять назад и ушла далеко в сторону зон старого грузового космопорта. Прежний курс с карты исчез и никакого другого взамен не появилось. Машина шла своим, ей одной ведомым путем. И стоило Цину попытаться отследить его, как все погасло – экран у сиденья, датчики и индикаторы на приборной панели. Даже лампочки у дверей, указывающих на то, что они не заблокированы, и в сиденьях. Лишь общий рассеянный свет продолжал кое-как освещать салон.

Такси перехватили и, похоже, управляли дистанционно. Цин приподнялся (в спине кольнуло резкой болью) и выглянул в окно, но снаружи стояла непроницаемая тьма, а стекла залило дождем. Казалось, что машина движется в пустоте. И света фар не разглядеть.

На всякий случай Цин попробовал открыть дверь. Ожидаемо не получилось. Он перегнулся к передним сиденьям и через шнур из разъема в руке попытался подсоединиться к закрытой системе управления машины. Но безуспешно, не удалось пройти и первого файрвола. Здесь нужен хакер, а максимум, на что хватало Цина – настройка визионизатора.

По салону метнулся яркий свет фар, Цин обернулся – позади к такси приближалась машина.

Такси стало поворачивать и вдруг остановилось поперек дороги. Тишина. Капли дождя беззвучно плюхались на стекла.

Свет фар снаружи перестал блуждать по улице – встали и преследователи.

Цин подергал все двери еще раз, попробовал сдвинуть крышу, поискал в полу люк. Все напрасно… Он задыхался. Пальцы вспотели, когда он рыскал в поисках люка под ногами, и казалось, что весь пол скользкий от воды. Цин так напрягся, что перестал моргать. Кто это такие? Что им надо? Неужели?.. Да ведь вряд ли они стали бы взламывать такси и тащить его в самое темное место на этой проклятой планете стихи читать… Цин сполз на пол и взглянул на изображения с камер, передававшееся на парящий над рукой экран сикома – из черной машины вышли четверо, у двоих в руках ручные фотонные пулеметы; двое с задних сидений отошли в тень, возможно, караулили случайных свидетелей. Один с пулеметом осторожно зашагал к такси.

Цина как будто привязали к сиденью. Он не мог пошевелить шеей и с ужасом таращился в приборную панель такси. Говорят, в одну реку дважды не войти… Цин подключился к интерфейсу такси, забрался в открытую панель визионизации…

Человек в черном подошел к машине и резко рванул заднюю дверь на себя. Внутрь ворвались ночной холод и крошечные иголки дождя. Сперва в машину всунулось дуло фотонного пулемета, потом к проему нагнулся человек в черном. Его лицо скрывал отражающий шлем, но быстрые движения головы выдавали недоумение. Пусто! В такси никого не было. Один рюкзак валялся на пассажирском сиденье в полумраке и теплоте. Человек с пулеметом небрежно открыл его и наткнулся на банку с бомбой. Он просверлил банку датчиком в глазном импланте, встряхнул и бросил ее обратно в рюкзак. Взяв рюкзак с собой, он пошел назад к своей машине.

Цин боялся пошевелиться – он едва успел выставить координаты прозрачности, и теперь стоило хоть чуть-чуть двинуть локтем, как тот сразу же выполз бы на свет божий. Дождь брызгал в салон, падал на невидимый объект, и казалось, что капли разбиваются о воздух. Цин перестал дышать.

– Пусто, рюкзак оставил, – донесся голос. – Центон внутри.

– Сканер видит в такси его сиком, – ответил второй мягким, почти женским голосом.

Тот, что утащил рюкзак, внимательно присмотрелся к такси и пошел обратно. Цин изо всех сил задергал ноготь, чтоб содрать с него сиком. Человек с оружием подошел ко все еще открытой двери, хотел было наклониться, как где-то впереди заскрипело, блеснули яркие разноцветные фары, и на дорогу выехали две машины. Кислотных цветов, с шалящими, мигающими отовсюду огнями, они выскочили из темноты и так резко затормозили рядом с такси и черным бронеавтомобилем, что во все стороны брызнули волны грязи.

Из первой машины тут же вывалилась толпа молодежи в пестрых одеждах и с оружием в руках. Физиономии у всех наглые, набыченные – бандитские. Из другой машины вылез кое-как потный толстяк и следом за ним щуплая, маленькая девушка с беспорядочно смятыми на голове фиолетовыми волосами. Высокий парень в сиреневой футболке с наточенными сиреневыми зубами взмахнул автоматом.

– Это че вы за уроды такие?! Эге?! – сказал он, сильно картавя и выставляя вперед физиономию с каждым слогом. – Че вы откуда…

Парень не договорил. Все четверо в черном вскинули фотонные пулеметы и дали по обеим машинам залп. На мгновение стало ярче чем днем. Лучи продырявили легкие машины насквозь; зазвенело стекло, заскрипел метал. Никто из мужчин не успел и вскрикнуть. Парню в фиолетовой футболке разнесло пол тела, а оставшуюся перебросило через вспыхнувшие искрами машины и унесло в темноту. У толстяка лопнула голова, а стоявшего перед ним крепко сбитого качка разорвало натрое. Вскрикнуть успела только девушка. Она завизжала в припадке, свалилась на колени, поползла быстро-быстро, юркнула в темный переулок и тотчас исчезла во мраке. Но крик ее еще слышен был пару секунд. Стоявший возле такси человек сместился в сторону и дал в переулок залп – вспышка от каждого выстрела прожектором разрывала тьму, разбрасывая дугами на своем пути капли дождя.

– Плюнь, пусть с ней, – сказал женским голосом один из киборгов.

Залитые кровью машины искрили в темноте. Остановившаяся несколько дальше вспыхнула было оранжевым пламенем, но сразу погасла. Где-то звонко стукнулось о землю стекло. Барабанил дождь. Цин сорвал с пальца сиком, на секунду выставив в видимую зону плечо и локоть, и швырнул компьютер на коврик соседнего сиденья.

– Что там?

Человек в черном наклонился и заглянул в салон такси. Осмотрел приборную панель, сиденья, двинул руку вдоль спинки и тут увидел валяющийся на полу сиком.

– Нашел, – сказал он и вылез из машины. – Этот?

– Сбросил его, видно.

– И что? Кончаем машину?

Человек с автоматом с силой захлопнул дверь и отошел от такси.

– Не надо, заметят, – сказал второй и полез обратно в машину.

– Да мы и так уже повоевали.

– Эти клоуны и мамке родной не нужны.

Других слов Цин не разобрал – бойцы сели в бронемашину, и та сразу исчезла в ночи.

Стало невыносимо тихо. Дождь неровными струями тек по стеклам, смывая бледные капли крови; беззвучно, казалось, искрили разодранные в бою машины; ни звезд, ни неба. Прошло, вероятно, минут десять, прежде чем Цин привстал и огляделся, но вокруг чернела тьма. Двери по-прежнему не открывались. Еще через несколько минут свет в салоне стал ярче, загорелись индикаторы приборной панели, лампочки, экраны. Что-то мягко пикнуло. На табло в центре засветилась надпись: «Статус: свободен». И через пару секунд: «В пути».

На экране появился новый маршрут, и машина неспешно двинулась в ночь.

Глава 3. Сита b

Несмотря на плотные и частые тучи на Сита b редко шли дожди. Тяжелые облака серым ковром нависали над землей, закрывали поверхность планеты от лучей звезды Сита и не давали атмосфере нагреваться. Из-за постоянной облачности все вокруг казалось бледным и неприветливым, застывшим и холодным. Редкие щуплые деревца кое-где проступали сквозь льняного цвета песок, росли на склонах бурых гор. Широкое ярко-зеленое поле вокруг биологической станции выразительно контрастировало с унылым, однообразным пейзажем. Искусственно выведенные цветы с густо закрученным карминово-оранжевым бутоном достигали высоты в половину человеческого роста, стояли прямо, как штыки, и редко колыхались под порывами чахлого ветерка. Станция, составленная из нескольких прямоугольных строений, расположилась как раз в центре кругового поля неправильной формы, возле пруда, по которому лениво текла блестящая, сильно отражающая жидкость.

Леонид Волков, сильно постаревший за годы, проведенные на Сита b, стоял в поле, нежно водил ладонью в сером скафандре по стеблям и смотрел на возвышающийся далеко-далеко вулкан. Вулкан давно спал. Уснул задолго до появления людей как вида и проснется он, возможно, много лет спустя после их исчезновения, если вообще когда-нибудь проснется. Быть может, какое-нибудь другое существо будет стоять здесь, на месте астробиолога Волкова, устало сожалеющего о бесполезно прожитой жизни, и будет оно смотреть на взмывающие в небо столбы пепла. Не останется в памяти ни Волкова, ни долгих пяти лет изучения и селекции этих высоких цветов, хлорамидам, как их назвали ученые. Впрочем, Волков думал о том, что не нужно ждать миллионов лет. Не надо ждать вообще сколько бы то ни было. Никто не знает о хлорамидам сейчас, а через три дня, когда прибудет корабль Эл Тун Фарм, – все исследования будут засекречены, возможно и навсегда. И хлорамидам исчезнет в мрачных орбитальных лабораториях фармацевтического гиганта, превратившись в колоссально дорогие таблетки, которые могли бы спасти жизни миллионам, но, в силу своей стоимости, спасут единицам. Цветы, выведенные новаторскими селекционными методами, без химии и излучения, но с использованием особенностей атмосферы и микроорганизмов Сита b, способны были дать бой массе проблем сердечно-сосудистой системы. Особенно тем, что появились в последнее время из-за изменившихся условий труда и экологии некоторых планет. Беда в том, что современными болезнями кровеносных систем страдали в первую очередь бедняки, которым ни за что не позволить себе дорогое лекарство, созданное для высших слоев общества. Для тех, кому по средствам и так избегать подобных осложнений… А значит – все было зря! Годы тяжелого, напряженного и такого вдохновенного труда. Достижения и открытия, все то, чего заурядный астробиолог, специалист в селекции растений далеких планет Леонид Волков и не мыслил достичь, но достичь сумел. Все это – прах и пустота… Какими бы ни были возвышенными помыслы, какими бы ни были благородными цели, они теряются и гибнут, когда на пути встает экономическая выгода. И как бессмысленно это все на фоне вечного, казалось бы, вулкана, который тоже когда-то родился и, без сомнения, когда-нибудь умрет!

Сколько лет жизни потрачено – и опять все в пустую. И так ничего и не сделано вновь… И ничего не осталось… Ни трудов, ни семьи, которая видела отца так мало, настолько мало, что перестала видеть в нем отца. Жена и дочь, которые никогда не поймут его, мужчину, и того, что ему нужно. Волков считал, что женщинам, связанным с потомством кровью, телом, вынашивающим его месяцами, рождающим его на свет, гораздо проще – жизненная цель дается им самой природой. А вот мужчине, не имеющему таких связей со своим будущем, приходится искать цель самому, создавать память о себе своими руками, добиваться, пробивать стены и, чаще всего, разбиваться о них. Особенно, когда твоя стена – звездная империя, или, что еще хуже, управляющая этой империей транснациональная корпорация.

Что дальше? Что вообще может быть дальше? Очередной проект, еще пять-десять лет жизни, возможно, последних, и все ради того, чтобы какие-то богачи стали еще богаче? Зачем это нужно ему, Волкову? Зачем ставить себе в жизни целью обогащение каких-то далеких кровососов в сияющих кабинетах?

Вчера, после долгого нервного разговора, начальник станции Кланц, человек, больше похожий на подключенную к хозяйской сети машину, не имеющий и не желающий иметь собственного мнения, долго и недоуменно орал на Волкова.

– Вы служащий, Волков! – кричал он и делал движения руками, будто хочет встать из-за стола, но не вставал. – Наемный работник! Ничего вы больше, Волков! Вас купили за деньги! Вас здесь никто не держит! Не нравится – увольняйтесь!

– И уволюсь! – Волков так возбудился, что взвизгнул и покраснел от смущения за этот визг. – Уволюсь и записи свои заберу! Еще и все компьютеры вычищу!

– А какое вы, Волков, право имеет на эти записи?! – Кланц состроил зверскую физиономию, опять сделал вид, что встает – и опять не встал.

– Какое право? Я!? Я вырастил хлорамидам, Кланц! Я выделил из него мидацелы!

– Ты?! В одиночку?! Да ты золотой…

– Без меня вы бы шестой год травили энц кетхецином и гамма-лучами, слали бы в Эл Тун отчеты об успехах гетерозиса, а следом за ними поправки о том, что гетерозис оказался ложным и энц деградирует уже в первом поколении.

– И как же нам повезло, Волков, что мы отыскали вас в подсобках третьесортного провинциального института! – зло иронизировал Кланц.

– И как странно, что даже профессор из подсобки третьесортного провинциального института оказался более квалифицированным селекционером, чем все специалисты Эл Тун!

– И какой вы умница, Волков, какой подземный талант, никому пятьдесят лет не нужный! Все вы сами сделали! И денег вам никто не выделял миллионами! И специалистов, куда более прославленных, чем вы сами, вам тоже никто не давал! Пятнадцать человек, целых, не половинок! Все-то вы своими руками, гвоздями и веревками! Ни копейки не потратили! Каких денег вы стоите! Бесценный человек!

Когда Кланц говорил слово деньги – глаза его блестели, увлажнялись, слово он это произносил с возбуждением и нежностью, и хотел бы оставить только для себя и очень ревновал, когда нужно было делиться им с другими.

– Твоя бы воля, Кланц, ты и дышал бы деньгами, – с досадой прошептал Волков, не зная, что ответить.

Ведь и правда, чем он маялся до того, как к нему заглянули люди из Эл Тун? Преподавал первокурсникам института астробиологии элементарные науки, в которых не всегда так уж хорошо разбирался, составлял научные статьи по селекции в сложных условиях малопригодных для жизни планет, статьи, которые разносили в пух и прах более именитые коллеги. Может быть и правда, что вся его работа…

Но есть ли в желании создать хлорамидам со стороны корпорации своя воля? Или это просто необходимость, часть процесса? Что будет, если корпорация остановится, перестанет разрабатывать новые проекты, перестанет присваивать себе труд ученых и инженеров, исследователей и создателей? Что происходит со звездами, которые прекращают вырабатывать энергию?

И мог ли Волков самостоятельно заниматься научной деятельностью без чужой помощи? Где бы он брал средства, людей? Можно ли выговаривать человеку за то, что он воспользовался возможностью тогда, когда другой возможности просто не было и быть не могло? Нельзя брать с чужого огорода, но что делать, если весь мир – чужой огород?

– Деньги, Леонид Вадзалиевич, – средство оценки человека и вложенного им труда. Сколько вложил, столько и денег, – продолжал Кланц.

– Твои хозяева, Кланц, подключенные с утра до ночи к системам жизнеобеспечения, получают в миллион раз больше тебя. Мало работаешь, муассон.

– Моя зарплата выше твоей, Волков, – обиделся Кланц.

– Благодаря мне.

Этот разговор случился вчера и длился еще по меньшей мере час. Сегодня утром Волков втайне скопировал на независимую от сикома карту памяти все материалы по хлорамидам и спрятал ее в ручном импланте, при этом с трудом отдавая себе отчет – зачем это нужно. Он мог бы, вероятно, выбросить всю информацию в сеть. Но в таком случае, во-первых, преследованию подвергнется не только он, но и его семья. И, учитывая сущность результата, методы не важны – очередь в голову, несчастный случай или бомба в унитазе. А во-вторых, это попросту не имеет смысла. Вырастить хлорамидам можно лишь здесь, на Сита b, с ее перенасыщенной микроорганизмами атмосферой, в условиях ее климата и гравитации. А планета принадлежит Эл Тун если не по праву юридическому (ведь это далекий Фронтир, где запрещено иметь собственность гражданам империй), то по праву сильного уж точно.

Перед шлемом возник экран с мятой физиономией Кланца.

– Зайдите ко мне, – раздраженно сказал начальник, пытаясь разглядеть лицо Волкова под забралом. – Поступили распоряжения от директората.

Волков не ответил. Убрал экран, последний раз провел ладонью, хоть и в скафандре, по пухлому маленькому бутону, но тот выскользнул от порыва ветра.

В кабинете Кланца неприятно пахло застоявшимся воздухом – на станции заканчивались воздушные фильтры, завтра должен как раз прийти грузовоз с припасами, за два дня до корабля фармацевтов.

– Уволили меня, наконец? – поинтересовался Волков с порога.

– К сожалению, нет, вас собираются повысить, – сквозь зубы процедил Кланц, глядя в стол, над которым плавало несколько экранов.

– Повесить? – Волков невесело улыбнулся. – Оригинально.

– Вы назначены на орбитальную станцую в системе Бета Пера. Распоряжения получите на месте.

– Самая дальняя станция Эл Тун, какой разумный выбор, – скривил губы Волков.

– Возможно, пока вы будете до нее добираться, вы сможете более трезво оценить свое положение, как в жизни, так и в обществе.

– Как вы интересно выражаетесь… За мной пришлют?

– Добираться вы вольны как пожелаете, однако компания готова предоставить вам каюту на корабле Эл Тун Фарм, который прибудет на днях. Он довезет вас до границ Адении. Дальнейший путь вам придется преодолевать за собственный счет.

– Весьма мелочный способ указать мне на мое место, вам так не кажется?

– Не я его утвердил.

– Но вы придумали?

Кланц промолчал.

– В таком случае – я отказываюсь от такого любезного разрешения и доберусь своим ходом от начала и до конца.

– Это как же? Пешком? Или возьмете такси?

– Завтра прибудет корабль снабжения. Там как раз освободится место, ведь вам выгрузят центнер туалетной бумаги. Мне комната – вам наслаждение.

Кланц скривил физиономию и покачал головой.

– Приятного полета в ящике для туалетной бумаги.

– Спасибо. Кстати говоря, муассон, что вы придумали насчет моего назначения? Буду выводить лекарство от смерти, которое засекретят и уничтожат?

– Нет, нет, куда вам… Хотя многого я не знаю, – Кланц потер нос, – но, насколько мне известно, компания начинает дополнительные разработки неких сверхтоксичных веществ. Быть может, вас назначат руководителем комплекса по созданию нового бактериологического оружия, – Кланц улыбнулся. – Вы же так хотели сделать что-то большое и важное для всех, для бедняков в том числе. Орудия убийств людей на касты не делят, радуйтесь.

Перепалка могла тянуться еще многие тысячелетия, но после этой фразы в кабинет вошла помощница и секретарша Кланца и стала в дверях, давая понять, что все – хватит. До драки не дошло здесь, на поверхности, зато наверху, далеко на орбите Сита b, где в пространстве мчался спутник-станция, среди ученых-астрофизиков разных специальностей в ход пошли кулаки, хоть ни один из них и не достиг цели. Ученые люди, не слишком именитые и скорее безвестные, спорили и ругались матом, махали руками и швырялись пепельницами. А потом кто-то выключил искусственную гравитацию, из-за чего под потолком случилась настоящая свалка. Расшиблись лбы, помялись юбки.

Еще несколько дней назад исследовательская станция Сита b 416 одной из первых обнаружила необычное излучение, возникшее в стороне от государственных границ и зоны нейтралитета – Фронтира, то есть формально там, куда еще не добирался ни один из кораблей. Выброс неопознанного вещества (или, что вероятнее, энергии) произошел в районе Тау Звездного Скитальца и мгновенно привлек к себе внимание тысяч телескопов разной направленности со всех концов света. Сита b 416, парящая в космосе близко к внешним границам Фронтира, увидела все на несколько мгновений раньше остальных – всего на несколько мгновений, а не на тысячи лет, как того следовало ожидать. В черной космической пустоте с невозможной скоростью набух красочный кипящий пузырь. По его неровной и постоянно расширяющейся поверхности растекались кляксы самых разных цветов – аметистовые, лазурные, розовые, ярко-оранжевые. Стало ясно, что наблюдается выброс некоей энергии (или все же вещества), но какой именно – определить не удалось. И споры о природе загадочного выброса в конце концов и довели заброшенных на границу человеческого мира ученых до потасовки с кулаками и витиеватыми оскорблениями.

Шум стоял во всех обсерваториях мира, в научных институтах и на станциях, среди сообществ любителей астрофизики и в группах искателей братьев по разуму в сети, но только здесь, на Сита b балаган этот имел важный практический смысл. Ученые станции оказались на передовой научных открытий впервые в жизни и не желали упускать шансов карьерного роста, отчего изгалялись в придумывании методов исследования цветастой аномалии: от достаточно будничных работ со всеми наличными телескопами до безнадежно романтической идеи запустить всю станцию в полет к системе Звездного Скитальца. Проблема осложнялась финансами. Эл Тун, которой станция принадлежала, как и любая корпорация крайне щепетильно следила за своей бухгалтерией и с большим недоверием относилась к любому проекту, который не сулил выгоду по меньшей мере в среднесрочной перспективе. Выгоды от аномалии пока обсуждались. Шестнадцать часов без перерывов на естественные нужды заведующий станции Кеплюс пытался убедить руководство корпорации выделить средства хоть на какой-нибудь проект. Сперва речь шла о пуске звездолета с ближайшей возможной станции (на Сита b 416 подходящего не нашлось), затем об аренде проходящего мимо, например, прибывающего грузовоза «Танидзам», потом о пуске хотя бы трех зондов в сторону аномалии. Сошлись в конце концов всего на одном аппарате, который должен будет выпустить «Танидзам», сделав серьезный крюк через бета-пространство в сторону Звездного Скитальца.

На следующий день межзвездный грузовоз пристыковался к станции, и капитан его, полный задумчивый мужчина с усталой улыбкой по имени Каратикардха, тотчас отправился в кабинет Кеплюса, где долго пытался понять, что, собственно, от него хотят. Примерно в это же время, а на самом деле чуть раньше, на станцию поднялся Леонид Волков с двумя не слишком большими чемоданами. Ему пришлось обратиться к старшему помощнику капитана – тот, человек длинный, издевательски вежливый, и, без сомнения, страстный любитель интеллектуального хамства, слушал Волкова с иронической усмешкой, особенно тогда, когда речь зашла о перепалках с начальником и о том, что «вот ему где такая жизнь».

– Будь я на вашем месте, – сказал Яраджен Кихан, старший помощник на «Танидзам», – сидел бы тихо, получал зарплату и за глаза говорил гадости.

– Кажется, я ваша полная противоположность, – проворчал Волков.

Кихан провел его на «Танидзам». Это был корабль в форме трубы с заостренным, стреловидным носом и немного раздутыми боками. Внутри блуждал пронизывающий холодок, и казалось, что серые узкие стены сжимаются, пока вы идете по коридору. Неподалеку от стыковочного шлюза на маленькой скамейке лежала женщина, кажется, без сознания. Запястье одной руки она положила на красный лоб и тяжко вздыхала, большая грудь ходила туда-суда под потной майкой.

– Это наш счетовод-бухгалтер, – познакомил Кихан Волкова со спящим телом. – Не слишком удивляйтесь, обнаружив ее в таком состоянии где бы то ни было. Иногда она забирается поспать даже в чужие ванные.

– Это же опасно и здесь, в конце концов, холодно, – забеспокоился Волков о женщине.

Он стоял от нее в нескольких метрах, но все равно чуял сильнейший запах спирта.

– Ну можете передвинуть, если хотите, – пожал плечами Кихан. – Если не против, чтобы вас немного покусали, конечно.

– Можно же отнести человека в его, то есть в ее каюту, хотя бы.

– Поверьте, через несколько минут она будет лежать где-нибудь под столом на другом конце корабля. Женщины – загадка не только для мужчин и здравого смысла, но и для самого создателя. Законы мира, которые с таким усердием пытаются разгадать наши ученые наниматели, не в силах справиться и с одной женщиной. Тем более с той, что немного навеселе.

В широкий проем слева был виден большой зал, до потолка заполненный контейнерами и висевшими над ними роботами-погрузчиками. В углу за пультом управления стоял крупный мужчина со вздутыми мускулами и ненатуральной челюстью, а в стороне от него, перед экраном учета груза, – молодая женщина лет двадцати пяти с редкими ныне настоящими черными волосами.

– Вот эти вот двое слева, – сказал Кихан, кивнув в направлении мужчины и женщины, – Брок и Ниями. Наши грузчик и связистка, которой временно приходится выполнять обязанности счетовода, ввиду некоторой недееспособности последнего. Парочка тех редких людей, у которых вы при всем желании не найдете ни одного достоинства.

– Я все слышу, – уже сзади послышался приятный женский голос.

Кихан не ответил. Вместе с Волковым они поднялись на следующий ярус и подошли к тесной каюте, похожей на погнутую трубу. Внутри стояла кровать, а остальные предметы мебели были вмонтированы в стены. Противоположную входу стену занимал монитор, имитирующий окно в космос. Однако, насколько Волков мог представить расположение отсеков, комната ни одной из стен не могла касаться края обшивки и находилась где-то в глубине корабля.

– Скажите, – поинтересовался Волков, думая куда бы пристроить свои вещи, – сколько займет перелет?

– Расчетное время до ближайшей станции Адении четыре месяца в универсальном измерении, что-то около семи с половиной генц по шкале AGT и не знаю сколько в бете. Но очень похоже на то, что вам придется несколько потерпеть, кажется, нам придется сделать лишний заход за чем-то там.

Кихан оставил Волкова распаковывать вещи, а сам поднялся на мостик. Через два часа туда же наконец добрался и капитан, потный и осунувшийся.

– Кихан, – с порога позвал он, – что с разгрузкой?

– Почти, – отозвался сидевший в капитанском кресле старший помощник и не обернулся.

Капитан прошел к мониторам и посмотрел на кривую курса, который как раз высчитывал второй пилот Яхим ниб Харос, мужчина лет тридцати, выглядевший на шестнадцать.

– Где Чидам? – спросил капитан.

Чидам Салук – первый пилот «Танидзам».

– В своей каюте, – ответил Яхим, тоже не глядя на капитана.

– Спит?

– Одним глазом спит, а вторым смотрит на пачку анэгерицина и шашку гашиша, – бесстрастно произнес Кихан.

– Отдыхает, – добавил Яхим.

– Таким образом… – сказал капитан, но сбился и задумался. – Кихан, ступайте-ка во второй грузовой и проследите за погрузкой аппарата, который к нам тащат со станции. Установите на позицию для пускового отсека.

– Летим дальше? Далеко?

– Да, на пределе топлива, похоже. Пойду высчитывать траекторию.

Капитан вышел, а через несколько часов «Танидзам» отделился от орбитальной космической станции и начал неспешно набирать скорость в направлении расширяющейся аномалии.

Глава 4. В котловане

Дождь как раз прекратился, когда такси подъехало к обочине и остановилось. Из-под козырька высокого, по меркам Гаммы Тора, здания финансовой компании вышел человек и быстро зашагал к машине по лужам. Задняя дверь открылась будто бы специально для него, однако – нет. Из салона выглянул человек с загнанным взглядом и, выставив одну ногу на тротуар, оглянулся. Растерявшийся финансист остановился так резко, что Цин вздрогнул, вылез из машины и поспешил уйти.

Он оказался у подножья корпоративных кварталов, где с каждой новой улицей дома росли ввысь, богатства множились, а свет и цвета становились сдержанней и неуловимее. В долгий ряд выстроились банки, офисы крупных компаний, рестораны для элиты, шикарные и весьма безвкусно отделанные храмы, куда заглядывали самые шишки из шишек в сопровождении средств массовой информации. Вскоре Цин свернул в торговый квартал. Свет лился на дорогу из бутиков с абсурдно дорогой одеждой, из ювелирных магазинов и лавок модных аксессуаров. Дорога выложена была блестящей плиткой строгих геометрических форм, машины проезжали редко, люди проходили – и того реже.

Шагая мимо окон торгового центра, Цин увидел информационные панели. Одна из них демонстрировала цветастую кляксу, бурлящую и как бы пенящуюся посреди космоса. Снизу титр: «Загадка космической аномалии». На другой панели быстро сменялись графики с подписью: «Рецессия экономики Тамалияна продолжается». Две панели рассказывали о политическом скандале между конфедерацией Адения и республикой Чжи Со, вызванном обоюдными запретами на ряд товаров и поддержкой со стороны Адении беспорядков в автономной системе Раг Зин Тоси. На третьем экране шли кадры тех самых беспорядков.

Цин попытался поглубже спрятать лицо за воротником куртки и на новости глянул краем глаза. В мозг же не попало вообще ничего. Он пытался думать, но усталость в голове как будто надула выдавливающий мысли шар. Что делать?..

Вероятно, преследователи ненадолго сбились со следа, но скоро выйдут на него снова. Причем, не обязательно те же самые преследователи. Что делать?

Навстречу попалась целая орава подвыпивших конторских служащих. Двое из них горлопанили на всю улицу о чем-то, что они видели вдвоем вчера в каком-то ночном заведении. Цин опустил голову еще ниже и прошел совсем впритык к шероховатой стене. Он свернул на первом же повороте и оказался возле серого кафе с маленькими столиками и высокими стульями, за которыми нужно было стоять, подпирая зад. Несколько человек внутри буднично и скучая набивали желудок кто чем, и Цин вспомнил, что давно не ел. На другой планете в другой звездной системе. Разболевшийся желудок усох и ныл.

Но чтобы оплатить еду в кафе (очевидно неоправданно дорогую, как и все на этих улицах) – нужен сиком. А Цин оставил свой в такси.

Мимо проехала машина, захрустела грязью и бросила несколько капель с маленькой лужи. Цин поспешил уйти подальше от дороги, и тут ему на глаза попался торговый автомат. Он стоял, одинокий, важный, большой, в стороне от тротуара, так что его легко можно было и пропустить.

Цин подошел ближе. Торговый автомат продавал много всякой всячины первого потребления – от салфеток и туалетной бумаги, до носков и ботинок. И конечно, среди товаров был сиком. Цин заказал один, оплатил со своего банковского счета, но спохватился – перевод мгновенно отследят. Да наверняка уже отследили!

Сиком вывалился из автомата на руку. Цин защелкнул аппарат на ногте, попробовал вызвать экран – над ладонью снова появились новости, на этот раз о переговорах каких-то министров. У одного из них кожа была выкрашена в модный темно-зеленый цвет.

Цин спрятал экран и вошел в кафе. Он заказал крупную обеденную упаковку и, выходя, спросил скучающего у стены официанта:

– Скажите, где-нибудь поблизости есть технорынок?

– Не в этом районе точно, – удивительно добродушно ответил официант.

По опыту Цин знал, что люди из низов, оказывающиеся в пространстве и среде высших слоев, часто бывают нетерпимы к людям своего уровня гораздо больше собственных хозяев.

– Ну как же, – откликнулся один из посетителей, мужчина в очень длинном пальто из непонятного пушистого материала, – Котлован за эн сигмой. Двести двенадцатый номер, кажется. Это в пятнадцати минутах ходьбы, если пешком.

Цин кивнул и выскочил на улицу. Проложил путь до двести двенадцатой эн сигма улицы в навигаторе и принялся по пути поедать содержимое обеденной упаковки.

Дорога спускалась вниз и оказалось, что корпоративный район стоит на холме, что делает его визуально выше. Правда, высота эта таяла в ночи и морозном тумане.

Рынок шумел. Бесчисленные ларьки, лавочки, шатры и палатки располагались в гигантской яме посреди необъятного города. Ларьков этих было столько, что среди них можно было потеряться и блуждать годами в поисках выхода.

Спускались в котлован по лестницам таким старым, таким ржавым и дрожащим от любого дуновения ветерка, что от схода по ним развивалась морская болезнь. Впрочем, со стороны корпоративных кварталов к рынку сползали нитки лифтов. Хотя сложно было и вообразить, чтобы кому-то из небожителей пришла в голову мысль погрузиться во тьму и грязь дешевых товаров.

Рынок галдел в темноте, освещаемый плавающими над ним экранами, рекламными вывесками и световыми дронами, шевелился и жил как один гигантский, мерзкий организм с вывернутыми наружу склизкими внутренностями. Лотки, киоски, бутики, сложенные то из камня, то из металла, то вообще, кажется, из какой-то липкой глины, – все было понатыкано вразнобой тут и там, где-то еще вроде бы и корявыми рядами, а где-то совсем хаотично, наползая друг на друга, сталкиваясь. Здесь легко сбывали контрафакт, ворованные и самодельные товары, здесь свободно трудились личности самых темных профессий, и здесь, вероятно, не так сложно было затеряться самому грязному из притонов. При этом полицейские патрули, видимые издалека благодаря фонарям и сопровождению из боевых дронов, старались держаться тех рядов, которые имели хоть какой-то порядок в планировке.

Спускаясь по скрипучей металлической лестнице, Цин задел кого-то плечом. Человек резко обернулся, и свет выхватил из темноты его злобное лицо, покрытое шрамами и волдырями. Человек сделал достаточно ясный жест большим пальцем через горло, издал шипящий звук и пошел дальше. Внизу от таких персонажей было не протолкнуться. Чтобы двигаться вперед среди шумной, хаотичной толпы приходилось вилять пьяными зигзагами, ежесекундно рискуя с кем-нибудь столкнуться, кого-нибудь сбить с ног. В голову лупила смесь запахов сгоревшей электроники, чего-то кисло-вареного, людского пота и дождя. С плавающих над головой здоровенных экранов сыпалась ритмичная музыка, похожая на шум работающего станка, пели и плясали красивые девушки или парни, похожие на некрасивых девушек. Кое-где музыка стучала так громко, что сложно было расслышать продавцов – в таких зонах люди толпились вокруг торговых автоматов или торговцев-роботов, оснащенных мониторами.

Два пухлых лысых карлика со вскрытыми черепами, внутри которых виднелись ряды печатных плат, проскочили сквозь толпу и остановились возле ларька старинных приборов. Мимо Цина пролетела целая семья дронов разных размеров, один из них периодически взлетал повыше и подзывал остальных. Сердито отмахиваясь от дронов, прошел мужчина с яркими фиолетовыми глазами и в тяжелом мокром балахоне. Девушка в плотной кожаной одежде и с недовольным лицом стукнулась Цину в спину, когда он вынужденно сбросил скорость, выругалась и побежала дальше. Еще несколько человек прошли мимо него так, будто хотели пробить насквозь.

Световой луч одного из музыкальных экранов скользнул по кромке ямы, и Цин заметил остановившиеся далеко наверху обрыва бронеавтомобили, сперва один, а немного дальше другой – такие же, что преследовали его от аэропорта. Мало того, неподалеку от них стояли несколько человек в черной одежде. Они разглядывали рынок сверху. Цин поспешил отвернуться, но тут его взгляд зацепился за нечто странное. У двухэтажных лотков справа воздух колебался так резко, что кое-где сквозь него проскакивали электрические разряды. Словно маленькое темное наэлектризованное облако двигалось среди торговых рядов, и там, где оно проплывало сквозь людей и дома, вздрагивал свет лампочек, трещали вывески, кое-где вообще потемнело. Воздух вокруг этого облака бросался в стороны языками пламени, но никто, как показалось Цину, не обращал на этот феномен большого внимания.

Цин погрузился в толпу, прошлепал по грязи и остановился возле лавки, продающей сикомы устаревших моделей. На прилавке, под ним и в списках на двух парящих экранах были тысячи старых приборов. Тяжеловесные модели еще столетней давности – размером больше ногтя. Миниатюрные, но слабые и мало функциональные, популярные лет тридцать назад. Толстые модели, выпирающие на целых полсантиметра в высоту. И, конечно, похожие на современные, но с резкими углами, правильных геометрических форм. Мода на такие прошла в позапрошлом десятилетии, и современные сикомы в большинстве своем делали закругленными и плоскими, чтобы они, прицепившись к ногтю, не обращали на себя внимания. Предыдущее же поколение считало эти приборы видом украшения.

Цин приобрел модель в форме ромба и попросил перекинуть на нее деньги, почти все, что у него осталось – пять тысяч единиц.

– Еще чего-нибудь? – спросил одноглазый продавец в липкой, похожей на кусок слизи, шапке. – Кроверы? Санты Бультеры? У нас есть хороший выбор цветочных лякусов. Есть двойной анальный парусный штильверт.

Цин отрицательно мотнул головой и, запихнув покупку в карман, отошел от лотка. Навстречу плыла толстая дама в широкой шляпе, с которой стекали струями ленты цветных камней, похожих на драгоценные – женщину поддерживал в воздухе, в десяти сантиметрах над землей, аэроскелет. Цин попытался отыскать взглядом черные броневики на краю обрыва, но нашел только один. Где же второй? Но, что еще важнее, – никого рядом с первым. Цин выбрался на узкий перекресток, откуда лучше видны были окрестности. По лестнице, которая сходила на рынок неподалеку от бронеавтомобиля, спускались двое в черном. Спускались быстро, почти бежали, первый живо двигал губами, тараторил, скорее всего, через радиосвязь другой группе. Они не смотрели в сторону Цина, но наверняка получили сигнал с купленного в автомате сикома – отследить его было делом времени.

Ускорив шаг, Цин пошел по лабиринту путанных рядов в поисках выхода, но почти сразу понял, что зря. Он запутался и потерялся. Цин заметил, что края котлована растаяли в темноте – значит, вместо того чтобы идти к выходу, Цин двигался к центру ямы. Цин стал ориентироваться по указывающим знакам, мелькавшим тут и там, и по скользящим над головой осветительным дронам. Через несколько минут он вновь вышел на перекресток и оказался примерно там же, где был и десять минут назад. Потерял время и помог своим преследователям – они-то шли по сигналу. Правда, конечно, не по прямой.

Он попытался пойти строго к виднеющейся вдали лестнице, но толпа вокруг стала мельчать и расступаться, и вскоре Цин увидел несколько человек в полицейской форме, а рядом с ними одного из тех, кто спускался по ступенькам от бронеавтомобиля. По крайней мере, так показалось Цину – это был крупный, крепко сбитый мужчина в черном плаще, и он явно вел полицейских за собой.

Цин юркнул за угол, перепрыгнул скамейку, снова свернул и оказался возле кривого и грязного здания общественного туалета. Стены его были покрыты чем-то вязким и издавали кошмарную вонь, внутри мерцал тусклый свет. Цин вошел в мужское отделение, заперся в кабинку и снял с ногтя купленный совсем недавно в автомате сиком, положил его на трубу электробачка, достал из штанов устаревший, ромбообразный. Он с болью защелкивался на ногте и оттягивал его своим весом. Цин был так возбужден, что не почувствовал боли и подумал в лихорадке, что прибор не сел на ноготь, задергал его туда-сюда, пока не увидел на пальце кровь. Цин выругался как ему показалось беззвучно, а на деле оглушительным матом, вышел из кабинки и выглянул в окно – двое полицейских шли вдоль лотков поблизости от туалетов, человек в черном стоял неподалеку и оглядывался, пристально щурясь. Когда его взгляд остановился на туалете, Цин быстро отошел от окна.

Он обернулся и увидел панель управления – грязную, покрытую какой-то густой мерзостью, как и все тут. Цин брезгливо сунул штекер из запястья в гнездо на панели и принялся искать раздел визионизации, хотя сильно сомневался, что в этой развалине он есть.

Так и оказалось. Здание туалета вообще не имело никаких сетевых функций. Скорее всего, это сделали намеренно, чтобы не провоцировать любителей сортирных шуток. Цин выдернул шнур и стал искать через сеть сикома. Можно подключиться к танцующим над рынком дронам, которые проецируют экраны с музыкой и рекламой. Не бог весть какие эффекты из них можно извлечь, однако лезть дальше времени нет.

Один из полицейских пошел к туалету, а остальные рассредоточились и выстроились веером вокруг, чтобы прикрыть товарища, или, по крайней мере, не нарваться на ту же пулю, что и он. Человек в черном зашагал вдоль стены туалета. По пути он извлек из-под плаща фотонный пулемет.

Полицейский прошел мимо входа в женскую половину (оттуда как раз вышла дама в короткой юбке и с ароматической сигаретой, она презрительно смерила стража закона взглядом и, сдержав плевок, пошла прочь), обошел перегородку и остановился в нерешительности. Двери в мужское отделение не было. Вместо нее – сплошная, оплёванная, вымазанная все тем же вязким чем-то стена. Полицейский повернулся к своим товарищам и развел руками.

Человек в черном дошел до угла, оглянулся и задумался. Ему казалось, что, проходя здесь минуту назад, он видел в стене окна. Сейчас же не было ни одного.

Цин наблюдал за перемещениями полицейских из-за рамы. Дроны в небе скрыли окна и двери визионистскими лучами, но этот эффект мог подарить не больше минуты для бегства. Справа на углу стоял задумчивый человек в черном, позади – входная дверь, за которой толпились полицейские.

– Уважаемый, – позвал растерянный полицейский человека с пулеметом, и тот отошел за стену, – тут какая-то хрень, а не дверь.

Когда человек в черном скрылся за углом, Цин подтянулся и полез в невидимое снаружи окно. Узкая рама ножом надавила на живот. Цин перевернулся, вывалился наружу и грохнулся на плечи. Брызнула грязь, кто-то мимоходом обернулся.

Человек в черном подошел туда, где по прикидкам должна была быть дверь. Выругавшись от души, он со всей силы грохнул ногой по стене, что-то с треском рухнуло на пол, а стена стояла дальше как ни в чем не бывало. Боец выставил перед собой пулемет и шагнул вперед. К немалому удивлению полицейских – он прошел сквозь стену и исчез.

Цин пробирался через волнующуюся толпу. Люди шарахались между прилавков, перебегали от одного стола к другому, резко, порывисто, лезли напролом с локтями и кулаками, а порой останавливались где-нибудь посреди этого бурлящего потока и вокруг расходились тугие и сердитые волны. У Цина, и без того перепуганного и взволнованного, пестрело в глазах от розовых шуб и сиреневых шляп, от людей с оливковой или пурпурной кожей, от зеленых искусственных носов, от красных сияющих имплантов в глазах, от бьющих назойливыми световыми лучами украшений, от лезущего со всех сторон дыма… Он ориентировался по краю ямы и шел к широкой лестнице с эскалатором. Грязь чавкала под ногами, и резкий ветер шлепал рваными тряпками шатров.

Позади зазвенело стекло, кто-то закричал. Дрогнул свет, и послышался тихий электрический треск. Цин обернулся на ходу и чуть не врезался в нервного толстяка. Сзади, глубоко в толпе, дернулись клубы пара. Свет лавок и фонарей замерцал, но никто как будто не обратил на это внимания. Цин перестал дышать. Что это было?

Внезапно все переменилось, и Цин не сразу понял – что… Пропала музыка, и в гуле суетящейся толпы навалилось ледяное одиночество. Лучи больших прожекторов нацелились на замерцавших дронов, словно бы привлекали к ним внимание. Над рынком пронесся колючий электронный сигнал, потом еще раз, и еще. Цин взглянул на экраны дронов и споткнулся, едва не шлепнулся в мокрую черную массу на полу. Пропали певицы, пропали певцы-гермафродиты, пропала реклама модных очков и сикомов. На всех экранах теперь было лицо Кади Цина Сюнци! Серое, с темными глазами, измученное, такое, как на документах. Лицо повернулось боком, затылком, другим боком. И снова этот дикий сигнал – трижды!

Цин отошел к торговому автомату и купил первые попавшиеся очки – с круглыми стеклами и облегающими пластиковыми ободками, сильно закрывающими лицо. Их внешний вид можно было настроить через сиком, но руки дрожали так сильно, что даже просто надеть очки получилось с третьего раза.

Люди в толпе безразлично и с некоторым раздражением поглядывали на экраны, на загадочное лицо без каких бы то ни было подписей.

– Это что? – спросил продавец неподалеку от Цина, выглядывая из-за прилавка.

– Кого-то ловят, – пожал плечами человек с железными руками.

Цин просочился сквозь толпу и влез в узкий, зловонный и дымный переход между ларьками. Над головой ревел сигнал тревоги, а Цин открыл экран сикома и непослушными пальцами отметил на карте космопорт.

Глава 5. Умных здесь нет

– Интересно, что это такое? – задумался Чидам Салук, первый пилот «Танидзам». Он сидел перед главными мониторами и все что-то беспрестанно регулировал сенсорными кнопками и проецированными ручками.

Час назад корабль вышел из бета-пространства, чтобы дать отдохнуть и людям, и системам, и двигателю, и немного скорректировать курс. Сейчас «Танидзам» шел со скоростью почти световой, но, если не считать странного помутнения на мониторах, казалось, что он стоит на месте. Звезды на экранах легко дрожали и прыгали, как ночные огни в глазах пьяницы. На большом центральном мониторе переливалась цветами космическая клякса – ее неровные границы колыхались, растекались в пространстве и собирались обратно. Отсюда ее можно было бы разглядеть гораздо лучше, чем со станции на Сита b… можно было бы, если бы на корабле был такой же мощный телескоп, а на деле техника далекой станции позволяла увидеть куда больше подробностей.

Световое пятно волновалось и создавалось невольное ощущение, будто оно хочет сложиться в какую-то фигуру, например, в лицо. «И заговорить», – так прокомментировал всеобщее впечатление старший помощник Кихан.

На тесном мостике собралась почти вся команда, включая Волкова. Он стоял у стены и с интересом смотрел на изображение далекой космической аномалии.

– Откуда нам знать, что это такое? – сказала стоявшая в дверях Яланиюма, бухгалтер «Тандизам».

Это была та женщина, что спала на скамейке у входа на корабль. Кажется, ее до сих пор немного пошатывало, по крайней мере лицо раскраснелось, а от чего – дело третье. Волков обратил внимание на ее живописно растрепанные волосы.

– Умных здесь нет, – заключила она.

– Я бы на вашем месте не утверждал подобного в присутствии меня, – ответил Кихан. – И вообще, если уж говорить откровенно и по чести, которая есть, впрочем, не у всех присутствующих, вовсе необязательно нужно иметь сорокакилограммовые мозги, чтобы строить предположения.

– И что вы предполагаете? – поинтересовался второй инженер Дика.

Это был высокий мужчина с добродушным лицом и таким грустным взглядом, что любым собеседником Дики быстро овладевала тоска от того, как печален этот мир. Дика сутулился и опирался на спинку кресла Салука.

– Что пожелаете, – пожал плечами Кихан. – К примеру, перед нами крошечная сверхновая, замедленная в развитии по причине своих размеров. Где-то я читал теоретическое обоснование подобного явления, и автор уверял, что осталось только дождаться, когда его предсказание произойдет у всех на глазах. Все очень просто. К подобному варианту подталкивает и наблюдавшаяся не так давно в глубинах Вселенной гигантская суперсверхновая, очень похожая внешне на то, что мы видим сейчас.

– Чушь какая, – проворчала Яланиюма. – То есть вы хотите сказать, что все эти тысячи миллионов тощих астрофизиков, которые сейчас ночуют у своих телескопов по всему миру, не понимают, что перед ними банальная сверхновая? Вы думаете, если бы наблюдаемому нами можно было найти такое примитивное объяснение – они бы его не нашли на раз-два?

– На вашем месте, Юма, – затянул Кихан тоном, который на корабле называли снобистским, – я бы не возводил таких больших надежд на разного рода ученых, к тому же прямо сейчас у каждого из них наверняка с десяток теорий, просто до поры до времени они боятся ими поделиться, чтоб не сдирать потом с головы ушат помоев, справедливых или нет. Один мой знакомый физик незначительных частиц и такого же воображения, отведав сильно пересоленный суп, расписал на скатерти стола, а потом в своем сикоме целые тысячи формул, призванных объяснить взаимодействием протонов с электронами, и нейтронами, и нейтрино, и кварками, и шварками, и с таким частицами, о которых вы никогда не узнаете, в силу вашего упрощенного интеллекта то, что могло случиться с несчастным супом на кухне. Но наш блестящий ум не учел одного – банальной ошибки повара. То есть, ошибки самого господина физика, потому что готовил себе он сам.

– Чушь какая, – фыркнула Яланиюма, – вы эту галиматью сейчас прямо на ходу придумали.

– Это еще значит, что такого не было.

– В вашей больной голове – несомненно было.

– Хоть и так.

Кихан меланхолично скривил физиономию и выровнялся в кресле.

– А может же быть, что это, к примеру, сигнал? – сбивчиво, делая длинные, но не многозначительные промежутки между словами подал голос Яхим, второй пилот. – Инопланетный сигнал – нам. Например, как азбука Морзе.

– И что вы думаете они нам говорят, Яхим? – спросила Сан-ка-Ниями, корабельный связист.

Девушка внимательно рассматривала какие-то графики на своих мониторах.

Ниями очень редко можно было застать в другой позе и в другом месте. Разве что – в буфете. Впрочем, Яхим почему-то покраснел и сделал вид, что задумался, но на самом деле мысли спутались и совсем не думалось.

– Читаю, – отозвался капитан Каратикардха. – Добрый день, дорогие человеки. Вот уже шестнадцать дней, как у нас идут дожди, и мы все думаем о вас.

– Думаем о том, как прелестно смотрелись бы ваши хорошо проваренные ножки в нашем обеденном бульоне, – продолжила Яланиюма.

– А на второе, пожалуйста, макароны с печенью и сердечко.

– Можно – два.

– Какой дуэт, – покачал головой Кихан.

Яланиюма презрительно скривилась.

– Разворачивайтесь, – сказала она, – или они выпьют весь наш шнапс.

– Разве вы что-то оставили? – удивился капитан.

– Жеваные фантазии у вас, – после некоторой паузы раздался из коммуникатора голос старшего инженера Кин Метци. – Выдумываете много, а в жизни все просто, раз-два – и конец. Вот квазар, например, или другая ерунда, или та же сверхновая шарахнула возле черной дыры, и началось, туда-сюда, трали-вали. Взрывом вещество толкает в дыру, а та жрет через силу, брюхо ломится. И тут – хрясь! Херак! И все…

Кин Метци целыми днями просиживал среди электроники, машин и двигателей и почти не появлялся снаружи. Однако голос его регулярно транслировался то тут, то там, как будто он всегда где-то рядом, стоит тенью за спиной. Однажды он обратился к Волкову, когда тот был у себя в каюте, и теперь биолог с опаской поглядывал на туалет.

– Трали-вали – это хорошо, – одобрила Яланиюма, – вы, Энхайнц, прямо профессор, какой ученый слог!

– Не у всех же сфера интересов ограничивается бешерским самогоном и макаронами с сердечком, – сердито прогудел голос Кин Метци.

– Капитан, это о вас.

– Что поделать, макарошки с сердечками – единственная причина, почему я не пошел в десантники, – капитан развел руками. – Там кормят одними биологическими крапозанами, если вы знаете, что это такое.

– А вы уверены, что влезли бы в боевой экзоскелет десантника? – спросил Кихан.

– Раньше и я был молодым, красивым, не настолько и толстым.

– Подтверждаю, – сказала Яланиюма, – я видела старое изображение, где у вас всего четыре подбородка.

– Эта женщина душит словами, – пожаловался капитан.

– Боевой костюм десантника называется Личной Боевой Броней, – заявил вошедший на мостик Атэр Брок.

Несмотря на то, что дверной проем был высок и предназначался для проноса немалого количество крупного оборудования, Броку пришлось пригнуть голову. Яланиюма, все еще державшаяся со сложенными руками у косяка, по сравнению с корабельным охранником и грузчиком выглядела как маленькая кукла рядом с носорогом. Брок свирепо осмотрел мостик, и Волкову показалось, что под этим гигантом прогибается листовой пол.

– Кому интересно, – добавил Брок, – у меня в каюте имеются две. Броня для открытого космоса и для безвоздушных планет. А кому не интересно – хрен и с вами. Играйтесь в игрушки, пейте молочко.

– Брок – молодец, – отозвалась Сан-ка-Ниями, что-то листавшая в своем компьютере, – закончил пять классов.

– Шесть!

– Кстати, Атэр, как вы назвали людей, неспособных вытянуть полутонную штангу? Напомните, пожалуйста, я забыла.

– Дерьмом.

– Точно-точно, так и было!

– Друзья, мы все дерьмо, – сокрушенно проговорил Каратикардха.

– Согласен, – отозвался Брок.

– А того, кто не может сделать жим лежа сколько-то там раз… сколько вы говорили?

– Семьсот раз за три минуты.

– Да, да, кажется. Или вы говорили больше? В любом случае, как вы таких назвали?

– Дерьмом.

– Точно-точно, совсем из головы вылетело!

– Это если на пальцах одной руки.

– Ну а как обычно, на двух руках?

– Дерьмом.

– В вашей классификации никогда не запутаешься, – похвалила Ниями. – Кстати, я сейчас читаю сеть. Образ старый, но в ближайшие пару месяцев новый мы все равно не получим. Много мнений о нашем родном пятне. Есть, к примеру, группа, которая считает, что это просто-напросто боженька пукнул.

– Фу, остановите корабль, Чидам, – попросил Кихан, – я сойду.

– Что? – доверчиво удивился Дика, главный спец по двигателям «Танидзам». – Зачем? Достаточно поставить защиту против токсинов.

Кихан исподлобья поглядел на Дику. Второй инженер – человек очень серьезный.

– В любом случае, религиозные фанатики из Тамалияны в комментариях, наверное, рвут и мечут? – спросил Кихан.

– Кстати, да, – ответила Ниями, – но подписаны уже шесть миллионов человек. Еще есть версия, что это разрыв в пространстве Вселенной, из которого за нами подглядывают высшие существа.

– Опять придется дверь в ванную запирать, – сказала Яланиюма.

– А вы не запирали? – удивился капитан.

– А вы?

– И я не запирал? И теперь не буду. Пусть смотрят. Я человек интересный.

– Таких версий я могу штук по тридцать в минуту генерировать, – заявил Кихан.

– Вот самая популярная группа, десять миллиардов человек. Ну, то есть, когда последний раз мы получали сигнал было десять миллиардов. Сто двадцать восемь миллиардов положительных оценок. «Аномалия – это Большой Взрыв в миниатюре».

– А… – Кихан разочарованно махнул рукой.

– Что за взрыв? – нахмурился Атэр Брок. – Не понял, там типа войнушка какая-то? У меня фотонные торпеды в разобранном виде…

– Что? Какие торпеды? – не понял Волков.

– А я думал, Ниями, вы за компьютером работаете, – сказал Каратикардха. – Волновые таблицы рассчитываете. Анализом полей занимаетесь. Регистрацией излучений.

– Куда ей, она не умеет, – ответил Кихан.

– Не умею, – подтвердила Ниями. – Куда мне?

– Вы-то сколько классов закончили?

– Классов? Каких классов? Вообще не понимаю, о чем речь, – Ниями улыбнулась.

– И раз уж зашла об этом беседа, разве в ваши трудовые обязанности входят прогулки по сети и чтение комментариев? – ворчал капитан.

– Как? – удивилась Ниями. – Я должна делать что-то еще? Мне за это не платят.

По комнате пролетела пущенная Яланиюмой пустая пластиковая кружка из-под кофе. Она аккуратно ввалилась в отверстие в кофейном аппарате, и тот издал холодный звон.

– Как жаль, конечно, – сказал первый пилот Салук, – что объяснение этому яркому феномену ученые найдут, как всегда, простое и скучное. Без громких сенсаций, без приключений, с помощью серенького маленького космического аппарата, вычислив атомарную структуру вещества или, может быть, химический состав, или что-то в таком роде, что обычному человеку не интересно и не понять. Протоны стучатся в электроны…

– Как-как? – оживился Кихан. – Патроны стучатся в элероны? Ого, вот это я понимаю приключение!

– А что скажете вы, профессор Волков? – поинтересовался капитан. – Мы люди темные, курьеры, дальнобойщики, но вы – человек ученый.

Волков, до сих пор тихо слушавший разговор, вздрогнул, услышав свое имя. Он стоял у дальней стены, почти в углу, и видел сразу весь мостик.

– Я же простой биолог, капитан, – напомнил он и прокашлялся, голос показался глухим. – Даже хуже – селекционер, генетик. У меня по физике в академии больше трех с половиной не было. Моя физика закончилась Ньютоном. Я за тридцать лет так и не понял смысл теории удвоенного пространства, а ее, говорят, лет пять как опровергли.

– Опровержения тоже никто не понял, – сказал Кихан. – Сейчас популярностью пользуются теория разрыва и теория подпространственных толчков.

– Правда? Я о таком и не слышал, – Волков вздохнул.

– Потому что он это выдумал, профессор, – сказала Ниями.

– На самом деле – нет, – произнес Кихан. – Просто эти теории написаны таким языком, что и сформулировавшие их профессора расшифровывают смысл написанного по-разному. Но все равно ни для кого не понятно.

Волков улыбнулся.

– Лет пятнадцать назад, что-то около того, – начал он, – когда я еще работал преподавателем в Институте Квантовой Астробиологии в системе Некифи, мы часто возили студентов на практику на четвертую планету системы. Там сложная химическая среда, вся атмосфера из ядовитых газов. Человеку там непросто, нужно ходить в тяжелых скафандрах. При этом сила тяжести почти два жэ, скафандр шестьдесят килограмм и забрало шлема вечно запотевает, и не сплошным туманом, как обычно, а узорами, отчего изображение искажается и, скажем так, гуляет. Но это все, в общем, детали… На планете этой сформировалось просто сумасшедшее количество самой разной флоры и весьма своеобразные, пусть, как правило, и простейшие образцы фауны. Было там такое озеро, которое называлось, кажется, Лишайным… не помню. Название не официальное, а наше, институтское, молодежное. Если подойти к краю этого озера и вглядеться в воду, то на отбрасываемую вами тень тотчас слетались крошечные существа, которых назвали пышноцветами, хотя это все-таки была живность, а не растения. Пышноцветы в затененной воде превращались в цветастую чернильную кляксу, которая то растекалась, то собиралась, и принимала при этом самые хаотичные формы. И, что самое любопытное, когда вы вот так смотрели в озеро и бросали на него свою тень, ваше отражение полностью пожирали пышноцветы. Вы представьте – смотрите в зеркало, а вместо вас там какая-то совершенно умопомрачительная галлюцинация. Очень интересный эффект.

– Вы хотите сказать, что это, может быть, живое существо? – спросил капитан.

– Моя добавка ко всем глупым версиям.

– Пойду, значит, собирать фотонные торпеды, – сказал Атэр Брок и покинул мостик.

– А я схожу перекушу, – сообщил Дика и двинулся было к выходу.

– Как вы смелый человек, Дика, – ответил ему Кихан. – Едите за десять минут до бета-пространства.

После входа в бета-пространство на корабле притушили свет, и в сумраке стало тихо. Экипаж разбрелся по отсекам. Кто-то пошел спать, кто-то работать, кто-то заниматься, кто-то пить. На мостике остался один Яхим, с тоской поглядывавший на кресло Ниями. Сама корабельный связист и мастер на подхвате была с Яланиюмой в буфете, где две женщины долго разговаривали, пили что-то крепкое и вспоминали давно прошедшее, но не покинувшее. Второй инженер Дика решил пропустить перекус, потому что при входе в бета-пространство еда могла выйти обратно весьма неожиданным образом, спустился к двигателю, проверил системы и пошел спать. Спал и огромный Атэр Брок, выпивший двенадцать таблеток снотворного – ему нужно было восстановить силы перед новым подходом в упражнениях. Чидам Салук нервно тарабанил пальцами по столу и решал навигационные задачи для студентов первых-вторых курсов, попивая жидкий лякус, а старший инженер Энхайнц Ден Кир Метци сидел в инженерном отделении, прямой и неподвижный, и смотрел, почти не моргая, на мониторы, по которым ползли бесконечные графики с анализом систем корабля. В такой позе Метци мог пребывать сутками.

Волков и старший помощник Кихан прошли в каюту капитана, пили и курили. Биолог вертел в руках стакан с противорвотным соком – он редко выходил в космос и очень не любил переход в бета-пространство (а выход – тем более). Капитан и Кихан пили некий напиток изумрудного цвета с достаточно высоким содержанием спирта.

– Знаете, с тех пор как я поднялся на борт «Танидзам», я все размышляю над одним вопросом, – сказал Волков дрожащим голосом, ему было очень тяжело. – И размышления эти со временем приобретают какие-то мучительные и навязчивые черты… Ведь на Сита b я не знал, что нам нужно будет лететь дальше – за пределы Фронтира. Этой петлей мы израсходуем много топлива, наверное, целый позитронный стержень в двигателе антиматерии. Нарушатся графики поставок на другие станции. А для чего? Зачем? Я вспоминаю, как сложно мне было выпросить у Эл Тун средства на какие бы то ни было программы. Просто невозможно! Если подумать, то ни один из моих проектов за последние сорок лет не получил полного финансирования! Все забраковывалось еще на начальных этапах «ввиду бесперспективности с точки зрения прибыли» – это такая официальная формулировка… Я всегда думал о научной важности своих проектов для будущего человечества и всегда забывал о финансовой выгоде. Она меня не интересовала так же, как никогда не интересовала слава. Что для ученого слава? Пустое место. Помнят имена, но не помнят людей. Да и сами имена не помнят, коллеги разве что… Иронично даже, что, когда я получил место в исследовательском проекте Эл Тун, я не имел к его разработке никакого отношения. Меня назначили из-за нехватки персонала… А когда я добился успеха и создал нечто полезное, нечто такое, о чем мечтал – меня выгнали и забрали все наработки! И вот я сижу на арендованном корпорацией судне для сверхдальних походов, что стоит немало, и нашему полету предстоит еще много бета-переходов, что весьма дорого… И для чего же?.. Чтобы выпустить обыкновенный исследовательский спутник! Какой в этом смысл? Нужны годы исследований, и все равно вероятность извлечения финансовых дивидендов из аномалии ничтожна! Ведь никто не делает деньги на звездных туманностях или, к примеру, черных дырах…

– Вы умеете задавать вопросы, профессор, – капитан повертел в руках стакан, выпил и на некоторое время задумался, – но не умеете выбирать людей, которым их задаете. Спросите солдата, за что он идет убивать, и вы не услышите правды. Он и сам не знает. Не знаем и мы. Мы – обыкновенные перевозчики. Что нам чья-то прибыль? Хотя я все же попробую ответить на ваш вопрос, как сумею, конечно. Мы здесь тоже читаем книги порой… Давайте подумаем для начала, кто получает прибыль? Мне платят крохи за доставленный товар, зарплату. У вас отбирают ваши разработки и выдают ничтожный гонорар. А созданную нами прибыль корпорация, понятно, забирает себе. В Адению, в Чжи Со или куда-то еще. Так просто и не разберешься куда конкретно, потому что все современные государства не отличить друг от друга. Ими даже управляют одни и те же люди. Посмотрите, например, на какой-нибудь Мадзэн. Эта корпорация содержит часть правительства Чжи Со и забирает себе тридцать процентов бюджета Тамалияны. Они пишут законы для империи. А еще, говорят, управляют коммунальными службами Адении и госкомпаниями по добыче полезных ископаемых. Эл Тун и Сан Рио Тек владеют правительствами многих стран, в том числе, частично, Адении, Чжи Со, Тамалияны. У императора Тамалияны связи с корпорациями, и он лично лоббирует их интересы. Кабинет министров Адении находится в небоскребе Сан Рио Тек, на третьем этаже, если мне не изменяет память.

– Я слышал, отдел Эл Тун, руководящий министерством культуры Чжи Со, занимается и министерством спорта Адении.

– Да, вся система – единый организм. Организм тяжело больной, который развивается, если и развивается, пожиранием самого себя! На вершине пищевой цепи стоят коммерческие компании, живущие за счет экономической выгоды, и все общественное взаимодействие основано на коммерции. Возможно, только внутри семьи люди еще могут проявлять бескорыстие друг к другу, но в отношениях с другими людьми всеми нами руководит выгода. Мы не всегда это осознаем и, как бы мы себя ни порицали, ничего не можем с этим поделать – при финансово-ориентированном строе человек нас интересует в первую очередь тем, что мы можем от него взять. А если принять, что количество любого вещества в природе конечно, что несомненно так и есть, то суть экономического движения не только в том, чтобы присваивать себе принадлежащее другому, но и, по возможности, не отдавать принадлежащего тебе. Процесс перетекания ресурсов и благ из одних рук в другие – самоцель. Движение – и есть суть. Движение из одного конца в другой и обратно подменяет развитие. Но любое движение конечно. Не подпитываемое энергией извне, оно ведет к саморазрушению и увяданию. И потому, чтобы движение это не прекратилось, система вынуждена либо поглощать себя и становиться слабее, либо искать внешние источники энергии.

Топливо скрипучей машины – продажи. Неважно чего, важно продать – и получить больше, отдав меньше. Ради прибылей уничтожаются звездные системы и народы, развязываются войны, где гибнут миллионы несчастных работяг и бедняков для того, чтобы переложить золото из кармана одного негодяя в карман другого. Ради пары процентов прибыли этот мир готов погубить сам себя… И за такими процентами, а не за какими-то там исследованиями мы летим к аномалии, профессор! Ведь что это такое – мы не знаем. Может быть, эта аномалия полна драгоценностей? Алмазов! Нефти! Оружия или наркотиков! Вероятность, понятно, невелика, особенно последнего, но никогда нельзя отдавать инициативу сопернику! Так или иначе – продать можно все. Это вам кажутся бесполезными грязные носки с дырками на пятках, а люди, основавшие Эл Тун и Адению, могли бы продать их по цене машины. Как и ядовитые котлеты из отходов, как и сорванный с куста колючий прут! Вы можете быть уверены, что в ваших чемоданах хватает хлама, который вам, в сущности, ни к чему, но вы купили его, потому что вас принудила экономическая система. Она живет производством и распространением мусора. А когда его некому будет продавать, она уничтожит какую-нибудь маленькую цивилизацию, чтобы открыть новые рынки и снова прийти в движение. И так до тех пор, пока вся махина, начав с хвоста, не проглотит себя полностью. Я немного скомкал середину, но такой мне видится наша ситуация.

– Вы считаете, что, если мы не найдем в аномалии ничего ценного, случится какой-то экономический катаклизм?

– Наверняка.

– Например?

– Войска Адении собираются у границ и Чжи Со, и Тамалияны. Ее системы-миньоны активно готовятся к боевым действиям. Чжи Со резко активизировали спонсирование сепаратистских группировок в Тамалияне. А Тамалияна с утра до вечера крутит в новостях информацию о своих новейших военных разработках.

– Неужели случится мировая война?

– Вероятнее всего, да, но, возможно, не сразу и не совсем мировая. Чжи Со, с ее маской социальной ориентированности, на днях окончательно отменило все социальные гарантии, обязав, к примеру, детей оплачивать налоги на умерших родителей. Вместо пенсий ввели штрафы за старость и сняли последние временные ограничения на рабочую смену. В Адении увеличиваются налоги и поборы на десятые процентов каждые два месяца, а Тамалияна, чтобы сдержать обвал экономики, почти полностью отказалась от системы образования. Здравоохранение на очереди, хотя в Адении оно давно доступно только элите.

– Что ж, – сказал Кихан, – будем надеяться – что-то мы все же найдем.

– Продлим агонию, подергаемся немного.

Волков вздохнул и почесал висок. Что-то не сходилось, что-то беспокоило его. Он выпил сока, но лучше не стало.

– Что ж, раз уж мне посчастливилось встретить на этом корабле мудреца, знающего ответы на все вопросы, быть может, вы сумеете разрешить еще одну загадку, над которой я в бессилии бьюсь который день, – сказал он. – Последние пять долгих лет на Сита b мы разрабатывали соединение, которое можно использовать для создания лекарств от многих болезней сосудов и крови, особенно тех, которые приобретаются в результате разрушения экологии, от сложных условий на окраинных планетах, от некачественной пищи и бета-перелетов. По сути, мы могли бы синтезировать такие лекарства уже в лабораториях Сита b, не будучи фармацевтами. Подумайте, какой это прорыв! У нас же половина населения страдает в той или иной степени от подобных болезней, многие гибнут, умирают совсем молодыми из-за ломки или закупорки сосудов, от бета-кристаллизации и ее последствий. Представьте количество покупателей! И что же? Лекарство засекретили. В лучшем случае его будут продавать по безумным ценам представителям высших каст. Что случилось? Почему так? Почему Эл Тун идет против прибыли?

Каратикардха выпустил облако дыма изо рта. Сперва фиолетовое, оно покраснело, затем позеленело и, прилипнув лепешкой к стене, стало тихонько рассасываться.

– Очень просто, – сказал капитан. – Дайте людям лекарство, и они будут здоровы.

– Как ни странно.

– И перестанут покупать лекарство.

Волков открыл было рот, чтобы что-то сказать, но задумался и скривился.

– Нет, определенная выгода в этом, конечно, есть, – продолжал капитан. – По нашим с вами карманам выгода просто колоссальная. Но взгляните на дело с другой стороны. Что если давать беднякам лекарство, которое не излечивает, а приостанавливает болезнь, снимает некоторые симптомы и облегчает некоторую боль. Конечно, речь идет о настоящем лекарстве, не о плацебо, от которого покупатель может элементарно умереть. Мертвые денег не платят, хотя, как я упоминал, в Чжи Со смогли решить и эту проблему. Но мы говорим о лекарстве, которое лечит, но не излечивает. И получается, что больной вынужден покупать его всю свою короткую жизнь, вынужден платить, платить и платить, а иначе – умрет. Куда более прибыльный вариант, чем ваш, правда ведь?

– Но это бесчеловечно, – шепотом сказал Волков.

– Если свободная экономика станет человечной – она умрет в тот же миг.

После этого разговора Волков долго бродил сумрачными коридорами «Танидзам» и размышлял, хотелось спать, но не спалось. Проходя мимо каюты Яланиюмы, он увидел торчащие из открытых дверей ноги – женщина наполовину ввалилась внутрь и уснула на полу. Дверь неловко колебалась, не зная, как поступить. Волков втащил несчастную в каюту и уложил в постель. После этого он отправился дальше и оказался в грузовом отсеке. Атэр Брок подтягивался на перекладине, а сидящая на приличном расстоянии от него Сан-ка-Ниями упавшим голосом рассказывала о своей жизни, в тысячный раз, и с каждым разом история ее приобретала новые сюжетные повороты и оригинальные концовки.

– Отбившись от пиратов, мой муж попал в руки полиции, – говорила со вздохом Ниями. – Его отправили в орбитальную тюрьму, но он украл полицейский катер и сбежал, по пути ограбив два или три банка.

В буфете Волков встретил второго инженера Дику, тот сидел за столом и напряженно читал – лицо его при этом покраснело, а брови сдвинулись так, что черты исказились до неузнаваемости. Увидев Волкова, Дика принялся расспрашивать его о биологии.

– Что вы хотите знать? – спросил Волков, устало присаживаясь напротив.

– Все, – возбужденно сказал Дика.

Когда корабль вышел из бета-пространства, на экранах мониторов зажглись звезды, а по левому борту сияла сиренево-зеленая туманность. Волков проснулся и получил сообщение от капитана срочно прибыть на мостик. Волков удивился.

Каратикардха, вопреки обыкновению и вопреки естественному ходу вещей при его значительных размерах и весе, не расплывался по капитанскому трону, а стоял возле Яхима ниб Хароса и задумчиво разглядывал мониторы. Из-за своего пульта на них поглядывала и Сан-ка-Ниями, но взгляд ее при этом был уставшим и скучающим.

– У нас впереди еще один переход через бета-пространство, – сказал капитан, когда появился Волков, – но наши приборы уже занимаются анализом аномалии.

– И что же?

– Смотрите сами. Яхим, покажи фокус.

Второй пилот обозначил аномалию на одном из мониторов и нажал на кнопку анализа. Тотчас погасли все экраны пилотской группы, все лампочки и индикаторы, щелкнули какие-то кнопки, на мостике дрогнул свет. При этом рабочее оборудование Ниями осталось неприкосновенным.

Через несколько секунд система перезагрузилась, энергия вернулась. Однако никакого анализа, разумеется, проведено не было.

– И так каждый раз, – сказал Каратикардха и отступил, давая Волкову посмотреть на мониторы. – Система испытывает мгновенную перегрузку и автоматически выключается. Спектрометры, кстати говоря, работают исправно, но при этом выдают ошибки и глючат, путаясь в элементах и показаниях. А ловушки элементарных частиц и регистраторы вообще не подают признаков жизни. Что на это скажете?

– Что я могу сказать, капитан? – Волков покачал головой. – Я даже не знал, что на обычных грузовозах ставят такие мощные спектрометры и ловушки элементарных частиц. Может быть, у вас есть еще и нейтринный расщепитель? Или улавливать пространственного смещения?

– Вы сейчас выдумываете названия приборов на ходу?

– Каюсь.

– На борту появился второй первый помощник.

– Юма и с одним не справляется, – сказала Ниями.

– Яланиюма справится и с десятком первых помощников, – отмахнулся капитан.

– Боюсь, что аппарат, который вы запустите, – сказал Волков, – постигнет та же участь, что и приборы.

– В этом нет нашей вины, – капитан пожал плечами. – Сделаем, что можно.

– Разумеется, но как все-таки жаль – мы очутились на переднем крае великих открытий и можем оказаться унизительно бессильны в самый ответственный момент. Хорошо, что в науке и неудача порой – шаг вперед, полный смыслов.

– А вас не беспокоит, что подобное может случиться не только со спутником, но и с самим кораблем, подойди он ближе? Кстати говоря, у нас есть еще кое-что. Покажите-ка, Яхим.

На большом экране появилось изображение ущербного темного диска отдаленной планеты. Планета походила на покусанное яблоко – из района северного полюса был выдран клок земли. Вещество поднималось вверх, высасывалось в космос и рассеивалось там мрачной тучей. Наиболее плотная часть этой тучи растекалась по орбите планеты, которая, похоже, вращалась против часовой стрелки, если судить по изображению. Звезда системы, белый карлик, скрывалась где-то позади планеты и поблескивала среди черноты рассеиваемой пыли.

– В планету врезалось некое космическое тело, – сказал капитан. – И, судя по данным, произошло это не более пяти часов назад. Мы запустили в сторону планеты дрон, и скоро он даст картинку…

– Кажется, я восстановил траектории, – сказал Яхим, и на изображение космической катастрофы легли линии движения планеты и касательная от неизвестного объекта, в нее врезавшегося.

– И что это? – нахмурился Каратикардха.

– Во-первых, – подал голос Волков, – по траектории видно, что некий объект прилетел со стороны аномалии, куда направляется «Танидзам».

– Хотите сказать, он появился из этой кляксы?!

– Нет, до аномалии тысячи световых лет, поэтому погрешность выводов просто колоссальная. Я бы сказал, что объект прилетел из того же сектора галактики. К тому же он мог отклоняться от курса гравитацией звезд и других объектов. А чтобы врезаться в планету, ему пришлось бы опередить свет…

– Он мог лететь через бета-пространство.

– Тогда он не коснулся бы планеты.

– А во-вторых?

– Ударом о поверхность объект изменил направление вращения планеты, и, похоже, через сколько-то миллионов лет у нее появится новый спутник.

– Данные с дрона, – сообщил Яхим.

На небольших экранах под основным появились укрупненные изображения планеты, пробитой в ней дыры и летящей во все стороны пыли.

Разобрать на них можно было мало что – планета по-прежнему закрывала собой звезду, а место удара запорошено было мечущимися остатками вещества.

– Вероятно, объект ушел глубоко под поверхность планеты, – сказал Яхим. – Ничего пока не разобрать. Нужно ждать, когда рассосется пыль.

– Тысячу лет, – проворчал капитан.

– Мы должны собрать все данные, какие возможно, и переслать их компетентным людям, – сказал Волков, пытаясь хоть что-то разглядеть на изображениях.

Капитан кивнул. Анализировать потоки получаемой компьютером информации на «Танидзам» было попросту некому.

– Как считаете, профессор… – начал было капитан, но закончить фразу не успел.

Внезапно что-то сверкнуло на главном экране – переливающаяся цветами аномалия засветилась так ярко, как никогда прежде.

– В нашу сторону движется вспышка! – воскликнул Яхим.

Капитан сгорбился, чтобы увидеть то, что увидел его второй пилот.

– Направленный луч энергии! – добавил Яхим, но Каратикардха различил только странный след на фоне космической кляксы.

– Защитное поле на максимум! Всему экипажу… – и снова он не успел договорить.

Случившееся дальше уложилось, вероятно, в одну миллионную долю секунды. Видимый в мониторах космос захлестнула клокочущая яркими цветами полоса. Как вода, выплеснутая из ведра, она нахлынула от пылающей аномалии и подхватила пестрыми вьющимися волнами крохотное суденышко под названием «Танидзам».

Как будто сквозь все на свете прошла эта стрела и все на свете стало ею. Волков успел увидеть, как гнется и искажается капитанский мостик, как будто его вместе с банкой краски затянуло в стиральную машину. Завертелся толстый капитан, туловище его заструилось в оранжево-аметистовую воронку, голова вытянулась соплей, руки забултыхались. Красавица Сан-ка-Ниями вздулась, став настолько необъятно широкой, что видеть ее можно было со всех сторон сразу. Еще хуже выглядел Яхим – его скрутило в бублик, потом расплющило и распылило. Волков посмотрел на свои руки – они вытянулись далеко вперед, на многие парсеки вперед. Волков видел свои глаза и затылок. Один, два, тридцать, сто! Сотни тысяч затылков биолога Волкова самых разных цветов – от малахитового до кислотно-оранжевого, от пурпурного до рубинового. И все они перетекали друг в друга! И все они стали частью мира. Частью галактики. Частью Вселенной. Нарочито красочной, текущей, пузырящейся. Все они стали космосом, звездами, черными дырами, планетами и существами, населяющими эти планеты. Все они были биологом Волковым. Они мчались сквозь пространство, и они были этим пространством…

Глава 6. Фантом

– Пристегните ремни, – послышался глухой голос из головы планетолета. – На старте ожидаются значительные перегрузки. Отсчет через пять минут.

Цин сидел у окна в твердом и потном кресле и со своего места никак не мог видеть говорившего. Маленький, всего на тридцать человек, планетолет стоял в темном круге грузового космопорта на мокром металлическом помосте. Двигатели проверили дважды – значит, скоро взлет, хотя на борт до сих пор поднимались пассажиры. В большинстве своем – потрепанные жизнью мужчины средних лет в простой, будничной одежде, грязные и пахнущие. Этот планетолет возил рабочих на астероиды за пределами обитаемых планет системы Тора, в вечные холода, поэтому документы и регистрация здесь никому не были интересны.

Рядом с Цином уселся широкий, тяжелый мужчина за пятьдесят и принялся рукавом вытирать со лба то ли пот, то ли следы дождя. Он закряхтел, захрипел, постарался устроиться поудобнее, но отклонился, заметил кого-то сидящего спереди.

– Оп-па! Жиро! – пробасил мужчина, хватая приятеля за плечо. – Что ты так? Я думал тебе уже оттуда, а ты еще туда!

Жиро обернулся и пожал соседу Цина руку.

– Да прихворнул немного, – скрежещущим голосом ответил Жиро. – Совсем сморило меня. Провалялся свою смену, теперь сбился с графика. Звонил начальнику, говорю так и так, такие дела, как теперь, что?

– Да поменяет и все.

– А вот и хрен! – у Жиро загорелись глаза. – Говорит: или на работу выходи, гнида, или рассчитывайся. Два варианта, выбирай поинтереснее. Говорит: у меня график, так и так, одно-другое, – Жиро, очевидно, спародировал тон начальника.

– Что он? Не самое ведь говно мужик…

– У него на минуту опоздаешь – значит где-то нажрался и под столом лежишь, и все, ничего не докажешь.

Цин откинул голову на спинку и попытался не слушать. Через проход в параллельном ряду сидела женщина лет тридцати пяти или, может, старше. Она ссутулилась, облокотилась на ручку и курила. Плотный дым дешевой сигареты отлетал прямо на соседа Цина и его собеседников, окутывая их головы туманом. Однако ни тот, ни другой, привыкшие к сложной атмосфере в сложном коллективе, не обращали на дым внимания. Женщина краем глаза посмотрела на Цина. Моргнула и отвернулась. Глубина этого взгляда, совсем не такого безразличного ко всему на свете, как это бывает среди пассажиров подобных планетолетов, поразила Цина.

Со стороны порта мелькнул световой сигнал.

– Двери закрываются, – сообщил все тот же голос из головы планетолета.

Послышался легкий скрип, и в салоне сразу стало тепло, слишком тепло. Свет приутих, отовсюду завоняло гарью и потом. Квадратный иллюминатор, возле которого сидел Цин, закрылся переборкой и теперь из салона ничего снаружи видно не было. Тридцать человек оказались заперты в узкой, перегретой и вонючей банке.

– Начальник, мы сегодня как, по выходному? – поинтересовался кто-то из передних рядов.

– Нет, отменили выходной, – ответил капитан, и тут же загомонили по всему салону:

– Давно еще сообщали, что отменили!

– Уже не выходной!

– Выходной послезавтра и потом через две недели!

Жаль, в такие рейсы не выдают затычки для ушей. Цин скосил взгляд на пустое кресло впереди на соседнем ряду. Наверное, единственное не занятое. Что-то в нем привлекло внимание Цина, и он пока не мог разобраться – что именно. Место без сомнения пустовало, но почему-то казалось… Да и что казалось? Сиденье, конечно, примято, но это еще не значит, что на нем кто-то сидит… Оно просто очень старое и вообще, кто может на нем сидеть? Человек-невидимка?

Планетолет тряхнуло, он оторвался от земли и принялся набирать скорость. Стало тяжело дышать, пассажиров с силой вдавило в жесткие кресла, заболели глаза. Вскоре Цин обнаружил, что не может поднять рук из-за возросшей гравитации. Давление словно пыталось размазать человека по креслу, как масло по хлебу.

При этом, как ни странно, женщина через проход продолжала курить, хотя и держала руку неудобно выгнутой. Кто-то спереди сказал что-то через силу, в передних рядах послышался смешок.

Все это продолжалось несколько минут, но, когда планетолет наконец прошел сквозь атмосферу и вышел в космос, у Цина страшно разболелась голова, пришлось на полчаса надеть маску и дышать в нее. Он закрыл глаза и пытался прийти в себя. А люди в салоне оживились и непохоже было, чтобы кого-то еще волновали проблемы со здоровьем.

– Так, а что с Жабуем? Вконец сдулся? – спросил мужчина, сидевший в кресле впереди.

– Легкие кончились… – ответил толстяк рядом с Цином. – Говорит, вдохну разок более-менее, а потом – ни в какую. Раз десять, говорит, не получается, на одиннадцатый опять хорошо. И вот так…

– А врач чего?

– Да ничего, не отлынивай, говорит, здоров, работай. Наш врач больничный разве что покойнику выпишет.

– Дня на два, не больше.

– И живому плохо, и мертвому не лучше.

Свет приглушили, чтобы желающие могли вздремнуть.

Цин включил сиком и занялся новостями. И сразу же:

«Межзвездный корабль Сигмунда КТ12-С взорвался на планете Гамма Тора при взлете с космопорта».

«Теракт на планете Гамма Тора – взорван космический лайнер. Тысячи погибших».

«Не менее полутора тысяч человек погибло при взрыве крупного космического звездолета модели Сигмунда».

«Полиция объявила в розыск террориста, взорвавшего лайнер на Гамма Тора».

«Составлена модель предполагаемого террориста с Гаммы Тора».

Цин опустил руку вниз так, чтобы экран его сикома больше никому не бросался в глаза, и открыл изображение – человек на объемном фото был одновременно и похож на Цина, и не похож. Среднее лицо, средний нос, средние губы. Разве что этот раскосый разрез глаз, характерный для жителей Дзитигонэ…

Как?..

Цин приставил дрожащую ладонь ко лбу, коснулся глаз, но тотчас порывисто отнял руку, потому что вдруг перепугался, что его волнение покажется кому-то подозрительным.

Как?..

Ему показалось, что в салоне похолодало, и кожа на лице стала совсем ледяной, как замороженный камень. Такой ледяной она стала, такой твердой, что не моргнуть. И сердце не слышно совсем. И вообще ничего не слышно…

Неужели они все-таки сделали это?! Без него?! Неужели они все же взорвали звездолет? Неужели все равно собирались взорвать его, пусть и с Цином на борту?! Неужели все те люди погибли?..

Быть такого не может! Он ведь был там, на Гамме Тора, в тот миг и в тот час! Шнырял перепугано и в районе космопорта, и в городе, и уж наверняка увидел бы и услышал взрыв у себя над головой. Наверняка обратил бы внимание на бесчисленные городские инфопанели, загоревшиеся сенсацией. При современных средствах связи задержка перед появлением информации в СМИ часто не превышает минуты. Но инфопанели молчали. Пережевывали все на свете, нудили о бесконечных политических распрях крошечных далеких государств и мелких криминальных потасовках на окраинах галактики, обсуждали новые спортивные импланты и провал какой-то паршивой постановки, но ни словом не заикнулись о теракте за окном, о падающих на голову обломках! Сплетничали ни о чем, пропустив потрясший атмосферу взрыв?! Возможно ли такое? И почему? Не потому ли, что корабль на самом деле не взорвался? И, не имея картинки, журналисты инфопанелей бросились в срочном порядке моделировать изображение и править заготовленный за несколько дней текст? Ведь знают же, что никто не станет проверять информацию! Кому это нужно – проверять новости?! Для чего это обычному человеку?! У него нет своих дел? Своей жизни? А полиция!? Полиция – внутреннее подразделение корпораций. У каждой – своя. Например, уголовная полиция Адении, если не подводит память, – коммерческая компания в составе Эл Тун. Эта банда работает по приказу свыше.

И ведь сколько было скандалов! Разоблачения информационных фальшивок всплывают с раздражающей частотой. В подпольных (и не очень) студиях массово штампуются поддельные изображения. Нужным людям приписываются слова, которые они не произносили. Всякая информация корректируется и рядовому зрителю инфопанели ни за что не отличить реальный факт от выдумки. Потому что покупатель быстрой еды не станет изучать ее состав под микроскопом. А если какой-то безработный психопат все-таки решит проверить информацию – не беда, подделать можно и доказательства. Но где же правда? Как ее узнать? Есть ли она вообще? Если весь видимый мир идет рука об руку с фальшивкой, как отличить одно от другого… Подделкой может быть все! Где искать правду, когда мир вокруг – реальность лжи?

Как если бы кто-то изловчился и стукнул по всем клавишам фортепиано одновременно, тогда как его попросили сыграть одну ре второй октавы, например. Большинство не сможет расслышать в этой восхитительной какофонии был ли вообще извлечен нужный звук. Зато сколько шума! И если этот шум будет сопровождать каждую из полюбившихся мелодий в каждой их ноте – то прозвучат ли эти мелодии? Или, утонув в потоке других, сами станут шумом?

Защитная переборка, закрывшая иллюминатор в момент взлета, открылась. В отличие от звездолетов дальних полетов, на скоростных планетолетах ставили настоящие окна, сквозь которые виден был настоящий космос. Несколько лет назад пассажиры одного из звездолетов уверяли, будто видели в монитор притаившиеся среди астероидов вражеские корабли, задумавшие начать войну с внезапного нападения. Эти фантастические наблюдения (ведь ни один звездолет не станет лететь вблизи астероидного поля) стали поводом для введения войск в независимую до тех пор звездную систему. Опровержения фальшивого изображения с мониторов появились год спустя, после опустошительной войны, после гибели миллионов человек. И целый год виртуальность была реальностью.

Потому и сейчас в сети мгновенно размножились группы, обсуждающие последний теракт. Взбешенные комментаторы требовали изловить и наказать вымышленного убийцу, совершившего вымышленное преступление. Уже в первую минуту после появления первого сообщения в новостях появились тысячи комментариев. Потоки ненависти полились в сторону человека, который по прихоти судьбы существовал в реальности. Презирали фантазию, но волны презрения этого захлестывали того, кто сидел сейчас у окна крошечного планетолета.

– Пишут, какой-то брошенный дружком педик, – послышался негромкий голос сзади. – Будто бы подложил ему бомбу в звездолет.

– Не знаю, я сейчас читал, что это фанатик из Тамалияны, – ответил другой. – Он что-то кричал в космопорту и потом нажал кнопку.

Цин выключил сиком и вжался в кресло. А ведь и он сам когда-то создавал иллюзии, фальшивую реальность.

Курившая женщина через проход теперь что-то лениво рассматривала в своем сикоме, сигарета в ее правой руке до сих пор дымилась. Над левой ее рукой было открыто сразу два экрана, в одном из которых шли новости о гибели звездолета Сигмунда. А над пустым креслом перед женщиной мерцал свет лампы, и Цину еще показалось, что салон над сиденьем чуть затемнен…

Сосед Цина провел руками по животу, с громким кряхтением встал и пошел в хвост планетолета, наверное, в туалет. Когда позади скрипнула дверь, Цин вдруг заметил, что затемнение на пустом кресле всколыхнулось, как пламя, на которое подул воздух. Оно стало расширяться и двигаться, вылетело в проход и заняло освободившееся возле Цина место. Цин почувствовал, что волосы его поднимаются дыбом, а по всему телу пошла неконтролируемая морозная дрожь. Цин с трудом повернул потяжелевшую на сто тонн голову и посмотрел на соседнее кресло, которое сложно сейчас было назвать пустующим. Что-то «сидело» в этом кресле. Либо кто-то. А по ногам и рукам Цина как будто проходили электрические разряды. Он услышал в тишине салона какой-то неясный треск, множество щелчков на самой границе слышимого. Он был уверен, что если протянет руку к пустому креслу, то к чему-то прикоснется.

И тут темная тень двинулась на него. Цин отпрянул, вжался в иллюминатор и вскрикнул бы, но звук застрял в горле. Цин тихо застонал и почувствовал резкую боль в сердце. Что-то сжимало его, что-то давило на все сосуды тела одновременно. Цин не мог дышать. Руки и ноги задергались, лицо побледнело, глаза полезли из орбит. Жестокая боль во всем теле вызывала желание бежать прочь – но Цин совершенно утратил контроль над своим телом. Боль, одна боль и больше ничего. Мир перед глазами темнел и умирал.

Глава 7. Моди

Цин ничего не видел, не слышал и почти ничего не чувствовал. Остатками паникующего сознания от давал рукам команды, но не знал, выполняют ли они их. Он напрягал последние силы и не чувствовал при этом усилий. Лишь ужас приближающейся смерти.

Но внезапно что-то изменилось. Цин ощутил удар, сначала слабый, затем все сильнее и сильнее – тук, тук, тук. Это его неловко собранный кулак колотил куда-то в центр груди или в солнечное сплетение. Схлынула кровь, закололо во всем теле, и мрак стал расходиться, расступаться перед тусклым светом. Цин вновь увидел перед собой спинку кресла впереди, свою ладонь с судорожно искривленными пальцами, руку, согнутую неудобно, напряженную. Боль уходила, и возвращался мир. Цин склонил голову и краем глаза увидел сидящего рядом толстого мужчину. Тот хмурился и сосредоточенно, пусть и с опаской, смотрел на Цина. Он вернулся. И тень… Сквозь уходящую пелену Цин увидел колышущийся воздух на сиденье через проход. Тень вернулась на свое место.

Цин откинулся на спинку и попытался расслабиться, но тело истерически трясло. Сосед отвернулся, так ничего и не сказав, и уставился куда-то вдоль прохода. Цин повернулся к иллюминатору и еще минут десять легкими толчками пытался делать себе массаж сердца, хотя, в общем-то, не только сердце приняло участие в недавнем бунте организма.

Весь оставшийся путь, еще почти два часа полета, Цин не сводил глаз с «пустующего» места, готовый чуть что вскочить и броситься наутек – он почему-то думал, что, забаррикадировавшись в туалете, перекроет путь и своему врагу. Но кто был этот враг? Призрак? Шальной дух умершего человека? Или его жизненная энергия, оставшаяся буйствовать в этом мире после смерти тела? Какое-то время назад в сети распространялись слухи, будто в армии есть целые взводы всякой чертовщины – вампиры, оборотни, привидения. Но все эти глупые сплетни никогда не находили подтверждений.

Вскоре корабль резко сбросил скорость и сел на крошечный диск космопорта. Цин поспешил встать вместе со своим соседом, надеясь затеряться в толпе. Он сбежал по трапу и оказался в крытом непрозрачном куполе, отсюда вместе со всеми он перешел в большую приемную, где горел ярко-желтый свет и все стены были покрыты экранами для прибывающих. На одних можно было выбрать себе желаемую работу и пройти процедуру зачисления в штат, на других отметиться о возвращении на службу, на третьих просмотреть короткие информационные, или, скорее, рекламные, ролики о шахтах и работах.

Цин занял место у одного из экранов и стал смотреть список должностей. Шахтеры, контроллеры шахтеров, контроллеры роботов (по типам), контроллеры продукции, инженеры по робототехнике и обслуживающей технике, инженеры бурильных машин… Список оказался внушительным. Цин думал, что работа на шахте проста в освоении и выполняется по большей части машинами, в действительности же, несмотря на некоторую роботизацию, шахтерами были преимущественно люди, причем на самых опасных участках, где ресурс робота вырабатывался совсем быстро. Люди стоили дешевле машин, каждой из которых, ко всему прочему, требовался «живой» контролер.

Как бы то ни было, Цин колебался – он не хотел оставаться на станции. Даже у мониторов он пугливо косился по сторонам. Поначалу он хотел выбрать что-то вроде перевозчика или его помощника, работу, которая позволила бы покинуть станцию и улететь на край Вселенной. Но, как выяснилось, грузы возились беспилотниками. Цин не мог думать долго, не имел на это права – краем глаза он видел странную тень в дверях. Она не шевелилась и будто бы наблюдала за ним. Или так казалось. Он выбрал профессию контроллера погрузки с минимальным сроком службы в два месяца, быстро заполнил анкету фальшивыми сведениями и поспешил в выделенную ему для проживания кабинку – на работу нужно было выходить через два часа.

Цин пошел по какому-то бесконечному коридору. Его правая стена была прозрачной, и за окном расстилалась до самого горизонта дымно-серая равнина, кое-где вздыбленная невысокими холмами. Отсюда астероид, находящийся далеко за последней планетой системы Тора, казался более-менее ровным шаром, но на самом деле был похож, скорее, на наполовину сдувшийся мяч. С обратной стороны астероида, куда редко попадал солнечный свет, зияла гигантская дыра неизвестного происхождения. Самая популярная теория ее образования звучала весьма скучно – миллиард лет назад в ядре этой крошечной планеты произошел сильнейший взрыв, который унес половину вещества в космос. Назывался астероид Моди.

Вдали над поверхностью поднимались тонкие струи газов, сплетались над равниной загадочными узорами.

В коридоре Цин смешался с толпой, хоть и не был уверен, что это как-то может его защитить. Но вскоре коридоры стали ветвиться, и Цину пришлось спускаться сначала по лестнице, затем в пустом морозном лифте, в одном, во втором, и снова по лестнице. Судя по инфопанелям на углах, было уже почти двести метров под поверхностью астероида.

Люди попадались все реже, и Цин заметил определенную зависимость глубины шахты и безразличности во взгляде ее работников. Наконец он отыскал камеру 619, в которую его отправил компьютер. Размерами и обстановкой она походила на тюремную – у стен по краям стояли кровати, два узких шкафа и один маленький стол. По потолку шла линия серой лампы. На полу остался широкий темный высохший след непонятного происхождения, из тонких вентиляционных отверстий с тихим сипением шел холодный воздух, а на одной из кроватей сидел мужчина в грязном сером комбинезоне и курил так, что плотный дым почти с головы до ног окутывал его фигуру. Он уставился на Цина.