Читать онлайн Мое море. Сборник разных историй бесплатно

Мое море. Сборник разных историй

Мое море

Кто создан из камня, кто создан из глины,-

А я серебрюсь и сверкаю!

Мне дело – измена, мне имя – Марина,

Я – бренная пена морская.

М. Цветаева

Он говорил мне о любви… Цветисто, с выражением, иногда задыхаясь и срываясь на хрип… Он говорил о любви к той, неизвестной, другой. Я пила кофе медленными глотками и думала, как все-таки он глуп. Я читала его мысли, мне нельзя было возражать ему или смеяться: он назвал бы это ревностью и все равно ничего не понял. Мне было скучно и грустно… Я улыбалась и молчала. Потом он стал рассказывать о тех, других, который он бросал. По его словам, они исчислялись сотнями, хотя я знала, что он не добрался и до десятка. Он доказывал мне, как он бессердечен, как холодно его сердце, он хотел, чтобы я попробовала его завоевать. Я зевнула и заказала еще один латте. Официант поймал мой тоскливый взгляд и ободряюще улыбнулся. Чтобы немного отвлечься, я прицепила к лицу вежливую улыбку и пустилась в воспоминания.

Я вспоминала море, как ночью оно нежно касалось кончиков моих пальцев, пенилось, разбиваясь о преграды… Море было моим ласковым и нежным зверем, моей силой, моим вторым я. Только море возвращало меня к жизни, смывало тлен прошлых ошибок и разочарований, усталость бессонных ночей, омывало шрамы моей вечной души… Море было моей единственной любовью, только ему я могла поверить свои тайные желания и страхи, оно всегда знало, как меня утешить, как наполнить новой силой. Только с ним мне не нужно было играть роли, менять свои личины, подстраиваться… Только с ним я была самой собой. Настоящей. Свободной.

Я вынырнула из воспоминаний и заглянула в глаза сидящему напротив мужчине. Он выговорился и замолчал. Он рассматривал меня, прицениваясь, прикидывая, сколько денег стоит на меня потратить, на чем лучше сэкономить и как списать с меня амортизационные отчисления. Мужчина был уверен, что если я с ним, я ему принадлежу… Он уже добавлял меня к списку своих побед. Я улыбнулась, он не знал, что полностью я отдаюсь только моему сильному, соленому зверю. Так же, как мое море, в хорошем настроении я впускаю в свои объятия, согреваю, успокаиваю, чтобы вскоре разгневаться и выбросить на берег. Или утопить… Ни один мужчина так и не смог заметить приближение шторма в моих глазах. Ни один так и не понял, что все воспоминания смываются волной. И наступает штиль…

Мой спутник попросил счет. Я была мила, молчала, улыбалась. Он сказал, что я прекрасна, понимаю его с полуслова, и выразил надежду на новую встречу. Я понимала, что в мои сети попался новый утопленник…

Я попрощалась, вызвала такси и уехала. Мужчина не знал, что я жду своего бога. Того, кто бы смог укротить стихию. Того, кого бы приняло мое море.  Кто бы в самый сильный мой шторм был рядом… И с которым были бы не нужны слова… Я подарю ему все сокровища утонувших кораблей, я закрою его от житейских бурь, смою пепел и тлен прошлых лет…

Такси подъехало к моему дому, я расплатилась и вышла. Ночь была ясная и звездная. Я давно не видела таких ярких звезд. Мне показалось или в воздухе запахло морем. Подул легкий ветер, напомнивший мне морской бриз. Я вдохнула воздух полной грудью, и мне стало отчего-то так легко… Будто мое море где-то совсем близко и успокаивает меня… «Все будет правильно», – шептал мне ветер. «Все будет правильно», – вторили ему деревья.

И мне показалось, что где-то вдалеке вздрогнул мой бог, и подошел к окну, вглядываясь в ночную даль…

Новогоднее чудо

Город окутал туман. Он проливался узкими улочками, заглядывал в окна, сонным дыханием проникал в души прохожих…. Город стал похожим на Лондон… Я чахла без солнца, слонялась серыми дорогами, ждала белого снега…

Я не страдала сюрреалистическим восприятием действительности, но сегодня все казалось возможным. Может, именно поэтому я не испытала ни малейшего удивления, когда из пустого колодца двора навстречу мне вышел ангел. Нет, у него не было крыльев и белых одежд. Ангел был одет в дутую зеленую куртку, джинсы и высокие армейские ботинки. Почему-то я сразу догадалась о его небесном, нездешнем происхождении… Может, дело было в глазах?

Он смотрел на меня так ласково и тепло, как не могут смотреть люди в такую погоду…

Я подбежала и схватила его за рукав куртки:

–Не уходи.

Ангел молчал, смотрел, улыбался. И ждал…

– Ты знаешь? Ты ведь, правда, все знаешь?

Он кивнул. Он знал о том, что я уже достала старые елочные игрушки из шкафа. И что, несмотря на то, что сейчас только начало декабря, мой дом украшен серпантином и в самом центре, на столе уже стоит золотистый рождественский ангел. Наверное, не зря вчера я просила у него чуда.

Все началось много лет назад, когда я была совсем маленькой девочкой. В канун Нового года в доме, как всегда пахло хвоей и мандаринами. На елке, помимо игрушек, серебрились шоколадные конфеты в ярких обертках, в бокалах на праздничном столе переливалось шампанское, взрослые были румяны и веселы. Без пяти двенадцать, когда в доме был выключен свет, и все застыли с бенгальскими огнями у телевизора в ожидании президентского поздравления, раздался звонок в дверь. Недовольный отец пошел открывать. Я спряталась за елочкой, представив, что сейчас в дверь зайдет настоящий Дед Мороз. В комнату вошла немолодая темноволосая женщина с пальцами в массивных золотых перстнях. Взрослые суетились вокруг нее, наливали шампанское, подставляли стул, заглядывали в глаза. Мне почему-то стало страшно, у нее были такие черные глаза, что, казалось, если в них долго смотреть, тебя навсегда окутает ночь. Я просидела под елкой целую вечность, меня никто не хватился, то ли сказывалось выпитое шампанское, то ли все были так увлечены загадочной женщиной… Я, по-моему, даже задремала и проснулась, когда в комнате стало совсем темно… Гости с родителями на улице пускали фейерверки, со двора доносился смех и звуки вылетающих пробок от шампанского.

Я выбралась из мохнатых лап ели и подошла к окошку. На улице падал белый снежок, на ступеньках, от света фонарей иней переливался блеском драгоценных камней, в воздухе витало безраздельное ощущение чуда.

–Здравствуй, Маша.

Я испуганно обернулась. В дверном проеме стояла темноволосая незнакомка.

– Я ждала, пока ты проснешься…

– Зачем? – я, как зачарованная, смотрела в ее черные глаза.

– У меня есть для тебя подарок, – незнакомка протянула мне сверток.

Я взяла его и развернула оберточную бумагу. У меня в руках оказался ангел в золотых одеждах с пушистыми, белыми крыльями и ярко-синими глазами. У меня что-то сжалось внутри, я прижала к себе ангела и с благодарностью посмотрела на женщину:

– Спасибо! Спасибо большое…

Женщина устало улыбнулась.

– Запомни, милая, этот ангел принесет тебе счастье, береги его…

Незнакомка ушла, а я еще долго стояла, глядя ей вслед.

С той зимы прошло ровно двадцать лет… После родители рассказали мне, что темноволосая незнакомка была моей крестной матерью и среди знающих людей считалась довольно сильной ведуньей. Крестную я больше не видела, она умерла, когда мне исполнилось двенадцать. Ангел все эти годы занимал почетное место на комоде в моей спальне. И, в общем-то, я считала себя довольно счастливым человеком, но иногда мне все-таки казалось, что где-то я что-то упустила в своей жизни. У меня была любимая работа в небольшой фирме с хорошим коллективом, теплый, уютный дом, близкий человек. Но… Иногда, под Новый год, в моей душе селилось это странное «но» … И жизнь начинала казаться мне неполной, дом неуютным, а близкий человек нелюбимым… Тогда я разговаривала со своим ангелом, я просила его разрешить мои сомнения: ведь у меня действительно ВСЕ БЫЛО ХОРОШО… Ангел молчал, глядя на меня ярко-синими глазами, и мне казалось, что он все понимает, нужно немного подождать и все сомнения рассеются.

Но сегодня мне стало отчего-то особенно тоскливо, и попросила чуда. Я не знала, чего мне не хватает, и может, была слишком привередлива к судьбе, но просьба шла откуда-то из глубин моего «Я».

Набросив пальто, я вышла из дому и побрела пустынными дворами. И встретила ангела.

– Я так ждала тебя, ждала, что ты ответишь, наконец, мне на вопрос…

– Я не смогу ответить тебе, – улыбнулся ангел, – но немножко смогу помочь… Ты ведь просила чуда? Будет тебе новогоднее чудо… Смотри, только не упусти его…

Ангел ушел, я долго смотрела ему вслед, не понимая, было ли это на самом деле или это всего лишь плод моей разыгравшейся фантазии…

В канун Нового года все мои мечты вдруг показались мне несусветной глупостью. Я примеряла вечернее платье, когда позвонил мой близкий человек. Олег был в командировке в столице, и Новый год мы должны были встречать порознь. Он сказал, как сильно скучает по мне, что после возвращения, мы возьмем отпуск и поедем куда-нибудь в теплые края, наконец-то побудем вдвоем и поразмыслим над нашей дальнейшей жизнью. Потому что мы уже давно вместе и пришло время делать серьезные шаги. Он сказал, что любит меня и хочет от меня дочку. Я смеялась, заверяла его в своих чувствах и радовалась предстоящей поездке.

Потом позвонили друзья и срочно потребовали моего присутствия на их празднике. Я попыталась вызвать такси, но все службы не отвечали на призывы, дозвониться друзьям тоже оказалось проблематично, то ли отмечание уже началось, то ли была перегружена телефонная сеть. Я сидела в праздничном платье перед телевизором и смотрела, как стрелки часов приближаются к двенадцати. Мне стало невыносимо грустно, и я вдруг решилась на отчаянный поступок, надела шубу, взяла сумочку и выскочила на улицу. Деревья и асфальт серебрились в инее, переливались разноцветные гирлянды в витринах магазинов, где-то вдалеке раздавался смех и взрывы хлопушек.

Я вышла на дорогу и попыталась поймать машину. Такси проезжали мимо, нагруженные полупьяными компаниями, автомобили равнодушно светили фарами и спешили к праздничным столам. Я уже успела замерзнуть и пожалеть о своей выходке, когда рядом притормозил серебристый джип.

– Добрый вечер! Куда направляетесь? – из открытого окна на меня смотрел темноволосый мужчина лет тридцати.

Я ответила. Он улыбнулся:

– Нам по пути. Садитесь, если не боитесь меня…

Мне не было страшно, легкая бесшабашность охватила меня целиком. Я открыла дверцу и села в машину. В салоне пахло елкой и мандаринами…

– Вы смелая, – мне показалось или мой спутник иронично усмехнулся.

– Просто я опаздываю, а такси вызвать не удалось. К тому же как-то не верится, что в Новый год может произойти что-то плохое…

– Зря Вы так думаете. Впрочем, не бойтесь, я безобиден, к тому же тоже спешу к новогодней елке.

Мужчина включил музыку, и дальше мы ехали молча. Когда мы заезжали на мост, мне вдруг показалось, что за окном мелькнул золотистый свет. Я обернулась.

– Фейерверки, – сказал мой спутник. Тут в машине что-то стукнуло, она дернулась и остановилась. Мужчина вышел из машины, вернулся через десять минут и удрученно констатировал:

– По-моему, нам пора познакомиться.

Я недоуменно посмотрела на него.

– Как-то не хочется встречать Новый год с незнакомым человеком, – мужчина кивнул в сторону пустынной дороги и обезоруживающе улыбнулся. – Встречать его придется здесь, спустило колесо, а запаски у меня нет. Меня зовут Александром…

Я засмеялась и протянула руку:

– Очень приятно, Александра….

Саша вдруг спохватился:

– Новый год же…

В багажнике у него нашлась бутылка шампанского, мы пили его из горла, смотрели на летящие снежинки, смеялись, отбиваясь от звонков друзей и родственников. Он рассказал мне, что недавно вернулся из Лондона и ехал на Новый год к сыну, что бывшая жена, наверно, разозлится на него за опоздание, и ее новый муж будет укоризненно качать головой. Я – что мой любимый человек сейчас в командировке и встретить Новый год вместе у нас не получилось, но скоро мы поедем заграницу и сможем отдохнуть от повседневной суеты.

Мне было с ним легко, как бывает со случайным попутчиком, которому ты можешь рассказать всю свою жизнь и выйти на следующей остановке.

Мы выяснили, что оба любим Достоевского, дождь, черный кофе и советские мультфильмы… Саша казался мне давно знакомым, уютным человеком, мне не хотелось заканчивать этот вечер. Я вспомнила, что в моей сумочке есть бенгальские огни, мы выбрались из машины, прихватив шампанское.

Над городом рассыпались алмазные звезды, кружились белые кружевные снежинки, искры бенгальских огней освещали его лицо…

Я вдруг заметила, какие темные у него глаза, с длинными черными ресницами. В этих глазах было что-то родное, странное чувство охватило меня, будто когда-то очень давно мы были знакомы, и я любила этого человека. Мне казались знакомыми все его жесты, голос, запах волос. Мне хотелось защитить его от всех мирских бед, смешаться молекулами, раствориться…Я смотрела на него и понимала, что все это невозможно, но желания шли изнутри, заполняя меня до конца.

Он вдруг обнял меня и притянул к себе. Я вздохнула и прижалась к нему. Мы стояли так, казалось, целую вечность. Пока нас не ослепил свет автомобильных фар. Мимо ехала веселая компания на двух машинах. У них оказалась запаска и домкрат, Саша остался с ребятами менять колесо, меня на другой машине согласились подкинуть к дому моих друзей.

Поблагодарив своих спасителей, я направилась к подъезду и только тогда вспомнила, что мы не обменялись с Сашей телефонами и толком даже не успели попрощаться. Мне почему-то стало грустно…

Через неделю я с Олегом улетела в Египет. Еще через две впечатления от встречи Нового года притупились, оставив лишь приятные воспоминания. А потом я стала готовиться к свадьбе…

Свадебные салоны, рестораны, списки гостей, розовые ленточки, кондитерские магазины…

Предсвадебная суета полностью охватила меня, я прилетала домой, забиралась в горячую ванну и пыталась собраться с мыслями. Иногда мне казалось, что все это происходит не со мной, а в каком-то дешевом слащавом кинофильме. Мне вовсе не хотелось праздновать свадьбу в ресторане: на этом настояла мать Олега; я никогда не мечтала о белом, пышном, свадебном платье: меня переубедили подруги, мне не нужен был список гостей из двухсот человек: Олег утверждал, что это его деловые партнеры, без которых он просто не может обойтись… Но хуже всего была один каверзный вопрос, от которого я никак не могла избавиться: действительно ли я этого хочу?

Приближалось 14 февраля, свадьба была назначена на третье марта…

Многое было сделано, я устала от подготовки и сбросила оставшуюся часть на родителей и жениха. А сама пыталась разобраться в себе. Я смотрела на свою прошлую жизнь со стороны и понимала, что, в принципе-то, я счастливый человек, что мой Олег будет хорошим мужем, а Новогоднее приключение было и останется всего лишь приключением. Все это было навеяно ярким впечатлением детства, праздничной мишурой, а на самом-то деле, я абсолютно не знала Александра, он был мне чужим, между нами ничего не было, он ничего мне не обещал… А Новогодним чудом ведь можно назвать слова Олега о будущей свадьбе…

Правда?

Я смотрела на себя в зеркало и понимала: нет, неправда… Мои глаза кричали, что это ложь… Я лгу Олегу, родителям, друзьям и, самое страшное, – самой себе.

День всех влюбленных мы должны были отмечать в уютном китайском ресторанчике в центре города. Вечером за мной заехал Олег с букетом алых роз и золотым браслетом, я преподнесла ему дорогие часы. Я смотрела на цветы и понимала, что Олег уже не любит меня. Привычка, привязанность, все, что угодно, но не любовь… Я не чувствовала его прихода, как раньше, его недостатки уже давно не казались мне милыми, он перестал дарить мне полевые цветы, которые я так любила, и называть меня своей девочкой. Наши отношения давно отдавали глянцем… Скользящий поцелуй в щеку, дорогой-дорогая, стандартные розы, неискренняя радость, искусственная любовь.

Мы приехали в ресторан, Олег заказал земляничное вино, горели свечи, из колонок лилась романтическая музыка. Мне стало тошно и страшно. Я вспомнила, как пять лет назад, когда мы только познакомились, Олег взял у отца машину и отвез меня в зимний лес. Мы играли в снежки, целовались, пили дешевое вино из бумажных пакетов, и он казался мне самым любимым человеком. Что же случилось с нами? Почему все ушло?

Зазвонил телефон. Олег как-то дернулся, глянул на номер и отклонил вызов.

– Не хочу, чтобы нам мешали, – он отвел глаза.

Я знала, я все знала. Уже давно. Я просто не хотела этому верить…

– Олег, зачем это все, а?

Он недоуменно посмотрел на меня:

– Что ты имеешь в виду?

– Как ее зовут? Кажется, Леной?

Он обреченно закрыл глаза.

– Я не люблю ее. Правда. Бес попутал, прости, пожалуйста, прости…

Я улыбнулась, мне вдруг стало так легко:

– Но ведь ты и меня не любишь! Олег, милый, родной, давай, хотя бы раз в жизни будем честными друг с другом…

Он заговорил. Он говорил, что я – лучшее, что было в его жизни, но что-то сломалось, потухло между нами, мы будто стали братом и сестрой, а необходимость создавать видимость любви уже не рождала в нас ничего, кроме глухого раздражения… Он говорил, я молчала, улыбалась и соглашалась с ним.

Пятнадцатого февраля мы отменили свадьбу. Подруги жалели меня, называя Олега бабником. Родители во всем обвиняли меня, считая, что я не смогла создать фундамент для прочных отношений и проклиная мое легкомыслие.

Постепенно бури поутихли, родители и друзья смирились с тем, что теперь мы с Олегом просто друзья.

В город пришла весна, улицы запестрели разноцветными зонтиками, солнышко все настойчиво стало пробиваться сквозь тучи. Мне позвонила мама и позвала в гости, она напомнила, что к нам приезжают дальние родственники и мне просто необходимо присутствовать при столь знаменательном мероприятии. Я была даже рада отвлечься от грустных мыслей.

Дверь мне открыл папа, он подмигнул и сказал, что все уже собрались и ждут моей истории о сорванной свадьбе. Я вздохнула и прошла в дом. Когда я раздевалась в прихожей, мне на мгновение показалось, что на комоде лежит золотистое перо. Я подошла поближе и увидела мамин золотой браслет.

– Сашенька! Ты где? Иди, я тебя кое с кем познакомлю…– крикнула мама из гостиной.

Я зашла в комнату и застыла на пороге. За столом сидел мой новогодний спутник.

– Привет! – улыбнулся Сашка. – Так вот почему мама взяла с меня обещание заехать к ее крестнице…

– Познакомься, – сказала мама, – это сын твоей крестной, он какое-то время жил заграницей, вот, вернулся и наконец-то нашел время заехать к нам…

У меня все поплыло перед глазами, я пошатнулась. Саша успел подхватить меня на руки.

– Ты? Это, в самом деле, ты? – тихо спросила я, глядя в его черные глаза.

– Вы разве знакомы? – удивилась мама.

Саша улыбнулся:

– Мы встретили этот год вместе, а значит, вместе его и проведем… А может быть, и всю жизнь…

Вдруг в комнате с громким стуком захлопнулась форточка, мы обернулись.

– Странно, – задумчиво сказал отец, – мы вроде бы не открывали окно…

Я увидела на подоконнике белое перо и тихо прошептала: «Спасибо!»

Сашка улыбнулся и покрепче прижал меня к себе…

Синоптик

Я делаю погоду. Иногда мне хочется дождь, и в нашем городе идет дождь. Я покупаю новые босоножки, – и асфальт становится сухим от жары.

Муж говорит, что я синоптик.

Но это неправда. На самом деле я – метеоролог, которого все зовут синоптиком.

По вечерам мне иногда звонит сослуживец Коля. Он говорит, что у него дождь. Я говорю, что нет.

На следующий день в городе солнечная погода с кратковременными дождями.

С одной стороны, – это хорошо, когда можно не брать с собой зонтик. С другой, – скучно. Я никогда не попадаю под теплый летний дождик или в мокрые сугробы.

Я из породы тех людей, которых не спасает даже мобильная связь. Мы одиноки, хотя нам есть, с кем поговорить.

Коля похож на меня. Чтобы не было скучно, он никогда не берет с собой зонтик и все-таки иногда попадает под ливни. Но это – обман. Это – не неожиданность.

Мой муж носит зонтик всегда. Может, не доверяет мне, но говорит, что так ему спокойнее. У него «Samsung» и он всегда на связи.

Я не знаю, зачем и почему вышла за него замуж. Наверное, потому что так хотелось окружающим. Они думали, мое время пришло и часики скоро оттикают свое. Ницше говорил, что самый отчаянный страх человека – боязнь одиночества. Страх остаться вне общества, не получив его одобрения. Страх, порожденный стадным инстинктом.

Я – трусиха. Я вышла замуж, хотя не любила его. Не люблю и сейчас. Чем больше живу рядом с ним, тем больше убеждаюсь в этом. И продолжаю жить. Наверное, с ним и умру, и нас похоронят в соседних могилах, запечатав при этом землю. Мертвецы не должны беспокоить живых. Даже если они мертвы еще при жизни.

Я никогда не знала любви. И если честно, мне кажется, что ее не существует. Почему, – объяснить не могу и себе. Не пошлым же: «Ее придумали сами люди» ?.. Мне просто кажется… Это мое мнение. С ним можно не соглашаться.

Чего можно ожидать от синоптика, живущего с нелюбимым мужем?

Я ему даже не изменяла. Самое страшное, – не из принципа, нет. Не считала нужным. Мне никогда даже не хотелось.

Я не умею говорить хорошо или плохо. Я не философ.

Я живу, перетекая изо дня в день.

Я боюсь осуждения.

Я невозможно скучаю…

Но все, что я умею – делать погоду. Большего я не хочу, потому что не знаю, где оно и как сделать, чтобы оно не наскучило.

Я делаю погоду. Хочу – дождь, хочу – снег. Или переменная облачность.

И простите меня за гололед. Просто сейчас мне хочется падать…

Жизнь

"И когда закончится война, тогда и прекратится род человеческий и без того, в общем-то, на *** здесь не нужный. Пусть останутся разрушенные остовы Нью-Йорка, гниющие русские деревни, щебень китайской стены, изнывающие от тоски девки и кочевые отряды безжалостных воинов… И когда все завершится, восстановится утраченная справедливость и явится что-то новое, лишенное "экономического фундамента", что-то совершенно новое, не человеческое уже."

А. Ханжин

Не бойся того, что твоя жизнь кончится; бойся того, что она никогда не начнётся.

Грейс Хансен.

Ночью мне приснился Че… Он курил кубинскую сигару, улыбался так, что казалось, он все понимает. Казалось, он хочет сказать мне: "Зачем, bella? Что ты делаешь со своей жизнью?"

А мне становилось стыдно перед Команданте, я опускала глаза, нервно кусая губы, не зная, что сказать ему в свое оправдание.

"Понимаете, Эрнесто, Вам светило солнце Кубы, под ногами был теплый песок, море и небо звало Вас в путь… Моя же страна похожа на обломки утонувшего корабля. В ней не осталось огня и стремления, в ней больше нет идеалов, все вытоптано, выбито, выжжено, как каленым железом. А я слишком слаба, чтобы вдохнуть жизнь в серое, холодное небо. Мне уже никто не верит. Все, что я могу, это складывать строчки кружевами. Я не такая, как Вы, моя сила и страсть ушла в сны, в холодное равнодушие и пошлость. Я сама подменила свои идеалы фальшивками, я сама выбрасывала из себя все хорошее, чтобы пропитаться дрянью. Я оказалась слишком трусливой, чтобы пойти против всех с отрядом из восьмидесяти бойцов. Я смирилась. И мне уже не уготован на небесах свой остров, где любовь обжигает, как пламя, а дружба пропахла порохом. Я не заслужила пить жизнь жадно, как текилу. Я превратилась в лед, и даже солнце Кубы не растопит мои холода. Простите меня, Команданте, я не оправдала Ваших надежд… Я даже не смогла оправдать своих".

Клубы дыма, разноцветные в бликах огней, суши, роллы, текила, виски… Ароматы Versace, девочки плачут. Или не плачут. Каждая, пафосно втянув в себя кусок никотина, стряхивает пепел наманикюренными пальчиками, слизывая с пухлых силиконовых губ дорогие блески от Chanel.

Я уже давно не чувствую себя белой вороной, я тоже умею покупать Versace в стоках и сэкондах на вес, а мои блески от Rubi rose блестят не меньше. Конечно, это фейк. Жалкое подражание жизни от кутюр. Но какая на хрен разница?

Когда-то, лет в пятнадцать, мне казалось, что встречу умного и похожего на меня человека, писателя, может быть, или ученого, и мы уедем с ним куда-нибудь далеко-далеко от этой суеты. Теперь я знаю, что это невозможно. И даже, попробуй я сбежать, я принесу эту суету в своей сумочке от Nina Ricci.

Дело даже не в деньгах, дело в той маленькой девочке, которая много весила, хреново одевалась и красила волосы в какой-то жуткий, ярко-оранжевый цвет. Девочке хотелось быть красивой и стильной, но жизнь, родители и зеркала разубеждали ее в обратном.

Жизнь стала раздвоенной. По вечерам девочка собирала себя по частям, слепливала и превращала в подобие гламура, чтобы с унылым видом отшивать обрюзгших, престарелых депутатов и олигархов поселкового масштаба. А по утрам она впихивалась в наглухо забитый автобус, чтобы добраться до работы, и пыталась изо всех сил не грохнуться с обморок от ароматов пота и перегара.

И там, в автобусе, она каждый раз давала себе обещание, не отковыривать в селдующий раз скрюченные пальцы престарелых мачо от своих коленок и наконец-то хорошо и с удовольствием продаться, так, от всей души и по полной. И знала, что никто ее за это уже не осудит, не здесь, не в этом мире. Наоборот, будут завидовать и считать, что ей повезло.

Но каждый вечер при виде даже не пигментных пятен, а презрения во взгляде готовящихся поторговаться за нее мужчин, становилось так предельно мерзко, что данные самой себе утром обещания рассыпались в прах.

"А хрена вам лысого!" – думала эта самая вредная, толстая девочка в моей голове, и мило улыбаясь, отправляла дядечек подальше от моих коленок.

Мне хочется купить бутылку дешевой настойки, вызвонить своего друга, залезть куда-нибудь на высоченную крышу дома и горланить оттуда песни, типа, "Черный ворооон, что ж ты вьееешьсяяя над моееееюю головоооой.."

Но я сижу в гламурной провинциальной забегаловке и пытаюсь строить из себя крутую. Внутри меня рвет от отвращения маленькая девочка. Мне кажется, я даже вижу ее, скорчившуюся над унитазом, с бледным лицом, растрепанными волосами, в длинном, мешковатом свитере и потертых джинсах. На бачке лежит книга Достоевского, которую она читала, пока ее не начало тошить, а голову не сдавило железными тисками. Тогда мир начинал казаться хрупким и раздвоенным, ткни сама в себя посильнее – и проткнешь насквозь.

Когда перед глазами светлело, этой девочке было наплевать на все тряпки, тачки, бабки, войны, дебаты, кризисы, происходящие вокруг. Мир начинал сужаться до одной точки, грани через которую, казалось, проходит ее жизнь и смерть. Иногда она даже отстраненно наблюдала за своей болью, как будто это не она сейчас корчится на полу, а кто-то просто очень похожий.

Когда человек испытывает боль, он становится наиболее честен с собой. Он сразу правильно расставляет жизненные приоритеты. Через боль мы можем заглянуть в ворота вечности, боль всегда идет рука об руку со смертью. А перед лицом смерти врать как-то глупо… Перед этими воротами никому не нужен твой пафос, твоя надуманная любовь, твои шмотки от кутюр, твой образ. На пороге смерти остается только твоя голая душа, согбенная под тяжестью твоих поступков. И если ты веришь в то, что душа твоя бессмертна, то тут-то и приходит пора платить по счетам.

Я не раз слышала фразу – "Я не боюсь смерти". От нее хотелось морщиться, как от съеденного лимона. Вранье. Подлое. Мы все боимся. Боимся неизвестности за порогом. И от этого страха начинаем верить в бессмертие души, в рай и ад. И как говорится, "каждому по вере его". Каждому… Будет тебе и рай, и ад, и высший суд…

"Что ты делаешь со своей жизнью, bella?"

Что я делаю? Что мы делаем?

Вот уже которую ночь мне снился сон. Заснеженный мост, река с сильным течением внизу, низкие, скользкие перила… В лицо мне бьет ветер, так, что замерзают слезы, выступившие на глазах. Я слышу запах, терпкий, мускусный, запах то ли мужчины, то ли зверя, сзади меня обнимают и прижимают к себе чьи-то сильные руки. Я замираю от животного ужаса и желания как можно дольше оставаться в этих руках, к страху и ожиданию боли примешивается непреодолимое желание подчиниться. Тихий, страшный голос шепчет мне на ухо: "Не противься, подчинись, останься со мной… Все со мной. Все уже давно со мной. Все твои близкие, друзья… Ты останешься одна…" Все внутри переворачивается, кажется, согласишься, и сразу станет легко, хорошо, сразу отпустит боль и страх. Но сквозь эту пелену я чувствую так же, что кто-то или что-то не пускает меня, держит на этой прекрасной и жестокой Земле, не дает сказать: "Да!" демонам, поселившимся у меня внутри. И сквозь плотно сжатые зубы, я отрываю эти руки от своих плеч, отталкиваю, поскальзываюсь и падаю вниз…

Здесь я просыпаюсь. И после этого сна кажется мне, что так моя и жизнь – зависла где-то в падении… И нужно что-то сделать, чтобы подняться вверх или окончательно упасть с холодную воду.

– Девочки, я вот вчера видела Лену Сухоцкую… Это же какой-то кошмар!!!

Все лица оборачиваются к миниатюрной брюнетке в коричневом брючном костюме под цвет длинным каштановым волосам.

– Она таааак растолстела… Ужас просто. Не знаю, куда ее Андрей смотрит.

Мне даже кажется, я вижу на ухоженных, холеных лицах слюнки от предвкушения аппетитного затаптывания в грязь подруги. Я извиняюсь и выхожу в туалет.

Сплетни-сплетни-сплетни… Я тоже люблю сплетни. А кто их не любит? Мужчины зачастую бывают еще худшими сплетниками, чем малолетние девицы. Когда до тебя доходят сплетни о самом себе, это не всегда приятно. Иногда даже обидно до чертиков… Я радуюсь сплетням о себе. Если меня обсуждают, значит, моя жизнь интересна. Мне она такой не кажется… Много-много мужчин, много-много вина. Девочка, живущая во мне, сдохла бы от скуки с такой жизнью.

Становится вдруг противно, и я, не попрощавшись, забираю свои вещи из гардеробной и выхожу на улицу. Легкие наполняет свежий, морозный воздух. Я выхожу на дорогу, останавливаю такси, называю адрес.

Старая дверь с облупившейся зеленой краской, матерные слова на побеленных стенах подъезда, острый, резкий запах мочи и открытых бутылок с пивом… Звоню в звонок, и слышу его шаркающие шаги. Сашка открывает дверь, под зелеными глазами залегли темные круги, лицо как будто почернело, алкоголь и никотин высушили моего друга до дна.

– Заходи, – он распахивает дверь.

Я прохожу сквозь завалы одежды, обуви, грязных мусорных пакетов и пытаюсь расчистить себе место на кухне, где прочно обосновались горы немытой посуды и приторный запах табака и перегара. Сашка открывает кухонное окно и закуривает.

– Я вчера перечитывал Набокова. "Приглашение на казнь". Мне кажется, я ощущаю себя так же, как Цициннат Ц. Приговоренным к смерти без даты исполнения…

Сашка, мой Сашка… Он был талантлив, от природы, дар небес или наказание. Он бы мог повести за собой массы, мог бы устроить революцию и перевернуть мир. Знаете, когда человек берет ручку и листок бумаги и пишет так, что горло перехватывает, когда читаешь… Что хочется выйти и изменить мир вокруг.

Но видимо, ему стало трудно носить в себе все то, что он впитывал, как губка, весь мир вокруг. Саша нашел выход в забытье… Он стал пить. При чем как… Он пил всерьез, вдохновенно, почти так же, как раньше писал. Он губил себя сознательно, не просив помощи, не обвиняя мир, как будто просто избрал такой способ самоубийства. Сначала от Саши ушла жена, забрав все, что можно было вынести из квартиры и оставив ему только старый диван, да облупившийся кухонный стол. И книги… Саша перестал смотреть телевизор, читать газеты, слушать радио. Он перечитывал Достоевского, Бунина, Ницше. Иногда подрабатывал себе на водку переводами, иногда мел дворы и писал-писал, чаще в стол.

Постепенно от Саши отказались друзья и родные, а с местными алкашами он никогда не мог найти общий язык. Он стал пить в одиночестве. Вместе с книгами. И иногда со мной.

Я единственная не отвернулась от него, я единственная его не осуждала. Я знала, что по-другому он не мог, и понимала, почему он так делает.

Это была не слабость, это был его выбор.

Когда-то, давно, я спросила его: "Почему?"

Он поднял на меня воспаленные, уставшие глаза.

– Больно. Вокруг слишком больно. Я пытался бороться. Так, как мог… Я писал, меня даже печатали, хвалили критики. "Новое имя в литературе…" А потом я вдруг понял, что ничего не смогу изменить. Что может быть, меня так и будут печатать и хвалить, может быть, мои книги будут раскупаться… Но это ничего не изменит. Я не нужен людям. И книги мои не нужны… И идеи. Они сами знают, как им лучше. А лучше им жить и не знать. И не думать. И не бояться своей жизни… Не думать о последствиях, не думать о завтра. О,этот мир – это большое потребительское пиршество. И кто я такой, чтобы их судить? Кто я, на хрен, такой, чтобы заставлять их смотреть на говно, если они предпочитают закрывать глаза? Если они хотят жить, как бабочки, сегодняшним днем? Если они просто хотят быть сытыми и обутыми, а все остальное их не волнует? Это здоровый, нормальный эгоизм. Не думать, не жалеть, не менять и не меняться. И здесь нет ничего плохого. Мне хочется уйти от этой реальности, но из-за этого меня считают психом. Ты понимаешь, о чем я?.. Понимаешь? …

Я понимала. Я сама не слишком отличалась от массы, и понимала это каждый раз, выпячивая вновь купленные ботиночки "под-Диор". Но маленькая девочка во мне еще не отступилась до конца, она еще дергала меня, куда-то тащила, она еще жалела этого нищего, талантливого пьяницу. Поэтому раз в неделю она (не я!) приезжала к нему, вытряхивала мусор из его квартиры, проветривала комнаты, вливала в него супы, забирала скомканные, грязные листки бумаги, чтобы потом перепечатать с них строчки, полные боли и отчаянья.

Сашка достает из холодильника бутылку водки для себя и вино для меня. Я открываю банку с солеными огурцами и помидорами и пытаюсь сварганить что-то наподобие яичницы.

Знаю, что без меня Сашка ест редко. Знаю, что ему стыдно за ту жизнь, которую он ведет, и что он хочет, чтобы она побыстрее закончилась. Знаю, что ничего не могу с этим сделать…

Мы болтаем с ним обо всем. Он вспоминает забавные истории из своего прошлого, переключается на исследовательские, исторические романы, которые прочитал. Я делюсь последними новостями из внешнего мира. Сашка бегает еще за бутылкой, за окном постепенно начинает светать. Потом я с трудом укладываю его на диван, стаскиваю с него ботинки, иду мыть посуду и убирать со стола. В семь часов утра я ухожу, аккуратно закрыв за собой дверь, вслед мне доносится только тяжелые Сашкины хрипы.

Я не могу его осуждать. Перед глазами сразу становится фигура его злой, худосочной жены, с криками: "Опять нажрался, бездарь? Когда же ты уже сдохнешь, неудачник?", укоризненное и трагическое лицо его сестры: "Нам всем тяжело. Я просто не могу смотреть на то, как он себя губит. Он хотя бы подумал о нас… Нам-то каково?"

Мне всегда становилось интересно, а при чем тут они? Он умирал, умирал тяжело, некрасиво. Умирал не от инфаркта и не от благородной старости, но это не изменяло суть вещей.

Его семья предпочла о нем забыть, когда потеряли надежду вылечить, был и будто не стало.

Я иду по рассветному городу, своему городу, с маленькими улочками, затерявшимися среди спрятанных от начальственных глаз мусорников, с полуразвалившимися домами, украшенными затейливыми матерными надписями и признаниями в любви, иду по неровной тропинке, вытоптанной посреди грязи сотнями ног, пиная ногами грязные окурки и пустые банки из-под дешевого пива, улыбаясь, глядя на прикорнувших на тротуаре бомжей и злых, серых людей на остановках. Это мой город, настоящий город, не приукрашенный центральными ресторанами и гостиницами в свете неонов, не приглаженный на скорую руку сделанным ремонтом фасада зданий, не прилизанный блестящими машинами пьяных детей-мажоров. Этот тот город, где мы, пятнадцатилетние, горланили Цоя под гитару и пили дешевый портвейн из пластиковых стаканчиков, где до хрипоты спорили о Достоевском и писали стихи на лавочке замерзающей ручкой, где на соседних лавочках кололись "винтом" наши друзья детства, а их пьяные отцы-шахтеры стреляли у нас сигареты.

Это город, в котором мы дрались за свою честь или за свои идеалы, вытирая кровь с разбитых губ, где целовались в подъездах до сумасшествия, и где любовь и дружба были настоящими, хоть и пропахшие никотином и портвейном "777". И тогда, там, нам было наплевать, какой у кого среднегодовой доход, какая марка машины, какие перспективы. У нас было небо над головой и неуемная жажда жизни, мы знали, что если захотим, перевернем весь этот глупый мир вверх тормашками… Куда это все делось?

Мы были другими? Или я была другой? Я всматриваюсь в лица подростков, ищу-ищу-ищу в них маленькую, отчаянную себя. Может, где-то на одной из этих лавочек, с пластиковым стаканчиком в руке и сидит девочка, которая сильнее меня, которая все-таки сможет добиться своего, упрямо идя к своей цели, вырваться из этого омута обыденности, осуществить мои мечты…

Подхожу к дому, сегодня выходной, мне не нужно никуда спешить, бежать, заливать в себя литры дешевого кофе. Но на плечи навалилась усталость от переживаний вчерашнего вечера, так, что хочется просто принять горячую ванну и завалиться спать, ни о чем не думая.

Будит меня настойчивый звонок мобильного телефона. С трудом продираю глаза, пытаясь разобрать невнятное бормотание на другом конце:

– Тут такое дело, кись, надо срочно… хррр....подъехать.рррр…пацаны.. понимаешь…гррхррр.. ситуация, такие дела… хрррр… … ппрррр…

Помехи сменились гробовой тишиной. Потом я услашала тихое:

– Меня убьют. Нужны бабки.

Я подскакиваю на кровати, сон снимает, как рукой.

– Где ты? Я сейчас буду…

В суматохе натягиваю джинсы, свитер, шубу, параллельно вызывая такси. Нагоняю панику на таксиста, мы вместе материмся на все светофоры и едущие впереди машины.

Выскакиваю из такси, не глядя всунув таксисту деньги. Вижу знакомую фигуру, сутулые плечи, зеленые глаза с прищуром, нервно сжатые губы, сигарету, зажатую в тонких пальцах…

Подбегаю, встряхиваю.

– Что? Что опять с тобой случилось?

Дима молчит, прячет глаза.

– Беда, девочка моя, беда…Вляпался я в такое дерьмо. Не расхлебаю.

Я затаскиваю его в ближайшую забегаловку, заказываю кофе с коньяком. Пока Дима пытается справиться с дрожью и рассказать мне все, думаю, как меня угораздило с ним связаться.

Мы были знакомы с Димой вот уже два года. Когда-то я его любила. Потом ненавидела. После больше жалела… И эта самая жалость оказалась сильнее и крепче былой любви. Мне казалось, я связана с ним самыми крепкими узами. Дима обладал одним единственным талантом – он как никто умел притягивать к себе неприятности и оказываться в ненужном месте в ненужное время. Я уже забирала его из СИЗО, куда он умудрялся попасть, подравшись с милиционерами в штатском, вызывала ему "Скорую", когда он травился просроченным яблочным соком, устраивала его на работу, откуда он вылетал со скоростью звука…Но еще ни разу Дима не выглядел таким обреченным…

– Мы думали, по-быстрому, бабки срубим, и все… Серега говорит, дело легкое, будем жить припеваючи… Никто ничего не узнает. А не получилось, девочка моя, не получилось…

Постепенно мне удалось вытянуть из него всю историю. На последнюю работу Диму устроил его университетский друг, Сергей, работавший в финансовой компании, занимающейся в основном разного вида финансовыми махинациями и "отмывкой" денег. Компания принадлежала одному очень уважаемому в городе человеку, поэтому ОБЭП, налоговая и всевозможные инстанции аккуратно обходили ее стороной. Пару месяцев назад Сергей пригласил Диму в гости, налил хорошего виски и завел беседу о будущих перспективах, мечтах, близости их осуществления…Они пили до утра, и уже на рассвете, стоя на балконе с дорогими кубинскими сигарами, Сергей предложил Диме провернуть одну небольшую схему, которая в последствии может обеспечить им безбедное существование на протяжении длительного срока. "Грядет большая сделка. Ничего нового, мы сто раз такое проворачивали… Просто сейчас есть шанс, главбух в отпуске, ее зама, Аньку, я периодически "выгуливаю", она у меня ручная, да и особым умом не блещет, по блату девка попала.

Шеф уезжает на Карибы, на месяцок, отдохнуть. А сделку нужно закрыть до Нового года. Поэтому основными прогонками буду заниматься я. Захват машзавода, ты в курсе… Реестр владельцев у меня на руках. Там несколько крупняков и мелочевка. Деньги отдаем налом, все должно закрыться в один день, до закрытия реестра акционеров, шеф к собранию уже будет полновластным владельцем. Все шито-крыто. Но… бабки я везу в машине. Машина – ненадежное дело, особенно в наши-то времена… Их часто угоняют… Обворовывают…

Кумекаешь, к чему я? Тут-то ты мне и нужен…"

То ли Дима был мертвецки пьян, то ли, как обычно, включилась его несчастливая звезда, но он почему-то поверил в успех предприятия, хоть и не был полным идиотом. Два месяца Сергей с Димой потратили на подготовку мероприятия и продумывание деталей. Схема должна была произойти в пятницу, Диме нужно было спрятать бабки и отсидеться выходные в деревне у бабушки. Сереге предстояло рыдать в жилетку бухгалтерше Ане, бросаться в ноги и просить прикрыть финансовые дыры в отчетах любым доступным способом, хотя бы чтобы уменьшить сумму потерь.

Но ни Сергей, ни Дима почему-то не рассчитали, что бухгалтер Аня, хоть и состояла в сексуальной связи с Сергеем, вовсе не желала лишиться хорошо оплачиваемой работы и положить свою голову на плаху, неизвестно для какой цели. Поэтому после бурной субботней ночи, в воскресенье утром Аня проснулась, на цыпочках прокралась в ванную, чтобы не разбудить Сергея, набрала воду и позвонила своему прямому шефу, с которым также состояла в сексуальной связи, прямо на Карибы.

Читать далее