Читать онлайн Дело об исчезновении Норы бесплатно

Вторник, 10 октября 2017 год

– Женя, где она? – кричал руководитель театра в трубку.

– Я не знаю! Марат Эдуардович, я только вернулся из дома. Там ее уже не было. Я думал, она в театре на вечернем спектакле. Вы ей звонили?

– Уже сотню раз. Телефон отключен. У Элеоноры выход через тридцать минут. Это будет провал, если она не появится. Срочно найди ее. Дублерша выехала. Но я не уверен, что Софья успеет приехать к началу партии!

Именно после этого телефонного разговора начались поиски бесследно исчезнувшей пермской балерины Элеоноры Гальпериной, двадцати четырех лет.

Спустя 1,5 года

– Меня зовут Аника Коломиец, я частный детектив. Вы не против, если я буду вести запись нашего разговора на диктофон?

С этого вопроса я начинаю все беседы со знакомыми и родственниками человека, которого я пытаюсь найти. Люди реагируют по-разному. Порой выясняются новые обстоятельства, и на повторной встрече я спрашиваю:

– Почему вы не рассказали об этом раньше?

Ответы моих собеседников каждый раз удивляют.

– Я не думала, что это как-то относится к поискам!

– Мне было стыдно это рассказывать.

– А вы не спрашивали об этом.

С объектами своих расследований я лично не знакома и считаю это счастьем. Трудно жить в этой неопределенности и не иметь возможности от нее абстрагироваться. В наших сердцах всегда теплится надежда на лучшее, и порой чудо действительно случается.

Работая над очередной заявкой на поиск, я начинаю собирать пазл. Каждый раз новый и сугубо индивидуальный. Необходимо сопоставить множество мелочей, чтобы понять, что именно могло произойти, и найти призрачную зацепку.

Единственная возможность поговорить с бесследно исчезнувшим человеком – через людей, которые знали его и чьи жизни пересекались с его жизнью. Поэтому неслучайные случайности и всякие мелочи, подробности взросления и глупые детские мечты, история повседневных дней становились частями, из которых я собирала пазл Элеоноры Гальпериной.

Просьба о личной встрече

Весной 2019 года мне написала моя давняя подруга Иришка Стрижак, успешный фотограф. Она часто путешествует в зависимости от того, где проходят съемки. Последние два года проживает в Перми, продолжая ездить в командировки. Ничего не объясняя, она просила приехать, как только будет возможность. Мы не виделись несколько лет. Разъездная работа не давала нам возможности. Наше общение преимущественно переместилось в социальные сети и стало сводиться больше к открыткам и поздравлениям по случаю.

Я как раз закончила большое расследование и решила взять перерыв, чтобы навестить Иришку. В зале ожидания аэропорта на информационном табло высвечивается сегодняшняя дата – 7 апреля 2019 года. Объявили посадку на рейс до Перми в 00:10 по местному времени. Спустя час я уже сидела в машине у Иришки. Мы мчали по ночному шоссе, обмениваясь воспоминаниями с последней встречи и события, произошедшие с нами за это время.

Обе утомленные ночной поездкой, мы выпили чаю и легли спать.

Повторяющийся сон

Иришка открыла глаза, резко встала с постели и побежала в ванную. Умывшись холодной водой, она смотрела на свое отражение. На протяжении полутора лет ей снится один и тот же сон, никаких новых деталей.

Иришка заварила себе кружку горячего шоколада, подошла к окну и стала разглядывать детскую площадку, освещенную фонарями. В памяти опять начали всплывать образы из сна. Сценарий был всегда один и тот же: на фоне полной луны стоит Элеонора и протягивает ей фотоаппарат. Иришка пытается на дисплее разглядеть фотографию, но ничего не видит.

Иришка открывает переписку с Норой и пролистывает фотографии, которые та ей присылала. Элеонора пробовала фотографировать на новый профессиональный аппарат и делилась по большей части снимками природы. Затем они обсуждали удачные ракурсы, тени и свет. Иришка наизусть знала все фото. С момента пропажи Элеоноры она неоднократно искала в них подсказку. Но, как и в прошлые бессонные ночи, она ничего не смогла найти.

Иришку мучила неопределенность. Поиски Элеоноры не приносили никакого результата. Этот сон лишь поднимал весь ворох мыслей и эмоций.

Иришка закрыла переписку с Элеонорой и отрешенно смотрела в экран монитора, даже когда он погас. В таком виде я застала Иришку, и лишь мой вопрос смог вернуть ее в пространство кухни из этого оцепенения.

– Не спишь?

– Нет. Опять кошмар. Он стал сниться все чаще и чаще.

– Что снилось?

– На фоне полной луны стоит Нора и протягивает мне фотоаппарат. Я смотрю на дисплей, но ничего не могу разглядеть. Я просыпаюсь, и каждый раз пытаюсь понять, что она пытается мне сказать или показать? Во сне ничего никогда не меняется.

На столе Иришки лежала распечатанная ориентировка поискового отряда о пропаже Элеоноры Гальпериной, 24 лет. Я взяла распечатку в руки и быстро пробежала глазами.

– Это она тебе снится?

Иришка кивнула.

– Но почему ты называешь ее Норой? – я спросила.

– В подростковом возврате Элеонора читала «Слово живое и мертвое», его написала тезка Норы – Элеонора Яковлевна Гальперина, которая называла себя Норой Галь. Ей понравилось, и она тоже стала сокращать имя и фамилию.

– Она тоже Яковлевна?

– Нет. Станиславовна. Но звучит круто. Нора Галь. Особенно подходит для подписи на фото.

– Звучит хорошо. У тебя есть кофе?

– Конечно. Сейчас вскипячу чайник. Тебе сделать бутерброд с сыром или омлет?

– Мне просто чаю. Рассказывай уже, зачем ты просила меня приехать и почему нельзя было обсудить это что-то чрезвычайно важное по телефону?

– Аника, я хочу попросить у тебя помощи как у детектива. Я знаю, сколько стоят твои услуги. Посмотрела расценки на сайте. Нора пропала уже около полутора лет назад. Руководитель поискового отряда постоянно со мной на связи, но никакой новой информации нет. В полиции откровенно говорят, дело – глухарь. А мне эти сны не дают покоя. Я потом несколько дней не могу прийти в себя. Ты возьмешься за дело?

– Хорошо, я попробую. Полтора года это немалый срок. Мала вероятность, что получится ее найти.

– Прошу тебя, Аника, мне нужна твоя помощь.

– Я не отказываюсь. Ну и задачку ты мне задала, Иришка. Принесу блокнот.

– Я пока сделаю тебе бутерброд.

Я вернулась на кухню с блокнотом в руках. Иришка уже колдовала над бутербродом. На телефон пришло оповещение из отеля «Усатый нянь». Я открыла видео и улыбнулась. Иришка прильнула к экрану.

– Кто это?

– Моя Салли. Завела уже более двух лет назад.

– Какая красивая.

На видеоотчете моя красавица колли послушно выполняла команду «принеси мяч» и резво бежала по дорожке лесопарка. Но все равно заметно, что она еще не обвыклась во временном жилище, и прогулка приносит ей меньше радости, чем обычно.

– Часто ты ее оставляешь на передержке?

– Нет. Стараюсь брать с собой.

Мне тревожно оставлять собаку в отеле для животных после одного несчастного случая. Несколько лет назад, когда мы еще жили с парнем, наш кот умер на моих руках, пока я везла его на такси в ветеринарную клинику. Я тяжело переживала его потерю, нашла тысячу вариантов, как можно было бы предотвратить трагедию, но ни один уже не мог мне вернуть кота. После этого в жизни все круто переменилось и не в лучшую сторону: с парнем рассталась, появились панические атаки и навязчивые мысли, с которыми удалось справиться лишь с помощью психотерапевта и антидепрессантов.

С тех пор я зареклась больше не заводить никаких животных. Но однажды подруге родители подарили щенка на день рождения, а ее молодой человек поставил ультиматум – либо он, либо собака. Меня до глубины души задела та равнодушная холодность, с которой парень собирался лишить маленький рыжий комочек крыши над головой, так что я упросила отдать малыша мне. К тому же я с детства мечтала о колли, с тех самых пор, когда по телевизору показывали сериал «Лесли», но собственный питомец для меня был непозволительной роскошью: сначала родители были против, потом общежитие, съемные квартиры, а тут все сошлось. Как только у меня появилась Салли, я обрела своего самого преданного друга. Каждое расставание с ней для меня было болезненным, я старалась уделять ей как можно больше времени.

Пока я размышляла, Иришка налила в кружку ароматный свежесваренный кофе, поставила на стол молочник, поставила тарелку с сэндвичем на стол. Я откусила кусочек, и улыбка расползлась по моему лицу.

– Очень вкусно. Ты как всегда обалденно готовишь.

– Мой любимый рецепт «Крок-мадам». Соус бешамель и шляпка–яичница сверху.

– Нотки мускатного ореха тут прямо идеальны.

Иришка мыла посуду и убирала со стола. Я включила диктофон и, открыв блокнот, настроилась на предстоящее дело. В кухне витал аромат уже съеденного сэндвича.

– Чтобы начать поиски, мне понадобится какая-то начальная информация об Элеоноре. Как давно вы с ней знакомы? Расскажи все с самого начала. Сейчас важна каждая деталь.

– Мы познакомились в театре. У меня был заказ на съемку труппы для обновления фото в их репертуаре. Съемки шли около трех недель – репетиции, спектакли, уроки. Руководитель театра заказал разноплановую фотосессию, мы уже давно с ними сотрудничаем. Нора сама подошла ко мне в перерыве между репетициями и сказала, что мечтала познакомиться со мной. Она посещала все мои выставки в Москве, но ни разу не смогла застать меня лично. Раньше она танцевала в Большом и недавно переехала в Пермь по приглашению руководителя театра.

– Как странно. Сменить московский театр на периферию.

– Видимо, на это были причины. Она мне об этом не рассказывала. Мы по большей части общались через социальные сети. Ты же знаешь, как я часто мотаюсь по командировкам.

Я кивнула и продолжила фиксировать основные моменты в блокнот. Всегда записываю все беседы и так, и на диктофон. Иногда при переслушивании и перечитывании всплывает новая информация, которую не всегда успеваешь уловить в разговоре и тем более записать.

– В чем состояла ваша переписка? Она делилась с тобой переживаниями?

– Нора любила луну. Она присылала мне стихи о луне и свои фотографии, в основном съемки природы. Она часто ходила в мини-походы и приносила оттуда ворох снимков. Наиболее удачные присылала мне. Я их отсматривала и давала советы. В целом, она не часто рассказывала о театре или личной жизни. Больше интересовалась профессиональными тонкостями и стремилась улучшить свои снимки.

Я взяла в руки ориентировку и еще раз внимательно ее рассмотрела. Переписала название поискового отряда и основные приметы.

– Я возьму ориентировку себе?

– Да, конечно.

– Расскажи, как она пропала? Ты общалась с ней накануне исчезновения? Заметила что-то странное в ее поведении? Вспомни, может что-то тебя удивило или поразило?

– Мы не каждый день переписывались. Если я в командировки уезжала, то и не каждую неделю. Когда она пропала, я как раз была в Москве и готовила свою выставку. Мы тогда с организатором никак не могли построить экспозицию, то свет неудачный, то порядок без моего ведома меняется, приходилось многое самой переделывать. Я замоталась и не общалась с Норой дня три-четыре, и тут мне позвонила Наталья, руководитель поискового отряда и сообщила, что Нора пропала. Они вскрыли ее переписку и собирали информацию обо всех, с кем она общалась в последний месяц. Я периодически перезваниваюсь с Натальей, спрашиваю, как идут поиски. Но, как видишь, безрезультатно.

– А какие-то контакты семьи, друзей, родственников у тебя есть?

– Особо нет. Я ни с кем из ее окружения не общалась. Но Наталья говорила, что весь «ближний круг», как она выразилась, отработан.

– Хорошо. Я свяжусь с руководителем поискового отряда.

Я посмотрела на часы, через два часа начнется регистрация на обратный рейс. Пора собираться и выезжать в аэропорт. Иришка перехватила мой взгляд, внимательно посмотрела на меня и сказала:

– Мне очень важно выяснить, что же с ней произошло на самом деле. Полиция выдвигала много версий. Мне говорила о них Наталья, но никаких зацепок у них нет.

– Я поняла, что для тебя это важно. Начнем поиски. Но сначала мне нужно забрать Салли и взять некоторые вещи, продумать план действий. Ты надолго в Перми?

– В ближайшие дни пока никаких выездов не планировала.

– Хорошо. Пойду собираться в аэропорт.

– Сделать тебе бутерброды в дорогу?

– Спасибо, Иришка. Твой «Крок-мадам» бесподобен, давно я не ела твоих кулинарных шедевров. Но я в бизнес-зале перекушу, если захочется.

В аэропорту на меня накатили воспоминания о годах учебы и наших с подругами прогулках по любимым пермским улочкам. Особенно мы любили набережную: отовсюду пахло шашлыками, в небольших уличных кафе играла музыка, за пластиковыми столами отдыхающие пили пиво. Если нам не нравилась музыка в кафе, мы просто переходили в следующее, а затем в следующее. Снаружи люди танцевали, это была круглосуточная дискотека с видом на Каму. Порой мы просто отдыхали на лавочках, куда тоже докатывалась атмосфера всеобщего веселья. Мне нравилось там бывать в ясные дни. Солнце пригревало, а с Камы всегда дул освежающий бриз. В особо жаркие дни мы ходили на пляж напротив набережной и играли там в волейбол. Весь полет я провела в ностальгии и даже наметила места, в которые бы хотела сходить, пока буду вести расследование об исчезновении Элеоноры.

Подготовка к переезду

Салли скакала с поводком в зубах, пытаясь привлечь мое внимание. Уже не в первый раз замечаю, что после возвращения из отеля она первые несколько дней просто не дает мне проходу. Салли не понимает, сколько времени прошло с нашей последней встречи–час, день или неделя – она одинаково радуется моему возвращению, а затем требует более частых прогулок в качестве компенсации.

Положив трубку после разговора с руководителем поискового отряда Натальей Машковой, я зафиксировала в блокноте дату, время и адрес, по которому мы договорились встретиться, и еще раз проверила список вопросов, которые собиралась задать. Я всегда проверяю все по нескольку раз, чтобы убедиться, что ничего не забыла. Список был небольшим. Этот наш телефонный разговор получился не очень информативным. Я сказала ей, что наняла меня как частного детектива Ирина Стрижак запросила подробности поисковой операции, контакты ближнего круга, но информацию Наталья обещала представить только на личной встрече и при предъявлении паспорта. Когда я между делом сказала, что покажу и удостоверение следователя, энтузиазма стало чуть больше.

Я кратко написала об этом Иришке и уточнила, что приеду в Пермь, как только закончу тут основные дела. Иришка мгновенно отреагировала: «Где ты возьмешь удостоверение следователя?». Улыбнувшись, я написала ей: «Как приеду, расскажу». Думала позвонить и поболтать, но Салли так преданно заглядывала мне в глаза и поскуливала с поводком в зубах, что я решила – пора вывести ее на прогулку.

Мы любим долгие прогулки. Мне нравится природа. Порой достаточно заметить каплю утренней росы в ложбинке лопуха или паутину, которую сплел паук на высоких травках и улыбка расплывается на моем лице. Это всегда приносит мне расслабление от тяжелого умственного труда мозг начинает работать на другой волне. Но в этот раз во мне было какое-то неясное сомнение. Я раз за разом прокручивала в голове наш разговор с Иришкой. Мне казался не ясным ее мотив поиска Элеоноры. Сложилось впечатление, что это одна из многочисленных фанаток, восхвалявших ее фото. Но Иришка редко поддерживала такие отношения, тем более бесплатно консультируя. Со слов Иришки не было похоже, что они как-то близко общались, они даже не интересовались окружением друг друга. Само общение было больше онлайн и эпизодическим. При этом Иришка готова выложить немалую сумму на поиски, которые вряд ли окажутся успешными. Конечно, повторяющиеся ночные кошмары в течение полутора лет это веский повод пытаться пролить свет на исчезновение Элеоноры, но смущает характер их отношений – не настолько они были все-таки близки со слов Иришки.

Закончив основные дела, я собрала наши с Салли вещи в дорогу и начала просматривать варианты жилья. Ничего подходящего не попадалось, многие арендодатели категорично настроены к съемщикам с животными и особенно с собаками. Поняв, что такой стихийный поиск жилья успехом скорее всего не увенчается, я написала сообщение Иришке со следующим текстом: «Не могу подобрать квартиру для нас Салли, ты сможешь нас приютить на пару дней, пока я подыщу жилье?».

Иришка ответила спустя час: «Я срочно уехала на съемки. Ключи от квартиры увезла с собой. Вас встретит в аэропорту Ольга Шувалова, поживете пока у нее. Позже пришлю ее номер и фото». Еще за три часа просмотра объявлений стало понятно, что придется воспользоваться гостеприимством Ольги. Я не люблю останавливаться даже у тех, кого могу назвать друзьями, а тут совершенно незнакомый человек, которого я даже ни разу не видела. Это приносило мне определенный психологический дискомфорт. Не люблю зависеть от людей, разговаривать с ними, быть приветливой и подстраиваться. На чужой территории мне не удается расслабиться, я все время ощущаю напряжение.

Как только Иришка скинула телефон своей подруги, я решила сразу позвонить ей, прежде чем бронировать билеты. Мне важно было понять ее отношение к тому, что несколько дней мы с Салли будем находиться на ее территории.

– Здравствуйте, Ольга. Ваш номер мне дала наша общая знакомая Ирина Стрижак. Меня зовут Аника.

– Здравствуйте, Аника. Я в курсе, мы созванивались с Иришкой. Скажите дату и время прилета, я вас встречу.

– Спасибо огромное. Сейчас скину в смс.

– Хорошо, жду.

Вот так и начался наш переезд с Салли в уральский город. Ольга по голосу и манере разговора показалась добродушной, поэтому я забронировала билеты и написала ей подробности нашего прилета в сообщении. Я рассчитывала найти у Ольги приют на пару дней, примерно столько уйдет на поиск подходящего жилья, благо я уже кое-что присмотрела.

Переезд в Пермь

Несмотря на теплый разговор с Ольгой и ее готовность принять нас с Салли на несколько дней, во время полета меня не оставляли мысли о том, как мы разместимся. Мне было важно, чтобы собака не испытывала большого дискомфорта в незнакомом месте. Она привыкла много времени проводить со мной. Я жалела, что сразу не уточнила у Ольги, где она намеревалась разместить Салли, позволит ли она питомцу жить со мной в комнате или доме. Весь полет я ругала себя, что даже не уточнила, какие жилищные условия у Ольги и что конкретно она нам может предложить. Я смотрела на Салли, которая лежала на полу, прижавшись к моим ногам и иногда посматривая вверх. Пытаясь справиться с волнением и наметить хоть какой-нибудь план Б, я открыла блокнот и снова пробежалась по выписанным вариантам, наиболее и наименее подходящим районам, уже жалея, что не сняла сразу хоть какое-нибудь жилье, пусть даже без предварительного просмотра. С такими мыслями я встретилась с улыбчивой Ольгой в аэропорту.

– Здравствуйте, Ольга.

– Здравствуйте, Аника. Как перелет?

– Спасибо, долетели хорошо.

– Как зовут вашу красавицу?

–Салли.

– Очень красивая собака. Пойдемте к машине, я тут совсем рядом встала.

Мы сели в машину и поехали к Ольге. Дом расположен загородом. Ольга оказалась заводчиком лабрадоров. Ее племенные собаки постоянно принимали участие в выставках и занимали призовые места. Щенки этого помета, со слов Ольги, разлетелись моментально. Очередь на следующий полностью расписана. Дом оказался двухэтажным коттеджем с теплыми вольерами для собак. Салли разместили отдельно от стаи. Ольга поставила условие – при прогулках следить, чтобы Салли не вступала в контакт с ее собаками, чтобы избежать заражений. Такое трепетное отношение к здоровью питомцев весьма понятно, собаки выставочные и лишние месяцы болезни могут разорить ее бизнес. Также она предупредила, что собак они в дом не пускают. Поэтому Салли будет находиться в теплом уличном вольере, который видно из окна моей комнаты, и я в любое время смогу ее проведывать. Вольеры были просторными и ухоженными, Салли сразу развалилась на лежанке и вытянула лапы. Мы с Ольгой прошли в дом.

– Вот здесь ваша комната. Из окна видно вольер Салли.

– Как уютно! И какой красивый вид на реку.

– Наша Кама прекрасна в любое время года. Располагайтесь, через тридцать-сорок минут жду вас в столовой. Вы, наверное, проголодались с полета?

– Да, спасибо.

Ольга закрыла за собой дверь. Я подошла к окну. Салли лежала в отведенном ей вольере и спокойно обозревала обстановку. Отсюда были видны и остальные вольеры. Лабрадоры с интересом посматривали в сторону новоприбывшей, виляя хвостами. Убедившись, что Салли устроилась на новом месте, я решила поставить на зарядку телефон. Перерыв весь свой багаж, я смогла обнаружить зарядное устройство на самом дне чемодана. Потом умылась с дороги и переоделась удобную одежду, подходящую для прогулки с собакой. Сразу после ужина необходимо было дать Салли возможность размяться. Где бы мы ни оказались, важно, чтобы каждый день утром и вечером мы выходили гулять, совершали привычный ритуал.

– Аника, пойдемте в столовую – сказала Ольга, тихонько постучав в дверь.

– Иду – отозвалась я.

В столовой был овальный обеденный стол, накрытый на две персоны. На столе стояла запеченная курица и овощи, приготовленные на гриле. Запах курицы и тимьяна заволок всю кухню. За ужином мы не перекинулись и парой слов, все было настолько вкусно, что даже не хотелось отвлекаться от наслаждения пищей.

После ужина мы переместились на кухню, и Ольга начала мыть посуду. Я сидела с кружкой горячего чая и посмотрела на статуэтки собак, стоящие передо мной на столе. Я не фанат различной ненужной мелочи, но эти статуэтки удачно подчеркивали темный интерьер кухни. Они были выполнены мастером своего дела – белые, фарфоровые, с идеальными формами. Я взяла в руки одну из них и стала внимательно рассматривать.

– Аника, вы детектив? – вдруг задумчиво спросила Ольга

– Да.

– Иришка так торопилась, что я ничего у нее не успела узнать. Вы по работе приехали в наш город?

– Можно сказать, что по работе. Иришка попросила меня помочь найти Элеонору Гальперину, она пропала более полутора лет назад.

– Бедная Нора! Ужасная история.

– Вы хорошо знали Элеонору?

– Близко мы не общались, но я была поклонницей ее таланта. Она так легко и невесомо исполняла свои партии. Я много лет наблюдаю за актерами балета, для нашей пермской труппы она стала находкой. Странно, почему Ира вдруг начала ее искать?

– Меня тоже этот вопрос волнует. Я как поняла, Иришка и Элеонора не то чтобы близко общались. Но она прямо уверила меня, что для нее крайне важно это дело. Нора ей постоянно снится.

– Видимо и тут она приложила руку – сказала Ольга и, замолчав, продолжила мыть посуду.

Я допила чай. Меня ошарашили и ее слова, и последующее молчание. Я решила вернуться к этой теме позже.

– Спасибо за ужин, очень удачное сочетание курицы и тимьяна, – сказала я.

Ольга лишь задумчиво кивнула.

– Пойду прогуляюсь с Салли.

– Хорошо. Ключи от вольера и калитки у входной двери на полочке.

– Спасибо, я помню.

Салли бежала по узкой тропке, которая вела к реке. Воздух по-весеннему пах землей и сыростью, река переливалась в заходящем солнце. Мне хотелось позвонить Иришке и спросить, что имела в виду Ольга этой короткой фразой. Но раз Иришка сама не рассказала этого, значит, что-то хотела утаить в их отношениях с Элеонорой. Мы прошли с Салли вдоль берега, и я мысленно еще раз простроила завтрашний разговор с руководителем поискового отряда. Я всегда продумываю все детали несколько раз, за столько лет работы я так и не могу позволить себе прийти на встречу без конкретного плана. Экспромты и случайности всегда наводили на меня панику, что я обязательно что-то упущу. В деле детектива важно стараться видеть картину целиком, не упускать детали. При выстраивании беседы главное – получить максимум информации. Часто такие встречи оказываются первыми и последними, поэтому я всегда шла на них с четко выверенными вопросами.

Войдя в дом, я почувствовала запах ванили. Ольга выглянула с кухни и улыбнулась:

– Я уже начала волноваться, не заплутали ли вы? Проходите на кухню, у меня как раз готова тыквенная запеканка. Люблю вечером выпить чашечку чая с чем-нибудь вкусным. Вы составите мне компанию?

– Конечно, я тоже не против, тем более такой манящий аромат с самого порога.

– Как прогулка?

– Замечательно, у вас прекрасная территория и ухоженные дорожки. Завораживающая река в шаговой доступности. Мы гуляли вдоль берега.

– Мы так и выбирали место для постройки дома. Одним из условий была близость реки и местность, располагающая к прогулкам. Муж оборудовал дорожки. Собак у нас очень много и всем необходима ежедневная нагрузка для формирования мускулатуры. Сейчас, когда муж уехал в командировку, выгул собак для меня стал определенной проблемой. Без помощника сложно.

– Вы выгуливаете всех собак ежедневно?

– Конечно. Когда сами не справляемся, у нас есть проверенный выгульщик из местных жителей. Подопечным нужна ежедневная дозированная нагрузка. Судьи на выставках пристальное внимание уделяют не только внешнему виду собаки, но и развитости ее мускулатуры.

– У вас они такие красавицы. Я заглянула в вольер – глаз не отвести.

Ольга улыбнулась и стала разрезать солнечно-желтого цвета запеканку. Расставила чашки для чая и поставила тарелку передо мной. Я отломила ложкой кусочек запеканки, внутри она красивыми слоями перемежалась тыквенной и творожной начинкой. Белый и желтый дополняли друг друга.

– Совсем не похоже на тыкву. Очень вкусно. – ответила я, отправляя в рот следующий кусочек блаженства.

– Цедра апельсина и ванильный сахар творят чудеса. Один из моих самых любимых рецептов.

– Вы с Иришкой обе так замечательно готовите.

– Да, последние два года она стала меньше себя баловать. Исключила почти все калорийные блюда. У нее строгий подсчет калорий теперь – ничего лишнего.

– Да, я заметила, что она похудела. Я решила, что это ночные кошмары и переживания ее измотали.

– Может, и они тоже. Но больше ее несчастная любовь…

– Мы как-то последние два года толком и не говорили по душам. Обе в разъездах. Она мне ничего не рассказывала.

– О, Иришка будет молчать об этой истории. Такие вещи редко кому рассказывают по доброй воле, даже самым близким.

– Это история как-то связано с исчезновением Элеоноры Гальпериной?

– Я все время гоню от себя эти мысли.

– Ольга, прошу вас, расскажите подробнее. Сейчас важна любая информация. Вы не против, если я включу диктофон?

Ольга задумчиво кивнула и сказала:

– Иришка, Иришка… Года два с половиной назад, может, меньше, я уже не помню точно, я решила поздравить ее с восьмым марта более оригинальным способом, чем обычно. Думаю, что все эти крема и цветы из года в год всем надоели. И купила билеты в наш театр на мой любимый спектакль «Баядерка». Иришка тогда долго отнекивалась. Все говорила, что ни разу не была на балете и не хочется. Она смотрела что-то один раз по телевизору, и все ей показалось таким нудным и скучным. В общем, я уговорила ее воспользоваться случаем. Тем более билеты я взяла на шикарные места. Мы условились, что если ей не понравится, уйдем в наше любимое кафе.

В результате мы просмотрели весь спектакль. В антракте Иришка почти все время молчала, только попросила мою программку. Я отдала ей и спросила: «Тебя кто-то заинтересовал? Ты же отказалась брать программку из рук билетерши». Иришка что-то пробубнила и погрузилась в ее изучение. Я наблюдала за ней в тот вечер, она неотрывно следила за действием на сцене.

– В тот вечер Элеонора Гальперина тоже была на сцене?

– Нет. Нора пришла в труппу позднее. Через полгода, может, месяцев восемь спустя.

– На кого же так пристально смотрела Иришка?

– Тогда все главные партии танцевал балерун Евгений Савинов. Молодой обаятельный красавец. Профессионал в своем деле, мало кто может устоять перед его харизмой.

– Иришка никогда не называла его имени в наших коротких переписках.

– Она потеряла голову от этой любви. Сначала она просто ходила на все его спектакли. Потом предложила свои услуги фотографа руководителю театра Марату Гордину. Он был рад сотрудничать с таким успешным фотографом. Она снимала на репетициях и спектаклях. Они обновили все афиши. Больше всех она снимала Евгения. Все жаловалась, что никак не может ему открыть своих чувств. Каждый вечер, когда она не была на спектакле с участием Жени, она звонила мне, и мы часами говорили о том, как он посмотрел на нее и что ответил. Она выдвигала все новые и новые версии, как начать с ним отношения. И в один из дней, наконец, придумала, как это осуществить. Она выбрала лучшие его фотографии и обработала их так, что глаз не оторвать. И показала часть Жене – сказав мимоходом, что он очень гармоничен на снимках, передает всю палитру чувств в своих движениях, но его гениальность так мимолетна на сцене, оставаясь лишь ненадолго в памяти зрителя. В фотографиях же красота момента сохранена навечно. Я прямо помню, как она мне несколько раз проговаривала свои удачные находки для диалога с ним. В общем, Иришка убедила его, что ему нужно персональное портфолио, а ей –часть фотографий их труппы для ее персональной выставки в Москве, посвященной артистам балета.

– И она ее сделала. Я недавно видела заметки в журнале «Фотография».

– Да, в итоге Иришка ее все же сделала. Женя все свободное время стал помогать ей с выбором наиболее удачных фото с точки зрения иллюстрации балетных па и самых ярких моментов того или иного спектакля. Женя был восхищен ее талантом в фотографии и обработке. Но больше он был ослеплен восхвалением его гения.

Они продолжали с Женей работать над отбором фотографий в театре или в кафе неподалеку. Она приезжала в перерывы между репетициями. И в один из дней, как рассказывала Иришка, Женя ушел в туалет, а в кармане его куртки зазвонил телефон. Звонок был очень громким и посетители стали оглядываться на Иришку. Она не знала, как поступить, а Женя все не возвращался. Тогда ей пришлось залезть в карман его куртки, достать телефон и выключить звук. Тогда она нащупала какую-то коробочку и любопытство победило осторожность. Иришка сказала, что у нее перехватило дыхание, когда она увидела кольцо с маленьким камушком.

Несколько недель Иришка все сетовала на его нерешительность, думала, что он стесняется и не может открыть своих чувств.

– Долго ей пришлось ждать? Подарил он ей кольцо? – спросила я, не выдерживая такой интриги.

– Иришка позвонила мне в истерике. Она ревела навзрыд. Я даже не могла разобрать, что она говорит. Сказала ей выпить успокоительных капель, а сама прыгнула в машину и поехала к ней. Она рыдала и рвала все снимки. Я провела у нее тогда целую ночь. Сквозь Иришкину истерику я поняла, что она увидела кольцо на руке у балерины Виктории Тарасовой во время фотосессии. Гордин заказал Иришке непринужденную фотосессию, он хотел цикл фотографий сделать, где труппа его театра будет выглядеть как обычные люди: как они приходят в театр в своей повседневной одежде или прогуливаются по улице. Он мечтал сделать свою выставку под рабочим названием «Вне спектакля мы – обычные люди».

Иришка снимала Вику и, узнав кольцо, спросила про него. Вика, светясь от счастья, поделилась своей радостью. Как рассказывала Иришка, она стала кричать на Вику и говорить первое, что приходило в ее разгневанную голову – что это лишь прощальный подарок, Женя любит только ее, и они уже встречаются продолжительное время, и что Иришка беременна от него.

– А она была беременна от него? – спросила я ошарашенно.

– Нет, у них не было близости, насколько мне известно. Она была так потрясена, что наговорила ерунды. Но Вике сложно было не поверить словам Иришки. Женя и правда последние три месяца проводил все свое свободное время не с ней, это было сложно не заметить. Любую свободную минуту они с Иришкой либо работали в театре, в его гримерной комнате, либо после изнурительных репетиций Женя бежал в кафе к той же Иришке. В труппе все обсуждали его новое увлечение и сочувственно смотрели на Вику. Она в тот же день собрала свои вещи и уехала к родителям. Женя навещал ее в больнице, пока родители не попросили охрану его не пускать. У девочки случился серьезный нервный срыв, и она потеряла ребенка. Прекратила все общение с ним, а после выхода из больницы сменила и место работы.

– Вика была беременна от Жени? Иришка разве не знала этого?

– Она даже не заметила или не хотела видеть, что у Жени были отношения с Викторией Тарасовой. Вика скромная и тихая девушка. Она тихо уволилась из театра, не объясняя истинных причин своего ухода и не закатывая скандалов. Иришке о потере ребенка сказал Марат Эдуардович, как-то между делом комментируя уход Вики, что у нее возникли какие-то осложнения после потери ребенка и ей требуется длительное лечение.

– Ужасная история.

– Иришка была ослеплена любовью к Жене, они много времени проводили вместе. Да еще это кольцо в кармане. Она уже строила планы на совместную жизнь, ей все казалось только вопросом времени. А Женя любил Вику. Иришка же воспринимала восхищение фотографиями за любовь к ней самой.

– Они общались после этих событий с Женей?

– Нет. Он разорвал все контакты, заблокировал везде.

– Как она перенесла это?

– Мне кажется, она до сих пор его любит. Долго после этого продолжала ходить на спектакли с его участием. Мы сейчас редко касаемся этой темы. Она слишком болезненна для нее. Я недавно прочитала фразу – «Разбивая чью-то душу вдребезги, не забудь, что ее осколки порежут и тебя». Она меня поразила.

Ольга замолчала и машинально щелкнула кнопкой чайника. Ошеломленная рассказом Ольги, я не отрываясь смотрела на нее. Я не ожидала услышать такие подробности о личной жизни Иришки. Мне казалось, что я ее знаю достаточно хорошо, она всегда мне казалась сверх благоразумной. Но то, что последние несколько лет мы общались лишь формально, показывало, что я совершенно выпала из жизни Иришки и не поддерживала ее в столь сложный для нее период. Более того, я даже не подозревала о нем, хотя всегда считала ее самой близкой своей подругой.

– Я не могу понять, как связаны Иришка и Элеонора?

– Нору пригласил Марат Эдуардович на освободившееся место. Он долго подыскивал кандидатуру. Нора заняла ведущие позиции во многих спектаклях и танцевала с Женей. Они смотрелись красивой парой на сцене. Иришка часто бывала в театре и выполняла обновление фотографий для рекламы репертуара театра. Она часто видела их вместе на репетициях и спектаклях. У Норы начал завязываться роман с Женей, и потом она исчезла. Сначала Женя был главным подозреваемым, но у полиции не было достаточно улик для его ареста. Бедный мальчик, я, конечно, всех подробностей не знаю, но он уже и так натерпелся. А тут еще и эти обвинения.

– Иришка рассказывала о дружбе с Элеонорой?

– Нет. Мы перестали общаться на тему театра, от слова «вообще». Обрывки новостей я узнаю только от жены Гордина. Ее тоже зовут Ольга, мы раньше были партнерами по бизнесу. Теперь изредка общаемся и обедаем вместе. У нее собака из моего питомника. Часто обращается за консультацией по здоровью и поведению собаки. У меня проверенные ветеринары.

Иришка после того случая стала скрытной. Я постоянно думаю об ее поступке. Ольга Гордина рассказывала, что Вика так и не смогла вернуться на сцену. Работает хореографом в детской школе искусств в своем маленьком городке. Вика подавала определенные надежды, и все в одночасье рухнуло. Одно меня теперь только настораживает – если Иришка причастна к исчезновению Норы, то она бы не стала нанимать детектива.

– Я тоже не раз уже приходила к этой мысли. Мне пока не ясны ее мотивы.

– Почему вы решили согласиться на это дело?

– Я очень обязана Иришке. Я не могла отказать ей, хотя мне пришлось передать несколько много дел, которые я курировала, и там, как говорится, осталось только получить гонорар. В свое время Иришка очень помогла мне. В годы учебы в колледже у меня возникли проблемы. Документы на отчисление были подписаны. Раз я больше не студент, меня попросили освободить койку в общежитии. Мне некуда было пойти, а сознаться родителям, что меня отчислили из колледжа, я не смогла. В то время мы уже дружили, и Иришка разрешила мне пожить у нее, помогла устроиться в колледж и выбила мне стипендию и место в общежитии. У нее в то время тоже были финансовые трудности, она только начинала свой путь фотографа. Цены на аппаратуру и аренду студии для съемок съедали и без того скудные гонорары за фотосессии. Порой у нас даже не было денег на хлеб. И тогда она месила тесто из муки, воды, одного чаще последнего яйца и подсолнечного масла. Раскатывала лепешки, посыпала их остатками сахара и корицей. Так мы дотягивали до ее следующего гонорара. До сих пор помню их вкус.

– Аника, получается, вы не просто детектив. Вы близкая ее подруга. Поэтому она тут все-таки обезопасила себя на случай, если что-то пойдет не так.

У меня зазвенел телефон. На экране высветилось «Наталья Машкова, руководитель поискового отряда». Извинившись перед Ольгой, я взяла трубку и поднялась к себе. Наталья подтвердила завтрашнюю встречу, подтвердила, что все сведения подготовлены. Я посмотрела на Салли в вольере. Она мирно спала на лежанке. Затем я вспомнила, что не выключила диктофон, и он все еще пишет. Спустившись на кухню, я застала Ольгу за мытьем посуды. Выключив диктофон, я убрала его в карман кофты.

– Звонила руководитель поискового отряда, подтвердить завтрашнюю встречу – сказала я.

– Я могу вас завтра отвезти до города. В котором часу вам назначено?

– В 11 часов. Офис расположен на улице Мира. Вас это не затруднит? Я могу вызвать такси.

– Я отвезу вас в город. У меня тоже дела в этом районе. Как Салли устроилась? Вам должно быть хорошо видно ее в вольере.

– Спасибо. Салли прекрасно себя чувствует и действительно, намного спокойнее, когда видишь ее. Вы так радушно нас приняли. Благодарю за гостеприимство.

– Мне только в радость. Муж уехал, а я не люблю одна коротать такие вечера. Вы, наверное, устали с дороги? Я сейчас домою посуду и тоже хочу лечь спать.

– Да, я бы тоже хотела отдохнуть. Доброй ночи, Ольга. Еще раз благодарю вас за чудесную запеканку.

– Доброй ночи, Аника, – улыбнулась она.

В эту ночь я не могла уснуть, такой насыщенный день. И история об Иришке и ситуации с Викторией потрясла меня. Ворочаясь с бока на бок, я прокручивала в голове фразы Ольги. Я пыталась соотнести желание Иришки найти Элеонору и Ольгино предположение, что Иришка также может быть причастна к ее исчезновению. Мне было понятно слепое желание Иришки заполучить Евгения любой ценой. Я сама, поддавшись нахлынувшим чувствам, теряла голову от любви. Когда первое наваждение отступило, я недоуменно смотрела на свои поступки и объект своего безумия, не понимая, как человек в здравом уме мог делать такое.

Личная встреча с руководителем поискового отряда

Поисковый отряд находился в небольшом отдельном офисе торгового центра. Удобное расположение в центре города, основные транспортные развязки расположены удачным образом.

Через стеклянную дверь офиса было видно, что женщина торопливо что-то записывала и вела разговор по телефону. Я дождалась, когда она положит трубку, и зашла.

– Здравствуйте. Меня зовут Аника Коломиец, я частный детектив. Мы по телефону договаривались с вами о встрече сегодня в 11 часов по делу об исчезновении Элеоноры Гальпериной, – сказала я.

– Здравствуйте, Аника. Меня зовут Наталья Машкова, я руководитель поискового отряда. Прошу предъявить документы, удостоверяющие вашу личность.

– Пожалуйста, паспорт и удостоверение.

Наталья просмотрела все документы, сделала с них копии, вложила в папку с надписью «Элеонора Станиславовна Гальперина, 24 года. Дата пропажи: 10 октября 2017 года». Вернула мне паспорт и удостоверение и достала из ящика стола листок.

– Аника, я подготовила для вас список контактов самого ближнего круга.

Быстро пробежав список глазами, я обнаружила на листке всего четыре контакта:

1. Татьяна Ивановна Гальперина, мать пропавшей.

2.Анюта Резова, близкая подруга.

3. Евгений Савинов, сожитель и партнер в балете.

4. Ирина Стрижак, фотограф, общение в социальных сетях.

К каждому контакту прилагался номер телефона, адрес проживания и краткое описание характера их взаимодействия с Элеонорой. Меня удивило наличие Иры в этом списке.

– Спасибо. Я ожидала, что у молодой девушки будет более длинный список контактов. – удивленно заметила я.

– Из бесед с ее близкими и знакомыми я предположила, что она была скрытным человеком. Не особо любила делиться подробностями личной жизни.

– Расскажите, пожалуйста, как происходили поиски, какие версии отрабатывались?

– Аника, мы всегда работаем по стандартным схемам. В тот раз мы отработали весь алгоритм, но результата это не принесло. Мы сразу расклеили ориентировки по всему городу и разместили их в интернете.

Она при мне набрала в поисковике фразу «Элеонора Гальперина» и выскочили сайты и страницы с ориентировкой о пропаже. Наталья продолжила перечислять предпринятые меры:

– Проверили видеокамеры основных торговых центров, вокзалов и аэропорта. Ребята сделали запросы во все службы – за полтора года ее паспорт нигде не всплыл. Это значит, она не покупала билеты и не обращалась ни в какие организации. Был сделан запрос по ее банковской карте – в тот день не было произведено ни одной операции. Анализ телефонных звонков и переписки в мессенджерах тоже не дали ни одной зацепки. Затем мы проверили заброшки и недострои, коллекторы, открытые подвалы и прилегающий лесной массив. Поиски были осложнены тем, что не ясно было направление ее движения. Опрос соседей по дому и подъезду ничего не дал.

– Какая основная версия была у полиции?

– Они отрабатывали большей частью Евгения Савинова. В театре коллеги сообщили, что накануне у них был конфликт с Элеонорой. И он был последним, кто видел ее в тот день.

– Мама и подруги выдвигали версии?

– Нет. Элеонора не часто посвящала их в свои планы. Мама даже не знала, что она взяла отгулы в театре.

– Отгулы?

– Да, три отгула. Она пропала во вторник. А отгулы были со среды по пятницу. Плюс выходные. Одной из версий было, что она могла куда-то выехать на эти дни, но ни одной догадки, в каком направлении.

– Кто принимал участие в поисках?

– Мама и Анюта Резова. Ирина Стрижак была в другом городе в командировке. Евгений Савинов, с которым она проживала и состояла в отношениях, неохотно шел на контакт, даже личной встречи я с ним так и не добилась. Евгений ни разу не принял участия в поисках даже в первые семь дней, когда каждая минута на счету и больше всего шансов найти человека или какую-то информацию о его передвижениях. Я пыталась выудить из него подробности о досуге Элеоноры, их взаимоотношениях, просила его вспомнить что-то, что показалось ему не типичным для поведения его подруги. Но все, чего я добилась, это пара невнятных коротких телефонных разговоров, после чего он внес наш номер телефона в черный список. Мы до сих пор периодически отрабатываем поиск Элеоноры во время прочих текущих рейдов, но никаких следов не обнаружено.

– Странно, что молодой человек никак не помогает поискам. Он чем-то мотивировал свой отказ?

– Говорил, что очень измотан репетициями и допросами полиции. Ему эмоционально тяжело вспоминать все, что касается Элеоноры. Он сказал фразу, которая меня поразила: «Мне кажется, что мы были почти не знакомы», и как то осекся. Больше я не смогла его вывести на разговор.

– Сколько месяцев они проживали вместе?

– Месяца три, если я правильно помню.

– Ну, вполне достаточный срок, чтобы узнать человека. Если еще приплюсовать к этому, что они вместе работали – получается, достаточное количество времени они проводили вместе. Общий быт, тренировки, спектакли – да они были вместе почти 24/7.

– Он очень странно себя вел. А кто оплачивает ваши услуги? Извините за нескромный вопрос.

– Ирина Стрижак. Спасибо вам большое за информацию. Если у меня возникнут вопросы, можно звонить вам?

– Конечно, Аника. Мы можем помочь с людьми и организацией поиска, если у вас возникнут новые догадки.

– Хорошо, я буду иметь в виду. До свидания, Наталья.

– До свидания.

Выйдя из офиса поискового отряда, я направилась по адресам арендодателей, готовых сдать свое жилье постояльцу с животным. Следуя столь знакомыми центральными улочками, я рассматривала все с любопытством. Вот тут был парк, в котором мы гуляли с девчонками из общежития вечерами. Тут вроде было кафе с ночной дискотекой, но сейчас даже следа не осталось от былого шика. Тут мы забегали на второй этаж магазина выпить стакан горячего чая с капустным пирожком. Город сильно изменился за время моего отсутствия, но многое мне напоминало былое, почти беззаботное время учебы в колледже.

***

Встретившись со всеми арендодателями, я смогла подобрать удобный для нас с Салли вариант. Квартира–студия на 15 этаже со свежим ремонтом и красивым панорамным видом на лесопарк, при этом почти в центре. При этом в шаговой доступности от дома Иришки и магазинов. На мой взгляд, идеальный вариант для работы, общения с подругой и прогулок с Салли.

К Ольге я добралась поздним вечером, уставшая, но безумно довольная своей находкой. Мы поужинали и мило побеседовали, я рассказала вкратце о встрече с руководителем поискового отряда. Я сообщила, что нашла подходящее жилье и завтра планирую переехать туда. Ольга настаивала, чтобы мы задержались. Но я уже внесла предоплату и взяла ключи. Закончив ужин и поблагодарив ее за очередной шедевр, я отправилась на прогулку с Салли. Ольга занялась уборкой.

Мы прошли той же тропой, что и вчера, мне хотелось еще раз насладиться спокойствием реки и обдумать прошедший день. Сегодняшняя встреча дала больше вопросов, чем ответов. Список ближнего круга Элеоноры меня озадачил. Хотя, если анализировать свою собственную рабочую повседневность, у меня тоже не оставалось времени на общение и знакомства. Мой ближний круг такой же немногочисленный. Особенно если учесть, что у Иришки, моей близкой подруги, произошли такие потрясения, а я даже не нашла времени расспросить ее об этом. Наши короткие переписки в социальных сетях и несколько статей о ее персональных выставках – это все, что я знала о ее личной жизни за последние два года. Салли спокойно шла, теплый ветер приятно ласкал мои щеки, пахло прохладой и сыростью реки. Мысли в моей голове постепенно замедляли свой неугомонный бег, и я стала замечать, что вокруг на веточках деревьев висят капельки, словно сохнущие вещи на веревочке. Видимо, был небольшой дождик. К дому Ольги я подошла в умиротворенном расположении духа. Прежде чем закрыть Салли в вольере, я потрепала ее за ухо и сказала:

– Потерпи, всего одна ночка. Завтра мы с тобой переедем в наш новый дом.

***

После завтрака Ольга отвезла нас с Салли на квартиру, помогла поднять вещи и расположиться. Вид из окна поразил ее, также оценила она близость парка. Я пригласила ее на чай через несколько дней, когда мы с Салли обживемся, и я смогу отблагодарить ее за гостеприимство своим фирменным пирогом. По правде сказать, это единственное, что я умела готовить – он был простым, быстрым, симпатичным и получался сносным на вкус. Это был «ленивый пирог с ветчиной», который представлял собой большой блинчик, усыпанный сыром. Этот рецепт много раз меня выручал. Ольга в свою очередь сказала, что будет рада видеть меня и Иришку в ее доме в любое время. Я проводила Ольгу, и мы с Салли начали беситься в нашем новом уютном гнездышке.

Разговор с Иришкой по душам

Меня разбудила пугающе яркая луна. Огромный диск освещал всю комнату. Салли подошла к кровати и положила голову около моей руки. Погладив ее мягкие ушки, я поежилась и спряталась с головой под одеяло. Вспомнила потерянный вид Иришки, когда я застала ее на кухне, и рассказ о мучившем ее кошмаре. И решила завтра первым делом купить жалюзи для полного затемнения комнаты.

В полудреме блуждали мысли об этих странных любовных треугольниках, в которые уже второй раз была вовлечена Иришка. О постоянстве двух углов: Иришки и Евгении Савинова, и постоянно меняющемся третьем: Виктории Тарасовой, Элеоноре Гальпериной, и, может быть, даже это не весь список. Так я и заснула, не снимая одеяла с головы.

Салли тыкала меня поводком во все места, которые ей удавалось достать своим мокрым носом. Я пыталась не поддаваться ее напору, но она уже поняла, что я проснулась, и стала поскуливать. Поэтому прогулка была неизбежна.

Вернувшись с прогулки, я написала Иришке сообщение: «Ты скоро вернешься? Нам срочно нужно переговорить». Затем, открыв блокнот, я стала вносить номера с листа, что мне вчера дала Наталья Машкова, и подписала каждый контакт. Теперь все четыре контакта ближнего круга Элеоноры Гальпериной надежно сохранены в моем телефоне и блокноте. Люблю, когда все последовательно и аккуратно зафиксировано, когда информация структурирована и надежно сохранена в нескольких местах, так ее проще анализировать.

Сперва я решила позвонить Татьяне Ивановне Гальпериной, матери Элеоноры. Мы договорились о встрече на завтра в первой половине дня. Анюта Резова тоже согласилась навстречу завтра, но ближе к вечеру, уже после окончания рабочего дня мужа.

Пришло сообщение от Иришки: «Приезжаю сегодня. Давай сегодня вечером встретимся. Приезжай ко мне после семи».

***

Вечером мы сидели у Иришки на кухне, и пили чай с бутербродами. Иришка сетовала, что ничего не успела приготовить.

– Как командировка? – спросила я, прерывая ее сожаления.

– Удачно. Хорошие снимки получились. Осталось только немного подретушировать. Люблю, когда снимки не требуют доработки. Ты лучше расскажи, как устроилась? Как Ольга? Она вчера написала, что ты уже нашла подходящее жилье.

– Все хорошо. Я сняла подходящую для нас с Салли квартиру. Приходи проведать нас, посмотришь, как мы устроились. Ольга помогла вчера перевезти вещи. Она очень гостеприимная, кормила меня разными вкусностями. Спасибо тебе за заботу. А то пришлось бы подыскивать комнату в хостеле, – улыбнулась я.

– Ольга всегда хорошо готовит. Что, правда, то, правда.

– Я встретилась с руководителем поискового отряда. Она мне дала список ближнего круга Элеоноры и список их телефонов. – Я протянула листок Иришке и продолжила. – Наталья рассказала мне, какие поисковые операции проводились,и посвятила в основные детали дела. Я созвонилась с Татьяной Ивановной, мамой Элеоноры, и ее подругой, Анютой Резовой. Обе они завтра согласились на встречу. Маловат у Элеоноры список близких ей людей, ты не находишь?

Иришка положила листок на стол, подошла к окну. Поняв, что я не дождусь от нее ответа на свой вопрос, я продолжила:

– Наталья как-то нелестно отозвалась о Евгении Савиновом. Сказала, что он отказывается от всяческих расспросов об Элеоноре. Я пока даже не стала пытаться установить с ним контакт. Ты знакома с ним лично? Что он за человек? – я пыталась вывести Иришку на разговор.

– Я знакома почти со всей труппой театра. Фотографируя людей для постановочных фото, все время взаимодействуешь с ними. Удачные кадры редко получаются сами собой.

Иришка продолжала вглядываться вдаль. Я понимала, что она пытается уйти от ответа, но продолжать поиски, не понимая главного мотива заказчика, я не видела смысла, и сделала то, что ранее никогда не позволила в отношении Иришки.

– А Виктория Тарасова тебе знакома?

– Ольга, ну конечно! Она только и выискивает тех редких экземпляров, кто еще не в курсе моих злодеяний.

Глаза Иришки блестели гневом, покраснели, стало понятно, что сейчас из ее глаз брызнут слезы.

– Почему ты сама не рассказала мне?

– О чем? О своем позоре и полном провале? О чем я должна была тебе рассказать? – Иришка сорвалась на крик.

Я молчала. Иришка присела за стол и залилась горькими слезами. Сквозь слезы она начала говорить:

– Я влюбилась. Ты не представляешь, как я бредила им. Такого наваждения у меня никогда еще не было. Мне казалось, я ополоумела, я ничего не могла видеть вокруг кроме него. Мне хотелось хотя бы любоваться им на сцене. Много бессонных ночей я представляла разговоры с ним. Как паучок, плела самые заманчивые сети, чтобы только на минуту больше времени провести с ним. Первое время он сторонился меня, как самого обычного чужого человека. Всегда был вежлив, обходителен и холоден, как могильная плита. Ни тени улыбки, ни каких–либо эмоций по отношению ко мне. Чаще просто молча принимал комплименты около входа в театр, где я поджидала его холодными вечерами, прощался кивком и уходил. Я сидела на спектакле и боялась дышать, лишь бы не пропустить ни одного взмаха его руки или поворота головы. Я была счастлива дышать одним воздухом с ним в его танце. Хотя бы эти минуты видеть его эмоции, силуэт.– Иришка замолчала и размазала рукой струящиеся по лицу слезы. – Я думала, что нужно какое-то совместное дело, что-то, что могло бы нас объединить, чем бы я его могла привлечь. Ничего не придумав, я записалась на уроки балета в известную частную школу.

Иришка засмеялась сквозь слезы и первый раз посмотрела мне в глаза, и повторила:

– Ты представляешь? Я записалась на уроки балета! Купила пуанты, гимнастический купальник и лосины. Ты помнишь, какой я была плюшкой. В зале для занятий красивые большие зеркала, и когда в них я увидела свое отражение, я оторопела. Деревянное тело неуклюже поднимало руку и с трудом оттаскивало толстую ляху в правую сторону, и со скрипом тащило ее обратно. Это было мое первое и последнее занятие. Я рыдала несколько ночей напролет. Потом поисковик в течение недели мне показывал балетные темы во всех вариациях: купить купальник, продать пуанты, и в один из дней мне попался ресурс, на котором были собраны хорошие статьи о балете. Я читала и читала запоем: травмы и недолговечность балерин, критики восхваляли артистов балета и тут же клеймили их партнерш. Наконец я нашла статью известного критика о Евгении Савинове. Я выучила ее наизусть. В статье была разобрана вся партия Евгения, какие элементы он делает бесподобно, а какие заваливает. Теперь после спектакля я ждала его, как экзаменатора, повторяя в голове эту абракадабру, чтобы не дай бог ничего не перепутать. Завидев его, я начала восхищаться его безупречной, на мой взгляд, партией на языке этой абракадабры. Первый раз он мне искренне улыбнулся и сказал «я польщен», я бы смотрела на его улыбку вечно. Я мчалась домой и перечитала все статьи на том ресурсе. Глядя бессонными ночами в потолок, я по памяти рисовала его улыбку в своей голове.

Я растеряла всех крупных клиентов, пустила свою персональную выставку на самотек – мне отказали в аренде зала, как ненадежному арендатору. Я тогда всего этого не заметила даже. Одной бессонной ночью мне пришла гениальная идея – мой воспаленный мозг собрал пазл из частиц: улыбка Евгения, его гений танца, который так восхвалял именитый критик, короткая балетная карьера и….– Тут Иришка замолчала, а затем продолжила. – Я тогда бегала и орала по квартире, ошалевшая от счастья. Я уже представляла, на какую стену повешу его фотографию во весь рост из этого спектакля, а на какую стену из другого, того, в котором он танцует длинную сольную партию.

– Ты решила обаять Евгения своим искусством отражать его гениальность в фотографиях? – первый раз я прервала монолог Иришки.

– Да. Я поняла, что только так смогу добиться хоть капли внимания к себе. Полюбив то, чем он грезит, чтобы он мог смотреться в меня как в зеркало и любоваться собой. Это была его страсть.

Иришка продолжила:

– Я записалась на курсы балетных критиков онлайн. Там обучали видеть изъяны танца, основные вехи главных спектаклей, разбирали не только техническую часть, но и смысловое и эмоциональное наполнение. В общем, разбирали все постановки до скелета, безжалостно отдирая мясо от костей. Затем я как лазутчик стала пробираться в театр. Я проанализировала их сценические рекламные фотографии. Они были скучные, вялые, им не хватало резкости и тех эмоций, что дарил балет. С этим скрупулезным анализом, выстроенном на их языке, я пришла к Марату Гордину. Он внимательно все выслушал, удивился моей осведомленности и предложил сделать им новые афиши. Я же, пококетничав, сказала, что он слишком лоялен к моим познаниям, что все тонкости может видеть только тот, кто это станцевал, и не раз, и попросила выделить фото лучшего балеруна или балерину. Марат, немного подумав, предложил две кандидатуры, в том числе и Женю. Я сделала вид, что сомневаюсь, кого же выбрать, и скромно сказала: «Евгений Савинов, на мой взгляд, имеет свой неповторимый стиль и репертуар его более разнообразен. Ему легче будет выделять наиболее удачные кадры». Марат кивнул и сказал, что я могу начинать, когда мне будет угодно, а он переговорит с Евгением о его новых обязанностях. Мне кажется, когда я выходила с пропуском из театра, я чуть не потеряла сознание, я почти не дышала. Я летела счастливая домой, первый раз за месяц я перебрала всю свою аппаратуру, зарядила батарейки и протерла от слоя пыли.

Я смотрела на Иришку и не узнавала ее. Такой одержимости я не видела в ней, даже когда она работала сутками над своей первой персональной выставкой. Это была именно одержимость, которая полностью поглотила ее сознание.

– С того дня я жила в театре, снимала уроки, растяжки, разминки, репетиции. У Жени была просторная гримерная, и мне поставили рабочий стол прямо туда. На всех его перерывах мы обсуждали фотографии. Порой он говорил, что хотел бы перекусить, и мы шли в кафе неподалеку от театра. Обедали и отбирали фотографии. Потом я их обрабатывала и посылала ему. Мы порой ночами напролет спорили, какая из тысячи фотографий была удачнее. Постепенно у нас появились не только общие темы, но и внутренние шутки. Я была невероятно счастлива. Я подчеркивала всю красоту его танца удачными кадрами и при обработке усиливала их. Он был просто в восторге. Мне казалось, что он начинал влюбляться в меня. А потом еще это кольцо… Знаешь эту историю?

Я кивнула.

– И это разболтали… Я не могла поверить, что Женя испытывал ко мне чувства. С тех пор, в моей голове жила только одна мысль «Он любит меня». Я стала представлять нашу совместную жизнь, какая будет свадьба, как назовем детей. Один вопрос меня смущал: он никак не проявлял свои чувства. Он почти не касался меня, я же просто сгорала от желания даже от его запаха. Порой я как бы невзначай по–дружески обнимала его или мимолетно целовала в шею. Он не отстранялся, но и не проявлял ничего в ответ. Но в моей голове было только кольцо в красивой коробочке, и я все ждала, что он сейчас вот–вот достанет его. И, как заезженная пластинка, крутилась в моей голове мысль: «Нужно немного подождать. Кольцо куплено. Ему нужно немного больше времени».

Иришка замолчала, а у меня перед глазами стояла коробочка с кольцом, что затмила ей разум. Фраза «Нужно немного подождать» звучала как мантра. Я прекрасно понимала, что Иришка крепко держалась за свою иллюзию и ничего не замечала вокруг.

– А потом мне позвонил крупный клиент и пригрозил юристами и судом. Договор был оплачен полностью, а свою часть работы по договору я задержала более чем на семь месяцев. Ни один форс–мажор не объясняет таких сроков. И я улетела срочно в Москву на две недели. Я и минуты не могла не думать о нем. Он сам ничего мне не писал. Почти все фотографии к тому моменту для театра мы отобрали. Осталось их только разместить в наиболее удачном порядке, но в сообщениях этого не сделаешь. И я чувствовала, что интерес его ко мне падает. Я уже не могла без его внимания, оно стало для меня наркотиком. В одну из бессонных ночей я написала ему «У тебя очень много удачных снимков, которые мы не отобрали для рекламы репертуара. У меня скоро намечается персональная выставка – помоги мне выбрать лучшие. Мы придумаем объединяющую их концепцию. А для тебя это станет портфолио». Он, конечно же, согласился. Персональная выставка известного фотографа в Москве. Я как могла, подчеркивала и восхваляла его талант. И мы стали снова как раньше ночи напролет обсуждать и выбирать, накидывать идеи. Так пролетели две недели, я выполнила обязательства по договору.

– И ты вернулась… – сказала я

– Да, я вернулась. Марат Эдуардович отсмотрел за это время наши фотографии и решил сделать действующую фотовыставку при театре, разбавив их повседневными фотографиями его труппы в непринужденной обстановке, может быть, даже дома или в магазине. Так, единичные вкрапления каждого артиста балета, буквально по одной фотографии. Я приступила к работе.

– И когда ты увидела кольцо на руке Виктории Тарасовой… – прервала я монолог Иришки.

– На самом деле я почти всех уже сфотографировала. Мы придумывали разные образы и позы для каждого, чтобы они не выглядели одинаковыми. А у Вики были красивые руки, я хотела использовать их в образе. И когда она сняла перчатки, я сначала оторопела. А потом, когда она с открытой лучезарной улыбкой сказала, что Женя ей подарил кольцо на днях, я рассвирепела. Какие только небылицы я тогда ни несла. Я думаю, тебе Ольга рассказала все в красках. Она прям с упоением сплетничает об этом, мне порой кажется, она испытывает истинное удовольствие, описывая, каким я животным была в тот момент. Я тогда рассказывала Ольге все без обиняков, она единственная обсуждала со мной мои чувства и мысли, можно сказать, была свидетелем, а порой и соучастником моей любви.

Иришка замолчала и покрутив в руках кружку спокойно продолжила:

– Вика уехала домой. Как потом выяснилось, у нее был нервный срыв, и она потеряла их с Женей ребенка. Оправившись, она уволилась из театра. Я так боялась скандала, когда она приезжала за трудовой книжкой. Женя перестал со мной общаться. Он везде заблокировал меня и не стал даже слушать моих оправданий. Его лицо стало как раньше, каменным и безжизненным. Теперь я видела его улыбку только на сцене, когда того требовала роль в спектакле.

– И как ты справилась с этим? – спросила я, касаясь руки Иришки.

– Мне кажется, я до сих пор не оправилась. Я все еще захожу на его страницу почти ежедневно и смотрю, во сколько он был онлайн. Я везде вижу одну и ту же надпись: «Евгений ограничил вам доступ к своей странице» и мне каждый раз больно. Я ощущаю обиду, стыд, вину, гнев на себя, на него, я начинаю обвинять себя в тупости, что не видела элементарных сигналов. Потом меня накрывает тоска по нашим ночным беседам, по его улыбке и восхищенному взгляду. А после злость и апатия, я иногда лежу часами и пялюсь на обои. В первое время я создала вторую страницу, выдумала себе другое имя и даже историю, на случай, чтобы не проколоться сразу. Думала, что хоть какие-то крохи общения с ним получится возобновить. Но все без толку. Я постоянно писала ему длинные и слезные письма, это было для меня последней ниточкой. И он однажды мне ответил.

– Что он написал? – спросила я оторопев.

– Всего одну фразу: «У тебя должна быть хоть какая-то гордость». Я больше ничего не смогла ему ответить. Какая гордость? Я растоптала себя и все свои идеалы в тот день, когда в первый раз увидела его на сцене. – Иришка отодвинула пустую чашку, которую весь разговор крепко сжимала в руках.

– Но причем тут Элеонора? – спросила я. Я думала: я никак не найду ей места в этой истории.

– Нора. Нора это знаешь, как второй акт в трагедии. Когда и так все хреново, но жизнь вдруг делает финт и показывает, что может быть все еще хуже. После истории с Викой я почти перестала бывать в театре. Я даже не знаю, в какой точно момент Нора появилась в труппе. Мне пришлось одной доделывать все, что мы не успели отсмотреть с Женей, и большей частью я стала работать дома. Марат Эдуардович был доволен получившимися кадрами и общей их концепцией, но попросил добавить фотографии новых артистов. Так я познакомилась с Норой. Во время съемки она узнала меня. Она серьезно увлекалась фотографией, читала тематические журналы, посещала многие мои выставки. Я воспользовалась тем, что она охотно шла на контакт и первая проявляла инициативу, стала консультироваться у нее, когда у меня возникали сомнения в распознании некоторых элементов. Так постепенно завязалось общение между нами, но по большей части мы говорили на тему фотографии. Она присылала мне свои снимки, и мы обсуждали их. Я давала ей подсказки, как улучшить ракурс и строить более выгодные композиции. Я хотела доделать Жене портфолио, но напрямую он бы его не взял из моих рук. Поэтому я решила заинтересовать Марата Эдуардовича, посетовав, что многие снимки не войдут в основную их выставку, столько красивых снимков пропадет. Он с удовольствием подхватил идею собрать их в портфолио для всей труппы. Работы, конечно, я себе прибавила, но так хоть что-то меня еще связывало с Женей. Оставалась хоть какая-то призрачная надежда, что, возможно, пройдет некоторое время, все забудется и уладится, уляжется в его сердце и он сможет меня простить.

– Элеоноре ты тоже собирала портфолио? – спросила я.

– Да. Мне пришлось кое-что доснимать для нее и для других артистов. Я снова стала посещать уроки, репетиции и спектакли, но работала с фотографиями только дома. Несколько раз мы ходили с Норой на прогулку в парк, мне как-то хотелось отблагодарить ее за помощь. Мы снимали вместе на мою технику. Я тут же показывала ей ее ошибки, и мы вместе делали новый удачный кадр. У нее прямо была страсть к съемке, она была готова сутками снимать и переснимать, даже у меня не было такой работоспособности в начале карьеры. После таких прогулок мы приходили ко мне домой и все обрабатывали. Я все шутила, что Нора выйдет на пенсию и сможет легко сменить профиль. Она успешная балерина, но в ней живет не менее успешный фотограф. Ей не хватало уверенности в своих способностях и, чтобы поддержать ее, я подарила один из своих профессиональных фотоаппаратов, которым я сама уже давно перестала пользоваться. Нора была вне себя от счастья, ее аппаратура не давала возможности передать всю естественную красоту листвы и травы, когда на нее падает луч солнца. Мой подарок она восприняла как талисман от учителя, и ее снимки стали намного лучше. Из нее вышел хороший ученик. Мне нравилось наблюдать ее рост. Знаешь, особенно удачными у нее получались снимки луны, особенно в полнолуние. Она всегда мне присылала снимки и какое-нибудь стихотворение. Сейчас найду ее любимое, – сказала Иришка и ушла за ноутбуком.

Найдя стихотворение в диалогах с Элеонорой, Иришка стала громко читать его вслух:

Луна, моя луна! Который раз

Любуюсь я тобой в заветный час!

Но в эту ночь мы встретились с тобой

В стране чужой, прекрасной, но чужой.

Над усмиренным морем ты всплыла.

Его громада нежно замерла.

Неясный вздох чуть бродит в тишине:

То тихо–тихо льнет волна к волне.

Над этой гладью в темно–голубом

Бежит твой свет серебряным столбом

И золотит небесные края.

О как прекрасна ты, луна моя! 1

– Красивое стихотворение. В твоем сне она тоже на фоне полной луны? – отозвалась я.

– На фоне луны, и в руках у нее фотоаппарат, который я ей подарила, – сказала Иришка, пролистывая переписку с Норой. Я смотрела на фотографии – они действительно были ужасающе красивыми.

Иришка закрыла их переписку и продолжила:

– Марат Эдуардович запланировал поставить новый спектакль «Коппелия». Главные партии он отдал Жене и Норе. Нора танцевала ведущие партии в московском театре, она была талантливой балериной с большим опытом. Поэтому постановка спектакля большей частью была сделана под нее. Они шикарно смотрелись вместе на репетициях. Постепенно я стала замечать их флирт. Я полностью закончила собирать портфолио артистов и улетела в командировку. Нора все также присылала мне свои фотографии, когда у меня находилось свободное время, я ей помогала. Я прилетела на спектакль «Баядерка», теперь в нем танцевала Нора, и не могла глаз оторвать от Жени. Они прекрасно смотрелись вместе, выигрышно дополняя друг друга. Из разговора с Норой я поняла, что они съехались больше месяца назад. Я реже стала бывать в театре, моя работа была закончена. Я переключилась на подготовку своей выставки и продолжала консультироваться с Норой время от времени. Я надеялась через нее хоть что-то узнать о душевном состоянии Жени, но она сама не рассказывала об их отношениях. На мои завуалированные вопросы я получала общие ответы, которые почти не содержали информации. У меня была серия командировок, подготовка выставки, снова командировки. Нора изредка присылала свои фотографии. Я почти не была в Перми, а потом позвонила Наталья Машкова и сообщила, что она пропала.

Иришка смотрела на меня. Глаза ее опухли, но сама она была полностью спокойна.

– Скажи мне, пожалуйста, истинную причину… – я начала было говорить, но оборвалась.

– Почему я ее ищу? – продолжила Иришка.

– Да.

– Она стала мне другом, пусть даже тем другом, который живет с моей любовью. Я почему-то не посчитала это предательством с ее стороны, для меня самой это было странным открытием. Я долго думала об этом. Где-то в глубине души я понимаю, что Женя никогда не испытывал ко мне симпатии как к женщине, это было больше восхищение моими фотографиями, которые отражали его красоту. Но все равно продолжаю любить его. Он стал главным подозреваемым по версии полиции. Я созванивалась с Маратом Эдуардовичем, он вкратце описал мне ситуацию. Накануне у Норы с Женей произошел конфликт со слов одной балерины. Нора в слезах ушла из театра. А потом пропала. Женю измотали допросы и подозрения, без Норы премьеру спектакля пришлось отменить. Женину фамилию убрали с рекламы, и все его партии теперь танцует его основной соперник. Марат Эдуардович сказал, что пока не выяснены подробности и продолжаются эти бесконечные допросы, Женя будет где-то позади. Такое негативное внимание к его персоне сказывается на имидже театра, да и Женино эмоциональное состояние прямо фонит со сцены, как он выразился. Я ходила на спектакль с его участием в партиях, наверное, пятого плана: он стал бесцветной серой молью, я даже не сразу его узнала, теперь он не улыбается даже на сцене. У меня сжималось сердце, когда я видела его таким. Поэтому я решила обратиться к тебе.

Иришка посмотрела на часы. Они показывали час ночи.

– Уже час? – сказала Иришка и посмотрела на меня. – Ночуй у меня, уже слишком поздно. И мне как-то не хочется спать одной, посмотри, какая сегодня опять бешеная луна.

– Хорошо, я останусь. Но мне нужно задать тебе один последний вопрос, – серьезно сказала я. – Понимаешь ли ты, что если во время поисков Элеоноры я найду подтверждение чьей-либо вины, то не смогу этого утаить, какой бы близкой не была наша дружба. Мне придется сообщить в правоохранительные органы. Иначе это будет уголовно наказуемое преступление. Ты готова к такому повороту событий?

– Я уже думала об этом много раз. Я пыталась переговорить с Женей, но он просто молча уходит. Я попросила Марата Эдуардовича, Женя заверил его, что понятия не имеет, куда она могла исчезнуть. В конце концов, и полиция отпустила Женю, потому что у них не было достаточно улик для его задержания. Значит, он ни причем, и я уверена, что прояснение ситуации будет ему только на пользу. Я сама уже устала от этих снов и вороха эмоций, которые они всколыхивают во мне. Поэтому я готова уже к любому повороту событий. Я все хорошо обдумала, прежде чем обратиться к тебе.

– Хорошо. Теперь я смогу заняться поисками, понимая твои истинные мотивы. – сказала я как можно мягче и обняла Иришку.

– Пойдем спать. Уже почти два часа ночи. Я постелю тебе на диване, – тихо ответила Иришка.

Встреча с матерью Элеоноры

Мы договорились встретиться дома у Татьяны Ивановны Гальпериной, матери Элеоноры, около 12 часов дня. Такси остановилось около невзрачной пятиэтажки и, выйдя из машины, я еще раз сверила адрес с указанным в сообщении, поднялась на третий этаж и позвонила в 23 квартиру. Дверь мне открыла худощавая женщина лет шестидесяти–шестидесяти пяти в домашнем халате.

– Здравствуйте, меня зовут Аника Коломиец, я частный детектив. Мы договаривались с вами о встрече по телефону. – сказала я и протянула раскрытое удостоверение.

– Здравствуйте, Аника. Заходите.

Татьяна Ивановна подала мне тапочки и пригласила в комнату. Квартира была маленькой, уютной, с простым ремонтом. Небольшая комната и кухня. Странно было видеть такие скромные условия у мамы успешной балерины.

– Хотите чаю? – прервала молчание Татьяна Ивановна.

– Да, не откажусь, – отозвалась я.

Татьяна Ивановна ушла на кухню. Я достала блокнот и включила диктофон, просмотрела свои записи и примерный план беседы. На красивом подносе Татьяна Ивановна принесла две чайные пары из тонкого фарфора, молочник и сахарницу, блюдце с эклерами. Чайный набор выглядел превосходно, белоснежный с золотой каемочкой и нежным ненавязчивым рисунком королевской лилии в золотом цвете.

– Люблю чай с молоком. – сказала Татьяна Ивановна, подливая себе в кружку молока из белоснежного молочника. – Вам добавить молока, Аника?

– Нет, спасибо, – отозвалась я.

– Берите, пожалуйста, эклеры. Я специально выходила за ними в кондитерскую. Элеонора очень любила именно эти, – с грустью в голосе сказала Татьяна Ивановна.

– Мне нужно будет включить диктофон на время нашей беседы. Вы не против, что будет запись? – спросила я.

– Нет, не против.

– Как вы узнали о пропаже дочери?

– Мне позвонил ее молодой человек, Женя. Я с ним, к сожалению, не успела познакомиться лично. Видите ли, я была в отъезде. С марта по октябрь я уже несколько лет живу у своей подруги в Пицунде. У нее свой гостевой домик, и я помогаю ей по кухне, с уборкой, в свободное время мы ходим на море и загораем. Как я продала дачу и вышла на пенсию, стала проводить половину года у нее. Так вот, в октябре я обычно возвращалась в Пермь, в двадцатых числах. 10 октября, ближе к двенадцати ночи, позвонил взволнованный Женя и сказал, что Норочка пропала. Я даже сейчас не вспомню, что конкретно он говорил, у меня сразу застучало в голове и заложило уши. Я только помню, что упала в кресло, и Светка, моя подруга, принесла капли и тонометр. Как только мне стало легче, я снова позвонила Жене. Просила его заняться поисками и купить мне билет на ближайший рейс. Знаете, возраст, и я никогда сама даже не знаю, как сейчас это делается. Больше поездом езжу. Ну и я вылетела в Пермь, как только смогла. Потом со мной связался следователь из полиции Олег Кольцов и Наталья Машкова. Мы прочесывали ближайшие окрестности, парки, пустыри, коллекторы, незаконченные стройки – все места в округе квартиры Жени. Она только три месяца как решила жить с ним. Они начали встречаться, и он жил почти у театра, ей было ближе добираться. Полиция несколько раз его допрашивала. Мне сказали, что накануне у них была ссора. Он был главным подозреваемым, но ничего они не смогли из него вытянуть, никаких улик не нашли и потом отпустили.

– А какие отношения у них были? Элеонора вам что-то рассказывала?

– Мы созванивались дважды в неделю. У нее плотный график, и она очень уставала, поэтому я старалась не лезть. Мне достаточно было услышать ее голос, чтобы понять по тону, что все у моей девочки хорошо. Я старалась не приставать к ней с лишними расспросами, что сама расскажет, то и хорошо. Знаете, она очень любит море, природу – поэтому я чаще старалась рассказать, какие необычные деревья видела, трели каких птиц слышала поутру, видела ли дельфинов далеко–далеко в море или присылала ей фотографии причудливых камней, что нашла на пляже. Я старалась своими разговорами не утомить, а поддержать и наполнить ее. Когда у нее была свободная минутка, она сама мне звонила. Я старалась ее не отвлекать. Поэтому про Женю мне было известно только то, что это один из самых успешных артистов балета. Норе он нравился, он предложил сначала встречаться, а затем и съехаться. Я в глубине души была так счастлива, она у меня всегда держалась обособленно всегда, все мысли только о балете. В Москве за столько лет так никто и не пришелся ей по сердцу. Поэтому я с надеждой смотрела на их союз с Женей, тем более здесь, в Перми.

– Накануне ее исчезновения она вам не звонила?

– Нет, она не звонила уже дней пять. Я терпеливо ждала ее звонка. Тем более думала, что через пару недель уже буду в дома, и мы будем видеться.

– Она жила с вами в этой квартире?

– Нет. Она как вернулась из Москвы, сняла квартиру в центре, потом съехалась с Женей.

– Почему она вернулась в Пермь? Она не рассказывала?

– Я не доспрашивала ее. Я была счастлива ее возвращению. Раньше мы виделись раз, порой два раза в год. Она приезжала в отпуск на пару дней и иногда приглашала меня в Москву на премьеры спектаклей. Это сейчас я все думаю и думаю, что ее могло заставить отказаться от своей мечты. Она мечтала о Большом театре с пяти лет. Сколько я ей ни говорила, что она может быть успешной и тут, у нас в Перми, она грезила Москвой. Я теперь часто корю себя за свою глупость, нужно было звонить чаще самой, знать досконально, что происходит в жизни моей девочки.

Татьяна Ивановна замолчала, и на ее глазах выступили слезы. Я посмотрела на стопку альбомов, и она раскрыла один из них передо мной. С черно–белых снимков на меня смотрело серьезное детское лицо.

– Элеонора была целеустремленным ребенком. Какая она всегда была худенькая, глазенки большие, – сказала Татьяна Ивановна, погладив нежно рукой фотографию. – Знаете, я растила ее без мужа. Он погиб при исполнении, сотрудником полиции работал. Его родители нам помогали, как могли, но стариковские пенсии были скромными. Норочка с трех лет грезила балетом. Мой муж ее очень любил и говорил мне – это наша с тобой любовь в такой красивый цветочек выросла. Ты, говорит, лелей ее и пусть будет такой, как ее светлой душеньке угодно, помогай ее во всем. Поэтому в три года мы начали ходить на занятия. Я смотрела на все эти адские растяжки и думала, вот еще один поход, и она скажет: «Не хочу». Я мечтала об этом, мне было так жаль ее, она приходила с тренировок, падала на кровать и часто так и засыпала, даже не поужинав. Но моя крошка упорно работала и повторяла все ежедневно дома. Когда ей исполнилось четыре, ее папа погиб, и я поддерживала наш цветочек, как он и наставлял. Дед с бабкой были уже на пенсии, но еще имели небольшое влияние в исследовательском институте, где проработали всю жизнь. А когда там стали раздавать земли на реке Чусовой, выхлопотали один участок в шесть соток. Мы построили маленькую скромную дачу на их пенсию и мою скромную зарплату. Я так гордилась, что теперь моя девочка вместо душной квартиры и грязного двора будет летом гулять по лесу и купаться в речке! Мы проводили на даче все лето. Участки раздали всем институтским – я себя чувствовала, как в центральной библиотеке, все были жутко умные, разговаривали шепотом и на очень серьезные темы. Но Элеонора была просто счастлива, у нее был лес, речка, ягоды и друзья.

Татьяна Ивановна перелистывала смешные детские фото. Элеонора с лейкой поливает помидоры. Тут они набрали большую корзину грибов. Тут она в купальнике стоит на фоне реки Чусовой по щиколотку в воде. Татьяна Ивановна продолжила:

– В первый класс мы поступили в школу–интернат при академии балета, конкурс был большой. На первое собрание нас пригласили вместе с детьми и сказали, что это лучший интернат в приволжском округе, поэтому если ребенок будет показывать низкие результаты, то его отчислят и он продолжит обучение в обычной школе. Норочка очень внимательно все выслушала и сказала: «Мамочка, я все сделаю как надо». Они жили там с понедельника по пятницу, а в пятницу после четырех часов я забирала ее домой. Я привозила домой маленькое, почти бездыханное тельце, которое спало до обеда субботы. Затем моя худенькая и бледная крошечка прижимала меня к себе и рассказывала, как у нее все получается и с гордостью показывала оценки в своих дневничках по учебе и по балету, как она их называла. Всю неделю я пыталась жить очень экономно, но каждые выходные мы ходили с ней на балет, в кино или театр, либо в детские магазины. Мне хотелось, чтобы она не чувствовала себя ущемленной, что другие девочки живут в полных семьях с хорошим достатком. У нее не было подруг в интернате. Только одна подружка с дачи, Анюта Резова. Да с мальчишками она иногда бегала на речку. Одного Коля звали, теперь фамилию и не вспомню. А второго вообще не помню как звали, такой интеллигентный мальчик был. У него мама очень красиво на скрипке играла. Мы потом дачу продали, и теперь я даже ничего о них и не знаю. Норочка всегда была одиночкой, ее интересовал только балет. Насколько я знаю, только с Анютой она поддерживала отношения. Постепенно моя девочка менялась, и я уже не стала соответствовать ее уровню развития. У меня было ощущение, когда мы вместе смотрим балет, что я сижу с балетным критиком, половину ее фраз и суждений я не понимала, они стали для меня просто недоступными. Потом она уехала поступать в Москву, я сразу продала дачу и в один из ее приездов отдала ей все деньги с этого. Она не хотела брать, но мы серьезно проговорили полночи. Я помню этот разговор как сейчас. Я рассказала ей о словах папы «растить и поддерживать цветочек нашей любви», о том, как бабушка и дедушка гордились нашей любимой дачей, что они смогли создать для внученьки. Я вспоминала ее, трехлетнюю кнопку в пуантах, усердно тянувшую ножку, и ее, бледную худую девочку двенадцати лет, ежедневно оттачивающую элементы. Мне хотелось, чтобы у нее в Москве были все условия для воплощения мечты. Я понимала, что большой город – большие соблазны, но моя Нора всегда была умна и целеустремлена. Я спокойно отпустила ее учиться, взяв с нее только одно обещание: какая бы страшная вещь ни случилась – она сразу мне сообщит, я всегда готова ее принять в любом состоянии, двери моего дома всегда открыты для нее. Так она уехала в Москву с моим благословением, я же осталась в Перми и молилась за свою кровиночку каждый вечер.

Татьяна Ивановна замолчала и продолжала листать альбом, разглядывая черно–белые снимки.

– Я так скучаю по ней. Ума не приложу, что могло случиться. Уже вся извелась, молюсь каждый день. Столько времени прошло и никаких вестей от нее, – и слезы опять выступили на глазах Татьяны Ивановны крупными каплями. Она подняла глаза от фотоснимков и спросила: – А кто оплачивает ваши услуги?

– Ирина Стрижак наняла меня. Они с Элеонорой занимались подготовкой фотовыставки в театре. И общались довольно продолжительное время.

– Норочка ничего не говорила об этом. Только раз упомянула, что начала снова заниматься фотографией и ходила на прогулку с одной знакомой, которая давала ей советы по съемке. Как мало я знаю о дочери. Знаете, я сама уже начала искать частного детектива, недавно узнавала расценки на их услуги. Я кое-что накопила. Действия полиции и поискового отряда не приносят результата, оно и понятно, у них так много дел, а время все идет и идет. В отделении мне сказали, что дело, возможно, «глухарь». Слово-то какое! Глухарь! – Татьяна Ивановна положила альбом на стол и, посмотрев мне пристально в глаза, продолжила. – Если вам будет не хватать средств для поиска, прошу вас, сразу сообщите мне! Я сейчас готова вам заплатить. Скажите, сколько стоят ваши услуги? Я не могу больше находиться в этом вакууме. Мне нужна хоть какая-то ясность, что с моей девочкой.

Плечи Татьяны Ивановны тряслись, ладонями она закрыла себе лицо, и маленькая капелька, просочившись сквозь крепко сжатые пальцы, упала ей на колени. Я тихонько встала с кресла и обняла ее трясущееся тело. В такие моменты я не знаю, чем утешить, времени действительно прошло много, и обнадеживать и без того раненую душу я не могу. Самое страшное, на мой взгляд, в такой ситуации – давать беспочвенную надежду, которая, рушась в очередной раз, засадит клинок боли еще глубже в сердце.

– Татьяна Ивановна, – как можно мягче продолжила я, – я передам Ирине ваши слова, и если нам понадобится финансовая или иная помощь, мы вам сразу сообщим.

– Хорошо, – отозвалась Татьяна Ивановна тихим всхлипом.

Сев снова в кресло я выключила диктофон и убрала их вместе с блокнотом в сумку.

– Мне нужно, чтобы вы еще раз вспомнили все разговоры и встречи с Элеонорой. Что-то, может, вас поразило или удивило в ее телефонных звонках? Какие-то события произошли до или после ее исчезновения? Уделите внимание любой информации, которая всплывет в памяти. Сейчас важна каждая мелочь. И прошу, сразу сообщите мне, если что-то вспомните. Хорошо?

– Конечно, Аника. Если что-то я вспомню, сразу вам позвоню. У меня к вам одна просьба, если она будет уместна. Как я поняла, Ирина –фотограф, который работал с их труппой? Вы не могли бы ее попросить передать мне несколько фотографий Норочки? У меня почти нет ее взрослых фотографий.

– Хорошо, Татьяна Ивановна, я передам вашу просьбу Ирине. Уверена, что у нее сохранились несколько снимков Элеоноры.

Выйдя из квартиры Татьяны Ивановны, я бесцельно пошла по улицам города, и оказалась в парке. Чем мне всегда нравилась Пермь, так это зеленью. Это самый зеленый город, который я видела. Прогулявшись по парку, я присела на лавочку. После таких эмоциональных встреч мне необходимо восстановление, и только продолжительные прогулки помогают прийти в себя. Горестные воспоминания Татьяны Ивановны о том, что она почти ничего не знала о личной жизни дочери, меня взволновали. Мне самой до сих пор очень сложно порой рассказывать маме какие-то важные детали своей жизни, порой не знаешь даже, с чего начать. Я так и не рассказала ей про историю с отчислением из колледжа. Даже сейчас, когда прошло столько времени и я благополучно прошла это испытание, став высокооплачиваемым детективом, я не могу подобрать слова, чтобы рассказать ей правду. Я много раз обдумывала наш с ней разговор и переживала, что мои неудачи больно могут ее ранить и она будет переживать их еще долгое время. Родители воспринимают мои неудачи намного болезненнее своих. Мне кажется, это от беспомощности, они просто не знают, чем и как помочь своей повзрослевшей дочери. Поэтому я так мало рассказываю о своих проблемах, стараясь лишний раз не ранить их. Достав телефон, я увидела, что время было уже почти четыре часа, и начала искать ближайшее кафе, в котором можно было пообедать перед встречей с Анютой Резовой, подругой Элеоноры.

Встреча с подругой Элеоноры

В квартире Анюты Резовой пахло домашним уютом с самого порога. У дверей меня встретил пухлый малыш с машинкой в руках. Он рассматривал меня с любопытством.

– Здравствуйте, Анюта. Мне зовут Аника, я частный детектив. Занимаюсь делом об исчезновении Элеоноры Гальпериной, – представилась я.

– Здравствуйте, проходите в комнату, пожалуйста. Я сейчас уведу Льва к папе, и мы с вами сможем спокойно поговорить, – сказала Анюта.

Она подхватила малыша на руки, и они направились в дальнюю комнату квартиры. Затем Анюта зашла в комнату и закрыла за собой дверь.

– Он у меня очень активный и шумный – пояснила она.

Я кивнула. Достала блокнот и включила диктофон.

– Анюта вы не против, если буду записывать наш разговор на диктофон? – спросила я.

– Нет, нет. Конечно.

– Вы близкая подруга Элеоноры? Как давно вы знакомы? – сказала я, видя, что Анюта несколько скованна. Мне важно было получить как можно больше подробностей из личной жизни Элеоноры. Ее скрытность не давала мне возможности увидеть полной картины ее жизни. Я хотела как-то расположить Анюту к беседе и пыталась подобрать более мягкие фразы, настраивающие ее на душевный разговор. – Анюта, прошу рассказать мне об Элеоноре как самому вашему близкому другу. Мне важны все ваши детские разговоры и мечты. Сейчас каждая деталь может помочь, даже не очень важная на первый взгляд.

Анюта внимательно посмотрела на меня и кивнула.

– Лет с четырех или пяти. У нас были рядом дачи и все лето мы проводили вместе. Мои родители работали в школе, и у них отпуск всегда был летом. Поэтому мы жили на даче почти с июня по август. Нора приезжала с мамой на выходные, иногда она оставалась у нас до следующей субботы. Мы купались, гуляли в лесу, играли у нас на втором этаже. Наша дача была не совсем достроена. Первый этаж был жилой, а на втором был склад материалов и мой уголок. Норе так нравилось там играть, там как-то все было загадочно для детского воображения: стояли коробки с инструментами, доски кругом лежали, из угла свисала пакля. Мой папа сделал нам детский уголок, там были качели, лесенка, канат и лиана. Больше всего мы любили лиану, она растягивалась и сжималась обратно, и на ней можно было высоко подпрыгивать почти до потолка. Мы отталкивались ногами об пол и подпрыгивали вместе с ней. Мы могли скакать весь день на ней, пока папа или мама не кричали нам с первого этажа «Вы сейчас весь дом разнесете!». Мы смеялись и продолжали прыгать.

На втором этаже у нас было окно с видом на речку, из которого виден остров. Мы сидели за меленьким столиком, который папа приделал вплотную к окну вместо подоконника, и любовались лесом, речкой и виднеющимся вдалеке островом. Мы с ней могли пить компот из ревеня, который нам варила моя мама и часами мечтать поехать на остров. Лодки у нас не было, и сколько бы мы ни просились на остров, папа всегда говорил нам одно и тоже: «Там ничего интересного, я ездил туда. Там просто лесоповал. Это он отсюда вам кажется таким красивым». Но наше детское воображение не отпускало нас, и мы придумывали разные истории: кто бы там мог жить и как там все выглядит.

Потом мы вместе поступили в школу–интернат при академии балета и жили там всю неделю вместе в одной комнате еще и с другими девочками. А на выходные нас забирали домой.

– Вы тоже окончили балетную школу? – спросила удивленно я, с интересом рассматривая Анютку.

–Нет, я не окончила… – сказала Анюта и замолчала.

– Почему? Вам не нравилось там учиться?

– Нравилось, очень нравилось. Но мне не удалось доучиться, меня отчислили после пятого класса. У нас там нагрузки были, не каждый взрослый справится. И постепенно мои колени не стали выдерживать, видимо, было осложнение после сильного гриппа. У меня их просто рвало изнутри, иногда не могла ступить на ногу. Мама давала мне с собой обезболивающие, я никому не говорила об этом. Но в один из дней таблетки выпали из кармана в раздевалке, Нора подняла их и протянула мне. Мы были одни, все девочки, как мне казалось, уже переоделись в форму и вышли в зал на урок, и я тихо ей сказала, что это от боли в коленях. Ящики в раздевалке стояли отсеками, и в соседнем отсеке переодевалась одна из девочек нашего класса. Нам было уже по двенадцать лет, конкуренция была дикая. Все грезили сценой, и она рассказала все учителю. Администрация школы вызвала родителей, нас заставили пройти полное обследование. По результатам выяснилась начальная стадия заболевания, несовместимого в случае прогрессирования с балетом, как с профессиональной деятельностью. Меня отчислили. Я продолжила обучение в обычной школе и вместо балетного класса начала заниматься гимнастикой для суставов в щадящем режиме. У меня до сих пор симптоматика дает о себе знать после вирусных инфекций.

– Вы прекратили общение с Элеонорой?

– Конечно, нет. Мы продолжали дружить. Для нее тоже было большим потрясением мое отчисление. Я все время твердила ей: «Никому не рассказывай о своей личной жизни и тем более о проблемах со здоровьем». Она усвоила этот урок. У нее больше не было ни одной подруги. Со мной она делилась тоже не всем, как я сейчас понимаю. Но это правильно. Балет для зрителя это красота, грация и невесомость балерины. На самом деле в коллективе жесткая конкуренция, одно неверное движение может перечеркнуть карьеру.

– Что вы имеете в виду, Анюта?

– Балет это как война. Мало того, что это колоссальные нагрузки и одно твое неверное движение или плохой разогрев мышц могут привести к травме. Особенно опасны совместные репетиции новой постановки, когда все притираются друг к другу в пространстве сцены. Нора рассказывала, что у них был случай на репетиции, когда две примы были в большом конфликте, и одной предложили ведущую партию, а другая стала лишь ее дублером. И вот дублерша так сделала мах ногой, что, как будто случайно не рассчитав движения, ударила по колену солистке. А та в этот момент стояла в стойке на одной ноге. Так со всего роста и упала. Восстановление было настолько долгим, что из ведущей солистки она превратилась в артистку третьего плана. Такие случаи всегда выглядят нелепой случайностью, но жестко спланированы, и в результате ничего нельзя доказать. Поэтому Нора всегда говорила, что репетиции и спектакли – это как поле боя.

Двери были стеклянные и мы видели, как Лев на цыпочках пытается дотянуться до дверной ручки. Анюта встала с кресла и, взяв на руки уже открывшего дверь Льва, отнесла его в соседнюю комнату.