Читать онлайн Натиск с Ригеля бесплатно

Глава I: Пробуждение

Мюррей Ли внезапно проснулся, вспомнив звук, который разбудил его, забарабанив в затылке, хотя его сознание было за пределами этого восприятия. Его первым ощущением была непреодолимая скованность в каждой мышце – ощущение, как будто его ударили по всему телу, хотя его память не подсказала причину такого состояния.

Испытывая боль, он перевернулся в постели и почувствовал левый локоть, где, казалось, сосредоточилась боль. Он испытал самое сильное потрясение в своей жизни. Движение сопровождалось скрипящим лязгом, и локоть ощущался как сложное колесо.

Он сел, чтобы убедиться, что не спит, и высвободил руку из-под одеяла. Движение вызвало еще один лязг, и его изумленному взору предстала рука в виде системы металлических полос, связанных в локте механизмом, который он почувствовал раньше, и увенчанных там, где должны быть пальцы, стальными когтями, заканчивающимися резиновыми кончиками на фалангах. Тем не менее, казалось, что у него не было недостатка в чувствах. Несколько секунд он смотрел, открыв рот, затем поднял другую руку. Это был правый аналог устройства, на которое он смотрел до этого. Он попытался пошевелить одним, затем другим – блестящие пальцы повиновались его мысли, как будто они были из плоти и крови.

Чувство страха от предчувствия охватило его, когда он поднял одну из рук, чтобы расстегнуть пижаму. Он не обманулся в своем почти осознанном предчувствии – там, где должны были быть ребра, обтянутые солидным количеством мышц, появился ряд блестящих металлических пластин. Мысли о похищении тела и странной операции промелькнули у него в голове, но тут же были отброшены. Галлюцинации? Опьянение? Ужасная мысль о том, что он может быть сумасшедшим, поразила его, и он вскочил с кровати, чтобы предстать перед зеркалом. Его ноги со зловещим стуком ударялись об пол, и каждый шаг издавал скрип и лязг – и он оказался перед зеркалом, знакомым зеркалом, перед которым брился годами. В полном ошеломлении он увидел железное лицо, над которым нелепо торчала жесткая щетка проволочных волос.

В такие моменты не сходят с ума. Требуется время, чтобы осознать шок.

"Во всяком случае, я могу одеться", – практично заметил он себе. "Я не думаю, что вода поможет этому оборудованию, поэтому я пропущу ванну, но если я сошел с ума, я мог бы все также выйти и хорошо провести время".

Одевание стало процессом с неспешным изучением самого себя и открытием, что он был самой эффективной металлической машиной. Он скорее восхищался плавностью тазобедренных суставов и тем, как скользящие части его рук прилегали друг к другу, и был приятно удивлен, обнаружив, что в процессе металлизации его пальцы стали цепкими. Просто ради забавы он натянул один ботинок на другую ногу.

Только когда он был почти одет, он понял, что привычный шум Нью-Йорка, который доносился до человека в виде хриплого приглушенного звука с сорок восьмого этажа современного жилого дома, почему-то отсутствовал. Конечно, в этот час… Он взглянул на часы. Последний раз они показывали без четверти два. Но взгляд не помог. Его часы по необъяснимым причинам пропали. Вероятно, Бен позаимствовал их… Ох!

И тут пришла идея. Бен Руби, с которым он занимал двухуровневую квартиру в пентхаусе Арбакл-Билдинг, был своего рода ученым (в основном занимался анализом образцов выпивки для миллионеров, которые в наши дни не доверяют своим бутлегерам) – он смог бы все объяснить.

Он подошел к двери и опустил медный молоток, немного робея при звуке собственных глухих шагов. Дверь с неожиданной внезапностью распахнулась перед карикатурой на Бена в металле – такой же законченной машиной, как и он сам, но без большей части одежды.

– Входи! Входи! – проревел его друг голосом, в котором звучали странные фонографические нотки. – Ты выглядишь великолепно. Железный Человек Макгиннити! Для чего ты надел одежду? Она так же нужна, как штаны на буровой установке. Я завтракаю.

– Что это? Я сошел с ума, ты или мы оба?

– Конечно, нет. Величайшее событие, которое когда-либо случалось. Большая комета. Они сказали, что она радиоактивна, но большинство из них в это не поверили. А теперь посмотри, что она сделала. (Мюррей Ли смутно помнил какую-то газетную болтовню о гигантской комете, которая должна была обрушиться на Землю, аргументы и контраргументы относительно того, будет ли это иметь серьезные последствия.) – Все превратились в металл; экий механизм, съел всю смазку для осей. Тебе нужно масло. Подожди здесь.

Он исчез в недрах квартиры, звук его шагов звучал оглушительно в бескрайней тишине. В одно мгновение он вернулся с батареей радиоприемника в одной руке и канистрой масла в другой.

– Извини, в доме нет смазки, – быстро заметил он. – Масло для пишущих машинок.

Он деловито принялся за работу, брызгая каплями масла в новые металлические суставы Ли.

– Подключи эту штуку сам. Это даст тебе как раз то, что нужно. – он указал на батарею вытянутым пальцем ноги. – Одна рука и другая нога. Кажется, где-то в нас есть камера сопротивления, которая собирает ток.

Ни в малейшей степени не понимая, о чем идет речь, Мюррей Ли перестроился, чтобы следовать его инструкциям. Это была самая необычная пища, которую он когда-либо пробовал, но он нашел ее удивительно бодрящей.

– Как насчет добавки? Нет? Вы видели кого-нибудь еще? Это прикончило большинство из них.

– Не могли бы вы сесть и рассказать мне последовательно, о чем идет речь, прежде чем я вас поколочу? – раздраженно спросил Мюррей. – Превращение в машину – не самая легкая вещь в мире для настроения, это расстраивает меня.

– Я думаю, что какая-то особая сверхрадиоактивная газовая буря, связанная с кометой, хотя я не могу быть уверен. Она превратила всех нас в машины, отныне и навсегда. После этого мы будем жить на электрическом токе, и нам не придется беспокоиться о таких мелочах, как врачи, если мы сможем найти хорошего механика. Но это убило много людей. Пойдем, я тебе покажу.

Его рука звякнула об руку Мюррея, когда он схватил ее, чтобы показать дорогу. В коридоре было зловеще темно, и Бен потащил его прямо через него к двери с надписью "Пожарный выход".

– Лифт? – спросил Мюррей.

– Не ходит. Нет энергии.

– О, Господи, пройти сорок восемь этажей!

– Ты привыкнешь к этому.

Они лязгали на лестничной площадке этажом ниже, и Бен, без малейших угрызений совести, смело толкнул дверь той квартиры. Замок показал признаки взлома.

– О, я взломал его, – ответил Бен на невысказанный вопрос Мюррея. – Я думал, что смогу помочь, но это было бесполезно. Здесь живет та толстая женщина – помнишь, та, которая фыркала на нас в лифте, когда мы уходили в запой.

Все сомнения, которые Мюррей испытывал, глядя в лицо обнаженной смерти, были небрежно развеяны, когда ученый провел его в комнату, которую занимала покойная хозяйка лифта. Она неподвижно лежала в своей постели среди показного великолепия, которое она демонстрировала при жизни, вес ее тела гротескно прогибал кровать в центре. Вместо исправных механических устройств, которыми был отмечен внешний вид двух друзей, она была ничем иным, как шишками и бугорками, выпуклой, уродливой чугунной статуей, раздувающей дешевую шелковую ночную рубашку.

– Видишь? – спокойно сказал Бен. – Трансмутация не была завершена. Возможно, она не была такой сильной, как мы. Смотрите, окно закрыто. Это будет предупреждением для людей, которые боятся спать на сквозняке. Пойдем.

Мюррей застыл.

– Есть ли что-нибудь… что мы можем сделать? – он чувствовал себя неловко ответственным.

– Ничего определенного, – весело сказал Бен. – Все, на что она годится, это стоять в парке и смотреть вдаль. Пойдем. Нам предстоит спуститься по многим ступеням… мы слишком шумные, нам нужна хорошая ванна с маслом от ржавчины.

Пройдя целую вечность по лестнице, они достигли уровня улицы, Бен первым направился к аптеке на углу. Вокруг них царила полная тишина, пушистые белые облака плыли по маленькой голубой ленте, видимой на вершине каньона Нью-йоркской улицы.

– К счастью, сегодня хороший день, – сказал Бен, смело входя в аптеку, дверь которой была открыта. – Нам придется подумать о дождливой погоде. Она создаст проблему.

Внутри аптека представляла собой тот же феномен застывшего развития, что и квартира толстой дамы на сорок седьмом этаже. Чугунная статуя продавца газировки облокотилась на прилавок в позе нарочитой небрежности, его губы приоткрылись, как будто он обращался с какими-то словами к такой же металлической фигуре девушки, которая смотрела на него через прилавок. На ее стальных чертах была печать энергии, а запекшиеся и скручивающиеся остатки помады показывали, что она была там уже некоторое время.

– Кстати, – спросил Мюррей, – вы не знаете, какой сегодня день и как долго мы были под воздействием? Это не могло произойти в одночасье.

– Почему нет? – раздался голос Бена из задней части магазина. – Послушай, старина, поройся в некоторых из этих ящиков в поисках резиновых перчаток, хорошо? Мне бы не хотелось столкнуться с высоким напряжением в этом наряде.

– А, вот и они, – наконец произнес Бен. – Что ж, пошли дальше.

– Каков следующий шаг?

Они были уже снаружи.

– Полагаю, резиновые ботинки, – сказал Бен, когда его ноги скользнули по тротуару. – Давайте возьмем там такси и найдем обувной магазин.

Вместе им удалось стащить чугунного водителя такси с его сиденья (Мюррей был удивлен тем, как легко он смог поднять вес, который он не смог бы сдвинуть с места в его дни из плоти и крови), посадил его на бордюр и забрался внутрь. К счастью, ключ был в замке зажигания.

Когда они свернули за угол на Мэдисон-авеню, Ли издал восклицание. Их глазам предстала картина разорения и запустения. Две или три уличные машины врезались друг в друга, и автомобили или нечто похожее на них превратился в обломки. Повсюду были железные тела пассажиров в этих транспортных средствах, застывшие в различных позах, которые они приняли в момент изменения, и у одного или двух из них тонкие струйки металла показывали, где текла кровь, прежде чем она безвозвратно превратилась в металл.

Мюррей Ли внезапно осознал, что огромное количество автомобилей было разбито повсюду, когда управляющие руки были удалены с руля, а мозги водителей превратились в бесполезный металл. Он слегка вздрогнул.

Со скрежетом тормозов они развернулись перед обувным магазином. Дверь была заперта, но Бен, подняв ногу, спокойно пробил дыру в витрине. Мюррей протянул руку, чтобы остановить его, но его друг стряхнул ее.

– Нет смысла спрашивать разрешения. Если владелец этого места где-нибудь еще жив, будет достаточно легко возместить ущерб, если его нет, мы имеем на это такое же право, как и любой другой.

Новые ступни, которые оказались длиннее, чем те, которые он помнил, затрудняли примерку, и Мюррей разорвал два или три ботинка, прежде чем надел пару.

– Что дальше? – спросил он. – Мне хочется выпить.

– Бесполезно, – сказал Бен. – Ты иной навсегда. Алкоголь сыграл бы веселую шутку с твоими металлическими деталями. Лучше всего выяснить, сколько нас людей осталось. Насколько нам пока известно, мы единственные в мире. Эта штука, похоже, вырубила всех на уличном уровне. Давайте попробуем некоторые из более высоких многоквартирных домов и посмотрим, сможем ли мы найти кого среди обитателей пентхаусов.

– Или, может быть, другие пришли в себя раньше нас и ушли, – предположил Мюррей.

– Верно, – ответил Бен. – В любом случае, посмотрим-увидим.

Он направился к такси.

– Подожди, – сказал Мюррей. – Что это?

Сквозь звук заводящегося двигателя донеслось эхо тяжелых шагов, приглушенных ботинками.

– Привет! Ку-ку! Сюда! – крикнул Бен. Шаги осторожно приблизились к углу. Мюррей побежал вперед, затем остановился в изумлении. Новоприбывшая была девушкой, или была бы девушкой, если бы не была сплошь из металла и механизмов, как они сами. В его глазах, все еще работающих по стандартам из плоти и крови, она была кем угодно, только не красавицей. Она была полностью и довольно официально одета, за исключением того, что на ней не было шляпы – высокая куча спутанной проволоки, которая венчала ее голову, делала это, очевидно, невозможным.

– О, что случилось?– набросилась она на них. – Что со мной? Я выпила воды, и мне стало больно.

– Все в порядке. Просто небольшая металлическая трансформация, – сказал Бен. – Подождите, я принесу вам немного масла. Вы ржавеете.

Он с грохотом умчался по улице, оставив Мюррея с новенькой.

– Позвольте мне представиться, – предложил он. – Я, или когда-то им был, Мюррей Ли. Моего друга, который пошел за маслом, зовут Бенджамин Франклин Руби. Он считает, что большая комета, упавшая на Землю, содержала радиоактивный газ, который превратил всех нас в металл. Вы жили в пентхаусе?

Она мрачно посмотрела на него.

– Вы догадливы, – сказала она, – я Глория Резерфорд, и у нас верхний этаж Шерри-Нетерленд, но все остальные были в отъезде, когда это случилось… О, простите, мне больно говорить.

С улицы донесся грохот, свидетельствующий о том, что Бен ворвался в другой магазин, и через минуту он вернулся с горстью бутылок. Широким жестом он предложил одну девушке.

– Только касторовое, но это лучшее, что может предложить рынок, – сказал он. – Что нам нужно, так это хороший гараж, но их здесь немного… Давайте, выпейте ее, все в порядке, – заверил он девушку, которая с отвращением рассматривала бутылку в своей руке.

Следуя своей собственной рекомендации, он откупорил одну из бутылок и сделал большой глоток, затем спокойно продолжил обливать себя с головы до ног остатками.

Она сделала небольшую гримасу, затем попробовала.

– Спасибо, – сказала она, оторвавшись от бутылки. – Я не думала, что кому-то может понравиться этот напиток, кроме как в рекламе в журнале. А теперь скажи мне, где все остальные люди и что нам делать?

– Делать? – переспросил Бен. – Найти их. Как? Спросите мистера Фостера. Кто-нибудь еще встретился вам в этой глуши?

Она покачала головой. Мюррей заметил, что суставы ее шеи затрещали.

– Полсон, это моя горничная, была единственным человеком в нашей квартире, и она, кажется, теперь она стала еще более твердой чем была, да еще и с железной головой, как и все эти.

Она выразительно махнула рукой в сторону статуи полицейского, который приказывал двум похожим истуканам остановиться у обочины.

– Как насчет костра? – предложил Мюррей. – Именно так индийцы, или южноафриканцы, или кто-то еще привлекают к себе внимание.

– Что мы могли бы поджечь? – спросил Бен. – …здание, конечно. Почему бы и нет? Собственность больше ничего не значит, когда все владельцы собственности мертвы.

– У меня есть предложение, – сказала Глория Резерфорд, поддавшись духу его настроения. – Старая Метрополитен-опера. Это бельмо на глазу беспокоило меня последние пять лет.

Предложение было поддержано с энтузиазмом. Они забрались в такси и двадцать минут спустя весело разжигали костер в задней части старого здания, выбегая из него с детским восторгом, чтобы посмотреть, как растет и распространяется столб дыма, когда пламя охватило деревянные балки, давно высохшие от времени.

Мюррей вздохнул, когда они сели на бордюр через дорогу.

– Это единственный раз, когда я был так близко, как хотел, к большому пожару, – пожаловался он, – а теперь рядом нет даже полицейского, которому я мог бы корчить рожи. Но такова жизнь!

– Что, если он подожжет весь город? – практично спросила Глория.

Бен пожал плечами.

– Что, если? – он ответил. – Это ничего не значит. Держу пари, что в живых осталось не больше пары дюжин человек. Но я не думаю, что это сработает. Современное строительство в большинстве этих мест слишком огнеупорное.

– Смотри, там птица, – сказала Глория, указывая на цельнометаллического воробья, неподвижного, как и человеческие жители города, в его последней жизненной позиции на краю тротуара. – Кстати, что мы будем есть? Неужели мы все время будем жить на касторовом масле?

Глава II: Металлическое сообщество

Разговор перешел в обсуждение возможностей их новой формы. Вопрос о том, нужен ли им сон, был спорным, и они обсуждали целесообразность обучения механиков как врачей, когда послышались первые шаги.

Они принадлежали человеку, чье лицо, украшенное аккуратной проволокой Ван Дайка, придавало ему вид врача из плотской жизни, но который оказался на самом деле адвокатом по имени Робертс. Он был в восторге от необычайной молодости и жизненной силы, которые он почувствовал в новом воплощении. Полностью одетый в утреннюю одежду, он выдал информацию о том, что он был одним из группы из четырех человек, которые добились превращения в металл на крыше Фрэнч-билдинг. Он быстро погрузился в обсуждение технических деталей с Беном, что оставило двух других в стороне, и они отошли в сторону здания на Седьмой авеню, чтобы посмотреть, видны ли еще люди.

– Ты сильно скучаешь по людям? – спросил Мюррей, чтобы завязать разговор.

– Ни капельки, – призналась она. – Мое главное впечатление – радость от того, что завтра днем мне не придется идти на чай к де Ла-Порам. Хотя, я полагаю, со временем нам будет их не хватать.

– Я не думал об этом, – ответил Мюррей. – Жизнь становилась довольно сложной и искусственной – по крайней мере, для меня. Было так много вещей, которые нужно было сделать, прежде чем начать жить – ты понимаешь, выбрать подходящих друзей и все такое.

Девушка понимающе кивнула.

– Я понимаю, что ты имеешь в виду. Моя мать закатила бы истерику, если бы узнала, что я сейчас здесь и разговариваю с тобой. Если бы я встретила тебя на танцах в Вестчестере, для меня было бы совершенно нормально провести с тобой полночи и пить джин вместе, но встретить тебя днем на улице… о, боже!

– Что ж, – вздохнул Мюррей, – с этой чепухой теперь покончено. Что вы скажете, если мы вернемся и посмотрим, как поживают остальные?

Они нашли их в самом разгаре их спора.

– …очевидно, какое-то вещество настолько летучее, что простой контакт с живой тканью вызывает реакцию, при которой ничего не остается ни от элемента, ни от ткани, – говорил Бен. – Вы заметили, что эти металлические полосы воспроизводят мышцы почти идеально.

– Да, – ответил юрист, – но они слишком гибкие, чтобы быть каким-либо металлом, который я знаю. Я готов предоставить вам более широкие знания в области химии, но это не кажется разумным. Все, о чем я могу думать, это то, что вмешалась какая-то внешняя сила. Например, эти суставы, – он коснулся локтя Бена, – а как насчет маленьких резиновых подушечек на твоих пальцах рук и ног и на кончике носа?

Со стороны остальных было всеобщее желание пощупать свои носы. Все было так, как сказал адвокат – они, пальцы рук и ног, были очень похожи на резину… и подвижны!

– Не знаю, – сказал Бен. – Но кто это сделал? Вот что поражает в вашей схеме. Все превратились в металл, и никого не осталось, чтобы внести изменения, о которых вы упомянули. Тем не менее, давайте позовем остальных ваших людей. Интересно, нужно ли нам оружие? Вы двое ждите здесь.

Он с лязгом направился с адвокатом к такси. Мгновение спустя звук клаксона возвестил об их возвращении. На встрече, помимо самого Робертса, присутствовали его дочь Ола Мэй, шестнадцатилетняя девушка, недовольная тем фактом, что ее туфли на высоких каблуках уже сломались под ее весом, японский слуга по имени Есио и миссис Робертс, одна из тех высоких и пышных женщин из прошлой жизни, которые, к раздражению мужчин, оказывались самыми сильными из всех. У жира, по-видимому, не было металлического эквивалента, и ее широкие пропорции теперь состояли из полос металла, что делало ее необычайно мощной.

С этими вновь прибывшими небольшая группа отправилась на Таймс-сквер, чтобы понаблюдать за клубами дыма, поднимающимися над руинами оперного театра.

– Что дальше? – спросила Глория, присаживаясь на бордюрный камень.

– Ищем больше людей, – сказал Мюррей. – Мы не можем быть единственными лягушками в луже.

– Почему нет? – аргументированно вставил Бен, махнув рукой в сторону усеянной обломками площади. – Вы забываете, что эта катастрофа, вероятно, уничтожила всю животную жизнь мира, и мы семеро обязаны своим выживанием какому-то счастливому случаю.

Японец тронул его за руку.

– Возможно, сэр может сообщить вопрошающему, в таком случае, что это за любопытный птичий объект? – сказал он, указывая вверх.

Они услышали хлопанье крыльев, когда он говорил, и вместе посмотрели вверх, чтобы увидеть, парящую в пятидесяти футах над их головами странную пародию на птицу с четырьмя отчетливыми крыльями, длинным оперенным хвостом и яркими умными глазами, расположенными на куполообразной голове.

Возник момент возбужденного бормотания.

– Что это?

– Никогда раньше не видел ничего подобного.

– Неужели комета сделала это с цыплятами?

И затем, когда странное существо исчезло среди леса шпилей на востоке, голос адвоката, привыкший к таким шумам, заявил о своем авторитете над остальными.

– Я думаю, – сказал он, – что чем бы ни была эта птица, первое, что нужно сделать, это найти какую-нибудь штаб-квартиру и наладить новый образ жизни.

– А как насчет того, чтобы найти побольше людей? – спросила Глория. – Чем больше, тем веселее – и, возможно, есть те, кто не знает, как приятно касторовое масло.

Она улыбнулась металлической улыбкой.

– Огонь… – начал Бен.

– Он отпугнул бы некоторых людей.

Они обсуждали этот вопрос еще несколько минут, наконец решив, что, поскольку все присутствующие были с верхних этажей или пентхаусов высотных зданий, поиск должен быть ограничен такими населенными пунктами. Каждый должен был взять машину, их было сколько угодно для объезда Таймс-сквер, и проехать определенную часть города, собравшись на закате у здания Таймс, где должны были остаться Ола Мэй и Мюррей, которые не умели водить.

Робертс вернулся первым, развернув большой Пежо с мастерством автогонщика. Он никого не нашел, но рассказал любопытную историю. На верхних этажах Нового Уолдорфа три больших окна были разбиты, а в одном углу комнаты, среди лабиринта стульев, удивительно поломанных, как будто игривым великаном, лежала груда мягкой ткани. Посреди этой кучи покоились четыре больших яйца. Он взял одно из яиц и, взвесив целесообразность забрать его с собой, решил, что у него есть более важные дела. Владельцы гнезда не появлялись.

Однако, когда он вышел из здания, быстрое движение тени через улицу заставило его вовремя поднять глаза, чтобы мельком увидеть одну из четырехкрылых птиц, которых они видели раньше, и как только он отъехал, его уши были атакованы потоком визгов и криков от вернувшихся домой. Он не поднимал глаз, пока на него снова не упала тень, и он заметил, что птица следует за ним, летя низко и, по-видимому, соображая целесообразность нападения на него.

Робертс замахал руками и закричал, но это не произвело ни малейшего эффекта на птицу, которая, как он заметил, теперь, когда она была ближе, двигала только задними крыльями, держа передние крылья расправленными, как у самолета. Он пожалел, что у него нет какого-нибудь оружия и за неимением такового он остановил машину у обочины и вбежал в здание. Птица села снаружи и начала долбить дверь, но к тому времени, как она ее пробила, Робертс поднялся по лабиринту лестниц, и хотя он слышал, как она гортанно кричала позади него, она не нашла его и в конце концов прекратила поиски.

Конец этой замечательной истории был представлен широкой аудитории. Прибыла Глория, приведя с собой маленького пухлого мужчину, который представился как Ф. У. Стивенс.

– Спекулянт? – рассеянно спросил Мюррей и по вздоху Глории понял, что сказал что-то не то.

– Ну, я работаю на Уолл-стрит, – довольно сухо ответил Стивенс.

Бен пришел с тремя новобранцами. При виде первого Мюррей ахнул. Даже на металлической карикатуре он без труда узнал высокий лысый лоб, тонкие челюсти и усы, похожие на зубную щетку, Уолтера Бивилла, величайшего из ныне живущих натуралистов. Еще до наступления темноты вернулись остальные – Есио с одним новым приобретением и миссис Робертс, чья энергия соответствовала ее силе, с не менее чем четырьмя, среди них изысканно одетая женщина, которая оказалась Мартой Лами, венгерской танцовщицей, которая была сенсацией Нью-Йорка на время катастрофы.

Они собрались в аптеке на Таймс-сквер под странный гул фонографических голосов и лязг металлических деталей о каменный пол и фонтанчики с газировкой. Именно Робертс занял позицию за одним из этих бывших диспенсеров с жидким успокаивающим сиропом и постучал, призывая к порядку.

– Я думаю, что первое, что нужно сделать, – сказал он, когда голоса стихли в ответ на его призыв, – это организовать здесь группу людей и искать других. Если бы не доброта мистера Руби, мы с семьей не узнали бы ни о необходимости использования масла в этом новом механическом устройстве, ни о ценности электрического тока в качестве пищи. В городе могут быть и другие люди в таком же состоянии. Есть еще… э-э… вопросы для собрания по этой теме?

Стивенс заговорил первым.

– Гораздо важнее организовать и избрать президента, – кратко сказал он.

– Очень хорошая идея, – прокомментировал Робертс.

– Что ж, тогда, – тяжело сказал Стивенс, – я предлагаю избрать должностных лиц и сформировать корпорацию.

– Поддерживаю предложение, – сказал Мюррей почти автоматически.

– Прошу прощения. – это был голос натуралиста Бивилла. – Я не думаю, что нам следует создавать какую-либо официальную организацию в данный момент. Вряд ли это кажется необходимым. Мы практически в золотом веке, в распоряжении четырнадцати человек все ресурсы огромного города. И мы очень мало знаем о себе. Вся медицинская и биологическая наука мира должна быть отброшена и создана заново. В этот самый момент мы, возможно, страдаем от нехватки чего-то, что абсолютно необходимо для нашего существования, хотя, признаюсь, я не могу представить, что бы это могло быть. Я думаю, что первое, что нужно сделать, это исследовать наши возможности и создать науку механической медицины. Что касается остальных деталей нашего существования, то в настоящее время они не имеют большого значения.

По комнате прошел одобрительный ропот, и Стивенс выглядел несколько расстроенным.

– Мы вряд ли можем принять анархию как форму правления, – предположил он.

– О, да, мы могли бы, – сказала Марта Лами, – Ура анархии. Красный флаг навсегда. Бесплатная любовь, бесплатное пиво, никакой работы!

– Да, – сказала Глория, – в любом случае, какой смысл во всей этой металлизации? Мы избавились от множества старых мнений об ограничениях, а вы снова хотите нас связать. Больше анархии – хорошей и разной!

– Скажите, – раздался глубокий и хриплый голос одного из новичков. – Почему бы нам не иметь просто соломенного босса1 на некоторое время, пока мы не увидим, как все это работает? Если кто-то становится невыносимым, соломенный босс может сделать ему выговор или выгнать, но те, кто придерживается хочет быть в коллективе, должны его слушать. Как вам это?

– Отлично, – искренне сказал Бен. – Ты имеешь в виду, кого-то вроде Муссолини на ограниченное время?

– В этом и заключается идея. Ты должен быть им.

Раздался звон металлических аплодисментов, когда три или четыре человека захлопали в ладоши.

– Есть предложение… – начал Робертс.

– О, привяжите к этому консервную банку, – непочтительно сказала Глория. – Я назначаю Бена Руби диктатором колонии Нью-Йорк на… три месяца. Все, кто за это, поднимите руки.

Поднялось одиннадцать рук. Глория оглядела тех, кто оставался непокорным, и сосредоточила свой взгляд на Стивенсе.

– Не хотите ли присоединиться к нам, мистер Стивенс? – ласково спросила она.

– Я не думаю, что это правильный способ ведения дел, – сказал человек с Уолл-стрит с оттенком резкости. – Это совершенно непонятно, и никакой постоянной пользы от этого быть не может. Однако я буду действовать вместе с остальными.

– А ты, Есио?

– Я не уверен, что этому жалкому червю разрешено голосовать.

– Обязательно. Мы все начинаем с нуля. Кто там еще есть? А как насчет вас, мистер Ли?

– О, я слишком хорошо его знаю.

Остальная часть оппозиции рассмеялась, и Бен направился к месту у стойки, освобожденному Робертсом.

– Первое, что мы можем сделать, это получить немного света, – приказал он. – Кто-нибудь знает, где здесь можно достать свечи? Я полагаю, что в аптеке через дорогу должно быть немного, но я не вижу где она, и нет света, чтобы посмотреть.

– Как насчет фонариков? В квартале есть магазин электротехники и радио.

– Хорошо, Мюррей, иди посмотри. Теперь, мисс Робертс, вы будете нашим секретарем? Я думаю, первое, что нужно сделать, это записать имя и род занятий каждого из присутствующих. Это даст нам толчок к выяснению того, что мы можем сделать. Готовы? Теперь вы, мисс Резерфорд, первая.

– Меня зовут Глория Резерфорд, и я ничего не умею, кроме как играть в теннис, пить джин и водить машину.

Последовали остальные ответы: "Ф. У. Стивенс, Уолл-стрит", "Теодор Робертс, юрист", "Арчибальд Толфсен, шахматист", "Х. М. Дэнджерфилд, редактор", "Фрэнсис Х. О'Хара, грузоперевозчик" (это был тот громкоголосый мужчина, который разрубить гордиев узел спора об организации).

– Ты тоже механик? – спросил Бен.

– Ну, не первоклассный, но я немного разбираюсь в технике.

– Хорошо, вы назначены нашим врачом.

"Пол Фаррелли, издатель", "Альберт Ф. Мэсси, художник" – голоса монотонно гудели в неверном свете фонариков.

– Отлично, – сказал Бен заканчивая список. – Первое, что я сделаю, это назначу Уолтера Бивилла директором по исследованиям. Факт номер один для него в том, что нам не понадобится много сна. Я вообще не чувствую в этом необходимости, и, кажется, я не вижу никаких признаков сна среди вас. О'Хара поможет ему с механической частью… Я предлагаю, чтобы, поскольку мистеру Бивиллу нужно будет наблюдать за всеми нами, мы сделали Рокфеллеровский институт нашей штаб-квартирой. Там у него будет аппаратура для помощи в его работе. Поехали.

Глава III: Восстание

Они помчались в восточную часть города и вверх по Второй авеню, как триумфальный кортеж, блаженно не обращая внимания на мертвые светофоры, хотя время от времени им приходилось уворачиваться от обломков какого-нибудь грузовика или такси, которые заняли второе место в соревновании с приподнятым столбом, когда рука водителя застыла на руле. На Сорок девятой улице машина Бена, шедшего впереди, свернула к обочине и остановилась.

– В чем дело?

– Это то самое место?

– Что-нибудь не так?

Послышался объясняющий голос.

– Магазин электротоваров, купите все фонарики и батарейки, какие сможете. Они нам понадобятся.

Несколько мгновений спустя они были в большом учреждении, странно темном и тихом сейчас, после всех лет служения больным, с красной полосой ржавчины на высоком железном заборе, который окружал территорию. Они толпой вошли в приемную, мигая фонарями тут и там, как светлячки. Бен взобрался на стул.

– Минутку, друзья, – начал он. – Я хочу кое-что сказать… Что нам здесь нужно сделать, так это заново построить цивилизацию. Несомненно, в живых осталось больше людей – если не в Нью-Йорке, то в других местах. У нас есть две задачи – связаться с ними и выяснить, чем можем им помочь. Мистер Бивилл собирается узнать о втором вопросе для нас, но мы можем многое сделать, не дожидаясь его.

– Во-первых, есть та забавная птица, которую мы все видели и которая преследовала Робертса. Могут быть и другие, подобные ей, и множество новых странных форм животной жизни вокруг, которые были бы опасны для нас. Поэтому я думаю, что стоит в очереди вопрос на получение какого-нибудь оружия. Мисс Лами, вам и мистеру Толфсену поручено найти хозяйственный магазин и найти оружие и патроны… Что касается остального, я открыт для предложений.

Все заговорили одновременно.

– Подожди минутку, – сказал Бен. – Давайте разберем все по порядку. Какова была ваша идея, мистер Стивенс?

– Организуйте регулярные поисковые группы.

– Очень хорошая идея. Нам даже не нужно ждать рассвета. Все, кто умеет водить, берите машину и мчитесь вперед.

– Рентгеновский аппарат будет ужасно полезен в моей работе, – сказал Бивилл. – Интересно, нет ли какого-нибудь способа получить достаточно тока, чтобы запустить его.

– Насколько я помню, это здание снабжается собственным током. Мюррей, вы с Мэсси бегите вниз и разведите огонь под одним из котлов. Что-нибудь еще?

– Да, – ответил Дэнджерфилд, редактор. – Мне кажется, что первое, что попытался бы сделать любой другой человек в мире, если бы его превратили в такую жестяную куклу, как эта, – это достать радио. Как насчет открытия вещательной станции?

– Я не знаю, сможете ли вы получить достаточно энергии, но вы можете попробовать. Сделайте это. Вы что-нибудь понимаете в радио?

– Немного.

– Хорошо. Выберите кого хотите в качестве помощника и попробуйте. Есть еще идеи?

– Какой сегодня день? – спросила Ола Мэй Робертс.

Никто об этом не подумал, и внезапно до собравшихся дошло, что последнее, что они помнят, это то, как снег на крышах свидетельствовал о холодном феврале, в то время как сейчас все деревья были в листве, а воздух благоухал весной.

– Вот ведь… я не знаю, – сказал Бен. – У кого-нибудь здесь есть какие-нибудь идеи о том, как это выяснить?

– Для точного определения потребуется опытный астроном и некоторые вычисления, – сказал Бивилл. – Нам лучше установить произвольную дату.

– Хорошо, тогда сегодня 1 мая 1947 года. Это на два года раньше срока, но столько времени потребуется, чтобы выяснить, что это такое на самом деле.

Предположение о том, что сон не нужен, оказалось правильным. Всю ночь машины с ревом подъезжали к двери и снова отправлялись на поиски. Количество найденных людей было небольшим – сливки, по-видимому, были собраны в то утро. О'Хара привела металлическую уборщицу из одного из зданий в центре города, на зубцах, изображавших ее зубы, были видны пятна ржавчины, когда она неосторожно выпила воды, Стивенс появился с медлительным молодым человеком, который оказался Георгиосом Паппагурдасом, атташе греческого консульства, чье имя было в газетах в связи с сенсационным делом о разводе, и миссис Робертс вошла с двумя мужчинами, один из них Джордж Стерлинг Вандершуф, президент пароходных линий, которые носили его имя.

На рассвете вошел Дэнджерфилд. Он запустил мощный приемник с помощью аккумуляторных батарей, но не смог найти никаких сообщений в эфире и не смог найти источник энергии, достаточный для его трансляции.

Таким образом, утром состоялась еще одна и несколько менее оптимистичная конференция. Когда они расходились, Бен сказал:

– Ты, Толфсен, возьми Стивенса, Вандершуфа и Ли и возьми грузовик, хорошо? Вы найдете ее примерно в половине квартала вниз по улице. Подойдите к одной из угольных ям и возьмите там немного топлива для наших котлов. У нас не слишком большой запас.

Когда они уходили, послышался топот ног, и Бен повернул в лабораторию, где работал Бивилл, с подопытной уборщицей.

– Здесь есть кое-что интересное, – сказал натуралист, подняв глаза, когда он вошел. – Внешняя поверхность этого металла кажется защищенной от ржавчины, но когда внутрь попадает вода, начинается окисление. Он похож на какой-то специально обожженный состав. И посмотри…

Он схватил одну из рук своего объекта, которая смотрела на него мягко, не сопротивляясь, и дернул за внешний слой металлических полос, из которых она состояла. Лента натянулась, как резиновая, и она слегка взвизгнула, когда вернулась на место.

– Я не знаю ни одного металла, который обладал бы такой гибкостью. А вы? Вот так…

Дверь распахнулась, и они повернулись, чтобы увидеть Мюррея и Толфсена.

– Прошу прощения, что прерываю священный панджандрум2, – сказал первый, – но Стивенс и Вандершуф предаются гневу. Они не хотят играть с нами.

– О, черт, – весело заметил Бен и направился к двери, двое других последовали за ним.

Он нашел непокорных достаточно скоро. Человек с Уолл-стрит сидел за столом врача напротив Вандершуфа и спокойно оторвался от прерванного разговора, когда вошел Бен.

– Кажется, я просил вас двоих сходить с парнями за углем, – сказал Бен, махнув им рукой. – Ошибочка! Я не просил, а приказал.

– Так и есть. Но я не буду этого делать.

Глаза Бена сузились.

– Почему не будете?

– Это Соединенные Штаты Америки, молодой человек. Я не признаю, что подчиняюсь вашим приказам или чьим-либо еще. Если вы думаете, что заставите нас принять любую подобную диктатуру Муссолини, у нас есть еще один вариант. Как я уже говорил… – он повернулся к Вандершуфу с нарочитым безразличием, и Мюррей сделал шаг к нему, сердито ощетинившись.

– Оставьте меня в покое, ребята, я справлюсь с этим, – сказал Бен, отмахиваясь от двух других. – Мистер Стивенс.

Брокер поднял глаза с вызывающей вежливостью.

– Это не Соединенные Штаты, а колония Нью-Йорк. Условия изменились, и чем раньше вы это осознаете, тем лучше для всех нас. Мы пытаемся восстановить цивилизацию из руин, если вы не участвуете в работе, вы не должны участвовать в выгодах.

– И что вы собираетесь с этим делать?

– Выставить тебя вон.

Последовала быстрая вспышка, и Бен уставился на рабочий конец автоматического пистолета "Люгер", крепко зажатого в руке брокера.

– О, нет, вы этого не сделаете. Вы забываете, что сами создали эту анархию, когда отказались иметь президента. А теперь убирайся отсюда, быстро, и дай мне поговорить с моим другом.

На мгновение воздух стал тяжелым от напряжения. Затем Вандершуф улыбнулся улыбкой превосходства. Глаза Стивенса моргнули, и в это мгновение Бен бросился в атаку, и когда он двинулся, Мюррей и Толфсен последовали за ним. В узкой комнате раздался выстрел, похожий на раскат грома, оглушительный звенящий звон, когда пуля ударила в металлическую пластину плеча Бена и взлетела к потолку, развернув его к столу и повалив на пол ударной силой. Мюррей перепрыгнул через его распростертое тело, ударив по пистолету и выбив его как раз вовремя, прежде чем прозвучал второй выстрел. Толфсен споткнулся и упал на Бена.

Бен был первым, бросившись к Мюррею и Стивенсу, которые теперь сцепились в ближнем бою, но действия шахматиста были более эффективными. Из положения лежа он потянулся вверх, схватил Стивенса за ноги и вытащил их из-под себя, с грохотом повалив его на землю, как раз в тот момент, когда добавленный вес Бена сделал борьбу безнадежно односторонней. Еще через мгновение диктатор Нью-йоркской колонии сидел на груди своего подданного, а Мюррей держал его за руки. Вандершуф, охваченный инстинктивным страхом финансового директора перед физическим насилием, съежился в своем кресле.

– Достань… какую-нибудь проволоку, – выдохнул Бен. – Не думай, что его удержит обычная веревка.

Толфсен ослабил хватку на ногах и поднялся на ноги.

– Последи за другим, Мюррей, – сказал Бен, его быстрый глаз заметил движение в сторону пистолета со стороны Вандершуфа.

– Теперь ты, послушай, – обратился он к человеку под ним. – Мы могли бы связать тебя и оставить мариноваться, пока ты не умрешь из-за отсутствия всего, что тебе нужно, или мы могли бы передать тебя Бивиллу, чтобы он разделал тебя на части как образец, и, клянусь Богом, – его взгляд сверкнул со сдерживаемой яростью, – Я бы без колебаний это сделал! Вы ставите под угрозу безопасность всего сообщества.

Мрачное лицо под ним не выражало ни страха, ни раскаяния. Он на мгновение заколебался.

– Если я отпущу тебя и дам тебе машину и пару батареек, ты пообещаешь убраться и никогда не возвращаться?

Стивенс коротко рассмеялся.

– Ты думаешь, что сможешь обмануть меня? Нет.

– Хорошо, Толфсен, сначала свяжи ноги, – сказал Бен, когда шахматист снова появился с отрезком светового шнура, который он откуда-то вытащил. Ноги энергично брыкались, но задача была выполнена, и руки тоже были связаны. – Ты присмотри за ним, – сказал Бен, – пока я подгоню машину.

– Что ты собираешься делать? – спросил Вандершуф, заговорив впервые после драки.

– Бросить его в реку! – заявил Бен с безжалостной интонацией. – Пусть он попытается выпутаться из этого.

Стивенс воспринял это заявление со спокойной улыбкой, в которой не было ни малейшего следа напряжения.

– Но вы не можете этого сделать, – запротестовал пароходчик. – Это… это бесчеловечно.

– Выведите его на улицу, ребята, – сказал Бен, не удостоив ответом на этот протест, и с лязгом направился к машине.

Они подняли беспомощного мужчину на заднее сиденье и с людьми по обе стороны от него поехали к мосту Квинсборо. Путешествие было совершено в мертвой тишине.

На полпути Бен развернул такси и вышел, двое других подняли Стивенса между собой. Мюррей посмотрел на своего друга, все же ожидая, что тот смягчится в последний момент, но он безмолвно махнул им рукой, и они опустили свою ношу у поручня.

– Покончим с ним! – безжалостно сказал Бен. Они приподняли его…

– Я сдаюсь, – сказал Стивенс странно хриплым голосом.

Мюррей и Толфсен приостановились.

– Вы слышали, что я сказал? – сказал Бен. – Покончить с ним!

Они приподняли его выше.

– Остановитесь! – закричал брокер. – Ради Бога, я сдамся. Я уйду. О-х-х!

Последним был крик, когда Бен положил руку на руку Мюррея, удержав его.

– Отпустите его, парни, – тихо сказал он. – Теперь послушай, Стивенс. Я не хочу быть к вам суровым, но у нас должно быть единодушие. Возьмите машину и уезжайте. Если я отпущу тебя сейчас, ты пообещаешь держаться подальше от нас?

– Да, – сказал человек с Уолл-стрит. – Все, что угодно, только, ради Бога, не делай этого!

– Хорошо, – сказал Бен.

Когда они грузили банкира в машину для обратной поездки, Мюррея осенила мысль.

– Кстати, Бен, – заметил он, – разве он не поранил тебя этим пистолетом?

– Точно, – сказал Бен, – он это сделал.

И посмотрел вниз на длинную яркую царапину в тяжелом металле, которая покрывала его плечевой сустав. Он не пострадал.

Глава IV: Бегство!

Но когда Толфсен и Мюррей вернулись с углем, Вандершуфа не было, как и Стивенса, и в тот вечер, когда машина, в которой Марта Лами сопровождала Робертса в исследовании района Бруклин-Хайтс, остановилась у Института, в ней был только один пассажир.

– Что случилось с мисс Лами? – спросил Бен.

Робертс удивленно посмотрел на него.

– Разве ты не отправил их? Пока мы были в отеле "Сент-Джордж", подъехала машина со Стивенсом и двумя новыми людьми в ней. Одним из них был грек. Они поговорили с ней минуту, и она сказала, что они принесли сообщение от вас, что она должна отправиться с ними.

– Хм, – сказал Бен. – Я понимаю. Что ж, пока они не вернутся, все в порядке.

***

Машина выехала на Олбани Пост-роуд в тишине, которая свидетельствовала о соперничестве, которое уже возникло между Стивенсом и Вандершуфом. Что касается Паппагурдаса, то он оказался понижен до должности "соглашателя".

Они обеспечили себя щедрым запасом оружия и боеприпасов и с глупым консерватизмом очень богатых людей, отказывающихся верить, что деньги ничего не стоят, совершали набеги на магазин за магазином, пока не приобрели значительный запас валюты.

– Это мост Медвежьей горы, не так ли? – спросила танцовщица. – Давайте остановимся в Вест-Пойнте и заберем курсанта. Они такие декоративные.

Стивенс кисло взглянул на нее из-за руля.

– Нам нужно поторопиться, если мы хотим добраться до Олбани, – сказал он.

– И все же, – покровительственно предложил Вандершуф, – почему бы не остановиться там? Мы могли бы найти несколько человек. Я знаю полковника Грейсона. Прошлым летом мы играли с ним там в гольф. Ха-ха! Когда я проделал восемнадцатифутовую дыру на седьмом этаже, он был так зол, что не разговаривал со мной весь остаток дня. Это был поворотный момент битвы. Ха-ха!

Стивенс с ворчанием повернул руль и начал подъем по длинному пандусу моста. Он понял, что его перехитрили. Чтобы прикрыть свое поражение, он заметил:

– Разве это не птица?

– Важная шишка вчера вечером сказал что-то о птицах, – сказала танцовщица, – но он такой Святоша, что я не обратил никакого внимания.

– Разве не все птицы мертвы? – с уважением спросил грек. – Я видел некоторых в канаве за моим окном, и они превратились в железо.

Машина чихнула на подъеме, справилась с ним и заскользила по мосту.

– Это птица, – сказала танцовщица, – и какая птица! Паппа, посмотри на страуса.

Паппагурдас и Вандершуф последовали за ее указательным пальцем. Вдоль его направления они увидели, в паре сотен футов позади и над ними, широкие крылья и тяжелое тело того же вида четырехкрылой птицы, с которой столкнулся Робертс. Вандершуф потянулся к своему карману.

– Может быть, она подойдет достаточно близко, чтобы дать нам шанс, – с надеждой сказал он.

Птица, несомненно, догоняла их, хотя стрелка спидометра машины перевалила за сорок миль в час. Когда она приблизилась, они смогли разглядеть куполообразную, совсем не похожую на птичью голову с выпученными глазами, застывшими в постоянном выражении изумления, короткий клюв, слегка загнутый на кончике, и огромные широкие крылья. Казалось, она осматривает их, как маленькая птица осматривает жука, переползающего дорогу.

Когда она приблизилась, она пролетела в паре десятков футов от машины; они заметили, что ее лапы, загнутые назад под тело, имели металлический блеск. Затем Вандершуф выстрелил с грохотом, который почти оглушил остальных. Птица казалась скорее удивленной, чем испуганной или обиженной. При звуке выстрела она подлетела на несколько футов вверх, а затем снова качнулся, двигаясь параллельно машине и поворачивая шею, чтобы хорошенько рассмотреть пассажиров. Шанс был слишком хорош, чтобы его упустить и на этот раз и Паппагурдас, и Вандершуф выстрелили, удерживая равновесие при движении машины. Один из выстрелов, очевидно, попал в цель, потому что пара перьев полетела вниз, и птица с серией пронзительных криков по спирали полетела вниз по склону горы к берегу реки, в трех или четырех сотнях футов дальше.

– В яблочко! – завопил Паппагурдас. – Дай мне сигару! Давайте остановим машину и пойдем за ней.

– Что толку, – сказал Стивенс, – вы все равно не смогли бы ее съесть. Послушай, как он орет, слышышь?

Сквозь шум мотора до них все еще слабо доносился крик раненой птицы от подножия скалы.

– Я думаю, что чертовски стыдно стрелять в бедняжку, – сказала Марта Лами.

– О, с ней все будет в порядке, – заявил Вандершуф. – Не сомневайся, что мы тронули что-нибудь, кроме одного крыла, и она просто будет сидеть и есть земляные ягоды, пока не поправится.

Прошло, наверное, полчаса, и далекие холмы начали покрываться мелким порошком сумерек, когда они увидели вторую птицу – быстро движущееся пятнышко далеко позади них и на одной стороне дороги. Вандершуф увидел ее первым и привлек внимание остальных, но они быстро потеряли интерес.

Он продолжал наблюдать за этим. Их было двое? Он так подумал, и все же… Мгновение спустя он был уверен, что их было больше, чем одна, поскольку машина поднялась на холм и открыла им лучший обзор. Казалось, они быстро приближались. Нелепая мысль о том, что они намеревались что-то сделать со своим павшим товарищем, пришла ему в голову, но была немедленно отвергнута. И все же птицы определенно следовали за ними, и ему показалось, что он разглядел третью, позади остальных.

Машина съехала по длинному склону, пересекла мост и начала подниматься на крутой подъем. Вандершуф оглянулся назад. Птиц он не увидел; он снова посмотрел, на этот раз в правильном направлении, и увидел их, настолько больших и близких, что закричал. Остальные прекратили свой негромкий разговор при звуке его голоса.

– В чем дело, Паппа? – спросила танцовщица.

– Эти птицы. Смотрите.

– Почему это выглядит так, как будто они преследуют нас.

Она выпрямилась на сиденье и, прищурившись, посмотрела на них из-под поднятой руки. Странные птицы были теперь достаточно близко, чтобы можно было различить разницу между их передними крыльями и мерно бьющимися задними.

– Ты не думаешь, что они могут злиться на нас? – спросила она.

– Не говори глупостей, – сказал Стивенс, не оборачиваясь. – Птицы недостаточно умны для этого.

Перед ним лежал длинный прямой участок, и он разогнал машину. Вандершуф, наблюдавший за происходящим с легким беспокойством, увидел, что птицы тоже прибавили скорость.

– Они преследуют нас, – убежденно заявил он.

– Смотри, – сказала Марта Лами, – вон та что-то несет.

Пока она говорила, птица, пролетев высоко, заняла позицию чуть выше и впереди автомобиля, уронила объект и мгновенно отлетела в сторону. Впереди на дороге раздался тяжелый удар, и большой камень подпрыгнул и покатился на несколько десятков футов перед машиной.

Марта Лами закричала. Вандершуф с чувством выругался.

– Доставайте оружие и отгоняйте их, – сказал Стивенс. – Вы, дураки, зачем вам вообще понадобилось стрелять в них?

Прежде чем он закончил говорить, Вандершуф выхватил револьвер и выстрелил во вторую птицу, которая теперь занимала позицию над ними с другим камнем. Он промахнулся, но удивленная птица слишком рано уронила свою ношу, и они с удовлетворением увидели, как она подпрыгнула среди деревьев справа от дороги.

– Продолжайте следить за ними, это правильно, – сказал Стивенс. – Мы недалеко от точки, и мы можем спрятаться там.

Теперь стреляли оба человека сзади – Вандершуф медленно и тщательно прицеливаясь; Паппагурдас в паническом стиле по третьей птице, которая, будучи выше остальных, не обращала на них ни малейшего внимания, а занимала позицию. Стивенс начал крутить руль – машина описала фантастическую серию зигзагов.

– Что это такое? – спросил он. – Я никогда не видел ничего подобного.

– Я не знаю, – ответил Вандершуф. (Бах!) – Похожи на кондоров (Бах!) Я таких видел в Южной Америке, только побольше.

Трах! Третий камень взорвался ливнем осколков менее чем в десяти футах от них, один кусок со звоном ударился о лобовое стекло и оставил на нем длинную диагональную трещину. Первая из трех птиц снова взмыла вверх с другим камнем, выкрикивая хриплые сообщения остальным.

Марта Лами замолчала. Когда птица начала кружить над ними, выбирая позицию, Паппагурдас внезапно с проклятием прекратил огонь.

– У тебя есть еще патроны? – спросил он. – Мои все кончились…

Его голос внезапно сорвался в истерике.

– Это журавли Ибикоса, – закричал он.

Камень ударил позади них. Очевидно, птица испытывала здоровое уважение к меткости Вандершуфа, который держал ее на такой высоте, что она не могла точно прицелиться. Но когда следующий камень пролетел мимо, они изменили тактику, крича друг на друга. Третья птица, чья очередь была бросить камень, просто летела параллельно с ними, достаточно высоко, чтобы быть вне досягаемости, ожидая возвращения остальных. Когда они прибыли, все трое выстроились в линию и одновременно выпустили свои камни. Раздался оглушительный треск, машина опасно закачалась на краю крутой дороги, затем выровнялась и с грохотом поехала дальше. Выглянув за борт, Вандершуф увидел, где большой камень ударил в правую подножку, оторвав от нее фут или два, чтобы оставить след на дороге.

– Смотрите, – крикнул он, но Стивенс покачал головой.

В этот момент им немного повезло. Охота за камнями или чем-то в этом роде задержала их врагов, и когда они в следующий раз увидели птиц, взлетающих позади них, белые классические линии административного здания Вест-Пойнта уже вырисовывались впереди, четко очерченные в сгущающихся сумерках.

Стивенс повернул, развернул машину у двери и остановил ее с визгом тормозов как раз в тот момент, когда первая из птиц над головой пролетела мимо цели и развернулась, чтобы вернуться. В одно мгновение банкир выскочил из машины, волоча за руку Марту Лами. Вандершуф оцепенело выбрался с другой стороны и побежал вокруг машины к двери здания, но грек оступился там, где должна была быть подножка, и упал ничком, как раз в тот момент, когда одна из птиц спикировала вниз с победным криком и метко бросила свой камень в лежащего человека.

– Беги! – крикнул Стивенс.

– Но… грек, – тяжело дыша, сказал Вандершуф, когда они поднимались по ступенькам.

– Черт с ним. Вот здесь… подождите.

Стивенс повернулся и ударил кулаком по стеклянной верхней части двери. В сумерках три птицеподобных существа расположились вокруг своего поверженного врага. Вспышка пистолета банкира пронзила ночь, и в ответ раздался крик. Прежде чем он смог снова прицелиться, быстро взмахнув крыльями, они исчезли, и когда, осмелев, он выбежал несколько мгновений спустя, он обнаружил, что Паппагурдас тоже исчез.

Он нашел остальных на одной из скамеек в приемной здания, девушку, закрывшую лицо руками, трясущуюся от страха и стресса. Вандершуф, слишком старый и хладнокровный, чтобы уступать таким образом, поднял глаза.

– Кто они, Стивенс? – он спросил.

Человек с Уолл-стрит беспомощно пожал плечами.

– Я не знаю, – сказал он. – Какой-то новый вид хищных птиц, который развился, пока нас всех превращала в машины эта комета, я полагаю. Это ужасно… У них теперь наш грек.

– Разве мы не можем догнать их? Здесь должны быть самолеты.

– В этой темноте? Вы можете управлять ими? Я не могу и не думаю, что эта маленькая девочка может.

"Маленькая девочка" подняла голову. Она пришла в себя.

– В любом случае, зачем мы пришли в это заведение? – спросила она. – Чтобы повесить блинчики на люстры?

Эти слова произвели эффект удара электрическим током.

– Ну конечно, – сказал Стивенс, – мы пришли сюда, чтобы посмотреть, сможем ли мы найти кого-нибудь, не так ли? – и, повернувшись, он толкнул дверь в соседнюю комнату.

Ничего.

– Подождите, – сказал он. – Не так уж много смысла пытаться что-то делать прямо сейчас вечером. У нас нет фонариков.

– О, глупости, – сказала танцовщица, – что ты хочешь, чтобы мы сделали? Сидеть здесь и считать наши пальцы? Давай, большой мальчик, найди гараж, ты сможешь прикурить от одной из машин.

– Разве эти птицы не увидят этого?

– Похоже, у тебя желтая полоса шириной в милю!3 Птицы спят по ночам.

Стивенс неохотно сделал шаг к двери.

– Позвольте мне пойти с вами, – сказал Вандершуф, вставая.

– В чем дело, папаша? В тебе тоже есть немного желтого?

Он держался с достоинством.

– Вовсе нет. Я оставлю вам свой пистолет, мисс Лами.

– Мы еще увидимся, – бросил Стивенс через плечо. – Не волнуйся.

И они исчезли.

Для танцовщицы их отсутствие было бесконечным. Она бы все отдала за бархатный вкус хорошего джина… "Но, полагаю, это выжгло бы мне мозги", – печально размышляла она. Боже, она должна провести остаток своих дней как робот. В меркнущем свете она с грустью созерцала ноги, которые восхищали публику двух континентов, а теперь превратились в хитроумные механические устройства, не способные порадовать никого, кроме их владельца.

Яснее, чем остальные, она осознала, что от прежних отношений между полами осталось очень мало. Что произойдет, когда энергичный Стивенс также сделает открытие? Возможно, он сделает из нее мыслящего робота, чтобы удовлетворить свои амбиции. Что ж, она решила пойти с ними – они, казалось, предлагали больше развлечений, чем чопорные педанты колонии…

Что это было?

Она внимательно слушала. Приглушенное дребезжание, слегка металлическое по характеру. Это может быть крыса… нет, слишком механический звук. Люди – вероятно, это были они или один из них, возвращающийся к ней. Она выглянула в окно. Не оттуда. Снова звук… не снаружи, а позади нее – в комнате? Она сжимала пистолет, который дал ей Вандершуф. Дринь, дринь. Ей отчаянно захотелось закурить.

Птицы? Нет, птицы спят по ночам. Дринь, дринь. Настойчиво. Она встала, пытаясь разглядеть сгущающийся сумрак. Нет, птицы производили бы больше шума. Они двигались уверенно, с хриплыми криками, как будто считали себя владыками мира. Этот звук был тихим, как стрекотание механической крысы. Какой новый ужас в этом странном мире она могла бы открыть? На цыпочках она осторожно попятилась по ковру к наружной двери. Лучше увидеть птиц, чем этот неизвестный ужас темноты.

Твердо держа пистолет перед собой, она отступила назад, назад, нащупывая одной рукой дверь. Ее рука коснулась ее гладкой поверхности, затем щелкнула, когда металлические соединения соприкоснулись с дверной ручкой. Она остановилась, затаив дыхание. Дринь, дринь, раздавался тихий звук, не смолкая.

Внезапным рывком она распахнула дверь и скатилась по ступенькам, чуть не упав, и когда она приземлилась, словно в ответ на металлический лязг ее тела о камень, длинный стержень фиолетового света бесшумно вырвался откуда-то из-за холмов и трижды прочертил небо. а затем исчез так же быстро, как и появился.

Она почувствовала луч фонарика в своих глазах и встала, услышав свой голос с каким-то внутренним удивлением, когда он пробормотал что-то немного бессвязное "там такое".

Зазвучал голос Стивенса, грубый от раздражения.

– О чем ты говоришь? – потряс он ее за руку. – Ну же, маленькая девочка, возьми себя в руки.

– Здесь должно быть есть кто-то еще, – неуместно заметил Вандершуф. – Ты видела этот прожектор?

Марта Лами резко выпрямилась и сжала протянутую руку с оттенком высокомерия, которое сделало ее королевой ночной жизни Нью-Йорка.

– Нечто там вызывает у меня дрожь, – сказала она, указывая. – Звучит так, как будто какой-то парень играет в кости сам с собой.

Стивенс несколько принужденно рассмеялся.

– Ну, этого нечего бояться, если только это не одна из тех чертовых птиц, и если бы это было так, она бы сейчас разобрала нас на части. Вперед!

Он распахнул дверь и нырнул внутрь, фонарик мерцал перед ним. Пусто.

В дальнем конце была дверь, рядом с той, которую они исследовали раньше. Он направился к ней, топая по ковру, и тоже распахнул ее. Снова пусто. Нет, что-то там было. Ищущий луч остановился на коричневой армейской накидке за столом, быстро поднялся к лицу и там задержался. Ибо взгляд, устремленный на них с механической неподвижностью, был еще одной из тех имитаций человеческого лица в металле, с которыми они уже были так хорошо знакомы. Но на этот раз все было по-другому.

Ибо он поддерживал баланс между ходячими карикатурами на людей в металле, такими, какими они сами были, и уродливыми и массивными статуями, которые они видели разбросанными по улицам Нью-Йорка. У него были металлические полосы поперек лба, которые были у них, над которыми росли те же жесткие волосы, но в данном случае причудливо переплетенные, как будто подвергнутые сильному нагреву и расплавленные в единую массу. И нос был весь из цельного металла, а глаза… глаза… были глазами статуи, не отражающими блестящего отражения стекла.

На мгновение они остановились, затаив дыхание, затем шагнули вперед, и когда луч света переместился, когда Стивенс пошевелился, раздался звук, который слышала Марта Лами, и когда свет вернулся, эти невидящие глаза переместились.

Несколько секунд никто не произносил ни слова. Затем:

– Боже милостивый, оно живое! – сказал Вандершуф приглушенным голосом, и дрожь ужаса прошла по остальным, когда они осознали правдивость его слов.

Стивенс разрушил чары, быстро подойдя к столу.

– Мы можем что-нибудь для вас сделать? – спросил он.

Металлическая фигура не двигалась – только жуткий шелест глаз, когда они поворачивались туда-сюда в неподвижной голове в поисках света, который они никогда не найдут снова. Человек с Уолл-стрит поднял одну из рук, попытался ее согнуть. Она с грохотом упал обратно на столешницу. И все же металл, из которого они были сделаны, сам по себе казался таким же гибким, как и их собственные руки.

Чувство изумления смешалось с ужасом увиденного.

– Что с ним случилось? – спросила Марта Лами шепотом, как будто боялась разбудить спящего.

Стивенс пожал плечами.

– Что случилось со всеми нами? Говорю вам, он жив. Давайте… убираться отсюда. Мне это не нравится.

– Но куда? – спросил Вандершуф.

– Последуйте по дороге Олбани, – сказал Стивенс. – Мы должны двигаться дальше. Если эти птицы вернутся утром… – он не завершил фразу.

– Но что с этим бедолагой? – спросила Марта Лами.

– Оставьте его, – сказал Стивенс, затем внезапно сдался. – во всем этом деле слишком много загадок. Я ухожу, говорю вам, ухожу. Вы можете оставаться здесь, пока не сгниете, если хотите. А я сваливаю.

Глава V: Угроза

Естественно, исследование знакомого и в то же время незнакомого мира, в который их внезапно забросило, было первой заботой нью-йоркских колонистов. Однако в первые недели никто из группы не хотел уходить далеко от Института из-за возможных трудностей с получением электрического питания для длительного путешествия, а исследования Бивилла о потенциальных возможностях их новой телесной формы продвигались так медленно, что они едва осмеливались уходить.

Его открытия в первые недели были, по сути, чисто негативными. Издатель Фаррелли сломал палец в каком-то механизме, но когда О'Хара выточил точную копию на своем токарном станке, а Бивилл прикрепил ее, новому элементу совершенно не хватало чувствительности, и его можно было двигать только сознательным усилием – признак того, что какая-то еще незнакомая реакция лежит в основе секрета движения их металлических тел.

Но самая большая трудность на пути любой деятельности заключалась в почти полном отсутствии механических и технических навыков внутри всей группы. О'Хара был неплохим механиком, Дэнджерфилд увлекался радио, а Фаррелли мог управлять печатным станком (он несколько дней публиковал на одном из них комичную пародию на газету, а затем отказался от попыток), но помимо этого самым большим достижением было вождение автомобиля, и большинство из них понимали, насколько беспомощна старая цивилизация без своих "дровосеков и водоносов"4.

Чтобы исправить это положение, а также занять их, Бен поручил каждому изучить какую-нибудь отрасль механической науки, поскольку запас информации в виде книг и экспериментального материала в любой форме был неисчерпаемым. Таким образом, в течение первой недели Толфсен и миссис Робертс прочесывали линию Нью-Йоркского централа в поисках исправного локомотива. После многочисленных неудач им удалось запустить эту штуку, но только для того, чтобы обнаружить, что линия была заблокирована обломками, и им понадобится кран, чтобы расчистить путь для исследовательского путешествия даже средней длины.

В то же время Мюррей Ли вместе с Дэнджерфилдом и двумя или тремя другими предпринимали усилия, чтобы запустить радиовещательную станцию Централ-парка; работа была довольно сложной, поскольку она включала в себя попытки вникнуть в то, что было для них неизвестным. Ежедневно они обменивались сообщениями друг с другом на телеграфных аппаратах, изъятых из офиса Вестерн Юнион, готовясь к тому времени, когда они смогут собрать аппарат для отправки сообщений.

Но самым амбициозным усилием и тем, которое должно было иметь наибольшую долю достижений, была экспедиция Фаррелли, Глории и владельца магазина одежды по имени Кевиц в поисках морских приключений. После недели интенсивного изучения судовых двигателей по книгам все трое взяли буксир в порту и отправились в круиз по гавани.

Полчаса спустя они были на высоте и в сухости на острове Бедлоу, мрачно размышляя о перспективе провести там всю свою жизнь, поскольку попытка плыть под тяжестью трехсот фунтов железа их тел могла закончиться только неудачей. К счастью, прилив пришел им на помощь, и, проявив больше смелости, чем здравого смысла, они продолжили свое путешествие к Губернаторскому острову, где им посчастливилось найти одинокого артиллериста, ослабевшего от голода, но радостного от восторга, поняв, что его металлическое тело не было белой горячкой, вызванной квартой джина, который он выпил в ночь перед превращением.

Гигантские птицы, которых Бивилл профессионально назвал "тетраптериксами", казалось, покинули город с появлением колонистов. Даже гнездо, на которое наткнулся Робертс, оказалось покинутым, когда экспедиция осторожно посетила это место, и воспоминания о птицах опустились до уровня предмета для праздных разговоров, когда новое событие привлекло к ней всеобщее внимание.

Мэсси, художник, у которого было все время мира и все художественные принадлежности Нью-Йорка под рукой, пустился в художественную авантюру, рисуя день и ночь. Однажды утром он поднял свой мольберт на крышу здания "Дейли Ньюс", чтобы нарисовать город на рассвете с метеостанции. Тот факт, что ему пришлось подниматься по лестнице весь путь наверх и, наконец, проломить дверь наверху, не стал препятствием для его энтузиазма. Кевиц, спешивший на машине по Лексингтон-авеню, чтобы присоединиться к своим коллегам-морякам в исследовании механизмов грузового судна, увидел его в маленькой стальной клетке, силуэт которой вырисовывался на фоне краснеющего дня.

Существовало неофициальное правило, согласно которому все должны собираться в институте в десять вечера, если не заняты другими делами, чтобы сообщить о событиях дня, и когда Мэсси не появился, два или три человека прокомментировали этот факт, но это не приняли к рассмотрению как проблему. Однако, когда художник не появился на рассвете следующего дня, Мюррей и Глория отправились его искать, опасаясь возможного несчастного случая с художником. Когда они приблизились к зданию, Мюррей заметил, что край платформы для наблюдения за погодой был искривлен. Он ускорил ход своего механического тела, но когда они прибыли и поднялись по крутым лестничным пролетам, он не обнаружил искореженного и поврежденного тела, как он ожидал.

На крыше здания не было ничего, кроме картины, над которой он работал – наполовину законченного цветного эскиза города, видимого с башни.

– Как ты думаешь, куда он пошел? – спросила Глория.

– Не знаю, но он ушел в спешке, – ответил Мюррей. – Эти картины волнуют его не меньше, чем его собственная жизнь.

– Может быть, он упал, – предположила она. – Смотри, вот его мольберт, и он сломан.

– Да, и этот маленький стульчик, который он таскает с собой, и посмотрите, как он весь перекручен.

– Давайте заглянем за край. Возможно, он споткнулся и слетел. Я знал парня, с которым однажды произошло подобное.

– Ничего не поделаешь, – сказал Мюррей, выглядывая из-за парапета здания.

Ничего.

– Скажи… – это заговорила Глория. – Как вы думаете, эти птицы – тетрааксы или как их там называет Бивилл…?

Они повернулись и осмотрели небо. Спокойный голубой свод, испещренный летними пушистыми облаками, не давал ни малейшего намека на судьбу, обрушившуюся на художника.

– Думаю, ничего не остается, как пойти домой, – сказал Мюррей, – и сообщить об очередном просшествии в Проспект-парке.

Собрание колонистов в тот вечер выглядело серьезным.

– Значит, дело дошло до этого, – наконец сказал Бен. – Эти птицы опасны. Я готов допустить, что, возможно, это не они убили Мэсси, но я не могу предположить ничего более этого. Я думаю, что для нас будет хорошей идеей уходить отсюда только парами и вооруженными, пока мы не будем уверены, что опасность миновала.

– Это не слишком сильный шаг, мистер Руби? – спросил Кевиц. – Мне не кажется, что все эти действия необходимы.

Бен решительно покачал головой.

– Вы не видели этих птиц, – сказал он. – На самом деле, я думаю, что было бы неплохо для всех нас раздобыть оружие и боеприпасы и потренироваться в стрельбе по мишеням.

На этой ноте собрание закончилось, и члены колонии направились в помещение, где хранились запасы оружия, а затем образовали автомобильную процессию по улицам в поисках подходящего тира.

Когда мишенями были, наконец, назначены фары автомобилей, стоящих на улице, общая механическая эффективность колонии проявилась еще раз. Глория Резерфорд была метким стрелком и артиллерист с Губернаторского острова почти так же хорош, сам Бен и Мюррей Ли, побывавшие в Платтсбурге, знали, по крайней мере, механизм винтовок, но остальные могли только закрыть глаза и нажать на курок, имея самое смутное представление о том, куда попадает пуля. И, как отметил Бен, после того, как здания вдоль улицы были забиты основной частью боеприпасов Аберкромби и Фитча, их запасы не были неисчерпаемыми.

– И что мы тогда будем делать с оружием? – он спросил.

Есио, маленький японец, поднял руку, призывая к вниманию.

– У меня есть небольшое предположение, возможно, просто кошачье мяуканье, не заслуживающее вашего внимания, – предложил он. – Почему бы всем людям, как джентльменам в старые времена в моей стране, не носить мечи? Это лучше, чем вообще без оружия.

– В самом деле, почему бы и нет? – сказал Бен сквозь гул смеха. – Вперед.

И час спустя компания вновь появилась из антикварного магазина, увешанная самой странной коллекцией мечей, ножей и рыболовных снастей, когда-либо имевшихся у земной армии.

– Мне все же интересно, – сказала Глория Мюррею Ли, когда они добрались до Института, когда по небу разливался рассвет. – Вся эта чушь, похоже, ничего особенного не значит. Если эти птицы такие большие, их не испугают эти маленькие ножи.

Она была права. В ту ночь Ола Мэй Робертс пропала.

Осада началась неделю спустя.

Это была неделя повышенной напряженности, казалось, в атмосфере присутствовало некое напряжение, мешающее говорить. Колонисты чувствовали себя так, словно от них требовали говорить шепотом…

Неделя, в течение которой Мюррей вместе с Дэнджерфилдом и Толфсеном энергично работали над своим радио и продвинулись достаточно далеко, чтобы они могли выполнять довольно компетентную работу по отправке и приему сообщений с помощью азбуки Морзе. Неделя, в течение которой военно-морская партия заимела грузовое судно из доков на Саут-стрит и привела его в Гудзон.

Однажды на рассвете Глория вместе с Фаррелли, Кевицем и Есио погрузились в лимузин с мыслью отправиться на грузовом судне в путешествие на Кони-Айленд. Мюррей сопровождал их, чтобы попытаться связаться с берегом по корабельной радиосвязи.

День был темный, с низкими облаками, что объясняет, почему они не увидели тетраптериксов. Если бы не статуя генерала Шермана, они бы никогда не увидели их, пока не стало слишком поздно. Вмешательство генерала было чисто пассивным; Мюррей заметил и привлек внимание Глории к любопытному выражению, которое туманный свет придавал бронзовому лицу, и она подняла глаза, чтобы посмотреть, чтобы сразу вернуться к вождению, услышав крик Кевица, возвещающий о металлическом теле полицейского прямо на их пути.

Глория резко вывернула руль, чтобы избежать столкновения, машину занесло на мокром асфальте, и, бешено раскачиваясь, она с грохотом врезалась в железную ограду вокруг статуи. В тот же миг огромная каменная глыба обрушилась на то место, где они должны были находиться, и взорвалась, как снаряд, осыпав их дождем осколков, свистящих возле ушей.

Потрясенные и шокированные, они выкатились из машины, на мгновение приняв два удара за один, и как только они это сделали, раздался дикий взмах крыльев, жуткий крик, и Есио был поднят в воздух прямо у них на глазах. Кевиц выстрелил первым, резко и наугад. Мюррей успокоился, опустив пистолет на левое предплечье, и выстрелил хладнокровно и метко, но со слишком большого расстояния, и они не увидели ничего, кроме одного или двух перьев, слетевших с огромной четырехкрылой птицы, когда она пролетела над Центральным парком, унося маленького японца. Они видели, как он извивался в хватке твари, пытаясь высвободить свой меч, а затем с грохотом падающих камней вокруг них другие птицы набросились следом.

Только Глория подумала об этом и сдержала свои выстрелы. Остальные развернулись, когда она выстрелила, и в одно мгновение вся группа превратилась в лабиринт вращающихся крыльев, сцепленных когтей, криков, выстрелов и воплей. Через двадцать секунд все было сделано: Глория и Мюррей поднялись, тяжело дыша, и огляделись. Рядом с ними две гигантские птицеподобные формы расставались со своими жизнями в конвульсивной агонии. Дэнджерфилд и Фаррелли исчезли и раздирающий визг из-за зданий слишком хорошо подсказал, куда именно.

– Каков следующий шаг? – спросил Мюррей с такой совиной серьезностью, что Глория разразилась полуистерическим смехом. Она огляделась.

– Проберемся к этому зданию, – сказала она и, подобрав свои порванные юбки, подала пример.

Они сделали это за минимальное время, стоя, затаив дыхание, на месте, которое когда-то было Павлиньей аллеей одного из лучших отелей Нью-Йорка, чтобы увидеть, как одна из огромных птиц важно прошествовала мимо двери, словно неуклюжая карикатура на ангела.

– Чуть не нагадил от страха, – сказал Мюррей, показывая большим пальцем на существо. – Но что нам теперь делать, я не знаю.

– Поиграй в пинокль5, пока они не придут за нами, – предложила Глория. – Кроме того, у меня патроны закончились.

Они ждали весь день, бросая робкие взгляды то на одно, то на другое окно. Птицы оставались невидимыми, очевидно, не заботясь о перспективе сражения в ограниченном пространстве гостиничных номеров. Но из-за дождя и низко нависших облаков они могли прятаться прямо за окном, и оба, Мюррей и Глория, посчитали, что рисковать слишком опасно. Однако, когда наступила ночь, они попытались добраться до гаража отеля, добрались туда без происшествий и вдвоем подкатили одну из машин к выходу.

– Подожди, – сказал Мюррей, когда Глория села, – что случилось?

– Этот чертов стартер. – она энергично пошевелила ногой. – Он не срабатывает.

– Нет. Подожди.

Он протянул руку, останавливая ее. Внезапный порыв ветра обрушил на них дождь, а вместе с ним с северо-востока донесся далекий крик, затем стук и тяжелый глухой удар.

– Хот-дог! – воскликнул Мюррей. – Они преследуют нас. И ночью тоже.

Машина внезапно дернулась вперед, когда сработал стартер.

– Держите его, – закричал Мюррей. – Погасите эти фары.

Они увернулись от обломков трамвая, завернули за угол и направились к Первой авеню, набирая скорость. Еще один поворот, пройденный на двух колесах в темноте, и путь к Институту лежал перед ними.

Внезапно в небе вспыхнуло огромное пламя света, придав всей сцене необычайную четкость. Из окон и дверей здания раздался грохот ружейной стрельбы, и по фасаду пронеслась одна из птиц. Ба-бах! На улице перед ними разорвалось что-то похожее на бомбу, извергая столбы огня. Глория крутанула руль, потом обратно и они увидели безумный проблеск ярко горящего пламени внутри одного из зданий через дорогу от Института, а затем они вывалились из машины под ружейным огнем, бьющим вокруг них, и глухим стуком падающих предметов с обеих сторон.

Мюррей споткнулся, но дверь распахнулась, и их втащили внутрь, как раз в тот момент, когда одно из огромных птичьих тел пронеслось мимо них.

– Слава Богу, ты в безопасности, – сказал голос Бена Руби. – Они унесли Дирборна и Харриса, и они осаждают нас здесь.

Он указал в окно на другой стороне улицы, где быстро разгорающийся огонь охватывал здание.

– Это птицы проделали этот маленький трюк? – спросила Глория.

– Я надеялся рассказать тебе, сестра. Ты еще ничего не видела. Они разбрасывают зажигательные бомбы по всему магазину. Как насчет Кевица и Фаррелли?

– И их тоже. На Площади… и маленький япончик. Жаль, мне понравился этот маленький человечек.

– Я благодарю милостивую госпожу за любезно выраженные чувства, но большие птицы еще не унесли меня, – сказал голос, и Глория посмотрела вниз, чтобы увидеть Есио, кланяющегося рядом с ней.

– Как же так? Как они пришли к тому, что бы отпустить тебя? В последний раз я видела, как ты совершал штопор над Центральным парком.

– Я был с удачей, – ответил маленький человечек. – Убрав меч, я воздействую на упомянутую птицу до такой степени, что она сбрасывает меня, как горячего клиента, плюхаясь в большое дерево. Добраться домой не так-то просто, но я нашел бронированный автомобиль, предоставленный Интеленжент Корпорейшен для перевозки денег, так что я здесь. Кошачье мяуканье!

– Умный мальчик, – сказала Глория. – Слушайте!

Над их головами раздался еще один грохот, топот ног и крики. Робертс ворвался в комнату с винтовкой в руке.

– У них там пожар, – сказал он. – Нам придется убираться отсюда.

Бен Руби пошарил у себя на поясе, достал свисток и пронзительно свистнул, на что последовали крики, когда члены колонии начали вливаться в комнату с разных сторон.

Еще одна бомба разорвалась в снопе света, прямо за окном, отбрасывая причудливые тени на собравшихся и разбивая стекла тут и там силой своего удара.

– Горячая штучка, – заметила Глория. – Что они пытаются сделать – проглотить нас всех одним глотком?

– Бивилл говорит, что они никогда не смогли бы придумать это сами, – заверил ее Бен. – Недостаточно умны. Он думает, что мы кому-то не нравимся, и тот посылает их повсюду, чтобы сказать нам об этом. Слушайте все!

В комнате воцарилась тишина.

– Мы должны уходить немедленно. Наша цель – станция метро "Таймс-сквер". Они не смогут достать нас там. Любой, кто потеряется, встречается там с остальными. Мы пойдем группами по три человека к машине, один будет нести пистолет, один меч и один фонарь. Все поняли это? Хорошо… Кто-нибудь, дайте Глории одну из этих автоматических винтовок… Итак, вот порядок. Первая партия – мисс Резерфорд, пистолет, Есио, меч, О'Хара, свет. Вперед.

Откуда-то сверху по комнате поплыл клуб дыма – единственным фоном для его слов был шум горения. Быстрым рукопожатием все трое приготовились, раздался залп из окон, и они бросились прочь. Те, кто был внутри, мельком увидели темные очертания их машины, когда она скрылась в ночи. Во всяком случае, они были в безопасности. Вторая тройка, в бронированном автомобиле Есио, также успешно отъехала, но с третьим отрядом возникли проблемы. Они едва преодолели половину расстояния до припаркованных машин, как раздался шум крыльев, крик и быстрый разрыв бомбы, к счастью, слишком далеко позади них, чтобы нанести вред. Те, кто был внутри, увидели, как человек-осветитель внезапно остановился, направив свой луч вверх, увидели, как из пистолета вырвалось оранжевое пламя, а затем все трое исчезли с их глаз в вихре крыльев.

– Все вон! – закричал Бен. – Немедленно! Пока они отвлечены.

В согласованном порыве колонисты хлынули через дверь.

Никто не мог четко вспомнить, что произошло. Кто-то упал… кто-то пострадал – но его швырнули в машину. В суматохе на земле забилась тяжело раненая птица, и с ревом моторов кавалькада тронулась в путь.

Глава VI: Ночной ужас

Было бы бесполезно, и даже невозможно, вести хронику всех событий этой безумной поездки, рассказывать, как световые бомбы непрерывно падали сверху, как водитель одной машины, ослепленный ярким светом, протаранил своим автомобилем витрину, и как Макалистер, водитель артиллерист, отбивался от птиц огромным осколком стекла из окна, как пассажиры в другой машине, разбитой бомбой, нашли пожарную машину и расчистили себе путь к Таймс-сквер звоном колокольчика и облаками вонючих химикатов из огнетушителя, или как миссис Робертс обезглавила одного из монстров одним ударом тесака, который она носила.

Рассвет застал их, подавленную группу из четырнадцати человек, собравшихся под защитой подземных переходов.

– Ну, и что дальше? – спросила Глория, которая, казалось, сохранила больше своей обычной жизнерадостности, чем кто-либо другой. – Мы останемся здесь, пока они не придут за нами, или пойдем дальше?

– Мы выберемся, – сказал Бен Руби. – Здесь нет ничего хорошего. Они знают слишком много о нас.

– Правильно, – заявил Бивилл. – Обычные методы обращения с животными на этот раз не сработают. Все они основаны на том факте, что животные – существа привычки, а не интеллекта, и, если я не ошибаюсь, эти птицы умны, и за ними стоит какой-то больший интеллект.

– Вы хотите сказать, что они попытаются выкурить нас отсюда бомбами? – спросил Робертс.

Макалистер оторвал взгляд от игральных костей, которые он бросал.

– Можешь поспорить на свою сладкую жизнь, что так и будет. Эти малыши знают свое дело. Тот, который преследовал меня, был в курсе руководства по штыковому бою, как будто его на нем воспитали.

– Это понятно, – сказала Глория, – но что мы будем с этим делать?

– Возьмем зенитное орудие с Острова и обстреляем их, когда они снова придут в себя, – предложил артиллерист.

– Упомянутое орудие было бы значительным весом для человека, чтобы носить его в кармане, – с сомнением сказал Есио, когда Бен поднял руку, призывая к тишине среди последовавшего смеха.

– В этой идее много интересного, – сказал он, – но я не думаю, что она сработает в том виде, в каком она есть. Птицы разбомбили бы наше орудие вдребезги после того, как выстрелим из него раз или два. Вы же знаете, они сами не такие уж и медлительные. Как насчет некоторых фортов? Разве вокруг Нью-Йорка нет мощных укреплений?

Макалистер кивнул.

– Есть Хэнкок. Мы могли бы провести туда корабль.

– Скажите! – Глория внезапно вскочила на ноги. – Пока мы этим занимаемся, не могли бы мы заиметь военный корабль – линкор или что-то в этом роде? Этим малышам пришлось бы несладко, пытаясь разбомбить один из линкоров дяди Сэма, а на них все виды зенитных орудий.

– В Гудзоне есть эсминец, – сказал кто-то.

– Сколько людей нужно, чтобы управлять им?

– Сто пятьдесят.

– Но, – вставила Глория, – это сто пятьдесят человек старого образца, которым приходилось иметь свои три квадратных метра и восемь часов сна каждый день, и они делали много вещей, таких как приготовление пищи, которые нам не понадобятся. Что скажешь, диктатор, старый скаут? Не дать ли нам закрутиться его винтам?

– Хорошо, если только у кого-нибудь нет ничего лучшего, чтобы предложить, – заявил Бен, и еще через пятнадцать минут колонисты осторожно пробирались к выходу из станции метро, направляясь к эсминцу "Уорд".

Уборка корабля перед стартом заняла у колонистов целый день. Закопченная пыль, словно продукт особо отвратительной фабрики, осела повсюду, и разбираться с чугунными телами матросов, зажатыми в различных углах, куда они упали в момент изменения, было само по себе работой.

Когда наступила ночь, весь экипаж, за исключением Бивилла и Мюррея Ли, которые провели некоторое время на небольших лодках и поэтому были назначены штурманами, был занят осмотром машинного отделения, пытаясь изучить сложные детали управления военным кораблем.

Мюррей и Бивилл изучали свои навигационные карты, когда за пределами штурманской рубки послышались шаги, и в рубку просунулась взъерошенная голова Глории.

– Как идут дела, парни? – спросила она. – Мы отплываем к островам каннибалов на рассвете?

– Ни за что в жизни, – ответил Мюррей. – Эта продажная девка остановится в ближайшем порту, пока мы не разберемся, что тут к чему. Поговорим об арифметике! Это хуже, чем вычисление графика.

Глория рассмеялась, затем ее лицо стало серьезным.

– Как вы думаете, мистер Бивилл, они снова будут нас бомбить?

– Я не вижу причин, почему бы и нет. Они были явными победителями в последней битве. Но что меня поражает, так это то, откуда они берутся. Да ведь они живое опровержение законов эволюции на Земле! Четыре крыла и две ноги! Хотя… – натуралист посмотрел на скользящие части своей собственной руки, – они не так невероятны, как эволюция, которая обогнала человечество, если только мы все не сошли с ума. Вы знаете какой-нибудь способ объяснить это?

– Не я, – сказал Мюррей, – предполагается, что это ваша работа, все, что мы делаем, это верим вам, когда…

Бах! Зенитная пушка выстрелила совсем рядом с оглушительным грохотом. В едином порыве все трое бросились к двери и посмотрели вверх, чтобы увидеть, как снаряд разорвался в облаке белого дыма, очерченном на фоне темных вечерних облаков, а над ним и за ним парила черная точка с жужжащими крыльями.

– Это решает проблему, – сказал Мюррей. – Нравится нам это или нет, мы уходим отсюда. Жаль, что эти стрелки не попали. Теперь птицы знают, что у нас есть. Подойди и скажи им, чтобы они дали оборотов этой хорошей девочки, Глория.

Одинокий тетраптерикс казался не более чем разведчиком, поскольку атака не последовала. Но требуется время, чтобы запустить давно не используемые судовые двигатели, и все руки были внизу, когда была нанесена настоящая атака.

Все началось со взрыва бомбы где-то снаружи и удара воды о борт судна, который сбил всех с ног. Раздался лязг металла и кто-то бросился к палубе – его остановил голос Бена.

– Успокойся! Все к машинам, кроме Макалистера, О'Хары и навигаторов.

Четверо бросились к лестнице, Мюррей впереди. Крах! Звук, похожий на грохот тысячи тонн металлолома на тротуаре, и эсминец дико накренился.

Голова Мюррея оказалась на уровне палубы. Вместо темноты, которую он ожидал встретить, она была ослепительно освещена огнем, горевшим на воде менее чем в пятидесяти ярдах от него, с таким интенсивным светом, что казалось, что он имеет физическое тело. От него исходила ощутимая волна тепла, и вода вокруг него кипела, как в котле.

Он вылез на палубу, побежал вперед, чтобы поднять якорную цепь. При рывке к баку6 он споткнулся, и это спасло его, потому что в этот момент упала еще одна бомба, прямо перед носовым орудием. Казалось, вся носовая часть корабля вспыхнула ярким, обжигающим глаза пламенем. Оглушенный и ослепленный, Мюррей лежал лицом вниз на палубе, пытаясь прийти в себя; позади него другие, не менее ошеломленные, падали на железную поверхность, спотыкаясь снова и снова, вслепую.

Но птицы, по-видимому, не осознавая, какой тяжелый удар они нанесли, казалось, опасались оружия. Четверо, ползающих на палубе, услышали крик и ответный крик над ними, когда монстры обсуждали вопрос в воздухе. Если они и приняли решение, то было слишком поздно, потому что Макалистер и О'Хара, слепые, шатающиеся и ослабевшие, какими бы они ни были, пошатываясь, добрались до орудия и с грохотом выстрелили в сторону птиц в небесах. Бивилл, оказавшийся ближе к ослепительной вспышке света, приходил в себя медленнее, но все же добрался до мостика, где неуклюже перевел телеграфный сигнал машинного отделения на "Полный вперед".

Внизу, в недрах судна, послышался гул, из выхлопной трубы вырвался быстрый свист пара, из труб эсминца посыпались искры, и он начал медленно и неуверенно двигаться. Бах! Заработала зенитная пушка. Бивилл услышал, как Мюррей поднимается на мостик позади него, а затем его крик: "Якорь!"

Слишком поздно – со всплеском, сменившимся грохотом, эсминец сдвинулся с места, оторвав якорь от земли и медленно развернувшись на полпути, когда вес потащил поврежденную носовую часть в сторону. В этот момент прилетела еще одна бомба, которая, если бы не их движение, попала бы точно в середину корабля. Бах! Бах! Заговорила зенитная пушка. Мюррей потянул штурвал, затем переключил телеграфный сигнал машинного отделения обратно на "Стоп". Как раз вовремя – днище эсминца задело что-то, его нос задел борт большого скоростного катера, и он остановился, указывая носом по диагонали вверх по течению.

К счастью, атака прекратилась так же быстро, как и началась. Несколько криков, затерянных во тьме ночи, были единственным ответом на еще один выстрел из пушки. Но не было никакой уверенности, что это было не больше, чем временная передышка. Мюррей и Бивилл отчаянно пытались привести в рабочее состояние искореженный механизм мостика, в то время как О'Хара откуда-то достал паяльную лампу и резал якорную цепь, теперь спаянную в сплошную массу с палубой силой световой бомбы. Наконец, покачиваясь из стороны в сторону в руках неопытных моряков, корабль развернулся и направился вниз по течению в море. Если птицы и искали их снова в темноте, то никаких признаков этого не было.

День застал их ползущими вдоль побережья Джерси, передняя палуба представляла собой груду обломков, а корабль сильно протекал.

– Ну, и где мы теперь? – раздался веселый голос, когда Мюррей Ли встал за штурвал. – Австралия уже в поле зрения?

Он поднял глаза и увидел голову Глории, высунувшуюся из-за палубы.

– Поднимайся, – сказал он, – я просто собираюсь повернуть руль на Бивилл и заняться нашим радио. Не думаю, что его вырубила бомба. Тем не менее, она сделал все остальное. Посмотри на это.

Он указал на нос корабля, где большая пушка свисала вниз, как оплывшая свеча, а вся носовая часть судна превратилась в куски металла.

– Ей-богу, – сказала Глория, – вот это были яйца, что снесли эти птицы. В любом случае, что это было?

– Не знаю. Никогда раньше не видел ничего подобного. Должно быть, это какая-то новомодная зажигательная бомба большой мощности, которая плавит сталь, как масло. Да ведь даже термит не смог бы этого делать.

– Я надеюсь, что нашим друзьям не придет в голову искать нас здесь, иначе мы узнаем, каково это – ходить под водой.

– Ты что-то сказала, сестра? – пробормотал Мюррей. – Подожди! Кажется, у меня что-то есть.

Он повозился с дисками радиоприемника перед собой, поворачивая их так и этак, затем надел наушники.

– О, боже, там что-то проходит… значит, мы не одни в этом мире… Да, вот она… Черт, я бы хотел, чтобы они не передавали так быстро… Вызов AAM2… Интересно, кто такой AAM2?

Его пальцы в ответ нажали на клавишу, в то время как остальные наблюдали за ним, затаив дыхание.

– Положение: семьдесят три, пятьдесят три западной долготы; сорок ноль три северной широты. Вот…

Он записал цифры.

– Возьмите это, кто-нибудь, и посмотрите по карте. Шшш, это еще не все. О, он хочет знать, кто мы и откуда. Глория, будь добра, позови Бена.

Она умчалась, чтобы вернуться с диктатором колонистов, как раз в тот момент, когда Бивилл, который шарил по картам одной рукой, внезапно крикнул:

– Да ведь позиция, которую они указывают, находится совсем рядом – едва ли в сотне миль отсюда. Я не знаю точно, что это за место, но оно должно быть недалеко от нашего. Скажи им это.

– Сначала выясни, кто они такие, – практично вставил Бен. – После того, что они сделали, я бы не стал ставить вопрос выше тетраптериксов, чтобы доверять радиоприемнику.

– …Говорят, австралийский корабль Его Величества "Брисбен", – сказал Мюррей. – Подождите минутку, поскольку они так близко, я думаю, что могу переключить их на радиотелефон.

Он на мгновение нажал на клавишу, затем повернул еще несколько кнопок и откинулся назад, когда полный и сочный голос с сильным английским акцентом заполнил комнату.

– Привет от капитана "Энтуисла" из Королевского военно-морского флота Австралии командующему эсминцем Уорд, и можем ли мы организовать встречу? Комета, по-видимому, нанесла большой ущерб в вашей части света, и вы – первые люди, с которыми мы столкнулись.

– Где твой микрофон? – спросил Бен. – О, вот он… Привет от Бенджамина Франклина Руби, временно командующего кораблем "Уорд", капитану Энтуислу из Королевских ВМС Австралии, и среди нас нет моряков. Мы просто позаимствовали этот корабль, и если вы хотите увидеть нас, вам придется подобрать нас. Мы будем держаться вдоль побережья в направлении Кейп-Мэй. Вы можете встретиться с нами?

Из радиофона послышался смешок.

– Я думаю, мы сможем с этим справиться. Есть ли в вашей части света какие-нибудь крупные птицы? Они беспокоили нас все лето.

– Да, – ответил Бен, – это то, от чего мы сейчас убегаем. У них есть несколько бомб, которые являются чистым ядом, и они ведут с нами постоянную войну – или, возможно, вы знаете об этом?

– Мы еще не видели ничего подобного, – объявил голос из громкоговорителя, – но у нас было много проблем с ними. Подождите минутку. Наш наблюдатель сообщает, что заметил дым из ваших труб. Сохраняйте курс и скорость. Мы идем к вам.

Голос резко оборвался, и четверо в рубке управления эсминца посмотрели друг на друга.

– Я рад, что он придет к нам, – заметил Бен. – Этот корабль становится ненадежным. Кроме того, имея под рукой хороший военный корабль, мы сможем дать этим птицам то, что они ищут. Надеюсь, у него есть несколько самолетов.

– И кто-нибудь, чтобы управлять ими, – продолжил Мюррей. – Что мы будем делать, если все так и есть – вернемся и устроим им ад?

– Если мы сможем. По-видимому, он сам не слишком любит птиц. Это было первое, что он упомянул.

Они замолчали, когда тонкий вымпел дыма, сопровождаемый двумя высокими мачтами, стал виден над горизонтом. Еще через несколько минут борт "Брисбен" возвысился в воздухе, описал круг и остановился рядом с ними, в то время как с него спустили лодку, которая начала двигаться к ним, погружая весла.