Читать онлайн Аполлон Кучкин. Погоня за вурдалаком, или Синяя крыса счастья бесплатно

*

Скажи кто Аполлону Кучкину, что вторник этой недели не задастся с самого утра, то парень, скорей всего, покрутив пальцем у виска, прогнал бы незадачливых предсказателей куда подальше. А конкретно – в синие дали.

Вторник же. Что плохого может случится во второй день недели? Во вполне себе безобидный день? Не в понедельник, ни в пятницу, а во вторник?

Аполлон Михайлович Кучкин был глубоко убежден в том, что эти самые противные понедельники и пятницы придумали враги народа, дабы осложнить жизнь этому самому народу.

Ну, с понедельником все ясно. После выходных тяжко, не просто тяжко, а очень тяжко идти на работу. В особенности, если накануне, то есть в субботу и воскресенье, жизнь била ключом и всё по голове.

Вот и болит голова с утра понедельника, мысли ворочаются лениво. И будильник, жутко коварное изобретение трудоголиков, вопит, призывая к активности.

А так не хочется. Ни призываться, ни активничать.

Знакомо, да?

Несправедлива жизнь!

С пятницей всё гораздо сложнее.

Брутальный понедельник и кокетливая предвестница выходных – какая огромная между ними разница! В целых три дня! Но обычно в пятницу неожиданно обнаруживается, что неделя закончилась как-то быстро. Отчеты не составлены, списки не подготовлены и цифры – о, ужас! не сходятся! Как на зло, семнадцать часов и конец рабочего дня не за горами. Вот и приходится трудиться в поте лица своего, бегать, шуршать, суетиться, позабыв о планах на вечер.

В результате после семнадцати часов весь, как выжатый лимон, ползешь домой на полусогнутых, судорожно пытаясь вспомнить – все ли ты успел, учел, отправил, сбросил и скопировал? Потому как, понедельник, сам по себе, день неприятный, а если уж он начинается с недовольного начальственного рыка и разноса на планерке, то неприятно становится вдвойне, что грозит затяжной депрессией и урезанием премии или ещё того хуже, оклада.

Так вот, с некоторых пор Аполлона Михайловича Кучкина перестали волновать проблемы понедельников, пятниц и неприятностей, связанных с этими днями недели.

Кто такой Аполлон Михайлович Кучкин, спросите вы?

Парень, которого, незаслуженно обидевшие неродную кровиночку, сотрудники «Дома малютки» обозвали редким и претенциозным именем – Аполлон, на свет появился тридцать лет назад, внешность имел самую заурядную, рост – средний, глаза – яркие и беспокойные, мечты – амбициозные.

Имя свое, необычное и не особо понятное, Аполлон получил благодаря тётке-библиотекарше, питавшей склонность к прочтению романов с уклоном в мифологию, преимущественно греческую. Тетка, засидевшаяся в девках неприлично долгое время, мечтала о большой и горячей любви. Любовь всей своей жизни она представляла страстной, атлетически сложенной и безупречно – красивой. Черно-белое фото статуи Аполлона, однажды увиденное и жадно рассмотренное старой девой в одном из глянцевых журналов, пленило ее трепетное сердце. Облик идеального мужчины сформировался раз и навсегда. Потому, младенец, обнаруженный этой достойной женщиной на выщербленных ступенях детского учреждения, был обречен носить столь громкое и многообещающее имя – Аполлон, хотя, по мнению окружающих, от Аполлона в пищащем и пачкающем пеленки, младенце, было мало чего – разве что, безупречной лепки, нос на щекастой физиономии и, изумительно яркие, бирюзовые глаза.

В отличие от имени – божественного и требующего слишком многих жертв от обычного мальчишки, отчество крохе прилетело от вечно хмельного завхоза, всё того же, детского дома, по имени Михайло Гаддеевич – седого, как лунь, мужичка неопределенного возраста, рукастого и мастеровитого. Завхоз любил детишек, но, еще больше, он любил поддать в конце рабочего дня, изображая из себя огнедышащего кролика-альбиноса, в виду, покрасневших от крепкого алкоголя глаз и мощного выхлопа, разящего наповал. Хорошо, хоть прилипло имя, а не отчество работника детского учреждения, а, то, Аполлона Михайловича, аж передергивало от мысли, что он мог зваться – Аполлоном Гаддеевичем, в добавок ко всем прочим жизненным несуразностям.

Фамилия парня – Кучкин, образовалась от того, что щекастый, горластый младенец мужского пола, был найден мечтательной библиотекаршей, возлежавшим на ступенях казенного дома, верхом на неприглядной кучке той неаппетитной субстанции, которую, в наши дни, принято прятать в удобные памперсы, обещающие, если верить рекламе, комфорт и сухость филейной части ребенка.

Вот и стал подвижный и энергичный мальчуган воспитанником, вначале «Дома малютки», а, затем – и детского, обзаведясь именем, отчеством и фамилией.

Следов биологических родителей Аполлона Михайловича Кучкина, правоохранительными органами, обнаружено не было. Они, то есть, родители, растворились среди миллионов россиян и не пытались хоть как-то себя обозначить по отношению к крепкому бутузу, в которого, со временем, превратился щекастый ангелочек по имени Аполлон.

Кстати, имечко парнишке досталось, еще то! С самого первого дня в детском доме, Кучкин страдал от излишнего романтизма той самой перезрелой барышни, решившей облагодетельствовать горластого младенца столь помпезным именем, принадлежавшим, как позже выяснил малец, некому греческому божеству, олицетворявшему мужскую красоту, мощь и силу.

Аполлон из Аполлона Михайловича Кучкина, честно признаться, получился так себе – ни особой статью, ни широкими плечами, ни божественной красотой, выпускник детского дома похвастаться не мог, а, имя, обретенное в нежном младенческом возрасте, обязывало!

Разве что, глаза парень унаследовал от родителей замечательные – необыкновенного оттенка, словно ласковое море в прекрасный, солнечный день.

За эти самые глаза, Аполлон родителям был благодарен, а, вот за то, что они бросили его в нежном младенческом возрасте – нет.

Жизненный путь молодого человека протекал обычно, можно сказать, скучно – детский дом, армия, институт и работа.

Служба в армии не радовала от слова совсем, но свой долг Родине, Кучкин отдал беспрекословно, а, потом еще, ухитрился задержаться ровно на два года, оформив контракт.

Вернувшись на малую родину, Аполлон, некоторое время подрабатывал в родном учреждении на должности «мастер на все руки» и осматривался, пытаясь отыскать свое место в этом неприветливом мире.

О своих армейских перипетиях Аполлон распространяться не любил, но местная шпана предпочитала держаться от него подальше, после одной-единственной встречи, случившейся в темной подворотне и закончившейся печально для любителей халявы, но никак не для бывшего детдомовца.

Там, в армии, сослуживцы, одно время, любили позубоскалить, склоняя оригинальное имя Кучкина на право и на лево, так что, парню пришлось поднапрячься и слегка убавить улыбчивости тем самым любителям посмеяться.

Не смотря на природную лень, ах, да – Кучкин предпочитал лениться, когда выпадала такая возможность, упорства и целеустремленности Аполлону было не занимать. Поэтому, насмешки вскоре прекратились, чему очень способствовала пара-тройка выбитых ненароком зубов и один, свернутый набок, нос.

Уступив рекомендациям своих воспитателей, желавших выпускнику Кучкину добра и процветания, парень поступил в институт на факультет…

Название специальности, длинное, невразумительное и малопонятное, как и сам предмет, подлежащий изучению, сердце Кучкина не затронуло, но, привыкший доводить дело до логического конца, Аполлон учебу закончил, диплом получил и работу, соответственно, тоже. Благо дело – офисов по городу оказалось натыкано в достаточном количестве и молодые специалисты, пусть и на низкооплачиваемые должности, требовались постоянно, в связи с непрекращающейся текучкой.

К тому времени, окончательно отпочковавшись от родного детдома и обиходив собственное, положенное ему, как сироте, жилье, Кучкин отправился в автономное плавание.

Связь с родными, пусть и казенными пенатами, прервалась.

Очень быстро молодой специалист заскучал на своей монотонной службе. Ходить в одно и тоже место, выполняя рутинную работу, наводящую зевоту и вызывающую изжогу, было откровенно лень.

Спасали парня книги. Читал Кучкин запоем, все больше детективы и романы о приключениях, уважал фантастику и презрительно фыркал в сторону любовных романов, вспоминая ту самую, увлеченную мечтами, романтичную старую деву из библиотеки.

Через несколько лет, устав тянуть лямку скучного труда, решившись на коренные перемены, Аполлон Михайлович уволился со старой службы, на новую устраиваться решил не спешить, и занялся Кучкин, как это ни странно – работой на себя любимого.

В жизни парень умел не так, чтобы и много – отслужил срочную, немного занимался спортом и, несколько лет, параллельно учебе, добросовестно оттрубил в офисе, занимаясь непонятно чем и исправно получая за это заработную плату. Работа ему досталась скучная, сидячая и бумажная, ведущая к потере зрения, скалиозу и хондрозу, а, так же, к такому неприятному заболеванию, как геморрой.

В тридцать лет редко кто задумывается о здоровье и неприятностях, связанных с его потерей, но, Аполлон, как ни странно задумался и решил, что ему подобного счастья не надобно – ни за деньги, ни, тем более, бесплатно.

Хотелось чего-то этакого, особенного и необычного, связанного с опасностями, приключениями и выбросами адреналина. Почитывая на досуге детективы и триллеры, Кучкин подумал – а, почему, собственно и нет?

Помните, старый, смешной фильм-комедию про глупенькую блондинку, решившую стать юристом? Как там, было-то, в фильме – проснулась она в одно прекрасное утро и подумала: «А, не пойти ли мне на юридический?»

Примерно, тоже самое случилось со скучающим Аполлоном Михайловичем.

Раскинув мозгами и посчитав денежные купюры, припасенные на черный день, бывший офис-менеджер приуныл – нет, не миллионы, конечно, но, хотелось бы, чтобы тех самых денежных знаков обнаружилось побольше.

Со скудными финансами развернуться не получится и бизнес – нормальный, стоящий, не заимеешь.

К тому же, Кучкин надеялся на то, что новое поле деятельности, окажется связано с интересными людьми, различными событиями и романтикой. Да-да, той самой, которая «не терпит позолоты».

Как найти работу мечты, спросите вы?

Кучкин, вот, смог.

Главное – решиться на Поступок и сделать первый шаг в направлении желаемой перспективы.

На дверях его нового кабинета – небольшая комната, четыре на пять, бюджетный вариант с очень скромным ремонтом, красовалась приятная, блестящая табличка.

Лаская глаз, на табличке сверкала надпись, черным, по – золотому: «А.М. Кучкин – специалист-консультант по решению конфиденциальных вопросов. Аномальное и ненормальное – наш профиль».

«Специалистом» Кучкин стал согласно собственному волевому решению – нет, а что? Сказать честно, поначалу, хотелось Аполлону выбрать стезю частного сыщика. Романтика – жуткие тайны, таинственные расследования, смертельные опасности, погоня, допросы и, конечно же, триумф правосудия!

Ага! Два раза – ага!

Лицензия частного сыщика – вот не давалась она Кучкину в руки, и, всё тут. Всю имеющуюся у него наличность, парень вбухал в ремонт, да и, ко всему прочему, Аполлону было просто лень возиться с оформлением лицензии, комиссией и наймом персонала. К тому же, персоналу надобно что-то платить, а с деньгами, как обычно, было очень напряженное положение.

Пришлось ограничиться «специалистом-консультантом».

И, то – хлеб. Как надеялся Аполлон – с маслом и черной икрой.

*

Так, вот – о вторнике.

В свой первый рабочий день на новом месте и в новой должности – «сам себе начальник», Аполлон Михайлович, радуясь ясной, солнечной погоде, тем не менее, решил перестраховаться – куртку взял теплую, обмотал шею ярким шарфом (имел Аполлон склонность именно к этой, броской детали гардероба), прихватил брутальный чёрный зонт, натянул на лоб мягкую вязанную шапочку и покинул дом в прекрасном расположение духа.

Своему четвероногому другу – шотландской кошке с выразительным именем Бася, он приказал сидеть дома, на хозяйстве, вести себя прилично и не гадить мимо лотка.

Бася, а, полностью этого представителя кошачьего мира звали – Барселона, в честь футбольного клуба, за который имел счастье болеть её бывший хозяин, на распоряжения Аполлона Михайловича ответила широким зевком жаркой пасти, презрительным прищуром янтарных глаз и царапаньем лап по линолеуму. Именно, что лап, потому как, во избежание порчи мебели и прочего имущество, Басю принудительно лишили когтей на передних лапках, после чего, кошка, затаив обиду на весь белый свет, мстила этому свету, как могла – гадила мимо лотка и, вообще, гадила, как та, всем известная, англичанка. Правда не всегда, а, иногда, по всей видимости, находясь в особо паршивом настроении.

Переступив через порог, захлопнув за собой дверь, Кучкин, всё ещё сохраняя превосходное расположение духа, перепрыгивая через ступеньку, ринулся на встречу новому дню и новой жизни – богатой, разнообразной и содержательной.

Он надеялся на наплыв клиентов – реклама в газете, умеренные цены и сам Кучкин, внушающий людям чувство приязни и доверия – вот три простые, бесхитростные составляющие грядущего успеха.

– Аполлончик! – окликнула парня соседка со второго этаже, Лидия Николаевна -милейшая женщина пятидесяти пяти лет, владелица огромного лохматого пса, тяжеловеса – сенбернара по имени Тяпа.

Быть тяпнутым Тяпой – это означало лишиться половины руки и поэтому, соседи, все без исключения, обращались с Лидией Николаевной замечательно вежливо, почти что, виляя хвостиками. Не смотря на всю свою лень и флегматичность, Тяпа хозяйку любил и на окружающих посматривал с нескрываемым недоверием – вдруг, отыщется безумец, замысливший недоброе и решивший причинить вред обожаемой хозяйке? Кто тогда станет, его, Тяпу, холить и лелеять?

Счастливый владелец, полученной по наследству кошки с экзотическим именем Барселона, прекрасно знал о недоверчивости лохматого питомца Лидии Николаевны, и, поскольку, дверь квартиры соседки оказалась слегка приоткрыта, Аполлон растянул губы в приветливой улыбке.

– Здравствуйте.

– Не выручишь? – женщина глубокого бальзаковского возраста, торопливо обтирала руки о фартук. Из квартиры вкусно пахло – жареным мясом, печевом и еще чем-то острым и пряным.

Аполлон невольно принюхался, бодро шевеля ноздрями. На завтрак ему перепала кружка жидкого кофе и черствый, позавчерашний пирожок с непонятным содержимым. Арендная плата и красивая табличка пробили брешь в семейном бюджете молодого специалиста Кучкина и шотландской кошки Барселоны. Пока что, брешь заткнуть было нечем, но Кучкин крепился, убеждая себя в том, что молодой и растущий организм – это только до двадцати пяти, а после, пусть это «после» составляет всего лишь пять лет и четыре месяца, организм расти перестает. Это значит, что можно сэкономить, как калории, так и денежные купюры, которыми те самые калории оплачиваются.

– Выручу. – с готовностью согласился Кучкин, мысленно облизнувшись – как-то очень быстро переварился тот самый, упомянутый пирожок. Непозволительно быстро.

– Возьми с собой Тяпивара. – попросила Лидия Николаевна, настороженно принюхиваясь к витавшим в воздухе ароматам. – Гости приехать должны. Издалека. Племянница с женихом, и сестра с мужем. Хочется принять и угостить. Вот, готовлюсь, а моему мальчику внимание нужно. Прогулка. Моцион. Ты же сейчас не работаешь, Аполлончик? Выручай, а?

Кучкин терпеть не мог уменьшительно-ласкательный вариант своего имени, но женщинам, прощается многое, а, женщинам, умеющим готовить вкусно – еще больше.

«Специалист-консультант по решению конфиденциальных вопросов» ощутимо напрягся – взять Тяпу с собой? Вот эту самую, рыже-черно-белую копну лохматой шерсти? Конечно же – да.

Тяпа, предвидя, что отказ не состоится, в отличие от прогулки, просунул в двери квадратную башку и, умилительно шаркнув лапкой, зевнул.

Ну, как шаркнув? Когти ему, как несчастной жертве ветеринаров, Барселоне, в своё время никто удалять не решился и шарканье получилось оглушительное – этакий скрип и скрежет, а на половой плитке образовались новые, отчетливые царапины. Их там много просматривалось, этих царапин. Не раз, видимо, лапкой Тяпа шаркал.

– Веди себя прилично, мой мальчик. – потрепав по голове четвероногого питомца, Лидия Николаевна ловко всунула в руки Кучкину сверток, приятно шуршащий и источающий вкусные ароматы и вложила поводок в ладонь само назначенного специалиста. – Не потеряйся. Слушай Аполлончика и не шали.

Тяпа вывалился из квартиры, Кучкин сглотнул и попятился.

«Кто кого еще выгуливает?» – подумалось молодому специалисту по конфиденциальным вопросам, но Тяпа уже начал свой спуск вниз и Кучкину пришлось поторопиться – весил сенбернар килограмм восемьдесят пять и дерни добрый песик поводок – лететь бы Аполлону по лестнице кубарем.

Тяпивар не признавал намордников и успешно с ними боролся, а потому, люди, смешные и пугливые, отпрыгивали от бредущего по тротуару сенбернара с похвальной поспешностью. Голуби, кошки и, мимо пробегающие псы, тоже.

Никто не мешал прогуливаться лохматой копне, виляющей хвостом и принюхивающейся к вкусняшкам, спрятанным в пакете.

«Ну, уж нет. – твердо решил Кучкин. – Это только для меня. Тебя, домашний любимец, хозяйка покормит, в отличие от некоторых».

Явившись на свою новую работу – кабинет, табличка, кресло у окна и все такое – Аполлон позволил себе расслабиться и вздохнуть с облегчением

Выбрав себе местечко поукромней, а, именно – умостив свое могучее тело на каких-то старых папках, бумажных и пыльных, выкинуть которые у Кучкина никак руки не доходили, Тяпа отключился, впав в летаргический сон, приглушив шумное сопение и прикинувшись лохматым ковриком интересного дизайнерского решения.

Кучкин, заняв надлежащее место – удобное кресло у окна, принялся ждать.

Клиент должен был валить косяком, дела предвиделись денежные, простые в исполнении, но интересные.

Кучкин считал, что не зря потратился на кабинет и табличку? Любые траты должны быть оправданы и отбиты, возвратившись в семейный бюджет.

Семейный бюджет Аполлона и Барселоны зиял дырами и благополучно шел ко дну.

Через три часа томительного ожидания, чесания затылка, игры в «Слова» и просто – верчения в кресле, Кучкин сдался, заварил чай и зашуршал пакетом.

Табличку с надписью «Обед» он заказать не успел и потому решил обедать без таблички.

Чем Бог послал. Вернее – вкусняшками из пакета милейшей дамы с собачкой, Лидии Николаевны.

Выпав из летаргии, очнулся Тяпивар, тот, который Тяпа и всеми своими многочисленными килограммами надвинулся на временного сопровождающего – типа, делиться надо, брат.

Пришлось делиться. Кучкину самому было мало, но клыки, торчащие из пасти флегматичного Тяпы, могли уговорить кого угодно, быстро и качественно.

Вкусные пирожки закончились очень скоро, как и все хорошее.

Тяпа вернулся на, облюбованные бумажные завалы, Кучкин продолжил скучно зевать и глазеть в окно.

Любовно вымытые стекла сияли в свете солнечного осеннего дня, перевалившего далеко за полдень. Стояли первые, особенно нежные и щедрые деньки бабьего лета. Летела паутинка, колыхались тронутые золотом и багрянцем осенние листья, на клумбах царили пестрые астры и разноцветные сентябринки.

Мир радовался, цвел и блаженствовал.

Кучкин скучал – хоть бы, кто! Хоть бы, с чем?

«Может быть табличку нужно было заказывать в серебре? – лениво размышлял молодой специалист по решению проблем. – Но, на золотом, чёрное смотрится куда интересней».

Взгляд парня, по-прежнему был направлен в окно и в этот раз Кучкин углядел на улице нечто непонятное, но интересное. Приятное разнообразие под конец скучного рабочего дня.

По тротуару крался человек. Мужчина – невысокого роста, в потертом тёмном пальто, ботинках и шляпе, надвинутой на самый лоб. В синей медицинской маске, скрывающей лицо. В перчатках.

И это происходило на улице, в середине, не по-осеннему жаркого дня – градусник за окном показывал сумасшедшие двадцать четыре градуса тепла. Кучкин, вон, совсем запарился в своем шарфе, пока гулял с Тяпой, а, тут – и пальто, и шляпа, и боты!

Медицинская маска, опять же! Разумеется, в канун пандемии никого не удивишь подобным средством индивидуальной защиты от коварных микробов, но не на улице же?

Незнакомый любитель тепло одеться, именно крался, пугливо переставляя ноги и поминутно озираясь по сторонам. Ноги незнакомца совершал странные движения взад и вперед, словно их обладатель никак не мог решиться на какой-то отчаянный шаг.

– Перепил дядя. – недовольно буркнул Кучкин, устав наблюдать за странными, угловатыми движениями мужика в пальто. – Или же, обкурился. Вот его и колбасит, дергает из стороны в сторону. Маску нацепил в целях маскировки – мол, болен я, не приставайте.

К тому времени, как Аполлон снова решил выглянуть в окошко и продолжить любование погожим осенним днем, странный персонаж успел благополучно испариться – по тротуару бродили жирные голуби, наглая, рыжая такса вела наблюдение за птахами и готовилась к охоте на беспечных сизарей, сновали туда-сюда автомобили и пробегали, спешащие по своим делам, люди.

С-ку-ко -та!

Стук в дверь снес Кучкина с кресла, и парень внезапно осознавший, что стоит, вытянувшись по струнке, перед той самой дверью, усмиряя бешенный стук своего собственного сердца, выдохнул и торопливо, неслышными шагами, прокрался на прежнее место, умостив задницу в кресло.

Стук повторился.

– Войдите. – выдохнул хозяин кабинета и владелец золотой таблички с черными буквами.

Выдох получился громкий, но писклявый. Волнение сделало свое грязное дело и Кучкин смутился.

Тяпивар поднял голову – этакий мохнатый коврик с глазками, хитрыми и самую малость красноватыми, зевнул и уронил тяжелую башку на лапы.

Двери распахнулись, в комнату просочился посетитель, щурясь на свет, особенно яркий, после полутемного коридора.

– Я так и знал. – подумал Кучкин, стремительно выправляя кислое выражение лица и меняя его на радостно-придурковатое. – Тот самый тип с вихляющей походкой, при шляпе и с медицинской маской на моське лица.

Снятая шляпа и убранное в карман средство индивидуальной защиты от хищных микробов, ясности не добавили, а, наоборот, заставили Аполлона насторожиться еще больше.

Перед Кучкиным стоял типичный одинокий мужчина. Пенсионер скучающий, тараканы в голове которого, давно и надежно обосновавшись, творили что хотели, как хотели и когда хотели.

– Дохлик. – произнес мужчина, уставившись на Кучкина немигающим взглядом, изготовившейся к нападению, змеи и пристально его при этом разглядывая.

Аполлон Михайлович, полных тридцати лет от роду, владелец кабинета и таблички, специалист по решению вопросов, несказанно оскорбился и обиженно всхрапнув, выставив перед собой руку с торчащим вперед указательным пальцем, рявкнул басом, словно, очнувшийся от спячки, Тяпа.

– Вон!

Мужик в пальто опешил. Он не ожидал столь резкого ответа.

– Что? – глаза незнакомца выпучились от удивления. – Вон? Но, почему? Я же только вошел и ещё ничего не успел сделать.

– Зато, вы уже все сказали. – Кучкин, мрачный и гордый, скрестив руки на груди, взглянул на странного типа без приязни. – Вошли и, сразу же, стали разбрасываться оскорблениями. Без повода. Так, что – вон. И, без разговоров.

– Ничем я не разбрасывался. – мужик внезапно успокоился, перестал щуриться и брюзгливо скривил губы. – Никого не оскорблял. Просто представился – Дохлик!

– Вот! Опять! Разве я похож на задохлика? Разве я позволял вам себя обзывать? – вскипел Кучкин, распаляясь и ярясь. То, что он в два раза моложе этого противного типуса, не дает тому никакого права оскорблять его, Аполлона Кучкина. Как сказал кто-то из великих – молодость – это недостаток, который быстро проходит. Так, что – нечего тут качать права! Это кабинет Кучкина и потому..

– Вон! – повторился Аполлон, горяча обиду на странного посетителя и проворно выпрыгивая из кресла. – Я и в первый раз достаточно ясно высказался. У вас что-то со слухом, милейший? Не в таком уж вы глубоком пенсионерстве находитесь, чтобы скверно слышать то, что я произнес четко, ясно и с выражением.

«Милейший» без маски и шляпы, вздохнув, присел на стул для посетителей, укоризненно качнул головой произнес:

– Молодежь.

«Молодежь», в лице Кучкина, продолжала кипеть и бурлить, нависая над странным типом, а тип, закинув ногу за ногу, пояснил:

– Профессор философии, Дохлик Афанасий Анатольевич – мои имя, фамилия и отчество, а, вы что подумали, молодой человек?

Молодой человек резко сдулся – и он еще обижался на своих, так сказать, недоброжелателей-воспитателей, одаривших его именем и фамилией? Подумаешь – Кучкин, Аполлон Михайлович. Имя, как имя, с уклоном в греческие мифы. Но, Дохлик? Ох! Не повезло мужику с фамилией – факт.

С профессором Дохликом срочно требовалось что-то делать, но, что? Не извиняться же перед невзрачным типом за то, что Кучкину послышалось что-то не то? И, вообще – невразумительное представление посетителя спровоцировало владельца кабинета на агрессию. А, посему..

– Прошу. – изображая любезность, Кучкин ткнул пальцем в стул для клиентов и, ничуть не смущаясь тем фактом, что посетитель на нем уже угнездился, произнес:

– Располагайтесь. У вас, как я заметил, дело?

– У меня – дело, – ворчливо подтвердил А.А. Дохлик, извлекая из кармана очки и начиная протирать стекла большим клетчатым платком. – а, у вас, как я погляжу – простой, застой и недостаток финансирования.

Кучкин вздернул брови вверх – нет, он, разумеется, молодой специалист, почти без опыта работы, но, недостаток финансирования? Неправда ваша – вон, какая замечательная табличка получилась! Кресло – мягкое, стул для посетителей – удобный.

– Излагайте. – скучным голосом произнес Аполлон, придавая своему лицу не столь восторженное, сколь занятое выражение. – Свою проблему. – и взглянул на часы.

На те самые часы, что висели на стене, прямо над входной дверью.

И, что с того, что часы изображали сову в перчатках? Пластиковую, дурацкого канареечного цвета, с бегающими глазками и облезлым клювом? Сова – символ мудрости и канареечный окрас, той самой мудрости, не помеха.

Часы, в количестве трёх штук, Кучкин прикупил по случаю и оптом, решив, что лишняя мудрость, пусть и в таком странном виде, ему не помешает.

Сова показывала без трех четвертей пять.

Рабочий день близился к завершению. Но, Кучкин сам себе утверждал график работы, решив сделать его максимально гибким, а, потому, спешить не следовало. Пусть мужик излагает.

Афанасий Анатольевич Дохлик, ссутулившись и изогнув спину вопросительным знаком, перекинув ногу за ногу и уронив на ладони острый подбородок, пригорюнившись и спав с лица, заявил грустным голосом:

– Вы моя последняя надежда, молодой человек.

Молодой человек в лице Кучкина необычайно воодушевился многообещающим началом разговора и приосанился – значит, не всё ещё потеряно для него, как для специалиста. Нашлись люди, поверившие в не разрекламированное дарование!

Энтузиазм так и брызнул из Аполлона, словно жидкое повидло из рыхлого пирожка. Хотелось творить, вытворять и оправдывать доверие.

Закончив протирать очки, Афанасий Анатольевич нацепил их на нос и выставился на хозяина кабинета взглядом строгим и придирчивым.

Вероятно, таким взглядом профессор философии взывал к совести своих нерадивых студентов.

– Как я уже сказал, – проскрипел странный посетитель. – вы – моя последняя надежда. Я обращался в несколько, заслуживающих доверия, инстанций и мне везде отказали.

Улыбка Аполлона Михайловича Кучкина несколько поблекла – вот, как? Значит, к нему пришли в самую последнюю очередь, перебрав все иные варианты?

Обидно, но ожидаемо. Все-таки, отсутствие рекомендаций и лицензии частного сыщика, заключенной в красивую рамку и вывешенной на видном месте, давало о себе знать.

Не показывая своего разочарования, Кучкин продолжил улыбаться и качать головой – какие его годы? Тридцать лет! Всё еще впереди – и рекомендации, и дипломы и мировая известность.

– Рассказывайте. – задушевно произнес молодой специалист, тревожно посматривая на мохнатый коврик, вздумавший, аккурат, в этот ответственный момент, поменять позу возлежания. Не дай Бог спугнет перспективного клиента!

Но господин со странной фамилией Дохлик, на копошащегося в груде бумаг Тяпивара, не обратил ни малейшего внимания. Даже странно – не заметить громадного сенбернара, мохнатого и неуклюжего, надо умудриться.

– Точно – проблемы у мужика. – утвердился в своих подозрениях Кучкин. – Что ж, послушаем.

– Понимаете, господин специалист-консультант, – выделив последние два слова, Афанасий Анатольевич перешел к изложению своего дела. – я являюсь коллекционером редких, можно даже сказать – раритетных, печатных изданий.

По мнению Кучкина, коллекционеры, собиратели древностей и антиквары, выглядели несколько иначе, не так, как господин Дохлик. Солидные и самодостаточные ценители древностей не таскали потертую верхнюю одежду, старомодные боты и медицинские маски, а передвигались исключительно на роскошных лимузинах, выгуливали длинноногих авантюристок в алых вечерних платьях и посещали знаменитые аукционы, выписывая в чековых книжках красивые цифры с многими нулями.

– Так, вот – в моей квартире – отличная противопожарная безопасность, – хвастливым тоном заявил господин Дохлик, переводя собственную спину из вопросительного в восклицательное положение. – но, к сожалению – с соседями мне так не повезло.

«Мало кому везет с соседями. – флегматично пожал плечами молодой специалист по решению конфиденциальных вопросов. – Мне, вон, тоже, не особо.» – и взглянул на подкинутого, безмятежного Тяпу, дрыхнувшего среди картона и старых газет.

– До недавних пор, – продолжил изложение проблемы господин Дохлик. – соседи меня волновали мало – ходят, суетятся, выгуливают детей и собак. Это их личное дело на личной, принадлежащей им, жилплощади, но, с прошлого четверга, положение резко ухудшилось. Я почувствовал угрозу, непонятную, но вероятную.

Кучкин медленно кивая головой, с тоской размышлял о том, что дрязги с соседями – это не совсем то, что он подразумевал под делами «конфиденциальными». Для решения подобных вопросов лучше обращаться в управляющую компанию, или к домкому и участковому.

При чём здесь он, Кучкин?

– У меня в соседях завелся вампир, сиречь, живой мертвец, вурдалак, упырь – назовите, как хотите, но смысл останется тем же. – медленно и невыразительно произнес господин Дохлик и Кучкин, продолжавший кивать, как заведенный, внезапно поперхнувшись, вытаращил глаза и принялся громко кашлять, пытаясь скрыть собственное изумление.

Вампир?

– Осторожнее надо быть, молодой человек. – Афанасий Анатольевич, профессор философии и собиратель печатных древностей, неторопливо налив в стакан воды из графина, стоявшего на столе, протянул стакан с жидкостью хозяину кабинета. – Не надо так глубоко вдыхать воздух – можно не просто подавиться, а и вовсе – задохнуться.

Употребив стакан воды единым махом, растерявший всю сонливость, Аполлон Михайлович уставился на Дохлика с ожиданием. Слово «вампир» вывело специалиста из состояния уютного блаженства, приподняло и встряхнуло.

Кучкин приготовился работать.

– Вот так, сразу, взял и завелся самый настоящий вампир? – хмыкнул парень, забывшись и выбившись из образа – то есть, запустив пятерню в волосы, взъерошив их и недоверчиво качая головой. – Завелся, точно моль? С чего вы это взяли? Он, вам, что, свой паспорт показал, в котором, черным по белому написано – вампир?

Ничуть не обидевшись, Дохлик, в свою очередь, почесав собственный затылок, в точности повторив каждое движение своего визави, спокойно ответил.

– Паспорта я не смотрел – врать не стану. Самого вампира в подробностях рассмотреть не получилось и, потому, опознать не смогу. Но то, что он совершенно точно проживает в одном со мной доме – доказать сумею.

Слегка успокоенный рассудительностью, прозвучавшей в голосе странного посетителя, Аполлон сосредоточился и приготовился внимать. Мало ли – вдруг, да повезет и случится что-то действительно странное и интригующее, на самом деле требующее пристального внимания специалиста его уровня?

Афанасий Анатольевич Дохлик, среди жильцов большого, многоэтажного дома, человеком слыл незаметным, неконфликтным и непритязательным. Увлеченный собирательством и коллекционированием, он мало на что, кроме своих редкостей, обращал внимание – кушал, то, на что хватало денег, носил, что придется, жениться не решился, а с соседями общался редко, мало и неохотно. Собственный крохотный мирок, интересный лично ему, Афанасию Дохлику, вполне устраивал странного человека, ничего не желающего трансформировать в своей устоявшейся жизни.

Как и многие представители его круга, до определенного времени, Афанасий Анатольевич считал себя атеистом. Молодой профессор философии легкомысленно не верил ни в Бога, ни в чёрта.

Но, с возрастом люди меняются.

С годами изменился и Дохлик. Он очень много читал всякой разной литературы, посещал всевозможные собрания и конференции, знакомясь с интересными, зачастую, выдающимися людьми.

Особенно потрясла профессора встреча с некой мадемуазель Гололупенко Асмодеей Имоловной – ясновидящей, гадалкой, шаманкой племени Моржового клыка и Повелительницей зомби.

С той самой, памятной встречи, окружающий мир больше не казался профессору простым и понятным. Асмодея Имоловна смогла убедить Дохлика в том, что существуют иные силы – таинственные, малопонятные и чуждые обычным людям.

Вера в сверхъестественное поселилась в сердце профессора и прочно там угнездилась.

Дохлик начал опасаться. Многого – ведьм, колдунов, черных кошек и пустых ведер в женских руках.

А, так же, всяческих потусторонних тварей – призраков, упырей и, особенно, вампиров.

Сангвиворифобия (боязнь вампиров) напала на него без предупреждения.

С некоторых пор, Афанасий Анатольевич резко переменился.

Однажды, а вернее, в прошлый четверг, возвращаясь с вечерней прогулки и предвкушая приятное чаепитие в компании одной из своих раритетных книг, Афанасий Анатольевич, поднимаясь вверх по лестнице, имел несчастье неосторожно наткнуться на молодого человека, спешащего куда-то с неприличной скоростью.

Вернее, даже не так – это молодой человек, большими прыжками обгонявший медлительного соседа, врезался в Дохлика самым возмутительным образом и, вместо того, чтобы извиниться за собственную торопливость и неуклюжесть, принялся что-то там бухтеть в адрес коллекционера.

Афанасий Анатольевич, по своему обыкновению, промолчав, решил не связываться – мысли о чае и уютном вечере в компании печатных изданий, все еще занимали его целиком и полностью, но молодой человек, так скоро стремящийся обогнать пенсионера, оттолкнув того с дороги, неловко взмахнул пластиковым пакетом из которого, о ужас! вывалилась упаковка чего-то и, шмякнувшись с высоты, ударилась о каменные ступени и, лопнув перезрелым помидором, обдала Афанасия Анатольевича брызгами густой жидкости характерного окраса.

Резкий, неприятный, металлический привкус раскрасил окружающую среду в токсичный красный цвет.

Этот вкус и цвет отлично были знакомы Афанасию Анатольевичу – единственное в своей жизни переливание крови коллекционер и собиратель редкостей, никогда не смог бы забыть. Ни при каких обстоятельствах!

Торопыга с верхнего этажа, продолжая что-то недовольно бормотать, помчался дальше, а Афанасий Анатольевич, отмер, оглянулся, посматривая по сторонам настороженно и с подозрением – в руках у спешащего типа он разглядел раздутый пластиковый пакет, из которого, собственно и вывалился эта ненадежная емкость с гемоглобин содержащей жидкостью, испоганившей пол и стены в подъезде.

Так и не усмотрев более ничего подозрительного, Афанасий Анатольевич проследовал в собственную квартиру, напрочь позабыв о запланированном чаепитии и любимых книгах. Вооружившись перчатками, ведром с водой и тряпкой, коллекционер вернулся на лестницу и приступил к уборке – нельзя, чтобы подобное безобразие увидели дети. Современные дети, конечно, еще тот подарочек и сюрприз, но кровь на полу, согласитесь, совершенно не то зрелище, которое следует наблюдать перед сном подрастающему поколению.

Озадачившись непонятным происшествием и покончив с уборкой, коллекционер, собственноручно отмывший ступеньки в подъезде, возвратившись в квартиру, некоторое время посвятил раздумью над тем – зачем, собственно, жильцу с верхнего этажа энное количество крови?

В тот раз мысль о вампирах в голову профессора еще не закралась.

Это случилось гораздо позже.

Так ничего толкового и не придумав, Афанасий Анатольевич, все же приступил, хоть к позднему, но чаепитию и прочтению книги, нет-нет, но возвращаясь мыслями к загадочному происшествию на лестнице.

И всё бы благополучно забылось – и неуклюжий сосед, и грязная лестница и кровь на ступеньках, если бы не продолжение непонятностей, нарушивших привычный ход вещей.

Через день, то есть в субботу, ранним утром – нужно заметить, что предпочитал гулять коллекционер Дохлик перед восходом солнца, в безбожную рань и темным вечером, когда, большинство, из числа соседей пенсионера, уже отправляются на боковую, на той же лестнице, повстречалась любителю ночных прогулок странная парочка молодых людей. И, если молодой человек, оказался тем самым, расплескавшим кровь по ступеням в подъезде, торопливым невежей, то белокожая, фигуристая девица, прячущая лицо в глубоком капюшоне неброской куртки, показалась Афанасию Анатольевичу совершенно незнакомой и подозрительной особой, в этом доме, совершенно точно, прописки не имеющей.

Недолго думая, пенсионер направил в лицо девицы мощный луч своего прогулочного фонарика и оказался неприятно поражен тем, как, пронзительно взвизгнувшая девушка, проворно метнувшись в темноту, попутно отдавила пенсионеру ногу и напугала неестественной бледностью своего лица.

Разгневанная бесцеремонностью пожилого человека, незнакомая девица, буркнув что-то, не особо цензурное, прытко рванула вверх по лестнице, громко стуча каблуками и тем самым выражая свое «Фи» в адрес старых мухоморов, отравляющих жизнь молодому поколению.

– Понимаете, господин специалист, – Дохлик, заглядывая в глаза Кучкину, развел руками, изображая беспомощность. – я оказался не готов к подобному зрелищу. Бледнокожие, визжащие девицы, прыгающие по ступенькам – это уже слишком! И, еще, – пенсионер, понизив голос, перешел на заговорщических шепот. – у нее изо рта торчали клыки.

– Клыки? – тупо переспросил Кучкин, собираясь и мысленно обзывая себя тряпкой – ну, что за бред несет этот тип? Кровь, девицы, клыки – нормальный человек, ни за что не поверит в подобную дичь!

– Клыки. – повторился Дохлик, продолжая кивать головой. – Они совершенно точно высовывались изо рта, блестели в темноте, точно куски рафинада.

– Рафинада? – тупость не желала выпускать жертву из своих объятий и нервный клиент, талдычивший о вампире, слегка раздраженно повторил.

– Клыки – это такие зубы, хищные, острые, неестественно крупные. Губы девицы алели маками, клыки – белели, взгляд испепелял и пугал. Я, каюсь, испугался. – Дохлик беспомощно развел руками – мол, виновен, не велите казнить. – Испугался, юркнул за дверь, затворившись на все замки, а молодой человек, зачем-то потоптавшись перед дверью моей квартиры, продолжила свой путь на верхний этаж.

– И? – скептически изогнув бровь, потребовал продолжения занимательной истории специалист по решению конфиденциальных вопросов. – Что дальше?

– Дальше наступило утро. – пожал плечами Дохлик. – Мне крайне необходимо было посетить некий адрес и прицениться кое к каким интересным новинкам, а здесь такое! Но, как известно, вампиры беспомощны при свете солнца и поэтому, вооружившись зонтом и бутылкой, собственноручно изготовленной, чесночной воды, я решился и покинул свое убежище.

– Вампир не навестил вас ночью? – недоверчивость Кучкина отчетливо просматривалась невооруженным взглядом. – Разве не правильнее было бы избавиться от свидетеля, заткнув ему рот раз и навсегда.

– Я никого не приглашаю в свой дом. – с достоинством ответил Афанасий Анатольевич, презрительно выпятив вперед полную нижнюю губу. – Мой дом – моя крепость. Я следую данному принципу в течение многих лет и, как вы можете заметить, благодаря своим убеждениям, прекрасно сохранился.

Кучкин неопределенно пожал плечами – пальто могло выглядеть приличнее, да и боты, кстати, тоже.

– Осторожно высунув нос за двери, – продолжил свой рассказ странный пенсионер. – я убедился в том, что подъезд девственно пуст. На коврике возле двери, я нашел это..

Дохлик раскрыл ладонь и показал Аполлону Михайловичу ее содержимое – кусочек чего-то, очень смахивающее на.. кусочек чего-то.

Пока хозяин кабинета непозволительно долго таращился на трофей пенсионера, тот любезно снизошел к пояснению:

– Это – осколок клыка вампира. Его женской особи – видите, клык тонок, изящен и безукоризнен.

Кучкин брезгливо скривился, но послушно извлек из ящика стола лупу. Да-да. Очень солидного вида, лупу, имеющую хорошее увеличение.

– Ну-с-с, посмотрим. – Аполлон Михайлович азартно потер руки – может ему повезло и назревает интересное дельце?

– Действительно, – через некоторое время, очень растерянно произнес Кучкин, рассматривая странную находку пенсионера и принюхиваясь к ней. – клык. Причем полый. Странно..

– Вампиры, как известно, – противным голосом пояснил пенсионер. – обладают клыками. Вероятно, полыми. Через полость, знаете ли, удобно высасывать кровь у жертвы.

– Какие ужасные подробности. – поморщился впечатленный новыми, расширяющими кругозор, знаниями Кучкин. – Откуда вы знаете?

– Перечитал на досуге книгу про графа Дракулу. – Дохлика оказалось достаточно сложно сбить с панталыку. У пенсионера-коллекционера на любой странный вопрос имелся, не менее странный, ответ. – Очень рекомендую – отлично написанная вещь, в меру страшная и подробная. Нравы и быт вампиров описаны достаточно характерно.

Читать «Дракулу»? Нет, Кучкин еще не сошел с ума, но фильм, при случае, можно и просмотреть. Одним глазом.

– И это всё, что вы можете сказать по существу дела? – разочарование большими буквами прописалось на лице молодого человека. Кучкин заподозрил, что его решили разыграть – скучно дядьке, вот он и изгаляется, занимая ценное время специалиста нелепыми байками.

– Нет, не все. – напористость Аполлона, слишком молодого, по мнению Дохлик, для того, чтобы с гордостью именоваться «специалистом» и, тем более, «консультантом», не понравилась посетителю. – Далее произошли иные, не менее страшные и жуткие события.

– Какие же? – с огромным трудом сдерживая зевок, поморщился Кучкин.

– Знаете, в деле фигурирует гроб. – пенсионер глубоко вздохнул и развел руками – мол, понимайте, как хотите, но я от вас не отстану.

– Гроб? – насторожился Аполлон, забавно дергая носом. Гроб – это странно. Гроб – это, уже, кое-что. Гробы – не грибы, они после дождя не вырастают. – Излагайте. В подробностях.

Дохлик с готовностью изложил. Было заметно, что история с гробом тяготит его куда больше, чем, расплесканная по стенам подъезда, кровь и странная девица, бледная и с торчащими изо рта клыками.

В понедельник, то есть, вчера, пенсионер, прогулявшись по своему обыкновению до самого позднего вечера и дождавшись, пока болтающие парочки, целующиеся в, тронутом багрянцем, кустарнике под окнами дома, разлепятся и разбегутся по домам, неспешно начал подъем по лестнице, взбираясь на третий этаж.

В тот самый момент, когда нога коллекционера ступила на первую ступеньку, тяжелые подъездные двери распахнулись и, уже знакомый Дохлику, невоспитанный молодой человек, прикрываясь гробом, точно щитом, пыхтя от натуги, проскочил мимо опешившего соседа.

Ну, как проскочил? Протиснулся, волоча следом за собой тяжелый и неудобный к волочению, предмет, к которому (вот еще одна странность), были приделаны крепкие колесики.

– Знаете, – разъяснил Дохлик. – такие еще прикручивают к детским велосипедам, для того, чтобы маленькие дети не разбивали себе носы, теряя равновесие.

За молодым человеком, прицепившись к другому концу деревянного ящика, покрытого блестящим лаком, тянулась та самая девица, обладательница полых клыков и бледного вида.

– Кстати, – Дохлик, пожевав губами и тоскливо шмыгнув носом, взглянул на Кучкина, взглядом побитой собаки. – девица выглядела дико сердитой, едва не шипела, как прищемленная дверью кошка, но за гроб цеплялась упорно, точно утопающий за спасательный круг.

– Странное дело. – вынуждено согласился Кучкин, озадаченный появлением блестящего, лакированного похоронного атрибута. – И, что, гроб?

– Утащили на верх. – вздохнув, признался пенсионер. – Как вы понимаете – я обеспокоен. Мои соседи – не особо приятные люди, признаю. Но, они, хотя бы, люди – со своими тараканами, детьми и внуками. Но, вампиры? Неприлично – спящие в гробах мертвецы, проснувшись, шастают по дому и размазывают по стенам кровь – это уже слишком. Необходимо было принять меры, и я направился бродить по инстанциям.

Кучкин, сразу же представил, какой фурор произвел рассказ пенсионера на работников управляющей компании и на сотрудников полиции – кровь, зубастые мертвецы и гробы, переносимые мускулистыми молодыми людьми. Странно, что дядечка еще на свободе и не отягощен труднопроизносимым диагнозом.

– Меня все послали. – уныло развел руками пенсионер. – Никто не желает связываться с потусторонними силами. А, господин участковый Гоноренко, тот и вовсе имел наглость заявить о том, что ежели я не угомонюсь, то меня привлекут к административной ответственности, составят протокол и оштрафуют за клевету на честных граждан, ни в чем предосудительном не замеченных.

Гоноренко! Кучкин встрепенулся – участковый не вызывал симпатии у специалиста по решению конфиденциальных вопросов. Этот самый представитель правоохранительных органов недавно позволил себе вольность и всячески отговаривал Кучкина от открытия собственного, такого многообещающего дела и предлагал заняться чем-то более простым. Например, торговлей цветами на перекрестке или же, лепкой фигурок из глины и их, последующим раскрашиванием красками.

К тому же, местные правоохранители были озабочены более насущной проблемой. Они ловили маньяка. Маньяк действовал нагло, совершал нападения на девушек с удручающей постоянностью, что очень способствовало непрекращающейся головной боли у местных полицейских.

Проявился сей негодяй пару недель назад и, сразу же, привлек внимание к своей персоне. Скандально известная городская газета «Свекруха» обвиняла власть в бездействии и призывала народ брать дело в свои руки.

Народ пока выжидал, но чаша его терпения быстро истощалась. Мужики во дворах грозились взяться за вилы и отправиться на поиски мерзавца, державшего в страхе прекрасную половину городского населения.

Вопрос о том, где народные мстители добудут вилы в нужном количестве, был вторичен и Аполлон Михайлович им не озадачивался. У самого Кучкина, на всякий случай, был припасен топор. Топор валялся под кроватью, караулил залежи пыли и являлся очень действенным успокоительным на случай тревожного состояния.

Маньяк внушал Кучкину чувство омерзения. Специалист с большим удовольствием принял бы участие в его поимке, но, к сожалению, Аполлона к расследованию не привлекали, наоборот, настоятельно рекомендовали не путаться под ногами у представителей власти и не проявлять самодеятельности.

А, жаль – имелись у Аполлона на счет маньяка кое-какие мыслишки, ох, имелись!

Но, ближе к Дохлику и его походу по инстанциям.

– Ожидаемо. – Кучкин понятливо закивал – он и сам, был бы не прочь оштрафовать нудного посетителя – достал уже! Что-то почудилось дядьке в маразме, а молодому специалисту – беспокойство.

– Я направился в последнее место, где меня могли понять и принять. – Дохлик продолжал сверлить Кучкина влажным взглядом блеклых глаз и требовать сочувствия. – В салон «Ворожея», к милейшей мадемуазель Гололупенко, Асмодее Имоловне. О, это необыкновенная дама – гадалка, ясновидящая, прорицательница и шаманка. Она была моей последней надеждой на спасение, лучом света в темном царстве, но, увы! Меня, и в этот раз, подстерегала неудача.

Что-то о салоне «Ворожея» Кучкин, разумеется слышал, но считал, что хозяйка прославленного заведения – шарлатанка, талантливо дурящая головы впечатлительным и внушаемым людям.

– Асмодея Имоловна совершенно неожиданно влюбилась, скоропалительно вышла замуж и умчалась в свадебное путешествие. Теперь, она – мадам Косматкина, счастливая жена и туристка, а, я – несчастный, запуганный человек в возрасте, остался брошен на произвол судьбы.

Кучкин невольно кивнул – искренние слезы блестели в уголках глаз коллекционера редкостей. Хотелось протянуть жертве вампиров руку помощи, с зажатым в ней носовым платком.

– Просматривая объявления в газете, – продолжил повествование о своих злоключениях пенсионер Дохлик. – я, совершенно случайно, наткнулся на ваше объявление и решил, что, вот он – счастливый знак. Вы и только, вы, сможете избавить меня от опасных существ и лишнего беспокойства. Знаете, – воинственно сверкнув стекляшками очков, посетовал коллекционер. – волноваться в моем возрасте опасно. От этого случается инфаркт, инсульт или несварение, а я, как вы понимаете, намерен жить долго и счастливо.

По глубокому убеждению Кучкина, дядя сам мог кого угодно довести до несварения. Вот же прицепился – вынь и положи ему решение проблемы!

– Попрошу задаток. – самым строгим голосом произнес молодой человек. – Расценки вам известны?

– Вы беретесь? – облегчение сквозило в каждом слове Дохлика. Морщинки на лице пенсионера разгладились, потухший взгляд ободрился, а уши – зашевелились.

– Берусь. – развел руками Кучкин. Все равно, заняться ему больше нечем, а здесь, хоть какое-то, но развлечение. – Заполните, пожалуйста, анкету и договор.

Протянув пенсионеру лист бумаги, Кучкин, задумавшись, притих, пока Дохлик А.А., старательно скрипя ручкой, излагал свои мысли на бумаге.

Нет, в вампиров верить Аполлон категорически отказывался. Он был молод, но не глуп – естественно никаких вампиров и прочих мистических существ, не существует. Да, мало ли кому и зачем, мог понадобиться всамделишный гроб? Может быть, его просто так купили, так сказать – на вырост?

– Заполнил. – пенсионер суетливо вскочив со стула, сунул в руки Кучкину исчерканный лист бумаги и несколько измятых денежных купюр. – Я могу надеяться на то, что вы незамедлительно займетесь моим делом? Мне очень страшно. Я устал от переживаний и мне хотелось бы выспаться в спокойной обстановке.

– Будьте спокойны. – заверил клиента Кучкин. – К расследованию обстоятельств и изучению предмета, я приступлю немедленно. Ваше дело заинтриговало меня, и оно будет в приоритете перед всеми прочими. Идите домой, выпейте горячего чаю с валерьянкой и спокойно ложитесь спать. Вампиры к вам не сунутся.

Успокоенный и ободренный словами консультанта Дохлик, сминая влажными ладонями тулью своей шляпы, стремительно двинулся к выходу. Окрыленный обещаниями специалиста, Афанасий Анатольевич всеми фибрами души стремился к чаю, валерьянке и мягкой подушке. Мысли о злобных кровососах отпустили его, вытесненные более приземленными желаниями.

Кучкин направился следом за пенсионером, желая убедиться в том, что человек с сангвиворифобией (боязнью вампиров) его на самом деле покинул.

Проводив странного клиента до самого выхода из здания и раскланявшись с охранником торгового центра, размещенного на цокольном этаже этого же здания, Кучкин торопливо вернулся в свой офис за верхней одеждой, шарфом и Тяпой.

Тяпивара, ни в коем случае, не стоило оставлять в одиночестве – пес мог вспылить и испортить ремонт, обошедшийся небогатому Кучкину в целое состояние.

– Безобразие! – дергая за ручку закрытой двери, в офис, облагороженный блестящей табличкой, рвался человек, невысокого роста, но объемный телесно и, явно пребывающий в раздраженном состоянии.

Аполлон насторожился – не псих ли? Рожа у человека выглядела неприятно – красная, потная и возмущенная.

Устав дергать за ручку, нетерпеливый тип обернулся к Кучкину и пожаловался, неожиданно грубым, басистым голосом:

– Представляете – закрыто! До пяти часов еще целых пятнадцать минут, а у них – закрыто. Бардак! В этой стране никто не хочет работать, как положено. Кроме меня, разумеется.

– Еще один. – с неожиданной неприязнью, подумал специалист по улаживанию вопросов. – Н-да, это вам не безобидный пенсионер с парой тараканов в голове.

Новый персонаж доверия не внушал – хорошо одетый господинчик явно знал себе цену – костюм, блестящие штиблеты, аккуратная стрижка. На улице начинал накрапывать нудный, мелкий дождик, а штиблеты незнакомца сияют – значит, тот приехал на машине. Опять же – ведет себя посетитель бесцеремонно, нагло и нахраписто, как хозяин жизни.

– Задаток будет удвоен. – внезапно развеселившись, заулыбался Кучкин, решительно оттесняя мордатого в сторону.

– Посторонитесь, гражданин. – строго произнес Аполлон Михайлович, не желая вступать в физический контакт с плечом предполагаемого клиента. – Позвольте пройти.

– Я первый пришел. – нахохлился красномордый в дорогом костюме. – Куда вы ломитесь? Видите – закрыто?

– Я-то, вижу, а, вы, кажется, ослепли. – Аполлон отбросил назад свою гордость – длинный чуб, погладил аккуратную бородку, которую холил и лелеял, стремясь добавить собственному лицу солидности и основательности и вытащил из кармана ключи. – Дайте пройти, я сказал.

Шумный и неприятный, злобно всхрапнул – знакомство с хозяином кабинета вышло скомканным и неуклюжим, но обладатель красного лица и блестящих штиблет, отступать был не намерен. Вопреки тайной надежде Кучкина, у которого, как нам уже известно, успел завестись первый клиент, посетитель, прижавшись к спине Аполлона Михайловича, буквально просочился в офис на лопатках последнего.

Прилип, как репей до.. Ну, в общем, вы поняли.

– Что привело вас ко мне? – Кучкин, не тушуясь, расположился в своем удобном кресле, вцепившись пальцами в подлокотники. – Присаживайтесь и излагайте.

Посетитель, некоторое время изучавший молодое, вихрастое лицо Кучкина, облагороженное ухоженной бородкой, скривился, демонстрируя, что зубная боль его, все же, иногда посещает.

– Слишком молод ты для специалиста. – махнул рукой предполагаемый клиент. – И, бородка эта, смешная, всё портит. – Неприятный тип пренебрежительно хмыкнул, выражая своем мнение о нелепых потугах некого консультанта казаться старше и выглядеть солидно.

Кучкин озлился – свою бороду он холил и лелеял, считая, что она, словно волшебная борода старика Хоттабыча, поможет ему в исполнении всех его честолюбивых замыслов.

– А, и ладно, – неприятный мужик пожал плечами, примиряясь с суровой действительностью. – всё равно, обратиться больше мне не к кому! – и, повторно махнув рукой, едва не снес со стола стеклянный графин с водой.

Кучкин слегка насупился – опять, двадцать пять! Ну и что, что он молод? Зато – старателен, внимателен и усидчив.

– Пропала моя супруга. – красномордый и растрепанный шмякнулся на стул, заставив предмет мебели скрипеть и жалобно крякать. – Вот уже несколько дней она не выходит на связь. Я в бешенстве и нервном расстройстве. – кулаки мужчины, весьма внушительные, нужно сказать, сжимались и разжимались, грозя обрушиться на что-то хрупкое и недолговечное. Кучкин надеялся, что это «что-то» не стол в его новеньком офисе. – Верните мне жену, и я заплачу вам деньги. Иначе, вы не получите ни копейки. Вот!

Кучкин пожал плечами и указал подбородком на дверь – вперед! Знает он подобных типчиков – наобещают золотые горы, а потом отказываются оплачивать и труд и, затраченное на него, время.

– Задаток. – Кучкин, не смотря на молодость и простоватое лицо «парня из народа», помнил об их с Басей, семейном бюджете. Вернее, о дырах в нем. – Иначе – никак. – К тому же, он надеялся на то, что тип отступит. Беглые жены – это скучно, банально и неинтересно. Сразу же видно, что перед Кучкиным – самодур и домашний тиран. Довел супругу придирками до побега, а теперь выискивает крайнего.

– Меня зовут – Викентий Георгиевич Пипко. – мужчина соизволил сменить гнев на милость и представиться. – Да-да, тот самый «Пипко и Ко», вы не ошиблись.

Кучкин мысленно схватился за голову – ну, конечно же! «Пипко и Ко» – завод по производству лаковых и красочных изделий, весьма известный в их городе. И его владелец – лицо солидное и платежеспособное.

Аполлон Михайлович поежился – придется расстараться. Бизнесмен и меценат – это вам не истеричный коллекционер.

– Что говорит полиция? – поинтересовался Кучкин. Просто так поинтересовался, ни на что не надеясь.

– Ничего не говорит! – возмущенно рыкнул господин Пипко. – Семейные дрязги и разборки без мордобоя и членовредительства – не их профиль. Перебесится и вернется сама, говорит. – возмущенно сопение выразило всю степень разочарования уважаемого гражданина, методами местных правоохранителей. – Они слишком заняты – ловят маньяка. Ну, того самого, с ножницами и скотчем. До моих бед им нет никакого дела. Черствые люди! – Пипко наливался дурной кровью и багровел на глазах. – Я не желаю ждать. Мне нужна моя жена. Рядом – живая, здоровая и жизнерадостная.

– Причина побега супруги? – вопрос, вполне себе ожидаемый, вызвал новую волну гнева и сопения со стороны клиента. – Вы предполагаете измену?

– Моя жена – интеллигентная, честная и порядочная женщина. – неожиданно заявил господин Викентий Пипко. – Никаких посторонних мужчин я не заметил, ни намека на то, что моя птичка охладела к своему птенчику.

«Надо же, – умилился специалист по решению вопросов. – какая экспрессия – птичка, птенчик, а сама из гнезда, брык и упорхнула.»

– У нас возникли некие разногласия. – неопределенно вращая в воздухе кистью правой руки, попытался объяснить трудности семейной жизни, покинутый муж. – Аделаидочка – натура, увлекающаяся. Она все время выискивает себе новое хобби, мечтая найти собственное призвание и развить свои многочисленные таланты.

– Дамочка с претензиями. – призадумался Кучкин, морща нос. – Увлекающаяся, ищущая себя. Н-да.. Ожидать можно всего, чего угодно.

По всей видимости, господин Пипко жену любил, говорить о ней мог много и увлеченно. Из портмоне, тут же, оказалось извлечено фото беглой супруги и предъявлено к опознанию специалисту.

Аполлон Михайлович на фото взглянул, содрогнулся, мысленно перекрестившись – никогда! Никогда бы он не рискнул вступить в брак с подобной особой.

Жена Викентия Георгиевича вызывала у Кучкина оторопь – слишком, слишком красива! Холодное, холеное лицо блондинки, точеный нос, высоки скулы. Глаза, опять же, слегка раскосые, небесно-голубые, яркие до безобразия. Грива роскошных, золотистого цвета, волос, прямых, гладких и шелковистых. Губы-бутоны, сочные и призывающие к лобзаниям. Именно, к лобзанию, а не банальным поцелуйчикам.

В общем – русалка, пери, фея-обольстительница, привыкшая к тому, что ее обожают и носят на руках.

Стерва, хорошо знающая чего хочет.

Сбежала из дома, треплет нервы мужу и доставляет неудобство Кучкину, потому как, отказать подобному человеку, само назначенный специалист по улаживанию вопросов, не решится. Плохо для бизнеса, плохо для репутации.

– Аделаидочка пробовала себя во многом. – продолжал вдохновленно вещать, расстроенный побегом жены, клиент. – Она замечательно рисует – картины, написанные её рукой, украшают холл нашего дома, сочиняет стихи, музицирует. Но, все это не то! Моя птичка постоянно недовольна. Она находится в бесконечном поиске себя. И, вот, недавно, возникло новое увлечение – театр. Жена стала посещать премьеры, познакомилась с богемой нашего города и решила, что призвание актрисы – это её всё.

Пипко замолчал. Он молчал минут пять, усмиряя дыхание и собирая мысли в круг. Как догадался Кучкин, идея с театром не пришлась по вкусу лаково – красочному королю. Заниматься живописью и музицировать можно и дома, но театр? Небольшая студия – куда ни шло, однако, мадам, судя по всему, мыслила масштабно.

– Мы поругались. – признался Пипко, тяжело вздыхая и сжимая кулаки. – Я вспылил – мне не очень понравилось то, что какой-то хлыщ.. Ну, вы меня понимаете? – Викентий Георгиевич насупился. – Партнер моей жены мог перейти рамки дозволенного. Я не мог допустить, чтобы супруга Пипко оказалась замечена в чем-то предосудительном. Эта богема! Они думают только о собственных удовольствиях и страстях, живут бездумно, легко и беспечно. Одним днем. Этим людям нет никакого дела до чьей-то, кристально честной репутации. К тому же, – Викентий Георгиевич нервно сглотнул. – вы же знаете нравы современной молодежи. Неформалы и прочие странные люди, считающие себя пупками земли – они так далеки от нас, людей дела. Они вечно чем-то недовольны и ищут новые способы для самореализации. А, эти, так сказать, представители богемы или, как их еще называют – селебрити… – Пипко нахмурился, затем, брезгливо скривившись, произнес. – Они погрязли во всяческих извращениях, а, некоторые, я слышал, – понизил голос лаково – красочный король. – никак не могут решить для себя, на какое местоимение отзываться – он, она, или оно. Я так и сказал своей жене: «Выбирай, дорогая – я, или театр!» – голос Пипко понизился почти до трагического шепота. – Аделаидочка рассердилась, захлопнула перед моим носом двери своей комнаты. Утром я узнал, что она сбежала из дома, прихватив с собой всего лишь одну сумку с вещами. Мне пришлось звонить теще. – Викентий Георгиевич нервно вздрогнул и поежился. – Разговор вышел не из приятных. Теща ничего не знает о месте нахождения Аделаидочки и требует от меня принятия самых экстренных мер по ее скорейшему розыску. Она грозится приехать. К нам! Ко мне!

Пипко затряс головой, демонстрируя отчаянье.

– Я люблю тещу, – признался лаково-красочный король, мучительно краснея пятнами. – но, предпочитаю это делать на расстоянии. Тамара Гавриловна – человек непредсказуемый. Для того, чтобы с ней общаться лично, а не по телефону, нужен охранник, а, то и парочка. Если она выяснит, что Аделаида сбежала из дома не захватив с собой теплые вещи, то…

– Какой кошмар. – Кучкин сочувственно качнул головой – по его мнению, такая барышня, как Аделаида Пипко, должна таскать за собой трейлер, набитый шмотками, а тут, всего лишь сумочка и та, без теплых вещей! К тому же, Викентий Георгиевич, не смотря на всю свою воинственность и луженую глотку, совершенно точно, побаивался своей тещи. Это было заметно невооруженным глазом.

«Что же там за монстр такой, в юбке? – озадачился Кучкин. – Никаких тещ и прочих родственников в своем офисе я не потерплю. Я стану решать вопросы исключительно с покинутым супругом.»

– Я искал. – развел руками Пипко, признаваясь в собственном бессилии. – Я сунулся к ее новым друзьям, но, как вы понимаете, мы – слишком разные люди! Они погрязли в искусстве, я – в своих красках. Друг друга мы не поняли, переругались и новостей о своей дорогой Аделаидочке я не разведал. Негодяи просто посмеялись надо мной. Особенно один – этакий мачо, обладатель пухлых губ, роскошной шевелюры и раздутого самомнения. Очень, очень подозрительный тип – похож на торговца наркотиками и сутенера одновременно.

– Как я вас понимаю. – Кучкин оглянулся – по всей видимости, проголодавшийся и выспавшийся Тяпа, решил проявить признаки активности. Мохнатая голова трясла ушами и зевала зубастой пастью. Заметь это Пипко – того удар хватит. А, с Кучкина, судя по всему, вполне будет достаточно хлопот с супругой бизнесмена. Возиться еще и с самим господином Пипко, Аполлон не собирался.

– Заполняйте анкету и подписывайте договор. – подсунув клиенту стандартную форму, Кучкин отобрал у того фото жены и вытребовал имена, фамилии и явки новых друзей стервозной блондинки.

«Судя по всему, придется побегать. – вздохнул специалист, провожая очередного клиента к дверям. – Женушка не так проста – пропала с концами, не выходит на связь даже с родственниками, а свой телефон оставила дома. Решительная особа, задумавшая проучить строптивого супруга. К тому же, этот самый, таинственный парень, порочной наружности. Интересно, где это господин Пипко умудрился свести знакомство с торговцами наркотиками и сутенерами? Возникает вопрос – так ли, кристально чиста, репутация самого господина Пипко? Ну, ничего – разберемся.»

Обговорив с Пипко время и место следующей встречи и списав номер телефона клиента с заполненной анкеты, Кучкин, расслабившись, с неудовольствием прислушался к урчанию в собственном желудке. Урчало громко и настойчиво. Жрать хотелось неимоверно, но Аполлон Михайлович сохранял спокойствие – два задатка, один – двойной, позволяли ему некоторое время не задумываться о добыче хлеба насущного. Им с Басей хватит.

Следовало поторопиться и вернуть проголодавшегося сенбернара в родные пенаты. Судя по урчанию желудка уже Тяпивара, никакие задатки не приглушат его здорового, собачьего аппетита.

Тепло распрощавшись с охранником – человек полезный и с ним надобно дружить, а не враждовать, Кучкин покинул здание и отправился домой. Медленно шагая по знакомой, хорошо освещенной к вечеру, улице, Аполлон Михайлович невольно задержался перед входом в салон «Ворожея», принадлежавший мадемуазель Гололупенко, сменившей фамилию на Косматкина и, так не вовремя, сорвавшейся в свадебное путешествие.

«Солидное заведение. – вздохнув, понурил голову обладатель древнегреческого имени. – Отличный фасад, двери и розы в мраморных горшках! Наверняка, внутри все облагорожено, дорого и богато. Не сравнить с моим бюджетным вариантом!»

Впрочем, очень скоро Кучкин позабыл о салоне «Ворожея», занятый, куда более проблематичными вопросами.

Тяпа тянул поводок. Нет, обычно, сенбернар никуда не спеша, переваливаясь с лапы на лапу, вальяжно шествовал, прогуливаясь степенно, как и полагается солидному псу, но, мимо собачьей парикмахерской, названной кокетливо и помпезно – «Лампапудель», пес проскочил на скорости, протащив за собой Кучкина, точно на буксире.

По всей видимости, заведение сенбернару не нравилось. Когти на лапах у Тяпы пребывали в девственном состоянии и это значило, что старания грумера успехом не увенчались.

Но, что за дело до того Кучкину? Это же не его личный линолеум станет драть пес-тяжеловес.

И вот, добравшись до родного подъезда, предварительно посетив магазин самообслуживания и запасшись пакетами с пельменями, Аполлон Михайлович осознал, что злой рок его, все-таки настиг. Злой рок, по имени Лидия Николаевна.

– А, нетути её! – злорадно ухмыляясь, оповестила молодого человека соседка с первого этажа, Карташова Наталья Медисовна.

– Как, это – нетути? – удивился Кучкин, удерживая Тяпу, рвущегося с поводка. – Должна быть дома. У нее сегодня гости – сестра с домочадцами и предполагаемый зять.

– Закончились все! – на лице Карташихи – таково было прозвище соседки, расцветала и ширилась улыбка. – Всех забрали и увезли. Под сирены.

– Полиция? – округлил глаза Кучкин. Жених оказался негодяем и отказался жениться, а оскорбленная тетушка приняла меры, закормив кавалера насмерть своей стряпней?

– Почти так и случилось. – важно кивнула головой соседка, предусмотрительно отступив назад, к порогу своей квартиры. – Пищевое отравление, всех и сразу. Массовое.

– Как, так? – ахнул впечатлительный Кучкин, хватаясь за собственный живот и прислушиваясь к родному организму. Организм вел себя прилично, не посылая никаких сигналов о недомогании. – Чем?

– Мороженой олениной. – соседка важно ткнула пальцем в потолок. – Гостинец, значится, привезли Лидке ее гости, а, он, возьми, да протухни, а они, возьми, да нажрись тухлятины. Вот и скопытились кучно, да и попали в стационар. Сказали – три дня дристать будут, без продыху, а потом еще.. это самое.. реасби… реалби… реабилитироваться. – с трудом, но всё же, выговорила трудное слово, Наталья Медисовна. – Лидке, оно, всё на пользу – глядишь, телеса растрясет, а то пузо нажрала, в дверях не разойдешься. – и, Карташиха двери захлопнула, а Кучкин так и остался на лестничной площадке, с голодным Тяпой и поводком в руках.

– Мало я купил пельменей. – специалист по решению вопросов вздохнул уныло, предчувствуя грядущие неприятности. – Боюсь, мой друг, – обратился к сенбернару Аполлон. – нас ждут непростые дни на этой неделе.

Так и получилось – обнаружив на пороге своей личной территории, любовно обжитой и помеченной, постороннего, мохнатого и дурно пахнущего, приблудного пса, вислоухая Барселона, рассерженно зашипев и выгнув спину, ринулась в атаку. Кучкин едва успел отскочить, трусливо бросив пса на растерзание воинственной кошке.

Что сказать – пес оторопел, но не растерялся, перехватив налетчицу на подходе и прижав гибкое тело кошачьей к полу своей тяжелой лапой.

Барселона орала, билась и извивалась. Кошачий мат визгом оглашал окрестности. Пес терпел и не сдавался, а Кучкин, уединившись на собственной кухне, варил пельмени в огромной кастрюле. Всё равно, кроме полуфабрикатов, кушать было нечего.

Сказать по правде, Аполлон питал стойкую неприязнь к процессу приготовления пищи. Нет, так-то парень был привычен и вполне мог управиться с самыми простыми манипуляциями – сварить пельмени, на пример, или же, разогреть в микроволновой печи пиццу, хот-дог или гамбургер.

Что-то сложнее – приготовление борща, лапши, рассольника или модифицированного супа из пакетика, вызывало у Кучкина ступор и желание бежать в ближайшую столовку. Привычный к жидким приютским щам, Аполлон харчами особо не перебирал и, хоть в миру бытует мнение о том, что самые лучшие повара получаются из мужчин, наш парень представлял из себя то самое исключение, которое подтверждает правило.

Для исправления ситуации хорошо было бы обзавестись женой, постоянной или временной, но Аполлон бежал от противоположного пола, как от огня.

Детская травма объясняла все – найденный на ступеньках «Дома малютки» Кучкин не мог простить своим биологическим родителям предательства. Впрочем, кто знает о том, кем были родители Кучкина и причину их предательства по отношению к отпрыску? Как бы то ни было, но Аполлон не желал связывать себя с женским полом, подозревая каждую его представительницу в коварстве и неблагонадежности. Вот поэтому, Аполлон не выглядел особо удивлённым, выслушав душераздирающую историю, покинутого супругой, гражданина Пипко.

Кормить свою живность, в том числе и временно подселенного пса, Кучкин намеревался теми самыми продуктами, которые купил для себя любимого. Готовый, продающийся в любом супермаркете, корм, кошачий, равно, как и собачий, вызывали у Аполлона Михайловича чувство резкого неприятия – запахом, цветом и сомнительной пользой для любого живого организма. Никогда не стал бы Аполлон скармливать своей хвостатой питомице что-то из того, что не кушал сам. Кошачий корм Кучкин пробовал, как – то раз и по глупости. Потом, долго плевался и полоскал рот, избавляясь от специфического вкуса. Как выяснилось опытным путём – гадость ужасная и к еде малопригодная. Нет, где-то может быть, обитают большие поклонники данного продукта, но Аполлон себя к ним не причислял. Свою кошку он, как добрый и заботливый хозяин, предпочитал кормить продуктами с собственного стола, пусть знатоки и утверждали обратное – мол, человеческая еда котам и собакам противопоказана. По мнению же Кучкина, сугубо личному, противопоказано питомцам то, что продают под видом сухого корма.

Своему мнению Аполлон больше никогда не изменял и шотландской вислоухой, не смотря на ее, жутко породистую стать, приходилось довольствоваться скромными полуфабрикатами.

И, поскольку из продуктов в доме имелись только пельмени, то и кушать все станут пельмени, а кто не захочет, тот ляжет спать голодным.

Оскорбленная и разобиженная Барселона, хлеща собственным хвостом собственные же бока, пробежала мимо предателя-хозяина, променявшего прекрасную кошку на блохастого пса и забилась под стол, откуда и следила за всем происходящим, тараща возмущенные глаза, сверкавшие, точно фары автомобиля, ярким янтарным светом.

Заманчивый запах пельменей звал и манил. Кошка мялась, сомневалась и фырчала, наблюдая за тем, как бесстыжий пёс-захватчик поглощает калорийный продукт из глубокой пластиковой миски, имевшей размер в три раза больше, чем ее собственная тара для продуктов питания.

Не выдержав бессовестного издевательства, рычащая от злости фурия, метнулась к своей собственной тарелке и приступила к пожиранию пельменей, стараясь держать зубастую пасть сенбернара в поле своего зрения.

Стрескавший полтора пакета питательного продукта, Тяпа, растянувшись на полу в коридоре, прикрыв морду лапами, блаженно засопел, продолжая злить и бесить шотландскую вислоухую, а Кучкин, махнув рукой, утащил свою, очень скромную порцию в комнату и приступил к составлению плана на завтрашний день.

Что ни говори, а работа на себя – дело хлопотное. Тут уже не отговоришься и не откосишь, потому как, трудишься не на чужого дядю, а на свой собственный, родимый карман.

Карман надобно наполнять, налоги платить и дело делать.

Проблема с вампирами представлялось Кучкину глупой, нудной и связанной с медициной. Впечатлительному пенсионеру-коллекционеру могло привидеться, что угодно. Удивительно, что обошлось банальными фигурантами дешевого фильма ужасов. Гроб – это уже аргумент посерьезнее, но, возможно, в доме кто-то умер, или умереть собирался, а, пенсионер, далекий от народа, просто не в теме? Но, подозрительный подъезд стоило навестить и опросить возможных свидетелей. Чем черт не шутит – может появится какая-то интересная подвижка?

Беглая жена, как более перспективная и денежная тема, заслуживала плотного внимания и трепетного отношения. Увлекающаяся дамочка по имени Аделаида, разумеется будет найдена и возвращена страдающему мужу, а, уж образуются на голове у любящего птенчика наросты кальция, приобретя причудливый вид ветвистых рогов, самого Кучкина волновало мало.

Вероятней всего, дамочка усиленно репетировала роль – невесты, возлюбленной, или любовницы, может быть, даже в чьей-то постели, но, приложив старание и затратив толику времени, Кучкин обязательно до правды докопается.

Успокоенный собственными рассуждениями, убежденный доводами рассудка и ублаженный вкусными пельменями, Аполлон Михайлович расслабился, позабыв о своей второй половине (кошке, по имени Барселона) и о новом жильце (сенбернаре Тяпе), трехдневном, как он надеялся, квартиранте. Крепкий сон принял специалиста в свои мягкие объятия и Кучкин заснул.

*

«Нельзя так много жрать на ночь. – первая мысль, посетившая Аполлона этим нерадостным утром нового дня, вызвала раздражение, тяжесть в груди и чувство изжоги. – Не зря твердят о том, что переедать – вредно. Никто, кроме меня самого, не позаботится о моем драгоценном здоровье. Может быть, меня, всё же, настигло запоздалое тяжелое пищевое отравление?"

Аполлон чувствовал себя прескверно – необыкновенная тяжесть почти расплющила несчастного по кровати, ему было жарко, душно и влажно, а, еще, что-то тупое и твердое упиралось в бок, мешая дышать.

– Наверно – это пельмени. – решил Кучкин. – Они встряли, забыв перевариться.

Где-то поблизости послышалось недовольное ворчание. Аполлон, смахнув с головы какую-то мохнатую тряпку, распахнул ресницы.

Недовольно фырчавшая Барселона, хлобыстнув хозяина по носу пушистым хвостом, изящно спрыгнула с постели и отправилась по своим делам, а оторопевший Кучкин, раскрыв рот, наблюдал за тем, как с его груди, медленно сползая, отодвигается тяжелая голова сенбернара, который, до этого момента интимно прижимался к человеческому телу всеми своими мохнатыми четырьмя конечностями.

– Я спал в одной постели с собакой. – ужаснулся Кучкин, сплевывая на мятую простынь шерсть – то ли кошачью, то ли собачью, он еще не научился различать её на вкус. – Какой позор? Я теперь, что, извращенец?

Аполлон приуныл – слово извращенец вызывало протест и несогласие. Любые извращения Кучкиным отвергались и поэтому, увидев однажды по телевизору бородатую женщину-певицу, Аполлон решил, что этот мир катится куда-то не туда и, было бы неплохо, его, этот мир, слегка подправить, дав хорошего пинка под зад и придав ускорение в нужную сторону – подальше от бородатых типов, обряженных в платья, женщин с мужскими причиндалами и прочих личностей, далеких от традиционных ценностей и моральных принципов, мечтающих о совокуплениях с представителями животного мира.

– Нет. – не согласился с собственными мыслями, Кучкин, чистя зубы с особым ожесточением. – Я – не извращенец. Я – жертва обстоятельств. – и, закончив гигиенические процедуры, начал убирать за Барселоной, сегодня, особенно злобствовавшей и нагадившей на полу в коридоре.

– Больше никаких полуфабрикатов. – предупредил Кучкин женскую половину своей семьи. – пельмени, как мне кажется, на тебя плохо влияют, дорогуша. Я их лучше скормлю Тяпивару – смотри, воспитанный пес терпеливо сидит под дверью и ждет похода на улицу, для того, чтобы сделать все свои интимные дела на лоне природы. Твое же лоно, – Кучкин строго грозил пальцем шотландской вислоухой. – находится в туалете и называется «лоток».

Но, по всей видимости, Баська так и не удосужилась выучить русский язык за все то время, что они с Аполлоном проживали в одной квартире.

Кошка, раздраженно фыркнув, удалилась задрав хвост. Она позволяла этому наглому двуногому жить на своей территории, кормить и поить себя любимую и он, беспардонный тип, еще смеет проявлять недовольство? Притаскивать в дом чужую собаку и кормить постороннего пса, её, Барселониными, пельменями?

Собака, кстати, приготовившись к выгулу, нетерпеливо скребла когтями по полу и Кучкин, внезапно обеспокоившись судьбой полового покрытия, мгновенно натянув на себя верхнюю одежду, распахнул двери в подъезд – пускай Тяпа дерет общедомовое имущество в виде напольной плитки, а, его, личное, Кучкинское, оставит в покое.

*

Адрес, пребывающего в тревоге сангвиворифоба, коллекционера-пенсионера, жег карман. Кучкин, вынужденный заботиться о сенбернаре, оставленном и покинутом собственной отравленной хозяйкой, нацепив псу намордник и, тем самым, вызвав нешуточное раздражение Тяпивара, отправился по маршруту. Пешком.

Обычно Кучкин прогуливался медленно, не торопясь, дыша воздухом и с удовольствием любуясь видами. Впрочем, виды давно приелись, ведь проживал Аполлон в родном городишке с детства и привык к одному и тому же пейзажу. Но, тем не менее – дышать свежим, пусть слегка и загазованным воздухом, куда приятнее, чем вдыхать тот же самый воздух, стерильный и прохладный, охлажденный кондиционером. Ни вкуса, ни запаха, ни удовольствия, а удовольствий в жизни само назначенного специалиста и без того ощущался недостаток.

Тяпа брел, понурив голову и недовольно сопя, изображая французский прононс – любимая хозяйка пропала, привычная пища внезапно закончилась и, в довесок ко всему прочему, на сенбернара нацепили намордник. Намордники Тяпа презирал и терпеть не мог. Но, пришлось. Иначе, как очень быстро уяснил для себя пес-тяжеловес, не видать ему пельменей, как собственных ушей.

Временный человек, приставленный к Тяпе судьбой-злодейкой, вызывал некое чувство дискомфорта, но, гораздо больше Кучкина, пса раздражала вздорная кошка – фырчащая, хрипящая и постоянно орущая. Хотелось прижать наглую хвостатую дрянь к полу и навалиться всей массой. Но, Тяпа отлично понимал, что он – всего лишь гость на чужой территории и, будучи гостем воспитанным, старался вести себя достойно, надеясь на то, что пельмени-пельменями, а вкусная сахарная косточка за хорошее поведение, рано или поздно, но появится в его чашке.

Кучкин мало думал о Тяпе – бредет себе рядом, команды выполняет и, хорошо. Все мысли Аполлона Михайловича занимали размышления о пенсионере, вампирах и том самом доме, к которому они, с Тяпиваром, направлялись.

Дом – семнадцатиэтажное здание-долгострой, много лет мозолившее глаза горожанам и вызывавшее лютое раздражение у властей города, являющегося районным центром, смогли достроить лишь два года назад и это, с учетом того, что возводить злополучное здание начали много лет тому назад.

Строительство не заладилось с самого начала – обманутые дольщики маршировали вокруг недостроя с плакатами и транспарантами, скандировали броские слоганы и писали гневные письма в разные инстанции. Инстанции держали оборону, отправляли юристов в суды и отбивались всеми силами.

Победил, как всегда, счастливый случай, в лице какой-то, облаченной властью шишки, при портфеле, шляпе и машине с мигалкой, приказавшей стройку закончить в сжатые сроки и, своим вмешательством, вернувшей людям надежду.

Да и закон по данному поводу подоспел и созрел, будучи принят к исполнению.

Долгострой достроили, несчастные жильцы обзавелись квартирами и обрели спокойствие, а Кучкин – головную боль и первого, в своей карьере специалиста, клиента.

– Какие глупости. – тряс головой Аполлон Михайлович, незаметно для посторонних передергивая плечами. – Всем давно известно, что вампиров не существует. Вот, в зеленых человечков-инопланетян, я готов поверить, в некие абстрактные, высшие силы, сующие нос в земные дела – верю, даже в экстрасенсов и гадания – извольте, но, в вампиров? В, пьющих живую кровь, мертвецов? Ну, что за бредятина?

Серо-зеленое семнадцатиэтажное здание приближалось. Благо, дом построили почти что, в центре города, неподалеку от жилища самого Кучкина. Потому, ни самому специалисту, ни псу, навязанному тому в общение, не пришлось долго бить ни ноги, ни лапы. И это, немало утешало обоих.

*

Горемыкина Таисия Григорьевна, размахивая крепенькими, сухонькими кулачками, подпрыгивая на одном месте, вопила подобно пароходной сирене, собрав вокруг себя целую толпу почитателей собственного таланта поскандалить. Почитатели, то бишь, соседи сей достойной, шестидесяти двухлетней дамы, морщились, но терпели и даже выражали сочувствие и понимание, потому, как дама, в кои то веки, шумела по делу.

– Обокрали! – Таисия Григорьевна плакала навзрыд, сморкаясь в огромный платок и наскакивая на молоденького участкового, пораженного мощным напором, бодрой до безобразия, пенсионерки. – Обокрали! Бессовестные люди! Ничего святого. Никакого уважения к почтенным сединам.

«Почтенные седины» пенсионерки, выкрашенные в игривый фиолетовый цвет, щеголяли выбритыми висками под изящной стрижкой «каре». Знакомый парикмахер уговорил Таисию Григорьевну сменить имидж, выбрил и окрасил, и придирчивая клиентка студии красоты «Одуванчик», оказалась удовлетворена полученным результатом. На радостях, она отправилась на недельку в гости к родным, а, по возвращению, обнаружила, что ее квартирку кто-то обчистил. Стихийный митинг собрался у входа в подъезд как раз по этому поводу.

– Отыщи! Отыщи немедленно покражу! – воинственная дамочка с выбритыми височками не собиралась отцепляться от участкового. – Мне крайне важно вернуть украденное, как можно скорее.

Гоноренко Никита Константинович, молодой, необстрелянный и неопытный участковый уполномоченный, столкнувшись с напористой дамочкой, немыслимых для его юного возраста, шестидесяти двух лет, едва не кинулся спасаться бегством, надеясь забаррикадироваться от нападок пенсионерки в здании участка, прикрываясь авторитетом более опытных и изворотливых коллег. Но, не тут-то было – Горемыкина вцепилась в жертву мертвой хваткой. Соседи поддержали претензии визгливой дамы своими широкими плечами, отрезав стражу порядка пути к отступлению.

Честолюбивый участковый, втайне мечтавший о блистательной карьере и лаврах, если уж не Шерлока Холмса, то, хотя бы знаменитого сыщика, с не менее знаменитого, Невского, собирался ловить маньяка, совершающего нападения на девушек и держащего в страхе весь районный центр, а, вместо этого важного и неотложного дела, ему предлагалось утешать дамочку в маразме и слушать ее визгливые вопли, порой затмевающие по тональности песнопения знаменитого Витаса.

Аполлон Михайлович, которому до избранной цели оставалось всего лишь перейти на другую сторону дороги, чтобы оказаться во дворе достроенного долгостроя, ростом в семнадцать этажей, невольно притормозил, заинтересовавшись горячим конфликтом.

– Верните мне его немедленно. – верещала Горемыкина, продолжая наступать на участкового и заставляя того пятиться назад. – Я честно купила товар, оплатила услуги и закрыла дорогую вещь на замок. А, меня – обокрали! Сделайте что-нибудь. Мне крайне необходима эта вещь! Она может понадобиться в любой момент. Учтите!

Никита Константинович размахивал руками, отпихивая от себя шуструю бабульку – скажет тоже, немедленно! Да эта шебутная бабка еще лет двадцать в своей покупке нуждаться не будет. Подумаешь – обокрали. Еще купит. Вон как голосит, лет на десять этой сирены точно хватит.

– Приходите с обеда. – вежливый участковый, упершись спиной в грудь соседей крикливой пенсионерки, чувствовал себя загнанным в угол енотом. – Напишите заявление, укажите приметы похищенного имущества и только после этого, мы приступим к розыску.

– Мое имущество могут применить не по назначению, пока я стану ходить и чего-то там писать! – возмутилась скандальная бабка. – Как мне потом с этим жить? Как потом пользоваться украденным? Я специально приобрела новейшую, качественную модель, модную и продвинутую. Даже с подключенным интернетом и сотовой связью, а, ее, возьми и укради. Верните немедленно, я вам говорю.

Участковый кивал головой, как заведенный, продолжая отступать и пятиться, а привлеченный шумом Кучкин, наоборот, выдвинулся вперед – кто знает, может быть, этот скандал сыграет свою положительную роль в его личном расследовании?

Тяпа тащился следом, тряс головой и пытался стянуть намордник.

Гоноренко шестым чувством учуял конкурента – не так давно Аполлон Михайлович Кучкин интересовался лицензией частного сыщика, но участковому пришлось ограничить амбиции претендента. После той памятной встречи неприятный осадок остался у обоих, что не способствовало установлению теплых, дружественных отношений между представителем власти и специалистом по решению вопросов. Глазастый участковый вцепился взглядом в, проходящего мимо, подозрительного типа.

– Гражданин Тучкин? – обрадовавшись выпавшей возможности переключиться с визгливой потерпевшей на иное лицо, Гоноренко рванулся к человеку с собакой. – Что вы тут делаете? Почти что, на месте преступления?

Аполлон Михайлович пожал плечами, подтягивая к себе поводок и Тяпу – не хватало еще, чтобы окрыленный встречей Гоноренко, оттоптал псу лапы. Как слышал Кучкин, собачьи и кошачьи укусы заживают долго и мучительно, а участковый, по всей видимости, нарывался – вон, как неосмотрительно приплясывает прямо перед почти сползшим намордником!

– Я – Кучкин. – поправил Аполлон Михайлович участкового.

– Да, без разницы. – ехидно ухмыльнулся представитель власти.

Гоноренко постоянно стремился вывести из себя Аполлона Михайловича, коверкая фамилию специалиста. Кучкин на выпады участкового внимания не обращал – тому было далеко до недругов Кучкина из детского дома. Вот там были мастера! Они и покойника могли довести до белого каления. Гоноренко до них, еще расти и расти.

– Прогуливаюсь. – степенно ответил Кучкин, доброжелательно улыбаясь участковому, крикливой тетке и всем прочим людям, толпящимся поблизости. – Пса выгуливаю, как видите.

– Пса? – скривился Гоноренко, осматривая Тяпу с особым подозрением – а, не замечен ли пес в чем предосудительном? Но, нет – и намордник, и поводок на месте, к сожалению. – У вас имеется пес?

– В, данный момент. – Кучкин продолжал прислушиваться к фоновому шуму и пытался понять – что за нужную и жизненно необходимую вещь, стибрили у пенсионерки из закрытой квартиры? И, кто бы это мог сделать? Может быть, под шумок удастся распутать еще одно дело? Задаток-задатком, но прокормить мохнатую гору шерсти – та еще докука!

– Не получится, Мучкин. – Гоноренко, перехватив заинтересованный взгляд специалиста, состроил строгое лицо и ухватил гражданку Горемыкину за острый локоток. – Таисия Григорьевна идет писать заявление. В участке. Немедленно.

Поскучневшие соседи, что-то живенько обсуждая, потянулись к дверям подъезда, а Кучкин, проводив участкового и гражданку с выбритыми височками задумчивым взглядом, начал медленно переходить через дорогу. У центрального подъезда семнадцатиэтажки Аполлон Михайлович углядел знакомые пальто и шляпу – коллекционер не забыл о назначенной встрече и терпеливо караулил, поджидая, оплаченного задатком, специалиста.

Дело о вампирах должно было иметь продолжение.

– Вы запаздываете, господин консультант. – по всей видимости, пенсионер Дохлик, дожидаясь Кучкина, успел слегка продрогнуть – нос у него выгнулся и покраснел кончиком, а руки зябко били по ляжкам растопыренными пальцами ладоней. – Что вас задержало и почему вы пришли с собакой?

Кучкин ответить не успел, Дохлик поспешил это сделать за него.

– А! – хлопнув себя по лбу, догадался Анатолий Афанасьевич. – У вас имеется служебно-розыскная собака? Очень, очень похвально и предусмотрительно! Она обязательно вынюхает вампира и станет на след. Но, почему она такая большая? – пенсионер с недоумением обозрел копну на лапах и в наморднике, но смирился с неизбежным. – Надеюсь, ваш пес не нагадит в подъезде? У нас, знаете ли, очень строгий домком.

Недоумение сочилось из глаз, оскорбленного словами Дохлика, Тяпивара прямым упреком – что позволяет себе этот двуногий? Он, Тяпа, вполне себе достойный пес, не щенок-малолеток и приучен обделывать свои делишки солидно и с достоинством.

Кучкин отмолчался, но выразительность морды Тяпы оценил.

– Безумная скандалистка Горемыкина. – продолжал бухтеть Дохлик, открывая кодовый замок своим собственным ключом. – Ее вопли слышно на две улицы и переулок! Поразительно склочная особа. Я, лично, не знаком с этой дамочкой, но, наслышан.. Да-да, наслышан. Наш домком все время говорит о ней и радуется, что мадам-скандалистка, к счастью, проживает не в нашем доме. Что с ней случилось на этот раз?

– Таисию Григорьевну обокрали. – Кучкин скользнул пытливым взглядом по стенам подъезда, надеясь отыскать глазами следы вампирской трапезы.

Ничего! Пенсионер-коллекционер оказался склонен к добросовестному труду и чистоте, поэтому отмыл стены с похвальной старательностью.

– Может быть, – совершенно безумная мысль пришла в голову Кучкину. – Дохлик замывал следы страшного преступления и потому сам усердствовал? Для пущей достоверности, пришел ко мне, принес клык и наболтал про вампиров? Очень подозрительно. И, гроб? При чем здесь гроб?

– Обокрали? – засмеялся Дохлик, приходя в превосходное расположение духа – как славно, что неприятности не только у него. – Что украли у этой вздорной женщины?

– Что-то очень важное и жизненно необходимое. – коротко ответил Кучкин, досадуя на собственную невнимательность. Он же, растяпа, так и не уяснил, что это был за предмет, похищенный самым бессовестным образом, а, жаль. – Этим делом занимается полиция. Сам господин участковый Гоноренко.

– Наглый тип! – Дохлик возмутился и встопорщился. – Мои проблемы этого тупого служаку не заинтересовали. Заявление не принял, выслушать не удосужился, а Горемыкину, значится, пожаловал своим вниманием. Куда катится мир? – вздохнув, пенсионер потащился вверх по лестнице. – Прошу вас, молодой человек – надеюсь, вы оправдаете мое доверие.

Кучкин изъявил готовность оправдать всё, что ему предложат.

Он медленно поднимался по ступеням и думал о том, что в доме, семнадцать этажей! И на каждом этаже – четыре квартиры! В квартирах, скорей всего, полным-полно молодых пар, девиц и парней. Как найти упомянутых вампиров, привидевшихся дедушке в маразме? Адский труд и, тем более, на высоте.

Тяпа не любил ступени. Он не признавал лишних движений и двигался весьма экономно. Но, пельмени и сахарная косточка, заставили пса подчиниться. Как подозревал пес, хозяйка еще не скоро объявится на горизонте.

– Я сохранил упаковку от жидкости, содержащей гемоглобин. – неожиданно просипел пенсионер, утомленный быстрым подъемом. Вероятно, передвижение по подъезду, в котором, весьма высока вероятность встречи с опасными кровососами, заставила Дохлика двигаться скоро и рвано. – Ваш пес может что-то вынюхать?

Пес уставился на Кучкина, Кучкин – на пса.

– Я, действительно должен что-то делать? – красноватые глазки Тяпивара подозрительно блестели. – Трудиться? Отрабатывать кусок пельменя и косточки?

Взгляд Кучкина обрел упругую твердость – Тяпа! Семнадцать этажей против собачьего нюха! Возможно, что-то и выгорит из этой нелепой затеи?

– Разумеется. – Аполлон Михайлович ответил сразу обоим. – При должном старании.

Пес и пенсионер недоверчиво переглянулись – им бы уверенность Кучкина.

– Хорошо. – раздраженно буркнул коллекционер Дохлик и распахнул двери своего холостяцкого жилища. – Вытирайте ноги, цепляйте бахилы и проходите.

– Бахилы? – недоумение отразилось на лице Кучкина и на собачьей морде одновременно. – Какие строгости, однако!

– Еще и бахилы? – Тяпа сопел особо усердно, пыхтя и трепыхаясь. Мало ему намордника, так еще нацепили на лапы какие-то скользкие, цветные мешки, противные на запах и на ощупь. Он – солидный пес! Невозможно терпеть бессовестный произвол двуногих!

Острые, твердые когти грозили прорвать тонкие, шуршащие мешки на лапах пса – сенбернар твердо вознамерился оставить след в истории этой квартиры и оставлен тот след будет на дорогом паркете.

– Не вздумай. – прошипел предусмотрительный Кучкин, дергая Тяпу за поводок. – Задаток не оправдает расходов и на пельмени денег не останется. Как я подозреваю – поститься ты не приучен.

Догадливый Тяпа смирил свой гнев, но на Дохлика и на паркет, нет-нет, но посматривал – мало ли как все сложится, а месть, дело святое.

Воздух в жилище коллекционера оказался невкусным – отдавал затхлостью, старым тряпьем и еще чем-то неопознанным, но, совершенно точно, противным.

Квартира пенсионера-коллекционера походила на пещеру дикаря-троглодита – узкая, темная и сплошь чем-то покрытая. На полу – мохнатый ковер, на стенах – какие-то кожаные таблички в веревочных рамочках, портреты, портретики и, просто, куски шкур, на окнах – бамбуковые занавески, создающие загадочную полутень. Повсюду – тумбочки и столики с пыльными поверхностями, коробками, коробами и ящиками. И сам Дохлик, беспокойно снующий по комнатам в своем потертом пальто и шляпе.

– Бахилы? – возмущенно сопел Аполлон Михайлович. – Он заставил меня нацепить бахилы! Для чего? Для того, чтобы я не потревожил эту девственно-прекрасную пыль? Лучше бы респиратор предложил, старый хрыч. Я уже чувствую, как мерзкая аллергия пытается удушить меня в своих тугих объятьях.

– Господин специалист, – обратился к Кучкину Афанасий Анатольевич, аккуратно стащивший с головы шляпу и весьма ловко запуливший ее на оленьи рога, украшавшие стену в прихожей. – вампиры в моей квартире не появлялись. Видите, контрольно- следовая полоса не повреждена. – и коллекционер ткнул пальцем прямо в ту самую пыль, так возмутившую Кучкина.

– Всё ещё хуже, чем я думал. – почти простонал молодой специалист, с большим трудом пытаясь сохранять спокойствие и невозмутимость. Но вслух Кучкин озвучил совершенно иные мысли.

– Отлично, господин Дохлик. Вы проявили редкую изобретательность, а теперь – несите тот самый пакет, содержащий остатки гемоглобина.

Коллекционер растворился в полумраке квартиры, а Кучкин попытался глубоко вздохнуть – обстановка напрягала. Неудивительно, что Афанасий Анатольевич, того и гляди, грозил раствориться в маразме – все эти штучки на стенах .. Дикие штучки наводили на весьма скверные мысли.

– Вот, например, – подумалось Кучкину. – Почему сия препротивная вещичка повещена на столь почетном месте? На видном месте, посередине стены? Почему не тот портрет, или милая акварель? Что это еще за страхозябра волосатая, выполненная в виде шара и опутанная веревками?

– О! – голос пенсионера заставил Кучкина слегка подпрыгнуть на месте. – Я вижу, вас заинтересовал этот тотем?

– Тотем? – глаза Аполлона Михайловича округлились. – Заинтересовал?

– Ну, как же? – всплеснул руками господин коллекционер, до сих пор не удосужившийся избавиться от своего поношенного пальто. – Вы же смотрите прямо на него. Охранный тотем африканского племени юмбаинути. Говорят, – понизив голос почти до интимного шепота, сверкнул глазами коллекционер, снисходя до объяснений. – что шаманы юмбаинути изготовляют тотемы из высушенных голов своих врагов!

– Что вы говорите? – волосатый шар на стене не внушал ни малейшего доверия ни приглашенному специалисту, ни его временному псу. И тот, и другой, недовольно скаля зубы, пытались оставить между собой и той самой волосатой штукой на стене, как можно большее расстояние.

– Именно. – палец коллекционера устремился вверх. – Я думаю, что тотем спас меня от вампиров. Они учуяли дух шамана и не решились напасть.

– Возможно. – Кучкин и Тяпа переглянулись. В добрых, слегка красноватых глазах сенбернара, легко читался укор – за что?

«За что мне все это? – печалился Тяпивар, постукивая лапой, обутой в бахил, по паркетному полу, превращенному хозяином квартиры в контрольно-следовую полосу. – Пельмени, нелепая кошка, глупые ступени, а, теперь ещё и это? И, эту гадость, простите, я должен вынюхивать?

Содержавшая жидкость, похожую на гемоглобин, тара выглядела неприлично и отвратительно, но пес ее все-таки понюхал. Понюхал, скривил собачью морду и бодро постукивая когтями по паркету, помчался обратно к дверям, испортив контрольно-следовую полосу подушечками своих лап, засунутых в бахилы, из которых те самые когти и торчали, вопреки всем кучинским предупреждениям.

– Неужели унюхал? – ахнул специалист-консультант, стараясь поспеть за лохматым ковриком в наморднике. – Нет, это надо же – что, на самом деле, вампиры?

В подобный бред не верилось. Не хотелось верить, но Тяпа, подгоняемый то ли видом волосатого шара-тотема африканского племени юмбаинути, то ли отвратным запахом, подсунутым к носу, бодро скакал по ступеням, напоминая собой компактного, чрезвычайно мохнатого пони с собачьей головой. И, в наморднике.

Кучкин очнулся на двенадцатом этаже.

Галоп по ступеням дался специалисту не легко – не привык Аполлон Михайлович к гонкам по вертикали и вот теперь, раскорячившись и согнувшись у чьих-то входных дверей, тяжело пыхтя и со свистом втягивая воздух, Кучкин пытался раздышаться.

Страшно далек оказался специалист от, атлетически сложенного образа, самого первого древнегреческого обладателя гордого имени. Не даром же говорят – сложен, как Аполлон.

– Не Аполлон, ты, Аполлон. – с сожалением констатировал Кучкин. – Далеко тебе до идеала. Спортзал тебе в помощь, Аполлон. Совсем ты, парень, расслабился, сидя сиднем в своем офисе.

Рядом, почти так же, только стоя на четырех лапах, хрипел пес. Его тяжелое тело не возрадовалось внезапным нагрузкам и содрогалось волнами, весьма странно смотревшимися на мохнатой поверхности спины.

Пенсионер-коллекционер потерялся в самом начале, еще в районе третьего этажа. Даже сейчас, находясь почти под самой крышей, Кучкин отчетливо слышал его далекие завывания.

– Пельмени. – на морде пса отчетливо отпечатался весь список его простых пожеланий. – Много! Сахарная косточка! Мягкая подстилка и никаких кошек.

*

– Только не здесь! – молодой, визгливый и стервозный женский голос прервал краткий отдых, пытавшихся прийти в себя, охотников на вампиров. – Совсем эти бомжи обалдели. Мало того, что сами прутся в приличное общество и гадят на лестнице, так еще и собак своих тащат. Вон! Пошли отсюда вон, уроды маргинальные! Кому сказала!

Оскорбленный нападками неизвестной женщины, Кучкин, задрав голову вверх, попытался дать отпор наглой визгливой бабенке – мол, никакой он, Аполлон, не бомж! И не просто так он толчется на этой лестнице, а, вовсе даже, по делу. И нечего ему, такому опытному и пронырливому указывать, что делать и как поступать.

Не смотря на очень строгого домкома, освещение на лестничной площадке двенадцатого этажа, оставляло желать лучшего – лампочка еле светила, находясь на последнем издыхании.

Ввиду, предполагаемого обитания вампиров, проживающих в, конкретно этом подъезде, освещение могло было быть и получше.

Голову вверх он задрал напрасно. Позади специалиста послышался тоскливый вой Тяпы, и Кучкин узрел – на него, из полумрака коридора, надвигалось нечто белесое, шелестящее и полупрозрачное. Страшно бледная тень незнакомой особы поражала неестественной синюшностью лица, гибкостью изящной шеи, пламенеющим взглядом диковатых глаз и сахарной белизной длинных, устрашающе длинных зубов.

– Вон! – прошипела белесая тень и само назначенный специалист, позорно взвизгнув, отшатнулся назад, запутался в собственных конечностях, прогнулся и покатился вниз по ступеням, гулко бумкнувшись лбом о последнюю.

Где-то неподалеку жалостливо и, как-то безнадежно, взвыл Тяпа, а затем Аполлон Михайлович, в силу особых обстоятельств, позволил себе отключиться.

*

– Что же вы так неосторожны, молодой человек? – в себя Кучкин приходил мучительно трудно и как-то рывками. Ужасно болел лоб, саднило колени и холодило щеки. – Фу-фу, пошел прочь! Прочь! Прекрати облизывать бомжей. Ты же порядочный пес.

– Ужасное ощущение. – тряся головой и испытывая при этом чувство глубокого головокружения, Кучкин вяло отпихивал в сторону горячую, влажную тряпку, которой, неизвестный доброжелатель пытался протереть ему лицо. – Хватит уже, – вслух возмутился специалист, всем своим затылком ощущая твердость каменных ступеней. – прекратите меня мыть. Лучше бы брызнули на меня холодной водичкой.

– Еще чего! – рядом послышалось рычание какого-то большого животного, и Кучкин, не смотря на плачевное состояние своего организма, понял, что в отличие от голоса, рычание звучало знакомо. – Стану я еще всяким бомжам в лицо воду лить. Хотя, конечно же, – отвратительно жизнерадостный голос насмешливо продолжил. – умыться вам не помешает.

Отважившись распахнуть ресницы, Аполлон Михайлович обнаружил перед собой глаз – большой, влажный и карий. Удивительно, но глаз принадлежал не Тяпе. Тяпа – вон он, совсем рядом, послушно сидит, свесив вниз длинный розовый язык.

– Это им он меня облизывал. – догадался Кучкин. – Это был язык Тяпы, а не горячая тряпка!

Карие глаза, как оказалось, количеством в две штуки, принадлежали невысокой, вертлявой девице, затянутой в нелепый брючный костюм серого цвета. Широкий пиджак и узкая юбка-карандаш, из- под которой выглядывали ноги, обтянутые капроном, создавали довольно-таки привлекательную картину, особенно, если смотреть снизу. Девица выглядела уверенной, целеустремленной и слегка раздраженной. Она нетерпеливо постукивала ножкой, обутой в туфель и трясла кудрями. Рыжими и завитыми мелким бесом.

– Ведьма. – решил Кучкин, собирая глаза в кучу. – Только ведьмы бывают столь бессовестно довольны собой.

– Вашему псу крайне необходимо подстричь ногти. – заявила девица. – Удивительное дело – у бомжа и вдруг такой воспитанный пес! Именно ему вы обязаны тем, что не слетели с вершины до самого низа.

– Поводок. – Кучкин с благодарностью взглянул на добродушную морду Тяпы. – Он удержал меня от падения на самое дно! Восемьдесят пять кило живого веса не так то просто лишить устойчивости.

– Так что на счет когтей? – целеустремленная девица задалась целью извести Кучкина, не иначе. – Стричь будете?

– Я? – изумился Кучкин.

– Собаке. Стричь когти. – девушка хмыкнула. – Сделаю вам скидку, как временно ушибленному на голову. Соглашайтесь.

– Я подумаю. – ничего белесого в одежде обладательницы влажных карих глаз и рыжих кудряшек, Кучкин не углядел. Но, тогда, кто же верещал, противно и громко? Чья звуковая волна спихнула его с лестницы?

– Думайте-думайте, господин бомж. – весело пропищала девица в кудряшках. – И, аккуратней ходите по ступеням, иначе, в следующий раз вам не повезет и шею вы, все-таки, свернете. Пока, здоровяк. – это уже Тяпе.

Легко всунув что-то невесомое в руку специалисту, незнакомка запрыгала вниз по ступеням, а, Аполлон Михайлович, кряхтя и стеная, принялся выдергивать себя из лежачего положения, пытаясь твердо угнездиться на ногах.

Получалось плохо – ноги подрагивали и подкашивались, а, тут еще, снизу, начали прилетать какие-то весьма странные, заунывные звуки.

– Ч-ки-ки… Ки-чи-ки.. – кто-то неизвестный хрипел весьма противно и протяжно.

– Пенсионер Дохлик. – догадался молодой специалист, стряхивая с куртки куски побелки. – Соскучился и обеспокоился. Но, простите…

Глаза Кучкина внезапно выхватили из полутьмы нечто. Нечто, очень даже знакомое и подозрительно опасное, валялось на полу.

– Клыки! – почувствовав, как вздыбились волосы на затылке, Кучкин похолодел. – Это же самые настоящие вампирские клыки. Те самые. Опять?

Вот и не верь после этого в сверхъестественные силы – глаза Аполлона Михайловича обеспокоенно обшаривали лестничную площадку – стены, окрашенные синей краской, пыльные ступени, половая плитка, клочки шерсти Тяпы, сам Тяпа, мило лыбящийся через, наполовину стянутый намордник, парочка длинных клыков, уже виденных Кучкиным ранее и… И, клок ткани – белоснежный, полупрозрачный и такой страшный!

– Этого не может быть, потому что, этого никогда не может быть. – оцарапанные пальцы Кучкина сами по себе схватили невесомый клочок. – Глупости и дурости! Вампиров не существует в природе. Живые мертвецы – нонсенс по определению. Но, тогда кто? Кто столкнул меня со ступеней и чье белое лицо я успел рассмотреть в миг своего падения с этого Олимпа?

– Господин специалист? – громко голосящий пенсионер Дохлик, с огромным трудом ковыляющий вверх по лестнице, обозначил себя при помощи потертой шляпы, не иначе, как стащенной обратно с оленьих рогов. – Господин Кучкин, вы почему молчите и не изволите отзываться? Как вам не стыдно? Разве можно столь неуважительно относиться к почтенным сединам и преклонному возрасту?

И, вынырнув из полутьмы, вытаращив глаза и икнув от испуга, многоуважаемый коллекционер древностей, поспешно ухватился за сердечную сторону груди – в глазах Дохлик плескалась откровенная паника и страх.

*

– Я вас предупреждал! – картинно заламывая руки, стеная чайкой, метался по пыльно-контрольной полосе Афанасий Анатольевич. – Не шутите с силами Тьмы! Вы не вняли. Вы усомнились. Вы пренебрегли моими советами. И, результат? Каков результат, я вас спрашиваю? – допытывался дотошный Дохлик. – Вас едва не загрызли.

Аполлон Михайлович вяло отмахивался, не принимая вопли клиента близко к сердцу. Кучкин был занят – он рассматривал свою страшную находку.

Клык?

Пожалуй, он обнаружил вампирский клык, спокойно себе валявшийся на полу, прямо под ногами той самой девицы в игривых кудряшках.

Клык сохранился плохо – кудрявая топталась по нему каблуками, но ничем иным, кроме странного зуба, эта штуковина, обломанная и, перепачканная во что-то красное и липкое, быть не могла.

Кучкин плохо разбирался в стоматологии, особенно, в стоматологии вампиров. Пенсионер Дохлик, едва взглянув на страшную находку специалиста, выводы сделал поспешные, но однозначные.

– Клык вампира, одна штука. Принадлежит, как и ранее найденный, женской особи этого вида.

По всей видимости, разумеется, если принять на веру слова перепуганного Афанасия Анатольевича, в доме завелся вампир, женщина-вамп, решившая открыть сезон охоты на боязливого и безобидного пенсионера.

Чем и как провинился Дохлик перед потусторонней сущностью, неясно, но клиент пребывал в отчаянье и требовал от Кучкина немедленных и решительных действий.

Кучкин с некоторым удивлением рассматривал себя в зеркало – страх и дичь! Мало того, что тщательно вычищенная куртка и нарядный шарф превратились в нечто неприличное, так и на лбу обнаружился отпечаток чьего-то ботинка, на щеке – царапина, а на шее, которую, о ужас, перестал защищать теплый шарф, брызги красной жидкости непонятного состава.

– Чего тут непонятного? – удивился Дохлик, в голосе которого отчетливо звучали панические нотки. – Эти брызги – чья-то невинная кровь! Она стекала с чьих то клыков. Вас определенно пытались сожрать. Загрызть и превратить в упыря. В труп! Живой! Мертвый! А, потом, они придут за мной. Какой кошмар! – и Дохлик, рухнув в кресло своим тощим задом, замер, спрятав лицо в скрещенных руках.

– У вас, хотя бы, тотем имеется. – проворчал недовольный Кучкин, не представляя себе, как можно в подобном безобразном виде выйти в люди. – Тот самый, племени юмба-мумба.

– Юмбаинути. – поправил приглашенного специалиста пенсионер, любивший точные и строгие определения. – Но, тотем – один, а нас двое. Что же делать? Как поступить?

– Я спасу себя сам. – заявил Кучкин, мужественно отказываясь от шаманской защиты. – К тому же – меня охраняет Тяпа.

– Как не вовремя нас покинула мадемуазель Гололупенко. – почти натурально всхлипнул Дохлик, плюхаясь задницей на контрольно-следовую полосу, пролегавшую через тумбочку. – Я читал в прессе о том, – имеется в виду скандально известная городская газета «Свекруха», что мадемуазель Гололупенко повысила свой рейтинг и приобрела новое звание – Повелительница зомби. Может быть, в виду своих многочисленных талантов, она и с вампирами могла бы управиться одной левой? Ведь, кто такие есть они, вурдалаки? – задался вопросом пенсионер-коллекционер, жалобно посматривая на Кучкина, который все никак не мог найти силы и отлипнуть от зеркала. – Вурдалаки – суть есть мертвецы, только живые. Те же зомби, а госпожа Гололупенко – их повелительница. Как она не вовремя решила бракосочетаться, менять фамилию и пускаться в свадебное путешествие.

– Да-да. – неопределенно поддакивал Аполлон Михайлович, усиленно очищая собственную шею от, содержавшей гемоглобин, жидкости.

Жидкость стиралась плохо и неохотно.

Кучкин морщил лоб, активизировав мысленный процесс – его, что, на самом деле, кто-то облил кровью? Краской? Но, с какой целью – запугать или загрызть?

Аполлон пыхтел от возмущения – как посмели? Новый шарф и чистая куртка! Кровь плохо отстирывается и ему придется обращаться в химчистку. Непредвиденные расходы! Мало ему Тяпы и его отменного собачьего аппетита. Задатки, знаете ли, на заборе не растут и на счет сами по себе не падают.

– Вы – мужественный человек. – польстил специалисту пенсионер Дохлик. – Я – нет. Я так ценю, что вы взялись меня защищать. Может быть вы останетесь на ночь? Могу предложить вам это кресло..

– Н-не надо! – содрогнулся Кучкин, разглядев упомянутый предмет мебели и быстро отскакивая от него в сторону.

Кресло представляло собой, не иначе, как орудие пыток – узкое, вытянутое ввысь, оно громоздилось седалищем на четырех тонких ножках и все седалище было утыкано острыми гвоздями, торчащими заостренными концами из этого самого седалища. Хищные кончики блестели в свете электрической лампочки и приглашали специалиста присесть.

– Уникальная вещь. – гордый Дохлик поторопился подтвердить самые худшие предположения приглашенного специалиста. – Стул индийского йога. Эксклюзивный вариант, выполненный из натуральных материалов. Раритет, но, чего не сделаешь ради сохранения душевного спокойствия? Надеюсь, вы его не испортите при эксплуатации? Мы положим сверху подушку и…

Представив себе, как он, раскорячившись, пытается вздремнуть на этом, с позволения сказать, «Прокрустовом ложе», Кучкин содрогнулся, цыкнул и поспешно начал пятиться к выходу.

– Ни в коем случае! – панически вскрикнул он, удачно преодолевая еще одну контрольно-пропускную полосу. – Нас не простят за варварство. Раритет должен содержаться в надлежащих условиях и не унижать себя всякими там подушечками. Меня отлично устроит моя собственная постель.

Двери квартиры Дохлик распахнулись и, исторгнув из собственной, отнюдь не атлетической груди, вздох облегчения, Кучкин вывалился на лестничную площадку.

– А, как же я? – раненой чайкой простонал пенсионер.

– Вы – отлично. – избавившись от навязчивого аромата, источником которого являлся пакет, содержащий протухший гемоглобин, коим пропиталась вся квартира предполагаемой жертвы вурдалаков, Кучкин вздохнул полной грудью, расправляя плечи. – Заприте двери, завесьте окна и в изголовье положите ту самую волосатую штуку со стены. Она убережет вас от зла.

– А, вы? – глаза профессора философии щурились от боли – такой молодой парень. Он обречен без защиты и беспомощен перед исчадиями ночи.

– Я позвоню вам завтра. – с облегчением захлопнув двери квартиры клиента, Кучкин бросился вниз – этаж, еще один и, вон он, спасительный двор.

*

Замечательно молоденькая девушка, одетая в яркую курточку и узкие брючки, цокая высокими каблучками, взволнованно металась от одного подъезда к другому.

Светлые волосы девушки, беспорядочно разбросанные по точеным плечам, игриво теребил прохладный вечерний ветерок. Розовые наушники кокетливо выглядывали из, розовых же, ушек красавицы.

Из наушников лилась задорная мелодия, но девушке, увы, было совсем не до веселья.

Миловидная блондинка кусала пухлые губки и утирала горькие слезы – ее предали! Она – обманута и бессовестно брошена.

Девушка обиженно шмыгнула носом и мстительно прищурилась – она сама, своими собственными глазами, наблюдала омерзительную картину – ее жених, этот вероломный изменщик, усаживал в машину какую-то высокомерную фифу, вульгарно размалеванную, словно бульварная шлюха. И он, предатель, называл эту дамочку «Дорогая»!

– Нет, я этого так не оставлю! – блондинка прошмыгнула мимо молодого и незнакомого мужчины, шею которого обвивал пестрый шарф, перехватила, слегка удивленный, взгляд его ярких глаз и прошипела себе под нос.

– Никогда! Никогда я не уступлю своего парня другой. Я готова на все ради нашей любви.

*

С удивлением специалист по решению вопросов осознал, что день, оказывается, успел закончиться. На город напали сумерки и заполнили собой все свободное пространство. Листва шелестела золотом и багрянцем, лукаво улыбались уличные фонари и, хорошо освещенные витрины кафе манили к себе голодных людей, мечтающих о плотном ужине и посиделках у экрана телевизора.

Мимо человека с собакой промчалась симпатичная девчонка – яркая блондинка, скрывающая горькие слезы под невеселой улыбкой.

Девушка показалась Кучкину замечательной, но слишком молоденькой для такого парня, как он.

Собака жадно втянула воздух широкими ноздрями и вопросительно взглянула на своего временного хозяина.

– Пойдем в кафе? – взглядом вопрошал Тяпа. – Кофе с молоком и пончик – для тебя и кусок мяса – для голодного сенбернара?

– Мы не можем себе этого позволить. – суровым тоном заявил специалист, грозя Тяпе пальцем. – Вот, если бы ты вынюхал вампира, то дело было бы успешно закрыто, и мы с тобой получили свой гонорар. А, так – довольствуйся малым.

Пес возмущенно фыркнул – у него молодой, все еще растущий организм! Он должен довольствоваться многим – пусть пельменями, но обязательно с сахарной косточкой!

– Пошли домой, нахлебник. – Кучкин уныло втянув ноздрями свежий, живительный вечерний воздух, бодро потрусил по улице, направляясь к собственному дому. Думать о том, какими гневными криками встретит его усатая Барселона, специалисту не хотелось. Зачем заранее настраивать себя на неприятности? Может быть, случилось чудо, и кошка неожиданно впала в крепкий, летаргический сон?

Кстати, Аполлон нащупал в кармане твердый картонный квадратик. Находка озадачила специалиста-консультанта – чтобы это могло быть? Неужели еще один привет от тех самых, возможно существующих, вампиров?

– «Лампапудель» – буквы сложились в нелепое, по мнению Кучкина, слово. – Мы вернем блеск вашему любимцу!

– Отличный слоган. – буркнул успокоенный Кучкин, вспомнив, что «Лампапудель» – это название собачьей парикмахерской, расположенной неподалеку от здания, в котором находился его собственный, облагороженный золотой табличкой, офис. Так вот, что, та, рыжеволосая и в кудряшках, вложила Кучкину в руку, воспользовавшись беспомощным положением, уроненного с двенадцатого этажа, специалиста.

Она – работница собачьей парикмахерской и впарила Аполлону, бесполезную для него, визитку этого самого салона.

Какая наглость!

По мнению Кучкина, собачьи парикмахерские – та еще глупость.

Для чего, скажите, это нужно – полировать когти, чистить зубы и стричь шерсть домашних питомцев? Вон, Тяпа, прекрасно существует на свете без полировки когтей и стрижки своей мохнатой шубы. Он же не овца – зачем ему стрижка? У сенбернара великолепный, брутальный вид истинного самца.

Что будет, если его, к примеру, подстричь? Под пуделя? На кого, скажите на милость, станет похож Тяпа? На пугало для собак? Или же, выкрасить когти сенбернара во все цвета радуги?

Глупости – у Тяпы нормальная ориентация. Кучкин сам видел, как пёс заглядывался на, пробегающих мимо, собак женского пола.

Бред! Ни один порядочный пёс не позволит так издеваться над собой.

Неожиданно в кармане забился телефон. Кучкин, все еще пребывающий под впечатлением случившихся с ним непонятностей, резко замер и Тяпа, поскользнувшись в нелепых бахилах, крепко поддал специалисту под колени.

– У-й! – взвыл Кучкин, взлетая и приземляясь.

– Р-ва-х! – рыкнул недовольный пес, осознав, что между ним и питательным ужином вновь образовалось чье-то падение.

– Опять? – веселый женский голос, прозвучавший с вышины, заставил Кучкина мобилизовать все ресурсы организма и задрать голову вверх. – Вы продолжаете падать, господин бомж? Вначале – с лестницы, теперь, вот – катаетесь по дороге? Пить надобно меньше! Подумайте о том, какой пример вы подаете своей собаке. Она, в отличие от хозяина, производит вполне приятное впечатление.

Тяпа невольно приосанился, покусывая намордник и укоризненно взглянул на Кучкина, все еще возлежащего на тротуаре – мол, вставай, недотепа, не позорь благопристойного пса своим поведением. Стыдно, стыдно, товарищ специалист, зажавший косточку для приличного пса.

– Опять эта рыжая ведьма. – мучительная гримаса исказила лицо молодого специалиста, но девушка в сером костюме, обладательница пары прекрасных карих глаз, на жертву внезапного падения, уже не смотрела.

Она занималась странным делом – торопливо приседая, светила мощным фонариком под лавочкой, захватывая световым лучом фундамент ближайшего дома и при этом громко цокала языком.

– Цок-цок.

Очень странные звуки слетали с языка ведьмы в мелких кудряшках.

– Рыцарь-джедай в поиске врагов. – подумалось Кучкину. – Обидно – могла бы и помочь.

Закусив губу, Кучкин мужественно поднялся с асфальта, отряхиваясь после падения и невольно копируя характерные манеры Тяпы.

Пес, в обалдении, наблюдал за тем, как бесшерстный и бесхвостый двуногий стряхивает с себя пыль и мусор виляющими движениями тела, а, затем, как ни в чем ни бывало, продолжает идти по дорожке, не обращая никакого внимания ни на девицу с глазами и фонариком, ни на самого Тяпу.

– Телефон! – рыжеволосая и кудрявая напомнила Аполлону Михайловичу про звонящий гаджет и специалист, лапая себя по карманам, извлек аппарат.

– У аппарата. – откашлявшись для солидности, выдохнул Кучкин, делая страшные знаки псу – молчи несчастный, не пали контору.

– Вы нашли мою жену, молодой человек? – громкий голос выдернул Аполлона из мирного, тихого вечера и вернул в суетную жизнь, осложненную падениями и прочими неприятностями. – Я надеюсь, в деле появились подвижки, и моя ненаглядная Аделаидочка вскорости вернется к своему птенчику?

– Я, как бы это, выразиться точнее.. – прочистил горло Аполлон Михайлович, приготовившись к долгим и подробным объяснениям, но голос в телефоне не желал ничему внимать и продолжал оглашать окрестности ревом крепких голосовых связок абонента, пугая поздних прохожих и бродячих котов.

– Ищите! Ищите мою жену! Я надеюсь, вы не жулик? Не шарлатан? Имейте в виду, у меня, Пипко – отличные адвокаты. Если вы не вернете мне мою жену, я затаскаю вас по судам. Не рассчитывайте, что вам удастся уйти от ответственности.

– Я отлично вас понял Викентий Георгиевич. – сильная головная боль посетила Кучкина внезапно, застав врасплох. – Я вам обязательно позвоню, как только в деле появятся подвижки! Очень плохо слышно.. – и сунул, вопящего на всю улицу, лаково-красочного фабриканта в карман.

Аполлон бессовестно врал – слышимость была превосходная. Вон, даже та самая рыжая и в кудряшках развернулась и взглянула на Кучкина с ярко выраженным неодобрением на лице.

– Еще и обманщик. – возмущение легко читалось на лице сотрудницы салона «Лампапудель». – Как не стыдно врать?

– Не стыдно, – поморщился Кучкин, отворачиваясь от странной девицы, заглядывавшей в широко распахнутую пасть мусорного бака, изготовленного в форме пингвина и прикрученного к дверям какого-то офиса, крепкой цепью. – ни капельки.

– Интересно, – входя в, гостеприимно распахнутые, двери торгового центра, подумалось Кучкину. – что потеряла сия бесцеремонная особа? – специалист презрительно фыркнул, строя догадки, одну нелепее другой. – Скорей всего, какую-нибудь откровенно бесполезную вещицу – веер там, или сломанные наушники. Дамочки – они все такие жуткие собственницы. Никак не в силах расстаться с ненужным и бесполезным хламом. А, эта, куда хуже всех прочих – обозвать меня бомжом. Меня, Аполлона Михайловича Кучкина!

– Мы не приветствуем в нашем магазине маргинальные элементы. – ошарашенного подобным приёмом специалиста, прямо в дверях остановил дюжий охранник. – Тем более – с блохастыми и хвостатыми в компании.

Терпение Тяпивара истончилось – его целый день таскали на поводке, в ошейнике и голодного! Он падал с лестницы и ловил неуклюжего двуногого, падающего рядом и, к тому же – ему, добропорядочному и законопослушному псу, давали нюхать всякую гадость. Вонючую! Противную! Голодному! А, еще, – Тяпа рыкнул глубоким, густым басом, взъерошив шерсть и раздувшись от негодования – дома ждет та самая, мерзкая, горластая кошка. С крохотными ушами и приплюснутой мордой. Ужасно уродливая. И все это счастье идет в комплекте со скверным характером кошачьей!

– Ты.. Это.. Того-самого.. – впечатленный могучим рыком пса, оскорбленного тем, что его, Тяпивара, обозвали «блохастым», охранник попятился. – Уйми свою нервную псину!

– Я вам не бомж. – с достоинством заявил Кучкин, наматывая на шею свой пестрый шарф. – У меня имеется личная жилплощадь и паспорт с постоянной пропиской. Местной. Что касается внешнего вида, – шарф, наконец-то, занял свое место, обвив шею специалиста, словно яркая, тропическая змея. – то, у каждого может выдаться неудачный день. Мне – пельменей.

Охранник, смирившись с неизбежным, отступил, пропуская Кучкина к прилавку с вожделенными полуфабрикатами.

Пусть его – тем более, что рычащий пес оставался на месте, жевал намордник и больше не пытался издавать звуки устрашения, пугая припозднившихся посетителей торгового центра.

Пробившись к кормовой базе, специалист по решению вопросов, шустро ухватив четыре пакета с пельменями, рванул к кассе, намереваясь исчезнуть из торгового зала раньше, чем прибудут стражи порядка.

А, они прибудут – молодой, но ранний участковый Гоноренко не упустит своего шанса напакостить специалисту по решению конфиденциальных вопросов.

Но, Гоноренко, утомленный общением с обокраденной гражданкой Горемыкиной, ни о каких полуфабрикатных пельменях не помышлял. Тем более, не помышлял о Кучкине. Гоноренко, вернувшись домой, за обе щеки уплетал наваристый борщ со сметаной и, если бы ведал о тревогах Кучкина, то с удовольствием показал бы тому язык.

Мама Гоноренко умела готовить удивительно вкусный борщ! Разве можно сравнить это эксклюзивное произведение кулинарного искусства с каким-то ширпотребом, в виде казенных пельменей?

Возвратившись в родные пенаты и каждому воздав по заслугам – то есть, покормив Тяпу дважды, а, Басю – покормив один раз и один раз выговорив за отвратительное и позорящее высокое звание кота специалиста, поведение, поужинав и рухнув на диван, Кучкин, блаженно прикрыв глаза, принялся размышлять.

О вампирах.

Об их странной природе.

И о связях этих потусторонних сущностей с пенсионерами вообще и, с пенсионером Дохликом, в частности.

Картинка никак не желала вырисовываться – ни маслом, ни акварелью.

Кучкин отчаянно зевнул, выставил будильник на «утро» и прикрыл глаза.

*

Итак – его звали Дубровский.

Вернее, Дубровский – это было не имя, данное гражданину родителями при рождении, а прозвище, но, не приобретенное, а выбранное сознательно.

Петриков Василий Иванович – темная, мутная личность тысяча девятьсот девяностого года рождения, чрезвычайно гордился своим необычным псевдонимом.

Надо сказать, что трудился Петриков отнюдь не в госучреждении и потому, псевдоним был ему крайне, можно сказать, жизненно, необходим.

С детских лет Петриков испытывал тягу к экспроприации – чужого у чужих. Свое имущество Петриков холил и лелеял, и всячески пресекал любые попытки его у себя отнять.

Тырить мелочь по карманам Петриков начал еще с младых школьных лет, вступив на скользкую тропу порока, затем, продолжил, но уже в автобусах и трамваях, а, так же, домах, зданиях и любых иных строениях, содержащих внутри себя различные материальные ценности.

Лишая людей денег и имущества, Петриков, вопреки мнению окружающих, себя вором не считал. Ни в коем разе.

Вор! Это звучит не гордо, а грубо.

Фи! Приземленно и не эстетично.

Петриков считал себя вольным художником, этаким благородным разбойником, лишающим богатых неправедно нажитого.

Помните – Дубровский?

Во-во! А, еще лучше – Робин Гуд.

Парень по имени Робин Гуд был не промах – прославился в веках задолго до появления большевиков, тоже бывших большими любителями чего-нибудь экспроприировать у богатых.

Вот так и Петриков – дубровствовал и имечко-псевдоним себе взял соответствующее. С корнями, аристократическое и романтичное.

А, то, что он, в отличие от того самого, благородного Дубровского, беря у богатых, не думал делиться с бедными, так, то – мелочи. Мелочи, и все тут. Ему, Петрикову, тоже кушать хочется каждый день, да и жить на что-то надо.

В общем, получив в очередной раз заказ на изъятие очередных материальных ценностей в пункте «а» и доставке их, без ведома хозяина ценностей, в пункт «б», Василий Иванович Петриков, не испытывал ни колебаний, ни сомнений.

Дело-то пустяковое – проникнуть, взять и удалиться.

Заказ, по правде сказать, образовался какой-то смутный – что, скажите на милость, можно изъять в доме самого обычного, штатного, среднестатистического пенсионера – пожеванную молью меховую шапку, или раритетный гаечный ключ, утащенный с завода в далекие, молодые годы?

Правда, посетить предлагалось какого-то заурядного профессора, до сих пор, не смотря на преклонный возраст, что-то там читавшего студентам местного вуза.

Звание профессора, по мнению опытного Петрикова, не значило ничего – бюджетник! Это звучит гораздо хуже, чем даже самозанятый. Что такого ценного можно обнаружить в бюджетных закромах? Уж точно, что не золото и бриллианты.

Но, расплачивались с Петриковым всегда в срок, без проволочек и до копеечки. Потому, получив невнятное распоряжение, описание затребованного предмета и срок исполнения акции, Василий Иванович отправился на прогулку.

Прогуливался дубровствовующий экспроприатор возле достроенного долгостроя, печально знаменитого на весь районный центр и, прохаживаясь, стал свидетелем того, как некий незнакомый, но ужасно подозрительный тип с собакой на поводке, выскочив из, нужного Петрикову, подъезда, стремительно растянулся на дороге, а затем, о чем-то коротко переговорив с тощей девицей в рыжих кудряшках, поспешно удалился в сторону ближайшего супермаркета, утащив за собой своего пса, похожего внешним видом на копну сена, отрастившую ножки и вздумавшую прогуляться по вечерним улицам.

Рыжеволосая девица в приметном сером костюмчике некоторое время маячила возле дома – она, по неизвестной Петрикову причине, не спешила возвращаться домой и заниматься хозяйством. Девица засовывала свой нос в различные укромные уголки, заглядывала под лавки, что-то делала на детской площадке и пыталась толкать мусорные баки.

– Не террористка ли, часом? – озадаченный Василий Иванович, теряя остатки терпения, наблюдал за хаотичными передвижениями подозрительной особы по просторному двору семнадцатиэтажки. – Не холодно ей шастать по ночам, в одном костюме. И, маньяк ни почем. Отчаянная нынче пошла молодежь. – покачал головой, не любящий свидетелей своих неправедных дел, Петриков. – Может быть она участница какого-нибудь шоу, и сейчас из кустов выскочит человек с аппаратурой и громко воскликнет: «Внимание! Улыбнитесь – вас снимает скрытая камера!»?

Демонстрировать свое лицо скрытой и открытой камере, Петриков, укрывающий свои таланты под звучным псевдонимом «Дубровский», намерения не имел. Слава – штука прилипчивая. Как прилипнет, так и потянется следом, а оно ему, Петрикову, надобно? Его дела требуют тишины и скрытности, можно даже сказать, что – интима.

Не нужны ему, Петрикову, ни лишняя слава, ни, тем более, свидетели.

Закончив с бесцельным шараханьем по двору, девица вскоре ушла, захлопнув двери подъезда.

Петриков хмуро усмехнулся – обычные пути, это для слабаков. Тем более, что благородный разбойник, с не менее благородным псевдонимом, знал точно, что заказанный к ограблению гражданин, отлично укрепил двери в свое жилище.

Но коварный Петриков избрал иной вариант проникновения и полез вверх.

Нет, он не отличался субтильным телосложением и не смог бы протиснуться в, неосторожно приоткрытую форточку, но, требуемое окно, вернее – окна балкона и без того оказались широко распахнуты и приглашающе сверкали при свете луны чисто вымытыми стеклами.

Жильцы нижних этажей старательно укрепили себя решетками на окнах, обезопасив от воров-домушников и всяких там любителей подглядывать в форточки, но для гибкого и спортивного, почти благородного Дубровского, забраться по решетке вверх, оказалось делом плевым.

Как он надеялся, коллекционер не ждет подвоха и мирно почивает на своем третьем этаже, отдавшись на милость Морфея.

Петриков полз.

Решетка неприятно холодила ладони, но перчатки смягчали обостренные чувства почти благородного разбойника. Жильцы семнадцати этажного дома мирно отдыхали перед своими телевизорами, ужинали, совершали гигиенические процедуры и занимались прочими повседневными делами, а темная личность в черной одежде, поспешно карабкалась вверх, почти достигнув нужного этажа.

Петриков отдышался – сейчас он находился на втором, забравшись на балкон и невольно наблюдая за тем, как обитатели квартиры яростно и самозабвенно ругаются, бросая в друг друга различными предметами, преимущественно, кухонной утварью.

– Милые бранятся – только тешатся. – с умилением подумалось Петрикову после того, как супруг, не рассчитав силы замаха, запулил в лоб дражайшей половине тарелкой. Лоб у половины оказался, на удивление, крепким, но заорала дамочка так, что благородного вора звуковой волной, обрушившейся на него подобно цунами, едва с балкона не снесло. Перепуганный и, вспомнивший про уголовный кодекс, супруг бросился утешать супружницу, а та, вероятно, испытывая к нему дикое чувство благодарности, принялась стучать благоверного по спине, приводя того в себя при помощи скалкой.

– Крутые страсти. – переходя к последнему этапу подъема, размышлял Петриков. – Какая экспрессия! Куда там Шекспиру! Скалка, она и есть, скалка. Как бы участкового не вызвали, при таком-то раскладе.

Оставив далеко внизу ссору любящих супругов, Петриков, зацепившись за подоконник, слегка расслабился – он почти на месте. Последнее усилие и твердыня профессора неизвестных наук падет, а банковский счет, почти благородного экспроприатора, пополнит весьма круглая сумма денег.

И тут случилось то, на что многоопытный и осторожный почти Дубровский, никак не рассчитывал.

На него напали.

В воздухе. На высоте.

А ведь он, Петриков, работает без страховки.

С пронзительным писком на голову незадачливого расхитителя материальных ценностей, обрушилось нечто. Это нечто, крепко вцепившись в волосы, выбившиеся из-под черной шапочки, залепило глаза Василия Ивановича чем-то плотным, темным и кожистым и Петриков, издав приглушенный вопль ужаса, изрядно прибавив в прыти, взлетел вверх, аки птаха небесная и суматошно всплеснув руками, ввалился на чей-то балкон, при этом больно шандарахнувшись затылком о твердый пол.

И, затих.

*

Проводивший приглашенного специалиста, страдающий от страха и недосыпа, пенсионер Дохлик, любовно перебиравший ворсистые жгуты на круглом, охранном тотеме шаманов африканского племени юмбаинути, был безжалостно вырван из нежных объятий, подкрадывающихся к нему сновидений и приведен в почти что боевую готовность.

Где-то рядом, фактически за окном, Афанасий Анатольевич отчетливо расслышал громкое хлопанье крыльев, приглушенный мат, придушенный хрип и грохот.

Вооружившись шваброй, крадучись на, полусогнутых в коленях, ногах и, поминутно крестящийся, Дохлик, осторожно, скрываясь в тенях и оставляя отпечатки комнатных тапочек на контрольно-следовой полосе, пробрался к своему собственному балкону и, распахнув двери, предварительно потыкав в темноту древком швабры, высунул голову из комнаты.

Никого!

Тишь, гладь, благодать и Луна во все небо.

Некоторое время Афанасий Анатольевич, близоруко щурясь, таращился в эту самую враждебную тьму, обмирая при вздохе-выдохе и опасаясь того, что с черной небесной выси на него обрушится клыкасто-крылатый ужас. Но, нет – где-то орала вздорная кошка, у соседей с нижнего этажа продолжалась вечеринка с битьем посуды и матами, его сопровождающими, но никаких теней и иных инородных объектов в воздухе, в районе балкона коллекционера, невооруженным взглядом не просматривалось.

Недобрым словом помянув оплаченного задатком специалиста, Дохлик с возмущенным треском захлопнул балконную дверь, пыхтя и отдуваясь, подтащил к ней тяжелую тумбочку и, с осознанием честно выполненного долга, отправился на боковую, совершенно позабыв принять привычную дозу валерьянки – в каплях, пилюлях и саше, которое он укладывал себе под подушку.

Рухнув головой на мягкое, коллекционер мгновенно заснул и пропустил все самое загадочное и мистическое, случившееся сразу после его отхода ко сну.

Очнувшись после незапланированного впадения в посторонний балкон, Петриков-Дубровский некоторое время провел в задумчивой неподвижности – лежа на полу, он пытался вернуть себя в настоящее, прилежно таращился в темноту и настороженно прислушивался.

Тишина стояла глухая.

Исходя из всего, Петриков решил, что ему повезло, в очередной раз и заслуженно. Он, столкнувшись с коварным нападением, отделался легким испугом и пульсирующей шишкой в районе затылка.

Ах, да – по голове сочилась вязкая, вонючая субстанция, размазываясь по волосам экспроприатора и приводя того в состояние угрюмой озлобленности.

Но, даже с учетом понесенных потерь, можно было утверждать, что Петриков почти не пострадал, а ведь мог приземлиться и не так удачно – на чужом балконе, а сверзиться с небес на землю, разбив не только затылок, но и весь организм. Вдребезги.

Затылок, разумеется, имел на этот счет свое личное мнение, тут же начав наливаться болью и горячить и без того, раздосадованного некими шероховатостями плана, Петрикова. Но, в конце концов, все закончилось благополучно – почти Дубровский попал в нужное место, сделал это в нужное время и теперь, приложив самую малость усилий и заполучив требуемый к заказу предмет, покинет чужую территорию тем же путем, которым сюда и проник.

Спускаться всегда легче, чем подниматься – в этом Петриков был убежден глубоко и полностью.

Поднявшись на ноги и натянув на физиономию шапочку, Василий Иванович сделал первый шаг в сторону выполнения ответственного задания и недрогнувшей рукой ухватился за ручку балконной двери.

*

Млада Великанова, будущая восходящая звезда Больших и Малых театральных подмостков, оправила на пышной груди восхитительное кружево, напоминающее собой морскую пену.

Это так часто пишут в любовных романах – «кружево, похожее на морскую пену».

Сорочка белого шелка, украшенная всевозможными изысками – кружевом, шитьем и всякими там блескучими штучками, стоила недешево. Очень недешево.

Бессовестно дорого, по мнению самой Млады, стоила сия тонкая безделица, но восходящая звезда ее все равно нацепила.

Как же иначе? Сегодняшний вечер – он особенный!

Млада скрестила на груди свои красивые руки, задержала дыхание, чувствуя, как горячо струится кровь по венам. Или, по артериям?

В общем, струится.

Дыхание восходящей звезды отличалось прерывистостью, глубиной и трепетом.

Ко всему прочему, Млада вылила на себя чуть ли не целый флакон отличных духов. По всей видимости, слегка переборщив, ибо теперь, кроме, как аромата фиалок, она больше ничего не могла унюхать.

Особенный день для Млады.

Она возлежала в особенной рубашке, на особенном ложе и поджидала особенного человека для особенной встречи.

Полно – человека ли? Для Млады он являлся всем – братом, другом, возлюбленным, поддержкой и опорой в одном лице.

Человек, кстати, не торопился и это начинало слегка раздражать будущую звезду – она тут вся истомилась, а, он, злодей, медлит?

Через приоткрытую балконную дверь тянуло прохладой. Приятный, осенний холодок охлаждал обнаженные руки и плечи нежной, томной девы. Да что там, блин, охлаждал? Млада замерзла, как дворовая собака, поджидая того самого особого человека, вся охладилась до состояния курицы в супермаркете и посинела, дойдя почти до такой же кондиции. И кровь больше не струилась по венам или артериям, а застыла, превратившись в почти заледеневшую жидкость. Зубы, к тому же, начинали чего-то там отбивать во рту, перестукиваясь под посиневшими от холода губами.

– Где его носит? – выдохнув облачко пара, нахмурилась грядущая звезда. – Так и околеть не долго, от таких-то томлений?

В этот момент прозрачная кисея на окне дрогнула и яркий свет луны закрыла темная тень.

– Ого! – обрадованная Млада слегка шевельнула замерзшими пальцами. Длинные, алые ногти – прекрасный образец маникюрного искусства зашевелились и щелкнули. – Парнишка-то, с выдумкой. С огоньком. Знает, шельмец, как угодить звезде. Не зря, значит, я здесь прохлаждалась, застыв в этой позе. Ну же, милый – удиви меня. Порази меня, и я откликнусь на твой зов со всем своим пылом.

Бледные щеки Млады Великановой слегка порозовели, но совсем чуть, почти незаметно. Красавица в шелковом пеньюаре задержала дыхание на выдохе и изготовилась.

Василий Иванович Петриков терпеть не мог шторы, особенно те самые, тюлевые – длинные, полупрозрачные, волнительно колыхающиеся под порывами ночного ветра.

Вообще, какой толк от подобной безделицы? От жары и яркого солнца – не укрывают, к тому же, пылятся и пачкаются, да и спрятаться за таким, простите, занавесом, честному экспроприатору, скажем прямо – затруднительно.

Отодвинув рукой, затянутой в перчатку, тюлевое безобразие, Петриков неторопливо просочился в комнату, щуря глаза и пытаясь что-либо рассмотреть в темноте квартиры.

Уши Петрикова возрадовались – квартира мирно почивала, сном крепким и праведным – не шаркали шаги, склонного к бессоннице, жильца, не бормотал телевизор, никто не спускал воду в туалете – просто раздолье для благородного разбойника.

Начав осторожное движение к центру комнаты, Петриков медленно полез в карман – там, в его глубинах, Василий Иванович хранил очень удобную для работы штуковину – маломощный, но очень надежный фонарик, которым так удобно подсвечивать места с затрудненным доступом. Например – тайники, сейфы и прочие вместилища материальных ценностей.

Нужный предмет, подлежащий экспроприации, скорей всего хранился в книжном шкафу, который, угрюмой громадой притулился у противоположной стены.

К нему Петриков и направился, рассчитывая управиться как можно быстрее и успеть прихватить пару-тройку часов крепкого и здорового сна. Созвониться с заказчиком и отчитаться о проделанной работе можно и утром. Время терпит.

Как это часто водится у людей пожилых и старомодных, посреди комнаты стоял огромный стол. Здоровенная такая бандура, темной полировки, неподъемная и трудно перемещаемая.

Чертыхнувшись, Петриков задел угол того самого стола, больно ударившись бедром, прищурился, обнаружив, что на столе возвышается какая-то массивная фигня и едва не заорал в тот самый момент, когда внезапно вспыхнув, всю комнату залил яркий электрический свет.

Случилось страшное.

– Спалился. – решил Василий Иванович, распахивая глаза. – Какая досада.

И в это время волосы зашевелились на голове у несчастного, вставая дыбом вместе с той самой, черной шапочкой.

На глазах у Петрикова, из самого, что ни на есть настоящего гроба, установленного на столе посреди комнаты, медленно и торжественно поднималась ОНА!

Она! Ослепительно-восхитительная, бледная, как смерть, прекрасная дева в развевающихся одеждах!

Петриков судорожно сглотнул, не в силах оторвать взгляд от чудного лика, восставшей из гроба, девы –о, да! Подобного зрелища ему еще никогда лицезреть не доводилось.

Темноволосое видение в белых, развевающихся по ветру одеждах, тянуло к Петрикову тонкие руки, жадно и плотоядно улыбаясь окровавленным ртом, из которого, о, ужас! торчали огромные, дико огромные, клыки!

Чудное виденье раскрыло глаза, медленно слизнуло алую кровь с полных губ и призывно улыбнулось в лицо обомлевшему домушнику.

– Иди ко мне, милый. Чего же ты медлишь?

«Милый», взвыв дурным голосом, засучил ногами, попытался, развернувшись на сто восемьдесят градусов, немедленно покинуть помещение, позабыв о материальных ценностях, так ему необходимых.

Вид бледнокожей и черноволосой дамочки с клыками и окровавленными губами до такой степени впечатлил почти благородного разбойника, что тот, не вспомнив о том, что находится на третьем, а, на самом деле, на четвертом этаже семнадцатиэтажки, был готов совершить мгновенный спуск, без всяких задержек, просто вывалившись в окно.

Очевидно, осознав то, что ночной гость, при чем, гость долгожданный, действуя не по плану и отступая от сценария, твердо вознамерился ее покинуть, темноволосая дамочка в белом, в буквальном смысле выпрыгнув из гроба, изогнув спину колесом и раздраженно шипя, завопила, старательно выпячивая вперед длинные, окровавленные клыки:

– Куда намылился, негодяй? Я, что, по твоему мнению, здесь просто так прохлаждаюсь? Из любви к высокому искусству? Немедленно вернись и согрей меня, мерзавец. Я тебя так просто не отпущу. Вон, смотри – у меня даже клыки примерзли, до того мне холодно. Вернись. Мне срочно требуется горячее питье и теплое покрывало. Нет, вы только на него взгляните – у меня кровь в жилах стынет, а он кочевряжится.

– Питьё? – Петриков скакал точно юный архар в Кавказских горах, не в силах оторвать взгляд от верещавшей дамочки, гипнотизировавшей его, точно удав кролика. – Она хочет горячего питья! Сейчас как вцепится в горло! Мама, зубища, зубища какие! Все, хана котенку.

Выпрыгнув из своего уютного гроба для того, чтобы слегка размяться и согреться, Млада Великанова пришла в глубокое негодование от того, что этот, с позволения сказать, помощник и ассистент, наконец-то изволивший вспомнить о том, что великая будущая звезда могла соскучиться и замерзнуть, никак не желает приступить к исполнению своих прямых обязанностей. Она, значит, тут лежала, изображала и играла, а он, хмырь неблагодарный, манкует и пренебрегает?

Как бы не так! От Млады Великановой еще никто не убегал безнаказанно.

– Вернись, – наглый ассистент совершенно точно вознамерился скрыться и при этом не оставить Младе ни термоса с кофе, ни теплого пледа. Да она тут околеет до утра без подогрева. – негодяй! Вернись, кому сказала. Дай я хоть обниму тебя, мерзавец. Подари мне частицу своего тепла. Согрей меня этой одинокой, холодной и долгой осенней ночью.

Услышав про частицу тепла, Петриков испугался еще больше – куда он попал? Что за страшную тварь прячет пенсионер – коллекционер в глубинах своей квартиры?

Как и всякий, уважающий себя домушник, Петриков слышал о том, то не каждый предмет старины прост и доступен к изъятию. Встречаются некие штучки, проклятые или заклятые, несущие смерть своим похитителям. Да-да, смотрел Петриков кино про расхитителей гробниц и мумии фараонов. Помнится, смеялся тогда сильно. Глупец! Но, кто ж знал, кто ж знал?

Дамочка с окровавленным ртом прекратила кокетливо извиваться в своем гробу и спрыгнула на пол. Петриков тут же пожалел, что не прихватил с собой на дело крест, чеснок и длинный осиновый кол. Глаза упырицы нехорошо сверкали, синюшные губы кривились, а зубы клацали от злости. Хищные алые когти воинственно щелкали, а босые ноги бодро шлепали по холодному полу.

Вскинув остренький подбородок, Млада твердо вознамерилась отобрать у ассистента хотя бы куртку – погреться. А, потом, можно и обратно в гроб – для полноты, так сказать, вхождения в образ.

Прощаться с литрами крови Петриков был не намерен, но вурдалачка надвигалась, неотвратимо как айсберг на, всем известный, Титаник.

– Врешь, не возьмешь. – взвизгнул Петриков, вспомнив о том, что в рабочей сумке у него находится тяжелая связка отмычек. – Н-на, получай упырица! – и метнул в страшную девку свой рабочий инструмент.

Немыслимым движением изогнувшись, кровососка уклонилась от летящих по воздуху предметов и прыгнула вперед, намереваясь впиться Василию Ивановичу в горло. Тот, взвыв дурным голосом, отшатнулся назад, на что-то наткнулся, побелевшими от ужаса глазами взглянул на незнакомого типа – к счастью, обычного, без клыков и крови на роже, подкатил глаза и рухнул на пол, отключившись во второй раз за последние полчаса.

Воспользовавшись временной неподвижностью объекта, Млада двумя руками вцепилась в плотную куртку мнимого ассистента, стащила ее с, внезапно упавшего и потому, неподвижно лежащего, тела и поспешно натянула теплую вещь поверх своего стильного пеньюара.

– Что здесь произошло, дорогая? – округлившие глаза Гамлета Аванесовича Гогулидце, являвшегося напарником Млады по театральной постановке «Невеста Дракулы и все-все-все», свидетельствовали о том, что молодой человек очень сильно удивлен, встретив на, снятой через подставное лицо, квартире кого-то еще, кроме своей партнерши по спектаклю.

– Твой ассистент сошел с ума. – капризным голосом пожаловалась Млада Великанова, постукивая зубами от холода и пережитого волнения. – пришел странно, ввалившись через балконную дверь и никак не желал выполнять свои обязанности. Я тут замерзла, как собака, вживаясь в образ, а, он, не принес мне ни пледа, ни кофе. Пришлось отобрать у твоего помощника куртку. Теплая. – похвалилась Млада, кокетливо хлопая ресницами.

– Это не мой ассистент. – мертвенно-спокойным голосом произнес Гамлет Гогулидзе, картинно заламывая руки и роняя в кресло свою, накачанную в спортзале, тушку. – Все пропало, моя дорогая. Они нас нашли.

*

Владелица косметического салона для животных «Лампапудель», Жизель Малявкина, вот уже третий день пребывала в диком нервическом расстройстве. Девушка отменила все ближайшие встречи, предоставила расчетный лист своей бывшей помощнице – Карабаджаковой Мадине Байрамовне и, закрывшись на замок, отгородившись от всего мира плотными полотняными шторами, позволила себе впасть в истерику.

Всё пропало! Вся жизнь Жизели Малявкиной летела под откос и она – умная, современная и деловая женщина, ничего не могла поделать с этой напастью.

С самого раннего, сопливого детства, обожающая животных, пухлощекая малышка Жизель мечтала о том, как став большой и взрослой тётей, она посвятит всю свою жизнь общению с животными. Она, Жизель, станет холить и лелеять братьев наших меньших, потому что только они, в отличие от большинства представителей гомо сапиенс, в полной мере способны оценить заботу и отплатить за любовь лаской, пониманием и преданностью.

Так в Каменске появился салон для домашних питомцев – «Лампапудель».

Жизель цвела и пахла – она любила животных, и они отвечали ей взаимностью. Умелыми руками хозяйка салона мыла, стригла, завивала и причесывала, красила и облагораживала, приводя капризных дамочек и нервных мужчин, владеющих этими самыми животными, в восторг и платежеспособное расположение духа.

Салон «Лампапудель» завоевал любовь и признание, став популярным, а Жизель, решив расширять успешный бизнес, взяла себе помощницу Мадине Байрамовну.

Именно Мадине Карабаджакова внесла еще одно новшество, организовав небольшое бистро для питомцев, в котором они могли слегка перекусить, дожидаясь своих процедур.

В общем, местечко стало общеизвестным, признанным и популярным.

И, как водится, не обошлось без завистников и недоброжелателей.

Зоомастерская «Фауна», расположенная в двух кварталах от салона «Лампапудель», вернее её владелец, Бугаев Пётр Павлович, почувствовал ощутимый отток клиентуры.

Владельцы и владелицы всевозможных любимцев предпочитали иметь дело с улыбчивой и гостеприимной Жизелью Малявкиной, а не с Петром Павловичем – здоровым, бородатым громилой, внешний облик которого, полностью соответствовал его говорящей фамилии.

– Коновал! – возмущалась Жизель, накапав себе капель Зеленина и выпивая их залпом после яростной перепалки с конкурентом, имевшей место быть на оживленном пятачке перед мэрией. – Что он себе позволяет, этот невоспитанный тип?

– Лахудра! – сжимая кулаки, кружил по помещению студии «Фауна», тот самый Бугай. Кружил и сыпал угрозами. – Пигалица! Вертихвостка! В порошок сотру мерзавку.

Вопреки прогнозам хозяина «Фауны», салон «Лампапудель» процветал, обрастая клиентурой и приобретая все большую популярность среди городских любителей животных.

Бугай ходил мрачнее грозовой тучи, отпугивая хмурым видом последних из своих постоянных посетителей и измышлял всевозможные каверзы, намереваясь напакостить сопернице и разорить наглую девицу.

В ответ на угрозы конкурента, Жизель мило улыбалась, уподобившись коту Леопольду и призывала Бугая жить в мире и согласии.

Все рухнуло в тот самый миг, когда порог салона переступила, известная всему городу, дамочка – мадам Кололосникова, привлеченная в «Лампапудель» рекламным баннером на фасаде дома и восторженными отзывами со стороны своих товарок.

Мадам Кололосникова, женщина изящных манер и голоса, напоминающего звучание тромбона, представила Жизель своего питомца – чрезвычайно редкую и экзотическую особь мужского пола, привезенную хозяйкой из последнего зарубежного турне.

Как работать с подобными созданиями, Жизель понятия не имела, но, не Боги горшки обжигают, и девушка решила рискнуть.

Экзотического питомца приняли на процедуры и оставили на передержку, поскольку госпожа Кололосникова собиралась отлучиться из города на неделю. Деловая женщина отправлялась в столицу для того, чтобы провести там очень важные переговоры.

Вернее, как подозревала сама Жизель, на переговоры отправился муж дамы, господин Кололосников, а Ираида Максимовна, прикрываясь интересами фирмы, намеревалась совершить забег по столичным бутикам и модным кафешкам.

Ну и пусть – ей, Жизель, какое до того дело?

Итак, питомец по имени Кельбас поселился в уютном домике, установленном специально для него посередине салона и готовился к проведению ряда манипуляций – купанию, стрижке и обрезанию ногтей. За те деньги, что пообещала Ираида Максимовна за надлежащее содержание своего экзота, Жизель была готова и зубы чистить Кельбасу, хоть по три раза в день, благо они у него были совершенно выдающихся пропорций.

В то злополучное, проклятое Жизелью и звездами утро, Кельбас, обычно очень послушный и милый мальчик, хандрил и капризничал, дергая ушами и носом и норовя оцарапать хозяйку «Лампапуделя» острыми когтями.

Жизель, приготовившая для очередного клиента раствор для окраски шерсти – огромный таз с разведенным в нем красителем, радостно напевая что-то веселое, гламурное и бессмысленное, порхала бабочкой по своему уютному салону и не заметила, как, пребывающий в истерике Кельбас, зацепив острым и длинным когтем дужку засова, ухитрился распахнуть дверцы и выбраться из узилища.